Спасительная неожиданность Борис Владимирович Попов
        Четвертая книга серии «Неожиданность» завершает историю про убийственный метеорит, летящий к Земле - книги «Приятная неожиданность», «Неприятнейшая неожиданность», «Странная неожиданность». История о враче Владимире из 21 века, внезапно попавшем в век 11 и рвущемся с компанией друзей к Черному морю, чтобы с помощью дельфинов спасти мир. А ведь для этого нужен еще великий поэт и математик Омар Хайям, за которым идет безжалостная охота.Спасут? Не спасут? Ну хоть смягчат удар? Не угадаешь! Проще - прочесть. И значит, с уверенностью вперед!
        - Истосковался я по Насте, пока мы в Киеве торчали. Просто измаялся. Не чаял поскорее в лес вырваться, умелых лесных антеков повидать. Может покажут Францию, и что там творится с этой поганой свадьбой в мерзком городишке Мулен, - сказал мне Богуслав, едущий рядом на своем коне.
        А лес между тем потихоньку переходил в лесостепь, рощи и дубравы отделялись друг от друга все более частыми перелесками, деревья вниз по течению Днепра, который сейчас в 11 веке зовут Славутичем стояли все реже и реже. О густых чащобах уже и речи не было.
        - А возле твоей вотчины, которая около Переславля, густые леса? - поинтересовался я.
        - Какое там! Колос от колоса не слыхать и голоса! Еще реже, чем здесь.
        Сегодня наша ватага ехала на лошадях из Киева в Переславль. Здесь не очень далеко, верст восемьдесят будет, заночевать готовились уже в Переславле в боярском тереме у Богуслава.
        Я атаман ватаги, а боярин мой лучший друг и побратим, часто дает очень умные советы. Богуслав много лет командовал дружинами у князя Владимира Мономаха, мастер боевых походов. Под старость (ему пятьдесят восемь) он был послан в Великий Новгород послужить сыну Мономаха, Мстиславу.
        По юности у Славы случилась главная любовь его жизни к Анастасии Мономах, матери Владимира. Когда она погибла тридцати лет от роду, он едва не покончил с собой, от петли еле оттащили. Потом страшная рана в душе потихоньку затянулась, прошли годы, он женился, имеет двух сыновей подростков 12 и 14 лет, но прежняя сила чувств уже не возвращалась. К жене и детям Богуслав равнодушен, в Новгород уехал с облегчением. Осталось только доживать.
        И вдруг дикая вспышка прежних чувств, гром посреди ясного неба - Настя нашлась в новом теле! В этот раз она родилась во Франции, в небольшом городке Мулен, находящемся на 300 верст южнее Парижа. Сейчас ее зовут Полетта Вердье, ей 15 лет и родители хотят ее продать замуж за нелюбимого человека. Красавица внешне с византийской принцессой Анастасией один в один, прежнюю жизнь и Славу возле себя помнит отлично, тоже очень тоскует по любимому, и жаждет встречи, но против родителей не пойдет и перечить не посмеет.
        В моем родном 21 веке к этому отнеслись бы спокойно. Нужно выйти замуж по расчету? Выходи, какой разговор! Приедет за тобой суженый, разведешься да уйдешь! Ах, разводов среди простых людей не бывает? Так убежишь! Милый тоже в церкви с другой женщиной повенчан, без венчанья проживем, не пропадем!
        Но 11 век наложил на несгибаемую волю и твердые нравственные устои Полетты свой отпечаток. Я выйду замуж, но с нелюбимым жить не стану! Бежать не могу, просто после бракосочетания покончу с собой - утоплюсь в ближайшей речушке Алье в тот же день. И все это ерунда, главное, чтобы родители деньги получили.
        Гномы, живущие под землей в лесу - антеки, как они сами себя называют, организовали какой-то неведомый людям этого века телемост с Францией. Богуслав увидел Полетту, все узнал, и ему стало совсем погано. Свадьба через три дня, а за это время не то что до Мулена, до какой-нибудь Винницы и то не доскачешь.
        Но тут в дело вмешалась Большая Старшая ведьма Киева Пелагея. Она, правда, давно умерла, но это не мешало ей подселяться время от времени в свою внучку Оксану. По угасающему каналу связи антеков она связалась с бывшей своей ученицей Анной, дочерью киевского князя Ярослава Мудрого. Анна долгое время была королевой Франции, а сейчас правит ее сын Филипп Первый. Она обещала помочь, но вряд ли успеет. Конь со всадником самое большое делает за день 80 верст, и за три дня, даже если коней менять каждый час, 300 верст никак не проскачет.
        Богуслав нашел метод определять жива ли Полетта. По нашей просьбе киевские волхвы изготовили кедровую заговоренную рыбку, и она показывает, где находится живой человек, местонахождение мертвых не определяет.
        Девушка еще вчера была жива, но сегодня как раз третий день, и боярин бесится - ему очень хочется найти подземелье антеков и связаться с любимой. А там уж как Бог даст: либо проблема отпадет, либо проститься с любимой.
        Лесные антеки народ, в отличие от горных гномов, нелюдимый. С человечеством уже не общаются лет семьдесят. Церковь отрицает их существование, и при этом призывает немедленно убить нелюдь при встрече.
        Их император обещал нам содействие в любой точке Земли, где есть поселение лесных антеков, но тут и леса-то путного не видно, где тут селиться? Связь с дружественной малорослой расой у нас держит моя собака Марфа, среднеазиатская овчарка грозного вида и размера. Попытаться попросить связи с Францией я ей поручил перед уходом из Киева, а в ответ тишина - то ли схрона антеков нет рядом, то ли какой-нибудь человеческий осел обозлил императора Антекона 25, и поддержки можно и не ждать - неизвестно.
        Поделился этой мыслью с Богуславом. Оказывается, он про мое поручение и не знал. В свое время Слава нарастил умственные способности волкодавши с уровня трехлетнего ребенка до уровня двенадцатилетнего подростка и с ней стало легко общаться.
        - А может она забыла? - загорелся он новой идеей, - собака ведь все-таки. Вон как бойко с польским волкодавом перегавкивается, ей не до наших мелких дел!
        - Это ты зря, - обуздал я его очередной порыв, - Марфушка не такая, службу несет строго.
        - Давай у нее спросим! - предложил боярин, подпрыгивая в седле от нетерпения.
        Может быть это и не даст эффекта, но отказ тут будет явно неуместен и ухудшит наши и без того непростые отношения. Поэтому я крикнул зычным голосом:
        - Марфа, ко мне!
        Псина унеслась далеко вперед, увлекшись ласковой и увлекательной беседой с кобелем польской подгалянской овчарки Горцем, не уступающим ей по уму. С ним к нам в Киеве присоединился шляхтич польского королевского рода волхв-поисковик Венцеслав, который назвался Яцеком, чтобы избежать ненужной огласки.
        Прервав беседу с первой девичьей любовью, Марфа махом подлетела.
        - Марфуш, чего там у нас по антекам?
        Собачий язык я, в отличие от остальных членов команды, понимаю отлично и без всякого труда.
        Умная собака коротко гавкнула:
        - Молчат!
        - Ну беги, беседуй дальше.
        Марфа унеслась. Вместе с собаками здоровенным волком весело несся отрядный оборотень Олег, из скромности одетый в семейные сатиновые трусы, с торчащим через специально сделанную сзади дыру хвостом. Чтобы перекинуться из конюха-человека в разумного зверя, обладающего сверхбыстрой реакцией и колоссальной силой, вервольф или волкодлак, как их называли на Руси, должен был полностью обнажиться, а в ватаге были женщины. В трусах и волки были сыты, и овцы целы, и оборачиваться эта вещь, в отличие от другой одежды, не мешала.
        - Молчат антеки, - сообщил я Славе, - нету их, наверное, рядом.
        Побратим стал раскачиваться в седле и колотить кулаком правой руки в ладонь левой. Его конь Боец испуганно оглядывался на хозяина.
        Да, пока эта проблема не решена, Богуслав не в полной магической силе, а на нас в любой момент может напасть очень сильный черный волхв Невзор, которому мы всей шарагой и в подметки не годимся. Есть у нас пара идей, но без полноценного участия в бою самого сильного белого волхва ватаги, наш конец наступит очень быстро.
        Мы не просто так пошли в этот поход, не туристы какие-нибудь. У каждого в Новгороде осталась куча дел и забот, а нам с бывшим ушкуйником Матвеем пришлось покинуть горячо любимых беременных жен. Наш отряд идет спасать Землю от столкновения с метеоритом из антивещества. Последующий за этим взрыв разнесет нашу планету на части. Гибель всего живого при этом неминуема.
        Черные волхвы оценили ситуацию по-иному. С их точки зрения катаклизм будет достаточно крупным, развитая цивилизация прикажет долго жить, но в целом и Земля, и человечество уцелеют. А черным кудесникам так хочется покомандовать разрозненными племенами, как это было после гибели Атлантиды десять тысяч лет назад, что они готовы биться с нами беспощадно.
        Еще таких, как мы, с Руси пошло одиннадцать ватаг. Нам надо пробиться к Черному морю, которое сейчас зовут Русским, и столковаться с дельфинами о помощи. Простенькая задачка, особенно если учесть, что за тысячи лет до 21 века, столковаться с дельфинами и понять их язык никому не удалось. Перевод части их звуков из ультразвука в слышимый нами вариант, участие в контакте видных ученых, вооруженных мощнейшими компьютерами тоже не помогли.
        Я видел результаты тестов по исследованию ума животных по сравнению с умом человека. 100 %, видимо, было только у самого исследователя. Человечество в целом уверенно лидировало в списке с результатом 80 % - цари природы, понимаешь, спора нет. Дельфины чуть приотстали - 60 %, да и как их определять? Они в воде, мы на суше. Среди сухопутных пальму первенства уверенно держали наши ближайшие родственники обезьяны - 20 %, вся остальная звериная шушваль: собаки, кошки, лошади, все дикие животные, выше 5% не поднялись. То есть единственно разумный вывод из этого теста один - дельфины не дикие звери, а вторая разумная раса на Земле.
        И люди с умниками дельфинами понять языки друг друга на бытовом уровне никак не могут, а тут придет попаданец из 21 века и за пару-тройку дней установит долгожданный контакт, растолковав морским обитателям про астероиды и исходящую от них опасность. Интересно, где они держат свои телескопы?
        У нас в отряде, правда, была белая кудесница Наина, владеющая нестандартными методами общения. Она накладывала руки на собеседника, и могла передать ему любую свою картинку. Но испытывала свои умения дочь еврейского народа только на людях, и как у нее получится с дельфинами, она не знала.
        Отвести астероид в сторону от Земли, это еще полдела. Если он врежется в какую-нибудь планету за нами в пределах Солнечной системы, всем остальным планетам тоже не поздоровится: изменятся магнитные и прочие полюса, сместится центр тяжести, резко изменится погода. Последний такой катаклизм извел динозавров, и на арену вышли мелкие в ту пору млекопитающие, а Марс вообще остался без воды и воздуха.
        Поэтому весь этот кусок антивещества надо выпроводить за пределы Солнечной системы, куда-нибудь за Облако Оорта. Во что может въехать метеорит, может высчитать только один из лучших математиков мира, научные работы которого известны и в 21 веке, а самым точным за последние девятьсот с лишним лет календарем пользуется все эти годы Иран.
        Объяснять математику, философу, музыканту и поэту Омару Хайяму, что такое астероид и как устроена Солнечная система, тоже не потребуется - он еще и один из лучших астрономов 11 века, и до опалы с 1076 по 1092 год заведовал одной из крупнейших обсерваторий мира - Исфаханской, где и написал очередную научную работу о звездах. Волхв он слабенький, вроде меня, но какой гениальный ум!
        С ним столковаться будет проще, чем с дельфинами. Любой человеческий язык мы, кудесники, начинаем понимать и сами на нем говорить после двух-трех фраз, это не проблема. Проблема в другом: как найти прячущегося от гонений и расправы человека, скорее всего часто скрывающего свое имя, в густонаселенной Великой Сельджукской Империи, имеющей 3600 километров в длину, и 3000 в ширину, что больше всей Западной Европы?
        Для этих целей с нами едет Венцеслав, а в переметной суме Богуслава бережно перевозится деревянный амулет - поисковая рыбка, но как они оправдают наши надежды неизвестно.
        Общее ощущение, что и меня, врача-травматолога, перекинуло из 21 века в 11 не просто так, а ради этого похода, чтобы не было изменений в истории. Хотя эта реальность и может после грядущего Апокалипсиса стать параллельной и моей не изменит. Но тут у меня случилось самая большая любовь в моей жизни, тянущейся уже почти 58 лет, и подвергать риску беременную жену Забаву я не желаю.
        В этом времени я вертелся, как вор на ярмарке: лечил, пел, рассказывал анекдоты, поставил две лесопилки, торговал досками, изготавливал и продавал экипажи и кареты, обжигал кирпич. Все это принесло деньги, без которых наш поход не мог состояться - все остальные участники были бедны, как церковные мыши.
        - Слушай, Богуслав, а чего ты раньше прикидывался, что греков не знаешь? Как про Анастасию первый раз стали говорить, так ты и не знал какой она нации, а про греков этих и не слыхивал сроду. У вас вся церковь под ними ходит, митрополит Константинополем назначается, письменность Кирилл и Мефодий придумали - греки известные. Византия от римлян пошла, а теперь насквозь греческая - в народе у нас ее Греческим Царством зовут. Ты мне не верил до такой степени?
        Слава подумал и нехотя стал говорить.
        - Я в Византии никогда не был, но знаю, что наций в ней живет тьма. Кроме греков, там и копты, и армяне, и сирийцы, а уж всяких фракийцев, иллирийцев и даков оттуда палкой не вышибешь. Основной язык там греческий, они его койне зовут. Латынь теперь уж только отъявленные книжники знают.
        Сами себя византийцы ромеями именуют, а Константинополь частенько Византием называют. Я не купец, не священник, и от всех этих иноземных дел всю жизнь ох как далек. Настя-то в душе уж просто как застарелая боль жила.
        Говоришь ты как-то необычно, в прочем на Руси всяк по-своему гутарит. Даже города свои бывает уж так обзовут! Вон в Полоцкой земле, он то ли Друцк, то ли Дрютеск, в Киевской земле городишко строят - он и Юрьев, и Гургев.
        Пожалуй, подумалось мне. Радио нет, телевизора тоже нет. Как говорится то или иное слово в других городах, не угадаешь - нет унификации. Да и населенные пункты ох как далеки друг от друга. Вот и тянет народ в свои местечковые говоры: где акают, где окают, где цокают, а то и вовсе пришепетывают.
        - А твое слово грек сильно от нашего спервоначалу отличалось! - продолжил Богуслав.
        - Что-то я не вижу разницы, - растерянный таким проколом заявил я. Может, меня все тут за косноязычного иностранца числят?
        - А мне ухо резало. У тебя - гре-е-ек, а у нас грэк!
        - И всего-то?
        - Тебе пустяк, а меня сильно удивляло. Думал, мы о разных народах толкуем. Спросить в ту пору не решился. Вообще ты вначале многое необычно говорил.
        - И что же?
        - Деньги у тебя были рубли, копейки, червонцы - нету на Руси таких денег! У нас куна, ногата, мортка, полушка, векша, гривна, златник, сребряник.
        - Ну гривну-то я знаю…, да и понимают меня люди…
        - И я с тобой рядом потолкался, стала твоя речь как по маслу идти. В тебе, наверное, толмач какой-то действует, разрыв времени-то между нами очень велик - изменялся язык наш, поди, очень сильно.
        - Да как перекинуло меня сюда, и я вас отлично понимаю, и вы меня. А в 20 веке пытался почитать «Слово о полку Игореве», - куда там! Как будто по-болгарски читаешь или с польского пытаешься переводить - что-то звучит знакомо, а понять, про что пишут, просто невозможно.
        - Да эти языки от русского вроде почти и не отличаются!
        - Это сейчас. А через 900 лет отдельные слова знакомы, а общий смысл хоть тресни - ничего не разберешь! Только какие-то драпезны котки и звучат!
        - Эка загнули! А ведь тоже славяне…
        Про украинцев и белорусов с их хитрыми языками я решил пока и не рассказывать. Впадет еще Слава в какой-нибудь оголтелый национализм и начнет кричать на каждом углу:
        Я русский, а вы все неизвестно кто такие!
        А какой ты браток русский? Давай-ка глянем из 21 века, а то вы сейчас все русские!
        Родился в Переяславе-Хмельницком Киевской области, самом центре суверенной страны Украины и все твои предки отсюда. Ты, дружок, отъявленный хохол, так что забрось оселедец за ухо и не выламывайся!
        Мы въехали в какую-то нетипичную для этой полосы дубовую рощу. В этой лесостепи все деревья были тонковаты и хлипковаты, стояли поодаль друг от друга даже в перелесках, а тут высились здоровенные дубы в три обхвата, и держались густо, как в строю. Мы ехали по уже вырубленной просеке. Ощущение было, будто это новгородская чащоба.
        Неожиданно залаяла Марфа. Я остановил своего Викинга.
        - Что? - нервно вскрикнул Богуслав.
        - Слезай. В гости пойдем. Ребята! Привал! Обедайте пока.
        А мы с боярином заломились к очередному заветному дубу через кусты. Вход в подземелье уже был открыт, нас ждали. Антек был какой-то высокий, превосходя даже императора в росте на целую голову. Провинция, что с него взять.
        - Какая помощь вам нужна, русы? Золота в здешних краях нет, наша еда вам тоже не подходит…
        - Какое к черту золото! - заорал Богуслав, - скорей Францию показывай!
        - Подождите немножко. Вам нужен город Мулен или девушка по имени Полетта Вердье?
        - Все давай! - бесновался боярин.
        В воздухе появилось округлое пятно, плавно открывшееся в небольшой проем. Замелькали знакомые домики.
        - Настя, где Настя?
        - Полетты здесь больше нет. Она простилась с родителями и ушла отсюда навсегда.
        Слава просто упал на лавку. Его ноги, видать, подкосились и перестали держать хозяина.
        - Навсегда…, - прошелестел он еле слышно, - она…, она в реке?
        - Нет. Ее везут куда-то на лошади.
        - Господи! - простонал Богуслав. - Показывай скорее, не тяни!
        - Подождите.
        Окно свернулось. Пришлось ждать минут десять.
        Боярин весь извелся.
        - Ее опять куда-то продали! Не успели бы от Анны люди доскакать, никак бы не успели!
        Наконец проем опять открылся. Полетта разминала ноги возле коня.
        - Настенька! - рванулся побратим к окну.
        - Здравствуй, милый! Вот все и обошлось. Не надо больше за нелюбимого замуж выходить, и топиться не придется.
        - Куда тебя продали в этот раз?
        - Меня не продали. Очень вежливо два шевалье пригласили меня в гости к настоятельнице женского монастыря монахине Агнессе. Я сообщила, что родителей прижали кредиторы, и я обязана принести деньги в семью. Они спросили о какой сумме идет речь, а когда узнали, расхохотались, и монсир Поль отсыпал отцу денег в два раза больше. После этого родители проводили меня с облегчением.
        - Какая Агнесса?? Куда тебя волокут? - зарычал Богуслав. - Где этот монастырь?
        - Ничего не знаю, милый. Мне пока не говорят.
        - А сколько будете ехать?
        - Шесть дней.
        Неожиданно звук заколебался, картинка задрожала и окошко свернулось. Я ж говорю - провинция!
        - Эй, подожди! - крикнул Богуслав. - Куда это все делось? - недоуменно спросил он у антека.
        - Мы не можем обеспечить слишком долгую связь с Францией, - начал объяснять длинный представитель подземного народа, - слишком далеко. Появляются трудности…
        - Да наплевать мне на ваши трудности! - зарычал боярин, - куда мою Настеньку увезли?!
        - Мы знаем не больше вашего.
        - А-а-а! - больше не вытерпел Слава и унесся.
        - Извините моего товарища, - сказал я, - он не в себе. Все это слишком важно для него. Вас как зовут?
        - Эсгх, коротко Эс - представился антек. - Мы никогда не могли понять ваших эмоций и побуждений, - прошелестел он, - я вот уже тридцать лет не могу вникнуть в понятие любви.
        - И не удастся ни понять, ни вникнуть, - заверил я собеседника, - это можно только почувствовать. У вас чувств, похоже, вообще нет, и любовь это не для вашего народа.
        - У нас много чувств! - запротестовал Эсгх. - Мы часто дружим между собой, расстраиваемся, радуемся чему-нибудь.
        - А как вы относитесь к женщинам?
        - Никак. У нас нет женщин.
        Вот это да!
        - А на Западе люди рассказывают, что видели ваших женщин.
        - Они видели спутниц стрелингов. Мы очень разные. Стрелинги очень любят спать со своими и с человеческими женщинами, а мы этого не понимаем.
        Где уж там! - подумалось мне, у вас и женилка-то поди отсутствует, не выросла без бабья! Про детей я спрашивать просто не решился: кто их знает, может у них деление на маленьких антеков развито, или на почкование они горазды, кто их знает, наверняка какая-нибудь запретная тема в их среде. А обижать этих полезных существ мне сейчас не с руки. Поэтому я решил сменить тему, уйти от скользкого разговора.
        - А где у вас следующее подземное жилище?
        - В Индии. Вы не туда идете?
        Конечно туда! Ноги пополощем в Индийском океане, с тамошними особо толковыми дельфинами посоветуемся, и махом назад!
        - Нет. Мы до Русского моря, а там по Сельджукской империи пройдемся и назад. Ты не можешь мне показать Омара Хайяма?
        - А какой он?
        - Не знаю, я его ни разу не видел.
        - Так искать может только Его Императорское Величество. Он у нас самый умный, самый умелый в магическом плане и самый старый. За умения его и сделали императором. Сейчас я связаться с ним не могу, у него время сна.
        - А по стихам Хайяма не поищешь?
        - Ни разу не пробовал. Нет опыта.
        - Сейчас будет.
        И прекрасные стихи зазвучали в подземелье.
        Я был в обиде на Творца,
        Что не имел сапог
        Пока не встретил молодца,
        Который был без ног.
        Помолчали.
        - А дальше? - спросил антек.
        - Это рубаи, такой вид стихосложения, коротенькие четверостишья.
        - Этого мало. Есть еще?
        - Найдем!
        Мне подумалось: ты хотел поговорить о любви? Я тебя уважу!
        Любовь вначале ласкова всегда,
        В воспоминаньях ласкова всегда,
        А любишь - боль,
        И с жадностью друг друга
        Терзаем мы
        И мучаем. Всегда.
        - Достаточно. Ты был прав - вашу любовь действительно постичь невозможно.
        И он начал поиск. Антеки брали у человечества самое лучшее. Сейчас они черпали знания, видимо, из Интернета, куда недавно нашли дорогу, обеспечив доступ и мне. В воздухе появилась стандартная клавиатура. Потом она стала изменяться в соответствии с их понятиями о дизайне и удобстве: исчезли английские буквы на клавишах, клава округлилась и приобрела очень оригинальную раскраску - зеленые круглые надписи на оранжевом поле. Ну лишь бы им нравилось…
        Перед нами начали с невероятной быстротой перещелкиваться небольшие картинки. Вот это скорость восприятия, уважительно подумалось мне, такой человечеству в ближайшие девятьсот лет точно не достичь, уж в этом-то я уверен.
        Мне тут вникнуть в поиск нереально - скоростью реакции слишком сильно уступаю Эсу, поэтому я не стал пыжиться и как умный надувать щеки, а тоже нырнул разбираться по Всемирной Паутине во французских делах. Информация меня удовлетворила и минут через пять я вынырнул.
        Эсгх уже показывал какой-то многолюдный и шумный базар.
        - Похоже вот он.
        Немолодой мужчина в небогатом халате пытался купить осла. У него было умное лицо с тонкими чертами, слишком длинноватый нос. Он был невозмутим и спокоен, а торгаш бесился вовсю. Их арабскую речь я начал понимать как обычно быстро. Продавец хотел хапнуть за животину шесть дирхемов, покупатель давал четыре. Исход процесса купли продажи был очевиден - люфт был невелик, торговались, видимо уже давно. Наконец пять монет перекочевали из рук в руки, и ослика повели с рынка.
        - Бедновато одет, - усомнился я в выборе антека. - Все-таки очень большой обсерваторией руководил.
        - Я в этих ваших делах не понимаю. Но других вариантов нет - только он один мог написать эти рубаи. Его тут, правда, и называют почему-то Ибрахим, но сути дела это не меняет.
        Меня это почему-то успокоило - Омар мог просто прятаться. В их государстве в то время ученых и слишком правдолюбивых поэтов изводили почем зря. Кстати, вспомнилось мне, этот вариант входит в его не совсем полное имя - Омар ибн Ибрахим, то есть Омар сын Ибрахима, и он вполне мог назваться именем отца.
        - А где он сейчас?
        - В Асире.
        - Далеко это отсюда?
        - Полторы тысячи верст.
        - Выключи картинку, сэкономим энергию. Надо думать, поэт сейчас поведет ослика к себе домой - поставить к месту. Можешь за Омаром проследить?
        - Конечно.
        - Когда он останется один, откроешь к нему окно?
        - Попытаюсь.
        - Это важно.
        - Усиленно попытаюсь.
        Просидели минут двадцать. То ли там далековато, то ли гений не торопится. Наконец проем открылся. Омар стоял в какой-то маленькой комнатке с глиняным кувшином в руке, собираясь куда-то пойти.
        - Салам алейкум! (Мир вам) - поздоровался я.
        Хайям неторопливо поставил кувшин и только после этого ответил:
        - Уа-алейкум асалям! (И вам мир).
        Потом добавил:
        - На демона ты, вроде, не похож. Кто же ты?
        - Ты Омар Хайям?
        Он вздрогнул, но твердо ответил:
        - Не знаю такого имени!
        Точно прячется! - промелькнуло у меня в голове. Но говорить с ним можно - никакого страха при виде антековского окна, не выказал, кувшин не уронил, заклинаний, чтобы меня прогнать, читать не начал.
        - Зато я знаю. И узнаю твои рубаи только когда появлюсь на свет через 900 лет. Что тебе такого сказать, чтобы ты поверил, что я не из шахских прихвостней?
        Ответ был неожиданным.
        - Год смерти.
        - Я не знаю твой знаменитый календарь, но по-нашему это будет в 1131 году.
        - А сейчас какой год по-вашему?
        - 1095.
        Великий математик очень быстро пересчитал.
        - Верно! Это предсказание знаю только я. Говори, зачем пришел из будущего.
        - Меня перебросило для помощи. К Земле летит страшный метеорит.
        - Знаю, но ничем помочь не могу - слабоват. Сильных, кого я знал, уже перебили.
        - У нас на Руси похожая история. Помочь должны дельфины - у них у многих магические способности.
        - Будут ли они ввязываться в наши сухопутные дела? И я не знаю, можно ли с ними столковаться.
        - Летит камень из антивещества. При столкновении Землю разнесет на части. В живых не останутся ни люди, ни дельфины.
        - Я не знаю…
        - Сейчас нет времени, - не дал я ему договорить, - ты далеко от Константинополя?
        - Неделя пути.
        - Подтянись поближе. И за это время посчитай, куда отклонить метеорит, чтобы он в Солнечной системе не задел каких-нибудь планет.
        Картинка заколебалась и исчезла. Эсгх дышал шумно, аж хрипел. Состояние улучшилось только минут через пять. Потом он откашлялся и сказал:
        - Я сделал все, что мог. Теперь десять дней ничего показать не смогу.
        - Спасибо, всего достаточно, - поблагодарил я хозяина.
        Эх, жаль свою Забавушку сегодня не повидал, думал я, выбираясь из подземелья. Не задалось.
        - Ты чего там, уснул что ли невзначай? Или на твою жену у этого раздолбая сил все-таки хватило? - зарычал на меня раздраженный боярин.
        Его можно было понять - он остался в сплошных потемках, куда везут Анастасию и что с ней хотят сделать. Поэтому с ним надо беседовать бережно и аккуратно.
        - Жену я сегодня не видел.
        - Какого ж черта ты там торился столько времени?
        - Антек показывал мне Омара Хайяма.
        - На кой ляд он тебе сейчас сдался? Дойдем до моря, тогда с ним и будем решать.
        - Тогда мы уже сможем его только искать.
        - Поищем, готовы мы уже к этому.
        - И найдем где-нибудь в Ташкенте.
        - И что? Чем тебе плох этот город?
        - Город-то может и хорош, если есть время покататься на лошадках. Он отсюда аж за 4000 тысячи верст.
        - Эх ты! - аж крякнул боярин.
        Все это время мы уже ломились через кусты к месту стоянки.
        - А надо еще сделать расчеты, куда эту дрянь откинуть, собственно для этого арабский математик и нужен. Сколько это займет времени, неизвестно.
        - По ночам посчитает, не обломится! - зарычал Богуслав.
        - С ним так беседовать не советую. Хайям тебе не раб, и не холоп твой или закуп какой-нибудь. Обидится - вообще с нами говорить не будет.
        - Ну ты просить будешь…
        Конечно. Как рычать так он, а как просить, так я - мальчик для унижений.
        - А как по-твоему себя будет чувствовать пожилой человек, после дня бешеной скачки на коне, на которого он сел впервые в жизни? Упадет и сразу уснет, ему уж будет не до заумных вычислений.
        - На чем же они ездят там? Друг на друге что ли?
        - Богатые и знатные на лошадях, а кто победнее на осликах, которых там еще ишаками зовут.
        - Что за ишаки? На что похожи?
        - Навроде козы. А он сын ремесленника, шиковать ему особо не на что. Вот ослика сегодня купил, обнищал видно за три года, поиздержался. Он сейчас в городе Асира, за 350 верст от Константинополя. Омар оценивает такую дорогу, как неделю пути на ишаке. Я ему велел ждать нас где-нибудь поблизости от столицы Византии и решать затейливую задачу. Вдобавок, он прячется от служителей закона, и называет себя именем отца - Ибрахим, а я теперь знаю его в лицо.
        - Можно и по родственному имени отыскать.
        - Только послезавтра он уже будет Кодадад или Сохраб, у них разных имен много, не угадаешь.
        - Через антеков спросить!
        - В Индию обернешься?
        - Это еще где? - удивился боярин.
        - На краю света. Отсюда 5000 верст.
        - Что ж как далеко-то все! - простонал Слава. - Неужели этих карликов поближе нету?
        - Как не быть, есть конечно.
        - И где?
        - Мы оттуда только что вылезли.
        - Ладно, ты все сделал правильно. Но я-то ничего толком не узнал! Волокут ее куда-то в монастырь двое молодых, как Настя их зовет? Швали, что ли? То ли в монахини хотят постричь, то ли изнасиловать и убить, кто их иноземцев поймет. Агнесса еще какая-то навязалась на мою голову! В общем ничего не понял. Может еще раз к этому мелкому к вечеру сходим?
        - Сходить можно. Посидим, потолкуем о том, о сем.
        - О чем мне с ним толковать, с кротом подземным?! Пущай Настю показывает!
        - Через десять дней милости просим. А сейчас с Эсгхом можно только поговорить.
        - А кто такой Эхом?
        - Это он тебе сегодня Настю показывал. После нас двоих так уработался, что аж захрипел, как загнанная лошадь. Антек горит на работе, сделал все, что смог. Но сила не как у императора, поэтому чуть не помер от усердия.
        - Что, Антекон у них сильнее всех?
        - И умелей. Должность выборная, голубая кровь и родство значения не имеют. Важны только личные качества.
        - Я теперь удумаюсь, - мрачно заявил Богуслав.
        - Сейчас развеселишься. Пока Эс Хайяма искал, я в Интернет зашел, и получил разгадки на все твои загадки.
        - Говори скорей! - вскинулся боярин.
        - Шевалье - это обращение к знатному господину, обычно странствующему рыцарю. Как-то Анна ухитрилась их организовать на доставку ей Насти. Ее слуги явно не успевали, а эти Поли или Пьеры где-то близко околачивались.
        - Они же странствуют! Где их можно поймать?
        - Могли быть в гостях у одного из герцогов Бурбонов, Мулен это их город, или у кого-то из их родни, а то и высшей прислуги - кто их знает. Бурбоны происходят от царствующей сейчас династии Капетингов, они ее младшая ветвь, и рисковать надругаться над девушкой, которую везут по просьбе матери нынешнего короля Филиппа Первого, не рискнет никто. Довезут в целости и сохранности.
        - А что за Агнесса тут появилась?
        - Это церковное имя Анны Ярославны, получено при монашеском постриге.
        - И Настеньку мою… постригут? - голос Славы дрогнул. - Она ведь твердокаменная, будет в монашках по гроб жизни сидеть, не переборешь…
        - Зачем Анне это нужно? Она знает, что Настя для тебя предназначена, хорошо помнит вас обоих, и просила за вас авторитетная ведьма Пелагея, ее бывшая наставница. Так что и с этой стороны чего-нибудь паскудного можешь не опасаться.
        - Уф, вроде полегчало, - выдохнул боярин. - Сейчас съедим понемногу пеммикана, запьем водичкой, а поужинаем уже в Переславле в моем тереме.
        Когда уже довольно-таки далеко отъехали от места стоянки, Богуслав бросил гадким голосом орать одному ему ведомую песню про поход в Тьмутаракань и спросил меня:
        - А что это ты там толковал про королевскую династию? Я как-то не разобрался, у нас на Руси никаких династий нет.
        - Как это нет? У нас сейчас правят Рюриковичи.
        - Рюрик давно помер.
        - Рюрик-то умер, а до сих пор правят его потомки. Они-то и есть Рюриковичи.
        - Кто такие?
        - Да все русские князья, все эти князи Игори, Вещие Олеги, Владимиры-крестители, Ярославы Мудрые, все, все они Рюриковичи.
        - А мой сын - Владимир Мономах! - гордо отделился от княжеской оравы Богуслав.
        - Это он такое прозванье взял по матери, а по официальному отцу, князю Всеволоду, и он Рюрикович.
        - А в других странах так же?
        - Конечно. В Англии сейчас властвует Нормандская династия, а потом сменится еще несколько: будут и Плантагенеты, и Тюдоры, и Стюарты, и Ланкастеры, а в мое время сидят для вида Виндзоры.
        - А во Франции?
        - Там были Меровинги и Каролинги, сейчас у власти Капетинги, после них пойдут Валуа и Бурбоны. В 21 веке французам хорошо живется и без короля - потягивают легкое винишко и в ус не дуют.
        - Сколько всяких династий, аж голова идет кругом! Как ты все это помнишь, ума не приложу! Память у тебя поразительная.
        - Моей памятью поражать только деток малых, которые только что из люлек вылезли и говорить научились. Они вообще ничего не знают, и я им покажусь светочем знаний. Всю жизнь соображалкой больше беру, а не памятью.
        Последнее время, правда, одарили меня волхвы абсолютной памятью - запоминаю все насмерть и навсегда. Матвей меня после этого искусству боя на саблях и рукопашному бою за пару дней обучил. Я все помню, и мышцы мои все помнят, повторять сто раз каждое движение не требуется. Теперь постоять за себя могу не хуже опытного ушкуйника без всякой магии. И убить голыми руками вооруженного врага уверенно сумею.
        Да еще плюс к тому могу вспомнить все, что угодно из своего прошлого, лет после семи. А тут еще антеки уважили - обеспечили бесперебойным выходом в Интернет 21 века. Я во французских делах как разобрался - пока антек астронома искал, почитал то, что есть по Анне, королеве Франции. И сейчас: одним глазом на дорогу поглядываю, другим на королевские династии разных стран посматриваю.
        - А как это на Руси будет? Тысячу лет одни Рюриковичи будут сидеть?
        - Это нет. 200 лет уже высидели, еще 500 посидят, и конец их правлению придет. Несколько лет Русь поголодает из-за Годуновых и на 300 лет придут царствовать Романовы. В 20 веке убили злые люди последнего императора, его жену, пятерых детей, и людей, что при них состояли: лекаря, повара, комнатную девушку и лакея.
        - Этих то за что?
        - Кто их этих убийц знает. Тяжелое время, мутное время. Убивали русские люди других русских людей сотнями тысяч. Как писал поэт того века Семен Гудзенко, правда, по другому поводу:
        Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели.
        Ладно, хватит о печальном. Спой еще какую-нибудь разухабистую песню.
        Вдруг боярин остановил коня и перекрестился. Я, на всякий случай, тоже. Он глядел куда-то вдаль, и глаза его подернулись поволокой.
        - Здравствуй, Родина, - негромко произнес Слава. - Твой блудный сын воротился.
        Зрение у Славы было как у орла. Я маковки куполов церквей начал различать только минут через пять теперь уже быстрой езды. Если так же бойко скакать, через полчасика должны бы прибыть в родовое гнездо бояр Вельяминовых.
        К нам подъехал поближе протоиерей Николай на Вихре. Чтобы не сильно умаивать лошадей его нешуточным весом - сто с лишним (ох далеко лишним!) весом, их под ним меняли. В основном это были Зорька и Вихрь.
        - Надеюсь, что в Переславле меня избавят от ненужной защиты и опеки? Очень хотелось бы одному посетить местные церкви, епископский каменный дворец - тут повсюду есть на что полюбоваться.
        - А в других русских городах этого нет что ли?
        - Здесь до 1045 года была кафедра русского митрополита, а все шесть епископов к нему каждый год на неделю съезжались. Кафедру перенесли в Киев только после того, как Софийский собор там отстроили. Митрополит переехал, а красота, воплощенная в камне, фресках, мозаиках осталась. Поэтому здесь все самое лучшее. Многие из икон увезли в столицу, но многие работы византийских, корсуньских и наших первых мастеров-иконописцев прижились, творят чудеса, и их не решились тронуть. Представляете, здесь иконы самого преподобного Алипия висят!
        Я, кроме Андрея Рублева, никого из иконописцев и не знал сроду, но тот, вроде, жил попозже.
        - Народ еще в Киеве баял, что ни одна икона на Руси так не лечит, как Великая Панагия этого иконописца. Да он и сам лекарь от Бога. Пришел к нему прокаженный, Алипий его язвы краской, что для написания икон у него стояла, смазал, и тот теперь здоров!
        - Народные басни, поди, - усмехнулся скептик Богуслав, - их у него много.
        - Я тоже вначале усомнился, но знающие люди из наших, меня к этому Григорию отвели, тот в Киеве проживает. Он из купцов, и эту злую лихоманку где-то в дальних странствиях подцепил. Да, говорит, Алипий только краской помазал, на следующий день все язвы исчезли, слава Богу, а то я уж чуть руки на себя не наложил - кто у больного такой болезнью хоть что-нибудь купит? Сейчас счастливо с женой и детьми живет, никто не болеет.
        - Ты, святой отец, меня, конечно, извини, но пока ты без охраны не останешься, - начал объяснять я. - Ведьма, скорее всего от нас еще не отстала, а нам надо мысль, что ты у нас главный боец, у нее в мозгу укоренить. А для этого…
        …она должна видеть, как меня усиленно караулят, и слышать, как об этом говорят, - продолжил протоиерей, - Я все помню, и повторять мне не нужно. Кто пойдет?
        - Матвей точно, он любую слежку в любой толпе учует - или увидит, или услышит, и для компании еще кто-то. Ты, Коля, главное не заломись второпях один - даже если ведьма тебе в глаз шилом не ткнет, как мне пыталась, то и так все труды прошлого раза по ее поимке идут насмарку, и главное, - погибнуть можем все, дело-то не шутейное. Ребята, пока ты иконами любуешься, могут и на улице подождать, мешать не будут.
        - Один не выйду с постоялого двора! - твердо пообещал священник.
        - Это точно, - заметил Богуслав, - потому что остановишься у меня в тереме.
        Николай обиженно хмыкнул и отъехал от нас подальше.
        - Вот зачем ты эту-то малину обгадил? - взялся я стыдить боярина, - так до твоих речей все хорошо было!
        - Да я все думаю, как же бедная Настенька там на чужбине мается, она ведь русская княгиня. Ни в баньку сходить, ни щей похлебать. Ни одного православного храма на тыщу верст вокруг нету, ни одной иконы настоящей.
        Я с интересом психиатра поглядел на Богуслава.
        - Слав, у тебя от этой французской истории совсем ум за разум заходит. Анастасия, вообще-то, была византийская принцесса, дочь императора Константина Девятого, она Мономахиня. Ей скорее по каким-нибудь термам надо скучать, по хитонам и туникам, по виду на море.
        - Какая она там к черту дочь и Мономахиня! Император вообще бездетный был. После него на трон Стратиотик бойко вскарабкался, позабыл за давностью лет, как его звали, Михаил что ли? - а Мономахи закончились. Нет больше такой правящей династии в Византии. Стал бы он единственную дочь каким-то там диким русским отдавать.
        Вдобавок за Всеволода, четвертого сына Ярослава Мудрого, у которого шансов сесть на престол киевский, почти нету. Может если бы опасность какая со стороны русов была, и отдали бы, так ее сосватали за второстепенного женишка, по мирному договору после того, как они нас побили, а не мы их.
        И контрибуцию в тот раз Русь Византии, а не наоборот платила. Родную дочь бездетный Константин из Константинополя нипочем бы не отпустил, а выдал бы замуж за какого-нибудь своего рьяного сторонника. Анастасия деток бы нарожала, и Константиновы внуки плотно трон бы обсели. И Мономахи долго еще были бы на коне. Только Настенька ему седьмая вода на киселе, чья-то там дальняя родственница, она мне объясняла, только я в их хитром родстве быстро запутался, молод и глуп был, потому ее охотно и отдали. А русские тут же подхватили - мы из Мономахов, давай двуглавого орла сюда!
        - Орел тоже оттуда? - удивился я.
        - Откуда же еще. И тоже не от Мономахов взят, его Настенька у каких-то неведомых Палеологов видела. Поэтому Настя с Вовкой Мономахи, как я Валуа. Володя он и не Рюрикович и не Мономах, он в сути Вельяминов. А туда же - орелик с двумя головушками на его знаменах красуется. А чем он этот орел славен, никто ничего и сказать не может.
        - У Владимира, а особенно у Мстислава, он себя во всей красе проявит. А когда его цари Руси своим гербом сделают, заставит весь мир уважать силу русского оружия. А Владимир - боярин твоей смелой крови, и благодаря этой боярской крови его через 900 лет будут считать лучшим Великим князем Руси следующего столетия. А твой внук Мстислав получит прозванье Великий, и вот он-то и будет лучшим из лучших, жаль мало посидит на престоле.
        - А что ж так?
        - Умрет во цвете лет.
        - А от чего?
        - Достоверно неизвестно. В рукописях просто пишут: такого-то числа князь помре, и больше никаких изысков. Доживем - посмотрим. Может и по-иному эту страничку напишем, 56 лет, ну что это за возраст для обычной смерти.
        - Или отравили, или внезапная болезнь настигла, - предположил боярин. - Я наш род на 150 лет каждого прямого своего предка знаю, всех могу назвать поименно, начиная от дружинника Мала Барана, нашего основоположника. Так быстро у нас никто не помирал. В битве убили Андрюшку Хромого, так и то ему 59 лет отроду уже было.
        Хотя в Мстиславе половина англицкой жидковатой кровушки залито от матери - Гиты Уэссекской. Мне эта принцесса по сию пору хлипковатой кажется. Ладно, поеду приглашу этого протоиерея обидчивого к себе в гости, а то на постоялый двор упрется, карауль его там.
        Боярин поскакал вежливо беседовать со священником, а я направил коня к Матвею. Бывший ушкуйный атаман был не весел - сильно скучал по милой женушке Елене, сидящей в одиночестве на лесопилке. Чужие люди: грузчики - подсобники пильщика и их жены не в счет. Тем более не котировался для замены любимого мужа тесть, не заработавший за жизнь ничего, кроме гнилой избенки да дрянной лавчонки. Некоторое время мы ехали рядом и молча тосковали по покинутым беременным женам.
        Наконец я не выдержал.
        - Матюх, не печалься так. Лена, уж поди, домой к маменьке с папенькой назад убежала - там тебя ждать будет.
        - Да и я так думаю! А ретивое все не уймется в груди… Не вовремя я ушел, когда она в тягости…
        - И у меня та же история. Только не отведем мы камень, всей Земле конец придет, развалится на куски. Тогда всему и всем конец.
        - А ты говорил большой ураган и землетрясение будет, всемирный потоп может случиться, а про такой ужас и не говорил, пугать что ли меня не хотел? - нахмурил брови атаман Смелый, получивший свое прозвище среди вояк, славящихся своей безудержной храбростью - ушкуйников.
        - И не мечтал тебя обманывать, в ту пору так все волхвы думали - и черные и белые. С обычным метеоритом так бы все и вышло. Только подлетел он поближе, и антеки, и белые кудесники поняли, - этот камень из такого вещества, что будет ужасающий взрыв, погубящий нашу планету вместе со всеми обитателями.
        Неймется только черным волхвам, очень уж им власти хочется, и будут они стоять против нашей ватаги насмерть. Сейчас нас пасет ведьма Василиса, которая Богуславу в сердце ножом ткнула.
        Мы ей еще в Киеве внушили, что у нас в команде главная сила у протоиерея, и он жаждет Невзора убить. Это сделано для того, чтобы черный колдун бился со святым отцом, а на нас не обращал внимания. Тут-то мы его и прищучим. Без этого шансов на победу у нас практически нет.
        - А Богуслав?
        - Задержит на считанные секунды, не успеем убить врага.
        - А святой отец?
        - Продержится сколько угодно. Убивать Невзора не станет, а защитит всю ватагу легко.
        - Ты с Наиной?
        - Слабосильны оба. Я с арбалетом вперед полезу, она у чужого волхва умения приуменьшит. Так что от священника большая польза может быть.
        - Моя задача в Переславле?
        - Охранять попа от всяческих девок, баб и старух - Василиса может принять облик любой женщины, и шуметь на всю улицу о том, какой он сильный, и как легко сможет убить Невзора.
        - Один пойду?
        - Возьми себе в помощь Олега или Ивана. Ты старший, они оба вахлаки и идут просто для количества.
        - Годится. Гадину эту ловить?
        - Ни в коем случае! Случайно если схватишь, дай ей убежать. Нам не она нужна. Надо, чтобы в это вранье Невзор поверил.
        - Сделаем, не переживай.
        - Ведьма в церковь ни за что не войдет, и вы вслед за протоиереем туда не лезьте - на крылечке погуляйте, у притвора постойте.
        - Все сделаем. Поехали, сам все Ваньке объяснишь.
        Бывший кирпичник Ваня согласился без лишних споров, Наину я отсек - не время тут умничать и любимым мужем помыкать. В Киеве иудейку крестили и молодые поженились в православном храме. Мы с Татьяной были свидетелями. Решающим для Наи аргументом послужила моя хитрая фраза (я ж хитрый как осел!) о том, что нежелательно, чтобы ведьма Василиса видела, как ей противостоит представительница умнейшей нации.
        - Ладно, убедил. Я девушка понятливая, - со свойственной ей скромностью сказала Наина. - Кстати, а чем ты так удивил неукротимого дядю Соломона и моего жадного, но неустрашимого бывшего мужа, что их аж клинит при упоминании о тебе?
        Как матерый многоженец и разведенец, орудующий аж в трех веках, я прекрасно понимал, что для еще молодого мужчины Абрама будет очень обидно, если его ехидная бывшая жена узнает, что его за неловкость и неумение не взяли в Великий Поход.
        И сколько ядовитых измышлений об его уме и ловкости будет вылито на многострадальную голову бывшего! Ты дурак, жадюга и подлец, с тобой жить невозможно даже такой терпеливице, как я. Ты за ребенком не следил никогда. Денег на Эсфирь не давал сроду. Все твои заработки уходят на проституток. В поход, в который пошли все, кому не лень, а Ванечку, моего Ванечку, атаман не знал, как заманить, тебя, с твоей тугой мошной, просто не взяли.
        Чтобы всего этого избежать, пряча лживые глаза, я совершенно честно заявил:
        - Удивил способностью к скоростному счету! Проценты горазд считать.
        - Ничем не угрожал? Мы, евреи, знаешь какие обидчивые…
        - Что ты, что ты! Я вашу нацию больше, чем Ваня люблю! Уже об выращивании пейсов начинаю всерьез задумываться!
        Тут заржал даже Ванька, святая простота. Да, что-то я, вроде, перешкалил… Возмущенная очередным надругательством над богоизбранным народом, Наина пришпорила свою кобылку и унеслась вперед.
        - Ну, я поскачу за ней, - понуро заметил подкаблучник, - а то она теперь три дня молчать и дуться будет…
        - Скачи, скачи. Скажи: Володя, мол, извиняется за неудачную шутку.
        Молодой вихрем унесся, а я ехал и думал, что правдивость и вежливость лучшие средства для общения с другими народами. В общем, олам, фрайншафт, мир, дружба - одно великое дело делать идем, иначе полный азохен вей в Солнечной системе! Это искупает все трения между двумя очень своеобразными нациями.
        Да и я, кроме шуток, к евреям отношусь хорошо - отнюдь не антисемит какой-нибудь. И в этот раз чем уж я таким особым проштрафился? Организовал еврейский погром или опорочил честное имя народа, давшего человечеству Иисуса Христа и Деву Марию выдумками о добавках в мацу крови христианских младенцев? Отнюдь.
        Просто неудачно пошутил над слишком значительной для смелого и умного народа вещью, которая может быть очень для них важна?
        Ладно! Мы Землю спасать идем, дел выше крыши. И Наина махом остынет, когда вспомнит, как быстро решилась ее проблема получения развода от неустрашимого мужа при моем участии.
        Попросил Пелагею через Таню, в которой она находилась, тоже сменить облик и проследить за процессом обработки Василисы.
        - Хорошо, - согласилась Большая Старшая ведьм Киева. -
        Спроворим. Не подведу.
        Подъезд к Переславлю был затруднен двумя широченными защитными насыпями, хоть телеги по ним пускай, высотой метров 10-15, усиленных еще с одной стороны глубоким рвом. Поверху шел частокол с бойницами и сторожевыми вышками.
        Защитники имели какой-то подозрительный вид - драные кольчуги, грязные портки, большая часть в лаптях или вовсе босые. Слишком разномастное вооружение - сабли, мечи, копья соседствовали с ржавыми секирами, топорами, булавами, кистенями и просто суковатыми дубинами, а иные бойцы устрашали врага одними ножами, - все это вызывало сомнения в регулярности этого воинства. Обычно так одевались и вооружались лесные разбойники и городские бандиты.
        С внешним видом и экипированностью дружины новгородского правителя Мстислава, сына здешнего князя Владимира Мономаха, этих порубежников было не сравнить. Вдобавок кое-где уже орали пьяными голосами разудалые песни.
        - Это что за рвань Мономах тут пособрал? - поинтересовался я у Богуслава. - Да еще косогоров каких-то нарыл… Не пройти, не проехать!
        Боярин вначале удивился, а потом так захохотал, что его мощный конь аж присел от удивления, а мой слишком молодой Викинг шарахнулся в сторону.
        - Рвань говоришь? Оха-ха-ха! Нарыл? Га-га-га! - и вытирая слезы с глаз, добавил: - вот спасибо, вот порадовал! - охо-хо. Это ж Змиевы Валы, чудак ты человек! Аж в боку закололо - эк уважил!
        - А что ж за змея тут ловили? - поинтересовался эрудированный я, - пятиголового какого-нибудь?
        - Не, ну такие-то вещи все-таки надобно знать, хоть ты у нас человек и пришлый. Эти Валы стоят тут с незапамятных времен, видимо для защиты нашего народа от южных врагов. Кто строил, когда, стерлось из памяти народной. С юга приходили византийцы, потом печенеги, теперь прут половцы. У нас все вятичи, кривичи, древляне и прочие объединились в единый русский народ с общим языком и столицей в Киеве, а вороги никак не унимаются - все прут и прут.
        Валы выстроены очень грамотно с военной точки зрения, это я тебе как опытный воевода говорю: ров находится с той стороны, откуда могут прийти грабители и завоеватели. Сделаны большие выступы в эту же сторону. Поэтому валы сверху выглядят как след от извива ползущей змеи.
        Но народу хочется красивой сказочки, и он ее измыслил. Громадный Змей пожирает русских людей почем зря. Княжеская дружина не в силах его одолеть, только несет большие потери. Поэтому князь призывает на помощь русского богатыря Никиту Кожемяку.
        Богатырь идти не хочет, но общий плач детей, женок, стариков (и княжеских дружинников, добавил я про себя) вынуждает его идти на смертный бой. Никита Змея одолевает, но убить почему-то не может. Тут есть масса разных повествований (от меня: или вариантов, как в нашей отечественной науке - истории) и Кожемяка со Змеем решают Русь поделить. (Мой вывод: и на своей Змеиной половине поедай Пресмыкающий, кого твоей душеньке и утробе угодно!)
        Никита кует громадный плуг, запрягает в него Змея (технический комментарий из будущего: замысловато небось было надеть хомут на этакую лошадку!), и распахивает землю на две части. Змиев Вал, вроде, след от этой пахоты. Только следов таких слишком много от Киева до границы Руси - города Воина, на всех Змеев не хватит. И идут Валы отнюдь не к морю.
        Тут я запротестовал против такого окончания.
        - Так куда в конечном итоге Змей-то делся? Русский народ в моем лице желает знать!
        Отказа не было. И Боян-Богуслав продолжил былинную историю.
        - Змей ужасно умаялся, и сильно захотел пить. Напился воды из моря. А был он огнедышащим (экая оказывается пакость ползучая!) и его от вскипевшей воды паром разорвало. Туда ему и дорога (вот и сказочке конец, а кто слушал молодец!).
        Только Валы человеческими руками выстроены. Иногда их из-за оползней после таяния снегов или обильных дождей кое-где размывает, и вылезают деревянные конструкции, которые все эти косогоры, как ты их назвал, держат.
        Вот под эти неспешные беседы мы и въехали в столицу Переславльского княжества, южного форпоста и рубежа средневековой Руси. Вначале поразили кирпичные стены, защищающие город. Нигде на Руси в 11 веке каменных стен еще не было! Точнее, может они где-то уже и были, но мне не попадались. Великий Новгород, Смоленск, Киев всего лишь окружены деревянными частоколами. И это главнейшие города Земли Русской! Про мелочевку, вроде моей родины Костромы, полугорода-полудеревни, вообще промолчу.
        Переславль цвел неизбывной русской церковной красотой. Влияние митрополита чувствовалось на каждом шагу, а ведь эти ставленники Византии уж пятьдесят лет, как перебрались в столицу всея Руси. Но церкви, в основном сложенные из плинфы, кирпича этого времени, сияли как пасхальное яичко и отличались даже от киевских построек.
        Тротуары были замощены досками не хуже, чем в обоих самых крупных городах Русской Земли - Новгороде и Киеве.
        Наконец мы прибыли к боярскому терему. Богуслав рявкнул прямо через калитку:
        - Открывайте ворота, дармоеды! Обленились тут! Хозяин вернулся!
        За частоколом загалдели, и здоровенные ворота со скрежетом начали раздвигать створки. К Богуславу подлетел здоровенный ратник в кольчуге. Обнял его левую ногу и зарыдал.
        - Ладно, Лазарь, полно тебе… - растроганно втолковывал боярин своему дружиннику, - али помер кто?
        - Что ты, воевода, живы все и здравствуют твоими молитвами, - утирая слезы и сопли рукавом полотняной рубахи (кольчуга была по плечи) доложил Лазарь. - Дома неладно, боярыня с тиуном чудят на пару, и не скажи ничего - я ей не указ.
        - Ладно, потом потолкуем. Сейчас не время. Размести гостей и лошадей, да скомандуй, чтобы ужин затевали. Мы от Киева не жрамши скачем.
        - Конечно, сейчас все спроворю! Тит! Лука! Коней примите!
        Потом нас распределили по большому терему, который не уступал княжескому в Новгороде по размерам. Поселили с выраженной смекалкой: Ваня с Наиной, Олег с Татьяной, - эти по любви, тут дело ясное. Матвей с Венцеславом - общность интересов: битвы и вооружение. Меня присуседили пожить с протоиереем - пригляжу, чтобы не шмыгнул куда-нибудь и не нашел на свою святейшую задницу ненужных приключений.
        А сам Богуслав отправился проследить за приготовлением вкусной и здоровой пищи. Вернулся он быстро и злой, как пес.
        - Ох и скот, видать, этот ее тиун Елисей! Ограбил, как есть обокрал, гад смердячий! У меня, боярина Вельяминова, дома, поздней осенью жрать нечего! У нас, даже когда неурожай по два-три года держится, и ранней весной, когда половина Руси потуже пояса затягивает - всегда в тереме еды изобилие было.
        Мы же богатейший боярский род! У меня 24 крупных села и мелких деревень без счета. Сейчас, перед зимой, погреба да ледники должны быть забиты под завязку. Засеку Капитолину, подлюку, а Елисея, если поймаю, распну!
        - Капитолина, это, видимо, жена? - поинтересовался я.
        - Да кто бы еще без меня тут командовать осмелился! А этот ее гаденыш живого места на хозяйстве не оставил! Детей уже голодными спать положили, у коней, кроме какой-то гнилой трухи, никакой еды нету, оброк со всех поселений украл! И удрал, как только проведал, что я появился. На лучшем коне, моем, любимце Коршуне, негодяй ускакал! Лазарь с двумя дружинниками за ним погнался. Им жалованье за все время не плачено, как только я в Новгород отбыл. Мужики на этого тиуна злы необычайно! Боюсь, не убили бы по дороге, потолковать еще с этой гнидой хочу.
        - А жена что же? Вообще полная дура?
        - Кто их этих баб поймет! Она меня гораздо моложе, сорок лет только-только исполнилось, на морду приятная, а душа - потемки. Ничего в ее вранье не разберешь! Дружинники толкуют, что любовь Капка тут с Елисеем крутит. И она почти уверена, что я ее не трону, но на всякий случай схватила деток, к себе прижала, и все вместе воют и плачут!
        - Папка! Не убивай мамку! Она добрая и хорошая!
        Тьфу! А моя кобыла еще за своего Елисейку просить осмеливается! Не наказывай его строго, он славный… Не знаю, прямо, чего и делать-то…
        - Слушай, Слав, а народ чего в тереме про эту историю толкует?
        - Дружина ропщет, у всех семьи голодные сидят, а с бабами еще не говорил. Да и чего с ними толковать-то! Все за хозяйку врать будут!
        - Кто их знает. Елисей этот, видать, глуповат - осмелился ратникам не платить! Они ведь где встретят его после этакой проделки, там и убьют, по судам таскать не станут. Скорее всего он и теремным девушкам, и сенным тоже особо денег-то не давал. Поумнее бы был, все были бы сыты и довольны, а боярыню обокрасть каждый второй бы не против. Сейчас бабы помалкивают, потому что еще не знают, как ты себя поведешь, на чью сторону встанешь. Может это все игра, чтобы народу просто денег не платить, и ты в ней главный заводила?
        - Ну ты скажешь!
        - А ты чего говоришь? Ратники тебя в деле видели, знают каков ты человек, чего стоишь в этой жизни. Лазарь, он чего зарыдал, когда тебя увидел?
        - Да под ним как-то коня убили, и коняга тушей ему ногу придавил. И половцы уже к нему летели, добивать да грабить. А мы отступали последними как раз об эту пору, нас уже трое осталось, и ратники оба ранены, на конях еле держатся. Какие уж из них бойцы!
        - И что?
        - Да ничего. Раненым велел дальше скакать, сам вернулся, стал с половцами биться, а их пятеро. Только двоих зарубил, их еще десяток скачет. Ну, думаю, хана нам с парнем, не выстою я один против этакой оравы.
        - И что? Убежал?
        - Типун тебе на язык! Мы, Вельяминовы, своих не бросаем. Бился дальше. а меня уж ранили в ногу. Истекаю кровью, а перевязать некогда. Тут сзади наша засадная сотня долетела нам на выручку - спасли обоих.
        - Вот после таких твоих дел, когда ты за простого ратника на верную смерть пошел, тебя и любят, и уважают, тебе верят. А местное бабье, чего они от тебя видели? Крики, затрещины да порку на конюшне?
        - Да я орать то ору, а порю и бью крайне редко.
        - А они на всякий случай побаиваются. Кто ж тебя, боярина знает. С тебя за их простолюдинские жизни взыску не будет. Поэтому не ввязываются и помалкивают - так целее будешь.
        - Да на что мне эти бабские вымыслы! Ты вон еще пса Трезора сюда позови, да порасспрашивай! Вдруг видал чего важное… Как я решу, так и будет. Не последний я тут человек.
        - Рад за тебя, - с мерзкой ехидной улыбочкой сообщил я. - Шестидесяти еще нет, а уж каких высот достиг. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Правда, молодуха-жена связалась с тиуном, и на пару они ободрали тебя, как липку. Дело-то житейское, сам ты тоже не без греха - своего прежнего князя ребеночком одарил и его жену-гречанку до самоубийства довел. Да и сейчас в радужных планах поездка во Францию и возвращение с особо молодой француженкой. Поэтому мелкие проказы жены будут прощены за ее прежние заслуги, тиун останется не пойман - где его на ночь глядя по Руси сыщешь, мы поедем дальше - недосуг нам со всей этой мелочевкой возиться, и все это обильно будет залито женскими и детскими слезами. И ты Капитолину простишь за ее мелкие грехи, на Елисея наплюешь с высокой колокольни, чего-нибудь продашь, от отца еще оставшееся, рассчитаешься кое-как с дружиной и дворней, и все будут счастливы.
        Богуслав, вначале гневно на меня взиравший и расправлявший широченные плечи, чтобы удобней было заорать на меня по окончании моих нахальных речей, вдруг как-то понурился и сдулся - видать, пар ушел в свисток совершенно беззвучно.
        - А ведь так все и будет…, истину баешь…, дело говоришь…
        - А дальше больше, - неутомимо добивал рьяный дятел моей беспощадной логики сломленного боярина, - привезешь ты Настю из Франции, и что?
        - Что… - эхом отозвался слушатель.
        - Жить вам негде и не на что, будете вы не венчаные, осуждаемые на каждом шагу церковью и людьми! Настеньку совсем заклюют, тебя будут грызть неутомимо и неустанно все, кому не лень. И щенок-князь, совершенно не знающий жизни, которому ты будешь служить, и самый распоследний молодожен-ратник из твоей же дружины, косноязычный попик из заштатной церквушки в твоих владениях, все, все будут считать своим долгом наставить тебя на путь истинный и вернуть в лоно брака, сдав в руки неверной жены.
        А уж Капитолина своего не упустит! Оденется как монахиня, пустит изобильную слезу, всех посетит, везде отметится, показывая, какая она жертва безвинная. За ней везде будут бродить твои сыны, и в два голоса хором петь на церковный мотив:
        Отец подлец, он нас оставил!
        Денег со своей усадьбы больше не жди, народ, включая Владимира Мономаха, встанет стеной на защиту поруганных прав безвинно брошенной жены.
        И это жизнь? Это счастье? Через месяц не только Настю, но и тебя придется за руки держать, чтоб не утопился.
        - Всех порублю!
        - Кого именно вниманием своим одаришь? Елисея-тиуна? Его уже Митькой звали, нипочем Лазарь его не поймает. Ратник не ищейка, не следопыт - никого не сыщет.
        Снесешь башку тихой плаксе-женке, которую сам же и бросил? У нее, поди родни, как у дурака семечек, всяких тетушек-бабушек-своячениц-кумушек и сестер родных и двоюродных не счесть. Враз твоих сыновей против тебя настроят, двух молодых кровных мстителей за родную матушку получишь! Ну и позору не оберешься. Капитолина перед этим на каждом перекрестке выкрикнет:
        Я Славочку любого люблю и назад приму! Пусть бросит о заграницах сказочных, да красавицах заморских мечтать!
        А ты ее за сладкие речи мечом порубал! И опять ты в родном городе в дерьме по уши!
        - Мы уедем! - аж заскрипел зубами Богуслав.
        - Куда? Денег нет, земли нет, умений, кроме как махать мечом никаких. Чтобы взяли на работу хотя бы простым ратником, надо сказать, где прежде служил, чем прославился. Назовешь свое истинное имя, дурная слава тут как тут, она по Руси быстрее ветра пролетит, никуда от нее не спрячешься. Боярин Богуслав Вельяминов? Тот самый? Извините, мест нет, мы тут все народ богобоязненный, приличный, от родных жен по зарубежным девицам не бегаем!
        - Назовусь иначе!
        - Ответят: извини, старик Мышкин-Пышкин, таких пожилых уже не берем. Завтра ты совсем ослабнешь, корми тебя тут приживала этакого. В твои годы давно уж навоеваться пора и к печке надо пристраиваться, под теплый бок к старухе-жене. Есть у нас в твоих годах Митрич, так он в нашей дружине больше тридцати лет, нас всех с молодых пареньков обучал. Его не бросим нипочем! А ты проходи, проходи, свет не засти, время не отнимай…
        Богуслав уронил голову и тихо завыл.
        - А выход есть. И делать это надо сегодня, сейчас, потом поздно будет - уйдут сани! Будешь себя бить в чугунный лоб здоровенным кулаком и завывать:
        Эх я дубинища глупая, бурелом дремучий! Упустил, проглядел такой момент! Само все в руки шло, только успевай хватай! А я, старый дурак, разнюнился, на бабьи слезы и сопли повелся! Провели на мякине, меня, битого жизнью, израненного, как зеленого пацаненка! И упустил Жар-птицу! Такой шанс два раза в руки не дается…, упустил, опростоволосился, вся славная жизнь насмарку!
        Богуслав вскочил, схватил меня за плечи железными ручищами.
        - Помогай, брат! Первый раз в жизни я так вляпался! Стою, как кутенок слепой, вроде в густом тумане очутился: ничего впереди не вижу, не понимаю, чего делать, куда бежать - ничего не чую! Помоги! По гроб жизни за тебя Господа молить буду!
        - Успокойся. Поди спроворь все-таки еды, ватага целый день не евши.
        - Да я там велел последних курей порубить, сейчас пожарят. Голодными ребят и девчат не оставлю. А ты занимайся, умоляю, Христом Богом прошу! Не упусти золотое времечко! Я воевал, знаю: чуть зазеваешься, упустишь золотой момент, а он долгим не бывает, потом из кожи вон лезть будешь, жилы рвать, - а уже все, близок локоть, да не укусишь! Упустил!
        - Ладно. Иди корми наш народ. На Матвея и Яцека оставь чего-нибудь - они пока уйдут.
        - А ты?
        - Может и я пойду, еще не решил. Давай позанимаемся каждый своим делом. Мешаться друг другу не будем! А где попрошу - помоги, у тебя тут в подчинении народу поболее, чем у меня.
        С тем и разбежались.
        Я ввалился в комнату следопыта и ушкуйника. Они только-только разулись, и сидя на кроватях, расстегивали ремни и оживленно болтали, оценивая дамасскую сталь и сравнивая ее с булатной.
        - Ребята, надо поискать одного человечка. Он Богуслава обокрал кругом и убежал. Если до утра проволыним, уйдет гад. А вот ночью, по темноте, не распрыгается. Извиняюсь, конечно, но надо именно сейчас скакать.
        Матвей молча застегнул пояс и начал натягивать сапоги. В среде, где он вырос, приказы атамана в походе не обсуждались - через это можно было и головы лишиться.
        А вот поляк, чувствуя свою особую значимость в поиске, откинулся в кровати полностью и заявил:
        - Вот пусть боярин сам за своими ворами и гоняется. Я подумаю, идти мне или не идти, только после еды! Мы с моим псом Горцем целый день не емши. Ваш пеммикан нам обоим в глотку не полез - уж не взыщите.
        Я вздохнул.
        - Пойдем, Матвей Путятович. Мы с тобой люди опытные, привычные и к бою, и к походам, и к передрягам разным. Да и отнюдь не трусы оба. Пускай пан Яцек тут поваляется, покушает хорошенько, отдохнет. Деревянной рыбкой поищем, которую нам в Киеве волхвы сделали. Обойдемся сегодня без помощи особо нежных и голодных шляхтичей. Да и боязно ему, поди, на Руси в чужие дела ввязываться.
        Венцеслав от такого поворота событий просто опешил.
        - Да я…, да если…
        - Мы на ушкуях таких не терпим, - добавил масла в огонь бывший атаман ушкуйников, натягивая сапоги, - как появится такой, проявит себя - враз его за борт! Наши бойцы шутить не любят, - и начал пристегивать к поясу саблю.
        Представитель царствующей польской династии вскочил с кровати, тряся мечом в ножнах, который держал в правой руке, и заорал:
        - Матка Боска Ченстоховска! Я первым иду! Я всех найду! - И самое главное для него: - Я никогда трусом не был! Вы увидите!
        - Хорошо, - поморщился я, - кричать только не надо. Дело тайное. Узнает о вашем выходе боярыня, многое может перемениться. Тайком, тишком, сейчас прокрадетесь на конюшню. Собаки пойдут с вами, погуляют и помогут, чем смогут.
        Поймать надо Елисея, бывшего боярского тиуна. Особо не бить, и доставить мне его живым. При нем должен быть мешок с чем-то и конь Коршун. Старшим идет Матвей. Приступайте.
        Я вышел вместе с ними на двор.
        - Марфа! Горец! - подозвали мы с Венцеславом своих красавцев, - рядом!
        Те бросили возиться с боярскими собачонками и подлетели.
        - Надо мне тоже такого волкодава заводить, - одобрил выучку собак Матвей. - Много времени займет такого умницу вырастить?
        Поляк только хотел затеять кинологическую дискуссию, как я цыкнул на обоих:
        - Потом о собаках! Пошли вора ловить!
        Мы зашли на конюшню. Матвей крикнул:
        - Эй, кто тут есть? Огня!
        Нечесаный рябоватый конюх, лет тридцати, вывернувшийся из темноты, позевывая, зажег два факела, сунул их в руки ребятам.
        - Елисей был? - начал дознание ушкуйник.
        - А вы что за люди? - решил проверить коневод наши полномочия.
        - Это Владимир, - разъяснил ему вылезший из другого угла наш Олег, - побратим вашего хозяина. А эти двое молодых при нем. Говори все без утайки, зря не спросят.
        - Скажу, как перед вами самому боярину Богуславу сказал: Елисейка вывел Коршуна и ускакал.
        - После него был кто-то? - продолжал расспрос Матвей.
        - Да кажись нет…
        - Никого не было, - уверенно подтвердила Таня, тоже вылезшая из сена. - Прибежал смазливенький красавчик с мешком и увел коня. Мы от наших лошадей еще не отходили, проглядеть никого не могли.
        - А ускакать из города он, поди, не успел, - сделал неожиданный вывод бывший атаман ушкуйников.
        - Что ж так? - поинтересовался Венцеслав.
        - Мы, когда через городские ворота въезжали, два дружинника запорный брус уже волокли. После нас никто больше не выехал - створки уже сводить начали. У вас одни ворота в городе? - поинтересовался Матвей у конюха.
        - Дык это, - почесывая небольшое пузцо, начал было неторопливо рассуждать конюх, - вы ж с Киева приехали?
        - С Киева, с Киева, черт рябой, - гаркнула на мужика богатырша, - побыстрее рассказывай, а не то пришибу!
        Не обратив никакого внимания на женские угрозы, коневод все так же почесывая живот, неторопливо продолжил:
        - Стало быть, раз с Киева, вы вошли через Северные ворота…
        Тут зашуршало сено, сверху вывалилась бойкая бабенка лет двадцати пяти, отвесила конюху неплохой пинок, откинувший его в сторону, а нам низкий поклон.
        - Евсейка! Вечно ты так, баран безрогий! Ведь всю душу вынешь, пока дело скажешь! - затараторила она. - Вторые ворота, Южные, гораздо раньше запирают, с той стороны вечно половцы прут. Не выскочить тиуну сегодня из Каменного города, где-то близко этот аспид прячется.
        - А где это - Каменный город? - поинтересовался я.
        - Так обнесенный каменной стеной Детинец нашего Переславля-Русского зовут. В нем князь, бояре, богатейшие купцы, дружинники с семьями, высшее духовенство проживает.
        А то, что за стенами, это три посада. Там народ попроще живет: не сильно богатые купчики, ремесленники разные, лесорубы, корабелы, попы, дьячки и туча рвани всякой. Посады, если что, с врагом сами насмерть бьются, на княжью помощь больно-то не надеются. Всегда Змиевы Валы защищают. В Поле они не суются - слабоваты пешие и с плохоньким вооружением против конных половцев, а сверху, как лучшие княжеские дружинники врагов лупят.
        Так что эта тиунская сволочуга где-то тут близко затаилась. Как только его искать?
        - Вот и помоги, - ласково улыбаясь обаятельнейшей ушкуйной улыбкой предложил Матвей. - От Евсея что-то мало проку. Ты кто ж такая писаная красавица и умница будешь?
        Девушка зарделась, как маков цвет, - от побитого конюха, почесывающего теперь ушибленную задницу, таких комплиментов видать было не дождаться.
        - Маняша я, - прикрываясь от общей стеснительности рукавом, открылась красавица и умница, - девица свободная, пока незамужняя. От этого придурка предложения никак не дождусь!
        После такой речи девушка от всей души отвесила Евсейке еще один сильный подзатыльник.
        - Из теремных девок я, не сенная какая-нибудь, которую дальше сеней в дом и не пускают - запачкает все, что можно. Этот Елисей и нам не платит, а сейчас, как о приезде боярина прознал, враз тягу дал. Да еще, сукин сын, мешок какой-то тяжеленный уволок.
        - Почему тяжеленный? Ты его поднимала что ль?
        - Тиун мешок еле принес, его от веса аж покачивало. А на Коршуна что б закинуть, Евсея позвал. Вдвоем подымали, подымали, аж обкряхтелись, да еще кто-то из них под шумок воздух испортил, - тут она показала пальцем на конюха - не знаю кто, но догадываюсь.
        Евсейка аж бросил почесывать пострадавшие места и бурно покраснел - видимо девичья догадка его оскорбила. С несвойственной ему скоростью мышления конюх начал отбрехиваться:
        - Это от тиуна какая-то вонь идет, чем-то звериным воняет!
        Мы с Матвеем переглянулись - проблема чистоты воздуха не взволновала ни потасканное дитя каменных джунглей будущего, где он кроме вредоносных смол и всяческих альдегидов ничего в своей долгой жизни и не нюхал, ни убийцу-профессионала 11 века, пожизненно передвигающегося в особо чистой, но от конского навоза периодически заванивающей среде.
        Разгадка содержимого мешка нас озарила одновременно. Серебро, оно конечно, не свинец, но тоже металл тяжелый, особливо ежели его мешками утаскивать! - было написано на наших возмущенных лицах.
        Венцеслав в это время метался по конюшне вместе с собаками, пытаясь взять хоть какой-нибудь след. Ничего не получалось ни у волкодавов, ни у представителя династии Мешко - слишком мало данных. Ну хоть бы кусочек от Елисеевой портянки найти!
        Вдруг Горец встал в дальнем от нас углу и что-то пролаял. Я собачье-польский понимаю плоховато, не знаток. А Венцеслав остановился и как-то напрягся. Сразу и Марфа взялась принюхиваться к какому-то пустому стойлу.
        - Яцек, чего там? - поставленным командным голосом рявкнул Матвей.
        - Сильный запах смальца собаки учуяли! - отозвался на свой псевдоним Венцеслав.
        - Чей смалец?
        - Свиной! Очень уж резко пахнет, даже я чую!
        - Маняш, а кто у вас свиным смальцем сапоги мажет?
        - Так Елисей и мажет. Как последнюю свинью зарезали, так он весь смалец с кухни и упер, поварам ничего не оставил. Для вкуса в борщ добавить нечего!
        Они уж много раз к боярыне бегали жаловались, Капитолина улыбнется ласково, - я мол решу, а воз и ныне там. Ничего любовнику поперек не скажет. А он и рад стараться - уж все столовое серебро из дому упер, даже детское.
        Сейчас к богатым окладам на иконах приглядываться начал, а тут вдруг боярин налетел, всю ему сладкую жизню порушил! Серебряных подсвечников в дому почти не осталось…
        - Совсем уж, Маня, не осталось - упер паразит все! - добавил неслышно подошедший Богуслав. - Имущества у меня больше нету, жены, считай лишился, осталось только на паперти милостыню просить!
        - Не горюй, боярин! - голосом Пелагеи сказала ему Таня, - сейчас всех уважим! Ты не стой тут без дела, - обернулась она к Олегу, - пробегись вместе с собачками. У тебя нюх поострее, чем у них будет. Вдруг Елисей где разуется, они по другому запаху его и не учуют.
        - А моя одежда?
        - Викинга возьми, он повыносливее других коней будет. Донесет твою одежонку, - посоветовал я. - Ахалтекинец из ахалтекинцев! Марфуша, мне сейчас некогда, пробегись с Матвеем.
        - Гав! Сделаю!
        - Матвей, на коней не влезайте, - наши сильно усталые, местные от голода уже шатаются. Сами добежите, быстрее выйдет.
        Слав, не упусти Маняшу, пошли все вместе поговорим. Кстати, Маня, у тебя как полное имя?
        - Мария я.
        - Смотри, Мария, прятаться не смей! Дело - не шутейное!
        Евсей, вожжи есть?
        - Как не быть!
        - Быстро тащи, пентюх! - рыкнул боярин. - Пороть что ль кого будем? - недоуменно поинтересовался он у меня.
        - Собак на поводки пусть молодцы возьмут. А то сейчас овчарки увлекутся, рванут по холодку, гоняйся еще и за ними.
        Матвей с Венцеславом быстренько привязали вожжи к ошейникам собак.
        - Марфа твоя очень толкова. Я вошел, она как раз Коршуна стойло нюхала, - похвалил среднеазиатку Богуслав.
        - А мой подгалянский сторожевик первый смекнул, какой след надо брать! - ревниво отозвался шляхтич.
        - На выход давайте! - оборвал восхваления разных пород лучших друзей человека я, - след простынет, пока тут болтаем!
        Боярин проводил нашу пастушеско-ушкуйно-королевскую опергруппу, усиленную волкодлаком за ворота, а потом отвел Машу, Татьяну, а точнее Большую Старшую ведьм Киева Пелагею в теле богатырки и меня, в собственном, слава Богу, теле, в свой кабинет.
        Мария пыталась ввиду низости чина остаться стоять перед нами, но Пелагея ее ткнула в грудь ладонью и усадила.
        - Посиди с нами, в ногах правды нет. Впереди еще длинная и трудная ночь, неизвестно что еще делать придется - объяснила мертвая ведьма девахе. - Говори, что тут боярыня без мужа сотворила.
        - Потом меня уволят? - пискнула Маняша. - Опять на Посаде нищенствовать придется?
        - Ты сколько сейчас получаешь? - вступила в дело латная кавалерия в моем лице. - Да не ври тут нам! Враз все трое увидим и башку свернем!
        - Два рубля…, - сразу призналась девица, - и кормят еще.
        - А с сегодняшней ночи станешь получать пять, и будешь старшей над всей домашней прислугой.
        Маша попыталась прямо сидя начать целовать мне руки.
        - Да я…, да что хотите скажу…
        - Не надо тут ничего целовать, … твою мать! Сиди смирно, нехорошая с ушами! - заругался я. - Нам нужна от тебя только правда, и ничего кроме правды! Никаких выдумок, домыслов, слухов не пересказывай! Все потеряешь и пошла на Посад! Что ты сама видела запретного?
        - Елисей вор, а Капа ему в этом потатчица! - затараторила Маняша, вскочив на ноги и размахивая руками для убедительности.
        Мы переглянулись. Если дело только в воровстве, ничего нам это не дает.
        - Ты, девка, не колготись, - взяла ведьма дело в свои опытные руки. - Нас интересует, кто-нибудь из вас видел, что боярыня с тиуном точно любовники? Никаких врак не надо!
        - А, вот чего надо-то, - протянула девка. - Это я сама видела! Тут врать не надо.
        - Сказывай! - прошипел злющий боярин, - все говори, ничего не утаивай!
        - Да я зашла как-то к боярыне чего-то спросить с утра, а они с Елисеем лежат голые и обнимаются! Задвижку, видать, закрыть позабыли. На иконе могу поклясться!
        Мы все видели - не врет. Я Марии тут же выдал рубль. Она расцвела.
        - Вот спасибочки, порадовали девушку! - почти пропела девица. - Чем еще могу помочь?
        - У вас в городе кто главный в церкви?
        - Епископ Ефрем.
        - Грек?
        - Он русский, из обедневшего боярского рода. Десять лет все хозяйственные дела у Великого князя Изяслава Ярославича вел, любимцем княжеским был. Но надоела ему наша серая жизнь, решил монахом стать. Принял постриг, оскопился и уехал в Константинополь.
        - А зачем было евнухом делаться?
        - Чтоб паскудные мысли о женках служить Царю Небесному не мешали. И он бы в Византии до сих пор жил, но организовалась Переславльская епархия, и послать епископом кроме него было некого.
        Двадцать лет уж он у нас. Понастроил тучу всего! Кафедральный собор имени святого Михаила поставил, церкви святых Федора и Андрея, всяких строений церковных: и Епископский Дворец, и две бани-крестильни для взрослых - все из камня поднял. Три даровых больницы-лечебницы сделал. Сам целитель от Бога, - святой человек!
        Обнес Детинец каменными стенами. Мастеров-каменщиков от него артель целая ходит, другая плинфу обжигает, церковную утварь его люди делают и стекло сами льют. Большая часть в Киевскую Митрополию и по другим городам увозится, но и Переславль при нем Каменным городом стал.
