Иная кровь Вера Петрук
        Рудники Асырка - места суровые. Чужаков здесь «подравнивают», а за любопытство прижигают пятки. Страх - единственно верное чувство, за которое никто не осудит. Страшны коротконогие горцы, гомозули, стуканцы и крысы, но хуже всех - Хищида, о которой говорить не следует. Оказавшись в угольной шахте не по своей воле, Кай должен найти выход из подземелья раньше, чем его найдут враги.
        Примечания автора:
        - Иллюстрация Александры Петрук
        - Смотрите Карту мира в дополнительных материалах
        Вера Петрук
        Иная кровь
        Глава 1
        Пещеры горных людей из семьи Тиля Голубоглазого были такие же непроницаемо темные, как и кошмары Кая. За три месяца своей недолгой жизни он успел возненавидеть уголь до такой степени, что черные, поблескивающие жирным блеском куски мерещились ему даже во сне.
        Просыпаясь от удушья, Кай долго кашлял, стараясь избавиться от угольной пыли, забившей горло, а заодно вытрясти с кашлем все то, что просачивалось в его голову вместе с антрацитовым крошевом. На пятнадцатый день - он вел счет зарубками на ножке кровати - Кай научился безошибочно отличать кусок бурого угля от курного, знал, при каком давлении и на какой глубине образуются антрациты, и сколько шлака остается после сгорания графита. Он узнал, что угли бывают блестящими, матовыми и волокнистыми, а еще длиннопламенными, газовыми, жирными, тощими и спекающимися. Знал, что курный уголь на сколе бывает матовым и неровным, а антрацит - красивым и глянцевым, с металлическим блеском и своим, особым запахом, что бурый хорошо воспламеняется, но дает мало тепла, а залежи антрацита встречаются под пластами каменного угля на глубине не меньше десяти километров. Но главное, что Кай узнал об угле, было то, что этот черный бог, которому молились шахтеры, обладал способностью превращать в темноту не только все, до чего касался своими черно-серыми камнями, но и проникать внутрь вещей и даже людей.
        Глядя на свои почерневшие руки, Кай был уверен, что, если их разрезать, из вен хлынет черная кровь. Уголь был везде - на грубом столе из древесины грязного цвета, на ломтях хлеба, неровными кусками разбросанного по блюду, на засаленных кружках с пивом и огромной, истекающей жиром и соком туше непонятного зверя, который отвратительно выглядел, оставшись без головы и кожи, но зато изумительно пах, источая вокруг себя запах жаркого и обещание быстрой сытости. А еще уголь плотным слоем висел в воздухе, наполняя тесную комнату черным туманом и покрывая собравшихся темными хлопьями, впрочем, невидимыми на их и без того грязных телах. В первые дни после пробуждения Кай мог вдыхать воздух только через тряпку, но постоянное прикосновение ткани к лицу мешало. Пришлось дышать углем.
        Он сощурился и, подняв пустой бокал, поглядел через мутное донышко на Тиля Голубоглазого. В тусклом свете ракушечника, слабо мерцающего на столе, лицо главного гнома приобрело странный зеленовато-желтый оттенок, сделав его похожим на гоблина или тролля. «Нет, они гномы», - решительно поправил себя Кай и перевел «телескоп» на соседей напротив, таких же разноцветных, как и хозяин: зеленых от света ракушечника, красных от стекла бокала, черных от витавшей повсюду угольной крошки. Пива ему не дали, но Кай чувствовал себя пьяным от одного тяжелого, пивного духа, разлитого в воздухе вперемешку с угольной пылью.
        Сегодня был мясной день, и за столом собралась вся семья. Гномы мясо любили. Тридцать шесть мужчин, сидевших в ряд на лавке, не были похожи на родственников, но Кай уже понял, что под «семьей» горные люди подразумевали что-то свое, «гномье». То ли у шахтеров были слишком сложные имена, то ли у Кая имелись проблемы с памятью, но он запомнил только их прозвища, да и то только у тех, кто как-то выделялся среди остальных. А прозвища у них были интересные: Кобальт, Никель, Азот, Свинец, Фосфор, Магний, Кальций. Еще были Тупэ и Клевер, но они к семье Тиля не относились, а являлись дальними родственниками из других кланов. Если имя Клевера еще можно было объяснить - на лбу гнома имелся шрам, похожий на трилистник, то про Тупэ ничего определенного сказать было нельзя. Гном отличался редкой сообразительностью.
        А еще горные люди были обидчивы и не понимали юмора. Когда Кай пошутил над низким ростом Тиля и впервые назвал его «гномом», ведь тот едва доставал ему до груди, хозяин шахты молча вдавил кулак ему в живот, после чего Кай долго катался по каменному полу, глотая угольную крошку и стараясь не откусить себе язык от боли. А потом мысленно составил список сходств и отличий, который с тех пор грел ему сердце.
        Как и мифические гномы, люди Тиля Голубоглазого были надменными, жестокими, ненормально сильными, не выносили яркого света и наверняка, обладали сокровищами, на которые указывали дорогие украшения в виде серег и колец с драгоценными камнями, имеющиеся у каждого. К отличиям относились отсутствие бород и худоба. Все мужчины были тощие, словно бродячие псы, питающиеся объедками. Однако их исхудалый вид был объясним - работа на шахте была нелегкой, а мясо подавали не каждый день. Как выглядели «гномихи», Кай так и не выяснил, потому что до сих пор ни одной из них не видел. И это терзало его любопытство сильнее желания подышать чем-нибудь еще кроме угольной крошки.
        Встретив взгляд Тиля, Кай поспешно отпустил бокал, перестав паясничать. То, что Голубоглазый не любил шуток, было так же ясно, как и то, что ему, Каю, мыть сегодня за всеми посуду. Каю нравилось в Тиле все: волевой подбородок, крепкие руки, переплетенные тугими мышцами, торчащие вверх волосы, всегда чем-то обмазанные и тем похожие на растущие со дна пещеры сосульки, но лучше всего в гноме были глаза. Обычно Тиль был настолько испачкан сажей, что глаза были тем единственным, что выделялось на его черном лице. Они сверкали ярко и напоминали свет фонарей.
        Вспомнив о фонарях, Кай мрачно уставился на брусок ракушечника в центре стола. Его тусклый свет неровно мерцал, отбрасывая на лица собравшихся зеленые отблески и, конечно, не мог соперничать с ярким, всепроникающим светом фонаря, который в пещерах был редкостью. В последнее время единственный генератор рудника часто ломался, и Тиль ввел режим экономии, ограничив бытовое потребление электричества, так как производственный сектор, конечно, не должен был страдать. В результате в жилых комнатах отключили большую часть обогревательных панелей, зато выдали по дополнительному одеялу, которое не больно-то помогало справиться с пещерным холодом. Кай отчаянно мерз, вжимаясь в тонкий матрас, но часто не выдерживал и проводил остаток положенного для сна времени на кухне у вечно горячих плит. Еду теперь готовили на закрытых печах, которые топили углем, а все приемы пищи и редкие собрания проходили при свете брусков ракушечника.
        Из путаных объяснений гномов Кай понял, что ракушечник собирали где-то наверху, в реках. Чтобы такая «лампа» светилась, ей нужно какое-то время полежать на солнце. Но то ли гномы слишком давно не заряжали солнцем свои «лампы», то ли ракушечник у них был неправильный, но светили бруски тускло, с трудом позволяя различать цвета. Куда лучше с рассеиванием темноты справлялись факелы и свечи, но гномы запрещали часто использовать открытый огонь, опасаясь прорыва газов из штолен и шахтных стволов, которые начинались сразу под жилыми комнатами.
        От сумрака у Кая болели глаза и ныли зубы. Каменный пол жилых пещер и забойных зон, казавшийся при свете фонарей ровным и гладким, при «ракушечном» свете вдруг покрылся выбоинами, трещинами и ямами, которые не пропускали Кая мимо. Там, где гном проходил тихо и вкрадчиво, Кай обязательно спотыкался, падал и расшибал колени и локти. А после того как работу в двенадцатой штольне прекратили из-за гомозуля, который свил гнездо рядом с жилой, страшные подземные обитатели мерещились Каю в каждой тени.
        О гомозулях ему рассказали в первый же день, когда читали инструкцию по безопасности, которую он про себя назвал «вводной по выживанию». Правила были простыми: не ходить в темноте, не ходить одному, не ходить далеко. Хождение вообще не приветствовалось. «Клеть тебя куда надо привезет, а бригадир куда надо поставит, - объяснил ему Тиль. - А почуешь запах грибов, так беги со всех ног к любому фонарю. От гомозуля только свет спасает. Шкура у него толстая, даже буром не пробить. Магний как-то попробовал, с тех пор вот без ног, на тележке катается». Из рассказов гномов Кай понял, что гомозули отдаленно напоминали крыс. Морды у них узкие, вытянутые, словно им киркой по носу долбанули, а зад огромный, тяжелый с подвижным шипастым хвостом и ядовитым жалом. «В гомозуле страшны не клыки, - делился болтливый Магний. - Бойся когтей, особенно на ногах. Эта зверюга может шипы на полметра в себя втянуть, а когда надо, вонзит их тебе прямо в брюхо. Но хуже всего - шпоры. Они чуть выше ступней находятся. Вот, - Магний кивнул на свои культяпки, - их работа». По словам опытного Тиля, гомозули еще никогда не заходили
в жилые пещеры, но Кай отчего-то был уверен, что если что-то может произойти в этой шахте первый раз, то это случится непременно с ним. Поэтому и просыпался по ночам, долго вглядываясь в темные провалы проходов, напоминающие разинутые пасти мертвецов.
        Громко грянул дружный хохот, кто-то сытно рыгнул, вдали послышался рокот спускаемой из штольни воды, и Кай понял, что все это время, как завороженный таращился на брусок ракушечника, тускнеющего с каждой минутой. Туша зверя на вертеле превратилась в скелет с обрывками плоти, а лица собравшихся расплылись в угольном сумраке. Никель, сидевший на дальнем конце стола, едва виднелся, и, если бы не его зычный голос, Кай принял бы гнома за гомозуля, привлеченного шумом.
        - Да бросай ты этот уголь! - сказал гном, сидевший по правую руку Тиля. Кай не помнил его имя, но, кажется, тот был каким-то родственником Голубоглазого из соседних пещер. - Алмазы - вот, что всегда берут за любую цену. Давай к нам, толковых голов у нас, сам знаешь, не хватает. В прошлом квартале пять кимберлитовых трубок нашли. Пять! Порода крепкая, но пока буры работают, страху нет.
        - Пустые, небось, трубки эти, - проворчал Тиль, подливая родственнику пива.
        - Святой Варварой клянусь, не пустые! - вскричал гном, осеняя себя таинственным знаком. - Успели три вскрыть, и все - алмазоносные.
        - Значит, оставшиеся две будут пустыми, - не унимался Голубоглазый. - А у первых троих, наверняка, только «горлышки» забиты.
        - Золото надо добывать, - буркнул сидевший напротив Свинец. - Особенно если богатую жилу осваивать. У деда моего такой рудник был. Однажды там самородок нашли размером с телячью голову. Святая Варвара не даст соврать, чистую правду говорю.
        Все неловко замолчали, но постепенно пиво вернуло привычное оживление.
        Каю нравился Свинец. Его семья погибла от нашествия гомозулей на тот самый семейный рудник, о котором рассказывал единственно выживший. Твари не только поубивали всех рудокопов, но и своими передвижениями вызвали обвал крепей, завалив самую перспективную жилу Северных Гор. Свинец любил золото больше, чем сон или жратву, и охотно делился с Каем всем, что знал. По правде, ему было все равно с кем болтать, лишь бы слушали. «Не все желтое - золото, и не все золото - желтое», - говорил Свинец, показывая Каю кусочки металла. Скоро Кай не хуже Свинца научился различать виды золота по цвету. Если много палладия, золото называлось белым, если меди - красным или червонным, а если серебра - зеленым. Одну такую пластину, отливающую на просвет зеленоватым оттенком, гном подарил Каю - за внимание. «Золото - самый чудесный металл, который добывают на Калюсте, - пояснил Свинец. - Оно есть везде: на солнце, в воде и даже в воздухе - только очень мало, конечно. А еще из одного грамма золота можно раскатать лист размером метр на метр или вытянуть из него длинную-предлинную нить метров на сто». Кай поблагодарил за
подарок, решив не откровенничать, что блестящий кусок черного антрацита ему нравился больше тускло мерцающего в темноте зеленоватого золота.
        - Да какое там золото, - не сдавался родственник Тиля. - А вы знаете, что алмазы происходят от небесной росы? Правда, дед мой считал, что все алмазы - живые, и рождаются от алмазов-родителей.
        - От какой-какой росы? - насмешливо переспросил Тиль. - С неба только одна роса падает. Это Дети Неба свое дерьмо нам на голову выливают.
        О Детях Неба гномы говорить любили. Старатели, Корпус, пираты, псилантийцы - как только их не называли. Из рассказов горных людей Кай понял, что, прежде всего, Дети Неба - это враги. Они жили, соответственно, на небе и спускались тогда, когда у них появлялось какое-то дело к детям земли. «Хочешь жить долго и счастливо - не привлекай внимание Корпуса, будь скучным обывателем и послушным налогоплательщиком», - говорил Тупэ. И хотя жители Риппетры - так гномы называли землю у себя над головами - платили налоги администрации Корсиона, столицы Риппетры, каждый совершеннолетний платил еще и лично Корпусу - налог на безопасность и налог на технологии.
        Дети Неба обитали на спутнике под названием Псиланта и владели военным космическим флотом, с помощью которого охраняли жителей Риппетры от вторжения пришельцев. Правда, за последние триста лет единственными пришельцами, атаковавшими Риппетру, были сами Старатели, которые высоко оценили природные ресурсы новой планеты и установили справедливые торговые отношения. В обмен на минералы, продовольствие и другие ресурсы Корпус делился с жителями Риппетры развитыми технологиями и благами цивилизации. По мере того как база на Псиланте превращалась в крепкий форпост, а количество боевых кораблей и личный состав Старателей возрастали быстрыми темпами, благотворительность закончилась, и появился налог на технологии. Гномы хвастались, что так глубоко ушли под землю, что ни один Старатель их здесь не найдет, а платить пиратам за буровые машины, купленные на рынке за кровные денежки - удел простаков и неудачников.
        Но чтобы там гномы не говорили о Детях Неба, Кая больше всего интересовали звезды. Из дорожденных снов он смутно помнил образ сверкающей в темноте россыпи, похожей на кристаллы разбившегося ракушечника. Но представить, как на такой звезде можно построить космическую базу, никак не мог.
        - Еще алмазы защищают от удара молнии, - упрямо продолжил любитель алмазов, вернув мысли Кая от звезд в пещеру. - А если на них долго смотреть, любая мигрень или головная боль проходит.
        - Ну, знаешь, - фыркнул хозяин. - Когда я на самоцветы пялюсь, у меня тоже настроение повышается. Особенно если это мои камушки. А что касается молний, то в шахте есть вещи и пострашнее. Прорывы вод, например, или газа. И вообще, о чем мы тут спорим? Какое золото, какие алмазы? Все это побрякушки, ими ни детей не накормишь, ни дом не согреешь. А вот как наступит зима, да как отключат генераторы за неуплату техналога, так уголь сразу понадобится. И деньжата польются рекой. Так что, давай лучше ты к нам. У нас тоже новые месторождения имеются. Знаешь Лысую Гору? Мои рудознатцы ее всю в ясность привели. Угольный пласт там мощный, глубокий, и, похоже, закончится антрацитом. Планируем примерно девять этажей забоя, на этой неделе закончим крепи ставить. Ну что, пойдешь к нам?
        Любитель алмазов обиженно засопел и надолго припал к кружке, хлюпая пивом. Тиль от души хлопнул его по спине, отчего родственник поперхнулся и заявил:
        - Песню петь буду!
        Кай обрадовался. Разговоры об угле, золоте и алмазах ему давно наскучили, а гномья песня была веселой и задушевной. Голубоглазый рыгнул и лихо вывел первый куплет:
        «Мы славные ребята,
        Властители пещер,
        И ты, равнины житель,
        К нам в горную обитель
        Не суй свой тощий хер!»
        Тиль грохнул по столу ладонью, похожей на лопату, и гномы грянули припев:
        «Да, да, да, да!
        Ждет нас жирная руда,
        Ждет нас черная руда,
        Ждет нас уголь, та-ба-да!»
        Певцы сделали паузу, а Тиль, который был уже вдребезги пьян, вдруг забрался на стол и прорычал, заканчивая куплет:
        «А проклятых долговязых
        Ждет от наших рук беда!»
        Никель, будучи обладателем более сильного голоса, чем хозяин шахты, решил привлечь к себе внимание и затянул новый куплет раньше Тиля:
        «А если сунешь все же,
        Пеняй лишь на себя, -
        Тебя мы подровняем,
        Тебя мы искромсаем…»
        Дальше начиналось самое интересное, и Кай принялся заранее хихикать, но тут низкая дверь с грохотом растворилась, привычно врезавшись в каменную стену, и в облаке угольной пыли возникла могучая фигура Тупэ.
        - Генераторы накрылись! - выдохнул он, щурясь от витавшего в воздухе крошева. - Оба!
        - Учехоздий! - выругался Тиль, мгновенно трезвея и отпуская волосы Никеля, которого он схватил, собираясь наказать за вмешательство в его, Тиля, пение. - Мы же их в прошлом месяце чинили. Не мог движок сразу на двух машинах заглохнуть!
        - А заглох-таки, - пожал плечами Тупэ, с завистью оглядывая остатки ужина. Похоже, поломка главного источника энергии в пещерах его не очень-то волновала. Дежурным полагался паек в виде прессованной каши и компота из грибков - более неудобоваримой пищи Кай не пробовал. Впрочем, с его жизненным опытом в три месяца выводы было делать рано.
        - Отсадочная машина? - с надеждой спросил Голубоглазый, но Тупэ безжалостно покачал головой.
        - Цепная врубовая?
        - Не выжила.
        - Нагнетатель воздуха?
        - Ничего не работает, - терпеливо повторил Тупэ. - И стенобитный пещеропроходчик, и водяное колесо, и подъемник - все стоит. Ручные буравы тоже сдохли.
        - Водоотлив? - как-то растерянно спросил Тиль, но Кай понял, что это уже не вопрос. Наверное, так выглядел скрытый вопль типа «караул».
        - Насоса нет, - злорадно произнес Тупэ. - Всю забойную зону через два-три дня затопит. Вода слишком близко от жилы течет. А в главном генераторе, думаю, щетки стерлись. Мы новые покупать собирались на следующей неделе, да, видимо, не судьба. А что со второй машиной произошло, только Калюста знает. Когда издыхала, вибрацию сильную пустила, ну и крепь от этого обвалилась. Потом порода сползла и весь генератор засыпала. Может, конечно, он немного помят, только, мне кажется, там все всмятку.
        На мгновение наступила тишина, в которой было отчетливо слышно, как в брюхе Тиля бормочет пиво, пытаясь договориться с мясом и кашей. Молчали недолго. Гномы заговорили все разом, а Кай с тоской погрузился в нехорошие предчувствия: работы будет много, очень много. Если он ненавидел что-то сильнее угля, так это его добычу. Ему ни разу не дали подержать могучий ручной бурав, которым орудовали гномы, зато вволю погоняли по руднику с кайлом и киркой. В воспитательно-образовательных целях, как пояснил тогда Тиль. Сдается, подумал Кай, с завтрашнего дня все гномы будут бегать с кайлом и киркой. Интересно, много они угля наковыряют, если их всего тридцать шесть.
        Его взгляд медленно переполз от Тиля, который тер лоб с таким усилием, словно хотел содрать с себя кожу, на чашку с сахаром, прятавшуюся за покрытым сажей котелком. Гномы собирались пить чай. Кай сглотнул и облизал губы.
        Он познакомился с сахаром на третий день пробуждения, когда Магний варил брагу, подсыпая в булькающее варево белый порошок с приятным запахом. Сама брага Каю не понравилась, но вот в сахар он влюбился с первой ложки. То, что сахар был дефицитным продуктом, Кай понял, после того как опустошил сладкое содержимое шерстяного мешочка, хранившегося на кухне. Наказание было суровым. Тиль отлупил его метлой - не больно, но обидно, запер на сутки в нужнике, а потом запретил ему есть сахар навсегда. Впрочем, на вторую неделю Кай уже сообразил, что запреты существуют для того, чтобы их нарушать.
        Слушая, как Тиль отдает короткие, непонятные приказы Тупэ: починить храповый механизм на колесе подъемника, проверить, не залит ли водой пятый, самый глубокий, ствол шахты и открыть дополнительные ямы-водосборники, Кай медленно положил руку на залитую пивом столешницу и принялся осторожно двигать ее к сахарнице. Он уже рассчитал, что длины руки хватит, чтобы дотянуться до края чаши. Чай после трапезы был, скорее, традицией. Вряд ли кто-то из этих пивных бурдюков сможет влить в себя еще хоть кружку чего-нибудь. Пропажу сахара никто не заметит.
        - Кай! - рык Тиля прокатился над столом и уткнулся в дрогнувшую руку, почти коснувшуюся заветной чаши. - Хватить жрать. Отправляйся с Тупэ и Кобальтом, поможешь вытащить буровую из четвертого забоя.
        Кай перевел дух, но радость от того, что его поползновения к сахару не обнаружили, омрачилась распоряжением Тиля. Он надеялся, что после обеда его отправят с Никелем готовить пожог породы.
        И все-таки Тиль не зря был главным. Похоже, хитрый гном давно предчувствовал конец технического прогресса в своей шахте и готовился, как мог. Только сейчас до Кая дошел смысл его необычных приказов в последний месяц: отремонтировать ручные лебедки, закупить дополнительные инструменты для ручной отбойки руды, проверить, в каком состоянии находятся стальные кайлы, молотки, топоры и багры. Пожог девятнадцатого забоя относился к числу подобных странных решений. Девятнадцатый отличался особой крепостью рудных тел, которые не поддавались кирке или молоту, а так как использование буровой машины в этой зоне Тиль запретил, гномы собирались применять старый «дедовский» способ - пожог породы.
        Кай очень хорошо представлял себе этот «пожог». Перед плоскостью забоя раскладывали костер, который поддерживали в течение многих часов. Нагретые камни забоя постоянно обливали водой, отчего те трескались. Потом в каменные трещины вставляли деревянные клинья, которые тоже смачивали. Дерево разбухало и отрывало куски горной породы от массива. Вся процедура казалась Каю чудесным магическим действием, а присутствие в ритуале полыхающего костра превращало ее в долгожданный праздник. Теперь же вместо красивого зрелища в Девятнадцатом придется надрывать спину в Четвертом. Он помнил буровую установку и не мог даже представить, как они втроем сумеют сдвинуть громаду, преграждавшую путь к породе, хотя бы на пару метров.
        Но с Тилем спорить было нельзя, и Кай сердито опустил взгляд на свои сжатые пальцы. У него были длинные, сильные пальцы, которые иногда казались ему красивыми. Они не были созданы для того, чтобы колоть руду и таскать буровые установки.
        - Ну что, гомункул, покажешь нам магические способности? - хрюкнул сидевший поблизости Никель и толкнул его локтем, видимо, призывая оценить шутку. Кай искренне понадеялся, что буря, взметнувшая в душе, не отразилась на его физиономии.
        - Гомункул! - хихикнул Фосфор. За ним обидное прозвище подхватили другие гномы. Впрочем, оно было справедливым.
        Кай был гомункулом колдуна Соломона, которого он заочно успел возненавидеть. Ему пришлось приложить много усилий, чтобы научиться не считать прозвище оскорбительным.
        Когда Кай, еще чувствующий крепкую связь с чем-то огромным и родным, впервые открыл глаза и увидел склонившихся над ним перемазанных углем карликов, то подумал, что попал в ад, о котором ему снились сны. Снов было много, и они рассказывали о странных мирах. А еще ему казалось, что там, во сне, он был не один, но иллюзия развеялась быстрее, чем Кай успел узнать свое имя. «Демоны», «темнота», «холодно», «сыро» - первые ощущения рождались по мере того, как он беспомощно озирался по сторонам, тщетно пытаясь сесть в луже чего-то липкого и мокрого. Пахло кровью. Когда принесли фонарь, яркий свет подействовал на него умиротворяюще. Кай мгновенно успокоился и, обнаружив край каменный плиты, с которой, очевидно, свалился, осторожно втянул свое скользкое тело обратно.
        - Хе, - приветствовал его гном в каске, оказавшийся Тилем. - Рановато ты.
        Гномы ничего не скрывали, но правда была нелестной. Кай - гомункул колдуна Соломона, который арендовал у семьи Тиля пещеру на тридцать лет, заплатив за нее драгоценностями, золотом и геологическими разведывательными картами, украденными у Детей Неба. Соломон, как называли колдуна гномы, собирался выращивать в пещере гомункула то ли на запчасти, то ли себе в услужение. Коротконогие обитатели темноты оказались хорошо осведомлены в черной магии и охотно объяснили Каю, какого рода услужение от него требовалось - приносить богатство, славу и любовь женщин своему хозяину. А еще удачу. Однако если с первыми пожеланиями Кай пока не определился, то с последним был уверен, что колдун где-то ошибся в магических формулах. Его гомункулу катастрофически не везло.
        Глава 2
        Невезение началось с того, что Кай проснулся на четырнадцать лет раньше. Что его разбудило - гномы не знали, и оттого нервничали. Прежде всего потому, что они не понимали, что с ним делать дальше. Колдун не оставил на этот счет никаких указаний.
        - Недоросль, - поставил диагноз Тиль, осматривая Кая при свете лампы. - Хотя, надо признать, Соломон свою работу знает. Ты пролежал в этой пещере шестнадцать лет и выглядишь, соответственно, на шестнадцать. Вот бы бабы так рожать умели - сразу готовых.
        На этом обсуждение Кая закончилось, и гномы перешли к практическим вопросам: как сообщить Соломону новость и не нарваться на Детей Неба, которые в последнее время часто рыскали поблизости гор, и куда девать «новорожденного». Тиль не любил долгие дискуссии, поэтому решили быстро. Соломону отправят письмо с первым ходоком, появившимся сверху. На молчаливый вопрос в глазах Кая Тиль пояснил:
        - Мы на поверхность не выходим, чтобы не «светиться» перед Корпусом. Но к нам народ лезет, как мухи на мед. Любители, спелеологи, колдуны, путешественники, миссионеры, всех не перечислить. Напишем письмо, дадим ходоку мешок с золотом, включим его в счет Соломону и будем ждать. А чтобы ты наш хлеб даром не проедал, будешь в шахте работать.
        С тех пор Кай разрывался в противоречивых желаниях. С одной стороны, ему отчаянно хотелось, чтобы в пещеру скорее заявились ходоки сверху и сообщили о нем Соломону. Кай ненавидел уголь, темноту, сырость и спертый воздух с такой силой, что каждый вечер, когда все гномы молились Святой Варваре о безопасности завтрашнего дня, посылал покровительнице шахтеров горячие молитвы отправить ему гонца, который рассказал бы о его появлении колдуну Соломону. Но порой, вспоминая слова Тиля о своем предназначении, Кай мечтал, чтобы Соломон никогда не объявился. Если служение колдуну еще можно было вытерпеть, то вариант с запчастями ему совсем не нравился.
        «Гномы», - решил он, когда увидел крошечные кровати, на которых спала семья Тиля Голубоглазого. Вероятно, колдун Соломон, действительно, хорошо знал свое дело, потому что Кай постоянно находил в памяти все новые и новые пласты неизвестной ему культуры, в которой он еще барахтался, но, по крайней мере, уже не тонул. Так, он совершенно отчетливо представлял, как должны были выглядеть гномы. Единственным отличием семьи Тиля было отсутствие бород у всех мужчин. Что касается женщин, то их прятали так хорошо, что Кай уже сомневался, что они существуют.
        - А я тебе говорю, что гомункулы из земли выходят, - громко заявил Никель. - Помнишь, мы еще гадали, что это за мешки Соломон в свою конуру таскает? Земля в них была. И навоз. Бабка моя сама колдовала, ты со мной не спорь. Я таких, как он, знаешь, сколько понавидал? Гомункула сделать не так уж и сложно. Нужны кожа, кости и сперма человека. То же самое - от животного. Лучше от свиньи. Самое трудное - найти нужного человека. Сначала надо сперму собрать, а потом подождать, чтобы человечек окочурился. Убивать нельзя, иначе все испортишь. Лучше всего для этих целей смертельно больные подходят. Так вот, берут все эти ингредиенты и закапывают в землю, а сверху хорошо удобряют конским навозом. Через сорок дней появляется зародыш. Так-то.
        - Врешь, - спокойно сказал Тупэ. - Когда мы его нашли, не было ни земли, ни навоза. И вообще, неправильный он какой-то гомункул. Я слышал, что они крохотные, с локоть ростом. А этот вон верзила какой.
        - На самом деле, способов создания гомункула существует великое множество, - с ученым видом заявил Фосфор, считавшийся самым начитанным. - Соломон мог использовать любой из них. Например, помощников делают из корня мандрагоры. Вырывают корень обязательно в пятницу, на рассвете, затем моют, а потом долго пропитывают молоком, медом и кровью. Через тридцать дней корень превратится в человека. А еще можно яйцо черной курицы использовать. В нем протыкают отверстие, часть белка заменяют человеческой спермой, заклеивают дырку пергаментом, а яйцо хоронят в дерьме или, по-научному, в экскрементах. Все это надо проделать в первый день мартовского лунного цикла. Гомункул появится на тридцатую ночь. Кстати, питается он семенами лаванды и земляными червями. А еще гомункулов в ретортах варят. Этот способ, кстати, самый удобный. Никакой мандрагоры не требуется, только сперма. Ее сорок дней греют, а потом из колбы человек выбирается. Однако его лошадиной кровью нужно кормить, чтобы не загнулся.
        Все покосились на Кая, разглядывающего свои пальцы с таким выражением, словно ничего интереснее на свете не было.
        - Не помню, чтобы Соломон возился с яйцами или навозом, - буркнул Тиль, который не любил долго молчать. - Да и пробыл он там недолго. От силы дня два сидел, а потом запечатал вход камнем, заявил, что придет через тридцать лет, и исчез. Ищи его теперь.
        - У колдунов времени никогда не хватает, - вставил Фосфор. - Соломон - сильный маг, сильнее его разве что калюстианские колдуны будут, но они черной магией не занимаются. Думаю, он гомункула по ускоренному методу делал. Кай мог после срока выбраться из земли или из колбы той же и забраться на плиту, где мы его нашли. Здесь ничего сложного нет. Вопрос в другом. Почему камень, которым Соломон завалил вход, и который мы не могли сдвинуть даже лебедкой, вдруг треснул и развалился на куски? Толчков в шахте не было, и вода его не точила.
        - От старости, - предложил Тупэ. - А еще я слышал, что уродцев прятать надо, иначе их магические силы исчезнут. Как думаете, наш Кай такой хилый от того, что мы колдовство испортили? Как бы нам не влетело от Соломона.
        Гномы беспокойно зашевелились и принялись спорить, кто виноват в раннем пробуждении гомункула, но Кай их уже не слушал. Щеки горели, ногти впились в ладонь, носок сапога отбивал нервную дробь по ножке стула. Злость привычно выплеснулась из глубин сердца и разлилась кислотой по жилам. За те три месяца, что он жил у гномов, ее скопилось в нем слишком много. Хилым он себя не считал, уродливым тоже, и на лаванду с земляными червями его не тянуло. Если он и был гомункулом, то очень странным. Жизнь, подаренная колдуном Соломоном, казалась бесперспективной, так зачем было гадать о ее происхождении?
        Блуждающий взгляд Кая остановился на гладкой металлической чаше с сахаром. С тусклого покатого бока посудины на него глядели искаженные в пропорциях, но узнаваемые глаза. Они были зелеными, как пластмассовая ручка ножа Кобальта. В его дорожденных снах зелеными были листья на деревьях, поля и луговины, а еще - море. Неожиданно он понял: желать появления Соломона можно было по одной простой, но важной причине.
        Ему необходимо было увидеть прекрасную землю Риппетры.
        «Пещеры легко впускают, но с трудом выпускают», - сказал Тиль, в первый раз инструктируя Кая по правилам безопасности. Тогда Кай его не понял, но по мере того как пещеры и уголь заполняли разум и превращали тело в горную породу, до него начинал доходить смысл и тех слов, и своего существования. Пещеры его не отпустят, Соломон не придет, а сам он рано или поздно превратится в гнома.
        Слушая шаги Кобальта и Тупэ, раздающиеся впереди гулким эхом, Кай изо всех сил старался не отстать, однако тяжелая сумка неизменно тянула вниз, замедляя скорость. Гномы взяли с собой все инструменты, какие нашли, на случай, если буровое долото слишком глубоко застряло в породе, и его придется вытаскивать вручную. Ко всему, у него оторвалась подошва сапога, когда он в темноте едва не провалился в яму-водосборник. Кай успел отпрыгнуть, но торчащий из стены прут воткнулся в носок сапога и аккуратно отделил подметку, чудом не задев ногу. А кто-то еще говорил, что гномы хорошие сапожники. «Фуфло», - подумал Кай, приматывая подошву оторванным рукавом, так как веревки поблизости не оказалось. Догонять Тупэ и Кобальта пришлось бегом, рискуя в кромешной тьме сломать шею.
        Пещеры, где жили гномы, и, собственно, шахта с забоями, соединялись широким тоннелем с деревянными крепями, сохранившимися со времен, когда уголь добывали топорами и кирками. Тиль хвастал, что пропитанная каменным маслом древесина северного дуба прочнее металла, и в замене крепей нет необходимости. Ведь за весь период работы шахты на этом участке ни разу не случалось завалов. У суеверного Тупэ было другое мнение. Гном считал, что в тоннеле живут духи-стуканцы, и, если их потревожить, они начнут вредить забою. Поэтому крепи и не меняли.
        Правду Кай узнал позднее - от всезнающего Фосфора. Оказалось, что породы, лежащие над тоннелем, были пронизаны водными жилами, и работы по замене крепей могли вызвать прорыв воды. В свое время тоннель освещался мощными прожекторами, а также был оборудован кондиционерами и системой водоотлива. Теперь и свет, и чистый воздух остались в прошлом. Ямы-водосборники, сохранившиеся с древних времен, были загорожены плитами, но после поломки генератора, Тиль приказал их открыть, поэтому приходилось внимательно смотреть под ноги.
        Кобальт нес догорающую лампу ракушечника, и ее сухое потрескивание отдавалось недобрым шепотом от холодных известняковых стен, сочащихся влагой. Пятно тусклого света плыло далеко впереди Кая, и он старался напрягать все чувства, чтобы не свалиться в очередной водосборник. А еще в голову лезли разные мысли о стуканцах и прочей нечисти, которая, по словам суеверных гномов, населяла пещеры. Разум и логика уступили место слуху, инстинкту и интуиции. Пару раз Кай едва не свернул в боковые ветви, но вовремя замечал свет ракушечника. А затем обливался потом, представляя, как ломает шею на дне колодца или тонет в глубоководном сифоне. Однажды, когда еще работали мощные фонари, Тиль провел его в один из боковых проходов и показал галерею, состоящую из череды колодцев, соединенных между собой перелазами. Глубокие отвесы, вертикальные стволы породы, уходящей в вечную тьму, сифоны с быстрым течением и звук падающей в бесконечность воды убедили Кая, что ходить следует исключительно по одному маршруту и лучше в сопровождении кого-нибудь из обывателей.
        Наконец, они вышли на относительно ровный участок, и Кай, собрав силы, догнал гномов. Тупэ и Кобальт вели оживленный разговор на излюбленную гномами тему - о том, у какой семьи рудник лучше. Кобальт перешел к Тилю Голубоглазому после того, как его родную шахту, лежащую где-то на юге, затопило прорвавшимся водным потоком.
        - Говори, что хочешь, но у вас там хорошо было, - заявил Тупэ. - Мощность большая, кровля крепкая, угольной пыли и метана вообще нет. А главное - сухо!
        - Сухо было только зимой, - ворчливо поправил его Кобальт. - Летом на нижних уровнях всегда заливало, обвалы из-за этого часто случались. Идешь, а тебе кусок на голову прилетает.
        - А торкретирование проводили?
        Кобальт фыркнул, мол, конечно, но Тупэ не унимался:
        - С армированием?
        Кай не любил долго молчать, а тишина тоннеля наводила на него тоску, поэтому он бесцеремонно вклинился в разговор гномов:
        - Послушайте, - окликнул он их, - а если генератор починить не сумеем, как же работать будем?
        - Как раньше, - отрезал Кобальт, смерив Кая недовольным взглядом. - Рыть топорами уголь, загружать его на ослов и вытаскивать на поверхность.
        - А ослов, где возьмем?
        - У Святой Варвары, - хмыкнул Тупэ и сунул в руки Кая лампу из ракушечника. Намек был понятен: коли болтаешь, значит, есть силы нести больше.
        Кай не хотел нести еще и поклажу гномов, поэтому замолчал и хмуро уставился на тусклый брусок, отливающий серебром. Гномы принялись обсуждать буровую установку, которую предстояло тащить.
        - Хорошая машина, - мечтательно протянул Кобальт. - Добрая. Я три месяца на ней пилотировал. Подумать только, у бурового жала максимальное вращение - тысяча оборотов в минуту. Бур, кстати, армирован алмазами. Они хоть и технические, но лучше их снять, чтобы не пылились. Тиль сказал, что генератор чинить не меньше месяца будем, а алмазы лучше держать под присмотром.
        - Да, - подхватил тему Тупэ. - Я тоже на ней катался, правда, всего пару раз. Это же надо, столько способов бурения - и все в одной установке. Тут тебе и алмазное, и дробовое, и турбинное. Кажется, гидродинамика тоже есть. А еще роторное и вращательное, куда же без классики!
        - Химическое забыл, - подсказал Кобальт - В Р88 такие реагенты имелись, что породу разъедали за секунды. А какие у малышки штанги…
        К радости Кая наметившийся разговор о достоинствах бурильной машины прервался тем, что они вышли из тоннеля и подошли к клети-лифту, которая теперь поднималась и опускалась ручной лебедкой. В пещере еще витал дух цивилизации в виде мониторов пульта управления, уже успевших покрыться слоем пыли. В углу, на груде пустых ящиков с надписью «Сделано на Псиланте», храпел дежурный. Кай видел его редко и имени не помнил.
        Тупэ разбудил гнома пинком, и после взаимных препирательств все трое втиснулись в клеть, которая со скрипом стала погружаться в вертикальный ствол, зияющий темнотой. Клеть была узкой, стоять приходилось тесно прижавшись друг к другу. От Тупэ исходил кислый запах браги, которую гномы варили из грибков и плесени. Впрочем, глядя сверху вниз на немытую шею товарища, Кай подумал, что прежде всего от того должно нести грязью, а потом уж другими видами зловония. Но, вероятно, запах немытых тел стал настолько общим для всех троих, что был больше не в силах раздражать ничье обоняние.
        Мылись гномы редко, по крайней мере, в жизни Кая этого еще не случалось. Кай не знал, была ли его тяга к чистоте свойством всех гомункулов, или он был какой-то неправильный, но желание вымыться порой достигала непреодолимой силы. Он пытался использовать для этой цели воду из бочки для питья, которая стояла в углу спальной, но после того как его застали врасплох и, по обыкновению гномов, отлупили, прекратил опасное занятие. Через пару недель зуд в теле стал почти привычным.
        Буровая установка с серийным номером Р88 выплыла из сумрака чудовищным кротом, утонувшем зубастой мордой в черном провале забоя. Сейчас Каю был виден только ее зад, но он помнил широкий многоступенчатый ряд огромных дисков, покрытых острыми, похожими на клыки зубьями. Они увенчивали вытянутый нос буровой установки, усиливая сходство с диковинным зверем.
        Кай восхищенно приблизился к исцарапанному боку и задрал голову, обшаривая взглядом каждый выступ, впадину и изгиб самой большой машины, какую он только видел. И хотя его жизненным опытом нельзя было похвастаться, отчего-то Кай был уверен, что подобные машины могли захватить воображение любого живого существа, наделенного любопытством и чувством страха. Плавные, обтекающие формы Р88 уходили вверх на невообразимую высоту всего многоэтажного забоя, торжественно скрываясь в темноте, царившей где-то под потолком штольни. Кай подумал, что будь он таким же верующим, как гномы, то молился бы Р88, а не Святой Варваре, которая казалась совсем неуместным образом для поклонения в грубой атмосфере угольного рудника.
        Увлекшись разглядыванием буровой установки, Кай не сразу обратил внимание на шум из боковой ветви штольни. Очнувшись, он понял, что давно стоит в темноте, рисуя в воображении фантастические детали скрытой во мраке машины, а рассеянный свет ракушечника плавно исчезает в узком тоннеле. «А где дежурные?» - с опозданием подумал Кай, пробираясь к светящемуся входу.
        Долго гадать не пришлось. Едва он сунул голову в проход, как в лицо брызнуло каменное крошево, а голос Тупэ запоздало крикнул: «Берегись!». Кай проворно опустился на четвереньки и, порвав новую заплатку на штанах, подполз к Кобальту и Тупэ, которые сами сидели на пятках, спрятавшись за вагонеткой.
        Вопрос о том, что здесь происходит, застрял на губах, стоило ему осторожно высунуться из укрытия. В трех метрах от них в мерцающем свете ракушечника катались в пыли два гнома, осыпая друг друга ударами кулаков. «А вот и Азот с Кальцием», - подумал Кай, вспомнив имена дежурных гномов. Оглянувшись на провожатых, он понял, что те вмешиваться не собираются. Это было предсказуемо. Из всех нехитрых развлечений рудника драка была самым горячо любимым зрелищем. Особенно ценились те кулачные разбирательства, которые вспыхивали по уважительной причине.
        Пошарив глазами по каменному полу, Кай очень скоро эту причину нашел. Она валялась недалеко от места, где устроились зрители. Обычный нож с рукояткой, обмотанной промасленным шнуром. Впрочем, когда он разглядел рукоять, все стало ясно - она была пластмассовой. Тиль мог сколько угодно рассказывать про золото и алмазы, но Кай, наблюдавший за гномами три месяца, сделал собственные выводы. Что бы там ни происходило на поверхности, но самоцветы и благородный металл ушли в прошлое. Пластик - быстро исчезающий из-за высоких налогов Старателей и тем самым резко набирающий популярность - вот, что сейчас ценилось дороже жизни.
        Убедившись, что вся четверка гномов поглощена дракой, Кай осторожно подполз к вещице и, спрятав ее в карман, вернулся к буровой установке. Усевшись на ступеньку, ведущую в кабину пилота, он достал нож и принялся вертеть в руках, пытаясь проникнуться его ценностью. Увы, оружие не впечатляло. Тусклый клинок, поцарапанная рукоять красно-бурого цвета - вся в трещинах и сколах, грязная, ненужная шнуровка. Кай не любил пластик и во время обеда всегда уступал пластмассовые кружки, за которые обычно шли споры, с удовольствием меняя их на стеклянные стаканы. Нож ему тоже не понравился, но, повинуясь интуиции, сунул его во внутренний карман куртки. Пригодится. Вором Кай себя не чувствовал. По суровым законам гномьего царства, вещь, брошенная на пол, становилась собственностью того, кто подобрал ее первым.
        Подумав о том, что из-за драки они займутся буровой машиной не раньше, чем через час, он решил вздремнуть. Люди Тиля Голубоглазого вставали рано, ложились поздно, и сна ему всегда не хватало. Повозившись на жесткой ступени, Кай, наконец, нашел удобное положение и приготовился вернуться туда, где, по его мнению, пребывали все гомункулы, когда спали. Такое большое и уютное место, со знакомым запахом и приятным прикосновением, одним словом - родное. Когда-то он был там, но, увы, с каждым днем воспоминания становились все бледнее, словно звезда, умирающая на рассвете.
        Кай привычно втянул голову в плечи, стараясь плотнее закутаться в куртку. В пещере было зябко. Неожиданный звук, раздавшийся сверху из темноты, в которой растворялась громада буровой установки, заставил его открыть глаза и пристально вглядеться во мрак. С таким же успехом можно было пытаться разглядеть свое отражение на поверхности покрытого копотью кухонного котла.
        В следующую секунду ему на нос шлепнулась тяжелая холодная капля. Недоуменно привстав, Кай смахнул воду с лица, но тут на него приземлилась вторая капля. А за ней третья. Почуяв неладное, он открыл рот, чтобы крикнуть, и едва не захлебнулся в потоке мутной воды, мгновенно вытеснившей воздух из легких. Успев подумать о том, что, когда он просил местных духов послать ему воду для мытья, то не рассчитывал на такую щедрость, Кай потонул в бурлящей пучине.
        Его спасло то, что на двери кабины, имелась прочная ручка, за которую цеплялись пилоты, карабкаясь к пульту управления. Схватив ее и с трудом подтянув тело вплотную к холодному боку машины, Кай пополз наверх, передвигая поочередно руки по стальному стержню и чувствуя, как ноги выплясывают чудовищные ритмы, безвольно болтаясь в стихии. И хотя ему казалось, что до кабины пилота он карабкался вечность, все произошло за секунды. Второй раз ему повезло в том, что стекло на дверце оказалось опущенным. Кабина сильно нагревалась, а кондиционер не могли починить из-за отсутствия какой-то детали, которая вдруг исчезла с рынков - поэтому стекло и не поднимали.
        Кай втянул мокрое тело внутрь, отметив, что его заветная мечта - побывать в кабине пилота буровой - была исполнена таким же способом, как и желание помыться. В поле зрения мелькнули тусклые экраны, загадочные зеркальные поверхности и армия рычагов, торчащих из стен, пола и даже потолка. В центре этого великолепия возвышались три кресла с шлемами и ремнями. Кай как раз уткнулся лицом в подножие одного из них. Впрочем, рассматривать чудо техники было некогда, к тому же теперь оно было мертвым.
        Завозившись на скользком полу и не обращая внимания на боль в лодыжке, которая попала под тяжелую струю, Кай все-таки добрался до окна. Как завороженный, он уставился на лампу ракушечника, застрявшую в стене меж камней и освещавшую картину подземного ада. Сердце стукнуло, пропустило удар, а потом загрохотало так, что заглушило звук хлещущей с потолка воды.
        Мощная струя водопада, бьющая как раз в том месте, где он сидел, загораживала обзор, плюясь брызгами и мокрым каменным крошевом. Пол исчез в мутных потоках, а границы грязного озера, разлившегося на месте одного из самых богатых забоев, неуклонно приближались к окну кабины.
        «Вода должна уходить!», - отчаянно подумал Кай, высматривая гномов. В то, что поток, хлынувший в узкую горловину тоннеля, где находились гномы, скорее всего, расплющил всех о камни, он не верил. Кай ненавидел Тупэ, не переваривал Кобальта и не уважал Азота с Кальцием, но все обиды испарились, исчезли, словно след грязи, смытый водой. Им овладело мощное, неизведанное ранее чувство, полное эгоизма и первозданного страха. Ему не хотелось оставаться в этой пещере одному - даже на короткое время. Страх одиночества неожиданно оказался сильнее страха смерти.
        Наконец, Святая Варвара, или дух буровой установки, или кто там еще покровительствовал шахтерам, ответили на его невысказанные молитвы. В грязном водовороте показалась каска, и к счастью она была не пустой. Сначала Кай подумал, что у Тупэ оторвало голову, и вода швыряет об стены лишь каску со страшным содержимым, но тут гном пришел в себя, и над поверхностью показались руки.
        - Сюда, плыви сюда! - закричал Кай, с трудом различая собственный голос. В порыве отчаяния он сорвал собственную каску и швырнул ее в сторону гнома, надеясь, что не утопит того окончательно. Удивительно, но каска шлепнулась в нужном месте. Рука Тупэ, бешено молотящая по воде, стукнулась о ее каркас, гном лихорадочно завертел головой, ища тело, и их глаза встретились.
        Когда Кай помог ему взобраться в кабину, гигантские колеса буровой уже скрылись под водой. Кай не знал, сколько времени нужно потоку, чтобы добраться до опущенного стекла и хлынуть в кабину, но надеялся, что пара минут у них есть.
        - Азот, Кальций, Кобальт? - выкрикивал он имена гномов, держа за плечи кашляющего Тупэ. Бровь гнома была глубоко рассечена, заливая лицо кровью, но других ран Кай не заметил.
        - Все там, - Тупэ махнул рукой туда, где находился тоннель. - Я ведь за тобой пошел, когда прорвало… Думал, заставить тебя ремни крепить, пока мы ребят разнимать будем. О, Калюста, спаситель!
        Тупэ тяжело облокотился о колени, опустив вниз голову. Из-за рева воды Кай точно не мог слышать, как капли крови из рассеченного лба гнома, разбиваются о пол кабины, но ему казалось, что они падали с оглушительным грохотом.
        - Можешь плыть? - прокричал он ему на ухо. - Надо найти вход и подъемную клеть. Там вертикальный ствол, вода не затопит его полностью. Дежурный нам поможет!
        - Дежурный нас похоронил, - мрачно заверил его Тупэ. - Ты чем инструкцию по безопасности читал? Задницей? При таком прорыве все входы сразу блокируют.
        - Но как же так? Вода ведь не поднимется быстро. Может, нас еще не успели закрыть? - не сдавался Кай, но тут пол под ногами дрогнул, и он рухнул на Тупэ, подминая его своим весом. Гном возмущенно забарахтался, но встать на ноги у них не получилось. Бросив взгляд в окно кабины, Кай увидел, как к ним стремительно приближается подсвеченная ракушечником стена пещеры. «Надо же, вода оторвала буровую от пола!», - с невольным восхищением подумал он, и закрыл голову руками, защищаясь от водопада осколков, брызнувших с разбитого лобового стекла.
        Их с бешеной скоростью закрутило, снова швырнуло об стену, словно буровая до последнего вздоха выполняла свою главную миссию - крушить породу, а потом раздался оглушительный лязг, похожий на тот звук, который рождается, когда лезвие ножа попадает на наковальню. У гномов была кузница, и Кай хорошо знал ее звуки.
        - Хана нам, в потолок врезались, - вынес вердикт Тупэ и попробовал мрачно пошутить. - Знаешь, если случится обвал, я буду даже рад. Как-то это почетнее, чем в воде захлебнуться. Что думаешь?
        Кай не думал - он был в бешенстве. Спокойствие гнома вызывало негодование. Может, Тупэ и нечего было терять, ведь он жил не какие-то там три месяца, как некоторые. Но ему, Каю, еще нужно было успеть многое. Смерть в его планы не входила. Свет ракушечника тускнел с каждой секундой, не в силах пробить толщу мутной воды, но он уже и не требовался. Кай почувствовал, как ног коснулась холодная влага - вода стала заливать кабину.
        - Быстро! - скомандовал он. - Надо выбираться из этого гроба.
        - Полезли, - вздохнул Тупэ без энтузиазма. - Но по мне так лучше умереть спокойно. Чем тебе эти кресла не нравятся? К тому же, скоро метан пойдет, зачем дергаться?
        «Какое странное отношение к смерти», - подумал Кай и постарался уцепиться за эту мысль, потому что пустота, разливающая в голове при виде потоков, бурливших под ногами, страшила сильнее смерти. Борта машины оказались словно специально предназначены для того, чтобы по ним карабкались. Многочисленные выступы, трубы, бесполезные и намертво заклиненные рычаги попадались под руки вовремя и ни разу не подводили. На какое-то время Кай даже поверил, что все будет хорошо. Пока у них была цель, они двигались. Машина давно превратилась из буровой установки в их личный корабль, флагман спасения, который время от времени стукался о стены пещеры, вызывая камнепад и заставляя спасающихся крепче вжиматься в ее металлическое тело.
        Вокруг летали камни, срывающиеся с потолка. Они вздымали фонтаны брызг, напоминая вражеские бомбы. Любой мог размозжить им голову даже касанием вскользь, но Кай был уверен - в них не попадут. Он твердо знал, что умрет не здесь и не сейчас и распространял эту уверенность на Тупэ. Несправедливо умирать, еще не начав жить. Верх и низ поменялись местами, их окатывало мутной водой и каменными брызгами, от пронзительного холода грунтовой воды сводило ноги, но они ползли.
        Болтание кончилось внезапно, оборвавшись вместе с лязгом, сопровождавшим их перемещение по быстро затопляемой пещере. «Корабль» остановился, намертво застряв в каменном выступе на потолке. Кай и Тупэ повисли, цепляясь за трубу, оторвавшуюся от корпуса буровой. Вода достигала им по пояс, но, несмотря на то что рев водопада стал тише, продолжала прибывать. Гном мрачно сплюнул, и его плевок быстро умчался в темноту, смешавшись с пузырившейся водой. Кай проследил глазами за пеной и вдруг замер. Это было невозможно, но в одном месте мрак казался чернее.
        - Там! - крикнул Кай, встряхивая гнома. - Не видишь ничего странного?
        Тупэ мрачно уставился на него, показывая всем видом, что странностей в пещере хватает, но потом перевел взгляд туда, куда указывал палец Кая. И закричал так, словно окружавшая их вода превратилась в лаву:
        - Скорее! Это вентиляционная шахта!
        Кай повиновался без слов, потому что расстояние, отделявшее границу воды до потолка, сократилось до локтя. Отверстие оказалось забрано решеткой, но Тупэ неуловимым движением то ли кулака, то ли пальцев снес ее прочь и первым исчез в еще пока сухом лазе. Высокий и более крупный, чем гном, Кай втиснулся в него с трудом, не обращая внимания на то, что оставляет на камнях лоскуты кожи с ладоней, спины и коленей. Ему казалось, что вода, словно дикий зверь вот-вот вцепится ему в пятки, и постоянно подталкивал Тупэ, ползущего, по его мнению, слишком медленно. Он громким шепотом отсчитывал время, с каждой секундой ожидая удара. Раз, два, четыре, пятнадцать, двадцать восемь…
        Когда это произошло, и босых ног коснулась ледяная лужа, медленно ползущая за ними следом, Кай не сдержал крика и принялся изо всех сил толкать неповоротливого гнома. Кромка воды достигла ладоней, потом ног Тупэ и исчезла в темноте впереди. Ожидая, что ее уровень вот-вот начнет расти, Кай уперся руками в задницу гнома и стал двигать его, словно ядро, которое нужно было вытолкать наружу.
        - Быстрее, нужно быстрее, пожалуйста, Тупэ, соберись! - лихорадочно шептал он, больше подбадривая себя, чем гнома, который сохранял странное спокойствие и даже не пытался помочь Каю увеличить скорость их перемещения. Когда вода так и не поднялась, а превратилась в ручей, в котором утопали лишь их запястья и ноги, Тупэ с довольным видом обернулся и пробасил:
        - Сбавь темп, приятель. Сейчас вилка будет, один ствол пойдет вниз, а другой вверх. Вода вся в дробильню уйдет. Спасемся! А вот тринадцатому забою хана.
        Глава 3
        Когда узкий канал вентиляционный шахты вывел их к людям, Каю показалось, что он постарел лет на десять. Тиль встретил их как обычно спокойно - словно они и не спасались от смертельного прорыва, а вернулись из похода к соседям за продуктами. Узнав, что вода затопила четыре забоя вместе с дробильней, он нахмурился и грустно вздохнул. Кай его не понимал. После известия о гибели сородичей Тиль не выказал особой скорби, даже вздоха сожаления не издал. А шахты ему, значит, жаль. Чувствуя, что в нем закипает злость, Кай открыл рот, еще не зная, что скажет, но уже опасаясь последствий своих слов. Однако Тиль его опередил:
        - Сегодня можете не работать, - буркнул он, кивнув Тупэ с Каем, и быстро скрылся в боковой штольне. Решил оплакать мертвых сородичей без свидетелей?
        Но поведение Тупэ поразило его сильнее равнодушия Тиля Голубоглазого. Едва обсохнув у очага, гном уже хвастливо рассказывал об их спасении, уплетая за обе щеки мясную похлебку и окуная нос в пиво, которое ему щедро подливали благодарные слушатели. Скорбящим никто не выглядел, да и атмосфера в кухне больше напоминала праздник - постоянно прибывали новые гномы, желающие услышать захватывающую историю. Кто-то пытался подсесть к Каю, но убедившись, что легче поговорить с куском угля, уходил к Тупэ.
        Кай не выдержал первым и, улучив минуту, когда гном отправился отлить, схватил его за плечи, прижав к стене.
        - Да что с вами такое? - воскликнул он, удивленный тем, что творившееся у него на душе не хотело превращаться в слова. Внутри кипел гнев, и на губах рождалось лишь бессвязное рычание.
        - А что случилось? - растерянно заморгал Тупэ и схватился за ремень. - Ой, сейчас лопну, честное слово, лучше пусти.
        - Азот, Кобальт и Кальций погибли! - наконец, выдохнул Кай.
        - Ну да, - все еще недоумевая, ответил Тупэ и с беспокойством поглядел в сторону уборной.
        - И это все, что ты можешь сказать?
        - Эй, парень, - Тупэ сердито убрал руки Кая со своей куртки. - Сегодня утонули они, завтра сдохнем мы. Какая разница, кто первый?
        - Но так нельзя! - выдохнул от возмущения Кай.
        - Почему нельзя? - пожал плечами гном. - Это шахта, здесь все когда-нибудь умирают. Обвалы, взрывы, затопления, выбросы угля и газа - мне продолжить? К тому же ребята сами на Ремкина напоролись.
        - На кого?
        - На Ремкина, - теперь настала очередь Тупэ возмущаться. - Помоги мне, Калюста, не обмочить штаны! О стуканцах слышал?
        Кай кивнул. Гномы верили, что стуканцы - это духи, которые живут в штольнях, стучат кирками и бегают по пустым забоям. Они могли указать на рудоносную жилу, а могли и убить. Одни гномы утверждали, что нужно много руды бить, тогда стуканцы тебя не тронут, другие верили, что все дело - в чести и дисциплине.
        - Ну вот, - буркнул Тупэ. - Ремкин у них главный. Будешь породу хорошо бить, аккуратно, он тебе поможет, а если начнешь на забое хулиганить или, как эти двое, драться, завалит или затопит. Смотря, какое у него настроение.
        - Но Кобальт…
        - А Кобальт смотрел, - перебил его Тупэ. - Это тоже считается. На забое надо руду колотить, а не развлекаться.
        - Ты тоже смотрел! - возмутился Кай.
        - Я - другое дело, - отрезал гном. - Во-первых, я за всю жизнь больше Кобальта угля набил, поэтому Ремкин меня и выпустил. А во-вторых, я в Калюсту верую, а не в какую-то там Святую Варвару. Калюста своих в обиду не дает, вот и с Ремкином насчет меня договорился.
        - Не верю я ни в твоих ремкинов, ни в святых варвар, ни в Калюсту, - в сердцах заявил Кай.
        - Ну и дурак, - фыркнул Тупэ. Посмотрев по сторонам, и убедившись, что в тоннеле никого нет, он повернулся к стене и, повозившись со штанами, издал вздох облегчения. Из-под сапога гнома выползла лужица, Кай брезгливо шагнул в сторону.
        - На твоем месте, я бы так беспечно от Калюсты не отмахивался, - заявил гном, довольно заправляя штаны. - Он ведь нас в этот мир перенес, от Хищиды укрывает.
        Кай непонимающе уставился на Тупэ.
        - Да что с тобой говорить, ты же гомункул, - махнул рукой гном и направился к шумевшим в столовой товарищам.
        - А ты объясни! - Кай ненавидел, когда ему тыкали на его происхождение.
        - Все равно не поймешь.
        - Хотя бы попробуй.
        - Ладно, - Тупэ резко остановился и ткнул в Кая пальцем. - Но повторять дважды не буду. Вот, что, по-твоему, в пещерах самое страшное?
        - Гомозуль! - без запинки выпалил Кай.
        - Чушь! Самое страшное - это Хищида или по-другому самодел, который иногда в нижних забоях проступает. Тиль про него не говорит, чтобы лишний раз не поминать вслух. Все в шахтах Хищиду хоть раз да видят, а потом на всю жизнь запоминают. Вот встретишь ее, сразу Калюсту вспомнишь. Тогда только молитвы и помогут.
        - Как можно быть страшнее гомозуля? - недоверчиво спросил Кай. - И причем здесь Калюста?
        - Молчи лучше. Ты ведь ни первого, ни второго не видел, вот и радуйся. Хищида - это не зверь, а грибок. Заразный очень, может, и в пищу, и в воду проникнуть. Ты все это проглотишь, и еще лет пять счастливый ходить будешь. А потом притопаешь к разрыву - это области такие на Риппетре, где Хищида открыто плещется, - и утопишься. К счастью, сегодня разрывов почти не осталось, разве что у нас, в пещерах. Но и быть отравленным Хищидой - мало приятного. Если отравился, то лучше сразу в разлив с головой. Хуже только если тебя санитарный патруль Корпуса загребет. Их в Корсионе знаешь сколько? Каждый день челноки с отравленными на Псиланту улетают.
        - Зачем?
        - Как зачем? Опыты на таких ставят. Хищида - главная вражина Корпуса, вот они и пытаются понять, как с ней бороться. Дело-то благое, да только пока одни неприятности, что от нее, что от Корпуса.
        - А на что она похожа, Хищида эта?
        - На сопли цветные, ни с чем не перепутаешь. Говорят, в самодельских разрывах много утопленников. Их чантами называют. Дело в том, что человек, попавший в Хищиду, вроде как и не умирает, но уже и не живет. Веками в этой жиже существует, а грибок из него мысли вытягивает, и из них всякие форму и сущности строит. Поэтому его также называют самоделом. В том смысле, что грибок может увидеть сны чанта, восхититься ими и сотворить из себя любое нечто. Взять, например, нашего гомозуля. Ну, где в природе ты такое несуразное чудовище встретишь? Это точно не творение Калюсты, гомозуля сделал грибок, подсмотрев кошмар какого-нибудь чанта. И таких тварей там, на поверхности Риппетры, полно. А когда к нам прилетели Дети Неба, они грибок по-научному обозвали - Хищидой. Корпус его очень не любит. Ведь самоделу этому все равно, что повторять - мысли человеческих чантов, затопленные города или попавшие в грибок космические корабли с новейшим вооружением.
        - А откуда он взялся, грибок этот?
        - Ну, - гном замялся, - много чего болтают. Калюстианцы, церковники наши, говорят, что Хищида на этой планете всегда была. Можно сказать, вся Риппетра - и есть Хищида. Сверху грибок покрыт водой и сушей, где мы живем, но иногда случаются разрывы, и грибок выходит на поверхность. Чаще всего это именно в пещерах случается. Наша шахта глубоко сидит, Тиль очень рискует. Хищида периодически нижние забои затапливает, но тут жилы хорошие, пока держимся.
        Тупэ помолчал, раздумывая над чем-то.
        - Полгода назад, - снова начал он, - когда мы с Клевером в городе по делам были, моряки рассказывали, что близ Южного Полюса видели целый город из Хищиды. А другие болтали, что недавно Самодел слепил из себя боевой катер Детей Неба, который сам же волной и захлестнул, когда машина слишком низко над разрывом летела. Правда, такие конструкции долго не живут, но Старатели боятся, что Хищида может их технологии украсть и, например, собственную армию боевых роботов смастерить. Поэтому на Риппетре даже телевизоров нет, не то, что на Псиланте. Там и роботы, и порталы, и чудеса цивилизации. А у нас все это запрещено - чтобы Хищида ничего не украла. И за любые игрушки с Псиланты мы платим втридорога, а потом еще и налог на них пожизненный. По Корсиону постоянно санитарные патрули разъезжают, могут, кого угодно на заражение проверить. А если узнают, что ты, например, к разрыву на машине ездил - все, загребут. Вот, как ты думаешь, зачем Тиль так глубоко в пещеры залез, рискуя на Хищиду напороться? Все потому, что такие буровые установки, как наша, уже лет пять как запрещены. Оттого и запчасти на них трудно
найти. Если Корпус узнает, что мы руду колупаем под носом у Хищиды - да нас всех, в лучшем случае, оштрафуют так, что до конца жизни будем горбатиться, чтобы долг выплатить. А в худшем - на Псиланту заберут в качестве подопытных. Им там всегда мясо для экспериментов требуется. Поэтому я верю в Калюсту! Он меня не только от Корпуса защитит, но и от Хищиды поганой.
        - И кто этот Калюста? - без особого интереса спросил Кай. Имя ему не понравилось.
        - Он тот, кто сделал жизнь на Риппетре идеальной для человека! - гордо ответил Тупэ. - Одна из святых книг калюстианцев называется «Происхождение». Я, когда в городе был, как раз попал на проповедь Великого Патронага, который по этой книге проповедовал. Такое на всю жизнь запоминается. Так вот в древние времена люди жили на планете под названием Гайя. Жили плохо, страдали постоянно, то у них войны, то засуха, то еще какие-то передряги… И тогда Калюста решил спасти тех, кто в него верит. Для этих целей лучше всего подошла Риппетра, единственным минусом которой была Хищида, грибок то есть. Всемогущий Калюста решил проблему быстро. Перенес с Гайи сушу и воду и облепил ими грибок так, что Хищида скрылась внутри - как ядрышко под скорлупкой ореха. Люди на Риппетре стали процветать, и тысячелетиями никто о Хищиде даже не вспоминал. Но по мере того как ослабевала вера людей в Калюсту, грибок стал постепенно просачиваться на поверхность. Все эти разрывы говорят лишь о том, что на Риппетре слишком много грешников стало. Про семью Тиля я уже не говорю. Стоит ли удивляться, что в нижних забоях грибок
просачивается, если все рудокопы Святой Варваре поклоняются. Я как-то Тилю об этом прямо сказал, но он калюстианцев не любит и заявил мне, чтобы я о своем Калюсте помалкивал, иначе меня самого в закрытый шестнадцатый забой отправят на свидание с Хищидой. Посмотрим, говорит, как тебя твой Калюста тогда спасать будет.
        - Эй, Тупэ! - высунулся из кухни Клевер. - Ты идешь? Мы бочку вскрываем.
        - Все, парень, - засуетился Тупэ, - я за пивом. Если надумаешь в Калюсту поверить, то это легче, чем отлить. Просто спрашивай у него, что делать, когда на душе или в жизни совсем хреново. Вот, когда я в той шахте в воде барахтался, я его так и спросил, что делать: тонуть или еще побарахтаться немного? Он сразу ответил, без промедлений - плыви, мол, к каске. Я к ней погреб, а потом и тебя в буровой машине увидел. Так-то, браток, Калюста - это тебе не Святая Варвара.
        Ошарашенный религиозными откровениями гнома, Кай долго бродил по жилым коридорам, стараясь не попадаться никому на глаза. Калюста, Святая Варвара, Ремкин - все смешалось в его голове, и в мозаику складываться не хотело. Одно он знал точно: отношение гномов к смерти было неправильным, и от осознания этой неправильности его тошнило. Наколупав со стены лишая, Кай скатал его в три тугих комка и плотно перевязал бечевкой. Дождавшись, когда кухня опустела, он зарыл связанные куски в тлеющих углях очага и постарался вспомнить об умерших гномах что-нибудь хорошее. Он не знал, почему это делает, но интуитивно чувствовал - так надо. Ничего не придумав, Кай просто пожелал им добрых снов - таких, какие снились ему до рождения.
        Много часов спустя, лежа на узкой гномьей кровати, с которой у него свисали ноги, Кай думал о том, что же такого он успел сделать в своей короткой жизни, отчего Святая Варвара, или Калюста, или еще какие-нибудь духи пещеры спасли именно его, а не тех несчастных гномов, захлебнувшихся во время прорыва. Во снах до рождения ему часто снилась смерть, и Кай думал, что изучил эту сторону бытия, а вернее, его конца. Теперь было ясно - он не знал о ней ничего. Иллюзия мироздания, подаренная снами, отличалась от настоящего мира, как последние слова храброго книжного героя от слов смертельно больного, умирающего дома на койке.
        В реальной жизни перед смертью часто не успевали сказать ни слова.
        Когда гномы передвигались по шахте - на работу или по личным делам, они всегда молились Святой Варваре - за исключением Тупэ, который о своих религиозных убеждениях по понятным причинам не говорил.
        Никель ничем от других не отличался.
        - О, Святая Варвара, спускаясь в темные недра молю тебя отвести беду! - шептал он, пробираясь по темному тоннелю.
        «Молился бы ты лучше Ремкину, - подумал Кай, двигаясь следом. - Или Калюсте».
        У него не было никакого желания попасть под обвал или очередной потоп, но Никель прямо-таки нарывался на неприятности. То, что он направлялся не на работу, было также ясно, как и то, что Никель скрытничал. Гном постоянно оглядывался, словно опасаясь слежки, долго останавливался, прислушиваясь к звукам шахты, припадал ухом к мокрым известняковым стенам, а потом, крадучись, двигался вперед, ступая тише прежнего. За спиной у него болтался мешок, откуда доносились запахи хлеба и каши, а иногда булькала вода во фляге. В одной руке Никель тащил скатку из новых одеял, пахнущих мылом, а в другой - тусклую лампу из ракушечника. А еще гном был вооружен. На поясе у него болтался не ножик для овощей, а тесак, которыми обычно рубили мясо. Почему-то Кай был уверен, что Никель направлялся не на кухню.
        Лампа из ракушечника отчаянно трещала, но эти звуки давно стали привычными на руднике Тиля Голубоглазого. Фонари, работающие на батареях и аккумуляторах, берегли, оставляя для точных работ, а в быту пользовались исключительно ракушечником. Его давно следовало зарядить на солнце, однако Тиль, отличавшийся особой «гномьей» прозорливостью, последнюю неделю страдал от дурных предчувствий и всем велел сидеть тихо, на поверхность не высовываться. «Старатели рядом», - говорил он, ничего больше не объясняя. По этой же причине не трогали сломанные генераторы. Тиль со старшими гномами решили выждать месяц, а после выбраться на поверхность за запчастями. По мнению Тиля, Старатели могли специально пройтись щупом деактиватора по горам, чтобы посмотреть, не полезут ли из всех щелей рудокопы, оставшиеся без оборудования. «Старый трюк, - ворчал главарь, - не на тех напали, ждать мы умеем».
        Может, Тиль и умел ждать, но терпение к талантам Кая явно не относилось. Луч надежды, промелькнувший при мысли, что он может отправиться на поверхность за запчастями, гас также быстро, как и ракушечник в руках топающего впереди Никеля.
        Прошла неделя с момента прорыва грунтовых вод в четвертом забое. В жизни Кая ничего не изменилось, если не считать, что работы стало больше. Вместо прежних обязанностей - уборка в жилых помещениях и помощь на кухне, теперь на его плечах повис десятый забой, где он колотил руду отбойным молотком с утра до обеда. После обеда Кай работал ослом, толкая вагонетку с углем по старым, ржавым рельсам к пятнадцатому складу. Маршрут проходил мимо новой дробильни, поэтому большую часть пути Кай ничего не слышал. Дробильня грохотала так, что ее треск, скрежет и гром стояли в ушах весь вечер. Вечером Кай помогал сапожнику Клеверу, который обрадовался новым рукам и быстро отрядил помощника на чистку обуви перед ремонтом. К концу первой недели такой работы едкое мыло, которое было единственным средством, способным размочить каменную грязь на подошвах, превратило кожу на руках Кая в лохмотья, прикрывающие вечно кровоточащие ранки. Лекарь Нут посоветовал ему присыпку из порошка плесени, но она не сильно-то помогала.
