Форт Росс. В поисках приключений Дмитрий Полетаев
        Герои Четвертого измерения #1
        Раскрыта одна из главных интриг российской истории!
        Как вышло, что в XIX веке Россия навсегда лишилась своих земель в Северной Америке? Ведь ей принадлежала огромная территория от Аляски до Северной Калифорнии!
        В поисках ответа группа тележурналистов - интеллектуал Дмитрий, простодушный Фимка и красавица Марго - путешествует во времени и пространстве, попадая то в царские дворцы, то в вигвамы индейцев. Их открытие ошеломит вас и заставит совершенно по-новому взглянуть на известные исторические события. Герои находят разгадку в фактах, которые до сих пор тщательно утаивались. Но готовы ли вы принять правду?
        Дмитрий Полетаев
        Форт Росс. В поисках приключений
        
        Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
        )

* * *
        Пролог
        …На входящего в одни и те же реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды. Гераклит Эфесский, IV д.н. э. Лета 1794-го. Санкт-Петербург. Зимний дворец, апартаменты Екатерины II
        Екатерине Алексеевне с утра не здоровилось. Не то чтобы простуда или инфлюэнция какая, а так, тошно было как-то. «Наверное, подобное состояние лондонские людишки хандрой зовут», - печально думала императрица. «Английская версия» внутреннего душевного разлада вконец испортила настроение. «Черт бы их взял, проклятых! Еще не хватало, чтоб по их милости удар хватил! Рвотного, что-ли, принять…»
        Царица отодвинула блюдо с тушеной телятиной почти нетронутым. Из фарфоровой соусницы с золоченым ободком зачерпнула квашеной капусты с клюковкой, отрезала малосольный огурчик. Не помогло. Глоток хереса хоть и разлил приятное тепло по телу, но от мыслей разве скроешься!
        Наконец императрица подняла глаза. Обедавший сегодня с ней граф Безбородко, действительный тайный советник, личный секретарь императрицы и один из могущественнейших людей России, старался быть как можно менее заметным, что при его комплекции, надо сказать, ему не очень-то удавалось. Потупившись в тарелку, граф скромно уплетал устрицы, запивая белым вином. «Странно! - усмехнулась про себя императрица, - я вот нерусская, а простую русскую похлебку любым парижским разносолам предпочту, а этот - смотри-ка, как ракушки лопает, будто не в глухомани какой родился, а в самих Европах!»
        - Саша, - позвала императрица, - ты где, милый, родился? А то запамятовала я…
        - В городе Глухове, матушка, Сумской губернии - с готовностью отозвался вице-канцлер, ворочавший ныне, после смерти главного сподвижника Екатерины графа Никиты Панина, еще и делами Коллегии иностранных дел становившейся все более необъятной Российской империи.
        - Вот я и говорю, Глухов… - рассеянно отозвалась Екатерина. - Ты вот что, милый, ноту англичанам сам составь, у тебя это лучше получится, а то нездоровится мне что-то нынче. Пойду-ка я прилягу…
        Александр Андреевич, заерзал на стуле, приподнимаясь в поклоне и поспешно вытирая салфеткой лоснящиеся губы.
        - Матушка, так ведь это… - неуверенно начал Безбородко.
        - Ну, что еще? - подавляя раздражение, нахмурилась Екатерина.
        - Так ведь Державин просил…
        - Ах да, про секретаря своего, Резанова! Мне еще Платоша про него что-то сказывал. Напомни, друг мой, в чем там дело-то, вкратце только…
        - А дело в том, матушка, что Резанов этот, Николай Петрович, секретарь канцелярии вашего величества, коей управляет упомянутый вами Гаврила Романович Державин…
        - Я сама знаю, что Державин моей канцелярией ведает, ты давай дело говори, не умничай! - раздраженно прервала императрица.
        - Так вот я и говорю, - невозмутимо продолжал Безбородко, - что Резанов, Николай Петрович, прожект имеет вашему величеству представить. Относительно земель наших американских.
        - Наших! - фыркнула Екатерина. - Слыхали бы тебя сейчас твои друзья англичане!
        - Друзья они не мои, а его сиятельства графа Панина, царство ему небесное, и ваше величество об этом хорошо осведомлено, - парировал Безбородко, - а вот что касается меня, то я бы любой прожект, заботящийся о наших землях в Америках, поддержал хотя бы для того только, чтобы спесь с Лондона сбить. А то, прости господи, по нужде в мире нонча не сходишь, на лондонцев не напоровшись, как на крапиву!
        - Ты, Александр Андреич, про нужду-то оставь, пока из-за стола не вышли! А что касается англичан, то с ними ссорится нам сейчас не резон! И тут чертов Панин был прав. Хотя… как известно, посланник британский ему в свое время карету подарил, да всю в золоте… За какие такие заслуги, хотелось бы знать! Да уже видно не узнаем, царство ему небесное!
        Императрица аккуратно перекрестилась.
        - Заслуг у него перед Европой как бывшего главы кабинета иностранных дел вашего величества более чем достаточно. Не перечесть! Вот только где заслуги перед Россией? Где радение об интересах наших? То Пруссия, то Англицкое королевство! Ей-богу, ваше величество, золотую карету за просто так не презентуют!
        - Во-первых, сейчас кабинетом иностранных дел ты ведаешь, - холодно возразила Екатерина. - Во-вторых, не одного его иностранные послы одаривают, возьми хоть вон князя Голицына, да и граф Воронцов в кресле посланника не бедствует. И мы так же поступаем с теми, от кого для нас польза заиметься может. Ну, а в-третьих, настроение твое мне не нравится. Повторяю, не стала бы я сейчас на рожон с британцами лезть!
        Императрица медленно поднялась. Грузной походкой прошла к окну. Вечерело. Свинцовая туча нависла над Санкт-Петербургом, обещая еще подвалить снегу. У дворца шла смена караула. Екатерина засмотрелась на статных гвардейцев. Вздохнула. Как ни странно, эмоциональный всплеск пошел на пользу. Царице стало лучше. Безбородко, прекрасно зная нрав хозяйки, молчал.
        - Ну ладно, так что там Резанов?
        - Может, вашему величеству будет угодно его самого выслушать? - вкрадчиво спросил Безбородко.
        - Так он что, здесь, что ли?
        - В приемной вашего величества изволит дожидаться, - смиренно произнес министр.
        - Так проси! Чего ж ты человека ждать заставляешь!
        Несмотря на абсолютную власть, коей наделила ее судьба, Екатерина никогда ею не кичилась. Со времен своей юности, когда она, бедная принцесса ничтожного германского княжества, предстала перед внучкой Петра Великого, тогдашней российской императрицей Елизаветой, с одной ночной сорочкой в качестве приданого, - с тех самых пор поклялась Екатерина, что никогда не оскорбит благосклонное к ней Провидение ни каплей спеси. Не терпела ее и в других. Пожалуй, это единственное, что раздражало ее в России, которую она, в общем, полюбила всей душой. Спесь здесь была, наверное, одной из главных черт национального характера. «Взять того же Безбородко, - думала императрица, - давно ли в холопах ходил у Румянцева, а сейчас гляди-ка как перья распушил! Да этот-то еще ладно - талантище, самородок! А другие - чуть из грязи рыло подымут, чуть копейка в портах заведется, так сразу раздуются, точно индюки, и глазки от бывшего сотоварища воротят. Не замечают уже человечишку - не ровня! Тьфу ты, пакость!»
        Отворившиеся двери залы прервали размышления императрицы. Перед Екатериной склонился в галантном поклоне молодой человек лет двадцати восьми. Тонкие черты лица, прямой европейский нос. Из-под длинных ресниц на царицу глядели умные голубые глаза. Глядели без подобострастия, а лишь с должным почтением. Безукоризненно пошитый голубой с серебром камзол, белый галстук; в меру припудренный парик с черной бархатной лентой тонко гармонировал с внешностью вошедшего. Екатерина невольно залюбовалась. «Эх, кабы годков так десять назад, - быстро окинув взором статную фигуру молодого человека, со знанием дела плотоядно подумала царица. - Как все-таки коротка и быстротечна жизнь!»
        Наконец Екатерина отвела глаза от стройных, обтянутых в лосины ног Резанова и встретила взгляд молодого человека. Пухлая рука в бриллиантовых перстнях подала знак приблизиться. Резанов сделал еще несколько шагов и вновь остановился в почтительном поклоне, адресованным в первую очередь императрице, но каким-то немыслимым манером захватывающим также и Безбородко. Граф, склонившись к плечу царицы, уважительно произнес:
        - Николай Петрович Резанов, секретарь канцелярии вашего величества!
        - Да-да, как же, наслышана. Гаврила Романович вас хвалит, да и Платон Александрович много говорил о вас лестного.
        - Премного благодарен, ваше величество! Изо всех сил стараюсь быть полезен, по мере скромных способностей моих, Отечеству нашему!
        - Ну-ну, не скромничайте. Знаем, что отличаетесь вы воспитанием благородным и изрядным образованием. Напомните, откуда к нам направлены были?
        - Из канцелярии вице-президента Адмиралтейств-коллегии, графа Чернышова, переведен был в имперскую канцелярию вашего величества на должность секретаря. А до этого имел честь служить в лейб-гвардии Измайловском полку.
        Резанов многозначительно, почти дерзко посмотрел прямо в глаз императрице. Но Екатерина, казалось, была слишком погружена в свои мысли или делала вид…
        - Так-так, ну, так в чем же дело ваше?
        - По правде сказать, дело это вовсе не мое, а небезызвестного вам сибирского купца Григория Ивановича Шелихова…
        - Что, опять про присоединение к империи вновь открытых земель в Америке? - нахмурилась Екатерина.
        - Никак нет, ваше величество. На этот раз гораздо хитрее. Господин Шелихов испрашивает вашего дозволения учредить коммерческое предприятие и наделить его правом открывать и возделывать, на пользу всея империи, разумеется, незанятые испанцами и англичанами американские земли, по примеру Ост-Индской компании. Таким образом вновь открытые земли будут внешне принадлежать не Российской империи, а частной российской коммерческой промысловой компании. И в Европе не будет повода смотреть на нас косо.
        - Хм, - продолжала хмуриться Екатерина, - и что же хочет взамен этот ваш Колумб российский?
        Вполоборота она повернулась к Безбородко, как бы вовлекая и его в беседу.
        - Монополию, ваше величество.
        В зале воцарилась тишина. Императрица встала и вновь прошла к окну - неторопливо, выдерживая паузу. Наконец, обернувшись к Резанову и Безбородко, произнесла ледяным тоном:
        - А понимает ли купец ваш, что просит?
        Одной из первых экономических акций молодой императрицы, которая благодаря дворцовому перевороту только что вступила на престол, была отмена монопольного права торговли на соль, принадлежавшая тогда Шувалову. Ох и нелегко далась ей тогда эта победа. Но выгоды она принесла ощутимые, и сразу же. Цены на соль снизились, народное недовольство поутихло, и юная вседержительница Российская, получив первую одобрительную оценку в народе, стала, наконец, хоть относительно спокойно спать. С тех пор слово «монополия» при дворе было запрещено.
        Безбородко историю эту хорошо знал; разумеется, знал ее и Резанов.
        - Это еще не все, ваше величество, - тихо, но твердо сказал Резанов. - Господин Шелихов также нижайше просит вас оказать ему высочайшее благоволение и содействие в получении ссуды на постройку флота для освоения оных земель на благо государства Российского.
        - Государства Российского! - взорвалась наконец Екатерина. - Кабы он о пользе государства Рассейского заботился, тогда о монополии не осмелился бы просить! А то ить, вона как образовалися! Монополии им подавай! А потом, кто за этой монополией уследит! Тыщи верст - отсель не увидать!
        В молодости Екатерина беспокоилась, что русские не признают ее, иноземку, поэтому старалась вставить в речь побольше простонародных слов и оборотов, как бы подчеркивая, что знает русский язык не хуже других. Со временем это вошло у нее в привычку.
        - Не изволь серчать, матушка, дозволь и мне слово молвить, - подыгрывая ее «сермяге», зашевелился все это время молчавший Безбородко. - На сегодня у отдаленных американских берегов наших промыслуют около семи дюжин торговых ватаг. Причем именно что ватаг, ваше величество! Купцы набирают артели из казаков, так как боле работников взять неоткуда. А казаки, чем зверя пушного бить, друг друга дубасят - так им как-то сподручней и прибыльней. Легче же готовое у сотоварища отнять, чем самим, в байдарах с туземцами, «достоинство» свое в Ледовитом окияне морозить! Передача добычи пушной рухляди в руки одной компании значительно упростила бы дело, да и следить за одной компанией легче…
        - Да как ты уследишь-то? - не сдавалась Екатерина.
        - Путем выпуска акций, ваше величество, - тихо, но опять же отчетливо произнес Резанов.
        За долгие годы правления императрица свыклась со своей репутацией «просвещенной монархини», гордилась перепиской с Вольтером и дружбой с Дидро. Поэтому она не очень любила, когда ее ловили на чем-то, чего она не знала. Нет, словечко это - «акция» - она, конечно, слышала и даже могла употребить к месту, но вот уяснить принцип действия как-то все не доходили руки.
        Екатерина повернулась к Резанову:
        - Благодарю вас за похвальное рвение и радение об интересах Отечества. Я довольна вами. Передайте Гавриле Романовичу Державину, что я также довольна его умением приобщать к государственной службе молодых и талантливых людей. - Произнося эту фразу, Екатерина не удержалась и еще раз окинула взглядом статную фигуру Резанова. - Ваши старания будут отмечены!
        Екатерина слегка наклонила голову. Аудиенция была закончена. Резанов низко поклонился императрице и на сей раз отдельно вице-канцлеру и вышел из залы, тихо затворив за собой дверь.
        Императрица опять смотрела в окно.
        - То-то мне Платоша все уши прожужжал давеча - «акция» да «акция»! Я ему говорю: «Твоя „акция“, Платоша, у тебя между ног! Ты за ней следи, чтоб крепко стояла! А я уж за тобой присмотрю как-нибудь». Так ишь ты, надулся на меня даже….
        Императрица говорила не оборачиваясь. Безбородко смущенно молчал, слегка покраснев. За годы служения он так и не смог привыкнуть к немецкой «натуралистичности» императрицы.
        За окном наконец вовсю повалил снег.
        - Саша, ты мне как-нибудь объясни, глупой бабе, как эти акции работают-то. А то ведь ужо девятнадцатый век на дворе скоро!
        Царица тяжело оперлась на руку своего канцлера и, прихрамывая, проследовала к выходу. Отворив тяжелые, поблескивающие в полумраке позолотой растреллиевские двери, в почтительном полупоклоне склонились лакеи. Величественно, как линкор в сопровождении крейсера, проплыв мимо них, императрица и граф углубились в бесконечные анфилады дворцовых покоев.

* * *
        Карета имперской канцелярии несла Резанова домой. Быстро скользили полозья по свежевыпавшему снегу. Закутавшись в шубу и вытянув ноги к маленькой чугунной печке в углу экипажа, Николай Петрович задумчиво глядел в окно. Тогда он еще не знал, что уже больше никогда не увидит императрицу. Неведомо ему было и то, что дело, случайным ходатаем которого он стал, превратится в смысл всей его жизни.
        Совсем скоро судьбе будет угодно его отправить в Иркутск - инспектировать предпринимательские дела купца первой гильдии Григория Ивановича Шелихова. Там произойдет первая романтическая история в его жизни. Николай Петрович влюбится в пятнадцатилетнюю дочку Шелихова Анну, которая станет его женой. Ненадолго, правда. Она умрет, а за ней скончается и сам Шелихов, сделав Резанова, своего зятя, одним из наследников огромного состояния - наравне с женой и братом.
        Уже при Павле I компания, наделенная монопольным правом владения и разработки земель Русской Америки, будет все-таки создана, и при самом деятельном участии Николая Петровича. Назовется она Российской Американской компанией.
        С той памятной встречи с императрицей пройдет еще десяток лет - и компания снарядит первую российскую морскую кругосветную экспедицию. Командовать кораблями «Надежда» и «Нева» будут соответственно Крузенштерн и Лисянский. Резанова же как к тому времени камергера императорского двора назначат ее руководителем.
        Будет у него и тайная дипломатическая миссия в Японию, но главное - сбудется его мечта и он наконец-то посетит Русскую Америку. Там он встретит вторую и последнюю любовь своей жизни, прекрасную Марию де Аргуэльо, или Кончиту. И там он вдохнет новую жизнь в американские колонии России, история которых отныне навсегда будет связана с его именем.
        Но все это еще будет. Все это пока ещё не определено окончательно и лишь только мерцает загадочными сполохами за заснеженным горизонтом. Будет и Любовь, о которой поэты спустя столетия будут слагать песни! Будет и короткая, но полная славных свершений и несбывшихся надежд, жизнь. Все это еще только будет, всего этого ему пока не дано было знать.
        Пока молодой человек лишь смотрел сквозь проталинку на замерзшем стекле кареты на пролетавшие мимо заснеженные улицы Петербурга и улыбался.
        Часть первая
        Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. Екклесиаст
        Глава первая
        Лета 1820-го. Владения Российско-Американской компании на побережье Северной Калифорнии. Раннее утро
        Скалистый берег, поросший первозданным лесом, уступами скатывался в океан, где встречался с тяжелыми холодными волнами. Через предрассветный туман белым блюдцем проглядывало утреннее солнце.
        На высоком берегу ощетинилась новеньким частоколом крепость. Или, может, скит? Вон, над куполом часовни - православный крест! Нет, все-таки, судя по бойницам с дулами пушек, - крепость. Прямо от крепостных стен и до опушки леса, что темнел невдалеке, колыхалось на ветру созревшими колосьями ржаное поле. В стороне от крепости, ближе к речке, впадающей в океан, раскинулась чисто русская деревенька с рассыпанными вдоль берега избами. Напротив нее, на другой стороне реки, высились застывшие в предутренней синеве вигвамы индейского поселения. Вдалеке сонно побрехивали собаки.
        Воин застыл в полной неподвижности. Он прекрасно знал, как отключать желания. Великий Дух поведал ему об этом. Самое главное было научиться в такие минуты ни о чем не думать. Это было трудно, но возможно. Затем надо было попросить разрешение у Духа этого удивительного Красного Леса побыть какое-то время его частью. Это было очень страшно. Воин никогда не видел такого леса. Там, где жил он и его родичи, все было по-другому. Там Великое Огненное Каноэ, плывущее по небу, любит свой народ и заботится о нем. Оно не скрывается за краем земли так часто, как здесь. Там нет таких гигантских деревьев, среди которых чувствуешь себя муравьем. Да, Огненное Каноэ тоже покидает небо, и надолго, но при этом оно всегда возвращается, а на время своего отсутствия дарит Великое Белое Безмолвие. И если ты был удачлив на охоте, и Духи были милостивы, и ручьи, и речки кишели рыбой со сладким красным мясом, то это время можно прекрасно провести в своем вигваме, у горящего очага в кругу жен и родичей и, как Большой Бурый Брат, сладко дремать в ожидании нового прихода Великого Огненного Каноэ.
        Воспоминание о доме было некстати. Воспоминание о женах - тем более. Тридцатая луна пошла, как воины его племени выкопали томагавки на Великом Совете племен. Тридцатая луна пошла, как Воин был в походе. Тридцатая луна пошла, как Воин не знал женщин. И вот сегодня все кончится. Напьется крови его уставший от ожидания томагавк. Натешится женской плотью его измученное ожиданием тело. Но самое главное - великие дары ждут его и его братьев по окончании битвы! Как все-таки любят его Духи предков и Великая Мать, если именно ему досталась честь вместе со своими братьями отправиться в этот поход! Ноздри Воина чуть заметно расширились. Он чувствовал, как Великий Дух, почтив его своим присутствием, входил в него. Ему не надо было даже поворачивать голову, чтобы знать: его братья так же, как и он, безмолвно застыли рядом в ожидании заветного сигнала. И потом, он бы все равно их не увидел. Они слились с лесом - так же, как и он.
        Глава вторая
        Лета 1825-го, декабря 15-го. 11 часов утра. Санкт-Петербург. На следующий день после восстания
        Над скованной морозом Невой мрачно зависло низкое зимнее солнце. Солнечный лучик, случайно вырвавшийся из морозной мглы, коротко и как бы нехотя блеснул иглой адмиралтейского шпиля и сразу же вновь спрятался за свинцовую тучу.
        Новоиспеченный император, прислонившись лбом к оконной раме, хмуро взирал на площадь из окна своего кабинета. Стекло приятно холодило горячий лоб. Пошли уже вторые, почти бессонные сутки, когда у него, кроме рюмки мадеры да пары миндального печенья, ничего во рту не было. Как не было, впрочем, и аппетита. Равно как и других желаний, кроме одного - побыстрее покончить с этим кошмаром.
        Все произошедшее вчера, хотя Николай и был к этому готов, в действительности повлияло на него гораздо сильнее, чем он сам того ожидал. В минуты слабости, которые он гнал от себя прочь и которые помимо воли подкатывали тошнотой и головокружением, он ощущал себя не просто одиноким, но гораздо хуже - покинутым и преданным. Еще вчера в одном мундире, на пронизывающем декабрьском ветру он, подобно юному Александру Великому - так, по крайней мере, ему казалось, защищал и утверждал дарованную ему свыше власть. А сегодня постыдная апатия сдавила его волю. К чему все это? Старший брат Константин, который должен был бы унаследовать престол, презрев устои династии, засел в Варшаве и думает исключительно только о себе и своих интересах. Брат Михаил с матушкой явно что-то задумали. И все только ждут малейшей его оплошности, малейшего неверного шага.
        «Ничего, господа! Не дождетесь! Все ваши тайные намерения мне хорошо известны. И кто за вами стоит, тоже. И из чьих рук вы подачки принимаете, я прекрасно знаю. И на чьи деньги из Варшавы „половиной мира“ править намереваетесь! Только одного вы не учли - пешкой в вашей игре я быть не собираюсь!» - в который раз мысленно репетировал Николай обвинительную речь, которую он кинет им в лицо. Хотя, пожалуй, это слишком громко сказано. Во-первых, случай наверняка не представится, а во-вторых… Рано еще, слишком пока все неустойчиво. Сначала надо с этими разобраться, да так, чтоб неповадно другим было, а потом… Что делать потом, Николай Павлович додумать не успел, ибо движение за окном вновь привлекло его внимание и вывело из задумчивости.
        Из-за поворота на площадь вылетела черная повозка на санном ходу с зарешеченным окном, запряженная четверкой вороных лошадей. Площадь перед Зимним дворцом продолжала являть собой картину абсолютного хаоса или, точнее, города на осадном положении. С утра толпы народа, несмотря на усиливающийся мороз, стали вновь скапливаться вокруг дворца. Потрясения прошедшего дня, казалось, обострили нервы всем, включая животных. Непрестанное ржание лошадей и гомон воронья были непереносимы. Лошади, неся в седлах фельдъегерей и адъютантов, то и дело пересекали площадь; цокот подков по брусчатке мучительно отдавался в воспаленном мозгу вчерашнего великого князя.
        Добавив свою порцию цокота копыт и скрипа полозьев, повозка остановилась у императорского подъезда. Конный взвод Саперного полка, сопровождавший повозку, спешился и выстроился в линию. Дверца тотчас отворилась, и из повозки выскочил молодой подпоручик того же Саперного полка. За ним, в накинутых на мундиры шубах, но без головных уборов вышли несколько офицеров. Николай впился глазами в их лица. Скинув по очереди шубы на руки конвоиров, офицеры, нерешительно оглядываясь, двинулись к подъезду. Подпоручик, достав из повозки охапку сабель, поспешил следом за ними. Николай невольно зажмурился и отвернулся от окна. Перед глазами опять поплыли черные круги. «Нет-нет, нужно взять себя в руки! Только бы не показать слабость», - билась в его мозгу бессильная мысль. Но обуревавшее его чувство обиды вновь пульсирующими спазмами сдавило виски. И опять внутренним взором он увидел то, чего больше всего боялся, - хорошо знакомые лица. «А как же честь? А как же офицерское товарищество? А как же офицерский долг, в конце концов? Мерзавцы! - пульсировало в мозгу. - Насколько же человек может быть продажен? Господи,
помоги!»
        Наконец Николай взял себя в руки. Стоявший за его спиной генерал Бенкендорф, который вчера взял на себя руководство охраной дворца и который с той поры не отходил от Николая, явился невольным свидетелем борьбы молодого императора со своими чувствами. Бенкендорф почтительно молчал. Николай наконец разомкнул веки и повернулся. В Бенкендорфа вперился взгляд его невыносимо голубых глаз. Из-за разлившейся по лицу новоиспеченного монарха нервной бледности их голубизна показалась Бенкендорфу еще более пронзительной. Этому взгляду еще только предстояло стать знаменитым - «холодным, николаевским». Сейчас генерал легко читал в нем всю гамму обуревавших молодого человека чувств. Несколько мгновений Николай смотрел на Бенкендорфа, словно не узнавая его. Затем он, видимо, совладал с собой, и взгляд его несколько смягчился.
        - Продолжайте, генерал, я все слышу, - слегка сдавленным голосом проговорил он по-французски. Генерал молча склонил голову и вновь принялся читать прерванное донесение:
        - «…Исходя из вышесказанного, совет директоров Российско-Американской компании нижайше просит Ваше Величество о помиловании управляющего ея канцелярией, господина Рылеева, Кондратия Федоровича…»
        Бенкендорф осекся, заметив на щеках Николая наконец появившийся румянец. По всем приметам, которые генерал уже хорошо изучил, это было дурное предзнаменование.
        - Что?! - В ярости новый русский император перешел на родной, немецкий. - Помиловать! Кого?! Компанию?! Не бывать! Слышите? Не бывать этому! Да я лучше Трубецкого помилую, чем этого…
        Николай задохнулся, не в силах подобрать подходящее слово.
        - Позвольте напомнить, ваше величество, - невозмутимо выдерживая мечущий молнии взгляд Николая, тихо начал Бенкендорф, - что господина Рылеева на Сенатской площади практически и не видели, а вот его сиятельство князь Трубецкой, по слухам, осмелились именовать себя диктатором и даже возомнить себя на вашем месте…
        - Его сиятельство - просто дурак! - уже кричал Николай. - Нет, эта компания и Рылеев вместе с ними - вот кто мои истинные враги! Слышите?! И запомните это, генерал! Вот оттуда вся эта мерзость! От компании! Они офицеров настроили! Деньгами захотели Россией править! Вместо помазанника Божьего?! Не бывать этому! Слышите? Не бывать!
        Голос молодого человека, взвившийся до истерики, сорвался. Откашлявшись и помолчав, Николай наконец взял себя в руки - в который уже раз за эти мучительные сутки.
        - Надеюсь, генерал, вы понимаете, что мой гнев никоим образом к вам не относится. - Император вновь перешел на французский. - Мы никогда не забудем вашу верность нам и России, но преступников мы будем судить безжалостно и… сами!
        Взгляд безумно-голубых глаз Николая пересекся со спокойным, уверенным взором Бенкендорфа. Наконец генерал молча опустил голову…
        Глава третья
        Наше время. Нью-Йорк
        Дмитрий открыл глаза. К реалиям повседневной жизни возвращаться не хотелось. Странный сон не отпускал, будоражил воображение. Самое интересное было то, что практически один и тот же сюжет под разным углом, в разном преломлении повторялся уже несколько раз. Удивительная вещь человеческое сознание, но все же заказывать сны Дмитрию еще не приходилось. И вот тебе на… «Наверное, следует показаться психотерапевтам», - шевельнулась ленивая мысль. Хотя что они могут сказать? Что он может им сказать? Что вот уже который день смотрит во сне цветное кино с продолжением? Чушь!
        До его сознания четко донеслись слова: «Деньгами захотели Россией править! Не бывать этому! Слышите? Не бывать!» Дмитрий вздрогнул. Но уже другой, хорошо поставленный голос тут же продолжил: «…как было заявлено на встрече с представителями прессы. Мы продолжим знакомить вас с материалами по делу Ходорковского в следующем выпуске новостей».
        Дмитрий сел на кровати. «Ну вот, все и объяснилось, - пронеслось у него в мозгу. - Телевизор на ночь надо все-таки выключать. А то еще и не такая дрянь в голову залезет! Ну и пить, понятно, надо меньше. А уж если пить, то хотя бы не курить».
        Тяжело вздохнув, Дмитрий поднялся и прошел в гостиную. Поднял с пола телевизионный пульт, щелкнул кнопкой выключателя. Экран погас, и в комнате воцарился равномерный шум кондиционера вперемешку с гулом далекого уличного трафика. Дмитрий подошел к окну, раздвинул шторы. В зеркальном небоскребе напротив отразилось размытое маревом большого города бледное нью-йоркское солнце. Уже больше года снимал он эту квартиру в центре Манхэттена, на пересечении 54-й улицы и Лексингтон-авеню, а все никак не мог привыкнуть к панораме, открывавшейся взору с тридцатого этажа. Точнее, к чувствам, которые этот вид дарил. Ощущение парения над огромным городом с желтыми букашками такси далеко внизу словно превращало смотрящего в некое существо со сверхъестественными способностями. Иллюзия, конечно, но иллюзия настолько сильная, что она одна способна была покончить с сезонными приступами хандры, к которым, как и все творческие люди, Дмитрий был склонен. Особенно в промозглые осенние дни с их бесконечными дождями. Правда, спасала работа, которую он, в отличие от многих, любил. Хотя работой в прямом смысле слова это тоже
назвать было сложно. Согласитесь, ну как можно назвать работой то, что ты бы делал и так, даже если бы тебе за это не платили? Никак нельзя. Поэтому спустя годы, проведенные в профессии, Дмитрий все еще с изумлением взирал на чеки, которые он получал за телевизионные репортажи, и про себя благодарил судьбу за то, что хотя бы со смыслом жизни и своим предназначением в ней ему разбираться не пришлось.
        Он был Рассказчик. Да, именно так, с большой буквы. Каждый век вносит что-то свое в способ повествования. От гуслей и арф человечество поднялось до радио и телевидения, но и эти технические чудеса служили все той же одной древней цели - доносить информацию до ушей слушателя. И как во все времена, кому-то суждено было остаться на уровне «информаторов», или «корреспондентов», а кто-то благодаря таланту поднимался до высот Рассказчика.
        Дмитрий был талантлив. Более того - он был популярен. Он рассказывал то, что ему самому удалось познать, уважая в своем слушателе собеседника, оставляя за ним право самому делать выводы и вовлекая таким образом в интерактивный процесс коллективного познания. За что его и ценили. Правда, сам Дмитрий изрядно удивился бы подобному анализу своего творчества. В те редкие моменты, когда во время вручения призов на телефестивалях у него брали интервью, он любил повторять, что формула его успеха заключается всего лишь в любви к своему делу. Последний его телевизионный цикл, «По Америке», принес ему заслуженную славу; именно благодаря этому циклу он и оказался в этой стране.
        От одиночества Дмитрий не страдал. Профессия телевизионного журналиста научила его даже ценить это состояние. Да и к тому же одиночество его тоже было относительное. Он любил хорошую компанию, вкусную еду, бесконечный выбор ресторанов, который предлагал Нью-Йорк, и еще более бесконечный выбор женщин. Причем предпочитал он своих, русских. И не из патриотизма или потому, что «русские женщины самые красивые в мире» - в Нью-Йорке попадались порой такие местные экземпляры, что челюсть отваливалась, а просто потому, что с ними ему было как-то уютней. «Коммон хэретидж», как говорят американцы, то есть «общий культурный багаж» - любил повторять он. Действительно, им не надо было объяснять, кто такой Сеня, и почему он обязательно должен беречь руку, или что такое Чебурашка.
        С русским населением в Нью-Йорке, как, впрочем, и со всем остальным в этом уникальном городе, проблем не было. В свои тридцать пять, с квартирой в центре Манхэттена, приятными манерами, прекрасной спортивной фигурой и длинными вьющимися волосами Дмитрий являл собою вариант, мимо которого женскому полу, особенно одиноким его представительницам, пройти было очень трудно, если вообще возможно. Чем он успешно и пользовался. Было, конечно, одно «но». Именно потому, что он представлял из себя такой завидный мужской экземпляр, практически всегда дело заканчивалось тем, что его партнерши довольно быстро начинали возлагать слишком большие надежды на продолжение взаимоотношений. А этого Дмитрий не любил. И не потому, что не хотел семьи. Семья у него была. Однажды. И развод, причем не с женой, а с ребенком, во что все в результате вылилось, он воспринял очень тяжело. И даже сейчас, спустя несколько лет, заживать эта рана упорно не желала. Другими словами, ему не хотелось вновь наступать на грабли. Так что обычно, когда он начинал чувствовать, что дело приобретает черты некой семейственности, когда в квартире
там и тут с удивительным постоянством начинали попадаться вещи женского туалета, а в ванной уже невозможно было найти свой бритвенный прибор среди банок и склянок с женской косметикой, Дмитрий каким-то образом умудрялся свести отношения на нет и при этом остаться с очередной отвергнутой претенденткой в дружеских отношениях.
        Плимкнул сигнал поступившей на телефон смс-ки. Дмитрий отвернулся от окна и первые несколько секунд соображал, куда он вчера спьяну воткнул подзарядку с айфоном. «Нет, смотри-ка, даже в автоматическом режиме все приборы работали нормально», - усмехнулся он, увидев айфон на том месте, где ему и положено было быть, - на кухонной стойке рядом с кофе-машиной. Практически одновременно с текстом звякнул сигнал нового сообщения электронной почты, и при этом, дабы окончательно убедиться, что хозяин пришел в себя, мобильник заиграл джазовую композицию вызова.
        День настойчиво вступал в свои права. Текст был лаконичен: «Ты потрясающий. Лена». Дмитрий кинул взгляд на смятую постель и пожалел, что проспал момент ее ухода. Что поделать, Ленка, его последняя пассия, подрабатывала в цветочном магазине и вставала, когда Дмитрий обычно только ложился. Чрезвычайно сексуальная барышня. К тому же умненькая: заканчивала колледж и была без пяти минут помощником адвоката. Люди они оба были занятые, но когда случалось совпасть во времени и в пространстве, ничего не имели против того, чтобы провести пару-тройку часов вместе. Без каких-либо обязательств с обеих сторон, что Дмитрия вполне устраивало.
        Имейл был из московского офиса, скорее всего от нового шефа, а вот номер телефонного вызова… Дмитрий быстро нажал на кнопку приема.
        - Да, Фима, ну где вы?
        Вместе с завываниями сирены пожарной машины и гудением нью-йоркского трафика в кухню ворвался молодой, почти мальчишеский голос:
        - На подъезде, Дмитрий Сергеич! На Сорок второй застряли… Но ничё, движемся!
        «Двигаться им еще по меньшей мере минут пятнадцать», - про себя подумал Дмитрий, заваривая кофе.
        - Марго с тобой? - спросил он в телефонную трубку.
        - Со мной… Дрыхнет на заднем сиденье… - с нескрываемой завистью отозвался голос.
        - Кассеты? - спросил Дмитрий.
        - Взял, - лаконично ответил голос.
        - Ты их из кофра достань, с собой в самолет возьмем… Ну давайте, через пятнадцать минут внизу!
        Дмитрий отключился, зажмурившись, в два глотка выпил кофе и принялся за сборы.
        Глава четвертая
        Лета 1820-го. У побережья Северной Калифорнии. Раннее утро
        В предрассветном тумане примерно в четырех кабельтовых от калифорнийского берега покачивалась на волнах двухмачтовая шхуна без каких-либо опознавательных знаков. На монотонное позвякивание якорной цепи мелодично отзывалась бортовая склянка. Вот, пожалуй, и все, что нарушало безмятежную тишину этого утра. Туман был такой, что мачты призрачно таяли где-то за первым гафельным парусом, а бушприт точно обрубили у самого носа судна. На корме крупными бронзовыми буквами было набито название «Pearl of the Seas». На месте же порта приписки, на ржавых гвоздях, не очень ровно выстроились буквы в слово «Portsmouth». Всем своим видом «Жемчужина морей» давала понять, что знавала она и лучшие дни, правда, это было давно и у других, видимо, более аккуратных хозяев.
        У борта, сосредоточенно вслушиваясь в тишину и пытаясь хоть что-то разглядеть в тумане, сгрудилась группа мужчин. Компания была из тех, с какой никому не захотелось бы встретиться в темном переулке. Небритые лица ни умом, ни интеллигентностью не светились. Кто-то попыхивал трубкой, кто-то жевал табак, время от времени смачно сплевывая за борт. В общем, вид у команды был самый что ни на есть пиратский.
        Наконец капитан - а о том, что это был именно он, можно было судить по числу пистолетов за поясом, черной треуголке поверх повязанного на голове красного платка и по тому, как подобострастно поеживались под его взглядом окружающие, - повернулся вполоборота к стоящему рядом толстяку. Тот исходил потом и то и дело отирал лицо тряпицей. Если у всех вид был напряженный, то у толстяка на лице отображался настоящий страх. Причин тому могло быть несколько. Во-первых, у капитана под глазом цвел свежий фиолетовый синяк, что явно негативно отражалось на его настроении. Во-вторых, на месте передних зубов у него зияли дыры, что тоже, по-видимому, было для капитана в новинку: он все еще стыдливо прикрывал рот платком, отчего порой совершенно невозможно было понять, что он говорил. Это заставляло толстяка изо всех сил вслушиваться и потеть еще больше. Инстинкт подсказывал, что сейчас совсем не время переспрашивать. Наконец капитан, даже не взглянув в сторону толстяка, презрительно прошипел:
        - Ну, что думаешь, боцман, не подведут твои краснокожие?
        Толстяк с готовностью и гораздо более рьяно, чем того требовала ситуация, прошептал в ответ:
        - Да вроде не должны, сэр.
        - Смотри! А то не ровен час пушнину сами приберут. Что тогда? Мне в кантон идти торговать твоей шкурой? Так на ней много не заработаешь!
        Капитан замолчал, уставившись в туман.
        Толстяку такая перспектива явно не понравилась.
        - Да на кой черт им пушнина, сэр? - вытаращив для убедительности глаза, затараторил он. - Да они за ружья с порохом еще и испанцев заодно вырежут! Пушнину! Да что они в ней понимают?!
        Капитан резко обернулся к нему:
        - Заткнись! Не ори! Звук на воде далеко слышен… На что им пушнина, говоришь? Да хотя бы на то, чтобы бостонцам перепродать. Я слышал, они тоже сюда повадились.
        Но боцман не сдавался:
        - Так то местные сообразили бы! А этих мы зря, что ли, с самого Севера перли! Специально таких вербовал. Эти дикие совсем! Вон, всю шхуну тюленьим жиром провоняли, как в хлеву…
        Толстяк демонстративно поморщился.
        - Ладно, не сопи! - оборвал его капитан. - От самого тоже не французской водой несет… Сам знаешь, я бы с удовольствием с местными договорился, так ведь они говорят - против чертовых русских не попрут. А эти… Может, они и дикие с севера, да только сдается мне - цену морскому бобру они-то, в отличие от местных, прекрасно знают.
        Капитан задумчиво уставился за борт в том направлении, где, как указывал компас, должен был лежать незнакомый берег с таинственным русским поселением. Все молчали, не осмеливаясь прервать размышлений вожака. Наконец тот тяжело вздохнул, приняв решение:
        - Что-то тишина эта мне не нравится… Ну да ладно, грузите!
        Боцман, радостный, что все обошлось, быстро повернулся к команде и уже сам начальственно цыкнул:
        - Ну, чего раззявились?! Приказ слышали?!
        Головорезы, выйдя из подобострастного оцепенения, живо но осторожно, стараясь не лязгать железом, кинулись грузить ящики с ружьями и амуницией в привязанные к борту шхуны и отчаянно пляшущие на волнах шлюпки.

