Железная старуха Андрей Платонович Платонов
        #
        Платонов Андрей
        Железная старуха
        Андрей Платонович ПЛАТОНОВ
        ЖЕЛЕЗНАЯ СТАРУХА
        Шумели листья на дереве; в них пел ветер, идущий по свету.
        Малолетний Егор сидел под деревом и слушал голос листьев, их кроткие бормочущие слова.
        Егор хотел узнать, что означают эти слова ветра, о чем они говорят ему, и он спрашивал, обратив лицо к ветру:
        - Ты кто? Что ты мне говоришь?
        Ветер умолкал, будто он сам слушал в это время мальчика, а потом снова медленно бормотал, шевеля листья и повторяя прежние слова.
        - Ты кто? - спросил еще раз Егор, не видя никого.
        Никто ему не ответил более; ветер ушел, и листья уснули. Егор подождал, что будет теперь, и увидел, что уже наступает вечер. Желтый свет позднего солнца осветил старое осеннее дерево, и стало скучнее жить. Нужно было идти домой, ужинать, спать во тьме. Егор же спать не любил, он любил жить без перерыва, чтобы видеть все, что живет без него, и жалел, что ночью надо закрывать глаза, и звезды тогда горят на небе одни, без его участия.
        Он поднял жука, ползшего по траве домой на ночлег, и посмотрел в его маленькое неподвижное лицо, в черные добрые глаза, глядевшие одновременно и на Егора, и на весь свет.
        - Ты кто? - спросил Егор у жука.
        Жук не ответил ничего, но Егор понимал, что жук знает что-то, чего не знает сам Егор, но только он притворяется маленьким, он стал нарочно жуком и молчит, а сам не жук, а еще кто-то - неизвестно кто.
        - Ты врешь! - сказал Егор и повернул жука животом вверх, чтобы увидеть, кто он такой.
        Жук молчал; он со злой силой шевелил жесткими ножками, защищая жизнь от человека и не признавая его. Егора удивила настойчивая смелость жука, он полюбил его и еще более убедился, что это не жук, а кто-то более важный и умный.
        - Ты врешь, что ты жук! - произнес Егор шепотом в самое лицо жука, с увлечением рассматривая его. - Ты не притворяйся, я все равно дознаюсь, кто ты такой. Лучше сразу откройся.
        Жук замахнулся на Егора сразу всеми ногами и руками. Тогда Егор не стал с ним больше спорить.
        - Когда я к тебе попадусь, я тоже ничего не скажу. - И он пустил жука в воздух, чтобы он улетел по своему делу.
        Жук сначала полетел, а потом сел на землю и пошел пешим. И Егору стало вдруг скучно без жука. Он понял, что больше его никогда не увидит, и если увидит, то не узнает его, потому что в деревне много прочих жуков. А этот жук будет где-нибудь жить, а потом помрет, и все его забудут, один только Егор будет помнить этого неизвестного жука.
        Усохший лист упал с дерева. Он когда-то вырос на дереве из земли, долго смотрел на небо и теперь снова возвращался с неба в землю, как домой с долгой дороги. На лист вполз сырой червь, отощавший и бледный.
        "Кто же это такой? - озадачился Егор перед червем. - Он без глаз и без головы, о чем он думает?" Егор взял червя и понес его к себе домой.
        Уже совсем свечерело; в избах зажглись огни, все люди собрались с полей, чтобы жить вместе, потому что везде стало темно.
        Дома мать дала Егору поужинать, потом велела ложиться спать и укрыла его на ночь одеялом с головой, чтобы он не боялся спать и не услышал страшных звуков, которые раздаются иногда среди ночи из полей, лесов и оврагов. Егор притаился под одеялом и разжал левую руку, где у него все время находился червь.
        - Ты кто? - спросил Егор, приблизив червя к лицу.
        Червь дремал, он не шевелился в разжатой руке. От него пахло рекою, свежей землей и травой; он был небольшой, чистый и кроткий, наверно, детеныш еще, а может быть, уже худой маленький старик.
        - Отчего ты живешь? - говорил Егор. - Хорошо тебе или нет?
        Червь свернулся на ладони, чувствуя ночь и желая покоя. Но Егор не хотел спать: он хотел еще жить, играть с кем-нибудь, он хотел, чтобы уже сразу было утро за окном и можно было встать с постели. Но на дворе стояла ночь - только начавшаяся, долгая, всю ее не проспишь; и если заснешь, все равно проснешься до рассвета, в то страшное время, когда все спят, - и люди и травы, а проснувшийся человек бывает один на свете - его никто не видит и не помнит.
        Червь лежал в руке Егора.
