Длинные руки нейтралитета Алексей Переяславцев
        Михаил Иванов
        Логика невмешательства #2
        Пришельцы на Землю из чужого мира могут быть дружественными. Они могут оказаться врагами. Но эти не были ни теми, ни другими.
        Содержание
        Алексей Переяславцев, Михаил Иванов
        Длинные руки нейтралитета
        Пролог
        Магистр магии, универсал Тифор-арз, магистр магии жизни и разума Мариэла-руа, лейтенант Малах-од, он же командор, капитан дальнего плавания и кораблестроитель Риммер и дракон Таррот попали в мир Земли с исследовательской экспедицией из мира Маэры, где существует магия. В задачи экспедиции входил розыск Професа, ранее побывавшего в Маэре. Родным языком его был русский. Экспедиция попала туда, куда и предполагалось: в Россию. Но кристалл алмаза, открывающий портал между мирами достаточного размера, чтобы туда могли пройти люди и дракон, был уничтожен. Остались лишь кристаллы, позволяющие переслать мелкие предметы.
        Оставшийся в своем мире руководитель экспедиции и глава Гильдии магов Заокеании кандидат в академики Сарат-ир спешно организовал срочное плавание на север маэрского материка за алмазами, одновременно маги-практики пытались вырастить искусственные кристаллы фианита, которые, по прогнозам, могли быть близкими к алмазу по свойствам. Но и тот, и другой подход до поры не принесли успеха. Найденные алмазы оказались слишком малы, а выращивание крупных фианитов оказалось сложной маготехнологической задачей.
        Пришельцам не оставалось ничего другого, как вживаться в этот мир и пытаться раздобыть алмаз нужного размера и качества. В России, куда они попали, в то время была Крымская война. Никто из членов экспедиции не желал ввязываться в нее. Но для приобретения алмаза нужны деньги - и маэрцы стали оказывать услуги и продавать товары военного назначения.
        Больше всех с маэрцами сблизились офицеры-моряки лейтенант Семаков, лейтенант князь Мешков и мичман Шёберг, а также казачий хорунжий Неболтай. Они же и стали главным связующим звеном между иномирцами и руководством Севастополя… Маэрские маги и кораблестроитель помогли спроектировать и собрать небольшой высокоскоростной корабль «Морской дракон» с магическими двигателями и магическим вооружением, и эти же российские офицеры получили командные должности на нем. Пришельцы стали продавать также стрелковое и артиллерийское вооружение.
        Иномиряне всеми силами пытались придерживаться нейтралитета. Но история начала постепенно выходить из той колеи, по которой она катилась до тех пор.
        Глава 1
        Как только лейтенанту Семакову стало известно о десанте союзников в Евпатории, он, помрачнев, заперся в своей комнате и, судя по звукам, изучал карты и занимался писаниной. А потом капитан «Морского дракона» поехал на бричке в сторону пещеры, где жил дракон.
        Принадлежность к разведке приучила лейтенанта анализировать. Из высадки десанта и более чем сомнительного результата обстрела Севастополя с моря следовало, что теперь последует попытка штурма с суши. А раз так - «Морскому дракону» нельзя базироваться в Севастопольском порту. Нужно некое хорошо укрытое место. И дракон в этом мог помочь.
        Надо заметить, что между своими драконы менее церемонны в части дипломатического протокола, чем люди. Тем не менее они соблюдают человеческие обычаи по этой части.
        Но и лейтенант постарался быть обаятельным гостем. Хозяину пещеры было предложено местное вино (человек уже знал, что драконы не чураются этого напитка) и закуска к нему - вяленое мясо, изготовленное по армянскому рецепту. Но весьма скоро разговор пошел в неожиданном направлении.
        - Таррот Гарринович, нужна ваша консультация по части рытья пещер и, возможно, помощь.
        Вся реакция крылатого на эти слова выразилась в движении гребнем. Расшифровать его мог бы человек, несколько лет проведший среди драконов, а таковых в пещере не было. Впрочем, моряк посчитал, что Таррот внимательно слушает - и не ошибся.
        - Суть вот в чем: возможно ль вырыть в скальном берегу такую пещеру, чтобы туда вошел корабль величиной с «Морского дракона»?
        Плохим глазомером ни один дракон никогда не страдал. Ответ был:
        - Да, такое возможно, и ваш корабль войдет туда без труда. Конечно, по высоте побольше, чем обычная жилая пещера для драконьей семьи. Но ведь у вас будут и дополнительные требования?
        Вы угадали, Таррот Гарринович. Нужна такая пещера, чтобы корабль в ней нельзя было бы разглядеть со стороны моря. Посмотрите, как это будет выглядеть на чертеже…
        Началось обсуждение. Оно было весьма оживленным:
        - …да, возможно, но как туда попасть…
        - …примите во внимание глубину…
        - …осадка корабля составляет…
        - …это несложно, но со временем, то есть после штормов…
        - …мы это проверить не сумеем…
        - … привлеките Тифора, он даст амулет…
        Закончилось обсуждение прямым вопросом:
        - И сколько же вам на все это времени понадобится?
        Последовал встречный вопрос:
        - А какие у вас требования к потолку и стенам?
        - ???
        - Ну, к степени гладкости потолка и стен.
        - Да никаких. Вот только в подводной части выступающих камней не должно быть, а то, неровен час, можем обшивку помять.
        - Тогда дело даже проще, чем обычная работа по созданию жилой пещеры. Кхррррм. Скажем, за два… нет, три дня управлюсь.
        - И чего же вы хотите за эту работу, Таррот Гарринович?
        Не было сказано «Сколько вы хотите»: Семаков вполне разумно предположил, что деньги дракона интересуют меньше, чем предметы.
        Крылатый начал перечислять:
        - Во-первых, такая пещера стоит хорошего кристалла для воды и еще одного для огня. Первый - голубой или синий, вот такого размера… - и дракон отмерил на когте величину, - а красный… вот примерно такой.
        Лейтенант напрягся, пытаясь вспомнить все, что знал о драгоценных камнях. Видимо, что-то ему пришло на ум, поскольку последовало уверенное:
        - Полагаю, такие можно найти.
        - Вполне, но это не все. Еще я хочу доложить о результатах этой работы на ежегодном собрании магов земли там, в моих краях.
        Российского моряка вдруг кольнула иголочка осторожности:
        - Не возражаю, но без упоминания о назначении этой работы. Скажем, так: заказчик пожелал пещеру такой-то формы, таких-то размеров… понимаете?
        - Согласен, но и это не все.
        - Что вы хотите сверх упомянутого?
        В тот момент лейтенант мог бы поклясться, что крылатый собеседник смущен.
        - Это самое печенье… ну, вы знаете. Поверьте, ни один дракон никогда такого не едал.
        Предполагалось, что совещание ближайших помощников Сарата будет посвящено текущим вопросам. По расчетам председательствующего (Сарата) заседание не должно было принести ничего экстраординарного. Не сказать, чтобы прогнозы полностью провалились, но частично - это точно.
        Для начала магистр Харир все с той же неубиваемой гордостью предъявил для осмотра очередной шедевр кристаллостроения: фианит размером аж в три четверти дюйма. Исследователь удостоился кисло-сладкой похвалы и пожелания улучшить достижения. Правды ради следует упомянуть, что далеко не все присутствующие разделили скепсис Сарата: кристалл пошел по рукам, а любой вменяемый бакалавр мог прокачать потоки, пусть даже кандидат в академики делал это быстрее и лучше. Но потом разразилась нежданная буря.
        Слова попросил лучший гранильщик Заокеании Сафар. Хорошо зная старого товарища, Сарат включил внимание на полную мощность. Очень уж выразительно лицо многоуважаемого Первого мастера намекало на важность сообщения.
        - У нас тут имеется так и не преодоленный дефицит кристаллов галенита, - начал гранильщик. - Предлагаю средство против этого…
        Если Сафар думал, что по залу пройдет шепоток, то ошибся: все просто слушали. Пожалуй, только двое подумали, что речь не идет о новом источнике этих кристаллов: сам Сарат и Шахур. Они больше всех присутствующих имели причины доверять слову многоуважаемого - еще с тех пор, когда он числился подмастерьем.
        - …использовать вместо галенита универсальный кварц. Пусть даже кристаллы потребуются большего размера, но их-то у нас сколько угодно…
        Сафар знал, что говорил. Получение искусственно выращенных кристаллов кварца не считалось проблемой. Да что там: получение цветных кристаллов полагалось намного более тонкой технологической задачей. Для бесцветных требовалось лишь хорошее сырье, которое не нуждалось ни в каких примесях ради получения цвета.
        - …а ты, Сарат, как-то говорил, что при прочих равных универсал должен быть примерно в десять раз объемнее специализированного кристалла. Ну, так вместо дюймового поместим двухдюймовый. Также надо учесть: тот кристалл, который на смену галениту, он одноразовый, значит, можно заложить меньший размер. Не в десять раз больше галенита, а… во сколько-то там.
        В зале возник шепот. В нем даже особо внимательное ухо не могло бы выделить фразы конструктивного содержания. Скорее преобладали весьма эмоциональные интонации.
        Председательствующий, будучи достойным учеником Професа, почувствовал, что налицо тот самый случай, когда брать слово просто необходимо.
        - Поздравляю всех присутствующих, - злейшая ирония прямо-таки сочилась ядом слов и истекала отравой улыбок, - похоже, что тут собрались одни гении от науки. Как замечательно все получилось. Человек без магических способностей ухитрился макнуть мордой в дерьмо высокоопытных магов - и в чем? В том, чем они занимались всю жизнь! Поистине, Первый мастер Сафар, - тут Сарат не поленился встать и отвесить почтительный поклон, - знает ваше дело лучше вас.
        Лошадиная физиономия Сафара, следуя пожеланию ее владельца, сохранила невозмутимость, которая, впрочем, была малость подпорчена легчайшей улыбкой.
        - Прошу высказываться.
        Приглашение прозвучало с настолько ледяной интонацией, что особой борьбы за право слова не наблюдалось.
        Доктор телемагии Шахур поднял палец.
        - Чего уж там говорить, избаловались мы на специализированных кристаллах, да с изысканной огранкой. Конечно, с ними работать проще. Тут, правда, потребуется подсчитать минимальный объем кристалла-передатчика из кварца, но задача не из тех, над которой мои «драконы» сломают мозги. За пару-тройку часов справятся. Невелик труд: прикинуть максимум напряженности по формуле Ромена… Хотя, возможно, стоит поразмыслить об оптимизации формы кварца - и с точки зрения полей, и с точки зрения технологии закрепления кристалла в чугуне…
        - Не согласен, - жестко отрубил высокопочтенный, - нашим контрагентам срочно нужны боеприпасы, так что для начала простейший расчет, а оптимизация пойдет второй очередью.
        - Значит, сегодня к полудню просчитаем, - хлопнул рукой по спинке кресла Шахур, - и тогда ваша бригада, Харир, начнет выращивать заготовки, чтобы уважаемые гранильщики могли приступить к работе.
        - Нет нужды, - среагировал Сафар, который по традиции хранил сведения о наличных кристаллах и даже имел на этот счет картотеку, - уже имеются заготовки кварца, двадцать восемь штук, длиной до трех футов, шестиугольной огранки - правда, с разным сторонами шестигранника - и их только осталось нарезать. Вот вам экономия времени.
        Дальше обсуждали лишь детали: сама концепция не вызвала отторжения.
        Таррот проделал блистательную работу. Офицеры «Морского дракона» были почти восхищены.