        Тиль перестроил рудник на новый лад в рекордно быстрые сроки. Руду теперь промывали вручную в корытах, на дне которых осаждались тяжелые куски пустой породы. Вместо автоматических подъемных лебедок гномы настроили водяные колеса, которые поднимали клети с рабочими и грузом. Ленточные конвейеры заменили на вагонетки и тачки, которые толкали вручную. Тиль обещал ослов, но соседняя каменоломня, которая должна была поставить животных, все медлила. Бесполезные пока кондиционеры закрыли до лучших времен, а вентиляционные трубы, оставшиеся от старой шахты, прочистили и расширили. Тиль также собирался оставить несколько вертикальных выработок специально для проветривания. Внутришахтный транспорт, водоотливные установки, мощные буровые машины, дробильные станки встали, превратившись в предметы пещерного интерьера, а их место заняли тачки, тележки, каменные молотки, цилиндрические песты, терочники, ручные отбойники, буравы, стальные кайлы и багры. Жизнь на руднике быстро вошла в привычную колею.
        Однажды Кай подошел к Тилю и спросил, как уголь отправляется наверх, к людям.
        - Мы продаем его соседнему руднику, - процедил гном неохотно. - Тот передает другому, а этот другой, в свою очередь, третьей семье - той, чья каменоломня ближе к земле лежит. Мы слишком глубоко сидим, напрямую поставлять уголь трудно. А ты почему спрашиваешь?
        Кай промычал что-то неразборчивое, но опытного Тиля было не провести.
        - Смотри у меня, - прошипел он, нависая над ним, словно кусок грунта, готовый сорваться. - Сиди тихо и даже не думай о побеге. Соломон сначала нам головы оторвет, а потом и до твоей башки доберется.
        Итак, первые слова о побеге принадлежали Тилю. Каю оставалось их услышать и запомнить. Крепко запомнить. С тех пор у него появилась еще одна вредная привычка - следить за гномами. Жилые пещеры и шахта образовывали труднопроходимый лабиринт, бродить по которому в одиночестве было опасно. Кай умирать не хотел. Его небольшие вылазки или упирались в охрану, или заканчивались непреодолимыми препятствиями - сифонами, обрывами, тупиками, глубокими отвесами и колодцами.
        Однако мысль разведать новые территории его не покинула, поэтому от самостоятельного исследования шахты он перешел к активной слежке. Кай обнаружил Никеля случайно, зайдя ночью на кухню попить воды. Гном его не заметил и продолжил неспешно собирать припасы в корзину, тускло освещаемую лампой. Никель был одет так, словно собирался к дальним забоям: полная экипировка, моток веревки, сумка с отбойными инструментами на плече, рюкзак со знакомым ярлыком «Сделано на Псиланте», сапоги, теплая куртка… Когда он взял в руки корзину с едой, любопытство Кая сверкало ярче ракушечника. Любопытство у гномов считалось болезнью и лечилось прижиганием пяток. Однажды Кай видел, как то ли лечили, то ли наказывали кого-то из дальних родственников Тиля, опустив несчастного в огромный чан, на дне которого тлели угли. Вопли страдальца потом долго звенели в ушах Кая, но урока он не извлек.
        Глава 4
        Следить за Никелем было несложно. Тот был глубоко погружен в собственные мысли и по сторонам не оглядывался. Как Кай и предполагал, гном отправился туда, где охраны не было, то есть в тупиковые, по мнению Кая, лабиринты. Сам Кай изучил их лишь наполовину, остановленный страхом и природными препятствиями.
        Никель уверенно свернул в пустую выработку брошенного седьмого забоя и с тех пор держался все время вправо, в любом ответвлении выбирая крайне правую сторону. Около часа они петляли по тоннелям лабиринта, стены которого постепенно покрывались известняком. Капель воды стала чаще и звонче, а сухая пыль под ногами сменилась липкой глиняной грязью. Кай старался ступать тише, но ему все равно казалось, что чавканье его шагов раздается далеко впереди и позади него. Воздух стал влажным, духота усилилась. «Наверное, в этих местах еще не почистили старые вентиляционные шахты», - решил он, отирая пот со лба. Никель, который в отличие от Кая шел не с пустыми руками, основательно запыхался, но темп не сбавлял. Теперь было ясно, что гном торопился.
        Чтобы не заснуть от монотонного спуска, Кай принялся гадать, куда приведет его Никель. Мысль о поверхности отпала, когда вместо того, чтобы подниматься, они стали спускаться ниже, все глубже проникая в сердце неизвестной горной системы, которая стала домом для семьи Тиля. Ответ пришел неожиданно.
        «Гномихи!» - подумал Кай и крепко ухватился за эту идею. Все складывалось. Где-то же гномы должны были держать своих женщин, ведь слово «семья» предполагала не только мужчин. Где их матери, жены, сестры, дочери, наконец? Когда Кай полюбопытствовал на этот счет у Тиля, тот пообещал прижечь ему пятки. Теперь все становилось ясно. Скорее всего, гномих в пещерах было мало, поэтому каждая семья тщательно берегла и прятала своих женщин. Вероятно, они жили в каких-то дальних выработках, где воспитывали детей, а гномы по очереди их навещали. В сложившейся картине гномьей семьи чего-то не доставало, но Кай не мог понять, чего именно. В любом случае, идея его порадовала. Если ему не суждено в ближайшее время увидеть небо, то хоть на гномих полюбуется.
        Спуск закончился огромной пещерой с небольшим озером, на дальнем берегу которого виднелся ряд штолен, уходящих в темноту. Заглядевшись на прозрачную воду, Кай едва не упустил Никеля, который принялся неловко перескакивать по камням, наваленным по левому берегу. Учитывая груз гнома, упражнение выходило акробатическим.
        Дождавшись, когда Никель перейдет озеро, Кай приблизился к воде, раздираемый противоречиями. С одной стороны, нестерпимо хотелось окунуться в эту манящую прохладу и немедленно смыть угольную копоть с тела. С другой - скорее последовать за Никелем и увидеть настоящих гномьих женщин.
        Только сейчас он заметил, что от воды исходило слабое свечение, которое наполняло пещеру теплым мерцанием. Вглядевшись в водную гладь, Кай обнаружил, что озеро было неглубоким, и можно было увидеть ровные окатыши даже в центре водоема. «Эх, не поплавать», - разочарованно подумал он и уже собирался опустить в воду ногу, когда его остановила внезапная мысль. А почему Никель со всем своим грузом, как горный козел, прыгал по камням вместо того, чтобы пройти по воде? Боялся случайно помыться? Вряд ли его остановила глубина. В самом глубоком месте вода была гному по пояс.
        Ответ подсказал жук, посланный, не иначе как, Калюстой. Кай не ожидал, что слова Тупэ о боге-покровителе так прочно застрянут у него в голове. Насекомое спикировало прямо на воду, привлеченное загадочным свечением. Кай не успел моргнуть, как лапы жука, а потом и вся тушка с шипением растворились, даже не поколебав озерной глади.
        Вместо воды блюдце пещеры наполняла кислота.
        Настроения смотреть на гномих уже не было, но и возвращаться назад одному не хотелось. Дожидаться Никеля на берегу тоже было глупо. Если тот шел к женам, свидание могло растянуться до утра. Новая мысль заставила Кая покраснеть и собраться. А как это… у гномов происходит? Что если у него никогда в жизни больше не будет шанса посмотреть на гномью любовь? Слово «секс» всплыло из недр «дорожденных» сновидений, отдав сладким душком запретного и манящего.
        Уже не колеблясь, Кай решительно направился к камням, по которым еще недавно скакал Никель. Только сейчас он оценил его опытность. Несмотря на то что ноги у него были длиннее, чем у гнома, прыгать оказалось непросто. Некоторые камни покрывал скользкий лишай, каким-то образом соседствующий со смертельной водой. И все же путешествие через озеро с кислотой оказалось настоящим приключением, тем самым, что случалось только с героями.
        Новая мысль настигла Кая уже на берегу. «А если, - зашептал в голове Герой, - гномы держат женщин взаперти? Насильно!». В голове нарисовалась заманчивая картинка. Никель приводит его к тайному убежищу, где томятся прекрасные девушки, украденные из деревень. Гномы заставляют их работать также как его, Кая. И рожать детей, соответственно. Кай врывается вслед за Никелем, связывает его, а сам уводит женщин темными коридорами, с трудом отбиваясь от их благодарности. А Калюста, восхищенный его храбрым поступком, непременно указывает им путь к поверхности. Что должно случиться после освобождения, Кай придумать не успел.
        Тоннель, в котором исчез Никель, встретил его резким зловонием. Кай мало что знал о женщинах, но почему-то был уверен, что они не должны пахнуть кровью, мочой и потом.
        Привыкнув к темноте, он понял, что попал не в очередной коридор, а в нишу. У ног зиял пустотой овал колодца, в который он чудом не свалился. Приглушенные голоса и волны смрада выплывали именно оттуда.
        - Отвали, Третий, - раздался грубый голос Никеля. - Ты вчера ел. Где там новенький?
        - Сдох он, - захрипели снизу, - лучше нам его кусок дай.
        - Как же так? - возмутился гном. - Я его недавно здоровым видел. Ну, раз нет его, так я сам съем. Вы на жратву сегодня вообще не наработали.
        - А самоцветы? - растерянно спросил голос. - Мы три корунда нашли!
        - Помет летучей мыши вы нашли, - огрызнулся Никель. - Один камень со сколом, другой мутный, а третий что прыщ у меня на заднице. За него на рынке ничего не дадут, поэтому и от меня вы жратвы не получите.
        Сгораемый от любопытства, Кай опустился на живот и осторожно сунул в колодец голову, стараясь различить в полумраке, с кем так сурово говорил Никель. Первым он увидел гнома. Тускло мерцающий ракушечник стоял у его ног, освещая корявую фигуру Никеля и открытые сумки, набитые снедью. В руках гном держал пачку лепешек, которые с нравоучениями бросал в темноту под собой. Поморгав, Кай понял, что колодец уходил глубже, а Никель стоял на узком выступе рядом с лестницей и разговаривал с темнотой, которая то угрожала добраться до него и разорвать на части, то умоляла кинуть еще лепешку.
        Кай прищурился и едва не свалился к ногам гнома. Из мрака вдруг выросла грязная человеческая рука и попыталась схватить Никеля, стоящего на краю балкона. Гном ловко отскочил и разразился ругательствами. На пальцы, скребущие по камню, опустилась подошва его сапога, и рука исчезла.
        - Сукины дети! - выругался Никель, и, подобрав лампу, наклонил ее в темноту. Она осветила груду камней, которая подступала к балкону, наподобие лестницы. И на этих камнях копошились чудовища - корявые, косматые, неуклюжие. Когда тусклый свет лампы выхватил из темноты белые лица, Кай понял, что гном кормил не монстров. Там, внизу, были люди: грязные, в лохмотьях, с болезненной кожей, похожие на гомозулей и крыс одновременно. Они ползали, пытаясь вскарабкаться на груду камней, ими же возведенной. Побег не удался. Когда Кай, наконец, понял, почему фигуры так странно передвигались, то затолкал кулак в рот по самые костяшки, - чтобы не закричать. У пленников не было ног. Люди заканчивались ниже пояса. Одни довольно ловко переваливались на кулаках, обмотанных тряпками, другие едва ползали. Было трудно понять, сколько таких полулюдей копошилось в яме. Казалось, сама темнота обрела форму.
        Кай отпрянул и встретился глазами с Никелем, который в упор разглядывал его, свирепея с каждой секундой. В следующий миг гном пинком ноги отправил в яму короб, который принес с собой, и принялся карабкаться вверх по лестнице.
        - Приду послезавтра! - крикнул он в темноту. - За шмутье можете не благодарить, но чтобы в следующий раз ящик был полон. А ты, засранец, стой, где стоишь, иначе Соломон получит от тебя только половину.
        Последние слова предназначались Каю. Он замер, мечтая слиться с камнем за спиной, но в голову не приходило ни одной спасательной мысли. Впрочем, одна все-таки промелькнула. А что если закрыть крышку люка, оставив под ней и Никеля, и тех страшных безногих, которые теперь, наверняка, будут сниться ему до конца жизни. А потом вернуться в кровать и сделать вид, что никогда не был у кислотного озера и о страшном секрете гномов не знает. Наверное, если бы Кай был уверен, что безногие разорвут Никеля на части, то так бы и поступил. Но гномы были живучи, а Никель еще и крайне везуч; по крайней мере, в карты он Кая всегда обыгрывал. Поэтому Кай благоразумно присел на камень и принялся ждать гнома. Стоять он не мог. Колени предательски дрожали, ноги хотели бежать, а сердце трусливо стучало.
        Первым делом Никель захлопнул крышку люка и с помощью ручной лебедки опустил на нее огромный валун. Оказалось, все это время камень висел над головой Кая, держась на потертой веревке. Разобравшись с «замком», Никель подошел к Каю и завис над ним, угрожающе уперев кулаки в бедра. Его грязное, мясистое лицо не обещало ничего хорошего.
        - В молодости никто не замечает ценности жизни, - философски заметил гном. - Даже гомункулы. Тебе когда-нибудь отрывали ухо?
        Кай сглотнул.
        - Никель, я нечаянно, - попытался оправдаться он. - Заблудился, тебя увидел и пошел следом. Все собирался окликнуть, но как-то не получилось.
        - Ухо отрывается очень легко, - продолжил Никель, не сводя глаз с Кая. - Нужно только знать, где надрезать кожу ногтем. Потом резко дернуть верх и чуть в сторону. Не думаю, что для гомункула это будет большая потеря.
        Рука Никеля потянулась к его голове, и Кай подскочил, не зная, как поступить - убежать или затеять драку? Оба варианта были чреваты неприятностями. Несмотря на малый рост, гномы обладали невероятной физической силой, и Каю ни разу не удалось одолеть кого-нибудь из них в шуточных драках.
        Он яростно задышал, испепеляя взглядом Никеля. Как бы там ни было, но рвать себе ухо он не позволит.
        - В любом случае, - невозмутимо продолжил гном, - заниматься этим будет Тиль. Хотя, думаю, он просто прижжет тебе пятки. За любопытство.
        - В любопытстве нет ничего плохого, - успокоившись, что немедленного наказания не последует, Кай осмелел. - Тупэ говорит, что это ценное качество и признак сильного интеллекта.
        - Ха! - хохотнул Никель. - Ты его больше слушай. Ему-то самому пять раз пятки прижигали, вот он и старается других подставить.
        Угроза явно миновала, и Кай попробовал подольститься к гному, слабо надеясь, что тот ничего не расскажет Тилю.
        - Давай я сумку понесу, ты, наверное, устал.
        Никель смерил его взглядом, хмыкнул, но сумку отдал.
        - Утром ты свое получишь, даже не надейся. А сейчас надо сваливать отсюда, пока гомозули не появились.
        Гном с лампой двинулся первым, Кай с сумкой побрел следом. Упоминание гомозулей заставило его прибавить шагу и стараться не выходить из светового круга. Свет был единственной защитой от опасного пещерного монстра.
        Миновав озеро, они вновь погрузились в лабиринт пустых выработок и естественных тоннелей. На этот раз шли быстрее: Никель не был нагружен поклажей, а Кая подхлестывал страх. И не только перед гомозулями. Таинственные пленники без ног прочно поселились в его сознании и теперь мерещились в каждой тени, бросаемой тусклым светом на мокрые известняковые стены. Фантазия рисовала мрачные картины, ни одна из которых не казалась убедительной.
        Кай не выдержал первым.
        - Они враги, да?
        Никель угрюмо молчал, даже не замедлив шага.
        - На вас напало соседнее племя, была жуткая сеча, мертвых сожгли, а раненых вылечили и заставили работать? - предложил Кай еще одну версию.
        - Хочешь второе ухо потерять?
        - Меня все равно накажут, Ник, - Кай заглянул гному через плечо. Это было не трудно. Он также легко мог плюнуть гному на макушку, как и посмотреть ему в глаза, немного наклонившись вперед.
        - А ты храбрый! - добавил он. - Когда эти уроды из ямы полезли, я думал тебе конец. А ты не растерялся, хватанул их по пальцам, молодец. Будут знать, как на гномов руки поднимать!
        Никель издал неопределенный звук. Сначала Кай решил, что тот подавился, но потом понял - гном смеялся.
        - Интересно, все гомункулы идиоты, или ты такой случайно получился?
        - Тупэ говорит, я исключительный, - Кай широко улыбнулся, чувствуя, что гном клюнул на уловку.
        - Подравненные они, - беззлобно сказал Никель, видимо осознав, что от любопытного гомункула легко не отделаться.
        - Как? - не понял Кай.
        - Подравненные - это те, которых подравняли, - терпеливо повторил гном. - В основном, воры, но и враги семьи есть. Мы раньше ближе к поверхности жили, а Тиль не всегда хорошо с местными бандитами ладил. Вот и нажил врагов. Багровый Клан до сих пор золото за его голову обещает.
        - Они пытались убить Тиля?
        - Ага, - кивнул Никель и, достав лепешку из кармана, принялся жевать. - Или обокрасть. Запомни, парень, горных людей может обокрасть только тот, кто сам из нашего племени. Каким бы талантливым и удачливым вором ты ни был, но, если ты переросток, в горах тебе делать нечего. Это наша земля, и всех, кто нарушит ее границы, ждет наказание.
        - А кто такие переростки? - спросил Кай и тут же прикусил язык. На висках выступил пот, а в горле пересохло. Интуиция подсказывала, что некоторые вопросы задавать не стоило.
        - Спросил бы лучше про наказание, - довольно хмыкнул Никель. - Но так как ты у нас бестолочь, отвечу детально. Переростки - это все, кто выше головы нормального горного человека. Ты, вот, гомункул-переросток, а есть люди-переростки. Они нас не трогают, мы их не трогаем. Если же с мозгами, у как тебя, плохо, то переростка подравнивают.
        - Что значит «подравнивают»? - прохрипел Кай, с ужасом догадываясь о смысле слов гнома.
        - Отрезают ноги, - ответил Никель и посмотрел в глаза Каю. Спокойно так посмотрел, с намеком.
        - Всем, кто нарушил наши законы, мы отрезаем ноги. Так они становятся «нормального» роста. Если «подравненный» выживает, его судят и назначают срок, в течение которого он будет работать на семью. Как правило, это год. Колоть уголь мы их не ставим, толку от них там мало. На руднике есть несколько самоцветных жил, обычно рядом с ними ямы с подравненными и устраивают.
        О том, сколько таких ям в шахте Тиля, Кай спрашивать не стал. Его интересовало другое.
        - И много… выживают? То есть, я хотел спросить, кого-нибудь освобождали из подравненных?
        - Ну, - Никель задумался. - На нашем руднике таких не было, но вот на каменоломне Швеца Семикрыла в прошлом году один счастливец свое отработал. Его даже к поселку провели, хотя обычно подравненных до выхода отводят, а дальше сам. Так-то. Нельзя переходить дорогу нашему брату. Мы за себя горой!
        И Никель принялся с жаром рассказывать, чем горный человек лучше переростка. Кай молча шел рядом и слушал, как громко стучит сердце. Слишком громко. Он думал, что знал о гномах все. Они казались немного жадными, черствыми, властными, ни никогда - жестокими! Что же это получалось?
        Кай незаметно сделал шаг в сторону, отодвигаясь от Никеля. Таинственный гомозуль, которого он никогда не видел, вдруг резко перестал быть самым опасным обитателем пещер. И прижигание пяток вопросы больше не вызывало. Если гномы рубили людям ноги за кражу, то почему они не могли жечь им пятки за любопытство? И почему Соломон решил вырастить гомункула именно в этих пещерах? Впрочем, сложнее был другой вопрос: почему Кай проснулся раньше положенного срока и, тем самым, обрек себя на годы рабства у гномов? В то, что колдун Соломон явится за ним в ближайшее время, уже не верилось. Скорее всего, придется колоть уголь в шахте Тиля Голубоглазого весь срок. Когда он должен был проснуться? В двадцать, тридцать лет? А ведь можно было спокойно проспать эти годы!
        Глава 5
        «Ты, как капля воды, стекающая по стене, - подумал Кай, мрачно шагая за Никелем. - Начнешь с большей высоты - и тебя размажет по камню прежде, чем ты доберешься до низа. Упадешь с меньшей и станешь лужей при условии, что тебе повезет встретить таких же. Мне здесь не место. Нужно выбираться».
        Широкая спина Никеля с размахом врезалась ему в грудь. Гном развернулся и без объяснений вдавил кулак Каю в живот. Пока тот пытался втолкнуть в себя воздух, отгоняя плохую мысль садануть в ответ, Никель толкнул его к стене, за отвалившийся камень, и сам нырнул следом.
        - Дурень, смотри, куда прешь! - зашипел гном, кивая в темноту. - Я бы тебя, конечно, с удовольствием гомозулю скормил, но Тиль меня точно заставит босиком по углям гулять, если Соломон явится, а от тебя даже костей не будет.
        - А что там? - шепотом спросил Кай, но, получив затрещину, заткнулся.
        - Гнездо, разве не видишь? - зашипел Никель. - Матка и с ней трое детенышей.
        Кай вытянул шею и вгляделся во мрак, но со зрением гномов соперничать было трудно. Темнота как темнота. Приметных звуков или запахов тоже не раздавалось. Никель стянул с себя плащ и плотно замотал в него лампу, отчего пещера превратилась в необъятную пропасть. Стены исчезли, пол и потолок тоже. Кай крепко ухватил Никеля за рукав, преодолев злость и брезгливость. Выживание в списке его краткосрочных целей стояло на первом месте, а остальные чувства могли подождать.
        - Туда! - кивнул гном, указывая в точку, которая ничем от других точек непроницаемого мрака не отличалась. - Там есть проход в заброшенную штольню. Я в ней уже лет пять не был, но сквозь нее можно выйти к третьему забою. Если, конечно, обвалов не случилось. Держись за рукав, пойдем без света.
        Кай ухватился за твердый от засохшей грязи рукав гномьей куртки и, согнувшись, как старый гриб, побрел за Никелем. Это было странное ощущение. Все, что он мог почувствовать более-менее реально - лишь камни под ногами. Они были то гладкие и ровные, покрытые влажной испариной, то острые и колючие, похожие на крючки, которые кто-то расставил специально, чтобы Кай цеплялся за них ногами. Было влажно и душно. Он не мог отделаться от ощущения, что матка гомозуля ползет за ним следом, и это вовсе не сквозняк шевелил его волосы, а зловонное дыхание зверя, собирающегося откусить ему голову. Когда напряженную тишину сменила привычная капель, Кай позволил себе выдохнуть. Никель тоже немного расслабился и замедлил шаг.
        - Мы в штольне? - шепотом спросил Кай, и с размаху врезался в нависший кусок стены.
        - Здесь пригнуться надо, - ласково посоветовал Никель. - Шахта не для переростков строилась. Коридор низковат, тебе удобнее будет на коленках ползти.
        - Колени мне еще пригодятся, - буркнул Кай, ощупывая острые камни под ногами. Они были навалены неровными кучами, ничем не напоминая пол в штольне. Похоже, без обвала не обошлось.
        - Может, лампу зажжем? - без особой надежды предложил он, потирая рассеченный лоб. - Кажется, твой проход засыпало.
        Никель, видимо, и сам собирался открыть ракушечник, но природное упрямство заставило его встать в привычную оппозицию.
        - Не мои проблемы, что ты до сих пор видеть не научился, - буркнул он, и, сбросив руку Кая со своего плеча, пошел вперед, впрочем, громко загребая камни ногами. Не иначе как опасался, что ценный гомункул заблудится.
        На этот раз гордость кричала громче, и Кай не стал окликать гнома. «Посмотрим, как он будет Тилю объяснять, куда я делся», - мрачно думал он, однако старался не отставать, прислушиваясь к тому, как Никель пробирается по камням. Ему все-таки пришлось опуститься на четвереньки и эдаким крабом ползти следом: проход стал совсем низким.
        «И зачем я вообще сюда пошел? - досадливая мысль жгла глубоко и больно. - Гномих не увидел, зато прижигание пяток заработал. А может, затеряться здесь, и пусть гномы сами с Соломоном объясняются?».
        Но перспектива встретить в темноте матку гомозуля заставила его прибавить шаг. По сравнению с подземным монстром раскаленные угли казались не такими уж и страшными.
        Заторопившись, Кай не успел поднять ногу выше и, запнувшись носком сапога о камень, растянулся во весь рост, ощутив телом все сколы и неровности пола.
        - Калюста! - досадливо протянул он, выплевывая кровь. Имя бога как нельзя кстати подошло для подобных для ругательств. Похоже, он порвал губу, что до локтей и коленей, то о них даже думать не хотелось. Каю казалось, что он разбился, как фарфоровая кукла, брошенная на пол. Сейчас от него начнут отваливаться куски, и никто не приклеит их обратно. Соломон-то далеко.
        - Не упоминай его здесь! - выругался Никель. - Что там у тебя?
        - Ничего, - сквозь зубы прошипел Кай, убежденный, что ему нужно остаться в этой штольне и позволить себе сдохнуть. Мучений будет гораздо меньше. А что? Никакого отбойного молотка, грязных сапог и угля. А главное - никаких пыток с прижиганием пяток. Придет гомозуль, и все закончится быстро.
        - А что тебе в Калюсте не нравится? - спросил Кай, желая позлить гнома. - По мне, так он ничем не хуже Святой Варвары. К тому же Калюста, вроде как, мужского пола, и в пещеры вписывается лучше, чем баба какая-то.
        - Тсс, - зашипел гном. - Не хватало еще самодела на наши головы.
        - Я про самодела знаю, - довольно сообщил Кай, поднимаясь с колен и пытаясь оценить полученный телом ущерб. - Это опасный грибок, который живет внутри планеты и иногда появляется в разрывах и в глубоких пещерах. Например, в нижних забоях шахт. Вот если бы ты верил в Калюсту, то не боялся бы всякой там Хищиды. Наверное, она здесь с гомозулем вовсю соседствует. Лучшие друзья. Я вот в Калюсту тоже не верю, поэтому велика вероятность, что самодел по имени Хищида нам встретится. И Калюста не поможет.
        - И когда ты успел дурака этого, Тупэ, наслушаться, - проворчал Никель, гремя в темноте камнями. - Сплюнь. Между прочим, дед мой, а он триста лет прожил, рассказывал, что в древности самодела называли не Хищидой, а Калюстой. Так-то. Не было никакого доброго бога. Это калюстианцы в угоду Корпусу сказки рассказывают. Как только Старатели появились и объявили Хищиду врагом человеческим, так и церковники сразу сориентировались. Быстренько своего бога переименовали.
        - Ересь какая-то, - заметил Кай, решив обязательно расспросить Тупэ о другом имени самодела. Еще в тот момент, когда гном впервые рассказывал ему о грибке, Каю нестерпимо захотелось увидеть Хищиду. Как он ни старался убедить себя в опасности, но перенести на самодела те чувства, которые он испытывал, например, к гомозулю, не получалось. Гомозуль был страшным уже по рассказам гномов, и никакого желания встретиться с ним не возникало. Однако самодел, по словам Тупэ, представлялся весьма загадочным явлением. А тут еще Никель добавил интригу.
        - Эх, - вздохнул Кай. - Хотя бы глазком тебя увидеть. Какой ты? Мы вроде как в самом нижнем забое, глубоко в пещерах, все сходится. Может, появишься? Только глянем на тебя и разойдемся. Мы по своим делам, а ты - по своим.
        Наверное, он бы удивился меньше, если бы Никель вдруг предложил показать ему путь наружу, да еще бы и пообещал проводить до Корсиона. Едва Кай закончил говорить, как камни под ногами стали светлее. Приглядевшись, он понял, что светятся не булыжники, а пространство между ними. Еще через секунду стало видно его сапоги, так как камни неожиданно утонули в светящейся массе, которая просочилась сквозь них и нерешительно замерла у ног пораженного Кая.
        Нечто слабо мерцало и напоминало густой кисель, который гномы варили по выходным. Сначала оно показалось светло-розовым, но в другой момент уже поменяло окраску на нежно-зеленый, а потом также быстро перелилось в фиолетовый. Неизменными в «киселе» оставались только крошечные звезды, хаотично разбросанные по всей массе, да вкрапления светящихся голубых капель, которые сразу привлекали внимание. Они постоянно меняли форму, превращаясь в затейливые фигуры, а иногда сливались друг с другом. Звезды в массе походили на светлый кристалл, который иногда усеивал шахты после резкой смены температуры, но Кай догадывался, что они были другой природы.
        Несмотря на недолгий срок жизни, глупым Кай не был и сразу понял, что эта за разноцветная лужа со звездами плескалась у его ног. То был самодел, страшная Хищида, и явилась она, похоже, по его зову.
        Повинуясь незнакомому инстинкту, Кай прошептал:
        - Спрячься!
        Масса заколыхалась, словно густой кисель, и исчезла за камнями.
        - Вернись!
        Самодел с радостью выплыл обратно, заполнив собой пространство у ног Кая. Из массы вытянулись толстые нити, которые, поднявшись в воздух, укрепились, став похожими на щупальца. Кай наклонился и шлепнул по одной ладонью, отчего самодел позеленел, а потом покрылся золотыми прожилками. Получилось красиво.
        - Спрячься! - снова прошептал Кай, входя во вкус.
        Хищида послушно уползла за камни.
        - Появись!
        Кусочек мира вокруг него засверкал радужными красками, а самодел погладил его по сапогу лиловым щупом и покрылся алыми искрами. Голубые вкрапления внутри него постоянно шевелились, завораживая причудливым танцем.
        Это было здорово. Из дорожденных снов Кай знал о собаках и домашних животных, которые живут с людьми и радуют их своим присутствием в человеческой жизни. Самодел вел себя точь-в-точь, как пес, который встретил друга после разлуки. Что бы там ни рассказывали Тупэ с Никелем о самоделе, но кое в чем они ошибались. Опасности не было. Опустив руку в Хищиду, Кай ощутил приятное тепло и короткое дружеское сдавливание, словно самодел с ним здоровался. Рука не отвалилась, не покрылась сыпью и не исчезла. Пальцы слегка покалывало и щекотало, но это было хорошее чувство - словно перышком по коже водили. «Я твой друг, - говорил самодел. - Я - лучшее, что с тобой было и будет».
        Прислушавшись к себе, Кай понял, что ему совсем не хотелось топиться в Хищиде, как это делали зараженные люди в рассказах Тупэ.
        Он свободно вынул из самодела руку и внимательно рассмотрел пальцы. Масса Хищиды аккуратно слезла с них, не оставив ни следа. Правда, местами она забрала с собой грязь, и Кай с изумлением уставился на нежную розовую кожу, появившуюся в том месте, где еще утром была кровоточащая ранка. Удивившись, он не стал долго думать, и тут же опустил в самодела обе ладони.
        - Так как же тебя зовут на самом деле? - прошептал он, изумленно рассматривая руки через пару секунд. Грязи заметно поубавилось, а саднящих царапин и воспаленных ранок - как ни бывало.
        - Я Калюста! - отчетливо донеслось из сверкающей массы.
        От неожиданности Кай резко выпрямился, забыв о том, какие низкие потолки были в штольне. На звук его болезненного вскрика отреагировал Никель, который все еще пытался найти сквозной проход где-то в темноте.
        - Эй, гомункул, ты в порядке?
        Проигнорировав обидное прозвище, Кай прокряхтел, потирая голову:
        - Топай сюда, горный человек, тут такое!
        Гном неохотно направился к нему. Похоже, сквозной дороги все равно не было, и им придется возвращаться к гомозулю. Но сейчас пещерный монстр волновал Кая в последнюю очередь.
        - Смотри! - гордо произнес он, указывая на массу у своих ног. - Похоже, его точно зовут Калюста. Это ведь самодел, верно? Не понимаю, почему его боятся. По-моему, он очень мирный.
        Секунды две Никель стоял истуканом, в ужасе разглядывая цветную массу между камней. А потом зажал себе рот грязными ладонями и шарахнулся назад, прилипнув к стене.
        - Отойди немедленно, идиот! - прошипел он. - Правильно говорят, что Соломон тебе мозгов не доложил. Уходим! Надеюсь, ты эту дрянь не трогал? Не хватало еще, чтобы колдун нам претензии предъявил, что мы тебя тут Хищидой заразили. Чего стоишь?
        Каю не понравилось, как гном с ним разговаривал, но увидев, что у Никеля трясется подбородок - то ли от злости, то ли от страха, не стал спорить. Гном уже вовсю подталкивал его к выходу.
        - А как же гомозуль? - ехидно спросил Кай, но Никель толкнул его в спину, велев пошевеливаться. Между тем, сияющая масса постепенно выползала из камней по всей пещере, заполняя ее приятным светом - то розовым, то голубым, то лиловым.
        «Красота какая!» - подумал Кай, с восхищением разглядывая блики на стенах. Бежавший впереди Никель вдруг закричал и принялся метаться по сторонам.
        - Где это проклятый вход? Здесь же он был! О, Святая Варвара, прости меня за грехи и спаси от страшной смерти! Нам не выбраться, мы погибнем!
        Кай увидел темноту лаза первым, так как самодел уже дополз до входа и любезно подсветил его светло-розовым. Полюбовавшись бликами и послушав вопли Никеля, который метался, стараясь отыскать лаз в глухой стене, Кай опустился на колени и прошептал, почти касаясь губами сверкающей плоти.
        - Послушай, Калюста, спасибо, что показал нам выход, но не мог бы ты спрятаться? А то мой товарищ сильно тебя боится и своими воплями точно соберет всех гомозулей.
        Самодел ласково коснулся его щеки и принялся утекать обратно в камни, возвращая пещере привычную темноту.
        - Пронесло! - в голосе Никеля звучало неподдельное облегчение. - А вот и лаз. Странно, я ведь его раньше здесь искал. Парень, где ты там? Первый пойдешь.
        - Хочешь, чтобы меня гомозуль сожрал? - недовольно огрызнулся Кай. После исчезновения самодела Калюсты, в душе на миг воцарилась пустота, которая постепенно заполнялась новыми проблемами. Ему не хотелось уходить из пещеры, а когда гном тычками и пинками все-таки заставил его нырнуть в лаз первым, у Кая было такое чувство, словно он отрезал от себя кусок плоти, оставив ее в забытой штольне.
        Странно, но на обратной дороге гомозуль им не встретился. Может, его и не было вообще, а Никелю показалось? Как бы там ни было, но Кай был рад, что они забрели в пятую штольню. Без встречи с самоделом тяжесть знания о подравненных в яме была бы невыносимой.
        В ту ночь Каю снились безногие, ползающие по разноцветной массе Калюсты. Только в отличие от настоящих подравненных, эти люди не выглядели несчастными. И самодела они тоже не боялись. Наоборот, безногие с удовольствием ныряли в него, погружаясь с головой и смешно отфыркиваясь. А когда первый подравненный вышел на поверхность, брызгаясь липкими каплями, он был выше Кая на целую голову. Вместо культей в камни упирались две сильные, здоровые ноги, покрытые розовой кожей новорожденного.
        Кай улыбнулся. После трех месяцев кошмаров ему наконец-то приснился хороший сон.
        В гномьем сортире было прохладно, темно и сыро. Кай занял крайнюю кабинку, прислонившись спиной к одной стене и уперев ноги в другую. Тупэ восседал в соседнем «кабинете», злой на мир и сородичей настолько, что от гнева не мог даже разговаривать. Еще утром он насмехался над Каем, обещая повеселиться на его «прижигании пяток», которое должно было пройти вечером, но в обед после утренней смены гном забыл убрать на место отбойник с инструментами, а Клевер, возвращавшийся с забоя, споткнулся, упал и сломал руку. И хотя в случившимся были виноваты, как минимум, еще два гнома - сам Клевер, который был вдрызг пьян, и Фосфор, который забыл оставить ракушечник в тоннеле тем, кто будет идти с ночной смены, наказать решили одного Тупэ.
        По обычаям горных людей те, кто были приговорены к «прижиганию», последние несколько часов ожидали в сортире. По сути, это было единственное место в шахте, где можно было уединиться, осмыслить содеянное и раскаяться. Возможно, в прошлом тот, кто устанавливал правило, так и думал, но сейчас традиция казалась нелепой. Впрочем, Кай не жаловался. Сидеть на толчке было лучше, чем орудовать киркой или драить сапоги для Клевера, который, оставшись с одной рукой, наверняка, взвалил бы на него всю работу.
        К тому же в сортире гномов было чисто и хорошо пахло - компотом и вареными ягодами. Первый раз посетив заведение, Кай приятно удивился. От суровых обитателей рудника было трудно ожидать чистоплотности в столь подходящем для грязи месте.
        В чистоте нужника оказалась «виноватой» Святая Варвара. Считалось, что дева-покровительница ненавидит запахи нечистот, поэтому чистка сортира поручалась только самым ответственным гномам, что радовало Кая - к числу ответственных он явно не относился. Что касалось запаха ягод, то эту тайну ему раскрыл Тупэ. Приятный аромат вырабатывал особый вид плесени, которая питалась нечистотами и обитала в канализационных стоках. В каждой гномьей семье был ответственный за «сортирную» плесень, который следил, чтобы она не выползала за положенные границы.
        Однако после поломки генератора уборная перестала быть уютным местом. Ламп из ракушечника не хватало, и для сортира их не полагалось. Единственную свечу постоянно задувал гуляющий сквозняк, и ее тусклого света было недостаточно для освещения такого большого помещения, как уборная, где могли одновременно разместиться два десятка гномов.
        Свой первый час уединения Кай провел не зря. Вообще-то он все решил еще там, в пятой штольне, но настоящая мысль о побеге появилась у него здесь - в сортире. Ему стоило давно задать себе вопрос, что его удерживало в руднике. Ответ был прост - страх. Страх перед кулаками Тиля, колдуном Соломоном и всем тем огромным миром, который он видел в дорожденных снах. Но, как ни странно, страх пройтись босыми пятками по раскаленным углям, оказался сильнее, толкнув на то, что должно было случиться сразу после его пробуждения. Кай не считал себя трусом и не боялся боли. Из дорожденных снов он помнил, что некоторые люди умели ходить по горячим поверхностям, не причиняя себе вреда. Как они это делали, он не знал, но важно было другое. После его встречи с подравненными гномы перестали быть просто гномами, забавными трудягами, помешавшимися на угле. Они были палачами, судившими чужую жизнь слишком строго и слишком легко. Сейчас они казались ему страшнее гомозуля, и он не хотел иметь ничего общего с несправедливостью, которую увидел в яме с подравненными.
        Он сбежит, когда его поведут в столовую, где должна пройти экзекуция. Набросится на охрану и будет драться безумно и страшно. А потом прорвется к восьмой штольне, откуда начиналась дорога к старым забоям и спрячется среди заброшенных выработок, по слухам, уже наполненных самоделом. Причинит ему грибок вред или нет, он выяснит уже на месте, зато гномы за ним точно не пойдут. Их страх перед самоделом был Каю не понятен, но это было меньшее из того, что он не понимал в их гномьей жизни.
        Что там Тупэ говорил о Калюсте? «Спроси совета, что делать, когда на душе или в жизни совсем плохо». Что делать-то Кай знал, а вот, как - тут без божьей помощи было не обойтись.
        «Ладно, Калюста, - подумал он. - Если ты такой хороший парень, каким тебя считает Тупэ, то, как мне выбраться из этой угольной ямы, чтобы там, наверху, сказать тебе спасибо?».
        Наверное, так с богом разговаривать не полагалось, однако Кай на ответ и не надеялся. Спросил, не думая. Калюста, конечно, не ответил, но в следующую секунду в голове появилась новая мысль, которая сначала показалась не очень удачной. Но чем дольше она жила, тем больше представлялась логичной и единственно правильной. Зачем ждать, когда за ним придут? На самом деле Кай мог сбежать хоть на второй день после пробуждения, ведь рудник был пронизан вентиляционными шахтами и другими техническими лазами, словно живой организм кровеносными сосудами. Из затопленного забоя они с Тупэ выбрались именно по такому коридору. Не иначе как судьба - или Калюста - уже тогда подсказывали ему выход.
        Кай выглянул из кабинки и внимательно изучил темнеющий квадрат вентиляционной решетки под потолком. Вероятно, строители шахты посчитали, что для сортира много воздуха не требовалось, и сделали отверстие настолько маленьким, что в него с трудом бы влезла человеческая рука.
        Если не получается сверху, надо попробовать снизу, прошептал голос в голове, и Кай недоуменно посмотрел на толчок. Впрочем, колебался он только первые несколько секунд. В отличие от вентиляции отверстие для нечистот было достаточно широким, чтобы в него пролез бы весь Кай. Подняв сидение, он наклонился и сморщился от сладко-приторного запаха, который выделяла плесень, поедающая отходы. В яме было темно, но ему показалось, что по стенкам ветвились отростки, похожие на щупальца. Жаль, что раньше он не интересовался тем, насколько эта плесень опасна. И куда ведут канализационные стоки.
        Глава 6
        Без проводника в этот лабиринт лучше не соваться, подсказал голос, и Кай с ним согласился. Легкий звон, заполнявший голову весь вечер, давно превратился в четкие ритмы марша, не оставляющего места сомнениям. Нужно действовать прямо сейчас.
        - Тупэ, - вкрадчиво позвал он, подходя к кабинке гнома. - Ты не спишь?
        Горный человек ответил молчанием, но Кай был уверен, что тот его слышал. Он бы удивился, если бы гном умудрился заснуть перед прижиганием. Процедура, вроде как, не смертельная, но болезненная, неприятная, а главное - обидная.
        Огарок свечи подсказывал, что времени у него оставалось мало. А значит, он должен был звучать очень убедительно, чтобы заставить гнома согласиться на рискованный план за минуты.
        Если человек должен проникнуться твоей идеей, начни с того, с чем он не может не согласиться, снова подсказал голос в голове Кая. Потом используй сильные аргументы и грубую лесть.
        - Мне кажется, Тиль тебя не ценит, - уверенно начал Кай. - Он хоть и говорит, что у него в семье все равны, но, на самом деле, уважает только родню по крови. А тех, кто был принят в семью по клятве, как ты, например, использует как рабочую силу. Да и вся эта процедура братания какая-то неискренняя. Вот если бы по-честному было, тогда без вопросов. Помнишь, на прошлой неделе в четвертом складе крепи обвалились, и половину помещения грунтом занесло? Все знали, что это по вине Фосфора случилось, который вместо того, чтобы подпорки по плану менять, в карты с Хлором все дежурство проиграл. А теперь вспомним, кого заставили землю таскать. Тебя! Фосфору даже пятки не прижгли, пожурили немного и отпустили. И все потому, что он двоюродный брат Тиля. А помнишь, как Свинец забыл капканы в кладовой заправить, и крысы мешки с мукой погрызли? Ты тогда был лишь дежурным по коридору, однако Свинец, не задумываясь, заявил, что, мол, это Тупэ вовремя не услышал возню грызунов. И Тиль поверил ему, а не тебе, потому что Свинец - его племянник. Где справедливость? Помнится, тебя тогда ужина лишили. Я уже и не говорю о
Клевере, который сломал руку по своей вине, а ты почему-то должен вместо него по раскаленным углям ходить. Нет справедливости в семье Тиля Голубоглазого, нет!
        Кай сам удивился, что вспомнил все эти мелочи, но, похоже, память его не подвела, и он ничего не перепутал. Дверца кабинки открылась, явив его взору мрачного Тупэ, восседавшего на толке с видом оскорбленного. Настрой у жертвы был правильный, и Кай продолжил вспоминать «несправедливости». Память у него оказалась просто феноменальной.
        - Я уже не говорю о том, что тебя отправили перетаскивать буровую только потому, что поломка генератора случилась на твое дежурство. А ты ведь мог погибнуть! Я вот, что скажу. Скорее всего, Тиль догадывался, что вода могла прорваться в штольню, поэтому послал тебя, а не Никеля, который за этот участок отвечал.
        - Да, - возмущенно согласился гном. - Все верно!
        - Но мы не погибли! - Кай от души грохнул кулаком по косяку. - Выплыли, вылезли и будем жить дальше всем назло. Я и ты! А знаешь почему? Потому что с нами Калюста. Да, я тоже теперь верю в Единого. Твои слова о боге крепко меня зацепили. Я, конечно, сомневался, но чувствовал, что твой путь - путь калюстианца - единственно верный. А потом, когда я случайно заплутал в заброшенной штольне и думал, что до конца жизни буду блуждать по проклятым тоннелям, то вспомнил твой совет. Помнишь, ты говорил, что Калюста отвечает на зов тех, кто зашел в тупик? Мне нечего было терять, и я ему помолился - искренне, от души, всем сердцем веря в каждое слово. И о чудо - Калюста ответил! Он не только показал мне выход из лабиринта, но еще и сказал, что я должен идти дальше, наверх, к солнцу! А еще он добавил, что я должен идти туда не один, а с тем, кто не променял его на святую деву даже в самые трудные дни своей жизни. Бог говорил о тебе, Тупэ!
        - Про меня сказал? - от удивления гном даже привстал с сидения, и Кай понял, что настал самый важный момент. Главное - не переиграть.
        - Имени твоего он не называл, но описал тебя так, словно ты рядом стоял. Красивые курчавые волосы, мужественный подбородок, волевые складки на лбу, умный взгляд, крепкое, здоровое тело…
        «С лестью осторожно, - подсказал голос. - Тупэ не дурак. Давай конкретику».
        - А главное, назвал твою особую примету, - сразу поправился Кай. - Шрам в виде кольца на большом пальце правой руки. Этот человек - мой избранный, сказал Калюста. Я, мол, его специально тогда пометил.
        Тупэ заворожено уставился на палец, который когда-то обжог, неловко схватившись за дужку раскаленного ковша.
        - Вот, значит, зачем все это было, - протянул он. - А ведь надо мной тогда вся кухня смеялась.
        - Калюста тебя испытывал, - вставил Кай. - И, судя по всему, ты его испытание прошел. А мне вот еще только предстоит заслужить его доверие. Я даже тебе завидую немного.
        «А теперь давай главную идею, только говори быстро и уверенно», - подсказал внутренний голос и звучал он довольно. Все шло по плану.
        - Тупэ, - Кай присел на край раковины, чтобы оказаться на одном уровне с глазами гнома. - Ты не должен сгинуть в этой шахте. Возможно, тебе кажется, что горное дело - это смысл твоей жизни, но подумай хорошо, зачем ты здесь на самом деле?
        Тупэ озадаченно наморщил лоб, и Кай поспешил ему на помощь.
        - Ты был здесь потому, что тебя послал Калюста. Это было испытание на храбрость, мужество и выносливость. Ты не только не потерял веру в Единого, но и укрепил ее, став избранным. Я хочу быть на тебя похожим, Тупэ. Но Калюста сказал мне, что мое испытание будет проходить не здесь, а наверху, в суровом мире Риппетры. А теперь скажи мне - ты по-прежнему считаешь, что твой путь лежит под землей? Ведь если испытание закончено, возможно, Калюста ждет от тебя следующего шага.
        - Мне не место здесь, - пробормотал Тупэ, и Кай едва сдержал возглас радости.
        - Да, - кивнул он. - Нам здесь не место. Я хочу стать таким же калюстианцем, как и ты, Тупэ. И я почту за честь идти рядом с тобой, смотреть на твои поступки и повторять их.
        - Я знал, что надо уходить, - уверенней произнес Тупэ. - Всегда хотел посмотреть, как там переростки под солнцем живут.
        - И не только посмотреть, - вкрадчиво произнес Кай, повторяя вслед за голосом в своей голове. - Ты должен попробовать все стороны жизни, чтобы понять, какая твоя. Ждать нельзя. Надо действовать прямо сейчас.
        Тупэ встрепенулся и растерянно посмотрел по сторонам. На миг Кай испугался, что все пропало, и гном передумал, но нет, горный человек решительно встал и заявил:
        - Когда за нами придут, будем драться. От нас такого не ожидают, прорвемся. А дальше попытаемся удрать по складам, - потом он сник. - Эх, ничего не выйдет… Вход в шахту охраняют человек шесть, а дальше ворота на замке с кодом. Там сканер стоит, по сетчатке глаза Тиля открывается. Вряд ли у нас получится Голубоглазому башку отрубить. Но ты прав - допек он меня, давно уходить надо было. В большой город подамся, работать умею, без хлеба не останусь. С тобой все сложнее. Ты ведь гомункул Соломона, а колдун тебя, где угодно достанет.
        - Мне Калюста поможет, - уверенно заявил Кай. - И у меня есть план получше твоего. Только сразу не отказывайся. Не нужно ни с кем драться. Калюста вообще против насилия. Выход здесь - за твоей спиной.
        Тупэ оглянулся и недоуменно уставился на стену.
        - Ниже.
        До гнома, наконец, дошло, так как он активно затряс головой.
        - В сральник? - возмутился он. - Ты что, спятил?
        - Прежде всего, ответь, куда ведут канализационные стоки, - деловито спросил Кай, поднося свечу к отверстию, на котором раньше восседал Тупэ. При виде осклизлых наростов плесени на стенках его решимость стала испаряться, но он быстро взял себя в руки.
        - Это канализация старая, как и вентиляционная система, - пробубнил Тупэ, заглядывая вслед за ним в яму. - Тиль ведь не первый владелец шахты, до него здесь Желтозубы сидели, а до них - Крысоеды. По слухам, наша канализация со сральником соседнего рудника соединяется, а тот - еще с одной системой и так по всей горе.
        - Ты сейчас сам ответил на все вопросы, - заявил Кай, усаживаясь на край отверстия и брезгливо опуская в него ноги. Крышку, которая уменьшала дыру до размеров гномьей задницы, он оторвал. - Если мы и прорвемся к выходу из шахты, следуя твоему плану, то никогда не откроем ту дверь. Для этого нам придется отрезать Тилю голову, а убийцами мы стать не должны, иначе Калюста нас проклянет. Канализация - наш единственный шанс. Наверняка Калюста подстроил эту ситуацию нарочно. Для меня - это первая серьезная проверка моей веры, а для тебя - главное испытание после всего, что ты пережил в шахте. Неужели какое-то дерьмо тебя остановит? Черт возьми, я думал, ты сильнее.
        Тупэ мрачно засопел и подошел ближе, опасливо втягивая воздух носом. Пока из отверстия пахло приятно, так как, видимо, сортир давно не чистили, и плесень успела подползти совсем близко. Как должно было вонять там, внизу, Кай представить не мог. Видимо, Тупэ останавливали подобные же мысли.
        - Давай, Тупэ, - подбодрил он гнома, хотя знал, что говорил это для себя. - Все великие дела начинаются с первого шага. И вряд ли мы пойдем по ковровой дорожке. Я слышал, есть такая пословица: чтобы подняться, надо упасть. Так вот нам с тобой даже усилий никаких делать не нужно. Стоит просто отпустить руки и провалиться в эту дыру. Калюста все сделал за нас, и мы не должны оскорблять его своим недоверием. Бог ничего не делает напрасно. Я прыгаю, ты за мной?
        - Да, - прохрипел гном, забираясь рядом. - Надо бы веревкой, что ли, обвязаться. Чтобы потоком не разнесло.
        Это была первая практичная мысль, появившаяся в уборной за последние полчаса. Любой горец носил с собой моток крепкой веревки, поэтому скоро Тупэ стоял за плечами Кая, привязанный к его поясу.
        - Ну что, прыгаем? - в последнюю секунду голос Кая сорвался, но Тупэ, похоже, уже ничего не замечал. Гном глядел в черноту под их ногами и часто дышал, готовясь к акробатическому трюку. Кай до сих пор не верил, что горец так легко согласился. Впрочем, сейчас он уже ни во что не верил - разве что в их скорую смерть. Там, внизу, могло быть все, что угодно - от пропасти, на дне которой они разобьются, до заполненной дерьмом ямы, где они захлебнутся. Третьим вариантом - их спасением - была канализационная шахта, по которой веками неслись грязные воды рудника, выливаясь в подземную речку, а из нее - под солнце, в водоем наверху. Мысль о солнце придавала сил, но страх - противный, липкий, унизительный - заставлял сидеть без движения. Если бы кто дал ему пинка, Кай был бы только рад.
        - Хоть бы Калюста знак какой послал, - тоскливо произнес гном, и в эту секунду в глубине отверстия сверкнуло. Яркая мимолетная вспышка могла быть случайно искрой в уставших от темноты глазах, но они переглянулись и разом спросили:
        - Ты видел?
        Одинаковой галлюцинации у двоих быть не могло, а значит, Калюста был с ними. Глубоко вздохнув и взмолившись Единому о том, чтобы падать пришлось не слишком высоко, Кай отпустил руки.
        Пока он летел по скользкой трубе стока, перед глазами промелькнула вся его трехмесячная жизнь. Кай вспомнил, как проснулся в темной пещере, в крови и слизи, как гномы назвали его имя, оставленное колдуном Соломоном, как долго и бессмысленно тянулись дни за тяжелой работой в шахте, как смеялись над ним горцы, называя гомункулом, и как отчаянно он пытался вспомнить хоть что-нибудь, связывающее его с другим миром. С ним были только дорожденные сны, из которых он помнил, что сразу взрослых людей не бывает. У каждого человека есть детство - счастливое или трудное, но без этого периода в жизни людьми не становятся. Где было оно, его детство? Кай не верил, что появился на свет сразу «готовым», как называл его Тупэ, также как не верил он и в то, что горные люди были настоящими гномами из сказок, которые в его снах чужие матери рассказывали чужим детям. И в гомункулов с колдунами он тоже не верил - мифы с реальной жизнью ничего общего не имели.
        Тем не менее, странностей в его появлении на свет хватало и помимо отсутствия памяти. Тиль клялся, что пещера, которую колдун арендовал у них на тридцать лет, была пустой и других выходов кроме того, что Соломон завалил огромным камнем, не имела. Колдун заплатил золотом и ушел, пообещав вернуться через тридцать лет и пригрозив проклятием любому, кто тронет камень. Тиль рассказывал, что года через три они крепко выпили и решили поглядеть, что колдун спрятал в пещере. Но то ли Соломон подозревал, что проклятиями гномов не остановишь, то ли, действительно, был хорошим колдуном, но камень не смогли сдвинуть даже автоматической лебедкой, которая в те времена еще работала. А через шестнадцать лет глыба раскололась сама по себе. Тогда в шахте случилось сильное землетрясение, и все нижние этажи затопило самоделом, который, постепенно, ушел в грунт, но неприятные воспоминания о себе оставил. В пещеру долго не смели входить, но потом услышали крики Кая. «Ты орал, словно только что родился, - рассказывал Тиль. - Может, так оно и было. Только младенцы кричат нежнее, что ли. Тебя по всему верхнему ярусу слышно
было».
        Эти моменты Кай помнил хорошо. Такого дикого ужаса он потом никогда не испытывал. Кровь и горькая слизь на губах, холодный камень под спиной, скованное параличом тело и темнота, окутывавшая его, словно кокон - а ведь еще недавно он чувствовал себя едва ли не богом. Ощущение всемогущества осталось во сне, сменившись паникой и отчаянием. Тогда он и закричал - неосознанно, все еще пребывая во власти сновидений. Так кричат люди, проснувшись от ночного кошмара. Только с ним все случилось наоборот. Теплые и ласковые дорожденные сны сменились бесконечным ужасом реальности, которая через пару недель потеряла остроту кошмара и превратилась в отупляющую обыденность, грозившую стать бесконечностью.
        Неужели он, правда, пролежал все шестнадцать лет в той пещере и вырос из глиняной куклы, как утверждал Фосфор? Гномы клялись, что колдун никаких младенцев в пещеру не приносил. Соломон появлялся в шахте всего раз, и с ним даже сумки не было.
        Мысли о сущности бытия и тайне собственного рождения прервало дерьмо. Кай погрузился в него с головой и понял, что ворчание Тиля по поводу подгоревшей каши о том, что «она на вкус, как дерьмо», не имело ничего общего со вкусом настоящих экскрементов. Прежде чем он вытолкнул тело на поверхность зловонного потока, то успел наглотаться столько жижи, что не сдержал рвотный рефлекс и тут же выбросил все наружу, в следующую секунду окунувшись лицом в собственную блевотину. А затем веревку дернуло, и Кай снова ушел ко дну - то приземлился Тупэ.
        Когда они, кашляя и отплевываясь, вынырнули на поверхность, Кай понял, что все плохое, что случалось с ним за эти три месяца, на самом деле - лишь легкие неприятности. Настоящие проблемы были сейчас. Поток несся так стремительно, что оглядеться удалось не сразу. Когда его голова, наконец, появилась над жижей, первое, что бросилось в глаза, был свет. Ему был отчетливо виден не только цвет массы, но и низкие потолки, обросшие плесенью. Она-то и светилась. Тусклое бледное свечение исходило от осклизлых наростов, густо покрывающих канализационный тоннель. Наверное, это его блеск они увидели в дырке нужника перед тем, как прыгнуть.
        Если наверху в сортире плесень успешно справлялась со зловонием, то здесь, несмотря на ее обширные плантации, она была не в силах преодолеть столетний дух древней канализации. Впрочем, уже через несколько минут зловоние перестало волновать беглецов, уступив место главной задаче - не захлебнуться. Единственным приятным моментом было то, что поток дерьма оказался теплым.
        Глава 7
        Тупэ кричал так, что умудрялся заглушать даже грохот стремительно несущейся воды. Первая попытка зацепиться за узкий порог, тянущийся вдоль стены, не удалась. Ступенька оказалась выше, чем рассчитал Кай, и ко всему обросла плесенью, по которой скользили пальцы. Они пронеслись мимо двух крутых поворотов и рухнули с небольшого водопада из дерьма, прежде чем Кай предпринял вторую попытку выбраться. Болезненно ушибив плечо, он отплыл к середине потока, хлебнул горечи, закашлялся и понял, что ему надо было сделать с самого начала. Трофейный нож, добытый в пещере с затонувшей буровой, не выпал из кармана и не потерялся в зловонной пучине. Когда Кай в третий раз подгреб к ступени, то со всей силы всадил лезвие в осклизлый нарост. Какое-то время нож скользил, оставляя в плесени глубокие порезы, но вдруг остановился, попав в трещину. Понимая, что клинок не выдержит веса двух тел, увлекаемых потоком, Кай принялся лихорадочно рыть слизь пальцами рядом с кинжалом, пока не нашел тот самый выступ, который задержал нож. Тупэ на удивление быстро подавил панику и, проворно подтянувшись к болтающемуся у стены Каю,
вскарабкался по его спине на ступеньку, а потом помог забраться и ему.
        Здесь, в метре над стремительно текущим дерьмом, жизнь снова показалась прекрасной. Зловоние давно не ощущалось, в рот ничего не лезло, ноги стояли на покрытой гнилью, но все же твердой поверхности. От души наплевавшись, они переглянулись и расхохотались. А потом Тупэ набросился на него с кулаками, едва не спихнув обратно в реку.
        - Крысиный ты помет, дерьмоглист и пердоплюй! Ты во что меня втянул? И как я вообще на твою безмозглую авантюру согласился? Мы по уши в дерьме во всех смыслах. Тиль нас на куски порежет, если найдет!
        - Тише, Тупэ! - прикрикнул на него Кай, пытаясь сохранять спокойствие. Ему самому хотелось то ли рыдать, то ли хохотать во весь голос. - Все идет по плану. Здесь нас никто не найдет. Даже если Тиль и бросит кого-нибудь в нужник вслед за нами, то у бедняги не будет никаких шансов. В лучшем случае его мимо нас пронесет.
        - Во-первых, - гном поднял палец, брызнув грязью в стороны, - ты меня надул. Нам бы уже давно прижгли пятки, и мы бы спокойно отлеживались в лазарете. На следующий день обычно выходной дают, отоспались бы. А во-вторых…
        - Во-вторых, в-третьих и во всяких, тебя бы в том руднике сгноили, - прервал Кай. - Мы все сделали правильно. Сегодня тебе бы прижгли пятки, а завтра - подравняли бы, чтобы ты выше пояса Тиля не высовывался.
        - Своих не подравнивают! - возмутился Тупэ, но уже спокойнее. - Будь ты проклят, гомункул, я чуть в штаны не наложил.
        - Ну и наложил бы, - улыбнулся Кай. - Все равно этого никто бы не заметил.
        Тупэ крякнул и предпринял слабую попытку отряхнуть одежду. Конфликт миновал, и гном деловито завертел головой по сторонам.
        - Калюста теперь разбери, в какую сторону идти, - пробурчал он. - Мы на нижних уровнях. Если пойдем по течению, то спустимся еще ниже. А если против, то можем обратно вернуться и на своих напороться. Я в этих тоннелях ни черта не разбираюсь.
        - Поэтому, Тупэ, тебе и не надо оставаться в шахтах, - нравоучительно сказал Кай, у которого настроение улучшалось с каждой секундой. - Твой путь ведет наверх, творить дела во благо Калюсты под солнцем и небом!
        - Да что ты понимаешь, переросток, - начал было гном, но Кай схватил его за голову и насильно повернул налево.
        - Что ты видишь?
        - Пусти, плесень!
        - А я думал, ты глазастый. Это не плесень.
        Тупэ вырвался и недовольно уставился в сторону, куда указывал Кай. Через минуту он почесал затылок, выудил из волос гнилой обрывок и неуверенно протянул.
        - Ну не знаю. С одной стороны, на заросшую вентиляцию похоже, но с другой, может, и нора чья. Здесь крысы с твою голову водятся. И хорошо еще, если это крысы.
        - В таком зловонии никто жить не станет, - попытался заверить его Кай, но голос дрогнул. Сразу вспомнились рассказы Тиля о кровожадных монстрах, населяющих подземелье, и прежде всего - о гомозуле. Тупэ о гомозуле суеверно промолчал. Гномы верили, что если беду не упоминать, она и не случится. Может, правильно делали, но глядя на местами оборванную и поеденную плесень, Кай все больше убеждался, что они были не единственными обитателями канализационного стока.
        Когда они добрались до дыры в стене, которую Кай заметил, едва выбравшись на берег, Тупэ зафыркал.
        - Это вентиляция, - уверенно заявил он, сняв ножом паутину плесени, - но мы туда ни за что не полезем.
        - Она идет наверх, - заметил Кай, просовывая в дыру голову и подсвечивая себе куском намотанной на кулак плесени. - Отверстие узковато, но пролезть можно. Это лучше, чем идти вдоль реки с дерьмом, которая может привести только к новому дерьму.
        - Видишь следы? - Тупэ ткнул пальцем в то, что Кай никогда бы сам не заметил. Края лаза успели обрасти плесенью, но под ней виднелись черные полосы сажи.
        - Это газ горел, - объяснил гном. - И, вероятно, недавно, раз плесенью еще не обросло. Если бы не вонь, мы бы его запах сразу учуяли. И шел газ не откуда-то, а из вентиляции. Загорается он от нечего делать. Крыса какая-нибудь перднет, и все - пожар готов. Не знаю, как тебе, но по мне лучше в дерьме захлебнуться, чем в этой трубе заживо сгореть. Я слышал о таких вентиляциях. Они могут на километры петлять, а потом привести в дыру, еще похуже этой. И к тому же по всей трубе, наверняка, обвалы, за ней ведь никто не смотрит. Стоит ли колени протирать ради того, чтобы в грунт воткнуться?
        Кай еще раз оглядел дыру и заметил.
        - Не похоже, чтобы она завалена была. Сквозняк чувствуешь?
        - А про крыс не подумал? - вспылил Тупэ. - Хочешь, чтобы они тебе пальцы на ногах отгрызли, пока ползти будешь? Там их царство. И вообще не люблю я узкие места. Пойдем лучше вдоль дерьма. Может, до нужника какого дойдем, и таким же путем выберемся, как сюда забрались.
        Наверное, они препирались бы до бесконечности, но тут за поворотом тоннеля позади них раздался звук - очень нехороший звук, похожий на то, будто в воду огромная туша плюхнулась и не утонула, а целеустремленно поплыла к ним, на голос, стуча по воде конечностями.
        - Ох, твою же… - выругался Тупэ. - Я первый полезу, уж лучше с крысами, чем…
        Он не договорил, потому что Кай зажал ему рот рукой и быстро подсадил к лазу. Все следующие минуты, которые показались вечностью, он толкал медлительного гнома вперед, каждую секунду ожидая, что клешня или лапа вытащит его за ноги обратно. Было слышно, как то, что плыло по реке, остановилось рядом с вентиляцией и долго дышало им вслед, наполняя лаз особым зловонием. Так пахло уже не дерьмо - то смердила сама смерть.
        Но вот они повернули, потом еще раз, труба стала заворачивать наверх, и все внимание Кая уходило на то, чтобы не соскользнуть вниз. Приходилось расставлять ноги и упираться в стенки локтями. Никто не вцепился Каю в пятку и не поволок обратно. Может, создание было так велико, что не поместилось в отверстие, а может, решило не связываться с тем, что ожидало их впереди.
        Только здесь, в вентиляционной шахте, Кай вдруг понял, насколько иллюзорными были их шансы выжить. О том, что они когда-нибудь выберутся на поверхность, он уже не думал. Решение о побеге было, возможно, лучшей идеей в его жизни, но ее поспешность обещала им крупные неприятности. Они покинули жилую шахту без фонариков, свечей, оружия и припасов. Плесень, намотанная на кулак, слабо светила, но Кай не знал, насколько хватит ее ресурсов. То, что у них оказались с собой ножи и веревка, было довольно скудными подарками Калюсты. Возможно, Единый хотел, чтобы они молились ему лучше?
        Тупик был таким же бескомпромиссным, как и чернота в тоннелях, ответвляющихся от основного прохода. Радость Кая, когда труба стала шире и выше, позволив ему не только встать на четвереньки, но и ползти рядом с Тупэ, закончилась быстрее, чем он осознал ту простую истину, от которой отмахивался каждый раз, когда шахта сужалась или поворачивала настолько резко, что им приходилось проявлять чудеса гибкости, чтобы повторить ее изгибы. Как бы там ни было, но возвращаться придется. Они уже исследовали все ветки, идущие от тупика, но результат везде был один - обвал. Однако пока никто из них мысль о возвращении вслух не произнес. Каждый надеялся на коллекторы, которые должны были встречаться в «нормальных» вентиляциях. Из таких стоков всегда шли тоннели к складам и техническим помещениям, а это означало, что, как минимум, они смогут выпрямить спины.
        Однако, похоже, их труба была все-таки «ненормальной», так как спустя несколько часов они по-прежнему ползли по петляющему тоннелю. Тупэ оказался прав, потому что завалы встретились уже через полсотни метров, но они были не сплошными, и беглецам удавалось их переползать.
        В новом тупике не было ни щелей, ни просветов. Грунт лежал плотно, непоколебимо, упрямо. Плесень, которую они набрали в канализации, едва мерцала, но и без нее было понятно, что обвал старый, слежавшийся и может тянуться на много метров. Хотелось пить, и Кай старался не думать о том, что придется утолять жажду из речки с нечистотами. По пути им встретились две узкие ветви, уходящие в разные стороны, но Тупэ, в котором проснулся житель подземного мира, утверждал, что из каждой несет дерьмом, а значит, они ведут обратно - в канализацию.
        Посовещавшись, решили не тратить время и разделиться. Тупэ принялся ковырять грунт ножом, а Кай отправился обследовать ближайшие ветки, забрав остатки плесени и веревку. Оба были настолько уставшими, что друг с другом не спорили: каждый делал то, что считал правильным. Кай был убежден, что им нужно скорее разогнуть спины, и был согласен на любой тоннель, даже с канализацией. Идея ползти по вентиляции разонравилась ему уже через полчаса протирания колен по старой трубе. К тому же крысы, которых так боялся гном, полностью подтвердили его опасения.
        Пока проклятые твари осмелились напасть всего раз, но Кай встречу запомнил. Крыса подкралась сзади, впившись в сапог, и пока Кай пытался стряхнуть тварь, две ее сестры проползли между его ног и едва не порвали ему запястья. Выручил Тупэ, который ловко пригвоздил ножом одну тварь, сапогом разбил голову второй, а заодно попал ногой Каю по уху. Потом они долго кричали, отпугивая грызунов голосом и ударами ножей по стенам. Крысы отступили, но Кай не мог избавиться от ощущения, что они ушли за подмогой.
        И все же выбранный им тоннель обещал удачу. Он не понимал, с чего гном решил, будто тянуло вонью. Кай чувствовал легкий сквозняк, но определить, чем он пах, не взялся бы. После купания в дерьмовой речке обоняние отказывало, подбрасывая странные, не подходящие для шахты образы. Например, сейчас Каю казалось, что в трубе тянуло легким цветочным ароматом с нотками терпкого. Он никогда в жизни не нюхал цветы, но дорожденные сны оставили ему много подарков, познакомив с тем, как выглядел, пах и звучал окружающий мир, в котором он никогда не бывал.
        Кай полз все быстрее, потому что запах, который он вначале принял за галлюцинацию, становился отчетливее. Возможно, в жилой пещере гномов он не обратил бы на него внимания, но здесь, в трубе, где пахло лишь пылью, любое отличие в воздухе выделялось, словно горящий ракушечник, забытый в штольне. А потом он и, правда, увидел свет. Тусклый, едва заметный, мерцающий, он сочился из-под покрытой грязью решетки, в которую упирался тоннель.
        Подтянув себя вплотную к металлическим прутьям, Кай с удовольствием отметил, что плесень и сырой пещерный воздух сделали свое дело - решетка едва держалась. Ликуя, он уже просунул пальцы, чтобы столкнуть препятствие вниз, когда услышал голос снизу. От неожиданности Кай дернулся и оцарапал макушку об острый край обшивки, которая провисла под тяжестью грунта и старости. В следующую секунду он прижался лицом к грязным прутьям, жадно вглядываясь в силуэты людей.
        Это были именно люди, не гномы. В ярко освещенной пещере, похожей на глубокий колодец, стояли трое, и по их напряженным лицам и повышенным голосам было понятно, что собрались они здесь не по своей воле. Какое-то время Кай бессмысленно разглядывал незнакомцев, радуясь тому, что его самые глубинные страхи не оправдались - он был не один, а мир населяли не только гномы и подравненные. И хотя из дорожденных снов он знал, что люди отличались друг от друга так же, как бурый уголь отличался от антрацита, увидеть своих было приятно.
        Осторожно вынув решетку, от тяжести которой заломило пальцы, Кай присмотрелся внимательнее, а когда его глаза привыкли к яркому свету прожекторов, которым освещалась пещера, то едва не вывалился наружу от изумления.
        Половину пещеры заполняло озеро, но вместо воды в нем плескалась уже знакомая ему жижа с разными именами, из которых самым приятным для слуха было имя Калюсты. Самодел, грибок Хищида или бог Калюста лениво перекатывался у ног высокого мужчины, стоявшего на берегу.