        Немеряно всего за эти годы настроено из камня - и боярам, и купцам мастера от митрополита Ефрема палаты понаставили. Епархия у нас, видимо, богатейшая - все попы толстенные ходят и с вот такими крестами серебряными!
        - Ты ж говорила, что он епископ, а теперь вдруг митрополитом стал. Как так?
        - Не знаю. Я девушка простая, хоть и набожная. Это тебе надо с кем-нибудь из священников поговорить. Только все так говорят - то так, то эдак.
        - Старше его по церковному чину в городе никого нету?
        - Даже и равных-то нету. Его все владыкой зовут.
        - Пойдешь завтра с нами к владыке? Полезен будет рассказ твой о боярыне.
        - Даже и не знаю…
        - Десять рублей тут же выдам. Пойдешь?
        - Побегу!
        - Это хорошо. А нет ли еще такой глазастой девушки?
        - Как не быть. Варвара с боярыней на Трубеж купать ее выезжала.
        - И что?
        - А тиун с ними увязался. Дескать, купальню подстучать кое-где надо, поплотничаю, как любил в своем поместье в прежние годы. Ящик с инструментом прихватил.
        Еще двое дружинников с ними были для охраны. Ну, тех сразу за кусты подальше караулить отставили, а Елисей вокруг купальни ходит, молоточком постукивает, да посвистывает весело эдак. Боярыня разделась до исподнего, а Варвару выставила из купальни - поди, дескать, дружинников проверь, хорошо ли бдят, не уснули ли часом.
        Но Варька не дура, поняла, что не просто так отсылают, отошла в сторонку да в кустах и спряталась. И сама видела, как Елисей хозяйку из купальни выволок, загнул к лавке, рубашонку задрал и отпользовал ее сзади от всей души! Отплотничал, говорит Варька, от и до! А штука у него… - тут она взялась разводить руки для наилучшего показа.
        Богуслав зарычал и унесся.
        - А чегой-то он? - удивилась любительница эротических рассказов, - от чего убежал?
        - От тебя скрылся. Ну ты, Манька и дура! - открыла глаза теремной девчушке Пелагея. - Кто же законному супругу рассказывает какие причиндалы у любовника его жены!
        - Ой! - зажала рот руками Маняшка.
        - Потом ойкать будешь! - внес свою лепту и я. - Быстро волоки сюда Варвару!
        - Да она спит уж поди…
        - Пинком подыми! Боярин, мол, зовет.
        - Он же убег!
        - А я-то остался! Другого только боярского рода. Тащи девку!
        Варвара оказалась меленькой ростиком, очень худенькой и совершенно бесцветной. Ни одной яркой черты ни в лице, ни в фигуре. Самое то для прятаний в кустах и подглядываний из укромных мест за всякими необычными по размеру «штуками».
        Ей быстренько поставили задачу выступить свидетельницей перед епископом по делу об адюльтере боярыни Вельяминовой с тиуном Елисеем. Варвара так хотела спать, что была на все согласна.
        Я спросил у Маши:
        - А у вас есть там девки и бабы, чтоб за боярыню горой стояли?
        - Есть, как не быть. Им, троим паскудам, Капитолина и деньжат время от времени подкидывает, а Авдотье, нашей старшей, пару раз и платья свои не очень поношенные подарила.
        - Вот всех их разом завтра-послезавтра и уволишь.
        - Да ведь боярыня их любит! Никого из этих тварюг пальцем тронуть не даст!
        - У епископа, если все правильно скажешь, судьба боярыни тоже решится. Либо постриг примет, в Христовы невесты пойдет, либо разведется с нею боярин и отправится она куда хочет, подымая пыль с тремя верными подруженьками.
        - Так разводиться ж нельзя!
        - Я другу купцу помог - развели его с неверной женой в Новгороде, и здесь какую-нибудь лазейку сыщем!
        - А что сказать надо?
        - Просто рассказать, как боярыня с тиуном лежат голые обнявшись.
        - И все?
        - Машка! Еще какую-нибудь глупость спросишь по десятому разу, изобью, как собаку! - заорала утомленная бойкостью ума девушки Пелагея.
        - Так я пойду? - понурилась девица.
        - Нет! - рявкнули мы с ведьмой в два голоса. - Обе здесь спать будете!
        Под такую желанную команду Варвара уронила голову и пустила слюнку.
        Немножко ее освежил ведьмин подзатыльник с напутствием на ночь:
        - Идите вон на диван обе дрыхнуть! Не дай Бог намажетесь белилами какими или румянами, насурьмянитесь с утра - пришибу обеих дур!
        Нахальноватая Мария все-таки спросила:
        - Может я к себе все-таки пойду? Тут с Варькой тесно будет - костями ее исколешься…
        Пока ведьма накапливала злобу, я быстренько объяснил любительнице конюшен:
        - Маняша! Тебя могут отловить те бабы, что боярыню лижут. Ты враз все и разболтаешь о нашем с тобой разговоре. Потом они тебя мордовать всю ночь будут! И в конце концов забьют так, что ты от всех своих речей откажешься. Могут просто запугать, могут соблазнить чем-нибудь, а как только мы уедем, тебя боярыня сразу же выкинет на Посад.
        - Ой! А что же делать?
        Мы с Пелагеей дружно вздохнули.
        - Усни пока тут, дочка, - ласково сказал я, - тебя будут караулить всю ночь.
        - А вот…
        - Ложись лучше молча, а то мы тебя сами, без всяких врагов, насмерть забьем! - опять не выдержала мирного тона Большая Старшая. И завизжала с переходом на ультразвук:
        - Убью дурищу!
        В этот самый момент грохнулась с табуретки опять заснувшая Варваречка. Я не выдержал этого спектакля и расхохотался.
        Проснувшаяся от удара Варвара молча озирала из положения лежа наш древнерусский театр абсурда, хлопая бесцветными ресницами.
        - Нет больше моих сил с этими двумя дурищами толковать! Пойду последнему дворнику отдамся! Как я сейчас боярыню понимаю…, - с этими словами Пелагея, пользуясь богатырской силой Тани, ухватила Варвару за шиворот одной рукой, легко протащила по комнате и закинула как кутенка на кушетку.
        Оттуда прошипела Мане:
        - Чего ждешь? Тебя не донесу, по дороге запинаю!
        - Ой! - привычно пискнула важная свидетельница. - Уже иду!
        Добежала до топчана и устроилась рядом с костисто-колючей, и почему-то вдруг громко захрапевшей подругой.
        - Какого черта еще эта худоба взялась храпеть? - тоже недоумевала Пелагея. - Толстые так обычно храпят! Пошли из этой храпельни, а то сейчас и вторая со всей дури поддаст!
        - Их же караулить надо…, - робко запротестовал я.
        - Давай я их обеих быстренько поубиваю, потом Капку жизни лишу, и тоже спокойно вздремнем? А?
        Меня избавили от принятия недостойного, но такого заманчивого решения Богуслав с Лазарем и еще двумя дружинниками.
        - Не поймали этого гада мои бойцы! Ни из Северных ворот, ни из Южных, никто похожий не выезжал. Залег где-то здесь в Переславле. А город не маленький, где его тут разыщешь! Вся надежда на ищеек-собак.
        - Не кручинься! Наши походные поисковики найдут. Сейчас давай более срочные дела переделаем. Охрану нужно возле этих двух девиц поставить. И чтоб никаких баб к ним, включая боярыню и других теремных девок, ни под каким видом не пускать, чтобы они тут не врали, пытаясь пробиться к охраняемым!
        Богуслав дал команду, Лазарь тут же взялся распоряжаться.
        По ходу воевода приказал командиру дружины слушаться любых моих приказов, какими бы странными и необычными они не казались. С ним не согласовывать, сразу исполнять!
        - Мы пока поедим сходим, - сообщил я. - Готова еда-то?
        - Там не еда, а слезы. По пол курицы на двоих получилось. Хлеба и того нету! Сухари из наших мешков все уж выгребли. Ничего, утром базар заработает, отожремся. Таня, для вас с Олегом там в углу столик, сама найдешь. Еды, правда, тоже негусто. В общем, чем богат, тем и рад.
        Мы с Пелагеей бойко зашагали к столовой. Не доходя до ее двери десяток шагов, женщина остановилась.
        - Ладно. Мне пора прятаться в такое место, где ваш поп меня не учует. К епископу Танюшку ни под каким видом не води, - опасно. Скопец меня сразу пришибет, цацкаться не будет, а ее в монастырь упрячет.
        Ты, Володь, над девками и боярыней не колдуй ни под каким видом - Ефрем это под любым мороком заметит, не спрячешь. Слыхала я о нем от знающих людей. Ведьму за версту узнает, в какую личину не рядись. Епископ в Переславле уж почти всех нас перевел.
        Обмануть его невозможно в любом деле, поэтому ты правильно Машке с Варькой объясняешь насчет правды. И учти: ваш протоиерей силен, но против Ефрема он как медвежонок-подросток против матерого медведя. Тот же грозный зверь, но помоложе и послабее.
        - Труба пониже, и дым пожиже, - блеснул знанием народных выражений 20 века я.
        - Именно. На всякий случай рисковать не буду, пусть и отец Николай светлым образом нашей богатырки полюбуется. Таня все помнит, что я делала, но особо задумываться над этим не будет. Если я не колдую, ей кажется, что это она сама тут куролесила.
        Женщина встряхнулась, завертела головой.
        - Ф-ф-фр…, так кушать охота, хозяин, будто три дня не ела! Надо было б и мне с волчком вместе пробежаться, не обидели бы его там.
        - Не волнуйся. Матвей, если надо, всех врагов в одиночку пришибет. Да и Яцек умением биться хвалился - с детства обучали. Вряд ли уж там против них целая дружина встанет.
        - Это да! Меня ушкуйник враз по полу в шутейном бою размазал! А я в драке пятерых стою!
        Посмеиваясь, ворвались в боярскую едальню. Возле входа ворковали молодожены Ваня с Наиной. Эти-то не пропадут! Иван наголодался в скоморохах, привык на одной краюшке хлеба по три дня перебиваться, Ная путешественница известная, и на Черном море была и на Каспий плавала, а в 11 веке за этакие турпоходы впору было какие-нибудь Золотые Звезды Героини Руси присваивать. Она, если оголодает, всех неосторожно подсунувшихся ворон и прочую бесхозную живность переловит, неизвестно на чем зажарит и съест, по ходу накормив своего единственного Ванечку.
        Вдобавок, они только утром простились с любимой матушкой Наины и доброй тещей Ивана Магдаленой. Наверняка славная женщина с избыточным весом насовала детям в дорогу какого-нибудь вкусного морковного цимеса с изюмом!
        Танюха быстро сориентировалась и ушла в нужный угол, а я присел к священнику.
        Хмурый протоиерей, сидя за отдельным столиком в самом центре зала, мрачно грыз небольшой сухарик. На лежащую перед ним половинку малюсенькой древнерусской захудалой курочки он старался внимания не обращать. Зато его немалая, но внезапно опавшая за день животина урчала на все лады: хватай куренка скорее, дурень православный! Хватит тут в постника великого играть!
        Николай, конечно, следил за всеми постами истово, и голодные суточные бдения не пропускал, но одно дело спокойно молиться в привычном храме под запах ладана вкушая постную пищу практически не уставшим, и совсем другое целый день трястись на быстрых лошадях без особой привычки к этому делу, да еще пересаживаться с весом в сто двадцать килограммов каждый час с коня на кобылу и обратно. А конский круп тебе по грудь! И залезть на лошадь без наработанных навыков удовольствие еще то. В общем, поп себя сейчас чувствовал работягой, этакой смесью молотобойца и грузчика, которого после напряженного трудового дня посадили на постную пищу.
        - Чего курочкой брезгуешь, святой отец? Нам сейчас силы ох как нужны, - рассуждал я, выворачивая крыло у птицы отнюдь не бройлерного происхождения, которой в 21 веке дали бы наименование «цыпленок очень диетический», - а до завтра ничего больше не обломится.
        - Пост нынче, - неласково отозвался святой отец. - Вкушать скоромное грех!
        - А как же послабления для воинов, Коля? Полуголодный, да на постной пище, много не навоюешь.
        - Ты - воин. Иван - воин. Вся наша ватага из воинов. А я священнослужитель! - тут он поднял вверх для усиления эффекта среди туповатых прихожан в моем лице указательный палец правой руки, - и мое дело молиться за вас, ратников, а не жрать курей в три горла!
        Логично, подумал я, догладывая куриное крылышко, но не верно. Откроем религиозный диспут среди представителей православной конфессии.
        - Сейчас пришло время мыслить по-иному, Николай. Со дня на день Главная Битва, решающая судьбы мира, Земли, всех православных, католиков, мусульман, иудеев, половцев, язычников. Эта Битва и есть последний Армагеддон, описанный в Библии, и ты на стороне Господа нашего, на единственно правильной стороне, пусть и попал не в компанию праведников. Ты не стал отсиживаться в уютном соборе, а решил стать нашим щитом против черного врага, укрепив и наполнив этот щит даденой тебе, и только тебе, Божественной силой. И после этого ты смеешь отказываться от звания ВОИНА, дарованного тебе Господом нашим Иисусом Христом? Ты же не хуже меня понимаешь, что все ваши посты и молитвы не нужны Богу. Все это нужно самому человеку для здоровья его, и только его души и тела. А какое здоровье у разорванного на куски человека, лишенного даже земли для похорон? И понимая все это, ты своим неразумным служением прежним догмам и постулатам, в основном выдуманными церковными владыками, в сути своей простыми людьми на высоких должностях, пытаешься несвоевременным постом ослабить Главного Воина, его Божественную Силу? Ты чем
думаешь, твое святейшество, каким местом? Этим или этим?! - теперь уже я, увлекшись, тыкал его своим указательным пальцем в разные места, как-то сразу переходя от его светлой головы гораздо ниже. Хам, что с меня взять!
        - Прости, Вова… Это у меня от старческой глупости (в 50 лет!) и спеси поповской перед прихожанами…
        - Ты на себя не наговаривай. Я побольше твоего прожил, а таких святых людей, как ты, раньше не встречал.
        - Это я-то святой? - так искренне удивился Николай, что чуть не выронил куриную ногу, которую оголодавший организм уже пристраивал ко рту протоиерея, - ах да, с умирающим Богданом ты и поговорить толком не успел, епископа Ефрема не знаешь…
        - Завтра познакомлюсь, узнаю, что он за человек, - озабоченно сообщил я.
        - На что он тебе нужен? Митрополиту сто лет в обед, в поход его не утащишь, деньгу он не копит: лечит бесплатно, жалованье нуждающимся раздает. Зачем он тебе-то именно сейчас понадобился?
        - Ты мне вначале скажи, почему Ефрема то епископом, то митрополитом называют?
        - Это просто, - разрывая курицу белейшими зубами сообщил священник, - Ефрем - титулярный митрополит, только и всего, - и вгрызся в птицу от всей души.
        Час от часу не легче! Я никогда и ничего не слышал про таких глав русской православной церкви. У меня были четкие понятия о церковной иерархии 11 века: из Константинополя на Русь присылают митрополита, он командует епископами в разных городах, те уже разбираются с нижестоящими попами, и все!
        И тут вдруг: ты простой митрополит? А я аж титулярный! Ну ка подвинься! О значении слова титулярный я не знаю ничего, в памяти только вертятся какие-то титулярные советники то ли из Гоголя, то ли из пьес Островского.
        Это обязательно надо выяснить до завтрашней сходки! А то брякнешь чего-нибудь не то, съедят, просто сожрут провинциальные титулярщики! Вон как у простого протоиерея ловко с курой получается! Был бы титулярный, с костями бы, наверное, сглотнул.
        - Слушай, Вов, - растерянно сказал Николай, показывая мне дочиста обглоданные куриные косточки, - грудку-то ведь, наверное, (конечно, только наверное!) - надо было поделить?
        - Пустяки! - залихватски отмахнулся я, - сыт уже. Ты лучше про митрополита-епископа толком изложи, да будем взвар пить, остыл уж небось.
        - Это можно, - согласился наш эксперт по церковным делам, пересаживаясь на стуле к столу боком и блаженно вытягивая умаявшиеся от прыжков за день ноги.
        Спиной Николай откинулся на спинку стула, пальцы рук сплел на вновь ставшем тугим и молчаливым животике, весь как-то умаслился и начал свое повествование.
        - Как умер Ярослав Мудрый, его сыновья поделили Русь между собой на три части и стали этаким правящим триумвиратом - все вместе решали. Изяслав Ярославич сел князем Киевским, Святослав Черниговским, а Всеволод здешним - Переславским.
        И показалось в ту пору князьям, что и церковную власть надо так же разделить, чтобы у каждого из них был свой митрополит. Сказано - сделано. Остался митрополит в Киеве, командующий всеми епископами Земли Русской, и два титулярных митрополита - Черниговский да Переславский, у которых никаких епископов в подчинении никогда не было, и командовал ими Киев, так же, как и всеми остальными.
        Здесь на должность присел лет двадцать пять назад грек Леон, а после него из Константинополя прислали Ефрема. Леона я не знал, молод еще был, а с Ефремом встретился как-то в Киеве лет десять назад и завязалась между нами дружба. Встречаемся очень редко, зато постоянно переписываемся по голубиной почте.
        - Подожди-ка, это что за почта такая?
        - Ничего хитрого, обычное дело - привязываешь голубю к ноге или к хвостовым перьям письмецо и подкидываешь сизаря вверх. Летят они быстро. Если ястреб в полете не поймает, или куница ночью на ветке дерева не схватит, долетит почтарь от Великого Новгорода до Переславля дня за три - четыре. У Ефрема здесь на Епископском Дворе за большой голубятней несколько толковых голубятников присматривают, и у нас у епископа Германа заведение не хуже - очень он любит митрополиту в Киев сообщения всякие отписывать. Но об этом потом.
        Хотел завтра посетить Ефрема, поспорить: побил ли святой Николай Мирликийский отступника Ария на Вселенском Соборе или не побил? - здесь протоиерей хитро прищурился на меня, - ты вот как на сей предмет смотришь? Вопрос конечно сложный! Не вот тебе про разрушение храма Артемиды толковать! Про то каждый знает!
        Господи, как было бы интересно поднять сейчас двух разоспавшихся теремных дурочек, порушить весь их храп, и рявкнуть в сонные рожи:
        Машка! Варька! Отвечать быстро: порушил Николай Мирликийский храм Артемиды, или он в это время Ария лупцевал? - и очень хитро при этом прищуриться…
        Наверняка ведь древнерусские скромницы хором ответят:
        Боярин! Делай с нами чего хочешь, любую непристойность, хоть с обеими разом, только дай поспать!
        Пришлось и мне выступить похоже.
        - Святой отец, не слыхивал я про Николая Мирликийского ничего. На слишком большой срок удалено время, из которого я прибыл, от вашего 1095 года.
        - Девятьсот с лишним лет, это, конечно, очень далеко от дней сегодняшних, спорить тут глупо. Но ведь и жизнь Николы Угодника, о котором мы сейчас толкуем, отделяет от нас восемьсот лет, а мы его почитаем и помним. Ефрем пишет о жизни и неустанной борьбе за веру Николая Чудотворца в своих богословских сочинениях так, будто это все было вчера. А вы позабыли…
        Я сидел с приятными ощущениями человека, только что облитого помоями и, что самое обидное, за дело. Сколько раз себя одергивал и пытался втемяшить в эту тупую башку: разберись вначале в любом сомнительном или непонятном для тебя вопросе, прежде чем выносить скоропалительное решение, делать выводы с кондачка! И особенно - озвучивать свои глупости!
        - Извини, святой отец, мысли другим заняты, сразу не разобрался кого именно из святых ты имел в виду. Очень уж их много к 21 веку стало. Мы, конечно, знаем и помним Николая Угодника, хотя чем именно он славен, я, как человек далекий от церкви, припомнить не могу. Будет время, как-нибудь поделишься знаниями с недостаточно грамотным в религиозных знаниях пришельцем из будущего.
        - Конечно, конечно! Ты, как душа похода, чего-нибудь главного не упусти! Ты сейчас соль нашей Земли, и заменить тебя некем. А знания, если захочешь, получишь как-нибудь на досуге.
        Нас народу идет немало. Вот пусть каждый и следит за тем, в чем он мастер, чем подолгу был занят в этой жизни. Не охватить тебе всего этого в считанные дни, не освоить. Твое дело - вести нас вперед! И точка.
        Мое - это молитвы и благословения, просьба, обращенная к Господу о помощи - я все-таки протоиерей, а не просто верующий или дьячок малограмотный.
        Богуслав пожизненно воевода. Вот пусть и следит за состоянием нашего воинства - его одеждой, вооружением, подготовкой к сражению, расстановкой сил, вырабатывает план битвы. Орать и размахивать руками, бряцать оружием это каждый может, а грамотный и умелый воевода у нас один.
        Кого-нибудь зарубить или просто убить голыми руками, с этим лучше Матвея никто в нашей сборной ватаге не справится - он атаман ушкуйников.
        Наина пусть чего сможет накудесничает, Ваня ножи умело бросит, Яцек может чего и сыщет. У оборотня сила, превосходящая такую у любого зверя, быстрота невиданная, громадные зубы. Богатырша Таня всегда пригодится - мало ли чего придется поднять и перенести.
        Ты вот чего мне лучше скажи: а что католики, неужели позабыли своего Санта-Клауса? Забросили свой обычай дарить рождественские подарки?
        Я до того ошалел, что аж закашлялся.
        Санта-Клаус, как и наш Дедушка Мороз, ассоциировался у меня с детскими сказками, и какое отношение он мог иметь к реальному человеку, жившему хоть и очень давно, но жившему! Николай Мирликийский упоминается в летописях и церковных записях, но я никак не мог себе представить реальные записи об одном из идолов американского кинематографа с кучей оленей, эльфов, иногда и гномов в придачу.
        Поэтому, откашлявшись, я спросил:
        - А что, Николай Чудотворец Санта-Клаусу подарки выдает для раздачи детям?
        - Замысловато мыслишь, - ласково улыбнулся священник. - Католики создали образ новогоднего святого, раздающего подарки в рождество, взяв из жития святого Николая историю о его помощи трем дочкам разорившегося богача. Ты эту историю, конечно, не слыхал никогда. Рассказать сейчас или в другой раз?
        На дворе залаяли собаки, радостно загалдели охранники. Наши вернулись!
        - Все потом! Пошли ловцов встречать!
        - Какого ж зверя вы на ночь глядя в полной темноте ловите? - поинтересовался по пути Николай.
        - Страшного! Который тебя чуть голодным не оставил!
        Мы вышли на двор. Матвей не позволял орде ратников бить спутанного вожжами понурого человека, лет пятидесяти, одетого довольно-таки богато. Бывший атаман уверенно покрикивал на дружинников, рвущихся пообщаться с похитителем их жалованья:
        - Не велено! Бить не велено! Расспрос еще будет вестись! - и отстранял особо рьяных рукой.
        Викинга и здоровенного Коршуна с немалым мешком поперек седла уже завели через калитку с улицы. Занимался конями, конечно же, лошадиный фанат Олег, уже в человеческой ипостаси и одетый. Радостная Танюшка гладила по спине вернувшегося с победой любимого с таким усердием, что можно было подумать, что желанный оборотень отсутствовал лет пять.
        Гордый поимкой татя, в которой они с Горцем были не последними героями, стоял подбоченясь Венцеслав, гордо подкручивая ус. Волкодавы тоже держали оборону Елисея от взбешенной публики, попугивая народ грозным рыком, прыжками с приседаниями и демонстрацией грозных клыков.
        Ограбленные уже успели полюбить собачьих героев и весело перекликались между собой:
        - Слышь, Губа, они его сейчас спросят, куда он нашу деньгу дел, а потом псами затравят!
        - Зверюги эти его потом и сожрут прямо заживо! Покаяния не будет!
        Эти крики тиуна не ободряли, не внушали уверенности в счастливом завтрашнем дне. Вдобавок, кто-то все-таки успел приласкать задержанного, и на лбу любимца боярыни справа лиловел синяк изрядных размеров.
        Послышалось знакомое рычание.
        - Ну, хватит тут свою доблесть показывать! Идите спите, не мешайте дело делать! Завтра, может, распинать эту гниду будем, а вы устамши, наорались тут ночью.
        - Воевода, может мы прямо сейчас пойдем крест вытесывать?
        - Спать, кроме караульных, всем спать! Натешитесь еще завтра.
        А мы повели тиуна в мрачные подвалы. Впрочем, ночью и поздней осенью, они другими и не бывают. Богуслав отсек всех лишних и особо любопытных, так что к месту страшной мести и жутких пыток довели Елисейку я, Матвей и сам Слава. Танечка внесла для осмотра тяжеленный мешок, брякнула его на какую-то станину и тут же убежала, буркнув на прощание:
        - Не люблю я этих зверств всяких, прямо сердце не выносит!
        Я с богатыршей был солидарен. Конечно, я десятками лет вынужден был причинять людям боль, но это было необходимо для их же пользы и не доставляло мне ни малейшего удовольствия. В бою я могу убить немало врагов и не расстроиться из-за этого, но пытать человека за то, что он меня обокрал или сманил молоденькую красавицу-жену нипочем не буду. Запугать запугаю, это могу, а мучить не стану ни за какие коврижки.
        Надо сказать, что любовь к зверствам должна гнездиться где-то в самой душе, в какой-то глубинной ее части, и к личной смелости она обычно отношения не имеет. Мне претит любая пытка, любые зверства, и участвовать в таких делах я не буду ни за что. Другое дело ушкуйник с воеводой - их этаким ухваткам родители и наставники с малых лет обучают. Таким только дай волю - с утра до ночи с проштрафившихся шкуры драть будут!
        Матвей уже подцепил вора к каким-то ржавым цепям в стене и рассказывал Богуславу историю его поимки.
        - Быстренько нашли какой-то справный домушко. Долбить в ворота не стали, а то и отсюда убежит, гаденыш. Перемахнул я через ворота, открыл калитку. Собаки по следу сразу в избу повели. Двор здоровенный, темнотища.
        Высунулся было из собачьей конуры кабыздох какой-то погавкать, Горец его ухватил за холку, да как пошел об землю колотить, тот аж захрипел! А по размеру ведь чуть поменьше подгалянского сторожевика был.
        Марфа вдруг куда-то назад бросилась. Не залаяла, не зарычала. Напугалась, думаю, может чего? А там уж тоже кто-то хрипит. Ну я с факелом скорей туда! Марфуша на задние лапы встала, какого-то здоровенного мужика к поленнице прижала и за горло уже зубищами ухватила. У ног здоровяка палица валяется. Это, видно, караульщик бежал - нас приструнить.
        Я руки этого бойца Марфиными вожжами стянул наскоро, они на ее ошейнике ушкуйным узлом были мной затянуты - отвязались легко, Яцек уже в дом с Горцем унеслись, песик хозяйский в будку забился и больше с нами не связывался.
        Славно, думаю, все идет, прямо как по маслу! Ан тут из дома понурый поляк выходит, сапоги вонючие тащит, за ним пес плетется. Убег, говорит Яцек, этот вороватый паразит, шмыгнул морда куда-то. Они с Горцем вынюхать оба ничего не могут.
        Сбегала Марфа - тоже самое. А Олег уж в человека перекинулся, приоделся, из конюшни Коршуна выводит.
        Говорю ему:
        Олег, без твоей звериной ухватки не поймаем мы вражину хитрого, оборачивайся опять в волкодлака, потом с конями позанимаешься.
        Сказано - сделано. Побегал он тоже туда-сюда, понюхал - аж в сапоги нос посовал, да и провыл что-то. Горец на польский, видать, хозяину перевыл, Яцек нашел лестницу, и мы по ней всей ордой на чердак через слуховое окно полезли. Собаки даже залезли! Ох и волкодавы!
        Ну а там враз все и сладилось. Волк за портки из-под кучи какой-то рухляди тиуна выволок, Марфа его за горло привычно ухватила, Горец руку зубищами гаденышу прижал, чтобы за кинжал на поясе не хватался. Поймали мразоту!
        - А кто ему по лбу-то дал? Кто-то из моих дружинников постарался? - спросил Богуслав.
        - Это Яцек его со двора выталкивать начал, а этот гордец его в ответ пнул. Тут как взыграло в шляхтиче ретивое! Враз в глаз сунул! Только и ворек этот не лыком шит - попытался увернуться. Вот на лбу теперь синим подарком и блещет.
        - А ты не бил?
        - Если бы я бил, поинтереснее бы ему купол расписал, покрасивше. Разукрасил бы как пасхальное яичко. У поляка большого навыка ведь еще нету, помахал с дядькой-наставником деревянным мечом, да и на боковую. А я годами на ушкуе плавал - наловчился. Вдобавок приказ был - не бить, не калечить, доставить живьем.
        Богуслав взял в руки факел со стены, поднес свет к лицу пленника.
        - Где-то я, вроде, видал твою противную рожу и раньше…
        - Как не видеться! Вместе на Стрижене с половцами дрались пятнадцать лет назад. Ты тогда еще воеводой Передового полка был, а я у тебя третьей сотней командовал.
        - Елисей! Это ж ты!
        - Я, воевода, я.
        - Ты ж мне тогда жизнь спас! Тебя после боя от этой речушки помирать повезли!
        - А я, видишь, по ошибке выжил. Четырнадцать лет от ран отходил в своем поместье, потом поехал к тебе на службу проситься, обнищал совсем. Мы ведь бояре-то захудалые, я последний из Вельдичей остался. На мне наш род и кончится.
        Да ты, как нарочно, в Новгород уехал. А Капитолине новый тиун нужен был, оставленный тобой скоропостижно помер. Вот и стал я при ней приказчиком. И что же? Всю жизнь тебе порушил, жену отнял, обокрал кругом. Убивай теперь, чего уж там - больше бегать и прятаться не буду. Пора, стал быть, ответ держать.
        Богуслав обнял растянутого цепями Елисея. Потом смахнул навернувшуюся слезу и глухим голосом сказал:
        - Не волнуйся, друже. Пока я жив, никто тебя здесь не тронет. Матвей, помоги человека от цепей избавить.
        Освобожденный тиун потряс кистями рук и без сил сполз по стене на пол без сознания. Мы бросили на пол какую-то драную телогреечку и переложили бывшего воина на нее.
        - Может я пойду? - спросил разочарованный Матюха. - Делать мне тут больше вроде нечего…
        - Иди отдыхай, дальше сами справимся. Не забудь поесть, куренок уж там залежался поди, - отпустил я побратима.
        Минут через пять Елисей пришел в себя, присел.
        - Все равно тебе меня кончать надо, - продолжил он свои самоубийственные речи. - Не смогу я Капу оставить, люблю ее больше жизни. Тебе это трудно понять, ты жесткосерден, никогда особо ни ее, ни деток ваших не любил.
        Слава криво усмехнулся, а любовник жены продолжил.
        - Развод ты ей нипочем не дашь, да и епископ Ефрем никого и никогда не разводит. Пробурчит чего-нибудь из византийских законов, процитирует какой-нибудь Измарагд или Новоканон, и провожает тебя с твоими блудливыми идеями в три шеи. И просто так ты нам жить не позволишь - обоих вырежешь. А у нее дети…
        А у меня хорошо - ни детей, ни плетей, родственников тоже нету. Взыска за меня не будет никакого - некому иски чинить!
        Утомленный, он опять откинулся на телогрейку, голос его постепенно угасал.
        - Убьешь… потихоньку, вроде опять… убег, и Бог с ним…
        - Убили! Замордовали каты Вельяминовские! - ворвалась к нам невысокая полноватая женщина, - всю жизнь мою загубил, убивец старый!
        - Можно подумать Елисей больно молодой, - с горечью отозвался Богуслав.
        - Он добрый был! А ты зверь зверем! Нипочем развод не дашь, на волю не отпустишь!
        - Завтра и пойдете вместе на волю вольную.
        Супруга расценила такой ответ как обещание могилы для обоих любовников. Она схватилась обеими руками за высокую грудь и прошептала:
        - Зверь, зверь… Детушек хоть живыми выпусти, пусть мальчишечки солнышку еще немного порадуются…
        - Дура! Он жив живехонек! Никто его из моих людей пальцем не тронул!
        - Я все вижу-у-у…, - зарыдала боярыня, - вы его прямо в лоб пина-а-а-лиии…
        - Капа, я жив. А лбом об лестницу ударился в темноте, - строго пресек ее печальные выдумки своими успокаивающими выдумками Елисей.
        Женщина упала возле него на колени, стала целовать слегка побитое, но такое родное лицо.
        - Любый мой! Пусть что хотят делают, а я до доски гробовой с тобой буду!
        - Капитолина, развод получать с утра со мной пойдешь к митрополиту? - вторгся в их беседу рогоносец.
        - Ой! - обхватила щеки ладонями русская красавица, - родственники осудят!
        - Мне на твоих нищих да горластых родственников наплевать! Не хотите, как хотите! Выгоню и ни копейки с собой не дам! Хоть на паперти на пару стойте!
        - Воевода, ты не горячи кровь зря, - опять присел немолодой жених. - Бабочке время нужно подумать, посоветоваться кое с кем…
        - Идите, и хоть со всем городом пересоветуйтесь, - обиженно буркнул Богуслав. - Времени вам до обеда. После этого - на все четыре стороны и без денег! А так половина доходов со всего хозяйства боярыне на жизнь и на детей будет уходить. Дети вырастут до 16 лет, уйдут ко мне жить, Капитолине дальше четверть. Пока ночь, идите думать в ее опочивальню. Все!
        И боярин унесся.
        Пора и мне в свою опочивальню - организм настойчиво требовал свое.
        - Вам помочь дойти? - потягиваясь всем телом перед очередным, хоть маленьким, но походом, спросил я разрушителей законного брака.
        - Желательно, - скрипнул зубами Елисей.
        И мы побрели по ночному холодку, прихватив с собой факел.
        - Он завтра пожалеет меня и деточек бросать! - строила розовые иллюзии законная жена. - И денег даст сколько угодно!
        Висящий на мне бывший тиун с интересом следил за моей реакцией. Поможем принять верное решение!
        - Думайте как хотите, и сколько хотите, - позевывая, внес свою лепту в обсуждение я, - только если завтра это не решится, Богуслав имение передает в управление Владимиру Мономаху, а сам надолго уходит. А от Мономаха вам точно ни гроша не дождаться.
        - А надолго, это как? - пискнула Капа.
        - Навсегда. Князь ему деньги будет в Новгород пересылать. А за порядком следить своих людей назначит.
        - Это не богоугодно будет! - стала негодовать Капитолина.
        - А по купальням на глазах у служанок исподнее перед тиуном задирать и шалить там, радуясь большим штукам, это как? Признак святости? Сгибаешься к лавке, и думаешь: богоугодно это или не богоугодно?
        - Да это брехня, - вяло отмахнулся Елисей.
        - Только две теремные девки, которые сейчас под крепкой охраной спят, думают иначе.
        - А мы скажем…
        - А мне сказали, что митрополит Ефрем неправду сразу видит. После обеда все идем к нему.
        - Я…, я не могу! - стала горячиться боярыня. - У меня дети! Они… нездоровы! Вот!
        - А епископ здоров. И целитель, говорят, отменный. А после того, как посмотрит он ребятишек, как бы тебе, боярынька, в монастырь после пострига не загреметь!
        - Я же боярыня! Мы из исконных Нездиничей!
        - И княгини бывает свой век в монастырской светелке коротают. И ох долго бывает коротают!
        - Кто же девок караулит? Пришедшие с тобой случайные людишки? - лениво поинтересовался Елисей.
        - А вот и нет. Охотно взялись за это дело обобранные вором-тиуном боярские дружинники. Этих не подкупишь и не обманешь. Не отходят даже по нужде - каждые три часа меняются.
        Висящий на мне до того ослабленный давними ранами и шишкой на лбу бывший вояка внезапно приободрился, перестал виснуть на чужом боярине и гордо удалился, подхватив Капитолину под руку.
        Я услышал уже издалека.
        - Твои Нездиничи, их много! Не побоятся в случае чего и Киевскому митрополиту нажаловаться! А он грек, в русские дела вникать не любит…
        План ворья был ясен - отказываться ото всех грехов и нагло не слезать с руководства богатейшим поместьем. Да и мы не лыком шиты! С этой мыслью я отправился на поиски Лазаря.
        Столковались мы махом. Богуслава решили в свои коварные планы пока не посвящать. Он чего-то путает кислое с пресным и не видит, что человек, бывший когда-то смелым бойцом, который мог за командира и жизнь отдать, выродился в вора, подонка и наглеца, который безжалостно грабит своих прежних товарищей - воеводу и дружинников. И цацкаться с поганцем-тиуном и его блудливой коровой-боярыней не время!
        - Кстати, - припомнил Лазарь, - тебе же к епископу, наверное, идти тоже придется?
        - Все может быть, - согласился я. - Это же я высылал Матвея с поляком на поиски. Могут захотеть узнать почему именно их, и нет ли здесь какого-нибудь колдовства.
        - С этими-то все ясно, - согласился командир дружинников. -Собаки по следу довели, дело понятное. А нашел-то тиуна все-таки твой конюх Олег! Как изловчился, какой темной ворожбой при этом воспользовался? У Ефрема есть опасные способности - кроме того, что вранье он сразу от правды отличает, так еще если епископ спрашивает, солгать ему никто не в состоянии! Припрятать, может, пока вашу ватагу куда-нибудь? Потаенное место найдем.
        - Не знаю даже, как сделать лучше. Это мне надо с нашим протоиереем Николаем посоветоваться, он в этих делах поопытнее меня будет.
        - Вот и давай советуйся. Если что неладное грозит, найди меня рано поутру - махом кого надо подальше пристроим. И лучше тебе про дружинные забавы с Елисеем тоже ничего не знать - как дело не повернись, с тебя взятки гладки. Ничего не знаю, ни о чем, мол, и не ведаю!
        На том и порешили.
        - И ничего странного и необычного! - вспомнив распоряжение Богуслава насчет моих приказов, улыбнулся Лазарь.
        - Лишь бы дружинники были довольны! - усмехнулся и я.
        - Они довольны. Они очень будут довольны! Давно ждем таких приказов!
        А я пошел спать. Но перед этим надо было посоветоваться со священником. Уложиться я планировал быстро, но не тут-то было. Сначала пришлось изложить протоиерею всю историю с тиуном и женой Богуслава. Николай согласился с необходимостью в данном случае развода, или распуста, как его называли священнослужители. Видимо от распуста и пошли потом слова распутство и распущенность
        - Правда, решать быть ли распусту или нет, будет епископ Ефрем. А он уж очень падок на все византийское. Как возьмется цитировать Эклогу Льва Исавра или Прохирон Василия Македонянина, так прямо хоть всех святых выноси! У нас же из русских уложений по этому поводу, кроме Церковного Устава Владимира Святославовича, ничего и не сыщешь.
        - Это который Владимир? - запутавшись в многочисленных русских князьях спросил я.
        - Тот самый, равноапостольный святой и креститель Руси.
        - А что значит равноапостольный?
        - Обратил, значит, в христианскую веру такое количество язычников, словно он один из апостолов - ближайших учеников и сподвижников Иисуса Христа, первых устроителей Его веры. Ты должен знать часть из них хотя бы по написанным ими евангелиям: Матфей, Марк, Лука, Иоанн.
        - И Иуда тоже?
        - Обязательно. Он был самым любимым учеником Христа. А потом предал своего учителя, раскаялся и повесился.
        - А почему церковь прячет от нас Евангелие от Иуды?
        - Нет такого Евангелия, сын мой, - очень веско и уверенно сообщил мне протоиерей.
        - Да я видел текст! Правда, поленился читать…
        - Ленись и дальше. Мы, служители церкви, считаем все эти измышления делом сатанинских сил и зовем их - Апокрифы. То есть вроде писульки какие-то в наличии, и именуются как части Завета, но наши истинно знающие люди выявили их лживость и вредоносность.
        Другое дело истинные Заветы и Евангелия. И ведь еще в Нагорной проповеди, которую излагает Марк в своем Евангелии, Христос говорит, что прелюбодеяние жены гораздо больший грех, чем развод. А Евангелие, - это тебе не Прохирон какой-нибудь! Прохироны рано или поздно уходят в забвение, перестают казаться важными, великие империи, вроде Византийской, разрушаются, сегодня властвуют одни князья и митрополиты, завтра другие, но учение Иисуса Христа о терпимости и всепрощении вечно!
        Поговорить мне нужно с Ефремом завтра с утра насчет распуста, поляка-поисковика и оборотня, может и удастся столковаться со святым человеком, найдем какое-нибудь разумное решение.
        - Да он ведь скопец! Измыслит чего-нибудь несусветное!
        - И у меня давно женщины не было, и что теперь? Записывать и меня в недочеловеки?
        - Считаешь излишней трату времени на этих заманчивых по виду кобыл с порочными душами, полных неразумных мыслей? У вас же в Житиях Святых от мужчин не протолкнуться, родится мальчик - десять имен на выбор, а на девочек Святцы будто и не рассчитаны! Нету женщин святых, и хоть тресни! Тяни после рождения девочки с крещением пару недель к ближайшей! Поэтому у девчонок языческих имен и полно.
        - Не надо так отзываться о женщинах, сын мой! Женщина - она нам всем Мать! Святость женщин часто превосходит мужские порывы. Кто больше всех ангелов и архангелов радеет за дела человеческие? Богоматерь!
        А неразумные мужчины все невесть чем кичатся, обзывают радетельниц человечьих овцами, коровами, кобылами, телками, подчеркивают какое-то свое мифическое превосходство. Если она овца глупая, а ты лезешь ее покрывать, кто ты после этого? Баран безмозглый?
        А что женщин-святых маловато, это не из-за того, что они в вере слабы. Главное женское дело и предназначение не святость свою показывать, а новых людей рожать! Да и то сказать, слишком увлекутся бабы божественными идеями, и закончится на Земле род людской.
        А что мы с Ефремом не увлекаемся общением с женщинами, это вовсе не из-за того, что он скопец, а я насчет постельных утех слабоват. Отнюдь нет, сын мой, отнюдь нет! Иной раз так меня потащит в ненужную сторону, что аж ахнешь! Бьешься из последних сил, чтобы это наваждение бесовское от себя отвести! А епископ - он святой, ему все эти испытания духа слишком сильно мешали, вот он и оскопился.
        Под эти рассуждения чистого духом и не склонного потакать ненужным вожделениям человека, я, убегавшийся за день, бестолковый старый коняга и уснул. Хватит с меня! Я не воин, не святой, вот пусть дальше мастера этих средневековых дел как хотят, так и выкручиваются. Спокойной ночи!
        Поспал я вволю. Рано утром кто-то возился, кряхтел, сопел, кто-то с кем-то переговаривался - мои сладкие сновидения это не нарушало. Я, как и в прежние поры, летел по трассе на «Жигулях» и радовался покупке нового автомобиля.
        Потом трасса пошла какая-то неровная, меня стало сильно трясти, и я проснулся. Бодрствование меня огорчило не на шутку. Оказывается, меня за грудки трясла злая, как цепной пес боярыня, а какой-то обомшелый дедок сзади нее приговаривал:
        - Вроде, не из тех он душегубов, матушка-боярыня. Не такая у него рожа зверская…
        - Ты ж говорил, что они морды какими-то тряпками завязали! А он тут среди таких же главный!
        - У тех глазищи уж больно сверкали! Как есть - смертоубивцы! А этот вяловатый какой-то, снулый… Может, муж твой чего знает?
        - Чего он может знать, лапоть этакий! Сроду ничего не знал и не ведал! Да и его бы порастрясла, дух бы с него вышибла, да унесли куда-то черти Богуслава с самого утра!
        Я присел, обвел комнату глазами. Николая тоже унесли добрые ангелы в неведомые дали. Ах да, он же хотел…
        - Отдавай Елисея, гад смердячий! - нарушил степенный ход моих полусонных мыслей озлобленный женский крик. - Всю требуху из тебя вытрясу!
        Это меняло дело. До своей требухи я жаден. Поэтому, озлившись, тоже повысил голос.
        - На служанок своих теремных иди ори! Или на больных детках изгаляйся, а на меня не сметь тут выезжаться! Я - новгородский боярин Мишинич! Наш род знатнейший и богатейший, родовые земли за трое суток на лихом коне не останавливаясь не объедешь, и, может быть, каким-нибудь местным бывшим нищенкам не ровня, и не чета!
        Голос деда отметил:
        - Вот теперь похож. Но не очень. Жидковат все-таки - те помордастее были, посправнее…
        Капитолина убавила звук и уже ласковым голоском попросила:
        - Отдал бы ты любу моего! Последняя он радость моей жизни… Слава, он же неласков, не любит в этой жизни никого, кроме себя. Женились когда, только на знатность мою внимание и обращал - ему это в бабе главное, а вовсе не глазки, ручки да ножки. А женщине, да особливо в возрасте, внимание да ласка требуется, доброе слово… Отдай!
        Эх боярыня, Богуслав в любви силен! Только любит почему-то не знатных русских дамочек, а замужних гречанок сомнительного происхождения или вовсе безродных француженок. Любовь зла, ей не прикажешь…
        Но Капе я озвучил другую правду:
        - Знать не знаю, ведать не ведаю, куда твой тиун делся! Он вор, его пути неисповедимы! Может на Змее Горыныче улетел грабить народ русский, а может, посвистывая, с Соловьем-Разбойником обнявшись, подался в глухие дебри проезжих поджидать? Ничего мне неизвестно! Получай сегодня развод и ступай ищи суженого своего!
        - Нипочем не дам никакого развода! Привыкла к богачеству за пятнадцать лет, и ничего не отдам!
        - Отдашь, срамница похотливая, все отдашь. Как сегодня суд митрополита Переславского решит, так и будет, - разъяснил наглючке подошедший протоиерей. - От него сейчас иду. Сегодня после обеда Ефрем в твои дела развратные сам вникать будет.
        - Да может Славка сам ни одной юбки не пропускал!
        - Ни один Закон, ни наш, ни византийский, на неверность мужа внимания не обращает. Муж - хозяин в семье, с него за эти мелочи никто и ничего не взыщет.
        А вот со срамных женок взыскивать можно по-разному! Решит тебя Богуслав жизни лишить, снесет прямо на епископском суде неверную башку острой сабелькой, заплатит большой штраф и все на этом!
        Кстати, за ложное обвинение, возведенное на тебя, за хулу необоснованную, с него так же взыщется.
        - Зря хулит! Перед самим митрополитом на святой Библии поклянусь!
        - Митрополит Ефрем вранье от правды легко отличает, да вдобавок Владимир двух теремных девок, которые твое блудодейство воочию сами видали, под неусыпной охраной содержит. Решишь обманывать, сразу с детьми попрощайся - прямо с Епископского Двора в монастырь свезут!
        - Я боярыня! За меня все Нездиничи сражаться придут! Что скажу, то и правда!
        - Не губи, матушка, Елисея! Я его с малых лет взращивал, на руках тетешкал! - бахнулся на колени старец. - Наплюй на деньги боярские! Убьют его зверюги эти, запытают! Сразу и его, и меня предупредили, что коли ты выступишь против развода, ждет хозяина моего смерть лютая и неминучая! А где они с ним сейчас прячутся, никому неведомо!
        Тут дед подполз к боярыне прямо на коленках, обхватил ее ноги, прячущиеся под переливающейся атласной юбкой, и в голос зарыдал.
        - И вот еще что, - добавил безжалостный к неверной боярыне протоиерей, - епископ велел Нездиничей на разбор больше четверых не приводить - ему там представление, как на базаре, ни к чему. Для Вельяминовых положение то же. У каждого из родов в эту четверку должен входить боец для Божьего суда - вдруг потребуется. Свидетели, истец и ответчик к этим людям не относятся.
        - На что нам тупые бойцы, - зашипела Капа, оттолкнув ногой ползающего в горести деда, - каждый из Нездиничей сам первейший воин, наводящий страх на врага! Нам лучше взять с собой религиозную старенькую праведницу из нашего рода! Враз епископу правду-то покажет!
        - То-то страшные Нездиничи месяц назад с поля боя всей толпой убежали, бросив наш левый край! - прогудел от двери бесшумно подошедший Богуслав. - Я от Мономаха иду, он такими красками эту историю живописует! Не только щиты, но аж и мечи со шлемами покидали, чтоб ловчей убегать было!
        - Это Переславскому митрополиту Ефрему все равно! - оборвал боярские речи святой отец, - он лицо духовное. Хотите старушку ведите, пусть она за вас на Божьем суде сражается, епископу до этого дела нет. Встречаемся на Епископском Дворе после обедни. Опоздал кто или не явился, дело все равно слушается, опоздавших не впускают, невзирая на любые оправдания. Суд обязательно состоится в указанное время!
        - Ефрем боярам Вельяминовым благоволит! - попыталась загнусить достойная представительница рода Нездиничей.
        - Правила для всех одни! - пресек лишний базар Богуслав. -Уже на всех площадях глашатаи объявляют обстоятельства дела. Ваше обычное вранье здесь не пройдет! К назначенному часу митрополита посетит сам князь Владимир Мономах с представителями от трех других боярских родов. С Ефремом уже все согласовано. Я тебе, Капка, теперь за ваши подлости с Елисеем, больше четверти даже и с детьми не дам. Дружинники мне все рассказали про ваши дела хорошие. А захочет епископ постричь тебя в монахини, препятствий чинить не стану!
        Боярыня презрительно фыркнула и унеслась. Дед, цепляясь за ножку стола, кое-как поднялся с моей помощью и, причитая на ходу, поплелся за неверной Славиной супругой.
        - Ладно, обскажу вам, как сложилась беседа с Ефремом на самом деле. Вначале я рассказал ему куда мы и зачем идем, - взялся излагать Николай. - Епископу эта угроза для Земли известна - было ему три дня назад Божественное видение.
        Деньгами он сейчас помочь не может, с нами пойти тем более - слишком стар, недавно восемьдесят исполнилось. Попытается сделать, что сможет. Кто в команде идет: волхвы, кудесница, оборотень, поисковик, для него неважно. Главное - это наш мир спасти. Хотя ставит одно условие. При людях - никакого колдовства, особенно у епископа в тереме! Неведомо кто еще, кроме него это увидит, придется разбираться, бросив нас всех в монастырскую темницу.
        Хотел в поход дружинников из епископской дружины дать, да я отказался - и так нас немало. Советует по Славутичу до Олешья не кружить, а сразу за порогами срезать к Крыму - быстрее на два-три дня получится.
        Человеческой едой епископ нам набьет седельные сумки доверху, даст еще трех коней-тяжеловозов - везти ячмень, овес, дрожжи, отруби ржаные - корм для лошадей. Дальше места идут пустынные, никто там не селится из-за кочевников, не сеет и не жнет, провизию в тех местах не купишь.
        Ефрем, он тамошними краями интересовался, византийскую карту имеет - книжник ведь известный! - протоиерей, шурша, взялся разворачивать на столе здоровенную трубку. - Пергамент старинный, лет сто ему самое малое - еще печенежские становища на нем указаны. Вот нам дал попользоваться, - и наш не менее ученый книжник начал прижимать углы какими-то невзрачными камнями. - Уж лет пятьдесят тому, как печенегов половцы извели и прогнали неведомо куда, а места тамошние не переменились. Ко всему этому есть и описание, что там и где, - махнул опытный читатель древних манускриптов другой пожелтевшей от времени трубой.
        - Ну-ка, ну-ка, - сразу заинтересовался я. - И что там где?
        Надо сказать, что в мутных волнах Интернета по этому поводу разобрать что-то было нелегко. Задаешь, положим, конкретный вопрос, типа, путь от сих до сих, что там за места? Какая растительность, где вода, где еда? Обязательно укажешь, что данные нужны про 11 век.
        Получишь сведений море! Совсем не о том, о чем нужно… Черноморские пансионаты, расход бензина, вооружение воина 14 века и тому подобное. Глядишь, вдруг Москва из какой-нибудь дыры полезла. Да нету в 11 веке еще такого города! Неизвестно даже, родился ли Юрий Долгорукий, ее основатель! Который, кстати, сын Владимира Мономаха и внук нашего боярина Богуслава. По датам все рукописи врут по-разному, и разброс немалый.
        Где-то, может быть, есть и то, что надо, но где, и как это получить - загадка без разгадок. А тут само в руки прет! Сто лет в наших делах разброс плевый - коли тогда там один ковыль шелестел, вряд ли и сейчас на этой местности папайя с маракуйей бодро колосятся!
        Втроем мы взялись разбираться в древней карте. Периодически Николай вычитывал нам, боярам, обоим не особенно ловким в чтении по-гречески, интересные места из второй рукописи, относящиеся к делу.
        Напрямик, действительно, было короче. Еды нам с собой выдадут вволю. Но там была необъятная безводная степь без единой речушки. Колодцы, если они там и существовали, надо было или знать, или уметь искать. На край воду можно было бы и купить, но от порогов до Крыма, где этой водой торгуют прямо на входе в перешеек, было 350 верст. Людям сунул по паре фляг в руки, они и перетерпят, а вот интенсивно работающим лошадям вода ведь ведрами требуется. Бренчать по степи целым обозом с водой, - где же выигрыш во времени? В общем, думать надо.
        - Кстати, - спросил я у Николая, - когда ты к епископу ходил, наша охрана при тебе была?
        - Оба за мной приглядывали, и туда, и обратно. Прокричали тоже все, что было тобой велено. Правда я ведьмы не приметил. У Матвея спроси, может он чего увидел.
        - А когда заканчивается сегодняшняя обедня? - поинтересовался слабосведущий в церковных делах я.
        - В давние времена эта литургия заканчивалась с первыми лучами солнца, но у епископа Ефрема все по-византийски, по-новому. Заканчивается она здесь в обед, не позднее полдня, то есть в 12 часов дня, - растолковал мне священнослужитель. - Лучше нам выйти отсюда всем вместе, я в этих делах не ошибаюсь.
        Я посмотрел на часы - доходило десять утра. Поспеем. Затем пошли завтракать, на этот раз долго наслаждаясь изобилием пищи. Потом протоиерей отправился вздремнуть после завтрака, а мы с Богуславом присели в боярской опочивальне, и теперь он изложил истинную беседу с Мономахом только для меня.
        - Володя вытурил всех из тронной залы, дескать боярин Богуслав тайные сведения принес и нам соглядатаи не нужны. Наедине обнял меня и спросил не случилось ли чего, раз я так быстро назад воротился - он моего приезда раньше следующей осени и не ждал. Случилось, говорю сынок, еще как случилось! Матушка твоя объявилась! Вова не поверил. Да я сам, говорит, ее лежащую в гробу мертвую целовал! Пришлось ему всю историю с походом, антеками и Францией рассказывать. Спрашивает меня: может это морок какой? Дал ему золотой солид из антековского металла изготовленный пощупать. И это, интересуюсь у него, тоже морок?
        Владимир тут же позвал златокузнеца, которого при себе держит. Тот монету в руках повертел, понюхал, на зуб попробовал, и сказал, что более чистого золота в своей жизни не видал. А мастер наших с тобой лет, отнюдь не молод.
        Володя истории моей поверил, стал сам рваться с дружиной во Францию идти, матушку выручать. Еле-еле его остановил. Навалятся там на тебя кучей, говорю, воинства иноземные, убьют единственного сыночка нашего! Останется нам одно - обоим в петлю с Анастасией лезть…
        Тогда он стал кричать, что мы должны пожениться и при нем проживать. Объяснил сыночку, что мы то не против, но все дело эта срамная паскуда из Нездиничей клинит. Он вскипел, в монастырь бабу эту надо сдать, кричит, заставить постриг принять, покаяться тварь должна!
        А я опять ему мягонько толкую, мол ни тебе, ни мне, ни братьям твоим сводным лишняя огласка и черная тень на род наш ни к чему. А вот если такое решение епископ, муж многоученый примет, с нас, вроде, и взятки гладки.
        На том и договорились. На прощанье Владимир мне сообщил, что он и сам в этом деле поучаствует, и из родов Остафьевых, Завидичей и Михалчичей достойные бояре подойдут. Если такое боярского собрание сочтет решение митрополита Переславского обоснованным, весь пустобрех Нездиничей никакой силы иметь не будет, а митрополит Киевский обжалование может и не принять. Решили встретиться с Володей уже у епископа.
        Тут и я решил вставить свое словечко о будущем семьи Вельяминовых при участии Мономаха, и изложил Богуславу мою идею об управлении княжеским приказчиком-тиуном поместьем в случае неблагоприятного церковного решения его дела.
        Тут Слава усомнился.
        - Осмелится ли князь на этакое невиданное вмешательство в боярские права?
        - По сравнению с самоубийственным походом во Францию, это выглядит как безобиднейшая детская игра в лапту! Что плохого в том, чтобы по просьбе своего пожилого боярина, вынужденного уехать по княжеским делам и который не доверяет изменнице и воровке жене, приставить к управлению его имуществом своих людей?
        - Нездиничи знаешь какой хай подымут!
        - А ты знаешь, чего они этим шумом добьются?
        - Чего же?
        - Того, что их дочек-боярышень замуж перестанут брать. Приданое маленькое - род бедный, девки вороватые и слабы на передок! Только отъедешь куда-то по делу, враз жена какого-нибудь тиуна-конюха-сторожа в свою постель затащит!
        Богуслав задумался, потом захохотал.
        - Дело толкуешь! Если бы в ту пору, когда я к Капке свататься пошел, такая слава за Нездиничами тянулась, поглядел бы в ее глаза с поволокой, оценил руки лебединой красоты, которыми тогда прельстился и подумал: а глазенки то у боярышни распутные, да и ручонки, похоже, вороватые, и, схватив шапку в охапку, убег бы куда подальше!
        Глава 4
        Тут к нам подошел Матвей с докладом о своей охранно-пропагандисткой деятельности. Вначале их истории со священником совпадали. Ходить ходили, кричать кричали, явной слежки не было. Но потом начались разночтения…
        - Поглядывал я во все стороны постоянно, - черт их этих ведьм знает, откуда у них принято к святым людям подкрадываться. До Епископского Двора дошли без приключений. Там Николай с часок пробыл, мы с Ваней на улице близенько вертелись.
        На этом Дворе и Епископский Дворец, и Михайловский Собор, и церковь Святого Андрея, и малые какие-то храмы - все одним взглядом не охватишь. А так мы за Епископскими Воротами и улицей рядом в основном приглядывали.
        С утра по церковным делам там немало народа бегает, но в основном мужики, женщины там в редкость, за все время шмыгнули только две монахини, да три бабы с кошелками туда-сюда пробежали.
        Вот там то я к одной подруге и пригляделся. Невысокая дебелая бабенка, в кике какой-то дурацкой - уж очень сильно рогатой, и сером платье. В руках ободранную торбочку вертит, чего-то на плечах у нее эта дрянь не увиселась, внутрь, во Двор, не идет. Рожа невыразительная, румян и белил не видать, брови не насурьмлены. Неказистая кругом! Делает вид, что вроде по делу пришла, а сама даже и близко к воротам не подсовывается, от попов шарахается - как заметит сутану черную, аж на другую сторону улицы переходит.
        Тут то я и смекнул, что это все та же Василиса на себя морок накинула, и протоиерея с какой-то новой подлостью поджидает. Но все-таки провериться решил, - вдруг это у меня ушкуйная недоверчивость играет, вроде как я на чужой земле нахожусь, и тетка лазутчик вражеский? А на самом деле она проповедника какого речистого поджидает, чтоб вызнать глупость какую-нибудь бабскую несусветную. И пока я на эту славную прихожанку глазею, Василиса уж с другого боку к протоиерею подкатится?
        Поэтому как святой отец вышел, отошли мы немного от ворот, глянул - а тут по ходу еще церквушка стоит, тут же спросил попа: отче, а вот тот храм каменный или нет? Николай оживился, начал мне про какие-то нефы расписывать, Ванька с ним спорить ввязался - что прочнее, кирпич или плинфа, а я их под этот шумок вокруг церкви-то и обвел.
        Смотрю, а бабешка за нами мало того, что как пришитая держится, так она как-то уже и поджиматься ближе начала. Да и в торбе рукой чего там усиленно шурует, к недобрым действиям изготавливается. Вязать мне ее не велено, а попа надо защищать.
        Приотстал я от наших на пару шагов, чтобы никого не задеть, выхватил кинжал, начал играть с ним (ушкуйные игры с холодным оружием отпугнули даже и нас с Богуславом - обнаженный клинок перепархивал из руки в руку, вертясь при этом как лопасти вентилятора при быстром режиме и мы отсели от бойца подальше) и голосить на всю улицу, как я протоиерея замечательно караулю - с места, если что, как пардус охотничий на три сажени прыгну, любого подсунувшегося вражину заколю, будь то даже старик или женщина, никого жалеть не стану! На лишнее разбирательство время тратить не буду! Убью и все дела!
        Ваня с протоиереем на меня обернулись разок, да пуще прежнего обжиг и закалку обсуждать взялись, а вот у толстухи то рожу перекосило, и она потихоньку от нас приотстала и шмыгнула в какой-то проулок. Сразу все стало ясно - это Василиса подкрадывалась!
        - А чего это за кика рогатая? - забеспокоился я, усмотрев в необычном головном уборе возможный подход резервов к ведьме от дьявольских сил.
        - Да замужние бабы носят! Девкам нельзя. А как первого нарожают, так кика у них рогатая делается. Иной раз такие рога навертят, что аж башку к земле пригибает! От этого у нас и говорят - кичится, мол, баба - знать голову с тяжелой кикой вверх задирает.
        А этой бабище рогатой с ее-то задницей и титищами, уж не первого, а пятого пора бы нарожать! А многие женки как иной раз привяжутся к какой-нибудь дряни, потом не отучишь. У нас даже поют в деревнях:
        Замечательны рога
        Я не скину никогда!
        Буду есть одну мякину,
        А рогов своих не кину!
        Частушку Матвей не только спел приятным баритоном, а еще при этом и сплясал вприсядку. Этакий ушкуйник-песельник, который, поди, на вражеские осажденные города страх наводит песнями вроде:
        Все чужие города,
        Нас запомнят навсегда!
        Замечательну дубину
        Вам на головы закину!
        И долго потом нерусские мамаши будут пугать там непослушных деток на ночь не екарными бабаями да люлюками неведомыми, а зловещим русским атаманом - не будешь спать - Матвея-ушкуйника позову, вот он тебе споет! - и в их народе приживется фраза, аналогичная нашей при показе всяческих разрушений: здесь, как Мамай прошел - инородцы будут говорить: здесь, как Матвей пропел!
        А в наше время рога чем-то постыдным для мужчин стали, не дай Бог рогоносцем оказаться! А для женщин в 11 веке - почетный знак, заместо материнского капитала пожалованный. Вона как!
        И вообще не вижу связи между появлением загадочных костяных наростов на мужском черепе с усиленной эксплуатацией половых органов его жены сразу несколькими пользователями. Вот так-то!
        И нечего мне врать про всяческих немецких вояк, которым жены перед дальними походами выдавали рогатые шлемы, ловких византийских императорах, французских ходоках-королях, припутывая сюда мифического древнего грека-вуайериста! Византийцы с французами известные аморалы, их похождения можно даже и не обсуждать, а вот остальные…
        Грек вовсе женат не был, не вовремя просто подсунулся к обнаженной богине Артемиде, за это его и заоленили, наградив здоровенными рогами. При чем здесь супружеская измена?
        А чтобы здравомыслящий и обстоятельный немец от молодой жены куда-то уперся, не заперев ее легкодоступное без мужа место на надежнейший немецкий замок, встроенный в суперкачественный и лучший в мире немецкий пояс верности, я просто не верю.
        Придешь из длительного похода, а тут уже у супруги новые детки нарожались! Этот вылитый фон Генгебах, не пошедший в поход, этот копия фон Беннигсен, вернувшийся раньше всех из-за ранения, а девчушка косит точь-в-точь, как наш богобоязненный пастор Гот. О майн Готт!
        А с пояском - кругом надежность! Все легкодоступные ранее места защищены замечательной сталью! Попилит-попилит какой-нибудь Мюллер-Мазох, да и плюнет, поняв всю безуспешность своих попыток дорваться до бесплатного. А сам фон Цеппелин, видя, что здесь он столкнулся с немецкой работой, лишь разведет руками - без ключа это не открывается!
        Что-то меня какая-то дикая злоба берет при обдумывании этой сомнительной темы. Может тоже в походе начал какими-то нехорошими шишками обрастать?!
        Уймись, уймись ревнивец-дурашка! Жена тебя любит, вдобавок она сейчас беременна…
        Ничему это не мешает!!! Захочет - враз изловчится!
        - Володь, ты чего это за голову взялся? И перекосило как-то всего? Тебе не плохо?
        Я бросил ощупывать глупую головушку, на которой и положенных-то шишек никаких не сыщешь, и ответил:
        - Мне хорошо. С побратимами, в чистоте и тишине, мне очень хорошо. Глупые мысли донимают, на Капитолину глядючи!
        Побратимы захохотали.
        - А ведь он взревновал!
        - Я тоже, как про брошенную на лесопилке Елену вспоминаю, аж переворачивается во мне все! Столько там купчиков и приказчиков всяких смазливеньких за досками каждый день наезжает!
        - А во Франции эти швали-шевалье такие обходительные да ловкие, аж дух перехватывает! И золота для заманивания честных девиц в свои сети не жалеют! По пятнадцать златников зараз с улыбкой отдают! Манилы иностранные! И такие молодые… Одно слово - сволочи!
        Поняв, что не я один тут этой дурью маюсь, успокоился, и мы продолжили дальше.
        Сообщили Матвею о предстоящем церковном разводе у Богуслава после обедни. Затем я спросил, встанет ли один мой побратим-ушкуйник в случае чего за моего другого побратима-боярина на Божьем Суде против бойца от бояр Нездиничей, и получил положительный ответ. Тут зашел Венцеслав и позвал нашего убийцу на задний двор потренироваться бою на саблях, и молодые, над чем-то хохоча, удалились.
        - Знаешь, Володь, я вот вроде никогда труса не праздновал, но завидев такой порхающий кинжал возле собственного носа, тоже бы шмыгнул в ближайший проулок!
        - Да и я бы не отстал, ох не отстал!
        И два матерых храбреца развеселились не меньше молодежи.
        - Слав, а чего ж твои дружинники своего бывшего ратника в Елисее не признали? Подошли бы по-свойски, так мол и так, браток, обнищали дескать совсем, подкинуть бы монеты надо.
        - Так некому узнавать то! У Мономаха лучшая дружина на Руси, и сам он в полной силе. Очень хорош его нынешний воевода Ратибор, я сам его всему, что знаю, обучил. Захотел бы Владимир, князем Киевским сейчас сел, а не Переславским сидельцем! Да не захотел он, вишь, с родней воевать, терпеть не может бойни русских против русских.
        А Мстислав парнишка молодой, воевода тоже хват вроде него, славными подвигами пока не отмечен, дружина неопытная, большой крови не повидавшая, в бою не слаженная, толпа, а не рать. Пока там все тихо, да вдруг какой супостат налетит, не угадаешь.
        Поэтому я в Переславле самую молодь оставил, а всех ветеранов с собой в Новгород увел, чтобы и там надежный костяк был, который в бою не растеряется. Сейчас здесь самый опытный Лазарь, так и он через год или два после ранения Елисея пришел. Кстати, пора идти жалование раздавать, отощали семьи у народишка вконец.
        - Дело нужное. Серебра наши у тиуна вчера целый мешок отбили, на всех хватит.
        - Года на три, - уточнил боярин.
        - А я пойду по терему пройдусь, посмотрю, как там дела. Не забудь деньги и девкам после беседы с епископом выдать, тем, что у нас взаперти сидят, и дружинникам, что их караулят.
        - Ты девицам, вроде, еще монеты обещал?
        - Если удачно выступят у епископа. А то эти дуры могут такую чушь понести, что аж ахнешь. Нечего их раньше времени баловать. А ратникам сейчас дай, честно мужики служат.
        - Девахи ныть не будут?
        - Вот сейчас к ним к первым и зайду.
        И мы отправились заниматься кто чем.
        У девчат было хорошо: обе были умыты, не накрашены и накормлены. А то заявятся к епископу размалеванные как мартышки, сразу все подумают: у развратной боярыни и девки такие же, ни в чем им верить нельзя - продажные твари! Увидев меня, скромнейшие и приличнейшие девицы оживились и загалдели.
        - А долго еще тут торчать будем?
        - А нельзя ли по-быстрому к себе сбегать? Взять бы кое-что надо!
        - А можно…
        Переслушивать этих дур и бесконечно объясняться с ними в мои планы не входило.
        - Конечно все можно, девочки! Идите куда хотите, делайте, что пожелаете, обсудите все дела с подружками!
        Такая свобода несколько смутила облагодетельствованных.
        - А чего нельзя? - поинтересовалась более тертая Мария.
        - Да пустяки! Нельзя будет после этого по десять рублей получить, начальницей стать и, скорее всего придется на Посад шлепать жить.
        - За что же так?
        - За дурость! Не хочу я вам одно и тоже по сто раз объяснять! Не можете просто дойти до епископа, сказать по несколько слов и грести подарки после этого лопатой, значит пошли отсюда вон! Нам такие идиотки не нужны! Мы таких на дух не переносим. Все.
        Удивленным дружинникам я сказал:
        - Пошли отсюда ребята. Нечего с ними время терять.
        Враз поумневшие девицы бросились ко мне и загалдели пуще прежнего:
        - Мы посидим!
        - Мы пойдем!
        - Мы все скажем!
        - Не вздумайте врать и чужие басни пересказывать! За это вас Богуслав засечет! Вам деньги будут дадены не за то, чтобы вы вранье, угодное начальству пересказывали, а только за смелость - что против боярыни и ее прихлебательниц не устрашились пойти. И ни за что другое!
        - Мы поняли!
        - Мы все поняли!
        Я вздохнул. Что сейчас, что через девятьсот лет хлыст и палка на Руси были и будут гораздо эффективнее пряника.
        - Мужики, там воевода затеял раздачу жалованья дружине, вам как удобнее будет получить: самим сбегать или через Лазаря?
        - Конечно! Самим! - гаркнули дружинники.
        - Тогда немножко обождите, пока мешок из подвала притащат, раздадут тем, кто в очередь пораньше вас встал. Сбегайте по одному, девок без присмотра не оставляйте!
        - Все как надо сделаем, боярин!
        - За нас не волнуйся, не подведем!
        Всегда больше любил работать с мужчинами! И это вовсе не из-за моего полового шовинизма. А вот в постель - только с противоположным полом! Вот такой уж я, не перенявший европейские веяния 21 века, отнюдь не участник гей-парадов.
        Опять встревожились теремные работницы.
        - А нам когда жалованье платить будут?
        - Жить совсем не на что!
        - Вам боярыня платит. Вот к ней и обращайтесь.
        - Да она воровка на пару с тиуном!
        - Епископу все как надо расскажете, сегодня же деньги получите, и немалые.
        - Мы готовы!
        - Прямо сейчас веди!
        - А епископ, князь и бояре будут готовы вас выслушать только после обедни.
        - Подождем!
        - Сколько надо подождем!
        - Вот и подождите. Скоро уж и пойдем, опаздывать нельзя. Дружинники идут с нами.
        А я отправился бродить по терему дальше. У теремных девок стоял несусветный крик - видимо решали на чью сторону встать. Я решил в их запоздалые дрязги не вмешиваться. Все теперь зависит от решения епископа, эти бабские крики и споры ничего не решают. Скажет Слава, всех поразгоним - убытка большого не будет. Только бы удалось боярыню с рук сбыть!
        Немного подальше наткнулся на давешнего старичка, которого, видно, боярыня выкинула из своей опочивальни перед уходом к родне. Дед сидел на полу и тихо плакал, уткнув седую головушку в коленки.
        Я присел рядом.
        - Горестно, деда?
        - Еще как горестно, сынок! Пропадет мой Елисеюшка через гонор этой дуры! Я у отца его всю жизнь служил, и за Елисеем как могу уж пятьдесят лет приглядываю, только такой напасти с нами сроду не бывало!
        - Да и не воровали, поди, так бессовестно? - предположил я.
        - Так через эту Капку все! Елька как устраивался, знаешь какие мысли имел! Все хозяйство воеводе налажу, за сынами его пригляжу, - будет и от меня еще польза! А как завертелся с подстилкой этой, так и пошло все наперекосяк: Богуслав опять разживется, мы с Капочкой детей бросим, сами подальше убежим, да богато заживем!
        А эту негодяйку я уж сегодня вволю наслушался: жить с кем хочу буду, мне муж не указ, все деньги у меня должны быть, детей пусть в дружине учат, большенькие уже. Тьфу!
        Теперь вот вовсе пропал Елисей через жадность гадины этой. Привезли его сегодня поутру связанного в грязном мешке, сбросили на землю и велели ранее припрятанные деньги показывать. Елисей было вилять взялся: не знаю, не помню. Так один зверообразный с лысой башкой попинал его от души, а потом пригрозил: сейчас пытать тебя по-настоящему начнем, это я тебя так - балую. Очень быстро не только свое все отдашь, а вспомнишь, чего и двоюродный дедушка невесть где зарыл! Тебе что вначале отрезать - нос или уши? Тут уж я не стерпел: вынес лопату, да показал, где хозяин ворованное закопал, думал отстанут. Но не тут-то было! Быстро откопали эти бандиты краденое, но на этом не успокоились.
        Опять засунули хозяина в мешок, закинули на коня поперек седла бедолагу моего и посулили смерть ему неминучую, если боярыня мужу развод сегодня не даст. Побег я к ней, а она, вишь, как себя показывает! - и дед снова зарыдал.
        Потом вытер длинной седой бородой глаза и с надеждой спросил у меня:
        - Может ты знаешь, где его прячут? Придумаем чего-нибудь…
        - Ни сном, ни духом ничего не ведаю! - перекрестился я. - Но может не убьют? Попугают да отпустят?
        - Твоими бы устами да мед пить, - понуро сказал дедок, - да уж больно звероподобны были похитители эти!
        Посидели еще молча.
        - Ты может голоден? - поинтересовался я у старика.
        - Все равно есть не могу, об Елисее тоскую!
        Я вздохнул.
        - Тогда бывай. Может еще свидимся.
        Старец не ответил, уткнув голову в коленки.
        Я шел по коридору и думал, как все хорошо складывается в книжках 21 века у попаданцев. Хоп-хоп, здесь как надо вырулил, там ловко все уладил, прибил по ходу кого-нибудь особенно вредоносного, - и воссиял рассвет над миром! Все довольны, все смеются.
        У меня же - одному поможешь, другого, может тоже неплохого, в дерьме по ходу утопишь. Конечно, Елисей не белый ангел, а за воеводу своего жизнь готов был отдать. Какие были бы у нас шансы в битве с черным волхвом без Богуслава? Да никаких!
        А что такое украденные деньги в сравнении с гибелью всей Земли? Мелочь и пустяк, не стоящий внимания! Осталось одно с этим Елисеем - простить и отпустить! Отслужил уже пятнадцать лет назад, отработал как смог, искупил вину свою вперед. А мы тут его деда-пестуна топчем, да серебро краденое усиленно назад отнимаем. Ему бы за доблесть мраморный памятник при жизни воздвигнуть, а вместо этого по моей наводке бывшего командира сотни или насмерть забьют, или продадут в рабство. Да, дела делишки…
        Посмотрел на часы: 11.10. До конца обедни еще пятьдесят минут.
        Пора переодеваться и готовиться к выходу. Я не обладаю женскими талантами собираться на выход в течение часа, иной раз и двух - мне не нужно подкрашиваться, потом перекрашиваться, заниматься нелегким выбором нужных блузочки, юбочки, колготочек, босоножек, туфелек, платьица, бижутерии - а выбор у живущих со мной женщин почему-то всегда стремительно нарастал, и получая команду одеваться, не горячился, чтобы потом весь этот долгий срок не нудить из прихожки, как молодожен:
        Ну сколько можно! Я давно одет! Мы опаздываем, поторопись!
        - а спокойно занимался важнейшими мужскими делами: читал очень полезную книгу «Раскопки Хейаловавского кургана» - должен же я знать историю племени, вымершего в незапамятную эпоху, глядел по телевизору «Новости Поволжья» - выросло чего-нибудь на полях или как всегда, иногда дремал. Все это, конечно, в основном делалось лежа на уютном диванчике, чтобы качественнее разгорячиться перед рывком.
        А когда влетала очередная суженая и принималась негодовать:
        Я уже готова, а ты все голый лежишь!
        - никогда не вступал с ней в ненужные прения, типа, прошло полтора часа, прикажешь мне их одетым сидеть? Или: чего это я голый? Я в уютных семейных трусах! - отнюдь нет.
        Очень ласково произносил:
        А что это волосы у тебя на левом височке как-то не так?
        Эффект всегда был ошеломляющим! Женщину отбрасывало от меня к зеркалу и можно было спокойно собираться. Когда был полностью готов: одет, обут, местами расчесан, надо было подойти к торопливице, поцеловать, неважно куда - щечка, шейка, носик, ушко и сказать:
        Да это там просто так свет падал! А сейчас вижу - все просто великолепно! Ничего больше не трогай, порушишь чего-нибудь!
        Все! Можно выводить красавицу!
        А тут идти, вроде, минут десять всего, одеться мне чуть дольше, чем просто подпоясаться, но я люблю появиться пораньше - торопиться, дергаться и опаздывать терпеть не могу! Еще здесь можно как-то подрасчитать, когда где будешь, а как свяжешься в 20 - 21 веках с общественным транспортом, опозданий не расхлебаешь!
        Поэтому я всегда приходил или приезжал пораньше (в частых городских пробках и наличие своей машины не спасает от внеплановых задержек) и просто прохаживался (перезванивался по другим делам, искал что-нибудь в ноутбуке, ковырялся с машиной и т. д.) до нужного времени. Поэтому на все встречи приходил всегда минута в минуту.
        Эту мою особенность все знали, и если меня не было целых пять минут (за последние тридцать лет такое случалось целых два раза!) оправдания с моей стороны не требовались - Владимира настиг какой-то катаклизм, и катастрофа разразилась очень внезапно!
        Оделся по-боярски, только головной убор не осилил - нету навыка в жару в теплой шапке пыхтеть. Сразу видно - липовый я боярин! Настоящий на такие дела с непокрытой головой не пойдет.
        А я считаю - каждому овощу свое время. Когда на улице + 25 градусов по Цельсию в тени, меня даже в легонькую панамку не нарядишь. Вот поздней осенью или зимой заору громче всех: куда мою любимую шапку подевали!
        Зато подцепил к поясу богато украшенную саблю из дамасской стали в дорогих ножнах - знай наших!
        Пока наряжался, Николай помалкивал, но видя, что уже все, решил подсказать неразумному боярину, как положено одеваться. Сам он на обычную свою сутану никаких праздничных риз не накинул, зато нахлобучил на голову фиолетовую камилавку.
        - Сын мой, все бояре к епископу в горлатных шапках придут, один ты вроде белой вороны окажешься. Такая шапка признак знатности и благородства!
        - А вот Христос, он благороден ли был духом, святой отец?
        Протоиерей аж меня перекрестил.
        - Что ты такое несешь, Владимир? Иисус наш светоч духа!
        - А меховая шапка у него была? Где-нибудь наш Господь повелел своей пастве в жаркую погоду обязательно носить горлатку?
        - Она же у тебя летняя!
        - Все равно перепарюсь. Ты не крутись, как уж на сковороде, а ответствуй по Святому Писанию. Велел или не велел?
        Священник открыл рот, затем закрыл. Минуты две подумал, а потом неуверенно произнес:
        - Ты богохульствуешь…
        - Отнюдь! Найди мне это место в Библии, где Христос повелел боярину прийти к епископу обязательно в головном уборе, и после этого накладывай на невежду любую епитимью! А я безропотно напялю на голову эту огненную печку и отправлюсь изнемогать к Ефрему.
        - А вот насчет жен сказано…
        - Ты меня хочешь оскорбить, поп? В чьих это женах ты меня мыслишь? В тех местах, откуда я пришел, за такие вещи бьют смертным боем! - ухватил я Колю за грудки.
        Смирение во мне растаяло как снег по весне, ну просто куда-то испарилось! Всю жизнь я был неистовый мужлан и таким и подохну!
        - Ох, извини, от жары ум за разум заходит…
        - Вот я тебе сейчас эту камилавку для сугрева поглубже напялю, чтобы ослабевшие от перегрева мозги порасправились, - рычал я, обозленный впервые в жизни предъявленным мне обвинением в пассивном гомосексуализме, - и буду гнать твое святое протоиерейство до самого Епископского Дворца пинками, напоминая, что это женщина должна перед Богом и в церкви с покрытой головой стоять, а мужчина должен голову там же обнажать, показывая подчинение Христу.
        - Мы не в церковь идем!
        - Мы идем к одному из трех законных митрополитов Руси Великой. Могу я выказать ему уважение, как главе православной церкви в Переславле и кратчайшему пути для передачи моих речей Господу?
        - Можешь, можешь, все можешь, только больше не буйствуй и меня отпусти! Пойду народ соберу.
        Я отпустил священника, и он махом унесся, буркнув на прощание от порога, поправляя камилавку:
        - На улицу выходи. Шапку в руки возьми, мало ли чего.
        Чего-то я верно чересчур сегодня забуйствовал, отходя от неразумной злобы думал я, этак всех приличных людей можно от себя разогнать.
        Останешься в итоге в уютной палате с древнерусскими психиатрами общаться. Интересно, а как их тут называют? Обычный врач тут лечец, а этот? Психец? А то и вовсе какой-нибудь похабно звучащий вариант?