        Подобная реакция виделась обоснованной: со стороны моря вход в пещеру казался обычным гротом, не особо глубоким и уж верно неспособным вместить даже небольшой корабль (не говоря уж об опасности приближения к скальному берегу). Глубина у входа в пещеру оказалась недостаточной (корабль пройти мог, но без малейшего запаса), но дракон исправил это. Пусть не семь, но пять футов под килем там получилось. И лишь введя корабль в этот грот, рулевой получал возможность увидеть сравнительно узкий боковой проход в самое пещеру. А там даже было подобие узкого пирса и колодца-выхода на поверхность, каковой, впрочем, увидеть с суши было чрезвычайно трудно: под руководством Неболтая его тщательно замаскировали. Получился обычный бугорок земли.
        Но основания для «почти» тоже имелись. Восторг господ офицеров от такого убежища был малость омрачен предполагаемыми трудностями проводки корабля в ветреную погоду. Шёберг высказал это сомнение в полный голос:
        - Владимир Николаевич, а ведь при боковом ветре прижмет нас к скальному обрыву; как бог свят, прижмет, даже при «Гладкой воде».
        - Есть средства противодействия, Иван Андреевич. Движки бокового хода на таких глубинах должны быть эффективны. Но вы правы: учения очень даже понадобятся.
        Дополнительной задачей лично для командира было доложить об этой пещере Нахимову.
        Адмирал умел думать быстро и точно. Он сразу же прикинул, насколько выгодной может быть возможность внезапного появления «Морского дракона» у своих берегов и на коммуникациях. Но, конечно же, вопросы у него появились именно те, которые задал бы любой здравомыслящий моряк:
        - Почему вы думаете, что сможете пройти в этот грот при боковом ветре-с?
        - Планируете ли разворот в тесных условиях?
        - Насколько заметен вход с моря-с? А с суши?
        В результате последовал вывод:
        - Лейтенант, мне нужно самому убедиться в возможностях вашего корабля. Хочу присутствовать на маневре входа-с!
        - Ваше превосходительство, я бы рекомендовал делать это при свежем ветре, дабы видно было…
        - В таком случае, - Нахимов прищурился, - послезавтра. Да-с! Как мне кажется, будет ветер изрядный.
        Третья составляющая драконьего вознаграждения была раздобыта с изумительной быстротой. Татарин-пекарь радовался столь большому коммерческому успеху своей продукции среди русских флотских офицеров и даже начал подумывать о расширении производства.
        Куда хуже обстояло дело с топазом. Быстрая проверка всех окрестных ювелиров показала: голубого кристалла требуемого размера просто нет в продаже. Его можно заказать… но фактор времени! И лейтенант решил действовать хитрым образом.
        Одним прекрасным днем он обратился к командору:
        - Малах Надирович, нельзя ли заказать у ваших… соплеменников кристаллы?
        Выдержка не изменила иномирскому офицеру. Он с вежливой бесстрастностью осведомился:
        - Какого сорта и какого размера вам надобны, Владимир Николаевич?
        - Один такой, знаете, красивого синего цвета, и чтоб огранка была, а величины вот какой… - и размер кристалла был отмерен на пальце, - и еще один красный, вот такого размера.
        - Ага, понятно, первый, выходит, пять наших дюймов, а второй в два с половиной… я свяжусь с поставщиками, но, полагаю, не ошибусь, если скажу, что через два дня вы его получите за примерно двадцать ваших рублей.
        Семаков спрятал улыбку в усы. Вопрос с гонораром дракону был, похоже, близок к решению. Но тут же улыбка погасла. Предстояли учения.
        Погода оказалась самой подходящей для того, чтобы расколотить корабль о скалы: резкий, порывистый ост. Сразу же выяснилось, что один человек не в силах одновременно работать со штурвалом и регулировать боковую тягу. Обязанности разделили: за штурвал стал Шёберг, рычагами тяги работал сам командир.
        Вопреки ожиданиям, первый заход прошел практически чисто, но удручающе медленно: два часа двадцать пять минут по корабельному хронометру. Выход из пещеры оказался делом куда более простым: всего-то полчаса. Надо было лишь хорошенько нацелиться по направлению, а потом дать «самый полный вперед».
        А потом еще раз те же маневры. И еще раз. И еще. С пятого раза (уже смеркалось) вроде бы получилось сравнительно быстро: меньше чем за час.
        Следующий день с самого утра ознаменовался сюрпризом: наряду с Нахимовым к наземному входу в грот прибыли на дрожках адмиралы Корнилов и Истомин. Командир «Морского дракона» подумал, что тут еще и повезло: в экипаже не было мест для большего количества пассажиров. Скосив глаза на своего старшего помощника, Семаков обрел твердую уверенность: тот подумал то же самое.
        Большое начальство вслух выразило удовольствие хорошей маскировкой входа - разумеется, после того, как обнаружить таковой не удалось и с десяти шагов. Но куда большее удовольствие вызвала сама пещера с пирсом, кранцами, освещением (два иноземных фонаря) и слабо покачивающимся «Морским драконом».
        Строй матросов на палубе дружно прорявкал приветствие. В не особо просторной пещере звучало внушительно.
        - По местам стоять! Отдать швартовы!
        За штурвал стал, разумеется, сам командир. Надо заметить, что лейтенант не удосужился дать знать гостям, что «Гладкая вода» была включена сразу же по отходе от пирса. Наверное, этого достойного моряка поразила забывчивость.
        Выход добавил впечатлений. Гости многозначительно переглянулись, когда после точного прицеливания носом на выход Семаков двинул сразу несколько рычагов, послышался неясный шум, и корабль рванул, как призовой скакун.
        - Девятнадцать минут, - щелкнул крышкой брегета Корнилов. - Для столь стесненных условий - похвально, лейтенант.
        «Морской дракон» прошел едва ли три кабельтова, сбросил скорость и начал разворот.
        - Лейтенант, как же так: волнение на море, вон «барашки» гуляют, а вокруг вас прямо гладь? - поинтересовался Истомин.
        - Грамотное управление энергетическими потоками воды, ваше превосходительство, - отвечал Семаков с бодростью, которой он вовсе не испытывал. - С вашего позволения, начинаю маневр входа. Иван Андреевич, становитесь к штурвалу. Только вдвоем с этим можно справиться, господа. Мичман Шёберг подруливает, я управляю тягой двигателей.
        Первая фраза осталась непонятной для контр-адмирала. Он перевел вопросительный взгляд на Нахимова, на что тот утвердительно кивнул.
        Сначала в рубке царствовало полное молчание. На самом малом ходу двигатели работали почти бесшумно. Потом раздались команды и реплики:
        - Четверть румба к весту! Так держать!
        - Сносит, Владимир Николаевич.
        - Вижу, увеличиваю тягу еще на одно деление.
        Маневр входа и швартовки был завершен за рекордное время: сорок девять минут.
        Но одним лишь любованием начальство не ограничилось. Корнилов провел военный совет по всем правилам флота:
        - Лейтенант, вы составили план действий?
        - Так точно, ваше высокопревосходительство. Базируясь в этом гроте, можно внезапными налетами дезорганизовывать действия вражеских эскадр. По получении новых гранат и пристрелке кормового гранатомета рассчитываю за одну атаку наносить серьезные повреждения сразу двум кораблям противника. Однако скрытность наших перемещений считаю наиважнейшим условием успеха, и потому выходить предлагаю только ночью, так же, как и возвращаться.
        - Ваше мнение, господин контр-адмирал?
        - Поддерживая план в целом, считаю, что начинать надо с атаки на эскадру, находящуюся вблизи Евпатории. Они пока еще там.
        - Что добавите, господин вице-адмирал?
        - Если наше войско не сдержит неприятеля в его марше на Севастополь, полагаю весьма возможной высадку еще одного десанта в районе Балаклавы. Сей десант, если состоится, будет много опаснее евпаторийского в плане наступления на Севастополь. Воспрепятствовать тому «Морской дракон» не в состоянии, а вот заметно ослабить неприятельскую эскадру - весьма возможно-с.
        - Ваши аттестации, господа, основательны, но также опасаюсь атаки на Керчь и прорыва вражеских кораблей в Азовское море с целью нападения на тамошние порты. Впрочем, лейтенант, это будут не ваши цели. Основная ваша задача - помогать Севастополю! Вам все ясно?
        Ответ командира «Морского дракона» строго соответствовал уставу - а каким он еще мог быть?
        - У меня есть мысль, и она умная.
        Разумеется, в эту фразу Хорот подпустил дозу самоиронии.
        - Если только наши покупатели согласятся, мы можем поставить малые гранаты с тем же взрывчатым эффектом, что и большие, только что осколков от них ожидать не надо. Кристаллы могут быть те же. Против кораблей зажигательный эффект даже важнее, чем удар осколками. Но малых у нас много, и производить их можно в большем количестве. И сам гранатомет проще в изготовлении и легче по весу.
        - Я сделаю запрос.
        Механик угадал правильно: российские офицеры охотно приняли предложение.
        Войска союзников еще продвигались к реке Альме, когда до Семакова дошла хорошая новость: иномирцы согласились поставить гранаты в сравнительно большом количестве: сорок штук; и еще вдвое больше было обещано через неделю. С этим можно было бы не только пристрелять свежесобранный кормовой гранатомет, но и выйти на охоту за кораблями противника. Разумеется, Нахимов немедленно выделил средства на покупку.
        У командира «Морского дракона» было несколько причин для довольства. Само наличие гранат позволяло без приступов неконтролируемой жадности пристрелять кормовой гранатомет. Оно же давало материальные основания для проведения нескольких атак подряд, а не одной, как это было до сих пор.
        Но была еще одна мысль. Ею Семаков не делился ни с кем, даже со своим начартом, хотя по должности тот был лицом весьма заинтересованным. Это были засевшие в памяти сведения о находящихся в постройке французских броненосцах - хорошее название придумал Ергомышев! На месте французского адмиралтейства лейтенант ни за что бы не упустил случая опробовать новый класс кораблей против заведомо слабейшего противника. Во всяком случае, там должны полагать российский черноморский флот именно таковым. А особенно тревожащей была часть сообщения, в которой говорилось, что и палуба на кораблях этого класса тоже предполагалась бронированной. И это сводило на нет… ну хорошо, пусть даже сильно уменьшало… зажигательные возможности гранат. Как прикажете поджечь железо? Мачты сбить, как показал опыт, гранатами можно и даже без особого труда. Дымовая труба… тут, правда, практики было негусто, но, исходя из простой логики, вполне допустимо предположить, что даже если ее не снесет взрывами, то уж наверное помнет так, что тяга в котлах упадет сильнейшим образом. Это значит, что и без того невеликие скорость и маневренность
броненосцев снизятся до неприличного уровня. Но тогда против «Морского дракона» будут работать корабли прикрытия. Рассчитывать на его отсутствие было бы неосмотрительно, чтобы не сказать сильнее, а бездумным оптимизмом Семаков даже в гардемаринские времена не отличался. Очевидных же тактических схем против броненосцев, сопровождаемых прикрытием, у Семакова не находилось. Пока что не находилось.
        В Севастополе не было лавок, торгующих только книгами. Обычно торговые заведения предлагали покупателям не только и не столько печатную продукцию. На прилавке и полках красовались письменные принадлежности, табак в разных видах, подарочные папки и прочее в том же роде.
        Покупатель был известен приказчику: мичман Шёберг регулярно покупал газеты. Но на этот раз речь шла скорее о закупке, чем о покупке. Размер сделки, к вящей радости владельца лавки, впору было измерять в пудах, а не рублях. Если быть точным, то флотский ухитрился набрать книг на два с половиной пуда. Отобранными оказались все названия изящной литературы, какие только нашлись. Мичман также выгреб все гимназические учебники. Сомнение у него вызвал лишь толстенный и тяжеленный, бог весть как затесавшийся на полку «Handbuch des Maschinenbaus»[1 - Справочник по инженерному делу (нем.)], да и то по причине языка оригинала. Книга выглядела немалой даже в могучих руках Шёберга. Он ее повертел, глянул на год выпуска - совсем свежий справочник, пятнадцати лет ему не было. Видимо, на выбор появлияла также истинно немецкая дотошность издания, иллюстрации тоже был хороши. Короче, Шёберг решился прихватить и этот том, хотя цена его была немалой даже по меркам Санкт-Петербурга, не говоря уж о Севастополе.