        Разглядев его, Кай, видевший себя только в тусклом отражении кухонного котла, решил, что если он хоть немного похож на незнакомца, то ему крупно повезло, потому что человек был красив. Из дорожденных снов Кай знал, что женщины обычно симпатичнее мужчин, но красота этого человека была настолько универсальной, насколько и уникальной. Его нельзя было обвинить в излишней женственности или в чрезмерной мужественности; стоящий на берегу был прекрасен так, как родной и близкий человек мог быть красив по сравнению с чужаком с недобрыми намерениями. Лицо незнакомца - с большими глазами, крупным ртом и острыми скулами - было таким правильным, что захоти Кай отыскать в нем изъян, то был бы разочарован и после тщательного рассмотрения его под лупой, устройством, которым пользовался Тиль, когда изучал драгоценные камни. Человек был похож на бриллиант - такой же ослепительный и непостижимый, а его красота притягивала и заставляла чувствовать неловкость.
        Это от того, быстро объяснил себе Кай, что в последнее время ты глядел на обезьяньи физиономии Тиля и его товарищей, а этот - твоей породы, поэтому он и кажется таким симпатичным.
        Одежда была под стать облику незнакомца. Длинный белый плащ, схваченный на талии тяжелым кожаным поясом с инкрустированными камнями, подчеркивал стройную, но крепкую фигуру владельца. В изящных прорезях рукавов, оставленных портным-фантазером, виднелись сильные плечи и руки, возможно, уступающие гномам по количеству вздымающихся мышц, но не менее, а в какой-то степени и более, красивые. Черные с золотом сапоги на каблуках и легкий газовый шарф, который незнакомец намотал вокруг шеи так плотно, словно тот мог его согреть, дополняли образ странного и непонятного существа, чей цветочно-терпкий аромат и вывел Кая к пещере. Он мог поспорить, что приятно пахло именно от шарфа.
        Но не все в образе человека вязалось с величием, которым дышала его фигура. Свежая царапина на щеке, порванный манжет, взлохмаченные антрацитово-черные волосы, когда-то уложенные в аккуратную прическу, жирная полоска грязи на одной стороне плаща - все подсказывало о том, что человек пришел сюда не по доброй воле, и, похоже, его тащили, причем не слишком ласково.
        Куда более странным, чем внешность и одежда, выглядело то, чем занимался незнакомец.
        Мерцающая, волшебная плоть самодела колыхалась у его ног, но мужчина не обращал на нее внимания, сосредоточившись на движениях рук. Они то плавно скользили вверх, то вздрагивали и сокрушительно падали вниз, чтобы начать подъем, очерчивая круг за кругом, словно змеи, танцующие брачные танцы. Каждый раз, когда его руки поднимались, в самодельском озере надувались крупные пузыри, в которые притягивались синие вкрапления, разбросанные по всей жиже. Эти лазурные капли зарождались в недрах сверкающей массы и, повинуясь движениям рук незнакомца, устремлялись к поверхности озера, где сначала скапливались в пузыри, а потом и вовсе отрывались от воды, поднимаясь в воздух. Когда над озером собиралась группа таких капель, мужчина делал плавный жест, и крошечные шары размером не больше фасоли лениво вытекали из пещеры в проход, из которого бил почти ослепительный свет. Кай не знал, сколько фонарей нужно установить, чтобы добиться такого освещения. Все это действо - зарождающиеся в озере голубые капли, висящие над поверхностью пузыри и утекающие из пещеры вереницы сфер - настолько заворожило Кая, что он не
сразу вспомнил о других людях.
        Глава 8
        Почти все время они держались в тени, скучая на камнях, пока Волшебник, как обозвал его Кай, колдовал с самоделом. Этих незнакомцев было скучно разглядывать. Ему не было видно их лиц, так как они сидели к нему спиной, но почему-то он был уверен, что на величественного незнакомца у озера они не походили. Больше всего, эти двое напоминали солдат, каких Кай видел в дорожденных снах. Черные скафандры со множеством предметов непонятного назначения, массивные сапоги на толстой платформе, непроницаемые шлемы, которые они сняли и держали в руках. А еще у них было оружие, в котором Кай не разбирался, но один вид которого портил настроение.
        - Какой жирный ликвор! - присвистнул один из солдат, подходя к Волшебнику. - Только ты медленно работаешь. С такими темпами мы и за смену контейнер не наполним. Между прочим, портал на аккумуляторах, а они не вечные.
        - Это не мои проблемы, - огрызнулся незнакомец в белом плаще и, как показалось Каю, замедлил движения рук.
        - Хочешь проблем? - человек бросил шлем на камень и угрожающе поднял ствол оружия.
        - Лающая собака не кусается, - ответил Волшебник, поджав губы. - Я не сомневаюсь в твоих подлых намерениях, но проблемы будут у тебя. Я - свободный миссионер с дипломатической миссией, а значит, неприкосновенен. Впрочем, меня уже ищут, а Корпус ответит за это наглое похищение кровью твоей и тебе подобных.
        - Мы не из Корпуса, сколько можно повторять! - рявкнул солдат. - Что касается твоей миссии, то расскажи о ней горцам. Не похоже, что ты собрался с ними дипломатические разговоры разговаривать. Я про вас, калюстианцев, все знаю. У себя весь ликвор вычерпали, теперь по чужим землям рыскаете, где бы поживиться, вынюхиваете.
        - Весь ликвор Риппетры принадлежит Калюсте Единому, - спокойно ответил человек, - и ты об этом знаешь. Это божья благодать, и калюстианский храм распоряжается ею не только на основе духовно-морального права, но и гражданского. Почитай последнюю редакцию Риппетрианского Свода Законов. Там вполне четко прописано, кто и как владеет ликвором.
        - Прямо рассмешил. Горняки живут в Асырке не одно столетие. Как ты себе это представляешь? Созываете вы, значит, всех шахтеров и говорите им: братья наши дорогие, валите отсюда ко всем чертям, мы здесь будем ликвор добывать. Ты ведь шпионить сюда пришел, верно? Ну а мы тебе помогли. Видишь, какой хороший ликвор вместе отыскали. Будешь стараться, и уйдешь живым. Нам контейнера хватит, правда, Кир?
        - Еще и внукам останется, - фыркнул второй солдат. - Я с детства знал, что буду богатым. Нам чертовски повезло тебя встретить, калюстианец. Не разочаруй нас. Тебе работы на денек, а нам - счастье на всю жизнь. А потом можешь топать к своим и радовать их о том, что ваша славная церковь проживет еще десяток лет - насколько хватит ликвора.
        - Дезертиры, - процедил Волшебник сквозь зубы. - Возможно, вы не боитесь, что сделают с вами ваши офицеры, когда поймают, но стоит опасаться того, что сотворит с вами мой Бог. Я бы на вашем месте боялся. Калюста - это не Святая Варвара, которой поклоняются шахтеры, не Риппетра, в которую верят фермеры, и не Аскол, которому молятся неразумные горожане. Калюста - Единый Бог всего сущего, и сейчас мы находимся у его сердца и пьем его кровь. Слышите стоны? Это заупокойный плач по вашим потерянным душам.
        - Тебе до моей души дела нет, калюстианец, - солдат грубо ткнул Волшебника в спину. - И это, - он показал дулом оружия на озеро, - всего лишь грибок, в котором есть нужный нам минерал. Бога здесь нет.
        - Канатоходец сорвался и, возможно, разбился насмерть, - произнес незнакомец в белом.
        - Если твой Калюста такой всемогущий, как же он допустил, чтобы мы тебя сцапали? - фыркнул солдат.
        - Бог ничего не делает напрасно, - резко ответил Волшебник и опустил руки. - Я не могу наполнить ваш контейнер. Ликвора слишком мало, надо подождать, пока он накопится.
        В мерцающей жиже, действительно, больше не пузырились голубые шары. Масса радужно переливалась, но твердые синие вкрапления все реже поднимались со дна озера и застывали в массе, словно ягоды в желе, не всплывая на поверхность.
        - Хватит болтать! - вмешался второй солдат. - Времени на отдых нет. Тебе и грибку, или если хочешь - Калюсте, придется поднапрячься. Ты ведь не хочешь, чтобы мы прижгли тебе яйца. Как, по-твоему, они тебе еще понадобятся?
        Волшебник покосился на него и вздохнул.
        - О Калюста, - прошептал он и, запрокинув голову назад, закрыл глаза. Это был жест усталости, злости и досады, так как Кай видел, каких усилий стоил ему диалог с солдатами. У Волшебника дрожали пальцы, а по лицу пробегали тени морщин и боли - возможно, не сколько физической, сколько душевной. Кай не знал, что происходило в пещере, но интуитивно догадывался о несправедливости. Человека в плаще привели сюда насильно и заставляли делать непонятные вещи с плотью самодела - извлекать из него синие шары, называемые ликвором. Когда же человек заговорил о Калюсте, Кай был уже полностью на его стороне.
        Волшебник не изменил позы, но вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на Кая. У него был взгляд цвета того самого ликвора, который постепенно накапливался на поверхности озера, надуваясь синими пузырями. Кай выдохнул и, не уверенный, что его разглядели в темноте, приложил палец к губам. Незнакомец отвел глаза и медленно кивнул в никуда, но Кай знал, что этот кивок предназначался ему. Лицо человека, до этого мертвенно бледное, вдруг залилось розовым цветом, окрасившем его лоб и скулы. Это могло означать, что угодно, но Кай понял: Волшебник волновался и просил о помощи.
        - Чего нет сейчас, появится в следующий миг, - прошептал незнакомец и, повысив голос, произнес. - Я добуду вам контейнер ликвора до конца смены. Мне не хочется застрять в этой дыре, если отключится портал. Но вы мешаете мне работать и пугаете самодела.
        - И что ты предлагаешь? - нахмурился первый солдат.
        - Подождите у портала. А еще лучше заткнитесь минут на сорок. Мне нужна тишина, а самоделу - спокойствие. Ваш запах отталкивает ликвор, поэтому его так мало.
        - Впервые такое слышу.
        - Ты впервые видишь таинство добычи ликвора, - отрезал Волшебник. - Только избранные достойны этой чести. И, как правило, среди них нет ни одного солдата Корпуса. Хорошо еще, что ваш капитан-дезертир оказался достаточно мудр, чтобы ждать по другую сторону портала. Но и вас двоих достаточно. У самодела отличная память, а Корпус никогда не вызывал у него хороших реакций. Я закончу добычу за час, но для этого нужно, чтобы вы оставили меня одного.
        - Чтобы ты сбежал?
        - Куда? В самодела? Я еще не настолько спятил, чтобы добровольно становиться чантом.
        - Эй, Мол, похоже, он не врет, - вмешался второй солдат. - Возможно, грибок, действительно, нас чует. Не знаю, как ты, но если церковник справится за час, то я буду чертовски счастлив. Меня от этой пещеры блевать тянет. Капитан рассказывал, что из-за близости самодела в этих шахтах много сложных тварей водится - гомозуль, например. Не хотелось бы с ними познакомиться. К тому же это ведь территория горцев. У нас, конечно, есть риппы, но, говорят, горцы еще безумнее, чем самодельские монстры. Я слышал, что всем, кто незаконно проникает в их владения, они рубят ноги. «Подравнивают» до своего роста. Пойдем, заодно глянем, что там с аккумулятором.
        - Как знаешь, - проворчал первый.
        Солдаты медленно обошли пещеру и, пропустив вперед партию шаров с ликвором, скрылись в проходе с ослепительным светом.
        Человек, стоящий на берегу самодельского озера, поднял голову и улыбнулся Каю. Тот улыбнулся ему в ответ. Он уже знал, что делать. Калюста, действительно, охранял незнакомца, потому что надоумил Кая захватить веревку, хотя Тупэ и ворчал, что она ему не к чему. Оставалось надеяться, что ее длины хватит.
        Длины хватило. Незнакомец уверенно подтянулся и принялся быстро карабкаться с такой ловкостью, будто занимался этим всю жизнь. Кай заворожено наблюдал за ним, держа веревку и уперев локти и ноги в стенки тоннеля - человек хоть и выглядел худым, но весил прилично. Он и опомниться не успел, когда лицо Волшебника оказалось в такой близости, что, вытяни он шею, и они смогли бы коснуться носами.
        - Привет, пацан, - пропыхтел человек и, не дожидаясь, когда Кай отодвинется в сторону, переполз через него, пройдясь острыми локтями по его спине.
        - Решетку не забудь на место вернуть, - скомандовал он, хотя Кай и так собирался это сделать. - У нас есть минут двадцать, прежде чем солдаты поджарят нам задницы. Меня они не убьют, но вот тебе точно достанется. Эй, поспеши. Если ты собираешься там торчать, то скажи, куда ползти. А я помолюсь о том, чтобы твоя смерть была быстрой.
        Прохрипев что-то невнятное, Кай махнул рукой, на которой еще болтались остатки светящейся плесени. И дураку должно быть ясно, что ползти в этом тоннеле можно только в одном направлении - вперед. Следуя за незнакомцем, он уже не был уверен, что поступил правильно, вытащив того из пещеры.
        Так он познакомился с Валентином.
        Новый беглец Тупэ не понравился. На его появление в узкой вентиляционной трубе гном отреагировал молча, так как, пока Кай был на «разведке», он сумел-таки пробить дыру в обвале и спешил скорее покинуть опасный лаз. К их общему счастью, через двести метров труба пошла резко в наклон, и они буквально выкатились в широкий тоннель со старыми крепями, темнеющими под высоким сводом.
        Тупэ скользил первым, и с грохотом выбив ногами решетку вентиляции, грузно приземлился на каменный пол, ровность которого вызывала одновременно радость и тревогу. Первое - от того, что не придется спотыкаться в темноте, второе - потому, что до них здесь уже ходили и, вероятно, делали это регулярно. Кай не разбирался в метках горцев, но два треугольника друг над другом, грубо вырезанные в старой балке, недвусмысленно подсказывали, что шахта обитаема.
        Кай спрыгнул не совсем удачно и долго растирал колено, отозвавшееся болезненным уколом при приземлении. А потом с долей зависти наблюдал, как спасенный им человек осторожно выбирается из вентиляции, пользуясь их с Тупэ печальным опытом. Незнакомец не стал прыгать в слепую, а уцепившись руками за края трубы, сначала повис на ней во всю длину, значительно сократив расстояние до пола. Затем мягко, по-кошачьи, приземлился, взмахнув полами уже далеко не белого плаща. Его движения были такими грациозными, что Кай невольно засмотрелся, не заметив гнома, который подкатился сзади и ощутимо саданул его в бок своим нелегким гномьим кулаком.
        - Во имя Калюсты, ты зачем его притащил? - выпалил он, буравя Кая гневным взглядом из-под кустистых бровей.
        Кай ответить не успел.
        - Во имя Калюсты и притащил, - вмешался человек и слегка наклонил голову. Видимо, это было приветствие, хотя жест получился в меру надменным.
        - Я услышал имя Бога, и это уже хорошо, - сказал он, включая фонарик. Кай помнил, что вещица валялась на камнях в той пещере с солдатами, но не мог вспомнить, когда человек успел ее подобрать.
        - У нас мало времени, не будем тратить его на препирательства, - распорядился незнакомец. - Я не знаю, кто вы, но вы упомянули Калюсту, а значит, у нас с вами больше общего, чем вы думаете. Меня зовут Валентин, и я служитель Церкви Единого Вселюбящего Бога Калюсты. В этой пещере мы оказались по разным причинам, и нам не обязательно называть их друг другу. Я буду благодарен, если вы покажете дорогу наверх. Мне нужно в Синеусую Пустошь.
        Кай прикрыл глаза, которые болезненно реагировали на яркий свет фонаря в руках Валентина. В речи незнакомца было слишком много «я». Сейчас при электрическом освещении его лицо уже не казалось таким красивым и правильным, да и без самодела волшебника в нем было маловато. Слишком белая кожа слишком туго обтягивала острые скулы, а полные губы был чересчур крупными для такого узкого лица и казались то ли насмешливыми, то ли чувственными. Но хуже всего был взгляд голубых глаз, который напоминал взгляд хищника. Он пронизывал насквозь и гипнотизировал. Возможно, где-то в незнакомце и был страх, но или он его хорошо прятал, или ему не осталось места из-за завышенного самомнения. Кай не знал, что заставило его скинуть незнакомцу веревку, но теперь немного жалел о своем поступке.
        Тупэ тоже прищурился - обдумывал услышанное. Наконец, он выудил из речи незнакомца нужные слова и удивленно повторил:
        - Ты из храма?
        - Правильно, - кивнул Валентин, нетерпеливо поглядывая по сторонам. - Может, поговорим по дороге? Кажется, эта шахта обитаема, а горцы не любят, когда на их территорию заходят без спроса.
        - И то верно, - согласился Тупэ. - Похоже, мы в руднике Скороча Угленоса, это его треугольники. Однако нам повезло - шахта старая, так как краска на знаках стерлась. А раз ее не обновили, значит, здесь ходят редко.
        - Так куда идти? - нетерпеливо повторил Валентин.
        - Калюста знает, - пожал плечами гном. - Я у Скороча ни разу не был. Он тоже уголь копает, и Тиль с ним не очень-то дружит. Одно могу сказать точно. Скорочи выше нас сидят яруса на три. Не пойму, как так вышло? Мы вроде бы внизу были, а тут, раз, и наверху. Эх, пойдем по тяге, что ли. Чувствуете, дует? По дороге и определимся. И по сторонам поглядывайте, место нехорошее.
        Кай тяги не чувствовал, но Тупэ доверял. Все-таки гном прожил в шахтах всю жизнь, а не три месяца.
        - Это правильно, - кивнул незнакомец. - За мной охотятся солдаты Корпуса, а имея с ними дело, лучше отрастить на затылке пару глаз.
        - Дети Неба здесь? - от изумления Тупэ открыл рот, да так и застыл. Если гномы кого-то и боялись больше гомозуля, самодела и гнева Святой Варвары, так это людей из Корпуса. Горнорудного оборудования, которым были напичканы шахты Асырка, с избытком хватило бы на то, чтобы всех горцев пожизненно отправили в тюрьмы Псиланты за контрабанду. Покинув рудник и нарушив семейную клятву, Тупэ мог уже не волноваться о проблемах клана, но страх перед Корпусом был у него в крови. Гном облизнул губы, беспокойно оглянулся и заметно ускорил шаг.
        - Храм Калюсты не воюет с Корпусом, а находится в крепких торговых отношениях, - пояснил Валентин, уверенно двигаясь вперед, однако не спеша обгонять Кая. - Но в Корпусе давно беспорядки с дисциплиной - дезертирство, восстания, мародерства. Так получилось, что один взбунтовавшийся отряд захотел легких денег и решил похитить высокопоставленное лицо из Церкви, чтобы потребовать выкуп. Я находился в поездке по дальним фермерствам, а солдаты знали мой маршрут. Мои люди были хорошими воинами, но кто может противостоять оружию Корпуса? И вот я здесь, в этих пещерах.
        - Вы грандир? - Тупэ замедлил шаг и посмотрел на Валентина так, словно с ним шагал сам Калюста.
        - Я пятый грандир Вселюбящего Бога, - скромно ответил человек, но в его взгляде не было ни капли смирения. - За помощь можете рассчитывать на любое вознаграждение.
        - Никогда не слышал про грандиров, - вмешался Кай, которому не понравилось, что о нем забыли.
        - А что ты вообще слышал? - неожиданно разозлился Тупэ. - Грандиры - это же…
        - Нас двенадцать, - перебил Валентин, который, видимо, тоже любил внимание. - Двенадцать грандиров, которые помогают Патронагу служить Калюсте во благо человечества. Нам подчиняются экзархи, миссионеры и наставники, дальше идут послушники. В храме много братьев и сестер - больше двух тысяч человек. Все мы подчиняемся Патронагу, который стоит между Богом и людьми. Если бы вы захотели присоединиться к братству Калюсты, то сначала стали бы послушниками, а со временем смогли бы подняться до моего сана.
        - О Великий Бог, не зря я нырнул в то дерьмо, - пробормотал Тупэ и добавил уже громе. - Меня зовут Тупэрон, и я покинул горную семью, чтобы служить Калюсте. Для меня честь быть знакомым с пятым грандиром!
        Кай не помнил, чтобы Тупэ когда-либо назывался Тупэроном, и чтобы он говорил так вежливо, но вмешиваться не стал, пытаясь справиться с плохим настроением. Мысль о том, что между ним и Калюстой может стоять кто-то еще, ему не понравилась. Кай уже понял, что странный голос, который слышал в голове, принадлежал самодельскому богу, однако с тех пор как он нашел Валентина, Калюста молчал. Радовало, что сквозняк, который первым ощутил Тупэ, стал сильнее и теперь иногда ворошил волосы беглецов. Вряд ли поверхность была близко, но, по крайней мере, она уже не казалась мифической.
        - Мне тоже приятно познакомиться с тобой, Тупэрон, - важно заявил Валентин. - А что насчет твоего спутника? Не похоже, что он из горцев.
        Кай вспыхнул и поспешил вставить раньше, чем Тупэ откроет рот.
        - Ты говорил, что нам не обязательно представляться, - мрачно буркнул он. - У каждого своя дорога.
        Если Тупэ перешел к незнакомцу на «вы» только потому, что тот назвался каким-то там высоким титулом, то он свое обращение менять не собирался. Однако гном испортил все быстрее, чем Кай успел сообразить.
        - Это гомункул Кай, - брякнул Тупэ. - Бежит от колдуна Соломона, который его сделал. Я бы на его месте тоже бежал. Кому охота, чтобы его на органы пустили или в вечное рабство упекли? Парень недавно уверовал, говорил, что тоже будет служить Калюсте. Вы не смотрите, что он такой колючий, господин грандир, это у него от малого опыта. Что за три месяца узнать можно? Тело большое, а мозг маленький, неразвитый. Молодой, одним словом, я его наставляю, как могу, о Калюсте рассказываю, жизни учу.
        «Тебе, Тупэ, надо было не пятки прижигать, а язык», - подумал Кай, мрачно разглядывая мокрые сталактиты, которые выхватывал из темноты фонарик Валентина. Укрепленный тоннель незаметно кончился, уступив место известняковым стенам и невысокому, но просторному ходу.
        - А, тогда понятно, - протянул Валентин, окидывая Кая странным взглядом. - Калюста рад всем своим детям. Путь к Богу труден и тяжел, но придет тот, кто терпелив. Молитесь, друзья мои, и Бог выведет нас к солнцу. Он посылает нам испытания, но не оставляет без своей силы и благодати Господней.
        - Так то была молитва? - небрежно спросил Кай. - Там, в пещере, откуда я тебя вытащил? Ты там молился Калюсте? Кстати, Тупэ, я ведь не рассказал, как нашел господина грандира. Представляешь, он стоял у озера, до краев заполненного грибком Хищидой, извлекал из нее голубые капли и пускал по воздуху. Может, он и не грандир вовсе, а колдун какой? Не думаю, что служители Калюсты посмели бы так обращаться с плотью бога.
        - Не богохульствуй, мальчик, - серьезно сказал Валентин. - Вера в то, что грибок Хищида является Калюстой - это ересь, за которую в древние времена сурово наказывали. Это во-первых. Во-вторых, хорошо ли ты себя чувствуешь? Может, ты попал под выхлоп вредоносного газа? Такое здесь может быть, Тупэ? В пещере, где меня держали солдаты Корпуса, действительно, было озеро, но оно было кислотное, а не из опасной Хищиды. Что до моей должности, то при мне нет бумаг, но есть жетон грандира. Я вас не обманываю.
        Валентин достал из карманов грязного плаща блестящий диск на тонкой цепочке и посветил на него фонариком. Украшение вспыхнуло так ярко, словно было сделано из ракушечника. Сверкающие линии по всему кругу складывались в силуэт пирамиды, которая, очевидно, изображала храм. Над зданием в лучах солнца было выбито лицо человека, показавшееся Каю знакомым. Он наклонился, чтобы разглядеть лучше, но Валентин тут же спрятал медальон в карман.
        - Его нельзя показывать, - извиняющим тоном объяснил их новый знакомый. - Я сделал исключение, чтобы вы мне поверили, но такие медальоны обнажаются только перед лицом Господа во время молитвы.
        - Он из плацедонита? - с благоговением спросил Тупэ, который все же оставался слишком гномом, чтобы не заметить редкого минерала. - Никогда еще не видел плацедонита! Ведь его только в Тедуа Траде добывают.
        Валентин смиренно склонил голову, а потом поднял руку и начертил пальцем горизонтальную линию у лба Тупэ.
        - Да благословит тебя Калюста, брат мой, - сказал он. - В тебе есть большая святость и благоговение, и я вижу, что ты станешь преданным служителем Господа. Но поторопимся же, идем.
        - Никуда мы не идем, - заявил Кай, который решил, что с него достаточно благости и святости обоих его спутников. - Все, привал. Возможно, ты и провел последние часы в молитвах, любуясь самоделом, но мы с Тупэ ползали по дерьму и чертовски устали.
        - Спасибо, что объяснил причину вони, а то я устал гадать, почему от тебя так смердит, - небрежно заметил Валентин. - Нам нельзя останавливаться, привал будет позже.
        - Ты можешь идти, куда захочешь, но мы с Тупэ отдыхаем, - заявил Кай и хитро добавил, обращаясь к гному. - Ты когда сидел в последний раз? Смотри, как бы стуканцы подошвы не оторвали.
        Хитрый ход сработал, так как Кай знал, что все гномы суеверно верили, будто злые духи пещер, стуканцы, отрывали подошвы и портили обувь тем, кто постоянно ходил, редко останавливаясь на отдых. Несомненно, это был больше не страх, а оправдание гномьей лени, но сейчас он был ему на руку.
        - Да-да! - спохватился Тупэ, охотно присаживаясь на глыбу. - Надо передохнуть. К тому же мы уже прошли владения Скорочей. Здесь разве что гомозуль нападет, но эта тварь везде повстречаться может. Эх, пить-то как охота. И жрать… Придется до Синего Озера терпеть, оно где-то на этом уровне лежит. Там и водички попьем, и плесенью закусим. А от озера уже и солнце недалеко - над ним колодец вертикальный висит, глубокий, что твоя бездна. В солнечные дни вся пещера так и горит синим пламенем. Красотища! Я один раз видел, а на всю жизнь запомнил. Ну а дальше сквозные карстовые ходы пойдут, не заблудимся. Как увидите красный известняк, считайте, что выбрались.
        Кай торжествующе улыбнулся и сел рядом с гномом, сложив руки на груди. Он не знал почему, но одолеть грандира Валентина даже в такой мелочи, как время привала, оказалось приятно. А вот мысль о еде огорчала, напоминая о том, как поспешно он поступил, решившись на необдуманный побег. На кухне у гномов было сколько угодно засушенного хлеба, который брали с собой шахтеры на смену. А еще там были зерновые лепешки с сыром и сахар. Кай облизнулся и устало откинулся на сырой камень. Пить хотелось ужасно, но Тупэ к воде, стекающей по стене, не притрагивался, а Кай чутью гнома доверял. В пещерах было полно непригодных для питья источников, а так как он все-таки хотел увидеть солнце в своей жизни, то решил дождаться озера.
        Кай вытянул уставшие ноги и уставился на Валентина, который сидел напротив в такой же позе. Встретившись взглядами, они оба подобрались, притворившись, что разглядывают темноту. Как же все неловко получается с этим грандиром, подумал Кай. С каких пор он стал испытывать к нему неприязнь? И почему? От того ли, что тот казался таким непохожим на горцев или по другой причине? Ему не нравилась его заносчивость, но, в целом, он был таким же беглецом, как и они с Тупэ. А может, дело в Калюсте? Кай еще не разобрался в своих отношениях с богом, но понял, что помощник в этом деле ему не нужен.
        - Пойду отолью, - сказал Тупэ и без лишних объяснений скрылся в темноте.
        Кай проводил его встревоженным взглядом. Раньше гном не отличался стеснительностью. Когда они работали в одной смене, Тупэ мочился там, где стоял. Впрочем, может, ему понадобилось уединиться по другой причине? Захотел побыть в одиночестве? Довольно странное желание, учитывая то, где они находились. Кай не верил, что гомозули обитали в открытых тоннелях, пусть и заброшенных, но всегда оставлял место случайности. Он стянул сапог и положил под струйку воды, бегущую по стене, один из своих носков. Их все равно давно пора было стирать. Он подождет, пока носок не намочится, а потом отправится за Тупэ.
        Когда Кай снял и второй сапог, Валентин ослабил шарф, все еще пахнущий цветочной поляной, и натянул его на нос. Кай жест проигнорировал и с наслаждением пошевелил пальцами ног. Чувствовать воздух и легкое дуновение сквозняка на потной и грязной коже было невыразимо приятно. Настроение улучшалось.
        - Ну, раз мы одни, давай, выкладывай, чем ты там занимался на самом деле, - сказал он, пытаясь звучать как можно миролюбивее.
        - Не понял, - Валентин отозвался не сразу, притворившись, что дремал, а вовсе не разглядывал его из-под полуопущенных век. Он потушил фонарь, и плесень, все еще намотанная на запястье Кая, снова начала розоветь приглушенным светом.
        - Да все ты понял, - Кай не собирался играть в словесные игры и, встав, навис над человеком, уперев руки в бока. Тот даже не пошевельнулся.
        - Я видел то, что видел. Можешь рассказывать свои сказки Тупэ, но тогда ты стоял у озера с самоделом, и солдаты хотели, чтобы ты добыл им больше голубых шаров. Тебя ведь неслучайно похитили. И деньги Корпус тоже не интересуют. Что это за голубые сферы, которые ты извлекал из Калюсты? Солдаты еще их ликвором называли.
        - Глупый, но смелый, - задумчиво протянул Валентин. - Для гомункула ты задаешь слишком много вопросов. А если я скажу, что это не твое дело?
        - Тогда будешь искать выход из пещер сам. Уж я найду способ убедить Тупэ, что ты опасный лгун, и нам лучше идти порознь. Я, между прочим, тебя спас, а ты даже спасибо не сказал.
        - У тебя какие-то проблемы с самомнением, гомункул Кай, - произнес грандир. - И, похоже, со слухом тоже. Я не говорю «спасибо» дважды. Ну и чего ты хочешь? Денег? Когда мы выберемся, можешь прийти в храм и попросить награду за мое спасение. Тебе заплатят.
        - Не хвались тем, чего у тебя пока нет, - фыркнул Кай. - Твои власть и богатство остались там, на земле, а здесь, под землей, мы на равных. Я не привык доверять людям. Никто не знает, что ты сделаешь, когда окажешься на поверхности, а сказки рассказывать всякий может.
        - Тебе следовало быть поласковее, гомункул, - хмуро ответил Валентин. - И осторожнее. Я знаю Соломона. Он опасный человек, и если ты бежишь от него, то Храм Калюсты может оказаться единственным местом, где ты сумеешь укрыться. Церковь Единого - это, прежде всего, Патронаг, и мы, его грандиры. Туда не берут первых встречных. Я могу отблагодарить тебя за спасение и, например, спрятать в храме, однако хочу предупредить. Мое чувство благодарности велико, но не безгранично. Впредь веди себя вежливее. Если не из уважения ко мне, как к человеку, то хотя бы из уважения к моему духовному сану. Я все-таки грандир, а не какой-то там экзарх или наставник.
        - Во-первых, я и мои проблемы с Соломоном тебя не касаются, - сказал Кай, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. - Во-вторых, я не собираюсь всю жизнь скрываться и прятаться за стенами храма. И, в-третьих, мы в пещерах, а здесь, поверь мне, другая иерархия. Кто больше знает, тот и выше стоит. Тупэ знает, как выбраться наверх, какую воду можно пить, и по каким тоннелям идти. Поэтому сейчас он главный. Если мы с ним разминемся, то я тоже не пропаду. Возможно, мне понадобится больше времени, но как-нибудь из-под земли да выползу. А вот ты, судя по твоим навыкам, а вернее, их отсутствию, скорее на гомозуля наткнешься или на Корпус твой. Поэтому, если говорить о вежливости и ласковом обращении, то это тебе следует пересмотреть свое поведение. Перестань командовать Тупэ и морочить ему голову.
        - Не люблю повторять, но все же ты больше глупый, чем смелый, - кивнул сам себе Валентин и поглубже зарылся лицом в шарф, показывая, что разговор закончен.
        - Ну, знаешь! - Кай с трудом удержался, чтобы не схватить человека за отвороты плаща. Он вряд ли осмелился бы это сделать, потому что ткань все еще оставалась удивительно белой, а у него были такие черные пальцы. Чувства владельца его не волновали, но вот белая ткань в пещерах, как и любая другая чистая одежда, была такой редкостью, что у него не поднялась бы рука ее запачкать.
        - Пещеры - это не прогулка по садовым дорожкам, - прошипел он. Картинка гуляющего между розовых кустов Валентина, нюхающего цветы, представилась так отчетливо, что Кай потряс головой. Дорожденные сны еще долго будут терзать его своими иллюзорными образами. Ему нужны были собственные воспоминания - ему нужно было на поверхность.
        - Впереди много опасностей, - сказал он спокойнее. - Мы должны доверять друг другу. Я не хочу знать всю историю твоих отношений с Корпусом. Просто скажи, что ты делал в той пещере. Хотя бы для того, чтобы я мог спокойно поворачиваться к тебе спиной.
        Валентин открыл было рот, но Кай перебил его.
        - Я не Тупэ - запомни это, пожалуйста. Я знаю, что в том озере был самодел Калюста, Бог, который помог мне бежать и который является, похоже, единственным, что нас объединяет. И не надо сказок про Хищиду. Каждый сам для себя решает.
        - Заблуждения присущи всем людям, - улыбнулся грандир. - Не буду с тобой спорить, по крайней мере, здесь. Какую же ложь тебе придумать, раз ты не хочешь слышать правду?
        - Сначала расскажи, чем ты там занимался.
        - Звучит, как обвинение, - Валентин поднялся, и Кай вдруг понял, что тот выше него на голову. Открытие было не очень приятным. - Хорошо, попробую объяснить. Так получилось, что я знаю, как извлекать из грибка, прости, Калюсты, кое-какие лекарственные соки, которые изучает Корпус в своих лабораториях. Эти соки называются ликвором, и это вещество нельзя добыть ни одним промышленным способом. Прими это как факт. Моя семья принадлежит к роду древних знахарей, среди которых знания о добыче ликвора передавались от отца к сыну. Солдаты-дезертиры захотели легких денег, похитили меня и заставили извлечь этот сок, чтобы потом продать на черном рынке и разбогатеть. Ликвор - так называется это вещество - стоит дороже золота. Вот и вся история. Ну как, подходит тебе эта правда?
        Кай осторожно кивнул.
        - Почему же тогда самодела боятся, если из него можно получить лекарство? И в чем, кстати, польза этого… ликвора?
        - Люди боятся самодела по многим причинам, - вздохнув, ответил Валентин. - И правильно делают. Свойства ликвора только изучают, но считается, что в нем - лекарство от смертельных болезней, например, от лихорадки Гура. Сегодня Корпус - это единственная организация, которая обладает такими технологиями. Однако самодел может, как исцелить, так и погубить. Пока что Корпусу не удалось найти такого лекарства.
        - А почему ты им тогда не помогаешь? Может, если бы у Корпуса было больше ликвора, тогда и лекарство они нашли бы быстрее.
        - Все хотят жить, - улыбнулся Валентин. - В своих лабораториях Корпус использует не добровольцев, а тех, кому не повезло. Я не могу потворствовать их чудовищным опытам, потому что Калюста - это жизнь, а не смерть. Но даже если Корпус и найдет лекарство от смертельных болезней, Дети Неба будут продавать его избранным за бешеные деньги, а бедные как умирали, так и будут умирать. Этого я тоже не могу допустить, потому что Калюста - это равенство всех людей. Ко всему добыча ликвора очень опасна. Храм вынужден поставлять ликвор Корпусу в ограниченных количествах, но каждый раз мы сильно рискуем. Когда ликвор формируется в те самые голубые капли, которые ты видел, самодел чувствует себя так, словно ему пускают кровь. Это мои фантазии, конечно, и возможно, Хищида вообще ничего не чувствует, но факт в том, что мы насильно забираем ее соки. Были случаи, когда самодел набрасывался на добытчика ликвора, захватывал его и превращал в чанта. Ты слышал о чантах?
        - Немного, - кивнул Кай, невольно отметив, что слушать Валентина было очень интересно. У него был обворожительный голос, который затягивал в любую историю, делая ее удивительно правдивой. Его хотелось слушать и слушать.
        - Расскажи мне о чантах и еще что-нибудь о самоделе, - попросил он, но тут из темноты появился Тупэ. Кай с опозданием понял, что про носок он забыл. Тот намок и сочился влагой. Впрочем, его давно пора было стирать.
        Тупэ пришел скоро и не с пустыми руками. Он гордо продемонстрировал четыре мертвых крысы, которых крепко держал за хвосты. Кай даже не мог представить, как гном сумел поймать таких монстров. Каждая тварь была размером с курицу.
        - Я подумал, что одной плесенью не насытишься, - произнес Тупэ, довольный произведенным эффектом. - Дойдем до озера, а там устроим пир, поедим крысятинку.
        - Тогда привал окончен, - скомандовал Валентин, стараясь не смотреть на окровавленные тушки в руках гнома. - И да, гомункул Кай, идти в мокрых носках - плохая идея. Впрочем, выхода у тебя все равно нет, потому что идти в сапогах на голую ногу - еще хуже. И босиком ты тоже не пройдешь. Раньше надо было думать. Я же говорил - смелый, но глупый.
        Волшебство разговора исчезло, а грандир из человека, владеющего тайными знаниями, снова превратился в заносчивого ханжу, считающего себя выше всех. Кай фыркнул и зашагал вперед, не обращая внимания на льстивые речи Валентина, который расхваливал Тупэ за поимку крыс. Идти в мокром носке, действительно, было неудобно, но разве он когда-нибудь признался бы в этом? Настроение испортилось окончательно.
        Глава 9
        Это была яма с подравненными - не такая, как у Тиля Голубоглазого, но Кай ни с чем бы ее не перепутал. Решетка глубоко провалилась в пазы отверстия, темнеющего загробным мраком. Мелкая каменная крошка и толстый слой пыли, покрывающие прутья и замок, говорили о том, что крышку давно не поднимали, но Кай был уверен, что слышал голоса.
        Он наклонился и несколько раз позвал в темноту. Она ответила ему эхом и журчанием грунтовых вод. Просунув пальцы сквозь прутья, Кай изо всех сил дернул решетку на себя, довольно отметив, что замок старый и сильного давления не выдержит.
        - Ты что творишь? - Тупэ, который отстал, ведя с Валентином божественные разговоры, схватил его за плечо и оттащил от лаза. Пальцы гнома так глубоко впились в кожу, что Каю не сразу удалось вырваться. Что бы ни говорили про разум горцев, но силы в них было слишком много.
        - Это яма Гравия Златозуба! - вспылил гном. - Куда ты лезешь? Видишь его знак на замке? Вот же, дьявол! И угораздило нас в его тоннели забрести. Да, старею я, видимо. Мы где-то не в тот коридор свернули, возвращаться придется. А ты тоже хорош! Увидел дырку и сразу руки суешь. Гравий, между прочим, на золоте сидит. У него везде датчики слежения и сигнализация. И с генератором у клана никогда проблем не было. Бежим скорее, они наверняка уже знают, что мы тут.
        - Тупэ! - зашипел Кай в ответ. - Я не смогу жить спокойно, зная, что прошел мимо. Подравненные - это клеймо позора на всех горцах!
        - Чем ты им поможешь, дурак? Ну, выберутся они, а что дальше? Далеко на руках не уползти, как бы ты их не подгонял. Люди Гравия вас в три секунды нагонят и уже всех подравняют. А насчет клейма позора - попридержи язык. Я к подравненным отношения никогда не имел, и моя совесть чиста.
        - Тупэрон прав, - вмешался Валентин. Он уже вник в суть проблемы и сделал соответствующие выводы. - Калюста каждому посылает испытание по силе его и способностям. Мы не должны вмешиваться в Божьи замыслы. Наше испытание - выбраться из этого пещерного ада. Нам нужно спешить.
        - Если это божий замысел, то я против такого бога! - Кай повернулся к решетке и снова позвал в темноту. Никто не ответил.
        «Может, это старая яма? Заброшенная? Ведь в яме, которую показал Никель, людей сразу было видно и слышно. А здесь пыль на решетке лежала, словно снег в конце зимы - плотно и ровно. Ее, наверное, не поднимали уже много лет».
        Голос в голове, молчавший последние сутки, неожиданно проснулся, но не вызвал ни злости, ни радости. Эх, Калюста, надеюсь, ты не имеешь отношения к этой несправедливости, подумал Кай и побрел вслед за Тупэ и Валентином, которые поспешно уходили прочь. Грандир даже фонарь погасил - наверное, чтобы не привлекать внимание.
        - Боится, паршивец, - хмыкнул Кай, но тут слева в темноте что-то ухнуло, и он не заметил, как оказался рядом с гномом, а потом и вовсе впереди него.
        Озеро, о котором рассказывал Тупэ, было недалеко, но то ли мысль о подравненных не давала покоя, то ли гнетущий дух подземелья искажал чувство прекрасного, однако его красотой Кай не проникся. Та масса самодела, которую он видел, когда освобождал похищенного грандира, была куда великолепнее.
        - Красота! - сказал Валентин, и место не понравилось Каю еще больше.
        Прозрачная вода заполняла чашу между вертикальными стенами, смыкающимися в гигантскую арку. Колодца, о котором рассказывал Тупэ, в темноте видно не было, но по воде шла рябь от ветра, залетающего в естественную вентиляцию. Если бы у них имелось альпинистское снаряжение и немного опыта скалолазания, они стояли бы на поверхности уже сегодня.
        - Наверху ночь, - сказал Тупэ, тыкая коротким пальцем в каменный свод. - Поэтому бликов нет. А вот когда солнце в колодец попадает, тут такая красота, что глаз не отвезти!
        - А ты не боишься, что люди Гравия нас здесь найдут? - спросил Кай, осматривая пещеру. - Мы ведь недалеко отошли.
        - Это общая территория, - махнул рукой Тупэ, устраиваясь на плоском валуне и стягивая сапоги. - Располагайся, ночевать будем. К тому же тут давно никто не ходит. Тиль в свое время хотел это место себе заполучить и пустил по руднику слух, что у озера самка гомозуля гнездо свила. С тех пор народу здесь поубавилось. Туристы иногда забредают, да наши останавливаются, когда на поверхность идут.
        - Но, если Тиль знает об этом месте, он догадается, что мы здесь остановились, - не унимался Кай.
        - Ты - как хочешь, а я, пока не высплюсь, никуда не пойду, - отрезал Тупэ и надолго припал к воде, от одного вида которой ломило зубы. Фыркнув, гном поднял голову и махнул рукой. - Чего стоите? До самой поверхности чистых источников больше нет.
        Повторного приглашения не требовалось, и они припали к зеркальной кромке. Кай плюхнулся на живот и, опустив голову, принялся жадно глотать холодную воду, Валентин же присел на пятки и стал зачерпывать воду, изящно прихлебывая из ладони, сложенной ковшиком. Скосив на него глаза, Кай с трудом поборол желание сбросить этого ханжу-белоручку в воду.
        - Ты, конечно, прав, Кай, и нас могут здесь накрыть, - сказал уже напившийся Тупэ. - Но при всем моем нежелании быть подравненным - а именно это случится, если Тиль нас догонит, я больше опасаюсь гомозулей или того же Корпуса, который сейчас рыщет по пещерам в поисках нашего друга. Как видишь, опасностей достаточно. Поэтому помолимся Калюсте и вверим ему наши жизни. Если думать о безопасности, то это озеро - не лучше и не хуже любого другого места.
        По озабоченному виду грандира нельзя было сказать, что он готов вверить свою жизнь богу.
        - Может, все-таки не будем останавливаться? - предложил он. - Жажду мы утолили…
        - А голод нет, - категорично прервал его Тупэ. - Сейчас крыс жарить будем. У меня тут тайничок где-то был. Я в свое время уголька припас, надеюсь, никакая сволочь его еще не нашла.
        И Тупэ отправился переворачивать булыжники, довольно напевая под нос. Зная его довольно хорошо, Кай пришел к выводу, что место, действительно, безопасное, а гном просто рисуется, вероятно, перед грандиром. Однако сам грандир этого не знал и оттого нервно ходил вдоль озера, постоянно оглядываясь по сторонам. Очевидно, ждал гомозулей, детей неба или горцев.
        Кай не стал его успокаивать и, отойдя подальше, уселся на валун. Он не хотел, чтобы Валентин видел, как он морщился, снимая сапог. Грандир оказался прав. Мокрый носок натер кровоточащую мозоль, которая отдавала стреляющей болью по всей ноге. Оставалось надеяться, что холодная вода озера и короткий сон его вылечат, потому что других лекарств у них не было.
        Тупэ все-таки нашел припасенное топливо, освежевал крыс и поджарил тушки, нанизав их на лезвие ножа. Как и предполагал Кай, грандир Валентин от своей доли отказался, сославшись на то, что не голоден, так как калюстианцев божий дух питает. От тяжелого запаха паленого мяса у Кая тоже слюнки не потекли, но он мужественно обглодал крысиную ногу, отдав оставшуюся часть тушки гному, который в результате съел всю добычу.
        Спать решили до рассвета. По словам Тупэ, утром свет заливали всю пещеру, отчего ее и прозвали Солнечной. От дежурства, которое предложил Валентин, Тупэ отказался, заявив, что если им суждено стать добычей гомозуля, то дежурный от этой твари их точно не спасет. Валентин, конечно, все равно о своей жизни позаботился. Нашел самый высокий выступ в скале и забился в нишу, словно личинка в нору. Стоя у озера его было не углядеть. Спрятался он хорошо, вот только Кай не стал ему говорить, что гомозули обычно ползают по стенам, и шансов напороться на тварь больше у тех, кто устраивал себе лежанку в таких нишах. Тиль к тому времени уже храпел и оплошности грандира не видел. Подумав, Кай устроился прямо на берегу. Гном был прав - от всех опасностей не убежать, да и сама мысль о бегстве была ему противна. Если что произойдет, он примет бой первым.
        С таким храбрым настроем Кай приготовился, что его вырубит, едва он закроет глаза, но этого не случилось. Сначала он ощутил все камни под спиной, потом ему стал мешать тихий плеск подземного озера, а под конец его одолел такой холод, что он подполз к остаткам костра и едва ли не лег в угли, которые остыли и от камней мало чем отличались. Ему посчастливилось сбежать из гномьего царства в полном гардеробе - в свитере, куртке, рубашке, брюках и сапогах. Перед тем, как его закрыли в сортире «думать о жизни», он работал в нижних забоях, где было особенно холодно, и где надевали на себя все, что имелось. Высохнув после купания в дерьме, свитер смердел, но Кай был рад, что не выбросил его по дороге, так как это был единственный предмет одежды, который грел по-настоящему.
        Сон не шел.
        Гном храпел на всю пещеру, грандир лежал неподвижно, словно покойник, и Кай было подумал, что тот не спит тоже, но потом заметил безвольно свисающую руку и решил с разговорами о самоделе и чантах повременить. Бессонница, возможно, сделала бы Валентина разговорчивее, однако, если он его разбудит, новой словесной перепалки не избежать. Сейчас меньше всего Каю хотелось напрягать мозг.
        Раз не спится, то встань, разомни ноги, посоветовал голос доброго Калюсты, и Кай с радостью воспользовался советом. Он и не заметил, как оказался в тоннеле, ведущем к решетке с подравненными. Дорога вспомнилась так легко, словно он ходил по ней каждый день. Мозоль на пальце притихла, став похожей на затаившегося зверя, который еще не выбрал подходящего времени для атаки. Что ж - чем позже, тем лучше. Глаза Кая давно привыкли к темноте пещер, и, хотя пару раз он споткнулся, едва не расшибив голову о камни, Калюста уверенно довел его до самой решетки. Сколько прошло времени - пара секунд или час, Кай не заметил.
        - Люди, отзовитесь! - крикнул он во мрак, опустившись на колени. На этот раз слух не подвел, и Кай точно различил шорох. Однако еще лучшим помощником оказался нос. Стоило наклониться ниже, как его оглушила такая волна смрада, что он, не сдержавшись, закашлялся и поспешно натянул на лицо ворот свитера. Вонь пропитанной потом и нечистотами шерсти была противна, но уже казалась родной, своей. То же зловоние, что окатило его из решетки, было настолько омерзительным, что Кай не взялся бы определить, из чего оно состояло.
        - Я пришел вас спасти, - сказал он, чувствуя, что голос предательски дрогнул. Дело, которое казалось совершенно правильным еще минуту назад, вдруг превратилось в обузу, которую нужно было сбросить с себя как можно скорее - либо трусливо убежав обратно к озеру, либо покончив с этой решеткой здесь и сейчас.
        Схватившись за прутья, Кай со всех сил рванул люк на себя и вдруг отлетел к стене, едва не уронив решетку на больную мозоль. Вместо того чтобы цепляться за ржавые петли, люк легко оторвался и теперь висел у него в пальцах, оттягивая их к земле. Осторожно опустив решетку на камни, он подполз к зияющей темнотой дыре, все еще слабо веря в то, что в одиночку справился с чугунной глыбой. Может, это Калюста придал ему силы?
        - Держитесь, я бросаю веревку, - крикнул он вниз и тут же зажал рот рукой, так как в галерее ходов, которая просматривалась сквозь естественную дыру в стене, мелькнул свет. Это был не электрический свет фонарика Валентина и не тусклое мерцание плесени, которая осталась в сумке гнома. То горели факелы и, судя по бликам, мелькающим по вековым сводам, их было не меньше дюжины. Солдаты Корпуса не освещали себе дорогу огнем, а осторожный Тиль не стал бы ходить с факелами на чужой территории. Значит, оставался последний вариант - к нему направлялись люди Гравия Златозуба, и намерения у них вряд ли были добрыми.
        - Быстрее, - засуетился Кай, поторапливая себя. Размотав веревку, предусмотрительно захваченную у Тупэ, он закрепил один конец вокруг удобного выступа, а второй бросил в яму. Совесть подсказывала, что ему следовало бежать к своим, к озеру, чтобы предупредить о чужаках, но Калюста был другого мнения. Бог говорил, что он должен остаться.
        - Эй, там! - он лег на живот и сунул голову в зловонную яму.
        Почувствовав, как веревка натянулась под чьим-то весом, Кай подумал было о том, скольких «подравненных» он успеет вытащить до того, как придет Гравий, а в следующую секунду полетел в яму, сдернутый вниз парой крепких, грязных рук.
        Нора оказалась не глубокой. Если бы Кай встал и подпрыгнул, то смог бы дотянуться до края дыры, которая выделялась в черном пространстве серым кругом. Очевидно, свет факелов уже дошел до пещеры, где была устроена темница. Однако Кай не мог встать - не то, что прыгать. Его руки и ноги придавили к мокрой глине десятки тел, которые копошились на нем, словно блохи на бездомной собаке. Наверное, сначала он кричал, но скоро кто-то залепил ему рот глиной, щедро припечатав грязную ладонь к лицу. Высунув голову из-под чьей-то подмышки, Кай понял, что это не гомозули, как он решил сначала. Но от осознания того, что на него напали люди, легче не стало.
        В глубине норы мерцало что-то похожее на плесень, которую они с Тупэ подобрали в канализации, и в ее тусклом свете он разглядел «подравненных». Гном был прав - с людьми у них осталось мало общего. Покрытые лохмотьями тела были разными - распухшими и худыми, сильными и тщедушными, но все они были пугающе короткими, бледными и покрытыми струпьями, что делало их похожими на мертвецов, восставших из могил, но случайно забывших в них свои ноги. Тела ловко передвигались на сильных руках, перемешивая страшными обрубками глину, словно колдовское тесто. Они не кричали, не говорили и даже не шептали. Все действие происходило в зловещей тишине, от которой у Кая стыло на душе. Если у него когда-то и было обоняние, то оно умерло, исчезло, задавленное чьим-то животом, елозившим у него по лицу.
        - Что вы творите! - прохрипел он, когда сумел выплюнуть глину. - Я вам помочь пришел!
        И тут с ужасом понял, что по его руке двигается что-то холодное, металлическое и тупое. Двигается равномерно, поперек кости, вперед-назад, назад-вперед. Кай дернулся, живот, закрывающий ему лицо, съехал в сторону, и он разглядел «подравненного», который держал в грязных пальцах обломок ножа, совершающего те самые движения. Нужно было быть идиотом, чтобы не догадаться - ему собирались отрезать руку. В ту же секунду чьи-то зубы вонзились ему в бок, еще одни вцепились в икру на ноге, слюнявый рот замусолил по коленке, где уже успели порвать штанину. Но тут человек, державший нож, шикнул, и Кая кусать перестали.
        - Мы его всего не сожрем, а мясо здесь быстро протухнет, - хрипло прокаркал он кому-то в темноте. - Сначала руки, через неделю - ноги, как договаривались.
        Человек говорил негромко, словно опасаясь разбудить спящего зверя. Он, конечно, опоздал.
        - Гравий идет, мы не успеем, не успеем! - запричитали со всех сторон. - Надо спрятать мясо, а то будет, как в прошлый раз, златозубы все отберут.
        И хотя веревка по-прежнему болталась, свободно свисая с края, «подравненные» словно не замечали ее. Вместо того, чтобы освобождать себя, они суетились и спешили помочь тем, кто держал Кая. Спешили отрезать ему руку.
        - На помощь! - закричал он, когда почувствовал, что кожа на руке лопнула, поддавшись тупому лезвию, а дьявол в обличие человека уже пилит мышцу. Все происходящее было до нелепости несправедливым.
        Снова комок глины в лицо, и бесконечные секунды борьбы за глоток воздуха.
        И тут в темноте норы что-то ухнуло и заскрежетало, с неумолимой скоростью приближаясь к месту его расчленения. И по мере того как звук нарастал, хватка навалившихся на него «подравненных» ослабевала - очевидно, происходящее стало сюрпризом и для обитателей норы. Кай скосил глаза и понял, что яма была низкой, но просторной, вся изъеденной ходами и лабиринтами. И сейчас из одного лаза надвигалось нечто. Сначала он решил, что на них катилось гигантское яйцо, но оно было бы слишком фантастичным, а в вымысел Кай не верил. Когда гладкая сфера врезалась в людей, сбив их с него, он увидел, что за гладкой блестящей поверхностью прятались двое, которые вместе держали ее наподобие щита, ловко отталкиваясь от глины свободными руками. Щит оказался дверью от машины, с ручкой и внутренностями, оставшимися, после того как ее вырвали. И эта дверца вписывалась в окружение норы также легко, как и «подравненные» калеки - возможно, оттого, что тоже была лишь частью прежнего организма.
        Человек, спасший его, не отличался от остальных «подравненных», но Кай запомнил его глаза - живые и черные, словно антрациты. Такие же были и у парнишки, который держался рядом, ловко ковыляя на своих обрубках. Каю не нужно было второго шанса. Едва дверь снесла с него полулюдей, как он подскочил и, забрав у человека «оружие», принялся размахивать им вокруг себя и спасителей. Благодаря росту, ему удалось разогнать толпу довольно далеко от себя, но краем глаза он видел, что из нор лабиринта к ним ковыляют другие «подравненные».
        Оглянувшись, Кай оценил расстояние до дыры с веревкой, отметив, что свет в отверстии стал ярче. Гномы приближались.
        - Вместе нам не уйти, - прохрипел спасший его подравненный. - Нас сдернут, когда будем подниматься. Полезай первым, я их задержу. Главное - спаси ее!
        Он кивнул на парнишку, который мужественно махал заточенной ложкой перед лицами нападавших. Кай оцепенел, правда, всего на секунду. Лохмотья свободно болтались на мальчишке, скрывая фигуру, но вот он поднял руку, защищаясь от удара, и в прорези грязной рубахи мелькнуло то, что у мужчин быть не могло. Кай еще ни разу не видел женской груди, но из дорожденных снов знал, как устроены женщины, и чем они хороши. Существо рядом нельзя было назвать женщиной, - слишком оно было на нее не похожим. В дорожденных снах Кая женщины были длинноволосы, стройны, хрупки и прекрасны ликом. Они говорили мелодичными голосами, красиво пели и чувственно двигались. Эта женщина, а вернее, только ее половина, ничем их не напоминала: бритая голова в порезах и болячках, сильные, мускулистые плечи, способные составить конкуренцию Каю, корка грязи, покрывающая лицо и тело. У нее были такие же глаза, как у мужчины - черные, словно антрациты, с той разницей, что у него они горели жизнью, а у нее были глаза давно умершего человека. Да, она не походила на прекрасных дам из его снов, но также не были похожи на людей все, кто гнил
в этой яме. Кай понял, что, если он выберется из дыры, то уже никогда не будет прежним. Он не мог вернуть этой женщине отрезанных ног, но знал, что должен был вернуть в ее глаза жизнь.
        Мужчина был не прав. Они спасутся все вместе.
        - Нет, - крикнул ему Кай, размахивая дверью. - Ты и она, вы идете первыми, а я прикрываю. Как только будете наверху, я прыгну следом.
        И тут понял, что разговаривал с мертвецом. Женщина выла и била кулаками в грудь распростертое тело, из глазницы которого торчал нож. Его метнул тот, который хотел отрезать Каю руку. В яме было так шумно, что, наверное, Гравий уже не просто шел: он должен был бежать со всех ног, чтобы подавить бунт в своем подравненном царстве. Отверстие было таким ярким, словно факелы уже окружали его со всех сторон.
        Подбежав к женщине, Кай дернул ее за руку, отпрыгнул от кулака, нацеленного в живот, и яростно зашипел.
        - Если хочешь, чтобы его смерть была не напрасной, полезай мне на шею. Ему уже ничем не помочь, но умер он за тебя. Чтобы ты могла жить! И ты последняя дура, если этого не понимаешь. Живо!
        Какую-то долю секунды, он тонул в черном блеске ее глаз, ожидая, что она разобьет ему лицо. Кулаки, истоптанные от передвижения на руках, у девицы были большие и сильные. Но вот она коротко кивнула и, вцепившись ему в плечо, повисла на шее, болтаясь там, словно огромный клещ. Это было вовремя, потому что в следующий миг Каю пришлось завертеться из стороны в сторону, отгоняя наседавших подравненных.
        Когда он прыгал, то не был уверен, что она не упадет обратно в яму. Где-то в глубине души он даже хотел, чтобы это случилось. Возможно, чувствовал, что обещание вернуть ей жизнь, данное самому себе, было невыполнимо.
        Но женщина не сорвалась. Она так крепко прижималась к нему, что порой ему казалось, будто он превратился в сказочного монстра, отрастив себе вторую голову и пару дополнительных рук.
        Если внизу был кошмар наяву, то наверху раскинулся ад во всей красе. Они выбрались как раз к началу представления. Кай успел заметить измазанные сажей и перекошенные злобой лица Златозубов, ныряющих в узкую арку, ведущую к пещере с ямой. И в руках у них были не кирки и ножи, а оружие, какое он видел у солдат Корпуса. Кажется, оно называлось «разрушителем». Кай замер на краю ямы, не уверенный, что сможет уклониться от нацеленного ему в грудь дула, когда факел в руках первого гнома уродливо раздулся. Округлившись до огненного шара, пламя с бешеной скоростью стало заполнять пещеру, мчась Каю прямо в лицо.
        - Газ! - закричал кто-то, но крик потонул в реве вырвавшейся на свободу стихии.
        А в следующий миг Кая отшвырнуло к стене и, наверное, размазало бы по ней вместе с болтающейся на шее подравненной, если бы Калюста в тот момент не решил взглянуть, что делал его новый адепт. Легким движением божьей руки Единый скорректировал траекторию полета Кая так, что его тело аккуратно вписалось в естественное отверстие пещеры, через которую просматривалась галерея подземных ходов, и, вылетев из охваченной огнем полости, приземлилось в тоннеле, воздух в котором быстро нагревался.
        Глава 10
        Кай очнулся, когда ему в спину отчаянно застучали кулаками. С ужасом осознав, что приземлился на подравненную, он перевернулся, и они завозились на камнях, так как он щупал ее, пытаясь определить в темноте, ничего ли у нее не сломано, а она отчаянно отбивалась, решив, видимо, что ее убивают. Отверстие, через которое они пролетели, горело, словно врата ада, но пламя не спешило покидать его границы. Кай догадался - основная масса горящего газа ушла в яму с подравненными, распространившись по адской норе. Камни под ногами казались теплыми не из-за нагретого воздуха - то внизу горел лабиринт, вместе с которым полыхали те, кому не суждено было снова увидеть небо.
        Когда рядом с Каем просвистел болт, взорвав стену позади его шеи каменными брызгами, он упал плашмя, снова придавив собой подравненную. На этот раз она не сопротивлялась, потому что тоже заметила, что по ним стреляли. В галерее, откуда пришли Златозубы, прятались люди, по низким силуэтам которых можно было предположить, что они тоже были гномами. Очевидно, шум привлек других Златозубов, которые в отличие от первых были более грамотными рудокопами, оттого и стреляли арбалетными болтами, а не бластерами. Да и факелов у них тоже не было. Тусклое свечение рядом с силуэтами выдавало знаменитую пещерную плесень, названия которой Кай не знал, но которую они с Тупэ щедро набрали в канализационном стоке.
        Дальше все произошло быстро. Кай не заметил, как подравненная снова оказалась у него на спине, а сам он со всех ног помчался к пещере у озера, не обращая внимания ни на свистящие вокруг болты, ни на стреляющую боль в намозоленном пальце. Женщина была легкой, но она не могла уцепиться ногами за его талию, отчего ее тело билось об его спину, словно мокрое белье на ветру. Ритмичные удары отдавались в груди, голове, ногах, но он бежал, уже зная, что то самое испытание Калюсты, о котором он говорил Тупэ и в которое не верил до этого момента, все-таки наступило. Подравненная была вызовом ему, и если он не вытащит ее на поверхность, то лучше сгнить в пещерах, чем жить с осознанием неудачи.
        К счастью, когда он выбежал на берег озера, Тупэ и Валентин уже были на ногах, и никого будить не пришлось. Да и вряд ли можно было спать при таком шуме. Златозубы преследовали его с завидным упорством, оглашая тоннели арбалетной стрельбой и криками.
        При виде Кая с подравненной на спине Тупэ принялся открывать и закрывать рот, словно рыба, выброшенная на берег. Грандир же только побледнел еще сильнее, хотя, казалось, его белая кожа белее стать уже не может.
        - Некогда объяснять! - крикнул Кай, подбегая к Тупэ и встряхивая его за плечи. - Там полчища Златозубов с арбалетами, а еще газ может пойти в любую секунду. Сзади все уже горит. Нужен лаз, но такой, чтобы горцы о нем не знали. Давай, Тупэ, спасай нас!
        Он ожидал, что гном начнет орать, но Тупэ повел себя по-деловому.
        - Бить тебя буду потом, - отмахнулся он и поспешно заковылял к озеру. - Есть тут одна шкуродерка недалеко от берега. Я-то проползу, а вот насчет вас не уверен. Впрочем, это не мои проблемы. Я жить хочу.
        В ту секунду Кай был готов залезть в какую угодно дыру, хоть к дьяволу в задницу, лишь бы скрыться от разъяренных горцев. Со своими желаниями он поторопился, потому что шкуродерка оказалась настоящей задницей - узким, незаметным ходом, начинающимся в метре над водой, из которого смердело плесенью и нечистотами. Кай пропустил всех вперед и заполз последним, моля Калюсту, чтобы горцы не знали об этом ходе. Он был рад, что в темноте лаза ему не придется смотреть на обрубки «подравненной», которая ползла впереди.
        Вероятно, Калюста все-таки любил его, потому что Кай сумел протиснуть плечи в узкую щель, лишь ободрав куртку на рукавах. Лежа на животе, он пополз по узкой круглой каменной дыре, вымазанной со всех сторон глиной и плесенью. Теперь до него дошел смысл странного слова, которое употребил Тупэ. То была самая настоящая шкуродерка. Поднять голову было невозможно, ее приходилось держать низко опущенной, черпая подбородком слизь со дна ямы, а иногда и пробуя ее на вкус. Некоторые места были столь узки, что у него с трудом проходили плечи. Там, в узком лазе, в темноте, в смраде, сжатый со всех сторон тоннами камня, Кай по-настоящему понял ценность свободы.
        Он не застрял между камнями и не поймал арбалетный болт в пятку. Как и предполагал Тупэ, Златозубы ушли по основному коридору, гонясь за их тенями. Когда лаз вдруг резко кончился и вместо темнеющего впереди силуэта подравненной в глаза брызнул свет, Кай едва не разрыдался. Он вывалился из шкуродерки на старый добрый известняк незнакомого карста, и от того, что на стенах не было видно ни одного признака человеческой деятельности, на душе стало тепло и приятно. Территория Златозубов осталась позади, а то, что в естественных тоннелях карста обычно жили гомозули, сейчас было неважно.
        Они сидели в узком проеме, лицом к лицу, и по-дурацки улыбались. Возможно, шкуродерка добавила кому-то пару седых волос и слишком быстрых сердечных ритмов, но взамен подарила что-то куда более ценное, то, чему Кай еще не нашел названия, но, за что стоило проползти по адовой дыре еще раз.
        Тупэ глупо улыбался, почесывая руками грудь, Валентин порозовел и часто дышал, окидывая всех необычным для него теплым взглядом, подравненная не улыбалась, но в ее глазах зажглась искра - вестник будущего пламени жизни, которое собирался раздуть в ней Кай.
        Он взял ее за руку и, сжав ее, прошептал.
        - Как тебя зовут?
        Она пожала его руку в ответ.
        - В ямах смерти женщин не зовут, - ответила подравненная. - Их считают. Я - Десятая.
        Грот был сырым и мрачным, от света фонаря по его стенам плясали зловещие тени, а капельки воды, висящие на кончиках сталактитов, недобро поблескивали, напоминая глаза гомозулей, которые, как казалось, поджидали беглецов в каждой трещине. Свод круто поднимался к темнеющему во мраке наверху колодцу, а потом резко обрывался, заканчиваясь нишей, из которой слышался плеск и перекаты подземной речки. По стенам пещеры ползли неприятные желтые разводья, словно кого-то вырвало яичным желтком, но увидев эти следы, Тупэ обрадовался им как родным. А когда он перестал восторженно шлепать руками по желтым наростам и услышал шум реки, радость гнома не знала границ.
        - Дошли! Слава Калюсте, точно дошли! - закричал гном. - Видите, желтый известняк? Верный знак, что мы где-то у выхода. И рядом Теплая Речка - все правильно, значит, с дороги не сбились. Пойдем по руслу и выйдем прямо к солнцу.
        - Слава Калюсте! - Валентин поднял руки к своду в молитвенном жесте, и Тупэ торопливо повторил за ним.
        - Да-да, слава великому Единому, - суетливо добавил гном. - Поспим часа три и поищем удобный спуск к речке. Грот выглядит довольно уютным, что скажете?
        Каю не нравилась мысль ночевать в месте, где с потолка постоянно капала вода, а воздух был затхлым, словно в запертой штольне, но отдых им был, действительно, необходим. Последние четыре часа они бежали по карстовым ходам, спасаясь от невидимых гомозулей, Златозубов и солдат Корпуса. Ни первые, ни вторые, ни третьим им не встретились, но чувство опасности, до предела обостренное подозрительными шорохами и звуками карста, не позволяло расслабиться.
        По дороге Тупэ и Валентин вопросов о новой спутнице не задавали. Большую часть пути Кай нес ее на спине. Сначала Десятая мужественно передвигалась на руках сама, но в отличие от ямы смерти, дно которой покрывала глина, поверхность карста была каменной, и руки женщины скоро покрылись кровавыми ссадинами. И хотя она отказывалась от помощи, плетясь позади их небольшого отряда, Кай все же посадил ее себе на спину, заявив, что им нужно идти быстрее. Тупэ и Валентину приходилось постоянно ждать их, но Кай был благодарен им и за это. Мозоль коварно колола ногу, не давая покоя, но эта боль была пустяком по сравнению с той болью, которую должна была чувствовать Десятая.
        Как и предполагал Кай, все разборки Тупэ оставил для привала. Еще в пути у него сложилось стойкое ощущение, что гном побаивался Десятую. Кай и сам опасался, что она убьет Тупэ просто за то, что тот был горцем, но спасенная вела себя на удивление спокойно, тем самым, лишь усиливая подозрения.
        Услышав о привале, Десятая сразу отползла к нише, где Теплая Речка образовывала запруду, и принялась полоскать в ней израненные руки. Кай хотел было к ней присоединиться, но Тупэ припер его к стене, а Валентин мрачно навис рядом.
        - Ты что наделал? - прошипел гном. - Дальше она с нами не пойдет. Не для того в дерьме купался, чтобы с ней тут застрять. Хочешь, чтобы мы вместе сдохли?
        - Тебе бы, Тупэ, на руках ее носить, а не гнать прочь, - ответил Кай, стараясь не встречаться с горящим взглядом Валентина. - Может быть, ты лично и не резал никому ноги, но на тебе кровь твоей горской семьи. Хочешь Калюсте служить? Вот тебе шанс. Спаси «подравненную» и спасешься сам.
        Видимо, грандиру не понравилось, что Кай притянул к этой истории имя Калюсты, потому что он посчитал нужным вмешаться.
        - Не играй с тем, в чем ты не разбираешься, мальчик, - сурово сказал Валентин. - Калюста любит всех людей, но человек решает, как ему поступить. Брать с собой эту… покалеченную было неразумно. Ты должен был посоветоваться с нами.
        - А как насчет бога милосердного? - вспылил Кай. - Разве Калюста велит бросать того, кто в беде? Мне кажется, я о другом слышал. Давай, снимай плащ, грандир. От него все равно одни лохмотья остались. Тебе пользы никакой, а Десятая сможет обвязать им руки. Ткань у него покрепче ее обмоток будет.
        - Боюсь, тебе будет трудно служить Калюсте, - процедил Валентин. - Ты что-нибудь слышал о вреде гордыни и пользе смирения?
        - Слышать не приходилось, но наглядный урок уже получил, - ответил Кай. - Вот смотрю на тебя и вижу, как поступать не стоит.
        - Да как ты со священнослужителем разговариваешь! - вспылил гном.
        - Эй, парни, успокойтесь, - неожиданно послышался голос на уровне живота Тупэ. Это, конечно, была Десятая. - Я никому не буду помехой, честно. Здесь я ползу медленно из-за камня, но там, на земле, смогу передвигаться быстрее. Да, я теперь всего половина человека, но и эта половина может вам пригодиться.
        - Интересно, как? - фыркнул грандир и плотнее запахнулся в свой рваный плащ, словно Десятая собиралась его отнять.
        - Если вы думаете, что ваши неприятности заканчиваются подземельем, то ошибаетесь, - процедила женщина и ткнула пальцем в Тупэ. - Ты, горец, может, и хорошо под землей ходишь, но на земле сдохнешь быстрее, чем взглянешь на солнце. Ты когда последний раз этой дорогой шел?
        Гном нахмурился, но встретившись взглядом с Каем, нехотя признался:
        - Года три назад. А при чем тут это?
        - А при том, что год назад Теплая Речка сменила русло, разделившись на два притока. Один выходит в Синеусую Пустошь…
        - Туда мне и надо, - вмешался грандир, но Десятая его перебила.
        - А другой, - прошипела она, - ведет в Неправильный Лес. Думаю, не нужно рассказывать, что такое Неправильный Лес. Все о нем знают.
        По тому, как побледнели Валентин с Тупэ, Кай понял, что это не очень хорошее место.
        - Я не знаю, - честно признался он. - Я гомункул, живу три месяца, провел их в угольной шахте, ничего кроме пещер не видел.
