Осколки недоброго века Александр Владимирович Плетнёв
        Адмиралы Арктики #5
        Перелом в русской войне неизбежен? Так видится! Иначе зачем бы всё это было - затевать переход через Арктику, преодолевая и претерпевая?! Люди, тот же адмирал Рожественский или император Николай пытаются идти наперекор… потому что обязаны «сломать через коленку» Её Упрямое Величество Историю.
        Впереди бои эскадр, блестяще реализованные морские операции… и политические интриги - решения по завершению «русско-японской» и будущие расклады очередного межвоенного порядка.
        Александр Плетнев
        Осколки недоброго века
        
* * *
        Айнс, цвайн, драй![Eins, zwei, drei (нем.) - раз, два, три.]
        Человек в красивом белом мундире отошёл к столу-бюро у окна, как обычно держа левую руку за спиной, слегка двинул стул, будто намереваясь присесть. Передумал, принял степенную позу, жестом разрешив: «продолжайте».
        В этот раз на Вильгельме II был надет длиннополый сюртук Фридриха Великого, а стоящий напротив посетитель мог видеть сразу две фигуры в этом старинном прусском одеянии - самого кайзера и краем глаза его же отражение в большом напольном зеркале[2 - Вильгельм любил подобные исторические маскарады с мундирами великих предков.].
        Убранство приёмной залы носило на себе отпечаток долгой истории и того строгого немецкого порядка, который, в конце концов, стал нарицательным. А прочие финтифлюшки лишь подчёркивали это, намекая, что и сухому германскому педантизму не чуждо чувство прекрасного. Пусть порой и весьма лаконичное.
        Свет, умеренно вливаясь сквозь высокие зауженные проёмы окон, позволял хозяину кабинета быть на виду во всём великолепии… и в то же время привычными тенями удачно прятал то, что не следовало выставлять напоказ[3 - От рождения у будущего кайзера была повреждена левая рука, что так и осталась увечной. Это пожизненное уродство им тщательно скрывалось.].
        Начальник службы имперской разведки подавил першение в горле, перейдя к следующему пункту доклада:
        - Само предприятие с переходом северными ледяными широтами на Тихий океан просчитывалось анализом и прогнозами как весьма сомнительное… - хотел добавить, мол, «чёрт знает, на что способны эти русские», но, естественно, не посмел, чеканя сухим военным языком: - Непосредственное наблюдение по месту было возложено на агентов из членов экипажа парохода «Роланд».
        И не только.
        В последний момент удалось заключить контракт, разместив на одном из вспомогательных судов северного отряда Небогатова - Рожественского станцию беспроводной связи фирмы «Телефункен».
        Аппаратура сложна в управлении, поэтому по договору, дабы подготовить русский персонал, на судно были прикомандированы технические специалисты компании, куда мы включили нашего офицера из третьего бюро разведки.
        Саботируя адекватное обучение русских телеграфистов, мы рассчитывали, что это вынудит оставить сотрудников «Телефункен» при станции, и наш офицер сможет проследить весь северный маршрут. Если таковой будет удачным… Однако, несмотря ни на что, наших людей ссадили в Александровске, что на Коле, и эта ниточка оборвалась.
        Что касается «Роланда» - пароход вынужден был уйти с угольщиками компании HAPAG.
        Вильгельм на миг выключился, погрузившись в воспоминания.
        Изначально он лишь с недоумением смотрел на всю эту северную эпопею, затеянную кузеном Ники.
        Война для русских началась неудачно, и кайзер двояко относился к такому развитию событий. С одной стороны, военные неприятности ослабят потенциально опасного соседа, что уже неплохо, с другой - проигрыш в войне приведёт к утере позиций России на Дальнем Востоке и возращению к западным и южным направлениям, что было совершенно не в интересах Германии.
        Когда поднялась шумиха с застрявшими во льдах кораблями, он как мог подбодрил Ники. И даже посочувствовал по-человечески… и по-родственному, отослав телеграммы поддержки.
        Хотя, если быть честным, эта возня с северным походом, странные слухи и не менее странное и пристальное любопытство англичан немного настораживали! В связи с чем были и доверительные письма в Санкт-Петербург с целью прозондировать почву, надеясь, что Николай II в личной переписке даст более пространные и откровенные ответы: что же там вообще у него происходит со всей этой рискованной причудой северного перехода.
        Ники отписался! Так же по-родственному, почти простодушно, но с явно византийской изворотливостью.
        Левый, закрученный кверху ус кайзера перекосило вместе со слегка презрительной улыбкой - он никогда не считал Николая слишком умным, как и особо искушённым в политических интригах. «Управляя варварской страной, он слишком ославянился…»
        А сравнивая, например, с Эдуардом VII - по-родственному и в плане противостояния держав, он не полагал русского царя и достойным противником, находя силу России лишь в многочисленности её армии. Впрочем, по выучке далёкой от идеала.
        «Если будет надо, я переступлю и через одного, и через другого!»
        За мыслями император не заметил, что снова стоит перед зеркалом, держа осанку и, что уж там… любуясь своей выправкой.

* * *
        Затронув в повествовании германского императора Вильгельма II, стоит сказать, что этот человек во всём олицетворял собой исключительно германский, прусский… истинный дух милитаризма.
        Возможно, в такой постановке - «истинно прусский милитаризм» - просматривается нечто субъективное, предвзятое, и те же самурайско-японские, или наполеоно-французские, или карло-шведские вояки не менее грозны и воинственны.
        А может, всё дело в фонетике или же самой топологии немецкого языка - обертонов, взросших из времён диких гуннов, взывающих соплеменников к отваге, лающими выкриками устрашающих врага. Впитавших в себя и мифы Нибелунгов, и наследие легионов Римской империи.
        И потому военные речи, что Фридриха Великого, что Бранденбургского, что очередного будущего фюрера под лязг затворов марширующих войск, столь идентично характерны и неотвратимо брутальны.
        Но вернёмся к последнему кайзеру Германии.
        Имея врождённый физический дефект и подвергшись в детстве поистине мучительным попыткам излечения, Вильгельм II сумел воспитать в себе исключительно железную волю[4 - Да. Бедного мальчика буквально мучили электросудорожной терапией, руку растягивали и спрямляли с помощью специальной «рукораспрямительной машины». К этому стоит ещё добавить лечение специальными корсетами от врождённой кривошеести. Посочувствуешь.].
        Формирование характера и психики в столь непростых условиях, естественно, потянуло за собой ряд качеств и комплексов, совместив в будущем монархе всю ту же природную немецкую воинственность, манию величия и депрессивность.
        Взятый курс на великодержавность (уже в статусе кайзера) не мог не привести Вильгельма к военным столкновениям с соседними странами. Что с точки зрения правящей германской верхушки выглядело оправданным, учитывая прямые интересы империи, с оглядкой на извечных противников и вероятных союзников, следуя течениями геополитики.
        К этому можно добавить (со слов британских историков «о себе любимых»), что Вильгельм II испытывал ненависть ко всему английскому. Впрочем, однажды он скажет, что «немцы ненавидят в равной степени и русских, и англичан, и французов, и японцев».
        Однако продолжим.

* * *
        Поймав отражённый в зеркале подобострастный взгляд, император вернул своё внимание к докладу:
        - На службе у русского царя во флоте много офицеров, имеющих немецкие корни. Неужели среди них не нашлось истинного патриота Германии, и вы ни с кем не смогли наладить продуктивную работу?
        - Щепетильность в вопросах чести…
        - Вы находите это дурным? - Вильгельм или изобразил удивление, или противоречил сам себе.
        - Отнюдь… но в работе порой мешает, - офицер весь подобрался - император иногда любил загнать собеседника на игре слов и смыслов, - ваше величество, для того, чтобы получить какую-либо информацию, не обязательно подвергать благородство испытаниям. Существуют способы непрямого воздействия. Через алкоголь, женщин, да и просто… порой по наивности и вере - многие из российских офицеров и чиновников из остзейских немцев не считают Германию врагом и охотно делятся различными данными…
        - Однако… - хозяин кабинета чутко уловил паузу.
        - У нас заблаговременно и хорошо подготовленная почва для работы в России.
        Вильгельм надменно кивнул, зная, о чём речь.
        Давние и тесные контакты Германии и России тому всемерно способствовали.
        Русские цари охотно брали на службу германских военных и высокообразованных специалистов. Многие остались на новой родине, обрусев. Но с недавних пор этот процесс, можно сказать, принял организованный характер.
        То самое Drang nach Osten - движение на восток, выражалось в долговременном плане, разработанном германским генеральным штабом.
        Эмиграция немцев и расселение проводились главным образом в западных губерниях, постепенно охватывая и другие области России.
        Все намечавшиеся к переселению проходили проверку на благонадёжность в духе германизма, и лишь потом офицеры 3-го бюро (отдел разведки, курировавший Россию) давали разрешение на выезд. Колонистам при этом оказывалась материальная поддержка.
        Всячески поощрялось развитие мелкой торговли - купцы-шпионы, сборщики информации, не вызывая подозрений под видом коммерческих дел могли свободно перемещаться по стране, организовывая торговлю в ключевых местах: узлы железных дорог, оборонные объекты, заводы, организации, обслуживающие военные ведомства.
        Российское правительство с охотой принимало инвестиции, поощряя развитие немецких мануфактур на своей земле, которые за счёт своей высокой технологичности зачастую вливались или имели влияние на производство и поставки военных материалов.
        И каждое германское предприятие, согласно установкам Берлина, должно было принять на работу определённый штат агентов разведки.
        В связи со всё большим освоением восточных окраин Российской империи уже со следующего года на деньги Дойче-Банка готовились экспедиции для исследования природных богатств Сибири. Дополнительной задачей им вменялось изучение экономического и хозяйственного потенциала России с точки зрения будущей войны[5 - Всё - реальные факты.].
        Эти меры были запланированы уже с непосредственной санкции Вильгельма. Здесь крутились уже его личные деньги.
        «А теперь вот ещё и приполярье… и заполярье!» - Император повернулся к чутко застывшему офицеру:
        - А как австро-венгерские службы… насколько проявляют активность разведки других стран?
        - Эвиденцбюро… - строгий служака впервые позволил себе эмоцию и скривился, - русские всегда были на ножах с австрияками[6 - Evidenzbureau - служба информации (управление военной разведки) Австрийской империи.]. А британцам, при всех их наработках и потугах, наши возможности даже и не снились…
        - Но… - император как-то умудрялся отслеживать каждую смену интонаций собеседника.
        - Но если бы не настырный интерес англичан, мы не зацепились бы за это дело. Вот только во всём, что касается темы «северного перехода», наши люди натолкнулись на беспрецедентную закрытость. Пусть отчасти это и объясняется общей секретностью на войне. В данном же случае всё проходит по линии Авелан - Царское Село - император Николай, который практически не покидает пригород…
        «Возможно, это связано с рождением наследника», - отвлёкшись, предположил кайзер.
        - …А всё перекрывают люди личного начальника охраны русского императора - вышколенный личный состав, прошедший особый отбор. Петербург полон слухов, но никакой конкретики, никакой новой информации практически не поступает. Только лишь то, что уже было известно ранее.
        - Некое американское судно ледового класса, - почти неслышно проговорил Вильгельм и уже немного раздражённо добавил: - Это всё техника! Оставим её специалистам. Вернёмся к Рожественскому. Военные дела!
        - Военные планы русских нами были частично отслежены в связи с заказом на доставку угля всё теми же пароходами HAPAG. Условия директорату компании российским морским ведомством были обозначены довольно чётко и конкретно - даты, сроки ожидания и прибытия, ориентировочные места рандеву. Надо сказать, что русские не скупились, поставив в требование наличие на пароходах-угольщиках беспроводного телеграфа, и более - были даны контактные шифры…
        - Вот как?! - Вильгельм услышал для себя нечто новое. - Подход весьма основателен. И как же они обеспечат сохранение конфиденциальности?
        - Суда должны находиться в Шанхае, ожидая телеграммы из Петербурга, где и будут указаны координаты точки встречи. Далее связь осуществляется непосредственно с адресантами кодами беспроводного телеграфа.
        - Оперативно и… профессионально!
        Выждав буквально секунды, оценив, что можно продолжать, начальник разведки перешёл к главному:
        - Следующий этап прямого контакта с эскадрой Рожественского ожидался по её прибытию в Тихоокеанский регион… во Владивосток или же, минуя промежуточное рандеву с угольщиками, в сам Порт-Артур. Однако сведения стали поступать много раньше… сразу оговорюсь - немного противоречивые. Первым сигналом послужило отбытие из Владивостока в Петропавловск-Камчатский вспомогательного крейсера «Лена», что, вне всякого сомнения, было связано со временем подхода арктической экспедиции. Пункт назначения «Лены», естественно, не оговаривался, но во Владивостоке у нас давно налаженная сеть…
        Здесь можно было не пояснять, император прекрасно был осведомлён о возможностях германской разведки, и через какие каналы она осуществляет свою деятельность.
        На первом месте стоял торговый дом «Кунст и Альбертс», захвативший в свои руки почти всю торговлю в восточном регионе России. Совладельцы компании - господа Кунст и Альбертс - вообще выполняли официальные консульские функции, представляя Германию на Дальнем Востоке.
        Опять же, многие служащие торгового флота были офицерами запаса германской армии, найдя себе работу и должности в том числе и в Доброфлоте.
        - …к этому времени, - возвращается голос офицера, - во Владивосток уже прибыл столичный уполномоченный - адмирал Дубасов. Развернув весьма бурную деятельность, в том числе и с шпиономанией. Несмотря на это, наш человек на телеграфной станции сумел сопоставить получение шифротелеграммы из Петербурга и срочное отбытие «Лены».
        - То есть вы хотите сказать, что приказ идти на встречу с северным отрядом поступил из столицы?
        - Так точно!
        - Такое впечатление, что Рожественский двигался по исключительно чёткому графику, будто пассажирский экспресс «Берлин - Будапешт»! - Император не скрывал своего удивления. - Так подгадать контрольные точки! Оперативная координация просто впечатляет! Далее…
        - Далее же… вы знаете. Наместник Алексеев отправляется на крейсере «Рюрик» якобы с инспекцией по камчатскому приморью.
        - Почему якобы? - раздался резкий вопрос кайзера.
        - Полноценный боевой крейсер - на второстепенное направление, в захолустье? - последовало столь же короткое полувопросительное пояснение, принятое понимающим кивком.
        - А вслед за этим, как вам известно, вышло официальное заявление российских властей о гибели крейсера в бою с двумя японскими кораблями…
        На этой паузе лицо начальника разведки приобрело некую торжественность, будто обещая сюрприз:
        - И вот только сейчас, сопоставив дату выхода «Рюрика» из Владивостока, время его следования к Камчатке… и поспешное официальное заявление российского морского министерства о потере крейсера, наши аналитики нашли некие нестыковки и разногласия, с учётом расстояний, временных интервалов, вкупе со скоростными характеристиками судов.
        - Почему поспешное?
        - Время! Очень натянуто время! Телеграфа в Петропавловске нет. Это точные данные. Как сведения столь быстро могли дойти до Петербурга?
        - Миноносцем во Владивосток…
        - Нет миноносцев во Владивостоке! А если бы и случился хоть один, о его прибытии нам бы стало сразу известно! Наши люди в порту…
        - Быстроходный курьер-авизо, отправленный, например, к ближайшей станции телеграфа в САСШ. Да та же «Лена», - снова перебив, император говорил с лёгкой усмешкой, будто ему нравилось играть в эти догадки. А вот глаза оставались холодными и крайне внимательными.
        - Нет. «Лена» не могла побывать в Америке. Судя по сообщениям задержанных нейтралов и панике на рынке коммерческих перевозок, «Лена» сейчас рвёт торговые коммуникации на востоке японского архипелага. Хм. Приди этот вспомогательный крейсер во Владивосток, пожалуй, мы бы имели информацию от непосредственного свидетеля событий. - Тонкое лицо офицера на миг стало задумчивым. Но лишь на миг.
        Он сделал специальную паузу, только для того, чтобы, наконец, высказать то, к чему вёл:
        - Если присмотреться ещё к некоторым фактам… никак не даёт покоя это официальное и, подчеркну, поспешное заявление морского министерства России о «Рюрике» и японских крейсерах. Я бы… уж простите, ваше величество, выскажу самой изюминой домыслов - складывается такое впечатление, будто русские хотели, чтобы эти сведения поскорей дошли до острова.
        - До острова?
        - Да! До большого сырого туманного острова, что к западу через Ла-Манш. Есть данные, что к высоким широтам отправились британские военные корабли. В то время как японцы категорически отвергают гибель своих крейсеров.
        - Погодите, что вы этим хотите сказать?!
        Осторожным стуком и выверенной паузой в залу вошёл согбенный камердинер. Оценив быстрым и намётанным взглядом молчаливое ожидание, чопорно известил:
        - Ваше величество, вы просили, как только явится морской министр, немедленно вас известить.
        Фир, фюнф, зекс![Vier, funf, sechs (нем.) - четыре, пять, шесть.]
        Если начальник разведки подражал своей рыжеусостью кайзеру, закрутив кончики кверху, то статссекретарь военно-морского ведомства Германской империи контр-адмирал Альфред фон Тирпиц подражал сам себе! В том числе следуя неизменно консервативной адмиральской моде тех лет, нося характерную раздвоенную книзу бороду.
        Приветствие он произнёс тихо, почти неразборчиво, глянув, сказать бы, подслеповато, но беспомощности в том ни на пфенниг, уж скорей тяжеловесно хлопая веками.
        - Прежде чем уйдёте, я хотел, чтобы вы повторили свою версию гибели «Рюрика», - почти прошипел Вильгельм разведчику, не отрывая приветственного взгляда от нового гостя.
        Вышколенный офицер, если и был удивлён от столь резкого прерывания аудиенции, вида не подал, сдержанно отбарабанил сухие факты, высказал предположения.
        И уж совсем отстранившись, получив напутствия, откланялся.
        Император некоторое время буравил взглядом министра, ждал, пока тот осмыслит и переварит услышанное.
        Впрочем, недолго, спросив:
        - После всего изложенного насколько вы оцениваете возможность конфликта России и Великобритании?
        - Никак не оцениваю. Англичане не ввяжутся в войну, пока не создадут коалицию. А с кем? С Японией? Пф-ф! Кому они ещё могут предложить союз? Нам? Мы откажемся! У Франции с русскими договор, - Тирпиц покачал головой и на совершенном отрицании категорически довершил: - Нет!
        - Но вы же слышали версию…
        - Я не стану наивно полагаться на всякую чушь о пришельцах… хоть с Марса, хоть в уэллсовских селенитов. У англичан есть время развлекаться беллетристикой и деньги на сомнительные проекты - вперёд! Мы постоим за спиной и посмотрим со стороны!
        «Это не значит, что мы будем идти в кильватере Британии», - стрельнуло в голове кайзера. Качнув головой на папку с отчётами, что оставил начальник службы разведки, он в сомнении высказал:
        - А то, что русские в течение последнего месяца зарегистрировали десятки патентов на технические и всякие медицинские новшества? Мало?
        - И от этого, ваше величество, мы станем верить всякой ерунде? Забыли, в какое время мы живём? Каждый день приносит новые удивления! Люди опускаются под воду, словно рыбы… уже на боевых субмаринах. Летают будто птицы на аэропланах! Скоро на Луну замахнутся, не к ночи будет помянут господин Уэллс. Согласен, некоторые, скажем, проекты весьма неожиданны. Чего стоят заказанные на наших верфях океанские пароходы-рыбозаводы. Я лично ознакомился с документацией… редкостной продуманности проект. И совершенно мирного назначения, кстати.
        - Мирного?! Здесь полный абсурд!
        - Отчего же?
        - Такая рыбная фабрика подразумевает массовость! Чёрт побери, это кормёжка! Для черни, - Вильгельм вспылил, начав вышагивать по кабинету. Додумав: «Для нижних чинов. Для своего парового катка! Армия!»
        - Хм, - задумчиво протянул контр-адмирал, - под таким углом на это дело я не смотрел. Но по морским вопросам, пожалуй, замечу - в непосредственных боевых действиях русский флот, несомненно, получает бесценный опыт! Делать выводы ещё рано, требуется долгая аналитическая и техническая работа, но уже сейчас мои морские агенты докладывают, что некоторые кораблестроительные программы русские пересмотрели. Едва ли не отказавшись от уже принятых проектов.
        - А это их увлечение северным направлением?
        - Да. Сейчас они ведут переговоры с Крампом о возведении на Коле судоремонтного завода, а впоследствии судостроительной верфи. Уже заявлено об основании военно-морской базы. Налицо усиление России. И бремя содержания… уже четырёх флотов - черноморского, балтийского, тихоокеанского, а теперь и северного! Но первое, что я вижу - независимый выход в океан. В Атлантику…
        - Против Англии? А ведь неплохая конфигурация выходит, нависни русские над британскими островами с севера.
        - Не столь однозначно, - министру приходилось водить головой вслед вышагивающему кайзеру, - это и обходной путь мимо нашей блокады, случись таковая.
        - Хм! - Остановившись, император бросил заинтересованный взгляд. - В таком случае, насколько вы оцениваете конфликт России и Германии?
        - Заключив союзный договор с Францией, русский царь уже поставил себя против нас.
        - И, тем не менее, наши противоречия с Россией не являются неразрешимыми, - задумчиво проговорил Вильгельм, - не исключаю варианта договориться с Николаем. Я послал ему предложение на личную встречу.
        Тирпиц пожал плечами, дескать - дело политики, только сделал ещё одно замечание:
        - Не знаю, насколько стабилен Северный морской путь, с учётом времени навигации и вообще безопасности, но это однозначно более быстрый, дешёвый и опять же неподконтрольный выход на тихоокеанский театр! В том числе и для нас, заключи мы с русскими договор на проводку наших караванов и боевых судов. Я, ваше величество, рассмотрю арктический вопрос более тщательно и позже предоставлю вам свои соображения.

* * *
        Беседа с министром флота продолжалась ещё около часа и уже больше касалась германской судостроительной программы.
        Когда же тот ушёл, Вильгельм вернулся к не дававшим покоя восточным вопросам: «Тирпиц прав и не прав. Чем я могу поступиться, чтобы склонить Ники на сторону Германии?»
        Кайзер вынужден был идти на поводу у немецких банкиров и промышленников, предпочитавших видеть Россию полуколониальным придатком, потребителем германских товаров, в обратную импортируя дешёвое сырьё и в первую очередь зерно. В этих условиях немцам развивать промышленность России было совершенно не выгодно. В то время как Франция, предоставляя кредиты, активно вкладывалась в производства на русской территории. Что только усилило влияние профранцузов в Петербурге.
        Вильгельм не заметил, как снова начал метрономом вышагивать по кабинету, предаваясь размышлениям… просто отсортировывая приоритеты в свете новых фактов.
        «В других бы обстоятельствах и необходимости в том бы не возникло. Чёрт побери! В других обстоятельствах и обстоятельств бы не случилось! А если Ники и вправду получил какие-то технические подарки, не важно, откуда и как? Не станут же бритты просто так разводить суету.
        На предложение о встрече русский царь откликнулся положительно. Но будь я проклят, что-то прохладное улавливалось в интонациях ответного письма. Что он себе возомнил?!
        Взять ту же войну с Японией! Все против русских! И даже союзники французы лишь сохраняют мину при своей плутоватой игре[8 - Видимо, кайзер имел в виду то, что с точки зрения Парижа союзный франко-русский договор не касается дальневосточных дел России.].
        Я же, при честном нейтралитете, оказываю более чем моральную поддержку. Но если Ники такой неблагодарный, не стоит ли ему намекнуть? Проучить… показать, что я могу быть и не столь уж добрым родственником. Чтобы больше ценил мою благосклонность».
        Вильгельм II отыграл мелочно.
        Это случилось, когда в Циндао после «боя в Жёлтом море» вынужденно заглянули поврежденные корабли из состава 1-й Тихоокеанской эскадры - германские власти, ссылаясь на приказ из Берлина, поставили жёсткие условия пребывания в нейтральном порту.
        С угольщиками, которым была отправлена «рекомендательная» телеграмма, вышла промашка. Там сыграла изворотливость коммерсантов, теряющих на военной поставке неплохой барыш.
        Два судна с кардифом успели уйти из Шанхая к Квельпарту.
        «Лена». Вспомогательный крейсер
        Выпуская из своих объятий, Авачинская губа остывала кильватерным следом, одноимённый залив раскрылся встречающим простором Тихого океана, и острый «клюв» бушприта точно носом по ветру резал ветреную стылость над захмелевшими барашками.
        Через тридцать бойких миль смена курса со ста восьмидесяти на генеральные двести пятнадцать градусов.
        Болтает, пенит, брызжет, оседая солёными сосульками на леерах.
        Шестнадцать крейсерских узлов!
        Оставаясь на военном корабле в непонятном статусе, он сравнимо с высокими чинами размещался в каюте первого класса и был вхож в салон, где ручательством Трусова оказался представлен офицерскому коллективу. Не так чтобы не принят за своего, но примирительно-с!
        - Вы читали морской устав, Вадим Николаевич? - предвосхитил Трусов.
        - Ага! Исключительно настольная книга! И спать с ним, и в туалет-с…
        - Оставьте свой сарказм… и это своё «ага», кстати. Вот, извольте изучить на досуге.
        Встретили его с любопытной натянутостью.
        Помимо тайн происхождения «Ямала», о которых категорически приходилось молчать, весьма странные, если не подозрительные манеры, как и манеры речи (зачастую простоватые), поначалу вызывали снисходительный скепсис - вопросы так и вертелись на языках «рюриковских» лейтенантов, мичманов и парочки баронов в придачу: «Что за фрукт, из каких слоёв общества?»
        Тут даже образованность и образование (в его случае высшее, вытянутое из двадцатого и начала последующего безумно компьютерного века) не служили бы авторитетом для дворянских счастливцев: «Подумаешь, какой-то инженеришко!»
        Вот только чувствовали эти молодые и не очень обладатели кортиков - люди по сути мыслящие ещё в парадигме девятнадцатого столетия, что веет чем-то от этого «американца»! Чем? Запредельностью знаний, убеждённостью и спокойной уверенностью в говоримом (не дай бож? превосходством!).

* * *
        Сутки - двести морских миль!
        Двести миль на перегоне от Камчатки до японского архипелага.
        Узкий длинный корпус парового клипера будто само подхватывает и несёт попутным шестибалльным, перекатывая продольной качкой.
        Позвякивает рында. Позвякивает осторожная посуда на столе в салоне. Забрызганные иллюминаторы пропускают скудный свет, и уже за третью вахту за бортом серая, всё более темнеющая хмарь.
        Запредельность в знаниях была, как бы это правильно сказать, поляризована. То есть ты знаешь о дредноутах, радарах, сонарах и прочем. Но сказать об этом можешь только лишь в качестве смелых футуристических прогнозов. Что вызывало всё те же споры и усмешки, и интерес.
        Но авторитет достигался не фантазиями, а толковыми и обоснованными чертежами-схемами, объясняющими… ну, например, преимущество залповой веерной торпедной стрельбы. Или…
        - И как же вы, милейший, с якорной стоянки береговой обороны дотянетесь до запредельно бьющих по вам новейшим орудиям Амстронга? Тогда как у вас устаревшие обуховские в тридцать пять - сорок калибров, даже на максимальном угле кладущие недалече пятнадцати вёрст.
        - Господа! Не забывайте, что у вас под ногами лафет весом за одиннадцать тысяч тонн, и вы можете им двигать не только навстречу врагу. Ежели приспичит нужда дальнего боя, затопив бортовые отсеки подбойного борта, тем самым накренив корабль, можно добавить лишние углы возвышения! Разве не осуществимо?!
        На «Лене» два экипажа - «доброфлотцы» и команда с погибшего «Рюрика».
        Лайнер, рассчитанный более чем на две тысячи пассажиров, вмещал всех с вполне сопоставимым комфортом. На два экипажа вахтенная служба не обременительна, и господа офицеры в кают-компании в компании-уюте.
        И вдруг удивляешься, что ворох побочных знаний, уроненный в голову случайным, почти спамовским интересом, никуда не делся и всплывал из памяти совсем неожиданно, «выстреливая» в нужном месте… А люди-человеки, оказывается, лучше всего сходятся на объединяющих, общечеловеческих темах - о простом житейском и… наболевшем:
        - Не стоит, господа, недооценивать народную мудрость, что уходит корнями в века! В том числе и с точки зрения науки потребление именно капустного рассола с похмелья вполне физиологически обоснованно! Дистилляты французские - а лечение исконно русское! - объясняя далее доступным языком о функциях почек, печени, метаболизма жидкости в организме и необходимости её сохранения, совсем озадачив судового врача[9 - В процессе расщепления алкоголя организму требуется много воды, которая и вымывает из клеток минеральные вещества. А для восстановления баланса лучше всего подходит капустный рассол, содержащий янтарную кислоту.].
        Курильская гряда где-то по правому борту. Штурмана корпят над картами, без ориентиров линейками и столбцами выводя по счислению.
        Ещё сутки, сигнальщики уже внимательней - ждут на правом крамболе северные оконечности Хоккайдо.
        И какие ж они «господа гусары», коль под дымок папирос, да откупорив припасённое из скудных запасов шампанское, не затронут всенепременный, чисто мужской предмет внимания.
        - …Влечение женскими прелестями уходит сутью в природу, на инстинктах размножения, когда округлость, простите, зада оценивается с точки зрения ширины тазовых костей - способностью без ущемлений родить, а пышная грудь - выкормить.
        - Ну надо ж, - чьё-то исключительно ревнительное замечание, - а вот меня восхищает пышность женских волос! И звонкие девичьи голоса! Как ваша наука может объяснить сию притягательность?
        - Здоровье! Красивые крепкие волосы - несомненный признак здоровья, что тоже имеет отношение к продолжению рода… сильного, дееспособного. А голосовые связки женщин, в том числе и отголоски защитной функции. Принимая версию происхождения от Адама и Евы… - и взгляд украдкой на судового священника, что «нёс свою подозрительную вахту» против заморского безбожника, - после изгнания из рая человечеству пришлось пережить немало, скатившись в дикарство, оволосившись до состояния самец - самка. И она, самка, будучи более слабой, использовала свои методы, как избежать в первобытных лесах насилия[10 - Сугубо субъективное мнение: женская голосовая истерия может оказаться не чем иным, как развитием крика младенца-ребёнка на дискомфорт, связанный ли с голодом, обкаканными пелёнками, или мало ли чем может быть недовольно маленькое малосознательное существо, не понимающее само, чего оно хочет.]. Кто знает, как иной раз может истерить женщина, поймёт!

* * *
        Шторм обогнал, ушёл вперёд терзать, заливать нижние казематы броненосных крейсеров Того и Камимуры.
        Уже миновав Курильскую гряду, всё далее к югу, успокоилось, посветлело.
        Тогда и встретились первые жертвы.
        Эти жалкие шхуны несчастных японских рыбаков не являлись чем-то значимым, если бы не помнить рассказы камчадалов о браконьерских инцидентах, доходящих до смертельных стычек. Не знать, чьими стараниями происходит снабжение японского лагеря на Шушу, кто там - в регулярных силах, кто и сейчас мог оказаться разведкой.
        Да и военно-экономическая целесообразность не списывалась.
        Дезертир на войну, Вадик Тютюгин, облокотившись на планширь, курил, смотрел, как два деревянными обводами паровых раритета медленно погружались в воду.
        Мимо на нижние палубы, конвоем с ленточками «Рюрик», поникшей гурьбой вели пропахших рыбой и ещё чем-то специфическим желтолицых пленников.
        - Вы медикус по образованию? - вежливый и осторожный вопрос со спины.
        Думал, судовой врач - тоже вышел подымить на воздухе, да на расправу поглядеть…
        Ан нет - иеромонах.
        - Ну что вы! Инженерное строительное и судовое электромеханическое. Но много уделял естествознанию. Да и супруга бывшая - врач.
        - Бывшая?
        - Не сжились, разошлись…
        - Грешно то.
        Следующая добыча (уже посерьёзней) попалась только на следующий день.
        Английский пароход «Истри» с грузом угля.
        Рожественский, проходя своим отрядом, скрытно и шумно, спеша и целенаправленно, почти предсказуемым, но стремительным маршрутом, наделал шуму-шороху.
        Японские власти, как могли, оповестили телеграфом об опасности… И дали «отбой» по восточному побережью, когда поступило известие, что «адмирал Арктики» якобы уже в Китайском море - застоявшиеся в портах посудины побежали навёрстывать упущенные прибыли.
        Наверное, именно этим объясняется такое обилие встреченной добычи на пути русского рейдера.
        По крайней мере, с английским угольщиком было именно так - отстоявшийся пару суток в порту Йокогамы «Истри» продолжил свой путь к месту назначения в Хоккайдо, чтобы нарваться на «Лену».
        - Куда его? - решали советом на капитанском мостике.
        Трусов раздумывал недолго, посмотрев заявленные характеристики конфискованного судна:
        - Сангарским я бы не рискнул. И с нами до Артура тащить обременительно с его двенадцатью узлами.
        - Так куда? - повторил вопрос прапорщик из «доброфлотцев», поставленный капитаном на призовой трофей. Почему-то недовольный этим назначением.
        - В Корсаков-на-Сахалине. А там, даст бог, как обстановка будет - уходите во Владивосток.
        Потом уже ближе к вечеру пришлось бросить очередную «мелочь-рыбака», развернувшись, погнавшись за дымами на горизонте, настигнув уже в ноч? по беспечным топовым огням.
        Оказался «австриец»-межконтинетал с грузом из Южной Америки.
        Командовавший досмотровой партией лейтенант барон Курт Штакельберг вернулся довольный, просто-таки сияя:
        - Законный приз: три с половиной тонны маисовой муки в мешках и другой провизии, включая экзотические фрукты… вино!
        Где поймали, там и встали, не особо беспокоясь, подсвечивая прожекторами, свозя часть груза себе на борт, доводя судовые запасы провианта (включая жидкий) до необходимых норм. Пока командир опять решал, что делать с судном:
        - Сколько этот семитысячник на ходу?
        - Капитан злой, как собака, чертями немецкими кроет, - морщился Штакельберг, - то одно говорит, то другое. Но я по низам прошёлся, на дойче с механиками перекинулся - шестнадцать дадут.
        - Евгений Александрович, - вмешался Тютюгин, вертя в руке оранжевый плод, - а вот этот груз неплохо было бы доставить в осаждённый Порт-Артур.
        - С чего бы? - На голос повернулись оба офицера.
        - В крепости цинга.
        Трусов было хотел спросить «а вы почём знаете?», но сообразил:
        - Полагаете?
        - Нашим братушкам, солдатику-матросику, конечно, капустки бы квашеной против авитаминоза, - необычный пассажир деловито и аккуратно снял кожуру, отправив в рот дольку, оскалясь, - но пусть уж апельсинами давятся.
        - Эк у вас, Вадим Николаевич, народная кухня от всех бед.
        - Ха.
        - Ах «ха!», извольте, - посуровел Трусов, отводя «американца» в сторону, - вы бы поосторожней… Что в кают-компании с выражениями да с пророчествами, что с нижними чинами излишне запанибрата, хочу вам заметить.
        - Вот за одного нижнего и я хочу заметить. Думаете, я спроста?
        - А ну-ка!
        - Дитш Пётр. Говорит, что старший квартирмейстер. Он не из разжалованных?
        - Не помню такого, - Трусов повернулся к Штакельбергу, назвав фамилию матроса.
        - Это не наш, - откликнулся лейтенант, подходя ближе, - наверное, из набора Доброфлота и явно из остзейцев. А что с ним не так?
        - Ага, - согласился Тютюгин, - акцент у него соответствует - лабус. Но словечки иногда проскакивают такие, что я подумал - из образованных. Не из бывших ли офицеров? То, что мне ненароком вопросики задают «откуда я такой красивый?», я уже привык, но чтобы простой матросик…
        - В карцер наглеца! - предложил лейтенант.
        - Да погодите «в карцер», - вдруг напрягся Трусов, вспомнив и данные секретные подписи, и предупреждения столичного чиновника, - тут дело может быть посерьёзней.
        - Я и говорю, - гнул своё Штакельберг, - в карцер и вытрясти из шельмы всё, что задумал.
        - Значит так, - каперанг совсем нахмурился, глянув на штурманскую карту, зыркнув на левый борт, где продолжался ночной аврал, уточнил «который час?» и, наконец, вымучил решение: - Значит так! На «австрийца» команду - пойдёт с нами к Ляодуну. А за Дитшем этим боцману прикажите установить пока негласное наблюдение. А то пойдёт в отказ, докажи потом…
        Следующим утром уже были на широте Токио и задержали сразу двух «англичан» всё с тем же самым возимым грузом - углём. Их пришлось быстро топить, так как со стороны берега, ориентировочно от залива Сагами, где у японцев база флота Йокосука, кто-то уж больно быстро и целеустремлённо шёл на сближение.
        Конфискованный «австриец» хоть и держался заведомо мористее, но с его «шестнадцатью» только от какого-нибудь «Мицусимы» и убегать. А вот окажись со стороны Японии быстроходный полноценный крейсер, не поздоровилось бы и «Лене».
        Затем повстречали пароход под американским флагом, следующий из Японии в Гонконг. В этот раз ничего существенного призовой офицер не обнаружил. Осмотрев бумаги, судно отпустили, предварительно ссадив на его борт команды с английских угольщиков и австрийского транспорта.
        Очередные сутки (именно сутки, потому что и ночью умудрились выйти на огни очередного улова) скучать не пришлось - из пяти задержанных двое отпущены, ещё двое утоплены, один запризован. И снова «британец», что не удивительно, помня о том, кто «правит морями».
        Партия полевых пушек отправилась в обход Японии во Владивосток с новой командой.
        Примерно на траверсе острова Сикоку пришлось погоняться за посудиной под «хиномару», отчаянно отстреливающейся из двух раздолбанных трёхдюймовок.
        Потопить одной артиллерией судно под 8000 тонн было не так уж и просто, если бы японцы сами не открыли кингстоны. Открыли, уже когда окончательно заткнулись их пушки, а пожары потушить было немыслимо.
        Выловленные из воды узкоглазые матросы знали только о корпусах для трехсотпятимиллиметровых снарядов в грузе из самой Англии. Но что-то там, в трюмах «Мару», было ещё, иначе с чего бы капитан так отчаянно сопротивлялся.
        Прежде чем покинули восточное побережье Японии, уже практически в проливах мимоходом заставили выброситься на берег какую-то рыбацкую шхуну. Чуть погодя отогнали пару японских миноносцев, сумев влепить одному с запредельной дистанции.
        И вышли в Восточно-Китайское море.
        На пути к Квельпарту повстречали всего двоих.
        «Француза» в балласте из Сасебо в Шанхай отпустили, а вот американской тушёнкой не побрезговали. Взяли с собой. Тем более что запризованный четырёхтысячетонник оказался весьма ходок и не отставал. От французского шкипера узнали, что Того провёл сражения с двумя русскими эскадрами (официальная японская версия), где нанёс значительные повреждения кораблям противника. Никаких других подробностей картавый бретонец не знал, зато видел лично, в каком состоянии пришли броненосцы Того. И в довершение торжественно рассказал о взорвавшемся на рейде «Асахи».

* * *
        - Ну и за каким лядом вам непременно надо было торчать на палубе во время боя с «Мару»? - Трусов говорил с укоризной, но снисходительным, почти скучнейшим тоном. - И обязательно хотелось самому пальнуть?
        - Так интересно же! Только вы командира расчёта не наказывайте.
        - Э-э… я сам ему разрешил. Иначе вас, Вадик, не отвадить было. А у нас, между прочим, двое убитых и раненые. Япоша попал всего один раз, но так ловко, сволочь.
        - Жалко…
        - Своеобразный вы человек, Вадим Николаевич, даром что из грядущего! Умудряетесь совмещать в себе ребячество штафирки и… - Не найдясь, что сказать, паузой каперанг перевёл разговор: - Ладно. Взяли мы вашего Дитша.
        - Моего?
        - Не цепляйтесь. Долго за ним приглядывали и отследили, куда он шастает часто. И вот нашли, - Трусов протянул тонкую тетрадь, - хранил в хозяйской части, в рундуке малых «чемоданов».
        Тютюгин открыл, пролистал, уставившись в аккуратные, каллиграфические надписи:
        - Немецкий, что ли?
        - Он самый.
        - Так я не понимаю.
        - И я! Тем более тут половина шифром - то, что вначале. Но дописки Штакельберг разобрал и перевёл.
        - И что там?
        - Про «Ямал» ваш. Описывает решётки антенн, и что вращаются. Углядел странный аппарат на кормовой площадке. Не меньше внимания уделил улыбке на форштевне, кстати, даже рисунок есть… и оранжевому цвету спасательных средств. Даже то, что шлюпки моторные с движителями на газолине и закрытого штормового типа… всё отметил. И ещё что слышал звук двигателей летающего дирижабля.
        - Образование военное так и прёт. Ясно, что германская разведка.
        - Или австрийская, - пожал плечами каперанг, - в экипаже «Лены» он оказался почти перед самым выходом дополнительным набором. Ни с кем ещё не сжился, и о нём мало кто знает.
        - И что с ним будете делать?
        - Придём в Артур, сдадим в секретный отдел.
        - А случись, сбежит? Или япы нас захватят, утопят? Такая сволочь как раз и выплывет. Ускользнёт, а это утечка. Я человек не очень кровожадный, но целесообразней от него вообще избавиться.
        - Понятно, - мрачно протянул Трусов, - собственно, и Штакельберг, несмотря на то, что сам из-под немцев, о том же - шпион он и есть шпион.
        - На рею?
        - Ну-у, хм… не так экзотически. Но неприятно всё это крайне. Не к чести.
        Когда начальник германской разведки в беседе с кайзером задумчиво обмолвился, имея в виду «Лену»: «приди этот вспомогательный крейсер во Владивосток, пожалуй, мы бы имели информацию от непосредственного свидетеля событий», он не знал, что и эта «ниточка» в шпионской паутине германской спецслужбы оборвалась.

* * *
        Рожественского у Квельпарта, конечно, они уже не застанут.
        И Витгефт, проведя бункеровку и мелкий ремонт, буквально сутками ранее, тихо в вечерних сумерках снявшись с якоря, уйдёт к Ляодуну. К Порт-Артуру.
        Недолго покурсировав вдоль острова, на месте недавней стоянки Трусов обнаружит выброшенное на берег оголённое днищем в отлив судно («Миннесота»). А также небольшой пароход и японский миноносец (старый из китайских трофейных), стоящие на якоре.
        Прозевав уход русских эскадр, японцам только и оставалось, что надеяться чем-то поживиться с покалеченного транспорта. Тут-то на них неожиданно и выскочит «Лена», первым делом прикончив миноносец. Затем расстреляв едва двинувшийся на холодных топках пароход.
        Тактический постфактум
        Мощная беспроводная станция вкупе с аэростатным оборудованием для подъёма антенны позволяла осаждённой крепости поддерживать связь с внешним миром.
        В Порт-Артуре уже знали растиражированную иностранными телеграфными агентствами весть об эскадренных боях в Жёлтом море и у Квельпарта. И о том, что один из броненосцев Того взорвался, затонув на рейде Сасебо. И когда корабли Рожественского, наконец, появятся в виду Порт-Артура, адмирала как победителя встретят пушечными салютами.

* * *
        Пока же у Квельпарта об этой отсроченной победе Зиновий Петрович ещё не знал. Терзался, сетовал на неудовлетворительно закончившийся бой, злился на себя, периодически спуская своё недовольство на окружающих.
        Дождь уже вовсю полоскал некогда измаранное дымом двух эскадр небо.
        По окончательной утере контакта с броненосцами Того корабли Рожественского сходились к месту стоянки разрозненно: отдельно «бородинцы», чуть погодя «Ослябя» и «Рион», покончившие с «Читосе».
        «Миннесота» ещё чадила, а «Воронеж» моряки сумели потушить, рискуя взлететь на воздух, так как на обеспечителе ещё оставались запасы снарядов.
        Едва бросили якоря, телеграфисты флагмана перехватили «искру» русскими кодами - это оказался передовой крейсерский отряд Рейценштейна, и вскоре…
        И вскоре две эскадры зашлись приветственными паровыми гудками - 1-й Тихоокеанская эскадра медленно, осторожно втягивалась на стоянку!
        Натерпевшиеся корабли сразу выстраивали с расчётом как отразить минные атаки, так и, имея возможность, снявшись с якоря, оперативно выдвинуться для встречного артиллерийского боя.
        Пока проводились все эти весьма небыстрые, если вообще не неуклюжие эволюции, «Рион» спешно ушёл на линию к Шанхаю, где в обусловленной промежуточной точке следовало связаться в эфире с немецкими угольщиками.
        Рожественский сразу взял быка за рога, поставив «точки» над… кто тут главный:
        - Младшие флагманы, командиры кораблей первого ранга и прочий начальствующий состав предстать пред моими очами!
        Во исполнение приказа меж судами забегали паровые катера, свозя офицеров на «Суворов».
        Впрочем, никто из 1-й Тихоокеанской и не оспаривал прерогативу Зиновия Петровича - взять командование на себя. Что вице-адмирал Ухтомский, что контр-адмирал Матусевич (те самые младшие флагманы) с радостью готовы были снять с себя всякую ответственность, однако не тут-то было!
        Выслушав доклады о состоянии кораблей, запасах топлива, командующий для начала заверил, что угольщики прибудут как минимум завтра! А затем категорически объявил, что намеревается спешно следовать к Ляодуну с целью нанести удар по тактической якорной стоянке японцев на Эллиотах! И как минимум блокировать Дальний! Посему забирает крейсера, а также наилучшего ходока из броненосцев - менее пострадавшего «Ретвизана»! На все растерянные протесты штаба Матусевича, что, дескать, «оставляет их беззащитными», раздражённо отмахнулся! Тем не менее успокоил:
        - Думаю, Того минимум на месяц-полтора выбыл из линии! Сейчас у японцев в деле, вероятней всего, только три броненосных крейсера Камимуры и бронепалубная мелочь. «Адзуму» мы потопили близ Хоккайдо. Отобьётесь, если что! Большую угрозу вижу от миноносцев. Этой ночью вряд ли стоит их ждать, но уже завтра озаботьтесь противоминными сетями и службой брандвахты. Впрочем, и сейчас сии меры обязательны. Оставлю вам «Палладу», «Ослябю», и надеюсь, наши миноносники к утру вернутся.
        - Зиновий Петрович, - нашёл свои возражения Бэр, - но это как минимум не практично! Дайте нам время, обещаю, машины приведут в порядок! В конце концов, мы уже сплаванные… опять же, на «Ослябе» радиостанция.
        - Хорошо, - попустил немного Рожественский.
        Как бы он ни торопился нанести нежданный визит на Эллиоты, не дав японцам отреагировать и вообще провести рокировку, перебросив к Порт-Артуру, например, крейсера Камимуры, вопрос с этими самыми броненосными крейсерами ещё оставался. Сумел ли Камимура перехватить и навязать бой Владивостокскому отряду, который согласно планам в том числе должен был совершить переход к Квельпарту? Если - да, то дело могло повернуться дурным боком.
        Если быть честным, Зиновий Петрович больше желал увидеть «владивостокцев» в неповреждённом виде в своём подчинении!
        Правда, новость о гибели «Рюрика» у берегов Камчатки вносила неприятные коррективы в расчёты. И всё же…
        И всё же он решил немного выждать и выступить не срочно… назавтра!
        Утренним туманом или крайним сроком вечерними сумерками.
        - Что там у Бэра? Ещё раз уточните…
        - У Бэра кое-где потрепало дополнительное блиндирование в оконечностях, - докладывал Коломейцев, - дыры в трубах и дефлекторах залатают… да, как и у нас на «Суворове».
        - А горел?..
        - Не без того, но в основном выгорела новая краска. Перелицуют! Тем более что мне всё равно камуфляж «Осляби» не нравился. Рисунок надо делать более крупными фрагментами, тогда…
        - Сейчас это дело восьмое, - отмахнулся адмирал, - дальше!
        - «Маньчжурия» молчит, боюсь, что…
        - Дальше!
        - С «Воронежа» выгружают снаряды, весь уголь и всё ремонтное хозяйство. Океанской зыбью его развернуло лагом к берегу, ударив о рифы, повредив винты и руль. Теперь или бросать, или, облегчив, с приливом снять с мели и отбуксировать.
        - Это уже головная боль Матусевича, - уставший мозг адмирала сужал внимание только на главном, - но лучше отвести его в Циндао, в Артуре на постановку в доки будет очередь. Дальше!
        - Да, собственно, всё. Нам «Рион» с угольщиками можно не ждать. До Артура хватит и ещё останется. «Владивостокцев» бы дождаться…
        - Да, по оговоренным срокам должны уж быть, - кивнул тяжёлой головой Зиновий Петрович, - и ладно! Я покуда к себе. Отдохну. Будить только… сами понимаете.
        - Так точно, ваше высокопревосходительство.
        - Хотя… - уже в дверях остановился адмирал, - выступим всё же к завтрашнему вечеру. Можете обрадовать Бэра - у него на ремонт почитай целые сутки. А то напорют его механики в спешке, охромеет в самый неподходящий…

* * *
        Когда вторыми склянками за полночь прорезался телеграф с «Маньчжурии» (объявилась-таки!), с «Суворова» отбили «квитанцию», чтобы оставались в дрейфе и к месту подходили уже, как будет светать.
        Брандвахте в непроглядной тьме уже дважды мерещились вражеские миноносцы - люди дёргались, едва не срывались на пальбу, но по эскадре был строгий приказ «соблюдать полное затемнение и попусту себя не демаскировать». Даже внешние ремонтные работы были прекращены.
        Измаявшаяся обслуга провела всю ночь у орудий, так и не посмев открыть огонь в неизвестность.
        С рассветом пришло радостное пополнение!
        Только забрезжило - появились с востока «владивостокцы», сопровождаемые… ну, надо ж (!), миноносцами под брейд-вымпелом кавторанга Елисеева, каким-то символичным единением, почти случайно встретившись в море.
        И не так важно, что эта случайность объяснялась одним логичным курсовым направлением. Символичность преобладала!
        По такому событию рында била хуже, чем орал горластый дурной деревенский петух, окончательно вырвав командующего из сна.
        Зиновий Петрович, отщёлкнув крышку часов, уже и сам, понимая, что его пощадили, не тревожа до последнего, всё ж ругнулся - пора вставать. В нетерпеливой побудке, умывшись, побрившись, томимый нетерпением, слушал ординарца, который тараторил обо всём, что знал.
        Утром после вчерашнего нашёл туман, но бриз - переменчивое дитя берега и моря - порвал его на лоскуты, развеяв, и теперь теребил, шевелил, трепал волосы, встретив ореолом восходящего солнца.
        Что-то было радостное во всём этом природном явлении.
        И представшая картина, в конце концов, была впечатляюща!
        Телеграф, конечно, заранее предупредил о прибытии, и народ - экипажи, моряки - высыпал на палубы, не смолкая долгим «ура».
        Крейсера подходили как на параде, трепеща гирляндами сигнальных флажков!
        Скопище кораблей… Хотя «скопище» сказать неправильно - все суда расставлены согласно порядку и плану, и пусть все броненосцы несли на себе в той или иной степени следы недавних битв, а «Пересвет» был совсем жалок со сбитыми мачтами (мужчин шрамы только украшают), - столько кораблей в одном месте это сила-силища.
        Крейсера только бросали якоря, как на горизонте появились, быстро вырастая, дымы.
        Вскоре разглядев одинокую «собачку», двинули на перехват «Богатырь».
        Японцы, едва опознав его, тут же развернулись и полным ходом растаяли в дымке.
        - Ночью ждите гостей, - заметил Матусевичу Коломейцев и посоветовал: - Рекомендую загодя на берег отправить команду - развести пятью верстами в стороне демаскирующие огни. Японцы могут клюнуть на такую обманку.
        Владивостокский отряд привёл Иессен, доложившись Рожественскому.
        - А что ж Дубасов? - встречно спросил командующий.
        - Приболел-с. Довели Фёдор Васильевича интенданты и портовые чинуши.

* * *
        С приходом Владивостокского отряда крейсерское охранение стало более плотным. Однако японские разведчики в течение дня появлялись лишь дважды, а помня о двадцати четырёх узлах «Богатыря», близко подходить не осмеливались, минимум удовлетворившись пересчётом вымпелов русской эскадры.
        Ещё в три пополудни Бэр отрапортовал, что его «Ослябя» в строю.
        Немного погодя «Рион» благополучно «отстучал», что на подходе с угольщиками.
        Рожественский с флагманскими офицерами основательно засел за проработку операций у Ляодуна, выудив ещё один «рояль» от «ямаловцев» - карту Эллиотов с подробными планами японских минных постановок.
        Как и было решено, с наступлением сумерек вновь сформированная эскадра выступила.
        Четыре броненосца, два крейсерских отряда (Рожественский оставил «Аскольд» и «Новик» за Рейценштейном), вспомогательные «Рион» и «Маньчжурия». Прихватили с собой и один из немецких угольщиков.
        Уходили в молчании, без огней (нечего японцам знать), поотрядно покидая место.
        С видом на Темзу
        - Ваше величество…
        - Без формальностей, Джеки, мы уж не в парламенте, - Эдуард под номером VII попытался терпеливо смягчить напор Фишера.
        Закрытый экипаж, отъехав от правительственных зданий, мягко поскрипывал рессорами и кожаными сиденьями. Через приоткрытый бархат оконной шторки вливался сырой лондонский воздух, перемешанный с запахами печных труб, риголена и конского навоза[11 - Риголен. Он же газолин, или «петролейный эфир». Применялся в газовом освещении. Применялся как рабочая карбюраторная жидкость в автомобилях.].
        Догадавшись, а скорее почувствовав по короткой экспрессии, что первый лорд адмиралтейства на взводе и едва ли не взбешён, король стал наставительно вкрадчив:
        - Неравнодушные люди, а мы, мой дорогой, по долгу обязаны чувствительно принимать все события, двояко могут реагировать на непонятные вещи. Одни, затаившись, ждут… другие сразу атакуют. Ты, будучи военным, относишься ко второй категории - жаждешь нанести упредительный удар, вытравив всю непонятность на корню.
        - Не могли два корабля Великобритании исчезнуть бесследно! Должен был кто-то или что-то остаться. Я пошлю экспедицию под мою личную ответственность! Я лично…
        - У тебя нет личной ответственности. За тебя несёт ответственность корона!
        - Я не намерен поворачиваться к опасности спиной…
        - Нет нужды говорить столь громко, - осёк собеседника Эдуард, - твои привилегии…
        - …и подставлять другую щёку не собираюсь, - сбавив тон, проворчал Фишер, - я знаю свои привилегии.
        …Конечно, имея в виду обязанности.
        Какое-то время ехали насупленно молча. Карета неторопливо катила по вымощенной набережной Виктории. Слева, неся свои воды, плескалась Темза, по речной ряби, попыхивая, прошлёпал колёсами небольшой пароход, коротко прогудев кому-то встречному. Далече донёсся протяжный колокол башенных часов, пробивших шесть пополудни.
        В домах всей просвещённой Англии припозднившиеся ещё по малому столовались традиционным послеобеденным файф-о-клоком.
        Эдуард VII сглотнул - не выпитый в привычное время под пирожные чай ощущался пока лёгким «чего-то не хватает», но скоро голод даст о себе знать. Поелозив задом, меняя позу, монарх снова заговорил:
        - Мы не можем себе позволить отвлекаться на эмоции. Там, на Тихом океане, у Петропавловска что-либо следовало предпринимать по горячим следам, а Джеллико увёл свои корабли. Флот оказался не на высоте.
        - Кэптен, как человек адекватный своему назначению и заданию, выполнял данные ему инструкции, - заступился за своего Фишер, - объект утонул. Выловленные из воды доказательства свидетельствуют о причастности искомого судна к САСШ.
        - Я видел отчёт. Это не доклад, а попытка оправдаться! Там ещё много осталось неочевидного. Чёрт возьми! Вот уж не думал, что вопросы щекотливости в этой операции будут именно нашей проблемой. Однако русские молчат. Никаких протестов и дипломатических нот. Они упорно держатся версии японских кораблей, но мы-то понимаем, что они не могут не знать, с кем именно случился бой… Где, кстати, был утоплен их крейсер!
        Более того, в официальном заявлении российского морского ведомства лично я вижу неявный… или как раз таки непосредственный намёк.
        - Понимают, что конфликт с нами чреват, - высказал мнение Фишер, - а они сейчас не в том положении, чтобы лезть на рожон.
        - Или же дело было и остаётся нечистым, - вклинил монарх.
        - Чёрт возьми, ты прав! Эта вода и без того была непрозрачной, теперь и вовсе стала мутной.
        Адмирал продолжал дышать недовольством и неудовлетворённостью, однако всё указывало на то, что первый лорд всё же остыл и признал безоговорочное превосходство вышестоящего.
        Отвернувшись к окну, чтобы не вдыхать дым (Эдуард раскурил сигару), Фишер, между прочим, вспомнил:
        - Кстати! Является ли это показательным совпадением, но именно после заявления о бое с японскими крейсерами у берегов Камчатки и известных нам последствий, о которых доложил Джеллико, российское морское ведомство заказало на наших верфях два судна ледокольного класса.
        - Что-то необычное?
        - Концепция продавливания льда весом судна апробирована на пароходе «Ермак», но обводы, форма форштевня и всей носовой части доведены до совершенства. Имеются некоторые любопытные конструктивные решения, что в итоге, полагаю, проверится длительной эксплуатацией и практикой.
        Одно судно рассчитано на обычные водотрубные котлы Бельвилля, второе проектируется под турбинную установку Парсонса с универсальным отоплением - уголь и нефть. Но русские якобы намерены внести в машину сэра Чарльза какие-то усовершенствования… после принятия этих усовершенствований в патент. Какие - пока неведомо. Но уже точно известно, что оба судна будут приводиться в движение от электромоторов. Русские дали этому обоснования…
        - Оставим технические подробности. Это гражданские проекты?
        - Да. Но я изучил чертежи - некоторые помещения и отсеки остаются зарезервированными под непонятное назначение. И уж как опытный моряк могу сказать, что места под размещение орудий я увидел.
        Карета свернула на Нью-Кент-роад, слегка затрясшись на неровностях. Откуда-то, тонко задев рецепторы, повеяло дразнящим запахом свежего хлеба, и Эдуард испытал вместе со слюноотделением лёгкое раздражение голодом.
        Сглотнув, немного увёл тему:
        - В одном они там, в Уайт-холле правы, пусть и не обладают всей полнотой информации - строительство военной базы на Коле является для нас потенциальной угрозой[12 - Уайт-холл - улица в Лондоне, название которой стало нарицательным обозначением правительства Великобритании.]. Русские готовы потратить на северную программу баснословную сумму, и царь Николай лично вкладывает свои деньги. А вот проект «Северный морской путь» сам по себе это движение исключительно на восток, который приведёт к ослаблению давления на других направлениях. И знаешь, я готов допустить эти притязания Николая… Наверное, оттого что в нас живут и доминируют иллюзии приоритета первородства. В конце концов, русские уже там давно! И даже добирались до Аляски!.. Иначе - они в некотором своём праве! Лишь бы не стремились на юг, к Персии и Индии.
        Пусть уж копошатся в ледяном медвежьем углу, где холодно и кроме рыбы прокормиться более нечем. Едят вонючий моржовый жир и олений лишайник, э-э-э - ягель, по-моему.
        Возникла непродолжительная пауза.
        При упоминании ягеля Фишер бросил короткий взгляд - Эдуард явно заранее интересовался какими-то северными «изысками». И сам адмирал, имея на руках конспектированные записи для доклада, не пытаясь зачитать их в полумраке кареты, начал сыпать данными, приводя цифры по памяти:
        - Их кораблям от Финского залива Кронштадта до залива Петра Великого Владивостока, если следовать через Суэцкий канал, - двенадцать с половиной тысяч миль. А маршрут вокруг Африки - почти шестнадцать тысяч. Расчёт наших специалистов-картографов Северного морского пути по координатным сеткам с учётом изгибов береговой черты даёт примерно семь, восемь тысяч морских миль. Но это не значит, что расстояние и время пути можно делить на два!
        Во-первых, преодоление льдов происходит на пониженной скорости. Во-вторых… - Здесь морской министр показал, что тоже основательно готовился. - На языке саамов[13 - Саамы - коренной народ северных окраин Евразии.] около ста с лишним слов обозначающих «лёд». Что это значит?
        Что эта среда далеко не так постоянна, подвержена смещениям и дрейфу толстых паковых полей. В связи с чем приходится выбирать обходные, более лёгкие, пути среди тяжёлых льдов, что, по мнению наших аналитиков, подтвердилось общим временем следования эскадры Рожественского от Баренца до первых вестей о нём с Дальнего Востока. Добавлю к этому перерасход топлива, отсутствие у русских промежуточных угольных станций, непродолжительные сроки навигации… В общем, пока особо переживать за оседлание русскими северных широт не приходится.
        Касательно строительства военно-морской базы - её снабжение без железной дороги невозможно, а проектирование полноценной ветки только началось. Узкоколейка до Архангельска не справляется даже с пассажиропотоком. С этой же проблемой - доставкой материалов и прочим обеспечением - столкнётся и собственное судостроительное производство. Даже если Крамп возведёт там верфь и другие производственные мощности. Но на самом деле большие военные корабли русским на севере пока и не нужны. Если только быстроходные лёгкие силы против браконьеров.
        - Или охранять секретные проекты, - напомнил Эдуард, - по данным разведки, что-то к перегону из Балтики на север всё же готовятся. То есть русские не боятся оголить подступы к Санкт-Петербургу. Учитывая уход на Дальний Восток отряда Рожественского, а следом дополнительных кораблей под командованием Небогатова.
        Неужели они так уверены, что мы не вмешаемся на стороне Японии, особенно когда нагло топят рейдерами наши коммерческие пароходы? Или же здесь что-то другое? Не попахивает ли договором Николая с Вильгельмом? Германия и без того набирает обороты, проникая на колониальные рынки, повсеместно наступая нам на пятки! Некоторые позиции немецких товаров вытесняют наши…
        - Ещё Берлин планирует научные экспедиции в Арктику, - сделал замечание адмирал, - под предлогом изучения местной флоры, фауны и прочей орнитологической чепухи. Уж не знаю, согласовано ли это с русскими, но однозначно без участия германской разведки здесь не обойдётся.
        - Проклятье! Союзного сговора Ники и Вилли допустить нельзя! У Германии нет иного пути, как только на конфронтацию с нами.
        - Да, - мрачно согласился Фишер, - не секрет, что с подачи кайзера морской министр фон Тирпиц планирует постройку мощного океанского флота…
        - Несмотря на всю скаредность, чёртовы гунны всегда были слишком воинственны, - недокуренный огрызок сигары раздражённо метнулся в вечерний сумрак.
        За окном угадывались знакомые здания - карета целенаправленно катила через Бёрдкейдж-уолк к Букингемскому дворцу.
        - У нас тонкая и сложная задача, - наконец проговорил монарх, - довести войну на Дальнем Востоке в выгодном нам русле - то есть ослабить Россию, но и в открытую драку желательно не ввязываться. Хватит того, что напортачили негодным исполнением у Камчатки! Но на ближайшую перспективу нам крайне важно втянуть Николая в будущий союз против Германии.
        - У Японии одна стратегия - стратегия победы. А дела у них с приходом Рожественского стали клониться в худшую сторону. Боюсь, без нашей помощи узкоглазые дело к победе не вытянут.
        - Придётся лавировать, давя на Николая присутствием флота в Вэйхайвэе, чтобы не допустить полного разгрома Японии. В конце концов, должны остаться условия возвращения вложенных денег. Но и желтокожие макаки должны понимать… и быть рады завершить войну компромиссным миром. Таким образом, микадо будет нуждаться в нас как в сильном союзнике против по-прежнему сильного соседа, и Петербург будет чувствовать постоянную угрозу японского реванша. Британия же достойно выступит в роли арбитра и гаранта стабильности. Что же касается Арктики, Джон… полагаю необходимо послать свою экспедицию. Если начать подготовку сейчас, как раз к следующей навигации успеем.