        Правда, осторожный моряк сделал оговорку: дескать, если книга не подойдет, то он ее вернет в течение трех дней. Но купец пребывал в такой эйфории от продажи, что легко согласился на это условие.
        Шёберг угадал. Тифор Ахмедович, принимавший товар (предполагалась пересылка его на Маэру), сначала не был настроен на покупку немецкой книги. Потом, узнав, что носителя такого языка найти нетрудно, заказчик задумался. Видимо, ему в голову пришла некая позитивная мысль, потому что рыжий магистр спросил:
        - Иван Андреевич, как вы полагаете: Владимир Николаевич владеет этим языком?
        - Ну, конечно.
        - А Михаил Григорьевич?
        - Само собой разумеется.
        - А вы сами?
        - И я тоже.
        - Понятно, благодарю вас.
        Тифор не сомневался, что один из офицеров согласится обучить маэрцев немецкому языку - с помощью магических методов, понятно - включая сюда умение говорить, читать и писать, хотя и медленно. Мариэла вполне могла справиться с такой задачей. На безупречное произношение магистр не закладывался: подобная работа была бы на уровне не магистра, а доктора магии разума. Мичман не имел понятия о таком подходе к изучению иностранных языков, и, по мнению весьма почтенного, разрешение на просвещение в этом вопросе мог дать лишь Семаков.
        Глава 2
        К началу сражения при реке Альме российский флот располагал фактором, который пока что не учитывался в тактических замыслах союзников. Этот фактор звался «Морской дракон», и он вышел в боевой поход.
        Накануне два гранатомета были полностью пристреляны с использованием учебных щитов. К счастью ветер, хотя и уменьшился, но не до штиля, и потому сигнал от волн имел достаточную интенсивность для отладки самоприцела.
        Само собой разумеется, разведкой лейтенант Семаков не пренебрег. Дракон отметил передвижение флота в восточном направлении, то есть к Севастополю. Информация о положении дел на суше была менее подробной, но ее предоставили другие источники. По всему выходило, что эскадра союзников собирается поддержать из орудий правый фланг экспедиционного корпуса.
        Не нужно было быть великим стратегом и знатоком тактики, чтобы понять, где именно может состояться бой. Река Альма объективно являлась для русской армии наивыгоднейшим местом для этого.
        Глубокой ночью «Морской дракон» малым ходом - никто не должен был не только увидеть, но и заслышать - вытянулся из безымянного грота у мыса Херсонес. Семаков нарочно пошел в открытое море курсом зюйд-вест: там почти наверняка отсутствовали недружественные глаза. Желая поберечь ресурс движков, командир приказал вплоть до особого распоряжения держать десять узлов по лагу.
        Рулевой Шальнов несколько напряженно держался за рукоятки штурвала. Дело было для него не вполне знакомым. Правда, имелся некоторый опыт рулевого на пароходофрегате «Одесса», но тут ощущение в руках было совершенно иным. Впрочем, при выборе кандидата на должность рулевого не в последнюю очередь приняли во внимание небольшой рост и худощавость Шальнова. При подаче тяжелых гранат толку от этого коротыша было куда меньше, чем от его здоровенных товарищей.
        Вторым в рубке был мичман Шёберг.
        - Ваше благородие, вроде как туман собрался густеть, - осторожно заметил рулевой. - Не выскочить нам бы…
        - Не выскочим, до берега далеко и вокруг никого, - проворчал вахтенный офицер. Почему-то он глянул себе на ладонь.
        Прошло еще полчаса. «Морской дракон» шел все с той же скоростью десять узлов.
        Мичман бросил короткий взгляд на хронометр.
        - Пора, братец. А ну: право на борт, курс норд-норд вест! Так держать!
        Про себя Шальнов чуть удивился быстроте поворота. Но, разумеется, вслух удивление не прозвучало.
        А еще через час в рубке появился сам командир. И тут же последовал доклад вахтенного офицера:
        - Владимир Николаевич, есть неустойчивый сигнал. Точно на норд, дистанция не менее двадцати миль. Через минут десять…
        Шёберг не договорил, но Семаков понимающе кивнул.
        Мичман спрогнозировал точно: именно через это время даже сквозь туман стало доноситься глухое: «Бух… бух-бух-бух… бух-бух… бухххх…», а серебряный прибор начал недвусмысленно указывать направление.
        - Похоже, неподвижные они. На якорях стоят, что ли?
        - Очень возможно, Иван Андреевич.
        - Так что, выходит, перестрелку ведут с береговыми батареями? - небрежно спросил Шёберг.
        - По диспозиции нет там береговых батарей. Это неприятельский флот работает по нашим войскам на Альме.
        - Туда еще полчаса идти. Туман успеет развеяться.
        - Но уж на пять миль подойдем. Сдавайте вахту. Сразу же после того дайте знать Михаилу Григорьевичу и прикажите трубить боевую тревогу.
        - Вахту сдал.
        - Вахту принял.
        Боцманская дудка дала чуть глуховатый сигнал. Матросские ноги загремели по палубе. Сигнальщики разбежались по постам, а в трюмах подносчики гранат застыли в готовности. В лотках обоих гранатометов, как по волшебству, появились темно-серые гранаты.
        В рубке нарисовался идеально выбритый лейтенант Мешков в безупречно выглядящем мундире. Командир в пару минут объяснил начарту положение дел. Тот, в свою очередь, стал раздавать распоряжения уже по своей части:
        - Комендоры, не палить без приказа! Целиться на высоту пять сажен выше мачт, смещая прицел каждый раз тоже на пять сажен. Пять гранат на корабль. Больше потратить разрешаю, только если какая из гранат не взорвется…
        Наличные боеприпасы на «Морском драконе» позволяли истратить пару дополнительных гранат, лишь бы наверняка поразить цель. Впрочем, лейтенант Мешков тут же отдал должное осторожности:
        - Кроев! Не забывай считать боеприпасы!
        - Обижаете, ваш-бродь… - ворчливым голосом отозвался из трюма боцман.
        Туман рассеивался прямо на глазах.
        - Через пять минут мы их увидим, - деланно-нейтральным тоном сообщил Шёберг.
        Имелось в виду: «Нас увидят». Все офицеры в рубке поняли недосказанное.
        На этот раз мичман ошибся: на «Морском драконе» не видели противника еще, самое меньшее, с десяток минут. Зато потом…
        - Неприятельская эскадра на якорях! - заголосил сигнальщик. Он мог бы и не утруждать горло: ее заметили все. Командир дослал вперед рычаги форсажа и двигателей. «Морской дракон» приподнял нос и пошел в атаку.
        К огромному удивлению всех, в том числе матросов и унтеров, на кораблях всей эскадры орудия на бортах, противоположных берегу, с очевидностью не были заряжены. «Морской дракон» заложил поворот, выходя на курс, параллельный строю вражеских кораблей.
        - Носовой гранатомет, целиться по линкору, который третий слева. Кормовой - по четвертому. Задай им жару, братцы! Давай!
        Сказано было не по уставу, но команду поняли мгновенно.
        Уже знакомые огненные шары полыхнули над палубой первого линкора. Князь машинально отмечал: «Первая лопнула на уровне топа бизани, вторая на пятнадцать сажен ниже - похоже, сигнальщиков сдуло с фор-марса… третья тоже низко, не выше грот-марселя… а ведь и грот-мачты уже нет…»
        - Стой, Патрушев!!! Дробь!!! - заорал начарт во всю силу глотки. У него были основания для этой команды.
        Первая же граната от кормового гранатомета взорвалась не в воздухе, а на палубе. Результат заставил ахнуть тех, кто его увидел.
        Патрушев и заряжающий Шумило позже клялись, что борта линкора у кормы раздуло от взрыва («Ну, как лягушку надули через соломинку»). Может быть, так оно и случилось, но свидетелями только эти двое и были: они глядели в тот момент на второй линкор, а большинство и в рубке, и на палубе смотрело на результаты действия носового гранатомета. Как бы то ни было, обшивка продержалась крайне недолго. Она разлетелась крупными кусками вплоть до ватерлинии. Воды Черного моря хлынули потоком в трюм. Вот это заметили уже все.
        Нижние чины на палубе заорали «Ура!». Трюмные люки поддержали матросскими голосами. Сигнальщик Мягонький сорвал с себя бескозырку с явным намерением подбросить ее вверх, но, видимо, опасаясь, что головной убор может потеряться, стал просто размахивать им, сопровождая это действие воплем:
        - Утопи-и-и-ли-и-и!!!
        Командир хотел было отдать команду: «Всем вниз!», но передумал. В ней не было нужды.
        Нельзя сказать, чтобы дерзкое нападение оставили без внимания. Обстрел русских позиций мгновенно прекратился, артиллеристы перебежали к другому борту и стали поспешно заряжать и наводить орудия. Но было уже поздно. До ближайшего корабля противника было около трех морских миль, когда борта эскадры союзников окрасились белыми дымами. Семаков позволил себе злорадную ухмылку: ядра легли с позорным недолетом.
        - Лотки дополнить до пяти гранат! А потом разрешаю подняться наверх и поглядеть.
        Подносчики работали с невиданной скоростью. Все боялись опоздать и упустить зрелище. Однако опасения оказались беспочвенными.
        Громадный линкор садился кормой. Рядом с ним полыхал пожар на жертве носового гранатомета. Комментарии так и сыпались:
        - Не жилец… эка он воду глотает…
        - Это что ж, брат, ты его с одной гранаты?
        - Нет, с двух, но вторая, значит, была зря. Корма-то уже пошла на щепочки…
        - …а первый знатно горит.
        - Смоленая палуба, как не гореть. Опять же мачты сшибло к разэтакой и растакой…
        В разговоры вмешался начарт:
        - Это, братцы, нам всем повезло, хорошо легла граната.
        В ответ на правильное (в общем-то) замечание лейтенанта матрос Плесов пробормотал:
        - Зубастому, похоже, удача ворожит.
        Сказано было очень тихо, услышали только рядом стоящие, но очень скоро эта похвала командиру, разносимая шепотом, стала известны всем нижним чинам. И оспорить ее никто не пытался.
        В рубке же говорили об ином:
        - Михаил Григорьевич, они, как мне кажется, с якорей снимаются.
        - Точно так и есть, Владимир Николаевич, и сдается мне, что повторная атака может стать опасной. Уж на сей раз готовность у них будет на ять. Пойдут в галфвинд, опять же.
        - А если дистанцию побольше?
        - Не успеем… разве что приказать комендорам бить по одной цели. И тут же разворот.
        Семаков задумался на кратчайшее мгновение - и принял решение.
        - Подносчики в трюм! Находиться в готовности! Право на борт! Курс ост-зюйд-ост!
        Рулевой немедленно выполнил команду. «Морской дракон» шел параллельно фронту вражеской эскадры. На лаге стрелка подрагивала возле отметки «25».
        - А теперь на восемь румбов к норду!
        Корабль послушно лег на новый курс. Командир двинул рычаги. Двигатели зашумели чуть громче.
        Старший артиллерист, в свою очередь, принялся раздавать команды:
        - Комендоры - к гранатометам! Целиться по одной цели, на которую укажу. Более пяти гранат на орудие не тратить!