* * *
        Подминая под себя предрассветный туман, тяжелые валы холодного океана мерно накатывали на скалистый берег, поросший девственным лесом. Сквозь душные клубы испарений радужным ореолом просвечивало восходящее солнце.
        Семейство морских бобров, подставив солнцу мохнатые животики, лениво почесывалось, полусонно покачиваясь на волнах. Вожак, смешно топорща мокрый мех и приподняв маленькую головку, бдительно поглядывал по сторонам. Вокруг усов на острой мордочке вожака поблескивала седина, что говорило о его незаурядности и заодно придавало шкурке особый оттенок. Конечно, вожаку были неведомы страсти людского мира, иначе его изрядно позабавил бы тот факт, что прекрасная шкура, которой он так дорожил, была нынче на вес золота и расхожий каламбур «дорожи своей шкурой» имел для него отнюдь не отвлеченное значение. Но эти страсти были сокрыты от его бобрового сознания, да и не до забав ему было. «Доживать до старости» нынче становилось все тяжелей. Весь мир, казалось, ополчился против его сородичей. Почесав за ухом и распушив слипшийся мокрый мех, вожак достал из меховой складки на животе заранее припасенный острый камушек и приготовился с его помощью открыть большущую устрицу, чтоб наконец-то спокойно позавтракать. Но нет, что-то ему все же не нравилось. Устав бороться с инстинктом, подсказывавшим неладное, вожак,
недовольно свистнув, юркнул под воду. За ним, не смея ослушаться, последовало и все многочисленное семейство, сверкнув на солнце темной медью великолепного меха. Мудрость и жизненный опыт не подвели вожака и на сей раз.
        Почти в то же самое время как бобровое семейство, скользнув под воду, скрылось из виду, из тумана в полной тишине возникли три корабельные шлюпки. Они были полностью забиты вооруженными людьми. Бесшумно и быстро шлюпки скользили в направлении берега. Судя по напряженным лицам и сосредоточенности гребцов, было ясно, что отряд торопился отнюдь не на пикник. Впрочем, торопился он весьма профессионально, без суеты и лишних движений. Причина спешки становилась все более очевидна. Утренний туман, который так удачно скрывал отряд, рассеивался прямо на глазах. Начинали отчетливо проступать контуры высокого скалистого берега, а на нем все контрастней вырисовывались очертания крепости. И если бы кто-нибудь из ее обитателей взглянул сейчас в сторону залива, участь морского десанта была бы решена.
        Крепость, ощетинившаяся новеньким частоколом, прикрывала вход в небольшую, довольно удобную бухту. Над куполом часовни, выглядывавшей из-за крепостной стены, горел начищенной медью крест. Над горным хребтом на горизонте неумолимо вставало солнце. Стараясь использовать последние клочья утреннего тумана, все три шлюпки бесшумно приближались к берегу. На одной из них, прильнув глазом к подзорной трубе и распластавшись на брюхе для пущей устойчивости, пыхтел боцман. Что-либо разглядеть ему мешал струившийся по лицу пот, который он все так же безрезультатно пытался отереть обшлагом кафтана. Рассвет был отнюдь не жарким, а довольно-таки прохладным, как и подобает всем калифорнийским рассветам, так что толстяка подводила не температура окружающей среды, а собственные нервишки. Правда, теперь повод был куда более серьезный, чем перспектива получить от капитана очередную зуботычину. Уже ясно были видны в крепостной стене бойницы с поблескивавшими дулами пушек. Пара-тройка выстрелов, и… Что было бы тогда, боцману думать совсем не хотелось. Тем более, что пока все шло на удивление гладко.
        Ничто, кроме цикад, стрекот которых уже отчетливо доносился с берега, не нарушало первозданного безмолвия этого утра.
        В башне над часовней от дуновения ветра лениво звякнул колокол. Как бы в ответ встрепенулось обвисшее на флагштоке знамя - российский триколор с двуглавым золотым орлом на увеличенном белом поле. Под орлом, тоже золотом, были вышиты три прописных буквы: РАК - Российская Американская Компания.
        Глава пятая
        Лета 1820-го. Форт Росс. Раннее утро
        Собаки ни с того ни с сего вдруг зашлись лаем, но тут же умолкли, точно захлебнувшись. Человек, спавший на кровати, открыл глаза. Будто и не спал вовсе. Какое-то время он еще настороженно прислушивался, затем наконец резко откинул одеяло и сел на кровати. За исключением обуви и верхней одежды мужчина оказался полностью одетым. Натянув сапоги и притопнув, он встал, вынул из-под подушки два пистолета и, привычным движением проверив затворы, сунул их за пояс. Затем, накинув на плечи мундир российского морского офицера и размашисто перекрестившись на образа, бледно поблескивавшие под лампадкой в углу просторной избы, мужчина, стараясь двигаться как можно тише, вышел из комнаты.
        Иван Александрович Кусков, комендант и основатель крепости Росс, как называли ее здесь на иностранный манер, больше жизни любил свое детище. Практически все здесь было создано его руками, под его руководством и его стараниями. Оказавшись на крыльце массивного, о двух этажах, комендантского дома, сложенного из отесанного и хорошо подогнанного бруса и служившего по совместительству еще и оружейным складом, Кусков невольно замер перед открывшейся его взору картиной.
        Весь обширный двор крепости был заполнен народом. При этом, несмотря на большое скопление людей, человеческих голосов слышно не было. Лишь цикады, ничуть не смущаясь представительной аудитории, продолжали свой оглушительный предрассветный концерт. Да еще собаки, оставленные внизу, в деревне, заполошно перегавкивались. По периметру крепости горели поставленные на высокие треноги жаровни, освещая пляшущим светом сосредоточенные лица людей и придавая всей картине оттенок ирреальности.
        Под взглядом коменданта собравшаяся толпа пришла в некоторое движение. Мужчины встали и вышли вперед, бабы со спящими детьми отодвинулись назад. Небольшой отряд кадровых военных в форме морской пехоты, по-деловому разобрав ружья, выстроился в шеренгу. Молодой офицерик, подхватив рукой шпагу, чтобы не лязгать металлическими частями новенькой перевязи, кинулся к коменданту. Иван Александрович, легко сбежав по ступеням к нему навстречу, широким шагом двинулся к выстроенной у стены пушечной батареи. Офицерик бросился за ним.
        Сказать по чести, гарнизон крепости являл из себя довольно странное зрелище. Между орудийными расчетами у бойниц расположились индейцы с луками и стрелами. Это были воины соседнего племени Кашайа, входившие в союз племен Помо, территории которых раскинулись почти до Большого Соленого озера за Скалистыми горами на востоке. Кусков прекрасно помнил, как по совету Николая Петровича Резанова они с Барановым, правителем всей Русской Америки, торговали эти земли у старейшин племени для будущего русского поселения. Именно что торговали, а затем и купили, к полному удовлетворению обоих сторон.
        «Вот человек, - в который раз подумал Кусков. - Какая голова! Какой умница! Ведь это надо ж было так все предусмотреть!»
        Кускову не дано было знать, что годы его правления крепостью Росс назовут впоследствии «золотым веком» Русской Калифорнии. Сегодня ему казалось, что так будет всегда. Мирно, ладно, славно, любо! Дружбу русских с народом Помо и с Кашайя уже попросту дружбой и назвать-то было нельзя. Русские поселенцы, за отсутствием собственных баб, переженились на местных индианках, и колония еще прочнее утвердилась на новой земле. В отличии от испанцев на юге, русские насильно индейцев не крестили. Свадьбы, конечно, игрались как положено - по нашему, православному обычаю, а для индианок, вступающих с русскими мужиками в брак, диакон Кирилл придумал специальный укороченный обряд крещения. Но все знали, что, будучи старательными женами, «Тани» - так поселенцы между собой прозвали своих раскосых жен - местные обряды и праздники тоже не забывали.
        Индейские воины стояли в полной боевой раскраске. У многих были ружья. Одеты они были в расшитые бисером и отделанные бахромой рубахи из тонкой, хорошо выделанной оленьей кожи и в такие же штаны. Кто в мокасинах, а кто и в лаптях! Кусков усмехнулся про себя. Это ж надо - кто бы мог подумать, что простые русские лапти и онучи, которые наловчились ткать индианки, так придутся по вкусу здесь, в Калифорнии! Русские строили уже второй цех по производству лаптей и торговали ими вплоть до столицы испанской Калифорнии, Монтерея. Этот город-порт, находившийся в двух днях пути на юг от Сан-Франциско, являлся после Лимы вторым по значимости портом испанских владений на тихоокеанском побережье обеих Америк.
        Кусков остановился и осмотрелся. Орудийные расчеты с зажженными фитилями стояли по местам. Все было готово к бою.
        Среди русских и индейцев были еще и алеуты. Их доставили сюда третьего дня с севера, с Ситки, как сменную артель для добычи морского бобра. Они пока держались особняком, сбившись в кучу и крепко прижимая к груди связки дротиков с костяными наконечниками.
        «Дикари, ей-богу», - вздохнул Кусков, взглянув на странный народец. В щеках алеутов были проделаны отверстия, из которых торчали вставленные туда звериные клыки. «Надо бы их подбодрить как-нибудь, а то попали как куры в ощип - вместо охоты в полномасштабные военные действия!»
        Кусков обернулся к офицеру.
        - Унтер-офицер Заборщиков, - громким шепотом позвал он. Офицер воспринял это как призыв к рапорту и, залившись румянцем, прошептал в ответ:
        - Все готово, Иван Алексаныч.
        - Ты вот что, Прохор… В общем, приказ будет такой…
        Кусков немного помолчал, как бы подбирая слова, затем продолжил по-военному четко:
        - Заряды жалеть. Бить шрапнелью. Раненых не оставлять, пленных не брать. Да, и вот еще что, братец. Ты это, братьев-кашайцев наших уведомь. Пускай расстараются, чтоб никто из чужих не ушел. Надо сделать так, будто и не случилось тут ничего! Понял?
        - Так точно, господин комендант!
        - Не надо нам лишних скандалов, - задумчиво, как бы про себя, пробормотал Кусков. - Я уж потом сам в рапорте в компанию все опишу.
        Кусков глубоко вздохнул. Потом, как-будто вспомнив что-то, добавил:
        - Да! А к заливу, на перехват пиратов, отряд Завалишина вышел?
        - Так точно! С ночи еще, господин комендант!
        - Ну и слава Богу, - удовлетворенно проговорил Иван Александрович. - А что гости наши?
        Прохор по-заговорщически подался к Кускову.
        - Один, что помоложе, вместе с ихней Танькой, с позволения кашайцев в деревеньку индейскую отправились. Вроде забыли там чего. А этот, - Прохор кивнул головой в сторону, - вон, у калитки вас дожидается. Проститься, говорит, желает.
        Кусков повернулся и посмотрел, куда указывал Прохор. У противоположной стены, привалившись плечом к косяку неприметной калитки, стоял человек. Что-либо сказать о нем было сложно - фигуру его почти полностью скрывала бесформенная монашеская ряса - балахон с широким капюшоном. Ряса была грубо сшита из ворсистого шерстяного полотна. Цвет ее определить было сложно - то ли из-за ее уже преклонного возраста, то ли по задумке создателей. Примерно такие же рясы Кусков видел на монахах-францисканцах из ближайшей испанской миссии. Но более ничего общего гость или, точнее, гости с францисканцами не имели. Появившись невесть откуда с неприятной, но своевременной новостью о готовившемся на форт нападении, гости, прекрасно говорившие по-русски, практически спасли крепость, дав возможность колонистам подготовиться к атаке. За это Кусков, как и все поселенцы, был им чрезвычайно признателен.
        - Проститься, говоришь, - пробормотал Кусков. - А ну, обожди меня тут, - бросил он Прохору и быстрым шагом двинулся через крепостной двор.
        Глава шестая
        Лета 1820-го. Побережье Северной Калифорнии. Форт Росс. Залив Румянцева
        С обрывистого берега, сквозь кусты и маленькие деревца, непонятно за что цеплявшиеся своими корнями, открывался прекрасный вид и на залив, и на расстилающийся до самого горизонта Тихий океан.
        «Не зря его прозвали Тихим, - размышлял лежавший на камнях лейтенант Завалишин. - Чем меньше и мельче водный бассейн, тем более он имеет тенденцию к бурному, непредсказуемому поведению. А такие просторы поди-ка раскачай!»
        Несмотря на молодость, Дмитрий Иринархович Завалишин уже проявил себя как человек неординарный. Потомственный военный, сын генерала, героя войны с Наполеоном, Завалишин был своего рода вундеркинд. Будучи зачисленным в Морской кадетский корпус, он вскоре показал такие способности, что в шестнадцать лет, будучи еще гардемарином, был назначен по совместительству преподавателем навигации. Не удивительно: юноша не только умел производить в уме сложнейшие математические вычисления, но также отличался прекрасной памятью и четкой выразительной речью. А в семнадцать лет высочайшим повелением ему, в обход всех формальностей, было присвоено звание лейтенанта военно-морского флота. Случай беспрецедентный.
        Завалишин был живой легендой всего корпуса. Поэтому, когда в училище пришел приказ отобрать наиболее талантливых молодых офицеров и гардемаринов старших курсов в состав военно-морской кругосветной экспедиции Лазарева, имевшей своей целью помимо демонстрации славы и мощи русского оружия на всех континентах еще и обновление мореходных карт, в кандидатуре Завалишина никто не сомневался. Добавим, что Дмитрий Иринархович, которому к тому времени было уже двадцать лет, свободно говорил на шести языках - немецком, французском, английском, испанском, голландском и шведском, учил итальянский, греческий и арабский. Словом, лейтенант был весьма незаурядным молодым человеком.
        Увидеть, как пираты спускали шлюпки на воду, из-за густого тумана было совершенно невозможно, зато молодой слух легко ловил малейшие нюансы перемещения врага. Вот на далекой шхуне опускают в шлюпку последний ящик, вот отталкиваются веслом от борта судна, вот делают первые гребки. Наконец шлюпки выскочили из тумана и с удвоенной скоростью понеслись к берегу.
        Отряд залегших по обе стороны от Завалишина гардемаринов и солдат пришел в движение, защелкав ружейными затворами.
        - Нахимов, - тихо позвал Завалишин. На зов к нему подполз такой же молоденький офицер в новеньком мичманском мундире.
        - Как полагаешь, мичман, каким маневром их удобней брать будет? - спокойно, как на лекции, спросил Завалишин мичмана, кивнув головой в сторону вражеского десанта.
        Нахимов обвел взором местность.
        - Что ж тут полагать, господин лейтенант? Взять их на высоте труда не составит. Но хотелось бы тихо - так, чтоб главный приз не уплыл. Верно я понимаю? - мичман кивнул в сторону сокрытой пока в тумане шхуны.
        - Ты, душа моя, прямо мысли мои читаешь, - с полуулыбкой ответил Завалишин. - Так что вот тебе первое боевое задание. Возьми половину людей и укройтесь вон там, за выступом ниже по тропе. Пропустишь их на меня. А там уж не медли: как мы штыками в них уткнемся, так ты со своими сзади их и припри! Попортим сукнишко-то им сразу и со спины, и с пуза.
        - Слушаюсь, господин лейтенант!
        Не разгибаясь в полный рост, Нахимов вскочил на ноги и тихо отдал пару команд. Группа солдат, используя выступы скал и кусты, чтобы не выдать себя раньше времени, короткими перебежками последовала за Нахимовым.
        «Хороший офицер получится, - глядя ему вслед, со знанием дела подумал Завалишин. - Толковый…»
        Глава седьмая
        Лета 1820-го. Форт Росс. Продолжение
        Широко улыбаясь и протягивая руку, Кусков подошел к человеку в балахоне.
        - Не в добрый час уходить вы собрались. Переждали бы.
        Незнакомец, сунув в котомку что-то, бывшее у него в руках, сделал шаг навстречу Кускову и пожал протянутую руку.
        - Да нет, мы до того, как все начнется, уйти должны. Прощайте, Иван Александрович. Так надо. Бог вам в помощь!
        На Кускова приветливо и уважительно глядели серые глаза. Длинные русые волосы, выбившиеся из-под капюшона, нисколько не лишали незнакомца мужественности. Был он небрит и помят - что, вероятно, являлось следствием полного тягот путешествия, но при этом от него веяло какой-то непонятной свежестью, что ли. Кусков никак не мог подобрать подходящего слова. Но то, что он не имел ничего общего с францисканцами, уж это точно! Насчет этого Кусков мог побиться об заклад. Монахи, соблюдая обет нищеты, годами не мылись и за версту воняли, как стадо баранов. Этот же не только не пах, но даже, как казалось Кускову, источал какой-то необыкновенный, удивительно приятный аромат.
        - Ну, раз надо, не смею вас задерживать, святой отец, - продолжая улыбаться, тихо проговорил Кусков. - Мы и так вам за то, что прозорливо упредили беду нашу, по гроб жизни обязаны. За то вам поклон нижайший! И от компании, и от России, и от всех нас, грешных!
        - Да не стоим мы такой благодарности от вас, Иван Александрович. И не священник я вовсе. Мы… как бы вам это объяснить… - Незнакомец замолк на минуту, подбирая слова. - Странники мы, я же говорил вам…
        - Ну, странники так странники, - миролюбиво согласился Кусков, - будь по-вашему. Только вот невдомек мне, однако. Говорите вы вроде по-нашему, а чудно как-то…
        - Что ж тут чудного, Иван Александрович, - насупился незнакомец, - давненько ходим по местам далеким, неведомым, с разными народами встречаемся. Иные и совсем говор родной забывают, а мы вишь, помним. - Странник вдруг перешел почти на былинный язык.
        Кусков, продолжая делать вид, будто не замечает смущения гостя, добавил:
        - Да и потом, люди брешут, будто вы про то, что будет, ведаете? Не знаю, как здесь, а у нас на Руси это только святым отцам-праведникам испокон веку было под силу. Да вот и снеди никакой в дорогу не взяли, опять же. Святым Духом, что ли, питаетесь? Так кто же вы тогда, как не святые? - очень довольный, что «поддел» гостя, тем не менее вполне дружелюбно улыбался Кусков.
        Странник неуютно переминался с ноги на ногу.
        - Иван Александрович, оставим святость. Нет безгрешных людей. А мы еще и погрешней вас, пожалуй. Но вот насчет будущего действительно совет могу дать. То нападение, которое сегодня учинили… то есть еще учинят пираты, - это лишь начало! Дальше хуже будет! И не только пушнину красть будут, а скоро и зверя в ваших… э-э-э, наших водах бить будут. Отсюда и до самого Севера!
        Улыбка и благодушие сошли с лица Кускова. Он это и сам прекрасно понимал. Единственное, чего он не мог взять в толк, это упорное молчание руководства компании на все его рапорты и донесения касательно последних провокаций в российских территориальных водах. Один только раз получил он намек, что решение вопроса связанно с высочайшим волеизъявлением, точнее, отсутствием оного, и над получением коего руководство компании денно и нощно трудится. Вслух он, однако, сказал:
        - Да какой же их интерес тут, свят… странник?! Бостонцы, эвона, за тысячи верст на востоке, только что свою государственность завели, Соединенными Штатами обозвались. Британцы свои земли обширные в Америке имеют. А тут - наши, законно выкупленные у индейцев, российские ныне земли! Ладно бы ужо испанцы. Этих еще бы мог понять, соседу всегда лучше, когда тебе хуже, - так ведь с ними-то как раз в мире торгуем! А эти-то куда лезут?!
        Странник снова тяжело вздохнул.
        - Эх, Иван Александрович! Если бы все в мире так думали: тут мое, а тут чужое и я туда не лезу, то по-другому бы этот мир и выглядел бы… однажды! Эх, не могу я вам всего объяснить, - развел он руками. - Но не думайте только, что то, что сейчас происходит, только пиратами да злодеями учиняется. Иные правительства подчас такими же средствами политику свою ведут! Господства надобно и экономических привилегий. И если ценят шкуру морского бобра в кантоне на вес чистого золота - то все! Ждите гостей и званых и не званых! Всем к этому куску пристроиться захочется. Бостонцев-то вон Александр Андреич Баранов, правитель наш на Аляске, к службе привлекает, взаимовыгодной, а с британцами у вас разговора не получится. Даже не старайтесь. У них спесь раньше их родилась. Для них вся земля это их огород, и другого быть не должно! И еще - помните, что с нашим российским благодушием и совестливостью Америки вам не удержать! Другие времена грядут, Иван Александрович, - совсем мрачно заключил он.
        У Кускова тоже испортилось настроение. «Странник - от слова „странно“, - подумал он про себя. - Из России, говорит, давно, а вишь ты, о державе-то как радеет. Да и говорит дело. Только здесь ведь не в „благодушии“ заковыка, а в медлительности нашей вечной. Ведь, право, как медведь в берлоге. Пока повернется Россия-матушка, пока сообразит, пока ответ на вопрос свой получишь - тут у тебя все прямо из-под носа и уведут!»
        Кусков поднял голову и взглянул на флаг с русским гербом, чуть ожившим на флагштоке.
        - Мудрено речешь ты, брат. Ну да постараюсь осмыслить советы твои. Уж это я тебе обещаю…
        - Да, и последнее, - Странник вновь в неуверенности остановился, - вы это… Иван Александрович, вы как-нибудь мастеровых своих попросите в земле покопаться. Вдруг полезные минералы какие найдете.
        Кусков чуть слышно рассмеялся.
        - Уже и про золотишко индейцы наши тебе поведали? Так об этом они и нам давно рассказали. И не только рассказали, а и показали, где добывать. Мы ведь к монетам нашим, что компания льет, давно уже местное золото добавляем. А как же!
        С этими словами Кусков извлек из кармана новенькую пятирублевую монету с российским гербом и буквами РАК - Российская Американская Компания. Взвесив монету в своей широкой ладони, Кусков вдруг подкинул ее в воздух. Золотой, сверкнув на солнце, послушно опустился обратно на ладонь.
        Иван Александрович протянул монету Страннику.
        - Вот, возьми-ка на память. И спасибо за совет. Может, еще и свидимся когда. Так что не вешай носа, брат. Всему свое время. Авось все из землицы нашей достанем в свое время. Дай только срок да рук мастеровых, умелых!
        - Ох уж мне это «авось», - вздохнул Странник, почтительно беря монету с огрубелой, мозолистой ладони коменданта.
        - Кстати, Иван Александрович, все время хотел спросить вас… - помолчав, начал было он, но договорить не успел.
        Глава восьмая
        Лета 1820-го. Индейская деревушка неподалеку от форта Росс. То же самое утро
        Через вход в вигвам отлично просматривались избы русской деревушки по другую сторону реки. Устье безымянной речки, смиренно вливавшей свои воды в Великий океан, так же хорошо было видно слева от индейского поселения. За околицей русской деревни начиналось поле созревшей ржи, которое взбегало вверх по холму почти до самых стен пристроившегося на вершине форта. Чуть вверх по течению реки и параллельно морю тянулась наезженная дорога. На север за фортом вновь начинался лес, который с юга подступал к индейскому поселению и таким образом плотным кольцом обхватывал небольшую долину. Ничто не нарушало сонного утреннего спокойствия.
        От угасающих углей очага, выложенного в середине «типи», струился легкий дымок. Грубо выделанные шкуры покрывали конусообразную конструкцию строения. Слегка извиваясь, дымок уходил в специально оставленное отверстие наверху.
        У очага на мешке, скрестив длинные стройные ноги, сидела совершенно современного вида девица. Она курила самокрутку и из-под томно опущенных ресниц поглядывала на молодого парня, который в отличие от нее был очень занят. Он торопливо укладывал в заплечные мешки многочисленные свертки и пакеты. Парень был ей под стать - в джинсах, кроссовках и футболке с надписью «Зенит». И все же девчонка выглядела круче. Короткие шорты и майка на тонких бретельках не скрывали, а подчеркивали прелести ее молодого тела, которое к тому же было сплошь покрыто татуировкой. При этом каким-то непостижимым образом татуировка не выглядела на ней пошло. Преобладал то ли японский, то ли китайский мотив - змей или дракон, поражающий в немыслимом броске нечто, находящееся под блузкой. Остальные участки кожи, не занятые сюжетом, были испещрены символами и иероглифами тоже явно восточного происхождения. Черные волосы были выложены в ирокез, который вдобавок был раскрашен в цвета российского флага - красный, белый и синий, что вполне гармонировало с синими тенями и черной помадой. При этом девица еще и переборщила с пирсингом. В
общем, в какой-нибудь современный рокерский или «вампирский» клуб ее впустили бы без билета, да еще и выдали бы бесплатный дринк в придачу. Для завершения умопомрачительного образа в ирокез девушки были воткнуты два орлиных пера, что, наконец, хоть как-то сочеталось с индейским интерьером.
        - Ты мои наушники не забыл? - томно растягивая гласные, спросила своего напарника девушка, не отрывая взгляда от мастерски выпущенной изо рта серии дымовых колец. Ответить что-либо парень не успел: на лежащем рядом с мешками приемном устройстве «уоки-токи» замигала лампочка вызова. Парень бросился к прибору, но девчонка его опередила.
        - Але, шеф! Что, все пропало? - насмешливо проговорила она в трубку.
        - Марго, вы готовы?.. - ответил взволнованный голос.
        - Да мы, как пионеры, всегда готовы! - кокетливо хихикнула Марго.
        - Фима собрался? Ничего не забыли? - не поддаваясь на игривый тон, по-деловому продолжала трубка.
        - Да что вы, Дмитрий Сергеевич, я с него глаз не спускала! - отозвалась девушка. - Разве можно его без контроля оставить?!
        Парень лишь демонстративно закатил глаза. Трубка помолчала и затем, продолжая игнорировать игривый тон Марго, произнесла:
        - Марго, у меня к тебе большая просьба…
        - Для вас, Дмитрий Сергеич, я на все готова! - не на шутку разошлась девица. - Что, Фимку здесь оставляем, у людоедов?
        - Нам надо уходить! Срочно… Поэтому то, о чем я сейчас тебя попрошу, очень важно, понимаешь?
        - Так, а какие проблемы? - посерьезнела наконец Марго. - Надо - значит уходим…
        - Пока заваруха не началась, нельзя, слишком явно получится… Да и потом, волнует меня что-то эта затянувшаяся пауза, - задумчиво произнес на другом конце голос, - как бы они не почуяли чего… Поэтому я и хочу тебя кое о чем попросить… Слушай внимательно! Ты сейчас выйдешь из вигвама и сделаешь вид, будто только что проснулась и не чувствуешь никакой опасности. Такая наивная доверчивая Покахонтас. Поняла? Позевывай там, потягивайся… В общем, доверяю твоей фантазии. Только не переиграй! И это… Осторожней там, без фокусов!
        - Так я же и костюм уже на «склад» сдала…
        Марго сменила позу. Поджав под себя ноги, она чуть озабоченно поглядывала на продолжающего собираться Фимку, который как раз запихивал в рюкзак какие-то тряпки.
        - Что, назад доставать? - нервным шепотом спросил Фимка. - Время теряем!
        Но Марго, не отрывая переговорное устройство от уха, только показала ему средний палец.
        - О’кей, шеф! Все поняла. Будет вам Покахонтас! - бодро заявила девушка.
        - Смотрите там, осторожней! - еще раз напомнила трубка. - И как только, так сразу - на условленном месте. Хорошо?
        - «Роджер!» - залихватски козырнула знанием международных позывных Марго и, отключившись, бросила переговорник на рюкзак.
        Парень, сидя на корточках у рюкзака, внимательно следил за ее действиями. С кошачьей грацией девушка поднялась. На ее губах вновь блуждала фирменная усмешка.
        - Где камера, Фим? - что-то размышляя про себя, спросила девушка.
        - Упаковал, - ответил Фима, - а что?
        - А то, что настоящий оператор камеру упаковывает в последний момент, понял?
        - Так ведь сама же сказала - уходим, - возмутился парень.
        - Ты мультик «Покахонтас» смотрел? - вдруг спросила Марго.
        - Ну, смотрел, - удивленно отозвался Фима, не успевая следить за лихими поворотами женской логики. - А что?
        - А то, что сейчас будем оттуда сцену разыгрывать! Купание Покахонтас в водопаде! - хохотнула Марго.
        - В каком водопаде? - ничего не понимал Фима.
        - Сейчас увидишь. Эх, жаль, что ты камеру упаковал, оператор хренов, - беззлобно добавила девушка. - Такие кадры пропадут!
        С этими словами Марго потянулась и в одно мгновение скинула шорты и майку. Фима оторопел, от неожиданности открыв рот. Перед изумленным взором парня залитая солнцем в открытом проеме вигвама татуированная красавица предстала в ослепительной наготе.
        - Закрой рот и жди моей команды, - кинув на Фиму насмешливый взгляд, хмыкнула Марго и выскользнула из вигвама.