        Кай, конечно, приврал, потому что дорожденные сны оставили ему много видений о внешнем мире, правда, он не всегда знал, как их использовать.
        - Не скажешь, что тебе три месяца, - Десятая окинула его странным, но дружелюбным взглядом. - Я умею быть благодарной, парень. Неправильный Лес описать трудно, ключевое слово здесь - неправильный. Там, правда, все не так, как в обычном лесу. Хотя, если ты вообще никакой лес не видел, то тебе и боятся нечего. Увидишь дерево, растущее корнями к небу, и подумаешь, что так и должно быть. Там много странностей. В Корсионе может быть зима, но в Неправильном Лесу - лето, и наоборот. Вот вы тут все гомозулей боитесь, а я скажу, что гомозуль - котик пушистый по сравнению с тварями, которые в Неправильном встречаются. На картах Корпуса вся зона гор Асырка отмечена как «аномальная». Виной всему самодел, это из-за него природа с ума сходит.
        - Ты что-то про речку говорила, - перебил ее Валентин. - Что мы можем не туда выйти.
        - Верно. Раньше из Подземелья вела только одна дорога - по руслу Теплой. Но год назад все изменилось. Правая притока Теплой выходит, по-прежнему, на Синеусую Пустошь, откуда идет тракт до города. А вот левая проложила себе устье в Неправильном Лесу. Речка разошлась где-то в недрах Асырка, и если мы сейчас идем по левой протоке, то в Пустошь никак не попадем.
        - Откуда такая информированность? - недоверчиво протянул грандир. - Насколько я понимаю, ты вообще в яме сидела.
        - Сидела, но не родилась в ней, - прошипела Десятая.
        - Послушай, - вмешался Кай. - А ты знаешь, как отличить левую протоку от правой? Вот Тупэ сказал, что раз желтый известняк, значит, мы скоро к выходу придем. Может, ты тоже какие-то приметы знаешь?
        - Брат знал, - сухо ответила Десятая. - Ты видел его.
        Кай кивнул, получив ответ на вопрос, который он никогда бы не решился задать. Человек, спасший его жизнь, был братом этой женщины, а он теперь должен был спасти ее.
        - Ерунда все это! - фыркнул Тупэ, чье самолюбие было ущемлено словами Десятой. - Левая протока, правая… Теплая всегда была одной рекой, и, если бы что-то с ней случилось, я бы знал.
        - Точно, - поддержал его Валентин, обращаясь к Десятой. - Возможно, мы зря паникуем и уже через пару часов увидим Синеусую Пустошь. А ведь ты умело отвлекла нас от главного вопроса. Мы ведь так и не решили, брать тебя с нами или нет. Ты взрослая девочка и должна понимать, что у каждого свой путь. Мы тебя не спасали, это выбор гомункула Кая. Если он захочет остаться с тобой, это его право, но тебе правильнее было бы отпустить его с нами. Один раз он уже рисковал своей жизнью, спасая тебя. Настал твой черед спасти его. Мы же с Тупэроном идем своей дорогой. Я помолюсь о твоем спасении, но ничем другим помочь не могу.
        Кай не верил своим ушам, однако Десятая ткнула его в бок, не дав открыть рта.
        - Зато я могу, - отрезала женщина. - Если мы выйдем в Неправильном Лесу, я помогу вам не только выжить, но и найти дорогу в Синеусую Пустошь.
        - Интересно, как? - удивился грандир. - У нас, по крайней мере, ноги есть.
        - Мы с братом были искателями, - сказала Десятая и замолчала, словно это слово должно было означать что-то такое, о чем все знали. Судя по тому, как притихли Тупэ с Валентином, они-то понимали, о чем речь. Кай разозлился. В дорожденных снах никаких ассоциаций со словом не было.
        - Ну, и что вы искали? - спросил он, уперев руки в бока.
        - Правильно, мы - искали, - улыбнулась женщина и добродушно хлопнула его по колену - куда достала. - Собирали аномальные проявления самодела и продавали Корпусу на черном рынке. Моя семья кормилась за счет Неправильного Леса. Я в нем выросла. До того как мы с братом провалились в пещеру и попали в капкан горцев, я работала проводником.
        - Древняя у тебя профессия, - задумчиво произнес Валентин, ковыряя ногтем нарост желтого известняка на стене. - А когда-то вас звали падальщиками.
        - Враги людей нас так звали, - резко ответила Десятая и подозрительно покосилась на грандира. - А ты откуда о падальщиках знаешь?
        - Давай к делу, - перебил ее гном. - Хочешь сказать, ты знаешь дорогу из Неправильного Леса в Синеусую Пустошь? Даже психи-экстремалы по снежным вершинам Асырка не бродят. А мы не психи. Напрямую пройти никак не получится. Даже Корпус над горами не летает. А если их обходить, то это не меньше месяца. И с проводником шансы выжить в Неправильном Лесу целый месяц маловаты.
        - Не обязательно идти напролом, - фыркнула Десятая. - Есть одна тропка. Наша, искательская, через Ущелье Сов. За пару дней можем не успеть, я год на поверхности не была, а в Неправильном Лесу все меняется очень быстро. Но обещаю, что максимум через неделю вы будете в Корсионе.
        - Хорошо, - хлопнул в ладони Валентин. Звук получился громкий, и от неожиданности все вздрогнули. - Но если протока окажется правой и выведет нас в Синеусую Пустошь, то мы можем смело бросить тебя в речку, так?
        Очевидно, это была шутка, потому что сначала сам грандир, потом Тупэ, а за ним и Десятая заулыбались. Но Каю шутка не понравилась, и он хмуро взглянул на Валентина, который, оказывается, смотрел на него. Грандир глаз не отвел и, все еще улыбаясь, добавил.
        - Мы возьмем тебя с собой, Десятая, но с условиями. Во-первых, никто не будет тебя тащить, если ты устанешь ползти. А во-вторых, ты должна поклясться, что не станешь мстить нашему другу Тупэрону. Он хоть и горец, но лично тебе ноги не отрезал. Никто не забирает у тебя право мести, но это будет в другое время и не здесь.
        Кай вспыхнул, так как ему стало стыдно, что не он первый об этом вспомнил. Замечание было важное. В яме горцев Десятая потеряла не только часть себя, но и брата, и Кай даже не мог представить, что бы чувствовал на ее месте. Наверняка ему захотелось бы убить всех, напоминающих горцев хоть чем-то.
        Но Десятая отреагировала спокойно.
        - Я знала, что вы спросите об этом, - сказала она и кивнула на Тупэ. - Думаю, я неприятна ему так же, как и он мне. Будем держаться друг от друга подальше, и проблем ни у кого не будет.
        Глава 11
        В тот раз они так и не поспали. Первым огни заметил Тупэ, который вышел из грота отлить в речку. Через пару секунд он с круглыми глазами ворвался обратно и, завязывая на ходу штаны, принялся пинать Кая, который устроился у входа и был первым, кто проснулся.
        - Скорочи здесь! - выдохнул Тупэ и зашипел на Валентина, который спросонья потянулся к фонарю. - Никакого света. То ли нас выследили, то ли по своим делам их сюда занесло. Но идут к нам. Прямо сюда. В грот. Мы пропали.
        - Ты уверен, что это горцы? - спросил Кай, но Тупэ лишь отмахнулся.
        - Да какая разница! Хоть бы и Корпус, нам от этого не легче. Но, думаю, это наши. Дети Неба с ракушечными лампами не ходят.
        Кай осторожно высунул голову, но тут же пригнулся, жалея, что знал мало ругательств. Весь тоннель, который хорошо просматривался из грота, был усыпан светящимися точками. Они двигались к речке, которая грохотала в отдалении, но по тому, как точки мельтешили, было понятно, что носители света осматривают по пути пещеры. Шансов, что их грот не заметят, было мало.
        - Это меня ищут, - в один голос прошептали Десятая с Валентином.
        - Мы тоже сбежали, - «успокоил» их Тупэ. - Может, это наш Тиль объединился со Скорочами и Корпусом и собрал общую бригаду всех искать? Похоже, мы в тупике. Наша дорога идет вдоль речки, а там сейчас полно этих светляков. Есть у кого идеи?
        - Драться будем! - решительно заявила Десятая.
        - Если это не Корпус, можно поторговаться, - задумчиво предложил грандир. - У меня с собой есть пара дорогих украшений.
        Все повернулись к Каю, но он знал, что его идея точно никому не понравится.
        Чтобы не тратить напрасно слов, он подошел к нише, в которой бурлил сифон и, не думая, в него нырнул. Вообще-то, Кай был не против драки, но из двух вариантов - вступить в схватку с врагом, который превосходит тебя численностью, или захлебнуться в подводной пещере, он выбрал второе. Сифон мог оказаться выходом из тупика, а вот воины из его спутников было плохие. Возможно, когда-то Десятая и была крутой, но сейчас от нее осталась только половина. Возможно, Тупэ был сильным горцем, но, что он мог один против несколько десятков себе подобных? Возможно, Кай был молод и крепок телом, но он жил всего три месяца и в драках чаще всего проигрывал. Что касалось Валентина, то Кай быстрее поверил бы в милосердие Тиля Голубоглазого, чем в боевые умения нежнорукого грандира.
        Вода в сифоне оказалась неожиданно теплой, и эта было первой приятной новостью. Ничего не видя, Кай кувырнулся, осторожно всплыл, ощутил затылком камень и медленно погреб вдоль ребристой поверхности, придерживаясь за нее руками. Грудь распирало от набранного воздуха, но он чувствовал, что его предел еще далеко. Вспомнив о времени, Кай принялся запоздало считать, но на счет «два» руки прошли сквозь воду. Отфыркиваясь, он вынырнул и часто задышал, восстанавливая дыхание и осматриваясь. Этот грот ничем не отличался от того, из которого он приплыл. Такая же ниша рядом с открытым тоннелем, тянущимся вдоль реки. Пещера словно в зеркале отразилось. Где-то шумела Теплая Речка, редкие заросли плесени тускло освещали пустые извилистые тоннели. Преследователей не было. Да и кроме шума воды Кай тоже ничего не слышал. Не став долго думать, он нырнул обратно, надеясь, что успеет до того, как люди с огнями найдут грот.
        Он успел. Все столпились у ниши, ожидая, всплывет его труп или нет. Вход в их убежище заливал яркий свет ракушечников, означая только одно - к ним приближались.
        - Там проход! - выдохнул Кай, хватаясь за скользкие камни. - Сифон соединяет две ниши, плыть недолго.
        Десятая с сомнением посмотрела на темные воды, плескавшиеся вокруг головы и плеч Кая, но он ее приободрил.
        - Будешь держаться за меня, ныряй, я помогу.
        Женщина не стала задавать вопросов и неловко соскользнула в воду, схватившись за его шею.
        - Вот и хорошо, - прокряхтел он, - теперь ты, Тупэ.
        Когда гном с ворчанием погрузился в сифон, грандир все еще стоял на берегу, оглядываясь то на светлеющий вход, то на их торчащие из воды головы.
        «Ага, выбираешь, с кем остаться, - подумал Кай. - Надеешься на свое золото и гадаешь, в какой компании лучше. Ну, уж нет. Если пошел с нами, то пойдешь до конца».
        Высунув руку, он вцепился в плащ Валентина и изо всех сил дернул на себя, спихнув того в воду. Когда голова грандира вынырнула на поверхность, в его глазах было столько злобы, что ей можно было заполнить оба грота. Но назад пути не было, так как вход становился светлее с каждой секундой.
        - Ныряем! - скомандовал Кай и хотел было подтолкнуть грандира, но тот погрузился в воду сам, исчезнув в непроницаемой темноте. На миг Каю стало страшно, что тот не догадается всплыть, а нырнет в боковой ход, где и захлебнется, но вот чья-то пятка едва не задела его по лицу, и он перестал думать об Валентине, чувствуя лишь, как Десятая сдавливает его шею, а из груди рвется кашель. На этот раз купание показалось бесконечно долгим. Почувствовав звон в ушах, Кай подумал - все, побег закончен, но тут кто-то схватил его за волосы и вытащил на воздух.
        Глаза грандира были такими же злыми, как и до «купания». Похоже, Валентин выбрался на берег первым и выловил из воды Кая, но разжимать пальцы он не спешил.
        - Отпусти, - прохрипел Кай, переправляя Десятую на камни и с наслаждением ощущая, что его шею больше ничто не давит.
        На миг ему показалось, что грандир собирается окунуть его голову обратно в воду и придержать там некоторое время, но тут рядом, отфыркиваясь, выплыл Тупэ.
        - Я живой! - пробулькал гном, неловко подгребая к берегу. - А заодно и чистый. Теперь идти будет легче.
        Кай не мог с ним согласиться. Мокрая одежда липла к телу, с волос капало, а в сапогах хлюпала вода, раздражая мозоль. Но в одном Тупэ был прав - они были живы. Эта пещера не могла находиться далеко от грота, так как переплыли они всего метра два-три, но в ней не было и намека на свет ракушечника. Тусклое мерцание редкой плесени едва позволяло различать силуэты друг друга.
        Задерживаться не стали. Преследователи могли оказаться сообразительными и последовать их путем. Предложение Десятой задержаться на берегу и закидать камнями тех, кто появится, не нашло поддержки, и Тупэ решительно повел всех вдоль речки.
        - Здесь уже недалеко! - заявил он, шагая впереди с намотанной на клинок ножа плесенью.
        Кай поискал глазами желтый известняк, которым пестрели все стены их прежнего тоннеля, но нашел все ту же плесень. Нехорошее предчувствие усилилось, когда в речке появились пороги, а наклон тропы вниз заметно увеличился. Хотя, возможно, зря он паниковал, и как в старых добрых сказках, которые он хорошо знал из дорожденных снов, им нужно было сначала спуститься, прежде чем подняться.
        Какое-то время Десятая ползла сама, сердито отказываясь от помощи хромающего Кая. Она понимала, что с ней на спине он будет идти еще медленнее. Но кровь на ее руках слишком ярко блестела в тусклом свете плесени, и Кай не выдержал. Пару минут они боролись - он пытался поднять ее с земли, а она молча сопротивлялась, но потом женщина издала странный звук, похожий на всхлип, и сдалась. Кай снял с себя рубашку, повязал ее вокруг пояса, а потом посадил на спину Десятую, спрятав ее обрубки в складках рубахи. Получилось подобие люльки.
        - Держись, Десятая, - пропыхтел Кай и попытался ободряюще ей улыбнуться. Вместо дружелюбной улыбки вышел оскал усталости, и он молча бросился догонять остальных, которые успели скрыться за поворотом. Тупэ боялся погони, Валентин хотел скорее выбраться из подземелья - отстающих не ждали.
        Как оказалось, спешить было некуда: Тупэ заблудился. Когда они дошли до первой развилки, то, не раздумывая, выбрали левую протоку, однако, когда через километр речка снова разветвилась, задумались. Тропа, словно заколдованная, была точно такой же, как и час назад. Одинаковые камни под ногами и над головой не обещали скорого окончания пути.
        - Ты же говорила, что у реки только две протоки? - прокричал Валентин, так как вода грохотала по камням так, что с легкостью заглушала голос.
        - Говорила, - отругнулась Десятая из-за плеча Кая. - Но я год сидела в глиняной яме, а в этой пещере очень много самодела. Из-за него река могла разделиться, на сколько угодно веток. Предлагаю все время идти вправо. Вдруг повезет.
        Так и поступили, но и через час, и через два они по-прежнему брели вдоль каменной тропы, которая с завидным постоянством петляла вдоль Теплой Речки. Впереди шагал Тупэ, бормоча под нос и с умным видом ковыряя стены - не иначе, как искал желтый известняк, которого не было. За ним брел Валентин, который, хоть и выглядел бодрее всех, тоже начинал спотыкаться. С большим отставанием замыкал группу Кай, уже не пытающийся скрывать хромоту. Ему казалось, что пальцы на левой ноге давно стерлись, и теперь начинает стираться и вся ступня. Десятая молчала, и Кай был ей за это благодарен. Сил на разговоры у него не осталось.
        Когда Теплая разделилась в пятый раз, они немного приободрились. Тропа расширилась, а воды стало больше. Она текла по стенам, скапливалась в полостях, бороздах и углублениях, капала из трещин на головы и спины. Воздух был таким сырым, что с трудом дышалось. Стали попадаться небольшие котлованы и заполненные водой воронки. Успокоилось и течение: исчезли пороги, пропали буруны и скаты, река затихла, позволяя услышать шаги и дыхание путников. Однако воздух стал холоднее, и с Кая уже не тек пот. Наоборот - у него замерз нос, а ноги в промокших сапогах познали новые виды острых ощущений.
        - Небо близко, чувствуете? - радостно прохрипел Тупэ, ныряя в очередную арку. - Это поэтому так холодно стало. Холод, значит, свобода!
        Но за новым поворотом Теплая снова разветвилась. На этот раз вместо двух рукавов, она образовала целых шесть. При этом тропа решительно поворачивала к левой протоке, тогда как остальные пять веток, включая все правые, скрывались в глухих нишах, переходя в сифоны.
        - Ах ты, Хищида Ядозубая, - в сердцах выругался Тупэ. - Не хочет нас Асырк выпускать.
        - Пойдем, - устало пробормотал грандир. - Калюста с нами, просто надо еще немного потерпеть. Нельзя терять время. И надежду тоже.
        Кай посмотрел на уходящую в темноту тропу, окинул бессмысленным взглядом темные воды и мягко опустил Десятую на землю.
        - Я дальше не пойду, - сказал он и опустился в удобную полость в стене, которая была словно специально создана для уставшей спины. Даже камень показался мягким.
        - Нужно отдохнуть. Может, небо и близко, но будет обидно сдохнуть от усталости, когда нам потребуется преодолеть последние метры. Мы же видим - прежней дороги нет. Никто не знает, как именно Теплая вытекает на поверхность. А вдруг там сейчас сплошные колодцы или пропасти? Грандир, конечно, может идти вперед, чтобы не терять время, но тебе, Тупэ, я бы посоветовал набраться сил. Отдохнем пару часов и снова пойдем.
        Валентин открыл было рот, чтобы возразить, но Тупэ поддержал Кая.
        - Твоя правда, дружище, - сказал он. - Надо поспать. Да и перекусить бы что-нибудь не мешало. У меня брюхо так подвело, что я, наверное, плесень пожую. Клевер из нее как-то самогон гнал, может, не помру.
        Кай не знал, с каких пор он стал для Тупэ «дружищем», но слышать это было приятно. Валентин какое-то время еще топтался на берегу, но, видя, что все настроены на отдых, сдался и подсел к Тупэ. Видимо, из всей компании горец казался ему самым надежным.
        Кай фыркнул и откинул голову на камень, стараясь вспомнить свой последний обед в руднике Тиля Голубоглазого. Ничего кроме каши с мясом на ум не пришло. Возможно потому, что ею их кормили чаще всего. Еще им давали чай с сахаром, а иногда - плюшки. Кай запретил себе думать о чем-либо кроме плюшек, но тут почувствовал, как в воздухе пахнет хлебом, и испугался, что словил нюхательную галлюцинацию. От Тупэ он слышал, что такие бывают.
        Между тем, Десятая говорила о чем-то странном.
        - Лепешки намокли, но есть можно, - сказала женщина, роясь в заплечной сумке, которую все это время с себя не снимала. - Мы с братом давно к побегу готовились. Кое-что припасли.
        - У тебя есть лепешки? - Кай почувствовал, как его рот наполнился слюной при одном только этом слове.
        - Ага. А еще зерновые полоски и вяленое мясо. Крысятина, но хорошая, есть можно.
        Представив, что все это время носил на своей спине такое богатство, Кай с трудом сглотнул. Жизнь показалась не такой уж безрадостной.
        На этот раз от крысятины не отказался даже Валентин. Все жевали молча, по очереди прихлебывая из кружки напиток, который Десятая приготовила из грунтовой воды и незнакомых черных семян. Никто не спрашивал ее о происхождении зерен. Главное, что напиток бодрил, остальное было неважно.
        В сумке Десятой оказались не только кружка и припасы, но и баночка с мазью, которой она сначала обработала свои израненные руки, а потом намозоленные пальцы Кая.
        И хотя побег, купание в Теплой и все напряжение дня должны были свалить беглецов от усталости, заснуть сразу не удалось никому. От еды Кай отяжелел и был уверен, что, если сейчас из реки выскочат Скорочи вместе с солдатами Корпуса, он все равно никуда не побежит. Слишком уютно было лежать на этих камнях, чувствовать теплоту в животе, слушать журчание реки и ни о чем не думать. Наверху его ждали Небо, колдун Соломон и тысячи неприятностей, связанных с его происхождением, но сейчас ему было хорошо.
        Похоже, такие же настроения были и у остальных.
        - Давайте помолимся, - неожиданно сказал Валентин. - Калюста привел нас сюда, а значит, поможет выбраться наружу.
        - Да, точно! - закивал Тупэ и принялся возиться, пытаясь принять более почтительную для молитвы позу.
        - Я не умею молиться, - сказала Десятая, прижимаясь к Каю. Они лежали рядом, стараясь согреться друг о друга. Он бы предложил Тупэ лечь с другой стороны, но гном заранее устроился нарочито поодаль, не желая иметь с подравненной ничего общего. Что касалось Валентина, то тот всем видом показывал, что ему противна одна мысль о таком лежбище. Поэтому Кай грелся о половину тела Десятой, она же вжималась в его спину так сильно, словно хотела сломать ему позвоночник. Ее колотила дрожь, которая передавалась ему, не давая возможности расслабиться.
        - Молиться нетрудно, - тем временем, заявил Валентин. - Молитва должна идти от сердца и быть искренней. Тогда ее услышат. Повторяйте за мной. Разрушая препятствия, мы уничтожаем своих врагов. Все наши желания сбудутся, если мы приступим к будущему со смелостью, воодушевленной верой в Единого. Пусть разум ведет нас, но да не избавит нас от чувств и эмоций, ибо без них наша колесница может перевернуться.
        - Это похоже на проповедь, а не на молитву, - перебил его Кай. - Прямо речь генерала перед битвой. Так и кажется, что ты потом крикнешь: «На смерть!».
        - Я только начал, - сердито прошипел грандир.
        - Ты зачем перебиваешь? - вмешался Тупэ.
        - Давайте спать, - предложила Десятая, но Кай не хотел, чтобы последнее слово осталось за Валентином.
        - Надо ближе к делу, - сказал он, проигнорировав недовольные замечания товарищей. - Я так думаю, что когда молятся, то просят о чем-то конкретно. Например, чтобы Калюста помог нам выбраться отсюда, или чтобы послал булочку с сахаром. А мы за это отблагодарим его новой молитвой. Что еще богу надо?
        Кай мог поклясться, что в темноте на скулах грандира заходили желваки.
        - У тебя очень неправильное представление об отношениях Бога и человека, - сурово сказал Валентин, сделав знак Тупэ, чтобы тот не вмешивался. - Но сейчас не то место и не то время, чтобы об этом спорить. К тому же у меня нет никакого желания тебя учить.
        - Да не обращайте вы на него внимания, - подхалимски заметил Тупэ. - Что взять с трехмесячного гомункула? Я вообще не знаю, что у него там, в башке, творится. Давайте все-таки помолимся. А то, черт знает, куда забрели. Похоже, только Калюста нас и сможет вывести.
        Повисла недолгая пауза, во время которой Кай пытался задремать, а грандир Валентин вернуть себе присутствие духа.
        - Владыка, Утешитель, Душа Истины! - наконец, снова начал грандир. - Приди и очисти души наши от скверны. Благослови, Господи, и помоги нам, грешникам, совершить начатое дело во славу Твою. О Калюста, веруем в душе и сердце, преклоняемся перед твоей благостью и просим помочь совершить побег из земли к солнцу. Великий Калюста, Господь наш! Дай нам сил, кротости и терпения. Укрепи нас в своих добродетелях. Все мы под крылами Твоей благости, щедрот и человеколюбия. Каждое мгновение нашей жизни нуждаемся в тени крыл твоих. Наши очи устремлены к тебе, Богу нашему. Помоги, о Владыка!
        - И пошли нам булочку с сахаром, - добавил Кай, когда Валентин замолчал. Десятая, не выдержав, хрюкнула ему в спину, а Тупэ бросил в него грязный носок, который разложил сушиться на камне.
        На этот раз грандир остался спокойным. Поднявшись со своего места, он подошел и навис над лежащим Каем, который даже не пошевелился.
        - Откуда в тебе столько глупости? - спросил Валентин, уперев руки в бока. - Ты бежишь от Соломона, который является настолько влиятельной фигурой в Корсионе, что ты и представить себе этого не можешь. Стать послушником - этот вой единственный шанс начать жизнь правильно. Но вместо того чтобы хватать по крохам те знания о Калюсте, которые мы с Тупэ роняем на тебя, ты продолжаешь упорно цепляться за свое невежество.
        - Лучше бы вы уронили на меня что-нибудь сладкое, - протянул Кай, укладываясь поудобнее. - Например, я бы не отказался от шоколадных крошек.
        - Шоколад считается плохой пищей и калюстианцам запрещен, - заявил Валентин.
        - Тогда мне точно нечего у вас делать, - вздохнул Кай. - Я, может, все эти три месяца только и жду, чтобы его попробовать.
        - Я слышала о калюстианском храме, - сказала Десятая, отстраняясь от Кая и усаживаясь. Кай был разочарован: тепло исчезло. - Если и есть на Риппетре сила, способная противостоять Корпусу, то это калюстианцы. Они очень крутые ребята. Если у тебя, Кай, проблемы с городской мафией, то лучше всего, конечно, укрыться в храме. Тем более, что предлагают. Я слышала, не так-то легко стать калюстианским послушником.
        - Это заблуждение, - мягко сказал Валентин, присаживаясь рядом с Десятой. Похоже, до него дошло, что рядом с другим человеческим телом сидеть теплее. - Путь послушника Калюсты - это, прежде всего, дисциплина, прилежание, самообладание и сила воли. А еще смирение. Мы не требуем ничего невозможного.
        - О смирении, пожалуйста, подробнее, - хмыкнув, попросил Кай. - Что это? Отсутствие гордости? Значит, ли это, что все послушники должны подавлять свою волю, подчиняясь чужой? Тогда это похоже на рабство.
        Валентин выглянул из-за плеча Десятой и посмотрел на него долгим, странным взглядом. Кай уже чувствовал, как его одолевает сон, и взгляд грандира проигнорировал. Положив руку под голову, он подтянулся ближе к Десятой, которая была слишком маленькой, чтобы подарить много тепла. «Грандир хоть и вредный, зато длинный, - вяло пронеслось в голове Кая. - И, наверное, теплый. Может, попросить его прилечь с другой стороны? Слушать его калюстианское морализаторство при этом не обязательно».
        - В тебе нет ни капли смирения, - наконец, произнес Валентин. Похоже, все это время он решал, стоило ли вообще тратить на гомункула силы. - Неудивительно, что ты не знаешь, что это такое. Но я дам несколько советов, которые помогут научиться смирению. Ты готов слушать?
        - Рассказывай, - с интересом попросила Десятая. Кай подумал, что после года, проведенного в яме смерти без ног, она может рассказать о смирении больше, чем кто-либо из них, но промолчал. При всех недостатках грандира, у него был хороший голос, который было приятно слушать.
        - Итак, советы такие, - прокашлявшись, начал тот. - Если тебя забыли, то ничего страшно не случилось. Не жалуйся. Если тебя несправедливо обидели, забудь об этом. Тебя презирают? Радуйся. Обвиняют? Не оправдывайся. Ругают? Храни молчание и молись Калюсте. Не дают сказать слова? Не печалься. Оскорбляют? Не спорь. Кричат? Не протестуй. Крадут твое у тебя на глазах? Притворись слепым. Над тобой смеются? Будь долготерпив. Не слушают твоих советов? Преклони колени и молись. Ты виноват? Проси прощения. Не виноват? Снова проси прощения. Ты здоров? Тогда славь Господа. Болен и мучаешься? Славь Господа. Бедность в твоем доме? Постись и бодрствуй. И еще молись. Много молись, за все и за всех.
        Кай смотрел на темный профиль Валентина и думал о том, что, наверное, тот был хорошим грандиром. В этом у него не было сомнений. Сомнения были в другом: верил ли Валентин в Калюсту также горячо и жарко, как говорил о нем?
        Тем временем, грандир продолжал:
        - Путь смирения - это не путь слабака. Это дорога силы, мудрости и самоотверженной любви к богу. Все сомнения отсутствуют, так как выбор уже сделан. Это дорога в неведомый край, движение судьбы, в котором участвует твое сердце. Калюста возвышает человеческую душу, рвущуюся из противоречий и грехов, в которые она окунается в этом мире. Бог дарит ей укрытие и помогает найти дорогу к «истинному себе» и своему предназначению силы. Вот, что такое калюстианское смирение.
        Кай не помнил, когда заснул. То ли его усыпил голос Валентина, то ли усталость, однако сон был настолько приятным, что он не сразу сообразил, где находился, когда что-то с силой толкнуло его в плечо и, бесцеремонно вырвав из сна, затолкало обратно в каменную нишу подземелья. Щека вжалась в острые камни, тело задергалось, прижатое к мокрой стене чем-то липким и холодным, глаза распахнулись и… С полным осознанием своей беспомощности Кай уставился на гомозуля, который стоял рядом с его нишей, расползаясь лапами в стороны. Одна из конечностей и вжимала Кая в стену. Гомозуль не видел его, полностью сосредоточившись на спящих поодаль Валентине, Тупэ и Десятой. По какой-то причине, эти трое отползли от Кая и заснули, где сидели, видимо, вдоволь наговорившись о храме и калюстианцах.
        Кай никогда не встречал мифического хищника подземелья, которого гномы боялись больше, чем Детей Неба, но сомнений в том, что рядом стоял именно гомозуль, не было. Все соответствовало описаниям. Издалека, в темноте, гомозуль мог сойти за очень высокого человека в плаще и с кирками в обеих руках. Что и являлось причиной гибели многих подслеповатых гномов. Но при свете, даже при таком тусклом, который рождала плесень, все еще мерцающая из сумки Тупэ, сразу становилось понятно, что их жизни закончились здесь и сейчас.
        Узкая крысиная башка сидела на сильном, мускулистом теле гуманоида, поросшем снизу длинной шерстью, издалека похожим на плащ. Из этой густой волосни выступали жесткие, сегментированные паучьи лапы с присосками, позволяющими ползать по стенам. Руки гомозуля росли чуть ниже плечей, откуда-то из нижних ребер, заканчиваясь острыми костяными отростками, которые с легкостью пробивали человеческий череп. Самым противным у гомозуля был рот - он находился в районе пупка и походил, по выражению Тупэ, на задницу. Гомозулий рот окружали вспомогательные щупальца. Как там у твари было устроено пищеварение, никто не знал, зато гномы не раз видели, как гомозуль сначала пережевывал жертву острыми клыками в пасти, которая находилась сверху, а потом вытаскивал бесформенные куски и запихивал их в отверстие на животе. Оттого, его грудь всегда была покрыта коркой запекшейся крови и ошметками непонятного происхождения. По мнению Тупэ, испражнялся гомозуль с помощью того же отверстия, что и ел, отчего низ живота и всю волосню на нем покрывала засохшая корка грязи, воняющая так скверно, что ни один человечий нос не мог
выдержать подобный смрад.
        Гомозуль считался неубиваемым. Его не брали ни пули, ни огонь, ни плазма. Шкура гомозуля была такой прочной, что ее не могли разрубить даже ножи, снятые с буровых установок. Свет был единственным оружием, которое спасало рудник Тиля Голубоглазого от уничтожения этими тварями. Однако с той жалкой плесенью, которая скудно мерцала из сумки Тупэ, шансы беглецов против подземного монстра были ничтожными.
        Гомозуль переступил с лапы на лапу, издал похожий на вздох звук и склонил крысиную голову набок. Из обоих ротовых отверстий обильно сочилась слюна, хотя после рассказов Тиля Кай не был уверен, что именно вытекало из живота монстра. Щупальца, росшие на груди, нежно терлись друг об друга, издавая едва слышный шелест. Жест был похож на тот, когда человек довольно потирает ладони, предвкушая что-то приятное.
        Спящие на берегу Теплой Речки люди ничего не слышали.
        И тут до Кая дошло. Гомозуль не ждал - он наслаждался будущим пиршеством. Тянул момент, напитываясь ощущениями предстоящего обеда. Гномы хоть и бегали плохо, но всегда работали в защищенных зонах, и поймать их было трудно. А тут сразу три жертвы - да тварь, должно быть, ошалела от радости.
        Внезапно Кая охватила злость. Даже Десятая отодвинулась от него, предпочтя общество выскочки-грандира и горца. Возможно, здесь в пещерах они шли вместе, бок о бок, но приближалось солнце, а вместе с ним другая жизнь, которой у Кая не было. Тупэ тоже редко выходил на поверхность, но он был опытным горняком, в конце концов. А кем был Кай? Гомункулом, живущим три месяца. Кому он был нужен?
        Тебе лично ничего не угрожает, зашептал голос в голове. Когда гомозуль займется уничтожением добычи, ты сможешь спокойно скрыться. Даже если тварь тебя и заметит, то вряд ли посмеет оставить столько мяса без присмотра. Гомозуль, конечно, был королем, но в подземелье имелись и другие хищники, которые были не против полакомиться остатками с королевского стола.
        За пониманием и злостью пришел стыд. Кай почувствовал, как к лицу прилила краска, а во рту кончилась слюна. Может, он и жил всего несколько месяцев, но кое-что про себя знал твердо. Мерзавцем, трусом и подлецом он не был, а, следовательно, не имел права разрешить гомозулю сожрать грандира, Десятую и Тупэ. С другой стороны, нападать на хищника и приносить себя в жертву, Кай тоже не собирался.
        Не особо раздумывая, он сделал первое, что пришло в голову. Прокатился под брюхом твари и метнулся вперед, в тоннель вдоль реки, крича во всю глотку:
        - Чудовище! Спасайтесь! Бегите!
        Кай так и не узнал, услышали ли его. Ему было достаточно того, что гомозуль, повинуясь инстинктам, бросился следом.
        Уже на ходу, он почувствовал себя идиотом. Во-первых, тоннель, по которому, они собирались идти, был настоящим лабиринтом, сразу погрузив его в пучину разветвленных коридоров. Во-вторых, энтузиазм быстро испарился, уступив место боли в стоптанных пальцах. В-третьих, гомозуль бежал быстрее. Кая спасало лишь то, что проходы были узкими, и местами чудовищу приходилось с силой проталкиваться сквозь камни.
        Гомозуль был идеальной буровой машиной. Дурная сила, умноженная на прочную шкуру, давала потрясающий бурильный эффект - порода разлеталась вдребезги, крошась и брызгая осколками. Зато гомозуля было слышно, и это было второе преимущество Кая. Световые лишайники кончились, Теплая Речка давно скрылась в других тоннелях, и он мчался в темноте, полагаясь лишь на свой недолгий опыт хождения по пещерам, удачу и еще, наверное, Калюсту. Тварь, похоже, догадалась, что легкая добыча на берегу уже успела скрыться, оттого взбесилась. Иногда расстояние между ними сокращалось до такой степени, что гомозуль выбивал костяными лапами известняковую крошку у него над головой. Несколько раз Кай с размаху врезался в каменные стены, теряя драгоценное время. Из рассеченного лба и разбитого носа сочилась кровь, заливая подбородок и капая на грудь, прикушенный кончик языка саднил, но это были мелочи по сравнению с огнем, который разгорался в его сапогах. Похоже, мазь Десятой не помогла.
        Кай бежал, понимая, что любое падение, обернувшееся переломом, закончит эту бессмысленную гонку. До сих пор ему встретился только один неширокий провал, который он заметил по слишком густой темноте впереди. Прыгнув, Кай закачался на краю, чувствуя, как опасно повисли в воздухе пятки. Из колодца со свистом вырвался ветер и, ударив его в спину, помог восстановиться равновесие. Кай побежал снова. Он делал это не потому, что, действительно, надеялся убежать от твари. Просто он родился совсем недавно и хотел хоть немного узнать об этой жизни прежде, чем дорожденные сны заберут его обратно.
        Пещера была царством гомозуля, а Кай был здесь чужим. Сейчас вера в то, что подземелье - не его место, была как никогда сильной. Именно она заставила его не сдаться, когда щупальце твари облепилось вокруг ноги. Кай закричал, чувствуя, как холодная плоть сдавливает кожу, и непомерная сила тянет обратно. Гомозуль рванулся, окрыленной победой, а Кай зажал в руке камень, собираясь выбить чудовищу хотя бы глаз, прежде чем его разгрызут на части.
        Тут послышался грохот, и его внезапно отпустили. Было темно, но Кай догадался, что произошло. Заторопившись, гомозуль не рассчитал высоту потолка и врезался башкой в свисающий сталагмит. Задержка была временной, но Кай знал, что это - последний шанс.
        Он рванулся, опьяненный неожиданной свободой, заметался по стенам, внезапно потеряв дорогу, и как слепой, принялся шлепать руками, пытаясь найти проход, который был здесь совсем недавно. Но его не было. Тупой гомозуль не только разбил себе голову, но и засыпал ему дорогу. Сзади с шумом выбирался из-под камней монстр. Тварь не спешила, очевидно, понимая, что загнала жертву в тупик. Тогда Кай опустился на колени и, обдирая ноги и руки, принялся шарить по полу в поисках спасения. Он не знал, что искал, но был уверен, что, если остановится, смерть настигнет его в ту же секунду.
        Скользкие от крови и грязи ладони шлепнули по стене, потом еще раз, затем левее и вдруг провались в блаженную пустоту. Дыра была небольшой. В нее с трудом уместились плечи Кая, но он был в том состоянии, которое позволило бы ему пролезть куда угодно.
        Лаз кончился так внезапно, что Кай не удержался на краю и полетел вниз головой. Сзади еще слышался далекий рев гомозуля, но все его внимание привлекал уже другой звук - могучий рев подземной реки, в которую он грохнулся вместе с парой камней, свалившихся следом.
        Тело пронзила жгучая боль, и он решил, что попал в кислоту, и настали бесконечно мучительные, последние секунды его жизни. Но это был лишь удар о воду - теплую воду. Река бурлила, то погружая его с головой, то выкидывая в темноту, где появлялся воздух. Кай отчаянно барахтался, чувствуя себя мухой, попавшей в пиво, которое льется в глотку великана. Держаться на плаву не получалось, найти опору тоже. Он пытался грести к стенам, чтобы уцепиться за камни, но после нескольких попыток преодолеть силу воды сдался и сосредоточился лишь на том, чтобы дышать. Это удавалось все труднее, так как скорость потока усилилась.
        А потом начались водопады.
        Первый раз Кай вывалился в пустоту с диким, невероятным чувством готовности ко всему и полной уверенностью, что хуже быть не может. Если его сейчас ударит головой о камень, он будет готов. Смерть так смерть.
        Но когда мощное течение вынесло его на поверхность, он завопил так, словно только что родился. Кай не понимал, что кричал, да это было и неважно. Это был крик протеста - протеста против страха и бессилия, которые тянули его на дно.
        И тут, на самом крайнем пике отчаяния, он увидел свет. Свет был еще тусклым и далеким, но он не напоминал ни мерцание костра, ни тусклое сияние плесени, ни блеклое сверкание лампы ракушечника. Раньше, когда в руднике Тиля еще работал генератор, так горели фонари и лампы в самых ярких помещениях гномьей шахты. «Нет, это не лампы», - подумал Кай, когда течение снова позволило ему всплыть на поверхность. Глотнув воздуха вместе с водой, он вдруг почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Предчувствие свершившейся мечты накрыло волной внезапного счастья.
        Но прежде чем ему удалось разглядеть природу источника, свет вдруг стал настолько ярким, что Кай увидел каждую каменную складку на своде огромной пещеры, по дну которой неслась Теплая Речка. В следующую секунду глаза резанула такая сильная боль, что он зажмурился, пропустив тот момент, когда его тело вылетело из недр горы вместе с хрустально-чистым водопадом, искрившимся в лучах полуденного солнца.
        Стояла весна.
        Глава 12
        Его разбудил запах дыма. В пещерах Тиля Голубоглазого дым был признаком надвигающейся беды - пожара, страшнее которого на рудниках был только потоп. Организм отреагировал быстро: пробудился и приготовился бежать.
        Однако вскочить быстро не удалось. Ноги запутались в каких-то тряпках, Кай кувырнулся и замер, уставившись на картинку из дорожденных снов. Только сейчас он точно знал, что не спит. Оставалось два варианта: либо он умер и попал туда, куда переносятся после смерти все гомункулы, либо чудесным образом спасся и теперь смотрел на настоящее солнце, настоящее небо и настоящий земной мир - мир Калюсты.
        Глаза нестерпимо болели от света, но он боялся закрыть их и потерять то, к чему так давно стремился. Реальность отличалась от дорожденных снов, как кусок обработанного антрацита от пустой породы. Во-первых, небо оказалось не голубым. Мир накрывал белый купол, по которому изредка проносились серые, комковатые хлопья - облака. Вокруг протирался лес. Кай совершенно точно знал, что так называлось место, где росли деревья. Деревьев в округе было столько, что их хватило бы на стропила и подпорки для всего подземелья гномов. Голые стволы, полосатые от теней, сливались в серый лабиринт с бесконечным количеством тоннелей и ходов.
        Рядом с Каем жарко пылал костер, а перед ним лениво двигались могучие воды Теплой Реки - местами стальные, местами подернутые темно-синей рябью. Подземные реки были неширокими, а их волны - гладкими и покатыми. Здесь же, под солнцем, речные воды напоминали подошву шахтерского сапога - все ребристые, вздутые, шершавые. Это ветер, догадался Кай и, открыв рот, принялся хватать воздух, который был слаще сахара.
        А над рекой и серым лесом возвышались горы Асырка. Они собирались в каменные складки до самого горизонта, то вздымаясь к бело-серому небу, то проваливаясь в черные ущелья. Склоны гор покрывали каменные россыпи глыб, между которыми торчали тощие елки и корявые, угрюмые кустарники. Кай проследил взглядом от самой дальней елки, какую смог разглядеть, до гальки под его сапогом и понял, что счастлив. Мир Калюсты был красочен и разнообразен. Несмотря на кажущуюся серость, весенний лес пестрел оттенками зеленого, бурого, синего, розового и желтого. Такое изобилие цветов Кай видел только в сундуке Тиля, набитого сокровищами. Как-то они с Тупэ ворвались в комнату начальника шахты, не постучавшись, и застали Тиля, любующимся богатством в открытом сундуке. Им тогда здорово влетело. Но сияние леса, озаренного солнечным светом, не могло сравниться с блеском золота. Солнце было непревзойденным.
        Кай снова глубоко вздохнул и прижал ладони к глазам, давая им отдых. После мрака пещер они нестерпимо болели, но он был готов терпеть какую угодно боль лишь бы остаться в прекрасном мире Калюсты навсегда.
        - Живой! - закричал знакомый голос. Кай обернулся, чувствуя себя лучше с каждой секундой. Казалось, чем дольше он дышал новым воздухом, тем больше сил вливалось в его бледное, выползшее из-под земли тело.
        Прибрежные кустарники вскипели и выпустили Тупэ, который бежал к нему с таким видом, словно собирался атаковать. Пока гном обнимал Кая, ломая ему ребра от радости, из кустов показались и остальные. У Валентина в руках был кусок коры, наполненной зелеными почками, Десятая держала ворох сухой травы.
        - Как я понимаю, терапия больше не требуется, - проворчал грандир и выбросил почки на гальку. - Наш гомункул оказался удивительно живучим. Не был сожран гомозулем, не захлебнулся в речке, не разбил голову о камни и даже не умер от переохлаждения. Ну что, Десятая, если он в порядке, мы можем, наконец, идти? И так кучу времени потеряли.
        - Он нам жизнь спас, - заявила подравненная и обняла Кая за бедра - куда достала. - А мне так два раза. Да ты просто везунчик, парень. Мы тебя случайно в речке увидели, и то потому, что у тебя голова рыжая.
        - Соломон не доложил тебе мозгов, но, похоже, перестарался с храбростью, - тяжелая рука Тупэ от души хлопнула его по плечу. - Устроить гонки с гомозулем - на это не каждый горец способен.
        Несмотря на возражения Валентина, никто покидать место стоянки не торопился. Кай опустился обратно на гальку и протянул ноги к костру, не зная, на что смотреть - то ли на красоты наземного мира, то ли на изменившиеся лица товарищей по несчастью.
        Как же по-другому все выглядели при свете солнца. Да и купания в Теплой Речке они, похоже, тоже не избежали - одежда у многих была еще мокрой. Под слоем грязи, покрывавшей раньше Тупэ, оказались черные волосы, красноватое лицо, синие глаза и одежда с веселыми оттенками. Горец прямо-таки светился разнообразными красками - в шахте Кай столько цветов ни на одном гноме не видел.
        Десятая при дневном свете неожиданно помолодела. Теплая Речка смысла с нее грязь и глину, превратив в худую, остроносую девчонку с торчащим на голове ежиком неровно остриженных волос. Несмотря на обрубки с намотанными вокруг тряпками и страшную худобу, Десятую можно было назвать привлекательной. И лишь глаза у нее остались прежние - черные, бездонные, злые. В заблуждение вводила не только грязь, но и голос. Подравненная говорила голосом человека, испытавшего и повидавшего слишком много боли. Подростки так не разговаривали.
        Валентин, который в пещерах казался белым, как дух Ремкина, на воздухе порозовел, но по-прежнему выделялся из их компании, как алмаз, случайно упавший в тележку с углем. Грандир где-то потерял плащ, оставшись в узких брюках, высоких сапогах и расшитом блестящими нитями жилете. При свете солнца стало заметно, сколько на нем украшений. Валентин носил одежду богача, и, хотя она смотрелось нелепо в лесных дебрях, Кай невольно пожалел, что грубил ему. Он еще не определился с тем, что делать в наземном мире, но портить отношения с людьми, которые имели в нем власть, наверное, было неправильно. Если в темноте грандир казался только выскочкой, то здесь, на свету, он был похож на влиятельного, знатного и уверенного в своих силах человека. Валентин был полноправным гражданином Риппетры - тем, кем Кай не являлся.
        - Мы не на той стороне горы, да? - спросил он, уже зная ответ. Лесные дебри, окружавшие их, никак не могли называться Пустошью, тем более Синеусой.
        - Если бы не гомозуль, я бы подумал, что Десятая специально вывела нас в Неправильный Лес, - заявил Валентин, нависая над ним нервной тенью. - Но та тварь появилась довольно непредсказуемо. Однако мы оценили твой героизм и даже бросились следом на помощь. А потом тоже упали в воду.
        - Вообще-то все было немного не так, - поправила Десятая, но встретившись взглядом с грандиром, замолчала. Кай хмыкнул. Похоже, пока он бегал от гомозуля, а потом плавал в водах Теплой Речки, магическое обаяние Валентина успело завоевать сердца других беглецов. Оставалось разобраться с собственными чувствами и смело затевать с ним драку. В гномьих пещерах так поступали всегда, когда возникали разногласия, а то, что у них с Валентином взгляды на жизнь не совпадали, было очевидно.
        - Повезло, что с нами искатель, - Валентин улыбнулся Десятой, и Кай понял, что грандир поменял приоритеты. Тупэ теперь был не на первом месте. Впрочем, их с Каем важность еще сохранялась, так как вокруг был лес, а в диких условиях пара рабочих рук не была лишней.
        - У нас есть план, - сказала Десятая. - Все не так плохо, как кажется. Я узнаю эти места. Пойдем на север, доберемся до Знипельгаши, обойдем болота, а там и на Тропу Птиц выйдем. Она нас прямо к Совиному Ущелью приведет. Главное не напороться на Снулые Версты. Вероятно, за те годы, пока я здесь не ходила, их стало больше.
        - Какие версты? - переспросил Тупэ.
        - Их по-разному называют. Это плохие зоны, аномальные. Активность самодела в них очень высокая, чаще всего люди там просто засыпают. Да и животные с птицами тоже.
        - Я слышал о них, - кивнул Валентин. - Именно поэтому солдаты Корпуса меня под землю потащили, а не в лес. В шахтах самодел лежит близко, но как бы спит, активность у него почти нулевая.
        Каю хотелось услышать больше о самоделе, но сейчас было важно узнать другое.
        - Я не понимаю. Если горы там, - он указал на синеющие вершины, - а Синеусая Пустошь и город Корсион лежат за ними, то почему мы ищем Ущелье в другой стороне? Или я чего-то не понимаю?
        - Не понимаешь, - кивнула Десятая. - Это Неправильный Лес, здесь логика не работает.
        - С виду лес как лес, - пожал плечами Кай, обводя взглядом серые стволы и ветки с набухшими почками.
        - И много ты лесов-то видел? - ехидно спросил Валентин, и Каю захотелось его ударить.
        Вопрос был правильным, но не мог же он рассказывать о дорожденных снах и том опыте, что они дарили. Поэтому пришлось гордо промолчать и согласиться с мнением большинства.
        Уже в пути Тупэ рассказал о том, как они выбрались из пещер. В темноте никто не разобрал, куда так стремительно побежал Кай и что за тварь за ним погналась. Когда же услышали вой гомозуля, то решили, что Кай в любом случае мертв, и пошли обратно, чтобы выйти к Теплой через другую ветку тоннеля. По дороге жгли фонарик грандира, пока не сели батарейки, а потом спалили все, что можно было отдать огню и спасительному свету, включая плащ грандира. Но прошли недолго. В тоннель, где они шли, вдруг прорвалась вода, которая сбила всех с ног и вымыла в один из подземных рукавов Теплой Речки. Тупэ был уверен, что никто не захлебнулся и не разбил голову о камни только по той причине, что с ними был священнослужитель Калюсты. Их вымыло в запруду у подножья. От нее они пошли по течению, потому что Десятая не узнавала мест и хотела сориентироваться. Чтобы определить, куда идти дальше, забрались на единственный в округе холм, откуда и заметили рыжую голову Кая, мелькающую среди бурных вод Теплой.
        - Тебя грандир заметил, - пропыхтел Тупэ, сражаясь с весенней грязью. Еще пару часов назад тропка была твердой как камень, но сейчас, когда солнце висело прямо над головами, ноги скользили и проваливались по щиколотку в жирном черном месиве. - Он глазастый. А Десятая как раз узнала места и обрадовала всех, что в дебрях мы не сгинем. Потом долго тебя вытаскивали. Думали, хоронить придется, но нет - ты дышал, хоть и без сознания был. Повезло, что с нами грандир Валентин. Он еще и знахарь! Помолился Калюсте и отправился искать целебные травы, чтобы тебя оживить. Мы ему помогать пошли. А потом гляжу, ты, вроде как, и не мертвый. Сидишь, башкой вертишь. Одно плохо. Пока тебя вытаскивали, Десятая в речке сумку утопила. Мы с Валентином бежали за ней, бежали, да все без толку - забрала Теплая наши припасы. А там ведь еще и лепешки оставались, и мясо сушеное, и даже крысиные хвосты, из которых мы суп собирались варить.
        Тупэ еще долго перечислял съестные припасы, потерянные в реке, а Кай молча глотал слюну, и старался не глядеть на голые ветки и жухлую траву, которые говорили об одном: весной в лесу есть нечего. Оставалось надеяться, что с навыками Десятой и силами его и Тупэ они смогут поймать что-нибудь питательное.
        Тропа поползла вверх, и Тупэ замолчал, следя за дыханием. В пещерах они передвигались куда быстрее даже на подъеме. Возможно, виной тому был воздух - одуряющий, пьяный, волшебный. И еще солнце. Оно с любопытством глазело на беглецов сквозь ветки, щедро поливая их светом. Кай видел, как покраснела кожа на бледных руках Десятой, которая упрямо ползла впереди, намотав на руки остатки куртки Кая, которую он для нее разрезал. От помощи девушка яростно отмахивалась. Однако Десятая была права - в лесу она двигалась значительно быстрее.
        Кай перевел взгляд на собственные руки и понял, что у него горит кожа. Весеннее солнце не стало сентиментальничать, от души опалив бледнокожих выходцев из пещер. Вдоль тропы, которую до сих пор видела только одна Десятая, стали попадаться камни и валуны. По ним полз приземистый кедровый стланик, полузадушенный ветками растущего рядом орешника. Поймав себя на мысли, что с легкостью узнает виды деревьев и кустарников, Кай задумался. Ему не приходилось видеть орешник, но глядя на гладкий ствол и могучие ветки, он безошибочно распознавал, что это - то самое дерево. Загадку дорожденных снов предстояло разгадывать еще долго.
        Местами на каменных глыбах пестрели разводья лишайника, которые напоминали о пещерах, вызывая легкую грусть. По крайней мере, там, под землей, Кай был кем-то - шахтером, членом семьи, гомункулом. Здесь, под солнцем, он был чистым листом, и ему, безграмотному, нужно было как-то его заполнить.
        Потом появились бабочки, и Кай понял, что может смотреть на них бесконечно. Легкокрылые создания порхали над лишайниками, собирая с них невидимое нечто, и пускаясь друг с другом в причудливые пляски-хороводы. Бабочки развеселили всех - даже сурового Тупэ, который поднял палку и принялся шлепать ей по глыбам, распугивая крылатых тварей.
        Валентин шел последним, и хотя его осторожное поведение и неприкрытый эгоизм по-прежнему злили Кая, после рассказа Тупэ ему стало трудно относиться к грандиру исключительно с неприязнью. Грандир спас ему жизнь, вытащил из реки и искал для него целебные травы. Возможно, им руководило ответное чувство благодарности, ведь это Кай помог ему бежать от охотников. Однако глядя на то, как грандир хмурился и брезгливо поджимал губы, когда Десятая останавливалась передохнуть, Кай не мог сказать с уверенностью, что Валентин умел быть благодарным.
        - Надо перевалить эту сопку и дальше будет легче, - пропыхтела Десятая, цепляясь за сухую траву. Склон стал значительно круче. Какое-то время Кай наблюдал, как она карабкалась, пытаясь не соскользнуть вниз с кручи, а потом молча подхватил ее на руки, посадив себе на спину.
        - Только через сопку, - буркнул он, пресекая ее слабые протесты. - Ты совсем легкая, я тебя почти не чувствую.
        Это не было правдой. Десятая весила килограмм двадцать пять, и с каждым шагом они ощущались все сильнее, грозя разбудить его спящую мозоль.
        Скоро орешник сменился сосновым бором. С каждым часом лес становился все более хмурым и диким, приходилось часто петлять, обходя замшелые колодины и повалившиеся деревья. Однако по-прежнему Кай не видел вокруг ничего необычного. Только сейчас он начинал осознавать всю ценность дорожденных снов. Стоило ему задуматься о том или ином явлении, как на память приходили обрывки жизней других людей, которые щедро делились с ним своим жизненным опытом. Разумеется, видеть, как ходят по дикому лесу незнакомцы, и делать это самому - было не одно и то же. Втайне от себя Кай уже начинал мечтать о том, чтобы вытеснить воспоминания дорожденных снов собственным опытом.
        - Видите, мох? - сказала Десятая, указывая на замшелый ствол гигантской сосны. - Обычно мох растет на северной стороне, но этот - на южной. По солнцу можно проверить. Вот это и есть неправильный лес.
        Кай незаметно улыбнулся. Ему было все равно - неправильный-то был лес или какой другой. Главное, что они были на свободе, принадлежали самим себе и делали то, к чему вел их зов сердца. Правда, сердце Кая еще не научилось говорить с ним на одном языке, и он шел наугад, надеясь, что счастье, которое переполняло его сейчас, сохранится подольше.
        Появились кусты ерника, которые местами образовывали сплошные непролазные заросли. В глубине души Кай жалел, что так поспешно разрезал куртку, отдав «на обувь» Десятой. После всех приключений в подземелье свитер распустился на нитки и был негоден даже на перчатки для «подравненной». Широкие рукава рубашки изодрались уже в первый час путешествия, превратившись в лохмотья, и его голые руки быстро покрылись царапинами и порезами. Оглянувшись, он убедился, что руки грандира, оставшегося в одном жилете, постигла та же судьба, однако Валентин шел молча и даже не кривился, когда колючий бурелом оставлял на его коже красные полосы. Позавидовав такой выдержке, перестал обращать внимание на царапины и Кай.
        Когда солнце прошло зенит, деревья неожиданно расступились, и впереди раскинулось топкое моховое болото, которое Десятая назвала Знипельгашей.
        - У него и другое название есть, - сказала она, будто кому-то это было интересно. - Некоторые лесники его «Бычьем Ключом» называют. Раньше в предгорьях Асырка хорошие долины были, и фермеры туда скот на выпас гоняли. Однажды пастухи утопили в трясине быка, с тех пор это место так и прозвали. Смотрите под ноги, на «окна» не наступите.
        Идти по болотам Знипельгаши Каю не понравилось. Почва под ногами тряслась, то и дело, пропуская сквозь себя холодную ржавую воду. Невольно вспоминались каменные тоннели пещер, которые при всех недостатках имели большое преимущество - они были твердыми. На середине топей ноги утопали в грязи по колено, а низкорослый Тупэ однажды провалился по пояс. Впрочем, когда они выбрались на сухую луговину, у всех ноги до бедер были покрыты дурно пахнущей болотной жижей. Взглянув на грандира, который пучком травы пытался очистить свой некогда белый костюм, Кай не удержался от смеха. Валентин его веселья не понял, одарив хмурым презрительным взглядом.
        За луговиной начинались заросли брусники, и Кай пожалел, что они попали в лес весной, а не осенью. Есть хотелось сильнее. Из дорожденных снов он знал, что брусника была кислой на вкус, но сейчас он был готов проглотить даже плесень, а крысы Тупэ вообще вспоминались как изысканное лакомство.
        Во второй половине дня солнце исчезло, небо заволокло тучами, издали донеслись раскаты грома. Кустарник и бурелом кончился, тропа снова стала подниматься. С трудом вскарабкавшись на лысый холм, Кай уставился на низкие тучи, ползущие над лесом. Уже были видны зигзаги ветвящихся молний, рассекавших синие клубы туч. «И это тоже Калюста», - подумал он, но тут Десятая занервничала и стала всех торопить. Пришлось подчиниться голосу на спине, хотя Каю хотелось посмотреть на молнии ближе. Дорожденные сны предупреждали об опасности, но красота молний завораживала, предлагая задержаться еще немного.
        Его грубо толкнули в плечо, а голос грандира хмуро произнес:
        - Если ты хочешь сгореть заживо, мы тебе мешать не будем. Но прежде опусти на землю Десятую, а то, кто нас до Ущелья доведет, если и ее молнией заденет.
        Кай медленно выдохнул, пытаясь погасить злость, но подбежавший Тупэ засуетился:
        - И правда, надо бы в низину спуститься. Моего дядьку молнией зашибло, когда он с рынка возвращался. Весь сгорел! Так в шахту одни угли и привезли.
        Дождь начался, едва они зашли в густой кедровник. Лохматые ветки долго не пропускали капель, но, когда дождь перешел в ливень, кедр, как назло, кончился, сменившись редколесьем. Кай предложил переждать непогоду под хвоей, однако Десятая не согласилась.
        - Места здесь плохие! - ее слова с трудом пробивались сквозь шум дождя. - Не забывай, лес неправильный. А нам до Тропы Птиц еще долго топать.
        - Лес как лес! - прокричал в ответ Кай, стуча зубами от холода и глотая залетавшую в рот воду. - Тебя послушать, так везде нехорошо. Дождь надо переждать, смотри какой ливень! В паре метров уже ничего не видно.
        - Ты ее слышал, надо идти! - вмешался грандир. - С виду такой здоровый, а выдохся так быстро. Что, гомункул, сил не хватает? А может, тебе не нужно было наверх подниматься? Может, тебе было суждено под землей жить?
        - Точно, - поддакнул Тупэ, с бороды которого текли грязные водопады, - рано еще для привала. Надо бы от этой болотины подальше отойти, у меня до сих пор от нее мурашки по коже.
        Злость прошла также быстро, как и появилась. Вспыхнула, словно молния, погремела в голове громовыми раскатами и испарилась, оставив во рту привкус обиды.
        Кай молча снял с себя Десятую и сунул дрожащую от холода девушку Тупэ на руки. На секунду гном опешил, потеряла дар речи и подравненная, но Валентин проявил чудеса дипломатии.
        - Правильно, - кивнул он гному. - Теперь твоя очередь. Пусть гомункул передохнет, сменитесь вот на той сопке. Ну все, хватит мокнуть на одном месте, давайте принимать душ на ходу.
        «Вот же засранец, - подумал Кай. - А себя он, значит, не посчитал. Святое лицо, как же!».
        К его удивлению, Тупэ и Десятая договорились быстро. Возможно, Десятая была гордой, но не глупой. Она понимала, что не сможет ползти в грязи, по которой с трудом передвигались те, у кого были ноги и сапоги. Понимал это и Тупэ, а так как он все-таки хотел выйти к людям и служить Калюсте, то решил закрыть глаза на то, что несет на плечах врага гномьей семьи. В конце концов, прежней семьи у него уже не было.
        К счастью, грозовая туча надолго не задержалась и быстро скрылась за лесными кронами. Выглянуло солнце, и Каю стало стыдно за минуту слабости. Но без Десятой на спине идти было значительно легче, а Тупэ не подавал признаков усталости. Успокоив совесть тем, что горцы сильнее людей, Кай «разрешил» Тупэ нести подравненную до привала.
        И хотя дождь кончился, идти по мокрому лесу было равносильно путешествию под проливным ливнем. Вода капала отовсюду, под ногами и в сапогах хлюпало, а Десятая хмуро бормотала под нос, что костер теперь можно будет развести только с помощью Калюсты. Валентин обещал помолиться, однако Кай сильно сомневался, что его молитвы хоть сколько-нибудь помогут. Усталость накатывала на него волнами, то погружая в состояние сна на ходу, то вырывая из него приступами боли в растревоженной мозоли. Лес - правильный или неправильный - уже не казался чудесным явлением божьего мира, а припекавшее солнце давно не радовало.
        «Мне всего три месяца, и у меня тело еще не такое как у них», - думал он, глядя на шагавших впереди Валентина и Тупэ с Десятой на спине. Попытка оправдать собственное бессилие не удалась, и Кай уже собирался забрать подравненную, чтобы успокоить совесть, но тут услышал заветное слово.
        - Привал! - скомандовала Десятая.
        Кай тут же упал на мокрое бревно, мечтая превратиться в нечто подобное.
        - К вечеру поднимется ветер, надо придумать укрытие, иначе мы все замерзнем, - сказала Десятая, деловито ползая по опушке лиственничного леса, где они остановились. - Здесь много хвои. Кай с Тупэ отправятся собирать лапник для шалаша, а мы с грандиром попробуем развести костер.
        «Почему все, кого я спасаю, оказываются детьми дьявола?» - вяло подумал Кай и, заставив себя подняться на деревянные ноги, отправился на поиски веток.
        Глава 13
        За дровами пришлось ходить дважды.
        Притащив первую партию пахнущей смолой хвои, Кай с Тупэ бросились к разгорающемуся огню - греться. Наступал вечер, и температура в лесу ощутимо снижалась. Окруженная клубами дыма, Десятая была похожа на волшебного духа из подземелья. Ей удалось разжечь костер из сухих грибов, которые она нашла под поваленным стволом тополя. Каю хотелось посмотреть на процесс разжигания огня с самого начала, но, когда он пришел, искры уже метались по сухим грибным шляпкам, подбираясь к аккуратно сложенной трухе из того же бревна. Было тепло - остальное значение не имело. Еще неделю назад Кай бы и не подумал, что когда-нибудь будет так радоваться простому пламени. Вместо одного большого Десятая решила развести три маленьких костра, объяснив, что греть они будут лучше. Покопавшись в дорожденных снах, Кай понял, что ему хочется с ней поспорить. В одном таком сне человек в лесу грелся от костра, разведенного из двух огромных бревен, положенных крест на крест. Но представив, что эти бревна придется тащить ему, решил промолчать.
        Как Кай и подозревал, толку от грандира было мало. Валентин притащил тонкую ветку и уселся рядом с дымящимся костром - молиться Калюсте об их благополучном спасении. Тупэ и Десятая восприняли его поведение как должное и решили, что за остальными дровами следует идти одному Каю. Гном остался помогать Десятой возводить шалаш для ночлега. Подравненная уже присмотрела место - рядом с осиной, упавшей под углом к земле. Ствол деревца был изрядно подточен чьими-то клыками, оттого оно и завалилось, образовав опору их ночного убежища.
        Когда Кай вернулся, укрытие было почти готово. Тупэ установил под углом к упавшему дереву толстые ветки, а сверху послойно уложил несколько рядов елового и соснового лапника, соорудив односкатный шалаш. На землю постелили тот же лапник, на котором уже восседал священнослужитель Валентин. Напротив трех костров, разведенных рядом с шалашом, Тупэ возвел стену из дров, сложив их между четырьмя толстыми ветками, воткнутыми в землю. Десятая объяснила, что шалаш и дровяная стена защитят их от ветра, и дым будет идти вверх, а не в глаза. Эта женщина, определенно, знала, что говорила.
        Дрова, принесенные Каем, Десятая забраковала.
        - Ольха и елка, - безошибочно определила она. - Древесина у них мягкая, сгорит быстро, а искр даст столько, что все подпалит в округе. Поищи дуб или бук. Бери сырые бревна, они горят плохо, зато на всю ночь хватит. Насчет сырости не волнуйся. Часть дров положим рядом с костром, они быстро высохнут.
        И Кай отправился в лес в третий раз, так как Тупэ присоединился к молитве грандира, всем видом показывая, что его лучше не беспокоить.
        Заказанных Десятой деревьев в округе не оказалось, и Кай схватил первое попавшееся бревно - после дождя сырым в лесу было все. От холода у него дрожала нижняя челюсть, которая давно перестала быть контролируемой. Прыгала взад-вперед, словно в нее духи вселились. Да и в быстро темнеющем лесу не хотелось оставаться. Он наивно полагал, что после пещер темнота никогда не будет его беспокоить, но если подземный мрак укутывал и даже казался уютным, то здесь, в лесу, наступающая повсюду чернота проникала в душу щупальцами страха и отчаяния. Нестерпимо хотелось к людям, даже к таким заносчивым и ленивым, как грандир Валентин.
        К его величайшему разочарованию еды у костра не появилось, хотя он втайне надеялся, что Десятая с Тупэ кого-нибудь поймают. Полевую мышь, птицу, ту же крысу.
        Валентин сидел с отрешенным видом, глядя на уносящиеся в небо искры, Тупэ пытался ему подражать, но выглядел уныло.
        Присев, Кай протянул к огню озябшие руки.
        - Охотиться не будем? - спросил он, стараясь скрыть разочарование.
        Десятая рылась в земле в отдалении и ответила не сразу.
        - Ты птиц слышал?
        - Птиц нет, но может, какие мелкие суслики водятся? Теоретически я знаю, как поставить на них силки.
        В дорожденных снах Кай, действительно, видел, как незнакомые люди мастерили петли из сухой травы, рыли ямы и строгали ветки. Но на практике вряд ли смог повторить хотя бы малую часть увиденного.
        - Нет здесь никого кроме нас, смирись, - пробурчала Десятая, не отвлекаясь от своего странного занятия.
        - Как же нет? - возмутился Кай. - А это, по-твоему, ветер надул?
        Он кивнул на следы клыков, виднеющихся на поваленной осине. Валентин проследил его взгляд и зачем-то отодвинулся от изувеченного ствола, словно отметины могли вызвать дух оставившего их зверя.
        - Это молодой барсумат резвился, - ответила Десятая после паузы. И предвидя его вопрос, быстро сказала:
        - Барсуматы - эндемики, обитают только в Неправильном Лесу. Есть их нельзя, так как они питаются плотью Хищиды и насквозь ею пропитаны. Легче пойти и наглотаться самодела добровольно, чем пережевывать его с мясом барсумата. К тому же эти махину не так просто завалить. Обычно они размером с быка.
        - Они едят самодела? - изумленно переспросил Кай.
        - Ага, - Десятая вывернула из земли корягу и принялась внимательно ее разглядывать. - Если бы не гомозули, барсуматы бы и в пещеры залезли. Те их оттуда гоняют. Мы сейчас близко от Снулых Верст пойдем, барсуматов полно будет. Там же открытые разливы самодела, вот они его и лижут.
        - А напасть эти твари могут? - Кай удивился, что подобный вопрос задал не осторожный Валентин, а он. Однако грандир сидел с таким видом, словно знал обо всем в мире, включая и о барсуматах. Может, так оно и было.
        - Они мирные, как овцы, - отозвалась Десятая. - Дерутся только с другими видами самодельских творений. Например, с теми же гомозулями. Барсуматы вообще самодела на дух не переносят, хотя и были им сделаны. Но с человеком дружат, ничуть людей не боятся. Искатели с ними даже играют. Помню, подойдешь к барсумату, почешешь ему рог, а он мурчать начинает, словно кошка. Если встретим, попробуй как-нибудь. Очень приятное ощущение.
        - Я бы не советовал, - пробурчал Валентин. - Не такие уж они и безобидные.
        Кай хотел было спросить, почему грандир так считал, как Десятая радостно закричала:
        - Нашла! У нас будет ужин!
        Когда она доползла к костру, то гордо вывалила перед беглецами пригоршню белесых опарышей, которые, почувствовав близость огня, принялись извиваться жирными телами, пытаясь зарыться обратно в землю. Валентин поспешно закрыл глаза, прижав ладонь ко рту, Кай непроизвольно повторил жест, но потом спохватился - он же не какой-то трусливый священнослужитель. Однако одна мысль о том, что опарыша предлагали ему съесть, вызывала рвотный рефлекс.
        - Это личинки екротубсы, - деловито пояснила подравненная. - Сама жужелица ядовита, но личинок есть можно, так как самодела в них практически нет. Советую шкурку не жевать, на ней волоски имеются, могут аллергию вызвать. Искатели едят личинок так. Стискивают пальцами тушку с обеих сторон и протягивают сквозь них личинку. Все питательное содержимое выдавливается на ладонь и отправляется в рот. В качестве тарелки можно использовать сухие листья.
        - Десятая, - окликнул ее Кай несмело, - а я слышал, что в весенних лесах разную травку тоже едят. Молодую крапиву, одуванчик, хвощ или лопух. У лопуха так вообще клубни здоровые, их запечь можно, как картошку. Наверное, вкусно будет.
        - Точно, - поддержал идею бледный грандир, бросив на Кая благодарный взгляд. - Давайте лучше лопух поищем или одуванчики.
        - Надо же, какие все грамотные, - фыркнула Десятая и, взяв самую толстую личинку, выдавила ее на ладонь. - Когда мы сюда шли, вы какую-нибудь траву видели? Можете не отвечать, потому что в это время в Неправильном лесу не то что лопух, даже подснежники не растут. Мне чертовски повезло наткнуться на гнездо екротубсы. Эта еда ничем не хуже птичьего мяса. Возможно, выглядит плохо, но гораздо более питательна. Если не хотите есть личинок сырыми, их можно запечь на углях, но тогда ждать придется дольше. Шкура у них толстая, быстро не пропечется. Впрочем, я вас не уговариваю. Не хотите есть - ваше дело.