        В палату… ох в комнату! - зашел Богуслав, тоже где-то прошляпивший свою боярскую шапку. Неправильные мы с ним оба какие-то, из нас бояре, как с рвани со Змиева вала дружинники. Для полного эффекта на ноги еще опорки бы какие-нибудь нацепить или летние дырявые валенки.
        - Ну что, пойдем?
        - Пошли.
        Пока брели, я попытался разузнать кое-что по интересующей меня теме.
        - Слав, а чего у вас тут с буйными дураками делают?
        - С обычными сумасшедшими, или у власти которые?
        Я усмехнулся своеобразности подхода к классификации и ответил:
        - Начни с обычных.
        - Сажают на цепь и лупят вдвоем здоровенными палками, пока не уймется болезный и не поумнеет.
        - И что, помогает? - удивился я.
        - Еще как! Лекари аж сами удивляются. В полный ум сумасшедшие приходят, кое-кто даже умнее, чем до болезни делается!
        Хм. А здесь психлечцы - молодцы! Гуманизма и толерантности может и маловато, но каков эффект! Дешево и сердито.
        Наши уже все стояли у крыльца. Протоиерей Николай, Матвей в кольчуге и тоже опоясанный дамасской сталью, вострые умом Маша с Варей при двух дружинниках, - вроде все в наличии, никто нам для такого дела больше и не нужен.
        - Святой отец, ты как будешь участвовать: представителем от Вельяминовых или сам по себе? - поинтересовался Богуслав.
        - Я вроде как при епископе. А на освобожденное мною место привлеки еще кого-нибудь из вашего рода. И лучше не горлопанов, а мужей степенных и разумных.
        - Добро. А ты, Володя, встанешь со мной там плечом к плечу?
        - Решай сам. Считаешь, что тебе совет поумнее моего кто-то из Вельяминовых даст, возьми лучше из ваших бояр нужного человека. Никаких обид не будет - дело есть дело.
        - Лучше тебя у меня советчика не было и нет, поэтому вместе на суд к митрополиту и зайдем.
        Экипировкой ушкуйника Слава остался недоволен.
        - Матвей, ну ты оделся, будто с девочкой погулять собрался! Шлема нет, латных перчаток нет, кольчужка коротенькая и тонюсенькая - от комаров только и защита! Знаю, щитов нельзя, так ты хоть оденься по-человечьи, защити свои телеса! Чую, втянут нас эти гниды Нездиничи в Божий Суд, просто так не отстанут. Да и бойца выставят не из последних, сыщут мастера!
        Бывший атаман отвечал с толком и обстоятельно, чувствовалось, что вместо привычных собак не одного мастера из бойцов в своей жизни съел.
        - В шлеме с подшлемником я упарюсь (на заднем плане захлопал в ладоши буйный псевдобоярин, поддержанный в своих неразумных выходках), тяжелую кольчугу или латы одевать резону нет - в этих краях с половцами бьются, а не с псами-рыцарями, здоровенными двуручниками размахивать некому. С кочевником главное - это быстрота и увертливость, сабля против сабли. А сабельный удар, нанесенный вскользь, моя кольчужка выдержит.
        - А если не вскользь, а со всей дури треснут? - продолжал долбить боярин.
        - А я в это время усну, ручонки опущу да буду ждать, когда оно ко мне прилетит? - расхохотался Матвей. - И так я пять лет дрался, а вишь, ни сучка, ни задоринки, не порубанный, не поколотый!
        - Чего я с тобой толкую! Ты атаман ушкуйников, мастер из мастеров, а меня на твой молодой вид повело, учу как несмышленыша желторотого! Пошли!
        Я вспомнил, как тот же Матвей, мой учитель всяческому бою в этом мире, рассказывал желторотому тогда еще мне о шлемах.
        - Просто на башку его не напяливают - холодная железяка во все стороны елозить будет, внутренними грубыми швами всю кожу обдерет, в бою вечно обзор наносником перекрывать будет. Вязаный подшлемник нужен обязательно! Летом тонкий, зимой толстый - ну вроде как шапка.
        Ладно, хватит о прошлом. Команда была пошли, и мы пошли. По дороге я поинтересовался, что имел в виду Богуслав, говоря про сумасшедших во власти.
        - Тут, Володь, навязался нам на шею двоюродный брат Мономаха, Святополк Изяславич, Великий князь Киевский. Киев-то он уже опоганил как мог: развел работорговлю русскими людьми, ростовщикам невиданную волю дал.
        - Это который Владимира от престола отпихнул?
        - Именно этот. Уладили все миром, войны между своими удалось избежать. А половцы думали, что междоусобица будет долгая, и прискакали тремя племенами Русь грабить. Главный - хан Тугоркан. Увидели, что все обошлось и решили заключить с нами мирный договор. Послали послов в Киев. Казалось бы, тишь да благодать! Живи да радуйся!
        Святополк посоветовался с опытными киевскими боярами. Те ему и говорят:
        - Дружина у тебя сейчас маленькая, всего 800 сабель, не ввязывайся ты в битву с половцами, их меньше, чем 10-15 тысяч, никогда не приходит. Тебе и восьми тысяч для такой переделки мало будет! А у тебя в десять раз меньше. Захлебнемся мы в этом бою собственной кровью. Дай половцам богатые дары, Киев им нипочем не взять - осадных машин у них нету, и подписывай поскорее мирный договор! Чем скорее они уберутся в свои степи, тем лучше.
        Князя это не устроило, он же известный Аника-воин! Нахвастаться, полезть на рожон и убежать при опасности первым!
        Старшие дружинники порешили, что бояре правы, так он с младшими советоваться пошел! Неужели так люди в нормальном уме себя ведут? На цепь, только на цепь!
        Младшим море по колено, опыта-то еще нету - только пусти на врага, голыми руками его на части порвут! - и этот идиот поверил!
        Послов сунули в поруб, нагрубили там чего-то славному вояке Тугоркану и завертелось! Из всех русских князей сумел Святополк только Володю, княжившего тогда в Чернигове, и его сводного брата Ростислава в эту глупость втянуть. Дружины у братьев тоже против половецких маловаты были.
        На Стугне мы с Владимиром соотношение сил прикинули и невесело нам стало. Половцев против нас впятеро больше! У них войско известное славными победами над русскими, а у нас приличная дружина всего одна - наша, Черниговская. У Ростика и сил мало, и сам он еще щенок - 18 лет всего, это его первая битва была. И последняя!
        А у Святополка может и орлы, так их всего восемь сотен! Да еще старшая дружина вдрызг переругалась с младшей! А перед боем так нельзя.
        Володя бьется со мной вместе с молодых лет. Ни одной битвы мы до этого не проиграли. Сорок сражений вместе прошли, победа за победой! А тут глядим друг на друга, и обоим понятно - вляпались мы по самые уши!
        Спрашивает князь меня, - что делать будем? Мне ответ был ясен - уходить нам вместе с дружиной Ростислава надо, уносить ноги пора, пока ратники целы!
        А как же Святополк? Да пусть этот осел на этой Стугне делает, чего хочет! Поумнее будет, послов отпустит, да с нами уйдет!
        Да я ему слово дал… А Вовка своих слов не нарушает никогда! Иди, говорю, значит, толкуй с этим бараном по-родственному, может хоть на мирный договор уломаешь. Мы от половцев на другой стороне реки стоим, может это чем-то нам и поможет!
        Два часа они с этим ненормальным в шатре кричали. Видимое дело, что такого военачальника нужно было срочно на цепь сажать, да всей дружиной дубинами охаживать! А вместо этого пришлось с тучей половцев биться…
        Святополк первым побежал, за ним Ростислав, ну и нам уже там одним пропадать стало незачем. Я с отрядом отход прикрывал, а тут Ростислав в этой поганой Стугне тонуть начал! Мономах его полез спасать - любил брата и плавает отменно, да тяжеленые кольчуги обоих братьев на дно потянули!
        Тут мы подошли к Епископским воротам.
        - Ну что это такое! - возмутился я. - Как только ты до этого места доходишь, нас отвлекают! Народ, подождите нас на Дворе, нам договорить нужно.
        Один из дружинников, осуществляющий охрану свидетельниц, вдруг пренебрег своими обязанностями, подошел к нам и спросил у Богуслава:
        - Воевода, а можно я тоже послушаю?
        - Что за любопытство такое? - не одобрил его порыв бывший воевода.
        - Я с вами вместе тогда на Стугне бился в Ростиславовой дружине. Только я в передовом полку был, мы раньше всей нашей дружины через речку ушли, чтоб на засаду наша отступающая в беспорядке рать не натолкнулась.
        Князь остался тогда на переправе, брата ожидать. Я его очень любил - Ростислав умный был и добрый. А потом говорят - утоп! Мы все так и ахнули! Дозволь, воевода, дослушать!
        - Слушай конечно. Я к этому княжескому отроку тоже хорошо относился, но вместе с ним мой Мономах тонул! Крикнул своим, чтобы сдерживали половцев дальше, а сам к переправе поскакал. Долетел до воды, всю железную сбрую с себя сбросил, а вытащить только Владимира успел.
        Мы в том бою больше половины дружины потеряли, восстанавливали потом количество ратников долго. Святополк, пока половцы, так и не взяв Киева, ушли русские земли к северу от нас жечь да грабить, испугался этой войны до того, что женился на дочке хана Тугоркана.
        Такого удода только на цепь, и палкой, палкой! А он Землей Русской правит!
        - Ладно, пошли на Епископский Двор.
        Я поглядел на часы. До окончания обедни еще пятнадцать минут. Отпустить, что ли, дружинников? В такой толпе на девчат не нападут, защиту особо важных свидетельниц можно отменять.
        Светило яркое в этих широтах осеннее солнышко, редкие белые тучки неторопливо ползли по небосводу. Наши стояли кучей, держась недалеко от крыльца Епископского Дворца. Столько места, как пузанам-боярам в здоровенных шубах и их разожравшейся челяди, нам не требовалось. Богуслав, я и дружинник начали проталкиваться через толпу горожан к своим.
        И вдруг возле них проблеском молнии сверкнул над головами необыкновенно яркий клинок! Завис, потом выпал из чьей-то враз ослабевшей руки. Мы со Славой, расшвыривая народ, рванулись к нашей ватаге.
        Протоиерей уйти к другу-епископу еще не успел, и теперь охал и ахал от пережитых впечатлений, Мария икала, Варька упала в обморок на руки к подруге. Бывший при них в это время молоденький ратник растерянно озирался и, даже не делая попытки вытащить саблю, ошеломленно спрашивал:
        - А чо это он? А зачем это он?
        Сбоку от всего этого балагана стоял мой побратим-ушкуйник и вертел в руках длинный боевой кинжал.
        Тут народ окончательно расступился, и я увидел валяющийся возле ног Матвея труп с неестественно вывернутой головой. Убиенный был смугл, очень черен волосом и сильно курчав. Определить возраст было затруднительно - все лицо было покрыто грубыми шрамами. М-да, дела делишки!
        Ушкуйник извиняюще улыбнулся.
        - Теряю навыки. Живьем надо было брать разбойника этого. Ну, что уж теперь говорить… А ножичек чудо как хорош - прямо сам в руку ложится! И сияет, любо дорого поглядеть! Что за сталь, не пойму. Не булат и не дамаск, а для франкской слишком светлая и отсветы совсем другие.
        Слава протянул руку.
        - Покажешь?
        - Гляди.
        И Матвей подал режуще-колющий клинок рукоятью вперед, как и положено у профессионалов. Кинжал блеснул в других руках, тоже отнюдь не любительских.
        Ну народ! Тут под ногами неостывший труп валяется, за который, между прочим, ответ еще надо будет держать, а они виды стали взялись обсуждать!
        Богуслав перестал вертеть в руках клинок и вернул его новому владельцу.
        - Это, паря, акинак из хоролуга.
        Ответ, конечно, исчерпывающий и абсолютно понятный, - подумалось мне.
        - Солнечный блеск от небесного камня? - аж ахнул Матвей.
        - Именно он. Такие секиры, мечи и кинжалы только на Руси делают. Хоролуг, подарок языческого бога Хорса, франкский меч не ломает, а перерубает. Удивительно прочен.
        На Западе эту нашу сталь кречетом зовут. Они все пытаются ее изготовление перенять, а для этого русские клинки протравливают какой-то своей иноземной дрянью. Вот после этого сталь и переливается, как перья у кречета.
        - А просто купить этот металл нельзя? - поинтересовался я.
        - Не завалена Русь небесным камнем, который ты метеоритом зовешь. И взять надо от особого камня, - отнюдь не каждый прилетевший в дело идет! - нужный кусочек, добавить в обычное кричное железо, и варить в особенных горшках, тогда только хоролуг получается. У обычного кузнеца ничего и не выйдет, редкие умельцы этим заняты.
        Умение это переходит от отца к сыну и не продается. Греки и арабы раньше раскапывали курганы, где наших павших воинов хоронили, чтобы хоть их сломанные мечи добыть. Находили или нет, сие мне неведомо, но за прошедшие сотни, а то и тысячи лет, хоролуг они делать не наловчились.
        - Руси-то нет еще тысячи лет, - скептически заметил я.
        - Руси нет, а Скифии, откуда это умение пошло, сейчас уж более двух тысяч было бы. Селились скифы здесь, какая-то их часть, надо думать, и вошла в русский народ. Оружие из хоролуга они называли акинаком. Меч-акинак был с локоть, а такой, как этот, кинжал-акинак, с неполный локоть, то есть покороче.
        - Мне рассказывали об акинаках, - задумчиво проговорил Матвей. - Но сам я их в глаза никогда не видел, в руках не держал. Думал, отошло это умение на Руси, разжиться таким оружием даже и не мечтал.
        Тут подошли на шум и охранники Дворца - три человека. Их начальник все у нас расспросил, попытался отобрать у Матвея кинжал-акинак, но этот номер не прошел.
        - С боя взято! - зарычал ушкуйник, - не отбирается!
        Старшим у охраны был вяловатый седенький дяденька. Связываться со средневековым спецназовцем такими малыми силами он не решился.
        - Епископ пусть сам решает, - подытожил командир охранников. - С ним связываться не советую…
        - С боя взято! - опять рявкнул Матвей.
        - Ладно, Бог с ним. Убиенного тобой мы знаем - это Янко Шрам, первейший бандит и убийца по всей нашей земле - ищет его княжеский Тайный Приказ уж давно, да и мы оповещены - вдруг сюда подсунется. Убили и убили, за эту погань взыску не будет.
        Скоро уже вас к митрополиту позовут. Ожидайте. Ребята, берите эту дрянь как в прошлый раз! - скомандовал предводитель своим подчиненным, - в подвал потащим.
        Сорокалетние ребята ухватили труп каждый за одну ногу и потащили его по пыли, колотя бандитским затылком об оказавшиеся на пути складки местности.
        - Неужели так можно? - зароптал опомнившийся протоиерей. - Носить же положено!
        - Мы всякие дохлые разбойные рожи не носим! - рявкнул старший стражник. - Волоките ребята, волоките!
        Епископский Двор смахивал на торг. Кроме многочисленных Вельяминовых и шумной орды Нездиничей, а также приглашенных князем представителей от трех лучших боярских родов Переславля с многочисленной челядью, толкалась и орала толпа зевак, оповещенных глашатаями, что в семейной жизни бывшего воеводы произошла такая незадача.
        Всем этим купчишкам, ремесленникам, боярским ратникам ужасно хотелось попасть внутрь и самим, обязательно самим все увидеть и раньше всех узнать: кто прав, кто виноват, чей навет, кто изменник, а кто вор, и с придыханием потом все это рассказывать знакомым. Можно и незнакомым, лишь бы бойчей наливали медовуху рассказчику в кабаке за их счет.
        Толкались и женки в скромных платочках, делая вид что пришли для посещения одного из храмов, а тут остановились на минуточку - поболтать со знакомыми. Участие женщин в таких мероприятиях не поощрялось даже в предельно по меркам 11 века эмансипированном Великом Новгороде, а здесь на это глядели с явным неодобрением - все-таки южный рубеж Руси, пограничье, а вы тут с бабскими пересудами да теревеньками! Понаврете еще потом невесть что!
        Звучали неодобрительные высказывания:
        - Не место вам тут! Подите щи стряпать мужу, да лучше деток обиходьте, чем тут без дела ториться!
        Женский пол обращал на эти замечания и советы столько же внимания, сколько дикари-людоеды на лекцию заботливо подсоленого и наперченого миссионера, приготовленного уже к племенному котлу, о пользе вегетарианской диеты.
        Женское любопытство чувство великое и идущее исстари, а бороться с ним бесполезно. Бабенка, как кошка, пролезет в любую дыру, и все-все вызнает.
        Конечно, можно воспользоваться этой слабостью молодой жены в воспитательных целях после нанесения ею вашей семье очередных значительных убытков, но это чревато разнообразными женскими санкциями за твою проделку. Рецепт очень прост: убегая утром на работу или по делам, крикнуть:
        Милая! Совсем забыл тебе сказать такую важную вещь, которая прямо тебя касается! Ты обалдеешь!
        И не обращая внимания на выкрики:
        Ну хоть намекни про что! - унестись во весь опор, с криком:
        Опаздываю! Все вечером!
        Не теряя времени быстро отключить телефон и наслаждаться покоем в душе до вечера, предупредив всех сослуживцев, что тебя нет и сегодня не будет.
        А придя поздним вечером домой и поцеловав красотулю в лобик, долго плескаться в ванной, неторопливо покушать, и завалиться полежать, не обращая внимания на выкрики иссохшейся от любопытства жены. Потом вальяжно потянуться и сказать:
        А новость такая…, и чуть-чуть помедлив, минуты две для усиления эффекта, рассказать какую-нибудь малозначительную чушь. Конечно, рвать тебя за это будут долго, но сладостная месть уже свершится!
        Прискакал всадник, мужчина средних лет в ярко-красном плаще-корзне с золотой застежкой-фибулой на правом плече, зеленых сафьяновых сапожках, и явно дорогой шапке с небольшой меховой опушкой, с ним человека три охраны. Подъехали к самому крыльцу. Сходство вновь прибывшего с Богуславом было очевидно. Он легко соскочил с коня, бросил поводья своим дружинникам.
        - Тут побудьте. И без вас народу полно будет.
        Помахал Славе рукой, наша ватага поклонилась - здравствуйте, Владимир Всеволодович Мономах! - и прошел внутрь Епископского Дворца.
        Да, присутствия князя я не учел. Бросив выламываться, быстро натянул на голову прихваченный с собой на всякий случай свой аналогичный головной убор. Умнейший Мономах оделся - так принято, а явно тоже не замерз. Чего же я-то дуркую, иду против течения, да еще когда решается судьба побратима?
        Как у нас в 20 веке говаривал один профессор-оригинал: врач должен быть незаметен, как пограничный катер в тумане! Нечего тут не вовремя мнить себя законодателем боярских мод.
        Минут через пять прозвучало:
        - Вельяминовы, заходите! Нездиничи! Готовьтесь!
        Дружинникам Богуслав велел возвращаться к себе в усадьбу, а мы прошли внутрь. Витражи, мозаики, железные большие люстры, - церковники отстроились на славу.
        Нас завели в большой зал, в котором на двух больших тронах сидели митрополит Ефрем и князь, поставили к стене по правую руку от них. Протоиерей махом убежал и встал около друга, затесавшись среди других священнослужителей и служек.
        Митрополит был старенький, сам высохший, но с окладистой седой бородой. Вся разница в одежде от нашего протоиерея заключалось только в золотом кресте на груди в отличии от Колиного серебряного.
        Следом зашли Нездиничи: Капитолина, два пожилых боярина, какой-то мелкий и юркий субчик, одетый бедновато для их сословия, старая носатая бабка царственного вида и простонародно принаряженная бабенка. Последним из этой компании зашел какой-то непонятного вида боец - богато изукрашенные сабли у него висели с обеих сторон. Лишнюю саблю он на Божьем Суде юркому, что ли выдаст, для заключительного удара в спину Матвею? На вид ратному человеку было лет сорок - сорок пять.
        Что-то их многовато получается, один явно лишний. Ефрем тоже это заметил и послал служку разбираться.
        Как бедноватый и мелкий субъект не орал о своих преимущественных правах поучаствовать в церковном разбирательстве перед всеми Нездиничами, его проводили быстро.
        Тут то я и оценил ум Переславского митрополита, установившего для всех одну присутственную квоту, а то вдруг этих склочников человек десять завалится? Все нервы вымотают и в деле до весны не разберешься. А так - трое разумных бояр, какая-то из теремных девок в роли свидетельницы и один молчаливый боец.
        Немного смущала таинственная бабушка - не было б от нее какого-нибудь подвоха, но что есть, то есть. Не умом, так свидетельницами возьмем. Впрочем, ум двоих присоединившихся к нам Вельяминовых мне оценивать пока рановато. Поживем - увидим.
        Подошли по двое-трое от трех лучших боярских родов. Эти-то будут стоять тихо - наше разбирательство этих родов не касается, их дело сторона. Вот теперь все - кворум есть.
        Вначале заслушали Богуслава. Все было сформулировано кратко и по существу. Его ограбил тиун на пару с изменившей боярину женой.
        - Других обвинений нет? - спросил митрополит. - Может быть очень плохо ведется домашнее хозяйство, жена не исполняет супружеский долг, отказывается рожать наследников, все дети от нее сильно нездоровы, в ее роду гнездится страшная наследственная болезнь или еще что-нибудь?
        - Этого ничего нет. Но ограбила меня Капитолина с тиуном очень грубо!
        - Вот тиуна и лови, сын мой. То, что жена взяла у мужа деньги, никак не наказуемо. Это как твоя левая рука переложила из одного твоего кошеля монеты в другой твой же кошель. У вас все общее. А с тиуна или возьми крупную виру после княжеского суда, или, если у вора не окажется денег, продай его в рабство. Убивать и пытать нельзя! В «Русской Правде» нет таких наказаний.
        Осталось только установить степень вины боярыни в прелюбодеянии. Вот это дело наказуемое! Если оно будет подтверждено признанием самой обвиняемой, или показаниями свидетелей, не имеющих от этого корыстной выгоды, - церковный суд вынесет объективное решение. Слушаем обвиняемую.
        Капа решительно вышла вперед. Ее немаленькая грудь вздымалась от негодования. Начала она дерзко и решительно:
        - Все это злой навет, святой отец! Нет за мной никаких провинностей! Мужу всегда была верна! Свидетельницы, если они есть, подкуплены супругом или его другом - боярином Мишиничем, - вон он стоит! А я безвинна…
        Они сколотили ватагу из подобных себе и идут в какой-то поход якобы по государственному делу, а на самом деле пьянствуют и насильничают девок по всем городам и весям, оставляя по Руси за собой недобрую память. Все они волхвы и разбойники, проповедуют против учения Христа. Особенно плохо относятся к священникам, приехавшим из Византии и скопцам!
        А у меня деток двое, их еще растить и растить… Прошу тебя, прими меры!
        Сильно! Разведка Нездиничей поработала на славу! Правда осталась неохваченной тема измены Родине, изнасилования малолетних обоих полов, поджоги церквей в пройденных городах и селах. Хотя против недобрых чувств к Константинополю и евнухам, все это может быть и мелочь с точки зрения митрополита Переславского.
        Против нас стоят редкие умельцы своего дела. Нажми сейчас на свидетельниц, и польются истории, что денег нет, а тут десять рублей обещали и должность хорошую со значительным повышением оклада. И вылетим мы с этого объективного суда, опережая собственный визг, как поросенок у О. Генри!
        А Ефрем, дед, похоже, въедливый и внимательный, всех расспросит, в каждую мелкую дрянь вникнет! Да, дела наши провальные и тухлые…
        - Свидетельница Марья! - объявил служка.
        Маша вышла, поджав губки и стала часто оглядываться на меня. Трусит, как есть трусит! Очень хочет получить ясные указания, что именно нужно говорить. А то сейчас: ты, боярин Владимир одно сказал, а боярыня Капитолина другое. Кто из вас главнее, непонятно пока простой русской девице.
        Сейчас надавит митрополит при поддержке Нездиничей, и польются бессвязные и вредные речи о ненужном.
        - Дочь моя, что ты знаешь об этой истории? - начал митрополит.
        - Ась? - прозвучал достойный ответ.
        - Говори, что знаешь!
        - Я две молитвы хорошо знаю - «Отче наш» и «Господи Иисусе, помилуй мя»! Каждый день перед иконой на ночь молюсь, - горячо взялась рассказывать девица. - И в церковь я два раза в неделю хожу. И посты никогда не нарушаю!
        Издевается она над нами что ли? Рядом молча бесился Богуслав. И тут до меня дошло! Девка видит священника, и считает, что того интересуют только церковные дела!
        Ну что ж, вряд ли митрополит слышит так же хорошо, как в юности, вдобавок девица стоит ко мне поближе, чем к нему. Действуем! Я повернул Матвея грудью к себе, прикрылся им от Нездиничей и начал громко кашлять. Мария отвлеклась от беседы с Ефремом и поглядела на меня. Я мгновенно сложил ладони трубочкой и прошипел:
        - Машка! Про боярыню!
        - А-а-а! - поняла толковая наша. - Боярыня наша Капитолина, видать, занялась любовью с тиуном Елисеем!
        - Дочь моя, в этом ее супруг и обвиняет. Что ты именно видела?
        - Да забежала я кое-что по хозяйству спросить, а они лежали вместе голые, и обнимались! - тут ревностная прихожанка перекрестилась, - Христом Богом клянусь!
        Хорошо идет, толково и по существу!
        - Что-то еще об этом знаешь?
        - Да что еще… Тискались вечно, когда думали, что я не гляжу!
        Просто отлично! Митрополит понял, что больше ничего нужного из свидетельницы не выжмешь и завершил беседу в таком ключе. А вот начало следующего этапа выглядело как-то тревожно.
        - Погляди мне в глаза, женщина! В глаза! Только в глаза!
        Мария вдруг начала покачиваться. Двое служек подлетели и крепко взяли девушку под руки. Да ведь это гипноз! Пусть это и выглядит непривычно, но внушение чистой воды!
        - Скажи мне, не таясь: как это все было на самом деле? Правду…, только правду…
        - Я догадалась, что они не заперли дверь - маленькая щелка осталась, - медленно начала говорить сонным голосом заторможенная девица. - Давно поджидала такого мига. Спрашивать боярыню мне было не о чем, поэтому я просто еще приоткрыла дверь и заглянула. И глядела, глядела…
        Они меня не заметили, очень увлеклись объятьями и ощупыванием разных мест друг у друга перед главным делом. Потом я прикрыла дверь и тихо-тихо ушла. Если бы боярыня прознала, что я этакое видела, давно бы уж меня выгнала. Рассказывала об этом только Варьке, Евсею да родной тетке на Посаде.
        - Ничего больше не видала?
        - Нет.
        - Она все врет! - внезапно заорала абсолютно негипнабельная старуха у Нездиничей, - ей серебра отсыпали!
        - Скажи, Мария, тебе предлагали или давали денег, чтобы ты мне все это сейчас рассказала?
        - Да. Боярин Мишинич обещал десять сребреников, если расскажу.
        Приготовились визжать по-поросячьи!
        - За вранье?
        - Нет. Чтобы я боярыни не боялась.
        Вот и славно! Визг отменяется.
        - Иди, тебя проводят.
        Служки девушку отвели к нам.
        - Свидетельница Варвара!
        Тут все прошло гораздо успешней. На опыте подруги Варя поняла, что от нее требуется, и без лишних отступлений о том, в какую церковь она именно ходит, как говеет и прочих животрепещущих для митрополита тем, доложила, как устроила наблюдательный пункт в кустарнике возле купальни боярыни и какие эротические воспоминания оттуда вынесла.
        Во время сеанса гипноза оказалось, что Варька давно предполагала такой исход событий и поэтому как именно подсмотреть, обдумала заранее. Обещанные мной будущие финансовые вливания, как и в прошлый раз, не гляделись чем-то предосудительным.
        Довели назад и нашу бесцветную худышку.
        - Свидетельница Авдотья!
        В бой вступили люди Нездиничей. Выступившая вперед сорокалетняя баба из простых бойко затараторила:
        - Я из теремных девушек боярыни Капитолины, знаю ее всю жизнь. Боярыня всегда отличалась кротким и богобоязненным нравом, никогда у нее тяги к чужим мужчинам не было. На прелюбодеяния она неспособна. Очень любит деточек и все свободное время проводит с ними. Все, что говорили перед этим отъявленные потаскухи Машка да Варька, - злые наветы!
        Дальше все пошло по накатанной колее.
        - Погляди мне в глаза, женщина! - и так далее.
        Находясь под гипнотическим воздействием, Авдотья доложила, что Капа с Елисеем любовь крутят напропалую и ведут себя вызывающе, ничего особенно не боясь. К детям боярыня совсем не подходит, отроки постоянно у Лазаря толкутся. За вранье бабе обещаны пять серебряных монет и два поношенные платья с плеча боярыни. Другие теремные девки на лжесвидетельство ни в какую не согласились.
        Недостойную и продажную врунью отдали Нездиничам.
        Случай был ясный. Митрополит встал, чтобы объявить решение церковного суда.
        И вдруг всей кучей заорали Нездиничи.
        - Не верим девкам!
        - Не хотим церковного суда!
        - Божий Суд пусть решает!
        Митрополит опять сел и начал негромко совещаться с Мономахом. В это время в дискуссию вступили остальные боярские рода, приглашенные лишь как наблюдатели. Такого, чтобы целый род был за Нездиничей или за Вельяминовых, почти не встречалось. Припомнились старые боярские обиды и счеты, кое-где закипели горячие схватки с ударами посохами и вырыванием ухоженных бород. Крик стоял несусветный. Да, этих бы хватило и по одному, подумалось мне, желательно в смирительных рубашках да с кляпами во рту!
        Главный священнослужитель опять встал.
        - Если вы так сильно желаете Божьего Суда, то он может и быть.
        - Желаем! Сильно желаем! Только его хотим! - отозвалась толпа нестройными голосами.
        Митрополит поднял руку, призывая бояр к тишине.
        - Дело это нешуточное, бойцы могут ранить друг друга, а то и убить. Поэтому ответчику, когда его вина полностью доказана, дается право выбрать из разных решений.
        Боярыня Капитолина может отказаться от Божьего Суда, получить развод и разумное денежное содержание. Дети до 15 лет остаются при ней, на них тоже будут выплачиваться немалые средства.
        Или ее выбором будет Суд. Если победит боец от Нездиничей, она как была замужней, так и будет, и все ее права останутся за ней.
        Победит человек от Вельяминовых, Капитолину постригут в монахини, всех прав она разом лишится, дети останутся при муже.
        - Я не согласен! - заорал один из Нездиничей. - Мы бояре, с нами так нельзя!
        - Кто против, может сам подменить своего бойца. Заропщете еще, отлучу от церкви - я тут пока митрополит, имею право, -жестко обозначил свою позицию Ефрем.
        Нездиничи примолкли.
        - Капитолина! Тебе решать! - зарычал святой отец.
        Капа завертелась на месте. Вариант с соглашением без Суда был приятен и нету никакого риска, а перспектива оказаться в монастыре ее отнюдь не манила. Но боярское чванство, наглость и личная жадность взяли верх, и нахалка процедила сквозь зубы:
        - Пусть бьются! Бог за меня!
        - Все слышали? - продолжил митрополит.
        - Да… да…, - отозвались тихим шелестом бояре.
        - Никто не желает объявить боярыню Капитолину одержимой бесом или сумасшедшей? Говорите сейчас, потом ваши доводы рассматриваться не будут!
        Все безмолствовали.
        - Все, принято! Начинаем Божий Суд. Бойцы, подойдите.
        Боевые умельцы подошли. Оба чуть выше среднего роста, поджарые, двигаются ловко - вроде перетекают с места на место, как леопарды.
        - Представьтесь.
        - Матвей.
        - Кузьма Двурукий.
        Богуслав охнул и вцепился в рукав моего кафтана.
        - Вот это мы вляпались! - напряженным голосом произнес он.
        Я удивленно покосился на него. Все мы с двумя руками, ничего исключительного в этом нет. Вот если бы против ушкуйника вышел однорукий, это было бы удивительно.
        А действие разворачивалось далее.
        - Сейчас небольшой перерыв, можете посоветоваться между собой, ненадолго отойти. Боец может отказаться от схватки, тогда ему будет засчитано поражение. Кольчуги придется снять - мастерство кузнецов не должно влиять на исход Божьего Суда.
        Все женщины куда-то рванулись - видимо от напряжения ослабли мочевые пузыри
        Матвей подошел быстро и вразвалку, походкой хорошо и долго тренировавшегося бойца.
        - Биться не будем! - ухватил теперь его за плечо Богуслав.
        Брови ушкуйника удивленно вздернулись вверх.
        - А что так? Решил Капитолину домой возвернуть, соскучился?
        - Против тебя сам Кузьма Двурукий вышел!
        - И что?
        - Он тебя убьет!
        - Сразу или повозится немного для вида? - откровенно забавлялся Матвей.
        - Ты не понимаешь! У тебя левая рука действует как правая?
        - Ну, послабей немножко.
        - Напишешь левой так же хорошо и быстро, как и правой?
        - Это, пожалуй, нет.
        - Двурукий обеими руками все делает одинаково замечательно, а нужно и одной рукой любого осилит. Против него на Руси никто не выстоит. Я о нем много слышал, а вот увидал сегодня впервые. Он обычно в Киеве живет, что ему тут в Переславле надо, понятия не имею. И его наняли Нездиничи. Против Кузьмы у обычного бойца никакого шанса нету. Понимаешь теперь?
        - Да понимаю…, у меня батя такой же. Сколько меня не учил, так ничего и не добился. Похуже у меня левая рука, и хоть ты тресни! Мы ее обучили чему можно, наловчился ей пользоваться тоже неплохо, но до мастерской правой ей еще ох как далеко.
        Но насчет того, что против меня будет биться Двурукий, ты не горюй. На ушкуе приходишь куда-то, просто идешь биться, не задумываясь, кто против тебя - двурукий, трехрукий или пятирукий - какой подсунулся, такого и лупи. Да и частенько я один с несколькими врагами бился, навалятся сам-пять, сам-шесть, - обычное дело на чужих берегах, там сабельки со всех сторон кучей летят - пересчитывать некогда.
        У нас с этим мужиком верх возьмет не количество рук, а умение. Кузьма более умелый, он и одолеет, мне Бог больше дал - наша возьмет. Заранее духом не падай! Сам что ли более многочисленного врага никогда не одолевал?
        - Да бывало, - усмехнулся Богуслав.
        - Вот и меня не оговаривай, плохая примета. Кузя двумя саблями, а я саблей да акинаком. Ему рубить ловчей, а мне и рубить, и колоть. Господь выдал мне сегодня нужное оружие, а я уж постараюсь, как смогу. Не выйдет сегодня одолеть, уж не взыщи - Божий Суд, Божья воля! - и Матвей начал стягивать кольчугу.
        Вскоре продолжили. Русские гладиаторы вышли в центр достаточно вместительного зала, где прошел Церковный суд и обнажили оружие.
        При виде акинака на лице Кузьмы заиграла презрительная усмешка - против сабли кинжал выглядел слабовато.
        - Начали! - объявил служитель.
        И понеслось! Темп был взят невероятно напряженный - скорость реакции ратников сильно превосходила общую. Рубил, в основном, Двурукий - две не одна, перевес был в наличии. Матвей уворачивался, всячески изгибался, отпрыгивал то вбок, то назад. Иногда, когда не было другого выхода, принимал сабли противника на свою, или отмахивался акинаком.
        Еще во время обучения ушкуйник объяснил мне, что наши исторические фильмы сняты людьми, далекими от реалий настоящей схватки, даже если они и спортсмены-фехтовальщики - слишком сильно отличается оружие 11 века от шпаг, рапир и сабель 20 - 21 веков.
        Никто и никогда, будучи в здравом уме, не подставит свой меч или саблю острием под рубящий удар чужого оружия. Во-первых, сабля может просто сломаться - изгибаться, как в будущем, она не станет. Как она выкована, каким кузнецом, из какой по качеству стали - неведомо.
        Во-вторых, после такой обороны на отточенной кромке твоего лезвия обязательно останутся вмятины и щербины, которые крайне трудно и дорого будет потом выровнять.
        В-третьих, после такого твоего финта слишком много времени уходит на замах для ответного удара. Пока размахиваешься, порубят, как капусту. В общем, кругом незадача.
        Немножко погодя ушкуйник начал в ответ на рубящие удары наносить акинаком свои - колющие. Чем короче и легче оружие, тем проще им именно колоть.
        Теперь Кузьме пришлось уворачиваться и отпрыгивать.
        - Долго бьются, - оценил схватку Слава, - обычно раз-два и кого-нибудь уже порубали, или укололи.
        Да я и сам знал, что бои на мечах и саблях обычно длятся недолго, самое большее до минуты, а тут бойцы вертелись уже минуты три.
        - Двурукий, конечно, одолевает, но и наш держится очень хорошо, умеет. Может сумеет человека постарше себя умаять, выносливостью возьмет? - спросил меня боярин.
        Мне оценивать было слишком трудно - опыта нету. Вдруг Кузьма отпрыгнул особенно далеко и поступил как-то уж совсем неожиданно - вложил сабли в ножны.
        - Чего это Двурукий затеял? - встревожился Богуслав, - рубанул, может как Матвейку, и молодой сейчас повалится?
        Но ушкуйник был бодр, как всегда, и крови на нем видно не было. Правда, оружие он не убирал, ожидая какого-нибудь подвоха.
        Кузьма подошел поближе к митрополиту.
        - Я проиграл, больше биться не буду.
        Нездиничи, обманутые в своих приятных надеждах, просто взревели.
        - Не рычите, - презрительно окинул их взором Двурукий. - Я у вас денег вперед не взял.
        После этого он выдернул из рук служки свою кольчугу, и, не спросясь никого, удалился.
        Ефрем встал.
        - Все бояре, как было видели?
        - Да. Да… Видели!
        - Споров, нареканий нет?
        - Нету…
        - Все. Больше никакие жалобы ни здесь, ни в Киеве рассматриваться не будут. После Божьего Суда человек не властен!
        Все свободны, кроме боярина Богуслава Вельяминова, его бывшей жены Капитолины, и новгородского боярина Владимира Мишинича.
        Митрополит провел нас в какую-то келью. Сам присел что-то писать за стол. Мы молча ожидали стоя. Наконец боярыне это надоело.
        - Устала я, отче, поеду домой, отдохну. А насчет монашества, это как-нибудь попозже решим, не хочу я пока.
        - Конечно позже, - откликнулся митрополит, - прежде, чем постриг принять, исповедоваться нужно, причаститься, имя тебе новое подобрать.
        - Позже решим! - властно скомандовала Капитолина.
        - Ну да, - не стал спорить Ефрем, - поедешь не спеша, в церковном возке. За пару дней пока доедешь до Киева, порадуешься, как вовремя решила стать монахиней. Там тебя в Андреевский женский монастырь и пристроят.
        У боярыни подкосились ноги, и она упала на стоящую возле стены лавку.
        - Я же не хочу!
        - Ты при многочисленных свидетелях сделала свой выбор - отказалась от боярской жизни и решила принять постриг. Изменить это решение уже нельзя. Ничего, попостишься, помолишься и поймешь свое счастье.
        - У меня дети! Им мать нужна!
        - Твоя продажная девка Авдотья рассказала, что боярыня детьми не занимается.
        - Она все врет!
        - Пытаешься обмануть ты. Помолишься в монастыре, это пройдет. А то двух человек послала бестрепетной рукой за свое нахальство и жадность на смертельную битву!
        - Им платят!
        - Вот и тебя Господь своей любовью одарит, внакладе не останешься!
        Капитолина взялась со всхлипыванием рыдать, а митрополит дальше писать.
        Конечно жестоко, подумалось мне, так ведь и Капа не ангел доброты. А зарубил бы Кузьма нашего Матвея, кому бы от этого стало хорошо? Родителям, у которых он единственный сын, или беременной жене?
        Ввалились два здоровенных чернеца.
        - Святой отец, можно забирать?
        - Сейчас допишу.
        Закончил Ефрем быстро.
        - Забирайте женщину и письмо митрополиту Киевскому. Зайдите перед отъездом к дьяку Андриану, пусть окончательно все оформит и запечатает как надо. Боярин Богуслав, иди с ними - там и тебе то, что положено, выдадут.
        Рыдающую боярыню увели.
        Мы остались с митрополитом наедине. Я пригляделся к Ефрему вблизи - малюсенький лучик Божественного Света озарял его голову.
        - Мне протоиерей Николай про ваш поход все что нужно рассказал. Лишних денег у Переславской епархии сейчас нет, так ему и было сказано. Он ушел, а мне вспомнилось, что начал я еще одну каменную церковь строить в Переславле, фундаменты уж копают. Кроме народных пожертвований сгреб туда и все, что было в церковной казне: прибыли от работы каменщиков, стеклодувов, изготовления мозаик, изделий наших кузнецов.
        А перед самым судом подумал: ну что народу еще одна церковь? Построим ее на год-другой позже. Подождут. А ваш Великий Поход всех христиан спасет! Да и нехристиан тоже. Все равно рано или поздно все народы к единственно правильной вере придут! Это сегодня он язычник и нехристь, а завтра или через сто лет его потомки станут столпами нашей веры великой!
        Глаза митрополита горели настоящей верой, истинным чувством, духовным огнем.
        - Решил я все эти деньги тебе, как главной силе похода, передать. Все народы мира должны были тебе дани и подати собрать на такое дело, и принести с волхвами, как это было после рождения Иисуса!
        О дарах волхвов я имел довольно-таки смутное понятие, основываясь в основном на истории о ненужных и принесших одни убытки подарках молодых американских влюбленных друг другу, мастерски изложенной О. Генри. Что подарили истинные волхвы младенцу Иисусу, понятия не имел, да и что это были за люди (волхвов ведь церковь сейчас терпеть не может, изводит всячески!) тоже не знал.
        Хромало у нас в свою пору христианское образование, а ведь это базис многих человеческих знаний, основы европейской культуры. Да и в 21 веке тяжело ребенку прочесть Ветхий и Новый Заветы, что-то в них понять, связать с реалиями сегодняшнего дня. А изложенное увлеченным проповедником в рясе, пойдет на ура, расширит кругозор, Бог даст, западет в душу. Пора, пора вводить детям во всех школах уроки Закона Божия! Поважнее это будет замысловатых математик, физик и химий, которыми обычный человек никогда в реальной жизни и не пользуется.
        А не всем даны набожные родители, бабушки и дедушки. Поставят в лучшем случае в квартире божницу с иконами, да сводят дитятко для порядка в церковь, где он поозирается на иконы и назевается на богослужении.
        А то и этого нету - варись отрок в собственном соку, учись виртуозно ругаться матом, да писать чушь в Интернете с невероятными орфографическими ошибками. Имей из знаний умение переходить через улицу и играться в смартфон!
        Тут-то культура из тебя и попрет…
        - Святой отец, невероятно далеко мне до святости Христовой. Не озарен я и Божественным Светом, как наш протоиерей. А у меня и способностей-то, кроме как лечить, особо сильных нету.
        - И что? И на меня Господь не больно-то расщедрился, лучик его света еле теплится, а я митрополит, а Николай с его мощной лампадой всего лишь протоиерей. Другие еще способности и качества в душе надо иметь.
        Святой Владимир до того, как уверовал в Христа, чем славен был? Блудодейством неутомимым, убиением родственников, захватом власти да постройкой многочисленных капищ Перунам всяким. А потом Русь крестил и воссияла истинная вера над землей нашей! Вряд ли к нему Божественный луч тянулся, когда он восемьсот наложниц содержал, растлял девиц или братьев изводил. А стал святым, и недаром народ его зовет - Владимир Красно Солнышко.
        И ты действуй по данному тебе сверху разумению, а православная церковь постарается помочь. Хотел златниками набрать, которые святой Владимир делал, чтобы дары как в Библии были, но не успею. Бери уж тем, что есть.
        Здесь золото, - митрополит щелкнул пальцами, и служка поставил возле меня изрядный баул, - здесь серебро, - еще четверо вволокли два здоровенных мешка, - здесь самоцветы, нашими купцами из дальних стран привезенные, хотел ими обделать кое-что из церковных ценностей, - панагию у нас да наперсный крест для Киевского митрополита.
        Святость панагии и без драгоценных каменьев не уменьшится, а киевлянин и так походит, не обломится. Ему со всей Руси подати и подарки везут, глядишь, кто-нибудь из епископов самоцветов спроворит, еще может и поярче моих будут.
        Мне на колени поставили изукрашенный зернью ларец немалых размеров.
        - Виденье опять было, прямо перед судом. Последнее время участились они у меня, прямо как у блаженного какого. Дельфины ваши уйдут скоро к Константинополю, а затем по проливу к Греции по Средиземному морю отправятся. Там тебе рыб этих сыскать будет нелегко.
        - Все что ли уйдут? - поразился я. - Их же в Русском море многие тысячи!
        - А нам все и не нужны. Нужен одной стаи вожак. У него под началом не меньше сотни этих рыб плавает, и созвать он в короткое время еще пару сотен может. Им, чтобы камень отвести, этих сил с лихвой хватит. А он скоро со своей ватагой уплывает.
        - Других найдем! Дельфинов в море много!
        - А стая нужна только эта, другие не подойдут. У этой сотни необычайно сильные способности чтобы на то, что очень далеко, влиять. Все остальные дельфины на это дело неловки. Уйдут нужные к Греции, а то и дальше, не успеешь ты их отыскать.
        Сейчас они возле Херсона плавают. Надо вам прямо завтра выезжать и двигаться по кратчайшему пути - через безводную степь. Кроме тяжеловозов, я вам дам еще умельца по поиску близкой воды - родников и колодцев. Он перс, у них там степи и пустыни на каждом шагу. У нас не прижился, назад рвется, под одно и вас до Крыма доведет. Будешь его за это кормить, коня я ему выдам. Если доволен будешь его работой, отсыплешь ему с десяток сребреников. Звать его Фаридун-остад. Остад значит мастер.
        - Святой отец, нам ведь еще с черным волхвом биться. Может, присоветуешь чего?
        - Не бился с ними ни разу. Ведьм в Переславле извел, а с черными волхвами и не сталкивался даже. Поговаривают есть белый один, прячется где-то на Посадах, но очень слабенький: лечит плоховато, о будущем врет. Так что помочь не могу.
        - А что за волхвы, которые к Иисусу пришли? Какие-то другие, чем сейчас?
        - Там дело темное. Вначале их истолковывали как персидских магов и кудесников, потом астрологов с разных земель, затем царей из других государств. Мне ближе истолкование про астрологов - они тоже почитают Господа нашего и колдовством себя не очерняют.
        Считалось что их было двенадцать человек, потом, видимо по количеству даров, сократилось до трех.
        - А что за дары были? Золото, серебро, а что третье? Самоцветы, как ты нам сейчас даришь?
        - Да, сын мой, говорил мне Николай, что ты от веры нашей далек, но не думалось, что настолько. Волхвы принесли золото, ладан и смирну.
        - Ладан знаю, его в любой церкви полно, а смирна это что такое? Тоже дешевенькое что-нибудь?
        - Сейчас у нас совсем не тот ладан, что был тысячу лет назад. Ладан тех времен ценился дороже золота. Смирна, или как ее сейчас зовут мирра, тоже была недешева. Ей освящали на царство, отсюда идет выражение «помазанник божий». Простых людей при крещении обрабатывают миром.
        - Отсюда идет выражение «одним миром мазаны»? - обрадовался я, услышав что-то знакомое.
        - Да. Только миро и мирра не одно и тоже. Мирра - это смола растения, а миро приготавливают священники - варят его из белого вина, причем берут его чуть не половину, из мирры и еще сорока всяких добавок. Протоиерея спроси, он в этих делах самый умелец - большим храмом командует.
        А совет я тебе могу дать только один, - тут Ефрем сделал значительную паузу.
        - Молиться почаще, отче?
        - Протоиерей пусть молится, в нем святости немеряно, а ты думай побольше, соображай! - жестко сказал митрополит. - За этим ты в поход этот послан! А теперь иди, улаживай остатние дела. Коней, провизию, перса через час доставят. Деньги сейчас помогут отнести. Оставь меня, заморился я что-то…, - и старичок уснул прямо сидя.
        Я не стал его тревожить, вышел в коридор. Подскочил Николай.
        - Сомлел епископ?
        Я кивнул.
        - У него в последнее время это часто, - сообщил подошедший к нам степенный священник, - стареет прямо на глазах. Еще недавно таким соколом был, а теперь уж и не лечит, ослаб.
        - Может на топчан его перенести? - спросил протоиерей.
        - Нельзя - проснется сразу, потом болеть будет. Пусть посидит, отдохнет от этой свары боярской. А мы отойдем в сторонку, чтобы ему не мешать.
        Прикрыв дверь, отошли.
        - Он тебе все объяснил? - поинтересовался местный соратник митрополита.
        - Сказал лошади и провиант через час, еще перса в помощь даст. Монету сейчас нам помогут утащить.
        - Все верно, ничего наш святой человек не забыл. Может еще вам чего потребно?
        - Велено нам половину дороги идти по безводной степи, бурдюками бы для воды разжиться.
        - Это будет. Сейчас идите на двор, чернецы деньги вынесут.
        И мы ушли. На дворе нас поджидали Матвей и Богуслав, остальные уже ушли.
        - Ловко ты Двурукого осилил! - похвалил я ушкуйника. - Горазд ты саблей и акинаком орудовать!
        - Я-то горазд, а Двурукий умелей меня гораздо, - произнес задумчиво Матвей. - Зачем ему было бой прерывать, ума не приложу.
        - А затем, - пояснил подошедший Кузьма, - что я этих мерзких шлюх терпеть не могу и избавлять их от заслуженного наказания не собираюсь. Сам так же недавно в Киеве влетел: привязался там к одной, жениться уж хотел, а она, стервь, загуляла. Узнал, озлился и зарубил ее левой рукой. Теперь вот в Царьград еду, там говорят сильные бойцы нужны, и платят очень хорошо.
        Хватать и волочить его в Тайный Приказ ни у кого и мысли не возникло. Порубал стервь, значит порубал, и что из того? Дело-то житейское.
        - А зачем же ты ввязался в этот Божий Суд? - спросил Матвей.
        - Так Нездиничи эти, подлюки редкие, набрехали, что боярыню оговорили ни за что, хотят от деток отлучить и из дома выгнать. Я и взялся постоять за правое дело и за очень достойное вознаграждение. А как послушал про ее дела хорошие, всю душу злобой свело! И отказаться нельзя - Суд перенесут, а бойца другого выставят. Вот я и решил повозиться для вида, а потом сдаться.
        - Я бы так не смог, - признался ушкуйник, - а вдруг подумают, что струсил.
        - Эх ты, молодо-зелено, - усмехнулся Кузьма, - а я уж староват свою смелость доказывать. Тем, кто обо мне слыхал или в деле меня видел, одного имени моего достаточно. Кто не слышал, до тех мне дела нету. А в общем, мне на чужое мнение наплевать - я сам о себе и о своей смелости все знаю, этого достаточно.
        Матвей глядел на собеседника с немым обожанием - он нашел свой идеал бойца и человека.
        - А ты в схватке тоже очень хорош, - оценил нашего орла Двурукий, - но как-то еще не отшлифован, не доведен до ума. Ты же заметил, что я тебя мимо себя пропускаю, второй рукой вдогонку не рублю, особо не ускоряюсь?
        Ушкуйник покивал.
        - Хотя бы еще годок тебе отточить умение при хорошем учителе, цены бы тебе не было.
        Я так по юности византийца Димитрия встретил, он в Киеве княжеских дружинников обучал. Вот тот из бойцов боец был! Меня как раз в младшую дружину взяли, так он со мной отдельно занимался. Полгода провозился, и тут ему весточка из дому пришла - неладно что-то там было, Димитрий и уехал. А ведь я и до него моим отцом, тоже двуруким, очень хорошо обучен был.
        Я чего подошел-то к вам - вы, говорят к морю идете?
        Тут Кузьма повернулся ко мне, безошибочным чутьем найдя главаря этого похода.
        - Мы не идем, а едем на очень хороших лошадях. Сейчас нас торопят, поэтому последние 350 верст до Крыма добираться будем по сухой степи. А с собой много воды не ухватишь.
        - Вот и возьмите меня с собой, - сделал неожиданный вывод знатный боец. - Я могу по три - четыре дня не пить, особо не загорюю.
        - На себя-то мы тоже по две - три фляги ухватим, нам и хватит, - начал объяснять я, - а вот лошади пьют ведрами. На всякий случай берем с собой человека, в степи воду искать.
        - Берите кого хотите, - усмехнулся Кузьма, - а я куплю половецкую лошадку, их тут полон рынок. Такой конь может очень мало пить, привычен к этому сушняку. Да и выжили из них, наверное, самые выносливые и неприхотливые.
        - Лучше бы тебе все-таки по Славутичу на ладье спокойно добраться, - настаивал я. - Риска и трудностей нет, воды полно.
        - Тоска меня берет от такого покоя. Но чего-то ты крутишь, неладно у вас что-то. Рассказывай, все равно не отстану.
        Поглядел на своих - пожимают плечами и разводят руками. Такого приставалу просто так не отгонишь, слишком силен - придется рассказать. Ну я из нашего похода особой тайны никогда и не делал - не клад копать идем.
        - Значит слушай. По пути к морю нам придется столкнуться с черным волхвом Невзором, и попытаться его убить. Он будет убивать нас. Так что поездка наша чертовски опасна, и находиться рядом с нами я бы не советовал.
        - А на кой ляд вам Невзор этот сдался? Колдует себе там и колдует, вам то что? Или вы сами кудесники невесть какие, и на черных охотитесь? - не понял Кузьма.
        - Ловим не его не мы, а он нас, - объяснил я. - Кудесник среди нас всего один, да и тот гораздо слабее вражеского колдуна. Одна надежда на протоиерея Николая, Бог даст какое-то время будет удерживать и отводить вражеские магические удары. А может и нет, опыта у нас никакого. За то время, пока Невзор будет занят, мы попытаемся его убить.
        - А зачем этот Невзор за вами охотится? Ему-то чего надо?
        - Погубить Землю.
        - Русскую землю?
        - Да нет, бери шире - всю нашу Землю.
        Тут трое чернецов вынесли деньги и драгоценности, и мы отправились к дому, беседуя на ходу. Я рассказал про все - про Крым, про Херсон, про дельфинов и про плавание в Константинополь. Напоследок еще раз порекомендовал в это дело не ввязываться.
        - То есть погибнут и мои сестра с племяшами, и мать-старушка? И этого хотят добиться колдуны?
        - Так получается.
        - А вот шиш им! - заорал Кузьма. - Сам поубиваю гадов! Я иду с вами - может и будет от меня какая-нибудь польза. Пошел я конька покупать, сбрую и еду какую-нибудь.
        - Еды не надо, митрополит дает. Завтра с утра выходим.
        Кузьма ушел за покупками, Матвей увязался за ним.
        Мы пообедали и занялись кто чем - Богуслав отправился опять к князю - просить на время честного тиуна, протоиерей прилег отдохнуть после еды, и я тоже некоторое время повалялся, поговорили о том, о сем.
        - Помнишь, как ты мне о Николе-угоднике рассказывал, из которого на Западе замену Деду Морозу соорудили?
        - Было дело. Кстати, а ты знаешь, что именно этот святой покровитель воинов и путешественников, выручающий их из разных бед и спасающий им жизни?
        - Так значит именно нам, находящимся в походе и готовящимся к страшной битве и надо ставить ему свечки!
        - Вот какой-то раб Божий из священников сегодня с утра на Епископском Дворе в церкви Святого Андрея и поставил. А теперь слушай о Санта Клаусе. В основе лежит история из Жития Святых, в которой святой Николай случайно услышал, как разорившемуся богачу старшая дочь предлагала продать ее в рабство, чтобы появились деньги на приданое двум ее сестрам. Без приданого замуж девиц не брали. Николай пожалел девушку, забрался на крышу их дома ночью и бросил мешочек с золотом в дымоход, не желая, чтобы об этом его деянии кто-нибудь узнал. Дар святого упал в носок, который сушился около очага. Девушку благополучно выдали замуж.
        История повторилась со средней дочерью, а затем и с младшей. Тут то отец и застал святого за этим действием. Скоро пошли слухи, что таких случаев много, и все это деяния Санта-Клауса, как в тех странах зовут святого Николая: Санта в переводе святой, а дальше еще проще - Николай, Николаус, Клаус. Случилось это все перед Рождеством, и вошло в обычай дарить в это время подарки, желательно положив их в носок или чулок, и повесив перед дымоходом.
        - И везде так делают?
        - Точно не знаю. Наверное, где как.
        Мы замолчали, а мне в голову полезли мысли. Так вот из какого простенького филантропического действия американские умельцы от рекламной индустрии создали ставший классическим образ добрейшего Санта-Клауса в ярко-красном полушубке, со здоровенной белой бородищей и невесть откуда взявшимися эльфами, наишачившимися за год на производстве игрушек, с оленями, волокущими бездну подарков под руководством сомнительного красноносого копытного главаря Рудольфа.
        И теперь за месяц до Рождества в США начинается рождественский бум, когда заманенные невиданными скидками покупатели выстраиваются в неслыханные очереди, а особо жадные даже ночуют в палатках около супермаркетов. Обязательны подарки для родственников, желательны для друзей, от знакомых можно отделаться простенькой открыточкой. Вот так из образа полузабытого в России Николая Угодника в Америке делаются каждый год миллиарды.
        Потом меня неожиданно позвал Лазарь.
        - Слушай, боярина нет, а тут Машка с Варькой денег требуют.
        - Сейчас уладим. Где они?
        - На лавке во дворе сидят. Их другие бабы из общей комнаты, в которой они все ночуют, вышибли, чуть до драки дело не дошло.
        Вышли во двор. Свидетельницы бойко лузгали семечки и сильно горестными не казались.
        Я отсыпал каждой по десять монет и спросил:
        - А что там за буча с вашими товарками?
        - Дерзят. Орут: какие из вас Старшие, вы обе дуры, вечно ничего понять не можете! Зачем боярыню в монастырь засунули? Без нее нас всех уволят! Кому мы теперь здесь нужны? В общем, прижучить их надо.
        А вот боярыня еще получку нам должна была выдать, как бы и эти деньги получить?
        - Боярин Богуслав вернется, и все, что должен, выдаст - денег у него теперь немало. Заодно и с теремными девками разберется, он кого-нибудь борзого или нерадивого приструнить горазд.
        - Да вон он с мужиком каким-то пришел! - первой увидала Славу востроглазая Варвара, мастерица кустового подглядывания.
        - Вот сейчас ваш боярин со всем и разберется.
        Лазарь тоже обрадовался.
        - И насчет Елисея спросим - сегодня его тащить на рынок в рабство продавать, или можно до завтра обождать? Ребята, как прознали, чем суды закончились, страшно обрадовались, тиуна в подвал пристроили и еще кошелку серебра, украденного этим гадом, отдали.
        - Это твои орлы серебро в усадьбе у тиуна откопали?
        - Ага. Ишь как припрятал, сволочь, нашего боярина добро!
        Богуслав со спутником подошли к нам.
        - Мономах опытного тиуна со своего двора без споров мне отдал, - сказал Слава. - Платить буду хорошо, надеюсь не заворуется.
        - Да и хотел бы завороваться, - усмехнулся в здоровенные с начинающейся проседью усы немолодой мужчина, - забыв про тридцать лет беспорочной службы, так не решился бы. Князь предупредил, что, если хоть что-то у тебя украду, так отпотчует, что на дыбу и эшафот сам проситься буду. А у меня семья, дети, есть и малые, их кормить, поить, одевать надо. Чем воровать, я лучше по старинке, по-честному поработаю. Сведи меня с тем, кто прежде твое немалое хозяйство вел, дела принимать буду.
        - Да тиун, понимаешь, ушел!
        - А теперь снова пришел, - негромко сказал я.
        - Остатки разворовывать? - нахмурился Богуслав.
        - Скорее долги отдавать. Пошли в подвал. Дружина Елисея опять поймала и теперь за воровство хочет в рабство продать. Кстати, у него еще ворованное изъяли. Девушки, хозяина тут подождите.
        - Да нам все равно податься некуда!
        - Вот и посидите.
        В темнице Елисей встретил нас неласково. Он сидел связанный на куче гнилой соломы, свет еле-еле пробивался в узенькое зарешетчатое окошечко под очень высоким потолком.
        - Ката привели? Только пытайте не пытайте, нету у меня больше ничего. Проще сразу казнить, хлопот меньше.
        - Ты зачем, дурак, проворовался?! - неожиданно гаркнул Богуслав.
        Нет, так дело не пойдет. Пора брать процесс в собственные руки.
        - Чего ты кричишь, - начал я утихомиривать побратима, распутывая веревки на арестованном, - сам что ли не любил? Как подожмет это чувство, все на свете позабудешь, лишь бы с любимой вместе быть. Можешь даже и за три моря податься и семью забросить, лишь бы любушка рядом была.
        Человек твою жизнь спас, бился за тебя насмерть. На что бы ты мертвый сгодился, для какого похода? До общей могилы? А спасенный на спасителя орать взялся, пытать еще в горячках начни. Ты Елисея водкой поить по гроб жизни должен, а не свирепствовать.
        - Он меня обокрал, - понуро сказал Слава.
        - Не веди с ним больше общих дел, а водкой все равно пои.
        - Он у меня жену совратил!
        - Я так думаю, жена тебе сейчас без надобности.
        - Да пусть идет куда хочет, никто его ни пытать не будет, ни в рабство не продаст. Деньги возвращены, а на остальное мне наплевать.
        - А вот уходить ему еще пока рановато. Пусть вначале все дела новому тиуну передаст, а уж потом уходит на все четыре стороны.
        - Ты чего расселся-то, - спросил я Елисея, - полюбилась что ль подземная соломка? Пошли куда-нибудь в хорошее место, вроде кухни. Небось и есть, и пить хочешь?
        - Знамо дело! - бодро ответствовал воспрянувший духом Елисей. - Кто ж такую гниду, как я, кормить будет! Да и поили нечасто.
        Все двинулись в столовую, а я придержал Лазаря.
        - Тут, Лазарь, неувязочка вышла. Елисей раньше в княжеской дружине сотником был, и в битве воеводе Богуславу жизнь спас.
        - Не знаю его!
        - Пятнадцать лет прошло, дело давнее, все быльем поросло. Все, кто знал, или погибли, или с Богуславом в Новгород ушли.
        - Вот оно что… А чего же Елисей молчал, что он из наших?
        - Да кто ж его знает! Хотел, может, проявить себя во всей красе, может просто денег на гулянку, что б выпить за знакомство не было, может боярством своим загордился - сейчас не угадаешь.
        Да тут вдруг любовь случилась, заворовался. А у братьев по оружию тащить не будешь. А не тащить, вы ж больше всей прислуги в разы получаете. Утешал себя мыслью, что боярин со всеми долгами все равно, поди, расплатится. А может все и иначе было, не мне судить.
        Сейчас просьба к тебе вот какая: растолкуй это все молодым своим, особенно одному вашему, который бритой башкой красуется и зверствует больше всех, что не нужно больше бывшего тиуна ловить и лупить. Пусть воевода сам с хозяйством своим решает, не ваша это забота.
        - Ты же сам меня науськал!
        - Я всего лишь хотел, чтобы боярыня развод без лишних споров дала, за жизнь Елисея убоявшись, а она, гадюка, дело аж до Божьего Суда довела, людьми рискнула, лишь бы от сытной кормушки не отлучили. У Капы к тиуну, видать, никакой и любви-то нету, на уме похоть одна. И еще вопрос: в кошеле, который откопали, монета есть или только одни подсвечники серебряные со всяким боярским барахлом?
        - Есть, и немало, - успокоил меня Лазарь.
        - Пошли кого-нибудь притащить кошель в обеденную залу, мы там будем.
        - Хорошо, сейчас сделаю, - не стал спорить Лазарь.
        А я подался на кухню. Там уже выпили по рюмочке, закусили, и теперь бурно обсуждали хозяйственные дела. Я присел, минут пять послушал и спросил у Елисея:
        - А вот скажи мне, друг любезный, как ты дальше жить думаешь? Денег у тебя, вроде, нет, свое хозяйство, поди, с этими тиунскими делами в запущении, ворованное серебро все отняли. Красть опять пойдешь? Иль на дороге прохожих грабить приладишься со своим дворовым дедом?
        Елисей опечалился и повесил голову.
        - Дела мои плохи, жить не на что. Поля у меня небольшие, заброшенные, все бурьяном поросло. Несколько крестьян было, вместе с семьями разбежались в этом году по соседним боярам. Не знаю, что и делать.
        - А я вот думаю, новому тиуну помощник требуется - каждое село ведь объехать надо, на старост поглядеть, недоимки взыскать, да мало ли дел! Ты все и всех знаешь, можешь показать и обсказать. А ты что боярин Богуслав по этому поводу думаешь?
        - Да я-то не против, дружина только роптать будет.
        - Лазарь им сейчас расскажет, с кем они дело имеют. А чтобы вообще дело сладилось, повиниться надо перед ратниками, прощения попросить, выпить вместе. Ты ж бывший сотник, не из простых воинов, чать сумеешь к ребятам подход найти.
        - Это-то я сумею, да как нарочно опять денег нет!
        - Богуслав, - спросил я, - новому помощнику тиуна жалованье за половину месяца вперед выдашь?
        - А то!
        - Вот так давай и поступим. Тиуну с помощником, думаю, и без нас есть чего обсудить, а мы пошли теремных девок погоняем, берут на себя много.
        Тут ввалился здоровенный лысый парняга, который притащил изрядный кошель. Коме бритого черепа и длиннющих вислых усов при полном отсутствии бороды, ратник поражал длинным оселедцем, перекинутым через левое ухо, и впервые увиденным мною вживую здесь, в 11 веке.
        Собственно, и в более привычных для меня временах я с таким изыском парикмахерского искусства был знаком в основном по картине Ильи Репина «Запорожцы», которая в мое время была больше известна под названием «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», но там изображено время гораздо более позднее - отчетливо видно перекинутое через плечо воина на втором плане огнестрельное ружье. А этот дружинник, наверное, из первых казаков будет?
        Ратник сдал кошель Богуславу и уже хотел убегать, но был остановлен мною вопросом:
        - Скажи-ка мне, молодец, ты из каких краев будешь?
        Вопрос бойца не смутил, задавался, по-видимому часто, и он бойко ответил:
        - С острова Хортица пришел, что за порогами на Славутиче находится. Из русичей-бродников я, которые там крепостцу сторожевую держат и за проливами следят.
        - И давно вы там?
        - С деда-прадеда. Еще в незапамятные времена там мои предки обосновались.
        - А ты чего ушел? Злые половцы заели?
        - Всегда били этих кочевников и будем бить. А как их называют, печенеги ли, половцы ли, нам без разницы - стены у нашей крепости высокие, да крепкие - отсидимся в случае чего.
        Погулять охота, пока молодой, - Русь повидать, себя показать. Да и женку надо бы себе где-то тут сыскать - хватит родственную кровь перемешивать, пора свежую струю добавить, как и мои старшие братья сделали. Вот и отпустили меня на три года позабавиться.
        Тиунов попинать да попугать, добавил я про себя.
        Прикинул - вроде бы именно от этого места на Днепре мы к Крыму по степи пойдем. Решил уточнить.
        - Слушай, а возле вас города какие-нибудь есть?
        - Есть, как не быть. Лет сорок назад небольшой городишко Воин отстроили, их дружина тоже бьется честно.
        - А чего ты так стрижешься странно, налысо? А чуприну оставляешь?
        - Так для походов удобнее, чище, и не заводится на головушке всяческая погань - вши да блохи. А чуб-хохол, это чтобы попы не роптали, по их понятиям полностью бриться нельзя. Так же бороды бреем, а усы оставляем - на это в церкви тоже нареканий нет. Так я пойду?
        - Иди конечно.
        - Чего это ты с пареньком выясняться начал? - поинтересовался Богуслав, после того, как отсыпал Елисею аванс, а новому тиуну деньги на разнообразные расходы по дому, оплату труда кухонных работников, истопников, поломоек и сеннных девок, и мы занесли кошель в свою комнату, - окраина и окраина, мало ли их.
        Тут я рассказал бывшему воеводе о будущем появлении нового воинства - запорожского казачества как раз на Хортице, об ответе запорожцев турецкому султану в ответ на требование покориться. Услужливая идеальная память тут же подала текст, который я сходу Богуславу и процитировал целиком. Запорожцы, пользуясь отсутствием цензуры, начали с оценок боевых качеств вражеского правителя, вроде:
        Какой ты к черту рыцарь, когда голой жопой ежа не убьешь!
        А у султана охота на ежей именно этим способом может и была любимейшим делом, кто ж его знает? Дальше шел мат-перемат с отказом покориться, и увенчивала этот шедевр народного творчества достойная концовка:
        Этим кончаем, поскольку числа не знаем, и календаря не имеем, месяц на небе, год в книге, а день такой у нас, как и у вас, за это поцелуй в сраку нас!
        Богуслав веселился от всей души, сопровождая этот процесс утробным хохотом. Потом вытер навернувшуюся от усилий слезу и спросил:
        - Идем к бабам?
        Я ввел его в суть конфликта.
        Боярин посуровел.
        - Перепорю сукиных дочек и выпру за порог всех этих лизоблюдок боярыни! Капка их развела не на похожую, аж десять человек толкутся, будто кроме нее еще за пятью боярынями ухаживать надо! Оставлю Машку с Варькой, для остальных все равно теперь работы нет.
        - А Полетте они не понадобятся? Она ведь будет здесь человек новый, неопытный. Желательно еще кого-нибудь поумней, чем эти две свидетельницы чужой похоти оставить.
        - Это да, как-то ужасно тупы обе.
        - Давай-ка у наших дур и разузнаем, кого кроме них желательно оставить.
        - Давай.
        Сказано-сделано. Варя просто встала в тупик, а более ушлая Маняша высказалась за две кандидатуры. От всех остальных она проку не видела.
        - Сенные-то всегда при деле - то пыль вытирают, то свежему воздуху ток дают, то обувь всем перемывают или протирают, на каждом шагу они нужны: подай-принеси, послать куда-нибудь по нужде кроме них некого. И немного их - всего пятеро.
        А наши в болтовне и мерянье нарядов друг друга большую часть дня проводят, а то и просто полдня спят. Трудимся каждый день мы четверо: я, Варька, Аксинья и Домна.
        - А кто-нибудь из этих двух в боярских делах разбирается? Во что одеваются боярыни, чем обычно заняты, о чем между собой говорят? - решил узнать я.
        - Это Домна. Капитолина с ней вечно по всяким трудным делам советовалась.
        - А чем Аксинья хороша?
        - У нее руки золотые. Вдруг порвется чего из одежды, так заштопает - вообще шва не видать. Ксюшка все знает, все умеет, все делает очень быстро. Детей лучше всех обиходит, и вообще душа-человек. А поет - заслушаешься!
        - А замужние среди ваших баб есть?
        - Так они все при мужьях, на ночь по домам расходятся. Не взяли пока только меня, Варьку и Ксюху.
        - А Аксинью почему не берут?
        - Всем хороша, да страшна, как смертный грех. Мужики ее сторонятся.
        - Ладно, хватит болтать! - скомандовал Богуслав. - Пошли на женской половине порядок наводить!
        Бабий бунт был махом подавлен привычным рыком «Запорю!», получки были розданы, шестеро нерадивых девок были уволены, а оставшимся Богуслав сказал:
        - С сегодняшнего дня над вами главная Мария. Я уезжаю, она пусть пока командует. Любую из вас может в какой захочет день уволить!
        Над сенными властвует Варвара. Получку вам всем раздает новый тиун. Все!
        Богуслав ушел бродить по терему по другим делам, а я вернулся в свою комнату. Там, после легкой дремы, очухивался и позевывал Николай.
        - Не хочешь в Михайловский собор сходить, Великой Панагии поклониться? - спросил он у меня. - Заодно свечку святому Николаю собственной рукой поставишь, может твоя молитва доходчивей моей окажется, верней.
        - Да где мне в этом деле против тебя! - трезво оценил я свои способности, - мелкая душонка, нехитрые мысли, духовности ни на грош.
        - Не говори зря, сын мой, пути Господни неисповедимы!
        - И то верно. Сказано же в Библии - блаженны нищие духом! Вот я точно из них - вершины духа никак не освою.
        - Так ты идешь?
        - Конечно иду, свечу обязательно нужно поставить. Явно и Невзор нас где-то тут близко поймает, и по безводной степи потом еще ехать долго - помощь святого нужна позарез. А то коли не убьют, так сами от жажды передохнем.
        Пока протоиерей собирался в церковь, пришел караван из тяжеловозов с провиантом и пустыми бурдюками. Перс, ведущий степного коня в поводу, тоже был в наличии.
        Их стал размещать на постой Богуслав, а мы с протоиереем отправились к храму. По дороге священник рассказывал мне историю иконы.
        - Здесь в Переславле славится Оранта Богоматери, написанная самим Алипием. Она восходит к образу Влахернского храма в Константинополе, и имеет те же редкие отличия от других Великих Панагий: на груди у Матери Божьей изображен отрок Иисус-Эммануил, который благословляет людей двумя руками, что тоже большая редкость.
        - А почему Эммануил? - поинтересовался я. - Второе имя?
        - Это не имя, а скорее название будущего Спасителя, который должен вскорости прийти по предсказанию пророка Исаии. В переводе это означает «С нами Бог».
        - А что такое Панагия?
        - Это изображение Богоматери, в переводе - Всесвятая. Замучил я тебя этими переводами, утомил.
        - А как без этого? Без переводов не обойдемся. Иначе никакой ясности нету - барахтаешься просто в потоке непонятных слов.
        - Для полной ясности скажу, что Оранта - это моляшаяся, а не просто держащая младенца Христа Богоматерь. Обычно на Оранте она молится одна, а тут с Иисусом. Да еще вверху по бокам изображены два архангела по пояс, что тоже необычно.
        - А почему Великая?
        - Икона храмовая, очень больших размеров. Именно ее я не видел, но знаю каковы обычно размеры таких икон. А славится она своей целебной силой. Эх, мне бы этой силы добавить!
        - Да у тебя силы невпроворот, вон аж бесов гоняешь.
        - Бесы и демоны, - ответствовал Николай, - на Руси ноне редки, а больных полно. Вот ты лекарь признанный, всегда при деле. А бесов мы то ли перевели, то ли им прорываться стало тяжелее, только нет их. А лекаришка я так себе, жиденький, твоей силы и блеска нету.
        Мне претит только исцелять за деньги, как ты любишь делать. Сидеть бы где-нибудь в глухой чащобе или пещере, излечивать все мыслимые и немыслимые болезни даром, брать только немного еды и молиться вволю! И никаких епископов, вроде новгородского Германа, на голове!
        Вот и пришли. Собор Святого Михаила был выстроен все на том же Епископском Дворе и значительно превосходил стоящие рядом церкви по размерам. Что ж, у Великой Панагии должно быть достойное обрамление.
        В самом храме икон было много, но Оранта сразу притягивала взор. Она находилась в верхней части алтаря, главной части храма. Метра два в высоту, немного поменьше полутора в ширину, икона сразу внушала уважение. Талант одного из первых русских иконописцев Алипия сиял здесь в полную силу.
        А ведь я ее где-то видел… Мне, выросшему и прожившему жизнь на Золотом Кольце России, побывавшему во многих храмах Костромы, Ярославля, Суздали и Плеса иконы были не в диковинку, я видел их сотни. А тут абсолютная память металась между воспоминаниями об убранстве различных церквей и не отыскивала нужной картинки.
        И тут я вспомнил! Иконы Третьяковской галереи! По ней я бродил в основном прыщавым подростком, охваченный неистовым желанием повидать как можно больше обнаженной женской натуры. Поэтому в зале икон я не задержался - обвел их для порядка быстрым взглядом и дальше, дальше. Полотна Кустодиева, Рембранта и Рубенса с их полнотелыми красавицами манили меня гораздо больше.
        А в более зрелом возрасте, после посещения Эрмитажа, я в Третьяковке разочаровался и ходить туда перестал. То есть сегодня у меня впервые появилась возможность спокойно, а не на фоне гормонального взрыва, полюбоваться Великой Панагией-Орантой.
        Мы подошли ближе. Святое лицо, разведенные в стороны и поднятые вверх руки, золотой диск в центре с отроком Христом-Эммануилом… И вдруг я почувствовал текущий сквозь меня поток ласковой и теплой силы, пронизывающий и охватывающий все мое естество, божественную мощь, которая лечит и дает жизненные силы. Вся моя суть была пропитана этой Божественной энергией.
        Через несколько минут Великий и Всеобъемлющий Поток начал уменьшатся, а потом и вовсе сошел на нет.
        Я повернул голову к протоиерею, желая поделиться с ним своими ощущениями и слова замерли у меня на устах.
        Лицо Николая светилось невиданной мощью великой святости, дарованной ему свыше. В такой момент нельзя тревожить человека, говорящего с Богом.
        Я потихонечку отошел к выходу, приобрел несколько свечей побольше и подороже, узнал, где находится икона Николая Угодника и отправился помолиться и попросить о помощи. Сегодня мне можно отвлечь святого от других просьб молящихся своей молитвой - не за себя прошу, а за всех людей, за всю Землю.
        Я не могу молиться долго и истово, как рьяные прихожанки, которые делают это чуть ли не часами, поэтому мое обращение к Николаю Заступнику длилось недолго. Сможет - поможет, на нет - и суда нет.
        Потом положил денег в ящик для пожертвований и собрался уходить. Протоиерей в соборе как дома, без меня не пропадет.
        Вдруг вновь потянуло к церковному прилавку - мне что-то позарез было нужно, только я понятия не имел, что именно. Подошел, осмотрелся. Мой взгляд приковал серебряный образок с изображением Божьей Матери. Попросил поглядеть.
        Ласковая и видимо очень набожная старушка протянула мне ладанку. На ней Богородица не держала младенца Христа, а прикрывала ладонями острия семи узких мечей.
        - Это, милай, Семистрельная Богородица.
        - А стрелы какое отношение имеют к Божьей Матери?
        - Доподлинно неизвестно, но истолковывают, что это муки, которые испытывала мать, глядя на распятого сына. Еще говорят, что это борьба с семью смертными грехами. Помогает воинам и защитникам, защищает от вражеской силы, оберегает их от бед. Если ты воин, тебе этот оберег лучше носить на груди.
        Более я не колебался.
        - Подцепи мне образок к серебряной цепочке, возьму.
        Пока старушечка возилась, спросил:
        - А как носить ладанку? С крестиком или без крестика? И почему ладанку, ладана же в ней нету?
        - Так повелось, милай, с давних пор, называть образки ладанками. Почему, никто уже и не помнит. Обычно велят крестик ни в коем случае не снимать, в нем вся сила. Нет креста - нет Христа.
        У тебя же расклад иной. На твоем будущем обереге крест выбит на другой стороне, и его можешь носить без другого крестика.
        Я вздохнул с облегчением: теперешний крестик мне почему-то очень мешал, с непривычки что ли? Все-таки всю жизнь не носил. Может быть образок приживется получше?
        - Али передумал брать, что-то задумался?
        - Покупаю точно.
        - В православном Храме Божьем, милай, купли-продажи нету. Христос выгнал торгующих из храма в Иерусалиме.
        - Я же дам деньги!
        - Это ты внесешь пожертвование на нужды церкви, а она одарит тебя освященным образком Богоматери.
        - Давай так, мне без разницы.
        Меня одарили, я внес, и, довольный, отошел.
        Так уходить или все-таки дождаться Николая? - думал я, любуясь неподвижной большой спиной святого отца. Хотелось бы все-таки обсудить силу воздействия Оранты Панагии на людей. Вдруг он трижды перекрестился, в пояс поклонился богоматери, повернулся и размашисто зашагал ко мне.
        - Пошли. Я теперь могу лечить по-настоящему, - негромко сказал Николай и пошел к выходу.
        - Это как? - засеменил следом я.
        - Как сильные духом лечат, - объяснил протоиерей, - которые излечивают явно смертельные болезни.
        Мы вышли на Епископский Двор, полюбовались осенним заходящим солнышком, рассказали друг другу, как на кого подействовало изображение Богородицы. Сначала святой отец выслушал меня, потом изложил свою историю.
        - Я немного постоял, полюбовался замечательной работой Алипия. Наш мастер иконописи, свой, русский, доморощенный, а любого византийца за пояс заткнет! А потом вроде как у тебя - ощущение тепла и ласки от близкого человека, затем приток силы и приход знания о человеческих недугах и умение их лечить. И ощущение счастья: я могу! Я умею! Теперь жизнь не буду расходовать зря - пачкать на бересте писульки о храмовых доходах и расходах, распекать подчиненных за нерадивость, совершать отпевания, крестины, венчанья и прочие требы для прихожан - на все это есть другие попы. Мое дело - исцелять! Необычайная это икона, - констатировал священник.
        Солнце окончательно зашло и стремительно похолодало.
        - Мне, Володь, теперь позарез с митрополитом Ефремом надо поговорить, он полжизни так лечил, как я теперь буду после похода. Может и посоветует чего. А доживет ли он до моего прихода, неизвестно - уж очень быстро силы теряет.
        - А ты в него этой силы и залей, - посоветовал я, - поделись с другом. Явно ж ты теперь по-всякому подлечить горазд. Глядишь, и старость немножко придержишь, и смерть отодвинешь.
        Николай сделал стойку, как шотландский сеттер, учуявший утку в камышах, а потом бросился в Епископский Дворец.
