Упорядоченное Ник Перумов
        Миры Упорядоченного
        Сборник рассказов и повестей в жанре фэнтези о перипетиях судеб героев и событиях, происходящих в разных уголках авторской вселенной Ника Перумова Упорядоченное.
        Маги и их ученики, охотники на нечисть, болотные дивы-некроманты, студенты и выпускники магической Академии будут спасать миры, разгадывать тайны, искать запретные знания и своё предназначение. Их ждут приключения, опасности, неожиданные встречи и любовь. Всё то, от чего получают удовольствие поклонники фантастики Ника Перумова.
        В сборник входят:
        «Вкругаля»
        «Дурное место»
        «Крыши академии»
        «Мои путешествия с Кларой Хюммель»
        «Неправильно лето»
        Ник Перумов
        Упорядоченное

* * *
        Вкругаля
        Кажется, было лето и был полдень, пахло соснами, хвоей и немного машинным маслом - это приятель Вадька хвастался новым великом, «старт-шоссе», пока его домой не загнали. Четвёртый класс позади, не хухры-мухры. Шалаш, что мы, четверо приятелей - я, Вадька, Наташка и Танька - строили весь июнь, опустел, Нату и Тату тоже позвали обедать, а я вот что-то задержался - ага, опять зовут! Бабушка из окна веранды. Иду-иду, бегу! Рыжие сандалии на босу ногу, расстегнулся правый, вечно он расстёгивается, сейчас я его…
        - Не торопись, - солидно сказал пушистый кот рядом.
        - Так бабушка же зовёт, - я не удивился говорящему коту.
        - Зовёт. И надо спешить. Только дорога у нас с тобой дальняя.
        - Дальняя? Улицу перейти!
        - Не перейти, - наставительно пояснил кот, - а выйти сперва на Вторую Дачную, по ней до сквера Героев, повернуть на Первую Дачную, с неё на Осипенко, а с неё на Расковой, и уж только потом на Косую, а уж с Косой можно и к нам на Чкалова.
        - Зачем? - удивился я. - Далеко так!
        Коту я не удивлялся. Совершенно.
        - Далеко, - согласился тот, не сводя с меня пристального взгляда. - Потому и спешить надо. Вкругаля пойдём. Посолонь… А то опоздаешь… - он сделал паузу. - К обеду опоздаешь, говорю.
        - А, знаю, - засмеялся я. - Я Крапивина читал вчера. «Голубятню на жёлтой поляне». Вот ты мне теперь и снишься. Я сплю, и ты - из моего сна! Верно?
        - «Голубятню», говоришь? - Кот почему-то отвёл глаза, задумался. - Гм, ну да, конечно. Я из твоего сна, а ты спишь. Ну, вставай, соня! Мне недосуг. Ещё дел по горло.
        И мы пошли - я и пушистый кот. Прямо по Второй Дачной. Проехала мимо автолавка, белый автобусик с надписью «Latvija» над узкой щелью радиатора, свернула во Второй Дачный переулок, загудела призывно. Прополз медленно и солидно 408-ой «Москвич», о, а вот и «Победа» дяди Пети, соседа нашего.
        Однако ушли мы с котом совсем недалеко.
        - Эй, задрыга!
        Я вздрогнул. Рыжий Пашка, из параллельного «б», первый хулиган четвёртых классов. И с ним ещё двое, вечная парочка - Синяк с Ремнём.
        - Чё, в штаны наложил вчера? - ухмыльнулся Пашка. - Махаться один на один не вышел?
        - А знаешь, что с теми бывает, кто трусит да крысит, через окно раздевалки сдрищивает? - осведомился Ремень.
        Ремень - здоровенный, стриженый под ноль, учителя от него все стонут.
        Кота рядом со мной они словно не замечали.
        - Кто крысит, тому тёмную устраиваем! - загоготал Синяк. Из всей троицы он самый хилый, но самый вредный и отчаянный.
        - А с тобой, задрыга, и тёмную много чести, - Пашка сплюнул. - Мы тебя и так, при свете!
        В животе липкий комок страха, и потом покрылся лоб.
        Я тогда сбежал от них, да, через окно раздевалки, хотя договорился с Танькой, что… что она меня подождёт.
        После школы вместе до троллейбуса дойдём.
        Но я испугался этой троицы, сбежал.
        И Таня больше со мной уже не ходила и вообще долго не разговаривала.
        Откуда тут взялись эти трое?! У нас каникулы! Учебный год уже месяц как кончился!
        Я поглядел на кота, но тот сидел себе рядом, безмятежно умываясь.
        - Кот!
        - Какой кот? - удивился Пашка. - Ты мне зубы не заговаривай, задрыга! Говори, махаться будешь?
        Махаться я не умею.
        Не умею, но - встаю, как положено.
        Пашка ухмыляется, широко размахивается, намереваясь заехать мне в ухо.
        …Бабушка всегда говорила - не дерись, угодишь в милицию, в детскую комнату, из школы вылетишь, в 9-ый класс не возьмут, в ПТУ пойдешь!
        Драться нельзя, я знаю. Хулигану как с гуся вода, а тебе «жизнь сломают», твердят взрослые.
        …Но, пока Пашка замахивается, я чуть подшагиваю, и бью его прямой левой, с доворотом бёдер, прямо в большой веснушчатый нос.
        Ой!
        Я же так не умею!
        Я никогда никого не бил в лицо!
        Пашка спотыкается, ломается, складывается пополам и падает.
        Прижимая ладонь к лицу, а между пальцев - алые струйки.
        Синяк и Ремень пялятся на меня в немом изумлении.
        - Бежим, - вдруг шипит мне кот. - Прыгай через него! Меж ними - и бежим!
        И мы бежим.
        Хотя за нами никто не гонится.
        Мы пробежали квартал по Второй Дачной, и кот впереди меня вдруг резко сворачивает в переулок Островского.
        Там Вадька живёт. В случае чего - к нему заскочим…
        - Заскакивать не будем, круга дадим, - слышу я от кота. - Ничего, успеем…
        И по-прежнему не удивляюсь. Ни своему умению, ни говорящему коту-поводырю.
        Переулок Островского короткий, вон уже и Первая Дачная, над ней пыль - видно, только что грузовик протащился.
        И за пылью я вдруг вижу её.
        Таньку Махнину.
        Ту самую. Она стоит и глядит прямо на меня, глядит растерянно как-то, словно домашку дома забыв. Хотя, конечно, она никогда ничего не забывала.
        - Т-тань?
        Они что, сговорились все? Сперва Пашка с Синяком да Ремнем, а теперь ещё и она.
        Щеки у меня горят. Ой, ой, ой, до чего же стыдно…
        Она меня ждала, а я струсил.
        - Сашка, привет, - грустно говорит она мне. - Послушай, тут такое… помощь нужна…
        Кот внимательно глядит на меня.
        …Мы опоздаем, мы точно опоздаем, если пойдём за нею.
        Кот выжидательно смотрит.
        Но, уж раз я заехал в нос самому Пашке - ох, что будет-то, нажалуется наверняка, может, уже и в милицию побежал? - то…
        - Конечно, Танюх, - говорю я как можно более независимо. - Идём. Жаль, велика нету.
        Она улыбается, и мы идём.
        Идём дальше.

* * *
        …Дорога заканчивается.
        Вот уже конец Косой улицы, видно начало нашей Чкалова. Сколько ж мы проходили? И почему я про бабушку не подумал? Что она скажет, когда узнает, что с нами приключилось?
        - С бабушкой всё будет в порядке, - говорит кот. Ему тоже досталось.
        Роскошная шубка кое-где подпалена, с другой стороны - свисает мокрыми сосульками.
        - Мы… успели? - спрашиваю я. Почему-то мне кажется, что нет. Не зря же Таня крикнула, прежде чем исчезнуть - «опоздаешь!»
        - Успели, - удовлетворённо говорит кот. - Хотя и времени в обрез осталось.
        - Постой, - говорю я. - То, что мы видели, там, на ручье через Осипенко…
        Кот отворачивается и вновь принимается вылизываться, хотя времени, говорит, уже не осталось.
        - Те трое… Трое мальчишек…
        - Не думай про них, - перебивает кот.
        - Всему своё время, - добавляет он вдруг чужим голосом.
        - Кот…
        Те трое на деревянном мостике, под которым мы пролезли, трое, которые звали меня…
        - Ну, чего «кот»?
        Мы уже у самой калитки нашей дачи. В песочнице играет пятилетняя Ленка, внучка хозяйки.
        - Это ж всё не просто так, да?
        - Понял, да? Догадался, да?
        - Трудно было не, - говорю я… нет, уже не я. Взрослый и солидный, поживший человек. - «Голубятня на жёлтой поляне» тогда ещё не была написана. Крапивина я читал, но - «Мальчика со шпагой», в «Пионере», а там никаких снов не было.
        Кот что-то хочет сказать, но этот «другой я» его останавливает.
        - Пашка - это раз, когда я струсил. Танька - это два, я её предал. И остальное - там, на ручье, когда под мостом бежали, через воду…
        - Зато сейчас, - перебивает кот, - ты не струсил и не предал. Закрыл грехи свои.
        - Грехи? - вновь усмехается тот я, который не я. - Грехов у меня много, кот, и таких, что…
        - А про них, - щурится он, - уже не тебе судить. С чего всё началось, с чего дорожка кривая потянулась - то и грех.
        Я сажусь на корточки, протягиваю руку, глажу мягкую шелковистую шёрстку там, где её не тронул огонь и не намочила вода.
        - Кот, - говорю я. - Ты ведь не просто так кот, верно? Ты…
        - Как это «не кот»? - возмущается мой пушистый товарищ. - Самый что ни на есть кот! Вот, смотри сам! Лапсы, усы, хвост! Всё, как полагается!
        - А кто у вас тогда «не просто так»?
        - Собаки, - помедлив, отвечает он. - Не все, конечно. Но они - да. Они служат. А мы - мы коты, просто коты.
        - Проводники… - говорю я. Голова слегка кружится.
        - Проводники, - соглашается кот. - Ты вот меня не помнишь, и хорошо…
        - Как это «не помню»? Я тебя прекрасно помню, - говорит я, который не я, совсем другим голосом.
        - Мы с тобой были друзьями, долго-долго. Я работал, а ты сидел рядом, мурчал. Я спал, а ты приходил, топтался по одеялу, засыпал под боком. Только вот моего старшего ты больше всех любил, мне кажется.
        Кот резко выгибает спину, глаза вспыхивают.
        - Как?! - шипит он, но не зло, а скорее растерянно. - Ты не должен был! Ты не мог! Нельзя тебе про это помнить!..
        - Ничего, дорогой мой, - я глажу кота, и он не отстраняется. - Не только вы умеете удивлять.
        - Эх… - грустит кот. - Я хотел, чтобы как легче…
        - Я понял. И спасибо тебе, - я поднимаюсь. Всё, время почти вышло. К бабушке пора. Только почему к ней? Почему вообще сюда?
        - Она заслужила, - вздыхает кот. - Она тебя больше всех любила, и вот… это её рай. Когда дочка молодая ещё, и дедушка твой жив и работает, и ты, любимый внук, рядом. Так что уж постарайся, не подведи меня! Хотя ты и так молодец, выдержал.
        - Спасибо, - я всё глажу кота. - Остался бы ты хоть на чуток, а?
        - Не могу, - мотает он головой совсем по-человечески. - Мне к твоему старшему спешить надо. Ты прав, хозяуин, я его любил… и люблю. Он там один, в большом городе… через пару дней подберет котенка.
        - Присматривай там за ним, - говорю я через комок в горле.
        - Не волнуйся.
        - Кот, а ты не скажешь, как я… когда я…
        - Не скажу! - обрывает кот. - Ты и так слишком много знаешь. Но ты не бойся, всё будет хорошо у твоих. Я сам пригляжу и другим накажу.
        - А… остальные… мама… отец?
        - Всех увидишь, конечно же, - удивляется кот. - Они же приезжали к вам на дачу!.. А с отцом твоим Найда, она за ним присматривает…
        Ну, конечно, Найда. Любимая папина собака, одна-единственная.
        - Спасибо, кот, - говорю я. - Вот теперь действительно всё. Беги. За старшим следи.
        - В оба глаза, хозяуин! Когда я тебя подводил?
        - Никогда.
        - Внууучек! - окно раскрывается вновь. Бабушка в переднике строго смотрит на нас. - О, и Маркиз пришёл. Котик, тебе тоже еды положить?
        - Мяяяяу! - немедля отвечает тот.
        И мне, вполголоса:
        - Немножко задержусь… твой старший ведь не обидится?
        - Конечно, нет. - Я встаю. - Я здесь, ба! Иду, ба! Прости, что опоздал!
        - И вовсе не опоздал, мы как раз стол накрыли, я творога достала, такой хороший творог, просто замечательный, сырников вот нажарила…
        Я взлетаю через подоконник на веранду, оборачиваюсь - кот величественно кивает мне на прощание.
        А через пару дней мой старший подберёт котёнка.
        Дурное место
        Место, куда он приехал, было дурным, сразу видно. Низкий подтопленный ольшанник, островки невысокой земли, утопки, как называли их местные обитатели. Густые подушки серого мха, словно смертные подголовники - такие кладут в домовины женщинам. Деревья ещё живы, то тут, то там попадались скривившиеся, словно от боли, сосны. Многие уже повалились - болото наступало на здоровый лес и это наступало не простое болото. Кое-где мёртвые комли изглодал огонь - наивная попытка поселян и здешнего комеса хоть как-то противостоять угрозе. Нет, нет, разумеется, не болоту.
        Тёплый день, тихо, лишь ветер слабо шелестел осокорем. Сочные стебли лихолиста злорадно перешёптывались, и пробиравшийся через хмарть человек то и дело останавливался, болезненно морщился, к чему-то прислушиваясь.
        Плечи человека окутывал плотный чёрный плащ, видавший виды, во многих местах кое-как заштопанный и залатанный. Некоторые заплаты имели весьма странный вид - в ход пошли обрывки старых кольчуг, так что в складках одежды частенько мелькал металл. Каким-то образом всё это сооружение ухитрялось не звякать при ходьбе.
        Человек сумел выбраться на сухое лишь в самом сердце заболоченного леса. Вокруг воздвигся настоящий заплот из мёртвых поваленных деревьев, почтит в человеческий рост вздыбились заросли хвостатки; молодые гидры нагло поднимали головы над чёрными застойными лужами.
        Путник оказался на островке несколько больше простых утопок, хотя и длинны-то в нём не сочлось бы и четырёх десятков шагов. Здесь явно постарались чьи-то руки. Или, впрочем, лапы. Стволы по окружности островка аккуратно подрублены на высоте человеческого роста и обломаны, так, чтобы комль оставался бы сцеплен с пнём. Мелкие ветки обрублены, побольше - заострены и концы обожжены. Да ещё и набиты многочисленные колья, тоже смотревшие в грудь пришельцу. Пространство меж стволами перекрыто плетнями, шипастыми ветками отравника, стянуто вервием из полос дроковой коры - здесь укреплялись всерьёз, конечно, не против настоящей армии. Настоящая армия, впрочем, сюда бы просто не полезла. Разбежалась бы, завывая от ужаса, а рискнувшего отдать подобный приказ командира просто распяла бы на первом попавшемся дереве.
        Пахло гнилью, старой корой, острым диким луком - на болотах он не растёт, верно, высадили бывшие хозяева этого места. Пахло и ещё чем-то сладковатым, словно здесь когда-то давно вываривали корни осокоря, якобы богатые сахаром.
        Человек осторожно перебрался через засеку, брезгливо волоча за собой мокрый по подолу плащ. Оружия он при себе не носил, широкий нож на кожаном поясе - скорее обычная снасть странствующего через леса, а не средство расправы с себе подобными.
        В самой середине сухого пространства высилось нечто вроде бобровой хатки, только выстроенной почему-то далеко от воды. Вниз вёл узкий наклонный ход. Из дыры тянуло тухлятиной.
        Человек с отвращением покачал головой. Достал нож, срезал несколько веток и принялся плести нечто вроде грубой пятиугольной люльи, каким ребятишки играют в «зацепи-сохрани». Сплёл, полез за пазуху, извлёк небольшой плоский пузырёк коричневого стекла, аккуратно капнул на каждый из пяти углов получившегося плетения и что было силы зашвырнул своё «изделие» в тёмный лаз. Выдернул нож, остриём поспешно очертил круг, встал в него и застыл, скрестив на груди руки. Тусклое солнце нехотя блеснуло на серой стали широкого клинка, испещрённого грубо прокованными пупырчатыми рунами.
        Некоторое время спустя из-под земли послышался писк, словно несколько сотен крыс устроили там отчаянную битву. Крыша из плотно сложенных веток и кусков дёрна заходила ходуном, с громким треском разлетелась в самой середине, наружу высунулась гротексно-человеческая рожа: плоская, с широко разинутыми круглыми глазами, свойственными скорее ночному обитателю, вывернутыми наизнанку и смотрящими вперёд ноздрями, исполосованная белесыми шрамами. Рожа широко распахнула рот, наполненный мелкими остренькими зубами, торчавшими аж в три ряда, и истошно заголосила.
        Человек вновь поморщился, вкладывая кинжал в ножны и зажимая ладонями уши.
        Из лаза тем временем медленно поползли струйки дыма, лениво, словно упираясь. Невидимые крысы продолжали отчаянно пищать.
        Дым отвратительно вонял, горелым пером, мокрой тлеющей шерстью, псиной и ещё чем-то куда хуже псины. Сладковатый запах стал почти нестерпим.
        - Боооольно! - наконец прорезалось в вое плосколицей твари нечто осмысленное. - Всё отдам! Всё! Пощади!.. Всё твоё будет!
        - Говори слово, - невозмутимо бросил стоявший в круге человек, опять извлекая широкий нож и со скучающим видом им поигрывая.
        - Ы-ы-ы-ы! Ее-е-ет!
        - Отказываешься, значит? - меланхолично бросил человек, отворачиваясь от явно застрявшей в крыше своего жилища твари.
        Болотный обитатель завертел уродливой лысой башкой, задёргался, затрепыхался, но невидимые путы держали крепко. На жуткой физиономии существа смешивались сейчас и м?ка, и отчаяние, из круглых глаз текли крупные желтоватые слёзы.
        - Плачешь? - человек нагнулся, поднял что-то с земли, выдирая из-под плотно налезшего слоя мха. - Они вот тоже плакали.
        Руки его в грубых перчатках чёрной кожи держали небольшой человеческий череп - скорее всего, ребёнка. Левая височная кость была размозжена.
        Желтолицый задергался, пытаясь разметать крышу, но подпиравшие подбородок ветки держали крепко, неожиданно обретя прочность стальных оков.
        - Поплачь, поплачь, - сухо сказал человек, поддёргивая рукав куртки. - В последний раз плачешь.
        - Пощады-ы-ы… - выло существо, однако его мучитель лишь холодно, без всяких эмоций, качал головой. Правда, по его вискам тоже катился пот, а кулаки несколько раз судорожно сжались, словно от боли. Пленный и вроде бы как беспомощный враг сдаваться не собирался.
        Крысиный отчаянный писк внезапно сменился каким-то надрывным, ввинчивающимся в мозг визгом, сотен и сотен тонких, на самом пределе слышимого голосов; лес пошатнулся, всплеснулась вода в чёрных бочагах, незримая рука вмяла во мхи нагло задранные стебли хвостовок, с натужным треском стали рушиться надломленные стволы в засеке. Человек застонал, вскидывая ладони к вискам, и тут из лаза, сочащегося дымом - густым и тяжёлым, словно смешанная с гноем сукровица - выметнулась волна существ, карикатурных помесей человека и крысы, и размером не больше крысы, с голыми розовыми хвостами. Большая часть созданий выглядело весьма неважно - у кого горела шёрстка на загривке, у кого хвосты распадались ошмётками стремительно гниющей и отваливающейся на ходу кожи, у кого из развороченных, невесть чем нанесённых ран, торчали обломки почему-то обугленных костей.
        Однако ярости и жажды убивать хватило бы на большое людское войско.
        Свора бросилась к очерченному рунным клинком вокруг человека кругу, бросилась и с визгом было отступила; кое-кто самый ретивый уже корчился на окровавленном, вымазанным какой-то зелёной мерзостью мху - животы распороты, кишки наружу. Однако застрявший в собственной крыше див завыл, заверещал и загукал на совершенно неведомом языке, и тварюшки, вереща, дружно кинулись вперёд. Уродливые тельца лопались, едва они оказывались над зачарованным кругом, мутная, дымящаяся кровь выплёскивалась длинными языками, словно магия в единый миг выжимала из созданий все жизненные соки; и следующие ряды ухитрялись продвинуться чуть дальше незадачливых собратьев.
        Человек застонал, потом зарычал ничуть не хуже болотного дива. Зашатался, срывая завязки плаща и слепо отбрасывая в сторону. Словно газыри, на куртке тянулся ряд вставленных в кожаные гнёзда флаконов, пальцы слепо вцепились в один, крайний, непроглядно-чёрный, сорвали осургученную пробку. Рука широко размахнулась, за скляницей тянулся веер тяжёлых маслянистых брызг. И совершенно чёрных.
        Капли на лету начинали преображаться, трансформируясь в подобие трёхзубых гарпуньих насадок. Во множество таких насадок. На лезущих через отпорный круг бестий обрушился настоящий колючий дождь - каждый «гарпун» намертво пришпиливал к земле пять, шесть, а то и семь созданий. Воронёные острия впивались в тело, круглая и плоская пятка давила, плющила и впечатывала в твердь.
        Не минуло и пяти ударов сердца, как всё было кончено. Человек стоял посреди широкого серо-красно-чёрного пятна. Крысокарлы были мертвы, все до единого, и болотный гад только и мог в изумлённом молчании пялиться на свершившееся побоище. Он, похоже, забыл даже о боли.
        Маг, однако, не забыл. Оправился он не сразу, долго тёр лицо, промывал глазницы снадобьем из плоской фляжки - а когда наконец взглянул на завязшую тварь, та мигом распорола тишину таким визгом, что впору было оглохнуть.
        - Сладко? - прохрипел человек, и теперь его голос уже не казался ни холодным, ни сдержанным. - Сладко? А будет ещё лучше. Я тебе это о… обещаю. - Он скривился, хватаясь за бок.
        Див выл. Боль в этом вое раздирала кости, щепила их, добираясь до тёмно-алого мозга, кожа на лысом черепе твари начала лопаться, трещины истекали густой коричневой жижей.
        - Ну, помогли тебе твои поскрёбыши?… - продолжал меж тем хрипеть человек. - Не помогли. И ни в жисть не помогут. Хоть я на них и потратился, - он потряс опустевшим флаконом. - Так что говори слово.
        - А… отпустишь?… - донеслось до человека в промежутках между взвизгиваниями.
        - Отпущу, - лицо мага дёрнулось. - Но из этих мест изгоню. Довольно ты тут порезвился. Спрысну тут вот этим… - подрагивающие пальцы выудили из обвязки ещё один флакон. - Не вернёшься. Давай, говори. Крыть тебе больше нечем.
        Уродливая башка дива повертелась ещё из стороны в сторону. Но внизу трудилась какая-то уж больно едучая магия - и, не выдержав, тварь наконец заорала, засвиристела, завыла на добрый десяток голосов. Непосвящённое ухо не поняло бы просто ничего.
        - Славно, славно, - человек перевёл дух, кадык дрогнул. - Не соврал… надо же. Ладно. Молодец, - ухмылка чародея стала совершенно отвратной.
        - А-атпустишь? - с надеждой промямлило существо.
        - Угу, - кивнул чародей. Шагнул ближе к диву, левой рукой вытягивая из газыря новую стекляницу. - Башку подними. Мне ошейник твой ослабить надо.
        Желтолицый с готовностью задрал круглый подбородок, открывая глотку, всю в морщинстых складках, усеянных мелкими шипами.
        Правой рукой человек молча врубил широкое лезвие тесака диву под подбородок. Удар получился так себе, боевые искусства среди талантов чародея явно не числились. Клинок рассёк гортань и позвоночный столб, острие вышло наружу. Оскалившись волком, человек налёг на рукоять, проворачивая оружие в ране.
        Див засипел, коричневая кровь вскипела, запузырилась по краям раны, хлынула потоком на жердяную крышу хатки, и ветви мгновенно задымились. Глаза чуда вылезли из орбит, челюсть клацнула - последняя судорога не как у человека расположенных мускулов. Но ни прохрипеть, ни пробулькать, ни прошипеть излюбленное у нечисти предсмертное проклятье он не успел. По круглым глазам кто-то словно мазнул мутью. Круглая башка запрокинулась, жуткая рана открылась, словно рот в последнем отчаянном крике.
        Чародей вновь подобрал оброненный раньше череп погубленного болотником ребёнка, аккуратно завернул в белый плат и спрятал. Рассовал по вставками фиалы. Долго и нудно выводил на земле не один, а сразу три концентрических круга - наверное, требовалась нешуточная защита.
        Глубоко вдохнул, сорвал перчатки, нервно вытер вспотевшие ладони. Облизнул пересохшие губы. И - точно так же, как див, загукал, заверещал, завыл, оглашая затопленный лес словом убитого болотника.
        Земля затряслась, заходила ходуном, с треском ломались стволы поваленных сосен, точно их крошила невидимая великанская рука. Из бочагов выметнулись бледные головы гидр, шеи мотались из стороны в сторону, белесая плоть лопалась, словно перезревшие дыни, и стражи островка умирали, так и не исполнив свой долг. На месте хатки болотника взвился настоящий смерч, вверх летели дёрн, сучья, комки земли, изодранные пласты мха. Тело самого дива распалось серым пеплом, кости и плоть мгновенно истлели, словно пролежав так много даже не дней, а лет.
        Чародей скорчился внутри своего защитного круга, невольно нагибая голову и прикрывая руками затылок. Летящие во все стороны сучья с обломками отскакивали от невидимой стены; где-то далеко, на соседней островине за моховым мостом тоскливо взвыл ещё какой-то гнусаво-гнусный голос, словно оплакивая смерть собрата.
        А когда всё стихло, на месте жилища дива осталась широкая яма, настоящая воронка, быстро насасывающая воду. На дне - два цвета - белый и золотой. Белые кости жертв и золото алчно собиравшейся и бесполезно копившейся добычи.
        Монеты, круглые и квадратные, с дырочками и восьмиугольником, полумесяцы и связки необработанных мелких самородков. Кубки, небольшие чаши, оправленные в серебро и золото рога, кулоны, цепочки, женские и мужские серьги, и так далее и тому подобное.
        Мужчина даже не посмотрел на сокровище - немалое, чтобы вывезти всю эту груду, потребовалось бы пять или даже шесть вьючных лошадей. С большим бережением достал из-за пазухи оплетённую бутылочку на серебряной массивной цепи. Долго бормотал, ворожил, водил руками над развёрстым золотым зевом; лес оцепенел, ветер умер, застыла вода, словно скованная льдом посреди летнего тепла; и над золотом, над монетами, браслетками, фибулами, налобниками, бляхами, колечками - начал медленно подниматься лёгкий туман. Мало-помалу он стягивался в одну точку, густел, складываясь в подобие гротескной фигурки размером с мизинец. Стала заметна круглая голова, выпученные непропорционально большие глаза…
        Крошечный призрак убитого дива медленно плыл по воздуху к поджидавшему его чародею, отчаянно размахивая руками и ногами, разевая пасть в беззвучном вопле - однако дара речи он был лишён.
        Маг откупорил бутылочку, и продолжавшего отчаянно, но неслышимо вопить призрака тотчас втянуло внутрь. Чародей мгновенно заткнул горлышко пробкой. Торопливо накинул цепочку на шею, лихорадочно, словно кто-то мог увидеть и отобрать, запихал скляницу под одежду, ближе к телу. И не оглядываясь пошёл прочь. Из всех богатств болотного дива он взял с собой один только детский череп.
        - Ну что, получилось, сочинитель? - пробормотал человек сам себе под нос. - Получилось, получилось. Чуть небу душу не отдал, но получилось. Кой-чего ещё помнишь, щелкопёр, бумагомарака…
        …Вымершая топь осталась позади. Чародей выбрался на сухой, поросший мачтовыми соснами увал. Смрад болота, уродливые мёртвые стволы - всё за спиной. Здесь воздух пронзали солнечные копья, звенели насекомые, без устали трудились муравьи, пламенели шляпки сыроежек, и белки гонялись друг за другом по широким для них верховым путям в сплетающихся кронах.
        Чародей обессиленно замер, опустившись - почти что рухнув - у корней вознёсшейся чуть ли не к самому небу сосны. Содрал промокший плащ, швырнул в сторону, не потрудившись даже разложить для просушки. Лицо мага казалось болезненно-бледным, под глазами легли синюшные тени. Веки смежились.
        Немного погодя по лесной тропе мягко затопали копыта. Человек встрепенулся, поднял голову.
        В кричаще-ярком дубельте - малиновое с золотом, по обшлагам оторочка мехом, серебряные аксельбанты - к устало сидящему магу в мокрой, перемазанной болотною тиной одежде приближался кентавр. Великолепный рослый кентавр, могучий торс силача, вздувающиеся мускулы, холёные конские бока, матово поблескивающая чёрная спина и хвост. Копыто напоминало стенобойный таран. На спине кентавр нёс седло с притороченными справа, слева и сзади вьюками.
        Классически-правильное, с идеальным прямым профилем лицо человека-коня обрамляла тщательно подстриженная, завитая и напомаженная борода. Вокруг себя кентавр распространял такой аромат духов, словно целая парфюмерная лавка.
        - Корбулон, - облегчённо вздохнул чародей.
        - Конечно, Корбулон, кто же ещё? - неожиданно высоким для столь могучего сложения голосом отозвался кентавр. - Кто ещё окажется настолько глуп, чтобы покинуть столицу перед самыми ристалищами - сопрвождать своего брата-в-духе? Кто откажется от почти верной победы в панкратии и самое меньшее - второго места в беге на три стадии? А если учесть, что копьё и диск я мечу явно лучше Клеомброта, который мог рассчитывать только на бег, то получалось бы, что по сумме мест…
        - Друг мой, - устало проронил человек. - Если ты не против, не могли бы мы двинуться в путь? Вечереет, а меня всего словно озноб колотит.
        - Колотит! - кентавр картинно всплеснул ручищами. - Конечно, будет колотить? Зачем, брат-в-духе, тебе вообще потребовалось лезть в эти леса? Прислушался к мольбам тех поселян? Мол, настоящих охотников за нечистью днём с фонарём не сыщещь, смилуйся, добрый господин маг, пропадаем совсем, погибом погибаем? Не верю, брат-в-духе. Или взалкалось практики? Так тоже непонятно, зачем это тебе потребовалось. Разве плохо жили мы в столице? Твои сказания и так пользовались успехом. Нас принимали в лучших домах. И, гм, лучшие девочки и твоей и моей расы были нам, гм, рады. Нет, тебе потребовалось что-то кому-то доказывать. Какая разница, работают придуманные тобой эликсиры или нет? Ты же писал баллады. Книги, брат, книги! Выдумки чистой воды. Сказки. Но они же продавались! И ещё как! Нам вполне хватало и ещё удавалось кой-что отложить на чёрный день…
        - И ты красовался на ристалищах, требуя себе чуть ли не каждый месяц по новому дублету…
        - А как же! - чуть не задохнулся от возмущения кентавр. - У нас, кентавров, очень развито чувство прекрасного! Дисгармония ранит нас сильнее стрел и копий. Одежда есть отражение…
        - Брат, - человек поднялся. - Прости. Давай трогаться. Путь неблизок. Даже для тебя. Чемпиона многих ристаний.
        Кентавр с недовольной миной опустился на колени, не переставая бормотать:
        - А одежда есть отражение внутреннего содержания, кое у нас, кентавров, следует за путями ветров и вод, и не остается в покое, и потому, дабы соответствовать…
        - И споспешествовать, - человек не без труда забрался в седло. - Поторопись, брат, очень тебя прошу.
        - А, гм, что мне за это будет? - кентавр потрусил вперёд, искательно глядя на седока.
        - Если удачно продадим балладу об этом диве, то новый камзол, - по лицу человека невозможно было понять, лжёт он, или говорит правду.
        - С эвбейским кружевом? - немедленно поинтересовался кентавр, несколько ускоряя бег. - Надо непременно с эвбейским, у анфельских примитивное плетение, а мода…
        - С эвбейским кружевом и оторочкой из меха яху, - наездник слабо улыбнулся.
        - Да, да, совершенно верно, - зачастил кентавр, оборачиваясь и невольно замедляя бег, - оторочка придаст завершённость всему ансамблю. Тона окраса следует выдержать…
        - Скачи, - несколько более резко бросил человек. - Пожалуйста.
        - Ну вот, уж и слова сказать нельзя! - обиделся кентавр. - Рот затыкают, обрывают…
        Правда, поскакал он и вправду быстро. Так быстро, что лес словно бы рушился за их спинами.
        - Но, брат-в-духе, почему ты говорил о продаже баллады? Разве у болотника не нашлось золота?
        - Конечно, нашлось. Однако я слишком хорошо помню истории тех, кто польстился на это золото. Настоящий охотники за нечистью, ловкие, умелые и упорные. Мечом могли разрубить муху в полёте. Шестеро купились на богатство, и все погибли, не пережив дива и на девять недель. Погибли нелепо: трезвенник вдруг напивался допьяна и тонул в канаве, где воды по пояс; домосед вдруг отправлялся в странствие и попадал под ураган; третий утонул на попавшем в шторм корабле; четвёртый оступился на дороге и его переехала повозка, гружённая камнями; пятый… пятый, примерный семьянин, если не ошибаюсь, тоже ни с того, ни с сего потащился в бордель, где подхватил дурную болезнь, от которой и скончался; шестой женился, на третий день после свадьбы застал жену в постели с разносчиком лепёшек, зарубил обоих, после чего покончил с собой. И все они, все как один забралали золото болотника.
        - Гм… - кентавр выглядел обескураженным. - Не знал. Неужели никто из магов не озаботился снятием проклятия?
        - Не знаю, - отозвался человек. - Не интересовался. И, во всяком случае, предпочитаю не испытывать этого на себе. Я продам балладу. Труппа Сакки поставит её на императорской сцене. Сборы гарантированы.
        - Всё равно не понимаю, - проворчал кентавр, бойко скача по лесной тропе. Она постепенно расширялась, мало-помалу становясь пусть узкой, но уже настоящей дорогой. - Почему надо было лезть самому? Расспросил бы охотников, следопытов, тех же ловцов, к примеру.
        - Когда-то я ведь тоже учился магии, - пожал плечами наездник. - Не достиг никаких особых высот, но память не подводит. А иногда, прежде чем писать что-то… желательно пережить это самому.
        - И только? - подозрительно осведомился кентавр. - Ты ничего не скрываешь от меня, брат-в-духе?
        - Я охраняю твой покой и сон, - криво усмехнулся чародей. - Знаешь, новое переживание. Очень увлекательно.
        - Ты что-то там сделал! - взвизгнул кентавр. - Сделал, и мне не говоришь! А если нас теперь проклянут? Сглазят? Если явятся другие дивы, или кокульщики, или… Как ты можешь поступать настолько безответственно! Ты обо мне совершенно не думаешь, всё о себе, только о себе, о своих дурацких книжонках!.. А нас теперь могут…
        Кентавр разорялся ещё долго. Хорошо ещё, что не останавливался.
        Человек слушал, устало прикрыв глаза. Не возражал. Спорить тут было бессмысленно.
        Меж тем узкая и петлистая лесная дорожка влилась в широкий, наезженный тракт. Кентавр пошёл веселее, не переставя визгливо бранить наездника за неосторожность, самонадеянность, неспособность заботиться о других и так далее и тому подобное.
        По дороге им встречалось немало люда. Как, впрочем, и не-люда. Торный тракт вёл к густонаселённым краям. Корбулон успевал снисходительно поприветствовать изредка попадавшихся собратьев, просто и бедно одетых кентавров, с завистью взиравших на щегольский дублет столичного гостя. Девушкам-кентаврихам, особенно молоденьким и хорошеньким, Корбулон залихватски подмигивал, норовил подскакать поближе, похлопать по крупу.
        Хватало на тракте и обычных лошадей, запряжённых в телеги, хватало всадников - их Корбулон надменно игнорировал. Могучий кентавр летел стрелой, и ночной сумрак не успел ещё сгуститься окончательно, когда перед путниками появился внушительный островерхий тын, окружавший селение.
        Ворота уже закрывались но Корбулона с его наездников пропустили безо всяких разговоров. Впереди ласково засветились огни трактира, где-то слева, в темноте журчала невдалеке вода, высыпали звёзды, и человек на спине кентавра вздохнул с облегчением, устало поднимая голову и вглядываясь в рисунок с детства знакомых созвездий.
        Он устал. От дороги, от нескочаемой болтовни Корбулона, который сейчас, конечно же, потребует своей доли, чтобы отправиться бражничать с другими кентаврами, хвастаясь перед ними своей столичной справой и дорогими обновками. Хотелось просто сесть в одиночестве в тёмный угол, вытянуть ноги, спросить кружку горячего духовитого травяного чаю и замереть так, бездумно глядя или на пламя в камине, или на мерцающие огоньки звёзд в вышине. Хорошо б, конечно, чтобы на плечо легла бы тонкая и нежная рука - той, кто понимает, но на это рассчитывать уже не приходилось. Медленно складывались строчки продажной баллады, где, конечно же, див предстанет жутким клыкастым чудовищем, похитителем принцесс и честн?х селянок, осквернителем могил, убийцей и пожирателем детей. Публика не шибко любит, когда у «врага» находится своя правда.
        И, разумеется, будет и герой. Не худой, нескладный человек, когда-то обучавшийся магии и немного - самозащите, сочинитель, по его словам (верить которым или нет - уже другой вопрос), вдруг решивший, что его балладам не хватет жизни, правды, плоти и крови. И, само собой, нельзя писать, что уже побеждённого дива добили предательским ударом в горло, обманом выманив у болотника его секрет. Нет, героем, конечно же, окажется рыцарь без страха и упрёка. Он опустится на колено в осквернённом храме, он выдернет верный меч - не забыть дать мечу соответствующее имя, громкое и нелепое, ну, например, Абэвэгель - и принесёт над… гмммм… принесёт страшную клятву мщения над алтарём, залитым кровью невинных жертв, сожранных беспощадным чудовищем. Можно - для лёгкого оживляжа и привлечения почтеннейшей публики - дать и любовную сцену. Скажем… мммм… у героя, конечно же, обет безбрачия, но дева, лишившаяся в страшную ночь всех родных… мммм… попытается наложить на себя руки, герой… мммм… что лучше - вынуть её из петли или в последний миг остановить направленный в сердце кинжал? Пожалуй, всё-таки кинжал, так эффектнее,
и у Сакки есть одна актёрка, Фанни, изумительно работает с железом, публика всякий раз ахает, когда она наносит смертельный по виду удар.
        И вполне ничего будет баллада. Сакки покажет её в Императорском Театре, специально построенном для народных зрелищ. Потом поедет на гастроли. А вот для приватного театра герцога д’Эпре мы сделаем другую версию. Див окажется невинной жертвой тупых и жадных поселян, разоряющих природу, рубящих леса и поганящих реки. Несчастное стращилище доблестно примет последний бой на пороге родного дома, но падёт… пораженное предательским ударом грязного и жестокого наёмника, типа без чести и совести, алчного только до золота. Разумеется, вот тут будет очень к месту вспомнить судьбу тех шестерых истребителей нечисти, польстившихся на сокровища болотников - герцог такие концы очень одобряет и щедро вознаградит сочинителя.
        Ну, а баронессе Шатиньи мы предложим нечто третье. Историю о бывшем охотнике за нечистью, неудачливом, раздираемом муками совести, предавшим свою единственную настоящую любовь, и теперь ищущего забвения в кровавых стычках, не разбирая, кто прав, кто виноват. Можно даже сделать его тоже сочинителем. Разумеется, непризнанным, неприкаянным, но внутренне, конечно же, мечтающим о большой и чистой любви.
        Четвёртую версию - как оно было на самом деле - мы не доверим пергаменту. Есть в нашем мире типусы, которые взломают любой шифр и любое отпорное заклятие, а человек отнюдь не считал себя специалистом достаточно умелым, чтобы поставить поистине Неснимаемый Наговор. Такие чары уничтожали саму запись, но расшифровке не поддавались.
        Конечно, когда-нибудь он напишет всё, как было. Когда-нибудь. Но не сейчас.
        Корбулон шёл теперь широким шагом, выглядывая достойный столичного кентавра трактир или постоялый двор.
        …А себя всё равно не переделаешь, устало думал человек. Сквозь выспренную вязь строчек для труппы Сакки, сквозь фальшивый надрыв восьмистиший, любимых герцогом д’Эпре, сквозь розовые сопли, предназначенные баронессе Шатиньи прорывалось что-то другое, чеканный лад простых слов о том, как человек и болотный див сошлись в честном, один на один, бою, потому что мир для них оказался слишком мал. И никто не мог ни отступить, ни сдаться. Болотник мучил, убивал и пожирал потому, что такова была его природа, определённая Незримыми Богами. А человек, сочинитель… он пришёл по многим причинам. И объяснение, данное им Корбулону… разумеется, не могло оказаться всей правдой.
        А коленки у сочинителя весьма негероически тряслись от страха.
        …Конечно, если уж не врать ни тайному своему читателю, ни самому себе, то кое-что придётся признать. Корбулон не так уж неправ. Писать об истребителях всяких вреднючих существ и ни разу самому не замарать руки кровью чудовищ - можно, конечно, но… Циничное объяснение - правдивые баллады легче продать. Разумеется, если аккуратно оную правду дозировать.
        А вот растолковывать, зачем человеку потребовалось загонять в бутылочку душу убитого болотника… на этот вопрос сочинитель старался не отвечать даже самому себе.
        - Здесь, брат-в-духе, - решительно заявил вдруг кентавр, сворачивая в поспешно распахиваемые челядью высокие ворота. - Вполне прилично. Они достойны меня принять. Сомневаюсь, конечно, что здесь найдётся настоящая стойка для кентавров, но…
        Человек не стал слушать. Слуги действительно набежали со всех сторон, видать, заведение было дорогим и не могло похвастаться избытком клиентов. Впрочем, ни на какое иное Корбулон бы и не согласился. Криков о том, что о нём совершенно не думают и что с ним не считаются хватило бы до самого утра.
        Корбулон уже громко предвкушал все прелести заслуженного отдыха, в цветастых выражениях восхваляя здешнюю кухню, музыку и красоту местных представительниц прекрасной половины народа кентавров, равно как и их свободные нравы - как вдруг замер на месте, не донеся копыто до земли и широко разинув рот. Спешившийся к тому времени человек невольно напрягся. И было отчего.
        Презрительно игнорируя кинувшихся было к нему конюхов, через двор горделиво шествовал чёрный, как ночь, скакун - настолько плавно и настолько бесшумно, что казался призраком, а не живым существом из плоти и крови. Грация в его движениях выглядела иномировой, он даже не шёл, он струился сквозь ночь, темнее самого непроглядного мрака, и глаза сияли словно две ярко-алые рубиновые звёздочки.
        - Брат-в-духе… - потрясённо пробормотал Корбулон, с трудом обретая дар речи. - Это же… это же… - самонадеянный кентавр казался сейчас потрясённым до глубины души.
        - Чёрный единорог, - докончил за него чародей, тоже дрогнувшим голосом.
        Перед животным, пронзая плоть темноты, плыл острый витой рог, свитый из алого и золотого пламени. По рогу то и дело прокатывались огненные волны, не дававшие, однако, никакого света.
        Могучая магия разливалась вокруг, и её ощутили все от мала до велика. Взвыли цепные псы, поджимая хвосты и пятясь от страшного пришельца, коты с яростным шипением метнулись прочь, норовя забраться повыше; заволновались, заржали кони в обширных стойлах, и последними отступили люди, поддаваясь завораживающему видению - чёрный единорог казался глашатаем неведомых бедствий, предвестником орды голодных демонов, по всеобщему поверью, только и ждущих момента для прорыва в привычный людям мир.
        На спине единорога, в высоком седле по-мужски сидела девушка, словно облитая иссиня-чёрным шёлком. И словно белое пламя, по плечам её рассыпались светлые, очень светлые волосы. Острый подбородок, мягкая линия скул, большие глаза, что, казалось, светятся изнутри. На левом бедре висела изящная лёгкая сабля-котур, справа - игольчатый кинжал, и рукоятка ещё одного торчала из-за голенища высокого сапога.
        - Небеса и драконы… - всё бормотал кентавр. - Посмотри только на её перстень. Четыре карата, не меньше, и это, конечно же, из Светящихся Стрекоз, восемьсот гранов чистого золота каждый, а эфес, эфес, ты только глянь, смарагды, и я никогда не видел ничего подобной чистоты… Брат, брат, мне нужно…
        - Привет, - меж тем небрежно сказала девушка, проезжая мимо них. Чёрный единорог гневно фыркнул, повёл рогом - кентавр Корбулон вдруг тонко взвизгнул, пятясь и прячась за спиной чародея - хотя, разумеется, с таким же успехом он мог укрываться и за тонким молодым деревцем.
        - Привет, - медленно отозвался маг, не отрывая глаз от её лица. - Не ожидал увидеть тут знаменитую…
        - Ох, ну не надо, пожалуйста, а то я сейчас начну кокетничать. Хи-хи-хи, ну какая я знаменитая, я только так, чуть-чуть известная, - усмехнулась всадница.
        - Столько переписываться - и вдруг встретиться здесь! - уже свободнее сказал чародей, галантно протягивая руку. Единорог ревниво покосился на человека, но девушка легко соскочила с седла, лишь самую малость коснувшись протянутой ладони, тоже в знак вежливого, не больше, расположения.
        - Раз встретились - значит, должны были, Ким, - придерживая клинок, девушка решительно направилась к дверям. Единорог зловещей тенью встал рядом с крыльцом и, само собой, ни одни грум не рискнул к нему подступиться.
        - Ты ему не задашь… э-э-э… овса? - поинтересовался чародей. - Извини, это я пытаюсь завязать светский разговор.
        - Когда Фаргарап пожелает чего-либо, он возьмёт это сам, - рассмеялась светловолосая.
        - Фаргарап? Не слишком благозвучное имя для единорога…
        - На другое не откликается, - девушка решительно вошла в предусмотрительно распахнутую перед неёй челядинцем дверь. - Как тебе нравится в наших местах, Ким?
        - Очень славные места, Аши. Еда вкусна и дешева, народ приветлив. Корбулону вот очень понравились здешние кентаврихи. Корбулон! Брат-в-духе, ты где?
        Кентавра нигде не было видно, точно сквозь землю провалился.
        - Он меня боится и правильно делает, - заметила светловолосая Аши.
        - Мне не кажется, что ты такая уж страшная.
        - Для тебя - нет. А вот если такие, как он, меня разозлят…
        Они вошли внутрь. Заведение и впрямь отличалось от обычных придорожных трактиров. Под низким потолком какой-то местный непризнанный гений понаразвешивал тележных колёс, грабель, деревянных вил, здоровенных колунов, колодезных вёдер, связал всё это пеньковыми канатами, и вдобавок перебросил ременные передачи от вращавшегося снаружи небольшого водяного колеса. Соединённые хитроумными шкивами, все подпотолочные орудия двигались, скрипели, поворачивались, тянули одно другое, словно целая армия невидимок трудилась здесь, не покладая рук.
        Примчались половые, потащили на срочно покрытый праздничной скатертью стол пироги с грибами и с капустой, варенники разные, огурцы малосольные, тонко нарезанные почти прозрачные листики нежнейшего сала, глиняные кувшины с клюквенным морсом, нанизанные на ореховые прутики куски жареного мяса с луком и перцем и так далее и тому подобное.
        Было и впрямь очень дёшево. По сравнению со столицей, разумеется.
        - Поговорим о пустяках, Ким. Поговорим о ничего не значащих светских пустяках, - Аши изящным жестом открыла перламутровую табакерку. Прищёлкнула пальцами, конец свёрнутой из ароматных листьев дурманника сигарки заалел, словно маленький вулкан. - Не будешь, нет?
        - Не буду, ты ж знаешь.
        - Значит, проживёшь сто лет, - откликнулась Аши, затягиваясь. - М-м-м… знаю, что вредно, но до чего ж приятно!
        - Я смотрю, тебя можно поздравить, - Ким заметил тонкий золотой ободок брачного браслета на правом запястьи. - Не знал… не слыхал. Да и ты ничего не писала.
        - Неделю назад обраслевалась, как у нас говорят, - Аши выдохнула в потолок клуб дыма.
        - Ого! А я его знаю?
        - Не знаешь. Он не нашего круга.
        - Понятно, - вежливо кивнул Ким, хотя, конечно же, ничего не понял.
        - А с чего это тебя вдруг так заинтересовало? - весело прищурилась Аши. - Вроде б ты раньше никогда…
        - Да нет, я так, я ничего, - поспешно отступил Ким. - Просто любопытно стало. Я ведь сочинитель, а маг так, постольку-поскольку. Первая специальность, всё такое. Вот и стало интересно, кто ж добился твоей благосклонности, это по силам только человеку незаурядному. Кто попало такого не удостоится.
        - Конечно, не удостоится. Но я его уже тринадцать лет знаю.
        - А чем занимается? - не удержался Ким от уже не слишком вежливого и совсем не светского вопроса.
        - Негоциант, - коротко ответила Аши и Ким расспрашивать дальше уже не решился.
        - И тебя одну отпустили?…
        - Попробовал бы кто меня остановить, - задорно откликнулась Аши.
        Помолчали. Аши в очередной раз окуталась ароматным дымком.
        - Ну, а каковы столичные новости? - донельзя светским тоном поинтересовалась она. - И почему это известный сочинитель носит какие-то обноски, лазает по диким дебрям, если место его - в литературных салонах? Что ты тут у нас забыл?
        - Удивишься, но - себя, - ответил Ким. - Душно стало. Не пишется. Вот и решил… разогнать кровь, вспомнить былое…
        - Ты никогда не был охотником, - остро взглянула Аши. - Подвизался в теоретический магии. Медицинской, алхимической, если не ошибаюсь. Твоя специализация - эликсиры, даже в малых трактатах участвовал. Потом ушёл в сочинительство. Кой-чего добился, это верно. Особенно, говорят, госпожа Шатиньи была довольна, - Аши метнула лукавый взгляд.
        - Баронесса - моя давняя, верная читательница и почитательница, - с каменным лицом отпарировал Ким. - Она ставит мои баллады в своём театре. С большим успехом. И щедро платит.
        - Вот-вот. Ставит баллады. А какие, позволь тебя спросить? Любовь-морковь? Хреновые они у тебя, прямо скажу.
        - Неважные, скажем лучше, - мягко поправил её Ким, стараясь не выказать обиды. - Зато удается сделать кое-что другое. «Переломанные кости», например. Или «Смерть считать не умеет». На сцене не ставились, к постановке не предлагались. Распространяются в списках. Ценимы всеми знатоками. Да и ты о них, если мне не изменяет память, отзывалась вполне уважительно.
        - Ну, эти и впрямь ничего. Так ты, значит, явился сюда только для того, чтобы, как у нас говорят, в зенки житухе позырить?
        - Да вроде того, - Ким развёл руками.
        - И как? - в упор спросила девушка.
        - Болотника встретил, - произнести это почему-то оказалось непросто. Может, потому что слишком пристально глядел в глаза закинувшей ногу на ногу Аше?
        - И что болотник?
        - Не пережил встречи, - буркнул Ким.
        - Убил, значит, - хмыкнула Аши. - Ай да сочинитель. От тебя, оказывается, надо держаться подальше. Прости, что лезу, но не поделишься опытом?
        - Алхимия, Аши. Ты ведь права, я начинал как составитель эликсиров. Некогда болотники распространились чуть ли не до самой столицы, заплели всё паутиной, так что выжигать пришлось всем магическим гильдиям вместе. И чародеев всё равно не хватало. Требовалось оружие, которым даже неграмотный пейзанин смог бы защитить себя. Такие эликсиры в своё время и были разработаны. Я лишь поднял старые рецепты.
        - Ловко, - заметила девушка. - Извини за нескромный вопрос, но какой именно болотник?
        - Местные называли это место Гнилой Гатью. Не знаю, я лично никакой гати там и в глаза не видел.
        - Так ты сделал мою работу! - шутливо нахмурилась Аши. - Это я вообще-то должна была прикончить дива. Комес здешний завалил муниципалитет слёзными посланиями вкупе с какими-то жалкими приношениями…
        - Какое совпадение, - Ким виновато развёл руками. - Прости, Аши. Я не знал. Ты лишилась вознаграждения, я сожалею и, конечно же, постараюсь возместить…
        - Моих гонораров тебе не возместить, разве что ты удовлетворишь госпожу Шатиньи не только, так сказать, поэтически, - рассмеялась воительница. - Забудь, Ким. Нечисти тут хватит. Не этот болотник, так другой. Тем более, что поодиночке они, как правило, не селятся. Так что в качестве виры завтра отправишься туда вместе со мной.
        - Гм… - на лице Кима отразилась сложная гамма чувств.
        - Только не говори, что ты не счастлив оказаться в моём обществе, - шутливо нахмурилась Аши.
        - Счастлив-счастлив, - в тон ей откликнулся сочинитель.
        - Вот и славно. А почему это ты ничего не ешь?
        - На тебя смотрю. Нельзя?…
        - Котам на королев смотреть не возбраняется… Ты, кстати, кто по знаку?
        - Кот. Такое вот совпадение, - усмехнулся Ким.
        - Надо же. А у меня - Король, - непритворно удивилась Аши. - Гороскоп свой знаешь?
        - Нет. Я… э-э-э… не являюсь поклонником данного раздела науки предсказаний.
        - И очень зря, - с энтузиазмом заметила Аши. - Вот смотри, что у меня оправдалось…
        …Так начался разговор. Светский, как и положено. Оцепеневшая от почтительности челядь ходила на цыпочках, хозяин лично предлагал лучшие вина, нашедшиеся в его захолустьи, медлденно умирало пламя в камине.
        Они начинали сто тем. Перескакивали с одной на другую, вновь возвращались только для того, чтобы миг спустя заговорить совершенно о другом.
        … - Нет, как можно писать, о рорариях и акцензах как о последнем резерве легионов, поелику они строились за триариями, когда на самом деле акцензы были как раз наименее надёжными солдатами, а рорарии - молодыми, новобранцами, ещё моложе первой линии, гастатов!..
        … - Вообще-то труппа Сакки ничего. Простые чувства, простые эмоции, но как играют! Простой народ рыдает в голос. Его преподобие даже выпустил специальное увещевание монашенкам, падавшим на спектаклях Сакки в обморок. Мол, это не демоны вас посещают, а волшебная сила искусства…
        … - С нечистью тут у нас вообще-то беда. Лезут всё новые и новые. Мы их описывать и классифицировать не успеваем. Раньше каждый новый образец полагалось спиртовать, а теперь никакого спирта не хватит, да и бочку стеклянную такую не вдруг сделаешь…
        …Никто не мог точно вспомнить момента, когда разговор стал вдруг сам собой пресекаться. И не потому, что исчерпались темы. Просто слишком уж сильно стали тянуться друг к другу глаза. Взгляды сталкивались, словно два клинка и разлетались в стороны. Но это была дуэль, когда двое или побеждают вдвоём, или проигрывают. Но тоже вдвоём.
        Во взглядах было также и удивление. Мол, что это с нами происходит?
        Аши резкими движениями выдергивала из табакерки туго свёрнутые сигарки-пахитосы - одну за другой. И лицо вдруг как-то заострилось, будто по губам, скулам, щекам прошёлся невидимый резец. Она тоже будто в каком-то удивлении всматривалась в себя, будто вновь и вновь спрашивая себя - и страшась искреннего ответа.
        Пламя в камине совсем угасло, когда Ким наконец поднялся.
        - Аши, - имя далось с трудом, но голос креп с каждым мигом. - Спать пора. Если завтра ты собралась на болотника…
        - Верно, - девушка зевнула, но явно делано. - Идём. Проводишь до порога.
        - Конечно, - Ким галантно предложил спутнице руку.
        Они поднялись на второй этаж. Аши остановилась у первой двери.
        - Если проклятый трактирщик не соврал, это - моя. Ну, спокойной, - её голос чуть дрогнул, - спокойной ночи.
        - Спокойной ночи, - Ким поклонился и быстро пошёл прочь. За его спиной резко и нервно захлопнулась дверь, клацнул поспешно задвинутый засов - настолько поспешно, словно за воительницей гналась целая орда насильников. Собственно говоря, упомянутая орда в действительности не нашла бы ничего, кроме боли и смерти, но…
        Встретились наутро в той же зале трактира. Болтали о пустяках. О последних новинках в стихотворных размерах, которые Аши полагала пустым фиглярством, а Ким, более вежливо выражавшийся - «известной попыткой создать оригинальность, не имея достаточных выразительных средств».
        Однако вновь и вновь умолкали, едва столкнувшись взглядами.
        - Что-то у тебя лицо такое похоронное, - вырвалось вдруг у Аши. Можно было поклясться, что её самой ответ известен.
        - Ничего, ветром раздует, скачкой разнесёт, - вроде как беззаботно откликнулся Ким. - Ну что, едем? Корбулон! Брат-в-духе, ты где?
        Чёрный единорог Аши уже замер возле крыльца, сдержанно храпя и недовольно кося на Кима налитым кровью глазом.
        - А я не поеду, - раздался вдруг знакомый и капризный голос.
        Кентавр Корбулон укрылся в деннике, словно простой конь, так что над воротами виднелась только его голова. Всегда аккуратно уложенные и напомаженные волосы щеголеватого кентавра сейчас в беспорядке торчали в разные стороны, в бороде застряли соломинки.
        - Не поеду, - угрюмо сообщил ещё раз кентавр. - С этой… госпожой. И с этим… существом, - Корбулон нервно указал на чёрного единорога. Киму показалось, что Фаргарап ехидно усмехается, слушая своего трусливого собрата.
        - Корбулон… брат-в-духе… - растерялся Ким.
        - Не поеду, - ещё мрачнее изрёк кентавр.
        - Не связывайся с ним, - презрительно бросила. - Мой единорог понесёт нас обоих. Ещё и быстрее выйдет. Сильно сомневаюсь, что кто-то сможет опередить Фаргарапа в скачке.
        Корбулон заскрежетал зубами так, что слышно было даже на крыльце. Однако, как бы сильно не было задето его самолюбие, страх оказался сильнее.
        - Не поеду, - повторил он в третий и последний раз.
        - Как хочешь, брат-в-духе, - сказал Ким, не делая попыток убедить кентавра. - Я верю, что у тебя очень серьёзные причины так поступить. Ожидай меня, пожалуйста, здесь. Думаю, что мы вернёмся…
        - К вечеру, - перебила Аши. - Терпеть не могу возиться с болотниками под луной. Да и другие гости пожаловать могут. Давай, садись. Насчёт седла не беспокойся, если Фаргарап кого несёт, так и без седла не свалишься и зад не отобьёшь.
        - Попробую поверить, - пропыхтел Ким, взбираясь на злобно косящегося единорога. Аши одним движением взлетела тоже, нагнулась к подрагивающему чёрному уху, прошептала что-то.
        - Скачи, друг мой, скачи! Вихрем лети! - выкрикнула она вдруг, резко откидываясь назад, так что ладони Кима как-то сами собой оказались у неё на талии.
        Фаргарап вскинул гордую голову и яростно заржал. По витому рогу пробежали искры, дивный скакун сорвался с места и в тот же миг распластался в немыслимом, невероятном прыжке, легко перемахнув высокие трактирные ворота. Ким невольно вцепился в бока Аши, однако седоков явно охраняла какая-то магия - их словно бы подхватило и, не качнув, не шелохнув, плавно опустило уже по ту сторону ограды.
        Ту скачку все местные жители помнили ещё долго. Чёрный единорог мчался словно бы сквозь время, и мир бесшумно изменялся вокруг. Вот исчезли дома, огороды, бани, изгороди; возникли и исчезли люди с телегами на тракте; взметнулись вокруг зелёные копья елей.
        «Нет, отчего же, - думал Ким, изо всех сил стараясь отвлечься от того факта, что его ладни плотно обхватывают тонкую ашину талию, чувствуя сквозь почти бесплотный шёлк её тепло, - это всё тоже может войти в балладу. Особенно в версию для баронессы. Как-нибудь… э-э-э… так: „…И помчались они сквозь ночь, и лица его касался шёлк свободно летящих её волос; и всё забыл он в этот миг…“ гм… никогда не был силён в любовных сценах, как это баронесса ещё не заметила… да, значит, забыл он всё… всё… всё…»
        Не помогало. Надёжная некогда броня дала трещину. Всё стягивается к ладоням, лежащим на обтянутой чёрным шёлком талии. Давно уж не мальчик, всё было, и женщины, и романы, и привязанности и… а вот так, как сейчас, давно уже не было. Наверное, с самой первой, которая навсегда остаётся первой, и не стареет, уходя в глубину памяти, той, давней, семнадцатилетней.
        - Приехали, господин сочинитель, - раздался резкий голос Аши, и Ким вернулся к реальности.
        Он уже бывал здесь. На краю мёртвого болота, в сердце которого свил себе гнездо незадачливый див. Всё так же стояли корявые сосны, всё так же шумел ветер в кронах ещё живых деревьев чуть дальше, на твёрдом берегу - но что-то и неуловимо изменилось. Что-то ушло, болото стало просто болотом, а не логовом чужой и голодной силы. И ещё - прибавилась отвратительная вонь.
        - Гидры гниют, - тоном знатока уронила Аши. - Когда ты болотника прикончил - они ведь полопались, верно?
        - Верно. А что?
        - Да мало ли. Я твоих эликсиров не знаю, всё больше по-старинке привыкла, - Аши коснулась сабельного эфеса. - Вдруг дива не стало - а они по-прежнему живы? Не хотела б я тогда в это болотце лезть.
        - Не беспокойся. Эликсиры не хуже железа… порой.
        - Тогда идём. Только…
        - Что?
        - У тебя ничего не найдётся, сударь алхимик, от этой вони?
        Какое-то время ушло на то, чтобы навертеть затычек в нос и смочить их один из многочисленных кимовых снадобий. Дышать и в самом деле стало легче.
        До самого островка, где гнездился див, они добрались безо всяких происшествий. Гидры, стража и воинство болотника, на самом деле погибли, вздутые полуразложившиеся туши беспомощно плавали на поверхности ранее служивших им логовищами чёрных бочагов.