        Когда до ближайшего корабля союзников оставалось чуть более двадцати пяти кабельтовых, обстановка сделалась предельно ясной. Два корабля отстали и, судя по всему, пытались спасти тех, кто выжил на попавших под обстрел линкорах. Остальные двинулись фронтом на обидчика.
        Семаков подумал мимоходом, что при достаточном сближении он бы на месте командующего эскадрой повернул по ветру. Такой маневр мог пройти быстро и давал возможность для хорошего бортового залпа. И тут же командир решил: нет, рисковать нельзя. Последовал взгляд на лейтенанта Мешкова. Тот понял отлично и загремел:
        - Комендоры, целиться по крайнему справа! Пали, братцы!
        Про себя князь отметил: дистанция очень уж велика, возможны промахи и потому считал отдельно взрывы и отдельно - характерный лязг затворов. Картина складывалась не вполне радостная:
        - Одна не взорвалась… вторая тоже… третьей влепил, фок-мачты уже нет, четвертая опять впустую… пятая есть, уже ни одной мачты не уцелело… шестая все так же мимо… седьмая есть, и дымит изрядно… восьмая мимо… девятая… десятая точно грохнула.
        Он еще считал, а движки зашумели по-иному: корабль снова заложил поворот. Вдогон летели ядра - и не долетали.
        - Гори-и-и-ит! - пропел Мягонький. Голос сигнальщика не отвечал оперным требованиям, но почему-то в тот момент никто не посчитал его противным.
        - Кроев, боеприпасы!
        - Ш'сят осьмь всего осталось, вашбродь, из них десять больших! - последовал ответ из трюма.
        - Еще бы одну атаку, Владимир Николаевич, а? - вкрадчиво поинтересовался мичман.
        Ответ был дан самым мрачным тоном:
        - Не успеем.
        - Куда?
        - На нашу стоянку. Все видели, какой курс те взяли?
        - На ост… как мне показалось.
        - Верно, господа, на ост. То есть по направлению к Балаклаве.
        - Думаете, займут Балаклавскую бухту, Владимир Николаевич?
        - Или Камышовую. Нам надо опередить, не то заметят маневр входа в грот. Но, похоже, мы нашим солдатикам все же помогли.
        Это было правдой. Очень многие в русском войске видели вспышки взрывов, а уж слышали их просто все. Уход вражеской эскадры тоже не остался незамеченным.
        Двое молодых и самоуверенных лиценциатов из группы теоретиков с азартом трудились над задачей блокировки влияния негополя. Они были твердо убеждены, что задача поддастся решению. В конечном счете ребята оказались правы (теоретически).
        Результат был доложен на очередном собрании группы высокопочтенного Сарата.
        - …таким образом, предлагаемый подход дает основы для решения задачи устранения негаторского воздействия. Его достоинством мы считаем полную универсальность. Наш метод подходит для любого индивида. Однако следует признать, что для реализации его требуется соответствующий кристалл с высочайшей плотностью полей. Иначе говоря, алмаз…
        Говоря это, докладчик осторожничал. Он знал что фианиты, вероятно, могут заменить алмазы, но уверен в этом не был - впрочем, как и прочие присутствующие.
        - …и еще одним недостатком изложенного подхода является необходимость подгонки структуры заклинаний под индивидуальные особенности телосложения негатора.
        Все собрание без труда сделало вывод: в отсутствие самого негатора практическая реализация теоретических построений совершенно невозможна.
        - Кто желает выступить? - спросил председательствующий, уже видя, что желающих будет мало, если таковые вообще найдутся. - Никто? Тогда скажу я. Для начала считаю долгом поблагодарить достопочтенных Линара и Ратхина за отличную работу…
        На лице обоих лиценциатов расцвели сдержанные улыбки.
        - …также думаю, что нет нужды продолжать цепь их рассуждений. Уверен, что вы все, господа, уже это сделали. Согласен с вами: в условиях Маэры нельзя практически реализовать изложенный метод.
        Никто не запросил дальнейших разъяснений.
        В тиши Балаклавской бухты разразилась гроза. Ее устроил на военном совете адмирал Гамелен.
        Продолжая аналогию, можно сказать, что сперва обстановка была просто предгрозовой. Сверкали не молнии, а зарницы, а гром был чуть слышен. Это было вполне объяснимо, ибо для начала адмирал потребовал факты. Обзор со стороны французского флагмана был неплох, но недостаточен.
        Гамелен внимательно выслушал рассказы ответственных и понимающих дело очевидцев. Выступало трое командиров кораблей: двое англичан, один француз. Турок на совещание не пригласили: во-первых, среди англичан и французов ни Турция как морская держава, ни турецкие моряки не котировались; во-вторых, почему-то ни один корабль Османской империи до сих пор не пострадал от атак загадочного русского.
        Факты смотрелись удручающе. Наглый корабль крошечного водоизмещения налетел, сжег два корабля и взорвал третий, после чего безнаказанного удрал.
        И тут гроза ударила во всем блеске и громе. Адмирал Гамелен обвинил командиров погибших кораблей (впрочем, они при этом сами не спаслись) в некомпетентности и нерешительности. Иначе говоря, покойные действовали слишком медленно и к тому же неправильно.
        Закончилась же обвинительная речь следующим пассажем:
        - …а хуже всего прозвучавшая сейчас мысль: нам решительно нечего противопоставить противнику! Что на это скажете?
        Адмирал обвел кают-компанию своего флагмана бешеным взглядом. Почему-то ему показалось, что коммодор Фрэнсис Скотт усмехается. Это было прекрасным поводом для разноса.
        - Вот вы, месье Скотт! Вы улыбаетесь, как будто знаете нечто умное. Сделайте милость, доведите вашу мудрость до сведения нас всех!
        Капитан «Одина» метнул короткий взгляд на своего адмирала. Тот, казалось, обратился в статую. Брать слово Скотту не хотелось, но…
        - Джентльмены, обращаю внимание на некоторые обстоятельства атаки русского корабля. Первое: из-за тумана он был поздно замечен. У нас просто не было времени сниматься с якорей, поднимать пары, ставить паруса. Именно это было причиной запоздания в маневрах. Второе: растянутость нашего фронта, что позволило русскому атаковать один фланг, не опасаясь ядер с противоположного. Третье: русский капитан, имея все условия для повторения атаки, отказался от нее и ушел на зюйд. Отсюда следуют выводы…
        - Мистер Скотт, вы изложили факты. Выводы могут сделать и без вас, - прервал адмирал Дандас ледяным тоном.
        - Отчего же, месье адмирал, - вдруг пустился на защиту чужого капитана Гамелен, - мысли коммодора Скотта могут представлять интерес. Прошу вас продолжить, месье Скотт.
        - Благодарю, сэр. Так вот, по первому факту: в будущем надлежит всеми силами стараться избегать внезапного нападения. Для этого рекомендую ставить малые корабли дозором, то есть мористее якорной стоянки основной части эскадры. Расстояние: не менее мили. Сигнал тревоги передавать фальшфейерами. Также предлагаю использовать заградительный огонь. Пусть мы потратим впустую заряды и ядра, но это обойдется дешевле потопленных кораблей.
        Часть командиров кивнула с одобрительным видом.
        - …второй вывод: коль русский корабль имеет преимущество в скорости и маневренности, его надо лишить этого перевеса. Расположившись в бухте, мы уменьшим его шансы на успешную атаку…
        На этот раз ответом слушателей были не только кивки, но и одобрительные замечания, сделанные вполголоса.
        - …что же до третьего изложенного факта, то я исхожу из моего опыта боестолкновений именно с этим русским. Каждый раз он, имея все условия для повторной атаки, отказывался от нее. Наиболее вероятной причиной этого полагаю осторожность его командира. Тем более, печальный опыт у него есть: в прошлом бою его корабль получил повреждения и простоял по этой причине в ремонте не менее двух недель. Но также могу предположить еще одно объяснение: боезапас на этом корабле весьма ограничен. Если в ходе боя удастся уменьшить скорость хода этого корабля, то при растраченном боезапасе он может стать легкой добычей. Предлагаю держать под полными парами хотя бы один корабль эскадры из самых быстроходных. Шансы, признаю, невелики, но упускать даже такие не стоит.
        Никаких возражений не было.
        - И еще одно предложение: любой корабль нуждается в базе. Русскому требуется пополнять запасы топлива, каким бы оно ни было; то же относится и к боеприпасам. Предлагаю организовать нападение прямо у пирса…
        На этот раз шум аудитории носил скорее удивленный, чем поддерживающий характер.
        - …для чего попросить помощи у турецкой разведки. Те имеют некоторые возможности в Крыму, как вы знаете.
        Последовал еще один обмен взглядами.
        - Кто еще желает высказаться?
        На этот раз обсуждение было куда оживленнее. Предлагали, в частности, применять против русского бомбы с укороченными трубками, чтобы те взрывались в воздухе и давали таким образом шанс поразить заведомо тонкую обшивку противника осколками. Предложение одобрили. Прозвучало требование усилить вахты сигнальщиков. И это тоже прошло.
        Под конец слово взял адмирал Брюи.
        - Господа, - произнес он веско, - у Франции скоро будет средство борьбы с этой русской новинкой.
        Последовала эффектная пауза. Собственно, оратор в ней не нуждался: слушали его и так внимательно. Англичане чуть поморщились: более чем прозрачный намек на техническую отсталость Королевского флота был крайне неприятен.
        Фразы вылетали из французского адмирала, как тяжелые снаряды из пушечных жерл:
        - В Тулоне строятся три корабля, закованные в стальную броню. Их бортовой обшивке толщиной сто десять миллиметров нипочем ядра. Также у них будет стальная палуба. Ее нельзя разбить или поджечь. Нужно лишь потребовать от наших славных кораблестроителей не оставлять ничего горючего наверху. В частности, представляются излишними мачты и парусное вооружение. Вооружены эти корабли будут бомбическими орудиями Пексана…
        И снова английские капитаны позволили себе легкое выражение неудовольствия. Эти артиллерийские системы стояли и на английских кораблях, но создал их французский инженер.
        - …так что предлагаю по окончании постройки этих кораблей запросить их перевод в Черное море. Отмечу, что и для береговых батарей они будут грозным противником.
        Гамелен одобрительно кивнул. Идея выглядела стоящей.
        Адмирал Дандас с очевидностью испытывал недобрые чувства к выскочке Скотту, но высказать их вслух не стал. Анализ и предложения этого безродного капитана и вправду выглядели толковыми.
        Расчет Семакова оправдался: «Морской дракон» успел проскочить на стоянку незамеченным. Матроса Мягонького отрядили подняться и «поглядеть, как там оно вокруг». Острое зрение сигнальщика не помогло: он никого не увидел. В оправдание ему следует заметить, что посторонних и в самом деле не было.
        Сигнальщик чуть слышно свистнул в колодец входа. Оттуда быстро поднялся весь экипаж. Матросы, подчиняясь тихому рычанию унтеров, старались шуметь как можно меньше. Они вместе со всеми офицерами направились в Севастополь. Исключением стал командир: он решил навестить дракона в его пещере, рассудив, что рапорт Нахимову может и подождать минут пятнадцать.
        В пещере дракон был не один, а в компании с Тифором. Тот нарочно не включал полную мощность светильника, опасаясь демаскировки, но даже при тусклом освещении была заметна озабоченность на лице у рыжего магистра.
        После надлежащих приветствий Тифор начал объяснять:
        - Владимир Николаевич, мы получили от своих личные письма, а также материалы и указания с просьбой сделать сложный расчет, в котором мне любезно согласился помочь Таррот Гарринович.