        Ну все, больше я его ждать не буду в этом холодильнике. Как ни крути, а за пять минут он не управится - неопытен еще как Божественный лекарь, щегол, еще можно сказать в этом деле.
        А я бойко зашагал к Богуславу. Что ж как холодно-то сегодня? Видать, дело к заморозку идет.
        Дошел быстро, неласковый морозец прошибал через легкий кафтанчик. По такой погоде вальяжно и не торопясь гулять климат не располагает. А я все ускорялся и ускорялся. К воротам уже подлетел как пушечное ядро, стал остервенело стучать кулаком в калитку и орать:
        - Открывайте! Скорее открывайте! Боярин Мишинич пришел!
        А на улице уже стемнело, подул холодный ветерок. Открывший мне караульный с сильным запахом алкоголя пробурчал:
        - Приличные бояре в такой час по домам сидят, а не по людям шляются.
        Я, не слушая глупых поучений, пронесся в дом. Да, с этими переездами все южнее и южнее моя акклиматизация явно запаздывает.
        В тереме меня тоже больно то не разжарило - потеплей конечно, но до хорошего как-то далеко. Побежал в свою комнату - не укутаюсь в одеяло, так хоть переоденусь.
        По дороге столкнулся с дрожащим от холода в одном легком халате персом.
        - Дядя, - простучал зубами водных дел мастер, - мал-мала печка топить надо!
        И то! Тут же все в наших руках, не центральное отопление. Правда, истопник, наверное, давно отработал и отбыл домой, а самому искать поленницу по двору желания не было. В доме дрова вряд ли держат…
        А почему вряд ли? У меня в Новгороде повар Федор поленьев на две - три растопки складировал, чтобы не шарахаться за ними рано поутру по темноте.
        - Пошли в кухню, дровами разживемся.
        Фаридун-остад не сразу, но понял и пошел за мной следом. В кухне варили ужин, и было очень тепло. Нас обоих перестало трясти.
        Подскочил подавальщик, бойкий молодой парень.
        - Чего желаете, господа?
        Я поглядел на часы. До ужина еще часа два, а жрать охота неимоверно. Может я и мерз с голодухи? Или от холода так проголодался? Неважно! Я друг хозяина, одет богато, мне не откажут.
        - Водки нам и закуски какой-нибудь легкой. Взвару или чего там у вас есть, чтоб запить.
        - Понял! Подавать?
        - Тащи!
        Присели прямо в кухне - поближе к огненному печному боку было потеплей, чем в обеденном зале. Нам быстренько подали зелено вино, которое я по привычке звал водкой, и кое-какие заедки.
        Эх, а перс-то, поди, мусульманин - ему вина нельзя. Ладно, на всякий случай налью, а там видно будет. Не будет пить алкоголь, значит просто так в тепле отогреется.
        Еще как выпил, остад-лозоходец! Аж крякнул.
        Запили, заели, завязался неспешный разговор. Сразу перешли на персидский - на русском беседа не клеилась. Познакомились. Его для краткости можно было звать Фарид. Фаридуну было тридцать пять лет, на Русь подался за длинным рублем - история более обычная для 21 века, чем для одиннадцатого. Впрочем, гастарбайтеры были, по-видимому, во все века. Особенно на Руси. То от викингов проходу не было, теперь азиаты почву прощупывают.
        Здесь с работой было плоховато: Переславль еще не в степи, и тем более не в пустыне стоит, и там, где впадает речка Альта в Трубеж, воды всегда хватало. А в степи никому ничего не надо - половцам колодцы после печенегов достались, а новые рыть они не хотят. Да и соваться к ним опасно - враз в рабство продадут. Поэтому воду Фаридун искал редко, перебивался случайными заработками. Опять же соскучился по любимой жене Тахирих. В общем, пора домой!
        - Фаридун, а чего ты так в тереме-то озяб? Или в своих краях кроме жары, другой погоды и не видывал?
        Погоду Фарид видел всякую. В Персии, которую сейчас под себя сельджуки подмяли, конечно потеплей, чем тут, но он приехал в Переславль прошлой осенью и пережил здешнюю зиму. Можно сказать - видал виды. Но бегать по морозу в тоненьком халатике и летних чувяках ему раньше не доводилось.
        Остад, оказывается, поставил у Богуслава, подаренного ему митрополитом коня, получил от боярина комнатку для ночевки и подался улаживать последние дела (церковники сорвали его с места внезапно). Когда собирался, еще припекало солнышко, поэтому оделся легко, по-летнему. А пришел незадолго до меня и тоже по изрядному холодку.
        Спросил его о запрете на вино.
        - В нашем роду все придерживаются учения пророка Заратустры и у нас такого запрета нет.
        Все имеющиеся у меня сведения об этом пророке я почерпнул из «Двенадцати стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова, где главный герой Остап Бендер говорит мелкому расхитителю социалистической собственности Паше Эмильевичу на прощанье:
        Набил бы я тебе рыло, только Заратустра не позволяет!
        Из этих слов я сделал вывод, что учение это очень миролюбивое и доброе. Пришло время прикоснуться к истине.
        Выпили по второй, и я спросил:
        - А в чем суть вашей веры? Никого убивать и гонять не надо?
        Фаридун криво усмехнулся.
        - В основном нас гоняют братья-мусульмане - это сплошь и рядом. А суть нашей веры проста и понятна: думай о благом, говори о благом, делай благое.
        Меня тревожил еще один вопрос, и я его задал.
        - Слушай, Фарид, вот мы верим в Христа, поэтому мы христиане. Те, кто придерживаются мусульманства - мусульмане. А вас как называть? Заратустриане?
        - Заратустра пророк, а учение называют зороастризм. Поэтому мы зороастрийцы.
        - Ладно, пошли печку растапливать.
        Я организовал подсобника тащить охапку поленьев, Фариду поручил нести лучину на растопку, сам взял бересту и немного соломы для разжигания огня. С огнивом в отдельном кисете я в походе не расставался - кресало, кремень и льняной трут всегда были при мне. Худо-бедно, а костерок всегда разожгу.
        Наши комнаты оказались рядом, печь у нас одна. Вот и славненько, не надо будет две топить. Хотя после кухонной разминки перед ужином так все в организме потеплело, что топить свою печку было уже вроде и необязательно.
        Разжигать огонь, а потом подолгу смотреть, как причудливо пляшут его языки, слушать, как трещат в огне поленья, я люблю больше любого пиромана, поэтому сразу отстранил от этого дела лозоходца. Твое дело найти воду, а мое добыть огонь.
        Ну что ж, начали! Я открыл вверху задвижку, заботливо уложил по бокам горнила дрова, в середине выложил вроде трехстороннего вигвама из лучинок, поместил в него скрученную вдвое солому, немножко прикрыл ее сбоку берестой.
        Затем вынул из кожаного кисета кремень, положил на него одну из нескольких имеющихся у меня льняных, слегка обожженных для лучшего возгорания небольших тряпочек, так, чтобы матерчатый край трута выступал из-за края камня и нанес пару быстрых чиркающих ударов железным кресалом. Полетели искры, начал тлеть выступающий краешек, а я изо всех сил начал на него дуть. Все остальные причиндалы я уже взял в правую руку. Когда трут начал гореть, бросил его в солому.
        По соломе огонь полыхнул быстро. Я положил сверху бересту и полюбовался на быстро перекинувшийся на нее огонь.
        Потом оставалось только подкладывать поленья.
        Я заботливо уложил в кисет предшественников спичек и поудобнее расположился на скамеечке у печки. Фарид поглядел на огонь издалека и присел на табуретку в отдалении.
        - Если хочешь, садись рядом - здесь на лавке места хватит, - позвал я его.
        Фарид отказался.
        - Не люблю возле огня сидеть, тревожно мне как-то делается. В детстве упал в костер, с той поры это и осталось. Нас, зороастрийцев, зовут огнепоклонниками, а у меня вот этакая незадача.
        Что ж, вольному воля, спасенному рай. Поговорили о порядках в Сельджукской Империи. Всякое вольнодумство и инакомыслие каралось безжалостно. Жителям его родного кишлака, затерянного в горах, сплошь зороастрийцах, приходилось при поездке в город прикидываться истыми мусульманами. Если ловили человека не мусульманской веры, просто казнили. От такой жизни многие бегут в Индию. Фаридун с молодой женой тоже бы хотел туда переехать, вот и отправился на Русь заработать на дорогу и обзаведение хозяйством. Но не задалось. Потом перс ушел к себе.
        Ввалился Богуслав. Этот плюхнулся возле меня без лишних реверансов, протянул ладони к огню.
        - Столько денег летит на хозяйство! Продукты на зиму приходится закупать, закладывать кладовые. Елисей весь оброк или деньгами брал, или сбывал все по дешевке, лишь бы монеты побольше хапнуть. Так и улетели свои крупы, зерно, мясо, птица, сыр и овощи оптом. Капусту только завтра возьмутся солить! Яблок - и тех нету. Сено, ячмень, овес - все ушло! Лошадям дать было нечего.
        - Капитолина не думала, как будет жить без запасов? Бежать же она не хотела?
        - Так дура! Все мысли только о случке! Сегодняшним днем жила, а о том, что будет завтра и не думала. Обойдется как-нибудь! Пусть мужчина рядом голову ломает. Ее дело покомандовать, да покрасоваться, а расхлебывать ее дурость муж или любовник должен.
        Я задумался. С этой стороны деятельность боярыни мной не рассматривалась, глаза застила теория большой любви. Подумавши и все взвесив, сказал:
        - Да собственно и на суде она повела себя так же. Отвергла верный доход и спокойную жизнь с понравившимся мужчиной, тоже боярином, ради призрачной надежды на победу в бою, рискнула своей свободой. И ради чего? Все для того, чтобы покрасоваться перед другими боярами: вот, мол, какая я умная да решительная! А того, что за свои решения несешь и большую ответственность, и расхлебывать последствия придется самой, видимо не понимала. Казалось, что как обычно буркнет в случае неудачи:
        Ну уж извините, ошибочка вышла!
        - а то и обвинит в незадаче окружающих и обстоятельства, да и пойдет дальше веселиться по жизни, а оказалась в монастырской келье на остаток жизни.
        - Это ты правильно толкуешь. Она с ответом за свое нахальство и глупость столкнулась, видимо, в первый раз в жизни. Все на мамок, теток, родителей, а после на меня перекладывалось. И тут Капка пыталась все на старших Нездиничей перевесить, да не тут-то было. Сама решила, сама и ответ неси. Хотела меду, а получила вволю дегтя. Кушай теперь на здоровье! Носи, да не стаптывай!
        После такой полной горечи речи, бывший муж уставился в пол. Да уж… Пятнадцать лет все-таки люди прожили вместе, притерлись друг к другу, притерпелись, привыкли видеть другого рядом. Нажили двоих детей, теперь уже большеньких. Двенадцать и четырнадцать лет - это не шутка. А вокруг свирепствует детская смертность. Частенько нарожает баба десять человек, а до парней и девушек дорастают двое-трое.
        И наверняка и у этих отроков случались детские болезни. И просиживали родители вдвоем ночи напролет, глядя, как ребенок мечется в злой лихоманке, а из лекарств только малиновое варенье, да отвары никак не помогающих трав.
        И бывали в семье праздники, когда ребенок начинал сидеть, потом ходить, затем говорить, проявлял кладезь невиданного ума, учась читать, писать и считать, демонстрировал врожденную отвагу, когда прилавчивался сам запрыгивать на смирную лошадку и мужественно размахивать детской сабелькой.
        А то, что нету любви, так через такое время это уже ерунда. Обычно самое сильное чувство и влечение заканчиваются через четыре года, остается привычка заботится о супруге и детях, глубокая привязанность к ним. Индийцы выделяют это как другой тип любви, и большинство людей так и живут.
        И одно дело отъехать куда-то надолго, гульнуть где-то на стороне, а то и завести постоянную любовницу, и совсем другое - лишиться семьи, основы твоего мироздания, опостылевшей в постели, но такой родной и близкой жены, с которой ты привык за долгие годы совместной жизни делиться горестями и радостями, жаловаться ей на плохое самочувствие и свои, ненужные и неинтересные никому, кроме нее, болезни.
        Расстаться с человеком, который знает твои вкусы и привычки, умеет обходить подводные камни в ваших взаимоотношениях, понимает, как к тебе можно подольстится после семейного скандала, - это ужасно нелегко. У очень многих мужиков есть любовницы, молодые умницы и красавицы, которые примут тебя с распростертыми объятиями, но из уже сложившихся семей уходят к ним считаные единицы мужей. Обещают много, манят скорым браком, всячески жалуются на трудную жизнь с нелюбимой женой, а не уходят.
        Обоснований много: дети должны подрасти и закончить школу (потом институт, потом еще что-нибудь), надоевшая жена тяжело больна и оставить ее в таком состоянии нельзя - помрет скоро (работает, правда, при этом на двух работах и стремительно делает карьеру - ну так уж привыкла и близость смертельного исхода ее не останавливает), мама очень привязана к снохе, которая для нее свет в окошке, и внукам, нельзя ее тревожить разводом, надо подождать ее ухода из жизни, старушка уж плоха (слухи о выдвижении ее на должность начальника или директора совершенно не обоснованы! И то, что она якобы из рода долгожителей, это ни на что не влияет - чихнет неудачно и прощайте!) и так далее, и тому подобное.
        И совершенно неведомо, как на месте боярыни-изменницы Капитолины проявит себя желанная Анастасия-Полетт, раньше-то ведь никогда вместе не жили, подолгу не общались. Так, урывки из обрывков против длительного семейного общения. Настя долгие годы существовала на положении тайной любовницы, никаких ни прав, ни обязанностей по отношению к боярину Богуславу не имела, быт не вела.
        А выйдет за пожилого человека замуж, поднадоест он ей за какое-то время, таким может тяжелым характером полыхнет! Устанешь от женской злобы прятаться, постоянные скандалы терпеть.
        Развод и новая женитьба на молодой красавице в шестьдесят лет, это проблема из проблем! Тут не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
        Огонь в печи уже вовсю разгорелся, жар ощутимо начал припекать. Вдруг я заметил кое-что необычное, что-то, чего никак не должно было быть! В самом пекле, среди поленьев, плясала маленькая ярко-оранжевая ящерка с небольшими желтенькими крылышками. Что же это такое?
        Ни одно животное в огне не живет, никто такой жар не вытерпит. Какая-то нечисть? Любая нечисть на глаза человеку старается не попадаться, жмется по углам. Бывает смело себя ведут привидения, ходят или летают прямо среди бела дня на глазах у испуганного ими населения, но ведь они и сами бывшие люди, значит есть у них причины показаться: рассказать о заливке яда в ухо, попросить о достойных похоронах или страшные грехи, которые не дают им покинуть сей бренный мир. Ящерица с пол ладони размером, явно не из этой оперы. Что же тогда?
        Галлюцинация? Вроде раньше не страдал этим. Я психопат, и не более. За галлюцинаторно-параноидный синдром данных никогда не было и нет.
        Саламандра! Легенда средних веков, исчезнувшая вместе с эпохой Возрождения, вот кто это! Таинственный Дух Огня, который часто видели и многократно описывали разные известные и уважаемые люди, отнюдь не волшебники и не алхимики, одержимые идеей сделать золото из какой-нибудь дряни. Из самых знаменитых личностей это были Леонардо да Винчи и Парацельс. В древности о саламандрах писали очень редко и скупо, (яркий пример - Плиний Старший) обычно с чужих слов, а вот с 10 по 17 век очевидцев стало немало. И вдруг с 16 века количество свидетелей падает, а с середины 17 века по 21 их просто нет - саламандры исчезли.
        Вспомнилась история из биографии Бенвенуто Челлини, известного ювелира, скульптора, живописца и музыканта, написанной им самим в 16 веке, о том, как его, тогда еще пятилетнего мальчишечку, подозвал добряк-отец, землевладелец, а также известный и уважаемый мастер по изготовлению музыкальных инструментов, показал пляшущую в огне очага ящерку и после этого влепил очень болезненную затрещину. Успокоив затем плачущего ребенка, родитель объяснил ему, что так Бенвенуто запомнит навсегда встречу с очень редким животным - саламандрой.
        Конечно, Челлини не был белым ангелом. В юности он постоянно дрался с какими-то людьми, особо делая упор на других ювелиров, из родной Флоренции пришлось уехать из-за буйного и тяжелого нрава, убил пару человек, одного просто за хулительные речи, посидел в тюрьме, обвиненный в краже, но в своих мемуарах, написанных в конце нелегкой и яркой жизни, великий гравер и чеканщик не кривил душой и до вранья не опускался.
        Интересно, заметил ли саламандру Богуслав? Может ее появление сулит какие-нибудь значительные неприятности? Дом запалит, скажем, огнеупорная все-таки, или еще чего-нибудь отчубучит, кто ж ее знает? А побратим должен бы знать, он неслабый волхв все-таки.
        Только боярин все также любовался своими сафьяновыми сапожками и за событиями в горниле печи не следил. Может он Духов Огня и не видывал сроду? Не впал бы в панику!
        - Слав, Слав, а ты про саламандр слышал?
        Богуслав отвлекся от тяжелых мыслей, поднял голову.
        - А чего про них слышать? Вон как раз скачет одна, - заметил он вяло.
        Во как хорошо! Даже по лбу не дал для усиления памяти!
        - И часто ты их видишь?
        - Да через день появляются - то одна, то кучей заявятся. Истопник их часто видит.
        - И давно они здесь?
        - С детства их помню. Маленький очень любил на них глядеть, особенно когда они парой танцуют. А сейчас дела, заботы - не до них.
        - Опасности от них никакой нету?
        - От саламандр ни вреда, ни пользы.
        - Может люди чего говорят?
        - Говорят, что кур доят! Брешут о них много чего! И яд у них особо сильный и убийственный, и тело такое холоднючее, что печку или костер махом гасит, а если чего коснется - все враз в пепел превращается, и всякого другого вранья немеряно! А правда такова: саламандра жить может только в огне, поэтому гасить его не в состоянии, никогда из него не выходит, никто ее, настоящую, сроду не ловил, яду добыть не мог. Куда она уходит, когда огонь гаснет, и откуда потом приходит - никому не ведомо. Вот и все!
        Вспомнил я тут еще об одном деле, пойду улажу. А то уходим завтра, а когда вернемся - неведомо.
        С этими словами владелец очага с саламандрами гордо удалился. Может у него и в колодце мелкий водяной проживает, а на чердаке прикормленный запечный за порядком присматривает? Кто знает, кто знает…
        Средние века, это вам не Новейшее время - промышленной копоти и рева автомашин нет, а вот всякой нечисти не выгребешь. Жалко, что нельзя саламандру хоть одну на развод отловить, Забавушку позабавить…
        Вернулся сияющий протоиерей.
        - Ну как, получилось? Подлечил плохонького друга? - поинтересовался я.
        - Конечно! Большая сила мне дадена! Воспрянул старичок Переславский, засиял! Точно не скажу, но лет пять еще точно в полной силе протянет. Рвется опять лечить начать, как в прежнюю пору - очень оживился.
        Сейчас уточним. Залез в Интернет.
        - В 1100 году у Переславской епархии уже новый епископ будет. Митрополиты здесь, видно, на Ефреме и закончатся.
        - Не ошибаешься?
        - Да кто ж его знает! Летописи врут часто. Но тут разночтений нету, запись всего одна. Да и необязательно ему в митрополитах до конца жизни просиживать - может в монахи уйти - спокойно век доживать да о Николае Мирликийском научные труды пописывать, может землянку отрыть и в отшельники податься. Он же потом православным святым стал, значит еще будут какие-то невиданные заслуги перед Господом. В великомученики у него шансов попасть нету, значит отличится как-то иначе.
        - Все может быть, его не угадаешь… Мы потом потолковали о моих новых способностях. Ефрем говорит, что моя появившаяся с Божьей помощью сила вдали от Великой Панагии через месяц очень быстро на убыль пойдет. Если хочу также хорошо лечить, мне надо Михайловский собор не реже, чем раз в неделю посещать, от Оранты силой подпитываться. Придется здесь жить, местечко для друга-протоиерея епископ всегда найдет. В Новгороде у меня ничего важного не осталось, так что если уцелею, сразу сюда вернусь.
        - А церковное начальство как к этому отнесется?
        - Ефрему в такой мелочи не откажут, он большим уважением у Киевского митрополита пользуется. Скажут: хочешь взять человека? Значит бери. Пришли только от своих стеклодувов потом мозаику новую, и бери, кого захочешь - ты сам себе там в мелких делах митрополит.
        Так и заканчивался этот полный событий день. Потом, перед ужином, я познакомил всех с Кузьмой Двуруким, спросил задалась ли у него покупка половецкой лошадки.
        - Рассказал мне Матвейка про вашу привычку возле коней бежать, мне она не нравится.
        - Передумал с нами странствовать?
        - Не дождешься, - сурово одернул меня великий боец. - Просто двух половецких жеребцов взял. Неказистые, и в холке не задались, зато выносливее их нету. В Херсоне продам, они дешевенькие, убытка не будет. Точно завтра выходим? Ничего не переменилось?
        - Все также. Гляди, не проспи.
        - Матвей разбудит. Нам с ним боярин общую комнату выделил.
        - Тут есть еще одна загвоздка - волкодлак с нами бежит.
        - А мне какая забота?
        - Да может ты набожен очень…
        - Когда сплю зубами к стенке! Он тоже биться идет?
        - Конечно!
        - Мне без разницы, с кем я в одном строю сражаюсь. Каждый бьется, как умеет - я клинками, а он клыками, - лишь бы толк был.
        За ужином Богуслав, мы с ним сидели за одним столиком, опять высказался по французским делам.
        - Не пойму я все-таки, как Анна так быстро с Муленом связалась, шевалье этих нашла.
        - Да чего тут думать! Либо по голубиной почте весточку Бурбонам переслала, либо какую-нибудь ведьмовскую увертку использовала, какая теперь разница! Что сделано, то сделано. Признайся лучше, что Настю опять увидеть хочешь, вот и все дела.
        - Изнемогаю прямо! Очень терпеть тяжело!
        - И я также терплю, и Матвей. Оба от горячо любимых жен ушли. Господь терпел, и нам велел. Вон, водки на ночь выпей. Глядишь и полегчает.
        Слава выпил, ему полегчало. В общем, спокойной ночи!
        Утром мы выехали через Южные Ворота. Прощай, Переславль-Русский, будущий Переяслав-Хмельницкий! Доведется ли еще раз в этой жизни увидеть твои каменные стены и Великую Панагию, Бог весть…
        Мы ехали, ехали и ехали вдоль Днепра. Пока всего у нас было вволю - и воды, и еды. На второй день к обеду Марфа подлетела ко мне и залаяла.
        Я приподнялся на стременах и заорал:
        - Тревога! Все ко мне!
        Народ быстро съехался в кучу. Я окинул взглядом их напряженные лица.
        - Антеки через Марфу только что передали, что Невзор скоро тут будет - на подходе уже. Идет не один, с ним пятеро ратников, наверное, наемники.
        - Это мне, - негромко сказал Кузьма.
        - Рядом с ним ведьма Василиса, в руках крутит какое-то помело.
        - Это для меня! - задорно крикнула Пелагея Таниным голосом. - Летать, видно, мелкая паскуда задумала!
        - От собак черный кудесник поставил защиту. Стоит им перейти дозволенную границу в десять аршин, умрут тут же.
        - Они же у вас толковые, - высказался Иван, - пусть близко не подсовываются.
        - Ты пока болт в арбалет вставляй, советчик, … твою мать! - рявкнул Богуслав. И мне: - Боишься, Володь, не выдержат волкодавы, в бой полезут, видя, как хозяев бьют?
        - Да. Боюсь не выдержат их преданные нам сердца, бросит их без раздумий на врага! И лишимся мы верных друзей.
        Поэтому: Яцек, забирай собак и отъезжай вон за ту балочку. Привяжешь их там покрепче за деревце. Сам рядом постой, мало ли чего. Заодно присмотришь за тем краем, чтобы не дай Бог к Невзору подкрепление из засады не подошло!
        - Как же так! - зароптал Венцеслав. - Все биться, а я псов где-то карауль на выселках!
        - Это приказ! - рявкнули на бунтаря хором вдвоем я и Слава. -Это не обсуждается!
        Понурый поляк с собаками отъехал.
        - Хороший поисковик нам нужней неопытного бойца, - подытожил Богуслав.
        Я кивнул. В этом бою ни от собак, ни от Венцеслава проку все равно не будет, а лишаться их жаль.
        - Марфа пролаяла, что на оборотня защита от собак не подействует, потому что этот убийственный барьер расценивает его как человека. Олег, быстренько перекидывайся, и заляг во-о-он за теми кустиками, колдун с юга идет. Как увидишь, что все началось, тоже бросайся, рви зубами.
        - Боюсь сильно высоко не прыгну. До горла точно не достану.
        - Твое дело отвлечь, а не убить. Ухвати хоть за пятку, но ухвати обязательно.
        Волкодлак взялся раздеваться.
        - Наина, отъезжай не очень далеко, твое дело достать Невзора и связать вражью силу, лишить его способностей хоть на короткий срок. Ничем другим не увлекайся!
        Кудесница кивнула.
        - Святой отец, выходи вперед. Будешь все удары на свой Божий щит принимать. Каждый пропущенный тобой удар - это жизнь одного из нас.
        - Вдруг убьем человека, сын мой, отмаливать этот грех надо будет!
        - Вот ты и отмолишь, коли уцелеешь.
        Протоиерей перекрестился и взялся сползать с коня.
        - Богуслав, ты сам гляди, где тебе лучше встать и что делать. Не мне тебя учить.
        - Ты тут пока командуешь, я в тебе особое знание-умение пробудил. Теперь, Володь, будешь воочию видеть, на кого и как магические силы действуют. Может это в бою как-то тебе поможет. Ладно, пойду. Убить простых людей взглядом я Невзору не дам - особую защиту поставлю.
        Бывший воевода соколом слетел с седла и повел коня куда-то в сторону.
        - Ваня, мы остаемся на лошадях - так арбалеты видно не будет. Черный свяжет всех, кто не волшебник, заклинанием, раз уж убить не дали и забудет про эту мелочь. Встаем возле протоиерея, он от нас с тобой внимание отвлечет. Когда на Невзора бросится Олег, колдуну вообще будет ни до чего. Включаем богатырскую силу вместе с быстрой реакцией и вперед! Пересилим, чать, вражеское колдовство по удержанию нас на большом расстоянии, особенно если еще Наина его ослабит. Как окажемся близко - стреляй из самострела. Не попал - начинай бросать ножи.
        - А я что делаю? - поинтересовался ушкуйник.
        - Попытаешься прорваться пеший и ударить черного волхва саблей.
        - Думаешь подпустит?
        - Нет конечно. Но ты тоже его отвлечешь.
        - Годится!
        Дальше я стал говорить по-персидски, потому что лозоходец в наших хитрых действиях ничего не понимал - спокойно ехали, ехали, потом вдруг встали посреди дороги, затем начали разъезжаться в разные стороны, - а все говорили по-русски слишком быстро для его самостоятельного перевода.
        - Фарид, к нам приближается черный волшебник, есть риск что он всех нас перебьет. Быстренько скачи подальше в сторонку, в драку не ввязывайся. Лучше всего спрячься вон за те дальние кусты.
        - Человек Злого Духа приближается?
        Не знаю какой там от Невзора дух, но гад он, по-видимому, редкий… Поэтому ответил:
        - Именно так!
        Потом сунул Фариду в руку мешочек с золотом и сказал:
        - Если нас поубивают, это тебе. Все, что враги не утащат, тоже твое, наших наследников не ищи. Если кто-то из нас выживет, доволоки до человеческого жилья и пригляди за ним. По возможности доставь в Переславль, сдай с рук на руки митрополиту Ефрему. Если мы каким-то чудом одолеем, деньги придется вернуть, но десять золотых по любому твои.
        Зороастриец приложил руку к груди и поклонился.
        - Правильной ты жизни человек. Думаешь о благом, говоришь о благом, делать будешь благое - насмерть биться на стороне Доброго Духа. Именно так и учил пророк Заратустра. Наш ты человек. Постарайся остаться в живых.
        Аминь, добавил я про себя. Хоть это и не очень для меня важно, мой зороастрийский брат, но веры у нас с тобой все-таки разные. Смирение - вот что у нас в христианстве превыше всего. Только смирение! Вот сегодня и посмиряемся вволю!
        Фарид подался за дальние кусты.
        Ну вот, вроде все и при деле. Теперь - ждем-с! Между делом я тоже вставил стрелку в арбалет.
        Шайка черного кудесника появилась через полчаса. Сначала на горизонте появились черные точки, затем они стали нарастать, приближаясь. А вот уже можно разглядеть и понять, что за вражья орда на нас движется.
        Развернутой цепью первыми шли отлично вооруженные наемники, явно хорошие профессионалы. На них блестели шлемы и сияли полные кольчужные доспехи, закрывающие бойца от головы и до колен. Металлические перчатки тоже не были забыты. Длинные мечи жаждали чужой крови.
        Глядя на такую гвардию, Матвей усомнился в правильности моей диспозиции. Подскочил ко мне и затараторил:
        - Это же ведь пять рыцарей идут! Не простые ратники… Осилит ли Кузьма один такое воинство? Их доспех сабля ведь не пробьет, тут, по-хорошему, тяжелый меч-двуручник нужен. Уместней, может быть, мне рядом с Двуруким саблей помахать, чем возле вас впустую скоморошничать?
        - Стой где стоишь! - цыкнул я на дерзкого бывшего атамана. -Не в обычную войнушку играем! Магический поединок впереди!
        - Но Кузьма… - попытался продолжить Матвей.
        - Знал, на что шел! Его дело хоть пару минут продержаться! Если Невзор победит, он никого из нас в живых не оставит, это к гадалке не ходи. Если же каким-то чудом мы его одолеем, любой из нас троих: я, Богуслав, Наина, пятерых обычных людей, пусть они там из лучших рыцарей окажутся, одним взглядом поубиваем! Хоть ты их во что закуй или одень, нам без разницы! Вам обоим главное - это продержаться! Ему там, тебе тут. Ты себе мыслишь, что черный на тебя просто любоваться будет? Он тебя убивать будет!
        - Ну, извини, - буркнул Матвей, - я как лучше хотел, - и отошел на прежнее место.
        За рыцарями ехали на справных лошадках Невзор и Василиса.
        Черный волхв был закован в железные латы и увенчан шлемом с перьями. Этакую защиту не прошибешь ничем. На Западе такой доспех обходился в стоимость немалой деревни. Единственной уязвимой частью оставались глаза, глядящие через узкие смотровые щели шлема.
        В средних третях голеней виднелась какая-то тряпочка - неужели зазор в железяке оставлен? - а дальше опять шел металл. Ну хоть какая-то пожива для волкодлака нарисовалась.
        - Ваня, - вполголоса окликнул я (черт его знает этого волхва, на каком расстоянии он слышит!), - только в глаз надо бить, в других местах нам его не донять. Понял?
        - Понять-то я понял, но ведь это нам надо самое дальнее на сто шагов к нему приблизиться. Арбалет кинет болт, конечно, дальше, только проку от этого нету - не попадем. Да и нож в цель издалека бросать бесполезно, - тоже точность, а заодно и сила теряется.
        На значительных расстояниях стрела из арбалета летела не по прямой в отличие от пистолетной пули, а начинала падать, поэтому целиться в какую-то определенную точку, как в яблочко на мишени, было бесполезно, приходилось пускать болт навесом. А уж тут куда прилетит - не угадаешь. Поставил бы злой немец Вильгельма Телля с его знаменитым арбалетом подальше, и судьбу ребенка было бы трудно предсказать, это тебе не лук.
        А метательный нож вообще оружие очень ближнего боя.
        На всемирных соревнованиях по спортивному метанию ножа в 21 веке используется удаление от мишени всего на пять метров, или, по-здешнему, на семь шагов. Богатырская сила метнет гораздо дальше - метров на тридцать, но резко упадет точность попадания. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
        - Так-то оно так, да только другого выхода у нас нет - можем воспользоваться только самострелом и ножами. Будем надеяться на лучшее, а готовиться к худшему.
        - Вся наша сила сейчас у моей Наины! Свяжет аспида этого - убьем мы его, а вот коли нет, нам не жить.
        - Не горюй заранее, война план покажет. Вдруг Слава чего-нибудь придумает, а нам много времени и не надо - махом убьем.
        Когда врагам до нас осталось примерно пятьсот шагов, неожиданно выскочивший из-за кустов Двурукий взялся рубить одоспешенного противника, отманивая кольчужников вбок и расчищая дорогу. Невзор вначале остановился, осмотрелся, вновь оценивая наши силы, и увидев, что подмога из белых кудесников не подошла, и против него все та же мелкая сошка, видимо приободрился, и подъехал немного поближе. Ох как ненамного!
        Проблемой оставался один протоиерей - его силу оценить черный не мог. Вот для верности попа первого и ударил. Тут-то я и оценил по достоинству последний дар Богуслава.
        Из рук Невзора вырвался громадный черный шар и метнулся к Николаю. Наловчившийся на схватках с бесами протоиерей враз создал перед собой сияющий щит, и отразил удар. Следом от колдуна полетел белый шар, был отбит тем же щитом. Потом ярко-красный. Виды колдовской энергии изменялись и изменялись, а неизменная Божественная энергия все одолевала и побеждала.
        Черный кудесник хотел было пройтись по всей нашей ватаге убийственным взглядом, похожим на луч беспощадно яркого прожектора, чтобы выкосить хотя бы обычных людей, но тут Слава сноровисто развернул розовое марево и отвел опасность.
        Вдруг на бреющем полете появилась Василиса, и взялась со своей метлы целиться в протоиерея из арбалета. Успех ей не сопутствовал. Неизвестно откуда вынырнувшая Пелагея в образе Танюшки от души приложила ведьму зеленым энергетическим дрыном невиданной длины. Василиса с продолжительным и диким визгом рухнула с невысоких небес и покатилась, с хрустом круша кусты. Тоже мне, малая авиация нашлась!
        Мы с Ваней, не торопясь, подъезжали-подкрадывались все ближе и ближе. Когда мы были шагах в трехстах от цели, Невзор заметил наши опасные маневры и выбросил с левой руки серую сеть. Мы были пойманы жестко: не могли ни говорить, ни двигаться, да и дышали-то с трудом. Я как раз поднимал левую руку с поводом, и она оказалась накрепко припечатанной к груди. Без понуканий и кони встали.
        Тут рванулся вперед Матвей, неистово вращая саблей. Бросок следующей сети, направленный на ушкуйника лично, он видимо определил по движению колдовской руки и увернулся.
        И тут понеслось! Невзор сменил тактику, и вместо раздачи неторопливых убийственных даров застучал со скоростью автомата Калашникова. Шар туда, сеть сюда, шар туда и туда, белое облако на всех. Его мощь превосходила нашу суммарную силу в десятки раз. Протоиерей уже покраснел с натуги, ушкуйник плясал вприсядку на месте и уходил от ударов, катясь колесом.
        Наина пыталась ухватить колдуна длинными гибкими щупальцами, а Богуслав, помогая ей, хотел отжать вражескую защиту, да где там!
        Все наши с Иваном попытки включить внутри себя богатырей потерпели крах - ничего не получалось, мы были связаны слишком надежно.
        Неожиданный прыжок Олега тоже пропал втуне - зубы порвали ткань на голени и наткнулись на металл. Вервольф оторвал тряпку и просто сполз вниз, а черный волхв этого броска даже не заметил. Богуслав и протоиерей зримо слабели, и до нашей гибели оставались считанные минуты.
        Неожиданно взялся теплеть образок Семистрельной Божьей Матери у меня на груди, которым я в Переславле заменил мешающий мне крестик. В Богоматерь я верю больше, чем во всех святых и архангелов вместе взятых. С тех пор, как я стал православным, всегда держу дома ее иконы, и в любой церкви ставлю свечи и молюсь только ей. Она одна радеет за человечество и стремится помогать людям.
        Молился я крайне редко и только при большой нужде - чего зря отвлекать высшие силы рутинными скороговорками молитв. Зачем талдычить: хлеб наш насущный дай нам днесь? Иди заработай! Не можешь? Всяко бывает! Бери кружку, иди проси милостыню. Но не отвлекай Господа и Богоматерь по пустякам.
        Но сейчас момент был крайний, судьба мира заколебалась, миллиарды жизней людей, животных, птиц и насекомых, рыб и пресмыкающих повисли на волоске. Молитв я сроду никаких не знал, да и неведомо кем они придуманы, поэтому начал говорить от себя, но от всей души. Образок уже стал жечь грудь и даже ладонь прямо через рубаху.
        Тут-то вдруг и пришла помощь, и пришла, откуда не ждали.
        Сзади от Невзора вдруг поднялся громадный белый старик, выкрикнул: «Ахура Мазда!» и треснул колдуна по голове здоровенной кулачиной. Черный волхв сразу скис. Все броски шаров и сетей прекратились, наша паутина тоже ослабла. Видимо, помощь была исчерпана, гигант начал колебаться и растворяться в воздухе, а черный кудесник начал быстро приходить в себя: завозился, возле рук заплясали маленькие молнии.
        Не теряя времени, мы с Ванюшкой пришпорили лошадей и без всякого богатырства понеслись к колдуну. На расстоянии в сто шагов вскинули оба арбалета и почти одновременно выстрелили. Невзор как раз пошевелил головой, и моя стрелка, скользнув по шлему, ушла вбок. А вот Ивану повезло больше - его болт угодил прямо в левый глаз ворога. Все! Финита ля комедия! Представление закончено!
        Вспомнились американские боевики и ужастики. Там свеже убитый вражина неожиданно оживал, и приходилось с ним возиться пуще прежнего. А у нас тут целый дохлый черный волхв! Да еще какой мощный. Того и гляди напакостит от всей чернющей души с того света так, что мало не покажется.
        Та же мысль, видимо, пришла в голову и уже подскочившему Матвею. Он сдернул Невзора с коня, у которого мертвяк висел на шее. Труп рухнул на землю с металлическим грохотом. Затем отвел левую руку дохляка в сторону и всадил в зазор на доспехах в области подмышки кинжал-акинак. Болт в мозгу, кинжал в сердце - достойная кончина даже для невиданного кудесника.
        - А для верности сожжем его по частям! - предложил ушкуйник. - И пепел развеем по ветру. В огонь сунуть - верное дело.
        - Зря будете стараться, - заметила подошедшая Пелагея.
        - А что же с ним делать? Куда его нужно сунуть? - оторопело спросил я.
        В голове вертелись действующие вулканы и почему-то Марианская впадина. Сейчас меня еще на какую-нибудь срань с прахом Невзора подвяжут, который надо будет высыпать невесть куда, когда спасу Землю, а для верности перекинут еще на тысячу лет назад.
        - Да куда хотите, туда и суйте. Мертвый он безопасен.
        - Но вот оборотня надо убить по-особому - осиной или серебром.
        - Это пока он зверем бегает. Когда в человечьем облике обретается, убивай как простого.
        - А вурдалаки?
        - Те вообще не люди. А Невзор был просто человек с магическими способностями. Удалось его убить, значит оживить, как прежнего человека, уже невозможно. Можно, конечно, и труп поднять, таких навьями у нас зовут, только это будет гниющая куча безмозглого хлама и больше ничего. Опасны такие только кучей - руками пытаются схватить да укусить. Хочешь поруби, сожги, но все это лишняя возня, напрасная трата времени. Никто из других колдунов, умеющих поднимать мертвых из могил, с этой дохлятиной возиться не станет. Точно таких же можно наоживлять на ближайшем кладбище, разница только в одежде видна будет. В Славутич лучше для верности скинь, там рыбы с ним быстро разберутся.
        - И я так всегда делаю! - захохотал ушкуйник. - Раз! И концы в воду!
        Хромая, подошел Кузьма, принес с собой пять мечей в ножнах, ссыпал на землю.
        - Как же ты их осилил, старший, без меча? - ахнул Матвей.
        - У меня не было, а у них целых пять на избытке. Сначала пришлось изрядно попрыгать и поуворачиваться, вот даже по ноге умудрились чиркнуть, а как выбил у одного менее ловкого из рук меч и поймал его на лету, сразу все веселее поехало. А уж как с двумя тяжелыми клинками снова двуруким стал, дело сразу на лад пошло.
        - Ты ранен!
        - Ерунда, до свадьбы заживет. Надо с них еще поехать кольчуги и шлемы снять, очень уж богато одеты - в Воине или в Херсоне влет уйдет. Поможешь?
        - Конечно! - и Матвей, взяв двух коней старшего друга поскакал на своем Ушкуе заниматься мародерством.
        Я поглядел на правую ногу Кузьмы. Порты с середины бедра и до колена были в крови. Там, наверное, первичная хирургическая обработка раны нужна.
        - Рану надо обработать, может быть даже зашить, - обратился я к Двурукому. - Гноиться может начать.
        - А, ерунда! Мочой помажу, само собой заживет. На мне все как на собаке заживает.
        - Собака не собака, а пусть вон протоиерей поможет.
        - Да я и сам помолюсь! А отпевать меня вроде бы еще рановато.
        - Святой отец не молитвами сейчас лечит, а Божьей силой. А мне в походе болящий ратник не нужен - и так забот полно. Одолеет тебя болезнь, как пить дать в Воине оставлю лечиться - очень уж время поджимает.
        - Ладно, пошли к твоему протоиерею. Мне тоже с вами побыстрее до моря дойти охота.
        - Святой отец в настоящее время свой грех замаливает - что он в убийстве человека помогал. Сейчас закончит, и подойдем. Кровь перестала идти? По ноге не течет?
        - Да вроде нет, можем и подождать.
        Подлетели собаки и стали радостно прыгать возле поверженного врага. Следом прискакал Венцеслав. Ему было горестно, что человек польского королевского рода не поучаствовал в столь великом свершении. Теперь и похвалиться дома будет нечем. А экипировка Невзора и вовсе вызвала у него приступ острой зависти.
        - Эх, еще и с павлиньими перьями! Одеваются же люди!
        - Вот бы тебе такой трофей, да? - подковырнул его Кузьма.
        Поляк только горестно вздохнул.
        Хм, а эту тему можно и поразвить, подумалось мне.
        - Яцек, а представь, как ты в Краков въезжаешь в этих латах и красуясь перьями на шлеме?
        Повторный еще более горестный вздох.
        - Все девушки будут твои! Не надо больше таиться, - где был, что делал. Был на Руси, со знатным врагом бился, трофей взял. С неимоверными усилиями извел черного волхва, спас Землю.
        - Да я не участвовал…
        - Очень даже участвовал! Стоял там, где поставили! Собак спас!
        - Ну не я же его убил…
        - А кто об этом знает? Краков от нас далеко, слухи туда не доходят. И скорее всего твоя последующая жизнь будет проходить тихо и смирно, пристроишься на какую-нибудь непыльную должность при королевском дворе, и не о чем будет детям рассказать - чем ты славен, где отличился. А такая история враз наследникам врежется в душу. Да и перед внуками можно покрасоваться. Будут кричать детям других родов: да ты знаешь, кто у меня дед? Сам Венцеслав! Не веришь? Приходи ко мне, у нас те самые знаменитые латы и шлем с перьями у лестницы стоят!
        - Это же вранье какое-то получается…
        - Как говорят на Руси - красиво не соврать, историю не рассказать! У этих лат, правда, теперь новый хозяин есть. Иван их с боя взял. Он Невзору в глаз попал.
        - Я куплю! - зашумел загоревшийся этой идеей Венцеслав. - У меня деньги есть! В придачу одного из коней дам, оружие дорогое! Кольцо вот с большим самоцветом добавлю!
        Эх, молодо-зелено… Разве так торг ведут!
        Ваня было открыл рот, чтобы подарить ненужное ему железо, но был на корню пресечен Наиной.
        - Помалкивай! Пусть человек скажет!
        Исход был ясен. Сейчас неопытного поляка отведут в сторонку и разденут до нитки. Представительница торговой нации впитала это умение с молоком матери. Молодожен Ваня вмешаться не посмеет.
        Пора было брать это дело в свои руки.
        - Ты, Яцек…
        - Я теперь Венцеслав! - выкрикнул гордец.
        Во как! Ишь, как разобрало! Особенно, наверное, перед внуками покрасоваться охота. Что там девушки? Звук пустой! Сегодня они девушки, а завтра уже бабушки. А внуки для двадцатилетнего парня, это ого-го, самая наиважнейшая вещь!
        - Ты, Венцеслав, не горячись. Каждая вещь свою цену имеет. Вдобавок, пока это собственность общепоходной казны, которую я из ничего создал. По-хорошему, из стоимости лат и шлема нужно вычесть деньги за одежду, обувь, оружие и коней для двух участников похода - Ивана и Наины. Придется удержать за питание и проживание на постоялых дворах…
        Наина горестно всплеснула руками и отошла, бормоча себе под нос:
        - Азохен вей! Нет в жизни счастья честному человеку!
        …, а остальное я Ивану возмещу.
        Тут вознегодовал и Ваня.
        - Неужели я с тебя, мастер, деньги возьму! Да ты меня в люди вывел! А то до сих пор бы со скоморохами нищенствовал! - и тоже, махнув рукой, отошел.
        - Называй цену, - деловито сказал Венцеслав, вынимая из седельной сумки здоровенный кошель.
        - Найди мне Омара Хайяма, и латы со шлемом твои.
        - И все?
        - И все. Мне этого вполне достаточно.
        - Он же, вроде, где-то возле Константинополя должен быть? Ты же сам с ним договаривался?
        - Только до Босфора, что Сельджукскую империю от Византии отделяет, Хайяму неделю по враждебной территории, где его так активно ищут, что он аж не своим именем называется, надо добираться. Его могут уже схватить к нашему приходу и придется нам искать астронома по темницам.
        Человек он очень известный и его могут повезти на суд императора в столицу - а столица у них черте где, Хайям может просто убежать от тех, кто его ловит, совсем в другую сторону и где он сейчас, бог весть.
        Так что будешь искать. Нашел - все это барахло твое. Деревянная рыбка тебя обошла, будем снаряжение Невзора оценивать у оружейников, и тебе придется платить. Или я его кому-нибудь другому продам, а может просто подарю. Мои решения заранее не угадаешь, непредсказуемый я человек.
        Венцеслав схватил меня за руку.
        - Я найду! Я где хочешь и кого хочешь найду!
        Вот ведь растащило молодого на эти железяки!
        - Ты не против эту сбрую повозить пока на своем резервном жеребце?
        - А можно?
        - Нужно! У меня запасных коней нету, все сверх всякой меры нагружены.
        - Беру!
        - Так и порешим. А сейчас иди, снимай доспехи с трупа. Не испугаешься?
        - Да я ничего не боюсь!
        Знакомые песни.
        - Ладно. Иди занимайся, у меня пока других дел немеряно.
        Николай закончил молиться и подошел ко мне.
        - Ты тоже помолись, сын мой! Большой это грех человека убить!
        - Христос говорил:
        Не мир принес я вам, но меч.
        Невзор напал на нас, а не мы на него. С нашей стороны это было самозащитой. В этом деле нас бы какой хочешь суд оправдал, хоть княжий, хоть Божий.
        - Но сын мой…
        - Но святой отец, не морочь мне именно сейчас голову! И так забот невпроворот. После, Коля, помолимся, на досуге. Помоги вон лучше раненому грешнику. Ты, как лекарь, еще неопытен, сам не осилишь - меня позови.
        - Осилю! А чем же Кузьма грешен?
        - Пятерых врагов только что убил. Мы тут как на войне бьемся. А на ней за это взыска нету. И помыслишь над этим тоже на досуге, когда раненого залатаешь.
        Под эти религиозные беседы я вынул из седельной сумки бутылку водки и сунул ее в руки новенькому лекарю.
        - Этим облей рану, чтобы заразу извести.
        - А поможет?
        - Это вроде как огнем прижечь, только помягче - ожога не будет.
        - Да больно поди! - зароптал подошедший к нам Кузьма. -Говорю же, мочой надо помазать!
        Я вздохнул. Трус, как все мужики! - говорит моя мама. И надо же: этот рыцарь без страха и упрека, бросившийся в одиночку на пятерых тяжеловооруженных воинов, которых ему и ударить то толком было нечем - легонькая сабелька не в счет, струсил при виде антисептика, который и пожжет-то несколько секунд.
        Рявкать на него бесполезно, он не щенок какой-нибудь растерявшийся, а совершенно самодостаточный человек и воин. Делать нечего, будем объяснять и убеждать.
        - Кузьма, одноногому на Руси хорошо живется?
        Двурукий удивился дурацкому вопросу не ко времени, но из вежливости ответил:
        - Гончару или сапожнику, если деревяшку хорошо приспособить, без особой разницы.
        - И опытному воину тоже все равно?
        - А вот это нет. Нам надо быстро передвигаться на своих двоих, иной раз и подпрыгнуть приходится. А будешь еле ковылять на опорке своей, башку враз срубят.
        - Ты какими еще умениями, кроме воинских, обладаешь?
        - Да никакими! Меня с детства только драться и учили.
        - Значит, в случае чего, тебе прямая дорога на паперть ковылять - милостыню просить?
        - У меня, слава Богу, обе ноги на месте!
        - Сегодня ты рану мочой намазал, завтра она гноиться начала, а послезавтра на выбор - или ногу отрезать, или гроб заказывать.
        - Да моча хорошо лечит!
        - Не спорю. Только ей можно ссадины, небольшие порезы, маленькие ранки смазывать, а лучше обливать, замечательно действует! А у тебя явно не ссадина и не плевая ранка. Судя по количеству крови на штанине, рана видать изрядная и глубокая.
        - Да откуда тебе об этом знать…
        - Ты давно мечом и саблей деньги начал зарабатывать?
        - Да уж лет двадцать скоро тому будет.
        - А я начал лечить и получать за это дело заработную плату тридцать пять лет тому назад.
        - Да тебе еще самому столько нету!
        - Он всего на год моложе меня, - уточнил морщинистый и враз постаревший за счет неимоверных усилий, потраченных в этом бою Богуслав, - а мне пятьдесят девять. И вылечивает в Новгороде лучше всех, князь и бояре только у него здоровье поправляют, других лекарей не признают.
        И всегда стоит возле его дома толпа простых баб в очереди - вдруг сегодня несколько человек примет и вылечит. Ему даже приходится смотрительницу держать, чтобы порядок среди них наводила.
        Кузьма дрогнул.
        - Может, конечно, водкой и верней будет, - согласился он, - да только так ведь прижжет, что света белого не взвидишь!
        Ну что ж, будем дальше пугать бойца, которого Матвей, носивший между выбравшими его атаманом ушкуйниками, тоже отнюдь не трусами, кличку «Смелый», теперь считает идеалом мужества.
        - А ты про фантомные боли слыхал когда-нибудь?
        - Не довелось как-то.
        - И не дай Бог узнать. Это когда конечность отрезали, а она временами, иной раз и постоянно, дико болит. И помочь от этого очень тяжело, иной раз просто невозможно. Длится такая боль до гробовой доски.
        - Не слыхал…
        - Я в дружине князя Владимира Мономаха много лет воеводой пробыл. Иной раз посещал ушедших от нас по увечью воинов, подкидывал деньжат, - опять вклинился Богуслав. - Почти у всех, кто руки или ноги лишился эта дрянь, и часто боли нестерпимые. Один ратник, будучи не в силах это терпеть, аж повесился.
        - Обольем водкой, тоже почуешь, только это несколько мгновений продлится - раз, два и все, уже просто ноет. А фантомная боль будет терзать тебя годами, по несколько раз в день. Ну что, мочой обливать ногу пойдешь? - завершил разговор я.
        - Я уж лучше водкой с ног до головы обольюсь! Дай мне, святой отец, бутылку!
        Только я хотел крикнуть, что портки для этакой процедуры надо приспустить, как Двурукий бойко выхлебал половину пузыря прямо из горлышка, вытер губы и сказал:
        - Вот теперь, отче, лей куда хочешь и сколько надо!
        Да, это можно делать и в портках…
        - Давай, сын мой, за бугорчик для приличия отойдем. Дойдешь ли?
        - А то!
        Скоро из-за бугра послышалась какая-то залихватская песня, что-то вроде:
        Пограбили сегодня мы немало!
        Ну что ж, блатная романтика всегда на Руси была в чести…
        - Ишь, как Кузю растащило! Будто литр выпил, - усмехнулся я.
        - Это все-таки лучше, чем он бы тут на всю степь стонал, охал, и кричал:
        Ой больно! Ой не надо! Перестань!
        - занервировал бы нашего нового лекаря. У нас в дружине раньше состоял Амаяк-лечец, который врачом себя звал, так он крикунам в рот деревянную кухонную скалку совал, чтобы они помалкивали - не терпел шума. А протоиерей, я так понимаю, в этом деле новик? - вникал в процесс бывший воевода, видевший после крупных битв сразу десятки раненых.
        - Именно новичок, человек свои новые способности пробующий. Ну вот так, под развеселую песню, может и лечение бойчей пойдет?
        - Посмотрим, чего поп там налечит. Если не осилит - тебе браться.
        - Да это само собой.
        Я в это время думал о широте использования алкоголя в медицинской практике. Универсальное обеззараживающее, транквилизатор, обезболивающее и лекарство, имеющее разные другие полезные свойства, которые в 21 веке переложили на целый спектр дорогостоящих препаратов.
        Подошла Пелагея.
        - Обшарила я все сумки у Невзора, ничего похожего на сосуд для арабского духа не нашла. Нужно прямо на колдуне искать, может под латами где-то спрятал. Их бы снять.
        Я хотел было сказать: Яцек снял уж поди, но оглянувшись, никакого следа польской производственной деятельности не заметил: труп как валялся, так и валяется в полном боевом облачении, включая перья. Да и самого королевича видно не было. Этот-то куда делся?
        - Яцку выглядываешь? - поинтересовалась Старшая ведьма. - Не трудись. Сомлел этот воин, как поближе в глазу Невзора болтяру Ванькину увидел. Тебе из-за пригорка, за которым он валяется, его не видать. Вон пес в него носом тычется.
        - В обмороке что ли?
        - Кто ж его знает! Отбежал в сторонку, блеванул, да и упал.
        Я немедленно подался оказывать помощь иностранному подданному - и не угадаешь вот так сразу, что за лихоманка лицо королевской крови подкосила. Кроме обычных причин, вроде резкого падения артериального давления от юношеской впечатлительности, могли быть и иные варианты - надерзил может чего Пелагее, а она его или со всей Таниной силы приложила, или злым заклинанием силы лишила.
        Венцеслав со скорбным видом лежал на спине и вглядывался в проплывающие над ним кучевые облака.
        - Что случилось?
        - Не могу я на это глядеть - просто не в состоянии, - поделился своей незадачей поисковик упавшим голосом. - Как увидел это близко, мне так плохо стало, показалось что сам возле него сейчас помру. Даже вырвало.
        Яцек сглотнул. Видать опять затошнило.
        Ну да, это же только в кино все приятно да гладко. А в реальной жизни как сунут резко под нос что-нибудь этакое, и опытных людей с души воротит.
        - Доспехи, я так понимаю, тебе больше не нужны?
        - Еще как нужны! - начал было горячиться шляхтич. - Но… - тут голос его опять сник, - надо полежать…
        - Ну полежи пока, полежи. Не сейчас еще выходим.
        А из-за бугра уже лилась задушевно-лиричная «Ох кукушечка, ты ж мне куковала…» сменив прежние удалые и разухабистые варианты песен. Похоже там дело на лад пошло. Может и не придется сегодня лечить Двурукого?
        Мне надо идти снимать латы с Невзора. Дух-переводчик с дельфиньего языка нужен нам позарез, а дебют магических способностей изначальной претендентки на эту должность - Наины, сегодня не впечатлил. Чертовски будет обидно преодолеть столько преград и не столковаться с братьями по разуму!
        Однако один я этого колдовского хряка ворочать может и не осилю - здоровенный какой-то. Богуслав отошел куда-то, близко не видать.
        - Ваня! Пошли поможешь!
        Кирпичник тут же подошел.
        - Невзора обдирать будем?
        Вот молодец! Никаких обид, весел. Улыбается, вон, во весь рот, из-за ерунды не печалится, постную рожу не делает. Да, старый друг стоит новых двух!
        - Ты чего это такой веселый?
        - Да там Найка так за этот ломаный грош ведется, который ты у нее отнял! Дуется непередаваемо! Глупые речи ведет беспрестанно! Нам, дескать, командир новый нужен. Или Богуслав - он и поумней, и опытный воевода, или Матвей - тот смелый атаман ушкуйников и в нем отвага тоже с большим опытом сочетается.
        А этот что? Захудалый лекаришка из второстепенного городишка? Чего он больно в жизни видел? Какие-такие битвы и сражения выиграл? Один на один самого большого постельного клопа осилил?
        И все деньги, деньги, главное деньги. А я ей: не смей мастера парфунить! Если деньги в этой жизни главное, чего ж ты в свои тридцать лет бедна, как церковная мышь?
        А она: я женщина!
        На это я ей: а раз женщина, так дома сиди, мужу щи вари, да деток воспитывай! А ты? Сколько по Руси и окрестностям шлялась, все моря и океаны перевидала, а проку-то никакого от твоих походов не было, голая и босая к нам пришла, ни копейки за душой не было. Хоть бы товар какой с собой в путешествия прихватывала, все бы при монете была!
        А она мне: я зарабатывала, да все на маму и дочь ушло! А я ей: не ври мне тут! Мне твоя мать все рассказала - полушки от тебя за всю жизнь не видали! Их бывший зять поит-кормит-одевает!
        Тут мы дошли и стали вдвоем ворочать кадавра.
        - И все другие кудесники и бойцы денег толком добыть не умеют, - продолжал рассказывать Ваня, - все в нашу ватагу нищими пришли. Только сабли на боку их и красят. А мастер за месяц на ровном месте, без исходного капитала, несколько прибыльных дел создал, столько деньги с земли поднял, что аж ахнешь! Ты, старший, к чему не прикоснешься, все серебряным делается, все прибыль дает!
        Этакий древнерусский Мидас, мелькнуло у меня в голове. Только фригийский царь половчей конечно был - по золоту работал. Что ж поделать: мэйд ин Древняя Турция!
        - Теперь Наина на меня еще больше, чем на тебя, злится. Ну и наплевать!
        - А вдруг она не только атамана, но и дерзкого мужа поменять соберется? Опыт-то уже есть?
        - Значит не любит. Тем более жалеть не о чем. Таких шалашовок, которые бойко по мужикам бродят, и помоложе ее полна Русь.
        Я вздохнул. Выражали же ему сомнения насчет необходимости этой скоропалительной женитьбы. Пожили бы без оформления отношений годика три-четыре, было бы ясно, можно ли с этой нравной бабенкой ужиться.
        Иван захохотал.
        - Не вздыхай нелегко, не отдам далеко! Постараюсь возле тебя остаток жизни продержаться. Мне другого воеводы и атамана и даром не надо! А баба в семье должна свое место знать! Хватит об меня тут ноги вытирать и подстилку из меня делать! Я Найкой командовать не рвусь, но и собой помыкать больше не позволю! Хватит, натерпелись.
        Я аж бросил теребить труп и стал говорить о выстраданном.
        - Ваня, оторвись пока от этой докуки, выслушай не отвлекаясь, что я тебе скажу. Ты до этой мысли все равно дошел и сам, но столько еще на этом деле перетерпишь, столько горя хлебнешь!
        Иван тоже отвлекся от увлекательной и приятной забавы - обдирать труп врага, который, как известно всегда хорошо пахнет, и начал меня внимательно слушать. Вот Ванька молодец! Крепок и невозмутим, как кирзовый сапог. Велено со свежего мертвеца амуницию драть - обдерем, блевать и в обмороки падать не будем! Велено бросать драть и начинать слушать - послушаем, вдруг старый пень чего полезное скажет.
        - Я, Ванюша, постарше тебя, и женщин у меня побольше было. Со многими и подолгу жил, хозяйство общее вел. И не один и не два раза вляпывался в такое же дерьмо, как и ты сейчас. Постепенно пришел к одному, но главному выводу: нельзя женщине, какая бы она любимая, добрая, милая и умная ни была, над собой полной власти в течение долгого времени давать, потакать всем ее прихотям, прогибаться перед ней.
        Самые лучшие подруги жизни от этого ошалевают и обнаглевают, стремятся поработить тебя полностью, унизить, подмять под себя все командные высоты в молодой семье, и на пользу общей жизни это не идет. В чем-то ты больший знаток, а в чем-то я, и иначе редко бывает.
        Как это не горестно и ни противоречит духу вашей любви, но надо периодически одергивать зарвавшуюся бабенку, ставить ее на место. Позволишь ей дерзить дальше, греха не оберешься и горя хлебнешь полной ложкой.
        И из этого положения есть только два выхода: или расставаться, хотя и дом будет полной чашей и дети народятся, или, хоть ты и главный добытчик в семье, твое место будет на коврике возле входной двери, а твое мнение по любому делу будут учитывать примерно также, как и комариный писк за окном. Вот сейчас ты на перепутье: либо держаться твердой позиции и занять подобающее тебе в семейной жизни место (и уверяю тебя, жить будете гораздо лучше, чем сейчас, когда она воротит чего захочет), или ползти дальше унижаться и извиняться за бунт, или придется расставаться.
        - Да по чести говоря, мастер, расставаться с Наиной мне бы вовсе не хотелось… Очень уж люблю ее!
        - Она это чует, и вовсю этим пользуется. Я в своей жизни ввел незыблемое правило: если первый угар любви уже прошел, а бабешка уступить даже и в мелочи не желает и норовит командовать на каждом шагу, а мне руки вяжет, пора подумывать о расставании, дальше все еще хуже будет.
        Она не перебесится, не остепенится и не поумнеет, а будет делаться все хуже и хуже. А поставишь ее в рамки - и все у вас будет хорошо, не нарадуешься на свою умницу и красавицу. Периодически женщину опять придется пресекать, не без этого, иначе ее бабская дурость на прежнюю кривую дорожку вытолкает, ну уж не без этого.
        И решать сейчас тебе, и только тебе. Какое решение не примешь, я тебя уважать и ценить не перестану. Ты всегда был и будешь моей правой рукой, а бабы в нашу жизнь приходят и уходят, это в порядке вещей.
        - Наговорились уже, работнички золотые? - ехидно спросила все это время стоящая чуть поодаль Пелагея. - Выучил молодого баб строить? Обдирайте дальше пошустрей! Жрать уж пора, а у нас еще ни коня, ни воза - ничего пока не найдено. Мне ведь еще обшаривать его с ног до головы, а Танюшке ужасно есть охота.
        Конечно очень хотелось сказать с научным видом: подольше ищите, как это по-вашему? - шарьте, в пахово-мошоночных отделах, и ни в коем случае не пропустите ректальное исследование, но тут вдруг вспомнилась более животрепещущая тема.
        - Пелагея, а ведь один враг у нас, а точнее вражина, наверняка уцелела.
        - Да? И кто же это?
        - Василиса с небольшой высоты упала, наверняка жива. Ну на край ногу какую-нибудь сломала или руку. Надо ее ловить идти, в плен брать. Да и поломанное по ходу надо подлечить как положено - или повязку тугую сделать, или на деревяшку руку положить. А уж после и отобедаем.
        - Ох да не труди себя зря, соколик! Наверняка насмерть убилась, болезная! - как-то слишком по-бабски запричитала Пелагея в совершенно несвойственной ей манере. - Ох и убилась! Ударилась обо что-то, и померла!
        - Да обо что там можно удариться? Там же просто кусты стоят, и ничего больше. Камней крупных нет, пней быть не может, потому как деревьев нету.
        - Ударилась, - подтвердил вернувшийся Богуслав. - Два раза о кинжал грудью и один раз горлом по ножу проехалась. Я ее тоже ловить пошел, а там такая история. Пока мы бились, кто-то особо заботливый по кустам прогулялся и избавил нас от этой заботы. И я даже знаю, кто это был.
        - Да и я тоже знаю, - усмехнулся я. - У нас в ватаге такой человек, вернее сказать человечица, всего одна.
        И мы вдвоем уставились на Пелагею.
        - Да я, я ее зарезала, - не стала больше таиться старая ведьма. - Убежала бы эта тварь, сообщила кому надо, что наша ватага Невзора одолела, и все - ждите гостей. Через пару дней вас пятеро таких же по силе, каким этот дохляк был, встретят. Вы одного-то чудом одолели, а пятеро черных волхвов вас просто в порошок сотрут.
        Меня они по любому не тронут, но не желаю я гибели Земли и человечества. Потому и зарезала. Были бы мы возле Переславля, можно было бы мерзавку эту митрополиту отдать, так ей и там долго прожить бы не удалось. Ефрем ведьм махом изводит.
        - Пожалуй ты права, - согласился с ней Богуслав, - хватит нам из себя тут белых ангелов корчить. Слишком многое на кону стоит, не до глупых приличий. Василиса и Невзор убивали бы нас направо и налево, в плен бы не брали. Давай арабского джинна вместе искать. Не найдешь ты, может мне повезет.
        - Давай на пару поищем, - согласилась ведьма. - Одна голова хорошо, а две лучше. Ребятишки, железо с ног тоже снимайте.
        Ребятишки навалились, и через пару минут Пелагея уже искала невесть что. Она внимательнейшим образом переглядела доспехи, встряхнула каждую железячку по нескольку раз. Ничего не найдя, стала теребить одежду, особо внимательно ощупывая швы.
        Я, чтобы не терять времени, стал искать в Интернете данные по кличу «Ахура Мазда». В отличии от ведьмы, ответ нашел быстро. Ахура Мазда - это единственный Бог зороастрийцев, создатель вселенной и человека. Его тоже единственный пророк - это Заратустра. В нашем мире постоянно бьются между собой Злой Дух и Добрый Дух. Дело истинного верующего встать на правильную сторону - к Доброму под крыло, и беспощадно биться с приспешниками Злого.
        А чего? Очень правильная религия, жаль, что малораспространенная, и как нельзя лучше соответствующая моим жизненным установкам. Конечно, я был и буду православным. Чудеса моей веры, начинающиеся со снисхождения благодатного огня и кончая православными целителями и целительницами, не могут оставить равнодушным мыслящего человека.
        И не вот что меня приучили к этой вере с детства родители, и я бреду по привычной и накатанной колее. Отнюдь! Мама и папа у меня атеисты, никто из нас никогда не носил нательного крестика, в доме отродясь не было ни одной иконы. Никто из нас никогда не боялся смерти и не бегал в церковь, чтобы выслужиться перед Богом в канун страшного суда. Ада мы не страшились, в рай не пристраивались.
        Как читаются молитвы я видел в кино и читал об этом в книгах. Окрестили меня случайно налетевшие мамины закадычные подружки. Никогда мои бабушки и дедушки не вели со мной бесед на религиозные темы.
        Я много раз посещал церкви в разных местах, но все это было из-за того, что мы жили в Костроме, городе «Золотого Кольца» России, и частенько бывали на экскурсиях в других таких же городах. И вставали перед моим детским и юношеским взором величественные храмы Суздали, Владимира, Ярославля и Плеса.
        Но набожности мне это отнюдь не добавляло. К осознанию того, что Бог все-таки есть, я пришел только к тридцати годам. И до сих пор кое-какие христианские постулаты вызывают во мне неприятие.
        В основном это изложенная коротко идея: молись, молись, и только не дерись.
        В зороастризме есть четкое осознание: драться надо! Не перевелись у нас еще злые враги - люди, осознанно вставшие на сторону Злого Духа и биться с ними надо беспощадно! Здесь и сейчас это черные волхвы, завтра будет кто-то другой, но битва эта будет длиться до скончания веков.
        И сегодня мы, идущие под знаменами Доброго Духа, получили неожиданную и так нам необходимую помощь от зороастрийца Фарида. Вот это была спасительная неожиданность! Кстати, куда это он запропал?
        И скорее всего эту помощь полузабытого бога предоставила нам в ответ на мою молитву Семистрельная Богоматерь - на то, чтобы подтянуть на помощь кого-нибудь из православных святых, времени просто не хватало, пришлось действовать тем, что было под рукой. За мечом бежать некогда, так треснем ворога близко стоящим самоваром! Бац, и выскочил из горячей молитвы Фарида пророк Заратустра, у божественного Ахура Мазды, судя по картинкам, бородища помощней.
        В это время разочарованная неудачей Пелагея отошла, и искал контейнер с джинном теперь Богуслав. Двигался он вдоль тела пошустрей и уже вышел к голове колдуна. Шевелюра у Невзора была поразительной величины и красоты. Сейчас белый волхв взялся ворошить очень черные и стоящие великолепной волной густые волосы злого кудесника.
        Вдруг Слава ойкнул и отдернул руку. Посмотрел на кончики пальцев.
        - Будто иголкой кольнуло! Заколку он что ли бабскую себе в волосищи пристроил?
        Взялся разгребать двумя руками - бесполезно, ничего не отыскал.
        - Может я не вижу? Слабнет с годами зрение, мелочь какую-нибудь с каждым годом все труднее делается рассмотреть.
        Я понимал, о чем он толкует. У меня в прежней жизни было то же самое, мелкие тексты делались совершенно не читаемы. Углядеть в супермаркете без очков для чтения каких там ушей и хвостов производитель наложил в консервы высшего сорта, было решительно невозможно.
        Внимательные старушки вынимали откуда-то толстенные лупы и подолгу изучали тексты, напечатанные для легкости прочтения серыми буковками на темно-синем фоне, а я, повертев банку в мозолистой руке, просто бросал ее в свою корзинку - дома жена все вычитает!
        Здесь я был молод, здоров и старческая пресбиопия была мне неведома. Тут же об этой моей особенности вспомнил и докучливый старик Богуслав.
        - Володь, у тебя глазки молодые, иди-ка ты взгляни чего тут колется.
        Что-то не было у меня никакого желания возиться в чужих волосищах сомнительной чистоты.
        - Может это блоха тебя какая цапнула или вошь приголубила? - пытался отвертеться я от этой сомнительной чести.
        - Не-е-т, там ощущения совсем другие, - отверг мои выдумки опытный воевода.
        Эх, везде он с дружиной походил, все повидал, всех насекомых переловил - его не обманешь. Спрашивается, чем ему более молодой Ванька не подошел? Чем Пелагея с Таниными богатырскими глазищами не угодила? Нет же, привлек, понимаешь, гостя из будущего, эксперта по разной неведомой дряни! А вдруг поганец Невзор себе в прическу микрочип какой ввернул? Или нанотехнологическую штучку какую-нибудь пристроил? Вовчик враз сыщет!
        С душевными подстанываниями я взялся за работу. Последней промелькнула мысль о возможной симуляции мной болезни Венцеслава с криком при падении: оборотня зовите, Олег враз унюхает! - и тоже была отвергнута, а волосяной покров черного (как зловеще звучит: черные волосы черного!) волхва подвергся новой проверке.
        Я лениво перебирал волоски без всякой надежды на успех. Разумеется, ничего достойного внимания тут не отыщется. Самый максимум - это случайно застрявшая в этой вражеской чащобе стоящая стоймя щепка или остренькая веточка. Если я найду что-нибудь железное, медное или оловянное, это будет просто какая-то неожиданность. Серебряное или золотое - ювелирная неожиданность. Самоцветно-драгоценное - загадочная.
        А уж если из этой из этой мелочевки вылезет джинн втрое больше меня, которому и в здоровенном кувшине было тесно, и скажет что-то вроде:
        - Салам! Слушаю и повинуюсь!
        - я ошалею от этого средневековья окончательно и брякну: ну это уж просто какая-то СТРАННАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ!
        Дикий удар электротока (220 вольт бьют гораздо мягче! Я испытал, я знаю!) вошел в мою руку, которая теребила колдуна, прошел через все тело и оттуда метнулся в голову. Удар! Чей-то голос сказал:
        - Наконец-то!
        Крак! - и свет в моих глазах померк.
        Очнулся я уже в сумерках, лежащим возле костра на попоне.
        - Оклемался, сердешный? То есть, сын мой? - протоиерей, сидящий на снятом седле у меня в головах, ласково погладил болезного по темечку.
        Голова особенно не болела, грех жаловаться, только кружилась. Больше донимал неумолкаемый шум в ушах. Но с самого детства я почему-то не мог стерпеть, когда кто-либо прикасался к коже моей головы и не позволял это делать ни горячо любимой матери, ни обожаемым женщинам. Враз зарычу, заворчу, но терпеть не стану. Я сам хоть обкасайся, а другому нельзя! Не стал исключением и священник.
        - Руки убери, святой отец, не выношу, когда по голове гладят! - слабым голосом прошипел я, - ишь, повадились тут все, кому не лень, за меня хвататься! Пересядь лучше в сторонку.
        - Сын мой, я с обеда возле тебя сижу, вылечить пытаюсь, а ты меня гонишь! - укоризненно проговорил Николай.
        - Отсядь, отсядь отче! - весело загалдел сбоку Богуслав. - а то не ровен час цапнет, ершистый он у нас! Вовка, он сейчас не сильный, но опасный - очень кусючий! Раз опять ерепениться начал, значит скоро в силу войдет, жрать попросит.
        Церковный деятель никак не мог понять - то ли над ним подшучивают, то ли верно лучше пересесть. Сомнения протоиерея быстро рассеяла лежащая возле моих ног Марфа. Она вскочила и грозно зарычала, обнажая страшные клыки:
        - Убиррррайся! Поррррррву!
        В считанные секунды поп перебрался от здоровенной зверины к сидящим по другую сторону костра. Эта волкодавиха шутить не будет, враз за хозяина порвет!
        Я прикрыл глаза. Слабость то покидала меня, то вновь накатывала волной. Что же это такое было? Неужели Невзор так в своем железном скафандре наэлектризовался? Вряд ли. Вдобавок до меня ведьма и боярин нашарились по мертвому телу вволю без всяких там резиновых перчаток. И им - хоть бы хны!
        А меня чуть не убило, несколько часов в коме провалялся. Может быть это подкралась незамеченной шаровая молния? Тоже не может быть - грозы давно не было.
        В общем, если взмахнуть знаменитой бритвой Оккама и отсечь все явные выдумки, остается только стандартное для средневековья объяснение - колдовство.
        Какой-то скрипучий голос во мне сказал:
        - Вот почти и догадался. Я БГНРТВЕ из системы М-3251678, известной у вас как Полярная Звезда. Вы по ней север ищете.
        - Послушай БГНТ…, - тут даже моя великолепная память дала сбой, - как тебя там, ты зачем мне на голову упал?
        - Я не падал. Я в тебя из Невзора переселился, по твоей руке перетек.
        - А зачем?
        - В мертвом теле и я бы погиб, а мне всего двести лет, и не пожил еще совсем, и не напутешествовался.
        - Перетек бы, вон, - я ненадолго задумался, ища подходящую кандидатуру, - да хоть в Пелагею! Она, может быть, была бы рада.
        - Все люди до тебя не говорили нужного для перехода заклинания. Я был бессилен.
        - Я-то чего такого сказал? Никаких особых слов, типа там, чуфырь, дудырь, поедем в нашу дырь, я не произносил.
        - Этого было не нужно.
        - Что же было нужно?
        - То, что арабы написали на кувшине крупной вязью - слова СТРАННАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ.
        Я аж хлопнул себя по лбу. Ведь знал, же знал!
        - А как от тебя избавиться? Мне, видишь ли, такой полярник в голове совсем лишний.
        - Отнеси меня к Вратам Богов, там я улечу куда надо.
        - А где это?
        - По вашим меркам довольно-таки далеко отсюда.
        - Ну если далеко, то мне пока некогда. Мы в Крым торопимся.
        - Я знаю. Невзор по этому поводу часто со мной беседовал и смеялся. Говорил:
        Ни за что этим вшивым новгородцам с дельфинами не столковаться! Ты же у меня! А у них в кармане вошь на аркане!
        - В общем-то, у нас есть Наина.
        - И что?
        - Она может договориться с кем угодно, просто почувствовав чужие мысли.
        - С вами, с людьми, возможно и может, а мысли дельфинов для нее недоступны.
        - У них стоит какая-то защита?
        - Как и у вас - ничего нет.
        - А в чем же трудности?
        - В мышлении. Ни люди, ни дельфины не стали мыслящими существами самостоятельно. Задатки к этому были у обеих рас, но развиваться вам до мыслящих существ нужно было еще очень долгое время, не меньше миллиона лет.
        Если бы в развитие человечества не вмешались мы, как ты выражаешься - полярники, а дельфинов не подправили существа с Большой Медведицы, будем их для краткости звать - медведики, на Земле было бы на один вид крупных мартышек больше на суше, и на один вид мелких китов побольше в воде.
        Пусть вы были бы умнее всех прочих обезьян, чаще хватались за палку и более ловко отбивались от хищников, но вы все равно еще очень надолго остались зверями. И дельфины бы блистали на фоне бестолковых собратьев-китов, но не развили бы абстрактное мышление, хитроумный язык, сложные взаимоотношения.
        Это случилось около ста тысяч лет назад. И нам, и медведикам нужны были помощники. Мы выбрали вас, наши интересы были на суше, а медведики существа водные, их интересовало морское дно, и они занимались с дельфинами.
        В людей и дельфинов были заложены две кардинально разные системы мышления, и совершенно по-разному устроен у вас сам мозг. Ваши мозги далеки друг от друга, как Северный Полюс от Южного.
        - Наши ученые не находят большой разницы!
        - С этой точки зрения между вашими учеными и кретином с детства вообще нет разницы.
        - Как это?
        - А вот так. Пока ты приходил в себя, мне пришлось пройтись по твоей памяти. Уж не взыщи, должен я знать, с кем мне придется прожить какое-то время.
        - Чего уж там, говори по делу.
        - Закончу свою мысль. Это нам поможет в дальнейшем. Теперь я знаю, что ты из будущего, перенесен сюда против своей воли, женат. Теперь мне ясны ваши представления о природе, мире и человеке в 21 веке. Я, для удобства и простоты общения, перестроился на вашу метрическую систему СИ, мне она кажется удобнее здешних вершков да пядей.
        За 900 лет вы сделали большой рывок в научных знаниях, но знания о мозге у вашей цивилизации пока зачаточные. У вас нет рабочего механизма для сравнения. Уровень функционирования мозга определяется системой недостоверных тестов, из них выводится совершенно дурацкий Ай-Кью, который по большому счету ни о чем не говорит.
        Головной мозг, это ведь в сути самый совершенный компьютер, а его сравнивают с другим мозгом по весу и количеству извилин. Это все равно, как сравнивать допотопную ЭВМ с ноутбуком времен твоей переброски.
        Здание тех времен с этих позиций, конечно, превосходит твоего элегантного домашнего друга. Оно больше, набито ячейками памяти и разной электроникой, у него больше обслуживающего персонала. А дойдет до дела, глядишь, наш маленький друг кругом и обскачет.
        А сравнивать ваш мозг и мозг дельфинов, это все равно что пытаться сравнивать кофемолку и кусок хлеба. Что лучше? От чего больше пользы? Если надо будет показать любимый фильм, кто из них лучше справится? Или на чем удобнее будет летать?
        Нет ответа, и не может быть. Совершенно разные вещи нельзя занять общим делом. Сейчас в тебе открыт универсальный переводчик с любого из языков близких тебе наземных существ. Ты не задумывался, почему перевод начинается не с первых слов, а только после двух-трех фраз?
        - Ну, переводчику нужно понять, что это за язык…
        - Неверный ответ. Переводчик-человек, даже если бы он знал десять языков, начал бы перевод с первого предложения, абсолютно не вспоминая, что это за наречие.
        Твой же универсал никаких языков не знает вообще, и не пытается их вспомнить. Он выходит в информационное поле Земли и ищет подходящую лингву. Вот на это и уходят первые фразы. Языки близко живущих народов похожи между собой, масса заимствованных выражений.
        - Что-то я чужого ничего не знаю.
        - Ты просто никогда не задумывался над этим. А скажи тебе что-нибудь вроде «гарна дивчина» или «шуткует хлопчик», сразу поймешь, хотя эти выражения не из русского языка.
        - А почему же мой универсал не возьмет из информополя язык дельфинов и не вложит его в мою голову?
        - Твое сознание неосознанно является незначительной ячейкой общего поля. Ты что-то изобрел или придумал, все это сразу же скачивается в общий банк данных. Иногда к тебе оттуда могут прийти знания и опыт от уже исчезнувших цивилизаций, вы ведь далеко не первые на Земле, а если приглядеться и проанализировать, то делается ясным, что отнюдь и не самые умные и умелые.
        - Дельфины-то чем плохи?
        - Они чужды информополю Земли, ибо созданы по инопланетному образу и подобию.
        - А мы?
        - А вы плоть от плоти и кровь от крови вашей планеты. Такой разум вам нами дан. Поэтому ищи не ищи в информополе язык дельфинов, его там нет. Аналитический аппарат отбора не может отделить их язык от шума ветра, плеска волн, тарахтенья двигателя, скрипа колеса. А из-за абсолютной чуждости мышления напрямую вам никогда их не понять. Поэтому столько лет и не можете поговорить друг с другом.
        - Почему же тебе удается с ними договориться?
        - В мой разум встроен универсальный космопереводчик, не твоему местному толмачу чета. В универсал заложены данные о манере мышления и языках всех 97 видов разумных существ, населяющих нашу Галактику. Поэтому ему доступ к вашему информационному полю не нужен - Медведики вместе с дельфинами учтены в нем давно. Мне нужно только как-то сформулировать свою мысль и обозначить, кому она предназначается, дальше космик все сделает сам.
        - Между звездами так общаетесь?