        Брезгливо морщась, Аши перебралась через засеку. Тут ничего не изменилось. Можно было разглядеть и отпорные круги Кима, и всё прочее. В том числе и мёртвых крысокарлов, в изобилии покрывших своими уродливыми тушками всё вокруг.
        - Ого, - Аши уважительно прицокнула, - матёрый див был, раз стольких крысят успел высидеть. И круг у тебя неплохой, если их удержал.
        - Круг не удержал, - признался Ким. - Давил «чёрными трезубцами».
        - У тебя и такое есть? - подняла брови воительница. - Гм… спасибо за предупреждение. Впредь стану держаться от тебя подальше.
        - Было, - мрачно ответил Ким. - Всё потратил.
        - Ага, потратил, и заначки не оставил, как же… знаем мы вас, эликсирщиков… вечно какую-нибудь дрянь из-за пазухи да вытащите, - ворчала Аши, острожно подбираясь к яме, вырытой чарами на месте логова болотника. Клинко бесшумно выдвинулся из ножен до половины.
        - Так-так, - выдохнула девушка, оказавшись на краю воронки. - Золото. И кости. Ничего нового. Всё как обычно. Ты отсюда ничего не брал, я надеюсь?
        - Я, конечно, безумен, как и все сочинители, но не до такой же степени, - хмуро отмолвил Ким.
        - Посмотрим, посмотрим… - бормотрала Аши, осторожно, мягким кошачьим шагом огибая яму. Оглянулась на Кима, прикрываясь плечом, расстегнула пуговицу на груди, достала висевший на цепочке розоватый кристалл, оправленный в серебро. Всмотрелась. Сдвинула брови. Прошептала что-то невнятное. И вдруг резко повернулась к Киму.
        - Что ты тут делал, а?
        - Ты о чём? - попытался удивиться сочинитель.
        - О чём?! Где душа болотника, а? Ей положено девять дней вокруг разорённого гнезда крутиться. А её нет и в помине. Мой кристалл ничего не видит. И я - ничего не чувствую. А уж у меня, поверь, нюх на этих бестий… выработанный. Где ж она? Ничего не подскажешь?
        Она повернулась к Киму и кристалл тотчас полыхнул.
        - Так я и думала, - прошептала Аши. - Ты это сделал. Не знаю, зачем, но сделал. Зачем, Ким, зачем, а?
        Сочинитель вздохнул. И - в свою очередь распустил завязки грубой кожаной куртки.
        Аши с шипением выдохнула сквозь зубы, евда завидев оплетённую бутылочку.
        - Не спрашиваю, как тебе это удалось… скажи только, Ким, зачем? Ты что, не знаешь, как это опасно? Что, если они вырвутся на свободу… у тебя ведь там не один, правда?
        - Правда, - кивнул он. - Этот - четвёртый.
        - И сколько ж тебе ещё надо? - едва шевелящимися губами осведомилась Аши.
        - Восемь. Чтобы всего - двенадцать, - последовал ответ.
        - Так-так… значит, тоже прознал о Поэтическом Мёде? - чуть дрогнувшей рукой Аши утёрла лоб.
        - О Поэтическом Мёде? Что ж о нём прознавать? Легенда старая, красивая, нечего сказать. Мол, живёт где-то в горах некий великан, имя его в разных версиях варьируется. В тайной кладовой хранит он Мёд Поэзии, и кто сумеет добраться до него и сделать хоть глоток - тот станет величайшим из поэтов.
        - Это не легенды! Это чистая правда! - вскипела Аши.
        - Во как, - непритворно удивился Ким. - Серьёзно? Чистая правда? И про великана? И про Поэтический Мёд?
        - Не знаю точно насчёт великана. Но нечисти там хватает. Собственно, это место так и обнаружили - когда научились, наконец, делать достаточно далековидящие кристаллы. Долинка, а там - всякой твари по паре кишмя кишит.
        - А, прости пожалуйста, жрут они там что? Друг друга, что ли?
        - Именно, - кивнула Аши. - Выживает сильнейший.
        - Ну и что?
        - А то. Что ещё могут они там охранять? Сколько версий легенды не пересмотри - всё в одном сходятся.
        - И ты решила, - медленно проговорил Ким, - что я готовлюсь к походу туда?
        - Само собой! Зачем ещё может потребоваться сочинителю нечисть? А ведь в трёх списках предания прямо говорится - дверь к Мёду Поэзии откроет сосуд зачарованный, души дюжины убиенных тварей нелюдских содержащий.
        Ким виновато вздохнул, развёл руками.
        - Аши, я…
        - Ответь мне. Только не ври, пожалуйста. - Взгляды их вновь столкнулись и испуганно отпрянули в стороны.
        - Я не вру, Аши. Я… гм, когда я стану - если стану - писать балладу обо всём этом, то сделаю так, чтобы слушатель поверил - сперва мой герой обыкновенный спаситель мира, каких много в нашем жанре. Священный долг его - истреблять нечисть, собирать души их, дабы и в самом деле открыть некий зачарованный покой, где, охраняемый демонами, хранится какой-нибудь артефакт. Ну, сама знаешь, эмеральдовый меч, кольцо там или ещё что-нибудь. Такая же ерунда. Потом я повёл бы сюжет так, чтобы показалось - мол, нет, плевать этому герою на судьбы мира и всех его, мира, окрестностей, а пришёл он сюда и впрямь за одними лишь леденящими душу подробностями, что обеспечат его балладам лучший сбыт, а пьесам - большие сборы. Для пущей важности вплёл бы я сюда и третий слой - вот как раз тот самый Мёд Поэзии, столь удачно тобой упомянутый…
        - Так, значит, это правда? - тотчас вырвалось у Аши.
        - Дослушай, пожалуйста, очень тебя прошу. Написал бы я об этом Меду, хранимом древними силами в тайном месте, поведал бы о дорожных приключениях - ну, как водится, две-три схватки, одна скоротечная и несчастная путевая любовь - привёл бы героя к месту… В канонической версии, по-моему, драгоценный котелок охраняла дюжина демонов состоявшая на службе у того великана… вот описал бы их всех, саму схватку, гибель друзей, и наконец… вот он, Мёд. Сделай глоток - и ты первый среди поэтов. Без труда, без усилий, просто так, от небес.
        - А дальше?
        - А дальше… Дальше, Аши, случилось бы то, ради чего всё это стоит рассказывать. Отказался бы герой от добычи. Не омочил губ в том самом меду. Завалил бы вход в пещеру камнями и следы затёр на вечные времена.
        - Что ты хочешь сказать?..
        - Что не шёл и не иду я добывать никакого мёда, Аши. Что впервые от тебя сейчас услыхал, что это может быть правдой. Но всё равно не пойду. И никакой сочинитель не пойдёт. Если, конечно, носит в себе хоть каплю… не знаю, искренности, наверное.
        - А бездарность? Ведь пойдёт, правда? И добудет мёд, и сделается первым…
        - Если бездарность, Мёду глотнув, сделается первым среди поэтов… гм, сперва, наверное, будет радоваться. А потом от тоски наложит на себя руки. Потому что всегда будет помнить себя настоящего. Такого, каким был до того, как испить этого самого Мёда. И будет знать, что всё, им написанное - это не он. Не им выношено, не им сказано. Пусть даже самыми разгениальными стихами. Выжжет Мёд его душу изнутри, выжжет и пожрёт. Не надо нам такого подарка. Его и добывать не стоит. Уж как пишу, так и буду. Пусть кое-кто от моих баллад нос морщит и лицо воротит - да зато они мои, все мои, от начала до конца, необманные. Понимаешь меня, воительница?
        Аши долго молчала.
        - Ну… - голос её дрожал. - Ну, а если не Мёд, то что же тогда?
        - Аши, вот тебе честный-пречестный ответ. Не знаю. Какой ответ ни возьми, всё не то. Есть люди, они без риска жить не могу. Уснуть не могут, если за день жизнью ни разу не рискнули. Я не из таких. Хотя в легионах свой срок отслужил, и даже в перестрелке с варварами на границе разок поучаствовал. Чуть не помер со страху, честно тебе признаюсь. И потом - левитационных снадобий на себе не испытывал, с воздушных шаров на канате не прыгал, на рекордные глубины не нырял. Диких коней не объезжал, Корбулоном довольствовался, хотя характер его терпеть - то ещё удовольствие. Даже любить не сильно себе позволял. Потому как опасно. Предпочитал выдумки свои описывать и, поверишь ли, нет, в них куда сильнее, чем в настоящее, в жизни случившееся, верили. А госпожа баронесса (Аши передёрнуло)… Госпожа баронесса, по-моему, свято верит, что я на самом деле такой ловелас и сердцеед, как кое-кто из моих персонажей. Мол, поэт всегда только себя и описывает. Ни о чём другом он якобы в принципе писать не способен.
        - То есть, сейчас пошёл сам не зная зачем? - тихо спросила Аши.
        - Наверное, найти тебя. Найти настоящее, - очень серьёзно ответил Ким. - Думаешь, неважное объяснение? Согласен. Но закон дедукции гласит - отбрось всё заведомо невозможное, и оставшееся будет ответом, сколько бы невероятным оно ни выглядело на первый взгляд. И вот… нашёл. Настоящее.
        - Найти меня… найти настоящее, - горько откликнулась Аши. - Найти меня, душу разбередить - и что? Уйти, скрыться, исчезнуть? Ты ж ведь знаешь, какой жизнью я живу. И знаешь, что я… - она выразительно тряхнула брачным браслетом.
        - Знаю. Как знаю и то, что сердце твоё свободно. Несмотря ни на какие браслеты. Зачем ты его надела - дело твоё и только твоё. Спрашивать, допытываться не стану. А что до жизни… Ты ведь мою знаешь тоже. И знаешь, что жизни наши не пересекутся. Из тебя такая же домашняя хозяйка, как из меня - рачительный домовладелец.
        Аши молчала, отвернувшись. Чуть подрагивала рука, стиснувшая эфес.
        - Мы оба вышли, не зная, что найдём. Я собирал души болотников. Опасное дело, неприятное дело, и никакого удовольствия я от этого не получал. Ты убивала тех же болотников за деньги и тоже не испытывала никакой радости. Мы делали то, что должны, не остальным, не людям и даже не себе - чему-то в нас, что поднимает и гонит в дорогу. Ради момента истины. Когда мы стоим на краю этой ямы и держимся за руки. Зная, что ничего большего между нами не случится, потому что допусти мы это - всё бы безнадёжно погибло, Аши.
        - Зависит от обстоятельств, - криво усмехнулась девушка. Но - не тронулась с места. Так они и стояли, над расплесканной землёй, над белыми костями и жёлтым, тускло блестящим золотом.
        «А всё может закончиться совсем не так. Они оба махнут сейчас рукой на всё, на оставшиеся позади какие-то привязанности и обязательства, на обстоятельства и резоны, и, не разнимая рук, пойдут прочь. Чем не выход? Чем не окончание истории? Наверное, в балладе для баронессы оно так и будет…»
        Но только не в жизни.
        Иногда, когда в балладе гибнут оба, и Он, и Она, слушатели невольно верят, что Там, за Гранью, герои вновь встретятся. За Гранью, но не здесь, на сером болотном мху. Пока все ещё живы.
        И они на самом деле стояли, осторожно соприкасаясь самыми кончиками пальцев. Стояли, глядя друг другу в глаза, и на сей раз никто не отводил взора.
        - Едем отсюда, - резко и зло наконец бросила воительница, отнимая руку. - За болотником… потом отправлюсь. Сама.
        - Да, едем, - с каменным лицом откликнулся сочинитель. - Меня… Корбулон должен ждать.
        …Останется нетронут Мёд Поэзии, останутся нецелованными Ашины губы. Сочинитель и истребительница нечисти разъедутся в разные стороны, и только будут кричать, разрывая бесплотные рты в немом вопле, заключённые в бутылочке Кима души болотников.
        Но настанет день, когда они обретут свободу.
        Когда он найдёт свой Поэтический Мёд.
        КОНЕЦ
        Крыши академии
        В камине гудит пламя, ярится, штурмует сложенные из дикого камня стены, и кажется, что древняя башня аж поёживается от удовольствия - ей нипочём сердитое пламя, только слегка щекочет, наверное. Огонь здесь не простой, магический, питаемый скрещением семи лей-линий…
        На таком скрещении и никаких Рун Хаоса не требуется. Бушевать и яриться пламя будет и так.
        - Мр-р, - сказал кот, примостившийся на коленях сидящего в кресле у камина чародея. Поднял голову, взглянул на хозяина желтоватыми глазами, в которых читалось что-то драконье. Кошки, особенно знаменитые «страж-», драконам хоть и дальняя, а всё-таки родня.
        - Ничего, - хозяин почесал пушистого своего спутника за ухом, и кот благодарно прижмурился. - Просто сидел, вспоминал.
        - Гр-р, - проворчал замерший у ног огромный волкодав.
        - И ты тоже прав, - усмехнулся чародей. - Не следует погружаться в прошлое слишком уж глубоко.
        - Гр-ру-ур. - Пёс повернулся, взглянул в упор и тоже с лёгкой насмешкой, каким бы странным это выражение у него ни казалось.
        - Слишком книжная фраза, согласен. Но вообще…
        Пальцы волшебника скользили сквозь гладкую и пушистую кошачью шерсть. Гладкую и тёплую, такую тёплую, словно…
        Словно кожа на шее, где пульсирует жилка, а волна пушистых каштановых волос туго стянута узлом на затылке. Тёмная заколка, а в ней прячется острейший игольчатый кинжальчик - подсмотрено в какой-то инкунабуле навроде «Древности Чёрных королевств». Так и тянет вытащить эту заколку, запустить пальцы в мягкие пряди, притянуть… но не время. Совсем не время.
        Ниже заколки - воротник мягкой свободной курточки со множеством карманов, карманчиков, петель и петелек, где в строгом порядке разложено, развешено и закреплено самое причудливое обзаведение-инструментарий, какой никак на заподозришь у примерной и прилежной адептки почтеннейшей, всемирно знаменитой Академии, единственного места, где учат магии.
        А ещё ниже - неумолимо притягивающая взоры девичья пятая точка, донельзя соблазнительно обтянутая мягкими же брючками. Кумушки и матроны на рынке прожгут взглядами - сказать что-то ядовитое будущей магичке они не осмелятся, будут пялиться осуждающе в спину. Ну и пусть - Вениамину наряд его спутницы очень даже нравился.
        Под будущим бакалавром, затем, хочется верить, - магистром и даже, чем демоны не шутят, Sciences Magicis Doctor[1 - Sciences Magicis Doctor - доктор магических наук (лат.)], а пока - студентом четвёртого курса Академии Высокого Волшебства, ассоциатом[2 - Associate - промежуточная учёная степень, ниже бакалавра, до сих пор присваиваемая некоторыми старыми европейскими университетами.] Вениамином Скорре - распахивалась бездна.
        Да-да, самая настоящая бездна.
        Корпуса Академии являли собой, если посмотреть со стороны, пучок высоченных и острых башен, взметнувшихся к самым тучам. Любой нормальный архитектор, взглянув на сию конструкцию, только поразился бы: «А как она вообще держится?!» - и был бы совершенно прав. Башни вздымались на сотни футов, шпили царапали животы проплывающим облакам; между башнями протянулись мосты и крытые галереи, на иных - возведены самые настоящие дома в несколько этажей. Внизу здания смыкались, и оттого башни казались тощими грибами-опятами, растущими на срезе старого пня.
        …Но куда больше того, что внизу, студиозуса Вениамина занимало находящееся наверху.
        - Эй! Вен! Карабин закрепил? - прошипели ему сверху с изрядным раздражением. - Ты на что там пялишься?! Крепи давай, да не как в прошлый раз!..
        - Креплю, Санди, креплю, не ворчи. - Вениамин волей-неволей отвлёкся от созерцания крепких ягодиц своей спутницы, туго обтянутых брючками.
        На этой высоте начинался гладкий участок стены - ни тебе резных горгулий, ни драконьих морд, по которым так удобно взбираться. Голый камень, тонкие швы, куда предстояло вбивать заранее припасённые костыли и подниматься не просто так, а со страховкой.
        Это, конечно, плохо. Следы оставлять всегда плохо, особенно такие. Но - ничего не поделаешь. Надлежало одолеть этот участок, добраться до поперечной галереи, пройти по ней, подняться ещё - до торчащего нелепого отростка, словно там когда-то начали строить переход, да так и бросили, сообразив в последний момент, что вести этому переходу некуда.
        Влево от тонкой, неведомо как держащейся башни отходил неоконченный мост, на котором, тем не менее, зачем-то возвели аж пятиэтажное строение под островерхой черепичной крышей, с узкими зарешёченными окнами. Со стороны глянешь - тюрьма тюрьмой.
        Но тюрьмой сооружение сие отнюдь не являлось, а было заброшенным корпусом кафедры таурмагистики, с библиотеками, аудиториями, пробирными палатами и кабинетами, кладовыми магических компонент и просто кладовыми.
        Некогда Академия была куда больше - по числу и студиозусов, и профессоров. Почему да отчего число и тех и других сократилось, Вениамина занимало не слишком. Куда привлекательней казались секреты, оставшиеся в покинутых и заколоченных корпусах, где никто так и не озаботился навести должный порядок. Профессора и правящий Капитул магов ограничились тем, что замуровали входы и выходы, наглухо заперли двери, наложили неснимаемые (якобы) чары и, насколько мог судить Вениамин, это работало. Адептам и в голову не приходило лезть в запретные, закрытые помещения, им вполне хватало имеющихся.
        К тому же за несанкционированное проникновение «за барьер» ослушников ждала экскоммуникация, то есть немедленное и безоговорочное исключение из Академии без права на апелляцию и обжалование приговора.
        А то, как шептались студиозусы, и «отправка на холод» - то есть в специальную, исключительно для магов построенную тюрьму где-то в подземельях самой Академии…
        - Вбивай! - шёпотом прикрикнули на Вена сверху, и он поспешно взялся за молоток. Его спутница нетерпеливо заёрзала - висеть, скорчившись и ухватившись за рога каменного чудища, торчащие из стены, было донельзя неудобно.
        Дзинк! Дзинк! Тюк! Острие костыля вошло меж двух каменных блоков. Погружалось оно медленно, древние строители раствор замешивали на совесть. Удерживала Вениамина сейчас только верёвка, за карабин пристёгнутая к широким ремням обвязки, пропущенным под мышками и вокруг бёдер.
        А держала эту верёвку в прекрасных своих ручках его спутница и сердечная подруга, милсдарыня Алисанда де Брие ди Бралье дю Варгас, с того же курса, что и он сам. И, собственно говоря, заводила всей этой истории.
        - Осторожнее! - шипела она ежесекундно, бледнея и поддёргивая верёвку. Ладони - в перчатках плотной шершавой кожи, чтобы канат не скользил. - Не отклоняйся далеко так! Ногами не дёргай! Не ёрзай, Вен, я ж на одних руках тебя держу!
        - Не бойся, не сорвусь, - сквозь зубы прошипел он, не поднимая головы. Санди беспокоилась - она всегда за него беспокоилась, пряча тревогу за таким вот тоном. Вениамин уже привык и не обижался - милсдарыня Алисанда горяча была не только в речах.
        О, нет, далеко не только лишь в речах!
        - Готово, - он пристегнул карабин к кольцу, пропустил через него верёвку, подёргал. - Держит. Поднимаемся.
        - Закрепись и будь готов меня ловить, - хихикнули сверху.
        - Всегда готов! - бодро отрапортовал Вениамин.
        - То-то же, что всегда…
        Алисанда поползла вверх по гладкой стене, словно ловкая ящерка-скалолазка. Где-то она цеплялась горным молотком и подтягивалась, немыслимым образом находя опору пальцами ног, где-то задерживалась и вколачивала костыль.
        Вениамин поднимался следом, вгоняя костыли поглубже и перепропуская сквозь кольца страховочную верёвку. Он не имеет права торопиться, он должен висеть, прочно закрепившись, страхуя лёгонькую Алисанду, карабкающуюся всё выше и выше.
        Её молоток дзынькал и тюкал, порой она помогала себе магией, на несколько мгновений уменьшая собственный вес, когда подтягивалась выше. Это было рискованно - среди студиозусов ходили слухи, что все-все-все заклятия в пределах Академии записываются, и специальные профессора, отряжённые на это Капитулом, бдительно следят, чтобы студиозусы не сотворили ничего необратимо ужасного.
        Кто знает, кто знает - во всяком случае, любимейшее развлечение первокурсников - подглядывание за девчонками в их спальнях посредством магии - до сих пор никаких кар на головы ослушников не навлекло, за исключением лишь ответных девичьих заклинаний, поражавших излишне любопытных чирьями на носу и прочих частях тела, равно как и временной импотенцией.
        Но что будет, если магию всё-таки засекут - здесь, в запретной зоне?..
        Порой Алисанда застывала, зависала надолго, тщательно отыскивая место, где зацепиться. Следовало поторапливаться - рассвет уже омывал стены серыми лучами, ночные тени уходили. Пока не настал день, Вениамину с Алисандой надлежало пройти сложные гладкие участки и добраться до покинутого корпуса, где они, во всяком случае, не будут висеть на виду у всего честного народа.
        Башня до поры прикрывала их от ветра, но, чем ярче разгорался рассвет, тем сильнее становились хаотические порывы, тем сильнее мотало Алисанду и тем громче ёкало сердце у Вениамина. Казалось бы, чего они рискуют, зачем лезут? Что им в тех пыльных аудиториях?..
        Книги. Гримуары. Травники. Бестиарии. Алхимические трактаты. Компоненты - всё то, о чём не говорят старые скучные профессора, ограничиваясь давным-давно затвержённым и привычным. Разделы магии, «исключённые из преподавания по причинам благонравия и умиротворения». Разделы настоящей магии, не одного лишь лечебного дела (для людей и скотины), погоды, потешных иллюзий (для возвеселения почтеннейшей публики) и подобных насущных надобностей - нет, Вениамин искал настоящей магии, настоящих чар! Колдуны давно проглоченных джунглями Чёрных Королевств владели тайнами порталов, запечатывая волшебством вход в гробницы своих правителей, которые строились вообще без дверей; а Конгрегация современных чародеев только-только подступала к этому, устраивая бесконечные опыты- разумеется, всё во имя «благонравия» и «безопасности».
        Ну и многое другое, конечно же.
        Настоящие боевые заклинания. Чары творения, из самых тайных, что отделяют мёртвое от живого. Чары трансформации, изменения, и не только бездушной материи. Лакомая добыча для любого, кто поистине хочет достичь вершин мастерства.
        Алисанда наверху вдруг зашипела, её острый молоток заскрёб по камню в тщетных попытках зацепиться.
        - Держи-и!
        - Держу, - Вениамин вцепился в верёвку.
        Санди всё же смогла закрепиться и на несколько мгновений просто застыла, прижимаясь к стене и тяжело дыша.
        - Ух, проклятье… молоток сорвался…
        Вениамин глянул вверх - ещё добрых три десятка футов нагого камня.
        - Может, того, повернём? Лезть ещё ого-го сколько, а костылей кот наплакал. Не рассчитали мы с тобой.
        - Не рассчитали, - нехотя согласилась Алисанда. Зло взглянула вверх, на стену, как на лютого врага. - Ничего, взберёмся!
        - Ты уже два раза срывалась, - заметил Вениамин.
        - Ну и что? Меня ж поймали! - и она дерзко ухмыльнулась.
        С ней совершенно невозможно было спорить. Особенно когда глядишь снизу на её пятую точку.
        - Нам ещё во-он по той башенке карабкаться. И тоже на костылях. Никогда ещё так высоко не забирались.
        - Я слышала, там самое крутое.
        - Самое крутое что?
        - Всё, Вен! Книжки, аппараты, руководства. Всё брошено. Никто не позаботился ничего вынести на нижние уровни.
        - Знать бы ещё, почему… - пробормотал Вениамин.
        Алисанда плечом утёрла пот со лба, встряхнулась, готовясь лезть дальше.
        - Чего тут знать? Никому неохота было возиться. Заколотить двери гораздо легче.
        - На сей раз заколотили старательно…
        - Угу, - заколка плохо удерживала непослушные каштановые локоны и поверх неё легла туго повязанная косынка. - Даже верёвочные лестницы все срезали, не поленились.
        - Так, может, они…
        - Вот и узнаем! - непреклонно отрезала Санди. - Страхуй меня!
        Подъём продолжался, но куда медленнее, чем они рассчитывали. Приходилось экономить костыли; Алисанда ругалась шёпотом, подолгу отыскивая место, куда поставить ногу.
        Рассвет уже полностью вступил в свои права; охотникам за секретами сейчас полагалось бы взламывать решётки на окнах лаборатории или вивлиофики, а они до сих пор болтались у всех на виду. Хорошо ещё, одежда серая, незаметная, а то бы…
        - Скорее, - шипела Санди, прикусывая губы - отчего у Вениамина немедленно начинала кружиться голова. Он слишком хорошо помнил этот жест и обстоятельства, ему сопутствовавшие - опасность заводила Алисанду, словно занятия любовью.
        …В конце концов они вскарабкались. Вползли, втащили друг друга на узкий карниз - здесь начинался горизонтальный переход к более высокой башне, расположенной ближе к центру Академии, к самому высокому её строению; к настоящей игле, вонзённой в серое предутреннее небо.
        - Не рассиживаемся, - выдохнула Алисанда, поднося к губам плоскую фляжку. - Давай, здесь всё просто, закидывай кошку…
        Здесь и впрямь всё было куда проще. Трёхпалый якорёк зацепился за водосточный жёлоб на краю крыши, и влезть на черепичный скат оказалось не в пример легче, нежели ползти по гладкому камню.
        Вокруг поднимались многочисленные трубы, иные - кирпичные прямоугольные, иные - круглые из обожжённой глины, иные - из позеленевшей от времени меди, и вовсе свитые зачем-то спиралями.
        Пригибаясь, Вен и Алисанда перебегали от одной трубы к другой, рискуя соскользнуть по крутому скату. Корпус Академии, оказавшийся у них под ногами, не был до конца заброшен; пустовали только два верхних этажа, на три нижних сволокли всяческие архивы; и, хотя вряд ли кто-то мог там работать столь ранним утром, рисковать всё равно не следовало.
        - Уфф, - выдохнула Санди, когда они оба скрылись в тени высоченной башни. Над головами темнел уродливый отросток, никуда не ведущий аппендикс брошенного недостроенным моста, на нём - красновато-кирпичные стены наполовину покинутого здания. - Проскочили, кажется.
        - Нам ещё возвращаться, - напомнил Вениамин. - И костыли вытаскивать. Забыла?
        - Ничего я не забыла! - немедля заспорила Алисанда. - Вытаскивать сейчас ничего не будем. Времени нет. Завтра вернёмся и вытащим. А теперь давай!
        - Погоди, воды хлебну. - Вениамин поднёс к губам фляжку, стараясь унять непрошенную дрожь. Им предстоял последний подъём, участки отполированного камня перемежались неширокими карнизами, покрытыми резными масками, головами фантастических зверей, драконов, кракенов и горгулий. Там будет легче.
        - Сколько костылей осталось?
        Вениамин позвенел железом в сумке.
        - Дюжина.
        - И у меня восемь… должно хватить. Хватит стоять, полезли! Уже рассвело почти.
        - И профессор Барбаросса скорее всего отправился на ежеутреннюю прогулку… - проворчал Вениамин.
        - Ревнуешь, милый? Ревнуй-ревнуй, мне это нравится, - хихикнули рядом. - Не болтай, дорогой. Доставай костыль, ставь страховку.
        - Не нравится мне этот старый козёл, - молоток звякнул, вгоняя острие между каменными плитами. - Чего он на тебя пялится всё время?
        - За погляд денег не берут. И потом, что, заслуженному профессору уже и на, гм, красивую студентку даже взглянуть нельзя?
        - Пусть глядит, на, гм, красивых профессорш, - буркнул Вениамин, ожесточённо вколачивая костыль. - Хоть на мадам Лаупер-Брунно.
        - Ты смеёшься? Ей же сто два года!
        - И что? Если человеку сто два года, это ещё не значит, что она не может мечтать о…
        - Так! Хватит, Вен. Когда начинаешь так ворчать, чувствуется, что ночью тебе меня не хватило, - Санди усмехалась, лукаво, победительно. - Но давай об этом позже, ладно? Полезли лучше.
        - Полезли, - он последним ударом вогнал костыль на всю глубину, пропустил через кольцо страховочную верёвку. - А всё равно, не нравится он мне… этот твой Барбаросса.
        - Ничего он не мой! - горячо возразили ему сверху. Алисанда уже ловко подтягивалась, застегнув карабин на поясе. - Он очень талантливый, если хочешь знать!
        - Знаю, знаю, - Вениамин взялся за верёвку. - Сама не болтай. Лезь себе!
        …Солнце уже поднялось, когда они, тяжело дыша, перевалились через последний карниз. Вниз лучше было не смотреть - земля совершенно исчезла в мешанине крыш и переходов, где-то далеко-далеко. Облака же, напротив, плыли совсем рядом.
        И рукой уже подать до заброшенного «аппендикса». Черепичная крыша посерела, вдоль водостоков и желобов поселился ядовито-зелёный мох; длинные плети его спускались по фигурному литью ниже, оплетали толстые прутья оконных решёток, глубоко вделанных в кирпичную кладку. Теоретически, оставалось самое простое - перепилить любой из прутьев, аккуратно выдавить небольшой квадратик толстого мутного стекла, повернуть защёлку - и ты внутри.
        Нелепый огрызок, мост в никуда, висящий над пропастью; и узкое, словно нож, строение, занявшее всю его ширину, глядящее на мир полуслепыми бельмами запылённых окон.
        - Пила с тобой?
        - Со мной, со мной, не волнуйся. - Вениамин похлопал по клапану кожаной сумки. - Пошли.
        Крыша здесь была настолько покатой, что по ней пришлось ползти. За сим исключением, остальное прошло гладко - закрепили обвязку вокруг трубы, Вениамин спустился к ближайшему окну и взялся за алмазную пилку.
        Пилка была хороша, гномьей работы - и, конечно, он бы никогда не смог позволить себе подобный инструмент. Купила её Алисанда - а может, не купила, а где-то стащила. У Санди были свои пути и способы, которые она ревниво охраняла. Даже от него.
        Блистающие зубцы впились в неподатливое серое железо. Раз, другой, туда-сюда - нет, слишком медленно. Вениамин брызнул каменным маслом в наметившийся распил, дело пошло живее. Алисанда оставалась наверху, укрываясь за каминной трубой.
        Но нет - всё тихо, да и как может быть иначе? Они слишком высоко, чтобы их заметили с земли, только из бойниц соседних башен, но пожилым профессорам не до подобных наблюдений. Они сейчас тащатся, шаркая ногами и путаясь в полах мантий, к дверям оставшихся в пользовании аудиторий, брюзгливо подгоняют ассистентов, что катят тележки с демонстрационным материалом - кролики и крысы в клетках, кристаллические друзы, рунные мельницы тяжёлой бронзы; они не смотрят по сторонам.
        Решётка поддалась. Тяжёлый толстый прут отправился наверх; потом, если всё будет хорошо, они приладят его на место.
        Звякнуло выдавленное стекло, Вениамин сунул руку, нашарил запор. Пока всё как обычно, даже слишком обычно - хотя о «висячем корпусе» болтали всякое. Но обычных студиозусов Академии подобные материи интересовали не слишком и потому слухи тоже были так себе, серые, без особой выдумки или леденящих кровь подробностей.
        - Готово, Санди.
        - Давай, я тебя держу, - она ловко соскользнула по верёвке вниз, изящная ножка в мягком сапожке встала на подоконник. В свободной руке появился небольшой самострел.
        Окно открывалось внутрь - из-за намертво вмурованных в кладку решёток. Вениамин протиснулся между грязноватыми прутьями и очутился внутри.
        Аудитория, и по первому виду скорее подошла бы медицинскому факультету. Странно, лекарей сюда вроде б как не заносило…
        Рядом с высокой кафедрой - широченный мраморный стол, предусмотрительно снабжённый кровостоками и массивными зажимами; легко было представить распятого здесь человека, но имелись и другие петли, явно не для людской анатомии. Разложены покрытые пылью хирургические инструменты - к ним не прикасались уже много-много лет. Амфитеатром поднимаются скамьи для студиозусов, старого образца, внизу их давно уже заменили. Вдоль стен тянутся полки с книгами, однако каждая заперта решёткой с внушительным замком; на иных стеллажах - склянки и склянищи тёмного стекла с заспиртованными частями тел, отсюда не разглядишь, человека или животных; скорее всего, и тех и других.
        Ничего необычного, за исключением мраморного стола и пространства вокруг него; пол выложен гранитной плиткой, в нём - отверстия для стока. Всё донельзя старое, пыльное, душное, но при этом - чистое. Прежде, чем уйти отсюда, прежние хозяева отдраили всё до блеска, до немыслимого сверкания; на мраморе только пыль, под ровным серым слоем ни пятнышка.
        Вениамин услыхал нетерпеливое «хм!» за спиной, поспешно подвинулся, мягко спрыгнул на пол; вокруг сапог всклубилась пыль.
        - Анатомичка какая-то, - заинтересованно проговорила Алисанда, обходя его. - Забавно, никогда не слышала, чтобы в «аппендиксе» размещались бы медикусы.
        - Мы вообще не знаем, кто тут размещался, - вставил Вениамин. - Вроде таурмагики, но на самом-то деле - одна болтовня.
        - Болтовня, точно. - Алисанда уже шла к полкам. - Смотри-ка, Вен, запирали на совесть. Дужки замков не к деревяшкам привинчены, в стены уходят. Долго пилить придётся, коли найдём чего.
        Вениамин задержался возле мраморного операционного стола. Или правильнее будет сказать - стола для вивисекций? Уж больно странно расположены зажимы… и слишком они толсты. Человеку хватит обычных ремней - а тут толстенные стальные скобы. Сколько лет прошло - а ни пятнышка ржавчины. И расположены странно. Эти две пары - сойдут для людей, а вот ещё три для чего? Для кого? Несимметрично даже, словно для… для трёхруких или трёхногих каких-то…
        - Вен! Гляди-ка! Иди сюда, где ты там застрял! Смотри, ну смотри же!..
        За толстой железной решёткой, полностью закрывавшей книжную полку, тесно стояли переплетённые в чёрную кожу тома, на корешке у каждого вытиснены странного, пугающего вида черепа, явно нечеловеческие - с рогами, несоразмерно удлинёнными челюстями и мощными клыками. Цифры - один, два, три и далее, до девяти.
        - «Insolutam Dimittit Quaestiones Secretos Necromantiae», - полушёпотом прочитала Алисанда.
        - «Нерешённые вопросы некромантии», - перевёл Вениамин. - «Vasa digestorum» - сборник статей… Санди! Ты слышала, чтобы в Академии занимались бы некромантией?
        - Не слышала. Некромагия под строгим запретом, сам знаешь. Хотя, конечно, некроэпизоотии-то случаются, - Алисанда не отрывала горящего взгляда от полок. - Теоретически, кому ж, как не Академии, этим заниматься? Хотя…
        - Но нас-то этому не учат! И специализации такой нет! Всё под запретом!..
        - Профессоров с Капитулом не знаешь, что ли? - покровительственно хмыкнула Алисанда. - Они ж тени своей боятся.
        - Ага, а разупокаиваний стихийных на погостах они, значит, не боятся…
        - Вен! Чего ты ко мне пристал?! Я, что ли, программу утверждаю?! Осматривай лучше тут всё! Может, чего полезного найдём, не может быть, чтобы не нашли!
        - Так ведь мы уже, - попытался возразить было Вениамин. - Вон, это что ж, по-твоему?
        - «Нерешённые вопросы»? - фыркнула Алисанда. - Зачем они тебе, если ты основ не знаешь?
        Вениамин промолчал. Она опять права, основы нужны, без основ - никуда. Потому что это же некромантия, некромагия, самый запретный и таинственный раздел чародейской науки!.. Раз нашлись «Вопросы», наверняка найдутся и книги более простые, для начинающих. Ведь ясно же, что когда-то тут учили именно «науке о мертвецах», «scientia mortuorum», следовательно…
        Алисанда быстро просматривала ряды книг на тщательно запертых стеллажах.
        - «Практические задачи по анимированию кадавров», ничего себе… «Вопросы сохранности конечностей при ускоренном зомбифицировании», «Гомункулусы и зомби - выбор практикующего некромага»… тьфу ты. Не этого я искала…
        - Почему ж не этого? - искренне поразился Вениамин, готовясь срезать замок и высвободить из плена «Выбор практикующего некромага».
        - Милый! Ты забыл, что полагается за подобные занятия?
        - Экскоммуникация. - Вениамин как можно равнодушнее пожал плечами, хотя живот болезненно сжался. Санди опять права.
        - Экскоммуникация - это просто за взлом, - залихватски усмехнулась Санди, сделавшись, однако, сразу же очень серьёзной. - А вот за некромагию хорошо, если на холод не загонят. Хотя нет, что я, именно что загонят. Пожизненно. Зачем рисковать-то, Вен?.. Пошли, пошли, хватит время терять!.. Нам куда полезнее вампиры и демоны, а тут про них ничего нет. Сплошные анатомические атласы, наставления по зомбификации и анимированию. Пфе! - она скорчила гримаску. - Стоило возиться… идём дальше, Вен!
        - Да погоди ты, - пила заскрипела по железу.
        - Некогда годить! Обойдём всё, тогда вернёшься. Сам ведь знаешь, нельзя в первой же аудитории зависать, старое пиратское правило!
        - Пираты грабили аудитории Академии? - хмыкнул Вениамин.
        - «Никогда не увлекайтесь первым захваченным кораблём; убедитесь сперва, что на остальных нет чего-то более ценного». Бертран де Борн, знаменитый корсар, капитан «Хохочущего Черепа». Идём, Вен, идём!..
        Вениамин упрямо возил пилкой, трудясь над толстой дугой замка.
        - Санди, про демонов и вампиров нам уже попадалось. Сколько ты книг тогда вытащила, еле спустились, я думал, у меня мешок заплечный лопнет!
        - Книжки книжками, - Алисанда уже возилась с дверью. - Однако нужны не только они… проклятье, заперли снаружи. Заколотили, похоже. Иди сюда, пила нужна.
        - Сейчас, совсем чуть-чуть уже осталось. - Дужка разъялась, Вениамин поспешно снял замок, вытаскивая прут.
        - Ну скорее же, сколько можно? - нетерпеливо притопывала Алисанда у дверей.
        Вениамин молчал, медленно идя вдоль череды книжных корешков.
        Всевеликие силы, где ж они такое отыскали?
        Банки и склянки тёмного стекла с пожелтевшей жидкостью внутри, где плавали причудливой формы, уродливые конечности - руки, ноги, головы, чудовищно вздутые так, что Вениамин затруднялся даже определить, чьи они; какая-то жуткая помесь человеческого и звериного.
        Руки, лапы, щупальца, клешни - ряды тянулись и тянулись, пока Вениамин не добрался до самой оконечности стеллажа. Очередное стеклянное вместилище, не склянка - склянища, а внутри плавает мёртвая голова, тоже получеловеческая, полузвериная; челюсти выдаются далеко вперёд, бледные губы растянуты, на синеватых щеках торчит даже на вид жёсткая щетина. Глаза затянуты плотными бельмами, плотными настолько, что не видно даже зрачков - Вениамин остановился, не в силах отвести взгляда; было в этом уродстве нечто злобно-притягательное, извращённое, искажённое.
        Заспиртованная голова вздрогнула. Мутное бельмо вдруг раскрылось, разъехавшись в стороны, даже не вверх, как обычные веки; на Вениамина уставился вполне себе живой карий глаз, правда, с вертикальной щелью зрачка, как у кошки.
        Он отшатнулся. Голова в склянке осклабилась.
        - Санди!
        - Ты чего? - аж подпрыгнула она. - Что стряслось?
        - Смотри, смотри скорее!
        - Ну, смотрю. Ничего не вижу. Уродец заспиртованный. Ты чего бледный-то такой, Вен? Голов в банках не видел?
        - Он… он… он на меня… смотрел!
        - Чего? Вен, хорош, а? Пошли отсюда, на тебя анатомичка эта плохо действует.
        - Да постой же ты! - Вениамина трясло. - Говорю тебе, он зенки вдруг ка-ак раскроет!..
        Алисанда, скорчив гримаску, недовольно встала с ним рядом, постучала по толстому стеклу костяшками пальцев. Заспиртованная голова даже не дрогнула.
        - Ну? Видишь? Тебе показалось. Идём отсюда, хватит время терять!..
        И она схватила Вениамина за руку.
        Толстые верхолазные перчатки Алисанда уже успела сменить на тонкие лайковые, в каких удобно шарить по полкам и сундукам.
        Тёплые пальцы, умеющие быть столь настойчивыми и столь ласковыми…
        Хоть и нехотя, Вениамин дал увести себя к дверям.
        Да, заперты снаружи. Заложили толстенным засовом, когда уходили. На это у Капитула, или кто бы ни отдал приказ бросить здание, ума хватило.
        Сквозь щель в неплотно захлопнутых створках виделся мощный поперечный брус.
        - Замучаемся пилить, Санди. Может, всё-таки его того, твоим заклятьем?
        Она покачала головой.
        - Не вижу смысла рисковать. Пили!
        …Они осторожно выбрались из «анатомички», как прозвала её Алисанда. Вениамин вытирал пот со лба; с пилой ему пришлось постараться.
        И, уже прикрывая створки, он услыхал слабый, но вполне различимый шорох, там, в глубине, за скамьями и столами.
        - Что это? - разом насторожилась и Алисанда.
        Они замерли. Коридор пуст, здесь светло, окна хоть и узки, и закрыты решётками, пропускают достаточно света. Тишина.
        - Показалось, - выдохнул Вениамин.
        - Ничего не показалось, - прошипела Алисанда. - Открой двери, резко, да пошире! Крыса, я думаю… но хочу знать наверняка.
        Они застыли в проёме. Мраморный стол… ряды скамей… полки с книгами и склянками, поднимающиеся до потолка…
        - Да показалось, говорю ж тебе, - Вениамину вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Вроде не мрачный подвал, не подземелье, может, и впрямь анатомический театр, где учили студиозусов-медиков - а его драл мороз по коже.
        - Мне никогда ничего не кажется. В отличие от тебя, - вполголоса прикрикнула на него Алисанда. - Там что-то шуршало. И это была не крыса.
        - Ты же только что говорила…
        - Говорила. А теперь не говорю. Вернее, говорю - точно не крыса. Куда крупнее. Ладно, идём - только спину нам прикрой, ладно? Черту поставь, ага?
        Вениамин кивнул. Не желавшая пилить или сдвигать засов магией Алисанда просит его поставить сторожевое заклинание!..
        - Здесь может оказаться кто угодно. Сбежавший из вивария цепень, например, полиморфный.
        - Из нашего вивария можно сбежать?
        - Сбежать можно откуда угодно. Тем более с такими профессорами, как у нас! - отрезала Алисанда. В её руке вновь появился самострел.
        Что это она? В конце концов, то был просто шорох. И никаких следов на полу, не говоря уж о помёте, что оставляет всякое живое существо, даже тот самый полиморфный цепень, коль ему и в самом деле не повезёт сбежать из вивария. Но пыль на полу нетронута. Они первые, кто ступает по доскам пола за много, много лет, если не десятилетий.
        Тишина сделалась давящей. С верха резных шкафов тёмного дерева, из щелей и дыр, казалось, за Санди и Веном наблюдают сотни пар крошечных злобных глазёнок; тем не менее Вениамин довершил работу. Сквозь пыль наискосок через коридор пролегла ярко-зелёная линия, и над ней курился дымок. Следующим утром тут, однако, о наложенных чарах не останется даже памяти.
        - Молодец, - хрипло уронила Алисанда. Всё это время она простояла, держа дверной проём на прицеле. - Идём дальше. Отодвигаем все засовы, быстро осматриваем…
        Она любила так говорить, словно командуя. Вен привык. Санди обожала показывать свою власть, сколь угодно эфемерную.
        Следующая аудитория оказалась вполне обычной - кафедра, ряды скамей, старомодная грифельная доска, шкафы с книгами; здесь, однако, их никто не потрудился запереть.
        - Стой в дверях, - Алисанда сунула Вену в руки самострел. - Стой, я быстро, потом ты поглядишь.
        Она почти бегом ринулась к полкам. Здесь тоже царила пыль, на полу - никаких следов. Во всяком случае, на видном мес…
        - Вен! - Санди застыла на одной ноге между последним и предпоследним рядами скамеек. - Сюда! Скорее!
        Голос у неё был такой, словно она узрела самого святого пророка Михася во плоти нетленной.
        Вениамин поспешно захлопнул двери, для верности подпёр их засовным брусом изнутри. Как говорится, не помешает. Кто знает, что там за шорохи…
        Алисанда молча ткнула пальцем в пол, и Вениамин враз прикусил губу.
        Пыль кто-то потревожил. Совсем чуть-чуть, но потревожил, и относительно недавно.
        Круг. Круг размером с донышко пивной кружки, правда, хорошей такой, на две пинты. И ещё один, ближе к полкам. И третий, уже у самого стеллажа.
        - Кто же это тут ходил? - процедила Санди сквозь стиснутые зубы. - Что за тварь, а, Вен? Ты у нас спец!
        Спец не спец, но монстрологию со всеми её ответвлениями Вениамин и впрямь учил исправно, да и давалась она ему легко - в отличие от истории магии, на самом деле сводившейся к истории (дозволенной к доведению до студиозусов) интриг внутри Совета Конгрегации и Капитула.
        Зато Санди было хлебом не корми, дай послушать-почитать о том, как досточтимый и высокоучёный профессор имярек подвергся несправедливой диффамации со стороны конкурентов и как ему удалось не только восстановить своё доброе имя, но и диффамировать диффаматоров.
        - Нет ничего такого в бестиариях, - уверенно ответил Вен. - Это не лапа, не копыто, не нога, не рука. Скорее уж как… как костыль выглядит.
        - Костыль… ну да, - эхом откликнулась Алисанда. - Словно одноногий кто-то тут ходил. Вот только где тогда следы ноги оставшейся?
        Они осмотрели пол - быстро, но тщательно. Цепочка круглых отпечатков тянулась от стены до стены, начинаясь (или заканчиваясь?) за преподавательской кафедрой и заканчиваясь (или начинаясь?) у книжных стеллажей.
        - Словно банка прыгала, - проговорил Вениамин.
        - Банка… ну да, может, и банка… Ладно. Осматриваем тут быстро всё и уходим. Не зря этот аппендикс забили-заколотили.
        - Вообще непонятно, зачем его строили; висит в воздухе, никуда не ведёт, направлен в сторону от более высоких башен - то есть его никогда и не собирались ни с какой соединять.
        - Всё бы тебе рассуждать, Вен! - Алисанда, ежесекундно оглядываясь, быстро вела пальчиком в тонкой лайке вдоль запылённых корешков, предусмотрительно, однако, не касаясь их самих. - Ага! Вот она!.. давненько охотилась…
        - Что там? - Вениамин задержался у стены, где начинались (заканчивались?) круглые следы. Откуда они тут взялись?.. Стоп, а это что ещё такое?
        Железная дверца прямо в кирпичной стене, створка размером с печное поддувало, совок разве что просунуть. Никаких особых запоров, простая задвижка. И - на ней нет пыли!
        - «Ad propagationem speciei daemoniorum[3 - «Ad propagationem speciei daemoniorum» - «О распространении видов демонов» (искаж. лат.)]». Сколько ж я за ней гонялась!.. Вен? Эй, ты что, меня не слушаешь?
        - Санди, смотри.
        - Э-э, Вен! Не вздумай открывать!..
        - А она и так не заперта, - обнаружил тот, наклонившись ближе.
        Скри-и-ип. Совсем рядом, в коридоре, за дверью!..
        Они подскочили, оба, разом, Вен упал на одно колено, вскидывая самострел; Алисанда сунула книгу - солидный фолиант в чёрной коже с вынесенными на переплёт жуткими рогатыми мордами - в заплечный мешок, и встала рядом с Вениамином; руки во второй позиции, готовые кинуть одно из боевых заклятий, из настоящих, которые они вдвоём учили по удачно найденной в один из прошлых походов инкунабуле.
        Скри-и-ип. И сразу шур-шур-шур-шур-шур-бум-м, словно шелест множества лапок с мелкими когтями и гулкий стук, точно круглый деревянный костыль - или протез - ударяет в пол.
        Шур-шур-бум-м. Скри-и-ип. Дверь вздрогнула. Кто-то огромный, тяжёлый, остановился перед ними в коридоре, гигант, окружённый сворой - или свитой - мелких и совсем мелких созданий; так, во всяком случае, привиделось в тот миг Вениамину.
        Спина у него взмокла, вся, сразу.
        - Уходим, Вен, - прошептала Алисанда. Сама бледная, бисеринки пота сверкают на лбу и висках. - Пилим решётку и уходим. Не знаю, что это там за дверью, и знать не хочу. Уходим!
        Шур-шур-шур - за железной дверцей в стене…
        Санди метнулась, щелчком захлопнула задвижку.
        - Вен?!
        Он не шелохнулся.
        В щель меж подпёртыми брусом, но неплотно закрытыми створками дверей ярко светило утреннее солнце; никакая «тень» или там «туша» не загораживала лучи. Перед аудиторией никто не стоял; за это Вениамин готов был ручаться.
        И тем не менее за все сокровища этого мира он не вышел бы сейчас туда.
        Тишина. Глухая, обволакивающая, давящая. Словно… словно все собрались и теперь ждут только команды.
        Алисанда замерла у окна, рама уже распахнута. Серые прутья решётки, да, надо пилить, иначе не выбраться…
        Вениамин подбил поплотнее брус, упиравшийся в двери, и шагнул к спутнице.
        Лезвие заскрипело по металлу, и тотчас же раздалось новое шур-шур-бум. Справа и слева, в стенах. Сверху и снизу, под полом и над потолком, в перекрытиях. Вздрогнула и задребезжала запертая Алисандой железная дверка возле кафедры.
        Скри-и-ип.
        - Пили-и… - выдохнула Санди, бледнея. - Пили, Вен, ну пожалуйста…
        Пилка вгрызлась в металл.
        Шур-шур-шур! - тревожное со всех сторон. Ему показалось, или ряды запылённых книг на полках вздрогнули?
        - Быстрее!
        - Куда уж быстрее, и так стараюсь!..
        Алисанда нервно смахнула пот.
        - Что здесь может бродить, Вен? Это ж замуровано невесть сколько лет тому как! Что они тут жрут?
        - Давай… отложим… теорию… на потом, - Вениамин ожесточённо работал пилой, серые опилки сыпались вниз.
        Щеколда, запирающая железную дверцу в стене, затряслась, заходила ходуном и - медленно начала отодвигаться.
        Санди взвизгнула. Вокруг её взметнувшихся ладоней заклубился лиловый туман - сила лей-линий (а под Академией их скрещивалась целая дюжина) пришла в движение.
        - Тихо! - рыкнул Вениамин. Руки его так и мелькали, пилка сновала туда-сюда, щель в сером металле углублялась.
        Щёлк! Алисанда резко рубанула ладонью и защёлка на железной дверце послушно вернулась на место, вдвинувшись до упора.
        Злобное, раздражённое «шур-шур-шур» со всех сторон, словно множество коготков царапают камень.
        Тяжёлый вздох и очередное «буммм» за дверьми. Створки трясутся, вздрагивает подпирающий их брус, но больше - пока ничего.
        - Пугают они нас, - пропыхтел Вениамин. - Зуб даю - пугают просто…
        - Предпочту это не выяснять, - огрызнулась Алисанда.
        …Когда пила прошла насквозь нижний конец железного прута и Вениамин взялся за верхний, успокоившиеся было незваные и невидимые гости ожили вновь.
        На сей раз они взялись по-серьёзному. Задрожали створки, медленно пополз назад брус; с полок падали книги, вздымая облачка пыли; тяжело, мучительно заскрежетал тяжеленный шкаф, отрываясь от стены.
        - Пусть идут, - Алисанда встряхнулась, размяла пальцы. - Пусть идут, во имя всех демонов!
        - Лучше двери подопри! - Вениамин что было сил работал пилой. Оставалось уже совсем немного. Но Санди, что называется, вожжа попала под хвост.
        - Пусть идут! Сейчас я им - сейчас они узнают!..
        Хрусты, скрипы, скрежеты и всё прочее вдруг разом стихло. Замерло, словно прислушиваясь к словам молодой чародейки.
        - В-вен? Т-ты долго ещё?
        Отчего-то эта тишина казалась более, чем красноречивой.
        - Сейчас. - Железо готово было вот-вот поддаться.
        - Ско…
        Дверь с грохотом распахнулась, едва не сорвавшись с петель; подпиравший её брус обратился в облако опилок и древесной пыли, словно в единый миг источенный жуками-древоточцами; ворвались клубы плотного желтоватого дыма. Отлетел запор и на железной дверце в стене, и оттуда тоже ударила плотная струя коричневато-жёлтых клубов.
        Алисанда взвизгнула. С рук её сорвался огнешар, канувший, словно камень, в плавающих плотных завесах. Дым взволновался, словно вода, однако тотчас же и сомкнулся, проглотив комок пламени бесследно, точно морская гладь - камень.
        Жёлто-коричневые клубы поползли вперёд, неспешно, но и неотвратимо. Вновь раздалось шур-шур-шур со всех сторон, и цок-цок-цок коготков по доскам пола; и жадный, алчный, голодный шёпот, в котором, однако, было не различить ни одного слова.
        Вениамин, зарычав, рванул прут, и старое железо поддалось.
        - Санди! В окно!..
        Она не заставила просить себя дважды.
        Фасад и карнизы здесь украшали многочисленные головы рогатых горгулий, было куда встать. Алисанда ловко, словно ящерка, взлетела на край крыши, накинула петлю на каминную трубу, закрепилась, протянула руку нагруженному Вениамину, так и не бросившему их книжную добычу.
        - Бежим!
        Что бы ни крылось в желтоватом плотном дыму, за ними оно не последовало. Тяжело дыша, Алисанда и Вениамин добрались до башенной стены, по которой им предстояло спускаться.
        - Понимаю Капитул, - просипела Санди. - Такое они просто обязаны были замуровать.
        Вениамин молча кивнул, глядя на роковое окно. Проклятье, рамы не закрыты, в глаза бросается… хорошо ещё, дым наружу не валит.
        Алисанда тоже это заметила.
        - Как ты думаешь… это не хочет? Или не может?..
        - Не может, - как можно твёрже заявил Вениамин. - Иначе бы уже выбрался.
        - Ну и наследили ж мы, - сквозь зубы выдохнула Санди. - Придётся возвращаться, окно хотя бы закрыть, да и прут на место приляпать, хоть глиной.
        - Приляпаем. - Вениамин знал, что возвращаться придётся. Они впервые наткнулись на кабинеты некромагии, и как он мог оставить такое без внимания? Но Санди сейчас надо было слышать от него только уверенность и ничего больше.
        - Что-то не нравится мне всё это, - пожаловалась она, вновь надевая плотные перчатки для спуска. - Пока лазали по обычным классам, кому какое дело? А вот это… - Санди поёжилась. - Некромагия - не комар чихнул. Дело серьёзное. Вен, а ты сможешь сам всё сделать? Внутрь не забирайся, просто раму закрой и решётку заделай. А то мне стра-а-ашно…
        - Страшно? Тебе, храброй Алисанде? - он постарался усмехнуться, обратить всё в шутку. Испугать его подругу - это действительно надо было очень постараться.
        - А тебе будто нет, - губы у Санди задрожали, скривились. - Что там бродит, а, Вен? Как оно там живёт?..
        - Ты уже спрашивала. Откуда ж мне знать? Погоди, вернёмся сюда, подумаем…
        - Вернёмся? - ужаснулась Алисанда, и страх этот был неподдельным. - Не-ет, ни за какие коврижки. Ты что, не видел, как он мой огнешар слопал?
        Вениамин помнил.
        - Заделаем решётку, и ну их всех! - Санди мало-помалу обретала уверенность. - На три полёта стрелы не приблизимся. Ни я, ни ты.
        - Это ж мне решётку заделывать, правильно?
        - Ну не мне же! - возмутилась Алисанда, берясь за верёвку. - Всё бы тебе спорить со мной!
        Вениамин пожал плечами и на самом деле спорить не стал.

* * *
        Спустились они без особых приключений, правда, оставив вбитыми почти все костыли - Алисанда, против обыкновения, решила забыть об осторожности.
        Он вернулся уже на следующую ночь. Вернулся, рискуя лабораторными и целым коллоквиумом, к коему совершенно не готовился. Конечно, Алисанда права, и оставлять такие следы никуда не годится, но…
        Вениамин дал все мыслимые и немыслимые клятвы, что он, конечно же, никогда и ни за что не полезет внутрь. Что он быстро и по-тихому приделает на место выпиленные из решётки железные прутья и сразу же вернётся. Что он ни в коем случае - что он даже и не подумает - что он, что он, что он будет благоразумным и быстро вернётся обратно к ней.
        По знакомой тропе Вен поднимался куда быстрее, чем в первый раз, да и костыли пока оставались на месте. Заря ещё не успела вступить в свои права, а Вениамин уже распластался на отвесном скате черепичной крыши заброшенного «аппендикса».
        Здесь ничего не изменилось. Никакие чудовища никуда не выползли, никто не поджидал его в засаде, и вообще обо всём случившемся напоминали лишь выпиленные прутья решётки.
        Вставить их на место, закрепить, замазать - и сразу назад. Потому что кто, кроме них с Санди, полезет сюда что-то проверять?
        Простое - относительно простое - дело.
        Но, конечно же, Вениамин не собирался оставлять странные аудитории, включая «анатомичку», просто так. Кто бы здесь ни обитал, он так и не смог ничего с ними сделать. Стучал, шуршал, скрежетал, хлопал дверьми, напустил дыму, но так и не напал.
        Вениамину хотелось думать, что от страха.
        Вот и заветное окно, самое первое, куда они влезли с Алисандой. «Анатомичка».
        Она оставалась, как и была. Ничего не изменилось. Их с Алисандой следы на пыльном полу. Замок с перепиленной дужкой, отодвинутый запорный прут. Книги, инкунабулы, фолианты. Ближе к окнам - целые ряды, стеклянные вместилища странных, пугающих артефактов. Заспиртованные головы, части туловищ, внутренние органы, уродливые, неприятные даже на вид, неестественные. Деформированные конечности, некогда человеческие.
        Ступни, что могли принадлежать великанам, кисти рук с длинными пальцами о четырёх фалангах каждый, с загибающимися вытянутыми ногтями - паноптикум, какая-то кунсткамера.
        Вениамин какое-то время неподвижно сидел на краю окна, вслушиваясь и всматриваясь в полутьму. Про данные Алисанде обещания он и не вспомнил - да и как о них вспоминать, если некромагия, таинственная и загадочная, запретная и завораживающе-мрачная - вот она, совсем рядом, стоит только руку протянуть.
        Конечно, с другой стороны, легко сказать - «стоит только руку протянуть».
        Вениамин коснулся надвинутой на лоб повязки. Засветился белый кристалл в ней, от мраморного стола пролегли длинные глубокие тени.
        Пусто, мёртво, тихо.
        Вен оставил принесённые с собой материалы для заделки решёток на подоконнике; осторожно соскользнул на пол.
        Сейчас он быстро и по-тихому проверит книжные полки и уберётся отсюда. Решётку, конечно, заделает. Что бы ни случилось тут вчера (а он по-прежнему понятия не имел, что значило всё увиденное ими с Алисандой) - задерживаться и шарить по другим аудиториям Вен отнюдь не собирался. Огнешар Санди, бесследно канувший и, похоже, попросту угасший в плотном желтоватом дыму - хватило бы уже и этого, чтобы вообще никогда здесь не появляться.
        Но некромагию он бросить просто не мог.
        Сердце у него колотилось, сильно и неприятно. Раньше такого не случалось, пустые заброшенные классы рождали восторг, предвкушение, радостное ожидание небывалых открытий, шагов в неведомое; там ждали всеми забытые сокровища, и только его рука могла вернуть их к жизни.
        Так было, и Санди ощущала то же самое. Их самые горячие объятия, самые жадные поцелуи случались как раз здесь, среди пыльных старых томов, которые для настоящего волшебника (пусть пока и без диплома) куда дороже золота.
        …Оказавшись на полу, Вениамин вновь замер, всматриваясь и вслушиваясь, напрягая слух и обычный, и магический. В любой миг могло вновь ожить то самое «шур-шур-бум», и тогда…
        Тогда ему придётся засунуть гордость в карман и ретироваться. Да ещё и врать Санди, что заделал дыры в решётках.
        Но нет, всё тихо. Тишина, правда, ему категорически не нравилась; к ней так и напрашивались эпитеты «нехорошая», «голодная» или «жадная».
        Или даже «ждущая».
        Белый свет кристалла играл на блестящих боках банок и банищ, склянок и склянищ. Ступая на цыпочках, Вениамин крался вдоль полок - да, здесь крылись настоящие сокровища.
        История некромагии. Деяния Исидра Череподавителя. Деяния Альнары Пробуждающей кости. Материалы процесса Хауссара, Гимната и Фелиции Кровавой по обвинению в некромагических практиках, равно как и в преступлениях против человечности. Слово преподобного монсиньора дю Санта-Крус против разоряющих могилы.
        Всё хорошо, всё замечательно, хотя фолианты громадные и тяжёлые, все ему просто не унести. Ну хотя бы вот этот, этот и этот. И ещё тот.
        Заплечный мешок очень быстро становился неподъёмным.
        Здесь занимались некромагией, здесь преподавали некромагию, здесь собирали книги по некромагии. Давно, очень давно.
        А потом заколотили всё и ушли, бросив на полках бесценные тома. Не сожгли, не утопили в реке, не сбросили в самую глубокую из гномьих шахт - нет, оставили.
        Что же это могло значить?
        Конечно, брошенных аудиторий, библиотек, лабораторий и прочего они с Санди находили немало. Академия изрядно сжалась за последние лет сто; но неужто старые профессора уже настолько впали в детство, что оставили тут всё в неприкосновенности? Это не травники, не бестиарии.
        Но, в конце концов, какая разница? Оставили - значит оставили. Может, шур-шур-бума испугались. А вот он, Вениамин Скорре, не боится, отнюдь. И вообще, может, это всё из-за Санди. Нет её - и всё тихо.