* * *
        Через неделю Министерство иностранных дел Российской империи выступило с официальной нотой «о полярных владениях», где в первую очередь подтверждались ранние царские указы (датированные с 1616 года), сенатские и императорские распоряжения об исключительных правах российских подданных на торговлю и промыслы в районах Арктики. В том числе обосновывалась инструкция от 1893 года, подводящая под суверенитет России все заливы, бухты и рейды русского побережья Северного Ледовитого океана.
        Нынешним же меморандумом объявлялись территориальные претензии на все открытые и могущие быть открытыми острова и земли, расположенные в Ледовитом океане близ азиатского побережья империи, являющиеся продолжением континентального пространства Сибири. Перечень был конкретизирован с нанесением на карту уже исследованных и доселе неизвестных земель.
        Также теперь под властные полномочия российского государства входили территории, заключённые в секторе Арктики между меридианами, идущими от крайней западной точки северной границы империи и середины Берингова пролива на востоке до Северного полюса. В частности, архипелаг Франца-Иосифа и частично архипелаг Шпицберген-Грумант.
        В том же тексте заявлялось, что моря Белое, Карское, Норденшёльда и Восточно-Сибирское (в пределах российского сектора) представляют собой моря заливного типа, и на них распространяется режим внутренних вод[14 - Море Норденшёльда - оно же Лаптевых.]. Сюда же были включены воды Чешской, Печорской, Байдарацкой, Обской губ, Енисейского залива, а также проливы, отделяющие от материка острова: Новая Земля, Колгуев, Вайгач, Земля Императора Николая II, Анжу, Ляховские, Новосибирские, Врангеля и ряд более мелких островов, а также проливов, разделяющих эти земли или архипелаги[15 - Земля Императора Николая II - известна как Северная Земля.].
        Особой графой был выделен пункт о статусе и всей российской правовой доктрины относительно Северного морского пути.
        Заявление МИДа Российской империи не то чтобы вызвало бурную реакцию в правительственных и дипломатических кругах других государств, однако…
        Однако переход Рожественского был на слуху и во внимании морских держав и их военных представителей, вызывая в том числе закономерный интерес у морских перевозчиков. В основном их реакция определялась либо поверхностными знаниями, либо как раз таки профессиональной информированностью о сложности и непредсказуемости северных условий и совершенной неизученности этих морских путей.
        И, пожалуй, только дилетантские газетёнки выкинули кричащие заголовки и статейки о притязательной лапе русского медведя на новые владения. Впрочем, новость недолго продержалась на первых полосах, особой шумихи и тем более политического скандала не получилось - мало кому было дело до ледяных безлюдных земель. Кроме только что норвежцев, по понятным причинам забеспокоившихся о своих рыбопромысловых угодьях. Не обошлось и без пристального внимания Великобритании, очень трепетно относящейся к любым компонентам своей морской стратегии. Вопрос был поднят на обсуждение даже в парламенте и правительстве.
        Принимая соразмерность и обоснованность юридических притязаний России на прилегающие территории, а также здраво оценивая Северный морской путь как пока «неизведанный, опасный и едва ли не сомнительный проект», их лордства, тем не менее, глядели на перспективу! Посчитав, что подобный маршрут должен стать международным транспортным путём, как минимум с привилегией транзитного судоходства, собирались согласовать свои будущие решения с нормами морского права. Однако вследствие отсутствия адекватной информации о северных акваториях (в данном случае и главным образом представленной русской стороной) дело это однозначно должно было затянуться и пока больше чем говорильней в обеих палатах не продвинулось.
        Где косые лучи светила не греют
        - Вчера выпил малёха…
        - И?..
        - Разговаривал с Богом.
        - ??? - Брови полезли вверх… в полусарказме… в полуудивлении.
        - Попросил…
        - О! Это традиционно! И о чём? - Сплошная ирония.
        - Попросил, чтобы экскременты пахли фиалками. Поскольку, как завещал Чехов, «в человеке всё прекрасно», кроме…
        - Альтернативненько! И?..
        - Не отказал, в принципе. Принял, так сказать, к рассмотрению. Только…
        - Что «только»? Подвох? - Снисходительно.
        - Да вот подумал я, подумал… и на следующий день перезвонил на небеса. Попросил отменить просьбу.
        - Что ж так? - Уже с интересом.
        - Фиалки стало жалко. Возненавидят их.
        Эссе Шпаковского без повода… и по поводу
        - Вот текст разговора с Гладковым, - начальник безопасности протянул капитану листок, - в этот раз говорили долго, минут сорок, и это подробно проштудированная стенография. Ключевые слова подчёркнуты, но на все щекотливые моменты мы предусмотреть шифр не могли, не предполагали. Так что внизу «пээсом» моя предварительная трактовка.
        Чертов изучал придирчиво, наконец, отложив бумагу, заключил:
        - Собственно, ничего нового.
        - Может, напрасно мы выбрали эмиссаром Гладкова?
        - Он как инженер, а главное своими организаторскими способностями лучше всего подходил.
        - Зато упрямый коммунист.
        - С чего бы?.. - Повёл бровью капитан. - Не вижу ничего плохого в том, что человек придерживается принципов. А Алфеич как раз таки трезво оценивает ошибки как первых большевиков и душки Сталина, так и последышей, вплоть до Брежнева.
        - И, тем не менее, осуждает царизм, относясь предвзято. Иначе с чего его вечные разногласия с Николаем.
        - Виноват не царизм. Можно подумать, у нас году в две тысячи шестнадцатом при кагэбэшном президенте система сильно отходила от парадигмы единовластия. В данный момент развитие Российской империи сдерживает старая элита - та, что держит в своих руках все ресурсы, производство и, главное, власть. Им перемены ни к чему, у них и так всё прекрасно. А это застой.
        - Им, козлам, крестьянин и с сохой вполне сойдёт, - поддакнул Шпаковский.
        - Примерно так, - кивнул кэп, - и революция началась в том числе из-за того, что одна элита - буржуазная - попёрла на другую - династическую.
        - Сведя себя-дураков на ноль с палочкой, - снова вставил помощник.
        - А уж большевики и эту палочку, и ноль перемножили на ещё одни нолик, - согласился кэп, - сумев и страну загнать в полное дерьмо… Я в смысле - когда они заветом Интернационала рушили «до основания». И, чёрт возьми, как-то потом, сумев вытащить за уши «индустриализацию»… какой ценой, страшно посчитать. Но страну при всём при этом спасли от полного краха.
        Гладков же хорош именно тем, что будет упрямо, аргументированно и обоснованно отстаивать именно наши «ямаловские» интересы. Как я понял, из текста, Николай продолжает давить, желая загнать нас в полное подчинение.
        - Этого не избежать.
        - Но маркеры всё же расставить надо.
        Шпаковский не совсем понял, что Чертов имел в виду под термином «маркеры», но общий контекст просёк.
        - В конце концов, - добавил Андрей Анатольевич, - Ник-два ничего не может поделать со своей звёздной семейкой. А мы, как ни крути, являемся не меньшей силой в раскладах. Пусть и с нами считается… блин, хотя бы прислушивается! Ведь мы же не дурное советуем. А он порой прёт твердолобо, оперируя лишь заносчивостью и дворянскими понтами в стиле: «Аз есмь царь!»
        - А сам в семнадцатом всё прожопил, - не мог не ввернуть Шпаковский, всегда резкий на оценку.
        - Кстати, хотел всё спросить: давеча ты о фиалках… это ты о чём?
        - О том, что неправильно оценивать окружающее, руководствуясь только своими эмпатиями или предвзятостями. Здесь налицо дефицит объективности!.. Это как в ощущениях-восприятиях - обонятельных, осязательных и ещё там, какие есть. Мелодия будильника спустя несколько утренних побудок становится ненавистной, так как вырывает нас из сна к чёртовой матери; запахи туалетных дезодорантов вскоре уже ассоциируются с уборной, а не с «ландышем» или какой-то ещё заявленной на баллончике «свежестью». А касательно напрямую «фиалок»… тут вообще другая философия философий. Не буду заморачивать ни тебя, ни себя, в конце концов.
        Чуть помолчали, каждый о своём.
        Каждый цедил свою жидкость: гость - кофе с удовольствием, идущий на поправку кэп - какую-то микстуру кривясь.
        Ещё капитан вчера маялся в медицинском блоке, пичканный уколами, - добегался расхристанный по палубам, достоялся на свежем воздухе с сигаретой, надышался дыханием Арктики. И слёг почти до кризиса с осложнениями.
        Главный судовой врач Кацков был категоричен - свою добычу не отпускал положенную неделю, насилу разрешив беспокойному пациенту долёживать хворь у себя в каюте.
        Судовождение на это время приняли старпом и вахтенный помощник капитана, но по «Ямалу» главенствовал фактически начальник безопасности, вот так периодически заглядывая к кэпу с докладами.
        - Ты говоришь «упрямый коммунист», - отставил чашку Чертов, - вот попали бы к Николаше на блины не мы на «Ямале», а «Ленин» из семидесятых - я про ледокол. Вот тогда бы точно завертелось в духе «Аэлиты» с революцией на Марсе, и «пламенные сердца» для начала белую Арктику окрасили бы на картах в красный цвет, а потом…
        - Ничего бы у них не получилось, - покачал головой Шпаковский, - особенно если бы нахрапом попёрли. Расстреляли бы их занюханным крейсерком… или легли бы под пулями гвардии, да под казачьими шашками. В лучшем случае в Америку сбёгли. Интересно, а при каких обстоятельствах мы бы?..
        - Что? В Америку?
        - Ну да.
        - Прижми нас Романовы, что хуже некуда, так и… - капитан пожал плечами, - мало ли как оно повернулось бы. Разговорчики поначалу по экипажу разные ходили. И это я считаю правильным - просматривать и просчитывать равные варианты, и…
        - И выбирать неизбежный, - недобро приложил Шпаковский.
        - Вот уж действительно.
        Оба вдруг покосились на стенограмму переговоров с Гладковым.

* * *
        Как оно бывает - порой по мыслям и планам заурядное мероприятие вдруг непредвиденно превращается в целую эпопею, со всем букетом трудностей и их почти геройским преодолением.
        Ледяной массив в море Лаптевых имел постоянный дрейф, и в отсутствие спутниковой навигации штурман вспомнил все старые приёмы, применяя весь свой полярный опыт, все знания, чтобы как можно точнее вывести судно к искомому месту. Целью была невероятная находка - четырёхмоторный самолёт ДБ-А, потерянный в 1937 году и обнаруженный здесь, в непонятно каком «девятьсот четвёртом».
        Ветер уж какие сутки дул беспрестанно… до двадцати метров в секунду с порывами. Температура выше к широтам опустилась ниже пятнадцати градусов. И сыпало. Когда мелко, когда жирными «белыми мухами», когда колючими снежными зарядами.
        Палубы заваливало снегом, обледеневая, образуя пушистую бахрому на леерах и оконечностях.
        Организовывали повахтенные команды, соскребая с антенн наледь, счищая сугробы за борт.
        Вообще после Анжу шли тяжко[16 - Острова Анжу - центральная и наиболее крупная часть Новосибирского архипелага.]. Делая порой не более шести-десяти навигационных миль за вахту, выискивая слабины во льдах, следуя торными разломами. Что, надо сказать, частенько уводило с курсовой линии.
        И ломились напрямую - в этих случаях настойчивый нос ледокола будто выстреленным треском раскалывал засыпанный снегом панцирь, образовывая убегающую вперёд изломанную в кристалле трещину-молнию. А продирающийся сквозь льды корпус судна сопровождала постоянная, вечно переменная дрожь.
        «Ямаловцы» занимались рутинной работой, несли вахты - ледолом для них не в диковинку. А вот важный пассажир, до недавнего наместник на Дальнем Востоке, с нескрываемым интересом, почти завороженно глядел, как толстый двух-трёхметровый пак проминался форштевнем, крупными обломками становясь на ребро, как бесстрастная природа Арктики уступала, пропуская в свои владения мощное творение рук человеческих. Иногда в торосовых развалах в изумрудных изломах льда попадался слоистый индиговый рисунок, что говорило о многолетней спрессованности и долгом блуждании некогда крупного айсберга.
        - Видите вот там, - показывал сопровождавший адмирала помощник капитана, - в полукилометре левее курса…
        Его высокопревосходительство смотрел в указанном направлении - туда, где виднелась горбатящаяся груда льда высотой и размерами куда больше заурядных торосов, а опытный полярник продолжал пояснять:
        - …обратите внимание на скруглённые, оплывшие на солнце и ветру грани. Судя по положению и виду, это старый, вмёрзший в массив айсберг. Размер его киля - подводной части - может ещё более источиться подводными течениями и быть уже на пороге к перевороту. Особенно если мы пройдём в опасной близости, всколыхнув неустойчивую систему.
        Сам наместник приоделся в более тёплые практичные вещи, выданные боцманом, став почти неотличимым от «местных» - таких же порой бородатых, в долгой полярке не тратящихся на бритвенные принадлежности. Единственное, что выдавало его высокопревосходительство - степенная осанка, властный взгляд. А уж как заговорит…
        Из всех гостей-аборигенов, тем более высокопоставленных, адмирал Алексеев оказался самым старательным и вникающим во всякие мелочи, включая естествознательные. Возможно, в силу того, что у него для этого было вдосталь времени. Помимо работы с документами в судовой библиотеке и даже тыча пальцем в компьютер, он с удовольствием уделял внимание досуговым, бытовым аспектам. Например, регулярно посещая кинозал, где собирались на коллективный (по интересам) просмотр подвахтенные.
        - Исторические, - делился с капитаном начальник безопасности ледокола, - в смысле те, которые и для него исторические, смотрит с понятным интересом. Художественные фильмы о нынешнем времени (о дореволюционной эпохе) - только головой качает, естественно, находя грубые нестыковки. За всякими «терминаторами», прочей зрелищной фантастикой и триллерами, видимо, просто не поспевает - переварить и перевести в голове термины. Старые советские киноленты, те, что из самых удачных и вечных для определенного поколения, воспринимает неожиданно живо, наверное, оттого, что они на простом разговорном русском. Но недоумевает. Как мне сказал, «совсем путаю нравы - где дворянин, где разночинец!». В общем, не понимает людей другой формации, выискивая сословность. А больше всего ему доходит западный кинематограф, чаще голливудский, в котором происходят события до середины двадцатого века. Дескать, иностранцы, демократии-республики - что с них возьмешь. Я это к чему…
        - К чему?
        - А к тому, что изначально нами была выбрана правильная стратегия подданства - мы американцы! Разделённые по профессиональным должностям, но без грузил кастовости. Так мы более понятны «их высокопревосходительствам». Да и чинам пожиже.
        - А кстати, что остальные гости-пассажиры? Из охраны наместника, свиты…
        - Я бы сказал - обречены. Обречены поселиться в закрытой базе-поселении без права выхода в большой мир, будучи повязанными большой тайной. Не знаю, как каперанг и гвардейский полковник - всё-таки офицеры… какие там к ним секретная служба применит допуски. А нижним чинам теперь, скорей всего, куковать на северах. Пока не «распогодится» всё тайное и сверхсокрытое.

* * *
        К утру, словно наконец исчерпав запас, снег прекратился. Солнце в морозном мареве приподнималось над горизонтом робко, но как всегда величественно, представив почти жизнерадостную, но неизменно пустынную картину - белое от края до края поле, бугрящееся то тут, то там наростами-торосами и прочими неоднородностями.
        «Ямал» катил на четырёх узлах, нащупав очередной торный путь - всего лишь полутораметровый лёд, с непринуждённой мягкостью его сминая.
        Шпаковский, застегнувшись под самый подбородок и натянув поплотнее шапку, вышел на верхнюю палубу, куда высыпали десяток человек - на очередную плановую расчистку снега. Заметив там же в стороне высокую фигуру наместника, коротко поприветствовал, закурил, пустив дымно-парное облако:
        - Утром вдруг смотришь - к ногам твоим несёт позёмкой, заметая всё прошлое. И пред тобою открывается девственный снег, чистый мир, ждущий новых шагов: когда ты оставишь в нём свой след, напишешь свою историю.
        - Да вы поэт, Вадим Валерьевич… - откликнулся адмирал и отвлёкся, глядя, как с юта стремительно пошёл на взлёт маленький летательный аппарат.
        В ходовой рубке между тем штурман поставил точку на карте, ещё и утвердительным значением ткнул в неё пальцем, молча взглянув на старпома - дескать «тут»!
        Или «где-то тут».
        Ледокол остановился, замер, сам как айсберг-бродяга, чужеродный этому ледяному великолепию своим чёрным низом, красным верхом, лишь окантованный белым подбоем инея и налипшего снега.
        После беспрестанного скрежещущего ледолома наступила тишина. Почти тишина. Только подёрнутая дымкой ледяная пустыня изнывала ветром, зудела ползущей по широкому кругу крылатой мухой беспилотника - ныла тоскливым выжиданием.
        На холоде стоять долго не в комфорт. Докурив, спустились вниз, в «ходовую».
        - Ничего?
        - Ничего!
        С вертолётной площадки стартовала вторая беспилотная машина - подключились к её видеокамере, ведя в том числе и визуальное наблюдение. Не дождавшись быстрых результатов, перекинувшись ещё какими-то фразами с операторами, что не спускали глаз с мониторов с данными от БПЛА, начальник безопасности покинул мостик.
        Экипаж основательно занялся поиском советского артефакта, мотивированный ещё одним неожиданным, если не сказать, сенсационным открытием.

* * *
        - С чего начать, с водки или с закуски? - Ввалился Шпаковский.
        - С водки конечно же, - так же несерьёзно отреагировал Чертов, зная манеру помощника.
        - Ну, на «крепкое» для начала: по каналу из Петербурга пришло известие: нынешние мировые телеграфные СМИ растрезвонили, что Того провёл бои с эскадрами Витгефта и Рожественского. Флот микадо вернулся в Сасебо весь достойный, потрёпанный, но не побеждённый. Однако один «эбээр» прямо-таки на рейде рванул и перевернулся.
        - Всего-то? Хм. Следовало чего-то подобного ждать… Я имею в виду не самые впечатляющие результаты у Зиновия. И?.. Это вся твоя «водка»?
        - Гладков перебирается из Питера на Колу или… Николаша его ссылает с глаз долой.
        - Подробности!?
        - Пока нет. Сам понимаешь. Может, следующим сеансом… завтра, послезавтра.
        - А на закуску?
        - По расчётам мы где-то на подходе к месту падения самолёта, но… Уже и беспилотники секторально сгоняли на перехват радиомаяка, а сигнала, блин, нет.
        - И это ожидаемо! Слишком… - Чертов тихо выругался, зайдясь сухим кашлем, - слишком долго мы болтались у Камчатки. Фотоэлемент при таких метелях скорей всего запорошило. Полная деградация питания. Попробуй теперь отыщи.
        - Но на закуску всё-таки - вот! - Начбезопасности медленно, со значением и какой-то неожиданной загадочностью выложил на стол тонкую поведённую от влаги тетрадь.
        - Что это?
        - Дневник, скорей личные записи радиста из экипажа Леваневского. Мы когда радиомаяк установили, улетали понятно не пустыми - всё, что в руках смогли унести, прихватили, и в спешке осматривать хабар времени особо не было. Вот Шабанов и зацепил случайно. Там… в общем бытовое, в основном личка, интимное к женщине. Он и не стал читать. А тут случайно обнаружил на последних страницах.
        Андрей Анатольевич взял тетрадь, попробовал разобрать:
        - Ну и почерк!
        - Да. Почерк у него жуть, но я уже вник. Давай я. - Шпаковский пододвинул настольную лампу к себе, перелистав в конец, начав зачитывать: - Так! Это пропущу… вот с этого момента!
        «…Кастанаев пока совсем не стал впадать в беспамятство, много бредил, но мы понимали, что это не бред. Свидетельство тому тело и фрагменты неизвестной твари, что встряла в переднюю кабину, разбив фонарь, забрызгав всё своей чёрной кровью. Все мы только помним ослепляющее, ударившее вспышкой сияние, а придя в сознание, очнулись уже, когда самолёт лежал на заснеженном льду.
        Кастанаев сумел увидеть больше и уверял, что в промежутках белого свечения вдруг открылось чистое голубое небо и сочный зелёный массив под крылом. И выметнувшаяся навстречу неожиданная стая больших чёрных птиц, набросившихся на самолёт. Одну разрубили винты левого крайнего двигателя, другая бросилась прямо в сверкающее на неожиданном солнце носовое остекление. И уж потом следующей вспышкой света вновь стала снежная пурга и жёсткая встреча с ледовой поверхностью.
        ”…Я штурвал на себя… я штурвал на себя!” - постоянно повторял он в горячке уже совсем плохой.
        Командир решил не упоминать эти факты в записке, оставленной в самолёте, сказав, что предоставит начальству отдельный рапорт. Поверят в Москве или нет, это вопрос будущего, так как неведомую крылатую тварь, что и птицей не назовёшь, вынуждены были оставить во льдах, взяв лишь образцы зубов и часть костей, завернув всё в прорезиненную ткань. Но и без того вонь от неё стояла жуткая. Тем более что Годовиков, осматривая фрагменты твари, порезался и подцепил какую-то чесотку. Дрянь оказалась заразной.
        Всё остальное, что смогли, собрали, сложив в железном ящике, засунув его под фюзеляж.
        …Мы здесь, на месте падения, уже неделю. Три дня бушевал ураган. Наружу не выходили.
        19 августа похоронили Колю Кастанаева, рядом с Левченко.
        20 августа. Сегодня решили, что идём. Надеяться, что кто-то ответит в эфире, уже бессмысленно. Всё давно приготовили: нарты, лыжи, припасы, оружие. Ничего лишнего. Я даже решил оставить личные вещи. Главное выбраться».
        - Всё, - закончил Шпаковский, - намеренно ли он или по запарке позабыл свой дневник, сейчас уж не скажешь. А вот на обратной стороне карандашом набросок, как я понял, он пытался зарисовать упоминаемую зверюгу. Художник из него не ахти, но посмотри - ничего не напоминает? Длинная зубастая пасть. Тут и размер приблизительно дан. Похоже, что крыло… часть крыла без перьев будто кожистое, как у нетопыря, но…
        - Твою ж мать! - выдавил Чертов. - Птеродактиль?!

* * *
        Беспилотники в экономичном режиме барражировали на бреющем целый день. Всё ещё надеялись словить отголосок деградировавшего маяка.
        У монитора посменно дежурили операторы, приглядываясь к каждой подозрительной возвышенности - не засыпанный ли это снегом фюзеляж?
        Пару раз на лёд спускали снегоходы, и досмотровые партии срывались в рыке движков и вихрях снега.
        Возвращались ни с чем.
        - И чего мы так уцепились? - ворчал капитан (кто-то ему вторил из начальников служб, недоумевали в экипаже). - Как пришло, так и ушло. Пора двигать дальше. Добро не наше, да и чёрт с ним.
        - Не скажи, - тянул Шпаковский, - в нас человеках где-то сидит древний инстинкт, заложенный первобытным собирательством. По грибы когда-нибудь ходил? Помнишь тот азарт - отыскать, непременно добыть! И радость от находки, а ведь полная халява по логике!
        А тут уже ранее найденное, но припрятанное. Это уже почитай наше! Тем более жаба душит упускать добычу, когда представишь, какую ценность представляют наглядные образцы авиатехнологий, за которые ныне любое государство отслюнявило бы золотом и в ассигнациях.
        Чертов вскидывал брови: «чего это Вадим разошёлся - о барышах заговорил?» И краем глаза зацепив внемлющего наместника, находил ответ и мотивацию: «ага, пусть знает, Николаше на оценку доложит!»
        - Тем более что это не наши из компов, пусть и не абстрактные чертежи, - прибавил аргументов помощник, - это дюрале-железо можно по винтику разобрать, руками щупать, каждый шов сварки, если она там вообще была применена.
        Но, конечно, всё это были успокаивающие отговорки. Главный интерес лежал где-то в железном ящике под фюзеляжем, если записки радиста не врут.
        Имела ли находка доисторической рептилии практическое значение? Конечно же нет.
        Но являлась просто сумасшедшим открытием, наряду с самим фактом переноса во времени ледокола, самолёта и ещё чёрт знает чего!

* * *
        К затянувшимся сумеркам поиск прекратили.
        После ужина капитан уж хотел было объявить, что всё - «снимаемся и уходим», однако коллегиально решили повременить.
        Идею подкинули инженеры «Сокола» - отыскать артефакт способом дистанционного магнитного обнаружения, пообещав к завтрему что-то рабочее подобное ДМА сварганить[17 - ДМА - детектор магнитных аномалий.].
        - Это реально? В смысле у них выйдет что-то путное?
        - А почему нет? Схема простая, только с беспилотника не получится. Придётся вертолётом на тросе таскать, так как детектор крупногабаритный, да и свесить пониже надо будет, чтобы корпус носителя не искажал работу прибора.

* * *
        Утро началось с завываний раскручивающейся «вертушки». Пока прогоняли двигатели машины, энтузиасты тестировали свою халтуру, дыша морозом:
        - Магнитодетектор вроде бы работает, но надо проверить подальше от ледокола.
        Чертов из окна своей каюты наблюдал, как «Миль» плавно удалился на полкилометра, спустив на тонкой нити троса грузилово аппаратуры.
        Двинул галсами по кругу.
        Время пошло. Точней - тянулось.
        Час. Два.
        Пошёл третий.
        С полными баками Ми-8 мог кружить над ледяной пустыней хоть до конца дня. Короткого… бледного полярного дня.
        И зная, что его тут же известят, если что-то будет обнаружено, Андрей Анатольевич, тем не менее, регулярно дозванивался до вахты, интересуясь «как идут дела?». И всё равно нетерпеливо досадуя, медленно подзакипал:
        «Время идёт, ресурс вертолёта тратим, а результата как не было, так и нет»!
        В конце концов, торчать в конуре своей каюты уже порядком надоело и, невзирая на строгий карантин врача, на всякий случай, накинув тёплые вещи, недовольный капитан решил прекратить бесперспективные поиски.
        На мостике по случаю поисковых работ народу оказалось больше, чем в обычную вахту:
        - О! Все собрались! Здравствуйте, господа-товарищи. Что тут у нас?
        - Да вот… - неопределённо промычал кто-то.
        Отыскав глазами старпома, Чертов распорядился:
        - Всё. Возвращайте «вертушку», заканчиваем эту бодягу.
        И увидев на лицах некоторых кислое неодобрение, от того раздражаясь, уже категорически отрезал:
        - Всё я сказал! Умерло так умерло! Дай сигарету, - это уже Шпаковскому, - пойдём!
        - Тебе ж Кац запретил, какого ты опять на мороз ломишься. Нахватаешься снежинок на гланды… э-эх, на, пошли!
        Такого разве переупрямишь.
        - Дурни мы, конечно! - Злой и оправдывающийся помощник чиркал предательской зажигалкой. - Понадеялись на радиомаяк, а надо было тогда повозиться пару часов и антенну-флагшток на растяжках вколотить. Или вообще немедля подходить и грузить на борт этот клятый самолёт и всё остальное. Подумаешь, сутки убили бы.
        - А эскадру за сутки впаяло бы во льды, а то и вовсе сдавило! - огрызнулся кэп. - Вот тогда похерили бы главную задачу. А ещё представь - подняли бы на кран фюзеляж, отыскали тот ящик - вскрыли и подцепили бы эпидемию доисторической заразы по всему экипажу.
        - Не факт. Он там о порезе пишет, то бишь инфекция не воздушно-капельная. Да ты представь, - Шпаковского понесло, - эта находка для науки невероятна! Это генетический материал для клонирования и…
        - Это в первую очередь говорит о том, что провалы-порталы во времени более сложные и нестабильные штуки. Получается, что самолёт сначала зашвырнуло куда-то в юрский период, а потом сюда. Офигеть! Но нам от этого по большому счёту ни холодно, ни жарко! И вообще… ищем, ищем, а вдруг он вообще назад во времени провалился?
        Оставив оторопелого от такой версии собеседника, Андрей Анатольевич перешёл на другой борт, выискивая над белым ледяным пространством точку вертолёта.
        Из двери высунулся довольной рожей помощник вахтенного:
        - С «вертушки» сообщили - что-то нащупали! По-моему, наш клиент!

* * *
        Дело нашлось всем, особенно на раскопках от снега.
        Барометр предвещал новый снегопад и как бы не метель. Упала и температура при усилившемся ветре. Поэтому работали быстро и почти грубо - подошли ледоколом поближе, заводя тросы, подтаскивая части самолёта лебёдками и уж потом поднимая стрелами на борт.
        Крупный габарит - фюзеляж, крылья - оставляли на кормовой площадке, закрепляя по штормовому, с расчётом, чтоб ничего не мешало Ми-8 совершать взлёт-посадку. Двигатели и груз переносили в вертолётный ангар. Отыскали и тот самый металлический ящик! Вскрыв, только взглянув, что - да, всё правда, животина весьма-весьма похожа на птеродактиля!
        И до поры - со всеми мерами предосторожности - поместили в отдельную холодильную камеру.
        Дело затянулось и на следующие сутки до темноты.
        Уходили, уже когда основательно мело, завывая - носа наружу не высунуть, авраля последние наружные внешние работы под прожекторами. Да и то задержались - всё никак не могли разыскать недостающие два двигателя, что, вероятно, оторвались при посадке… снова гоняя «вертушку», щупая сугробные залежи радарами ледокола.
        Откопали из снега даже отвалившуюся хвостовую часть, что лежала в предсказуемом месте на линии пробега, но движок нашли ещё лишь один. Где затерялся четвёртый (левый крайний, судя по конфигурации падения машины) - осталось вопросом.
        «Может, он вообще остался у динозавров. Кто знает…» - самое фантастически-мечтательное, что было высказано на разборе впоследствии.

* * *
        Планируя дальнейший маршрут, было обоснованное желание, обогнув Северную Землю высокой широтой, нанести визит на остров Визе - посмотреть, как себя «чувствует» трофейный барк «Харальд»…
        - Но тогда скрыть сей факт сомнительного приобретения от наместника не удастся. Зачем нам лишние вопросы, - постановил на совещании капитан.
        В Карское море решили выйти тем же проливом Шокальского.
        - Полторы сотни миль, - рассчитал штурман, - при похожей ледовой обстановке двое суток. Затем ещё тысяча миль, и мы в Баренцевом море.
        - Да, - хмурился Чертов, поглядывая на собравшихся, - надо уже зондировать Петербург. Я так понимаю, у них там конь не валялся… В плане организации нашего приёма в какой-нибудь незаметной и укрытой бухте.
        Там, где ветры с Балтики
        Могло б показаться - у цели, а значит,
        Мы вместе, одно завершенье финала,
        Но в путь. Всемогущая сила задачи
        Нас снова и в разные стороны гнала.
        Пыхтя, источая пар и клубы дыма… другие совершенно специфические звуки и запахи, прощально отгудев, состав мягко стронулся - Финляндский вокзал медленно поплыл мимо, уходя.
        В голове прокручивалось всё, что было надёргано воспоминаниями сумятицы последних дней. Всё, что навалилось будто разом:
        …начавшиеся революционные выступления;
        …кардинальные и ключевые события войны на Дальнем Востоке;
        …обсуждение в самой что ни на есть высшей инстанции (лично с монархом) назревающих неизбежных социальных изменений;
        …вариативности версий политических прогнозов, вплоть до учёта будущей мировой войны;
        …и военные, и промышленно-экономические вопросы;
        …и собственный неожиданный отъезд на север, в строящийся Романов-на-Мурмане… с по-дурацки задёрганными в связи с этим личными сборами в дорогу.
        И вот столица империи, где не особо-то прижился, отпускает, мелькая строениями, растекаясь окраинами в просторы и лесистость.
        Впереди неделя с пересадками до Архангельска под перестук и покачивание вагона. Затем по уже наверняка заснеженным трактам на Колу - и новый взгляд на старые места.
        Мысли между тем отбежали ещё немного назад, возвращаясь к эпизодам недельной давности.

* * *
        Глядя сквозь забрызганное окошко кареты на заурядные виды пригорода, Александр Алфеевич Гладков кутался в тёплую плащ-накидку, брюзжа сам для себя по настроению:
        - Осень! И не лучшая её стадия-пора.
        Экипаж с эскортом катил по улице Средней Рогатки - накатанная, вполне проезжая дорога, небедные по местным меркам дома, телеграфные и фонарные столбы, редкие прохожие и сравнительно провинциальная тишина[18 - Средняя Рогатка - исторический район на юге Санкт-Петербурга.].
        На глаза попалась вывеска «Табакъ», и Александр Алфеевич, вспомнив, что закончилось курево, приоткрыл окошко, дав знак конному есаулу:
        - Архипыч, пачку «Лаферм», будь любезен[19 - «Лафермъ» - папиросная фабрика.].
        И вновь откинулся на сиденье, зябко поёжившись и мысленно возвращаясь к погоде:
        «Стылая, склоняющая к хандре осень - унылое очарованье, если подмешать немного Пушкина. В этих краях фактически уже зима, что и по календарю - вот-вот… и по погоде - белые мухи уж сидят в этих зависших тучах, готовые сорваться вниз.
        Так и хочется напихать в квартиру падшей листвы, соломы всякой и… аки медведь - до самой весны в спячку. Ну, может, будильник на новогодний праздник поставить, хоть по новому, хоть по старому стилю».
        Дом на Ружейной так и не стал тем своим обиталищем-берлогой, куда возвращаешься в защищённый и спокойный уют. «Квартируюсь» - именно так бы он характеризовал своё проживание в нём. Может, из-за того, что не привык к таким хоромам - куда ему столько комнат, зевающих пустотой. Пустотой не меблированной, но людской (прислуга не в счёт).
        Подумав об этом одиночестве, сразу вспомнилась непритязательная беседа с императором на одном из перекуров.
        В Царскосельской резиденции Николай дымил прямо в рабочем кабинете, не уходя, как водится, в библиотеку. Угощал. Не часто, но иногда вот так, в положительном настроении:
        - Не угодно ли закурить моих - первоклассный турецкий табак?
        И лишь жадно высмолив полпапиросы, заводил разговор:
        - Вы столь непоседливы, при вашем-то, простите, возрасте. Будто и не отдыхаете никогда. А как же общечеловеческие радости? Вживаться надобно в наш мир. Отчего бы вам не подыскать женщину? Можно-с даму под стать возрасту - хорошую, добрую…
        - Обеспеченную, одостаченную… - усмехался в дым Гладков.
        - При желании… и тех материальных средствах, коими вы располагаете, можно и молоденькую, хм… курсистку, что с радостью примет дворянство и беззаботную жизнь подле законного супруга. Сделав вас счастливым в браке.
        Прозвучало это на домыслие, дескать: «вот так, как счастлив я», и Александр Алфеевич спешно замаскировал очередным клубом дыма скептическую усмешку: «А всё ли там так хорошо в отношениях Ники и Аликс? Ходят слухи, что охладел немного венценосный к своей венценосной.
        Да и правильно бы! Для монарха семья и любовь - это непозволительный груз. Испокон веку мы считали, что женщины служат сопутствующим придатком к нашим мужским взглядам на вещи. Так было, так и есть, если не забывать, что они ведут свою извечную игру, что навязала им сама природа.
        А мы? Вот уж действительно - взяв свою девушку за грудь, наслаждаешься иллюзией, что у тебя всё схвачено. В то время, как с женщинами (там, где царят эмоции) никогда нельзя быть до конца ни в чем уверенным. Тем более зная и помня, к чему пришла эта прибабахнутая дамочка в истории с Распутиным. Мда-а. Охладеть-то он охладел, но, по-видимому, немочка потихоньку отвоёвывает свой статус-кво обратно».
        - Так что скажете? - подстегнул величество.
        - Все определения моего быта упираются в работу. Но ход ваших мыслей, с подачи Евгения Никифоровича, мне понятен.
        Упоминание генерал-лейтенанта Ширинкина, начальника секретной службы императорской охраны, немного напрягло самодержца.
        - Ну-ка, ну-ка?!
        Гладкову сразу подумалось: «А что тут ”ну-ка, ну-ка?” Одомашнить, оправославить непонятных и пугающих пришельцев, а кого и заприсяжить. Да и чёрт бы с ним, на самом деле, коль деваться некуда».
        Но ответил с заминкой, подумавши:
        - На ледоколе экипаж - сто с лишним здоровых лбов. Мужчины в самом расцвете, так сказать. Сидеть в железной коробке долго, несмотря на весь её комфорт, - чревато. Рано или поздно начнутся нервные, психологические срывы. Лекарство от этого - работа…
        - Служба, - подсказал Николай.
        - …смена мест, - Гладков даже не моргнул, - просто «берег» - для моряка сойти в увал на берег это ещё та отдушина. И конечно же женщины. Но здесь кроется своя опасность. Постель сближает, мужчины размякают, подпускают слишком близко (ах, как хотелось ляпнуть - «позволяют манипулировать собою»), тут и до разбалтывания «откуда ты и кто ты есть» недалеко.
        - Стало быть, вы с Ширинкиным этот щекотливый вопрос также обсуждали?
        - Намедни, - слегка потупился Алфеич, подозревая, что немного проболтался - разговор был сугубо экспромтный и приватный, но генерал-лейтенант, без сомнения, должен был доложить царю.
        «Видимо, что-то у него не срослось. Как бы император не подумал, что за его спиной делают делишки».
        - Посему? - Романов будто нависал своей настойчивостью. - Бордели, пардон? Или агенты в юбках? Насколько знаю, в жандармском отделении подобные гурии имеются. Не в нужном количестве, к сожалению. Кто ещё поедет в северную глухомань?
        - Тем не менее для экипажа, помимо размещения и проживания на берегу, следует озаботиться неболтливыми… и желательно добропорядочными девицами.
        - Что само по себе противоречит друг другу.
        Гладков лишь пожал плечами - император практически точь-в-точь повторил вердиктные слова Ширинкина. Да и почти все остальные незамысловатые варианты… забыв, пожалуй, лишь северных саамских «красавиц».
        В общем, иногда в августейшем расписании находились свободные минутки для вот таких, вольного характера бесед. Тот разговор, правда, так пока и закончился ничем.
        Немного посветлело. Поселение осталось позади, кавалькада выехала на просёлочный простор. Александр Алфеевич ненадолго отвлёкся на вид из окна и вновь вернулся к перспективам:
        «Получается, что такие побочные и второстепенные вопросы в организации работы и обустройства экипажа ”Ямала” на севере могут оказаться самыми проблемными. Потому что приказным порядком их не решить. А если к этим матримониальным узостям (на сто рыл) присовокупить аспекты секретности, задача становится вообще нетривиальной».
        Размеренность мыслей прервали громкие голоса, стук копыт, конское ржание и замедление хода. Оказалось - казачий разъезд, остановивший эскорт и экипаж для проверки документов.
        - Теперь будут тормозить через каждую версту, - недовольно, но понимая необходимость подобных мер, ворчливо пробормотал Алфеич, доставая портмоне с документами.
        Любой пребывающий в окрестности, относящиеся к Царскосельскому дворцовому правлению, был обязан предстать перед сотрудником Регистрационного бюро, дабы подтвердить свою личность.
        Гладков имел особый статус, но это не отменяло сверку фотографии на пропуске с предъявителем.
        А с началом первых революционных выступлений плотность дозоров и пикетов вокруг загородной резиденции императора увеличили в разы.

* * *
        Обеспечение охранного порядка по ведомству Царскосельского дворцового правления вменялось в обязанность коменданта, но лично за безопасность императора отвечал Ширинкин, которому были подчинены пехотная рота, железнодорожный полк, дворцовая полиция, казачьи конвои и недавно созданный Особый отряд охраны.
        На самой дворцовой территории (семьдесят гектаров земли) дополнительно несли службу агенты в штатском, парковые зоны сторожили специально обученные собаки, по внешнему периметру располагались усиленные караульные посты и пеше-конные пикеты.
        Что характерно, Николай II отнёсся к подобным мерам безопасности (как и к своей лично) немного скептически и почти безразлично. Но возражать не стал.
        Охрана при всей своей многочисленности внутри периметра старалась быть недокучливой. И это почти получалось, если привыкнуть к её постоянному «глазу». Днём можно было часто видеть гуляющих царских детей - девочки под присмотром нянек ежедневно выбегали на прогулки. Единственное, что осень быстро изгоняла их, озябнувших, с лужаек и аллей.
        Сам Николай совершал свои моционы, как правило, с раннего утра.
        Иногда помятый бессонницей Алфеич видел его размытую туманом фигуру в глубине парка. Но бывало, в редкие по октябрю ясные дни государь прогуливался и со своей семьёй, и тогда пышная платьем императрица, присвоив себе локоть монарха, шествовала рядом.
        Встречные учтиво раскланивались. Венценосные благосклонно принимали эту учтивость.
        Официальную жизнь Царского Села, кроме штата Высочайшего двора, представляли учреждения министерств и уделов, внутренних дел, юстиции, управления землеустройства и прочие.
        Столичные и другие имперские чиновники, министры и высокопоставленные военные при необходимости личного доклада или получения инструкций были вынуждены всякий раз проделывать пусть сравнительно недолгий, но со всеми сопутствующими неудобствами путь.
        Император принимал, чередуя и совмещая партикулярные платья и генерал-адмиральские мундиры. Меняя в собеседниках не особо милуемого Витте на перспективного Столыпина, выслушивая вещания великих родственников (князей), приглядываясь к новым назначенцам… и к старым - например, вернули на службу С. В. Зубатова, у которого была своя, профессиональная, но, скажем, гибкая метода работы с революционными элементами[20 - Зубатов Сергей Васильевич - чиновник Департамента полиции, создатель политического сыска Российской империи.].
        Сама революция началась раньше прогнозируемых и предсказанных дат. Объяснялось это скорей всего тем, что опережающие мероприятия охранки, повальные аресты членов антимонархического движения вынудили руководство и представителей революционных партий начать активные выступления до намеченных сроков. Во всех их действиях была видна поспешность, неорганизованность, разрозненность. Но толчок был дан, а дальше, подхваченное пролетариатом, беднотой и другим маргинальным элементом, бурление пошло самотёком… покатилось, как снежный ком.
        Но и без того, несмотря на упреждающие и контрмерные действия правоохранительных служб, канцелярии ЕИВ и чиновничьего аппарата, социальная температура, подогреваемая уже известными силами и лицами (далеко не всех удалось нейтрализовать), подошла к порогу кипения, сорвав крышку имперского чайника. Впрочем, в крупных городах и в уже известных ключевых местах этот пар частично удалось стравить. По крайней мере, на начальной стадии у революционеров со всеми их планами по большому счёту вышел «пшик»!
        Забастовки рабочих, начинавшиеся, как правило, на территориях заводов, мгновенно купировались войсковым оцеплением, дабы не дать им перекинуться на другие предприятия. По сути, смуту давили в зародыше. Как говорится, praemonitus, praemunitus[21 - Praemonitus, praemunitus (лат.) - кто предупреждён, тот вооружён.].
        Ныне же столичный градоначальник и оберполицмейстер докладывали, что на улицах Петербурга сравнительно спокойно, лишь наблюдается возбуждённая нервозность. По подворотням, то тут, то там собирались кучки людей, тут же локализируемые (порой жёстко) жандармскими и казачьими патрулями. В городе было введено не то чтобы военное положение, но что-то близкое к тому. Войска сидели в казармах по расписанию оперативной готовности, однако улицы были буквально наводнёны шпиками в штатском.
        Случалось у хлебных магазинов провокационно возникали «хвосты», но и к такому повороту событий власти подготовились - продуктами столица была обеспечена сверх меры[22 - «Хвосты» - так в те времена назывались очереди.].
        Однако крестьянская стихия бунтов по многочисленным губернским деревням оказалась необузданной. Несмотря на введённую цензуру, мальчишки-газетчики раскрикивали горячие новости о сожженных помещичьих усадьбах, о рабочих стачках в других городах, забастовках на железной дороге, разогнанных демонстрациях. Волнения и мятежи на время оттеснили все сводки о войне на Дальнем Востоке на вторые и третьи строчки заголовков.
        Что, впрочем, не снимало ход боевых действия с основных повесток дня императорской Ставки.
        Война, её исход, экономические и социальные противоречия внутри страны, революционная смута, подрывная деятельность японской разведки и опять революция - связь между всеми этими факторами и без того трезво оценивалась умными головами в близком окружении царя, при этом прекрасно осознавалось, что неблагоприятный исход военных действий только обострит непростую ситуацию.
        Хотя многие из имперских деятелей в чинах и званиях (за малым исключением) по-прежнему не считали японцев достойным противником. И, очевидно, будут продолжать считать, что не является положительным моментом. Поскольку в реальной истории с треском проигранная русско-японская война заставила пересмотреть многие военные концепции, иначе говоря, учась на ошибках.
        В нашем случае откровенных военных катастроф не произошло: не пал Порт-Артур, русская армия не потерпела поражение под Мукденом, не было цусимского разгрома. Сейчас, получая последние сводки, уже и государь не сомневался в общем успехе дела.
        Геометрия войны на сухопутном фронте постепенно возвращалась к исходной точке, концентрируясь вокруг Порт-Артура. И хоть ритмика боёв не блистала знаковыми схватками и о генеральном разгромном сражении речи не шло, но со смещением Куропаткина с должности русская армия медленно и неукоснительно теснила японцев. Такая неспешность была обусловлена в том числе и погодными условиями - дыхания зимы в тех краях ещё не ощущалось, но зачастили дожди. А по мере продвижения к Порт-Артуру и сужения фронта ближе к перешейку плотность войск росла, наступление вязло в столкновении больших масс и распутице.
        А Петербург подгонял, всё чаще вмешиваясь в оперативные вопросы, требуя наступать… наступать любой ценой, что, возможно, и было правильно, памятуя и сравнивая нынешнее положение с бездарными «куропаткинскими стояниями».
        Стессель браво и радостно (как будто это его заслуга) телеграфировал, что уже слышна канонада армии Гриппенберга… скорей выдавая желаемое за действительное.
        Окрылённые защитники крепости вновь отбивали Волчьи горы, до этого успев в очередной раз потерять эти позиции (одиннадцатидюймовые осадные орудия противника, конечно, были приведены в негодность).
        Обе стороны - что русская, что японская - по обоим фронтам были крайне измотаны, но за какой из сторон окончательно закрепилось общее воодушевление успехами, тут было очевидно.
        Более трезвомыслящий и профессиональный Гриппенберг пока воздерживался от победных реляций, глядя на тяжесть боёв и измотанность войск. Генерал подтягивал ближайшие резервы из-под Мукдена, Харбина (здесь далёкие революционные стачки в Хабаровске и ещё где-то там, на «чугунке» пока не сказались).
        Понукаемый ставкой, войска не сдерживал… и они катили на инерции, на «ура».
        Понимал, что эта инерция долго не продлится.
        Японцы об этом не знали… и отступали.
        Ну а Николай II, не оглядываясь на то, что некоторые аспекты всё ещё оставались гадательными, уже пожинал лавры, начиная заглядывать за горизонт геополитических раскладов.

* * *
        После покушения Гладков, как мы помним, перебрался под защиту в Царское Село, где по личному распоряжению царя эмиссара «Ямала» поселили в одном из благоустроенных помещений Александровского дворца, с личным кабинетом, где он мог принимать заводчиков, инженеров, рассылая по делам приданных ему курьеров и делопроизводителей.
        Впрочем, Александр Алфеевич недолго терпел столь неудобную изоляцию, все же настояв на периодических выездах на казённые и другие заводы. Однако режим безопасности всё же старался блюсти, всякий раз возвращаясь, предпочитая, как сам шутил, «столоваться с царской кухни».
        Такая «близость к телу», которой наверняка бы позавидовали многие из дворцовой камарильи, имела некоторые плюсы - и без того не самый маленький винтик в механизме империи, пришлый чужак оказался в самом сердце принятия судьбоносных решений, нередко зазываемый для высказывания своего, как бы отстоящего на сто лет вперёд стороннего, мнения, и не только по основной инженерно-производственной части (что особо было любопытно государю).
        Другое дело, что мнение это Николаю II не всегда приходилось по вкусу, да и, если быть честным, отношения с монархом у Гладкова заладились не очень. Сказав в дополнение, что «этот мячик они пинали друг в друга», соблюдая натянутое, но деликатное равновесие.
        - А вы смелы и весьма опрометчивы, - приватно заводил в один из случаев Романов, - когда высказываетесь о перспективах монархии в России на манер британской.
        - Сразу отмечу, что это вариативное и сугубо личное мнение, - включал «заднюю» Алфеич.
        - Не боитесь царского гнева?
        - Я немного изучал историю. Вы не тот человек, что будет принимать деспотические решения.
        - Что уж тут сказать, конституционный манифест о политических и социальных преобразованиях, что был оглашён в вашей истории, мы изволили объявить под давлением деструктивных событий, когда во всеобщую стачку оказалось вовлечено более двух миллионов человек, в том числе парализовав в разгар неудачной войны железнодорожную сеть.
        - Как правило, ваше величество, после выигранной войны в России наступает политическая реакция, после проигранной - либеральные преобразования. А как будет теперь? Войну, по всей видимости, выиграем. Но реформы архинеобходимы. Уже сейчас работа государственного аппарата неудовлетворительна. Чиновники нередко профессионально несостоятельны, плохо образованны, поголовно корыстны и крайне консервативны. Буржуазия чванлива, но ради денег готова на все подлости. Народ малограмотен, квалифицированных рабочих, а тем более инженеров не хватает…
        - Знаю! - Вскинул руку император. - Вашими стараниями я уж теперь многое знаю! Мне ли не… - он запнулся, скривив гримасу, затем вдруг сменил тон: - Следуя по жизненному пути, люди проживают и переживают своё настоящее в прошлое. Я же вашим появлением будто уже испытал своё будущее. И это уже во мне. И его никуда не деть. Так что всё я понимаю.
        Вчера до полуночи одолевал отчёт Государственного совета о положении дел в империи, попутно ломал глаза об экран вашего компьютера. Сравнивая. Выбирая гожие постановления, кои обрели бы форму будущих законов, как и всего военно-политического курса страны. Так что уж поверьте, я стараюсь соответствовать своему предназначению, уповая на Господа и провидение. Ратоборствую.
        - А народ… - пренебрежительно пустил дым Романов, - народ в массе сущеглуп, что мы ныне воочию наблюдаем по взбунтовавшимся губерниям. Но прерогатива монарха - сострадание. Посему, несмотря ни на что, долгом совести считаю облегчить народу нашему юдоль. - И не скрывая презрения: - А уж к чему возымели либеральные преобразования - мы уже ведаем чрез меры! Даже у вас там, в вашем сплошь демократизированном веке!.. Бог мой. Да выкиньте из головы свой двадцать первый век и попробуйте взглянуть на окружающую жизнь нашими глазами! Ваша этическая система далеко не в полной адекватности приложима к бытовым и политическим реалиям нашего времени! Вас же, по-моему, и цитирую!
        Для вас наша эпоха - прожитая красивая или трагическая история. А для нас… для меня ваше появление видится так: живёшь себе, несёшь бремя, хлопоты-радости, заботы-невзгоды. И вот на голову сваливаются… да сами себе представьте, что к вам прилетают иномиряне с Луны-Марса и ошарашивают: «Так жить нельзя!» Выдавая свои патентованные советы, начиная учить, как правильно! Хотя, признаюсь, рассчитывал, что располагая предвосхищающими зданиями, нынешние революционные волнения будут упреждены. Но, видимо, такова судьба. И поныне отвечаю пред Богом, стоя пред великой развилкой!
        Да-с! Прав был батюшка, когда говорил - помню дословно: «Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда и с ним Россия рухнет. Падение исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц».
        Основание Думы это начало конца! Я сам своими руками создал губителей моих и губителей державы. Рассадник, возомнивший себя интеллигентами премиум-класса. Политический истеблишмент, воспользовавшийся неразберихой и войной, чтобы перехватить власть, сместив законного правителя.
        - Помазанника, - не сдержавшись, чуть слышно пробурчал Алфеич и тут задавил вопросом: - Так, простите, перехода к конституционному строю не будет?
        Император восседал в кресле с виду непринуждённо, но папироса в его руке нервно загуляла, выписывая тонкой прядью замысловатые круги. Сжав кулак, он и вовсе её сломал, рассыпав пепел и табак на стол:
        - Будет! Вот где они у меня будут! Ничего менять не стану. И люди останутся те же - известное зло лучше неведомого. Все злокозненные фамилии помню.
        «Это он Гучкова, что ль, имеет в виду?! - догадался Гладков. - Хм, все, да не все[23 - Политический деятель, член государственной Думы. Едва ли не главный интересант в заговоре о смене власти. Имел личную неприязнь к Николаю II.]. Фамилию Брусилова, например, ребята на ”Ямале” вымарали из всех документов, хотя он тоже списал самодержавие с потрохами. Но тогда такой был политический момент. Царь слаб - долой царя.
        Но что характерно и про церковь умолчали, что по факту чуть ли не первая отвернулась от монархии, начав восхвалять республику. Но да ладно. Может, и тут правы - не время рушить устои. Может быть, правы, что в дополнение ко всем кошмарам, о которых поведали несчастному, не стали ещё и насиловать его веру».
        - Новые времена всё равно грядут, ваше величество. Этого не остановить. Это мировая, европейская тенденция. Мы же не останемся в азиатщине?

* * *
        До контрольно-пропускного пункта на территорию императорской резиденции остановили, кстати, всего раз, далее ведя узнаваемый экипаж визуально, передавая от точки к точке. Уже у ворот - подтянутые часовые в лучших традициях ружистики, неулыбчивый офицер, штатная, но строгая проверка. Включая осмотр кареты на предмет закладки бомб, с зеркалом на палочке - осмотр днища.
        Час был к полудню, но будто раннее утро - весь дворцово-парковый ансамбль оплыл в серой мороси, сонно бродит ветер в ветках деревьев, слышны отрывисто-приглушённые переговоры личного состава и чем-то похожие сдержанные выдрессированные «гав-гав» доберманов… Лишь колокол дворцовой церкви звонко разбивает эту монотонность.
        Эскорт остался у проходной, а Гладкова подкатили прямо к парадному входу - по пологому пандусу под свод крыльца, так как накрапывающий дождик усилился.
        Уже выйдя из кареты, Александр Алфеевич, вдохнув вкусный запах павшей листвы увядающего парка, увидел на боковой аллейке фигуру императора, возвращающегося с прогулки.
        Стоял, вежливо ожидая. Дескать, «Звали? Я тут, вашество!» Смотрел, по мере приближения, исподволь изучая, подмечая.
        На властителе одной шестой части суши простой, залубенелый под дождём парусиновый плащ. Непроницаемое лицо со слегка печальными вислыми от дождя усами, в повзрослевших глазах - ясность мысли.
        «Что наступает, когда человек, наконец, обретает понимание и выбор, - делал свои выводы Гладков, - или смиряется с единственным. Какое основное свойство правителя? Применять данные ему ресурсы, использовать людей, их умы и умения: чиновников, инженеров… даже музыкантов и поэтов всяких в целях пропаганды. И политиков, насколько они полноценны при самодержавии. Стоишь во главе и дёргаешь за ниточки. Главное, людей правильных подобрать и задачу ставить, не миндальничая. Деликатностью державу сильной не сделать.
        А Николай заметно изменился. Лёгкая меланхолия от осени, но былой отрешённости и равнодушия уж нет. В общем, вырос мальчик».

* * *
        Как-то уживается в человеке наряду со здравомыслием вера во всякие дурные приметы или же наоборот - в добрые знаки.
        Древние суеверия продолжают жить даже в нас - оциниченных детях компьютерного картирования, взирающих на мир с точки зрения байтово-пиксельной составляющей[24 - Подразумевается картирование мышления.]. А что уж говорить о рождённых в девятнадцатом веке, истово молящихся на распятие и только-только ухватившихся за гриву научно-технической революции. Хотя… физики - умники-теоретики завсегда, а ныне и подавно стали выходить за терминологию классической науки.
        Но да вернёмся к делам нашим скорбным.
        Государь император Всероссийский Николай II, далеко не глупый и образованный человек, неся в себе грузом всю трехсотлетнюю память дома Романовых, точно какой-нибудь феодально-дремучий Иван Грозный всякий раз оглядывался на символы и пророчества, прислушиваясь к святым отцам и астрологам, замирая пред вещающими юродивыми. Да что уж - всерьёз воспринимая модные на это время спиритические сеансы.
        И что там ему эти чужаки-попаданцы?!
        Вот приди они с горящими глазами знамений господних, наверняка бы предупреждения грядущих лихолетий легли в более благодатную почву. А так…
        А так… - безбожники. Адепты бесцеремонной логики и прагматизма. Хулители устоев.
        Понятия «судьба», «предопределённость», «перст божий» (то, что проскользнуло у пришельцев из грядущего как «упругость времени»), точно дамоклов меч, висели над головой и думами самодержца. Уже который раз подкидывая упрямые доказательства: приказал содрогнувшись и сгоряча снести дом купца Ипатьева, планируя поставить на том месте храм-церквушку, скромно назвав: «мученику Николаю». И?..
        Погодя доложили: «исполнено - дом снесли, с церквушкой покуда заминка вышла…»
        Но каким мистическим ужасом преисполнился «венчанный Богом царь», когда узнал, что дом по ошибке снесли не тот! А «тот» так и стоит… будто ждёт!
        Вторым фактором, мешающим императору, скажем так, профессионально править страной, являлась «законная да благоверная».
        Будем честными - нередко для неуверенных слабовольных мужчин женщина оказывается положительным катализатором, подталкивающим к действиям. Иногда умно исподволь, иногда подавляя и доминируя.
        Что же касается императрицы Александры Фёдоровны, урождённой принцессы Гессен-Дармштадтской, она, опираясь на тылы семейного ложа, всецело завладела умом Николая, неприхотливо, но мастерски оперируя своей хрупкостью, выводя «на передовую» любовь и заботу о потомстве, настойчиво и последовательно выкладывая весь букет женского эгоизма.
        Проистекай хронология века в положенном русле, пик давления императрицы на супруга пришёлся бы на самое тяжёлое время неудач Первой мировой войны, когда она, замученная недугом наследника, сама попала под влияние сибирского мужика - экстрасенса Распутина[25 - Из письма императрицы Николаю: «Так как ты снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола. <….> Будь властелином, слушайся своей стойкой женушки и нашего Друга [Распутина], доверься нам!..»].
        В нашей же истории, когда в состоянии цесаревича (по известным причинам) наблюдалась определённая стабильность, появление пришельцев сыграло с ней иную дурную шутку. В глазах Николая генетически «прокажённая» Аликс утратила статус идеальной жены и матери, что не могло не сказаться на его отношении к «любимой супруге». С виду всё было благочестиво, но эта уютная ложь не могла её обмануть - восприимчивая интуицией женщина сразу что-то почувствовала, забив тревогу, предприняв «наступление», стараясь вернуть утраченные семейные позиции. Небезуспешно. Пусть и не сразу, но… вода камень точит.
        А бедный Николай, сам не подозревая, лавировал между собственными комплексами мистических пророчеств, тихими истериками жены, вечными исподвольными прихотями семейки - «дай» (а чаще «сам взял»)… взрослея, выбираясь из запоздалой инфантильности, действительно желая и пытаясь что-то сделать для страны и народа.
        Сохраняя в себе глубоко проросшие корни крепостничества, до недавнего времени Романов был совершенно уверен, что он - «осенённый размахом крыльев двуглавого орла вседержец земли русской», обоснованно добрый правитель!
        И что народ (согнув спину, шапку долой) его искренне любит!
        И что вообще так и должно быть!
        Забыв, что от любви до ненависти куда меньше, чем наоборот!
        До появления «гостей из грядущего» государь «великий князь» Николай принимал свою жизнь и своё высокое положение исключительно эгоистично, как неоспоримую данность.
        Ужаснувшись от открывшихся исторических перспектив - первой панической мыслью было отречься, бежать, уехать в европейскую глушь, подальше от катаклизмов.
        Ему объяснили, «ямаловский» эмиссар безжалостно и доходчиво довёл, что «сняв с себя венец, отсидеться и спрятаться не выйдет, что быть ему впредь символом и знаменем монархии, надеждой на реставрацию - костью в горле, что у большевиков, что у либералов».
        Переварив и это, Николай (всё ещё возможно, что последний самодержец России) мысленно, вслух себе ли, или при доверительном свидетеле проговорил:
        - Уже поздно что-либо менять… начинать частную жизнь. Да и не смогу уж. Корона впилась в голову, и боюсь, снять её можно только вместе с нею. Я вижу перед собой путь, который высвечивает новую реальность. Но на каждом углу этого пути таятся тени того страшного будущего, в котором Россию постигли беды.