        - Метров на двести максимум распространяется сила его действия. Но это мысль, и она не нуждается в том, чтобы ты цокал или свистел по дельфиньи. Так что вперед, к морю! - и квартирант притих.
        Я открыл глаза. Народ, притихший на период пока шла беседа с Полярником, и думая, что я опять коматожу (или коматозю), радостно загалдел.
        Сила вернулась ко мне рывком, сразу, и я сел. Чувство голода, резко появившееся из-за пропущенного мною обеда, внятно давало о себе знать.
        - Поесть бы чего…, сильно кушать хочется…
        Опять взрыв народных эмоций.
        - Кулеша полно, мастер! Сальца ему отрежьте! Хлеба побольше!
        И меня усиленно взялись кормить, видимо предполагая, что мое падение - это признак постоянной голодухи. Еды я, действительно насовал в себя немало - денек был нелегок, а потом отвалился на выделенную мне попону, уложив голову на заботливо подсунутое кем-то седло.
        Рядом присел Богуслав и стал докладывать о пропущенных мной событиях.
        - Двурукого протоиерей залатал на славу, остался только малозаметный розовый шовчик. Божий дар, чего уж тут говорить.
        Я опустил в знак согласия веки - тут говорить нечего.
        - Ванька с Наиной помирились, для усиления эффекта я им коней из-под Василисы и Невзора отдал в собственность. Предупредил, что до Херсона лошадей продавать нельзя, пусть пока для общей пользы поработают - грузы повезут. Побродил, подумал: а чем бы ты еще Ивана поощрил за меткость?
        Догадался, что колдун с ведьмой наверняка и денег с собой на расходы, особенно на выплату наемникам, с собой везли немало, свистнул Пелагею. Она было взялась вилять - знать не знаю, ведать не ведаю, но тут, видимо, обозлилась Татьяна, потому что Старшая Ведьма умолкла, смотреть внутрь себя стала, потом сказала:
        Да, да, Танечка, как скажешь, и отдала мне два кошеля серебра: большой Невзора и поменьше Василисы. Маленький я вернул, он ей с боя взят, а тот, что побольше, опять Ване отдал. У Наины сегодня праздник!
        Подсунулся волк наш, я мол тоже воевал, хорошо бы поощрить. Спрашиваю: много ли навоевал? Какого врага в могилу пристроил? Да я, да мы жизнью рисковали! Вот и молодец! Только все рисковали. А ты вроде у Владимира каждый месяц немалое жалованье огребаешь? А за лошадью каждый сам ухаживает? Я стараюсь! Вот мы тебя сейчас за твое старание, успешные боевые результаты и наглость прямо посреди степи из ватаги и выкинем, даже коня не оставим. Серым волком к Переславлю скачи! Сник и молча отошел.
        Вернулся Фаридун и деньги, тобой выданные, мне отдал. Себе десять золотых он брать не стал, говорит не за что.
        Я лег на бок. А ведь Фарид прихода старика, решившего исход боя, и не видел - слишком далеко был.
        - Золотишко при тебе?
        - Да ну да, - Слава отдал мешочек мне.
        - Другой еще один такой же принеси.
        - Да вот есть у меня такой же, на сто золотых. Ты чего задумал?
        - Поощрить спасителя нашего.
        - Ваньку что ль опять?
        - Отнюдь. Ты картинку боя хорошо помнишь?
        - Только на нее и глядел, глаз не отводя.
        - Старика в белом хорошо помнишь?
        - А то! Как он лихо Невзора приложил! Николай Угодник это был, больше некому.
        - А что он крикнул?
        - Я не разобрал, далеко стоял. Что кричал, зачем кричал, ничего не понял.
        - Вот и я все думаю, зачем Николаю Чудотворцу «Ахура Мазда» кричать?
        Богуслав так и застыл с разинутым ртом.
        - Что ты сказал?
        Я не торопясь рассказал побратиму о зороастризме, Ахура Мазде и Заратустре.
        - А чья это вера?
        - У персов исповедуют.
        - Дельно за нас перс помолился!
        - Вот я и думаю - подкинем арабу за такую своевременную Божью помощь золотишка, уважить надо лозоходца. Ты по-персидски понимаешь?
        - Разобрался в первый же день знакомства, пока его селил в свой терем - очень уж он по-русски слаб.
        - Зови! Награждать будем.
        Богуслав быстро привел Фарида. Тот шел с тревогой на лице - не ждал, видно, от болезненного начальства ничего хорошего. Подойдя, он с перепугу взялся сбивчиво тараторить по-русски:
        - Моя не вороваль, не моги браль!
        Да, по-русски с ним лучше не беседовать - до зари не разберемся. В персидских обычаях и манере разговора я был не силен, поэтому стал беседовать в узбекско-витиеватом стиле, забросила меня прежняя жизнь как-то в Коканд, имел некоторый опыт, а узбеки и иранцы близко живут.
        - Присаживайся, уважаемый Фаридун-остад, побудь моим гостем. Боярин Богуслав тоже понимает твой язык, поэтому на нем и поговорим.
        После того, как Фарид как-то скованно присел на заботливо подсунутое Славой седло, я продолжил.
        - Никто тебя ни в чем и не думает обвинять. Мы позвали тебя за тем, чтобы поощрить золотом за крепкую веру и поспособствовать твоему переезду с женой Тахирих в Индию, на твоей Родине сейчас беспокойно.
        Много денег дать не можем, большие расходы несем. Прими двести золотых за благие мысли, благие речи и благие дела. Считай это даром от Ахура Мазда. Жертвовать эти деньги вашим священнослужителям не нужно, что бы они тебе не говорили, так мне сказал сам Спитама Заратустра!
        Как перс не упал с седла, бог весть.
        - Я же еще не нашел воду…
        - Зато твоя молитва привела нам на помощь в бою самого пророка! Благодаря этому мы и победили. Если перекинуть нашу пословицу «Дорого яичко к Христову дню» на вашу жизнь, это будет «Дорог в пустыне верблюд с водой, когда ты умираешь от жажды!»
        - И за одно это…, мне такую гору денег? - не мог поверить в свою удачу Фарид. - Ведь это же почти две с половиной тысячи серебряных монет! А я счастлив, когда могу заработать пять дирхемов в месяц! Мне за всю жизнь столько не заработать!
        - «Одно это» спасло жизни всем нам.
        - Меня ограбят в дороге!
        - А ты не жадничай, не веди себя как нищий.
        - Как это?
        - До Херсонеса ты дойдешь с нами, тебя никто не тронет. А переправишься через Русское Море, прилично оденься, купи пару лошадей, найми вооруженную и тоже конную охрану, и быстро скачи в родной кишлак. Никому ничего не рассказывай, даже не делай намеков на то, что везешь большие деньги! Перед охраной надувай щеки, и говори: послан самим наместником! Важное письмо везу! И все будет хорошо.
        Вот только если начнешь экономить, беречь даже медную мелочь, а по вечерам болтать в караван-сараях, как ты заработал большие деньги, тебя не только ограбят, но скорее всего и зарежут по дороге.
        - А охрана меня не зарежет? О них страшные вещи рассказывают. Говорят, что когда купцы караваном идут, они одним глазом за дорогой наблюдают, не выскочат ли откуда разбойники, а другим за охранниками следят - не вострят ли те против хозяев сабли. Бандит на бандите в эту охрану нанимается.
        Я только пожал плечами. Не бывал в Персии, не знаю. Может оно и верно так, а может просто рассказывают дорожные небылицы.
        - А ты меня найми, - предложил с некоторым акцентом, но тоже по-персидски, подошедший к нам Двурукий. - Ты по-тюркски говоришь?
        - На нем все говорят, - злобно процедил Фарид. - Язык победителей. Не знают его только ветхие бабки в дальних кишлаках.
        Кузьма нараспев произнес пару фраз на неведомом мне языке.
        Потом спросил у нас с Богуславом по-русски:
        - И вы теперь понимаете?
        Мы кивнули. Дальше беседа пошла по-тюркски.
        - Я тебя резать не буду, сам из купцов вышел. Недешево возьму и только золотом, но доставлю в целости и сохранности. Я мусульманин из волжских булгар, для тюрков-сельджуков более близким, чем перс-иноверец выгляжу. В Исфахане я бывал, за своего схожу. Говорю немножко иначе, так и у сельджуков из разных племен говор отличается.
        - А откуда же ты тюркский язык знаешь? - недоверчиво спросил Фаридун, - Булгария же от нас в тысячах верст?
        - Мы на свои теперешние земли лет двести назад пришли. В Хазарском Каганате евреи власть взяли и стали иудаизм насаждать.
        - Да он, вроде, всегда там был! - не утерпел я и аж сел.
        - В ту пору мы все в Каганате мусульманами были. А тут вдруг и каган, и его приближенные иудаизм приняли. Наши воеводы-мусульмане и увели верные им дружины вверх по Волге, отвоевали у живущих там ранее племен нашу землю.
        У меня в голове всплыли исторические сведения о Булгарии. Я поспешил ими поделиться.
        - Волжская Булгария же только после отделения от татаро-монгольской Золотой Орды мусульманской стала!
        - Не знаю такой орды, и про монголов сроду не слыхивал, а только мусульмане мы с деда - прадеда.
        - Не может быть!
        - А откуда же к вашему князю Владимиру посольство от мусульман подошло, когда он для Руси веру выбирал? Думаешь из Мекки? - скептически усмехнулся Двурукий.
        - Тогда откуда же послы от иудейской веры пришли? Из Каганата?
        - Да больше неоткуда - другой земли у иудеев нет. А связи с персами наши предки в давнюю пору еще при Сасанидах наладили - из Хазарии там близко. Для нас Персия в вопросах веры, как для Руси Константинополь. От них мы ислам ханафитского толка и переняли. Только вас с византийскими патриархами Русское море разделяет, а нас с сельджукскими имамами Хазарское.
        От всех этих премудростей у меня опять закружилась голова, стал нарастать звон в ушах, и я опять лег.
        - Ну хватит, хватит утомлять больного человека! - зашумел Слава. - Вон идите в сторонку, да там свои чужеземные дела и обсуждайте!
        - Подожди, брат, - попросил я. - Надо разобраться, а то мне думаться будет.
        Боярин притих.
        - А как же получилось, что тебя Кузьмой зовут, и по-русски ты так хорошо говоришь? Полукровка, что ли? - спросил я Двурукого.
        - У меня в роду, кроме булгар, никогда никого не было. Дед и отец были из купцов, часто на Русь торговать ходили согласно мирному договору - мы свободно торгуем у вас, вы у нас. Много лет он действовал, пока наши ослы семь лет назад ненадолго Муром не взяли - обогатиться хотели. Такую торговлю нищеброды обгадили! Меня с малых лет отец с собой брал, торговать учил. Поэтому я на русском, как на родном говорю - с детства его знаю.
        А насчет имени… По-настоящему меня зовут Кузимкул - родившийся весной. Просто к Кузьме никаких лишних вопросов и придирок нету. А то как начнут нудить: а ты откуда, язычник али магометанин, может ты подосланный к нам? - не отоврешься. Представился Кузьмой, - ты в доску свой и пошли выпьем. Последние годы на Руси в основном и живу, а в Биляре, где мать с сестрой обретаются, бываю редко, почти туда не езжу.
        - А как же ты смекнул, что нам для понимания чужого языка пары фраз достаточно будет?
        - Матвей похвастался, что вы волхвы, а за волхвами умение такое известно. Отойду-ка я до кустиков ненадолго.
        Ну Матвейка! Ну простодыра! Все разболтал. Болтун - находка для шпиона. Ладно Кузимкул, он по Руси сам с опаской бродит, а был бы доносчик? Враз бы куда надо доложил!
        - А кто такой волхв? - спросил Фарид.
        Ну вот это уж ни в какие ворота не лезет! Этот плохоговорящий первому же встречному все доложит. А до города Воина простирается Русь, и в этом городишке церковь, поди, сильна невиданно.
        Сразу пойдут гонения на нашу ватагу, начнутся попытки заточить нас в поруб. И отбиться будет нелегко - ну не убивать же доблестных защитников Руси! Чем-то надо перса или отвлечь, или как-то обмануть.
        Богуслав пришел к этому же выводу немного раньше меня.
        - Ты спросил Волхов?
        Плохое знание языка не позволило Фариду четко почувствовать разницу, и он неуверенно подтвердил:
        - Моя думаль, что да.
        - Волхов - это река такая, делит Новгород пополам.
        - А Кузя сказаль, чужой язык.
        - Люди, что живут на левой стороне реки, - дополнил я, - очень быстро чужие языки выучивают. Мы с боярином оттуда, нам все завидуют.
        Фаридун покачал головой, поцокал. Это, видимо была высшая форма персидского удивления.
        Вернулся Кузимкул.
        - Пошли-ка в сторонку, договариваться будем, - позвал он богатенького путешественника куда-то в сторону, вглубь сумерек, и они удалились.
        - Сегодня расскажешь, отчего возле трупа сомлел? - поинтересовался Слава, - или мне до завтра обождать?
        - Давай до завтра, устал я сегодня невиданно.
        Только я начал дремать, вернулись перс с булгарином.
        Нерусские мужики хотели беспристрастного третейского суда и почему-то именно от меня. Мнда…, опасаюсь я как-то особенно паскудно блеснуть в этом неведомом для меня деле. Нету никакого опыта. Не судите, да не судимы будете, как сказано в Библии. Я сам под судом доселе не был и не разбирал ничьих дрязг никогда. Вдруг присужу или не досужу лишний золотой кругляш, потом позора не оберешься, клеймо на всю жизнь.
        Хоть бы поглядеть на эти суды! А потом как рявкнуть на этих иноземцев: встать! Суд идет! - да и треснуть обоих деревянным молотком по башке!
        Вспомнилась история самого первого в истории третейского суда, когда на этакий же почти арбитраж в пятом веке до нашей эры привлекли совершенно несведующего человека даже без высшего юридического образования.
        Помер в ту пору царь персидской империи Дарий. Он был горячо любим народом, особенно после того как перебил от своей излишней доброты 150000 восставших против непосильных налогов подданных. Был он зороастрийцем, и не мог упустить такое благое деяние. Собственно, грозный царь в этот раз собирался идти резать восставших египтян, да не ко времени умер.
        Его сыновья Ксеркс и Артобазан, задвинув остальных пятерых наследников в какой-то пыльный чулан, сходу и с горя взялись делить наследство. Пока делили главные вещи: сломанную ржавую саблю и стоптанные отцовские тапочки, все шло как по маслу - подрались всего два раза.
        И тут вдруг выявился новый спорный предмет - престол персидской империи, простиравшейся в ту пору от Индийского океана до пустынь Египта. Казалось бы, о чем тут спорить? О большей части тогдашнего населенного мира? Плюнуть и растереть! - как считал уже невзначай и по ошибке узурпировавший власть младший брат Ксеркс.
        Но старший сын почившего в цвете лет Дария, известный склочник Артобазан, взялся качать права. Пришлось звать на разборку их дядю Артабана. Его спросили в свойственной персидской нации манере: третьим будешь? Близкий родственник, полагая что речь идет как обычно о распитии на троих в подворотне пузыря водки, привычно крикнул: буду! - и стал первым в истории третейским судьей.
        Конечно, царем стал прославившийся своим последующим решением высечь море Ксеркс - не обижать же младшенького! (вдобавок стоящие за спиной узурпатора здоровенные мордовороты показывали дяде страшенные кулаки) и с той поры третейские суды победно шествуют по миру. Как чего, так сразу поднимается крик: зачем нам знающий судья-профессионал? Давайте сюда какого-нибудь левого дядю!
        Мне совершенно не улыбалась роль третейского дяди. Нам бы чем-нибудь попривычней заняться: подлечить кого, по ходу напилив досок, сколотить кособокую, но дорогостоящую карету, на самый край можно пропеть очередную дурацкую песенку диким голосом или нарассказывать кучу похабных анекдотов - вот в этом я силен. А судить не горазд, вы уж меня от этого дела увольте.
        Поэтому тут же начал предлагать этим сутяжникам достойные альтернативные варианты.
        - Пусть вас боярин Богуслав судит! У него хозяйство изрядное, подчиненных много, привык за долгую жизнь судить да рядить. Вдобавок много лет воеводой пробыл.
        Кандидатуру побратима сходу отверг Фарид.
        - Воин всегда встанет на сторону другого воина! - мрачно изрек он.
        Ладно, это может быть.
        - Попросите быть вашим судьей протоиерея Николая! В нем Божья сила, не хуже любого ангела Божия вас рассудит.
        Тут уже встал на дыбы Кузимкул.
        - Хоть он меня чудесным образом и вылечил, я против! Про зороастрийцев священник и не слыхал поди никогда, а с мусульманами у вас вечно какие-то трения - то мы вас грабим, то вы нас. Он меня и слушать не станет, сразу на сторону перса встанет.
        Тоже может быть, этих священников не угадаешь.
        - Ладно, ваша взяла. Излагайте.
        Сначала четко обосновал свои запросы Двурукий. Он на два месяца опаздывает на высокооплачиваемую службу в Византию - месяц они идут в горный кишлак, еще месяц Кузимкул добирается оттуда в Царь-град. Тут же спросил меня, бывал ли я в Константинополе? Мой ответ его полностью устроил - нет не бывал.
        Поездка в Сельджукскую Империю будет очень опасной, страна просто кишмя кишит бандитами, а они большие деньги повезут, вдобавок охранник всего один будет, придется за персом приглядывать и днем, и ночью. Исходя из этого, Кузимкул хочет получать один золотой в день, итого всего шестьдесят таких монет получается. По дружбе может уступить до пятидесяти.
        - Что-то очень уж большие деньги получаются, - осторожно заметил я.
        - Чтобы меня заменить, несколько вооруженных конных охранников потребуются. Вот те да, те шкуру драть будут.
        Потом выслушали Фаридуна. Никаких цен за охрану он не знал, но считал оплату в пятьдесят монет несусветно завышенной.
        Я посидел, подумал. Потом сказал:
        - Чтобы вас рассудить, мне нужно знать истинное положение дел. Неправду я сразу отличу от правды. Чтобы вы это поняли, нужны доказательства. Фарид все равно в делах не разбирается, поэтому вопрошать буду Двурукого.
        Лозоходец сразу повесил здоровенный изогнутый нос - видать и этот судья из воинов, и процесс заранее проигран, а наемник приободрился.
        - Вот что, Кузимкул, поведай мне, что ты в этой жизни любишь, а чего терпеть не можешь. Что-то скажи правильно, в чем-то обмани, а я буду отличать.
        - Это легко. Я люблю казылык, люблю стрелять из лука, недолюбливаю лошадей.
        Не знаю, что такое казылык, с луком в руках Кузю не видал ни разу, с лошадями он как все - запрыгнул-спрыгнул.
        - Все вранье! - подытожил я. - Казылык ты терпеть не можешь, стрелять из лука не любишь, лошадей обожаешь.
        - Здорово! - восхитился боец. - Казалык он из конины делается, и я мясо лучших друзей есть не могу, а из лука стрелять толком не умею - я мечник, а не лучник. А вот еще…
        - Хватит, - оборвал его я, - теперь давай по делу.
        Двурукий уселся поудобнее, подогнув под себя ноги, и приготовился слушать, внимательно глядя на меня.
        - Сколько ты планировал зарабатывать в Константинополе?
        - Да откуда ж я знаю! - проговорил, отведя глаза Кузя. -Говорят, что очень много платят, гораздо больше чем на Руси.
        Да. И опять все врет.
        - Перестань обманывать. Ты не молоденький юноша, чтобы, вылупив глаза, ринуться невесть куда. Немало наших бойцов в Царь-град на заработки ездит, а когда возвращаются, наверняка рассказывают какое там положение дел. Говори как есть, меня все равно не обманешь.
        Двурукий решил пойти другим путем. Всегда можно сказать правду так, что суть дела еще больше запутается.
        - Платят по-разному. Иногда в милиарисиях, но чаще в кератиях, - и он победно взглянул на меня. - Чаще всего 25 кератиев в месяц.
        Вот теперь как хочешь, так и пересчитывай на понятные тебе деньги. Думал, я тебе в ваших или в арабских монетах, которых по Руси еще больше ходит, скажу, сколько это будет? Накося выкуси! А в Византии ты сроду не бывал - сам недавно признался.
        Я сделал вид что напряженно думаю, пока копался в Интернете. А потом начал громить хитроумного собеседника.
        - Милиарисиев в обиходе почти нет. Монета большая, серебряная, ей налоги удобно брать. Стоимость одного золотого солида, из того мешочка, который я сам Фариду выдал, 12 милиарисиев. В обиходе, в том числе и для расчетов с наемниками, обычно используют более распространенные кератии.
        Монета тоже неплохая, но в два раза легче милиарисия. Ее цена 24 штуки за солид. Стало быть, ты ехал, чтобы получать один солид в месяц. Из этих денег надо будет сколько-то тратить на оплату за жилье, еду, шлюх.
        - Я экономить буду!
        - А город столичный, дорогой, и будет обдирать тебя, как липку. Ты уж не мальчик, чтоб экономить на всем ради какой-то цели. В твои годы уже хочется просто пожить, насладиться радостями бытия.
        А Константинополь ежедневно будет подсовывать все новые и новые, ранее никогда не виданные тобой ни на Руси, ни в Булгарии, ни даже в Сельджукии соблазны. Изысканные вина, очень разнообразные и умелые доступные женщины, невиданные кушанья, зрелища с дрессированными пантерами - ты не увидишь этого больше нигде и никогда.
        У них есть цирки, в которых чего только нет! Гонки на колесницах, битвы людей с дикими львами, медведями, леопардами. Тебя, я думаю, больше бы заинтересовали схватки гладиаторов между собой, но они запрещены церковью. Запрещено, но за это хорошо платят, значит где-то на отшибе все это процветает, вполне можно увидеть. Умелец против умельца, меч против сети и трезубца, палица против кинжала. Обычным воякам тамошние бойцы не чета!
        И можно на все делать ставки. Одолеет ли белый воин черного, съест голодный лев человека или тот его убьет, какая из четырех колесниц первая придет на ипподроме. Поставил кератий, а выиграл пять, рискнул двумя, а приобрел десять.
        А на все про все у тебя 25 кератиев, особо сильно не разгуляешься.
        Завороженный моими рассказами Кузимкул с шумом выдохнул воздух.
        - А ты норовишь объегорить клиента. У императора ты за два месяца заработаешь всего два солида, а Фаридун выдаст пять, и подарит коня, на котором ты приедешь.
        Может быть он еще и подастся сразу же в Индию, а то пойдут слухи о привалившем богатстве, враз налетят или разбойники, или сельджуки и весь кишлак вырежут, а золото отнимут.
        - Я его надежно спрячу!
        - Под пыткой все расскажешь и покажешь, а начнут угрожать смертью Тахирих, сам и выкопаешь.
        - Что же делать?
        - Не дурачиться и не хвалиться в своем кишлаке, а хватать любимую жену и скорее в Индию! И еще за пять золотых Кузимкул доведет вас обоих до какой-нибудь зороастрийской общины. И пока до места вас не доставит, никаких денег ему не давай!
        - Почему так? - с недовольным видом спросил боец. - Боитесь, что убегу?
        - Это вряд ли. Но караулить, получив вознаграждение, будешь гораздо хуже. Проверено на разных людях разных наций.
        - Да я… - аж задохнулся Кузьма.
        - Можешь не клясться и ничего нам не доказывать. Это Бог заложил и в булгар, и в русских, ничего позорного в этом нет.
        Ты честно выполни свою работу, и получишь десять золотых. В Византии тебе на это понадобится десять месяцев, а тут гораздо меньше.
        И на всю дорогу до Индии ты не потратишь ни гроша - за все будет платить Фаридун. На его месте, в случае удачного завершения вашего похода, я бы добавил тебе еще пару золотых.
        - И я добавлю! - зашумел перс. - Я умею ценить хорошую работу!
        - Вот и правильно. Не надо жадничать и на всем экономить на каждом шагу! Удачное завершение дела обычно окупает все расходы. Хотите я вам скажу, что было бы, если бы я не вмешался?
        - Конечно! Еще как хотим!
        - Фарид бы зажадничал и пятьдесят золотых не отдал бы ни за что - стал бы красться по ночам в свои горы. Почти наверняка был бы ограблен.
        Кузимкул бы сразу отправился в Константинополь, где получал бы столько, что здесь это показалось бы большими деньгами, а там будешь оценивать такую сумму как жалкую подачку. Вы всем довольны?
        - Всем атаман! Благодарим!
        - Теперь давайте, расстанемся, меня сильно в сон клонит.
        - Конечно, атаман, тебе отдых нужен!
        Иностранцы ушли. Вместе с ними ушел и сон.
        Я полежал. Поворочался. Зевнул для повторного заманивания сонливости - прока никакого. Подумал разные думы. Вспомнил Забаву, потосковал. Пронзила паскудная мысль, всколыхнувшая мое истосковавшееся по любимой жене естество: а ведь если межзвездный путешественник выполнит свое обещание, придется и мне сдержать свое, и переться к каким-то Вратам Богов, наверняка черте куда.
        Полярника Невзору арабы продали, а где они его отловили, неведомо. Может где-то в Африке, а может и на южной оконечности Индии. Арабы сейчас по всему миру лазят, аж до Китая по Великому Шелковому Пути добрались. Завтра мой попутчик скажет - до Пекина надо пробежаться, там эти самые воротища величиной с Великую Китайскую Стену стоят. Инопланетных богов туда-сюда больше чем китайцев бегает!
        Это нужно выяснить, а то вдруг придется от Забавы еще месяца на три откомандироваться? Может и инопланетянину не спится?
        - Эй, Полярник, - мысленно позвал я, - не спишь?
        - Мне сон не требуется, - сразу же отозвался квартирант, - да и отдых практически тоже. Сутками бодрствую, и всегда в полной силе. Можешь обращаться ко мне в любое время дня и ночи.
        - А чем сейчас занят?
        - Налаживаю связи с твоим мозгом и попутно с Интернетом.
        - Получается?
        - Пока так сяк.
        - А что ты там толковал про Врата Богов? Где это?
        - Ты доставишь меня туда?
        Полежал, подумал. Давать необдуманные обещания я не любитель. Не из тех я болтунов, которые наобещают чего угодно, а выполнять и не думают. Не дал слово - крепись, а коли дал - держись!
        Ни к каким вратам в неведомые дали идти охоты не было. Мало того, что сейчас до Константинополя, оттуда по Сельджукии, а там Слава через все Средиземное море и половину Франции протащит, так еще и назад не самолетом полетим! Поэтому добираться туда-обратно к явно далеким Вратам без крайней нужды меня вовсе не манило. Не путешественник я в душе, а завзятый домосед и Забава-люб! И инопланетный соратник нужен мне только для одного-единственного дела - контакта с дельфинами.
        Поэтому я строго обозначил свою позицию.
        - Давай так: удается договориться с дельфинами тебе - идем к Вратам Богов, чего бы мне это не стоило. Столковывается с водоплавающими кто-то из волхвов - я, Богуслав или Наина - добирайся как знаешь.
        Проявишь свою полезность в чем-либо другом, всячески помогу: наймем людей для похода - переберешься в кого-нибудь другого, да еще дам денег на дорогу, но сам не пойду, мне еще во Францию съездить предстоит - побратиму помочь нужно.
        - Значит идти придется все-таки тебе, - подытожил Полярник. - Ни один человек в мире общий язык с дельфинами найти не может, пусть он хоть трижды волхв будет.
        - Ну и флаг тебе в руки, договаривайся. У меня, понимаешь, нюанс такой в психологии - несколько по-иному отношусь к слову полярник, чем ты. У нас в стране так давно зовут человека, работающего на Полюсе. Для меня странновато так кого-то называть. Может, я тебе еще какое-нибудь наименование дам?
        - Какое угодно давай! Невзор их вообще часто мне менял. Старался только, чтобы они на букву «Б» были, как и мое настоящее имя. Побыл я и Болтуном, и Бонякой, и Барбосом, и еще черте кем - на клички он не скупился. Так что выбор будет твой, мне все равно.
        - Имя Боб тебе как? Будешь Боб Полярник, вроде и имя есть, и фамилия в наличии.
        - Отлично! Коротко и не ругательно.
        - Кстати, а почему тебя Невзор через Врата Богов не отправил?
        - Он за это требовал или философский камень, чтобы золото колдовством добывать, или чтобы я ему власть над миром дал.
        - И ты дал?
        - Шутишь? Обе эти вещи невозможны. А хоть бы и дал, колдун все равно бы обманул.
        - Почему?
        - Для черных это в порядке вещей. Мы с ним долго вместе пробыли, он на моих глазах многих людей одурачил. Да и далеко Врата, он бы туда плыть не решился.
        Охваченный нехорошим предчувствием, я поинтересовался:
        - И где это?
        - Там, где и всегда - в стране Тауантинсуйо, возле Скалы Горного Льва.
        Час от часу не легче! Впрочем, в прошедших веках столько всяких царств-государств было, что не перечтешь. Всяческие Бактрии, Мидии, Лидии, Фракии, Дакии в давно прошедших веках так и мелькали, а где они находились, сейчас и не угадаешь.
        Вот где у нас горные львы водятся, никак не придумаю! На Килиманджаро, что ли? Иных гор в Африке я вспомнить не могу, а на других континентах этих здоровенных кошек и не водится.
        - А чего-нибудь приметного там рядом нету? Такого чтобы все знали.
        - Что же ты, одно из самых больших высокогорных озер Земли не знаешь? В него триста рек впадают!
        Я почувствовал некоторый пробел в разговоре.
        - Да ты про озеро и не говорил! Все львы да скалы.
        - Это громадное озеро Скалой Горного Льва зовут.
        - А на карте его можешь показать?
        - Конечно. Вашим Интернетом я уже наловчился пользоваться, сейчас крутну тебе картинку.
        Что ж, полюбуемся всякими африканскими Чадами да Танганьиками. Интересно, а через чего бы побоялся плыть Невзор? Между нами и Африкой, водных преград, кроме Средиземного моря и нету.
        Зрелище открылось на Индии, а оттуда уверенно отправилось на запад. Вот она и Африка! А вот он и Атлантический океан… И все дальше и дальше на запад…
        - Слушай, тебя же на Южную Америку вынесло! Почти на берег Тихого океана!
        - Да, именно так. Сейчас эту страну зовут Империей инков, а в 21 веке будут называть Перу.
        - А что за озеро ты имел в виду?
        - Его еще зовут Титикака - горная пума в переводе.
        - А ты говорил - лев!
        - Так испанцы перевели, им эти звери очень похожими показались.
        - А тебе не очень?
        - Испанский лев мелковат, примерно как раз с пуму и будет.
        - Да в Испании и львов-то никаких нету!
        - В 21 веке, конечно нету, люди извели, а хоть сейчас, хоть в 16 веке, когда испанцы будут завоевывать земли и золото Империи инков, львы жили и охотились в Испании вовсю.
        - Ты еще скажи, что они сейчас и по Руси бегают!
        - Это смотря что считать Русью. В Новгороде их, конечно, и не сыщешь. А в черниговских лесах этот лютый зверь повалил несколько лет тому назад Владимира Мономаха вместе с конем. Князь напишет об этом в поучении своим детям через двадцать лет. Только там этот зверь редок, а в половецких землях он охотится вовсю.
        Я вытеснил Боба из Интернета и поглядел в «Поучение…».
        - Мономах же не пишет, кто это был! Просто лютый зверь, и все. Может это вовсе рысь какая-нибудь была?
        - Зверь размером с собаку и весом в 30 килограмм повалил опытного охотника на боевом коне? Не смеши! Вдобавок Мономах, охотясь на рысь, так ее и зовет - рысь.
        - Лев так и не прыгнет!
        - Африканский, весом килограммов в 150 - 200, конечно же нет. А вот поджарый испанский, весом в 70 - 80 кило, запрыгнет на коня легко.
        Я обозлился на эту Интернетовскую дискуссию. Мы, вроде как бьемся между собой, только меч у нас на двоих один. Дай я рубану! И я тебя пырну, дай только в нужный файл заглянуть!
        - Ладно, хватит о пустом. Инки, пумы, Титикака какая-то. Колумб приплывет в Америку только через 400 лет, а у меня и каравелл-то таких нету - пока не делают ничего, кроме ладей и ушкуев, а они для такого дальнего плавания слабоваты. Даже если изловчусь и выстрою похожий корабль, к нему еще и команда опытная нужна. Не умеете по реям лазать да всякие шкоты травить? Через Атлантику и не суйтесь!
        - А викинги не побоялись, и сто лет назад на обычных своих драккарах - родных братьях ушкуев, доплыли.
        - Враки!
        - Истории об этих плаваниях сыновей Эрика Рыжего - Лейфа и Торвальда, в двух скандинавских сагах-рукописях описана. А на Ньюфаундленде и Лабрадоре развалины их поселков остались.
        Пусти-ка, Боб, в Википедию. Эрик Рыжий оказался совершенно реальной исторической личностью, заселил тогда еще теплую Гренландию исландцами. Из трех его сыновей старший - Лейф, будущий правитель Зеленой Страны, сплавал в Северную Америку и привез оттуда индейскую скво, остатки генотипа которой уверенно прослеживаются и в 21 веке, средний - Торвальд, основал поселения, разгромленные многочисленными аборигенами через год, младший никаких Америк не нашел.
        Словом, как в незабвенном «Коньке-Горбунке» Петра Павловича Ершова:
        У старинушки три сына:
        Старший умный был детина,
        Средний был и так и сяк,
        Младший вовсе был дурак.
        А вот и неучтенный Полярником нюанс!
        - Слушай, Боб, а ведь Америка Америке рознь. Викингам, чтобы попасть из Гренландии на Ньюфаундленд, нужно было проплыть 2500 километров, а мне, чтобы добраться из Новгорода в Перу, нужно будет преодолеть 12000. Сколько же я туда ехать, плыть и перелезать через Анды должен? Полгода? Год? Поближе никаких ворот или лазеек нету? Ты сейчас мелковат, проберешься как-нибудь.
        - Да как тебе сказать… Были Врата Мгера возле озера Ван, и Храм Кибелы во Фригии…
        - Помолчи немножко! - оборвал его окрыленный я и начал смотреть, где все эти святилища.
        Озеро Ван тоже далековато, аж почти в Армении, а вот бывшая Фригия в двустах километрах от Костантинополя, куда мы собственно и пробираемся. Уладим с метеоритом, за неделю спровадим Полярника домой, и со спокойной душой отчалим во Францию.
        - Боб, надо в Храм Кибелы из Царь-града рвануть, там недалеко.
        - К сожалению, он уже 500 лет перестал функционировать как портал. Да и Врата Мгера закрыты очень давно.
        Я полежал на левом боку, потом на правом. Окончательное решение пришло в положении лежа на спине.
        - Слушай, Полярник, я не свободный человек, чтобы по всему миру шляться. У меня жена Забава беременна, и кроме этого ребенка, она уже никого и никогда родить не сможет. Для нее будет страшным ударом, если дитя погибнет в родах.
        Здешним повитухам я не верю. На каких-то мелких трудностях они может и изловчатся что-то сделать, подставят куда надо руки, а чуть что посложней прижмет, будут способны только кричать роженице: Тужься! Тужься! - да пихать женщине в рот ее же собственные волосы и зажигать венчальные свечи перед иконами. О кесаревом сечении речь просто не идет. Масса женщин гибнет в родах, спасти пытаются в основном ребенка.
        В общем, в родах я Забаву на местных повивальных бабок не оставлю. Врачей моего уровня на Руси пока нет. Хорошо понимаю, что с женской точки зрения я бессердечный скот, но спасать буду в случае чего в основном ее, а не своего ребенка.
        Поэтому есть три варианта решения твоей проблемы. Первый - мы совместными усилиями перекидываем тебя в какого-нибудь лихого бойца-авантюриста и путешественника, а я даю денег на этот поход и на вознаграждение ходоку.
        - Боюсь, это уже не получится, - подал голос Полярник.
        - Думаешь, все испугаются такой дальней дороги? Матвей враз желающих из ушкуйников сыщет, а они ни бога, ни черта не боятся, и за хорошие деньги пойдут куда угодно.
        - Меня пугает не проблема человеческой смелости, а ваша выживаемость.
        - А что у нас тут не так?
        - Каждый мой новый перенос дается человеку, будущему носителю, все труднее. Невзора просто поломало полчасика и все. Я в состояние его здоровья не вмешивался, нужды не было. А ведь ему уже тогда далеко за пятьдесят было.
        - А ты долго в нем обитал?
        - Да лет тридцать пробыли вместе.
        - Для восьмидесяти лет колдун выглядел просто молодцом!
        - Только выглядел. Очень любил магически внешне омолодиться. Но на его здоровье и самочувствие это влияло мало, возрастные болезни всячески донимали, накатывала старческая немощь.
        Да и в свои пятьдесят кудесник здоровьем уже не блистал. Однако мой перенос почти и не почувствовал. И ты, хоть по возрасту и близок к его тогдашним годам, имеешь здоровье и силу тридцатилетки. А в тридцать лет мужчина на пике своих физических возможностей.
        Только когда я в тебя вошел, в организме все биологические линии переломались и перекосились напрочь, выжить было невозможно. Если бы срочно не притащили священника, тебе бы пришел конец.
        Полагаю, следующего носителя я просто убью, каким бы он крепким не был. Поэтому из тебя мне выход только во Врата Богов, и никак иначе. Давай про следующий вариант.
        - Этот тоже незатейлив. Вернемся из похода, просто жди до наших с женой родов, а потом еще год.
        - А этот срок на что пойдет?
        - Ребенок очень уязвим для болезней в первую неделю, чуть-чуть менее опасен первый месяц, а пережил первый год, риск самых опасных детских состояний падает чуть ли не до нуля, и заботливый отец может осуществить свою давнишнюю мечту - побывать на Титикаке!
        Есть и свои опасности. Плывя через океан наше суденышко может попасть в шторм и затонуть слишком далеко от берегов. Я не дельфин, и просто утону.
        Потом нам нужно будет идти через наполненные хищниками, ядовитыми насекомыми и громадными анакондами джунгли Амазонки, переплывать полные пираньями и кайманами реки, общаться с далеко не ласковыми индейскими племенами.
        Караульщиков, кроме Марфы, у нас с тобой не будет. А большие кошачьи очень любят поедать собак, поэтому заинтересованные ягуары и пумы не заставят себя ждать. Кайманы с анакондами тоже в стороне стоять не станут. Плюс тьма всяких ядовитых растений. А пройти придется почти весь материк из конца в конец в самой широкой его части, от Атлантического до Тихого океана. Наши шансы увидеть громадное озеро довольно-таки малы.
        Вариант верный, но очень длительный и опасный.
        - Меня этот выход тоже не вдохновил. Давай последний.
        - Последний просто сомнительный, и для меня абсолютно новый. Что ты знаешь о порталах?
        - Да то же, что и все.
        - Расскажи мне, и я стану таким же как все.
        - Порталы перебрасывают тебя из одной точки пространства в другую.
        - А откуда берется для этого энергия?
        - Энергии полно вокруг, ее продуцирует сама планета. Нужно только уметь именно эту энергию скачивать для перехода.
        - Пусть бы в портале какие-нибудь механизмы и закачивали.
        - Портал отнюдь не источник энергии, и не механизм для перехода. Он маяк, якорь, начальная и конечная станция. Без него ты тоже можешь прыгнуть, но чем это закончится, неизвестно. Ты можешь прибыть на 500 километров в сторону от нужного тебе места, можешь оказаться внутри горы, дерева, большого камня или скалы.
        Портал гарантирует, что ты не ошибешься, и попадешь без всякого риска в нужное тебе место. Но взять и использовать эту энергию может далеко не каждый. Перемещаться по планете попроще, риск не очень велик, и, если ты хоть раз видел раньше нужное тебе место, можешь кое-как обойтись и без маяка, особенно при больших способностях.
        А вот перемещаться между планетами или звездами без порталов можно и не пытаться. Вращаются планеты вокруг своего Солнца, одновременно летят солнечные системы в Галактике, движутся и сами галактики. Сделать бросок можно, только неизвестно куда вылетишь. У нас на такие вещи способны очень немногие, они и ставят порталы в других мирах. А к чему ты это спрашиваешь?
        - Да хотелось бы сразу перепрыгнуть к Вратам Богов, пристроить тебя к месту и махом прыгнуть обратно.
        - Это невозможно!
        - А что ж так?
        - Люди на такое неспособны.
        - Почему? Чем мы хуже других мыслящих существ? Более дураковаты?
        - Дело не в этом. Должна быть некая емкость в твоей душе, которая может принять довольно-таки большой объем нужной для телепортации энергии.
        - Я читал об этом. Могучие кудесники переносятся сами, куда хотят, волшебники послабее используют чужую энергию для переноса, заключенную в какую-нибудь вещицу и жестко привязанную к точке выхода. То есть ты можешь отправиться откуда пожелаешь, но, чтобы не разбил обо что-нибудь башку и не зарылся в какой-нибудь холм, тебе ставят привязку к определенной местности.
        - Вроде как наш маяк-врата?
        - Вот-вот.
        - Мы никогда таких способностей за людьми не замечали. А ты где читал? В каких-нибудь стародавних рукописях? Общеизвестны такие маги и о них ходят народные легенды?
        Я повертел свою память, потом прошелся по Интернету, после чего озвучил горькую правду:
        - Все такие рукописи написаны в основном в 21 веке, и изданы как фантастика. Даже ни об одном из таких волшебников не ходит общеизвестных легенд.
        - А малоизвестных?
        - Да тоже ни шута не ходит! Везде нужно найти какую-нибудь дверь, и то тебя обычно выносит в какой-нибудь потусторонний мир. Вот бесы и черти к нам, похоже, через какие-то такие воротца и прорываются.
        Из людей на телепортацию был способен один лишь Будда - перенесся сам и перенес своих учеников через разлившийся Ганг, но Будда есть Будда, чего уж тут говорить, нам не чета. У него таких чудес сотни, если не тысячи. А у всех остальных людей - ничего похожего!
        - А кто такой этот Будда? - поинтересовался инопланетянин.
        - Сам Будда просил не считать его богом, но индуизм считает его одной из аватар-воплощений Бога Вишну, хранителя мироздания. А человеческие и божественные силы несопоставимы.
        - Может быть это обман?
        - Может быть. Только в 21 веке в него верит больше миллиарда человек.
        Реально разбросаны по Земле какие-то сооружения, вроде ваших врат: камни Стоунхеджа, дольмены, Звездные Врата, Ворота Солнца, лестницы, ведущие в никуда, но все это обязательно сопровождается историями о приходе оттуда Богов. Или ничем не сопровождается, если строение уж очень древнее.
        Но легенд и мифов о людях, их использующих, не было и нет. Есть какие-то обрывки, вроде - зашел куда-то и пропал, вернулся через сто лет таким же молодым, залез невесть куда, и тоже получил массу ярких впечатлений, но внятных историй о разумной постройке и использовании таких сооружений человеком нет.
        - Но можно ведь и не строить! Телепортируйся сам по себе, и все дела, - вмешался Боб, - об этом-то ничего нету?
        - Абсолютно пусто! Даже явных выдумок и тех нет! Ваши Врата явно рассчитаны на массовые или очень частые переходы, но ваши Сильные ими, поди, особенно и не пользуются.
        - Я с ними никогда не общался, не знаю.
        - А чего тут знать! Если плывешь ясным днем, на что тебе огонь маяка?
        - Может быть.
        - Точно тебе говорю! И наверняка полно каких-нибудь историй о том, как они залетели куда-то не вовремя, вылетели не туда, и этому есть очевидцы.
        - Таких историй хватает.
        - А у нас тысячи лет пустота!
        - Может быть научить было некому? А особо талантливые свои способности наверняка прячут. У вас ведь испокон веков так заведено, заорать - это против Бога! - а сноровистые жрецы тут же оттащат или на плаху, или на костер.
        Я промолчал. Этого у человечества не отнять.
        Кстати, насчет учебы.
        - А кто у вас учит? Сильные?
        - Нет, их слишком мало.
        - А кто же?
        - Не Сильные, но посильнее остальных.
        Мне подумалось: не академики, а профессора.
        - А ты силен?
        - Обычный середняк! Даже не определю, годен мыслящий к этому или нет.
        - А кто определяет?
        - Те, кто посильнее меня, но против Сильных и Учителей откровенно слабоваты.
        Кандидаты наук. Не блещут, но тоже кое-что могут.
        - Но и из отобранных обучить реальному переносу в пространстве удается одного - двоих из сотни. Вот и получается, что из ста тысяч кандидатов путешественников из них выходит пять - семь.
        - А из нас, людей, не пытались выбрать достойных?
        - И мысли такой не было. Поумнели - варитесь в собственном соку!
        Дело вырисовывалось тухлое. Ничего он у меня не определит, и выучить не выучит, а у представителей человечества своих способностей едва хватает только на то, чтобы, напрягая все свои силы, двигать по столу пустой спичечный коробок. Где уж тут за тысячи километров мою тушу весом в восемьдесят кило закинуть!
        Да и шанса оказаться одним из пятерых в громадной стотысячной толпе у меня практически нет. Я работящ, но ни в одну лотерею никогда не выигрывал. Когда-то очень давно с одной девушкой ввязался играть вместе в книжную лотерею, где каждый третий билет выигрывал.
        Рисуясь юношеской щедростью, заявил: «Плачу!» Она себе взяла пять билетиков, а я, для утверждения мужского превосходства, рванул десять. Результат был плачевен. Она выиграла четыре раза какие-то небольшие, но приятные деньги, мне из десяти возможностей не улыбнулась ни одна.
        - А ты спать ложиться думаешь? - поинтересовался Полярник. - Завтра Богуслав вскочит ни свет, ни заря и всех кинется будить. Он пока твоего выхода из комы ждал, только и говорил о том, что вам нужно торопиться, дельфины могут уйти, и время не ждет.
        Ох, чую не к дельфинам его тянет!
        - Это да. Поднять он может, - согласился я и подумал: а возле Парижа сейчас тихий вечер…
        Весь народ уже улегся. Заливисто храпел протоиерей, что-то бормотал во сне по-польски Венцеслав, возился под тяжелой рукой богатырши Татьяны Олег. Покой спящего лагеря слегка нарушали доносящиеся от соседнего, почти потухшего, костерка шумные вздохи Вани и постанывания Наины - молодожены, видимо, мирились окончательно. Вскоре они притихли, и я уснул крепким сном умаявшегося за день человека.
        А на следующий день нас поймали кентавры!
        Я всю жизнь считал, что полулюдей-полуконей придумали фантазеры греки. В их мифах кишмя-кишат сатиры, под каждым кустом резвится фавн, а в ручьях обосновались нимфы. Конечно, с этой нечистью нужно ухо держать востро - того и гляди налетят и заклюют гарпии с грифонами, одноглазый циклоп захочет тобой закусить, завоют-заголосят сирены, но самые страшные в этих сказках, с моей точки зрения, гекатонхейры. Вдруг ухватят всеми ста ручищами, да решат каждой из пятидесяти голов на зуб попробовать? Мало не покажется!
        В этой толпе какому-нибудь древнегреческому затейнику отсодомить приглянувшуюся лошадку наверняка не составило труда, и безответная кобылка принесла приплод. Бегают же вовсю даже и в 21 веке лошаки и мулы, помеси лошадей с ослами. А чего же человеку, отставать что ли?
        Вот и придумали до кучи здоровенного кентавра, сильного, очень умного и знающего, но почему-то сильно пьющего и буйного. Где же греки могли встретиться с такой неординарной личностью? С русскими, что ли, на каких-то выселках столкнулись?
        И вот они, метисы! Явились, не запылились. Их было около пятидесяти, кентаврисс и кентаврят среди них не наблюдалось. Было ясно, что мы столкнулись не просто с кочевой ордой в пути, а нарвались на сторожевой отряд.
        Они выехали из какого-то оврага с пологими стенками и махом нас окружили - засада чистой воды. В могучих руках все кентавры держали оружие. Длинные копья соседствовали с грозными булавами, кое-кто уже испытывал на прочность тетиву лука, поблескивали кривые сабли. Остановились неподалеку.
        Главарь подъехал к нам, поднял правую руку с саблей и приказал:
        - Остановитесь!
        Новой схватки нам совершенно не хотелось - хватило вчерашних передряг, и мы безропотно остановились.
        - Кто такие? Куда идете?
        - Идем в Херсон, - не стал запираться Богуслав, - до Русского моря хотим добраться.
        - Подозрительные какие-то вы путешественники! Не купцы, товару нету. И не дружинники - оружие не у всех. Компания у вас больно пестрая - и поп, и воины, и бабы. Может хотите выведать для местного воеводы места наших стоянок? Сгубить наших жен да деток?
        - Что ты, что ты, сын мой! - замахал руками протоиерей. - Мы аж из Великого Новгорода идем, никаких ваших дел тутошних и не ведаем.
        - Черт тебе сын! - хмуро отозвался атаман, по всему видать большой любитель человечества, - перебить бы вас всех, но боюсь Боги будут недовольны. Зевс к нам последнее время не благоволит. Впрочем, и выясняться с вами, лживые людишки, бесполезно - нет в вас ни чести, ни совести. Понаврете тут, да и поедете дальше - свои подлые делишки творить.
        - Мы волхвы! - пискнула Наина. - С нами связываться опасно!
        - Проезжал тут позавчера волхв, с женщиной и пятерыми бойцами, тоже пугал: жизни лишу, я сильный колдун! Посмеялись. Мы человеческого колдовства не боимся, у нас совсем другая порода. Да и магов с астрологами среди нас немало - почитай каждый второй, защититься всегда сумеем.
        Проезжий колдунишко этот попыжился, попыжился, аж вена на лбу вздулась, а ничего не выходит - не по зубам добыча. Тогда стал он нас своими воинами пугать: это лучшие из лучших, в прочнейших кольчугах, любого осилят! Я ему на это: только их всего пятеро, а нас в десять раз больше. Доспехов на нас нет, но крепкие копья, которых у нас тридцать штук, любую вашу кольчугу пробьют. Да и палицей так съездим по башке, что мало не покажется.
        Бабенка ему и говорит:
        Невзор! Не связывайся! От них лишь бы ноги унести!
        А его бойцы даже мечи вынуть не решились. Отдал он нам здоровенный кошель с золотом, перстни с самоцветами поснимал, серебришко мы ему на жизнь оставили. А еще бы чего буркнул - убили бы точно. Видно было, что поганец. Да и баба у него редкостная вонючка.
        За то время, что кентавр излагал эту историю, я проверил его жизненные линии как ведун. Против человеческих они были гораздо мощней и толще. Шансов изогнуть или порвать эти канаты у меня не было никаких. Испытал на рассказчике свою силу волхва. Ощущение было, будто ударил кулаком по бетонной стене. Что ж, попробуем иначе.
        Богуслав встрепенулся и с сожалением проговорил:
        - Жаль, что вы не убили черного волхва!
        - К сожалению, это пришлось делать нам, - решил поучаствовать в беседе и я.
        - Магией пришибли? - поинтересовался кентавр. - Вы же вроде тоже волхвы.
        - Не осилили.
        - И чем же вы его все-таки доконали?
        - Стрелой в глаз.
        - Отравленной, как при убийстве моего предка и тезки Хирона Гераклом?
        - Обычной одолели.
        - Мне он тоже не понравился. Да и бабенка, хоть вроде бы немножко великого колдуна и поумней, редкостная гнида. Ладно, хватит о печальном, давайте вас грабить. Отберем золото и прочие малонужные вещи, выручим замученных вами лошадок - пусть с нами попасутся. Оставим вам из человеколюбия немного серебра - прокормитесь по дороге к морю, не издохнете, - и он убрал саблю в ножны, висящие на поясе.
        Известие радости нам не прибавило. Серебра у нас и так-то не очень много, в основном деньги везем в золотых монетах, чтобы общий вес и объем убавить, а расходы еще предстоят немалые. Лошадей, оружие, кольчуги, похоже, тоже отнимут. Конечно, будем изворачиваться всячески, чтобы продолжить поход и дойти до Константинополя, но как получится, неизвестно.
        Да и нет гарантий, что человеколюбивый потомок Хирона к концу всех бесед не скажет:
        Показались вы мне вначале неплохими людишками, а сейчас присмотрелся и вижу: поганцы вы еще хуже Невзора! Займитесь ими, мои верные коняги! - и нас поднимут на копья.
        В битве мы против этакой орды долго не выстоим, хороших бойцов среди нас немного, махом сомнут. Выхода из нехорошего положения я не видел.
        В голове раздался голос Боба:
        - В Интернете пишут, что кентавры очень охочи до споров и азартных игр с людьми - любят показать свое умственное превосходство. Но и проигрывают с достоинством, от расплаты за проигрыш никогда не отказываются, увильнуть не пытаются.
        Конечно, выход довольно-таки странный, подумалось мне. Вроде подошел к тебе в лесу разбойник со здоровенным кинжалом, а ты ему:
        Давай-ка, дружок, лучше в салочки поиграем или в лапту перекинемся - так он тебя трехэтажным матом пришибет еще до того, как выронит от смеха и удивления нож из рук.
        Но другого способа сохранить имущество, а возможно и жизни, просто не было.
        - Послушай, Хирон, а не желаешь ли во что-нибудь сыграть?
        Кентавр радостно потер здоровенные ладони друг об дружку.
        - Неужели рискнешь? Ведь мы вас сильней, быстрей, ловчей и, само собой, гораздо умней.
        - Как Бог даст, - уклончиво отозвался я.
        - А во что будем играть? Мяча с собой нет, бегаешь и кидаешь предметы ты гораздо хуже меня, шашек и шахмат с собой не прихватили. Игра в кости на удачу только и рассчитана, скучна и неинтересна, мы в нее только в детстве и играем. Может чего свое предложишь?
        Домино или игральных карт, бересты для морского боя и крестиков-ноликов, бочонков лото с карточками, у меня в седельных сумках почему-то не оказалось. Обвел ватагу взглядом: может у моих игроманов чего завалялось? Народ глядел на меня недоуменно: что это ты за чехарду вместе с бирюльками для коней хочешь тут затеять?
        Неожиданно вспомнились музыкальные конкурсы будущего, всякие Евровидения и Сан-Ремо. С моим теперешним голосом я кентаврам не уступлю.
        - А вы петь умеете?
        - Это нет, в этаких делах не сильны. Говорим и кричим совершенно по человечьи, а вот петь не горазды - горло, видать, не то. Слушать любим, особенно душевные песни, только очень уж они редки.
        - А если мы вам споем пару задушевных песен, отпустите не ограбив?
        - Это можно. Такой песни хватит и одной, но, чтобы это была настоящая игра, увлекательная, давай порешим так: изловчитесь исполнить этакую арию, взяв не силой голоса, а душевностью - уезжаете отсюда так же вооруженные, на своих же лошадях куда хотите с серебром и с золотом, а уж коли не получится - ограбим вас подчистую, все отнимем и в исподнем пустим. Рискнете?
        - Можем и рискнуть.
        - Песен о сражениях, несчастной любви, пьянке и о конях не надо - не любим, - сузил наш выбор Хирон.
        - А ежели обманете?
        - Это как?
        - Песня понравится, а вы скажете, что нет?
        - Так могут сделать только людишки, - гордо заявил кентавр, - для нас кого-то обмануть, это как себя обмануть и моему народу это несвойственно. Можете спеть и несколько человек, но недолго, по одной, две, самое большее три песни на каждого.
        Да, кстати, вашим женщинам мы платья оставим, но не вздумайте под ними спрятать чего-нибудь ценное - все равно отнимем, и тогда каждого второго за попытку обмана зарубим. Ладно, можешь пока посоветоваться с остальными, - и он отправился к своим, отъехавшим на время переговоров в сторонку.
        Я оглядел отряд - такие решения принимаются только всем коллективом, уж больна велика ответственность.
        - Ну что, мальчики и девочки, - весело спросил Богуслав, - с одним золотишком расстанемся или всем имуществом рискнем?
        Народ молчал. А у Фарида и исподнего-то, поди, нету! Перевел речи Хирона на персидский язык.
        Араб думал недолго:
        - Мне на халат наплевать! А с золотом не расстанусь!
        Богуслав озвучил остальным путешественникам русский вариант перевода, и ватага заорала:
        - И нам эти коне-люди не указ! Видали мы таких китоврасов! Конечно рискнем!
        - Вы понимаете, что в случае неудачи останетесь в безлюдной степи голые и босые? - поинтересовался я.
        Представители человечества осеклись, и стали шушукаться уже без всякого шапкозакидательства.
        Наконец слово взял Иван, никогда не боявшийся ответственности и неприятных последствий после неверных решений.
        - Мастер, мы тут посоветовались и решили рискнуть. Будем петь и петь будем душевно. Иначе наш поход завершится неудачей.
        - А что ж так?
        - Долго будем по степи брести до Славутича, а потом идущую до Херсона ладью искать - они часто только до Олешья плывут или сразу в Константинополь уходят. Опять же сильно отклонимся вбок от прямого пути, много времени потеряем - уйдут дельфины. Что с серебром пойдем, что голые, все едино - пропадем сами и Землю загубим. Выход есть только один, как это часто бывает у русского человека: биться и победить! Раз сила голоса не важна, петь будут все, кто может, а пойдут плохо дела, споют и те, кто не может. И отступать тут нам некуда!
        Вся ватага, особенно исконные русаки - поляк, булгарин, перс и иудейка, согласно закивали. Земля-то общая, а трусов в нашей команде сроду и не водилось.
        - Подумали, может увлечь китоврасов нашим общим делом, так не верят они нам, людям, ни в чем, - продолжил Иван. Они, дескать, честнейшие коники, а мы все - отъявленные брехуны. Так что споем. Пока посидим молча, каждый пусть для себя по паре песен выберет.
        Песни я выбрал быстро, хотя память не подкачала и вариантов были сотни. Сначала отобрал общеизвестные и любимые народом «Вечерний звон» и «Во поле береза стояла». Еще маленько подумав, решил, что для резерва сгодится «Соловей мой, соловей» на стихи друга Пушкина барона Антона Антоновича Дельвига, умершего от неведомой мне гнилой горячки и прилег на подсыхающий уже кипчак. Ковыль был жесток, полынь вонюча, а больше в этих краях ничего и не росло.
        Повалявшись и поразмыслив, я удивился своеобразности своего выбора. Чем мне не угодили русские народные песни? Почему из всех них пролезла одна береза? Ладно, не прокатили «Валенки», непарнокопытным они ни к чему, и песенка об этой обуви будет чужда кентаврам, не пошло в ход «Гори, гори ясно, чтобы не погасло» - неведомо, как отнесутся потомки травоядных к идее большого огня, чреватого страшным степным пожаром, но что смогло помешать блеснуть «Калине красной» или «Порушке-Паране»?
        И почему из всех отечественных композиторов такое преимущественное право на две песни, которые, возможно, спасут наш мир, получил израненный герой Отечественной войны 1812 года, кавалер трех орденов и автор двухсот романсов (и это, не считая крупных произведений!) Александр Александрович Алябьев?
        Совершенно не понимаю!
        Полярник сидел тихо, видимо опять нырнул в Интернет. Еще за завтраком он рассказал мне, как его увлекает работа в этой системе.
        - А у вас что, такой нету? - подивился я упущению этой важной вещи высокоразвитой цивилизацией.
        - Конечно есть. Но наш уж больно какой-то весь прилизанный, приглаженный, выхолощенный. Чуть подумаешь о чем-то и вся нужная информация уже у тебя в мозгу. Нету борьбы, поиска, азарта, удовлетворения от получения результата.
        Мне оставалось только завистливо вздохнуть. Я бы охотно пожил сейчас по-простому, без опаснейшей и лишней борьбы, как-нибудь очень прилизанно и этак приглаженно.
        Кстати, есть тема для полнокровных и азартных занятий инопланетянина.
        - Слышь, Боб, а чего там пишут про наличие на Руси кентавров? Я думал это чисто греческая выдумка. Наши их еще китоврасами какими-то неведомыми кличут, погляди, что за словечко такое.
        - Минуточку!
        Прошло минут десять до того, как звездный странник вынырнул из неистощимых закромов Всемирной Паутины.
        - Кентавры упоминаются в русских сказаниях начиная с 11 века. Они долго мелькают на фресках церквей, причем отнюдь не среди сатанинской нечисти. Первым из них был Полкан-Китоврас.
        - А за что это его таким собачьим именем наградили?
        - Это уж потом так собак в его честь стали называть, чтобы псы росли такими же, как и он - отважными и сильными. А Полкан, Полкон или Полу конь, это то ли имя, то ли обозначение его естества.
        - А китоврасы?
        - Русский синоним слова кентавр.
        - Вот оно как… А какие песни они считали душевными?
        - Очень ценили арии Орфея, сына Аполлона, написанные и исполненные им самим. Много сотен лет прошло с той поры как жил великий певец, но равного ему по таланту композитора и исполнителя пока не рождалось.
        - Мы, боюсь, тоже послабее будем, да и гомосексуализмом не увлекаемся, - припомнив миф про Орфея, заметил я.
        - Он же, чтобы Эвридику, свою жену, выручить, аж в царство мертвых пошел! - возмутился Боб.
        - А после того, как не выручил, в женщинах разочаровался, и начал усиленно учить юношей любви к мужчинам. То есть, говоря на грубом языке 21 века, взялся склонять их к пассивной педерастии.
        - Не верю!
        - Проверь, - равнодушно сказал я. - Всю Северную Грецию этому выучил, основоположник, можно сказать, такого обучения юношества.
        Боб притих, видимо занялся проверкой.
        Подошли Олег с Таней. Говорить стала более решительная богатырка.
        - Хозяин, мы петь не будем!
        - Что ж так? Хотя вы же наемники! Денег у вас сроду не было и нет, платье Татьяне оставят, а оборотень высунет хвост из дырки в трусах, да и побежит. А на общее дело вам наплевать.
        - Зря обижаешь. Мы бы спели, только у меня голос сразу на какой-то визг срывается, а волчок уже на середине первого куплета, как пес под дудочку выть принимается, не выдерживает звуков собственного пения, хотя и находится в человечьем обличье.
        - Покажите, - не поверил я. Поди поют, как все поют, а тут жеманничать начали, в стыдливость взялись играть!
        Повизжали и повыли. Хм, не обманывают. Так для слушателей петь нельзя.
        - Ладно, идите, чего ж с вами поделаешь…
        У кентавров поднялся шум. Пора! Я собрал наших в кучу и спросил:
        - Кто первый будет петь?
        - Пой ты, Володь, - скомандовал Богуслав, - у тебя все-таки голосина невиданная, может сразу ей китоврасов ошеломишь, не придется нам позориться.
        - А может мой голос именно после ваших голосков и блеснет? - решил поумничать я. - В мое время на выступлениях именитых певцов вообще так было принято: вначале выпустить на сцену второстепенные голосишки, а уж к концу блистал сам мастер.
        Но тут народ разорался, и я пошел звать слушателей.
        - Вы чего там голосите? - поинтересовался Хирон. - Распеваетесь?
        - Распелись уже, - мрачно буркнул я. - Идемте, возле нас встанете.
        Галдящие китоврасы вновь окружили нашу ватагу кольцом, притихли (какие они все-таки шумные!), и концерт начался. В связи с тем, что грабители поголовно говорили басом - сказывалась увеличенная и уплощенная против человека грудная клетка, я выбрал самый высокий тенор-альтино - удивим этаким нестандартным для них вокалом.
        Во поле береза стояла,
        Во поле кудрявая стояла,
        Люли люли стояла,
        Люли люли стояла.
        К концу я уже выдавал такие рулады, что ахнешь!
        Я ж пойду погуляю
        Белую березу заломаю.
        Люли люли заломаю.
        Люли люли заломаю.
        Срежу с березы три пруточка
        Сделаю три гудочка
        Люлю люли три гудочка
        Люли люли три гудочка.
        Конечно, незатейливо, да зато как душевно!
        Но кентавры оценили эту вещицу иначе.
        - Зачем было ломать дерево? Из-за дурацких трех дудок? Собрался в три горла дудеть?
        Что ж, не прошел фольклор, выставим классику. В этот раз загудел привычным для слушателей низким басом-профундо.
        Вечерний звон! Бом! Бом! Вечерний звон!
        Как много дум наводит он! Бом, бом.
        Выражение лиц конелюдов представляло собой смесь равнодушия и скепсиса. Конечно, где тут в этой степи проникнешься прелестью колокольного звона! Тут и церквей-то близко никаких нету.
        Резерв! Затянул колоратурным контральто:
        Соловей мой, соловей
        - перешел на плавающее сопрано:
        Га-а-ала-а-асистый са-а-алавей!
        Женская прелесть тоже никого не вдохновила. Разгром был полный!
        Хирон сказал:
        - Ты, конечно, голосист, и арии у тебя заманивающие, но душевной жилки в тебе нету. Нету притягательного огня, одухотворяющего пение. Иди отдохни.
        Дальше пошло еще хуже. Кузимкула, Венцеслава, Наину и Фаридуна кентавры отсекли сразу за попытку исполнения песен на непонятных для них языках - душевности все равно не будет. Попытки иноязычных народов пристроить тексты с переводами были безжалостно пресечены.
        - Много языков знаем, - басил стоящий справа от Хирона Агрий: - греческий, латинский, русский, печенежский, половецкий, неплохо понимаем и хазарский, но таких странных наречий, как у вас, и не слыхали, и не ведаем.
        Песен на указанных языках инородцы исполнить не смогли.
        Матвей своим приятным баритоном успел исполнить только первый куплет и припев. Отправили улучшать репертуар.
        - Не надо про резню и грабеж! Сами этим живем. Посиди, подумай, может чего безобидное вспомнишь.
        Высунулся Богуслав. Все сразу вспомнили его пение про поход в Тьмутаракань и мысленно застонали. Предчувствия нас не обманули.
        Полились какие-то мерзкие песнопения о разухабистой девице, творящей разнообразные непотребства и после этих действий припевом шло:
        А Тася улыбнулась,
        Назад не оглянулась.
        Обдернула юбчонку
        И отошла в сторонку.
        Музыка была поганей некуда, вокал хромал на каждом шагу - периодически Слава даже пускал петуха. Пел он очень уныло, без вдохновения. Песня была длинной и даже не забавляла.
        Я плюнул. С этим творением неизвестных авторов от степного грабежа точно не избавишься. В голову пришла неожиданная мысль: а что если спеть что-нибудь этакое льстиво-подобострастное?
        Взять что-нибудь из того, что сотни лет ценится русским народом, к примеру:
        Мне малым-мало спалось
        Ой, да во сне привиделось.
        Казацкого есаула заменить на догадливого кентавра:
        А кентавр догадлив был,
        Он сумел сон мой разгадать…
        И только тут я впервые обратил внимание какова реакция слушателей на мерзопакостные боярские куплеты. Человеческий верх у всех вел себя по-разному. Одни уперли руки в боки и подбоченились, другие пытались дирижировать, третьи еще что-то, но равнодушным не остался никто. Передние ноги в лошадиной части приплясывали у всех, многие пытались тихонько подпевать. Триумф был полным!
        Наконец песенке пришел конец. Кентавры обождали, не польются ли еще замечательные песнопения, затем начали хлопать в ладоши. Рукоплескания быстро переросли в овацию.
        Затем китоврасы стали требовать продолжения концерта. Они яростно орали, усиленно размахивая хвостами и топорща гриву:
        - Еще! Пой еще! Песню!
        Богуслав вздохнул и начал петь аналогичную нуднятину, но был прерван криками:
        - Эту не надо! Опять про Тасю давай! О юбчонке снова спой!
        Песня враз стала шлягером. Славе пришлось ее спеть еще три раза, и только после этого публика удовлетворилась.
        После этого долго переписывали древнерусский шедевр, кричали и переводили текст на более привычный конелюдям греческий, пытались спеть сами. Надо сказать, получалось гораздо мерзей, чем у заместителя Орфея Богуслава.
        Я стоял и беседовал с Хироном, черпая знания из Интернета.
        - А я думал, что ваш народ Геракл перебил.
        - Это миф, - отрицал кентавр, - сам от нас едва ноги унес, когда отравленные стрелы кончились.
        - Чего ж тогда из родной Эллады ушли?
        - Захватили власть римляне, навязали свою христианскую религию. При старой греческой вере, при всех этих Зевсах, Артемидах и Гермесах, спокойно жили-поживали, горя не знали, жрецам храмов этих богов до нас никакого дела не было. Жили мы в лесах да в горах, возделывали землю, выращивали овощи, злаки и фрукты. Иногда предки селились и в человеческих городах.
        Основоположник нашего рода Хирон учил человеческих деток, а из них потом вырастали герои, вроде Геракла, Ахиллеса или Ясона, такие врачи, как Асклепий, лучший из лучших певец и музыкант Орфей.
        Это потом уж греки в своих мифах понаврали, что тем все дали божества, а реально? Ну уродился ты сильным, умным да голосистым и что? Бог тебя будет учить мечом махать, из лука стрелять, микстуры да настойки замешивать, на лире играть? Всему их Хирон выучил. Только, пожалуй, поторопился он из чересчур буйного Геракла лучника делать, через это и погиб. Поплыли аргонавты за золотым руном, предок им первую в мире звездную карту сделал, а то, глядишь, и не нашли бы никакой Колхиды.
        Люди относились к нам доброжелательно, и мы торговали с ними. Хирон был женат на греческой женщине по имени Харикло, а отнюдь не на кентавриссе, и у них была дочь, совершенно человеческая девочка, а потом такая же внучка. Никаких кентаврят не нарожалось!
        В общем, если не учитывать вспышки дикой ярости у Геракла, точно так же перебившего и своих человеческих родных - некоторых из своих многочисленных детей и попавшихся под руку племянников, мы жили и соседствовали с людьми очень мирно.
        Это уж потом в легендах нас обгадили: кентавры, дескать, пьяницы, насильники и буяны, а кого мы больно по пьянке и из-за буйности нрава убили да изнасиловали? Уж не Гераклы какие-нибудь. Все это так, злые выдумки.
        А вот при новой вере за дело взялись попы и взялись на нас науськивать не рассуждающую толпу, тупую серую человечью массу. Стали про нас врать всячески: эти конские выродки, слуги и пособники дьявола, царя Соломона донимали, поганят правильную веру, и их надо срочно убить. Вот и взялись убивать, да так, что Гераклу и не снилось. Пришлось бежать.
        Привыкли и здесь. Пасем скот, выращиваем кое-что по мелочи, грабим проезжающих. Раньше платили дань печенегам, теперь платим половцам, да и не все ли равно? Точно так же платили бы и русским, какая нам разница? Живи и не мешай жить другим, вот что главное.
        Так русские понавешали себе крестов на грудь, да взялись нас донимать хуже греков. Десять раз за этот год пришлось стоянку менять. Овцы еще и траву не успевают подъесть, а уж русские дружинники с обнаженными мечами тут как тут - норовят язычников-китоврасов порубать.
        Предлагали попам и нас крестить, чтобы мы с русскими единоверцами стали, да куда там! Только и орут: вы не по образу и подобию Божию созданы, а стало быть отродья Сатаны.
        А нас слишком мало, чтобы большой бой принять, не очень кентавры плодовиты - приходится и тут бежать. Вот так мы и мыкаемся.
        Наконец писанина была закончена, и мы стали садиться на коней.
        - Гляжу лица у вас у всех какие-то настороженные, - заметил кентавр, - тоже, видно, судьба нелегкая. Если очень нуждаетесь, можем за такую песню несколько овец выдать, недалеко пасутся.
        - Спасибо, не надо, налегке идем.
        Пожимая Хирону лопатообразную ладонь на прощанье, я сказал:
        - В недобрый час нас судьба познакомила. Вас как перекати-поле по миру гоняет, мы по степи тоже не просто так путешествуем. Совершенно нет времени остановиться, спокойно поговорить. Ну да ладно, может быть повезет, еще раз когда-нибудь свидимся. А теперь прощай.
        И мы поехали. Через какое-то время я обернулся. Хирон все так же глядел нам вслед и помахивал на прощанье здоровенной, похожей издали на флажок, ладонью.
        Мы ехали, ехали, ехали. Я рассказал Богуславу о подселившемся ко мне Полярнике.
        - Это он тебя возле Невзора завалил?
        - Кто же еще!
        - Ладно, хоть жив остался, и с ума не сошел. А выжить его, говоришь, только возле неведомых ворот в тридевятом царстве можно?
        Я кивнул.
        - Да, просто джинн, пожалуй, удобней в этих делах бы был.
        - Выбор был невелик, - усмехнулся я, и стал рассказывать про порталы и телепортацию.
        Вот тут Слава загорелся.
        - Это ведь можно было бы и во Францию махом попасть! И назад!
        - Да, это многое бы в нашей жизни изменило, - согласился я. -И на Русское море, и к сельджукам за день бы сгоняли. Повозились бы чуток подольше с дельфинами и пей вино прямо из бочки! Только бодливой корове бог рога не дает. Поэтому езжай да радуйся, что не в исподнем вдоль реки бежишь.
        Ты молодец, что этакую песню спел, после которой нас не ограбили кентавры. Не знаешь, кто ее написал? Прямо охота ему руку пожать!
        Богуслав сунул мне свою лапищу.
        - На, жми за слова.
        Я с удовольствием потискал его крепкую ладонь.
        - Жми уж сразу и за музыку.
        - Тоже ты?
        - А кто же еще.
        Пожал еще раз.
        - Давно пишешь?
        - С шестнадцати лет. По сильной влюбленности для Настеньки своей первый стих написал.
        - Удачный?
        - Да дрянь была несусветная, что-то про влюбленных и робких соловьев, но Настена меня за эту чушь в первый раз поцеловала.
        - Прочти.
        - Больше сорока лет уж прошло, ничего и не помню. Вот ощущение величайшей радости, самой яркой в моей переполненной событиями жизни, что пришло после того поцелуя, врезалось в память намертво - не позабудешь.
        Время от времени брался опять писать. Напишу, прочту, и выкину. Не люблю дрянь делать и поделку этакую людям показывать.
        Потом лишился я Настеньки, весь мир стал состоять из горя и боли. Лет десять ничего такого не мог и не хотел писать.
        Время шло. Пока между войнами заняться было нечем, как-то взгрустнулось, сел опять стишки на бересте марать. Один раз гляжу - сносно получилось. И совсем не так, как бояны поют, не вычурно. Можно сказать, даже веселенько кое-что звучит. Вот с той поры, как минутка пустого досуга образуется, я и пишу.
        - А как музыку стал придумывать? Поделись! Или чужое чего припоминаешь?
        - Мне чужого не надо. Я как стишок дописал, бросаю это дело, и ухожу куда-нибудь. Некоторое время или брожу, или другие дела делаю, потом прихожу, начинаю вычитывать написанное и сразу править.
        - А тут же после написания этого сделать нельзя?
        - Никак нельзя. Сразу читаю, мне все всегда нравится, все хорошо, все выше всяческих похвал, ничего менять не надо.
        А вот вглядываюсь через какое-то время и вижу: вот это словцо лишнее, не к месту оно тут, топорщится как-то и из-за него вся строка какой-то корявой делается - его надо убрать, это требуется заменить на похожее по смыслу, но звучащее иначе, и весь куплет засияет, эти слова надобно местами переставить, а то ни складу, ни ладу нету. Иной раз по три-четыре раза приглаживаю да подчищаю, правлю от души.
        А пока с этим вожусь, в голове начинает звучать негромкая музыка. Заканчиваю правку, уже знаю на какую мелодию все это будет петься.
        Голосишко у меня гадкий, и я этим, конечно, всю песню порчу, но деваться некуда, хотя бы раз спеть-то надо. Обычно я свои поделки дружинником послушать давал. Обычно они это на припевах подхватывали сначала хорошими голосами, а потом и хором. А уж потом, в походе или на гулянке какой, как рванет запевала эти переливы, прямо слушаешь и поражаешься - неужели я мог так замечательно написать.
        - Как же бойцы относились к тому, что воевода, от слова и решения которого их жизни зависят, похабные да скабрезные песенки маракует?
        - Кто это им об этом скажет? Будут их потом разные глупые мысли грызть-глодать. Иной раз приходится перетягивать какой-нибудь момент боя, подольше на каком-нибудь участке нужно повоевать, постоять насмерть, а им будет думаться: затих не вовремя воевода - вместо того, чтоб нам на помощь засадный полк двинуть иль отступить на нашем краю, стишата, поди, свои паскудные обдумывает, и дрогнут воины, и побегут не ко времени.
        - А как же появление новых песен перед дружиной объяснял? Кто-то по пьянке в харчевне пел, а ты услыхал?
        - В трактирах и корчмах, конечно, часто поют, но поют все больше известное, новые песнопения в редкость, и возьмись я из раза в раз новизну переть, заподозрят во лжи. Да и поход в харчевню для боярина в редкость - я был женат, повар в доме свой, мне харчиться положено дома. Ну, а уж в походе все из одного котла едим, надолго дружину не оставляю.
        Поэтому выдумал себе пестуна моих юных дней, ныне почившего старика Ерофея, который сочинитель песен был, да еще в придачу и певун, живший много времени назад в нашей дальней усадьбе. Вот он-то, вроде, и оставил записи своих сочинений. Ну а уж музыка отложилась в цепкой детской памяти. С той поры в дружине стала ходить шуточка про всякие передряги: а что бы об этом старик Ерофей спел?
        Ладно, давай по делу. В городишко Воин заезжать будем? Или стороной обойдем?
        - Особых дел у нас там нету, давай мимо проедем, торопиться нужно.
        На том и порешили.
        Ехали быстро, тревожа сусликов и привлекая внимание степных орлов, величественно кружащих в небе. Через несколько дней пришлось отклониться от Славутича, чтобы спрямить дорогу к Крыму.
        Но вопреки нашим прежним расчетам по совсем уж безводной степи идти пришлось всего два дня, вполне хватило запаса воды в бурдюках, не пришлось искать заброшенные колодцы и тратить на это драгоценное время. Фариду так и не пришлось блеснуть своей способностью к поиску. Он ехал и вздыхал, что даром ест хлеб, не осознавая того, что так отличился в бою с черным колдуном силой своей веры в Ахура Мазду, что за это его можно катать на лошадке и кормить до конца жизни. Ну а после въезда в Крым, который здесь звали Таврикой, трудностей с водой больше не было.
        Но другая, более глобальная и неразрешимая трудность вставала перед лицом всего человечества - контакт с дельфинами, так вплоть до 21 века и не достигнутый.
        Как-то вечером уже в сумерках наш лагерь посетил пожилой статный мужчина с большим витым посохом, на который он почему-то не опирался, а просто нес его в левой руке. Собаки при виде него не обеспокоились и голос не подали. Было ощущение, что кроме нас с Богуславом его никто и не видит - остальные не обращали на пришельца никакого внимания, занимались своими немудрящими делами перед сном.
        Мы со Славой стояли и беседовали о чем-то отвлеченном. Вдруг побратим как-то весь подобрался и сказал:
        - Большой белый волхв к нам пожаловал.
        И уже подошедшему кудеснику:
        - Милости просим. Чем обязаны?
        - Здравы будете, - обронил Большой, - присаживайтесь, в ногах правды нет. Меня зовут Агний, вас я знаю.
        Мы уселись возле уже разгоревшегося костра. Только близко я увидел, насколько стар вновь пришедший. Бесчисленные прожитые годы наложили неизгладимую печать морщин на его лицо. Когда-то синие глаза выцвели, губы побледнели. Одет был очень легко: свободная льняная рубаха с синим пояском и порты, на ногах лапти.
        - А где же ваша лошадь? - забеспокоился я. - Пала в пути? Мы вам дадим другую.
        - Не нужно, так долечу.
        Однако дед силен, подумалось мне. И ступа с помелом ему ни к чему!
        - Хочу поздравить - ваша открытая битва с черными волхвами завершена. Через вражескую защиту прорвались, кроме вас, еще две ватаги, правда с изрядными потерями. Черные было взялись подтягивать резервы, но мы пригрозили большой войной на выживание, и они отступились. Уговор дороже денег.
        Теперь темные тешат себя иллюзиями, что вы не столкуетесь с дельфинами. О гибели Невзора и переходе его ключа общения к Владимиру они еще не знают, антеки надежно вас прикрывают своим мороком.
        Вы придете в Херсонес, две другие группы идут в Сугдею и Феодосию. Мы, Большие белые волхвы, раньше четко видели будущее, но сейчас наши мнения не совпадают, все видится как в тумане. Я уверен, что именно ваша команда договорится с дельфинами, а Добромыслу видится иначе. Кто прав, кто нет, рассудит время.
        В Херсонесе в настоящий момент черных кудесников нет, но могут жить их осведомители. Так что терять бдительность и болтать о целях вашего похода не нужно.
        - Ты же сказал, черные от нас отстали! - возмутился Богуслав. - А тут снова-здорово!
        - Явного противостояния больше не будет, - объяснил Агний, - но скрытые подлости не исключены. Любого из вас могут ударить кинжалом, поразить заговоренной стрелой, отравить скрытым ядом, который ваша защита не учует.
        Помочь вам во всю свою магическую силу я тоже не могу, чернецы за этим следят строго. Поэтому и встретился с вами далеко от Херсона, - мы, Большие белые, всегда на виду. Увидимся если в самом городе, сразу начнется проверка: с кем встречался да зачем. А так гоняется старый сыч по степи, может на сайгаков охотится, кто ж его знает. Все внимание у врагов приковано к Сугдее и Феодосии.
        Вот вам кошель с золотом, зря не тратьте, неизвестно на что деньги понадобятся. Теперь можете не торопиться, загонять себя резону нет, метеорит еще очень далеко, время есть. По нашим расчетам месяца полтора - два у вас в наличии имеются, должны бы успеть.