        Как там говаривали другие студиозуски? «Милсдарыня Алисанда и мёртвого из могилы поднимет только для того, чтобы проверить, достаточно ли она неотразима». Ну, девчонки, понятное дело, сплетничают да друг про друга всякое болтают, но известная правда в словах их имелась.
        Ага, вот и та самая склянка с головой, что подмигнула ему в прошлый раз; Вен взглянул с понятной опаской, но круглая башка с жёсткой даже на вид и чёрной щетиной, покрывавшей подбородок и щёки, оставалась неподвижной.
        Какой в них прок, в этих уродливые лапах, челюстях, ступнях, пальцах? Зачем они здесь? Несомненные мутанты - их сохранили как результат каких-то экспериментов? Но ни этикеток, ни даже номеров… здешние хозяева знали всё на память?
        Какое-то время Вениамин раздумывал, не прихватить ли какого-то из уродцев с собой - да хоть ту же оскалившуюся на него голову - но потом разум-таки победил. Мешок за плечами и без того грозил утянуть его вниз.
        У него за спиной кто-то вздохнул, и Вен аж подскочил от неожиданности. Крутнулся, разворачиваясь и вскидывая самострел - никого. Белый мрамор анатомического стола под слоем пыли.
        Цок-цок-цок - и вновь за спиной.
        - Кто тут? - вырвалось у Вениамина хриплое, по спине вновь покатился холодный пот.
        Цок-цок-цок. Цок-цок-бум.
        В анатомичке становилось заметно холоднее.
        Вениамин, не помня себя, метнулся к окну. Проклятье, проклятье, да что ж это за наваждение?!..
        Нет, нет, прочь отсюда, прочь!
        Его мечущийся взгляд упал на сосуд с подмигивавшей головой.
        Глаза с плотными бельмами были широко раскрыты, рот осклабился в злобной предвкушающей ухмылке, обнажая очень белые и очень крепкие зубы. Челюсти дрогнули, раскрываясь, затрепетал меж ними чёрный раздвоенный, как у змеи, язык.
        У молодого мага подкосились ноги.
        Странная и злобная сила продолжала жить в этих стенах, и хорошо ещё, если бы просто какое-нибудь чудовище!
        Голова пялилась прямо на него, а Вен - на неё; и вдруг он увидал, как в тёмной поверхности склянок и сосудов странно, искажённо отражается белый мраморный стол, только теперь он уже не был пустым.
        Прижатое массивными скобами, на нём извивалось какое-то существо, Вениамину сперва показалось - нечто вроде жабы. Лапы просунуты как раз в те, странно расположенные зажимы, что не соответствовали человеческой анатомии.
        И вокруг - полдюжины людей в чёрных кожаных фартуках, чёрных же халатах, в очках и масках, закрывающих лица. У одного из-под маски торчала густая смоляная борода, тоже раздвоенная, подобно языку у заспиртованной головы.
        Нет, они ничего не резали и вообще не прикасались к созданию. Водили руками над головой и грудью, все дружно, разом, и даже отсюда, в искажённом кривом отражении, Вен видел, как меняется распластанное на мраморном столе существо.
        Лапы его вытягивались, с костей сползала плоть, чернела и распадалась, стекая по желобкам тёмной жижей. Обнажались кости, чтобы вновь покрыться мышцами, жилами, сухожилиями и кожей.
        Менялась и голова, становясь всё меньше похожей на жабью и всё больше на человеческую, но тоже странно изменённую. Создание билось в железных тисках, рвалось, несмотря ни на что.
        Вениамин, словно зачарованный, глядел в тёмное стекло. Что это? Дела давно минувших дней?
        …Существо на столе вдруг конвульсивно дёрнулось, его левая лапа сломалась, кожа лопнула и оно выдернуло культю из зажима, оставив в нём кисть и большую часть запястья. Выдернуло, взмахнуло, рассеивая в воздухе широкий веер брызг тёмной крови - и один из людей в масках, отброшенный, рухнул на пол, обхватив разбитую голову.
        Другие заметались, кто-то отскочил от стола, кто-то бросился к дверям, а не растерялся только человек с раздвоенной бородой. Взмах широким клинком и лезвие вошло прямо под подбородок создания.
        Отражение в стекле угасло, но ещё несколько мгновений ошарашенный Вен словно наяву видел эту картину.
        Голова глядела на него в упор незрячими глазами.
        А потом за дверьми вновь раздалось знакомое уже шур-шур-шур. Быстро, зло - и оставшиеся незапертыми двери анатомички распахнулись.
        Вениамин не успел ни понять, что там, ни даже разглядеть. Его залило леденящим ужасом, в глазах помутилось - какие-то тени, сгущения темноты, множественное движение к нему - и он метнулся к окну, забыв обо всём.
        …И вновь, как и в прошлый раз, неведомый страх остался в пределах стен висячего аппендикса. Вениамин, тяжело дыша и обливаясь пoтом, распластался на черепице, прячась за высокой каминной трубой.
        Он опять не выполнил обещанное Санди. И внутрь полез, и решётку не починил. Правда, добыча книгами оказалась достойная.
        …Этой ночью он почти не спал, и виной тому оказалась отнюдь не Санди, как частенько у него случалось. Прежде всего пришлось распихивать куда ни попадя вытащенные из анатомички книги, пряча не столько от неведомых «соглядатаев Капитула», сколько от самой Алисанды. Потом - корпеть над заданной компиляцией по исторической магии, профессор Сертанна Ли, в отличие от многих других, умела требовать, но и - опять же, в отличие от других - умела учить интересно.
        Вениамин Скорре обитал в крошечной комнатушке в аттике под крышей студенческого дормитория. Комнатка эта, при всей тесноте, имела два огромных преимущества - во-первых, прямой выход на крыши Академии, а во-вторых - он её ни с кем не делил.
        Что, как нетрудно догадаться, делало возможным визиты милсдарыни де Брие ди Бралье дю Варгас.
        - Песчинку прячь на морском берегу, - пробормотал Вениамин, запирая за собой дверь, - в лесу прячь зелёный лист[4 - Вениамин вспоминает печальную студенческую балладу, начинающуюся четверостишием:Песчинку прячь на морском берегу,В лесу прячь зелёный лист.А жемчуг скроешь в глубоком снегу,Что нежен и бел, и чист…]…
        В его жилище все стены заполняли книги, не оставляя и ладони свободного пространства. Там, где у нормальных студиозусов висят плащи парадные и повседневные, где аккуратно или не слишком сложены панталоны, блузы и береты, у Вениамина на собственноручно приколоченных полках стояли книги. Томов было множество, полки прогибались, их приходилось подкреплять откосами, ставить подпорки, так что вся конструкция выглядела как «гоблинский сарай», по выражению всё той же профессора Сертанны Ли.
        Даже узкая койка устроена была в простенке, и над ней тоже опасно провисали книжные стеллажи. В общем, комнатка походила скорее на келью, и им с Алисандой приходилось проявлять немалую смекалку, когда дело доходило до занятий любовью.
        Добытые книги отправились по дальним углам, под кровать, к потолку, подальше от внимательных карих глаз Санди. Конечно, обещание починить решётку он так и не исполнил… и нет, врать очень нехорошо, значит, надо обязательно вернуться и на сей раз уже и в самом деле никуда не лезть, а сделать дело быстро - и назад.
        Но что это всё-таки было за видение в изогнутом стекле? Та команда вивисекторов и их главный, с раздвоенной бородой? Кто они? Профессора Академии? Подобное, конечно, напрашивалось. Но, если заколотили весь корпус, так и иные напоминания могли убрать.
        Добытые книги он листал жадно и торопливо, куда жаднее и торопливее, чем старатель, промывающий груды песка. Совершенно незнакомые системы чар. Совершенно новые символы, руны, знаки, ингредиенты. Многое просто зашифровано или написано нарочито запутанным, неясным языком. И ссылки, постоянные ссылки на «великих предшественников», «предтеч», «отцов-основателей».
        А особенно часто попадались упоминания некоей «Ad Practicam Necromantiae», комментариев к ней, комментариев к комментариям и так далее и тому подобное.
        Это, похоже, был какой-то компедиум, фундаментальный обобщающий труд, нечто вроде «Основ практической магии».
        Эх, где б его ещё достать…
        Слишком многие и слишком во многом ссылались на него.
        Ну, ничего, где наша не пропадала! Отыщем. Вернёмся в аппендикс, несмотря на все и всяческие страхи.
        Тем более, что обещание, данное Санди, всё равно надо выполнять.
        …Вениамин медленно брёл по парадному коридору главного корпуса Академии. Величественное и массивное здание служило основанием высоко поднимающемуся пучку острых, пронзающих облака башен. Здесь всё казалось вечным, незыблемым, пребывающим в полнейшем, абсолютном порядке. Здесь сверкал никогда не пачкающийся мраморный пол, здесь по стенам плясали сложнейшие гирлянды огней, улыбались люди, скакали великолепные кони, ползли чешуйчатые вараны, трудились пахари, торжественным маршем двигались хоругви…
        В нишах застыли сотканные из света объёмные изображения выдающихся магов и чародеев, составивших гордость Конгрегации, Капитула и Академии. Вениамин ходил мимо них сотни, если не тысячи раз. Ходил тысячи раз и уже привык не обращать на них внимания. Он пока ещё даже не бакалавр, всего лишь ассоциат, чего зря пялиться на великих?
        Но взгляд его всё равно скользил по фигурам, просто потому, что были они донельзя крупными и яркими. Никаких бледностей или потемнелостей, живые, нарядно одетые люди, довольные, запечатлённые в моменты собственных триумфов.
        И - что это такое? - что за знакомая раздвоенная борода?!
        Вениамин так и застыл перед переливающимся всеми цветами радуги изображением.
        Как он сразу не догадался?
        Он ведь видел эту светостатую бессчётное множество раз, ходил мимо неё - но так и не узнал эту знаменитую бородищу.
        Профессор общей магии почтенный дон Фернандес де Мойра ди Фелипо.
        Как можно было не узнать?!
        Знаменитый основатель принципиально нового направления, астромагии, где задействованы были долгопериодические колебания в движении небесных светил, создающие особые резонансные частоты в сплошном и равномерном потоке первичной силы, пронзающей мир. Астромаги занимались длительными, фундаментальными заклинаниями, требующими порой нескольких лет для наложения, и использовали свои чары для действительно глобальных целей - засухи или заболачивания, перемены излишне знойного или излишне холодного климата.
        Самое главное - чары эти требовали уймы времени и никто, кроме самих астромагов, ничегошеньки в них не понимал. Но результаты получались якобы фантастические. Правда, чтобы их увидеть, требовалось подождать несколько веков, и тогда…
        Теоретическая магия, так её и растак.
        Да, подумал Вениамин. Очень удобно. Астромагия - и тайные эксперименты в глухом «аппендиксе», поднятом на огромную высоту. Никто ничего не заподозрит и никому не придёт в голову проверять витающего в звёздной выси профессора.
        Никто, как оказалось, ничего не убирал. И, уделяй студиозус Скорре больше внимания светостатуям почтенных наставников - догадался бы сразу, ещё тогда, в «аппендиксе».
        Ну что ж, значит, есть повод заглянуть в фундаментальную библиотеку, заказать автоматону труды почтенного профессора. Астромагия астромагией, но вдруг да осталось что-то ещё?
        …Сказано - сделано. Автоматон проглотил всунутую в прорезь на затылке карту с закодированным заданием. Будет теперь шарить по полкам, отыскивать подходящее; правда, сам Вениамин не особенно надеялся найти что-то существенное. Если уж верхние этажи аппендикса замуровали, то, наверное, могли и книгохранилище подчистить.
        Так или иначе, возвращаться туда придётся - и потому, что обещано Санди, и потому, что слишком много тайн так и осталось в этих пыльных коридорах.
        Да, он едва унёс оттуда ноги. Но тем сильнее манили заколоченные наглухо помещения, поселившийся там страх вызывал сейчас азарт, как вызывает азарт у охотника крупный и опасный зверь.
        …Несколько дней Вениамин просидел в библиотеке. Автоматон трудился исправно и неутомимо, труды почтенного профессора де Мойра ди Фелипо копились на каталках рядом со столом - можно подумать, усердный студиозус, засучив рукава, готовится к скорым экзаменам.
        Однако молодой чародей читал не только и не сколько наработанное заслуженным астромагом. Некромагия под всеобщим запретом, никакой автоматон не станет ничего искать в этой области (а ещё, кто знает, вдруг да и побежит с доносом?), значит, будем смотреть то, что официально одобряется, вполне рукопожато и вообще связано с исполнением «высокого долга владеющих даром».
        Посмотрим случаи некроэпизоотии. Якобы спонтанного и якобы ничем не вызванного, кроме до сих пор непонятных «флуктуаций магических потоков», пробуждения мёртвых на погостах. Посмотрим случаи некроэпизоотии и как с ними бороться…
        Тут Вениамина ожидал несколько больший успех, чем со статьями и монографиями уважаемого профессора (ничего, кроме одной лишь астромагии). Обобщающие компедиумы содержали ссылки на оригинальные доклады с мест, тщательно собранные и сохранённые в архивах Академии. Правда, чтобы их получить на руки, требовался соответствующий допуск.
        Но хватало и простых пересказов. Некромагов никто не учил, их боялись, как огня, но без ими разработанных приёмов справляться с прорывами анимированных (то есть обретших видимость жизни) костяков было нелегко.
        Разумеется, все детали были тщательно подчищены. Нигде никаких подробностей. Никаких имён. Чем дальше, тем больше упоминаний об «охотниках», истребителях нежити. Люди всякий раз справлялись сами, простые люди, неся при этом тяжкие потери - двое-трое откопавшихся скелетов могли опустошить крупное село.
        К счастью, тщательно запрятанные под крышей, дома Вениамина ждали «Деяния Исидра Череподавителя», равно как и «Деяния Альнары Пробуждающей кости». Материалы процессов над некромагами, когда само искусство объявили запретным.
        «Слово преподобного монсиньора дю Санта-Крус против разоряющих могилы», один из первых, насколько можно было судить, памфлетов с обличением некромагов. Интересно, почему его изъяли из фундаменталки? Что в нём такого?
        Алисанда на него последние дни откровенно дулась - Вениамин сидел, не разгибаясь, или в библиотеке, или у себя, записок не слал, гулять не звал, как она в сердцах выговаривала ему.
        - Чем ты там зачитался? - сердилась она. - Зачем тебе эти дурацкие книжонки? Хочешь отправиться на холод, Вен? И меня за собой потащить? Сжёг бы ты их, честное слово! И вообще, у нас с тобой ещё множество крыш не обследовано. Ручаюсь, там поинтереснее будет.
        Ссориться с Санди ему вовсе не хотелось. Вениамин вздыхал, откладывал книги, шёл следом - на те самые крыши. Но вот лазалось по ним уже совсем не так, без огонька и без особого желания. Крыши как крыши. Аудитории пусты, их никто не охраняет, никому они не нужны и не интересны. Даже если там и удастся что-то отыскать «про демонов».
        Им везло. Алисанда нашла какие-то давно алкаемые ею демонологические трактаты и повизгивала теперь от восторга. Правда, повизгивать-то повизгивала, но на Вениамина глядела с подозрением.
        - Дорогой, над чем ты тут так гнёшься?
        Санди стояла, уперев руки в боки, над узким столом в каморке Вениамина с разложенными книгами.
        - Да ни над чем особенным, так, проекты…
        - Милый! - она погрозила пальцем. - Не ври мне. У тебя тут идеальный порядок. Книг множество, но сложены все аккуратно. Черновиков и вовсе не видно. Ты прибирался, заметал следы, - она улыбалась, вроде как игриво, но взгляд оставался остёр и пронзителен. - К тебе никто - я надеюсь! - кроме меня, не ходит. Значит, старался для меня. Признавайся, дорогой, что ты прятал?
        - А ты не прячешь разве фолианты про демонов? И вампиров, если уж об этом речь пошла?
        - Записался в веру нашего почтенного менялы, отвечаешь вопросом на вопрос? Конечно, прячу, милый, но не от тебя.
        - И я не от тебя. Но, знаешь, вдруг всё-таки заглянут?..
        - Вен! Если ты здесь держишь твои, - Алисанда понизила голос почти до шёпота, подшагнула, - твои некромагические находки, то ты дурак. Прости за откровенность.
        Она вдруг резко нагнулась к нему, обдавая лёгким, невесомым, и от этого ещё более волнующим ароматом духов. Чуть горькое, немного тёплое - и голова сразу начинает кружиться, и чувствуешь, как глупеешь прямо с каждым мгновением.
        - А тебя за наши приключения, что же, по головке погладят и конфетку дадут? - попытался огрызнуться Вениамин.
        - Не погладят, - неожиданно легко согласилась Санди. - Но это, скажем так, сойдёт за невинные шалости. Ну или не совсем невинные, но шалости. А вот некромагия - извини, нет. Это уже, как говорится, «посягательство на основы». А я на основы не посягаю, да и тебе не советую. И вообще, - она вдруг капризно надула губки, - как можно предпочесть каких-то мертвяков - мне?
        Она смотрела лукаво и с вызовом, но пряталось под этим неприкрытым приглашением покончить с глупостями и отправиться в постель что-то иное, холодноватое, жёсткое.
        - Санди, я… да погоди, дай сказать…
        - Нет, милый, говорить ты будешь, когда я тебе это разрешу.
        Губы её были уже совсем рядом.
        - Санди! Да стой же ты!
        Он схватил её за локти, сильно сжал, отстраняясь.
        - Ты что, не понимаешь, что мы нашли? Что это ни в какое сравнение ни с какими демонами не идёт? Знаешь, что я понял? Что разрабатывал всё это почтенный Фернандес де Мойра ди Фелипо, профессор и создатель астромагии!
        Кажется, ему удалось её удивить. До такой степени, что Алисанда даже забыла, как её предерзко оборвали.
        - Вен, что ты несёшь? Какой ещё ди Фелипо, уж не тот ли, чья статуя…
        - Он самый! Для всех он занимался звёздными чарами, а сам - в том аппендиксе - творил Спаситель ведает что!
        Алисанда сдвинула бровки, прикусила губу.
        - Ты уверен? Тебе не показалось?
        - Да, уверен. Нет, не показалось. Санди…
        - Ну и что, если даже и так? - она словно нащупала дно, смогла на что-то опереться. - Какое это имеет значение? Может, он и баловался с некромагией, что теперь? Лаборатории замурованы, книги наверняка изъяты, а самого ди Фелипо мы знаем именно как основоположника астромагии. Не имеющего к мертвякам никакого отношения.
        - И?
        - И тебе надо это оставить, - настойчиво повторила она. - Сидишь сиднем над этими жуткими томами, на меня никакого внимания… Словно я и не существую, и вообще ничего для тебя не значу.
        Ох, ну вот оно.
        - Санди, я…
        - Только и думаешь, что о себе! О своих интересах и удовольствиях! И не спорь со мной! - она даже ножкой притопнула.
        - Да перестань ты! - начал сердиться и Вениамин. - Это же некромагия! Она нужна! Её знать надо, а не прятать по сундукам!
        - Ага, мало нам всех тех бедствий, которые некромаги учинили? Они ж, как начнут, остановиться уже не могут, любой силы, любой власти - им всё мало! Вен, глупый - я же за тебя боюсь! И о тебе забочусь! Вечно о вас, мальчишках, мы, девочки, думать должны! Найдут у тебя хоть страничку из этих книжек - всё, поминай, как звали, на холод, лет на двадцать!
        Вениамин отвернулся. Да, всё так. На холод упекут. Ну, не на двадцать лет - он всё-таки не магистр, даже не бакалавр, простой ассоциат - но лет на десять точно. И запрет на магию - пожизненно.
        - А как они узнают? Ко мне никто не ходит, только ты. Книги я прячу. Никому о них ни полслова. А что комнаты старших курсов обшаривают - так это сказки. У нас адъюнктов не хватает, нас, выпускников, припахивают мелкоте лекции начитывать по чужим конспектам - кому уж тут матрасы наши перетряхивать!
        - Глупый, - покровительственно бросила Алисанда. - Профессоров, доцентов, адъюнктов может не хватать. Но шпики будут всегда. И на них всегда найдутся деньги. Поэтому книги эти…
        Почему она всегда командует? Почему я ей это позволяю? Хочу, чтобы ей было хорошо? Чтобы она была со мной, такая красивая, всем на зависть?
        «Кто спорит с женщиной, тот укорачивает свои годы». Верно, спорить не надо.
        - Что ты хочешь, чтобы я с ними сделал? Обратно не понесу, так и знай!
        Улыбнулась. Очень она хорошо улыбается, победительно и одновременно с обещанием.
        - Хочу, чтобы ты… нет, чтобы мы вместе! - их бы сожгли. И пепел бы развеяли. И чтобы мы сожгли все твои черновики. Достаточно, как я говорила, одного листочка.
        С полгода назад Вениамин бы завопил: «Санди, совсем спятила!» Может, даже стал бы ссориться и ругаться. Вениамин, полазавший по крышам Академии, побывавший в её заколоченных аудиториях, добравшийся до аппендикса с его тайнами - просто пожал плечами.
        - Не стоит, Санди. Я это не отдам. Никому, даже тебе. Пошли лучше погуляем.
        Она застыла, наморщив брови. Наверное, даже не поверила, что ей прекословят.
        - Пошли, чего замерла? - Вениамин как ни в чём не бывало взялся за плащ.
        - Вен. Ты рехнулся.
        - И вовсе нет. Ну, чего ты дуешься? Не будем же мы из-за такой ерунды ссориться?
        - Дурак! - гневно выпалила Санди, крутнулась на каблучках и вихрем вылетела из комнаты.
        Ну вот. Вениамин так и остался стоять, держа в руках ненужный теперь уже плащ и глядя на распахнутую дверь.
        Умчалась. Нет, они ссорились и раньше, случалось, но в последнее время Вениамину это как-то надоело. Ссоры ни к чему не вели, кроме лишь тупого сосущего чувства одиночества и неладов у него в груди; казалось, что проще сделать, как Санди хочет, тем более, что это была, по большей-то части, полная ерунда - куда пойти гулять, в какой из достаточно респектабельных, но «нескучных» кабачков отправиться; кабачков, где собирались старшекурсники Академии. Да какая ему, Вениамину, разница, «У чёрного кота» почтут они сегодня своим присутствием или «Мифический дракон»? Пиво и тут, и там хорошее.
        И он делал так, как хотелось Алисанде.
        До поры до времени.
        Вениамин шагнул к распахнутой двери, задвинул засов. Бросил плащ на кровать и сел за книги.

* * *
        Некромагия затягивала, как ничто. Вениамин всегда любил учиться, учился хорошо, но никогда ещё ему не приходилось так запойно нырять в книги, словно и впрямь старому пьянице, добравшемуся до заветной бутылки - нет, до целого винного погреба.
        Системы, конечно же, не было никакой. «Нерешённые вопросы некромагии» были самой вершиной пирамиды, а у Вениамина напрочь отсутствовало основание.
        Надо возвращаться, надо идти обратно. Туда, в аппендикс, где совершенно явно обитает, как сказали бы в народе, «нечистая сила», ну, а на правильном языке высшей магии - «неаттрибутируемая манифестация третьего рода», то есть без явно выраженного источника и с неопределяемыми параметрами.
        Идти обратно… Замурованный «аппендикс» манил куда хлеще, чем воображаемого пьяницу - тот самый воображаемый же винный погреб.
        Но теперь он пойдёт туда, основательно подготовившись. Чтобы спокойно поработать - то есть перерыть как можно внимательнее как можно больше книг - ему нужен отпорный круг.
        Это только в сказках достаточно просто очертить его мелком. Настоящий отпорный круг должен быть точно настроен на тех, кого ему предстоит отталкивать, то есть никакой «неаттрибутируемой манифестации» он не потерпит, ему подавай детали, достоверно установленные.
        …Вен работал, как одержимый. Элементы отпорного круга должны идеально сочетаться друг с другом, требуется абсолютная точность, «допустимое угловое отклонение при вычерчивании не может превышать…», «коэффициент расхождения не может быть ниже…» и так далее и тому подобное. И от руки такое не вычертишь. Нужен большой циркуль, или хотя бы самый примитивный «мелок на ниточке». И большой угольник. И линейка. Ну, её можно заменить шнуром… измерительная лента… транспортир… проклятье, тут целый караван потребуется…
        Санди на него дулась. До такой степени, что через день после ссоры Вениамин наткнулся на неё в коридоре Академии - весело щебечущую в окружении аж пяти студиозусов. Милсдарыня дю Варгас облачилась в низко открытое платье, и студиозусы дружно пускали слюни (фигурально выражаясь) пытаясь сделать вид, что они вот ну нисколечко не заинтересованы в содержимом её декольте.
        Вениамину она лишь сухо кивнула.
        Кровь бросилась ему в голову, но…
        Но на это она и рассчитывает. Чтобы ревновал, сходил с ума, мучился.
        И он, демон его побери, ревнует, сходит с ума и мучается!
        …Но всё-таки он сперва залезет туда, в «аппендикс». Спаситель троицу любит.
        Сборы заняли не день, не два, а целую седмицу. И всю эту седмицу Алисанда с ним не разговаривала. Только на пятое утро сдержанно, с холодным достоинством поздоровалась.
        Поздоровалась, дефилируя под руку с Томасом фон Нидлунгом, первым на курсе красавчиком из маркграфства Штирбер, где его папаша владел на ленных правах одноименным местечком Нидлунг. Означенный белокурый Томас, с зубовным скрежетом признавал Вениамин, был высок ростом, отлично сложен - хоть лепи с него атлетов, с детства занимался воинскими искусствами, отлично ездил верхом, прекрасно фехтовал, но если надо - мог выйти на кулаки, и отличался также вполне приличными способностями; к внешности, увы, прилагалось ещё и соображение.
        Вениамину потребовалась вся выдержка, чтобы ответить таким же суховатым (как ему казалось) и изысканно-вежливым (как ему казалось такоже) кивком.
        Томас довольно ухмыльнулся.
        Давай-давай, мрачно посулил про себя Вениамин. Это мы ещё посмотрим!..
        - Вот индюк надутый, - с негромким смешком проговорил кто-то рядом.
        Мелькнули очень белые - не седые, а именно белые - волосы.
        - Асти? - Вениамин не выдержал - жарко покраснел, словно тихая и застенчивая Асти Спеллдинг, безо всяких «де», «ди» или «дю», могла каким-то образом подслушать его мысли. - Ты тут зачем?
        Последняя фраза не сделала бы чести и последнему кухонному мужику, но Асти её словно и не расслышала.
        - Индюк он надутый, - повторила она. - И дурак набитый.
        Это было неправдой, Томаса дураком как раз не назовёшь, признал про себя Вениамин, скрипнув зубами. Не круглый отличник, конечно, но, как и сам ассоциат Скорре, «высокий хорошист».
        С индюком надутым и дураком набитым Санди бы никогда не пошла под руку. Не уронила б себя.
        Но слова Асти слушать было приятно, никуда не денешься.
        - Слишком уж много о себе воображает, - продолжала Асти, шагая рядом. - Думает, ежели блондинчик да мускулист - так все девчонки уже его. Он и ко мне подъезжал, да я от ворот поворот дала. На кой мне такие, которые весь курс уже перепробовали?
        Вениамину едва-едва удалось заставить себя не оглянуться.
        - Асти, ты куда сейчас? - и ругнулся про себя, запоздало сообразив, что у них же общий класс, элементальная магия.
        - С тобой, если не возражаешь, - улыбнулась она. - У нас Ярость Элементов, если запамятовал.
        - А. Ну да. Конечно. Прости, я что-то не сообразил.
        - Ничего, - она продолжала улыбаться, поправила сбившуюся прядку. - Ты как, готов? Всё выучил? А то получим… бурю Элементалей в наказание.
        - Ага, «метель снежноигольчатая, с ветром, восемь баллов по шкале Дюрмура», - подхватил Вениамин. - «Усмиряйте».
        - И сам так и норовит тебе иглой в глаза угодить!
        …Так они дошли до самого поворота. И на нём Вениамин всё-таки не удержался - глянул назад, тем более, что теперь это не получилось бы настолько явно.
        Алисанда глядела ему вслед.
        …После этого словно само получалось, что Асти неведомо как, но оказывалась с ним рядом. На лекциях, на семинарах. Она никуда его не звала, не ходила с ним под руку, не говоря уж о том, чтобы за руки взяться. Просто была рядом. Ничего не просила, ничего не требовала, не провожала, не навязывалась.
        Алисанда при встречах теперь прожигала Вениамина взглядом; он же заканчивал свою подготовку, изо всех сил пытаясь выкинуть из головы мысли о недоступных ныне прелестях милсдарыни де Брие.
        Всё, что мог, он собрал. Всем запасся. Остальное - уже сам, его память, его знания.
        Третий раз - последний, и четвёртого не будет.
        …Был самый конец ночи, и тёмный зверь послушно уползал за горизонт; светлая полоска на востоке становилась всё ярче, но времени хватит - дорога знакома, остались вбитые в стену крючья. Он справится.
        Знакомое окно. Так и не вставленный обратно железный прут, несмотря на данное Санди обещание. Нет-нет, я не буду сейчас о ней думать. Дело, то, ради чего я здесь.
        В окнах застыла тьма, и это было хорошо. Если бы оттуда пробивался свет - вот тут Вениамин, наверное, повернул бы назад. Это бы означало - к его появлению готовы, его ждут.
        Но нет - тьма и только тьма.
        Он потратил некоторое время, закрепляясь на внешней стороне стены. Что бы ни обитало там, в старых аудиториях, оно явно не имело власти за пределами замурованного корпуса.
        На сей раз Вениамин был и впрямь готов. В прошлую ночь он уже поднимался сюда, оставив снаружи два заплечных мешка со всем необходимым. Сегодня поднялся с ещё двумя.
        Если так выйдет, что ему больше не суждено будет здесь оказаться, то, по крайней мере, он не останется с пустыми руками.
        Он ещё помедлил какое-то время - густая тьма за окном казалось поверхностью тёмного моря, в которое предстоит занырнуть, не зная, насколько тут глубоко и есть ли вообще дно в пределах досягаемости.
        Но надо. Охота - она пуще неволи.
        Внутри было прохладно, темно и по-прежнему плавала пыль. Многолетний слой её, раз потревоженный, отчего-то никак не хотел оседать обратно.
        Пусто и тихо. Пустая аудитория с мраморным столом посредине молчала.
        Вениамин достал лампу, осторожно засветил. Он старался как можно меньше пользоваться магическими аксессуарами, только если уж совсем припрёт. Теперь, пока здешние хозяева - кем бы они ни были - не проснулись, ему требовалось выложить отпорный круг.
        В «анатомичке» по-прежнему стоял промозглый холод: какая-то сила жадно высасывала последние крохи тепла из воздуха, точно каннибал - костный мозг из раздробленной сердцевины.
        Круг. Первое дело - круг. Он вздохнул и распустил завязки на горловине мешка.
        …Когда он, наконец, закончил - за спиной его протянулся отпорный круг. На самом деле даже не круг, а настоящая полоса из вычерченных на полу геометрических фигур и рун, аккуратно разложенных артефактов: пучки трав, потемневшие кости, поблёскивающие камни. Это, конечно, плохо. Это - следы, то, чего они с Алисандой всегда пытались всеми силами избегать.
        Косясь на мраморный стол, Вениамин поспешно шагнул к полкам. Самым простым казалось выложить преграду на пороге, чтобы нечисть переступить не смогла; но кто знает, какие у неё пути-дорожки, нет ли каких дверок, как в той, второй аудитории, откуда они с Алисандой уносили ноги.
        Из заплечного мешка Вениамин выудил хитроумное гномье устройство - небольшую циркулярную пилу, приводимую в движение тугой спиральной пружиной. Обычно такие вещи работали на энергии магнитодинамических кристаллов, но магии он как раз сейчас избегал.
        Вз-з-з - зубья врезались в серый металл, посыпались искры. Громко, конечно, но что поделать, время сейчас важнее сохранения секретности. Он поднялся сюда раньше, чем в прошлые разы и небезосновательно надеялся, что странные звуки с высоты если кто и услышит - спишет на обычные «магопроцессы тёмного времени суток», какие частенько имели место в Академии.
        Есть! Готово!
        Вениамин поспешно вытащил перерезанный прут. Скорее, скорее, ещё скорее!
        Ну должны же тут найтись хоть какие-то основополагающие, обобщающие труды! Всякая кафедра в Академии держала на полках не только самые передовые и последние работы, но и «классические монографии отцов-основателей». Здесь, само собой, была никакая не «таурмагистика», здесь, похоже, работали самые настоящие некромаги - и, более того, Вениамин знал, когда именно.
        Профессор ди Фелипо скончался, будучи глубоким стариком, в собственной постели, окружённый скорбящими учениками и родственниками, ровно шестьдесят лет тому назад. Никаких указаний на то, что его «отправили на холод» или там хотя бы «экскоммуницировали» - совсем наоборот. Сразу же после смерти удостоили светостатуи на почётном месте, астромагию включили в программу…
        Вениамин, конечно же, не мог утащить всё. Фолианты с дробящими мозг названиями типа «Кодификация воздействия Бросмана на управляемость нижних конечностей кадавров, полученных способом взрывного спаивания тканей, предварительно подвергнутых глубокому замораживанию» он оставлял на полках - ибо понятия не имел, ни что это за «воздействие Бросмана», ни что такое «спаивание тканей». Едва ли это относилось к принудительному потреблению оными тканями спиртных напитков.
        Он прошёл по первому разу все полки, забывая о времени. За окном становилось всё светлее, когда Вениамин неожиданно для самого себя оказался лицом к лицу с той самой головой в банке.
        Глаза затянуты бельмами, торчит уродливо выдающаяся вперёд полузвериная челюсть с внушительными клыками…
        Не смотри, одёрнул себя Вениамин. Пока всё тихо - пользуйся этим, работай.
        Где-то тут должны быть книжки. Обязательно должны, вдруг подумалось чародею.
        Брови заспиртованной головы шевельнулись, и он едва не подскочил, инстинктивно схватившись за внушительный тесак, повешенный сегодня на пояс.
        Фу-ты, фу-ты, ну-ка, хватит! Он с трудом перевёл дух, сердце бешено колотилось. Это просто уродливая заспиртованная голова. Если сопоставить интерьер сей «анатомички» и посетившее его видение, то вполне возможно, что именно на этом мраморном столе создание и подвергали вивисекции.
        Голова вновь двинула бровями, передёрнулась, словно пытаясь выразить что-то давно атрофировавшимися лицевыми мышцами.
        Невольно Вениамин тоже скосил глаза.
        Ничего особенного, такие же книжные полки, заставленные пыльными фолиантами, как и везде в анатомичке. Здоровенные. И, кажется, совсем даже и не про некромагию…
        Так, а это что такое? Тома как-то неровно вроде стоят?
        Вениамин почти наугад сунул руку - и нащупал небольшое пространство в глубине. Два толстенных тома занимали всю полку, и меж них кто-то засунул к самой задней стенке что-то ещё…
        Молодой маг вытянул это что-то на свет.
        И не поверил собственным глазам.
        «Ad Practicam Necromanti?».
        Чёрная кожа, красные буквы. За долгие годы краска должна была бы вытереться, поблёкнуть, но нет - ярко, сочно, словно вчера отрисовано.
        - Попалась, голубушка, - выдохнул Вениамин. И, не удержавшись, трясущимися руками отомкнул тяжёлые бронзовые запоры на переплёте.
        Тонкие листки, лучший папирус, раскатанный и растянутый, сделавшийся словно стрекозиное крыло. Особым образом обработанный: стрекозиное крыло, что прочнее воловьей кожи.
        И мелкий почерк писца, неправдоподобно аккуратный, чёткий, разборчивый. И, конечно, всё на Высоком Наречии. На языке истинной магии и настоящей науки.
        Introductio
        De secretis necromanti? finis est constituere inter se et mundos vitae propositum et vitae post-mortem…[5 - De secretis necromantiae finis est constituere inter se et mundos vitae propositum et vitae post-mortem - Целью некромантии является установление приносящей пользу связи между мирами Жизни и Посмертия (искаж. лат.)]
        Шорох. Шорох за спиной; словно быстрые крысиные лапки пробежали по полу.
        Начинается, подумал он. По спине дунул холодок, грудь сдавило.
        Стой, спокойно! Ты, как-никак, ассоциат. Ты здесь уже побывал дважды и сумел вернуться назад. Ты не зря читал столько последние дни о неклассифицируемых манифестациях и правилах самообороны. Даже если оно прорвётся через круг - но нет, оно не прорвётся. Техники круга писаны кровью и кровью же проверены.
        Вениамин осторожно скосил глаза. Пламя в масляной лампочке дрожало и трепетало, словно под ветром; шорохи и шевеления за спиной; а вот и знакомое шур-шур-бум.
        Заскрипели двери. Что-то звякнуло в стороне окна - точно железная задвижка; и Вениамину сразу же вспомнилась странная небольшая дверца, на манер печной, что они с Алисандой видели, оказавшись тут впервые.
        Шорох, шипение, перестук коготков.
        Спина Вениамина покрывалась пoтом, несмотря на воцарившийся в «анатомичке» холод. Он не мог обернуться, так и застыл на корточках возле нижней полки.
        Круг. Я же выстроил отпорные чары. Самые что ни на есть проверенные, именно на «неклассифицируемых манифестациях». Я ничего не добавлял - я…
        Страх мешал думать, мысли путались. Затряслись руки.
        Я не побегу, твердил он себе, как заведённый. Мы уже улепётывали дважды, дважды бросались наутёк - всё. Сегодня я остаюсь. Я же сам говорил Санди - они (кем бы эти они ни оказались) «просто пугают». Поэтому не оборачивайся, милсдарь ассоциат Вениамин Скорре. Твою спину защищает круг. Делай дело.
        И он делал. Под аккомпанемент шуршаний, вздохов, шипений и шорохов, изо всех сил стараясь не смотреть назад (почему-то это казалось очень важным, а Вениамин уже привык доверять в такие моменты интуиции), он перебирал книги на пыльных полках. Методично, ничего не пропуская, одну за другой. Виски, лоб, спина, ладони - всё взмокло от пота, однако в мешке прибавлялось книг, а в записной книжке - названий. Из них порой тоже можно немало извлечь.
        Кроме уже упомянутой Ad Practicam Necromanti?, нашлись и другие книги, именно основополагающие.
        «Начальные практики работы с кадаврами», «Основы практического зомбирования», «Анимированные конструкты от начала до конца». Их было немного, но они были.
        «Некроэпизоотия - практическое наставление младому магу, долженствующему селян добрых оборонять» - видать, что-то совсем древнее, судя по архаичному стилю.
        Туда, в мешок их все.
        Так, мало-помалу, он вновь добрался до склянищи с заспиртованной головой.
        Остановился, тяжело дыша. В блестящей поверхности ничего не отражалось - аудитория за его спиной была совершенно, девственно пуста.
        А шорохи и шёпоты продолжались. И волоски на шее Вениамина вставали дыбом.
        - Ты хотел мне помочь, - проговорил он вполголоса, глядя прямо в бельма на слепых глазах. - Ты показал, что случилось с тобой на этом столе, так? И помог найти книжку… и… это ведь был ди Фелипо, который сделал это с тобой?
        Но голова уже не ответила - какие крохи сил и жизни оставались, были потрачены.
        Судя по негодующему шороху, вернее, шорохам, за спиной Вениамина сплетались разом множество змей или шевелили-ворошили лапками полчища огромных тараканов пополам с крысами. Однако, кроме звуков, ничем иным они себя не проявляли, и молодой чародей приободрился. Пусть он не знает, что это такое, но отпорная черта держит.
        Мешок наполнялся очень быстро. Теперь надлежало оттащить его к окну и там оставить. Аудитория надёжно перегорожена, аппарациям через отпорную черту не проникнуть, так что…
        С душераздирающим скрипом - словно крик терзаемой жертвы - отворились створки. Ворвался порыв холодного ветра, словно из глубокого погреба, затхлого, воняющего плесенью.
        Шур-шур-бум. Ударило в пол что-то тяжёлое, словно деревянный посох.
        Вздрогнула уродливая башка в спиртовой банке, слепые глаза широко распахнулись. Застыли, узкие вертикальные зрачки стянулись в тонкие линии.
        Десятки голосов вдруг зашептали, забормотали разом, но доносились они приглушённо, словно из дальней дали. Слов не разобрать, но чувствовалось в них одно - смертные ужас, тоска и мyка.
        Вениамин вжался в книжные полки, крепко зажмурился. Не оборачивайся, не смотри. Это неважно. Важны лишь книги в твоём мешке, и их надо вынести отсюда.
        Опрокинулась и покатилась по полу лампа. Жёсткий отрывистый звук, словно кости застучали. Затхлое, наполненное пылью дуновение ворошит волосы на затылке, в негромком свисте-выдохе слышится сдавленная, не могущая вырваться из-под спуда ненависть.
        Они не могут прорваться, не смогут никогда, твердил себе Вениамин. Я всё сделал правильно, я ни в чём не ошибся; он знал - малейшее сомнение в себе, в собственных способностях, и ужас вцепится в него ледяными когтями, и уже никогда не отпустит.
        Однако руки слушались плохо, пальцы тряслись, в глазах всё плыло, и путались буквы на корешках томов. Не выдержав, Вениамин опустился на одно колено, тяжело дыша; держать страх за спиной никак не получалось.
        Рано или поздно всё равно придётся обернуться и посмотреть ему в глаза.
        Резкий удар холодного ветра, наполненного запахом тления. Вениамин охнул от неожиданности, но странным образом это помогло - он обернулся.
        Кто-то хорошо сказал, что любой ужас страшен только лишь своей неописуемостью, потаённостью, намёком; когда же стоишь с ним лицом к лицу, даже перед самым жутким чудищем, включается совсем другое.
        Вениамин ожидал увидеть… Нет, неправда. Он не знал, чего ожидать.
        Первое, что бросилось в глаза - клубящийся плотный туман не туман, дым не дым, марь не марь: сероватая, желтоватая, коричневатая, словно взметённая копытами пыль на пустынной дороге где-то в южных владениях Империи Креста. То самое, что они видели с Алисандой, то, что так ловко проглотило огнешар чародейки.
        А у самой отпорной черты, рядом с тщательно вырисованными дугами и хордами, суетился, мелко суча лапками, целый рой мелких, с мышь величиной, существ: нет, не существ - костяков!
        Вениамин сглотнул. Анимированные остеоконструкты, «ожившие скелеты» считались одной из главнейших бед при некроэпизоотиях. Почему и отчего - чародей не знал, в книгах, что он успел просмотреть, детальных объяснений пока ещё не встретилось.
        Он заставил себя вглядеться - нет, это не мышки. Существа состояли из множества костяных фрагментов, а не из целых скелетов. Вместо черепов - их подобия, сложенные их плоских пластин; глазницы - не отверстия в кости, а незакрытое теми же пластинами место. Создания казались сделанными из множества не им изначально принадлежавших частей, сделанными искусственно - Вениамин замечал ровные срезы и скосы, явно просверленные отверстия, куда вставлялись другие костяные фрагменты.
        Соединялось всё это свитыми жгутами сухожилий, потемневших, казавшихся иссохшими - но нет, они по-прежнему работали, гнулись, тянулись и связывали.
        Тварюшек собралось тут, пожалуй, до сотни. Они суетились, тыкались пластинчатыми головами, и отпорная черта вспыхивала зеленоватыми быстро тающими искорками. Создания подскакивали, вздрагивали - будто трясли обожжёнными носами, хотя никаких носов у них не наблюдалось - однако не отступали.
        Где-то хлопнула невидимая в клубах коричневатой мглы железная дверца, звякнула щеколда. Словно получив неслышимую команду, костяные создания мигом перестроились, сбиваясь в плотную кучу, и начали выстраивать нечто вроде живого (точнее, неживого) моста над рунами отпорной черты. Они ловко цеплялись одно за другое, кости расходились, жгуты сухожилий распускались сами собой, связываясь миг спустя уже по-новому. Это походило на причудливую механическую конструкцию работы искусного мастера, и Вениамин даже не сразу сообразил, что эти создания пытаются сделать. Черту не перейти, не перепрыгнуть и не перелететь, на то она и черта. Она поднимается высоко вверх, на десятки футов, и никакие эти ухищрения не помо…
        Костяные тварюшки словно окунулись в облако зеленоватых искр. Отпорная черта засверкала, будто нарядная разукрашенная ёлка, какую ставят на празднование Спасителева Рождества; запахло палёной костью.
        Вениамин глядел на эту иллюминацию, едва не разинув рот. Доселе он подобное видел только единожды, на практических занятиях по «отражению враждебных аппараций», но та «аппарация» была сотворена искусственно и больше походила на управляемую иллюзию, отпорная черта состояла всего из пяти рун и трёх фокусирующих амулетов; всё прочее студиозусы Академии изучали исключительно теоретически.
        Искры сыпались, ударялись о пол и гасли; казалось, за этим можно спокойно себе наблюдать, но Вениамин вдруг с ужасом понял, что искры не просто гаснут, но, пусть и понемногу, подтачивают вычерченные фигуры, размывая сопряжения линий и строгие контуры отражающих рун.
        Они точно знали, в каком месте надо попытаться прорвать завесу. Может, чувствовали, а может, кто-то ими попросту управлял.
        Проклятье! Первой мыслью Вениамина было кинуться и начать подправлять теряющие стройность и чёткость линии; хорошо, вовремя спохватился. Если отпорные чары пришли в действие и отражают чьё-то воздействие, вмешиваться в них уже никак нельзя.
        Можно только добавлять новые рубежи обороны. В этом - величайший недостаток наговорных кругов и вообще начертательной магии.
        «Магу полагается думать до того, как начал накладывать заклятие. После - всё, закрывай думалку», - так наставлял студентов Академии экстравагантный профессор Бертолли, прослывший за свой лексикон немалым чудаком и оригиналом.
        «Отключай думалку» - это значит, что попытка что-то поменять в уже налагаемом заклинании грозит большими бедами, если не разрушениями. Но сейчас Вениамину как раз и предстояло решить, что делать - срочно укреплять отпорную черту? Вспоминать подходящие к случаю наступательные заклятия, или - как поступило бы громадное большинство здравомыслящих профессоров, адъюнктов или доцентов - осуществлять тактическое перемещение в направлении спокойных мест, то есть дать дёру?
        Костяные монстрики упрямо обжигались, пытаясь всунуться в систему отражающих чар Вениамина. Кость чернела и обугливалась, самые прыткие уже отползали, сгорев чуть ли не на треть, но их место занимали новые.
        Чародей быстро провёл несколько новых линий; рука подрагивала, кое-что пришлось поправлять. Поспешно выудил из мешка несколько уродливого вида корешков, что-то шепча про себя, постарался как можно аккуратнее положить их на скрещения новых линий - и корешки тотчас задымились, начали тлеть; выглядело это жутковато, поскольку корешки на вид напоминали сморщенных младенцев в миниатюре.
        Вениамин сжал зубы и постарался на них не глядеть.
        Скрип и хруст костей; штурмующие магическую преграду создания засуетились, зашебаршили, подались назад.
        - Что, не нравится? - не сдержался Вениамин. - «А не суй своё ты рыло в наши руны и черты!» - припомнилась внезапно шуточная песенка студиозусов кафедры начертательной магии.
        Тварюшкам явно не нравилось, и рыла свои они совать временно перестали. То и дело косясь на клубящийся коричневатый дым, маг вновь принялся шерстить книжные полки - кто знает, сумеет ли он сюда вообще вернуться, скорее-то всего нет…
        Новые линии он провёл, а вот старые, подпорченные, уже не исправить. Ну и ладно, сколько-то они продержатся, а потом он уже эвакуируется отсюда через окно, привычной дорогой.
        Книги, книги, ещё книги.
        «Теорема предельных магических напряжений в примерах и задачах для проведения скоростной зомбификации». О! О! Какая вещь - «Справочник начинающего некромага. Составлен по заметкам невинно осуждённой Фелиции дель Порто, коя облыжно именуется „Кровавой“». Славная добыча, что и говорить!..
        Поминутно озираясь, Вениамин добрался до полок с заспиртованными уродцами и отдельными конечностями. Вот и знакомая бельмастая голова невесть какого зверя, а может, и не зверя. Взгляд мага задержался на ней - и на блестящей поверхности стекла, где отражались лишь бесформенные клубы дыма да суетящиеся тварюшки.
        Отражались - но вот дымные облака стали вдруг меняться, в них проступала гротескная, искажённая фигура. Конечно, добавляла и кривизна самого стекла, но и без того явившаяся аппарация не могла похвастаться привлекательностью.
        Вздутая, в шишках голова, глаза - словно два водоворота-воронки, провал рта. Пухлые руки, каждая - словно обожравшийся удав.
        Провал рта раскрылся, сжался вновь, вновь открылся - словно чёрный омут. Никаких слов Вениамин не слышал, ни обычным слухом, ни внутренним; но зато вдруг дёрнулась голова в банке, слепые глаза уставились прямо на него, чёрные губы шевельнулись.
        И вот тогда-то маг и различил странным, свистяще-шипящим шёпотом вброшенные в его уши слова:
        - Волшебник… помоги-и…
        Кто это говорит? Голова в склянке - или явившееся дымное существо?
        - Помоги-и-и… - свистело в сознании, словно налетевший ветер.
        Вениамин нашёл в себе силы обернуться - но нет, никакого призрака и в помине нет, один только дым, бесформенные массы, бурлящие, словно алхимическое варево.
        - Помоги-и… - сипел неведомый голос. Шевелились губы заспиртованной головы.
        - Кто ты? Чем тебе помочь? - вырвалось у мага.
        «Никогда не разговаривайте с аппарациями», - тотчас всплыло в памяти. Ещё одно изречение, на сей раз - профессора-теоретика, дона Карлоса Лудовико, автора до сих пор мало кому понятных работ об «энергетике посмертия» и «пост-жизненных состояниях мыслящего начала». Преподавал профессор, однако, дисциплину вполне жизненную, раздел курса «Основы магической безопасности», который читался всем первокурсникам.
        Раздел как раз и был посвящён «безопасному поведению при столкновениях с призраками, привидениями и прочими бестелесными аппарациями».
        Аппарации могут изъясняться, во всяком случае, некоторые из них. И как раз этих досточтимый профессор относил к наиболее опасным.
        Голова в банке задёргалась, язык забился - словно у змеи, стремительно выпускающей и прячущей «жало», хотя на самом деле, конечно, «жало» это никакого отношения к змеиному яду и вообще опасным для жизни укусам не имеет.
        - С-с-смотри-и… с-с-смотри-и на меня-а…
        Вениамин, замерев и уронив книгу, так и застыл на корточках, на самом деле уставившись в белёсые буркалы заспиртованной башки.
        …Фигура в клубах дыма сделалась чётче, но по-прежнему оставалась именно аппарацией, то есть привидением, призраком, бестелесной сущностью. Больше того, теперь она выглядела ещё страшнее. Рот и глаза и впрямь сделались провалами, края их закручивались, подобно тёмным смерчам; и за ними действительно пряталась темнота. Сердцевины облака не было - только мрак.
        Беспокойно двигались толстенные ручищи, шевелились пальцы, словно перебирая что-то невидимое. Взгляд пустых глазниц упёрся в Вениамина и, не будь это отражением, - ему бы сделалось совсем худо.
        - Так-то оно лучше, - голос призрака, однако, звучал теперь куда чётче, разборчивее, и в нём даже появились отдельные нотки, намекавшие, что некогда всё это могло произноситься мягким, обволакивающим баритоном, отнюдь не лишённым приятности.
        - Теперь можно и поговорить.
        Вениамин вдруг ощутил, что не может отвести взгляда от блёклых выпученных глаз заспиртованной головы. Вот не может, и всё тут.
        - Помоги мне, достойный. - Голос становился всё более и более человеческим. - Вижу, ты алчешь знания, как его алкал и я сам. Помоги мне, а я помогу тебе.
        - Кто ты? - еле выдавил Вениамин.
        - Несложно догадаться, - солидно ответствовал призрак. - Профессор ди Фелипо, к вашим услугам, господин бакалавр.
        - Ассоциат, - машинально поправил Вениамин.
        - О! - одобрил бестелесный собеседник. - Студиозус! И впрямь алчущий знания, кое замшелые перестраховщики так любят прятать под спуд!
        - Оч… очень пр-приятно, пр-профессор… - у мага поневоле заплетался язык.
        - Взаимно, дорогой ассоциат, полностью взаимно! - пророкотало в сознании.
        Они говорили уже словно два живых человека, встретившихся в одной из академических аудиторий.
        - Но ближе к делу, - вполне буднично заявил профессор. - К сожалению, беседа наша не может продолжаться долго в силу некоторых особенностей моего нынешнего состояния, а посему буду краток. Мне, молодой человек, требуется перевоплощение. Я должен вернуться в истинную плоть, я имею в виду, конечно же, в человеческую. Детали сейчас опустим, скажу лишь, чем мы тут занимались, чтобы вам стало понятно…
        Короткая пауза, а у Вениамина начинала всё сильнее кружиться голова.
        - Мы разрабатывали средства борьбы с некроэпизоотией. С «восставшими мертвецами». Какой, кстати, у нас сейчас год?..
        Вениамин назвал.
        - В моём нынешнем состоянии совершенно не ощущаешь времени, - пожаловался призрак. - И что же, меня как, помнят?..
        Последнее прозвучало с явным замиранием сердца - или что там у призраков вместо него.
        - П-помнят, п-профессор… С-светос-статуя… в г-главном к-коридоре…
        - Рядом с кем? - немедленно осведомился профессор, как показалось Вениамину, с изрядной ревностью. Он словно забыл о нехватке времени, им же самим объявленной.
        Вениамин кое-как ответил. Память мутилась, привычное забывалось.
        - Чего ещё ожидать от этих бездарей и плагиаторов, - желчно заметил призрак. - Всю жизнь, всегда они мне завидовали! Сами взяться за сложное и опасное боялись, пробавлялись привычным, а меня, который…
        - П-профессор… - голова не только кружилась, в ней поселилась тупая злая боль, бившая изнутри черепа молотками по вискам.
        - Ах, да… - опомнился тот. - Так вот, некроэпизоотия. Вижу, вы запаслись книгами из нашей библиотеки, очевидно, уже в курсе. А если нет, то быстро войдёте. Против ходячих мертвяков требовалось надёжное оружие. Такое, чтобы наверняка. Обычные заклятия, как вы, молодой человек, вскоре узнаете, против них весьма малодейственны. Хотя у анимированных кадавров и нет полного иммунитета к магии, как у вампиров, но бороться с ними силами чародеев - всё равно, что стрелять в комаров из лука. Нужно было оружие, оружие, что будет действовать само и не потребует постоянного присмотра. Этакий сторож. Сильный, быстрый, решительный. И ещё - что ни при каких обстоятельствах он не обратится против своих создателей, что лекарство не окажется злее болезни. И я, без ложной скромности скажу, был единственным, кому эта проблема оказалась по плечу. Опуская пока что подобности - мы добились успеха, мы создали его - лекарство от некроэпизоотии.
        Но теперь мне нужна ваша помощь, достойный ассоциат.
        - Но… что же случилось, профессор? Почему вы в таком, э-э-э…
        - Интриги завистников, мой дорогой. Интриги завистников и бездарей, превыше всего пекущихся о собственном благополучии! - голос призрака сделался высоким, неприятным, режущим. - Они боялись «последствий»! На погибших от восставших мертвяков им было наплевать! Они предпочли оставить меня и моих помощников безо всякой помощи, мол, справляйтесь сами. Они хотели, чтобы мы потерпели бы неудачу, но страшились выступить в открытую! Жалкие, ничтожные личности! Позор научной общественности, пятно на репутации славной Академии!
        Кажется, об этом призрачный профессор готов был говорить бесконечно.
        - Но довольно об этом, - с неким трудом всё-таки опомнился он. - Проблема номер один - мне нужно вместилище. Проблема номер два - нужно спасти наработанное. И вы, дорогой ассоциат, конечно же, мне поможете.
        - Помогу… - эхом откликнулся Вениамин. Ни рассуждать, ни даже просто осмыслять услышанное он сейчас не мог. И бежать не мог тоже - голос призрака завораживал, манил, обещал неведомое - хотя на самом деле ничего такого бестелесный профессор пока что не высказал.
        - Прекрасно! Тогда слушайте и запоминайте, что нам потребуется…
        Призрак уже совершенно менторским тоном начал перечислять необходимые ингредиенты, когда Вениамин нашёл-таки в себе силы перебить его:
        - А… самое главное… вместилище… что это?
        - Вместилище?.. Ах, вместилище! - ди Фелипо беззаботно рассмеялся, приятным, располагающим смехом. - Ну, как же - тело для моего воплощения! У меня, дорогой ассоциат, осталось столько незаконченного, столько ещё предстоит доделать! Угроза массовой некроэпизоотии никуда не делась и деться не могла, она лишь возрастает с каждым годом!.. А господа маги, конечно же, бездействуют, ибо иначе им придётся признать мою правоту, а это для столь многих деканов с профессорами - нож острый!
        - Т-тело д-для в-воплощения? - язык едва повиновался Вениамину.
        - Ну, конечно! - снисходительно пророкотал профессор. - Уж не считает ли любезный господин ассоциат, что мои изыскания следует продолжать вот в таком, крайне неудобном для учёных занятий виде?
        - Н-но тело…
        - Мы изучим этот вопрос дополнительно, - уверенно заявил призрак. - Вот-вот разразится эпидемия некроэпизоотии, орды восставших мертвяков уничтожат, разорвут и сожрут всё живое на своём пути и я…
        - Профессор! - нашёл в себе силы Вениамин. - Со времени вашей… э-э-э… со времени безвременной… то есть трагической… вашей кончины прошло уже шестьдесят лет! А всеобщей пандемии разупокаивания так и не случилось!
        Но почтенного дона ди Фелипо не так-то легко было сбить с толку.
        - Значит, она разразится вот-вот! - без тени сомнения бросил он. - Согласно моим вычислениям вероятность её возрастает с каждым годом; и хорошо бы, кабы она имела место в прошлом, ещё не набрав полной силы; сейчас же, шестьдесят лет спустя, прорыв станет поистине ужасающим. Нельзя медлить, мой дорогой, никак невозможно!
        - Но… что же мне делать?
        - Выполнять мои указания, - немедля отозвался профессор. - Сейчас вам надо отринуть свои страхи, впустить меня в своё сознание целиком и полностью - продиктовать необходимые указания я не могу, они слишком сложны, но постараюсь передать, так сказать, невербально.
        - Профессор… но… как же вы… как вы оказались…
        - Мой милый, сейчас это совершенно неважно. Но, если вы настаиваете - трагическая случайность на завершающих стадиях эксперимента. Несчастливое стечение обстоятельств, выпадающее раз в сто лет. Флуктуация. - В голосе ди Фелипо явственно слышалось нетерпение. - Вам так важно это узнать прямо сейчас? Не забывайте, наше время ограничено!
        Холодные чужие пальцы настойчиво давили ему на виски, однако Вениамин продолжал сопротивляться.
        - Что это… было за оружие? Я должен… знать! Профессор…
        - Спаситель великий, - вздохнул призрак. - Ну и молодёжь пошла. Никакой страсти к истинно рискованному научному поиску! Всё хотят, чтобы по правилам, по уложениям, с гарантированным результатом…
        - Профессор… - простонал Вениамин. Боль становилась нестерпимой, но сдаваться и впускать кого бы то ни было в сознание он не собирался. - Вам… трудно?
        - Ну конечно же, нет, - последовал желчный ответ. - Хорошо, уважаемый ассоциат. Смотрите вот на этот экспонат. Да-да, на сию заспиртованную голову. Смотрите ей в глаза.
        Вениамин повиновался.
        - Поневоле придётся многое пропустить, - профессор не скрывал неудовольствия. - Только самое главное. Смотрите!
        Уродливая башка в банке конвульсивно дёрнулась. Рот искривился в гримасе боли, хотя что могла ощущать отрезанная голова?
        Слепые глаза раскрылись, и Вениамин увидел…
        …Вечерний сумрак. Развороченные могилы, опрокинутые монументы и могильные плиты. Здесь хоронили богачей, если судить по мраморным мавзолеям и вычурным статуям, ухоженным дорожкам и возвышавшемуся чуть дальше величественному собору Спасителя. Чистые белоснежные стены, алые черепичные крыши, сверкающий золотом крест на вершине шпиля.
        И у самого подножия этих чистеньких стен, на мраморных, как и почти всё вокруг, ступенях - кровь. Кровь и тела, разбросанные, словно детские игрушки. И над ними, над телами - целое скопище мертвецов, поднявшихся из могил.
        Здесь были почти нагие костяки и почти незатронутые тлением трупы. Мужчины и женщины, старики и дети, старухи и юноши. Девушки в подвенечных платьях, так и не успевшие выйти замуж и обвенчавшиеся взамен этого с могилой.
        И сейчас они рвали ещё тёплую плоть убитых ими людей. Быть может, собственных детей, или внуков, или правнуков, - им это было неважно.
        Вениамина едва не вывернуло наизнанку.
        - Знаменитое разупокаивание в Хастингсе, - деловым тоном объявил профессор. Его жуткая картина, по-видимому, ничуть не смущала. - Привилегированное кладбище, высокая сохранность тел и костяков благодаря частичному бальзамированию… Извольте видеть, господин ассоциат, что случилось дальше.
        О «знаменитом разупокаивании в Хастингсе» Вениамин ничего не слышал.
        Двери собора, массивные, с два человеческих роста, украшенные затейливой резьбой, были сорваны с петель, там, где полагалось быть засову - торчащие веером щепки.
        - Внутрь можно не заглядывать, там всё ещё хуже. А теперь - глядите, сударь мой ассоциат, глядите!
        Из-за угла стремительным шагом появился бородатый импозантный мужчина: что называется, в самом расцвете сил, с властным правильным лицом, сильным подбородком и стальными глазами, хоть сейчас на картину. В руке он сжимал вычурный посох белого дерева, в оголовке полыхало белое пламя, обнимавшее набалдашник, как огонёк свечи обнимает фитиль.