        Глядя, как Десятая отправляет в рот слизь с ладони, Кай подумал о том, что, наверное, в яме смерти ей приходилось есть и не такое. У Тупэ заурчало в животе, и он после некоторых колебаний присоединился к подравненной. Когда дело касалось еды, горец всегда был в первых рядах.
        - А ничего так, - выдал он вердикт, проглотив первую личинку. - Я думал, на сопли будет похоже, но она даже сладкая. Чем-то яблоки печеные напоминает. Если их хорошенько в духовке потомить, а сверху сливками украсить. Попробуйте, Валентин! Бодрит и освежает.
        - Во мне не настолько сильно чувство выживания, - процедил грандир, судорожно сглатывая.
        - А человека стал бы есть, если бы с голоду умирал? - спросил Кай. Ему захотелось как-нибудь расшевелить Валентина, который вдруг сделался надменным и отрешенным. Но обычно быстрый на колкие ответы грандир промолчал. Резко встав, он отошел от костра и прислонился к дереву, глядя в темноту немигающим взглядом.
        - Я бы съел, - уверенно заявил Тупэ, выдавливая на измазанную слизью ладонь пятую гусеницу. - Если этот человек мне не родня, и он все равно уже мертв, то сожрал бы, не задумываясь. Правда, сырым бы не стал. Пожарил бы хорошенько на вертеле и заснул, набив брюхо.
        - До этого не дойдем, - хмыкнула Десятая. - До Совиного Ущелья где-то пара дней, за это время еще никто до каннибализма не доходил. А ты, гомункул, чего не ешь? Могу выдавить тебе пару личинок. Здесь как раз твоя с грандиром порция осталась.
        - Вообще-то у меня есть имя, - буркнул Кай и поднялся с валежника. Имя - единственное, что оставил ему в наследство колдун Соломон. При всей запутанности ситуации, связанной с его появлением, и зарождающейся ненависти к создателю, Кай дорожил своим именем. Ведь больше у него ничего не было. Впрочем, не стоило так резко отвечать Десятой. Девушка насупилась и виновато опустила голову, глядя в костер.
        Заметив, что шел туда, где стоял Валентин, Кай поспешно свернул и облокотился о дерево в другом конце стоянки. Несмотря на то что он сам поднял тему о человечине, разговор о поедании людей вызвал у него стойкую тошноту, которая не проходила, что бы он ни делал. Его точно покарал Калюста, ведь истинный калюстианец не мог даже думать о том, чтобы съесть себе подобного. Наверное, он, Кай, обидел грандира, и, наверное, ему следовало извиниться. Но во рту пересохло, ноги приросли к земле, а руки - к дереву. Признаться Валентину в собственной неправоте оказалось труднее, чем прыгнуть навстречу гомозулю.
        Интересно, кто из них первый сожрет личинку екротубсы: он или грандир? Есть хотелось так, что слизь на ладони Тупэ уже не выглядела омерзительной. Например, можно было представить, что это белок с плохо прожаренной глазуньи. Холод тоже был неплохим оружием по усмирению гордости. Кожа давно покрылась пупырышками, а ноги стали тяжелыми и нечувствительными. Кай уже собирался возвращаться к огню, когда темнота в лесу вдруг сомкнулась плотнее и соткала из себя фигуру, которая не спеша направилась к нему. Сначала Кай решил, что это один из самодельских монстров Неправильного Леса, о которых рассказывала Десятая, и уже набрал в грудь воздуха, чтобы предупредить товарищей, но тут фигура вышла в круг света, и крик застыл, так и не родившись.
        Человек был невысок, но звериная шкура, накинутая на плечи, придавала его силуэту могучие формы. Морда убитой твари была натянута на макушку незнакомца наподобие капюшона, отчего его легко было спутать с чудовищем. Встретившись взглядом с Каем, человек воткнул в него острые глаза-бусины и как-то нехорошо осклабился. До Кая медленно дошло, что ночного гостя никто кроме него не видел: Десятая с Тупэ увлеклись выдавливанием личинок, а грандир меланхолично глядел в темноту, отвернувшись в другую сторону.
        У человека были крохотные глаза, казавшиеся еще меньше из-за привычки щуриться, широкие скулы, морщинистый лоб и жесткие складки вокруг рта. Кожа на лице была распределена неравномерно: слишком туго натянута на большом, с выпуклыми венами лбу и переносице, и слишком свободно свисала с остальной части лица, порождая неопрятные складки в нижней его части и на шее. Волосы цвета пыли были затянуты в тугой хвост, отчего и казалось, что морщины на лбу исчезли только из-за прически, которая натянула кожу. Телосложения он был плотного, однако толстяком его назвать было нельзя. Помимо звериной шкуры человек был одет во что-то мешковатое, но сапоги гномьей работы Кай узнал сразу. А еще незнакомец был обвешан торбами, сумками и котомками, которые размывали человеческий силуэт, превращая его в нечто чудовищное. И у ночного гостя было оружие. Пока оно висело на плече, задраенное в чехол, но Кай видел такое же у солдат Корпуса, которые похитили Валентина. Наверняка у пришельца имелись еще ножи и сотня других орудий убийств. В мельтешащем свете костра Кай разглядел клок свисающей из торбы сетки и сглотнул, когда
понял, что за ржавые пятна покрывали ячейки.
        - Не бойся, парень, - прохрипел незнакомец и кивнул ему, отчего складки на шее задвигались, породив иллюзию, что речевой аппарат на самом деле находился между ними, а не выше на голове.
        «И тебе привет, чудовище лесное», - мысленно произнес Кай, лихорадочно перебирая в уме возможные сценарии. Если незнакомец нападет, смогут ли они оказать достойное сопротивление? Если учесть, что Тупэ сойдет за двоих, а Кай с Валентином - за одного (в виду молодости первого и трусости последнего), то расклад неплохой. Хотя, впрочем, ночной гость на одного тоже не тянул - минимум на трех.
        «В таких случаях нападать надо первым», - подумал он, но воплотить в жизнь идею не успел.
        - Райзор? - послышался за его спиной голос Десятой.
        - Он самый, - протянул человек и шагнул ближе, оказавшись в опасной близости от Кая. - Это мои земли. Увидел ваш костер и решил поглядеть, кто тут хозяйничает.
        - С каких пор они стали твоими? - спокойно спросила Десятая, не двигаясь с места. Однако Каю было видно, что она открыла сумку и запустила в нее руку - ту, что не было видно Райзору. Если подравненная полезла за ножом, то стоило готовиться к худшему. Нож Кая находился за голенищем сапога, и в дорожденных снах он много раз видел, как некоторые люди за секунды выхватывали его оттуда и пронзали горло врага. Однако он почему-то был уверен, что попробуй он повторить такой трюк, Райзор окажется быстрее.
        - Не петушись, Карли, тебя ведь с братом год не было. Теперь это наша территория. Зима была скудной, мои все ушли в долину за Корсион, а я остался присматривать, чтобы никто здесь не хозяйничал до открытия сезона.
        Успокаивало, что эти двое знали друг друга. И у Десятой неожиданно оказалось приятное имя - Карли. Каю стало стыдно, что он не догадался раньше спросить ее о настоящем имени. Райзор не понравился ему с первого взгляда, и чем больше человек говорил, тем быстрее росли гнев и злость на этого «хозяина». Даже Валентин со всей заносчивостью производил куда более благоприятное впечатление.
        - Я не на работе, Райзор, - сухо ответила Десятая, но руку из сумки убрала. Видимо, трезво оценила ситуацию и общую расстановку сил, которая была не в их пользу.
        - Да я заметил, - усмехнулся человек. - Наблюдал за вами около получаса. Странная у тебя компания собралась. Идешь к Ущелью?
        - Да, - сдержанно кивнула девушка. - Кто идет, а кто ползет. Прости, что мы взяли дрова и этих личинок. Мы не знали. У нас еще осталось немного гусениц. Возьми их в знак нашего извинения. Как видишь, больше пока ничем отплатить тебе не можем.
        - Здесь не было написано, что это твои земли, - не выдержал Кай, но незаметно подошедший Валентин мягко положил руку ему на плечо, и, отодвинув его, вышел вперед.
        - Приветствуем тебя, Райзор. Если мы нарушили правила, возьми этих вкусных личинок от Карли и это кольцо от меня. Мы приносим свои извинения.
        И грандир протянул человеку кольцо, которого Кай раньше не видел. Видимо, Валентин прятал его в кармане. Кольцо было усыпано мелкими синими камнями, которые всем своим видом говорили о высокой цене изделия.
        Райзор взял кольцо без колебания, приняв подарок, как должное. Голос его сразу подобрел.
        - Ладно, - протянул он, скидывая сумки. - Можете пройти до Совиного Ущелья. И, пожалуй, я даже провожу вас. Мне все равно в ту сторону.
        - Нам не нужны провожатые, - снова встрял Кай, весь дрожа то ли от гнева, то ли от холода.
        - Спасибо, провожатый нам не помешает, - в один голос сказали Десятая и Валентин, после чего Карли подвинулась, уступая Райзору место на валежнике. Грандир же отволок Кая в сторону.
        - Еще одно слово, и я зашью тебе рот сосновыми иголками, - прошипел он. - Поиграешь в героя где-нибудь в другом месте, а сейчас просто заткнись и сделай вид, что ты бревно. У Десятой всего половина туловища, но соображает она куда лучше тебя. С такими людьми, как Райзор, силовой метод не работает. С искателями вообще лучше не связываться.
        - Верно говоришь, - донесся от костра голос Райзора, который оказался обладателем отменного слуха. - Ну что, познакомимся? Идите сюда, красавчики, нечего в темноте прятаться.
        Поняв, что красавчиками назвали его с Валентином, Кай вспыхнул, но грандир подтолкнул его в спину. Правда, Валентин не стал присаживаться на валежник, где сидели Райзор, Десятая и Тупэ, а занял место напротив, у импровизированной дровницы, которая служила защитной стеной от ветра. Подумав, Кай присоединился к нему. Такого типа, как Райзор, лучше было держать в поле зрения.
        Костер сразу укутал его одеялом теплого воздуха, и гнев понемногу начал проходить. Если бы еще удалось затушить пожар голода в животе, Кай мог бы назвать себя почти счастливым. Руку он держал поблизости от сапога с ножом - на всякий случай.
        - Я Тупэрон, - гордо сказал гном, который с момента появления Райзора оставался на удивление спокойным. - Иду в Корсион, верю в Калюсту и добрых людей. Раньше, как ты, наверное, догадался, работал в шахте.
        - Это ты ей ноги отрезал? - усмехнулся Райзор и принялся рыться в большой торбе, которую снял с плеча.
        - Он из другой семьи, - вмешалась Десятая. - Спас меня. И мы это не обсуждаем.
        О том, что именно не должно было обсуждаться, догадались все. Райзор пожал плечами и достал из сумки сверток, от которого пахло хлебом. Кай сглотнул и понял, что готов убить незнакомца только за еду. Тем временем, Райзор осторожно развернул бумагу и извлек три пышных лепешки, от одного вида которых у голодного Кая закружилась голова.
        - Это в обмен на личинок, - объяснил Райзор, ломая хлеб. - Я их уже давно искал, но не везло. А ты, Десятая, глазастая оказалась, молодец.
        С этими словами Райзор раздал всем по куску и жадно схватил пару личинок с нагретого огнем камня. Кай вовремя опустил глаза, чтобы не видеть, как человек выдавливает гусениц прямо себе в рот. Возможно, опарыши и считались в здешних местах деликатесом, но сам он с большим удовольствием съест хлеб врага.
        У лепешки оказался слегка пряный вкус, отдающий странным сочетанием чеснока и корицы, но, по крайней мере, это был хлеб, а не гусеничные кишки. Уже слизывая крошки с пальцев, Кай заметил, что грандир не стал есть свой кусок, а незаметно опустил его в карман брюк.
        - Продолжим, - протянул Райзор, сыто рыгнув. - Тебя, Карли, я знаю. И да - мои соболезнования. Макс был отличным искателем. Итак, с горцем разобрались. Ну а вы, парни?
        Райзор перевел взгляд на Кая, и тот понял, что не хочет, чтобы его снова назвали гомункулом. Как назло, подходящей лжи на ум не приходило.
        - Кай, - буркнул он, решив ограничиться только именем, но тут открыл рот Валентин.
        - Мы из храма, - спокойно сказал грандир. - Меня зовут Валентин, и я грандир Церкви Единого Бога Калюсты Вселюбящего. А этой мой послушник Кай. Мы путешествовали по Синеусой Пустоши, когда случайно провалились в подземную полость. Благодаря Десятой и этому отважному горцу мы остались в живых и теперь возвращаемся домой.
        Десятая с Тупэ дружно закивали, а Кай едва слышно перевел дыхание, так и не определившись - помог ему Валентин или только все запутал?
        - У нас с тобой в чем-то похожие профессии, грандир, - усмехнулся Райзор и, достав щепку, принялся ковырять ей в зубах. - Только ты Калюсту славишь, а я его убиваю.
        - Я думал, искатели больше этим не занимаются, - осторожно заметил Валентин.
        - Такие, как она, не занимаются, - Райзор кивнул на Десятую и потянулся за последней гусеницей. Девушка сидела с непроницаемым лицом, не собираясь ничего объяснять.
        - А разве вы - не одно и то же? - спросил гном, и Кай обрадовался, что запутался не только он.
        - Я из старой школы, - хмыкнул Райзор, - из тех, кто помнит устав и миссию отцов-основателей. А нынешние искатели - это слабая кровь, могут разве что объедки за самоделом подбирать, да Корпусу их продавать. Еще лет десять назад мы с такими, как она, воевали, но все споры позади, и сейчас мы разве что делим территорию.
        Райзор почти дружелюбно улыбнулся Десятой.
        - А что у вас за миссия? - деловито уточнил горец, выискивая на земле крошки хлеба.
        - Они должны спасти людей от самоделов, - ответила за Райзора Карли. - Но если сто лет назад искатели, действительно, спасали человечество, то сейчас они ищут врага, которого нет.
        - Как нет? - не понял Кай. - В пещерах ведь полно самодела.
        - Ты не внимателен, парень, - поморщился Райзор. - Она сказала от «самоделов», а не «самодела». Большая разница. С самим самоделом, этой плотью, которая иногда проступает сквозь землю, ничего нельзя сделать. Только избегать его. А вот самоделы - подобие организмов, которые создает эта плоть - очень опасны.
        - А, теперь ясно, - протянул Кай. - Тогда я не согласен с Десятой. Как же нет врага? От кого же мы еще вчера по тоннелям убегали? Разве гомозуль нам не враг?
        - Ты запутался, - вмешался Валентин, который не понятно по какой причине представил Кая своим послушником, а теперь изъявил желание ему что-то объяснить. - Искатели в древности убивали не зверей, а людей-самоделов. Но так как в свое время таких людей всех перебили, то теперь представители славного и древнего ордена вынуждены оправдывать свое существование истреблением разных монстров. Например, гомозулей. Однако они по-прежнему стоят на страже человечества и постоянно ищут людей-самоделов, чтобы, во-первых, выполнить миссию отцов-основателей, а во-вторых, спасти нас.
        Ответ Валентина Райзору не понравился.
        - Я тебя понимаю, грандир, - скривился он. - Калюстианцы и искатели никогда друг друга не любили, но ты сейчас на моей земле. Побольше уважения к моей профессии.
        - Подождите, - прервал их Кай, - но разве самодел может создать человека?
        - О, как я люблю эти байки! - широко ухмыльнулся Райзор. - Наверняка калюстианец уже набросал тебе в голову религиозной шелухи, поэтому радуйся, что кто-то скажет тебе правду. Слушай внимательно, повторять не буду. Самодел - это некий полуразумный паразит, который со времен создания вселенной тихо консервировался в этой части галактики. Однажды сюда занесло космический корабль с планеты Гайи. Вместе с астронавтами. Самодел притянул корабль к себе и заинтересовался людьми настолько, что погрузил их в себя для изучения. Астронавты стали первыми чантами. Лично у меня всегда мурашки бегают от мысли, что эти несчастные до сих пор спят в недрах самодела. Ведь прошли тысячелетия. Просканировав их мозги, самодел сумел вычислить нахождение Гайи и протянул к ней ниамфины - эдакие самодельские телепорты. И потом стал перетаскивать с Гайи на себя все, что имело отношение к людям, включая, конечно, само человечество. Так, на нашей Риппетре появилась суша, вода, растительность, животные - в общем, все географические локации, в которых существовал человек у себя на родине.
        - Зачем ты пересказываешь курс школьной истории? - перебил его Валентин. - Послушник Кай и так это знает.
        - Да нет, пусть говорит, - неожиданно встал на сторону Райзора Кай, которому стало интересно. Из историй грандира и искателя можно было получить немало ценных сведений о природе Калюсты, вера в которого крепла с каждым днем.
        - Сначала люди, телепортируемые сюда с Гайи, были безвольными рабами самодела, - довольно продолжил Райзор. - Они погружались в его плоть и становились чантами, которых самодел изучал. В первые века на самоделе жить было невозможно. Эта тварь, может, и перенесла с Гайи, землю и воду, но на месте собрала конструктор неправильно. Однако постепенно самодел научился создавать условия, пригодные для жизни человечества. Да и люди поумнели. Научились от него скрываться и прятаться, строить города вдали от открытых долин самодельской плоти, куда и расселяли прибывающих с Гайи новичков. А потом неожиданно связь с Гайей прервалась. Нам здесь о причинах можно только гадать. Кто говорит, что из-за постоянно открытых порталов Гайя сошла с орбиты, кто считает, что у самодела порвались ниамфины, а когда он их восстановил, найти Гайю повторно уже не смог. Однако люди на самоделе стали постепенно размножаться и заселять всю доступную территорию, а ее было много, так как самодел практически весь покрылся водой и сушей. Открытых участков осталось мало. Люди назвали свою землю Риппетрой и полюбили ее.
        Валентин бросил в костер охапку листьев, отчего повалил дым, и рассказчик закашлялся. Замахали на грандира и остальные.
        Но Райзор, вытерев выступившие слезы, продолжил, как ни в чем не бывало.
        - Открытая война людей и самодела началась, когда эта тварь решила создать своего собственного человека. Первые люди-самоделы были нелепыми подобиями нас - неразумные, страшные, подчиненные воле отца-самодела. Они нападали на поселения людей, крали детей и младенцев, уводили насильно подростков. В общем, интересовались молодежью. Всех пленников потом топили в самоделе. Ему ведь нужны были свежие образцы для подражания. Людей на Риппетре было еще немного, они не могли противостоять человеко-самоделам, которых отец-самодел плодил в огромном количестве. Тогда у нас не было технологий Корпуса, а жалкие зачатки цивилизации задавливались бесконечными войнами с армиями недолюдей - так назвали тех человекоподобных тварей, которые плодил самодел. И тогда появились мы - Братство Искателей, которые давали клятву посвятить себя борьбе с недолюдями. Эх, то было время легендарных героев, - Райзор печально вздохнул. - В Братство вступали лучшие воины, которые воспитывали еще более могучих борцов. Их труды дали результаты. Многотысячные армии самоделов ушли в прошлое, но и самодел изменился. Еще через столетие он
создал следующее поколение недолюдей. Эти твари ничем не отличались от человека, более того, они уже не жили в пещерах поблизости от отца-самодела, а расселялись в городах, смешиваясь с настоящими людьми. И похищать детей тоже перестали. Они объявили себя равноправными жителями Риппетры и получили поддержку калюстианцев, которые тогда только поднимали голову. Но искатели сумели доказать, что враги не изменили свою природу. Был раскрыт чудовищный заговор недолюдей и патронага девятого, который поставлял людей самоделу под прикрытием калюстианского храма. На сторону Братства встал Корпус, который тогда уже появился в жизни Риппетры, и все недолюди были истреблены. Однако никто не сомневался, что самодел продолжит свои эксперименты.
        - Третья волна, - кивнула Десятая своим мыслям. - Она пришлась на век наших отцов, но закончилась, так и не начавшись. Уничтожив всех недолюдей, Братство уничтожило и себя. Некого было истреблять, великая миссия потеряла смысл. Именно тогда появились другие искатели. Воины, выбравшие дорогу мира.
        - Воины, выбравшие путь торгашей, - презрительно скривил губы Райзор. - Вместо того чтобы убивать все, что связано с самоделом, вы стали продавать его людям. Счастливый амулет из камней, добытых на дне самодельского озера, цветы небогляда на удачу, шерсть кошатуна для здоровья волос… Тьфу, противно. А между тем, самодел, действительно, создал третье поколение недолюдей. Где-то пятьдесят лет назад Братству удалось поймать такую особь. Это была совершенно другая тварь - осторожная, разумная, ничем не отличающаяся от человека. Если раньше недолюдей можно было отличить по запаху, цвету глаз, структуре тела, то сейчас все различия исчезли. Недолюди поумнели, растворились среди нас, наблюдают за нами.
        - Как же их отличить? - спросил Кай, воображение которого было полностью поражено рассказом Райзора. - И как поймали ту новую особь из третьего поколения?
        - Девица была неосторожная, молодая. Видимо, как родилась, еще не успела со своими пересечься. Ее в лесу схватили, недалеко от самодельского розлива. Купалась в нем, словно в озере. Там ее и повязали. Я специально в архив ходил, чтобы снимки посмотреть. Красивая, сволочь, была, как ангел. Волосы рыжие, тело белое-белое, словно лилия, а глазища голубые, пронзительные, будто небо осенью. Одним словом, качественная работа. Самодел перешел на новый уровень. Он перестал творить бестолковые армии нам подобных. Самоделы третьей волны - все красавцы, как на подбор, ведь самоделу нужно было, чтобы люди стали им симпатизировать, полюбили их. Думаю, сейчас на Риппетре живет от силы двадцать, может, тридцать, недолюдей. Но они куда опаснее своих предшественников. Только и ждут, чтобы ударить в спину человечеству. Но Братство еще живо. Когда такой момент наступит, мы будем готовы!
        - Твой рассказ грешит неточностями, а местами и откровенным враньем, - вмешался Валентин. - Это из-за вас мы потеряли единственную возможность наладить разумную связь с существом, на плоти которого живем. У нас под ногами земля и корни, но еще глубже - самодел, и от него нельзя убежать. Да, первые недолюди были агрессивны, но самодел быстро понял свою ошибку. Второе поколение, на которое вы вместе с Корпусом устроили геноцид, должно было наладить контакт с человечеством. Дело Девятого Патронага было фальсификацией и величайшим преступлением Братства. Когда самоделы поселились среди людей, вы стали стремительно терять популярность и поддержку властей. Необходим был враг. И тогда вы перетянули на свою сторону Корпус, подписав смертный приговор более десяти тысячам самоделов. Сегодня Церковь и власти Корсиона полностью оправдали Патронага Девятого, который считается великомучеником, но люди по-прежнему верят, что те десять тысяч несчастных, которые были сожжены вместе с ним, являлись им врагами. Но время - лучший судья. Искатели сами себя наказали. Самодел больше не повторял своих ошибок и не творил
нам подобных. Третье поколение - это миф, за который, как за соломинку, цепляется тонущее Братство. Дело рыжеволосой красавицы Агнесс Грей было громким и последним в истории чистильщиков. Но девушка была не самоделкой, а сумасшедшей, которую сожгли во имя вашей славы и на потеху толпе. То, что она зашла в озеро из самодела и не превратилась в чанта, является доказательством того, что самодел, природа которого суть грибок, Хищида, изменил свое отношение к людям. Изменил благодаря вмешательству Калюсты.
        - Ерунда, - отмахнулся Райзор. - Уж кому, а мне врать-то не стоит, грандир. Я вашу историю прекрасно знаю. Вон, ему, - искатель кивнул на Кая, - можешь впаривать о том, что Калюста - это единый бог, который защищает человечество от всех напастей, включая самодела. Но мы-то с тобой знаем, что это всего лишь блажь семнадцатого Патронага, который возомнил себя великим реформатором и решил изменить курс церкви. А между тем, отцы-основатели калюстианцев всегда утверждали, что самодел - это и есть Калюста. И имечко тоже они ему дали. А грибок Хищида уже позже появился, когда Семнадцатый стал с Корпусом торговать. Этот новый Патронаг либо великий выдумщик, а значит, ему нужно было идти в писатели, либо наркоман, и в таком случае, путь ему в дурдом, глюки ловить. Слыхали, что выдумал? Теперь калюстианцы всем иконки дарят в виде звезд. Мол, надо их все время на шее носить, и тогда Хищида тебя не тронет, даже если ты в нее с головой провалишься. Ни ожога, ни слабости, ни отравления - ничего не будет. Все, что от тебя требуется - прийти в храм, заплатить церковную пошлину и получить Звезду Света. И гуляй
спокойно, дорогой брат, по всем дорогам. Я себе тоже эту волшебную штуковину на всякий случай купил. Времена сейчас неспокойные, мало ли.
        С этими словами Райзор оттянул горловину свитера и продемонстрировал блестящую звезду на грязном шнурке.
        - Вообще-то они не продаются, - процедил сквозь зубы грандир.
        - У всего есть цена, - хмыкнул Райзор. - У этой безделушки, например, пять монет. Я ее у одного верующего перекупил. Да, кстати, у той рыжеволосой девицы Агнесс, которую калюстианцы так защищали, в подвале дома при обыске детей нашли. И на допросе она призналась, что отец-самодел просил ее привести их к нему, чтобы превратить в чантов.
        - Когда тебя допрашивают Дети Неба, признаешься, в чем угодно, - сухо заметил Валентин. - Потом выяснили, что это были ее племянники, которые спрятались в подвале, когда у девушки начался приступ. Ей нужна была медицинская помощь, но маленькие засранцы сыграли в труса и даже не позвали соседей, хотя могли. Между прочим, многие сегодня заходят в самодела и с ними ничего не происходит. Пресса умалчивает такие случаи в угоду Корпусу, но их достаточно. Так, знаменитый спортсмен Макс Монтана переплыл реку из самодела, и никто не обвинял его в том, что он - недолюдь. Многие фокусники и циркачи пьют, едят, спят в самоделе на потеху толпе и не превращаются в чантов. В прошлом году в самодельский разрыв близ Грасима Трады упал челнок Корпуса. Дети Неба сразу же взорвали корабль, чтобы он не достался самоделу, однако солдатам пришлось катапультироваться прямо во вражескую плоть. Они плыли в самоделе несколько часов и не стали чантами. И таких историй - множество. Единственные, кто поддерживает миф о чантах - это вы, братья. К счастью, вас осталось немного.
        Кай подумал, что для трусливого Валентина это были слишком смелые слова. Ведь они были в лесу, не территории Райзора, и злить последнего было не совсем разумно. Однако чем больше говорил грандир, тем лучше понимал его Кай. Какой бы неприятной личностью не казался Валентин в пещерах и в первые часы их путешествия по лесу, но сейчас Кай с удивлением отмечал: грандир ему нравился. Да, Валентин был заносчив и ленив, но в нем жила смелость - иная, чем у Кая, который был готов броситься на гомозуля, чтобы спасти товарищей, но совершенно терялся при словесных атаках таких, как Райзор. К тому же история рыжеволосой Агнесс, которую сожгли на костре, настолько поразила сердце Кая, что ему хотелось задушить искателя. Но с другой стороны, Райзор поделился с ним последним куском хлеба. Ситуация давно перестала быть черно-белой.
        - А что же Корпус? - спросил Кай, пытаясь упорядочить тысячу вопросов, скопившихся в голове, и выбрать самый важный. - На чьей стороне Дети Неба сегодня? Искателей или калюстианцев?
        - Дети Неба всегда только на своей стороне, - прошелестела со своего места Десятая. - По большему счету, им плевать и на калюстианцев, и на искателей, и на недолюдей. Мы тут, как начинка в бутерброде. Снизу самодел, а сверху - Дети Неба. Корпус прилетел на Риппетру за ресурсами и минералами. И пока мы их ему поставляем, он с нами дружит. Правда, сейчас не так хорошо, как раньше. Помню, деду моему пальцы отрезало станком, так ему их в Корсионе за день пришили. А теперь из-за Хищиды даже последние медицинские центры в городе закрыли - боятся, что самодел их технологии украдет. По крайней мере, два года назад так было. Вряд ли за это время что-то изменилось.
        Последнее предложение было сказано с плохо скрытой надеждой, которую все присутствующие постарались не заметить. Даже Кай почувствовал: ничего на Риппетре не поменялось, никто не приделает Десятой ноги обратно.
        - Получается, что если я попаду в Хищиду, то есть в самодела, то стану чантом, а Райзор, у которого Звезда Света, вылезет и дальше пойдет? - решил перевести тему Кай.
        - Вы оба станете чантами, - сурово объявил грандир. - Ты - потому что у тебя нет спасительного медальона, а Райзор - потому что его Звезда Света купленная. А еще вы утонете потому, что в вашем сердце нет Бога.
        - В моем сердце есть Бог! - обиженно заявил Кай. - Я даже голос его слышу, хоть и не называю себя Патронагом. Жулик ваш Семнадцатый, вот он кто.
        - Нравится мне этот парень, - хохотнул Райзор. - Я тоже божьи голоса слышу, когда дури курну. Ты случайно у грандира никакой травки не брал? Нет? И не бери. Калюстианцы - те еще наркоманы. Дурь у них славная, забористая.
        - Ну все, я спать, - сказал Тупэ, потягиваясь. - Притомили вы меня своими демагогиями. Дежурных на ночь будем определять или так сойдет?
        - Э нет, так не сойдет, - решительно заявил Райзор. - Ночных тварей пока по весне здесь нет, но вот Снулые Версты недалеко. Можно заснуть и не проснуться. Поэтому мы обычно всегда человека оставляем, чтобы в случае чего остальных разбудил.
        Десятая молча кивнула, соглашаясь. Похоже, она уже давно дремала с открытыми глазами, пока грандир, Райзор и Кай обсуждали проблемы мироздания.
        - Я первым буду, - сказал Кай, подбрасывая ветки в костер. - Все равно после таких историй не засну. Кто меня сменит?
        Он удивился, когда подал голос грандир.
        - Я буду вторым, Тупэрон третьим, дальше Райзор и перед рассветом Десятая, - распорядился Валентин.
        Ему не возражали. Скоро над ночной поляной слышался только треск костра, да похрапывание Тупэ с Райзором. Десятая спала тихо и почти не дышала. Все трое разместились на лапнике, прижавшись друг к другу, но там еще оставалось достаточно места для Кая и Валентина. Последний почему-то не стал ложиться вместе с другими, а потоптавшись вокруг костра, неожиданно подсел к Каю.
        - Я две смены подежурю, если не возражаешь, - сказал он, - Можешь идти отдыхать. Я привык спать мало, хватает трех-четырех часов. В храме столько работы, что порой даже жалеешь, что на Риппетре такие короткие сутки.
        И хотя храпящие Райзор с Тупэ уже навевали на Кая сон, позволить Валентину подежурить вместо себя показалось ему нечестным и трусливым поступком.
        - Нет, сейчас моя очередь, - решительно сказал он, стараясь не зевнуть.
        - Как хочешь, - улыбнулся Валентин. - Ты не против? А то холодно.
        Сначала Кай не понял, что имел в виду грандир, но, когда бок Валентина тесно прижался к его телу, до него дошло. Первым желанием было послать грандира подальше, но тут и до Кая долетел порыв ветра, который благополучно миновал защитную стену из веток и принялся кусать его голые руки. Грандир был чертовски теплым, и гнать его означало добровольно обрекать себя на бряцание зубами от холода до рассвета.
        - Ладно, - кивнул Кай и тоже плотнее придвинулся к Валентину. Так, действительно, было теплее. Небо затянули тучи, скрыв звезды, и оставалось надеяться, что к утру их не польет дождем.
        - Никак не могу тебя понять, - наконец, прошептал он. - Ты вроде хороший человек, но зачем повторяешь за Патронагом явную ложь?
        - Какую ложь? - удивленно поднял бровь Валентин. Одна половина его лица освещалась светом костра, другая таинственно скрывалась в темноте, и Каю казалось, что он говорил с загадочной маской.
        - О том, что жетон в виде звезды может кого-то спасти. Это ведь просто украшение.
        Грандир улыбнулся.
        - Для своего трехмесячного возраста ты прозорливый малый, - похвалил он его. - Ты все верно понял. Спасает не медальон. Спасает вера. Те, кто будут верить, что Калюста защитит их, выживут благодаря вере и силе духа. Они просто не поддадутся влиянию грибка. Остальных же Хищида превратит в чантов.
        - Но это обман, - снова зашептал Кай. - Ты ведь говорил, что самодел больше никого не превращает в чантов.
        - Люди в это верят, - вздохнул Валентин. - А вера - страшная сила. Человек, который не принял в сердце Калюсту, будет бояться и считать, что самодел опасен для него. Тот же, кто получит Звезду Света, будет уверен, что с ним ничего не случится, и Хищида не причинит ему вреда. Только более глубокой верой можно победить древние страхи.
        В словах грандира была логика, и Кай задумался. Получалось, что Патронаг под номером Семнадцать искренне хотел помочь людям, и вопрос его личной славы здесь был не причем.
        - Ты, правда, слышишь голос Калюсты? - прервал его размышления грандир. - Расскажи мне о нем.
        Кай посмотрел в черное небо, потом на спящих людей, затем на огонь и неожиданно для себя рассказал Валентину все - о том, как впервые услышал Калюсту в пещере с самоделом, как тот помог ему бежать с рудника Тиля Голубоглазого, как позвал спасти Десятую. И хотя он ожидал, что грандир посмеется над ним, тот остался серьезным.
        - Хорошо, что не стал скрывать, - кивнул Валентин. - Может, ты, действительно, отмечен Калюстой. Но хочу предупредить. Когда прибудем в храм, никому об этом не рассказывай. Мы, калюстианцы, не отличаемся лояльностью к инаковерию. Если будешь слышать Калюсту и дальше, можешь приходить ко мне за советом. В конце концов, у меня больше опыта в общении с Единым, а Калюста - бог не простой. Он любит людей, но порой любовь у него странная.
        Кай хотел было ответить, что, во-первых, еще не решил, нужно ли ему идти в калюстианский храм или нет, а во-вторых, в своих отношениях с Калюстой он разберется как-нибудь сам, но Валентин смотрел на него так ласково и доброжелательно, что Каю не захотелось портить момент новым препирательством.
        В тот момент Валентин уже не казался священнослужителем с высоким саном, человеком цивилизации и соперником за лидерство в их маленьком отряде. Он был братом и другом, его семьей, - как и все остальные люди, спящие рядом на еловых ветках. Их породнили Неправильный Лес, который был самым правильным и настоящим лесом в жизни Кая, огонь, бросающий снопы искр в затянутое облаками небо, и ветер, который иногда проникал сквозь заслоны из веток и беспокоил пламя, раздувая его в стороны.
        Кай не заметил, как склонил голову на теплое плечо грандира и, укутавшись в неожиданное родство, уснул, плавно скользнув в царство дорожденных снов.
        Глава 14
        В такой горячей воде Кай не купался даже в тот памятный день, когда по случаю его рождения гномы вскипятили пару чайников, которые вылили в бочку с холодной водой. В ней он пытался смыть грязь, кровь и пыль, покрывавшие его тело в первые минуты осознанной жизни в шахтах. И хотя позже эта смесь появлялась на нем в разное время и в разных количествах, первичная корка грязи оказалась настолько стойкой, что не хотела отлипать даже после часа купания в Горячем озере. Он уже давно подметил, что большинство местных примечательностей были связаны с температурой: из пещеры его вынесла Теплая речка, сегодня утром они ползли по Холодной горе, а сейчас вот остановились на привал у Горячего озера.
        Если бы Калюста подробно описал то, какой путь предстоит проделать наверху, то, возможно, Кай бежал бы из шахт не с таким энтузиазмом. К концу второго дня пути ему казалось, что колдун Соломон собрал его неправильно, и у него по очереди отвалятся спина, руки и ноги. Возможно, в другом порядке.
        А всему виной был Райзор и его неподъемные сумки. Следующим утром чистильщик заявил, что в оставшиеся два дня пути поделится с ними припасами, если ему помогут дотащить его баулы до Совиного Ущелья. Там Райзора должны были встретить товарищи.
        Вопрос, вертевшийся на языке Кая, озвучила Десятая, которой не грозило нести райзоров багаж.
        - А что у тебя там? - спросила она, постучав костяшками пальцев по одной из туго набитых сумок. - Такое впечатление, что ты все камни из пещер решил на память утащить.
        Райзор, который на утро выглядел каким-то особенно помятым, не стал скромничать и молча открыл мешки.
        Лучше бы он этого не делал. На Кая уставилась ощерившаяся пасть гомозуля, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отступить назад. Морда твари занимала самый большой мешок, который при свете солнца оказался заляпан темно-ржавыми пятнами высохшей крови. Вопрос о том, что находилось в других сумках, помеченных таким же образом, отпал сам по себе. Десятая побледнела, Валентин, едва взглянув на голову зверя, сразу отошел к дальнему краю поляны, а Тупэ раззявил рот так, что в него можно было уместить кулак. Кай его понимал: ведь гномы считали гомозуля неубиваемой тварью. Сколько раз сам Тиль Голубоглазый рассказывал Каю, что единственной защитой от гомозуля является свет, которым его можно отпугнуть. О том, что гомозуль смертен никто даже не заговаривал. Кай ожидал от себя какой угодно реакции, но только не сожаление. Отчего-то видеть оторванную голову подземного монстра в сумке чистильщика оказалось неожиданно горько.
        - Всего пятый в этом сезоне, - пояснил Райзор, деловито копаясь в сумках. - В прошлом году мы их до двух десятков за зиму набивали. Сейчас они осторожные стали, все глубже в пещеры спускаются. С этой зверюгой повезло. Ее Теплая речка из пещер вынесла, видимо, случайно в воду свалилась. Даже возиться сильно не пришлось, тварь уже раненая была. Прямо в реке ее и добил.
        - Это все мешки с… трупом? - спросил Кай, споткнувшись на последнем слове. Гомозуль, погнавшийся за ним в подземелье, действительно, мог упасть следом в Теплую речку и, не справившись с течением, оказаться под солнцем. Раньше, до того как он узнал о Калюсте, Кай, вероятно, восхитился бы смелостью и удачей охотника, но сейчас он чувствовал непонятное родство с уродливой тварью, глазевшей на него из окровавленных сумок. Ведь она, как и он, тоже вышла из пещер.
        - Нет, пришлось оставить большую часть туши на берегу, - вздохнул искатель. - Взял только самое ходовое, что на рынке лучше всего берут: голову, хвост, лапы и кое-что из внутренностей. Остальные сумки со жратвой и припасами. В брезентовых мешках - сухари, сахар, шоколад, сушеное мясо и пара контейнеров со сметаной. В кожаных сумках инструмент разный для охоты, да волосня с крючками для рыбалки. Топорик еще и пара ловушек имеются. В том мешке, что поменьше бельишко всякое, носки, рубаха про запас, даже платок где-то есть.
        Никто не ожидал от Райзора такого подробного отчета, но Кай решил, что словоохотливость чистильщика вызвана длительным одиночеством. Когда из дальних забоев возвращались шахтеры, проработавшие там несколько недель, потом в жилых комнатах только их и было слышно - болтали они постоянно. Неизвестно, сколько недель или даже месяцев Райзор бродил в одиночестве по Неправильному Лесу. Хорошо, что еще совсем не свихнулся.
        После подробного описания багажа Кая интересовало два вопроса: когда Райзор поделится с ними сахаром, и откуда в лесу он взял сметану? Кай еще ни разу не пробовал молочных продуктов, но знал о них из дорожденных снов. Однако желание задавать вопросы отпало, когда Тупэ заявил, что понесет Десятую, и помочь Райзору не сможет.
        Валентин сразу потерял все свои плюсы харизмы, когда ответил, что таскать тяжести ему по сану не положено. А потом еще и о подаренном кольце напомнил. Мол, его цена превышает рыночную стоимость всей туши гомозуля. Из всей компании оставался только Кай, который попробовал было упомянуть о своей больной мозоли, но Десятая с Валентином в один голос его прервали, сказав, что помочь Райзору все-таки надо, так как кроме него больше некому.
        В результате, искатель свалил на Кая большую часть сумок, а сам пошел впереди, весело болтая с Десятой, восседавшей на спине Тупэ. Валентин держался рядом с Каем, но не оттого что устал, а потому что берег силы. Всю дорогу грандир жевал какую-то кору, но когда Кай попросил его дать кусочек, заявил, что это пища не для простых смертных, тем самым, подогрев к себе неприязнь.
        Так они и вышли на Тропу Птиц. Честно говоря, Кай не заметил особых примет, которые бы указывали на то, что вокруг едва видной тропинки обитали птицы. Их по-прежнему окружали завалы, буреломы и густолесье. Когда Кай спросил Десятую, почему он не слышит ни одной птицы, она лишь замахала на него руками, велев заткнуться. Зашикал и Райзор - мол, идти по Тропе следует в тишине.
        К полудню Кай проклинал уже всех - и Десятую с ее маршрутом, и Райзора с его гомозулями, и Валентина, который почему-то бесил сильнее других, и лес, который, наконец, стал тем самым - неправильным. Едва они отошли от привала, как встретили первое цветущее дерево. И ладно, если бы оно просто цвело. Весной ведь природе положено цвести. Однако черные цветы размером с голову гнома торчали прямо из древесной коры, располагаясь по стволу в странном геометрическом порядке. Вместе с голыми, скрюченными от ветров ветками дерево производило крайне неприятное впечатление. Позже таких деревьев с цветами на стволах и даже на корнях они встретили еще не один раз. При виде их Тупэ шарахался в сторону и освещал себя знаком Калюсты, Райзор с Десятой плевались, Валентин сохранял непроницаемое выражение лица, а Кай, как дурак, улыбался, потому что еще никогда не видел живых цветов, и ему было все равно, что они росли как-то неправильно. Зрелище было красивым, а остальное не имело значение. Правда, когда им встретилось дерево, растущее корнями к небу, он все-таки испытал чувство неловкости и постарался пройти мимо
быстрее.
        Озеро оказалось настоящим подарком судьбы. Когда они вышли к небольшой долине, в центре которой раскинулся живописный водоем с цветущими кувшинками, Кай еле передвигал ноги от усталости. Солнце клонилось к закату, а они не сделали ни одной остановки. Нестерпимо хотелось есть, пить и ругаться. И хотя вокруг озера по-прежнему расстилались луговины, покрытые жухлой весенней травой и низкорослым кустарником с набухшими почками, в самом водоеме пышным цветом цвели кувшинки и лотосы, над которыми летали стрекозы и бабочки.
        Кай и без объяснений понял, что это было неправильное озеро в неправильном лесу.
        - Чуть-чуть не успели, - разочарованно протянула Десятая. - Придется заночевать здесь.
        - Да, - вздохнул Райзор, бросая мешки на землю. - Лучше не рисковать. Снулые Версты совсем близко, мне кажется, я даже отсюда их запах чую.
        И обернувшись к остальным, объяснил:
        - По Птичьей Тропе ночью идти нельзя. Примета такая. Хотели проскочить до Ущелья сегодня, но придется заночевать у озера. Так что - привал, ребятки.
        Решение о привале было принято вовремя, потому что Кай уже собирался поднимать бунт и оставаться у озера вне зависимости от того, поддержат ли его или нет.
        Они разбили лагерь на покатом берегу в паре метров от воды. Кувшинки пахли так одуряюще сладко, что Каю хотелось их съесть. Десятая предупредила, чтобы в одиночку не бродили по лесу, так как Снулые Версты могли начаться за первыми же рядами стволов.
        - В этих местах самодел лежит близко, - сказала она, напряженно осматривая горизонт, словно Калюста мог оттуда махать ей рукой. - Будьте начеку. Здесь тепло, много дров не понадобится.
        У озера, действительно, было тепло, и Кай впервые перестал дрожать с тех пор, как погас их вчерашний ночной костер. За дровами они отправились вместе с Тупэ, но так как уходить далеко от воды не хотелось, то они просто наломали охапки толстых веток с ближайших кустов.
        Райзор к тому времени уже соорудил ночлег из брезентового холста, который оказался у него в припасах. Валентин в задумчивости пробовал воду босой пяткой.
        - Искупаться бы, - протянул он и скосил глаза на Десятую. Кай хмыкнул. В деле спасения собственной шкуры от потенциальных опасностей грандир был на первом месте. Все правильно - в воде могли водиться хищные твари, поэтому стоило спросить у старожил. Хотя идея поплескаться в теплой воде нравилась и Каю.
        Десятая одобрительно кивнула.
        - Водица здесь замечательная. Смотрите только, глубоко не заплывайте, в центре пара омутов есть. Мне тоже помыться бы не мешало. Буду вон в тех камышах. И да, у меня с собой нож. Кто не знает - ножи я метаю с закрытыми глазами, обычно не промахиваюсь.
        Кай отвел глаза и, наверное, покраснел, потому что едва Десятая сказала о купании, как ему пришла в голову плохая мысль, посмотреть, как выглядит половина женщины. Но Калюста тут же зашептал в другое ухо, что так поступать нельзя, и Кай поспешил мысленно извиниться перед Десятой. К счастью, она ничего не заметила.
        Райзор с Тупэ от купания отказались, заявив, что отправятся на другой берег порыбачить. По дороге Райзор, как и обещал, делился с ними лепешками и сушеным мясом, которые еще оставались на ужин, но всем хотелось чего-то новенького.
        - Мыться вредно, - решительно заявил искатель, явно озвучивая мысли Тупэ. - Пусть они тут плещутся. И не заметят, как мухота под кожу червей накладет.
        К счастью, Валентин его слов не слышал, а Кай решил проигнорировать. Уж больно заманчиво выглядела искрящаяся в последних лучах солнца вода. Дно было илистым, приятным. Вода была горячей, но на том уровне, когда ее обжигающее прикосновение приносит удовольствие, расслабляет и смывает с тела не только грязь, но и плохие мысли.
        Спохватившись, что зашел в озеро одетым, Кай покрутил головой, но убедившись, что Десятая скрылась в камышах, быстро скинул штаны с рубахой и забрался в воду. Не то чтобы он стеснялся подравненную, но все-таки она была женщиной, а он еще не понял, как к ним стоило относиться.
        Ноги сразу по щиколотки утонули в илистом дне, но глубже не провалились. Кай несмело прошел несколько метров, загребая воду кончиками пальцев и размышляя над тем, сможет ли поплыть, руководствуясь только дорожденными снами. Калюста любезно помог ему, так как со следующим шагом Кай с головой погрузился в воду. Началась глубина. Испугаться он не успел - тело сделало все само. Кай вынырнул, фыркая и отплевываясь, а в следующий миг уже поплыл к напуганному Валентину, загребая впереди себя руками и изо всех сил молотя ногами по упругой поверхности. Большей забавы в жизни он не испытывал.
        Выражение лица грандира быстро изменилось, став злым, словно его укусили в задницу.
        - На твоем месте я бы не тратил зря время, а стал мыться прямо сейчас, - сердито сказал он. - Есть вероятность, что тебе и ночи не хватит, чтобы отшкрябать все нечистоты, которые на тебя налипли. И лучше делай это подальше от меня. Гляди, какие вокруг пятна грязи расплываются. Можно подумать, что ты с рождения не мылся.
        - Чистая правда, грандир, - рассмеялся Кай.
        Пребывая в отличном настроении, он подгреб к Валентину ближе и принялся нарезать вокруг него круги, усиленно брызгаясь. Возможно, вода плохо смывала грязь, но плохие мысли и мрачные настроения она уносила мгновенно. Кай сделал еще одно открытие - оказывается, он любил воду.
        В конце концов, Валентин не выдержал и ушел на мелководье, где принялся зачерпывать со дна ил и скрести им свое белое тело. Тело у него, действительно, было белым, словно он всю жизнь прятался от солнца.
        - Откуда у тебя эта татуировка? - спросил Кай, указывая на плечо грандира. Всю руку священнослужителя покрывала загадочная вязь переплетенных букв и узоров. Раньше Кай видел татуировки у гномов, но у шахтеров они были грубые, геометрические, состоящие из кругов и квадратов, а здесь руку оплетал настоящий шедевр, произведение мастера.
        - Иногда лучше промолчать, чем спросить, - не сразу ответил грандир и погрузился по шею в воду. Подтащив кувшинку, он уложил на нее голову и закрыл глаза, раскинув руки в стороны.
        - Другими словами, это не твое дело, - пробурчал он. - А здесь вполне терпимо. Если ни на что не смотреть, можно представить, что принимаешь ванну.
        Кай хотел было обидеться, но потом решил, что грандиру на самом деле плевать, обижен он или нет, поэтому отвернувшись, принялся драить себя ногтями. Получалось больно и не слишком эффективно. Пришлось перенять метод Валентина, который был снова зачислен в неприятели.
        Набрав пригоршню ила, Кай стал мыться усерднее. Для верности он сорвал лист кувшинки и, скомкав его наподобие мочалки, несколько раз отер тело, задержавшись на лице и волосах. В результате ожесточенных растираний кожа горела так, словно он купался в кислоте.
        Сорвав другой лист кувшинки, Кай соорудил из него ковш и долго поливал себя, млея от ощущения чистоты, все глубже проникающей в тело. Сомнения, страхи и тревоги уносились прочь, уступая место блаженному спокойствию. Он правильно сделал, что сбежал из пещер. Калюста поможет добраться до Корсиона, а там подскажет, куда идти дальше. Правда, оставался еще колдун Соломон, но сейчас Кай уже знал, что ответить ему при встрече, которая, как он надеялся, никогда не состоится.
        Кай почувствовал взгляд почти физически - словно, кто-то коснулся рукой затылка, похлопал по плечу и пробежался пальцами по спине. Грандир полулежал на воде, все так же раскинув руки в стороны, и пристально разглядывал его, даже не пытаясь скрыть улыбку. Ехидную, презрительную или насмешливую - оттенок Кай не разобрал. Он не так хорошо разбирался в человеческих эмоциях, опыта было мало.
        - Что? - сердито буркнул он.
        - Тебе давно следовало помыться, - хмыкнул Валентин. - Теперь хоть на человека стал похож. Кстати, тебе говорили, что ты красивый?
        Кай нахмурился, пытаясь разобрать, издевался ли над ним грандир или хвалил. Если это вообще имело какое-то значение. Он прожил три месяца, и за это время ему мало кто говорил о его внешности. Гномы чаще всего обсуждали рост Кая и шутили, что его следовало бы подравнять. Хотя рядом с Валентином и Райзором он понял, что явно не относился к высоким людям. Что касалось его «красоты», то Кай предпочел бы услышать о ней из уст Десятой, а не Валентина. Как-то это было бы правильнее, что ли.
        - А еще ты рыжий, - хохотнул Валентин. - Словно тебя головой в цветочный мед окунули.
        - Это плохо? - не выдержав, огрызнулся Кай. Пристально оглядев волосы грандира, он так и не смог придумать, к чему придраться. У священнослужителя были аккуратно остриженные, черные, как антрацит, волосы. Валентин периодически проводил ладонями по голове, зачесывая их назад и следя, чтобы купание не повредило прическу. Видно, что внешность в жизни этого человека играла не последнюю роль.
        - Ты не обижайся, но на Риппетре мало рыжеволосых, да еще с такими зелеными глазищами, - миролюбиво сказал грандир. - Будь осторожен в Корсионе. Соломон найдет тебя в первый же день. Мое предложение о службе в храме еще в силе, но я не собираюсь тебя ждать или уговаривать. У меня есть кое-какие соображения, зачем ты понадобился Соломону. Однако пока придержу их при себе.
        Кай фыркнул и снова принялся драить руки. Черный ободок вокруг ногтей уменьшился, но упрямо не хотел исчезать. Он не собирался развлекать грандира расспросами о Соломоне. Знал, что Валентин только этого и ждал. Нет, он как-нибудь сам с колдуном разберется. К тому же, Кай вообще сомневался, что грандир был знаком с Соломоном. Уж слишком много совпадений получалось.
        Со стороны камышей, где купалась Десятая, послышался всплеск воды и довольное бормотание. Похоже, в этом озере нормальных людей сегодня не было. Подравненная что-то приговаривала, общаясь с невидимым собеседником. Может, разговаривала с умершим братом? Приглядевшись, Кай сглотнул. Девушка не заходила глубоко в воду, и сквозь крепкие стебли зарослей он разглядел ее руки, мелькавшие вверх и вниз по телу. Кажется, Десятая тоже скребла себя листьями с песком и илом.
        - Хочется посмотреть? - послышался насмешливый голос грандира.
        - А тебе разве нет?
        Кай уже пожалел, что ответил. Он хотел посмотреть на обнаженную Подравненную не из больного любопытства к ее искалеченному телу, а просто потому, что еще ни разу не видел голых женщин. Интуиция подсказывала, что ему бы понравилось.
        - Нет, - произнес Валентин, подплывая к нему. - Я предпочитаю мужчин.
        Кай обернулся так резко, словно ему под кожу забралась та самая муха, которой пугал их Райзор.
        - Как это? - спросил он и тут же покраснел, потому что дорожденные сны сразу дали ответ на вопрос, который задавать не следовало. Некоторые мужчины любили не женщин, а мужчин, и это было странно и неприятно.
        - Тебя интересует физическая сторона вопроса или эмоциональная? - спросил грандир и рассмеялся, видя его растерянность. - Почему ты вдруг разволновался? Неужели примерил на себя? Успокойся, друг мой. Ты не в моем вкусе. Рыжие они такие… поверхностные, суетливые, где-то даже глупые. Чтобы заинтересовать меня, нужно иметь что-нибудь помимо симпатичной мордашки и крепкой задницы.
        Кай открыл рот, закрыл, снова открыл, собираясь облить грандира потоком брани, но Калюста, предвидев особо грязные ругательства, лишил его дара речи.
        - Только в лагере не болтай, - заметил Валентин, плавая вокруг. - Не думаю, что Райзор с Тупэроном будут такими же лояльными. Еще зароют меня где-нибудь под деревом и не посмотрят, что я служитель Калюсты.
        Наконец, гнев Кая прорвался наружу, и он набросился на грандира, давая волю не только злости, но и всем страхам, которые одолевали его после побега из шахт. Кай не знал, что собирался сделать с Валентином - утопить и поколотить или наоборот. Однако тот двигался в воде куда ловчее Кая, который научился плавать всего полчаса назад, и легко ушел от разгневанного гомункула.
        Их отвлекла Десятая.
        - Эй, гребите сюда, - закричала Подравненная. Кажется, она была замотана в одну куртку Кая, но подумать о ее обнаженном теле он не успел, так как прежде увидел тварь, стоявшую за спиной девушки. Из всех сравнений на ум приходило только одно - бык с кошачьей головой, покрытый волнистой зеленоватой шерстью. Чудовище легко доставало макушкой нижних веток немаленького кедра. Длинный хвост лениво шевелился из стороны в сторону, словно змея, обтянутая вывернутым наизнанку шерстяным носком. Клыки весьма недвусмысленно выворачивались наружу сквозь верхнюю губу монстра. Узкие желтые глазки-щелочки, мощные лапы хищника и бугры мышц на мясистой спине дополняли облик самого нелепого зверя, какого Кай видел в своей короткой жизни. Даже гомозуль по сравнению с ним казался образцом изящества и высокого вкуса самодела. В том, что непонятная тварь была делом рук Калюсты-самодела-Хищиды, Кай не сомневался.
        Он хотел было крикнуть, чтобы Десятая бежала, или ползла, или как-нибудь спасалась, но тут девушка повернулась к монстру и вместо того, чтобы запаниковать прильнула к его мохнатой лапе.
        Кай даже икнул от страха, а грандир все-таки нахлебался воды, так как, увидев тварь на берегу, с головой скрылся в озере. Видимо, несчастный трус совсем потерял рассудок от страха.
        - Это барсуматы! - крикнула Десятая. - Помнишь, я тебе о них рассказывала? Они безобидные, кроткие, как котята. Да они и есть котята. Этот, наверное, из Снулых Верст к нам забрел. Они там часто пасутся в поисках открытого самодела. Смотри, как он сейчас мурчать станет.
        И с этими словами девушка принялась чесать голову твари, которую та охотно склонила к ее рукам. Барсумат, действительно, не проявлял признаков враждебности. Наоборот, он уселся на задние лапы и принялся чесать огромную башку о руки Десятой. Движения у него при этом были плавные, нежные, а из клыкастой пасти раздавались приятные звуки, похожие на мурлыкание кошки.
        - Задержи его, я тоже хочу! - крикнул Кай и погреб к берегу, на ходу раздумывая, как бы надеть штаны, чтобы не смутить Десятую. Как назло, барсумат передвинулся ближе к озеру, наступив лапой на ком одежды. Ситуация становилась почти комичной, однако Каю пришла в голову удачная мысль.
        - Эй, киса! - замахал он руками. - Плыви к нам! Эгей, давай сюда, большой котяра!
        И чтобы точно привлечь внимание твари, он сунул пальцы в рот и свистнул так, как учил его Тупэ. Свист получился замечательный - пронзительный, громкий. Его услышал не только барсумат, но и гном с Райзором на другом берегу. Однако идея Кая заманить создание в озеро вызвала у Валентина приступ панического страха.
        - Да ты что? - закричал на него грандир. - Совсем мозгов нет? Ты зачем его сюда зовешь?
        - Не бойся, - ухмыльнулся Кай, наслаждаясь чувством превосходства над священнослужителем. - Я сам его поглажу, а ты смотри и завидуй.
        Ответа не последовало, и Кай обернулся, чтобы посмотреть не утонул ли грандир от страха. Но увидел лишь его затылок - Валентин со всех сил греб к камышам, из которых недавно вылезла Десятая. Кай презрительно хмыкнул: большего труса он не встречал.
        Он повернулся как раз в тот момент, когда закричала подравненная. Барсумата на берегу уже не было. Большая кошка уже не мурчала, она грациозно рассекала воду, прижимая уши и скаля пасть. Расстояние между ней и Каем стремительно сокращалось. Лишь раз взглянув в прищуренные желтые глаза хищника, Кай понял: киса плыла не за лаской. Еще пару секунд он колебался, пытаясь убедить себя, что питающийся самоделом барсумат не может причинить ему вреда, но тут раздался крик Валентина:
        - Плыви, идиот! Если хочешь жить, уплывай. Ради Калюсты, черт тебя побери!
        Кай повиновался его голосу примерно так же, как голосу Тиля Голубоглазого, когда тот велел хватать кирку и отправляться в штольню. Если у гомункулов могли быть предки, то, вероятно, в роду Кая были одни рабы и служащие. Он подчинился командному тону грандира, и уже не раздумывая, погреб к камышам, краем глаза отметив, что Райзор целился в их сторону из риппа. Но выстрела не последовало. Обернувшись, искатель увидел, что Тупэ повис на стволе, и мысленно горячо поблагодарил гнома. Возможно, чистильщик и попал бы в тварь, но с той же вероятностью он попал бы и в них с Валентином.
        Между тем, грандир уже достиг камышей, но запутался в них, теряя время. Каю же по обыкновению помогал сам Калюста. Барсумат дышал ему в затылок, и теперь у него не было никаких сомнений, что обоюдной симпатии у них бы не получилось. Тварь разевала пасть, роняла в воду слюну и то и дело пыталась зацепить его когтистой лапой, но лишь шлепала по воде. Звуки, вырывающиеся из вонючей глотки, на мурлыкание не походили.
        Кай достиг камышей за рекордное для новичка в плаванье время. Валентин безнадежно запутался ногами в тростнике, который обвился вокруг его голых ляжек, рассекая кожу до крови. На долю секунды у Кая мелькнула мысль пробежать мимо - в подлых зарослях виднелся проем, чистый от камышей, но он все же остановился и, погрузив руки в воду по плечи, нащупал запутавшиеся лодыжки грандира. Они выскочили на берег на пару секунд раньше барсумата. Кай рванул было к Десятой, но Валентин махнул в другую сторону.
        - Нет, надо в лес, к Снулым Верстам! - задыхаясь, прокричал он на бегу. - Там много самодела, тварь на него отвлечется.
        Кай не успел подумать над плюсами и минусами плана, но зато на миг встретился с испуганными глазами Десятой. И понял, что Валентин прав - девушку нельзя было подвергать риску. У них был шанс убежать от обезумевшей твари, а вот у нее - нет. Райзор с Тупэ мелькали в зарослях, но еще были слишком далеко, чтобы помочь им.
        И они припустили к темнеющей кромке леса.
        Глава 15
        Выбравшаяся на берег тварь двигалась медленнее, чем в воде, но преследовала их с завидным упорством. Оставалось сожалеть о своем голом и беззащитном виде и надеяться, что Калюста не даст им сдохнуть столь нелепо. Бежать по каменистой почве побережья босыми пятками было чертовски больно. К тому же после теплого озера прохлада весеннего вечера показалась лютым морозом - приходилось следить, чтобы случайно не прикусить себе язык, так как нижняя челюсть обивала неистовые барабанные дроби о верхние зубы.
        Солнце уже коснулось красным боком горизонта, и в лесу стоял зловещий сумрак, который уверенно превращался в кромешную тьму. Кай понятия не имел, как должны были выглядеть Снулые Версты и сколько им еще бежать. Ему казалось, что за ним устилается дорожка из крови - привыкшие к обуви пятки горели и пульсировали, хотя, возможно, на них уже давно не осталось кожи. Он заорал бы от боли, но Валентин бежал рядом молча, поэтому молчал и Кай. Неженке-грандиру должно было быть в сто раз больнее.
        - Туда! - пропыхтел Валентин и резко свернул налево, как показалось Каю - наугад. Мрак стоял такой, что он только поражался, как еще не врезался в дерево. Бежать по лесу было немного приятнее, чем по острой гальке, зато его колени и ляжки покрылись сетью мелких порезов от сухостоя и мелких кустов. Вспоминая заросли ерника и малины, которые встречались им по пути до озера, Кай обливался холодным потом - попади они в такой бурелом сейчас, и зубы барсумата покажутся мелкими неприятностями. Если бы не треск кустов и рычание твари, неотступно следующей за ними, Кай давно бы свалился под ближайшим деревом и стал выть, словно гомозуль, хватаясь за пятки. Но перед грандиром следовало держать лицо.
        - Валентин, - выдохнул он, изумившись новой мысли. И как он только раньше об этом не подумал. - Нам нельзя в Снулые Версты! Мы же там заснем! Помнишь, что Десятая рассказывала?
        - Заткнись, - зашипел грандир. - Раньше надо было думать. Если вздумаешь уснуть, я тебя тащить не буду. Между прочим, мы уже минут десять как по Снулым Верстам бегаем. А Десятую ты больше слушай, у нее после ямы мозги не в порядке.
        Кай задохнулся от возмущения - он и не подозревал, что грандир может оказаться столь неблагодарной скотиной по отношению к проводнице, но тут Валентин резко остановился и стал проворно карабкаться на дерево.
        - Не стой пнем, - прохрипел он сверху. - Залезай, иначе тебя сожрет барсумат, а мне придется на это смотреть.
        - Трус, - в сердцах обозвал его Кай, прислушиваясь к треску кустов. - Ты видел, какие у него когти? Да он в три счета тебя с этого дерева стащит. Ты как хочешь, а я бегу дальше.
        - Дурень безмозглый! - снова зашипел Валентин. - Дальше самодел начинается, не спорь со мной, я его чувствую. В темноте ты даже не заметишь, как провалишься в болотину и станешь чантом. Впрочем, будет тебе по заслугам за тупость. Правда, я не знаю, зачем самоделу такой глупый чант. Давай залезай! Барсуматы по этим деревьям не лазают, им запах не нравится.
        Кай еще раз оглянулся в темноту, послушал рев барсумата, который стал гораздо ближе, и без слов полез на дерево, убеждая себя, что не будет спрашивать грандира, откуда тот так хорошо разбирался в деревьях Неправильного Леса. Хотя, возможно, Валентин, действительно, был неплохим калюстианским знахарем и получил свою высокую должность не за красивые речи.
        Дерево было корявым, со старой потрескавшейся корой и колючими сучьями. Кай добавил к своей коллекции царапин еще дюжину, прежде чем добрался до ветки, на которой устроился грандир. Валентин прижимался лбом к шершавому стволу и, казалось, готовился упасть в обморок. Плотная крона, состоявшая из густо переплетенных веток, почти не пропускала свет ночного неба, но лицо грандира было таким бледным, что его было хорошо видно даже в темноте.
        - Я никогда так не бегал, - пробормотал он. - Какая нелепая, абсурдная ситуация…
        Валентин замолчал, так как у подножья дерева завыл барсумат. Кай, который собирался забраться повыше, перестал выискивать ветку попрочнее, опасаясь ненароком свалиться. В результате, он примостился на толстый обломанный сучок с другой стороны ствола от грандира. Надежды на скорый конец мучений растаяли, когда барсумат, вместо того чтобы отправиться поедать самодела, улегся под деревом, отнюдь не выказывая недовольство от его запаха. Барсумата все устраивало. Он понимал, что беззащитные жертвы либо замерзнут и свалятся, либо попробуют сбежать, а значит, все равно станут его ужином. Сквозь путаницу ветвей Каю было хорошо видно огромную сереющую массу плоти, которая фырчала, вздыхала и ухала, ожидая добычу.
        Захотелось вспомнить недобрым словом Десятую. Какого черта она решила, что эти твари безобидные? Оставалось надеяться, что Райзор со своим риппом найдет их раньше, чем они замерзнут.
        - Эй, рыжий, - послышался слабый голос грандира. - Перебирайся ко мне. Надо сесть ближе, иначе я сейчас сдохну от холода.
        От мысли, что ему нужно будет прижаться к голому телу Валентина, который полчаса назад признавался, что любит мужчин, Кая передернуло. Он, возможно, еще мало прожил на этом свете, но в собственной ориентации не сомневался
        - Нас скоро найдут, - уверенно сказал Кай, больше для того чтобы подбодрить себя, а не соседа по дереву. - Райзор хороший следопыт, а мы такую траншею в кустах проделали, что и слепой заметит.
        Барсумат хрюкнул и шумно перевернулся. То ли грандир ошибся, и самодела поблизости не было, то ли зверюга была сыта и просто развлекалась. Наверное, ей было прикольно загнать двух голых мужиков на дерево и посмотреть, что будет дальше.
        - Райзор не пойдет в Снулые Версты, - устало пробормотал грандир, прижимаясь к стволу, словно к грелке. - Люди верят, что в таких местах самодел напускает на них снотворные туманы, затягивает в болото и превращает в чантов. Суеверия - великая сила, к тому же Райзор не из тех людей, что станет рисковать ради кого-то. Сон в Снулых Верстах - все это выдумки. Мы-то с тобой не засыпаем. Мы, черт возьми, замерзаем. Нам еще повезло, что нет ветра. Придется терпеть, пока барсумат не захочет жрать и не почует самодельские лужи. Упрямая скотина. Там, наверное, кислица болотная разрослась, а барсуматы ее не переваривают. Вот он и решил лучше нас высиживать, чем сквозь неприятную травку пробираться. Зараза. Давай перебирайся сюда, из-за тебя мы оба околеем, как тушки в морозилке. Нужно как-то согреться.
        - И не подумаю, - фыркнул Кай. - Тоже мне спец по барсуматам нашелся. С чего это он вообще на нас кинулся? Десятая говорила, что они безобидные, мол, совсем. Только на самодела бросаются. Наверное, перепутала что-то, иначе как объяснить, что мы сейчас здесь, а он там, внизу, ждет, когда свалимся. Эй, тварь рогатая, - крикнул он. - Давай, чеши отсюда. Мы не гомозули какие-то, а люди, понятно?
        Какое-то время Валентин молчал, слушая, как Кай пытается прогнать барсумата, потом произнес:
        - Вода в озере была слишком теплой. Скорее всего, где-то по дну самодел протекал, а мы как раз в течение попали. Десятая в камышах мылась, ее и не зацепило. Теперь барсумат думает, что мы два больших куска самодела и собирается слопать, если не на ужин, то на завтрак.
        Грандир вдруг издал какой-то странный звук, и Кай перегнулся со своего места, чтобы посмотреть, что случилось. В темноте было трудно разобрать, но, кажется, Валентин смеялся. Это был странный смех - больной, истерический, задавленный. Кай не стал ему мешать и попытался прижать ноги к груди, чтобы хоть как-то задержать тепло в теле, которое стремительно исчезало. Челюсть, на время успокоившаяся, снова начала прыгать и лязгать. Сначала Кай еще пытался ее контролировать, но потом плюнул и уже не мешал зубам лязгать. Если бы его спросили о самых страшных мучениях человека, он, не раздумывая, назвал бы холод. Какие уж там ожоги от углей…
        Грандир перестал смеяться и тихо икал, периодически стукаясь лбом о ствол.
        - Неделю назад я даже в страшном сне не мог увидеть, что буду голым сидеть на дереве в ночном лесу, а внизу будет бродить барсумат, - прохрипел Валентин. - Нет, ну какого черта я отправился в эту поездку по Синеусой Пустоши? Будь проклят тот день, когда я решил заняться благотворительностью. Эй, рыжий. Мне кажется, к рассвету мы умрем. Жаль, то ты прожил так мало. Сколько говоришь? Три месяца? Да, ничего-то ты не увидел - только пещеры, да бурелом этот. Знал бы ты, какой красивый у нас храм. Видел ракушечник в пещерах? Так вот, главная пирамида храма покрыта ракушечником, и ночью вся ее поверхность сияет, словно усыпанная звездами.
        - Ненавижу! - в сердцах прервал его Кай. - И тебя, и храм, и Патронага!
        - А Калюсту любишь? - вдруг оживившись, спросил грандир.
        - Да, - осторожно ответил Кай, чувствуя подвох.
        - Тогда ты лжец, - объявил Валентин. - Да будет тебе известно, что Патронаг - это человеческое воплощение Калюсты на земле. Калюста уже шестнадцать раз перевоплощался в человека, но Семнадцатый Патронаг - особенный. Когда ты увидишь его, то сразу поймешь, что это и есть бог. Одно дело молиться богу, не зная, каков он на самом деле, совсем другое - видеть и слышать его каждый день. Это необыкновенное чувство - жить в одном доме с богом. Поэтому многие мечтают попасть в храм.
        - Ты хочешь сказать, что, когда я молюсь, меня слышит Патронаг? - от удивления Кай даже перестал дрожать.
        - Именно так, - уверенно кивнул грандир. - Если ты принял в сердце Калюсту, то тебе придется принять и Патронага, потому что они неразрывны. Кто-то скажет: идеальных людей не бывает. Это правда относится ко всем за исключением Патронага Семнадцатого. Он - бог в человеческом обличье.
        Кай промолчал. С одной стороны, Валентин говорил так убежденно и одухотворенно, что лжи в его словах не чувствовалось, с другой стороны, поверить в богочеловека было трудно. Кай-то и в Калюсту с трудом верил, а тут еще Патронаг.
        По его подсчетам они сидели на дереве минут сорок. За это время если не Райзор, то Тупэ должны были давно на них выйти. Если, конечно, они побороли суеверные страхи. Или если на них не напали другие барсуматы. Однако в таком случае они должны были слышать выстрелы - Райзор наверняка бы отстреливался.
        Между тем, проклятая тварь поднялась и принялась нетерпеливо вышагивать вокруг дерево, то и дело задирая морду и скаля на них зубы. Новая мысль была совсем неприятной. А если запах, который, по словам грандира, отпугивал барсумата, вдруг покажется твари не таким уж противным? Тогда придется прыгать и надеяться, что Калюста не даст их ногам сломаться.