        - Нас не камень, нас дельфины торопят, - объяснил я, - нужная стая должна со дня на день уйти к Средиземному морю, и ищи их там, свищи. Верные, похоже, сведения, - митрополиту Переславскому видение было. Даже если он и ошибся, рисковать резона нет.
        - Немедленно пожми ему руку! - заорал во мне Боб. - Потом поздно будет!
        Судя по его дикому крику, сейчас объясняться некогда, подумал я и сунул свою ладонь Большому белому волхву.
        - Позволь пожать твою мудрую, много прожившую и повидавшую мужественную руку! - подольстился я.
        Агний удивился, но руку подал.
        - Подольше держи! - мелькнула молнией в голове мысль Полярника. - Скажу, когда отпустить!
        Я ощутил в своей ладони легкое покалывание - видимо пошло инопланетное вторжение в магический мозг кудесника.
        - Не знаю, что бы мы делали без мудрого руководства Больших волхвов, - фальшивым соловьем разливался я, для верности прижав его ладонь другой своей рукой, - устали жить в постоянном напряжении перед битвой, готовиться к бою и день, и ночь. А вы рискнули своей жизнью ради нас, напугали черных большой войной. А в такой войне часто ведь гибнут и большие военоначальники!
        Прислушался к себе - пока тихо. Продолжим!
        - Вы собрали с миру по нитке для нас большую сумму денег, ты рискнул прилететь черте-куда в неведомую степь, ломаете голову, пытаясь предсказать наше будущее и уберечь нас от новых бед.
        Молчит звездный пришелец, затих где-то. Может Агний уже свернул ему походя башку, как куренку, и теперь забавляется со мной, как кошка с мышкой? Дальше!
        - Хотелось бы услышать твои мудрые речи! Как нам столковаться с дельфинами? Какой к ним нужен подход? Как перейти грань между нами и ими?
        Большой уже подергивал на себя свою ладонь, но делал это как-то вяло - лесть приятна в любом возрасте!
        - Отпускай! - прозвучала в мозгу желанная команда.
        И я отпустил руку мудреца с чувством глубокого облегчения. Уфф!
        - Эх, ребята! - с горечью ответил мне волхв, - неужели бы я от вас скрыл свои знания о дельфинах, если б они у меня были! Наплевал бы на черных, вперед вашей ватаги поскакал бы! В мои 110 лет, мне терять уже нечего, жизнь прожита и достойной смерти был бы только рад. Но нету о дельфинах в моей голове ничего! Кругом пустота! И никому ничего из наших неизвестно.
        - А про предсказание митрополита что думаешь? Может быть он и прав? - спросил я с уже неподдельным интересом.
        - Может быть, - согласился Агний. - Мы давно о Ефреме знаем. Предсказывает будущее куда там нам! Большую силу ему дарует Господь. Правда, говорят, ослаб уже митрополит, ушла от него сила, теперь может и ошибиться - старость не радость. Какая еще от меня помощь нужна?
        Пока Богуслав думал, я выпалил:
        - Жене Забаве в Великий Новгород весточку бы передать. - И с тревогой: - Или невозможно это?
        - Это в наших силах, - успокоил меня Большой. - Пиши коротенькое письмецо мелкими буковками, голубиной почтой отошлю Добрыне. Думаю, он твою жену махом сыщет.
        Тут же волхв добыл из моей седельной сумки бересту, оторвал кусочек по размеру, и я накарябал Забаве письмо.
        Забава! Мы победили черных. Я не ранен. Вернусь не скоро.
        Тут свободная площадь практически закончилась - велика ли лапка у голубя! Вот страуса бы к этому делу приставить - пиши не хочу! Но не заселила такая шустрая и ходкая птица русских просторов, а всякие дронты с длиной лапы в метр неудачно вымерли.
        Что-нибудь важное, вроде: люблю, скучаю, целую - писать было негде. Подпись тоже никуда не лезла.
        В это время Богуслав спросил кудесника:
        - А с Францией связи нет?
        - Мало того, что ее нет, так и связываться нам в этих землях не с кем.
        Слава вздохнул и отстал от Большого волхва.
        Я для верности решил уточнить:
        - Подпись на моей писульке поставить негде. Переписать?
        - Дай-ка.
        Агний с трудом вчитался, и, пряча бересту за пазуху, дал мне ответ:
        - И так еле-еле втиснуто. Еще больше ввернешь, перекособочишь все, вообще будет не прочесть. Добрыня скажет, от кого цидуля - голубь-то к нему прилетит.
        Ну, что же, давайте прощаться. Удачи вам. Как я вижу будущее, именно вам должно повезти. Прощайте, - и волхв ушел.
        - Вот так: пришел, ушел и взятки с него гладки! - сварливо заметил Богуслав. - А мы тут крутись как хочешь! И с Францией связи нет!
        Все антеки тебе были плохи, подумалось мне. Вот теперь и варись только в нашем, человеческом котле, в собственном соку до самой Франции.
        Потом я подошел к Матвею, отвел его в сторонку.
        - Что, Володь, опять битва впереди? - молодцевато спросил он, - хорошо бы с Кузьмой на пару сабельками помахать, повеселиться!
        - Если нас половцы в ближайшие дни в дороге не прихватят, обойдемся без этакого веселья, - снедаемый завистью к ушкуйнику, объяснил я. - Доведете ватагу до Херсона, и оба можете быть свободны. К молодой жене отправишься, порадуешь Елену.
        Из горла молодца вырвался дикий победный клич, и он исполнил несколько акробатических трюков.
        Потом Матвей немножко опамятовался и тревожно спросил:
        - Вдруг снова черные навалятся, а я уже уйду?
        - Сообщение нам с Богуславом было, - поделился я, - притихли темные кудесники, большой войны испугались. Других значительных опасностей не предвидится.
        - А как же сельджуки?
        - К туркам-сельджукам тебя вообще брать нельзя. Языка не знаешь, вид твой для Империи странен. Попытаются задержать для выяснения, драку затеешь.
        - И подеремся!
        - На это ты всегда горазд был, - хмыкнул я. - Только против нас тогда целую дружину двинут, и мы не выстоим, а все великое дело насмарку пойдет. В сути, мы ведь не храбрость свою показывать идем, нам от Земли погибель надо отвести. И за меня тревожиться нечего - одним взглядом могу вражину убить, и не одного, а вот есть у нас люди, которые в бою, как дети, и всех я их домой отсылаю. Им-то охрана и понадобится.
        - Кто же это?
        Я начал перечислять.
        - Протоиерей Николай, - это раз. Татьяна с Олегом - два.
        По богатырке и оборотню споров почти не было. Ушкуйник спросил только:
        - Она же здоровенная, осиляет всех, чего ее караулить?
        - Осиляет пьяную шелупонь в кабаке. А против хорошего бойца она не ловка.
        - Это верно! - согласился Матвей, вспомнив их поединок, в котором он одолел Татьяну в считанные мгновения.
        По Олегу тоже все было ясно: пока оборотень в волка перекинется, его уже успеют на веревку три раза посадить или просто прибить.
        Вот по Николаю пришлось объясняться.
        - А чего протоиерей? Он поп тихий.
        - Здесь, с нами, очень тихий. А в Константинополе враз изловчится и поругается с церковным начальством, ему это свойственно. Тут же отыщутся в епархии хорошие и нехорошие священники, заспорят про поход, а нас пока в темнице подержат. Потом отпустят, но дельфины уже уйдут, и Хайяма будет не сыскать.
        - Это может быть, - согласился Матвей. - В этих церковных делах ни в жисть не разберешься!
        - Дальше больше. Протоиерей человек православный, истово верующий, здоровенный крест во всю грудь, а нам идти по мусульманской стране, где, поймав иноверца, его просто казнят.
        Домой, только домой! К иконам, ладану, к Великой Панагии. Она ему лечебную силу могучую дала, вот пусть и лечит, а не по Византийским да Сельджукским империям болтается. Доставишь его живого да здорового к другу-митрополиту Ефрему, уже большое дело для Переславля сделаешь, людям поможешь.
        - А вдруг кого-то из вас ранят? Кто будет лечить?
        - Обижаешь! А я на что? Конечно не протоиерей, да тоже не лыком шит! К твоему сведению, считаюсь лучшим лекарем Новгорода, недавно исцелил порванного медведем молодого князя и от неизлечимых ранее смертельных болезней многих бояр. И тут изловчусь, да и заштопаю как-нибудь.
        - Хорошо вам! - позавидовал Матвей. - Оба лечить горазды, всегда с куском хлеба и при монете будете! А я к обычной жизни вообще не приспособленный, никакого знатного умения за душой нету.
        - Ты воевать горазд, - напомнил я ушкуйнику о его знатном умении.
        - И что? Сегодня саблей машешь, а завтра охромел или правой рукой после ранения плоховато стал пользоваться - и все! Ты голый и босый, и никому не нужный. Иди на паперть, милостыню просить, больше ни на что не годен. Побратиму моему Ермолаю впору было вешаться от жизни такой, он уже и крюк в избе приглядывать начал. Если бы ты не пристроил его к себе на работу, пропал бы мужик.
        Да что там говорить! Меня в люди вывел! Кабы не ты, может уже и сгинул бы где-то в грабительских походах по чужим землям. А так - хозяин земли, реки и лесопилки! Ты новый дом мне отгрохал, на любимой помог жениться. А теперь биться за себя не даешь, отсылаешь восвояси. За что такая немилость? Почему я из доверия вышел?
        - Это просто очередная моя хитрость. Мне побратим, которому я как себе верю, не тут, а в Новгороде нужен.
        - Рассказывай! - враз построжевшим голосом приказал бывший боевой атаман ушкуйников, - да смотри, не ври мне тут!
        - Врать мне незачем. Помнишь, как ты меня просил за делами Елены приглядеть в случае чего?
        Матвей кивнул.
        - А у меня Забава, которая в моих делах тоже никак не ориентируется, осталась практически одна-одинешенька. Братья-кузнецы в этом ей не помощники. И забот не мало, не по одной линии я трудился, на наш поход деньги зарабатывая.
        Считай: лесопилка на Вечерке, где Данила трудится, доставка свеженапиленных им досок в Новгород, торговля этим тесом на двух рынках; производство и торговля каретами; изготовление кирпича и постройка церкви.
        А Забава беременна. Да еще весь дом на ней. Тут тебе и повар, и кирпичники во дворе, и регистратура. В ночь приходят сторожа, за ними тоже глаз да глаз нужен.
        И везде, вроде, надежнейшие и честнейшие люди у руля стоят, а все равно боязно как-то. Все-таки женщина есть женщина, ей как хозяйке по дому и в воспитании детей равных нет, а вот хозяйского пригляда за всяким изготовлением разного товара и торговлю им обеспечить не может. А ведь любое дело, оно как тележка - хорошо только под гору идет, по ровному месту уже не катится, а чуть пригорок - в другую сторону улетает, убытков не выгребешь.
        - Да я, понимаешь, только в распиловке досок хорошо соображаю, а все остальное для меня темный лес.
        - Не боги горшки обжигают! Приказчиком на коляски я бывшего неграмотного скорняка поставил. Ничегошеньки парень не умел, кроме как кожи мять. А поработал, оперился, при мне такую прибыль стал давать, что просто ахнешь, как сочтешь. Кареты сейчас, кроме бояр, богатые купцы стали брать, частенько и в другие города торговые гости увозят.
        Вот и тебе незачем осваивать плотницкое дело, кузнечное искусство, нарезку стекол и их вставку в окошечки, установку вместо них дешевенькой слюды, конопачение крыши, покраску - на все есть мастера. Твое дело присмотреть, чтобы прибыль не упала, и умельцы не обнаглели, да всякое воровство пресечь.
        - Да с чего это люди наглеть будут? За получку все-таки работают, а не просто так, - удивился Матвей.
        - И я думал также. Так Антоха до того мастеров потакательством своим довел, что дело вообще чуть не встало. Пришлось мне самому идти, набить пару рож и с работы их выкинуть.
        - Ну это я всегда пожалуйста. А вот прибыль считать не умею, не обучен. Для меня прибыль, - это тайна за семью печатями.
        - Ничего хитрого тут нет. Вкладываешь в изготовление коляски рубль, продай ее за два. Рубль уходит на материал, оплату работы мастеров, приказчика, отчисления рынку, подати. А вот второй рублик пожалуйте мне в кошель - он и есть моя таинственная прибыль.
        - И это все?
        - Все!
        - А в чем же были трудности? Деньга-то, поди прет дурная.
        - Это она при мне перла. А надо было это все придумать, подобрать хороших мастеров, раскрутить сбыт. Все всегда кажется легко, когда кто-то другой это делает. А возьмешься обустраивать сам, то тут, то там на каждом шагу какие-то трудности и неувязки образуются.
        Да и уже налаженное дело без хозяйского присмотра захиреет, неведомо, что там без меня сейчас творится. Такова жизнь. А ты вникнешь и разберешься, я в тебя верю.
        И увидишь если, что что-то где-то надо поправить, не межуйся - смело вкладывай туда часть прибыли! Не в деньгах счастье. Главное, чтобы дело без меня не захирело совсем, не встало. Сбыта зимой нет? В запас делай! Распродажу по себестоимости объявляй! Мастерам нельзя давать разбежаться, плати им по любому до весны, а там работа опять закипит, все и окупится.
        - А чем так уж мастера важны? Их в Новгороде немало. Уйдут эти - других наймем.
        - До весны если встанешь, хороший мастер делать кареты к тебе уже не пойдет. Прежние, у кого уже все навыки именно на изготовление колясок выработаны и заточены, к тебе уже не вернутся - все постоянство и уверенность в завтрашнем дне любят, а они своим прежним клиентам уже раз были вынуждены отказать, польстившись на мою высокую оплату.
        Второй раз их на этот же крючок не подцепить - не заманятся. Ты будешь вынужден нанимать всяких бракоделов и пьяниц, начнешь делать всякую дрянь и хлам на колесах. Через это пойдет о нас дурная слава, покупатели разбегутся. Бояре и богатые купцы народ нравный, назад их уже никаким калачом не приманишь. Это сейчас мы признанный торговый дом бояр Мишиничей, ставим свое клеймо «М» на каждую карету, и нареканий на свой товар не имеем.
        А уж если бракоделами себя выставим - пиши пропало! Продавай лабаз и иди пьянствовать да жаловаться на горькую судьбинушку, как это у нас принято.
        Когда крупное дело ведешь, не жадничай из-за гроша, не давись за каждый медяк - эта экономия гораздо дороже тебе обойдется.
        - А если и прибыли не хватит, тогда как вертеться? Зима, она длинная!
        - Выдам тебе письмо к Забаве, у нее в запасе денег много. Я ей серебра с большим запасом оставил.
        - Да, с такой ухваткой ты не разоришься! Это, пожалуй, даже лучше, чем способности к пению и лечению. А я все поражался, как это ты на ровном месте и без начального капитала обогатиться сумел. Думал, просто везуха привалила! А тут вон оно что.
        Ты мне поподробнее завтра вечером все расскажешь, чтобы я подводные мели да камни обошел, тогда можно будет и взяться. Не пойму только, чего ты перед самым концом похода меня отсылать взялся? Несколько дней разницы и вместе домой возвращаться будем.
        - Даже при самом удачном раскладе нам с Богуславом из Константинополя придется во Францию ехать, а туда очень далеко. Сколько будем плавать туда и назад скакать - неведомо. Не через несколько дней после тебя я вернусь, а гораздо позже.
        - А чего ты так перед Богуславом гнешься? Он тебе не хозяин!
        - Он мой побратим, и этим все сказано. А ты до сегодняшнего дня считался моим. Не хочешь выполнять мою просьбу, не выполняй. Я обойдусь, не маленький. Приеду к разрухе, опять все с чистого листа начну - не впервой.
        Но можешь забыть про то, что мы когда-то были побратимами - побратимам в таких вещах не отказывают.
        Помолчали.
        - Извини, - повинился Матвей. - Обгадился я. Совсем забыл, что он тоже твой побратим. Конечно все переделаю.
        - Не забудь рассказать Забаве, что я ее люблю пуще прежнего, очень тоскую и каждый день о ней думаю. Отвлекли, мол, очень срочные дела во Франции, невозможно отменить.
        - И в Америке! - пискнул Боб Полярник.
        - Заткнись и не мешай, - цыкнул я, - не заработал еще на Америку!
        Внимательный Матвей заметил на моем лице отзвуки короткого диалога с инопланетянином.
        - Что это у тебя личность как на последних словах перекосило? За меня не сомневайся! Все, что смогу - переделаю, все, что велел передать - слово в слово перескажу.
        На том этот разговор и закончили.
        После ужина я завалился на попону, умостился поудобнее, прикрыл глаза.
        - Ну, рассказывай, чего в мозгах у кудесника нарыл и чего вообще в него поперся. Он нам все доложил, все изложил, денег дал. Какого еще тебе рожна от него понадобилось? Просто из детского любопытства зашел, поглядеть, как там мозги у Большого белого волхва устроены? Лучше, чем у Невзора или похуже? Нет ли там красот каких неведомых?
        - Тебе все шуточки, а мне прожить еще лет пятьсот охота. Ударит метеорит - и я не выживу. Вдруг не осилят дельфины, кто им сможет помочь? Вы с Богуславом слабоваты в магическом плане, Большие белые под неусыпным надзором находятся - любая мелочь все ваши планы и разрушит.
        Сначала я не поверил, что Агний по воздуху сюда прилетел. В вашем мире летают сейчас только ведьмы. А он мужчина, и оборудования при нем никакого нету. Показалось, что волхв обманывает - скрывает секрет либо телепортации, либо летательный аппарат изобрел, да припрятал его где-нибудь поодаль. Нам бы, для доставки меня в Южную Америку, подошло и то, и это. Оказалось, что он на самом деле просто прилетел, и достаточно быстро.
        Думал взгляну, как у Агния все это устроено, и у тебя так же видоизменю. Станешь обладателем большой магической мощи, и дельфинам поможешь, и слетаешь потом к Вратам Богов по-быстрому.
        Только не получилось у меня ничего. Ты, как волхв, раскрыт уже полностью. Способности у тебя меленькие, неказистые. То, что можно было в тебе открыть, уже открыли. Усилили способности к лечению до максимума, и открыли великолепный голос - и это все, что можно из тебя выжать. Закрыты две большие силы в тебе божественными заглушками - одна предсказывать будущее, другая мне непонятна, ни у Невзора, ни у Агния таких не было. Я, вроде как, стою перед двумя мощными дамбами, которые перекрывают два значительных потока. А на остальные твои ручейки, гидроэлектростанцию не ввернешь - не осилят турбины крутить.
        - Будущее я по юности неплохо предсказывал, потом вдруг лет в семнадцать неожиданно оборвалась эта способность ни с того, ни с сего. У деток, пишут, так частенько бывает.
        - Да ты то был в семнадцать лет уж давно не детка, а здоровенный лоб! А то и се наверняка заменила какая-нибудь дошлая девица, которая затащила тебя в кровать!
        Я задумался.
        - Верно, была на первом курсе института такая история. В общем то, после этой Ирочки и перестали сбываться мои прогнозы. Что ж, неплохо прожил и без этого.
        - А мне без этого нехорошо. Того и гляди, где-то ошибемся. Предлагаю: давай я там покопаюсь, может и удастся открыть какую-нибудь дырочку.
        - Копайся, чего уж там. Если для всеобщей пользы, отчего же не позволить. Только меня не тревожь, я, пожалуй, усну.
        Через пару дней ближе к вечеру показались каменные стены Херсонеса, он же Херсон. Через открытые ворота активно ходили и ездили люди в греческих хитонах, русских портах и косоворотках, шныряли всадники в половецких штанах-чулках и халатах. Семенили мелкими шажками и тряслись в седлах женщины в хитонах, сарафанах, кафтанах, штанах и юбках. Могучие волы, ослы и лошади влекли за собой арбы, телеги, разнообразные коляски и фургоны. Гнали стада овец и коров - купцов, ремесленников, воинов и мореходов надо было кормить.
        Многонациональный центр торговли и ремесел, защищенный двумя изгибами стоящих параллельно друг другу стен, врагов не боялся. Половцы без осадных машин византийский город взять пока не могли, для сельджуков непреодолимой преградой стало Русское море, русские, если и возьмут наружную стену, увязнут перед внутренней.
        Мы, заплатив небольшую пошлину, въехали в старинный и в 11 веке город-порт. Белоснежные колонны храмов прежних греческих богов мирно соседствовали с православными церквями, надо всем возвышался громадный маяк. Все постройки Херсонеса были каменными, потому как с лесом в этих краях было очень туго, а завозить его вставало дорого. Дома, с примыкающими к ним складами и амбарами от улицы заборами не отделялись, к каждому из них вел удобный подъезд. Внутренний дворик был огорожен стенами здания. Город-торгаш заботился о своих главных добытчиках - купцах.
        Мы с Богуславом быстренько вникли в смысл греческого языка с вкраплениями латыни у проходящей мимо с кувшином на могучем плече женщины и взялись расспрашивать ее про постоялые дворы. Тучная горожанка, с коей мы начали опрос, этим вопросом не интересовалась.
        - Да живут где-то люди… - и пошла дальше, уволакивая за собой двоих щекастых бутузов, цепко держащихся за ее широченную юбку.
        Мы вели лошадей в поводу и озирались. Нужен был какой-то юркий проныра из местных, из таких, что в каждой бочке затычка и все про все знают.
        Какой-то изрядно потасканного вида курчавый грек, катящий пустую тележку и спешащий по своим неведомым херсонским делам, показался нам соответствующим нужному образу. Он охотно остановился потолковать с нами. Вытерев вспотевшие от повозки ладони об хитон и внимательно выслушав наш вопрос про постоялый двор, херсонец начал делиться информацией.
        - Это вам приличный хотел стало быть нужен, или как мы их называем ксенодохио, - задумчиво произнес он. - Немало у нас таких заезжих дворов, как вы, русские, о них говорите. Только они очень сильно разнятся между собой. Вы можете заплатить по два-три медных нуммия с человека в день и после этого спать на гнилой соломе, прижимаясь к теплому боку коня, не получая за эти деньги никакой еды, а можете найти место, похожее на императорский двор с изысканными кушаньями за золотой солид или тремиссис. Что вы хотите выбрать, я не знаю.
        - Нам бы чего-нибудь попроще, чем для знати, но нужно и не то, что можно получить за медь, - разъяснил я. - Уложиться бы в несколько серебряных милиарисиев или кератиев за приличное содержание, пусть даже и без кормежки, вот это было бы то, что нужно. Конечно, должна быть хорошая конюшня.
        Херсонец обмыслил мои слова и, прищурив хитрые глазки, сказал:
        - Я мог бы вас уважить и отвести к своему двоюродному брату Викентию, который, поселив вас по моей рекомендации, много денег с таких уважаемых гостей, конечно же бы не взял, - тут он вздохнул от невыразимой трудности бытия, - но дела, заботы, к сожалению, не позволяют мне отвлечься ни на миг.
        - Ну, полагаю серебряная монета в один кератий разрешит эту проблему? - поинтересовался я.
        - Милиарисий! - жестко объявил собеседник, - и я, презрев все свои заботы, отведу вас к брату прямо сейчас.
        - Веди!
        - Однако это греческое мурло изрядный выжига и плут, заметил по-русски Богуслав, когда мы уже двигались за проводником, бойко катящим свою тележку в нужную нам сторону.
        - Наплевать, - отмахнулся я, - пора уже обустраиваться, скоро стемнеет.
        Гостеприимец Викентий встретил нас как родных. На хвалебные отзывы о нас братана он бы и не обратил никакого внимания, будь гостиница полна. Но торговый сезон на «пути из варяг в греки» неумолимо двигался к концу, приближалась суровая зима, а в скандинавских странах она уже наступила, и с постояльцами было туго.
        А тут - приехавшие на справных конях русские бояре с женщинами и челядью, явно привыкшие жить в роскоши, скупиться, в отличие от бережливых немцев и готландцев, скорее всего не станут. Он сунул родственнику какую-то мелкую монетку и выпроводил его.
        - Иди, иди, как тебя там, Ламврокакис, что ли, не мешайся мне тут.
        - Да вдруг в какое другое место пойдем, - зароптал сомнительный безымянный родственник, которого почему-то кликали только по фамилии, - я тут близко отличное местечко знаю!
        - Никуда больше ходить не придется, мы договоримся! - рявкнул хозяин постоялого двора. И продолжил неожиданно по-русски: - Проваливай подобру-поздорову, покуда цел!
        Мы с Богуславом переглянулись: похоже, пришли и можно подавать Олегу команду распрягать лошадей, но на всякий случай денег я Ламврокакису пока давать не стал.
        - Подожди нас на улице, вдруг в цене не сойдемся!
        Викентий сразу растерял весь свой задор, - тешащую его мысль о заоблачном повышении расценок немедленно пришлось оставить, тут главное не упустить богатых постояльцев, не дать проплыть такому кусищу мимо рта.
        Договорились пока на пять кератиев в день, людям без питания, лошадям овса и сена вволю. Выдали гостеприимцу оплату за первый день, заплатили проводнику, проследили с боярином за размещением народа. Все комнаты запирались на крепкие замки - ключи нам были розданы, внизу сидел вооруженный охранник, а в конюшне ночью неустанно бдил конюх - граница была на замке! - и уходить куда-нибудь можно было спокойно.
        Викентий уж больно хотел узнать, надолго ли мы у него обосновались, а выяснив, что сами толком не знаем, может и долго проживем, весь замаслился от удовольствия, - такие постояльцы на дороге не валяются! Похоже, не на день-другой, как какая-нибудь торопливая шваль, забежали!
        Затем мы с Венцеславом вывели собак во внутренний дворик.
        - Марфа! Горец! Посидите тут до нас, поиграйте пока между собой. Никого хватать за горло и душить не надо! Вернемся к ночи ближе, принесем вам еды.
        В общем, через час мы всей ватагой уже пробовали в близлежайщей харчевне, куда махом довел нас еще раз дождавшийся верного заработка Христо Ламврокакис - ибо самим нам совсем не улыбалось шарахаться по темноте в чужом неведомом городе, виноградные вина.
        Корчма, представленная ушлым греком (хозяин - двоюродный дядя и много с друзей родственника не возьмет) как лучшая из лучших, была в самом деле хороша и на редкость щедра на выбор. Стулья с резными спинками, чистые белые скатерти, красивые солонки на каждом столе - все радовало глаз.
        Молодые белые, черные, красные и золотистые вина этого урожая мы с Богуславом отмели сразу - слабоваты они для нашего крепкого желудка и разгульной русской души, всего 9 - 12 градусов, умаешься пить для достижения эффекта, да и какой там с них эффект!
        После проб алкогольных напитков покрепче, Слава остановился на чем-то вроде 20-градусного хереса, а я увлекся каким-то местным коньячным изделием, тянущим по моей личной оценке градусов на 45 - 50, и похожим по вкусу на итальянскую граппу. Также, как и признанный в более поздних веках за эталон напиток, херсонская прелесть была настояна на разных разностях: корице, миндале, каких-то ягодках и травках, и потому пилась легко.
        - Подороже обычного будет, - гордо заявил трактирщик, - это все-таки инвеккья! Целый год выдержки!
        - Тащи, тащи, - призывно скомандовал я, - за ценой не постоим!
        Когда мы выпили по первой за успех, достигнутый в бою с Невзором, я оповестил ватажников, что завтра будем расставаться. На родину перса уедут Фаридун, а с ним, если быстро продаст вооружение с наемников черного волхва и своих половецких лошадей, Кузимкул. Не успеют за завтра, могут продавать, конечно, сколько угодно, но оплачивать проживание и питание придется им самим.
        Возвращаются на Русь протоиерей Николай и Олег с Татьяной, старшим идет ушкуйник Матвей. Каждый забирает по коню, к которому привык, также им будут выданы деньги на обратную дорогу.
        Богуслав, Венцеслав, Иван и Наина остаются со мной, и наш поход продолжается. Народ устал, и споров поэтому не было - все рвались домой.
        Я сел, вдруг вспомнил, откуда знаю фамилию Ламврокакис, и заржал, как молодой конь.
        - Ишь, как с рюмки-то разобрало, - подивился мой опытный собутыльник Слава, - с нашей водки тебя так не растаскивало!
        Я промолчал, криво усмехаясь набитым ртом. После смертельных объятий черного колдуна моя усиленная память стала давать сбои. Чего-то все-таки порушил, гад! Обратился в дороге к священнику-целителю Николаю, а затем к довольно-таки сильному волхву Богуславу.
        Вердикты совпадали до мелочей: было, но, к сожалению, утрачено - порвана в клочья и расплющена одна из значительных линий моего биополя. В данный момент восстановить ее не представляется возможным. На мой вопрос, когда такая славная особенность, как великолепная память, восстановится, я получил два исчерпывающих ответа.
        Ответ попа:
        - Молись, сын мой, у Бога чудес много.
        Богуслав:
        - Шансов столько же, как и при отращивании оторванной ноги. А вдруг все-таки вырастет!
        Говорили они по-разному, но что в лоб, что по лбу, а смысл один и тот же - не будет у меня больше никогда идеальной памяти! Впрочем, при свободном доступе в Интернет это не так уж и важно.
        А в случае с греком сработала моя обычная, исконная память. Фамилия Ламврокакис фигурирует в «Истории одного города» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.
        «Беглый грек без имени, отчества и чина».
        Как точно сказано! Обращение гостеприимца: «как тебя там», тоже вполне соответствовало теме.
        Корчмарю родственник был более известен, и он, ничего не спрашивая, сразу же налил племяшу стакан вина, который тот выпил залпом, и вздохнул с облегчением:
        - Эх, хорошо пошла! - а потом как-то незаметно и тихо пристроился среди ватажников.
        Такой тип людей я хорошо знаю. Христо так и будет виться возле нас, почуяв запах денег. Жестко отгонять его я резона не видел, - может еще и пригодится для наших дел этот всезнающий шнырь.
        Вдобавок, он сразу нашел себе родственника, и отнюдь не Наину, у которой родня была рассеяна по всему белому свету. Им, как ни странно, оказался Кузимкул. Как-то сходу вникнув в наши расклады, проявив при этом недюжинные знания русского языка, и выяснив, что боец с Волжской Булгарии, Христо аж заорал от радости и полез к нему обниматься.
        - Брат! Мы наконец-то встретились в этом враждебном для нас городе! Ваш род ушел на Волгу, а предки моей матери обосновались в Болгарии.
        За это немедленно и выпили. Что и говорить, близкий родственник нашелся - всего несколько веков как разделение прошло, родная кровь на это не смотрит, свой своего сердцем чует!
        Закусывали мы оливками, красным, желтым, фиолетовым, зеленым, а также черным виноградом, поздними синими сливами, потом ели жирную свинину, плавающую в густой, насыщенной острыми и ароматными специями подливке. Следом пошла крупная нежнейшая морская рыба почти без костей, умело поджаренная в оливковом масле, потом толстые куры, запеченные до хрустящей корочки. Все было приготовлено очень искусно, и на удивление вкусно.
        Обычный виноград не люблю и есть его не могу. Вкус мне, конечно, нравится, но вот его зернышки вечно запоганят всю картину. Как с этой ягодой не бейся в плане очистки от косточек, какая-нибудь из них обязательно останется, попадется мне на зубы, захрустит, и я все это сплюну. Поэтому употребляю только не очень вкусный меленький бескосточковый зеленый кишмиш. Здесь зеленый был слишком крупен, и косточки даже просвечивали через кожуру.
        Положил одну не очень большую черную ягодку в рот просто чтобы местный вкус узнать, и вдруг эта виноградина неожиданно оказалась без косточек. Окрыленный успехом закинул еще одну - то же самое. Торопливо съел еще штук пять, косточки не попадались. И на вкус очень приятен!
        Вот оно как! Я ведь всю свою жизнь полагал, что кишмиш - это очередной невиданный успех советских мичуринцев 20 столетия. А он, оказывается, уже и в 11 веке вовсю плодоносит. Хотя это может быть чисто крымское достижение, потом благополучно забытое, кто ж его знает.
        Спросил об этом у бегающего туда-сюда хозяина.
        - Этот виноград без косточек из Персии в свое время завезли, - просветил меня грек. - Он раньше зеленый да желтый был, персы его кишмишем звали. А у нас в Таврике он изменился: почернел, стал послаще, и морозы начал хорошо переносить.
        - А у вас бывают морозы? Потеплело же вроде.
        - Раньше каждый год обязательно были, теперь крайне редко случаются. Только этот сорт скоро сойдет на нет.
        - А что ж так?
        - Хоть и вкусен, да ягод от него крайне мало, невелик дает урожай, потому и очень дорог. Виноградари от этой Астры, как его у нас зовут, стараются избавиться, посадить высокоурожайные сорта. Да его и мало кто любит, косточковые гораздо вкуснее. Поэтому я вам этого винограда немного и положил. Если мешает - унесу.
        - Положи-ка его лучше побольше, - скомандовал я, - как раз за нашим столиком любитель Астры выявился. Это я. Слав, ты какой виноград больше любишь?
        - Никакой. И ем его крайне редко, не люблю.
        - В общем, все остальные сорта винограда по другим столикам разнеси, нам только кишмиш оставь, - дополнил я свое распоряжение корчмарю. Вот теперь и позабавимся!
        Вкусный хлеб был выше всяких похвал. На Руси выпечка тоже хороша, но там хлебобулочные изделия были плотные и грубоватые, даже если и брали свое начало от пшеницы. Здесь хлеба были нежны, воздушны, и просто таяли во рту. Эти шедевры хлебопеков можно было кушать сами по себе, безо всяких добавок вроде мяса, сыра или овощей.
        - Хлеб у вас уж больно хорош, - заметил я трактирщику, когда он подскочил с очередной переменой блюд, - сами печете?
        - Нужды нет, - отозвался кормилец, - у Дамианоса две пекарни, он полгорода хлебом обеспечивает.
        - Славно у него получается! - дожевав, сказал Богуслав. - Талант, видать, у человека.
        - А иначе нельзя, - объяснил корчмарь. - Наши законы не менялись с той поры, как нами Константинополь начал править, и порядки для хлебопеков строги. Испек и продал плохой хлеб, тебя могут обрить наголо, беспощадно высечь, просто изгнать из города. В Херсонесе не бывает жалоб на качество хлеба.
        Вам спаржу как пожарить: с грибами или с омлетом? А может мидий-ракушек приготовить? Устрицы и каменные крабы будут только завтра.
        - А каменного как есть, - растерянно спросил Олег после моего перевода, - грызть что ли?
        - Его каменным не за невиданную твердость зовут, - терпеливо пояснил трактирщик, - просто он вечно среди камней на дне моря прячется, его там и ловят.
        - Мастер, а на что краб этот вкусом похож? - спросил Ваня многоопытного меня.
        - Да вроде рака, - просветил я юношу, - только здоровенный. Именно каменного не ел, в дальних морях других ловил.
        А самому подумалось: черт его знает, откуда этих других в наши магазины завозили, жена всегда сама для новогоднего салата консервированных крабов брала, я от них и упаковок-то ни разу не видел, но то, что они не с Черного моря доставлялись, это было однозначно.
        - Каменный очень вкусен, - заверил корчмарь и погладил себя по здоровенному пузу, - с травяным, который на сушу часто вылезает, и не сравнить - очень хорош. Главное, не переварить, и все будет просто отлично!
        - Если Хрисанф сварит, - причмокивая от вожделения, объявил Христо, - это всегда будет выше всяких похвал! Просто пальчики оближешь!
        - Скажи, Хрисанф, - решил уточнить я, - вот мне спаржу в своей жизни повидать не пришлось, но слышал как-то краем уха, что ее просто так едят, а ты жарить ее с чем-то собрался. Почему ж так?
        - Так ты ж, поди, про белую спаржу слыхал, а у нас тут не Константинополь, такой нету. Зато в изобилии зеленая морская на побережье растет, ее у нас целые заросли, и она другая. Эта спаржа через свои корни морской водой напоена, изрядно солоновата, и на вкус один в один как соленый огурчик. А вот прожаренная, да с чем-нибудь еще перемешанная, имеет незабываемый вкус самой лучшей белой спаржи.
        Тут корчмарь, он же шеф-повар, скромно добавил:
        - Но жарить ее тоже надо уметь.
        Попробовать, конечно, страшно охота, но в 21 веке этот деликатес был дьявольски дорог. Опасаясь возможного разорения, я спросил:
        - Очень дорого обойдется?
        - Да в цену курятины.
        - А чего так дешево?
        - Белую спаржу выращивать и возня большая, и очень сложные хлопоты, от того она и ужасно дорога в Константинополе. А наша зеленая морская, она по бережку сама из-под земли прет, и видать, из-за потепления, аж по два урожая в год дает, чего ж дорожиться-то?
        - А грибы издалека везете? - решил разузнать я, опасаясь подвоха, вроде: из шведских лесов получаем, вот тут дороговизна страшная! - но меня опять успокоили:
        - Тут неподалеку вдоль речки рощицы стоят, там после каждого дождя грибов, как грязи. У меня их сейчас много, дешево за кушанья с грибочками возьму. Омлет, конечно, еще дешевле, но зато вкус совсем не тот.
        - А все говорили, что у вас тут лесу нет.
        - Разве это лес? Слезы это, а не лес! Кривые и тонюсенькие деревца, которые ни к какому делу не приспособишь, оттого их и не рубят - никому не нужны. А вот грибы там хорошо растут, это да.
        - Надеюсь не поганки? И не на деревьях растут?
        - Что ты! Если хочешь, покажу.
        - Тащи!
        Я на грибной охоте вырос, всяких сыроежек, маслят да подберезовиков в костромских обширных лесах видел немеряно, авось не обмишурюсь и на чужедальных ложных опятах.
        Хрисанф махом приволок небольшую корзинку с грибами и высыпал их на стол передо мной.
        - Осматривай!
        Я повертел несколько грибочков в руках. Да, с грибами на Черноморском побережье сейчас очень хорошо - смесь белых с какими-то яркими красавцами радовала глаз, такими не отравишься. Красавцы имели ярко-оранжевую шляпку без лишних наростов и точек, толстую желтоватую ножку. Гриб, конечно знатный, не бледная поганка какая-нибудь, но я его в наших лесах не видал. Спросил на всякий случай у корчмаря:
        - Это что за грибок?
        - Это цезарский гриб, на Руси его еще царским зовут. По вкусу даже белый превосходит.
        Вот оно что! Слышал я об этих дарах матушки-природы, но росли они поюжней моих родных мест - к теплу тянулись.
        А Хрисанф продолжал рассказывать:
        - Есть у меня, конечно, и грузди, но я их только солю, потому как слишком много возни из них горечь выводить - очень долго вымачивать придется, да перед жаркой еще проварить надо хорошенько - умаетесь ждать. Тут лучшие грибы для жарки под руками лежат, а я буду с глупостями до завтра возиться.
        - Да вроде соленые грузди не горчат? - удивился я.
        - Соленые они лучшие из лучших, тут им даже белые с цезарскими уступают. А всю горечь из них соль выводит. Так чего жарим?
        Омлеты с детства терпеть не могу, потому и распорядился, не учитывая мнения соратников:
        - Жарь спаржу с грибами! Грибы бери какие считаешь, что лучше пойдут - тут твоя рука владыка.
        Потом, правда, опамятовался и спросил у ватажников:
        - Может кто грибы не любит и омлета желает? Он и подешевле обойдется. Только говорят вкус не ахти какой получится.
        Желающих жрать поганую дешевку не оказалось. Ну и чудненько!
        Хрисанф отправился жарить очередную вкусность, а я пока бросил поедать все подряд - как бы не обожраться, надо еще в животе место и под невиданное лакомство оставить. Богуслав продолжал усиленно поедать кефаль. Он, по-видимому, поэтому и не участвовал в предыдущих выяснениях насчет спаржи - увлекся невиданным для него рыбцом.
        Я до этого тоже успел съесть кусочек, и меня рыба особенно не впечатлила. Вкусная, жирная, здоровенная, почти без костей, да мало ли таких морских рыб. Сказал бы: кефаль как кефаль, вот только попробовал ее сегодня первый раз в жизни.
        Подошел и присел за наш столик Христо. Я только открыл рот, чтобы съязвить что-нибудь вроде:
        - Вышиб тебя брат взашей, побоялся что обожрешь нашу отрядную кассу? - как он нашел заинтересовавшую меня тему.
        - Завтра идете дельфинов искать?
        Открытый рот пригодился, и я тут же спросил:
        - И что?
        - А я как раз знаю место, где они кишмя кишат.
        - Где-нибудь за сто верст от Херсонеса?
        - Ну, зачем так далеко отправляться! Как раз за городом, в местах, где нет кораблей, их искать замучаешься, да и неведомо, каких сыщешь.
        - А они еще и разные?
        - Конечно. Самые крупные из них это афалины, которых иной раз из-за этого зовут большими дельфинами, немного помельче белобочки, и, самые маленькие из них морские свиньи, или, как их еще зовут, чумки. Я так понимаю, что вам нужны именно афалины?
        - Почему ты так решил?
        Христо улыбнулся моей непонятливости.
        - Вы ж на них не охотиться идете, верно? На этакий промысел как раз подальше от Херсона надо забираться, и гарпунить чумок, они самые бестолковые из всех. В пределах города за это головы рубят. Здесь дельфинов еще «людьми моря» зовут, и за их убийство наказывают как за убитого человека. И я прознал, что вы с дельфинами поговорить хотите насчет каких-то дел, а афалины из «людей моря» самые умные.
        Я поглядел на столики. Рядом с очень дальним родственником этого греческого шпиона Кузимкулом сидел, конечно, почитатель таланта и умения великого бойца Матвей. Вот кто-то из них видимо выпил лишнего и сболтнул чего не надо. Ну да Бог с ним, послушаем лучше, о чем этот херсонский выжига и жулик толкует.
        Подсознательно я даже ожидал, что этот пройдоха Христо может заявить:
        - Я все языки мира знаю. Хорошо заплатите, и с белобочками столкуюсь, и по-афалински чего вверну, - но чуда не произошло.
        - У Херсона три гавани, но афалин много только в одной из них, от двух других вам прока нету. Зато там полно белобочек, а вы этих дельфинов от афалин без привычки не отличите.
        - А чумки там не плавают?
        - У них морда совсем другая и они зримо меньше.
        Замысел обиралы был полностью ясен, поэтому я без дальнейших и, явно лишних расспросов, спросил:
        - Сколько? И гляди не дорожись, не то подешевле сопровождающего найду!
        Христо тоже лишнего дурковать не стал:
        - Кормить будешь?
        - Буду.
        - Один кератий в день. За медные нуммии или просто за еду заниматься с вами не буду.
        - Да ты, наверное, больше и не понадобишься.
        - Кто знает, как оно сложится, - уклончиво отозвался этот жук, - кто знает, как оно пойдет…
        А прощальный вечер шел своим чередом.
        Хрисанф расставил по столам сковороды со спаржей, пожаренной с грибами и начал разносить кувшины с белым вином. Сковороды плюхались не абы как на сияющую чистотой скатерку, а под каждую подсовывался деревянный кружок.
        Я было заартачился:
        - Да я тут крепенькое пью, а мешать не люблю.
        Трактирщик строго посмотрел на меня.
        - Только белое! А то весь вкус другим напитком опоганишь!
        Я смирился: такой кулинар просто от причуды настаивать не станет, а истинный вкус очень хотелось узнать. Упорная борьба за сбережение изысканного вкуса продолжалась.
        Перед каждым из нас была поставлена еще одна отдельная тарелка и выдана здоровенная двузубая вилка. На сковороды Хрисанф положил по плоской лопаточке.
        - Так будет гораздо вкуснее, - объяснил он, - когда с пылу с жару каждый положит себе сам. У остывшей спаржи вкус уже не тот. Начинайте!
        И все русичи отведали спаржу в первый раз.
        Ммм! Вкус нежнейшего сладкого желтого перца, поджаренного, но от этого не размякшего, перемешивался со вкусом белой фасоли и едва заметным привкусом лесного ореха. И еще какое-то неописуемое дополнение оттенков вкуса. Восхитительно и ни на что ни похоже! Зеленая спаржа похрустывала во рту. Что и говорить - вкуснятина, ум отъешь!
        Жареные грибочки удачно дополняли вкус. Куда там омлету! Запил белым вином. О да! Только белое!
        Понравилось отнюдь не всем. Богуслав скептически протянул:
        - Потягивает чем-то вроде гусятины, но жиденько как-то.
        Однако доев, немедленно потянулся за добавкой. Эх, не распробовал с первого разу! Кузимкул молча скривил лицо, бросил спаржу, не доев, и вновь взялся за сильно ужаренную куриную ногу. Остальные молча поедали деликатес без видимых эмоций.
        Я, почувствовав себя объевшимся, стал догоняться крепкой местной граппой, заедая лишь зелеными оливками и кишмишем. Меня тревожило, не покорежил ли злой колдун и мою великолепную защиту от употребления излишнего количества алкоголя. Всего через две небольшие рюмашки тревожно прозвонил предупреждающий колокольчик.
        Уф, обошлось. Лишнего, по-прежнему не выпьешь, сильно пьяным не станешь, ужас похмелья не познаешь. Слава белым волхвам!
        Фарид, Кузимкул и Матвей уже отчалили на постоялый двор отсыпаться перед завтрашним рывком. Я наказал побратиму угнать с собой всех лошадей, нам они уже лишние - дальше на кораблях поплывем, выдал денег на еду людям и корма коням. Олег, Татьяна и протоиерей ушли с ними.
        Оставшиеся стали делать заказ на завтра. Узнав, что мы будем посещать его корчму не один день, Хрисанф неожиданно оживился и обрел неплохое знание русского языка. Небольшой акцент дела не портил, главное, что словарный запас не подкачал - чувствовался давнишний навык.
        - Вкусный суп будете? Или вам поганеньких щец наварганить?
        Мы с Богуславом аж хрюкнули от удовольствия. Развод был незатейлив, но, по-видимому, многократно испытан и обкатан на посетителях. Дрянь станете жрать или вкусняшечки отведаете? Вкусняшку? Правильный выбор!
        Но пересевшие за наш столик Венцеслав, Ваня и Наина глотнули наживку не раздумывая.
        - Не надо щей! - обозначил свою позицию Иван. - Супчика давай!
        - Главное, чтобы в гуще кусков мяса болталось побольше, а бульон был понаваристее! - поддержал его поляк.
        - А я вообще никакого супа не желаю! - нравно поджала губы Наина. - Калте буречкес ты же мне не сваришь!
        Полагаю, в Херсонесе никаких иудейских буречкисов сроду не калтили! - промелькнуло у меня голове.
        - Где уж нам, - отозвался шеф-повар, - в наших краях и молодой свеклы с ботвой месяца три как нету, и огурцы с редиской давно уже отошли. Не будешь же его из одних яиц варить, да сметаной с зеленым луком заправлять!
        Силен кулинар! - подумалось мне. Мой великолепный домашний повар Федор наверняка встал бы в тупик. А Наина просто разинула рот от удивления - в рецептуре Хрисанф, видимо, не ошибся.
        - Свинину или говядину прикажете в супчик положить? - поинтересовался кудесник-кулинар.
        - Всего и побольше! - гаркнули добры молодцы в две глотки. - Не ошибешься!
        - Со вторым что? Отбивные из говядины делать, или баранину потушить? Можно куропаток пожарить. Из рыбы в наличии завтра будет скумбрия, тунец, селедка. Иногда привозят рыбу берзитику, она только у нас здесь водится, нигде ее больше не отыщете.
        - А когда крабов отведаем? - решил разузнать Иван. - Я раков с пивом страсть как уважаю!
        - Пива у меня нет, не варю. А крабы…
        - К полднику вари, перед сумерками, - вмешался я. - С утра крабы в нас не полезут, к обеду и ужину тем более. А там вернемся с моря, и сразу к тебе, этих больших раков пробовать.
        Хрисанф кивнул, а Ванька зароптал:
        - Мастер, да как же раки без пива? Чепуха какая-то получается! Может в другое место завтра пойдем?
        Лицо корчмаря аж перекосило. Не обрадовался он, ох не обрадовался!
        - Идите, куда хотите! - заорал Хрисанф. - И без вас проживу!
        Затем повернулся и, ураганом пронесясь по обеденной зале, исчез на кухне.
        - Ишь, нравный какой, - удивился Иван.
        - Эти греки излишне гонористые! - поддержал его абсолютно не спесивый Венцеслав.
        Я обвел глазами помещение. Изобилия народа не было. Да собственно никого, кроме нас и не было. И пока сидели, а торчим здесь уже давно, никто не пришел и не ушел. Надо отдать Хрисанфу должное, он человек с очень большим чувством собственного достоинства - не побоялся жесткой рукой выставить в трудное время межсезонья из харчевни единственных и отнюдь не бедных посетителей. Да и сделал это в грубой форме, вдобавок даже не получив расчета.
        А вдруг мы обидимся, и уйдем не расплатившись, на прощанье хлопнув дверью? Ну и естественно, по ходу сопрем скатерти и солонки со столов? Русский стиль, знаете ли! А охраны не видать ни в каком виде. Это воодушевляет на подвиги! Хватай, все, что плохо лежит!
        Кстати, а что за рыба берзитика? Уж вроде в периоде товарного изобилия 21 века мы все повидали, или хотя бы о том, что купить было слишком дорого, слыхали, но о таком крымском эндемике-рыбце у меня данных не было.
        Сейчас залезу в Интернет, и это окажется всего лишь какая-нибудь черноморская хамса или тарань. Сказано - сделано!
        Про берзитику нашелся только один фрагмент старинной византийской рукописи о дарении этой исключительной рыбехи какому-то знатному гостю, с указанием: ловится только в Крыму! Возле Константинополя ее было уже не сыскать.
        Зато полно было файлов с пучеглазым красноватым бериксом. Его хоть и описывали хитро, типа лучеперый, бериксообразный, низкотелый, или высокотелый, общий вид морского окуня выдавал его с головой. И принять берикса за березитику не давала одна немаловажная деталь - он был циркумглобалист, то есть ошивался в любом море-окияне, кругом (циркум) шороху ну просто глобально наводил.
        Вот только в Черном море его не встречалось сроду. Все губит сероводород на дне, который выделяется в воду от больших запасов тутошней нефти. Глубже 150 метров от поверхности ни одна рыба тут не живет, а берикс рыба глубоководная, мельче 400 не признает.
        Да и видок у него неказистый. Такого полуметрового пучеглазца совать знатному гостю не будешь. Вот мы вам тут в знак уважения местного карасика на килограммчик выловили, не откажетесь принять? Обид будет, не выгребешь!
        Дарят рыбищу вроде двухметрового черноморского или русского осетра, которого слугам приходится вчетвером вносить - все-таки сто килограммов этакая иглообразная морда весит.
        Березитика, видимо, вымерла или была выловлена задолго до 20 века, и завтра у меня будет единственный в моей жизни шанс ее увидеть и даже попробовать. А я упрусь куда-то за пивищем? Да ни в жизнь!
        А рядом уже разгорался пьяный спор.
        - Да вы, поляки, пива мало пьете, и не варите его вовсе.
        - Кто тебе такую глупость сказал? Мы варим лучшее пиво в мире, и пьем его вместо воды! Наш первый король Болеслав Храбрый вообще прозвище Пиволюб имел!
        - А ты сам-то любитель пенного?
        - Ну, я…
        - Вот-вот! Якнете и в кусты!
        Венцеслав аж побагровел, и начал судорожно шарить рукой по левому боку в поисках сабли. К счастью для Ваньки, клинок в корчму шляхтич сегодня не прихватил.
        - Ребята! Не беситесь! - мягко начал я, но петухи не унимались.
        Масла в огонь еще подливала Наина, тыркающая мужа кулачком в бок и подзузукивающая:
        - Дай ему в глаз, полячишке этому! Посмотрим, чего он без своей хваленой сабельки стоит! Убежит небось! Он сегодня без охраны из дома высунулся!
        С этим пора было кончать.
        - Наина! Иван! Убирайтесь отсюда! Такого повара обидели! Он тут возле вас целый вечер юлой крутился, да разными вкусностями кормил, а вы еще драку ему тут затеете. Пошли вон.
        - Да мы…
        - Вон я сказал! Завтра оправдываться будете, на трезвую голову.
        Сгорбившись от неожиданного удара, молодожены уплелись. Христо шмыгнул следом.
        - А я? - тоже понурился Венцеслав.
        - А ты посиди пока. Не хватало мне еще ваши уличные пьяные драки между собой разбирать, - проворчал я. - В общем, я остаюсь завтра здесь, очень уж мне местная кухня нравится. Кто хочет пива с какой-нибудь невкусной гадостью на закуску, может отправляться куда угодно, но без меня.
        - Я с вами! - гаркнул воспрянувший духом королевский наследник.
        - И меня, меня прихватите, барин! - съехидничал Слава. - Не позабудьте на обочине сирого и убогого старичка!
        - Может вы все-таки пиво больше спасения мира цените? - продолжил я эту клоунаду, - самих живыми сожру!
        Венцеслав аж открыл рот от удивления, глядя на чудящих руководителей похода. Но когда мы взялись хохотать, смеялся громче всех, аж закидывая назад голову от удовольствия.
        - Давайте выпьем за успех, и чтобы стереть из памяти все плохое! - предложил Богуслав.
        - Давайте! - звонко выкрикнул шляхтич.
        Я развел руками.
        - Рад бы, да не могу.
        - Защита сработала? - сочувственно спросил волхв.
        Я кивнул. А как хочется расслабиться после похода!
        - Давай ее отодвинем на сегодня?
        - Разве этакую стену можно сдвинуть?
        - Тебе нет, а мне можно.
        - Двигай!
        Богуслав как-то зримо напрягся.
        - А что это он делает? - растерянно спросил поисковик.
        Я прошипел:
        - Молчи! Не мешай!
        Длилось это недолго. Всего через пять минут Слава расслабленно откинулся на спинку стула.
        - Готово!
        Ну что ж, рискнем!
        И мы выпили. Граппа улетела в меня на ура. Вот теперь можно и позабавиться! Забавлялись и расслаблялись мы еще минут сорок, вина и еды у нас было вволю. Я не столько пил, сколько философствовал - выпивший делаюсь болтлив, а собутыльники закидывали в себя кружечку за кружечкой и соловели все больше и больше.
        - Однако надо пойти извиниться перед хозяином, - заметил я, - неудобно перед человеком.
        - Сходи, сходи, - отозвался Богуслав, - ты у нас дипломат известный.
        - Я тоже хочу стать дипломатом! - пьяненько икнул Венцек. - С тобой пойду!
        - Пойдем, - согласился я. - Вдвоем, может быть, и половчей получится.
        Мы прошли на кухню. Хрисанф сидел возле большой плиты с горестным видом. Клиенты были потеряны, а боевой пыл в душе уже угас.
        - Выслушай нас, о кулинар! - витиевато начал я и поклонился.
        Венцеслав немножко подумал, икнул и тоже поклонился.
        - Ты же русский боярин! - поразился Хрисанф, поднимаясь со стула, - наверное, землю размерами с наш город имеешь? И мне, простому человеку, кланяешься?
        - Да нет, - скромно ответствовал я, - земли у меня гораздо больше. Умаешься объезжать из конца в конец. По ней течет река Вечерка, на которой стоит моя лесопилка, и кругом высится строевой лес. Несколько тамошних деревень платят мне подати.
        - А я из королевского рода Пястов! - встрял Венцеслав, - у меня большой замок возле нашей столицы Кракова. Он стоит на великой реке Висле, пересекающей бескрайние земли Польши из конца в конец, и леса там тоже много! Но об этом ни-ни! - шляхтич прижал палец ко рту, пьяненько улыбнулся, покачнулся и шлепнулся на освобожденный стул. Еще раз широко улыбнулся, затем уронил голову на грудь и громко засопел.
        Сомлел мальчишечка, подумалось мне. Не задалась сегодня, видимо, польская дипломатия.
        - А велика ли страна Польша? - удивленно спросил Хрисанф.
        - Сейчас соображу! - заверил я.
        Мы с Интернетом сообразили быстро.
        - В два с лишним раза больше вашей Греции. Вроде как Греция плюс еще одна Греция и Кипр в придачу!
        - Не может быть! - ахнул грек. - И такой принц мне кланяется!
        Честный до глупости русак не вытерпел и тут же разъяснил.
        - Ну, он из младшей ветви Пястов, и пока не принц. Но знатен, очень знатен.
        - А что это он палец ко рту прикладывает?
        - Просит никому об этом не рассказывать. У него там свои расчеты.
        - Ну хоть супруге-то сказать можно? - засверкал загоревшимися карими очами корчмарь.
        Ох уж мне это средневековое преклонение перед титулами!
        - Она наверняка по-женски болтлива, и не утерпит, чтобы не поделиться этакой вестью с ближайшими подружками.
        - Да она…
        - Она женщина, и этим все сказано, - оборвал я диспут. - Мы скоро уедем, и хоть памятную доску о визите в твою харчевню польского принца вешай, нам уже будет все равно. А так ты ей, она другой, та третьей, и уже завтра после обеда у нас под окнами полгорода зевак торчать будет, ничего сделать не дадут - везде провожать станут. Такая лишняя огласка нам ни к чему.
        - Я с нее обещание молчать возьму!
        - Она тебе хоть на крови поклянется. И сама будет в это от всей души верить. А потом все равно не утерпит, сбегает и все разболтает. Я третий раз женат, и поверь, женщин знаю хорошо. Потерпи немного, ты-то все-таки не баба!
        - Экий ты ранний многоженец! - не сдержался трактирщик.
        Я вздохнул. Оправдываться на каждом шагу за свой моложавый вид уже надоело.
        - Ты обратил внимание на мужчину, который со мной за одни столиком сидит?
        - На старика, который не любит винограда? Конечно.
        Я врач, и людей запоминаю не по лицам, а по болезням. А Хрисанф кулинар, и помнит нас по вкусовым пристрастиям. Я, наверное, в его памяти навсегда останусь любителем черного кишмиша сорта Астра.
        - Так вот, я моложе друга-боярина всего на год, просто очень молодо выгляжу.
        - А твоя третья жена тоже старуха?
        - Отнюдь. Она молодая красивая девушка.
        - Как же она относится к твоей старости?
        - Сказала, что ей на мой возраст наплевать, лишь бы не загулял. Сейчас от меня беременна.
        - Ну ты силен!
        - Не жалуюсь. Я чего за тобой зашел: пойдем выпьем за твои золотые руки и ясную голову, которые сделали из тебя лучшего повара, встреченного мной за всю мою долгую жизнь.
        Хрисанф засмущался.
        - Скажешь тоже, лучший! Таких, как я много.
        - У меня дома великолепный повар Федор. Как ушел ко мне, харчевня, в которой он раньше служил, тут же разорилась. Народ туда только отведать его стряпню и ходил.
        Я много раз обедал в гостях у других бояр, они плохих поваров не держат. Не раз бывал на пирах у двух русских князей, тоже вкусно. Гостил у десятков разных самостоятельных женщин, которые из кожи вон лезли, лишь бы поразить меня своими кушаньями.
        Ты готовишь лучше всех их. Потому я и поклонился твоему незаурядному таланту. А теперь пора выпить.
        - Конечно идем. А то уж меня как бабу разболтать ваши тайны тянет. Сейчас прихвачу заветный кувшинчик, который для себя держу, и пойдем.
        Ухватив небольшой изящный кувшинчик, плотно запечатанный деревянной пробкой, Хрисанф вспомнил о принце.
        - Надо же разбудить вашего Пяста, увести с собой, налить ему рюмочку.
        - Пустое, - отговорился я, - Венцеслав на сегодня уже отгулял. Пусть отдохнет. Может хоть чуть-чуть придет в себя, не придется тащить его на себе до постоялого двора. Кстати, а у тебя свежее мясо есть?
        - У меня все мясо свежее! - гордо заявил владелец харчевни. - Из залежалых продуктов не готовлю!
        - Нужно самое свежее, - терпеливо пояснил я, - просто свежайшее.
        - Есть прямо парная говядина. Есть телятина. Она понежней, но позавчерашняя. Из чего готовить будем и что?
        - Давай парное!
        - Да блюдо из него жесткое и безвкусное будет! Мясу дозреть, надо, доспеть и дойти, покрыться тонкой корочкой. А парное же и не сварить толком, и не пожарить. Сколько ни вари, все невкусное получается, и его не разжевать.
        - Я его сырым с собой возьму. У нас с мальцом друзья голодные сидят.
        - Что ж ты их с собой не взял? Денег пожалел?
        - Мы с Венцеславом денег на своих овчарок-волкодавов не жалеем. А не взяли, потому что их часто люди пугаются, неведомо как в корчме к ним отнесутся.
        - Я собак очень люблю! Давно бы и сам завел, да жена их терпеть не может. Ко мне всегда могучего пса приводи, приму как родного. А сырым мясом разве можно собаку кормить? Озвериться же может.
        - А кто тебе сказал, что нам добряки да лизуны нужны? Чтобы волка в чистом поле без помощи человека задушить, боец и зверь нужен, а не цепная гавкалка.
        - Приводи! Завтра же приводи!
        Мы вышли в зал. Богуслав сидел уже со слегка снулыми глазами, говорил и думал помедленнее обычного - тоже чувствовалось опьянение. Конечно, до польской юношеской пьяности нам с ним было еще далеко, но насторожиться уже следовало.
        - Слав, нам поджиматься уже пора - хватит с этой пьянкой горячиться. Завтра может случится нелегкий день, а с нас похмельных проку будет маловато.
        Богуслав подумал, встряхнулся и стал говорить рубленными фразами, делая между ними продолжительные паузы.
        - Не пить крепкого. Или уйти. Как скажешь. Ты у нас командир. Тебе решать.
        - А я думал, ветеран у вас главный! - ахнул Хрисанф.
        - Володя главный. Лучше меня.
        - Ты прав, крепкие напитки сегодня уже пора исключать, - согласился я с Богуславом. - Но вот с корчмарем я выпью обязательно.
        - Вот-вот, со стаканчика мальвазии вам не поплохеет, - весело затараторил грек, наливая нам по полстакана вина насыщенного янтарного цвета из заветного кувшина, - очень полезный напиток!
        Интересно, что ж за напиток трактирщик утаивает от посетителей? Чего тут в Херсонесе нет в свободном доступе? О мальвазии я читал у классиков и не раз. Обычное доступное вино.
        Спросил.
        - Что ты! - поразился Хрисанф, - мальвазия дешевой не бывает! Те, от кого ты это слышал, рассказывали о паршивых подделках, неизвестно из чего сделанных. Какой-нибудь десятый отжим самого поганого жмыха. И давай, волоки на Русь, там все равно не поймут, хорошего-то вина и не видали сроду.
        Приличная мальвазия делается из золотисто-желтых виноградинок сорта винограда с тем же названием. Растет только в горной местности на Крите. Из других сортов такого вина уже не получишь. Отбираются обычно лучшие ягоды. Бродить будет поставлен только первый отжим! Можно сделать и второй, и даже третий, но все это уже будет не то - дешевка она и есть дешевка.
        Получается сладкое ликерное вино с необычайно приятным сладким вкусом и тонким, глубоким и выразительным запахом-букетом. Будто смешиваются запахи фиги, неведомых цветов и мандаринов.
        Запахи, вроде бы обычные, но тут они приобретают новые красоты аромата. Правда, у вас на Руси не растет…, - тут Хрисанф задумался, а мне захотелось выкрикнуть: зато у нас рожь и лен хорошо растут!
        - Не растут у вас фиги, и ты можешь не знать их запаха.
        - Ни фига у нас не растет, - озвучил я свою мысль, - но фигу дают понюхать часто!
        - Завозят, значит, - сделал ложный вывод трактирщик. - Но раз в десять - пятнадцать лет мальвазия дает урожай необычных ягод: они в полтора - два раза крупнее обычных, их сок более насыщенного цвета и вкуса.
        Вот к этим виноградинам опытные виноградари никого не подпускают - все делают сами. Разом этот урожай не собирают, снимают с ветки по одной вызревшей ягодке в течение определенного времени.
        Затем давят сок. Берут только первый отжим! Потом мастер лично следит за брожением. Дают настояться. В результате получается великолепнейшее вино - мальвазия люксус, которая стоит гораздо дороже обычной.
        И вот она перед нами! - Хрисанф обвел наш столик широким взмахом руки. - Угощайтесь!
        Мы со Славой взяли стаканы в руки и понюхали. Видимо опьяненный Богуслав уже успел потерять нюх, потому что оценил запах так:
        - Не пахнет. Не чую. Буду пить.
        После пары глотков он поставил бокал на стол и застыл, глядя в одну точку. Вот и все. Приехали. Пора тащить его в кровать. А я все нюхал и нюхал. Пахло приятно, но слабовато. Сориентироваться было затруднительно.
        - Так ты и трезвый-то не учуешь, - вмешался в мое нюхачество трезвый Хрисанф. - Настоящие знатоки нюхают вино по-другому.
        Он покрутил стаканчик в воздухе в горизонтальной плоскости и быстро понюхал. Удовлетворенно заметил:
        - Совсем другое дело! - и пригубил напиток.
        Я повторил раскрутку, понюхал. Получилось! Запах стал интенсивнее, гораздо насыщеннее. В новой гамме отчетливо проступили запахи лимона, абрикоса, ананаса, и даже наносило чем-то бананово-шоколадно-заманивающим.
        Однако кабатчик-то чует что-то совсем другое!
        - Хрисанф, но у меня какие-то совсем другие запахи… Может я неправильно нюхаю?
        Средневековый сомелье рассмеялся.
        - Так и должно быть. Мы с тобой понюхали вдвоем и учуяли два разных запаха, понюхает десять человек - будет десять разных мнений. Этим и отличается букет хорошего вина от запаха дешевых поделок. Здесь ошибиться невозможно - у каждого из нас свой жизненный опыт.
        Теперь тебе для лучшего понимания букета и вкуса вина нужно не торопясь покатать его во рту, и только потом глотать.
        Покатал, глотнул. Ммм! Букет запахов усилился и засиял новыми ароматами. Терпкий насыщенный вкус оставил приятное послевкусие. Вот теперь можно и посмаковать.
        Мы сидели, выпивали и разговаривали.
        Хрисанф в свою пору служил поваром в разных местах. Дома богатых людей виделись облегчением после заплеванных портовых харчевен, а когда его переманил к себе и увез в Константинополь один из родственников императора Алексея Комнина, жизнь там показалась кулинару просто раем.
        Но гордый нрав и вспыльчивость не позволяли повару долго засидеться на одном месте, и, хотя знатный ромей платил ему очень щедро, Хрисанф в обход подающей кушанья прислуги ухитрился поругаться с всесильным императорским советником и вынужден был оставить службу. Несмотря на более чем заманчивые предложения знати о работе, он предпочел вернуться в Херсонес и купить здесь таверну вместе с домом.
        Только и в торговый-то сезон дела шли так себе, а сейчас прямо волком выть охота - не идет народ, хоть тресни.
        - Первый год ты здесь хозяйствуешь? - поинтересовался я.
        - Да первый, будь он неладен! Продавать, наверное, эту корчму буду, место видать глухое. У нас в доме еще две пустующие комнаты стоят с отдельными входами, и от них тоже никакой пользы нету.
        - Любое место раскрутки требует. Сразу много не заработаешь, приучать приезжих именно к тебе ходить надо. А первые годы активно заманивать купцов к себе придется.
        - Низкими ценами, что ли их заманивать?
        - Низкие цены это для матросов, да проезжей рвани всякой. Твоими золотыми руками другие кушанья стряпать нужно - вкусные, как во дворце и по разумной цене.
        - Не поймут!
        - Надо сразу объяснять это будущим посетителям.
        - По улицам, что ли, мне бегать? - набычился Хрисанф.
        - Для этого есть другие люди.
        - Не знаю таких!
        - Да он сегодня целый вечер перед глазами мелькал! Заняться ему явно нечем, тележку какую-то пустую катает, а язык подвешен очень хорошо, слова нанизывает уверенно.
        - Христо, что ли? Немного он пока мне посетителей привел!
        - Не так работает, навыка нет. В любом деле правильный подход важен. Вот он, кстати, и воротился, явно несолоно хлебавши.
        Ламврокакис присел к нам с расстроенным лицом.
        - Какие эти твои молодые жадюги! Я их довел до корчмы, где самое лучше пиво в городе подают, так они меня мало того, что медной монеткой не уважили, так даже пивком не угостили! А у самих денег здоровенный кошель!
        - На чужой каравай рот не разевай! - пояснил я зарвавшемуся хапуге, - не все коту масленица! Иван эти деньги с бою взял, убил самого страшного нашего врага. Мы всей толпой не осилили, а он раз - и прибил.
        - А что ж ты его отсюда-то вышиб?
        - Не понравилось, как он дело повел.
        - А ты нравный!
        - Да еще и с поганым характером, - дополнил я объективную характеристику. - За это не ведись, тебя это не касается. Мы с Ваней близкие друзья, сегодня поругались, завтра помиримся. А вот к тебе серьезный разговор есть.
        - Слушаю!
        - Хлебни-ка пока винца вместо пивца для поддержания разговора.
        Христо тут же протянул цепкую ручонку к заветному кувшинчику. Трактирщик напрягся.
        Я треснул Ламврокакиса по хищной лапе.
        - Это не трогай! Это не для тебя! Боярам только идет. Вон из любого другого кувшина наливай, взыску не будет.
        Хрисанф выдохнул с облегчением.
        - Есть для тебя возможность зарабатывать значительные деньги ежедневно, пить-есть за чужой счет и ночевать в приличном месте тоже бесплатно.
        Христо встрепенулся.
        - Говори скорее, чего за это делать нужно будет, не томи!
        - Да ничего особенного. Подождать нужно будет в порту корабль, поймать приехавших купцов, и привести их сюда. И все дела.
        - Да не каждый согласится за это денег дать!
        - А тебе и не нужно с них деньги брать. Соврешь чего-нибудь почему ты бессеребренник, расхвалишь таверну и особенно повара. Мол он в Константинополе родственника императора, тоже Комнина, кормил. Вернулся потому что сам захотел хозяином стать, недавно купил корчму.
        - Это же все вранье! Вдруг спросят, кого именно кормил, а я что? Буду стоять да глазами моргать? Побьют, как пить дать побьют!
        - Хрисанф, расскажи.
        - Три года кормил Андроника Комнина и его гостей, многих могу назвать поименно и описать. Трое меня звали к себе поваром после того как отведали приготовленных мною яств. Жил в его дворце в левом крыле, наособицу от прислуги. Вернулся этой весной, надоело в услужении у кого-то быть.
        - Это что, на самом деле было? - пораженно спросил Христо. И ты об этом молчал?
        - А чего болтать-то? За это не платят.
        - Платят, еще как платят! - убежденно произнес Ламврокакис. -Каждому охота, вернувшись домой похвалиться перед знакомыми - я, мол, в Херсонес с товаром ходил, меня там бывший повар самого Комнина кормил! Знатно покушал! И не очень дорого. Константинопольские купцы сюда всей толпой попрут! Искать еще эту таверну будут.
        - А искать им ничего и не придется, - пояснил я, - ты им все отыщешь. И бесплатно при этом!
        - Кто же мне за всю эту возню платить будет?
        - Хрисанф и заплатит.
        - Сколько?
        - Закажет если приведенный тобой посетитель изрядно - тебе кератий, сделают это толпой, если вдруг караван придет - двойная оплата - милиарисий, заявятся просто поглазеть - на еду и ночевку заработаешь. Ты не женат?
        - Да денег на содержание жены нету…
        - Вот пока холостой здесь и поживешь. Женишься - квартиру себе ищи. Всех все устраивает?
        Христо:
        - Можно попробовать…
        Хрисанф:
        - Даже и не знаю…
        - А не попробуешь и не узнаешь. Главное, риска-то никакого нету!
        - Отдашь этому жулику деньги, а он никого и не приведет!
        - Выдача денег на другой день, поглядеть еще надо, кого он привел. А завтра я его кормлю, он на меня с утра поработает. Столуемся у тебя завтра опять же мы, не обедняешь. Через денек-другой будет видно, ловок Ламврокакис, или так, звук пустой. Поменять его на другого такого же никогда не поздно. А пока дохода не принесет, медяка медного не давай, не балуй!
        - Я ловок невиданно! - похвалился Христо.
        - Купцов веди, вот им и будешь брехать по дороге что угодно. А мы только делам верим. У тебя одежда хорошая есть? А то весь в пятнах каких-то, не поверят такому.
        - Есть! У знакомой держу.
        - Завтра чтобы прилично оделся. Не смей Хрисанфа перед людьми позорить.
        - Как солнышко сиять буду!
        Я повернулся к трактирщику.
        - Сколько мы тебе должны?
        - Да вас, понимаешь много было, а заказывали все дорогое, не экономили, - пряча глаза взялся вилять кормилец.
        - Мозги мне не морочь! Спать уже охота, целый день в седле провели. Сколько?
        Хрисанф наконец-то решился.
        - Золотой! Меньше взять не могу! Я объясню…, - но продолжить вертеть волынку я ему не дал.
        Развязал кошель, вынул золотую монету производства киевских фальшивомонетчиков, сунул ее корчмарю.
        - Это же золотой солид императора Констанса Второго! Он на нем с сыном Константином Четвертым изображен. Лучшая византийская монета! В ней самое чистое золото! И сияет, как новая! - заахал Хрисанф. - Я ее доселе всего два раза в жизни и видел, - очень редка и высоко ценится. Думал, ты чего попроще и полегче дашь. А с этого золотого мне еще тебе сдачу давать придется.
        Я зевнул.
        - Ты стоимость сырого мяса учел?
        - Конечно!
        - Тогда мы в расчете, сдачи не надо. Мясо подели на две половины, заверни их отдельно. Мне на завтрак яичницу из двух яиц и колбасы копченой. Слав! Ты чего утром есть будешь?
        - Сыр. Яичница. Хлеб.
        - Венцеслав нам сейчас толком ничего и не скажет. Ладно, сунем ему завтра чего-нибудь. Ванька с Наиной скорее всего с утра дуться будут и в другое место отправятся завтракать - на них можно не рассчитывать. Придут четверо уходящих…
        - Они сказали мне, кто чего утром поест, завтра все будет готово, - заверил трактирщик. - Ты лучше скажи, что на обед делать будем.
        - Постарайся добыть в любую цену берзитику, очень меня эта рыба заинтересовала. Она большая?
        - Здоровенная!
        - Костей много?
        - Почти нет.
        - Вот целиком ее и волоки. Не сыщешь, возьми куропаток, да потуши капусты. Христо! Подходи завтра сюда в чистой одежде. Позавтракаем, и на море!
        - Слушаюсь!
        Пошли будить Венцеслава. Богуслав на ногах стоял еще плоховато, сильно качался из стороны в сторону, поэтому пока был оставлен сидеть за столом. Возились с поляком минут пятнадцать: кричали, трясли, терли пареньку уши, хлестали по щекам, обливали водой, ставили на ноги - все было бесполезно, королевич спал сладким сном и даже начал похрапывать.
        - И чего будем делать? - спросил я. - Оставлять сидеть на стуле нельзя, не ровен час свалится на пол, расшибется. Перетащить может в жилые комнаты на топчан?
        - А он ночью подымет хай, перебудит всех моих домашних, выясняясь, куда попал. Да меня потом теща истерзает, - всю печень выклюет, - скептически оценил этот замысел повар.
        - Так ты с тещей живешь? - посочувствовал я мужику.
        Хрисанф перекрестился.
        - Не дай Бог! Зашла в гости, да и осталась на ночь.
        С тещей я пожил и представлял, как она начнет пилить зятя: теперь каждый вечер всех пьяных доченьке под бочок будешь притаскивать? Да еще возникнет куча немыслимых версий о твоих деловых качествах, которых нашим мужским умом ни в жизнь не охватить - узнаешь очень многое о своей невероятной паскудности, и этот вариант тут же отпал сам по себе.
        - Армяк для него может бросить на пол? - предложил Христо, - не зима, не озябнет.
        - А он ночью вскочит и побежит постоялый двор искать, - усомнился в этой идее я. - По пути его точно где-нибудь ограбят, а то и вовсе зарежут.
        Задумку связать поляка я тоже отверг - спесивый шляхтич за такую о нем заботу мстить будет по гроб жизни.
        - Да давайте его на моей тележке увезем!
        И то верно.
        - Длинноват он только, - как-то совершенно по-прокрустовски оценил рост Венцеслава Христо, - ноги свисать будут.
        - Подогнем! Положим его на бок и подогнем, - творчески развил идею бывший врач-совместитель «Скорой помощи», не раз переносивший к машине людей необычайной длины.
        Христо усомнился.
        - А вдруг он резко разогнется, да как пнет меня в живот? Мало не покажется, парень, похоже, крепкий!
        - Ну давай я его покачу.
        - Ты давай лучше своего друга-боярина до постоялого двора доведи, какой-то он сомнительный. А мне за риск доплатишь…
        - Не надо ничего доплачивать! - вмешался Хрисанф. - Я покачу. Меня никаким пинком через пузо не достанешь!
        Такого убытка Христо не ожидал. Сначала оторопел, потом начал хитрить.
        - Как же ты по ночному городу один назад брести будешь? Самого того и гляди разбойники зарежут.
        - Ты же на ночевку сегодня ко мне пойдешь?
        - Ну да…
        - А тебе, думаю, вся эта бандитская шатия-братия хорошо известна, вечно тут день и ночь ошиваешься.
        Ламврокакис отвел хитрые глазенки.
        - Да так, знаю кое-кого…
        - Вот сам с ними и потолкуешь, - подытожил кулинар. - Денег я с собой не возьму, одет в простой хитон, невелика радость меня грабить.
        - Если небольшая толпа будет, могу я их перебить, - внес свою лепту я, - неплохо обучен.
        - Да у тебя и меча-то с собой нету! - поразился моей наглости Христо.
        - Кинжалом буду действовать.
        - Один?!
        - Вдвоем, - отозвался уверенный голос Матвея, неожиданно вернувшегося в корчму с уже привычной саблей на боку и совершенно трезвого.
        - Забыл чего-нибудь? - поинтересовался я.
        - Пожелать тебе спокойной ночи! - захохотал ушкуйник. - Грузим поляка.
        Мы погрузили парня на тележку, и пошли, прихватив с собой факел и мясо для собак. Тележку по очереди толкали то Хрисанф, то Христо, Матвей вслушивался и вглядывался - не подстерегает ли нас бандитская засада, я освещал дорогу, Славу мы с ушкуйником вдвоем вели под руки.
        Завязалось продолжение беседы о наращивании числа посетителей в харчевне.
        - И как прикажешь к купцам подкатываться? - все играл в лопуха Христо, - хватать за рукав да орать: побежали скорей жрать?
        - А говорил, что ловок! - удивился я. - Не надо никого хватать и ничего орать. Первым делом погляди, чем стали заниматься приезжие. Если разгружать товар с судов, надо обождать - пусть люди неотложное сделают, потом подойдешь.
        Свалят заботы на приказчика или уже разгрузятся и в город подадутся, подсунься, предложи за твой счет на радостях выпить.
        - А какая у меня радость?
        - Да любая! Сын родился, ты наследство получил, теща от вас выехала - выпить тебе не с кем, а один не любишь. У нас, на Руси, все очень любят выпить на дармовщинку.
        - Да и у нас в Византии не откажутся!
        - Если срочных дел у них нету и гости пошли с тобой, уверенно ведешь приплывших в корчму к Хрисанфу, а по дороге рассказываешь, что лучшее вино только там, еда - выше всяких похвал - повар самого Комнина кормил, и у него чистота, красота, продукты свежайшие. И цены - очень разумные, лишний нумий не запросит. Про родство не ври! Ни к чему это.
        - А дальше что?
        - Зашел в таверну, развалился на стуле и шуми:
        Дайте мне лучшего вина и самой вкусной еды! Долго ждать не люблю!
        Хрисанф, у тебя есть какое-нибудь простенькое, но очень вкусное кушанье?
        - Как не быть! - отозвался повар, - враз эскалопов нажарю!
        - Да чтобы народ зря не томить, выдай хорошего вина с легкой закусочкой, ну там винограда или слив подсунь, и иди спокойно жарь.
        - А дальше?
        - Дальше - больше. Христо пусть занимает народ расспросами об их житье-бытье, да купеческой лихости - мужчины больше всего любят своими подвигами хвастаться, а ты быстренько пожарь каждому посетителю по одному маленькому эскалопчику для разжигания аппетита, подай на стол, и спокойно жди основного заказа.
        Вот выпили они по стаканчику, заели этой маковой росинкой, тут-то их голод с дороги и прошибет!
        А Христо вдруг вспомнит про какие-то дела неотложные, сунет тебе монетку, спросит: достаточно? Ты кивнешь, и он убежит. А приезжие уже разгулялись, жрать охота неимоверно, начнут делать заказ. Вот тут и надо жестко разграничить: вот за это заплатил Христо, а дальше уж вам рассчитываться!
        - Может не надо? - неуверенно спросил кулинар.
        - Еще как надо! Купцы вечно без чести и достоинства в чужих городах дела ведут, ведь все равно никто не узнает. Смолчишь - обожрут кругом, а оплату на Христо перевесят. А вот если четкая договоренность будет, тут уж им деваться некуда.
        - А вдруг уйдут?
        - Да и пропади они пропадом! Платить, значит, не хотят, и не будут.
        - А вино и эскалопы кто же оплатит?
        - Если гости останутся у тебя, раскидаешь затраты по всему заказу, они и не заметят, ну а если вдруг все-таки уйдут - скатертью дорога, не обедняешь.