        - Нет, это не я, - прокомментировал профессор. - Мой компаньон и, если угодно, наставник. Декан, академик и доктор…
        Бородатый маг замер на мгновение, затем резко вскинул посох, нацеливаясь им в жрущих мертвяков. Вениамин ожидал чего-то эффектного, вроде потока пламени, огненных шаров или молний, но вместо этого на анимированные трупы и костяки вдруг полезла земля, вспучиваясь чёрной пеной. Подобно морским волнам, дёрн вздыбился вместе с травой, тёмная почва под ним волновалась, накатываясь на мраморные ступени. Она захлестнула ближайший скелет, увлечённо обгладывающий ногу женщины, потащила вниз, несмотря на его барахтанье и попытки зацепиться.
        Земля неумолимо заваливала пожелтевший костяк, накрывала, словно тщась вновь похоронить в собственном лоне.
        Остальные мертвяки дружно подняли головы. Как-то подозрительно дружно; и так же подозрительно дружно, словно их вела общая для всех воля, ринулись на чародея.
        Один из мертвяков разлетелся ошмётками гнилой плоти и костей, словно в него угодил незримый молот; но остальные в один миг с феноменальной резвостью покрыли отделявшее их от мага расстояние, вцепились в него, повалили, поволокли…
        - Я позволю себе не вспоминать звуки, коими это сопровождалось, - сухо объявил ди Фелипо. - А вот теперь, молодой человек…
        В полной тишине всё из-за того же угла храма опрометью выбежал ещё один маг, куда моложе, со впалыми щеками, чуть великоватым носом и острым подбородком. Борода росла клочками и ещё не успела протянуться от уха до уха, однако это, несомненно, был профессор ди Фелипо, ещё не успевший сделаться знаменитым астромагом и…
        И призраком.
        Рядом с ним ковыляло на четырёх конечностях неуклюжее существо, напоминавшее мумифицированного пса, зачем-то облачённого в подобие роскошной бронзовой брони с выгравированными рунами и символами. По изгибам и росчеркам знаков пробегал голубой и зеленоватый огонь, в существе двигались поршни и рычаги, словно ему требовалась помощь, чтобы просто переставлять лапы.
        Молодой ди Фелипо остановился. Он глядел на окровавленные останки своего учителя, часто моргая. Рот у него приоткрылся, и выглядел он совершенно не героически.
        - Да-да, именно так, - услыхал Вениамин. - Именно таким я и был в ту пору: одержимый собственными идеями, вдохновлённый первыми успехами… но не стану изображать себя сказочным богатырём, который одним махом семерых побивахом. Было именно так, как было. Смотрите дальше!
        Ди Фелипо попятился, по-прежнему не отрывая взгляда от жуткой сцены. Рука его опустилась на загривок ковылявшего рядом с ним конструкта - а что это был конструкт, Вениамин не сомневался. Руны заискрились и засверкали, рычаги вздрогнули, бронзовые пластины раздвинулись - «пёс» ди Фелипо вразвалочку, неспешно потрусил навстречу неупокоенным.
        А они дружно ринулись к нему - словно давно не видевшиеся возлюбленные.
        Молодого мага они полностью игнорировали. Забыли они и об оставшейся валяться добыче, которую только что рвали с такой жадностью.
        Возникла куча-мала, блеск бронзы исчез под натиском костей и мёртвой плоти. Чародей ди Фелипо быстро делал какие-то пассы руками, и губы его шевелились, он явно накладывал какое-то вербально-жестовое заклятие - и тут груду мертвяков пробил яркий тёмно-золотой луч, разбросавший уже один раз умершие тела. Нет, Вениамину показалось - это был не луч, а что-то вроде бронзового копья, какими на турнирах сражаются рыцари Империи Креста.
        Копьё пробивало анимированные трупы и костяки, дробило кости, рвало мёртвые тела, расшвыривало их в разные стороны; они падали, ломались кости, черепа срывало с позвонков, тела, сохранившиеся лучше, уже едва могли подняться.
        Однако, хоть и «едва», но они поднимались. Поднимались и вновь вцеплялись в бронзового пса, даже не пытаясь увернуться от ударов его копья; и вот - полетела, завертевшись, погнутая бронзовая пластина, руны на ней угасли, обратившись в тёмные росчерки, бессильные и безвредные.
        Молодой ди Фелипо попятился. Потом ещё. И ещё. И ещё - до тех пор, пока совсем не скрылся за углом.
        Видение погасло.
        - Мой первый опыт, - раздалось снисходительно-небрежное. - Малоудачный. Анимированный конструкт на динамических кристаллах Кнехта. Бронзовая броня, механика, все дела. Я был молод и крайне самоуверен. Однако, как нетрудно видеть, даже моя самоуверенность, моя наивность оказались более продуктивны, нежели всё знание высоких материй моего наставника, да упокоит Спаситель его бедную душу. Мой конструкт оказался малопригоден, его хватило только на одну схватку, мертвяки не оставили от него ничего, смяв бронзу так, что я потом даже не смог узнать ни одной детали, не говоря уж о том, чтобы что-то использовать вторично. Правда, мертвякам тоже досталось. Тогда я понял, что на правильном пути, только вот использовать надо совсем иные ингредиенты…
        Вениамин вздрогнул - уродливая нечеловеческая башка глядела на него совершенно чистым человеческим взглядом. Исчезли слепые бельма; и смотрели глаза эти на молодого ассоциата с такой болью и отчаянием, что его буквально вышвырнуло обратно в реальность - ту самую, где он стоял на коленях возле пыльных полок, а за его спиной большое костяное существо, состоящее из множества мелких, по-прежнему пыталось прорваться сквозь отпорный круг.
        А чуть дальше клубился бесформенный коричневато-жёлтый туман, так не похожий на обычную аппарацию.
        - Теперь вы поняли, надеюсь, мой дорогой ассоциат? Вы поняли, насколько важны мои изыскания? Но, увы, эти ретрограды из Академии никогда не могли осознать, что такое истинное «благо общества», они думали только о том, чтобы их собственные ручки, нежные и белые, остались бы чисты и незамараны. А грязную работу пусть делают другие; мы же их гордо осудим, да-да, осудим, проклянём, развоплотим и заточим! Навеки!..
        Сухой треск, зелёные искры так и посыпались. Костяные тварюшки добрались до середины отпорной полосы, оставляя за собой полустёртые, потерявшие силу символы.
        - Что?! А…
        - Спокойно, мой дорогой ассоциат, спокойно. - Коричневые клубы поползли к защитной черте. - Моя работа не может быть прервана никакими случайностями. Мои глупые коллеги решили, что за «бесчеловечные» и «жестокие» эксперименты меня следует отправить на холод. Разумеется, негласно, дабы не внушать студенчеству дурные мысли. Достопочтенный профессор астромагии ди Фелипо уйдёт на покой и уедет далеко, в свой маленький белый домик на берегу тёплого моря, - голос призрака резал, подобно ножу. - Его светостатуя останется на почётном месте в Парадной галерее! Но куда им, мягкотелым, справиться со мной, прошедшим в поисках знания такие места, что они бы описались от страха, едва услыхав их названия! Я вырывал тайны у пирамид Чёрных Королевств, и заточённые там призраки поневоле выдавали мне свои секреты. Я побывал в библиотеках забытых храмов, там, где у книг страницы из бронзы, и ни одну нельзя вынести из зала, ибо их сторожат заклятья более древние, чем сам человеческий род! Поэтому всё, что смогла сделать моя дорогая Академия, - подсунуть мне… опытный образец… отягощённый заклятиями… которые должны были
бы меня погубить. И они погубили… но не только меня. «Образец», как вы можете видеть, ассоциат, тоже остался здесь - и я даже успел его отпрепарировать. О, слышали бы вы как она кричала!
        - Она? - вырвалось у Вениамина. - Вот эта голова?.. Но она же… не человек…
        - Пхе, дорогой. «Не человек»! Это я сделал её таковой. Так что нет, это она, мой юный друг, как есть она. Мне подсунули девчонку, думали, я буду не столь зорок и внимателен при виде пары молоденьких и крепких сисек. Они ошиблись. Впрочем, - ди Фелипо загремел торжествующе, - время вышло. Я доведу свою работу до конца! Мои конструкты обеспечат мир и покой на кладбищах! То, что умерло, останется мёртвым - и я займу подобающее место - вперёд, костец, вперёд!
        Костец - костяное существо, могущее то рассыпаться роем мелких тварюшек, то собираться вновь, в создание величиной с небольшого медведя - упрямо и настойчиво пробивался сквозь воздвигнутый Вениамином барьер. Его создатель, похоже, был настоящим мастером.
        - Что вы делаете, профессор?!
        - Возвращаю себе свободу, конечно же, - невозмутимо отозвался ди Фелипо.
        - А… а тело? Вам же нужно те…
        - Всё, что мне нужно, - резюмировал достопочтенный профессор астромагии, - уже имеется в наличии.

* * *
        Милостивая государыня и благородная госпожа Алисанда де Брие ди Бралье дю Варгас шла по коридору Академии стремительно, почти летела. За плечами романтично (очень романтично) развевался просторный плащ (элементарное динамическое заклинание, наложенное на края ткани - просто, но весьма эффектно). Каблучки выстукивали боевой марш, и встречные студиозусы, особенно младших курсов, торопливо прижимались к стенам. Глаза милсдарыни и благородной госпожи метали молнии, а сжатые кулачки не обещали ничего хорошего тому, кто подвернётся ей под горячую руку.
        Плебейскими ступенями госпожа дю Варгас пренебрегла.
        Левитационную платформу (на тех же динамических перезаряжаемых кристаллах Кнехта) украшали многочисленные грозные надписи «Только для профессорско-преподавательского состава», «Студент! Не занимай чужое место!», однако Алисанда обратила на них не больше внимания, чем на детские каракули.
        Окинув презрительным взором пялившихся на неё с восхищением первокурсников, она взмыла вверх по выложенной изразцовым камнем шахте.
        Последний этаж. Дальше уже пришлось самой, ножками, на самый верх, под крышу.
        Здесь в узком коридоре дормитория было темно и тихо - но отнюдь не потому, что добропорядочные ученики и ученицы мирно спали. Внизу, в «студенческих залах» Академии, не столь разукрашенных и чопорных, как «парадные», продолжалось веселье. Нет, не в честь какого-то праздника, а просто так.
        «Пятый день недели - наш,
        Наступает Ералаш!», - как пелось в известной студенческой песенке.
        Светильники притушены, двери комнат закрыты. Дальше, дальше - туда, где сходятся балки, где под низкими стропилами - узкая створка с вырезанным в ней сердцем, что пробито насквозь берцовой костью.
        Только теперь Алисанда задумалась, кто же это ухитрился изобразить тут такое.
        А перед комнаткой Вениамина…
        Благородная госпожа дю Варгас аж поперхнулась.
        Скромный тёмно-зелёный плащ до пят с серебряной оторочкой, выбившиеся из-под капюшона светлые-пресветлые волосы…
        Что эта сучка тут делает?! Выходит от него?! Ну, погоди, изменщик, всю морду расцарапаю; а шлюшке этой все космы повыдергаю!..
        Мысли эти никак не подходили благородной молодой госпоже, принадлежащей к одному из самых знатных семейств Припроливья, но милсдарыня де Брие и прочее, и прочее, и прочее далеко не всегда носила шелка с бархатом, атласные туфельки и сияющий самоцветный жемчуг.
        И имя её появилось в роскошной родовой книге дю Варгасов вкупе с собственным гербом, тщательно отрисованным особым художником-геральдистом, отнюдь не сразу после рождения, как положено.
        - Асти, - холодно уронила Алисанда, сближаясь со светловолосой гостьей. - Могу ли я чем-нибудь помочь?
        Асти дёрнулась и отскочила от двери, словно ручка её внезапно раскалилась докрасна.
        - Ал-алисанда…
        - Алисанда, Алисанда, - светски кивнула милсдарыня де Брие. - Так всё-таки могу ли я оказаться чем-то полезной?..
        - Нет, - Асти оправилась от неожиданности. - Благодарю, но - нет.
        - А что же ты в таком случае делаешь под дверью господина ассоциата Скорре? - Алисанда медленно приближалась, и соперница невольно попятилась.
        - Какое твоё дело? Что хочу, то и делаю!
        - Э-э, нет, любезнейшая, - сквозь зубы процедила Алисанда. - «Что хочешь» - это в других местах, не на пороге моего Вена.
        - Какой он твой?! И что, он у тебя в рабстве, что ли?! - Асти сжала кулаки, на бледных щеках разгорался румянец.
        - Мой, любезная, мой, - руки Алисанды скрывались под плащом. - И если какая-то белобрысая крыска решила, что может тут хозяйничать…
        Бамс!
        Алисанда врезалась спиной в стену, пролетев добрую дюжину локтей, из глаз посыпались искры.
        Судя по всему, она попалась на элементарное кинетическое заклинание, простейший «перенос массы», требующий, однако, точной последовательности выверенных рун или жестов - и когда только стерва эта успела наложить?
        Ну, погоди же ты!..
        Дуэли в Академии случались, хоть и крайне редко. На холод за такое бы не отправили, но что дуэлянтов бы отчислили - совершенно точно.
        Однако когда это благороднорожденная Алисанда, из семьи обедневшей, продавшей, как говорится, «всё, кроме чести», убоялась бы каких-то там положений с установлениями?
        Плащ распахнулся, взметнулась узкая ладонь с раскрывающимися, подобно цветку, пальцами - Асти дёрнулась, скривилась от боли, из носа и разбитых незримым оружием губ брызнула кровь.
        - Всякая… сучка… - Алисанда надвигалась, пальцы сплетены в сложную фигуру, готовы вновь набросить чары, - будет… крутиться… около…
        Белые волосы Асти выпачкались в алом, она поспешно отползала, отталкиваясь каблуками, не сводя с соперницы взгляда, однако в глазах её если что и читалось, так это твёрдая решимость, а отнюдь не страх или паника.
        Губы шевельнулись, вздрогнули зрачки, вытягиваясь вертикальной линией, словно у кошки или дракона, и Алисанда, хоть и приготовилась отбить контратаку, оказалась застигнута врасплох - воздух вокруг неё стремительно истончался, словно на самых высоких вершинах.
        Алисанда оскалилась, точно пантера из южных джунглей. Черта с два над ней возьмут верх!..
        …Заклятие соперницы ей удалось, однако, разорвать лишь в последний момент, когда в глазах уже совсем помутилось. Когда уже ощутила, как пальцы зло сжались на рукоятке игольчато-острого кинжала, когда уже теряла самообладание, когда…
        - Стой! - Асти резко вскочила, выхватила что-то из-под плаща, оставшись к Алисанде вполоборота: уязвимая, словно мигом забыла о схватке. - Стой! Вениамин - он - смотри!
        Алисанда невольно вгляделась.
        Нечто навроде широкого и короткого ножа, лезвие покрыто чем-то тёмным, смутно угадываются начертания рун, сейчас слабо светящихся.
        - Это что? - нахмурилась Алисанда. Нет, ошибиться было невозможно - соперница и думать забыла о поединке. - Нож? В… в крови? Что тако…
        - Я закляла железо, - прошептала Асти. - На него. Закляла. На него…
        Алисанда не выдержала - содрогнулась, с шипением втягивая воздух меж стиснутыми зубами.
        Старая магия. Старая, как любовь и смерть. Можно заклясть рунами холодное равнодушное железо, что даст ответ, не обманет, но и потребует высокой платы. Очень высокой платы.
        Она, Алисанда, на подобное не решилась.
        От грубо откованного ножа веяло силой, такой же древней, как и остальные чары.
        - Вставай, - Алисанда резко протянула руку. - Ну, вставай же, я говорю!
        Асти воззрилась на неё широко раскрывшимися глазами, верно, подозревая какой-то подвох.
        - Скорее! Да не пялься ты на меня так!
        - Ты знаешь… где он сейчас?
        - Конечно, знаю, - Алисанда почти волоком тащила Асти к лестнице. - Ещё бы я - и не знала! Дурак, проклятье, ой какой же дурак!
        - Ой, дурак, точно…
        - Так, подруга. Отвечай чётко, коротко и по делу - по стенам лазать умеешь?..

* * *
        Отпорная черта ещё держалась, но уже едва-едва. Костец деловито елозил обгоревшей мордой вправо-влево, довершая разгром средних контуров.
        - Обратите внимание, мой дорогой ассоциат, - вещал меж тем профессор ди Фелипо, явно наслаждаясь собой, - что костец играет разом роль и разрушителя и, так сказать, громоотвода. И вы ничего не можете с ним сделать, потому что разнесёте свою собственную защиту. Нет-нет, сударь мой, лично против вас я ничего не имею, более того, вы мне весьма симпатичны. Но, увы, молодой человек, есть вещи поважнее вашей души и сознания. Полководец отправляет солдат в бой, зная, что очень многие из них погибнут - но сего требует общее благо. И сейчас оно точно так же требует, чтобы я вернулся, чтобы продолжил своё дело… Ах, вам, наверное, интересно, для чего я всё это говорю, для чего в таких подробностях излагаю свои планы? Видите ли, любезный друг, восприятие моей речи, пусть и невольное, всё равно рассеивает ваше внимание, забирает у вас ресурсы, крайне необходимые для отпора. Ваше болезненное любопытство зло подшутило над вами, мой милый ассоциат. Поэтому я буду вещать и дальше, пока дело не будет сделано… поздно зажимать уши, дорогой студиозус, поздно. Наивно было бы думать, что школярски выстроенная защита
устоит против одного из тех, кто составлял ваши учебники. Так - ещё немного, ещё чуть-чуть… ну, господин ассоциат, что попытаетесь предпринять? Мне, признаюсь, даже любопытно. Никогда не страдал зазнайством и не брезговал учиться новому.
        Вениамин безмолвствовал, спиной прижимаясь к книжным полкам. Не потому, что ждал момента, когда его блистательный и остроумный план пора будет привести в исполнение, нет - голова у него была совершенно пуста; словно взбесившиеся лягушки, там скакали суматошные обрывки мыслей, среди которых не сыскалось бы ни одной полезной.
        Костец медленно, но верно таранил его защиту. Всасывал, зараза, в себя всю направленную в него магическую энергию и успешно рассеивал её в пространстве. Просто, но со вкусом. Какими уравнениями пользовался ди Фелипо, как сумел «прописать» в своём творении эти качества - поистине, бедному ассоциату даже и в более спокойной обстановке только и оставалось, что чесать в затылке.
        Конечно, если б всё это было лишь теоретическими играми чудака-экзаменатора…
        А профессор, чей дух сейчас являл собой лишь бесформенные клубы дыма (никаких призрачных фигур, помилуйте!), продолжал вещать, голос его ввинчивался в виски, словно там у Вениамина открылась лишняя пара ушей.
        - Вот, друг мой, извольте полюбоваться - уже три четверти отпорной полосы преодолено. А всё почему? Потому что мой костец - принципиально новая вещь, некромаги ничего подобного не творили. Либо анимировали обычные скелеты, откопанные в старых могилах, либо мучились с големами, как я поначалу. И никому не пришло в голову использовать жизненную силу самого объекта для необходимых трансформаций!.. Временно живого объекта, конечно же, - закончил ди Фелипо разящим уточнением.
        Вениамин молчал. Он был хорошим студентом, и ассоциата получил одним из первых, но…
        Но никто и никогда не учил его, как отбиваться от такого противника. Даже с вампирами, кои, как известно, практически не поддаются магическому воздействию, было бы проще. Наверное.
        - Ну, не разочаруйте меня, сударь ассоциат, - бухтел и бухтел тем временем профессор. - Давайте, заткните меня за пояс дерзким и неожиданным ходом, найдите нетривиальное решение!..
        Нетривиальное решение…
        Вениамин до крови прикусил губу, стараясь отстраниться от торжествующего, лезущего в каждый уголок сознания чужого голоса.
        Аппарации - явленности в материальном мире сущностей тонкой, духовной природы. Обычно для защиты от них, даже самых вредоносных, хватало именно что отпорных кругов; уничтожать их никому не требовалось, просто потому, что… не требовалось.
        Но, раз это «духовное» способно взаимодействовать с магическими потоками, раз его можно блокировать теми же отпорными чарами - значит, должно найтись нечто, способное их не только останавливать.
        Думай, Вен, думай! Быстро думай!..
        Глаза уродливой и жуткой твари в стеклянной банке глядели на него с ужасом и надеждой.
        Отпорные знаки. Руны, их сплетения, каскады стационарных направляющих, по которым незримая сила скользит, словно вода мельничным жёлобом - и что дальше? А вот если…
        Во рту вкус крови, молотами бухают в голове слова ди Фелипо, которые Вениамин перестал сейчас даже различать. Тычется мордой костец, самым примитивным образом из всех возможных пробивая дорогу к лакомой добыче. Самым примитивным, но и самым действенным.
        Молодой маг выдохнул, пытаясь заставить пальцы не дрожать. Сейчас - или никогда.
        Формулы он выговорил так, словно на финальном выпускном экзамене. Отчеканил, со всеми полагающимися интонационными волнами, придыханиями и растягиваниями. Фонетика мёртвых языков, будь она неладна - а вот сейчас как пригодилась!
        - О-о, - сбился на полуслове ди Фелипо. - Поздравляю, молодой человек, начали действовать, наконец-то! Давно пора, мой доро…
        Отпорный круг перед костяком внезапно раздался. Преграда исчезла, руны вспыхивали и гасли, с таким тщанием вырисованные линии пропадали, словно их тут никогда и не было.
        Костец потерял равновесие, словно магическую преграду он продавливал собственной массой, покатился, колотясь об пол конечностями, сработанными из берцовых костей, врезался в полки; сверху повалились тяжеленые тома. Костец отреагировал мгновенно, рассыпаясь роем мелких тварей, верно, чисто инстинктивно, потому что фолианты, конечно, не валуны и не глыбы, раздавить и расплющить не могут.
        Зато смогла стеклянная банка - увесистая, с плоским днищем, каким так удобно дробить мелкие кости. Раз, и два, и три - Вениамин обрушивал импровизированный пестик на судорожно засуетившихся костяных побегайчиков. Треск, хруст, и как бы даже не писк - хотя, конечно, откуда? Пищать-то им было нечем.
        - А! О! Аргх! - только и смог выдать почтенный профессор, ныне пребывающий в виде клубящегося облака. - Костец! Назад!
        Существо поползло назад, однако отпорный круг Вениамина разъялся не просто так: оставшиеся по бокам руны засверкали, заискрили, чёрный пепел так и брызнул в разные стороны. Очевидно, это было совсем не то же самое, что прорывать защитный круг молодого мага специально на то предназначенной бронированной мордой.
        Вениамин лихорадочно гвоздил и гвоздил банкой по не успевшим собраться вместе тварюшкам, что под тяжёлой скляницей рассыпались сухой костяной пылью. В результате башка костеца не успевала собраться обратно, в ней зияли широкие прорехи, а каким-то его самобеглым частям было теперь не за что уцепиться, и они только зря суетились, пытаясь вскарабкаться обратно, - и шлёпались, не имея, очевидно, инструкций, что теперь делать.
        Клубы коричневого дыма поползли к остаткам отпорного круга. Профессор смолк, как язык проглотив - или что там могут глотать у себя призраки?
        Последние из мелких костяных созданий сгинули под ударами скляницы. Костец, мотая остатками уродливой головы, пятился, часть его задних конечностей обуглилась и отвалилась, заострившиеся чёрные концы костей скребли по доскам пола.
        Тяжело дыша, Вениамин опустил склянку. Позыв запустить ей в башку костеца он успешно подавил.
        Взгляд его упал на тёмную поверхность: голова в банке - не может быть - нет, она и вправду менялась! Исчезали слепые бельма, глаза обретали человеческий вид и очертания. Каряя радужка, круглый чёрный зрачок; черты сглаживались, исчез раздвоенный чёрный язык…
        - Так-так-так… - раздалось вдруг. Профессор явно пришёл в себя. - Отлично, любезный ассоциат, отлично. Весьма хорошо. Сдавай вы мне экзамен, уже ушли бы с «более, чем превосходно». Быстрота реакции, сообразительность, умение не терять голову и анализировать происходящее. Честное слово, жалею о том, что мне предстоит сделать. Из вас получился бы отменный ассистент. Но - ничего не поделаешь…
        Вениамин аккуратно и бережно опустил скляницу на пол. В ней плавала голова уже не демона, но молоденькой и некогда очень хорошенькой девушки.
        Карие глаза закрылись.
        Костец наконец-то отполз от защитного круга; и ясно было, что для серьёзного дела он уже не годится - бока и конечности обуглены, осыпаются чёрной золой; башка зияет многочисленными кавернами и дырами, словно в неё били ломами.
        В отпорной черте - широкая прореха. Именно к ней и поплыли коричневые дымные клубы.
        Что-то бубнит надменный голос - Вениамин уже не слышит. У него, как и положено, только один шанс, без права на ошибку. Ближе, ближе, ещё ближе…
        И всё-таки ты осторожничаешь, дорогой профессор. Твой костец отполз куда подальше, словно побитый пёс, прижимающийся к ногам хозяина.
        У тебя больше нет поддержки!
        Вениамин застыл на одном колене, голова опущена, руки упали вдоль тела. Глаза теперь не помогут, они скорее помеха.
        Студентов не учат теперь боевой магии. «Ни к чему», - говорят. Порывшись с Алисандой в заброшенных книгохранилищах, Вениамин понимал, почему. Слишком уж часто являлись среди магов такие, что жаждали осчастливить весь свет, а если потребуется, то в принудительном порядке.
        - Не надо бояться!.. - проникновенно вещал меж тем ди Фелипо.
        А никто и не боится.
        Правой рукой, полускрытой от наползающих клубов, молодой маг чертил руны, одну за другой, вслепую. Руны из старого «Quaedam carminibus usus defencivе[6 - «Quaedam carminibus usus defencivе» - «В упражнении некоей защиты» (искаж. лат.)]», когда призраки, подобные милейшему профессору, встречались куда чаще; правда, защитные символы, как и принципы, были тогда весьма безжалостны к чародеям, ибо призраки почему-то рассматривались исключительно как аппарации покойных членов королевских[7 - Досточтимый ассоциат Вениамин Скорре об этом не знает (его просто не учили), а мы поясним нашему читателю, что изначально аппарации (или призраки) наблюдались только в особых условиях, наилучшие из которых как раз и создавались в тщательно обустроенных криптах или склепах. В отличие от многих миров Упорядоченного, здесь агрессивных призраков встречалось мало, что объясняется особенностями протекания всеобщего магического потока Вселенной.] и иных знатных семейств, защита каковых и объявлялась первейшим долгом волшебника; его собственная безопасность оставалось весьма третьестепенной.
        Руны эффективны, но очень уж односторонни. Они не отражают, не отталкивают, подобно отпорному кругу. Они уничтожают, но уничтожают всё вокруг, и прежде всего - самого начертавшего их мага.
        Дорога в один конец.
        Ни один здравомыслящий профессор, доктор, магистр или даже скромный ассоциат не включит эти символы в свой отпорный круг. Они разнесут всё вокруг себя, исказят куда более сложные и продвинутые системы защиты, да ещё потребуют самой высокой платы - жизненной силой самого мага.
        Если, конечно, он правильно запомнил все начертания, равно как и фонетические формы.
        Если рука не дрогнула.
        Если случайно ничего не нарушил и не повредил.
        - Что это вы там притихли? - насторожился меж тем профессор.
        Карие глаза на отделённой от тела голове вдруг вновь приоткрылись. Губы - уже вполне человеческие губы - вдруг шевельнулись.
        «Алеф», - прочёл он, содрогаясь.
        Алеф? Первый символ в руническом «алфавите»[8 - Руническая система очень сложна и запутанна. Разные исследователи по-разному делили и делят существующие и существовавшие символы. Руны назывались Старшими и Младшими, Света и Тьмы, Жизни и Смерти, равно как и другими, столь же поэтическими, сколь и бесполезными наименованиями. В реальности же важно, как начертанная руна взаимодействует с протекающим сквозь неё потоком магии. «Коренные», к которым относятся (Алеф), (Гер), (Дзин), (Исс), (Тет) и ряд других - служат «якорями», стабилизируя поток, каждая по своему, в то время как «вихревые» руны (Девр), (Рон), (Сут), (Шем), (Фуал) и др. - напротив, создают «водовороты», спиральные и круговые возмущения. «Ускоряющие» руны, соответственно, придают течению магии более высокую скорость, в противоположность «замедляющим»; есть также «запирающие», «освобождающие» и, наконец, самые опасные, «взрывающие», порой ещё высокопарно именуемые «Рунами Хаоса». Это как раз и есть (Зегет), (Шапсут) и (Ювен). В различных сочетаниях эти могущественные символы способны очень на многое, в том числе и на разрушение
упорядоченных структур магии, если вызванные ими «колебания» войдут в подобие «резонанса» с управляющим контуром сложного заклинания, с тем, что придаёт бесформенной силе цель и предназначение.]. - с него всё начинается. Но какое отношение?..
        Губы давно погибшей под ножом профессора девушки шевелились, и Вениамин читал так же свободно, как если бы она чётко произносила ему в самое ухо.
        Алеф - Зегет - Шапсут - Ювен
        Зачем это?
        Четыре руны, четыре руны - но что они значат, да ещё в таком сочетании?.. Коренная Алеф, а за ней три Руны Хаоса!..
        Взгляд из скляницы, казалось, говорил: «Да рисуй же в конце концов, идиот!»
        Коренная Алеф - остальные, скорее всего, следует ориентировать по сторонам света - а коренную к себе, она защитит, в теории, конечно - а три взрывных, наоборот, подальше…
        Рядом с древними символами появился ещё один круг.
        Клубящиеся облака вдруг резко остановились у самой границы прорванной черты. Остановились, не пытаясь более сдвинуться с места.
        - Ка-ак интересно… - просвистел-прошипел голос профессора, и теперь его полнила настоящая ненависть. - Гадина какая, даже из банки вредит… Ну ничего. Костец! Вперёд!
        Заскрипели кости. Но теперь движения костеца сделались осторожно-неуклюжими, пробоины в голове никуда не делись, да и новые ступни взамен сгоревших не отросли. Как и прежде, чиркали по полу заострившиеся обугленные острия берцовых костей. Безглазая башка с дырами уставилась на Вениамина, и костец дуром полез прямо к магу.
        Вениамин как раз успел закончить третью из четырёх рун - при кажущейся простоте каждую линию и каждый угол следовало отрисовать чётко, без дрожи, с соблюдением всех пропорций, - когда костец, скрежеща и скрипя, вломился в самим же молодым чародеем открытую прореху.
        Отбивать это было уже нечем.
        Недолго думая, Вен изо всех сил швырнул в морду костецу ту самую скляницу - просто от отчаяния, потому что ничего другого под рукой уже не оказалось.
        Склянка отскочила от костяной башки, казалось бы, безвредно, но - нет, раскололась!
        Раскололась, развалилась, тёмная жижа разлилась по полу, голова покатилась, распадаясь на глазах, словно разматывался клубок ниток, прямо под пузо костецу - и по его бокам побежали одна за другой чёрные трещины. Они росли, ширились, раскрывались с треском; костец заскрипел и заскрежетал лишёнными мягкой ткани челюстями, рванулся из последних сил, оставляя позади костяные россыпи.
        А за его спиной поднималась призрачная фигура, полупрозрачная - фигура молодой девушки в сугубо формальном академическом одеянии, какое и посейчас надевают на выпускных церемониях.
        Кажется, она кивнула ему, а может, и нет - Вениамин не запомнил. Потому что остатки костеца были совсем рядом, а следом за ними накатывались коричневые клубы, где таилась душа - или что там у него вместо неё? - разговорчивого профессора.
        Руны под ногами Вениамина вспыхнули. В один миг полыхнули ярким и жгучим огнём, живым и настоящим; мага отшвырнуло, он врезался спиной в полки.
        Клубы дыма обтекали призрачную фигуру девушки, и краем сознания Вениамин уловил что-то вроде:
        - Рано радуешься!.. Сейчас я этого твоего… не уйдете! Никуда не дене…
        И дальше всё смешалось.
        Костец разламывался, распадался кучей костяных обломков. От вспыхнувшего круга рун чуть не до потолка били фонтаны пламени, аудитория мгновенно наполнилась удушливым дымом.
        И его, этот дым, начало стремительно втягивать в огненную воронку.
        Алеф - Зегет - Шапсут - Ювен.
        Три руны Хаоса послушно «создали Хаос». Алеф его упорядочила. А старые символы - их ярость обрушилась на двух призраков разом.
        «Молодец», - раздался шёпот. Молодой голос, девичий.
        «Конец мучениям. Теперь я отдохну…»
        Белый, словно фата невесты, призрак таял в огненных объятиях.
        А клубы коричневого дыма втягивало и втягивало в стремительно растущую воронку новосотворённого пламени.
        - Не-е-ет! - страшно взвыл вдруг ди Фелипо. - Не мо-ожет быть!.. Не-е-ет!..
        «Беги, - раздалось едва слышное. - Я… ухожу… ты - беги!»
        Словно незримая рука толкнула его к окну.
        «Книги!»
        Пламя быстро опадало, но зато там, где оно только что бушевало, росла и ширилась воронка чего-то тёмного, дрожащего, неопределённого, стремительно всасывая в себя последние остатки коричневого дыма.
        «Беги! Беги же!»
        Белый призрак расточился, распался лёгкой снежной порошей, зимним ветром - он избег всё втягивающей пасти.
        Шатаясь, Вениамин ухватился за шершавое железо решётки.
        Прочь отсюда! Наружу!
        …И он уже сидел на внешнем подоконнике, когда воронка с жутким хлюпаньем втянула в себя то последнее, что оставалось от уважаемого профессора астромагии де Мойра ди Фелипо.

* * *
        - Нет, какой же ты болван, Вен!
        - Исключительный! Неописуемый!
        - Мы, словно две дуры, прёмся хрен знает куда, лезем на верхотуру…
        - Его спасать…
        - А он…
        - В это время…
        - Совершенно ни о ком не думая, кроме себя…
        - Эгоист! Конченый эгоист!..
        - И вот чему ты улыбаешься, спрашивается?..
        Вениамин и в самом деле сидел, привалившись к стене в своей собственной каморке и улыбался. Улыбался с того самого момента, когда его, застывшего на крыше корпуса-аппендикса, обнаружили невесть как вскарабкавшиеся туда Алисанда с Асти.
        Ну, и ругали они его всю дорогу вниз, и до сих пор ещё продолжали. Обе. Вместе.
        Но зато в мешке, плотно упакованные, ждали своего часа книги.
        И идеи - пусть и высказанные безумным ди Фелипо, но идеи верные - они ждали тоже. А профессору - поделом: ибо и правильные идеи, и хорошеньких девуше, он употреблял совершенно неправильно.
        Время действовать ещё придёт. Обязательно. Вениамин знал теперь путь.
        И пусть Алисанда с Асти сердятся, сколько их душенькам угодно.
        КОНЕЦ
        Неправильное лето
        Всё в это лето начиналось неправильно. Закончен пятый класс, впереди шестой, самый важный - когда тебе будет двенадцать и ты сможешь сам выбирать - реальное училище с его интегралами, логарифмами, черчением и даже новомодной электромеханикой, гимназия с поэтами, гипсовыми головами, немецкими глаголами, сонетами Шекспира и прочими девчоночьими вещами; или же Морской корпус.
        Дух захватывало.
        Но…
        Но всё пошло не так.
        Во-первых, я недобрал баллов на испытаниях. Немного, но всё-таки недобрал, и сам этому ужасно удивился, потому что учился-то я всегда неплохо. Отличником не был - им у нас жилось тяжко - но и не отстающим с «камчатки». «Удовлетворительно» не имел никогда, по большей части - «хорошо» и «весьма хорошо».
        И тут вдруг такое…
        Нет, не то, чтобы я провалился. Но на годовых испытаниях оценки ставят не по нашей обычной шестибалке, а по двенадцати. И тут уже важно, наберешь ты на математике все одиннадцать (двенадцать не получал никто), или ограничишься девятью.
        Я получил только восемь.
        А это означало, что право первой очереди я теряю. Самые лучшие места достанутся другим, из верхнего потока. И я, новоявленный середнячок, буду покорно ждать крошек с чужого стола.
        Отчего-то это меня жутко злило. Хотя вообще-то я не ведусь на подначки и на слабо меня не взять. Хотя, конечно, ежели по сути, не надо было читать «Практическую демонологию» последних три вечера и даже ночи перед испытанием, но удержаться было никак.
        Книгу я увёл у папы из кабинета, оставленную на столике возле двери, куда он вечно сваливает старые газеты. Я даже удивился такой удаче - книги, подобные «Демонологии» папа никогда не оставляет на виду, всегда убирает в шкаф и даже запирает на ключ, хотя ни я, ни старшая сестра Таня, никогда не полезем и не станем там рыться.
        Папа - профессор в универститете, читает лекции «по истории культов». А летом - ездит в экспедиции с другими профессорами, возвращается загорелым и бородатым, похудевшим, зачастую - с полузажившими рубцами, от которых мама вечно всплескивает руками и начинает выговаривать, что, мол, ты, Аркадий Иванович, мне обещали уже который раз; а папа виновато смотрел в пол - ну точь в точь как мы с Танькой, если провинимся - и только разводил руками. «Ну, любезная моя Катерина Сергеевна, ты ж понимаешь, как это важно… Пещерный городок в Гондаре! Коптские свитки! Папирус времён фараонов! Додинастический Египет!..». «Ты о нас совсем не думаешь!» - сердилась мама. «Люсю с Масей надо отвезти на море. Доктор Сергей Сергеевич настаивает…». «Да-да, Катенька», поспешно соглашался папа, «в следующее лето уж всенепременно».
        А ещё я любил слушать, как папа, расхаживая по кабинету, репетирует очередную лекцию. То «Особенности некромагических ритуалов в Голландии семнадцатого века», то «Ведьмы Баварии согласно докладам инквизиторов второй половины шестнадцатого века» и прочее. Наверное, папа думал, что я или ничего не слышу, или ничего не понимаю.
        Но я-то всё понимал, и даже сам удивлялся.
        …Когда в тот день я притащился с испытаний и забросил ранец за вешалку, мама даже ничего не спросила. Только кивнула участливо, да посмотрела, склонив голову. И папа тоже не рассердился, похлопал по плечу: «с кем не бывает».
        Тут бы мне удивиться, но… я тогда просто был счастлив, что дома не стали расстраиваться.
        Я, кажется, начал с «во-первых»? Что ж, дошло дело и до «во-вторых». На следующий день, за завтраком, папа вдруг откашлялся, поправил очки и начал:
        - Тёма. Мы с мамой подумали и решили… что раз уж ты не первом потоке, мы этим летом повезём Люсю и Масю на море. Им нужно. Для здоровья…
        - Уррра! - хором завопили, забывая о приличиях, мои младшие сёстры-близняшки. На вид так совершенно ничем не больные, не знаю уж, что там говорит наш домашний доктор Сергей Сергеевич. - На море-на море-на море-на море!!!
        Мне тоже очень захотелось крикнуть ура. Но, едва взглянув маме и папе на лица, понял, что мне-то как раз кричать и не следует.
        И, само собой, не ошибся.
        - Тебе надо будет поехать на лето к тёте Аглае, - сказал папа и принялся протирать очки.
        Он всегда так делает, когда ему самому не нравится, что он говорит.
        - Заодно и книги ей отвезёшь, - добавила мама, как бы между прочим.
        - Да-да, - заторопился папа, - я когда-то брал у неё книг для работы, сейчас надо вернуть, а, ты понимаешь, такие издания нашей почте не доверишь…
        Я знал, о чём идёт речь. Большой сундук, настоящий пиратский, как рисуют в книгах навроде «Буканьеров Большого Каймана», доверху наполненный старыми томами, переплетёнными в кожу, иные - с непонятными рунами на обложке. Папа и в самом деле привёз их от тёти, своей сестры, а ей, по-моему, они достались от деда или что-то в этом роде. Ну да мне тогда неинтересно было, что с ними да как.
        - А нельзя, - робко спросил я, - сундук этот мне только отвезти и обратно?
        - Нельзя, - сказал папа, по-прежнему протирая очки. Мама смотрела в пол, сплетая и расплетая пальцы. - Да, и передашь ещё тёте лекарство. Оно очень редкое, такое не враз сделаешь даже у нас тут, в Петербурге, что уж говорить об их краях…
        Я кивнул. Родителей моих можно порой переубедить, даже переспорить - но не сейчас. Но последнюю попытку я всё-таки сделал.
        - А Таня?
        - Ей надо заниматься, - нервно сказал папа. - Она поедет в пансион Мещерской, разве ты забыл?
        Ах, да. Пансион Мещерской, куда ездят окончившие восемь классов девчонки, готовиться к новомодным «грамматическим школам».
        Что и говорить, мне предстояло донельзя грустное лето.
        Прежде всего, сама тётя Аглая была донельзя грустной. Вроде бы с ней когда-то случилось какое-то несчастье, от которого она так и не оправилась. Какое именно несчастье, почему, отчего - никто никогда не обсуждал. Несчастье - и всё тут. К нам в гости тётя приезжала редко, останавливалась ненадолго. Всегда очень бледная, говорила тихо и никогда не улыбалась. Впрочем, злой или вредной, или даже придирчивой не была: всегда меня хвалила.
        Жила тётя в маленьком-премаленьком уездном городке Гнёздов, до него целый день на поезде. Быстрые курьерские или даже скорые, не говоря уж о заграничных, там не задерживаются. Придётся трястись на пассажирском, останавливающемся у каждого столба. В Гнёздове я никого не знал, друзей у меня там не было.
        - У тёти прекрасная библиотека, - заметил папа, увидев, что я снимаю с полок всю многотомную «Библиотеку приключений». - Вот уж что-что, а книги тебе не понадобятся. А какие нужны - все сыщещь на месте.
        - Хорошо, папа, - уныло сказал я.
        Как я и ожидал, дорога оказалась долгой и нудной. Моросил дождь, заливая стекло, стлался паровозный дым, поезд тащился еле-еле. В Гнёздов приехали к вечеру.
        Иван, кучер тётушки, ждал меня у перрона. Огромный, бородатый, и, несмотря на жару, в длинной суконной шинели чёрного цвета. Меня он по-старинному величал «барчуком», несмотря на мои протесты.
        - А скажи, Иван, тут у вас другие ребята есть?
        - Э-э, есть, барчук, как не быть-то? Только на других улицах, у нас-то тихо…
        - А далеко до тех улиц, Иван?
        - Э-э, далеко ли, барчук? Да как сказать, твоими-то, то есть, прощения просим, вашими ногами молодыми, мабуть, и недалеко выйдет.
        От вокзальной площади мы проехали по главной улице - Крестовоздвиженской, миновали рынок, свернули раз, другой, третий, оставляя позади добротные дома с лавками и трактирами и как-то незаметно - рраз! - и очутились на окраине.
        Тётин дом был последним. Задний двор упирался в лес, а сразу за забором слева начинались выпасы, где и терялась улица, превратившись в узкий просёлок с двумя тележными колеями.
        Иван свернул к крыльцу - по полукругу. Когда-то, наверное, тётин двухэтажный дом выглядел большим, нарядным особняком с колоннами, с флигелями по сторонам и клумбами цветов. Но сейчас всё это казалось совершенно заброшенным, во флигелях окна заколочены, двери, кроме парадных, забиты досками крест-накрест и повсюду поднялся пырей. Штукатурка облупилась, по фасаду бежали трещины, ставни поотрывались, вися кое-где на одной петле.
        Мама за такое небрежение с папы голову бы сняла.
        Правда, за флигелями поднимались развесистые вязы и я невольно подумал, как здорово было б построить там, на ветвях, шалаш с веревочной лестницей. Но такое лучше всего строить компанией - а тётя едва ли позволит уличным ребятам шнырять по её двору.
        Только тут я подумал, что, пока мы подъезжали, я не видел ни одного мальчшки.
        У дверей нас никто не встречал. Иван, кряхтя, принялся выгружать мой багаж.
        - Не стойте, барчук, не стойте, заходите. Тётушка-то ваша, она того, не выходит сейчас…
        Я осторожно взялся за бронзовую ручку. Сейчас, вот сейчас дверь распахнётся и я, словно в «Загадке рода Аберкромби», окажусь в гулком, пыльном вестибюле, с паутиной по углам, потемневшими от времени портретами на стенах, древней рассохшейся мебелью и скрипучим паркетом. Из-под ног у меня метнётся чёрная кошка, за запертой дверью кто-то станет скулить и постанывать, а из подвала будет доноситься звон цепей…
        Тут мне стало не по себе, признаюсь.
        Я выдохнул и шагнул через порог, не дожидаясь, пока испугаюсь совсем уж сильно.
        Уф.
        Всё оказалось не так уж плохо.
        Вестибюль был, и впрямь просторный, но вот ни паутины, ни пыли, ни рассохшегося паркета. Да и мебель отнюдь не казалась древней или обшарпанной. Под ногами у меня оказался пушистый ковёр, стены покрашены светлым, картины висят - но с цветами или полями, тоже светлые и совсем не страшные.
        Тётя Аглая ждала меня у круглого столика в середине, где в вазе стояли полевые цветы.
        Она по-прежнему была высока и стройна, хоть и очень бледна. Платье скромное и серое, мама б сказала, что такое только горничные носят.
        - Тёмочка… - сказала она, протягивая руки. - Как же ты вырос, дорогой мой…
        Она не улыбнулась. И голос её звучал очень, очень грустно.
        Терпеть не могу, когда меня величают «Тёмочкой». Но сейчас ерепениться по этому поводу явно не стоило.
        - Тётушка… что случилось? - вырвалось у меня вместо приветствия.
        - Ах, не обращай внимания, мой дорогой. С тех пор, как скончался дядя Андрей, я… что-то никак не отойду. Не волнуйся, Тёмочка, тебя это никак не касается. - Она попыталась улыбнуться, но губы у неё только судорожно дёрнулись.
        - Проголодался, наверное, с дороги? Стёша уже всего напекла-наварила. Ты ведь по-прежнему любишь булочки с вареньем?…
        Булочки с вареньем - клубничным - были превосходны, пальчики оближешь. Я съел пять. Или шесть. А, может, и семь. Кто ж их считает, таких вкусных!
        За обедом тётя расспрашивала про гимназию, про приятелей из моего класса, про сестричек, про маму с папой - всё, как положено; но при этом мысли её, как написали бы в «Роковом путешествии Джона Мильтона», «витали где-то в далёких странах».
        - Тётя, а другие ребята тут есть? По соседству? Иван сказал - только на других улицах…
        - Ребята? Другие? - отчего-то смутилась тётя. - Боюсь, Тёмочка, дорогой, что у нас тут никого и не осталось…
        - А… куда ж они делись? - спросил я, пытаясь скрыть разочарование.
        - Ах, друг ты мой любезный, кто ж знает? Кто-то уехал, кто-то… в общем, не осталось. Одни старики, дорогой.
        Ну вот. Мало того, что меня не взяли на море, так теперь тут ещё и играть не с кем!
        - А вы, тётя, так одни тут и живёте?
        - Ну, как одна? Стёша вот, ещё Иван. Так втроём и кукуем. А теперь и ты с нами поскучаешь.
        Вот уж точно, подумал я. Скучать, похоже, придётся во всю ивановскую.
        Устроили меня на втором этаже. Комната как комната, и даже сам великий сыщик Эркюль Пуаро не сыскал бы тут ничего подозрительного. Стол у окна, кровать с балдахином от комаров, комод, шкап. Умывальник, книжные полки. Я бегло просмотрел корешки - но там стояла одна скукотища. Я согласился б и на читанного-перечитанного Станюковича или Джека Лондона, но не сыскалось и их.
        Тётя пришла пожелать мне спокойной ночи. Сказала, что Стёша спит прямо за стенкой, а Иван - напротив, так что бояться мне нечего.
        - Я и не боюсь, тётушка…
        - Ах, дорогой, на новом месте всегда неважно спится. Мало ли что привидеться может…
        Она оказалась права. Мне не спалось. Ну нисколечки. Я лежал, лежал под балдахином, слушая наглых и злых комаров, тыкавшихся снаружи в сетки и думал, что какой-нибудь Коннах О’Рейли из «Абордажной команды „Бешеного“» уже давно бы храпел, ни на что не обращая внимания.
        Полнолуние. Белые квадраты на полу. В старом доме что-то поскрипывает и пощёлкивает. В углу мерцает лампадка. Надо бы закрыть шторы - но что-то меня удерживает. Я смотрю на стену - не могу понять, почему мой взгляд словно притягивается к простенку над комодом - и вдруг понимаю, что вижу два темноватых овала, словно там когда-то висели картинки.
        Эркюль Пуаро, сперва решивший, что комната скучна, неинтересна и не таит никаких загадок - на моём месте точно сделал бы то же самое - откинул бы одеяло, вскочил бы и подбежал.
        Я и подбежал. Точно - два овала, а вокруг - выгоревшие, выцветшие обои. У нас в доме в таких овальных рамках стояли фотографические карточки. Я пригляделся - и заметил дырочки в обоях, у верхнего края обоих овалов, так, где и полагалось торчать гвоздикам, на которых висели рамки.
        Кто-то снял картины или фотографии и спрятал их. Зачем и почему?
        Конечно, Эркюль Пуаро ещё бы спросил - а почему на их место просто не повестили что-то другое?
        Сердце моё билось быстро и часто. Лето стремительно переставало казаться скучным. Хотя, казалось бы, что же тут такого - просто следы на обоях…
        Как ни странно, после этого я уснул мгновенно. И спал крепко, без снов.
        Наутро, подумав, я решил не беспокоить тётушку всякими лишними вопросами. Она и так грустная, зачем её тревожить?
        Завтрак был отличен, единственное что, у чая оказался какой-то странный привкус. Я даже невольно отставил чашку.
        Тётя заметила.
        - Ничего-ничего, это наши здешние травы, Стеша всегда заваривает, для бодрости, - быстро сказала она, не глядя на меня. - Просто у тебя ещё привычки нету. Попробуй ещё, уверяю тебя, ничего не почувствуешь.
        Спорить я не стал, снова пригубил чашку - не хотелось расстраивать тётю - и точно, никакого привкуса уже не ощущалось.
        После завтрака Стёша отправилась на рынок, Иван ушёл в каретный сарай, якобы чинить коляску, а тётушка, извинившись, удалилась к себе в будуар, сославшись на сильнейшую мигрень.
        Дом оказался в моём почти что полном распоряжении.
        Что сделал бы на моём месте Бертран дю Морт, знаменитый кладоискатель из «Запретных сокровищ»? Разумеется, простучал бы стены в поисках тайных ходов. Я тоже не сомневался, что они тут где-то есть, но начать решил с азов - с простого осмотра.
        Моя комната, увы, не содержала ничего особенного, кроме уже упомянутых следов от двух снятых картин. В ящиках комода - какая-то старая одежда, переложенная стеблями сухой травы. В шкапу - салопы, пелерины и прочее, совсем-совсем неинтересное. Разумеется, я залез в шкап, добрался до задней стенки; разумеется, там ничего не оказалось.
        Решив, что простучу стены позже, я двинулся по дому. Начнём с пустыё комнат, подумал я, хотя, если уж что-то прятать, так как раз в комнатах занятых, ну, хотя бы у той же Стеши.
        Внизу, в столовой, на обширной кухне, где, наверное, разом могли бы сготовить обед на полсотни голодных ртов, в приёмной - я не нашёл ничего интересного. Старые бюро, высокие кресла с резными спинками, шкапы, шифоньеры и прочее; слегка разочарованный, я сунул нос в библиотеку - да так и застыл.
        Если дом снаружи казался позаброшенным обиталищем привидений; если комнаты его изнутри выглядели аккуратными, но унылыми и староватыми; то библиотека, напротив, сияла чистотой. От пола до потолка, совершенно скрывая стены, тянулись застеклённые шкафы, а в них - аккуратными рядами сотни, если не тысячи томов. На стёклах - ни пятнышка, ни пылинки, на пол брошен пушистый ковёр, посредние - длинный дубовый стол с пюпитрами, с угублениями для чернильниц, деревянные же стаканы с остро отточенными карандашами, стопки чистой бумаги - хоть и несколько пожелтевшей от времени - линейки с транспортирами, промокашки, пресс-папье и вообще всё, что только можно себе вообразить. Гусиным Лапкам, нашему учителю чистописания, наверное, это место показалось бы раем.
        Но… кто ж тут мог работать? Или - никто не работал? Просто каждый день отовсюду сдувается пыль?
        Вдоль каждой из стен по специальным рельсам ездит лестиница - я такое видел только у папы в университете.
        Я принялся читать названия, какие мог разобрать - одно другого краше. Начиная от «Книги некромагический практик» до «Поименного перечня практикующих ведьм области Бранденбург по состоянию на декабрь 1725 года». И ещё кучу всего.
        Я осторожно потянул за ручку - стеклянная панель бесшумно отъехала в сторону. Не заперто.
        Не может быть. Дома папа никогда не забывал повернуть ключ в скважине; и только изредка какая-нибудь книга подобного рода могла чуть задержаться на его рабочем столе или среди газет, как в прошлый раз. Но надолго она бы там не осталось, это я вам точно могу сказать.
        Всё запретное и недозволенное - вот оно, передо мной.
        Голова у меня закружилась и я чуть не гробанулся с лесенки.
        Да, здесь можно было просидеть всё лето. И все осень с зимой, не говоря уж о весне.
        Стой-стой-стой, сказал я себе. Я же хотел доосматривать комнаты…
        Э, да на кой тебе это? - возмутился кто-то у меня в голове. Чего ты вообще взбутетенился? Ну подумаешь, снял со стены кто-то две каких-то картинки; что ж с того? Может, их мухи засидели. А, может, ещё что случилось. Почему ты вообще решил, будто это что-то значит? Зато библиотека - вот она, битком набитая такими книгами, что и мечтать нельзя - ими и надо заняться!
        И я уж было совсем решился, когда в дверях вдруг появилась тётушка.
        - О, - сказала она безо всякого удивления или раздражения. - Похвально, Тёмушка, похвально, что ты столь увлечён чтением. Ненадолго тебя побеспокою - нужно навести тут порядок.
        Только теперь я заметил, что у ног тёти стоит самое обычное ведро, а из него торчат несколько ручек - наверное, метёлки для пыли, подумал я.
        - Конечно, тётя. Могу ли я вам помочь, тётя?
        - Что ты, что ты, дорогой, - сказала она со всё той же грустью. - Эта библиотека, видишь ли, любимое место дедушки, твоего, значит, прадеда. Он её собирал, очень берёг. В память о нём я тут всё сохраняю, как и раньше было. Сама убираю, сама чищу. Прислуге такое не доверишь. Так что спасибо, милый мой, ты очень любезен и вежлив, но, право же, не надо. Лучше побеги на двор, поиграй там.
        - Конечно, тётя, - как послушный мальчик, кивнул я. Если тебе надо что-то по-настоящему крупное, лучше не спорить по мелочам.
        На дворе было тихо и пусто. Тётя Аглая не держала даже собак. Да и кошек тоже не было, хотя мышей тут должно быть видимо-невидимо.
        Я побродил туда-сюда, обошёл правый флигель и оказался на заднем дворе. Поодаль стоял большой сарай, широченные ворота приоткрыты - наверное, тот самый, где полагалось пребывать «каретам». Там что-то лязгало и позвякивало - должно быть, Иван. Мешать ему я не хотел и направился по заросшей дорожке к задней калитке, что выходила в лес.
        Забор покосился, нижние концы плашек калитки вросли в землю, я её едва отвалил. Отсюда когда-то начиналась тропа, сейчас уже едва заметная. Она круто уходила вниз, в густо заросший овраг, где-то на дне, невидимый среди зелени, журчал ручеёк.
        Ручей - это хорошо. Можно построить запруду, можно даже водяное колесо. Я начал спускаться.
        Яркое солнце едва пробивалось сквозь густую листву. Знаменитый путешественник Джеральд Лонгбоу, трижды пересёкший джунгли Экваториальной Африки, наверное, сказал бы что-нибудь о «таинственной сени раскидистых ветвей, скрывающей неведомые секреты лесных глубин», но я-то знал, что никаких особых тайн впереди меня не ждёт, кроме мшистых валунов да весело журчащей меж ними воды.
        Едва заметная тропка довела меня до ручейка и исчезла среди папоротников.
        Я нагнулся, присматривая местечко для запруды. Виски вдруг что-то сдавило, слегка затошнило - ни с того, ни с сего. Я сглотнул, пару раз глубоко вдохнул-выдохнул - обычно это помогало.
        Не знаю, что это было и откуда взялось, но долго раздумывать мне об этом не пришлось, потому что сверху, с той стороны оврага, внезапно донеслись голоса. Вроде как ребячьи, но словно приглушённые.
        Ого! Или это я, сам того не зная, срезал путь и уже оказался на задах чужой улицы? Вообще-то у нас на даче, если ненароком угодишь на другой конец, ухо надлежало держать востро, мальчишки с «той стороны» нас не жаловали, ну, и мы в долгу не оставались.
        Недолго думая, я перемахнул через ручей, и тошнота мигом исчезла.
        От ручья склон круто поднимался вверх, тропа исчезла. Я поколебался и стал-таки полез наверх - в конце концов, если кто встретится, скажу, что, мол, только приехал. Новичков у нас, например, никогда не трогали, ни мы сами, ни кончанские.
        Однако, выкарабкавшись из оврага, я уткнулся в старую, насквозь проржавевшую ограду из железных прутьев с копейными остриями сверху и причудливыми коваными спиралями.
        Кладбищенскую ограду.
        За древней оградой лежало кладбище, такое же старое, заросшее травой, лопухами, малиной, так, что зелень почти поглотило серые кресты.
        Приглядевшись, я понял, что погост очень невелик - всего восемь могил, с покосившимися надгробиями, сгнившей скамейкой и полуоткрытыми воротцами на противоположной от меня стороне.
        За кладбищем никто не следил, здесь, похоже, вообще никто не бывал.
        Погост щедро заливало солнце, было светло и ни чуточки не страшно, но мне отчего-то стало не по себе - потому что ребячьи голоса, я был уверен, раздавались совсем близко, а на кладбище я не увидел ни одной живой души.
        Наверное, показалось, уныло подумал я, глядя на глухие заросли по другую сторону кладбищенской ограды. Овраг, наверное, так направляет звук, что кажется - говорят совсем близко. Может, надо просто обойти эту изгородь, и я очутюсь на другой улице?
        Я так и сделал, однако заросли на той стороне оказались совершенно непроходимы. Репей в рост человека, колючие кусты, крапива, малинник, перевитый каким-то вьюнками - здесь потребовался бы топор, или, как тому же Джеральду Лонгбоу в покрытых джунглями верховьях Лимбези - огромное мачете.
        Но мачете у меня не было, даже перочинного ножа в кармане не оказалось. Несолоно хлебавши, я повернул назад.
        Когда подходил к ручью, меня отчего-то опять замутило, голова закружилась. Да так, что пришлось отойти, присесть, посидеть на камне, пока не пришёл в себя.
        Я перепрыгнул через поток, и поспешил выбраться из оврага. Может, не стоит искушать судьбу и лезть очертя голову в неведомые места, а попросить у тёти план города? Папа учил меня читать карту и ходить по ней. У меня даже был с собой компас - не в кармане, конечно, а в моих вещах.
        Ходил я совсем недолго, тётя ещё оставалась в библиотеке, так что я пошёл к себе, раскрыл дневник, и со всеми подробностями описал сегодняшнее приключение, постаравшись, как мог лучше, начертить план оврага и старого кладбища.
        Потом вернулась с рынка Стёша, пришёл «пить чай» Иван, тётя закончила уборку с библиотеке и я не успел и глазом моргнуть, как наступило время обеда, а потом все разошлись почивать, а ещё потом пришёл черёд полдника… в общем, я добрался до прадедовой библиотеки, когда уже почти стемнено.
        Горели лампы, гостеприимно поблескивали стёкла книжных шкапов, лесенка, казалось, так и просила, чтобы на неё взобрались. Мне на голову свалились такие сокровища, что глаза разбегались, я не мог выбрать, с чего начать.
        Потом решил сыграть в нашу с сестрой Таней любимую игру - зажмуриваешься и наугад вытягиваешь книгу с полки.
        Я так и сделал.
        Тёплые и твёрдые корешки под пальцами. Разные - чуть пониже, чуть повыше, с тиснением и валиками. Я медленно вёл рукой вдоль ряда томов - в «Невероятных приключениях Квентина, мага королевских мушкетёров» посланный ему сборник волшебных заклинаний чуть не отхватил главному герою пальцы, чтобы только обратить на себя внимание. Нет, конечно, я знал, что любимый мой, читанный-перечитанный «Квентин» - сказка, но…
        Показалось, будто я схватился за свёрток, только что принесённый с ледника. Вздрогнул, открыл глаза - пальцы мои лежали на ничем не примечательном томике, не толстом и не тонком, среднем, в обычной коричеватой коже с полустёртым тиснением и осыпающейся позолотой букв.
        На русском. «Теория и практика некромантии, по изложениям Парацельса, Бена Бецалеля и Джона Ди, издание С.-Петербургского Университета, факультет оккультизма, 1805 год».
        Надо же… а я и не знал, что в папином университете есть такой факультет. Или был? Сто лет прошло, как-никак. Однако, во всяком случае, никакой тайны из этого никто, как видно, не делал…
        Страницы в книге были хоть и пожелтевшие, но ровным, чистые, гладкие - полное впечатление, что листы разрезали, но больше ни разу не открывали.
        Я сел листать - но написано было тяжким, старым слогом, выспренно и длинно, никакого сравнения с тем же «Квентином». Папины лекции слушать было куда интереснее.
        Но, всё-таки, почему мне почудился этот холод? Сейчас-то книга на ощупь ничем не отличалась от обычной.
        Я пожал плечами. Эркюль Пуаро, наверное, указал бы на нервность, что порой заставляет людей чувствовать или даже видеть совершенно невероятные вещи - а потом твердокаменно верить в увиденное. Ну, навроде нашего дьячка на даче, совершенно убеждённого, что ему явился призрак, хотя это была всего лишь простыня с раскалками и «волшебный фонарь».
        Мы с Танькой тогда ухохотались до слёз.
        Здесь, правда, никаких простыней мне никто не показывал, но…
        Я сдвинул брови, взял осто очиненный карандаш, и с головой погрузился в детальнейшие - хоть и нудноватые - описания «первичного ритуала некромагической практики, долженствующего остановить распространение тления по свежему трупу».