* * *
        Пока император разоблачался и приводил себя в надлежащий вид, Гладков в приёмной накоротке вёл разговор с Авеланом:
        - …на данном этапе для кораблей-ветеранов вижу выход в универсальном отоплении - уголь-мазут, насколько это возможно. И постепенно готовить инфраструктуру снабжения. А новые суда проектировать исключительно с расчётом на жидкое топливо. Котлы чисто нефтяного потребления имеют ещё одно неоспоримое положительное качество - посредством гибких шлангов гораздо легче и продуктивней проводить дозаправку судов на ходу от танкеров…
        Успевал заглядывать в бумаги:
        - …технологию сварных швов в промышленных масштабах на первых, доморощенных образцах оборудования будем вымучивать не один год. Более того, потребуется пересмотреть подход к конструкционной стали и к самому проектированию корабельных корпусов - иное натяжение, иные деформационные показатели. Не удивлюсь, что шторма, слеминг и другие гидродинамические воздействия преподнесут сюрпризы…[26 - В судостроении первые опыты замены клёпок на сварку приводили к образованию больших трещин в корпусе кораблей. Слеминг (англ. slamming) - гидродинамический удар о носовую часть днища судна при продольной качке.]
        Взаимопонимающе (как военный моряк - военному моряку) попускал:
        - А орудий для линкоров-дредноутов ещё нет. Впрочем, школа конструирования крупной артиллерии у нас на долженствующей высоте, не так ли?
        - Мною уже подана надлежащая техническая записка… непосредственно на Обуховский завод.
        - В закладываемых проектных характеристиках обязательно следует учесть перспективное наращивание калибра, соответственно - массы башен главного калибра, орудийной платформы, адаптировав тип подачи боезапаса. Все габариты необходимо «вписать» в обводы судна в оконечностях. Я прихватил чертежи…
        И когда даже в обыденности торжественный слуга, открыв створчатую дверь, пригласил их к самодержцу, увлёкшись, они всё ещё продолжали на ходу обсуждать, не заметив высочайшего хмурого взгляда:
        - …стандартизация веса снарядов разных типов! Дабы, например, чередуя фугасы и бронебойные, не надо было менять стрельбовые данные. Вообще стандартизация должна быть не только в боеприпасах. Сейчас на боевых кораблях случаются разногласия даже в номиналах электрических приборов.
        - …Ах, простите, ваше величество…
        По мнению Гладкова, с каждым разом кабинет царя всё больше походил на рабочий (по-настоящему) - массивный старинный стол теперь был нередко завален бумагами.
        Книги - золотое тиснение солидных переплётов.
        Появилась пара дополнительных телефонных аппаратов. Будто подчёркивая эту возросшую важность, один мелодично, но настойчиво зазвонил, отвлекая хозяина на короткое:
        - Да! Я понял. Без упований, а разошлите циркулярное предписание. Исполняйте!
        И даже в том, как царь стал говорить (коротко, чётко, почти по-военному), тоже стала видна внутренняя струнка и уже подмеченное: «взрослеет, набирает обороты».
        Возможно, что «человек из будущего» был вызван для чего-то сугубого, но поскольку тот явился одновременно с управляющим Морским министерством, а тем более услышав их разговор при входе (кстати, весьма бесцеремонный), повесив трубку, Романов указал жестом на предоставленные бумаги:
        - Ну-с?! По морскому ведомству? Извольте изложить.
        От «корабельных заклёпок» не ушли, только что масштабы выросли до целых флотов и отраслей, стараясь подавать императору основные выжимки, дабы не погрязнуть в деталях.
        - Если исходить, ваше величество, из известной хронологии грядущих исторических событий, - пыхтел Авелан, - десятилетняя строительная программа флота поспеет аккурат к четырнадцатому году.
        - При условии, что реалии останутся неизменными, - не забыл вставить величество, понимая, что за «четырнадцатым годом» подразумевается Большая война, - однако поостережёмся множить сущее и предположим, что в запасе эти годы у нас есть. Что скажете, господин Гладков? Всё так же ратуете за перспективное новшество - субмарины?
        - Никак нет. Просто подлодки, - подчеркнул Алфеич, - нормальные подлодки, до появления ракетного оружия против линейных кораблей самое эффективное и… неожиданное средство. Вопрос - «цена-отдача».
        - Нормальные субмарины, с вашими… э-э-э… гидрофонами и чем там вы ещё их хотите снарядить, ещё построить надо. Флот - игрушка дорогая.
        - И весьма скоро устаревающая, поэтому, чтобы не делать лишних телодвижений и избегать ненужных расходов, будем планировать, оглядываясь на заведомые знания будущего. В этом у нас известное преимущество. Парадокс морской войны в том, что большие корабли не столько воюют, сколько самим фактом своего существования служат средством большой политики. На данном же этапе и в первую очередь наша забота это закладка промышленно-производственного фундамента.
        - Но уже в одиннадцатом году суда должны сходить со стапелей. Иначе не успеваем. Так как ещё два-три года необходимы на ввод в эксплуатацию и освоение экипажами, - вмешался Авелан, извинительно кивая Гладкову, дескать, «продолжайте».
        - Исходным условием является и тот факт, что у России теперь будет четыре флота, каждый из которых имеет свою специфику театра боевых действий и соответственно - задач. Потому и корабли при однотипности проектов следует строить с оглядкой на эти факторы, применительно к условиям - по мореходности, дальности плавания, осадке и прочему. Ещё одним критерием планирования является точное знание, кто у нас будет противником.
        Так, например, Черноморский - только ли против Турции? Или против Турции в союзе с Германией? Или в союзе с Англией? Соответственно, если вообще не против Англии, то встаёт вопрос о нужности такого класса кораблей, как «океанский рейдер» и так называемый подкласс «линейный крейсер», имеющие узкий диапазон применения. Не стоит ли их вообще вывести из статьи расходов? Хотя тут вопрос в тоннаже и терминологии - назови тридцатиузловый корабль в пятнадцать тысяч тонн с броневым поясом и восьми-девятидюймовой артиллерией «тяжёлым крейсером», и это уже машина под другие задачи. Однако анализ развития дредноутной концепции (гонки вооружений) показал, что при возрастающей мощности противопоставляемой артиллерии никакая броня не может обеспечить необходимой идеальной защищённости корабля.
        - Есть мнение… - перегляд с Авеланом, - в ограниченных бассейнах Балтики и на черноморском театре изначально отказаться от высоких скоростных характеристик, делая ставку на б?льшую потенциальную мощь брони и артиллерии, являя тяжёлые линейные корабли преимущественно средством обороны с опорой на минные поля и береговые батареи. В такой доктрине у них больше шансов уцелеть и остаться на плаву, хм… на плаву истории.
        - Обороной войны не выигрываются, - бросил монарх.
        - Совершенно верно. Флот открытого океана… можно назвать с больших букв «Флот Открытого Океана», как действенный военный инструмент, потребует полноценного оперативно-тактического применения. Основные критерии - это сбалансированное соотношение боевых судов по классам, качественные и технические их показатели. А также базирование на ремонтные мощности и оперативное снабжение.
        - А это расходы. Причем изрядные, - ещё гуще нахмурился Романов.
        - К чему привела концепция fleet in being, мы видим на примере германского флота в мировых войнах. Да что уж далеко ходить - на виду откровенно скверная боевая организованность нынешнего русского…
        - Поясните! - Совсем уж скривился Николай. Не нравится ему.
        - Бряцали количеством кораблей перед японцами, в целом с неплохой материальной составляющей, во всяком случае - на уровне мировых стандартов. Но жалели денег на учения, стрельбу, выучку экипажей, сплаванность, оставаясь просто демонстративной угрозой. Первый же боевой опыт показал, что противник лучше маневрирует, лучше стреляет.
        Император, шумно двинув тяжёлым стулом, прошествовал к окну. Стоял, отвернувшись спиной, и было в этом что-то такое - то ли «не желаю слышать», то ли «стыдно-с».
        Вернулся к столу, открыл папку, поданную Авеланом, разворачивая большой, сложенный вчетверо лист:
        - Что здесь? - снова почему-то обращаясь к Гладкову, по крайней мере поглядывая в его сторону. - Чертежи…
        Александр Алфеевич знал, что там за чертежи - быстроходный линкор. «Конфетка, а не линкор. Если всё сделать, как задумано в проекте, а хочется там много и по максимуму, то и на Чёрном море… да хотя бы тот же ”Севастополь” (с чего бы название менять) будет утюжить поболе, чем двадцатичетырехузловым. И гэка на четырнадцать, а то и шестнадцать дюймов. Тут и доктрина будет не от обороны, а с мечтою о проливах».
        На первой же странице план-схема - корпус с зауженными оконечностями по ватерлинии, с особенно вытянутой носовой частью. Такая концепция требовала специального подхода к размещению погребов концевых башен главного калибра, диаметр погона которых следовало рассчитывать исходя из ширины не более одиннадцати метров. Сами башни смещались в направлении середины корпуса, а подача боезапаса из ячеек хранения проходила по горизонтальным линиям.
        Следующей страницей показана линейно-эшелонная компоновка машинного и котельного отделений. Котлы треугольного (трёхколлекторного) тонкотрубного типа вопросов не вызывали, как и сами турбины, - даже в экспортном варианте предвиделись к срокам. Зато система передачи крутящего момента… вот тут было главное «но». Всё дело было в том, что для оптимизации работы и наибольшей эффективности высокооборотной турбины с низкооборотным винтом требовалась система понижающих передач на вал, дающая экономию массы и расхода топлива, повышения коэффициента полезного действия винта. Самым перспективным был турбозубчатый редуктор. Впервые на корабле подобного класса был применён лишь после ПМВ - британцами на линейном крейсере «Худ». Из чего можно предположить, что английские инженеры уже занимаются этой проблемой. Но понятно, что дело это не быстрое - надёжность редуктора стала возможной только с применением гликоидальной (косой) передачи зубчатых соединений.
        Вот тут и был соблазн, реализовав преимущество постзнаний, оказаться «впереди планеты всей». Поднять свои корабли на уровень выше одноклассников потенциальных противников, а то и вовсе вывести Россию на передовую приоритетных технологий судового машиностроения. Вообще таковой была изначальная задумка - зная тенденцию развития в любых отраслях промышленности, осуществлять поэтапное внедрение новинок. Каждая будет нести очередное улучшение, тем самым всякий раз опережая на шаг изделия конкурентов, оставляя их в роли догоняющих.
        У России сейчас была понятная фора - с учётом информации из будущего теоретические работы фактически были на руках. Эти материалы на «Ямале» имелись. Отыскались и чертежи, и, в частности, формулы расчёта передаточного числа редуктора. Но сам техпроцесс производства, материалы, марки стали - вот этого не было. Откуда?
        То есть разработку так и так придётся вести практически по полной программе - в классическом варианте внедрения новых технологий - движением от простого к сложному. Любая идея требует, как правило, последовательного воплощения в металл, методом проб и ошибок, выявляющим «детские болезни».
        Сюда входит подготовка предсерийных образцов, опытовые отработки новых типов двигателей на стендах и кораблях малого-среднего класса. Затем расширенные «полевые» испытания. И лишь потом выпуск законченного изделия.
        Беда, что на данный момент, при сравнительно современном оснащении российских машиностроительных заводов, мало какое предприятие в состоянии осуществить подобное.
        Хотя… при должном вложении средств и усилий в итоге справились бы. Однако эпопея с выполнением заказа, скорей всего, растянется на такие сроки, что те же британцы всё одно финишируют первыми. Особенно с тем уровнем сохранения секретности, что сейчас наблюдается в Российской империи.
        Был другой вариант - уже сейчас кое-что подкинуть европейцам (из союзников) с расчётом на последующую поставку изделий по договору. Дескать, пусть они мучаются, нянчат техпроцесс, а там и российские производители подтянутся на готовенькое.
        Если общий проект линкора проходил через Авелана (выступление Гладкова перед маститыми адмиралами МГШ (морского генштаба) или чиновниками техкомитета заранее было обречено на скептическую встречу), то все вопросы новинок, связанные с «Главным Секретом Империи», решал непосредственно император - за ним выбор стратегии.
        В версии «делёжки технологиями с союзниками» недостаток лежал на поверхности - вроде бы оставаясь на мировом техническом уровне, губили свою инженерно-производственную базу. И вообще возникали сомнения - стоит ли гнать «западников» впереди паровоза?
        Тут, что Авелан, что Гладков ратовали за петровский тезис «флоту быть!». Но всё упиралось в волю монарха и, главное - в финансирование.
        А император, вроде бы и осознавая, что положено на чашу весов, понимая, что медленного плавного развития не получится (десять лет пролетят - не заметишь!), что надо гнать индустриализацию, чёрт возьми «по-большевистски»… тем не менее всё никак не мог настроиться на новый лад и смириться с просто сумасшедшим вливанием денег в экономику.
        Война на дальних рубежах страны остро показала необходимость основания региональных, не зависимых от центра структур материального обеспечения. Именно поэтому с решением по судоремонтному, а по факту - судостроительному, заводу во Владивостоке «под ключ» от Крампа разобрались без проволочек.
        И то же самое необходимо было возводить на Коле, включая организацию полноценной базы флота, строительство нового города - Романова-на-Мурмане (основным предлогом форсирования северного направления, конечно, служил факт «Ямала»).
        Хозяин земли русской смотрел на сметы и только качал головой…
        Одна «чугунка» на Мурман по предварительным расчётам обойдётся в пятьдесят миллионов золотом. А тут ещё Столыпин и государственная аграрная политика, миграция человеческого капитала (крестьянской массы) на Дальний Восток и всё, что с этим связано. И опять, и конечно же за казённый счёт.
        А когда намедни согласовывали бюджет на возведение стоянки под «Ямал»! Со всем научно-производственным комплексом, системой охраны, обеспечением, снабжением, закупкой оборудования, станков. А также перемещением масс людей для строительства, обслуживания, постоянного места жительства рабочего персонала… впору было головой не качать, а хвататься.
        Он и хватался, произнося что-то типа «Несообразно дорого!»
        «Не дороже, чем жизнь! Потратить личные семейные сбережения! Зачем деньги мёртвым!» - вырвалось тогда у Алфеича. И сам удивился своей несдержанности.
        Как правило, всегда уравновешенный Романов тогда буквально вскричал: «Не обязательно мне всякий раз напоминать!»
        Сейчас же, заметно поскучнев, перебирая листы с чертежами и колонками цифр, величество скептически поджимал губы:
        - Наши-то, поди, не осилят своей квалификацией, - сквозануло у Романова что-то разочарованное, будто страдающее извечным русским преклонением перед всем западным. Когда сам-то, кстати, не русского происхождения. Когда сам же в своё время поставил приоритетным размещать военные заказы на отечественных предприятиях.
        И повторяясь:
        - Наши-то, поди, не осилят своей квалификацией. И досель основные валы машин продолжаем закупать за границей, подшипники импортируем, шаровые опоры орудийных башен та же история, и что там ещё?.. - Взгляд на Авелана, на Гладкова, на чертежи. - Здесь, насколько я понял, требуется высочайшая точность обработки. Да? В самом деле, не отдать ли французам под соглашение о совместном производстве? Александр Алфеевич? Вы у нас предвзятый эксперт с инженерным образованием. Вам советовать.
        - Справимся сами. В конце концов, можно рассмотреть и параллельные решения проблемы. Пойти по американскому пути - равно так, как на «Ямале», используя турбоэлектрическую компоновку[27 - Американские конструкторы (ввиду ненадёжности и сложности изготовления турбозубчатых агрегатов) на многих крупных кораблях с начала 1920-х годов использовали иное решение - турбоэлектрическую энергетическую установку. Вся мощность турбин расходовалась на питание электрических генераторов, а уже от них питались соединённые с гребными винтами электродвигатели.].
        Или же оставить в проекте энергетики корабля закладку под установку трансформатора Феттингера - конструкция поспеет к Большой войне. Её, кстати, будут планировать на какой-то из наших линкоров, уж не помню[28 - Гидродинамическая муфта Феттингера запатентована ещё в 1902 году. Планировалась на установку в проекте линкора (1914 г.) Ревельского судостроительного завода Руссо-Балтийского общества.].
        - Но зубчатые редукторы лучше? - с заметным упрямством спросил Авелан.
        - Зубчатые лучше, - уверенно подтвердил Гладков, - если опустить техзадачу на предприятие по профилю… профинансировать… дать направление на перспективу и инженерные идеи, думаю, справятся. На данный момент петербургский «Металлический завод» вошёл в соглашение с известным французским инженером профессором Рато на право постройки в России турбин его системы. Но от её первоначального типа, конечно, будем уходить, внося запатентованные в привилегию оптимизированные улучшения. А что-то и оставляя в секрете. Соответственно приняв по предприятию все надлежащие меры безопасности. Путиловский завод следует поставить на разработку и освоение понижающих систем… со всеми вытекающими. Впоследствии расширяя ассортимент, отрабатывая изделия на малых классах - эскадренных миноносцах. В общем, я уже говорил.
        - Погодите! А ваш амбициозный северный проект по последнему слову техники? Как там вы его называли - «научно-производственное объединение». Я право думал, что вы всё это станете осваивать там, в созданном закрытом анклаве. Именно, повторюсь, «закрытом анклаве», дабы не слишком торопить массовый прогресс, сохраняя секретность технологий.
        - Ваше величество… - выдавил из себя Гладков - он видел, что при всём противоречивом отношении к проектам «ямаловцев» Николай, да и Авелан, иногда возлагали слишком большие надежды на силу прогрессорства. Особенно под впечатлением просмотренных видео с компа. Да и наобещать пришлось немало, иначе бы…
        «Иначе бы, - мысленно матерился Алфеич, - Николаша тянул бы эту бодягу незнамо сколько, не решаясь принять решения без маститых бородатых советчиков, волоча по инстанциям, порываясь создавать всякие государственные комиссии. Медленные они тут. Прав был Гегель с Марксом - ”бытие определяет сознание”. И наоборот. Странно, вроде люди те же, плодятся, как нормальные кролики, инженеры встречаются толковые, я бы сказал умнейшие. Чёрт возьми, да все известные теории в физике рождались сейчас и даже раньше. А медленные. Их бы ради нужной стимуляции в сталинские шарашки засадить! Вот тогда бы выдавали на-гора!»
        Звуки возвращаются - Романов задаёт вопросы в том же духе:
        - А ваш заказ в Германии и САСШ длиннейшим списком - на новое, передовое оборудование, которое и у них ещё не производится?
        - Ваше величество! Если вам будет угодно…
        - Угодно будет.
        - Хм. Что ж, извольте. Становление предприятия дело не быстрое - организация, кадры, материалы, снабжение. «Железка» опять же ещё не подведена. Тем более… мы не заводчане. До многого доходить придётся таким же методом проб и экспериментов. Потому и спектр заказанных станков столь разнообразен. Со спецзаказами у иностранцев мы немного рисковали - заданные параметры могут натолкнуть их на некоторые ненужные мысли. Но иного решения не виделось.
        О химии и физике металлов я уж и не говорю - практически только теория. Самое крупное, что мы планировали - на базе ещё не построенного Крампом завода, производить подводные лодки и, возможно, эсминцы, по оснащённости и боевой возможности выше уровня мировых стандартов. И только набрав собственные мощности… уж тогда наладить по месту сборку малосерийной гусеничной техники или авто - чего-то подобного понравившегося вам, когда посещали «Ямал».
        Тут бы вообще надо делать упор на механизацию армии на основе советского опыта, сиречь «трактора в танки». Тягачи и самоходные орудия, подвижные соединения. Есть определённые документированные материалы по армейским уставам, современным способам ведения войны. Диверсионных и специальных действий. Звучит оптимистично, но вот с реализацией…
        Уже говорил и хочу ещё раз обратить внимание. В той, нашей истории, после «цусимской катастрофы», получивший весомую оплеуху флот сумел перестроиться, учесть опыт и ошибки. Армия в меньшей степени, но поражение заставило многих генералов задуматься. Боюсь, что сейчас подобного не произойдёт, поскольку таких позорных поражений уже не будет, надеюсь, удастся избежать. Но проблема не снимается, и кадровая чистка во всех звеньях военного механизма по-прежнему необходима. Как и переход на другой уровень управления и тактики.
        Я не особый специалист по армейским делам и могу сейчас высказаться лишь кратко, и основное: это введение современных образцов пехотного вооружения, включая тяжёлые и лёгкие пулемёты, боевое применение пехоты и кавалерии в соединениях, при артиллерийской поддержке (полковой, дивизионной и прочих) с учётом использования бронированных машин и авиации. Сюда в обязательном порядке следует включить более технологичные средства связи и коммуникации.
        Что же касается нашего, так называемого «научно-производственного объединения» на Коле… основной нашей специализацией вижу эскизное проектирование прототипов, конструкционное упрощение сложных моделей, непрактичных для нынешнего примитивного обслуживания и эксплуатации. Пересмотр и адаптация технических цепочек под местный промышленный уровень. И поднятие этого уровня по возможности. В регламенте - двигатели внутреннего сгорания, автомобили, аэропланы, оружие, новые станки, в том числе для производства станков. Химия, включая нефтепереработку, пластмассы, удобрения. Радиоэлектроника, электромеханика и точные приборы.
        Ещё, что не менее важно - образовательные программы и здравоохранение, списанные с советских к?лек (увидел, как в очередной раз скривился император при упоминании «советского», и намеренно поправился), в какой-то мере списанные ещё с царских к?лек.
        Неплохо бы и определиться с планированием экономики. Не забывать патенты на привилегию.
        Избежав массы ошибок и тупиковых направлений, тем самым мы сэкономим кучу государственных средств и ресурсов…
        - Фух! Довольно высоких материй, - выдохнул Романов и поплыл взглядом в сторону, где массивные напольные часы отбивали такт времени. Вздёрнул брови - дескать, а час-то к обеду, господа. О чём тут же умиротворяюще объявил, тем самым приглашая, отдав соответствующие распоряжения гвардейскому офицеру, явившемуся «на колокольчик».
        Но прежде всё же слегка задержался, проговорив с вкрадчивой шпилькой:
        - И без того сиволап наш народ. А тут ещё вы… с патентами. Я в той сути, что вы на сто лет украли у технически творческих людей все прожекты и перспективы новых открытий. Всё наперёд распишете, все патенты загодя заберёте.
        - Да неужели! - Гладков сознательно «полез в бутылку», разозлившись за «сиволапость». - Светлыми умами Россия не обделена. И идеями. Изобретателей, опередивших иностранцев, я могу долго перечислять по фамилиям и датам. Вот только почему-то получалось, что всякий раз мы шли в кильватере просвещённой Европы. Потому что зачастую случается так: придёт в ваш «имперский комитет по изобретательствам» какой-нибудь «левша-кулибин», любой, даже с гениальным и почти очевидным предложением… Так всё равно высокопоставленные канцелярские крысы трусливо под сукно засунут и будут ждать, когда то же самое «выстрелит» за границей. А потом за откаты у французиков или сэров-пэров покупают. А чтоб народ не был сиволап, как вы изволили выразиться, надо вводить обязательное начальное образование. И тогда будут вам и высококвалифицированные рабочие и инженеры, и таланты и гении… Дай-то срок!
        - Ох, и можете вы, господин Гладков, пришелец из далёких годов грядущих - и тут сумели уколоть. Ну почему вы такой?
        - Злой?
        - Не обязательно. Просто такой.

* * *
        Обед прошёл немного натянуто. За стол был приглашён и министр иностранных дел Владимир Николаевич Ламсдорф - как раз его автомобильчик, сердито пыхтящий и веющий вонючим сизым выхлопом, подали к парадному.
        Присутствовала фрау Гессен-Дармштадтская, немногословно, но забавно лопоча с акцентом, иногда вворачивая изящные немецкие обороты, вполне возможно, что-то по-бабьи чувствуя и пытаясь внести лёгкость. Однако всякие и без того не принятые за столом деловые разговоры при женских ушах исключили вовсе (по причине досадных моментов узкого круга… о чём позже).
        Лишь император, стараясь показать незначительность, обронил, обращаясь к Гладкову:
        - А ведь в упомянутом вами вопросе об изобретательствах затронута немалая казуистика. Сии комиссии (по адмиралтейству, главному артиллерийскому управлению и другие) существуют на казенный кошт. И немалое финансирование на иные проекты выделяют. Как избегнуть тупиковых направлений, не тиражируя особыми циркулярами секретные сведения и не расширяя посвящённых в… хм? Сложно-с. Проблема…

* * *
        Да, это была проблема.
        Правитель империи, имеющий эксклюзивные материалы, дающие пищу для размышлений, выводов, предоставляющие определённые преимущества - политического, экономического и технического характера, был вынужден ограничиваться узким кругом осведомлённых.
        С кем ему приходилось делить знания, советоваться, принимая решения?
        С Ширинкиным? Который чуть ли не умолял «не ширить список доверенных лиц». В первую очередь, опасаясь за жизнь монарха. Обоснованно - за козырь под названием «Ямал» табакеркой можно получить и от своих - ближайших и «великих», науськанных из-за бугра.
        С Авеланом? Который при всей адекватности, оставался военным моряком с необузданной потребностью в плавающей броне и пушках.
        С Гладковым? Чужим и в чём-то непостижимым пришельцем. Который познал Россию под отвратительной властью большевиков и, не скрывая, восхвалял многие достижения Советов.
        Даже министр иностранных дел Ламсдорф выпадал из обоймы! Довольствуясь уже априорными данными, порой вызывавшими у него недоумение: «Откуда досель не блиставший политической смекалкой государь Николай черпает ту или иную информацию? Чем он руководствуется, задавая императивы, выбирая направление государственного курса, с заглядом на ближайшие десять (как минимум) лет?»
        Романов прекрасно осознавал эту ограниченность, особенно в вопросах геополитики, где остро необходимы были взгляд, знание, дипломатическое чутьё, аналитическая работа и прогнозы профессионала. Отчасти, а где и в полной мере, неполноценность такого положения компенсировалась всё той же поистине великолепной информационной составляющей, в которой собран практически весь политический расклад на ближайшие годы, выявленные и обсосанные историками скрытые помыслы государств, мотивации их правителей.
        И известные последствия.
        Однако Николай ни на минуту не забывал, что изменение исторических событий, возможно даже один неосторожный непродуманный шаг могут привести к тому, что всё пойдёт по-иному! Когда уже не будешь знать, что же там за новым историческим поворотом!
        А ещё боялся, если всё вообще пойдёт вразнос! И не остановить.
        Так же, как случилось с Великой войной! Когда все интересанты рассчитывали на скорую победу, а затянуло… И последствия оказались поистине ужасными.
        Именно потому Первая мировая занимала его думы едва ли не больше, чем текущая русско-японская. Так как знал, что даже при всех известных неудачах война с японцами и первая русская революция не грозили полным крахом.
        Конечно же исход войны на востоке увязывался в общую конфигурацию геополитического расклада, дальнейшего промежуточного межвоенного периода с критическими точками вероятных конфликтов и заключённых союзов - с кем-то и против кого-то. Но итогом была Первая мировая война. И великие потрясения для империи. И его личные.
        Как там однажды высказал ему этот нигилистически и безбожно ужасный человек: «Да, мы все умрём. Мы, без всякого сомнения, все рано или поздно умрём! И понимая это, и ощущая это как неизбежность, цепляясь за жизнь, мы сознательно ли, или неосознанно делаем свой исключительный нравственный выбор.
        Правители мыслят не тысячными категориями, а жизнью-смертью десятков, сотен тысяч. А кто и миллионами погибших.
        Но кто подводил баланс? Кто считал, как аукнулись те или иные решения? Единственные правильные или бездарно ошибочные? Сколькими-то смертями сейчас, но зато столькими-то счастливчиками потом?
        Как бы там ни было, в государственных устройствах случается всякое: революции, тирании, демократии… империи процветают, увядают или вовсе рушатся под варварскими волнами. Но это ничто по сравнению с твоей личной смертью».

* * *
        Императорский стол как всегда был на высоте - вкусно, разнообразно, гармонично. И никакого лишнего пресыщения - в подаче блюд и порциях. И даже во времени, отведённом на то или иное кушанье. Впрочем, Гладкова на таком «преступлении» не поймаешь, и без того был научен и своеобразно искушён. Ещё в той жизни.
        И не обязательно на занятиях по этикету рестораций в военном училище (до того ли им тогда было - курсантам-офицерикам в вечной «нехватке» молодых организмов). Он просто помнил, как его супругу на семейном юбилее поучала её породистая и выдержанная в манерах бабка - из благородных, из-под дворян:
        - Локотки у талии, милочка, осанка прямая! Насытившись, ни в коем случае не откидываться на спинку стула - это признак азиатского варварства и извращенцев-чревоугодников римлян.
        «С постоянной подтянутостью за столом, лишка в тебя просто не полезет», - вспоминая, соглашался Александр Алфеевич, отложив очередной прибор, повинуясь условностям этикета - сигнал дан: «главный за столом» уже макал губы в салфетку, тонко звякали ложечками остальные.
        Стало быть, оттрапезничали. Оставив ощущение лёгкого недоедания. Но всё равно желудок приятно грел всё тело, и мысли ворочались куда как медленней. Да ещё под рюмку-две чего-то градусного, не коньяк-вино - исконно русская наливка.
        После столовой и курительной комнаты снова был кабинет императора.
        Ламсдорф привёз пришедший курьерской диппочтой пакет от адмирала Небогатова.
        Вскрыв письмо, Николай погрузился в чтение.
        Авелан и Гладков терпеливо ждали.
        Ламсдорф томительно и скромно стоял в сторонке - он всё ещё находился под впечатлением от недавнего, совершенно дурного конфуза, инспирированного службой безопасности Ширинкина.
        Суть - случилось, что при работе секретного отдела с известными материалами выплыло упоминание о дневниках министра, часть которых была опубликована в 1926 году (что понятно случилось уже после смерти Владимира Николаевича)[29 - Дословные слова из дневников: «Я оказываюсь в положении единственного обладателя государственных тайн, являющихся основой наших отношений с другими державами… Мои секретные архивы содержат тонкости политики последнего царствования…»].
        Ширинкин пройти мимо этой информации ни в коей мере не мог. Заручившись дозволением императора, провёл с министром крайне неприятную беседу, вынудив предоставить для досмотра все имеемые на руках документы, включая личные записи. Правда в изъятых бумагах ничего особо компрометирующего не обнаружил - лишь намёки и догадки. Тем не менее доложил, что «попади документы в руки вражеской разведки, при должном пристальном изучении сии записи могли навести на правильные, невыгодные нам выводы».
        Пристыженный Ламсдорф заверял, что «и в мыслях не было», немедленно попросил отставки.
        Прошение Николай отклонил, сочтя дело незначительным, а самого министра соответствующим своей должности, а главное с профессионально правильными взглядами на политический курс государства.
        Впрочем, и доверием особым так и не оделили.
        Однако эта история имела продолжение, вылившись в «высочайший» закрытый скандал.
        Ширинкин пошёл дальше - в порыве сторожевого рвения осмелился предложить императору проверить почту императрицы.
        Благородное монаршье негодование не помешало мужу Николаю предпринять личное дознание, а затем провести серьёзную (по-семейному) беседу с императрицей! В ходе которой под покорные слёзы он бесцеремонно вытряс её переписку, где обнаружил…
        О! Нет! О «Ямале» она честно «ни словом». Но было там о «пророчествах этих людей», где предупреждала родню о будущей войне, бедственной для фатерлянда: «Ах, какое несчастье, что моя родная Германия и новая родина, родина моих детей Россия, вскорости сойдутся в смертельной войне».
        Николай пришёл в неописуемый ужас - своими предупреждениями императрица выдавала будущие политические приоритеты державы!
        Когда Ширинкин по секрету обо всём этом поведал, Гладков вдруг представил орущего Николая (ну точно Никулин в «Бриллиантовой руке»): «Как ты могла?! Ты, жена моя, мать моих детей!»
        Хотя кричащий на свою дражайшую Аликс Николай - это, пожалуй, перегиб.
        Но сокрушённо покачав головами, единым мнением с Ширинкиным сошлись - насколько всё висит на волоске… и ходим по ниточке… и всё тайное на тонкой грани провала.
        Сейчас же, глядя на бледного Ламсдорфа, вспоминая, сколь непринуждённа за столом была императрица, Алфеич с безысходностью констатировал: «А этой курице хоть бы хны».
        Закончив чтение, государь передал бумаги Авелану:
        - Сами потом на досуге перечитаете. Небогатов со своей эскадрой уже должен быть в Индийском океане?
        - Скорее всего, - подтвердил адмирал, - последняя телеграмма приходила из Джибути.
        - Это письмо тоже передано оттуда через русскую миссию. Видимо, Небогатов не спешил со своими выводами. И не желал доверяться телеграфу. Да и объём не мал. Тут во второй части соображения чисто на флотские и корабельные темы - ваша, Фёдор Карлович, епархия. Но главное… - Романов сделал многозначительную паузу, бросил косой взгляд на министра и особый на доверенных, зная, что выдаёт маленькую, но сенсацию, - Гулльский инцидент!
        - Что-о?! - протянули оба, и только Ламсдорф, ясное дело, что ничего не понял.
        - Северное море близ Доггер-банки! - стал намекающе и почему-то торжественно перечислять Романов. - Шумиха по поводу угрозы японских миноносцев, рыбацкие суда. Знакомо, да? Только Небогатов сумел воздержаться от обстрела (потому и в прессе скандала не случилось!). Высланный в досмотр крейсер обнаружил миноносец! Под британским флагом. И нет сомнения, что это было именно английское судно с английской командой. Но ещё адмирал пишет… тут он подчёркивает, что данные не совсем подтверждённые - обнаружены признаки подводной лодки. И якобы даже след от мины. Что, возможно, воспалённому сигнальщику и померещилось. Однако…
        - Гулльский шиворот-навыворот! - бестактно перебил императора Гладков. - То есть, вполне вероятно, что никаких японских миноносцев и в помине не было!
        - Ни тогда, ни в этот раз, - тихо добавил Авелан.
        - Погодите, погодите, - снова вскинулся Александр Алфеевич, - получается, слух о японских миноносцах бритты распустили намеренно. А сами отрабатывали тактику засады средствами подплава в реальных условиях - оружие-то новое! А заодно тем самым пытаясь и союзникам помочь! Однако жу-ки-и-и! А знаете… Как-то мимоходом попалась мне информация о субмаринах англичан на Тихом океане, на коммуникациях близ Порт-Артура. Уж правда ли, нет, но в свете открывшихся подозрений…
        - Чёрт! - вырвалось у Авелана. - Надо будет обязательно предупредить Рожественского.
        - Если все эти сведения верны, - покачал головой Романов, - сие весьма скверно и тревожно. Поскольку выбивается из наших политических и стратегических расчётов. Неужели они всё же решатся на вмешательство?
        Все взглянули на кашлянувшего Ламсдорфа, что явно чувствовал себя немного лишним.

* * *
        Создавшаяся мировая политическая обстановка на период, будем считать, с текущего 1904 года и на ближайший десятилетний загляд была сложн?, запутанна и неоднозначна.
        Царская Россия, уже повязанная союзом с республиканской Францией, вела войну с Японией, при этом Париж крючкотворно открестился от военной помощи.
        Англия, глядя на растущие амбиции Германии, в свою очередь начинала исподволь подтягивать к себе Францию, заключая соглашения по спорным колониальным вопросам в Африке. И была не прочь приобщить к будущей «дружбе» против тевтонов Санкт-Петербург, предполагая «тройственный союз». Наряду же с этим продолжая оставаться рьяным антагонистом России не только в текущей войне с Японией, но и нагнетая противоречия на южных границах Российской империи - в Афганистане, на Тибете, в Персии. Ко всему прочему сэры уж о-о-очень не хотели видеть русских хозяевами черноморских проливов - эдакой идеи фикс династии Романовых.
        С особой опаской Уайт-холл смотрел на любые попытки сближения Ники и Вилли, где грезился уже другой «тройственный» - между Россией, Францией, Германией. Понятно против кого.
        Другое дело, что у немцев своя фикс-заноза - какую бы войну ни затевать, непременно надо разгромить «лягушатников». Что, собственно, они и проделывали… периодически.
        А там ещё и Австро-Венгрия, с которой Германия и союзничает, и делит влияние в пронемецком мире. И Италия, которая склонна задружиться с дойчами, но «бодается» с двуединой монархией из-за куска земли на побережье Адриатики - Далмации. И ещё вечная склока на Балканах.
        Для российского императора всё это будто бы лежало наглядно на виду, почти разложенное по полочкам, расчерченное кружочками-стрелочками - кто, куда и с кем.
        Кто бы сомневался, что свои политические и стратегические расчёты Николай II теперь строил исходя и исключительно положившись на исторические постфакты. Опираясь на документальную базу, так сказать, первоисточников. Впрочем, не забывая, что каким-то образом и «Ямал» уже колыхнул ткань истории, вокруг которого теперь водили мутные хороводы разведки Англии, Германии и ещё там чьи-то. И что иной исход русско-японской войны ломает рисунок на карте… уж Дальнего Востока точно.
        Да и сам Романов, кстати, на данный момент имел в некотором роде правленую точку зрения на многие аспекты, в том числе с совершенно неожиданно пришедшей стороны.
        Предоставленный «ямаловцами» пакет исторических материалов содержал прекрасную фильмотеку-документалку. Естественно, что и по истории государства российского, и по войнам в частности. И так уж выходило, что Вторая мировая (она же наболевшая Великая Отечественная) война имела самую большую подборку.
        Николай окончательно забросил своё терпеливое увлечение фотографией и все вечера в настоящее время тратил на жадный и крайне познавательный просмотр исторической хроники с подвывающего кулером ноутбука. А потом бывало целый день ходил немного пришибленный от впечатлений и ужаса. И как оказалось, делая выводы.
        Наверняка он и сам осознавал перекос, возникший у него в сознании, понимая, что и немец в «четырнадцатом» не тот, что в «сорок первом», и Вильгельм не Гитлер. Но засиживаясь за полночь, прикрывал уставшие от экрана глаза, и казалось ему, что план Шлиффена-Мольтке уже вышагивает по Европе и немецкие маршевые колонны топчут западные российские губернии.
        Вдруг неожиданно в памяти всплывали те нелестные отзывы о немецком кайзере, что давал отец - Александр III, и сейчас строго взирающий с портрета на стене: «Он безумец! Это дурно воспитанный человек, способный на вероломство».
        Да и сам от дойче-родственничка был далеко не в восторге. Собрав воедино все разрозненные факты - из прошлого, будущего, - Николай Александрович всё больше утверждался в негативном по отношению к Вильгельму мнении. Теперь о каком-нибудь «Бьёркском договоре», как об альтернативе, речи быть не могло априори[30 - Бьёркский договор о союзе Германии и России был подписан во время встречи Николая II и Вильгельма II в 1905 году близ острова Бьёркё. В силу не вступил.]. Тем паче что стратегию свою он уже выбрал… стратегию, где союз с Германией не предусматривался.
        - Прискорбным долгом, господа, поставлю себе сделать утверждение, что мировая война неизбежна… - звучал в императорском кабинете голос самодержца - говорил, будто резал, будто спешил высказаться. Будто себя же убеждал, а не только этот строгий взгляд с портрета. И не только этих внимательно внемлющих, однако явно готовых высказать свои соображения и даже возразить - иначе зачем было приглашать и называть это «совещанием». Пусть и крайне узкого круга.
        - …слишком много заинтересованных, слишком много накопилось противоречий среди причастных сторон, решить которые можно только «большой кровью». Посему в этом контексте вижу невыполнимость какого-либо «миролюбивого внешнеполитического курса» для державы нашей. Опираясь же лишь на своих двух главных союзников - армию и флот, мы будем поставлены в затруднительное положение «одиночки», окружённого явными и потенциальными противниками. Честно скажу, что даже на Францию, с коей у нас соглашение, положиться в полной мере не берусь. Тем паче, стремясь проводить политику равноудалённости от Германии и Англии, будучи в любом случае втянутая в войну, Россия вынуждена будет принять чью-то сторону. Выбор нам известен, но выложу свои и исторические вердикты.
        Опыт двух войн показал никчёмность в военном отношении Италии, полностью утратившей своё римское величие…
        Тевтонский натиск Германии, даром что названый kriegsmaschine…[31 - Kriegsmaschine (нем.) - военная машина.]
        Бульдожье упрямство англичан, всякий раз неуклонно идущих до конца…
        И тонкую натуру… - с презрительнием, - прекрасной Франции, готовую поднять подол и уступить.
        Что касается сидящих за океаном САСШ - их выбор британской стороны конфликта совпадал с выгодой и, вероятно, предопределённостью англоговорящих стран.
        Будто призывая слушателей к раздумьям, Николай сделал небольшую паузу, куда успел втиснуться Авелан, вопросительно обозначив:
        - Значит, Британия?
        В общем-то, секретом это не было, что мнение Е.И.В. за союз с англосаксами.
        - Британия, - утвердительно повторил Фёдор Карлович, - стало быть, вся наша многолетняя подготовка к противостоянию с исторически сложившимся врагом…
        - Выбор за сильным союзником, - аргументировал Николай.
        - Простите, ваше величество, - извинительным тоном давил Авелан, - не то что я сторонник Вильгельма, но при настоящем политическом настроении, заставляющем опасаться со стороны Англии и прочих политических недругов России всякого противодействия успехам нашего дела в войне с Японией, почему бы не ориентироваться на дружескую нам сейчас Германию? Более того, недавние (пусть и тайно неофициальные) события с «Рюриком» являются, несомненно, вызывающими, оскорбительными для нашего достоинства и чести.
        - При всём уважении к германской военной машине, две проигранные Большие войны являются показательным дискредитирующим фактором, - отчеканил Романов, хлопнув ладонью по столу.
        Затем с вызовом взглянул на Гладкова:
        - И вы считаете мой выбор не в пользу Германии неверным? Уж я-то посмотрел… насмотрелся на все те безобразия, кои чинил немец на нашей территории! Эти ужасные газовые атаки, концлагеря, повешенные… Впрочем, повторюсь - как-то уж очень неудачливы германцы в своих военных кампаниях.
        - Ну почему же. В определённом смысле немцами, как вояками, можно восхищаться. Германия, раз за разом набирая силу, при ограниченном ресурсе строила свою военную стратегию на умении и выучке, стремясь блицкригом разгромить противника. Но всякий раз, особенно сталкиваясь с территориальным размахом России, теряла темп (война переходила из плоскости боевых действий в экономическую плоскость)… В итоге проигрывая.
        Но я согласен - не надо нам экспериментировать, и без того неметчины на российских просторах вдосталь. В торговле, промышленности, а отсюда шпионаж и прочие интересы…
        - И всяческое совершенно бесцеремонное и эгоистичное стремление кайзера вовлечь Россию в русло германской политики, - строго дополнил Николай, - но вы бы поаккуратней с «неметчиной».
        - Простите, - спохватился Гладков, догадавшись, что имел в виду государь, точней «кого».
        - Я предлагаю сыграть тонко! - торжественно объявил император. - Нам известны британские опасения за наш союз с Германией. Посчитаем «Антанту» исторически сложившимся фактом и используем эти знания для торга в отношении Японии. То есть будем всячески изображать усиление контактов с Германией, дабы снизить агрессивные намерения Англии в отношении России. Тем самым избежав вмешательства в дело завершения войны с японцами в нашу пользу и заключение выгодного для нас мира на Дальнем Востоке.
        - Ежели верны догадки… с донесений Небогатова, - упрямо покачал головой Авелан, - а также учитывая подозрительно стоящие в базе Вэйхайвэй военные корабли, британцы всё же вполне могут рассчитывать добиться своего на востоке. А затем понадеяться на паузу (в несколько лет до 1914 года), чтобы успеть наладить с нами отношения к началу большого конфликта в Европе.
        Вильгельм же… в нынешнее наше дело с японцами вмешиваться однозначно не станет!
        - Хочу напомнить, - решился встрять Гладков, - что Фишер именно сейчас предлагает разделаться с флотом Германии, пока кригсмарине не набрали силу (есть историческая справка).
        До дела, конечно, не дошло… но а вдруг?
        И что тогда будут стоить наши, даже объединённые с германцами, сухопутные армии против островного государства с подавляющим торжеством Хоум Флита? Хотя…
        Хотя я с вами, ваше величество, согласен. Англов можно шантажировать. Они должны понимать, что в случае союза Франция - Россия, плюс Германия - Австрия им вообще ничего не светит. Тут и американцы не помогут, а эти господа на проигрышную фишку не поставят. Боюсь только, что англичане не поверят, что мы сможем состыковать франков с тевтонами. Какую мотивировку проведём?
        - А никакую! - выпалил довольный Николай. - Сделаем загадочное лицо.
        - Но если британцы все же не клюнут?
        - Думаю, здесь смело можно положиться на Вильгельма, что бьёт и копытом и шпорами - так жаждет со мной личной встречи! И в Лондоне об этом знают наверняка.
        - Что ж, ничего нового. Британцы… - повиснул недосказанностью Гладков.
        - А что вы так, Александр Алфеевич, не милы вам британцы как союзники?
        - Отчего же. Не хуже других. Как говорится, война учит нас не любить врагов и по-настоящему ненавидеть союзников - не помню, кто сказал.
        - Никто нас не и заставляет заранее полностью доверять англичанам. Но мы и не настолько сильны, и не в том положении, чтобы грубо кроить, пренебрегая дипломатической гибкостью.
        - Нынешний договор Лондона и Токио не предусматривает военной помощи японцам, но так просто своих ставленников на Дальнем Востоке англичане не сольют. Оперативное напряжение со стороны Вэйхайвэя будет сохраняться. В конце концов, им ещё надо будет выдоить из Японии все выданные под войну займы… Впрочем, - гаденько покряхтел смехом Гладков, - всё это можно решить японской экстерриториальностью и концессиями в Китае. В том числе за счёт британских интересов. Потеснятся, страна большая.
        Кто ещё рьяный «болельщик» за япошек? Янки. Вот эти пусть довольствуются второй очередью. Американцы и без того обозначили, что лишь хотят соблюсти баланс сил. И вероятней удовлетворятся направлением японской экспансии прочь от своих тихоокеанских владений.
        Но мы немного торопимся. Война ещё идёт. Давайте нарисуем умозрительную схему дальнейшего политического положения на тихоокеанском театре военных действий.
        У Японии лучше мотивация к экспансии и к победе. Поскольку они ограничены. Ресурсами, берегами своего острова. Жизненным пространством, в конце концов. Развитие этого беспокойного и агрессивного соседа имеет по сути два пути. Один на материк, это Корея, Китай. Они заглядываются и на наш Дальний Восток, но обломится им…
        - Ох уж эти ваши вульгарные жаргонизмы и словечки из будущего, - тихо проворчал император, но прерывать не стал, слушая с интересом.
        - …Второе направление, - и бровью не повёл Алфеич, - в море к золотой россыпи тихоокеанских островов - колониальным владениям европейцев и американцев. В итоге они и туда доберутся, наши маленькие, но злые жёлтые человечки. Но готовить почву, дабы столкнуть лбами узкоглазых и звёзднополосатых, надо бы загодя!
        - Каким образом? - учтиво спросил Авелан.
        - У нас есть карта архипелагов Индонезии и Филиппин, где подробнейше указаны месторождения полезных ископаемых. Некоторые досель не открыты. Вот пусть подданные Тэнно смотрят, набирают аппетит и пускают слюни… Простите за вульгаризм. Что же касается нынешнего положения… Самураи, излишне полагаясь на свой боевой дух, склонны допускать просчёты в экономике войны. Япония истощена финансово и материально. По имеющимся данным, у них снизился возрастной порог призыва - не хватает солдат и ещё больше офицеров.
        Присовокупить бы к этому интенсивные крейсерские операции силами наших рейдеров на морских коммуникациях, и они вообще начнут загибаться. Но пока их флот и армия полностью не разбиты, заключение перемирия не предвидится. А о капитуляции и речи быть не может.
        Какие у нас альтернативы?
        После небольшой паузы, поняв, что ждут от него, Гладков сам начал озвучивать варианты:
        - Принудить к миру, начав обстрел берегов Японии? Сомнительно. Учитывая, что их главные базы флота имеют адекватную систему обороны, эти обстрелы будут носить скорей террористический, как бы и вовсе не демонстрационный характер. Угрожать высадкой десанта? На Хоккайдо, например. Вижу в этом лишь намёк англичанам - что не стоит тренировать русские полки высадке на острова. Да и будет это далеко не простым делом. Сейчас их корабли в ремонтных доках за исключением тех, что покоятся на дне. Но ремонтная база у них не в пример той, коей располагаем мы. Что предвидит невообразимые сложности с обеспечением экспедиционных корпусов.
        - Нет! - Император хмуро потянулся за папиросами, чиркал зажигалкой, долго раскуривая. - Затягивать эту разорительную войну нам не следует. В высшей степени желательным является установление равновесного состояния с Японией. Путём заключения выгодного для нас и непостыдного для Японии мира. Естественно, с непременным стратегическим упрочнением нашим на берегах Восточного океана. Создать всяческие предпосылки для сближения наших стран. Особенно в преддверии Большой войны, дабы мы были уверены в наших тылах.
        Ведь на самом деле, ещё до начала конфликта мы готовы были пойти на уступки по ряду вопросов о разделе сфер влияния в Китае и на Корейском полуострове. Но самураи, подзуживаемые злокозненными альбионцами, уже взяли курс на войну. Ныне ничто не мешает нам вернуться к прежним условиям, но уже с позиции силы. Пусть и выделив японцам под протекторат малую часть Кореи… но-но! Я вижу ваше возмущение, господа! Согласен - мы могли бы заявить о своих преобладающих правах на весь полуостров! Корейцы трудолюбивы, взять их в подданство - они стали бы в Жёлтороссии сродни нашим бурятам и мордве. Учитывая, что нашего мужика-селянина с насиженных мест в такие дали силком да Столыпиным гнать. Но сейчас в Корее Россию и русских не очень жалуют. Вот пусть и поглядят, каково им будет под японцем, когда из них оголодавшие самураи все соки выжмут. Вот тогда они к нам сами запросятся.
        На самом деле мы стоим перед дилеммой. Бремя победителя зачастую не менее тягостно, нежели ноша побеждённого. Что нам - проявить благородство, спустив им наглую агрессию, не наказав и якобы показав величие? Вот только чёртовы самураи воспримут это лишь как проявление слабости. Сохранив промышленность и инфраструктуру военных баз, Япония будет представлять для нас постоянную угрозу восстановления военной мощи и национального реванша. Это будет гнойный нарыв. Даже если мы заключим соглашение, азиатское коварство и этика вполне допускают военную хитрость внезапного удара. Так что любой «сердечный» договор, не подкреплённый нашим, как минимум fleet in being, наши узкоглазые оппоненты вполне могут опротестовать.
        - А если всё-таки продолжить войну! - зашёл с другой стороны Гладков. - Согласен - тяжело, затратно, проблемно, но несмотря ни на что, довести дело до конца, опустив их ниже плинтуса.
        - Э-э-э, - в этот раз запротестовал Авелан, - будьте любезны изъясняться на языке под стать эпохе, уважаемый Александр Алфеевич.
        - Я хотел сказать - довести войну до полного и безоговорочного разгрома, оккупации, низведения страны Ямато на уровень аграрного захолустья. Невзирая на все их крики о самурайском духе, в моём времени ничто не помешало американцам поставить япошек перед фактом полной и безоговорочной капитуляции.
        Ах, ну да! - осёкся Гладков. - Именно, что «не мешало»! Никто не ставил штатовцам палки в колёса. В отличие от нынешней нашей ситуации. Да. Наверняка все известные страны-кредиторы не позволят нам втоптать Японию в грязь!
        И будто только сейчас вспомнив:
        - Ещё интересный факт, идущий вразрез с тиражируемой самурайской гордостью… В случае с победителями-американцами японцы оказались весьма покладистыми союзниками, послушно признав в каком-то роде право сильного. Но… эту карту нам, разумеется, не разыграть.
        Романов кивнул, будто сделал для себя пометочку, встал из-за стола, подойдя к окну, вплотную к кружевным, накрахмаленным и оттого будто тяжёлым занавескам.
        - Я всё же попытаюсь закончить войну с Японией, не ввязываясь в большую конфронтацию, дабы заключить мир на началах умеренности. В связи с чем инициировал встречу с японским посланником.
        - Мирные переговоры без посредников?
        - Предварительные. Посредничество тех же американцев удобно как отвлекающий манёвр. В конце концов, после Портсмутской встречи, что произошла в вашей реальности, японцы остались уверенными, что их откровенно надули. А виновниками считали как американцев, так и своих друзей англичан. Так почему бы и сейчас не покидать камни в их огороды!
        Гладков подавил смешок, не удержавшись от тихого «замечательно!».
        - Вильгельму сейчас бы я во встрече отказал, но коль уж затеял игру, надо придерживаться задуманной тактики. А для равновесия, вероятно, придётся пообщаться и с Эдуардом.
        - Монархом?
        - Да. Мне не даёт покоя нефть Аравии. К королю Абдул-Азизу уже направлены агенты с миссией заключения договоров о концессиях. Но в том регионе мы совершенно не представлены никакой силой. Посему рассчитываю заключить сделку с Эдуардом о совместном освоении. Конечно, у нас и своих - на территории Российской империи - месторождений вдосталь… Но все те, кои ещё перспективно не изведаны и не вскрыты, пожалуй, оставим для потомков. Так будет справедливо.
        - Доминирование англичан на Ближнем Востоке приведёт к тому, что в конечном итоге мы всё равно потеряем контроль над нефтяными саудовскими делами. Что помешает британцам затеять маленькую местную войну, совершить переворот и смену власти? А мы лишимся своего пакета и владений. Говоря языком следующего века, нас просто кинут.
        - Хм, - чуть усмехнулся монарх, - выход вижу в привлечении к делу, например, французов, создав равновесие сил. Англичане уже поостерегутся на открытый грабёж.
        - Но в любом случае потребуется военная защита своих концессий и интересов.
        - Устройство военно-морской базы?
        - По хорошему счёту - да!
        Телефонная трель оказалась неожиданно громкой. Вздрогнув, император раздражённо сорвал трубку. Выслушав, потеплел:
        - Господа. Пришла телеграмма из Порт-Артура. Рожественский пришёл! Наконец-то! Фёдор Карлович, будьте любезны сходить в аппаратную и принять доклады от адмирала. Боюсь, что у него накопилось для нас масса сообщений.
        Дверь за Авеланом мягко закрылась.
        Романов пытливо взглянул на оставшегося гостя, извлёк из бюро бутылку портвейна и две хрустальные рюмки.
        Разлил, кивком предложил, видимо из вежливости, так как, не дожидаясь чоканья или здравиц, быстро опрокинул содержимое и тут же наполнил вновь.
        - Александр Алфеевич, есть мнение направить вас в Кольский уезд, в строящийся Романов-на-Мурмане.
        - Ваше мнение, - подчеркнул Гладков.
        - Да, моё.
        - Не долго ж вы меня терпели, - усмехнулся, - накануне зимы в северную ссылку?
        - Ну, зачем вы так? - уловил неприкрытый сарказм самодержец. - Не стесняясь временем года, а по понятной обременительной необходимости. Вскорости ваше ледокольное судно будет в пределах мореходного доступа. Сможете навестить своих друзей. Вам будет сподручней подготовить их к выходу… м-м-м… в большой мир. Социально адаптировать. Но главное - вы уж поднаторели в организационных вопросах производства. Осознаёте свои полномочия и знаете, как преодолевать волокиту российских чиновников. Рассчитываю, что дело устройства коллег ваших, базы для секретного судна и остального замышленного на северных землях вашими стараниями только ускорится.
        - Что ж. Хорошо. Ваша воля, - с видимым равнодушием согласился Алфеич.
        - Боялся, что вы откажете.
        - А я, что вы не предложите.
        - Вот как? - скорей риторически удивился государь.
        Гладков чуть увёл взгляд в сторону, чтоб не выдать своих эмоций: «Что тут сказать? Осточертел этот имперский Петербург, как тут часто говорят - хуже горькой редьки. И дел, казалось бы, невпроворот, но нужна мне… пауза, что ли? Отпуск. Как бывает, когда надолго уезжаешь в командировку или при переезде с насиженных мест - неизменно тянет домой. А тут ещё давит, давит, что возврата не будет и это навсегда. И ностальгируешь. И водка не помогает.
        А у меня ещё дремучей - смена не только мест, но и… ни много ни мало целого столетия. Вот и рефлексируешь вдруг, подменяя ”Ямал” домом. Но другого напоминания о былом не предвидится.
        Правда, дела тут, в Петербурге, без меня захиреют. Особенно… учитывая то, что Николаша упорно следует своей программе умеренности. Как своими домыслами, так и влиянием со стороны - его явно донимает вся дворцовая родственная шушера… Тут каким-то боком и патриарх. Или митрополит, не разбираюсь я в них. И…»
        - Не будем беса тешить, - прерывает голос монарха, словно уловив мысли собеседника. Открыв ящик стола, он выложил какие-то гербовые бланки. - По представлению моему вам причислен ранг действительного тайного советника. Вот необходимые верительные бумаги. А после весенней распутицы, как наладится приятная погода и, дай бог, прекратятся брожения в государстве, я изволю посетить Архангельскую губернию, Колу и новый град.
        - Ого! Целый действительный тайный советник?
        - Ещё по рюмочке? - Лицо монарха, будто разрешившего одну из сложных проблем, расплылось в улыбке.

* * *
        На улаживание дел и сборы неожиданно потребовалась целая неделя сумятицы. Глядел на чемоданы и коробки, удивляясь: «И когда только (и сам не заметил) успел обзавестись кучей личных вещей, нужных и не очень? А ведь случится, что любая мелочь на северах вполне может понадобиться».
        Дом на Ружейной будто совсем приуныл, провожая беспокойного хозяина.
        Патрулируемая казаками столица шумела, обсуждала последние новости с Дальнего Востока, что подавались браво, победно, хвалебно… не без распорядительных предписаний со стороны властей, дабы повысить позитивные настроения в обществе. Но народ перешёптывался, роптал, в печать, несмотря на цензуру, просачивались отголоски незатихающих по весям революционных волнений.
        Император объявил Высочайший Манифест об «усовершенствовании государственного порядка», и это только добавило беспорядков. По крайней мере Гладков вновь наблюдал на улицах Петербурга нездоровые движения.
        Зато в Царском Селе жизнь текла своей чередой.
        Александр Алфеевич продолжал всю предотъездную неделю всякий раз возвращаться в пригородную резиденцию, неожиданно проникшись печальным настроением.
        «Меня тут что-то держит? Отнюдь! Или уже привык к чему-то? К этому тихому увядающему парку, к делам государственным, и неужели даже к самому государю? Надо же!
        Такое впечатление, что, несмотря на вечные споры и хмурые монаршьи брови, Николай будто расставил сети, увлекая в них, точно приручая… от рукопожатного контакта до состояния почти подсознательной потребности в необходимости личного общения.
        Это что - входит в дворцовую школу управления подданными? Или это отголоски крепостного права, что неискоренимо сидят в нас? Или некое общечеловеческое подобострастие перед властьимущими и другими всякими знаменитостями? Но и обратная связь тешит самолюбие - чай, и мы не лыком шиты».
        Сегодня увидев у парадного знакомую шикарную карету, был тут же окликнут сзади, узнав голос.
        - О! Наталья Владимировна. Вы как будто меня ждали?
        - В некотором роде.
        - Как ваше?
        - Прекрасно и… двояко. Одна игрек-хромосома тянет к деяниям великим, другие икс - к вечному женскому, любви и продолжению рода человеческого.
        - Даже так? - Невольно опустил глаза, ища округлости обременения.
        - О! Нет! Не так скоро! - Заметила взгляд, сверкнула жемчугом улыбки. И всхмурнула немного. - Но хочу спросить, Александр Алфеевич: чего ждать? Революции, экспроприации, а там не за горами нашествия и оккупации? Чего? Нам же здесь детей растить. Да и богата я нынче очень, дуром не потратишь столько. При статусе-то лейб-медика Е.И.В. терять не хочется.
        - Не допустим, костьми ляжем «за всех российских баб», - с удовольствием цитируя - после императорских речевых заворотов так и хотелось пошалить.
        А дама-егоза даже не поморщила носик, поняв, приняв игру, снисходительно клоня шляпку.
        - Не волнуйтесь, Наташенька, всё будет хорошо.
        - Что ж, спасибо на добром. Пора мне, - приблизилась, поцеловала в щёку, обдав запахом тонких духов.
        - А это ещё зачем?
        - На удачу. Нашим привет.
        И пошла - тонкой талией, изящной поступью, в полупальто… ну, уж точно не мод нынешних, под вычурным зонтиком и моросью - будто сама осень очей очарованье.
        Война
        В тот день переменчивый бриз и устойчивый «норд-ост» спорили - кто кого.
        Разогнав утренний туман, шальной ветер теребил то туда, то сюда сигнальные флаги на фалах, бросал непредсказуемо дымы от усиленно чадящих котельных машин. А дуры чайки, проносясь мимо в надежде на выброшенную из камбуза рыбью требуху, порой хватая этот чад клювами-глотками, возмущались-кашляли на своём скрипучем птичьем языке.
        «Хасидате» успел выскользнуть из залива ещё глубоко затемно, а вот тяжело бредущий фарватером «Чин-иен» напоролся на вдруг невесть как оказавшуюся под бортом мину (сорвалась с минрепа не иначе), от взрыва дёрнувшись всеми потрохами, озарив туманную темноту быстро увядшим всполохом. Тут же замельтешили фонари, вспыхнул, зашарив, судовой прожектор и немедленно угас. Всполошились и на занятом русскими Норд-Сан-шан-тао, пуская осветительные ракеты, паля из пушек.
        И без того неуклюжий, а на малом ходу и тем более плохо управляемый, броненосец продолжал движение, открыв ответный огонь, ориентируясь по направлению на вспышки.
        Сигнальщики орали, что видят ещё одну мину, доклад домчал до мостика, команда до рулевых - «китайский питекантроп» потащило в сторону, уводя из-под ещё одного удара, и… заскрипело днищем, наползая на банку, застопорило.
        В тусклом освещении, в тесных отсеках «трюмные» бились с поступлением забортной воды, откачивая, задраивая переборки. Пробоина оказалась неожиданно невелика, но успев потяжелеть на несколько тонн, старый, построенный ещё в восьмидесятых прошлого века корабль только плотнее засел на мели. Теперь стоял, усиленно коптил небо, и без того забункерованный мусорным углём, молотя винтами, пытаясь съехать в фарватерную глубину.
        А ночь продолжало раздирать пальбой с острова, залпами орудий броненосца, периодически заставляя русских замолчать, чтобы через какое-то время снова вступать во взаимную перестрелку, подсвеченную медленно спадающими к воде осветительными ракетами.
        Наконец, не без усилия подоспевшего портового буксира и утреннего прилива, застрявшее судно сумели стащить, но о выходе из гавани можно было забыть - к тому времени медленно наступал рассвет.
        На месте недавнего ночного побоища торчали мачты откуда-то взявшегося, подвернувшегося под выстрелы парохода, с безвольно повисшим на гафеле «хиномару».
        На русских батареях (если смотреть в бинокль) наблюдалась рабочая суета - готовились к новым баталиям. А из мористой дымки показались миноносцы японской брандвахты с сообщением… Впрочем, и выносные наблюдательные посты уже видели, как с зюйда прорисовываются силуэты русских кораблей.
        Начался третий день боя за Талиеванский залив.

* * *
        Телеграммы из штаба Рэнго Кантай стали поступать ещё четверо суток назад[32 - Рэнго Кантай (яп.) - Объединённый флот - основные силы дальнего радиуса действия Императорского флота Японии.]. Затем следовали отменительные приказы и новые директивы… И дополнительные за подписью адмирала Того.
        Вице-адмирал Катаока, пребывавший на борту устаревшего броненосца «Чин-иен» в гавани порта Дальний, получая эти непоследовательные распоряжения, осмелился предположить, что командующий проявляет неуверенность, как минимум неадекватно оценивая обстановку, либо же сам получает противоречивые данные. Отчего и происходит такая путаница в решениях.
        Для блокады с моря русской крепости (с уходом порт-артурской эскадры) в распоряжении Катаоки было достаточно сил: уже упомянутый броненосец «Чин-иен», бронированный старичок-«Фусо», тихоходные бронепалубные «Мацусима» и «Хасидате», китайский трофей «Сайен», несколько устаревших канонерок и большое количество миноносцев.
        Против того, что имели на тот момент в Порт-Артуре русские, этого было достаточно… до тех пор пока не пришла эскадра Рожественского. По данным разведки, девять боевых вымпелов - четыре броненосца (два из которых считались новейшими) и пять крейсеров.
        А намерения русского оппонента для Катаоки лежали на виду: всяческое выдавливание японского флота с занимаемых позиций, деблокада Порт-Артура, как и всего Квантуна, в свою очередь прерывая прямое снабжение экспедиционных сил Японии с моря.
        В таких условиях, учитывая, чем располагал Катаока в зоне эскалации, полноценно он мог совершать лишь ночные набеговые операции миноносцами.
        На суше ситуация для Японии также складывалась крайне неудачно.
        Русские возвращали утраченное, одержав победу под Лаоляном, их войска под командованием Гриппенберга тяжело, но упорно двигались к Вафангоу. Командующий японскими сухопутными силами в Маньчжурии бил тревогу, торопя генерала Ноги… Теперь всё решалось - сможет ли его 3-я армия в кратчайший срок взять штурмом Порт-Артур.
        Из штаба в Токио, из Сасебо от Хэйхатиро Того пришли категорические приказы: силам флота у Квантуна удержать порт Дальний, где складировались тылы и основной обоз японских экспедиционных сил. При этом вице-адмирал Катаока особо обратил внимание на то, что командующий не упомянул о времени, как и вообще о факте подхода каких-либо морских подкреплений для противопоставления броненосцам Рожественского. Из чего сделал неутешительный вывод: при любом раскладе и исходе на суше, в свете поставленной ему задачи, практически все его корабли, базирующиеся у Дальнего (кроме, пожалуй, миноносцев), были обречены.
        Угроза представлялась более чем очевидной, однако японский адмирал ещё надеялся на ставшую привычной пассивность русских на море. И в какой-то мере рассчитывал на комбинированную защиту артиллерии своих кораблей и минных заграждений, как в заливе Талиенван у Дальнего, так и у оперативной стоянки флота у Эллиотов.
        В то же время он прекрасно понимал несостоятельность всей его плавучей артиллерии против современных, первоклассных броненосцев.
        - Семь дней, - категорично пообещал он генералу Ноги при встрече на оперативном совещании, - русские долго седлают… или как они говорят, запрягают. И долго раскачиваются. Активные их действия я жду суток через трое. А там, как боги соблаговолят.
        Корабли Рожественского появились у островов Сан-шан-тау, что лежали на входе в Талиенванский залив, уже буквально на следующие сутки после прибытия эскадры в Порт-Артур.

* * *
        Зиновий Петрович своим преимуществом воспользовался в полной мере, взявшись за дело по-хозяйски. Первым делом заручился приоритетной поддержкой Петербурга, где государь император вставил личный «втык» Стесселю. Иначе бы тот тянул волокиту, всенепременно затеяв чествование прихода героя-флотоводца, с торжествами, молебнами и прочими банкетами.
        Впрочем, японцы не дали - на следующий же день после того, как уже ославленные (выкрашенные камуфлирующими пятнами и полосами) корабли бросили якоря в порт-артурской гавани, предприняли остервенелый банзай-штурм…
        Отбитый…
        Новый штурм - опять отбитый.
        И снова атаки… обстрелы… атаки. Безуспешные, очень жертвенные и кровавые.
        - Чует супостат, что конец ему теперь! - «Ужаленный по первое число» монаршьими телеграммами за недавнее нытьё, прекрасно понимая, что в войне наметился перелом, да ещё ввиду прибытия ставленника и, как поговаривали, любимчика императора, Стессель держался браво, видом придурковатым и льстивым. - Нынче, как Адмирал Арктики станет хозяином на море, то и мы, защитники крепости, с божьей помощью одолеем врага!
        Рожественский, успев порядком «просолиться и пропахнуть порохом», глядя на всё это «представление», особенно помня-зная, что генерал бездарно сдал крепость, едва скрывал своё презрение. Возможно, сюда примешивалось и традиционное отношение флотских к сухопутным.
        Однако позже насмотревшись на порт, на уныло стоящие у причалов суда, заметив разрушения от осадных орудий противника, окинув безрадостные пейзажи тяжёлых военных будней, немного попустил. Смягчившись, но не оправдывая.
        Оправдывая себя: «Я-то попал в плен исключительно в ранении и бессилии. Но какое счастье, что позора Цусимы не случилось».
        И, наверное, впервые искренне мысленно поблагодарил пришельцев из будущего, что, чёрт возьми, этого позора не случилось!
        Теребил дешифровку из ставки императора с предупреждением, что на борту «Лены» будет беглец с «Ямала», дав себе зарок не быть к тому слишком строгим. Дословно повторив строчки из телеграммы:
        - Пусть и дезертир, но «дезертир на войну». Бог ему судья.
        Так или иначе, с начальником сухопутной обороны крепости на любезности Зиновий Петрович не растрачивался, а торжественный приём плавно перевёл в штабное совещание. Практически с ходу и немедленно объявил о своих планах, выставив сухопутному командованию требование: «…посему для завладения Талиеванским заливом и дальнейшего изгнания японца из порта Дальнего потребно нам два батальона десантной команды».
        Стессель не видел повода для отказа - угроза неприятельского десанта с моря теперь отпадала, и личного состава в крепости было предостаточно. Лишь попросил поддержать оборону огнём с кораблей, ввиду особого напора японцев. Зиновий Петрович отдал соответствующие распоряжения.
        Тут, что касается Рожественского - во всех его действиях была заметна хватка и основательная поспешность, иначе именуемая «быстротой»!
        - У нас, господа, - авторитетно держался он перед командирами кораблей, - перевес по всему! В артиллерии, скорости. Посему действуем дерзко, находчиво. Но не забываем! День принадлежит нам, ночь - неприятелю.
        По приходе «Ослябя» и «Ретвизан» были поставлены на срочный ремонт - все силы «портовиков» были брошены на спешность выполнения работ, покуда не вернулась 1-я Тихоокеанская, которая однозначно займёт ремонтные мощности всерьёз и надолго.
        Приводили в порядок и «бородинцев», догружая углём, водой и всем, чем необходимо по казённой части и что мог дать порт.
        Оставался во внутреннем бассейне «Аскольд», которому в первую очередь требовалась новая дымовая труба для обеспечения скоростных показателей - здесь, очевидно, строились дальнейшие оперативные расчёты на трёх «задвадцатиузловых гончих», включая «Богатырь»… и «Новик» - правда, этот крейсер-охотник уже давно «просил» переборки механизмов.
        У погрузочных причалов под Золотой горой «Рион» и «Маньчжурию» основательно готовили к рейдерству. Одновременно с этим остальные крейсера и базовые канлодки курсировали патрулями в прилегающих к Квантуну водах, заглядывая в бухточки и заливы в поисках противника. Впрочем, проявляя противоминную осторожность.
        Трижды спугнули японские дестроеры, нанеся последним незначительные повреждения, уж больно быстро те шмыгнули прочь.
        Зато «Громобой», обогнув Квантун, застал врасплох на стоянке близ Дзинчьжоу отряд японских судов, утопив два номерных миноносца 2-го класса и транспорт. К Эллиотам по приказу адмирала (с мотивацией - «не спугнуть») пока не хаживали. Но наведавшись к островам Блонд, что лежали от них (от Эллиотов) всего в девяти милях к юго-востоку, «Новик» стреножил японский пароход, приведя его в Порт-Артур.
        - Пароход сей - откровенное едва семиузловое корыто, - докладывал командир «Новика» кавторанг Шульц, - утопи - не жалко! Пока довели - намучились. Однако взято на оценку, как вполне годное для контрольного движения по траленным проходам перед более ценными судами.
        Подготовка к захвату порта Дальнего и Эллиотов, можно сказать, началась ещё в Петербурге. Штаб Рожественского загодя получил (понятно каким «роялем») распечатки с эскизами минных заграждений - непосредственно японские постановки у Эллиотов, включающие боновые и сетевые. С одним лишь недостатком - отсутствовали промеры глубин.
        У Талиеванского залива приходилось полагаться на схемы ещё январского мероприятия самих «порт-артурцев» - «Планъ дъйствительнаго миннаго загражденiя, поставленнаго Мин. тр. «Енисей» 28 янв. 1904 г.».
        Но расчёт вполне обоснованно строили из тех мерил, что «мозги пусть и жёлто-азиатские, а военная логика имеет безусловный приоритет и должна быть одинакова».
        Русские минные заграждения проходили строго по периметру границы залива, от северного мыса материка, ориентируясь на острова Сан-шан-тау, до южной стороны к острову Пань-тау. Предположили, что противник поступит подобным же образом. Конечно, не скидывали со счетов и то, что японцы могут применить дополнительные меры.
        Так что Рожественский, не мудря, ткнул пальцем в пролив между северным и южным Сан-шан-тау:
        - Будем тралить средний проход, предварительно высадив десант на острова. Тем самым с этого плацдарма огнём пушек будет сподручней не позволять японцу ночью минировать уж тореный фарватер заново, сводя наши усилия впустую.
        Нейтрализацию японской стоянки у Эллиотов, при всём желании провести операции одновременно, адмирал отложил на вторую очередь. Хотя никаких особых препятствий для того не было - ни в тралящих средствах, ни огневой поддержке, ни в снаряжении десанта. Так, например, уходя на прорыв, Витгефт приказал снять с кораблей эскадры все катера - теперь их, включая оставшиеся в Артуре миноносцы, можно было пустить в ход.
        С крейсерами Иессена из Владивостока были доставлены батарейные пушки, скорострелки Барановского, две дюжины пулемётов, часть из которых были отданы на огневое усиление десанта.
        Сработать и на Талиевань-Дальний, и на Эллиоты одновременно попросту не успевали организационно.