        - Боязно как-то, убыток…
        - Кто не рискует, тот не пьет мальвазии! И обязательно поставь у двери караульщика.
        - Зачем?
        - Нажрутся и убегут, пока ты возле плиты толчешься. Да еще чего-нибудь со стола прихватят. Вот это будет убыток!
        - Да где ж его взять-то караульщика…
        - Христо враз сыщет.
        - Могу! - тут же подтвердил родственник всего человечества. - Есть тут один русский боец, очень дальняя моя родня, у меня на примете. Дорого не возьмет, а за порядком присмотрит.
        Интересно, а среди африканских пигмеев нашел бы Христо себе родню?
        - Слушай, а откуда у вас столько всего русского? - удивился я. - Вы же старинный греческий город, Русь от вас черте где, а куда ни глянь - вечно чего-нибудь русское подсовывается: то караульщик, то вы поголовно наш язык знаете.
        - Сто лет назад ваш князь Владимир, который потом Русь крестил, вынудил наш город сдаться. С той поры россы здесь кишмя кишат. Отсюда и наше хорошее знание вашего языка.
        А как половцы русское Тмутараканское княжество разорили, которое на востоке Таврики находилось, и тамошние города под себя подминать стали, ваш народ оттуда и побежал кто-куда. Евдоким, скажем, из Феодосии с семьей прибыл. Он у себя там в охранной дружине состоял, подраться горазд и на кулачках, и на сабельках.
        - Детей у него пятеро? - неожиданно по нормальному спросил протрезвевший Богуслав.
        - Да, - удивленно протянул Ламврокакис, - ты его что, знаешь?
        - Знавал в прежние годы, - подтвердил боярин. - Хороший мужик: и непьющий, и боевой. Он в их дружине сотником служил. Этот и не струсит, и в заварушке насмерть биться будет. Мы с ним в Киеве раньше иногда встречались.
        Да, подумалось мне, а в 21 веке в Севастополе, стоящем на развалинах былого Херсонеса, русских вообще подавляющее большинство.
        - Ладно, - решился Хрисанф, - попробуем. Хватит мне перед супругой и ее матушкой стелиться, наплевать, что всего два месяца женат. Вот поют с утра до ночи: все продавай, иди поваром к богатым да знатным, хорошо заживем. Прав ты - переменить ухватку надо. Вина у меня запас изрядный, весь подвал разными его видами в свое время забил, и если дом продам, куда я его дену?
        Куском мяса пару раз рискнуть можно, не обедняю. Если народ пойдет, сервитума, полового-подающего по-вашему, заведу, хватит повару туда-сюда бегать. Мое дело жарить и парить, а не перед посетителями гнуться.
        - Я слышу речь не мальчика, но мужа! - процитировал я выражение светоча нашей поэзии Александра Сергеевича Пушкина. - Надо бороться, надо дерзать, а то потом так и будешь сидеть на нищенской получке до конца жизни. Там много не хапнешь, сегодняшний запас денег быстро разойдется с этакой бойкой женой и ее советчицей тещей. А пойдут дети, болячки не дай Бог случатся, или еще что, и торчать тебе в наемниках до конца жизни - второй раз не выберешься из этой помойки, в люди не выйдешь.
        Тут опять оживился Христо.
        - А как же я в дождь, да на порывистом морском ветру часами стоять буду? Да и гаваней у нас не одна, а три, и возле которой ожидать? Дело в зиму, скоро захолодает, простыну начисто!
        Я задумался. И не знаешь, чего присоветовать. Шалаши во всех трех портах построить и сидеть в них, от холода трястись? Хрен редьки не слаще. Впрочем, есть один выход, правда зыбкий…
        - А на маяке есть смотритель?
        - Как же без него! Кто ж там по ночам сигнальный огонь зажигать будет? Служит средних лет дядька, Линдрос звать.
        - И все три гавани оттуда хорошо видно?
        - Как и положено.
        - А смотритель, часом, тебе не родственник?
        - Он одинокий и злой, как собака. Никого на смотровую площадку маяка не пускает. Наши как-то ходили, хотели видами полюбоваться, так он с дубиной спустился и погнал их оттуда в три шеи.
        - А пришедшие ваши, были как обычно пьяные морды самого разбойничьего вида? - усмехнулся Матвей.
        - А откуда у меня приличные знакомые? - удивился Христо. Других не держим. Какие уж есть, такие и есть.
        - Ну да, - сделал вывод ушкуйник, - друганы грабят, а Ламврокакис награбленное на тележке куда надо отвозит. Приличные люди таким редко занимаются.
        - В общем, внутрь маяка простому человеку никак не попасть, - подвел черту Христо, не вступая в лишние прения о своей жизнедеятельности и образе жизни друзей - все не без греха! - нечего и пробовать, того и гляди дубиной по черепушке огребешь.
        - А если попробовать подойти иначе? - начал заходить на новый виток я.
        - Как это? - удивился грек.
        - Ваши-то поди с пустыми руками шли?
        - А надо было тоже по палице прихватить? - заинтересовался Христо. - Огреть этого Линдроса по загривку, он бы и рассыпался в любезностях - заходите гости дорогие, на окрестности полюбуйтесь?
        - Подожди шутки шутить, - не стал веселиться я. - А если прийти к смотрителю в чистой одежде, да с кувшином хорошего вина, разговорить его душевно, угостить, может тогда и пустит?
        - А о чем же с ним можно говорить? - удивился Ламврокакис. Улетят вороны на юг или тут зазимуют? Какую по размеру лучше дубину делать?
        - Ну может Линдрос кого с потерпевшего бедствие корабля спас, из воды человека вытащил? Слухи, может, о нем какие-нибудь хорошие ходят?
        - Утопить он может, - высказал свое мнение Христо, - а вот спасти - это вряд ли. Видел бы ты эту рожу страхолюдную! С таким лицом только деток малых пугать. Да если это страшилище и одинокого взрослого отловит в темном переулке, тот ему от ужаса сам все отдаст - ножи и топоры показывать не придется.
        Никаких хороших о нем слухов сроду не слыхивал. Может потому на маяке от людей и прячет морду свою звероподобную? Линдрос на голову выше, чем обычный человек, широченный в плечах, с бритой башкой. Он и дубину с собой зря берет - такой даже и кулаком треснет, голова как грецкий орех расколется.
        - Ладно, хватит на меня страх наводить. Завтра, если время будет, вместе на маяк сходим, полюбуемся на вашего красавчика. Но лучше бы тебе самому с Линдросом дружбу завязать, верней было бы.
        - А коли он нас палкой?
        - Убежим, если что, не впервой. Ну, вроде пришли.
        Я начал колотить в дверь. Через пару минут вышел заспанный охранник, запустил нас в дом. Караульный вместе с Матвеем поднял Венцеслава, и они унесли ослабевшего шляхтича внутрь. Богуслав, покачиваясь, ушел с ними. Хрисанф и Христо заходить не стали, отправились восвояси - встретиться договорились на завтраке.
        Я завернул на двор, выдал волкодавам мясо. Марфушка весело взялась нажевывать херсонский деликатес, а Горец провыл-прогавкал с тревогой:
        - Где! Мой! Хозяи-и-ин?
        - Устал и уснул, - успокоил я верного друга королевича, - завтра увидитесь. А ты кушай, кушай. Марфуш, когда поедите, здесь останетесь или в дом зайдете?
        - Тут! - рыкнула зверюга и опять вгрызлась в свой кусище.
        - Ладно, не торопитесь, спокойно поешьте, - сказал я и тоже ушел спать.
        Пробуждение было нерадостным. С самого утра Полярник взялся истошно орать у меня в голове:
        - Владимир! Скорей вставай! Дельфины ушли!
        Я от неожиданности сел. За окнами едва брезжил рассвет, мирно похрапывал на соседней койке Слава, во рту было сухо и мерзко, а на душе уныло. Однако похмелье, дружок!
        Рядом стоял кувшин с водой, припасенный с вечера. Первым делом я утолил жажду живительной влагой, встряхнул головой, а уж потом только ответил:
        - Ну и чего орать? Ушли и ушли, чего ж мне за ними по морю вплавь гоняться? Вот проснется Богуслав, посоветуемся…
        - Черта ли нам в Богуславе! Ноги в руки и побежали! Еще может успеем вдогонку дельфина из другой стаи послать, он их вернет!
        Ясность мышления воротилась в мой похмельный ум. Уже одеваясь, спросил:
        - Точно?
        - Точно! Бежим!
        И я понесся, обгоняя ветер, быстрый, как северный олень, по пути прихватив со двора Марфу. Горец было глянул на нас лениво, вот мол сейчас Венцеслав встанет, и мы всем покажем, но я развеял его сладкие иллюзии:
        - Хозяину в ближайшие часы не до тебя будет, очень сильно устал! - и подголянский волкодав рванул вместе с нами.
        На бегу Боб выступал навигатором и излагал события своей духовной жизни.
        - Направо! Вперед! Я сумел получить доступ к твоим способностям предсказателя и выжал их досуха - на кону стоит судьба этого мира, и расшаркиваться перед тобой было некогда.
        Налево! Вперед! Предсказываешь близко, на день или на два, но судя по твоим детско-юношеским воспоминаниям, очень точно.
        Правей, правей! Тебя подключить не могу, слишком мощная стоит заслонка на твоих способностях, но сам могу увидеть кое-что и из настоящего, и из будущего.
        - А чего мы несемся сломя башку? С вечера не мог сказать, что нужная стая уходит? С вечера бы эту возню и начали.
        - Сам час назад увидел. А в темноте куда побежишь? Вдобавок другая стая только сейчас к берегу рыбу загнала, и они охотиться начали, а ночью дельфины далековато в море отдыхать уходят. Сюда! - и мы вылетели к воде.
        Волны накатывались на берег с рокочущим шумом, уже заиграли солнечные зайчики, подул легкий ветерок. Рядом покачивалась на волнах пристань, и к ней был причален какой-то корабль. Невдалеке явно русская ладья уже миновала волнолом и уверенно шла к причальной стенке под прямым парусом.
        Дельфины в самом деле ловили рыбу недалеко от берега, подбрасывая особо крупную вверх и ловя ее на лету. На меня эти любители людей не обратили никакого внимания - они завтракали, переговариваясь по-своему: взвизгивали, скрипели, мяукали, свистели, щелкали, щебетали и гавкали. Где тут в этой какофонии звуков Информаторий Земли уловит связную речь и сделает понятный перевод!
        - Раздевайся, лезь в воду и плыви к ним, - решительно подал команду Полярник, - мне для контакта надо чтобы ты кого-нибудь из дельфинов руками обнял.
        - А это точно афалины?
        - Без вопросов!
        Что ж, ему там возле Интернета видней. Возле моря еще было прохладно, вода, наверное, тоже толком прогреться не успела - погода пока не очень благоприятствовала купаниям, все-таки ноябрь месяц на дворе.
        - Может обождем часок-другой? - робко предложил я. - Хоть вода потеплее станет.
        - Лезь немедленно! Вдруг и эти уйдут!
        Я скинул одежонку и пошел пробовать воду на ощупь. Пощупал водичку пальцами ноги, этак по-бабски - да в общем-то и не очень холодная. Залез весь целиком, поплыл. У нас на Волге и летом на пляже вода теплей редко бывает.
        Плаваю я хорошо и в основном кролем, брасс презираю - уж очень медленно получается, потому до дельфинов долетел махом. Когда был уже в самой гуще охоты, один из дельфинов мною заинтересовался и подплыл совсем близко.
        Я, не раздумывая, обнял голубовато-серое тело двумя руками и доложил Бобу:
        - Держусь крепко! Общайся.
        И понеслось!
        Полярник беседовал с мозгом афалины напрямую, без создания звукового фона, а дельфин в ответ ухал, цокал и скрипел. Закончилось это быстро, минут через пять.
        - Теперь лови вон ту здоровенную с особо белым брюхом, - велел Боб, - это Мать стаи и только она может принять решение: помогать нам или нет.
        Прямо Шекспир какой-то, подумалось мне, быть или не быть. Только в этот раз не одному человеку, а всей Земле, и решать это будут на сей раз отнюдь не люди…
        Махом ухватил белобрюхую. Беседа вновь закипела. Мать свиристела и щелкала как-то более уверенно, чем пойманный ранее член ее стаи.
        В этот раз говорили подольше, у меня аж устали находиться в одном положении руки.
        - Вроде все, - подытожил Полярник, - плыви к берегу, там все и расскажу.
        - Подожди! - остановил я его. - Попроси, чтобы кто-нибудь из ее дельфинов выпрыгнул из воды.
        - Не доверяешь? - усмехнулся инопланетянин, - и правильно делаешь. Может это мне только мнится, что я с кем-то о чем-то говорю, а на самом деле афалины просто между собой цокают.
        Тут он столковался быстро. Мать отозвалась серией дребезжащих звуков, и рядом торпедой из воды вылетел средней величины дельфин. Что и требовалось доказать.
        На берегу я повалился на травку и стал обсыхать на солнышке.
        - Нам с тобой, - начал рассказывать Боб, - нужна Большая Мать Черного моря, она самая одаренная из местных дельфинов-афалин, и члены ее стаи ей под стать. На самом деле все это, конечно, звучит совершенно иначе, но не буду же я каждый раз пересказывать ее длиннющий титул, многим понятиям из которого у вас даже аналогов нет.
        - Ну хоть попробуй, - прищурился я на достаточно уже греющее светило, - хотя бы начни.
        - Изволь. Что могу, переведу, а уж где в ваших человеческих языках, культуре и образе жизни ничего подобного нет, не взыщи, буду вынужден оставить так, как есть.
        - Зачинай, старинушка! - куражнулся я.
        - Ты, чей светлый ум озарил мрак нашего скорбного существования, разумная звезда нашего небосвода, великая глубина громадного провала, хозяйка рыб и водорослей, пампина небывалого пендзавания, бранта эндзинного…
        - Пожалуй достаточно, - прервал его я, - эти чуждые нам пендзавания как не отпампинит ни один компьютер 21 века, так и не прочувствует Наина сейчас. А что же это они в ночь-то ушли, темень же страшная? Или отбрантить чего в это время половчей?
        - А какая им разница, день на улице или ночь? Это для вас, людей, важно. В любое время суток на глубине темновато, вода мутная, в лучшем случае на метр от себя чего-нибудь разглядишь, а они движутся со средней скоростью 30 километров в час. Тут, если ориентироваться на зрение, враз обо что-нибудь башку расшибешь или живот распорешь.
        А у них сонар или как его еще зовут - гидролокатор. Прут с бешеной скоростью под водой, а звуковая волна дорогу обшаривает. Они друг друга без особых усилий за 150 метров в самой мутной воде или в темноте, для них это неважно, отыскивают, а наличие больших предметов невесть откуда услышат, причем одновременно и спереди, и сзади. Если охотятся, то за 100 метров от себя рыбку диаметром с мизинец найдут. И пищу афалины очень часто на большой глубине и именно ночью ищут.
        - А как же поспать? Организму отдых нужен!
        - Дельфины отдыхают, когда хотят, на время суток не ориентируются. У них, в отличие от нас, наземных, спит только одна половина мозга, другая бодрствует. Отдыхают полушария по очереди. И извилин у них в мозгу гораздо больше, чем у вас, и словарный запас богаче. Словом, высшие в сравнении с вами существа.
        Мне вспомнилось выражение из будущего - если он такой умный, почему тогда такой бедный? - и я спросил Боба:
        - А почему у них нет никаких признаков цивилизации? Нет зданий, транспорта, оружия, скафандров для выхода на сушу, да ничего нет! На них охотятся все, кому не лень, и дельфины мало того, что не могут дать сдачи, они даже не пытаются уйти из этих поганых мест. В 21 веке на дельфинов охотятся всего три страны мира: Перу, Япония и Дания. Так не плавайте в их водах, не подсовывайтесь под удар! Нет же - каждый год плывут и гибнут тысячами! Это что, признак большого ума?
        - Вам, людям, не дано понять, почему умнейшие существа не могут покинуть тех опасных мест. Здесь вопрос не ума, а мироощущения и мировоззрения, абсолютно чуждого для вас.
        Для сравнения приведу далекий от существа дела, но понятный тебе пример: почему вы можете отдать жизнь за Родину, за Веру, и не считаете это глупым и постыдным? Учите этому детей, превозносите людей, сделавших это, даете им ордена и медали, ставите памятники. И почему-то совсем не хвалите умников, убежавших с поля боя и предавших святые для вас вещи?
        Есть вещи, которые выше обычного разума, которые не оценить и не понять обычной логикой. Или возьми нравственный закон внутри вас, зачем он нужен человеку? Вы не можете за тысячи лет разобраться в самих себе, а беретесь оценивать действия чуждых вам существ!
        А вся ваша техника, инженерия, транспорт, связь, лечебное дело, зловредное оружие и прочее, неинтересны, чужды, и не нужны дельфинам. Вообще, слава Богу, что человечество не взорвало свою планету без всякого метеорита!
        Большая Мать уплыла в этот раз на встречу с Сыном-Убийцей в Средиземном море.
        - Час от часу не легче! - ахнул я. - Умирать подалась!
        - Думаю, вряд ли - она каждый год туда свою стаю водит. А сын, хоть и убийца, а все-таки родной дельфин. Просто у нас нет времени пережидать все эти родственные излияния - астероид на подходе.
        - Не выслала бы еще нас Большая куда подальше. Скажет: плыву я себе с сынком общаться, и до ваших глупых выдумок мне никакого дела нету.
        - Дельфин никогда не откажет человеку, ты для него старший брат, и этим все сказано.
        - Это каким же боком мы с ними породнились? - удивился я. -Гены что ли общие, миллионы лет назад образовались?
        - Нет-нет, - успокоил меня Полярник, - в плане генов вам домашняя свинья гораздо ближе. Просто в свое время у нашего народа с цивилизацией Полярников были особые отношения, и отказать в мелочах они нам не могли.
        Испытывая сомнения в мирном соседстве двух рядом живущих разумных рас, человеческой и дельфиньей, и опасаясь глобальной войны между вами, мы попросили заложить в дельфинов чувство почитания и любви к людям.
        Вот «люди моря» всегда и пытаются спасти тонущего человека, очень любят общаться с вами, особенно с детьми, специально загоняют рыбакам в сети рыбу, никогда не нападают на своих сухопутных «старших братьев». Если дельфин видит ваше доброе к себе отношение, он никогда не покинет такого человека, не исчезнет в бескрайнем океане, а будет приплывать снова и снова.
        Мои предки заложили и в вас ответное чувство, просто проявляется оно почему-то с некоторым запозданием - видимо сказывается человеческая тяга к убийству и порабощению окружающих.
        - Что же мы, убийцы что ли? - вознегодовал я, и получил исчерпывающий ответ:
        - Без всяких сомнений. Человечество испокон веков истребляет вокруг себя все живое - и разумное, и неразумное. Вы стерли с лица Земли карликов и великанов, теперь пытаетесь извести гномов. Исчезли синантропы, неандертальцы, кроманьонцы, австралопитеки, питекантропы, да мало ли этих разумных рас осталось за давностью веков неопознанными среди молчаливых костей.
        - Они сами вымерли! Неприспособленные были!
        - И выжили только снежные люди, которые усиленно прячутся от главного убийцы планеты в диких лесах и труднодоступных горах. Они отнюдь не дураки, и великолепно понимают, что вам в руки лучше не даваться - убьете. Так человечество за их поимку большую награду пообещало и рано или поздно всех переловит.
        Многие уже ваши, чисто человеческие народы, исчезли с лица Земли. Ученые никак не могут отыскать куда делись скифы, готы, арии, берендеи, меря, чудь, массагеты, тавры, хазары, печенеги и десятки других народностей. Улетели, что ли?
        О животных и птицах речь уж просто не идет, вы бойко добиваете их остатки Красной книгой. Всякие малонужные человечеству выхухоли, красные волки, каланы, амурские тигры, снежные барсы, моржи и многие, многие другие прячьтесь и берегитесь!
        Не наглейте подобно зубру, кулану, кабарге, снежному барану - не уцелеете, закончите как мамонты или бизоны - вас сожрут, или обдерут с вас шкуру, может пристроят к делу бивни и рога.
        Рассчитываете уползти? Понаделают с ядовитых зубов пользительных мазей, кожу пристроят на ремешки.
        Думаете уплыть? Малая касатка, нарвал, морская свинья, сейвал, серый и полярный киты уже доуплывались, - не скрыться им в просторах Мирового океана от главного убийцы всего сущего - человека.
        Да чего там далеко ходить! Черноморские афалины, с которыми мы сегодня усиленно общались, тоже вымирают, и тоже попали в Красную книгу.
        - Мы на них не один десяток лет уже не охотимся! Их плохая экология убивает!
        - А кто ее загадил? Туры? Стеллерова корова? Пещерный медведь напакостил перед окончательным уходом? Закавказский тигр приложил свою волосатую лапу? Налетели из дальних стран моа в обнимку с морскими воробьями?
        Нет! Свою страшную ручищу приложил самый страшный хищник Земли - человек разумный! А не пакостить в Черное море, где полстраны отдыхает, разума почему-то не хватило!
        Не хватает ума и элементарной расчетливости не засирать поганенькими целлюлозно-бумажными комбинатами главное достояние страны - озеро Байкал, питьевая вода которого отличается редкой чистотой, прозрачностью и целебными свойствами. И этой аква виты там - 90 % всей российской или 20 % мировой пресной воды. Кстати, а ты часто пил байкальскую воду - лучшую воду мира, в своем 21 веке?
        - Не довелось как-то, нет ее в наших магазинах.
        - А в китайских есть. И мостится уже эта ловкая нация проложить от самого глубоководного озера мира в свою какую-то провинцию водопровод, и качать, качать, качать лучшую воду мира на потребу китайцам. А русские, как говорили еще в 20 веке - мимо кассы!
        Да чего там далеко ходить, вот ты всю свою жизнь прожил на Волге, легко там в последние годы было достать воблу?
        - У-у-у!
        - А осетра?
        - Мы его и в двадцатом-то веке не видели!
        - Черную икру?
        - В детстве часто ел, а в последнее перед переносом время она стала безумно редка и дорога.
        - Вот видишь, все вы профукали и прошляпили.
        Мне оставалось только развести руками - обгадились кругом, этак циркумглобально!
        - Всем разумным существам нашей Галактики строжайше запрещено налаживать с человечеством Земли официальные отношения, передавать какие-либо технологии - враз сделаете по ним новейшее смертоносное оружие, тут-то уж вы не зазеваетесь. И все 97 видов безоговорочно согласились с этим положением, споров не было, уж очень ярко вы себя проявили. Других таких зверей и убийц, как человек, среди разумных нет.
        - Ну дайте хоть генетические знания!
        - Молниеносно налепите ядовитые генетически-модифицированные продукты, биологических киборгов-убийц.
        - Переброску энергии на расстоянии!
        - Начнете друг у друга города жечь, за вами не заржавеет.
        - Антигравитационные двигатели!
        - И полетят к соседям очень низко над землей бесшумные и громадные бомбардировщики, не нуждающиеся в заправках горючим.
        Я посидел, подумал. Да, пока от нас лучше держаться подальше, меньше будет жертв.
        - Сейчас нам велено ждать до завтрашнего дня, раньше гонцу не обернуться, - продолжал Полярник.
        - А догонит ли он Большую вообще?
        - Догонит! В ушедшей стае три беременные самки, также имеется очень старенькая бабушка, полно детенышей, особо сильно с таким балластом не разгонишься. А вдогонку должен отправиться зрелый самец в полной силе.
        - Хорошо, что они нам стремятся помочь.
        - Стремятся, да не все, и далеко не во всем. Кто поумней, да половчей, стремятся всячески отлынить от просьб и приказов наземных жителей, это я по прошлым, еще Невзоровым делам помню.
        Да и общались мы в ту пору с простыми Матерями стай, на Большую не выходили ни разу. А ведь она должна быть гораздо умнее их всех.
        - Ну и ладно, от судьбы не уйдешь.
        - Ты мне этот фатализм брось! Напряги свои немногочисленные человеческие извилины и придумай, чем мы ее можем заинтересовать.
        - Данных маловато. Да и чем мы можем заманить главную начальницу аж всего моря? Угостим соленой таранькой? Денег, как я понимаю, у них нет, на наши драгоценности внимания не обратят, дары цивилизации им безразличны. Чем их можно манить? Не представляю! Только рассказы о грядущем Армагеддоне заставят ее нам помогать.
        - А если она людям верит еще меньше, чем кентавры? Вдруг ваши рыбаки на нее уже успели поохотится? Или на ее глазах убили родного сына-дельфинчика? Поймали вместо рыбы в сеть ее мать и пришибли веслом? От вас ведь всего можно ожидать!
        - После такого человеческого зверства все наши мольбы о помощи будут отвергнуты. Вот поэтому и говорю - от судьбы не уйдешь! Ладно, пошли завтракать.
        В корчме было шумно. Наши галдели и прощались. Отсутствовали Богуслав и Христо. Я спросил свою яичницу, Хрисанф, уточнив количество яиц, подался ее жарить. Я попросил еще заварить мне какого-нибудь отварчика из ягод, от вина уже устал.
        Обнялись на прощанье с Матвеем, присели поговорить.
        - Деньги, что ты на поясе носишь, теперь в полном твоем распоряжении. На них закупишь провиант на дорогу и корм для лошадей. В ватаге идешь старшим.
        - Золото лишнее, нам серебра на дорогу хватит.
        - Отсыпай его мне, я знаю, как этим золотишком распорядиться.
        Пока Матвей возился с поясом, я продолжал говорить.
        - Документы на землю и лесопилку у вас с Еленой в наличии, из коней возьмешь себе Ушкуя, Олегу я Вихря отдам. В Переславле оставишь протоиерея с тяжеловозами - пусть вернет их митрополиту, и пристроишь к Богуславу на двор остальных лошадей, у него конюшня большая.
        Ушкуйник ссыпал на стол горсть золота.
        - Позови, будь добр, мне Олега с Татьяной.
        Оборотень с богатыршей подошли. Я отсчитал им десять солидов, поделил их на две кучки.
        - Вот вам по пять золотых монет, это в пересчете на привычные деньги шестьдесят серебряников на каждого.
        - А за что ж такие деньжищи? - поинтересовалась Таня. - Иуда Христа всего за тридцать серебряников продал.
        - Деньги плачу за неудобства, перенесенные в походе, и за мужество и героизм, проявленные в бою. Плюс к тому, дарю оборотню княжеского коня Вихря. Вы уже поели?
        - Да.
        - Олег, погуляй где-нибудь, мне с Танюшей с глазу на глаз потолковать нужно.
        - Он со мной и парой тяжеловозов сейчас до базара прогуляется, жранину закупим и будем грузить, - ответил за волкодлака подошедший Матвей.
        Они ушли.
        - Тебе, поди, Пелагея нужна? - понятливо спросила богатырка. Я кивнул. - Получи! - и прикрыла глаза.
        Через пару секунд мы говорили уже со Старшей ведьмой Киева.
        - Ты у меня насчет поездки во Францию узнать хотел?
        - Именно. Боюсь, Анна Ярославна, она же вдовствующая королева Анна, она же настоятельница женского монастыря обители святого Винсента мать Агнесса, Богуслава не узнает - они 46 лет назад виделись, он еще подростком был, когда княжна уезжала, и говорить с нами не станет. А вы уж между собой как-нибудь столкуетесь - ты ей наставницей была. Как Таня смотрит на это дополнительное путешествие?
        - Да никак. Она не поедет. Страшно по сыну и матери соскучилась.
        - Я много денег дам!
        - Она на деньги не падкая. Ты правильно насчет Ани понимаешь - она с вами из осторожности толковать не станет, а мы с ней всегда договоримся. Перебираться мне в кого-нибудь из вас нужно.
        - Перепрыгивай в меня, составишь Бобу Полярнику компанию.
        - Не знаю никакую бобу полярную и перепрыгнуть в тебя не могу. Мне нужна согласная на мое подселение женщина, ни один мужчина для этого не подходит.
        - Боюсь, ни одна чужая девка или баба ведьму в себя не поселит. Согласится если за деньги, день-два потерпит и прямо с тобой убежит. Нужен кто-то понимающий из своих.
        - Да понимающая у нас в наличии одна Наина - ехидна редкая! И не пустит в себя белая волховица черную сущность, нипочем не пустит! Если только какое-то слабое место у нее нащупать… Ты Наину ведь с самого Новгорода ведешь, может знаешь о ней чего-то интересное?
        - Да давно она возле Вани кружит, еще и в поход его с нами идти вместе с этой ловкачкой уламывали. Что мне о ней известно? Да вроде все обычно: любит путешествовать, прошла и Славутич, и Волгу сверху донизу, падкая на тряпки, очень хочет подороже одеться. Для нее Ванькой покомандовать первое дело. Постоянно рисуется, а на самом деле магические способности довольно-таки слабенькие. Жадновата.
        - А что, можно и попробовать, - задумчиво произнесла Пелагея, и мы с ней обвели харчевню ищущими взорами.
        Ближе всех к нам сидел Венцеслав с зеленой рожей и вяло пытался отхлебывать что-то из бокала. Разгульная жизнь в русском варианте не пошла иностранцу на пользу. Надо бы ему мясного отварчику заказать, глядишь и отпустит похмелье потихоньку.
        Мои вчерашние предположения, что молодожены от обиды уйдут завтракать в другое место, с треском рухнули. Видимо, Наина и дерзкий поход за пивом уже расценивала как необоснованный убыток, ведь за все приходилось платить из собственного кармана.
        А она за время похода привыкла, что все расходы берет на себя общая казна. Поэтому, если Иван и попытался сегодня пойти не в эту таверну, то был жестко пресечен выражениями вроде:
        Пусть за все ваш хваленый Владимир платит, не обедняет!
        Теперь молодые уныло чего-то грызли в дальнем углу.
        - Ну что, - сказал я, - сейчас их позовем, а дальше уж излавчивайся, как можешь.
        - Попытка - не пытка, - дерзко отозвалась Пелагея.
        Я подошел к молодым, поклонился и начал хитрые речи.
        - Моя вина, мне и ответ держать. Вчера был пьян, погорячился, прошу простить!
        Отходчивый Ваня тут же бросился коварного меня обнимать.
        - Что ты, мастер, не бери в голову! Сколько верст у нас за плечами, сколько всего повидали, вместе бились, еле живы остались! А ты из-за пустякового дела сам извиняться подошел, гордость свою боярскую в дугу согнул. Ты ж мой лучший друг и наставник, я с тебя в любом деле пример беру и уважаю безмерно.
        Тут и я растрогался, и тоже прижал к себе Ванюшку. Наина не выдержала, стала прыгать возле нас и кричать:
        - Ваня! Это я, я твой лучший друг! Меня, только меня обнимать нужно!
        - С тобой мы наобниматься всегда успеем, - резонно ответил Иван, - ты моя жена, и этого вполне достаточно. А Владимир мой друг и учитель, и я всегда буду подле него, не предам из-за мелочной обиды, и не продам.
        - Так пройдемте за мой столик, - я провел в воздухе рукой, указывая нужное направление, - вон тот, где Таня одиноко сидит, тоскует.
        Споров не было, мы прошли и присели, и скрасили Танино одиночество. Правда, под маской Татьяны скрывалась Старшая ведьма Киева, но кому какое дело до этих пустяковых нюансов - Таня и Таня, чего тут в нее вглядываться!
        - Может выпьете чего, ребята? - радушно предложил я.
        Подошедший Хрисанф зыркнул бешеным взором, раздраженно брякнул сковородку с яичницей прямо на скатерть, прорычал:
        - Столик больше не обслуживается! - повернулся и унесся.
        Да, жизнь ничему не научила нашего обидчивого кулинара. Даже константинопольский урок не пошел ему впрок. Только сервитум, он же половой, он же подавальщик, сможет исправить ситуацию. А повар с тяжелым характером должен сидеть возле плиты и к посетителям не соваться!
        - И что же делать, мастер? - растерянно спросил Ваня, - он и за тем столиком нам костей каких-то дал, да еще и буркнул:
        Ничего больше нету.
        - Ты только что видел, как я это делаю. Неправ? Обидел хорошего человека по собственной глупости? Извинись - и все дела.
        Наина фыркнула.
        - Вот еще! - и отвернулась.
        Иван посидел, подумал, пожал мне руку, и ушел на кухню.
        - Скоро мы во Францию с Богуславом морем отправимся, - начал излагать я средиземноморский туристический буклет - обязательно Ивана с собой возьму!
        - Давно мечтала в чужеземных королевствах побывать, - томно заметила предсказательница, грациозно потянувшись всем телом - уж очень там, бают, духи хороши!
        - А какие там наряды! - поддержала ее Пелагея, - муслин, бархат, шелк, кисея - бери - не хочу! Один раз это увидишь, всю жизнь помнить будешь! А как на красивой женщине, ну вот вроде тебя, все это глядится! Переливы цвета, оттенки, это ж блеск, просто глаз не отведешь!
        А какие во Франции фасоны платьев! Умопомрачительные! Эти выкройки до Киева только лет через двадцать дойдут. Немолода, конечно уж будешь, хотя, впрочем, какая тебе разница - ты теперь замужем, пора уж на печи лежать - детей, а потом и внуков нянчить.
        Наина аж поперхнулась.
        - Я тоже поеду во Францию! Не хочу двадцать лет ждать!
        - А какая будет удивительная дорога! - продолжил я, - розовые рассветы станут цвести над голубыми лагунами Греции, Крита, Лесбоса, Кипра, Корсики, Италии. Громадные мраморные скалы цвета - какого же они там цвета? Я их и не видал сроду! А наплевать, слушатель благодарный, вон как у девахи глазенки блестят! - мраморного цвета, будут приветствовать нас на берегах, где целыми рощами произрастают оливковые деревья, второй раз цветут финики и смоковницы, перелесками стоят апельсины, лимоны, мандарины. Там манят к себе удивительные мушмулы и опунции.
        Там, сквозь неимоверно прозрачную воду, на очень большой глубине видно чистейшее песчаное дно, радуют глаз красивые морские звезды и кораллы, неторопливо стайками проплывают разноцветные рыбки.
        Только тебя я с нами нипочем не возьму!
        - Как это? - опешила Наина. - Ваня же едет!
        - Ваня он боец, в одиночку Невзора положил, а от тебя никакого проку нету. Против черного волхва ты ничего не сумела, с дельфинами явно не столкуешься, да и характерец у тебя гадкий.
        Не желаю больше на твое содержание деньги тратить, бесполезный ты человек. А под Ваньку, чтоб не тосковал, какую-нибудь смазливенькую француженку задвинем - там бабцы безотказные!
        Как забесилась Наина! Как зарычала! Женская злоба и дикая ревность захлестнули ее целиком! Вскочила, стала кричать:
        - Я за свой счет поплыву! Мне на ваши деньги наплевать!
        - Конечно плыви, но на другом судне, нам не мешайся. Я капитану побольше денег дам, только бы он тебя ни под каким видом на свой корабль не брал.
        Наина осеклась, упала обратно на стул.
        - А что же делать, - прошептала она, - мне обязательно нужно при моем Ванечке быть…
        - Тебе бы еще одной, полезной ипостасью разжиться, тогда бы точно взял, да еще и приодел бы в дороге.
        - Где же их берут? - опять воспылала предсказательница.
        - Да кто где. Я с мертвого Невзора снять изловчился и уже при помощи этого чужого естества с дельфинами столковался, Таня у подруги взаймы взяла, и в бою ведьму Василису пришибла. А у тебя, как видишь, ничего нету.
        - Дайте, дайте мне!
        - Своего отдать не могу, у меня Боба не отнять, это чисто мужской вариант, а вот у Танюши Пелагея съемная, и перекинуть ее минутное дело.
        - А что это вы их по именам зовете? - с подозрением спросила Ная, - они что, живые люди?
        - Да где там! - недрогнувшим голосом соврала Большая ведьма, - это просто полезный инструмент для ума, ну как молот у кузнеца или топор у плотника. Не нужен инструмент - отложила, подала команду: Пелагея, уйди! Понадобился, скомандовала: Пелагея, приди! - вот и все дела. А имена им для удобства в работе дадены.
        - Минус в том, - опять взялся рассказывать я, - что Татьяна с нами нипочем идти не хочет, сильно по родным соскучилась. А мне ее Пелагея во как нужна! - и я чиркнул оттопыренным большим пальцем себе по горлу. - В кого только ее перекинуть, ума не приложу!
        - В меня! - недолго думая выпалила Наина.
        - Да ты вся какая-то хлипенькая, - стала куражиться Пелагея, - выдюжишь ли, не знаю. Я вон богатырка, лошадь поднимаю, а вот ты…
        - Это я только с виду жиденькая, - не сморгнув, сбрехала Наина, - а так быка на плечах унесу, и не охну!
        Я мысленно поаплодировал обеим - как естественно для женщины обмануть ближнего своего и добиться поставленной цели. Видимо, это тоже послужило в свое время с пользой для выживания гомо сапиенсов.
        А ведьма между тем времени зря не теряла.
        - Клади руки ладошками кверху! - Ная положила, Пелагея тут же накрыла их богатырскими ладонями - говори: я согласна принять Пелагею, - я согласна принять Пелагею, - прошелестел повтор, - чуешь, пошла?
        Наину передернуло как от удара током, а Таня, теперь уже только Таня, упала на стул и откинулась на спинку. Все! Переход завершен!
        Тут из кухни в обнимку вышли повеселевшие Хрисанф и Иван. Каждый тащил в свободной руке по здоровенному кувшину вина. Ох, не видать мне сегодня взваров и отваров!
        Увидев сомлевшую Наину, Ваня забеспокоился.
        - А что это она какая-то сонная?
        - С Татьяной связалась на ладошках силой меряться, - включился в фестиваль врунов и я, - конечно не одолела, но глянь, как богатырку умаяла!
        Конечно, богатырская сила и мощь показывали свое превосходство над слабосильным задором, и Таня возилась уже побойчей Наи, но вид ее тоже оставлял желать лучшего.
        - Хрисанф, добавь приличной закусочки и посуды, да и сам с нами присядь - в ногах правды нет. Вот еще что, чуть не забыл: поляку супчику или бульончику хотя бы спроворить, может полегчает пареньку.
        - Тому, который…
        - Именно тому! - остановил я ненужные уточнения, - которого вы вчера с Христо на тележке катали.
        Хрисанф неторопливо подумал и сказал.
        - Суп только к обеду будет, но бульончика уже сейчас можно налить.
        - Так наливай, не тяни время.
        И понеслось! Повар таскал харчи, мы с Ваней разливали винный дар богов по бокалам, а проспавший все на свете и только что пришедший Богуслав вместе с богатыршей сдвигали столики.
        В конце концов все присели за получившийся Г-образный стол и залудили по первой. Девчонки раскраснелись, мужики расхрабрились, и вторая тоже ушла влет. Завязалась бурная беседа. Я проследил, чтобы Венцек не пил слабенькое винишко, а сразу дернул 100 грамм крепчайшей граппы и начал хлебать бульон.
        Венцеслав выпил, и глаза полезли на лоб, а потом со зверским усердием начал наворачивать хлебово. Конечно, не мед мы тут пьем, но подобное, как учат гомеопаты, лечится подобным, вот и приходится клин клином вышибать. Больше пить ему сегодня не велел.
        - Но мне же полегчало! - пытался поспорить носитель королевской крови, - значит если еще чуть-чуть выпить, станет совсем хорошо.
        Подрастают новые поколения, и все с той же охотой и усердием лезут в прежнее дерьмо, - подумалось мне. Значит и бородатый анекдот про японца, пившего, а потом опохмелившегося вместе с русским, пойдет вместо аргумента на ура.
        - Венцеслав, тебе приходили сегодня в голову черные мысли, что лучше бы умереть, чем терпеть эту муку мученическую?
        - Было дело, когда уж вовсе невыносимо поджимало.
        - Так вот, если еще сегодня выпьешь, завтра будешь думать: лучше бы я умер вчера!
        Венцек торопливо отодвинул от себя стакан и ушел на берег моря проветриваться. А я уже выяснял у Хрисанфа, куда запропастился ловкач Ламврокакис.
        Оказалось, что Христо прибежал в корчму раньше всех, съел кусок сыра и глотнул чуть-чуть винца, выпросил кувшин крепленой радости и маленькую корзиночку фруктов, после чего унесся в неведомые дали.
        - Либо маяк погнал в одиночку штурмовать, либо на приезжих купцов всей своей мощью обрушился, - высказал резонное соображение Богуслав. а на меня цыкнул:
        - Ты больно-то не увлекайся! Защита твоя от винища вновь в полной силе!
        Так просидели еще часок. Тут рыбаки притащили Хрисанфу исчезнувшую в будущем рыбу берзитику.
        - Никто на рынке целиком ее брать не хочет, - пожаловались они, - все кусочки просят. Повырежут из середины лучшие куски и разбегутся, а мы кукуй там с остатками. Ты вроде бы обещал рыбу взять полностью?
        - Возьмем обязательно! - заверил я тружеников моря. - Часто ли она в ваши сети идет?
        - Да не чаше раза в месяц попадается, и с каждым годом все реже и реже, - поделились секретами истребления редкого вида морских обитателей рыболовы. - Прет в основном кефаль да барабуля!
        Хрисанф расплатился, и окрыленные удачным сбытом рыбаки отчалили к новым трудовым достижениям, а мы взялись рассматривать невиданную рыбу, положенную на два сдвинутых столика.
        Она отливала ярким серебром чешуи, длиной вытянулась аж на три метра, морда, как у скумбрии, плавники большущие, ярко-красные. Кто ж ее в этих-то веках извел? Врагов, подходящих ей по размеру, в Черном море явно не отыскать, и экология сейчас просто чудесная. Человечество еще слабовато, рыболовецкие сейнеры с громадными тралами море как гребенкой не причесывают. А рыба, между тем, пропадает. Загадки без разгадок…
        Хрисанф в кухню эту здоровилу затаскивать не стал, а то там будет не развернуться, быстренько порезал ее на куски прямо там, где лежала и утащил тушить к обеду. На чье-то предложение пожарить, ответил коротко:
        - Не ужарится! - и продолжил свою производственную деятельность. Да, настоящий мастер всегда увлечен своим делом, и разговоры разговаривать ему просто некогда.
        В конце концов и рыба, и Хрисанф исчезли в недрах кухни. Мы посидели еще с полчаса, и тут с победой вернулся Христо. С собой он вел двоих русских купцов.
        - Видите сколько сидит народу? А ведь не сезон, и время не обеденное, - вещал Ламврокакис, усиленно жестикулируя рукой с пустым винным кувшином. - Люди понимают, что такую еду они могут получить только здесь, только в этой харчевне, и при этом не заплатить лишнего.
        - Что ж, - скомандовал купчина постарше, - веди повара дяди императора.
        Христо убежал.
        - Чего бы ты хотел, Андрюха? - усмехнулся в бороду пожилой, - намаялся, поди, в дороге по первому разу, истомился без вкусной-то еды. Конечно, таких расстегаев, как твоя матушка стряпает, мы тут не получим, грека все врет, это видно, но может здесь и верно неплохо кормят?
        - Я, дядька Мартын, ужасно вкусной рыбки хочу! Так этот корабельный кулеш умаял, ну просто мочи нет!
        - Тряхнем, племяш, мошной! Я для тебя деньги не пожалею! Если здесь рыбы нет, в другое место враз уйдем, мы сейчас с тобой люди гулливые. Сыщем рыбу!
        Хрисанф вышел неласковый, отвлекли от любимого дела. Все эскалопы были им сразу забыты.
        - Рыба есть, но вся делается по заказу. Другой сегодня не будет!
        - Пошли, Андрюшка! Не рады нам здесь, отказывают в рыбце.
        Христо растерянно глядел на кулинара и пытался подавать ему какие-то непонятные знаки, но поджавший губы Хрисанф опять закусил удила, и не внимал никаким позывам. Ситуацию надо было спасать. Порушит этот нравный умелец Ламврокакису почин, и пиши пропало, отчается мелкий жулик в этом славном деле себя найти, опять с сомнительными друзьями воровать и разбойничать подастся.
        Я подошел к уже вставшим купцам, широко улыбнулся и начал:
        - Здравы будете, гости торговые! Откуда идете и куда? Радостно видеть на чужбине земляков!
        - Русский?
        - А то! С самого Новгорода Великого сюда сушей дошли.
        - А мы смоленские. На двух торговых ладьях с товаром в Царьград идем.
        - И мы туда. Чего везете?
        - Да как обычно: мед, воск, лен, пеньку, шкурки пушного зверька всякие. А вы с чем?
        - Да мы не по купеческой, по казенной надобности справляемся. Давайте выпьем за знакомство, пошли за наш стол. Хрисанф, выкати нам крепленого, посчитай в мой заказ. Да пока наша рыба готовится, дай приличной закусочки какой-нибудь.
        - Ну пошли, причастимся вместе! Тебе, гляжу и рыбу тут дают.
        - О! С этой рыбищей отдельная история! Ловят ее в месяц раз, вкусна необычайно, по моей просьбе взяли и теперь делают. И исчезает эта берзитика из Русского моря, в другой раз уже может и не попробуешь.
        Андрей вздохнул.
        - А мы пролетели! Нам рыбы не досталось…
        - Так берзитика эта в четыре аршина длиной! На всех хватит! Вам, гости дорогие, смоляне любезные, от моего угощенья не отвертеться, придется с моей ватагой кушанье делить. Счас лучшие куски получите! - и я повлек Мартына с Андрюшкой к себе.
        После первых двух стопок разговорились.
        - А ты чем по жизни занят? - поинтересовался битый жизнью и потому осторожный старший купец. - При князе каком кормишься?
        - Две лесопилки поставил, дешевыми досками Новгород обеспечиваю, и кареты изготавливаю - тоже сам сбываю.
        - Так знаменитые новгородские повозки ты делаешь? - ахнул Мартын.
        - Я, я, - зажевывая крепенькое винцо сливами отозвался я, - на моих клеймо стоит - большая буква «М» в круге. Это по нашей фамилии Мишиничи обозначено. А если очень приглядеться, то на передней ее ножке буковка «В» видна - меня Владимир зовут.
        - Я ж говорил! - заорал молодой, - а ты щербина, щербина!
        - Тут глаз особо зоркий нужен, - пояснил я, - не каждому дано увидеть.
        Афишировать свое боярство я счел излишним: мы, мол, друзья-купцы, и этим все сказано. А знатный представитель правящего класса всегда у простого человека рождает недоверие, обильно сдобренное опаской.
        Хрисанф внес здоровенное блюдо с рыбой. На кусках были видны прилипшие кружочки моркови и следы какой-то зелени. Повар был теперь всем доволен, и лицо его лучилось тихой радостью от хорошо выполненной работы.
        - Хрисанф, садись с нами, хватит метаться туда-сюда.
        - Да там еще этой берзитики…
        - Сейчас эту съедим, еще принесешь. Христо, давай к нам, тоже попробуешь рыбки.
        - А собакам рыбу можно дать? - поинтересовался Хрисанф.
        - Если без костей, то можно.
        - Сейчас очищу!
        - Сейчас выпьешь с нами за Русь-матушку, закусишь рыбцом, а потом и почистишь. Всякому овощу свое время.
        Берзитика оказалась на удивление хороша, прямо какая-то помесь осетра и сома в одном флаконе, - в меру жирная, пряная, нежная - ну просто праздник души и жедудка. А может быть все дело в том, кто ее готовил?
        Поевши, купцы невзирая на мои возражения щедро расплатились с Хрисанфом и ушли по своим торговым делам. Мы договорились с ними встретиться здесь же, ближе к ужину.
        Корчмарь тут же выплатил Христо оговоренную сумму и хотел вновь отправиться к родным плитам для дальнейшей варки пищи, но был мною остановлен.
        - Подожди, Хрисанф, не убегай. Поговорить с тобой хочу по очень важному делу.
        - Говори! - горячо отозвался содержатель харчевни, как-то сразу поверивший в мою манеру ведения дел. - От твоих речей польза есть!
        - Конечно извини за дерзость и за то, что вмешиваюсь в твои дела, - начал я разговор, стараясь не обидеть шеф-повара с взрывоопасным характером, - но нельзя так себя с гостями вести.
        Хрисанфа аж перекосило.
        - Да знаю я, знаю! Поэтому и толкую про сервитума! Вечно от меня все бегут, и второй раз не приходят.
        - Надо не толковать, а немедленно нанимать подавальщика еды - полового. Иначе бросай мучиться и иди в наемники - не станет народ к тебе ходить, за свои же деньги твой тяжелый характер терпеть. Для человека очень важно, чтобы к нему подошли с уважением, внимательно выслушали, дали понять, как именно он здесь важен и нужен. Пусть покормят похуже, наплевать, но как было хорошо и душевно именно в этой харчевне покушать!
        - Да нету такого слуги на примете! - прорычал византийский буян и перевел взгляд на Христо.
        - Да враз бы сбегал, привел и охранника, и полового, но я обещался Владимиру к дельфинам его сводить.
        - Обошлись уже своими силами, не волнуйся. Займись-ка лучше местными срочными делами. Кстати, а что у тебя с маячным смотрителем, - спросил я у Христо, - поговорили? Или он тебе сразу палкой в лоб зазвездил, без лишних разговоров?
        - Слава Богу обошлось, - перекрестился при этих словах переговорщик. - Вначале принял меня нелюбезно, и дубье было при нем, а потом разговорились и поднялись в башню винишка выпить. Я его сразу после приветствия поблагодарил и похвалил за хорошую работу - дескать только огонь этого маяка не дал нашему судну о скалы разбиться.
        Выпили, поговорили, попели песен - скучно Линдросу там одному. Потом стали обозревать окрестности. Все три гавани просматриваются оттуда замечательно. Тут и заметил две русские ладьи, идущие к дальней пристани, простился с Линдросом и побежал купцов встречать. Смотритель звал заходить еще.
        - Ладно, иди, займись поисками работников, ибо нельзя такому славному месту пропасть дать. А тебе, Хрисанф, не в обиду будь сказано, лучше у плиты стоять, чем посетителей своим гордым нравом разгонять.
        На том и порешили. Тут оживилась Наина.
        - Пойдем-ка, мастер, я тебе покажу, как с дельфинами столковываться нужно!
        - Да пошли - вдруг и верно невиданно ловка окажешься. Враз ожерелье какое-нибудь подарю!
        Вспышка трудового энтузиазма превысила все мыслимые пределы! С такими лицами люди впервые прорывались к Северному полюсу или искали в джунглях Эльдорадо.
        - Побежали! - одухотворенно прокричала уверенная в себе кудесница, - потом кораллы купим!
        - Купим, купим, - успокоил я ее, - объевшись только бежать тяжеловато, и так дойдем. Богуслав, ты идешь?
        - Да, да, только вот еще пару, нет троечку, кусочков рыбки съем, и обязательно пойдем.
        Да уж, боярина от простой кефали-то было не отвлечь, а от берзитики его втроем не уволочешь! И кусищи были здоровенные, а кушал он не быстро, поэтому я решил Славу пока не трогать - справимся и так.
        - Ладно, ребятишки, пошагали без воеводы. Дело наше не быстрое, захочет, потом нас найдет.
        Вышли на пустынный бережок. Дельфины плескались и стрекотали неподалеку, явно жили обычной жизнью.
        - Боб, это афалины или белобочки? - забеспокоился я.
        - Самые что ни на есть афалины, - успокоил меня Полярник, - испытывай свою девицу смело, условия у нас с ней равные. Вдобавок они сейчас даже и не охотятся.
        Что ж, начнем!
        - Наина! Полезай в воду. У тебя час. Получится, не получится, вылезай и рассказывай. Будешь врать - сразу увижу и брошу тебя здесь, в Херсоне. Слишком многое на кону стоит, чтобы на вранье отвлекаться. Расскажешь честно - взыску не будет.
        - Да я…
        - Время пошло! - прервал я хвастунью. - Через час позову. Сразу не вылезешь, коротай зиму здесь. Иван, уйдешь со мной, если она выкобениваться начнет? - и я подмигнул пареньку.
        Он понял не сразу, но понял.
        - Пусть только посмеет головы людям морочить! Мне честная жена нужна, а не болтливая врунья.
        Наина торопливо взялась срывать с себя тряпки, обиженно бурча:
        - А говорил, что любишь, подлец!
        Я отвернулся от ее обнаженных прелестей, а Ванька сиял широкой белозубой улыбкой: жена любит, друг-мастер доверяет, с Хрисанфом помирился, выпил уже немало - живи не хочу!
        Я посмотрел, как идут дела, минут через пять. Наина держалась за здоровенного дельфина, еще двое рассекало вокруг. Видимо перекачка мыслей уже началась.
        Ваня мирно дремал, наевшаяся ячневой каши с мясом и очищенной берзитики Марфа зевала. Тишина и покой царили на Русском море.
        Мешали только неприятные мысли. А если Большая мать Черного моря откажет нам в помощи, наплевав на генетические установки, что мы будем делать? Пропадать? Других идей у меня не было. Надо срочно посоветоваться с кем-нибудь поопытнее нас с Богуславом.
        Все Старшие белые волхвы в помощи с дельфинами нам отказали, из авторитетов остались одни антеки.
        - Марфуш, поговорить бы надо. Давай отойдем, не будем Ванюшке спать мешать. - Отошли. - Как бы мне с императором Антеконом связаться? Позарез надо!
        - Поп-ро-бую, - неуверенно прогавкала среднеазиатка.
        От ближайшего схрона мы уже ушли на полтыщи верст, вряд ли собака достанет туда своим призывом. Да и откуда подземным жителям знать что-либо о водных обитателях? Чепуха какая-то на постном масле!
        Может если нам тут откажут, пройтись по Средиземному морю, поискать другую Большую мать? Только очень уж это море велико, как пить дать не успеем никого найти. Мы предположим возле Италии воду будем мутить, а ее стая где-нибудь в Гибралтаре рыбку ловит.
        Марфа оживилась.
        - Го-во-ри!
        О как!
        - Положи на собаку руку! - скомандовал Боб, - больше будет пользы, чем вы тут между собой перегавкиваться станете. Марфа пусть помолчит, я для тебя все озвучу.
        Наглая инопланетная рожа! Что он себе позволяет? Впрочем, наплевать, лишь бы толк был. А Полярника потом придумаем чем прижучить.
        Я кратенько изложил ситуацию для Антекона.
        - Введешь дельфинихе в мозг ключ, - последовал незамедлительный ответ, - после него она что хочешь для тебя сделает, хоть на берег умирать выкинется.
        - Откуда же у вас такой ключ? - поразился я.
        - Когда медведики из этих мелких китов разумных существ делали, а полярники с мартышками занимались, наш народ уже в силе был, мог блокировать эти усилия других разумных рас. Вот они от нас паролями и откупились.
        - И для людей тоже есть такой пароль?
        - Конечно.
        - Скажи!
        - Перебьешься. Слушай дельфиний. Точнее пусть слушает твой жилец-переводчик.
        И у меня в мозгу родился жуткий скрежет, кряканье, скрип. Мне это не запомнить и нипочем не воспроизвести. Потом тишина.
        Марфа встряхнулась и легла возле моих ног. Она явно сильно устала, тяжело дышала, и стоять пока была не в состоянии.
        - Боб, ты хоть чего-нибудь запомнил?
        - Где уж там! А на что мне это нужно? Я и не пытался.
        Мои ноги подкосились, и я шлепнулся на пятую точку возле Марфы, столкнувшись с таким отношением к гибели Земли. Ну уж мог бы хоть пару раз крякнуть для моего успокоения, свинья иноземная!
        - Я своему переводчику запомнить поручил, - продолжил Полярник, - есть у него такая функция. Он не ошибется, неоднократно проверял.
        Я упал на спину. Слишком много неожиданных впечатлений. Ну просто какая-то звездная неожиданность навалилась!
        Немного отлежавшись, мы с Марфой вернулись к мирно спящему Ивану. А еще через пять минут из моря вылезла голая и злая Наина. Первым делом она отвесила пинка своему благоверному и зарычала:
        - Разлегся тут Ивашка-дурашка! А люди в море из последних сил трудятся!
        Иван, ничего не понимая со сна, молча чесал ушибленную бочину, а ласковая женушка продолжала орать, нисколько не смущаясь своей наготы:
        - Что ты, что рыбы эти, никого понять невозможно! У дельфинов только какая-то хаса-паса на уме, и у тебя, поди, в башке каша одна! Бросит он меня тут, понимаешь ли! Да я тебя, подлеца, на краю света сыщу, глаз вырву и сожрать заставлю!
        Тут Ваня наконец-то разобрался в ситуации, повалил суженую ловкой подсечкой, навалился сверху и принялся целовать. Ная еще немного поколотила любимого кулачками по спине, потом ослабевшие ручонки опустились вдоль тела, а затем обхватили своего единственного подлеца. Что ж, милые бранятся, только тешатся.
        Я взглянул на часы. На то, чтобы понять свою несостоятельность в деле общения с дельфинами, колдунье хватило двадцати минут. Без Боба Полярника у человечества нет никаких шансов договориться с братьями по разуму.
        А молодые средь бела дня затеяли какую-то сомнительную возню, и Ванина рубаха уже оказалась задрана, а портки медленно, но верно приспускали ловкие женские ручки. Бог вам в помощь, а я не буду мешать чужой любви.
        - Пошли, Марфа, отсюда, супчику похлебаем, - прошептал я, и мы тихонько отправились восвояси - опять в харчевню.
        - Ты, Володь, извини, если я сегодня был грубоват, - зазвучал у меня в голове голос Боба, - времени было очень мало, картинка с Антеконом вся дрожала и прыгала, того и гляди исчезнет, а другой может и не быть - исчерпаем энергию.
        Вот оно что! А я-то, дурак, дулся… Скоро как Хрисанф, из-за мелочей на людей бросаться буду. Охо-хо, грехи наши тяжкие…
        Наконец показалась корчма. В ней Богуслав уже весело чокался кружками с каким-то бойцом со шрамом через все лицо и саблей на боку, а Хрисанф стоял и напряженно слушал высоченного светло-рыжего мужчину. Христо сидел поодаль и тоже вслушивался в беседу с интересом.
        Я подсел к Ламврокакису. Прошептал:
        - Кто это?
        - Это Эйрик, - так же негромко ответил Христо. - Он из викингов, я его половым привел.
        Хотелось спросить: а императорского военноначальника на помывку посуды ты тут часом не пристроил? Но неспешная речь норманна привлекла мое внимание. Говорил он по-гречески неплохо, небольшой акцент почти не чувствовался.
        - И вот в результате из всего нашего древнего рода Эклундов остался в живых из мужчин один я. Вечером пришел ко мне друг покойного отца Ивор и сказал:
        Гуннарссоны не оставят кровника в живых. Они уже убили пятнадцать ваших воинов, и тебя не оставят в покое. У них нет ни чести, ни достоинства - навалятся на тебя кучей и зарежут.
        Мы, род Лундинов, можем за тебя вступиться, и вызвать от твоего имени одного из их бойцов на честный бой, но ведь тебе всего семнадцать лет, плаваешь ты недавно, и любой мужчина постарше и поопытнее убьет малолетку сходу.
        Я не испугался и спросил: а вдруг все-таки я его убью?
        - А их тридцать человек, из них два берсерка, и выходить на тебя они будут по очереди. У них старшая Одиндиса, ваши лишили ее единственного сына, и снисхождения тебе можно не ждать.
        Так что хватай меч отца и свой топор и пошли к купцам с Готланда, пока темно. Они уходят на свой остров завтра рано утром, и за твой проезд мной уже оплачено. Оттуда отправляйся по пути из варяг в греки, и чем дальше уйдешь, тем лучше. В вашем доме останутся одни женщины и дети, им мстить не будут.
        Я взял меч и топор и отправился в Византию. И вот я живу здесь уже десять лет без малого, взял в жены Поликсену, у нас родились две дочки - Аеропа и Адриана. Называю девочек греческими именами, чтобы кто-нибудь не пронюхал из какого они рода. О нашем поселке Хассмюре уже и тосковать перестал.
        Поликсена упросила, чтобы я оставил воинскую службу, и уже пять лет, как я стал половым. Корчму, в которой я прежде работал, продали, а новый хозяин открыл на ее месте какую-то мастерскую. Сейчас брожу без дела.
        - Языки какие знаешь? - скрупулезно вникал трактирщик далее.
        - Шведский, немецкий, греческий, русский и генуэзский. Последние годы их корабли зачастили в наши гавани. Латынь понимаю, но говорить на ней не могу.
        - Да и так молодец, столько языков выучил! - восхитился Хрисанф.
        - Мне чужая речь легко дается. Латынь не освоил, потому как на ней почти уже и не говорит никто.
        - Это хорошо. А заказ не перепутаешь? Ведь народу иной раз много, одним одно надо, другим другое.
        - Не первый день служим.
        Тут Эйрик показал привязанную на длинную веревочку к поясу дощечку.
        - Доска натерта воском, на ней все, что надо и пишу. Если заполнилась, стираю, быстренько мазну опять воском, и по новой пишу.
        - А чем пишешь?
        - Да уж не пальцем! - улыбнулся бывший варяг, - писало имею, - и показал небольшую заостренную железочку, формой похожую на карандаш.
        - Ты принят. Вначале платить буду немного. Не будешь пьянствовать на работе, прогуливать, воровать, обижать клиентов, денег быстро добавлю, не обижу.
        - Я завтра с утра приду. Или сегодня уже нужен?
        - Заказы на ужин в обед прими, и беги к жене и дочкам.
        Обедали жирным мясным супом, потом угощались рябчиками с тушеной капустой, заедая все это чем-то вроде окорока.
        К обеду уже вернулись Мартын с Андрейкой, освободившиеся от своих торговых дел. Следом зашли встрепанная Наина и утомленный Ванька. Заявился веселый и голодный Венцеслав с задорно помахивающим пушистым хвостом Горцем.
        Во время еды выяснилось, что боец с сабелькой - это Евдоким, нанятый охранником и вышибалой.
        После еды я удалился на постоялый двор отсыпаться - умаяли дельфины, антеки и инопланетяне. Опять обожравшаяся Марфа и утомленная нелегкой женской долей Наина лениво плелись рядом.
        Помирившиеся Иван с Венцеславом пытались убежать вперед - решили заняться сбытом лошадей вместе. Наставником и переводчиком при них выступал Христо. Я быстренько нырнул в Интернет, кое-что уточнил, и решил этому помешать.
        - Эй, ребятишки! - окоротил их я, - не торопитесь. Ванюшка пусть сбывает своих коней как хочет, он их с боя взял, и больше они нам не понадобятся. А вот тебе, Венцеслав, лошадок сбывать рановато.
        Скоро мы, закончив дела, разъедемся, и тебе в одиночку предстоит до дому по суше ехать. Между Константинополем и Краковом лежит 1200 верст нелегкого пути, и на купленных в столице клячах тебе месяца полтора, а то и два добираться придется. А сейчас у тебя лошади странноватые, мышастого цвета, но хоть и мелкие, зато ходкие и дико выносливые.
        - Так они в сути дикари и есть! Мы их даже не подковываем. Это в нашем роду с давних пор скрещивают диких тарпанов с домашними лошадками, а полученную породу называют польский коник.
        - Что это за тарпаны такие? - удивился я.
        - Обычные дикие лошади.
        - Дикие лошади? В центре Европы?
        - Да они всегда у нас водились.
        Из диких лошадей я знал только один вид - лошадь Пржевальского. Но она живет черте где, аж в монгольских степях, с домашней лошадью они разошлись 40 тысяч лет назад, и между собой плоховато скрещиваются. А тут вдруг, в лесистой Польше 11 века, вынырнул невесть откуда какой-то дикий тарпан, и всех домашних Сивок-Бурок покрыл!
        Заиграла параллельная реальность? Можно разузнать…
        - Парни, мне надо подумать.
        - Конечно думай!
        - Боб, что тут за невиданные в моем мире тарпаны объявились?
        - Виданные, еще какие виданные! Большими табунами бегали и по Польше, и по Белоруссии.
        - Куда ж они делись?
        - Их главный любитель животных извел. Отгадай, кто это был? Кто мог распахать степи, вырубить леса и активно, очень активно охотиться на тарпанов с необыкновенно вкусным мясом? Окончательно перебили диких лошадок в 20 веке.
        Долгих догадок не потребовалось - привет мексиканскому гризли и закавказскому тигру, исчезнувшим в то же время! Да и тарпанскую зеброидно-лошадиную родственницу кваггу не позабудьте - ее тоже полностью извели, правда чуть пораньше.
        - Н-да, - продолжил я беседу со шляхтичем, - а на своих кониках ты в полмесяца уложишься.
        - А как же их по морю везти?
        - Чего-нибудь придумаем.
        Орлы тут же воодушевились новой идеей более быстрого сбыта и унеслись. Эх, были когда-то и мы рысаками…
        Богуслав остался еще посидеть с Евдокимом - у них пошла теоретическая дискуссия: Тмутараканское княжество не выдержало половецкого удара из-за дурости руководства в лице князя Олега Святославовича или не получив своевременной помощи от Киевской Руси, неотъемлемой частью которой оно считалось.
        Так прошел остаток дня, и вечер, и ночь. А наутро мы с Марфой и Горцем отправились на важнейшее для судеб человечества собеседование с дельфинами. Все-таки нажравшийся вчера к концу вечера с соратником-сотником воевода Богуслав теперь заливисто храпел на своей кровати, и я не стал его тревожить, а в остальных туристах из нашей ватаги тоже не было никакой нужды - ни от кого помощи в этом деле не дождешься.
        Мои вещи, пока я буду купаться, покараулят волкодавы, а как я вырулю на переговорах с братьями по разуму, так уж и вырулю. В общем, как Бог даст, и коли антековское заклинание поможет. Если же вдруг за давностью времен оно устарело и стало неэффективным, а сам я не изловчусь договориться с Большой матерью, останется только одно - пропадать. На этой пессимистичной ноте я решил отвлечься разговором с овчарками.
        - Горец, а ты чего с нами увязался, не дождавшись хозяина? - спросил я.
        - Он. Вчера. Поздно. Лег, - тут подгалянец неодобрительно мотнул башкой, - Пока. Встанет. Весь. Двор. Загажу.
        - Марфуш, а ты уже выспалась?
        - Конееечно! - зевнула во всю свою здоровенную пасть алабаиха. - Пробежимся!
        Дельфины плескались недалеко от берега. Никакого здоровенного спинного плавника Большой среди них видно не было.
        - А ты думал, что она раз зовется Большая, так и размером с кита должна быть? - ехидно отозвался на мои измышления Полярник, - вон новый плавник, его вчера не было, чуть поодаль от прежней стаи воду рассекает, к нему и плыви. Я тебе сегодня наши переговоры транслировать буду - может подскажешь чего умное, а то плещешься тут попусту.
        И то верно! А то решают наши судьбы чуждая людям дельфиниха и инопланетный пришелец - непорядок!
        Без труда доплыл и ухватился за дельфина двумя руками. В голове зазвучало:
        - Здравствуйте! Вы Большая мать Черного моря?
        - Приветствую тебя, человек. Зачем явился и отвлек меня от важного путешествия?
        - Близится гибель всей Земли, включая моря и океаны. Нужна ваша помощь.
        - Слышала я эти бредни от нашей Старейшей предсказательницы, и нипочем в них не поверю, - голос владычицы морской был полон гнева, отвращения и негодования. - На суше, может быть и снесет пару деревушек, в которых гнездятся ваши поганцы-рыбаки, не выпускающие из рук острогу против нас, да на этом все и закончится. А я вам, нашим исконным врагам, не защитница и не помощница!
        Боб пытался что-то еще сказать, как-то убедить, повлиять на это неблагоприятное для всех нас решение, но могучее дельфинье тело уже начало погружаться.
        Я заорал:
        - Заклинание давай! Уходит! - и у меня в мозгу защелкало, зацокало, заскрипело.
        Погружение как внезапно началось, так же и оборвалось - Большая мать вновь высунулась из воды.
        Ее голос стал ровным и безразличным.
        - Я слушаю. Приказывай, Сильный.
        Уф! Слава Богу! Да, заклинание антеков, это, похоже, все еще, как писал Владимир Владимирович Маяковский «старое, но грозное оружие».
        - Собирай всех дельфинов, у кого есть хоть какие-то магические способности, - уверенно командовал Боб, - чем больше их будет, тем лучше, и плыви к Средиземному морю.
        - Туда моя стая в настоящее время и добирается, я вернулась одна.
        - А что вам там понадобилось?
        - Там ждет меня мой любимый сынок - Сын-Убийца.
        - А почему вы его так зовете?
        - Я родила его от самца черной касатки, и он, кроме сельди, скумбрии и разной другой рыбы, очень любит поедать всяких теплокровных - морских львов или тюленей. Когда уж вовсе некем толком перекусить, может сожрать и глуповатого дельфина-чумку.
        - И вы это терпите? Он же ест ваших братьев! - включился и я.
        - У этих «братьев» почти нет разума, и они нам такие же родственники, как вам овцы или свиньи. Не нужен? Живи и пасись. Понадобился? Пойдем, кушать тебя буду. Просто мы, афалины, едим только рыбу, креветок и кальмаров, и почти не обращаем на чумок внимания, а сынок, бывает, ими очень интересуется.
        Ему тяжело находиться в нашем море - соленость очень мала, глубины незначительные. Да он и в Средиземном-то нечастый гость, приходит раз в году со мной повидаться - скучает по маме. Вот у него магические способности развиты больше, чем у всей моей стаи вместе взятых. Не успеете ахнуть, выкинет ваш камушек куда скажете.
        Полярник продолжил.
        - А как мы вас там отыщем?
        - Я ему скажу, и сын вас где угодно сыщет - он очень сильный маг и волшебник, не нам чета. Вам надо будет меня просто мысленно позвать - я почую. Ну а мне после этого достаточно будет этого человечка, что за меня сейчас уцепился, просто представить. А ты, кто со мной говоришь, видимо в нем проживаешь?
        - Да, это так. Мы постараемся завтра же отплыть из Херсонеса, и отстанем от тебя по времени прибытия к Константинополю ненамного. Еще несколько дней придется потратить на то, чтобы возле пролива Босфор отыскать того, кто укажет в какую сторону лучше направить метеорит. Человек этот известен, надо его только свести с тобой или с твоим сыном.
        На том и порешили.
        Я худо-бедно обсох под мелким занудным дождичком, который то начинался, то прекращался, Господи! Что ж так холодно-то с утра! А вчера, вроде как-то нормально было, и вода казалась потеплей…, в общем, назад я уже для сугреву несся как лось рогатый по лесу!
        - На чем же ты собрался плыть? - поинтересовался я у Полярника.
        - На ладьях русских купцов Мартына и Андрея, - не раздумывая выдал готовое решение представитель более развитой цивилизации.
        Молодец! А если все-таки подумать?
        - А если они отплывут только через месяц? Или ушли сегодня рано утром?
        - Отправимся с кем-нибудь другим.
        - Так сейчас не сезон, в гаванях пустовато, и далеко не все идут в Константинополь. Кто возвращается по пути из варяг в греки, кто в Сельджукскую империю мостится, большая часть вдоль крымского побережья ерзает - тут богатых городов полно, и возле берега злых осенних штормов можно особенно и не опасаться - враз в какую-нибудь бухточку спрячешься.
        А в столицу Византийской империи через все море надо плыть и плыть не один день, а берега черте где и многие туда осенью добираться просто побаиваются. Так что нам при незадаче и до зимы в Херсоне можно просидеть.
        В этот раз Боб подумал немного подольше.
        - Все ерунда! Ты у нас ушлый, вывернешься как-нибудь.
        Достойный ответ, возразить нечего. Да и остальные члены моей команды его наверняка единогласно поддержат.
        В трактире уже было шумно. Наших еще не было, даже неутомимый Христо пока не подошел. Орали по-гречески и размахивали руками какие-то двое нахальных пьяных в хитонах, требуя вина. Причем один кувшин они уже выпили и обильно блеванули прямо на пол, а платить активно не хотели.
        На них мрачно взирал Эйрик, а Евдокима почему-то не было. Хрисанф выглядывал из кухни, но не вмешивался, и пьянчуги, не чувствуя отпора, распалялись все больше и больше. Может быть трактирщик хотел увидеть в деле и оценить своих новых работников, а скандинавский рыжик ожидал прямой команды от руководства, это так и осталось для меня непознанным. О чем все думали и что оценивали, мне не было никакого дела - я грубо хотел жрать и немедленно согреться изрядной стопкой водки, а эти идиоты срывали мне завтрак. В общем, по-о-оберегись!
        Подойдя к месту конфликта, я сходу дал одному в глаз, а второму навесил чисто по-русски - с размаху по уху. Оба шлепнулись в собственные рвотные массы, и это еще более усугубило конфликт.
        - Нас бить? - зарычали они, и оба вскочили с диким желанием подраться.
        О как удовлетворили их неразумное желание! Только я больше не принимал в этом участия.
        Эйрик, при виде всей этой катавасии, воскликнул с неожиданно усилившимся акцентом:
        - Они напаль на клиент! - и взялся отрабатывать на дураках приемы рукопашного боя викингов, быстро нанося хлесткие и точные удары, а пришедший с опозданием Евдоким без лишних раздумий тоже увлеченно принял участие в происходящем.
        Через пару минут должным образом обработанных посетителей выкинули за дверь харчевни. Перед расставанием ими вытерли опоганенные полы и взыскали с них деньги за убытки.
        Я уже миролюбиво сидел за столиком и ожидал выдачи пищи. Тут-то ко мне и подошел мрачный Хрисанф.
        - Владимир! Знаешь кого ты сейчас побил?
        - Не успел поинтересоваться - сильно есть хочу. Спроворил бы ты мне что-нибудь быстренькое, ну вроде как яишенку с сальцем этакую.
        - Это были слуги самого севастократора Исаака Комнина. Он вчера прибыл из Константинополя по поручению императора и остановился в доме нашего херсонесского стратега. Я потому и не решался их тронуть. А жуть как хотелось надавать по этим пьяным и наглым рожам!
        Я больше не выдержал этого занудного перечисления неведомых мне византийских имен и званий и рявкнул:
        - Если хоть чего-нибудь сейчас не дашь, убегу в другое место! И вина крепленого тащи!
        Поняв, что я не шучу, корчмарь с Эйриком кинулись за провизией вдвоем, а вышибала упал от хохота на стул.
        - Ой…, аха-ха-ха, какие вы русичи, х-х-ха! Дерзкие и неразумные! Избили таких замечательных слуг самого севастократора! Ого-го-го!
        - Да что за черт еще этот севастократор?
        - А дьявол их тут с чинами и званиями разберет! Не успеешь какому-нибудь византийскому павлину в нос сунуть, как он архонт, декан или еще какая чиновная пакость оказывается.
        Тут рыжий притащил кувшин вина и пару кружек.
        - А зажрать? - рявкнули мы уже в два голоса.
        - Не, ну прямо как дома! - восхитился викинг. - Никакого чинопочитания и приличия нету! Там хозяин чего-то нарезает, сейчас притащит.
        - Залуди вот винишка с нами, пока его нет, - торопливо наливая в свою кружку вина и суя ее в руки варягу, предложил бывший сотник, - а то он сейчас прибежит, снова нудить начнет!
        Не тратя времени на отнекивания, Эйрик залил в глотку напиток, крякнул, быстренько пристроил стакан назад, и вытер свисающие длинные усы.
        - Прямо один в один как у нас! - удовлетворенно заметил бывший труженик драккара, - аж сердце в груди песнь скальда-сказителя выводит!
        Вернулся Хрисанф и притащил в одной руке здоровенное блюдо с крупно нарезанными кусками копченой колбасы, дольками чеснока и хлебом, а в другой еще две кружки. Всем налил вина, а колбасень мы похватали сами. Очень недолго пытался сделать приличное лицо скандинав-сервитум:
        - Я на работе не пью! - но хозяин это не поддержал.
        - По наглой личине видно, что уже принял на грудь с утра. Смотри, не опьянись раньше времени.
        Я в это время выдал на пробу среднеазиатке и подголянцу по изрядному куску от изделия херсонесских колбасников, да и сам ухватил такой же пожевать. Моя тайная попытка сунуть волкодавам по второму кусочку колбаски была Хрисанфом сходу разоблачена и пресечена.
        - Не порть собакам аппетит! Сейчас выпью и притащу им по миске гречневой каши с бараниной - она уже остывает на кухне.
        Дернули. Эх и крепко греческое изделие! Градусов тридцать, не меньше. Закусили. Стали обсуждать утреннее происшествие.
        - Поешьте, попейте сейчас вволю, - ласково уговаривал нас трактирщик, - а то в темнице неведомо чем и когда накормят. Может и вовсе кормить не станут, а сразу нас на плаху по приказу стратега поволокут.
        - А что это за люди? - поинтересовался я, - какие-то стратеги, севастократоры… Что они делают?
        - Стратег это назначенный из Константинополя глава города. Собирает налоги, следит за порядком, вершит суд, в общем делает все, что считает нужным делать - он по сути здесь наместник императора.
        - А севастократор чем занят?
        - Да ничем! Но это звание получают ближайшие родственники или любимцы императора Алексея Первого. Он сам эту должность и ввел недавно. Четкого круга обязанностей у них нету, куда самодержец пошлет, туда и пойдут, чего повелел порфирородный делать, то и сделают.
        Стратег отлично понимает, что Херсон центр всей торговли Севера с Югом, Запада с Востоком, связующее звено торговцев разных стран и народов, и никогда без веской причины купца не тронет. Напугаешь торгашей, переметнутся они в другие места, и уйдет из казны колоссальная прибыль, и захиреет великий город.
        - А что, мелкая драка в кабаке считается веской причиной для разбирательства и казней? - удивился я. - Все живы остались, никого не покалечили, имущественного убытка нет.
        - Тут случай особый! Исаак старший брат императора, активно пропихивал его на престол, отнимал у церкви имущество для войны, которую вел Алексей, лично любит допрашивать и пытать схваченных врагов. Вдруг эти два придурка у севастократора в чести, и он попросит местные власти за них вступиться? Стратег придворной шишке такой величины отказать не посмеет, и пошлет за обидчиками стражников. Тут-то нам всем и хана!
        - Не волнуйся так. Эти баламуты были пьяны, и обстоятельства дела толком не обрисуют. Ну поругались в корчме, ну подрались там с кем-то. А твои-то мужики изложат обстоятельства дела четко: посетители харчевни по пьяной лавочке затеяли драку между собой. С одной стороны - ваши византийские красавцы, с другой - русский наглец-купец - он-де ваших и побил. А законопослушные вышибала и сервитум потасовку разняли и выпроводили всех из трактира. Так что ищите русского и волоките его на правеж, пусть он за дела свои хорошие ответ и держит.
        - А где же в это время буйный русский обретается? - поинтересовался Хрисанф.
        - Да черт его знает! Первый раз сегодня эту рожу и увидели. А ты, Хрисанф, должен быть вовсе не при делах - тебя в момент драки и в кабаке-то не было, ты после пришел.
        - Тебя же схватят!
        - Им для этого весь город перевернуть придется, а Херсонес не какой-нибудь мелкий городишко, где три улицы да два двора - тут наищешься. А наша ватага завтра-послезавтра уходит, здешние дела мною закончены.
        - Да не буду я всю ответственность на работников перекладывать! - взъерепенился трактирщик, - не такой я человек!
        - Ну и дурак, - оценил его честь и мужество я. - С твоих работников взять нечего, это каждый мелкий чиновник понимает, - гони этих нищебродов отсюда взашей! - а тебя дои да дои, куда ты от дома да от корчмы денешься. А всякой чиновной шатии-братии враз к этому делу примажется неимоверное количество, и они будут рвать тебя, как волки оленя.
        - Да, - неохотно признал Хрисанф, - развелось этих писцов поганых, всяких там асикритов да кураторов за имперское правление немеряно. Их тьмы и тьмы. Обдерут меня эти канцелярские собаки кругом, без последнего хитона оставят.
        - Вот то-то и оно. Поэтому ты в это дело лучше не суйся, а то останешься без кола и двора.
        - А как же ребята? - опять забеспокоился трактирщик. - Что если их жестко прихватят?
        - Могу сказать, пользуясь твоими способностями предсказателя, что каждого из них ждет в дальнейшем, - подсунулся Полярник.
        - Давай!
        А я несколько раз пропел мелодичным голоском кришнаита для разогрева публики мантру «Харе Кришна, Харе Рама», и оповестил присутствующих:
        - Так индусы молятся Богу Отцу и Богу Сыну. Христианской церковью это не запрещено. Теперь я могу предсказать будущее для вас, священниками это тоже не осуждается. Хотите услышать?
        - Да! Конечно! Говори скорей!
        И я начал повторять вслух звучащие в голове предсказания.
        - Вся эта история с дракой в кабаке ни во что не выльется, никто в ней разбираться не будет. Вероятнее всего эти два гуся поганых и не решатся подсовываться под грозные очи Исаака со своей ерундой, понимая, что с них-то с первых он шкуру и спустит.
        Хрисанф разбогатеет во время следующего торгового сезона. Христо попытается уйти и открыть собственное дело, но у него ничего не выйдет - быстро разорится и вернется обратно.
        Весной Эйрик столкнется с кровником по имени Вилфрид…
        Викинг вскочил, молниеносно сгреб меня за грудки и заорал:
        - Говори! Говори! Это главный враг нашего рода! Он троих моих старших братьев убил!
        - … и сумеет зарезать его кинжалом по имени Гибель врага…
        Эйрик выпустил меня из своих лапищ и упал на стул.