        Бррр. Некоторые мальчишки у нас в классе жить не могли без ночных походов на кладбища, а мне вот как-то было более интересно понять - это что же, все сотни лет множество людей верили в некромантию, в оживление мёртвых, в общение с призраками, в вызов духов, писали на эту тему целые трактаты - а всё оказалось, как стало ясно в наш просвящённый век, полной ерундой и «суеверьями»? Как и с философским камнем? Целые века работы, целые библиотеки книг - и никто так и не догадался, что, мол, всё это чепуховая чепуха?
        Папа утверждал в своих лекциях, что, мол, алхимики таким образом шифровали истинные свои рецепты, но я опять же не понимал. Шифровать есть смысл, только если ты на самом деле нашёл философский камень. А коль не нашёл, то зачем Егору забор, как говорится? «Дом продадим, ворота купим, будем закрываться», как говаривала моя нянюшка.
        Описания поражали детальностью. Точно сообщалось, что именно и как надлежит делать, дабы «остановить разложение и ресторировать ткань», особо подчёркивалось, как сохранить «естественный румянец кожи, буде молодые девицы от утраты оного особо страдают».
        Признаться, мне стало разом и скучновато, и страшновато. Возиться с «приданием трупу исконно присущего блеска и цвета глаз» мне как-то совсем не хотелось.
        Я пролистнул ещё несколько страниц, а потом хлопнул себя по лбу и полез в оглавление.
        Все малоаппетитные манипуляции с «трупами свежими, а также первой, второй и третьей степенями разложения» я, поёжившись, пропустил. Куда интереснее оказался второй раздел, «об общении с духами». Это вроде бы проходило по ведомству спиритизма, но, выходит, в старину его не различали с некромантией…
        И это оказалось куда интереснее. Я читал о самых разных духах, что, по разным причинам, не смогли отправиться тропой небесных мытарств. С ними-то в первую очередь и можно было поговорить, для начала выяснив, куда точно угодила та душа, что тебе нужна.
        Это было сложно. И страшно. На самом деле. Требовалось множество самых диковинных игредиентов, вроде «толчёной кости левого мизинца повешенного» и прочее. Требовалось раскапывать могилы и добывать из них… бррр, меня снова замутило. Правда, и награда за труды выходила неимоверная - можно было точно узнать, где, скажем, твой любимый дедушка, и, если он почему-то задержался среди живых, поговорить.
        Но ещё интереснее оказался раздел третий. О путешествиях живых в мир мёртвых. О том, кого там можно встретить, и кому помочь. Ибо душа, как писалось там, даже во время небесных мытарств, остаётся наедине с бесами, кои стараются сбить её с пути, завлечь, поразить укорами в совершённых прегрешениях и только лишь святые - небесные заступники - могут облегчить участь несчастной; однако это не так. Живые мастера некромантии тоже могут оказаться «на ближнем краю того света», подавая оттуда помощь, отгоняя бесов и укрепляя душу в её решимости и твёрдости. Дело это очень рискованное - раздосадованные бесы могут наброситься на смельчака, стараясь умертвить и разлучить его собственную душу с телом; однако такое заступничество, самоотверженное и самоотрешённое, тоже может помочь духу усопшего благополучно добраться до небесных врат.
        Этот мир - мир ушедших, но задержавшихся - был рядом с нами, говорилось в книге. Мы порой замечаем усопших - краем глаза, странные тени в простенках, исчезающие, стоит лишь всмотреться пристальнее. Нам слышны порой их голоса - на старых погостах, в церковных оградах, особенно - возле заброшенных и опустевших храмов. Сила креста охраняет добрые души и отгоняет злые, те, что могут сделаться ночными убийцами, что способны входить в мёртвые давно тела, придавая им жуткую видимость бытия - ненадолго, но и этого хватит, чтобы оборвать нить чьей-то жизни.
        Было всё это захватывающе интересно, но и жутко. Я читал, читал, и сам не заметил, как подобрался вечер - библиотека ярко освещена, а за дверью сгустилась темнота. Признаюсь, я с большим облегчением услыхал шарканье Ивана, тащивщегося по длинному коридору и зажигавшего лампы - электричество, давно ставшее обыденностью у нас в Петербурге, сюда ещё так и не провели.
        - Барчук? Эвон где вы, а барыня-то ужинать зовёт… - заглянул кучер в библиотеку.
        Я как мог аккуратно, сохраняя в то же время вид слегка скучющей и независимый, поставил книгу в шкап, закрыл стекляную дверцу. Она никуда не денется. Лето у меня впереди длинное.
        За ужином тётя говорила о каких-то пустяках, расспрашивала о маме, о папе, сестрёнках, хвалила Танины успехи - но глаза оставались ужасно, ужасно грустными.
        Я не задавал лишних вопросов - ни про маленькое старое кладбище буквально у нас на заднем дворе, ни про следы от двух снятых картинок; не сказал и о недомогании там, в овраге, на берегу ручья.
        Не знаю, заваривала ли Стёша вечером какие-нибудь травы, но спал я, противо всему, крепко. Ничего не снилось, хотя и начитался, по маминым словам, «всяких ужастей», твёрдо решив наутро дообследовать дом, а потом взяться как следует за библиотеку. Одну книгу я там уже нашёл, но, как говаривал папа, не хватайся за первое попавшееся, осмотрить сперва как следует! То, что ты нашёл, от тебя уже не денется - ну, разумеется, если ты не на палубе тонущего пиратского брига.
        Следующий день начался точно так же. Только теперь на рынок вместе со Стешей уехала и тётя, сославшись на какие-то дела в уездном казначействе. Я остался один.
        Нет, я, конечно же, не испугался. Оставался и раньше один, и даже на даче, где ночевали мы вдвоём с Танькой. Но… как-то стало неприятно. Недобро и выжидающе глядел на меня дом многочисленными окнами, как сказал бы, наверное, Джеймс Уортон, герой «Тайной изнанки Лондона».
        Ну, и я глядел на него тоже. А потом, подумав, зашёл внутрь и, сам не зная почему, отправился в правый флигель. Снаружи он был заколочен, но дверь изнутри оказалась не заперта, да и пыли не было - похоже, Стёша не забывала тут прибираться.
        Наверное, когда тут жил прадедушка, комнаты во флигеле занимали многочисленные слуги, в конце концов, тогда ведь принято было держать «дворню». На первый взгляд - ничего интересного, длинный полутёмный коридор да узкие двери по обе стороны. В простенках - потемневшие картины, потемневшие настолько, что толком и не разберёшь, что писал художник, то ли горы, то ли море.
        Я открывал двери, заходил в комнатушки со скелетами узких кроватей, с какими-то сундуками, откинул пару крышек - пожелтевшая посуда, бесчисленные салопы и юбки, стоптанные башмаки, которым место давно на свалке. Я разочарованно вздохнул - нет тут ничего интересного. И чего меня сюда понесло?
        Всё, последняя комната, подумал я. Толкнул незапертую, как и все остальные, дверь, вошёл… ничего особенного. Пара сундуков на полу, и всё, сквозь заколоченные снаружи окна скупо пробивается свет, пылинки плавают в золотистых лучах…
        Я откинул крышку сундука - лениво, уже ни на что не надеясь, но, как и положено в романах, «тут-то меня и ждал сюрприз».
        Куклы. Нарядные куклы с фарфоровыми головами, в ярких платьях с кружевами и оборочками - у Тани их осталось немало, потому что она рыдала и скандалила, но так и не отдала свои игрушки «на смерть», как она выразилась, Люсе и Масе. И сейчас, хоть она и тремя годами старше меня, я нет-нет, а замечал, как Танька, воровато оглянувшись, украдкой достаёт из шкапа Дульсинею, любимую куклу, сажает себе на колени, и принимается шёпотом ей что-то втолковывать.
        В общем, в куклах я волей-неволей разбирался. Как-никак, единственный мужчина во всём младшем поколении, говаривал папа. И те, что передо мной - были очень хорошими, дорогими куклами. И… не столь уж старыми. Во всяком случае, они очень походили на Танины, а мама не раз уверяла, что, мол, в её собственном детстве подобной красоты не водилось и они с няней шили тряпичных звериков.
        В сундуке нашелся и целый кукольный дом, да такой, что, мне кажется, та же Танюха даже сейчас отдала бы правую руку за него. Разборной, он, на первый взгляд, был высотой, наверное, с папу. И всё для него имелось - игрушечные мебель и посуда, занавески, ковры, умывальники, лампы - что угодно для души.
        И… с ним играли. Царапинка здесь, трещинка там - играли аккуратно, бережно, но играли.
        Кто?
        Крышку второго сундука я открывал уже с некоторой робостью. Отчего-то смотреть в синие глаза куклам было страшновато.
        И я уже не удивился, обнаружив второй сундук заполненным уже мальчиковыми игрушками.
        Чего тут только не было - тут было всё. Солдатики: стрелки, рыцари, пехотницы, всадники, казаки, кирасиры, арбалетчики - вперемешку, большинство - раскрашенные, но иные - нет, а трёх пикинёров-ландскнехтов я нашел начатыми раскраской и не законченными.
        Нашлись тут деревянный меч и деревянный же щит, слегка потрёпанные, потёртые - они не валялись в чуланах, ими бились. Модели кораблей - наши броненосцы, я видел такие в витринах. Папа, помнится, говорил, что они в ходу уже не один год, хотя сам он мальчишкой их не застал.
        Игрушки для девочки в одном сундуке и игрушки для мальчишки в другом…
        И два овала от снятых картинок у меня на стене.
        Не требовалось быть Эркюлем Пуаро, чтобы догадаться, что тут к чему.
        Вот и прошёлся по заброшенному флигелю, называется!
        Солдатики так и манили вытащить из тесного и тёмного сундука, выстроить в ряды, со знамёнами и барабанщиками, пустить вперёд офицеров с саблями и револьверами - и в атаку, прямо на турецкие редуты у Баязета!
        И я уже почти стал их вытаскивать. Почти.
        Потому что в спину мне вдруг осуждающе посмотрели синие глаза куклы, что я достал первой, достал - да там и оставил сидеть на откинутой крышке девчоночьего сундука.
        Кукла была с косой, с румяными щеками, в лазоревом платье с серебром - красивая кукла. И она смотрела на меня строго, словно живая.
        - Ладно-ладно, - вдруг виновато сказал я вслух. - Не сердись, а? Не буду ничего трогать. Сейчас всё уберу…
        И я убрал. Аккуратно, словно Гусиные Лапки должен был самолично проверить тут всё, как частенько он проверял у нас ранцы. Синеглазую куклу я положил последней.
        Мне показалось - она смотрит на меня с одобрением. И - с каким-то странным нетерпением; но это всё были, конечно же, одни лишь мои фантазии.
        Что-то подсказывало мне, что делиться с тётей известиями об этой моей находке никак не стоит.
        «Происшедшее так взволновало меня, что я не спал всю ночь, прижимая к себе свой верный мушкет».
        Я закрыл книгу. Глаза болели, в них как песка насыпали. На дворе стояла глухая ночь, а сна не было, как говорит нянюшка, ни в одном глазу. Эх, где мой верный мушкет?
        За дверьми, через коридор, похрапывал Иван; за стенкой ворочалась Стёша, а я сидел в кровати, натянув одеяло до подбородка, и не отрываясь глядел на фитилёк керосиновой лампы.
        Здесь когда-то жили дети. Мальчик и девочка. Едва ли тётя вот так вот ни с того, ни с сего поставила в собственном флигеле сундуки с чужими игрушками. Два овала на обоях - тут висели их портреты. Их сняли, совсем недавно - не хотели, чтобы я видел, и убрали их вещи.
        Но почему? Что тут плохого?
        Когда-то с тётей приключилось очень большое несчастье, вспоминал я. Какое именно - нам с Таней не говорили. Именно «нам», потому что язык у моей старшей сестрёнки без костей, тайны она хранить не умеет, сколь бы ни божилась.
        Эркюль Пуаро насмешливо усмехнулся. Ну всё же очевидно, сказал он мне. Тётя была замужем. Дядя Андрей - не мой настоящий дядя, просто её супруг, он умер сколько-то лет назад, я не помню, когда именно, был ещё маленьким. У них, конечно же, были дети. Это их потреты висели в моей комнате, это их игрушки спрятаны в сундуках.
        И… наверное, это с ними случилось какое-то несчастье.
        Мне стало ещё больше не по себе. Прошлым летом от скарлатины умер один мальчик из моего класса - потом ходили слухи, что тень его видели возле учительской.
        Наверное, подумал я, меня не хотели тревожить. Хотя… да, очень-очень грустно, что моя кузина, девочка, игравшая куклой с синими глазами, умерла. Очень. Но всё в руке Божьей, и дети, как говорил отец Никодим, наш законоучитель, не повинные в грехах, «имеют души легче легчайшего пуха, ничто не гнетёт их, к черноте не клонит». Они уже на небесах, конечно же, не знают ни горя, ни боли, ни печали…
        Тут у меня совсем некстати на глаза навернулись постыдные слёзы.
        - Девчонка! - шёпотом заорал я сам на себя.
        Подействовало.
        Так или иначе, решил я, шмыгая носом, будем играть в ту же игру. Не хочет тётя, чтобы я знал, что здесь жили когда-то её дети - притворюсь, что не знаю. И, коль уж я догадался, что здесь случилось - постараюсь тётю не огорчать и ей не перечить. У меня эвон какая библиотека, и за сто лет не перечитаешь, есть чем заняться. Скучно не будет.
        Я накрылся с головой одеялом. Надо спать, в конце концов…
        На следующий день я твёрдо решил добраться до маленького погоста за оградой. Я уже почти не сомневался, что я там увижу, но… отчего-то мне очень, очень было нужно это последнее подтверждение. Правда, когда я вспоминал покрытую ржавчиной решётку и давно покосившиеся кресты, заросшие буйным репейником и крапивой, уверенность моя давала трещину.
        Если там похоронены моя двоюродные брат и сестра, то почему тётя Аглая не заботится об их могилах? Конечно, лопухи могли вымахать за весну, она выдалась ранней, дождливой и тёплой, а вот почти исчезнувшая тропинка? Такое за несколько недель не случится. А накренившиеся могильные камни? Так ведь тоже не бывает.
        И вот, ярким и солнечным утром, «прихватив с собой мой верный мушкет», я отправился за овраг. Мушкета, увы, у меня с собой не было, но вот крепким ножом я запасся, позаимствовав его в каретном сарае. Тётушка, Иван и Стёша опять все дружно отправились «в город», оставив меня «на хозяйстве».
        У ручья меня снова начало мутить, и куда сильнее, чем раньше. Завтрак настойчиво просился наружу, в глазах плыли красные круги.
        Задыхаясь, я ухватился за сосну, сделал несколько шагов прочь от ручья - стало легче. Отдышавшись, стал спускаться опять - дурнота вернулась. Меня словно кто-то не пускал за ручей, к старому кладбищу.
        - Ничего, - прошипел я сквозь зубы, ну точно как Иван Белояр из «Каракорумского пленника», выбираясь из подземной тюрьмы, - нас так просто не возьмёшь!
        Недолго думая, я двинулся вверх по течению. Ручеёк узкий и мелкий, где-то невдалеке, думал я, наверняка бьёт ключ, где тот берёт начало. Обойду его, и все дела.
        Овраг неглубокий, улица, где стоит дом тётушки, в двух шагах. Не заблудишься, да и идти долго не придётся.
        Держа ручей по левую руку, и сохраняя известную до него дистанцию, чтобы не кружилась голова и не подступала бы тошнота, я бодро зашагал себе вперёд. Сколько тут идти? Несколько минут, не больше.
        Однако ручей весело журчал себе неподалёку, булькал и переливался через мшистые коряги и камни, нырял в гущу папоротников и появлялся вновь, а исток его и не думал появляться.
        Что за ерунда? Овраг не мог тянуться так далеко, через пять домов от тётушкиного он должен был упереться в улицу, что шла наперекрест; или это мне стало совсем плохо и начала мерещиться всякая ерунда?
        Я осторожно огляделся - нет, я точно не в себе. По правую руку отчётливо виднелась тропинка, уходящая вверх, к задней калитке тётушкиного двора. Вот и приметная сосна с развилкой, и ещё более приметный камень с ушами, словно у зайца - ошибки быть не может.
        Я не сдвинулся ни на шаг.
        Тут меня прошиб холодный пот, а на ум явилось, конечно же, гоголевское «Заколдованное место».
        Тут бы мне повернуть назад, по гостеприимно явившейся дорожке к дому, однако…
        Разве отступил бы Коннах? Разве бросил бы дело великий Пуаро? Разве испугался бы и побежал мой папа?
        Я повернулся и сделал шаг к ручью. Со стороны, наверное, я сделался совсем зелёным, как та большая крокодила из всем известной песенки, горло сдавило - но я всё-таки перебрался через ручей, ухитрившись даже не плюхнуться в него и не замочить ног.
        Сразу стало легче. Я поднимался по склону оврага, направляясь прямо к кладбищенской ограде, когда вновь услыхал голоса, словно в первое моё появление. Только на сей раз они звучали куда громче и отчётливее, и раздавались совсем рядом.
        У меня, наверное, должны были подкоситься ноги, когда я понял, что слышу два голоса - мальчишеский и девчоночий. Однако почему-то у меня ничего не подкосилось, а, напротив, силы словно удесятерились, и я одним прыжком вылетел из оврага, едва не вмазавшись носом прямо в железную ограду.
        Я увидел их сразу же, и они сразу же увидели меня. Мальчишка лет восьми, наверное, и девчонка моих годов, с синими глазами, русой косой и…
        И в платье точь в точь, как на той самой кукле.
        - Ой, мамочка, - сказал я, потому что ноги-таки подогнулись.
        - Ого! Новенький! - завопил мальчишка. Он безо всякого почтения к усопшим сидел на вершине самого высокого креста. - Новенький, привет!
        Какой я тебе «новенький», хотел я ответить и не получилось, потому что язык присох к нёбу.
        Девочка, что сидела на полусгнившей скамейке, невесть как её выдерживавшей, встала, аккуратно расправив складки подола, поправила волосы, сложила руки замочком на животе, являя собой ну просто идеал гимназистки, не хватало только коричневого форменного платья с чёрным фартуком.
        - Саша, манеры, - она недовольно сощурилась, глядя на мальчишку. - Очень рада, господин…
        - Гнездовский, - машинально ответил я. - Артемий Гнездовский… то есть можно просто - Тёма.
        - Восхищена знакомством, господин Гнездовский, - чопорно сказала девочка. - Я Кораблёва, Алевтина Кораблёва…
        - Но можно просто - Алька! - захихикал мальчик Саша, не слезая с креста.
        - Саша! - Алевтина метнула на него негодующий взгляд. - Чем обязана радости вашего визита, господин Гнездовский?
        Ой. Ой. Ой. Так изъяснялись Танькины подруги, когда приходили к нам на свои девичьи праздники, и представлялись моим родителям.
        - Я… собственно… гулял… - выдавил я, чувствуя себя полным идиотом и «весьм невежливо», как сказала бы мама, пялясь в синие Алевтинины глаза.
        - И как вам наши места, господин Гнездовский?
        - Э-э… давайте просто Тёма… - промямли я.
        Ненавижу, ненавижу, ненавижу разговаривать с девчонками! Особенно с красивыми. От них безнадёжно глупеешь. А они словно всё время над тобой насмехаются…
        - Очень хорошо. Тёма, - с важным видом кивнула Алевтина. - Можете звать меня Алей. А этот невежда, там, на кресте - мой младший брат Саша. Не обращайте на него внимания, Тёма, он ещё глуповат.
        - Хватит обзываться! - возмутился Саша. - Сама ты глуповатая! Я когда ещё тебе сказал, что новенький придёт! А ты не верила!
        - Верила, верила, только помолчи, - с хорошо знакомыми мне интонациями «я-старшая-сестра-и-потому-всё-знаю» отозвалась Аля. - Я так понимаю, вы к нам надолго, Тёма?
        - Надолго? - растерялся я.
        Аля… Саша… Обычные, живые ребята, ветер колышет Але рукава платья, треплет вихры её брату. Они не прозрачные, они не плывут по по воздуху, они отбрасывают тени… Нет, нет, я ошибаюсь, они живые, совершенно живые, такие же, как я!
        - Вы… где живёте? - вырвался у меня вопрос вместо ответа.
        - Мы-то? Да так… поблизости, - нехотя ответила Аля. - Но вообще-то отвечать вопросом на вопрос невежливо, Тёма. Не говорите только, что мне теперь ещё и вас воспитывать, впридачу к моему собственному братцу!
        Я покраснел. Нет, положительно, положительно ненавижу девчонок!
        - Я… нет, я ненадолго. И живу я тут, сразу за оврагом, дом госпожи… Гнездовской.
        Только тут я сообразил, что назвал тётю моей собственной фамилей, фамилией моего папы, а кем она стала, выйдя замуж, я, как оказалось, никогда и не знал.
        - За оврагом? - подняла брови Аля. - С… с той стороны?
        - З-за оврагом, - кивнул я, и почему-то мне стало жутковато.
        - Гм… - задумалась она, но тут её довольно-таки бесцеремонно отпихнул в сторону спустившийся наконец с креста Сашка.
        - Будем знакомы! - он сунул мне пятерню, перепачканную смолой.
        Я пожал ему руку - совершенно нормальную, тёплую, жилистую, хоть и худую. Сашка глядел на меня и ухмылялся во весь рот. Веснушки так и разъезжались к ушам.
        - Хорошо как что ты пришёл, Тёмка! Идем, я тут шалаш на дереве затеял строить, но одному мне туда толстый сук не затащить, а иначе ничего держаться не будет!..
        Аля вздохнула, с прежним старшесестринским выражением.
        - Саш. Погоди. Тёма, так всё-таки… вы к нам надолго?
        - На лето, - беспомощно ответил я. - Тётя уехали, я тут один… ну и пошёл, через ручей…
        Они оба замерли.
        - Как через ручей? - побледнев, спросила Аля. - Через ручей? Тот, что в овраге?
        - Ну да, - сказал я, не понимая, в чём дело. - В овраге. У меня за спиной. Тут разве ещё другие ручьи есть?
        - Есть, но другие, - процедила Аля сквозь зубы и как-то нехорошо сощурилась. - А туда мы не ходим, нечего нам там делать, там народ, говорят, дурной…
        - Никакой он там не дурной! - обиделся я. - Я сам там живу! Там мой дом! А ваш где?
        Аля неопределённо махнула рукой себе за спину.
        Сашка всё это время нетерпеливо прыгал рядом с ней.
        - Хватит уж болтать, пошли шалаш строить! Ну, Аль, ну, пожалуйста?
        - Сейчас пойдём, - Аля не спускала с меня пристального взгляда. - Тёма, вы точно там живёте? За ручьём? В доме?
        - Ага, - кивнул я. - А что ж тут странного? Вы-то сами что, в лесу ночуете? Как индейцы?
        - Н-нет, - неуверенно сказала Аля. - Н-не в лесу. В-в доме… в дому… - она поднесла пальцы к вискам. Я видел розовые ногти, шрамики, следы заживших царапин - самые обычные девчоночьи руки и самые обычные пальцы.
        Она не помнит, где живёт? Не хочет отвечать? Или думает, что я с другой, враждебной улицы?
        Сашку все эти вещи, похоже, совершенно не занимали. Он потянул меня за рукав.
        - Тём, пошли, а? А то сук тяжёлый, никак мне его не поднять…
        - А хотит ко мне в гости? - вдруг решился я. - Дома всё равно никого нету.
        - Н-не, - выдавила Аля, лицо её вдруг словно окаменело. - М-мы туда не ходим.
        - Почему?
        - Н-не ходим, - она отчего-то стала заикаться. - Просто не ходим, и всё.
        - Да не бойтесь! У нас на улице никого, кроме меня, нету. Никто не обидит, а тётя у меня добрая.
        Однако Аля лишь покачала головой, и даже Сашка не пришёл мне на помощь (на что я, честно говоря, рассчитывал).
        - Лучше вы к нам, Тёма, - бледно улыбнулась Аля.
        - А… далеко идти? - вспомнив о вдруг оказавшемся бесконечном ручье, сказал я.
        - Недалеко, - сказала Аля, и вдруг обернулась, резко, словно что-то услыхав. Замер и Сашка, веснушки его вдруг побелели.
        - Что… что такое?
        - Тёма. Уходите. Немедля, - голос Али сделался ну точь в точь, как у моей мамы. - Скорее! Уходите… через ручей.
        - З-зачем? - не понял я.
        - Уходите! - она топнула ногой. - Сюда идут… идёт… да скорее же вы, бегите, говорю вам!
        И она пихнула меня в грудь так, что я вдруг разом оказался по ту сторону кладбищенской ограды, покатившись вниз по склону - прямо к ручью.
        Мои путешествия с Кларой Хюммель
        (сочинения Леандры Маллик, 5-й курс Академии Долины Магов, работа, поданная для соискания места в магистратуре Академии)
        Путешествие первое
        Глава первая
        Путешествия начинаются
        Старшая адептка Леандра Маллик метко швырнула сумку с порога на кровать, целя в цветастую подушку с вышитым котиком.
        Попала.
        Выругалась.
        Хорошо, что ни мама, ни папа не слышат.
        - А всё потому, что учиться надо было лучше!
        Демоны б побрали эту Аличию. Аличию ди Дарио, с красивыми тёмно-каштановыми волосами, чья комната как раз напротив. И почему она вечно дверь держит открытой? Уединения не любит? Секретов не имеет?
        - С тобой, подруга, я потом разберусь, - пригрозила Леандра, зло дёргая задвижку.
        - Учиться всё равно надо было, - донеслось приглушённое. - Что, завалила? По походке чую - завалила!..
        - Аличия! - зарычала Леандра, сжимая кулаки.
        - Всё-всё. Молчу. Молчок-зубы на крючок. А что скажет досточтимый мастер Маллик скажет?
        Вот язва, мрачно подумала Леандра. Папа, конечно же, скажет. Ой, скажет!.. И мама. Мама, конечно, станет плакать. А когда мама плачет - ей, Леандре, хочется немедленно выпрыгнуть в окно или утопиться в озере, на берегах которого и раскинулась преславная Долина Магов.
        Конечно, всё было не так уж плохо, чем казалось два часа назад, когда, выйдя с экзамена, Леандра - или, по-домашнему, Леа - бомбардировала маму магически закодированными сообщениями (чтобы папа не прочитал): «Я всё завалила, мам, меня отчислят, мам, всё пропало!..»
        Всё оказалось не так плохо, но и недостаточно хорошо.
        Леа - высокая, тоненькая блондинка с острым подбородком и громадными, на пол-лица, глазами, в длинном форменном платье, положенном пятикурсницам (никакой легкомысленности, как у начинающих), - хлопнулась на кровать, растянулась прямо на покрывале.
        Эта старая жаба Ирэн Мескотт!.. Не взяла, не приняла, зарубила, не пропустила - набор в Целители закончен, процедила сквозь белоснежные зубки. Вы недобрали баллов, милочка. Ваш почтенный отец будет очень, очень разочарован. Нет, я ничего не могу сделать - в Целители идут не по знакомству и родству, а по призванию, коего я в вас, милочка, и не вижу. Меньше надо было, очевидно, предаваться танцам и флирту.
        Последнее было неправдивой неправдой, как говорила та же Аличия. Леа отличалась строгостью нравов, хотя любила и наряды, и девичьи посиделки. Но флирт? - нет!
        Однако, что же теперь делать?
        Все в её семье были целителями.
        Папа. Мама. Бабушки и дедушки. Старший брат Зигмунд - уже ординатор, на пути к полноправному членству, тема - «Срочная магопомощь в закрытых мирах». Даже младшая сестрица Корделия - которую Леа за глаза, а порой и в глаза зовёт Крокордилией за несносный нрав - даже эта несчастная приготовишка Крокордилия вызывающе помахивает у неё, Леа, годовым табелем с полным иконостасом «отлично с плюсом».
        Вот как им всем сказать, что не прошла?..
        Леандра скрипнула зубами.
        Нет, конечно, её не отчислили. И не отчислят. Просто предложат «что-то другое, более соответствующее проявленным способностям».
        Но что? По набранным баллам она не тянула ни на одну из престижных Гильдий.
        На иные из «непрестижных» тоже, вроде Запретного Знания, но к тем ненормальным она и сама не пойдёт.
        Что ей остаётся?
        Леа вздохнула и развернула свиток.
        Шестьдесят шесть баллов, только шестьдесят шесть из ста.
        Темпестатисты, сиречь Погодники, требовали самое меньшее семьдесят, и то при условии «одного или двух интернств со старшими членами Гильдии».
        Отпадает.
        Зодчие - шестьдесят пять, но, опять же, при наличии умения рисовать, а тут Леандра отставала безнадёжно.
        Гербологи - семьдесят пять. Анималисты - восемьдесят, тоже мне, воображалы, кто туда пойдёт по доброй воле?
        Менторы. Шестьдесят пять. Нет-нет-нет, учить недорослей в отстающих мирах?! Да лучше она повесится сама и сразу.
        Амплионеры, «улучшатели земли» - тоже восемьдесят. Ну, это ещё более-менее понятно, богатая профессия. У какого-нибудь короля урожайность повышать и иметь процент с каждого снопа…
        Иллюзионисты - восемьдесят пять. Тоже понятно, эти очень востребованы - всяком правителю требуются красивые фейерверки.
        Алхимики - столько же. Ы-ы-ы-ы, алхимию она всегда любила. Но, увы, «недобрали, да-с, недобрали, милочка».
        Парфюмеры. Тут вообще караул. Девяносто пять. Эхе-хе, штош, как говорит та же Аличия.
        Хронисты - шестьдесят. Это подходит, но…
        Но это ж тоска смертная!
        Перспектива просиживать платье над додревними свитками, сметая с них пыль веков и беспрерывно чихая, Леандру совершенно не увлекала.
        Гильдия Боевых Магов - «по результатам личного собеседования». Баллов вообще никаких не требуется. Но кто ж по доброй воле пойдёт к этим неудачникам?
        Как говорил папа (а мама согласно кивала): «Только не умеющие найти себе применения в мирных профессиях хватаются за мечи, тщетно пытаясь доказать собственную нужность».
        Так, и что ж это получается? Или Хронисты, или Менторы, или Зодчие, если удастся уговорить последних закрыть глаза на её корявые карандашные наброски?
        Леандра застонала.
        Один промах! Всего один!.. И никаких пересдач, никаких «вторых шансов», ничего!..
        Нет, конечно, был ещё один вариант. Попроситься в, гм, личные ассистентки к кому-то из известных магов, на уровне заместителя главы гильдии.
        Ой, мама.
        Леа покраснела.
        Почему-то оные «известные маги»-мужчины все, как один, предпочитали молодых и красивых ассистенток, а женщины - также молодых и красивых, но ассистентов. Хотя встречались и, гм, обратные варианты. Но при одной мысли о них Леандре становилось совсем худо.
        Но делать нечего.
        По правилам подписать её распределение должна была как раз та самая госпожа Ирэн Мескотт, потому что Леа пять лет отучилась на «пре-меде», готовясь к карьере Целительницы, а это направление в Академии курировала та самая Ирэн.
        Именно к ней надлежало явиться «со сделанным осознанным выбором».
        И явиться уже сейчас.
        Это уж она, Леандра, оттягивая неизбежное, отправилась домой, точнее, в «Комнаты для девушек», заведение госпожи де Норо, где жили многие адептки - как местные родом, так и из других миров.
        Одно из строго соблюдавшихся правил Академии - все должны быть в равных условиях, и потому даже потомственные маги Долины вынуждены были отправлять детей в общежития.
        - Час истёк, час истёк! - хрипло прокаркало чучело ворона над окном, красные глаза неживой птицы вспыхнули. Эту жуть преподнёс братец Зигмунд, уверяя, что чучело ни разу не дало ему проспать.
        Леандре оно не дало тоже, вот только помогло это мало.
        Час истёк.
        Леадра вздохнула, встала, поправила у зеркала причёску. Госпожа Мескотт не терпела на адептках макияжа, даже у старшего, выпускного курса, хотя сама не упускала возможности «накрасивиться», как говорила язвительная сестрица Крокордилия, по самое не балуйся.
        У подружки Аличии дверь была, сама собой, распахнута.
        - Пошла, Леа?
        - Полетела, - буркнула она в ответ.
        - Всё будет хорошо! Вот увидишь! - и Аличия, выскочив за порог, чмокнула Леандру в нос. - На удачу!..

* * *
        Леа стояла перед огромным дубовым столом в кабинете госпожи Мескотт и обмирала. А ещё - проваливалась сквозь землю при одновременном уходе души в пятки.
        Кабинет главной кураторши Целителей был строг и элегантен, как и сама госпожа Ирэн. Никакой кричащей роскоши, никаких вычурных трофеев. Только самое необходимое, только книги, трактаты, несколько картин, изображавших выдающихся деятелей Гильдии в различные знаменитые моменты их карьеры.
        - Итак, досточтимая старшая адептка Маллик. - Ирэн Мескотт не смотрела на девушку, только на разложенные перед ней в строгом порядке документы. - Весьма скверно, досточтимая старшая адептка. Весьма скверно.
        Леа глядела в пол. Уши у неё горели, да, кажется, не только уши, а и щёки, и даже шея, и даже то, что прикрыто лифом платья.
        - Хронисты. Зодчие. Менторы. И это у вас, потомственной чародейки Долины!.. Дочери почтенных и уважаемых целителей!..
        Вот жаба, поистине!.. Чего ты на меня ругаешься, какое тебе дело, в конце-то концов?!
        Леандра вдруг ощутила совершенно несвойственное ей желание приложить госпожу кураторшу «мордочкой об столик», как выражалась так же Аличия.
        - Кхм. Госпожа Мескотт…
        - Что? Что «госпожа Мескотт»? Я не знаю, куда вас девать, адептка Маллик! Вы ухитрились не просто плохо сдать экзамен, самый важный экзамен в вашей жизни, вы ещё и ухитрились провалить профилирующие разделы для тех Гильдий, что согласились бы иметь вас в своих рядах!..
        То есть как? Что, и даже Хронисты?..
        - И даже Хронисты! - отрубила госпожа Мескотт. - Темпоралистика - сколько вы получили, а, адептка Маллик?
        Жаба. Ну точно жаба. Хоть и красивая.
        - Сорок пять…
        Но разобраться в Темпоралистике могли только совершенные ботаны. Ну или страшные, аки тотальная маговойна, девицы.
        - Сорок пять. - Льда в голосе кураторши хватило бы на полярную шапку какого-нибудь не слишком холодного мира. - Сорок пять, при минимуме семьдесят! Нет, милочка, Хронисты отпадают. Я не могу просить столь почтенную и древнюю гильдию принять к себе недоучку, со стыда сгорю.
        Со стыда она сгорит, лягуха болотная.
        - Зодчие. Ну, тут совсем плохо - Рисование у вас, милочка, пятьдесят. Пещерные люди, которые на стенах оленей с медведями малевали, и то лучше вас знали, с какого конца за кисть браться. То же самое - краснеть за нерадивую адептку, особенно - из хорошей семьи, я не стану.
        Конечно, не станет.
        - Менторы. - Кривая усмешка госпожи Мескотт была донельзя красноречива. - Тут вы, адептка, подходите чуть больше…
        Леандра тяжело вздохнула. Значит, всё-таки недоросли…
        - Однако характеристика, данная на вас кафедрами Сознаниезнания, Этикета и Наставничеведения, увы, совершенно однозначна - к подрастающему поколению вас на три полёта огнешара подпускать нельзя. Даже к умственно отсталым.
        Леа замигала. Глаза вдруг предательски начало жечь.
        Адептка, формально выдержавшая экзамен, но не принятая для окончательного прохождения магистерского обучения ни в одну из Гильдий, отчислялась из Академии с позорной справкой «прослушала курсы», даже не с дипломом.
        А таким дорога одна - или замуж, в домохозяйки, или…
        Или прочь из Долины, скрыть свой позор в других мирах. Потому что, как ни крути, кое-какие заклятия они знали. И даже умели эти знания применить.
        Но это… но это же…
        Леандра никогда не покидала Долины. Ну, только с родителями, братом, Крокордилией и надёжной охраной, стоившей немалые деньги. Папа тогда расщедрился, нанял саму воительницу Райну; и да, ни по пути в райский тропический мирок Канно, ни там, ни на дороге обратно с ними ничего не случилось. Но отправляться куда-то одной?!..
        Ой мама, мамочка, спасите-помогите!..
        Тишина стояла такая, что Леандре казалось - буханье её сердца слышно сейчас по всей Долине.
        Мескотт, скривившись, с отвращением глядела на оценки Леа. С таким отвращением, словно это были черви, ползающие по гниющим отбросам.
        - Что вы замерли, адептка Маллик? Идите, идите, давайте, отправляйтесь домой, пусть ваши родители кормят вас и дальше. Они не побираются, вам хватит на всю долгую жизнь мага Долины, - кураторша сухо рассмеялась.
        - Г-госпожа М-мескотт…
        Когда-нибудь, жаба, я тебе заплачу за сегодняшнее унижение. «Мордочкой об столик». Туалетный. Со всеми твоими косметическими причиндалами.
        - Я уже лет четыреста «госпожа Мескотт», - поджала губы та. - Говорите, Маллик, и поживее. Я и так слишком много потратила времени на одну недоучку.
        - Неужели… ничего нет… для меня… в Долине?
        Мескотт негодующе фыркнула.
        - Для вас, милочка? В Долине? Нет, ничего нет.
        - С-совсем н-ничего?
        Только не разреветься, только не разреветься, тольконеразреве…
        Ирэн, подняв бровь, принялась демонстративно шуршать свитками.
        - Ничего. Ничего. Так… смотрительница гоблинов-уборщиков, с умением оказать первую помощь при производственных травмах… нет, не сможете, не потянете… младшая горничная у господина… гм, нет. Только этого не хватало. Почтенного чародея от вас, милая, удар хватит. К тому же его супруга - брюнетка, блондинок, вроде вас, на дух не переносит…
        На столе оставался только один-единственный свиток.
        Свиток, где красовалась эмблема - дракон, обвивающий меч.
        - Гильдия Боевых Магов, - с нескрываемым отвращением бросила Ирэн Мескотт. - Готова принять 1-го - в скобках прописью «одного» - адепта для годичной интернатуры. Прохождение оной будет связано с путешествиями за пределами Долины, в мирах с категориями опасности «оранжевая» и «красная». Вероятность встречи с хищными формами магожизни - весьма высокая. Степень риска - весьма высокая. Возможность ранений, включающих, но не исчерпывающихся увечьями, ожогами, укусами, рассечениями, уколами, размозжениями, сотрясениями, ампутациями как частичными, так и полными…
        Пол уходил у Леандры из-под ног.
        - Но зато это - полноценная интернатура, - судя по кислому выражению госпожи кураторши, сама она её таковой отнюдь не считала. - При успешной защите работы, написанной по итогам, возможно присуждение - если Учёный совет сочтёт нужным выразить Особое Мнение - магистерской степени. Прохождение интернатуры осуществляется… - тут госпожа Мескотт словно раскусила лимон, - под руководством мастера Гильдии Боевых Магов, госпожи Хюммель Клары.
        Клара Хюммель. О ней Леа слышала. Правда, папа с мамой над ней всегда посмеивались. «Сапоги напялила, меч на бок повесила, и думает, что сравнится с нами!..»
        Но, демоны меня побери, магистерская степень!..
        - Благодарю вас, госпожа Ирэн, - услыхала Леандра свой собственный голос. - Спасибо, что дали мне эту возможность. Где я могу отыскать мастера Хюммель?..
        Глава вторая
        Мастер Хюммель, кладовщик Трындюк и другие
        Что творилось дома, лучше даже и не вспоминать. Мама заламывала руки и норовила упасть в обморок, папа, даром, что и сам Целитель, растерянно топтался возле, поминутно спрашивая:
        - Дорогая? Дорогая, как ты? Дорогая, тебе легче?
        Судя по слабым маминым стенаниям, легче ей не становилось.
        Братец Зигмунд прожёг Леандру взглядом, помчался «помогать отцу», держа наготове свой новенький походный набор первой помощи - явно, чтобы похвастаться.
        А вот злонравная сестрица Крокордилия, против всех ожиданий, как-то присмирела, не стала дразниться, глядела задумчиво и чуть ли не с завистью.
        Хотя чему тут завидовать? Не иначе, как задумала очередную каверзу!..
        - Силы святые, Арчи! - стенала меж тем временно пришедшая в себя мама. - Арчибальд, ты должен… ты обязан… к мессиру Архимагу… он нас знает… всегда был благосклонен… и вообще… как ты мог пустить это на самотёк!.. Ведь ты же знал, что Леа…
        «А что Леа? Что Леа? - угрюмо подумала средняя Маллик. - Ну, недобрала баллов! С кем не бывает? Чего уж так кудахтать? И зачем бежать унижаться перед мессиром? Только у него и дел, что пристраивать, гм, не слишком удачливых выпускниц!.. Стыда не оберешься!»
        Нет уж, она пойдёт с мастером Хюммель. В конце концов, интернство - это ж не смертный приговор!..
        Тут она, правда, вспомнила список ранений, «включающий, но не ограничивающийся», и стало как-то не по себе.
        Однако эти мысли Леа старательно гнала.
        Так или иначе, но вечером того же дня Леандра шагала к «вертепу», как выразилась мама, боевых магов Долины. Шагала в присутствии всего семейства, не исключая и злонравную Крокордилию.
        Мама шла, вцепившись Леа в локоть так, словно и впрямь провожала на эшафот. Папа, многократно мамой отруганный, бледнел, краснел, кусал губы и что-то бормотал. Братец Зигмунд для пущей важности облачился в парадную форму ординатора Гильдии Целителей, белую с золотыми эполетами и аксельбантами. Увязавшаяся же сестрица, против обыкновения, не стала соревноваться с Леа в части нарядов, а скромно завернулась в какой-то изрядно ношеный плащ. В другое время чёрта с два мама б выпустила Крокордилию из дома в таком виде, но сейчас мадам Маллик не замечала вокруг себя почти ничего.
        - И с кем, силы святые, с кем, главное!.. - не унималась мама. - Эта Хюммель! Хюммель, у которой и платья-то приличного нету! Хюммель, которая курит трубку!.. А ведь из приличной семьи!..
        - Где, как известно, не без урода, - поддакнул папа.
        - Именно, что не без!.. Подумать только, внучка самого Петера Хюммеля! Кузен её Рутгер - не последний у Алхимиков, и -
        - И другой кузен, Мартин!.. Наш коллега!..
        - Которого мы с тобой так хорошо знаем, дорогой. Целители, Алхимики, Иллюзионисты… приличные, достойные, уважаемые маги, которым не страшно ребёнка доверить. А эта? У которой из подруг - одна лишенка Стевенхорст!..
        - Джосси, Джосси, я тебя умоляю, - испуганно пролепетал папа. - Не при детях…
        Ну да, «не при детях». Страшное слово «лишенка», то есть родившаяся в семье полноправных магов Долины, но без магических способностей. Хуже этой участи ничего быть не могло.
        - Не зря её Аветус бросил! - мама положительно не могла остановиться. - Понял, хоть и не сразу, с кем связался!..
        Зигмунд закашлялся, Леандра покраснела, а вот сестрица Крокордилия прислушивалась ко всему с жадным интересом.
        - Джосси! - наконец не выдержал папа. - Как бы то ни было, Хюммель - единственная надежда для Леа на магистерский диплом, а потому…
        - Да. Да. - Мама трагически закатила глаза. - Сваливай всё на Хюммель. Это ты должен быть надеждой Леа на степень, а не какая-то там потас… кхм… какой-то боевой маг сомнительной репутации. Ты постоянно, ты всегда уходишь от ответственности, ты ни за что не хочешь отвечать!..
        Папа понурился, Зигмунд вздохнул и даже Крокордилия повесила нос. Мама обожала читать папе подобные нотации.
        К счастью, они уже стояли у самых дверей «вертепа».
        Гильдия Боевых Магов была одной из самых древних, и потому свой гильдейский клуб имела в весьма престижном месте - на узком мысу, что подобно наконечнику стрелы вонзался в Круглое Озеро, в самом сердце Долины.
        Угловые башни в виде вставших на дыбы драконов, их сплетённые крылья образовывали крышу. Высокое крыльцо с перилами - опять же в виде распластавшегося змеечуда, и неизменный привратник Гильдии, Гормли, на вечном своём посту.
        - К ко-мy? - задирая подбородок, осведомился старик. Его кольчуга блестела, словно новенькая, а ладонь, как и положено, лежала на эфесе меча.
        Мама громко вздохнула и вновь закатила глаза. Но привратник Гормли слыл в Долине приятелем самого мессира Архимага, любившего приговорить в его компании добрую толику осеннего эля, сваренного гоблинами-арендаторами, и потому задевать его не рекомендовалось даже достопочтенным господам Целителям.
        - К госпоже боевому магу мастеру Клариссе Шварцхорн Хюммель. Старшая адептка-интерн Леандра Маллик с семейством!
        Гормли поднял бровь и оглядел их всех так, словно видел впервые.
        - Papiren, герр Маллик! Документы, прошу предъявить!
        - По какому… - пискнула было мама, но папа с невесть откуда взявшейся ловкостью ухитрился разом и обнять её за плечи, и задвинуть себе за спину, и протянуть надменному привратнику тугую связку бумаг.
        Леа в очередной раз возжелала провалиться сквозь землю. А ещё лучше - через несколько слоёв Реальности сразу.
        Гормли разглядывал свитки придирчиво, подносил то к самым глазам, то глядел на просвет. Печати изучил так, словно имел веские причины сомневаться в их подлинности.
        - Я доложу, - наконец изрёк он торжественно. - Благоволите следовать за мной, mein damen und herren[9 - Мои дамы и господа (нем.)], ожидайте в приёмном покое. Когда госпожа мастер сможет вас принять, вы будете ordnungsgema? benachrichtigt[10 - Должным образом уведомлены (нем.)].
        Внутри клуба Гильдии Боевых Магов Леа не бывала ещё ни разу. Воображение рисовало ей мрачные каменные стены, увешанные жуткими трофеями - таксидермически сохранёнными головами чудовищ и монстров, черепами, костями, кошмарного вида мечами, секирами и иными орудиями убийств, взятыми чародеями Гильдии на телах поверженных ими злодеев.
        За дверьми открылся широкий проход - и он оказался именно таковым.
        Мрачные стены, только не каменные, а красного кирпича, нарочито неровно сложенные. Полукруглые своды, горят грубо сработанные факелы в железных кольцах, а справа и слева на деревянных щитах развешаны те самые «жуткие трофеи».
        По правую руку распахивала пасть здоровенная змеиная голова - величиной как две медвежьих, буркалы - с кулак, а клыки - в пол-локтя. С клыков по капле стекал зеленоватый яд, срывался и испарялся.
        Иллюзия была полной. Леа взвизгнула и попятилась, мама поспешно отстранилась, даже папа с Зигмундом вздрогнули. Одна Крокордилия бесстрашно встала у самой морды рептилии, вчитываясь в висевшую рядом табличку:
        - Мutata regulus venena diffundet…[11 - Гадюка обыкновенная изменённая (искаж. лат.)] Ой, мам, гляди, какие зубки классные!..
        Мама только что-то слабо простонала.
        По соседству с mutata regulus venena diffundet помещалась salamandra ignem spirans[12 - Саламандра огнедышащая (искаж. лат.)], ещё дальше - ursus lupinotuum pectinem[13 - Медведь-оборотень (искаж. лат.)].
        - Ну прям близняшка твоя, - съязвила (от страха) Леандра, проходя мимо сестрицы, что никак не могла оторваться от созерцания гадюки обыкновенной, но изменённой.
        В другое время Крокордилия бы не преминула выпалить в ответ что-то не менее язвительное, а сейчас, похоже, даже и не расслышала.
        Правда, задержаться подле гадюк, саламандр и медведей-оборотней им не удалось. Привратник Гормли топал себе вперёд, за ним следом - папа и Зигмунд, почти тащившие между собой маму.
        В следующем коридоре, однако, они поневоле задержались - Корделия аж взвизгнула от восторга и ни за что не хотела уходить, крутясь вокруг спускавшегося с потолка на толстых цепях великолепно исполненного чучела giant aranea hominemque comedere[14 - Гигантский паук-людоед (искаж. лат.)]. Этот самый aranea был настолько giant, что растопыренные его лапы послужили бы отличным шалашом; челюсти блестели коричневым ядом, тёмно-вишнёвые многочисленные глаза, казалось, пялились с неутолимым голодом.
        - Ка-акие челюсти! - восторгалась Крокордилия. - А лапсы! Мам, мам, Леа, вы гляньте, какие лапсы! Ка-ак хватит лапсой - и сразу кишки наружу!
        При одном только виде этого aranea hominemque comedere Леандре захотелось немедленно бежать домой, зарыться с головой под одеяло, поставив заодно полдюжины самых крепких охранных заклятий. Помнится, как-то раз та же Крокордилия, ещё совсем малявка, подпустила в спальню к средней сестрице «чёрного стукачка», которого сама же невесть как ухитрилась начаровать; когда Леандру сняли с флюгерного шпиля, саму Крокордилию засадили в чулан на хлеб и воду, а братца Зигмунда лишили карманных денег за неубирание под замок конспектов, не предназначенных для детских глаз - Леа с тех пор назубок выучила все отпорные чары, какие только могла.
        - Дамы и господа, - напыщенно объявил Гормли, - вам поистине повезло, и госпожа мастер Кларисса Шварцхорн Хюммель примет вас незамедлительно в Зале Трофеев. Прошу следовать за мной.
        Дальше коридоры оказались уже не столь пугающи, с обычной отделкой. Убранство не было лишено элегантности, однако на всём - на старомодной вычурной мебели, креслах, козетках и канапе - лежала печать потёртости, небрежения, запущенности.
        По стенам висели паноплии[15 - Паноплия - декоративная композиция из элементов военных доспехов (изначально античных), щитов, оружия и знамён.] из причудливых щитов, мечей, ятаганов, скимитаров, секир, топоров, палиц, палашей, моргенштернов и ещё один мессир Архимаг ведает как называющихся видов смертоубийственного оружия.
        Мама морщила нос и поджимала губы. Карнизам и лепнине не помешала бы изрядная чистка, ковры давным-давно следовало выколотить, а трещины в старом паркете из благородных пород дерева - заделать.
        - Зал Трофеев, - торжественно, словно перед особой королевской крови, объявил Гормли. - Госпожа мастер ждёт вас.
        …О да, это был воистину Зал Трофеев.
        Были тут скелеты неведомых чудищ и поразившее их оружие, были картины, на которых благородные маги в сияющей броне сокрушали очередных Тёмных Властелинов, были кристаллы и их друзы, были автоматоны со смятыми шлемами, были зомби, навек заключённые в нетающие ледяные глыбы, были упыри, уныло висевшие на продетых сквозь крылья цепях, были…
        А ещё была высокая стройная женщина в кожаных лосинах и высоких ботфортах, короткой лайковой куртке и широком поясе, на котором висела внушительная шпага с рубинами в оголовке эфеса.
        Загорелая, с едва заметными морщинками в уголках глаз, мастер Кларисса Хюммель явно пренебрегала ухищрениями гильдии Парфюмеров. Волосы она носила по-девичьи заплетёнными в старомодную косу.
        - Фройляйн мастер, имею честь представить явившихся до вашей милости, - чопорно отрапортовал Гормли. - Старшая адептка Маллик, Леандра! С семейством! Мастер Маллик, Арчибальд, гильдия Целителей! Мэтресса Маллик, Джоссина, гильдия Целителей! Ординатор Маллик, Зигфрид, гильдия Целителей! Младшая адептка, приготовительный класс, Маллик, Корделия!
        - Спасибо, Гормли. Ты свободен.
        Клара Хюммель положила руку на эфес и шагнула навстречу старшей адептке Маллик Леандре, с семейством.
        - Papiren, Herrin Meister.
        - Ich danke Ihnen.
        Зашуршали свитки.
        - Э-э-э… - попытался заговорить папа, но мастер Хюммель вдруг резко вскинула руку.
        - Прошу вас, Арчибальд. Я должна поговорить с адепткой наедине.
        - Как «наедине»? - вскинулась несколько пришедшая в себя мама. - Мы не допустим… мы не позволим…
        - Не позволите, госпожа Маллик? - похоже, Клара Хюммель умела подпускать в голос льда не хуже, чем эта жаба Ирэн Мескотт. - Хорошо. Тогда скажите мне, во что одета сейчас ваша дочь? Что на ней надето?
        - А? - не поняла мама. - Как это «что надето», Хюммель? Дорожное платье от Виты Деверо - хотя откуда вам знать, кто такая Вита Деверо, и сколько стоят наряды из её мастерской!
        Леандре показалось, или при упоминании Виты Деверо глаза мастера Клары слегка сузились?
        - Дорожное платье. То есть платье для дороги, для путешествия. Угу. Отлично.
        Клара Хюммель отвернулась, чем-то зашуршала. А потом вдруг разом оказалась совсем близко к Леандре, с силой потянув за кружевной отворот, и не пальцами - в её руке зажата была отвратительного вида мохнатая засушенная лапа какого-то очередного aranea, и может даже, весьма giant, вся покрытая жёсткими чёрными волосками и заканчивающаяся внушительным чёрно-стальным когтем в пол-ладони величиной.
        Коготь зацепился за кружева, а отставленные зазубрины-чешуйки не давали ему выскочить.
        - Что теперь вы станете делать, старшая адептка, угодив на крючок к consectari venatoris agrestisque? А если это будет гигаскорпион, ракопаук или сколопендроморф? Если у нас на пути окажется летучий василиск, ядовитый шагающий дробильщик или, из последних моих дорожных встреч, das schwarze Schwalbe, чёрный глотатель?
        Коготь потянул за кружева сильнее, и Леандра оказалась совсем близко к боевой чародейке.
        - О да, Вита Деверо знает своё дело. Но предпочтительней, девочка, чтобы на тебе оказалась гнилая дерюга, потому что лучше остаться голой, но живой. Чем в самом лучшем «дорожном платье», но мёртвой. Распухшей, посиневшей от яда и медленно перевариваемой тем самым чёрным глотателем.
        - Ах! - мама закинула руки к лицу и попыталась упасть в обморок.
        - Джосси! Силы небесные, Клара, что ты…
        - Я спасаю твою дочь, Арчибальд, если ты ещё не понял. И лучше б тебе сейчас отсюда убраться вместе с женой и сыном. Я же сказала, что должна поговорить с адепткой наедине.
        - Я, я считаю, - голос братца Зигмунда слегка дрожал, - я считаю, что первой обязанностью научного руководителя интернатурой, supervisoris, является обеспечение полной и несомненной безопасности вверенного его попечению…
        Хрясь! В левой руке мастера Клары невесть откуда возникла вторая лапа с когтем, которая немедля и зацепила господина молодого ординатора за витой аксельбант.
        Рывок - и Зигмунд, потеряв равновесие, распростёрся на полу.
        - Ты - труп, - равнодушно сказала Клара. - Тебе впрыснули в шейную артерию парализующий яд, одновременно обрабатывая переваривающей слюной. Вставай и выматывайся. Вы, досточтимые мастер и мэтресса Маллик, последуйте его примеру.
        - А я? - вдруг пискнула Крокордилия. - Можно, я останусь, Lieber Meister?
        - Корделия! - вспыхнула мама. - Марш за мной!
        - Нет, ну можно, а, госпожа мастер? Мне так у вас тут нравится! Такие зверики! Так и тянет копьём пырнуть.
        Клара Хюммель подняла бровь.
        - Это ты - младшая адептка Маллик, Корделия, приготовительный класс?
        - Das stimmt, ich bin es! Jawohl, mein Мeister![16 - Так точно, это я! Да, мой мастер! (нем.)]
        - Оставайся, - после некоторого раздумья бросила Клара. - Глядишь, тебе полезно будет. Отвечаешь, во всяком случае, бодро.
        Крокордилия просияла. Как-то очень нехорошо просияла, подумалось Леандре.
        - Оставьте нас, - повернулась госпожа боевой маг к маме, папе и братцу Зигмунду.
        - Но…
        - Джосси! Прошу тебя. Пожалуйста, - взмолился папа.
        Мама сделала ледяное лицо, задрала подбородок и возмущённо промаршировала мимо Клары, к выходу из Зала Трофеев. Госпожа Хюммель усмехнулась, кивнула, и раскрыла стоявший рядом с ней здоровенный кофр.
        - А ты, старшая адептка Маллик, шагай сюда. Шагай-шагай, не бойся. Так… теперь раздевайся.
        - Что? - сдавленно пискнула Леандра. Этакого оборота она никак не ожидала.
        - Раздевайся, говорю. Платье твоё - верный путь на тот свет. Боевой маг, даже если он - интерн, одевается соответственно. Не стой столбом, адептка!
        - Я помогу, - кинулась зловредная Крокордилия. - Стой как стоишь, сестрица, дай я крючки расстегну.
        То «не стой столбом», то «стой как стоишь» …
        Однако злокозненная сестрица и впрямь ловко расстегнула всё, что нужно, помогла стянуть платье.
        - Одежда, которую надевать надо при помощи камеристки - не для боевого мага! - громыхнула Клара. - Так, что у нас там? Корсет, рубашка, панталоны, чулки - всё долой!
        Крокордилия помогала ревностно, да так, что очень скоро Леандра оказалась в чём мать родила, кое-как прикрываясь руками.
        - Тоже мне, - оценила её застенчивость госпожа Хюммель. - Во-первых, я женщина. Во-вторых, мне, быть может, придётся жука-сверлуна из твоих внутренностей выковыривать, или, того пуще, роды у тебя принимать.
        - Ы-ы-ып! - хором выдали сёстры Маллик.
        - Не «ы-ы-ып», а роды, самое обычное и естественное дело на свете. Ну, чего краснеешь, старшая адептка? В жизни всё случается. И дети тоже. А вот ты молодец, младшая. Краснеть тут нечего, надо перевязывать пуповину, а если надо, то и кесарить в походно-полевых условиях. Короче, одевайся, старшая адептка. Мы с кладовщиком подобрали тебе кое-что. Сейчас посмотрим, как подойдёт.
        «Кое-что» оказалось новой, чистой, прочной одеждой, но совершенно Леандре непривычной. Мягкие лосины, коротенькие панталоны безо всяких кружавчиков, обтягивающая майка, рубаха на пуговицах, не стеснявшая движений.
        Напоследок оставлены были видавшая виды кожаная куртка (единственная не новая вещь среди всех) со множеством карманов, карманчиков и карманищ, а также ботфорты, почти такие же, как на самой Кларе.
        Правда, как их надевать, на босу ногу, что ли?
        - Вот это, девочка, называется «портянка». - Клара продемонстрировала оторопевшей адептке белое прямоугольное полотнище размером с полотенце для рук. - Носки и прочие достижения цивилизации в закрытых мирах - это хорошо, но портянки наматывать надо уметь.
        - На что… наматывать? - простонала Леандра.
        Крокордилия немедля пробормотала, на что именно, и Леа залилась краской.
        - Слышала б тебя мама!..
        - Но она не слышит, - ухмыльнулась сестра. - Госпожа Клара! А можно мне тоже попробовать?
        - Можно, Корделия.
        - Ура! Vielen Dank, mein Meister![17 - Большое спасибо, мой мастер! (нем.)]
        …Наматывание неведомых ранее «портянок» обернулось мукой мученической и новыми насмешками зловредины Крокордилии.
        - Крокодила! Заткнись! - не выдержала наконец Леа.
        - Адептка Корделия справилась с заданием верно и куда быстрее тебя, старшая адептка Леандра.
        Леа покраснела и закусила губу, в глазах стояли злые слёзы. Наконец, когда с пятнадцатого раза ей удалось, наконец, намотать эту самую «портянку», госпожа Хюммель смилостивилась над ней.
        - Ладно. Идём в каптёрку. В конце концов, тебе нужны не только штаны с сапогами.
        Мама, папа и братец так и остались за дверью.
        В каптёрке - огромном сводчатом помещении в сухом и чистом подвале - их поджидал унылый хобгоблин в коричневом кафтане. Грудь его украшал целый ряд значков - «За беспорочную службу», «За Сохранность и Бережливость» и прочие подобные.
        При виде госпожи Хюммель хобгоблин поднялся, блюдя достоинство чина хоть и незначительного, но с собственным ответственным участком.
        - Миледи, по вашему приказанию комплект вещевого довольствия составлен!..
        - Отлично, - махнула рукой Клара. - Тащи сюда.
        Шаркая, хобгоблин удалился, чтобы вскоре вернуться, таща за собой внушительный короб на тележке. Под мышкой кладовщик держал солидного вида амбарную книгу в переплёте чёрной кожи, украшенную по углам миниатюрными черепами. Глазницы оных горели злобным огнём, суля печальную судьбу любому, кто покусится на сохранность вписанного на этих страницах имущества Гильдии.
        - Давай, Трындюк, по списку, - Клара нетерпеливо притопывала ногой, у сестрицы Крокордилии горели глаза, а Леандра беспомощно глядела на открывшийся ей номер первый списка:
        - Кольчуга мифрильная, срок носки первый, - скрипуче объявил Трындюк, извлекая на свет из кофра нечто серебристое, сверкающее, из шелестящего водопада мелких и мельчайших колечек. - Изделие имени Балеары Каванис, название присвоено посмертно, за проявленные оной Каванис мужество и героизм…
        - П-посмертно? - коленки Леандры задрожали.
        - Посмертно, - каптёр поправил круглые очки и продолжал водить пером, не замечая яростный взгляд госпожи Хюммель. - Трагически погибла, прикрывая отход, при массированной атаке ядовитых шершней-самоубийц.
        - Шершней-самоубийц? - кажется, сестра Корделия прямо-таки задыхается от восторга. - Это же свержение тирана Шаап-Тара, боевая группа мастера Мелвилла!..
        - Точно, - Клара взглянула на юную адептку Маллик с новым интересом. - Учила историю Гильдии, девочка?
        - Так точно, мой мастер!
        - Хм… Твоей сестре точно не помешала бы толика твоего энтузиазма. А то стоит, бледная, как смерть. Давай дальше, Трындюк, не то я усну прямо здесь. И воздержись, пожалуйста, от бесконечных описаний. Двигайся по списку, только молча. Усёк?
        Хобгоблин Трындюк обиженно поджал пухлявые губы, но перечить боевому магу не посмел.
        - Шлем мифрильный, типа бацинет, снабжён авентайлом, имени…
        - Трындюк!..
        - Молчу, госпожа Хюммель, молчу. Идём дальше. Наколенники…
        - Без имени. Просто наколенники. И можешь опустить материал. Просто заноси в ведомость, я распишусь.