        Магистр не стал уточнять, с какого рода материалом (имелся в виду тот самый неграненый алмаз) и с какими расчетами иномирцам предстоит иметь дело. Семаков, в свою очередь, не потребовал объяснений, хотя ему было интересно. Его больше волновал другой вопрос: как эта новая обязанность дракона может повлиять на возможность продолжать воздушную разведку. Вслух прозвучало:
        - Таррот Гарринович, имеются данные, что эскадра противника сосредоточилась в Балаклавской бухте… где там карта… здесь то есть. Это недалеко, как видите. Будет ли у вас возможность для разведывательных полетов?
        Дракон сделал движение гребнем; как и прежде, значение этого жеста осталось темным.
        - Думаю, что полеты возможны, Владимир Николаевич. Этой же ночью постараюсь получить для вас сведения.
        - Благодарю, Таррот Гарринович. Но постарайтесь соблюдать осторожность. Честь имею, господа!
        - Одну минуту, Владимир Николаевич. Мы с коллегой, - тут Тифор учтиво наклонил голову в сторону крылатого, - еще задержимся. Могу ли я попросить вас передать письма нашим товарищам?
        - Конечно же. Мне это не составит труда.
        Эскадра отстаивалась в Балаклавской бухте. Все меры предосторожности были приняты.
        Адмиралы ждали от сухопутных войск победы - и дождались.
        Исход сражения на суше был предрешен еще до его начала. Слишком уж велик был перевес союзников: и в численности войск (почти вдвое), и в вооружении. Однако оно прошло не вполне так, как задумывалось в англо-французском штабе.
        Потери российской армии оказались меньше, чем могли быть. История вздрагивала, кренилась - и все же шла по проложенному пути.
        Глава 3
        Мариэла прочитала письмо, адресованное ей лично, и слегка нахмурилась. По кратком размышлении она решительно вышла из дому. Рядом постоянно околачивались местные мальчишки, резонно ожидая, что эти немцы вполне могут нанять кого-то из них за мелким поручением: записку оттащить, к примеру. Именно такой юный трудящийся и подскочил к молодой барыне.
        - Чего изволите?
        - Где пластуны находятся, знаешь?
        - Как не знать! Можем мигом отыскать!
        - Так сыщи хорунжего Неболтая и передай ему записку - вот она.
        В записке значилось следующее: «Тихон Андропович, приходи в наш дом. Получены новости по тому делу, что обговаривали. М.»
        Медная копейка нырнула в ладонь мелкого порученца.
        Прочитав записку, казак вознаградил мальчишку еще одной копейкой, велел вернуться к немецкой барыне и передать на словах, что, дескать, господин хорунжий все сделает, как просят.
        Неболтай появился в доме иноземцев, когда уже стемнело. Разумеется, он вежливо осведомился о здоровье присутствующих, о загруженности работой и, наконец, наступило время для разговора. Хорунжий даже не спросил: просто бросил вопросительный взгляд.
        Судя по лицу магистра магии жизни, новости были не из хороших. Слова это подтвердили:
        - Плохо дело с учебниками, которые ты хотел, Тихон Андропович. Мне не разрешено брать их надолго на свое имя: библиотекари знают, что этот курс я давно сдала. Снять копию тоже нельзя: книги от этого защищены. Я бы свои тебе одолжила, да вот беда: их почти сразу по окончании курса продала, деньги были нужны. А купить трудновато. Я подсчитала: нужный набор обойдется на ваши цены рублей этак в триста.
        Неболтая выдала как раз его полная невозмутимость. Новость и в самом деле была из разряда скверных, но показать свою реакцию казак не хотел.
        - Но, Тихон Андропович, не теряй надежды, - продолжила молодая женщина. - Есть… кхм… обходные пути.
        Неболтай сдержал улыбку:
        - Выходит, и у вас их пользуют?
        Мариэла откровенно усмехнулась:
        - Еще как!
        Нахимов слушал доклад подчиненного с меньшим, чем обычно, вниманием. Причина тому была проста: большую часть сведений (а также забот) адмирал уже получил. Впрочем, он знал о потоплении двух линейных кораблей и фрегата противника, в связи с чем и выразил особенное удовольствие лейтенанту Семакову. В добавление к этому было сказано:
        - Представление на Владимира с мечами уже мною отправлено, равно на повышение вас в чине. И не забудьте представить ваших подчиненных!
        Напоминание было излишним: соответствующий список уже был составлен и аккуратно перебелен.
        - За этим дело не станет, Павел Степанович. Вот, дозвольте вручить.
        - Однако на сем, Владимир Николаевич, благостные известия заканчиваются. Наши войска принуждены были отступить от Альмы с потерями-с. Неприятельская армия продвигается в обход Севастополя. А эскадра союзников прошла в Балаклавскую бухту… Чему вы улыбаетесь? Смешного тут не вижу-с!
        - Осмелюсь доложить, Павел Степанович: сие перемещение мною вычислено было заранее.
        - Успешные действия неприятеля - не повод для шутовства!
        Командир «Морского дракона» немедленно догадался: у Нахимова имеются и другие, еще более скверные известия, оттого он и пришел в раздражение. Но наружу, понятно, эти мысли не вышли.
        Адмирал взял себя в руки и почти спокойным тоном вопросил:
        - Владимир Николаевич, какой у вас план действий?
        - Павел Степанович, насколько помню, Балаклавская бухта весьма узка, и в ней «Морской дракон» будет лишен преимуществ в маневренности и в быстроте хода. Много мы там дел не наделаем, но попробовать можно. Также вполне возможно пощипать снабжение неприятеля. Топить транспорты. Лишить возможности подвезти подкрепления, лошадей, порох, ядра… да всего, что требуют боевые действия!
        Нахимов ответил не сразу. Подчиненный чуть ли не кожей почувствовал колебания начальника, даже успел этому удивиться (уж эта черта для адмирала была совершенно не характерна). Потом с видимым усилием Нахимов произнес:
        - Владимир Николаевич, должен вас предупредить, что есть некоторая вероятность… хочу сказать, что, возможно, остальной флот никакой помощи вам оказать не сможет. Никакой.
        Еще в гардемаринские времена Семаков не числился в тугодумах. Должность командира особо быстроходного корабля тоже не способствовала развитию замедленности мышления. Он мысленно дополнил то, что так и не прозвучало в словах: вражеская армия осадит Севастополь, русская армия этому помешать не сможет и вынуждена будет отойти. И бремя защиты ляжет на моряков. Экипажи снимут на сушу… а кто останется на кораблях? То-то и оно.
        - Осмелюсь доложить, Павел Степанович: возможно некоторое содействие моряков с «Морского дракона» на сухопутном театре военных действий. Надеюсь, мы сможем приобрести у наших… кхм… контрагентов дополнительные гранатометы. Ради обороны от войск неприятеля, так и быть, отдам лучших своих комендоров. Но с условием!
        Нахимов поднял брови. Последние слова произнесены были жестко. А в разговоре со старшим в чине - даже чересчур жестко. Но тут же последовало разъяснение:
        - Командовать ими будет не сухопутный офицер-артиллерист, а мой второй помощник мичман Шёберг или первый помощник лейтенант князь Мешков. Только они могут использовать все возможности гранатометов. Подносчиков гранат возможно набрать из других экипажей, тут особых умений не надо.
        Лейтенант схитрил. Прекрасно понимая, что обучить сухопутного артиллерийского офицера особого труда не составит, он заранее отводил армейским роль просителей. Нахимов же на эту просьбу лишь слегка кивнул. Возможно, он догадался о ее скрытом смысле, но никак этого не показал.
        И тут в памяти Семакова всплыла неоднократно виденная им карта окрестностей Севастополя - и у бравого офицера появилось нехорошее ощущение холода в животе. Ну да, есть вероятность, что вражеские позиции окажутся вблизи мыса Херсонес - тогда прощай, возможность незаметного выхода из пещеры с кораблем на поверхность. И еще того хуже: появится риск обнаружения портала, если им будут пользоваться.
        Вслух Семаков высказал нечто другое:
        - Если позволите, добавлю, Павел Степанович: нам понадобится заказать специальные гранатометы для сухопутной пальбы. Они проще: не понадобится самоприцел, который наводит ствол на вражеские корабли. Также считаю нужным закупить самый большой запас гранат, какой только нам смогут поставить.
        Обсудив с младшим офицером подробности возможных действий «Морского дракона», Нахимов еще раз выразил уверенность, что лейтенант с божьей помощью выполнит свой долг надлежащим образом. Семаков же из приемной адмирала направился прямиком к иномирцам. У него накопилось немало вопросов, предложений и просьб.
        Сразу же по приходе выяснилось, что и контрагенты накопили некоторое количество дел. Но лейтенант Семаков был настоящим офицером. Поэтому первое слово было предоставлено даме.
        - Владимир Николаевич, вы, если не ошибаюсь, говорите по-немецки, по-французски и по-английски?
        - Разумеется, Марья Захаровна, однако принужден сознаться: мой английский не столь хорош. Я начал изучать его лишь в Морском корпусе, оттого произношение… сами понимаете.
        - Очень понимаю. Как насчет запаса слов?
        - Тоже беднее в сравнении с французским и немецким. Больше по морской тематике…
        - А князь Мешков?
        - У того как раз английский много лучше, в доме у его отца жил гувернер-британец, а вот с немецким нелады. Положение, сходное с моим.
        - Тогда хочу у вас заказать быстрое обучение немецкому и французскому, это два часа работы. Оплачу, само собой.
        Ответом были галантная улыбка и слова:
        - Сударыня, с вас не возьму ни копейки. С расчетом, прошу заметить, на будущее.
        Мариэла возвратила улыбку:
        - Ваш расчет, сударь, весьма дурен: мои услуги вообще-то куда дороже обучения языку, даже двум. Но с вас, в свою очередь, и медяка не возьму.
        В ответ Семаков приложился к ручке. Он еще не успел согнать улыбку с лица, как в разговор вмешался Тифор - в отличие от Мариэлы, с самым серьезным видом.
        - Это не все. Мы хотим попросить у вас откомандировать унтер-офицера Синякова в наше распоряжение на срок от месяца до полугода. Не сейчас, а недели через две-три.
        Семаков быстро разобрал в уме варианты и ответил самым нейтральным голосом:
        - Не имею права, Тифор Ахмедович. Он на морской службе и не под моим началом. Может подать в отставку; вот в этом случае - другое дело, тогда Синяков вправе работать, на кого сам захочет.
        - В таком случае не смогли бы вы мне устроить встречу с сударем адмиралом Нахимовым? Ведь Синяков у него в подчинении?
        - Извините, напомню: словосочетание «сударь адмирал» у нас не принято. Могу предположить, что Павел Степанович может заинтересоваться, зачем он вам нужен.
        - Это вы меня извините. Привычка. Как забываю за языком следить, так оно само… Готов сразу ответить на возможный вопрос господина адмирала. Мы хотим изучать эффект негации магии на этом человеке. В нашем мире таких, как он, нет, сами понимаете.
        - Я передам вашу просьбу. За спрос денег не берут.
        - Глубокочтимый Профес-ор говаривал точно то же самое. И…
        Пауза.
        - …когда у вас найдется время, я хотел бы с вами поговорить. Желательно до вашего разговора с Павлом Степановичем. Ему и вам надо кое-что знать.
        - Думаю, что время как раз найдется. Если верить шторм-глассу, - тут лейтенант увидел непонимание в глазах собеседников и поспешил уточнить, - это такой закрытый стеклянный сосуд, изменение погоды воздействует на вид содержимого… Так вот, надвигается большая непогода, и мы, вероятно, не сможем выйти в море.
        Наверное, единственным, кто понял до конца мысль лейтенанта, был капитан Риммер. Он на месте командира «Морского дракона» тоже поопасался бы выходить из грота в шторм.