* * *
        Сквозь редкую листву подступившего к самому полю леса открывался превосходный вид на всю небольшую долину: поле, холм с крепостью, река.
        От одного из вигвамов, потягиваясь и зябко ежась в утренней прохладе, к реке двигалась обнаженная женская фигура.
        Ничего не дрогнуло в нечеловеческой маске-лице застывшего среди деревьев индейского воина. Может, только чуть-чуть расширились его ноздри. Ему было отлично видно, как обнаженное татуированное тело склонилось к водам реки. Точеные бедра, длинные ноги…
        Больше воин не видел ничего. Все, что накопилось в нем за долгое время воздержания, вылилось в леденящий душу, останавливающий в жилах кровь вопль-клич. И практически сразу весь лес, окружавший маленькую долину русских владений, огласился ответным воем сотен глоток сорвавшихся с места дикарей!
        Глава девятая
        Лета 1820-го. Форт Росс. То же самое утро. Продолжение…
        Договорить Странник не успел. Со стороны леса вдруг раздался душераздирающий вой. Никто не понимал, откуда именно ждать напасти: звуки раздавались то по одну, то по другую сторону от форта. Наконец они разлились по долине, доносясь отовсюду. И когда к заунывному вою добавилось оглушительное улюлюканье, стало ясно, что звуки эти были исторгнуты не звериными, а человеческими глотками.
        В крепости все разом пришло в движение. Загудел колокол на башне часовни, которая одновременно исполняла роль смотровой. Захлопали зарядными ящиками батарейщики. Зычно зазвучали команды командиров расчетов. Все предосторожности были вмиг отброшены, и двор крепости наполнился шумом военного действа. Защитники бросились к стенам. Кусков на ходу обернулся к Страннику и прокричал, стараясь перекрыть поднявшийся гвалт:
        - Если в Монтерее корабля не сыщете, возвращайтесь к нам! Мы в сентябре новый пакетбот с верфи спускаем. До Новоархангельска подбросим! А там через Кадьяк и до Камчатки, до Петропавловска рукой подать!
        - Иван Александрович, - кинулся за ним незнакомец, силясь перекричать какофонию звуков пробудившегося к жизни форта, - я только хотел спросить…
        Но вниманием Кускова уже завладел подскочивший к нему и отчаянно махавший руками Прохор. С раскрасневшимися от волнения щеками он на что-то указал Кускову, вытянув руку с подзорной трубой в сторону леса. Выслушав его, комендант, не оглядываясь, быстрым шагом направился к батарее. Но, по-видимому, то, что хотел узнать у него человек в балахоне, было очень важным. Не боясь показаться навязчивым, Странник кинулся за Кусковым, что-то спрашивая у того на бегу. Иван Александрович на секунду приостановился и отрицательно покачал головой. Странник замер на месте. Что уж там Кусков ему такого сказал, расслышать было уже абсолютно невозможно, но было видно, что ответ этот изумил Странника до крайней степени. Иван Александрович, казалось, тоже был удивлен вопросом Странника. Ускорив шаг, он что-то снова прокричал ему.
        Но в этот момент небо вдруг зажглось мириадами огоньков. Странник, как и все защитники форта, задрал голову вверх. Капюшон упал ему на плечи. «Красиво! - залюбовавшись небесной феерией и на миг забыв о Кускове, подумал он. - Интересно, что бы это могло быть?»
        Зависнув на мгновение в зените, огоньки сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, превращаясь на лету в горящие черточки, устремились к земле. Дмитрий - а это был именно он - не думал об опасности. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что с ним случилось, и взирал на происходящее как бы со стороны. «Это же стрелы! Горящие стрелы! - наконец сообразил Дмитрий. - Вот это да!»
        Защитники крепости, судя по всему, не разделяли его восхищения. Все как по команде кинулись к заранее приготовленным укрытиям. Женщины и дети проворно укрылись под телегами. «Так вот почему телеги нагружены мешками с песком, - догадался Дмитрий, - да и бочки с водой в таком количестве теперь тоже понятны».
        Пробегая, кто-то толкнул его в плечо, да так, что он отлетел к калитке. И сию же секунду в то место, где он только что стоял, с протяжно-шипящим звуком вонзилось сразу несколько стрел. Неизвестный спаситель, не замедлив движения и даже не оглянувшись, схватил валявшееся на земле ведро, зачерпнул воды из ближайшей бочки и плеснул размашистой дугой на большой куст, весь объятый огнем.
        Дмитрий вскочил на ноги. «Вот тебе раз!» - непонятно к чему воскликнул он. Наклонился, выдернул, сам не зная зачем, торчавшую из земли стрелу и сунул ее в котомку. Взявшись за калитку, Дмитрий опять замер в нерешительности. Затем обернулся и взглянул в сторону орудийных расчетов, пытаясь высмотреть там Кускова. Наконец, достав из мешка переговорное устройство «уоки-токи», отомкнул засов калитки и выскользнул наружу. В суматохе боя никто из защитников крепости этого не заметил.
        Глава десятая
        Лета 1820-го. Залив Румянцева. Форт Росс. Раннее утро. Продолжение…
        Вверх по тропе, круто сбегавшей с вершины скалы к небольшому пляжу, быстро, но осторожно взбирались несколько десятков вооруженных до зубов матросов. Во главе штурмового отряда и, надо отдать ему должное, чуть впереди пыхтел боцман с ружьем наперевес.
        «Главное добраться до зарослей на кромке утеса, там можно будет перевести дух», - пронеслась в его голове стратегически верная мысль. Идея была действительно вполне здравой, только вот у судьбы, которая в этот самый момент наматывала на веретено последние сантиметры нити его жизни и в связи с чем теряла к нему всякий интерес, были явно другие представления о способах «переведения духа».
        В то мгновение, когда боцман уже схватился одной рукой за вожделенную ветку, так спасительно тянувшуюся ему навстречу, горизонт вдруг разлетелся на тысячу маленьких ослепительно-ярких осколков. За секунду до этого каким-то шестым чувством или третьим глазом, который вдруг вырос у него где-то на затылке, боцман отчетливо увидел идущий на сближение с его головой кованый ружейный приклад. Но повернуться или тем более увернуться толстяк уже не сумел. Когда он очнулся, все было кончено. Он лежал связанный посередине тропы, а вокруг него такими же безмолвными бревнами, с кляпами во рту, «отдыхала» его бравая команда. Вдруг кто-то склонился над ним. Лицо невозможно было разглядеть: из-за головы незнакомца нещадно слепило взошедшее наконец солнце. Сначала толстяк ощутил болезненный укол в шею. Он сразу узнал холодное жало клинка. А затем услышал слова. Они были произнесены вполголоса, но он прекрасно понял их смысл, ибо прозвучали они на его родном языке:
        - Welcome to fort Ross! One word - and you’re dead! Do you understand?[1 - Добро пожаловать в форт Росс! Одно слово - и ты труп! Ясно? (англ.)]
        Боцман осторожно, чтобы не пораниться о клинок, и пытаясь всем своим видом показать, что да, он все понял, кивнул головой.
        - Good! - услышал он в ответ, и тут чьи-то сильные руки схватили его за шкирку, одним рывком переведя в сидячее положение. Наконец-то боцман смог разглядеть своих победителей. К его изумлению, перед ним стоял красивый молодой человек в форме русского морского офицера. Взгляд офицера излучал уверенность. Было видно, что, несмотря на молодость, он прекрасно знал, что делает. Такое впечатление подтверждалось и сосредоточенным вниманием, с которым слушали офицера стоявшие вокруг солдаты. «Чтоб я сдох!» - пронеслась в мозгу боцмана фраза, о которой он еще не раз в этот день пожалеет. Ибо известно, что не стоит высказывать свои желания всуе: никогда не знаешь, какие именно из них вдруг решит исполнить капризная фортуна. «Да ведь у чертовых русских здесь целая регулярная армия! Подставили, сволочи!»
        Кто конкретно его подставил, толстяк додумать не успел, так как услышал новый приказ:
        - Get off your clothes![2 - Раздевайтесь! (англ.)]
        «Ну все, будут кончать, - почему-то совершенно отрешенно подумал боцман. - Правильно, я бы тоже так сделал. Одежду-то зачем портить. Одежда еще послужит…»
        Мысль о том, что его одежда еще будет кому-то служить, когда его уже давно не будет на этом свете, даже вышибла из него скупую слезу. Боцман постарался как можно жалобней всхлипнуть, когда с него сдирали одежду. Но следующий приказ он не понял. Не потому, что не знал языка, на котором тот был произнесен. Нет, приказ все так же прозвучал на его родном английском. Он не понял логики. «Неужели? - громко стукнуло его сердце. - Неужели?!» - надежда, верная спутница жизни любого авантюриста, теплой волной разлилась в его груди.
        Глава одиннадцатая
        Лета 1820-го. Форт Росс. Продолжение…
        Пригибаясь к земле, Дмитрий бежал по тропинке, уходящей от крепости в сторону деревни. Скоро он понял, что балахон, который океанский бриз парусом раздувал на нем, сковывает движения. Не останавливаясь, одним быстрым движением Дмитрий стянул с себя рясу и, скомкав, запихал в заплечный мешок. Теперь и он, в джинсах и футболке, выглядел вполне современно. Двигаться стало значительно легче.
        От открытого пространства, раскинувшегося от крепости до деревни, Дмитрия все еще отделяла тянувшаяся слева крепостная стена. Наконец ахнул первый залп крепостной батареи - как раз когда он выскочил на поле перед фортом. Первый залп русские дали зажигающими. Неубранный хлеб, конечно, было жаль, но как говорится, на войне как на войне. На секунду Дмитрий остановился, чтобы оценить обстановку.
        Дикари лавиной неслись от леса в сторону крепости. До крепостных стен им оставалось еще метров триста. Ржаное поле уже занялось кое-где огнем, что если и не сдерживало натиск нападавших, то по крайней мере сминало их ряды. Небо заволокло едким черным дымом. Но Дмитрий успел заметить две маленькие фигурки, что есть сил мчавшиеся по периметру поля ему навстречу. Так же, как и атакующим дикарям, Фимке и Марго надо было преодолеть свой сектор поля, прежде чем они могли бы выскочить на прогалину, где и было их оговоренное с Дмитрием место встречи.
        Нападавшие тоже заметили движение на периферии. От основной лавины воинов отделился тонкий ручеек и устремился наперерез беглецам. Похолодев и уже не скрываясь, Дмитрий ринулся навстречу ребятам.
        Марго, успевшая каким-то невероятным образом одеться на бегу, неслась, как газель, метров на десять впереди Фимки. Спелые колосья хлестали ее по загорелым ногам. Фимка, по-джентльменски взваливший на себя все мешки, «шел», как верблюд, размашистой иноходью.
        До кромки поля, к которому с двух сторон устремились ребята, оставалось уже совсем немного, когда вдруг лопнула одна из лямок рюкзака, болтавшегося у Фимки за плечами. Чтобы не уронить свою ношу, Фимке пришлось остановиться и поправить мешок. Заметив замешательство преследуемых, дикари прибавили скорость. Теперь ситуация складывалась явно не в пользу беглецов.
        Дмитрий что есть сил мчался к ним. До заветной прогалины оставалось всего метров десять, не больше.
        - Сюда! Быстрей! Марго, помоги ему! - задыхаясь и пытаясь переорать шум сражения, прокричал Дмитрий.
        - Фима, брось рюкзак!!!
        Сорвав с плеча мешок, Дмитрий засунул в него руку и, вытащив какой-то прибор, кинул его на прогалину. Упав, прибор засветился пульсирующим синим светом, образовав мигающими сполохами круг диаметром в три метра.
        Дмитрий первым вбежал в круг. Следом, прямо к нему в объятия, влетела Марго. За ней и Фимка с мешками буквально ввалился в светящийся портал… И в этот момент из дымовой завесы, через которую уже отчетливо проступали фигуры мчащихся дикарей, с шипящим свистом разрезая воздух, молнией вылетел томагавк. С глухим стуком он воткнулся в рюкзак, что болтался на одной лямке у Фимы за спиной. Этого многострадальный рюкзак уже выдержать не смог. Лямка оборвалась. Рюкзак с торчащим из него томагавком свалился к ногам Дмитрия и Марго, а Фима, силой удара выбитый из светящегося круга, плашмя растянулся на земле. И в то же самое мгновение синее сияние, круг, а вместе с ними Дмитрий, Марго и рюкзак исчезли.
        Только небольшая голубоватая молния как бы на прощание рваным сполохом очертила границу поглотившего их портала.
        Глава двенадцатая
        Наше время. Калифорния. Перед входом в музей «Форт Росс».
        Как обычно бывает в погожий калифорнийский день, автостоянка перед входом на территорию Национального парка США и музея «Форт Росс» была забита до отказа. Прошедший недавно в прессе слух, что музей в целях экономии средств напрочь разорившегося штата собираются закрыть, лишь добавил ажиотажа. К губернатору штата относились по-разному, но принятое им решение осудили все. Наконец, придя к общему на его счет заключению - «ну, Терминатор, что с него возьмешь!» - общественность спешила отдать последнюю дань своим попранным свободам. Музей любили. Любили по-разному. Немногочисленные русские общины, особенно в Сан-Франциско, относились к этому месту как к святыне. Здесь проводились национальные мероприятия и праздники с участием Русской православной церкви за рубежом. С выносом икон и крестным ходом праздники эти, как и все православные торжества, со стороны напоминали скорее похороны.
        Впрочем, в каком-то смысле это и были похороны - проводы на тот свет очередных несбывшихся надежд богатой на «несбывшееся» российской истории. Американцы же любили вообще все, что было хоть как-то связано с многонациональной историей их, с точки зрения возраста, «подросткового» государства.
        Словом, по разным причинам, но мероприятия эти неизменно собирали множество народу, любившего либо поглазеть на экзотику, либо пролить скупую слезу по упущенным возможностям.
        Из двухэтажного красного автобуса неспешно высаживалась очередная группа туристов. Люди были заняты тем, что услужливо помогали друг другу преодолеть несколько крутых ступенек узкого автобусного выхода. Поэтому никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть слова грузного мужчины, уверявшего, что странная парочка каких-то «хиппующих отморозков», действительно невесть откуда взявшихся рядом с автобусом, на самом деле инопланетяне - он, дескать, видел собственными глазами, как они возникли из воздуха. Те, кто уже вышел из салона, с изумлением взирали на экстравагантную парочку. Некоторые даже потянулись за фотоаппаратами.
        Первым пришел в себя Дмитрий. Отряхнув ладонью джинсы и подняв с земли выпавший из кармана айфон, он, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, подхватил под руку Марго и быстро направился к припаркованному невдалеке мини-вэну.
        Марго, с глазами полными слез, молча последовала за ним, прижимая к груди злополучный рюкзак с торчащим из него томагавком.
        Дверцы машины захлопнулись почти одновременно. Через секунду, пронзительно взвизгнув резиной, автомобиль сорвался с места и, провожаемый ошеломленными взглядами туристов, понесся к выезду на шоссе. Толстый охотник за инопланетянами продолжал неистово щелкать фотоаппаратом им вслед. Он был чрезвычайно возбужден. Еще бы, поездка уже оправдывала себя! А если к тому же ему удастся запечатлеть на камеру настоящих трансвеститов на улицах Сан-Франциско, - размечтался обалдевший от неожиданно привалившего счастья провинциал, - то рассказов дома ему вообще хватит до следующего года.
        Часть вторая
        …Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Екклесиаст
        Глава первая
        Наше время. Нью-Йорк. За три дня до вышеописанных событий
        Серебристая «Тойота Сиенна» с надписью на борту «Russian TV» медленно пробиралась через нью-йоркские пробки. Точнее подошло бы слово «пробивалась»: водитель исключительно ловко использовал малейшие пробелы, оставляемые зазевавшимися собратьями, чтобы отвоевать еще несколько метров. Машина следовала по указателям, направлявшим автомобильный поток в аэропорт. Наконец, обогнув длиннющую очередь из машин, желавших попасть в Бруклин непременно через бесплатный Бруклинский мост, «Тойота» нырнула в туннель и прибавила ходу.
        - Как вы тут ездите в Манхэттене, ума не приложу, - ворчал сидевший за рулем Фима. Пассажирское место рядом с ним занимал Дмитрий, держа на коленях раскрытый ноутбук. На заднем сиденье устроилась Марго. - Сплошной трафик!
        - А мы на машинах не ездим, мы пешком ходим… - доставая из кармана телефон, рассеянно отозвался Дмитрий.
        - Да и потом, жара тут у вас несусветная. Асфальт плавится! То ли дело у нас в Бруклине! Ветерок с моря…
        - …и запах борща с Брайтона, - язвительно вставила Марго.
        Девушка полулежала на сиденье, демонстративно отгородившись от мира плеером с наушниками, но было очевидно, что ситуацию она, тем не менее, контролировала.
        - А что ты имеешь против борща? - взглянув в зеркальце заднего вида, сразу насупился Фима. - Когда мы в Америку уехали, я маленький был, не помню, но мама рассказывала, что у нас в Одессе даже на пляж с борщом ходили! Наливали в банку трехлитровую и брали с собой. А как же? Без жидкого нельзя…
        - Сколько раз тебе говорить, Фима, что «жидким» бывает только стул, а супы «первым» называются! - закатила глаза Марго.
        - Это у вас, ленинградцев, - первое, а у нас в Одессе… - побагровев, не сдавался Фима.
        - Ну, началось! - с наигранным недовольством перебила его девушка. - Только ради вас, Дмитрий Сергеич, терплю этого типа!
        Но Фимке уступать Марго тоже не собиралась.
        - Не ленинградцев, а петербуржцев, уж если на то пошло! А вообще-то, ты, может быть, не заметил, Фима, но я в Квинсе живу, - съехидничала она.
        Дмитрий, целиком погрузившись в свои мысли по поводу предстоящей поездки, в перепалке участия не принимал. Фимка, который был лет на десять младше, как оператор его вполне устраивал. Дмитрий ценил в парне исполнительность и надежность, главные его достоинства. За годы работы они даже сдружились, несмотря на разность характеров, воспитания, образования и возраста.
        Когда полгода назад в их команду влилась Марго, которая сначала проходила у них практику, а потом, по окончании Нью-Йоркского университета выразила желание остаться в их компактной съемочной бригаде, Дмитрий с радостью согласился. Марго оказалась прекрасным видео - и звукоинженером. В ней чувствовался творческий подход ко всему, за что бы она ни бралась. Но главное, насколько мог судить Дмитрий из их полугодичного общения, она была безотказна и тоже очень добросовестна. Безумная жизнь тележурналиста с частыми отъездами, непредсказуемым расписанием, перелетами, бессонными ночами, когда работаешь в режиме непреходящего аврала, требует абсолютной сплоченности команды. Невзирая на предостережения коллег - девчонка, мол, на уме одни гулянки, Дмитрий остановил свой выбор на ней и ни разу об этом не пожалел. В свои двадцать четыре года Марго относилась к работе как профессионал с большим опытом. Фимка нет-нет да и позволял себе безалаберность. Мог проспать, например, или забыть что-нибудь. Марго же во всем была точна, как швейцарские часы. Было, правда, несколько не совсем удобных моментов. Ну, например,
экстравагантный вид девушки. И это еще мягко сказано! Своими прическами, иногда менявшимися по нескольку раз в день в зависимости от настроения, татуировками и прочими аксессуарами молодежной моды Марго порой шокировала людей. Правда, Дмитрий быстро понял, что это всего лишь поза, внешняя оболочка, под которой билось в общем-то доброе и чистое сердечко, а под меняющей немыслимые цвета прической таился тонкий и острый ум. К тому же экстравагантность Марго порой даже помогала. Во-первых, сближала с молодежью, которая довольно часто бывала в фокусе репортажей Дмитрия, а во-вторых, отвлекала внимание от него с Фимкой, когда им нужно было снять что-нибудь методом «скрытой камеры».
        Другой момент, был, пожалуй, более неудобен… Дело в том, что у Марго были не просто длинные, но и очень красивые ноги, которые венчала аккуратная упругая попка. Эти свои достоинства она прекрасно сознавала и не упускала случая подчеркнуть. Носила Марго исключительно мини-юбки или шорты в обтяжку или, на худой конец, джинсы, но тоже обязательно стрейч. Вообще, с точки зрения Дмитрия, фигура у нее была эталонной. И в данном факте Дмитрий из последних сил тоже старался рассмотреть положительный момент. Ну, например, появление Марго в команде сразу добавило некой остроты в их с Фимкой слегка подкисшее мужское братство. Фимка встрепенулся, сонливость его как рукой сняло, и на виду у Марго он всячески старался подтянуть начинавший вываливаться животик. Дмитрия это чрезвычайно забавляло. В особенности еще и потому, что на Марго, очевидно, все Фимкины старания-страдания абсолютно не действовали. И не то чтобы Марго их не замечала. Наоборот, она не упускала ничего, но все превращала в повод для насмешки и язвительных уколов. По природной доброте своей Фимка все это стоически сносил, делая вид, что нападки
Марго, так же как и она сама, ему совершенно безразличны. Но обманывал или успокаивал он этим только самого себя. Достаточно было поймать взгляд, которым Фимка провожал Марго, и у наблюдавшего не оставалось ни тени сомнений по поводу его истинного к ней отношения. Со временем пикировка между молодыми людьми превратилась даже в своего рода представление, рассчитанное в основном на Дмитрия - их главного и чаще всего единственного зрителя. И надо отдать им должное, Дмитрий иногда покатывался со смеху над наиболее удачными выпадами Марго против «доброго, как пельмень», по ее же собственному выражению, Фимки. И так как в целом на рабочие отношения внутри троицы это нисколько не влияло - по крайней мере, отрицательно, Дмитрий с интересом следил за дальнейшим развитием отношений. Даже Фимкина влюбленность была ему на руку: иногда этот наглядный пример еще не совсем вымершей романтики уберегал его от поступков и мыслей, за которые потом было бы стыдно. На народную мудрость «не спи там, где работаешь, и не работай там, где спишь» Дмитрию всегда было начихать - он считал ее бредом собачьим. Где же еще заводить
романы? Но в отношениях с друзьями он был принципиален. Видя Фимкины переживания, Дмитрий из мужской солидарности дал себе слово «девочку не трогать». Таким образом решив заодно еще одну проблему - возраста. Все-таки он был на двадцать лет ее старше. Не то чтобы рядом с ней он ощущал себя стариком, совсем нет. В глубине души Дмитрию казалось, что ему тоже все еще двадцать и что он ничуть не изменился. И все же… И все же, пожалуй впервые в его жизни, отказ был возможен. И случиться он мог, как считал Дмитрий, именно из-за разницы в возрасте. А раз отказ был не исключен, то лучше не допускать его вовсе. Однажды придя к такому выводу, Дмитрий не стал менять привычек и по-прежнему выбирал себе более легкие жертвы.
        - А я тоже, если б не вы, Дмитрий Сергеич, давно бы ушел на Эн-Би-Си, - обрадовавшись поводу сменить тему, продолжал Фимка. - А что, операторы везде нужны… Мы-то с вами хоть Америку знаем - вдоль и поперек ее исколесили! Кстати, про что на этот раз кино снимать едем?
        - Ты что, еще не усвоил за столько лет? - тут же воткнула ему Марго. - Брифинг будет, как в отеле разместимся, а сейчас Дмитрий Сергеевич занят! Я правильно говорю, Дмитрий Сергеевич? Блин, каждый раз как впервые замужем. - Решив, что с Фимки пока достаточно, Марго с видом человека, который все сказал, вновь переключилась на плеер.
        Дмитрий в задумчивости ничего не ответил. За годы, проведенные вместе, Фимка все же знал его лучше и вопрос, который он задал, попал в самое яблочко. Именно о предстоящих съемках Дмитрий и думал. Хорошо спланированная «связь времен» прервалась где-то дня три назад, когда новый шеф редакции позвонил из московского бюро со срочным заказом. Нужно было лететь в Сан-Франциско и снимать материал о некогда русском поселении - форте Росс. Причем сделать это следовало в кратчайшие сроки и, как водится, бросив все. А бросать было что. Например, с гораздо большим удовольствием Дмитрий поехал бы на выставку яхт, которая открывалась в форте Лодердейле во Флориде. Пресс-пропуска на него и его группу, так же как и гостиница, были оформлены еще месяц назад. Имелась и договоренность о съемке на борту новейшей мега-яхты, на которой Дмитрий, вместе с другими допущенными по большому блату счастливчиками, отправился бы на Ки Вест. Главным героем репортажа должна была стать, конечно же, красавица яхта, но ради такого путешествия можно пойти и не на такие компромиссы. Репортажи с привкусом коммерции в Москве не любили.
Кто там разберет, какими еще «борзыми щенками» расплатилась с корреспондентом компания-производитель. И хотя репортаж наверняка получился бы интересный и познавательный, в глубине души Дмитрий этот нюанс понимал. Чтобы сгладить неловкость, он собирался сделать сюжет из дома-музея Хемингуэя - что называется, «в довесок» и за те же деньги. Сумки уже были собраны, плавки и ласты уложены - и вот тебе на, как говорится, приехали! «Вы же все равно в „форт“ собирались, вот и поедете! Форт Лодердейл, форт Росс, какая разница?» - радостно хрюкнул в трубку шеф и отключился. «Его тоже можно понять, - грустно размышлял Дмитрий, - сидеть под серым моросящим дождем в Москве и думать, что кто-то едет во Флориду, занятие, наверное, не из самых приятных».
        Никакие уговоры, доводы и письма действия не возымели, да Дмитрий не особо и старался. Вместо этого, зная, что времени остается в обрез, он взялся за изучение материалов, связанных с фортом Росс.
        И чем больше он в них погружался, тем все дальше отодвигалась в его сознании Флорида. Новый материал был просто роскошный. Тут можно было развернуться. Главное, что, как и положено для настоящей репортерской сенсации, он сразу же натолкнулся на тайну. Вначале она вырисовывалась в виде неувязок и нестыковок. Нет, не фактического материала. Факты сухо переходили из документа в документ, бесконечно повторяемые, как под копирку. Не выстраивалась логика событий. Ну зачем, например, могущественной и богатейшей Российской Американской компании, которая владела в те времена фортом Росс, как и всем тихоокеанским побережьем Америки, от Аляски и до Северной Калифорнии, вдруг понадобилось его продавать? И к чему была такая спешка, которая, кстати, повторилась и при продаже Аляски почти полвека спустя? Торопились так, что не успели взять вырученные от «продажи» деньги! Непонятно…
        И вот тогда-то и стали происходить странные вещи. Дмитрию начали сниться сны. Ясные и четкие, почти как явь. Дело дошло до того, что Дмитрий с трудом дожидался более или менее приличного времени, чтобы улечься спать. Подсознание не подводило его. Сны продолжались с удивительным постоянством и периодичностью. Про форт Росс, про Калифорнию, про Российскую Американскую компанию - сюжеты таинственной, совершенно забытой главы отечественной истории будоражили его ум и воображение. Чего стоил только тот факт, что при заключении акта передачи Аляски Америке весь архив компании по специальному распоряжению имперской канцелярии России был передан Соединенным Штатам.
        Про себя Дмитрий сразу же окрестил эту сделку «актом передачи», ибо «актом продажи» ее назвать язык не поворачивался. Деньги были номинальные, причем они явно не интересовали российскую сторону. Все проходило в такой спешке, что даже российские флаги с административных центров Русской Америки снять не успели, дав американским гвардейцам, грубо срывавшим российские триколоры, повод для насмешек. Да, странно все это происходило, если задуматься… Непонятно! Складывалось впечатление, будто пытались что-то спрятать. Но вот что? Дмитрий, встретив термин «передача» еще в исследованиях дореволюционного историка Техменева, занимавшегося историей Российской Американской компании, так и не смог его забыть. Можно, конечно, еще добавить, что и сам Техменев однажды бесследно исчез, что тоже наводило на разные мысли в духе популярного в народе жанра… В общем, тема начинала складываться!
        Заигравший джазом айфон вывел Дмитрия из задумчивости.
        - Дмитрий Сергеевич? - послышалось в трубке. - Это Русско-Американская компания…
        - What?! - подпрыгнул на сиденье Дмитрий, вдруг перейдя на английский.
        - Ну, это Вика… Russian-American Consulting… - тоже для верности по-английски почему-то обиделась трубка.
        - А, Вика, - выдохнул Дмитрий, - извините… Я тут… мне тут послышалось… В общем, не важно, простите ради бога! Слушаю вас!
        - С вами будет говорить Андрей Владимирович… - произнесла трубка таким тоном, будто говорить на самом деле собирался Владимир Владимирович.
        Дмитрий представил, как на другом конце провода продолжала обиженно дуть губки Андрюшкина секретарша. «Для кого Андрей Владимирович, а для кого и Андрюша», - усмехнулся он про себя.
        Дмитрий всегда радовался за друзей, которые преуспевали в Штатах. Андрея он знал еще по Москве, когда они вместе поступали в МГИМО, институт международных отношений. Андрей тогда поступил, а вот Дмитрия, как впоследствии показала жизнь, ждала другая стезя. Но дружбу они сохранили. Сегодня закадычный друг Андрюша, свидетель и непосредственный участник его бесшабашных студенческих гулянок, владел крупнейшей нью-йоркской компанией, оказывавшей консультативные и бизнес-услуги между Россией и Америкой. В своих путешествиях, перелетах и переездах Дмитрий часто пользовался услугами компании друга. Понятное дело, что в наше время все можно было заказать по Интернету, но случись что, один на один с Интернетом ты и оставался. Дмитрия это никак не устраивало. Поездки его всегда были такие комплексные и так часто менялись его планы, что лишь помощь специалиста, такого, как Андрей, или работавших у него людей, могла спасти ситуацию. К тому же, перевозя народ делегациями и оформляя документы и визы самолетами, Андрей оброс уже такими связями, не воспользоваться которыми было как минимум неразумно. Ну, а
«нештатные», как говорится, ситуации повторялись с поразительным постоянством. Как, например, последняя - с переделкой всего маршрута с Флориды на Калифорнию…
        - Димка, привет! - услышал Дмитрий знакомый голос. - Короче, все сделано. Машина ждет в аэропорту, обратные билеты выдадут во время регистрации, гостиница прямо рядом с фортом… Мои даже с музеем связались и пробили разрешение тебе на съемки прямо на территории форта!
        - Андрюш, спасибо тебе огромное… - начал было Дмитрий.
        - Да ладно тебе, - отмахнулся Андрей, - ты запомни, тетку зовут Мэриен, как прилетите, ты ее набери, она ждет звонка, и договорись с ней о времени съемок. Все понял?
        - Ну чего ж тут не понять, понял. Телефон записываю…
        - Телефон тебе Вика эсэмэской скинет… Меня, брат, делегация ждет. Я тебя обнимаю - и удачи! Звони, если что…
        Дмитрий отключился. Машина уже въезжала на территорию аэропорта.
        - Ну, все в порядке, гостиницу нам заказали. Разрешение на съемку вроде тоже получено, - повернувшись к ребятам, удовлетворенно произнес Дмитрий.
        Глава вторая
        Наше время. Сан-Франциско. Продолжение…
        - Уважаемые пассажиры! Через несколько минут наш самолет произведет посадку в аэропорту города Сан-Франциско!
        Дмитрий открыл глаза. Чувствовалось, что самолет шел на посадку. Марго спала в соседнем кресле, положив голову ему на плечо. Фимка сидел мрачнее тучи и играл в какую-то игру на телефоне.
        - Приехали, - ни к кому особо не обращаясь, констатировал Дмитрий.
        Фимка в ответ только хмыкнул. Дмитрий осторожно высвободил плечо из-под головы девушки.
        Как и было обещано, ребята без проблем оформили обратные билеты на стойке регистрации, потом получили свои вещи со съемочной аппаратурой и, нигде больше не задерживаясь, направились к пункту проката автомобилей. А еще полчаса спустя такая же серебристая «Тойота Сиенна», только без надписи на борту, проскочив по знаменитому мосту над проливом Золотые Ворота, выбралась на Первое шоссе. Можно было бы, конечно, поехать и по сто первому хайвею, но тогда они пропустили бы знаменитый серпантин самой живописной трассы западного побережья Америки! А этого Дмитрий не хотел. Он уже бывал в Сан-Франциско и считал эту дорогу одной из местных достопримечательностей. Ему почему-то очень хотелось показать эти красоты ребятам - в особенности Марго. Интересно, как они отреагируют?
        Извиваясь между могучими утесами, поросшими древним лесом с одной стороны и необъятным простором Тихого океана с другой, пересекая по подвесным мостам бесчисленные заливы и речушки, Первое шоссе пролегло на север от Сан-Франциско прямо к форту Росс, цели их путешествия.
        В салоне арендованной машины все было так же, как и в их телевизионном автомобиле. Как будто и не было перелета. Все так же место за рулем оккупировал Фимка, все так же, вытянув ноги с аккуратным педикюром, полулежала на заднем сиденье Марго и все так же, уткнувшись в свой ноутбук, сидел рядом с водителем Дмитрий. Фима опять рассказывал какую-то бесконечную историю, которую, как обычно, никто не прерывал, потому что никто особо и не слушал. Марго на этот раз отгородилась от мира не только плеером, но и журналом и, судя по хихиканью, доносившемуся с заднего сиденья, читала что-то забавное. Дмитрий же увлеченно печатал на компьютере.
        На секунду он оторвал от экрана глаза. Машина неслась вдоль широкого залива. Дорожный указатель гласил: «Бодега Бэй».
        - Поздравляю с прибытием в Русскую Америку, - прервал молчание Дмитрий.
        - Тор?питесь, Дмитрий Сергеевич, - Марго нашлась, как всегда, первой, - до форта Росс еще минут тридцать езды, не меньше. Я слежу за процессом.
        Несмотря на свой плеер, Марго действительно ничего не пропускала.
        - Да нет, не тороплюсь, - отозвался Дмитрий. - «Бодега Бэй» когда-то именовался заливом Румянцева, в честь графа Румянцева, министра иностранных дел при Александре Первом. Здесь были порт, судоверфь, пакгаузы, мастерские, торговые лавки. Это была южная, неофициальная, правда, граница Русской Америки.
        Все как по команде уставились на раскинувшийся за окном пейзаж.
        - Куда же испанцы смотрели? - изумился Фимка. - Ведь если я правильно помню, Калифорния была тогда испанской?
        - Помнишь ты, Фима, правильно, - отозвался Дмитрий, - и наверняка им это не нравилось. То, что тогда называлось Калифорнией, или точнее - Испанской Калифорнией, примерно здесь и заканчивалось…
        - А дальше? - не унимался Фимка.
        - Что дальше? - не понял Дмитрий.
        - Ну а дальше-то что начиналось? - спросил Фимка.
        - А дальше, брат ты мой, начинается тема нашего будущего фильма.
        Дмитрий наслаждался Фимкиным удивлением и не спешил открывать карты. Марго наконец сняла наушники и, отложив журнал, выпрямилась на сиденье.
        - Дальше, как я уже сказал, начинались земли Русской Америки, и тянулись они по побережью до самой Аляски, - закончил Дмитрий.
        Фима выключил радио. В машине воцарилась полная тишина, если не считать легкого гудения кондиционера и шума дороги за окнами.
        - Как Русской Америки? А испанцы? - все никак не мог понять Фима.
        - А что испанцы? Продвижение испанцев на север по побережью Тихого океана остановилось где-то за Сан-Франциско. Трещавшая по швам, одряхлевшая Испанская империя уже не имела тех ресурсов, которые позволили бы ей эффективно держать под контролем обширные американские территории. С востока на Атлантике подпирали англичане и французы, а тут, с севера, русские… Да и потом, что они могли сделать? Их тут было слишком мало, чтобы права качать. К тому же, когда здесь появились русские, у них с испанцами сложились, как известно, весьма романтические отношения! - улыбнулся Дмитрий, наслаждаясь полным контролем над аудиторией. - «Юнону и Авось» помните?
        - «Ты меня на рассвете разбудишь, проводить, необутая, выйдешь…» - вдруг запела красивым грудным голосом Марго.
        - «Ты меня никогда не забудешь, ты меня никогда не увидишь…» - с готовностью, но не в такт подхватил Фимка.
        - Во-во… - Дмитрий улыбнулся и вновь уткнулся в свой ноутбук.
        - Ну а дальше, Дмитрий Сергеич? - заволновались ребята.
        - А что дальше? Камергер Резанов оставил здесь о себе хорошую память. Романтическая история романтического века! Влюбил в себя дочку коменданта Сан-Франциско, очаровал ее отца, затем подружился с ее братом, доном Луисом да Аргуэльо, который, кстати, сменил отца на посту коменданта пресидио, то есть крепости Сан-Франциско… Так что русские с самого начала обзавелись здесь хорошими связями!
        - Почему это «влюбил»? - театрально надула губки Марго. - Ничего-то вы не понимаете! Он влюбился!
        - Ну, об этом мы сейчас спорить не будем, - миролюбиво заметил Дмитрий, - но факт остается фактом: после первого ознакомительного посещения Сан-Франциско на резановской «Юноне» спустя всего несколько лет русские вернутся сюда вновь и уже надолго. Приказ об основании форта, по совету Резанова, отдаст тогдашний правитель Русской Америки Баранов. А строить форт будет Кусков, его заместитель и впоследствии первый комендант форта… Вот были люди! Уж чем-чем Россия всегда славилась, так это людьми! Жаль, что сейчас их мало кто помнит, кроме, пожалуй, историков и специалистов. Хотя это, впрочем, тоже вполне по-российски!
        - Так а что же мы тут не закрепились тогда? - внезапно ощутив свою национальную причастность к историческим событиям, забеспокоился Фима. - Получше Аляски-то!
        - Тебя, Фимка, не было, вот и не закрепились, - не упустила случая поддеть его Марго.
        - Ну, хорошо, «они», - закатив глаза, поправил Фимка.
        Но Дмитрий был вполне серьезен:
        - Насчет Аляски, ты, Фимка, ошибаешься. Аляска была тогда основным поставщиком пушнины, которая на мировых рынках ценилась на вес золота. Представь, пушнина была нефтью того времени. В Калифорнии морского зверя было намного меньше! Хотя, конечно, других достоинств хоть отбавляй. И главное из них, что и послужило поводом для принятия этого решения Резановым, - здесь можно было растить хлеб! Вопрос пропитания на Аляске был вопросом жизни и смерти для русских в американской колонии! А насчет «они» - поясни, пожалуйста, кто - «они»? И что значит, по-твоему, «не закрепились»?
        - Ну, кто-кто, Россия, конечно, - продолжал наступать Фима.
        Дмитрий не ответил и уставился в окно. Дорога спускалась к побережью. «Смотри ты, как за разговором незаметно пролетели девяносто миль», - подумал он. В общем, он был собой доволен. Несколько дней глубокого изучения материалов, копания в книгах и архивах явно не прошли даром. Судя по заинтересованности ребят, вопросом он владел. Сами того не подозревая, Марго и Фимка были сейчас как бы подопытными кроликами, на которых Дмитрий отрабатывал свою телевизионную историю. Не все, правда, еще клеилось.
        - Ах, Россия! - возобновил диалог Дмитрий. - Ну, так это, брат, и есть та загадка, на тему которой я в нашем будущем телефильме и хочу порассуждать… Тут явно есть что-то, чего я пока не могу ухватить…
        Дмитрий опять умолк и начал пристально вглядываться в дорогу, которая стала более извилистой и теперь непредсказуемо петляла по поросшему лесом склону. Фима, преодолевая крутые повороты, от сосредоточенности так напрягся, что даже приоткрыл рот. Так, казалось ему, он ничего не пропустит. Что касается Марго, то она со своего сиденья продолжала внимательно наблюдать за Дмитрием в зеркало заднего вида.
        - Дело в том, что здесь закрепилась не Россия, или, точнее, не столько Россия, сколько… Русско-Американская компания! Слыхали про такую?
        В ответ Марго и Фима лишь синхронно пожали плечами.
        - Хотя правильнее ее называть, как сейчас пришли к выводу ученые, «Российская Американская компания». Дело в том, - продолжал Дмитрий, - что именно ей, первому олигархическому образованию в истории России, принадлежали тогда все эти необъятные и богатейшие пространства от Аляски и до Северной Калифорнии. Акционерами компании была практически вся российская элита, включая и членов царской фамилии. Но вот потом… Потом, по-видимому, что-то случилось…
        Машина тащилась уже со скоростью двадцать миль в час. Даже воспитанные калифорнийские водители, собравшиеся за ними в длинную очередь, стали выказывать признаки некоторого беспокойства, безуспешно стараясь обогнать ползущий по дороге мини-вэн.
        - Почему-то на это никто не обращал особого внимания, но есть один факт, который, прямо скажем, интригует. Дело в том, что многие декабристы были либо акционерами, либо людьми, так или иначе связанными с Российской Американской компанией. А небезызвестный Кондратий Федорович Рылеев, - здесь Дмитрий «повесил» прямо-таки «качаловскую» паузу, - был даже управляющим ее канцелярией. Стихи он писал, по-видимому, в свободное от работы время, а вот восстание готовил, интересно, - в свободное ли?
        «Вот где-то на этой фразе надо будет закончить первую серию», - удовлетворенно подумал Дмитрий, наслаждаясь полной тишиной в салоне автомобиля и удивлением, от которого у обоих его спутников отвисли челюсти.
        - Фим, останови-ка здесь. Пойдемте пройдемся.
        Машина послушно свернула на покрытую гравием стоянку перед красавцем-мостом. Далеко внизу, разлившись широкой поймой, несла в океан свои нереально синие воды выбравшаяся из ущелья река. Пред въездом на мост красовалась надпись: «Russian River».
        Глава третья
        Декабря 13-го, лета 1825-го. 11 часов до полудня. Санкт-Петербург
        Прямо посередине Вознесенского проспекта, поднимая снежную пыль и сгоняя к обочине встречные и попутные экипажи, неслась, поблескивая черным лаком, дорогая карета на санном ходу, запряженная четверкой великолепных лошадей. Впереди кареты, как бы рассекая движение, летела запряженная в сани тройка с шестью вооруженными казаками. Точно такой же «экипаж сопровождения» следовал и за каретой.
        Гиканье и улюлюканье раскрасневшихся на морозе казаков да щелчки кнутов возничих далеко разносились по морозному воздуху.
        Пролетев мимо лесов строящегося Исаакия, прогрохотав подковами по чугунному Синему мосту, кортеж на полном ходу свернул на набережную Мойки и остановился у классической колоннады богатого четырехэтажного дома.
        Казаки, соскочив с повозок, плотным кольцом окружили карету. На заиндевевшем оконце дрогнула шторка. Казачий есаул, отвернув подножку, распахнул дверцу кареты. Упитанный господин в бобровой шубе, сверкнув стеклами очков на вытянувшегося во фрунт есаула, проворно выбрался из кареты и тут же скрылся в дверях парадного подъезда.
        Заметно расслабившись, казаки и возничие, накинув на разгоряченных лошадей попоны, отогнали в сторону карету и сани, освобождая подступы к парадной.
        На фронтоне дома, над большим греческим портиком, поблескивая золотом на солнце, светились надпись «Российская Американская Компания». У подъезда небольшая медная табличка извещала, что здесь также располагалась и редакция литературного альманаха «Полярная звезда». Широкая мраморная лестница в стиле ампир, изгибаясь, вела из вестибюля вверх. Несмотря на свою комплекцию, владелец шикарного экипажа лихо взбежал по ступеням и скрылся во внутренних покоях.
        В центре просторного кабинета управляющего канцелярией Российской Американской компании Кондратия Федоровича Рылеева за огромным, карельской березы с инкрустацией, столом сидели шесть человек. Это был свет петербургского высшего общества, а заодно делового и финансового мира империи. Несколько стульев оставались свободны - очевидно, ждали кого-то еще. Совещание, которое экстренно созвал Рылеев, решено было считать «тайным». Поэтому с раннего утра слуги, так же как и работники редакции внизу, были отпущены. Рылеев вместе со своим помощником Сомовым распоряжался всем самостоятельно. Впрочем, все было приготовлено заранее. На маленьких столиках на колесах, вдоль стен вокруг стола стояли тарелки с печеньем и легкими закусками. В графинах поблескивали водка, настойки и вина. В углу уютно пылал камин. Во времена повального увлечения петербургским высшим светом всевозможными тайными обществами и ложами секретность никого не удивляла. И тем не менее у собравшихся оснований для скрытности было больше, чем у кого-либо.
        Во главе стола, прямо напротив Рылеева, сверкал золотом эполетов и бриллиантами орденов член финансового комитета кабинета министров, председатель Российского вольно-экономического общества, адмирал флота Его Императорского Величества, граф Николай Семенович Мордвинов. Помимо многочисленных государственных постов и титулов он являлся еще и владельцем одного из крупнейших пакетов акций Российской Американской компании. Рядом, наклонившись к нему и приглушенно что-то рассказывая, сидел бывший госсекретарь безвременно ушедшего императора Александра I, он же бывший генерал-губернатор Сибири, знаменитый российский реформатор Михаил Михайлович Сперанский. То, что Сперанский тоже оказался владельцем крупного пакета акций компании - настолько крупного, что руководство не могло обойти его приглашением на внеочередное собрание аукционеров, по-видимому, явилось для Мордвинова полной неожиданностью. Адмирал хмуро покачивал головой на тихие, слышные только ему слова Сперанского, слушая его вполуха. Сбоку от них, делая какие-то быстрые пометки на листе бумаги, сидел председатель правления Российского медного
банка Петр Ильич Севернин, также входивший в совет директоров компании. Петербургский городской голова, купец первой гильдии Николай Иванович Косков, пользуясь затянувшейся паузой и умастив кусок осетрины французской горчицей, отогревался после мороза вишневой наливкой. У окна, глядя на застывшую набережную Мойки, задумчиво курил Сергей Семенович Уваров, председатель правления Коммерческого банка. Как и все присутствующие, будучи членом совета директоров, он входил в высший эшелон власти Российской Американской компании. С наслаждением затягиваясь сигарой, Уваров наблюдал сквозь заиндевевшее стекло, как будочник, стоявший на посту у въезда на мост, охлопывал себя руками и приплясывал, греясь у костра. Судя по всему, кого-то ожидали…
        И как бы в подтверждение, дверь наконец распахнулась и Орест Михайлович Сомов, исполнявший по протекции Рылеева обязанности столоначальника компании, чуть ли не под ручку ввел последнего участника этого странного собрания.
        - Господа, - торжественно произнес Сомов, - его сиятельство князь Куракин!
        Представлять присутствующим председателя правления Петербургского ассигнационного банка князя Алексея Борисовича Куракина было абсолютно излишне. Это была простая дань протоколу. Все так же поблескивая стеклами очков, владелец черного лакированного экипажа, скинув на руки Сомову роскошную шубу и виновато улыбаясь от того, что заставил высокое общество себя ждать, присоединился к собравшимся. Когда наконец все расселись, Рылеев поднялся со своего места:
        - Итак, господа, мы можем начать… - Управляющий выдержал паузу, обвел высокое собрание взглядом умных голубых глаз и продолжил: - Во-первых, Михаил Матвеевич передавал всем нижайший поклон…
        На лицах отразились интерес, уважение и удивление одновременно. Михаил Матвеевич Булдаков был последним из оставшихся в живых «отцов-основателей» компании после Шелихова, Баранова и Резанова. По причине нездоровья он в последнее время почти безвыездно жил в своем имении под Великим Устюгом и в делах компании участия практически уже не принимал…
        - А во-вторых… - Рылеев опять помолчал. - Во-вторых, ситуация, как вы все знаете, благодаря господам гвардейцам сложилась действительно критическая. Сегодня вечером в этой зале пройдет собрание членов Северного общества, на котором будет присутствовать князь Трубецкой. Поэтому я специально попросил вас прибыть с утра, чтобы принять окончательное решение до того, как это случится. На завтра, как известно, назначена присяга новому императору, поэтому у меня есть все основания полагать, что наш «военный» штаб сегодня вечером примет решение выступать.
        Практически всю свою вступительную речь Рылеев проговорил с презрительно-саркастической улыбкой на лице, что не оставляло никаких сомнений по поводу его отношения к затее «господ гвардейцев».
        - Кондратий Федорович, - в общей тишине произнес Мордвинов, - я слышал, князь Трубецкой сильно занят созданием не то манифеста, не то конституции?
        - Это так, ваша светлость, - с легким поклоном ответил Рылеев. - Как вы знаете, наш «генералитет», - здесь Рылеев опять скривился, - в лице господ Волконского, Пестеля, ну и, конечно, Трубецкого спят и видят диктатуру после устранения императорской семьи. А их сиятельство изволили возомнить себя даже будущим диктатором!
        - А что, по-вашему, произойдет, когда князь узнает об истинных мотивах и целях вашей деятельности? - чуть картавя, произнес Сперанский.
        - Нашей деятельности, - выразительно надавив на слово «нашей», поправил его Рылеев. Сперанский чуть смутился и, промокнув платком начавшую поблескивать лысину, все же поправил себя:
        - Нашей деятельности…
        - Вы, ваше высокопревосходительство, - невозмутимо заметил Кондратий Федорович, - по-видимому, недооцениваете амбиций полковника Пестеля. Пока господа офицеры будут делить государственные посты и обязанности при новой власти, мы спокойно закончим начатое дело.
        Рылеев замолчал, и все взоры выжидающе обратились к Мордвинову. Красавец-адмирал тряхнул седовласой гривой, кашлянул в белоснежный батистовый платок, затем неторопливо достал из кармана золотой «Брегет» и, откинув крышку, молча уставился на циферблат. Был почти полдень. Секундная стрелка приближалась к двенадцати. Когда все три стрелки сравнялись, послышалась тонкая механическая мелодия. Когда она доиграла до конца, с кронверка Петропавловской крепости взвился легкий дымок, и через несколько секунд до собравшихся докатился приглушенный расстоянием звук артиллерийского выстрела.
        Как будто что-то доказав невидимому оппоненту, адмирал удовлетворенно захлопнул крышку часов и картинным жестом убрал их в специальный карман своего роскошного мундира.
        - Я говорил с матушкой вдовствующей императрицей, - как театральный трагик, хорошо поставленным голосом начал адмирал, - она, конечно, владелица одного из крупнейших пакетов акций нашей компании, и мы, соответственно, целиком можем рассчитывать на ее поддержку, но…
        Адмирал опять сделал долгую паузу и обвел взглядом присутствующих, как бы желая удостовериться, что его слушают. Присутствующие не просто слушали, а внимали каждому его слову. Удовлетворившись этим и перейдя на полушепот, как того требовал жанр высокой трагедии, адмирал наконец закончил:
        - …но она еще и мать! Она и так крайне переживает. Вы понимаете, этот отказ от престола Константина Павловича… Да и потом, Мария Федоровна очень боится за Николя, зная, как он непопулярен при дворе и в гвардии…
        Присутствующие все прекрасно понимали. Особое расположение, коим пользовался адмирал у матери-императрицы ни для кого не было секретом.
        - Я слышал, - вставил в полной тишине отогревшийся с мороза Куракин, - Трубецкой настаивает на уничтожении Семьи…
        Все вокруг стола замерли. Князь перевел испытующий взгляд на Рылеева.
        - Вы правильно осведомлены, ваше сиятельство, - глядя в глаза Куракину, просто ответил председатель собрания. - Настаивает. Но я принял меры. К дворцу будет направлен Каховский. Он получил необходимые инструкции. Николай останется жив.
        Мордвинов медленно поднялся из-за стола. Молча пройдясь взад-вперед по зале, он вновь обернулся к Рылееву:
        - Вы понимаете, Кондратий Федорович, что осечки быть не должно. Я дал слово императрице!
        - Понимаю, ваша светлость. И обещаю, что прослежу за исполнением приказа Каховским. Прослежу лично.
        - Я очень на вас надеюсь, - вернувшись на свое место, взволнованно произнес Мордвинов.
        - Господа, я понимаю всю ответственность происходящего, - вновь взял слово Рылеев. - Я понимаю, что завтра, возможно, будет решаться судьба России. Я понимаю, что риск велик. Но и не воспользоваться сложившейся ситуацией считаю в высшей мере неразумным! Компания вложила немалые средства в процесс дестабилизации, не говоря уже о том, что при существующем положении вещей в стране у компании, у наших североамериканских владений просто нет будущего! Нам необходимо движение на Восток, господа! И каждый из вас, сидящих за этим столом, посвятил себя этому движению! Именно там экономическое будущее России! Не так ли, ваше высокопревосходительство?
        Вслед за Рылеевым все перевели взгляды на Сперанского.
        - Там будущее российского военного флота! Не в запертых Балтийском и Черном морях, а на просторах великого океана! Не так ли, ваша светлость?
        Говоря это, Рылеев вместе со всеми выразительно посмотрел на Мордвинова.
        - Без крестьянской реформы, которая высвободит рабочие руки, нашим колониям в Америке не выжить, как не выжить и нашей компании. Вот и выходит, господа, что другого пути у нас нет! Мы должны воспользоваться смутой в гвардии, а затем перехватить инициативу. По отречении Николая будет сформировано Временное правительство во главе со вдовствующей императрицей. Даже Нессельроде такая аналогия, напоминающая его любезную Англию, должна понравиться. В конце концов, с императрицами России пока везло больше, - задумчиво подвел итог Рылеев и сел на свое место.
        За столом повисла тяжелая пауза. С помрачневшими лицами присутствующие задумались, казалось, каждый о своем. К реальности государственных мужей вернул раздавшийся внизу звук колокольчика открываемой входной двери.
        - Мы еще кого-то ожидаем? - выразил общее недоумение Уваров.
        В ответ Рылеев метнул красноречивый взгляд на Сомова. Орест Михайлович молча поднялся и вышел из кабинета, плотно притворив за собою дверь.
        Глава четвертая
        Наше время. Калифорния. Отель недалеко от национального парка «Форт Росс»
        По узкой тропинке, сбегавшей от отеля к скалистому берегу, оживленно переговариваясь, двигались три человека. Двое мужчин и одна девушка. Девица, прыгая с камня на камень с грацией горной козы, шла налегке. Мужчины же несли корзину, из которой выглядывали бутылки вина и батон французского багета. Редкие парочки возвращавшихся с прогулки туристов понимающе кивали им в знак приветствия. Судя по всему, в этот живописный ранний вечер настроение у всех было прекрасное.
        Небо, покрытое высокими перистыми облаками, обещало великолепный закат. И солнце, как главное действующее лицо предстоящего представления, не спеша клонилось к горизонту. Высоченный деревянный столб-идол какого-то индейского божества величественно возвышался прямо в центре естественной смотровой площадки.
        Впрочем, до самого заката оставалось еще несколько часов. Ребята расположились на самом краю утеса, прямо над рокочущим прибоем. Расстелив на земле одеяло, они уселись на него по-турецки и принялись доставать из корзины припасенный провиант: хлеб, помидоры, сыр, бутылки с вином.
        - Вот это я понимаю сервис! - извлекая из корзины штопор, с восхищением воскликнул Фимка. - Не, ну ты посмотри, даже штопор не забыли, извращенцы.
        Последнее замечание относилось к действительно уникальному сервису ресторана отеля. Каждый из посетителей мог заказать подобную корзину для пикника и приятно провести время, наслаждаясь живописными окрестностями отеля.
        - А стаканы положили пластиковые, - усмехнувшись, заметила Марго. - Вот уж точно извращенцы!
        - Ну, не все же ими чокаются, - как Христос, ломая и раздавая хлеб, примирительно заметил Дмитрий, - некоторые из них просто пьют.
        - Смотрите, а нож таки забыли положить! - обрадованный, что ему все же удалось в чем-то уличить сервис, поддакнул Марго Фимка. - Я свой давно уже не беру, все равно в аэропорту отобрали бы…
        На этих его словах в доску, на которую Фима бережно выкладывал помидоры, вдруг вонзился и задрожал, как пружина, маленький финский нож. Фимка, вздрогнув, отдернул руку.
        - Блин! Марго, ты могла меня так без пальца оставить! Ты чё воще?! - Фима покрутил пальцем у виска.
        - А зачем тебе палец, Фим? - язвительно хихикнула в ответ девушка. - Что ты им собираешься делать?
        - А действительно, Маргош, как ты ухитрилась нож в самолет протащить? - улыбаясь, попытался отвлечь ребят от очередной пикировки Дмитрий.
        - Да разве можно в наше время одинокой девушке, желающей сохранить целомудрие, - и без оружия?! - театрально округлив глаза, воскликнула Марго. - Никак нельзя! Да еще в обществе двоих мужчин.
        С невинным видом Марго вставила ножичек в застежку своего пояса - и он превратился в часть орнамента массивной пряжки.
        - Тоже мне, целка-невидимка, - все еще злясь, пробубнил себе под нос Фимка.
        Фраза повисла в образовавшейся паузе. Нож опять с силой воткнулся в доску в миллиметре от Фиминой руки, тянувшейся за сыром. Дмитрий и Фима в изумлении уставились на девушку. Теперь было очевидно, что искусное владение ножом не было случайностью. Щеки Марго алели, взгляд метал молнии.
        - А вот об этом не вам судить, мужчина! - угрожающе-тихо произнесла девушка.
        - Э-э-э… Вы что тут, детки, расшалились! - захлопал в ладоши Дмитрий, чтобы как-то разрядить ситуацию. - А ну-ка, брэйк! По углам! Вам что, делать нечего? Сейчас обоим работу найду!.. Смотрите лучше какой закат!
        Дмитрий поднял прозрачный пластиковый стакан и посмотрел сквозь него. Розовое вино послушно заискрилось под лучами заходящего солнца.
        - Ну что, за красоту, которая спасет мир? - пытаясь как-то загладить ситуацию и не глядя на Марго, предложил Фима, поднимая стакан.
        - Мир спасет любовь! - вставила Марго.
        - Вы оба правы, но сейчас давайте все же за Русскую Америку, - предложил Дмитрий.
        Он подчеркнуто галантно чокнулся с Марго, взгляд которой при этом немного смягчился. Фимку девушка не удостоила даже поворотом головы.
        Все молча выпили, смакуя местный розлив.
        - А вы знаете, - ни к кому особо не обращаясь, философски начал Дмитрий, - я уже давно пришел к выводу, что где бы ты ни был, куда бы ни забросила тебя судьба, нет ничего лучше именно местного вина. И не надо в Калифорнии пить французское, а во Франции итальянское - все это претенциозная чепуха! Вино ведь - это часть той местности, той земли, на которой ты оказался. Ее кровь, так сказать, насыщенная ее минералами. Как удивительно щедро делится с нами своими богатствами мать-природа. А мы этого либо не понимаем, либо не ценим.
        Растянувшись со счастливым видом на подстилке, Дмитрий, смакуя, закурил сигарету. Марго задумчиво посмотрела в свой стакан, отставила его в сторону и, достав из рюкзачка пакетик с табаком, принялась вполне профессионально сворачивать самокрутку.
        - Вкусное, - одним махом допив вино и причмокнув губами, протянул Фимка. Он все еще чувствовал себя не совсем в своей тарелке. - Пойду настрою камеру, - поднявшись, сказал он. - Не могу смотреть, как красота без толку пропадает…
        - Не суетись, Фим, за камеру еще нахватаешься, - принимая у Марго самокрутку и, с паузами через затяжки, щурясь от едкого дыма, резонно заметил Дмитрий. - Мы ведь не на один день приехали. Ты лучше проникнись этим местом сначала. Послушай его, найди подход…
        - На вот, затянись лучше, - пошла в конце концов на мировую Марго. - Помогает!
        - От чего помогает? - не понял Фима, машинально затягиваясь.
        - Не от чего, а в чем, - хихикнула Марго, медленно выпуская кольцами дым. - Прикинуться… э-э-э-э… тьфу ты - проникнуться!
        Оговорка почему-то рассмешила Марго, и она закатилась от смеха. Фимка, поперхнувшись только что набранным в легкие дымом, тоже прыснул. Не удержавшись, к ним присоединился в беззвучном смешке и Дмитрий. И скоро вся компания в судорогах каталась по подстилке, разрываемая беспричинным смехом.
        - Хороший стаф, - скосив взгляд к переносице и так же внезапно успокоившись, философски заметил Дмитрий, - с ползатяжки срубает!
        - Ага! Местная травка! - гордо заметила Марго. - Хорошо они тут в Калифорнии устроились! Я это в аптеке купила, по рецепту…
        Почему-то это «по рецепту» опять показалось всем чрезвычайно смешным, и компания снова зашлась в хохоте. Фимка обессиленно повалился на землю, а Марго, утирая с глаз выступившие слезы, вдруг совершенно не к месту спросила:
        - А что, Дмитрий Сергеич, тут всегда такой прикол или это я по обкурке?
        До затуманенного сознания ребят не сразу дошел этот вопрос. Наконец Дмитрий повернулся на локте и посмотрел в сторону океана, куда глядела Марго. Фимка громко икнул.
        - О-о!.. Да, Маргоша, туманы здесь знаменитые, - начал было Дмитрий, но, не закончив начатой фразы, вдруг поднялся с места.
        Прямо от горизонта, растянувшись насколько хватало глаз, в сторону берега наползал туман. Сан-францисские туманы своей концентрацией и эффектностью были широко известны и за пределами Калифорнии. Но этот был действительно необычный. Низко стелющийся, он стремительно полз к берегу, клубясь, как из дымовой машины на рок-концерте.
        - Вау! Как одеялом накрывает, - произнесла Марго. Дмитрий даже на заметил, как ребята встали и подошли к нему с двух сторон.
        - Ага, даже птицы замолчали, - зачарованно заметил Фимка. - Что это, Дим?
        Дмитрий не сразу понял, что именно ему показалось необычным, но наконец до него дошло. Странным было то, что внутри клубов тумана голубоватыми сполохами сверкали мириады микро-молний!
        - Ну, дела, - выдохнул он, - такого я здесь еще не видел. Если это туман, то при чем здесь молнии?..
        Туман, или что там еще это могло быть, тем временем начал взбираться вверх по утесу. Ребята инстинктивно попятились.
        - Думаю, нам пора собираться, - стараясь не выказывать беспокойства, нарочито безмятежно произнес Дмитрий.
        На этих его словах туман достиг наконец края утеса, где, как завороженные, все еще стояли ребята. Покачавшись некоторое время из стороны в сторону, словно гигантский живой организм, клубящаяся и сверкающая молниями масса, будто приняв решение, двинулась на ребят.
        Марго тихонько взвизгнула. Дмитрий и Фимка, наконец очнувшись, бросились собирать пожитки. И тут в довершение всего ударил непонятно откуда взявшийся средь ясного неба раскат грома. Он был такой мощный, что казалось, содрогнулся весь утес. Бутылки и стаканы повалились на землю. Марго опять вскрикнула.
        Дмитрий, уже не скрывая своего беспокойства, резко наклонился к земле, чтобы поднять одеяло, и в этот момент из его кармана выпал айфон. Стихия как будто ждала этого. В ту же секунду в телефон ударил сильнейший разряд молнии и… Дальше, как показалось Дмитрию, будто кто-то выключил звук.
        Дмитрий видел, как с глазами, полными ужаса, в безмолвном крике зашлась Марго. Видел, как, размахивая руками, что-то орал ему Фимка. Но все происходило как в немом кино. И самое главное - телефон! От удара молнии он засветился каким-то странным, все сильней разгоравшимся синим сиянием!
        Дмитрий, как зачарованный, смотрел на светящийся прибор. Тот точно звал его, призывно пульсируя. При этом краем глаза Дмитрий видел, что Фимка и Марго в замедленном темпе, словно в воде, двигались к нему, что-то крича…
        «Как странно, - не сводя глаз с прибора, думал Дмитрий, - ну куда они? Зачем? Не надо сейчас! Ну как они не понимают, что сейчас чрезвычайно важно только одно - дотянуться во что бы то ни стало рукой до телефона! Как странно… Какой густой туман! Он прямо пеленает тебя, не давая двигаться… Никогда не „плавал“ в тумане!»
        От этой мысли Дмитрию вдруг опять стало весело. Наконец он «доплыл» до телефона. Айфон, как волшебный сказочный кристалл, как маленькое полярное сияние, переливался всеми оттенками синего света. Дмитрий взял его в руку.
        «Странно. Экран светится, и телефон, кажется, работает сам по себе», - скорее констатировал факт, чем удивился Дмитрий. Бешено вращалось колесико с датами календаря.
        Дмитрий поднял телефон высоко над головой, точно маяк. Последнее, что он видел, это то, как Марго и Фимка, все еще пытаясь дотянуться до него, что-то кричали. Он еще успел подумать, какие они смешные в этом призрачном звездном свете. Затем он снова перевел взгляд на крутящееся колесико телефонного календаря. Чтобы остановить его, Дмитрий совершенно машинально ткнул пальцем в окошко экрана. До боли яркая вспышка на миг ослепила его - и затем все пропало.
        Нет, то есть - совсем все! Точнее, все поменялось. То, что он вначале принял за вспышку, оказалось ярким светом погожего солнечного дня. Он стоял все на том же утесе, только не было ни Фимки, ни Марго. «Да нет, какой „тот же“? - почему-то раздраженно подумал Дмитрий. - Тут как будто поменяли декорацию!» - наконец подобрал он правильное сравнение.
        Воздух был пронизан какофонией необычных звуков и запахов. Особенно выделялись блеяние овец, мычание коров, ржание лошадей и крики погонщиков. Только тут Дмитрий осознал, что и утес кто-то «поменял»! Теперь он являлся частью довольно широкой наезженной грунтовой дороги, тянувшейся вдоль побережья. В оба направления дорога была загружена интенсивным движением. Запряженные в телеги быки тянули возы с горами мешков, корзин с фруктами и овощами. Сидящие на тюках погонщики уверенно управляли животными, постегивая их длинными прутьями по ушам. Вдоль дороги индейские мальчишки гнали отару овец. Помогая им заливистым лаем, вокруг отары метались лохматые собачонки всех цветов и размеров. Верховые индейцы пытались контролировать разбредшееся вдоль дороги стадо коров. Никакого отеля не было и в помине. Кругом, насколько хватало глаз, между скалистым побережьем и отрогами лесистых гор, отступивших от океана километра на два-три, разметались вдоль дороги поля ржи, прореженные кое-где вкраплениями маленьких садов и виноградников. Вдалеке, у впадения в океан мелкой речушки, на высоком утесе виднелась бревенчатая
крепость с раскинувшимся вдоль реки поселком. От основной дороги, на которой застыл, открыв рот, Дмитрий, в сторону крепости вела дорожка поменьше. По ней, взяв курс на крепость, ленивой рысцой продвигался отряд из нескольких всадников в испанских военных мундирах конца XVIII - начала XIX века.
        «Звездец! - наконец четко сформировалась в голове у Дмитрия совершенно естественная в такой ситуации мысль. - Если это трава…»
        Но развить свою догадку он не успел. Поняв, что это он своим внезапным появлением наделал в рядах овец и коров такой переполох, Дмитрий отскочил в сторону. Боковым зрением заметив у себя под ногами движение, он схватился за ветку дерева и замер на месте. Прямо перед ним, удобно расположившись в тени персикового дерева, за ветку которого Дмитрий и держался, примяв вокруг высокую траву, индианка трахала откинувшегося навзничь здоровенного бородатого мужика.
        Краска прилила к щекам Дмитрия. Почувствовав на себе взгляд, индианка обернулась и, вскрикнув, откатилась в сторону, одергивая платье.
        Мужик приподнялся на локте и, пряча за себя испуганную девушку, повернулся в сторону Дмитрия. Он уже открыл было рот - наверняка чтобы сказать что-то ласковое, - да так и остался с открытым ртом, обалдело уставившись на Дмитрия.
        Сгорая от стыда, Дмитрий опустил глаза и, не зная куда себя деть, опять механически нажал на экран телефона, который все это время судорожно сжимал в руке.
        - Во бля! - только и смог сказать мужик, ошалело глядя на пустое место, где только что стоял Дмитрий. Индианка громко всхлипнула.
        Никакой вспышки на этот раз не было. Дмитрий вновь стоял на том же самом месте. И утес опять «поменяли» на знакомый, с положенными декорациями. Перед ним стояли его товарищи. Их отвисшие челюсти не оставляли и доли сомнения в том, что это были отнюдь не последствия травы и не наваждение.
        Туман рассеялся, будто его и не было. Теперь над головой хмурилось грозовое небо. Дмитрий сглотнул пересохшим горлом слюну и перевел взгляд на мирно лежащий на его ладони телефон. Тот выглядел совершенно безобидно. В этот момент на его экран упала первая крупная капля дождя. Не промолвив ни слова, Дмитрий резко повернулся и быстро зашагал к отелю. Марго и Фимка, словно очнувшись из забытья, подняли с земли корзину с недопитой бутылкой вина и молча устремились за ним.
        Глава пятая
        Наше время. Калифорния. Национальный парк «Форт Росс». В холле отеля
        Дождь наконец полил не на шутку. Капли звонко тарабанили по карнизу, где сливались и горным потоком, с шумом устремлялись вниз по водосточному желобу. Трое ребят сидели за столиком ресторана, удобно расположившегося в фойе гостиницы. Сводчатый потолок с перекрестьями деревянных балок, наподобие швейцарского шале, тонул в полумраке. Играла тихая музыка. Огромный камин в конце зала создавал необходимый уют. Хотя ресторан был почти полным, шумно не было. Перед ребятами стояло разлитое по бокалам вино. Все молчали, погруженные каждый в свои мысли.
        - Слушайте, гайз, - поерзав на стуле, наконец подал голос Фимка, - а может, мы перекурили?
        Марго и Дмитрий молча перевели взгляды с айфона, лежавшего на почетном месте посередине стола, на Фимку. Посмотрели они на него очень выразительно. Говорить было нечего, и так было все ясно. Фимка сконфуженно умолк.
        - Теоретически все объяснимо, - продолжал начатую ранее мысль Дмитрий. - Временной поток, как река. Пока ты плывешь в потоке, ты как бы совпадаешь с текущей реальностью, - Дмитрий сделал ударение на слове «текущей». - Но предположим, ты получил нечто, что позволило тебе выйти из этого потока…
        - Ну да! Раз есть река - есть и берег, на который можно выйти, - воодушевленно вставил Фимка.
        - В одну и ту же реку нельзя войти дважды, - задумчиво произнесла Марго, глядя на потоки воды за окном.
        - Ну да, хотя это достаточно вольная интерпретация фразы Гераклита, - отозвался Дмитрий. - Прямой перевод с древнегреческого гласит что-то типа «на входящего в одни и те же реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды». Не зря Гераклита называли «Темным философом». Кстати, как считают физики, одной этой фразой он доказал в принципе возможность перемещения во времени. Если опять же принять за основу, что время есть некий поток. Для этого нужно просто «выйти» из временного потока, как на берег реки, а затем «войти» в него заново выше или ниже по течению - это уж кому как нравится…
        Дмитрий замолчал. Затем, взяв в руки бокал, медленно поднес его к губам и сделал глоток. Марго и Фимка последовали его примеру.
        - Но при чем здесь факен айфон?! - вдруг воскликнул Фимка, ставя свой бокал на стол. Фраза у него получилась неожиданно громкой.
        За соседними столиками на них неодобрительно покосились.
        - Вот тут, Фима, когда кругом американские уши, как раз надо бы по-русски, - поморщился Дмитрий.
        - Сорри, - извинился Фима, - так при чем здесь айфон?
        - Ну, на это мы, пожалуй, ответить не сумеем, - вздохнул Дмитрий, - хотя я думаю, айфон тут абсолютно ни при чем. Просто у него есть функция в календаре, в виде «колеса времени», что эта аномалия и решила использовать.
        - Эй, аномалия, - погрозила в окно Марго, - ты зачем чужими мобильниками пользуешься?!
        Все рассмеялись, что немного разрядило обстановку.
        - Пошли покурим, - поднялся из-за стола Дмитрий, - дождь вроде закончился.
        Отель, в который попали ребята благодаря стараниям нью-йоркского друга Дмитрия, и сам был местной достопримечательностью. Построенный в стиле швейцарского шале, из гладкоотесанных бревен, он, как орлиное гнездо, пристроился на самом краю утеса. Территория отеля включала в себя довольно значительную часть побережья с пляжем, тропинками для прогулок, смотровыми площадками и специально отведенными местами для барбекю и пикников. Практически отовсюду открывался удивительный вид на залив и океан. Что было особенно ценно для ребят - на другой стороне залива и тоже на утесе горделиво высился форт Росс.
        Уже стемнело. Фонари освещали мокрую гальку автостоянки перед гостиницей, почти полностью забитой машинами. В пятницу, под конец недели, отель заполнился еще и местными, которые всеми семьями приехали провести время в живописном месте, посидеть в прекрасном ресторане отеля и насладиться местным вином, которое поставлялось в ресторан из соседнего виноградника. Ребята вышли на веранду и на минуту невольно замерли, пытаясь впитать в себя красоту и очарование этого места.
        - Ну что, давайте анализировать, - давая прикурить Марго и затем прикуривая сам, начал Дмитрий. - Итак, с чего все начиналось?
        - Ну что, ну это… Пыхнули… - неуверенно протянул Фимка.
        - Да ну тебя! - почему-то с нескрываемым раздражением оборвала его Марго. - Пыхнули да пыхнули! Заладил! Тебе-то точно не надо было! Сначала электричеством в воздухе запахло, вот как все началось, - обернулась она к Дмитрию.
        - Электричество не пахнет, - обиделся Фимка.
        - Не электричество пахнет, а озон. Перед грозой, в перенасыщенной электричеством атмосфере, молекулы кислорода превращается в молекулы озона, - не преминул уточнить Дмитрий. - Ну-ну? Дальше…
        - Ну, и потом к-а-к… - Марго защелкала пальцами, подбирая слово.
        - «Звезданет», - с надеждой вставил Фимка.
        - Во-во, именно что «звезданет»! - сменила на этот раз гнев на милость Марго. - Ну и вы, Дмитрий Сергеич, засветились.
        - Ага, прям, блин, синим пламенем, - захихикал приободрившийся Фимка.
        Дмитрий вдруг рассмеялся.
        - Я просто вспомнил, какие у вас лица были, когда я вернулся, - в ответ на вопросительные взгляды пояснил он и попытался изобразить сначала Фимку, а потом Марго. Получилось действительно смешно. Однако этот скорее нервный, чем веселый смех быстро затих. До сознания во всей полноте дошло значение слова «вернулся».
        - Кстати, - встрепенулась Марго, - а почему ты говоришь «вернулся», Дим?
        Наверное, от волнения, она впервые назвала его по имени и на «ты». Сам не понимая почему, Дмитрий это сразу отметил и молча взглянул на девушку. Марго пытливо смотрела ему в глаза, ожидая ответа.
        - Как я уже вам говорил, - точно нерадивым ученикам, вздохнув, опять стал объяснять Дмитрий, - перемещение было явно спровоцировано айфоном, который по непонятным причинам, под воздействием чего-то, вдруг отреагировал на дату в календаре. Я говорю «вернулся», потому что я видел форт Росс…
        - Ну и что, я тоже его видел, - недоуменно переводя взгляд с Дмитрия на Марго, вставил Фимка, - сегодня днем. Мы его проезжали.
        - Да нет, Фима, я видел тот форт Росс! - с жаром произнес Дмитрий и, подумав, добавил: - Каким он был сто восемьдесят восемь лет назад!
        Ребята молча смотрели на Дмитрия. Фимка открыл было рот, чтобы что-то спросить, но Марго его опередила.
        - А откуда такая точность? - недоверчиво спросила Марго. - Почему вы думаете, что именно сто восемьдесят восемь лет?
        - Да потому, что я запомнил дату на телефоне - 14 июня 1820 года, - просто ответил Дмитрий.
        На веранде опять повисла пауза. Наконец Фимка, тряхнув головой, повернулся к Марго.
        - Маргош, дай сигаретку!
        Марго молча достала и протянула ему сигарету, не отрывая глаз от Дмитрия. И тут Фимка задал вопрос, который давно уже висел в воздухе:
        - Дмитрий Сергеевич, если так, значит это можно повторить! Хотя бы ради эксперимента, а?
        Дмитрий не ответил, задумчиво глядя в ночное небо.
        - А раз так, - продолжал вслух рассуждать Фимка, - то…
        Он вдруг резко соскочил с перил веранды, на которые только что уселся.
        - Идея! Дим, ты ведь одетый вернулся, а не как Терминатор, голый…
        - Ну и? - недоуменно посмотрел на него Дмитрий.
        - Да блин, это же значит, что в этот, как его, временной портал можно затащить все, что имеет контактную связь с носителем!
        - И что? - посмотрела на Фимку Марго, во взгляде которой засветился неподдельный интерес.
        - Ха! - Фимка торжествующее поднял палец к верху. - Так ведь можно взять с собой камеру!!!
        Марго, расплываясь в улыбке, повернулась к Дмитрию.
        - А ведь правда, Дмитрий Сергеич! И камеру, и нас. Мы вам такого материала наснимаем, что не только «Оскара», но и Нобелевскую премию можно будет получить!
        Оба восторженно-выжидательно уставились на Дмитрия, но его эта идея почему-то не особенно впечатлила. Он продолжал стоять, облокотившись на перила и задумчиво крутя в руках телефон.
        - Может, и можно, только… Батарея моментально выходит из строя… - без всякой видимой связи вдруг сказал Дмитрий. - Можно что-нибудь покруче взять… Покруче камеры, я имею в виду… Например…
        Но договорить Дмитрию не дали. Открылась дверь, и на веранду вывалилась веселая компания. Разогретые ужином, вином и камином, счастливые постояльцы отеля моментально заполнили собой все пространство вокруг. Какой-то молодой человек с короткой стрижкой, довольно нагло окинув взглядом Марго, попросил сигарету. «Солдафон… - давая ему прикурить, подумал про себя Дмитрий, - в увольнении… Баб, наверное, давно не видел, вот и пялится».
        - Так, всё! Спокойной ночи, - скомандовал Дмитрий, направляясь ко входу в отель. - Мне надо поработать…
        - Ну, Дмитрий Сергеич, - раздался за его спиной дуэт возмущенных голосов, - мы же не договорили!
        - Завтра договорим, - отмахнулся Дмитрий на ходу. Вдруг, что-то вспомнив, он обернулся.
        - Марго, а ты свою солнечную батарею для зарядки плеера взяла?
        - Взяла, - пожала плечами Марго.
        - Ну, вот и умница. Надо еще проверить ее на вес, - задумчиво проговорил Дмитрий и уже на лестнице добавил, повернувшись к ребятам: - Ну, все. Пока! Си ю туморроу!
        И больше не оборачиваясь, Дмитрий бегом взлетел по лестнице на второй этаж и скрылся в номере.
        - Дай еще сигаретку, - со вздохом ткнул Марго в бок Фимка.
        В ответ вместо «сигаретки» он получил неуловимо короткий тычок куда-то в район солнечного сплетения.
        - Ты че? - хватая ртом воздух, охнул Фима.
        - Во-первых, научись сперва с женщинами обращаться, - даже не глядя на него, отрезала Марго, - а во-вторых, свои надо иметь.
        И не проронив больше ни слова, Марго, встряхнув волосами, гордо проследовала в отель.
        - That’s what I call legs![3 - Вот это я понимаю ноги! (англ.)] - с бесцеремонным восхищением проводил ее взглядом вновь появившийся вояка.
        Цокнув языком, он по-компанейски подмигнул Фимке. Но тот разговор с наглым незнакомцем поддерживать не захотел и, хмуро окинув его взглядом, вслед за Марго скрылся в гостинице.
        В гостиничном номере царил полумрак. Освещалась комната только экраном компьютера, за которым сидел Дмитрий. Двуспальная кровать его так и осталась застеленной. Рядом, на ночном столике, лежал подключенный к зарядному устройству айфон. На гостиничных часах у изголовья кровати светились красные цифры. Было 3:37 утра…
        Наконец Дмитрий откинулся на стуле и потер уставшие глаза. На экране компьютера была открыта интернет-страница с историей форта Росс.
        «А почему бы и не попробовать?» - резонно подумал про себя Дмитрий и, поднявшись, подошел к ночному столику. Взял в руку айфон, нажал кнопку включения. Батарея была полностью заряжена, и экран приветливо засветился.
        Глава шестая
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс
        За столом офицерской казармы, накинув на плечи мундир лейтенанта российского военно-морского флота, сидел Дмитрий Завалишин. Казарма была пуста. Завалишин сидел перед огромным самоваром и ждал, когда тот закипит. Самовар старательно пыхтел и посвистывал, всем своим видом давая понять, что это вот-вот произойдет. На столе перед ним лежал каравай хлеба, а на глиняных тарелках была разложена картошка, кукуруза, помидоры и лук. Огромная закупоренная «четверть» слегка мутной жидкости стояла тут же. От нечего делать молодой человек разглядывал свое отражение в до блеска начищенном самоваре.
        Настроение у него было, мягко говоря, неважное. И главное, что винить в этом, кроме самого себя, было некого. Всю свою сознательную жизнь Завалишин мечтал побывать в Русской Америке и особенно в Калифорнии. Поэтому, когда пронесся слух, что шлюп «Ладога» под командованием капитан-лейтенанта Андрея Петровича Лазарева готовится для похода вокруг света, Завалишин возликовал. Эта экспедиция, как и все российские морские кругосветные плавания, начиная с экспедиции Крузенштерна, снаряжалась на деньги Российской Американской компании, и у Завалишина были все основания полагать, что его прошение не будет отклонено. Так и оказалось. Пришлось, правда, прибегнуть к ходатайству отца, генерал-майора, который лично был знаком с графом Мордвиновым, начальником Адмиралтейств-коллегии, но именно на это молодой Завалишин и рассчитывал, взвешивая свои шансы.
        Николай Семенович Мордвинов, обладавший в придачу еще и неограниченными связями в руководстве компании, решил вопрос положительно в течение одного дня. Более того, он не просто удовлетворил просьбу молодого человека принять участие в экспедиции, но и, наслышанный об уникальных способностях Завалишина, назначил его помощником навигатора и командиром отряда гардемаринов - старшекурсников Морского корпуса, отправлявшихся с «Ладогой» на практику.
        Согласитесь, если мечта жизни осуществляется, когда вам не исполнилось и двадцати, то сама собой напрашивается мысль, что с фортуной вы находитесь в особых отношениях.
        По прибытии шлюпа в Новоархангельск на Аляску Баранов, бессменный правитель Русской Америки, упросил Лазарева сделать рейс в форт Росс, с целью доставки сменщиков-алеутов в артель по добыче морского бобра. Калифорния так пленила Завалишина, что он вызвался остаться и подождать возвращения «Ладоги», когда она ляжет на обратный курс домой, в форте Росс…
        И вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Коварный Кусков, воспользовавшись его, Завалишина, добротой, собрался оставить крепость на его попечение, в то время как сам, практически со всем личным составом, отбывал в Сан-Франциско по приглашению испанского коменданта дона Луиса де Аргуэльо. И дело было, конечно, не в новых, временных обязанностях Завалишина, а в том, что он сам мечтал побывать в Сан-Франциско! Когда еще представится такая возможность и представится ли вообще?
        Пресидио Сан-Франциско, охранявшее северную границу испанских владений в Америке, было местом, закрытым для всех иностранцев. Лишь особые добрососедские отношения комендантов двух крепостей, базировавшиеся на общности задач по охране вверенных им владений, позволяли некоторые исключения из правил. От вынужденного трехмесячного сидения в Форте, в ожидании возвращения «Ладоги», молодой человек и так уже порядком одурел. В размеренной жизни русской колонии ничего особенного, требовавшего от Завалишина если не героизма, то хотя бы находчивости, не происходило. Рабочие-индейцы прекрасно знали свои обязанности по сельхозработам, а алеуты-артельщики, бившие морского бобра, днями пропадали в море.
        Завалишин угрюмо глядел в окно на крепостной двор. Вся деятельность колонии в течение дня проистекала за его стенами - в порту, в мастерских, на складах и плантациях. Кусков с утра уходил на осмотр своих владений. Гардемаринов своих Завалишин отпустил в индейскую деревеньку - пусть познают мир. Сам же понуро сидел, уставившись на опустевший крепостной двор, и мысленно готовил себя к еще большему одиночеству.
        Вдруг некоторая активность под окном привлекла его внимание. Индейские мальчишки пытались отогнать от свиньи с поросятами назойливую шавку. Собачонка, заходясь лаем, пыталась доказать свое грозное превосходство. Свинья, повизгивая, готовилась дать ей отпор. Ребятишки, разделившись на две группы, пытались миром решить проблему. Кто тянул в сторону собаку, а кто пытался отогнать свинью. В конце концов свинья решила дать деру, и собачонка с лаем устремилась за ней. Вскоре вся компания, подняв клубы пыли, исчезла за открытыми настежь воротами форта. На крепостном дворе вновь установилась умиротворенная тишина, нарушаемая лишь визгом пил, доносившимся от строящейся на берегу малой судоверфи. Солнце, казалось, остановилось в зените. Через открытые ворота сверкал вдалеке веселыми бликами бескрайний океан.
        Вздохнув, неуверенной рукой Завалишин поднял бутыль, медленно откупорил и наполнил стакан самогоном.
        - Я вам покажу, как живого человека одного оставлять, - громко пожаловался своему отражению в самоваре Завалишин. - К гишпанскому команданте в гости, понимаешь. Причем со всем гарнизоном! А я тут за всех отдувайся.
        Лейтенант в сердцах стукнул о самовар яйцо и принялся его чистить.
        - Никак нельзя, Дмитрий Иринархович, крепость без офицера оставлять, - явно кого-то имитируя, продолжал обвинительную речь Завалишин. - Вот и я говорю - разве можно объект без присмотра оставлять? На одних индейцев! Пусть и своих?! Понимаешь… А ты это понимаешь? - против всякой логики вновь обратился Завалишин к своему отражению.
        Не получив ответа, он поднял стакан с мутноватой жидкостью и с видимым отвращением поднес ко рту.
        - А случись что? - патетически спросил самого себя Завалишин. И так как ответа опять не последовало, он наконец влил в себя самогон. Не весь, правда. Для молодого человека, особо не увлекавшегося алкоголем, это оказалось непосильной задачей.
        Крякнув, Дмитрий Иринархович поставил стакан на стол и быстро затолкал в рот яйцо. Когда дыхание восстановилось и слезы на глазах высохли, Завалишин вдруг громко икнул. Затем, пьяно пошатываясь, приподнялся с табурета, высунулся в окно и суровым взглядом окинул пустой двор.
        - Аге-ей!!! Глядите вы у меня! - зычно крикнул он непонятно кому. Показавшаяся было в воротах свинья с поросятами, которая с победой возвращалась домой, тотчас снова исчезла, справедливо решив, что сегодня все-таки не ее день. Завалишин еще раз икнул и, удовлетворенно плюхнувшись обратно на табурет, со вздохом уставился в недопитый стакан.
        Глава седьмая
        Наше время. Калифорния. Номер отеля
        Дмитрий медленно набрал на айфоне дату «14 июня 1820 года». Встав зачем-то посередине комнаты и замерев, как перед прыжком в воду, он закрыл глаза. Затем вытянул руку, в которой был зажат телефон, и, набрав в легкие воздуха, нажал на кнопку.
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс
        Завалишин уже широко открыл рот, нависнув над стаканом и готовясь «принять» его разом и до дна, как вдруг боковым зрением заметил, что за окном что-то изменилось. Молодой человек повернул голову, посмотрел во двор - да так и замер с разинутым ртом. Посреди крепости откуда ни возьмись стоял совершенно незнакомый мужик чрезвычайно странного вида. Ошалело поводя головой, он что-то держал на вытянутой руке. Небольшой предмет излучал голубоватое свечение. Приблизив эту штуковину к лицу и что-то поколдовав над ней, мужик вновь вытянул руку, зажмурил глаза и… пропал.
        Завалишин опять громко икнул. Стакан в его ладони покачнулся, расплескивая по столу самогон. Но Дмитрий Иринархович этого не заметил.
        Наше время. Калифорния. Номер отеля
        Дмитрий открыл глаза. Увидев знакомые стены гостиничного номера, он от радости запрыгал не месте.
        - Получилось, получилось!!! - как ребенок скакал Дмитрий по номеру. - Стоп, сколько на это ушло? - вдруг оборвал он себя. И, поднеся к глазам айфон, удовлетворенно добавил: - Ага, осталось чуть больше половины батареи. Неплохо.
        В счастливом изнеможении Дмитрий повалился на стул. Затем, вскочив, подбежал к стенному шкафу и, широко распахнув его, вытащил огромный полуоткрытый кофр с аппаратурой. Наспех застегнув молнию, он вновь замер посередине комнаты в своей уже опробованной позе. В одной, вытянутой руке телефон, в другой - кофр с аппаратурой. В следующее мгновение его в номере уже не было.
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс
        Завалишин сидел в прежней позе и застывшим взглядом смотрел перед собой. Наконец, очнувшись от оцепенения, лейтенант начал медленно и плавно подносить злосчастный стакан ко рту. При этом он не мигая глядел во двор. И все равно пропустил момент материализации мужика - мигнул, что ли?
        Мужик теперь стоял посреди двора с огромным саквояжем неизвестного Завалишину предназначения. Дальше все повторилось как и в прошлый раз. Постояв несколько секунд, мужик вновь прямо на глазах, как мираж, растаял в воздухе.
        Дмитрию Иринарховичу вдруг стало очень холодно. Он никогда не думал, что от холода тоже потеют. Только, как оказалось, очень липким потом.
        Наше время. Калифорния. Номер отеля
        Дмитрий был счастлив, как ребенок.
        - Значит, Фимка был прав! Можно протащить в портал все что угодно, - сам с собой громко разговаривал Дмитрий. - Или не совсем?
        Тут ему пришла в голову новая идея. Он подскочил к кофру и начал судорожно в нем рыться. Наконец нашел то, что искал, - раскладную, как записная книжка, солнечную аккумуляторную батарею для зарядки телефонов и плееров.
        Сунув батарею в карман, схватив телефон и даже не закрыв за собою дверь, Дмитрий выскочил из комнаты.
        Фонарь, освещая забитый машинами паркинг, одиноко горел перед отелем. Оглушительно гремели цикады. Дмитрий, поеживаясь от утренней прохлады и хрустя галькой, подошел к своей арендованной «Тойоте». Оглянувшись на темные окна спящего отеля, он одной рукой взялся за ручку дверцы, а другую уже привычным жестом вытянул перед собой. И, замерев на секунду, нажал заветную кнопку.
        Машина осталась стоять, как и стояла. Рядом с ней никого не было.
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс
        За столом, напрочь забыв о недоеденном яйце и недопитом самогоне, сидел совершенно несчастный бравый лейтенант Завалишин. Прикрыв веки, он раскачивался из стороны в сторону. «Так вот что значит „допиться до чертиков“, - печально размышлял Дмитрий Иринархович. - Только одни, вон, всю жизнь пьют, и ничего, а за мной, значит, после первой пришли!»
        Как бы в подтверждение его слов «черт» появился опять. Только уже без адского своего саквояжа, а налегке и в очень странной позе: на полусогнутых ногах и с вытянутой в сторону рукой - точно держался ею за невидимую оглоблю. «Эк его, несчастного, под светом Божьим-то корежит!» - догадался Завалишин.
        «Не так страшен черт, как его малюют», - всплыла в мозгу лейтенанта мудрая поговорка. «Черт», который действительно был совсем не страшный, не обращал никакого внимания на оцепеневшего в окне Завалишина. Повертев по сторонам головой, он вдруг молвил человеческим голосом: «Понятно!» - и вновь растворился в воздухе.
        Дмитрий Иринархович аж прослезился.
        - Да понятно, понятно. Все мне понятно!
        С этими словами, уронив на ходу табурет, Завалишин повалился на колени и начал истово креститься на образа в углу избы:
        - Матушка, Пресвятая Богородица! Прости! Вот те слово - более ни-ни!
        Припечатав клятву глухим ударом лба об пол, Завалишин замер перед иконами в земном поклоне. Выгнутая коромыслом спина его мелко подрагивала.
        Глава восьмая
        Декабря 13-го, лета 1825-го. Санкт-Петербург. За день до восстания
        Из-за стола, воспользовавшись паузой, поднялся Сергей Семенович Уваров. Несмотря на молодость, красавец-граф, которому было в то время не многим более двадцати шести лет, слыл при дворе одним из самых завидных женихов. Однако обладатель несметного состояния, председатель правления Коммерческого банка и член совета директоров Российской Американской компании опутать себя узами Гименея не спешил. «Пока есть силы, - любил повторять граф, - надобно послужить Отечеству!» Этим он доводил девиц на выданье до истерики, а среди мужей государственных снискал себе славу чрезвычайно положительного и одаренного молодого человека. Правда, как и во все времена, «служение Отечеству» понималось по-разному.
        - Ну что ж, господа, будем подводить итоги, - наслаждаясь вниманием высокого собрания, начал граф. - Судя по дивидендам Коммерческого банка, полученным по вкладам в компанию за истекший год, состояние дел критическое. Если нам не удастся вернуть государственную политику на курс императора Павла, все наши усилия будут напрасны. Несмотря на то, что именно Российская Американская компания финансировала все кругосветные экспедиции, чего нам удалось добиться? Чтобы на наших судах плавали морские военные офицеры и это засчитывалось в общий стаж их службы? Но этого чрезвычайно мало! Где государственная поддержка колоний, какую мы видим в других странах?
        Граф простер руку к огромной карте мира, где штриховкой были отмечены земли, либо принадлежавшие Российской Американской компании, либо входившие в зону ее интересов.
        - Политика Министерства иностранных дел просто пугает. Такое впечатление, что последнее время Россию больше волнует позиция Англии или Австрии, а не своя собственная! Уверяю вас, господа, наши славные дела не останутся в истории, если мы не удержим Русскую Америку. Но и содержать ее, - граф сделал многозначительную паузу, - в положении, когда наши враги в ближайшем окружении императора проводят международную политику, гибельную для российских тихоокеанских колоний, гибельную для интересов компании, извините, становится просто нерационально. Я, конечно, патриот, но я еще и банкир, - лаконично закончил свою речь Уваров.
        - Я читал проект лейтенанта Завалишина и доклад барона Штейнгеля. Чрезвычайно интересно, - вдруг ни с того ни с сего вставил Мордвинов. - Присоединение Калифорнии… Хм! Ну да - укрепление и расширение наших владений в Калифорнии необходимо в первую очередь нашим же владениям на Аляске, на Камчатке и Сахалине…
        - Если бы в свое время правительство поддержало наши действия на Сандвичевых островах, - подал голос Куракин, - то Куайское королевство, а может, и Гавайское были бы сейчас в составе России!
        - Еще не поздно отыграться на Калифорнии, - подал голос молчавший все это время Косков.
        - Из всего вышесказанного следует, - подвел итог с печальной улыбкой Рылеев, - что у сегодняшнего правительства России и руководства нашей компании где-то разошлись дороги. Без свободы перемещения рабочей силы и отмены закрепощения мужика Америки нам не поднять!
        Кондратий Федорович обвел собравшихся своим цепким взглядом.
        - Так что, господа?
        - Что же… Пусть военные выступают… - ответил за всех Сперанский. - Не мешайте им, Кондратий Федорович. Только надо, наверное, отправить депешу Петру Игоревичу, - добавил он, обводя присутствующих взглядом. - Все-таки правитель колоний должен знать о принятом нами сегодня решении.
        Предложение это не вызвало за столом ни поддержки, ни возражений. Все прекрасно понимали, что отчет о сегодняшнем заседании правления компании Петр Игоревич Чистяков, заступивший недавно на пост правителя Русской Америки взамен ушедшего в отставку Баранова, получит в лучшем случае месяца через три. Когда события, которые обсуждались сегодня, будут уже давно свершившимся фактом.
        - Я предварительно писал его превосходительству господину Чистякову, - с готовностью вставил Рылеев. - В связи с недавним приемом в свое ведение дел колоний он всецело доверяет нам, к каким бы решениям мы ни пришли.
        - Ну и замечательно, - поднимаясь из-за стола и вновь глядя на свои роскошные часы, заявил Мордвинов, - а ваша задача, Кондратий Федорович, будет состоять в том, что в случае… Ну, да вы сами понимаете… Чтобы никому и в голову не пришла мысль об участии в этом компании… Ни завтра, ни через месяц, ни через сто лет, ни через двести! Вы меня поняли?
        Мордвинов щелкнул крышечкой часов, как бы подчеркнув важность сказанного.
        - Я сделаю все, что в моих силах, ваша светлость, - просто ответил на это Рылеев.
        Граф пристально посмотрел Рылееву в глаза и молча кивнул. Похоже, ответом он остался доволен. Считая совещание оконченным, гости задвигали стульями, поднимаясь из-за стола.
        Никто из присутствующих и не подозревал, что для многих из них это заседание станет последним. Эти умные, властные, дельные люди, действительно цвет нации, пока не догадывались о той роли, которая была им уготована историей. Пройдет совсем немного времени, и царь Николай I, благодаря своей хитрости и уму вышедший победителем, назначит многих из них судьями в процессе над людьми, которые навсегда войдут в историю России под именем декабристов. Сперанский, например, будет подписывать осужденным смертные приговоры, а Мордвинов, отдадим ему должное, постарается смягчить наказание. Его стараниями практически все казни будут милостиво заменены высочайшим повелением на пожизненную ссылку и каторгу. Да и их впоследствии сменят более короткие сроки и относительная свобода на поселениях. После казни зачинщиков Николай как будто потеряет интерес к процессу. А среди пятерых повешенных окажется Кондратий Федорович Рылеев, управляющий делами Российской Американской компании.
        Мордвинов и Сперанский, взявшись под руки, направились уже было к двери, как она отворилась сама и в комнату вошел отлучавшийся на звон колокольчика столоначальник компании Орест Михайлович Сомов. Он был смертельно бледен и сильно взволнован, чего ему не удавалось скрыть.
        - Господа, я бы попросил всех задержаться… - выдавил из себя Сомов.
        - Боже мой! Что с вами, любезнейший Орест Михайлович?! - обеспокоенно воскликнул Мордвинов. - Уж не призрак ли какой вам там привиделся?
        Граф, разумеется, шутил, стараясь разрядить обстановку, ставшую вдруг напряженной. Но Сомов шутки его не понял или не принял. Он продолжал закрывать спиной и растопыренными руками огромную двустворчатую дверь с позолотой, будто и впрямь ожидая, что сейчас в комнату начнут ломиться гости из преисподней. По крайней мере, именно это можно было прочитать на его испуганном бескровном лице.
        - Кто знает, граф… Может, вы и недалеки от истины, - хриплым голосом произнес Сомов. - Господа, я бы попросил вас задержаться. А вас, Кондратий Федорович, милости по… попрошу выйти. Вас… Вас ждут-с.
        Все повернулись к Рылееву. Тот несколько озадаченно посмотрел на Сомова, но, показывая пример невозмутимости и умения владеть собой, спокойно положил бумаги на стол и твердым шагом направился к выходу.
        Глава девятая
        Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс»
        На залитой солнечными лучами площадке утеса, над мерным рокотом прибоя Великого океана сидела Марго, замерев в позе «лотоса». Высоко в небе парил орел, величаво оглядывая свои обширные владения: берег, изрезанный бухтами и ощетинившийся вековыми соснами, серпантин дороги вдоль моря, устье реки, впадающей в океан, и мост, который соединял ее берега.
        От шоссе тоненьким ответвлением бежала к отелю, живописно расположившемся на берегу, подъездная дорога. С высоты птичьего полета отель казался игрушечным теремком. И уж совсем крошечной была одинокая девичья фигурка, сидевшая на самой кромке скалы.
        Подставив лицо лучам утреннего солнца, Марго, казалось, целиком слилась с окружавшей ее природой. На девушке было некое подобие шелкового кимоно. Тонкую талию стягивал черный пояс.
        Наконец девушка медленно открыла глаза, поднялась на ноги и широко раскинула в стороны руки. Ветер тут же любовно овеял ее стройный стан. Сначала очень размеренно, а потом все быстрей и быстрей девушка начала выполнять упражнения. Серия плавных широких движений сменялась резкими выбросами рук и ног, наносящих невидимому противнику смертоносные удары. Постепенно ритм ускорялся, движения становились все сложней. Но «танец» Марго оставался безупречен. Он назывался «танец Огненного дракона». Стремительно летали руки и ноги, лишь на миг застывая для фиксации удара. Разворот, кувырок вперед, прыжок, молниеносная группировка при приземлении - и вот снова грозная воительница застыла, балансируя в немыслимой позе, действительно напоминавшей изготовившегося для броска дракона.
        По тропинке, ведущей от отеля, до пояса раздетый и с полотенцем через плечо, к утесу приближался Фимка. Резво, как горный козел, он прыгал по камням, а на лице его сияла счастливая улыбка. Довольно точно выводя мелодию, он насвистывал песенку: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер…»
        Вдруг, будто налетев на невидимый столб, парень замер как вкопанный. Его взору открылась почти языческая сцена - в вихре немыслимого танца на площадке перед обрывом крутилась обнаженная по пояс Марго. Верхнюю часть кимоно, чтобы не стеснять движений, она уже сбросила с плеч, а широкие шелковые штаны были задраны вверх и заткнуты по бокам за пояс, открывая стройные загорелые ноги. Знаменитая татуировка Марго как будто ожила! Змей-дракон двигался и извивался в ритме смертоносного танца на лоснящейся от пота коже девушки.
        Фимка так и застыл с открытым ртом, не смея пошевелиться. Он во все глаза смотрел на девушку, боясь нарушить миг ее полного, трансцендентального единения с океаном, солнцем, небом, ветром, землей. На лице его заиграл все расширявшийся румянец, а из глаз заструилось неподдельное восхищение.
        Наконец Фимка не выдержал и громко сглотнул. Хрустнула под его сандалетом предательница-галька и… ему даже показалось на миг, что замерло все, даже ветер!
        Марго резко остановилась и, развернувшись, вперила гневный взгляд в пришельца. Что-то было в ее взгляде такое, что все слова застряли у Фимки в горле. Наконец взгляд Марго, будто выйдя из транса, слегка потеплел. В нем, как показалось Фимке, даже появились знакомые озорные искорки. Нисколько не смущаясь и даже подчеркнуто медленно, Марго по-кошачьи выгнулась, натянула на плечи кимоно, опустила штанины и, подняв с земли покрывало, с ехидной улыбкой двинулась навстречу Фимке. Девушка шла, демонстративно покачивая бедрами, как манекенщица на подиуме. Фима моментально и совершенно некстати вспотел. Стоя посреди тропинки, он с нескрываемым восхищением взирал на Марго.
        Осознавая свою полную над ним власть, сравнимую с властью удава над кроликом, Марго почти вплотную приблизилась к зардевшемуся Фимке. На какой-то миг молодому человеку даже показалось, что его сейчас поцелуют. Упиваясь своим полным гипнотическим контролем, Марго приблизила губы к полуоткрытому Фимкиному рту. Чтобы не рухнуть в обморок, Фима закрыл глаза.
        - Закрой рот, гланды простудишь, - прошептала ему в ухо Марго и, весело расхохотавшись, обогнула стоявшего столбом Фимку и легко побежала вверх по тропинке.
        Фимка пылал, как маков цвет, но сдаваться было нельзя.
        - Марго!.. Марго! - крикнул он вслед удалявшейся девушке.
        - Ну, чего тебе? - смеясь, обернулась к нему Марго.
        - Марго, - начал было Фима, но слова, способные выразить его чувства, никак не складывались в предложение. Наконец, тряхнув головой, Фимка выдавил:
        - Так ты у нас - что? Это… Ну как его… маршал артс?!
        И Фимка для убедительности помахал в воздухе руками, имитируя движения карате.
        - Иди уже в номер, «маршал артс», - сочувственно усмехнулась Марго, - собираться пора.
        Но Фимка уже оправился от первого шока. Напустив на себя бравый и независимый вид и подпустив в голос басу, он заявил:
        - Сейчас, вот только искупнусь и - мигом!
        - Эх ты, жертва американского географического кретинизма! Чему вас тут только в школах учат. Ты хоть знаешь, что вода здесь - девять градусов!
        Но отступать Фимке уже было некуда. Он небрежно перебросил полотенце с плеча на плечо.
        - Так и что?! - без всякой уверенности начал молодой человек. - Вот у нас в Одессе, когда я был маленький…
        Но Марго уже бежала дальше вверх по склону и отмахнулась от Фимки, как от назойливой мухи.
        - Смотри, не отморозь себе кое-что, одессит! - бросила она ему напоследок.
        Вскоре Марго скрылась из виду. Фимка с понурым видом начал было спускаться вниз, к кромке прибоя. Но затем, резко развернувшись, побрел обратно к отелю. Желание купаться как-то само собой улетучилось.
        Если бы Фима чуть поторопился, то, наверное, к немалому своему удивлению, обнаружил бы, что несмотря на субботу, в это раннее утро в отеле не спал по крайней мере еще один человек. На балконе своего номера в джинсах и майке навыпуск сидел вчерашний коротко остриженный молодой мужчина и, не отрывая глаз от маленького цифрового бинокля, следил за происходящим на берегу. Наконец на дорожке отеля показалась Марго.
        По утрам, очевидно, незнакомец к «солдафонским» выходкам и шуткам был не расположен. Хотя они с Марго оказались один на один на территории спящего отеля, он, оставаясь абсолютно серьезным, предпочел укрыться в глубине балкона, где сел на маленький плетеный пластиковый стул и загородился газетой.
        Когда звук шагов Марго смолк, молодой человек встал, отложил газету и вошел в свой номер, плотно притворив за собой балконную дверь.
        Глава десятая
        Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс». Продолжение…
        Было уже позднее утро, когда Марго и Фимка, одетые так, будто собрались в поход, с рюкзаками за плечами, постучались в дверь номера Дмитрия. С первого же взгляда было видно, что Дмитрий провел бессонную ночь. Но двухдневная небритость его не портила, а глаза даже светились каким-то глубоким внутренним светом. Дмитрий широко распахнул дверь, окинул ребят взглядом с головы до ног, хмыкнул и вернулся к своему раскрытому компьютеру, не проронив ни слова.
        - Понятненько, - обведя комнату быстрым взглядом, сделала для себя какой-то вывод Марго. Не дожидаясь особого приглашения, она оставила свой мешок у двери и прямо с ногами плюхнулась на кровать.
        - А чего? - наивно спросил Фимка, аккуратно пристраиваясь на краешек кровати.
        - Есть первые экспериментальные данные, - не отрываясь от компьютера, произнес Дмитрий.
        - По поводу? - не понял Фимка.
        - По поводу перемещения предметов во времени и пространстве, - подпустив изрядную долю язвительности, ответил Дмитрий.
        - Значит, вы без нас… - сразу догадалась Марго.
        - Да ладно вам, - устало отмахнулся Дмитрий. - Разведка боем, так сказать…
        - Ну, и чем закончился бой? - стараясь скрыть разочарование, продолжала Марго. - По вашему виду, он вас явно утомил. Зря нас на помощь не взяли.
        - А вот чем… - Дмитрий наконец повернулся к ребятам.
        Марго сидела с надутым видом, Фимка тоже казался понурым.
        - Я тут прикинул кое-что, - начал Дмитрий, решив не придавать настроению ребят большого значения. Он и сам чувствовал себя немного виноватым в том, что не дождался их для своих экспериментов. Но что поделать, где-то глубоко внутри он именно себя чувствовал хозяином сложившейся ситуации.
        - При временном переходе вес транспортируемого предмета, по-видимому, не должен превышать веса главного носителя…
        - Эй ты, предмет, - обернулась к Фимке Марго, - если ты тяжелей Дмитрия Сергеевича - дома останешься!
        Фимка только несчастно вздохнул и ничего не сказал.
        - В общем, не знаю, - продолжал Дмитрий, - это надо еще проверить, но машину, по крайней мере, с собой протащить не удалось…
        - Ого! - присвистнул Фимка. - Вы уже и это успели проверить?!
        Марго же это сообщение почему-то страшно обрадовало.
        - А все остальное, значит, можно! Ух ты, здорово! Жалко, правда, что машину нельзя, а то клево было бы на джипе в тот Сан-Франциско вкатиться.
        - Ага, - подхватил Фимка, - и Резанова с Кончитой по окрестным горкам покатать!
        - Думаю, они бы не отказались, - тоже усмехнулся Дмитрий, - но для такой прогулки пришлось бы запрыгнуть подальше в прошлое. В те годы, когда здесь Николай Петрович Резанов вершил дела, форта Росс еще не построили…
        - Ну и что?! Зато бы с Резановым познакомились! - как маленькая девочка, запрыгала на кровати Марго.
        Дмитрий на секунду задумался.
        - Может, еще и познакомимся, но позже. Я тут кое-что посмотрел, в архивах порылся и нашел очень интересный год, когда много всякого происходило здесь в Русской Америке. Для современников, наверное, это было незаметно. Но теперь, оглядываясь из будущего…
        Дмитрий снова умолк и погрузился в мысли.
        - Теперь, оглядываясь из будущего… - не дала ему отвлечься Марго.
        - Да нет, ничего. Это я так, - согнал с себя задумчивость Дмитрий.
        Марго даже подскочила на кровати.
        - Не, ну Фим, хоть ты скажи ему, что для женщины начать и… не кончить, это как мужчине… э-э-э… - Она в возмущении опять защелкала пальцами перед носом у Фимы.
        - …в тисках палец зажать? - с готовностью подсказал Фима.
        На секунду во взгляде Марго мелькнуло даже нечто похожее на одобрение.
        - Во-во, точно - палец! - продолжала изображать праведный гнев девушка.
        Дмитрий вскочил со стула и зашагал по комнате.
        - Вы что, думаете, я от вас что-то скрываю? Да не скрываю я от вас ничего! Наоборот! Я вслух думаю. Я и сам ничего не понимаю! Почему, например, произошло то, что произошло? Если, как известно, случайностей не бывает, то я хочу знать, с какой целью у меня в руках оказались эти возможности. И почему именно я?!! Почему не… кто-то другой?! И… что я должен с этим делать?!
        Дмитрий на секунду остановился, чтобы перевести дыхание. В комнате повисла тишина. Потом он повернулся и уставился в окно. Ребята сидели молча, не отрывая от него взгляда.
        - Я так думаю, что это неспроста, - наконец изрек Фима.
        Марго презрительно фыркнула, но Дмитрий, не замечая, продолжал глядеть в окно.
        - Я говорил вам, что в последнее время мне часто снились сны… Про Русскую Америку, Калифорнию, про Шелихова, Резанова, Баранова и Кускова, про российскую внешнюю политику, связанную с нашими колониями в Америке, про Российскую Американскую компанию… Почему, почему мы здесь не остались? Что-то в официальной версии - пришли, посмотрели: «а, фигня, на Рязанщине милее» - и ушли - не укладывается у меня в голове! Я это списывал на то, что слишком глубоко погрузился в материалы, готовясь к фильму. Мне уже стало казаться, что я начинаю сходить с ума! И вот тебе, пожалуйста!
        Дмитрий опять помолчал, а потом добавил:
        - Может, действительно я в некотором смысле избран…
        Дмитрий вдруг застыл, не договорив фразу до конца… Вскрикнув, он обеими руками схватился за голову. Марго и Фимка вскочили со своих мест. Чуть наклонившись вперед, Дмитрий яростно тер глаза.
        - Вспышка! - приглушенно вскрикнул он. - Черт, как больно режет глаза!
        На какое-то мгновение Дмитрию показалось, что он слепнет от нестерпимо яркого солнца. Сердце яростно колотилось в груди, стук копыт отдавался в мозгу. Вдруг конский топот перешел в пронзительный, леденящий душу женский крик и… все оборвалось так же внезапно, как и началось.
        Не веря, что все закончилось, Дмитрий осторожно оторвал руки от глаз. Он тяжело дышал, его подташнивало.
        На ребят было жалко смотреть. На их лицах застыл ужас. Они стояли, боясь шелохнуться.
        - Фу ты, черт! Кажется, отпустило, - пытаясь успокоить их, произнес Дмитрий. - Что это со мной?..
        - Ты чего, Дим? - первым пришел в себя Фима. - Что, сердце?
        - Да вроде нет, сердце в порядке, - не очень уверенно отозвался Дмитрий, открывая, однако, дверь на балкон. - С башкой что-то случилось. Какие-то вспышки в глазах… Странно… Ну, ладно. Давайте правда выйдем, подышим, - с этими словами Дмитрий ступил на балкон. Фимка услужливо подставил ему плетеное кресло, а с Марго разом слетела ее маска независимости. В широко раскрытых глазах девушки светилась неподдельная забота.
        «Какая она трогательная, - подумал про себя Дмитрий, - и классная…»
        Чтобы сгладить ситуацию, он старался выглядеть как можно бодрее, хотя происшествие напугало и его самого.
        - О чем это я?.. Ах, да… Вы просто не представляете, что здесь было тогда! Рай, Эльдорадо - три урожая в год! Фруктовые сады и виноградники! Меховые и кожевенные фактории, и гектары полей хлеба! Судостроительство и торговля пушниной с Китаем. Бюджет Российской Американской компании догонял бюджет всей империи!
        Все еще не совсем отошедшая после случившегося, а потому необычно серьезная, Марго медленно опустилась на стул напротив.
        - Дмитрий Сергеевич, - осторожно произнесла она, - а может, чтобы во всем этом разобраться, вам и предоставила судьба этот шанс? Когда чего-то очень хочешь, говорят, сама Вселенная идет навстречу…
        - Может быть, - просто согласился Дмитрий. - Поэтому ночью я принял решение. Мне больше не интересно снимать кино… Точнее - просто снимать кино. Я хочу понять и, может быть, попытаться что-то изменить…
        - Как изменить, Дим? - вдруг в свою очередь вышел из задумчивости Фима. - Любой школьник, хоть сколько-нибудь разбирающийся в фантастике, знает, что, путешествуя в прошлое, не то что ничего нельзя менять, но лучше даже ни к чему не прикасаться. Иначе можешь нарушить причинно-следственную связь. Порвать тонкую цепочку пространственно-временных событий, ведущую к твоему же собственному рождению.
        Дмитрий одобрительно кивнул головой.
        - Браво! Совсем не плохо. Но это всего лишь одна из теорий, Фима. И к тому же - устарелая. Со времен твоих школьных лет физика ушла далеко вперед. Если все то, о чем мы сейчас говорим, вообще можно отнести к физике… Хотя почему нет? Все знаменитые сумасшедшие, работавшие в этой области, были как раз физиками-теоретиками.
        Марго достала сигареты. Фимка преданным собачьим взглядом уставился ей в глаза. Со вздохом девушка вынула из пачки еще одну и протянула Фиме. Достав из кармана зажигалку, Дмитрий галантно дал ей прикурить. Фимка обслужил себя сам.
        - Так вот, Фима, - продолжал Дмитрий, - современная теория гласит: в момент твоего так называемого вмешательства или воздействия на временной поток, осознанного или нет, течение времени и пространства разделяется. Один поток продолжает свое течение к тому чрезвычайно важному пункту мировой истории, где непременно должен появиться на свет маленький Фима, а вот другой… другой будет уже развиваться совершенно по-новому, учитывая заданную коррекцию. То есть что я хочу сказать? Вмешаться-то можно, а вот изменить историю нельзя! Потому что это будет уже другая история! И каждое новое вмешательство вновь поделит пространственно-временной поток на «запланированное» течение истории и «альтернативное»…
        - Так что же получается, - задумчиво, как бы говоря сама себе, произнесла Марго, - в какой-то «пространственно-временной реальности» динозавры могли и не вымереть?
        Дмитрий весело засмеялся.
        - Вполне возможно, - сказал он, как-то особенно глядя на девушку. - Думаю даже наверняка. Тот пресловутый метеорит, который шарахнул по матушке-Земле шестьдесят миллионов лет назад, был как раз тем самым «внешним раздражителем». Он отколол наш поток реальности от первоначально задуманного. Причем - и вот здесь внимание - где-то существует и «первоначально задуманный»! Вряд ли Вселенная отказала себе в удовольствии продолжить опыт с Землей - планетой динозавров.
        Ребята глядели на весело разглагольствующего Дмитрия, и настроение у них заметно улучшилось.
        - Не хотела бы я оказаться в том пространственно-временном потоке, - улыбнулась Марго. - Даже вместе с вами…
        На балконе повисла пауза. Дмитрий посмотрел на Марго так, будто увидел ее впервые в своей жизни. В каком-то смысле так оно и было. Марго взгляд не отвела, только слегка выпрямилась на стуле.
        - Ну, хорошо, - попытался напомнить о себе Фимка, - предположим, ты прав! А как же мы тогда переместимся именно туда, куда хотим?
        - Я, - продолжая смотреть на Марго, произнес Дмитрий.
        - Что - «я»? - не понял Фимка.
        - Я, - нехотя поворачиваясь к нему, вновь повторил Дмитрий. - Вы, Фима, пока никуда не перемещаетесь.
        - О’кей, хорошо, - раздраженно тыча окурком в пепельницу, вспылил наконец Фима. - Пусть будет - ты! Но кто этим управляет?
        - Мысль, - лаконично ответил Дмитрий.
        Тут уж Фимка и Марго подскочили одновременно.
        - Что??? Чья???
        - Моя, - все так же спокойно продолжал Дмитрий, получая видимое удовольствие от изумления ребят.
        Все снова замолчали. Переглянувшись, Марго и Фимка недоверчиво уставились на Дмитрия, не вполне понимая, шутит он или нет. Но Дмитрий был абсолютно серьезен.
        - Кто-то там, - для пущей убедительности Дмитрий потыкал пальцем вверх, - Бог, Вселенная, Высший разум, называйте как хотите, сути это не меняет, выбирает мессенджера, или посланника, если хотите, для такого вот вида воздействия на материю. При этом телефон лишь вспомогательное приспособление, которое, возможно, всего лишь помогает концентрироваться мысли. Не знаю… Я еще и сам до конца не понял. Знаю только, что я попадаю всегда точно туда, куда хочу… Правда, для этого надо это место очень четко представить и выбрать время…
        - Ну, и какое же время вы выбрали? - от волнения сорвавшимся голосом спросила Марго.
        В ответ Дмитрий лишь широко улыбнулся и, отвернувшись от девушки, уставился вдаль. Океан, как ему и полагалось по названию, был спокоен. Над заливом, плача, носились чайки. От вчерашнего дождя не было и следа. Вдалеке, по другую сторону залива, на высоком утесе как ни в чем не бывало стоял форт Росс.
        - О! Это, друзья мои, было замечательное время! - с эпической интонацией начал Дмитрий. Затем, будто приняв новое решение, оторвался от перил и шагнул в комнату.
        - Идите сюда, - позвал он.
        Ребята поспешили за ним, затворив за собой балконную дверь. И как только они скрылись в своем номере, дверь на соседнем балконе тоже со щелчком закрылась.
        Глава одиннадцатая
        Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс». Продолжение…
        Соседний номер практически ничем не отличался от номера Дмитрия. Точная его копия - правда, зеркально перевернутая. Коротко стриженный молодой человек, ценитель женских ног, стоял у столика рядом с телевизором и сосредоточенно крутил в руках какое-то устройство. Одет он был, прямо скажем, необычно. Белая рубаха с широкими рукавами была заправлена в бархатные штаны, покрой которых напоминал пузырь. Штаны, в свою очередь, - в короткие сапожки из грубой воловьей кожи. Талию в несколько оборотов стягивал широкий матерчатый пояс, за которым торчал здоровенный тесак типа мачете, а через плечо было перекинуто свернутое валиком цветастое шерстяное полотно - возможно, одеяло или же просторное пончо. Примерно в таком костюме актеры обычно играют роль Санчо Пансы. Правда ничем, кроме костюма, молодой человек на стереотип толстого коротышки, спутника Дон Кихота, не походил. Наоборот, он был строен, подтянут, и во всем его облике действительно чувствовалась военная выправка.
        Рядом работал телевизор, но шла по нему отнюдь не телевизионная программа. Это была черно-белая, как будто с камеры внешнего наблюдения, трансляция всего, что происходило в соседнем номере. Из громкоговорителя зазвучал голос Дмитрия.
        Молодой человек, не прекращая манипуляций с прибором, чуть повернул голову к экрану и прибавил звук.
        - В двадцатых годах девятнадцатого века, - вещал с экрана Дмитрий, - в форт Росс в составе экспедиции Лазарева на шлюпе под названием «Ладога» прибыл один из интереснейших персонажей русской истории…
        В этот момент прибор в руках у молодого человека вспыхнул голубым свечением. Оно то усиливалось, то прерывалось, сопровождаемые громким треском и щелчками, похожими на разряды статического электричества. Шум статики то нарастал, то переходил в негромкий, но пронзительный звук. Голубое свечение сполохами скакало по стенам номера. С прибором что-то явно не ладилось. Наконец молодой человек решил воспользоваться первым универсальным правилом любого ремонта. Положив на стол толстую телефонную книгу, он с размаху треснул по ней прибором. Метод подействовал, и прибор засветился ровным светом.
        В этот момент Дмитрий на экране телевизора с криком повалился на кресло, схватившись руками за голову. Затем, закрыв ладонями глаза, как бы укрываясь от слепящего света, он в конвульсиях съехал на пол. Пронзительно закричала Марго. Из динамиков телевизора послышался взволнованный голос Фимки: «Звони девятьсот одиннадцать!»
        Молодого человека происшествие это взволновало ничуть не меньше. Он еще раз сильно тряхнул прибор. Свечение прекратилось. Дмитрий в телевизоре перестал кататься по полу и затих на руках у Марго.
        Глава двенадцатая
        Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс». Продолжение…
        …Вспышка! Опять больно глазам! Опять кажется, что он слепнет от нестерпимо яркого солнца. Сердце яростно бьется где-то в голове, как топот лошадиных копыт. В ушах адская какофония звуков. Да нет, это и есть топот копыт! Что-то огромное вырастает перед взором, закрывая на миг слепящий свет. Свист, ржание… Чудовищного размера вздыбленный жеребец, нависнув над головой, яростно бьет по воздуху копытами. В миллиметре от лица мелькает огромная подкова. И тут что-то с силой толкает его в плечо. Падая, он успевает заметить, что это Марго в немыслимом броске выталкивает его из-под копыт животного. Глаза девушки широко открыты. Она что-то кричит ему. Как странно, он никогда не замечал, что у нее такие прекрасные зеленые глаза! Последнее, что он видит, это то, как Марго, занявшая его место, исчезает под медленно опускающимися на нее копытами взмыленного жеребца… И опять - пронзительный, леденящий душу, на одной ноте женский крик…
        Дмитрий медленно оторвал руки от лица. В ушах все еще стоял отчаянный вопль. Первое, что он увидел, были растерянные лица Фимки и Марго, склонившиеся над ним. После зрения вернулась способность слышать.
        - Дмитрий Сергеич, что с вами? - В голосе Марго звучало нешуточное беспокойство. Рядом, со стаканом воды, на коленях стоял Фимка.
        - Мы уже хотели «скорую» вызывать!
        - Да какую, на хрен, скорую… - Дмитрий сел, хмуро потирая шею. - Сорри… Я же сказал - я здоров! Это другое… Вспышки какие-то перед глазами, видения… Черт знает что… Сдается мне - у нас не так много остается времени… На чем мы остановились?
        - Может, не надо, Дмитрий Сергеич?! Может, это как-то на вас действует… - начала было Марго, но Дмитрий сразу же замотал головой, болезненно морщась.
        - Вы сказали, что на шлюпе «Ладога» в форт Росс прибыл один из интереснейших персонажей русской истории, - со вздохом напомнила Марго.
        - Ах, да, - потер рукой лоб Дмитрий, - Завалишин! Это был Завалишин.
        Дмитрий опять сел к столу, к своему ноутбуку. Ему вдруг страшно захотелось побыстрее закончить этот ликбез. Поборов раздражение, он все же взял себя в руки.
        - Тогда Дмитрий Завалишин был лейтенантом императорского флота. Красавец, забияка-гусар с виду, но морской офицер, а значит, образованный человек. Он вообще был большой умница. В свои двадцать с небольшим лет обладал прямо-таки энциклопедическими по тем временам знаниями и прекрасным хватким умом. Сохранился его доклад Адмиралтейств-коллегии и императору лично, где он по возвращении из кругосветной экспедиции доказывал необходимость и возможность присоединения Калифорнии к России. Причем доклад свой он основывал на фактах из личного опыта. Дело в том, что, будучи здесь, он едва не захватил Калифорнию…
        - Как это? - почти одновременно воскликнули ребята.
        - А вот так, - усмехнулся их изумлению Дмитрий. Хорошее настроение постепенно возвращалось. Картина кошмара тускнела в памяти.
        - Ну, может, не «захватил» в прямом смысле этого слова, но мог бы, как он сам потом писал в своей докладной записке императору. Так вот я и подумал - а что если мы ему кое-что подскажем?..
        Дмитрий перестал улыбаться и обвел строгим взглядом ребят.
        - А вы куда это собрались? - кивнул он на их рюкзаки.
        Марго и Фимка от возмущения на секунду даже потеряли дар речи. Дмитрий же покатился со смеху, очень довольный своей шуткой.
        - Да ладно, ладно. Шучу. - На глазах у него даже выступили слезы. - Кстати, пока вы спали, я и в музей смотался, и еще в одно место… Оцените!
        Запустив руку в сумку, лежавшую рядом с кроватью, Дмитрий достал небольшой кожаный мешочек и кинул его ребятам. Мешочек звякнул в Фиминых руках.
        - Что это? - машинально спросил Фимка, заглядывая в мешок. - Монеты?
        - Пиастры, дурень! - беззлобно вставила Марго, доставая содержимое мешочка.
        - Не отправимся же мы с пустыми руками, - не без гордости пояснил Дмитрий, - а теперь будет хоть на что лошадей купить на базаре в Монтерее!
        - Класс! - искренне восхитился Фима, - а где же ты их взял?
        - Да у местного антиквара! - чрезвычайно довольный своей находчивостью, поделился с ребятами Дмитрий. - Слава богу, затонувших испанских галеонов того времени у побережья США более чем достаточно. По мере усовершенствования подводных технологий местные «предприниматели» их аккуратно вычищают, причем уже не один десяток лет. Так что пиастров у нас теперь - завались!
        Слышно было, как за стенкой в соседнем номере зазвонил телефон. Но на звонок никто не ответил.
        - А в музей-то зачем? - радуясь, что приступы Дмитрия прошли без следа, спросила Марго.
        - В музей? - подмигнул ей Дмитрий, опять запуская руку в сумку. - А вот зачем! Нате-ка вот, накиньте!
        С этими словами Дмитрий извлек из сумки какие-то балахоны и протянул их ребятам.
        - Типа, для съемок позаимствовал. А то мы, Маргош, в таких нарядах далеко не продвинемся, - кивнув на нее, хохотнул очень довольный собой Дмитрий. - Даже на лошадях!
        Марго стояла в шортах в обтяжку. Белая майка с тонкими лямками не закрывала и половины живота. Минимум одежды позволял в деталях рассмотреть ее фирменную нательную живопись: на ногах, руках и даже на шее красовались не то китайские, не то японские татуировки а-ля Анджелина Джоли.
        За стеной продолжал настойчиво звонить телефон.
        А к Марго уже полностью вернулось ее игривое настроение.
        - Я придумала, - запрыгала девушка, точно школьница, получившая пятерку. Глаза ее прямо-таки светились от удовольствия. - Я под индианку буду косить, Дмитрий Сергеич!
        Телефон в соседней комнате наконец умолк.
        - Тоже мне - индианка, - поддавшись общему веселью, хмыкнул Фимка, натягивая через голову балахон.
        Марго показала Фимке язык, но все же последовала его примеру. Продев голову в вырез и откинув капюшон, Марго вдруг в ужасе застыла, зажав рот ладонью, чтобы не закричать. С Дмитрием опять творилось что-то неладное. Правда, на этот раз он стоял как вкопанный и с закрытыми глазами. Было видно, как бешено двигались его зрачки под сомкнутыми веками.
        На глаза девушки навернулись слезы. Она бросилась к Дмитрию, обхватила его голову руками и прижала к себе.
        - Димочка, ну что с тобой? - шептала Марго сквозь слезы.
        Но он ничего не слышал.
        Дмитрий поднял голову. Он лежал на земле, в пыли, скрипевшей у него на зубах. На этот раз все было видно гораздо четче. Яркий солнечный день, белая монастырская стена, белая пыль, белое раскаленное солнце, в белых одеждах толпились стоящие кругом люди. Много людей! В метре от него перебирал ногами жеребец. Он был опутан веревками лассо, и шестеро мужчин, упираясь ногами в землю, тянули их на себя, с трудом удерживая взмыленное животное. Наконец «включили» звук, и в сознание Дмитрия ворвался базарный гомон толпы, а вместе с ним ржание, свист, улюлюканье, бабий надрывный вой, детский плач и тот, другой, душераздирающий женский крик, засевший в памяти. Отплевываясь, Дмитрий осторожно повернул голову.
        Недалеко от него, с другой стороны от строптивого жеребца, в луже крови неподвижно лежала груда какого-то тряпья… Или это тело? Да, наверное, все-таки тело… Из тряпок выглядывала рука… Белая, явно женская. В татуировке. Рядом, с помертвевшим лицом и в каком-то дурацком балахоне, стоял Фимка.
        Дмитрий все понял. Он попытался подползти к куче тряпок - к тому, во что превратилась Марго под копытами животного. Крик застрял в его горле. Немые слезы текли по его щекам, мешаясь с пылью. Наконец Дмитрий подполз к Марго. Застывший в его горле ком прорвался рыданиями: «Марго! Марго!!» Дмитрию показалось, что сейчас порвется его сердце…
        - Да здесь я! Здесь! Ну что с тобой? Что с вами, Дмитрий Сергеевич? - причитала Марго, гладя его по голове.
        Вынырнув из забытья, Дмитрий широко открыл глаза. Было видно, что сознание постепенно возвращалось к нему. Наконец взгляд его стал осмысленней и сфокусировался на Марго. Ни слова не говоря, он схватил ее в охапку и начал как безумный целовать в губы, в лицо, в глаза, в шею.
        - Марго! Марго! Слава Богу! Марго, ты жива, - твердил Дмитрий.
        Марго, еще секунду назад, возможно, страстно этого желавшая, замерла в его руках. Фима, раскрыв рот, молча взирал на происходящее.
        Наконец Дмитрий, по-видимому окончательно придя в себя, перестал тискать онемевшую Марго и осторожно отстранил девушку от себя. Взгляд его прояснился.
        - Уф, не знаю, что со мной было, - густо покраснев, сказал он. - Я ужасно испугался… Дело в том, что мне привиделось, что ты… что тебя… нет больше. Бред какой-то! Прости меня Марго, я был не в себе…
        Марго внимательно смотрела ему в глаза.
        - Ничего, Дмитрий Сергеевич… Все в порядке… Я видела, что вы были сам не свой…
        Дмитрий еле сдерживал себя, чтобы вновь не схватить девушку в объятия. Боже мой, какое же это было счастье - видеть ее! Дмитрий даже не представлял, что видеть ее, ощущать ее рядом живой и невредимой имело для него такое космическое значение! Он смотрел на нее, как на вернувшуюся из небытия, с бесконечной любовью. Фима не знал, куда себя деть. Совершенно обалдевший, он повернулся и направился к двери.
        - Стой! - в тот же момент услышал он притворно строгий голос Дмитрия. Фимка медленно повернулся.
        - Да я тут решил… прогуляться, - стараясь не смотреть Дмитрию в глаза, пролепетал Фима. Ему казалась, что в груди его вдруг образовалась какая-то черная дыра, затягивающая в себя все его внутренности, оставляя взамен абсолютную пустоту…
        - Не уходи, Фим, - с легкой улыбкой сказал Дмитрий. - Куда же мы без тебя? А нам, по-моему, пора!
        Все еще глядя в сторону, Фима молча кивнул.
        Наконец все было готово, и последние наставления розданы. Дмитрий с волнением взял в руки айфон. Осторожно набрал знакомую дату - 14 июня 1820 года - и, нажав на кнопку «старт», аккуратно положил телефон на пол. Тот послушно засветился синим сиянием. Вспыхнул и стал расширяться контур круга, образованного этим сиянием. Трое друзей взялись за руки. Лицо Марго светилось счастьем почти с такой же интенсивностью, что и айфон. Фимка напряженно смотрел перед собой. Дмитрий был просто сосредоточен. Наконец он кивнул, и все трое молча вступили в светящийся круг.
        - В общем, сначала - в столицу испанской Калифорнии, Монтерей! На базар… - выдохнул Дмитрий.
        Теперь и в его номере требовательно зазвонил телефон. Но взять трубку было некому - комната была пуста.
        Глава тринадцатая
        Лета 1820-го. Калифорния. Базар в Монтерее
        Белое слепящее солнце, свист, ржание, гомон, визг! Взмыл на дыбы жеребец…
        С точностью до мелочей повторилось кошмарное видение Дмитрия. Только теперь он уже был к нему полностью готов. Одной рукой он толкнул в сторону оторопевшего Фимку. Затем, стремительно нагнувшись и подняв с земли айфон, не разгибаясь, как заправский регбист, схватил в охапку застывшую на месте Марго и откатился с ней с дороги, подальше от копыт жеребца.
        Все случилось за какие-то доли секунды. Никто, включая непосредственных свидетелей происшествия, не смогли ни понять, ни объяснить потом, что же, собственно, произошло. Некоторые утверждали, что незнакомцы появились из-под земли. Другая же часть свидетелей с пеной у рта доказывала, что не из-под земли, а напротив, свалилась с неба. В итоге следствие по делу о появлении таинственных гостей в самом сердце Новой Испании зайдет в тупик. Но все это будет после, а пока Дмитрий, Фимка и Марго, поднявшись с земли, молча озирались по сторонам и отряхивались, выплевывая изо рта базарную пыль. Толпа зевак, собравшаяся было поглазеть на бесплатное зрелище, стала нехотя рассасываться.
        Жеребец, которого так испугало внезапное появление перед самой мордой странно пахнущих незнакомцев, уже был усмирен. Его хозяин теперь стоял перед Дмитрием и, точно болванчик, часто кланялся, приподняв край соломенной широкополой шляпы.
        - Пердон, падре! - причитал крестьянин, весь вид которого выражал неподдельное беспокойство и раскаяние.
        - Да ничего, - не успев еще перестроиться, по-русски ответил Дмитрий. Происшествие, о котором он был таким мистическим образом предупрежден, подействовало на него очень сильно. От всего случившегося у него уже начинала не на шутку ехать крыша.
        Русская речь нисколько не смутила крестьянина. Он вновь вежливо поклонился, приподняв свое сомбреро, и перешел на русский.
        - Пра-си-тите, гаспатин! - довольно сносно произнес крестьянин-полиглот, после чего, дернув жеребца за повод, поспешил удалиться. Сказано это было с сильным акцентом, но… сказано! Дмитрий даже оглянулся на своих спутников, чтобы удостовериться, не почудилось ли ему это в связи с сильнейшим стрессом. Но ребята опять во все глаза таращились теперь уже вслед крестьянину. «Не почудилось», - сделал умозаключение Дмитрий. Решив проанализировать все чудеса дня на досуге, он взял под руки Марго и Фимку и шагнул вместе с ними в бурлящую толпу. Настроение у Дмитрия было приподнятое. Счастливое избавление вселяло в него уверенность, что небо к нему было благосклонно. В общем, настала пора спокойно оглядеться.
        Базар Монтерея полностью оправдывал свое название и предназначение. Гомон многоязыкой толпы стоял страшнейший. Располагался базар, как и водится в испанском мире, посередине городской площади. Городом, правда, это поселение можно было назвать лишь с большой натяжкой, но в то время никаких более точных названий подобным населенным пунктам человечество еще не придумало. «Если это столица, то как, интересно, выглядят другие города?» - между делом заметил про себя Дмитрий.
        С одной стороны площади возвышались стены монастыря или миссии, с другой - большой белоснежный дом дворцово-замковой архитектуры с гербом на фасаде. «Дворец губернатора, наверное, или, как он назывался тогда, висероя», - продолжал делать умозаключения Дмитрий. Остальные строения были далеко не так внушительны. Нанизанные на узкие улочки, маленькие домишки разномастной гурьбой сбегали к живописному океанскому заливу.
        Надо заметить, что близость океана нисколько не помогала сбить удушающую жару. Не было и ветра, чтобы развеять плотно висящую в воздухе пыль, поднятую бесчисленными блеющими, мычащими, хрюкающими, ржащими, гавкающими и кудахтающими созданиями. С непривычки у Дмитрия уже начинало покалывать в висках. В довершение всего на колокольне загудел монастырский колокол. Дмитрий машинально взглянул на часы. Они показывали полдень.
        К Фимке первому вернулся дар речи.
        - Ну, у тебя, Дим, и реакция! Я думал, уже все, звездец!
        Марго не сказала ничего. Она продолжала смотреть на Дмитрия так, что слова были не нужны. В ее взгляде отражались бесконечное восхищение и преданность.
        - Да ладно, чего там, - Дмитрий даже несколько смутился, - в следующий раз надо быть умнее и выбирать место для выхода из портала побезлюдней.
        О своих «предупредительных» видениях Дмитрий решил ребятам пока не рассказывать. Чудес за последние сутки и так хватало.
        - Давайте-ка сматываться отсюда! Мы и так наделали здесь слишком много шуму.
        - Как сматываться? - изумился Фимка. - Да тут же кругом сплошной антиквариат!
        - Мы что, на экскурсию сюда приехали? - зло зашипел ему на ухо Дмитрий.
        - А то?! - не собирался сдаваться Фимка. Намека Дмитрия говорить потише он определенно не понял.
        - А то, а то - конь в пальто! - передразнил его Дмитрий. - Покупаем лошадей, меняем шмотки - и в путь! Ясно?!
        Надувшись, Фимка промолчал. Дмитрий повернулся и, всем своим видом показывая, что препирания закончены, двинулся вдоль торговых рядов. Марго, а следом и Фимка устремились за ним.
        Марго тоже начала понемногу приходить в себя от вполне естественного шока. По крайней мере, не преминула обернуться к Фимке и прошипеть ему с ядовитой ухмылкой: «Антиквар хренов!»
        Толпа, через которую продирались Дмитрий с ребятами, представляла из себя красочное зрелище. В основном это были индейцы или метисы в белых домотканых рубахах и таких же штанах. Эти, по-видимому, были уже «одомашненные», как их определил про себя Дмитрий, или европеизированные. Но кое-где попадались и «дикие», в перьях и цветной татуировке. Остальная же часть толпы состояла из белых переселенцев-крестьян. Дмитрию даже попалась на глаза довольно хорошо одетая дама с надменным видом. Перед ней следовали два солдата, расчищая путь. «Местная знать, наверное», - подумал Дмитрий. Несмотря на жару, дама была вся в черном, в соответствии с испанской модой того времени. Из-под веера, который на две трети закрывал ее лицо, на Дмитрия сверкнули черные, как маслины, глаза. Дмитрий невольно обернулся и тут же налетел на молодого человека, шагавшего навстречу. На незнакомце была широкая холщовая рубаха и бархатные штаны, напоминавшие пузыри. Штанины были заправлены в короткие сапожки, на глаза надвинута черная широкополая шляпа. Точь-в-точь обнищавший испанский гранд с полотен Веласкеса.
        От толчка шляпа с незнакомца слетела и покатилась в пыль. «Ну, сейчас начнется!» - пронеслось в голове у мгновенно вспотевшего Дмитрия.
        - Пердон, сеньор! - бросился он поднимать злосчастную шляпу. Но молодой человек оказался проворней. К удивлению Дмитрия, не сказав ни слова, он схватил свой головной убор и юркнул в толпу. «Странный какой-то…» - подумал Дмитрий, глядя ему вслед.
        Вопреки Веласкесу и прочим стереотипам, укрепившимся в сознании, молодой человек был коротко острижен. Дмитрию даже показалось, что он уже где-то его видел. Но в связи с невозможностью этого в реальности да и с тем, что голова его от впечатлений уже и так шла кругом, Дмитрий решил пока не думать о молодом человеке.
        - Ну, и где же тут у них «авторынок»? - ни к кому не обращаясь, произнес он вслух.
        Неожиданно его внимание привлекла небольшая толпа, которая собралась вокруг двоих торговцев, стоявших на возвышении. Судя по всему, торговля у этих парней шла чрезвычайно бойко. Покупатели напирали друг на друга, и даже наблюдались попытки стоящих сзади пролезть без очереди.
        Впрочем, внимание Дмитрия привлекла не сама толпа, а те, кто над ней возвышался. Это были мужики. Настоящие мужики! Никак иначе этих двух красавцев назвать было нельзя. Бородатые, в длинных рубахах, они обладали всеми физиогномическими характеристиками, по которым русского мужика без труда угадаешь в любой толпе, встреть ты его хоть в Новой Гвинее!
        К тому же и торговали они изделиями чисто русского народного промысла - деревянной посудой. Ну прямо как из магазина «Русские сувениры» на Петровке. При этом мужики довольно бойко переговаривались с покупателями по-испански.
        Дмитрий резче заработал локтями, пробираясь к торговцам. Марго следовала за ним как тень. Сзади пыхтел и Фимка, четко исполняя приказ не теряться.
        Но куда там! Толпа и не думала уступать. Народ, будто всю жизнь только тем и занимавшийся, что штурмом брал московское метро часов так в шесть утра, непрошибаемой стеной сомкнулся вокруг «дефицита».
        Тогда Дмитрий решил прибегнуть к отчаянному и рисковому приему. Прокашлявшись, он набирал в грудь побольше воздуху, чтобы перекричать толпу, и бухнул по-русски:
        - Здорово, робяты!
        Это произвело ожидаемый эффект. Торговцы выпрямились на своем помосте и стали осматриваться. Толпа, недовольная снижением темпов торговли, решила все же расступиться, давая пройти своим. Мужики наконец заметили Дмитрия. Один из них ткнул в бок другого.
        - Гля, Федор, никак русский? - удивленно воскликнул он и слегка поклонился Дмитрию.
        - Здоров будь и ты, мил человек, коль не шутишь! - обратился он уже к Дмитрию. - Ты откель здесь будешь-то?! Виду вроде как не нашего, а по-русски речешь…
        - Да русские мы! - замахал руками Дмитрий. - Странники… Во флоте служил я… на испанский галеон попал на стажировку… Так вот сюда и занесло. А тут от корабля отбился… Знаю, что крепостьца наша здесь стоит, дальше на север… Туда вот и путь держим!
        Врал Дмитрия как по писаному, былинным слогом. Тут уж даже Фимка присоединился к Марго и стал смотреть на него с искренним восхищением.
        Взгляд мужика потеплел. Он лукаво прищурился и весело сказал:
        - Из благородных, значить! То-то я смотрю, ручки у вас, эвона, какие беленькие! Ну, ничего… Комендант наш тоже из вашего брата, из флотских… Тут недалече, дня за три доберетесь авось… Мы-то в самый раз оттудова. Если не спешно, дождись, ваш благородь, мы через недельку с Божьей помощью все продадим, так и домой потянемся…
        - Недельку?! - отпрянул Дмитрий, пряча руки в широкие рукава рясы. - Не-е, мы, пожалуй, сами доберемся. Уж больно долго своих не видели…
        - А эти кто? - Мужики с интересом продолжали разглядывать невесть откуда взявшихся соотечественников. - С тобой, что ли?
        - Эти? - оглянулся на ребят Дмитрий. - Ага, со мной… Это слуга мой, холоп…
        Краем глаза Дмитрий увидел, что Марго уткнулась позади в рюкзак, который держала в охапке. Плечи ее подозрительно затряслись. Фимка покраснел, но промолчал.
        - А это - Танька твоя, что ль? - продолжал расспросы мужик. Он понимающе подмигнул и одобрительно крякнул, оглядывая высокую и стройную даже под балахоном фигуру Марго.
        - Какая «Танька»? - не понял Дмитрий. - Это индианка…
        - От ваш благородь! Молодца! Понимаем-с, - осклабился щербатым ртом мужик. - Меня самого такая дома дожидается.
        Теперь пришла очередь краснеть Дмитрию. Он невольно обернулся на Марго. Из-под капюшона на него лукаво поблескивали два зеленых глаза.
        В этот момент по толпе прошла волна. Народ в смятении подался назад. Передние стали давить на стоящих сзади, раздались недовольные возгласы. Дмитрий обернулся и даже привстал на цыпочки, чтобы понять причину сумятицы. Наконец он ее увидел. Группа вооруженных матросов, человек десять-двенадцать, как он успел прикинуть, образовав полукруг перед двумя всадниками, бесцеремонно сгребали толпу в сторону прикладами ружей, освобождая дорогу всадникам.
        Всадники с надменным видом восседали на лошадях, норовя наехать на особо строптивых. Один был высокий, с орлиным носом. Голова его была повязана красной косынкой, поверх которой красовалась черная треуголка. Зеленый камзол с широченными обшлагами рукавов был расстегнут. Из-за широкого пояса с серебряной пряжкой торчали рукояти пистолетов. «Прям капитан пиратской шхуны! - не без восхищения подумал Дмитрий. - Если бы я снимал кино про пиратов, этому бы точно дал главную роль». Второй был прямой противоположностью первого. Маленький, толстенький, он мешком сидел на статном жеребце, что еще более подчеркивало несоответствие всадника и лошади. «А это, наверное, боцман», - решил Дмитрий.
        Наглости второму было тоже не занимать. Вдобавок вся эта совершенно бандитского вида команда находилась в изрядном подпитии и явно получала удовольствие от созданного ею переполоха. Тот, которого Дмитрий окрестил капитаном, величественно молчал, презрительно поглядывая на толпу; тот же, что был поменьше и потолще, зычным голосом орал на зевак по-английски.
        - Get back, you fools! Give us a way![4 - Назад, дураки! Дайте дорогу! (англ.)]
        Толпа накатила на Дмитрия и прижала его к прилавку. Дмитрий с беспокойством заметил, что людской поток оттеснил от него Фимку и Марго.
        - Марго! Фима! - крикнул Дмитрий, прикладывая нечеловеческие усилия, чтобы продраться к ним сквозь толпу. В какой-то момент ему удалось почти вплотную приблизиться к Марго. Он уже собирался схватить ее за руку, которую ему со своей стороны протягивала девушка, как вдруг перед глазами у него все померкло. Ему показалось, что в мозгу что-то взорвалось. Прошло несколько секунд, прежде чем он вновь смог соображать. Удивительно, но он вновь обнаружил себя, во второй раз за сегодняшний день, лежащим ничком на земле. Во рту опять был мерзкий привкус пыли, к которому примешивалось еще что-то. «Кровь», - понял Дмитрий через мгновение. В поле его зрения появилась ухмыляющаяся рожа, которая произнесла по-английски:
        - I said - get the FUCK OFF!!![5 - Я же сказал - пошел на…!!! (англ.)]
        Хорошо знакомое и широко употребляемое слово «fuck» рожа произнесла сильно окая и дыша перегаром Дмитрию в лицо. У бандита это прозвучало даже как «fok». «Британцы, что-ли?..» - пронеслось в мозгу у Дмитрия. Он попытался приподняться, но в голове опять что-то взорвалось и он в бессилии упал в лужу собственной крови. Толпа завизжала и ринулась в разные стороны, образовывая вокруг Дмитрия пустое пространство.
        Все остальное он видел как сквозь пелену и к тому же в замедленном действии.
        Он видел, как Марго вдруг взмыла в воздух. Капюшон слетел ей на плечи, открыв пышущее гневом лицо. Он видел цветную татуировку на шее и щеке и светящиеся холодным блеском глаза. Он видел воинственный ирокез ее прически, которая наконец-то абсолютно естественно вписалась в окружающую обстановку. Одна нога у Марго была поджата, а пятка другой, описав в воздухе широкую дугу, со смачным хлюпающим звуком въехала матросу в его ухмылявшийся щербатый рот.
        Матрос вскинул руки и, отлетев шагов на десять, мешком рухнул наземь. Его ружье, прикладом которого он только что ударил Дмитрия, сделало сальто в воздухе и вписалось прямо в руки Фимки, который совершенно машинально его поймал. Обалдевший Фимка кинул взгляд на Марго и слегка покраснел, получив в ответ легкий кивок одобрения.
        Над базарной площадью повисла неестественная тишина.
        Все молчали. С одной стороны - опешившие пираты со вскинутыми ружьями, с другой - медленно поднимавшийся с земли Дмитрий. Он утирал с лица кровь, и с флангов его прикрывали Фимка с пиратским мушкетом наперевес и Марго в грозной позе Огненного дракона. Шагах в десяти безвольным мешком валялся матрос. Его голова была неестественно вывернута в сторону.
        Вдруг тишину разорвал рев. Капитан, совершенно озверев от непредвиденного и, как ему казалось, несерьезного препятствия, пришпорил коня и сорвался с места. Лошадь, сначала встав на дыбы, рванула прямо на ребят. Приблизившись к троице, капитан ловко склонился с седла и, ни на секунду не замедлив бешеной скачки, обхватил Марго поперек талии и одним движением перекинул поперек седла. На той же скорости конь унесся прочь.
        Все произошло в считаные доли секунды. Отлетевшие в сторону Фимка и Дмитрий вскочили с земли и бросились было в погоню. Но куда там! Капитан со своей добычей уже скрылся в клубах пыли за поворотом улицы.
        - Стой! Марго! - зашлись в крике ребята. От бессилия у Дмитрия на глазах даже навернулись слезы.
        Ободренные бравым поступком своего капитана, пираты зашевелились. Один из них прицелился из пистолета в Дмитрия. Захваченные бессмысленной погоней, ребята не видели, как из толпы вынырнул молодой человек в черной шляпе. Молниеносным движением он выхватил из-за пояса мачете и одним махом отрубил пирату кисть вместе с пистолетом.
        Базарную площадь вновь огласил истошный вопль. Толпа повернулась к новому центру событий.
        В площадной пыли катался обезумевший от боли матрос. Он тряс в воздухе окровавленной культей, а рядом в луже крови валялась его отрубленная кисть, все еще сжимавшая пистолет. Надвинув на глаза шляпу, молодой человек растворился в толпе.
        Суматоха на площади после шоковой паузы, вызванной удивительными событиями, стала еще сильней. Под впечатлением от увиденного народ в панике разбегался, стремясь поскорей покинуть опасное место. Опять крики, ржание, блеяние, ругань, визг…
        Наконец, привлеченные переполохом, над толпой замелькали алебарды городской стражи. Мгновенно протрезвев, пираты кинулись в толпу, пытаясь скрыться.
        Дмитрий и Фимка как помешанные кидались то к одному зеваке, то к другому. Те в испуге шарахались.
        - Коня! Коня! - кричал Дмитрий. Затем, сообразив, перешел на испанский: - Caballo! Caballo!!!
        По его щекам текли слезы бессильного отчаяния, оставляя дорожки на перепачканном пылью лице. Наконец Дмитрий в изнеможении опустился на колени.
        - Коня! Коня!.. Полцарства за коня! - как безумный бормотал он. Плечи его сотрясали рыдания.
        Фимка носился рядом, не желая сдаваться.
        - Horses! Horses! We buy horses!!![6 - Лошадей! Лошадей! Мы купим лошадей! (англ.)] - хватал он за руки разбегающихся крестьян.
        Вдруг из толпы вынырнул мужик, торговавший деревянной посудой. Лицо его было сосредоточенно и серьезно. Бесцеремонно оттолкнув Фимку, мужик положил руку на плечо Дмитрия.
        - Ваш благородь! За мной! Быстрей!
        Что-то было в голосе мужика такое, что Дмитрий сразу же встал и, не говоря больше ни слова, устремился за ним.
        Часть третья
        …Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Екклесиаст
        Глава первая
        Наше время. Москва, Кремль. Кабинет помощника президента
        В кабинете помощника президента за огромным столом карельской березы сидел молодой человек с усталыми глазами. Тяжелые портьеры, отделанные парчой, затеняли роскошный кабинет, стены которого были убраны панелями красного дерева. В противоположном углу находился чайный столик в стиле «русский ампир» с инкрустацией и позолотой. У столика стояли два бордовых кресла; на бархате обивки сверкали золотом двуглавые орлы.
        Молодой человек был с головой погружен в написание какого-то документа на своем ноутбуке, чьи лаконичные формы резко контрастировали с роскошью кремлевского кабинета. Точно так же не сочетался с ней и телефонный пульт на столе чуть справа. На нем вдруг замигала лампочка. Но мужчина, погруженный в работу, не обращал на ее призыв никакого внимания.
        Через пару минут высокая двустворчатая дверь осторожно приоткрылась, и в кабинет заглянула аккуратно стриженная головка секретарши:
        - Сергей Данилович, Синицын на пятой!
        Не отрывая взгляда от экрана, мужчина потянулся к трубке:
        - Слушаю…
        - Сергей Данилович, - послышался голос на другом конце телефонной линии, - вы просили вас сразу предупредить о возникновении аномалии. Так вот, только что наши датчики зафиксировали…
        Еще через несколько минут от подъезда серого здания на Старой площади, бесшумно пульсируя мигалкой, отъехал черный «Мерседес». Два «Форда» ДПР, дежурившие у здания, сразу же пристроились спереди и сзади автомобиля. Вскоре кортеж мчался по заснеженной Москве, раздвигая по сторонам бесконечные московские пробки.
        Путь, впрочем, был недолгий. Кортеж развернулся на широкой площади, и его с готовностью поглотили гигантские чугунные ворота массивного серого здания.
        За длинным столом небольшого конференц-зала напротив помощника президента сидели трое мужчин и миловидная женщина. На мужчинах были темные, безукоризненно пошитые костюмы. Костюм на молодой женщине был серого цвета. В мужчинах, несмотря на штатскую одежду, чувствовалась военная выправка. Перед каждым из сидевших за столом стояла табличка с именем и званием, а также лежали блокноты с логотипом в виде стилизованных песчаных часов на фоне российского двуглавого орла. Интересно было то, что песок в этих часах сыпался как бы в противоположном направлении, то есть снизу вверх. Надпись под гербом гласила - ФСВ, Федеральная служба времени. На стене напротив стола висела светящаяся карта мира.
        Старшим среди собравшихся был мужчина с волосами цвета платины, остриженными под короткий военный бобрик. Табличка перед ним гласила: «Синицын Борис Борисович, полковник ФСВ». Он заканчивал фразу:
        - …ну, и самое главное, что нарушение пространственно-временного континиума было зафиксировано на территории США.
        - Черт, только этого не хватало! - совсем по-мальчишески расстроился помощник президента.
        - Но хорошо хоть, что мы вовремя узнали об этом, Сергей Данилович, - с надеждой на похвалу вставил второй мужчина.
        Вместо ответа помощник встал и подошел к карете. Помимо своего прямого предназначения, карта являлась одновременно и часами. Те участки планеты, где день еще не наступил, были погружены в тень.
        - Жаль конечно, что это случилось на другой стороне планеты, да еще в этой стране! Можно было бы, воспользовавшись случаем, собрать больше данных, - задумчиво произнес Сергей Данилович. - Но хорошо хоть, что это теперь нас напрямую не касается, - оптимистично закончил молодой человек, поворачиваясь к собравшимся.
        За столом повисла неловкая пауза. Мужчины, коротко переглянувшись, заерзали на стульях, с надеждой поглядывая на миловидную женщину. Табличка на против нее гласила: «Шуранова Дарья Валентиновна, подполковник ФСВ».
        Подполковник кашлянула в кулачок и неожиданно звонким, почти девичьим голосом произнесла:
        - К сожалению, не совсем, Сергей Данилович… Кх-м, кх-м…
        Помощник президента уставился на миловидную женщину, как удав на кролика.
        - Что вы имеете в виду, Дарья Валентиновна? - наконец вкрадчиво произнес молодой человек. - Поясните!
        - Не совсем… э-э-э… то есть я имела в виду - не очень хорошо…
        Все замолчали. Помощник медленным шагом вернулся к столу. Отодвинув свой стул, он демонстративно развернул его в сторону женщины в сером костюме и сел.
        - Продолжайте, Дарья Валентиновна! Продолжайте!
        - Дело в том, что временной всплеск произошел на российской территории.
        - Не понял… Вы же сказали, что… - начал помощник, но Дарья Валентиновна, упрямо нахмурив бровки, все же нашла в себе силы закончить фразу:
        - …в Калифорнии. В ста двадцати километрах к северу от Сан-Франциско, на территории российского фортификационного поселения девятнадцатого века, крепости Росс, - почти по-военному отчеканила она.
        Помощник президента опять встал и подошел к карте. Он долго и задумчиво смотрел на американский материк.
        - Да… это, конечно, меняет дело, - наконец произнес молодой человек и, обращаясь уже только к женщине, добавил: - Вот что, Дарья… э-э… Валентиновна… Расскажите-ка нам поподробней про этот самый… Росс.
        Глава вторая
        Лета 1820-го. Калифорния. На дороге от Монтерея в форт Росс
        На узкой дороге, скорее тропе, тянувшейся по скалистому берегу вдоль океана, появились три всадника. Первый был крупный бородатый мужчина в белой холщовой рубахе навыпуск, которая парусом надувалась при каждом порыве ветра, двое других, по-видимому монахи, - в длинных балахонах грубой ворсистой шерсти неопределенного цвета. Один из них вел за собой понурого мула.
        Вечерело. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая облака в розовый цвет. Вдруг бородач в рубахе резко натянул поводья и осадил коня. Спутники последовали его примеру.
        - Вот они, соколики! - удовлетворенно воскликнул он, махнув рукой в сторону залива. Это был тот самый продавец посуды с базара, которого так вовремя послало ребятам Провидение. В двух монахах без труда можно было узнать Дмитрия и Фимку - широкие капюшоны их ряс были откинуты за плечи. Подъехав к мужику, они стали всматриваться в указанном направлении. Раскрасневшиеся от верховой езды лица были сосредоточены.
        Посередине небольшой, но удобно укрытой с двух сторон бухты покачивалась на якоре трехмачтовая шхуна без каких-либо опознавательных знаков. Напротив нее на берегу горел костер, вокруг которого сидели шестеро мужчин. Радом с ними в пирамиду были составлены мушкеты. Видно было, что мужчины что-то жарили на костре, от которого доносился легкий дымок.
        Фимка потянул носом и сглотнул слюну:
        - Мясо жрут, сволочи. А мы тут с утра…
        Но Дмитрию было не до его переживаний. Он повернулся к мужику и протянул ему руку:
        - Не знаю даже, как и благодарить-то тебя, Савелий.
        - Да чего уж там, - мужик крепко пожал протянутую руку, - ты извиняй, ваш благородь, что не могу боле помочь вам. Слово дал коменданту не встревать ни во что. Тут мы должны вести себя как мышки…
        - Ага, - обиженно вставил Фимка, - мы, значит, должны вести себя, как мышки, а другим все дозволено!
        - Да что ты, Савелий, не за что тебе извиняться! Вот еще удумал! - Дмитрий искренно хотел хоть как-то отблагодарить отзывчивого мужика. - Может, возьмешь все же деньги за лошадей?
        - Так вы ж все одно к нам направляетесь, ваш благородь, - тряхнул головой Савелий. - Так там и оставьте лошадок-то. А деньги - они вам еще понадобиться могут. А что про вседозволенность ихнюю, - повернулся Савелий к Фимке, - так то твоя правда, Евфимий. И секрет в том простой - рабов они черных сюда возят да оружием тайно приторговывают. Гишпанцам это выгодно, они и терпят. Вот эти и обнаглели вконец! По закону и англичанам, и американцам сюда нет доступа, как и всем другим. Ну, да закон что дышло… Вон вишь ты, они даже без флага! Стоят, как воры - одни, в дикой бухте… Воры и есть!.. Ну мне пора, ваш благородь, - со вздохом закончил мужик. - Бывайте с Богом! Авось свидимся когда…
        И Савелий, развернув коня и еще раз махнув на прощание, затрусил в обратную сторону.
        Сумерки накатывали быстро. Огонь костра на берегу уже не уступал в яркости солнцу. Спешившись, Дмитрий и Фима привязали лошадей к кусту и укрылись за большим валуном. Вся небольшая бухта открывалась перед ними как на ладони.
        - Так что делать-то будем, Дим? - после небольшого молчания спросил Фимка.
        Этот вопрос мучил Дмитрия последние несколько часов. За время непривычной для себя верховой езды он остыл от потрясений на базаре, и затея с погоней по следам пиратов уже не казалась ему такой легкой задачей. Он давно уже понял, что спешный отъезд из Монтерея смешал все их планы. Мало того что они не купили более подходящей одежды вместо монашеских ряс - но и не приобрели никакого оружия, что в данных обстоятельствах было куда важнее. И вот теперь они остались один на один с вооруженными и численно превосходившими их бандитами.
        - Не придумал еще, - тихо отозвался он. - Черт возьми! И айфон забыли зарядить. А весь день ведь по солнцепеку перлись. И даже не вспомнили!.. Э-эх!
        Вдруг Дмитрий оборвал себя и вытянул шею, чтобы лучше было видно. Внизу, с другой стороны бухты, с такой же полудороги или полутропы на узкую полосу каменистого пляжа медленно выкатила арба, запряженная парой черных быков.
        - А это еще что за хрень?! - удивленно прошептал Фимка.
        Арба была нагружена бочками одного размера, аккуратно сложенными и увязанными в виде высокой пирамиды. На вершине ее сидел человек в белой рубахе с широкими рукавами и в бархатных штанах. Талия его была затянута поясом, за которым торчал длинный не то тесак, не то кинжал. Лицо человека закрывала широкополая черная шляпа. Трудно было сказать наверняка, но Дмитрию показалось, что это был довольно молодой человек. Незнакомец уверенно, прямо с вершины своей пирамиды, правил быками при помощи длинной жердины, которой он тыкал поочередно в бок то одному, то другому животному.
        Пираты, естественно, тоже заметили незнакомца и, вскочив с мест, бросились к свои ружьям. На незнакомца такой прием, однако, не произвел ни малейшего впечатления. Он продолжал все так же невозмутимо восседать на бочках, покачиваясь в такт движению телеги. Быки еще более невозмутимо приближались к стоянке ночного дозора. Наконец, подъехав почти вплотную к костру, арба остановилась.
        Насколько ребята могли судить с высоты своего наблюдательного пункта, пираты были настроены весьма воинственно. Разобрать их слов, как, впрочем, и ответов незнакомца, сверху было совершенно невозможно. Оставалось только ждать, чем все это закончится и не подскажет ли этот неожиданный случай ответ на сакраментальный вопрос «что делать».
        Тем временем внизу агрессивное начало разговора вдруг изменило направление. Послышались веселые возгласы и даже смех. Наконец, закончив переговоры и, по-видимому, удовлетворившись их результатами, незнакомец спрыгнул на землю. Что уж он им там такого наговорил, ребята не поняли, но только предзакатную тишину бухты огласил дружный восторженный рев.
        Даже на шхуне он привлек внимание. На палубе замелькали огни. Один из фонарей замигал, явно подавая сигналы.
        В ответ двое пиратов, ловко закрывая и открывая одеялом пламя костра, в свою очередь «отмигали» на шхуну какое-то сообщение.
        Послышался скрип уключин, и в воду поползла поднятая было на борт шлюпка. Развеселившиеся пираты бегали по берегу между арбой и кромкой воды и что-то возбужденно кричали приближающимся в шлюпке товарищам. При этом они похлопывали друг друга по плечам и дружески тискали незнакомца в черной шляпе.
        - По-моему, подвезли спиртное, - заметил Фимка, - а ты что думаешь, Дим?
        - Да тут и думать нечего. Бочки-то винные! - отозвался Дмитрий. - Ну, сейчас начнется! Это ж надо как кстати!
        Череде счастливых случайностей Дмитрий уже не удивлялся. Он просто всякий раз про себя благодарил судьбу, которая подкидывала ему шансы. Как бы в подтверждение его слов пираты открыли первый бочонок и стали по очереди припадать к обильно льющейся из него струе. Берега бухты огласились новыми буйными возгласами и взрывами хохота.
        Последние несколько дней настроение на шхуне было подавленным. От индейцев Арукана, которых пираты привезли с собой с севера, не было ни слуху ни духу. Высадить их пришлось задолго до форта Росс ввиду сильной береговой охраны сначала русских, а потом испанцев, что, конечно, оттягивало исполнение задуманного плана. А ведь все было построено на быстроте и внезапности. «Какая тут, к чертям, внезапность, - хмуро думал про себя капитан, - когда вот уже вторую неделю мы вынуждены болтаться на якоре».
        Он понимал, что на марш-бросок до форта Росс у индейцев должно было уйти какое-то время. Местная береговая линия, изрытая бухтами и заливами, быстрому перемещению отряда по суше не способствовала. К тому же передвигаться они могли только ночью. Один только залив Сан-Франциско к северу отсюда чего стоил! На то, чтобы его обогнуть, наверняка ушло бы дня два. Ну и еще пара дней, чтобы подойти к форту. Пусть столько же потребовалось бы и посыльному, чтобы вернуться сюда с донесением. Итого чуть больше недели, но не две! Да и вообще, вся эта идея ему уже не казалась такой привлекательной, как вначале.
        По первоначальному и, как казалось тогда, хитроумному замыслу воины Арукана должны были напасть на форт Росс и, завладев пакгаузами, где хранились обработанные и готовые к транспортировке шкуры морского бобра, доставить их на корабль. Самое главное, что в случае непредвиденных осложнений, к которым капитан был в принципе готов, все происшедшее можно было бы списать на счет распрей русских с местными индейцами. Для этого индейцы и были наняты. И пока власти разбирались бы, что к чему, он с грузом был бы уже далеко. Куш, который можно было выручить за шкуры морского бобра русского производства в китайском кантоне, был внушительный. За один раз он бы заработал больше денег, чем за шесть кораблей с черными рабами! Вот тогда можно было бы подумать и о покупке нового большего судна, а то и двух. Или о возвращении в Бостон, а может, и в родной Плимут, в добрую старушку Англию, где можно было бы заняться каким-нибудь менее хлопотным бизнесом. Игра стоила свеч, потому-то он здесь и болтался.
        Мрачно задумавшись, капитан сидел за столом просторной каюты и пил вино, глядя на роскошные ноги своей пленницы. Она лежала связанной на кровати и, казалось, спала. Правда, для того, чтобы ее успокоить, пришлось все же врезать ей как следует. Уж больно красавица была строптива. Ну прямо как необъезженная кобыла!
        Памятуя, как она одним ударом свернула шею щербатому, капитан развязывать свою добычу не спешил. На индианке был какой-то странный балахон. Он очень пикантно задрался к бедрам, оголив ее ноги, которые он разглядывал последние полчаса. Посмотреть и так было на что, а тут еще на дикарке оказались очень искусные татуировки, какие капитан в этих местах увидеть никак не ожидал. Нечто подобное он видел на китайских сектантах или монахах, когда три года назад был на базаре в кантоне… Но при чем здесь индианка? Рассмотреть ее всю капитану пока не удалось, он собирался сделать это сегодня вечером, но все же он успел заметить, что кожа у девушки была гораздо светлей, чем у местных, и пахла она как-то странно - цветами, что ли?
        Крики и шум, раздавшиеся с берега, вывели капитана из задумчивости. Подхватив пистолеты, он направился к выходу. Варианта могло быть два - либо испанская стража, все же выследившая место его стоянки, либо долгожданный гонец от индейцев. Лучше бы, естественно, последнее… Но оказалось - ни то и ни другое. Взору его предстало странное зрелище.
        - Что там к чертям стряслось?! - наконец спросил он ухмыляющегося боцмана.
        - Да там, сэр, какой-то сумасшедший притащил полную телегу вина! - глаза боцмана светились неподдельным счастьем. - Говорит, что наш, с востока, что здесь у него торговая фактория, что давно не слышал английской речи, всплакнул даже. Вез, мол, вино на базар в Монтерей, но нам на радостях продаст три бочки по цене одной!
        - Вино, говоришь? - задумчиво произнес капитан. - А что, пусть ребята отдохнут… Грузите вино на борт, сегодня гуляем!
        Последние слова капитан адресовал уже команде, которая с гиканьем бросилась выполнять его приказ. Имелась у него и еще одна причина, по которой он был сегодня так сговорчив, - уж больно ему не хотелось отдавать свою пленницу команде.
        Как только за капитаном закрылась дверь, Марго открыла глаза. Целый день она ждала момента, чтобы хоть на несколько минут остаться одной. Но капитан не спускал с нее глаз, а заодно и рук, тиская и лапая ее при каждом удобном случае. В конце концов пришлось заехать ему ногой в пах, за что ее долго били, но хоть после этого, заново связав, он наконец оставил ее в покое. Его жадный взгляд она чувствовала на себе постоянно, но больше он к ней не приближался. О существовании под рясой шорт с заветным ремнем, в пряжку которого была вмонтирована финка, капитан тоже пока не догадывался. В общем, всего-то надо было набраться терпения и дождаться, когда она останется хоть на несколько минут одна. И тогда - берегитесь! И вот наконец этот момент настал.
        Когда шаги капитана стихли за дверью, Марго подтянула колени связанных ног к подбородку и просунула бедра через связанные сзади руки. Это было легко. Узел она уже достаточно растянула пока притворялась спящей, а план освобождения был давно продуман. Как только связанные руки оказались впереди, Марго соскочила с кровати и, задрав подол балахона, высвободила из пряжки свой потайной финский ножик. Еще мгновение - и веревки упали на пол. Потирая затекшие кисти рук, девушка сбросила с себя сковывавший движения балахон и осталась в шортах и майке. Не выпуская из рук спасительную финку, она бросилась к окну. Отворила ставни, прислушалась. Шхуну как раз развернуло течением в сторону моря, поэтому то, что случилось на берегу, видно не было, однако судя по крикам, гомону, отсветам факелов, там явно что-то происходило.
        Марго высунулась из окна в надежде увидеть шлюпку, привязанную к борту, но в темноте ничего не было видно, только вода тихо плескалась о борт. Девушка представила, что сейчас ей придется прыгнуть в ледяную воду, и внутренне содрогнулась. Неженкой она не была и, с юности увлекшись восточными единоборствами, готовила себя к любым испытанием. Просто она сомневалась, что ей удастся дотянуть до берега при такой температуре воды. «Сколько там до полного переохлаждения в девятиградусной воде, - пыталась вспомнить Марго таблицы из любимых книжек о выживании в экстремальных условиях, - минут пять, по-моему? Нет, не успею! Надо придумать что-то еще…» Она лихорадочно соображала, силясь хоть что-нибудь высмотреть в темноте.
        Вдруг за дверью вновь послышались шаги. «Ну что ж, значит, чему быть, того не миновать!» - со вздохом решила Марго и встала в боевую позу посредине каюты. Погремев ключом, замок наконец щелкнул и дверь отворилась. Эффект, на который рассчитывала Марго, состоялся. Капитан на секунду застыл на пороге, открыв рот. Этой секунды ей было более чем достаточно.
        Отворив дверь, капитан вздрогнул и застыл на пороге. Прямо напротив него, в полумраке, как видение, стояла полуобнаженная красавица. Понадобились доли секунды прежде чем он узнал в ней свою пленницу. Никакого балахона на «индианке» не было, как и веревок, которыми он ее так тщательно связал. Девица стояла в какой-то странной позе - поджав под себя одну ногу, точно цапля. На лице ее блуждала злорадная и даже, как показалось капитану, какая-то плотоядная усмешка. Но что более всего поразило тогда капитана и что потом он долго будет вспоминать, силясь найти хоть какое-то логическое объяснение, так это слова сказанные «индианкой», причем на чистейшем английском языке!
        - Hello, sweetheart![7 - Привет, мой сладкий! (англ.)] - со злорадной усмешкой произнесла Марго.
        Все остальное было не менее поразительным, но это капитан помнил уже плохо. Рассказывать про это он вообще не любил - слишком все отдавало мистикой и чертовщиной.
        В каком-то непостижимом пируэте девица вдруг взвилась в воздух и даже чуть зависнув, как показалось изумленному капитану, выпрямила поджатую ногу на уровне его головы. Последнее, что увидел капитан в тот памятный вечер, это розовая девичья пятка, стремительно приближавшаяся к его рту. А хруст собственной челюсти, громом отозвавшийся в мозгу, - это было последнее, что он услышал. Затем яркая вспышка света погасила безумную боль, а заодно и сознание.
        Марго осторожно высунула голову в приоткрытую дверь. На палубе творилось что-то невообразимое! Перед зияющей дырой открытого трюма выросла целая баррикада из бочек. Несколько пустых бочек каталось по палубе, некоторые стояли открытые. Сильнейший запах перебродившего вина стоял в воздухе. «Понятно, - подумала Марго, глядя на тела, лежавшие повсеместно, как на поле боя, - праздник удался…»
        Теперь Марго стала ясна причина шумихи, которую она все пыталась переждать, сидя в каюте капитана, лежавшего теперь в отключке со связанными руками и ногами. Ждать пришлось долго, пока шум и гам на палубе не начали стихать. «Бандиты, значит, устроили пирушку и не рассчитали своих сил. Ну что ж, главное, что это оказалось удивительно кстати», - думала Марго, осторожно перешагивая через распростертые тела. В воздухе стояла резкая вонь от алкоголя и испражнений. Марго поморщилась, непроизвольно прикрывая нос ладонью. И тем не менее, пробираясь мимо одной из открытых бочек, Марго уловила какой-то незнакомый аромат, примешивавшийся к запаху вина. Но разбираться с этим было некогда. Путь к спасению, наверняка не без участия его величества случая, был открыт, и теперь им оставалось только воспользоваться.
        Темень южной ночи была подсвечена пламенем натыканных повсюду факелов. Оглядевшись, Марго наконец обнаружила то, что искала. Рядом с веревочным трапом покачивалась на волнах и легонько билась о борт шлюпка, привязанная к шхуне. Через мгновение Марго уже была в лодке. Сверкнула ее верная финка - и отрезанная веревка тихо плюхнулась в воду. Марго оттолкнулась веслом от борта, и шлюпка почти сразу же растворилась в темноте.
        В это же самое время с другой стороны к шхуне тенью подплыла индейская пирога. Но сидел в ней отнюдь не индеец, а продавец вина, который был серьезен и сосредоточен. Он был без шляпы, и в нем мы без труда узнали бы того самого коротко стриженного молодого человека.
        Привязав пирогу, он бесшумно запрыгнул на борт шхуны. На мгновение замер, прислушиваясь и осматриваясь вокруг. Команда в полном составе валялась в пьяном беспамятстве - лишь кое-где раздавалось нечленораздельное бормотание. Нисколько этому не удивляясь и даже не прячась, как будто так и надо, «продавец» быстрым шагом направился в сторону капитанской каюты. Бесшумно подкравшись к двери, достал из-за пояса пистолет и щелкнул курком. Затем на миг застыл, резким ударом ноги выбил дверь и ввалился в комнату.
        Посредине каюты на обломках разбитого вдребезги стола лежал капитан. Рядом со смятой постелью на полу валялись разрезанные веревки и балахон Марго.
        Наконец капитан подал первые признаки жизни и тихо застонал. Это вывело «продавца» из задумчивого созерцания. Он нагнулся к капитану и приставил дуло пистолета к его лбу. Тот издал еще один протяжный стон, но было видно, что он все еще без сознания. Чуть подумав, молодой человек убрал оружие ото лба несчастного, поднялся и вышел из комнаты, бесшумно затворив за собою дверь. Засунув пистолет за пояс, он быстро проделал обратный путь к своей пироге. Напоследок окинул внимательным взглядом шхуну с ее незадачливой командой, спрыгнул в пирогу и так же, как до него Марго, словно призрак, растворился в темноте.