        Каптёр трагически вздохнул. Похоже, в полном цитировании наименования вручаемого под роспись предмета экипировки и состояла единственная радость его жизни.
        За наколенниками последовали боевые перчатки, поножи, надеваемые поверх ботфорт, наручни, «пояс боевой алхимический, и две бандольеры при нём», «мизерикордия трёхгранная самозатачивающаяся с функцией последнего удара»…
        - Так! Трындюк! А это ещё что такое?! - Клара негодующе ткнула в «мизерикордию с функцией». - Я этого не заказывала!
        - Согласно рекомендации Совета Гильдии, - вдруг с гордостью заявил кладовщик, - прилагается ко всем полевым комплектам экипировки, для исключения попадания в плен с последующими пытками. Гарантирует безболезненное пресечение жизни, что есть несомненно лучший выбор, нежели пытки раскалённым железом или забивание игл под ногти… Госпожа адептка?
        - Буэ-э-э!..
        - Ничего, госпожа Хюммель, я сейчас всё уберу! Леа, сестричка, садись сюда, ты же вся зелёная!..
        - Ну, послали же силы заветные и заповедные интерна! - ворчала Клара, когда они все втроём тащились из каптёрки обратно в Зал Трофеев. - Что вот мне с тобой делать? Тренировать тебя, ждать, пока ты хоть чему-то научишься, времени у меня нет. Интерн должен уже кое-что уметь. Иначе… может, заберёшь своё прошение, а, Леандра?
        Забрать прошение? Отказаться от мечты? Согласиться со справкой «прослушала курс предметов»? Покинуть Долину?! Никогда и ни за что!
        - Нет, госпожа Хюммель. С вашего позволения, но прошение я не заберу.
        - И Гильдия ведь должна взять кого-то в интерны, - вдруг подала голос Крокордилия. - Правила Совета Долины…
        - Ты, девочка, слишком много знаешь, - недовольно бросила Клара. - Но да, Гильдия должна брать интернов, а у нас с ними в последнее время не очень.
        - Госпожа мастер… - Корделия вдруг остановилась, привстала на цыпочки, заглянула боевой чародейке в глаза. - Возьмите меня, госпожа мастер. Вместо Леандры. Я всё умею, честное слово! И огнешар скастую, и ледяную иглу, и песчаную бурю! Первую помощь «при ранениях магических и холодным оружием нанесённых», - она явно цитировала «Руководство к первой полевой помощи», знакомое и самой Леа по «пре-меду». - Возьмите меня! А результаты пусть сестра забирает, ей нужнее.
        Что-о? Эта пигалица Крокордилия, приготовишка несчастная, не окончившая и одного настоящего курса Академии - пойдёт в интерны вместо неё, Леандры?! У которой, как ни крути, были и «Основы боевой магии», и «Алхимия в военных приложениях» и, наконец, та самая «Первая помощь»!
        - А что? - прищурилась госпожа Хюммель. - Это, конечно, не разрешено никакими руководствами, но уж больно ты, младшая адептка Маллик, всерьёз готовилась!..
        - Готовилась! - взмолилась злонравная сестрица. - Я, я хочу быть боевым магом, госпожа Хюммель! Мечтала с детства! Читала всё!..
        - Похвальное рвение, похвальное, девочка. Огнешар ты скастуешь, не сомневаюсь. Но… не могу. Через пять лет - другое дело. Считай, место тебе уже забронировано.
        - Я. Пройду. Сама. - Леандра взяла враз нахохлившуюся и сделавшуюся донельзя несчастной Корделию за плечо. - Я пройду сама, сестра. Спасибо, что помогала, спасибо, что хочешь помочь. Но - я сама.
        - Да какое «ты сама»! - взорвалась вдруг Корделия. - У тебя одни кантики да бантики на уме! Платьюшки-рюшечки-плиссе-гофре! Сколько у тебя пар чулок, а, сестрица? Сто? Двести? Каждый день новую требуешь!..
        Не сто и не двести, а штук четыреста, оскорбилась про себя Леандра. Полсотни телесных, столько же белых, столько же чёрных, остальное - специальные, для особых случаев!.. И это ещё мало!
        Но вслух, хвала всем небесам и безднам, она этого не сказала.
        - Довольно! - остановила их госпожа Хюммель. - Корделия, поверь, всей душой радуюсь твоему рвению. Приходи, работу на лето тебе найдём, если, конечно, родители пустят. Но идти со мной должна Леандра. Видишь, как губы кусает? Не такая уж она тютя и размазня, твоя средняя сестрица. Ну, все всё поняли? Тогда до завтра. До завтра, Корди, я потолкую с Мелвиллом на твой счёт. До завтра, Леандра. Мы отправимся на рассвете.
        - К-как «н-на рассвете»? Уже завтра?..
        - Уже завтра, старшая адептка Маллик.
        Глава третья
        За околицей, у самого порога…
        «Уже завтра» наступило пугающе быстро.
        - Нет, как такое возможно?! - кипела мама, перейдя от полуобморочного состояния со стонами: «О, дитя, моё несчастное дитя!» - к состоянию боевому, сопровождавшемуся угрозами самолично снести «вертеп» «этих бездельников» и «написать votum separatum[18 - Особое мнение (искаж. лат.)] лично мессиру Архимагу». - Как такое возможно, тащить бедного ребёнка в хаос безо всякой подготовки, без тренировок! Что эта Хюммель себе позволяет?! Арчибальд! Почему ты ничего не делаешь?! Почему ты не в Совете Долины?! Почему не написал прошение на имя…
        - Потому что Леа набрала шестьдесят шесть баллов! - не выдержал папа. - Думаешь, у нас мало завистников, Джосси?! Думаешь, у Мескотт меньше влияния в Совете?! Нас поднимут на смех, ты понимаешь это или нет?! Мы потеряем лицо!
        - Лучше лицо, - вдруг резко сказала мама, - чем дочь.
        Папа растерянно тёр щёки.
        - Ну, можно же никуда не ходить, - наконец выдавил он. - Просто не ходить. Н-написать п-прошение. Мессиру Архимагу…
        Этого Леандра вынести уже не могла.
        - Мама. Папа. Я пойду. Сама. И я вернусь, вы не думайте! Мама, никого вы не потеряете! Это же не война, мам!
        И даже ножкой притопнула.
        В общем, на следующее утро досточтимая nobilem puellam[19 - Девушка благородного происхождения (лат.)] Леандра Анаксагора Маллик стояла перед высоким крыльцом «вертепа», облачённая в кольчугу мифрильную первого срока носки, шлем типа бацинет с авентайлом, имея затянутый на талии пояс боевой алхимический, а на плечах - куртку кожаную б/у.
        На сей раз привратник Гормли пропустил её без слов. Интересно, он вообще спит хоть когда-то?
        Клара встретила Леандру уже готовая к походу. Такая же кожаная куртка, лосины, ботфорты, под курткой - кольчуга. Надо отдать должное гномам, броня эта почти не чувствовалась.
        - Снадобья в гнёзда вставляй, - вместо приветствия бросила чародейка. - Что у тебя в мешке?
        - Одеяло, второе одеяло… - начала перечислять Леандра.
        - Оставь. Идти нам не так, чтобы далеко, до первой остановки варана возьмём.
        - Варана? - вздрогнула nobilem puellam.
        К пресмыкающимся, равно как и к земноводным, Леандра питала непозволительную для родившейся в Долине Магов антипатию.
        - Вьючного, - успокоила её Клара. - До первой остановки, а там видно будет.
        Варан оказался меланхоличным созданием с печально-философским взглядом лиловых глаз. Клара похлопала его по морде, сунула что-то в пасть и деловито велела Леандре вязать заплечный мешок во вьюки.
        - Тронулись, - буднично сказала Клара, беря варана за длинный повод. - Рабочая тетрадь, адептка Леандра, - с тобой?
        Леандра торопливо кивнула. Ей едва удалось добиться, чтобы семейство ограничилось проводами дома, а не тащилось следом - уж больно бледный вид она сейчас имела.
        - А почему тетрадь в мешке, а не у тебя в руках? Что должен сделать интерн, покидая пределы Долины? А мы к ним уже близко!
        Ах, верно, демон тебя побери. Занести в «журнал наблюдений» показания магометров, определить силу и направление смещающих моментов, «следить за прокладкой курса наставником и записать последовательность её/его действий».
        Правда, проделывать всё это, имея на голове железную - ах, извините, мифрильную - шапку «типа бацинет с авентайлом», сиречь кольчужной сеткой, прикрывающей шею, оказалось донельзя неудобно и непросто.
        Они оставили позади полупустые в этот рассветный час улочки Долины. Клара шагала невозмутимо, не обращая внимания ни на гоблинов-уборщиков, ни на немногочисленных чародеев, спешивших по своим утренним делам; и лишь когда они, кратчайшим путём миновав кольцо ферм и хуторов, оказались возле пограничного леса, госпожа Хюммель впервые улыбнулась.
        - Кирия Клара, - белокурая воительница в сияющих доспехах и с круглым щитом, на голову выше отнюдь не страдавшей миниатюрностью Леандры, приветствовала их формальным салютом. - Amicum Леандра Анаксагора. Доброе утро и доброго вам пути.
        Воительница Райна - кто ж не знал её в Долине!..
        «Amicum» - «подруга» - так называли старших адепток те не-маги, кто имел право на известную фамильярность.
        Воительница Райна имела. Как и Гормли, она служила Долине уже много, много лет. Так много, что её помнила даже бабушка Леандры, в ту пору, когда сама заканчивала Академию. По её словам, с тех пор Райна ничуть не изменилась.
        - Доброе утро, Райна. На страже?
        Скульптурное, словно высеченное искусным резцом лицо воительницы не дрогнуло.
        - На страже, кирия Клара. Стаю мандукарезавров[20 - От латинского «manducare» - «пожирать»] заметили, шли на нас, но свернули. Боюсь, однако, что рассыпались просто. Будут скотину пытаться отбить.
        - Мандуки? - Клара подняла бровь. - Это интересно.
        - Да что там интересного, кирия! - отмахнулась воительница. - На такого даже толком не поохотишься, никакой чести не добудешь.
        - Записываешь показания, адептка Маллик? Или слушаешь с разинутым ртом?
        Воительница Райна, всё мигом поняв, поспешно отсалютовала щитом и двинулась дальше, лёгким шагом, словно не чувствуя тяжести ни оружия, ни доспехов.
        Леандра поспешно сжала зубы и полезла за приборами.
        Магометр и магоанемометр у неё были свои, семейные, хаживавшие ещё с мамой и папой в пору их ординатур, когда молодые Целители должны были оказывать помощь обитателям близлежащих миров (а на деле - просто практиковались на «живом материале», вдруг вспомнила Леандра слова Крокордилии; и откуда только сестрица такое брала?)
        Показания на границе Долины всегда были стабильны и служили, собственно говоря, реперной точкой для всех последующих данных. Это Леандра делать умела. Вообще и алхимия нравилась ей во многом потому, что требовалось возиться со сложными аппаратами, налаживать, настраивать; помнится, как-то раз она панически бомбила семейство сообщениями, что, дескать, «завалила контрольную по алхимии, хотя у меня все спрашивали, как эти задачи делать».
        Контрольную она тогда отнюдь не завалила, а «все» и дальше спрашивали у неё, как, к примеру, рассчитать «трансмутацию истинного серебра в полиполярном магополе».
        Чёрные стрелки из крепчайшего панциря пустотных черепах, обитателей Межреальности, качнулись и застыли. Ничего необычного, всё как всегда - да ведь?
        - Что-то долго уравновешивался… - пробормотала Клара, задумчиво глядя на магометр. - Сбрось и сними показания ещё раз, Леандра!
        Что-то не так?
        Леа поспешно повиновалась. Вдавила толстую бронзовую кнопку, занулила стрелки. Передвинула рычажок, сняла фиксатор, привычно качнула прибор, ловя спокойный поток магии.
        Ей показалось, или стрелки и впрямь приходили в равновесие куда дольше, чем обычно? Но показания в норме…
        - Хорошо, - с непроницаемым лицом сказала Клара. - Запиши. И отметь аномально долгое достижение прибором равновесного состояния. Кстати, можешь снять показания в третий раз, замерив ещё и время.
        Сняли, замерили, записали.
        - Значит, мандуки, - Клара Хюммель смотрела прямо вперёд. Начинавшаяся на границе Долины тропа быстро таяла в разноцветных туманах; там уже лежала Межреальность, и Леа невольно порадовалась пододетой под куртку кольчуге. - Ну что ж. Адептка Маллик!
        - Да, мастер Кларисса Шварцхорн…
        - Клара. Просто Клара. С добавлением «мастера», конечно же.
        - Слушаюсь, мастер Клара.
        - Мандуки или мандукарезавры. Что ты о них знаешь?
        Анималистика не относилась к любимым, подобно алхимии, предметам, однако знала её Леандра всё-таки неплохо.
        - Мандукарезавр, Manducaresaurus Ordinarius, хищник из семейства Theropodideae, холоднокровный чешуйчатопокровный ящер. Имеет две пары хватательных конечностей, передвигается на задних. Размер средний, в холке редко превышает рост взрослого человека. Отличается быстротой бега и быстрым метаболизмом, вследствие чего организм требует постоянного питания… Охотится стайно-загонным способом, встречается и облавно-стайный…
        - Очень хорошо, Леандра! - одобрила Клара. - Просто отлично. А скажи, пожалуйста, отчего ты не пошли в Анималисты?
        - Я, я… - замялась старшая адептка Маллик, - я их боюсь.
        - Боишься? Кого?
        - Ящеров. И ящериц. И ещё пауков. И ещё этих… как их… сколопендроморфов с гигаскорпионами.
        - И ракопауками, - кивнула чародейка. - Что ж, причина… гм… уважительная. Однако мандукарезавра - или, попросту говоря, мандука - ты охарактеризовала совершенно правильно. Не слишком крупный ящер, распространён, как правило, вблизи обитаемых миров. Интересен своей способностью проникать в оные и возвращаться обратно в Межреальность - отсюда множество легенд и преданий о «спускавшихся с небес чудовищах», «бичах божьих» и тому подобное. Степень опасности - средняя, «жёлтая».
        - Но, но… - задрожала Леандра, - мы же не пойдём… то есть я хотела сказать, мы же пойдём…
        - Что ты хотела сказать? - удивилась Клара. - Ясное дело, мы пойдём прямо на них. Очень хорошее начало интернатуры - отогнать от границ Долины охотящуюся стаю мандуков, могущих причинить значительный материальный ущерб нашим арендаторам. Ты составила список выданных тебе боевых снадобий?
        - Я, я не успела. Мы сразу отправились… я думала, на первом же привале…
        - Составляй сейчас, - велела Клара. - И запомни, где какая. Меча тебе не вручаю, с фехтованием на тяжёлом оружии, согласно ведомости, у тебя совсем дело швах.
        Составление списка потребовало некоторого времени, чему Леа была весьма рада - во всяком случае, не надо лезть прямо в пасти этим самым мандукам, как раз сейчас предающимся загонно-стайному, а может, и стайно-облавному методу охоты.
        Снадобья были знакомы. В разноцветных скляницах с тщательно осургученными пробками. Некоторые полагалось метать во врага, некоторые - расплескивать вокруг, некоторые - «добавлять по капле, не доводя до кипения».
        Смесь огненосная, смесь огнетворная, смесь огнераспространяющая с оттяжкой воспламенения. Смесь удушающая номер один (nam spiritus oxygeni[21 - Для кислорододышаших (искаж. лат.)]), смесь удушающая номер два (nam spiritus nytrogeni[22 - Для азотодышаших (искаж. лат.)]), смесь удушающая номер три (nam spiritus omne aliud[23 - Для дышащих всем остальным (искаж. лат.)]), состав парализующий, состав ослепляющий, состав разъедающий.
        Остальные виалы имели куда более мирные свойства - обеззараживающие, тканезаживляющие, костесращивающие. Антидоты к большинству известных боевых отравляющих веществ и высокоопасных инфекций. Гм, а это ещё зачем? «Эликсир противозачаточный. Принять три капли внутрь не менее, чем за час до…»
        Леандра густо покраснела. Поспешно сунула пузырёк на место, и в опись вносить не стала.
        - Ну, закончила? Тогда пошли, - буднично распорядилась мастер Клара.
        …Приграничный лес быстро остался позади. Вокруг распустились безумные кущи Междумирья, и Леандра невольно засмотрелась, как и в первый раз, когда они всем семейством путешествовали в Кинну.
        - Госпожа мастер. Мне надо снять показания…
        - О, молодец, - одобрила Клара. - Снимай.
        Процессу сему госпожа мастер уделила куда больше внимания, чем могла бы; особенно пристально вглядывалась в черепаховую стрелку анемометра.
        - Что скажешь, amicum Леандра?
        - Налицо… э-э-э… смещения общего маговектора. Который в окрестностях Долины отличается большим постоянством… Ой. Это плохо, госпожа Клара?
        - Это непонятно, интерн. И потому мы должны будем этим заняться. Записала? Убирай гроссбух. И не забывай про мандуков.
        О них, пожалуй, забудешь, нервно подумала Леандра, то и дело косясь на заросли, почти вплотную подступившие к тропе.
        - Госпожа мастер, не слишком ли тут густо? Подберутся… э-э-э… загонно-стайным методом…
        - Правильно мыслишь, интерн. Боевой маг всегда думает о безопасности, и своей и тех, кто с ним - потому что участь их, как правило, зависит от того, выживет ли он сам. Выживет ли и доведёт ли их до цели. Поэтому ставь охранные чары. Умеешь? На хищную фауну. Подвижную, разумеется, потому что здесь и неподвижных carnivorous хватает. Polypus terram[24 - Сухопутный осьминог (лат.)], например.
        Как же хорошо, что сестрица Крокордилия подпустила тогда ей, Леандре, приснопамятного «стукачка»!..
        - Ишь ты, интерн, - одобрительно заметила Клара, наблюдая за адепткой. - Неплохо, неплохо. Только задаешь очень уж широкие критерии. Чары твои поднимать тревогу станут каждые несколько секунд. Прикинь массу мандука, задай верхний и нижний пределы… а то каждую плотоядную мышь замечать станешь. Или червя-могильщика.
        Леандра вновь покраснела. Чувствовала, что этим придётся заниматься постоянно. Хотя госпожа мастер, надо отдать должное, сразу указывала на ошибку, не подпуская злой змеиной «иронии», до которой были так охочи иные чародеи Долины.
        Чары она поправила.
        - Хорошо, - хлопнула её по плечу Клара. - А теперь…
        Варан замер, упёршись всеми четырьмя лапами. И было отчего - прямо на тропе, нагло уставясь на чародейку и её спутницу, застыл тот самый Manducaresaurus Ordinarius из семейства Theropodideae.
        И выглядел он донельзя гнусно.
        Серо-зелёная чешуя обросла каким-то мхом, вытянутую башку опоясывало кольцо тёмно-фиолетовых буркал с почему-то ярко-алыми зрачками. Вдоль спины тянулся костяной гребень, обе пары передне-хватательных конечностей беспрерывно двигались, словно что-то почёсывая; когти его при этом отливали воронёным металлом, челюсти в широко разинутой пасти вдруг стали выдвигаться вперёд, обнажая ряд за рядом острейших зубов.
        «Анатомическая избыточность челюстной группы свидетельствует о несомненной роли consilio intelligentes[25 - «Разумный дизайн» (лат.), теория, утверждающая, что совершенство форм живых существ вызвано участием в их создании разумной (божественное) сверхсилы.] в эволюции данного вида…» - вдруг всплыло в памяти за миг до того, как старшая адептка Леандра Анаксагора Маллик истошно заверещала, пытаясь спрятаться за спину Клары.
        - Ах, чтоб тебя!..
        Клара рванула из ножен рубиновую шпагу. Потому что вышеупомянутый результат вмешательства consilio intelligentes вдруг ринулся вперёд, совершенно забывая о том, что охотиться ему надлежало исключительно стайным способом. Загонно- или же облавно-.
        Варан застыл, тупо глядя на приближающегося ящера. Леандра дико визжала. Госпожа Хюммель, не пытаясь накладывать никаких чар, едва успела вырвать клинок из ножен, потому что мчался мандукарезавр так, словно за ним гнались все чудища со Дна Миров.
        Леандра запомнила каждую чешуйку на его морде, каждый pharyngea[26 - Клык (лат.)] и каждый incisivus[27 - Резец (лат.)], блеск слюны и голодный взгляд доброй дюжины глаз, вперившихся в них с госпожой Кларой.
        Госпожа Клара успела только закрыть собой Леандру с бестолковым вараном. Закрыть собой и взмахнуть шпагой; рубины на эфесе полыхнули, толчок силы швырнул адептку наземь, точнее, на заменявшее землю сгущёное подобие почвы, уплотнённую Межреальность.
        Рубиновый клинок рубанул почти без замаха, сталь окуталась алыми языками пламени, словно сказочные огненные мечи на картинках из книг в лавке «Дно миров».
        Мандукарезавр пронёсся мимо чародейки, брызжа и фонтанируя тёмной кровью.
        Однако он всё равно бежал, несмотря на огромную рану в основании шеи; голова не отделилась от туловища, и аппетита ящер явно не лишился.
        Челюсти щёлкнули.
        Всё, что могла сейчас Леандра, - это истошно визжать. Мандук налетел, и в этот миг что-то со страшной силой рвануло адептку вниз и в сторону; кто-то или что-то поволокло её прочь, словно тряпичную куколку.
        Там, где только что была её голова, задумчиво пережёвывали пустоту устрашающие челюсти мандука. Ящер, похоже, совершенно не сомневался, что лакомая добыча уже вот-вот отправится вниз по глотке к нему в желудок.
        Боли от раны он слово бы и не чувствовал.
        Больше Леандра разглядеть ничего не успела, потому что её уверенно и настойчиво волокло прочь; и это были отнюдь не спасительные чары госпожи Клары Хюммель.
        Леандре подсекло колени, она покатилась кубарем, руки и ноги быстро и деловито опутывали стремительно утолщавшиеся фиолетово-зелёные лианы - а может, щупальца. Они сосредоточенно ветвились, скрещивались, вязались узлами - и госпожа старшая адептка только и могла, что бессильно дёргаться.
        А, ну и ещё верещать.
        Леандра именно это и проделала. Забилась судорожно, окончательно позабыв все до единого заклинания.
        Ящер меж тем сообразил - что-то явно пошло не так. Перед ним вновь возникла Клара, и на сей раз шпага её ударила длинным прямым выпадом прямо в лоб монстру.
        И последнее, что видела Леандра - обернувшаяся на её визги чародейка, её мигом побелевшее лицо, расширившиеся глаза; а потом адептку вдруг одним рывком втянуло во что-то тёмное, тёплое, дурно пахнущее, мокрое, и за нею с громким «чпок!» захлопнулись словно бы створки огромной раковины.
        Что-то забулькало, зашипело, в ноздри полезла отвратительная вонь. Шестым чувством Леандра поняла, что дышать этим ни в коем случае нельзя; что есть силы зажмурилась и затаила дыхание.
        Вокруг хлюпало, шевелилось, что-то склизкое и отвратное ползло, касалось шеи и щёк; одежда сделалась мокрой насквозь, мелкую царапинку на запястье начало жечь.
        Ужас затопил Леандру, она уже ничего не соображала, сознание мутилось, лёгкие горели от недостатка воздуха.
        Р-р-рип! Хрясь! Чпоук-пш-ш-ш…
        И проклятье, такое, что в обморок упала бы не только мама, но и видавший виды папа.
        Юную госпожу Маллик бесцеремонно поволокли за ноги - прочь из мокрого и тошнотворно-вонючего. Глаз она по-прежнему не открывала и не дышала.
        По вискам хлестнуло пущенной в ход силой - Леандра всегда отличалась чувствительностью к чарам, наложенным вблизи. Межреальность содрогнулась, адептку подбросило, резко запахло жжёным пером, словно над огнём опаливали тушку курицы.
        В лицо ударило режущим запахом ammoniaci spectare est, и слегка задыхающийся голос Клары проворчал:
        - Можешь открывать глаза. Всё, уже всё…
        Леандра осторожно приоткрыла веки.
        Клара Хюммель стояла над ней, по-прежнему бледная, щека покрыта копотью. Рядом неподвижной грудой застыло нечто, совсем недавно бывшее мандукарезавром, голова-таки отделена от туловища. Где-то совсем рядом что-то горело, потрескивая, и наполняя воздух мерзким запахом переваренного бульона. Бульона из изначально тухлого мяса.
        Клара нагнулась, зашарила обтянутыми лайкой руками по бандольере.
        - Куда запихнула, нет, куда? Антидот универсальный, antidotus summus?
        - Ы-ы-ы…
        - Ага! - Клара мигом выдернула скляницу, зубами рванула пробку. - Пей! Залпом! Сразу!
        Горлышко прижалось к губам, Леа глотнула - и света белого не взвидела, из глаз потоком хлынули слёзы, горло обожгло, дыхание пресеклось. Клара рывком вздёрнула её, словно куль с мукой, перекинула через колено.
        - Тошнись!
        Живот Леандры повиновался с поистине восхитительной расторопностью.
        - Это, моя дорогая, был carne vescuntur cephalopod, головоногий хищник, полурастение-полуживотное, очень интересный экземпляр. Разве вы его не изучали на анималистике?
        - И-ик!.. И-ик! Не-ик! - т, гос-ик! - пожа Кла-ик! - ра…
        Леандра понимала, что должна немедленно умереть. Ей выворачивало наизнанку, словно она сама выворачивала один из её восьмисот чулок. В висках колотил в боевые тамтамы целый сонм гоблинов. Ноги отказывались повиноваться, руки повиновались едва-едва. Одежда была вся мокра от мерзкой слизи.
        Клара нагнулась к Леандре, оттянула веко, вгляделась. Словно алхимик в лаборатории, отмахнула на себя запах из её рта, втянула ноздрями, не поморщившись.
        - Ходить не можешь, - резюмировала чародейка. - На спине варана держаться не можешь. Одежду - всю - надо подвергать дезобработке. Неплохо путь начинается, госпожа интерн, куда как неплохо.
        - И-ик! - согласилась несчастная Леандра.
        - Именно что «и-ик». Поэтому придётся нам сделать небольшой крюк. Заглянуть кое к кому в гости…
        Лицо чародейки при этом сделалось совершенно каменным, словно ей предстояло нечто донельзя неприятное.
        - Ладно, лежи пока, воду пей, а то умрёшь от обезвоживания. - Клара сунула фляжку Леандре к губам. - Пей, пей. До дна. И слушай. Ты, дорогуша, своим визгом в буквальном смысле призвала этого цефалопода. Живожора, как мы его называем в Гильдии. Промежуточная бродячая форма сухопутного спрута, до того, как он выберет себе постоянное место жительства и будет там врастать. Ползает, улавливая колебания Межреальности, колебания всех видов, в том числе и вот такие, как твой визг. Охотится путём захвата и быстрого затаскивания в один из семи внешних псевдожелудков, где добыча погружается в бессознательное состояние посредством впрыскиваемых в воздух токсинов и начинается процесс предварительной обработки; суть в том, чтобы сохранять жертву живой как можно более долгое время…
        Леандра закатила глаза. И её снова вырвало.
        - Уже лучше, - невозмутимо сказала чародейка. - Дряни всё меньше, воды всё больше. Пей давай!..
        Леа пила.
        - Но вообще… - задумалась Клара, - цефалопод так близко от Долины… и мандук… не нравится мне это. Не должны они так близко шляться. Прямо у околицы, как говорится. Ладно, госпожа интерн. Как ни крути, а придётся нам-таки сделать остановку…
        Глава четвертая
        Совы - не то, чем они кажутся
        Силы великие, силы незримые, мучилась Леандра, ну как она могла так опростоволоситься?!
        Для начала - спасовала перед мандуком. Ничего в нём особенного не было, госпожа Хюммель уложила его с двух ударов, меж коими - немногим более пары мгновений.
        Потом - визжала. Визжала, напрочь забыв первое правило Межреальности - «ходи тихо!» Приманила цефалопода, по-простому - живожора. Не заметила ничего, опять же, потому что верещала, как резаная.
        Забыла все до единого заклинания.
        Не притронулась ни к одному из боевых эликсиров, хотя Алхимию считала своим коньком.
        Дала себя спеленать, словно овца. Если бы не госпожа Хюммель, тут бы, в псевдожелудке означенного Carne vescuntur cephalopoda, её интернство бы и окончилось.
        Вместе с жизнью.
        Она несколько раз порывалась начать благодарить чародейку, но та лишь отмахивалась:
        - Пустое, госпожа старшая адептка. Не болтай попусту, а лучше смотри в оба, чтобы снова не попасться. В прошлый-то раз я успела, а в следующий могу и не успеть - коль мандуков этих, кол им в причинное место, окажется хотя бы трое.
        - Вы б не опоздали, госпожа Клара… - слабо возражала Леа. Госпожа Хюммель на это лишь хмыкала и пускалась в долгие воспоминания о самых лучших боевых магах Долины, ухитрившихся погибнуть в схватке с совершенно ничтожными на первый взгляд монстрами.
        Видно было, однако, что волшебница очень не в духе, и отнюдь не из-за Леандры. Точнее, и из-за неё, но главным образом - из-за того места, куда им теперь приходилось тащиться.
        - Живёт тут один… - сквозь зубы цедила Клара, когда отмалчиваться становилось совсем уж никак. - Сроду бы туда не пошла, если б не ты, госпожа интерн. Тебя отмыть нужно как следует, осмотреть всю, с головы до ног. Живожоры, они, знаешь ли… - и она многозначительно прицокивала языком. - Одежду в порядок привести. А гадость цефалоподову так просто не выгнать, нет, не то, что дунешь-плюнешь, и всё новенькое, чистенькое, как было. Нет, не так…
        И госпожа Кларисса Шварцхорн Хюммель отчего-то мрачнела, умолкала, и сердито принималась раскуривать на ходу трубку.
        Перед ними по-прежнему расстилалась Межреальность, но стала она ещё безумнее, как показалось Леандре, дрожмя дрожавшей в насквозь мокрой и воняющей цефалоподом одежде.
        Им встретился целый гурт мандуков, но на сей раз Клара не церемонилась; огнешары так и полетели целым роем, накрывая ящеров и взрываясь; взмётывались дымные султаны пламени, и монстры бросились врассыпную.
        Потом на их след выбрался ещё один живожор, и тут Леандра хоть в малой степени, но смогла уберечь доброе имя Малликов от ещё б?льшего позора - обнаружила его первой.
        - Молодец! - одобрила госпожа Хюммель. - Следила? Слушала Силу? Цефалоподы, как правило, используют -
        Очень большой был соблазн сказать, что так оно и было, что она, Леандра, внимательно вслушивалась в малейшие биения магии, что она запомнила - или вспомнила из курса Анималистики - как подбирается хищный цефалопод; но, увы, нет.
        - Н-нет, госпожа - ик! - Клара. Просто заметила. Оглянулась - а он прёт.
        Клара замолкла на полуслове, подняла бровь.
        - Ка-ак интересно, - процедила сквозь зубы. - Госпожа интерн утверждает, что живожор подобрался к нам так, что его уже можно было заметить, не скрывался - а я, боевой маг Долины, ничего не почувствовала?!
        Леандра испуганно замигала. Живожор и в самом деле не скрывался, полз по их следу, причём очень лихо, ничуть не стесняясь.
        Клара его шуганула тщательно нацеленной молнией. Тварь, тряся обожжёнными щупальцами, обиженно захлюпала, забулькала, выпустила в сторону двух чародеек целое облако чернильного дыма с запахом тухлых яиц и ретировалась.
        - Значит, я ничего не заметила? - напирала госпожа Хюммель. Леандра тряслась уже всерьёз.
        - Н-нет, гос-ик! - пожа! Я - ик! - такого не - ик! - не говорила!
        - Верно, не говорила, - только тут Леа сообразила, что сердится мастер Клара отнюдь не неё.
        А на себя.
        - Ладно, - наставница становилась всё мрачнее. - Давай в дорогу, тут уже недалеко.
        Тропа сузилась, запетляла, выкатываясь на края бездонных пропастей, над которыми вздымались облака багровых испарений, а поперёк дороги ложились склизкие чёрные ветви, все утыканные острыми шипами в ладонь величиной.
        - Мертволистень шипопрокольный, серная разновидность, - сумела выдавить Леандра в ответ на вопросительно поднятую бровь госпожи мастера.
        - Хорошо! Противодействие?
        Противодействие? Противодействие - вспоминай, глупая!
        - Декокт Арабеллы Фриш! - выпалила Леандра. - Распылить с безопасного расстояния! После введения в носовые пазухи тампонов! Смоченных любым из нейтрализующих эликсиров широкого действия!..
        Уф. Едва не забыла с перепугу. А ведь знала-то это хорошо!
        Клара одобрительно кивнула.
        - Доставай. Смачивай. Вводи. Распыляй. Действуй, госпожа интерн!
        Ох, почему же так немеют пальцы? Может, оттого что в Академии мертволистень был тонкий, хлипкий, заморенный бесчисленными поколениями студиозусов, совершенствовавших на нём навыки применения декокта мастера Арабеллы?
        Там и шипы-то были едва в фалангу пальца; а здесь в целую ладонь! И, похоже, шевелились сами по себе, точно принюхиваясь.
        Нейтрализующий эликсир пах, вопреки названию, совсем не нейтрально. Однако Леандра старательно запихнула комочки бинта себе в нос, протянула пару Кларе.
        - Гаспыняй, - последовала невнятная команда.
        Леандра плотнее сжала губы, думая, что логичнее было бы использовать просто ватно-марлевую повязку, а не впихивать в ноздри какую-то дрянь; осторожно откупорила скляницу, плеснула перед собой широкой дугой.
        И взвыла.
        То ли нейтрализующий сольвент выветрился со временем, то ли эликсир мастера Арабеллы, напротив, оказался донельзя ядрёным, но Леандре показалось, что в нос ей залили расплавленного олова.
        Госпожу Хюммель тоже согнуло, она зашлась в кашле; но рубиновая шпага уже оказалась у неё в руке и камни на эфесе мрачно вспыхнули багровым.
        Однако чёрный осклизлый стебель, напоминавший утыканную здоровенными иглами змею тропических рек, поспешно отползал, словно и впрямь змея. И не только он один - впереди очищалась вся тропа.
        Клара схватила Леандру за локоть, поволокла вперёд, ухитряясь при этом ещё и тащить за узду варана; рубиновая шпага вернулась в ножны.
        Они пробежали узкой тропой, не чуя под собой ног; у Леандры градом катились слезы, и в пропасть она не сорвалась исключительно благодаря Кларе.
        Миновали поворот, и -
        - Ах ты ж вот ведь, - вырвалось у госпожи мастера. Вырвалось сквозь зубы и зло. - Чего придумал-то…
        Все безумства Межреальности, все пропасти с безднами, мертволистни и прочие прелести внезапно кончились, и взору Леандры открылась премиленькая полянка, окружённая вполне мирным, вполне обычным леском. Посреди её высился домик, который так и тянуло назвать «пряничным».
        Два этажа и круглая башенка со шпилем на углу. На шпиле флюгер - вставший на дыбы единорог. Резные наличники, ало-золотые на фоне белоснежных стен. Высокое крылечко с балясинами, над ним раскрывает крылья искусно вырезанный петух.
        И прямо на крыльце стоял, с улыбкой глядя на оторопевших Клару с Леандрой, невысокий, наголо бритый человек, худой и поджарый. Облачён он был в рабочий костюм мага-алхимика - полотняные рубаха и штаны, поверх них кожаные налокотники, нагрудник и фартук, на ногах - кожаные же бахилы. Руки хозяин держал чуть разведя, словно с них что-то могло накапать.
        - Передвинул… - услыхала Леандра Кларино шипение сквозь зубы. - Надо ж, как передвинул!
        - Превеликие силы, - всплеснул меж тем руками хозяин, проворно сбегая с крыльца, - превеликие силы вселенские, кого я вижу! Клариссочка! Неужто ты посетила-таки убогий приют одинокого, всеми забытого отшельника?.. Как я рад, как я рад!..
        Леандра с ужасом воззрилась на госпожу наставницу. «Клариссочка»?! Да за одно это мастер Хюммель запросто убить может!..
        И точно - брови Клары сошлись, губы стянулись тонкой белой линией. Скрипнули кожаные перчатки - чародейка сжала кулаки.
        - Кассиус Максимилиан Аркавиус, - процедила она сквозь зубы, судорожно пытаясь изобразить нечто, хоть сколько-то похожее на любезную улыбку. - Кассиус, я… мы…
        - Ничего не говори, ничего не говори, Клариссочка! - засуетился Кассиус Максимилиан, не сводя взгляда с госпожи Хюммель, каковой взгляд Леандру, поднаторевшую за пять академических лет в делах сердечных (конечно, в основном - собственных подружек) так и тянуло назвать «влюблённым». - Ничего не говори! Заходите, заходите скорее! Ты, мой дорогой друг, и вы, досточтимая госпожа интерн!.. Мой дом - ваш дом!.. Сейчас позову Юлия - он поможет с вараном.
        Господин Аркавиус при этом непрерывно сновал вокруг них, словно челнок ткацкого стана, потирал руки и пожирал госпожу Клара глазами.
        - Кассиус, это молодая госпожа Леандра Маллик, - Клара старалась смотреть куда угодно, только не на суетящегося магика. - Она угодила к живожору.
        - Ужас! Что, неужто polypus terram?! - всплеснул руками Кассиус.
        - Да, первый псевдожелудок, - перебила его Клара, не давая углубиться в детали.
        - Всё понятно, Клариссочка, всё целиком и полностью понятно! Множественные поражения дыхательных путей, возможно, и лёгких, эрозия кожных покровов, несомненно - отравление нейротоксинами, я не исключал бы и вбуравливающихся симбионтов… - Кассиус кружил теперь вокруг Леандры, разглядывая её так, словно она была редким насекомым, каковое ожидало накалывание на булавку и почётное место за стеклом витрины.
        - Какие ещё вбуравливающиеся симбионты? - нахмурилась Клара, а у Леандры враз задрожали коленки.
        - Как, Клариссик! - всплеснул руками хозяин. - Ты не читала, гм, мою работу в «De studiis Parasitus modern»[28 - «Современные исследования паразитов» (лат.)]? Широко цитировавшуюся, в том числе и мессиром Архимагом, да продлят силы божественные и заповедные его дни?
        - Не читала, - мрачно сказала Клара. - Кассиус, хватит болтать, а? Покажи мне, где у тебя лаборатория, где основные реактивы для обеззараживания и детоксикации, и поскорее, пожалуйста!
        - Конечно, конечно, - маг бросился к крыльцу, распахнул двери. - Направо и вниз, Клариссик, направо и вниз по ступеням!.. Юлий! Юлий! Где тебя демоны носят, neglegentes pupillam[29 - Нерадивый ученик (лат.)]!
        - Иду, venerable Mentoris[30 - Почтенный наставник (лат.)]! Уже бегу!
        Навстречу им по каменным, уходившим вниз ступеням вприпрыжку бежал юноша, и Леандра в ужасе поняла, что ей следует немедля завернуться во что-нибудь вроде палатки, ибо невозможно же предстать перед молодым человеком в таком виде - мокрая, как мышь, дрожащая, волосы из-под шлема свисают серыми склизкими сосульками, вся косметика смыта, глаза залеплены непонятно чем…
        А вышеупомянутый Юлий был сложен, словно беломраморные статуи перед гимнасием. И обнажён до пояса. И на торсе играли все мышцы - начиная от Musculus sternocleidomastoideus[31 - Грудинно-ключично-сосцевидная мышца], продолжая Musculus pectoralis major[32 - Большая грудная мышца] и так до самого Musculus rectus abdominis[33 - Прямая мышца живота].
        И от одного взгляда на эти самые ректус абдоминис Леандра поняла, что жарко, мучительно краснеет.
        Юноша столкнулся с ней глазами, и тоже залился краской.
        - Прими варана, discipulus! Не заставляй гостий ждать!
        Юноша, разинув рот, глазел на Леандру - до тех пор, пока Клара, бормоча под нос что-то вроде «wunderbarer Idiot[34 - Замечательный идиот (нем.)]», не отпихнула его в сторону, потащив несчастного мокрого интерна дальше.
        Кассиус следовал по пятам.
        - Кларюссинчек, я…
        - Убью! - заорала Клара, хватая хозяина за горло и самым натуральным образом отрывая от пола. - Я тебе твои «кларюсинчики» в глотку вколочу! По самый желудок! Ах, простите, по самый venter!
        Глаза у хозяина вылезли из орбит, лицо покраснело, он мучительно захрипел, дрыгая руками и ногами; Клара трясла его, словно терьер - пойманную крысу.
        - Госпожа! Госпожа мастер!
        Клара медленно опустила задыхающегося Кассиуса. Растерянно уставилась на собственную ладонь.
        - А словами нельзя было? - обиженно осведомился хозяин, растирая помятую шею. - Ну что уж сразу так-то?..
        - А я тебе говорила - ещё раз назовёшь Кларисси… Клариссон… тьфу! - придушу?!
        - Дорогая! - возопил Кассиус. - То ж когда было! Ещё в Академии и сразу после, в интернатуре!..
        - Год назад, а я обид не забываю скоро, - ответила чародейка странноватой фразой. Её Леандра не поняла. - Я тебе говорила, что придушу?
        - Г-говорила…
        - Ну так и не обижайся. - Клара показала магу кулак.
        - Я н-не обижаюсь…
        - Реактивы, Кассиус. И выметайся, пожалуйста. А ты, - обернулась чародейка к Леандре, - всё снимай с себя, всё!..
        По лестнице кубарем скатился атлет Юлий.
        - Мастер-наставник, я…
        - Ванну, - высвободившись из железной Клариной хватки, Кассиус распоряжался быстро и деловито. - Menstruum universale! Бочку! Загуститель! Стол с фиксаторами! Малый хирургический набор!..
        - Какой набор?! - рявкнула Клара.
        - К-какой н-набор?! - простонала Леандра.
        - Вбуравливающиеся паразиты, ты забыла, Клари… - э-э, мастер Кларисса Шварцхорн Хюм…
        - Не надо тут представлений, - поморщилась чародейка. - Клара будет вполне достаточно.
        - Да-да, хорошо, конечно, доро…
        - Я тебе не «дорогая»!
        Плечи Кассиуса поникли.
        - Я думал… я надеялся…
        - Довольно! - железным голосом оборвала Клара. - Всё доставили? Убирайтесь, оба!
        - Ты не слышала, что я говорил о симбионтах? - в упор взглянул на чародейку хозяин. - О вбуравливающихся под кожу паразитах?
        - Выметайтесь, оба! - Клара запустила в застывшего на пороге Юлия пустой склянкой. Попала.
        - Никуда я не пойду! - вдруг топнул ногой Кассиус. - Из-за твоей гордыни, глупая, девочка может без руки или без ступни остаться!.. Юлий! Куда тебя стукнуло?..
        - В лоб, мастер…
        - Я ещё добавлю! Накидки, живо! И большие руны стерилизации!.. Не бойтесь, милочка, ваши невинность и честь в надёжных руках. Клара! Раздень её, уложи, зафиксируй, накрой как следует! Я пока закончу обеззараживание!..
        Раздень. Уложи. Зафиксируй. Зафиксируй - это как? Это для чего? Ой, мама! И что за вбуравливающиеся паразиты? Куда именно они вбуравливаются?
        Юлий, хвала всем силам, и впрямь притащил длинный бесформенный балахон. Щёки у него пылали так же, как и у самой Леандры.
        - Всё. Мы уходим, - объявил Кассиус. - Руны работают. Клара, пожалуйста, сделай, что я сказал. И, если мы найдём хотя бы одного паразита…
        Чародейка не удостоила его ответом.
        В лаборатории внезапно стало очень тепло; по углам вспыхнули багровым здоровенные руны в локоть, высеченные на полукруглых валунах.
        - Давай помогу.
        Леандра наконец-то рассталась со шлемом («мифриловым, типа бацинет с авентайлом» - толку-то от него было в брюхе того прожорливого спрута!), стащила куртку, кольчугу, рубаху.
        - Не бойся. Он не подглядывает. Уже.
        За дверью раздался чей-то приглушённый вопль.
        Леандра испуганно прижала руки к груди, хотя оставалась в плотной майке.
        - Один раз в лоб получил - мало показалось?! - грозно гаркнула Клара, обернувшись к выходу. - Смотри, совсем мужского достоинства лишу! - нет! - с горошину сделаю! А ну живо прочь!
        По ступеням вверх словно вихрь пронёсся.
        - Ложись.
        Спину холодил жёсткий камень.
        - Г-госпожа К-клара… а… а зачем вы мне запястья привязываете? И… лодыжки?
        - Так надо, - чародейка отвернулась.
        - А-а-а-а!.. - вырвалось у Леандры. А что, если она угодила к… в… и теперь её!..
        Клара аккуратно расправляла её одежды, бриджи, всё прочее - и опускала в приготовленную чрезмерно любопытным учеником Юлием ванну, опорожнив туда одну за другой несколько увесистых бутылей в камышовой оплётке; над ванной поднялся зелёный пар, резко запахло кислым.
        - Теперь ты, - Клара коснулась плеча Леандры тряпицей, смоченной чем-то горячим и парящим.
        - Аааа! Ыыыы!..
        - Не вопи. Это ещё не так больно.
        - Ой-ой-ой-ой!..
        Больно как раз было, и так, что у Леа всё темнело в глазах. Клара аккуратно и осторожно, не пропуская ничего, обрабатывала Леандру какими-то эликсирами, то и дело меняя тряпицу - в руках Клары ветошки рассыпались чёрным пеплом, и сама чародейка морщилась, дуя на пальцы.
        А потом -
        - Дьявол, это что ещё? - зло прошипела госпожа мастер.
        Леандра билась и дёргалась, тщетно пытаясь освободиться. Её всю жгло, она горела - и, конечно, орала, не слыша собственного крика.
        Не обращая на это никакого внимания, Клара возилась с чем-то возле левого локтя Леандры.
        - Verdammt noch mal[35 - Проклятье (нем.)]!
        Поверх дергающейся Леа легло что-то плотное, скрывшее всё, кроме левой руки.
        - Кассиус! - голос у Клары был словно горный камнепад.
        - Я здесь! - немедля откликнулся голос чародея откуда-то сверху. - Нашла, дор… Клара?
        - Иди сюда и без этих твоих шуточек! - рявкнула волшебница.
        Леандре, лежавшей совершенно без одежды под каким-то покрывалом, сейчас, однако, было совершенно всё равно, смотрят на неё мужские глаза или нет. Не было ничего, кроме боли.
        Кассиус появился вместе с пунцовым до самой шеи учеником Юлием.
        - Это как раз вбуравливающийся симбионт и есть, - тон хозяина сделался сух, деловит и чуть ли не холоден. - Нет-нет, позволь мне. Тут скальпелем направо и налево полосовать нельзя. Оставишь девочке шрамы на всю жизнь, которые вдобавок никаким чарам не поддаются…
        - Анестезия?.. - госпожа наставница звучала как-то непривычно робко.
        - Ни в коем случае. Эта тварь мутировала. Анестезия для неё всё равно, что земляное масло для пламени - руку разорвёт запросто. Держи её крепче, Клара! Здесь, повыше локтя. Юлий - держи пониже! Не пялься, держи!..
        - У-а-у! - что-то с хрустом лопалось, рвалось, вытягивалось словно из самой кости. У Леандры всё померкло перед глазами, градом катились слёзы, но сознания она, увы, не потеряла.
        - Всё! Уже всё! - Кассиус швырнул в подставленный учеником таз нечто бьющееся, окровавленное, колотящее по днищу костяными наростами и хвостом. - Вот теперь анестезия!..
        Вместо этого, однако, Клара просто положила ладонь Леандре на глаза - и интерн провалилась в спасительную черноту.

* * *
        В приключенческих романах всё из той же книжной лавочки «Дно Миров» герой, очнувшись после долгого беспамятства, как правило, слышит разговор не подозревающих о его пробуждении либо пленителей, либо спасителей, откуда узнаёт Много Ценного.
        Увы, на случай Леандры это не распространялось. Открыв глаза, она с некоторым изумлением обнаружила себя совершенно одетой, укрытой плотным пледом, и лежащей на роскошной оттоманке, а рядом, на придвинутом канапе, устроился ученик Юлий.
        Который самым наглым и недопустимым образом держал Леандру за руку.
        - Ах! - она отдёрнулась.
        - О! - подскочил ученик.
        Оба мучительно покраснели. Да что ж это такое?!
        - Госпожа Леандра, - наконец выдавил Юлий. - Как вы себя чувствуете? Не желаете ли чего?
        Леандра затрепетала ресницами. Зловредная Крокордилия, конечно, тут же подпустила бы шпильку - «ты, сестрица, глазками стреляешь, что арбалетчики Вольной роты!»
        Чувствовала она себя куда лучше. Можно сказать, прекрасно чувствовала! Только желудок, совершенно опустошённый, решил, что сейчас самое время заявить своей хозяйке решительный протест.
        - Д-да, любезный ученик Юлий… Я бы что-нибудь съела…
        - Ужин уже подаётся, - засуетился юноша. - Разрешите вам помочь, госпожа Леандра…
        Сапоги стояли рядом, совершенно сухие, словно и не хлюпала в них совсем недавно спрутова слизь.
        Из малой гостиной на втором этаже, где лежала Леа, они спустились по дубовой лестнице вниз, в гостиную, очевидно, «большую», где и обнаружилась госпожа Хюммель за столом напротив господина Кассиуса Максимилиана.
        Скатерть была белейшая, подан был тонкий фарфор со множеством вилок, вилочек, ложек, ложищ и прочих приборов. Стояла откупоренная бутыль вина со следами пыли - верно, долго ждала своего часа.
        - Леа! Оправилась?.. - госпожа Клара поднялась, шагнула к ней, обняла за плечи. - Как рука?
        - Которая? - глуповато переспросила Леандра.
        - Левая! В которой, гм…
        - В которую забурился симбионт. Но мы его удалили, юная госпожа Маллик, не беспокойтесь…
        Рука ничего не чувствовала, о чём Леандра немедля и доложила.
        - В рубашке родилась, - с важным видом объявил Кассиус. - Тварь глубоко проникла, почти до надкостницы. Ещё немного, и -
        - Оставь подробности, Кас, - кажется, Клара сменила гнев на милость. - Юлий! Будь ласков, налей госпоже интерну бульону.
        Как, только бульону? - возмутился желудок.
        - Бульону. А то снова устроит… извержение. Ешь, Леандра. Дорога впереди длинная. Восстановишься и завтра в путь.
        - Отчего, Клара? Куда вы так торопитесь? У вас же целый год? Погостили бы, отдохнули…
        - Да мы только что выступили, Кас. От чего отдыхать? От встречи с банальным мандуком и не менее банальным спрутом?
        - Они, однако, встретились вам на самой границе Долины, - заметил Кассиус. - Это необычно.
        Клара пожала плечами, глядя, как Леандра, едва ли не урча, расправляется с бульоном.
        - Необычно, да. Но это не наша задача.
        - А можно полюбопытствовать, какая же тогда?
        - Глубокая разведка, Кас. Как обычно для начинающего интерна. Абраксас, Джерто, Венето…
        Венето? Родной мир подружки Аличии!..
        - И целый год? На три мира?
        - Ешь, ешь, госпожа интерн, - прикрикнула на Леандру Клара. - Опыт показывает, Кас, что в этих путешествиях всегда да встретится что-то нетривиальное. Что очень даже сгодится для представления в ректорат Академии - на соискание магистерской степени.
        Кассиус кивнул.
        - Что ж. Интересного тут и впрямь с преизлихом. Вот, например, проблема мандукарезавров. Я тоже отмечаю существенный рост их популяции, причём с возросшей агрессивностью. Те же спруты - их всё больше и больше. А ещё псевдоарахниды, мантикорогибриды, саламандроподы…
        - Это что-то новенькое, - заметила Клара.
        - О да. До сих пор считалось, что магическим огнетворением обладают только и исключительно драконы или относительно небольшие ящерицы, Salamandridae. А тут мы, похоже, имеем дело со спонтанной гибридизацией, уникальным межвидовым скрещиванием…
        - Скрещиванием?! Кас, ты о чём?
        - Назовём это тогда трансфером наследственного материала, - пожал плечами маг. - Трансфером неизвестной природы. В общем, теперь мы имеем стада пламеизвергающих ящеров.
        - Крупных? - деловито осведомилась Клара.
        - Размеры разнятся. От шести футов в холке до восемнадцати.
        Чародейка негромко присвистнула.
        - Мы имеем дело с локальным экстремумом, это несомненно, - продолжал Кассиус. - Резко возросла частота и эффективность мутаций. Доля летальных существенно снизилась. Вместе с учеником Юлием мы пытаемся разобраться в происходящем. Ваши данные, дорогие гостьи, - светский поклон Кларе, светский поклон Леандре, - полностью согласуются с нашими. Мне кажется, вас сюда привела сама судьба.
        - Какая ещё судьба? - нервно проворчала Клара. - Нам с госпожой интерном надо двигаться дальше! В общем, «слышишь чеканный шаг»!..
        - «Это идут барбудос», как ты, бывало, певала? - вдруг подмигнул хозяин.
        - Надо же, запомнил, - буркнула Клара. Леандре показалось - смущённо.
        - Я всё помню, - с неожиданной серьёзностью сказал Кассиус. - «Patria o muerte[36 - Родина или смерть (исп.)]», да? Так что же, вы и впрямь нас покинете так скоро? Оставив разбираться с мандуками и спрутами?
        - Посмотрим, - скривилась Клара.
        - Да чего ж тут смотреть - глянь, как твоя интерн наворачивает. Всё-таки хорошие эликсиры мы сварили с Юлием, качественные, верно?
        - Верно, - признала справедливая чародейка.
        - И вообще, - вдруг поднялся хозяин. - В моих владениях уже вечер, куда вам торопиться?
        Лёгкий взмах руки - загудело в камине пламя, упали портьеры тяжёлого бархата, тёплым светом зажглись магические светильники.
        - Переночуйте хотя бы. Завтра с первым светом двинетесь. А пока, - Кассиус жестом фокусника распахнул створки шкапа, - помнишь, Клара?
        Он держал гитару - явно старинную, но ухоженную и бережно хранимую. В Долине сей инструмент был не слишком популярен, но на нём отлично играла подружка Аличия ди Дарио.
        - Антонио де Торрес[37 - Антонио де Торрес - знаменитый испанский гитарный мастер XIX века], - небрежно бросил чародей, и Леандра увидала, как у госпожи Хюммель глаза полезли на лоб. - Подлинник. Прекрасное состояние. Хранился у одного безумного коллекционера - струн не касались лет сто, если не больше. Прошу!
        - Ой… - покраснела Клара. - Силы святые, настоящий Торрес…
        Леандре имя «Антонио Торрес» ничего не говорило, но Кларе, похоже, говорило очень о многом.
        - Конечно, это не знаменитая La Leone, но тоже неплоха. Спой, Клара, просим!
        - Просим, госпожа Хюммель, - несмело подал голос ученик Юлий.
        - Просим, мастер Клара! - пискнула и Леандра.
        Клара прикусила губу.
        - Да я уж всё забыла… Столько времени в руки не брала…
        - Едва ли твои пальцы утратили память. - Кассиус в упор смотрел на Клару, и та вновь отвернулась, словно продолжая смущаться.
        - Ну… хорошо. Что спеть, Кас?
        - Нашу любимую, - тотчас ответил волшебник. - Какую ты пела на выпускном.
        Клара улыбнулась, чуть печально, как показалось Леандре.
        - Хорошо, Кас. Это, Леа, песня из далёкого мира… закрытого мира, где я бывала… не раз и не два. Отчего-то меня туда тянет и тянет, хотя мир донельзя странный и там нет привычной нам магии…
        Пальцы её прошлись по струнам, подкрутили колки.
        - Настроена в лучшем виде, Клара.
        - Да, - чародейка закинула ногу на ногу, взяла инструмент.
        Зазвучали аккорды, сильные, решительные и смелые, словно зовущие в праведный бой. А затем Клара запела, низким приятным контральто:
        El pueblo unido jamas sera vencido!
        El pueblo unido jamas sera vencido!
        De pie, cantar
        que vamos a triunfar.
        Avanzan ya
        banderas de unidad.
        Y tu vendras
        marchando junto a mi
        y asi veras
        tu canto y tu bandera florecer,
        la luz
        de un rojo amanecer
        anuncia ya
        la vida que vendra.[38 - Когда мы едины, мы непобедимы!Когда мы едины, мы непобедимы!Звучит наш гимн: народ непобедим!Его ряды бесстрашны и тверды!Сплошной стеной идут знамена в бой,а завтра ты увидишь их зарницы.Над всей страной багряною зарейГрядущий гимн восходит над землей. - гимн движения Сопротивления в Чили после пиночетовского переворота, песня чилийского поэта и композитора Серхио Ортеги, перевод Т. Огурцовой.]
        Языка Леандра, само собой, не понимала. Но песня была настолько влекущая, сильная, бодрая, что ноги сами просились не то в марш, не то в пляс.
        И, когда чародейка доиграла последний аккорд, Леа первая захлопала в ладоши.
        - Госпожа Клара! Ещё, пожалуйста, ещё!
        - Да, госпожа, пожалуйста, пожалуйста, ещё!
        - Молодёжь просит, - улыбнулся Кассиус.
        Клара кивнула; глаза её странно светились, словно памятью о чём-то очень-очень хорошем.
        И вновь стремительная, грозная, зовущая в бой мелодия.
        - Cuba es mi amor,
        Isla del alba roja.
        Pueblo escucha nuestra cancion!
        Cuba es mi amor![39 - Куба - любовь моя!Остров зари багровой…Песня летит, над планетой звеня:«Куба - любовь моя!» - испанский текст песни А. Пахмутовой и С. Гребенникова - Н. Добронравова «Куба - любовь моя», 1959 г.]
        Слова сами ложились на язык, и уже на втором куплете Леандра подпевала во весь голос, раскачиваясь и хлопая в такт. Славные песни добывала госпожа Клара, очень славные!..
        …Пели долго. Юноша Юлий на одной особенно заводной песенке вскочил и попытался вытащить Леандру танцевать, причём как-то неизящно, по-деревенски - потянул за руку, вставай, мол!
        Леандра гневно нахмурилась и руку выдернула - ты, может, и сложен как мраморный «Дискобол[40 - «Дискобол» - одна из самых знаменитых античных статуй, изображающая атлета в движении.]», но приличия надо знать!
        А вот Кассиус присел рядом с Кларой, что-то негромко ей говоря. Волшебница опустила глаза и закусила губу, на щеках играл румянец.
        - Кас… - услыхала насторожившая уши Леа. - Кас, не стоит. Пожалуйста. Не порти замечательный вечер…
        Волшебник понурился, вздохнул.
        - Да, конечно. - Он поднялся. - Друзья, завтра трудный день. Наша дорогая Клара почтила нас настоящим концертом, но наутро - в дорогу.
        - В какую дорогу? - нахмурилась чародейка. - Мы сами по себе. Вы тут оставайтесь.
        - А как же саламандры и все прочие? - искренне удивился Кассиус.
        - Вот мы на них сами и посмотрим! - отрезала Клара.
        - Сами?
        - Только и исключительно сами, Кассиус Максимилиан! И не спорь со мной, пожалуйста!
        - Кто ж станет спорить с госпожой Кларой, - криво усмехнулся чародей. - Она всегда такая, гм, убедительная и определённая. «Да» у неё означает «да»…
        - А «нет» у меня означает «нет», а не «может быть, посмотрим, не знаю»! - веско бросила волшебница. Вздохнула и добавила уже мягче: - Кас, ну не надо, а? Мы всё выяснили… давным-давно.
        Леандра слушала, широко раскрыв глаза. Ой-ой-ой, что же это такое делается?
        - Идём, госпожа интерн, - Клара протянула руку. - Наш любезный хозяин прав в одном - завтра рано вставать. А тебе ещё, если не ошибаюсь, заполнять рабочий журнал.
        Госпожа интерн жалобно и глубоко вздохнула. И тут не без домашки!
        Интерлюдия
        РАБОЧАЯ ТЕТРАДЬ СТАРШЕЙ АДЕПТКИ, ИНТЕРНА ЛЕАНДРЫ АНАКСАГОРЫ МАЛЛИК
        МЕНТОР: КЛАРИССА ШВЕАРЦХОРН ХЮММЕЛЬ, MAGISTER ET MAITRE EST MAGICAE, ГИЛЬДИЯ БОЕВЫХ МАГОВ
        ТЕМА: взаимодействие с фауной Межреальности
        ТИП ФАУНЫ: Manducaresaurus Ordinarius.
        Обстоятельства взаимодействия: атака вышеозначенного биота на интерна и ментора.
        Способ атаки: непосредственно-контактный. Облавно-стайные или стайно-загонные методы биотом не применялись по причине [тут Леандра сильно задумалась] отсутствия близкородственных биотов для сбивания в стаю.
        Колебания напряжённости магополя: …
        [Ох ты ж, силы великие, ну когда я должна была им замеры делать? Пока мандук моей бы башкой закусывал?]
        [ «Мучаешься? Что там у тебя? Показания? Пиши - „фиксация параметров не производилось вследствие прямой и непосредственной опасности жизни и здоровью могущей осуществить замеры интерна, уровень угрозы красный“. Подчеркни. Ниже место оставь. Я распишусь». - «С-спасибо, госпожа Клара!» - «А, пустяки, Леа. Они и в самом деле с ума там посходили с этой цифирью…»].
        Действия, предпринятые интерном: быстрая оценка обстановки, эвакуация с линии атаки хищной фауны; попытка непосредственно-акустического воздействия на оную; наблюдение и фиксация контрмер ментора.
        Действия ментора: применение по атакующему объекту артефактного клинкового оружия, тип Reitschwert, задействование встроенных накопителей магической энергии (красный корунд, тригональная сингония), расчётная мощность - 3,9 килокоппера, мощность действительую оценить не удалось (см. выше).