        - Это наш родовой кинжал. Последним из нас им владел мой любимый старший брат Алрик, - негромко и как-то отстраненно сказал он. - Я видел эту сталь перед своим бегством из Хассмюры на поясе у Вилфрида. И у меня нет в жизни другой мечты, кроме как убить этого гада из Гуннарссонов и вернуть достояние нашего рода - кинжал по имени Гибель. А на ножах я бьюсь не очень…
        - И что? - весело рявкнул Евдоким, - я на ножах всегда был первый в дружине - хошь издалека кину и не промахнусь, хошь так и этак противника его же собственным ножиком распишу, перед этим кинжал из вражеских рук выбив и на лету поймав!
        - И ты меня научишь? - полыхнул внутренним огнем викинг.
        - А то! Зимой посетителей будет мало, целыми днями учиться будем, коли не заленишься.
        - Я не ленив! Но Вилфрид один не ходит… Его спину всегда верный друг Петтер бережет… И бьются они всегда на пару, даже если враг против них в одиночку выступит…
        - А рядом с тобой теперь твой верный друг и собутыльник Евдоким выступит! - захохотал бывший сотник, и грубый шрам, пересекающий его щеку, искривился еще больше и показал лицо человека, привыкшего не только убивать, но и рисковать собственной жизнью, - Бог даст, одолеем!
        За это и выпили.
        - Я отслужу! - преданно заверил Эйрик старшего товарища, - что хочешь для тебя сделаю!
        - Конечно сделаешь! Как всех поубиваем, еще кувшина два винища выставишь! Га-га-га! - заржал сотник. - Эй, предсказатель, ты про меня много не бреши - копчу небо, как умею, а всяких половецких кровников на меня охотится неимоверное количество, потому я из Феодосии и отчалил. После того, как половцы город взяли, а я чудом жив остался, подумал: коли узнают, где от ран отлеживаюсь, они всей ордой мой дом штурмовать придут - много ихнего брата в разных боях положил! Поживу на белом свете еще?
        - Конечно. И не мало.
        - В полной силе?
        - Да.
        - Вот и славно! - порадовался Евдоким, - Вот за это и выпьем! - и рявкнул командным голосом, привыкшим повелевать и вести за собой сотню в бой: - наливай!
        И тут отозвался от входа таким же рявком голос, привыкший повелевать тысячами воинов:
        - И мне! И зажрать! - это привел остатки нашей ватаги на завтрак бывший воевода Богуслав.
        Он подошел чеканным шагом к нашему столику, схватил железной ручищей кувшин и начал хлебать хмельную прелесть прямо из него. И похмелье отступило!
        Дожрал последний кусок хлеба, колбасы ему уже не хватило, обвел таверну просветлевшими глазами и скомандовал:
        - Пааавторить! И побольше.
        Хрисанф унесся жарить на всех яичницу, Эйрик с Евдокимом последовали за ним, а мне уже весело трещал Ванюшка, плюхнувшийся на их место:
        - Мастер! Мы так вчера с Венцем удачно моих коней продали! Хватило и Нае на коралловые бусы, и нам на пивище с крабами. Раки, они и на море раки, только что побольше.
        Наина степенно присела на стульчик, гордо выпятила грудь с лежащими на ней розовыми бусами и скромно заметила:
        - С самого Красного моря арабы привезли. Красота необыкновенная! Я такие же еще в Киеве хотела купить, да где там! Близок локоток, а не укусишь - цену просили запредельную, а дядя Соломон, старый жук, помочь отказался. Расходы, мол, несу последнее время большие, совсем денег нет.
        Венцеслав с достоинством опустился на свободное место - он пока хранил венценосное молчание.
        - Как наши дела? - остановив молодежный треп взмахом ладони, поинтересовался удобно устроившийся у заветного кувшинчика Богуслав.
        Я доложил.
        - Значит, пора уплывать, - подытожил наш серый кардинал, опытная боярская умница 11 века. - Остались всего две трудности для заключительной части нашего Великого Похода.
        Первая была мне ясна - это поиски Омара Хайяма в недружественной нам и ему Сельджукской империи, а вторая?
        Спросил у Богуслава. Тот не удивился вопросу от атамана профана, я свою некомпетентность проявлял и раньше, а спокойно разъяснил:
        - До Константинополя, Володь, надо еще доплыть. Абсолютно надежных судов не бывает. Пойдем за шерстью, а вернемся стриженными. Или вовсе не вернемся. Выедем в сладких мечтах об удачных поисках у турок, а первый же большой шторм пустит наше суденышко на дно. А сейчас осень, шторма часты, и плыть нам не один день, ох не один!
        Брести по суше слишком далеко, да и разных народов на берегах расселилось там немало. Слишком долго будем идти и отбиваться от местных - не успеем. Придется рискнуть и попытаться добраться до места любым способом.
        Я робко поинтересовался:
        - А каковы же эти способы?
        В голове роились разные глупости: долететь, вчетвером оседлав ведьму Пелагею-Наину; выманить из меня Боба Полярника и проломить им портал в Константинополь; воткнуть в рот для дыхания тростинки-камышинки и дошлепать по сероводородному дну до византийской столицы, и тому подобная чушь.
        Богуслав ласково поглядел на Ваню с Венцем.
        - Вы, ребятишечки, пересядьте от нас подальше - потолкуйте там между собой.
        Надо так надо, и парни безропотно пересели.
        А Слава не отрываясь смотрел прямо в глаза Наине. Долго-долго смотрел и ничего не говорил. Потом начал негромко напевать что-то непонятное и сидя раскачиваться:
        - Шемоше пенаши, фемае вентаи, - и в таком ключе пел минут пять.
        Наина тоже потихоньку стала раскачиваться, глаза у нее закатились, и был понятно - еще чуть-чуть и она шлепнется со стула.
        Тогда Богуслав негромко позвал:
        - Пелагея… приди…
        Появился Хрисанф со здоровенной сковородой, где все еще скворчала яичница с сальными шкварками, за ним Эйрик нес стопку тарелок с кучей вилок и блюдо, полное нарезанного хлеба, следом Евдоким пер две здоровенные миски с собачьей кашей. Потом все это было расставлено, положено, выдано. Минуты пролетали как скорый поезд мимо дачных платформ для электричек, а Наина все так же тупо глядела в одну точку.
        Я, справедливо решив, что ни на что тут не влияю, а кушать охота страшно, приступил к еде. Богуслав не отрывался взором от предсказательницы и тихонько-тихонько напевал все ту же мелодию, но уже без слов.
        Вдруг Наина встрепенулась, оглядела обстановку и сказала:
        - Все та же корчма… Ох, спасибо мальчишки, вытащили! Какие там переходы и пещеры в этой молодой колдунье! Я-то думала все как в моих девках будет - захотел вошел, отодвинув их, захотел вышел, а тут как в ловушку попала!
        Первые часы все ждала: вот сейчас она меня позовет, я и устроюсь поудобнее, да где там! И сама никак не вылезу - такие там овраги да буераки, что ахнешь! Каменные стены не подпускают к важным местам в ее курчавой башке, защищена бабенка от и до. В общем, как в сказке - чем дальше, тем страшнее.
        И тут вдруг колодец светящийся с неба протянулся! Я тут же поняла - помощь пришла, и не будь дура, по нему наверх карабкаться принялась. Птицей бы вылетела, да не быстрое это дело оказалось.
        Залезла, гляжу - одурманили девку, воли лишили, можно жить и работать теперь. Враз обосновала себе там уютное гнездышко прямо возле выхода, и назад, в эту жуткую дыру, что у нее в глубине, меня уже не загонишь.
        Кланяться вам на глазах ее мужа не стану, вон так и зыркает в нашу сторону глазенками! - враз чего-нибудь заподозрит. Я от всех дел там, в берлоге этой, отстала, ничего не видела, ничего не слышала.
        Уставший после борьбы с не очень сильной, но все-таки колдуньей, Богуслав пока отдыхал, а передохнувший и отожравшийся я рассказал ведьме о последних событиях.
        - Вот ведь кобыла противная! - возмутилась Старшая ведьма Киева, - меня даже с дельфинами договариваться не позвала. Я в них, конечно, ни уха, ни рыла не понимаю, но может хоть присоветовала бы чего толковое. Не-ет, теперь за порядком наблюдать буду строго! Хватит, натерпелась я в ее естестве, как за всю предыдущую сотню лет. Вот помогу вам, и назад в уютную внучку Оксанку отправлюсь.
        - Ксения, вроде, как-то молода, чтобы иметь столетнюю бабушку, - выразил я сомнения в их родстве.
        - Ну, она мне скорее двоюродная правнучка, но это сейчас неважно. Зачем на помощь призвали? В чем загвоздка?
        - В дороге к Константинополю. Осень, штормы, вдоль берега плыть долго. От Херсонеса до Царьграда по прямой-то больше пятисот верст будет, а вкругаля вертеться, неведомо вообще сколько выйдет.
        Опять же, нужен уверенный попутный ветер, не ходят еще толком суда, если он откуда-нибудь сбоку дует. А уж ежели в лоб бить настропалится, вообще пиши пропало. И возле берега рифов полно, течений водных всяческих, явно лишних, немало.
        Что посоветуешь?
        Пелагея немножко подумала, потеребила гибкими пальчиками подбородок и спросила Богуслава:
        - Ты отодвинуть шторм или вихрь не очень далеко по морю сможешь?
        - Верст на двадцать точно смогу. Дальше - не уверен, не пробовал.
        - Дальше и не понадобится. А я уж выдам ветер, какой понадобится, в этом я искусница. Ладно, как понадоблюсь, подзовете Найку, и в разговоре случайно упомяните мое имя - враз объявлюсь. Пойду радовать любимого своим присутствием, отпущу пока супругу его на волю.
        Взгляд Пелагеи затуманился, голова стала медленно опускаться на грудь. Вдруг женщина встряхнулась, встрепенулась.
        - Уф! Уснула я, что ли? Так чего порешили-то?
        О! Светоч женского разума Наина к нам вернулась!
        - Плыть напрямую, - объяснил я. - Богуслав будет тучи разгонять, а ты станешь стараться, чтобы ветер в нужную сторону дул.
        Всегда уверенная в себе и постоянно удивлявшая народ своим хвастовством Наина вдруг как-то (впервые на моей памяти!) усомнилась в своих возможностях.
        - Это…, мастер, я, наверно, сболтнула чего лишнего, неловка я в нужную сторону дуть, разве что только ртом…
        Я мысленно похлопал в ладоши. Видимо безуспешная и провальная попытка контакта с дельфинами положительно повлияла на эту нахалку и рисовщицу.
        - Ты позови Пелагею, она поможет. Помню с прежней хозяйкой у них это всегда получалось.
        - А я, у меня еще лучше получится! Я так скомандую, что все аж ахнут!
        Ну вот и возвращение на круги своя, опять заякала. Впрочем, она-то нам и не нужна, лишь бы Пелагее не мешала дела вершить. А теперь флаг ей в руки, и попутного ветра по пути к мужу!
        - Наин, ты сейчас иди к Ванюше, но вы пока далеко не убегайте - вдруг понадобитесь. Сегодня надо решать насчет переправы через море с Мартыном и Андрюшкой, а я их пока что-то и не вижу. Давайте еще часок в харчевне посидим.
        - Конечно! - и рванула к своему желанному.
        - Ловок ты чертяка! - благосклонно отозвался о моей деятельности Богуслав. - Теперь всегда можно под шумок ведьму вызвать, и на саму Наину свалить: да ты, мол, второпях и от усердия все позабыла и теперь путаешь. Колдунья, с ее гонором, сразу заорет: я все помню! Я лучше всех все помню! - нам с рук все и сойдет.
        Тут пришли завтракать Мартын с племянником. Слава Богу, не уплыли еще, подумалось мне. Поздоровались со всеми и присели делать заказ. Я, поприветствовав их в ответ, спросил у Славы:
        - Сейчас к ним подойдем, или подождем, пока поедят?
        - Пусть поедят, может подобрей станут. И ты меня в эти переговоры не втягивай - сходу сболтну не то, что надо. Ты-то вон экий ловкач - враз к любому подходец найдешь.
        Что ж, была бы честь предложена. Богуслав, конечно, человек очень умный, но он как пожизненным воеводой был, так им в душе и остался. А недаром исстари повелось, что одни воюют, а совсем другие по итогам боев договариваются. Не надо мешать кислое с пресным.
        Поели смоляне довольно-таки быстро, и, отдуваясь, откинулись на спинки стульев, начали готовиться к расчету.
        - Пора! - скомандовал воевода, и бросил меня вперед, как засадной полк, а я привычно вздохнул и отправился договариваться на дипломатическом уровне.
        Подошел, без спросу присел, и без утомительной бодяги, вроде: как живете, что жуете, сразу взял быка за рога:
        - Вы в Константинополь плывете, или уже передумали?
        Отвечал мне многоопытный дядька Мартын.
        - Да чего тут думать? В Херсонесе сейчас достойной торговли нету, еле-еле кое-какая захудалая тоговлишка теплится. За все наши товары только полцены дают, за византийские ломят неимоверно. Ради такого прибытка нечего было сюда добираться - в Киеве такого же киселя вволю бы нахлебались.
        Я заинтересовался.
        - А каким же таким товаром славен Константинополь, что его на Руси нету? За чем можно весь Славутич сверху донизу пройти, отбиваясь от половцев, и аж через море, рискуя в смертельный шторм попасть, перебраться?
        - А вот слушай, - стал излагать подобревший после завтрака купчина, - благовония у нас есть? Выросли из-под земли серебряные сосуды замечательной ковки и чеканки? Специи заколосились? Императорские шелка вместе с озимыми взойдут? Родники виноградными винами забьют? Оливковое масло живицей само по деревьям потечет? Пелопонесские ковры нам пчела соткет? Украшения с индийскими самоцветами осенним дождем выпадут?
        Ничего этого на Руси нет, делать не умеем и неизвестно, когда научимся. А тут сотни лет ткачи и златокузнецы, чеканщики, виноделы, мастера по изготовлению специй над этим всем бьются, неустанно оттачивая свое мастерство.
        А кое-что, вроде парчи, и не продается вовсе, запрещено императорским указом. А исхитришься где-то купить, при выезде отнимут, да еще большим штрафом тебя, наглеца, накажут.
        Константинополь - это центр мира и всей мировой торговли. Лучшие товары разных народов византийцы доводят до ума, перерабатывают, облагораживают, и нам, русичам, генуэзцам, скандинавам и немцам сбывают.
        А в другую сторону, арабам, индусам, китайцам и всяким нам даже и неведомым народам, идут стеклянные итальянские изделия, фризское сукно, слитки серебра с рудников Богемии, мечи с Нижнего Рейна и Фландрии, наши мед, воск, пенька, лен, шкурки пушных зверей и многое, многое другое. И от русских только дары земли, изделий почти нету. Потому и бедны. А императорская казна, получив разные сборы с купцов и ремесленников, ломится от серебра и золота.
        Вот и нам с племяшом охота поучаствовать в этом пиру.
        Тут я запротестовал.
        - Но есть же и у нас достойные мастера! Вот один киевский златокузнец делает великолепнейшие драгоценные украшения…
        - Это Соломон что ли?
        - Ты его знаешь? - удивился я.
        - Кто ж его не знает! Он лучший на Руси, не гляди, что иудей. Сам я его изделия не беру, дорого очень, но по заказам наших бояр и других богатых людей иной раз привожу кое-что.
        Но таких, как он, на Руси раз-два и обчелся, а в Константинополе их десятки, а то и сотни. Ну да ладно, нам пора пойти взглянуть как там Андрюшкину ладью законопатили, течь, понимаешь, дала.
        - Погоди, не спеши, - остановил его я, - давай как купец с купцом потолкуем.
        - Начинай, - сразу подобрался Мартын, - прояви свою новгородскую ухватку и сноровку!
        - Нам тоже в Константинополь позарез надо попасть по неотложному делу. Может возьмешь попутчиков? Не бесплатно, конечно.
        - Тебя бы я взял с собой охотно, ты мужик в доску свой. Ваньку бы обязательно с собой прихватил: хороший парень, простой, бывший матрос, поможет команде, если что. С вас бы я и денег особых не взял - плавание длинное, скрасили б с тобой дорогу разумной беседой под молодое греческое винишко.
        А вот остальные в твоей ватаге, им палец в рот не клади. Мрачный боярин Богуслав - постоянно зверем глядит. Нравный шляхтич Венцеслав - все за кровную обиду почитает, рука вечно саблю ищет.
        Да еще и баба в придачу! Провалиться бы ей на ровном месте! Ни в жисть бабу на свой корабль не пущу! От женщин в плавании один убыток - свяжешься, потом не расхлебаешь.
        Их ни за какие деньги с собой, да еще по осени, с собой не возьму. Уж не взыщи, поищи кого-нибудь пожаднее нас с Андрейкой. Верно, племяш?
        - А то!
        - У нас еще два небольших конька, - понуро сообщил я.
        - С кониками можете отправляться по берегу. Даже маленькие, они на пару пудов тридцать вытянут, гораздо больше вас пятерых вместе взятых, а ладьи и так товаром перегружены. И лошадей просто так не возят, их на особых ремнях подвешивают, а не то или сами убьются, или кого-нибудь залягают.
        Вдобавок Андрейкин впередсмотрящий, вот сукин сын! - в устье Славутича зазевался, и корабль налетел со всей дури на комель здоровенного бревна-топляка. Олешье мы уж к той поре давно миновали, а больше чиниться было негде. Перекидали на мою ладью чего потяжелее, остальное на корму перетащили, чтобы нос над водой поднять, забили дыру чем смогли, да кое-как сюда добрались.
        Херсонесские мастера-корабелы по всему здешнему побережью славятся, со вчерашнего дня уж затычку делать начали, сегодня конопатить и обшивать дыру досками будут. Обещали все обустроить прочнее прежнего.
        - А как хотите идти?
        - Напрямки страшно, прихватит в чистом море шторм, враз рыб отправишься кормить, а вот по побережью, прижимаясь к бухтам, кое-как проплывем. Конечно, дорога будет в два раза длиннее, ветер сейчас неустойчивый - куда потащит, не угадаешь, и не дай Бог в полный штиль попасть, или встречный в лицо бить зачнет, и придется полтора-два месяца плыть, но деваться некуда.
        Места мне ведомые. Вначале вдоль дружественных берегов славянских племен тиверцев и уличей пройдем, затем валашские порты-города Томы и Пангликару минуем - вот там ухо надо держать востро, народишко голимые разбойники и отъявленные бандиты, к тамошнему берегу лучше без крайней нужды не приставать.
        Этих проскочим, богобоязненное болгарское царство начнется, вот там тишина и порядок! Варна тебя встретит малиновым колокольным звоном, а там уж глядишь и Пиргос показался.
        На тамошние злые рифы свет громадного маяка острова Святого Ивана, что в версте от Созополя находится, наскочить не даст. На этом большом и высоченном острове храм и монастырь Святого Иоанна Крестителя находится, большой постоялый двор и лечебница для паломников постоянно народом полны. Отовсюду люди туда полечиться едут, припасть к мощам святого.
        А сколько там птиц! Кишмя кишат серебристые чайки и чайки-хохотуньи, бакланы и буревестники, утки разных видов, крачки, чегравы, нырки - нигде я столько птиц разом не видал!
        Вот там можно и передохнуть пару дней, спокойно помолиться возле останков святого. И Константинополь уже в двух шагах. Прибудешь туда просветленным и отдохнувшим, торопиться не станешь, товар по дешевке из рук вырвать не дашь - расторгуешься спокойно, с достойной прибылью. А поторопишься - шир-пыр восемь дыр! - ахнуть не успел, кругом обобрали, там народец пройдошливый, зевать не станут.
        - Ну ты, брат, прямо сказитель народный! - поразился я. - Такую, понимаешь, былину о хождении за море сложил, что слушаешь и млеешь!
        - А как же иначе? Ведь мы, купцы, половину времени в разъездах проводим, а надо еще успеть порадоваться короткой жизни, насладиться красотами природы, не все же о прибыли мечтать, да над счетами бычиться!
        Племянник глядел на дядю восхищенно - он нашел свой идеал купца и человека!
        - Дядька, да ты женись на мамке! Она тебя любит, одной семьей заживем! Как ты придешь, враз вдовий плат с головы скидывает, в расшитом полушалке сидит, красуется. Не знает, чем тебя приветить, что подать.
        - И я ее очень люблю, и зову замуж постоянно. Так она артачится - все мужа забыть не может.
        - Да он вечно пьяным был и поколачивал ее частенько! По пьяни и утоп, а все дела в расстройстве оставил! Ладно ты в нашей жизни появился, а то бы уж давно с ней на паперти стояли.
        И ладья, где я командую, в сути твоя, и товар весь на твои деньги куплен, и склады твои! Ты мне последний год заместо отца стал - учишь всему, все показываешь, мелкие дела доверяешь вести, а прибыль поровну делишь.
        От папаньки я последние годы ничего, кроме пьяных оплеух и не видал. Беги, волчица, - это если матери, лети, сучий потрох - это мне, за водкой! - вот и весь его сказ.
        Мы с тобой и так-то не чужие, ты все-таки отцов брат, а тут вообще породнимся! Не пойму только, чего ты раньше нас сторонился, в одном ведь городе всю жизнь живем.
        Мартын утер набежавшую слезу.
        - Хороший ты паренек, Андрейка, славный и добрый. Скажу тебе правду - не родня мы с тобой, совсем не родня. Я твою мать, Грушеньку, с юных лет люблю, и всегда замуж звал, а она, вишь, другого предпочла. Груша и сейчас не о покойнике-муже тоскует, а тебя столь ранним замужеством обидеть боится - вдруг ты ее за это осудишь. Все говорит мне:
        Вот подождем годок-другой, мальчик к тебе привыкнет, да тогда и поженимся. А я ведь по ней с молодых лет тоскую, и мне лучшей семьи, кроме вас двоих, никакой не надобно!
        А раньше не показывался, потому что батяня твой меня на дух не переносил, самого вида моего не терпел. Как увидит, сразу за нож хватается. Я бы наплевал, отнюдь не из трусливых буду, да Грушенька упросила зверя этого не обозлять лишнего, вот я у вас и не бывал никогда.
        И за все прожитые годы у меня из-за этой несчастной любви ни жены, ни детей никогда не было - вы мне самые родные на белом свете люди, и ты мой единственный наследник.
        - Вот погоди, отец! Как вернемся, враз мамку под венец с тобой проводим! Буду как поп ей каждый день в уши петь:
        Во грехе живете! Не позорьте меня, бегите срочно в церкву венчаться!
        Без тебя мы уж больно плохо жили, а с тобой мне и наследства никакого не надо, сам заработаю!
        - Эх, молодо-зелено, - смахнул еще слезу Мартын, - старайся конечно, только без начального капитала слишком трудно в люди выбиваться. Я эту трудную дорожку с самых низов прошел, выхлебал горя и лиха целый жбан. Хотелось бы, чтоб ты этих трудностей в жизни не ведал, с улыбкой по жизни начал идти, а не гнулся, как я, полжизни на чужих людей.
        Потом купец перевел затуманенные глаза на меня и расслабленно сказал:
        - Возьму я вас, пожалуй. Но коней придется тут оставить, уж не взыщи - оченно тяжелы как груз и трудны в перевозке. С каждого из вас по милиарисию возьму, харчи для себя отдельно покупайте.
        - Андрюш, подойди к моим ребятам, скажи им насчет коней и еды, пусть пока на рынок сходят. Наина пусть пока здесь останется, вдруг понадобится.
        Мартын, а ты как к волхвам относишься?
        - К белым хорошо, - опять посерьезнел мореплаватель, - очень полезны они для людей, а к черным плохо - гадкие пакостники и враги человечества.
        Отлично! И главное никаких церковных выдумок к делу не приплетается, а то все вечные песни: вы слуги сатаны, да пособники дьявола!
        - Я белый волхв. Богуслав с Наиной тоже. Мы добираемся в Константинополь по очень важному делу. Приближается Армагеддон и нам некогда объезжать все замечательные болгарские побережья. Я дам тебе в десять, двадцать раз больше того, что ты запрашиваешь, только надо будет поплыть кратчайшим путем - прямо через море.
        Мартын, глядевший на меня вначале с недоумением, вроде понял, что случилось.
        - Ты выпил с утра лишнего? Чрезмерно опохмелился после вчерашних возлияний?
        - От ватаги нас осталось в Херсоне всего пять человек. Подзови любого и расспроси, не пьяный ли бред я тут несу - может найдешь кого потрезвей. Я дам команду, чтобы ватажники перед тобой не таились, а сам для верности выйду.
        - Говоришь вроде разумно… Да и на вид не пьян… Будете биться в толпе праведников с сатанинским воинством?
        - В этот раз все идет не совсем так, как было предсказано. Воинство черного волхва мы уже перебили, но нашего положения это почти не облегчило - к Земле по-прежнему летит камень, который погубит на планете все живое.
        - Ты в этом уверен? Может тебе все это мерещится?
        - Мне ничего не мерещится, я этот убийственный булыжник и не вижу, но его видят черные и белые волхвы помощнее меня. Православная церковь не осталась в стороне - от нас только вчера ушел протоиерей храма Святой Софии в Новгороде Николай, защитивший нас в бою щитом, полным Божественной силой; переславский митрополит Ефрем выделил нам деньги, коней и провизию в дорогу.
        - Одни русичи за все человечество встали?
        - Отнюдь. От евреев идет Наина, а ее бывшего мужа я не взял - у него особенных способностей, кроме безудержной смелости, никаких нету. Иудейская община Киева тоже отсыпала нам денег на поход.
        - М-да, евреи просто так денег не дадут и их всякими заморочками не обманешь…
        - Брусок золота выделили подземные жители - антеки. Слыхал про таких?
        - Слыхать-то слыхал, но думал, что это народная побасенка, навроде Китеж-града или Беловодья…
        - А эта побасенка выдала мне изрядный кусок золота, и помогает на каждом шагу.
        Пятерых воинов-профессионалов, которых с собой вел черный колдун, порубал волжский булгарин Кузьма Двурукий.
        Призвал нам на помощь пророка своей веры Заратустру перс Фарид, и это переломило течение боя. Остальное доделали русские - истребили ведьму, что помогала Черному, убили его самого.
        - Ты ж, поди, черного волхва и убил?
        - Нет. Это сделал простой и славный парень Ваня.
        - А за ведьму совесть не гложет? Какая никакая, а все-таки женщина. А вдруг у нее детишки остались?
        - Ее убили не мы, а другая ведьма, постарше и поопытней. Мы с Богуславом были против, хотя ему Черная ведьма вонзила нож прямо в сердце, а на меня покушалась.
        - Господи, ну и жизнь у вас!
        - Скучать не приходится. Венцеслав прибыл нам в помощь из столицы Польши Кракова, наплевав на то, что сам он королевских кровей. Его служба еще впереди.
        - Хватит, во все верю! А как же мы плыть будем? Не потопнем?
        - Сейчас и проверим, погодка сегодня, вроде, этому благоприятствует: все небо тучами обложено, дождичек моросит, ветра нет совсем.
        Пусть Богуслав тучи разгонит, а Наина попутный ветер создаст. Если у них не получится, ты плыви как хочешь, а мы в порт отправимся - себе корабль покупать.
        - И вы не побоитесь?
        - А какая разница? Бойся, не бойся, все равно скоро всем погибать, днем раньше, днем позже, какая разница! Так что, уйдешь?
        - Вот еще! Андрейку и Грушеньку в обиду не дам! Но как вы тучи гоняете, все-таки покажите.
        - Покажем, обязательно покажем. Заодно и я посмотрю.
        Я позвал Богуслава и Наину, Мартын прихватил Андрейку, и мы отправились к месту ремонта. Венцеслав с Ванюшкой отправились сбывать лошадей.
        Погода стояла все такая же отвратная, дождик все так же моросил, и стояло затишье, которое моряки зовут штилем.
        На берегу, стоя на деревянных стапелях, гордо изгибалась красивыми обводами русская ладья. Возле ее носа стояли две лебедки, недалеко кипел на костре здоровенный бронзовый чан, а изрядно прокопченный полуголый грек помешивал варево здоровенным дрыном, ухватив его двумя руками.
        - Вот греки молодцы, - похвалил корабелов Мартын, - не стали как наши толпу собирать, портки мочить, чтобы судно из воды выволочь. Накинули тросики от двух воротов, да как завертели ручки, ощущение было, что корабль сам на берег выползает.
        Андрей, сбегай потолкайся среди мастеров, поспрашивай, когда работе конец придет.
        Паренек упорхнул.
        - Я так понял, что незачем молодца во все наши дела посвящать? - спросил купец.
        - Да молод еще, расскажет чужим людям о наших сомнительных делах, хлопот не оберемся, - поморщился я.
        - Резонно. Ну он ушел, можно начинать. Разгоните вначале тучи.
        Богуслав не торопясь оглядел весь окоем неба от горизонта до горизонта. Тучи висели и клубились мрачной серо-черной пеленой, никаких просветов в этом мареве не было. Сильно похолодало, перепад температур со вчерашним днем составлял градусов десять - пятнадцать. Море, хоть и не было черным, вода сегодня имела темно-серый цвет с синим отливом, но дышало в нашу сторону неласково.
        Какой уж там Эвксинский Понт, гостеприимное море, как его греки в прежнюю пору звали! Черное, оно как есть Черное в это время года, ноябрь есть ноябрь. Так и манит сейчас красться вдоль болгарского солнечного берега, коротая время за посиделками с варненским или созопольским винишком. Золотая осень ушла под руку с бабьим летом, и властно и резко воцарилась промозглая поздняя осень.
        Уж и не знаю, осилит ли побратим этакую стену! Добро бы он какие-нибудь тучки пожиже каждый день гонял, все бы навык какой имел, а так, с бухты-барахты, безо всякой подготовки… Чего-то с трудом в его успех верится, можно сказать вовсе и не верится.
        Слава перестал любоваться небом и начал выглядывать чего-то в траве у себя под ногами. Да уж, похоже, дело дохлое. А ветер Пелагеи нам по такой погодке и вовсе не нужен - взбаламутит тучи, и только неожиданный шторм преждевременно вызовет.
        В общем, придется с боями посуху прорываться в Константинополь через Валахию, а в Болгарии нас не тронут. Про уличей и тиверцев можно даже и разговоры не вести - свой свояка видит издалека.
        Сейчас надо идти на базар, Венцеслава заворачивать с его польскими кониками, а на нас остальных покупать восемь справных лошадей. По коням у нас главный специалист-коневод все тот же Богуслав, вот с ним и решим, нужны нам вьючные лошади или так обойдемся, по населенным местам все-таки пойдем, продадут чать там для наших жеребцов овса.
        Ничего, и похуже бывали обстоятельства, и враги позлее попадались. Прорвемся!
        Вдруг вокруг нас как-то посветлело и потеплело. Прямо будто солнце сквозь тучи… Солнце сквозь тучи прорвалось! Облака клубились вокруг все расширяющегося прогала, а светило сияло все ярче и грело все сильнее. Получилось! Волхвы навсегда!
        Следующий номер нашей программы - старушка, двигающая воздушные потоки.
        - Наина, пора вызывать ветер. Зови Пелагею.
        - Да может я сама…, - начала было кудесница, но тут она как-то ссутулилась, блеск в глазах исчез и интонации голоса изменились.
        - Какой ветерок желаете получить? - усмехнулась уже Старшая киевская ведьма, - откуда и куда чтоб веял?
        - Нам сиверко будет нужен, - безоговорочно обозначил свою позицию Мартын.
        - Это с севера на юг который дует? Суровый и холодный?
        - Именно он!
        - Сейчас враз исполним!
        И действительно, у нее дело пошло на лад гораздо быстрей и сноровистей, чем у Богуслава. Большой опыт, знаете ли, он всегда чувствуется.
        В сторону моря и Константинополя почувствовалось движение воздуха, махом перешедшее в легкий ветерок. Еще минута, и довольно-таки крепкий ветер начал ощутимо давить на грудь. Оно бы и неплохо для паруса, но вот уже дикий ветрище начал гнуть кусты и чахлые деревца по берегу, срывать шапки с тех, у кого они были.
        Застоявшаяся в темнице чужой магической души Пелагея сорвалась с пристойной привязи и теперь готова была крушить все кругом. На лице Наины, попавшей в тиски чужой злой и сильной воли, заиграли бесовские отблески, губы перекосила зловещая улыбка. Этак и до урагана дойдем! Я поднял руку.
        - Пелагея! Уймись! Оставь приличную тягу! Не беснуйся! Хватит рвать и метать!
        Ведьмовские сполохи на лице унялись, ухмылка перестала его корежить, ветродуй вернулся в приемлемые рамки.
        - Давно не пробовала, - извиняющимся тоном повинилась молодая женщина, - увлеклась, знаете ли…
        Да уж, хорошему и доброму человеку главной столичной ведьмой нипочем не стать, подумалось мне. Черноту из души никакими силами не выгонишь.
        А опытный Мартын добавил:
        - Ты, девка, не азартничай! Мачту поломаешь! Или кого порастяпистей вообще за борт сдуешь, не выловим его потом.
        - Конечно, дядечка! - елейным голоском невинной девочки пропела Пелагеюшка. - Как скажешь, так и будет…
        Коварство и обман вперед нее родились, эту Каинову печать из ведьмы уж нипочем не вытравишь! А неудобен стал, сильно мешать начал, на тебе славный дядечка кинжал в спину по рукоятку - чем богаты, тем и рады!
        Мы-то с Богуславом уж повидали такие виды, нас этим не обманешь, а неискушенный в общении с разными гадинами Мартын аж замаслился от такой уважительности.
        - Ладно, чего уж там… А в целом оба молодцы, службу туго знаете. И долго вы так можете тучи разгонять да ветром дуть?
        И опять ласкающее мужской слух:
        - Да сколько прикажешь, дядечка…, - и, потупив безвинные глазенки в землю, - мы уж расстараемся…
        И тут же по-солдафонски грубое от бывшего воеводы:
        - Да пока не издохнем! А чтоб на половине пути дуба не дать, днем надо жрать, а ночью спать!
        Я привычно вздохнул. Ладно хоть жрать, а не с другой буквой вначале. А то с этим мастером художественного слова того и гляди без транспорта останешься!
        Впрочем, купчина тоже видал виды, не у мамки на ручках жизнь коротал, давно уж тертый калач и матерый волчара стал, поэтому не ахая над формой, сразу деловито взялся вникать в суть дела.
        - Едой-то сегодня же обеспечимся, а вот со сном даже и не знаю, как выкрутиться. Ведь покуда вы почивать станете, шторм нас и накроет.
        - Не бери в голову! - порекомендовал Богуслав. - Вон настропалю сегодня Вовку, чтобы он хотя бы ночью нас прикрыл, да заодно усилю у него нюх на погодные передряги, разбудит меня, ежели сам не осилит. Нечего ему на твоей ладье дрыхнуть целыми сутками.
        И они весело кивнули друг другу, не спросивши меня о том, как я перенесу много бессонных ночей подряд. Ничо! Не издохнешь! Днем отоспишься! И то верно…
        - В темноте нам лучше не плыть, - задумчиво начал анализировать ситуацию наш опытный флотоводец, - тут мы в случае чего столкновением с безобидным топляком не отделаемся. А ударимся о риф или туго сядем на мель, вот тут нам мало не покажется, одной ладьи точно лишимся. - Он пожевал губами, поделил в уме то на это и вычел темное время суток. - В общем, если не нарвемся на чего-то вовсе невиданное, ден через восемь-десять должны уже быть в столице Византии.
        Тут вернулся Андрей.
        - Отец, корабелы пробку в дыру уже забили, теперь просмоленную паклю готовят, вар уже кипит. После того, как мельчайшие дырочки заделают, досками и изнутри, и снаружи для прочности обошьют, только тогда это будет готово.
        - И когда же это счастливое время наступит? - спросил Мартын, осчастливленный таким обращением сына любимой женщины, расчищающим этими словами купцу дорогу к желанной цели.
        - Клянутся, что после обеда все закончат.
        - Добре! Андрей! Мы в Константинополь напрямую через море пойдем.
        - Ты ж говорил, что это опасно слишком, - удивился молодой купчик.
        - Да вот новгородцы сумели убедить, что в ближайшую пору штормов на Русском море не предвидится, и ветер постоянно попутный будет. Если коротким путем быстро пройдем, большой барыш с этого дела поимеем. А на болгарские красоты на обратном пути полюбуешься.
        И уже нам:
        - Заканчивайте в Херсоне все дела, завтра с утра уходим.
        И мы пошли заканчивать. Наину отправили на постоялый двор отдыхать и ждать своего матросика, а сами отловили Христо, приведшего в харчевню трех пузатых немцев, и повели его, вооруженного привычной тележкой, на рынок за припасами для нашей ватаги на морскую часть путешествия.
        Потом возили еду в порт, и грузили на флагманскую ладью под присмотром Мартына. Попутно решили, что я, Богуслав и Венцеслав поплывем на этом, более крепком судне в связи с тем, что мы наиболее тяжелые люди в отряде (шляхтичу сильно добавлял веса доспех Невзора), а Наину с Ваней пристраиваем на покалеченный кораблик - их всего двое, а не трое, как нас, и кудесница, даже после обильной еды, потянет не больше, чем пуда на три.
        Вдобавок, в капитанских каютах, располагавшихся на обеих ладьях под кормой, или уютках, как их называли матросы, было всего по два места, а молодоженам по ночам любой третий был лишним.
        По дороге в корчму инопланетный герой Боб красовался передо мной превосходством разума Полярников над туповатым и жесткосердным человечеством.
        - С кем бы вы без нас договорились? С карасем на сковородке? С курицей в супе? С отрезанной головой чужого для вас дипломата? Все ваши переговоры пока - это прелюдия очередного убийства.
        Как вам еще удалось животных-то одомашнить, ума не приложу. В вашем стиле было бы всех этих изначальных кошечек, собачек и лошадок, подсунувшихся к вам под руку и доверившихся человеку, убить и сожрать прямо сырьем.
        - У нас много хороших качеств! - запротестовал я, - и среди нас масса любителей животных!
        - Курицы в бульоне и барашка на вертеле.
        - У нас положение о защите дипломатов!
        - Которое обязательно прочтут татаро-монгольским переговорщикам, явившимся с предложением мира, перед их убийством, вызвавшим битву на Калке, закончившуюся страшным поражением русских дружин с примкнувшими к ним половцами.
        Тут я смолчал. Разумных оправданий не было. Обгадимся через некоторое время и сами шагнем к многолетнему игу. И долго, очень долго эта страница в целом победоносной и славной русской истории будет жечь нам сердце.
        Потом обильно обедали у Хрисанфа. Никаких стражников так и не объявилось, предсказание не обмануло. Я, тщательно пережевывая пищу, посмеивался над Полярником.
        - Слышь, Боб, я тебе как предсказателю теперь прозванье изменю, и будешь ты у нас не Боб, а как в древней истории этакий Кассандр 11 века.
        Полярник смолчал, видимо нырнув в Интернет. Через пять минут он вынырнул и обиженно заявил:
        - Что это за кличка такая? Никакого Кассандра в вашей истории нет!
        - А Кассандра есть, - разъяснил я слабо эрудированному переводчику с дельфиньего, - погляди ее в истории падения Трои. Дочка царя Приама, сестра героя Гектора, очень сильная предсказательница. Она вещает, а ей никто не верит. Девушка мрачное будущее предсказывает людям, городу, а троянцы ржут, ржут беспощадно. За это мужиков сборное войско греков подчистую перебило, женщин изнасиловало, Трою разрушило до основания. Будем надеяться, что твоя судьба сложится удачней.
        - Надо мной никто не смеется! Мне все верят!
        - Верят мне, а тебя не видно и не слышно. Ты нечто потустороннее, незримая тень, звук пустой. Ну может хоть это спасет тебя от посягательств сегодняшнего Аякса Малого.
        Боб не вытерпел и рванул во Всемирную Паутину. Вернулся расстроенный и зашипел:
        - Издеватель над чужим инопланетным разумом! Толерантней надо быть, уважительней!
        - Во-во! Уважительней! А не тыкать каждому человеку чужими грехами в нос! Я за всех не ответчик! Наверняка и в древней истории обитателей Полярной Звезды присутствуют темные страницы, все мы не без греха.
        Что ты, стал бы ради нас рисковать жизнью как сейчас? Договариваться с дельфинами, если б тебя самого не прижало? Да наплевал бы на всю эту земную катавасию с высокой колокольни чистого разума и упорхнул, усиленно размахивая ангельскими крылами, из ближайших Врат Богов на тихую родину!
        А зачем вы нам разум дали? Чтобы облагодетельствовать? Да как бы не так! Наверняка чтобы удобней и с меньшими затратами какую-то нужную для вас руду из грунта выковыривать. И человек разумный многократно превосходил робота искусственного, по крайней мере по расходам на его производство.
        А теперь поете: вы зверье, вы убийцы, с вами дело иметь нельзя, а еще неизвестно, какими добрыми делами вы в Галактическом Сообществе прославились!
        Теперь Полярник сконфуженно молчал. Видать водились за его просвещенным народом такие добрые дела, что о них лучше и не упоминать в порядочном обществе. Или напакостили Медведикам, или надругались над Сириусниками, теперь за давностью времен уже и не угадаешь. А сколько поди чудес разные члены Сообщества друг над другом сотворили! У-у-у!
        После обеда мы с Богуславом отправились совершенствовать мои способности волхва. Сильный кудесник работал до ужина, но толку добился немного. Сам я на погоду всю жизнь никак повлиять не мог, даже после инициации моих магических способностей могучим волхвом Добрыней, и поколебать этот постулат не удалось.
        Правда научился чувствовать приближение штормов, ураганов и смерчей аж за сто верст. Как бы быстро эта опасность к нам не приближалась, добежать до Богуслава всегда успею, а уж он справиться с любой дрянью всегда сумеет.
        Заодно и я ему, что смог подсказал.
        - Слав, чтобы мне тебя по всяким пустякам не дергать, разгоняй перед своим уходом спать все, что только сможешь подальше. А то увидеть то я увижу, а оценить силу грядущего удара боюсь не смогу, тут опыт нужен.
        - Это можно. Дурацкое дело не хитрое. Опасаюсь только, как бы не нарушить всю погоду в море и на побережьях, людям будет неудобно.
        - Наплевать десять раз. Пусть они лучше дней десять под крышей посидят, чем погибнут вместе с семьями.
        - Это верно. Значит, будь по-твоему.
        Мы со всеми расплатились сразу после ужина, нас усиленно звали еще заезжать и гостить у Викентия, в будущий приезд не забывать друга Хрисанфа и возможного родственника Христо, и наутро мы уже вышли из херсонесской бухты в открытое море.
        Плыли спокойно. Теплая погода, на небе если и бывали облачка, то только легкие перистые, которые ливнем не грозили, а тяжелые серо-черные дождевые тучи пеленой висели у горизонта, и может быть там и бушевали шторма, в которые мы никаким боком не попадали, дул ровный попутный ветер - ну что еще можно желать моряку и путешественнику?
        Мы перли по морю, как яхты на парусной регате 21 века. Гребцы-матросы маялись от безделья, лишь поднимая прямой четырехугольный парус утром и приспуская его вечером. Богуслав с Пелагеей работали в поте лица от восхода до заката.
        Я наблюдал за возможными погодными рисками в темное время суток и спал с восхода солнца до полдника. Вечером околачивался по судну, поражаясь изобилию погруженных в трюм товаров, играл с собаками и болтал с Мартыном и Венцеславом.
        Никакие гигантские спруты и лох-несские чудовища из-под воды не высовывались и нашу жизнь не омрачали. Да и то, ну где им там в мрачной пучине притаиться? Один сероводород кругом, глубоко не нырнешь, и поэтому самые опасные здесь хищники - это акулы-катраны размером с щуку.
        Ночью все суденышко спало сладким сном, а я неусыпно бдил и беседовал с Бобом об образе жизни Полярников, их философии, моральных принципах и устоях. В общем, через неделю мы уже подошли к Босфору. Было это как раз в ту пору, когда я в очередной раз отоспался после ночной вахты.
        Заметив вход в пролив, Богуслав облегченно вздохнул.
        - Наконец-то! Задолбало этот щит в небе держать! Устал, ни на похожую.
        В проливе движение было пооживленней, чем в пустынном море, какие-то кораблики бойко сновали туда-сюда. Небо неумолимо затягивали грозные тучи.
        - Крикните девушке вашей, чтоб перестала дуть, - подошел к нам Мартын, - не ровен час столкнемся с кем или на мель сядем, греха потом не оберемся, мы ведь тяжело груженые идем.
        Я проорал команду Пелагее, и ветер стих.
        - Чо, по стаканчику на радостях на грудь примем? - спросил кормчий. - В редкость, чтобы вот так, не наваливаясь изо всей мочи на весла, дошли. Да и от штормов увернулись, а это вообще дорогого стоит.
        - Это можно, - согласился Богуслав, - желательно покрепче чего с устатку принять. А долго будем по Босфору плыть? Не быстро вроде теперь телепаемся.
        - Изрядно, - подтвердил купчина, - хоть ветерок и попутный, но слабоват, и течение из Русского моря в Мраморное отнюдь не быстрое. К вечеру только дойдем. Константинополь ведь стоит в том месте, где Босфор с Мраморным морем соединяется.
        - А чегой-то течение какое-то между морями образовалось? - заинтересовался присоединившийся к нам Венцеслав.
        - Да пес его знает! Местные ныряльщики за устрицами брешут, что в глубине холоднючее течение из Мраморного моря в Русское струится. Но почему так, отчего, никто понять не может.
        И за это тоже выпили. А перед тем отметили удачное и спокойное плавание и приближение конца нашего похода. Так как прибудем в Константинополь не рано, сразу бросаться в Сельджукскую империю обождем, отправимся завтра поутру. Мартын стал приглашать остаться на ночь на ладьях, но мы отказались - хотелось полежать и отдохнуть безо всякой качки, да и Наину мы с собой к туркам-сельджукам не потащим, пусть пока в столице Византии отдыхает от трудов праведных.
        Зашла речь о расположении Константинополя. Оказывается, город расположился в устье бухты Золотой Рог, которую византийцы для верности перегораживают лежащей в воде толстенной железной цепью и пропускают корабли только после досмотра и взыскания въездной пошлины.
        - В позапрошлом годе, - взялся рассказывать Мартын, - мы еще только поворачивали в Золотой Рог, как вдруг видим, с другой стороны несется во весь опор драккар викингов. У них торговые суда пошире будут, и называются кнорры. А это убегает из столицы Византии самая что ни на боевая ладья, а за ней двухпалубный дромон гонится, греческим огнем из сифона плюется. Грохот и дым невиданные! Но дромон тяжеловат, да и вышел, наверное, из гавани чуть попозже, вот и приотстал изрядно, это вам не шустрая воинская галера какая-нибудь, поэтому огонь не долетает.
        И ушли бы варяги, да впереди дорогу цепь перегораживает, а на берегу стражников полно - по суше не обойдешь, драккар волоком не перетащишь. Сейчас их дромон догонит, а на нем воинов не одна сотня к бою изготовилась, и как не ловки викинги сражаться, а против столь превосходящих сил противника им выставить особо нечего - их не больше тридцати человек.
        Так они чего удумали - пока разогнанный веслами драккар вперед сам по себе несется, вся их ватага на корму метнулась, нос суденышка задрался, и оно на цепь до половины залетело. Варяги на нос переметнулись - корма облегчилась и поднялась, суденышко спрыгнуло с препятствия. Так их корабль через преграду и перевалился. Викинги опять за весла, и давай Бог ноги! А дромон пока доковылял, потом ждал покуда цепь воротом опустят, варяги уж слишком далеко ушли.
        В Константинополе после болтали, что этот викинг со своей ватагой на императорскую службу нанялся, то ли в Гвардию, то ли в дворцовую охрану, да по запальчивости убил кого-то из Комниных, заспорив о чем-то на ипподроме, вот и пришлось бежать. А может все и не так было, мало ли что народ бает! Но убег, это точно, это я сам видел.
        Прошли через цепь и поплыли по Золотому Рогу вдоль Константинополя. Бухты и бухточки ответвлялись от залива, и в конце каждой из них была пристань, верфь, а то и док. В главном торговом городе теперешней ойкумены была видна неустанная забота о купцах-мореходах. Город воин, город умелец, город работорговец привечал своих кормильцев.
        Каких кораблей и корабликов тут только не было!
        Мартын взялся было перечислять:
        - Надо же! Понаехало их тут! Бузы, килсы, нефы, адулийи, завы, багалы, ладьи, венецианские торговые галеры - всех и не перечесть! Ну да ладно, город громадный, всех примет, все товары купит. Знаю я тут одну славную бухточку, в нее и зайдем.
        Причалили, рассчитались за извоз, попрощались и сошли на берег. По мощеным улицам большого города интенсивно сновал народ, грохотали коляски с грузами, увлекаемые лошадями и ослами. Постоялый двор с собственной харчевней держали армяне. Хозяин Аванес разместил нас в привычном порядке: в одной комнате мы с Богуславом, в другой Наина с Ваней, Венцеслава поселили одного.
        Аванес порекомендовал с дороги посетить их семейную корчму.
        - Там мой старший сын Багдасар царствует, он просто кухонный кудесник, а братья помогают: Нахапет еду подает, Левон за порядком приглядывает. Все очень вкусно! Зайдите, не пожалеете.
        Разместившись, зашли и не пожалели. Мы с Богуславом размялись очень неплохой тутовой водкой, а молодожены и Венцек выпили местного винишка. Заели это дело салатом мшошем из чечевицы с добавлением кураги и грецкого ореха, а потом взялись за хазани-хоровац, шашлык, приготовленный прямо в кастрюльке. Все было очень остро, душисто, пряно и вкусно. Завершали ужин долма - голубцы, завернутые вместо капусты в виноградные листья и политые чесночным соусом.
        Вместо хлеба подали лаваш, и все охотно приняли замену. Я его не полюбил еще в прежней жизни, и мне Нахапет вынес каравай пшеничного матнакаша. Потом народ уже заедал свое винцо виноградом и оливками, а мы с боярином сыто отдувались.
        - Когда выпьешь лишнего, - сказал Нахапет, - хорошо с утра горячего хаша с чесночком отведать, очень помогает. Только его заказывать заранее нужно, он долго варится.
        - Что ж за хаш такой? - заинтересовался Богуслав.
        - Да холодец горячий, - объяснил я. - С похмелуги действительно неплохо помогает.
        Решили на всякий случай заказать, а то чем черт не шутит, вдруг и верно подожмет.
        Волкодавы уже съели по здоровенному куску сырой говядины и возлежали возле наших ног на полу. Я заказал им на завтра какой-нибудь неострой мясной каши - обычных армянских яств они не осилят.
        Так и завершилась трапеза. А для достойного завершения вечера мы отправились кто-куда: утомленный Богуслав рухнул на топчан в нашей комнате и тут же уснул, молодожены уединились в своей, а мы с Венцеславом, выгуляв собак после еды, устроились для обстоятельной беседы в его кубрике. Там обоим можно было лечь на отдельную кушеточку, и ничего под тобой не раскачивалось!
        Разговорились о польской кухне, в частности вспомнили краковскую колбаску, и тут вдруг оказалось, что советская и русская полукопченая колбаса «Краковская» 20 и 21 века, отличается от польского варианта 11 века, как небо от земли.
        То, что у нас делалось просто из говядины и свинины с добавлением шпика, черного перца, чеснока и нитритной соли, запрещенной к применению во многих странах, а потом коптилось, в Польше изготавливалось хитро и с гораздо большим количеством ингредиентов. Тут в дело шла смесь из мяса свиных голов, телятины, говядины, свинины с добавлением всевозможной обрези из внутренних органов коров и свиней: сердца, легких, печени, диафрагмы. Не брезговали добавить уши, губы, щековину, а также вареную ячневую или перловую крупу и свежий лук. Напоследок сыпали вволю кориандра, тмина, корицы, гвоздики и черного перца, заливали всю эту мешавень свежей кровью и ставили варить, а после еще и запекали. Вот где в 11 веке кулинарные кудесники-то притаились, а вовсе не в Константинополе!
        - А откуда же ты, богатый и знатный человек, можешь знать все эти кухонные изыски? - спросил я. - Ни за что не поверю, что ты поработал поваренком в собственном поместье!
        - Да как-то, еще в подростках толкался на кухне от нечего делать в непогоду, вот меня наш главный повар Ежи и просветил.
        - А вкусно он ее делал?
        - Пальчики оближешь.
        К сожалению, нашу «Краковскую» так не оценишь - обычная колбаска, ничего особенного, одна из многих таких же.
        - Если сумею, на обратном пути из Франции постараюсь заскочить в твою усадьбу.
        - Буду рад, заезжай.
        И мы пожали друг другу руки. Увидев, что парень начал зевать, я, прихватив Марфу, откланялся.
        Утром Венцеслав ворвался к нам с криком:
        - Он уходит!
        - Кого там куда черт с утра понес? - зарычал неласковый со сна Богуслав, - Ваньку опять за пивом погнало?
        - Нет! Совсем нет! - метался поисковик, не в силах говорить толково от волнения, - С востока на запад уходит!
        Закаленный годами внезапных ночных вставаний на работе в «Скорой помощи», я сориентировался почти мгновенно.
        - Омар?
        - Да! Да!
        - Быстро уходит?
        - Слишком быстро! Прямо летит!
        - Нет, Венц, просто он очень близко. Побежали искать, пока Хайяма далеко не унесло, гоняйся за ним тут потом - у нас и коней-то сейчас нету.
        Похмельный Богуслав зарылся носом в подушку и проныл:
        - Без хаша и опохмелки никуда не пойду…
        А мы, свистнув собак, унеслись. Проснувшийся еще с рассветом Константинополь уже вовсю трудился, народ спешил по неотложным делам, мешки, узлы и ящики везли, несли и волокли. На нас никто не обращал внимания - бегут и бегут, прознали где товар подешевле, вот и торопятся очень сильно.
        - Все, пришли, - резко остановился я.
        - Что такое? Я чую, туда надо бежать! - забеспокоился следопыт.
        - А я вижу. Вон он, астроном, сам к нам идет, ослика в поводу ведет.
        Немолодой мужчина в пестром халате и белоснежной чалме шел с расстроенным видом, ни на что не обращая внимания.
        - Салам алейкум! - заступил я его дорогу.
        - Ва алейкум салам ва рахматула, - удивленно ответил гений 11 века.
        Потом он узнал меня и обрадованно воскликнул:
        - Ты! Пришелец из будущего! А я все чаще думаю, что наша встреча была игрой моего ума, наведенной разумом, утомленным гонениями и математическими выкладками.
        - Не мучь себя лишними раздумьями, - посоветовал многоопытный я, - если хочешь, можешь меня пощупать. Реальней человека и не сыщешь. Пошли завтракать.
        - Ты понимаешь, - смущенно заметил астроном, математик, философ и поэт, - у меня в кармане последняя монетка кончилась еще вчера - польстился на свежеиспеченную лепешку. За постоялый двор теперь тоже платить нечем. Так что мне придется обойтись без завтрака. Не заработал я за последние три дня ничего.
        И он прочел нам очередные рубаи:
        О небо, к подлецам щедра твоя рука:
        Им - бани, мельницы и воды арыка;
        А кто душою чист, тому лишь корка хлеба.
        Такое небо - тьфу! - не стоит и плевка.
        - Ну я, видать, душонкой мелковат, - подытожил я, - в деньгах пока не нуждаюсь. Пошли вещи твои заберем, лучше нам поближе друг к другу жить.
        - Да вещи все со мной, вон в сумках у моего ишака лежат - за постой же тоже платить нечем.
        - Тогда пошли завтракать. Оплачиваю, естественно, все я.
        - Я не имею права есть на чужие деньги! Я еще ничего полезного для тебя не сделал, чтобы меня кормить.
        - Ты, достопочтенный, слишком чист душой. Это не мои деньги, это деньги тех, кто хочет остаться в живых и отвести грядущий катаклизм. И нам платят не за результат, а за работы по его получению. Если у нас не получится отвести метеорит, недовольных не будет. Вообще никого не будет.
        А для всей этой возни или великого труда, называй как хочешь, нужно полноценное питание и отдых. Те, кого ты сегодня увидишь, кто помог мне увидеться с тобой и договориться с дельфинами, прошли для этого тысячи верст, рисковали жизнью, убили могучего черного волхва и ведьму, пятерых умелых воинов - наемников, столковались с кентаврами. Мой друг и побратим Богуслав, с которым мы сейчас вместе будем завтракать, получил в дороге удар стилетом в сердце, и чудом остался в живых. Я командир этого великолепного отряда, состоящего из бесстрашных людей, и горжусь этим.
        Но ни один из нас не умеет считать, так как ты, и ничего не знает о движении планет. Не могут помочь нам в этом и дельфины. У них большая магическая сила, но нужными знаниями они не обладают. Без тебя погибнет Земля, и никто, слышишь никто, не в силах ей помочь - только ты. Поэтому хватит тут строить из себя чистейшую душу, а пошли завтракать - впереди работы полно.
        Поели, попили, и с чистыми душами перешли в арендованные апартаменты. Поговорили с Аванесом, представили ему новоприбывшего жильца и ослика. Армянин порадовался притоку прибыли на то же количество коек (шутка ли, аж целое место в одной комнате пустовало!), а ишака сразу увели кормить и определять в стойло.
        Потом присели всей ватагой у нас в комнате.
        - Что ж, Венцеслав, твоя служба окончена, ты честно исполнил свой долг, - завел я очередную песнь расставания. - Забирай честно заработанные тобой доспехи Невзора, и отправляйся домой, порадовать маму, папу и повара Ежи, который уже ждет тебя на кухне с кровяной колбаской. Покупай сегодня лошадей в дорогу, денег-то хватит? Если маловато, я добавлю, и оправляйся завтра на родину.
        - Никуда я не поеду! - поднял бунт шляхтич. - Хотите меня раньше времени с рук сбыть? А вот шиш вам! - и он ткнул мне кукиш под нос. - Не узнав, чем дело кончилось, нипочем не уеду! Денег жалко? За свой счет проживу!
        - Ладно, ладно, не горячись, - успокоил я парнишку, - живи сколько влезет, а коней все-таки купи, чтобы в последний момент не дергаться.
        - Не будет последнего момента! Я с вами и во Францию поеду, тоже за свой счет!
        Тут подключился и Богуслав.
        - Ты уж извини, но во Францию мы тебя не возьмем, и вопрос тут не в деньгах. Слишком там дела зыбкие, лишний человек сильно помешать может. Так что обижайся, не обижайся, а не возьмем. Мы бы и Ваню с Наиной домой отправили, да в них нужда крайняя, без них никак.
        Молодая парочка от осознания своего величия задрала носы, а Венцеслав, поняв, что решение окончательное и обжалованию не подлежит, и даже демонстрация фиги делу не поможет, свой аристократический носик повесил.
        Вдобавок я переместил его в комнату к неласковому Богуславу.
        - Нам с Хайямом еще работать и работать, поэтому лучше поселиться вместе. Все остальные пока могут делать, кто чего хочет. Просьба не играть в азартные игры, не ставить никаких денег на бегах и не влипать в сомнительные истории.
        Ваня, сбегай к хозяину, пусть кого-нибудь пришлет, чтобы перестелить нам постели, самим что-то возиться не с руки.
        Иван унесся. Вернулся уже с молодой симпатичной армяночкой с постельным бельем в руках. Судя по сходству с Аванесом и братству из харчевни, одними сыновьями при производстве потомства армянин не ограничился.
        Девушка обратилась к Богуславу, сочтя его главным.
        - А кто мне покажет, какие именно кровати нужно перестилать?
        Тут неожиданно оживился только что бывший понурым и разочарованным в своей нелегкой судьбе Венцеслав.
        - Я, я покажу! А как тебя зовут?
        - Неудобно как-то сразу свое имя незнакомым людям говорить, - усомнилась скромница.
        - Мне можно! Я из очень знатного рода! Девушку нипочем не обижу! - уже чуть не плясал возле нее шляхтич.
        - Ваануш, - поклонилась девица.
        - Пошли скорей, я там все знаю!
        Эх молодость, молодость. Не нашел бы наследник польского королевского рода в Византии свою любовь, всякое ведь бывает. А может молодец просто ловкий ходок по женской части? Не угадаешь. Впрочем, мне теперь не до него, более неотложные дела поджимают, нас с расчетами дельфины ждут.
        После всех перестиланий мы с Хайямом переселились в бывшую комнату поляка, Венцеслав куда-то пропал, а Богуслав, Иван и Наина отправились гулять. Жизнь текла своим чередом, а камень из антивещества летел, летел и летел…
        - Омар, а как вы себе в теперешних обсерваториях представляете устройство Солнечной системы?
        - Да как и все! - и он бойко перечислил мне планеты, видимые невооруженным глазом: - Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн.
        Но глядя на мое огорченное лицо, встревожился:
        - Что-то не так?
        - Да мы вот увидели попозже еще Уран и Нептун.
        И спросил более просвещенного инопланетянина:
        - Боб, как мыслишь, про карликовые планеты говорить?
        - Да не стоит. У того же Плутона масса в 6 раз меньше чем у Луны, Эрида потяжелее, но она сейчас черте где от Солнца - я тут табличку нашел, подлетит поближе эта красавица только через тысячу лет, а остальную мелочь, вроде Макемакса, Хаумеи, Седны, Никты, Кербера, Харона, Гидры и прочих если браться учитывать, так нас с этими расчетами в руке и пришибет. Этак можно еще и столкновение с какой-нибудь мелюзгой из пояса астероидов своим вниманием не обделить, сотню лет еще считать с нашими-то возможностями будем. Вряд ли взрыв где-то на далекой периферии так уж земную жизнь поколеблет. Максимум опушистеете лишка, или уши подлиннее нарастите, махом обвыкнетесь. Еще дразнить друг друга будете: ты безволосый! А ты короткоухий!
        - Ладно. действительно нужно упростить расчеты. Не до жиру, быть бы живу. Искать надо в Интернете действующую и бесплатную машинку для расчетов - Хайям столько считать не осилит.
        - Да подожди ты с машинками! Погляди вот пока, чего тут про все это коловращение пишут. А Хайям пусть в это время напишет, какое он берет расстояние между планетами. Тоже ведь возможны варианты.
        - Омар, а ты какое берешь расстояние от Солнца до каждой из планет?
        Деловитый Хайям тут же вооружился письменными принадлежностями.
        - От Земли до Луны тоже писать?
        - Пиши. Все пиши, - предчувствуя недобрый исход сказал я и нырнул в Интернет.
        И средневековый астроном сноровисто начал писать.
        А я, вылезя из Инета, взялся читать и внутренне застонал. Если расстояние от Земли до Луны было высчитано более-менее верно - наши 384000 километров превратились в 30 диаметров нашей планеты, а плюс-минус тысяча другая км погоды не делали, то остальные расчеты были просто оторви и брось. Надежда просто посчитать дополнительно еще две планеты и на этом закруглиться, растаяла как дым.
        - Опять что-то не так? - спросил золотой ум 11 века.
        Я отобрал у него перо и, посматривая в Интернет, написал реальные значения рядом с выкладками давно минувших дней.
        - Миллионы верст? - поразился Хайям. - Ведь наш фарсах пять ваших верст… - он быстренько пересчитал. - Неужели все так далеко?
        - До Сатурна, Урана и Нептуна вообще миллиарды. О расстояниях до звезд лучше и не спрашивай - там мириады верст. А если еще учесть, что все планеты летят по очень разным орбитам, отнюдь не имеющим не только форму правильного круга, но и овал-то неправильный, с совершенно разной скоростью, расстояние между планетами и солнцем очень сильно колеблется, ничего мы тут не высчитаем. Ты метеорит можешь сейчас увидеть?
        - Конечно.
        - Прикинь хотя бы грубо сколько у нас есть дней до подлета его к такой точке, после которой катастрофы не избежать.
        - Ну зачем же грубо, я точно скажу.
        Хайям поднял лицо вверх и закрыл глаза. Хм, интересный способ расчета! Думал он где-то с минуту. Потом занял обычное положение, открыл глаза и сказал:
        - Пять дней.
        - Как это ты так быстро высчитал? - поразился я.
        - Я ничего не считал. Я просто вижу.
        Был бы кто другой на его месте, я бы, конечно, не поверил, но личность говорившего внушала уважение. Внес ясность Полярник.
        - Володь, возьми его за руку на пару минут, я быстренько просмотрю, на чем он основывает свои измышления, и сравню с вашими научными данными.
        - Давай попробуем, нам уже терять нечего.
        - Омар, можно я возьму тебя за руку?
        - Конечно, если это поможет делу.
        Я взял, Полярник перетек, а Хайям рассказывал дальше.
        - Мне не нужно просчитывать разные мелочи, вроде направлений, скоростей и расстояний, у меня в голове почти сразу образовывается цельная картина и близкого, и далекого космического будущего. Это так странно, ведь здесь, на близкой Земле, я даже то, что будет завтра, толком предсказать не могу, а на громадные расстояния вижу далеко отстоящие события будущего. Раньше, когда я заведовал обсерваторией, мне, чтобы обосновать свою точку зрения, приходилось обосновывать это математическими обоснованиями, ссылками на труды Аристотеля, Птолемея и прочих ученых прошлого - это их расчеты я тебе сейчас привел, а также результатами собственных наблюдений, но сейчас же ведь в этом нет нужды?
        - Это то да, просто возникают сомнения в достоверности твоих предсказаний.
        - К сожалению, доказать мне нечем.
        - Тогда давай чуть-чуть посидим молча, может быть что-нибудь и проявится, и либо докажет твои слова, либо опровергнет их.
        - А что будем делать, если опровергнет?
        - Пропадать! Точнее отбросим метеорит куда получится, лишь бы от Земли подальше.
        И мы умолкли.
        Вернулся пораженный увиденным Боб.
        - Отпускай его руку. Все, что Хайям говорит, все это правда! Ох и далеко видит! Все это подтверждается данными рукописей и вашими знаниями. Пусть расскажет, что именно нужно делать - мне ведь это еще дельфинам пересказывать, ставить перед ними ясную и четкую задачу.
        Я вскочил, забегал по комнате. Чувства переполняли меня.
        - Говори, Омар, как нам уберечься от попадания метеорита в другие небесные тела.
        - Да никак.
        Я аж сел. Хорошо, что не на пол…
        - Погибнем, значит? Пропадем?
        - Ну почему же. Из всех планет нам обойти надо только Марс, и все дела.
        - А как же Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун?
        - Зловредный метеорит, если обойдет Землю и Марс, через девять месяцев взорвется в Поясе Астероидов, столкнувшись с одним из тамошних обитателей.
        - А как это подействует на Землю, на людей?
        - Да никак. Мы будем надежно укрыты щитом Солнца. В момент взрыва Земля будет находиться с другой стороны нашего светила. Но все это, конечно, только при изменении пути метеорита.
        Да, звучит очень сомнительно, но другого варианта я не видел.
        - Не сомневайся, Володь, - опять принял участие в обсуждении Полярник, - я тут снова залез в твой центр предсказаний, и хочу тебе сообщить:
        Движения планет ты внутренним взором не видишь, и не увидишь никогда, но в предсказаниях будущего себя и других людей ты ошибок не делаешь. И через год, и через два, и даже через три мы оба живы, и никакого Апокалипсиса на Земле не произошло. Ты идешь верной дорогой, не сворачивай.
        Это меня ободрило и развеяло глупые сомнения. Продолжим!
        - То есть никаких вычислений больше не требуется, и ты хоть сейчас можешь объяснить дельфинам куда направлять метеорит?
        - Мне-то не требуется, а вот с объяснениями могут быть трудности. Тут бы лучше показать…
        - Покажем! - бодро заверил Полярник. - Только тебе, Владимир, придется связать в единую цепь Хайяма и дельфина. Ты будешь касаться их обоих, а я метаться между ними. Ты будешь передаточным звеном, этаким проводом, а я электротоком. За озвучку в этот момент не ручаюсь.
        - Какая уж тут озвучка! Ты, главное, дело делай. - И снова голосом: - Омар, общение с дельфинами я беру на себя, а чтобы не морочиться с объяснениями, нам обоим нужно подплыть к дельфинам, и мне бы опять взять тебя за руку. Как ты на это смотришь?
        - Да я бы и не против! Только я плавать не умею и большой воды боюсь с детства.
        - А как к лодкам относишься?
        - Замечательно! Всегда мечтал на них покататься, но не довелось.
        - Вот, может быть, сегодня и доведется.
        - Рискнем! - храбро заявил Хайям.
        А я оповестил Большую мать о нашем скором появлении.
        И мы втроем (Марфа тоже на постоялом дворе не осталась) отправились на берег залива. Погода благоприятствовала нашим планам. Ярко светило солнышко, ветра не было. Вышли к Золотому Рогу.
        Двое греческих рыбаков распутывали мокрые сети на берегу. Изрядной величины лодка была привязана к колышку недалеко от воды.
        - Здравствуйте! Как бы лодку вашу нанять?
        Начинающий седеть рыбак постарше с обветренным лицом, ответил неласково:
        - Шли бы вы себе с богом, видите мы заняты. Поищите себе забаву в другой бухточке, - и продолжил свое занятие.
        А многочисленные плавники дельфинов уже замелькали над водой и менять дислокацию было совсем не с руки - в бухту заплывала стая Большой матери.
        - Милиарисий, - предложил я.
        Рыбаки только засопели и продолжили свое занятие. Рыба тут видно в большой цене, подумалось мне. Продолжим!
        - Пять милиарисиев, - резко улучшил я свое предложение.
        Молодой бросил возиться и лучезарно заулыбался, прищурив глаза. Видимо, такая сумма входила в его жизненные приоритеты. Старший глухо зарычал на него:
        - Авксентий! Не отвлекайся! Работай давай!
        - Да работаю я, работаю…
        - Последнее предложение, - голосом рыночного зазывалы объявил я, - десять милиарисиев!
        Тут не выдержал и пожилой.
        - Куда плыть-то?
        - У вас якорь есть?
        - Как же без него.
        - Нужно отплыть от берега на глубокое место и бросить якорь.
        - И все?
        - И все. Мой товарищ будет с вами в лодке, а я подплыву сам.
        - И надолго это?
        - Как Бог даст. Хочу с вместе с дельфинами поплавать, а мой друг полюбуется.
        - Зачем это все? Да еще за такие деньги?
        - Лишних вопросов не люблю. Я русский, и этим все сказано.
        - А-а-а…
        Мои соплеменники уже видимо создали нашей нации устойчивую репутацию - нас знали и опасались, поэтому лишних бесед греки больше не вели.
        Помог Хайяму залезть в лодку. Рыбаки оттолкнули ее от берега и запрыгнули с разных сторон сами, прошли к веслам. Я, раздевшись, положил вещички на камни и попросил собаку:
        - Марфуша, покарауль тут, - и тоже пошел в воду.
        Быстро догнал лодку. Вокруг уже хороводились дельфины, разносилось их цоканье, кряканье и скрип. Крикнул гребцам:
        - Сушите весла, здесь встанем! Омар, садись ближе к краю, опусти руку за борт.
        Все было исполнено, грубый якорь пошел на дно. Ко мне подплыл очень большой абсолютно черный дельфин и открыл здоровенную зубастую пасть. Крякнул коротко и сердито.
        - Вот он и касаткодельфин Сын-Убийца объявился, - оповестил я Полярника, - приплыл из далеких морей с матушкой повидаться.
        - Зверский какой-то, - ужаснулся Боб, - не сожрал бы нас просто на завтрак!
        - Это ты папашу его не видал, вот где, поди, ужас, плывущий в океане. Скажи ему, чтобы потихоньку придвинул меня к свисающей из лодки руке, - и я положил свою правую руку на Сына.
        Буксировка прошла успешно, моя левая рука ухватилась за Омара, контактная цепь замкнулась, и я на некоторое время освободился. Бессловесный провод, чего с меня взять. Тихо висел между двумя яркими магическими дарованиями в зеленоватой теплющей воде и время от времени шевелил ногами. Длилось это минут десять, руки уже начали уставать. Наконец в голове раздался голос Полярника:
        - Отпускай всех, они столковались. Побарахтайся еще в воде, сейчас Сын вместе с маминой стаей навалится в нужную точку с необходимой силой, а Хайям приглядит. Если чего пойдет не так, опять соединимся, Омар подкорректирует.
        Я разъединил цепь, а Сын-Убийца, не тратя времени даром, заскрипел, замяукал. Стая безмолствовала, арабский астроном поднял лицо к небу и закрыл глаза. Похоже, все шло по продуманному заранее плану. Потом наступил период полного молчания минуты на три. Пожилой рыбак перекрестился. Затем все дельфины разом ушли под воду.
        - Господи, страх-то какой! - еще раз перекрестился пожилой. - Где он этого здоровенного зубастого только выискал! Сколько лет по морю плаваю, сроду такого не встречал! Ох зря мы, Авксентий, ввязались в эту историю, попомни мое слово.
        - Обойдется, дядя Дамианос, явно к концу уж дело-то идет, - не испугался грозных предчувствий родственника Авксентий, - все хорошо будет.
        Через пять минут дельфины вырвались из воды. Задохлись, поди, бедолаги от усердия, посочувствовал я братьям по разуму. Хайям открыл глаза.
        - Все хорошо получилось, - негромко сказал он по-арабски, - и нас, и Марс облетит. И нужный камень в Поясе Астероидов я тоже вижу. Можно уже начинать праздновать - беду отвели.
        Омар встал в качающейся лодке, и, прижав правую руку к груди, поклонился дельфинам. Сын-Убийца гортанно скрипнул, и вся орава встала на хвосты, вылетев из воды. Потом с шумом рухнула обратно, зашумела, закурлыкала, и поплыла из бухты вслед за лидером.
        Рыбаки перекрестились уже вдвоем - оптимизм молодца был поколеблен.
        - Поднимайте якорь! Возвращаемся! Я наплавался вволю.
        На берегу рассчитались, я ухватил свои шмотки, и мы с Хайямом отошли подальше от этого набожного дурачья - береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережет. Сбегают еще, доложат кому не надо, о том, о чем не надо, оправдывайся потом в застенке каком-нибудь или убивай всех подряд.
        Сидели на пригорочке, и, пока я обсыхал, беседовали о ближайшем будущем.
        - Обнищал я без постоянного дохода, - делился своими горестями Хайям, - имущества один ишак, да потасканный халат, что на мне. А в Византии все чужое и чуждое: и народ, и вера, и обычаи. И на все дороговизна страшная! А в Сельджукской империи, после убийства фанатиком-ассасином моего опекуна визиря Низама аль-Мулька и отравления султана Мелик-шаха, на меня объявлена охота, и туда тоже пока не сунешься. Денег на переезд в какую-нибудь дружественную арабскую страну с привычным исламом нет, а тут мне заняться нечем, никому не нужен.
        - А чем же ты можешь заняться в мусульманской стране? - поинтересовался я. - Вряд ли за написание рубаи или математические вычисления кто-то сейчас заплатит реальные деньги. На астрономии и философии тоже не обогатишься. Что же ты еще умеешь?
        - Я могу быть хакимом-лекарем, муллой, толкователем шариата - всему этому я обучен в совершенстве. Найду себе место в привычном обществе без особого труда. А здесь хоть пропадай. Сейчас мечтаю добраться до Государства Газневидов и обжиться там в каком-нибудь крупном городе - Газне или Лахоре. А лет через десять, когда в Сельджукской империи все утрясется и гонения закончатся, можно будет и вернуться на родину.
        - А какие же деньги нужны для такого путешествия и обзаведения хозяйством?
        - Ох и немалые! Милиарисиев пятьдесят-шестьдесят, да где ж их взять!
        Мы вернулись на постоялый двор. Я освободил дверь в наш номер от подаренного мне антеками заклинания неоткрываемости, вынул из своей походной сумки мешочек с золотом и отсчитал Хайяму пятьдесят полновесных солидов.
        - Это за что же мне такие деньжищи? - поразился поэт-философ. - Тут же в переводе на серебро шестьсот милиарисиев!
        - Считай, что человечество расплатилось с тобой за спасение своей драгоценной жизни. Пошей сегодня у портных пояс с кармашками для золота, и можешь отправляться в путь-дорогу. Мы тоже на этих днях постараемся уплыть из Константинополя - наш Великий Поход завершился, можно позаниматься и личными делами. Убивать взглядом умеешь?
        - Если бы не умел, давно бы уж казнили.
        - Значит грабителей на дорогах можешь и не бояться.
        Пока говорили о том и о сем, вернулись с прогулки члены команды. Рассказал им об завершении борьбы с метеоритом, на обеде отпраздновали.
        Повалявшись после еды и разработав маршрут плавания во Францию, отправились с Богуславом бродить по пристаням, искать попутный транспорт. Им оказался торговый корабль из Генуи, который отплывал в родной порт завтра.
        Вначале хозяин-купец не хотел нас брать ни в какую: вас слишком много, а женщина на корабле вообще дурной знак, но предложенная сумма в двенадцать солидов в корне изменила ситуацию. Мы внезапно оказались желанными гостями, а девушка - это к попутному ветру. Насчет попутного ветра это он прямо зрит в корень… Деньги мы пока не отдали, только позвенели кошелем над ухом судовладельца и опять подались на постоялый двор. На прощанье генуэзец нас предупредил, что, если мы не появимся к назначенному сроку, никто нас ждать не будет. Что ж, хозяин - барин.
        По приходу завалились опять на кушетки и Богуслав задремал. А я лежал и обдумывал будущее путешествие во Францию. Раньше мне акцентироваться на этой части пути было просто некогда - давили другие заботы, а вот теперь появилось время, получив из Интернета необходимые данные, все посчитать. Прежде-то как? Главное - это спасти Землю и человечество, а там плывем да плывем, и в ус не дуем. А вот времени, потребного на этот круиз, никто не обсчитывал. И тем более не сравнивал продолжительность морского и сухопутного путей. А разница получалась изрядная. Я аж застонал от такой прорухи.
        Тут завозился в своей кровати Богуслав, вздохнул, охнул и проснулся. Уставился на меня ошалевшими со сна глазами и спросил каким-то сиплым голоском:
        - Вова, ты чего стонешь?
        Откашлялся, и уже обычным уверенным голосом продолжил:
        - Приснилось чего страшное?
        - Скорей пришли в голову страшные мысли.
        - Какие?
        - Мы делаем большую ошибку, выбирая морской путь. По суше надо добираться, накупив побольше выносливых и крепких лошадей.
        - Что это тебя по суше ехать растащило? Не наездился еще? Не хлебнул горя полной ложкой? Решил преодолеть десяток царств-государств, навоеваться с тамошними народами вволю? Плыть, Вова, только плыть!
        - Вот и плыви сколько хочешь с молодоженами, я вам не мешаю, до Новгорода и в одиночку доскачу.
        - Э, э! Это что еще за затеи? - присел в топчане Слава. - Твою должность атамана еще никто не отменял!
        - Как никто не отменял и моей любви к беременной жене, которую я уже тыщу лет не видел. Моего руководства лесопилкой и производства карет. Тоски по любимому делу лечения больных, постройки церкви и прочего.
        - Но ты же преодолел себя и пошел в этот поход!
        - Это был Великий Поход, мы спасли Землю. А сейчас чего? Выкроив деньги из того похода, мы поплывем всего лишь улаживать твои шкурные дела. Да ты, гляжу и не торопишься к своей Анастасии-Полетте, что ж, твое дело стариковское, и так, мол, сойдет! А я человек молодой, кровушка так и кипит!
        - Что, золотишка пожалел, побратим? - брезгливо поинтересовался Богуслав, - совсем жаба задушила?
        - Денег возьмешь сколько душе угодно! - пресек я его глупые выдумки, - не могу лишние дни и ночи терпеть разлуку с Забавой.
        - А чего ты про возраст врешь? У нас же с тобой всего год разницы.
        - Это по жизненному опыту. А так ты шестидесятилетний старик, а я Божьим промыслом тридцатилетний молодец. Ты вроде бы должен помолодеть по обещанию антеков, да пока воз и ныне там.
        - Я люблю Анастасию больше жизни!
        - Седина в бороду, бес в ребро - обычное дело.
        - Да вроде все уже решили! Судно нашли, цена за поездку приемлемая, в дороге никого убивать не надо, чего ты ерепениться-то взялся?
        - А вот давай посчитаем сколько нам понадобится времени, чтобы попасть в Париж.
        - Давай! - охотно согласился боярин.
        - Я посмотрел в Интернете, от Константинополя до Генуи, обходя Грецию и Италию, две тысячи триста верст. Плыть морем, не разгоняя шторма и не увлекаясь попутным ветром, не меньше двух месяцев. Команда многочисленная, наверняка настроенная католическими священниками против слуг дьявола, если поймут, как вы тут с Пелагеей ловчите, ссадят враз, да еще и науськают на нас церковников.
        - Очень может быть, - согласился Слава.
        - От Генуи до Парижа посуху семьсот верст. На самых лучших конях быстрее чем за девять дней до столицы и монастыря возле нее не доберемся. Два месяца девять дней быть в пути нам гарантировано.
        - А по суше?
        - Там две тысячи двести верст, при трех конях на каждого за двадцать суток долетим. Враждебный народ по пути или поубиваем, или запугаем, нам с ними не детей вместе крестить. Так что скажешь?
        - Хорош валяться! Пошли коней покупать!
        Купили двенадцать справных и, по мнению воеводы, выносливых лошадей. Венцеслав с нами уезжать отказался, у него в Константинополе нашлись «неотложные дела». Мы хмыкнули и оставили шляхтича осваиваться в армянской среде рядом с Ваануш.
        Утром выехали. Прощай, Константинополь! Вперед, в Париж!
        Блог