        - Это не все. У нас будет заказ…
        - Что ж, господа, слушаю ваши доклады о достижениях, - именно этими словами начал Сарат очередное заседание своей группы.
        Видимо, участников разом поразила тяжелая скромность в острой форме. Только этим можно объяснить, что никто не рванул палец вверх и не обратил на себя внимания криками: «У меня есть! У меня достижения! Прошу выслушать!»
        Под ласковым взглядом председательствующего поднялся магистр Харир.
        - Нам удалось чуть увеличить максимальный размер кристалла фианита. Однако таковой все же не соответствует заданным параметрам. Поэтому пока не считаю нужным докладывать.
        Неожиданно для всех поднял палец мастер-механик Хорот:
        - У нас новый заказ. Точнее, заказы. Два гранатомета двойного действия; это почти та же модель, что мы поставляли в последний раз. Разница состоит в том, что не предусматривается установка самоприцела, поскольку планируется исключительно сухопутное применение. Еще одно отличие заключается в щите. Заказчик настаивает на толщине листа металла в три наших дюйма. И как можно больше гранат. Предоплата уже произведена.
        Председательствующий благожелательно кивнул: претензий к механику не было и быть не могло.
        - Шахур?
        - Была одна малая проблема, мы ее устранили. Ни нас, ни наших контрагентов не устраивала форма портала. Мои «драконы», - так руководитель группы называл своих лучших расчетчиков, - пересчитали поля с другой конфигурацией, и теперь можно без труда посылать сквозь портал книги. Кстати, часть нам уже прислали. Правда, имеется одна книга огромного объема - это нечто вроде сборника полезных советов для механика - и ее можно переслать лишь по частям. В портал существующей площади она никак не проходит. Кроме того, Мариэла прислала сопроводительную записку, в которой указала: книга эта написана на языке, который никто из наших соотечественников, кроме нее самой, не знает. Поэтому я своим решением приказал отложить пересылку означенной книги. Далее: начата прикидка по телетранспортировке негатора в Маэру. Отмечаю: сам он пока что согласия на такую командировку не дал. Переговоры на эту тему еще предстоят. Особо отмечаю интересное обстоятельство: мы привлекли Таррота к этой работе, и опыт показал, что длительные расчеты дракон выполняет быстрее человека. Объяснение этому мы видим в великолепной памяти
драконов вообще; в частности, Таррот не делает никаких промежуточных записей.
        - Мастер Валад?
        - На сегодняшний день мы можем выдавать по двадцати больших гранат в день. С малыми никаких проблем, можем хоть по пятьдесят выдавать. Прямо сейчас готовится дополнительная партия кокилей, по их готовности производительность литья увеличится. Запланировано производство двадцати больших в день.
        - А если понадобится больше?
        Специалист по металлу слегка замялся:
        - Ну… есть возможность… но это к особо почтенном у Тороту. Трансформация слитка в гранаты - это по его части. Однако стоимость таких гранат, конечно, будет побольше.
        - Значит, в случае необходимости заказчик доплатит за срочность.
        Война выдала значимое количество раненых с Альмы. Мариэлу пригласили к Пирогову. У того находился незнакомый ей мужчина. В светлых глазах которого читалось нескрываемое любопытство. Видимо, его предупредили о невиданном чуде: женщине-враче с неслыханными умениями.
        - Добрый день, Марья Захаровна, хотя погода мерзкая. Спасибо, что быстро откликнулись. Вот, разрешите представить вам моего ассистента Эраста Васильевича фон Каде. А это та самая дама, искусством которой вам еще предстоит восхититься.
        Мариэла поклонилась и подумала, что, судя по фамилии, этот ассистент - немец. Тот, в свою очередь, вернул поклон. А Пирогов тем временем продолжал:
        - Как раз к нам поступил раненый по вашей части. Штабс-капитан Святов, пулевое ранение в руку.
        - Смотреть надо, - про себя фон Каде отметил истинно хирургическую жесткость голоса дамы, - халат для меня найдется, Николай Иваныч? И еще: извините, но даром не работаю. Предупредите штабс-капитана.
        Палата встретила врачей густой смесью запахов скверной кормежки, немытых тел и газовой гангрены. Мариэла бросила короткий взгляд на индикатор - негации не было.
        - Святова в операционную!
        - Руку отрезать будут… - послышался шепот кого-то умудренного и многоопытного из соседей.
        Санитар повел штабс-капитана в мундире без левого рукава и с рукой на перевязи к выходу из палаты.
        Возвращение раненого примерно через пару часов было триумфальным. Рука осталась на том месте, где была, но куда большее внимание привлекло выражение лица Святова. Все, кто мог ходить, сгрудились вокруг кровати, а штабс-капитан, сидя (не лежа!) на ней, вдохновенно излагал историю своего излечения.
        - …а уж с каким уважением к ней ассистент, который немец! Fraulein Doktor - вот как он он ее именовал. Да что ассистент! Сам Пирогов - только по имени-отчеству: «Марья Захаровна, поясните, как это», «Марья Захаровна, что надобно делать?» Шестьдесят рублей ассигнациями та доктор взяла, но денег таких она стоит. Сам слышал, что даже Николай Иванычу не можно принять ее на должность, оттого деньги за лечение берет приватным образом. А уж командует та барышня: штаб-офицеру под стать. Рукой двигать не велела еще два дня, потом осмотр. И догонять родную батарею. Правда, Марья Захаровна сразу сказала, что это, дескать, мне повезло, что кость не затронута, а то бы три недели тут валяться…
        Рассказ с эмоциональными дополнениями, рассудочными комментариями и тонкими выводами длился как бы не дольше, чем сама операция.
        То, что произошло, было закономерным событием.
        Семаков хотел переговорить с Тарротом, но, спустившись в уже хорошо знакомую пещеру, обнаружил там Тифора. Оба мага энергично обсуждали по-маэрски какие-то математические проблемы. Однако, завидев российского офицера, оба обитателя Маэры проявили учтивость: поздоровались и уверили лейтенанта, что его дела важнее. Моряк только-только хотел изложить свое мнение по поводу возможности появления войск противника в непосредственной близости входа в пещеру, входа в грот и портала, как со стороны лесенки, ведующей с обрыва, послышались шаги. Все трое только-только повернулись в сторону входа, как оттуда просунулось любопытное мальчишечье рыльце.
        Незваному гостю было на вид лет восемь-девять, у него были совершенно русские черты лица, плохо сочетающиеся с черными глазами и волосами. Одет парнишка был в сильно поношенную, но все же живую рубашку и штаны явно чужого размера. На плече висела большая матерчатая сумка, видавшая лучшие годы.
        Семаков очнулся от потрясения первым:
        - Кто ты такой и как сюда попал?
        - Морской змей! - не в тему прошептал гость перехваченным от страха горлом.
        Таррот возразил:
        - Я не змей и не морской. И людей я не ем, только рыбу. Хочешь рыбы? Я ее сам запек.
        Мальчишка лживым голосом стал уверять в своей сытости. Упорствовал он не более минуты. Гостя усадили за каменный стол. Парнишка ел с достоинством, не торопясь. И все же настороженность во взгляде осталась - как и напряженность в ногах. Мелкий в любой момент был готов удрать.
        Лейтенант не стал дожидаться окончания трапезы.
        - Так как тебя зовут? - спросил он голосом, наполненным беспечным любопытством.
        - Константин Киприанов, ежели по-русски. Мама Костей зовет.
        - А если не по-русски?
        - Константинос Киприану, - это было сказано с отчетливым греческим произношением.
        Такое двойное имя сразу объяснило проницательному лейтенанту многие странности облика пришельца. Но офицер решился проверить умозаключения:
        - А с мамой ты по-каковски говоришь?
        - По-русски, знамо дело. Она по-гречески только понимает хорошо, говорит не очень-то.
        - А где вы все живете?
        - Там, в Севастополе, дом у нас. Ну, на околице.
        - Так что ж ты здесь делал?
        - Охотился, - поскольку на лицах взрослых читалось явное недоверие, то добытчик уточнил, - на мидий охотился.
        - Кто такие мидии? - спросил дракон.
        Как ни странно, этот вопрос успокоил мальца. Видимо, он рассудил, что собеседник с такими пробелами в знаниях, если даже и змей, то уж точно не морской.
        - Вот, - и перед взором крылатого хозяина пещеры явилось содержимое матерчатой сумки: три черных моллюска.
        - Их можно есть?
        Пацану окончательно стало ясно: говорящий зверь в морских делах ничегошеньки не понимает.
        - Вестимо, можно. А ежели летом, то на базаре продаем. Но сейчас ловить трудно, вода холодная. Ну еще крабов можно достать, но тож на холоду плохо ловятся.
        - Крабы большие?
        На сей раз мордаха пришельца отразила некоторую снисходительность.
        - Вот какие, - и ладошки отмерили величину.
        Предполагая в собеседнике нехватку знаний, Константин добавил:
        - Их тоже можно есть и продать опять же.
        - В наших краях таких больших нет. А как глубоко они водятся? - в голосе Таррота появилась явная заинтересованность.
        Великий охотник за мелкой морской сволочью надулся от важности:
        - Сейчас никак не менее четырех сажен, а то пять. Или того более. Благодарствую за обед.
        Мальчишка встал из-за стола и поклонился.
        В светский разговор вмешался Семаков:
        - Надо бы нам познакомиться. Зови меня «господин лейтенант»…
        - Уж погоны небось знаем, - обиженно прогундосил Константин.
        - …а это господин магистр, он ученый; это наш товарищ, он дракон…
        - Меня можно звать Таррот, - перебил крылатый.
        - Драконов не бывает, - без особой уверенности ответил гость, - мне папаня говорил, а морские змеи - те бывают.
        - Насчет морских змеев не скажу, сам не видел, а драконы бывают, - авторитетно ответил флотский. - Семья-то большая?
        - Уже нет, - ответил малец с недетской серьезностью. - Папаня той еще весной сгинул в море. А младших близнят глотошная задушила, и старшая сеструха тоже болела, но выздоровела, и я сам болел, только что носа лишился.
        Взрослые, включая дракона, вытаращили глаза и дружно переглянулись.
        - Так нос вроде как на своем месте, - неуверенно заявил господин магистр.
        - А что толку? Чуять им не могу[2 - в те времена дифтерия и вправду иногда приводила к потере обоняния.].
        Последовал еще один многозначительный обмен взглядами.
        - Так, выходит, в семье у тебя мама, да ты с сестрой…
        - …и кот.
        Дракон в очередной раз продемонстрировал невежество:
        - Кто такой кот?
        - Это такое мелкое домашнее животное… - начал было Семаков, но гость неучтиво перебил:
        - А дайте я расскажу!
        Мальчишка дал подробное описание этого дивного зверя. Кроме того, он добавил, что «наш Тимка собой красавец, и умный, и совсем не царапается, и мышей ловит».
        Расспросы продолжались. Описание житья-бытья этой семьи не навевало оптимизма. Шаланды у семье, понятно, не осталось, выживали они орехами (дерево росло во дворике их дома), да продажей морепродуктов и поделок из раковин и дерева. Также мать семейства нанималась на поденную работу.
        - Не кусочничаем, - с затаенной гордостью объявил мальчишка. Семакову пришлось тут же объяснить происхождение термина.
        - Хочу сам посмотреть, какие эти крабы, - совершенно неожиданно молвил дракон и без дальнейших слов довольно быстро прошел к выходу и нырнул в холодные воды. Отплыл он далеко (по мнению Константина), нырнул раза три, а потом как-то неоожиданно оказался в пещере. В лапах болталось пара крабов по три вершка в поперечнике.