* * *
        Не дожидаясь, когда шлюпка с последней партией вина и пиратами достигнет шхуны, торговец погнал своих быков с уже пустой телегой обратно к дороге. Подождав еще немного, пока тот не скроется из виду, Дмитрий с Фимкой решили, наконец, перебраться на берег к оставленному пиратами костру. Во-первых, уже достаточно стемнело, чтобы не бояться быть замеченными со шхуны, а во-вторых, становилось прохладно. Плана спасения Марго у них еще не было. Перспектива остаться сухими растаяла в темноте вместе с уплывшей шлюпкой.
        - Дим, а ты знаешь, какая тут температура воды? - поежился Фимка.
        - Не-а. Холодная, наверно, - не глядя на него, ответил Дмитрий.
        - Ага, девять градусов…
        - Да уж, вплавь нам туда не добраться…
        - Что же делать? - совсем расстроился Фимка. - Однажды у нас в Одессе, когда я был маленький, мы с ребятами в Аркадии, помню…
        Но тут Дмитрий схватил Фимку за руку. «Неужто показалось?» - подумал он.
        Ребята замолчали, напряженно прислушиваясь. Да нет, всплеск как будто повторился вновь. Еще немного, и сквозь сонный шорох накатывавших на галечный берег волн уже отчетливо слышался плеск весел о воду.
        - А ты говоришь - купаться! - Дмитрий сразу повеселел. - Ползи за мной! Будем брать на абордаж, под покровом ночи!
        И распластавшись по земле, друзья поползли к кромке прибоя, навстречу приближающейся лодке. Через некоторое время их темно-бурые балахоны полностью слились с землей.
        Глава третья
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс
        Иван Александрович Кусков широким шагом шел по обочине дороги, протянувшейся от крепости до судоверфи. По обе стороны, выстроившись уже в целые улицы, красовались разноцветными фасадами всевозможные мастерские, склады, пакгаузы и даже производственные цеха. Дорога эта была главной жизненной артерией колонии. И судя по тому, какое оживленное было на ней движение, дела в колонии шли прекрасно. И не было большего удовольствия для Ивана Александровича, чем сознавать это. От древесных складов доносился визг продольных пил. На высоких козлах-помостах мужики, стоя попарно, распускали на доски ошкуренные стволы вековых сосен. В открытых кузнях с навесами под ударами паровых молотов шипело и клацало железо. Перед меховыми складами индианки выделывали свежие шкуры, растянутые на рамах. Чуть поодаль, у зерновых хранилищ, на вереницу телег грузились мешки. Так телеги и шли: в сторону пристани - груженные, обратно - пустые. У причала под загрузкой стояли два пакет-бота под Андреевскими флагами. На рейде посередине бухты дожидалась своей очереди еще три небольших двухмачтовых шхуны, которые Кусков с Барановым
использовали для внутренних нужд колонии и которые ходили, в основном каботажно, вдоль побережья между Аляской и Калифорнией.
        Рядом с Кусковым, пытаясь поспеть за его широким шагом и держа картуз в руке, семенил приказчик, которому Иван Александрович на ходу отдавал распоряжения. С другой стороны от коменданта, звякая по ботфортам шпагой, шагал в распахнутом мундире раскрасневшийся Завалишин.
        - Иван Александрович, - Завалишин был чем-то явно озабочен, - я требую ответа! Немедленно!
        Отпустив наконец приказчика, Кусков повернулся к лейтенанту.
        - Да я ж вам ответил, Дмитрий Иринархович! Ну никак невозможно отказаться от приглашения испанского висероя! И не могу я оставить форт, не назначив вместо себя кадрового офицер. Да еще с таким опытом, как у вас! Так что само собой выходит, что ваше прибытие прямо-таки счастливый случай для всех нас.
        - Зато я так не считаю, Иван Александрович! Я, как вы изволили заметить, кадровый офицер! И нахожусь в кругосветной экспедиции с целью сбора важных для Отчизны сведений! Я не могу пропустить посещение Сан-Франциско. Понимаете вы это? И сторожить ферму не намерен!
        - Я-то все понимаю, Дмитрий Иринархович, а вот вы меня, видимо, не совсем, - с легкой обидой в голосе заявил Кусков. - И где ж вы только слов таких нахватались? Ферма!.. Во-первых, это не ферма, а аванпост государства Российского. Во-вторых, это коммерческий центр Русской Калифорнии! - Кусков широким жестом окинул окрестности. - Много ль вы такого оборота в самой матушке-России в последние годы встречали? И принадлежит все это, между прочим, компании, которая снарядила и вашу кругосветную экспедицию, милостивый государь! Что, кстати, приносит вам заслуженные почести. Прошу об этом не забывать!
        Кусков на минуту прервал обвинительную речь, как бы раздумывая, достаточно ли веские доводы он привел.
        - Да и потом, просьба-то моя всего о каких-то пяти-восьми днях, - уже более примирительным тоном добавил Иван Александрович. - Ну не могу ж я на юнца Прохора этакое дело оставить!
        - Иван Алексаныч… Ну как вы не поймете? - перешел на умоляющий тон Завалишин. - Да если я хоть еще на день в бездействии тут засижусь, то… То я… То тогда…
        Завалишин зашептал что-то на ухо Кускову.
        - Меня уж и так видения преследуют! - закончил он, опасливо оглянувшись, и размашисто перекрестился.
        Кусков с тревогой посмотрел на молодого человека.
        - Ничего, ничего, - по-отцовски ласково погладил он его по плечу, - отпустит. Тут у нас всяко бывает. Только не отчаивайся, не унывай. Бог милостив. Ты тут за эти дни в тишине поговей, исповедайся, причастись - глядишь, все на место и встанет, - как ребенку, внушал лейтенанту Кусков.
        Диалог их был внезапно прерван. На неоседланном пегом мустанге к Кускову подлетел индейский мальчишка лет десяти. Лихо осадив коня возле офицеров, мальчишка, которого прямо-таки распирало от чувства собственной значимости, прокричал, задыхаясь, по-русски:
        - Иван Алексаныч! К вам миссия из Сан-Франциско! Девять мушкетов и офицер!
        - Опять?! - удивился Кусков. - А чего хотят, не сказали?
        - Говорят - вас видеть, срочно! - Мальчишка, а точнее - мустанг под ним, крутился на одном месте, поднимая клубы пыли.
        - Видал? - обернулся к Завалишину Кусков. - Беспокоятся небось, что мы про визит забудем. Скажи им, Ваня, - сейчас буду!
        Последние слова Иван Александрович адресовал мальчишке, и тот, важно кивнув в ответ, умчался на своем скакуне обратно в сторону форта.
        - Кузнеца нашего сынок, Ваня, - в ответ на удивленный взгляд Завалишина пояснил Кусков. - У нас же тут мужики индианок в жены берут… А чего, жены из них получаются хорошие, да и для дела нашего - польза! Мы ведь сюда не временщиками какими пришли. Ободрать землицу - и поминай как звали! Нет, брат ты мой, мы сюда хозяйствовать пришли да примером своим нести просвещение народам местным! Если бы еще не мешали…
        Последнюю фразу Кусков сказал задумчиво и как-то совсем тихо. И посмотрел при этом не на форт, где ждали его испанцы, а куда-то в сторону океана. Затем, как бы стряхнув оцепенение, он развернулся и быстро зашагал в сторону крепости.