        - Давай я буду тобою, а ты будешь мною, - сказал червю Егор. - Я тогда узнаю, кто ты, а ты станешь как я, ты будешь человеком, тебе лучше будет.
        Червь не соглашался; он, наверно, уже спал, не подумав о том, кто такой Егор.
        - Мне надоело быть все Егором и Егором, - говорил мальчик один. - Я хочу быть еще чем-нибудь. Проснись, червяк. Давай с тобой разговаривать ты думай про меня, а я буду про тебя...
        Мать услышала разговор сына и подошла к нему. Она еще не спала, она ходила по избе и кончала последние дела, с которыми не управилась днем.
        - Ты что там не спишь, бормочешь, шутоломный какой, - сказала она и подоткнула одеяло под ноги Егора. - Спи. А то железная старуха ходит в поле в темноте, она ищет тех, кто не спит, и с собой уводит.
        - Мама, а она кто? - спросил Егор.
        - Она железная, ее не видно, она во тьме живет, она страхом пугает, и у людей сердце отымается...
        - А она кто?
        - А кто ж ее знает, сынок. Ты спи, - произнесла мать. - Ты ее не бойся, она, может, никто, бедная какая-нибудь старушка.
        - А где она живет? - узнавал Егор.
        - Она по оврагам ходит, траву ищет, сухие кости гложет, а когда кто помрет - она рада, она хочет одна остаться на свете, и все живет, все живет, все хочет дождаться, когда все помрут и будет одна она ходить, железная старуха. Ну, спи теперь, она по дворам не ходит, я дверь запру...
        Мать отошла от сына. Егор спрятал червя под подушку, чтоб он там спал в тепле и ничего не боялся.
        - Мама, а кто ты? - спросил он.
        Но мать ничего не ответила ему. Она решила, что Егор еще немного поговорит-поговорит и заснет, ему уж, видно, дремлется.
        "А кто я? - думал Егор и не знал. - Кто-нибудь я тоже есть. Так не бывает, чтобы я был никто!"
        В избе стало тихо. Мать легла, отец уже спал давно. Егор прислушался. На дворе изредка скрипел плетень, его пошатывал клен, росший у плетня. Егор заметил, что и в самую тихую погоду клен качается помаленьку, будто он тянется куда-то, хочет скорее вырасти или стронуться с места и уйти, и плетень постоянно скрипит от него, жалуясь на беспокойство. Скучно, наверно, быть деревом, оно живет на одном месте.
        - Мама, - тихо позвал Егор и высунул голову из-под одеяла наружу. Что такое клен?
        Но мать уснула, никто ничего не ответил Егору. Он всмотрелся в сумрак. Окно, выходившее в просяное поле, светилось смутным светом ночи, будто за окном была глубина неподвижной воды. Егор привстал на постели, думая о том, что сейчас делается в темном поле, и кто там идет один с котомкой хлеба в дальнюю дорогу. Наверно, кто-нибудь идет по пустой дороге и не боится ничего. Кто он такой?
        Издали кто-то протяжно вздохнул, затем застонал и умолк. Егор уставился в окно; прежний свет темной земли озарял стекло, но унылый, стонущий звук повторился опять - ехала ли то телега вдали, или железная старуха шла по оврагу и томилась, что люди живут и рождаются, а она никак не дождется, когда будет одна на свете. "Пойду, до всего дознаюсь, - решил Егор. - Что там ночью, кто старуха?"
        Он надел штаны и ушел босой наружу. Клен шевелил ветвями, собираясь тронуться в путь, лопухи терлись о плетень, и корова жевала в сарае. Во дворе никто не спал.
        Ясные звезды светились на небе; их было так много, что они казались близкими, - поэтому ночью под звездами было так же не страшно, как днем среди полевых цветов.
        Егор миновал просо, прошел дремлющие, шепчущие подсолнечники и по брошенной, забытой дороге направился к оврагу.
        Овраг был старый, его не размывала большая вода, и он зарос бурьяном и кустарником. Старики и старухи запасали здесь прутья и в зимнее время в избах плели из них корзины.
        Когда Егор прошел заросли бурьяна и кустарника и очутился на дне оврага, то увидел, что здесь было тише и темнее, чем на верху земли, - ни травинка, ни лист не шевелились тут, - и ему стало страшно.
        - Звезды, глядите на меня, - прошептал Егор, - а то я боюсь один!
        Но из оврага было видно только три звезды, и те слабо мерцали на далекой, уносящейся высоте, точно они удалялись и меркли там во тьме.