* * *
        По уму бы всю боевую операцию - развёртывание судов траления и огневой поддержки - следовало распланировать, подгадав к раннему утру. И не только в целях якобы «появились нежданно, обрушившись на голову супостата» (один чёрт, выход кораблей из Артура не остался бы незамеченным - тут наверняка и японские шпионы, и «висящие» мористее миноносцы противника).
        На самом деле командующий ТОФ элементарно спешил выгадать каждый час светового дня, понимая, что с сумерками, а то и раньше, дело у Талиенваня придётся сворачивать, суда уводить под защиту береговой артиллерии крепости, за боны и противоминные сети.
        Но как оно обычно бывает, произошли разного толка задержки и неувязки. В первую очередь из-за желания Рожественского вообще не тянуть с подготовкой операции. Отсюда его совершенно нервическая торопливость, в свойственной ему манере - подгоняя, бранясь, он дёргал ближайших подчинённых, что по командной цепочке уходило до нижних чинов.
        Ну а как ему не психовать, когда внешний рейд был окончательно протрален только на рассвете (хотя должны были ещё ночью), и лишь затем с утренним приливом корабли потянулись по тонкой «кишке» узкого выхода из внутреннего бассейна на большую воду.
        «Богатырь» и «Новик», закусив удила, погнали прочь навязчивых японских разведчиков-миноносцев, что, очевидно, побежали к Дальнему. Вслед увязались два миноносца-«сокола», брызгая пеной и роя носами крупную зыбь[33 - Миноносцы типа «Сокол» Невского завода.].
        «Князь Суворов» и минный крейсер «Гайдамак» плавно и уверенно набирали пятнадцатиузловой ход, держа по левому борту невзрачные, посеревшие от наступивших осенних ненастий берега Квантуна. В хвосте шли пароход «Инкоу» и четыре шаланды с охранением.

* * *
        Несостоявшееся будущее теперь вызывало у Рожественского кривую блуждающую улыбку, заставляя бежать едва ли не впереди своих возможностей, опережая расторопность подчинённых. И польза от этой адмиральской поспешности выявилась сразу, по факту, на месте, наглядно, сорвав узкоглазым попытку усилить форпост на Сан-шан-тау путем установки там пушек.
        Началось всё вдруг живо, напористо и главное результативно.
        Первый контакт произошёл у «Богатыря» с «Новиком». Передовые крейсера походя загнали японские дестроеры в залив, сами за предполагаемую условную границу минных постановок, разумеется, не сунулись, а вытянув дымные шлейфы, побежали дальше. Ещё издалека углядев на западной стороне намеченного для десанта острова чёрный силуэт японского транспорта, немедленно открыли беглый огонь.
        Капитан старенького «Мару», едва упали первые снаряды, поднявшие невдалеке пугающие всплески, только представив, что произойдёт, ударь хоть один из них в складированные на открытой палубе ящики с боеприпасами, приказал расклепать якорную цепь, и не успела та упасть, как немедленно машинный телеграф был переведен на «полный назад».
        Следующий залп русских взбил каменное крошево, кромсая береговую команду, часть осколков забарабанили по борту и надстройке. Панически затрубив паровым гудком, судно забурлило винтами, быстро отчаливая, под вой и грохот очередного накрытия.
        На берегу остался один убитый, раненые, суматошно бегающие моряки, солдаты, часть снаряжения и лишь одна полевая пушка, в спешке сорвавшаяся с кран-балки и окунувшаяся по лафет в воду.
        На выстрелы начали реагировать - неторопливо курсирующая на внутреннем рейде канлодка «Атаго», добавив оборотов машинам, пошла к внешнему периметру. У причальных стенок порта, разводя пары, заворочался под вице-адмиральским флагом броненосец «Чин-иен». Быстрей отреагировал пришвартованный подле «Мацусима», загремев цепями, по-видимому, уже заранее готовый к выходу. Получил сигнал «на выход» капитан корвета «Цукуба», стоящего на бочке выше к северу у поселения Талиенвань. Да и все остальные боевые суда наличествующего императорского флота подверглись конвульсиям боевой тревоги.
        Русские пришли!
        Зажужжало всполошась осиное гнездо, забегали жёлтолюдишки, занимая боевые посты… Набирали темп маслянистые шатуны-поршни, накручивая валами, дёрнулись стволы орудий, заправляясь в казённики.
        Катаоке с запозданием донесли, что это не просто набег лёгких сил «поразвлекаться» или «обозначить угрозу» - позади вражеского крейсерского отряда, где-то там из-за «угла» южной оконечности суши, обрамлявшей залив, вскоре должен появиться целый броненосец.
        «Богатырь» начал перекидываться снарядами с «Атаго».
        «Новик» продолжал крошить скалы Сан-шан-тау.
        Добавил свои «пять копеек» подтянувшийся «Гайдамак».
        По крупной зыби, наконец, подоспели миноносцы-«соколы» - не остерегаясь мин с их двухметровой осадкой, они заглянули за северную часть острова, сыпля гранатами «гочкинса», заставив поредевший японский отряд отступить в глубину скалистой суши, куда-то за возвышенности.
        Теперь под прикрытием орудий можно было спускать шлюпки и, не боясь попасть под ружейный обстрел, высаживать авангард десанта.
        Прикрывавшая позицию канонерка «Атаго» супротив штеттинского семитысячетонника[34 - Крейсер «Богатырь» - завод-изготовитель AG Vulcan Stettin. Германия. Полное водоизмещение 7428 тонн.] и без того неравноценный противник, а тут ещё громогласно тряхнул атмосферу показавшийся из-за мыса «Суворов», старший артиллерист которого непременно решил воспользоваться недавним опытом пристрелки с использованием электронных дальномеров.
        «Мацусима» опередил флагман с выходом и резал воду залива, спеша на дистанцию стрельбы.
        Наблюдавший с мостика броненосца Катаока не ждал чего-то особо выдающегося от крупнокалиберного аргумента крейсера. Точнее, как раз таки ждал, но главное орудие бронепалубника аж в целых триста двадцать миллиметров (это нечто стреляющее редко и не метко) находилось в кормовом барбете, и для ввода в сектор открытия огня ему требовался манёвр.
        Но вот попади…
        - Попади хоть раз… - вырвалось в предвкушении у вице-адмирала. Развернувшись, он отыскал оптикой одноклассник «Мацусимы» - «Хасидате», показавшийся из бухты Джонок. У этого монстр-орудие в носу.
        В целом, если взять всё налично-артиллерийское, то кое-какими калибрами японский адмирал располагал, где наибольшее нёс бронированный «Чин-иен» с его двумя трехсотпятимиллиметровыми. По количеству стволов против того, с чем пожаловал Рожественский, прорисовывалось даже преимущество… на бумаге. Но вот по дальности и скорострельности…
        - Он просто будет держать дистанцию… - недоговорил Катаока, впрочем, ни к кому и не обращаясь.
        «Чин-иен» тупорылым носом уже высунулся в залив - на вид, и вице-адмирал наконец мог рассмотреть русский броненосец, узнавая тип, класс судна и уже ставшую знаменитой (особенно в прессе) своеобразную боевую раскраску корабля. Не очень явственно пока, тем более тот как раз окутался дымом выстрелов.
        Перевод бинокля на логичную цель «бородинца» - близ передовой канонерской лодки вскинулись пенные столбы недолётов.
        - Ненакрытие, но совсем рядом. Случайность? Гайдзины научились стрелять на дальних дистанциях? - пробормотал японский командующий, выругавшись. - Будь они прокляты! Сейчас будут ещё пристрелочные.
        Но у русских на этот счёт было своё мнение. Дуплетом рявкнули орудия башен главного калибра, и Катаока спустя секунды долёта до цели вражеских снарядов наблюдал, как эта парочка…
        Японский адмирал уже смирился с тем, что дело его проигрышное, и вопрос лишь в том, чтобы оттянуть защиту Дальнего как можно на дольше.
        «Но демоны! Чтобы так с ходу!»
        Один снаряд вздыбил в стороне высоченный столб воды, показавший, что, без сомнения, это двенадцатидюймовый! Второй ударил «Атаго» в левый борт сразу за дымовой трубой, после чего все шестисоттонное судно буквально надломилось, обречённо заваливаясь набок.
        «Князь Суворов» вальяжной мощностью двигался дальше, теперь нащупывая пристрелочными (пока безуспешно) «Мацусиму», поглядывая в прорези прицелов и на всё ещё недоступный «Чин-иен». Вскоре достигнув траверза Сан-шан-тау, он ненадолго скрылся за островом, обогнув его, занимая позицию перед намеченным проливом, свесив с талей паровые катера, пропуская вперёд тралящие дивизионы.
        Приблизился пароход «Инкоу» - у него задача высадить на берег основной десант, пушки, пулемёты, боеприпасы и остальное снаряжение. Затем следовать к Норд-Сан-шан-тау и провести те же действия, только что меньшими в треть силами - всего полубатарею четырехдюймовок, полубатальон пехоты, при пулемётах и скорострелках Барановского.
        А паровые катера и шаланды-тральщики уже разводили свои снасти, двигаясь малым ходом, начав утюжить море в поисках «рогатых»[35 - Якорные контактные мины характерны «рожками», где располагались гальваноударные инициаторы подрыва.].
        Теперь, когда строгие линии и неуверенные штрихи плана на карте перекочевали в трёхмерную реальность водной глади, материковых очертаний, возвышенностей островов, силуэтов вражеских кораблей, наконец, пришло спокойствие и понимание - рутина.
        Рожественский, стоя на мостике «Суворова», даже не отдавал никаких приказов, позволив руководить операцией флагманским офицерам и командиру корабля. Просто наблюдал.
        Второй жертвой, несмотря на частую стрельбу по более близким дистанционно целям - канонеркам и бронепалубникам, стал подваливший «Чин-иен».
        Получив почти друг за другом два крупнокалиберных снаряда, бывший «китаец» и без того огрызаясь крайне редко, совсем задробил стрельбу, окутанный дымом и вялым пожаром. После ещё одного попадания, пришедшегося прямиком в носовую оконечность, попятился задним ходом, по всей видимости, возвращаясь в портовую гавань. Там на его мостике скрипел зубами японский командующий.
        Катаоке доложили, что обе башни главного калибра наглухо заклинило, затоплены носовые погреба. Поступало ещё что-то от офицеров из дивизиона живучести, о пожаре на юте, но вице-адмирал уже понял, что корабль надо выводить из боя. Иначе неповоротливый броненосец будет просто статистом и мальчиком для битья.
        Сам он планировал перейти на броненосец «Фусо» (казематированный фрегат британской постройки 1878 года), на котором уже должны были устранить неисправность вечно текущих огнетрубных котлов. Пока же передал командование контр-адмиралу Ямаде, держащему флаг на крейсере «Хасидате», приказав тому менять тактику - не пытаться бесплодно и безнадёжно достать «бородинца», а ведя активное маневрирование, с максимально возможной и безопасной дистанции кидать снаряды исключительно по судам траления. И это, чёрт возьми, оказалось самым правильным с точки зрения японской стороны тактическим решением, позволяя в какой-то степени удерживать сражение на переменном балансировании.
        Маневрирование японцев не было каким-то особо стройным и идеальным, в силу того, что и экипажи на корабли не первой линии набирались по остаточному принципу, и сами корабли - ветхие тихоходы. Да и вражеский обстрел вносил тот фактор постоянного давления, нервозности и нескоординированности. Но именно такое дёрганое судовождение сыграло на то, что попадания в корабли пока стали довольно редки.
        Контр-адмирал Ямада воспринимал эту вдруг затянувшуюся игру как благосклонную улыбку бога, учитывая, что для выбивания из условной линии его «Хасидате» хватило бы одного-двух прямых двенадцатидюймовых. А для безбронных канонерных лоханок и одного, вплоть до утопления. Участь «Атаго» тому доказательство.
        На другой стороне Зиновий Петрович уже начинал коситься в сторону старшего арт-офицера. Если «Богатырь» своей стрельбой был скорее на подхвате, то «Суворов» лупил постоянными накрытиями, кроя море частоколом близких всплесков вокруг японского антиквариата. А результативность (чтобы вновь увидеть вспышку, летящие обломки и разломленное надвое японское корыто!) снизилась.
        Нет… Рожественский ни в коем случае не думал, что удастся нахрапом в первый же день пробиться в залив. Полагая, что сначала даже те устаревшие корабли, что будут этому мешать, надо методично и без глупых рисков уничтожить. И всё, что сейчас происходило, при превосходстве брони и дальнобойности артиллерии «Суворова», а тем более преимуществе системы управления огнём, больше напоминало работу в полигонных условиях. Чего не скажешь о тральщиках…
        Пусть японцы и метали снаряды на пределе дальности, с разбросом, совершенно не прицельно, однако случайное падение трехсотдвадцатимиллиметрового снаряда в нескольких метрах от маломерного парового катера могло перевернуть того одной поднятой волной. Кидай японцы в утлые судёнышки кирпичи, эффект, наверное, был бы не меньшим, только тут всё ещё и взрывалось, выдавая массу осколков.
        «Ну надо же, - сам себе, очевидно не вслух, высказал Зиновий Петрович, - в сравнении с серьёзным доводом броненосного костяка Того, с коим бились более чем на равных, удивительно столкнуться с тем рьяным сопротивлением, что устроили нам заведомо уступающие и устаревшие суда. Однако ж здравомыслия противнику не занимать».
        Как раз к месту сражения из глубины залива подтянулись дополнительные японские корабли.
        Безбронные канонерки «Иваки», «Удзи», «Майя» заведомо не лезли на передовую - осмотрительно были развёрнуты в тылу минно-артиллерийской позиции. «Цукуси», «Такао» и «Цукуба» и вовсе маневрировали во втором эшелоне, сместив директрису чуть к норду. «Фусо», два бронепалубника-«симы» и опять же бывший «китаец» «Сайен», имея некоторую бронезащиту, выдвинулись вперёд, насколько это было возможным. Однако производили залпы накоротке, поскольку под давлением артогня русских всякий раз вынуждены были делать отступ назад - из зоны интенсивного обстрела.
        В целом эффективность японской стрельбы была не ахти какой, и тем не менее тральному дивизиону дважды приходилось приостанавливать работы, а то и, потеряв один катер, отходить на перегруппировку, заводя концы тралов на другое судно.
        Впрочем, все эти отчаянные действия японских моряков не могли не остаться безнаказанными. Тем более что к двум пополудни огонь русских усилился - пришёл второй пятнистый «бородинец» - «Александр», весомо подключившись к делу.
        Избитый «Мацусима» был вынужден оттянуться в глубину залива, занявшись тушением пожаров. На следующий день… и на последующий, крейсер в бою уже не участвовал.
        Неожиданно прилетело не особо выпячивающемуся «Цукубе», обширно проломив борт двенадцатидюймовым фугасом - только щепки полетели от деревянной обшивки судна. Потерявший ход корвет был легко добит и сравнительно неторопливо ушел под воду, однако оставив после себя лишь одну сиротливую спасательную шлюпку.
        Дважды выходил из боя и снова возвращался «Сайен». Уже далеко за вторую половину дня после вторичного взрыва в котлах, вызванного метким огнём «Богатыря», перевернулся «Фусо», показав обшарпанное и обросшее ракушечником днище. Ещё целых полчаса это днище оставалось на плаву, и среди плавающих деревянных обломков, цепляющихся за всё возможное матросов удалось отыскать злополучного, почти бессознательного Катаоку.
        Через четверть часа мачты броненосца-ветерана воткнулись в илистое дно залива.
        Получали повреждения разного воздействия и другие японские корабли, но оставались на плаву, упрямо продолжая палить. Без особого успеха, впрочем.

* * *
        День прошёл неожиданно быстро, вследствие подурневшей погоды и потемневшего неба. Мешала поднявшаяся волна. Досаждали редкие снаряды противника.
        Поначалу на тральщиках думали, что сумели нащупать японский фарватер в заграждениях, но нет - продолжали периодически вылавливать, обезвреживать мины. Так что работы вели со всей тщательностью и осторожностью. Потом и вовсе наткнувшись на вторую или третью линию, замедлили продвижение.
        Оставаясь за периметром, громыхали позади «Суворов» и «Александр», не давая канонеркам противника подойти слишком близко. Что-то периодически прилетало от узкоглазых, падая с недолётами. В очередной раз в трале первой пары катеров взорвалась мина, следом другая.
        С идущих второй парой шаланд обнаружили ещё одну и понесли потерю, наскочив на плавающую, незамеченную в барашках волн «рогатую».
        Глядя, на хронометр, на небо - как быстро темнеет, Рожественский, даже не поморщившись, приказал сворачиваться:
        - Довольно! Прекращаем, господа. До следующего дня на утро.
        К клотику флагмана взметнулся флаг «Ф», отменяющий операцию.

* * *
        Возвращаясь, уже ближе к Порт-Артуру в наступающих сумерках имели на хвосте наглые японские миноносцы, гоняемые с полдороги крейсерами, в конце обстреливаемые кораблями артурской брандвахты.
        Моросил мерзкий дождь.
        Ночевать становились в бухте Белого Волка, так как вывод судов из внутренних артурских бассейнов был непростительно долгим, а Рожественский намеревался завтрашнее дело начать как можно раньше.
        Не прерываясь на долгие ужины и проволочки, адмирал вновь собрал штаб эскадры, категорично заявив:
        - Уже следующим днём, господа, намерены мы войти в Талиенванский залив, доделать что положено и должно - устроить для неприятельских судов бойню крупных калибров. А посему уже к послезавтрему следует окончательно подготовить захват базы японцев у Эллиотов, дабы, не откладывая на долгие проволочки, с ходу нанести максимальный вред находящимся там судам. Ежели завтра прорваться в залив не удастся, и дело у Талиенваня затянется, всё одно операция на острова Эллиот должна состояться в назначенное мной время и срок.
        Ответственным начальником - капитан второго ранга Коломейцев, в помощь ему будут все набравшиеся необходимой практики сегодня-завтра экипажи и офицеры. Я же в свою очередь довершу дело со взятием порта Дальний!
        Упомянутые офицеры украдкой переглянулись, пряча неожиданно снисходительные улыбки, прощая своему адмиралу маленькие тщеславные слабости - выступить в роли триумфатора, отбившего у противника важную тактическую позицию. Да ещё и вперёд армии. Невесть какая победа, невесть какое торжество, если бы не обмолвка при генерале Стесселе: «Третьего дня корабли флота вернут Дальний!»
        - Николай Николаевич, - прервал свою недолгую паузу Зиновий Петрович, - как и было уже оговорено, планируйте задействовать все боеспособные корабли для полной осады всех выходов и проливов из группы островов, простреливая на глубину из орудий по возможности. Приоритет захвата Ха-сян-тау - острова, с которого вся японская база лежит как на ладони, вам известен.
        Обращаясь к своему флаг-офицеру, говоря о «всех боеспособных кораблях», Зиновий Петрович, тем не менее, взглянул на командира «Новика» фон Шульца. Кавторанг досель подавал уже третью рапортичку о необходимости ремонта крейсера. И сейчас выразительно поедал глазами адмирала.
        - Что? - вопрос командующего прозвучал крайне невежливо, впрочем, кто бы оспаривал.
        - Ваше высокопревосходительство, - Шульц правильно расценил недовольный тон адмирала, потому и не стал заикаться о наболевшем, - нам бы на рассвете нагрянуть. Потому и предложу: а если мы частью судов отстоимся у Роунда, выдвинувшись без опасений дестроеров противника к месту ещё засветло?
        - А японец там мин не наставил?
        - В рапорте я, простите, указывал. Прежде чем наведаться к Блондам, где был пленён японский пароход, я совершил заход к Роунду. Обнаружен лишь японский буй в месте удобной глубоководной стоянки с подветренной от норд-оста стороны.
        - Что ж. Об этом следует подумать назавтра. А пока прошу высказаться с соображениями по сегодняшнему делу. Может, ещё будут какие-нибудь предложения?

* * *
        До поры притаившаяся ночь у Талиенванского залива выжидала лишь момента, когда тихо попыхивающие пар?ми японские миноносцы подберутся к Сан-шан-тау, отыскав его смутные очертания во мраке. Лишь только тогда «взорвалось» стаккато пальбы, фейерверком сигнальных ракет, блуждающими в туманах и дымах световыми «палками» прожекторов. В этих отсветах, бликах выстрелов угадывались лоснящиеся влагой низкие борта подкравшихся миноносцев, тенями скользящих по плёсу волн.
        Японцы были просто обязаны пытаться вновь забросать минами фарватер. И не могли не предпринять попытку выбить с островов десант.
        Русские были готовы к чему-то подобному, приготовив сюрпризом жмущиеся к берегам миноносцы «соколы», припрятав за мысом «Гиляк»… А также пристреляв с укреплённых островных позиций сектора подходов и удобных мест высадок, сразу же по первой тревоге отвечая в темноту, на звук, по теням, по вспышкам.
        Там близ двух временных форпостов-островов почти до утра хлопало, ухало стрельбой и разрывами, трещало пулемётами и ружейными залпами, плескалось, свистело, подвывало, отражаясь от скал сумасшедшим эхом, вязнув в ночи, в тумане, в расстояниях.

* * *
        Катаока отпаивался сакэ… Изрядно наглотавшись морской воды, вице-адмирал перебивал горечь её соли, горечь будущего поражения, унимая алкоголем озноб, не имея права показать перед подчинёнными своего дурного состояния.
        Принимая доклады о потерях, о возможностях, о том, что можно сделать… и что уже нельзя.
        Помня свои категоричные обещания генералу Ноги, со стыдом отсрочивая звонок, чтобы сказать о новых сроках, а вернее о фактическом отсутствии оных.
        У него, уже изрядно захмелевшего, так и срывалось с языка:
        - Чёрт возьми! А чего ещё следовало ждать?!
        Конечно, он взял себя в руки.
        Конечно, связавшись с генералом, без лишних эмоций и исключительно информативно довёл все ближайшие перспективы.

* * *
        В ставке князя Оямы Ивао, маршала Императорской армии Японии, главнокомандующего японскими войсками в Маньчжурии и на Ляодунском полуострове, несмотря на пресловутую самурайскую выдержку, царило, как написал один немецкий корреспондент, «настроение больного кота». А ещё этот злоязыкий представитель «Норддойче Альгемайне Цайтунг» приватно подметил среди аккредитованной при японском штабе писательской братии, что-де «наш князь-маршал, похоже, принадлежит не к жёлтой, а к какой-то неизвестной серой расе».
        Корреспондент незаметно и незамедлительно стал персоной нон грата, но реальности, да и общего настроения это не изменило.
        Самому маршалу-главнокомандующему об этой выходке, конечно, исполнительно доложили.
        Реагировать на подобное князь счёл ниже своего достоинства.
        Ояма, которого в последнее время мучили дурные сны или вовсе не мучили по причине коротания ночей урывками в полудрёме, запершись в кабинете (для всех - корпеть над картами, разрабатывая планы на дальнейшее), на самом деле надолго встал перед зеркалом, придирчиво разглядывая своё отражение. Хмуро признав:
        - В чём-то этот писака, пруссак, прав - из-за недосыпа лицо действительно приобрело неприятный оттенок.
        Отойдя от зеркала, Ояма всё же склонился над картой Кореи и Маньчжурии, испещрённой стрелками направлений ударов, отступлений, значками расположений армий, исправно нанесёнными названиями-пунктами китайских поселений, ставшими ориентирами жестоких боёв и стычек. Впрочем, не столько планировал, сколько вспоминал.
        К этой войне он приступал не без некоторой опаски в душе.
        Россия. Гигантская империя, пусть и уступающая по некоторым позициям другим, особенно на Дальнем Востоке.
        Европейская, а не какая там китайская, легко биваемая армия. И результаты первых боев, невзирая на изначально благоприятный для японской армии исход, это подтвердили.
        Да, на Ялу русские показали полную тактическую беспомощность, но в то же время - почти самурайскую храбрость и стойкость: пулемётная часть, сражавшаяся до полного израсходования патронов, атака окружённого полка в штыки, позволившая выйти из окружения, - этих примеров оказалось достаточно, чтобы зауважать противника.
        Впрочем, русские (их генералитет), наряду со стойкостью рядового, оказались сравнительно лёгким противником, которого можно переиграть стратегически и тактически. Это полностью подтвердилось в боях при Вафангоу, Ташичао и Симучене, где противник показал пассивность и несостоятельность. И уже к Ляояну маршал подошёл в полной уверенности в своих силах и силах своих войск. Даже полученные разведкой сведения о смене главнокомандующего его не поколебали.
        Казалось, ещё немного, ещё усилие и, получив свой «Седан», русские сломаются. Тем более что Ноги довольно удачно наступал на Рёдзюн[36 - Порт-Артур.], сбив противника с передовых позиций и выйдя практически к самому городу.
        Первый штурм крепости, надо признать, закончился неудачей, но это не особо повлияло на тогдашнее настроение Оямы. Но вот за последний месяц с небольшим русских словно кто-то подменил. Теперь у Ляояна, закрепившись на заранее подготовленных позициях, они сражались упорно и искусно, точно «красные дьяволы» при Секигахара[37 - Одно из знаменитых сражений полководца Ии Наосомаса, военного начальника периода 1582 - 1602 гг., личный отряд которого за цвет доспехов носил название «Красные дьяволы».].
        Несколько дней армии Оямы атаковали обороняющиеся русские войска, стремясь охватить фланги, и даже достигли некоторых успехов, оттеснив противника ближе к городу. Как вдруг ситуация резко изменилась!
        Отбив короткими, но сильными контратаками наступление против своего центра и правого фланга, коварный враг неожиданно атаковал позиции маршала Нодзу.
        Первая японская армия, захватившая с боями Сыквантунь и ряд высот восточнее Ляояна, оказалась истощена. Вовремя перебросить резервы не получилось.
        И все посыпалось.
        Русские давили и давили. Их артиллерия, ещё в сражении при Ташичао перешедшая к стрельбе с закрытых позиций - неуязвимая для менее дальнобойных японских пушек, наносила огромные потери своим шрапнельным огнём. Русские пушки, уже получившие название «коса смерти», старательно его оправдывали. А пехота… эти здоровенные сибирские стрелки своими штыковыми атаками приводили в ужас простых японских пехотинцев.
        Огромные потери заставили маршала отдать приказ на отступление. И только странная пассивность многочисленной русской кавалерии позволила отходить более-менее организованно.
        Между тем несколько арьергардных сражений все же произошло, и жёсткая кавалерийская рубка тоже имела место быть. После чего Ояме пришлось особым распоряжением запретить такие бои. Теперь набеги русских казаков и конницы отражали только пулемётным и ружейным огнём - не всегда удачно, и несколько обозов врагу все же удалось разгромить. Хотя были опасения на гораздо большее - на массированные вылазки в тылы.
        Ныне и вовсе складывалась очень неоднозначная и опасная ситуация.
        Всегда полагаясь на собственную проницательность, Ояма обоснованно считал себя маршалом-стратегом, ведя партию по собственным правилам и разумению, порой даже входя в разлад с Токио… с особой подоплёкой входя в разлад с флотом.
        Сейчас же ощущал себя не командующим армиями, не князем-аристократом, а будто обычным ремесленником, пусть и ремесленником войны.
        Анализ обстановки показывал, что Квантун он мог теперь удержать лишь тактически, уже сейчас понимая, что недолго.
        Русские взяли Ташичао и Инкоу, двигаются к Вафангоу, где позиция имеет слабость флангового обхода, а это означало угрозу тылу армии Ноги. Не непосредственную, но весьма вероятную.
        Делая правильные выводы из всех известных фактов и тех слухов о флоте Того, все неудачи на сухопутном фронте могли привести к полному окружению 3-й армии на полуострове. А флот… очевидно, флот гарантировать снабжение или эвакуацию по морю не сможет.
        Значит, надо отходить.
        Значит, надо срочно отправить приказ Ноги, пусть прекращает бесплодные атаки и отходит к Пуланьдяню. Там узость - закрепившись на этих рубежах, можно ещё сохранить шанс удержаться на Квантуне.
        Дальше все опять будет зависеть от того, насколько флот сможет удержать линии снабжения по морю.
        Возможно, японской армии придётся даже отойти к Дагушаню - Тюренчену. Возможно. Но пока надо срочно отдать приказ генералу Ноги.
        Стратегия закончилась. Началась тактика. Тактика отступления.
        Разогнулась затёкшая спина… Взгляд маршала оторвался от карты, украдкой мазнул по зеркалу - своему тревожному отражению.
        Ояма никогда, даже в годы порывистой юности, не мечтал стать поэтом, никогда (по крайней мере на слуху) не выстраивал трёхстишья хокку. Тем не менее, как истинный японец, верный традициям религии, он был убеждён, что все начинания сынов Ямато поддерживаются древними, мудрыми и безупречными богами. Теперь же был готов упрекнуть:
        - Боги войны, насытившись нашими жертвами, вдруг оказались заняты собой, совсем забыв про нас.
        Потирая рукой непонятно отчего занывшее сердце, командующий окрикнул, вызывая адъютанта.
        Молодой офицер вынырнул из-за полога, застыв болванчиком. А командующий вдруг передумал: «Завтра. Все распоряжения, ещё раз обдумав, отдам завтра. Всё ещё не настолько однозначно, и у Ноги, у 3-й армии ещё есть некоторое время для манёвра».
        Назавтра генерал Ноги Марэсукэ сам позвонил с неутешительным докладом!
        А что самое скверное, передал предупреждение Катаоки о неспособности удержать порт Дальний и залив, оголив тылы и коммуникации.
        Теперь становилось совершенно ясно - времени у 3-й армии нет!
        - Того… - только и вымолвил на это маршал, - проклятые флотские!

* * *
        А Хэйхатиро Того в это утро подал прошение об отставке.
        Божественный Тэнно дважды перечитал аккуратно выведенные иероглифы, на всякий случай посовещался с морским министром, и вскоре командующий Рэнго Кантай получил от последнего телеграмму с возмутительным подтекстом «прекратить истерику».
        В общем, в отставке отказали.
        Искушённый Хэйхатиро воспринял это как нежелание министра нести всю ответственность за будущее поражение.
        Единственное, чего не понял адмирал, что требуется от него и флота: балансировать, пытаясь сохранить хотя бы то, что осталось - опозоренные вымпелы? …или вывести все наличные силы (месяца через два) и геройски погибнуть! Взяв с собой побольше врагов.
        - Вот только… - горько усмехался Того, вдруг сравнив военную кампанию с партией в го или с персидской забавой, именуемой шахматами, - вот только выбивая друг у друга пешки и ферзи (сиречь корабли), русские всякий раз могут подставлять на игровую доску новые фигуры… с Балтики.
        Отвлёкшись…
        А в Царском Селе до недавнего времени вполне реально обсуждалось, надо ли доводить до сведения Рожественского о беспрецедентной выходке британцев у берегов Камчатки - о нападении английских крейсеров под японским флагом на российские корабли, о потоплении «Рюрика». Да и о заслуженной участи нападавших.
        Забавно, но учитывая, что дискурсантов-спорщиков в основном было всего двое - государь Николай и морской министр Авелан, занятие позиции «за» или позиции «против», в зависимости от той или иной аргументации, кочевало. То есть реально - «вчера» Авелан заявлял, что командующий Тихоокеанским флотом обязан знать, чего можно ожидать от подлых британцев: «до китайской стоянки флота англичан всего сто тридцать миль!» А «назавтра» проникновенно заверял, что не стоит давить на Зиновия Петровича, дабы тот, принимая боевые решения, не испытывал на себе «магнетизма вэйхайвэйской опасности».
        Романов с Фёдором Карловичем - и в той, и другой версии - и соглашался и спорил, чем выказывал занимательное противоречие. Впрочем, все эти колебания прекратились после того, как «Лена» вышла «на большую дорогу» и из сводок стало окончательно очевидно, что вспомогательный крейсер вскоре добежит до Порт-Артура.
        А там капитан 1-го ранга Трусов, и беглец-попаданец тем более, предстанут пред очами Зиновия Петровича, непременно ошарашив того новостями-подробностями, что случились в Авачинском заливе после расставания «арктической эскадры» с «Ямалом».
        - Надо исходить из военно-политической ситуации, - здраво рассуждал монарх, - Рожественскому как ответственному лицу, могущему принять судьбоносные решения, и фатальные в том числе, следует быть начеку. Нам же вместе с тем надлежит отправить для адмирала нераспространительное (не сильно полагаясь на шифро-телеграф), но понятное пояснение на текущий момент. Всенепременно держать с ним связь и сообразно дальнейшей обстановке доводить до него основные императивы, как то: «не поддаваться на провокации», а при дурном исходе «ждать и быть готовым оказать достойный отпор».
        На самом деле император Николай II ориентировался на дипломатию и политический анализ, полагая, что Англия останется верна международным правилам и пунктам договора с Японией. По меньшей мере открыто и беспардонно вмешиваться в войну не станет.
        Но, конечно, в большей степени он рассчитывал на две важные встречи и свою политическую игру - продуманную, тонкую, компромиссно-бескомпромиссную. Совершенно ясно, на чём основывающуюся. Романов был уверен, что переиграет оппонентов, лишь немного хмурясь на осторожные замечания Авелана:
        - Вы-то, ваше величество, знаете, что Англия в ближайшем будущем поступит так или эдак. Знаете, как поведёт себя Вильгельм. Вопрос: знают ли они сейчас сами, какой линии держаться?
        Что было пикантно, те стороны тоже строили хитроумные планы, стремясь к диалогу и, главное, жаждая в личной встрече прояснить обстановку: что же там, чёрт побери, в этой России, у этого Николая-родственничка происходит?
        Вильгельм II напрямую засылал предложения (уже третье) о свидании а-ля «великодержавно и величественно, как уже однажды приятно-памятно случилось, когда Мы встретились императорскими яхтами ”Гогенцоллерн” и ”Штандарт” в море Балтии».
        Тут надо сказать, что Николай не удержался от ехидного комментария: «…Осенью Балтика не для увеселительных прогулок - стыло и штормит-с нередко».
        Второй фигурант политической интриги - король Англии Эдуард VII - через своего посла в Санкт-Петербурге передал записку: «Такого-то числа-месяца намерен прибыть в Копенгаген с полуофициальным родственным визитом», эдаким лукавым намёком, что был бы рад встретить там своего дражайшего племянника. Хитрая жо…[38 - Ах, простите! Исключительно литературное «попа», нас - взрослых и суровых ребят - в плане звучности и колорита удовлетворить не может… какое-то оно недоразвитое, что ли… То ли дело ж-ж… ну вы поняли.Или хотите сказать - не пристало так о короле? Тогда ладно, скажем поприличней, согласно морфологии эпохи: хитрый афедрон.]
        Николай принял «раздачу карт», откликнувшись на призывы одного и экивоки второго, действительно отбыл на яхте, сам ещё не зная, кому первому отдать предпочтение.
        Пожалуй, стоит подметить, что с этим его почти скоропостижным отъездом из столицы получился ещё один побочный, полезный, а в чём-то даже поучительный казус.
        Барон Итиро Матоно, японский дипломат, посланник страны Ямато во Франции, получив приглашение посетить Петербург, ни много ни мало для беседы (странная недипломатическая формулировка) с российским императором, вне всякого сомнения, предварительно известил и заручился согласием на миссию у Токио.
        Токио тихо ликовал! Япония уже балансировала на грани экономического истощения. Война входила в неприятную стадию - в лучшем случае намечался затяжной пат. Шаг русского императора к диалогу был как нельзя кстати.
        На приёме у российского министра иностранных дел учтивый аристократ Матоно хранил бесстрастное лицо, но тоже потел в предвкушении и приятном ожидании.
        Позавчера, вчера да и сегодня с утра он просматривал свежую европейскую прессу, которая продолжала застенчиво вещать о временных неудачах армии и флота Японии и тут же браво трубила (в основном британская), что «силы Страны восходящего солнца перегруппировываются для окончательного и решительного удара по противнику».
        И официальный Токио всячески поддерживал последнюю версию.
        Информированный по своим каналам Матоно знал, что это неправда. Тенденции успеха в этой войне склонились в сторону русских армий и флота. Поэтому шаг к диалогу был воспринят как нежданный сюрприз - «император российский сам готов пойти на контакт, тем самым показав свою слабость, стало быть, русские сами выдохлись, а значит, на них можно давить и требовать!»
        И тут… и тут на тебе - укатил, понимаешь!
        «Укатил, понимаешь!» - это уже вольная трактовка Ламсдорфа, когда лицо японского дипломата, хранящее бесстрастную, вежливую, но снисходительную маску, на известие, что российский монарх отбыл на неопределённое время, на миг утратило невозмутимость, изобразив совершенно искреннюю обиду.
        Возможно, и личную.
        Узнай об этом Романов, наверняка сказал бы: «То ли ещё будет». Возможно, криво усмехнувшись…
        Российский император, сутулившись под штормовой прорезиненной накидкой, дымил неизменной папиросой на крыле ходового мостика.
        Яхта «Штандарт» врезалась клиперным форштевнем в мятежные волны Балтийского моря где-то уже в милях ста за траверзом острова Готланд.
        Утро было ветреное, условно дождливое.
        А на Дальнем, на Востоке…
        Это утро тоже было ветреное.
        Влажную взвесь ни туманом не назовёшь, ни дождём… так, чёрт знает что!
        Чёрт знает что, с горизонтом в милю-полторы… не более, пока.
        Пока солнце окончательно не проснулось.
        Для Рожественского и его людей следующий день начался, как и предыдущий - затемно, с прочёсывания и расчистки проходов на большую воду, и у бухты Белого Волка в том числе, нет-нет да и прихватывая тралом минрепы японских ночных закладок.
        В целом выход всех причастных к операции судов был проведён более собранно и оперативно.
        Но, как и вчера, командир броненосца «Император Александр III» каперанг Н. М. Бухвостов не вывел свой корабль по тем же (вчерашним) причинам каких-то неполадок в рулевой машине.
        Зиновий Петрович вполне сдержанно, но язвительно попенял тому (прямой связью по УКВ): «Ежели неисправность не поддаётся быстрому ремонту, Николай Михайлович, надобно не балаганить с временной починкой, а подав предварительную записку, провести нормальные работы с помощью артурских мастеровых».
        Вместо «Александра» Рожественский распорядился взять в дело канонерские лодки «Отважный» и «Гиляк», сняв их с другой задачи (траление подступов осуществлялось и в заливе Дзиньчжоу, где полагалось устроить корабельную артиллерийскую позицию для обстрела узкого перешейка).
        Сегодня буксиры вывели и трофейный японский пароход, что намеревались пускать на пробу или убой вперед в протраленные проходы японских минных заграждений (ему даже название менять не стали - какой-то «Камикава-мару»). Для этого посудину основательно нагрузили, осадив в воду ниже ватерлинии, да так, что даже опасались за неё на перегоне - с зюйдоста сегодня волна шла злая, норовящая захлестнуть всё низкобортное.
        «Богатырь» и «Новик» между тем уже превращались в дымящие точки, погнав перед собой пару обязательных вражеских разведчиков-дестроеров.
        День начался.

* * *
        Сразу стоит оговориться, что Рожественский, закладывая «трое суток» на взятие порта Дальний и прилегающих к нему акваторий, был реалистично объективен, и сегодня японцам удастся удержать залив.
        Фактически на последнем вздохе.
        Можно сказать, на выдохе природы - в первую очередь усилившийся ветер с юго-восточных румбов гнал волну прямиком в залив, где образовывались высокие пенистые гребни, крайне затрудняющие работу маломерных тральщиков. Во вторую очередь из-за непогоды и нависающей хмари раньше времени начало темнеть.
        Хотя практически и окончательно подавить артиллерию японцев (за малым исключением) можно было уже к вечеру. Уже к вечеру и далее дожимать, перетопив всё возможное японоплавающее… Начиная расстреливать всё, что могло оказывать сопротивление и на берегу.
        Но Рожественский остерёгся задерживаться в ещё плохо контролируемом заливе в условиях быстро наступающих сумерек, когда из полумглы, а затем и полной темноты могли налететь многочисленные миноносцы противника.
        А так…
        С раннего утра завязка сражения у группы Саншан-тау уже имела место быть - японцы по первому свету наглядно проводили минирование акватории, перестреливаясь с островными батареями русского десанта, кои по возможности, насколько дотягивались дальностью своих пушек, пытались этому мешать.
        Получалось не ахти как, что у одних, что у других.
        Погодя свою лепту стали вносить снаряды дальнобойных корабельных орудий подоспевшего «Богатыря».
        Японцы оттянулись вглубь.
        А вскоре загромыхали двенадцатидюймовые - «Суворов» пожаловали-с!
        Взлом минно-артиллерийской позиции Талиенванского залива развивался по вчерашнему сценарию. Даже с учётом, что японцы подновили минирование в протраленных проходах, дело должно было спориться быстрее.
        Сохранились проставленые вершки - в створы устремились тральные группы, тремя последовательными эшелонами, затем пароход-жертва, канонерки, и лишь вслед за всем этим тащил своё самое ценное брюхо-днище броненосец.
        «Богатырь» остался за внешним периметром нести патрульную службу - Рожественский не хотел пересыщать количество боевых единиц в опасных минами водах.
        «Новик» ушёл в Порт-Артур - Шульц таки выпросил паузу для своего корабля для текущих ремонтов и профилактики.
        Японцы пока держались вне выстрела и обстрела, но заведомо тактику менять не собирались, затеяв уже проверенную игру на маневрировании канонерками и неказистыми крейсерами. Даже припозднившийся «Чин-иен» отыграл по-вчерашнему - пришёл, пострелял, получил, отвалил!
        Правда, не столь накоротке, а сумев продержаться целых два часа. На эти самые «два часа», несмотря на избиение его самого, фактически не дал нормально работать тральщиками, утопив две единицы дивизиона. Более того, сумел даже влепить «Суворову»!
        Злой как чёрт после недавнего купания, Катаока, углядев, что русский броненосец приблизился на приемлемую дистанцию, приказал перенести огонь на самого опасного врага.
        Тут-то «Чин-пенсионер» и показал, что ещё на что-то способен, двинув на встречный бой! Расположение башен главного калибра позволяло ему вести погонный огонь сразу из четырёх стволов (на тот момент уже из трёх)!
        И чёрт с ним, что при этом дульные газы сметали лёгкие конструкции бака. И чёрт с ним, что курсовой атакой сам попадал на нитку анфилады ответного встречного огня! Конечно, при ходовых качествах «старика» это был не бросок, а выдвижение! Но попал!
        …Спустя получасье отползая «полным назад», густо-покрытый дымом по всей длине корпуса, куда влетало, круша, сбивая, размашисто заваливая фок-мачту, накрывая стальные купола башенноподобных барбетов, с вновь заклиненными, а то и окончательно перекошенными погонами.
        «Чин-иеновский» двенадцатидюймовый фугас ударил «Суворову» в фальшборт в районе среднего мостика, пробив, косметически поковеркав и опалив шимозой железо. Некогда на том месте стояла нештатная сорокасемимиллиметровая пушка, но всю эту мелочовку уже окончательно списали на берег. Набежавшие пожарные команды тушили горящую, волдырящуюся краску.
        А бывший «Дженьюань», всё-таки крепкой штеттинской выделки, продолжая волочить за собой дымы, успел соскочить с плахи[39 - «Чженьюань» - китайское название броненосца, построенного в Германии на заводе «Вулкан» в Штеттине.].
        Почему откровенно устаревший броненосец уже дважды, лишь попортив «шкурку», оставался на плаву, объяснялось не каким-то особым везением или своевременным выходом из боя. Просто на «Суворове» после сражения с Того очень мало осталось бронебойных снарядов (тех, которые нормально взрывались). Особенно к трехсотпятимиллиметровым орудиям.
        Новые комплекты боеприпасов ожидались лишь с приходом эскадры Небогатова. Второй канал поставки был возможен только после окончательной деблокады Порт-Артура с суши, что тоже будет не так скоро. А Рожественский уже строил дальнейшие планы на японскую метрополию, на уцелевшие корабли Объёдинённого флота.
        Однако вернёмся к бою.
        В то время как «бодались» два броненосца, «Гиляк» и «Отважный» сцепились с «Хасидате» и «Сайеном», занимавшими позицию в стороне к северу. В том числе взяли под соответствующий обстрел отстоящие ещё дальше канлодки, насколько те попадали в секторы огня и дистанции.
        Дело шло ни шатко, ни валко, причём с обеих сторон.
        «Гиляку» и «Отважному» прилетало меньше, чем могло, - японцы, имея в этом споре больше стволов, акцентировались на задаче помешать тралению. Сами же, находясь в движении, всякий раз сбивали пристрелку русским комендорам. Но, несмотря на это «шатко-валко», перестрелка велась с максимальной интенсивностью - вокруг кораблей частило всплесками, снаряды падали недолётами, перелётами, разбрасывая вместе с брызгами свистящие осколки… редко, но всё же пыхало пламенем и дымными клубами попаданий, корёжа небронированные борта и надстройки лёгких кораблей. Много ли им надо безбронным.
        Между тем тральные дивизионы и вовсе были вынуждены отступить под невыносимым артогнём.
        Всё это тянулось ровно до того, как, отогнав «Чин-иен», в дело не вступили калибры «Суворова». Теперь разгром оставшихся японских кораблей был лишь делом времени. Другое дело, что время давно перевалило за полдень.
        Первой, как ни странно, досталось отстоящей дальше «Иваки»!
        Красочно сказать, один прямой удар трехсотпятимиллиметрового фугаса разнёс шестисоттонную канлодку в пыль, раскидав в разные стороны обломки, испятнавшие море десятками пенистых шлепков.
        У всех, кто потрясённо смотрел на этот впечатляющий фейерверк, возникло только одно объяснение - «детонация погребов».
        Спустя полчаса получил серьёзное попадание «Сайен». Тем не менее, выйдя из боя, крейсер справился с пожарами и разрухой, далее сместив позицию влево, тем самым прячась за русскими же канонерками, перекрывшими прямую директрису «Суворову».
        Неплохой ход, с учётом того, что это позволило японскому крейсеру продержаться до конца боя.
        Хронометр считал минуты и залпы, стрелки оттикали двадцать пять, комендоры сбились со счёта, и пришло время «Хасидате» - разрывом на баке главный огневой аргумент вредителя Бертэна[40 - Эмиль Бертэн - именно этот французский кораблестроитель поэкспериментировал на бедных и доверчивых азиатах своими оригинальными и бредовыми идеями («тренируйся на кошках» - помните?), поставив непомерно крупные 320-миллиметровые орудия на малотоннажные платформы - крейсера тип «Мацусима». Из затеи ничего путного не вышло, вплоть до того, что при переносе тяжеленного ствола на борт бедная лохань кренилась, сбивая наводку и всей другой бортовой артиллерии корабля.] окончательно замолчал, свесив стволяку на борт. Многочисленные и тесно стоящие орудия среднего калибра по большей части тоже оказались выбиты.
        Заметно скособоченный «Хасидате» ушёл вслед за флагманом, наверняка ещё и борясь с затоплениями. Туда была бы дорога и «Такао», но основательно избитый, не имеющий брони крейсер, имея на левый борт пятнадцатиградусный крен, погрузившись в воду до иллюминаторов, потерял ход, дрейфуя в глубину залива под давлением устойчивого зюйд-оста.
        Внимания на него уже не обращали. Оставаясь в том же плачевном состоянии, «Такао» откочевал в северную часть акватории, где спустя какое-то время приткнулся к отмели. Команда, свесив головы с борта, с ужасом обнаружила у ватерлинии сорванную с троса прибитую течением мину - чёрный шар колыхало на волне, и «рога» контактных взрывателей угрожающе пытались «боднуть» корпус корабля. Деморализованный, обезглавленный на командный состав экипаж спешно высадился на берег, не предприняв никаких действий по спасению или подрыву обречённого судна.
        Только спустя два дня брошенному крейсеру уделили внимание «мародёры» из команд траления и зачистки залива от японских мин, обезвредив и эту безмолвную под ватерлинией, так и не сработавшую, сняв с борта всё ценное. А впоследствии и вовсе отбуксировав посудину в Дальний.
        Но это забегая вперёд, а пока…
        А пока густо чадила «Цукуси», выписывая циркуляцию среди всплесков накрытий - добить её было поручено «Отважному» («Гиляк» на тот момент сам боролся с пожарами).
        Два тридцать пополудни: с серьёзным носовым дифферентом вышла из боя «Майя», должно быть, плохо управляясь - на продольной раскачке винто-рулевая группа то и дело выныривала из воды. Падение двенадцатидюймового «суворовского» фугаса близ носовой оконечности канлодки оказалось достаточным, чтобы гидроударом вызвать разрушения и течи в корпусе.
        Следующей на очереди оказалась канонерская лодка «Удзи», которая после всего двух шестидюймовых снарядов опрокинулась, размашисто шлёпнув единственной мачтой об воду. Судно утонуло за считанные минуты.
        И всё бы прекрасно, если бы не подорвался на мине пароход-трал «Камикава-мару». И это в уже расчищенном фарватере!
        И без того бдительная вахта «Суворова» утроила внимание за водной поверхностью.
        - Мина лево по скуле! - донеслось от сигнальщиков с крыла мостика.
        Командир корабля и офицеры порывом сместились на окрик, кто-то вскинул бинокль, кто-то шарил взглядом по гуляющим водам, не отвлекаясь на оптику.
        - Вон она! Вашбродь! - снова от сигнальщиков.
        Точно поплавок на волнах, «чёрная» то заметно лоснилась округлостью, то окуналась в пенные барашки, устрашающе топорща рожки.
        - Право малый на борт!
        Рулевой закрутил штурвальным колесом, нос корабля неторопливо повело, покатило в сторону от опасности.
        - Что там? - Подоспел Рожественский, на время покидавший ходовой мостик.
        - Мины, Зиновий Петрович, - сохраняя спокойствие, ответил Игнациус, - по всей видимости, плавающие. Уж не знаю, сорвались ли с минрепов… Ох, как бы не специально японцами набросаны, пущим риском и для себя, при таком-то направлении ветра. Им, чертям узкоглазым, терять уж нечего! Всё одно на дно! Но прорывателю нашему трофейному конец.
        «Камикава-мару» медленно валило на борт, крен дорос уж градусов до десяти и только споро увеличивался. Там творился полный аврал - немногочисленная команда покидала судно, спуская шлюпкималомерки, одну на сильной волне перевернуло, люди плюхались в холодные воды.
        - Вот что эти головотяпы там творят! - покачал головой Рожественский, однако, подняв бинокль, всё внимание перевёл дальше по курсовой линии. Впереди в зоне тралящего каравана начали одна за другой детонировать зацепленные тралами мины - море глухо подбрасывало косматые пенные колоссы, тяжело и шумно оседающие, расходящиеся кругами.
        Пароход уже скрылся под водой, людей подобрали, уцелевшую переполненную шлюпку подняли на борт броненосца.
        Вскоре пришлось принять и паровые катера тралящего дивизиона - их уже так кидало на волнах, что дальнейшие работы становились опасными.
        Через полчаса стало очевидно, что не дойдя и до середины залива, тральщики наткнулись на ещё одну линию заграждений, оказавшуюся весьма широкой и плотной.
        Движение вперёд замедлилось. Почти остановилось.
        Ко всему нет-нет да опять стали попадаться плавающие рогатые сюрпризы, расстреливаемые с мелких орудий. Затем один из «соколов» контузило - стальной трос трала зацепил минреп совсем рядом с бортом - рвануло! Двухсотсорокатонное судёнышко едва не перевернулось, остановились машины, лопнули какие-то трубки, выхлестнув горячечное облако пара.
        Миноносец взяли на буксир, отводя в тыл.
        Рожественский не разозлился, скорей расстроился - в досаде стукнул кулаком по фальшборту, шипя бранью, наверное, уже от боли в кулаке, больше понося японцев:
        - Так и знал, что злокозненные макаки нашпигуют залив по полной, чем попало! Медленно! Медленно идём! С учётом, что вражеские канонерки оказывают уж совсем мизерное сопротивление. Что там у японцев из водоплавающего осталось?
        Обстановка была вполне стабильной, и на данный момент в прицелах наблюдалась почти не получившая ни одного попадания канонерка «Акаги».
        Маячили «Майя» и пара вспомогательных крейсеров, подошедших совсем недавно, - но эти вообще не принимали участия в бою, держась вне зоны покрытия русской артиллерии… практически на самой границе.
        Как в принципе уже в менее чем пределе дальности для трехсотпятимиллиметровых орудий были причалы коммерческого порта и всё ещё поддымливающий «Чин-иен», который ввиду опасности стронулся с места, намереваясь скрыться в бухте Виктория. Видимо, туда на внутренний рейд или другие портовые закоулки были отведены и остальные уцелевшие японские суда.
        «Пожалуй, и средним калибром до ”Чин-иен” дотянемся, - примерно прикинул расстояние Рожественский, - но попасть будет трудно. Смысл снаряды метать?»
        Переведя бинокль правее - к входу в бухты Джонок и Хунуэза, адмирал заметил отступивший к острову Хенд крейсер «Сайен» в компании с какой-то заскорузлой посудиной и гафельной шхуной. Ещё в поле зрения попались какие-то обшарпанные пароходы, больше похожие на вспомогательные крейсера, и жмущиеся к северной стороне залива низкие силуэты миноносцев (готовящиеся к прорыву?).
        «Ни к псам не разобрать! Далеко. Однако весь этот старый хлам смехотворен в удержании талиенванской позиции. Медленная агония», - сделал заключение Зиновий Петрович.
        - Но слишком медленная, - провозгласил уже вслух, чтобы его услышали остальные офицеры.
        Косился на небо, смахивая со лба и щёк мелкие капли дождя:
        - Пока протралим, пока доколотим, перетопим… Чёрт, возня мышиная!

* * *
        После 18:00 по местному времени, так и не добив поредевшие остатки противостоящих им сил, запнувшись на тралении, русские стали выводить свои корабли из залива.
        Готовые уже сегодня умереть японские моряки воздавали хвалу богам за отсрочку.
        Катаока уже знал, что этот день был последним.
        По полученным сведениям, генерал Ноги отказался от своих бесплодных попыток штурма. Его армия отходила, оставив в прикрытие сводный усиленный полк, спеша миновать четырёхкилометровое игольное ушко у Цзиньчжоу, пытаясь спасти обоз и склады, накопленные в Дальнем. Но уже было окончательно ясно: большую часть всего этого добра, что так упорно свозилось судами из метрополии, придётся уничтожить.
        Катаока, собрав воедино все данные, выслушав доклады командиров уцелевших и полууцелевших кораблей, смысла в завтрашнем артиллерийском сопротивлении русским не усматривал.
        «Полууцелевшими» вице-адмирал посчитал лишённые хода (или адекватного хода) корабли: «Мацусиму», крейсер 3-го ранга «Сайен», канлодку «Чокай», вообще не принимавшую участия в бою по причине поломки машин, в том числе один из вспомогательных крейсеров. Время их «жизни», применяйся они даже в качестве неподвижных огневых точек береговой защиты, исчислялось минутами.
        Невысокими оставались боевые показатели и у других судов, но они хотя бы были на ходу.
        «Завтра всё будет кончено, - совершенно спокойно, со свойственным японским фатализмом вывел командующий обороной Талиенванского залива, - весь инвалидный отряд не продержится против ”бородинца” и часа. Минами их тоже уже не задержать».
        После недолгих размышлений Катаока решает вывести из-под удара всё что можно, что ещё представляет хоть какую-то боевую ценность, обосновав:
        - Что ни говори, но «Чин-иен» всё-таки остаётся броненосцем. Лишённый большинства артиллерии, он ещё подлежит ремонту, перевооружению, как и израненный «Хасидате». Армии гибель этих кораблей, гибель их экипажей поможет ненамного. Вообще будет бессмысленна.
        Офицеры молча выражали своё согласие, вытянувшись перед адмиралом - маленьким, сухоньким, но необычайно упрямым командующим «Забавным флотом»[41 - «Забавный флот» - так во время русско-японской войны называли пёструю коллекцию устаревших кораблей, составляющих 3-й флот, возглавляемый Катаокой.].
        Вывод кораблей ночью, резервным (а теперь аварийным) проходом в системе заграждений в северной части залива вдоль материковой береговой линии многим виделся делом рискованным. И пусть зажжённые на побережье вешковые ориентиры не позволят сойти с фарватера, но ночь есть ночь!
        Этой ночью при попытке постановки дополнительных заслонов подорвалось на собственных минах судно-заградитель.
        Наверняка подозрительные огни на берегу привлекут внимание противника. И тогда медленно и осторожно бредущие фарватером суда окажутся под дулами и в досягаемости русских пушек с Норд-Сан-шан-тау.
        «А боги в последнее время к нам не столь благосклонны, - читал мысли подчинённых адмирал, - однако попытаться мы должны».
        Распустив офицеров, выйдя на мостик, Катаока взглянул в сторону берега.
        В порту у складов горели десятки огней, стоял шум, копошилось муравьиное движение людей - армия спешила эвакуировать свои запасы.
        «Всё не успеют, - мысль в адмиральской голове отрешённа, почти ленива, даром, что повторялась, будто оправдываясь, - завтра уже после одиннадцати русские корабли начнут обстрел отступающей из-под стен Рёдзюн армии. Что я и могу сделать для Ноги, это утопить всё бесполезное в узостях и фарватерах заливов Джонок и Хунуэза. А что не дотащить и туда - в бухте Виктория. Так, по крайней мере, русские не смогут расстреливать японские войска из менее дальнобойной артиллерии канонерок. ”Бородинцев” это касается в меньшей мере, однако расстрел стволов кораблей линии станет небольшим, но успокоением совести».
        Стоял вопрос: «Что дальше?»
        Собственно, мыслями вице-адмирал уже был там - у той группы островов, что Хэйхатиро Того явочным порядком превратил из временной стоянки в мобильную базу флота.
        Эллиоты.
        Карта с секретами периметра обороны лежала перед глазами на столе.
        Ещё сорок восемь часов назад Катаока был уверен, что Талиенванский залив он сможет держать не менее недели. Вместе с тем враг проявил не такую уж чтобы настойчивость, но методичность.
        И эта пошаговость давала повод думать, что завтра русские планомерно довершат дело в заливе, и уж на следующий… возможно, последующий день явятся к Эллиотам.
        Или вообще не явятся? Дозоры и сигнальщики брандвахты ни разу не заметили появления вражеских разведчиков близ архипелага. Это давало некие надежды, но и подозрения - с чего бы?
        Сама позиция «Эллиот» - россыпь островов, с неизвестными промерами глубин, разноплановыми линиями минных и боновых заграждений, оправданно считалась японскими стратегами более сложной, запутанной целью, нежели тот же Талиенванский залив.
        Конечно, у них и мыслей возникнуть не могло, что у Рожественского окажутся весьма подробные планы минно-артиллерийской обороны островов. Планы (добавим лирики), когда-то потом выложенные безжизненными цифро-фотографиями в мировую сеть интернета и просочившиеся порталом сквозь года (года ли?) обратно к живым, реальным местам действия.
        Однако долой лирику непознанных загадок, вернёмся к этим самым «местам действия».
        Если уж по-честному, Катаока был уже словно загипнотизирован неизбежностью потери и этой позиции, которую всегда и по праву считал временной… действительно что «стоянкой». Даже те батареи, рассредоточенные на некоторых островах группы, были рассчитаны на отражение не более чем миноносцев. Выстоять против крупных кораблей с последующей высадкой десанта они были не в состоянии. А большие контраргументы - закованные в броню калибры сэнсэя Хэйхатиро - ныне находились в ремонтных доках… за вычетом тех, что возлежали на дне.
        Упрямство.
        Именно за собственное упрямство держался вице-адмирал, не желая терять оперативный форпост, стоивший стольких усилий. Держать и, будучи под боком у противника, продолжать досаждать ночными диверсионными рейдами к Порт-Артуру.
        - И когда-нибудь на земле предков в нашу честь…
        Нет… не договорил, не довёл мысль, ступив на зыбкую почву сиюминутных слабостей и долга. Выбирая последнее - долг, строя планы, уже заглядывая вперёд, оценивая ходы поэтапного отступления. Где первые решения свелись пока к простому - не оставлять тихоходные транспорты и обеспечители в ловушке островного внутреннего бассейна, а увести, укрыв в отдалённых материковых бухточках, вплоть до устья Ялу, а то и вовсе отправить к Чемульпо. Другие, понёсшие повреждения боевые корабли, без всякого сомнения, должны уйти на ремонт в метрополию.
        Спешно составленный приказ для капитанов транспортных судов убежал телеграфным кабелем на Эллиоты. Сейчас же требовалась организация и вывод из залива назначенных судов.
        Дожидаясь ответных докладов о готовности каравана, Катаока тяжело привалился в кресле - сон шёл, сон валил с ног, но спать категорически было невозможно, нельзя.

* * *
        А не отпускающая ночь растянулась на долгие напряжённые часы, двигаясь скрыто и явно к короткой сумбурной стычке прорыва кораблей из залива.
        Успели ранее по-тихому уйти авизо «Яэяма» и крейсер «Хасидате». Погодя основным караваном на большую воду вышли два транспорта и вспомогательный крейсер. Следом… неповоротливый утюг «Чиниен» вдруг напоролся на мину!
        Звук подрыва всполошил засевшие на островах вражеские батареи!
        Вспыхнули, очертились дуги осветительных ракет, озарило вспышками, обоюдной пальбой, неразберихой. Просевший забортной водой «Чин-иен» встрял на мели, перегородив фарватер, вынуждая повернуть остатки судов обратно, оставив в дрейфе подбитый пароход-угольщик.
        «Чин-иен» ближе к утру сумели стащить, вывели - ушел, кренясь, назад в залив.
        Теперь судьба его - лечь на дно в бухте Хунуэза… само собой такие глупости, как завтрашний бой окончательно повреждённого броненосца, не обсуждались.
        Корабль затопили.
        Совершенно вымотанный Катаока отбыл одним из миноносцев, уверенный, что пауза в сутки-двое у него будет.
        Ошибался.
        Уже назавтра в дымке рассвета брандвахта Эллиотов углядела пятитрубный крейсер - вне всякого сомнения «Аскольд».
        В дымке рассвета…
        С самым рассветом у Ха-сян-тау уже громыхали орудия - прямо с ходу происходила встречная высадка русского десанта и японских подкреплений.
        Высокие ваканты (экипажи, скачки, рауты, вояжи…)[Из песни В. Высоцкого.]
        Неожиданно и ожидаемо решалось многое…
        Обязательно подняв вопросы касательно Тихоокеанского региона… затронув в том числе среднеазиатские противоречия… и непосредственно теснясь и толкаясь в границах старушки Европы.
        Две встречи, три фигуранта.
        Что их единило? Кровь, родство, статус, положение!
        Вообще при взгляде на все европейские высшие круги, переплетённые родовитыми матримониальными связями, королевскими, князе-графьёвскими фамилиями, так и просится на злой язык сравнение с выставкой породистых четвероногих. Когда они, разодетые, увешанные медалями достоинств и наград, с бантиками-ленточками, горделиво и важно взирают с фотографий… иль со старых исцарапанных лент кинохроники.
        Верша миром и судьбами народов - приближённых, служивых, разночинных и остальных нижестоящих яко дворняжьих подданных.
        А сами-то - на поводке…
        Наш рассейский Николай, даром что самодержец, никогда особо и не был свободен в выборе позиций - ему помимо профессионалов-министров приходилось в довесок лавировать во мнениях и самомнениях великих дядьёв.
        И вот, может, только в последнее время государь император обрёл вместе с информационной составляющей, в дополнение к своему тихому тактичному упрямству, хоть какую-то жёсткость во взглядах и решениях.
        И то - как сказать.
        Вторым лицом намечающихся событий вышагивал Вильгельм II.
        Весьма одиозная фигура. Казалось бы, своенравная и не подотчётная во внешней политике, однако исключительно точечно «кастрируемая» рейхсканцлером и статс-секретарём, вздумай кайзер увлечься, поставив личное отношение выше политических соображений.
        Эти фон-господа (фон Бюлов и фон Рихтгофен) во время морского ваканта двух монархов оставались в стороне, тем не менее прекрасно понимали цели раута - какие вопросы будут стоять на повестке[43 - Освальд фон Рихтгофен - статс-секретарь по иностранным делам. Бернгард фон Бюлов - канцлер.]. Более того, они уже давно планировали подобную встречу, заготовив тезисы… разложив всё по пунктам… на айнс, цвайн, драй!
        Следующей и третьей стороной выступал Эдуард VII.
        К тому (этому) времени роль «короны» в управлении британским государством была уже несколько принижена. Сам король в приватных, а с некоторых пор почти заговорческих беседах со своим давним дружком Фишером мрачно признавался: «…премьер-министр практически не советуется со мной». Но в целом Уайтхолл расчётливо из-под пенсне взирал на личные связи Эдуарда, используя монарха для предварительного установления контактов. Уж затем к переговорным процессам подключался статс-секретарь… Последние подписи были за премьер-министром.