* * *
        Испанская делегация расположилась в «приемной зале» комендантской избы. Так Кусков окрестил широкую и просторную людскую на первом этаже своего дома, определив ее для совещаний и собраний. Здесь, за длинным столом, стоявшим вдоль стены, расположилась испанские посланники. Делегация, или, как обозвал ее давешний мальчишка, миссия, состояла из десяти человек. Офицер сидел во главе стола и чинно пил чай из самовара, который ему то и дело подливала в стакан одетая в русский сарафан индианка. Два мушкетера почтительно стояли у него за спиной, остальные разместились на лавках. Офицер, статный черноглазый красавец лет сорока, время от времени шумно отдувался, утирая батистовым платочком выступавший на лбу пот.
        - Дон Луис! - широко улыбаясь, по-испански приветствовал офицера Кусков, войдя в комнату. - Сеньор команданте пресидио де Сан-Франциско! Для меня большая честь, что вы нашли возможным вновь посетить форт Росс. Мы всегда вам чрезвычайно рады!
        Испанец, тоже с дружеской улыбкой, поднялся навстречу Кускову.
        - Ваше превосходительство сеньор комманданте пресидио де Росс! Не скрою, что всякий раз, несмотря на отдаленность наших владений, искренность и радушие вашего приема компенсируют все тяготы и невзгоды пути! - витиевато, как на дипломатическом приеме, завернул испанец. Глаза его поблескивали озорными искорками. - Дело, которое так скоро заставило меня вновь оторвать вас от несравнимо более важных занятий, не терпит отлагательств! - добавил с поклоном дон Луис, от которого не укрылся намек Кускова на слишком частые посещения.
        - У меня нет в этом никаких сомнений, - коротко ответил Кусков. - Прошу вас, садитесь, сеньор!
        Иван Александрович двинулся к столу, однако испанец продолжал стоять.
        - Если ваше превосходительство не возражает, я бы предложил короткую прогулку, пока мой отряд и лошади отдыхают.
        - Почту за честь, благородный дон, - стараясь не выказывать своего удивления, отозвался Кусков.
        Оказавшись на улице, оба коменданта двинулись в сопровождении солдат к крепостным воротам, подальше от любопытных глаз. Выйдя из форта, Кусков прислушался. Мужики-мастеровые, отполдничав, затянули песню. Мощно и стройно неслась над океанским прибоем «Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии блистали»…
        - А ведь сию песню сложил сам управляющий канцелярией Российской Американской компании Рылеев Кондратий Федорович, - со значением подняв палец, произнес Кусков.
        - Русские талантливый народ, я это давно знаю, - улыбнулся в ответ дон Луис.
        Дав приказ сопровождению оставаться в крепости, коменданты вышли за ворота. Здесь, вдали от посторонних глаз, они остановились и обнялись, как братья.
        - Ну, как живете, как семейство, как Кончита? - сразу же засыпал гостя вопросами Иван Александрович.
        - О-о… Все обычно, нормаль… Сестра здорова, шлет поклон вам, как всегда.
        Дон Луис хоть и с сильным акцентом, но вполне сносно говорил по-русски.
        Дон Луис де Аргуэльо был старшим братом Марии де Аргуэльо, или Кончиты. Кусков познакомился со всем его семейством в ту пору, когда он, молодой еще лейтенант в команде легендарного Хвостова, оказался здесь впервые. Произошло это благодаря Николаю Петровичу Резанову, занимавшему в то время пост соправителя Российской Американской компании, который приплыл тогда на Аляску с инспекцией дел компании. Тогда они на корабле «Джуно», или по-русски «Юнона», купленном Резановым у англичан, впервые пришли сюда налаживать с испанцами отношения. Когда же он спустя еще пять лет, уже как помощник Баранова, бессменного правителя Аляски, по совету того же Резанова, торговал это место под будущее поселение для русской колонии, знакомство с семейством коменданта пресидио переросло у него в дружбу. Тогда в пресидио Сан-Франциско еще хозяйничал отец дона Луиса, после смерти которого командование гарнизоном крепости перешло к сыну. Сколько же времени после этого прошло? Кусков невольно вздохнул. Подумать только - почти пятнадцать лет!
        Дон Луис деликатно молчал, наблюдая за погрузившимся в воспоминания другом. Наконец, прервав паузу, Кусков возобновил разговор.
        - Ну, а как дела в Испанской Америке? - спросил он.
        - Много дел и не очень хороший известия из нашей и вашей столиц. Никак не могут ладить, уговариваться государи наши…
        - Да уж, - вздохнул Кусков. - Но как говорится, они там, далеко! А нам тут самим как-то жить-выживать надо.
        - Это правильно, друг. Но только мы с тобой, не сами по себе есть. Мы присягу давали… Не хочется из-за… эх, как сказать, не знаю… В положение неприятное попасть.
        - Эк ты чем опечалился, - потрепал Кусков друга по плечу. - Давай-ка будем сперва решать загвоздки, что нам день нынешний подкидывает. Я, кстати, твой вопрос обсудил с Барановым. Мы купим у вас дополнительно еще пять тысяч воловьих шкур.
        - О!!! Спасибо! Мучо-мучо спасибо, мой русский друг!.. - у дона Луиса заметно поднялось настроение. - Да, кстати, падре Диего спрашивает у тебя одолжение. Не продашь ли нашим монахам в миссии еще виноградной лозы? Вроде принялась она у них…
        - Ни в коем случае! Не продам! - Кусков сделал многозначительную паузу и затем продолжил, дружески обняв за плечи опешившего дона Луиса: - Дам, конечно. Сколько есть в запасе - всем поделюсь! Тут мне и спрашиваться никого не надо. Сегодня же распоряжусь, - заверил друга Кусков.
        Они опять помолчали. Наконец Кусков решил взять инициативу в свои руки:
        - Ну, а теперь выкладывай, что случилось? Ведь не за лозой же ты приехал?
        Лицо дона Луиса вновь помрачнело.
        - Ты прав, друг, не за лозой… Тут дело очень неприятное… Не знаю даже с чего начать… Пожалуй, начну с конца… Тут на базаре в Монтерее заметили неизвестных людей… - нерешительно начал дон Луис.
        - Ну и? - подбодрил его Кусков.
        - Так вот, при дворе висероя считают, что это ваши… - закончил наконец дон Луис.
        - Конечно наши. И разрешения на то, и бумаги соответствующие подписаны вами же, благородный дон Луис. Вы никак запамятовали? То ж Савелий с братом, торговые эмиссары наши! Как и договорено, раз в четыре месяца…
        - Да нет, брат, - с вздохом опять перебил Кускова дон Луис, - об этих я не говорю. Они-то под присмотром… Я говорю о других… Это были чужие!
        - Благородный дон, мы знаем друг друга много лет и всегда хорошо, честно друг к другу относились, так? - Кусков внимательно смотрел испанцу в глаза. Тот хмуро кивнул в ответ. - Так вот, поверь мне на слово - если бы кто из наших ушел без ведома, вы бы первый узнали об этом! - твердо заявил Кусков.
        Но дон Луис продолжал неуверенно переминаться с ноги на ногу. Наконец, видимо не подобрав убедительных слов на русском, он перешел на испанский.
        - Дон Иван, я не собираюсь оспаривать вашу искренность. Прошу только понять, как строги испанские законы. Вы знаете, что вся территория от Сан-Франциско и до Сан-Диего закрыта для иностранцев. И я поставлен следить за строгим исполнением монаршей воли. Вы знаете, мне и так нелегко отбиваться от нападок врагов. Меня и мою семью многие давно обвиняют в излишней симпатии к русским.
        - Знаю, все знаю, дорогой друг, - покачал головой Кусков. - Но уверяю вас - у меня все души наперечет. Вы же знаете - у нас и так не хватает работников. Если бы хоть один пропал, уже было бы ощутимо. Нет… Нет, это невозможно! А почему они, собственно, решили, что эти «чужие» наши?! Ведь вы тоже так думаете, дон Луис, иначе бы не приехали? - перешел в наступление Кусков. - Может, это дезертиры с какого-то корабля? Нужно выяснить, кто заходил в последнее время…
        - Сначала мы тоже так думали, - тихо, но уверенно прервал речь Кускова дон Луис. Было видно, что ему чрезвычайно неловко уличать друга в неискренности, - но индейцы слышали на базаре, как они говорили по-русски!
        Кусков замер, уставившись на дона Луиса. Постояв немного, он вновь молча двинулся вдоль дороги. Испанец сконфуженно последовал за ним.
        - Вот лукавый попутал! - в сердцах пробормотал Кусков. - А сколько их было, этих чужих-то?
        Вместо ответа дон Луис выставил три пальца.
        - Трое?! - воскликнул Кусков, - Нет, ну ладно бы еще один! Я мог бы не углядеть! Болеет человек или что. А тут - целых трое! Нет, это совершенно невозможно!
        - Увы, мой друг, увы, - покачал головой дон Луис. - Двое мужчин и с ними… индианка.
        - Что?! - Кусков даже остановился, демонстрируя неподдельное изумление, - А индианке-то зачем бежать? От кого прятаться?! Что-то наплели-напутали ваши монтерейцы. Вы сами-то верите? Вдруг это наши недоброжелатели козни против нас плетут? Оговорщики!
        - Не знаю, дорогой дон Иван, - отозвался испанец, - все может быть. Я теперь ни за что поручиться не могу. От прямого обвинения нас с вами пока спасает лишь одно обстоятельство… Дело в том, что по-английски они тоже разговаривали, а это похоже уже на козни британцев. Ведь ни для кого не секрет, что в нашем крае все, включая индейцев, говорят только на двух языках: русском и испанском, английского никто не знает… А тут индианка да вместе с ними по-английски! Бред какой-то!
        В задумчивости друзья вновь зашагали вдоль дороги. На этот раз молчание было долгим. Наконец Кусков обернулся к дону Луису. Взгляд его был серьезен.
        - Хорошо, дон Луис. Разрешим сию загадку. Вы даете мне разрешение на марш поискового отряда, а я вам обещаю, что мы изловим сих странных людишек. Идет?
        Вернувшись в крепость, Кусков с доном Луисом сразу же устремились к комендантской избе.
        - Завалишина ко мне! - с ходу крикнул Кусков.
        Пока испанцы седлали лошадей, на бегу застегивая мундир, примчался Завалишин в сопровождении прапорщика Прохора Заборщикова.
        - Ну что ж, господин лейтенант, - повернулся к нему Кусков. - Видно, быть по-твоему. Подымай своих гардемаринов, Дмитрий Иринархович. Получаешь боевое задание, каковое мы с доном Луисом доведем до тебя на построении всего отряда. А ты, Проша, сбегай-ка, мил друг, к нашим виноградарям. Пускай выберут черенки лозы да передадут людям сеньора команданте. Только смотрите там - чтоб не посохла в дороге!
        Глава четвертая
        Лета 1825-го, декабря 13-го. Санкт-Петербург. Дом Российской Американской компании. За день до восстания
        Плотно прикрыв за собой дверь в кабинет, Кондратий Федорович Рылеев вышел на лестницу. В вестибюле неторопливо прохаживался в ожидании незнакомый господин неопределенного возраста. Что-то в облике незнакомца сразу же показалось Рылееву странным. Вот только что? Рылеев никак не мог определить… На господине была дорогая фрачная пара. Воротник накрахмаленной белоснежной сорочки впивался в его мускулистую шею… Ага, вот оно! Фрачная пара ранним утром! Никто не наденет фрак утром. Ты можешь оказаться в нем утром, возвращаясь домой после бала, например. Кондратий Федорович и сам не раз оказывался в такой ситуации. Но вот в том-то и дело, что незнакомец не выглядел так, как если бы где-то задержался. Напротив, создавалось впечатление, что он эту свою фрачную пару только что надел. Странно… На могучие плечи незнакомца был накинут черный плащ на меховом подбое. Несмотря на гражданское платье, его статная фигура говорила о военной выправке. Вообще, Рылеев готов был поклясться, что незнакомец из полиции. Если бы не плащ… Мех подбоя был очень дорогой. «Вряд ли жандармерия будет разгуливать в таком облачении»,
- подумал Кондратий Федорович.
        В руке странный господин держал черный атласный цилиндр. На широком бобровом воротнике плаща искрился тающий снежок.
        «Из полиции все же, - решил-таки про себя Рылеев, - по поводу журнала, наверное…» И, стараясь держаться как можно независимей, произнес вслух:
        - Надо же… Я и не заметил, как снег пошел!
        Сбежав по лестнице, Рылеев остановился перед незнакомцем, приветствовав его легким кивком.
        - Итак, чем обязан визиту, господин… - Кондратий Федорович сделал паузу, вопросительно приподняв бровь. Но незнакомец представляться не спешил. Вместо этого он с интересом смотрел на Рылеева. «Как на экспонат в кунст-камере, - пронеслось в голове у Кондратия Федоровича. Однако взгляд посетителя был спокойным и уважительным. - Нет, не из полиции…» - опять засомневался Рылеев. Он уже открыл было рот, чтобы повторить незнакомцу свой вопрос, как тот наконец заговорил. Слова он произносил медленно, будто вслушиваясь в их звучание.
        - Кондратий Федорович Рылеев… как странно… вы мне представлялись гораздо старше, - вдруг ухмыльнулся незнакомец.
        «Точно не из полиции, - окончательно заключил Рылеев, в котором, по мере того как самые страшные предчувствия отступали, начинало закипать раздражение. - Какая наглость, однако!»
        - Кто вы? - резко спросил он вслух.
        Ответ незнакомца превзошел все его ожидания.
        - Это неважно. Вы меня больше не увидите. Но уверяю вас, информация, которую я имею честь вам сообщить, заслуживает вашего внимания.
        Произнес это незнакомец таким тоном, что если еще секунду назад Рылеев готов был указать ему на невоспитанность, а может, и на дверь, то сейчас внутреннее чувство подсказывало ему, что тот имеет полное право на такое поведение. Однако сдавать позиции без боя Кондратий Федорович не собирался.
        - Вполне вероятно, - холодно сказал он, - но вынужден вам заметить, что без доклада я не принимаю. Потрудитесь оставить вашу визитную карточку с указанием интересующего вас вопроса, и вас известят, когда я смогу вас принять. Сегодня, право, я очень занят…
        - Кондратий Федорович, - вдруг как-то совершенно неофициально, почти задушевно, проговорил странный посетитель, - это касается… м-мм… Как бы это поточнее выразиться?.. Завтрашних событий…
        Рылеев побледнел и незаметно, по крайней мере так ему хотелось думать, оперся о небольшой столик. Мраморная столешница была холодной, как и пот, выступивший на его ладонях. «И все-таки предчувствия оказались верными», - печально подумал он.
        - Вы из полиции? - сказал он вслух. Голос его предательски дрогнул.
        Его предположение почему-то страшно развеселило незнакомца. Остававшийся все это время серьезным и даже глядевший на Рылеева с какой-то жалостью, - Кондратий Федорович все никак не мог подобрать слово, и вот оно, наконец, само всплыло в сознании, - незнакомец вдруг расплылся в улыбке и даже хихикнул.
        - Из полиции? Ха-ха-ха! Да нет, не из полиции. Хотя в каком-то смысле… Ха-ха-ха! Но - нет, нет! Я, так сказать, частное лицо. Называйте меня Борисом Борисовичем. Впрочем, и это не имеет никакого значения. Ха-ха-ха!
        Незнакомец наконец перестал смеяться. Почему-то Рылеев обратил внимание на его зубы. Они были удивительно белыми и ровными. Кондратий Федорович подумал, что никогда не видел таких зубов.
        - Позвольте, э-э… Борис Борисович. Видите ли… Что вы подразумеваете под «завтрашними событиями»? События, кои еще даже не свершились, не совсем правильно называть «событиями», - пытаясь выиграть время, как в горячечном бреду, бормотал Рылеев. Но незнакомец не дал ему договорить. Тихим голосом он начал нараспев декламировать:
        Уж вы вейте веревки на барские головки.
        Вы готовьте ножей на сиятельных князей
        И на место фонарей поразвешивать царей.
        Тогда будет тепло, и умно, и светло. Слава!
        К своему ужасу Кондратий Федорович почувствовал, что его лоб стал покрываться испариной. Рылеев оторопело смотрел на посетителя. Ему вдруг стало очень холодно. Ему даже показалось, что это от незнакомца веяло каким-то потусторонним холодом. Рылеев зябко передернул плечами. Не скрывая более своих чувств, он опустился в кресло.
        - Но… Как?.. Этого еще никто никогда не слышал… Не читал… Я еще не записал даже… Это… Это еще здесь! - Рылеев постучал указательным пальцем себе по лбу. Он ни к кому более не обращался. Он разговаривал как бы сам с собой, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему.
        - Наверное, я схожу с ума! Но почему вдруг… Безумие! - Кондратий Федорович с тоской посмотрел в окно. - А ведь до вашего прихода я был более чем уверен, что нахожусь в здравом уме…
        Незнакомец пожал плечами, словно ничего неестественного не происходило.
        - Господин Сомов также изменился в лице, когда я прочитал ему его же собственные стихи… Надеюсь, Кондратий Федорович, теперь вы верите, что я… м-м-м, более чем хорошо информирован. При этом, положа руку на сердце, я не стану вас заверять, что я вам друг. И все же мы с вами должны переговорить об очень важных вещах, полностью доверяя друг другу.
        Рылеев оторвал взгляд от окна и вновь перевел его на загадочного посетителя. На Кондратия Федоровича смотрели серые глаза. В них он снова прочитал интерес и уважение. «Всему этому должно быть какое-то логическое объяснение», - наконец заключил про себя Рылеев. Приняв решение, он резко встал, выпрямился, одернул сюртук и, уже не глядя на незнакомца, проговорил:
        - Прошу вас, следуйте за мною.
        После чего, уже не оглядываясь, Кондратий Федорович стал быстро подниматься по широкой лестнице. Незнакомец молча последовал за ним.
        Глава пятая
        Лета 1820-го. Калифорния. Дорога из Монтерея в форт Росс
        На небольшой поляне под тенью вековых секвой горел костер. Заходящее солнце, снопами света пробивавшееся сквозь стволы деревьев, создавало иллюзию чего-то мистического, сказочного. Вдалеке слышался шум водопада.
        Фимка прильнул к камере. Напротив него, используя косые лучи солнца как контровой свет, а отблески костра как основное освещение, на поваленном бревне устроился Дмитрий. Одной рукой он держал перед собой микрофон, а другой обнимал закутанную в шерстяное одеяло и прильнувшую к нему Марго.
        …На этом мы заканчиваем наш первый репортаж из девятнадцатого века. Если дальше все пойдет, наконец, по плану, а благодаря некоторым с планами у нас не очень получается…
        Дмитрий, улыбаясь, покосился на Марго, которая куталась в одеяло и, уютно прильнув к Дмитрию, уплетала огромный кусок пирога.
        …то скорее всего завтра мы оставим Испанскую Калифорнию и в районе речки с характерным названием Славянка, коей через двести лет суждено будет называться «Рашен-Ривер», вступим во владения Российской империи!
        Дмитрий на секунду замер перед камерой, обозначив конец репортажа. Фимка, досняв «ракорд», опустил камеру.
        - И еще надо было бы добавить в тексте, - хихикнул Фимка: - «И если оператор сможет в дальнейшем нормально функционировать как мужчина!»
        Все прыснули от смеха, а Марго добавила, счастливо улыбаясь:
        - Нечего было на людей бросаться! Тем более когда они из лодки в темноте высаживаются! Еще раз под горячую руку… э-э-э, точнее - ногу, попадешь - останешься без наследников!
        Фимка вскочил на ноги и шутовски согнулся пополам, держась руками за пах.
        - Может, я уже их лишился. Ой, мне надо срочно проверить!
        Новый взрыв хохота был ему ответом.
        - Ты лучше, когда мы в следующий раз в нашем времени будем, протектор себе купи, какой футболисты в трусы вставляют. Он тебе еще не раз пригодится, - утирая выступившие от смеха слезы, добавила Марго.
        - И желательно с подогревом, - тоже смеясь, подлил масла в огонь Дмитрий, - а то он все время порывается в ледяной воде искупаться!
        Хохот, такой необходимый для разрядки после переживаний последнего дня, сотрясал лес.
        - Вот и спасай после этого девушек из пиратского плена, - не унимался Фимка, - или что-нибудь себе отморозишь, или с яичницей в штанах останешься!
        Нахохотавшись вволю, ребята наконец затихли, обессиленно всхлипывая.
        - А вообще, спасибо! - серьезным тоном проговорила вдруг Марго, - Я, конечно, могу и сама за себя постоять, но все равно чертовски приятно, когда тебя спасают. Прям как в приключенческом романе!
        Последние слова Марго говорила, уже глядя на Дмитрия, который в ответ тоже буквально пожирал ее влюбленными глазами. У костра повисла пауза. Пофыркивали пасущиеся неподалеку стреноженные лошади. Марго легонько коснулась своими губами губ Дмитрия. Фимка с кряхтением поднялся с земли.
        - Я тут пойду, пожалуй, к водопаду прогуляюсь…
        Но его уже никто не слышал. Не в силах более сдерживаться, Дмитрий и Марго слились в страстном поцелуе.
        Древний лес стоял в своей первозданной красе. Сквозь густую листву пробивались косые лучи солнечного света. Лес, казалось, был переполнен жизнью. Слышался неугомонный треск и щебет его обитателей. Заросшая папоротником тропинка сбегала к ручью, переливавшемуся бликами солнечных зайчиков. Фимка двинулся по ней в сторону, откуда доносился шум падающей воды. В многочисленных заводях речушки, шевеля плавниками, лениво стояла форель. Вода была настолько чистая, что рыбу было видно даже с тропинки. Постепенно скорость воды стала набирать обороты. Это да еще усилившийся шум говорили о том, что совсем скоро поток закончит свой плавный бег. Красота вокруг была такая, что Фимка опять пожалел, что не взял с собою камеру. Но возвращаться к костру ему не хотелось. Через некоторое время лес расступился, и взору открылась удивительная панорама. Лес, по обе стороны речки подступив прямо к обрыву, резко заканчивался, открывая потрясающий вид на долину, которая простиралась до самого горного хребта на горизонте. «Наверное, именно эта долина будет называться когда-то Сономой, - подумал Фимка. - Только леса уже не
будет… Эх, надо было все-таки вернуться за камерой!»
        Перепрыгивая с камня на камень, Фимка приблизился к самой кромке обрыва. Он даже лег на живот и подполз к самому его краю. Картина, открывшаяся его взору внизу, заставила его замереть на месте.
        Водопад был всего метров тридцать в высоту. Он обрушивал воды реки в сформированный им же бассейн. Огромные валуны окаймляли естественный водоем. Чуть расступившийся вначале лес, дав место реке для ее свободного падения, живописно подступал к водоему, в котором плескались русалки.
        По крайней мере так Фиме показалось в первую минуту.
        Иссиня-черные волосы, украшения из перьев и бисерных нитей, раскосые глаза, высокие скулы, татуированный орнамент на лицах и телах - индианки! Шесть-семь - Фимка никак не мог сосчитать - совсем еще молодых девчонок забавляли себя тем, чем забавлялись бы их ровесники и ровесницы во все времена и в любой стране. Забравшись на огромный валун, выступом нависший над заводью, они с визгом прыгали в воду. Их смуглые мокрые тела искрились на закатном солнце, добавлявшем в окружающую гамму красноватый оттенок. Одна из индианок, на которую Фимка сразу обратил внимание, нырнув в воду, в два сильных гребка переплыла на другую сторону бассейна, выбралась на камни и встала под струи водопада.
        Фимка боялся пошевелиться на своем наблюдательном посту. Щеки его горели, во рту пересохло, пальцы судорожно впились в камень. «Не-е… Кажись, с наследниками все будет нормально,» - усмехнулся он про себя и заерзал на камне, поправляя штаны.
        Услышать из-за шума падающей воды индианка ничего не могла - скорее, она почувствовала движение. Откинув с лица мокрые волосы, она взглянула вверх и встретилась прямо с Фимкиным взглядом. Девушка на секунду замерла от неожиданности. По-видимому, ничего, кроме восхищения, этот взгляд не выражал, и уж тем более никакой опасности от него не исходило. Придя к такому заключению, индианка озорно улыбнулась и медленно повернулась под струями воды, оглаживая руками бедра. Когда она вновь взглянула на молодого человека, прильнувшего наверху к скале, то даже прыснула от смеха. На парня было жалко смотреть…
        Но что это? Его мужской просящее-умоляющий взгляд вдруг изменился. Глаза парня в ужасе округлились, рот открылся, как будто он хотел ей что-то крикнуть. Но главное, взгляд его устремился куда-то за нее…
        Инстинкт «дикой дочери природы» сработал быстрее мысли. Без подготовки и раздумий, не оборачиваясь, девушка мгновенно соскользнула в воду. На то место, где она только что стояла, упала грубо сплетенная сеть.
        Фимино эротическое оцепенение как рукой сняло! Вскочив на ноги, он во всю глотку заорал: «Сзади!» Правда, как ему показалось, «его» индианка исчезла даже раньше крика. Здоровенный мужик с серьгой в ухе и в ботфортах, неизвестно откуда вывалившийся из-за кустов, чертыхнувшись, подхватил свою пустую сеть и что-то проорал на другую сторону бассейна. Что именно, Фима не расслышал, но то, что фраза была произнесена по-английски, не вызывало сомнений. Дальше все происходило как в каком-то кошмаре. Из всех кустов, окружающих заводь, с гиканьем и воплями вывалила орава головорезов, в которых Фимка к ужасу своему узнал старых знакомых по монтереевскому базару. Окружив голых, визжащих девчонок, они стали грубо валить их на землю и связывать. Пираты не церемонились. Особо строптивые получали удар в лицо и сразу же обмякали в руках бандитов. Последние тоже были разгорячены эротической сценой, которую они, как и Фимка, какое-то время наблюдали. Один из пиратов, схватив связанную по рукам и ногам индианку и перекинув ее через ствол поваленного дерева, пристроился было сзади, но тут же получил удар сапогом по
голым ягодицам. Фимка даже не сразу узнал капитана. От его былого лоска и величественности не осталось и следа. Один глаз у него был полностью затекший, рот и нос разбиты, как у боксера после боя. Он в ярости бегал по берегу, держа в одной руке обнаженную саблю, а в другой - длинный кнут, которым время от времени охаживал и пленниц, и своих головорезов.
        - Move, move, move! - отчаянно орал он беззубым ртом. - And look carefully! Who finds me that tattooed bitch, will be a rich man![8 - Давай, давай, давай! И смотрите внимательней! Того, кто найдет мне ту татуированную сучку, - озолочу! (англ.)]
        Последнее, что успел заметить Фима, - это то, что его «возлюбленной» среди собранных пиратами в кучу визжащих и рыдающих индианок не было. Но насладиться этой мыслью он так и не успел. В этот момент Фимкино сознание выключили ударом ружейного приклада - сзади, по голове.
        Глава шестая
        Лета 1820-го. Граница Русской и Испанской Калифорний. Миссия Сан-Рафаэль
        У распахнутых ворот испанской миссии, обнесенной высоким каменным забором, сидел караульный солдат. Для чего он здесь сидел, ему и самому было не очень понятно. Что за важность такая - миссия? От кого ее охранять? Индейцы здесь мирные, да к тому же почти все уже приняли христианство. Воров тоже особо не наблюдалось в связи с редкой заселенностью местности. Тех, кто жил на разбросанных по долине фермах и плантациях, тоже знали наперечет - все как на ладони. Были, конечно, еще русские, их новые соседи к северу за рекой, но народ они весьма домовитый, мастеровой, в делах и торговле надежный и в каких-либо непристойностях не замеченный. Да и к тому же нынче у них и своих дел было хоть отбавляй. Территория-то их не меньше испанских владений будет. Правда, приходилось ему слышать возмущенные речи каких-то паникеров, которые упорно сеяли слухи, что уж больно русские разрослись в своих амбициях, что так, мол, и норовят новые земли у испанской короны, да хранит ее Пресвятая Дева, оттяпать. Но в это мало кто верил. Достаточно вокруг оглядеться - вон ее, землищи-то, сколько! Немерено! Да к тому же все
пустая. Нарезай себе да возделывай! Чего ссориться? Чего рядиться? Эх, человек, человек - все-то тебе мало!
        К старости тянет на философию. А солдат был уже стар. Шутка ли сказать - пятьдесят лет почти! За свою жизнь навидался он всякого. Дома у него в далекой Испании не было, а значит, и возвращаться было особо некуда. Вот закончится служба, можно будет тут и осесть. «А что? - думал старый солдат, покуривая трубку. - Страна не хуже любой другой. Спокойно главное…» Чем-то эта страна напоминала его родную Эстремадуру. За долгие двадцать лет, что он здесь отслужил, никаких тебе военных действий. В основном караульная служба. Красота! Да и кому она нужна, глухомань такая?.. «А может, так при миссии и останусь, - продолжал рассуждать про себя старик. - Здесь-то ведь тоже особо податься некуда. А тут все же под Божьей сенью!»
        Солдат перекрестился и сладко зевнул. Ничего, сиесту он завтра наверстает, а дремать он давно уже научился сидя и даже стоя. Если бы еще желудок не беспокоил, да суставы, да зубы… «Но разве так бывает? - успокаивал себя солдат. - Чтоб ничего не беспокоило? Этак ты вроде как и умер уже!» Затрепанный мундир его был расстегнут, голова непокрыта. Он жмурился, подставив изрытое морщинами лицо солнцу, клонившемуся за горизонт. Меж колен, скорее для опоры, чем в качестве оружия, было зажато его древнее ружье.
        За стеной, внутри крепостного двора, у одноэтажного домика-казармы отдыхали в тени еще с десяток солдат. Все они немногим отличались от караульного. Дослуживали, дотягивали свою лямку старики, вдали от бурных событий эпохи, на краю империи.
        В глубине, через небольшую площадь, напротив ворот, высился храм, рядом домик аббата-настоятеля, а дальше вдоль стен хозяйственные постройки да монашеские кельи.
        Четверо монахов-францисканцев в коричневых сутанах, подпоясанных веревками, возились посередине двора. Нынешний аббат-настоятель был прогрессивный - радел за веру, лениться не давал и всегда придумывал монахам какие-нибудь работы после обедни. Чтоб не жирели от лени и безделья. Вот и сейчас он подавал другим пример, силясь приторочить новое колесо к арбе, которую они очень выгодно приобрели у проезжего торговца.
        Отряд гардемаринов под командованием лейтенанта Завалишина и мичмана Нахимова бодро спускался с горы. Вдалеке виднелась испанская миссия - цель их дневного перехода. Шли ходко, весело, с песнями. «Засиделись ребята, - думал Завалишин, - понятное дело! - Он и сам был чрезвычайно рад такому повороту событий. - Спасибо тебе, Господи, не оставил раба своего!» - не уставал повторять Завалишин. На губах его блуждала счастливая улыбка. За три месяца пребывания в форте Росс лейтенанту уже приходилось бывать в миссии Сан-Рафаэль, и не раз. С местным аббатом он даже подружился, несмотря на разногласия в вопросах веры. Пару раз у них возник довольно горячий спор, разрешить который удалось лишь при помощи трех здоровенных кувшинов вина. Вино монахи научились делать хорошее. Миссия их была расположена в долине, где был свой микроклимат. Гораздо жарче и суше, чем у прибрежных русских земель, поэтому вино у монахов получалось более терпкое, насыщенное и ароматное. К тому же аббат добавлял еще каких-то трав, что создавало неповторимый вкусовой букет. Именно Завалишин посоветовал аббату попробовать вино продавать
- и дело пошло! Наконец-то миссия на собственные деньги достроила церковь, поправила пошатнувшуюся стену, заново побелила монашеские кельи. Завалишин даже пообещал приобрести у аббата партию вина и взять его в далекое плавание домой, чтобы представить в Европе. В общем, Дмитрий Иринархович по праву рассчитывал на радушный прием.
        Лейтенант втянул ноздрями воздух. Уже пахло дымом человеческого жилища.
        - А что, душа Нахимов, не испытать ли нам сию гишпанскую фортецию на готовность к бою? - вдруг повернулся Завалишин к мичману и озорно ему подмигнул. Настроение у него было превосходное.
        Нахимов весело усмехнулся в ответ:
        - Это как понимать изволите? Штурмом брать будем? А каторгу отбывать станем здесь же?
        - А чего, здесь можно и каторгу, - весело рассмеялся Завалишин и повернулся к браво шагавшему строю:
        - Барабанщик - дробь! Отря-я-я-д! В шеренгу-у-у стройсь! Запевала!
        Сонную тишину округи рассекла сухая барабанная дробь и звонкий молодой голос затянул: «Гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс…»
        Выше взметнулся Андреевский флаг…