        - Эй, - окликнул Валентина Кай, решив, что с мрачными мыслями надо бороться. - Смотри, облака ушли. Небо какое звездное.
        Сквозь лабиринт веток, действительно, сверкали яркие точки. Кай, привыкший в пещерах к вечной темноте над головой, все еще удивлялся звездам. Наверное, он будет удивляться им всю жизнь.
        - Не люблю звезды, - неожиданно сказал грандир. - Я там родился - в небе. Вернее, на четвертом флагманском крейсере Детей Неба. Мой отец один из них. Вот так. Сколько себя помню, всегда с ним воевал. Он хотел, чтобы я водил корабли и занимался стратегией, а меня тянуло вниз, на Риппетру. Поверь, лучше жить в пещерах горных людей, чем на базах Корпуса. Мой отец - деспот, для него нет другой правды кроме собственной. Меня спас Калюста, ему я обязан жизнью.
        - И я, - ответил Кай, удивленный откровенностью грандира. - Как думаешь, твой отец знает, что тебя похитили солдаты Корпуса?
        - Я не удивлюсь, если это полностью его затея, - пожал плечами грандир. - Родство родством, но в теплых отношениях мы никогда не были. А ликвор нужен Детям Неба, как… нам кровь что ли? Никогда не задумывался о сравнении. Но, не даст соврать Калюста, это именно так. На ликворе работает весь флот Корпуса, поэтому, когда у Детей Неба начинается его дефицит, о родственных чувствах они забывают.
        - Откуда ликвор вообще взялся?
        - На этот счет много версий, и ни одной правдивой, - вздохнул грандир. - Согласно некоторым калюстианским апокрифам, ликвор - это кровь Калюсты. Но ученые с Псиланты считают, что ликвор - минерал, который самодел случайно захватил в космосе ниамфинами, когда тащил с Гайи людей, животных, землю и все, что ему там приглянулось. В отличие от земного материала, ликвор вполне мирно ужился с самоделом. Если бы это был обычный минерал, нашу планету ждала бы участь обычной колонии-донора, каких у Детей Неба полно. Но ликвор на Риппетре со временем приобрел особые свойства, он как бы «ожил», что ли. Для его добычи требуется целый ритуал, главным в котором являются не бурильные установки и шахты, а голос и определенные телодвижения. Возможно, на других планетах ликвор добывают «обычными» способами, но наш ликвор настолько смешался с самоделом, что его надо долго и нудно уговаривать, чтобы он отделился от Хищиды. Ты это и сам видел в той пещере. Со стороны это похоже на волшебство, но на самом деле, это искусство, которому обучаются долгие годы. Калюстианцы тщательно охраняют секрет добычи ликвора, и только
благодаря этому Риппетра сохранила независимость. Да, мы продаем ликвор Корпусу, но другого выхода нет. Это - меньшее зло. Калюстианцев называют торгашами, не задумываясь, какую роль мы играем для сохранения хрупкого мира.
        - А если ликвор на Риппетре закончится? Ведь самодел его не «вырабатывает», так?
        - Ну, на пару поколений его еще хватит. Другое вопрос в том, что в доступных местах ликвор уже весь собрали. Поэтому те дезертиры из Корпуса и привели меня в горы Асырка. Их еще только начинают исследовать, но некоторые эксперты считают, что залежей ликвора в горном самоделе даже больше, чем под Корсионом. В городе его уже почти выбрали.
        - Значит, калюстианцы придут добывать ликвор сюда? А как же горцы?
        - Вспомни, что они сделали с Десятой, - веско ответил Валентин. - По-моему, будет замечательно, если горцев потеснит цивилизация. А сколько еще подравненных осталось в тех ямах? Чем раньше в горах начнется добыча ликвора, тем лучше.
        И хотя со словами грандира было не поспорить, Кай ощущал какой-то подвох. То было едва уловимое чувство неловкости, словно с ним поделились последним куском мяса, при этом намекнув, что пища украдена у другого голодающего.
        - Что это за звезда? - спросил он, решив, сменить тему. За разговорами не так чувствовался холод, хотя пальцы ног с уже трудом ощущались.
        - Это пятый спутник Детей Неба, - прищурившись, ответил грандир. - Мы называем его Колесницей Калюсты. Люди верят, что, когда в небе видна Колесница, все вокруг начинает меняться. Надо держать глаза и уши открытыми, чтобы не упустить момент, набраться смелости и сделать то, на что никогда раньше не решался. Колесница открывает второе дыхание, она - тот особый случай, когда прошлое оставляют позади без оглядки. Другими словами, знак судьбы. Он означает, что скоро в твоей жизни произойдет что-то важное. Например, мы умрем.
        - И что с нами будет? - спросил Кай. - После смерти?
        - Зависит от того, во что ты веришь, - философски ответил Валентин. - Я вот, например, калюстианец. Мы верим, что Калюста дарит своим послушникам вечную жизнь. То есть, после смерти станем чантами. Да будет тебе известно, что всех калюстианцев хоронят в самоделе, но об этом в церкви открыто не говорят. Только служители высшего уровня знают тайну. Тебе рассказываю, потому что мы и так скоро сдохнем, какие уж тут тайны. Для родственников устраивают фальшивую церемонию с погребением тела в калюстианском склепе, а потом труп перевозят к ближайшему самодельскому болоту. Так поступают со всеми калюстианцами - вне зависимости от сана. Мы верим, что, став чантами, закончим свой жизненный путь и разделим с богом тело, сердце и разум. А когда наступит Возмездие, Калюста поглотит грешников и воскресит чантов. Тогда мы будем жить вечно.
        Слова грандира заставляли задуматься о том, насколько честной была Церковь Калюсты и глава ее Патронаг с верующими во всех остальных вопросах, раз ее лидеры обманывали прихожан даже в таком деле, как смерть. Но честность Валентина подкупала. Тем более, что сам Кай не имел ничего против, если бы его тело утопили в самоделе.
        - Я не думаю, что мы умрем, - уверенно сказал он. - Калюста поможет нам, как и всегда. Нужно только хорошо помолиться. Мне простительно, я новенький, но вот тебе, грандир, должно быть стыдно, что ты забыл попросить бога о помощи. Давай, вспомни, какую-нибудь хорошую молитву, а я буду за тобой повторять. Вот увидишь, Калюста нас услышит.
        - Если бы все было так просто, - грустно повторил Валентин, но спорить не стал. - Ладно, пока у меня челюсти окончательно не свело от холода, вот тебе кусок из «Откровений Калюсты», мой любимый отрывок. Называется «Плач по богу».
        И не дожидаясь ответа, грандир начал читать молитву, да так чувственно и проникновенно, что Кая пробрал другой мороз - тот, который рождался внутри, выворачивал душу наизнанку и царапал сердце.
        - Возлюбил я тебя, о Великий Калюста! - тихо, но величественно произнес Валентин. - И потому скучаю и слезно ищу тебя по всему миру. Ты украсил небо звездами, воздух облаками, землю - морями, реками и зелеными садами, где поют птицы, но душа моя возлюбила тебя, Господи, и не хочет смотреть на этот мир, хоть он и прекрасен. Только тебя желает душа моя, о Калюста. Приди и вселись, очисти меня от грехов моих. С высоты своей славы ты видишь, как скучает моя душа. Не оставь меня, услышь меня, вопиющего. Одари меня своей любовью и освети улыбкой, да пусть свет ее зажжется во тьме моей жизни.
        Грандир говорил еще долго, а Кай слушал и понимал, что не вправе перебивать такие красивые слова. Его блуждающий взгляд случайно упал вниз, и он не увидел привычной серой шкуры барсумата. Завертевшись на ветке, Кай принялся беспокойно разглядывать полумрак, но зверя под деревом больше не было. А когда Валентин замолк, они оба услышали отдаленное урчание и шорох листвы под лапами удаляющейся твари.
        От волнения у Кая пересохло в горле. Либо на молитвы калюстианцев с высоким саном Единой Бог отвечал мгновенно, либо барсумату надоело сторожить их как раз в тот момент, когда говорил Валентин. Но в простое совпадение верить не хотелось. Кай был решительно настроен на чудо.
        Второе чудо произошло, когда они спустились и смогли держаться на ногах после нескольких часов неподвижного сидения на дереве. Третье - когда на обратном пути им не только не встретился еще один барсумат, но даже все колючки и заросли, казалось, попрятали шипы, превратившись в мягкие стебли. Хотя, возможно, от холода их открытая кожа задубела настолько, что они не почувствовали бы и самого шипастого бурьяна.
        - Тоже мне Снулые Версты, - фыркнул Кай, когда среди деревьев замаячило посеребренное луной блюдце озеро. - Все это сказки, как и то, что барсуматы едят только самодела.
        А потом кроны деревьев стали реже, и в свете огромной луны они увидели тела Райзора, Тупэ и Десятой, которые вповалку лежали на границе леса. Райзор валялся лицом вниз, а Тупэ, наоборот, уставившись физиономией вверх. Из-под его широкой спины выглядывала придавленная голова Десятой. Никто не был убит или даже ранен - гном и следопыты мирно спали, сваленные с ног колдовской дремотой там, где начинались Снулые Версты.
        Не говоря друг другу ни слова, Валентин с Каем по очереди вытащили спящих из леса на прибрежную гальку. Одевшись и натянув на себя все тряпки, какие нашли в сумках Райзора, они разворошили еще тлеющие угли и бросили в костер сразу весь запас дров, приготовленных для ночевки.
        Кай уложил рядком просыпающихся друзей и подсел на бревно к Валентину. Тот не отодвинулся и не прогнал его.
        Глядя на костер и чувствуя, как тепло возвращает его к жизни, Кай стал думать. Мыслей у него накопилось много, как и вопросов. Было непонятно, почему друзья заснули в Снулых Верстах, а их с Валентином даже зевота не одолела. Страшно от того, что барсумат бросился за ними вопреки словам Десятой, которой Кай верил. Стыдно за то, что там, в лесу, он постеснялся сесть рядом с голым замерзающим человеком только потому, что тот признался в любви к людям одного с собой пола.
        Глава 16
        Утром набежали тучи, пролившие кратковременный, но неприятный дождь, который намочил тропу, размесив грязь. Неправильный Лес застыл в траурном молчании - молчали и путники. Ночное приключение не располагало к задушевным беседам и прошлось лезвием по тонким нитям зарождающихся связей.
        Десятая объяснила, что до Ущелья Сов осталась пара часов, если идти без приключений. На последнем слове она сделала паузу и посмотрела на Кая. Тот фыркнул. По какой-то неясной причине все вдруг решили, что в инциденте с барсуматом виноват он. Мол, нечего было звать тварь в воду. Валентин, к которому Кай вечером испытывал почти симпатию, снова нацепил прежнюю маску, заявив, что видел, как Кай в озере попал в струю выбившегося со дна самодела и, таким образом, привлек внимание барсумата. Он же, грандир, пытался спасти товарища, но молодой и неопытный гомункул наломал дров, рванув в самую чащу Снулых Верст. По словам Валентина, его сморило сразу же, как они попали на самодельскую территорию, и он рад, что Кай его не бросил, а вытащил, как и остальных. Далее грандир осторожно предположил, что, видимо, колдовское происхождение Кая спасло его от сонного морока.
        Сказав все это, Валентин так выразительно посмотрел на открывшего было рот Кая, что тот молча проглотил гнев и обиду. Устраивать разборки при всех не хотелось. Райзор с Тупэ не проронили ни слова. Гном, правда, потом не выдержал и признался, что у него раскалывается голова, и что в следующий раз он не сделает ни шага, чтобы спасать Кая. Мол, все равно гомункул чаще всего спасается сам, а неприятности, которые должны достаться его заднице, почему-то случаются с другими.
        В полдень запели птицы, и настроение у всех улучшилось. Птичья Тропа, наконец, оправдала свое название.
        - К вечеру уже будем на базе, там и переночуем, - пообещала Десятая. - У ребят, наверняка, и транспорт найдется. Так что, завтра нас ждет Корсион. Потом еще скучать по лесу будете. Наслаждайтесь, пока есть возможность.
        Шутку не оценили, но Подравненную потянуло на разговоры. До обеда ее нес Кай, а в полдень она пересела на шею к Тупэ. Как ни странно, но гном больше не возражал против того, чтобы тащить девушку, и, как показалось Каю, принял ее даже с охотой. Несмотря на то что Тупэ принадлежал к роду смертельных врагов Десятой, поладили они неплохо. Во всяком случае, лучше, чем с Каем, который порой в их компании чувствовал себя лишним.
        - Здесь повсюду пласты самодела близко от поверхности залегают, - разглагольствовала девушка. - Как дерево старое рухнет, так обязательно грибок наружу полезет. Иногда целые водоемы образуются. Правда, они недолго живут, быстро сохнут и в почву уходят. Нам еще повезло, что Корпус над лесом не летает. С тех пор как три года назад лесной самодел поймал их корабль, все - табу. Солдаты ходят здесь исключительно пешком, но из-за Снулых Верст в этой части леса патрули обычно не бродят.
        - Если бы в лесу был жирный ликвор, их бы ничто не остановило, - буркнул Райзор. - Но в верхних залежах самодела ликвора мало, вот в пещерах - другой вопрос. У него здесь даже и цвет другой, не такой насыщенный.
        Искатель вдруг резко остановился, отчего Кай едва не воткнулся носом ему в спину.
        - Тише, - скомандовал Райзор и, скинув с плеча оружие, крепко обхватил ствол браконьерского риппа. - Мы не одни. Птицы замолчали.
        На тропе, действительно, стало тихо. Как ни старался, Кай не мог вспомнить, когда это случилось - секунду или минут тридцать назад. В ушах еще стоял птичий гомон, но сейчас в лесу звенела тишина.
        А потом он с немым изумлением увидел, как на груди Райзора выросла красная точка света. Такая же появилась на лбу Десятой и на шее Тупэ. Оглянувшись на грандира, Кай увидел, что тот стоял как-то странно - заложив руки за голову, словно сдавался.
        - Что проис…
        Можно было и не спрашивать. Заросли брусничника по обе стороны тропы заволновались, и лес выпустил из себя солдат Корпуса. Черные комбинезоны двигались плавно, уверенно, почти грациозно. Они все выходили и выходили, словно где-то в чаще леса располагалась чудесная машинка по их умножению. Кай поднял руки и сложил их за головой, повторив жест грандира. Однако при этом сделал неосторожный шаг в сторону, за что получил прикладом риппа в челюсть. Наблюдать дальше пришлось с земли, куда его оперативно положили. Скула и часть верхней губы онемела, а вкус крови подсказал, что ему разбили лицо - за просто так. Гнев вскипел быстрее, чем кровь, которую он сплюнул в траву, успела впитаться в землю. Но глядя, как Райзор смиренно склоняет голову и складывает руки на затылке, Кай заставил себя успокоиться. Противник был не по зубам даже искателю, что было говорить о нем?
        Пока их обыскивали, выстроив в линию вдоль брусничника, никто не проронил ни слова. Все стало ясно, когда Валентина вытолкнули из их ряда в сторону. Каю показалось, что он даже узнал тех двух солдат, которые сторожили грандира в пещере. Плохо, что в лесу он ни разу не подумал о погоне. Может, и гномы тоже выбрались из пещер и сейчас рыщут где-то рядом с кирками наготове? Как же можно было так бессовестно опьянеть от свободы?
        - Мы их взяли, - протрещал в рацию один из солдат. - Тут у Святого компания собралась. Четыре человека, вернее три с половиной. С ним девчонка какая-то без ног.
        - Святого на корабль, от остальных избавьтесь, - протрещали в ответ. - Действуем по протоколу.
        «Сейчас нас убьют», - подумал Кай, удивляясь своему равнодушию. Скосив глаза, он посмотрел на грандира. Тот был похож на бродягу, бездомного, но никак не на святого. Низко опустив голову, Валентин не обращал никакого внимания на солдат. Он сосредоточенно шептал, и Кай готов был поклясться, что слышал имя Калюсты. Грандир звал бога на помощь - отчаянно и даже как-то со злобой.
        Кай еще раз сплюнул кровь и решил грандиру помочь. В конце концов, Бог выручал его много раз, и возможно, их двойная молитва достигнет божественных ушей вовремя.
        - О Калюста, приди и спаси нас, - прошептал он и заткнулся, уставившись на дуло риппа, которое воткнулось ему в рот. Неприятно, но солдаты решили начать с него. Наверное, Кай молился неправильно, а Валентин неискренне, раз Бог от них отвернулся.
        Кай ошибся - Калюста пришел. Или Хищида, или самодел - разбираться в терминологии было некогда. Мир взорвался, начиная с земли под ногами. Их с солдатом подбросило почти одновременно и, к счастью, в разные стороны.
        Кай пролетел гораздо дальше, чем рассчитывал. Под ним мелькнул куст брусничника, вырванные кочки сухой травы с пробивающимися зелеными ростками и трещина на том месте, где он недавно стоял. Из трещины толчками вырывались знакомые разноцветные сгустки с мерцающими звездами. В них почти не было голубых вкраплений, и Кай почему-то вспомнил слова Райзора о том, что в лесном самоделе обычно мало ликвора. Надо же, сколько можно вспомнить ненужной информации, когда прощаешься с жизнью.
        Между тем, это был именно он - Калюста. Весело мерцающая жижа хищно обволакивала черные скафандры, не пропуская ни одного солдата. Что стало с друзьями по несчастью, Кай заметить не успел. На опушке в считанные мгновения разлилось болото самодела, который появился из земли также быстро и неожиданно, как тогда в заброшенном забое шахты Тиля Голубоглазого. Кто-то из солдат погрузился в болото сразу по шею и уже не двигался, другие отчаянно барахтались, пытаясь освободить ноги, намертво увязшие в волшебной массе.
        Потом Кай упал, и на какое-то время звук выключился. Вокруг него сыпались ветки, кочки, земля и брызги самодела, а он пытался подняться из грязевой лужи, которой должен был быть благодарен за несломанные руки и ноги. Когда ему удалось встать на четвереньки, мир содрогнулся снова, и гостеприимная лужа приняла его второй раз. Купания не получилось - лужа фонтаном взметнулась вверх, а за ней, словно хищник, преследующий жертву, вырвался самодел и устремился к весеннему небу. Он бил из земли с такой силой, что с легкостью сломал толстую ветку кедра, оказавшуюся на пути.
        Кай откатился от столба разъяренной массы, встал, сделал пару шагов и снова рухнул, сбитый с ног новым толчком. На этот раз трещина появилась прямо под ним и принялась расползаться в стороны с такой скоростью, что он едва успел забраться на относительно сухой от самодела участок. Кая пробрало в тот момент, когда самодел стал наползать на него со всех сторон, медленно, но верно поглощая клочок суши, на котором приютился человек. Понимая, что этот тот же самый Калюста, который помогал ему выбраться из пещеры, а потом провел по Неправильному Лесу, Кай не мог убедить себя, что самодел его не тронет. Звенящая тишина становилась почти невыносимой. Он потряс головой, постучал по ушам, но звук не вернулся. Надо было прыгать, однако весь лес в округе был затоплен самоделом, многие деревья накренились, какие-то упали, но поблизости поваленных стволов или другого островка «суши» не было. Земля волновалась, и ему пришлось опуститься на колени, чтобы не свалиться снова.
        - Там, в пещере, ты подчинялся мне, - прошептал Кай. - Уходи! Растворись в земле! Убирайся прочь!
        Мерцающее болото, украшенное звездами, по-прежнему поднималось к его ногам - равнодушное, и, похоже, глухое. Может, самодел в пещере отличался от своего лесного брата? В шахте Кай с легкостью опустил руку в разноцветную массу, даже не задумываясь о последствиях, но сейчас ему было страшно даже коснуться жижи сапогами. Казалось, что враждебная среда сразу утащит его в подземные недра.
        - Ты ли это, Калюста? - бросил он в отчаянии.
        Когда в воздух взлетели кусты брусничника, загораживающие до этого опушку, Кай снова стал слышать. Он ожидал, что мир будет наполнен криками тонущих солдат, но кричал только Тупэ - его голос отчетливо выделялся на фоне заботливого бормотания Десятой и деловитого говора Райзора.
        Картина была и страшной, и красивой одновременно. Озеро самодела, раскинувшееся за брусничником, переливалось красным, синим и желтым, отбрасывая разноцветные блики на устоявшие кедры. Масса постоянно двигалась, лаская мерцающими язычками шершавые стволы и длинный узкий холм суши, на котором - слава Калюсте! - стояли его друзья. Вернее, стоял только Валентин, вид которого можно было назвать почти торжествующим.
        Десятая лежала на животе, протянув руки вниз, Райзор растянулся по соседству. Оба держали Тупэ, который отчаянно цеплялся за них, соскальзывая по грязному склону прямо в самодела. Гном был без сапог. Одна его нога была по колено погружена в самодельскую массу, и Каю даже на расстоянии было видно, как покраснела и воспалилась кожа там, где ее коснулись брызги Хищиды.
        - Валентин, помоги же! - закричала на грандира Десятая - Нам не нужен еще один безногий!
        - Я к Хищиде близко не подойду! - заорал на нее в ответ грандир. - Вас она не тронула, раз вы рядом и еще живы, а со мной вопрос открыт. Я становиться чантом не желаю.
        Только тут Кай понял, что на поляне, превратившейся в озеро, нет даже следов, оставшихся от Детей Неба - ни скафандров, ни шлемов, ни оружия. У самодела появились новые чанты. И сейчас одним из них мог стать Тупэ.
        - Тащите его! - закричал Кай со своего острова. - Валентин, чего ты стоишь? Помоги им!
        Грандир так круто развернулся, что Каю показалось, будто тот сейчас потеряет равновесие и тоже рухнет в Хищиду.
        - Выжил, гомункул? - хохотнул он. - Ну, кто бы сомневался! Подожди немного, Хищида уже успокаивается, сейчас самодел в землю уйдет.
        Словно желая поставить человека на его место, из болота, в котором застрял Тупэ, вырвался новый фонтан разноцветной жижи, который обдал обжигающими брызгами всех стоящих поблизости за исключением разве что Валентина. Тот успел отбежать за дерево и накрыться остатками плаща. К счастью, поднявшаяся волна выбросила гнома прямо на холм, освободив из плена его ногу.
        - Тупэ, ты как? - снова закричал Кай, обретя равновесия. Толчки повалили его, однако самодел, окружавший его островок, выше не поднялся.
        - Кажется, я лишился ноги, - проскрипел гном.
        - Это всего лишь ожог, причем не самый страшный, - раздался голос Валентина. - Пройдет через пару часов, поверь мне на слово.
        - Клянусь плотью, кровью, членом и головой! - прорычал Райзор. - Я убью каждого старателя, который впредь сунет нос в мой лес. Будь проклят этот день! Будь проклят самодел! Вся моя добыча теперь на дне этого чертова озера. И ствол мой тоже!
        - Гомозуль вернулся к отцу-создателю, - философски заметил Валентин. - Он обычно забирает с собой все, что ему понравилось. Молись Калюсте, что ему по вкусу пришлись только солдаты Корпуса.
        - Это мы из-за тебя влипли, грандир, - нехорошо понизил голос Райзор. - Солдаты ведь за тобой шли. Ты должен заплатить мне за гомозуля и оружие!
        - Во-первых, тебя никто не просил тащиться за нами, искатель, - тем же тоном ответил Валентин. - А, во-вторых…
        Кай его перебил. Несомненно, с Райзором-без-риппа было общаться легче, чем с Райзором-с-риппом, но сейчас его взволновало другое.
        - Эй! - окликнул он их, - я не знаю, что это такое, но выглядит оно скверно.
        В разноцветной луже самодела, разлившейся на месте брусничника, надувался пузырь. Он был таких огромных размеров, что под мерцающей пленкой мог свободно уместиться подъемник из шахт Тиля Голубоглазого. Пузырь рос медленно, но уже было понятно, что когда он лопнет, то захлестнет всех, включая островок Кая.
        - Бегите! Там есть тропа!
        Кай стоял на возвышении и видел, что за клочком суши, где находились его друзья, самодел уже стал спадать, обнажая влажную землю, уходящую черной лентой в заросли кедрового стланника. Райзор увидел дорогу первым и без лишних слов бросился в кусты. Остальные заколебались.
        - На меня не смотрите, я выберусь! - прокричал им Кай, с ужасом наблюдая, как пузырь становится все больше. Теперь его было видно уже издалека - эдакий маленький вулкан самодела, который не обещал ничего хорошего.
        - Там дерево упало, я по нему перелезу, - добавил он, махнув рукой в неопределенную сторону. - Пузырь вот-вот лопнет, быстрее!
        У Тупэ помимо ноги было обожжено лицо и запястья, плечи Десятой тоже покрывали кровоточащие ранки, но они все не уходили. Кай их понимал, ведь было ясно, что никакого бревна поблизости не было, и что пузырь накроет его с головой.
        - Мы ему не поможем, - очнулся Валентин и стал подталкивать Тупэ с Десятой на спине.
        Когда пузырь принялся трещать и издавать странные звуки, гном все-таки побежал. Грандира же и след давно исчез.
        Кай еще соображал, не рискнуть ли ногами ввиду грозящего ему масштабного ожога, когда пузырь лопнул. Он скорчился, накрыл голову руками и постарался спрятать лицо. Судя по количеству оглушительных взрывов, пузырь взорвался не один. Оставалось надеяться, что друзья добежали до укрытия.
        А потом - бесконечное ожидание боли, которой не последовало. Ощущение, когда на Кая упали ошметки взорвавшейся массы, было не передаваемым - ведь он никогда не принимал ванны из сладкого киселя. Поднявшись, Кай долго отряхивался от налипших по всему телу ошметков самодела. Если они и доставляли какие-то неудобства, то только тем, что с трудом отдирались от кожи, оставляя на ней липкий отпечаток. Ожогов не было. Может, они появятся позже?
        Заросли, к которым убежали его друзья, видно не было. Теперь на их месте возвышалась гора поваленных кедров, и к горлу подступил нехороший ком. Самодел оказался зверем, который распробовал вкус человеческой крови и хотел еще. Разноцветное болото беспокойно колыхалось, и не думая спадать. «Если это бог, то бог разгневанный», - подумал Кай, меряя шагами островок. Почему самодел не причинил ему вреда, но жестоко обжег Тупэ с Десятой? От того ли, что они верили в его «грибковое» происхождение, а он признавал его Богом? Версию подтверждало и то, что на теле Валентина ожогов тоже не наблюдалось. Впрочем, тот ведь все время прятался. Что такого знал о Хищиде калюстианец, чего не было известно опытным искателям?
        До холма с тропой Кая отделяли три или четыре метра. Он не знал, какова глубина самодела в образовавшемся рву, но вариантов было немного: либо он провалится с головой, либо перейдет его вброд. Дальше было еще проще. Если самодел - грибок, то Кай или станет чантом, или что-нибудь себе обожжет. А если самодел - божественная плоть Калюсты, то он получит ответ на давно мучивший вопрос.
        Он шагнул. Самодел принял его с чавканьем и стал медленно проглатывать. Это было странное чувство. Никогда раньше ему не было так спокойно и уютно. Тело провалилось в разноцветную массу по пояс и остановилось, так как под ногами стало твердо. Кай раскинул руки, ловя равновесие, и огляделся. Без сомнений он топтал ногами Бога. Самодел оборачивался вокруг него так ласково и заботливо, что, казалось, будто Тупэ обжегся обо что-то другое. Кай попытался сделать шаг, и у него получилось. Масса сопротивлялась, но движениям не препятствовала. Восхитительное тепло навевало мысли о родном и светлом. От него кружилась голова, и наворачивались на глаза слезы. Покопавшись в воспоминаниях, Кай так и не нашел названия охватившего его чувства.
        Он дошел до середины лужи, когда услышал голос. С ним говорил Калюста, однако если прежде бог ограничивался советами и наставлениями, то сейчас он окружил его невероятной, самой настоящей божественной любовью.
        «Ты голоден? - заботливо спрашивал Калюста. - В весеннем лесу мало еды, но через триста метров по Птичьей Тропе будет старый кедр с обгоревшей вершиной. В нем есть дупло с грибами и орехами грызунов, которые зиму не пережили. Там же недалеко есть поляна с диким луком. Грибы, лук и орехи - это питательно и полезно».
        «Спасибо, что не предложил гусениц», - огрызнулся про себя Кай, но сердиться на запоздалую заботу Калюсты было глупо.
        «Не забудь просушить ноги, когда выйдешь на берег, - продолжал нашептывать Бог. - Идти еще долго, а новая мозоль тебе помешает».
        Каю показалось, что Калюста перепутал себя с его матерью, которой, впрочем, у Кая никогда не было.
        «Где ты так сильно порезался? И еще эта ссадина на лице… Сейчас мы все подлечим. Будь осторожнее. У многих кустарников ядовитые шипы, тебе лучше забрать куртку у Десятой».
        Жжение на плече стало меньше, а потом и вовсе исчезло. Кай опустил глаза на ладони и не увидел ни одной ранки, а ведь он хорошо помнил, что их покрывала сеть царапин и ссадин. Да, в такого заботливого Бога было трудно не верить.
        «Тебе надо поспать, - с тревогой произнес Калюста. - В последнюю ночь ты почти не отдохнул. И больше не соглашайся таскать тяжести. У тебя крепкие спина и ноги, но побереги их для других дел. А поспать можешь прямо здесь. Вот так тебе будет удобно?»
        Самодел вокруг заколыхался и пополз в стороны, образуя воронку. На дне показалась твердая земля, покрытая мокрой травой - Калюста предлагал ему отдых весьма своеобразно. С другой стороны, почему бы не воспользоваться такой возможностью? Кай понял, что ему, действительно, хотелось спать. Он свернется клубком, а Калюста накроет его собою сверху. Он поспит, а дела подождут. Правда, Кай уже и не помнил, какие у него были дела в этом лесу. Стоять посреди Калюсты и принимать его заботу вдруг стало до того приятно, что Кай твердо решил - больше он не сделает ни шагу.
        Камень больно ударил его в голову и рассек лоб. Кровь залила лицо почти мгновенно.
        - Да очнись же, дурак!
        На холме стоял Валентин и собирался бросать в него второй камень. Кай растерянно поморгал, отер кровь и заметил еще несколько камней рядом, уже почти поглощенных самоделом. Воронка исчезла, и Бог снова тепло обнимал его, пытаясь подобраться к раненной скуле.
        - Я тут уже охрип тебя звать! - сердито закричал грандир. - Выбирайся скорее из этого болота. Если захотел стать чантом, сказал бы раньше. Я бы столько сил на тебя не тратил.
        - Он разговаривает со мной! - Кай еще не мог избавиться от восхитительного чувства, охватившего его после общения с Калюстой. - Это Бог! Смотри, мои царапины исчезли! Он их вылечил.
        - Это не бог, а Хищида Ядозубая, - вздохнул Валентин. - Надо уходить. С твоими товарищами все в порядке, если тебе это интересно. Ждут нас на Птичьей Тропе.
        Но Каю еще не хотелось возвращаться к прежнему миру. Его по-прежнему охватывал восторг, граничащий с ликованием.
        - Самодел нам не враг! - закричал он, не в силах подобрать слов для незнакомого чувства.
        - Скажи это тем солдатам, которые утонули в Хищиде, - отмахнулся грандир. - И Тупэ с Десятой. Но для начала посмотри на их ожоги, а потом говори о безобидности этого болота.
        - Это все потому, что они не верят в Калюсту-самодела, - упрямо заявил Кай. - Тупэ думает, что самодел - это Хищида, Десятая, наверное, тоже. Поэтому они и пострадали. А вот ты лукавишь. На тебе нет ни одного ожога, значит, ты тоже веришь, что вокруг нас Калюста! И не нужно никаких побрякушек от твоего Патронага. У меня нет этой дурацкой Звезды Света, и я не обжегся, смотри! Я стою в самоделе по пояс, и мне никогда раньше не было так приятно!
        - Ты гомункул, - процедил грандир. - С тобой все по-другому. А я ношу в кармане Звезду Света, как и Райзор. Поэтому мы и не получили ожогов.
        С этими словами Валентин засунул руку в штаны и извлек медальон. Кай фыркнул.
        - Почему бы вам тогда просто не раздать эти штуки людям? - спросил он, с неохотой выбираясь из самодела на сушу. - Зачем требовать от них веры в Патронага и Калюсту? Если вы такие милосердные, что хотите всех спасти, то почему ставите условие? Разве оно уместно, когда речь идет о спасении человеческой жизни?
        - Ты живешь всего три месяца, а уже научился двойным стандартам, - спокойно ответил грандир. - Звезда Света не сработает, если в человеке не будет веры. Он может не признаваться, но в глубине души верить - и это прекрасно. Райзор, конечно, купил свою Звезду, но сделал это потому, что верит в Калюсту, хотя никому об этом не скажет. Мы спасаем только того, кто хочет спастись.
        Некоторое время они шли молча. Самодел постепенно спадал, просачиваясь в землю, а кое-где даже запели птицы. Впитываясь обратно в почву, Калюста оставлял на палой листве разноцветные разводья, отчего казалось, будто лес покрылся цветами.
        - Зачем ты вернулся за мной?
        - Потому что я служитель Калюсты, - не сразу ответил грандир. - И человеческая жизнь для меня превыше всего. Ты можешь называть самодела, как хочешь, но не забывай одно - он убил с дюжину солдат, и возможно, убил бы Тупэ, если бы тот свалился в его болото.
        Валентин лгал, как торгаш на рынке, но в одном был прав. Калюста показал зубы. Те люди умерли не от ожогов. Они погибли от того, что стояли не на той стороне. И это не стоило забывать никогда.
        - Это ведь ты его вызвал? - пытливо спросил Кай, поравнявшись с грандиром.
        - Значит, версия, что бог ответил на наши молитвы и пришел на помощь, тебя не страивает? - фыркнул Валентин.
        - Ушел от ответа.
        - Я никого не вызывал, - сказал грандир, ускоряя шаг. - И мне плевать, поверишь ты мне или нет. Мы в Снулых Верстах, и самодел здесь не стабилен, Десятая об этом говорила. Вот в храме…
        Валентин неожиданно остановился и застыл, оборвав себя на полуслове.
        Кай проследил за его взглядом и испытал странное чувство дежавю. Из сумрака бурелома на них шли люди со стволами риппов наперевес. У всех были бритые черепа с татуировками, кожанки как у Райзора, и мрачные, неулыбающиеся лица, которые не обещали ничего хорошего. Те, что двигались впереди, уже держали Кая с Валентином на прицеле. На миг Каю показалось, что им не дадут сказать ни слова - просто пристрелят, а потом уже задумаются, кто они и откуда. Людей было шестеро, но в их одежде, манере двигаться и мрачных взглядах слишком многое читалось от Райзора. Разве что любопытства последнего в них не было.
        В ушах тоненько зазвенело, и Кай подумал, что его голова взорвется раньше, чем в нее попадет заряд риппа. Краем глаза он заметил, как дернулась рука грандира, но тут послышался знакомый голос.
        - Не стреляйте! Это наши!
        За силуэтами лесных воинов показалась знакомая двухголовая фигура Тупэ с Десятой на спине. За ними вышел и Райзор, который выглядел потрепанно и несколько смущенно. Похоже, приключение с самоделом, а потом знакомство с бритоголовыми поубавили ему уверенности.
        Человек, который целился в Кая из риппа, сразу же опустил ствол, и оскалил зубы. Наверное, это была улыбка.
        - Добро пожаловать на землю искателей, - произнес он неожиданно приятным, бархатистым голосом.
        Глава 17
        Осушив кружку с пивом, Кай брякнул ею о стол и медленно обвел взглядом людей, набившихся в тесную, накуренную комнату. У начальника базы, как гордо именовала Десятая крохотную хижину искателей, было открытое, широкое лицо с выпуклым лбом, покрытым треугольными знаками и письменами. Татуировки имелись у всех искателей, и Кай уже начал верить, что они есть практически у каждого жителя Риппетры. Похоже, чтобы влиться в местное общество, ему тоже придется обзавестись рисунком-другим.
        Почти все искатели, как один, напоминали Тифона - здоровяка, который сидел напротив Кая. Крепкие, бритые, татуированные, в жилетах мехом наружу, почти все с ножами, рукояти которых хищно торчали из ножен. Впрочем, у Тифона еще оставался рипп. Вожак - а именно это слово подходило к здоровяку больше всего, носил оружие на спине и, похоже, даже не чувствовал его веса. Он сидел на одном табурете, но казалось, что Тифон заполнял собой всю комнату. Его голос гремел постоянно, затихая лишь на то время, пока рот великана пережевывал пищу.
        А стол им приготовили знатный. Кай уже опустошил две миски с мясной похлебкой и посматривал в сторону огромного котла, от которого поднимался ароматный дымок. Несмотря на то что на ужин собралось не меньше десятка человек, в посудине еще оставалось достаточно варева. Видимо, «на базе» привыкли готовить как для великанов - согласно росту и потребностям Тифона. Помимо похлебки их угощали рассыпчатыми вареными клубнями белесого цвета, в которых Кай узнал картофель. В шахте Тиля картошки не было, но дорожденные сны привычно подсказали название овоща. Картофель показался Каю суховатым, но он все равно впихнул в себя четыре клубня - на всякий случай. А еще на столе высилась горка свежего хлеба, который пекли прямо «на базе». Куски были белыми, мягкими и слегка влажными. По словам Тифона, тесто не пропеклось из-за халатности Аскола, который дежурил по кухне и в хлебе не смыслил. Но по сравнению с выпечкой на руднике, которую нужно было есть осторожно, чтобы не сломать зубы о встречающиеся камни, хлеб неопытного Аскола казался пищей богов. Кай слопал три куска и еще два незаметно спрятал в карман - про
запас. Картофель, мясную похлебку и хлеб дополняли тазик с разнообразной травой, которую Тифон называл «салатом», тарелка с салом, миска с солеными грибами и кувшин с пивом.
        Насытившись, Кай пожалел, что не подали ничего сладкого, зато вволю напился пива, которое в шахте Тиля ему не давали. Правда, особой радости пиво не принесло. То ли его надо было пить каждый день, чтобы привыкнуть, то ли искатели приготовили его как-то неправильно, но легкости и веселья в голове Кай не почувствовал. Кислый, с горчинкой и легким привкусом хлеба - в общем, напиток не произвел на него впечатления, и после второй кружки он перешел на брусничный морс, в котором, по крайней мере, был сахар.
        Однако его друзьям пиво пришлось по душе. Разглядывая их сквозь клубы табачного дыма, Кай вспомнил, что еще совсем недавно также сидел за столом с гномами. Интересно, что сейчас происходило в руднике Тиля Голубоглазого? Скорее всего, ничего там не изменилось. По-прежнему дежурные смены отправлялись в забои, по-прежнему все свободные от работы шахтеры собирались после работы в столовой, где обсуждали соседей, гомозулей, добычу, и, конечно, пили пиво. Кай вспомнил, как Фосфор учил его держать отбойный молоток, как Тиль распевал за ужином веселые и задорные песни, как красиво было в рубиновой пещере, куда гномы ходили молиться Святой Варваре. Может, не такие уж и скверные они были ребята, какими он вообразил их, когда убегал?
        Тут взгляд Кая упал на Десятую, и поток добрых мыслей о гномах кончился. Пиво подействовало на девушку совершенно противоположным образом, чем на него. Румяная и слегка растрепанная Десятая сидела по правую руку от Тифона и впервые на памяти Кая улыбалась. Глаза у нее блестели, руки уверенно двигались от миски к кружке, затем к хлебу и обратно, и вся она казалось какой-то живой, настоящей, словно Тифон поил ее не пивом, а живой водой. Кай знал о чудесном напитке из сказок, которые в его дорожденных снах рассказывали незнакомые матери незнакомым детям. Голос Десятой мелодично выделялся среди мужского гула, наполнявшего комнату. За те пару часов, что они сидели за столом искателей, девушка сказала больше слов, чем за всю их совместную дорогу. Тифон с товарищами окружил Десятую такой заботой и вниманием, что Каю стало стыдно за то, что ему было тяжело нести ее, и он, передавал девушку Тупэ, словно багаж. Искатели усадили ее на самый лучший стул, предварительно обложив его подушками, и непрестанно ругались за право носить подругу.
        Несмотря на разницу в возрасте, внешности и вообще другой пол, Десятая неуловимо напоминала Тифона и других здоровяков, населяющих хижину. Было в ее облике что-то такое, отчего стороннему наблюдателю становилось неуютно, когда она оказывалась в компании себе подобных. Общие повадки, манера поведения, стиль речи выдавали в ней бывшего обитателя этой хижины, и оставалось гадать, как такая хрупкая девушка могла найти родные души среди столь суровых парней, как бритоголовые искатели Совиного Ущелья. Впрочем, глядя на ее плечи, Кай только теперь подумал, что, вероятно, Яма Смерти могла превратить в скелет любого крепыша. Он искренне хотел, чтобы у Десятой все было хорошо, и трагедия в шахте стала лишь коротким эпизодом в ее будущей счастливой жизни.
        Как ни странно, но гном Тупэ тоже ничем не выделялся из компании пьющих и гуляющих искателей. Сидя за столом, он вполне успешно соперничал с Тифоном в ширине плеч и крепости шеи. Если бы горного человека побрить и нанести на лоб треугольные знаки, то он вполне сошел бы здесь за своего. Пиво порадовало гнома больше других блюд и напитков, и весь вечер он не поднимал нос от кружки. Похоже, Тупэ решил утопить в пиве все мысли и сомнения по поводу побега из шахты. После трех кружек глаза у гнома стали маленькими, бегающими и масляными, он напевал под нос песню о заблудившемся горняке, пускал слюни в тарелку и громко икал. Глядя на него, Кай готов был поверить, что у него в кружке плескалось какое-то другое пиво. Ему отчаянно хотелось впасть в то счастливое состояние пофигизма, в которое, похоже, провалился гном. Однако влив в себя третью кружку, Кай испытал острый позыв помочиться, но легкости бытия таки не ощутил.
        Чистильщик Райзор, хоть и принадлежал к другой секте, как мысленно обозвал присутствующих Кай, тем не менее, чувствовал себя вполне комфортно. Он тоже вполне мирно вписался в компанию. Сначала Райзора приняли настороженно, но после нескольких кружек пива Тифон с живым интересом обсуждал гомозуля, по какой-то надобности выплывшего из пещер и ставшего добычей Райзора. Оба искренне жалели потерю такой ценной дичи, курили табак Райзора, ругали Корпус и проклинали самодела.
        Если в этот вечер и был здесь кто чужим, так это грандир Валентин. Он сидел с краю, в углу, и его едва было видно сквозь густой табачный дым, окутавший стол. Комнату освещала одна лампа ракушечника, висевшая под потолком на почерневшей от грязи веревке, и в ее тусклом свете лицо грандира казалось лицом мертвеца. Он постарался отодвинуться от всех по возможности дальше, и если вначале искателей смущало присутствие за их столом человека столь высокого сана, то после того как принесли пиво, на Валентина уже не обращали внимание. Глядя на то, какими крошечными порциями питался грандир, Кай удивился, что тот еще жив. Он хорошо помнил, что в дороге Валентин отказывался от еды Райзора, но тогда даже не задумывался о том, на чем держится святое лицо. Из предложенного угощения Валентин положил себе на тарелку лишь одну картофелину, над которой издевался вес вечер, разрезая ее на тысячу кусочков. Как показалось Каю, в рот грандиру ни один из кусков так и не отправился. Валентин пил воду, за которой сходил к колодцу сам, чем немало удивил Кая, привыкшего считать его лентяем.
        Тифон с шумом поднялся, едва не уткнувшись макушкой в потолок комнаты.
        - Я хочу выпить за тебя, Карли! - пробасил он, поднимая кружку. - За тебя, за ту, что выжила и вернулась. И за твое будущее!
        - За будущее пьем отдельно! - поддержала здоровяка Десятая и тоже пригубила пиво.
        Отхлебнул и Кай. Ему нравилось чувствовать себя частью компании, хотя напиток и не приносил радости.
        - А чего покрепче у вас нет? - спросил Райзор, отирая с губ пивную пену. - Все-таки за серьезные вещи пьем. Несолидно как-то пивом такое запивать.
        - Мы вас не ждали, - с виноватым видом протянул Иван - искатель с кривым шрамом под левым глазом. - Вчера был день первоцвета, и мы все выпили.
        - Да, а позавчера мы отмечали день первой почки, а еще поза-позавчера - день последнего снега, - мрачно подытожил Тифон. - Вам еще повезло, что осталось пиво. Мы собирались в город не раньше четверга, но теперь все, конечно, изменилось. Завтра же отведем вас на станцию. Так бы вообще подвезли до самого Корсиона, но старатели поставили новый зонд на границе Пустоши, и светить транспортер не хотелось бы. Но поезд пока ходит, поэтому в городе уже послезавтра будете.
        В дорожденных снах Кай видел лесные транспортеры Риппетры - эдакие вездеходы, напоминающие бронированных чудовищ, и попытался скрыть досаду от того, что не удастся на таком прокатиться.
        - Эх, - крякнул Райзор и потянулся к сумке, брошенной у стены. - Хотел было до города поберечь, но, видимо, лучшего повода не найду. За тебя, Карли!
        С этими словами искатель гордо выставил на стол склянку с мутновато-бордовой жидкостью. Вся бутылка - от причудливой формы до золотой этикетки - говорила о дороговизне и редкости ее содержимого. Глаза у искателей загорелись, Тупэ от удивления выронил вилку, а Десятая присвистнула. Один лишь Валентин не изменился в лице. Он отодвинулся от стола и теперь покачивался на стуле, равнодушно разглядывая задымленный потолок. У него был вид отчаянно скучающего человека.
        - Это же… - робко начал Тупэ. - Нет, скажи, что я ошибаюсь.
        - Ты не ошибаешься, мой горный друг, - довольно улыбаясь, произнес Райзор. - Настоящий псилантский коньяк. Можно сказать, со стола Детей Неба. Мне его товарищи подарили прошлой осенью. Я новый год должен был один в лесу встречать, вот мне и вручили, чтобы не так одиноко было. Но я накануне праздника так самогона накушался, что о коньяке только через неделю вспомнил. А потом все как-то жалко было его распивать. Теперь же - повод достойный. Держи, Тифон, ты у нас здесь хозяин, тебе и бутылку откупоривать.
        С этими словами Райзор передал склянку великану, который принял ее с большим волнением.
        - Надо же, - пробормотал Тифон, отирая стеклянный бок ладонью. - Оно же таких деньжищ стоит. Щедрые у тебя друзья, ничего не скажешь. Да и сам ты не жадный. Ладно, мы это запомним, правда?
        Искатели пьяно закивали и принялись поспешно готовить кружки - допивать остатки пива и протирать рукавами края. Шкала уважения к Райзору росла прямо на глазах. Ему подвинули блюдо с салом, положили в миску добротный кусок мяса, подтолкнули под локоть салфетку - видимо, большую редкость «на базе».
        Тифон с большим удовольствием откупорил бутылку и лично наполнил кружку каждого. Валентин от псилантского коньяка тоже не отказался, правда, перед тем долго и тщательно протирал свою кружку тряпкой, похожей на носовой платок. После ночного приключения многие детали их одежды выглядели странно и неузнаваемо.
        Каю коньяк понравился. Он был сладковатым, тягучим, со вкусом ягод и шоколада. Правда, никакого опьянения Кай не почувствовал, но он уже давно понял, что алкоголь действует на него как-то иначе. Наверное, такова была природа гомункулов. Следом пришли мысли о Соломоне, и стало грустно. Какой же путь выбрать? Спрятаться от могущественного колдуна в храме или, наоборот, смело отправиться в город, найти создателя и объявить о собственной независимости? Однако что-то подсказывало, что храбрым он был только здесь, за столом.
        Стало душно. Разговоры в комнате разгорались все жарче. Тупэ во всю глотку орал какую-то песню, в которой на одно нормальное слово приходилось три ругательных, Иван и Аскол подпевали, Тифон пытался всех перекричать, а Райзор с Десятой по очереди допивали коньяк из горлышка. Все окна были плотно закрыты, и дым витал в комнате почти непроницаемыми клубами.
        - Мы начали пить за жизнь! - неожиданно заорал Райзор, перекричав всех. - Но последний глоток этого нектара будет за смерть. Я пью за гибель нашего врага - самодела!
        - Да, да! - поддержали его другие искатели. - Мерзкая плоть, пусть она пропадет!
        «Где же мы тогда будем жить?», - подумал Кай, вспоминая необыкновенное чувство, которое испытал, стоя в окружении самодела. То была самая настоящая любовь, и Кай был благодарен Калюсте за это. Ведь знать о любви из дорожденных снов и ощутить ее волшебное действие на себе - не одно и то же. Слушая, как искатели ругают самодела, он с трудом сдержал желание устроить драку. Сравнение было неожиданным, но ему казалось, что ругают его мать или отца, а он, как трусливый пес, боится и слово сказать в защиту.
        Нестерпимо захотелось выйти на улицу. Когда к необходимости вдохнуть чистого воздуха присоединилось острое желание отлить, он не стал ему противиться. Его уход никто не заметил.
        Ночь встретила Кая яркими звездами и черными силуэтами деревьев, протягивающих костлявые руки-ветки к бархатному синему небу. Ветер стих, и в воздухе звенела тишина, нарушаемая приглушенными криками из домика. Пахло сырой землей и чем-то сладким. Наверное, так могла пахнуть гниющая прошлогодняя листва.
        Закутавшись плотнее в куртку, которую ему отдала Десятая, Кай побрел вокруг дома искать сортир. По словам Тифона, на территории «базы» отливать можно было только в нужнике, который находился где-то среди дворовых построек. В темноте все сараи приобрели причудливые очертание, слившись в одно целое. Сам дом искателей был небольшим - всего-то три комнаты с кухней, но вот хозяйственных пристроек во дворе хватало. Поплутав среди заколоченных дверей и не обнаружив желанной кабинки, Кай свернул к лесу, решив, что не нарушит законы хозяев, если справит нужду на куст шиповника в «ничейной» зоне.
        Долго идти не пришлось, так как заросли начались сразу за сараями. Пристроившись, Кай принялся насвистывать, пытаясь вернуть себе то легкое расположение духа, которое владело им до последнего тоста Райзора. Хоть искатель и поделился с ними едой, человек он, судя по всему, был низкий. Кай был рад, что их пути расходились.
        Сзади треснула ветка, и он быстро обернулся, забыв, что еще не закончил то, зачем так долго пробирался к лесу. Послышался возмущенный вопль.
        - Дьявол! - воскликнул Валентин, отпрыгивая назад. На брюках грандира на уровне колен отпечатался мокрый след.
        Кай тоже выругался и, вырвав клок сухой травы, предпринял неловкую попытку отереть ею служителя Калюсты. Тот рассвирепел еще больше.
        - Слепой ты, что ли? - зашипел он. - Хочешь, чтобы в Корсионе от меня мочой несло? В этой дыре даже умывальника нет.
        - Вообще-то, сейчас от тебя несет табаком так, что какую-то струйку мочи при всем желании не унюхаешь.
        Кай попытался пошутить, но вышло плохо. Валентин толкнул его в грудь и припер к дереву, которое некстати оказалось сзади.
        - Не смей дерзить мне, гомункул, - заявил он, придвинув лицо к носу Кая так близко, что тому стало неуютно. - Завтра в Корсионе я буду летать у солнца, а ты - ползать по земле. Если ты не одумаешься, то очень скоро станешь чантом.
        «Э, да ты пьян, грандир», - разочарованно подумал Кай. Однако бить Валентина в живот, как собирался, не стал.
        - Расскажи мне о чантах, - неожиданно для себя попросил он. Перед глазами промелькнули тонущие в самоделе солдаты Корпуса, и вопрос обрел смысл и значение. Валентин был прав. Завтра их дороги разойдутся, и даже если Кай попадет в храм, послушник и грандир вряд ли смогут общаться так же просто, как в Неправильном лесу. А Каю была необходима любая информация о самоделе. Он чувствовал, что это - важно.
        В злых глазах грандира мелькнул огонек. Кай сглотнул и осторожно отодвинул от себя служителя Калюсты.
        - Пожалуйста, Валентин, - повторил он. - Мне нужно знать правду.
        - Правда дорогого стоит, - хмыкнул грандир. - Чанты - это будущее каждого. Только мало, кто об этом знает. У Корсиона есть три городских кладбища, которые охраняются лучше, чем водохранилище. А знаешь почему? Чтобы случайные гробокопатели не обнаружили, что мертвецов в могилах нет. Самодел забирает все, что попадает в землю. Мертвые тоже становятся чантами, и в отличие от живых чантов, их успокоить очень трудно.
        - Что значит «успокоить»? - спросил Кай, надеясь, что у него не дрожит голос. Не хватало еще сыграть в труса перед грандиром.
        - Видишь ли, иногда чанты просыпаются, - ухмылка Валентина стала шире. - И тогда благополучие тех, кто оказался на пути разбуженного зависит от того, в каком состоянии он стал чантом - живом или мертвом. Те солдаты Корпуса, которых ты сегодня видел, обрели бессмертие, так как стали живыми чантами. Теперь их тела всегда будут содержаться внутри самодела в идеальном состоянии. Они не смогут умереть, так как самодел вылечит их болезни и не даст состариться.
        - Но зачем это нужно Калюсте?
        - Пути господни неисповедимы, - развел руки Валентин и придвинулся ближе, загородив головой выглянувшую из-за облаков луну. - Самодел любит нас и стремится познать каждого.
        - Но чанты все чувствуют? Им больно?
        - Вряд ли, - пожал плечами грандир. - Когда ты в самоделе, ты и есть самодел. Это мы их называем чантами. Там же, внутри, ты становишься частью единого целого, думаешь иначе, чувствуешь по-другому. Можно сказать, ты превращаешься в частичку бога.
        - Ну а что с мертвыми? Зачем они самоделу? Их ведь нельзя изучить.
        - Я хоть и грандир, но не Калюста, - хмыкнул Валентин. - Если в открытый разлив самодел упадет башмак, он загребет его с не меньшим удовольствием, чем мертвеца. Проблема не в том, что самодел разоряет кладбища, а в том, что все чанты иногда просыпаются. И мертвые тоже.
        - Как это? - совсем упавшим голосом спросил Кай. Теперь его радовало, что он в этом лесу не один, а грандир стоит так близко.
        - Всякое бывает, - рассеянно ответил Валентин. - Земляной слой на Риппетре везде разный. Вот здесь, в Неправильном лесу, он местами достигает всего пару метров. Любое землетрясение, разлив реки, да все, что угодно - и самодел оголяется. А вместе с ним иногда оголяются и чанты. Если они долго лежат на воздухе без самодела, то такие чанты просыпаются. И живые, и мертвые. Разница в том, что живые сохраняют сознание и могут вернуться к нормальной жизни - если приспособятся. Ну а мертвые - вот с ними проблема. В народе их называют зомби. Может, слышал о таких?
        Кай осторожно кивнул и нервно оглянулся на шорох в темноте. Валентин, ничего не слыша, с увлечением продолжал.
        - На самом деле, зомби - явление довольно редкое, так как самодел старается проснувшихся чантов побыстрее обратно прибрать и обычно сам их забирает. Те чанты, которые в самодела живыми попали, после пробуждения всю жизнь от него скрываются. Но они ребята крутые, у них с самоделом проблем не бывает.
        - Почему?
        - Потому что они - маги, и весь мир - у их ног. Что ты знаешь о магах?
        - Говорят, что меня сделал колдун по имени Соломон, - мрачно произнес Кай. - По-моему достаточно, чтобы понять, что они из себя представляют.
        - А ты сам в это веришь? - хитро спросил Валентин.
        - Нет, я не гомункул! - Кай не ожидал, что ответ получится таким громким, и продолжил шепотом. - Что-то здесь не так. Поэтому я хочу отыскать колдуна Соломона и заявить ему, что я - не его собственность.
        - Прежде чем разбираться с Соломоном, ты бы посмотрел, что творится в мире. Храм для этого - идеальное место. Не обязательно становиться белым послушником, то есть присягать Калюсте пожизненно. Можно стать черным. Такой путь выбирают люди, которым еще нужно разобраться в себе, понять, куда идти и что делать, определить, какие чувства…
        - Нет, - прервал его Кай. - Я не хочу быть послушником. Ни черным, ни зеленым. Я лишь хочу, чтобы Калюста стал мне понятнее, ближе.
        - Бог гораздо ближе, чем ты думаешь, - прошептал Валентин и неожиданно крепко обнял Кая за шею, притянув к себе его голову.
        Прежде чем Кай сообразил, что происходит, сухие горячие губы грандира прижались к его рту, а одна рука Валентина спустилась на его задницу и крепко сжала ягодицу.
        «Тебя облапали, как последнего гея», - подсказал Каю внутренний голос. Возможно, с ним говорил Калюста, но это уже не имело значения. Все произошло так быстро, что когда он оторвал от себя грандира, то успел почувствовать все: жар его тела, пряный вкус коньяка во рту и на губах, настойчивость колена, пытающегося проникнуть между его сжатых ног.
        Кулак Кая врезался в челюсть Валентина, и служитель Калюсты без чувств повалился на землю. Это был лучший удар за всю короткую жизнь Кая, о котором он пожалел уже в следующую секунду. Грандир Валентин валялся у его ног безжизненной куклой и не подавал признаков жизни.
        - Что это с ним?
        Кай круто развернулся и нос к носу столкнулся с Тупэ. Огонь стыда, горевший на его щеках, медленно переполз на лоб, уши и шею. Что делать, если гном их видел? Куда бежать и как оправдываться? А главное - как жить дальше, если грандир Валентин - будь он проклят! - испустил дух?
        Кай открыл было рот, надеясь, что ложь получится сама по себе, но Тупэ его опередил. Согнувшись пополам и рухнув на колени, гном изверг из желудка все съеденное за ужин.
        - Перебрал, - проскрипел он. - Неудивительно, что и святое лицо копыта отбросило. Пойло у Райзора забористое оказалось. Я, кстати, сортир искал. Ты не видел? Хотя… зачем он теперь нужен?
        - Да, точно! - пожалуй, слишком радостно отозвался Кай. - Весь лес в твоем распоряжении. А грандир пьяный сюда пришел и сразу отрубился. Что с ним делать теперь - не понимаю.
        - А что делать? - хмыкнул Тупэ. - В сарайку его, где нам постелили. До утра протезве… потерзве… тьфу, ну ты меня понял.
        - Я за руки возьму, а ты за ноги, - Кай поспешно схватил запястья Валентина, стараясь не смотреть на его пальцы. На заднице до сих пор словно огненный след горел. И действительно, надо же было грандиру так надраться. Во всем виновато райзорово пойло. Оставалось надеяться, что к утру Валентин не будет ничего помнить. Сам Кай, хоть и дорожил каждым воспоминанием из своей короткой жизни, от такого опыта избавился бы охотно. Они ведь почти поладили, Кай даже поверил, что они подружились, и тут случился этот проклятый коньяк.
        Тело Валентина неожиданно стало тяжелым, и Кай обернулся посмотреть, что случилось. Тупэ лежал лицом вниз, уткнувшись носом в сапог грандира, а тишину леса прорезал храп здорового пьяного организма.
        Пожурив Калюсту, что тот оставил ему столько пьяных тел одновременно, Кай стал думать. Первым желанием было бросить обоих в лесу до утра, но тут же вспомнился рассказ Валентина о мертвых чантах, которые иногда поднимались из самодела. Он не верил в зомби, но рисковать не стал. Попытка тащить за руки сразу грандира, и гнома ни к чему не привела. В конце концов, Кай сдался и решил сходить за Тифоном. Начальник базы производил впечатление дельного мужика и не должен был напиться до беспамятства.
        Хижина искателей встретила Кая гробовой тишиной. Он замедлил шаг еще у сараев, не услышав крики и хохот, доносившиеся из дома ранее. Кай уже собирался толкнуть дверь и войти, когда что-то заставило его спрыгнуть с крыльца и прижаться лицом к пыльному оконному стеклу.
        Занавесок на «базе» никогда не было, комната ярко освещалась ракушечником, а клубы табачного дыма давно рассеялись. Происходящее виднелось так отчетливо, словно Кай стоял внутри.
        Все искатели вместе с Тифоном сидели вокруг стола, откинувшись на стульях и задрав лица к потолку. На их обнаженных шеях открылись вторые рты - красные, зияющие раны, нанесенные острым лезвием в руках опытного свежевателя. На столе место тарелок и кружек заняла Десятая - с руками, заведенными за голову и стянутыми веревкой. В другой раз Кай, несомненно, уставился бы не ее поднятые груди с коричневыми сосками, торчащие из разорванной туники, но сейчас все его внимание было привлечено к горлу девушки, которое, слава Калюсте, было целым.
        Рядом стоял Райзор и, бормоча под нос, возился с пряжкой ремня, которая, судя по его озадаченному виду, не хотела расстегиваться. Стекло было тонким, ветер стих, и Каю было слышно каждое слово искателя.
        - Потерпи, милая, сейчас я познакомлю тебя с большим папочкой, - пыхтел Райзор. - Будешь хорошей девочкой, и я перережу тебе глотку быстро и милосердно. Станешь брыкаться - отпилю руки и оставлю истекать кровью, пока я буду искать тела трех идиотов, которые не захотели побыть дома. Хотя, может, самодел облегчит мне работу и утащит их раньше, чем я до них доберусь. Проклятье! У святоши сапоги хорошие были, их бы надо забрать. Ну ничего, ничего. Куда они денутся? Коньячка все хлебали, спят сейчас, как в Снулых Верстах.
        Райзор хотел было сказать что-то еще, но тут его взгляд неожиданно метнулся от ремня вверх и впился в лицо Кая, прижатое к стеклу с той стороны. Они бросились одновременно: Райзор к окну, Кай от него. Искатель двигался так стремительно, что уже через мгновение оказался на улице. Звук разбитого стекла и выломанной рамы раздался приглушенно, словно во сне. Кай не считал себя трусливым парнем, но глядя как Райзор, весь в осколках и мелких порезах, поднимается с земли и устремляется к нему, испытал неподдельный ужас. Прежде чем голова успела сообразить, ноги сделали все сами.
        Уже на бегу, Кай понял, что вместо того, чтобы вломиться в дом и попытаться спасти Карли, он трусливо бежал. Слабым оправданием было то, что он неосознанно выбрал другое направление, и со спящими пьяницами они не столкнутся. Можно было только порадоваться, что Валентин решил облапать его в лесу, а гном захотел подышать свежим воздухом. Каким бы неприятным не казался ему грандир, Кай не хотел его смерти.
        Глава 18
        Райзор бежал быстро, уверенно, словно и не заливал в себя несколько кувшинов пива. Сказывался ли опыт или то были отработанные суровыми испытаниями навыки выживания, но расстояние между ними сокращалось.
        - Тебе не убежать, гомункул! - Райзор еще умудрялся кричать. - Лучше сдайся, и я убью тебя быстро. Какая разница, когда ты умрешь? Сейчас или после встречи с Соломоном?
        Кай бросил в него подвернувшийся камень и вломился в заросли шиповника, которые опоясывали территорию «базы». Порезы и царапины, оставленные встревоженным кустарником, полоснули острой болью по всему телу, но тут же забылись перед лицом более серьезной опасности. Только сейчас Кай понял, насколько грозным противником был Райзор. На миг ему даже захотелось, чтобы вместо искателя за ним гнался гомозуль или отряд разъяренных гномов.
        - Эй, а почему ты не заснул? - снова закричал Райзор, даже не сбившись с дыхания. - Я видел, как ты вылакал всю кружку. Тебя в сон не клонит? Ты бы не бежал так быстро, а то рухнешь и сломаешь шею. Мне бы все-таки хотелось самому тебя прирезать.
        Почему на него не подействовало зелье Райзора оставалось загадкой и для Кая. Может, потому что он был гомункулом, а может, по другой причине. Однако сейчас это было также неважно, как и то, куда он бежал. Бурелом кончился, и вокруг мелькали темные, уходящие в бесконечный вверх стволы сосен. Под ногами хрустела хвоя, в тело изредка врезались ветки молодого подлеска, у которых и так не было шансов под могучими сосновыми кронами. Голос Райзора то пропадал, то появлялся вновь. Вот он затих, и какое-то время Кай бежал в тишине, оглашаемой лишь хрипом его собственного дыхания. Возможно, где-то он и был выносливым малым, но бегун из него был отвратительный.
        Овраг раскинулся так неожиданно, что Кай и впрямь едва не сломал шею, приземлившись в неудачном прыжке на дно. Торчавшая из земли старая ветка болезненно оцарапала ногу, он отвлекся и пропустил появление Райзора, который, словно с неба спрыгнул. Вероятно, искатель знал эти места и срезал дорогу, захватив Кая врасплох.
        Они покатились по оврагу, подминая старые ветки, листву и хвою. Шум в ушах, который изредка доставал Кая еще в доме, теперь усилился настолько, что он почти не слышал хрипа Райзора, пытающегося достать его ножом. То, что враг осуществил задуманное, Кай понял, когда правая рука перестала слушаться. И лишь потом пришла боль - неумолимая и свирепая. В тусклом свете луны, с трудом пробивающемся сквозь хвою, блеснула сталь, вонзенная в плечо. Кай не закричал - интуитивно догадался, что силы надо беречь, а крик не поможет. В округе были только мертвецы с перерезанными глотками, да опоенные зельем пьяницы.
        Кулак Райзора врезался ему в правое ухо, и Кай оглох окончательно. В полной тишине искатель выдернул из него лезвие, чтобы выполнить обещанное - перерезать горло. Время, когда клинок покидал плечо Кая, растянулось до бесконечности. Чувствуя, что другого шанса не будет, он пнул Райзора коленом в живот, попал в злополучную пряжку ремня, и понимая, что момент для контратаки упущен, откатился в сторону, уходя с траектории движущегося ножа.
        Теперь Кай напоминал себе червя, который пытался уползти от рока в виде огромного башмака великана. Подняться на ноги не удалось. Райзор свалил его на землю подсечкой, и Кай, наплевав на гордость, пополз на коленях, зажимая одной рукой рану на плече. Райзор шел следом - уже не спеша.
        - Как жаль, что ты так и не узнаешь, для чего тебя создал Соломон, - усмехнулся искатель, придавливая его ногой к земле.
        - Зачем ты их убил? - выплюнул вопрос Кай. Ему отчаянно хотелось кричать, так как рана начинала пульсировать какими-то новыми оттенками боли.
        - У нас с ними давние разборки, - протянул он, нависая над ним. - Когда-то мы поделили Неправильный Лес на зоны, чтобы не мешать друг другу добывать цацки от самодела. Так получилось, что мы свои земли выработали быстрее. Сам понимаешь, жить как-то надо. Мы базу Десятой давно искали. Я, когда Карли увидел, сразу понял, что она меня к своим приведет. Ее два года в лесах не было, потому она такая расслабленная и стала. В другое время меня бы и на километр к базе не пустили, а тут такой удобный предлог. Я ведь, как-никак, помог, разве можно было меня за дверь выставить?
        - Убийца! - прохрипел Кай, мечтая о чуде.
        - Нет, - усмехнулся Райзор, перекидывая нож из ладони в ладонь. - Это настоящая жизнь, сынок. Просто ты к ней не готов.
        Когда под ладонями стало влажно, Кай подумал, что это его кровь залила хвойный ковер. Но потом влага поднялась, и в темноте ночи земля засветилась знакомыми радужными бликами. По оврагу, тут и там, расползались цветные лужи, и милее зрелища Кай еще не видел. А он ведь даже забыл попросить Калюсту о помощи.
        При первом появлении самодела Райзор отшатнулся от поверженного противника и, ругаясь, запрыгал среди луж, выбирая сухое место. Но так как овраг заполнялся быстро, все кочки быстро исчезали в разноцветной массе. К удивлению Кая, Райзор не сбежал. Достав из-под ворота рубахи медальон в виде звезды, искатель смело шагнув в жижу. И даже не поморщился, когда погрузился в нее по колено.
        «Звезда Света, - догадался Кай, - она все-таки работает».
        Возможно, грандир был не таким уж вралем, каким казался. Впрочем, сейчас это не имело значения. Райзор быстро приближался, поигрывая лезвием в пальцах, и Кай испытал острый приступ паники. Калюста пытался помочь ему, но чистильщик был их общим врагом.
        И тут Кай понял - кое-что изменилось. Боли не было. Сидя по пояс в самоделе, Кай поднял руку, смело подвигал ей, а потом осторожно потрогал рану, которая исчезла. Кожа плеча была гладкой и свежей - словно он только что родился. Затянулась рассеченная веткой губа, исчезли царапины на щеках и ладонях. Самодел чинил его, как игрушку, побывавшую в руках хулиганистого ребенка.
        Райзора, несомненно, удивило, что Кай не покрылся ожогами, так как, остановившись в паре метров, он отставил руку с ножом в сторону, подозрительно оглядывая противника.
        - Кто ты? - спросил искатель, но Кай его не слышал.
        С ним говорил Калюста, а когда звучал голос Бога, весь мир замолкал в страхе и уважении.
        «Не жди нападения, - шептал Калюста, лаская его сапоги разноцветными волнами. - Лучшая оборона - это атака. Она должна быть внезапной. Лучшая атака - та, которая приносит врагу много боли. Лучший способ причинить боль - быть жестоким. Отбери у Райзора нож и стань жестоким. Сражаться с оружием лучше, чем голыми руками. Почему ты еще стоишь?».
        Где-то на задворках сознания Кай понимал, что против вооруженного Райзора у него нет шансов. Но сейчас сознание спало, уступив место инстинкту и эмоциям.
        Райзор еще только делал шаг вперед, а Кай уже бросился на него, удивленный тем, с какой скоростью двигалось его тело, ведомое Богом. Страха не было, мыслей тоже. Искатель - опытный боец - уклонился от внезапной атаки кулака Кая, но тот не растерялся и ударил стопой по колену противника. Теперь Кай был другим, неожиданным, всемогущим. Его руками и ногами завладел Бог, и они двигались так, словно всю жизнь учились убивать и калечить. Нетренированные кулаки болезненно ощущали всю силу наносимых ими ударов, но собственная боль была ничем по сравнению с желанием угодить Богу - убить Райзора. Калюста велел ему быть жестоким, и Кай старался не разочаровать покровителя. Ведь теперь не он, а Калюста верил в него.
        Они рухнули в самодела, и Кай, оседлав врага, принялся топить его в разноцветной массе. Однако, несмотря на помощь Бога, Райзор оказался сильным противником и сдаваться не собирался. Кай и не заметил, как они поменялись местами, и теперь он, а не искатель, тонул в самоделе.
        Голос Калюсты, все еще звучавший в голове Кая, досадливо крякнул, и в следующую секунду теплая жижа принялся медленно сползать с его лица, позволяя дышать. Увидев такое, Райзор не сдержал злобного крика.
        - Это нечестно! - завопил он, но всплеск эмоций противника помог Каю вырваться из захвата. Они откатились в стороны, и какое-то время буравили друг друга взглядами. Самодел не поднимался выше уровня их колен - то ли не мог, то ли не хотел вмешиваться больше, чем это было необходимо.
