Странствующий рыцарь Александр Филиппович Плонский
        #
        Плонский Александр
        Странствующий рыцарь
        Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
        СТРАНСТВУЮЩИЙ РЫЦАРЬ
        Фантастический рассказ
        - Вам привет от Дон Кихота.
        - От кого? - не расслышал Леверрье.
        - От Дон Кихота Ламанчского, - повторил Милютин. - Я рассказывал ему о вас. Мы вместе странствовали. Поразительно учтивый человек! "Дабы вы уразумели, Милютин, - сказал он мне при первой встрече, - сколь благодетельно учреждение, странствующим рыцарством именуемое, я хочу посадить вас рядом с собой, и мы будем с вами как равный с равным, будем есть с одной тарелки и пить из одного сосуда, ибо о странствующем рыцарстве можно сказать то же, что обыкновенно говорят о любви: оно все на свете уравнивает".
        - Вы помешались, Милютин, - заявил Леверрье убежденно. - Я был уверен, что этим кончится.
        - То же самое думают о Дон Кихоте! Скажите, я похож на него?
        - Скорее на Мефистофеля, - съязвил Леверрье.
        - А между тем, - с сожалением молвил Милютин, - мое призвание воевать с ветряными мельницами.
        - Вот как?
        - Завидую вашей основательности, Луи. Вы не ведаете сомнений, уверены в своей системе ценностей. Ваша вселенная стационарна...
        - Не нужно мне льстить, Милютин. Впрочем, ваши комплименты весьма сомнительны. Их подтекст: "Ну и ограниченный же вы человек, Луи!"
        - Я говорю искренне. Что же касается Дон Кихота и Мефистофеля, то для вас они два противоположных полюса, а для меня - две проекции одной и той же точки. В этом, как в фокусе, вся разница между нами. Но неважно... Перед расставанием Дон Кихот сказал мне...
        - Ваша шутка зашла слишком далеко, - поморщился Леверрье.
        - Это не шутка, - возразил Милютин. - Уезжая из Барселоны, Дон Кихот обернулся и воскликнул: "Здесь была моя Троя! Здесь моя недоля похитила добытую мною славу, здесь Фортуна показала мне, сколь она изменчива, здесь помрачился блеск моих подвигов. Словом, здесь закатилась моя счастливая звезда и никогда уже более не воссияет!" Вы бы слышали, Луи, каким тоном он произнес это "никогда"!
        - Я всего лишь инженер, - устало проговорил Леверрье. - У меня голова пухнет от вашей эквилибристики. Догадываюсь, что вы придумали нечто сногсшибательное. Но вместо того чтобы раскрыть суть, сочиняете небылицы.
        - Знаете, Луи... Чем старше я становлюсь, тем чаще ловлю себя на этом самом "никогда". Никогда не повторится прожитый день, не взойдет вчерашнее солнце. Никогда не стану моложе ни на секунду...
        - Вы говорите банальности.
        - Ну и пусть... Я возненавидел слово "никогда", оно заключает в себе всю безысходность, всю боль, весь страх, переполнившие мир.
        - Глупости, - усмехнулся Леверрье. - Вы пессимист, Милютин. "Никогда не устану слушать анекдоты" - какая здесь безысходность?
        - Сигареты кончились, вот беда, - огорчился Милютин. - Ну да ладно! Понимаете, Луи, всякий раз, приезжая в Париж, я воспринимаю его заново, с непреходящей остротой. Парадные площади и проспекты, торжественные ансамбли, эспланады, бульвары рождают во мне робость и вместе с тем настраивают на восторженный лад. А уютные, совсем домашние улички, скверы и набережные вселяют в сердце покой, безмятежность. Представляю, сколь дорог Париж вам, Луи. Ведь это ваш родной город.
        - Я грежу им, - признался Леверрье растроганно.
        - Тогда скажите себе: "Никогда больше не увижу Парижа!"
        Леверрье вздрогнул:
        - Вы что, рехнулись, Милютин?
        - Ну вот... Вам стало жутко. И причина в слове "никогда".
        - Удивительный вы человек... Наверное, таким был ваш классик Антон Чехов. Говорят, он мог сочинить рассказ о любой, самой заурядной вещи. Например, о чернильнице. Вот и вы, берете слово, обыкновенное, тысячу раз слышанное и произнесенное. Но в ваших у стах оно приобретает некий подспудный смысл.
        - Древний скульптор уверял, что не создает свои произведения, а высвобождает их из камня. Чтобы постичь глубинный смысл слова, тоже нужно отсечь все лишнее.
        - Вы умеете убеждать, Милютин. Допустим, я согласен. Слово "никогда" - жуткое слово. Но зачем вам понадобилось приплетать Дон Кихота?
        - Меня взволновала судьба Сервантеса. Перед смертью он писал: "Простите, радости! Простите, забавы! Простите, веселые друзья! Я умираю в надежде на скорую и радостную встречу в мире ином!" Увы, его надежда н и к о г д а не осуществится... Подумав так, я почувствовал потребность хотя бы раз поступить вопреки проклятому "никогда". И я решил встретиться с Дон Кихотом в ином мире.
        - То есть в загробном? Мистика! Рецидив спиритизма!
        - Ничего подобного! Я имел в виду мир, синтезированный компьютером.
        - Тогда отчего вы не назначили свидание самому Сервантесу? недоверчиво спросил Леверрье.
        - Потому что душа Сервантеса в Дон Кихоте. Вас интересуют детали? Но так ли уж важна технология? Главное, что это мне удалось. Поверьте, Луи, компьютерный мир не менее реален, чем тот, в котором мы существуем. Я вынес из него память о своих странствиях с Дон Кихотом в поисках добра, красоты и справедливости...
        - Скажите, Милютин, это действительно...
        - Мудрейший и благороднейший человек. Таких обычно и подозревают в сумасшествии. А между тем настоящие сумасшедшие зачастую выглядят более чем респектабельно... Скажу вам по секрету, Луи... - застенчиво улыбнулся Милютин. - Дон Кихот посвятил меня в странствующие рыцари.