* * *
        Старик-караульный дремал, пригретый солнышком и убаюканный собственным философствованием. Ему снилось, как он в молодости шел в атаку под барабанную дробь, как было и страшно, и весело, и как очень хотелось по нужде. Поэтому первые несколько секунд старик думал, что он все еще дремлет. На фоне закатного солнца под развевающимся флагом на него шла в атаку вражеская пехота, воздух разрывала барабанная дробь и… и как тогда, опять хотелось по-большому… Дремоту как рукой сняло. Трубка выпала у него изо рта. Старик не мог поверить своим глазам. Над развернувшимся в боевое каре неприятельским отрядом развевался российский флаг! Караульный попытался вскочить, но запутался в ружейном ремне и чуть не упал. Желудок, предатель, как будто только этого и ждал. Воспользовавшись тем, что внимание на секунду оставило солдата, живот издал предупредительный звук, протяжный и фыркающий, и вывалил все свое содержимое прямо ему в штаны.
        За долгие годы службы солдат хорошо усвоил две вещи: первое - что коричневыми армейские штаны делали неслучайно, и второе - что бежать лучше в том же направлении, что и неприятель, только гораздо быстрей! Что старик и исполнил, широко выкидывая ноги в разные стороны. К его чести, при этом он попытался закрыть за собой ворота. Но, то ли створки были тяжелые, то ли петли осели и были не смазаны, да только ничего у него не вышло. В конце концов, бросив это занятие, солдат прибегнул к старому, веками проверенному и положительно зарекомендовавшему себя способу сторожевой службы. Набрав в легкие воздух, он изо всех сил заорал: «Караул!»
        Вопли старого солдата особого впечатления на гарнизон миссии не произвели. Ветераны, на всякий случай прихватив старые ружья и копья, скорее с любопытством столпились у ворот.
        - Русские идут! - продолжал орать старый солдат, указывая на фланг пехоты, который уже вновь перестраивался в походное построение.
        Здоровяк аббат, бросив колесо с арбой и растолкав вояк, пробрался вперед. Прикрыв ладонью глаза от солнечного света и посмотрев в сторону приближающейся колонны, аббат наконец изрек:
        - Ну, русские… И что ты так разорался, Эрнандо?
        Но, оглянувшись на солдат, он вдруг рассердился.
        - Вы что, все с ума посходили? А ну, быстро в дом со своими железками! И чтоб как мыши сидели. Запритесь и не выглядывайте! Еще не дай бог русские решат, что мы от них защищаться собираемся. Завоевывать пришли - пусть завоевывают! Русские - добрые. Убивать не станут. Я сам с ними столкуюсь. А вы - марш в погреб! И сидите там, пока не позову…
        По-видимому, аббат был в большом авторитете. Приказания его солдаты кинулись исполнять с готовностью и даже радостно.
        Отряд российских гардемаринов браво промаршировал в ворота. Во дворе миссии не было ни души. Нахимов поднял руку, и барабанная дробь стихла. Молодежь неуверенно и с интересом оглядывалась вокруг.
        - Та-ак… - растерянно произнес Завалишин, - даже мой друг аббат встречать не вышел. Получается - полная виктория, господа гардемарины! Ну что ж, подкрепитесь пока, а мы с вами, мичман, пойдем взглянем - есть ли кто живой?
        Пока отряд располагался в тени крепостной стены, дверь храма вдруг отворились и на пороге появился здоровяк-аббат с распятием в руках. За ним показалась процессия из монахов. Заунывно распевая что-то по-латыни, монахи с трагическими лицами двинулись в сторону русских.
        - Ба-а… А вот и мой друг! - подмигнул Нахимову Завалишин. Вышел вперед и уже по-испански обратился к святому отцу:
        - Авва Антонио, вы никак тут все на тот свет собрались? Уж не от звука ли наших барабанов? - В глазах у него появились озорные искорки. - И что, сразу в рай или все же сначала в чистилище?
        Аббат, узнав в лейтенанте Завалишина, заметно приободрился. Но все же взгляд его оставался настороженным.
        - О, дон Димитрио! Это вы?! Велик и милостив Господь! Но позвольте, уж не для того ли юный генерал заявился ко мне с целой армией, чтобы продолжить наш теологический диспут?
        - Боже сохрани, святой отец! Негоже мне, неразумному, вступать в диспут с мудрейшим прелатом Римской церкви! - в тон аббату парировал Завалишин.
        - Вы преувеличиваете, мой юный друг, - притворно-смущенно отозвался аббат, но все же метнул горделивый взгляд на свою разновозрастную паству. Монахи, потупившись, стояли за ним молча.
        - Не более вашего, святой отец. Так же, как я далек от чина генерала, вами упомянутого, так и отряд курсантов моих - от армии. Хотя я готов принять слова ваши как комплимент, - с улыбкой поклонился Завалишин. - А где же ваши доблестные гвардейцы, святой отец?
        - Они… э-э-э… Они мой, юный друг, на учениях, - нашелся аббат и как-то сразу засуетился: - Да что же мы все на пороге стоим! Пожалуйте в нашу трапезную! Разделите с нами хлеб насущный!
        Как и предполагал Завалишин, «разделение хлеба» превратилось в целое пиршество. Стол ломился от фруктов и овощей, и монахи выкатывали уже второй бочонок своего прекрасного вина. Дмитрий Иринархович на это и рассчитывал. Уж больно ему хотелось порадовать своих молодцов домашней едой да вкусным вином после дневного перехода. Монахи, кстати, разводили вино водой, что пришлось по вкусу и завалишинской молодежи. Когда, разомлев и разрумянившись от застолья, все развалились на лавках вокруг длинного стола трапезной, Завалишин наклонился к святому отцу и наконец задал ему вопрос, ради которого, собственно, и завернул к аббату:
        - Авва Антонио, мы ищем трех беглецов. Двух мужчин, молодого и постарше, и женщину. Скорей всего, они с какого-нибудь судна…
        Но аббат, слегка захмелевший, поскольку один пил вино неразбавленным, в очередной раз поднял свой бокал, похожий на небольшое ведро.
        - Что случилось, дон Димитрио? Неужели наше вино утратило в ваших глазах те качества, которые вы еще так недавно превозносили? - с непритворной обидой в голосе проговорил аббат, от которого не укрылось, что Завалишин так и просидел за нетронутым бокалом.
        - Я больше не пью, авва Антонио. Поздравьте меня с благим начинанием, - уныло отозвался Завалишин.
        - Как?! Ведь лозу эту, - отец Антонио любовно заглянул внутрь своего кратера, - вы, русские, сами нам подарили. Испробуйте же свой дар!
        В ответ Завалишин еще дальше отодвинул свой бокал.
        - Да нет, не могу я, авва! Слово дал…
        - Как?! Мой юный друг дал слово не пить мое вино? - с пьяным удивлением воскликнул аббат. - А в чем же причина?
        Было видно, что аббат не на шутку огорчился. Честно говоря, Дмитрий Иринархович тоже был расстроен. Вино за время своих странствий он полюбил. Полюбил именно за его вкус, а не за хмель, который никогда не одобрял. Сейчас же хуже всего было то, что Нахимов да и остальные курсанты смотрели на него с некоторым недоумением. Так что держался Завалишин буквально из последних сил.
        - Ведь вино благословил сам Христос! - не зная уже к какому аргументу прибегнуть, воскликнул расстроенный отец Антонио.
        Взяв в руку свой бокал, Завалишин, наклонив голову, вдохнул в себя винный аромат.
        - Ну уж если Он Сам благословил… - неуверенно начал Дмитрий Иринархович. - В последний раз, что ли? И день жаркий был! Что скажешь, Нахимов?..
        В ответ Нахимов, чуть пригубивший вино из своего бокала, хитро ему подмигнул:
        - Насколько я знаю, господин лейтенант клятву только насчет водки давали-с…
        - Вот молодчина мичман! Вот голова! - радостно и с облегчением воскликнул Завалишин, не дав другу договорить. - А то я уж, душа моя, думал - так и покину края эти, не отведав вновь сего благородного напитка. Ну, выручил!
        Вновь перейдя на испанский и обращаясь к аббату, Завалишин со словами «Господи, спаси и сохрани!» тряхнул головой и залпом осушил свой бокал. Счастливее всех был аббат. Он расплылся в благостной улыбке, и пока Завалишин закусывал козьим сыром и персиком, гладил его по плечу.
        - Вот теперь я узнаю моего русского друга, - сказал он, и глаза его увлажнились от нахлынувших чувств. - Проходили нашей дорогой, - безо всякой связи продолжил вдруг отец Антонио, с хрустом закусывая целой луковицей. Завалишину потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что монах отвечает на заданный ранее вопрос о беглецах. Стараясь не выдать своего волнения, Завалишин подождал, пока аббат вновь наполнит их кубки, и осторожно спросил:
        - А давно ли проходили, святой отец?
        - Не далее как вчера, - с готовностью отозвался аббат, - мы все удивлялись - откуда они могут быть? Но почему вы их ищете, дон Димитрио? На русских они не похожи. А женщина… Женщина вообще индианка! И при этом прехорошенькая!
        На минуту, казалось, святой отец позабыл о своем сане, настолько умаслились его глаза. Он почмокал губами, икнул и потянулся за очередным фазаньим крылышком.
        «Все-таки не зря говорили римляне, что истина в вине, - думал про себя довольный Завалишин. - Как все удачно разрешилось». Вслух же сказал:
        - Вот как раз для того, чтобы доказать нашим соседям, что они не русские, мы их и ищем! И где, по-вашему, их можно скорей отыскать?
        - Думаю, что у индейцев и ищите, - резонно заметил отец Антонио.
        Довольные, Завалишин, а за ним и Нахимов поднялись со своих мест. В глазах аббата отразилось беспокойство.
        - Как, вы уже уходите, дети мои?! А теологический диспут? Вино - оно ведь к диспутам очень вдохновляет!
        - Спасибо, святой отец! Мы обязательно продолжим в более подходящее время. Пока нам не до диспутов.
        Аббат, тоже поднявшись с места, молча разлил вино по бокалам. На этот раз все трое выпили дружно, с причмокиваниями и без лишних разговоров.
        - А традиции гостеприимства?! А Божий дар?! - продолжал, чуть заикаясь, уговаривать своих гостей святой отец. - Вино не допито! Жаркое не съедено!
        Но Завалишин только покачал головой. Чуть пошатнувшись, он довольно потянулся и вышел из-за стола. Все уже давно были на монастырском дворе. Только они втроем с аббатом и оставались за столом. «Пора, - подумал Завалишин, - хорошим маршем, мы, пожалуй, до заката к индейскому поселению и выйдем».
        - Служба, авва. В другой раз, - благодушно улыбнулся он аббату. Но аббат вдруг грозно сдвинул брови, хотя в глазах его так и прыгали озорные искорки.
        - А вот я вас, схизматики, не выпущу! Дверь - на замке. А меня, особу священную, трогать нельзя! Сразу в восьмой круг ада попадете. Вот не выпущу, пока правое учение Ватикана о чистилище не признаете, овцы мои, - и с этими словами аббат с неожиданной для его комплекции проворностью метнулся к двери и, захлопнув ее, запер на замок. Ключ он с победоносным выражением засунул в бездонный карман своей рясы.
        Завалишин, глубоко вздохнув, с улыбкой посмотрел на Нахимова, который глазами указал ему на увесистую лавку, стоявшую у двери.
        Ни слова не говоря, друзья вдруг сорвались с места и пока аббат пытался сообразить, что они собираются предпринять, ухватили лавку и стали с хохотом вышибать ею массивную деревянную дверь. При этом каждый удар они сопровождали молодецким «И-и-и-эх!».
        Здоровяк-аббат от неожиданности замер, но тут же расплылся в улыбке. Забава ему понравилась, да и дело пошло скорей, когда он присоединился к офицерам. Еще минута - и через разлетевшуюся в щепы дверь во двор миссии вывалилась хохочущая троица.
        Глава седьмая
        Лета 1820-го. Северная Калифорния. Индейское поселение на русско-испанской границе. Вечер
        Уже какое-то время Фимка силился открыть глаза. Солнце, сверкая огромным ярким шаром, выбивая из-под век кроваво-красные круги, не позволяло ему это сделать. Слух вернулся к нему первым. Точнее даже не слух, а оглушительный шум в ушах. Фимка никак не мог понять, о чем он ему напоминал - этот рокочущий, с перекатами, шум падающей воды. Фимке казалось, что могучие струи водопада низвергаются где-то рядом с его ртом, и он даже широко его открыл, пытаясь вобрать в себя как можно больше живительной влаги, до которой он никак не мог дотянуться. Это было просто мучение! Не в силах более сдерживаться, Фима застонал. И в этот момент он наконец почувствовал капли влаги на своих запекшихся губах. На его лоб легло что-то прохладное. Морщась и превознемогая боль, Фимка разлепил веки. То, что он увидел, не сразу уложилось в его воспаленном сознании.
        Рядом, а точнее, склонившись над ним, стояла та самая индианка, ослепительной наготой которой он наслаждался во время ее купания в водопаде. Он узнал ее сразу. Девушка держала в руках деревянную посудину, из которой небольшой деревянной же ложечкой вливала горьковатую жидкость в распухшие Фимкины губы. Даже эти капли казались ему блаженством. Лицо девушки излучало бесконечную нежность. Как только Фимка приоткрыл глаза, она радостно улыбнулась.
        Справа над ним, прямо над головой, нависло беспощадное солнце… «Хотя какое же это солнце, - наконец сообразил Фимка, - это же фонарь на видеокамере!» Вот что так больно жгло веки последние минуты! Да, вот и горящий красный глазок индикатора, указывающий на то, что его снимают. Наконец «солнце» погасло, и его место заняло счастливое лицо другой индианки. И лицо это, как в русской сказке, вдруг молвило русским языком:
        - Ну наконец-то, а то мы с Димой уже хотели в аптеку смотаться… Ну, ты как, герой? Ты хоть помнишь, что было?
        - Марго! - обрадовался Фимка. Говорить все еще было трудно. - Что?.. Где?.. Когда? - попытался он сплести слова в предложение, но умолк, понимая, что это у него пока плохо получалось.
        - «Что? Где? Когда?» - это передача такая, Фима! - чрезвычайно довольная тем, что Фимка пришел в себя, хохотнула Марго. - А мы в тысяча восемьсот двадцатом году, в Калифорнии, в гостях у индейцев племени Кашайа. У дочери вождя, которую ты, о Грозный Истребитель Ружейных Прикладов, спас, не жалея ни жизни, ни черепа!
        Только тут Фимка наконец сообразил, почему он не сразу узнал Марго. Девушка и сама была облачена в индейское одеяние, которое ей, надо сказать, было очень к лицу. На Марго было платье, сшитое из тончайшей оленьей кожи, с бахромой по шву и перетянутое широким поясом, плетенным из ремешков. Помимо бахромы, платье было искусно отделано бисером. Руки Марго, как всегда, были оголены до плеча, открывая ее татуировку, которая взбегала к высокой шее девушки и теперь выглядела на удивление к месту. В довершение «костюма» в косички Марго, спускавшиеся с ее ирокеза, теперь вплетены были еще и бело-черные перья. «Не удивительно, что я ее не сразу узнал, - резонно подумал про себя Фимка, - с этой индианкой они выглядят как сестры…»
        - Ну, Марго, ты даешь, - улыбнулся Фимка, - тебя и не узнать…
        Он вновь перевел глаза на «свою» девушку. Та, приняв это за молчаливую просьбу, с готовностью склонилась, поднося ложечку с жидкостью к его рту. Фимка попытался улыбнуться и, больше из вежливости, проглотил очередную порцию отвара. Тут ему снова пришлось сильно удивиться, ибо индианка, отставив чашечку в сторону, наклонилась к нему поближе и тоже заговорила по-русски. Фразу, которую она произнесла, она сопровождала плавными жестами, как будто Фимка был глухонемой:
        - Песня Ручья и Фи-м?-ка теперь друзья!
        Девушка улыбнулась и, приложив пальчик сначала к своим губам, затем перенесла его к Фимкиному рту и нежно коснулась его потрескавшихся губ. Жест этот тоже был вполне понятен. Не в силах пошевелиться, Фимка во все глаза смотрел на девушку. Вид у него при этом был настолько обескураженный, что как индианка ни крепилась, но все же и она прыснула от смеха. Марго хихикала, не забывая снимать трогательную сцену на камеру.
        - Песня Ручья - это так зовут твою новую герлфренд, Фим?ка, - пояснила Марго. Фимка тоже попытался улыбнуться, но губы его пока что растягивались с трудом. Варево, коим его потчевала индианка, помимо очевидных лечебных свойств обладало еще и каким-то анестезиологическим эффектом. Весь рот Фимкин онемел - правда, вместе с этим отступила и боль. С трудом оторвав взгляд от индианки, Фимка повернулся к Марго.
        - А где Дима?
        - Ты не поверишь! - оторвалась наконец от камеры Марго. - Тут такое было! Короче, ты же действительно спас Песню Ручья! Эти бледнолицые собаки, пираты, мало им от меня досталось, устроили облаву на девчонок, а ты им помешал. Песне Ручья с твоей помощью удалось бежать, и она, не будь дурочкой, смоталась в деревеньку за «своими ребятами». По дороге они и нас с Дмитрием Сергеевичем прихватили… В общем, поспели в самое время! Пленниц освободили. Тебя в обнимку с прикладом нашли над водопадом… Вот только пираты-засранцы ушли… Но это еще не все! Сюда идет отряд наших, самых настоящих русских гардемаринов! Во главе с самим Завалишиным! Помнишь, Дмитрий Сергеич рассказывал? Там вон на костре целого оленя жарят! Праздник будет большой! Пау-Вау называется. В нашу честь! Так что ты давай поднимайся! - трещала возбужденно-радостная Марго.
        Фимке вдруг стало так хорошо и спокойно, что он закрыл глаза, чтобы девушки, не дай бог, не заметили слезы умиления. Глупые слезы счастья!
        Глава восьмая
        Наше время. Москва. Федеральная служба времени
        За столом кабинета для совещаний на втором этаже массивного серого здания на одной из центральных площадей Москвы сидел коротко стриженный молодой человек. Когда-то, когда его жизнь была так же ординарна, как и жизни миллионов других обитателей планеты, у него было имя. Он, конечно же, помнил его, но употреблять не любил, даже про себя. Для него это имя являлось некой связующей нитью с прошлым, к которому он больше не хотел возвращаться даже в мыслях. Да уже и не мог вернуться…
        Сегодня у него был номер. Порядковый номер 14. Не первая десятка, конечно, но и не последняя. Более того, для посвященных его номер говорил о многом. Агенты первых двух десяток в секретном ведомстве слежения и коррекции времени, которое официально именовалось Федеральной службой времени, обладали исключительными возможностями. Как часто бывает, с этим была связана огромная ответственность за выполнение тех задач, которые на него возлагались, но… А как же иначе? Как офицер брать ответственность за свои поступки он научился давно. Всецело отдаваться Делу и Идее - тоже. И то, и другое он делал хорошо, и где-то в глубине души подозревал, что если бы было иначе, он никогда бы не оказался там, где находился сейчас. Именно в связи с вышесказанным ему было оказано особое доверие. Он даже мог в чрезвычайных ситуациях сам принимать решение! Если проводить аналогию с обычной военной структурой, то это был уровень высшего офицерского состава. В структуре же не совсем обычной Службы времени, или, точнее, совсем не обычной службы, это обстоятельство приравнивало его к… Божеству. Причем буквально. На служебном
сленге офицеры, порядковые номера которых начинались до двойки, именовались «Боги». Все остальные, с порядковыми номерами, начинавшимися с двойки и выше, именовались на кодовом сленге «Ангелами», ну а кадеты, составлявшие две последние десятки, как им было и положено, просто «Духи».
        Как такового, общепринятого армейского звания у него не было. Этот ранг, по которому сограждане обычно различали ему подобных, отсутствовал, так как с рядовыми согражданами общение его было ограничено до предела, а подобных ему просто не было.
        Практически «Богов» было всего десять. Он и еще девять других, заполнивших номера второй десятки, с порядкового номера 10 по 19. Почему практически? Потому что первой девятки, с порядкового номера 1 по 9, не видел никто. Ноль в кодовой «табели о рангах» службы по очевидным причинам отсутствовал. Среди кадетов даже ходили слухи, что ее и нет вовсе, этой первой девятки. Что существование ее - это миф, уходящий своими корнями в первые дни организации. Но это были всего лишь слухи. В захолустье шестого десятка чего только не насочиняешь. Он и сам так когда-то думал. Теперь же, будучи во втором десятке, он точно знал, что они есть. Более того, в его жизни больше не было других желаний, кроме как стать однажды одним из Девяти. Но… Девятку, а точнее, агентов с однозначным номером, он тоже пока не видел. И в отличие от кадетов знал, что никогда и не увидит. Это было запрещено. Даже упоминание о них на общих собраниях ведомства, которые хоть и не часто, но все же происходили, считалось дурным тоном. Это-то и подкармливало слухи об их нереальности. За годы свой уникальной службы он научился не задавать
вопросов, поэтому точного ответа, даже для себя, почему все было именно так, он не знал. Были догадки - но и догадки он давно уже научился держать при себе. Главное, и это чувствовалось по всему, что агенты его десятки пользовались наибольшим уважением, как и многими преимуществами, что его полностью устраивало. Поэтому даже в уме он любил называть себя этим новым, рокочущим на языке именем-символом - Четырнадцатый.
        Руки Четырнадцатый держал на столе перед собой. Сидел он, как и привык, выпрямившись, готовый встать в любую секунду. Он внимательно слушал Дарью Валентиновну, которая в своем строгом сером костюме ходила перед светящейся картой мира. Официальный костюм, впрочем, не делал ее менее привлекательной. Это отмечали в ведомстве все. Однако та позиция, которую занимала в организации молодая женщина, точнее, одно лишь название этой позиции, остужала даже самые горячие головы.
        Субординация не позволяла ему смотреть ей прямо в глаза. Поэтому, ради приличия взглядывая время от времени на карту, молодой человек смотрел на ее ноги и в принципе ничего не имел против этого зрелища.
        - …подобные аномалии в истории, как нам сейчас становится известно, были и раньше, - продолжала свой рассказ молодая женщина, - кому-то удавалось путешествовать по Временной шкале взад-вперед, кто-то проваливался однажды и навсегда, без шансов на возвращение. Как правило, такие люди потом становились «пророками», «гениями», «провидцами» и прочее, в зависимости от эпохи и личных амбиций. И только сейчас, после гениального прорыва наших физиков, с появлением первых ПВП, или «пространственно-временных проводников», мы можем, наконец, заняться систематическим изучением этой аномалии.
        Дарья Валентиновна остановилась: тихо отворив дверь и стараясь быть как можно менее заметными, в комнату вошли два сотрудника в белых халатах. «Из лаборатории», - автоматически отметил про себя Четырнадцатый. Лаборанты катили перед собой тележку, на которой стояла белая полупрозрачная пластмассовая коробка с приклеенной по бортику этикеткой с цифрами и штрих-кодом. Один из лаборантов, открыв коробку, достал из нее аккуратно свернутую одежду - белую рубаху и коричневые бархатные штаны, а также сапоги из грубой воловьей кожи, пояс и предмет, похожий то ли на длинный нож, то ли на короткий меч в ножнах, и выложил все эти вещи на стол. Другой подошел с папкой к Дарье Валентиновне, достал какую-то ведомость, и она размашисто в ней расписалась, предварительно пробежав глазами. Засим оба сотрудника удалились - так же беззвучно, как и пришли. Вся процедура заняла не более минуты.
        Дарья Валентиновна подошла к столу и взяла в руки рубаху.
        - Вы помните, Четырнадцатый, что это только имитация? Ни одна из этих вещей не должна остаться за порталом. Вам ясно?
        Четырнадцатый, естественно, помнил. Но вслух произнес лишь то, что предписывал устав:
        - Так точно, товарищ подполковник!
        - Да вы сидите, Четырнадцатый, - сделала жест ладонью Дарья Валентиновна. - Где мы остановились? Ах, да… Изучение аномалии… Ну, в общем, как вы понимаете, это задача общая, государственная, так сказать. И к нам с вами она имеет опосредованное отношение. Мы с вами люди военные, и в нашу задачу в первую очередь входит охрана государственной тайны при использовании стратегически важного, сверхсекретного прибора. Ну, а во вторую - попытаться использовать данное нам возможное преимущество с максимальной выгодой для страны. Почему я назвала наше преимущество «возможным»? Потому что нам в принципе неизвестно, обладает ли какое-либо другое государство подобным… «средством» перемещения в пространстве и времени. Все это пока еще настолько ново, что даже стратегия и тактика использования ПВП, его потенциал, идеология, морально-этическая сторона, только разрабатываются нашим ведомством при непосредственном участии президента. - Дарья Валентиновна выделила слово «разрабатываются». - Поэтому, как обычно, постарайтесь без самодеятельности. Строгое исполнение поставленной задачи в максимально короткие сроки -
вот, пожалуй, и все, на чем вам предстоит сконцентрироваться! Вам ясно, Четырнадцатый?
        - Так точно, товарищ подполковник!
        - Теперь о деле… В вашу первостепенную задачу, Четырнадцатый, будет входить наше хрестоматийное, прямо как из учебника, выяснение трех «К» любой аномалии, если они существуют, конечно. Кто, с какой целью и каковы возможные последствия. - Дарья Валентиновна повернулась к карте. - А теперь - самое интересное. Подойдите сюда, Четырнадцатый…
        Глава девятая
        Лета 1820-го. Калифорния. Поселение индейцев племени кашайя
        Население деревушки индейского племени кашайя опять, в который раз за этот день, пришло в состояние радостного возбуждения. На тропинке, сбегавшей с холма к «центральной площади», показались наконец виновники торжества. В строевом порядке, с развернутыми Андреевским флагом и флагом Российской Американской компании, приближался отряд гардемаринов.
        Дима и Марго, стоявшие в обнимку рядом со старейшинами племени, которые вышли встречать русских, невольно засмотрелись на это впечатляющее зрелище. Ветер развевал знамена, заходящее солнце играло на эполетах офицеров. Завалишин, придерживая одной рукой шпагу с позолоченным эфесом, с развевающимися волосами шествовал во главе отряда. Справа от него и чуть сзади шагал мичман Нахимов. Завидев в низине деревушку, Завалишин картинно взмахнул перчаткой, и в тишине затаившего дыхание селеньица раскатилась ритмичная барабанная дробь. Отряд подтянулся. На барабаны гардемаринов отозвались индейские тамтамы. Не выдержав, Марго запустила руку в поясную сумку, которую ей подарила Песня Ручья, и вытащила свою ручную видеокамеру.
        - Эх, блин, ведь не поверит никто! Скажут - статистов нагнали, - не отрываясь от видоискателя, с восхищением прошептала девушка.
        - Терзают меня смутные сомнения, - так же тихо откликнулся Дмитрий, - что все это мы уже давно снимаем лишь для «внутреннего использования»…
        Все население индейской деревушки сбежалось встречать гостей. Выстроившись вдоль тропинки, эти наивные «дети природы» даже и не пытались скрывать своего восторга. Детвора, поднимая тучи пыли, скакала в ажиотаже вокруг отряда. Деревенские шавки всех мастей и размеров, оглашая окрестности звонким лаем, не отставали от детворы.
        Наконец отряд по команде Завалишина, который как на параде взмахнул шпагой, замер на месте. Барабанная дробь смолкла, и, словно оборвавшееся эхо, стихли индейские тамтамы.
        Завалишин, вложив шпагу в ножны, сделал несколько шагов в сторону старейшин племени и замер в глубоком поклоне. Старейшины в свою очередь тоже, как по команде, сделали несколько шагов к отряду. Затем один из них, статный и еще довольно молодой мужчина, иссиня-черные волосы которого свободными волнами спадали на плечи, сделал еще несколько шагов вперед, остановился напротив Завалишина и медленно поднял правую руку ладонью к отряду.
        Завалишин выпрямился и бросил быстрый взгляд на Нахимова. По колонне русских прошло легкое движение. Ординарец, выбравшись из строя, проворно подскочил к Завалишину и протянул ему какой-то ящичек. Завалишин открыл его и подошел к вождю.
        - Великий вождь народа кашайя, позволь мне от имени твоего брата, вождя Россов, твоих соседей, преподнести тебе в дар сей скромный подарок как знак нашей бесконечной преданности и любви!
        Завалишин протянул вождю ящичек, в котором на голубом бархате лежали два пистолета, отделанные серебром и искусной инкрустацией.
        В глазах вождя отразился неподдельный восторг. Монументально склонив голову в знак благодарности, он медленно взял ящичек в свои ладони и бережно передал его в руки воина, возникшего как из-под земли. Затем, повернувшись к своим, он подал знак, и из толпы встречающих вышла девушка, в которой Дима и Марго, незаметно снимавшие происходящее на камеру, сразу же узнали Песню Ручья. Девушка успела переодеться в длинное домотканое платье из хлопка. Платье было три раза перехвачено по ее стройной фигуре расшитыми поясками - под грудью, на талии и чуть выше колен. Прическа ее представляла собой целую икебану из перьев, цветов и нитей бисера. Оголенные руки, так же как и лицо, были покрыты цветной татуировкой. Выглядела девушка очень эффектно. На вытянутых руках она держала искусно расшитый бисером не то пояс, не то ленту.
        Вождь, одобрительно кивнув Песне Ручья, взял ленту из ее рук и с поклоном протянул ее Завалишину.
        Дмитрий наклонился к уху Марго и тихо спросил:
        - Знаешь, что этот Гойко Митич презентует Завалишину?
        Марго пожала плечами.
        - Лента эта - самое дорогое, что есть у племени. Это как знамя! И если это «знамя» даруется вождю другого племени, то этим как бы подчеркивается неразрывная связь, союз двух племен, - шепотом объяснил Дмитрий.
        Передав ленту Завалишину, вождь, медленно и тщательно подбирая слова, заговорил по-русски:
        - Великий Воин, Пришедший Оттуда, Куда Уходит Солнце. Я знаю, что ты гость и друг моего брата, Великого вождя Россов. Прими и ты от нас этот дар, который изготовила моя дочь, Песня Ручья, в соответствии со священными традициями наших предков. Дар наш, может, и не настолько богат, как твой, но он означает, что отныне и до скончания лун земля кашайя - это твоя земля! А народ кашайя - это твоя семья!
        Вождь торжественно возложил пояс на протянутые руки Завалишина, и тот вновь склонился в глубоком поклоне. Было видно, что он взволнован. Повернувшись, Дмитрий Иринархович бережно передал пояс ординарцу. И под троекратное «ура», которое мастерски исполнили гардемарины, лейтенант и вождь обнялись и трижды расцеловались, уже по русской традиции. В этот момент вновь зарокотали индейские барабаны. Как по команде, все пришло в движение, и поляна огласилась радостными криками. Русские и индейцы смешались в веселую толпу, которая сама собой начала потихоньку смещаться к середине поляны, к костру с жарящимся оленем.
        - С официальной частью, надо полагать, покончено? - обернулась Марго к Дмитрию.
        Но Дмитрий, затаив дыхание, следил за приближающимся Завалишиным. Тот шел рядом с вождем, улыбаясь и что-то живо обсуждая. За ними шли Нахимов и Песня Ручья, тоже о чем-то оживленно переговариваясь. Дмитрий и Марго в волнении застыли на месте.
        - Не могу поверить, - только и смог выдохнуть Дмитрий, - сейчас мы будем говорить с Дмитрием Завалишиным!
        В этот момент Песня Ручья, оставив наконец Нахимова, чинно просеменила к Завалишину и стала что-то быстро говорить ему, указывая жестами на ребят, стоявших в группе старейшин. Завалишин кивнул и ускорил шаг в их сторону. По пути офицеры почтительно раскланялись со старейшинами племени и вручили подарки - трубки, кисеты с табаком, перочинные ножи, зеркальца и прочие «богатства».
        Наконец очередь дошла и до ребят. Дмитрий, в волнении набрав полную грудь воздуху, взял за руку Марго и выступил вперед.
        Песня Ручья, счастливо улыбаясь, повернулась к Завалишину.
        - Вот те, кто вместе со своим другом Фи-м?-кой помогли нам спастись! А храбрый Фи-м?-ка даже был ранен! Он… Что с тобой, Белый брат?! - вдруг оборвала себя девушка.
        Увидев Дмитрия, Завалишин замер на месте. Да так внезапно, что шедшие сзади Нахимов с ординарцем, налетев на него, чуть не рассыпали поднос с подарками.
        Завалишин сильно побледнел. На лбу у него выступила испарина. Не отрывая широко раскрытых глаз от Дмитрия, он попытался промокнуть лоб перчаткой, но вместо этого вдруг широко перекрестился. При этом рука его слегка дрожала.
        Дмитрий, открывший было рот с заготовленной фразой приветствия, так и остался стоять, опешив от реакции Завалишина. Он даже быстро обернулся - убедиться, что лейтенант не смотрит на что-то, происходящее у него за спиной. Но позади ничего не было, если не считать весело гудевшей деревни, занятой праздничными приготовлениями.
        - Опять он… - обреченно-трагическим голосом проговорил Завалишин. - Говорил я тебе, Дмитрий, не пей - хуже будет! Не послушал ты…
        Дмитрий от изумления открыл рот.
        - Да я и не пил… - произнес он обалдело.
        Его ответ и недоуменный вид, казалось, удивили Завалишина еще больше. Если раньше он смотрел на Дмитрия из-под полуопущенных век, как бы ожидая, что тот вот-вот исчезнет, то сейчас его глаза были широко открыты.
        - Кто ты? Откройся! Человек? - выдохнул наконец Завалишин.
        Окружающие стояли как пришибленные. Марго изумленно переводила взгляд с Дмитрия на Завалишина и обратно. Индейцы тоже удивленно переглядывались. Песня Ручья взволнованно посматривала то на отца, то на своих новых друзей. Нахимов, нахмурившись, положил руку на эфес своей шпаги. Ординарец застыл по стойке «смирно», втянув голову в плечи.
        - Да я вот и сам хотел представиться, - пытаясь как-то понять, что происходит, медленно ответил Дмитрий, - я и не думал, что вы знаете, как меня зовут…
        - Как? - машинально повторил за ним Завалишин.
        - Ну, Дмитрий… Вы же сейчас сами сказали…
        - Это я - Дмитрий, демон! И именем тебе моим не завладеть! - подавшись вперед, крикнул Завалишин.
        Вождь наконец перестал улыбаться. Нахимов сделал два шага вперед и встал рядом с Завалишиным. Рука его, уже воткрытую, сжимала рукоять шпаги.
        Песня Ручья смотрела на происходящее с ужасом в расширившихся глазах. Марго, наконец, тоже нахмурилась. Ее рука, в свою очередь, как бы незаметно легла на пряжку пояса.
        - Почему «демон»?! - чуть обиделся Дмитрий. - Меня тоже зовут Дмитрий… Дмитрий Сергеевич… Да что с вами, Дмитрий Иринархович?! - В его голосе прорвалось отчаяние.
        Трудно сказать, что больше повлияло на Завалишина. То ли это обращение к нему по имени и отчеству, то ли искренность в тоне незнакомца, то ли простое и такое «человеческое» его имя-отчество, но только Завалишин словно пробудился. Взгляд его вдруг сделался более осмысленный. Он тряхнул головой, провел рукой по лбу и с новым интересом уставился на Дмитрия, как будто только сейчас его по-настоящему и увидел.
        - Извините меня, - смущенно кашлянув, произнес Завалишин. - Что-то я не в себе… Простите, но кто вы?
        - Странник я, Дмитрий Иринархович… Странствую с друзьями по свету Божьему… С торговцами и купцами плавал, под разными флагами… В скитаниях своих по Руси стосковался… В Монтерей на «испанце» пришли… Направлялись в крепость Росс, к нашим, да вот попали в переделку…
        Короткими фразами Дмитрий шпарил заранее заготовленную речь. Краем глаза он с удовлетворением отметил, что напряжение среди его слушателей начало постепенно спадать. Нахимов, хоть и оставил руку на рукояти шпаги, тоже с интересом слушал его рассказ. Мощная фигура вождя, напрягшаяся, как перед броском, заметно расслабилась. Марго, пробравшись к Песне Ручья, что-то шептала ей на ухо. Наконец индианка, на лицо которой вернулся румянец, вышла вперед. Дождавшись очередной паузы в рассказе Дмитрия, она тоже обратилась к Завалишину:
        - Белый брат! На базаре в Монтерее те же самые бледнолицые собаки, что напали на нас, похитили и мою сестру! И только смелость и отвага Того, Кто Носит Твое Имя, - рука индианки, плавным движением сопровождавшая ее рассказ, указала на Дмитрия, - спасла мою сестру от неминуемой гибели и позора! Это он пробрался на их Большую пирогу и с помощью своего верного друга Фим?ки одолел их всех и спас ее! И потом они спасли меня!
        Индейцы с уважением перевели взгляды на Дмитрия, который немного покраснел от этой новой для него интерпретации своих подвигов. Не сомневаясь в авторстве, он метнул быстрый взгляд на Марго. Та с заговорщицким видом подмигнула ему в ответ.
        - И сегодня у нас большой пау-вау в честь твоих отважных соплеменников! А также в честь тебя и твоих воинов, Белый брат!
        Девушка закончила свой пантомимический рассказ и остановилась перевести дух. Щеки ее пылали. Вождь с обожанием смотрел на дочь. Нахимов тоже не спускал с нее глаз. А Завалишин с интересом разглядывал Марго.
        - Поначалу я принял вас за индианку, - вдруг произнес он, обращаясь к девушке. - Но теперь вижу, что ошибся. Кто вы, сударыня? И как вы здесь оказались?
        Марго спокойно взглянула в глаза Завалишину.
        - Это сложно объяснить, Дмитрий Иринархович. Скажу только, что я русская и что я путешествую с… моим женихом! - Марго кинула быстрый взгляд на Дмитрия, который покраснел еще больше. - Мы могли бы вам многое рассказать, - продолжала Марго, пользуясь всеобщим молчанием. - И я надеюсь, что у нас еще будет для этого время. А пока… Я, наверное, должна сказать вам нечто важное, с чем мы и торопились в форт Росс… Дело в том, что когда я была в плену у пиратов, я подслушала их разговор и узнала, что они готовят нападение на форт!
        Все с удивлением уставились на Марго. Было ясно, что для всех эта информация была неожиданностью. Завалишин продолжал с нескрываемым интересом смотреть на Марго. Вдруг он произнес по-английски:
        - Do you speak English, miss?[9 - Вы говорите по-английски, сударыня? (англ.)]
        - Yes, of course…[10 - Да, конечно… (англ.)] - без заминки ответила Марго.
        Завалишин, нахмурившись, повернулся к мичману:
        - Сигналь сбор, мичман! Мы выступаем! Медлить нельзя ни минуты! - Затем он вновь обратился к Марго: - Если ваши сведения окажутся правдой, сударыня, а у меня нет никаких оснований сомневаться в ваших словах, то… тогда мы все будем у вас в неоплатном долгу!
        Здесь вождь неожиданно вступил в разговор, все так же тщательно подбирая русские слова:
        - Я знаю, что Великий воин стремителен, как молодой олень! Но прими к сведению, что Большие пироги бледнолицых плывут только туда, куда указывает ветер. Сегодня ветер указывает в другую сторону. И потом, сегодня солнце уже закончило свой путь. Пусть отдохнут и твои воины! Будьте нашими гостями! Завтра я и мои воины пойдут вместе с твоими. Мы будем в форте Росс, у моего Белого брата, намного раньше трусливых собак, приплывших на Большой пироге! Великий воин не упустит часа своей победы!
        Завалишин, задрав голову, посмотрел на небо. Легкие облака мирно плыли по синему калифорнийскому небу. Шумели, покачиваясь на ветру, кроны деревьев. Что-то прикинув в уме, лейтенант повернулся было к Нахимову, но, передумав, вновь обратился к вождю:
        - Мой брат, Великий вождь, так же мудр, как и смел! - с поклоном, в тон вождю, проговорил Завалишин. - Мы почтем за честь быть гостями вашего племени. - И, повернувшись к Нахимову, скомандовал: - Отставить сбор! Мы остаемся.
        Глава десятая
        Лета 1820-го. Калифорния. Поселение индейцев племени кашайя. Продолжение…
        Все племя собралось вокруг костра. В его отсветах лоснились смазанные жиром полуобнаженные тела индейских воинов. В такт ритму, отбиваемому тамтамами, прихлопывали в ладоши восторженные зрители. В центре широкого круга в стремительно-прекрасном танце Разящего дракона извивалась Марго.
        Старики долго будут рассказывать потом, что в тот знаменательный день был действительно Великий пау-вау! И великие воины собрались тогда на нем. И была среди них одна Великая воительница Мар-Го-Ша, смертоносный танец которой покорил сердца воинов кашайя. Покорил своей красотой и силой! Покорил мастерством исполнения! Сама Мать-змея вселилась тогда в тело прекрасной Мар-Го-Ши. Это видели все. Ибо человеку не дано познать таких движений и такого ритма за всю свою жизнь, как бы он ни старался, если только он не умеет впускать в себя дух Великого тотема. Потому-то Белым братьям Россам и сопутствует удача, что само воплощение Великой змеи охраняет их денно и нощно.
        А потом была великая битва. И великая победа!