        Калюста шептал что-то о болевых точках и ноже, который, после того, как Кай выбил его из рук Райзора, сгинул в разноцветном болоте. По словам Бога, клинок валялся всего в двух ладонях от стопы Кая. Калюста обещал помочь его подобрать и воткнуть в грудь врага убийственно быстро.
        Кай не знал, что заставило его ослушаться и поступить по-своему, но ему не понравились речи Райзора. Что-то неправильное говорил искатель. Впрочем, ноги Кая все еще двигались божественно быстро. Он прыгнул, делая вид, что собирается атаковать Райзора в живот. Тот легко уклонился и осклабился, решив, что разгадал задумку врага. Однако искатель ошибался. Кай с хлюпаньем приземлился обратно в жижу и поднял вверх руку с медальоном, который в прыжке сорвал с Райзора. В бледном свете луны звезда загадочно сверкала, не уступая по красоте своим сестрам на небе.
        - Ты стоишь по колено в кислоте, - мрачно сказал Кай. - Тебе не больно?
        Райзор стал кричать раньше, чем задымились его штаны, разъедаемые самоделом. В мгновенно образовавшихся дырах показалась красная кожа с волдырями, а потом искатель упал, зацепившись сапогом о корягу, скрытую болотом. За секунды кожа на руках и шее Райзора, куда попали брызги, покрылась красными волдырями, некоторые из которых сразу надулись до размеров детского кулака. Человек больше не кричал. Кай стоял по колено в волнующемся самоделе и заворожено смотрел, как Райзор ползет к краю оврага.
        «Чего ты ждешь? - нетерпеливо шептал Калюста. - Убей его! Он же убил хороших людей. Отомсти за них! Бери нож, вот он, я даже поднял его для тебя».
        Масса самодела вспучилась, и в руку Кая мягко легла рукоять клинка. Через секунду она упала обратно, скользнув из разжатых пальцев. Кай не двигался. Возможно, где-то в глубине души он надеялся, что Райзор умрет сам, но искатель упрямо полз к коряге на краю оврага, оставляя в разноцветной массе пятна крови и лоскуты одежды.
        «Не игнорируй меня, Кай, - сердито зашипел на ухо Калюста. - Мы на одной стороне. Ты должен убить его».
        Но Кай словно окаменел. Он хорошо понимал, что, если бы Бог так хотел смерти искателя, то сделал бы все сам - при помощи того же ножа или просто утянув человека в свою пучину.
        Райзор все же дополз до края оврага. Уцепившись за кочки, искатель вытянул израненное тело из кислотного болота и даже умудрился подняться на ноги. Сапоги чудом сохранились, но одежда висела на нем истлевшим балахоном, опухшее тело бугрилось волдырями, а безумный взгляд лихорадочно перескакивал с Кая на самодела и обратно. Искателя трясло, словно старое дерево во время грозы. Сделав пару шагов, человек уцепился за ствол кедра, на миг повис на нем, а потом рухнул в заросли молодняка. Из пушистых веток молодых кедров виднелись только его ноги. Кай смотрел на них так долго, что у него заслезились глаза от напряжения. Чистильщик не двигался.
        «Подойди к нему, - наставительно велел Калюста. - Проверь пульс. Я скажу, где это. Если жив, его надо добить».
        В конце концов, Бог решил все сделать сам. Самодельская масса забурлила и стала прибывать, медленно, но верно заполняя овраг. Когда Кай подбежал к тому месту, где лежал Райзор, кедровник был весь затоплен разноцветным болотом. Калюста приобрел еще одного чанта. Погрузив руки в самодела по плечи, Кай попытался нащупать тело Райзора, но лишь увяз пальцами в божественной плоти и сам с трудом освободился.
        Опустившись на землю, он уставился на Калюсту. Время текло слишком быстро. А ведь всего несколько дней назад он так радовался этому поднебесному миру. По сравнению с ним, подземелье гномов казалось простым и понятным. Там, внизу, черное было черным, а белое белым. Здесь же, под солнцем, все цвета предательски смешались, оставив одни иллюзии.
        Огонь метался над трупами, словно циркач, танцующий на раскаленных углях - Кай видел одного такого в дорожденных снах. Языки пламени давно поглотили ткань, в которую были завернуты покойники, и теперь вовсю веселились на оголенной плоти, которая шипела и трескалась. На саванах настояла Десятая - мол, традиция, хотя Тупэ и предлагал обойтись только костром. Десятую поддержал Кай, который не находил себе места и был только рад занять руки.
        А теперь они сидели на бревне и глядели на догорающих мертвецов. Приближался рассвет. Полоска у горизонта посерела, приобретя такой же оттенок, как лицо покойного Тифона, когда до него еще не добралось пламя. Звезды выцвели, искры поблекли, надежды тоже.
        Кай обнимал Десятую за плечи, стараясь передать ей хоть немного того оптимизма, который у него остался. Девушка смотрела в огонь, почти не мигая. Кай глядел на нее, вернее, на ее запястья с красными следами веревок. Наверное, останутся шрамы. Кая она не замечала, впрочем, как и всех остальных тоже. С тех пор как он вытащил ее из дома и с трудом разбудил, окатив водой из бочки, они вряд ли сказали друг другу больше десятка слов.
        Валентин с Тупэ стояли поодаль, нервно переминаясь с ноги на ногу. Перед сожжением грандир прочел над телами короткую молитву, потратив на нее меньше минуты. На скуле Валентина наливался огромный синяк, и грандир не расставался с ведерком льда, который позаимствовал из ледника искателей. С Каем он не заговаривал, тот с ним тоже.
        Тупэ держался поблизости от грандира, то и дело запуская руку в ведро со льдом. У него раскалывалась голова - то ли от похмелья, то ли от райзорова пойла. Кай был единственным, у кого не было ранений и ничего не болело. Самодел подошел к его лечению качественно, излечив не только физические повреждения, но и вернув бодрость духа. Каю было даже стыдно за свое прекрасное самочувствие, поэтому он взял на себя все хлопоты с похоронами. И пока грандир, Десятая и Тупэ приходили в себя, Кай натаскал дров для погребального костра, зашил покойников в ткань, уложил их на кострище и сварил суп из найденных на кухне продуктов. В отличие от остальных его мучил зверский голод. Так и вышло, что позавтракал Кай в одиночестве. Не зная, куда девать энергию, которой после бессонной ночи не должно было быть, он спрятался в сарае, где долго лупил попавшиеся под руки мешки с опилками. С купанием в самоделе он, определенно, перестарался.
        - Кай, - окликнула его Десятая, тронув за плечо. Он вздрогнул, так как, похоже, все-таки задремал. - Скажи мне правду. Не надо врать и щадить мои чувства. Просто расскажи, как есть.
        Валентин с Тупэ насторожились, а Кай тяжело вздохнул. Девушка уже в третий раз просила рассказать историю с Райзором, но сочинять «правду» было нелегко. Складной истории у него не получалось, поэтому он пересказал то, что придумал еще в лесу, у самодельского озера, в котором утонул Райзор. К слову, от недавнего разлива Хищиды не осталось ни следа. Они специально сходили на опушку с Тупэ и грандиром, но даже трава в овраге, еще недавно заполненным разноцветным болотом, оказалось сухой. И если в предательство Райзора друзья поверили сразу, то в истории с внезапным появлением Хищиды сомневались все - особенно Десятая.
        - Это база искателей, - хмуро говорила девушка. - Здесь повсюду стоят уловители, это сигнализация такая. Самодел приближается к поверхности не за один день. Из трещины - да, он быстро выливается, а к земле ползет медленно, с долгими остановками. Если бы разлив случился сегодня ночью, то у ребят всю неделю бы уловители звенели, но Тифон говорил, что уже год как все тихо. Что произошло на самом деле?
        Кай вздыхал, пожимал плечами и повторял все заново. О том, как внезапно очнулся от укуса комара, который пробудил его от зелья, и как Райзор погнался за ним в лес, где их встретил самодел. Каю повезло, так как он бежал первым и успел перепрыгнуть через Хищиду, а искатель - нет. Райзор провалился в самодела и стал чантом. Почти божий суд.
        Каю не верили. Он не знал, что от него хотели услышать, но подозрительные взгляды Валентина были неприятны. Неужели грандир думал, что это Кай с пьяни порешил всех искателей? Впрочем, последнее, что должен был помнить грандир, так это кулак Кая, врезающийся в его скулу. Наверняка тот решил, что, расправившись с ним, гомункул отправился крошить остальных. Никто не высказывал мысль вслух, но она витала где-то рядом.
        Пожалуй, Кай бы и сам так подумал. Да и кем он был? Гомункулом с неопределенным прошлым и таким же будущим? Фигура подозрительная во всех отношениях.
        - Что будешь делать, Карли? - спросил он и скривился, услышав, как наигранно бодро прозвучал собственный голос. - Куда отправишься?
        Она ему нравилась, и ему не хотелось, чтобы она думала о нем плохо. Но не мог же он выложить ей, что второй раз искупался в самоделе и чувствовал себя после этого отлично. Как бы ему хотелось, чтобы их путешествие в Неправильном Лесу завершилось иначе. Райзор был мерзавцем и заслуживал смерти, но самодел забрал его слишком рано. Впрочем, у Кая оставался кое-кто еще - колдун Соломон. И чем дольше Кай о нем думал, тем яснее представлялось ему, что нужно делать дальше.
        - Я дома, Кай, - глухо ответила Десятая. - Для меня дорога закончилась.
        - Но ты не можешь остаться здесь одна! - горячо возразил он. - Райзор ясно дал понять, что он и его люди давно засматривались на ваши земли. Они вернутся сюда за ним, а найдут тебя - одну, без защиты…
        - Без ног, но не без защиты, - огрызнулась девушка. - Вокруг базы не только самодельские уловители, знаешь ли. Капканов и ловушек на людей тоже хватает. Да и военный склад у Тифона всегда неплохой был. Если не пропили его только.
        - Вот именно, - подхватил Кай, окрыленный мыслью, что Десятая отправится с ним. - Тебя ведь два года не было. А судя по тому, как ваша база сейчас выглядит, переживает она не лучшие дни. К тому же, не забывай о Корпусе. Помнишь, Тифон рассказывал, как их старатели прижимали? Они даже транспортером не пользовались, чтобы не светиться. Тебе нельзя здесь оставаться. Пошли со мной.
        - Правильно, - кивнул Валентин, подходя к ним. - Мы все отправимся в храм. Сейчас это лучшее место для всех. Тупэ хочет посмотреть на мир, но денег у него, как я понял, особо нет. В Корсионе жилье дорогое, а в храме он мог бы снимать комнату в обмен на работу. На фермах или в мастерских. Тоже касается и тебя, Кай. Если хочешь, можешь не работать. О карьере послушника я с тобой уже говорил. А ты, Десятая, сможешь в храме подлечиться. Ног мы тебе, конечно, не сделаем, но здоровьем поправим. Все-таки ты два года в яме провела. Насчет базы не волнуйся. Я пришлю кого-нибудь из калюстианцев, за местом присмотрят. А когда поправишься, найдешь своих и вернешься.
        Предложение Валентина было идеальным. Почти.
        - Все мои вон там, - мрачно сказала Десятая, кивая на костер. - Искатели - это не калюстианцы. Вы добываете ликвор сообща, а мы грызем друг другу глотки за каждого гомозуля. Которых, к слову, становится все меньше. Неужели ты думаешь, что какой-нибудь отряд искателей возьмет к себе безногую? Тифон вырастил нас с братом, а я похоронила их обоих. Нет, Вал, мое место здесь. Не стоит за меня волноваться. Поверь, в яме смерти было в тысячу раз хуже. Если я выжила там, проживу и здесь. А сколько - Калюста знает.
        Она назвала его Валом, про себя отметил Кай и крепко сжал пальцы девушки.
        - Я могу вернуть тебе ноги, - собравшись с духом, произнес он то, что хотел сказать уже давно. - Вернее, я знаю человека, который может это сделать.
        Десятая бросила на него странный взгляд и выдернула пальцы, грандир фыркнул, а Тупэ всплеснул руками.
        - Дьявол тебя побери, Кай, - выругался гном. - Я догадываюсь, о ком ты думаешь, но зачем давать Карли ложные надежды. Ты ведь о нем ничего не знаешь. И никто не знает.
        - Неправда, - горячо воскликнул Кай и поднялся, так как от волнения не мог сидеть на одном месте. - Колдун Соломон - вот, кто нам нужен, - сказал он, глядя в глаза Десятой. - Если он сделал человека, - Кай ткнул себя пальцем в грудь, - значит, может сделать и ноги. Нам нужно чудо, Карли. А за чудесами обычно обращаются к магам.
        При этих словах Кай выразительно посмотрел на Валентина, надеясь, что тот прочитает в его глазах все, что нельзя было произносить вслух. Если грандир посмеет отговаривать Десятую, Кай не пожалеет красок и подробно расскажет о гейских наклонностях святого лица. Сначала здесь, на поляне, а потом в городе - при каждом удобном случае. Грандир поджал губы и промолчал. «Вот и умница», - кивнул про себя Кай и повернулся к Десятой, которая, как ему казалось, задумалась.
        - Ты ничего не теряешь, - сказал он, снова беря ее за руки. Ему безумно нравилось это делать. - Мы вместе отправимся к Соломону, а потом я провожу тебя обратно - с ногами или без. По крайней мере, мы попытаемся что-то изменить. Вдруг получится? А вокруг базы поставим все твои ловушки - на всякий случай. Ты вернешься сюда, Карли, и продолжишь дело Тифона. Но если ты не попробуешь сейчас, потом будешь жалеть всю жизнь - ты ведь и сама это знаешь.
        - С чего бы это Соломону мне помогать? - спросила Десятая, и Кай едва сдержал улыбку. Уж что-что, а уговаривать он научился.
        - Оставь это мне, - ответил Кай и, довольный собой, заткнул большие пальцы рук за пояс. - Я найду с ним общий язык. Он мне родитель как-никак.
        - И где ты собираешься искать этого Соломона? - вмешался Тупэ. - Он приходил к нам в шахту, но я даже рожи его не запомнил. Колдун все больше с Тилем общался, а я так, издалека пару раз глянул. У нас темно, сам знаешь, портрета не нарисуешь. Да и Корсион вообще-то огромный город. Людей там побольше, чем в горах Асырка.
        - Будем ловить на живца, - улыбнулся Кай. - Ведь ты сам говорил, что я для Соломона - ценный кадр, и он меня ищет. Да наверняка ищет. Думаю, Тиль уже подсуетился и давно сообщил, что я сбежал. Может, нам повезет, и мы встретим его раньше Корсиона. Где-нибудь в Синеусой Пустоши.
        - Вообще-то на тебе не написано, что ты его гомункул, - едко вставил Валентин. - Если я не ошибаюсь, четырнадцать лет прошло. Или вы думаете, что он заранее предвидел такой результат? - грандир ткнул пальцем в Кая. - На твоем месте я бы не был столь оптимистично настроен. Ты ведь не знаешь, что Соломону от тебя нужно. А вдруг дело все-таки в органах? На Корсионе с медициной сейчас плохо, а доноров найти также трудно, как и хорошего хирурга.
        - Если он собирался выращивать меня ради запасной печени, то, думаю, его клиент давно помер. Да и невыгодно это как-то. Я все-таки тридцать лет должен был в той пещере пролежать. Слишком большой срок.
        Костер треснул, выбросив в светлеющее небо сноп искр. Валентин вздрогнул, а Тупэ осенил себя знаменем Калюсты.
        - Ну а каков твой интерес? - спросила Кая Десятая и сама вложила руки в его ладони. У нее были сильные, твердые пальцы, их было приятно сжимать, ощущая тепло другого человека.
        Кай хотел было сказать о том, что дал себе слово увидеть жизнь в ее глазах, но решил обойтись другой правдой.
        - Ты помогла мне выбраться из пещер, и я кое-что тебе должен, - просто сказал он. - К тому же, я не собираюсь всегда бегать от Соломона. Чтобы перешагнуть в будущее, мне нужно обрести прошлое. Я должен узнать, кто я. А потом, - Кай оглянулся на Валентина, - возможно, я и воспользуюсь твоим гостеприимным предложением и погощу какое-то время в храме. Так сказать, начну познавать мир с духовных основ. Ну, что думаете? Согласна, Карли?
        Девушка молча кивнула и отвела глаза от погребального костра, словно извиняясь перед мертвыми за свое решение оставить базу. Кай с трудом сдержал радостную улыбку. Пожалуй, самой главной причиной его желания отправиться к Соломону с Десятой был страх встретиться с колдуном лицом к лицу. Конечно, от Карли осталась только половина, но эта половина многого стоила. К тому же она ему чертовски нравилась.
        - Ладно, я тоже с вами пройдусь, - пробурчал Тупэ, принимая вид скучающего человека. Мол, делать особо нечего, почему бы и не пройтись.
        - Я до Синеусой Пустоши, - произнес Валентин. - К сожалению, присоединится к вам не смогу. Мое внезапное похищение оставило много незаконченных дел в храме. На станции меня должны ждать, там и расстанемся. Но, как я и говорил, всегда буду рад видеть вас всех в Обители. Можете рассчитывать на самый лучший прием. Я долгов не забываю.
        Ответ Валентина не огорчил разве что Кая, так как Тупэ с Десятой, хоть и согласно закивали, заметно опечалились. Грандир влез в сердце каждого. Кай же только облегченно вздохнул. Валентин был неплохим человеком, но его присутствие рождало в нем смятение и слишком много тяжелых мыслей. Будет лучше, когда они расстанутся.
        Глава 19
        Они все-таки взяли транспортер. Большой гусеничный монстр был похож на танк, только без пушечного дула. Во снах Кая на таких машинах воевали солдаты неизвестных армий, но ассоциация ему не нравилась. Транспортер гудел, трещал, давил кустарник и сухостой, а они сидели внутри, прижавшись друг к другу, словно рыбешки в консерве. Открытый люк над их головами только усиливал сходство со вскрытой жестянкой. Машина продвигалась по лесу со скоростью быстро идущего человека, в кабине было душно, а залетевшая внутрь мошка вовсю резвилась на человеческих телах, однако всех за исключением Кая такое положение дел устраивало - не нужно было идти ногами или ползти на руках. За рулем махины Десятая явно чувствовала себя увереннее, чем на спине Тупэ или Кая.
        Валентин занял кресло наблюдателя - то, что поближе к люку и наслаждался ветерком, изредка залетающим в кабину. В машине было только три места, и Каю пришлось ехать в багажнике вместе запасами провианта и другим полезным скарбом, который Тупэ с Десятой насобирали на базе. Сначала сзади хотели разместить гнома, но горец заявил, что его точно вырвет от такой тряски, и блевотину придется нюхать всем.
        За те три часа, что они выбирались из Неправильного Леса, Кай успел возненавидеть машину, дорогу и Валентина, который то и дело вытягивал ноги, упираясь в бок сидящего внизу Кая. Поэтому, когда у транспортера сел аккумулятор, и машина заглохла, он даже обрадовался. Уж лучше идти на своих двоих. К тому же от мысли, что под транспортером случится неожиданный разлив самодела, становилось нехорошо.
        Когда Кай выбрался из железного монстра, оказалось, что они давно проехали Неправильный Лес. Темная полоса деревьев едва виднелась на горизонте, разделяя видимое пространство на два поля: ярко голубое - то, что сверху, и блекло желтое - снизу. Раскинувшаяся во все стороны долина, прочерченная серой полосой дорожного полотна, после пещер и леса казалась слишком огромной. Простор резал глаза, а стылый весенний ветер звал вернуться в еще нагретый после работы транспортер. Кай знал, где они очутились - то была степь Синеусой Пустоши, последний рубеж, отделяющий их от населенных областей Риппетры. Приглядевшись к жухлой траве, он понял, почему место получило такое странное название. Некоторые пережившие зиму сорняки еще сохранили поблекшие синие метелки на верхушках. Они свисали по разные стороны от растения, действительно, напоминая усы. Метелки прятались в траве, не меняя привычный цвет сухостоя.
        Какое-то время Тупэ и Десятая еще возились со внутренностями машины, пытаясь реанимировать железного монстра, но, в конце концов, сдались и решили оставить транспортер на дороге. Хозяйственный Тупэ свинтил руль и еще пару механизмов и спрятал все в яме, которую сам же наскоро вырыл.
        - На всякий случай, - пояснил горец. - Вдруг по этой дороге пройдет кто-то с запасных аккумулятором и угонит нашего красавца. А без руля он точно никуда не уедет.
        Кай попытался было найти логику в словах Тупэ, но потом махнул рукой. Каждый имел право на своих тараканов в голове. По мнению Кая, транспортер они больше не увидят. Если местные земли регулярно патрулировали такие ребята, как Райзор или Тифон, то они не позволят пропасть добру.
        Валентин сильно всех порадовал, когда заявил, что до станции всего час ходьбы. Мол, он узнал местность, и они недалеко от железнодорожных путей. Кай видел вокруг лишь однообразные просторы, но спорить не стал - ему тоже хотелось поскорее выбраться к людям. Попытки Десятой передвигаться самостоятельно пресекли сразу. Никому не хотелось задерживаться на открытой местности, поэтому девушку привычно посадил на спину Кай, удивившись короткому спору, который случился у него с гномом. Оказалось, Тупэ тоже хотел нести Десятую и не собирался тащить багаж с провиантом. Дискуссию прекратил Валентин, который становился увереннее с каждым метром, приближающим их к цивилизации. Это в лесу он был никем, а там, в городе у него были власть и сила, с которыми не могли конкурировать все знания и навыки выживания, которыми владели Тупэ с Десятой. О себе Кай не думал - там, в городе, ему предстояло начинать все заново, а он даже не нашел отправной точки.
        Идти и, правда, оказалось недолго. Второе человеческое строение, которое увидел Кай в свое жизни, было крупнее базы искателей, но производило впечатление хрупкого и невзрачного сооружения, отжившего срок и готового развалиться при первой непогоде. Двухэтажный дом размером с небольшой угольный забой ютился рядом с перроном, от которого убегали в разные стороны рельсы. Фасад покрывала потрескавшаяся штукатурка зеленого цвета, окна были загорожены решетками, а единственный балкон на втором этаже демонстрировал остатки декоративной лепнины. Под балконом крепилась вывеска с крупными буквами. Очевидно, там находилось название станции, но иных табличек с объявлениями - например, с расписанием поездов - не наблюдалось. Близился вечер, и окна первого этажа слабо светились горящим внутри ракушечником, но фонари вокруг станции были темны и безжизненны. Дыхание Корпуса и его запрещающей политики ощущалось повсюду. Если так начиналась цивилизация Корсиона, то гномы в пещерах Асырка должны были составлять ей успешную конкуренцию.
        На перроне слонялись две закутанные в плащи фигуры непонятного пола и возраста. Начавшаяся после полудня морось к вечеру усилилась, и люди подняли высокие воротники, загородив лица. Валентин ускорил было шаг, вероятно, в надежде, что это встречали его, но разглядев людей, нахмурился, втянул голову в плечи и решительно направился к зданию станции. Кай тоже сомневался, что поисковый отряд, который должен был искать грандира, стал бы бездумно шляться по станции вместо того, чтобы прочесывать Синеусую Пустошь и окрестности.
        Внутри здания было не теплее, чем на улице. Просторный холл охватывал два этажа, а у дальней стены виднелась лестница, которая вела в кабину, зависшую над залом. Как объяснил Валентин, там сидели диспетчер, смотритель и охрана. Однако сквозь мутные стекла разглядеть людей внутри было трудно, и Кай стал рассматривать ряд окошечек под кабиной - кассы. Все оконца были наглухо закрыты. То ли билетов не осталось, то ли время работы закончилось. Почти все пространство зала занимали длинные скамьи, тянувшиеся от одной стены к другой. Тут и там между рядами виднелись бочки, в которых горели костры - единственный источник тепла на вокзале. Рядом с входной дверью возвышался помост с коробками динамиков и старым микрофоном на стойке. Судя по тому, что всю оставшуюся сцену занимали столы с пирожками и напитками, артисты уступили место продавцам. В воздухе пахло табачным дымом, жарехой, пылью и особым запахом, присущим железным дорогам - Кай знал его из дорожденных снов.
        В зале было людно. Ожидавшие сидели и лежали на скамьях, толпились у касс и бесцельно слонялись в проходах. Кай принялся изучать их с жадным любопытством. Где бы он ни оказывался, люди были самой интересной частью происходящего, а те, кто заполнял зал, по колориту и разнообразию превосходили и горняков, и лесных искателей. Его внимание привлекла красивая молодая женщина в безрукавке на меху и длинной юбке, за которую цеплялись штук шесть малышей. Дама сидела рядом с бочкой в центре зала и чистила вареные яйца, кидая шелуху в костер. Трое мальчишек постарше толкались неподалеку, делая вид, что заняты игрой в камешки, но при этом то и дело оборачиваясь на горку очищенных яиц на скамье. Кай подумал было, что женщина слишком молода, чтобы успеть родить столько детей, однако он сам был отличным примером того, что на Корсионе с деторождением творились странные вещи.
        Напротив многодетной дамы сидела пожилая пара, кутаясь в платки и пледы. Высокий парень в очках мерил шагами проход, выделяясь не только ростом, но и чрезвычайной сутулостью - так и хотелось подойти и разогнуть его назад за плечи. Пробежав глазами по толпе, Кай отметил группу мужчин с татуировками, выглядевших, как искатели. При них были риппы, набитые рюкзаки и тяжелые заплечные сумки. Однако Десятая лишь скользнула по ним взглядом, и Кай перевел дыхание. Стычка с искателями сейчас была бы не вовремя.
        При их появлении гул в зале на мгновение смолк. Новоприбывших рассмотрели, оценили и не сочли опасными. На Десятую, правда, косились еще долго, но любопытные взгляды ее не смущали. С момента их разговора у погребального костра девушка нацепила непроницаемую маску, которую теперь не снимала ни для кого. Общалась, не спорила, даже пару раз улыбнулась, но Каю отчаянно не хватало той Десятой, которая осталась в Неправильном Лесу. И от того сильнее хотелось заставить ее поверить в чудо, в которое и он верил с трудом - что в Корсионе они найдут Соломона, и тот согласится сделать ей ноги.
        Пока Валентин ходил в диспетчерскую узнавать расписание, Кай с Десятой устроились на дальней скамье, откуда хорошо просматривался весь зал. После случая с Райзором, Кай предпочитал быть начеку. Тупэ смотался к столам с пирожками и вернулся с огромным кульком вкусно пахнущей жарехи. И хотя в их сумках имелось достаточно бутербродов, захваченных с базы, истекающие жиром вокзальные пирожки казались пищей богов. Валентин от своей порции брезгливо отказался и принялся цедить водичку из пластиковой бутылки. Новости он принес невеселые. Где-то в пригороде случился оползень, который завалил часть железнодорожных путей, поэтому все поезда были отменены. Дорогу обещали расчистить к утру. Кай не знал, насколько расторопна администрация Корсиона, но что-то подсказывало - ожидание затянется.
        - Своих не видел? - вяло поинтересовался Тупэ, разомлевший после четырех пирожков с мясом. Кай осилил только один и теперь чувствовал себя неповоротливым, словно тележка, перегруженная породой.
        - Их тут нет, - не сразу отозвался грандир. - Доеду с вами до Корсиона и сам вернусь в храм. Пристыжу наш поисковый отряд. Ведь должны были ждать меня здесь, а калюстианцы, как сказал диспетчер, на станции уже год не показывались.
        - Может, заблудились? - попытался поддержать разговор Тупэ, но Валентин в ответ лишь пожал плечами. И тут Кай вспомнил, о чем давно собирался спросить грандира.
        - А не знаешь, где в городе такие, как Соломон, чаще бывают? Бар там или квартал? Нам любая информация пригодится.
        - Зря вы это затеяли, - буркнул Валентин. - Колдуны - народ скрытный и привередливый. Разве что Соломон сам тебя ищет - тогда, может, шанс есть. Попробуйте погулять вечером по озерной набережной. Там обычно всякие еретики собираются типа чародеев, хиромантов, гадалок и прочих шарлатанов. Может, кто Соломона и знает. Есть еще один способ, но не безопасный. Загляните в «Умелицу». Это бордель в трущобах, в нем часто криминал собирается. Если осторожно поспрашивать, может, и повезет. По слухам, у Соломона доля в этом бизнесе имеется. Как вариант, есть еще «Гнедая Кобыла» - одно питейное заведение на Речной улице. Говорят, его там тоже видели.
        Кай молча кивнул, не став уточнять, откуда Валентин так хорошо знал злачные места Корсиона. Дал совет - и на том спасибо.
        За окном послышался грохот двигателей и визг тормозов. Последующие за этим звуки - хлопанье дверей и топот ног, обутых в тяжелые сапоги, - и вовсе вызывали неприятные ассоциации. Дорожденные сны Кая подсказывали, что обычно так начинались облавы. Стекла на вокзале были худые, с выбоинами, и отлично пропускали звуки. Видно было плохо, но сквозь грязь и мутные разводы Кай разглядел транспортер, похожий на тот, что они оставили в Синеусой Пустоши. Из него вышла группа людей в черных комбинезонах и направилась к станции. Риппов за спинами у них не было, но тяжелые ранцы навевали неприятные мысли. Обычно у всех солдат Корпуса имелось оружие, но если это не Дети Неба, то кто?
        Прятаться было негде, а единственное укрытие - туалетная комната - находилось на противоположной стороне зала. Поэтому они остались сидеть на местах. Разве что Валентин немного сполз с кресла, спрятавшись за головами впереди сидящих фермеров. Те громко обсуждали благоприятные дни посадок, и сомнений в их профессии не возникало.
        - Святая Варвара! - прошептал Тупэ, мгновенно забыв о том, что он вроде как калюстианец. - Да это же санитарный патруль. И чего им в этой дыре понадобилось?
        Валентин облегченно выдохнул и немного приосанился, Десятая тоже расслабилась. Каю слово «санитарный патруль» ничего не говорило, но, чем больше он разглядывал вошедших, тем меньше ему они нравились. У каждого на лице - маска с респиратором, в руках - коробки неизвестных приборов с мигающими индикаторами. Невидимые на улице риппы обнаружились в пристегнутых к поясам кобурах, и Кай узнал, что риппы, оказывается, бывают и другой модификации.
        Дети Неба вели себя вежливо, но уверенно. Выстроились в ряд у двери и терпеливо ожидали, пока командир ходил в диспетчерскую. Кай насчитал шесть человек - все хорошо экипированные, обученные и опытные бойцы. Если дело дойдет до конфликта - мало ли, что их компания может им противопоставить? Кулаки Тупэ и хитрость Валентина? Вряд ли Калюста мог им здесь помочь. По словам грандира, под Корсионом и пригородом была построена специальная подушка с уловителями, которая препятствовала проникновению Хищиды в город.
        С другой стороны, может, зря он паниковал. Люди в зале на солдат поглядывали, но особо не нервничали - разве что беспокоились искатели, которые переместились подальше, в самый дальний угол. Глядя на них, заволновался и Кай.
        - Зачем они здесь? - спросил он Валентина. - Это проверка какая-то?
        Вместо грандира ответил диспетчер.
        - Уважаемые пассажиры! Просим соблюдать порядок и оказать содействие дежурному санитарному патрулю. Вблизи Синеусой Пустоши зафиксирована высокая активность Хищиды. Ради вашего здоровья будет проведена проверка на уровень интоксикации. Оставайтесь на местах, к вам подойдут.
        В зале поднялся гул, но возмущенных голосов не слышалось. Наоборот, те, кто сидел, вскочили и стали махать солдатам, чтобы начинали с них. Некоторые же, оставив багаж у скамьи, уверенно направились к патрульным.
        - Моих детей нужно проверить первыми! - требовательно заявила женщина с малышами. - Мы были в деревне, а рядом лес. Надеюсь, у вас есть капсулы с антитоксином? У городских патрулей они обычно имеются. А знаете что? Лучше сделайте нам инъекции в любом случае. Неизвестно сколько еще торчать в той дыре.
        - Успокойтесь, дамочка, - оборвал ее мужчина в шляпе. - Во-первых, мы сюда раньше пришли и начинать надо с нас, а во-вторых, мы археологи и подвергались большему риску. Это удача, что вы, ребята, решили заглянуть в Пустошь, оперативно работаете, - он подмигнул солдатам, однако с таким же успехом можно было перемаргиваться с привокзальной стенкой.
        Кай изумленно перевел взгляд на товарищей, но Тупэ с Десятой, похоже, разделяли энтузиазм других собравшихся и старательно закатывали рукава. То же самое делали другие пассажиры. И только искатели, которые перебрались на одинаковый с ними ряд лавок, интереса к проверке не проявляли - как и желания сотрудничать. Один так вообще плащ надел. Валентин оставался спокойным, но нервничал из-за соседства искателей, очевидно, ожидая неприятностей в первую очередь от них, а не от Детей Неба.
        - Не нужно, чтобы тебя проверяли, - прошептал на ухо Калюста, и Кай вздрогнул от неожиданности. Вообще-то он и сам об этом подумал. Бог как всегда лишь выразил вслух его мысли.
        - Спрячься, - предложил Калюста. - Например, под лавку.
        Это был глупый совет, но он послушно сполз на пол и закатился под скамью, выбрав тот момент, когда женщина снова атаковала патруль, требуя обследовать ее семью в первую очередь.
        - Ты чего? - изумленно прошептал Тупэ, но Кай приложил палец к губам и осмотрел пути отступления. Лавки в их ряду были плотно приставлены друг к другу. Они образовывали небольшой тоннель, по которому можно было доползти до стены со сценой. Надежда добраться до туалета была слабой, как и вера в то, что Дети Неба не проверят ванную комнату.
        - Вылезай, - поддержала гнома Десятая. - Мы из Неправильного Леса и, скорее всего, жутко фоним. Хищида ведь совсем рядом разливалась. Инъекция антидота - то, что нам нужно. Это безопасно.
        - Не сдавайте меня, - прошептал Кай и пополз вдоль ряда.
        - Не дури, парень, - сапог Валентина наступил ему на руку. - Обычно все, кто возвращается из таких мест, добровольно проходят дезинфекцию в городских санитарных пунктах. А тут нам даже ходить никуда не нужно. Хищида, действительно, была слишком активна. Мы наверняка заразились.
        «Кто бы говорил», - подумал Кай, вспоминая, как Валентин извлекал ликвор из самодела, и вслух сказал:
        - Вы, как хотите, а я с теми ребятами общаться не собираюсь. Если что, вы меня не знаете.
        И выдернув руку, пополз дальше, стараясь не задевать ножки лавок.
        - Дурак, - донесся до него голос грандира, однако звать солдат тот не стал. И на том спасибо. Со святым лицом трудно было не согласиться. Собственное поведение выглядело глупо, и Кай не знал, что скажет солдатам, если его обнаружат. Вернее - когда его обнаружат, так как, похоже, его позорное появление из-под лавок было вопросом времени. Он бы, наверное, вернулся на свое место, если бы не голос Бога, который подбадривал и ласково шептал: «Молодец, все верно, ты поступаешь правильно».
        Неожиданным препятствием стала груда сумок искателей, которые запихали часть своего огромного багажа под лавки. Но прежде чем Кай попытался осторожно раздвинуть мешки, чтобы проползти рядом, с края скамьи, рядом с ногами, обутыми в грязные сапоги, свесилась голова. У незнакомца была до того непримечательная внешность, что пожелай Кай запомнить ее, то потерпел бы неудачу. Мужчина был безлик во всех отношениях. Исключение составляли глаза, которые чернели, словно угли, составляя контраст с белой кожей незнакомца.
        - Проблемы с законом? - поинтересовался мужчина и протолкнул под лавку бесформенный мешок. - Полезай сюда. В эту сумку двое таких, как ты, поместятся. И можешь не благодарить, потом рассчитаемся.
        Кай открыл было рот, что не нуждается в чьей-либо помощи, но судя по звукам, донесшимся из зала, патруль закончил проверять первые ряды и направлялся ко второму пролету.
        Голос Бога молчал, интуиция тоже, и Кай решил поверить в неожиданную удачу. Возможно, большинство искателей были такие, как Десятая, а не как Райзор. Мысль воодушевляла, и он полез в сумку, надеясь, что патруль не станет проверять багаж. Незнакомец оказался прав, и Кай легко уместился внутри. Чувство беспокойства, когда сумку плотно закрыли, а сверху бросили что-то тяжелое, исчезло не так быстро, как он надеялся. «Это для маскировки сверху положили другие мешки», - успокоил себя Кай, но фантазировать было легко. Может, стоило лишь взять сумку, а спрятаться в ней у своих? У Тупэ с Десятой тоже достаточно багажа имелось.
        Кай прислушался и с удивлением обнаружил, что снаружи доносятся неразборчивые звуки, которые не складываются в слова. Мир притих, словно его закутали в ватное одеяло. Он пощупал стенки мешка, но те были мягкие и тонкие. Вряд ли такой легкий материал мог быть столь звуконепроницаемым. Хотя, что он понимал в искателях и их сумках? Они ведь на гомозулей там разных охотятся. От одной мысли, что в мешке, где он прятался, раньше хранили разделанного на части гомозуля, становилось дурно. Может, все дело в духоте? В сумке было практически нечем дышать, и уже через пару минут Кай понял, что задыхается.
        - Эй, там, - прошептал он, - открой мешок, воздуха совсем нет.
        И только потом сообразил, что если причина тишины в материале, то его никто не услышит. Сверху снова бросили что-то тяжелое, а потом еще и еще. Чувствуя, что у него кружится голова, Кай отчаянно забарахтался, но тяжесть сверху лишь возрастала. Он скорчился и сложил ладони перед лицом, чтобы освободить себе немного пространства. Потом, догадавшись, попробовал порвать ткань зубами - без толку. С таким же успехом можно было грызть гномьи сапоги.
        - Да что же это, - пропыхтел Кай, чувствуя себя дураком.
        Момент, когда его унесло в темноту, он пропустил. Тонкий звон, похожий на залетевшего в черепную коробку комара, обжигающий спазм в горле - и все. В следующую секунду Кая уже не волновали ни тяжесть давящих сверху сумок, ни искатели, ни санитарный патруль. Его утащили дорожденные сны, которые рассказали, что патрульные срочно покинули вокзал, отбыв в лагерь археологов, пострадавших от внезапного разлива Хищида.
        А еще во сне Калюста извинился за поспешный совет, но было поздно.
        Глава 20
        В палатке было сумрачно и душно, но ее спертый воздух казался живительным нектаром после мешка, ставшего ловушкой. Кай очнулся давно и теперь изучал обстановку, прислушиваясь к голосам снаружи. Двое спорили, стоит ли его будить или подождать возвращения Соломона. Так Кай узнал, что встреча, которую он хотел, все-таки состоится - потому не спешил. Радовало и то, что его не связали. Он лежал на груде тряпок, и это было похоже на заботу. Мешок валялся рядом. Кай сел и, подобрав сумку, попробовал порвать материал зубами. С таким же успехом можно было пытаться прокусить шкуру гомозуля. На вокзале сумка казалось изготовленной из прочной ткани, но сейчас материал больше походил на кожу.
        Полог палатки отдернули, и Кая облило холодным светом пасмурного дня. За силуэтами незнакомцев виднелось небо - белое с серыми разводьями. Кай знал, что смотреть на него не устанет никогда.
        Человека он узнал сразу. При виде улыбки на сморщенном лице, Кай напрягся. Райзор улыбался примерно также, да и выглядел вошедший похоже. Безликая внешность, черные глаза, неопределенный возраст лет сорока-пятидесяти. Человека старила преждевременная седина, хотя волос у него сохранилось много - эдакая пышная шапка, присыпанная перцем и солью.
        - Ты Соломон? - спросил Кай, решив, что у него нет времени на формальности и расшаркивание. - Зачем все это? Знаешь, в первое знакомство можно было быть и повежливее.
        - Привет, - кивнул человек. - Ну, извини. Не думал, что ты таким нежным получишься. Вообще-то ты мне жизнью обязан, причем два раза. Если бы Дети Неба тебя проверили, то наслаждаться бы тебе лабораторной клеткой с удобствами где-нибудь на Псиланте. Пожизненно.
        - Можно было и объяснить, - возразил Кай, рассматривая спутников Соломона. Трое созданий неопределенного пола и возраста глазели на него с не меньшим любопытством. - Кстати, на колдуна ты не похож. Где я? И где мои друзья? А это что за чудики у тебя за спиной?
        Вошедшие, правда, были похожи на чудиков - лысенькие, тщедушные, с огромными глазищами на пол лица. В отличие от Соломона, на котором была теплая куртка на меху, рабочий комбинезон и сапоги, создания были одеты в одинаковые туники, которые вряд ли защищали от ветра и непогоды. Вдобавок они были босыми. Сейчас все трое улыбались Каю, повторяя жесты Соломона.
        - Давай для начала выйдем отсюда, - предложил колдун и приподнял полог, пропуская Кая вперед. - Пошли к костру, утро сегодня промозглое, а чай как раз вскипел. У меня и сахар имеется.
        При упоминании чая, а особенно сахара, Кай не стал медлить и быстро направился к костру с ароматно булькающим котелком. Есть и пить хотелось невыносимо. Собственное нетерпение удивляло, однако прежде он хорошо огляделся. Несколько палаток стояли лагерем посреди степи, покрытой сухостоем - желтым с синими вкраплениями. На горизонте голубой полосой возвышались закутанные в облака горы, и Кай догадался, что снова очутился в Синеусой Пустоши. У подножия гор кудлатой гривой бугрился Неправильный Лес, и в сердце защемило. Там все было понятно - и цели, и методы их достижения.
        - Сладкое любишь? - вырвал его из воспоминаний голос колдуна. - Не стесняйся, я знаю, что любишь. У всех вас, самоделов, эта черта одинаковая.
        Соломон наполнил большую кружку ароматным напитком и щедро сыпанул в нее три ложки сахара. Помешал ложкой и протянул Каю - у того от одного этого зрелища потекли слюни. Трое человечков издали протяжный стон и протянули руки за своей порцией. Соломон налил сладкого чая и им.
        - У кого у нас? - добавил он к вопросам еще один.
        - Не спеши, парень, - протянул Соломон, усаживаясь у костра. - Ну, ты у нас и скороспелый. Взял и вылез на четырнадцать лет раньше. Будто и без тебя проблем не было.
        Кай отхлебнул из кружки, посмаковал сладкую жидкость и с наслаждением проглотил.
        - Вопросы повторить, или сам все расскажешь?
        - Не дерзи, юноша, - мягко сказал колдун и принялся раздавать сахар троим человечкам, которые выстроились в ряд и от нетерпения притоптывали. Если бы не их взрослые лица и сформировавшие тела, Кай решил бы, что они - дети. К его удивлению из других палаток вылезло еще человек шесть подобных созданий, которые тоже потянулись за сахаром. Когда они все выстроились перед колдуном, их было около дюжины. Соломон раздал каждому по белому сладкому куску и тщательно завязал мешок с сахаром, который носил на поясе.
        - Кто они? - снова не выдержал Кай.
        - Ну а теперь можно и поговорить, - прокряхтел колдун, усаживаясь на складной стул и костра. - Альфа и Кси, принесите стул нашему гостю.
        Создания засуетились и вытащили из палатки брезентовую раскладушку. Соломон прикрыл глаза и поморщился.
        - Я сказал стул! - рявкнул он. - То, на чем я сейчас сижу!
        Пару секунд человечки соображали, потом робко двинулись к колдуну, после чего один из них предпринял попытку выдернуть стул из-под Соломона.
        - Вот же бестолочи! - в сердцах воскликнул колдун. - Порой легче самому все сделать, чем вас просить. И зачем я только Басту отпустил? Она хоть на одном языке со мной разговаривала. - И с ворчанием скрылся в палатке, несмотря на возражения Кая, что он постоит.
        Пока колдун ходил за стулом, создания проявили к гостю повышенный интерес. Сначала человечки теребили его одежду - Кай терпел. Но когда один из них полез пальцем ему в ухо, он не выдержал и оттолкнул. Легонько, как он думал, однако создание отлетело на пару метров и, усевшись на землю, в голос заревело. Остальные человечки тут же вылезли из палаток и, окружив товарища, принялись голосить на разные лады. Из их глаз текли прямо-таки крокодильи слезы. Они громко завывали и обиженно тыкали в Кая короткими толстыми пальчиками.
        Пока Соломон успокаивал эту компанию с помощью пинков и сахара, Кай пытался избавиться от ощущения, что попал к сумасшедшим.
        Поговорить им удалось не раньше, чем через полчаса.
        - Будь проклята эта пустошь и тот день, когда я отпустил Басту! - в сердцах воскликнул колдун. - А все почему? Денег не захотел с ней делить, - честно признался он. - Да и рисковать не хотелось, мы ведь в горы Асырка как-никак идем, да еще и через Неправильный Лес. Баста она хорошая тетка, толковая, самоделов без слов понимает, но жадная, что твои гномы. Я и так ей плачу больше, чем себе.
        Кай понятия не имел, кто такая Баста, но решил не перебивать и дать Соломону высказаться до конца. Тем более что у него появились кое-какие соображения по поводу того, кем были странные создания, которые, повинуясь приказу колдуна, сидели в палатках, но не в силах сдержать любопытство, высунули головы и открыто подслушивали
        - Так, давай по порядку и по-быстрому, - пропыхтел Соломон, отирая вспотевший лоб. - Горцы, наверное, уже рассказали, кто я?
        - Ты колдун Соломон, оживший чант. А это твои гомункулы, как и я, - ответил Кай и, подумав, добавил. - Возможно, более неудачные варианты.
        Соломон опустил голову в ладони и захрюкал - то ли смеялся, то ли плакал.
        - Ох, уж этот Тиль. Любит он сказки рассказывать. Я не колдун и не чант, а это не гомункулы. Начнем с того, что чантов не существует. По крайней мере, ни риппетрианская наука, ни Корпус не допускают их существование. Все это - на уровне народных мифов. Как вампиры, например. Никто их ни разу не встречал, но каждый второй знает пару-тройку интересных сказок о кровососущих. Ну и писатели их любят, разумеется. В общем, не верь никому. Все, кто утонул в Хищиде - умерли. Захлебнулись или отдали концы от страха во время утопления - такое чаще всего случается.
        - Если ты не чант, и не колдун, тогда кто?
        - И чего ж ты такой нетерпеливый получился, - поморщился Соломон. - В прошлом я биолог, в настоящем бизнесом занимаюсь. Однако науку не забросил и с ее помощью стараюсь сделать себя богаче. Хочу хорошей жизни, счастья, здоровья, ну все, как обычно. Для этого нужны деньги. Их я зарабатываю разными способами, чаще всего - на экспериментах с биологическим материалом. Это нелегально, поэтому я не дружу ни с администрацией Корсиона, ни с Корпусом.
        - А с горцами как связался?
        - Иметь в друзьях Тиля Голубоглазого - большая удача. Я в его шахтах не один удачный эксперимент провел, - колдун обернулся на создания, которые тут же попрятались в палатках. - Их, конечно, нельзя назвать удачным опытом, но ты бы видел, что получалось в самом начале. По сравнению с теми эти - боги. Про тебя я вообще молчу. Честно говоря, я даже не рассчитывал увидеть тебя в этой жизни, думал, помру раньше, чем ты созреешь. Однако удача все-таки на моей стороне. Правда, я здорово расстроился, когда Тиль написал, что ты сбежал. Времени на поиски не было, собирался искать тебя уже после экспедиции. И тут - чудо из чудес. А как еще назвать то, что я случайно встретил тебя на вокзале, это ведь шанс один из миллиона. Все из-за них, - Соломон кивнул на головы, которые снова показались из палаток. - Сахар кончился, а они без него плохо контролируются. Ну и пришлось бежать на ближайшую станцию, хорошо еще недалеко отошли. И тут ты появляешься - счастье, одним словом.
        - Как же ты меня узнал?
        - Тиль тебя подробно описал, хотя ему достаточно было о волосах сказать. Они же у тебя как огонь. К тому же с тобой сбежавший гном, подравненная и калюстианец. После того, что вы в руднике Златозуба устроили, о вас все шахты Асырка говорят. Вы там теперь знаменитости.
        - Так я не гомункул? - вопросы толпились в голове нестройными рядами, просясь наружу одновременно.
        - Ну как тебе сказать. Слово, конечно, удобное, но суть отражает не совсем верно. Я его использую для общения с горцами - они люди суеверные и в гомункулов верят охотно. К тому же им лучше не знать, что в тебе есть ткани Хищиды - очень уж они ее боятся. Таким образом, ты не клон и даже не робот. В общем, я создал тебя из кое-какого биологического материала, смешав его с образцами самодела. Они, - Соломон кивнул на человечков, - сделаны по такому же рецепту, как и ты, но разница, сам видишь, колоссальная. Тупые, как младенцы. Притом, что каждый из них пролежал в пещере Тиля весь срок - кто по тридцать, а кто и по пятьдесят лет. Некоторых еще мой отец закладывал, у нас это дело семейное. Вот смотрю на тебя, и ничего не понимаю. В тебе точно такой же набор начинки, что и в остальных, но единственное, что в вас общего - так это тяга к сладкому. Однако ты выглядишь, как человек, и ощущаешь себя, наверное, так же. Верно?
        Кай мрачно кивнул на мешок у своих ног.
        - Что это за штуковина? Я в ней чуть не умер.
        - Прости, - без малейшего извинения в голосе протянул Соломон. - Такие сумки шьют из шкур барсуматов, чтобы живых детенышей гомозуля перетаскивать. Ну и для всех с высоким содержанием Хищиды они тоже годится. Барсумат - как ликвор. Эта тварь не с Риппетры. Считается, что самодел зацепил его ниамфинами где-то в космосе, когда перетаскивал флору и фауну с Гайи. А когда переселил на себя, то избавиться уже не смог. Согласно мифам, в первые годы жизни на Гайе выжившие люди только с помощью барсуматов от Хищиды и спасались. На гербе Корсиона именно эта зверушка изображена. Хорошая тварь, добрая, почти как домашний котик, но, если в твой крови появляется самодел, барсумат становится твоим злейшим врагом. Я не специально использовал эту сумку. Просто так получилось, что на тот момент она была пустой и самой большой, а от Корпуса тебя надо было спасти, во что бы то и стало.
        Кай молчал, переваривая услышанное. Барсуматы ему не нравились - это факт. Воодушевленный его молчанием, Соломон продолжил.
        - Молодец, что скрылся от патруля. Их радар на тебе бы сломался, и тогда ты прямым рейсом отправился бы в лаборатории Псиланты. Ведь в тебе столько Хищиды. А потом бы и на мою лавочку вышли. Сам догадался спрятаться, или кто надоумил?
        Кай собирался было рассказать о голосе Бога, который иногда слышит, и о дорожденных снах, но тут вмешался Калюста.
        - Не спеши, - мягко попросил Бог. - Выложить свои карты ты всегда успеешь. Лучше спроси его, где твои друзья.
        Кай спохватился и покраснел. Озаботившись вопросами происхождения, он совсем забыл о друзьях, которые наверняка сбились с ног в его поисках.
        - Что с моими друзьями? - перебил он Соломона, который увлекся описанием, что сделали бы с Каем в лабораториях Корпуса.
        - Ах, Кай, ты еще такой молодой, - вздохнул колдун. - Они тебе не друзья, а случайные попутчики. Особенно, калюстианец. Он же из миссионеров, а эти вечно что-то вынюхивают.
        - Валентин - грандир, - вставил Кай, не зная, зачем ему нужно повышать статус калюстианца в глазах Соломона. Почему-то отчаянно хотелось поймать колдуна на ошибке - на любой.
        - Тем более, - фыркнул Соломон. - Миссионеры из высших кругов калюстианцев - опасные штучки. Почти все они ловцы ликвора, а значит, наши конкуренты и враги соответственно. Насчет попутчиков не волнуйся, все с ними в порядке. Бегают по окрестностям, тебя ищут. Мы от вокзала далеко - в сутках пути, поэтому без транспортера они до нас быстро не доберутся. И вообще давай сначала о деле. Я от тебя еще главного вопроса не слышал. Тебя ведь, на самом деле, не друзья интересуют. Ты о них, конечно, думаешь, но если быть откровенным, что тебя беспокоит прежде всего?
        - Зачем все это? Зачем мы? - Кай ткнул себя в грудь, а потом кивнул на человечков, которые подползли ближе, и уже не скрываясь, следили за беседой.
        - Если бы ты внимательно слушал, то давно бы уже все понял, - вздохнул Соломон. - Я хочу жить хорошо и счастливо. Для этого мне нужны деньги - много денег. Заработать много денег на Риппетре можно лишь одним способом - добыть ликвор и продать его Корпусу. Официально только калюстианцы являются поставщиками этого чудо-сырья на Псиланту. Однако из-за того что ликвора в последние годы добывается все меньше, так как калюстианцы «выдоили» его из всех легкодоступных мест, то Корпус охотно скупает ликвор у всех счастливчиков на черном рынке. Калюстианцы с этим пытаются бороться, но без толку. Корпусу нужен ликвор, и, если ситуация сохранится, Храм Калюсты потеряет статус главного поставщика. А вместе с ним и привилегии. Поэтому, сам понимаешь, у церковников сейчас дела из рук вон плохо. Вот они и бегают по всей Риппетре, как в задницу ужаленные - ликвор ищут.
        - Ты на мой вопрос не ответил, - сухо заметил Кай.
        - Это прелюдия, - поморщился Соломон, - не перебивай. Я и так пытаюсь тебе в двух словах передать то, что люди годами изучают и ни черта при этом не понимают. Где-то пару месяцев назад прошел слух о том, что в Асырке начались массовые разливы Хищиды. Соответственно, где самодел - там и ликвор. И началось. Все сюда полезли - и Корпус, и калюстианцы, и искатели, и случайные люди вроде меня. Я так вообще опоздал. Много времени потратил, чтобы этих чудиков подготовить. Они ведь впервые в открытом мире. До этого только в моем загородном ранчо жили.
        - Давай про меня.
        - Хорошо, про тебя. Добывать ликвор умеют немногие. Слышал сказки о людях-самоделах? Такие байки искатели любят у костров травить. Так вот, чушь все это. Никогда Хищида людей сама не создавала. Это все легенды из того же рода, что и чанты. Просто с тех пор как появился Корпус, и ликвор стал дороже всех ресурсов Риппетры, ученые - и наши, и Корпуса, принялись ломать голову над тем, как его добывать. Вся сложность в том, что здесь, на Риппетре ликвор перемешался с Хищидой, и способ, каким его Дети Неба добывают на других планетах, здесь не работает, так как приходиться вытаскивать его из самодела. Первыми, как ни странно, додумались калюстианцы. Они стали специально заражать себя Хищидой, чтобы призывать ликвор из массы самодела. Хищида тянется к самой себе. Церковники полностью секрет добычи ликвора не раскрывают, молчат даже под пытками Корпуса - инциденты были. В общем, их метод работает, а за три столетия калюстианцы насобачились добывать ликвор так, что равным их нет. Однако статус главного поставщика Корпуса, а вместе с ним и блага цивилизации, которые сыплются на церковников из Псиланты, не
дает покоя многим. Мой прадед принадлежал к группе ученых-подпольщиков, которые решили слепить человека из Хищиды, основываясь на ее свойствах повторения любого материала. Проект глобальный и нелегальный, сам понимаешь. Длился не одно десятилетие и завершился в твоем лице. Вот перед тобой я - тот счастливчик, который получил-таки успешный образец. А теперь ты спросишь, зачем эта игра в бога?
        - Я спросил тебя об этом еще полчаса назад. А ты по-прежнему тратишь мое и свое время.
        - Ликвор, парень. Все дело в нем. Калюстианцы глотают Хищиду, вводят ее в вены, и черт знает, что еще с ней и с собой делают. После таких экспериментов выживают единицы добровольцев. Как правило, Корпус охотится на них, но калюстианцы хорошо прячут и охраняют свои самородки. Однако способности таких пропитанных самоделом личностей минимальны по сравнению с навыками тех, кто был полностью сотворен из Хищиды. Посмотри на них, - Соломон кивнул на человечков. - Они могут добывать ликвор в два раза быстрее, чем любой ловец из Храма Калюсты. И мне даже страшно представить, какими способностями по добыче ликвора обладаешь ты - так сказать, более усовершенствованный организм. Я ответил на твои вопросы?
        - То есть, я нужен тебе только для добычи ликвора? - заключил Кай.
        Соломон кивнул.
        - А ты, наверное, думал, что я выращиваю самоделов на органы?
        Кай промолчал, но был уверен, что все читалось на его лице.
        - Ну что ж, если мы разобрались с прелюдией, перейдем к главному, - Соломон поставил кружку с уже остывшим чаем на землю и проникновенно посмотрел в глаза Каю. - Предлагаю заключить сделку.
        - Неужели никаких высших целей? - не выдержал Кай. - Только ликвор?
        - Прости малыш, обидно осознавать, что ты создан из таких меркантильных целей, как жажда денег, но это так. Мне от тебя нужен ликвор, и чем больше, тем лучше. Увы, не могу дать много времени на раздумья. К горам направляются ловцы из храма, и если эти ребята доберутся до Асырка раньше, то ликвора мы не увидим. Мои разведчики сообщили, что у калюстианцев вышла какая-то заминка, но это вопрос времени. Поэтому я и спешу. Письма от Тиля о твоем пробуждении, а потом побеге застали меня уже в дороге. Долго думал, искать тебя или нет, но потом решил не рисковать, и пойти с теми самоделами, которые были готовы. Я ведь не знал, что ты такой продвинутый получился. Но мне везет - ты пришел сам.
        - А если я не хочу добывать тебе ликвор?
        - Ну, малыш…
        - Не называй меня так! У меня есть имя - Кай.
        - Ладно, ладно. Только ты не Кай, а Каппа Четвертый. Я вас, самоделов, по буквам древнего алфавита с Гайи называю. Те, что со мной - Альфа, Бета, Гама, Дельта, Эпсилон и так далее. Они из первой серии, самые сообразительные. Те, что у меня дома остались - вторые и третьи, - очень тупые, управлять ими почти невозможно. Ты из четвертой серии. Горцы, видимо, что-то перепутали, и Каем тебя назвали. Ну да ладно, Кай тоже хорошо. Тем более, что ты не похож на остальных.
        - Если ты думаешь заставить меня силой добывать тебе ликвор, чего я, кстати, совершенно не умею делать…
        - Спокойнее, спокойнее, - перебил его Соломон. - С тобой сотрудничество возможно только на добровольной основе, поэтому я и предлагаю сделку. У тебя ведь вся жизнь впереди - жизнь полноценного, развитого, здорового и счастливого человека. Это я этих буду воспитывать, растить, кормить, - колдун кивнул на притихших самоделов. - Ну и пользоваться ими как ловцами ликвора. С ними иначе не получится. Без меня они умрут, но и я должен за свои труды кое-какую компенсацию получать. Что касается тебя, то ты - уникален. Может быть, вся четвертая серия получится такой же, и тогда я точно стану самым богатым человеком Риппетры. Но пока никто кроме тебя не проснулся, так как я закладывал четвертых на долгий срок - на тридцать лет, ты сам это знаешь. Я, конечно, мог бы тебе напомнить, что ты обязан мне жизнью и попросить взамен об услуге, но не хочу давить. Все должно быть честно. Подумай, сколько всего я могу тебе дать. Ты ведь только входишь в этот мир, знакомишься с ним, и тебе надо будет как-то в нем обустроиться. Мои условия просты. Как только мы доберемся до Асырка, ты наполнишь все мои контейнеры, которые
я взял. Честно говоря, я не рассчитывал залить и половину, но всегда беру с запасом. Так вот, если я уйду с Асырка с полными бочками, то мне хватит этого ликвора до конца жизни. Соответственно, больше мы с тобой не увидимся. В обмен, я куплю тебе квартиру в Корсионе, машину, помогу с работой. А захочешь, останешься со мной, у меня большой дом. Скучно не будет, ведь они, как-никак, твои родственники. Решайся, Кай. Если ты сейчас скажешь «нет», неволить я тебя не буду. Но проблемы у тебя появятся - не со мной, а с Корпусом. В Корсионе ты не проживешь без меня и суток, так как санитарные патрули Детей Неба прочесывают город постоянно. Что до твоих попутчиков, то признаваться им в своем самодельском происхождении будет крайне глупо. Ты еще не знаешь, насколько глубока народная ненависть к Хищиде.
        - Не надо угроз. Я согласен, - кивнул Кай и протянул руку колдуну. В дорожденных снах он видел, как это делали те, кто заключали союз.
        Соломон пожал руку с довольной улыбкой.
        - Выступаем на рассвете. Я послал одного самодела в Неправильный Лес на разведку и правильно сделал. Там сейчас Хищидный дождь льет. Явление крайне редкое, но неприятное. Хотя для тебя, конечно, опасности никакой. Для вас, самоделов, Хищида - это как целебная мазь на рану. А насчет того, что ты никогда ликвор не добывал - пустяки. Вам, самоделам, призвать ликвор - все равно, что пукнуть. Ну, прости, плохое сравнение - как вздохнуть. У вас это в крови. Также как тяга к сладкому или невосприимчивость к алкоголю.
        - Мне не нужны квартира, машина и работа, - на этот раз Соломона прервал Кай. - У меня одно условие. Я наполню твои бочки, а ты сделаешь ноги для Десятой. Для Карли. Так зовут девушку, которая была со мной на вокзале. Помнишь подравненную?
        Соломон уставился на него так, словно у Кая на голове выросли рога.
        - Если ты творишь людей, что для тебя сделать пару ног? - быстро добавил Кай, испугавшись услышать отказ.
        - У тебя к ней эмоциональная привязка? - с нездоровым любопытством спросил Соломон. - Потрясающе! Мои самоделы раньше не проявляли интереса ни к кому кроме как к себе подобным или создателю. Хочешь сказать, ты влюбился? Так, так… Замечательно, просто восхитительно!
        Кай давно уже не был уверен, что испытывал к Десятой то самое чувство, о котором так смело заявил колдун. Она ему нравилась, однако дорожденные сны давали слишком много информации о том, что такое любовь. Кай давно в ней запутался и перестал пытаться понять, каким должен быть влюбленный человек. Ему достаточно было знать, что Десятая ему дорога - как, по-своему, был дорог Тупэ и даже Валентин. Они были людьми, с которых началась его жизнь, и он хотел им счастья - искренне и без лукавства.
        - Твой ответ, колдун, - мрачно спросил Кай.
        - Я тебе уже говорил, что я не колдун, но это, в принципе, неважно. Да! Я согласен! Сделаем твоей девчонки ноги.
        - Ты точно это умеешь? - зачем-то переспросил Кай.
        - Разумеется, - с жаром заверил его Соломон. - Ты по адресу. В моем загородном доме есть все необходимое оборудование, так как приходиться часто латать самоделов. Порой они «вылупляются» неукомплектованными. То почки не хватает, то пальцев. Я сделаю Карли-Десятой ноги, а ты сделаешь меня богатым.
        - Договорились. Сколько времени займет эта твоя добыча ликвора?
        - Немного. До рудника прокатимся на транспортере. Думаю, доберемся за сутки. Еще денек потребуется на ликвор. Ну и столько же на обратный путь. К концу недели вернемся.
        - Мои друзья пойдут со мной.
        - Вот это исключено, - категорично возразил Соломон. - Особенно, это касается калюстианца. Не волнуйся, их найдет мой человек, и скажет, где нас ждать. Встретимся через три дня на вокзале.
        - Мне нужны гарантии, - заявил Кай. - И я сам хочу предупредить товарищей. Да и вряд ли они поверят другому человеку.
        - Поверят! - успокоил его колдун. - Моя помощница Баста умеет быть убедительной. Если ты сейчас сам отправишься искать их, мы потеряем уйму времени. А мои люди знают эти окрестности, как свой дом, и быстро найдут твоих попутчиков. Что касается гарантий… Хм… Верь мне, Кай. Я твой родитель, как-никак. У меня нет причин обманывать тебя. К тому же я буду рад помочь той девушке. Эти обычаи горцев ужасно жестоки. Я пробовал говорить с Тилем, но он сказал не совать нос не в свое дело. Это чудо, что Карли-Десятая выжила после такой страшной операции. Я бы сделал ей ноги и за просто так, если бы она обратилась ко мне за помощью, но раз просишь ты, то будет честно, если я попрошу тебя в обмен об услуге.
        На том и договорились. Остаток дня, который догорел быстро, как свечка, Кай провел в компании любопытных самоделов, которые не отпускали его до тех пор, пока на них не рявкнул Соломон. Кай долго пытался отыскать в себе сыновьи чувства к колдуну, но место, где они должны были находиться, пустовало. Однако, поглядев в последний раз на играющих в мяч самоделов, он ушел в палатку со смешанным чувством тревоги и облегчения - теперь он был не один.
        Глава 21
        Пещеры Тиля Голубоглазого встретили его темнотой и привычной вонью угольной крошки, от которой першило в горле и чесались глаза. Оказалось, Кай успел от нее отвыкнуть. Звон в ушах не давал услышать капель воды и ритмичный стук молотков, но он был уверен, что голос рудника остался прежним. Кай потер виски и не сдержал улыбки, когда самоделы дружно потерли головы. До этого они хватались за бока, когда он приложил руку к сердцу, испугавшись, что оно выскочит у него из горла. Самоделы были уверены, что их сердца находились там, где у обычных людей располагалась печень. Кай не спорил - после гонки на транспортерах по Неправильному Лесу, ему было дурно, хотя он и считал себя выносливым.
        Когда Соломон показал ему путь в шахты Тиля, Кай понял, что через три дня они могут и не вернутся. Отвесный вертикальный тоннель скрывался за кустами брусничника, зияя непроглядной чернотой. Рваные края провала и острые камни, нависшие по неровной окружности, напоминали рот великана, застрявшего в каменной массе. Пытаясь вздохнуть, громила открыл рот, да так и застыл навеки, засыпанный обрушившейся скалой. Из дыры тянуло холодом и сыростью, оживляя воспоминания о трех месяцах, прожитых в руднике Тиля. И хотя, соглашаясь на сделку, Кай знал, что придется возвращаться в шахту, сейчас желание помочь Десятой чуть притупилось, уступив место осторожности. Именно это чувство подсказывало, что если и разрывать сделку с Соломоном, то надо это делать сейчас.
        У края ямы на спутанных проводах висели три кабины, подозрительно напоминающие тележки для угля - только с крышей. У каждой «телеги» имелось по колесу, которое опиралось на рельсу, сверху же кабина крепилась к паутине канатов, грязной мешаниной исчезающих во мраке. Все сооружение скрипело, дергалось и качалось от малейшего дуновения ветра, но Соломон забрался внутрь, нисколько не колеблясь. Остальным было велено делать то же самое. Колдун объяснил, что после того как по горам Асырка прошел щуп деактиватора, который вырубил все нелегальные механизмы, лифт стал работать только в одну сторону - вниз.
        Осмотрев тележку, в которую уже забрались все семь самоделов, Кай садиться в нее отказался. Щели в бортах, недостающие болты и хлопающие на ветру незакрепленные панели подсказывали, что лучше броситься в тоннель сразу - вниз головой. Голос Бога молчал, но чувство самосохранения помогало не хуже Калюсты.
        - Не бойся, - успокоил его Соломон. - Кабина выдерживает полтонны - проверено. Вот увидишь, внизу будем минут через двадцать. А обратно нас гномы поднимут, у них там ручная лебедка есть. За подъем, правда, в три дорога дерут, но мы ведь будем с ликвором, а богачам нельзя мелочиться. Давай скорее, иначе калюстианцам достанутся самые жирные куски. По моим датчикам, самодела больше всего в пещерах Тиля, и это хорошо, так как с Голубоглазиком мы в друзьях. Вот если бы Златозубы неожиданно на ликвор разбогатели, тогда бы пришлось изворачиваться. А Тиль мужик толковый, с нормальной психикой и без отклонений, какие обычно у горцев бывают. С ним можно на деловом языке разговаривать. Не тяни время. Это же ты, а не я пообещал Карли вернуться через три дня.
        В конце концов, Кай себя уговорил и залез в кабину. Ему нужно было за что-то держаться. Пока единственной опорой, казавшейся надежной, было собственное слово.
        О своем согласии он пожалел очень быстро. В транспортере Соломона, который продирался сквозь дебри Неправильного Леса, тоже трясло и дергало, но там они сидели внутри бронированного монстра, который дарил иллюзию защищенности. Здесь же, в продуваемой ветром кабине, которая без тормозов неслась вниз по тонкой рельсе, визжа и скрежеща так, что, казалось, их слышат все горы Асырка, Кай ощутил, как это бывает, когда все органы меняются местами, а сердце выпрыгивает из горла. Дорожденные сны пытались рассказать ему о головокружительных горках, где люди веселятся, испытывая крепость психики и тела, но Каю было не до веселья. Спуск продолжался утомительно долго, крутые виражи сменялись новыми дикими поворотами, самоделы пронзительно кричали, цепляясь за него, а не за поручни. Когда последние лучи солнца рассеялись, сдавшись вечной темноте, кабинка и вовсе, как ему показалось, перешла в свободное падение. Кай закрыл глаза и не открывал до тех пор, пока визг, грохот и лязг не сменились оглушающей тишиной и тем самым звоном в ушах, который мучил его до сих пор.
        Их встречали. Несмотря на заверения Соломона, что они с Тилем лучшие друзья, Голубоглазый не стал тратить время на колдуна и компанию, отправив к ним Никеля с Клевером, чему Кай был рад. Ему до сих пор казалось, что Тиль хочет прижечь ему пятки.
        Никель был как всегда неразговорчив, однако из тех немногих слов, которыми он перекинулся с Соломоном, Кай понял, что колдун арендовал у шахтеров несколько старых нерабочих забоев - якобы для научных экспериментов. Когда Никель пробурчал, что горцы снимают с себя ответственность за их безопасность из-за высокой активности Хищиды, Соломон широко улыбнулся - они были на верном пути.
        На Кая Никель обращал внимания не больше, чем на других самоделов, которых, видимо, записал в гомункулы. Однако Клевер оказался разговорчивым. Отстав от основной группы, они вволю наболтались, так как гнома интересовало все, что было связано с побегом.
        Кай не пожалел красок, описывая заплыв в нечистотах, встречу с гомозулем и поедание гусениц в Неправильном Лесу. Губы произносили бездумные слова, а голова в сотый раз представляла картину, как он добудет ликвор, как у Десятой появятся ноги, как… Дальше представлять было трудно, так как на горизонте маячила та самая жизнь, которую хотел подарить ему Соломон - с квартирой, машиной и работой. От одной этой мысли сводило в животе, и ныли зубы. Пока Кай не понимал причины.
        Клевер не остался в долгу и рассказал, что творилось в руднике. А дела у семейства Тиля были неважные, так как угольная жила беднела. Причина всех бед - Хищида Проклятая. При этих словах горец трижды сплюнул и осенил себя знаком святой Варвары. Самодел затопил большинство рабочих забоев, а те шахты, где Хищида не появилась, пострадали из-за обвалов, вызванных движением пород.
        - Если бы не калюстианцы, жевать бы всем нам крыс, - подытожил Клевер.
        - А церковники тут причем? - живо поинтересовался Кай, вспомнив Валентина.