* * *
        А мир шёл своим последовательным курсом, события следовали с выстраданной необходимостью логикой, согласно хронологической колее.
        Однако новые вводные (это и «Ямал», и иное соотношение сил в русско-японской) встряхнули цепочку последовательности, меняя, смещая графики, заставив торопиться, завертев быстрей процессы.
        По сути, Вильгельм ехал с тем же, что в другой бы раз назвали «Бьёркским договором». Сей проект был инспирирован уже помянутыми фон-господами с целью обезопасить Германию с восточных границ, случись конфликт с Англией. А возможно и с Францией. И должен был состояться (договор) совсем скоро - в 1905 году, в июле. Так что в этом случае разница по датам вырисовывалась небольшая.
        Не было спонтанности и у англичан.
        Как бы мы тут ни ерничали про «хитрое седалище» британского монарха, Эдуард VII прекрасно видел, что международная ситуация начала двадцатого века требовала сближения с Россией.
        Воинственная риторика Вильгельма подкреплялась возрастающей мощью рейха - в этом сквозила прямая угроза для Британии… её колониям.
        Непосредственно уже сейчас разведка докладывала о всяческих зазывах Вильгельма к диалогу с Николаем - ясно, что это попытки кайзера перетянуть одеяло на себя. В связи с этим Англия срочно искала, чем и кем прикрыть тылы (вот и опять афедрон вылез).
        Первыми подвернулись соседи через Ла-Манш - удачно! И уже весной 1904 года подписанные англо-французские соглашения дали повод думать, что это послужит примером для Петербурга активизировать российско-британское сближение. О чём Эдуард VII напрямую намекнул послу России в Дании, будучи с недавним апрельским визитом в Копенгагене. Более того, выразил готовность всячески способствовать разрешению кризиса на Дальнем Востоке. Нонсенс!
        Всё это сопровождалось записками-посланиями…
        Впрочем, ознакомившись с их копиями, лорды-министры сочли, что момент для переговоров пока неподходящий: «…вот закончится война на Дальнем Востоке, поулягутся страсти, русские поостынут, подзабудут свои обиды на Альбион, что пособлял макакам. Вот тогда…»
        Итогом лишь через два года к тысяча девятьсот седьмому всё плавно и подошло бы. Эдуард тогда назвал эти англо-российские соглашения «триумфом британской дипломатии».
        Но!
        Но вот пока ещё конец «девятьсот четвёртого», Рожественский в Порт-Артуре, осада практически снята.
        Для Лондона стало окончательно ясно, что узкоглазые подопечные завели дело в тупик. Требовалось срочное вмешательство - выступить посредником, регулятором, дабы не потерять контроль над ситуацией в послевоенном устройстве на тихоокеанском театре. Поскольку там ещё в недалёкой перспективе вероятны противоречия и с САСШ.
        Естественно, что пэры-лорды были в теме загадочной «арктической истории». Почти со всеми её неясностями и осложнениями, где фигурирует «красный ледокол» под американским флагом.
        Правда, секретный рапорт Фишера, списавший два крейсера его величества близ Камчатки, был подан как трагическое стечение обстоятельств в опасных северных широтах. И о радикальных приказах первого лорда Адмиралтейства (с согласия короля) им известно не было. Вряд ли подобные авантюры сыскали бы одобрение в парламенте и в обеих палатах.

* * *
        - В сообразности, оценивая сложившееся международное политическое настроение, помыслы оппонентов мне ясны, - говорил Романов, ещё будучи в Царском Селе, только планируя отбытие на Балтику. И поводя плечами, поглядывая на двух доверенных, добавлял: - Адекватно взвешивая ситуацию, опираясь на приоритетные знания…
        - Ваше величество, - осторожничал на всякий случай Авелан, - обстоятельства столь прогнозируемы, сколь и переменчивы…
        - Простите, я не так уж силён в политических, тем более подковёрных дипломатиях, - поймал момент Гладков, практически уже «сидящий на чемоданах», дорабатывающий последние денёчки перед отъездом на Колу, - но соглашусь - наскоро проведённый анализ показывает, что два монарха (благо, что порознь) идут с заведомо известными предложениями. Что ж, тем лучше! Ничего не надо выдумывать. Не дёргаться! Пусть уж они дёргаются и предлагают. Единственным существенным нашим предложением, которое кардинально выходит из исторической канвы, будут нефтяные месторождения саудитов. В обмен на удобную и лояльную к нам позицию Великобритании по исходу войны с Японией. Однако давайте не забывать, что внесло главную нестабильность в текущую историческую последовательность! Катализатор - «Ямал»!
        По моему мнению, на рауте надо быть готовым к любым каверзным, хуже, если не совсем к прямым вопросам. Их, эти вопросы, уже сейчас следует разбить на категории: «ледокол американский», «марсианский», чёрт возьми! Или что хуже, и если встанет по правде - «судно из будущего»! Ко всем категориям затронутых тем необходимо подготовить последовательные, непротиворечивые трактовки. На все случаи. В том числе предвосхитить всяческие подозрения по последним патентам, заказам на иностранных заводах, особенно по оборонным.
        Задача - даже если что-то и просочилось, вывернуть факты так, чтобы совершенно исключить правдивую версию. Решительно запутать всяческие следы. Строго гнуть своё, гнать, простите за жаргонизм, волну, как то: судно исключительно «американец», тем более что погибло, наскочив на рифы… или якобы японские рейдеры тут виной. Но вообще щекотливый инцидент с английскими крейсерами у Камчатки показывает, что с информированностью у британцев всё далеко не так непросто. Что-то у них есть! Иначе…
        - И более того, - пробурчал Авелан, - их наглое нападение это прямой намёк на корабли в Вэйхайвэе.
        - Да-да, - согласился Романов, - англичане один свой ход уже сделали. Надеюсь, инсценировка с гибелью «Ямала» на какое-то время их обманет. Дай бог бы вообще… Новая служба контрразведки, вкупе с ведомством Ширинкина, ведёт кропотливую работу. Агенты и шпионы иностранных разведок… теперь имена многих известны… - кивок в сторону Гладкова, - намеренно не подверглись аресту. Их… как это сказал Евгений Никифорович, «разрабатывают», «скармливая» им однородную легенду. То же самое касается прочих выявленных, особливо высокопоставленных и чиновных почитателей заморских меню. Это тех господ, что вы называете лоббистами интересов других государств, агентами влияния, а попросту предателей.
        Самой, пожалуй, одиозной считаю затею с придворными размножителями нелепиц - о всяких спиритических сеансах при дворе, пророчествах, якобы могущих обосновать слухи о знаниях из будущего.
        - А германская разведка? - не унимался Алфеич. - Дойчи на просторах России чувствуют себя почти как дома. Радикального немцы пока ничего не предприняли. Возможно, из-за того, что фактами они и не обладают, а лишь следами фактов. На первом заходе, ваше величество, у нас Вильгельм, а если кайзер и вовсе готовит свой неожиданный демарш?
        - Что вы имеете в виду?
        - А как заявится он не на «Гогенцоллерне», а на «Виттельсбахе»?![44 - «Виттельсбах» - тип броненосцев Германии.] Да под дулами…
        - Да господь с вами! - Романов изобразил рукой нечто похожее на «чур меня!». - Мы, слава богу, живём не в вашем беспринципном, утратившем всякое благородство веке. У нас ещё чтут честь и фамилии.
        - Ну, ладно, - пожал плечами Александр Алфеевич, - я лишь усугубил… для понимания серьёзности ставок.
        - Спасибо! - сарказм императора был смазан мелькнувшей тревогой.
        Призадумался.

* * *
        Напрасно Романов брюзжал и сетовал, что на море будет сильно ветрено и штормово.
        О да, до Готланда немного позавывало, но уже близ Борнхольма утихло до умеренности, покачивая «Штандарт» с «подветренной» на якорях.
        Расфуфыренный Вильгельм легко перескочил с катера на поданный с яхты трап. Взбежал наверх, приветствовав деланым или искренним расположением, с улыбкой топорща усы.
        На палубе вместе с тем было довольно стыло, поэтому делегации поспешили вниз в уютные кают-компании. Тем более что Николай успел продрогнуть, проторчав с час на мостике, сам томительно выглядывая в бинокль, когда на горизонте загустели дымы, а затем и появился ожидаемый силуэт судна - нет, не «Виттельсбаха».
        Уж, признаться грешным делом, где-то в глубине подтачивало - Романов мысленно выругался: «Всё-таки возмутитель Гладков сумел внести сумятицу в думы. Да и Балтика, невзирая на сравнительную распогожесть, тягостно мрачна, так и прочит хмурыми предположениями».
        Впрочем, стакнувшись лицом к лицу с высоким гостем, русский император неожиданно поймал себя на мысли, что совсем не видит каких-либо затруднений в этих переговорах. Притом, что в итоге был намерен обмануть Вильгельма - спустя время по возвращению в Россию сей наметившийся договор попросту и без зазрения дезавуировать. И даже совесть не мучила.
        А вот следующая запланированная встреча с Эдуардом беспокоила - в этой игре ожидались разноплановые подоплёки, точно скрытые пласты и слои в лабиринтах политических вариаций.
        Вильгельм же, едва ступил на борт судна, на взгляд Романова, «читался» со всеми потрохами его помыслов. Для начала сыпал приличествующими вопросами о здоровье супруги и наследника. Быстро перескочил на европейские политические сплетни, естественно, более затрагивающие интересы Германии (и фарватером - России). Здравил с успехами на Дальнем Востоке, ратовал за скорую и окончательную победу. И тут же доверительно предупреждал, дескать, враг ещё силён, а за его спиной стоит коварный Альбион[45 - В реале кайзер и проталкивал свой договор, пользуясь неудачами России в войне Японией.]. И практически с ходу начал излагать основные пункты соглашения, которые, что уж там… принимающей стороне по большому счёту были известны.
        Честно говоря, Романов испытывал даже нечто похожее на снисходительную скуку, стараясь со всей сдержанностью и самообладанием не ввязываться в дискуссии. Всячески декларируя покладистость, потакая и соглашаясь, не видя необходимости ни убеждать, ни перечить, зная, что «завтра» всё это будет иметь посредственное значение.
        «Господи, - бродило в голове российского самодержца, - как легко быть прозорливым и великомудрым, обладая теми предгадательными знаниями, коими владею я. И пусть я предвзят…»
        Глядючи на велеречивого павлина, вдруг вспоминались кадры военной хроники Первой мировой - серые шинели, грязь и миллионы убиенных. Вдруг ни с того ни с сего возникало досель неведомое желание - выплеснуть прям в лицо самодовольного кузена, ошарашив: «А ты знаешь…»
        «Да, да - ты последний неистовый кайзер, знаешь?! Ты, который кричал, что война не закончится, пока весь мир не признает Германию победительницей, позорно бросишь семью, Берлин. Сбежишь в Голландию, где и станешь прозябать свой остаток. А твой народ будет умирать от голода после Версальского мира, когда Германию обдерут как липку, повесив кабальные репарации».
        И тут же устыдился:
        «А чем я лучше? Я и вовсе не уберёг ни семью, ни Россию, ни себя. Тяжко бремя…»
        Был подан парадный обед.
        Германская делегация довольно гомонила по результатам столь быстро и легко утверждённого договора, звякая-щёлкая столовыми приборами и челюстями.
        Вильгельм так просто цвёл и пах - как правило, сдержанный в аппетитах, вдруг много ел, пил, шутил, рассказывая неприличные анекдоты (за ним такое водилось). То и дело бегал в уборную («уборную» - именно так называл гальюн, пусть и по-немецки, сопровождавший кайзера адъютант в чине оберста), возвращался снова к столу, который окончательно пал перед тевтонским натиском, и, уже пресытившись - к куреву, кофе и, наконец, к той тревожной для Романова теме… Однако на удивление, ограничившись лишь общими чертами, что-то в духе:
        - О, дорогой кузен! Я припомнил - Рожественский, что командует «Арктической эскадрой», это тот самый талантливый адмирал, который отличился тогда во время моего визита в Ревель!
        Ах, как вам удалось так смело пройти неприступными льдами! Как скоро мы будем проводить караваны? Ах, ещё не скоро? Плохо разведан путь? Короткая навигация? Нужна сеть угольных станций? Добротные ледоколы? А тот американский, верно ли говорят, погиб? А правда ли?..
        И так далее и тому подобное, похохатывая над очередным анекдотом, каркая на дойче: «Фюрдиль-хальп-цет-ален-цапфе![46 - Фюрдиль-хальпцет-ален-цапфе - что-то там про «на полшишечки».] О, я, я! Унтер-колоссаль! Ха-ха!»
        Романов сдержанно кривился:
        «Немцы иногда такие громкие!»
        И всё же самых провокационно-ожидаемых вопросов кайзер так и не задал. Чёрт его знает почему!
        Может, не желал оказаться глупым собирателем фантазий, и высказанное даже в шуточных формах выглядело бы нелепо. Или посчитал, что неискушённый кузен Ники и так у него в кармане. И ещё успеется.
        Потом уже, когда две яхты, отсалютовав друг другу, разойдутся, Ширинкин вежливо выскажет свои сторонние соображения:
        - Простите, ваше величество, следовало ли столь скоро и без разбору соглашаться на все германские пункты в соглашении. Подозрительно-с.
        - Да будет вам, - вяло, совершенно утомившись от гостей, отвечал император, - Вилли так упивался собой, своим превосходством, что ни на что иное не обращал внимания. Был бы при нём Бюлов, вот тогда пришлось бы играть более тонко.
        - Адъютант тот его, что неловко громыхал своей саблей, носясь с кайзером в гальюн, далеко не так прост. Чувствую я в нём профессионала разведки. Совещались они там.
        - Удалось что-то подслушать? - почти встревожился Романов, даже не поморщившись.
        - К сожалению, мало что, - замялся начальник охраны, - так шумев за столом, там они осмотрительно шушукались. Мой человек расслышал лишь что-то про Эдуарда.
        - Естественно, они знают следующий пункт нашей остановки, - Николай пошамкал обветренными губами. - Знаете что, Евгений Никифорович, надо непременно сделать так, чтобы к нашему приходу в Копенгаген новость о… хм, «Бьёркском договоре» уже достигла материка, и Эдуард был в ведении.
        - «Бьёркском»? Борнхольм на траверзе.
        - Ну и что? Я предложил назвать так - нечего гневить Бога, и без того вмешались в его промысел. А Вилли даже и не переспросил на радостях: «почему?» Как в народе говорят, «назови хоть горшком, лишь бы в печь не ставил». Только о соглашении с немцами желательно пустить будто бы слухами, а не нашей официальной инициативой. Отбейте соответствующую шифрованную телеграмму Извольскому[47 - Извольский Александр Петрович - российский посол в Дании.].
        - Исполним.
        «И конечно же необходимо сделать так, чтобы некоторые подробности стали известны в Париже, - подумал Романов, когда дверь за подчинённым уже закрылась. - Там мгновенно смекнут, чем это может грозить прекрасной Франции, и станут более покладисты. Кредиты французов нам понадобятся лишь на срочное время. Далее я надеюсь, мы получим доходы от месторождений драгметаллов. Но пусть понервничают. Господи, как же быть такими сильными, чтобы вовсе не нуждаться в союзниках. Чтобы только флот и армия».
        Качка стала чуть более заметной - «Штандарт» вышел из подветрия острова, взяв курс на Копенгаген.

* * *
        Сто морских миль до следующего пункта назначения средним ходом растянули на всю ночь, то и дело встречая по пути огни оживлённого судоходства. Прибыв к месту, придержались дрейфом на траверзе по ориентиру маяков, а дождавшись, когда бриз разгонит утренний туман, неторопливо втянулись в створы, встав на рейде датской столицы.
        Медленно отступающая дымка постепенно обнажила ближайшие стоящие на бочке суда-негоцианты, среди которых белой надстройкой изящно прорисовался двухтрубный клипер, на кормовом флагштоке которого от сырости вяло провис британский флаг.
        - «Александра», - вслух прочитал название на борту Николай.
        - Так точно, королевская яхта, - учтиво подтвердил старший офицер, теребя бинокль, - там, ваше величество, на берегу… по-моему, встречающий официоз. Катер подать прикажете сей же час?
        - Да. Пожалуй. Завтракать не буду.
        Весь день русский император «убил» на томительное посещение датского двора, где по ходу церемониальных обязанностей успел накоротке договориться с Эдуардом о завтрашней встрече на борту «Штандарта».

* * *
        Состав делегации был красноречив. Короля, наряду с секретариатом и представителями Форин-офиса, сопровождал Френч - главный инспектор британской армии с офицерами. Флот представлял Фишер - первый лорд Адмиралтейства.
        - Вот так «полуофициальный родственный визит»… - не сдержал иронии Ширинкин. - Ах, простите, ваше величество!
        - Да чего уж… - лишь выдавил самодержец - сам видел. Хотя бы довольствуясь тем, что в составе прибывших не оказалось королевы Александры. Что впрочем, было обоснованно - Романов путешествовал без своей второй половинки, и на борту «Штандарта» для супруги Эдуарда не нашлось бы достойной собеседницы. Что ей тут среди сугубо мужских разговоров делать?
        День сегодня оказался солнечным, и многочисленные гости толпились пока на палубе. Играла приветственная музыка, матросы экипажа взяли на караул.
        Два монарха позировали для фотографа.
        Если давешний Вильгельм напоминал кота - сначала кота, крадущегося к добыче, а после довольного, поймавшего птичку, то Эдуард, в отсутствии позы присущей всем британцам чопорности, был подчёркнуто доброжелателен, вальяжно элегантен и вкрадчив.
        Николай, вдруг посмаковав морфологию слов «крадущийся» и «вкрадчивый», усмехнулся:
        «Красть! И крадущийся кайзер, и вкрадчивый король - всем что-то от меня надо. Так бы и обобрали, и обокрали».
        - Пойдемте, прогуляемся наедине, - без обиняков предложил Эдуард, - оставим пока эту навязчивую свиту. Особенно моих церберов. Вы-то, милейший, сравнительно налегке, а мой секретарь вечно вступает со всякими совершенно пустяшными вопросами, наподобие того, «с какой стороны от королевы должен идти королевский конюший».
        Романов подхватил тихое хихиканье собеседника, король шутил - конюший на морской яхте - это, пожалуй, «не в те ворота».
        - Вы знаете, дорогой мой, - повёл свою партию Эдуард, - до восшествия на трон, а это замечу, произошло уже на шестидесятом году моей жизни - весьма поздно, меня всячески пытались отстранить от государственных дел. Да и сейчас… Поэтому я очень остро чувствую такие моменты и, призн?юсь, иду наперекор и, вероятно, из-за этого порой совершаю глупости. Больше приходится полагаться на старых приятелей.
        Хм. Временами манеры моего первого морского лорда, я о Джеки говорю, его непарламентские выражения, солёные остроты моряка нахожу весьма раздражительными - адмирал своевольный и воинственный. Однако я восхищаюсь его пророческим гением…
        Николай шествовал рядом, пока не понимая, куда клонит монарх, но весь внутренне подобрался, ожидая, что вот… вот сейчас будут «выложены карты». На слово «пророчески» невольно дёрнулся, замаскировав это лёгким покашливанием.
        - …Но иногда и у него случаются ошибки и авантюры, - король печально улыбнулся, - о которых не знают даже в правительстве. Только я и он.
        Романов понял! И бросив короткий взгляд в сторону, где толпились деловые фраки в высоких чёрных цилиндрах - посверкивающие пенсне господа из Форин-офиса, совершенно серьёзно и положительно кивнул собеседнику. Получив в ответ плату - выразительную благодарность. И уверенность, что теперь-то уж щекотливых вопросов поднимать никто не станет. По меньшей мере официально. Тема «Ямала» повлечёт за собой многое другое, несомненно, обнажив все пикантности инцидента у Камчатки. И наоборот.
        А ещё мелькнуло, что в какой-то степени у него даже появился рычаг давления на короля. Мелькнуло и было со свойственным чистоплюйским благородством отвергнуто.
        Пока же Эдуард разбавлял свои речи тактической паузой - малозначащей шелухой, что-то в духе «ступив на борт этого доброго судна…», в голове российского императора, ликуя, проносился калейдоскоп соображений: «Боже, уповаю, неужели сработало?! Пропустив дезинформацию через решето ведомств Ширинкина и контрразведки, и там - у Камчатки, потопленным судном-имитатором, неужели удалось?! Удалось как минимум исказить истину, сбить со следа! А паче чаяния и вовсе!.. А значит, ничего у них нет! Никаких открытых и достоверных фактов. Иначе прагматики с Темзы вцепились бы бульдожьей хваткой».
        Главные прагматики с Темзы, те, которые в цилиндрах и пенсне, как мы поняли, были в неведении относительно всех подробностей операции Королевского флота у берегов русской Камчатки.
        Попавший под харизматический напор Фишера Эдуард сейчас понимал, что моряки напортачили! Акция флотской разведки, проведённая в обход Совета Адмиралтейства, провалилась! Стройная и, что уж сказать, не без доли сумашедшинки версия свернула в тупиковую ветвь. Не говоря уж о том, что своим сомнительным мероприятием они толкали Россию в объятия кайзера - российский император вправе был предъявить претензии и вполне официальные ноты. Эдуарду надо было срочно делать хорошую мину, и отговорки на своенравного адмирала являлись лишь бледным прикрытием. Тем не менее…
        Посовещавшись, два сэра подельника-заговорщика решили не обострять тему, не провоцировать, коль уж Николай оказался столь покладист. И ждать!
        Ждать поступления новой информации.
        Надо сказать, между королём и первым морским лордом произошёл не один резкий разговор на тему скатывания ситуации с «красным ледоколом» к столь жёстким и опрометчивым результатам. На что упрямый адмирал всякий раз находил одно объяснение:
        - Мой доверенный и полномочный представитель, находящийся на борту «Кресси», имел приказ лишь в одном случае доводить дело до боестолкновения - если увидит что-то из ряда вон выходящее! Значит, это «из ряда вон» имело место быть!
        - Или же произошла спонтанная, трагическая ошибка, - мрачно отвечал монарх, - заряженные ружья не всегда стреляют по воле своих хозяев.
        - Рано или поздно мы обязательно всё узнаем. Я по-прежнему уверен, что Россия не выставила Британии рекламации за сей пиратский акт не вследствие нежелания в разгар войны с Японией вступать в конфронтацию с великой морской империей, а только лишь из-за того, что дело с этим чёртовым ледоколом нечисто!
        - И всё же, Джеки, я иногда смотрю на это дело как бы со стороны. И удивляюсь - как смогла уместиться в наших головах эта версия - о «красном ледоколе», что как снег на голову свалился из грядущего на русских.
        - Вот уж точно, что как снег или лёд, учитывая о заявленной классификации судна, - не скрывал своего недовольства Фишер.
        Сам сэр Джон отвергал любую неуверенность в правоте своих приказов. Это была его инициатива и его рисковый шаг, в некоторой степени воплощение задумок, что прорабатывались в штабе на случай, возжелай Британия вмешаться на стороне азиатского союзника более весомо, нежели пассивной помощью.
        И вообще адмирал мыслил больше военными категориями, неожиданно испытывая странное утешение от размена - два судна на два судна. Именно такая компенсация давала веру, что «объект» (который из разрозненных данных не являлся военным судном), вне сомнения, был утоплен - не могли же, чёрт возьми, два крейсера флота Его Величества оплошать против всего лишь одного боевого корабля, устаревшего «Рюрика»! Вспомогательный вооружённый пароход «Лена» в расчёт и вовсе не брался.
        Теперь, поскольку были все основания полагать, что «пришелец» погиб, безудержный (современники ещё называли его «радикальным») Джеки немного успокоился. Явная угроза Великобритании, а то и всему миру, сейчас казалась адмиралу уже не столь явной.
        Почему?
        А вот попробуем взглянуть на невероятную ситуацию глазами аборигена самого начала двадцатого века.
        Пусть Фишер допускает, что каким-то чудным и случайным образом из грядущего попадает эдакий «Летучий голландец», несущий какие-то знания, какие-то передовые технологии, набедокурив в том числе и в умах.
        Много ли он мог дать? В плане промышленных новшеств.
        Много ли дал в подобной ситуации, провались «Кресси» (боевой корабль!) к Нельсону? Что смогли бы понять королевские корабелы - мастера парусных фрегатов - в паровых машинах и телеграфных аппаратах? Да и откуда на судне могут оказаться квалифицированные технические задания на производство чего-либо, да того же крейсера броненосного класса?
        Примером служил добытый шпионами чертёж «идеального линейного корабля» - рисунок, концепция, не более!
        Понятно, что Фишер и представить себе не мог о компьютерных накопителях информации.

* * *
        Неторопливо двигаясь к юту, два монарха всем видом демонстрировали доверие друг к другу и готовность договариваться, зондируя почву по основным вопросам.
        В полдень объявили обед, и вся любезная компания разместилась в большом зале для приёма высоких гостей. После трапезы венценосные особы снова уединились в кабинете. Приватное общение подзатянулось, но явно вело к взаимно удовлетворительным результатам. И только после всех предварительных «прощупываний» к переговорным процессам подошли уже с более официальной стороны.
        Что бы там ни планировали до этого лорды, первой животрепещущей повесткой дня оказались слухи (или не слухи) о результатах встречи русского царя с кайзером - отосланная Извольскому шифротелеграмма нанесла свой расчётливый укол.
        «Добрый дядюшка» Эдуард с укоризной поставил вопрос: «Ты с нами или с ним… в смысле - с кайзером?»
        Тут и настал момент, скрыв торжествующую улыбку, вспомнить сказанное давеча господином Гладковым: «Пусть они дёргаются и предлагают».
        Никуда не делась «горячая тема» - война на Дальнем Востоке.
        Япония - инструмент Британии против Российской империи и в перспективе против САСШ. Просто так своего союзника англичане не сдадут. Будут компромиссы.
        «Компромиссы на компромиссы», - Романов смотрел на всё спокойным умом, уверенный в собственных знаниях и прогнозах. Со всем набором встречного дипломатического манёвра и торга.
        Тот же предложенный проект совместной разработки саудовских нефтяных месторождений уравновешивает любые амбиции Лондона в Средней Азии. Теперь при разделении Персии на две сферы влияния - британскую и российскую - одеяло можно потянуть на себя куда как сильнее.
        Английская разведка, вне сомнений, без дела не сидела, вынюхивая и роя носом землю. А потому операция дипломатического корпуса Российской империи предполагала ряд отвлекающих шагов - помимо эмиссаров, отправившихся к саудовскому королю Абдул-Азизу, параллельно для отвода глаз был послан целый ряд других миссий и экспедиций. На прилегающие и сопредельные аравийские территории, включая даже ныне колониально зависимые страны Северной Африки.
        Что касается дальневосточных притязаний - британцы не скрывали, что, несмотря на исход войны, намерены сохранить потенциал союзника. Экспансию России старались (уже не так явно) всячески купировать. Напирали на отсутствие любых преференциальных прав на территориях Китая, за исключением той, на которую распространяется аренда Ляодунского полуострова. Не забывая коммерческие вопросы, связанные с крейсерской войной российских рейдеров, покуда война продолжается. И это лишь неполный список.
        Так или иначе, преобладающие интересы на Корейском полуострове были оставлены за Россией, но с оглядкой на постфактум окончательных переговоров враждующих сторон. Заверено в отказе Англии от дальнейшей активной поддержки Японии. Однако дислоцированная в Вэйхайвэе эскадра оставалась на месте, якобы «для соблюдения надзора и покровительства в деле скорейшего заключения мира в регионе». Каково!..
        К слову сказать, и Арктика оказалась в одном из пунктов переговорного внимания.
        Причина - оглашённая ранее официальная нота Министерства иностранных дел Российской империи «о полярных владениях», где были высказаны в том числе притязания на Шпицберген.
        Забегая вперёд, стоит отметить, что и тут Романов одержал некоторую победу - как говорится, «проси больше, получишь сколько надо». Озвучив претензии на весь архипелаг Шпицберген-Грумант, удалось заполучить большую его часть. Британская поддержка была обеспечена.
        Не обошлось без встречных предложений, исходивших… конечно, от беспокойного первого морского лорда, горячо ратовавшего за арктические исследования под патронажем географических академий.
        «Ну-ну! И этот туда же, - невзыскательно оценил Николай, вспомнив ко всему захлёбы Вильгельма, напористо проталкивающего совместную германо-российскую экспедицию на Северный полюс, - уж очевидно, с чего и Фишер вдруг стал афишировать (хм, Фишер афиширует!) такую любовь к ледяным просторам - оправдать английское присутствие близ наших секретов».
        Так или иначе, полуобстоятельно (на пару выкуренных папирос) и этому уделил внимание, обсудив перспективы Северного морского пути.

* * *
        Море было столь тихим, что гости и хозяева в течение двух суток раута даже не сходили на берег.
        Впрочем, вердиктные протоколы договора составляли уже в ответном визите на королевскую яхту. Бумаги исписывались долго вручную - Эдуард, следуя устоявшейся традиции, не терпел машинописный текст. Не желал снимать и копии.
        Договор длинным списком был разбит на части, кои будут вступать в силу поэтапно. Запустить процесс Антанты (приобщение к «сердечному соглашению» против Германии) решено было только после приемлемого окончания войны на Дальнем Востоке. Как и Саудовский проект, между прочим.
        До этого момента (формального размена ратификаций) Николай категорически сохранял «Бьёркский договор» в подвешенном состоянии.
        Эдуарда не покидало чувство, что он недооценил племянника.
        И только на пятый день, после прощального банкета в честь мира и согласия между двумя державами, погрохотав салютными пушками, увешанные флажными сигналами императорские яхты снялись с якорей, направляясь в порты приписки.
        Истеблишмент
        Цилиндры сданы в гардероб, неформально расслаблены узлы пикейных галстуков, огрузнув в креслах - нога на ногу. Треножники чайных столиков подле сервированы не традиционно, а вечерним набором джентльменов, и… не сигарный дым, попавший в глаза… не крепость напитка, скупым глотком в пищеводе - снисходительность поморщила лицо.
        - Вы знаете, как я отношусь к Фишеру, но, бесспорно, его агрессивность содействовала нашим самым дерзким пожеланиям. О, да… они с Эдуардом немного заигрались, думая, что ведут исключительно свою рискованную партию, но опять-таки…
        Это «опять-таки» немного зависло паузой.
        Ах, ну как же… русские арктические странности на первых полосах, в политических кулуарах, в секретных папках спецслужб - и без внимания Форин-офиса?
        Быть того не может!
        Возможно, дело обсудили бы на открытом совещании палаты, а так - на «закрытом»… покуда Эдуард VII и первый морской лорд делали свой ход, не подозревая, что всё происходило с негласного ведома и под приглядом.
        «А над нами уж только Бог, - мысль заклубило колечком нимба - эффектный выдох тлеющего табака, - хм, что звучит немного кощунственно».
        - Вы видели расшифровку результатов переговоров?
        - Не шедевр…
        - Но в рамках планируемого. Пожалуй, только нефтяные проекты оказались неожиданностью. И турецкие проливы русский царь оставил «на потом», хоть и заикнулся.
        - Вопрос «красного ледокола» будем считать закрытым… до появления новых фактов?
        - Наследил.
        - Да! Всё непременно надо отслеживать и держать на контроле. Эти: патенты, северные направления, пересмотр военных доктрин…
        - Пересмотр доктрин - результат боевого опыта текущей войны.
        - Текущая война… - сорокаградусная янтарная крепость втекала приятным ароматом виноградного дистиллята, - не выделяя частности, цели в войне достигнуты: русские получили по шапке, и пусть не проиграли, но теперь адекватно оценивают свои экспансивные возможности. Японцы… наши желтокожие союзники только озлобились - в долгах и полной зависимости, понимая, что рассчитывать могут только на нас.
        - И на себя.
        - И на себя, - снова эта оправданная снисходительность, - вскоре дело подойдёт к политическому урегулированию. Наша тривиальная планида «усидеть на двух стульях» - сохранить союз с микадо и сосуществовать в рамках нового договора с помазанником.
        - То есть наши козыри в Вэйхайвэе останутся на якорях?
        - Во-первых, давайте уважать короля… и его не просто обещания, а договора! На котором стоит и ваша подпись. Во-вторых (что будет правильно озвучить, как «более того»)… так вот, более того - я заметил, что после неудачной операции флота у Камчатки сэр Джон уже не столь самоуверен! У короля кораблей много, но представьте, что вдруг лучшие броненосцы Хоум Флита постигнет участь «Кресси»? Я к тому - не стоит недооценивать…
        Наши наблюдатели на ходовых мостиках Того (и при штабе Оямы) - это бесспорный позитив в плане взгляда на действительные боевые действия. Думаю, и у наших военных некоторые доктрины существенно поменяются. А вот русские… Русские испытали современную войну практикой и кровью. Так что пусть флот в Вэйхайвэе остаётся гарантом порядка… и занозой беспокойства для Рожественского.
        - А я всё равно считаю, что исход мог бы быть лучше.
        - Вот поэтому отменять сделку с «Свифтшур» и «Трайемф» ни в коем случае нельзя. Процесс запущен и должен быть только ускорен. Тем более что формально он не противоречит договорённостям с Романовым… хм, вдобавок определённо обрадует Адмиралтейство, Джозефа Остина Чемберлена и налогоплательщиков[48 - Чемберлен Джозеф Остин - канцлер казначейства Великобритании.].
        В Санкт-Петербурге
        Мысленно негодовал.
        Как его потом ни успокаивал Авелан, мерзкое ощущение не покидало, на языке вертелись самые избитые эпитеты, поносящие «коварный Альбион».
        А ведь думал, что с переговоров возвращался с полным триумфом, считая, что дело провернул идеально. Не омрачали настроения даже заработанный насморк и дрянная погода. Весь обратный путь ветер пел… да нет - точно завывал пронизывающим нордом от хмурых скандинавских берегов какую-то древнюю балладу викингов. И встречающий Кронштадт прямо с трапа сутулился серыми тучами.
        - Вас который день дожидается японский посол, - уже во дворце согласно своим обязанностям сообщил Ламсдорф. Хотя в первую очередь его, наверное, распирало узнать, с какими результатами вернулся государь. Кое-какие слухи диппочтой и газетными статейками уже достигли столицы - телеграф обогнал императорскую яхту.
        - Он не уехал, - с непонятной интонацией (не спросил, не утвердил, скорей рассеянно) проговорил Николай II - на вид был бледен, обратное путешествие оказалось утомительным. По пути штормило. В самой столице порошило, подметая мостовые уже не первым колючим снежком.
        - Узнав о вашем отсутствии, слал телеграммы в Токио, - министр сдержанно улыбнулся, - что бы там себе ни возомнил этот вежливый азиат, уверен, что озлился. Но в ответных квитанциях ему велели ждать вашего возвращения.
        - Чуть попозже, Владимир Николаевич, - Романов видел желание министра-профессионала взглянуть на протоколы договоров - что с германским кайзером, что заключённые с англичанами. Хотел ещё о чём-то спросить, но вошёл дворецкий, объявив:
        - Его высокопревосходительство Авелан!
        - Ага! - просторечиво оживился монарх. - О военных делах и свежих новостях с Дальнего Востока лучше расспросить Фёдора Карловича. Просите. А что вы говорите японский посол? Вы с ним побеседовали?
        - Японец, - Ламсдорф пожал плечами, якобы это «японец» само за себя говорит, - выше всего ставит гордость, но будучи дипломатом, вынужден… В общем, как любой восточный человек не гнушается хитростью. Это сугубо мои выводы.
        - А и чёрт пока с ним. Ждал неделю-полторы, подождёт ещё! Я себя, признаться, дурно чувствую. Не для новых тяжких диалогов. Добрый день, Фёдор Карлович, - уже понятно кому…
        Морской министр явился с толстой папкой, с ходу, после «здравствуйте, ваше величество, как доехали? Штормило?», расстелил карту, выкладывая свои бумаги:
        - Вот пожалте, согласно последовательному списку…
        - Что-то не так? - спросил Романов, сразу заметив серьёзность адмирала.
        - Есть немного, - скорее кисло ответил адмирал, - второй акт кордебалета с продажами-перепродажами военных кораблей в страны Латинской Америки. Вы, конечно, помните историю с попытками перед войной перекупить чилийские броненосцы? Эти нестандартные посудины, в том числе и по вооружению, не вписывающиеся в тактико-технические элементы российского флота. Британцы отказали в сделке японцам, как и нам. Оставили себе, обозвав «Свифтшур» и «Трайемф». Хотя они их Адмиралтейству как седло корове. Простите, ваше величество.
        - Ничего, ничего, - помрачнел государь, - продолжайте.
        - Так вот. Подозрительные слухи давно муссировались, периодически проскакивая даже в британской печати, - это было обосновано критикой и несоответствием сиих кораблей стандартам британского флота. Но вчера я получил достоверное сообщение от морского агента в Лондоне, что броненосцы выведены из состава Хоум Флита якобы на продажу куда-то в Южную Америку. Бразильтянам или как бы не опять тем же чилийцам. И у меня есть устойчивое подозрение, где они вскоре «всплывут».
        - Под командованием Того.
        - Совершенно не исключено. Запрет на продажу боевых кораблей воюющей стороне, разумеется, будет обойдён… Что-то там упоминалось о «разоружении броненосцев под коммерческие надобности». Либо… ах, ну да - могу ещё вспомнить аферу, о которой докладывал статский советник Давыдов[49 - В августе 1904 года одна из английских компаний, занимающаяся поставкой оружия в Китай, предложила русскому дипломату в Пекине совершенно авантюрную сделку: купить нелегально военные корабли Чили и Аргентины под прикрытием китайской сделки. Затем путём «утечки информации» о предназначении их якобы для Японии конфисковать. Дело было не просто рисковым и компрометирующим, но, вероятно, намеренно провокационным, и перехват кораблей в море с конфискацией скорей был бы осуществлён японцами.].
        - Я помню, - Николай казался совершенно расстроенным. Задумался. - Не думаю, что у них есть необходимость так всё усложнять. По бумагам третьей стороны это будет числиться как продажа разоружённых судов. Но каковы, а? Эдуард, лорды… Каковы подлые, лицемерные негодяи.
        Романов вкратце озвучил пункты англо-русских секретных протоколов, снова повторяя:
        - Лицемеры и негодяи! Подписывая бумаги, глядючи в лицо… тут тебе сплошной бал-банкет, полное воодушевление! Титул адмирала британского флота вознамеривались мне присвоить, да я тактично отказался! А за спиной в это время уже происходила подковёрная гнусность!
        - Ваше величество, - попытался успокоить государя Авелан, - не стоит так переживать из-за этих кораблей. Техническими характеристиками не блещут. Мореходность посредственная, низкие надводные борта невыразительны для собственной средней артиллерии, тем более что осенний сезон и на морях зимние шторма. Перегон для приличий придётся проводить через порты Бразилии или Чили (или куда там их продали). Разоружение, вооружение, освоение экипажами - это всё время…
        - Снимут пару пушек для вида, - отмахнулся Николай, - сами ж говорили…
        - И всё же я считаю, что эти броненосцы не столько военная акция, сколько политическая для торга, так как поспеют на театр боевых действий аккурат к переговорным процессам.
        - Но мы должны… - Романов не договорил.
        - Конечно, мы должны немедленно поставить в известность Рожественского. И поторопить Небогатова - он уже должен скоро быть на подходе к колониям французского Индокитая, где планируется бункеровка.
        - И дать запрос за разъяснениями в Лондон, - сжал кулаки монарх.
        - Я бы не унижался, - немедленно вставил Ламсдорф.
        Романов стрельнул глазами, но кивнул, соглашаясь:
        - Фёдор Карлович, давайте сначала по обстановке на Дальнем Востоке, а потом уж решим с телеграммами.
        Указка властью Авелана вольно гуляла по карте:
        - До недавнего момента общая ситуация была такова! Рожественский полностью выставил японцев из Талиенваньского залива. В связи с чем третья армия под командованием Ноги была вынуждена прекратить осаду Порт-Артура, отступая с потерями под огнём корабельной артиллерии. Освобождён порт Дальний. Основная ретирада противника происходит вдоль железной дороги по восточной стороне полуострова к Пуланьдяню, где закрепилась армия Оямы. Но, похоже, что часть снаряжения и содержимого складов из Дальнего уже отправляется гужевым образом через Бицзыво на Дагушань. Из чего следует, что Ояма уже предвидит отход от Пуланьдяня далее в глубину Корейского полуострова - случись спешное отступление, тащить обозы через гористые перевалы будет трудней. Даже я, будучи в сухопутных делах не очень, наглядно по карте вижу, что узость полуострова у Пуланьдяня - это последний шанс японцев удержать позиции Квантуна. Поэтому здесь Ояма все свои силы собрал в кулак, сумев остановить продвижение Маньчжурской армии Гриппенберга. Да и сам Гриппенберг в телеграммах напрямую пишет, что его войска выдохлись и ему нужно время для
накопления сил. По всем данным, у противника как людей, так и боеприпасов вдосталь, так что лёгкой победы не обещает. Посему пока ведутся позиционные бои от обороны. Нельзя сказать о какой-то чёткой линии Пуланьдянь - Бицзыво. Позиций как таковых нет. Но на горных перевалах преобладает противник. А Стессель не особо торопился зажать Ояму с тыла. Ещё Гриппенберг не исключает решительного контрудара японцев. Но это всё сухопутная лирика - озвучу последние данные и соображения.
        Рожественский выбил японцев из Эллиотов. Докладывает о полном разгроме третьего флота Катаоки - пусть это и устаревшие корабли. Потоплено и повреждено до двух десятков миноносцев. Часть судов, в основном вспомогательного назначения, удалось захватить. Фактически после расчистки акваторий от мин береговая полоса в районе Бицзыво и далее простреливается корабельной артиллерией, появляется возможность высадить десант. Выводы штаба таковы, что под угрозой окружения уход Оямы через Далинский перевал вероятен в самое ближайшее время. При необходимом напоре наших войск неприятель будет продолжать отступление, вероятно, используя каждую удобную позицию для организации арьергардной обороны, как правило, по водоразделу рек, разрушая мосты, беря под артиллерию переправы.
        В целом, при должном снабжении Маньчжурской армии горными пушками и подкреплениями, в дальнейшем видится полное вытеснение японцев из Квантуна в Корею. Таким образом, задачу по деблокированию военно-морской базы Порт-Артур считаю выполненной. Прилегающие акватории и ключевые морские позиции взяты под контроль или будут взяты в ближайшее время, что даёт основание говорить о господстве на море. Перспективные планы наших генералов мне не известны, но и так ясно, что японец упрётся на Корейском полуострове, и война может затянуться. Помощь армии со стороны флота вижу в том, чтобы исключить всякую нормальную работу подконтрольных неприятелю портов, дабы свести снабжение сухопутных сил противника к минимуму. Меры: минирование устья Ялу, фарватеров в районах Нампо, Чемульпо - Асан и других. Капельные поставки через север Кореи, несомненно, будут - всех не перехватить, но японцам придётся проводить снабжение длинным плечом через Фузан, оттуда они тянут железнодорожную ветку[50 - Фузан - ныне портовый город Южной Кореи Пусан.].
        - И всё? - после небольшой паузы, спросил Романов. - Положим, все эти мероприятия поэтапно будут произведены - дальше что?
        - Функции флота?
        - Да.
        - Рожественскому там, на месте, однозначно виднее, - спокойный Авелан успевал рыться в своих бумагах, - уже известно, что многим кораблям из состава первой Тихоокеанской предстоит долгий ремонт. Тем не менее Зиновий Петрович располагает достаточными силами, чтобы планировать диверсионные набеги к японским островам с целью купировать неприятельский военный и коммерческий судопоток. А также по возможности пресекать любые действия флота неприятеля - в основном миноносцев и бронепалубников, покуда Того и Камимура ремонтируют свои броненосные корабли в базах метрополии. Параллельно намечены рейдерские действия вспомогательных крейсеров большой автономности (четыре вымпела) на восточных трансокеанских коммуникация японцев. С приходом Небогатова, даже с оглядкой на более быстрый ввод японских кораблей первой линии в строй (пожалуй, за исключением «Асахи»), нами достигается бесспорное превосходство.
        Собственно, Зиновий Петрович, планируя свои операции вдали от базы, лишь испрашивал в телеграммах, «каковы политические настроения», оглядываясь на угрозу Вэйхайвэя. Ответа я ему пока не давал, дожидаясь вашего возвращения. И до недавнего всё было даже не так прозаично, как ныне.
        - Прозаично? Почему же?
        - Так как же? - даже удивился Фёдор Карлович. - Договор с британцами вы, ваше величество, привезли. Всё обстоятельно укладывается в приоритеты. Лондон показал своим японским союзникам: «помогаем, как можем», но на прямое вмешательство, в нарушение международных норм, англичане идти не намерены. А «Свифтшур» и «Трайемф» куда как лучше, чем всё то британское, что базируется на китайской стоянке в ста милях от Порт-Артура. Теперь у Зиновия Петровича руки развязаны, и одними набегами он не ограничится. Полагаю, он предпримет полноценный эскадренный рейд или ещё какую-нибудь упредительную операцию, ставя себе целью, до усиления японского флота двумя броненосцами, добиться окончательного преимущества на море.
        - Не дожидаясь прихода Небогатова и прочего, - поспешил подвести сконфуженный Романов, - вот мы и подобрались к вопросам первостепенной важности для нашего «Адмирала Арктики».
        База флота
        С возвращением 1-й Тихоокеанской в Порт-Артуре сосредоточились армады железа. «Ковш»[51 - Мелководную порт-артурскую гавань регулярно вычерпывали, отсюда её народно-морское прозвище - «ковш».] был забит судами: остывали топками израненные и не очень броненосцы, деловито шкворчали шныряющие по акватории буксиры и паровые катера. По одному, по двое пристраивались к грузовым причалам миноносные маломерки, чтобы, пополнив припасы, вскоре умчаться на патрульную службу и дозоры.
        «Рион» и «Маньчжурия», насытившись в угольные горловины, с ушедшими под воду грузовыми марками медленно выдвигались на внешний рейд, на палубах выстроились команды - вспомогательные крейсера уходили в рейд. На их место у пирсов уже встали «Лена» и приведённый ею «австриец»-межконтинентал с грузом экзотических продуктов из Южной Америки. Началась разгрузка продовольствия.
        У стенки уж который день, крепко принайтовленный стальными тросами от носа до кормы, «Ретвизан» планово перекрашивался в новый боевой камуфляж. Другой его борт оброс «бородой» кессона - заделывали полученную ещё до выхода в «витгефтовский» прорыв подводную пробоину. Рядом примостились «Севастополь» и просевшая на корму «Полтава», с ними предполагались такие же долгие и трудоёмкие работы.
        Над судами склонялись стрелы кранов, кильблоков. Необычайно длинные стропила, удерживаемые натянутыми канатами растяжек, нависали не только с берега, но с прибившихся барж. Можно было наблюдать, как одна из таких напряжённых конструкций выдернула из «Победы» исковерканное шестидюймовое орудие. Подбито кренясь, сумеречной красотой боевого ветерана замер в ожидании своей очереди «Цесаревич». К шипению стравливаемого пара, гудкам, стукам, громыханию по железу добавлялись колоритные специфические окрики типа «вира помалу, майна»!
        Причалы по мере наполнялись и опустошались какими-то приспособами, домкратами, блоками полиспастов, канатами, брёвнами, железом[52 - Полиспаст - грузоподъёмное устройство из блоков и канатов.].
        Серые, чёрные робы матросов и портовых мастеровых - там… тут, снуя по палубам, надстройкам, переходя по перекинутым с дебаркадеров мосткам, создавали рабочее настроение, как и успевали перекурить, кучкуясь, небрежно привалясь к инвентарю или присев куда попало по месту.
        При всей суете, при взгляде более придирчиво на порт-артурскую гавань, Рожественского не оставляло ощущение какой-то неторопливой размеренной возни - будто главное и самое страшное уж позади, теперь можно без спешки с основательностью наводить марафет.
        Следовало бы прикрикнуть на командиров, старших судовых и портовых инженеров, стукнуть кулаком по столу. Но кричи не кричи, перегруженность и ограниченность портовых ремонтных мощностей накладывали свой темп и ритм проводимых работ.
        «Местные тут уже собаку съели, - скорей искал оправданий этой монотонности адмирал, - имеют лучшее представление, как, что и в каком порядке делать».
        Прекрасно видел, понимал, да и «портовые указатели»[53 - Портовые указатели - начальство цехов, складов, мастерских.] докладывали, что при имеющихся запасах Артура и без того нескорый ввод в строй эскадры будет лишь частичным.
        «Если с материка не доставят новые орудия, дальномеры и всю остальную, так необходимую мелочь. Которая далеко не мелочь».
        Похожая суета наблюдалась в порту Дальнего, где восстанавливали былое благоустройство и порядок. Японцы, уходя, разрушили, что сами успели возвести, в дополнение к тому, что ранее перед этим уходя разрушили русские.
        Дальний - коммерческий порт, поставленный под военную необходимость, однако здесь в большей мере использовали труд местного узкоглазого населения - вот где наблюдалась поистине муравьиная копошня. Со снятием осады на освобождённые территории потекли китайские рабочие и торговцы, которых и без того здесь всегда было превеликое множество.
        Именно сюда, в Дальний свозилось, сводилось (что было на плаву) всё трофейное, обнаруженное в Талиенванском заливе и ближайших бухтах. И после захвата Эллиотов.
        Трофеев этих - захваченных целёхонькими и расстрелянных в бою, и подорванных самими японцами, притопленных раскупоренными кингстонами, с которых ещё можно было что-то снять, прибрать в пользу и поживиться, - хозяйственная русско-матросская душа оставить не могла. И ведь тащили не для какого-нибудь «трохи для сэбэ», а для дела - «на запчасть»!
        Оказалось этого добра немало, особенно после напористой атаки на Эллиоты. Напористой она получилась стараниями и боевым энтузиазмом молодых офицеров рожественского штаба, сумевших в отличие от пошагового и долгого трально-артиллерийского проникновения в Талиенванский залив совершить разгром мобильной базы японцев практически всего за день. Ставка была сделана на усиленный десант и приданные им дополнительные батареи, что высадили на один из доминирующих островов.
        Все японские ухищрения против прорыва вражеских кораблей (эшелонированные минные банки, запутанные фарватеры) были преодолены простым и грубым решением - сухопутными пушками, что в итоге уже к полудню простреливали основную акваторию транзитной базы. За исключением некоторых мёртвых зон.
        Японцам ничего другого не оставалось, как порскнуть «на выход». Где их ждали.
        Основательно и дальновидно подойдя к делу, Коломейцев насытил прилегающие воды - выходы и пути отхода японцев - боевыми судами, «уговорив» в дело даже готовящиеся в рейд «Рион» и «Маньчжурию». Остатки канонерок и вспомогательных крейсеров 3-го флота Катаоки там все и полегли - на корм рыбам. Без шансов. Миноносцы большей частью сумели прорваться, кинувшись врассыпную, ускользая из прицелов, но и им на драпе доставалось. Их - подранков - в предпринятых мерах зачистки активно выискивали, «вычёсывали» из ближайших бухточек, назвав последующие дни не иначе как «ловлей блох».
        Коломейцев, не скрывая воодушевления, ждущий заслуженной похвалы - атака на Эллиоты была в его прямой ответственности, - докладывал командующему:
        - Ещё перед операцией в рассветных сумерках «Аскольд» с «Богатырём», выдвинувшись от Роунда, сумели перехватить два новых двадцатисемиузловых «шихау-миноносца», перегородив им курс «наутёк», вынудив метким огнём уйти к берегу и выброситься на скалы. Опосля эта же ходкая парочка по «горячим» дымам догнала уходящий к Чемульпо японский караван. Расстреляв «Хасидате» и строптивый вооружённый транспорт, крейсера привели три порожних угольщика, капитаны которых не решились топить ни себя, ни экипажи - под дулами орудий опустили флаги как миленькие. Но самым ценным «подарком», ваше высокопревосходительство, является японская плавучая мастерская, севшая открытыми кингстонами на мелководье! Поднять её и привести в рабочее состояние - дело пяти дней.
        Рожественский лишь скептически кривился, ворча:
        - Тоже мне - победы… мелкота. Ерунда всё это!
        Сидел сычом в адмиральском салоне:
        - Там на «Лене» будет шпак из «ямаловских», доставьте его ко мне со всеми причиндалами… м-м-м… заморскими вещичками, буде таковые при нём окажутся. Вы понимаете, о чём я говорю. И Трусова с рапортом поторопите. Экипаж крейсера ни ногой на берег. У мостков и на причалах поставить караул.

* * *
        - А вам не приходило в голову, что фактом оставления своего судна без спроса на то у капитана, тайно пробравшись на эскадру, вы у Зиновия Петровича вызовете одно лишь гневное раздражение? - Коломейцев, сопровождавший чужака, только удивлялся его несерьёзности и наивной непосредственности. - А ваше желание принять участие в морских операциях на правах исторического консультанта смехотворно. И вообще адмирал наш зело вспыльчив и легко закипает аки чайник.
        - Хм!
        - Ну, если «хм!», извольте, - сам слегка вскипел кавторанг, - в лучшем случае сидеть вам под арестом до прорыва сухопутной блокады. А там под конвоем будете отправлены в Петербург. Ежели не придёт иного приказа. И радуйтесь, если этого «иного» не будет, так как вы являетесь беспокойным фактом для иностранных разведок. В общем, мой вам совет… к адмиралу обращайтесь исключительно «ваше высокопревосходительство», не перебивать, не умничать, «вольно» не расслабляться. Если хотите его расположить к себе, чтобы заинтересовать своими знаниями, вам придётся изрядно постараться, не дай боже указывать на какие-то его ошибки.
        Чёрт… но знаю я вас, уж будьте в том хотя бы осмотрительны и тактичны.
        - Это как же - «не умничать» и «постараться заинтересовать»?
        Строгий офицер остановился, внимательно и напряжённо посмотрел на подопечного:
        - Вот так, как вы сейчас, с адмиралом категорически не надо! Вы, Вадим Николаевич, по всей видимости, при своей простоте человек непростой, - Коломейцев немного поперхнулся паузой, конечно, имея в виду дату рождения Студента - именно так прозвали матросы на «Лене» чужака, - надеюсь, ваши знания принесут нам пользу в предстоящих баталиях, как и России в целом… но держите себя в руках!

* * *
        Натурально Трусов добрался до адмирала первым, успев уж коротко с ним переговорить, да так, что весь какой-то немного взъерошенный Рожественский приказал флаг-офицеру «беглеца до поры запереть в каюте под присмотром», категорически оборвав всякие уточняющие расспросы:
        - Меня не беспокоить!
        И заперся надолго с каперангом - таких подробностей Авелан телеграфу даже шифром не доверил. Как, впрочем, и вообще не распространяясь о роли британского флота в деле «Рюрика» у берегов Камчатки.
        Теперь же, когда «Лена» дошла, и Рожественский, очевидно, стал в курсе всего, отсылая в морской штаб срочные запросы за разъяснением, получаемые с задержкой ответы Фёдора Карловича ничего определённого не давали - император отбыл на «высокие встречи», по результату которых всё и прояснится. И не то чтобы «Адмирал Арктики» успокоился и, боже упаси, почивал на лаврах! Отнюдь! Но с известиями, принесёнными «Леной», наступило непредвиденное похмелье!
        - Вот так дела! А все тут в Артуре расслабились, мать-перемать! А я тут разгулялся, планы строю по обузданию макак! И что ж мне теперь - отменять, оглядываясь на Вэйхайвэй?
        Разумеется, нет! Все намеченные мероприятия продолжали следовать своей запланированной чередой.
        Шаг за шагом, бухточка за бухточкой выискивались любые притаившиеся японские суда, попутно траля по возможности. Само собой приоритетно расчищали самые проходные акватории и морские пути. Только за первую пятидневку было вытралено свыше двухсот шестидесяти японских мин. Производились регулярные обстрелы с моря японских сухопутных частей в районе Бицзыво и прилегающих береговых территорий. Там же, в бухте Ентоа, с согласованием с армейцами намечалась высадка десанта.
        Часть боевых кораблей вследствие перегруженности гавани Порт-Артура базировалась в Дальнем и стоянкой в бухте Белого Волка. Даже у Эллиотов держали на постоянной основе дежурные канонерки и крейсера, откуда оперативно было совершать рейды к Дагушаню и Ялу, пресекая любую деятельность противника на море.
        Спустя время, отведённое на подготовку, силами минных крейсеров и военным пароходом «Богатырь» в ключевых местах движения японских судов произвели постановку минных банок. В устье Ялу дополнительно затопили брандеры из числа трофейных судов. Подобная операция - закупорить фарватеры и проходы - была проведена и у Нампо, а также намечалась в бухте Асан, перекрывая доступ к чемульпинскому рейду.
        - Опираясь на Порт-Артур, ширить зону морского доминирования! Всеми средствами брать море в свои руки и, преднаметив, постепенно увеличить район действий эскадры, от Жёлтого моря до Корейских проливов, - заявлял на штабных совещаниях Рожественский, - в обладании морем полумеры невозможны!
        На самом деле, нынешний командующий Тихоокеанским флотом вынашивал более чем притязательные планы, понимая ситуационный характер морского противостояния.
        Тактическая обстановка на Дальневосточном театре приобрела временную устойчивость с уклоном в русскую сторону. Но действительно что временную.
        Надо было пользоваться моментом - нанести противнику удар, после которого «временное» состояние перейдёт в «бесповоротное».
        Вспомогательные крейсера-рейдеры на торговых коммуникациях, всяческое блокирование морского снабжения армии Оямы, движение с той же задачей к Чемульпо и далее на кратчайшую морскую линию обеспечения из метрополии Симоносеки - Фузан - все эти, по сути, разноплановые одноходовки Рожественский хотел включить в подлинно более существенную боевую акцию. Тем самым подвигнув оппонентов на ответные действия, вытянув их на генеральное сражение в заведомо неблагоприятных условиях.
        Да-да! Именно сейчас, когда бронекрейсера Камимуры не в полной боевой кондиции. Из броненосцев у Того в строю только «Фудзи». «Микаса» же и «Сикисима», которые в недавнем бою у Квельпарта получили заметные, подтверждённые не одним наблюдателем, повреждения, угрозы не представляют. (Напомним… о том, что «Сикисима» утонул, Зиновий Петрович не знал.)
        - Нам нужна провокация! Спровоцировать, выманить из баз, подловить наживкой и всыпать японцам бронированным кулаком! - Обводил «штабных» выпученными глазами адмирал - покрасневшими от недосыпа или от принятого на ночь «шустовского». - Надобно спешить, господа! Ещё и по той причине, что чую я - времени у нас не вдосталь. Войне скоро конец, и все лавры победителей себе приберут дипломаты. А «японцу» перед мирной сделкой надобно преподать ещё один урок изрядной трёпкой!
        Бесспорно! Хотелось Рожественскому военной славы. Осудим его за это «в тряпочку» и ещё раз напомним о том, что, ко всем амбициозным и военно-объективным причинам разгромить врага (и не поспоришь!), Зиновий Петрович стремился доказать и прежде самому себе, что та история - из информационных недр «Ямала» - страшная и невероятная ошибка обстоятельств!
        А он не такой! И очень даже достойный и опытный флотоводец! И победоносный адмирал!
        Грезились ему примеры великих и великолепных морских операций будущего, проступали чётким шрифтом без ятей из неподшитой кипы порядком уж зачитанных А4-форматных листов. Предостерегали безжалостным разбором перемытых косточек неудачливых коллег-адмиралов.
        Поэтому и продолжал адмирал, уединившись, засиживаться за тайными знаниями по истории морских сражений периода от испано-американской войны 1898 года до конца Второй мировой. Так как на текущий момент все тактические наработки флотских школ, включая якобы передовую британскую, устарели или пребывали в неверной концепции, а тут…
        Тут Первая мировая война хоть и не изобиловала изысканными операциями… и всё же!
        И Вторая мировая - там уже в дело пошли радары, связь-пеленгация… и тем не менее!
        Панацеи в том не видел, однако упрямым профессиональным азартом выискивал, черпая всё полезное, применимое к реалиям. Портя себе глаза ночь за полночь… и нервы, спотыкаясь и матерясь на непонятных терминах.
        Именно оттуда, кстати сказать, нахватался всяких громких и звучных обозначений, вкрапливая их в свои речи: «мобильный отряд», «диверсионное соединение», «оперативная группа» и даже «лидер миноносцев», что втиснул на очередном штабном совещании, коснувшись назначения «Новика».
        Довеском ко всему этому подвернулся под руку прибывший с «Леной» пришелец, подливавший «вкусного маслица» со своим электрическим чудом, выдающим на экран картинки и фильмы. Пусть и совершенно несносно поверх субординации лез со своими - и дельными, и нереализуемыми - прожектами. Впрочем, на любые попытки советовать тут же получал отлуп, уж не однажды испытав на себе матерный гнев сурового и вспыльчивого адмирала.
        Зная вздорный характер Зиновия Петровича, удивительно, что он вообще сусолился с этим пришлым, мигом «срисовав» недворянской крови штатского разгильдяя - не ровня ни по статусу, ни по положению. И только понимание, «откуда он», придавало тому вес - нужен был, хотя бы как экскурсовод по непонятностям технического характера и всё тем же клятым терминам-словечкам, так изобилующим в текстах из грядущего.
        - Кое-какие любопытные знания у вас есть, не спорю, - кисло, скрывая эмоции, снисходил адмирал, - вы вверенную мне технику знаете в теории, я в практике. Мне же от вас необходимы пояснительные комментарии, а не советы. Впредь воздержитесь от таковых без соизволения на то.
        Встретил незваного гостя Рожественский поначалу нарочито строго, прямо высказав все, что о нём думает:
        - Пусть вы там хоть из будущего, хоть с Луны, хоть из преисподней, прости, господи… Ваш поступок, несмотря на то, что вы дезертировали на войну, исключительно безответственный. Мало того что вы нарушили дисциплину своего судна, подвели, предав доверие своих товарищей из экипажа, капитана… в далеко непростой ситуации, замечу. Ваша персона может вообще оказаться завлечённой в шпионские игры. У вас шило, простите, в афедроне!
        А если бы «Лена» наскочила на Камимуру или быстроходные «собачки» Уриу? И захват?! И плен?! Да не успели бы утопить ваши приборы? Да на борту ещё шпион германский или, хуже того, британский засел? Или кто-то из матросиков, прознав про вас, в плену по причине иль по глупости оговорился, откуда вы?
        «Умеет… умеет наш Зиновий Петрович сам себя ни с чего завести - уж зыркает оком бешеным, челом покраснев», - стоящий подле почти навытяжку Коломейцев лишь посмеивался над незадачливым «попаданцем».
        - Посему все ваши штучки, - гневное его высокопревосходительство указал на раскрытый «ноут», - останутся покуда при мне. Пока вас на берег отпускать остерегусь. Будете под арестом на судне. И не дай бог, если вам вздумается выкинуть подобный фортель, находясь в моём подчинении. Несдобровать!
        Кто-то облегчённо выдохнул. Кто? Да пришелец, блин, Тютюгин - тихо ликовал: «оставляют на флагмане»!
        - Что это? - Ноутбук-то был включён, гоняя видео.
        - Я хотел предложить вам организацию фото- и киносъёмки… синема. Хронику событий для истории. Вести прямой синема-репортаж из рубки во время боя. Запечатлеть, как вы ведёте сражение: команды, распоряжения, грохот оружий, морские брызги! - И торопливо добавил: - …Для истории русской победы на море.
        Коломейцев отвёл взгляд, только подивившись: «Шикарный ход, потакающий честолюбию. Клюнет ли Зиновий Петрович?»
        Адмирал фыркнул:
        - А вы хитрец. Да только, думается мне, войне скоро конец! Какая тут уж хроника. - И снова на экран: - А это что? Что-то знакомое…
        - Кадры арктического перехода. Это съёмка с «Ямала» во время движения мимо флагманского броненосца «Князь Суворов». Видите - вот это вы вышли на крыло мостика с папиросой.
        Картинка словно по заказу наплывала, увеличиваясь в масштабе, передав чёткое, ясно, что цветное изображение.
        - Хитрец, - повторил Рожественский, уже подобрев, - хитрец, не без изрядного подхалимажа.
        «Эх, тщеславие!» Кто подумал? Да, наверное, опять Коломейцев.