* * *
        Чуть в отдалении, на бревне, занятые своей тихой беседой, сидели оба Дмитрия. Так же, как и вся деревня, они наблюдали за искусными, отточенными движениями девушки. Наконец Дмитрий оторвал от глаз видеокамеру, на которую снимал танец Марго. Завалишин вздохнул с грустной улыбкой:
        - Да уж, Дмитрий Сергеевич. Об одном жалею, что не с кем будет поделиться мне тем, что вы мне сейчас рассказали. Ведь за сумасшедшего примут! Лучше уж буду молчать. Честно говоря, и сам ни за что бы не поверил, если бы не был свидетелем ваших, как вы говорите «временных перемещений». Это же надо до чего наука дойдет!
        - Вы правы, Дмитрий Иринархович, лучше не стоит… Лучше сами запомните хорошенько все, о чем мы тут с вами беседовали. И знаете что, напишите это в послании на высочайшее имя. Может, в новом течении истории доклад ваш будет услышан, и главное, по нему будут приняты меры, в отличие от истории нашей.
        Говоря это, Дмитрий особо подчеркнул слово «нашей».
        - Что вы имеете в виду? - недоуменно переспросил Завалишин.
        - В нашей истории, Дмитрий Иринархович, вы такое письмо писали… Точнее, еще напишите, да вот только толку от него будет мало. Так вот я и говорю, что, может, в новом течении истории что-то поменяется к лучшему, - грустно пояснил Дмитрий.
        - «Наша» история, «ваша» история - тяжело мне все это понять пока, Дмитрий Сергеевич, - вздохнул Завалишин. - Для меня она одна. В ней мои жизнь и чаяния…
        - Так оно и есть, несомненно, - кивнул головой Дмитрий, - просто благодаря этому уникальному феномену, о котором я вам рассказал и который, поверьте, так же труден для понимания и мне, появилась возможность взглянуть на весь ход развития России как бы со стороны. Предатели толкают страну на путь, где благодаря самому своему географическому положению Россия всегда будет ущемлена! И будет тратить немыслимые ресурсы, пытаясь преодолеть эту ущемленность. Пытаясь закрепить свои позиции на европейской арене. А ведь придет время, когда совсем другой континент будет править миром!
        - Честно говоря, в это трудно поверить, - задумчиво покачал головой Завалишин.
        - Поверить-то трудно, однако это факт! Геополитики будущего станут тыкать нам в нос, мол, посмотрите на Балтийское и Черное моря. Это же два закрытых бассейна! Небольшой эскадрой можно перекрыть два узких перешейка, и весь российский флот в обоих морях - парализован!
        - Не забывайте, Дмитрий Сергеевич, - грустно усмехнулся Завалишин, - что перед вами преподаватель навигации и географии Императорского Морского кадетского корпуса.
        - Да я, Дмитрий Иринархович, и не забываю. Поэтому и говорю… И знаю, что никто, кроме вас не поймет меня лучше. Ведь здесь, на Востоке, - Великий океан, где Россия может превратиться в ведущую морскую, а значит, и мировую державу! Вы же знаете: кто на земле правит морями, тот правит миром. Так всегда было и так всегда будет! Сейчас у России и так уже в руках два побережья этого океана - от Камчатки до Китая и от Аляски до Калифорнии. Закрепитесь здесь! Не любезничайте с испанцами! Испанская корона все равно эти земли через два года потеряет. Тут и захватывать-то ничего не надо - земля пустая! - Возбужденный, Дмитрий и не заметил, что ходит перед Завалишиным, размахивая руками.
        - Да какое - захватывать… - со вздохом согласился Завалишин, - тут вон к любому пресидио с одной ротой молодцов подходишь, так все ружья бросают и бочки с вином выкатывают - только нас не трогайте!
        - Ну, вот видите! И об этом вы тоже напишите, Дмитрий Иринархович, только на этот раз богатствами бейте, что в земле местной сокрыты! Может, подействует.
        Чем дальше Дмитрий говорил, тем больше ему казалось, что он никак не может дойти до чего-то главного. Это «что-то» вертелось у него на языке, но ему не удавалось найти правильные слова. Завалишин, похоже, почувствовал это:
        - Да вы не волнуйтесь так, Дмитрий Сергеевич… Мне кажется, я понимаю. Неясно только, почему если, как вы говорите, это не сработало однажды, это сработает сейчас. Да и потом, богатства в недрах - это хорошо, да кто на земле этой работать будет? Братья наши кашайцы? Так они еще в первобытности родовой пребывают.
        - Крестьян раскрепостите! - запальчиво воскликнул Дмитрий.
        - Эк вы куда хватили! Так вы, батенька, сами себе противоречите, - удивился Завалишин. - Ежели мужика освободить, так кто ж тогда работать-то будет? Да и потом, а в России на земле кто останется? Разбегутся же все!
        - Да никто никуда не разбежится! Если у тебя дом есть да работа… А если нет - так вот и везите их сюда! Одна Российская Американская компания новый материк не освоит.
        - Что-то подобное я уже слышал… У нас в корпусе говаривали, что в Петербурге, да и в Москве офицеры программы экономические пишут, Россию хотят преобразовать. Даже парламент ввести!
        Дмитрий вдруг замер на месте как вкопанный. На миг ему показалось, что он ухватил ту мысль, которая давно уже крутилась у него в голове.
        - Постой-постой!.. Подождите… Так ведь четырнадцатое декабря! Декабристы… Восемьсот двадцать пятый год! Они же - как раз через пять лет! Так вот когда крестьян-то надо освобождать!!! Какой к черту парламент!..
        - О чем вы, Дмитрий Сергеевич? Какой двадцать пятый год?.. Мы пока, слава богу, в двадцатом.
        Дмитрий уже не стыдился охватившего его возбуждения. Подскочив к Завалишину, он затряс молодого человека за плечи.
        - Дмитрий Иринархович! Дорогой ты мой! Ты пообещай мне только, что обдумаешь слова мои и записку на высочайшее имя подготовишь… Я!.. Мне кажется, я понял! Вот где собака зарыта!!! Крестьян надо освобождать, рабочую силу, силушку-у-у России надо, а не парламент!!! А с силушкой-то - так и с батюшкой-царем можно весь мир перековырять! Как в Англии - конституционная монархия!
        - Вы только не забывайте, Дмитрий Сергеевич, коли вы так в географиях сильны, - осторожно освобождаясь из объятий Дмитрия, произнес Завалишин, - что ее, той Англии, - тьфу, и больше ничего. Одна наша губерния! Знамо дело, как крестьян там с земли согнали, так они по миру-то, как тараканы, и расползлись. А у нас?! Да одна Сибирь все и поглотит!
        - Да?! А Дежнева не поглотила?! А Шелихова не поглотила!? А Баранова?! Не поглотит и других! - вошел в азарт Дмитрий. - Ты волю дай да направь! Да укажи! Да и привези, в конце концов! Ведь на общую же пользу!!! Да России во славу!
        Завалишин смотрел на Дмитрия во все глаза. Постепенно его волнение передалось и ему.
        - Может, и дело вы говорите, Дмитрий Сергеевич. Одно обещаю, положа руку на сердце, - все обдумаю хорошенько! Слово дворянина! Вот только злодеев завтра пришибем…

* * *
        Ранним утром еще не догорели угли Большого костра, а объединенный отряд индейцев и гардемаринов уже устремился в дорогу. В полной тишине, кто верхом, кто пеший, войско растянулось по узкой дороге вдоль берега почти на версту. Впереди, серьезные и сосредоточенные, ехали верхом вождь, Завалишин и Дмитрий. За ними, чуть приотстав, тоже верхом на лошадях, - Марго и Песня Ручья. Дальше во главе сводного отряда рысили Нахимов и Фимка.
        В предрассветной дымке воинство представляло собой внушительное зрелище.
        Глава одиннадцатая
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс. Раннее утро
        Форт Росс к бою был готов. Все население и русской, и индейской деревушки еще с вечера собралось в крепости. Когда дикари, наконец, кинулись в атаку, все в форте разом пришло в движение. Загудел колокол на башне часовни, которая по совместительству являлась смотровой. Захлопали крышки снарядных ящиков ружейных расчетов. Дикари, осознав, что терять им нечего, да и отступать, собственно говоря, некуда, с неистовством обреченных неслись к стенам форта. Прохор Заборщиков, раскрасневшийся от волнения, с вытянутой из ножен шпагой ловко вскарабкался по приставной лестнице на смотровую площадку стены.
        - Батарея, к бою готовсь! - прикинув взглядом расстояние до приближающейся лавины индейцев, звонким голосом прокричал Прохор.
        Кусков стремительным шагом приближался к укреплениям. Дмитрий от него не отставал.
        - Иван Александрович! Я хотел только спросить… Когда Николай Петрович Резанов был с вами у этих берегов в первый раз…
        Кусков на секунду остановился и с недоумением повернулся к Дмитрию.
        - О чем это ты, мил человек? Какой Резанов? Министр коммерции, что ли?! Так их высокопревосходительство сроду в Калифорнии не бывали…
        - Как - «министр коммерции»? - Дмитрий застыл на месте, будто налетел на столб. - Он же, это… А Кончита? Ну, на «Юноне» он еще приплывал… Как там у Брета Гарта… - совершенно опешив и пытаясь перекричать поднявшуюся шумиху, несвязно лепетал Дмитрий.
        Кусков же, казалось, изумился еще больше:
        - При чем здесь донна Мария? Какой-такой «Берта Гарта»?
        - Погодите, Иван Александрович, - не унимался Дмитрий, - на корабле «Юнона» он разве не приплывал?! Кончите руку и сердце разве не предлагал?! А потом в Красноярске уже, на обратном пути в Петербург, разве не умер?
        - Да господь с тобой! - Кусков замахал на Дмитрия руками. - Ты вот что, мил человек… Ты это… Не знаю, откуда ты проведал все это, да кто-то, видно, с тобой сыграл злую шутку. Уж ты мне поверь! Лет пятнадцать тому назад их высокопревосходительство Резанов Николай Петрович прибыли на Кадьяк в Новоархангельск. Прямиком из Петропавловска, с Камчатки. Прибыл он с кругосветной экспедицией барона Ивана Христофоровича Крузенштерна. Да… Год тогда еще злой выдался, голодный - к зиме точно должны были зацинговать. Вот их превосходительство с правителем Американских земель наших, Барановым Александром Андреевичем, и придумали в Калифорнию Хвостова с Давыдовым снарядить да дали тем наказ - хлеба сколь можно весь у испанцев скупить. Ну, испанцы-то, ясно дело, - уперлись, ни в какую! Так на то и Хвостов-то наш - не промах был! Дочку коменданта пресидио Сан-Францисского охмурил да и умыкнул! Куда деваться было испанцам! Не только хлеб продали, да еще и свадьбу сыграли. А там их превосходительство Резанов Николай Петрович, он о ту пору председатель был над советом директоров нашей Американской компании, приказал с
местными индейцами сговориться и земли их скупать от самых испанских границ и на север до нашей Аляски. И земли те в житницу нашу превратить. С тем и отбыл в Петербург. Где доныне и здравствует, дай Господь ему долгие лета! Говорю тебе как на духу! Сам при всем при этом свидетельством присутствовал! И мы все то веленное точь-в-точь исполнили - сам видишь. И форт поставили как нашей южной границы оплот, и землицу пашем… Да что ты на меня так смотришь-то? Из меня дух еще вроде как не вышел, да и умом я вроде не помутнен еще?
        На Дмитрия было жалко смотреть. Он не мог поверить своим ушам. Было абсолютно очевидно, что Кусков, ни грамма не придумывая, рассказывал все, как было на самом деле. При этом у него с лица не сходило изумленно-вопросительное выражение, как будто он ожидал, что Дмитрий вот-вот улыбнется и скажет, что он и так все это знает и что да - так оно и было, и есть, и будет. Но Дмитрию было не до смеха. Он во все глаза смотрел на Кускова. И уже открыл было рот, чтобы опять что-то спросить, но не успел.
        В этот момент небо вдруг зажглось мириадами огоньков. Дмитрий, как и все защитники форта, задрал голову вверх. Капюшон упал ему на плечи. Его длинные волосы тут же разметал налетевший порыв ветра.

* * *
        Дмитрий что есть сил мчался навстречу ребятам. До заветной прогалины оставалось всего метров десять, не больше.
        - Сюда! Быстрей! Марго, помоги ему! - задыхаясь и пытаясь переорать шум сражения, прокричал Дмитрий. - Фима, брось рюкзак!!!
        Дмитрий одним движением сорвал с плеча свою торбу, засунул в нее руку и вытащил айфон. Заветная дата возвращения была давно заготовлена. Одно нажатие кнопки отделяло его от знакомой реальности. «Успеем, - подумал Дмитрий про себя, прикидывая заметно сокращающееся расстояние между ним и ребятами, - успеем…»
        Он нажал на кнопку и кинул телефон в сторону Фимки и Марго. Упав, прибор послушно засветился пульсирующим синим светом. Дмитрий первым вбежал в дрожащий неоновыми сполохами круг. За ним, прямо к нему в объятия, в круг влетела Марго. Следом и Фимка с мешками буквально ввалился в светящийся синий портал…
        И в этот момент из дымовой завесы, через которую уже отчетливо проступали фигуры мчащихся дикарей, с шипящим свистом разрезая воздух, молнией вылетел томагавк. С глухим стуком он воткнулся в рюкзак, что болтался на одной лямке у Фимы за спиной. Этого многострадальный рюкзак уже выдержать не смог. Лямка оборвалась. Рюкзак с торчащим из него томагавком свалился к ногам Дмитрия и Марго, а Фима, силой удара выбитый из светящегося портала, плашмя растянулся на земле. И в это же самое мгновение синее сияние, круг, а вместе с ними Дмитрий и Марго исчезли. Только небольшая голубоватая молния рваным сполохом очертила границу поглотившего их портала.
        И тут грянул взрыв картечного снаряда, разорвавшегося прямо за спинами выскочивших на прогалину дикарей. На секунду Фимка оглох. Утробно содрогнувшись, земля, казалось, встала на дыбы. Все заволокло черным едким дымом. На какое-то мгновение все, что было внизу, устремилось вверх, а все, что вверху, - вниз. Разорванные куски почвы с остатками нескошенной ржи, разорванные на части тела индейцев, руки, ноги, головы нападавших…
        Фимку спасло только то, что он еще не успел подняться на ноги. Вжавшись всем своим телом в землю, закрыв голову руками и затаив дыхание, он пережидал «дождь» из земли и человеческих останков, обрушившийся на него. Наконец, когда земля вернулась в горизонтальное положение, Фимка, отплевываясь, попытался медленно встать. Он был все еще немного оглушен и плохо соображал, что происходит вокруг. Себе под ноги, где валялись части разорванных тел, он старался не смотреть. Его и так подташнивало. Оставшиеся в живых индейцы, окружавшие его, потрясенные судьбой своих товарищей, с ужасом пятились назад. И, неожиданно развернувшись, побежали… Все еще контуженный, Фимка не слышал топота конских копыт и сотен бегущих ног. Он только видел, как, огибая его с двух сторон, за дикарями устремились спасшие его воины кашайя. И еще он увидел, как к нему на пегом мустанге во весь опор неслась Песня Ручья. В этот момент он позволил себе потерять сознание.
        Глава двенадцатая
        Наше время. Калифорния. Перед входом в музей «Форт Росс»
        Двери арендованного мини-вэна захлопнулись одновременно. Дрожащей от пережитых впечатлений рукой Дмитрий воткнул ключ в замок зажигания и запустил двигатель. Вместе с двигателем взревело оставленное включенным на полную громкость радио. Резко сдав назад и яростно сигналя, злой на себя, на столпившихся вокруг туристов и вообще на весь мир, Дмитрий рванул к выезду со злосчастной автостоянки музея «Форт Росс». Какой-то жирный дебил продолжал неистово щелкать фотоаппаратом.
        - Маргош, сделай, пожалуйста, потише. И так голова раскалывается, - поморщился Дмитрий и только тут заметил, что плечи девушки сотрясались от сдавливаемых рыданий. Оторвав заплаканное лицо от рюкзака и убавляя громкость радио, Марго спросила, по-детски всхлипывая:
        - Что же мы теперь будем делать, Димочка?
        - Ну, что-что, - пожал плечами Дмитрий, пытаясь казаться и говорить как можно уверенней, - сейчас зарядим айфон и я вернусь за Фимой! Ты не волнуйся! И потом, я точно видел, что он упал до взрыва!
        - Я не волнуюсь… - попыталась взять себя в руки Марго. - Я думаю, что всегда ведь можно вернуться на пять минут раньше? А? Ну скажи же…
        - Теоретически можно, - вздохнул Дмитрий и вдруг в сердцах ударил рукой по рулю. - Эх! Наследили мы там очень! Вот что меня бесит! Ведь так и знал, что надо уходить до начала заварухи!!!
        - Ну, так мы и пытались, Димочка, - пытаясь его утихомирить, проговорила Марго.
        - Плохо пытались! - Дмитрий никак не мог успокоиться. Мысль, что он сейчас срывает свою злобу и раздражение на ни в чем не повинной девушке, помогала плохо.
        Марго отвернулась и молча уставилась в окно.
        - Моя вина! Хотел побольше порасспросить Кускова о связях компании при дворе, о Резанове, а он мне такое ляпнул, что… - Дмитрий вдруг оборвал себя на полуслове и резко замолчал, покосившись на Марго. Девушка продолжала задумчиво смотреть в окно.
        - Почему, черт возьми, нельзя оставаться просто сторонними наблюдателями?! Ну почему с нами все какие-то передряги случаются?!
        - А я? - не поворачиваясь, вдруг спросила Марго. Дмитрий даже не сразу понял, что она имеет в виду.
        - Что - «а я»?
        Марго наконец повернулась к нему.
        - А я что делать буду, пока ты… пока ты будешь там?
        На Дмитрия вопросительно смотрели ее зеленые глаза.
        - Ты? Ну… подождешь меня в отеле, - неуверенно начал Дмитрий. - Сходи хоть поешь нормально. Я быстро!
        Дмитрий покосился на часы.
        - Это там - дни! А тут всего-то несколько часов прошло. Я имею в виду местного времени…
        Марго вновь молча отвернулась к окну. Подъехав к гостинице и лихо зарулив на парковку, Дмитрий и окончательно расстроенная Марго вылезли из машины. Не проронив ни слова, они направились к отелю.
        Часть четвертая
        Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Екклесиаст
        Глава первая
        Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс. Продолжение…
        Бой под стенами форта Росс разгорелся нешуточный. Но даже сквозь едкий черный дым исход сражения проступал со всей своей очевидностью. Кусков специально приказал вести огонь не только картечью, но и зажигательными снарядами. Гарь и вонь вокруг стояли неописуемые. Иван Александрович втайне надеялся, что дикари с самого начала дрогнут и побегут. Но голые, вымазанные черной краской дикари, как муравьи из потревоженного муравейника, лавиной катились на верную смерть. «Избиение младенцев, - с грустью подумал Кусков, наблюдавший со стены за ходом боя. - Хотя как сказать. Если бы не подоспевшее вовремя предупреждение, все могло бы обернуться по-другому. Вон их прорва какая!»
        Батарея под командованием унтер-офицера Проши Заборщикова, чередуя картечь с зажигательными, умела клала снаряды по всему фронту наступавших. Черный дым выедал дикарям глаза. Но несмотря на это, первая партия особо прытких уже карабкалась по стенам, ловко цепляясь за них веревками с крюками. К несчастью для оборонявшихся, ветер стал сносить непроглядный дым в сторону крепости. Нападавшие тоже это заметили. Черная краска, покрывавшая их тела, неожиданно сослужила им добрую службу. В дыму индейцев невозможно было различить. Как призраки, появлялись они из дымовой завесы, чтобы раствориться в ней вновь. Луки и стрелы Кашайя и алеутов, как, впрочем, и ружейная стрельба небольшого гарнизона крепости, становились бесполезными. Защитники стали готовиться к рукопашной. И все равно исход боя был уже предрешен. После артобстрела разрозненные и дезориентированные дикари серьезной опасности не представляли.
        Кусков обернулся. Внутри крепости перед закрытыми воротами застыл в неподвижности верховой отряд воинов Кашайя. Даже затылком Кусков чувствовал на себе молящий, нетерпеливый взгляд унтер-офицера. Наконец Иван Александрович повернулся к Заборщикову.
        - Ну что, Прохор… Выпускай свой «гусарский» эскадрон. - усмехнулся Кусков. - Самое время!
        Иван Александрович еще не договорил фразу до конца, а Прохор уже мчался с обнаженной шпагой к воротам, на ходу выкрикивая приказ. И вот тяжелые створки тесаных крепостных ворот отворились, и конная лавина индейцев кашайя с устрашающим боевым кличем сорвалась с места навстречу пешим нападавшим. «Ну, вот и все, - с печалью подумал про себя Кусков. - Эх, хлеб только жалко!»
        И Иван Александрович стал не торопясь спускаться по лестнице.

* * *
        Отряд гардемаринов Завалишина, выдвинувшийся на перехват пиратов к заливу Румянцева, тоже переходил к завершающей части своего боевого задания.
        Раздетые, связанные по рукам и ногам пираты остались мешками лежать с кляпами во рту на прибрежной гальке. А к шхуне, прикрывшись пиратским тряпьем, на трех шлюпках приближались гардемарины. Боцман, впрочем, тоже был на лодке. Он сидел на носу и угрюмо смотрел на приближающийся борт родной шхуны. Руки ему развязали, но морской кортик Завалишина, который подпирал его с одной стороны, ощутимо воткнулся в бок, причиняя большие неудобства. С другой стороны сидел Нахимов. Завалишин незаметно наклонился к уху боцмана.
        - Remember, if something - you’ll be feeding shаrks with your own guts in no time! Get up![11 - Помни, если что - глазом не успеешь моргнуть, как будешь кормить акул своими же кишками! Встать! (англ.)]
        Несмотря на годы, проведенные в море, боцман плавал как топор, но сообщать об этом русскому он, понятно, не собирался. Кряхтя, он поднялся на ноги и замахал вахтенному руками:
        - All hands on deck!!! Damned Russians beat shit out of the Red Asses! They are after us now![12 - Свистать всех наверх! Русские порубали красножопых на дерьмо! Теперь они гонятся за нами! (англ.)]
        На шхуне забегали. Почти сразу же у борта показался капитан. По своему обыкновению, он открыл было рот, чтобы разразиться проклятиями, но, вспомнив, что с дикцией у него теперь не все в порядке, со звериным рычанием выхватил из-за пояса пистолеты и навел их на несчастного боцмана, но в этот момент заметил Завалишина.
        - Who the hell is with you?![13 - Кто это с тобой, черт возьми?! (англ.)]
        - That’s one of the Russians!!! Captive!!! We took him for ransom![14 - Мы захватили одного русского в плен! Для выкупа! (англ.)]
        С борта тем временем скинули веревочный трап. Послышался звук поднимаемой якорной цепи. Шлюпка, развернувшись боком, мягко ударилась о борт шхуны. Завалишин, имитируя, что у него связаны руки, первым пробрался к трапу. За ним - боцман, а за боцманом - Нахимов, который уже вместо Завалишина приставил кортик к его спине.
        Капитан склонился принять Завалишина, продолжая вполоборота выкрикивать команды:
        - Hoist the sails!!! All of them!!![15 - Поднять паруса!!! Все паруса!!! (англ.)]
        - Поздно! - сказал по-русски Завалишин, вскакивая на палубу шхуны.
        Капитан резко повернулся к нему.
        - What??!!![16 - Что?! (англ.)]
        Лейтенант медленно приблизился к Капитану и, как глухому, рявкнул ему прямо в лицо:
        - I said, too late!!![17 - Я говорю - поздно! (англ.)]
        И с этими словами бравый лейтенант что было силы заехал кулаком с зажатым в нем кортиком прямо в многострадальную челюсть капитана. Дико вереща, с трапа в воду полетел сбитый Нахимовым боцман. А на шхуну с пистолетами, обнаженными клинками со всех сторон уже лезли гардемарины.
        Бой был короткий. Точнее, никакого боя не было вовсе. Не прошло и минуты, как оставшиеся пираты вместе со своим капитаном были брошены лицом на доски с туго скрученными за спинами руками. Еще мгновение - и прибрежные воды Русской Америки огласило дружное троекратное «Ура».