        - В наших краях такие не водятся. Это они?
        - Они самые. Ух, здорово у вас получается! А из чего вы костер делаете?
        - Зачем костер? - удивился дракон.
        - А как рыбу запекать?
        - Мне он не нужен. Давай, ты научишь меня варить мидий? Одну изготовим на пробу, а я тебе потом ее отдам.
        Мальчишка кивнул, хотя в глазах у него читалось полнейшее недоверие к кулинарным способностям чешуйчатого повара.
        - Так надо налить воды в чугунок, вскипятить, потом…
        - Мы сделаем попроще… - и на глазах у людей дракон взял каменную миску, что-то такое сделал, отчего миска наполнилась водой, и пристально посмотрел.
        Очень скоро из воды пошел пар. На закипание потребовалось не более двух минут. В воду полетела раковина.
        - Соли бы надобно.
        - У нас добавлять соль в еду не особо принято. Но потом сам добавишь, сколько пожелаешь… А долго варить? - поинтересовался крылатый повар.
        Костя сунул нос в миску:
        - Это еще столько и полстолька.
        Ожидание.
        - А теперь?
        - Да, примерно сказать, готово.
        - Тогда угощайся.
        - Нет, я моим отнесу.
        И вареная мидия была осторожно извлечена из блюда и брошена в грязную сумку.
        Дракон заметил недвусмысленный интерес к энергично шевелящимся крабам в глазах гостя и вдруг предложил:
        - Давай меняться!
        Глаза мальчишки полыхнули деловым огнем:
        - Давай!
        - А что у тебя на обмен имеется?
        Вместо ответа мелкий извлек из кармана штанов забавную фигурку человечка, сделанную из раковин.
        - Вот. Что за нее дашь?
        - Всех крабов, что есть, и рыбу - ту, что осталась. Сделка?
        Конечно же, пацан не мог упустить такую возможность обогатиться:
        - По рукам! - тут Константин перевел взгляд на драконьи лапы и сообразил, что слова выбрал какие-то не те, - согласен, значит. Спаси Христос.
        - Это не все, - произнес флотский лейтенант сурово. - Нам троим не хочется, чтобы новости о нас разнеслись по всему Севастополю. Поэтому говори, что рапанов сменял у моряка - а Таррот и в самом деле моряк, он живет на берегу моря и ловит рыбу. Про дракона - ни слова. И еще: скоро здесь ходить будет нельзя. Придут англичане, французы и турки - их войска.
        При слове «турки» лицо сироты очень сильно переменилось. Все-таки он был наполовину греком.
        - Будет сделано, господин лейтенант, - отчеканил он.
        Сразу после того, как Костя удалился, Семаков заметил:
        - Вот ведь пролазливый мальчишка!
        - Все дети в известном возрасте любопытны, - философски заметил дракон, - мои тоже такими были. Так что у вас за дело, Владимир Николаевич?
        - Касается оно воздушной разведки, Таррот Гарринович. Даже не знаю, долго ли еще она будет возможной…
        Глава 4
        Предсказание погоды, а точнее непогоды, оказалось точным. «Морской дракон» отстаивался в своем гроте. Войска коалиции медленно продвигались к Балаклаве. А лейтенант Семаков, захватив с собой старшего помощника, приготовился слушать рассказ Мариэлы о ее мире.
        Много позже, вспоминая в подробностях рассказ, оба российских моряка, не сговариваясь, описали свои ощущения друг другу. По мнению Мешкова, это слушалось, как «вечера, когда отцов сослуживец Федор Иванович повествовал нам с братом о далеких землях, о таинственных обычаях туземцев, об обитателях морских глубин…» По мнению Семакова, рассказ напоминал читанные им книги, написанные путешественниками: «Ну, вроде как записки Головнина о Японии».
        Большое впечатление на флотских произвел тот факт, что огромные водные пространства Восточного океана никем и никогда не исследовались за полной ненадобностью. Стабильность общества, которой так гордилась Маэра, оборачивалась не только светлыми сторонами. Семаков мысленно отметил, что как раз это дает Российской империи еще одну причину не слишком опасаться вторжения из этого мира. Мешков, услышав о Повелителях моря, подумал, что от них вторжение маловероятно, а вот набег… Историю Крыма он помнил превосходно. Правда, у маэрских островитян умения по части магии куда слабее, чем у континенталов, но ведь их наращивание - это вопрос времени. И оба (опять же про себя) дружно решили, что из всех тамошних государств и сообществ наименьшую опасность представляют драконье.
        - …таким образом, господа, Маэре нечего искать на Земле. То, что есть у вас, мы имеем и сами. Нестабильность общества нам совершенно не нужна, а вот ей-то мы и рискуем, если вздумаем (допустим на минуту) отвоевать какой-либо из кусков земной территории. Сверх того: транспортировка людей в сколько-нибудь значимом количестве через портал представляется задачей сомнительного свойства. Вы знаете, как мы тут застряли. Осмелюсь предположить, что когда наши соотечественники решат задачу вызволения нашей группы, то вполне вероятно решение Академии и Верховного Совета Заокеании и вовсе прекратить контакты. Ну, если только не считать негатора.
        Князь поднял бровь.
        - Вы не ослышались, Михаил Григорьевич. Это единственное, что есть у вас и нет на Маэре. Честно сознаюсь: мы бы хотели заполучить негатора к нам - хотя бы временно. Для нашей науки он был бы изумительной находкой. Готова хоть тут же поклясться: это с десяток докторских диссертаций. И еще… я краем уха слышала от наставницы… в случае магических болезней и отравлений негатор может вылечить человека. Она заметила, что два таких случая знает.
        Расспросы длились до темноты. Уже идя к себе, Мешков заметил:
        - А знаешь, Клик, дело-то, глядишь, пойдет наверх, - и палец указал в небеса. - Через Корнилова или Нахимова. Сам знаешь: государь может потребовать отчета о наших делах. Нас с тобой, небось, на аудиенцию не позовут, так что подумать надо бы заранее, о чем говорить. А?
        - Пока что надо бы исполнить просьбу и поговорить насчет этого унтера. А вот потом… да, ты прав, мыслить изо всех сил.
        Костя с гордостью предъявил сестре (матери дома не было) добычу, получил законную похвалу и до такой степени утратил осторожность, что небрежно сказал:
        - А я сегодня дракона видел.
        Сестра выказала куда как небольшое внимание этому сообщению:
        - Да ну? И какого он вида?
        - Когти - во какие! А клыки - во! И с хвостом, и с крыльями. И говорить по-нашему может. А еще красивый: в медной чешуе.
        - Как же он тебя не съел?
        - Так он людей не ест. Только рыбу.
        Только в этот момент мальчишка сообразил, что не выполнил приказ лейтенанта о молчании. Но он даже не успел собраться с мыслями, как старшая сестрица, не глядя на брата, молвила:
        - Истинно мама говорит: выдумщик ты… А почему он в медной чешуе? Золотая покрасивше будет.
        На юного фантазера снизошло вдохновение:
        - Мой дракон медный - это как молодой он. Станет старше, так серебряным сделается. А совсем уж старшим - тогда золотой чешуя будет.
        - А огнем дышать может?
        - Ясно дело, он ведь не змей морской. Слушай, а ты сделать из ракушек дракона можешь?
        На этот раз старшая сестра решила, что братец хватил через край:
        - Ты что, маленький? Игрушек не хватает?
        Упрек был зряшным: их Костя не имел вовсе.
        - Так не себе же. Этих крабов с куском рыбы я сменял на человечка ракушечного у моряка. Может, он и за дракона что-то такое даст.
        - Да я и не знаю, какой он из себя, дракон этот, - ответила девушка, но подумала, что младший, возможно, и сможет провернуть такую сделку.
        - Ништо! Я покажу, - и мальчишка с энтузиазмом принялся отмерять пальцами, - шея, значит, вот какая; туловище поболее, хвост еще - да, и по спине гребень - и четыре лапки тут вот, и крылышки…
        - Ну, попробую…
        Те, кто давал задание агентам разведки союзников, подумали, что в шторм малый корабль будет отстаиваться в порту. Надобно заметить: искали тщательно. Может быть, турецкая разведка не отличалась высокими умениями и дисциплиной, но сребролюбие вполне заменяло эти качества, а награда за сведения выглядела вполне внушительной.
        Первый успех был достигнут за считанные часы: сразу три независимых источника выдали название: «Морской дракон». Но на этом удача исчерпалась.
        Все осторожные вопросы о местонахождении этого корабля давали близкие ответы:
        - Да уж месяц его видно тут не было.
        - С Петрова дня не появлялся.
        - Как же, был: когда белый шиповник начал отцветать.
        Между тем достоверно было известно: не базируясь нигде, этот вполне оправдывающий свое название кораблик ухитрялся действовать, нанося болезненные удары.
        Очередной ход спецслужб противника оказался очевиден: агентам пообещали вознаграждение даже за обнаружение «Морского дракона» вблизи берега. Результат был нулевым. Ядовитый «Дракон» оставлял крайне болезненные раны и… как будто растворялся в тускло-серых волнах осеннего Черного моря.
        Именно этот вопрос и обсуждал лейтенант Ватсон с капитаном Скоттом. Первый жаловался на коварство русского, одновременно излагая методы, каковыми разведка англичан и французов и турок пыталась противостоять этому коварству. Второй слушал, одновременно анализируя.
        Наконец, Ватсон выговорился - точнее, закончил излагать факты, поскольку эмоции выплеснулись не до конца. Реакция капитана Скотта была парадоксальной:
        - Джон, старина, вы уподобляетесь джентльмену, который, потеряв кошелек, ищет его под фонарем. Понять можно: если кошелек и вправду лежит там, то джентльмен его обязательно найдет. А если кошелек выронили в другом месте? И вот вам мой совет: искать надо не там, где вы наверняка найдете этого русского, а там, где вы его можете найти.
        Несомненно, между британским и русским народами имеется глубочайшее духовное родство, ибо лейтенант Ватсон, будучи чистокровным англичанином, подумал то же самое, что и любой русский на его месте: «Без бутылки не разобраться». Эта мысль тут же была обращена в действие. Мало того, означенный офицер Королевского флота строго следовал русской же пословице: «Пьян да умен - два угодья в нем». Язык у этого сотрудника флотской разведки соответствовал состоянию «сильно набравшись», а вот мозги оставались трезвыми, как весенняя розочка.
        - О! Место, куда… ик!.. линейный корабль не пройдет, а этот может. Подальше от Се… ва… спотоля. С берега чтоб невз-з-зять… и м-м-много м-м-м-елией! Ик! И… с пркрытем… бреговых… бат…трей.
        Мысли получили перерыв, хотя и недлинный: ровно такой, чтобы попробовать убедить джин вылезти из бутылки. Попытка успехом не увенчалась ввиду опустошенности вместилища.
        - Кирн…бурн… ск!
        Слово прозвучало. И Джон Ватсон его не только запомнил, но и произнес вслух, когда через сутки докладывал о результатах поиска «Морского дракона». Блистательную догадку о месте базирования этого неуловимого он ничтоже сумняшеся приписал себе.
        Разумеется, высокие чины похвалили скромного труженика на ниве оценки и анализа разведданных. И разрешили идти. Дальнейший план действий, конечно, был вне компетенции младшего офицера.
        Удивительное дело: и английский, и французский адмиралы единодушно высказались против попыток немедленно атаковать русский корабль у Кинбурнской крепости. Во-первых, надо было еще убедиться, что он там находится. Во-вторых, на это дело, по общему мнению, надо было направлять всю эскадру, а ведь задачу поддержки экспедиционного корпуса с нее никто не снимал. Для принятия решения и того было достаточно, однако имелось и третье соображение: адмирал Гамелен ожидал подхода бронированных кораблей. По его мнению, только их участие обеспечивало приемлемый уровень потерь.