        Егор потрогал траву, увидел камешек, потом покачал лопух, такой же, как на своем дворе, и оправился от страха: ничего, они ведь все живут здесь и не боятся, и он будет с ними. Вскоре он заметил маленькую пещеру, вырытую в склоне оврага, чтоб выбирать оттуда глину, и залез туда. Ему захотелось теперь подремать немного, - он уморился за день жить и ходить.
        - А как пойдет мимо железная старуха, то я ее покличу, - сказал Егор сам себе, сжавшись в земле от ночной прохлады, закрыл глаза.
        Стало тихо совсем, и все онемело, все звезды скрыла небесная наволочь, и трава поникла, как умершая.
        Унылый звук раздался в этой низине земли, как вздох сожаления всех умерших людей. Егор сейчас же открыл глаза, услышав во сне этот томительный звук. Над ним стояло темное тело человека, большое и смутное от окружающей черной ночи, готовое быть и готовое исчезнуть.
        - Ты кто? - спросил Егор. - Ты старуха?
        - Старуха, - сказала старуха.
        - А ты железная?.. Мне нужна железная.
        - Зачем я тебе? - спросила железная старуха.
        - Я хочу тебя увидеть - ты кто, ты зачем? - говорил Егор.
        - Помирать будешь, тогда скажу, - ответил голос старухи.
        - Скажи, я помру, - согласился Егор и взял комок глины в руку, чтобы залепить глаза старухе и осилить ее.
        - Иди ко мне, я тебе скажу на ухо, - и старуха в первый раз пошевелилась, и вновь раздался знакомый унылый звук шелестящего железа или хруста высохших костей. - Иди ко мне, я все тебе скажу, и ты тогда помрешь. А то ты маленький, тебе жить еще много, и мне долго ждать твоей смерти. Пожалей меня, я старая.
        - А ты кто, ты скажи, - узнавал Егор. - Ты не бойся меня, я тебя не боюсь.
        Старуха склонилась к Егору и стала к нему приближаться. Мальчик прижался спиною к земле в своей пещере и открытыми глазами вглядывался в склоняющуюся к нему железную старуху. Когда она согнулась и приблизилась к нему и тьмы между ними осталось мало, Егор закричал:
        - Я знаю, я знаю тебя. Мне тебя не надо, я тебя убью! - Он бросил в ее лицо горсть глины и сам обмер и приникнул к земле.
        Но обмерши, лежа вниз лицом, Егор еще раз услышал голос железной старухи:
        - Ты меня не знаешь, ты меня не разглядел. Но всю твою жизнь я буду ждать твоей смерти и губить тебя, потому что ты меня не боишься.
        "Немножко-то боюсь, потом привыкну и перестану", - подумал Егор и забылся.
        Он очнулся от знакомого тепла, его несли мягкие большие руки, и он спросил:
        - Ты кто? Ты не старуха?
        - А ты кто? - спросила его мать.
        Егор открыл глаза и вновь зажмурил их - свет солнца освещал всю деревню, клен на ихнем дворе и всю землю. Егор снова открыл глаза и увидел шею матери, у которой покоилась его голова.
        - Ты зачем сбежал в овраг? - спросила мать. - Мы спозаранку тебя искали, отец в поле работать уехал весь в сомнении.
        Егор рассказал, что он боролся в овраге с железной старухой, но только не успел разглядеть ее лица, потому что бросил в него глиной.
        Мать задумалась, потом она опустила Егора на землю и посмотрела на него, как на чужого.
        - Иди своими ногами, борец!.. Тебе это приснилось.
        - Нет, я правда ее видел, - сказал Егор. - Железные старухи бывают.
        - А может, и бывают, - произнесла мать и повела сына домой.
        - Мама, а кто она?
        - А я не знаю, я слыхала, я сама ее не видала. Люди говорят, что судьба, что ль, или горе наше ходит. Вырастешь, сам узнаешь.
        - Судьба, - промолвил Егор, не зная, что она означает. - Вырасту еще чуть-чуть и поймаю железную старуху...
        - Поймай, поймай ее, сынок, - сказала мать. - Я тебе сейчас картошек начищу и поджарю их.
        - Давай, - согласился Егор. - Я есть захотел, старухи сильные бывают. Я уморился от нее.
        Они вошли в сени избы. В сенях по полу вполз знакомый червяк, возвращаясь с постели Егора к себе домой в землю. "Ползи, немой! - осерчал Егор. - Ишь ты. Кто он такой, так и не сказал. После все равно дознаюсь. И до старухи дознаюсь - сам стану железным стариком!"
        Егор остановился в сенях и задумался: "Это я нарочно буду железным, чтоб старуху напугать, пускай она околеет. А потом я железным не буду - не хочу, я опять буду мальчиком с матерью".