        Эффект действий ментора: рубленое ранение нижней части cervix с рассечением чешуи, а также больших и малых управляющих мышц, а также сухожилий. Останавливающее действие - малое…
        [ «Останавливающее действие - малое…» - «А? Что? Это почему „малое“?! Пиши - „отвлекающее действие - очень высокое“, понятно?» - «Да, госпожа Клара…»]
        Отвлекающее действие - очень высокое; интерн смогла завершить маневр уклонения с продолжением непосредственно-акустического воздействия; достигнуто рассеяние внимания представителя хищной фауны, что позволило ментору нанести ударно-проникающее ранение в область os frontale с пробитием костных слоёв и погружением острия в мозг.
        [ «Госпожа Клара! Госпожа, а когда вы этому страхолюду башку отрубить успели?» - «А! Вот про это, Леа, и напиши, да с подробностями!..»]
        Особенности Manducaresaurus Ordinarius, установленные прямым наблюдением интерна:
        А) крайне высокая жизнеспособность - 11 баллов по шкале Коппера, характеризующаяся способностью продолжать агрессивный захват челюстями с последующим перемалыванием в течение замеченных нами одиннадцати секунд после получения несовместимых с жизнью повреждений головного мозга;
        Б) дублирование функций центральной нервной системы; возможность спинного мозга «взять на себя» управление жизнедеятельностью;
        В) отвлечение путём акустического воздействия.
        После нанесения проникающего ранения в лобные доли мозга, ментор осуществила окончательную мортификацию образца хищной фауны путем декапитации.
        Декапитация осуществлялась посредством задействования особой функции артефактного оружия [ «Не забудь цитату вставить, Леа, забыла я, как это формально называлось»], позволяющей концентрировать и высвобождать силу в высокочастотном импульсном режиме, что приводит к появлению автоколебаний органической материи…
        [ «У этого гада хребет такой, что и мясницким топором на колоде не перерубишь, госпожа интерн»].
        ТИП ФАУНЫ: Polypus Terram
        Обстоятельство взаимодействия: [ «Госпожа Клара… а что ж тут-то писать?.. Он же меня чуть было не того…» - «Значит, так, госпожа интерн. Пока ты интерн - ты боевой маг Долины, член Гильдии, пусть и неформально. Никакая тварюка - запомни! - никого из моих согильдийцев сожрать не имеет права. И ни у кого, кто станет читать твою работу, и тени мысли такой возникнуть не должно. Ясно?!» - «Ясно, госпожа Клара… А как же…» - «Смотри, интерн, и учись. Смотри и учись»].
        Обстоятельство взаимодействия: непосредственное акустическое воздействие, применённое по атакующему представителю хищной фауны Manducaresaurus Ordinarius, вызвало активацию слухо-вибрационных рецепторов представителя класса Cephalopoda, вышеупомянутого Polypus Terram, каковой начал осуществлять маневр приближения…
        [ «Госпожа Клара! А дальше? Он-то ведь меня врасплох застал! Если б не вы - сожрал бы в один присест! Что ж, врать придётся? Это ж плохо, госпожа Клара!» - «Врать! Ужас, Леа, что за словами ты тут бросаешься? Ладно. Учись далее»].
        …маневр приближения. С целью ознакомления на живом объекте с функционированием его парализующе-переваривающего аппаратуса, интерн предприняла проникновение в один из семи внешних псевдожелудков, осуществив непосредственное наблюдение за действием…
        [ «Госпожа Клара! Ну кто ж в это поверит?!» - «Главное, интерн, зачитывать всё это железным голосом и без тени сомнения. Моя троюродная племянница, одна из них, Стелла Лексис, вот так вот зачитывала курсовую. „Особенности гнездования гарпий семейства Harpyia deformis на основе личных наблюдений“ и ляпнула о брачных танцах. О! Встрепенулась, госпожа интерн? Ну-ка, ну-ка, что сказать хочешь?» - «Госпожа Клара, семейство Harpyia deformis - гермафродиты с внутренним самооплодотворением, у них брачных танцев нет и быть не может!» - «Верно. Но Стелла читала так уверенно, что уважаемая комиссия ничего не смогла противопоставить. Возражение, что гарпии обоеполы, моя племяшка невозмутимо отвела - они, дескать, танцуют сами с собой. Получила не „отлично“, но „весьма хорошо“. Что и требовалось»].
        …за действием пищеварительной системы означенного Polypus Terram, захватно-внешнерастворяющего типа. Непосредственно на месте получены пробы парализующих газообразных экстрактов, а также растворяющей субстанции. Попутно был произведён захват ценного образца - редко наблюдаемых симбионтов, обитающих в псевдожелудках Polypus Terram (Cassius Maximillian Arcavius, magister, maitre et doctor est magicae, частное сообщение).
        [ «А симбионт? Что про симбионта, госпожа Клара?» - «Ну, пиши - „осуществлено препарирование… смотри рис. 2“» - «Рисунок два? А… где же рисунок один? Что там будет?» - «Там будет общая схема того многоногого хре… прости, Леа. Той твари, что пыталась тобой пообедать. Попозже вставим. Скажи спасибо ученику Юлию»].
        Осуществлено препарирование симбионта, схема прилагается (смотри рис. 2). Автор выражает глубокую признательность мастеру Кассиусу Максимилиану Аркавиусу за широкое техническое содействие и ценные советы.
        [ «Отлично, Леа. Молодец, что без напоминаний выразила благодарность старшему коллеге». - «Ну, госпожа Клара… он же всё сделал. Я вообще только валялась и вопила, как резаная…» - «Почему „как“? Ты вопила, как резаная, потому что тебя резали!»]
        Глава пятая
        Случайных встреч не бывает
        - А ты молодец, интерн.
        Перед ними расстилалась узкая, петляющая по Межреальности, тропа. Леандра, вспомнив о своих обязанностях интерна, старательно снимала показания приборов. Домик Кассиуса Максимилиана остался позади.
        Сам хозяин с учеником Юлием очень набивались в спутники, правда, ученик постоянно отвлекался, пялясь на Леандру так, что та начала сердиться.
        - Молодец, говорю, - с нажимом повторила Клара, недовольно хмурясь. - О чём это ты раззадумывалась с таким глуповато-романтическим видом, а, девушка? Забыла, как в желудок к цефалоподу угодила? Погоди-погоди… уж не тот ли самый neglegentes pupillam Юлий?
        Леандра покраснела ещё гуще. Но, в конце-то концов, какое госпоже Хюммель дело?
        - Мне до этого большое дело, - словно прочитала её мысли волшебница. - Если станешь думать о мальчиках, то и в самом деле враз окажешься в животе у сколопендроморфа. Аккуратно разделанной на части, каждая из которых обработана соответствующей переваривающей смесью - сколопендроморфы большие гурманы, а из их рабочих клинковидных шпор иные племена делают ритуальные кинжалы, ибо твари эти умеют их затачивать получше любых гномов.
        - Ничего я не думаю ни о каких мальчиках! - искренне возмутилась Леандра. - Очень надо мне о них думать!
        - Вот и хорошо, - пристально взглянула на неё Клара. - А то, знаешь, глазом не успеешь моргнуть, и… - она нахмурилась. - Неважно. Магометр в футляр как класть надо? Стеклом вверх, а ты?..
        Да, точно. Леандра сунула тонкий прибор циферблатом вниз. А всё потому, что - «не зря её Аветус бросил», как в сердцах выдала мама. Леа вот ещё никто не бросал, впрочем, как и она сама.
        - Смотри в оба! - предупредила волшебница. - Забыла, что Кас… что говорил мастер Аркавиус?
        Леандра помнила.
        - Будем искать след, - сумрачно сообщила госпожа Хюммель. - Ну, госпожа интерн?.. Что станешь делать?
        Искать след. Конечно, всякий diligentissimus Академии проходил «элементарный полевой курс трапперства» на кафедре Анималистики, и Леандра даже ухитрилась получить там вполне приличный балл, но…
        - Не забудь, что искать тебе надо не просто какого-то мандука или цефалопода, - предупредила Клара. - Не забудь поправку на агрессивность, на одиночный поиск в противоположность загонно-стайному методу охоты!
        Провозилась Леандра долго. Клара морщились, отпускала едкие комментарии, навроде: «Вы забыли инверсию, интерн. Этак не мы мандуков-одиночек выслеживать станем, а они к нам приманиваться». Или: «Неукоренившиеся цефалоподы чем отличаются?.. правильно, ловчими педипальпами. Какого они достигают размера?.. А ты что подставила?.. этак ты только скорпионов с прочими хелицеровыми выследишь!..»
        Но вот заклятие наконец заработало, и Леандра, высунув от усердия кончик языка, принялась заносить в рабочий журнал его параметры; Клара же стояла над расчерченной схемой, где вспыхивали, вытягивались, скрещивались и гасли разноцветные дорожки.
        Стояла и хмурилась всё больше и больше.
        - Похоже, госпожа интерн, нас с тобой ждёт настоящая охота.
        В животе у Леандры похолодело.
        - И вот кто на кого тут охотится, похоже, большой вопрос.
        Голубоватый огонёчек-поводырь дрожал перед Леа, словно гончий пёс, которому не терпится рвануться по следу.
        Заклятие поиска раскручивалось по спирали, захватывая всё большую и большую площадь Межреальности; Клара Хюммель пристально вглядывалась в мерцание жёлтых и алых точек, бормоча:
        - Ничего ж себе… как пчёлы на мёд, не иначе… а это? Настоящий рой! Да чтоб мне пропасть!.. Видел бы это Мелвилл… Один, два, пять, семь… так, Леандра. Меч я тебе не давала, а зря. Держи вот это.
        Слитное, мягкое движение - на обтянутой боевой перчаткой ладони длинный кинжал, холодно и льдисто сияющее лезвие. Клара повернула рукоять, вынула из гнезда, прошептала какие-то слова, и эфес мигом обернулся длинным древком, да ещё и окованным железными полосами. Получилось нечто вроде нагинаты - в Академии были девчонки, увлекавшиеся поединками на них. Леа, правда, к числу оных не относилась.
        А уроки боевого фехтования на тяжёлом оружии и вообще были кошмаром, о котором даже вспоминать не хотелось.
        - Держи двумя руками, горе ты моё, - вздохнула Клара. - Вот так. Чтобы просто острие вперед смотрело.
        - Что, п-прямо сейчас?
        Клара взглянула ей в глаза, серьёзно и прямо.
        - Ещё не сейчас. Но скоро. Видишь вот эту стаю? Мандуки. Загонно-стайная охота. А может, и облавная. А вот это знаешь что? Цефалоподы. И тоже стая. Я такого вообще никогда не видела. Они ж одиночки, что в бродячей форме, что в оседлой.
        Леандра замигала. Это что ж такое делается-то, ой?
        А ещё больше она испугалась, увидав, как мастер Хюммель хищно сощуривается и кладёт руку на эфес артефактного оружия с корундовыми магонакопителями, сиречь своей шпаги с рубинами в эфесе.
        - Идём. Варана поведёшь.
        У Леандры похолодело в животе, ладони мигом вспотели.
        Она послушно взяла тягловую животинку под уздцы.
        Теперь через Межреальность они пробирались осторожно, крадучись. Клара впереди, прокладывая тропу - точнее, узкий, сразу же исчезавший за их спинами проход - словно хирургический разрез.
        Голубой огонёк мерцал едва заметно, и Леандре казалось, что они некоторое время идут вниз, словно в глубокую котловину. Странный свет Междумирья тускнел, меж вздыбленных зарослей, сейчас замороженных заклятием Клары, скапливались сумерки, сочились, словно кровь в бороду из рассечённой щеки.
        Тут уже было не до записей, не до измерений; Леа едва дышать не перестала.
        - Это близко, - прошипела Клара. - Совсем близко - смотри!
        Чародейка замерла; Леандра осторожно подобралась к ней поближе.
        Затаившимся волшебнице и интерну открылось обширное пространство, затопленное сизыми волнами тумана. Здесь поднимались отдельные «деревья» Междумирья, толстые, изломанные, ветви торчали во все стороны, воздушные корни десятками опускались в призрачную твердь; вокруг могучих стволов бродили те самые Manducaresaurus Ordinarius - или Vulgaris?.. и как там они во множественном числе? Manducaresaurusum?..
        Леандра думала с таким напряжением, словно от этого зависело сейчас вожделенное зачисление в Целители. Только поэтому, наверное, и удержалась от применения, как говорилось в её рабочем журнале, ненаправленного акустического воздействия.
        Мандуков тут собралось, наверное, до полусотни. Ходили они кругом, раз за разом огибая просвет по окружности; уродливые головы повёрнуты к центру, словно вся стая ожидала чего-то.
        - На что они там пялятся? - услыхала Леандра шёпот Клары.
        Пялились мандуки на самое высокое и уродливое из деревьев - то есть на самом деле на квазирастительного малоподвижного биота, как не преминули бы отметить Анималисты, - и на этом дереве, оплетённое чёрными изломанными ветвями, крепко спелёнутое гибкими псевдолианами, что-то белело.
        - Та-ак… - процедила Клара сквозь зубы. - Интересно-то как…
        - Что, госпожа мастер?
        - Не видишь? Чары накинь. - Волшебница была отменно мрачна. - Ненавижу, когда этим тварям подобная добыча достаётся…
        Леандра поспешно бросила элементарное заклятье зоркости - простой жест, даже без мыслеформ - взглянула и охнула, не сдержавшись.
        Среди чёрных зловеще выглядевших сучьев и ветвей (на самом деле бывших, как мы помним, псевдотрансформами мандибул) ослепительно белело нагое тело. Челове… - то есть нет, не человеческое.
        Слишком короткий корпус, слишком широкие плечи, слишком глубокая грудь, слишком сильно бугрящиеся мышцы, молочно-белая кожа, какой никогда не бывает у людей.
        И совершенно, абсолютно нагое.
        Леандра покраснела - хотя с чего бы краснеть будущей (хочется верить) Целительнице, уже бывавшей в анатомичке?
        - Гном. Они изловили гнома.
        Голос Клары Хюммель был поистине холоден, «как полярные льды».
        - Но почему тогда не пожрали сразу?
        Леа заставила себя вглядеться. Мертвецы до сих пор её, признаться, пугали.
        Упала на грудь голова; короткая густая бородка цвета спелого каштана, чисто выбритый череп, покрытый руническими татуировками…
        Как он угодил к мандукам? Почему обнажён?
        Голова вдруг дрогнула, попытавшись подняться.
        - Ай! Г-госпожа!..
        - Тихо, глупая! Он жив!.. Клянусь священными браслетами, как говаривает воительница Райна… - Клара Хюммель бросилась к меланхоличному варану, принялась лихорадочно рыться в седельных сумках. - Помогай, интерн! Вот тебе первое настоящее дело! Не себя спасаем, другого!..
        Леандра только и смогла, что рот раскрыть.
        - Чего спишь?! - яростно прошипела госпожа мастер. - Заклятие неслышимости, живо! Диффузию запахов - остановить!.. пока вся эта кодла на нас не кинулась!..
        Наверное, от страха - но с этими чарами Леа справилась. Госпожа Клара даже не похвалила, лишь кивнула коротко.
        - Значится, так. - Чародейка аккуратно выложила на чистой тряпице три небольших, с фалангу мизинца, кристалла - зеленоватый хризопраз, тёмно-красный гранат, лимонно-жёлтый цитрин. - Этих бестий надо отвлечь, а потом…
        - А просто сжечь? - вдруг вырвалось у Леандры. - Кольцевое воспламенение, дерево с гномом в центре…
        - Ишь ты, «кольцевое воспламенение»! Какие слова-то знаем! А нужную температуру не прикинула, сколько там будет в эпицентре? Да и кроме того… тот, первый мандук весьма крепким оказался. Боюсь, не хватит мне силы всех их разом накрыть, так, чтобы сразу в пепел. На такое только мессир Архимаг и способен… Нет. Давай без экспериментов, интерн. Мандуки - тупые твари, только жрать и могут…
        - А почему ж до сих пор не сожрали?
        Клара недовольно скривилась.
        - Сама себя спрашиваю. И ответы, интерн, мне совсем не нравятся. Нагинату держи наготове.
        Леа сглотнула. В животе привольно разлёгся ледяной паук, вовсю шевеливший мохнатыми лапами.
        - Не зря брала, - кивнула Клара на кристаллы. - По счёту три - динамическим заклятием - сперва зелёный, потом жёлтый и, наконец, красный - по трём фокальным точкам, право, лево и прямо! В дальний край!..
        - А вы?! - испугалась госпожа интерн.
        Клара мрачно усмехнулась и выразительно потащила из ножен свою шпагу.
        - Почему? - прошептала Леандра, чувствуя, что сейчас самым позорным образом свалится в обморок. - Вы же маг, госпожа… молния там, огнешар… усыпить их всех…
        Вместо ответа Клара молча сунула ей под нос магометр.
        Стрелки метались из стороны в сторону, как безумные, прибор жалобно поскрипывал.
        Потоки магии бушевали, сталкивались, смешивались, и порвали бы в клочья любое заклятие, кроме лишь самых простых.
        - Вроде кольцевого воспламенения, - бледно улыбнулась чародейка. - Но на него меня не хватит, Леа, - чтобы тварей в прах, а гном бы жив.
        - Аномалия…
        - Да, девочка. Аномалия. И, не будь я Клара Хюммель, боевой маг Долины, если не доберусь до корня и причины. Кто-то согнал сюда мандуков. Кто-то устроил этот локальный шторм. Кто-то очень сильный и ещё более умелый. Ну, довольно болтовни, интерн. На счёт три - всё помнишь?
        Динамические чары и впрямь относятся к числу простейших. Заставить предмет левитировать умеют даже дети. Запустить его с силой и точно в нужное место - дело чуть похитрее, но тоже ничего сложного.
        - На счёт три. - Клара встала спиной к Леандре, у самого края зарослей. Рывком сбросила кожаную куртку, оставшись в сверкающей кольчуге. Опустила забрало шлема. Сменила перчатки на боевые мифрильные.
        Скупые, точные движения, ничего лишнего.
        - Если что, - не оборачиваясь, бросила чародейка, - вернись по нашему следу. Доберись до Кассиуса. Расскажешь ему всё.
        - Не говорите так, госпожа Клара, ну, пожалуйста, не говорите! - взмолилась несчастная Леандра.
        - Хватит, - оборвала её волшебница. - На счёт три. Один - два - три!..
        Наверное, это были лучшие «динамические чары», наложенные Леандрой. Уже отпуская их в полёт, она ощутила злой напор резкого ветра магии, точнее - ветров, одновременно дувших сразу во всех направлениях.
        Три камешка взмыли над уродливыми башками и спинными гребнями мандуков; описав высокие дуги, падали именно туда, куда и затребовала мастер.
        Они упали разом, и прямо напротив того места, где затаились Клара с ученицей, на противоположном краю свободного пространства, появилось целое стадо коров. Заросли исчезли, и стадо, меланхолично позванивая колокольчиками, двинулось прочь.
        Иллюзия была полной - Леандра ощущала даже запах.
        Мандуки замерли. Головы их медленно повернулись. Челюсти клацнули - а затем они разом ринулись на новую добычу, логично рассудив, что застрявшая на дереве старая никуда не денется.
        Однако поддались не все. Добрая дюжина тварей так и осталась кружить вокруг несчастного.
        Клара, похоже, и не ожидала полного эффекта, потому что с места она сорвалась сразу же, едва мандуки кинулись в погоню.
        И вся дюжина ящеров дружно бросилась ей наперерез.
        Леандра прижала кулачки ко рту, чтобы только не завопить.
        Её наставница бежала легко, рубиновая шпага пылала, взятая наотмах, и первого мандука Клара развалила пополам - после классического вольта, развернувшись и перерубив ящеру спинной хребет. Не задерживаясь, увернулась от брызнувшей крови, поднырнула под следующую тварь, распорола ей брюхо. Оттолкнулась, перекатилась через плечо, кувырком уходя от щёлкнувших челюстей третьей бестии.
        Госпожа интерн окаменела. Варан рядом с ней флегматично двигал челюстями; прожорливые мандуки его нимало не волновали, однако Леа всё равно прошептала ему срывающимся голосом:
        - Не бойся, хороший мой, не бойся…
        А госпожа мастер Клара уже одолела половину пути; за спиной она оставила четыре распластанные туши. Восемь оставшихся ящеров, однако, словно бы что-то сообразили - сбились плотным кулаком и кинулись все вместе.
        - Мамочка!..
        Леа ощущала короткие, злые всплески силы - Клара Хюммель присовокупляла к каждому взмаху своего клинка - «тип Reitschwert» - до предела сжатый импульс.
        Но восемь!.. Но разом!..
        Клара что-то выкрикнула, вскинула руку - ого, жесты в ход пошли! - и с того, что заменяло в Междумирье небеса, грянула ветвистая молния; и почти сразу же зверский порыв магических ветров подхватил слепящий росчерк разряда, смял его, унёс в сторону и смертоносные чары рассыпались роем безвредных искр.
        У Леандры раскрылся рот.
        Молния - самое стремительное из боевых заклятий; это знала даже она. Отвести, отклонить, рассеять, разрушить - почти невозможно; только принять соответствующим магическим щитом. А тут ветры!..
        Мандуки тем временем очень бодро и деловито разделились на две четвёрки; одна мчала прямо на Клару, другая заходила чародейке в бок.
        - Аииии! - дико завизжала Леа; потому что госпожа мастер не успевала, ну, решительно не успевала!..
        И тут досточтимая адептка, Леандра Анаксагора Маллик, девушка из приличной и почтенной семьи уважаемых Целителей, сделала то, чего сама не ожидала от себя.
        А именно - бросила нагинату, вскочила верхом на варана, от изумления даже переставшего жевать; вскочила, ударила пятками в бока.
        - Аииии!..
        Обалдевший от этакого непотребства варан ринулся прямо вперёд, похоже, вообразив себя скаковым драконом. На спине у него Леа удерживалась едва-едва, почти распластавшись и вцепившись в поводья одной рукой; другой же она торопливо чертила знаки - магия жеста проста и даже примитивна, требует лишь минимального напряжения воли да сродства к магии.
        Ветер взвыл, ледяной и испепеляющий разом - сила этого места нанесла ответный удар; но простейший знак, детская «верёвочка поперёк» сработал. Плохо, не так, как надеялась Леандра, но сработал, и дружно лупившая прямо на Клару четвёрка ящеров вспахала носами пыль - или что тут, в Межреальности, заместо пыли?
        Клара воспользовалась, прыгнула, рубиновое пламя взметнулось выше головы; двух мандуков она срубила одним взмахом.
        Однако двое другие сумели подняться, и шестеро оставшихся ящеров с редкостной настойчивостью, игнорируя Леандру, принялись окружать яростно отбивавшуюся чародейку.
        А это и впрямь была ярость. Клара то выбрасывала перед собой мгновенно творимый щит, то распластывалась в выпаде; ещё один ящер задёргался и забился с косой раной через всю шею; перед Леандрой открылся прямой путь к чёрному дереву.
        Да, да, она помнила, что это не дерево - а квазирастительный малоподвижный биот класса Animalis falsumi, что псевдотрансформированные ловчие педипальпы уже, конечно, почувствовали приближение новой добычи, но…
        Гном поднял голову и взглянул Леандре прямо в лицо. Глаза его широко раскрылись; в следующий миг все вышеупомянутые педипальпы, ловчие брахиоморфы[41 - Очевидно, от латинского brachium - рука.] и прочее - пришли в движение.
        Нет, второй раз оказываться во внешних желудках, как истинных, так и «псевдо», Леандра не собиралась.
        Пальцы её рванули клапаны боевой бандерильи с алхимическими скляницами.
        Когда дуют ветры магии, нет ничего надёжнее старых добрых декоктов, тинктур и эликсиров.
        Смеси удушающие, номер один, два и три полетели в хищника все разом, ибо Леандра никак не могла вспомнить, чем он, зараза, дышит (и дышит ли вообще). Но - «Алхимия в военных приложениях» рекомендовала начинать именно с них.
        Склянки разбивались о гладкую, жирную, матово блестящую кожу - или шкуру - или кору. Маслянистые капли стремительно впитывались, и щупальца - неважно, как их классифицировали бы на кафедре Анималистики - судорожно задёргались, иные сморщивались и на глазах серели. Корни-лапы шевельнулись, тяжело двинулись, отрываясь от питательной тверди. Леандра кубарем скатилась с вараньей спины, попытавшись уйти в элегантный переворот, a la госпожа мастер, но лишь пребольно ушиблась плечом и лопаткой.
        Ствол оказался совсем рядом, а ещё рядом оказались босые пятки гнома. И они, эти пятки, яростно дёргались, словно их обладатель судорожно пытался освободиться.
        Удушающие смеси, меж тем, явно действовали, уж которая из трёх - один мессир Архимаг ведает. В стволе биота рывками раскрывались дупла-дыхала, из них вырывался дурно пахнущий пар.
        - Прекрасная… дева… - вдруг раздалось сдавленное сверху - приятным низким баритоном, несмотря на уже помянутую сдавленность.
        Леандра не подняла глаз - была занята, заливая в очень кстати подвернувшуюся хрипящую каверну попавшуюся в пальцы смесь огнетворную, за которой сразу же последовала смесь огненосная.
        Безумные ветры магии, рвавшие в клочья заклятия, тут ничем не могли помешать.
        Кора псевдодерева - а может, и кожа - заходила ходуном, чёрные ветви затряслись, затрещали, ствол раскрывался, из его нутра рвался злой алхимический огонь, и только тут Леандра сообразила, что даже и не подумала, как этот лихой метод скажется на спутанном по рукам и ногам пленнике.
        Универсальный растворитель!..
        Тёмно-синий фиал, наглухо запечатанный; магически укреплённый сургуч.
        Только тут Леандра вдруг сообразила, что перезвон коровьих колокольцев уже некоторое время как закончился; а когда подняла взгляд - увидала несущуюся прямо на неё орду мандуков, всех, изначально обманутых иллюзией.
        И бесполезно было верещать «госпожа Клара!..», потому что госпожа Клара билась не на живот, а на смерть с шестёркой на удивление ловких и увёртливых звероящеров.
        Печать хрустнула, трескаясь под пальцами; взлетел удерживаемый внутри скляницы могущественными чарами крохотный серебристый шарик.
        Субстанцию эту полагалось использовать лишь в самых крайних случаях как компонент в особо сложных алхимических реакциях; но сейчас шарик, повинуясь лихорадочному жесту Леандры, поплыл прямо к развилке пары чёрных ветвей, самых толстых, от которых отходили все остальные, опутавшие гнома.
        Не так всё это надо было делать, совсем не так!..
        Но попробуй-ка, придумай что-нибудь, когда на тебя мчит орда озверевших от вскрывшегося обмана… - постой, ящеры - они просто голодные, они всегда голодные, а озверевшие они всегда - что я несу, ой-ой, что…
        Серебристая капля беззвучно коснулась развилки.
        И в тот же миг из раскрывшихся разом нескольких «дыхал» ударили струи пламени - кажется, прямо в спину гнома.
        Ветви, отвилки, сплетения - всё это вдруг рухнуло, растекаясь чёрной жижей, над ней поднимался пар; гном оказался совсем рядом, мелькнула снежно-белая кожа; ствол биота словно складывался сам в себя, растворялся, расползался мокрой кашей; пламя, бушевавшее внутри, угасало словно без причины - универсальный растворитель старательно исполнял предписанную функцию.
        Чёрное озерцо начинало растекаться окрест; варан, словно сообразив, что дело плохо, вдруг ткнулся мордой в плечо Леандре.
        - Прекрасная дева… - за луку седла, с другой стороны, ухватилась короткая, но мощная, словно стенобитный таран, рука, мускулы вздулись. - Буду благодарен, если отвратишь ты взор свой от меня, ибо вид мой невместен, и…
        - Залезай! - вместо ответа взвизгнула Леандра, ибо мандуки были уже совсем близко. - Хватайся за…
        Она хотела сказать - хватайся за меня, но не успела. Гном мигом оказался на спине варана, однако даже и не подумал коснуться госпожи интерна.
        Варан, не требуя понуканий, сорвался с места - и, наверное, в те мгновения он на самом деле обогнал бы любого скакового дракона.
        На месте жуткого псевдодерева осталось только широкое пятно смоляной, тёмной, словно вар, субстанции; однако оно стремительно светлело, чернота уходила, сменяясь неожиданно-чистой синевой; и в этой водной синеве Леандра увидала смутный силуэт, словно танцевавший над невообразимыми глубинами.
        Описание всего случившегося потребовало немало строчек; в реальности прошли считанные мгновения, однако Леандра запомнила каждое из них, словно целую вечность.
        Резко просветлевшее пространство - словно окно в океанскую толщу; стремительная тень, длинные серебристые волосы, рыбий хвост, человеческий торс.
        И - всё. Варан уже нёсся прочь, являя чудеса резвости; Клара Хюммель вдруг оказалась рядом, взмахнула шпагой, словно салютуя - за их спинами загудело пламя.
        Заклятия вдруг заработали?..
        Что случилось с мандуками, Леандра тогда не задумывалась. Варан улепётывал с такой похвальной шустростью, что ей оставалось только стараться не слететь с тропы, наспех творимой госпожой Хюммель, исхитрившейся вспрыгнуть на спину их скакуну и примостившейся чуть ли на самом хвосте.
        В отличие от гнома, мастер Клара сразу же и очень крепко ухватила впереди сидящего за предплечья.
        Дикие заросли Междумирья сомкнулись за ними.

* * *
        - Стой, Леандра! Стой, тебе говорят! Поводья натяни, демоны тебя трах… стукни!
        Руки у Леа оцепенели, их свело; паника билась и орала внутри, казалось, следом за вараном мчит вся мандуковая орда.
        - Стой, дурында! - гаркнула Клара, пихнув ученицу в плечо и это, наконец, подействовало.
        Варан замер, словно налетев на незримую преграду; бока его бурно вздымались, а в обращённых на Леандру взглядах сквозили немой укор вкупе со всей скорбью мира.
        - Досточтимая госпожа… - раздалось сзади. - Прошу -
        - Держи, - за спиной Леандры зашуршала ткань. - Накройся. Не смущай девушку.
        - Да разве ж я б посмел?! - ужаснулся приятный баритон. - Она моя спасительница! И пред нею я в вечном долгу! Верным слугой её пребуду, пока не искуплю!..
        - Гм. Вот для начала обмотай, э-э-э, скрыв мощь чресл своих. Плотнее. Ещё плотнее. О долгах твоих поговорим потом - я Клара. Клара Хюммель, - прервала чародейка излияния их нового спутника. Леандра так и застыла на спине варана, не в силах обернуться. - Длинноват плащик-то - на, подвяжи. Леа! Ты там что, в статую превратилась? Слезай! Уже можно смотреть. Давай, госпожа интерн, первая помощь и обработка ран, нанесённых агрессивной псевдорастительой формой… ну, сама знаешь.
        «Как она ещё ухитряется шутить?! Ой, мама-мамочка, мы же все едва не погибли - ой!..»
        Леандру трясло; она не могла разжать судорожно впившиеся в поводья пальцы.
        Клара вдруг оказалась рядом, жёсткая ладонь легла на плечо.
        - Та-ак, дорогая. Ты у меня, оказывается, в шоке, в самом настоящем. Где у тебя в поясе это снадобье?..
        Леандра ничего не ответила.
        Силы святые, мы ж там запросто бы остались. И никакая магия б не помогла. А-а-а-а, как же мама? Папа? Зигмунд с Крокордилией?!..
        - Осмелюсь ли я предложить…
        - Помоги снять ученицу с седла. И, кстати, может представиться, гном.
        - Нет! Нет! Только ей, спасительнице моей, прекрасной деве, назову я прозвище своё! И только она сможет разрешить меня от клятвы! - Когда ты успел поклясться, почтенный? - искренне изумилась Клара.
        - Всякий гном, спасённый прекрасной девой, в миг спасения своего молчаливо клянётся всем подземным богам, рудных и золотых жил властителям, даёт нерушимую клятву, что будет верен спасительнице своей до того мига, пока долг свой не искупит - и после того такоже, как совесть его повелеть соизволит! - настаивал баритон.
        - Ты дал клятву без слов? Никто не выступил свидетелем?
        - Как это «никто»? - теперь уже гному настала очередь изумляться. - Великий Граннар, Первый Гном, слышал мою клятву! Он всё слышит, если его попросить, даже помысленное, а не только лишь сказанное!
        - Ну, хорошо, - не стала спорить Клара. - И как же долго длится этакое… гм… служение?
        - Пока не будет исполнен долг!
        - Но кто решает, когда именно он исполнен? - чародейка не уступала гному в упрямстве. - Наверное, э-э-э, спасительница?
        Леандра слушала и не слышала. Слова вплывали в сознание лёгкими призрачными облачками, сливались, вновь разделялись, а потом вдруг рушились вниз, на самое дно памяти, становясь суровыми, несокрушимыми монолитами.
        «Служить спасительнице», «даёт нерушимую клятву», «пока не будет исполнен долг» …
        Ой…
        Пляшущие облачка вдруг явили ей родную Долину, знакомую улицу, родительский дом. Все высыпали встречать её, Леандру, - но рядом с ней вышагивает - ай! караул! спасите-помогите! - совершенно нагой гном, обвитый чёрными ветвями псевдодрева, волочащимися за ним, словно обрывки плаща.
        И при этом гном церемонно вёл Леандру под руку, нимало не смущаясь собственной наготы, напротив, чопорно кланяясь обратившимся в соляные столпы соседям.
        Леандра охнула и зажмурилась.
        - Что, что такое? - разом кинулась к ней Клара.
        Леа только и смогла, что простонать.
        - Так. Голову ей приподними, почтенный.
        Скрип пробки, резкий запах эликсира, глоток, горло обжигает, Леандру сгибает в приступе жестокого кашля.
        - Что смела дать ты ей за вредоносный яд?! - вдруг загремел гном.
        - Спокойней, торопыга! - приязни в голосе Клары вдруг резко поубавилось. - Уж коли ты заговорил стихами… тьфу! Да убери ты руки! Пока я их тебе не отрубила!..
        - Спасительнице причинён был вред сугубый!..
        - Какой вред сугубый, балда?! - потеряла терпение чародейка. - Противошоковое и общеукрепляющее. Видишь, глаза уже открыла?
        Леандра поняла, что лежит на плаще, впопыхах брошенном на твердь Межреальности, а над ней нависают два встревоженных лица - госпожи мастера Хюммель и…
        Гном был молод. Каштановая густая борода не спускалась до пояса, не достигала даже середины груди, вместо этого будучи аккуратно и не без претензии на элегантность подстрижена. Знаток классических канонов нашёл бы его нос несколько широковатым, глаза - несколько глубоковато посаженными, а брови - несколько густоватыми.
        Зато подбородок - сильный и волевой, зато с черепа хоть сейчас лепи гипсовую голову для рисования, а торчащие из-под запасного плаща руки, судя по объёму тех самых мускулюсов, годятся как ломать подковы, так и повергать в жгучую зависть ученика Юлия.
        Гильдия Парфюмеров, извечные законодатели мод и манер в Долине, при виде низкорослого воителя, скорее всего, скривили б губы; однако, однако, однако…
        - Спасительница! - возопил гном, бухаясь подле Леандры на одно колено. - Прекрасная дева, я, Тулнар сын Торрила, поклялся пред великим богом моего народа, Граннаром, что буду служить тебе, оберегать от всякого зла, покуда не будет исполнен долг чести моей!..
        - Чего? - слабо выдавила Леандра, по-прежнему не слишком понимая, что происходит. - Куда служить?.. кому?.. зачем?..
        - Ты спасла его, - пришла на помощь Клара. - Похоже, после этого сей достойный гном - кстати, из какого ты мира? Язык Долины ты знаешь отлично! - провозгласил себя твоим, гм, рыцарем. Не видала в «Дне миров» такую книгу - «Ивангое»?
        Леандра сейчас не вспомнила б не только загадочное «Ивангое», но и собственный букварь. Да что там букварь! - не вспомнила бы и журнал последних новинок макияжа от Тамми Каэтано де Альба, молодой, но стремительно набиравшей популярность волшебницы из Гильдии Парфюмеров; папа предсказывал Тамми большую будущность[42 - И не ошибся - Тамми сделалась главой Гильдии Парфюмеров (см. роман «Алмазный меч, деревянный меч»)].
        - Оставь её со своими клятвами, - нахмурилась Клара. - Стой смирно, дай раны обработать, не вертись!.. И вообще, а что, если, э-э-э, дева-спасительница скажет - уходи, мол, я в тебе не нуждаюсь? Леандра! Сколько ждать-то ещё! Эй, госпожа интерн!
        Госпожа интерн трясущимися руками наконец подала потребное.
        - Дева может изречь любые слова, - с достоинством возразил гном. - В том числе исполненные гнева. Может велеть спасённому удалиться. Или удавиться - такое тоже бывало. Но это не имеет значения. О-о! Спасшая Дева дланью своей касается меня!..
        - Тихо! - прикрикнула Клара. - Не закатывай глаза и не трясись. Что за чернота в ране, Леа? Ну?
        - А-а-а, п-плесень, госпожа мастер. Fingunt nigrum debilitatis, и -
        - Верно. Очищай!
        Нет, не зря всё-таки Леандра столько лет терпела эту жабу Мескотт на пре-меде, и не зря оная жаба Мескотт вбивала им в головы азы лечебного дела.
        - Смелее. Шпатель. Стерилизация. Выскребай. Не морщись, интерн! Да, воняет гадостно. Чисти, чисти!..
        Пальцы у Леандры дрожали - это ж, как-никак, живой гном, а не манекен на столе в анатомичке, анимированный конструкт, на котором будущие Целители осваивали простейшие операции. Руки тряслись, но чёрную плесень надо убрать, иначе, доберись она до кости - вот здесь убрать, в глубине, самую крошечку -
        Однако руки-таки слушались плохо, и -
        - Леа! - её отпихнули, Клара перехватила шпатель. В глубине раны виднелась кость. - Рехнулась!.. Ты его до смерти запытать решила?!
        - Волею Граннара, - проскрипел зубами побледневший гном, - всё то есть лишь испытания данной клятвы, и истинный гном никогда на них не обратит внимания, но будет лишь счастлив касанию длани Спасительницы, и будет благославля-а-а-а!..
        - К-к-ка-кажется…
        - Кажется, интерн, тебе удалось небывалое. Заставить гнома потерять сознание от боли.
        - Я-а… н-не… по-потерял… - гном с трудом пошевелился, открыл мутноватые глаза. - Я лишь хотел изречь, что истинный сын Подгорного племени не обратит на то внимания, а будет лишь исполнять свой долг, покуда не закроется он раз и навсегда!..
        - То есть как? - опешила Клара. - Если Леандра - работай, интерн, работай! - скажем, велит тебе сги… я хотела сказать, оставить её - ты, давший обет служить ей, не подчинишься?
        - Я не подчиняюсь! - гордо изрёк гном. - Я служу и защищаю! Оберегаю спасительницу от преступных посягательств нечистых помыслами!..
        Леандра очень хотела б сейчас, чтобы всё случившееся оказалось бы плодом воображения её «впавшего в шок» мозга.
        Если этот гном притащится с ней в Долину…
        Что скажут подружки? Силы небесные, что скажет Крокордилия?! Она ж её, Леандру, самым натуральным образом задразнит насмерть!..
        - Как это ты собрался служить, не подчиняясь? - Клара сообразила, что дело плохо, и сама пошла в атаку. - А достоин ли ты вообще служить своей спасительнице? Как же сможешь ты уберечь её от нечистых помыслами, если сам угодил, как кур в ощип, в псевдопедипальпы к той твари? В результате чего спасительница сейчас штопает многочисленные дырки в твоей гномьей шкуре?
        Леандра трудилась. После выскребания чёрной дряни дело пошло веселее, и она могла наконец прислушаться к разговору. Гном, несмотря на жутко израненную спину, - словно в застенках побывал, сказал бы папа, - держался весьма светски.
        - Увы! Повесть сия настолько печальна, что поистине не дерзаю я оскорбить слух спасительницы оными речами!..
        - Хватит болтать! - прикрикнула Клара. - Шов туже клади, Леа, не юбку штопаешь! Откуда ты, Тулнар сын Торрила, почему ведом тебе язык Долины и что ты тут делал?..
        Гном тяжко вздохнул и принялся рассказывать.
        …Он и впрямь знал язык Леандры с Кларой, да и мудрено было б не знать - его родной мир, Абраксас, лежал недалеко и вёл с Долиной Магов обширную торговлю. Его родное племя, обитавшее на скалистом морском побережье, поставляло…
        - Это можешь пропустить, - Клара не стала выслушивать длинные перечни всего, чем знаменит был Подгорный народ.
        - Неужто Соратница Спасшей не хочет услыхать о наших несравненных…
        - Не хочу. И не вертись.
        - Повинуюсь, - вздохнул Тулнар. - Мы жили на морском побережье, где старые горы обрываются прямо в белопенный прибой…
        - Ты случайно не бард? - напрямик врубила Клара. - Нет, бардов я люблю, но таких, которые попроще!.. А вот с белопенным прибоем - жди беды. Запоёт о любви, всенепременно!
        - Отчего ж не петь о любви?! - возмутился гном. - Сие возвышеннейшее и прекраснейшее…
        - Леандра, дай мне кляп. Или нет, сама заткни ему рот, тебя он послушается, коль ты эта, как тебя, «спасшая». А я всего лишь «соратница спасшей».
        - Повинуюсь, - уныло сообщил гном во второй раз. - Скажем по-другому. Приморские горы наши заложены на новообразованной океанической коре допотопного времени; распространены континентальные вулканогенные отложения, смятые в брахиформные складки. Многочисленные интрузии гранитоидов образуют…
        - Нормальным языком! - возопила Клара. - Нормальным!..
        - Богатые, короче, горы, - заторопился Тулнар. - На противоположных от океана склонах много золота, имеются все металлы платиновой группы, а также залежи самородного серебра - истинного, само собой. Род наш богател, пока -
        - Пока не прилетел дракон, жадный до ваших сокровищ. Сломал ворота, разметал стражу, закопался в груды злата и уснул?
        - Что? О, нет, прекрасная госпожа, с драконами мы справляться умеем. Неужто нашлись такие гномы, чьи врата ухитрился выбить самый заурядный огнеплюй?..
        - Неважно, - отмахнулась чародейка. - Так что же случилось с вашим родом?
        Гном повертел головой, словно пытаясь понять, не услышит ли его кто чужой.
        - Див, - сообщил он наконец страшным шёпотом. - Морской див.
        - Никогда о таком не слышала. Леа, заканчиваешь?
        Леандра аккуратно пережгла последнюю нитку.
        - Да, госпожа мастер.
        - О, спасибо, спасибо Спасшей! - возопил гном, делая попытку бухнуться на колени. - Никому не кланяется Подгорное племя, отдавая почести коленопреклонением одним лишь чистейшим девам, титул Спасших носящим!..
        - Див. Морской див. - Клара нависала над Тулнаром, словно немезида. - Что с ним?
        - С ним? О, с ним, проклятым чудовищем, всё прекрасно, - мрачно поведал гном. - Ибо жиреет он на нашей крови и слезах!
        Клара и Леандра переглянулись.
        - Как же может морской див - обитатель вод - жировать на вашей крови и слезах?
        - Океан отыскал дорогу в наши шахты, - потерянно продолжал Тулнар. - Некоторые затопило, в том числе из самых богатых. Многое пришлось бросить. Сердце всякого истинного гнома обливалось кровью от сей утраты!..
        - Могу себе представить, - буркнула Клара.
        - Обливалось кровью. Многие пытались измыслить хитрые аппаратусы, дабы погрузиться в толщу вод, поднять на поверхность потерянное. Вскоре выяснилось, что трещины, через которые море ворвалось внутрь, достаточно широки, чтобы в шахтах обосновались новые хозяева.
        - То есть див?
        - О, нет, госпожа соратница. Его слуги, полуразумные твари, разного облика и силы, но злобные и вредоносные. Вскоре отыскался и их хозяин - в гротах необитаемого островка, что в лиге от нашего берега. Воды богаты рыбой - однако теперь шаланды стали приходить пустыми. А потом перестали приходить совсем…
        - Совсем? - ужаснулась Леандра. - Все погибли?
        - Спасительница удостоила меня слова своего!..
        Клара коротко размахнулась и влепила гному подзатыльник. Тот даже не шелохнулся, однако понял намёк и тотчас осёкся.
        - Увы мне!.. не могу даже изречь радость свою - нет, прекраснейшая, погибли далеко не все рыбаки, но многие. Никто не видел, что - или кто - и как погубило их. Лишь к берегу прибило обломки лодок. В прозрачных водах, на дне, различали мы белеющие черепа, видимые так чётко, словно какие-то чары заставили их светиться…
        - И больше, конечно, никто уже в море не выходил? - перебила Клара.
        - Да, госпожа. Однако теперь островок один за другим притягивает корабли. Галеасы и галеоны людей, бриги морских эльфов, плоты пигмеев из Йоскейна - они пересекают океаны, им нипочём бури и смерчи, однако один такой нашёл смерть на камнях возле острова. Мы его называем…
        - Остров крови? - выпалила Леандра.
        - О, спасительница, нет. Остров Тонущих Душ. Крови там нет. Слишком быстро растворяется в воде.
        - А души, значит, там тонут?
        Гном вздохнул.
        - Что-то более ужасное творится там с ними, соратница спасительницы. Мы видим лишь пирамиды костей, поднимающиеся всё выше и выше. Скоро они достигнут поверхности… да мёртвые корабли засели вокруг, словно налетев на незримые камни - но мы-то знаем, там никогда не имелось ни рифов, ни иных препятствий. Что-то поднялось со дна, что-то насадило корабли на острые трезубцы - а потом убило всех на борту.
        - Морской див… - Клара задумчиво положила руку на эфес. - И его никто никогда не видел?
        - Нет, госпожа. Лишь тень да отзвуки чужой и чуждой магии. Мы, Подгорное племя, устойчивы к волшбе, однако сами колдовать, увы, не мастаки.
        - И что же? Не нашлось ни одного чародея, что положил бы конец чудовищу?
        - Нашлись, прекрасная дева, сиянье моей души, огонь моих -
        - Кхм!
        - Простите. Конечно, нашлись смельчаки, и нельзя сказать, что неискусные; иные выходили в море на крутобоких галерах, иные пытались ударить с вершин береговых скал, третьи обшаривали корабельное кладбище вокруг островка. Но, увы, никто не преуспел. А после того, как погибла шестая экспедиция, больше никто не горел желанием ответить на наш призыв, хотя мы всё повышали и повышали… э-э-э… виноват, сбился, прекрасная госпожа…
        Клара понимающе усмехнулась.
        - Ну что ж, всё ясно. Во всяком случае, с морским дивом. Неясно, правда, как ты здесь очутился, гноме.
        - Напротив, - повесил голову тот, - всё очень понятно. Мы торговали с Долиной, наши купцы часто хаживали туда; мы решили искать у вас помощи.
        - Неужто они отправили тебя одного? - искренне поразилась Леандра.
        - Одного? О, нет, конечно же, спасительница. Нас было почти три десятка. Бывалых, отлично вооружённых, с припасами на четыре таких путешествия. Нас вёл опытный маг, не раз хаживавший с торговыми караванами в Долину и обратно. Ничто не предвещало, как говорится.
        - Но на вас напали?
        - Да, госпожа спасительница.
        - Мандуки? Э-э… эти ящеры, от которых нам пришлось удирать?
        - Нет, с ними мы бы, конечно, справились. - Леандра кончила зашивать рваные раны на спине гнома, и тот теперь сидел, сгорбившись и пригорюнившись. - Тот самый маг, нанятый нами, когда явился - то долго лазил по берегу и скалам, несмотря на наши предостережения. К счастью, он им внял и не стал пытаться одолеть дива… правда, счастье оказалось весьма коротким. Уже в дороге он стал вдруг заговариваться, то и дело творил иллюзии - и всё одни и те же. Морская вода, а в ней…
        - Морской же див, - докончила Клара.
        - Именно, - гном вновь тревожно огляделся, втянул голову в плечи. - Мы сперва не обращали внимания, однако чародей наш бредил, лил на себя воду из неприкосновенного запаса, падал, бился в лужах, словно рыба на палубе…
        - И что же стало с твоими спутниками, Тулнар?
        - Мы начали ссориться, - гном совсем упал духом. - Ссориться по пустякам. Потом вспыхнула настоящая драка. Двое наших - они слово гнались за чем-то, пихались, толкались, потом оба завопили - моё! моё! - и схватились за топоры. Мы не успели их разнять.
        - А дальше? - замирая, попросила Леандра.
        - А дальше я сама тебе расскажу, интерн, - перебила Клара. - Маг окончательно сошёл с ума. Гномы принялись обвинять друг друга. Кто-то попытался удрать…
        - Верно, достойная госпожа, - вздохнул Тулнар. - Кто-то попытался удрать. Судьба их была… незавидной. Мы, оставшиеся, попытались выбраться - в конце концов, никакая магия не убьёт гнома слишком быстро - но дело пошло совсем плохо, госпожа соратница, и ты, прекрасная спасительница, на кою не дерзаю вознести я взо…
        Клара топнула ногой, и гном послушно замолчал.
        - Мы заблудились, - наконец докончил он. - Спутникам моим снились жуткие сны, всем одинаковые.
        - А тебе? - перебила Клара.
        - Мне тоже, госпожа соратница. Я тонул, тонул в морской пучине, справа и слева от меня возвышались пирамиды белых черепов самых разных существ - и разумных, и лишённых разума. И я видел, видел то место, куда должен лечь мой собственный.
        - А дива? Дива примечал?
        - Нет, госпожа. Но знал, что он где-то рядом, и это наполняло грудь мою таким ужасом, что я пробуждался от собственного крика…
        - Без красивостей, гноме, - оборвала его чародейка. - Интерн! Запоминаешь? Развёрнутые навязчивые видения угрожающего характера; воздействие на целую группу, причём не просто смертных, но гномов! Расовый коэффициент резистентности помнишь?
        Леандра поспешно кивнула. Это будущие лекари учили в числе первых - к разным расам подходят совершенно разные заклятия, и в том числе потому, что сродство к магии у всех разное.
        - Куда как непрост ваш «морской див», - покачала головой волшебница. - Непрост, коль сумел до вас дотянуться аж в Междумирье! Что было дальше, Тулнар?
        - Маг наш был ещё с нами, но совершенно лишившись рассудка, даже его остатков. Он прокладывал какие-то тропы, но вели они в места жуткие, госпожа, жуткие и проклятые. Мне довелось постранствовать, госпожа, бывал и у вас в прекрасной Долине, видывал и мёртвые топи, и живые пустыни, даже с мертвяками переведаться довелось - но такого!.. - он потряс головой, словно отгоняя наваждение. - Твари, тут обитающие, - поистине кошмарней не измыслишь! И ящеры, и спруты, и скорпионы размером с галеру…
        - Scorpionem praegrandis, - скривилась Клара. - Гигаскорпион по-нашему. Только их нам тут и не хватало!..
        - Живые древа, - продолжал гном, тряся головой. - Ходячие леса. Ловушки, западни, капканы, ловчая снасть неведомых тварей. Гладнир Рунный Рог угодил на клубок щупалец - оплели бедняге руки, ноги и разорвали одним рывком, каждый уволок свою добычу… - Тулнар содрогнулся. - А он, несчастный, не умирал, и кровь не хлестала…
        - Ловишник обманноразрослый, - процедила сквозь зубы Клара. - По-научному не вспомню, запамятовала, извели мы эту нечисть вблизи Долины… отрывает жертве конечности, впрыскивает мощнейший коагулянт, запечатывающий раны и ещё что-то от болевого шока; добычу предпочитает живой.
        - Гладниру мы дали быструю смерть от честной стали, как положено истинному гному. Однако нас становилось всё меньше, а потом… потом… мы провалились. Все вместе.
        - Дай угадаю, - мрачно сказала чародейка. - Здоровенный живой мешок в земле, как желудок? Закрылся, затянулся, начал переваривать?
        - Воистину, знания твои обширны, госпожа. Именно туда мы и провалились, последние шестеро, что оставались с магом. А выбрался один я…
        - Как? - жёстко и в упор спросила Клара. - Это ж желудок свободноходящий, Ventrem sponte graditur, оттуда никто не выбирался!
        Гном сокрушённо развёл руками.
        - Не ведаю, госпожа соратница. Помню лишь, как провалились, как барахтались там… а потом темнота.
        - Как и большинство хищников, осуществляющих заглот и начальное переваривание добычи в живом состоянии, он начинал с одурманивающих испарений, - прокомментировала Клара. - Отмечай, госпожа интерн.
        Госпожа интерн отмечала, но отмечала и другое.
        Тулнар, стоически перенёсший обработку ран, как-то незаметно посерел, на глазах осунулся, щёки его ввалились. Могучие плечи ссутулились, и вообще он казался сам не свой.
        Неожиданно для самой себя Леандра протянула руку, коснулась его лба - гном аж поперхнулся на полуслове.
        - У него жар, госпожа мастер.
        Клара нахмурилась.
        - Ложись, гноме. Плащ распахни. Да не ежься ты так, куда нельзя, мы смотреть не будем!..
        Пальцы чародейки быстро ощупывали только что наложенные швы.
        Раны казались неопасными. Кожа вокруг - ровная, белая, без признаков воспаления или иных патологических процессов; стежки ровные, аккуратные - не зря, выходит, мама донимала Леандру рукоделием!..
        - Горит весь, точно, - сквозь зубы согласилась волшебница. - Что-то, видать, похлеще чёрной плесени в раны попало.
        - Прекраснейшие, со мной всё хорошо! - вяло отбивался Тулнар. - И, хотя касания спасительницы моей -
        Клара молча зажала ему рот ладонью.
        - Эх, госпожа интерн. Видно, проходить тебе ускоренный курс военно-полевой медицины. Тема: «Поражение неизвестными токсинами, магосодержащими ядами, паразитами. Обнаружение, определение, детоксикация».
        - Г-госпожа Клара… а может, его - того?..
        - Чего «того», интерн?! Что ты мелешь?!
        - Коль смерть моя неминуема, - Тулнар вывернулся из-под Клариной ладони, - прошу дать мне пасть в бою, с достойным врагом, со страшным чудищем иль злобным колдуном, от честной стали!..
        - Тих-хо! - яростно прошипела Клара. - Слышали уже - про «честную сталь». А злобный колдун… злобный колдун тебе будет. Не обрадуешься. И только попробуй у меня помереть по дороге туда!..
        - Г-госпожа мастер, я, собственно, про господина Кассиуса…
        - А кого ещё, ты думаешь, я имела в виду под «злобным колдуном», интерн?!
        Глава шестая
        Сколопендроморфы, гигаскорпионы, ракопауки и котики
        - Как он, Леа?
        - Плох, госпожа мастер. Пульс учащённый; цианоз губ, сужение зрачков…
        - Verfluche es[43 - Проклятье! (нем.)]! Помогай, интерн, помогай, иначе не дотащим живого! Тропу держи! Просто держи! Сама дышать не забывай! Эвон, бледная, как смерть…
        - Ж-жалко гнома, госпожа…
        - Жалко ей!.. думаешь, мне не жалко, интерн? Держи тропу, кому сказано?! Мне надо разом и путь прокладывать, и сердце ему поддерживать. Teufelei[44 - Дьявольщина (нем.)], чем же это его угораздило?!..
        - Я раны ему хорошо прочистила, госпожа мастер. - В животе Леандры сжимал клешни ледяной скорпион страха. Не за себя - за другого. - Я очень хорошо прочистила. Ничего оставить не могла! Честное слово!..
        - Уймись, Леа, - Клара вытерла пот. - Ты тут ни при чём. И раны у гнома - ни при чём. Иное его достало, что-то хитровыдуманное, чего и я не вдруг соображу, откуда и куда.
        - М-морской див, госпожа? Я видела… там, у дерева…
        Клара ответила не сразу - шипя и ругаясь полушёпотом, пыталась проложить тропу через сгущение лилово-фиолетовых полипов. Полипы оказались упорны, сразу не поддавались, пока чародейка не всадила в них от души слепленный огнешар, такой, что Леандра уж присела.
        - Не простой это див, Леа. Настолько не простой, что думаю - и не див это вовсе. Простому диву такого не учинить, ни за что.
        - А кому же тогда учинить, госпожа?
        - Не знаю, - мрачно выдохнула Клара. - Эх, второй раз на поклон тащимся, позор какой-то… а и не тащиться нельзя.
        - Госпожа Клара… - Леандра изо всех сил удерживала кое-как стянутую чародейкой тропу сквозь Междумирье, только чтобы пройти им с вараном, на спине которого мотался впавший в беспамятство гном. Сразу за их спинами тропа схлопывалась.
        - Ну, чего тебе, интерн?
        - Госпожа Клара, а что в нём плохого, в господине Кассиусе? Вы на него в обиде?
        Чародейка помолчала, с удвоенной энергией прокладывая им путь.
        - Нет в нём ничего плохого, Леандра. Ну, кроме зазнайства да себялюбия. Из Долины вот чего он ушёл? Зачем здесь поселился? Чем занят? Никто не знает… А мог бы полезен быть! Сама видела - лекарь, каких поискать. И знаток тварей Межреальности, каких мало. Однако вот - ушёл, сам по себе теперь. Не люблю таких, Леа. А ведь мы все тогда вместе были, в один год из Академии вышли - я, Кассиус, Ричард д’Ассини, А… Аветус Стайн.
        - А почему…
        - Кто тропу держать будет?! - рявкнула волшебница, прекращая разговор.
        Дальше дорогу пробивали уже в молчании. И молчали ровно до тех пор, пока Клара вдруг не остановилась, не выдохнула зло через стиснутые зубы, не пробормотала, выхватывая из ножен рубиновую шпагу - камни уже горят:
        - Отрезают нас…
        - Кто?!
        - Сама смотри, коль глаза есть, - чародейка махнула шпагой раз-другой, словно разогреваясь. - К бою!
        Нет, не зря госпожа мастер заставляла несчастную Леандру вечно таскать на себе тяжесть доспехов…
        Впереди, из заполненной лиловой дымкой низменности, из провала в ткани Междумирья, медленно выдвигалась чудовищная тень.
        «Словно корабль огромный // бег сквозь валы направляет; // дрогнули моря пучины, // мощи его убоявшись», - вдруг всплыло в голове у Леандры.
        Существо и впрямь точно плыло среди густой мглы; подобно вёслам галеаса, работали многочисленные ноги; подобно галеаса же «воронам» и баллистам, поднималась пара исполинских клешней; с головогруди пялились восемь глаз - пара срединных, размером с добрый щит, и две тройки боковых, поменьше. Медленно и размеренно двигались хелицеры, а за ними - пасть, что-то донельзя сложное, окружённое десятками мелких и мельчайших жвал пополам с жваличками.
        - Гигаскорпион… - услыхала Леандра шёпот Клары.
        И не только.
        Леа ощутила слабые колебания силы, крутнулась, ощущая, как ноги слабеют от ужаса; лиловые волны сомкнулись за их спинами, проглотили уже распавшиеся остатки тропы, и там тоже что-то шевелилось, двигалось, ворочало мохнатыми конечностями, словно составленными из толстенных, шерстью покрытых оглобель.
        Как и положено чудищу, этот новый гость обладал целым ожерельем фасеточных глаз величиной с доброе окно каждый; горб чёрной, словно вздутой спины поднимался высоко, а следом с шорохом тащился длинный мускулистый хвост, снабжённый вертикальной, словно рыбий плавник, костяной пластиной, утыканной шипами.
        Клара обернулась тоже, замерла.
        - Ракопаук…
        Эта вторая, тварь была чуть поменьше первой - не с галеас, а, пожалуй, с небольшую пинассу.
        - Круг! Черти, дура, если жить хочешь! - Клара резко оттолкнула Леандру, а сама, выхватив шпагу, легко, чуть раскачиваясь, побежала навстречу гигаскорпиону; отчего-то именно побежала, не попытавшись достать его с безопасного расстояния ни огнешаром, ни молнией, ни ледяной иглой.
        - Круг!
        Круг…
        Ну да, круг же!..
        Леандра трясущимися пальцами выудила короткий стилус; прошептав первую из формул, решительно прочертила длинную дугу, рассекая плоть Междумирья.
        - Быстрее!
        Что она делает, госпожа Клара, что?! И почему одна, без неё?!
        В глазах закипали злые слёзы, мешали, туманили взгляд.
        Дуга. Дуга. Прямая. Сопряжение. Разделить хорду в соотношении три к двум; «так как делению отрезка в каком-либо отношении соответствует такое же деление его проекций, то делим проекцию на 5 частей…»
        Круг, ещё один, ещё. Много отпорных рун она вычертить уже не успеет; потому что ракопаук, похоже, предоставил всю честь сражения с Кларой своему исполинскому собрату по классу Arachnida.
        Руки тряслись, стилус выпадал; «допустимое отклонение не более 1°…» - ага, тут хорошо, чтобы хотя бы параллельные прямые и впрямь параллельными б вышли!..
        Ракопаук довольно заурчал, хотя вроде как им урчать не положено; клацнул челюстями - жвалами - мандибулами - а-а-а, страшно-то как! - и метнул мягкое серое вервие.
        Вервие долетело до границы отпорного круга, вспыхнуло, распалось серым пеплом.
        Мамочки, мой круг, выходит, работает?!
        Леандра прижималась к боку варана, с широко раскрытым ртом наблюдая, как одна за другой затухают ею начертанные руны; круг сработал, сработал, сработал!..
        Ба-бах!..
        Яростная вспышка, янтарное пламя встало океанской волной, расплескалось окрест, сметая не успевшие убраться полипы и прочих обитателей Междумирья; сжатая до предела сила вырвалась на свободу, сметая всё на своём пути; ракопаук аж попятился - он, похоже, отличался осторожностью.
        Гном пошевелился и застонал; Леандре очень не хотелось выпрямляться, однако она всё-таки выпрямилась.
        Прямо перед нею лицом к лицу сошлись госпожа Клара Хюммель и исполинский гигаскорпион. По хитиновому панцирю, по хелицерам, по клешням текли струи кипящего племени, однако тварь лишь встряхнула головогрудью, шевельнула многочисленными лапами, надвигаясь на чародейку; поднялся хвост, с конца его грозно нацеливалось жало.
        Упасть, упасть, зажмуриться, ничего не видеть!..
        Однако она всё-таки не упала; повисла, обхватив варана за шею, но устояла.
        Скорпион никуда не торопился. Нависал над Кларой, покачивая клешнями, но не атаковал. Чародейка пятилась, крестя перед собой рубиновой шпагой, оставлявшей в воздухе - вернее, в том, что его заменяло в Межреальности, - одну пламенеющую руну за другой. Иные Леа знала, иные казались странно изменёнными, и ясно было, что госпожа мастер плетёт сейчас сложную сеть, увлекая чудовище за собой, в строго определённое место, где и будет нанесён последний удар.