* * *
        - Итак, господа, - выразительно заявил командующий, - нам нужна провокация!
        План в «редакции» Рожественского строился на неожиданном выставлении противника перед фактом встречи с превосходящими силами, где главный компонент в общей картине боя - «ловушка на броненосцы»… практически уже апробированный в Квельпарте вариант «вышли из-за угла»!
        Стараясь не усложнять рисунок позиционной дислокации, схему развёртывания и построения можно было называть «эшелонной».
        - Для противника, - вышагивал перед собравшимися младшими флагманами и командирами кораблей Зиновий Петрович, - это должно выглядеть как всего лишь рейдерская операция на линии «Симоносеки - Фузан» с целью пресечь поставки снаряжения и переброску подкреплений в Корею. И не вспомогательными судами, которых походя может разогнать всякая бронепалубная мелочь Уриу, а полноценным крейсерским отрядом. В этом случае за противника вижу одно самое естественное и простое решение - бросить против них броненосные крейсера! Вероятно, под командованием Камимуры. Все шесть или меньше, в свете потопления «Адзумы», хотя… сейчас мы доподлинно знать не берёмся. Известно, что часть из них, как по артиллерии, так и по ходовым качествам, на данное время не соответствует полной боевой готовности. Поэтому от нас изначально передовым отрядом выдвинутся четыре вымпела: «Россия» под флагом вице-адмирала Иессена… Да-да, вы, Карл Петрович… «Громобой», «Паллада», а также «Ослябя», которого японцы вполне оправданно считают скорей броненосным крейсером. Но будет подарком, если, клюнув на эту угрозу, Того решит присовокупить к
эскадре Камимуры броненосец «Фудзи». Вторым эшелоном будут держаться крейсера «Аскольд» и «Богатырь» под началом контр-адмирала Рейценштейна. Кои установленной мощной телеграфной станцией станут осуществлять ретрансляцию оперативной информации, а также в силу своих скоростных ходовых качеств будут, что говорится, на подхвате, явись противник сразу шестью известными броненосными крейсерами. Для ясности и порядка перечислю их: «Идзумо», по всей видимости, под флагом Камимуры; «Токива», «Ивате», «Асама», «Якумо», «Ниссин». Ещё раз помяну ожидаемый броненосец «Фудзи». Бронепалубники и миноносцы противника априори учитываем постольку-поскольку.
        Так вот! Задачей крейсерского отряда назначаю выманить из портов этот потрёпанный зверинец и, завязав бой, увлечь его в сторону Квельпарта, где в засаде будут три броненосца под моим командованием!
        А что? План как план! Не хуже и не лучше! Только всё это, конечно, играло при условии секретности выхода кораблей из Порт-Артура… как основы - броненосцев.
        Далее - мобильность структуры операции подразумевала чёткую скоординированность и взаимодействие. Чёрт возьми, и это исходя из реалий возможности беспроводной связи телеграфов, фактора демаскирующих дымов, скоростных показателей, средств обнаружения и слежения за противником. Не забывая ещё и о том, что любой план, где действия неприятеля имеют непредсказуемые переменные, несёт в себе большую вариативность!
        Так что не в меньшей степени эти умозрения, расчёты и звучные названия попросту сводились к понятию «чаяние»! Вот уж действительно «как поведу, так и будет».
        Тем не менее хозяин адмиральского салона торжественно уставился на подчинённых, уверенный в своих идеях, ожидая, понятно, не оваций, но всемерного одобрения. Наткнувшись на осторожное тактичное молчание, немного «спустился с небес». Впрочем, жестом дав понять, что высказываться могут все присутствующие. Что не замедлило сказаться!
        Что там выдвигали «против» младшие по статусу?.. Что там контраргументировал на то «главный назначенный и выслуживший», с тремя двуглавыми орлами на эполетах?..[54 - В Российском Императорском флоте звания адмиралов различались по количеству чёрных двуглавых орлов на погонах-эполетах. Полный адмирал - три орла.]
        Что Квельпарт уже засвечен и под подозрением, японцы пошлют туда разведчиков? Да и как ни крути - остров мало соответствует назначению, а при неизвестных сроках операции отсутствие собственной оперативной стоянки встаёт особо остро? (Тут нужны свои «Эллиоты».) И что насыщение миноносцами противника особенно опасно из-за близости баз метрополии?
        Ну, дык… Зиновий Петрович склонял голову, выражая тем самым своё всяческое превосходство - как самомненьем стратега, так и вообще… осознавая самоочевидность, заранее зная ответы.
        Пусть Квельпарт неудобен, но за неимением, так сказать, «гербовой»…
        А ежели утвердить там канлодку, вооружённый угольщик да «сокола» для дозору… и достаточно.
        А чего мы так боимся японских миноносок? Сейчас с океана в Корейские проливы гонит такую волну, а погоды настолько дурны, что дееспособность судов-маломерок околонулевая.
        Господа офицеры командующего авантюрностью не пеняли, лишь только отдалённость от Порт-Артура закономерно напрашивала перенос операции на «поближе» - предлагали попытаться сыграть похоже, но ориентируясь на Чемульпо. В довесок ещё и штафирка-пришелец с галёрки заикнулся, проблеяв: «Японцы как раз ”Варяг” поднимают (подняли?) со дна. Вот бы перехватить, отбить геройский крейсер! Царь-батюшка возблагодарит, газеты ославят, попы молебнами воспоют!»
        На него и так косились - кто таков, что за хлыщ? А тут - откуда, чёрт возьми, такая информация?
        - Да бросьте вы эти глупости с «Варягом», - осекал адмирал, - его если и захватывать, то десантно-призовой партией. А это операция уже другого коленкора. Поскольку ежели ломиться тралами по минным банкам, так успеет японец его - героя-бедолагу - вновь в пучину определить, не солоно нас оставив.
        Но главное - не выманить, уж поверьте, Того-Камимуру на Чемульпо. Далеко. А вот когда под боком… да когда транспорты прут паровозы и рельсы со шпалами для оккупации Кореи, а мы их на дно!
        Забыли? Микадо чует скорый конец, вот и будет стараться закрепиться на полуострове. Чтоб на переговорах была разменная монета завоёванных территорий. Энто вам, господа, не винтами море накручивать, да пороха в стволах жечь… тут стратегическая политика!
        И только за кадром остался чей-то голос:
        - А ведь собери японцы упомянутые силы, включая «Фудзи», не такой уж у нас и большой перевес.
        Давно уж опустилась ночь.
        Отбродивший вечерним сумраком туман садился конденсатом прохлады на палубы и надстройки, стыло поёживая дежурных «третьих склянок».
        Бухта Белый Волк притихла брандвахтой, раскинув противоминные сети и боны. О борт флагманского «Князя Суворова» мерно постукивали пришвартованные катера, свёзшие господ офицеров… Тлела угольком верная цигарка, под балагуры матросских баек.
        Из иллюминатора адмиральского салона густо курился папиросный дым и всё доносились, доносились голоса.
        Засиделись.

* * *
        Наутро Зиновий Петрович получил из Петербурга телеграмму.
        - На душе поспокойней, пожалуй, стало. Взгляните, - протянув помощнику расшифровку, - если верить заверениям Авелана, Вэйхайвэя ныне можно не опасаться, но… ох, не знаю к чему они там, на высоком уровне договорились, а я бы британцам ни на грош не доверял. Вдруг у них кроме подлости с «чилийскими броненосцами» за пазухой ещё чего-то припрятано?
        Коломейцев быстро пробежал по тексту глазами и снова выжидающе вытянулся.
        - Ну, а если вдруг… - адмирал ждал от подчинённого комментариев, но «флажок» молчал, потому сам продолжил: - Случись что - в Артуре самой весомой и на ходу боевой единицей остаётся «Победа». Да и другие «инвалиды» смогут вступить в помощь береговой артиллерии. Мы, конечно, их изрядно пощипали на предмет изъятия орудий, однако нашему «ударному отряду» в ответственной операции потребуется полная боеспособность. Не так ли?
        Политические манёвры императора Николая привели к интересным пертурбациям. Получив «бьёркскую конфетку», Вильгельм любовался «ярким фантиком», не подозревая, что тянет пустышку. Но однозначно дойчи дружить с русскими стали и больше и лучше. Слова «дружить, больше, лучше» можно смело брать в кавычки, так как была в них некая вторая суть. То же самое касалось и других злейших друзей - британцев. И если уж продолжать аллегорить вкусностями, то для русско-английского пирога - «Антанты» - тесто только подходило. Договор был секретен и пока ждал своего часа для оглашения.
        Даже Париж, всполошившись угрозой русско-германского сближения, чуя, чуя «жареного петуха», всемерно шёл навстречу. Прок от этого уже имел место быть - эскадра Небогатова без проволочек провела бункеровку и мелкий ремонт во французском Индокитае. Прямая польза вышла и от «бьёркской» сердечности.
        Был у штаба Рожественского ещё и план «Б», как принято называть это у англосаксов, который, кстати сказать, собирались реализовать вне зависимости от успеха или неуспеха задуманной генеральной операции. (Под «неуспехом» подразумевался «невыход кораблей противника, предпочти японские адмиралы отсиживаться в базах и портах».)
        Вот эти порты и надлежало завалить минами. Однако ввиду малого в Порт-Артуре количества сего боезапаса это мероприятие состоялось бы скорей демонстративным образом, с разбросом нескольких «рогатых» у входа в одну-две главные гавани японской метрополии, напугав опубликованным должным образом официальным предупреждением.
        Но друг Вилли откликнулся на просьбу кузена Ники, и из Циндао пришёл необходимый конфиденциальный груз с шильдиками «Hergestellt in Deutschland». Со случайной приписочкой на одном из кантовочных ящиков «Fur dit Kaiserliche Marine»[55 - Hergestellt in Deutschland (нем.) - сфабриковано в Германии. Fur die Kaiserliche Marine - для императорских военно-морских сил.].
        Война давно вошла в стадию, когда слова адмирала Макарова «ставить мины в тех местах, где не прекращено коммерческое судодвижение, не позволительно» уже потеряли злободневную актуальность. Наступила другая злоба дня… после того как японцы обложили порты нейтральной Кореи.
        Рожественский ещё в феврале, будучи начальником Главного морского штаба, наложил письменную резолюцию: «Порты Японии не могут быть признаваемы не чем иным, как театром военных действий»… на беду как честных купцов-негоциантов, так и нечистоплотных, промышляющих контрабандой.
        Жизнь на войне, как известно, обесценивается. Это касается и «железа». Даже самый занюханный пароход, являясь для частного морского извозчика недешёвым удовольствием, для адмиралов и командиров боевых кораблей, за спиной которых стоит ресурс целой империи, это ничто - «пыль на сапогах», сказали бы армейцы. Флотские, конечно, выразились бы как-нибудь колоритно по-моряцки.
        Ну, а для Порт-Артура, где прекратились японские обстрелы, для которого отхлынула угроза захвата, эта неожиданная «дружба» вылилась в массированное паломничество иностранцев: журналистов всех мастей, военных наблюдателей, включая (только подумать!) двух британских. В дополнение к уже имевшимся в крепости инженерам рейхсвера, пароходом из Циндао прибыла целая депутация немецких врачей.
        - Понаехали! - Рожественский намеренно не сходил на берег, чтобы избегать навязчивого любопытства корреспондентов, жаждавших взять интервью у самого «Адмирала Арктики».
        Евроинородцы бродили стайками по улицам, осматривали следы минувшей осады, искали ракурсы для удачных фото. Им даже разрешали делать дагерротипы ремонтирующихся кораблей, а они всё выспрашивали: «А где же знаменитые броненосцы, прошедшие арктическими широтами?»
        «Пятнистых» в тихоокеанском флоте становилось всё больше - Рожественский приказал начинать постепенную перекраску Тихоокеанской эскадры в новый боевой камуфляж.
        Тут ещё и Студент (прозвище «ямаловского» гостя окончательно прижилось) предложил наносить рисунок на все корабли по одному варианту, чтобы издалека и крейсер, и броненосец выглядели типично, и противник не сразу мог определить, кто ему противостоит.
        Учитывая, что и сам по себе эффект камуфляжа работал до сорока кабельтовых, смысла особого в том не видели - общего шаблона придерживались, но как бог на душу положит.
        Наводнение Порт-Артура, помимо японских шпионов (под китайской личиной), всякими честными, с виду невинными «белокожими» агентами лежало как на ладони. Военные атташе перенимали опыт, посещая крепостные позиции, норовя попасть на корабли, журналюги задавали «наивные» вопросы, суя свой нос куда только возможно…
        - Докладываю! Из состава делегации германских врачей выделяется один, подозрительно интересующийся моряками с «Лены». Ей-богу, шпион! Мои люди на берег группами, едва ли не строем ходят, под присмотром мичманов…
        - Евгений Александрович, - со вздохом прервал Трусова Рожественский, - ваша «Лена»… уж будем честными - ваша она покуда, «Рюрика» вам, простите, нового дать не могу. Так вот, ваша «Лена» в гавани Артура настоящая горячая приманка для шпионских негодяев. Российское ведомство официально объявляло о боях с участием вспомогательного крейсера у берегов Камчатки, что-то упоминалось в газетах, и о «красном ледоколе» в том числе. Потому совсем неудивительно, что и наблюдатели эти суются с расспросами… и корреспонденты, среди которых наверняка есть непростые господа, буквально лезут к вам на борт. Англичане, те так тем более будут особенно настойчивы, пытаясь что-либо вызнать за судьбу своих потопленных кораблей и команд.
        Что делать с вашими экипажами, право, не знаю. Жандармские чиновники, высланные из Петербурга… когда они поспеют? Тутошние жандармы люди серьёзные, но ведь они не посвящены в главный секрет. А что-то делать самим надобно, иначе…
        - По пути кое-какую работу с экипажем я проводил лично, - Трусов немного мялся, - мне выступать дознавателем было крайне постыдно-с…
        - Да бросьте вы, - моментом вспылил адмирал, - что на кону - не понимаете? Не до чистоплюйства! Что удалось вызнать вашим самочинным дознанием?
        - Люди склонны бросаться на яркое, - пожал плечами каперанг, - в нашем случае больше запомнили красную многооконную надстройку и зубатый оскал в носу корабля. И то, те немногие, кто по долгу службы мог быть на палубе. Трюмные довольствовались пересудами. Побывавшие на борту ледокола моряки «Рюрика», естественно, отмечали необычность внутреннего убранства судна, но закономерно списывали на его заморское происхождение.
        Ваше высокопревосходительство, люди были после боя, ночь, вызволенные из холодной воды, их и сейчас больше занимает само возмутительное английское участие на стороне японцев под флагом «Хиномару». Пожалуй, признаю, что двое из прежнего экипажа «Лены» и некоторые из «рюриковцев», в основном офицеры, оказались более внимательными. И ума у них хватило к необычным выводам.
        - Вот этих, Евгений Александрович, переведём на борт «Суворова». Тут понадёжней будет. Не забалуют. Вам же следует как можно поспешней готовиться к выходу в длительный рейд - выпихнуть вас в море от греха. Дабы быть уверенным, что в случае неприятном вы отобьётесь от шального бронепалубника, прикажу выделить на крейсер пару шестидюймовок.
        - Придётся усилить платформу, подкрепляя палубу…
        - Вот и озаботьтесь установкой в дополнение или взамен стодвадцатимиллиметровок. Этот «австриец», что вы привели - как, сгодится для крейсерства, если его вооружить?
        - Вне всякого сомнения.
        - Вот и славно, - адмирал выразительно взглянул на младшего флаг-офицера.
        Тот понял, приняв на козырёк, черкая в планшетке очередное распоряжение командующего.

* * *
        Сроки выхода эскадры ориентировочно были назначены. Подготовка шла со всей возможной интенсивностью. Аврально в три смены занимались «Новиком». На «России» и «Громобое» вылезли мелкие неполадки в машинах - крейсера проходили профилактику. «Ретвизан» сбросил кессон и ушёл в Дальний. Там же под ремонтом стоял «Ослябя», на котором лохмотья обвеса допблиндирования оконечностей производили то ещё впечатление - их перелицовывали наново.
        Неожиданным обстоятельством тщательно планируемая операция едва не была поставлена под сомнение.
        Эскадренный миноносец «Расторопный», патрулируя Печилийский залив, обнаружил на горизонте дымы. Двинув навстречу, вскоре столкнулся с неприятным фактом - пять британских военных кораблей из состава базирующихся на Вэйхайвэй двигались по направлению к Ляодунскому полуострову.
        Однако едва произошёл флажный приветственный обмен с русским миноносцем, английская эскадра отвернула, демонстративно совершая маневренные перестроения.
        - Что это они? - мрачной риторикой вопрошал у «штабных» Рожественский. - Хотели тем самым сказать, что проводили эскадренные учения? А столь близко подошли исключительно случайно?
        На Чемульпо диверсионный отряд в составе канонерок, минных заградителей и брандеров для закупорки фарватеров ушёл под утро засветло… из Эллиотов. Казалось бы, скрытно от ненужных глаз, однако буквально к обеду для иностранных корреспондентов это уже не являлось тайной. А британский морской агент в нарочитом интервью намекнул, что в этом корейском порту якобы присутствует английский стационер, и военные действия российского флота могут принести кораблю его величества неудобства.
        - Это же форменное безобразие, - Зиновий Петрович был взбешён, - я уже имел крайне неприятную беседу со Стесселем, но этот павлин упивается победой и слушать не желает о соблюдении в Артуре хоть какого-то подобия военного режима. Его своекорыстию иностранная пресса только в радость, сея на генеральскую голову дифирамбы и лавры. И телеграммы мои с жалобами в Петербург ничего не дали - ясно, что тут замешана проклятая политика и дипломатическое заигрывание. Но это же чёрт знает что! Я нисколько не сомневаюсь, что выйди мы завтра в море на боевую операцию к японской метрополии - на следующий день обо всём уже будет известно в Токио.
        - Отряд для пущей секретности уходил от Эллиотов, - напомнил Коломейцев, - откуда журналистам, находящимся в Артуре и Дальнем, знать, что там происходит? Китайских рыбаков оттуда мы пока всех изгнали, утопив в назидание пару джонок, тем самым отбив охоту тайно шнырять среди островов, но…
        - Но японских шпионов это вряд ли остановит! - подхватил адмирал. - Я надеюсь, брандвахта там ведётся соответствующе? Не хватало ещё ночных диверсий.
        - Простите, уважаемые… - подал голос пребывающий в сторонке штатский, Тютюгин.
        - Хм, - сердито обернулся Рожественский, хотя брови нахмурил скорей уж для проформы, - и что посоветует потомок?
        - Война это путь обмана, как сказал один китаец. В наличии иностранных журналистов-информаторов есть свой плюс.
        - Ну-ну, - с сомнением подначил адмирал.
        - Мы их же и используем для распространения дезинформации. Сделаем два ложных посыла. Для начала акцентируем всяческое внимание, в том числе и в прессе, на факт демонстрации, устроенной британской эскадрой вблизи Ляодуна, - прикроемся ею, как дымовой завесой, публично объявив, что уход наших броненосцев, необходимых для обороны Артура с моря ввиду угрозы, исходящей из Вэйхайвэя, неприемлем…
        - Тем более что угроза небезосновательна, - вставил адмирал.
        - …Мотивируя рассредоточение боеспособных кораблей опасением оказаться закупоренными во внутренней гавани, - продолжал пришелец, - переняв тактический приём узкоглазых с организацией мобильной базы - имею в виду всё те же острова Эллиот. А выход отряда крейсеров, который в итоге скрыть не удастся, приурочить к операции у Чемульпо. Пусть сарафанным радио разнесут весть о планах возвращения под русский флаг «Варяга»!
        Две «белые косточки», два морских офицера молча переглянулись.
        Коломейцев с бесенятами в глаза: «ну, ты подумай!»
        Рожественский, подменяя надменность фыркающей иронией: «смотри ты - знаток Сунь-цзы!»
        - Это ещё не всё, - Вадик видел реакцию, преисполняясь довольством, - чтобы убедить противника в недееспособности броненосного костяка, на «Ретвизане» надо устроить что-то типа пожара - якобы революционную диверсию, быстрей поверят. Как сделать, чтобы дымины было побольше без огня, я способы с добавлением химии знаю. Кадить будет знатно. Объявить о боевой неполноценности корабля минимум на месяц. Теперь с «Александром». Послать броненосец на обстрел японских укреплений в районе Ялу. И устроить имитацию подрыва на мине… на безопасном расстоянии от борта, конечно. Но япошкам… издалека, с берега будет самое натуральное и впечатляющее банзай-зрелище.
        Затопить бортовые отсеки, и пусть корабль под креном ковыляет на Эллиоты. Пустить слух, что, дескать, не сумел дойти даже до Дальнего. А журналюг свозить к островам. Но только неофициально… Даже не так! Они ж уже один раз порывались репортёрским любопытством, наняв китайскую джонку, пробежаться к архипелагу, да патрульная миноноска их завернула. Вот и поставить это дело так, будто они провели личное расследование и втихую разузнали о русских бедах. Пусть даже сделают фото, если умудрятся протащить эти громоздкие ящики. Но таким образом информация о подрыве пойдёт от двух источников. Хорошо бы и с «Суворовым» чего-нибудь сымитировать, но тут уж будет перебор, могут заподозрить.
        Опять молчали, осмысливая, уже не переглядываясь, каждый сам взвешивая, реализуемо или нет, сработает или так - пустая трата времени. Наконец каперанг подал голос:
        - Зиновий Петрович, а ведь не вздор! Такой изощрённости противник от нас точно не ждёт!
        - Эхм! - хмыкнул, что дунул Рожественский - нечто большее, чем одобрение… нечто меньшее, чем восторг… нечто положительно среднее.

* * *
        «Купились» ли на дезинформационный блеф в Токио - неизвестно. Но журналистам, которым для острых репортажей нужны были событийные факты, а не какая-нибудь рутина, пожар на «Ретвизане», «устроенный борцами с царизмом», пришёлся по вкусу - революция очагово «гуляла» по империи, потому теракт удивления не вызвал.
        Затем прошёл слух о подорвавшемся на мине «Александре», и группа репортёров совершила отважное морское путешествие для установления истины. Подарком были отосланные в редакции фото со скособоченным в крене «бородинцем» и «жарено-просоленные» статьи о тайной высадке на один из островов архипелага, мимо патрулей и дозоров… и как их на обратном пути обстрелял русский миноносец. В общем, всё в духе приключенческой романтики. У Джека Лондона хорошо получается[56 - Джек Лондон - уже известный писатель, на тот момент пребывал в Порт-Артуре в качестве американского журналиста.].
        Информация о «Варяге» дошла даже до Петербурга, и царь Николай прислал личную телеграмму Рожественскому с пожеланиями удачи в богоугодном деле - «отбить для России корабль-герой»!
        Санкт-Петербург
        Тренированный частой практикой позвоночник учтиво поклонился… Вежливый японец опрятно поблёскивал стёклышками очков, мимическая маска сохраняла и бесстрастное, и располагающее выражение - Мотоно Итиро, барон, дипломат, посол Страны восходящего солнца.
        Наоборот подтянутый Романов, скованный мундиром и необходимостью, был подчёркнуто строг, взирая на гостя, задаваясь неожиданным вопросом:
        «Интересно, дипломатический кабинет Японии специально выбирает своих представителей в европейские дома с такими лицами, чтобы они не казались нам совсем уж отталкивающими? Или всё дело в английском покрое костюма?»
        Во время своего путешествия по Азии, будучи ещё наследником престола, царевичу Николаю довелось насмотреться на жителей Страны восходящего солнца - иные были просто чумазо-безобразны.
        Скорей всего, молчание немного затянулось, после приветствий этикеты напрашивали начало разговора за монархом. А тот продолжал витать - смотрел на «безобидного» японца, тогда как память скакала по кадрам хроники будущих войн, высвечивая жуткие своей сутью названия «резня в Нанкине», «брёвна»[57 - «Резня в Нанкине» - эпизод японо-китайской войны, в ходе которого японские военнослужащие убили по разным оценкам от сорока тысяч до полумиллиона китайцев. «Брёвна» - в ходе разработки биологического оружия на живых людях так японцами из «Отряда 731» назывались подопытные.]. Брезгливо бередя, подталкивая думы к нетривиальным умозаключениям: «Можно сколько угодно выискивать эстетику и изящество в поэзии хокку, но у этих маленьких и агрессивных азиатов какие-то свои законы и правила ведения войны. И нравственный порог. Вот уж поистине - многие знания, многие печали! Господи, какая же это ноша - знать, что будет!»
        Ханьцев Николаю II почему-то было совсем не жаль, не волновала и вся Поднебесная - обнищавшая рисовая страна, пока не представляющая опасности. Япония же виделась как голодный, жестокий пасынок Китая - упрямый неистовый народец с экспансивными устремлениями, готовый ступить и на русскую дальневосточную землю.
        «При любых исходах войны и мира империя Ниппон будет неизменной угрозой нашим восточным границам. Не купировать ли их сейчас, пока ещё есть столь располагающий повод, пока это ещё под силу сделать? Оставить островное государство как красивую феодальную картинку мира сакур и гейш, чтоб там ни говорили о «хондах» и «тойотах» зацикленные на технологиях потомки».
        Слегка откашлявшийся Романов наверняка бы и сам удивился тем, что без запинки вспомнил эти, как ему говорили, «известные марки» будущих японских авто. И конечно, должен был понимать, что подобные измышления «о низвержении страны Ниппон на задворки цивилизованного мира» досужие. Дорого станет!
        Планируя эту встречу с японским посланником, помня, что оппонентам диалог нужнее, российский император намеревался разыграть целое театральное действо, давя на противника аргументированной силой, подводя его к черте безысходности… и делая неожиданное послабление - эдакий метод «кнута» и «пряника». Полуофициальный статус раута позволял вольно отнестись к протоколам, разбив собеседование на ряд коротких неформатных встреч-актов. Вероятно, подобная раздёрганность выглядела бы в какой-то мере издевательски, зато обеспечивала плавность хода переговорного процесса! Как для себя, так и для японского посла - в антрактах тот мог оперативно телеграфировать в Токио, получая ответные шифрованные директивы главной дипквартиры. Тем более что обстановка на военном театре менялась с каждым днём, внося свои коррективы. Игра требовала гибкого подхода.
        Первая встреча проходила подобающе важно - в Зимнем дворце Санкт-Петербурга. Говорить могли и на французском, но выбрали другой знакомый обоим язык - английский.
        Конечно, Романов начал первым, коснувшись основы - очевидности, лежащей на поверхности, сказав нечто подобное: «Пригодна ли экономика какой-либо страны для длительной, затяжной войны?» И не дожидаясь ответа на риторический вопрос, дополнял: «Потенциалы России и Японии несопоставимы. И явно не в пользу последней…»
        И что?! Японопосол лишь с пониманием сглотнул бы - обычный торг, известное поле дипломатических комбинаций, у него и ответы подготовлены, и контрвозражения имеются в запасе… Да только русский царь вдруг брякает с ленцой и между прочим, куда-то в сторону глядя:
        - Когда мы выпустим из плена армию маршала Оямы… - и вскидывает брови в фальшивой невинности: - А? Вы что-то хотите сказать?
        - О, да, ваше императорское величество, - узкие, будто притомлённые припухлыми веками глаза японского посла неуловимо стрельнули, - а разве они в плену? Дивизии маршала Оямы?
        - Так ведь всё к тому идёт! - Улыбка показывает зубы (хищный оскал империализма). - Оперативный баланс неизменно склоняется в русскую сторону. Осада с Порт-Артура фактически снята. Всё больше сказываются стратегические последствия тактического выигрыша на море. Окончательное господство Тихоокеанского флота России вопрос малого времени!..
        И пауза! Долгая пауза, как призыв подумать и взвесить. Сейчас Романов очень жалел, что не может вот так встать и уйти, оборвав разговор на полуслове. А так бы было к месту - дать этому «блюду потомиться» и тактически «вызреть» к следующему этапу.
        Но тут и без намёков - флот являлся ключевым элементом. Газеты, освещающие войну на Дальнем Востоке, пестрели новостями об утопленных или загнанных в ремонтные доки броненосцах Того, о русских крейсерах-рейдерах, о том, что страховые общества отказываются производить страхование от военного риска, и крупные пароходные компании ограничивают или прекращают грузовое сообщение с Японией. Островная страна садится на «голодный паёк»!
        С особой подковыркой активно муссировался инспирированный русской контрразведкой вброс информации о высадке морского десанта на Хоккайдо, на Цусиме, Рюкю… и уж совсем где-то там, к общему недоверию, на периферии войны - Формозе. Впрочем, обоснованно напоминая об эскадре Небогатова, у которой Формоза эта как раз таки по пути следования, а в отряде наличествуют два вспомогательных крейсера - бывших океанских лайнера с пассажиро-вместительностью более тысячи человек каждый (неприхотливых служивых туда можно набить в три раза больше). Чем не оккупационный контингент!
        Особо экспрессивные «мастера пера» неизменно вспоминали «орудия коммодора Перри», перекладывая исторические аналогии на нынешние реалии, где «практическое решение на рейде Токио будет реализовано с помощью крупнокалиберных изделий мусью Канэ. Хо-хо-хо»!
        Что ещё мог в ответ сказать Мотоно Итиро? Нечто: «Я не очень разбираюсь в тактике войны на суше, но простите, ваше величество, форсированной катастрофы за дивизиями Оямы не вижу». Возможно.
        О чём мог думать японский посланник? О многом. «Запад» для воспитанного в восточной философии человека - враждебная изнанка, богатый, но безнравственный мир! Тем не менее более десяти лет пребывания в Европе меняют человека… даже крепкого традициями японца. Нередко дипломат, «шпионя» по другую сторону «баррикад», сам того не замечая, становится латентным агентом чужой страны. Одобрял ли он - барон, дипломат и подданный Тэнно - Мотоно Итиро эту войну лично? Неважно!
        Какое ему дело до увязнувших в интригах токийских финансовых элит и министерств? До непримиримых военных, перетягивающих сухопутно-морской канат? Его жизнь принадлежала микадо!
        Эту войну хотела Великая Гармония Ямато, её требовал японский дух, спеша вслед за восходящим солнцем! Спеша занять своё место под солнцем!
        Однако время военных кончалось.
        Время военных - это их фальшивые попытки играть по цивилизованным правилам и успех вероломного дебюта флота, это германские учителя молниеносных войсковых операций и советники Хоум Флита на мостиках сэнсэя Того. У страны Ниппон был очень узкий, не допускающий больших ошибок, если не единственный, ведущий к победе фарватер. Но теперь время военных кончалось! Унизительные надежды на прямое вмешательство британского союзника опрокинуты и отвергнуты. Оставались только виды на арсеналы Англии и других стран, желающих «погреть руки» на крови, что станет ненамного существенным козырем в дипломатическом торге.
        Чемберлен ещё не произнёс своё априори подгнившее «Я привёз вам мир»[58 - «Я привёз вам мир» - фраза, брошенная министром Чемберленом после подписания «умиротворяющего» соглашения с Гитлером. Гитлера эта фигня умиротворила едва ли на год.]. А Мотоно уже мечтал о своём триумфе - русский царь сам запросил встречи, а это повод! Повод рассчитывать на выгодный для Японии мир. И вот…
        Наполненные высочайшей почтительностью к Тэнно, обнадёженные соображения последних дней убежали по проводам телеграфа. И вот…
        Ответы-инструкции Токио, выведенные убористыми иероглифами на листах самой лучшей европейской бумаги, лежали в его кейсе. Но теперь…
        Теперь они в одно мгновение стали призрачно годны лишь для предания огню.
        С закаменевший лицом дипломат прекрасно понял посыл русского царя, вдруг осязав всю вязкость атмосферы - они были рядом, в одной дворцовой зале, на одном «поле»… и за тысячи километров друг от друга, разделённые противоречиями и мировоззрением.
        Дальневосточный театр
        Решение об операции было принято не вчера.
        Но предварительно, ещё раньше, чем вчера и позапозавчера, для всех обязанных служб: обеспечительных, портовых, брандвахтовых, тральных… для случайных лиц и заинтересованных, и просто любопытных… а в итоге именно для неприятельской разведки, выход каждого корабля и всей эскадры был как-то и обязательным образом замотивирован. Штатными, повседневными и, главное, негенеральными боевыми задачами. Хотя иной раз этого делать особо и не требовалось.
        Именно вчера броненосцы «Ретвизан» и «Александр», отряды крейсеров Иессена и Рейценштейна, канонерская лодка «Отважный», пароходы-угольщики, минный транспорт и пара «соколов» снялись с якоря, группами и поодиночке, покинули места стоянок, выйдя в море. Изначально разными маршрутами, в итоге сходясь в направлении, долженствуя в итоге прибыть к месту встречи в условленной точке - известной бухте Квельпарта.
        Ещё сутками раньше ушла «Лена» в паре с переоборудованным под вспомогательный крейсер «призом» - на трансконтинентальные направления, где уже резвились «Рион» и «Маньчжурия» с задачей лишить Японию подвоза извне через три основных порта - Йокогама, Осака, Кобэ.
        Корабли уходили на восход.
        Как и планируемое развёртывание на позициях, отряды следовали строго в эшелонированной последовательности. Принципиальная конфигурация, нарисуй маршруты и график движения, выглядела бы, наверное, немного сложной. Но… это если смотреть общим планом. А так, назначив даты и сроки, каждому командиру была поставлена задача, и каждый по отдельности её выполнял.
        Мобильному соединению в составе двух крейсерских отрядов предназначалось первыми прибыть к Квельпарту и уничтожить там всё «японское», что обнаружится. На борту одного из кораблей был размещён десантный отряд со всем необходимым снаряжением для береговой операции.
        Следующим пунктом был архипелаг Цусима - возможность «пощипать» в его бухтах вспомогательные суда японцев. Далее «Россия», «Громобой», «Паллада», «Ослябя» выходили на перевалочные коммуникации противника. «Аскольд» и «Богатырь», ориентируясь на Цусиму, оставались в оперативной паузе до прояснения обстановки.
        В общем, Иессену и Рейценштейну надо было навести основательного шороху.
        Позже всех к Квельпарту подтягивался отряд базового обеспечения временной стоянки - угольщики, канонерка брандвахты, дополнительные береговые силы. И уже упомянутый (для плана «Б») минный транспорт и «соколы», оборудованные для постановки мин на ходу.

* * *
        Флагман уходил сегодня.
        Предутреннее солнце куталось в одеяло жмущегося к берегам тумана.
        Медным боем отбили склянки, пропела боцманская дудка, мокрые от утреннего тумана и влажной приборки палубы загремели под матросскими башмаками. Вязко заработал шпиль, металлически «пережёвывая» звенья, неторопливо глотая клюзом цепь.
        Как только якорь оторвался от грунта, за кормой «Князя Суворова» чёрные воды бухты Белого Волка закрутило водоворотами, погнало прочь - винты плавно и мощно набирали обороты, страгивая с места многотонную махину.
        На большую глубину броненосец вышел вслед за тралами.
        Впрочем, минных сюрпризов особо не ждали.

* * *
        Рассыпанный веером эскорт - четыре эскадренных миноносца и крейсер «Новик», словно борзые собаки, - вынюхивал пространство впереди следования отряда: курс, как и сам факт нахождения в море «Суворова», не должен был оказаться под угрозой вольного или невольного свидетельства.
        Распоряжение командующего по поводу подвернувшихся судов было весьма радикальным, конечно, не выходя за международные рамки, что требовало особого подхода в щекотливой ситуации.
        Погода радовала, горизонт «плавал» в пределах четырёх миль.
        Почитай только-только миновали где-то по левому траверзу Роунд, но именно из-за неравномерной дымки охранение прозевало чужую посудину. Её обнаружили уже ютовые сигнальщики «Суворова»:
        - На левой раковине судно!
        С мостика распоряжением эскорту немедленно заморгал ратьеровый фонарь. Пока принявший сигнал миноносец развернулся, вышел из ордера, помчав на полных парах вдогонку, чужак почти растворился в мареве горизонта.
        Нагнав парусно-винтовую шхуну практически в виду Роунда, командир «Бесстрашного» принял, может, и жестокое, но самое простое и верное в данных обстоятельствах решение.
        Были бы это случайно подвернувшиеся китайские рыбаки - невольные незадачливые свидетели, - ещё куда ни шло. Но приказу «остановиться» «китаец» не подчинился, продолжая уходить под паром и удачно попутным ветром - до острова оставалось меньше мили. Не испугали его и предупредительные выстрелы.
        Целых десять минут неудачной пальбы и двух метких попаданий семидесятипятимиллиметровой пушки миноносца хватило, чтобы пустить шхуну на дно.
        Холодные волны разметали обломки и тех немногих, кто цеплялся за поверхность - суровая проза военной необходимости: в хороший бинокль японский наблюдатель мог вполне опознать «бородинца».

* * *
        - А ведь, по сути, только вышли. А, Василий Васильевич? - На мостик взошёл адмирал.
        Со стороны зюйд-веста задувал резкий ветер, поднимая, разгоняя волну, всклокоченно бьющую в скулу. От этого казалось, что многотонный броненосец, словно через силу, раздвигал недовольное море. Летело из-под форштевня, добрасывало далеко вверх, оседая крапом на остеклении мостика.
        «Новик» ещё сравнительно легко справлялся, но миноносцам, феерически заплёванным пеной и брызгами, было заметно тяжело… Впрочем, при нужде обеспечивался двадцатиузловый ход… но, пожалуй, не более.
        - Так точно, ваше высокопревосходительство, - командир корабля немедленно попытался предоставить свежие данные, - метеорологические бюллетени и в ближайшее время предвещали необходимо дурную погоду.
        - Горизонт?
        - Пятьдесят-шестьдесят кабельтовых.
        - Отлично! - Рожественский окинул взглядом пространство. - Семь футов под килем это хорошо и просторы морей для манёвра радуют, но без берегов живописных, изрезанных черт заливов и бухт скучно-с. Не находите?
        - Ваше высокопревосходительство, - в голосе Игнациуса повеяло и уверенностью, и оправданием, - если вы о моём несогласии с Квельпартом, как местом стоянки броненосцев…
        - Да бог с вами, - отмахнулся командующий, - нам главное войти в зону связи с «Александром» и «Ретвизаном», соединиться и «висеть» дрейфом… хм, в позе ожидания в центре треугольника меж Цусимой, Квельпартом и Гото.
        Рожественский подошёл к штурманскому столику и уж в который раз примерился к карте:
        - Да. Фактически на стыке трёх морей: Жёлтого, Японского и Восточного.
        Большой политик
        Ещё до начала конфликта с Японией, готовность или же неподготовленность России к войне на Дальнем Востоке в правительственных кругах Петербурга оценивалась по-разному. Царские чиновники кто хорохорился, грозя «закидать шапками макак», кто более адекватно поумеривал амбиции, нехотя идя на последовательные уступки японской стороне.
        Токио вёл более последовательную политику, просто в силу более прямолинейной задачи. В какой-то момент молодой азиатский хищник, почуяв некую слабину «северного оппонента», лишь повышал требования. В итоге взяв курс на войну.
        Теперь возвращалось… - обратным маятником пошёл откат.
        Удручённый результатом первой встречи с российским императором, Мотоно составил вдумчивый доклад, шифровкой отправив в Токио.
        Там обмусолили сложившееся положение, прислав ответ: «Отступать!» То есть не «бежать», а «прощупывать почву» для постепенных уступок.
        Становилось очевидным, что русско-японская война в видимом политическом спектре сводилась к борьбе за обладание Корейским полуостровом. Довоенные планы Японии на Южную Маньчжурию и Китай, разумеется, уже не рассматривались. Однако даже оказавшись перед лицом военного поражения, самураи не оставляли попыток зацепиться за любой клочок былых притязаний. В этом отношении неофициальные потуги посланника Мотоно главную токийскую квартиру определённо устраивали - эдакий пока ни к чему не обязывающий зондаж перед генеральной встречей на высшем уровне.
        Параллельно японский кабинет осуществлял всяческие дипломатические ходы, обращаясь к нейтральным странам на предмет посредничества в переговорах, а также выискивая любые пути для всяческого давления на Россию, «обидевшую маленькое островное государство» - именно таким эпитетом отличилась американская «New-York Times».
        Надо сказать, что заинтересованные политические элиты великих держав держали нос по ветру, моментом уловив перевес чаши весов в противостоянии в русскую сторону, едва ли уже не списав Японию. Первыми отреагировали иностранные биржи - несмотря на всё ещё тлеющие революционные очаги по российским губерниям, курс рубля оказался более привязанным к событиям на Дальнем Востоке.
        Кайзер Вильгельм прогремел с ободряющей речью за кузена Ники, почему-то больше упирая на «стоящих плечом к плечу германских ландскнехтов», снова загнув о «зарвавшихся китайцах, осмелившихся косо поглядеть…». Лояльная французская печать, и до того всеми силами доказывавшая бесполезность войны, сейчас и подавно продолжала в том же духе ратовать за скорейшее наступление мира. Касательно британской и американской стороны, что бы там от них ни ожидали, но и они - англосаксонские «таймсы» - в свою очередь заикнулись о необходимости положить войне конец почётным миром, России же - не злоупотреблять выгодами своего положения.
        Президент САСШ в одном из интервью высказался весьма парадоксально: «Исход войны далеко не предрешён, но России я бы посоветовал отказаться от контрибуционных притязаний. Мир с обоюдной выгодой - лучший исход». Интервьюирующий «акула пера» не удержался от сарказма: «Какую обоюдность имеет в виду господин президент - Японии и САСШ или САСШ и Великобритании?»
        Официальный Лондон, помимо всего прочего, уведомил, что находящиеся в настоящее время в китайских водах военные корабли Хоум Флита пока не будут отозваны в Европу, ввиду того, что положение на Дальнем Востоке и интересы Великобритании требуют присутствия там сильного флота.
        Ещё был Токио. В последних «телодвижениях» российского императора договор с Германией Токио мало интересовал, а вот на встречу с королём Эдуардом стратеги микадо смотрели с тревогой. «Высокие» визиты на рейде Копенгагена уже внесли в политические отношения Англии и Японии ощутимое подозрение и прохладцу. Британцы и до этого не отличались доверительностью, сейчас же «ходили-улыбались» - дескать, «всё хорошо… делаем, что можем в рамках договора и международных правил».
        Казалось бы, и действительно - Уайт-холл легко дал санкцию на «чилийскую махинацию» с двумя броненосцами… Впрочем, потребовав немедленных ответных фунтов (тех, которые стерлинги), едва корабли вышли из Портсмута.

* * *
        Балтика вальсировала ветрами и температурами - вчера холодило морозцем, а сегодня за окном лил проливной дождь.
        И российский монарх якобы нашёл «окно» в своём плотном царском графике для новой встречи с японским послом. Терпеливо выслушав соображения вежливого аристократа на предмет дальнейшего тихоокеанского сопроцветания двух империй, Романов - сегодня вымученная любезность - заговорил:
        - На вас дурно повлиял пример Великобритании - далёкого острова, что владеет материками. Союз союзом, но это не значит, что вам непременно надо идти в фарватере британской политики. Столько усилий, положенных на алтарь храма Ясукуни-дзиндзя… Я правильно назвал?
        Японец поспешил кивнуть.
        - …Так вот, столько усилий, положенных на алтарь храма Ясукуни-дзиндзя, а я всего за одну встречу добился с Англией соглашений по многим спорным вопросам, включая колониальные. Для Альбиона вы инструмент. Длинный рычаг - рука с катаной на периферии их империи. Для нас же, в первую очередь, вы беспокойный сосед! Соседи часто ссорятся, так как трутся бок о бок, сталкиваются, что те дети в песочнице. Вообразите себе японо-шведскую войну…
        Посол позволил себе натянутую улыбку - шутка принята, но вопросы решались слишком серьёзные, чтобы долго её хранить на лице:
        - Ваше величество, у генералов, подданных Тэнно, своё мнение - они не смирятся с бесчестием и готовы умереть наряду с рядовыми солдатами на сопках Маньчжурии и перевалах Кореи. Но лично я не вижу большой разницы - сбросите ли вы дивизии Оямы в море или запрёте их на Корейском полуострове… В этом случае у Японии нет развития! Россия будет «нависать» над нами! В какую бы сторону мы ни стали двигаться, нам придётся всякий раз оглядываться - не ударите ли вы в спину?!
        Император отошёл, раздвинул шторы, застыв, глядя на косые струи ливня… Тёмная фигура в квадрате окна, наверное, должна была подчёркивать - вот стою спиной. И?..
        На самом деле хотел скрыть торжествующую улыбку - речи учтивого представителя Токио уж совсем напоминали извинительные оправдания всей японской агрессии. Намереваясь и сегодня продолжать играть «кнутом», давя на оппонента, Романов вдруг решил повременить, отложив до следующей встречи, сейчас и вовсе прервав. Потому, вернувшись к столу, незаметно нажал на кнопку электрического звонка в приёмной, снисходительно обронив:
        - Зачем же умирать, отважные воины ещё понадобятся Японии. Мне вот мои генералы докладывают, что всё больше японских солдат спешат сдаться в плен, бросая оружие, - Николай слегка развёл руками - чёртов япошка даже не моргнул. - Так заведено - кто выигрывает, у того и пленных больше.
        Отреагировав на скрытый сигнал, постучав в дверь, явился гвардейский офицер, протянув бювар, доложившись о поступлении срочных документов.
        Деланно хмуря брови в прочтении, Николай, коротко извинившись, объявил, что он срочно необходим в другом месте. А попрощался так небрежно, будто собираясь завтра снова встретиться. Что было вполне и возможно.
        На стыке морей
        При всём желании «поводить» «Ретвизан» в отрядном маневрировании для лучшей сплаванности Рожественский держал подчинённые ему броненосцы в вялом дрейфе, стараясь в наименьшей степени «греть» небо демаскирующим дымовым выхлопом.
        Выбранная по астрономическим ориентирам точка тактического выжидания находилась примерно в сорока двух милях от островов Гото. Именно оттуда (от берегов метрополии) могли появиться японские суда, включая каботажные и рыболовецкие. Но главное, там, за «тенью» разбросанных островков архипелага притаилась база флота Сасебо, где держал штаб, флаг, где зализывал свои раны и раны своих повреждённых кораблей Того. Именно потому миноносцы эскорта и «Новик», осуществляя дозорное прикрытие, ориентировались на восточные румбы.
        Второй привязкой местоположения было условие поддержания устойчивой связи с Рейценштеном, то есть определённая дистанция по вектору на архипелаг Цусима. Посредством ретрансляции с «Аскольда» до антенн и приёмников телеграфной станции «Суворова» долетала сводка о состоянии дел крейсерских отрядов.
        Первая фаза плана нареканий не вызывала.
        На Цусиму удалось нагрянуть! Застав на якоре, принудив выброситься на берег вспомогательный крейсер, бесполезно пытающийся огрызаться.
        Утопили номерной миноносец и пароход тысячи на две тонн, обстреляв с широкого рейда порт Озаки, рассеяв рыбацкую мелочь, не утруждаясь пленением (невольные жертвы войны).
        Часть обнаруженных миноносок противника шмыгнула в изрезанные мелкими заливчиками протоки. Бомбардировать упрятанный в глубине залива, прикрытый минными банками японский порт Такесики в планы не входило.
        Работу беспроводной станции японского форпоста не фиксировали, поэтому эффект неожиданного появления на коммуникационных линиях ещё имел надежду.
        Сделав дело, крейсера Иессена устремились далее, рассыпавшись фронтом по Корейскому проливу. Таким образом, словно сетью, вице-адмирал полагал взрезать транспортную артерию японцев на широком участке и собирать богатую жатву. Однако пустить на дно удалось всего лишь единичный пароход под «хиномару», да взять в «приз» нейтрала. Ещё одно судно в балласте под флагом Нидерландов отпустили за неимением претензий. Одна польза - недавно вышедший из порта «голландец» заверял, что ни о каких морских боях или обстреле Порт-Артура в мировых информагентствах не упоминалось. Тем самым поумерив теребящую тревогу тылового удара со стороны Вэйхайвэя.
        Соответствующая телеграмма на флагманский броненосец была отбита.
        Ближе к вечеру Иессен собрал отряд воедино, готовясь к ночным действиям.
        Как на заказ, от зюйда нарисовался корабль, силуэтом похожий на «Кассаги». «Японец» осмотрительно держал дистанцию, а пересчитав вымпелы, вскоре скрылся с глаз - побежал докладывать. Клюнет ли «рыбка»?

* * *
        Не до конца понимая намерения русских, в первую же ночь японцы предприняли попытку массового выхода миноносных сил в море, одновременно проводя караван транспортных судов.
        В свою очередь Иессен, пренебрегая элементарными требованиями безопасности, место дислокации не покинул, действовал решительно - сохраняя эскадренное взаимодействие, держал разомкнутый строй для свободного и активного маневрирования.
        Произошла путаная серия беспорядочных стычек в условиях плохой видимости и неспокойного моря.
        Ночь то тут, то там пятнало вспышками минных выстрелов, озаряло ствольными газами, посверками разрывов! Сумбурный бой то угасал, то разгорался вновь, и в грохоте пальбы, завываниях ветра, срывающейся мороси, в лучах прожекторов вдруг мелькал заниженный силуэт миноносца, или в слепом пятне света растерянно ворочался «жирный» борт транспортника.
        «Паллада» едва не получила пробоину - взрыватель Уайтхеда не сработал!
        Не однажды сигнальщики «Осляби», «России» панически орали о замеченном следе самодвижущейся мины. Бог миловал!
        «Громобой» словно топором расколол, взяв на таран неловко подвернувшуюся миноноску.
        Суда каравана были рассеяны, возможно, часть из них вернулась обратно, часть, затерявшись впотьмах или дойдя поодиночке до места. Остатком ночи догорал остов расстрелянного сухогруза, привлекая к себе излишнее внимание.
        Под утро ближе к Корейскому полуострову удалось перехватить заплутавшую, припозднившуюся парочку старых парусно-винтовых шхун, без затей пустив их на дно.
        Да с окончательным прояснением узрели на горизонте лишившийся управления крупный товаро-пассажирский пароход. «Пооблизывались» на «вкусный» груз, но призование ввиду поломки машин признали невозможным. «Паллада» уложилась в одну мину Уайтхеда, и пять тысяч тонн водоизмещения ушли под воду по истечении всего тридцати минут.
        В целом, подводя итог первых суток, Иессен был доволен, самураям дали понять, что лёгкой жизни не будет. Впрочем, осознавал и те сложности, с которыми предстоит столкнуться.
        Узости корейских проливов характеризовали район боевых действий как весьма ограниченный. Ночь и вовсе сжимала границы. В напряжении боевого противостояния тесно было что для одной стороны, что для другой.
        По прямой линия «Симоносеки - Фузан» насчитывала чуть больше ста миль. В пределах транспортного коридора лежал архипелаг Цусима - перевалочный, мобильный пункт, в том числе базирования японских миноносок.
        В этих условиях Иессену поддерживать оперативный режим, а именно демонстрировать активное присутствие, совершая рейдерские действия, было довольно сложно. По мере того как уменьшался световой день, всё больше возрастала угроза миноносных атак.
        Для японцев же, с появлением диверсионного отряда противника, да ещё с учётом действия вспомогательных крейсеров на трансокеанских коммуникациях, какие-либо устойчивые транспортные линии близ метрополии рушились если не окончательно, то в значительной мере. В Сасебо должны были понимать, что следующей стадией давления русских станет минирование портов.
        Флот просто не мог остаться безучастным и должен был предпринять любые действия по выдворению врага. Собственно, на этом расчёт и строился.

* * *
        Новых ожидаемых трофеев день не принёс.
        Японское командование приостановило всё морское движение, лишь быстроходные крейсера или миноносцы прорисовывались на горизонте, отмечая присутствие врага, осуществляя слежку.
        Отряд Иессена вальяжно покрутился в виду рейда Симоносеки, впрочем, не рискуя малыми глубинами с «рогатыми сюрпризами», прошёлся вдоль японских берегов, исключительно в террористических целях обстреляв какие-то сооружения, из которых функционально существенным, пожалуй, был только маяк на одном из мысов. Затем повторил променад, сотрясая воздух пальбой - это создавало ощущение и видимость постоянного присутствия. По крайней мере, должно было.
        Японцам всячески давали понять - война пришла в ваш дом!
        Можно было лишь догадываться, как перетряхнули, разворошили япономуравейник эти бесчинства русских кораблей! Известие достигло столицы, потревожив чайную церемонию самого микадо, между Токио и Сасебо произошёл интенсивный обмен телеграфными сообщениями. Однако какие бы оргвыводы и решения за этим ни последовали, Объединённый флот (что бы он на данный момент собой ни представлял) оставался в базах.
        Ближе к вечеру крейсера ушли к берегам Кореи, в обусловленном месте встретив «соколы», нёсшие на борту по дюжине сфероконических мин.
        Вчера двухсотсорокатонные судёнышки салазками с кормовых скатов обработали подходы к портам Цусимы, сегодня их задача была провести ночные постановки на подступах в бухту Фузана. Уложившись в пару часов, опустошив запасы, миноносцы ушли. Утром они должны быть уже за Цусимой, направляясь к Квельпарту. Они придут и назавтра, загрузившись новой порцией. А покуда…
        А покуда море притаилось. Притаились японцы. Притихли.
        Ночь коротала непроглядностью и звёздами, когда те вдруг находили прорехи в тучах.
        Крейсера терпеливо патрулировали близ Фузана рассуждением командира отряда: «Не бродить в поисках всем Корейским проливом, выбирая попусту бункера, сжигая уголь».
        Бункеровка пока не «горела», но в судовом журнале «Громобоя» появилась первая «ласточка» - запись о перерасходе.
        Иессен допускал, что после вчерашнего японцы предпримут перевозки транспортами-одиночками, под покровом ночи, разными, обходными маршрутами. Однако затишье казалось полным.
        Впрочем, совсем без «алярмов» не обошлось. Уже далеко за полночь произошла скоротечная пальба по вражеским миноносцам… скорей всего, пригрезившимся.
        Долгое бдение выматывало сигнальщиков, изнывала напряжённым ожиданием прислуга орудий. Крупная зыбь и болтанка доводили весь экипаж. Все экипажи. Одно злорадство: а каково басурманину на утлых миноносках?!
        К утру эскадра снова была в виду японских берегов. Из туманной пелены уже что-то пробивалось, замазав небо чёрной тушью дыма.
        Ждали вымпелы Камимуры… оказалось - «собачка». Бронепалубник с полным осознанием, что всегда может удрать, лёг в параллель, ведя трансляцию телеграфом.
        Не мешали. Приказа не было. Клюнет ли «рыбка»?
        Шаг назад… шаг вперёд… два шага налево и…
        Да, именно так - «шаг назад… шаг вперёд…» - можно было охарактеризовать томительное курсирование трёх опорных броненосцев отряда Рожественского в точке тактического ожидания. На том самом «стыке морей».
        Третьи сутки.
        Миноносцам эскорта уже не однажды поочерёдно пришлось отлучаться к Квельпарту, чтобы принять дополнительно несколько десятков тонн угля.
        Командующий реже стал бывать на мостике, чаще принимая доклады у себя в салоне, будто не желая показываться на глаза большинству офицеров. А те и не горели нарваться на выволочку.
        Планы, такие красивые на бумаге, расплывались, теряли чёткие очертания, точно их чернильную суть размывало волнами, разносило ветром по поверхности морей, разбивая прибоем о молы и волнорезы Сасебо… о встречные планы. Японский линейный флот продолжал бездействовать.
        Ситуация подходила к оперативному кризису - реализовать замысел в один или два этапа уже однозначно не получалось!
        Всё более проявлялся всем известный дурной характер Зиновия: «Отчего тянут? Выжидает супостат, пакость готовит?»
        Нервно вышагивал, топча ковёр адмиральского салона: «Или всё же беспомощная пассивность? Что ни говори, но со взгляда исторического анализа, ни Того, ни Камимура особых военных дарований не проявили, но чем чёрт не шутит?»
        Остановился, уставился на завал карт, рапортичек, вперемешку с чайной сервировкой. Грохнул кулаком - стол звякнул ложечками в розетках:
        - Больше я не позволю себе попасть в плен обстоятельств!
        Перевёл сверлящий взгляд на застывшего, терпеливо выжидающего Коломейцева и, точно выцеживая, прерываясь паузами, распорядился:
        - Предпринять во изменение изначального плана… приказ - приблизиться ещё на двадцать миль направлением на норд-ост.
        - Ваше высокопревосходительство, - попытался возразить «флажок», - риск быть обнаруженным растёт.
        Командующий укротил кавторанга одной вздёрнутой бровью.
        Опозоренные флаги
        Он их попросту переоценивал. Не просто догадываясь, а по результатам недавнего сражения зная, что три броненосных крейсера японского флота проходят ремонт, русский адмирал не учитывал, что и остальным кораблям Камимуры требовалась профилактика.
        Дело было во времени. И не только…
        «Якумо» и «Ниссин» из состояния, близкого к «нокдауну», спешно подготовленные к бою, необходимо было перевести из базы Куре для соединения с основными силами. Вопрос «каким маршрутом и в каком месте назначить рандеву» требовал новых данных, анализа и раздумий.
        И Хэйхатиро Того думал… - опустошённый адмирал, одетый в кимоно, так и не покинувший своей каюты на борту поверженного «Микасы». Не смешивая и не путая морские справочники Джейн с философскими трактатами, забросив на «дальнюю полку» все безумные абстракции и теории морских баталий, он выбирал простые, но безопасные решения.
        Сомнения приходили со стороны, извне, пытаясь войти в него, как болезнь промозглых вечеров осени, блуждая по телу, покрывая лоб лёгкой испариной подозрительности.
        Вся восточная сущность Того взывала к собственной интуиции, вслушивалась в своё внутреннее «Я», но сегодня и вчера, и позавчера боги или отмалчивались, или говорили на другом, непонятном языке. Приходилось следовать только логике, а уж тут все мелкие и незначительные детали выстраивались в ровную версию.
        Все выводы разведки подтверждали - броненосцы врага рассредоточены близ Ляодуна. И не было никаких сведений, позволяющих сделать обратные выводы.
        - Кроме что, возможно, «Суворова», флагмана адмирала Рожественского, гайдзина, - вслух проговорил Хэйхатиро. И что-то треснуло в его голосе, что-то мелькнуло в узких щёлочках глаз недобрым блеском чёрных зрачков.
        Так или иначе, преисполненный хмурой злобы к более удачливому врагу, даже не чувствуя сторонний подвох, Того тянул до последнего.
        - Боги отвернулись от меня. Эскадру поведёт Камимура Хиконодзё.
        После своего фиаско в Жёлтом море и у Квельпарта пристыженный старый самурай, готовый расстелить красную ритуальную циновку, лишь остановленный личным выговором микадо, не мог винить Камимуру за мелкие неудачи, не мог требовать от него многого. Но именно многого требовать был вынужден, помня о наспех проведённом ремонте изношенных машин крейсеров, о недовооружённости его кораблей…

* * *
        Покончив с церемониальным блюдом… (Слово «покончить» для ритуала восточной трапезы звучит почти кощунственно, но атмосфера царила именно такая - «к делу!».)
        Итак, покончив с церемониальным блюдом, два адмирала перешли к делу.
        - Императорская штаб-квартира… - едва разжимая губы, начал Того, замерев в паузе.
        - Мой господин… - Камимура вопросительно поклонился.
        - Армия через Токио давит на флот. Буду откровенным: с появлением противника близ метрополии я сразу знал, что нас будут подталкивать в спину. И начал предпринимать очевидные меры. Сегодня я получил телеграмму - личное послание от микадо. На карту поставлена наша честь.
        - Мой господин…
        - «Якумо» и «Ниссин» уже покинули Куре, следуя Внутренним морем к проливу Симоносеки. Там на рейде вы объединитесь в эскадру - в шесть вымпелов броненосных крейсеров. Бронепалубники вице-адмирала Уриу уже в море.
        - «Фудзи»…
        - Только задержит вас… на манёвре, в преследовании врага.
        - Опереться на Цусиму, используя в том числе вспомогательные суда подмандатных территорий?
        - Вчера пришло донесение от коменданта порта Такесики - на входе в залив подорвался «Ицукусима». Тралением обнаружились ещё мины.
        - Ещё одна головная боль.
        Оба замолчали.
        Оба уже всё заранее успели обдумать, каждый в отдельности, но так одинаково.
        Одинаково оценивая позиции.
        Того был благодарен этому молчаливому взаимопониманию.
        Очевидности лежали на виду: разворачиваясь эскадрой от Симоносеки, терялось одно небольшое преимущество - у русских был путь отхода в сторону Порт-Артура. Именно поэтому крейсера спешно и усиленно приводили до состояния полных, максимальных ходовых качеств, чтобы они могли дать на те, так необходимые, пару узлов больше, нежели противник!
        Альтернативный вариант воссоединения кораблей в эскадру в промежуточной точке в Корейском проливе был чреват - заведомо сильный враг мог перехватить «Якумо» и «Ниссин», использовав шанс разбить отряды по отдельности. Даже с приданными бронепалубниками. Пушки есть пушки, но лёгкие крейсера флота Ниппон (в большинстве трёхтысячетонники с небольшим) на крутой волне слишком неустойчивая платформа для артиллерии. Учитывая, что русские крейсера бронепалубного класса водоизмещением тянут выше шести тысяч.
        - «Паллада», - сам себе напомнил адмирал, не заметив, что вслух, - у Иессена три броненосных и «Паллада».
        Камимура понимающе кивнул.
        Того вторично испытал благодарность.