* * *
        Дмитрий появился перед широко распахнутыми воротами опустевшего форта. Грохот канонады и выкрики дерущихся свидетельствовали о том, что бой перешел в стадию рукопашной и проходил уже где-то в отдалении от стен крепости.
        Пригнувшись к земле и не выпуская из рук айфона, Дмитрий в своем неизменном балахоне побежал к тому месту, откуда они телепортировались всего лишь секунды назад. «Во дыму-то развели, - думал Дмитрий, пытаясь использовать дымовую завесу для своего укрытия, - не разберешь, кто свои, кто чужие».
        Как будто услышав его жалобу, ветер, продолжавший упорно нести клубы гари в сторону форта, ненадолго сменил направление. Поле боя, словно проявляющийся на фотобумаге негатив, стало медленно вырисовываться перед глазами. Дмитрий увидел, как вдалеке, высоко подняв шпагу и что-то крича, бежал Прохор Заборщиков. За ним, кто с ружьями, а кто с копьями наперевес, мчалась разношерстная толпа защитников крепости. Еще дальше виднелись носившиеся по полю в разных направлениях конные индейцы Кашайя. «Судя по всему, наши уже приступили к „зачистке“», - не без удовлетворения подумал Дмитрий. Он все также, пригибаясь к земле и пытаясь быть как можно менее заметным и для своих, и для чужих, короткими перебежками приближался к заветному месту. Наконец впереди показалась прогалина… Только Фимки нигде не было. Дмитрий замер на месте. Сердце гулким набатом билось прямо у горла. Никого! Только начинающий рассеиваться и стелющийся по земле дым да бескрайняя ширь океана вдали.
        Дмитрий, тяжело дыша, оглядывался по сторонам. «Только не поддаваться панике», - твердил он себе. Вдруг он выпрямился во весь рост и даже поднес козырьком руку к глазам. Внимательно присмотревшись, Дмитрий наконец довольно ухмыльнулся. Сквозь редевший дым к форту вели, как героя сражения, здорового и невредимого Фимку. Его еще слегка покачивало, поэтому с одной стороны его поддерживал Прохор Заборщиков, с другой - очень довольная Песня Ручья. Фимка с абсолютно блаженной улыбкой на лице, не теряясь, нежно обнимал ее за талию и что-то шептал на ухо. С флангов и тыла их сопровождали вооруженные индейские воины.
        «Вот видишь, Фима, - всему свое время!» - улыбнувшись, подумал Дмитрий.
        У него точно гора с плеч свалилась. Эта была одна из тех редких минут, какие называют минутами абсолютного счастья. Дмитрию вдруг захотелось подбежать к ним, и он уже устремился навстречу, но вдруг резко поменял решение и, не сбавляя шага, вытянул руку с айфоном и вновь нажал на кнопку.
        Глава вторая
        Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс»
        Марго стояла под душем, подставляя лицо струям воды. Она даже не представляла себе, что по такому немудреному виду удобств можно настолько соскучиться. Откинув голову назад, она почти на физиологическом уровне ощущала, как вместе с тонкими, колючими струйками, вместе с накопившейся усталостью стекали и уносились куда-то переживания прошедших дней. «Дней? - подумала Марго. - Это там дней! А здесь - всего несколько часов! Как странно все…»
        Головокружительные события, водоворотом захватившие ее так внезапно, не оставили времени для того, чтобы как следует осмыслить и оценить происходящее. Запоздалая оценка приходила только сейчас. Жизнь вдруг приобрела совершенно новое измерение. Теперь, казалось, она текла в другом направлении. Да что там направление! У нее появилось новое значение, новый смысл! Еще вчера все представлялось ей вполне спланированным и ясным. Марго увлекалась восточной философией и знала, что жизнь существует только в том моменте, который длится непосредственно сейчас, сию минуту, сию секунду, но прежде это знание было каким-то пассивным, невостребованным, что ли. И вот наконец она пропустила это знание через себя. Отвлеченное раньше, через опыт последних дней-часов, оно превратилось в непреложную истину. Марго вдруг вспомнилась фраза из какой-то книжки по эзотерике, оспаривавшая возможность предсказания будущего. Точно эту фразу она сейчас восстановить не могла, но смысл ее сводился к следующему: обладая даром или владея специальными навыками, «увидеть» можно только прошлое человека. Настоящее является человеку
таким, каким он его сам для себя представляет. Будущее же - и то лишь для посвященного - предстает в виде пульсирующего тумана, очертания которого неопределенно размыты, мистичны и неоднозначны. Только сейчас до Марго дошел смысл этой фразы! Ну, конечно! Да и как может быть иначе, если будущее находится в непрерывном, безостановочном изменении! Ибо оно как бы соткано из бесчисленных узелков-перекрестков твоего же собственного выбора. И каждую секунду, осознанно или нет, человек, выбирая и связывая нити судьбы в новые узелки, ткет полотно своей жизни.
        «Интересно, - вдруг подумала Марго, - не зря мойры, богини судьбы в греческой мифологии, представлялись именно с веретеном, прядущими нити жизни. Надо будет непременно обсудить это с Димой».
        Мысль о Дмитрии вернула ее из глубин философствования в мир реальности. Марго выключила душ и открыла глаза. Она давно приучила себя не обращать внимания на синяки и ссадины, но они все же давали о себе знать. Разбитая губа припухла. Не то чтобы ее это портило, скорей даже наоборот, припухлость добавляла ей сексуальность, решила про себя Марго, но все же это был непорядок. Ссадина на щеке, по-видимому, еще переродится в хороший синяк. Но в общем и целом отделались легким испугом. Могло быть гораздо хуже, - пришла Марго к совершенно логичному заключению. Она провела руками по бедрам… Дима…
        Эта часть ее необыкновенного приключения вообще плохо укладывалась в голове. Он всегда был ей интересен, и в глубине души она осознавала, что нравилась ему. Вот только что с этим делать, она не знала. Точнее, пребывая в процессе созданной ими же самими игры-флирта, она предоставляла событиям возможность разворачиваться без контроля со своей стороны. Не педалируя, так сказать, ситуацию. Да и необходимости не было! Они были вместе практически ежедневно. Все это время она пребывала в состоянии томительного ожидания и одновременно радостного трепета от романтической неопределенности. Иногда по ночам, особенно когда в экспедициях он находился в номере за стенкой, было сложно уснуть, но… В этом томлении тоже была своя прелесть. Прелесть напряженного ожидания…
        И вот события развернулись. Но как! Марго вдруг прыснула, глядя на себя в зеркало. Ее обескураженное выражение показалось забавным даже ей самой. А вообще, собственным видом девушка осталась вполне довольна. Из зеркала на нее глядела, может, и не красавица в классическом понимании этого слова, но зато по современным стандартам вполне клевая девчонка. Длинноногая, прекрасно сложенная, как будто сошедшая с обложки какого-нибудь журнала о женском здоровье. Капельки воды поблескивали на ее плоском животе. Золотистый калифорнийский загар был ей очень к лицу.
        Через приоткрытую дверь белела девственной нетронутостью кровать, на которую были кучей свалены балахон, шорты и майка. Завернувшись в полотенце и напевая себе под нос «Отель „Калифорния“» из репертуара «Иглс», Марго шагнула в комнату…

* * *
        Дмитрий как бежал, так с разбегу и появился в комнате. Он чуть не налетел на Марго, которая вскрикнула от неожиданности. Все произошло в доли секунды, и она даже не успела по-настоящему испугаться. На лице Дмитрия цвела счастливая улыбка. О судьбе Фимки его можно было не спрашивать. Увидев Марго в одном полотенце, он замер. На мгновение на лице его отразилось замешательство, которое тут же сменилось восхищением. Затем в его глазах опять появилось то, особое выражение, с которым он смотрел на нее на балконе, - когда Марго впервые поняла, что ею не просто интересуются, но, похоже, еще и хотят… И даже очень. «Сейчас!» - решила Марго. Дальше думать ей уже ни о чем не хотелось. Одним движением она распустила узел полотенца…

* * *
        Марго вытянулась, удобно устроившись на плече Дмитрия, всем телом прильнула к нему.
        - Дим, так что там все-таки случилось? - наконец спросила она. - Что с Фимкой? Почему ты без него? Ведь не могло там ничего случиться, а? Нехорошего?.. Иначе бы ты совсем другим вернулся. Правда?..
        Дмитрий блаженно растянулся на спине. Одной рукой он нежно прижимал к себе Марго, другую подложил себе под голову.
        - Конечно, правда… Все в порядке. Ты знаешь, я даже думаю, что более чем в порядке. Я думаю, он нашел свое счастье! И сейчас, по-моему, последнее, что он захочет, - это возвращаться…
        Дмитрий на секунду задумался, затем повернулся так, чтобы видеть глаза Марго. Их губы почти соприкасались.
        - Как странно все, - прошептал Дмитрий, - еще совсем недавно я тебя как будто не знал, а теперь… Не могу даже представить жизни без тебя… Так все внезапно!
        - Ну, почему же «внезапно»? - улыбнулась Марго. - У нас на «знакомство» ушло сто восемьдесят лет!
        Дмитрий счастливо засмеялся. Их губы слились в поцелуе. После того как они вновь насладились друг другом, Марго села на кровати по-турецки и, завернувшись в простыню, повернулась к Дмитрию.
        - Ну, и что же теперь? - задала она витавший в воздухе вопрос. - Честно говоря, мне даже странно подумать о прежней жизни! Знаешь, не прими за патетику, но я теперь чувствую себя в ответе за всех наших… там…
        Дмитрий с улыбкой смотрел на нее.
        - Ты знаешь, я тоже все время про это думаю, - отозвался он. - Ни о чем другом думать не могу…
        Ребята, не сговариваясь, посмотрели на айфон, который, подсоединенный к электропитанию, мирно лежал на тумбочке рядом с изголовьем кровати. Зеленый индикатор полностью заряженной батареи ритмично и, казалось, зазывно помигивал. Марго и Дмитрий встретились глазами и, прыснув от смеха, повалились на подушки.
        - А о чем вы там с Завалишиным говорили? - вновь устроившись на плече Дмитрия, спросила Марго. - Я подглядывала. Ты был такой возбужденный!
        Вместо ответа Дмитрий осторожно высвободил руку из-под ее головы и, с нежностью чмокнув в нос, встал, обернул вокруг бедер полотенце и прошел к окну. Открыл балконную дверь, достал сигарету и, прикурив, затянулся с видимым наслаждением.
        - Да ты знаешь, разговор с ним натолкнул меня на одну идею. Вот смотри - мы сейчас в двадцатом году девятнадцатого века… То есть я хотел сказать… - смешался Дмитрий.
        - Да ты продолжай, - улыбнувшись, прервала его Марго, - я и сама уже перестала понимать, к какому времени я принадлежу в реальности.
        Она устроилась поудобней, как маленькая девочка, которая готовится слушать захватывающую сказку. Глаза ее светились от счастья.
        - Да, ну так вот, я и говорю, - тоже улыбнувшись, продолжал Дмитрий, - тысяча восемьсот двадцатый год! В следующем году от Испании отойдут огромные пространства Центральной и Южной Америки, и на этом месте образуется множество мелких государств. Давление на российскую границу в Калифорнии ослабнет - не до того будет испанцам! Вот я думаю… Вот бы в этот-то момент и окрепнуть форту Росс, да и вообще Русской Америке! Но нет, почему-то этого не происходит, как мы знаем… Так вот, разговаривая с Завалишиным, я вспомнил сетования Кускова о нехватке рабочих рук и… И вдруг меня осенило! Ведь через пять лет восстание декабристов! Только оно, в отличие от нашей реальности, обязательно должно быть успешным!
        - А при чем здесь восстание декабристов? - с удивлением уставилась на Дмитрия Марго.
        - Ну как же ты не видишь? - Всякий раз, когда дело касалось декабристов, Дмитрий почему-то начинал сильно волноваться. - Ведь если восстание будет удачным, падет крепостное право и высвободятся миллионы рабочих рук!
        - Ну и? - Марго продолжала «не понимать» или делать вид, что не понимает.
        - Ну и… Российской Американской компании будет, наконец, где брать работников для своих заокеанских владений!
        Марго задумалась. Дмитрий благодаря вопросам Марго тоже ушел в себя. Он сел в кресло и, вновь закурив, уставился в одну точку, пытаясь ухватить мысль, которая крутилась у него в голове. Так ничего и не придумав, он хлопнул себя по коленям и поднялся.
        - Ну, короче, исходя из вышесказанного, я решил посетить Петербург накануне восстания. И разобраться в том, почему же оно потерпело крах…
        Дмитрий сделал паузу и пристально посмотрел на Марго. Он все не мог для себя решить, делиться ли с ней новостью, которую он услышал от Кускова во время штурма крепости. По идее, у него не было никаких оснований держать эту новость в тайне от Марго. Да он и не собирался. Просто было ощущение, что он стоит на пороге какой-то важной разгадки, которая уже совсем рядом, но пока никак не дается в руки…
        - Правда, теперь осуществление этой идеи, я думаю, придется отложить… - решился наконец Дмитрий. Он остановился и многозначительно посмотрел на Марго.
        - Отложить? - машинально переспросила девушка.
        Она тоже выбралась из кровати и, натянув шорты и майку, подсела к Дмитрию, приготовившись его слушать. Но Дмитрий, задумавшись, молча глядел на сигаретный дым, тоненькой синеватой струйкой уплывавший в раскрытую дверь балкона.
        - Даже не знаю, как тебе сказать… - начал он осторожно. - Дело в том, что, как мне поведал Кусков, Николай Петрович Резанов, камергер и пленитель сердца прекрасной Кончиты, оказывается, никогда не был в Калифорнии…
        - Что ты имеешь в виду, Дим? - Марго с изумлением уставилась на Дмитрия.
        - Да вот то и имею. - Нервно хихикнув, Дмитрий встал в позу провинциального трагика и продекламировал: - Николай Петрович Резанов, министр коммерции, преспокойно живет и здравствует в стольном городе Санкт-Петербурге, а донна Мария де Аргуэльо, или Кончита, героиня поэм Брета Гарта и Андрея Вознесенского, ныне, кстати, госпожа Хвостова, проживают-с со своим супругом, как и подобает приличной жене, в Петропавловской гавани, ныне Петропавловске-Камчатском, где означенный выше господин Хвостов, бывший капитан-лейтенант небезызвестного вам, сударыня, корабля «Юнона» не менее благополучно губернаторствует!
        - А если серьезно, - уже обычным тоном заключил Дмитрий, - то я имею в виду, что в той реальности Резанов никогда не был в Калифорнии. При этом, что интересно, тот временной поток имел бесспорную аналогию с нашим. История с хлебом и соблазнением комендантской дочки повторилась в точности, только… с другими действующими лицами!
        Глава третья
        Полчаса тому назад. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс»
        Когда Марго и Дмитрий, расстроенные и потрясенные событиями в форте, кинув машину на паркинге отеля, скрылись в дверях гостиницы, на стоянку, шурша галькой, мягко вкатился темно-синий «Форд» с затемненными стеклами. Заняв свободное место рядом с припаркованным мини-вэном, невидимый шофер заглушил двигатель. Прошло добрых полчаса, прежде чем водительская дверца «Форда» наконец открылась и из машины вышел все тот же коротко стриженный молодой человек, обитатель соседнего с Дмитрием номера. На этот раз одет он был вполне обыкновенно, в джинсы и майку. Нарочито громко хлопнув дверью машины, он направился к входу в гостиницу, но затем, будто передумав входить, остался на улице. Поиграв ключами от машины, он нажал на кнопку на брелке. «Форд», мигнув фарами, послушно плимкнул дистанционным затвором дверей.
        Молодой человек немного подождал и опять нажал на кнопку брелка. А затем еще раз… Обратить внимание на странные манипуляции постояльца отеля было некому, так как гостиничный двор был совершенно пуст. День был в самом разгаре, достопримечательностей вокруг было не перечесть, и если кто-то из гостей отеля еще и оставался в номерах, так это только вновь прибывшие, которые, в свою очередь, тоже торопились выбраться под ласковое калифорнийское солнышко и поскорей отправиться осматривать окрестности. В любом случае, на молодого человека, точнее, на его фокусы с сигнализацией внимания никто не обратил.
        Подождав еще какое-то время и убедившись в этом, молодой человек убрал ключи в карман и быстрым шагом направился обратно к машине. Только не к своей. Подойдя к арендованной «Тойоте» ребят, он достал из кармана перочинный ножик, несколько секунд поколдовал над дверным замком и, открыв дверь, юркнул на водительское сиденье. «Тойота» возмущенно взвыла сигнализацией.
        Если бы даже и нашелся в этот момент пресловутый «сторонний наблюдатель», то, скорее всего, он бы даже сочувственно отнесся к усилиям парня совладать со взбунтовавшейся техникой. Что последнему все же удалось сделать, ибо в конце концов все опять стихло и на гостиничном дворе воцарилось прежнее спокойствие. А в какую там машину парень сел, тоже было не совсем понятно, так как больше из машины никто не вышел. Не вышел ни через час, ни через два, ну, а дальше ни у какого «стороннего наблюдателя» не хватило бы терпения дожидаться. Жаль, конечно. Он мог бы оказаться свидетелем уникального явления: вот был человек, сидел себе в машине, пусть даже и не в своей, - и вот его уже и нет.
        Глава четвертая
        Наше время. Калифорния. Отель у музея «Форт Росс». Продолжение…
        Марго достала сигарету и тоже молча закурила.
        - И что все это значит? - наконец произнесла она.
        - Хм, да я, собственно говоря, не понял еще… - Дмитрий запустил пятерню в копну своих волос, будто это могло удержать разбегающиеся мысли.
        - Честно говоря, просто голова идет кругом. Может быть, аномалия дает нам возможность посмотреть развитие известных исторических событий в другом преломлении, а?
        - А может, аномалия выбрала нас для того, чтобы мы это «преломление» поправили? - нахмурившись, парировала Марго в тон Дмитрию.
        - Да нет, Марго, ты не понимаешь! - все больше воодушевлялся Дмитрий. - Ты только представь на минутку развитие нашей истории, если допустить, что Резанов не погиб, а стал, по словам Кускова, к двадцатым годам девятнадцатого века министром коммерции! Ты представляешь? Это значит, что продвижение России на восток, освоение и присоединение Калифорнии могло стать реальностью!
        - А как же любовь? - как-то неуверенно и тихо произнесла Марго.
        - Да к черту любовь! Как говорят французы, в конце концов, «в каждом несчастье ищите женщину».
        Еще не договорив фразы до конца, Дмитрий уже понял, что совершил грубую ошибку. Марго, не сказав больше ни слова, встала и вышла на балкон. Не зная, как загладить свой промах, Дмитрий последовал за ней. Они постояли некоторое время, предаваясь своим мыслям. Наконец Марго, докурив сигарету, повернулась к Дмитрию.
        - Ну, допустим, - спокойно сказала она. - Но что, если аномалия забросила нас в тот временной поток как раз для того, чтобы произвести коррекцию и направить события по аналогии с нашей реальностью, а? Для того, чтобы мы сделали так, чтобы Резанов все-таки оказался в Калифорнии и встретил Кончиту! Что тогда? Ты об этом не думал? - На Дмитрия опять уставились зеленые глаза. - И потом, вам, Дмитрий Сергеевич, не доводилось ли слышать и другую расхожую фразу - «любовь спасет мир»? Она хоть и не по-французски была сказана, зато гораздо раньше. Может быть, вместе с рождением человечества. Да вот только я боюсь, что человечество в ней так ничего и не поняло!
        И Марго, демонстративно затушив окурок в пепельнице, как будто ставя жирную точку, молча проследовала в ванну. Дмитрий остался стоять на балконе. Он был несколько обескуражен. Надо было признать, что в логике девушке отказать было трудно. Значит, оставалось сделать выбор. «Налево пойдешь - коня потеряешь, - усмехнулся про себя Дмитрий, - направо…»
        Получался прямо-таки ребус какой-то, или точнее сказать, шахматная задача. Только вместо пешек участвовали в этой игре реальные народы и государства…
        «Вот уж действительно трудно быть богом», - вспомнил он название любимой повести и погрузился в размышления.
        «Как там по нашей истории, - рассуждал он про себя, - Резанов отправился с Крузенштерном в первую российскую кругосветку… Почему? Ну, это просто. Потому, что его родная Российская Американская компания спонсировала это мероприятие, а может, и являлась его тайным инициатором. Ведь именно компании нужен был морской путь из Петербурга в Америку. Так, дальше… Резанов к тому времени камергер двора. Неплохо для провинциального дворянина. К тому же вся деятельность компании, все ее благополучие держатся на нем, точнее, на его связях при дворе. При этом император поручает ему тайную дипломатическую миссию в Японию, закрытую тогда для остального мира. В случае удачи карьера Резанова взлетает до небес; в случае неудачи ему, возможно, будет нужна альтернатива… Так! В Японии Резанов, как известно, терпит фиаско и вслед за этим сразу спешит на Аляску, в свои пределы, так сказать. Конечно, ему нужна будет Калифорния, только он как государственный человек сам туда вряд ли поедет. Без мандата от государя, осложнять и без того непростые российско-испанские отношения?! Вряд ли он на это пойдет… Странно. Однако в
нашей истории он там был! Как-то ведь он туда попал? Что-то его к этому подтолкнуло…» - Дмитрий потер рукой лоб. Задачка оказалось не такой простой, как ему казалось раньше. Главное, пугало количество совершенно не просчитываемых вариантов последствий.
        «Ладно, - наконец вздохнул Дмитрий, - надо сделать паузу. А то так и предохранители сгорят».
        И все же какая-то мысль, которая была совсем рядом, не давала ему покоя.
        И вдруг его осенило! Решение, которое он искал, как и положено, лежало на поверхности.
        «Не в том дело, как это произошло, а в том, что туда ни в коем случае нельзя соваться!» - Дмитрий даже покрылся испариной, представив на секунду, что было бы, если б эта мысль не пришла ему в голову.
        «Пусть история России в том временном потоке развивается с Резановым! Живой, он ей больше нужен! Вот он - великий шанс взять реванш у Истории! Великий шанс взять реванш! - Дмитрий даже хихикнул, очень довольный своим каламбуром. - Выходит, что порой, чтобы помочь истории, лучше просто отойти в сторону! Ну что ж, я отойду. Ведь подумать только, какие возможности перед Россией откроются! Так получается, что мой разговор с Завалишиным и его доклад по Калифорнии могут в этом временном потоке возыметь действие. Вот это да!» - У Дмитрия даже перехватило дыхание от волнения.
        Он настолько ушел в свои мысли, что даже не заметил, что давно уже говорит вслух. Так ему было удобней сохранять все время ускользавшую нить логики. Тем более что ему никто не мешал. Марго в ванной сушила феном волосы. За стенкой, правда, работал не то телевизор, не то кто-то громко разговаривал.
        «Объяснить Марго я сейчас этого не смогу, но отвлечь ее внимание должен! - судорожно рассуждал на ходу Дмитрий. Воспоминание о Завалишине напомнило ему, кстати, об их беседе у костра, а заодно и о декабристах. - Тем более, что нам тоже есть чем заняться! Надо проверить другой „временной вортекс“ нашей истории. Этот-то уж точно относится к нашему временному потоку, или точнее, мы к нему».
        От того, что решение наконец было найдено, у Дмитрия даже улучшилось настроение. Он поднялся с кресла и прошел в комнату. Дверь в ванную была открыта.
        - Маргош, - позвал Дмитрий и, подойдя, нежно обнял ее сзади, - пойдем ко мне в номер. Мне надо кое-что посмотреть по компьютеру…
        Марго, хоть и была еще сильно расстроена, все же собрала свою сумочку с косметикой и молча направилась за Дмитрием.

* * *
        Открыв дверь своего номера, Дмитрий сразу же проследовал к компьютеру и, уткнувшись в него, с головой ушел в работу. Марго задержалась у шкафа в прихожей, внимательно изучая себя в зеркало.
        На улице вдруг заработала автомобильная противоугонная система, которая, правда, сразу же и затихла.
        Дмитрий вдруг тихо присвистнул, не отрываясь от компьютера:
        - Маргош, а ты знаешь, сколько книг, работ, эссе и прочей макулатуры было издано по истории декабризма, начиная с конца девятнадцатого века?
        - Школько? - отозвалась Марго, которая, склонившись к зеркалу, осторожно накладывала помаду на свои припухшие губы.
        - Более семисот! - воскликнул в ответ Дмитрий с таким воодушевлением, точно заново открыл закон всемирного тяготения.
        - Ну и?.. - Сложив губы бантиком, Марго не отрывалась от зеркала, осматривая свою работу.
        - Так вот я и думаю, - продолжал Дмитрий, нисколько не смущаясь тем, что внимание его «аудитории» было поглощено совершенно другим занятием. - Ведь если историки возвращались к этому вопросу вновь и вновь, значит, что-то их беспокоит? Значит, не на все вопросы найдены ответы!
        Марго покончила с губами, достала из сумки маникюрные щипчики и перешла к бровям. За окном опять сработала сигнализация.
        - Как ты думаешь, а? - продолжал свое расследование Дмитрий. - Черт, что там за придурок сигнализацией балуется?!
        Дмитрий откинулся на стуле и повернулся к Марго.
        Теперь девушка сосредоточенно подводила контурным карандашом веки. Дмитрий засмотрелся на нее. Он вдруг почувствовал к ней прилив бесконечной нежности. «Какая же все-таки она классная!» - пронеслось у него в голове. Он прекрасно понимал причину ее выжидательного, несколько надутого молчания.
        - Маргош, я должен разобраться… Не использовать такую возможность, которая есть у нас в руках, - преступление!
        Звук перебирания тюбиков, склянок, пузырьков и прочей косметической утвари в сумочке Марго усилился.
        - Я должен побывать на Сенатской площади четырнадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года! Понимаешь? Я должен понять, что там произошло, а может, и что-то изменить! И… - слова давалась сложней, чем Дмитрий предполагал, - …и мы больше не можем рисковать. Я пойду один! Я быстро… Туда и обратно… Я обещаю!
        Не сказав ни слова, Марго закончила с макияжем и вышла в прихожую.
        - А где рюкзак-то наш многострадальный? - как ни в чем ни бывало вдруг спросила Марго. Голос ее был приглушен объемными недрами стенного шкафа. - Ну, с топором? Вы не видели, Дмитрий Сергеевич?..
        «Дмитрий Сергеевич» неприятно резануло слух. «Хм, - печально усмехнулся про себя Дмитрий, - все-таки обиделась!»
        - В шкафу должен быть, - вслух сказал он, подходя к девушке, - посмотри как следует…
        - Так вот я и смотрю… Нету! - Теперь Марго стояла, задумчиво уставившись в открытый шкаф. Дмитрий обнял ее сзади. Ему совершенно не хотелось думать про дурацкий рюкзак. Единственное, чего он хотел, - чтобы вот этот такой близкий ему человечек, который вдруг целиком заполнил его сердце, не дулся на него и не расстраивался.
        Марго напряглась, но из его объятий высвобождаться не спешила.
        - Да бог с ним, Марго, - примирительно сказал Дмитрий. - Может, мы его в машине оставили.
        Марго повернулась в его руках и уткнулась ему в грудь.
        - Может, и оставили… Там кассеты все, диски! В общем, все, что мы там наснимали… Хотела в комп материал загрузить, пока… Пока тебя не будет…
        Дмитрий взял ее лицо в свои руки, осторожно повернул к себе. Зеленые глаза смотрели серьезно и сосредоточенно. Не в силах удержаться, Дмитрий счастливо улыбнулся и нежно поцеловал ее в губы.
        - Ты только не волнуйся, я осторожно. Ведь в нашем деле что главное? - пытался развеселить ее Дмитрий. - Правильно! Айфон держать заряженным!
        Марго наконец тоже улыбнулась.
        - А рюкзак, наверное, точно в машине остался! - ободренный молчаливым согласием, ворковал, держа ее в объятиях, довольный Дмитрий, - я тебе ключи на тумбочке оставил. Но вначале… - и Дмитрий заговорщически подмигнул насторожившейся Марго, - вначале мы кое-куда отправимся вместе! Недалеко. Лет так на сто восемьдесят назад…
        Марго еле сдержалась, чтоб не запрыгать от радости.
        Глава пятая
        Наше время. Федеральная служба времени. Москва
        Удобно устроившись в плюшевых креслах маленького просмотрового видеозала, Дарья Валентиновна, рассеянно глядя на экран, слушала доклад Четырнадцатого. На экране Марго исполняла головокружительный танец Дракона перед застывшими в восхищении индейцами.
        - Очевидно, - продолжал рассказ Четырнадцатый, - что у клиента существует некий прибор, с помощью которого он осуществляет перемещения. Ничего общего с серийной разработкой, по аналогии с нашими «пространственно-временными проводниками». Аномальные возможности этого прибора, по-видимому, были обнаружены совершенно случайно. Клиент явно экспериментирует, совершенно не подозревая о возможных последствиях…
        - А сам «переход» вам удалось наблюдать? - вдруг прервала его Дарья Валентиновна, не отрываясь от экрана.
        - Зафиксировать сам «переход» не удалось, - Четырнадцатый слегка покраснел, - но зато известно, что прибор генерирует силовое поле, достаточное для «переноса» как минимум трех человек с вещами. По мнению самого клиента, вес материальных предметов не должен превышать веса органического носителя. Другими словами, в «переходе» участвуют вещи, которые клиент и его спутники могут унести с собой…
        - Ну, понятно, например, видеокамеры. А если им взбредет в голову прихватить что-то еще? Например, оружие? Вы представляете себе на секунду последствия, Четырнадцатый?!
        - Так точно, товарищ подполковник! Риск, безусловно, присутствует, но… - Четырнадцатый вдруг сделал паузу.
        - Что «но»? Продолжайте, Четырнадцатый!
        - Видите ли, - продолжил с некоторым колебанием агент, - клиент и его спутники удивительно ответственно относятся к тому, что с ними случилось… Я бы даже сказал, что они видят в этом некую миссию…
        Дарья Валентиновна наконец оторвала взгляд от экрана, на котором ухмыляющийся Дмитрий что-то рапортовал в камеру, и повернула голову к агенту.
        - От миссии до Мессии один шаг, Четырнадцатый, - поправив на носу очки, назидательно произнесла она, - и к тому же, как говорил один ваш знакомый из века, которым занимается наш отдел, «тому в истории мы тьму примеров слышим…»
        Дарья Валентиновна выключила пультом видеопроектор и поднялась с места. Свет в небольшом, уютно обставленном зале зажегся автоматически. Агент оказался на ногах на мгновение раньше ее.
        - Так точно, товарищ подполковник, но Иван Андреевич Крылов в своей басне еще и говорит… э-э-э… говорил, то есть писал далее: «но мы истории не пишем…» А мы, позвольте заметить, как раз этим и занимаемся.
        Дарья Валентиновна, которая в это время наливала себе в стакан воду из бутылочки «Перье», поставила бутылку на стеклянный поднос и повернулась к агенту.
        - А я и не знала о ваших литературоведческих способностях, - чуть усмехнувшись, произнесла она, с интересом и как бы заново разглядывая агента. Глаза его блестели, и румянец играл на щеках. Правда, происхождение его было неясным. «Скорее всего, от духоты», - наконец решила про себя Дарья Валентиновна. - Ну-ну, продолжайте, - подбодрила она молодого человека.
        - По удивительному совпадению, - с готовностью продолжил Четырнадцатый, - деятельность, которую себе отводят Странники, это они так себя называют, почти совпадает со стратегией нашей деятельности по этому временному отрезку. Скорее всего, это связано с тем, что клиент неплохо подготовлен по этому периоду истории…
        - А что вы имели в виду под словом «почти», Четырнадцатый? - бесцеремонно оборвала подчиненного Дарья Валентиновна.
        Молодой человек немного замялся, как бы подбирая слова.
        - Видите ли, Дарья Валентиновна, на основе прослушанных диалогов Дмитрия - так зовут лидера группы Странников и владельца временного транспортера - с членом группы по имени Марго ребята могут отнестись неоднозначно к нашей временной коррекции по делу Резанова.
        - Что значит «неоднозначно», Четырнадцатый? - Голос Дарьи Валентиновны, казалось, зазвенел от внутреннего напряжения.
        - Дело в том, что они находятся под романтическим влиянием легенды о любви графа Резанова к прекрасной Кончите.
        - Почему «граф»? Он же не был графом, - машинально спросила молодая женщина. Было видно, что она думает совершенно о другом. Тем не менее Четырнадцатый посчитал своим долгом пояснить:
        - Согласно поэтической легенде, Дарья Валентиновна…
        - Понятно, - кивнула головой подполковник. - Ну, и что же вы собираетесь предпринять?
        - Есть одна идея, Дарья Валентиновна… Мне кажется, что к клиенту вполне применима статья Четвертая нашего устава…
        Дарья Валентиновна вновь повернулась к столику с водой и налила «Перье» уже в другой стакан. Взяв его, она подошла к Четырнадцатому и протянула воду ему. Молодой человек взял стакан, по-военному кивнув головой в знак благодарности.
        - Пейте, пейте, - подбодрила его Дарья Валентиновна, чуть пригубив из своего. - А то что-то у нас тут жарко…
        Молодой человек за один присест жадно выпил воду. Очевидно, ему действительно было очень жарко…
        - Ну что ж, - наконец прервала затянувшуюся паузу Дарья Валентиновна, - ваш кодовый номер позволяет вербовку. Только обязательно согласуйте все с Синицыным. Ну, а пока до принятия решения клиент переходит под вашу личную ответственность. Вы поняли меня, Четырнадцатый?
        - Так точно, товарищ подполковник! - просияв, воскликнул молодой человек. - Разрешите идти?
        - Идите, - отворачиваясь, произнесла Дарья Валентиновна.
        Залихватски щелкнув каблуками и кивнув головой ей в спину, агент развернулся и чуть ли не строевым шагом направился к двери. Было видно, что его просто распирало от радости. Когда дверь за ним закрылась, Дарья Валентиновна наконец позволила себе немного расслабиться. Она снова плюхнулась на плюшевый диван и, сняв туфли, положила ноги на спинку впереди стоящего кресла.
        - Детский сад! - произнесла вслух молодая женщина. Нажав кнопку на пульте, она притушила в зале свет и закрыла глаза.
        Глава шестая
        Лета 1825-го 13 декабря. Санкт-Петербург. Дом Российской Американской компании. За день до восстания на Сенатской
        Члены совета директоров Российской Американской компании уже давно разъехались, когда Рылеев провожал своего гостя до дверей. Их шаги гулко отдавались в опустевших залах правления компании. Прощание их происходило совершенно по-другому, нежели встреча. Теперь Кондратий Федорович был совершенно спокоен, несмотря на некоторую бледность и печаль в глазах. Гость его, напротив, выглядел взволнованным. Накинув на плечи свой дорогой плащ с меховым подбоем, полковник Синицын взял в руки перчатки и вновь повернулся к Рылееву.
        - В определенном смысле я завидую вам, Кондратий Федорович. Не каждому даруется закончить жизнь так, как это предстоит сделать вам. Вы навсегда войдете в историю России как ее истинный сын! Как ее истинный герой! И неважно, что чуть-чуть под другим углом зрения… Это, в конце концов, не имеет значения… Поверьте, если бы эти люди пришли к власти… - Синицын многозначительно умолк, глядя Рылееву в глаза. Тот в ответ лишь глубоко вздохнул.
        - Я понимаю, я надеялся, что мы смогли бы их удержать…
        - Может, и смогли бы, - неожиданно согласился Синицын. - Я даже думаю, что смогли бы. - Синицын сделал особое ударение на слово «думаю». - Но… Риск велик, Кондратий Федорович! Как только мы оставляем истории малейшую зацепку для того, чтобы хоть что-то, хоть самая малость могла пойти не так, как задумывалось, - можете не сомневаться, обычно так и происходит! И последующие сто лет будут наполнены великими идеями с катастрофическими последствиями! Уж поверьте моему слову. Но мы стараемся что-то делать, как видите… О вашем же конкретном завтрашнем случае я вам все рассказал. Если авантюра господ-офицеров Трубецкого, Пестеля и прочих удастся, то через десять лет Россия как единое государство, которое мы с вами знаем и любим, перестанет существовать. В этом уж можете быть абсолютно уверены - мы проверяли.
        Кстати, нечто подобное произойдет и в конце следующего, двадцатого века. Тогда тоже будет много слов о свободе и демократии. Да только неуемные амбиции «ключевых игроков», так сказать, опять чуть не доведут страну до краха. Но тогда это будет поправимо. Время все же будет другое. А вот если бы эти события произошли в начале девятнадцатого, - Синицын театрально воздел руки кверху, - тогда это была бы национальная катастрофа! Так что помните, Кондратий Федорович, это будет национальная катастрофа! Перекресток истории - завтра! И вы направляете ее ход! Решение, естественно, все равно остается за вами, но… я надеюсь…
        - Да-да, - Рылеев как будто очнулся от спячки, - вы можете быть уверены. Восстание завтра… не состоится!
        Надевая шляпу и перчатки, Синицын как-то засуетился. Рылееву показалось, что он захотел скрыть нахлынувшие на него чувства. И вдруг странный посетитель вытянулся в струнку и по-военному отдал честь Рылееву:
        - Господин подпоручик! Я до конца дней своих буду ценить те несколько часов, которые мне посчастливилось провести в вашем обществе!
        «Получилось несколько мелодраматично, зато правдиво», - грустно подумал про себя Синицын.
        В ответ на него вопросительно и даже с некоторым удивлением глядели большие серые глаза совсем молодого еще человека. Борис Борисович действительно был очень взволнован. Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел на улицу.
        Рылеев не спешил затворять за ним дверь. Морозный воздух приятно холодил его разгоряченный лоб. С Петропавловской крепости ахнули орудийные залпы. «Три часа пополудни, - машинально подумал Рылеев. - Какой бесконечно долгий день!»
        Снег прекратился. Теперь поднявшийся с залива ветер прилежно мел мостовую снежной поземкой. Еще долго Рылеев глядел вслед странному гостю, который, надвинув на глаза шляпу и запахнувшись в плащ, не оглядываясь, шагал по Синему мосту в сторону Сенатской площади.
        Глава седьмая
        Лета 1820-го. Калифорния. На дороге в окрестностях форта Росс
        На дороге, протянувшейся от форта Росс на юг, в сторону Испанской Калифорнии, показалась довольно живописная группа всадников. Дмитрий и Марго вели своих лошадей под уздцы, а Фимка восседал на кауром мустанге. Лошадь была приземистая, неоседланная на индейский манер, и длинные Фимкины ноги почто доставали до земли. Друзья, видно, над чем-то потешались. Судя по смущенной Фиминой улыбке - над ним, как всегда. Фимка был облачен в полное индейское одеяние, которое составляли светло-желтые штаны из тонко выделанной оленей шкуры, украшенные бахромой по швам, и нагрудная пластина в виде панциря, искусно составленная из раскрашенных в разные цвета косточек. На голове его было целое сооружение из перьев, которое двумя лентами-хвостами, тоже отделанными перьями, ниспадало ему за спину. На этом, собственно, Фимкин «костюм» и заканчивался. За время последних перипетий Фимка заметно постройнел. Бесследно исчез его животик. Легкий загар да семитские черты лица делали его практически неотличимым от коренных сынов Американской земли. Они, кстати, следовали сзади…
        В полной боевой раскраске на некотором отдалении ребят сопровождала группа конных индейцев с Песней Ручья во главе.
        Вдалеке на высоком утесе высился частокол форта Росс.
        - А не передумаешь? - по-видимому, продолжая начатую ранее тему, спросил Фимку улыбающийся Дмитрий. - Пройдет пара лет - и захочется обратно, в цивилизацию. Что тогда, а?
        - Да нет, Дим. Не захочется… - посерьезнев, отозвался Фимка. - Мне тут… Ну, как бы вам сказать… Мне тут хочется и жить и умереть!
        - Ну, Фимка, умереть тебе тут так просто не дадут. - Марго вновь перевела на шутку чрезмерную патетику момента. - С такой-то охраной!
        Все невольно повернулись в сторону индейцев и Песни Ручья, которая со своим эскортом продолжала следовать на «вежливом» отдалении, таким образом давая друзьям возможность проститься наедине. Выглядела она, надо признаться, очень эффектно! Настоящая индейская принцесса-воин! Видя, что друзья повернулись в ее сторону, она приветливо помахала им рукой.
        - Ну, разве только от полового истощения, - не удержалась Марго.
        Все опять прыснули.
        - Да ладно тебе, Марго, - добродушно ухмыляясь, отмахнулся Фимка. - Я серьезно! Только здесь я понял истинный смысл поговорки «всему свое время». Так вот - я нашел свое ВРЕМЯ!
        На этот раз все замолчали. Ребята шли некоторое время, погруженные каждый в свои мысли. Дорога извивалась между виноградниками с одной стороны и персиковыми садами с другой - той, что ближе к океану. Как обычно, трещали цикады. Дорога в этот воскресный день была практически пустынна. Все население Русской Америки, как обычно, собралось в форте на традиционный базарный день.
        - Ну, а вы-то что? Что дальше? - наконец нарушил молчание Фимка.
        - Да есть мысли, - переглянувшись с Марго, отозвался Дмитрий. - Ты знаешь, всю жизнь любил историю. И всю жизнь думал: эх, вот если бы в тот момент да это! А вот в этот другое! И вот теперь - представляешь - появилась реальная возможность! Да разве можно от нее так просто отказаться?!
        - Дим, опять ты за свою идею Великой России с Русской Америкой, - неожиданно возразила Марго. - Может, мне кто-нибудь объяснит, а зачем России столько земли? Ну что вы все прицепились - Америка, Америка! Да ну ее, на самом-то деле! Не лучше ли превратить в сад сначала то, что имеешь?
        - Не знаю… Может, и лучше, - улыбаясь, кивнул Дмитрий, - но и разыграть другой вариант очень хочется. Как в шахматах. И потом, мы ведь ничего не меняем. Мы создаем альтернативную реальность!
        - Слушайте! А что, если вы в их, американской истории, что-нибудь подкорректируете? - вдруг воодушевился Фимка. - Чтобы они не были такими гондонами!
        - Эк ты, брат, куда хватил! - со смехом закатила глаза Марго. - Для этого, Фимка, нам надо в средневековую Англию отправляться. Это в той «консерватории», по-видимому, надо что-то менять.
        - А что, попробуйте! Может, удастся привить им хоть какие-то человеческие качества, чтобы здесь потом не изуверствовали, а?
        - Да ладно тебе, - примирительно усмехаясь, отозвался Дмитрий. - Если уж по справедливости, то «изуверствовали» не только они и не только здесь. Свою историю-то вспомни, о Отважный Покоритель Прикладов! К сожалению, это у нас, «человеков», в крови, наверное… Все мы потомки Каина… Но как говорится, «ход ваших мыслей мне нравится». - Дмитрий остановился и дружески похлопал Фимку по коленке. - Быть тебе, Фим?ка, Верховным вождем!
        Все опять рассмеялись. Фимка обернулся на свою «группу сопровождения».
        - А то, может, передумаешь? - скорее, чтобы закончить затянувшееся прощание, неуверенно произнес Дмитрий.
        Фимка повернулся и, улыбаясь, посмотрел на друга.
        - Чтобы «что»?.. Чтобы завтра снова пойти на работу? - Сарказму в Фимкином голосе не было предела. - Да нет уж, я лучше тут… повоюю. Может, что и изменю… к лучшему. Причем заметьте - естественным путем!
        И он с обожанием вновь посмотрел на свою «амазонку», которая, наконец, приняв постоянные оглядывания за приглашение присоединиться, отделилась от группы индейских всадников и сдержанным галопом направилась к ребятам.
        - Понимаю тебя, - протягивая Фимке руку, произнес Дмитрий. - Ну что ж, тогда бывай…
        Но Фимка, будто вдруг что-то вспомнив, схватил руку Дмитрия и повернулся к Марго, вовлекая ее тоже в беседу.
        - Слушайте, ребята, оставьте мне «Полароид», а? - с надеждой в голосе и вертя головой от одного к другому, выпалил Фимка. - Я тут… аккуратно!
        - Ну, смотри, - доставая из сумки фотоаппарат, усмехнулась Марго. - Чуть что - сам знаешь! Хоть съешь, а чтобы никакая археологическая экспедиция потом не нашла…
        - Не извольте сомневаться! - обрадованно воскликнул Фимка, хватая аппарат и с удовольствием поигрывая им в руке.
        - Слушайте, ребят, - вмешался Дмитрий, - а давайте без шуток договоримся, где ты его, Фима, для нас припрячешь.
        - Точно! - обрадовался Фимка. - Слушай сюда…
        Несмотря на старания Дмитрия, прощались друзья еще долго. Присоединившаяся к ним Песня Ручья подлила масла в огонь, и девушки даже всплакнули, как полагается.
        Наконец Фимка помахал на прощание и поскакал со своей принцессой к «своим». Больше он уже не оглядывался - наверное, чтобы не выказать своих чувств. Через мгновение и он, и остальные всадники, двигаясь в сторону индейской деревушки, скрылись вдали.
        Всхлипывая, Марго прижалась к Дмитрию, и ребята еще долго стояли на опустевшей дороге, застыв в объятиях. Пока Дмитрий не нажал на кнопку айфона…
        Глава восьмая
        Лета 1825-го, декабря 15-го. 11 часов утра. Санкт-Петербург. На следующий день после восстания
        Над скованной морозом Невой мрачно зависло низкое зимнее солнце. Солнечный лучик, случайно вырвавшийся из морозной мглы, коротко и как бы нехотя блеснул иглой адмиралтейского шпиля и сразу же вновь спрятался за свинцовую тучу…
        Площадь перед Зимним дворцом являла собой картину абсолютного хаоса. Строящиеся в каре в одном месте и распадающиеся в другом ряды военных. Стук копыт по брусчатке адъютантских лошадей. Ржание, свист городовых, беготня, ругань теснимых и попадающихся под руку прохожих. Силой останавливаемые у сооруженных на скорую руку баррикад гражданские кареты. Невообразимая сумятица! Город был словно на осадном положении.
        Застывший, как на параде, по приказу какого-то не в меру ретивого начальника и, по-видимому, забытый взвод барабанщиков в характерных для Преображенского полка зеленых мундирах с красными обшлагами рукавов самозабвенно рассекал дробными очередями сухой морозный воздух.
        Не обращая внимания на царившую вокруг него сутолоку, по набережной Мойки шагал мужчина. Его ноги, обутые в ботфорты, невольно подстраивались в шаге под барабанную дробь. Поверх военного мундира подпоручика Саперного полка на мужчину был накинут длинный плащ военного образца.
        Поравнявшись с большим четырехэтажным домом в стиле русского классицизма с белыми колоннами коринфского ордера, поддерживавшими выступающий фронтон здания, мужчина остановился.
        Задрав голову вверх, он некоторое время взирал на внушительную надпись из золоченых букв: «Российская Американская Компания». Немного постояв, он пересек проезжую часть и вновь задержался перед небольшой бронзовой табличкой у двери, гласившей: «Редакция Альманаха „Полярная Звезда“».
        Потоптавшись в нерешительности перед дверью, человек в ботфортах наконец громко постучал в дверь. Ему никто не ответил. Подождав некоторое время, мужчина толкнул дверь, которая оказалась незапертой, и быстро вошел внутрь.
        Оказавшись внутри, Дмитрий плотно притворил за собою дверь и замер. Сердце с такой силой колотилось у него в груди, что ему казалось, будто его удары гулко разносятся по всему опустевшему дому.
        Мраморная лестница широким пролетом взмывала вверх. Наконец, совладав с собой, Дмитрий стал медленно по ней подниматься. Оказавшись на втором этаже, он остановился перед дверью, на которой была прибита табличка: «Приемная Его Превосходительства Управляющего делами РАК г-на Рылеева К. Ф.»
        Дмитрий осторожно постучал. Дверь открылась сама…
        В глубине просторного кабинета, спиной к двери и лицом к камину, сидел человек. По тому, как он вздрогнул, было понятно: он осознавал, что в комнате больше не один. Однако он не спешил поворачиваться навстречу своему гостю. Вместо этого человек склонился к камину и пошевелил кочергой ворох горевших в нем бумаг. Огонь, потрескивая, с новой силой принялся за толстые папки.
        Дмитрий молчал, силясь проглотить подступивший к горлу ком. Наконец мужчина встал, медленно поставил в угол кочергу и повернулся к вошедшему. На Дмитрия с интересом глядел невысокий молодой человек с большими серыми глазами.
        «Похож», - неизвестно почему пронеслось в голове у Дмитрия. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Рылеев был бледен, но спокоен. Наконец он произнес нарочито медленно:
        - Я все знаю… Дмитрий Сергеевич.
        Дмитрий продолжал молчать. В первую секунду до него не совсем дошло происходящее - настолько оно было неожиданным, настолько не укладывалось в рамки какой-либо логики. Когда же в его сознании улеглись произнесенные Рылеевым слова, Дмитрию показалось, что он сейчас потеряет сознание… Если оно, конечно, уже не покинуло его. От изумления он продолжал молчать.
        Усмехнувшись уголками рта, Рылеев сделал шаг к столу.
        - Мне все поведал ваш… коллега.
        При этом Кондратий Федорович взял со стола какой-то конверт и протянул его Дмитрию.
        - Как… как… ка-а-кой «коллега»? - наконец выдавил из себя свистящим шепотом Дмитрий.
        Вместо ответа Рылеев сделал два шага навстречу незваному гостю и вновь протянул Дмитрию конверт:
        - Он просил передать вам вот это… Сказал, что вы все поймете…
        Конверт был скреплен, как и полагается, сургучной печатью. Презирая себя за то, что никак не получалось остановить предательское дрожание рук, Дмитрий взял конверт. В сущности, это был не конверт, а втрое сложенный лист бумаги, скрепленный печатью посередине на манер конверта. Дрожащими пальцами Дмитрий наконец справился с печатью.
        Ко внутренней стороне листа обычным скотчем из современного канцелярского магазина была приклеена визитная карточка. Под тисненным золотом российским двуглавым орлом, который был почему-то без короны - успел обратить внимание Дмитрий - и держал в когтях перевернутые песочные часы, стояла лаконичная надпись:
        «СИНИЦЫН БОРИС БОРИСОВИЧ, ПОЛКОВНИК ФСВ».
        И уже под визиткой, на самом листе бумаги, от руки было приписано:
        «Уважаемый Дмитрий Сергеевич,
        пожалуйста, когда „вернетесь“, позвоните по этому телефону…»
        Далее следовал семизначный телефонный номер…. Дмитрий медленно поднял глаза на Рылеева.
        Эпилог
        Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Екклесиаст
        Наше время. Калифорния. У отеля, рядом с фортом Росс. Шесть лет спустя…
        Солнце уже клонилось к закату, когда на тропинке, ведущей от отеля к океану, показалась еще одна группа туристов, спешивших к смотровой площадке, расположившейся на самой кромке утеса, нависшего над морем. Двое ребятишек, мальчики лет пяти и трех, трогательно взявшись за руки, вприпрыжку бежали по узкой тропинке. Родители пытались не отставать, время от времени одергивая окриками не в меру расшалившихся отпрысков. Дмитрий почти совсем не изменился за прошедшее время. Разве что прическа его стала более современной. На смену длинным волосам пришла короткая стрижка, что даже омолодило его как минимум лет на десять. Марго же было почти не узнать. Юношеский вызов уступил место уверенной красоте. Не было больше ее знаменитого пирсинга, да и татуировка если и оставалось, была скрыта джинсами и кофтой с длинными рукавами. До дамы Марго было еще далеко, но в статус молодой красивой женщины со спокойной и уверенной улыбкой на лице она перешла точно. Прическами она как будто поменялась с Дмитрием. Теперь у нее была копна черных волос, которые с воодушевлением трепал океанский бриз.
        Как и когда-то, Марго и Дмитрий несли за две ручки плетеную корзину, из которой торчал французский багет, бутылка вина и виднелись фрукты. Единственной новой деталью была здоровенная бутыль с соком. Для подрастающего поколения, по всей вероятности…
        Мало что изменилось на калифорнийском побережье за прошедшие шесть лет. Все так же мерно катил свои волны Великий океан. Все так же был переполнен отдыхающими отель, расположившийся у Национального парка-музея. Все так же на другой стороне подковообразной бухты стоял на вершине холма форт Росс.
        - Мама, папа, давайте здесь, у монстра! - перевозбужденные от необычных впечатлений, скакали вокруг идола дети.
        - Мы как раз сюда и направляемся, - отозвался подходящий к столбу Дмитрий, - только это совсем никакой не «монстр», а очень добрый дядя!
        - Не добрый, не добрый! Смотри какие у него зубы! - перебивая друг друга, бросились доказывать свою правоту братья.
        - Ну и что, что зубы, - не сдавался, усмехаясь, Дмитрий, - это он просто нам улыбается.
        Дети на секунду замолчали, оценивая поступившую информацию. Затем старший, подозрительно глядя на отца, спросил:
        - А почему он нам улыбается? Он что, нас знает?
        Марго, расстилавшая на земле скатерть, прыснула от смеха.
        - Еще как знает! - переглянувшись с Марго и тоже посмеиваясь, продолжал Дмитрий.
        - Мама, я боюсь! - вдруг пропищал младший, на всякий случай отступая от идола подальше. Старший же, видя реакцию родителей, все более скептически поглядывал на родителей.
        - Правда, правда, - не унимался Дмитрий. - Он даже для нас подарок приготовил!
        Слово «подарок» возымело свое действие. Младший перестал прятаться за мать, а на лице старшего засветилась надежда.
        - Подарок?! - воскликнул он, нерешительно улыбаясь, по-видимому решив, что в какие бы странные игры взрослые ни играли, если все будет заканчиваться подарками, то игра, как говорится, может, и стоит свеч.
        - А вы сами посмотрите, - с улыбкой глядя на сыновей, продолжал Дмитрий. - Вот вам каждому по ложке. И представьте себе, что вы пираты, которые ищут спрятанный клад! Копайте под идолом и обязательно найдете подарок!
        Марго с улыбкой смотрела на эти «мужские» забавы.
        Через некоторое время, блаженно растянувшись на одеяле со стаканом вина в руке, Дмитрий повернулся к Марго:
        - Как когда-то… Правда?
        Родители уже накрыли «на стол», порезали фрукты и сыр и даже открыли бутылку вина, а дети все еще продолжали копаться у подножия деревянного идола.
        - Слушай, Дим, если бы даже там ничего не было, это надо было бы придумать, - посмеиваясь, произнесла Марго, следя за стараниями малышей.
        - Упрямые! - не без гордости добавил Дмитрий. - Эй, кладоискатели! Идите есть, потом вместе посмотрим…
        Но как раз в этот момент, издав победоносный клич, братья, стукнувшись по ходу дела лбами, синхронно потянулись вниз, ко дну уже довольно большой ямки.
        - Подарок! - радостно заверещал младший. Старший же немного удивился тому, с какой быстротой и волнением взрослые вступили в игру…
        В керамическом горшке, обмотанном в пропитанную воском тряпицу, лежал «Полароид» и пачка чуть потемневших снимков. С фотографий улыбались то Фимка, то Песня Ручья, то они оба в окружении толпы детей. У Марго беззвучно текли по щекам слезы. Дмитрий, гладя жену по плечу, счастливо улыбался.
        - Пап, мам?! А кто это? Это что, настоящие индейцы? - наконец произнес старший. Младший был немного расстроен, что в подарке не было ни игрушечной машины, ни паровоза.
        - Самые настоящие! - держа дрожащими пальцами фотографию, ответил Дмитрий. Одной рукой он обнял за плечи Марго, которая вдруг начала громко сморкаться в платок.
        «Все-таки странные эти взрослые», - в который раз пришел к такому выводу старший. Родители вроде были в хорошем настроении - плохое он бы сразу почувствовал - и в тоже время готовы были вот-вот расплакаться. «Хотя со мной такое тоже частенько бывает…» - наконец заключил он.
        Марго и Дмитрий стояли, обнявшись, на краю обрыва и смотрели, как в океан медленно садилось тяжелое красное солнце.
        Идиллию нарушил звонок мобильного телефона. Дмитрий со вздохом нажал на кнопку приема:
        - Алло?.. Так точно, товарищ полковник… Нормально, отдохнули уже… Нет, почему? Можем и завтра… ОК… Спасибо, Борис Борисович… До связи!
        Отвечая на звонок, Дмитрий продолжал смотреть на жену. Взгляд его был полон любви. Марго же смотрела на горизонт. Мысли ее витали далеко…
        Пересказывать, как, впрочем и комментировать телефонный разговор было совершенно ни к чему. Итак все было ясно.
        - Когда? - только и спросила Марго.
        - Завтра, - так же коротко ответил Дмитрий.
        - Так у нас еще полно времени, - повернувшись к мужу и положив ему руки на плечи, усмехнулась Марго.
        - Так точно, товарищ старший лейтенант! - по-мальчишески широко улыбнулся Дмитрий. - И к тому же, как мы-то с тобой знаем, ВРЕМЯ - понятие растяжимое…
        notes
        Сноски
        1
        Добро пожаловать в форт Росс! Одно слово - и ты труп! Ясно? (англ.)
        2
        Раздевайтесь! (англ.)
        3
        Вот это я понимаю ноги! (англ.)
        4
        Назад, дураки! Дайте дорогу! (англ.)
        5
        Я же сказал - пошел на…!!! (англ.)
        6
        Лошадей! Лошадей! Мы купим лошадей! (англ.)
        7
        Привет, мой сладкий! (англ.)
        8
        Давай, давай, давай! И смотрите внимательней! Того, кто найдет мне ту татуированную сучку, - озолочу! (англ.)
        9
        Вы говорите по-английски, сударыня? (англ.)
        10
        Да, конечно… (англ.)
        11
        Помни, если что - глазом не успеешь моргнуть, как будешь кормить акул своими же кишками! Встать! (англ.)
        12
        Свистать всех наверх! Русские порубали красножопых на дерьмо! Теперь они гонятся за нами! (англ.)
        13
        Кто это с тобой, черт возьми?! (англ.)
        14
        Мы захватили одного русского в плен! Для выкупа! (англ.)
        15
        Поднять паруса!!! Все паруса!!! (англ.)
        16
        Что?! (англ.)
        17
        Я говорю - поздно! (англ.)