        Ракопаук, словно убедившись, что его посягательствам на иную добычу ничто не помешает, уркнул несколько раз, и его конечности замелькали, раздвигая ткань Междумирья - он рыл яму, словно его самый обычный земляной собрат.
        «Подкапывается!» - охнула про себя Леандра. Подкапывается под отпорный круг!.. Сообразительный какой попался, просто умница!..
        Она в спешке сделала защиту плоскостной, а не пространственной. Скорее, скорее, должна успеть!..
        «При построении трёхмерного отпорного контура в соответствующей проекции многомерного магоконтиннуума необходимо прежде всего решить задачу пересечения сферы или тора плоскостью; каковая, будучи секущей, всегда рассекает сферу по окружности, которая проецируется в виде отрезка прямой, в виде эллипса или в виде окружности в зависимости от положения секущей плоскости по отношению к плоскости проекции…»[45 - «Начертательная магометрия в примерах и задачах, составлено Вольдемаром Гордоном», учебное пособие для первого курса Академии Высокого Волшебства в Долине Магов.]
        - Урк! - довольно сказал ракопаук, высовывая свои челюсти - жвала - мандибулы - совсем рядом с Леандрой.
        - Леа!..
        Клара успела обернуться, успела размахнуться рубиновой шпагой и метнуть собственное оружие; клинок просвистел, вращаясь, словно огненное колесо, угодив прямо промеж челюстей, едва успевших подняться над сотворённой твердью.
        - Ррурк!..
        Из раны вверх ударил фонтан дурно пахнущей зелёной жижи, смешанный с алым огнём, хотя чему там было гореть?..
        Ракопаук заклекотал, забулькал, непонятно чем издавая довольно неприятные звуки; однако, несмотря на торчащую в полыхающей ране рукоять рубиновой шпаги, мандибулы его щёлкнули совсем рядом с вараньим хвостом. Варан дёрнулся, гном едва не скатился с его спины; чудище упрямо пыталось зацепить хоть какую добычу.
        - Хей! Хой! Эге-гей! - вдруг грянуло совсем рядом.
        Лиловая мгла лопнула, закружилась, разрываемая внезапно налетевшим магическим ветром. Прямо перед Леандрой раскрылась тропа, так же прокладываемая чарами, как и их с госпожой Кларой.
        И прямо по этой тропе верхом на тех самых мандукарезаврах вскачь неслись venerable mentoris Кассиус Максимилиан Аркавиус вкупе с его neglegentes pupillam Юлием.
        И неслись они, чего уж там, красиво.
        Кассиус Максимилиан грозно вздымал над главой длинный посох с ярко сияющим навершием; ученик Юлий не менее грозно размахивал коротким мечом, с лезвия которого один за другим срывались огнешары.
        - Урррк! - ракопаук решительно нырнул обратно в дыру, и миг спустя вынырнул на другой стороне отпорного круга, со всей определённостью направляясь к вихрем мчавшейся парочке. Из глубокой раны по-прежнему торчал эфес рубиновой шпаги.
        - Хей! Хой! - на ракопаука обрушилась целая россыпь огнешаров; они взрывались, ударяясь о его панцирь и, на взгляд Леандры, не причиняли твари никакого урона - жёсткая щетина, покрывавшая головогрудь и длинные ноги-ходули, даже не задымилась.
        Однако ракопаук явно растерялся, захрипел, зауркал, и в следующий миг ученик Юлий проделал нечто, по мнению Леандры, доступное только и исключительно полноправным мастерам Долины: привстал в стременах, выбросил руку вперёд - кулак сжат - и рубиновая шпага госпожи Клары, словно дивный огненный цветок, в единый миг вырвалась из раны, закувыркалась, мелькнула в полёте - и словно бы сама приросла к раскрывшейся ладони Юлия.
        - Получай, чудовище! И да сгинешь ты в неведомые бездны, тебя нечестиво зачавшие! - добрая дюжина огнешаров сорвалась с меча, словно рой пламенных пчёл.
        - Руууууукр! - Леандра готова была поклясться, что прозвучало это донельзя разочарованно и обиженно. Ракопаук завозился, засучил ногами, выбросил облако серого не то дыма, не то пара - и ретировался.
        Господин Кассиус Максимилиан тоже не терял времени - его мандукарезавр вихрем подлетел к длиннющему и высокому - ну, точно борт у галеаса! - боку гигаскорпиона; навершие посоха извергло слепящую сеть молний; резко запахло палёным, и тварь задёргалась, заскрежетала, словно одним куском ржавого железа провели по другому, столь же ржавому, изо всех сил нажимая.
        - Прочь! Прочь, сгинь, пропади! - высоким фальцетом выкрикнул он, потрясая посохом. Молнии его оказались не менее действенны, чем огнешары с Юлиева клинка; гигаскорпион опустил клешни, словно пытаясь прикрыть глаза, ноги его так и замелькали, и чудовище обратилось в бегство, разом забыв о добыче.
        - Прочь! - Кассиус для порядка отправил вслед монстру целый пучок голубоватых изломанных росчерков. Сильно запахло свежестью, как после грозы.
        Гигаскорпион набрал ход, и впрямь - словно корабль в бурю; ноги его работали не хуже вёсел галеаса. Несколько мгновений - и мгла Межреальности поглотила его.
        Кассиус кинулся к обалдело взиравшей на всё это Кларе; ученик же Юлий - к Леандре.
        - Клара! Клара, силы святые, ты цела?! Какое счастье, что мы успели вовремя!..
        - Леа! Леандра! - ученик Юлий спрыгнул с седла подле неё и как-то очень уж фамильярно сгрёб за плечи. - Ты жива!.. Не ранена?!
        Пальцы у него были цепкие и сильные - не вырвешься. А от плеч они уже оказались у Леандры на локтях и, кажется, останавливаться не собирались.
        - Я… я в порядке! - она попыталась отстраниться. - И - вообще - у меня раненый!..
        Однако ученик Юлий явно не собирался отпускать её так просто.
        - Я так рад - так испугался за тебя - прости…
        - Кто… смеет… касаться… спасительницы? - словно каменные жернова проскрежетали.
        Гном!.. Пришёл в себя - но почему?.. Но как?!
        Варан невозмутимо глядел, как Тулнар, сын Торрила, пошатываясь, соскальзывает с его спины, делает неуверенный шаг к ученику Юлию, сжимая пудовые - в самом прямом смысле - кулаки.
        Что там творилось с госпожой Кларой и Кассиусом, Леандру вдруг резко перестало занимать.
        Ученик Юлий недоумённо нахмурился, отпустил её локти, развернулся.
        - Ты кто?
        - Посмевший… коснуться… спасительницы…
        Гном сделал всего один шаг и, несмотря на шатавшую его слабость, Леандра вдруг поняла, что его не остановить сейчас ни магией, ни сталью.
        - Тулнар! Стой!.. Со мной всё хорошо!.. Почтенный Юлий не хотел причинить мне вреда!..
        - Он… коснулся… спасительницы…
        - Что он несёт, это гном? - надменно бросил ученик Юлий.
        - Всё хорошо, Тулнар, - пыталась убедить гнома Леандра. - Всё хорошо. Тебе нельзя двигаться!.. как ты вообще поднялся?..
        - Спасительнице… угрожало… - Глаза его закатывались.
        - Хм. На ногах не стоит, а туда же, - заметил Юлий. - Зато мы с господином наставником прогнали чудовищ!..
        Словно Леандра об этом могла забыть!
        - Юлий! Помоги мне!
        - Нет!.. - гном настроен был серьёзно.
        - Ложись! - вдруг гаркнула на него Леандра и аж сама испугалась; вышло донельзя похоже на госпожу мастера. - И не шевелись!..
        Метая испепеляющие взгляды на ученика Юлия и что-то бормоча себе под нос (Леандра старалась не слушать), гном кое-как взгромоздился обратно на спину варана; Леа показалось, что варан горестно вздохнул, стоически перенося возвращение тяжести на собственный хребет.
        - Он ранен. Тяжело. Нужна срочная помощь, - Леандра и впрямь копировала сейчас свою наставницу.
        - П-помощь?
        - Помощь, Юлий! Угодил себе в мозги собственным огнешаром?! Слова забыл? Память отшибло?
        Это, похоже, подействовало.
        - Д-да-да, - заторопился тот. - Конечно. Сейчас-сейчас!..
        Голова гнома запрокинулась, он снова впадал в забытье.
        Подошли Клара и Кассиус; последний вёл в поводу своего ящера. Клара лишь недоумённо трясла головой.
        - Ваша шпага, госпожа Хюммель, - ученик Юлий церемонно поклонился, не забыв скосить глаза на Леандру. Вижу, вижу тебя, кланяться умеешь, я заметила…
        - Спас-сибо, - Клара вышла из схватки изрядно помятой. Глаза ввалились, под ними залегла синева, словно она не спала несколько ночей подряд. Светлая кольчуга вся покрылась копотью, руки тряслись. - Вов-время вы…
        - Да-да, - заспешил Кассиус. - Мы весьма торопились, весьма!..
        Ученик Юлий как бы невзначай коснулся Леандровой ладони, и та гневно нахмурилась. Нет, сложен он и впрямь как «Дискобол», и, может, в Долине старшая адептка Леандра Анаксагора не отказалась бы раз-другой пройтись с ним по «Часикам» - площади с часовой башней, ловя на себе завистливые взгляды подружек, - но не сейчас же, небеса и демоны!..
        - Что с ним, Леа? - Ух, госпоже мастеру и впрямь досталось. Вся перемазана, на лице кровь засохла…
        - В бессознательном состоянии. Ignaro, - вспомнила Леандра термин.
        - Дай гляну. И ты, Кассиус, если сможешь.
        - Конечно. - Тонкие пальцы Кассиуса Максимилана пробежались по лбу гнома, по вискам, спустились к горлу, и Леандра невольно позавидовала - класс чувствовался сразу, такую уверенную стремительность она раньше замечала лишь у лучших профессоров Академии, как у той же жабы Мескотт, например. Жаба-то она жаба, но лекарь и впрямь мировой, никуда не денешься.
        - В путь, - коротко бросил целитель. - Discipuli Юлий, прокладывай тропу по нашему следу. И смотри, пожалуйста, вперёд, а не на старшую адептку Маллик!
        Упомянутый discipuli залился краской, но распоряжение наставника выполнил мгновенно.
        - Что произошло, Клара? Откуда этот гном? Да ещё с такими ранениями!.. Кто его рвал?
        - Торчок, Кас. Прямо в крюки угодил.
        - Торчок, хм… Давненько не слыхал этого, гм, неортодоксального определения. - Пальцы мэтра Кассиуса Максимилиана осторожно касались шеи гнома то в одном месте, то в другом, и Леандра всякий раз ощущала короткий, игольчато-острый импульс силы - лекарь орудовал ею виртуозно, словно скальпелем.
        Он действительно был мастером, причём выдающимся.
        - Ну да, так в Академии звали, - устало отозвалась Клара. Мысли госпожи наставницы явно витали где-то вовсе не там, где надеялся мэтр Аркавиус. - Мы с Леа натолкнулись на целое стадо мандуков. Кружили вокруг торчка, глядь - а там в ветвях этот гном.
        - Гм, обнажённый?
        - Совершенно. И весь истыканный.
        - Да. Множественные проникающие ранения; и, наверняка, сложно-токсическое поражение.
        - Мы очистили раны! - запротестовала Клара, и Леа невольно ощутила благодарность: госпожа мастер ни словом не упомянула, кто именно очищал.
        - Не сомневаюсь, - отрывисто бросил лекарь. - Вот только этот, как ты называешь, «торчок»; а ещё и мандуки… А скажи, Клара, правда ж, мы вовремя появились?
        Леа заметила, как наставница слегка вздохнула.
        - Очень, очень вовремя, Кас. Кстати, а откуда вы вообще знали, где нас искать и что с нами?
        - Ну-у-у, - замялся лекарь, разом успевая пользовать бессознательного гнома, - после вашего ухода мы с Юлием, как бы это сказать, следили за окрестностями. Всяческие хищные биоты - один из моих интересов, дорогая.
        Клара сделала слабую попытку закатить глаза, но вовремя опомнилась, и Леа понимала, почему - лекарю очень хотелось похвалы, и ты не закатываешь глаза в лицо только что пришедшему тебе на выручку.
        - Тот же гигаскорпион - они очень заметные существа, очень. Грубо говоря, «гром гремит, земля трясется - гигаскорпион несётся». И, как только мы заметили, сразу же двинулись по вашему следу.
        - Я его хорошо заметала, Кассиус!
        - Ах, дорогая Клара, настоящему другу всегда укажет путь его сер… то есть его умение.
        - Умение?! Ты следил за мной, что ли, Аркавиус?!
        - Клара! Дорогая! Я тебя умоляю! - в ужасе замахал руками мэтр. - Я ж исключительно в мирных целях!.. Я же видел, что вокруг демоны знают, что творится!.. И оказался прав, между прочим!..
        - Оказался, - Клара была справедлива, но на Леандру оглянулась не без смущения. - Давай-ка отложим эти разговоры до возвращения, дорогой сокурсник. Не думай, однако, что я не благодарна за помощь, не думай!..
        - Я счастлив, что смог оказаться полезным, - просиял Кассиус.
        - Смог, смог, - вздохнула Клара, выразительно глядя на Леандру.
        По пути чародейка волей-неволей стала пересказывать лекарю всё случившееся; мэтр внимал.
        - Морской див? И последние из партии провалились в земляной желудок? И выбрался наш гном оттуда, получается, весь нагой?
        - Странная история, да. Но это Абраксас, так что мы с Леа туда непременно заглянем.
        - Если всё это так, Клара, дорогая, то я бы советовал всё-таки хорошо оснащённую экспедицию Гильдии… - сразу же зачастил Кассиус.
        - Какая экспедиция, Кас?! У нас полтора человека осталось в действующем составе! А мессир Архимаг -
        - Гм, Клархен, хм…
        - Да, - осеклась чародейка. - Ты прав, дружище.
        Кассиус вновь просиял.
        - И вы на самом деле успели вовремя, - ещё мягче продолжала Клара.
        Глаза у мэтра сделались, словно блюдца.
        - Спасибо. Я… был рад, что… что смог… - он краснел и запинался.
        «Влюблен, - с уверенностью знатока подумала Леандра. - Влюблён по уши, а госпожа наставница не отвечает ему взаимностью. Эх, бедолага…» - отчего-то мэтра стало даже жалко.
        - Погоди, - вдруг насторожилась волшебница. - Слышишь? Чувствуешь?
        Тропа у них под ногами заметно вздрагивала, словно впереди по ней мчалось «branco di stalloni da corsa», стадо скаковых жеребцов, как говаривала подружка Аличе ди Дарио.
        А ещё миг спустя из-за извива только что проложенной тропы вылетел ученик Юлий, совсем не похожий сейчас на «Дискобола».
        - Ско! Ло! Пен!.. - он задыхался.
        - Что?! - вскинулся Кассиус.
        - Сколопенепе…
        - Он хочет сказать - «сколопендроморф», - холодно закончила за него Клара. - Вот уж поистине везёт, как утопленникам.
        Сколопендроморф. Один из самых страшных хищников Межреальности, охотящийся и на мандуков, и на ракопауков, и на тех же гигаскорпионов. Уступая последним в размере, «поистине несравним в ярости», как писалось в старинных трактатах.
        Но почему тогда всё трясётся? Сколопендроморфы как раз и знамениты, и опасны именно своим несравненным умением скрадывать добычу, подбираться к ней незаметно, с тем, чтобы потом броситься на неё сзади.
        - А чего ж он так топочет-то? - вслух удивилась Клара. Рубиновая шпага была уже у неё в руках.
        - Да тут всё вверх дном, - процедил сквозь зубы Кассиус, заметно бледнея.
        - К бою, Леа.
        К бою? Ой, а что же делать?!..
        - У тебя отлично выходят динамические чары, девочка. Прикроешь меня, отвлечешь его - засвети в верхнюю пару глаз чем-нибудь. А я докончу.
        Ученик Юлий отчего-то нервно поёжился, виновато глядя на своего мэтра.
        - А меня ты что же, совсем со счету сбросила?! - возмутился Кассиус, воинственно поддёргивая рукава. - Я тоже могу!
        - Чем ты можешь?
        - А чем нужно? Acus glacies[46 - Ледяная игла (лат.)], flammam gladii[47 - Огненный меч (лат.)] - что?
        - Никогда не имел дело со сколопендроморфами, так? - вздохнула Клара, махнув вправо-влево шпагой.
        - Как это «не имел»?! Ещё как имел!
        - Тогда помоги Леандре. Займись раненым, она мне нужна. Она справится лучше. Мы уже сработались.
        От этой похвалы старшая адептка, вспыхнув до корней волос, про себя поклялась отдать жизнь за наставницу при первом же удобном случае.
        Тропа вдруг перестала содрогаться, а потом туман впереди рассеялся и оттуда неслышной тенью вынырнул тот самый сколопендроморф.
        Да, оказался он куда меньше того гигаскорпиона - не с галеас величиной, отнюдь, а всего лишь с крупную собаку. Однако двигался он слитно, неразличимо, словно перетекая из одного положения в другое; было в нём что-то кошачье, словно и не был он хоть и монстром, но ведущим свой род именно от насекомых.
        Обычные сколопендры - попросту говоря, многоногие гусеницы, быстрые и подвижные - напоминали его мало. Там куда больше было «морфа», нежели «сколопендро».
        Тело у него и впрямь состояло из многих члеников, но было куда короче обычного; ног всего три пары, причём третья торчала почему-то над головой. Вооружены эти ноги были жуткими серповидными клинками, часто иззубренными; вот они выдвинулись из широких сегментов, высунулись на всю длину и вновь спрятались. Морда навроде муравьиной, покрытая сплошным хитиновым щитком, но глаза - глаза спереди головы, совершенно драконьи, золотые с узким зрачком, отчего монстр и впрямь казался невероятной смесью кота и насекомого.
        И, как ни странно, был красив смертоносной красотой истинного хищника.
        - Это что ж за экземпляр? - услыхала Леа. Клара держала наготове шпагу, однако явно пребывала в недоумении. - Отродясь такого не видывала…
        - Эй, ты, чудовище! - вдруг заорал Кассиус, выскакивая вперёд. - Прочь, сгинь, пропади!..
        - Пыррр, - сказал сколопендроморф. И прыгнул.
        Клара успела взмахнуть рубиновой шпагой, ткань Междумирья полыхнула, но чудовище оказалось слишком быстро, а прыжок - разом на три десятка локтей.
        Ой, да ничего ж себе!
        Леандра взвизг… то есть произвела ненаправленное акустическое воздействие - и наугад метнула заготовленным для «динамических чар» клубком силы.
        Промахнулась - сколопендроморф изящно уклонился, и заскакал вокруг, резко меняя направления, мечась из стороны в сторону.
        А потом прыгнул ещё раз - потому что neglegentes pupillam Юлий каким-то образом оказался болтающимся сбоку, выйдя из-под защиты и Клары, и собственного мэтра.
        Сделавшись, таким образом, лёгкой добычей.
        Сколопендроморф заметил это с редкостной быстротой. Припал к тверди Междумирья, прижимая верхние хватательные педипальпы, хвост мотнулся из стороны в сторону, скакнул к Юлию; тот замахал руками - в панике, как показалось Леандре.
        - Ах ты!.. - вскинулась Клара Хюммель, и то незримое, что образует «воздух» Межреальности, загудело, затрещало, разрываемое, разлагаемое на составляющие; ослепительная сеть молний сорвалась со вскинутых рук чародейки, сложенных в непонятном, отчасти даже пугающем жесте.
        Сколопендроморф издал странный звук, тоненько взвизгнул, подскочил разом на четырёх лапах, пропуская молнии под собой; несколько самых верхних хлестнули его по бронированному брюху и рассыпались множеством искр.
        - Что-о?! - вытаращила глаза Клара.
        Чудовище вновь припало на передние лапы, поводя головой и прядая хватательными конечностями. Это очень на что-то походило, это донельзя на что-то походило - билось в голове Леандры.
        Но прежде, чем она успела додуматься, мастер Кассиус с наставницей Кларой оба резко развернулись - а, когда миг спустя Леа последовала их примеру, то испустила такое ненаправленное акустическое воздействие, что сама чуть не оглохла.
        Ибо там, над скопившимся туманом, плавно покачивалась плоская полузмеиная башка совершенно мерзкого вида; там резко распрямилось, полилось через пространство многощетинковое тело, несомое десятками коротких ног; щелкнули клешни, поднялось напряжённое жало.
        Это был сколопендроморф, настоящий сколопендроморф, в точности, как из учебных бестиариев.
        И он, этот сколопендроморф, не тратил времени даром.
        Он не бежал, он словно бы летел, стлался над твердью, движения ножек слились в неразличимое мелькание.
        И нацеливался он прямиком на варана с бесчувственным гномом, справедливо посчитав его за самую лёгкую добычу.
        Что-то свернуло на лезвии рубиновой шпаги; что-то сгустилось над головой доктора Кассиуса; но ещё быстрее оказался появившееся первым чудовище.
        Оно пронеслось над головами Юлия, Леандры, Клары и Кассиуса, выставив костяные клинки, рухнуло прямо на спину сколопендроморфу, вспарывая хитиновый панцирь.
        Брызнула зеленоватая жижа, многоногая тварь закружилась, с невообразимой быстротой сворачиваясь в клубок, словно змея, жало судорожно задёргалось, норовя ткнуть ловкого врага.
        Однако первый монстр - ясно уже, что совершенно не «сколопендро», а какой-то совершенно иной «морф» - извернулся, в последний момент избегая гибельного укола. Скользнул между свивающихся колец сколопендроморфного тела, небрежно, словно играя, махнул когтем - вернее, настоящим мечом, чуть изогнутым на сабельный манер.
        Хитиновая броня, выдерживающая удар стенобитного тарана, поддалась, словно гнилой саван. Зеленая кровь хлестала во все стороны, но сколопендроморф словно и не замечал ран. Напротив, его собственные хватательные конечности сумели-таки вцепиться в заднюю лапу терзавшего его противника.
        - Кассиус! Не стой! - загремела госпожа Клара. - Леандра! Проснулась, живо! Накрываем их, накрываем обоих!.. Покуда дерутся!..
        Ага, накрываем - чем?!
        - Леа, кольцевое воспламенение! Со сжатием! Саморазогрев! Руку, руку давай!
        Леандра чуть было не попятилась - настолько грозна была сейчас госпожа Клара.
        - Нет! - вдруг завопил нерадивый ученик Юлий. Завопил и кинулся наперерез, вновь оказавшись, дурак этакий, слишком близко к сцепившимся чудовищам.
        Сколопендроморф изловчился-таки, ткнув врага жалом в бок, захватил его ещё одним хватательным педипальпом. Бока его были вспороты, на спине зияли длинные, глубокие, отчего-то пузырящиеся разрезы, однако он не становился ни медленнее, ни слабее.
        Уже почти завязался в узел, но всё-таки доставал, доставал неведомого, сумевшего так сильно порвать его противника. Всё туже кольца, всё крепче захват; а эти неведомые двуногие, что так сильно суетятся - они никуда не денутся. Хотя вот один, похоже, совсем близко!..
        Коричневатый хитиновый клубок, с выпачканными зелёным боками, вдруг приразвернулся; жало сколопендроморфа вылетело куда быстрее копья в руках самого умелого бойца.
        Ученик Юлий только и успел рухнуть на колени да закрыть голову руками.
        Правда, это его и спасло. Жало свистнуло над самым плечом, а прежде, чем оно успело вернуться обратно, Кассиус с невесть откуда взявшейся ловкостью всадил в него нечто наподобие чёрного огнешара - то есть шара, но без признаков пламени, просто идеально ровный шар абсолютного мрака.
        Жало поймало его, и он растёкся, втянулся сквозь хитин; хвост сколопендроморфа затрясся и второй раз он по скорчившемуся Юлию промахнулся.
        - Кольцевое! - вновь рявкнула Клара, но тут первый из монстров сумел-таки извернуться, костяные клинки полоснули по близкому к уродливой башке сколопендроморфа сегменту, погрузились на всю глубину и продолжали уходить всё глубже, так, что в ране скрылись почти все лапы.
        Чудовище вдруг задёргалось и забилось, жало так и тыкало во все стороны, но дрожь его не унималась и попасть оно никуда не могло. Из раны фонтаном ударила зелёная жижа, а потом что-то хрустнуло, очень громко - словно ветка сухая сломалась, - и голова сколопендроморфа с мокрым шлепком хлопнулась о твердь Межреальности.
        Победитель неловко, боком, сполз с поверженного врага. Оставляя за собой зелёные отпечатки лап, направился прямиком к ученику Юлию.
        И тут Леандра Анаксагора Маллик, добропорядочная дщерь уважаемой семьи, сделала то, что никак от себя не ожидала.
        А именно - кинулась, широко раскинув руки, прямо навстречу трусившему к юноше монстру.
        - Леа!!!
        А в голове Леандры с невесть откуда взявшейся холодной отчётливостью складывалось заклинание - настоящее, убийственное, разящее, которое проникнет и пробьёт и -
        Монстр одним прыжком оказался рядом. Точнее, прыжок у него получился не очень, одна лапа слушалась плохо, но слушалась, а потом он вдруг потянулся к Леандре жуткой своей мордой, втянул шумно воздух ноздрями - да, у него отыскались ноздри! - а потом сказал уютное «пыррр!» и потёрся хитиновым щитком о леандрино плечо.
        - Ах! - и Леандра в полной растерянности плюхнулась на пятую точку.
        - Пыррр! - повторило чудище, продолжая тереться о её плечо.
        За спиной разом закричали и Клара и Кассиус.
        - Что тут про…?!
        - Юлий!
        Но тут их обоих заглушил жуткий рёв:
        - Спасительница!
        Гном. Гном Тулнар, о котором Леандра, надо признаться, уже почти забыла.
        Он катился прямо к ним, сверкая снежно-белой кожей, и размахивая топором - нет, не знаменитой секирой Подгорного Племени, а самым обычным походным топориком, взятым с собой, понятное дело, госпожой Кларой.
        И как только сумел до него докопаться?! И каким чудом держался на ногах - отлежался, что ли?
        - Стой! - гаркнула госпожа Клара, но гном даже не подумал останавливаться.
        Правда, и добраться до диковинного чуда-юда ему не удалось - на пути Тулнара вырос нерадивый ученик Юлий, и на сей раз он в кои-то веки оказался в правильном месте и в правильное время.
        Гном налетел на Юлия, словно пущенное из катапульты беломраморное ядро - слыхала Леандра, в некоей осаде их пришлось использовать за неимением иного материала - и ученик господина Кассиуса едва не перелетел тому через плечо. Однако же - не перелетел, напротив, вцепился мертвой хваткой, налёг, зажимая шею в локтевом захвате.
        - Пыррр? - удивился монстр. И легонько толкнул сцепившихся лапой, ну точно кот, играющий с клубком.
        Толчка этого хватило, чтобы и гном, и ученик Юлий покатились кубарем по тропе, не разжимая борцовских захватов. Правда, гном оказался ловчее, и, всякий раз, оказываясь сверху, угощал противника добрым могучим хуком, от чего голова несчастного Юлия моталась из стороны в сторону, словно воздушный шарик на веревочке.
        - Ай-ай! Мальчики! - только и смогла завизжать Леандра, словно повздорившим на танцах студиозусам Академии. Последний раз так бились Корсун Мунго и Ванн Арри из-за душевной подружки Аличии, раздававшей авансы направо и налево, но никогда не переходившей границ.
        - Пы-урр! - монстр, похоже, был в полном восторге.
        После третьего хука, однако, Юлий смог двинуть гнома в ответ - лбом со всей силы в нос. Брызнула кровь, но Тулнар даже не фыркнул. Боднул Юлия в ответ, извернулся и прижал-таки соперника к земле, занося пудовый кулак.
        Тут, однако, пырчащее чудовище сообразило, что дело пахнет уже не игрой, и одним ленивым движением сшибло Тулнара с его противника, так что гном трижды перекувырнулся и едва не слетел с тропы; это его, правда, не обескуражило, и вскочил он мигом, несмотря на льющую из носа кровь.
        - Тихо! Оба! Юлий, уйми его! - орал мэтр Кассиус, подпрыгивая.
        Что?! «Уйми его»?!
        Ученик Юлий поднялся - с немалым трудом, шатаясь, - и вскинул руки, складывая их в сложном жесте.
        - Пыррр! - немедленно и с радостью отозвалось чудовище. Подбежало к ученику, дружески ткнулось в него жуткой мордой.
        - Что. Всё. Это. Значит?! - услыхала Леандра за спиной ледяной глас госпожи Клары и мысленно пожалела мэтра Кассиуса.
        - Э-э-э, а-а-а, Клархен, милая, я тебе сейчас всё объясню… нет-нет, пожалуйста, убери шпагу! Убери, я тебя прошу!..
        - Кассиус Максимилиан Аркавиус, я тебя сейчас прибью!.. Это что ж такое?!
        - Да, Юлий, neglegentes pupillam, это что ж такое?!
        - Спасительница! Всем ли ты благополучна? Не был ли причинён тебе ущерб альбо поношение?! - гном Тулнар уже оказался подле Леандры.
        - Нет-нет, - поспешно выпалила она, отшатываясь. - Не причинены мне… ущерб альбо поношение, равно как и позор, и…
        - Тогда я счастлив, - и гном действительно улыбнулся, по-настоящему счастливо, несмотря на перепачканный кровью подбородок.
        Пырчащий монстр меж тем явно освоился и, похоже, не прочь был поиграть ещё. Во всяком случае, Леандре очень хотелось верить, что дрожание хвоста с жалом означает именно это, а не желание отправить старшую адептку Маллик, как говорится, к праотцам.
        - Так что, разрази меня гром, всё это значит?!
        Госпожа Клара уже стояла рядом, и подле неё - мэтр Аркавиус. Последний тяжело дышал, прямо-таки задыхался, будучи краснее варёного рака; у мастера-наставницы Клариссы Шварцхорн Хюммель лишь слегка подрагивали тонкие крылья носа.
        - Да, Юлий, что всё это значит?!
        - Это что, ваш монстр?! Вам принадлежащий?
        - Э-э-э, Клархен, я должен кое-что пояснить…
        - Н-ну?!
        - Мы, э-э-э, действительно вели обширную программу работ по межвидовой гибридизации… Юлий, бестолочь, что ты натворил?!
        - Я, я… - ученик Юлий, кажется, готов бы спрятаться куда угодно, хотя бы и в тушу истинного сколопендроморфа. - Я хотел… я думал…
        - Что ты думал, горе ты моё?! - возопил мэтр.
        - Я, я хотел… - язык у него заплетался. Голос сделался едва слышным. - Я хотел… подарить… - он низко-низко опустил голову и, кажется, из последних сил сдерживал слёзы.
        - Что подарить?! Кому подарить?! Да объяснят мне наконец, что тут происходит или нет?! У меня, демоны и бездны, раненый! Который вскочил! Злостно нарушая режим и предписания!
        - Кубик тоже, между прочим, раненый! - вдруг обрёл голос Юлий. - Его сколопендроморф зацепил!
        - Муррр, - согласился пырчащий монстр по имени Кубик.
        - Кубик… - простонал мэтр Кассиус. - Догадываюсь, догадываюсь… этот… этот… похоже, или спутал пробирки с вытяжками… или… нет, даже думать боюсь…
        - Я не спутал… Я специально… - прошептал несчастный Юлий. - Хотел подарить… госпоже Леандре… когда бы вернулся… в Долину…
        - Мне? - растерялась Леандра, и кровь бросилась в лицо уже ей.
        Ой. Ой, караул!..
        - Кубик, он же как кот. Котик. Я вытяжку котикову взял, пересчитал кое-что… да и добавил.
        И мне подарить. Этакое чудовище. С «вытяжкой котиковой». Но - откуда ж он меня знает?..
        - Я госпожу Леандру видел… тайком… в Долине… - мучительно выдавливал из себя слова neglegentes pupillam. - И… и…
        - И захотел сделать ей подарок, - железным голосом прервал его мэтр Кассиус. - Без моего ведома, конечно же. Госпожа Леандра… что ж, тут понятно. Amorem canat aetas prima[48 - «Пусть юность поёт о любви» (лат.)]. Но…
        - Но как этот - Кубик - оказался здесь? - Клара подозрительно уставилась на мэтра, щёки коего так и оставались яростно-свекольного оттенка.
        Кубик меж тем уселся и принялся и в самом деле совершенно по-кошачьи зализывать место на задней лапе, куда ударило жало сколопендроморфа.
        - Я должен помочь, - упрямо сказал ученик Юлий, чем заслужил в глазах Леандры известную симпатию.
        - Я тоже, - подалась она вперёд.
        - Я тоже, - немедля подал голос Тулнар.
        - Я жду ответа, Кас, - раздалось за спиной железное.
        - Ответа? - мэтр Кассиус заговорил не сразу, однако стали в его голосе вдруг оказалось не меньше. - Ответа, Клара? Продолжаешь притворяться, что тебе он неведом?
        Ученик Юлий недоумённо оглянулся; даже пырчащий монстр Кубик удивлённо воззрился на невысокого чародея.
        - Да! Это я всё подстроил! Я!.. Me, me, adsum, qui feci![49 - «Это я, я это сделал!» (лат.)]
        - Т-ты?! - теперь не только ученик Юлий, все они, не исключая и гнома, вытаращив глаза, уставились на разошедшегося чародея.
        - Я, Кларисса, я. Это я повёл себя, как влюблённый мальчишка, тщащийся произвести впечатление на девочку, чья коса не даёт ему покоя! - Кассиус сделал шаг, и Клара невольно попятилась. - Это я велел Юлию выпустить одного из наших монстров, дабы… дабы иметь шанс показать себя. Я следил за сколопендроморфами, за гигаскорпионами, за ракопауками - это моя специальность; и, выждав момент, появился сам!..
        Он не кричал, но чеканил слова так, словно многопудовый молот вгонял в брёвна здоровенные скобы.
        - Я, я всегда любил и люблю тебя, Кларисса Шварцхорн Хюммель! И готов был на всё, чтобы ты, наконец, обратила на меня внимание! Я готовился и ждал, я знал, что Гильдия ищет интерна, я знал, что экзамены закончены, и кто-нибудь непременно да клюнет на ваши обещания, и знал, что это будешь именно ты, кто отправится в путь!.. Ну, а дальнейшее уже было делом простым. Но - Юлий перестарался, он, видите ли, имел свои собственные планы!.. И, когда доканчивал работу над трансформой Кубика - экспериментальным образцом, гм, расходным материалом, на коем я пробовал кое-какие новые методы - решил, что, коль участь Кубика, гм, - компостная яма, он приберёт его к рукам. Модифицирует, улучшит и, гм, подарит девушке, к которой тоже, гм, неравнодушен. Ну, neglegentes pupillam, так оно было?! Так, так, не возражай, я знаю, потому что я сам… - он осёкся и махнул рукой. - А Юлий сделал не тупое страшилище, которое не жалко и в компост, а - а котика. Потому что кого же ещё дарить даме сердца, как не котика?!
        И - внезапная тишина. Кассиус тяжело дышал, но глядел Кларе прямо в глаза, не опуская взгляда.
        - Я не прошу прощения, Клара. Если хочешь - повернись спиной, уйди прямо сейчас, забудь моё имя. Но я не раскаиваюсь. Потому что уж лучше так, чем кружить по башне неделю за неделей, месяц за месяцем, жадно ухватывать крохи сведений о твоих походах, твоих победах… нет, не над мужчинами!.. И алчно мечтать - как встану рядом с тобой, как мы будем биться плечо к плечу, как - как равные. Что твой взгляд перестанет быть пустым, смотрящим сквозь меня. И что мы споём нашу… нашу песню, как пели тогда, после выпуска. Я люблю тебя, Клара, и, даже если ты проклянёшь само моё имя, любить не перестану. Я пытался - и не преуспел. Вот и всё, что я хотел тебе сказать, дорогая.
        И он старомодно опустился на одно колено, склоняя голову, словно рыцарь перед своей королевой.
        Леандра выслушала всё это, затаив дыхание. А потом увидала пылающие щёки и уши нерадивого ученика Юлия, который хотел подарить ей Кубика.
        Жуткое страшилище, конечно. Хотя, если разобраться, не такое уж и страшное. Функциональное. Красивое в своей гибельной силе.
        - Пыр! - уже не слишком довольно заявил меж тем Кубик; оцепенение словно бы спало, ученик Юлий с по-прежнему пылающими ушами кинулся осматривать его рану, гном Тулнар застыл, скрестив руки на груди, и как-то по-особенному глядел то на Леандру, то на недавнего своего противника, а то на мага Кассиуса.
        Последствия его кулаков, похоже, сказывались, потому что Юлия всё-таки шатало.
        - Я помогу, - повторила Леандра, изо всех сил пытаясь не глядеть на госпожу наставницу и мэтра Кассиуса.
        - Никто никуда уходить не собирается, - наконец услыхала она негромкое. - У нас раненый, ты забыл? Раненый, который, хоть и скачет, словно твой сколопендроморф, но сам нуждается в правильном и немедленном лечении. Поэтому… давай закончим разговоры о чувствах, чьих бы то ни было, - и исполним свой долг.
        Кассиус вскинул голову так, словно получил удар в подбородок. Видно было, что его просто сжигает желание что-то сказать, однако он сдержался - и одному Хаосу, наверное, ведомо, чего ему это стоило.
        - Да, конечно, - суховато проговорил он. - Помощь раненому - наш первейший долг. С твоего позволения, я немного ускорю наше возвращение. Как ты понимаешь, у нас с Юлием тут свои тропы.
        Леандра едва успела наложить самое простое заклятие, вытягивающее яд из раны и разлагающее его, как мэтр Кассиус несколькими отточенными пассами распахнул перед ними сияющий портал.
        - Прошу. Расстояние невелико, так что никакой опасности. Юлий… пристрой своего, гм, Кубика, и - одна нога здесь, другая там! - готовить операционную.
        - Пыр!
        - Юлий!..
        Тот аж подскочил, пробормотал что-то невнятное, вновь заливаясь краской.
        - Как ты его называешь? Ну, кроме как «Кубик»?
        - Кот С-морфный, - пролепетал ученик. - «С» - потому что основа-то от сколопендроморфа, как ни крути…
        На взгляд Леандры, от упомянутого чудовища в Кубике не осталось абсолютно ничего, но -
        - Пусть будет С-морфным котиком. Тоже неплохо.
        - Тебе… нравится? - Юлий стоял, уставясь в землю, и, кажется, не знал, куда девать руки.
        - Юлий! - резко напомнил мэтр. - Я что сказал насчёт операционной? Госпожа старшая адептка Маллик, попрошу вас не сводить моего ассистента с ума вот прямо сейчас. Он нам ещё потребуется при операции.
        - Не будьте к нему слишком строги, достойный господин чародей, - вдруг вступил Тулнар. - Ибо, как любите говорить вы, маги, «Vae soli!»[50 - «Горе одинокому!» (лат.)]
        - А вы, господин гном, - ожёг Тулнара взглядом маг, - потрудитесь, наконец, проследовать в портал!.. Ибо, как я понимаю, нас ожидает ещё много, много интересного - но сперва надо справиться с вашими ранами.
        - Мои раны? Это жалкие царапины! Я готов, и я буду служить моей Спасительнице!
        - Обязательно будете. Как только я вас прооперирую, и вы пройдёте восстановительный период.
        - Но Спасительница…
        - В портал! - гаркнул Кассиус таким голосом, что Тулнар враз перестал спорить.

* * *
        В обиталище господина мэтра всё сразу же двинулось по накатанной. Кассиус сухо и очень официально отдавал краткие распоряжения, безо всяких церемоний задействовав и Леандру - «припахав», как выразилась бы подружка Аличия.
        Госпожа наставница, против ожиданий госпожи старшей адептки, её почему-то не защищала, и вообще вид имела несколько смущённый и неловкий. С-морфный котик Кубик, безо всякого страха пройдя портал, устроился возле крыльца, словно всегда имел тут своё место. На прощание потёрся ещё раз Леандре о плечо, да так, что она едва удержалась на ногах. Ученик Юлий торопливо наложил какие-то заживляющие чары, так что Кубик казался вполне здоровым и довольным.
        - А… чем же его кормить? - осторожно осведомилась Леандра, пока они с Юлием тащили из кладовки в операционную здоровенную бутыль тёмного стекла, всю покрытую вековой пылью.
        - О, он всё ест! - вновь покраснел Юлий, запинаясь. - Но, конечно, самое лакомство - это кишки сколопендроморфа. Свежие. Тушу необходимо сдавить между валами пресса, предварительно удалив хитиновый панцирь, могущий вызвать несварение желудка…
        Леандру чуть не вырвало.
        - По-потом, хорошо?..
        - Хорошо… - разом сник Юлий. - Сюда, сюда ставим, госпожа Леандра…
        Эх, подумала Леа, запугала мальчика. Зачем, для чего?..
        Гном шумно протестовал, не желая укладываться на операционный стол.
        - Говорю же, царапины это!.. Зачем меня сюда?.. а привязи для чего? Истинный воин Подгорного Племени стойко терпит боль!..
        - К сожалению, Подгорное Племя также весьма стойко к магической анестезии, - холодно проговорил мэтр Кассиус, уже облачившись в халат целителя. - Юлий! ?ther somnum valentius, quod maximum dose[51 - «Эфир усыпительный, максимальная доза» (лат.)].
        - Не надо меня усы…
        Но тут ученик Юлий явил изрядную «радивость», ловко набросив гному на лицо маску, пропитанную остро пахнущей жидкостью.
        Гном поперхнулся на полуслове и миг спустя уже богатырски храпел.
        - Клара, надеюсь на твою помощь, - мэтр не смотрел на чародейку. - Нам потребуется полное замещение крови, пока не проведу очистку. Поддерживай сердце и искусственную вентиляцию лёгких. Юлий, начинай вскрывать раны. Леандра, вас попросил бы следить за витальными показателями. Всё, начали!..
        …Работать с мэтром Кассиусом было тяжко, но донельзя интересно. Сразу видно, целителем он и впрямь был не из последних. Оперировал он спокойно и сосредоточенно, разом и ведя очистку крови - из руки гнома прозрачные трубки тянулись к сложному алхимическому аппарату, требовавшему, тем не менее, ещё и постоянной подпитки чарами, - и разбираясь со вскрываемыми Юлием одна за другой ранами.
        - Сколько ж грязи в них оставили, - бурчал мэтр, с ловкостью фокусника извлекая из рассечённой плоти то каких-то склизких червей, чёрный мох, дёргающийся, словно живой, какие-то тягучие нити, завивающиеся спиралями…
        - Мы же всё очистили! Леа? - недоумевала Клара, и в голосе слышалась явная растерянность.
        - В полевых условиях - очистили, да. Но колотые раны, нанесённые подобными шипами, имеют нехорошую тенденцию к рекурсивности. Настоящее обеззараживание вне лабораторных стен практически невозможно.
        - Постой, - хрипло возразила чародейка. - Это же был обычный Animalis falsumi, мы с таким сталкивались множество раз…
        - Не обычный, - кратко отрезал Кассиус. - Новая мутация. Не кори себя, Кларисса, мы тоже не сразу разобрались. Ух ты! Смотри, прелесть какая!
        В щипцах извивался самый настоящий сколопендроморф, только очень маленький.
        - Успел закуклиться, глубоко ушёл. Почти как тот паразит в руке юной госпожи Маллик. Ну ничего, мы справимся…
        - Справимся, - эхом откликнулась Клара. - Но, Кас, почему, откуда такие изменения?..
        - У меня есть догадки, но мы обсудим их чуть позже. Зажим! Ещё зажим! Тампон!..
        …Операция длилась долго. А потом они, все вчетвером, сидели в гостиной мэтра Кассиуса, подле горящего камина, пили крепчайший чай, заедая плюшками - «моя собственная выпечка, Клара, не побрезгуй. И вы, госпожа старшая адептка. Не бойтесь, ваша восхитительная талия не пострадает».
        - Надеюсь, ты не накладывал на булочки заклятие, гм, поноса?
        - Фу, Клара!..
        Весело трещал огонь, исчезали одна за другой вкуснейшие плюшки, застыла наготове гитара; но молчание становилось всё тяжелее, всё напряжённее.
        - Кхм! - прокашлялась наконец Клара. - По-моему, это… весьма глупо. У нас проблема. Гном Тулнар поведал о вещах странных, если не страшных, и удивительных, творившихся у него в родном мире, Абраксасе. Мы с Леа как раз собирались туда заглянуть, а тут…
        - Быть может, мы окажемся полезны? - мэтр Кассиус не глядел на Клару и вообще как-то разом постарел, посерел, ссутулился. Леандре было его жалко. Подумать только, всю жизнь любить госпожу Хюммель!.. Признаться наконец ей - да ещё и прилюдно! - а она словно ничего и не слышала! Нет, если бы ей, Леандре, вот так вот признались, она бы… она бы… уж, наверное, она бы, по крайней мере, поговорила бы с бедным влюблённым!..
        - Опять наведёте на нас своих чудовищ? - сухо осведомилась Клара, и мэтр вздрогнул, словно его хлестнули по лицу.
        - Н-нет… - выдавил он с трудом. Ученик Юлий изо всех сил притворялся предметом мебели.
        - Ладно, - наконец проговорила Клара после невыносимо долгой паузы. - Согласно рассказу Тулнара, подле горного города его клана, что на самом побережье, объявился некий «морской див»…
        Она говорила долго, в подробностях пересказывая их приключения.
        Юлий слушал как заворожённый, правда, в момент, когда дело дошло до безумной скачки Леандры на спине варана, попытался взять означенную Леандру за руку, явно пользуясь отсутствием гнома.
        Руку пришлось отдёрнуть, да вдобавок ещё и шлёпнуть по ладони - для его же, само собой, блага! Ибо гном Тулнар тут совершенно не признавал никаких компромиссов. Правда, он сейчас пребывал в послеоперационной каморке, мирно похрапывая, но всё равно - Леандре казалось, что каким-то образом этот несносный гном способен видеть всё, что творится с его «Спасительницей».
        Ученик Юлий обиженно засопел, но тут на выручку к Леа явился сам мэтр:
        - Значит, вы видели поверхность моря, так, дорогая?
        Да. Поверхность моря она видела и стремительное движение размытой тени в глубине…
        - Можно было бы сделать ретроспекцию, но, боюсь, слишком много времени займёт…
        - И будет весьма немилосердно по отношению к твоей подопечной, Клара. Нет уж, обойдёмся без.
        - Тулнар рассказывал о пирамидах черепов на дне морском… - поёжилась Леандра.
        - Интересно, интересно… - мэтр Кассиус потёр подбородок. - Что ж, досточтимые коллеги, думаю, дело ясное - мы отправляемся с вами в Абраксас.
        - Что?!
        - Оставь в покое столовые приборы, Клара, дорогая, и не пытайся зарезать меня серебряным ножиком, я не вампир, как-никак.
        - С чего ты взял, Кас, что мы без вас не справимся?!
        - Клара, друг мой, - мэтр держался, признавала Леандра, куда лучше, чем она думала, - я не зря просидел в Межреальности столько времени. У нас имеет место быть сильномагическая тварь, похлеще всех и всяческих мандуков. Вдобавок к этому - явно способная дотягиваться до своих врагов аж в Междумирье. Неужто думаешь, все злоключения той гномьей партии были простой случайностью? И этот абсолютно атипичный биот, поймавший Тулнара, - тоже просто так оказался там, где оказался?
        - Ты слишком спешишь с выводами, - буркнула Клара, однако Леандра видела, что возразить наставнице особо нечего.
        - Спешу или нет - а мы с вами, и всё тут, - отрезал Кассиус. - К тому же… э-э-э… С-морфный кот Кубик тоже наверняка с вами пойдёт. Юлий! Neglegentes pupillam, ты же небось и импринтинг на нашу гостью поставил, да?
        - Д-да, honorabilis mentoris!
        - Так я и знал. Чудище это от вас теперь не отвяжется. Только если - в компостную яму.
        - Нет-нет! - в ужасе замахала руками Леандра. - Не надо Кубика в компост! Не надо в компост, он пырчит! И вообще… вообще он славный!
        Кассиус выразительно поднял брови.
        - Тем не менее. Полагаю, процедуру добычи интактных ventre et intestinis от Scorpio Rapha лучше всего будет поручить именно моему нерадивому ученику. И вообще… «Морской див», способный оперировать в Междумирье, не покидая родных глубин, - это заслуживает самого пристального внимания. Мой долг, как учёного, - досконально исследовать феномен, прежде чем дорогая наша Клара нанижет его на какую-нибудь acus glaciei.
        Клара стояла, скрестив руки на груди и сдвинув брови.
        - Но ты что же, оставишь раненого?
        - Нет, конечно, - маг пожал плечами. - Вряд ли он переживёт расставание со своей Спасительницей…
        Ученик Юлий издал негромкий, но вполне себе грозный рык.
        - Не советую, любезный мой, не советую. В общем, я предлагаю вам немного задержаться у меня; если, конечно, госпожа Клара готова извинить мою… мальчишескую выходку.
        - Об этом, Кас, мы поговорим без свидетелей. У тебя в подвале.
        - И вооружившись дуэльными рапирами?
        - Тьфу, болтун! На тебя положительно невозможно сердиться!..
        - Так как, Клара? Вы остаётесь?
        Волшебница вздохнула.
        - Чувствую, я об этом сильно пожалею. Но… да, остаёмся.
        - Ура! - не сдержался ученик Юлий, и Леандре пришлось вновь шлёпнуть его по руке. На сей раз это не укрылось от глаз госпожи наставницы.
        - Так. Ты, нерадивый! - Кларин кулак очутился под носом опешившего Юлия, и того аж приподняло в воздух, комната зазвенела от трепещущей силы. - Если ты решил, что можешь хватать мою ученицу за коленки, то, боюсь, мне придётся-таки очень нетолерантно поступить с твоим вирильным органом - прости, Леандра!
        Ученик Юлий только и мог, что моргать да сдавленно сипеть.
        Клара разжала пальцы, и охальник-покуситель тяжело шлёпнулся на пятую точку.
        - Я желаю слышать извинения. Они должны быть цветистые, подробные и содержать соответствующие гарантии. В противном случае мне не останется иного выхода, кроме как оповестить гнома.
        …Извинения ученика Юлия оставили б довольным даже старого сухаря Азатота Танзанзу, преподававшего в Академии риторику; Клара сменила гнев на милость и, махнув рукой, повторила вновь:
        - Мы остаёмся.
        КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ ПЕРВОГО
        Путешествие второе. Морской Див
        Глава первая
        Как же хорошо просыпаться в настоящей постели, под тёплым одеялом, с головой на настоящей же подушке!
        Леандра Маллик, старшая адептка выпускного курса Академии Долины Магов, села и сладко потянулась.
        Их путешествия с госпожой Кларой Хюммель начались, но совсем не так, как она себе представляла.
        Для начала угодить в желудок ползающего по Междумирью спрута. Потом оказаться вместе с госпожой ментором в гостях у достопочтенного мэтра Кассиуса Максимилиана Аркавиуса. Быть привязанной к операционному столу, с извлечением из её руки вбуравившегося туда паразита. Быстрое излечение - и дорога вместе с госпожой Кларой до странного места, где в плену у хищного биота оказался гном по имени Тулнар, из мира под названием Абраксас; да ещё и окружённый целой стаей ящеров-мандуков.
        Спасти раненого гнома, вырваться из кольца чудовищ, пытаться лечить Тулнара; а потом столкнуться разом со сколопендроморфом и ракопауком, самыми жуткими чудищами в окрестностях Долины - только для того, чтобы убедиться, что всё это подстроено самим мэтром Аркавиусом, безнадёжно влюблённым долгие годы в наставницу Леандры, госпожу Хюммель; а сколопендроморф оказался не просто чудовищем, но специально созданным ей в подарок, ибо ученик мэтра Аркавиуса, Юлий, тоже неровно дышал к ней, Леандре, и смешал каким-то образом наследственности и жуткого монстра Межреальности, и ласкового мурчавого котика.
        Получился с-морфный котик по имени Кубик. Кубик умел пырчать, любил, чтобы его гладили, но вот, увы, греть свою хозяйку ночью он никак не мог. Спал во дворе, словно собака.
        Гному Тулнару, объявившему Лендру своей Спасительницей и поклявшемуся служить ей до смертного вздоха или пока она сама не разрешит его от клятвы, досталось очень сильно. Вся полевая медицина в исполнении Клары и её ученицы ни к чему не привела и, если б не мэтр Аркавиус, он уже отправился бы в Каменные Чертоги, куда, как верило Подгорное племя, уходит каждый проживший своё гном.
        Но - его спасли, и вот теперь…
        - Госпожа Леандра! Госпожа!..
        О, всемогущие небеса. Ученик Юлий. С его, как указывалось выше, «неровным дыханием» с ней, Леадре.
        - Госпожа, я… я принёс вам завтрак!
        Только этого не хватало!
        Леандра заметалась по спальне, лихорадочно одеваясь. Пока прыгала на одной ноге, пытаясь попасть в штанину, едва не опрокинула какую-то антикварную вазу.
        - Спасибо, Юлий! - пришлось завопить в закрытую дверь. - Спасибо!.. я сейчас спущусь!
        - А… э… - растерялись в коридоре. - Леандра, но… - голос стал тише, - т-там г-госпожа Хюммель и мой н-наставник. М-мне кажется - они не хотят, чтобы их тревожили…
        «Или это ты рассчитываешь, что без госпожи Хюммель сможешь меня за коленки хватать? А вот уж дудки, я и сама тебе… гм… вирильный орган с горошину сделаю! Ударно-механическим воздействием!»
        - Ладно, заходи, - Леандра распахнула дверь, предусмотрительно отступив на пару шагов.
        Neglegentes pupillam, как выражался мэтр Кассиус, осторожно вдвинулся в комнату, озираясь при этом так, словно его поджидала тут целая дюжина до зубов вооружённых орков.
        О да, при этом в руках он держал изящнейше сервированный столик, где имели место быть яйца и тосты, сыр и ветчина, горка фруктов, искрящийся хрусталь и белейшая скатерть. Дымился кофейник на старой доброй спиртовке, не использовавшей магию.
        - Леандра?
        - Поставь сюда, Юлий, благодарю.
        Neglegentes pupillam покраснел.
        - Могу ли я… осмелюсь ли я…
        - Да, Кубик очень мил, - сжалилась над несчастным Леандра и Юлий немедля просиял, аки кристалл в перекрестье магических потоков.
        - Я… он… - не зная, куда деть руки, Юлий толокся посреди комнаты, пока не выпалил: - не составите ли мне компанию… на прогулке?
        И замигал глазами, часто-часто.
        - У нас с госпожой Кларой, - строго заявила Леандра, - имеется пациент, нуждающийся в уходе и лечении. Едва ли уместно будет отправляться на увеселительные прогулки, пока он страдает!
        - Так ежели он очухается, он же нипочём нам не даст… - простодушно взмолился Юлий. - Я, конечно, ему двину, если он, того, полезет!..
        Не стоило напоминать поклоннику (даже и ненужному!), что очная встреча его с гномом закончился отнюдь не «двиганьем» последнему.
        - Конечно, не даст! - задрала нос Леандра. - И, если кто задумает лапы тянуть куда не велено…
        - Нет! Нет! - испугался ученик мэтра Кассиуса. - Никто не будет!.. Но… Кубику же нужна прогулка! Он к воле привык!.. А без тебя, Леандра, никуда не пойдет, у него же импринтинг!
        Гм, выгул котика, конечно, причина серьёзная.
        - Ладно. - Леандра впилась зубами в тост. - Так и быть. Только ради Кубика.

* * *
        - Тсс! - прошипел ей Юлий, когда они на цыпочках пробирались мимо гостиной. Из-за двери доносились приглушённые голоса - спокойные, даже немного печальные, как показалось Леандре. Ой, ой, наверняка мэтр Кассиус опять мэтру Кларе в любви объясняется!.. Хотя вообще-то странно, они ж оба такие ста-а-арые!..
        С-морфный котик Кубик им очень обрадовался. Привстал на задние лапы, весело размахивая передними - смертоносные костяные косы так и свистели. А потом бросился к Леандре и попытался потереться ей о ноги, да так, что та едва удержалась. Пришлось даже схватиться за нерадивого ученика Юлия - хорошо, что гном не видел!
        Это незаконченное произведение. Продожение следует…
        notes
        Примечания
        1
        Sciences Magicis Doctor - доктор магических наук (лат.)
        2
        Associate - промежуточная учёная степень, ниже бакалавра, до сих пор присваиваемая некоторыми старыми европейскими университетами.
        3
        «Ad propagationem speciei daemoniorum» - «О распространении видов демонов» (искаж. лат.)
        4
        Вениамин вспоминает печальную студенческую балладу, начинающуюся четверостишием:
        Песчинку прячь на морском берегу,
        В лесу прячь зелёный лист.
        А жемчуг скроешь в глубоком снегу,
        Что нежен и бел, и чист…
        5
        De secretis necromantiae finis est constituere inter se et mundos vitae propositum et vitae post-mortem - Целью некромантии является установление приносящей пользу связи между мирами Жизни и Посмертия (искаж. лат.)
        6
        «Quaedam carminibus usus defencivе» - «В упражнении некоей защиты» (искаж. лат.)
        7
        Досточтимый ассоциат Вениамин Скорре об этом не знает (его просто не учили), а мы поясним нашему читателю, что изначально аппарации (или призраки) наблюдались только в особых условиях, наилучшие из которых как раз и создавались в тщательно обустроенных криптах или склепах. В отличие от многих миров Упорядоченного, здесь агрессивных призраков встречалось мало, что объясняется особенностями протекания всеобщего магического потока Вселенной.
        8
        Руническая система очень сложна и запутанна. Разные исследователи по-разному делили и делят существующие и существовавшие символы. Руны назывались Старшими и Младшими, Света и Тьмы, Жизни и Смерти, равно как и другими, столь же поэтическими, сколь и бесполезными наименованиями. В реальности же важно, как начертанная руна взаимодействует с протекающим сквозь неё потоком магии. «Коренные», к которым относятся (Алеф), (Гер), (Дзин), (Исс), (Тет) и ряд других - служат «якорями», стабилизируя поток, каждая по своему, в то время как «вихревые» руны (Девр), (Рон), (Сут), (Шем), (Фуал) и др. - напротив, создают «водовороты», спиральные и круговые возмущения. «Ускоряющие» руны, соответственно, придают течению магии более высокую скорость, в противоположность «замедляющим»; есть также «запирающие», «освобождающие» и, наконец, самые опасные, «взрывающие», порой ещё высокопарно именуемые «Рунами Хаоса». Это как раз и есть (Зегет), (Шапсут) и (Ювен). В различных сочетаниях эти могущественные символы способны очень на многое, в том числе и на разрушение упорядоченных структур магии, если вызванные ими
«колебания» войдут в подобие «резонанса» с управляющим контуром сложного заклинания, с тем, что придаёт бесформенной силе цель и предназначение.
        9
        Мои дамы и господа (нем.)
        10
        Должным образом уведомлены (нем.)
        11
        Гадюка обыкновенная изменённая (искаж. лат.)
        12
        Саламандра огнедышащая (искаж. лат.)
        13
        Медведь-оборотень (искаж. лат.)
        14
        Гигантский паук-людоед (искаж. лат.)
        15
        Паноплия - декоративная композиция из элементов военных доспехов (изначально античных), щитов, оружия и знамён.
        16
        Так точно, это я! Да, мой мастер! (нем.)
        17
        Большое спасибо, мой мастер! (нем.)
        18
        Особое мнение (искаж. лат.)
        19
        Девушка благородного происхождения (лат.)
        20
        От латинского «manducare» - «пожирать»
        21
        Для кислорододышаших (искаж. лат.)
        22
        Для азотодышаших (искаж. лат.)
        23
        Для дышащих всем остальным (искаж. лат.)
        24
        Сухопутный осьминог (лат.)
        25
        «Разумный дизайн» (лат.), теория, утверждающая, что совершенство форм живых существ вызвано участием в их создании разумной (божественное) сверхсилы.
        26
        Клык (лат.)
        27
        Резец (лат.)
        28
        «Современные исследования паразитов» (лат.)
        29
        Нерадивый ученик (лат.)
        30
        Почтенный наставник (лат.)
        31
        Грудинно-ключично-сосцевидная мышца
        32
        Большая грудная мышца
        33
        Прямая мышца живота
        34
        Замечательный идиот (нем.)
        35
        Проклятье (нем.)
        36
        Родина или смерть (исп.)
        37
        Антонио де Торрес - знаменитый испанский гитарный мастер XIX века
        38
        Когда мы едины, мы непобедимы!
        Когда мы едины, мы непобедимы!
        Звучит наш гимн: народ непобедим!
        Его ряды бесстрашны и тверды!
        Сплошной стеной идут знамена в бой,
        а завтра ты увидишь их зарницы.
        Над всей страной багряною зарей
        Грядущий гимн восходит над землей. -
        гимн движения Сопротивления в Чили после пиночетовского переворота, песня чилийского поэта и композитора Серхио Ортеги, перевод Т. Огурцовой.
        39
        Куба - любовь моя!
        Остров зари багровой…
        Песня летит, над планетой звеня:
        «Куба - любовь моя!» -
        испанский текст песни А. Пахмутовой и С. Гребенникова - Н. Добронравова «Куба - любовь моя», 1959 г.
        40
        «Дискобол» - одна из самых знаменитых античных статуй, изображающая атлета в движении.
        41
        Очевидно, от латинского brachium - рука.
        42
        И не ошибся - Тамми сделалась главой Гильдии Парфюмеров (см. роман «Алмазный меч, деревянный меч»)
        43
        Проклятье! (нем.)
        44
        Дьявольщина (нем.)
        45
        «Начертательная магометрия в примерах и задачах, составлено Вольдемаром Гордоном», учебное пособие для первого курса Академии Высокого Волшебства в Долине Магов.
        46
        Ледяная игла (лат.)
        47
        Огненный меч (лат.)
        48
        «Пусть юность поёт о любви» (лат.)
        49
        «Это я, я это сделал!» (лат.)
        50
        «Горе одинокому!» (лат.)
        51
        «Эфир усыпительный, максимальная доза» (лат.)