* * *
        С наступлением октября вечерние сумерки в Сасебо всё чаще сопровождались туманами.
        Они приходили текучей украдкой поступью, покрывая стоящие у причалов корабли, будто белым саваном, будто уже готовя их в последний путь.
        Путь перед крейсерами Камимуры на выходе из гавани торили тральщики.
        На тысячи вёрст к западу
        Появление крейсеров Иессена в Корейском проливе, в виду японских берегов, нашло немедленный отклик в мировой прессе. Мнения «экспертов» сходились на том, что захват архипелага Цусима для пресечения линии «Симоносеки - Фузан» неминуем. И снова упорно раздувались слухи о скорой высадке русского десанта непосредственно на островах японской метрополии. Спорщики на страницах газет тут же это опровергали, «авторитетно» заявляя, что Россия не располагает для такой серьёзной войсковой операции необходимым контингентом войск.
        Контрответом откуда-то всплыло, что якобы цинский Китай намеревается снарядить армию (взять реванш за экспансию Японии в 1894 году против Поднебесной). Даже, дескать, объявились лидеры движения ихэтуаней (так называемые «боксёры»), готовые присоединиться к этой войне с самураями. Драться против общего противника готовы были даже вчерашние враги.
        В газетах вдруг появились десятки фотографий, освещающих недавнюю японо-китайскую войну под заголовком «Зверства японской военщины» - жуткие кадры массовых расстрелов и спортивных казней ударом катаны; закопанные живьём ханьцы, горы трупов и просто отрубленные головы.
        Европа, которой на далёких азиатов было по большому счёту плевать, была потрясена!
        - Что ж, и здесь потомки оказались правы - «информационная война» принесла свои неоспоримые плоды. Общественное мнение цивилизованных стран теперь явно не на стороне озверелых самурайских орд, - Николай II брезгливо просматривал подборку иностранной прессы, поминутно кивая начальнику личной охраны, - что ж, блестяще, Евгений Никифорович.
        Ширинкин зарделся, хотя дело «антияпонской пропаганды» в основном было проведено службой российской контрразведки. И почти открыто - дагерротипы выглядели столь наглядным и неоспоримым фактом, что не стали и усложнять, подсовывая их иностранным издателям - сначала они появились на страницах российских газет, и уж затем последовала широкая перепечатка европейцами.
        Правда, фотоматериалы (от «ямаловцев») были из хроники ещё несостоявшейся японо-китайской войны «тридцать седьмого года». Но что это меняло?
        - Там посол японский, ваше величество, уже дважды подавал запрос на встречу, - Ширинкин показал на пачку газет, - у него тоже весь набор «таймсов», «эко де при» и «дойчей»[59 - Имеются в виду названия изданий. Например, «Echo de Paris».]. По-моему, он негодует.
        - Даже так… что ж, просите. Буду его добивать.
        Император даже не взглянул на то, что немного взволнованный азиат мял в руках пачку газет - пока и не заикнувшись (этикет-с), но видом выражая протест… видимо, по поводу навета прессы.
        Протест, кстати, вполне бы и официальный - «русский след» в теме «Зверств японской военщины» в принципе и не скрывался, если бы…
        Томя паузой, монарх раскурил папиросу, догнав её до половины, наконец, соизволил спросить:
        - С чем пожаловали?[60 - У автора есть подозрение, что государь император Романов помимо необходимой исторической хроники и, что уж там, развлекательных киноэкскурсов, насмотрелся «Сталина». Иначе откуда эти великомудрые снисходительные, явно кого-то напоминающие жесты. И вообще, герои романа иногда выходят из-под контроля, позволяя себе самостоятельные поступки, не слушая автора, - совсем отбились от рук! (Шутка!)]
        Ступивший на два шажка вперёд посол достал лист обращения, прочистив горло, зачитал:
        - Согласно пожеланиям правительства Японии, вынужден просить ваше величество повлиять через прессу на общественное мнение, что с клеветнической и фальшивой подачи российских издательств пребывает в панике и осуждении действий японской Императорской армии на территории Китая. Уповаю, что поставленная с вашего одобрения под контроль российская пресса, а с этим и изменение общественного мнения, поспособствует делу поддержания порядка и дальнейшего установления мира между нашими державами.
        Романов выпустил последний дым, оставил в покое пепельницу, с нескрываемым сарказмом и крайне взыскательно проговорил:
        - А вы часом не забылись? Вы - господин Мотоно, и ваши хозяева в Токио? Между нашими странами, между прочим, война! А мы с вами, господин Мотоно, ещё не на мирных переговорах!
        Всегда тактичный, предпочитавший обтекаемые и приличные формы в разговорах, Николай вдруг заговорил выверенно жёстко, не скрывая презрения:
        - Вы, японцы, так стремитесь стать вровень с великими западными державами, столь желаете влиться в цивилизованное общество, но… О, да! Восток дело тонкое, у вас имеются ещё и собственные, азиатские правила! Правила ведения войны, Сунь-цзы и прочее… когда ночная атака рейда Порт-Артура без объявления войны это совсем не вероломство, а такая-эдакая самурайская хитрость! Да?.. Но я не стану следовать хитро-изысканными восточными путями, а поступлю грубо. Мои генерал-адмиралы неоднократно предлагают… я отказывал, но, пожалуй, соглашусь!
        Деревянно-бумажные японские города будут хорошо гореть после обстрелов корабельной артиллерией! А казаки на улицах Токио отрезвят излишне агрессивные самурайские головы!
        И без того не выдерживая тон дипломатии, последние слова государя прозвучали особенно резко!
        Японец буквально замер, побледнев, затем, медленно темнея лицом, пробормотал, выходя за рамки, презрев условности:
        - Этого никогда не будет. У Ниппон… у Японии много богов (это прозвучало, как «много сил»)! Подданные Тэнно не смирятся с бесчестием, не уступят ни при каких обстоятельствах…
        - Обстоятельства уже наступили!
        - Против восстанет весь дух японского народа, каждый крестьянин, не только кадровая армия - все умрут, но…
        - Вот-вот! Кто-то из мудрецов, возможно из восточных, сказал: «Выход есть всегда, даже если этот выход - смерть». Очень, знаете ли, в духе и философии японцев.
        - Это сказал…
        - Неважно! - прогремел император, перебивая: - Вам известно имя Акаси? Полковник Акаси Мотодзиро? Который с территории Швеции занимается организацией подрывной деятельности внутри России?
        Мы!.. Мы воюем с вашей армией и флотом, но не посягаем на ваши устои и законную власть! А ваши спецслужбы связались с революционерами и заговорщиками, финансируя их, способствуя подрыву самого существования государства российского! Вы запустили такой разрушительный механизм, что даже после окончания войны нам эту кашу ещё долго придётся расхлёбывать! Что говорите?! В войне все средства хороши? Так мало того! Подзуживаемые вами террористы-народовольцы посягают на саму императорскую власть! На жизнь императора! На жизнь всей императорской семьи!
        Романов на миг замолчал, вперившись в собеседника, ожидая реакции - японец либо взял себя в руки, снова натянув бесстрастную маску, либо…
        «Да я ж для него белый варвар! - пришёл неожиданный вывод. - Не Тэнно-микадо, а в лучшем случае какой-то варвар-помазанник. Ах ты, сын узкоглазой собаки!»
        Как всегда дав волю своему гневу, даже если он не выплеснулся наружу, а остался всего лишь в виде мысленных ругательств, Николай обрёл спокойствие, заговорив медленно и вкрадчиво:
        - Вы как будто, господин Мотоно, не совсем понимаете существенность сиих фактов. Хорошо, я проведу доходчивую аналогию. Представьте, что российская служба диверсий и контрразведки организовала в Японии переворот с целью смещения правящей династии Мейдзи и убийства божественного Тэнно!
        Скажете, гайдзины в Японии не смогут шпионить и проворачивать делишки по причине своей расовой отличности? Так есть ханьцы! Вы сумели настолько наследить в Китае, что там многие хотят отомстить. Предложения услуг жандармским и другим нашим службам на территории Поднебесной поступали неоднократно, можете не сомневаться. Слышали, наверное, даже ихэтуани-боксёры зашевелились.
        Аккуратный азиат в костюме лондонской моды давно уже засунул свои бумажные протесты в портфель.
        Упоминания о божественном Тэнно в столь оскорбительном контексте требовали, чтобы посол был потрясён.
        Он и был потрясён! Потрясён безмерной печалью. И не гипотетическим фактом убийства (здесь играло иное мировоззрение, иной взгляд на кончину вообще), предрассудки европейца о бремени жизни и величии смерти нашли лишь одну болезненную точку - гибель микадо от руки грязного китайца была бы позорна!
        Круглые линзы очков вдруг запотели, будто ватой тумана отгородив реальность.
        «Я волнуюсь, - подумал сорокадвухлетний японец. Что-то ему подсказывало - в этой неожиданной импульсивности белого царя кроется невероятная провокация, - но если я хочу сохранить шаткие предпосылки к прекращению войны, то не стану включать его вызывающие намёки в отчёт. Пойду на личное унижение, лишь бы уберечь от унижения микадо. Слишком много горячих голов в окружении императора Муцухито, думающих о чести, но безрассудно забывающих стратегические истины, что давно премированы мировой политикой. Судьба ”Восходящего солнца” ступила на зыбкую почву и может оказаться подвешенной на тонких нитях неопределённости».
        …А сквозь белую вату домыслов продолжала литься патетика российского царя:
        - Я возьму на себя все обязанности, что налагают на меня моё звание и должность. И моя совесть! Именно совесть… большая политика такая субстанция, касаясь которой всякий раз надобно заботиться о нравственной гигиене.
        На стыке
        Разбудили адмирала в это утро рано, высыпав на голову первые вести: что-то намечается!
        Досель устойчивая связь вдруг периодически зашумела наведёнными помехами, участились перехваты вражеской «морзянки».
        Сам Рожественский приказывал Иессену эфир покуда не глушить, всё с тем же заделом - пусть супостат говорит вдоволь, лишь бы выманить!
        Японские разведчики беспрепятственно транслировали сообщения, общаясь с мощными базовыми станциями. Тем не менее от Иессена сообщения легко прорывались на приёмники «Аскольда», наконец в 11:30 выдав коротким, заранее обусловленным кодом сигнал, лишь подтверждающий появление главных сил противника.
        Началось!
        Затем последовало более подробное донесение с примерным перечислением вымпелов, классификаций кораблей, координатами, курсом. Тут и всплыла некая неожиданность от Камимуры… или Того, коль он там главный мозг и начальник.
        Предполагая очевидный выход главных сил противника из Сасебо, Рожественский именно от этой конфигурации строил свои планы.
        Японская эскадра появилась от Симоносеки.
        - Шесть вымпелов броненосные крейсера, - чётко докладывал флаг-офицер, - отдельными отрядами бронепалубники - ещё пять или шесть вымпелов. И неизменная свора миноносцев на подхвате.
        - Всех собрали, - проронил Игнациус.
        - Кроме броненосцев, - поправил Коломейцев.
        - Очевидно, - Рожественский сместился к карте. - Где сейчас Иессен?
        - Вот тут, - указал «флажок», - почти в середине линии «Симоносеки - Фусан». Камимура двигается от метрополии с намерением отрезать Иессена от западных румбов.
        - Иессен…
        - Намерен прорваться на соединение с «Аскольдом» и «Богатырём». Рейценштейн уже спешит навстречу.
        - Поспешим и мы, - с тихой решительностью проговорил адмирал.
        На кораблях били «боевую тревогу»!
        Положение не стало сомнительным. Заранее обнаружив сильные дымы, Иессен мигом просчитал ситуацию, бросив отряд на зюйд-вест, намереваясь проскользнуть мимо Цусимы. Конечно, рискуя быть прижатым к островам.
        Всё шло к тому, что боя на параллельном схождении не избежать.
        Можно сказать, что столь чаянная операция входила в главное действо… первой фазы.

* * *
        Камимура Хиконодзё был совершенно уверен в своих силах и успехе.
        Ещё бы! Двенадцать кораблей против четырёх! Более чем достаточно, чтобы показать гайдзинам, что Ниппон не позволит творить безобразия близ её берегов и тем более военных баз.
        Разведчики правильно опознали характерно высокий в средней части борт «Осляби» - недоброненосец шёл концевым.
        «Россия» и «Громобой» равноценны «эльсвикским» одноклассникам, за мелкими различиями. Снарядов «крейсерского калибра» японский адмирал опасался адекватно - не больше, не меньше, чем оно того стоило! «Паллада» априори выступала самым уязвимым звеном в русской колонне.
        Несмотря на некоторые оговорки технического характера, Камимура считал боевой потенциал даже шести своих броненосных крейсеров выше, чем у сборной набэ русских[61 - Набэ - блюдо в японской кухне, похожее на солянку.].
        Ещё издалека вниманием сигнальщиков и флагманских офицеров было сделано замечание о боевом камуфляже врага. Кто-то метко подметил, что раскраска нанесена по одному лекалу:
        - С шестидесяти кабельтовых они, как и все длинноносые обезьяны, казались на одно лицо.
        На мостике флагманского «Идзумо» дружно рассмеялись.
        И всё же спешный ремонт машин вкупе с низкими мореходными качествами на высокой волне дали о себе знать - японская броненосная колонна развивала ход лишь ненамного больший, нежели противник.
        Начали сдавать «Якумо» и «Ивате». Остальным пришлось равняться на них.
        Если бы не пересекающийся (режущий) под острым углом курс, то намерение Камимуры встать в линию и обрушить на врага бортовые залпы оказалось бы под вопросом. А так - это было только делом времени.
        Камимура шёпотом молил богов унять волны, впрочем, прекрасно понимая, что утихни ветер, само море успокоится не скоро. И не успокоится оно - барометр редко врал. Как бы не было хуже…
        Что же касается низкого расположения артиллерии среднего калибра на японских крейсерах - это принималось как неизбежная неприятная данность. С этим ничего нельзя было поделать, через это надо пройти, пропустив через себя и вовне себя.
        Атаковать, невзирая на все технические или же природные препоны, пронести все эти тяготы на своих плечах… и победить!
        «И тогда… И может быть, тогда на земле предков в нашу честь воздвигнут храмы!»
        Пока же с дальней дистанции начали взаимную пристрелку - «головной» флагман с вражеским «концевым».
        Затем подключились остальные.
        Появились первые накрытия и попадания. Обоюдные.
        Воздух наполнился грохотом пальбы, воем снарядов, запахом кордита.
        «Ослябя» неожиданно клал снаряды очень метко - ещё с дистанции пятьдесят кабельтовых поразил «Идзумо», бронебойный снаряд нанёс серьёзные разрушения, образовав пробоину в борту. Выше ватерлинии, но крутой волной воду неизменно захлёстывало, что вынудило на время даже прекратить преследование, сбавив ход, устраняя поступление забортной воды. Эта пробоина ещё даст о себе знать.
        Поступил доклад от внимательных, ведущих учёт офицеров - «Россия» в весе залпа имеет б?льшие калибры, чем заявлено в справочниках. Та же картина подмечалась за стрельбой «Громобоя».
        Вице-адмирал отмахнулся, посчитав ошибкой наблюдателей. Да и что это может в корне изменить?
        «Кассаги», «Такасаго» паспортные двадцать два узла не набирали, зарываясь носами во встречную волну, но всё же обошли вражеский кильватер, начиная пристреливаться к головной «Палладе».
        Русские, стараясь нивелировать острое курсовое схождение, весьма сомнительно отжимались к Цусиме… что начинало нравиться Камимуре всё больше и больше. Плотоядно облизнув пересохшие губы, он радостно ощерился:
        - А мы вполне сможем прижать этих трусливых зайцев к суше!
        На мостике снова послышался смех, потонувший в рёве ударившего в воду снаряда.
        - Накрытие, - с деланым равнодушием констатировал вице-адмирал, стряхивая с мундира морские капли.
        Лаконичное донесение, полученное беспроводным телеграфом от коменданта порта Такесики с Цусимы, прозвучало, как гром среди ясного неба: «Южный пост наблюдения заметил два корабля с зюйд-вест. По всем признакам военные! Камуфлированные!»
        Камимура уже ненавидел это слово - «камуфлированные»… только прочитав. Потребовал срочный запрос уточнения, вдруг вспотев от напряжения, подумав о чём угодно, вплоть до «Суворова» в паре с любым броненосцем, включая заявленно ремонтирующийся «Александр»: «Неужели этот демон Рожественский снова нас переиграл, подстроив западню?!»
        Два полновесных броненосца совершенно меняли расклад сил, внося в ход сражения неоправданные риски. И более того, результаты могли обернуться провалом, который постиг главнокомандующего.
        Запрос-ответ прошёл быстро! Немногословный комендант, озабоченный собственными проблемами (очередной подрыв на мине уже на рейде Озаки), дал очевидные в его понятии детали.
        Эта новая телеграмма только разозлила - злостью, клацая зубами, вице-адмирал пытался скрыть вдруг нахлынувшую тревогу:
        - «Три-пять труб - уверенности нет»! Демоны им на макушки! Пересчёт труб в бинокль на пределе видимости не даёт полной убеждённости! Русские и до этого показали себя мастерами лепить фальшивые дымоходы! Быстро мне - карандаш и бумагу!
        И подложив под руку поданную флаг-офицером планшетку, нетерпеливо нацарапал иероглифы срочного сообщения командующему - Камимура был готов пересмотреть планы… вплоть до того, чтобы вообще выйти из боя!
        И здесь не было места позорной трусости. Как восточный человек, для которого обмануть врага не меньшая доблесть, Камимура законно считал, что избежать хитро подстроенной ловушки - такая же заслуга, как биться в равной или неравной схватке. Особенно и учитывая тот ореол непредсказуемости, что тянулся за «Адмиралом Арктики».
        В этот момент Рожественский чуть не переиграл сам себя.

* * *
        Мощная станция Сасебо исправно принимала телеграммы - и от коменданта Такесики, и от командующего эскадрой.
        Того перечитал их не единожды. Он был абсолютно уверен в донесениях разведки - бесспорно, броненосцы Тихоокеанской эскадры находятся в «глубоком» ремонте!
        И держал в подозрении только флагман «Адмирала Арктики» - «Суворов»…
        Однако несбалансированное включение одиночки броненосца в крейсерский строй расценивалось Хэйхатиро точно так, как если бы в отряде Камимуры тяжёлой гирей висел «Фудзи».
        Принявшись писать обстоятельную, с соблюдением всяческого такта распорядительную шифровку вице-адмиралу, Того вдруг вспылил, всё вымарал, коротким почти брезгливым росчерком начертав: «Разделаться с русскими!», обозвав всяческое подозрение на появление броненосцев Рожественского «выдумкой потерявшего лицо самурая»!
        Конечно же не вслух - в дверях, ожидая ответа, вытянулся офицер связи.

* * *
        Камимура и сам себя уже корил и ругал за поспешность. К сожалению, посланные в эфир «точки-тире» назад не вернёшь!
        Зато высланные на разведку миноносцы примчались назад, усиленно моргая ратьерами, сообщая о двух вражеских крейсерах с юго-запада. Всего лишь крейсерах! Какой позор!
        И всё же задача усложнялась. Ненамного, хотя и к общей досаде.
        «Лёгкой победы не будет. Не будет!!! И тогда на земле предков…»

* * *
        На мостике «Суворова» сохранялось выхолощенное рабочее напряжение.
        Рожественскому подали очередную шифротелеграмму - лишь мельком пробежав короткий текст, он отдал помощнику, ссутулившись, чиркал спичкой, раскуривая, щуря глаз, косясь на выстеленную штурманом карту.
        Очевидно, что Камимура втянулся в преследование - вектор движения боя окончательно утвердился в западном направлении.
        Иессен не стал убегать, огибая Цусиму по северному траверзу, а ринулся в Восточный проход пролива. Это было понятно и логично, и оговорено, такова была его задача - выманивать противника на броненосцы. Но время!
        Время было уже 12:50.
        Прикрываясь с правого фланга от угрозы обнаружения скупой завесой миноносцев, броненосцы полным ходом двигались в Восточный проход Корейского пролива. Но не впрямую навстречу бою. Стрелка на компасе флагманского «Суворова» дрожала в направлении норд-оста - отряд продолжал склоняться к берегам Японии. И если Камимура хотел отрезать Иессена от западных румбов, прижав к Цусиме, то Рожественский намеревался сделать то же самое - отсечь японскую эскадру от метрополии! Как минимум!
        Выйдет ли другой, наскоро свёрстанный замысел?! Бог его знает!
        Тем более что не списывалась вероятность появления со стороны Сасебо «Фудзи», а вдруг да ещё в сопровождении наскоро подлатанных броненосных мателотов?
        И тут тебе тогда - не «будь что будет»! И не «авось пронесёт»!
        В 13:20 пришло донесение - бой ужё вышел на восточный траверз Цусимы!
        Иессен рискует, уклоняясь к берегу, не давая Камимуре обойти и охватить голову отряда. Однако таким образом он почитай час выгадал на пристрелках и сменах галсов, не получив заметных повреждений. Впрочем, и противнику по всей вероятности особо их не нанеся!
        В 13:55 новый телеграф - Рейценштейн уже практически в деле. Вторая фаза!
        Камимура увяз!
        Рожественский требовал чёткой координации, уповая на связь.
        Японцы эфир не забивали, так как сами интенсивно «морзянили».
        Так что Рейценштейн и Иессен исправно телеграфировали, оповещая обо всех текущих изменениях. Флагманский штурман вёл на карте линии, орудуя линейкой, вычисляя, ставя метки, показывая командующему прежнее местоположение отряда Иессена и новое, выводя расчётную скорость сцепившихся в бое эскадр:
        - Идут почти на пределе, под восемнадцать-девятнадцать узлов.
        - Мы? - Зиновий Петрович нервно курил, не докуривал и до половины, ломая ни в чем неповинную папиросу в пепельнице, сминая… как будто давил вражеские корабли!
        - За последний час прошли семнадцать миль, - заверил штурман, указывая лаговые показания. Тоже на пределе.
        На правом траверзе примерно в пятидесяти кабельтовых бесформенной серой массой горбатилась из дымки верхушка острова Ики.
        Передовой «Новик» уже «черпнул» туда кильватерной дугой, утопив подвернувшуюся рыбацкую лайбу.
        От эскорта отделился один из миноносцев для более тщательной разведки, а крейсер побежал дальше форзейлем эскадры, дозором рыская на румбах.
        14:35. Теперь, судя по штурманским прокладкам, выходило, что русские отряды - крейсерский Иессена и броненосный Рожественского - практически расходились контркурсами, разделённые примерно двенадцатью милями, находясь друг для друга вне видимости.
        Зиновий Петрович отошёл от штурманского столика, вглядываясь в горизонт по левому борту - где-то там шёл бой… крейсера Иессена и Рейценштейна, преследуемые Камимурой.
        Кажется ли - нет? Будто долетают звуки, будто доносится канонада?
        …Конечно же воображение.
        Уже через десять минут, получив своими расчётами необходимое «место» - в этой конфигурации курс Камимуры уже не имел значения, - штурман с видимой гордостью от проделанной работы, а потому со значением объявил:
        - Пора!
        Выждав торжественные пятнадцать минут, Рожественский, замордовав очередную папиросу, хрипло приказал:
        - Поворот восемь румбов влево! Последовательно.
        Не теряя и не сбрасывая полного хода, ложась на боевой курс, «Суворов» валило креном на циркуляции. Следом в кривой пенный загиб флагманского кильватера вошёл «Ретвизан». Чётко выдерживая дистанцию, погодя буравил море «Александр». «Новик», словно обиженный, что его поздно предупредили, выписывал размашистую дугу, снова выходя в авангард.
        Туда же был дан приказ переместиться эскорту миноносцев. Согласно назначенному боевому построению они выстраивались по курсу широким фронтом.
        «Новик» оттягивался, становясь чуть позади миноносной завесы… Так было надо!
        Горизонт держался в пределе пяти миль.
        Уже через двадцать минут полного эскадренного хода вперёдсмотрящие сигнальщики «Суворова» что-то заметили - по всем расчетам это должна была быть эскадра Камимуры.
        Уже не воображением, а сквозь вязкий, насыщенный влагой воздух определённо доносилась отдалённая орудийная пальба.
        Наступала третья фаза - броненосный отряд входил в пространство боя!
        Долгое ожидание предыдущих дней и ночей, вся прелюдия тонкой грани плана и импровизации выкристаллизовалась в генеральную увертюру, где финальные аккорды Рожественский прочил за собой:
        - Ход самый полный!
        Куда уж, чёрт возьми, полней…
        - Передать на миноносцы… - адмирал не договорил, но флагманским офицерам известна предметность приказа.
        Распоряжение эскорту «отбивают» ратьером, и там, в котельных судёнышек-маломерок, кочегары кидали в пламя порции угольной пыли, прикрывали доступ воздуха в топки, не давая антрациту гореть в оптимальном режиме. И пусть тем самым снижалась тяга и скорость - сейчас это было не так важно. Главное обеспечить устойчивый и густой дым, дымовую завесу, прикрывая прущие на вражескую эскадру броненосцы.
        Ещё немного и крышка ловушки практически захлопнется, поставив Камимуру в треугольник - меж огнём крейсеров Иессена, под удар броненосцев, прижав в свободе манёвра к берегам Цусимы!

* * *
        Камимура знал эти корабли! Пятитрубный «Аскольд» уж точно ни с чем не спутаешь - подоспевшие с запада вражеские крейсера отогнали «Кассаги» и «Такасаго», а вступив в основной бой, продолжали действовать отдельным отрядом, сохраняя маневренные возможности, не отягощая колонну Иессена.
        В целом курсовые линии сближения двух противоборствующих эскадр напрашивали со стороны преследуемых кратковременные кроссинги, однако русский адмирал отказался от подобных эволюций в угоду удержания дистанции. Лишь периодически менял галсы, сбивая пристрелку.
        Конечно, в боевой рубке флагманского «Идзумо» неизменно считали, что японские комендоры добиваются больше попаданий, чем враг, но бой затянулся, ожидаемых результатов не наблюдалось.
        Камимура сохранял видимое спокойствие, хотя так и рвалось наружу! То брался за подзорную трубу, то косился на хронометр - 14:35, думал: «Если не утопить, то успеть повредить их до наступления темноты так, чтобы они стали лёгкой добычей миноносцев».
        Общее руководство лёгкими силами, в том числе и миноносными отрядами, осуществлял контр-адмирал Уриу.
        Пока же в основном вся эта свора держалась на правой раковине колонны броненосных крейсеров.
        Уриу оценил ход противника с разделением и соединением крейсерской эскадры - в совершенно безнадёжную ситуацию русских вносились вероятности.
        На дымы с востока контр-адмирал отреагировал с разумным опасением - послал в разведку отряд быстроходных дестроеров, подозревая от гайдзинов новую неожиданность. Впрочем, не исключая транзитного каботажного движения «Симоносеки - Цусима».
        Командующего эскадрой пока решил не беспокоить и не отвлекать.
        Отряд умчал, и вскоре с флагманского «Сиракумо», оборудованного станцией телеграфа, оповестили о приближении четырёх миноносцев противника… и намерении атаковать!
        Уриу мог бросить против вдвое, втрое больше, но отправил на усиление лишь ещё тройку истребителей. В этот раз уже доложив Камимуре.
        Командиру Первого отряда истребителей капитану 1-го ранга Асай что-то не нравилось в этой фланговой демонстрации - вражеские миноносцы, судя по густому обильному дыму, извергаемому из труб, шли максимально полным ходом, не щадя машины, - чёрным затянуло почти весь восточный горизонт. Передав донесение на флагманский крейсер, Асай решил воспользоваться ошибкой врага, слишком растянувшего свой боевой порядок, направив «Сиракумо» на ближайший крайний по фронту миноносец.
        Все четыре дестроера Первого отряда устремились в атаку, «четыре» на «одного» - гарантированная победа!
        Суммарная скорость сближения составляла примерно сорок узлов, время до начала боевого контакта исчислялось минутами, японский капитан 1-го ранга Асай лишь удивлялся, прочему противник не реагирует - не меняет строй, не сходится в более компактное построение, оставляя «собрата» на растерзание.
        Всего через минуту его удивление дополнилось чем-то большим!
        Силуэт боевого корабля, что выскочил из-за дымовой завесы, напоминал пятнистую акулу! С мостика «Сиракумо» из-за этих нанесённых на борта разводов камуфляжа сразу и не признали «Новик». В то время как русский быстроходный крейсер, вырвавшись вперёд, уже не шёл в прямую пересечку - вытянутый, стремительный, он чуть довернул, открывая углы бортовой артиллерии.
        Флагманский японский миноносец слишком выпячивался вперёд, чтобы избежать первых залпов.
        Не дело командующего эскадрой отвлекаться на судовые дела, для этого есть командир крейсера, его помощники, старшие офицеры.
        Но пока управлял боем из боевой рубки флагманского «Идзумо», мимо уха и внимания контр-адмирала проходили все боевые эволюционные корабля.
        Командир крейсера, желая увеличить вес залпа, балансировал на грани, при столь высокой волне вводя в бой орудия нижних казематов. До поры успешно. Но на одном из манёвров открытые орудийные порты обильно черпнули забортной воды. Дело усугублялось полученной ранее пробоиной по ватерлинии. Вот именно тогда к авралу докладов и распоряжений борьбы за живучесть добавилась принятая от миноносников, можно сказать, шокирующая телеграмма.
        Когда Камимура, перебежав на левую половину рубки, вцепившись в подзорную трубу, до боли вжался в наглазник оптики, русские миноносцы уже прибрали ход, оттягиваясь назад. А из редеющей дымовой завесы проступили первые мачты, а затем и сами угрюмые абрисы броненосцев Рожественского… словно материализовавшийся ночной кошмар.
        Первой их жертвой стал бронепалубный «Сума», которого Уриу бросил разобраться с лёгким «Новиком».

* * *
        Атмосфера в боевой рубке «Суворова» взвинтилась до предела! Голоса офицеров в азарте порой неестественно фальцетили. Все уже прекрасно понимали - дело выгорело!
        Вытянутый кильватер камимуровских броненосных крейсеров лежал впереди в курсовом секторе, дальномерщики отсчитывали последние кабельтовы до дистанции пристрелки, орудия заряжены, расчёты замерли в ожидании команды.
        Растерзанный серией прямых попаданий подвернувшийся бронепалубник только добавил боевого восторга.
        Этот общий подъём с какой-то намеренной едкостью остудил адмирал:
        - Ни черта бы у нас, господа, не получилось, если бы не столь дрянная видимость по горизонту, и вообще дурная погода-балльность для японских миноносок и рыбаков, которые могли рассекретить наши броненосцы ещё вчера или позавчера! Впрочем, и сейчас не будем говорить «гоп», покуда…
        - Господа! Каски! - С грудой железа, что тащили два матроса, в рубку явился минный офицер. - И стальные нагрудники нового облегчённого кирасного типа. Как приказывали.
        Последовал разбитной ропот, вздохи от неизбежности адмиральской прихоти - господа офицеры по-прежнему изволили храбриться с усмешками и чванством.
        Рожественский только бровью повёл - не перечить! А завозившись со своим облачением, будто только сейчас заметил стоящего в стороне «попаданца»:
        - Это что ещё за явление?!
        - Но как же? - Вздёрнул брови в фальшивом недоумении Тютюгин, тыча чем-то нелепым из дерева и коричневой кожи (замаскировал типа камеру). - Хроника боя… для истории! Репортаж веду!
        Адмиралу помогали с застёжками, он ворчал, ему уже всё не нравилось… Досадливо отмахнулся, дёрнув рукой, как бы говоря «ин ладно, стоял в стороне, там и будь»:
        - Но чтоб боевой работе не мешал, и… эти доспехи ланселотов тоже извольте напялить. Пуля, по Суворову, она - дура.
        Кильватер шести броненосных крейсеров Камимуры следовал прежним курсом. Японский адмирал не предпринял каких-либо кардинальных эволюций.
        Стало быть, выбор сделан. От этого и исходили - броненосцы перестраивались в строй пеленга с уклоном на румб влево, намечая вектор курсового схождения.
        Сыпались показатели дистанции, артофицер корабля проговаривал данные орудийным комендорам. Флагманский артиллерист, завладев трубкой радиостанции, распределял цели.
        Прерогатива на открытие огня оставалась за флагманом.
        Жахнул пристрелочный.

* * *
        По лицу Камимуры Хиконодзё ничего невозможно было сказать - оно застыло. Командующий японской эскадрой был просто парализован открывшимися похоронными перспективами, с несвойственной ему заторможенностью обдумывая варианты и шансы.
        Офицеры продолжали озвучивать данные - он всё слышал!
        Два его корабля вряд ли могли вытянуть даже семнадцать узлов.
        Три броненосца выходят с фланга, и дистанция быстро сокращается.
        По курсу преследуемые, нет уже не преследуемые крейсера Иессена - прекрасно отработавшая приманка, будь прокляты хитрые лисы гайдзины!
        Уходить к Цусиме, к защищённой гавани - это полный эскадренный разворот! Да, это даст на время разрыв огневого контакта с крейсерами Иессена. Но не более.
        Зато броненосцы Рожественского (а кто бы сомневался чьи) в этом случае только получат лишнее время для сосредоточенного полновесного огня своим жутким главным калибром, против которого не выстоять.
        Опять же, уходить к Цусиме - обречь себя на полное отсутствие манёвра, а значит, неизменно подвергнуться жесточайшему огню и быть потопленным, идя по ниточке фарватера рейда Озаки, с риском нарваться на собственные минные банки или ночные постановки противника. Или выброситься на берег?!
        И то и это, и третье и четвёртое будет похоже на трусливое бегство!
        Корабли не сохранить, русские добьют… добьются своего!
        Только что если попытаться спасти экипажи… А зачем нам экипажи, когда уже не будет кораблей? Соблюсти ритуал последнего боя и уйти, как подобает?
        Или же прорываться в сторону Сасебо, продираясь сквозь двенадцатидюймовки, хотя бы оторваться от броненосцев. Отбиться. А там и ночь… надеясь на отряды миноносцев, что верными собаками не покидали своего хозяина, и может быть, они, за нас, за мёртвых отомстят…
        Что ж, так тому и быть!
        Вот только мореходность вверенных крейсеров… вот только волны, что допенивали до нижних казематов, о чём он совсем недавно поэтично грезил, «пропустить через себя и вовне себя».
        «Идзумо» изрядно набрал воды… и по докладам «Асама», и…
        И «Якумо» и «Ивате» не дадут семнадцати!
        Камимура… нет, не с обречённой тоской, а со щекочущим душу фатализмом, с каким-то будто посторонним любопытством снова взглянул на левый траверз, где «разъезжались» в строй пеленга три громилы… Наконец открыл рот, скривив, выдавив улыбку (подчинённые должны видеть):
        - Интересно, Рожественский долго гнал свои утюги? Долго он ещё сможет держать полный ход?
        Под первые пристрелочные «Суворова» в эфир, в Сасебо ушло короткое сообщение о главном: «Веду бой с тремя вражескими броненосцами».
        Упоминание о шести крейсерах уже не имело значения.

* * *
        Для Того этого было достаточно. Он всё понял!
        Оброненный клочок бумаги с коротким текстом донесения падал, словно осенний лист. Притороченная к переборке ритуальная сталь манила, как никогда.
        С портрета с укоризной взирал лик божественного Тэнно. А в голове скребло зазывно и невозможно: «Ослушаться приказа императора?»
        В этот момент он пронзительно позавидовал Камимуре, у которого оставалась прекрасная и красивая возможность умереть в бою.

* * *
        И не так-то всё и безнадёжно было… для отчаявшихся, отчаянных азиатов.
        Действительно - не дожимали уже отрядно «рожественские страшилы» до «полных, неполных паспортных», опустившись неуверенной стрелкой лага к метке «16».
        Паля, пристреливаясь, накрывая, добиваясь… ещё пока удерживая устойчивую дистанцию на остром угле схождения.
        И если «камимуры» сохранят скорость - ведь вполне прорвутся узкоглазые черти! Ускользнут, оставляя Зиновия за кормой, пусть и поставленные в «два огня», но и огрызаясь с двух бортов… чем там у них уцелевшим ещё было огрызаться.
        Тут многое зависело от того, сумеют ли комендоры в башнях «Суворова» со товарищи сбить кому-нибудь ход.

* * *
        В 15:40 «Ниссин» уже почти не двигался и ждал своего конца! Крен перевалил за пятнадцать градусов, забортная вода всепроникающе растекалась по отсекам, заливая трюмы. Котельные продолжали гнать давление, но валы вяло передавали вращение винтам… Команда машинного отделения была мертва.
        Его участь должен был решить третий в строю «Александр».
        «Суворов» и «Ретвизан» основательно взялись за следующих кильватерных мателотов - «Якумо» и «Ивате». Их спас «Асама».
        Видя несогласованность с выбором целей, что вела к неразберихе во всплесках, Рожественский приказал Иессену «грызть» исключительно головные корабли неприятеля, что не замедлило сказаться - перепало «Асаме»… Крейсер вывалился из строя, закладывая неуправляемую циркуляцию, совершив полный разворот, выходя «против шерсти», прямиком на флагман Рожественского. Там подумали - таран, чёрт побери! Перенося ураганный огонь на встречного!
        В разбитой боевой рубке «Асамы» только-только удалось восстановить управление. Минный офицер, принявший на себя командование, верно оценил, что, возвращаясь назад в строй на развороте, крейсер подставится, и его окончательно добьют! В отчаянии решил прорываться самостоятельно на контркурсе!
        Подранка добили и на контркурсе, не пожалев полновесных двенадцатидюймовых бронебойных! В потрохах крейсера разгорался неожиданно бесконтрольный пожар. В казематах беспощадным шимозным пламенем детонировали отдельные снаряды. Ко всему сказалась поспешность выхода из состояния ремонта - корабль выпихнули в море столь быстро, что на борту оставалось много чего из портовых приспособлений и средств, ставших пищей для огня. Почему это добро не выбросили за борт, особенно когда стало понятно, что «лёгкой прогулки» не будет, бес его знает? Может, уже не до того было.
        Едкий дым заволакивал внутренние помещения, проникая в котельное, машинное отделения, удушая команду. А противогазов ещё не придумали.
        «Асама» медленно и неотвратимо проседал на корму, высовывая на обозрение свежеокрашенный таран.
        Зиновий пёр дальше, передав на «Александра» Бухвостову: «Он ваш!»
        Впрочем, пустить на дно броненосный крейсер быстро одной артиллерией оказалось далеко не просто… Пришлось зазвать на oup de grac миноносец[62 - Oup de grac (фр.) - последний, смертельный удар жалости.].
        «Ниссин» попал под анфиладу!
        Двенадцатидюймовый пробил что надо, где надо, как надо, взметнув столб пламени из погребов главного калибра, вышибая внутренние переборки, доставая котлы-огнетрубы, что, пыша на максимуме, рванув, разломили «итальянца» надвое!
        На миг, кто мог увидеть и смотреть, остановились, завороженно взирая на клубящееся под сотни метров облако огня и пара.
        По месту гибели крейсера наскоро прошлись «Новик» с миноносцем «Решительный», подобрав выживших - лишь десяток матросов и всего одного офицера, некоего мичмана, назвавшего лишь имя - Исороку[63 - Исороку Ямамото - в будущем адмирал, знаменитый маршал флота Японии во Второй мировой войне.]. (Но это уже другая история.)

* * *
        До этого предпочитая держать лёгкие крейсера на солидном расстоянии, контр-адмирал Уриу понял, что и его время пришло. Всё, что он мог сделать, это собрать все свои бронепалубники в кулак, отвлекая у врага то, что по зубам - такие же бронепалубники.
        «Аскольд» и «Богатырь» продолжали держаться обособленно в стороне. К ним прибилась, как сирота - ни туда, ни сюда, «Паллада».
        Пять японских вымпелов (авизо «Чихая» не в счёт) обходили сражение по дуге, долго примериваясь, чтобы, дождавшись удобного момента, наскочить и куснуть.
        А Рейценштейн не посмотрел, что их вдвое больше, бросил два своих («Паллада», естественно, отстала) задвадцатиузловых крейсера навстречу, разогнав противника огнём, решительно доведя дело до предсказуемого результата - не поздоровилось нерасторопному «Такачихо», «подсадившему» от непрерывной службы машины. Не выдержав получасового массированного обстрела, крейсер второго класса погружался в воду почти на ровном киле. По палубам уже перекатывались волны, и Рейценштейн ушёл, милостиво позволив японцам спасать команду.

* * *
        Сообщения поступали уже не с флагманского «Идзумо», где станция беспроводного телеграфа была разбита, - транслировал Уриу.
        Сохраняя видимое спокойствие в присутствии адъютантов и штабных офицеров, Того был потрясён не столько наметившейся катастрофой, сколько тем, как изящно провели партию белые варвары, всегда считаемые им грубыми и прямолинейными, ресурсы и масштаб государства которых позволял опираться на одну лишь силу и мощь.
        Командующий вычёркивал кораблики, вёл свою грубую прокладку на развёрнутой карте, взвешивал, порывался отдавать приказы… и отвергал.
        То, что Камимура не заикнулся о «Фудзи», говорило: вице-адмирал понимает ситуацию.
        Опоздавший одиночка «Фудзи» ничего не решит. Только сам подвергнется угрозе потопления в довесок к уже имеющимся погибшим.
        Того, никогда не склонному к волюнтаризму всяких альтернативных «а если бы», именно сейчас вдруг подумалось: «Если бы сделка с приобретением чилийских броненосцев состоялась на месяц раньше и эти корабли сейчас были бы в моем распоряжении?»

* * *
        Запас бронебойных снарядов с новыми взрывателями на кораблях Рожественского был практически выстрелян ещё в линейно-маневренном бою у Квельпарта.
        Погреба пополнили доставленными Иессеном «переделками» - спасибо Дубасову, организовавшему в цехах Владивостока замену дефективных взрывателей Бринка на старые проверенные, которые если и не обеспечивали достаточного пробивного замедления, хотя бы гарантированно взрывались!
        Проблемой было то, что все привезённые боеприпасы были фугасного действия.
        Переоснастка бронебойных снарядов оказалась сопряжена с трудоёмкими операциями.
        И теперь, продолжая оглядываться в сторону Сасебо, опасаясь появления Того, Рожественский приказал по эскадре сберегать по возможности те остатки, особенно двенадцатидюймовых бронебойных. Может, поэтому…

* * *
        Порой, в редких и бережных порывах медитативных раздумий Камимура кощунственно наделял древних японских богов человеческими качествами, представляя их и за чайной церемонией, или двигающих камешками по доске гобан[64 - Гобан - традиционная доска для игры в го.]. Сейчас, по прошествии пятого часа тяжёлого боя, вице-адмирал вдруг представил!
        Представил, что вот они такие все из себя занятые, наконец, отставили пригубленный фарфор, отвлеклись от своей Великой Божественной Игры, снисходительно или с иронией бросив несколько камней го своим в чём-то провинившимся детям.
        Иначе, почему фактически обречённый «Ивате», накрываемый пенным лесом всплесков, невероятной удачливостью раз за разом выскальзывал - дымящий пожарами, роняя какие-то куски такелажа, но оставаясь на плаву, оставаясь на ходу! В то время как броненосцы Рожественского вдруг и постепенно стали отставать, неровными интервалами растянув боевое построение. Добивший «Асаму» «бородинец» совсем оказался в хвосте, пыхтел, выбрасывая пласты дыма, силясь догнать основной отряд.
        И «Якумо», получивший помимо прочих как минимум три двенадцатидюймовых снаряда (судя по всему, фугасных), подтвердил основательность «крепкой» германской постройки, поддерживая стабильные шестнадцать, не имея ни крена, ни других затоплений. Только что стрелял все меньше и меньше.
        Впрочем, как и все крейсера этой схватки, что с одной, что с другой стороны.
        Затем вице-адмирал услышал, как закричали «банзай» на сигнальных мостиках (офицеры в рубке были более сдержанны), когда «Россия», а вслед и «Громобой» сбавили ход.
        Интенсивность стрельбы упала почти до минимума, тем более потеряв в точности.
        Быстроходные крейсера противника вынуждены были постоянно отвлекаться на бронепалубники Уриу, и только «Ослябя» вцепился точно мёртвой хваткой, ни на шаг не отступая, теперь концентрируя на себе весь ответный гнев воинов микадо, что и его в итоге вынудило выйти из боя.
        Камимура лично видел, как очередным разрывом в носовой оконечности у русского крейсера-переростка вдруг уродливым лохмотьем отслоился, повиснув, целый лист металла, обнажая под собой неповреждённую обшивку.
        - Словно змея, сбрасывающая кожу, - сделал гадливое замечание, догадавшись: - Дополнительное блиндирование слабых мест.
        Вот только японские крейсера выглядели гораздо страшней.
        Близкий взгляд на «Идзумо» помимо покорёженного железа, наглухо заклиненной носовой башни, частично безмолвных орудий, особенно замечал принявшие на себя удар элементы дополнительного блиндирования, создающие некий хаос разрухи: обрывки канатных и тросовых заграждений, на палубах, на леерах мостика тлели груды брезента и матросских коек. Копоть и кровь перемешались в скользкую опасную жижу, кое-где уже смываемую забортной водой.
        Тем временем такие желанные, ожидаемые сумерки наступили будто разом припустившийся занавес… ровно тогда, когда солнце, успев кроваво подкрасить закат, погрузилось в жирную тёмно-сизую тучу, что заволокла весь западный горизонт.
        Это была ещё не ночь, но надежда… скорбью сознавая, что вся широта тактических замыслов свелась в узкий тоннель предопределённости - спасти избитые крейсера. Оставив последний ответный довод, ставший едва ли не записным средством японского флота - ночными атаками миноносцев.
        Уриу уже должен формировать отряды.
        Русские окончательно ослабили напор, собираясь в эскадру для ночного боя, готовя противоминные расчёты. Значит, теперь главное суметь довести уцелевшие израненные корабли до Сасебо. Довести по этому неспокойному морю.
        Ветер понемногу крепчал, нос «Идзумо» полностью покрывался кипящей пеной разбиваемых форштевнем накатов. Доклады «трюмных» пока перестали тревожить, но…
        До базы флота не меньше восьмидесяти миль - по прямой до архипелага (если забыть о «ночных охотниках Рожественского»), потом извилисто проливом, огибая…
        Камимура повернулся, запросив штурмана дать точные расчёты… Гортанный, не предвещавший ничего хорошего крик сигнальщика выгнал его на крыло мостика.
        Старшина указывал за корму!
        Сменив узкую перспективу подзорной трубы на бинокль, адмирал увидел…
        На перепутанных стеньговых фалах «Ивате» поползли сигнальные флаги: «Не могу управлять», «Управляюсь машинами»…
        Крейсер уже повело вправо, он болезненно рыскал на курсе, не в силах вернуться в кильватер… пока медленно, на узел, на два, но начал отставать, отдаляться… С каждой минутой дистанция увеличивалась.
        Его провожали взглядами печали и обречённости.
        - Боги, боги, фальшивы ваши улыбки, - вырвалось… обвиняюще или смиренно?
        Адмирал скорей уж для проформы, и сам всё прекрасно понимая, спросил с непонятной интонацией:
        - Мы сможем ему чем-то помочь?
        - Едва ли, учитывая его состояние и наше положение, - ответил ближайший доверенный, из флагофицеров.
        К обречённому «Ивате» пару раз приложился главным калибром «Ослябя», до него уже дотягивались другие отставшие крейсера Иессена.
        Следом вдалеке накатывали броненосцы.

* * *
        Может, и напрасно Камимура винил восточный пантеон в беспечном равнодушии к судьбе сынов Ямато?
        Что боги могли, тэк-с сказать, то делали, выбирая самое патентованное, чем отметилась в артиллерийских дуэлях этой войны японская статистика попаданий.
        Да-да! Выискивали, понимаешь, некую фатальную болезненную пяту российского императорского флота, кидая камешки го в виде набитых шимозой снарядов именно туда - в офицерский состав, обезглавливая командование кораблями и эскадрами.
        Мистическая шутка бы… если бы не эмпирическая составляющая.
        И всё же… Чёрт!
        Отчасти поэтому «бородинцы» и отстали, уже не дотягиваясь калибрами за убегающим Камимурой.
        …Выдохшиеся машины, правда, тоже в счёт.
        А спасло их (многих) то самое «нелепое железо», что самодурный Зиновий приказал надеть вопреки упёртой браваде снобов подчинённых.
        Его самого, кстати, тоже…
        «Взять» бронированные цитадели «Князя Суворова» «крейсерским калибром» было в принципе невозможно - не пробивало его. Зато направленный «божий камушек го» в срез, под срез, чёрт возьми, боевой рубки, что раскидал дополнительно наклёпанные листы котельного железа, брызнув рикошетом осколков, - это пожалуйста!
        В боевой рубке флагмана заведомо было тесно, толпились один на одном - кто-то принял на себя раскалённую рвущую плоть сталь, прикрывая других. Кому-то…
        Штурман, старший артиллерист - этих срезало насмерть. Сразу!
        Игнациуса - в лазарет… и старшего вахтенного, и горниста - выживут ли.
        Коломейцев отказался, пережив перебинтовку плеча на ногах.
        Отдельной темой разбитый электронный дальномер и практически целёхонький оператор, обиженно лупающий глазами, не замечая, как с расквашенного носа тонкой струйкой сочится кровь.
        Рожественский елозил рукой по панцирю - «чесал» ушибленную грудь… то ль живот, ухал болью, бранился почём зря…
        Стерпел адмирал, ответственно остался у «руля», порой контуженно теряя фокусировку, а уж после оздоровительного стакана коньяку…
        А пока ещё - все надрывно кашляли, угарную шимозу выдувало в щели, распахнутую дверь, воняло горелым, палёным и… распоротым животом артиллериста.
        - Смерть… хреново пахнет, - со своего угла «отсвечивал» всем загадочный «ямаловец» (ещё одна прихоть адмирала) - стоит бледный, гоняя кадык в рвотных позывах, на лице сизым густеет синяк. Но держится.
        В руках чертовщина, маскирующая видеокамеру, поблёскивает объектив - идёт съёмка.

* * *
        С наступлением сумерек бой самопроизвольно затух.
        Собрав воедино эскадру, Рожественский приказал: «К Квельпарту!», выстраивая кильватер и крейсерский ордер против ночных атак.
        «Новик», кстати, на той зыби, что несли океанские ветра, вполне мог потягаться в скорости с новейшими японскими миноносцами. Чёрта с два бы «шихау» и «ярроу» в столь бурном состоянии моря набрали свои двадцать восемь - тридцать узлов.
        Опасность минных атак противника оценивали как среднюю, штабисты из молодых, те которые сами недавно служили на продуваемых мостиках минарей, заверяли: «Будут прыгать на волнах, надсаживая машины, форсируя вентиляторы-нагнетатели, выдавая себя искрами и целыми факелами из труб».
        Тем не менее Рожественский приказал: «По горячим следам за Камимурой!», и кавторанг Елисеев увёл свою заряженную «уайтхедами» четвёрку.
        В свободный рейд Зиновий решил выпустить и Рейценштейна, больше обосновывая «оперативным присутствием быстроходных крейсеров в зоне эскалации», поскольку отказываться от минирования японских портов не собирался. А посему эскадра некоторое время будет продолжать базироваться на Квельпарт.
        Неожиданно поохотиться на «подранков» вызвался и Бэр, семафоря: «добить заразу»… к открытому недовольству Рейценштейна и, может быть, недоумению Рожественского - «Ослябя» не вписывался в сплаванность ходкой парочки «Аскольд» - «Богатырь».
        После недолгих и немного надуманных препирательств, осложнённых ратьерным обменом мнений, Зиновий дал добро.
        Царское Село
        - Вы бы поберегли себя, Фёдор Карлович, а то так не ровен час раньше срока сляжете, - император с сочувствием глядел на управляющего Морским министерством - исхудал, глаза красные, явно опять в недосыпе. Кому б другому тактичный Романов про «раньше срока» никогда бы не сказал, но крепкий морской офицер Авелан к своей «конечной дате» отнёсся без каких-либо рефлексий, даже изволил шутковать. А зная об отведённой ему «дюжине», спешил пожить, послужить, поработать, с головой зарывшись в проекты обустройства «флота будущего», успевая уделять внимание и текущей обстановке[65 - Авелан Фёдор Карлович - дата смерти 17 (30) ноября 1916 года.].
        - «Чилийские» броненосцы, что должны идти в Южную Америку, прошли Суэцем, - хмуро доложил адмирал.
        - Что? - не понял император.
        - Суэцким каналом! - подчеркнул Авелан. - Поглядите на карту - где Англия, где Южная Америка и где канал! Они даже за-ради приличия не собираются вести их Атлантикой. Прямиком и кратчайшим тащат в Японию!
        - А-а-а, вы об этом… Я предполагал нечто подобное, - Николай отвёл взгляд (ничего подобного он не предполагал). Преподнеся свои балтийские рауты как тонкую игру и политический успех, он теперь очень ранимо воспринимал каждый «укол» британской стороны. И стыдился показывать это своим приближенным и доверенным. - Я больше удивлён, что об этом стало известно столь поздно, уже за, а не до Суэца.
        «Бог мой, кому я лгу!»
        В последнее время у государя с министром частенько случались споры - Авелан по поводу «дружбы» с англичанами и вообще по «Антанте» высказывал большие сомнения:
        - Не наступим ли мы на те же грабли? Если говорить о Большой мировой войне, то что - будем опять проливать кровь за английские и французские интересы?
        - Да с чего вы взяли? Долой игру в благородство. Понятно, что сейчас планировать армейские операции исключительно рано, всё может быть неоднократно переиграно. Там ведь, если уж говорить о мировой бойне, ключевым моментом будет - не дать немцам расправиться с Антантой по частям. Так что попусту класть солдатиков на поле брани я генералам не дам! К сожалению, Фёдор Карлович, геополитика такова, что вступись мы за сербов или нет, война всё одно разразится.
        - До мировой войны целых десять лет, - ворчал адмирал, - только если она не начнётся раньше - африканскими колониальными кризисами… или британцы затеют очередную пакость против нас…
        - Пусть попробуют, - горячился император, - всегда есть место для политического манёвра - суровый кайзер и его грубо выструганное государство.
        Ещё одним авеланским преткновением были корабли… старые и совсем недавно спущенные со стапелей. Совсем недавно спущенные со стапелей, но которые уже можно было считать практически устаревшими - до дредноутной гонки оставалось пять лет.
        - Зачем нам этот старый хлам? - вопрошал ко всему ещё и загруженный экономическими проблемами государь. - Если сейчас их ещё можно продать, выручив адекватные деньги, так необходимые нам для постройки новых - турбинных, то через пять лет это будет совершеннейший металлолом.
        Авелан упрямился, настаивая - оставить «старичков», модернизировав… и конечно же строить линкоры:
        - Всем найдём применение! У нас северное направление - новое! Шпицберген бы чёрт с ним - в случае войны пусть захватывают! Потом отобьём. Но Романов-на-Мурмане, «Ямал» - это имеет глубокий приоритет! Ко всему прочему мы не знаем исход переговоров и условия итоговых замирений с Японией. Подозреваю, узкоглазые не удовлетворятся своей «второсортностью», а стало быть, на тихоокеанском направлении держать нам значительные силы сдерживания.
        - Да уж, - тут Николай соглашался, - наше мнение об ущербности жёлтой расы спровоцировало наше небрежение. Это небрежение ослепило нас, и мы недооценили противника.
        А какие условия? Ояма будет пытаться зацепиться за Корею. Хотя бы за половину, за клочок… Что ж, мы заставим заплатить полную цену! Однако устойчивый мир на Дальнем Востоке нам крайне необходим. Признаюсь, ради такого дела готов был и отдать японцам этот никчёмный Артур с его мелководным бассейном, едва ли пригодным для стоянки судов с осадкой в двадцать два фута. О боевых судах следующего поколения уж и не говорю - это постоянные работы по углублению фарватеров…
        - Сие в корне невозможно! - нарушая субординацию, возмутился Авелан. - Отдать столь нашумевшую обороной крепость… да нас не поймут даже простые крестьяне какой-нибудь Вологодской губернии. К тому же, опираясь на военную базу, у японцев могут появиться соблазны.
        - Сжечь карту это не значит уничтожить территорию, - к месту или не к месту ввернул Николай.
        На стыке
        Наверное, это была какая-то шальная ночь, кармическая ночь блужданий, находок и потерь - кому разъединиться и идти отдельными отрядами, одиночкой, кому разбрестись, потеряв визуальный контакт с мателотами, самостоятельно следуя к своему печальному концу.
        Миноносцы капитана 2-го ранга Елисеева набрели на неосторожно зажжённые гакобортные огни одного из бронепалубников Уриу, что прикрывали эскортом «инвалидов» Камимуры.
        Атаковали.
        Безуспешно.
        Русские, отстреляв по бестолковому «уайтхеды», давно ушли, а японцы…
        Видимо, напряжение последних нескольких часов сказалось на самообладании и выдержке усталых азиатов - сигнальщикам продолжало что-то мерещиться, противоминные расчёты без остановки палили во тьму по ночным призракам.
        «Якумо» обстрелял «Ниитаку». «Ниитака» отвечал…
        Камимура менял курс, командиры кораблей индивидуально предпринимали манёвры уклонений.
        Казалось бы, все отделались лёгким испугом, но на размашистых коордонатах практически все потеряли свои мателоты.
        Тамтамы отдалённого беглого огня подхватило ветром, понесло, погнав Рейценштейна на зарницу выстрелов.
        Опоздали - японцы канули во тьму.
        Только незадачливо отставший «Ослябя» затерялся позади.
        Бэр, здраво осознавая, что такое ночной бой - полная неразбериха со стрельбой в том числе «по своим», решил принять дугою влево, бросив в беспроводное пространство телеграмму - авось Рейценштейн примет.
        В «мире Морзе» творилась сущая чехарда - где-то на юге гремела гроза, периодически раздирая эфир треском, Уриу, честно пытаясь бронепалубниками, словно овчарками, собрать расползшееся стадо, уже не осмеливаясь играть со светом, строчил «искрой» на все лады.
        Толку - у флагмана «Идзумо» станция вышла из строя ещё во время артиллерийского боя. «Токива» принимал, отправить не мог.
        Старая мачеха ночь спрятала под своим покрывалом всех и каждого по отдельности, схоронив и от врагов, и друг от друга.
        Почти.

* * *
        - Вашбродь, - голос сигнальщика изображал шёпот, сипло, будто простуженно, - кажись, шота там вижу.
        Уже больше двух часов «Ослябя», приняв уклонение к восточным румбам, брёл в одиночку осторожным, всего восьмиузловым ходом. По счислению штурмана на левой скуле мог оказаться остров Ики, и Бэру наскочить в потёмках на камни совсем не улыбалось.
        Сигнальные вахты утроили, тем более что надеялись обнаружить и противника. Погодя, к успокоению удалось-таки связаться с Рейценштейном. Однако, коротко прояснив положение, оба командира решили, что отыскать друг друга ночью не представляется возможным.
        Да и… кое-кто желал сохранить за собой декларированную мобильность. Тем более что рассредоточение отряда расширяло зону поиска, вздумай Камимура двинуть в какой-нибудь ближайший порт метрополии, что лежали к северу японского архипелага.
        - Вот там, - продолжал указывать сигнальщик.
        Чернота ночи не была совсем уж беспроглядной, кругляш луны, что бледно прятался за тучей, давал небольшую подсветку, и вызванный вахтенный мичман наконец увидел тёмное пятно на правом крамболе - пристальной сосредоточенностью очерчивался силуэт судна.
        - Миноносец? - не унимался сигнальщик. - А ежели до евойного кабельтов десять, то цельный крейсер? А?
        Полупрофиль чужака не давал полной уверенности - это мог оказаться и транспорт, и кто угодно, но искали и ожидали понятно кого…
        И молодой мичман в голове по памяти дорисовывал, воображением и справочником Джейн… и уверенностью:
        - Командира на мостик, - сам вдруг заговорил шёпотом.
        Капитану 1-го ранга Владимиру Иосифовичу Бэру этот ночной рейд - поиск и охота за кораблями противника - чем-то напоминал ту примечательную атаку на японский крейсер в Беринговом море.
        Тогда невероятная всевидящая техника «ямаловцев» вывела его артиллеристов практически на прямую наводку, а он всё пытался представить и просчитать возможности «слепого» боя без этой электрической хитрости. И сделал для себя главный вывод, что в ночном бою, как и в любом в условиях плохой видимости, преимущество за тем, кто первый обнаружит противника и как можно долго сохранит выгодное положение своего инкогнито-превосходства.
        - «Эльсвик», - уверенно доложил вахтенный, - две трубы, значит «Токива»! Вроде один идёт, мы уже минут двадцать на хвосте, глаза выели - никого боле вокруг.
        - Поставим в прожектора и залпируем? - предложил поднявшийся вслед за командиром старарт.
        - Ни в коем случае! - возразил Бэр. И немного подумав, распорядился: - Лево на румб! Ход полный! Орудия к бою! По готовности бьём в два дружных залпа и полная дробь до смены позиции! Сигнальщиков перед стрельбой предупредить, дабы не слепли от своих же! И наводчики пусть озаботятся… да и сами не дети, должны понимать.
        Молчком отыграв боевую тревогу, «Ослябя» принял в сторону, чтобы оставаться вне поля видимости (сами пятно неприятельского корабля едва угадывали), уверенно набирал ход, становясь в параллель.
        Башни главного калибра развернулись на правый борт, казематы топорщились стволами - все орудия были в действии, правый борт в дневном бою оставался в тени и совсем не пострадал.
        Электронный дальномер «ямаловцев» так и остался на «Ослябе», показывая до цели метрические два километра. С таких дистанций не промахиваются.
        Всем передался этот крадущийся впотьмах настрой, так что даже старший артиллерист команду «огонь!» проговорил, будто выдохнул:
        - Ох-хонь!

* * *
        Первый залп их «разбудил», кого и действительно сорвав с коек, кого с полудрёмы, бросив к боевым постам, к орудиям, к биноклям… Второй ослепил вспышками попаданий!
        «Токива» вздрагивал будто конвульсиями, с десяти кабельтовых и под фугасными десятидюймовыми «гарвеевская» не выдерживала, лопаясь на стыках, раскалываясь, пропуская огонь вовнутрь, валя с ног, дезориентируя. На шканцах что-то умудрилось загореться, кострило и из утробы через развороченный борт.
        Стрелять в ответ? Кто? Где? Откуда? Куда? Там во тьме пороховые газы быстро выгорели, угасли, опадая, тая остатками дыма, ночь после вспышек только сгустилась.
        «Токива» беспорядочно лупил куда-то в ту сторону, возможно, и по тому месту, где только что был «Ослябя» - снаряды проносились над волнами, детонируя об воду где-то там, вдали, только вводя в заблуждение.
        Воздух, как отчаянный крик, прорезал отрывистый вопль боевой сирены, вонзился в небо луч одинокого боевого прожектора и упал вниз, зашарив, осветив неспокойные барашки волн.

* * *
        А невидимый «Ослябя», набрав пятнадцать узлов, скользил уже много дальше, доворачивая, разрезая чёрным призраком волны и ночь!
        - Тихо, тихо, - шепчет Бэр, рукой придержав артиллериста, - надо чуть отойти и ударить с другого ракурса. Видите его? Он резко отвернул…
        - Сейчас мы его в анфиладу! - Понимает старарт, диктуя в трубку данные.
        Тихо не получилось! У кого-то не выдерживают нервы - бьёт шестидюмовка. Вслед, уже понимая, что надо лупить, гремит командой Бэр:
        - По неприятелю - пальба! Беглым! Сукины дети!
        Теперь всё решали скорострельность и вес залпа.
        Пусть и с запозданием, но успев всадить на вспышки в высокий борт «Осляби» два или три снаряда, уже всего через минуты «Токива» мог отвечать единственным шестидюймовым орудием и какой-то двенадцатифунтовой мелочью.
        Японский командир предпочёл дать по возможности полный ход, избегая боя, как ему казалось, с минимум двумя вражескими кораблями, и только усугубил - в свежие дыры-пробоины ринулась забортная вода.
        Спустя двадцать минут крен составлял шестнадцать градусов. Ещё пять - детонировал боезапас кормовой башни. Через полчаса спасение судна вышло из-под контроля.
        - Дробь, - прекратил стрельбу Бэр, - доложить о повреждениях.
        В темноте рубином алел пожар, отбрасывая зарево и тени, позволяя рассмотреть детали - японский крейсер нехотя тонул. Сейчас ещё видимый по всей длине…
        Спустя две четверти часа корма основательно ушла под воду, пуская фонтаны воды напором теснимого воздуха, - неспокойное море способствовало.
        - Подойдём, - сухо бросил Бэр, - подберём.
        - У нас по рейдовому штату шлюпок раз-два и обчёлся, - высказал сомнение помощник и мотнул головой, заозирался, - да и…
        - Сетями будем, с борта. Негоже на смерть бросать, уважать надо противника… и моряка. Разумеется, прожекторы не включать.
        «Ослябя» неторопливо подошёл к месту трагедии - жуткая и завораживающая картина катастрофы. Среди неразберихи неспокойно плавающих обломков вверх, почти свечкой, будто памятником возвышается носовая часть корабля.
        Вот она есть - и вот её уж нет. На поверхности лишь пузырится, бугрится - закручиваются водовороты.
        - Стоп машина!
        Команда репетуется и…
        Броненосец вдруг сотрясло! Грохотом по ушам вздыбился фонтан воды по левому борту!
        Оглашенный крик:
        - Миноносцы слева!
        Поздно - низкий силуэт, оставляя заметную пенную дугу, развернувшись, уже уходил!
        Стрельба как обычно в таких случаях беспорядочна, не метка… бестолкова.
        «Ослябя», не успев сбросить ход, заложил поворот, щетинясь стволами на случай повторных атак, спешно покидая опасное место, уже начиная медленно, обидно и неизбежно крениться на повреждённый борт.
        - К чёртовой матери реверансы, - орал Бэр, глядя на ползущую стрелку креномера, - доспасались! Доклад мне!

* * *
        Задрипанный номерной миноносец 3-го класса какого-то там занюханного 10-го отряда, базирующегося на Цусиму, улепетывал, едва выдавая шестнадцать узлов.
        Его командир, оглядываясь с мостика в пульсирующую вспышками ночь (русский броненосец стрелял вдогонку), готов был плакать - для этой идеальной атаки, незаметной и в упор, у него была всего одна исправная самодвижущаяся мина.
        Иначе…

* * *
        Часом позже этим же местом проследовал «Идзумо». К тому времени море разнесло уже все улики недавнего сражения.
        Командир крейсера капитан 1-го ранга Коно Идзичи после ночной атаки на эскадру пошёл тем же неочевидным маршрутом, склонившись к западу, но вследствие открывшейся «раны» в борту был вынужден держать лишь пятиузловый ход. Камимура в его решения не вмешивался - пользуясь тем, что крейсер остался в одиночестве, почти отстранился от управления. Встретить «своих» так и не удалось, как и натолкнуться на корабли противника, но это блуждание в ночи кривыми путями оказалось роковым.
        - У нас серьёзные затопления, волна сильна, экипаж не справляется с поступлением воды, - доложил Идзичи вице-адмиралу, - боюсь, что до Сасебо и даже до берегов Кюсю мы не дотянем.
        - У вас есть предложения? - скорей утвердительно спросил Камимура.
        - Сейчас мы примерно в трёх милях от острова Ики. Я там знаю прекрасную закрытую бухту. Спрятавшись от ветра, мы сможем локализовать повреждения.
        - Вам виднее, - согласился адмирал, - телеграфную станцию не удалось привести в работу?
        - К сожалению…

* * *
        Когда рассвет только грезился, а в иллюминатор адмиральской каюты всё ещё смотрела ночь, командующего разбудили осторожным стуком в дверь.
        - «Якумо» входит на рейд Сасебо.
        «Единственный из всей эскадры броненосных крейсеров Камимуры?!» - тяжелым изумлением шевельнулось в ещё дрёмной голове - Того вдруг осознал, что утомлённый заснул не раздеваясь:
        - Уриу?
        - И бронепалубные крейсера Уриу тоже… на рейде, - уточнил адъютант.
        - Передайте приказ - Уриу отправляться на поиск остальных кораблей. Немедленно! Пусть осматривают каждую бухточку, каждый залив! Возможно… - адмирал не договорил, раздражённым кивком велев «исполнять».
        Коротко, но почтительно поклонившись, офицер бесшумно выскользнул из каюты.
        Уриу вышел только в 9:00, оправдываясь необходимостью бункеровки.
        Конечно, миноносцев подобные отсрочки касались в меньшей степени.