        - О, они ребята деловые. Как раз после твоего побега к нам заявились и предложили платить за те забои, где теперь Хищида. Как бы в аренду их брать. Они, конечно, о причинах умолчали, но это и гомозулю понятно, зачем им самодельские области. Ликвор там для Корпуса добывать будут. Тиль всех собрал, посовещался, ну и решил, что калюстианцы все равно в пещеры полезут - с нашего согласия или без. Поэтому затопленные забои им отдали. Тем более, что они согласились на нашу цену, а денежки это немалые. Плохо, конечно, что чужаки в руднике, но так бы эти затопленные шахты вообще пропали. А тебя Соломон, кстати, зачем обратно сюда притащил? Опыты будет ставить? И на них тоже?
        Клевер заинтересованно кивнул на притихших самоделов, которые жались друг к другу и заметно нервничали. Кай подумал и не стал разочаровывать гнома.
        - Ага, - грустно ответил он. - Сначала на них, потом на мне. Видишь, какие они пришибленные.
        - А почему здесь, а не наверху? - в глазах горца горело неподдельное любопытство, и Кай понял, что скука по-прежнему осталась главным врагом гномов. Щуп деактиватора отключил в пещерах не только горнорудные машины, но и бытовые аппараты вроде грелок и телевизоров. Поэтому любые истории, а особенно не выдуманные, были нарасхват, передавались из одной семьи в другую, обрастали деталями и становились новыми легендами.
        - Особая атмосфера нужна, - придумал на ходу Кай, останавливаясь вслед за всей группой перед кабиной лифта. - Как в пещерах. Такую в лабораториях не сделаешь.
        Больше поговорить не удалось. Гномы остались наверху - крутить механическую лебедку, а Соломон с Каем и самоделами погрузились в лифт. Спуск длился недолго. Колдун нервничал и покрикивал на человечков, поторапливая их. На Кая он голос не повышал, но тот чувствовал его раздражение и на себе.
        В пещере, куда спустил их лифт, Соломон задерживаться не стал. Оставив одного самодела дозорным у кабины, он повел группу вглубь сужающегося тоннеля. Постепенно нервозность Соломона передалась и Каю, которого накрыли воспоминания. Ведь еще недавно он шел с гномами к забою по таким же каменным коридорам, гадая о своей судьбе и происхождении. Увы, встреча с Соломоном ясности не внесла.
        - Долго еще? - спросил он, не выдержав давящей тишины.
        - Минут тридцать, - пробурчал Соломон, останавливаясь перед развилкой. - О том, что мы вглубь пошли, горцам потом не болтай. Мы с ними на первую пещеру договаривались, но самодела там нет. В последнее время эта тварь слишком подвижной стала. Помню, еще год назад, где Хищиду найдешь, там она и лежит. А сейчас все не так. Какая-то другая система у нее появилась, не проследишь.
        Прибор в руках колдуна замигал красным, и Соломон уверенно кивнул налево. Кай почувствовал Хищиду еще до того, как они вышли на залитую голубым светом площадку. Знакомое чувство радости родилось в животе, наполнило грудь и взорвалось счастьем в голове. В одно мгновение стало спокойно и уютно, а окружающий мрак уже не казался всепоглощающим злом. Низкий каменный свод покрывали многочисленные блики, исходящие от переливающейся массы. Хищида была небольшой, размером с палатку, в которой Кай спал в лагере Соломона, но ее присутствие чувствовалось повсюду - на неровном каменном полу, на влажных стенах и даже в воздухе.
        - Так, начинаем работать, - деловито распорядился Соломон, распаковывая контейнеры. Емкости для ликвора Кай изучил еще в лагере. Внешне они походили на стеклянные колбы длиной не больше локтя, но внутри, по словам колдуна, имели достаточно места для целого гомозуля. Соломон делал ставку на то, что щуп деактиватора проходил по горам Асырка совсем недавно, и они должны были успеть вынести ликвор до того, как контейнеры поломаются.
        Не зная, что делать, Кай уселся рядом с шестью колбами, аккуратно расставленными на берегу. Самоделы суетились, распаковывая сумки, а Соломон командовал, держась от озера с Хищидой подальше. К контейнерам присоединяли провода, приборы и непонятные штуки, в которых Кай ничего не смыслил.
        Спокойствие, подаренное близостью Хищиды, накатывало волнами, то и дело уступая место тревоге. А вдруг у него не получится? Что тогда? Разочаровать себя было бы привычно, но вот подвести Соломона и Десятую ему не хотелось.
        Наконец, приготовления закончились, и человечки расселись на берегу, едва не касаясь коленями разноцветной массы. Каю вспомнился Валентин, который при первой встрече показался ему волшебником. Самоделы рук не использовали - они пели. Тянули мелодию без слов, наполняя ее эмоциональными переливами, то грустными, то безудержно веселыми.
        Кай нервно сглотнул, так как вряд ли был способен повторить подобное. Тем временем, Хищида проснулась, заволновалась и принялась пузыриться, выдавливая из себя небесно-голубые капли - ликвор. Похоже, Соломон был прав. Если у Валентина капли ликвора были не больше ногтя, то сейчас из озера появлялись шары размером с кулак мужчины.
        Соломон принялся бегать от одной колбы к другой, играя на встроенных пультах, словно на музыкальных приборах. Контейнеры загудели и присоединили к радужным бликам на потолке собственные огни - ярко-лиловые.
        - Давай, Кай, - кивнул ему Соломон. - Это не сложно. Сосредоточься и попроси Хищиду отдать тебе ликвор. На самоделов внимания не обращай. Их третье поколение по-другому не умеет. Ты из четвертых, вам петь не нужно, Хищида должна понимать тебя на ментальном уровне. Просто попроси.
        Приободренный тем, что ему не придется выдавливать из себя арии, Кай уставился на разноцветную массу и мысленно позвал Калюсту. Разумеется, тот не ответил. Как обычно, Бог разговаривал только тогда, когда было нужно ему.
        - Дай мне ликвор! - требовательно произнес про себя Кай. - Все равно это инородное тело, которое тебе не принадлежит. Будет честно, если ты исторгнешь его из себя в те контейнеры. За них Соломон сделает Десятой ноги. Ты ее знаешь, она хорошая девушка, и к тому же мне нравится. Я хочу ей счастья. Давай, Калюста, не жадничай. В тебе этого ликвора, как в болоте головастиков.
        Кай подождал, посмотрел на контейнеры, но количество шаров, которые отрывались от озера и перелетали по воздуху в колбы, осталось прежним. Не было сомнения, что Кай к наполнению контейнеров отношения пока не имел.
        Он попробовал снова, на этот раз вежливее. Но Хищида упрямо молчала, более того, ликвор, добываемый самоделами, уменьшился. Человечки заерзали и взяли более высокие ноты, однако ликвора не прибавилось.
        - Чего ты медлишь, Кай, - прикрикнул на него Соломон. - Если не постараешься, сделки не будет. Останется твоя девчонка калекой, и только ты будешь виноват в том, что не дал ей второго шанса.
        Слова колдуна неприятно резанули слух, но Кай сжал зубы и опустил руки в Хищиду, надеясь, что более плотный контакт разбудит бессердечного бога. Калюста не реагировал.
        - Чего молчишь, болото разноцветное! - от злости Кай хлопнул ладонью по поверхности озера, которое заколыхалось, словно желе. Одного из самоделов обрызгало, и тот обиженно вытерся. Ликвор все еще отделялся от Хищиды, но с трудом и как-то неохотно. За полчаса возни на берегу они даже не сумели закрыть дно одного контейнера. Остальные колбы по-прежнему стояли пустыми. В воздухе нарастало напряжение, а сердитый взгляд Соломона прожигал в спине Кая огненные дорожки.
        Отчаявшись, Кай залез в жижу по пояс, добрел до противоположной стены, обошел озеро по кругу и вылез на берег, даже не потрудившись оттереть одежду от налипшей массы. Калюста молчал, капли ликвора не увеличивались, а время превратилось в тягучую смолу. Казалось, они провели в этой пещере много часов, хотя по наручным часам колдуна было видно, что не прошло и тридцати минут.
        - Не получается, - прошептал он Соломону, который присел рядом на корточки. Колдун уже не кричал на него, а лишь озабоченно осматривал, словно Кай был поломанным механизмом. Правда, трогать его, заляпанного Хищидой, он опасался.
        - Может, я все-таки не самодел? - спросил Кай, боясь, что Соломон согласится. - Вдруг вы перепутали?
        Колдун почесал подбородок, тоскливо посмотрел на редкие капли ликвора, задумчиво пожевал губу.
        - Глотни-ка ее, - неожиданно предложил он.
        Кай понял не сразу:
        - Хищиду?
        - А кого же еще? - нетерпеливо бросил колдун. - Возможно, проблема в недостаточной интеграции. Всем им, - он махнул на самоделов, - я делал прививки, ты же свалился на нас неожиданно, не до подготовки было. Сейчас принесу шприц, а ты пока попей из этого болотца.
        У Соломона явно улучшилось настроение, так как он поднялся и, присвистывая, принялся рыться в сумках. У Кая же скрутило живот. Он, конечно, испытывал более чем теплые чувства к Хищиде, особенно после того как узнал о своих родственных связях, но одна мысль о том, чтобы взять в рот разноцветную жижу, вызывала стойкую тошноту.
        - Давай, давай, - подбодрил его колдун, вернувшийся со шприцом. - Не тяни время, глотай. Территория чужая, Хищида непредсказуемая, да и гомозуля датчики засекли. Хорошо, что пугач взял, но, сам понимаешь, деактиватор может в любой момент включиться. Тогда и контейнеры накроются, да и нам не сладко придется.
        «Ради тебя, Карли», - прошептал Кай и, захватив пригоршню Хищиды, отправил массу в рот. И чуть не выплюнул обратно, с трудом сдержав рвотный позыв. Надежда на то, что у жижи не будет вкуса, не оправдалась. Самодел был маслянистым, горьким и тягучим, словно смола. Он мгновенно налип вязкой коркой на зубы, обволок неприятной пленкой язык с гортанью и превратил слюну в горькую отраву. Чтобы масса не полезла наружу, Кай зажал себе рот ладонью и, зажмурив слезящиеся глаза, принялся понемногу глотать заполнившую рот гадость. Когда он, наконец, справился, ощущение было такое, словно он наглотался собственной крови вперемешку с дерьмом и всеми нечистотами, которое может исторгать человеческое тело.
        Желудок отреагировал моментально, послав ему спазм такой силы, что Кай скрючился от боли, даже не обратив внимания на иглу, которую Соломон всадил ему в плечо. Справиться с волнами тошноты и боли удалось не сразу, но Кай все-таки разогнулся и с помощью колдуна сел более-менее прямо.
        - Попробуй еще раз, малыш, у тебя получится, - Соломон почти с нежностью погладил его по спине, но в тот момент, когда Кай хотел возмутиться на «малыша» в его голове загремел Калюста.
        - Хозяин, надо бежать! Нас накрыли!
        Голос оборвался вместе со звуком выстрела, оглушительным громом, прокатившимся по пещере. Колдуна рядом уже не было, и Кай неловко повалился на камни. Боль в животе стихала, зато руки с ногами превратились в конечности чужого тела и не слушались.
        - Калюста, ликвор, - прошептал он, блуждая в лабиринте путаных мыслей, но тут камень под щекой разлетелся вдребезги, едва не утыкав осколками его глаза. Кай зажмурился, чувствуя, как по лицу барабанят каменные крошки, а вместе с ними спадает туманный морок. Из ушей словно вынули затычки, и в голову ворвался пронзительный крик одного из самоделов, который наполнял пещеру до краев, не оставляя места другим звукам. Они раздавались словно издалека - брань, редкие выстрелы, топот ног и возня сцепившихся в драке тел.
        Скатившись к кромке озера, Кай приподнял голову, но Хищида светила тускло, побледнев то ли от страха, то ли злости из-за вторжения на свою территорию, других же источников света не осталось. Однако Кай разглядел кричавшего самодела. Он лежал рядом с колбами, обнимая себя за плечи и захлебываясь криками боли. Этот был тот самый человечек, голос которого Кай сначала принял за голос Бога. В него попали первым. И хотя в дорожденных снах Кая было полно жертв, пострадавших от риппов, вживую раненного этим оружием он видел впервые. Самоделу оторвало ногу выше колена - обрубок валялся неподалеку, ступней в Хищиде.
        Кай попытался встать, но тело не слушалось. Он не сразу понял, что постепенно сползал в разноцветную жижу. Берег имел естественный уклон, и камни под Каем катились вниз. Хищида мягко обволокла его ноги, но вскоре погружение прекратилось - подошва сапога уперлась в подводный камень, и Кай замер, не желая еще раз наглотаться самодела. Он и первый раз на всю жизнь запомнит.
        Тем временем, пещера озарилась новой вспышкой света и грохотом риппа. Ослепленный, Кай зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, как Соломон оседает безвольной тушей прямо на колбы. Упасть колдуну не дали. Его подхватила высокая фигура, не дав раздавить ценные приборы, на которые тот падал, и тут Кай понял, кем являлись внезапные захватчики. Человек подошел слишком близко к Хищиде, и в бледный ореол света, исходивший от озера, попала его рука со знаком Калюсты, выбитым на плече. Лица Кай не разглядел, но такая же татуировка была у Валентина. В голове всплыли слова Клевера о калюстианцах, арендовавших пещеры у гномов. Кай заскрежетал зубами: война за ликвор была так не вовремя.
        Тем временем, Соломона небрежно отбросили в сторону, и человек скрылся. Где-то еще сопротивлялись самоделы. Уже привыкшие к темноте глаза Кая различили у входа в пещеру пять силуэтов, окруживших «детей» Соломона, но в тот момент его интересовал только колдун, который не подавал признаков жизни. Соломон не мог умереть. Не имел на это никакого права. Кай же не хотел верить в то, что его первый самостоятельный шаг закончится провалом.
        Полежав немного в Хищиде и почувствовав, что может двигаться, не опасаясь оставить на камнях желудок вместе с содержимым, Кай осторожно пополз к колдуну. Конечности слушались плохо, но в них появилась сила. И хотя Бог по-прежнему не хотел говорить с ним, купание в самоделе явно пошло Каю на пользу - силы возвращались.
        - Соломон, - позвал он колдуна, бледность лица которого могла успешно соперничать с бледностью пещерного свода. - Очнись! Не смей умирать, или я, клянусь, напою тебя Хищидой.
        Кай не ожидал, что Соломон откроет глаза почти сразу же. Колдун внимательно посмотрел на него, издал нечленораздельный звук, а потом вдруг выкинул вперед руки, оттолкнув от себя Кая с такой силой, что тот откатился в сторону. Одновременно раздался выстрел, и тело Соломона выгнулось, словно пыталось прыгнуть вслед за Каем. На груди колдуна расплылось пятно, превратившись в близнеца того, что темнело у него на животе.
        Оказывается, Кай умел громко кричать. Он знал, что нападать стоило молча, но боль, пронзившая сердце при виде кровавой раны на груди Соломона, не шла ни в какое сравнение с той, что терзала его желудок пару минут назад. Калюстианец не успел сделать новый выстрел. Неожиданно для себя, Кай вдруг сделался чрезвычайно проворным и, подкатившись сзади, саданул замешкавшегося церковника по колену, сбив того с ног. Его переполняли странные чувства - страх за Соломона и стыд перед Карли, но сильнее всех было ликование от того, что удалось одолеть врага. Тот Кай, что побоялся убить Райзора в Неправильном Лесу, ушел в тень, уступив место другому человеку. Он не знал, когда именно стал этим другим, но был уверен, что второй раз ошибки не допустит. Кай приложил калюстианца макушкой к камням и злорадно осклабился, когда чужак вскрикнул от боли. Задумавшись над тем, как лучше убить противника - размозжить голову камнем или задушить, он машинально отметил: а голос-то у врага знакомый…
        В следующую секунду они поменялись местами, и Кай почувствовал, как это больно, когда в затылок врезаются острые камни. Однако, оседлав его, калюстианец лишь зажал ему рот рукой, после чего наклонился и прошептал:
        - Остынь, это я, Валентин. Я тебя не узнал! Подыграй мне, хорошо?
        До Кая дошло не сразу, но калюстианец навалился на него телом и, совсем нешуточно сжав ему горло, прокричал:
        - Заканчивайте там, я взял последнего.
        Кай и не догадывался, что изнеженный и капризный Валентин мог обладать такой силой, но дергаться не стал. Все пошло не так с той самой минуты, как он вернулся в пещеры. Так почему бы теперь не появится и Валентину? А еще он знал, что без вмешательства Калюсты точно не обошлось. Бог дышал ему в затылок и смеялся.
        - Готово, - крикнули от двери. - Похоже, живых нет, - а потом через пару секунд, - Великий Калюста, да это же дети какие-то! Горцы сказали, что тут целый отряд боевиков с риппами. Ты чего-нибудь понимаешь, Вал?
        Каю захотелось посмеяться вместе с Богом, и хотя виски неприятно холодили слезы, он захрюкал в ладонь Валентина, все еще сжимавшую его рот. Тиль Голубоглазый перехитрил всех. Соломон и калюстианцы вели с ним дела не один год, однако Тиль провел их в два счета, решив проблему вторжения в свои шахты быстро и по-гномьи. С Соломоном было легко - горцы просто ему не мешали, позволив зайти на арендованные калюстианцами земли. С церковниками тоже было нетрудно. Наверное, тот же Клевер и доложил, что в закрытых пещерах хозяйничают вооруженные чужаки. Голодные без ликвора калюстианцы помчались на защиту драгоценного ресурса и уничтожили весь план Кая по возвращению Карли к двуногой жизни. Впрочем, если Тиль думал, что они поубивают друг друга, то он был странно наивен. Хотя, может, гном просто хотел насолить и тем и другим в условиях, когда сам изменить события уже не мог?
        Осталось выяснить, как тут оказался Валентин, и где, черт возьми, он оставил Карли с Тупэ. А еще Каю было до слез жалко самоделов. Вот уж кто, а они точно были здесь самыми невинными душами.
        - Поднимайтесь наверх без меня, - крикнул грандир товарищам. - Полагаю, стоит задать горцам пару вопросов. Я задержусь. Здесь все заражено Хищидой, да и ликвор надо собрать. Тела не трогайте, они тоже заразные. Буду минут через десять.
        - Может, Лоймана прислать?
        - Нет, сам справлюсь, - отмахнулся Валентин. - У Лоймана и так много работы, не отвлекайте его, - и уже обращаясь к Каю - У тебя минута, чтобы все объяснить, гомункул ты недоделанный. Я тебя чуть не убил!
        - Тогда поторопись, потому что говорить будешь ты, - прошипел Кай и приставил к животу Валентина нож, который извлек из сапога. - Ты убил Соломона!
        - Это Соломон? - как-то равнодушно спросил грандир. - Ну что ж, на все воля Калюсты. Тебе повезло, что нас в пещерах только двое, кто с ликвором работает. Я и Лойман. Иначе мы бы тут с тобой не разговаривали. А я тоже глупец порядочный. Надо было сразу догадаться, что Соломон из тебя ловца хочет сделать. Церковь о таких опытах слышала, но Соломон - хитрец, такого только с поличным ловить. Не переживай из-за него. Он государственный преступник, и будет лучше, если о вашей связи никто знать не будет. Кстати, это ты тут ликвор призывал? Лоймана в соседнем забое буквально затопило. Я такого урожая никогда не видел. Ликвор размером с голову младенца - это же фантастика!
        Кай пропустил восторженный монолог Валентина мимо ушей и вогнал кончик ножа тому в кожу. Грандир вскрикнул, но намек понял и с Кая слез.
        - У нас, действительно, мало времени, - быстро сказал он. - Тебя надо вытаскивать отсюда, но в пещерах уже полно наших. Все, что связано с ликвором, полито кровью чужаков, таких как ты. Нельзя, чтобы тебя видели. Вы ведь сюда проникли из другой пещеры, так? Я сейчас выйду, отвлеку охрану, а ты заберешься в тот лаз и подождешь меня там. После нашего побега все рудники на ушах стоят, шансов выбраться в одиночку никаких. Ну и опять же наши везде. Ты не горец, а значит, тебя сперва убьют, а потом задумаются, кто ты и откуда. Но не волнуйся, я о долгах помню. Дождись меня здесь, хорошо? Сейчас пещеру запечатают, но через пару часов я вернусь, и мы вместе что-нибудь придумаем.
        - Где Карли? - наконец, выдавил из себя Кай, справившись с бурей гнева и желанием вспороть грандиру живот.
        - Ждет тебя на станции, где же еще! - ответил Валентин, деловито осматривая контейнеры. - Ты исчез, а где-то через час явилась дама с посланием от тебя. Мол, ты в порядке, с Соломоном договорился, ждите на вокзале, в конце недели увидимся. Десятая с Тупэ сняли комнату и решили тебя ждать. Я тоже собирался, но меня, наконец, нашел, поисковый отряд. А так как в горах разлилась Хищида, то меня срочно отправили обратно в Асырк.
        - Кто ты, Валентин? - вопрос был запоздалый, но Кай был взвинчен настолько, что уже не выбирал, что говорить и когда. В нем бурлили странные чувства.
        - Как кто? Грандир, твой друг, калюстианец, - не понял Валентин.
        - Когда мы встретились, там, в пещере… Как ты туда попал?
        - Я же тебе говорил, меня похитили. А до этого я путешествовал с благотворительной миссией по Синеусой Пустоши.
        - Врешь! Ты искал в Асырке ликвор, верно?
        - Даже если и так, то разведчик из меня получился бедовый. Я, действительно, угодил в плен к солдатам-дезертирам. Чистая правда.
        - Но сообщение ты своим все-таки отправил? Что ликвора тут полно, можно осваивать новые земли, урожай будет богатым.
        - Ну, отправил, - хмыкнул Валентин. - В таком вопросе нельзя терять ни минуты. Таких, как Соломон, много, а торговать с Корпусом должен только Храм. Это почти культурная традиция, если не считать того, что мы является официальными поставщиками.
        - Почему же ты тогда с нами пошел? Ведь сам мог прекрасно из пещер выбраться.
        - Кай, до чего же ты любопытный, - вздохнул калюстианец, заканчивая возиться с колбами. - Послушай, давай потом поговорим, хорошо? Не вовремя все это.
        - Правда, грандир. Сейчас же.
        - А если скажу, что ты мне понравился, не поверишь?
        - Нет.
        - Ну и дурак, потому что это половина правды. Вторая заключается в том, что я занимаюсь не только сбором ликвора, но и поиском новых ловцов. В тебе сразу чувствовалось какое-то особое отношение к Хищиде. Как видишь, я не ошибся. Ты оказался не просто подходящим кандидатом, но уже почти готовым ловцом. Тебе не хватает знаний, но это вопрос времени.
        - Я не собираюсь… - начал было Кай, но Валентин прервал его.
        - И я тоже не собираюсь заставлять тебя быть ловцом. Я просто хочу, чтобы ты знал правду. Ты никакой не гомункул, но и не самодел, как, наверное, окрестил тебя Соломон. Из Хищиды нельзя сделать человека. Да, рассказывают сказки о первых поколениях людей-самоделов, которые воевали с человечеством, но все это мифы, выгодные искателям. Это реклама, понимаешь? Чтобы быстрее и выгоднее продать шкуру гомозуля на рынке, нужно завернуть ее в привлекательную обертку. Легенды о людях-самоделах подходят для этого идеально. Думаю, правда в том, что ты был похищен, и где-то сейчас в Корсионе тебя ждут родители, возможно, любимая девушка, ну или там брат с сестрой. В общем, ты нормальный, обычный человек, такой же, как и я, просто не помнишь этого. Возможно, причина в каком-то сильнодействующим препарате, который отшиб тебе мозги. Но все это поправимо.
        - Зачем Соломону меня похищать? - слова грандира Каю не понравились.
        - Я не договорил, - вздохнул Валентин. - Да, ты человек, но единственное, что в тебе не то, так это большая концентрация Хищиды в организме. Соломону, как и Детям Неба, не дают покоя наши успехи в добыче ликвора. Думаю, он давно пытается «сделать» собственного ловца. Шпионы охотятся за секретами храма не один год, поэтому кое-что просочилось. Но это только верхушка айсберга. Некоторые думают, что достаточно наглотаться Хищиды и все - ловец готов. Соломон - из таких вот «некоторых». Сам он заражать себя Хищидой не стал, зато использует других, где добровольно, а где нет - как в твоем случае, например. Думаю, все эти уродцы, которых мы нечаянно поубивали, - добровольцы, наглотавшиеся самодела. Сам видишь, ничего хорошего из этого не вышло.
        Помолчав, Валентин добавил:
        - Я собирался рассказать тебе обо всем этом уже в Корсионе. Заодно хотел отыскать твою семью. Ты не можешь быть один. Где-то есть люди, которые тебя ждут и любят.
        - Я обещал Десятой ноги, - обреченно произнес Кай, внезапно ощутив всю тяжесть несдержанного слова. - И что теперь? Соломон согласился ей помочь, а ты убил его!
        - У Карли в отличие от тебя есть голова на плечах! - взорвался от негодования Валентин. - Знаешь, мы с ней на вокзале обо всем поговорили. Так вот, она все понимает. Соломон - шарлатан, потому что даже на Псиланте ног не пришивают. Предел мечтаний Десятой - это ножной экзо-скелет, который используют военные Корпуса. Но Дети Неба меценатством не занимаются, и такие технологии доступны только раненым солдатам Корпуса. Никто не будет возиться с браконьеркой. Все, что ты можешь сделать для нее - так это не давать ей ложных надежд. И быть другом, разумеется. Каким стал для нее, Тупэ. Я удивился, как быстро они поладили. Знаешь, он так заботится о ней, что…
        - Я тебя понял, - перебил грандир Кай, мрачно уставившись на озеро Хищиды. - Тупэ как-то сказал, что не всякую схватку можно выиграть. До этой минуты, я думал, что это только к дракам относится.
        - Ты все верно понял, - мягко сказал Валентин, подходя к нему. Если он и хотел положить руку ему на плечо, то взгляд Кая его остановил. - Знаешь, люди всегда будут бояться Хищиды больше, чем смерти. Мы же хоть и с ними, но уже не они. Мы зараженные, а значит, изгои. Нам надо держаться вместе.
        - Валентин, у тебя все в порядке? - в пещеру ворвался свет фонаря, окруживший ярким ореолом голову заглянувшего внутрь калюстианца.
        - Да, иду, - ровным голосом ответил Валентин, загораживая Кая от света. И через секунду добавил шепотом:
        - Увидимся через пару часов, жди меня.
        Глава 22
        - Соломон, ты живой? - Кай упал на колени перед неожиданно захрипевшим колдуном и аккуратно приподнял его за плечи. Он уже забрался в лаз, но не для того чтобы ждать в нем Валентина, а чтобы выбраться в пещеру Соломона и оттуда в рудник Тиля. У Кая было мало шансов повторить успех первого побега без Тупэ и Десятой, но надеяться он еще не устал. До этого Кай тщательно осмотрел всех самоделов и колдуна, и был уверен, что все мертвы. Как же приятно было ошибиться на этот раз.
        - Вот же суки, - прошептал Соломон, рассматривая кровавые пятна на куртке. Кай хотел снять ее с него, но колдун запретил. - Поджарили меня, как куропатку. - Он закашлялся и сплюнул себе на грудь кровь, - Я все слышал. Не соглашайся, Кай, у калюстианцев тебе делать нечего. А еще они все геи - достаточно, чтобы держаться от них подальше. Ненавижу геев.
        Речь была слишком длинной для раненого, и Соломон замолчал, тяжело дыша.
        Кай засуетился вокруг, не зная, что предпринять. Валентин с калюстианцами унесли все колбы и сумки, оставив лишь тела, которые, по словам грандира, должны были забрать позже.
        - Хочешь воды? - спросил Кай, увидев стекающую по стенке влагу. Возможно, пить ее было нельзя, но вода должна была придать Соломону сил, чтобы не умереть по дороге. Кай собирался перетащить колдуна в рудник и всеми правдами и неправдами потребовать у гномов помощи.
        - Вот что, - прокряхтел Соломон, - ты меня не тронь, поздно уже. Лучше самодельчиков моих в Хищиду сложи. Как-то у меня один сгорел нечаянно, сунулся к щитку, ну и коротнуло его. Так я положил его в ванную с Хищидой, а он через месяц очнулся. Может, и эти оклемаются. Только камни на шеи не забудь им привязать, чтобы они случайно не всплыли. А то эти паскудные церковники быстро их себе приберут.
        - Соломон, - начал было Кай, но колдун бесцеремонно его перебил - на правах умирающего.
        - Если вздумаешь с калюстианцами связаться, поднимусь из могилы! - прорычал он. - Нечего им ликвор добывать, пускай сами мучаются. Через пару недель придешь сюда, глянешь на самоделов. Они умные, если калюстианцы озеро не вычерпают, сами на глаза им не покажутся. Ты понял меня?
        - Да понял, понял, только ты не умрешь, потому что кто-то еще должен ноги Десятой сделать.
        - Ах, ноги, - колдун отвернулся и кашлянул кровью. - Прости, малыш, но сделки не будет. Во-первых, ликвора ты не насобирал…
        - Неправда, он просто в соседней пещере вылез, - горячо возразил Кай.
        - А во-вторых, я сейчас сдохну, - проигнорировав Кая, закончил Соломон. - Кстати, можешь и меня в самоделе утопить. Не хочу, чтобы калюстианцы мое тело своими паскудными руками трогали.
        - Ты не умрешь, потому что Карли нужны ноги, - упрямо повторил Кай и попытался влить в рот колдуна немного воды. Тот замотал головой и прохрипел:
        - Вот же упрямый… Да обманул я тебя. Мог бы и сам догадаться. Только богам под силу человеку новые ноги сделать. Ну, или Детям Неба. Но с этими договориться еще труднее, чем с богами. Можешь прямо сегодня начинать молиться Калюсте. Прости за сарказм, но я помираю, мне можно.
        Кай отпрянул от Соломона, словно тот был заразным.
        - Врешь!
        - Да зачем мне? Я ведь при смерти. Эх, зря при жизни не определился с религией, сейчас бы, наверное, веселее было. А так… что там…
        Слова явно давались колдуну с трудом, но чувство юмора его покидать не спешило.
        Злость охватила Кая мгновенно, словно искра высохшую траву.
        - Тогда и подыхай здесь один, ты… ты… - слова, чтобы выразить всю ярость, бурлившую в душе, как назло не находились.
        - Так я и помираю, - едва слышно прошептал Соломон. - Про самодельчиков не забудь… Они не виноваты.
        Почувствовав боль в ладонях, Кай разжал кулаки и на негнущихся ногах направился к самоделам, лежавшим у двери. Разочарование в Соломоне, но в первую очередь - в себе, было настолько сильным, что он не сразу услышал, что его зовут.
        - Подойди, - хрипел колдун. - Хочу сказать.
        Какое-то время Кай упрямо не замечал его, перетаскивая самоделов в озеро, но потом все-таки приблизился. Соломон был обманщиком, однако слушать его предсмертные хрипы было невыносимо.
        - Я не стану убивать тебя, - буркнул он. - Если тебе нужна помощь, то скоро сюда придут калюстианцы. Можешь, попросить их об услуге.
        - Нет уж, я как-нибудь сам, - проворчал колдун. - Слушай меня, Кай. Я не знаю, зачем тебе это говорю, но чувствую, что должен. Так вот. Кажется, ты не мой самодел.
        - Как это? - не понял Кай.
        - Когда мы в шахту спустились, Никель передал мне кое-что от Тиля. Записку. У них тут в шахте обвал породы случился, и один тоннель завалило. Стали его откапывать. А когда до середины дорыли, оказалось, что взяли чуть в сторону и нашли пещерку. А в ней мертвого человека со странными формами - большой череп, маленькие глаза, деформированное тельце. Я по описанию сразу узнал самодела четвертой серии. У них у всех маленькие глаза были заложены. Это было тело Каппы Четвертого, того самого, за которого я тебя принял. Самое интересное, что из этой пещеры был лаз в ту комнату, где ты очнулся. Так что, Кай, я не имею никакого отношения к твоему рождению. Да и вообще не понимаю, кто ты такой. Знаю только, что кто-то тебя подменил, подсунул мне и гномам специально, хотел, чтобы мы приняли тебя за своего… И когда я начинаю об этом думать, на душе как-то погано становится. Потому что Хищида… она ведь безмозглая, понимаешь? Это калюстианцы ее одушевляют, но на самом деле… - Соломон часто задышал, выплюнул кровавую слюну и с трудом продолжил, - на самом деле, она просто сосуд для ликвора. Все. Кажется, я умер.
        Колдун откинулся, закрыл глаза, но еще дышал. У входа в пещеру замерцали блики света и вдали послышались голоса. Кай проследил расстояние до лаза, посмотрел еще раз на колдуна и решил, что не станет его спасать. Раны в груди выглядели скверно. У Соломона, возможно, и были шансы выжить, но только не с ним. Теперь Кай не чувствовал к нему ни злости, ни сочувствия. Разве что благодарность - за рассказ о своем появлении. Возможно, для всех это было тайной, но сам Кай где-то на уровне интуиции давно понял, кто являлся его настоящей родней. И собирался этот секрет сохранить - по крайней мере, до тех пор, пока его отношения с родителем не станут лучше.
        Лаз, указанный грандиром, показался бесконечно длинным. Позади, в пещере, уже вовсю хозяйничали калюстианцы, и хотя Кай завалил вход в нору камнями, церковников все равно было слышно. Они искали тела самоделов и ругали Валентина, что тот не выставил охрану. А еще было слышно, как Соломона поднимают на носилки и уносят. Кай надеялся, что это были врачи.
        Он полз и думал о Карли. О том, что скажет ей, когда вернется на вокзал, как посмотрит в глаза девушки и постарается ободрить. Очень постарается. Когда-то Кай пообещал себе, что зажжет в них искру жизни, но теперь он почти поверил в то, что опоздал. Похоже, эту искру зажег другой человек. В голову постоянно лезли слова Валентина. «Удивительно, как быстро они поладили», - сказал грандир о Тупэ с Десятой. Может, Каю не стоило возвращаться? Действительно, все в последнее время было таким удивительным. И откровения Соломона о его происхождении были не самым интересным фактом. Отчего-то куда сильнее Кая задело отношение колдуна к самоделам. Тот заботился о них даже при смерти - так, как никто никогда не заботился о Кае.
        - Неправда, - возразил Калюста, - я не виноват, что у тебя короткая память. К тому же, ты ведь меня все равно не слушаешь. Вот скажу я тебе, остановись и не ползи дальше, ты как поступишь?
        - Что? - переспросил Кай, и в это время его ладонь провалилась в пустоту - лаз закончился. Однако вывалиться в пещеру ему не дали. Чьи-то руки крепко подхватили его и вытащили из лаза, словно личинку из куколки. Кай цеплялся изо всех сил, но рот и нос зажимала шершавая ладонь, а тело подхватила еще пара рук, которые спеленали его плащом быстро и ловко, словно младенца. Вскоре Кай понял, что если продолжит в том же духе, то присоединится к Соломону, поэтому расслабился и позволил обвязать себя еще и веревкой. Похоже, кто-то сильно его боялся, раз предпринял столько мер, чтобы его обездвижить.
        Над ухом щелкнуло, и в пещере медленно расцвел тусклый огонек переносной ракушечной лампы. Если бы не кляп из вонючих тряпок, которые ему затолкали в рот, Кая бы закричал. Потому что свет выхватил из темноты лицо Райзора, и красные шрамы, избороздившие его лоб, щеки и подбородок не оставляли сомнений, где он их получил. Ожоги зажили, но их следы навсегда отпечатались на лице искателя.
        - Привет, красавчик, - просипел Райзор и осклабился. От подобия улыбки пересеченная ожогом губа треснула и закровоточила, но искатель лишь слизнул кровь, не обратив на нее внимания.
        Появление Райзора в руднике было настолько нереальным, что Кай просто таращился на него, не веря глазам. Он даже забыл о Калюсте, который бессовестно предупредил его так поздно.
        Райзор был не один. Три человека похожей наружности нервно косились на лужу самодела, медленно вытекавшую из расщелины в стене. Но если бы в пещере были только искатели, сюрприз был бы не полным. С ними были барсуматы - огромные, рычащие, истекающие слюнями рогатые кошки, от одного вида которых у Кая подогнулись колени. Сейчас он был даже рад, что его приперли к стенке, и не нужно было держаться на ногах самостоятельно. Барсуматы были копией того зверя, что напал на них с Валентином в лесу, если не считать упряжи и седел. Оказывается, на них ездили.
        - Нравятся зверушки? - усмехнулся Райзор, заметив взгляд Кая. - Теперь в Асырк без них соваться нельзя. Выносливые и чертовски полезные твари. Здесь, в горах, столько Хищиды стало, что впору все взорвать и похоронить под камнями. Если бы не ликвор, так бы и поступил. Кстати, я за ним. Ну и кое-какие вопросы личного характера тоже решить хочу. Несправедливо, что у тебя такая симпатичная мордашка, а у меня вместо лица гомозулья задница. Давайте, ребята, положим его вон туда, прямо посреди лужи. Ему, мутанту, все равно ничего от Хищиды не сделается.
        Двое искателей оседлали барсуматов и, подхватив под руки Кая, подтащили его к переливающемуся огнями самоделу. Едва звери вошли в Хищиду, то сразу попытались опустить морды к лакомству, но люди натянули узды, и барсуматы нехотя повиновались.
        Когда Кая опустили на сухой островок посреди лужи, Хищида перестала расти и замерла небольшим розливом у стены. Самодел быстро пропитал куртку со штанами и намочил волосы на затылке, но в уши не затек, и Кай был ему благодарен хотя бы за это. Ухмыляющаяся физиономия Райзора, действительно, была похожа на задницу гомозуля - разве что с глазами. И чем больше Кай смотрел в эти глаза, тем яснее понимал, что на этот раз они с Райзором выяснят отношения до конца - его или искателя.
        На всякий случай, он позвал Калюсту. Тот редко отвечал в экстремальных ситуациях, и Кай не обиделся. Он верил: Бог поможет. Просто, как всегда, сделает это по-своему.
        Тем временем, Райзор снял упряжь с одного из барсуматов, и ничем не сдерживаемая тварь накинулась на Хищиду. Кай никогда не видел, как барсуматы поедают самодела, поэтому таращился во все глаза. Между тем, зверюга опустила морду в жижу и принялась хлебать и жадно заглатывать разноцветные сгустки. Дорожденные сны сразу забросали ассоциациями - так свиньи хлебали помои. А может, медведи лакомились диким медом? Однако сейчас Кая волновало не то, что именно поглощал барсумат, а то в какой опасной близости от его головы щелкали гигантские челюсти.
        Внимательно наблюдавший за ним Райзор захихикал:
        - Правильно мыслишь, пацан. Я решил, что просто убить тебя будет скучно и справедливо. Месть должна быть равноправной. Как там говорят калюстианцы? Глаз за глаз… ну и в том же духе. А так как Хищида тебя не берет, я привел этих милых зверьков. Ты, наверное, слышал, как они замечательно мурчат. Можешь думать об этом, когда барсумат станет поедать твое лицо. Они ведь, когда добираются до Хищиды, разум теряют. Жрут все, что в пасть попадает. Камни, ветки, мелких зверьков, случайно застрявших в самодельском болоте, ну или в данном случае - части человеческого тела. Твоего тела. Когда барсумат доберется до твоего лица, то сожрет лишь кожу, на которую налипла Хищида. Поэтому ты должен быть еще жив, когда моя зверушка доберется до пяток. По крайней мере, я с ребятами на это поспорил, так что не умирай раньше времени.
        Кай замычал и задергался, пытаясь отогнать барсумата подальше, но с тем же успехом можно было отпугивать бабочек, летящих на свет. Тварь с жадностью чавкала, разбрызгивая во все стороны разноцветную жижу, и искатели отошли подальше. Другие барсуматы заволновались - им тоже хотелось пира.
        - Странно, - протянул один из бандитов. - Обычно Хищида уползает, когда барсумат ее жрет. А эта, похоже, не собирается уходить.
        Райзор хмыкнул, но тоже заметил несвойственное поведение самодела. Сняв рипп с плеча, он ткнул прикладом в болото, словно хотел разбудить его. Хищида обратила на это действие внимания не больше, чем на барсумата.
        - Ничего, - пробормотал искатель. - Моя зверушка все равно до тебя доберется.
        Хлопнув барсумата по крупу, он заставил его зайти в Хищиду поглубже, и теперь щелкающая пасть оказалась совсем рядом с головой Кая. В лицо полетели брызги, и Кай отчаянно замычал.
        - Хочешь поговорить? - участливо поинтересовался Райзор. - Ну, извини, в другой раз - если выживешь, конечно. Вокруг полно калюстианцев, нельзя рисковать. Но вижу, тебя раздирают вопросы. Нельзя, чтобы ты умер от любопытства раньше, чем тебя освежует барсумат. Итак, как я здесь очутился? Или, может быть, для начала - как я выжил? Тут мне банально повезло - меня нашли ребята из команды, которая шла на смену. Зимой в Неправильном Лесу добычи мало, поэтому обычно работает один. Весной же мы возвращаемся туда всей бригадой. У браконьеров всегда есть медицинские препараты Корпуса. Я встал на ноги за три дня. И сразу же отправился по вашим следам. Позор Десятой. Вы шли, как слоны - разве что еще красные флажки по дороге не расставили. Хотел взять вас на вокзале ночью, но сначала появился Соломон, а потом калюстианцы. С колдуном у меня свои счеты, жаль, конечно, что он сдох раньше, чем мы встретились.
        - Райзор, - окликнул искателя один из бандитов. - Калюстианцы ушли. Давай, второго шанса может не быть.
        - Пора мне, - хитро улыбнулся Райзор. - Я за ликвором, но скоро вернусь. Надо ловить момент. Мы парни горячие, но с калюстианскими миссионерами открыто лучше не сталкиваться. И тем более, с ловцами ликвора. У них подготовка еще серьезнее, чем у пропагандистов. А нам с ребятами конфликтов не надо. Мы ведь люди торговые, а не наемники какие-нибудь. Заберем ликвор, да продадим его Корпусу в два раза дешевле, чем церковники. А на эти денежки купим…
        - Райзор, ты идешь? - прервал его один из вернувшихся браконьеров. Почти все они уже покинули пещеры, так как барсуматы стали вести себя совсем неспокойно. Та же зверюга, которая чавкала у головы Кая, и не думала насыщаться.
        - Ступайте, я за вами, - откликнулся Райзор и, обращаясь к Каю, добавил. - Думаю, когда мы придем, лица у тебя уже не будет, поэтому закончу историю сейчас, пока ты меня еще слушаешь. А то потом ты будешь занят болевыми ощущениями, и тебе будет не до какого-то там Райзора. Так вот, чем все закончилось, ты знаешь, поэтому заполню пробелы. Хорошо, что я не связался с Валентином. За убийство ловца калюстианцы мстят так, что лучше самому глотку перерезать, поэтому я даже обрадовался, когда он свалил со своими церковниками. Ну а дальше, все было просто. Подождали, когда горец с Карли отправятся спать и взяли их тепленьким, прямо в кроватках. Ты бы видел, как Тупэрон трогательно защищал эту безногую - словно пес цепной любимую кость. А ведь, небось, и сам ноги кому-нибудь резал. Ну да ладно, не в этом дело. Повязали их и отправились за тобой с Соломоном. Мы уже знали, что колдун за ликвором идет, потому что он так контейнерами нагрузился, что впору было еще и знамя на них водрузить: мол, иду за ликвором! Ну да ладно. Мне и, правда, пора. Калюстианцы, конечно, свою добычу хорошо охраняют, но с тыла нас
не ждут.
        Райзор уже был у входа, когда остановился, сделав вид, что, наконец, заметил мычание Кая.
        - Ах да, ты, наверное, хочешь спросить, где твои друзья? - Искатель улыбнулся, и его обезображенное лицо собралось в тысячу складок. - Они рядом. Где-то через три рудника, если не ошибаюсь. Десятую я продал Златозубу за три гомозульи головы. Она ведь, кажется, из его Ямы Смерти сбежала? Думаю, ее уже вернули обратно. А Тупэ с ней отправился. Его хотели Тилю отправить, но он упросил Гравия, чтобы его тоже в яму скинули вместе с Карли. У меня от такой преданности, или чего он там к ней испытывает, даже мурашки по коже побежали. В общем, друг твой сейчас, наверное, с безногими сражается. Насколько я знаю, если в такие ямы попадает человек с ногами, то пленники его сами оперируют - у них там все имеется. А Тупэ ко всему и горец еще. Может, уже без ног остался. У Гравия Златозуба ямы обычно переполнены, у него ведь алмазная шахта есть, а там ворья хватает. Ну все, я пошел. Когда барсумат будет есть твое лицо, думай обо мне.
        С этими словами Райзор, наконец, удалился, унеся с собой ракушечную лампу и все самообладание Кая. Тварь щелкала зубами совсем рядом, а Кай вдруг остро захотел жить - так сильно ему еще никогда ничего не хотелось.
        - С чего ты взял, что он говорит правду? - раздался голос Калюсты.
        - Помоги мне! - мысленно закричал Кай, но Бог, как ему представилось, лишь развел руками:
        - Ты уже не первый день живешь, будь самостоятельней. Да и что я могу сделать? Думаешь, приятно, когда тебя поедают? Я и так тут ради тебя остаюсь.
        - Скажи, что Райзор солгал! Что Карли с Тупэ здесь нет!
        Калюста замолчал, а усы барсумата коснулись щеки Кая. Его лицо уже давно было забрызгано Хищидой, которая вылетала из пасти твари. Барсумат поедал самодела с таким увлечением, что сомнений не было - он и не заметит, что вместе с Хищидой в его пасть попадет кожа с чьего-то лица.
        - Нет, искатель не солгал, - уверенно заявил Калюста. - Они там, где он и сказал - в пещерах Гравия Златозуба. Одна самка гомозуля их видела. А что с ними сейчас, не знаю, я в тех пещерах пока не бывал. Хочешь сам посмотри. Если поблизости будет что-то от меня - гомозуль, плесень, да что угодно - ты увидишь мир их глазами.
        - Я так могу?
        - Ну конечно. Ты ведь моя плоть, Кай.
        - Почему ты раньше не говорил об этом?
        - Во-первых, ты не спрашивал, во-вторых…
        - Ладно, потом разберемся, - перебил его Кай. - Спаси моих друзей!
        - И как ты себе это представляешь? - поинтересовался Бог. - Могу, конечно, разлиться во всех ямах смерти, но вряд ли Карли с Тупэ это поможет. Или ты хочешь убить их, чтобы не мучились? Могу там все затопить.
        Неожиданная мысль показалась Каю той самой искрой, которую так долго ждет путник, пытающейся развести огонь из сырых дров.
        - А можешь затопить эту пещеру?
        - Полностью?
        - Да, доверху! - Кай уже кричал, мыча и корчась под барсуматом, который вместо того, чтобы есть его лицо, как запланировал Райзор, вдруг забрался ему на грудь и принялся рыть лапами, словно ожидая найти в том месте самого вкусного самодела.
        - Могу, пожалуй, - наконец, надумал Калюста. - Тогда придется топить и весь коридор, потому что уклона здесь почти нет.
        - Да, я хочу, сделай это! Только сейчас, давай же!
        Когти барсумата легко порвали плащ и веревку, которой обмотал его Райзор, но освободиться Каю не удалось, так как зверю не понравилось, что Хищида, которая покрывала Кая непроницаемым слоем, вдруг задергалась. Тварь придавила его тяжестью туши, а затем принялась рыть лапами под собой, пытаясь разодрать Каю грудь. В последний момент ему удалось выкинуть руки и схватить барсумата за шею, удерживая его пасть на расстоянии. Чувствуя, как взбесившаяся зверюга принялась рвать все под собой задними лапами, Кай задергался, заизвивался, но острая боль в ногах говорила о том, что избежать когтей не удалось. Он сжимал пальцы изо всех сил, однако нечего было и думать, чтобы даже пытаться задушить барсумата. У твари были каменные мышцы. Барсумат так усердно сучил передними лапами, что несколько раз Кай поймал щекой острые когти. Если бы не Калюста, который залечивал его раны, Кай, наверное, давно бы умер. На месте старых царапин тут же появлялись новые, однако Бог не зевал и старательно заживлял его тело.
        О том, что Калюста услышал просьбу, Кай понял, когда тягучая жижа залила уши и проникла в рот.
        - Еще быстрее! - мысленно завопил он.
        Хищида послушалась. Через пару секунд его тело полностью скрылось под массой, которая, тем не менее, образовала воронку вокруг его лица, чтобы он мог дышать. Кая это не устраивало, так как в воздушную емкость вокруг его головы попала и морда барсумата. Тварь уже не поглощала самодела, но все еще не слезала с Кая, вцепившись в него когтями. Он старался не думать, отчего так режет в груди - то ли от того, что барсумат проломил ему ребра, то ли потому что снял с него кожу. Хищида повиновалась мысленному крику неохотно, но все же сомкнулась вокруг его головы, убрав воздушный кокон. Кай задержал дыхание, надеясь, что барсумат этого сделать не может.
        Зверюга, наконец, поняла, в какую ловушку попала и предприняла попытку всплыть к потолку - как бы сильно ты не любил мед, но тонуть в нем не хочется никому. В груди у Кая жгло, самодельская масса залепила глаза, конечности вязли в болотной трясине. Наверное, так должен был чувствовать себя человек, утонувший в болоте, но еще сохраняющий ясность разума, чтобы осознать это. Все, что оставалось делать Каю, это держаться за шкуру барсумата, который подтащил его к потолку и царапал когтями камни. Тщетно: выполняя просьбу Кая, Калюста заполнил пещеру полностью, до самого верха.
        В какой-то миг он осознал, что уже давно ничего не чувствовал - ни боли, ни обволакивающей тело жижи, ни дергающегося в руках барсумата. Стало тихо, Калюста умолк, время замедлилось.
        - Все, уходи! - он не был уверен, что успел произнести эти слова и не умереть.
        Ему повезло.
        Когда Кай с трудом разлепил глаза, то понял, что может свободно двигать руками и ногами. Вокруг был воздух, а не жижа. Он тут же жадно вдохнул его и принялся очищать с глаз остатки налипшего самодела. Пещера тускло освещалась сгустками Хищиды, свисающими со стен и потолка. Из коридора не доносилось ни звука, но искатели могли вернуться в любую секунду. Райзор был не из тех, кто сдается быстро. Ощутив тяжесть на левой ноге, Кай прищурился и различил тушу барсумата, подмявшую под себя его лодыжку. Зверь был мертв.
        Кай выбрался и осторожно ощупал себя, не веря, что у него ничего не сломано и не разорвано. Все-таки Калюста был его богом.
        Ноги рванулись к выходу быстрее, чем он понял, что бежать некуда. Кай остановился и решительно прогнал из головы образ умирающих друзей.
        В одиночку ему не побороть Райзора и не вытащить из ямы Тупэ с Десятой. Мысль поискать помощь у Валентина очень быстро показалась неправильной - калюстианцы будут всегда играть только по своим правилам. Несколько месяцев жизни - небольшой срок для человека, но ведь он человеком не являлся. Для него это был период взросления, в течение которого либо умирают, либо учатся на ошибках и живут дальше. Кай выжил, а значит, стал умнее того Кая, который боялся есть гусениц и от страха перед санитарным патрулем предпочитал залезть в мешок незнакомца.
        Там, снаружи, был мир горцев, искателей и калюстианцев, и для того чтобы выжить в нем, нужно было изменить условия - в его пользу.
        - Калюста, - позвал он, уверенный, что на этот раз Бог ответит. - Покажи мне Райзора.
        - Гляди, - ответил Калюста, будто только и ждал, когда его спросят.
        Кай моргнул, а когда открыл глаза, понял, что смотрит на раскачивающуюся спину одного из искателей. Мужчина ехал на барсумате, а из рюкзака на спине торчали колбы, тускло мерцающие голубым светом. Им все же удалось ограбить калюстианцев.
        - Надо возвращаться, - буркнул Райзор, оборачиваясь к остальным. Естественно, захваченное добро вез именно он. - Слишком далеко отошли.
        - Твой пацан уже мертв, - сердито огрызнулся один из искателей. - Только время на него потратим. Давай лучше еще одну пещеру проверим.
        - Мы возвращаемся, - спокойно произнес Райзор. Подельник промолчал и повернул своего барсумата вслед за главным. Вероятно, вскоре Райзору предстояло решать конфликт с подчиненными, но сейчас спорить никто не стал.
        В тоннеле, где ехали браконьеры, было темно, однако Каю не нужен был свет, чтобы в мелочах разглядеть каждую деталь их одежды. Он видел усталые лица, напряженные позы и затаенный страх. О да, здесь, под землей, страх был самым правильным чувством. По законам горцев любая кража в Асырке каралась «подравниванием», и воры знали, что разъяренные калюстианцы вряд ли станут мешать «справедливому суду» рудокопов. А еще были стуканцы, Ремкин и другие духи подземного зла, о которых люди вспоминали лишь тогда, когда вокруг них смыкались пещерные стены. И, наконец, звери. О них не стоило забывать никогда, ведь под землей имелись свои «барсуматы». Только в качестве жертвы выступала не Хищида.
        Кай понял, что уже давно не смотрел на искателей, как на людей. Они были аппетитными кусками мяса, которые ехали на меховых мешках, пахнущих не менее замечательно. Он опустил глаза на свои ноги - грязные, покрытые струпьями засохшей крови и остатками гниющей плоти, запутавшейся в неприглядной волосне. Острые, крючковатые когти на длинных лапах отлично выпускали кишки, а сильные бедренные мышцы позволяли прыгать на любое расстояние - как, например, до того тоннеля, где сейчас проезжали искатели.
        Когда гомозуль прыгнул на спину Райзора и вогнал в его шею клыки, Кай зажмурился и «вернулся» в свою пещеру. На этот раз не пришлось просить Калюсту возвращать ему зрение человека. После того как он наглотался самодела, их связь с Хищидой стала куда прочнее. Кай не знал, послушался ли гомозуль его мыслей, или такова была судьба Райзора - случайно наткнуться в пещерах на разъяренную самку.
        Выждав несколько минут, Кай попытался снова вернуться в гомозуля, но увидел лишь меркнувший свет в глазах умирающей твари. Однако ему хватило и той доли секунды, пока гомозуль дергался в конвульсиях, пожираемый барсуматом. Рядом с головой поверженного монстра валялась еще одна голова - Райзора. Вскоре Кай увидел и других искателей. Калюста «показал» ему их через светящуюся плесень на потолке тоннеля. У одного была отгрызена нога, и его бросили умирать в коридоре. Товарищи спешили скрыться от калюстианцев, обнаруживших пропажу ликвора. Кай был рад, что церковники не появились пару минут назад. Смерть врага от клыков гомозуля была той самой, которую желало его уязвленное эго истинного калюстианца.
        А вот в яме смерти Гравия Златозуба следов Хищиды не оказалось. Калюста предложил подтопить пещеру, но Кай отказался, решив не рисковать. Если Тупэ с Десятой были ранены, им будет трудно спасаться еще и от самодела.
        У него появилась идея, которая могла многое изменить не только в его жизни.
        Глава 23
        К руднику Тиля Голубоглазого Кай вышел на удивление быстро. Встретившийся по пути гомозуль предпочел свернуть в другой тоннель, а отряд горцев, который, вероятно, шел на подмогу к калюстианцам, не задумываясь, бежал, едва завидев Кая в коридоре. Впрочем, они встретили его у входа в шахту вместе с усиленным нарядом охраны и Тилем во главе. Даже для храбрых горцев такой поступок был чересчур храбрым, и Кай уважительно кивнул всем встречающим. Если бы он был на другой стороне, то наверняка, обмочил бы штаны.
        Остановившись на почтительном расстоянии от охраны, Кай повернулся к Хищиде, которая змеиными кольцами ползла за ним по тоннелю, и вытянул руку, велев ей замереть. Разноцветная масса так и поступила, повиснув сосульками с потолка. Бросив взгляд на лица людей, он почувствовал, как у него сжалось сердце от стыда и жалости. То было странное сочетание чувств. Кай не казался себе могущественным и всесильным, потому что их отношения с Калюстой определялись не силой и властью, а особой любовью, которая скрепляет близкие души. От того, ему было неловко, что его отношения с богом стали такими явными для других людей.
        Тем временем, к гномам присоединились калюстианцы, среди которых был и Валентин. Кай тоже кивнул ему, а потом быстро приступил к изложению своих условий. Время поджимало.
        Во-первых, он боялся не успеть и найти Тупэ уже безногим. О судьбе Карли даже думать было страшно. Во-вторых, Кай не был уверен в собственной храбрости, так как стоять перед церковниками и не менее суровыми гномами и зачитывать им свои требования было страшно. И в-третьих, он не был уверен в Калюсте, потому что Бог послушался его, не назвав свои условия, и Кай не знал, где находится предел послушания самодела.
        Однако пока Хищида ему повиновалась. Чтобы убедить горцев достаточно было одного ее присутствия у ворот в шахту, однако для того чтобы повлиять на калюстианцев, пришлось прибегнуть к демонстрации - извлечь из светящейся массы ликвор, поиграть им в воздухе и вернуть обратно в Хищиду. От неуверенности в себе и в самоделе у Кая тряслись руки и дрожал голос, но к счастью, все присутствующие смотрели только на голубые шары размером с голову гомозуля.
        Его требования были просты и выгодны для всех сторон.
        Гномы получали шахты, свободные от Хищиды. Кай обещал увести самодела из гор Асырка, таким образом, освободив те забои, которые были заброшены из-за самодельской активности. Одновременно с Хищидой горы покидали калюстианцы, а вместе с ними и Корпус. Когда Кай говорил это, то видел, что один глаз Тиля подозрительно блестит, не веря в обещанное чудо, зато другой глаз горит надеждой и жаждой поживы. Кай знал, сколько полнорудных забоев простаивало из-за того, что их затопило самоделом.
        Калюстианцы тоже не оставались в обиде. Им Кай пообещал вернуть ликвороносную массу в долины близ Корсиона, и одновременно проследить, чтобы Хищида не проникла в город. На этом Кай прикусил язык, чтобы случайно не пообещать человечеству полную защиту от самодела. Он и так взял на себя слишком много обязательств. Пока Калюста слушал благосклонно и, кажется, не возражал, но всегда оставался шанс божественного недопонимания.
        В конце концов, у него был еще один аргумент, чтобы заставить Тиля и калюстианцев согласиться на его условия. Во время разговора волна Хищиды аккуратно оползла людей и медленно потекла в жилой коридор шахты по направлению к столовой. Кай, будто бы не заметив движения самодела и озабоченные взгляды собеседников, «спохватился» не сразу и мановением руки вернул Хищиду обратно. В дорожденных снах он как-то видел дрессировщиков из цирка, которые заставляли клыкастых тварей бесцельно прыгать на тумбы, ходить на задних лапах и выполнять разные человеческие прихоти. Сейчас Кай ощущал себя подобным дрессировщиком - с той разницей, что у него не было ни кнута, ни пряника. Оттого в голове рождалась другая ассоциация - с тем, кто прыгает ночью с утеса в незнакомые воды. Оставалось надеяться, что рифов внизу не будет.
        Выслушав его условия, ни горцы, ни калюстианцы не колебались ни секунды. То ли просьба Кая показалась им несерьезной для подобной сделки, то ли волны резвящейся за спиной Хищиды сделали их сговорчивыми и покладистыми.
        Кай едва заметно выдохнул и попросил Хищиду спрятаться в камнях. Ее присутствие напрягало даже его. Оставалось дождаться, чтобы новые партнеры выполнили свою часть сделки - напали на Гравия Златозуба и спасли Тупэ с Десятой. А после прошлись рейдом по другим шахтам и предложили отпустить подравненных из всех ям смерти. Их задача облегчалась тем, что до рудника Златозуба с ними отправлялся Кай - вместе с Хищидой, которая должна была психологически устрашить врага, пока гномы с церковниками будут захватывать шахту Гравия и менять законы Асырка. Тиль поклялся, что и сам давно хотел отпустить подравненных, так как они много едят и плохо работают. Если бы не калюстианцы, он бы, пожалуй, не так охотно согласился на конфликт с другими рудниками, но вооруженные риппами церковники меняли дело.
        На этом совещание закончилось, и Кай удалился с Хищидой в темноту - дожидаться боевой готовности неожиданных союзников, которые пообещали уложиться за полчаса. Уже там, сидя на камнях и дрожа от холода, Кай понял, чего лишился, выбрав путь Хищиды. Несмотря на привлекательную человеческую оболочку, он всегда будет здесь чужаком, тем самым, про которого потом скажут - изгой, нелюдь, не наш.
        Кай смотрел на разноцветные пятна, покрывавшие его левую ступню, и думал о том, что за все нужно платить - деньгами, временем или, в его случае, здоровьем. Впрочем, чувствовал он себя отлично, только начавшиеся после выхода из пещер изменения беспокоили его куда больше, чем кровавые мозоли, которые он натер после первого побега из рудника.
        Пятна на ногах были мелочью по сравнению с деформацией пальцев, которая случилась, когда он бездумно засмотрелся на искры, сыпавшие из костра в небо. Почувствовав мокроту на колене, Кай с удивлением уставился на то, что когда-то было его ладонью, а сейчас растеклось бесформенной лужицей по штанам и сползало в сапог. Если бы это случилось три месяца назад, он бы запаниковал. Но после случившегося за последнюю неделю, Кай изменился, прежде всего, в душе и подозревал, что меняющееся тело - следствие других перемен, произошедших с ним на ином, нефизическом уровне.
        - Ты моя плоть, - объяснил Калюста. - Просто ты стал это осознавать.
        Пару секунд Кай смотрел на переливающуюся массу самодела, которая сочилась из рукава его куртки, потом вздохнул и отвел взгляд в сторону, чувствуя, как жижа твердеет и принимает форму пальцев. Он становился самоделом, и, хотя глубоко в душе ему хотелось кричать от невозможности что-либо изменить, выход был только один: не сворачивать.
        Услышав шорох в кустах, Кай быстро сунул свою цветастую ногу в сапог. Те, кто еще вчера называл его «пацаном», «мальчишкой», «малышом» и другом, сегодня прятали глаза и старались его случайно не коснуться. Несмотря на то, что он тщательно прятал свои физические изменения, людям хватило то, чему они стали свидетелями в пещерах Асырка.
        В кустах зашуршали, а через пару секунд к костру вышел хромающий Тупэ с Десятой на плечах. Кай им улыбнулся, постаравшись придать улыбке радостные оттенки. Друзья тоже постарались - получилось почти естественно.
        - Как ты? - спросил Кай гнома, кивнув на перебинтованную ногу. Их рейд по пещерам изобиловал многими жестокими картинами, которые, въелись в память, перекрыв воспоминания дорожденных снов, но образ Тупэ на мясницком столе Кай не забудет никогда. Теперь слово «вовремя» будет у него ассоциироваться только с одним - как они успели вытащить горца из-под ножа. Тупэрон отделался глубоким порезом, который быстро заживал благодаря калюстианским врачам, участвующим в походе.
        - Порядок, - хмыкнул гном и осторожно усадил Десятую поближе к костру, заботливо подложив ей под спину рюкзак. Они ходили мыться к ручью, и слегка отросшие волосы Карли влажно блестели при свете огня. Мазнув по Каю взглядом, который теперь вечно имел благодарно-извиняющиеся выражение, Десятая приняла из рук гнома кружку с чаем и спрятала в ней лицо. Ей было неуютно - как и остальным в присутствии самодела, принявшего человеческую форму. Наверное, все они жалели, что успели стать друзьями, прежде чем разобрались, что, хоть гомункулов и не бывает, некоторые легенды все же не врут.
        Попав второй раз в яму смерти, Карли отделалась синяками, которые «украшали» ее лицо наподобие тех цветных пятен, которые покрывали ступни Кая. Один глаз Десятой заплыл и обещал показаться миру еще не скоро, зато другой… Каждый раз, когда Кай встречался взглядом с Карли, в его душе взрывалась буря эмоций. Несмотря на тяготы последних дней, этот ее пока единственный глаз светился такими яркими искрами жизни, что Кай должен был только искренне порадоваться за нее. Однако зажег эти искры не он, и от того слюна во рту становилась горькой, словно яд кобры.
        Сразу как они выбрались из пещер, на этот раз почти «цивилизованно» - на подъемнике, у них с Десятой состоялся разговор, о котором Кай теперь жалел.
        Он предложил ей пойти с ним, и то выражение лица, которое появилось у Карли после этих слов, было трудно забыть. Боясь, что она развернется и уйдет, вернее, уползет в лагерь, где ждал Тупэ, он выложил свои аргументы.
        Чудо еще могло случиться. Он мог сделать ей ноги, если Карли согласится на заражение Хищидой. Ярким примером «удачного эксперимента» был Соломон, который возился со своими самоделами в десятке метров от них.
        С колдуном вышла интересная история - одна из тех немногих, о которых Кай будет вспоминать с удовольствием. Случайно услышав разговор двух калюстианских медиков, которые обсуждали пленника с двумя лазерными ожогами в груди, Кай понял, что речь шла о Соломоне. Сначала церковники приняли его за мертвого и собирались сжечь в специальной топке, где семья Тиля Голубоглазого уничтожала по традиции тела умерших. Колдун очнулся уже на решетке и его едва успели вытащить в последний момент. Потом выяснилось, что он не умер, но и жизненные показатели были близки к тем, что обычно имели покойники.
        Навестив его, Кай принял решение, предположив, что хуже не будет. Под возмущенными взглядами калюстианцев, он укутал Соломона в кокон из Хищиды, влив ему внутрь львиную дозу самодела. Колдун не сгорел от ожогов и не растворился под действием чужеродной массы. Наоборот, через час он открыл глаза, а еще спустя какое-то время уже требовал вернуть его оборудование и самодельчиков. Калюстианцы объяснили случившееся крепким иммунитетом Соломона и предложили ему вступить в ряды ловцов ликвора - мол, он принадлежит к тем счастливчикам, которые благополучно пережили прививку Хищидой. Большинство людей, по словам церковников, от такой процедуры погибают. У Кая было другое мнение, однако после всего случившегося, он предпочитал не высовываться. На него и так смотрели как на дьявола во плоти.
        Соломон от предложения церковников отказался, заявив, что теперь и сам может добывать себе ликвор, так как у него есть все, что для этого нужно: способности и полезные знакомства. С этими словами колдун посмотрел на Кая, но тот лишь махнул рукой, чтобы его не впутывали. Если он что-то и должен был Соломону, то давно с ним рассчитался. Колдун не обиделся и занялся самоделами. Выбравшись из пещер вместе с остальными, Соломон уже второй день возился с человечками, которых купал в луже Хищиды, призванной для него Каем. Заодно тренировался добывать ликвор под сердитыми взглядами калюстианцев. При Кае никто не решался затевать открытый конфликт, однако тот догадывался, что посягательства на свои права церковники не допустят. Впрочем, это были уже проблемы Соломона.
        Когда Кай спросил, почему так медленно поправляются его братья и почему Калюста не может их излечить, как его, Бог обиженно заявил, что родства тут нет, и разница в том, что Кай был сделан Хищидой, а самоделы Соломона - человеком. Однако самодельчики уже шевелились, и колдун считал, что скоро сможет вытащить их из лужи.
        Все это Кай рассказал Карли, предъявив зажитые ожоги на груди Соломона в качестве доказательства. Если Десятая согласится на терапию Хищидой, то возможно, они смогут вырастить ей ноги. Да, риск был, но в отличие от тех же калюстианских ловцов ликвора, многие из которых умирали после самодельской прививки, у Карли был Кай, и он лично проследит, чтобы Калюста не причинил ей боли.
        - У тебя будут ноги, Карли, - горячо сказал он, - только представь… Давай хотя бы попробуем.
        Она вздохнула и отказалась.
        - Я всегда считала Хищиду своим врагом, - сказала Десятая, отведя глаза, чтобы не смотреть на Кая. - Пока мне сложно думать иначе. Прости.
        Они с Тупэ оставались в Неправильном Лесу, где собирались строить новую базу и заниматься искательством. После того как Тиль с помощью калюстианцев и Кая захватил шахту Гравия Златозуба, Голубоглазому катастрофически не хватало людей, поэтому он приложил немало усилий, чтобы заманить Тупэ обратно. Однако гном отказался, решив стать искателем, как Карли. Слушая горца, Кай едва не скрежетал зубами от досады. Он мог насобирать им сколько угодно артефактов от Хищиды, обогатив обоих, однако не стал даже и предлагать. Знал, что обидятся.
        - Если устанешь и передумаешь, дай мне знать, - сказал он Карли тогда на прощание. - Я всегда буду рядом.
        Они оба знали, что он немного лукавит, так как встретиться в будущем им обоим будет непросто. Каю придется скрываться от Корпуса, да и от калюстианцев тоже, ей же придется прятаться от тех людей из группы Райзора, которые, возможно, захотят докопаться до правды и отомстить. Впрочем, Кай собирался найти их раньше.
        Какое-то время все трое сидели молча, слушая треск огня и пение жаб. Где-то в кустах приглушенно бормотал Соломон: разговаривал то ли сам с собой, то ли с очнувшимися помощниками. Колдун был одним из немногих, кто относился к Каю по-прежнему. За это тот ему был благодарен.
        Вспорхнула ночная птица, и Тупэ нетерпеливо оглянулся, жадно всматриваясь в темноту. Кай поднялся, больше почуяв интуитивно, чем услышав приближение калюстианцев.
        Первую часть сделки он выполнил. Хищида вышла из пещер по руслу Теплой реки, вытеснив ту из берегов. Затопило большую часть леса, но с этим ничего нельзя было поделать. Теперь оставалось выполнить часть договора с церковниками. Расставшись с горцами и пообещав им никогда не возвращаться в Асырк, Кай поднялся к верховьям Теплой ждать провожатого от калюстианцев, который должен был показать, в какую долину привести Хищиду. Тупэ и Десятая согласились его проводить хотя, вероятно, уже жалели о таком решении.
        Кай не удивился, когда к костру вышел Валентин. Калюстианец выглядел куда скромнее, чем в их первую встречу - никаких белых одежд и ярких украшений. Однако гордая осанка, надменный взгляд и уверенный вид остались при нем. Ловцу ликвора было все равно с какой Хищидой иметь дело - с бесформенной массой или с ее человеческим обличьем.
        - Что с подравненными? - спросил Кай, после официального обмена рукопожатий. С некоторых пор Валентин общался с ним исключительно по-деловому и даже пару раз называл на «вы» - то ли забывшись, то ли преследуя какую-то свою цель. И хотя Каю не хотелось отправляться в путь именно с Валентином, попутчиков не выбирают.
        - Первую партию вывезли, - ответил грандир, кивнув Тупэ с Десятой. - Остальных перевезем на той неделе, когда подготовим отдельное крыло в обители. Пока за ними присмотрит Голубоглазый.
        Полсотни физически и морально искалеченных душ - вот такое круглое число, им удалось вытащить из ям смерти по всему Асырку. Тилю еще предстоял не один конфликт с шахтерами, уступившим под натиском явной угрозы - Хищиды, которую Кай отправил вместе с делегацией гномов, но начало было положено.
        Несмотря на то что в жилах Кая текла иная кровь, и он никогда не сможет стать своим среди людей, кто знает, может, его рождение в этих горах было не напрасным.
        КОНЕЦ
        Дополнительные материалы
        Без описания