* * *
        На Ики в вытянутой в милю бухте, куда осторожно вошёл «Идзумо», обнаружилось несколько мелких рыбацких джонок, но ни одного достойного судна для безопасного выхода в море в столь дурную погоду, при всём желании Камимуры отправить кого-нибудь с донесением о своём местонахождении.
        Однако уже ближе к утру команде удалось откачать воду - пробоина, которая была подводной, стала полунадводной, что облегчило проводимые работы, законченные к восходу солнца. Рассвет очертил покрытые густой хвоей скалы, какие-то лачуги, развешанные на просушку сети, неприхотливые деревянные причалы, мелкую рябь заводи.
        Подняв пары, корабль Императорского флота Ниппон потянулся на большую воду. Рыбаки махали вслед, кричали «банзай». Стеньги трепетали ответными флажками.
        За створами мысов заметно посвежело.
        - Держать больше десяти узлов я бы остерёгся, - предупредил адмирала Коно Идзичи.
        - На ваше усмотрение, - Камимура, чувствуя острое ощущение утомлённости от жизни, сейчас думал о другом: что его ждёт в Сасебо: «Того моряк и всё прекрасно понимает. Поймут ли в Токио? Почему судьба распорядилась погибнуть ”Ниссин”, ”Асаме”? А я остался… Чтобы нести этот позор до конца? Почему не дано искупить кровью…»
        Его мрачные мысли были прерваны, возможно, именно тем, о чём он сейчас мечтал.
        Неторопливо обогнув остров, миновав южную оконечность, «Идзумо» практически нос к носу столкнулся с двумя кораблями Рейценштейна.
        С запозданием, будто после небольшого замешательства, русские повернули, ложась на курс перехвата, набирая ход, с ходу открывая пристрелочную стрельбу, - враждующие стороны разделяло не более трёх миль.
        Забили колокола боевой тревоги.
        - Наскоро заделанные повреждения ниже ватерлинии долгого боя могут не выдержать! - запальчиво объявил Коно Идзичи.
        - Долгого и не будет, - сверкнул глазами Камимура, - мы либо прорвёмся к берегам Японии, либо нас утопят.
        Из всего серьёзного, чем располагал «Идзумо» для сражения, на первом месте было одинокое 203-миллиметровое орудие в кормовой башне (рядом безобразным огрызком торчал ствол второго) и семь 152-миллиметровых - в верхних казематах и на палубе. Ещё две восьмидюймовки уставились на пять градусов вправо по оси судна - заклиненная носовая башня, несмотря на все усилия и попытки отремонтировать, вращаться не желала.
        Двенадцатифунтовки как всегда в расчёт не брались.
        Ситуация была априори не в пользу сынов Ямато.
        И конечно, Камимура выбрал неравный бой, отвергнув любые другие варианты.
        - Я бы обоснованно понадеялся на крепость нашей брони, - поделился он с командиром, - если бы не злополучная пробоина. Постарайтесь занять позицию, чтобы сражаться непострадавшим бортом.
        Идзичи уважительно поклонился - он и сам был готов, учитывая большую целостность левобортных орудий. Только как это сделать, учитывая, что вся конфигурация боя именно его злополучный борт и подставляла.
        Рейценштейн раскусил японские беды практически сразу, используя маневренность и скорость, выбирая наивыгоднейшие секторы.
        Сражение практически сразу пошло по наихудшему для японцев сценарию, опасения командира «Идзумо» полностью оправдались - уже скоро крейсер начал набирать воду, медленно сползая в крен. Им, японцам, даже удалось почти невозможное - поймать «Аскольд» на орудия неподвижной носовой башни, но…
        Чтобы оставаться устойчивым на шаткой, скособоченной палубе, приходилось постоянно за что-то держаться. Камимура привалился к рубочной прорези, что позволяло держать бинокль двумя руками.
        Горящий по шкафуту «Аскольд» и не думал прекращать пальбы.
        Второй крейсер противника - быстрый, поджарый, исчерченный фрагментарными элементами серо-оливковой боевой окраски, он и маневрировал так… будто резаными, непредсказуемыми коордонатами, и вовсе ни разу не попал под огонь.
        - Поворачиваем! - приказал вице-адмирал, не замечая звона в ушах, повышая голос.
        - Что? - Не расслышал командир, ещё более оглохший.
        - Поворачиваем! Так мы до Кюсю никогда не дойдём. Будем биться в виду Ики. А когда… - адмирал сделал многозначительную паузу, - выбросимся на сушу. Иного я не вижу!

* * *
        Когда со стороны зюйда нарисовался японский миноносец, «Аскольд» и «Богатырь» ещё подбирали из воды выживших японских моряков.
        В последние, уже бесконтрольные эпизоды боя, когда всё окончательно стало очевидно, командир «Идзумо», пытаясь спрямлять крен контрзатоплениями, направил корабль к берегу.
        Не дотянул.
        «Богатырь» совершил наскок со стороны избитого борта «Идзумо», «уколов» самодвижущейся миной, что поставило точку… В полутора милях от суши крейсер потерял остойчивость, завалившись на борт. На поверхности он оставался ещё около часа, позволив снять команду. Камимуры среди спасённых не оказалось.

* * *
        «Ослябя» едва доковылял, уж очень неудачно приложился вражеский миноносец. Паровые циркулярные помпы и донки, откачивая воду, работали на пределе. Борьба за живучесть не прекращалась ни на минуту.
        Стоянка у Квельпарта по степени защищённости в розе ветров была далека от идеала.
        Заметно накренившийся броненосец отбуксировали в самое тихое место, где накатывающее с юго-запада океанское дыхание разбивалось о гряду мелких островков и рифов.
        К борту подвели один из угольщиков, перекинув шланги, работая дополнительными помпами.
        Бэр катером прибыл на флагман, устало поднявшись по штормтрапу на борт. Его уже ждали.
        Приподнятое настроение Рожественского не могло омрачить ни утро, которое, как известно, добрым не бывает, ни покалывающая боль - следствие попадания в рубку, ни серьёзно повреждённый «Ослябя». Командующий был крайне расположен тем, что его план удался!
        Когда же в разгар затянувшегося штабного совещания пришло сообщение от Рейценштейна (его отряд уже шёл к Квельпарту, нуждаясь в угле), так и вовсе расцвёл, объявив об окончательной победе, предложив отпраздновать шампанским!
        Немедленно подали «Мумм», разлили, уполовинив в три тоста (за государя, победу и само собой за адмирала)[66 - Mumm - марка элитного популярного у офицеров шампанского.].
        - Коротко и внятно объяснили японцам, кто хозяин положения, - поплыл Зиновий (видимо, на вчерашние «дрожжи»), - получите, распишитесь! Так, говорите, и в Шанхай не дотянете?
        Вопрос был задан командиру «Осляби».
        - Ваше высокопревосходительство…
        - Без чинов-с…
        - Зиновий Петрович, - Бэр не спал всю ночь, и шампанское ему кислило, - я про Шанхай сказал примером. Нас же там интернируют и весь сказ.
        Зиновий Петрович совсем захмелели и изволили-с шутить:
        - А давайте отправим вас в Сасебо. Там приличные мощностя, пусть японцы отремонтируют. Им сейчас, разорённым войной, деньга будет особо нужна, а мы достойно оплатим. Из казны.
        Бэр не понял юмора, вытаращил глаза.
        - Да будет вам, - расхохотался Рожественский, оглядев всех счастливым и немного уж мутным взглядом, - мы тут сколь угодно будем стоять, хоть до плавучей мастерской с Артура с кессонным хозяйством. А покуда действительно наведаемся в Сасебо. План «Б», господа, никто не отменял. Мин вдосталь. Углевозки ещё полны-с. В Шанхай отправим миноносец. Государь должен знать о нашей победе. «Варягом» его не обрадуем. Попотчуем другими.
        Закулисья и фасады
        Первыми отреагировали биржи. Известия о результатах боя в Корейском проливе пришли почти перед закрытием, ценности уже были фиксированы, но это не помешало господам финансистам нарушить установленный порядок и экстренно продолжить торги - курс кредитного рубля скакнул кверху, иена опустилась ниже некуда.
        «Бесстрашный» красовался на рейде Шанхая - помимо доставленного на телеграф адмиральского отчёта для отправки государю командир миноносца в пропагандистских целях дал интервью представителям прессы, описав подробности и хитросплетения блестящей морской операции. Авторитет русского флота и самого «Адмирала Арктики» неизменно вырос.
        Теперь уж мало кто сомневался вне - поражение Страны восходящего солнца неминуемо.
        Парламентская лига мира обратилась к президенту САСШ с ходатайством, наконец, принять меры к прекращению кровавой бойни на Дальнем Востоке.
        Японская печать по последним событиям на море помалкивала, лишь продолжая протестовать против наветов в зверствах на территории Китая, добавив к этому необоснованность обвинений Петербурга, будто японские спецслужбы принимали участие в революционных событиях России.
        Зондаж о посредничестве Америки в деле переговоров прошёл и со стороны политического руководства Токио. Теодор Рузвельт откликнулся положительно.
        Санкт-Петербург
        О разгроме Камимуры японский посланник узнал из газет.
        Главная квартира в Токио отмалчивалась, а осторожный дипломат даже не решался послать запрос на опровержение или подтверждение новости.
        Долго пожив в Европе, Мотоно как никто другой видел весь полуфеодальный уклад, представлял атмосферу, царящую в императорском дворце, в чём-то понимал их там, повергнутых поражением… и не признающих своё поражение. Но и не понимал - ведь ему здесь на дипломатическом острие была необходима самая точная и правдивая информация. Покуда армия и флот окончательно не разбиты и враг не намерен насладиться окончательной местью - как завершить войну компромиссным миром, пока компромиссы устраивают русских?
        Чем, какими приобретениями придётся пожертвовать? За счёт чего сохранить за Ниппон самостоятельную политику в Тихоокеанском регионе и вообще на мировой арене.

* * *
        Самодержец российский Николай Романов пребывал, естественно, в приподнятом настроении, готовя переговорные тезисы, формируя японской стороне требования и претензии. Чередуя их адекватными уступками - легко, показав силу, быть милостивым.
        Вчера состоялся военный совет с участием великих князей, министров и других видных сановников.
        После здравиц в честь флота первой повесткой столичные чины на полном серьёзе обсуждали высадку на Хоккайдо и других японских островах. Явно ориентируясь на растиражированные прессой военные прогнозы. Длилось это недолго, ровно до того момента, пока Авелан не оборвал пустопорожние разговоры:
        - Для десанта силы ещё есть, но длительная оккупационная операция имеет отрицательную устойчивость! Тем более в зимний период! Сдача Хоккайдо для макак - это их пресловутая «потеря лица». Захватив под военную надобность Цусиму, мы на переговорах столкнёмся с тем же камнем преткновения - это равно как устроить нашу базу флота напротив самого Сасебо! Острова Рюкю сложно снабжать и легко потерять. Сие касательно и Формозы, тем более что этот остров, по всей видимости, выступит залоговой компенсацией британского кредита.
        На мой взгляд, наиболее рациональное из того, чем мы можем наказать японцев за агрессию - это забрать северные территории - острова, расположенные сразу за Хоккайдо. Согласен, приобретение не ахти какое. Остаётся стребовать с узкоглазых контрибуции и полный отказ от каких-либо притязаний на Южную Маньчжурию и другие территории северного Китая, кои лежат в зоне российских интересов. И выбить их взашей из Кореи!
        В связи с упоминанием Кореи повестка дня плавно перешла к делам на сухопутном фронте.
        Гриппенберг уже неоднократно докладывал, что полное выдворение неприятеля с Корейского полуострова обойдётся ценой больших потерь в живой силе.
        Военный совет готов был потребовать и выложить эту цену. Это, несомненно, имело смысл в намечающихся мирных переговорах и при разделе зон влияния.
        Сам государь затягивать боевые действия на суше не собирался, не видя особой разницы - пол-Кореи войдёт в сферу Японии или меньше. Он считал нецелесообразным воевать за территорию чужой страны, в то время как японцы там весьма успешно настраивают против русских власть и местное население. Вместе с тем категорически намеревался настаивать на отводе японских войск как минимум за тридцать седьмую параллель, оставляя за собой удобный порт Чемульпо. Но в любом случае и, вне всякого сомнения, закрепись японцы в Корее - это будет плацдарм для дальнейшего продвижения на материк.
        В целом дальнейшие экспансивные действия «молодого хищника» лежали как на ладони.
        Если в той, другой реальности до 1914 года, до Первой мировой, японцы «переваривали» Корею и свои китайские секторы, получая оттуда сырьё для тяжёлой промышленности… Затем динамика их движения определилась коалиционной (союзнической) принадлежностью - произошёл захват германских колониальных владений (Марианские, Каролинские и Маршалловы острова, Циндао)… То сейчас, после поражения, самураи наверняка на некоторое время поутихнут, восстанавливая силы. А оправившись, вновь взыграв имперскими амбициями, уже через три-пять лет снова начнут пробивать себе жизненное пространство.
        В этом случае помимо потребности в реванше Токио по-прежнему будет считать Российскую империю существенной угрозой с севера, ожидая удара в спину.
        Вот тут и можно на взаимном желании прикрыть тылы, предложить им заключить пакт о ненападении.
        Пакт, касающийся исключительно дальневосточных дел между двумя империями, не затрагивающий заключённые союзы на Западе. (Франция уже подала похожий пример, оставив Россию решать свои порт-артурские проблемы в одиночку.) В контексте подобного соглашения между Россией и Японией у последней поле интересов ограничивалось лишь её аппетитами и силёнками. А это, между прочим, немало. Сюда входили южные земли попиленного на куски срединного государства, и подмандатные территории французов, голландцев.
        И даже британцев - знания будущего говорили, что и без того японцы потеснят своего союзника.
        И ничего, англичане стерпели, проглотили.
        Не в меньшей степени желательным было подложить бомбу под отношения Японии и САСШ, подтолкнув самураев на юг и в центральную часть Тихого океана.
        - Пусть берут, - вещал Романов, - всё равно не наше. Главное - здесь обосновать и довести до самураев, чтобы воевать за южные острова и Индокитай достаточно флота и мобильных дивизий морского десанта. Допуская локализацию конфликтов. Воевать против «северного соседа» - одними флотом и дивизиями не отделаешься… нужна полноценная сухопутная армия.
        Непреложная термодинамика
        - Визе уже на радаре. На два градуса к осту, чем ждали. Штурман считал, считал, но один чёрт - на два градуса. Расхождения в картографических ориентирах он уже неоднократно отмечает - не согласуются с нашими носителями.
        - А ты Визе видел в последнее посещение?! У нас его топография совсем иная, а всё потому, что берега под действием течений и волн разрушаются, теряя в год до полутора метров. А возможно, где-то и обретая. Я думаю, причина штурманских нестыковок в обычных сейсмических и эрозийных изменениях.
        - Ну и в довесок чертовщина какая-то с магнитным полем, стрелка порой скачет влево - вправо даже на этих широтах.
        - И чертовщина тоже, - согласился Чертов, - я на это ещё тогда, после Визе и Карского обратил внимание… штурманятам приказал, чтоб отмечали каждый навигационный ориентир, даже если это муха нагадила.
        - Муха? - Почему-то не стал улыбаться Шпаковский. - Снег кругом.
        - Вот-вот, белая муха.

* * *
        Пятью сутками ранее в заданной точке Баренцева моря встретили старого знакомца - пароход «Лейтенант Скуратов». Отыскался он сравнительно быстро, высветившись слабой засветкой на радаре. Привёл его, кстати, всё тот же Престин Константин Иванович (оправился после ранений, снова встав на капитанский мостик).
        Как и когда-то, совсем, казалось бы, недавно, будто «родные», два судна легли в обоюдный дрейф борт о борт. Подошла шлюпка, подали трап, даже матросы на вёслах были, по всей видимости, те же - уже без особого удивления.
        Только что «Ямал» перестал «красоваться» оскалом и красной надстройкой - всё успели и закрасить, и перекрасить.
        Престин доложился, как положено, генерал-адъютанту Алексееву, доставил ему пакет из Петербурга.
        С пароходом прибыл Гладков, оказавшись на палубе, вяло шутил, дескать, «решил сделать себе маленький отпуск в домашней обстановке», но на самом деле - срочно под капельницу. Подхватил воспаление лёгких, а ближайшие антибиотики в Петербурге у Богдановой или вот они - в двухстах милях в Баренце.
        В общих чертах по состоянию дел на берегу выходило, что к приходу и базированию «Ямала» в Кольском заливе ещё ничего не было готово.
        Если говорить об эллинге, что полностью скроет атомоход, то тут и без докладов-рассказов Престина было очевидно - дело даже не на полгода. Поэтому после расставания со «Скуратовым» запланировали сбегать к Визе, проведать имущество - барк «Харальд»… скорей всего, забрать его и двигать на временную стоянку в одну из пустынных губ, коих по изрезанным арктическим берегам Крайнего Севера предостаточно.
        Болтаться до полугода в море или дрейфовать во льдах не хотелось ни в какую - тут ни вышестоящего, ни общесудового обсуждения и не требовалось.
        Темы ласковых южных морей, песчаных пляжей нет-нет да и проскакивали в столовке, курилках, а то и на совещаниях начальников:
        - Эх, нам бы по градусной сетке координат пониже, но где температура повыше - Крым, Сочи, Гагры…
        - Ага, и с Якиным…[67 - Из несравненного «Иван Васильевич меняет профессию».]
        «Скуратов» вновь обзавёлся радиостанцией. Мощный приёмо-передатчик решено было выделить и на базу в Мурмане - устойчивая дальняя связь с северным форпостом на материке была необходима.
        Пароход увозил наместника и всю его немногочисленную свиту.
        Матросики императорского флота, что лечились-долечивались в судовом лазарете, и парочка механиков с «Саванны» остались - теперь им службу нести по секретному формуляру.
        Заупрямился поп - он тоже получил письмо от митрополита и вдруг передумал уезжать, что-то бася о «вновь заблудших душах»…
        Сбагрили.
        Показав корму, «Скуратов» медленно набирал ход, на его палубе народу немногочисленно, но недавние «ямаловские» гости в сентиментальностях последнего взгляда на отдаляющийся многотонный корабль, прикладывали руки к козырьку, махали.
        Даже генерал-адъютант поднялся из каюты (обещал обязательно наведаться снова в гости). Среди прочих выделялся иеромонах - чертил в воздухе крестным перстом.
        - Всё наше негативное по отношению к РПЦ зиждется на реалиях нашего циничного и продажного века, - глядя вслед, проговорил Чертов, - а этот батюшка нормальный - они тут ещё искренне верят.
        - Ага, типа как коммунисты, - не мог без подколки Шпаковский, - вначале были истые, а потом выродились. Там, у нас, смотришь порой идёт навстречу батюшка… Нет, не идёт - он несёт себя так, будто намедни лично беседовал с Всевышним…
        - За фиалки просил, - вспомнил со смешком кэп, - и всё ж, если мы тут собираемся вливаться в общество, придётся принять правила игры.
        - Изучить ритуалы и всякие бубнопения, - скривился помощник, - а поп да - ничё так… на могилы лётчиков экипажа Леваневского настоял кресты установить и отпел, так сказать, рабов божьих, выстояв под метелью… Не знаю уж, известно ли ему, что большевики неверующие. Ещё наш красный религиозный уголок привёл… хм, в божеский вид. И выпить не дурак.
        - Та-а-ак! - Строго обернулся кэп.
        - Да разик всего-то, для установления продуктивного контакта со служителем культа доминирующей религии!
        - Во загнул! А «Федота стрельца» - это ты для налаживания контакта ему прокрутил?[68 - «Про Федота-стрельца, удалого молодца» - замечательная пьеса Л. Филатова.]
        - И кто сдал?
        - Из первых уст.
        - Вот хренов исповед?вец. Заложил. Ну, я ему в следующий раз «о Балде» припомню[69 - Пушкинские Балда и поп, кто ж ещё…]. А вообще, Анатолич, ты моё мнение обо всех этих «опиумах для народа» знаешь!
        - Знаю. Сам такой. В выдумках о Боге я вижу две основные пользы - любая религия в первую очередь адаптирует нашу психику к неизбежному факту финала всего сущего. К факту смерти. Обещая загробную или перерожденческую жизнь. Вторая польза - наказание (или там - обделение кармическими прелестями) всякого грешника или неправедно прожившего… Короче, «будет подлецам возмездие»! Иначе - можно говорить о какой-то попытке высшей справедливости.
        - Да известно! - досадливо отмахнулся Шпаковский. - Только я не приемлю такое лицемерие, когда мне говорят, что злодей будет наказан на каком-то там Страшном суде, в то время как он продолжает жировать и гадить по жизни. Это всё из разряда «богу - богово, а кесарю - кесарево». Вы-де терпите! А подонки почему-то процветают. Нам бы все религии, как «понедельники», взять и отменить. Коммунисты правильно поняли - разные религии разъединяют страну.
        - И придумали новую одну на всех. Предлагаешь спустя десятку лет провести текущую революцию? - в голосе кэпа зрело издевкой.
        - С Алфеичем немного поговорил… - вдруг стал задумчивым начбезопасности, - стоит обсуждений.

* * *
        «Харальд», конечно, вмёрз. Это предвидели, заранее подготовив судно. Однако лёд оказался тонок, так что обкололи и вызволили из плена легко. Дольше провозились со снегом, очищая с палубы и такелажа, подтаявший и вновь подмороженный, он налип, вцепился в снасти наледью и сосульками.
        Оживили котёл, машину, из трубы весёленько (если «весёленько» можно отнести к чёрной копоти) поволокло дымом. Отдельным пунктом стояла установка трофейных семидесятишестимиллиметровых орудий.
        - С подобными орудиями на борту, - раздалось из-за спины, - легализовать его можно только по военному или служебному ведомству.
        - О! Александр Алфеевич… - обернулся Шпаковский - на мостик явился Гладков. Двигался он выверенно, расчётливо - первый признак экономящего свои силы и ресурс возраста.
        - А мы уж думали, укатали сивку крутые горы, думали, надолго прописался во владениях нашего доктора Айболита. Потому и не беспокоили. Расскажешь - как там в столицах?
        - Побегали б с моё по заводам да верфям, ещё не так бы заковыляли. Мне по возрасту пора внуками обложиться да на рыбалке просиживать. Тут уж и некогда прекрасно натренированное тело начинает барахлить - «троит», как разлаженный движок, с утра с места не тронуться без перегазовки… и нечего ржать! Это аллегория.

* * *
        - В общем, что я могу сказать, - начал «по душам» вернувшийся из Петербурга эмиссар, - касательно нашей «лошадки», на которую мы поставили, сиречь, Николай Саныча царя-батюшки. Правильно о нём историки писали: неглуп, но нерешителен. Известно, что «многие знания - многие печали», и у самодержца нашего налицо стали проявляться качества, необходимые волевому правителю - жёсткость и устремления. Но и соплей хоть отбавляй. Вот вроде и обладает инсайдерской информацией, знает, куда решительно ткнуть и где тонко умаслить, а всё одно вылезает из него эта его мямля-сущность. О набожности вообще молчу - какая-то патологическая боязнь наступить на божий след… или, упаси господи, оттоптать пятку чёрту! Возможно, в этом какая-то логика фатализма и есть - он борется с судьбой и прям-таки цепляется за дату смерти.
        Война с японцами в Петербурге теперь видится скорее уж проходящим, пройденным этапом. Революция туда же - дело взято под контроль, задачи нарезаны, ответственные чины назначены. Исходя из этого, классифицирую так (в псевдонаучных терминологиях) - точка бифуркации переносится на ПМВ. Основной алгоритм - тайно накопить замах (потенциал) и «выстрелить», ударить в стык, порвав, наконец, ткань истории. И то, как я понял, форсировать события он не намерен, внося точечные коррективы. Регулярную армию всяческими новинками снабжать особо не торопится. Мотивация не совсем прозаична - по его мнению, «введение новых видов вооружения, как и тактики применения, приведут к усугублению деструктивного характера войны». Тут даже и не обвинишь, что не ценит жизни своих воюющих по старинке солдат! Поскольку любые новации это палка о двух концах, и даже скорее не в нашу пользу, ввиду неповоротливости царского механизма - любая новейшая военная техника секретна лишь до поры, пока ею не начнут оснащать боевые части. Противник скопирует, быстро научится и уже вскоре ответит тем же. А это уже не прозаика!
        Я, други мои, об этом потому заговорил, что все эти намётки отразятся непосредственно на нас. Коснутся наших проектов и планов. И вообще быта и жизни. Сидеть нам на северах в анклаве, а ребят на курорты и в метрополии возить, словно пионеров-лагерчат под опёкой агентов охранки.
        Там же в закрытой научно-промышленной зоне Архангельской губернии Кольского уезда и будем пытаться двигать прогресс. В остальной Российской империи, по велению государя, ничего не должно выходить за рамки европейских достижений. Уж на виду точно. Так что о масштабных промышленных проектах можно пока и не заикаться.
        Будет дозированное внедрение, постепенное наращивание наших демонстраторов прорывных технологий: тринклер-дизел?, аэропланы, промышленный алюминий и легированные стали, тракторы, танки, стрелковка-автоматы, ручники, миномёты, субмарины, короче… По морской программе тут хорошо Авелан в теме имеется, у меня есть полный план-отчёт. Документ, кстати, секретный, но копию я умыкнул. Армейцы… экспериментальные учебные центры и боевые части уедут за Урал. Там же где-то планируется постройка новых заводов… Убедил я Николашу, что иначе те же боеприпасы во время войны придётся закупать втридорога за золото. В конце концов, золото всего лишь металл. Но у него сейчас, помимо внутриполитических сложностей, всё упирается в деньги.
        - А наши подсказки о полезных ископаемых, - вмешался Шпаковский.
        - Точка на карте с месторождением это ещё не золото-алмазы. Требуется доразведать, добыть, доставить, переработать. Но главное… говорить о широкой индустриализации без радикальных (я бы назвал их «сталинскими») методов невозможно.
        - Алфеич, родной, а вкратце по флоту?
        - А что тут вкратце? Россия была, есть и будет материковым государством. Флот, опирающийся на береговые батареи, имеет более устойчивое положение. Потому и стратегия будет строиться от минноартиллерийских концепций. Однако диалектика войны такова, что без угрозы возмездия любой агрессор будет чувствовать себя безнаказанным, тебя же мнить потенциальной жертвой. Страны, до которых ты не сможешь дотянуться в силу географических ограничений, всякий раз будут пытаться попробовать свои мускулы.
        - Это намёк на…
        - На ударное соединение флота. С точки зрения оперативности его лучше базировать на северные порты. Оттуда и до Тихого, следуя за ледоколами, можно будет дотянуться, и в Атлантику при необходимости наведаться.
        - Ух ты! В перспективе АУГ?[70 - Авианосная ударная группа.]
        - П-ф-ф! Всё возможно, но когда это будет… уж явно не в Первую мировую.
        - Погодите, Александр Алфеевич, я не понял, - решил уточнить Чертов, - но если царь в сохранении империи и власти ориентируется на ПМВ, как он планирует выстроить выигрышную стратегию без переоснащения армии новыми видами и методами?
        - По сухопутным вопросам я не особый знаток, и мои консультации носили урывочный, фрагментарный характер. Пока о каком-то серьёзном планировании я бы остерёгся говорить. Из того, что понял… в целом-то ключевые моменты хода войны им понятны. От этого и собираются плясать.
        Главное что - не допустить избиения Антанты по частям! Наносить точечные удары - там, понимаешь, оборону прорвать, сям контратаковать, здесь воспрепятствовать окружению армии Самсонова и так далее. Вполне допущу, что для этого планируется привлекать силы «особых зауральских подразделений», оснащённых современным оружием и тактикой.
        - Но почему не разгромить Германию сразу? - возмутился Шпаковский.
        - Нежелание делать в войне всю грязную работу за союзников, минимизировать русские потери в живой силе.
        - То есть в быструю победоносную войну он не верит? Погоди, погоди, Алфеич, - загорелся Вадим, - мне даже интересно стало, дай-ка моему полёту стратегической мысли поупражняться. Мы, в отличие от оппонентов, знаем, как полноценно применить наступательную доктрину, танки, авиацию: на главном направлении обрушить гаубичную арту на позиции противника, следом механизированный прорыв, куда вливаются пехотные регуляры! Тыловая поддержка! Окружение вражеской группировки, и… уж Берлин в сетке бинокля! Вуаля! Конец войне!
        - Сам-то веришь? Подозреваю, что получится как всегда, через одно место. Из истории известно, что самые отборные войска кайзера были развёрнуты на Западном фронте, гвоздя французов и англичан. Плотное давление на германскую армию с востока приведёт к тому, что немец перебросит самые боеспособные части на русское направление. И получим те же грабли - вид с боку. «На западном фронте без перемен», мы же кровью умываемся.
        - А первый же засвеченный башенный танк перед врагом выдаст всю концепцию боевой машины, - добавил своё Андрей Анатольевич.
        - Ну. Обколотить их для маскировки фанерой по типу британских тазиков…
        - Ладно уж, - тяжело вздохнул Гладков, - не о том речь. Всё это гипотетика и бабушка, которая говорит надвое. До Первой мировой войны десять лет, и как оно там ещё будет… Я хочу о другом поговорить… Во-первых, повторюсь - состояние промышленности, грамотность и квалификация рабочего персонала такова, что для быстрой и полноценной индустриализации нужны большевицкие методы. Второе - это социальная атмосфера.
        Наши усилия помогли выиграть русско-японскую войну, но для народа это далёкая и неизвестная война. Революция, можно считать, уже подавлена, рьяные индивидуумы спустили пар. Поутихли, пусть и не до конца, волнения в массах. Тем не менее витает что-то эдакое по улицам Санкт-Петербурга - грезятся перемены, они просто напрашиваются исторической неизбежностью! В то же время консервативная императорская администрация будто напрочь этого не желает замечать. Вот тут-то как раз Романов, пусть и огласив манифест, определённо намерен действовать жёстко, опираясь на самодержавность. Нет, в чём-то я с ним и согласен. По финскому вопросу. Ещё поляки. Этих шакаловолков, сколько ни корми, всё будут на лес оглядываться…
        - И черта осёдлости, - вставил шпильку Шпаковский.
        - Вот только не надо, а?! Иудейский нацизм заметен не так, как гитлеровский, но это всё равно нацизм. Так что… поделом!
        - А я что, - заблажил Вадим, оправдываясь, - это известная оскомина! Вот я, «глупый гой», и брякнул.
        - Позвольте, я продолжу, - Гладков глянул на часы, пробормотав «скоро на укол», - так вот. Насмотрелся я на добрую при царе-батюшке Россиюматушку. Хоть в большинстве приходилось общаться с мастеровыми да военными благородиями, вхож был к императору, сторонясь светского бомонда, однако понаблюдать уклад разных социальных сред довелось. Впечатления-я-я, как говорится, уши зажмёшь - слышишь, глаза закроешь - видишь, похмельем забудешься - помнишь. С одной стороны, галантная, позолоченная эпоха, с другой - по-прежнему рабская патриархальная действительность. «Гнутым спинам» и пикнуть в сторону «высокопревосходительства» не моги! Надменная снисходительность всяких напыщенных аксельбантов или чинуш разностатейных так и прёт-с! Народ - конюхи, дворники и другая чернь - может, и не замечает, они к такому привыкли, но мне прям глаза резало! Я понимаю, это наследие крепостного права! И у нас… и при советской власти гнулись перед бонзами. Но ломать это скотство непременно надо! Я говорю о достоинстве людей и о самосознании народа.
        Что сейчас Россия для Запада - отсталая, необразованная, аграрная страна… и одновременно «паровой каток», полуазиатская орда. Презирают и боятся. Как встарь, так и вновь! Самосознание же нации сейчас основывается на вере… следом по девизу - «царь» и лишь потом «отечество». Но какое-то оно хромое, это самосознание, утрачена значимость, что ли… Может, это заметно только моим сторонним взглядом… чёрт его знает.
        Разумеется, профессионалы при титулах и чинах в державе имеются. Найдутся и толковые администраторы, и инженеры… и «белая кость», для коих слово «честь» не пустой звук. Но в целом к стране сейчас липнет слово «уклад». А надо бы, чёрт возьми, «движение». Каждый народ хочет гордиться. Собой, своей историей. Итальянцы до сих пор вылизывают свою цезаревско-римскую империю. Шведы нас и в двадцать первом веке ненавидят за разгром под Полтавой. Но ведь мы - русские ли, или советские - стали вновь ощущать свою значимость только после Второй мировой, Великой Отечественной войны. Да-да! - немец был нам пилюлей! Потом Гагарин! Время было такое! И люди соответствовали… (сейчас попробуй наших тинейджеров сэлфных заразить энтузиазмом космоса… это так, к слову). Уж затем, прогоняя миллионы мальчишек через срочную службу в рядах армии и флота, каждого приобщали к величию и мощи государства. Воспитывая в имперском понимании и духе… кстати - Советского Союза, не какого-нибудь ублюдочного ельцинского «россия-а-ане»!
        Мне почему-то после этого ельцинского «россия-а-ане», когда я слушаю каких-нибудь фанато-футбольных крикунов «Россия-Россия», так и тянет два пальца в рот сунуть на поблевать. То ли дело Советский Союз! Вот чтобы так зазвучала «Российская империя» - я бы в доску!!!
        Царь же… А если он вообще не собирается работать над программными ошибками устройства государства? Как он оговорился однажды: «Никому доить Россию не позволю. Это моя прерогатива». Да хоть бы и так. А сдюжит? Если большевики при наступлении кирдыка (а кирдык был конкретный - революция, гражданская война, интервенция, разруха, разброд, шатание) сумели собрать страну до кучи. То, чёрт меня дери, вдруг царь и того не сможет? Раздербанят нас на зоны оккупации и клочки-княжества.
        Зазвонил телефон, разрезав вдруг наступившую тишину. Чертов поднял трубку, выслушал:
        - Это вас. Кацков зазывает на укол.
        - А-а-а. И здесь нашёл.
        - Это я известил его, что мы будем у меня в каюте.
        - Ладно, пойду, - поднялся со стула Гладков, - хочу добавить… на постскриптум. Романов ведь не исключает своего фиаско. Яйца в одну корзину не складывает. Научен теперь. Как-то в разговоре вылез контекст, что «функция армии - внешний враг, и она не должна вмешиваться во внутренние дела». Я тогда тоже продвигал мысль, что служить готов не царям, а «земле русской», уж простите за пафос и отсебятину.
        - Офигеть! Александр Алфеевич…
        - Я тоже пожалел. Лишку ляпнул! Смешно сказать - царская опала! Но потом, спустя дни всё вернулось на круги своя. И выскочил интересный прецедентик - я буквально намёком понял. Романов, памятуя о том, что английский король Георг отказался его, бедолагу, принять после отречения, положил глаз и на нас, на анклав на севере, как место убежища для царской семьи. На всякий случай. Вот так!
        Зимний дворец
        Совет в Царском Селе по вопросам продолжения войны состоялся вчера.
        А сегодня пришла новость, что президент САСШ Теодор Рузвельт сделал официальное предложение о своём посредничестве, что немедленно было растиражировано и прессой: «…и поскольку ни одна из враждующих стран не желает сделать первый шаг к миру, считаю своим долгом пригласить противостоящие стороны провести переговоры по разрешению дальневосточного кризиса под крылом САСШ».
        Известно, что форсировало события - разгром Камимуры на море.
        И пусть Тайный совет при императоре Муцухито понимал несвоевременность начала диалога сразу после такой военной неудачи, в Токио усиленно пытались «сохранить лицо», выдавая приезд Мотоно в Петербург за так называемый «частный обмен мнений», как переговорную инициативу именно со стороны «северного соседа»!
        Российский МИД снисходительно ответил, что «ежели вопрос об окончании войны японскими дипломатами не может решиться в прямых контактах, Россия готова откликнуться на инициативу Рузвельта и выслать делегацию когда и куда будет угодно».
        «В наших интересах, чтобы столкновение между Японией и Россией затянулось, истощая обоюдно их силы. Чтобы ни одна страна не возобладала более необходимого, а пограничные трения даже после заключения мира не были устранены».
        - Что-то подобное этому спичу Рузвельта можно было извлечь из исторической хроники… по-моему, я где-то читал, - самодержец всероссийский снова смолил прямо в кабинете, погрузившись в размышления, иногда вот так невнятно бормоча, - не ново, своекорыстно и так прагматично - до гнусности. Конечно, на переговорах американский президент будет играть в нейтралитет а-ля сама любезность! Но само собой, склоняясь к более слабой, проигравшей стороне.
        Немного поколебавшись, Романов наполнил опустевшую рюмку сливовицы, пригубил, вспомнив давешний спектакль.
        «Разыграть праведный гнев перед японским послом было несложно, тем более что он был… этот гнев праведный. Но оказалось - холостой выстрел! Как выяснилось, изображающий болванчика (согнулся-разогнулся) Мотоно не стал телеграфом доводить до своего божественного Тэнно мою негодующую позицию, вознамериваясь поведать её только в личной беседе. Вот пусть и отправляется в Токио! А то японский кабинет продолжает питать иллюзии, надеясь отстоять в переговорах непомерные условия, недопустимые не только по фактам нынешнего военного состояния, но и по общему смыслу - чего стоит заявленная ”неприемлемость утери японских завоеваний в Корее”. Это учитывая её-то суверенитет!»
        Взгляд самодержца скользнул ниже - на столе лежали газеты известных мировых изданий, где были выделены заголовки, посвящённые азиатской проблематике: «Переговоры назначены в Портсмуте? Надо же, всё повторяется».
        Перелистал - токийская пресса наряду с победоносной пропагандой параллельно голосила о невозможности каких-либо уступок японских земель, контрибуций и ограничений флота. Это вызвало усмешку и раздражение: «Наказать! Помня, какие замашки были у Страны восходящего солнца в период военных успехов, требуется ответить тем же - наказать! Адекватно и справедливо! В конце концов, в настоящее время нам нет необходимости спешить к заключению мира во что бы то ни стало, покуда Япония не выразит своей полной готовности к оному».
        Тут же на столе аккуратной стопочкой, титульной стороной вверх поджидали официальные бумаги. И конспект вчерашнего совещания… уже правленный рукою монарха свежими чернилами.
        В целом по результатам войны было запланировано следующее.
        Переход всей Маньчжурии в сферу влияния, затем в зону полной ответственности России; туда же включили китайский Туркестан и Монголию. Чтобы смягчить недовольство «нейтральных недругов», в первую очередь САСШ и Британии, опасающихся слишком преобладающего влияния русских в данном регионе, на совете постановили ввести во всём дальневосточном наместничестве так называемое «порто-франко»[71 - Порто-франко (от итал. porto franco - свободный порт) - область государства, пользующаяся правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров.]. Рассчитывая, что продлится это недолго - помня о грядущей мировой войне, в момент наибольшего военного кризиса вынудить Англию, Францию, а с ними прицепом и САСШ, признать мандат России над подконтрольными территориями. В итоге забрать земли в полное подчинение - то есть имела место быть реализация проекта «Жёлтороссии».
        Касательно Кореи - на данный момент Романов по-прежнему считал, что выбивать с полуострова упёртого маршала Ояму дело неблагодарное. Однако решительно настаивал (и это должно было быть освещено на портсмутской конференции) на полном выводе японских войск, превращении Кореи в нейтральную зону под международным контролем. Хорошо бы, если с особыми правами России на данной территории.
        Под это дело глоток сливовицы пошёл особенно приятно, роняя вызывающую кляксу на полях черновика.
        «Следует подготовить тщательную инструкцию для российской делегации - показать японскому хищнику, что Россия ещё больший хищник. Выставлять Токио требования жёстко и по максимуму, в противном случае угрожая захватом Хоккайдо, принудить оппонентов немедленно заключить мир, пока русская армия ещё не стоит на японской земле. Впрочем, высадить десанты на островах Курильской гряды и на южной окраине - Рюкю - уже необходимо! Всячески поддерживая тревогу и напряжение у поданных Тэнно, как и у самого микадо с его кабинетом.
        Вплоть до того, что вспомогательные крейсера-рейдеры, на момент переговоров якобы не имеющие связи с командованием, могут продолжать терроризировать японский торговый флот (конечно, дав распоряжение особо не обижать нейтралов).
        Но и палку не перегибать, дабы совсем не сорвать переговорный процесс - соблюсти баланс, обрисовав предел, за который делегации не стоит переступать.
        А главное! Уж потом провести специальную неафишируемую встречу с председателем Тайного совета Японии, где милостиво дать послабления, уступки, закрепив необходимыми договорами. Иначе планируемый союз с разобиженными самураями, как только те снова почувствуют силу, будет вероломно разорван. Не с этим императором, так с новым, случись с Муцухито руками «ястребов» несчастный случай. В знак доброй воли вернуть занятые острова из архипелага Рюкю, оставив, пожалуй, компенсацию на севере - Курилы, чтоб не посчитали совсем уж проявлением слабости. Возможно, выдав квоту на ловлю рыбы в прибрежных водах.
        И предложить пакт!
        Свобода рук для Японии в Южной Корее придаст договору необходимую законченную форму».
        Слегка захмелевший монарх раскурил папиросу, положил перо, отодвинув конспект, делая предварительный вывод: «Итоговый рескрипт вчерашнего совещания в пунктах имеет как и безусловную приоритетность, так и далёкую от совершенства реализуемость. Над ним следует ещё поработать завтра. Завтра на свежую голову».
        Встал из-за стола, подошёл к зеркалу… старинному, высокому - в полный рост и во всю стать. Почему-то эта стать сегодня немного сутулилась, устало поникнув плечами.
        Неожиданно пришло в голову, что зеркало слишком объективный прибор - эдакий отражающий прямую действительность экран, не позволяющий проникнуть глубже.
        И только всматриваясь во встречный взгляд, в отражённые глаза - свои, замечаешь…
        Что?
        Насколько неожиданно изменился… и этот взгляд… и сам - поумнел?
        Да неужели?! Вот так разом? Разве возможно?
        О! Непредвиденно можно, например, влюбиться. Или вдруг скоротечно возненавидеть.
        Но это предметы эмоций.
        А разум?
        «Внезапное озарение»? - что ж, допускаю! Могут в одночасье на что-то открыться глаза.
        Но быстро поумнеть… вряд ли. Ум дан… дан Богом или не дан. А то, что заложено природой и взросло из детства, далее медленно и большими стараниями начинает накапливаться в знаниях, в опыте. Но глупцом иль дураком себя решительно не считаю!
        Люди, одним своим происхождением творящие историю, входящие в эпохальную хронику, получают от Бога не только дар жизни и деяний, но больше - память в человеческих умах, в том числе опусами историков, публицистов, биографов. А меня вот так одним махом вдруг словно взяли и раздели, показав и подноготную и вымыслы. Ославив слабовольным и едва ли не… эх!
        Вот и приходится насильно, словно кожу, сдирать своё старое «Я» и натягивать обновлённую шкуру «мы»… всё это - Мы Николай Второй, самодержец всея Руси… и последний на троне, не удержавший, погубивший… страстотерпец.
        Голова кругом. До умоисступления.
        Вдруг вспомнилась наивность его мирных инициатив в Гааге 1899 года… и кадры газовых атак - принятая Гаагская декларация «о неупотреблении снарядов, несущих удушающие и вредоносные газы» не исполнялась в Первую мировую войну никем!
        Естественным порывом было акцентировать и расширить этот вопрос в следующую конференцию, требуя карающего суда, трибунала для нарушивших, невзирая на звания, чины, родовитость…
        Тогда он случайно проговорил эту мысль господину Гладкову.
        - Пустое, - ответил тот, подумав, - для них - высоких политиков - война живёт в понятии не «узаконенное убийство», а «узаконенный грабёж». Таких разве что остановит?! Да и… пусть уж от этой «болезни» какой-никакой иммунитет человечество обретёт в Первую мировую. Ибо в ещё более индустриальную Вторую мировую будет только изощрённей и ужасней. Гитлер-то, сам испробовав иприта, не осмелился применить…
        - Вот ещё один пример, почему надобно осторожней вмешиваться в Божий промысел, в историю! - Истина, которая била в голову почти навязчиво.
        Залогом этому он считал сохранение тонкого равновесия в прогрессорстве и особенно в соблюдении режима полнейшей секретности.
        «Ямал» тянул за собой длинную цепь… цепь событий и их следствий, целых экипажей и отдельных персоналий. И было в этой цепи слишком много слабых звеньев, способных одним едва ли не единственным обрывом привести к непредсказуемым последствиям.
        «И не дай боже тогда мировая война начнётся раньше, а Россия как всегда будет не готова». Хм, откуда это?
        Незаметно и к пьяненькому удивлению бутылка сливовицы опустела. В голове забродило, перепуталось. Пепельница курилась горкой ломаных папирос.
        - Вот надымил-то.
        Не стал окликать прислугу, сам дёрнул ручку вниз, открывая оконный створ, впуская свежий, пресыщенный влагой воздух.
        Потянувшим сквозняком со стола сдуло какие-то листы, что пали на ковёр, перемешавшись - важные и не очень. Не стал подбирать, так и стоял, вдыхая, взирая.
        Вид открывался на ещё не прихваченную льдом Неву, набережную. Обыденный и типичный для этого часа и времени года: плелась, паря из ноздрей лошадка, людские фигурки снулые, зябкие, все куда-то топали, спешили по холодку, и лишь одна стояла столбиком, недвижима. Чем-то привлекла внимание.
        Сыпали редкие, от того особо крупные снежинки, одна из них будто легла венчиком на этот замерший серый силуэт. И вроде бы должна была лететь дальше по своим снежинковым делам, падать, но будто задержалась.
        «Да это же не снежинка - лицо, - угадал Николай Романов, - он стоит, повернувшись, угадываясь бледным ликом, точно глядя, всматриваясь в ответ!»

* * *
        Осыпаемый вялыми хлопьями снега, стройный моложавый человек в длиннополом пальто, ещё более вытягивающем фигуру… он и сам не знал, чего это остановился, застыв столбом, под пробирающей с Невы сыростью, уставившись на колоннаду дворцового здания.
        «Зимнего дворца, что ль, не видел?»
        На этаже отыграло отсветом стекла…
        «Кто-то открыл створку», - догадался.
        Обозначилась тёмная фигура в проёме высокого окна, вдруг почему-то дав повод вообразить «уж не сам ли?».
        «Прислуга, конечно», - отнекивалось от надуманного.
        Человек на набережной вскинул голову в последнем взгляде, явив лицо - тонкие недавно отпущенные жидковатые усики вполне удачно легли на правильные мужественные черты. Но было б кому надо, портрет оказался бы вполне узнаваем - Леваневский Сигизмунд Александрович, подняв воротник, неторопливо побрёл в сторону Литейного проспекта.

* * *
        Подпольная диалектика такова, что, не доверяя окружающим, усматривая в каждом встречном агента охранки либо полиции, революционные конспираторы находились под постоянным прессингом, подозревая в провокаторстве и друг друга.
        Неудачные уличные выступления, оперативность царских ведомств правопорядка, практически полный разгром подполья только довели это дело чуть ли не до маниакальности.
        Сигизмунд, по сути, оказавшись перед непростым выбором, одним из которых была «сдача властям», потыкавшись на удачу по известным ему адресам, помня некоторые фамилии, сумел выйти на нужных людей[72 - «Известные адреса» - видимо, из варианта «здесь жил и творил В. И. Ленин», как пример.]. Конечно, не раскрываясь, выдавая себя за представителя «польского революционного крыла», даже поймал эту удачу - на удивление легко оказалось справить документы.
        Удача продолжала баловать: когда ячейку накрыла жандармерия, Леваневский (он сохранил фамилию) сумел ускользнуть… ушёл случайностью, если не чудом.
        Теперь же положение выглядело вообще шатким - помимо того, что лютовала жандармерия и шпики, он, будучи новым и более чем пришлым человеком, немедленно попал под подозрение в предательстве, столкнувшись с «подпольной системой», где умели «рубить концы».
        На одной из кооперативных квартир в него стреляли «свои».
        Снова ушёл…
        Он уже давно понял: что-то было не так!
        «Что-то не так» в первую очередь было с попаданием их самолёта в прошлое! С этим он (затерянный в эпохах лётчик) уже примирился, не пытаясь искать объяснений.
        Но чем дальше в лес…
        Он не очень досконально знал ход русско-японской войн, от силы результат - кто в итоге проиграл.
        Но уж арктический транзит эскадры Рожественского выходил за все исторические факты!
        Впрямую напрашивалось, что это как-то связано с перелётом Арктикой их четырёхмоторного ДБ-А, аварией в высокоширотных льдах. И наконец, с невероятным перемещением во времени!
        Действительно! Если с ним (и погибшими ребятами) было что-то не так, то почему бы «не так», пся крев, не могло быть со всей Россией и всем миром?!
        Сейчас, после революционного провала, в сложившейся ситуации искать новых контактов с социалистами он посчитал чреватым. Снова вернулось подвешенное ощущение отчуждённости, загнанности. Куда идти, куда податься?
        За ним могли вести охоту те, с кем ещё вчера чаёвничал на тайных адресах, и те, кому положено охотиться по долгу службы.
        «Чёрт меня занёс к Зимнему!»
        Теперь шёл нарочито не спеша, иногда останавливаясь и якобы разглядывая вывески и тумбы с расклейками - нет ли «хвоста»!
        И вот опять…
        Эти плакаты он заприметил сразу, ещё ранее. Не мог не приметить - лётчик всё ж.
        На рекламных афишах - грубо малёванные бипланы-этажерки, зазывные лозунги, веющие знакомым энтузиазмом любителей. Что-то напоминающее: «Быстрее всех, выше всех, дальше всех».
        Совсем запутался - не рановато ли? Год-то какой?!
        Однако осёкся, ещё раз вспомнив, что с этим миром что-то не так!
        Печатали о «покорителях неба» и в газетах. Преподносились фото аэропланов, с гордостью заявленные как «собственных российских прожектов и выделки».
        Естественно, это были двухкрылки со всеми причитающимися растяжками, расчалками. Но мелькнуло одно изображение, где на заднем плане проглядывала совершенно иная машина, взволновавшая - опытный глаз пилота узнавал более совершенные элементы механизации крыла и управления хвостовым оперением. А собственные знания дорисовали заложенную конструктивную перспективу военного назначения.
        В этот раз у очередной тумбы ему на глаза попался громкий заголовок об открытии лётной школы. Заинтересовавшись, стал вчитываться - несмотря на декларируемые «народные деньги» (пожертвования), за всем проглядывался государственный подход.
        Об императорском училище в Крыму не было сказано ни слова, но кое-какие с первого взгляда «неговорящие» названия проскакивали.
        «Это выход», - решение напрашивалось само! И не просто от того, что оказался прижатым обстоятельствами, ведь это любимое дело, в котором знал толк.
        Даже дух захватывало от перспектив - не просто податься в пилоты! Он ведь и в двигателях разбирался, и в планёре! Податься в конструкторский - на испытатели?!
        Но прежде всего - грезилась ему великолепная военная карьера.

* * *
        Человек в окне Зимнего надышался всласть, аж закашлялся и, убоявшись простуд, засобирался вовнутрь.
        Тот другой человек на набережной давно ушёл.
        Только снежным порывом закрутило, завьюжило, вслед - не вслед, но понесло, взметая над мостовыми, над крышами столицы империи, уносясь всё выше и дальше.
        Уж давайте представим, что это так! Да-да - выше птичьего… завихрило снежистыми пушистыми кристалликами - к северу, минуя… пролетая… версты, вёрсты, уж пуржа над застывшими причалами Архангельска. Над извилистым санным зимником по большаку к Коле, где тёплые течения не давали замёрзнуть покрытым рябью заливу, губе. Где ударными темпами взрастал новый город, возводились жилые постройки, бараки и, конечно, стены будущей церкви, стапели и каркасы цехов, скелетом топорщился заложенный эллинг.
        И снова без остановки - от пенного прибоя побережья Мурмана над зелёными водами Баренца до кромки первых молодых льдов, взбираясь к широтам выше… чу! Открыв для себя на белой безбрежности, будто затерянную чёрную точку, что росла, обретая очертания судовых обводов, мощного ледокольного торса, поблёскивая стеклом заиндевелых окон-иллюминаторов, открывая припорошенные снегом палубы, обросшие инеем ветви антенн. Узлов десять держит, куда-то идёт, ломится. За кормой корабля битая во льду «просека», в которой «хвостиком» вяжется поддымливающий красавец барк!
        На мостике «Ямала» два человека - огоньки сигарет, дымок и пар изо рта… разговаривают.
        Подслушаем?
        Согретые полярным сияньем
        Мечты, что наивны и столь же священны -
        На трассах на звёздных, как ни крути,
        Есть где-то кривая в орбитах Вселенной,
        Куда включены и наши пути.
        Укрытый ослепительным снегом лёд от горизонта до горизонта.
        Ты стоишь, будто в окружении бесконечности. Бесконечности пространства и времени.
        В такие мгновения вечности кажется, что вся планета являет собой это безбрежное белое поле - закованная в ледяной панцирь, и время замерло, что там, в двухтысячных, что тут - в этом девятьсот четвёртом.
        На мостике «Ямала» два человека.
        - А ведь то, что нас хотели обработать в Авачинской бухте - под пистолями жандармскими в присягу загнать, это в какой-то степени Алфеича вина! Ляпнул царю, что, служить-прислуживаться тошно…
        - Угу, - кэп явно был не склонен обсуждать.
        - Мда-а, блудница-история явно на перепутье, - Шпаковского тянуло на всякие софизмы, - и что интересно - всё может статься, и Николаша по-прежнему в зоне риска… оказаться «последним императором России». Я прям-таки чувствую, вижу, как плетутся и путаются вероятности, и судьбы человечьи волоском висят на волоске. Что есть бытие, всё сущее - цепь случайностей и нелепиц? Или логично выстроенных закономерностей? Или имеет место быть предопределённая судьба - пресловутая «рука Бога»?
        Допустим, ткань времени неотделима от материи вещества (привет Эйнштейну). Она, они, оно обладает всеми свойствами упругости, гибкости, сопротивления. И только приложив усилия, разрывая эту сингулярность, можно чего-то достичь, создав квантовость, создав что-то новое. И Брэдбери со своей единственной почти невесомой бабочкой лишь отчасти прав. Впрочем, домыслы, кои кто-то сочтёт и вовсе некорректными. Но поди - докажи. А, капитан?
        - Одно положительное в нашем бедствии я как минимум вижу, - сдержанно после паузы разрешился Чертов, - русско-японскую мы выиграли. Уже немало.
        - Бедствии?..
        - Мы потерпели бедствие! Пусть не на море и не во льдах, а во времени. И спасительный берег этой эпохи встретил нас не совсем так, как нам бы хотелось. Но и не совсем, чтоб уж и безнадёжно.
        - Но курс, капитан, надо держать, несмотря ни на что.

* * *
        И всё бы!
        И конец бы!
        Но ещё немного пофантазируем, приврём (а чем мы тут вообще-то занимаемся).
        Так вот…
        Что там наши снежинки-путешественницы, которые летели вьюгой от самого Санкт-Петербурга, мимо Архангельска, Колы, над «Ямалом», а?..
        Увлекло их, эти шестигранные колючки-иголочки, почитай аж на макушку планеты, сея россыпью с высот и минус тридцати состоянием алмазной пыли[73 - Алмазная пыль (атмосферное явление) - твёрдые осадки в виде мельчайших ледяных кристаллов, парящих в воздухе, образующиеся в морозную погоду.], как вдруг…
        Как вдруг колыхнуло незаметной метрикой пространства, высветив мягким и мигом ослепительным белым свечением, пробив на доли секунды брешь меж веком в век!
        Ни для кого…
        Ни для кого, лишь ветер от разницы и перемены давления кинулся туда-обратно, помпажем, поменяв «оттуда» снег на этот снег «туда».
        Белая пустыня не удивилась, бывало и не такое, бывало… и может, кого-то, и может, куда-то и вовсе в когда-то вдруг занесло… - попутным, беспутным помчится регата, рвёт парус из рук, рулевое весло.
        Но буде, набаловались, глядите, как…
        Как, чёрт возьми, прекрасен этот мир!
        notes
        Примечания
        1
        Eins, zwei, drei (нем.) - раз, два, три.
        2
        Вильгельм любил подобные исторические маскарады с мундирами великих предков.
        3
        От рождения у будущего кайзера была повреждена левая рука, что так и осталась увечной. Это пожизненное уродство им тщательно скрывалось.
        4
        Да. Бедного мальчика буквально мучили электросудорожной терапией, руку растягивали и спрямляли с помощью специальной «рукораспрямительной машины». К этому стоит ещё добавить лечение специальными корсетами от врождённой кривошеести. Посочувствуешь.
        5
        Всё - реальные факты.
        6
        Evidenzbureau - служба информации (управление военной разведки) Австрийской империи.
        7
        Vier, funf, sechs (нем.) - четыре, пять, шесть.
        8
        Видимо, кайзер имел в виду то, что с точки зрения Парижа союзный франко-русский договор не касается дальневосточных дел России.
        9
        В процессе расщепления алкоголя организму требуется много воды, которая и вымывает из клеток минеральные вещества. А для восстановления баланса лучше всего подходит капустный рассол, содержащий янтарную кислоту.
        10
        Сугубо субъективное мнение: женская голосовая истерия может оказаться не чем иным, как развитием крика младенца-ребёнка на дискомфорт, связанный ли с голодом, обкаканными пелёнками, или мало ли чем может быть недовольно маленькое малосознательное существо, не понимающее само, чего оно хочет.
        11
        Риголен. Он же газолин, или «петролейный эфир». Применялся в газовом освещении. Применялся как рабочая карбюраторная жидкость в автомобилях.
        12
        Уайт-холл - улица в Лондоне, название которой стало нарицательным обозначением правительства Великобритании.
        13
        Саамы - коренной народ северных окраин Евразии.
        14
        Море Норденшёльда - оно же Лаптевых.
        15
        Земля Императора Николая II - известна как Северная Земля.
        16
        Острова Анжу - центральная и наиболее крупная часть Новосибирского архипелага.
        17
        ДМА - детектор магнитных аномалий.
        18
        Средняя Рогатка - исторический район на юге Санкт-Петербурга.
        19
        «Лафермъ» - папиросная фабрика.
        20
        Зубатов Сергей Васильевич - чиновник Департамента полиции, создатель политического сыска Российской империи.
        21
        Praemonitus, praemunitus (лат.) - кто предупреждён, тот вооружён.
        22
        «Хвосты» - так в те времена назывались очереди.
        23
        Политический деятель, член государственной Думы. Едва ли не главный интересант в заговоре о смене власти. Имел личную неприязнь к Николаю II.
        24
        Подразумевается картирование мышления.
        25
        Из письма императрицы Николаю: «Так как ты снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола. <….> Будь властелином, слушайся своей стойкой женушки и нашего Друга [Распутина], доверься нам!..»
        26
        В судостроении первые опыты замены клёпок на сварку приводили к образованию больших трещин в корпусе кораблей. Слеминг (англ. slamming) - гидродинамический удар о носовую часть днища судна при продольной качке.
        27
        Американские конструкторы (ввиду ненадёжности и сложности изготовления турбозубчатых агрегатов) на многих крупных кораблях с начала 1920-х годов использовали иное решение - турбоэлектрическую энергетическую установку. Вся мощность турбин расходовалась на питание электрических генераторов, а уже от них питались соединённые с гребными винтами электродвигатели.
        28
        Гидродинамическая муфта Феттингера запатентована ещё в 1902 году. Планировалась на установку в проекте линкора (1914 г.) Ревельского судостроительного завода Руссо-Балтийского общества.
        29
        Дословные слова из дневников: «Я оказываюсь в положении единственного обладателя государственных тайн, являющихся основой наших отношений с другими державами… Мои секретные архивы содержат тонкости политики последнего царствования…»
        30
        Бьёркский договор о союзе Германии и России был подписан во время встречи Николая II и Вильгельма II в 1905 году близ острова Бьёркё. В силу не вступил.
        31
        Kriegsmaschine (нем.) - военная машина.
        32
        Рэнго Кантай (яп.) - Объединённый флот - основные силы дальнего радиуса действия Императорского флота Японии.
        33
        Миноносцы типа «Сокол» Невского завода.
        34
        Крейсер «Богатырь» - завод-изготовитель AG Vulcan Stettin. Германия. Полное водоизмещение 7428 тонн.
        35
        Якорные контактные мины характерны «рожками», где располагались гальваноударные инициаторы подрыва.
        36
        Порт-Артур.
        37
        Одно из знаменитых сражений полководца Ии Наосомаса, военного начальника периода 1582 - 1602 гг., личный отряд которого за цвет доспехов носил название «Красные дьяволы».
        38
        Ах, простите! Исключительно литературное «попа», нас - взрослых и суровых ребят - в плане звучности и колорита удовлетворить не может… какое-то оно недоразвитое, что ли… То ли дело ж-ж… ну вы поняли.
        Или хотите сказать - не пристало так о короле? Тогда ладно, скажем поприличней, согласно морфологии эпохи: хитрый афедрон.
        39
        «Чженьюань» - китайское название броненосца, построенного в Германии на заводе «Вулкан» в Штеттине.
        40
        Эмиль Бертэн - именно этот французский кораблестроитель поэкспериментировал на бедных и доверчивых азиатах своими оригинальными и бредовыми идеями («тренируйся на кошках» - помните?), поставив непомерно крупные 320-миллиметровые орудия на малотоннажные платформы - крейсера тип «Мацусима». Из затеи ничего путного не вышло, вплоть до того, что при переносе тяжеленного ствола на борт бедная лохань кренилась, сбивая наводку и всей другой бортовой артиллерии корабля.
        41
        «Забавный флот» - так во время русско-японской войны называли пёструю коллекцию устаревших кораблей, составляющих 3-й флот, возглавляемый Катаокой.
        42
        Из песни В. Высоцкого.
        43
        Освальд фон Рихтгофен - статс-секретарь по иностранным делам. Бернгард фон Бюлов - канцлер.
        44
        «Виттельсбах» - тип броненосцев Германии.
        45
        В реале кайзер и проталкивал свой договор, пользуясь неудачами России в войне Японией.
        46
        Фюрдиль-хальпцет-ален-цапфе - что-то там про «на полшишечки».
        47
        Извольский Александр Петрович - российский посол в Дании.
        48
        Чемберлен Джозеф Остин - канцлер казначейства Великобритании.
        49
        В августе 1904 года одна из английских компаний, занимающаяся поставкой оружия в Китай, предложила русскому дипломату в Пекине совершенно авантюрную сделку: купить нелегально военные корабли Чили и Аргентины под прикрытием китайской сделки. Затем путём «утечки информации» о предназначении их якобы для Японии конфисковать. Дело было не просто рисковым и компрометирующим, но, вероятно, намеренно провокационным, и перехват кораблей в море с конфискацией скорей был бы осуществлён японцами.
        50
        Фузан - ныне портовый город Южной Кореи Пусан.
        51
        Мелководную порт-артурскую гавань регулярно вычерпывали, отсюда её народно-морское прозвище - «ковш».
        52
        Полиспаст - грузоподъёмное устройство из блоков и канатов.
        53
        Портовые указатели - начальство цехов, складов, мастерских.
        54
        В Российском Императорском флоте звания адмиралов различались по количеству чёрных двуглавых орлов на погонах-эполетах. Полный адмирал - три орла.
        55
        Hergestellt in Deutschland (нем.) - сфабриковано в Германии. Fur die Kaiserliche Marine - для императорских военно-морских сил.
        56
        Джек Лондон - уже известный писатель, на тот момент пребывал в Порт-Артуре в качестве американского журналиста.
        57
        «Резня в Нанкине» - эпизод японо-китайской войны, в ходе которого японские военнослужащие убили по разным оценкам от сорока тысяч до полумиллиона китайцев. «Брёвна» - в ходе разработки биологического оружия на живых людях так японцами из «Отряда 731» назывались подопытные.
        58
        «Я привёз вам мир» - фраза, брошенная министром Чемберленом после подписания «умиротворяющего» соглашения с Гитлером. Гитлера эта фигня умиротворила едва ли на год.
        59
        Имеются в виду названия изданий. Например, «Echo de Paris».
        60
        У автора есть подозрение, что государь император Романов помимо необходимой исторической хроники и, что уж там, развлекательных киноэкскурсов, насмотрелся «Сталина». Иначе откуда эти великомудрые снисходительные, явно кого-то напоминающие жесты. И вообще, герои романа иногда выходят из-под контроля, позволяя себе самостоятельные поступки, не слушая автора, - совсем отбились от рук! (Шутка!)
        61
        Набэ - блюдо в японской кухне, похожее на солянку.
        62
        Oup de grac (фр.) - последний, смертельный удар жалости.
        63
        Исороку Ямамото - в будущем адмирал, знаменитый маршал флота Японии во Второй мировой войне.
        64
        Гобан - традиционная доска для игры в го.
        65
        Авелан Фёдор Карлович - дата смерти 17 (30) ноября 1916 года.
        66
        Mumm - марка элитного популярного у офицеров шампанского.
        67
        Из несравненного «Иван Васильевич меняет профессию».
        68
        «Про Федота-стрельца, удалого молодца» - замечательная пьеса Л. Филатова.
        69
        Пушкинские Балда и поп, кто ж ещё…
        70
        Авианосная ударная группа.
        71
        Порто-франко (от итал. porto franco - свободный порт) - область государства, пользующаяся правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров.
        72
        «Известные адреса» - видимо, из варианта «здесь жил и творил В. И. Ленин», как пример.
        73
        Алмазная пыль (атмосферное явление) - твёрдые осадки в виде мельчайших ледяных кристаллов, парящих в воздухе, образующиеся в морозную погоду.