        Именно такой исход дискуссии предположил капитан Скотт - и не ошибся, хотя его самого тоже не пригласили. Конечно же, английскому капитану до крайности не хотелось выдвигать предложения, заведомо неприемлемые для начальства. И он решил предоставить это своему другу Ватсону.
        На осторожный запрос относительно унтер-офицера Синякова Нахимов отреагировал ожидаемо:
        - Откомандировать сего унтера в распоряжение иностранцев не могу-с!
        Лейтенант Семаков попробовал защищаться:
        - Так ведь, Павел Степанович, речь пока что и не идет о командировании. Они просят для начала только разрешить обследование по части энергетических свойств, а это отнимет, скажем так, по два-три часа в день. Вот по окончании войны - другое дело, но ведь унтер Синяков тогда и в отставку выйти может.
        - До окончания войны дожить надобно! Что у вас еще?
        - Вот какой рассказ мы с лейтенантом Мешковым слышали от Мариэлы Захаровны…
        Живой ум адмирала сразу вычленил главное в последовавшем пересказе, но все же Нахимов спросил мнение младшего в чине:
        - А вы сами, Владимир Николаевич, что думаете на сей предмет?
        Анализировать Семаков умел неплохо, к тому же для раздумий у него было больше времени. Но выводы даже на быстрый взгляд смотрелись стратегически важными.
        Лейтенант глубоко вздохнул и начал:
        - Осмелюсь доложить, первый вывод видится таким: при том, что некоторое опасение у наших иномирских гостей мы вызываем, вторжение в свой мир, они полагают крайне маловероятным. Второй вывод: нас всеми силами старались убедить, что вторжение с их стороны еще менее возможно, но не потому, что не способны они на такое, а скорее по причинам денежным. Связь между мирами обходится очень дорого по любым меркам. И третий вывод…
        Тут Семаков сделал небольшую паузу.
        - …при всех наших хороших отношениях мы им безразличны; точнее говоря, они в нас не нуждаются. Торговлю организовать можно, и обойдется малый их портал не так уж дорого, но нет товаров, кои были бы очень уж потребны той или другой стороне. Исключаю, конечно, предметы военного назначения. Далее: даже не знаю, сумеем ли мы организовать обучение наших людей умению управлять энергетическими потоками. Госпожа Мариэла ясно дала понять: учиться возможно лишь у них. Я ничем не поручусь, что те на это согласятся. А решение о таком обучении… его, полагаю, только государю принимать.
        - К его императорскому величеству я не вхож, - индифферентно заметил Нахимов.
        Последовало молчание. Адмирал сначала хмурился, но потом лицо его прояснилось:
        - Решение мое таково: продолжить разговор позже. Тем временем мы должны отстоять Севастополь всеми возможными силами-с. Что насчет готовности корабля сообщить имеете?
        Костя шагал по пыльной дороге. В сумке лежал ракушечный дракон, а в душе пребывала надежда на выгодный обмен.
        У входа в пещеру малец не посчитал за труд тщательно оглядеться, но никого вблизи не было. Дракон оказался у себя.
        - Здравствуйте вам, - солидно поздоровался юный торговец сувенирами.
        - И тебе доброго дня, - отозвался хозяин пещеры.
        - Меняться не хотите ли?
        - А что есть?
        - Вот.
        Реакцию медночешуйчатого зверя на товар для мены не мог бы предвидеть даже искушенный взрослый. Ну разве что это был бы человек, долго проживший среди крылатых и научившийся их понимать - но таковых среди землян не нашлось.
        Дракон хохотал. Долго, от души. А так как смех драконов вполне понятен человеку, то Костя присоединился к веселью.
        Наконец, Таррот успокоился.
        - Кажется, я знаю, на что это можно сменять. Одолжи мне свою сумку.
        У мальчишки хватило ума не спрашивать, зачем она могла бы понадобиться.
        А чешуйчатый повесил сумку на шею, вышел из пещеры и погрузился в холодное море. Он знал, что на обрывистой скале имеются целые рассадники мидий. Вода была мутной, но дракон чувствовал потоки жизни, этого было достаточно. За одно погружение он набирал, по прикидкам, не менее трети объема тары. Через семь минут емкость наполнилась.
        Увидев раздутые бока сумкотары, гость преисполнился не только уважения, но и стремления как можно скорее завершить обмен - пока партнер не передумал. И он торопливо выпалил:
        - Меняю!
        В ответ дракон нанес еще один удар. Он улыбнулся.
        Дети почему-то острее взрослых чувствуют эмоции. Костя уловил доброжелательность и улыбнулся в ответ.
        - А еще у тебя такие есть? - неожиданно спросил крылатый.
        - Сестра может сделать.
        - Тогда неси, но смотри только: не попадись чужим, если сюда подойдут. А то ведь и мою пещеру могут найти.
        - Уж не сумлевайтесь, господин Таррот.
        Предстоящая операция на Балаклавском рейде наводила нехорошие предчувствия на командира «Морского дракона». Во-первых, он предвидел, что часть гранат (и скорее всего большую часть) придется отдать в распоряжение сухопутной батареи. Во-вторых, сама атака основывалась на предположении, что луна будет скрыта облаками.
        Как бы то ни было, сигнальщика послали по лесенке наверх. По возвращении тот добросовестно доложил: никого, дескать, не видать и луны тоже. И Семаков решился.
        - Ну, господа офицеры, с богом! Боцман, расставить матросов с шестами - оттолкнуться от обрыва в случае чего. Но чтоб никакого шума, никакого огня!
        - Не извольте беспокоиться, ваше благородие, не в первый раз.
        - Даю «Гладкую воду». Пошел, родимый!
        Корабль вышел из грота совершенно бесшумно. Лейтенант Мешков мимоходом подумал, что гребной ял мог бы скрипом уключин выдать себя, а вот это чудо иноземной мысли - нет.
        - Иван Андреевич, становитесь к штурвалу. Курс на зюйд, скорость по лагу пятнадцать, через четверть часа поворот на ост. Кроев, не занятым на вахте разрешаю отдыхать. Но курить - ни-ни!
        Еще через полчаса «Морской дракон» взял курс на Балаклавскую бухту. Командир лично стал к штурвалу, а второй помощник поминутно сверялся с лагом, компасом и показателем возмущений в водяных потоках.
        - Есть сигналы, Владимир Николаевич, - последовал доклад. - До берегов пока что далеко, а вот волны, разбивающиеся о корпус кораблей - те шумят. Попробую определить количество…
        Командир потянул на себя рычаги. Скорость упала до несерьезных одиннадцати узлов. Через пять минут Шёберг доложил:
        - Стоят, похоже, в линию; за четыре ручаюсь, но по карте для полного перекрытия должно быть еще два.
        Командир с беспокойством поглядывал в небо. Облачность еще держалась, но восточный ветер ее уверенно разгонял.
        - У нас двадцать минут на атаку, потом луна осветит - и пиши пропало.
        Начарт уже был на палубе. Комендоры поспешили к своим местам. Подносчики распределились по трюму, подгоняемые шепотом Кроева (пользоваться дудкой ему запретили).
        Комендор Максимушкин был явно обеспокоен. Он пытался вглядываться в отдаленные огоньки, хмурился, беспокойно озирался на начальство и, наконец, решился:
        - Ваше благородие, дозвольте обратиться.
        - Разрешаю, братец, только говори вполголоса, не то услышат.
        - Видно очень уж плохо; самоприцел возьмет, а провести стволом вдоль корпуса навряд сумею.
        - Что ж ты предлагаешь?
        - Бить в одну точку, стволом не двигая. Авось да проломит палубу, тогда корпус верным делом повредит. Удалось ведь такое раньше! Неровен час, когда вести вдоль палубы, то гранаты зря взорвем. А то ведь господин боцман говаривали, что гранаты у нас опять же вроде как есть, да поберечь бы надо.
        - Дельно говоришь, братец. Время еще есть, сходи за Патрушевым.
        - Рад стараться!
        Комендор кормового гранатомета резво подбежал по вызову. Князь Мешков вкратце объяснил ему боевую задачу, а закончил предупреждением:
        - Я сам не знаю, кого будем атаковать. Если сразу двоих, тогда твой правый. А если одного - тебе не палить, Максимушкин должен и сам справиться. Все ясно?
        - Так точно!
        В рубке тоже шли переговоры:
        - Иван Андреевич, прикиньте дистанцию между центральными двумя.
        - Точность будет невысокой, Владимир Николаевич, в такой-то тьме.
        Семаков задумался на секунду, потом явно принял решение и чуть-чуть довернул штурвал.
        - В таком случае атакуем того, на которого я нацелился. Луна еще не вышла, времени должно хватить.
        Целью оказался пятнадцатипушечный шлюп «Миранда». Разумеется, он нес ходовые огни. Разумеется, экипаж был готов к отражению атаки. Разумеется, фейерверкеры стояли наготове у ящиков с фальшфейерами. Но всего этого не хватило. Точнее, не хватило каких-то пяти минут - именно через это время луна все же проглянула сквозь редеющие облака.
        - Максимушкин, после первой не торопись. Вторую по моей команде. Ясно?
        - Так точно, ваш-бродь!
        На палубе послышался голос командира из рубки:
        - Михаил Григорьевич, на пальбу у тебя будет минута, потом отворачиваю, очень уж мы близко.
        - Понял, Владимир Николаевич, одна минута.
        Про себя Мешков решил, что с момента начала поворота пройдет еще не меньше минуты, прежде, чем «Морской дракон» ляжет курсом на зюйд (а цель выйдет из сектора обстрела носового гранатомета). Впрочем…
        - Патрушев!
        - Я!
        - Будь готов. В случае чего ты добавишь огонька.
        - Завсегда готов! - Ответ не соответствовал уставу, но по существу был верен.
        - Пали, носовой!
        Возможно, эта команда даже донеслась до атакованного корабля, но тому было поздно что-то предпринимать.
        Над морем полыхнул яростным пламенем огненный шар. Мешков успел подумать, что взрыв произошел даже выше топа мачты. Мигнув раза три, начарт понял, что сигнальный огонек погас.
        - Максимушкин, еще пару!
        При второй вспышке стало видно: мачты уже нет, да и надстройки снесло.
        Еще не успел грянуть третий взрыв, как в дело вступил соседний шлюп «Хорнет». Он был оборудован дорогущей новинкой: прожектором, каковой сняли с флагмана вместе с двумя обученными матросами. Луч был направлен «куда-то в сторону моря», но прожектористы принялись деятельно разворачивать прибор в поисках противника. И тут ударил по ушам третий взрыв, поставивший точку в судьбе «Миранды».
        - Даю поворот на шестнадцать румбов! Всем держаться! Включаю forcage!
        «Морской дракон» еще не завершил поворот, когда на стороне союзников сыграло природное средство обнаружения: луна.
        - That's her, over there![3 - Вот она, вон там! (англ.) В английском языке корабль - существительное женского рода.] - заорал глазастый уоррент-офицер[4 - в английском флоте - нечто среднее между сержантом и младшим лейтенантом.] на «Хорнете». Ошибиться он не мог. Тут же прожектор с «Хорнета» попробовал захватить противника лучом; это не получилось, но и луны оказалось достаточно.
        Артиллеристы тоже заметили удирающий корабль, освещенный луной с левого борта. Орудия уже были заряжены, но на их наведение требовалось не меньше минуты. Уже потом английский начарт подумал, что даже при открытии огня при максимальном сближении попадание ядрами крайне маловероятно - все же дистанция составляла около мили. А к моменту, когда английские орудия изготовились к стрельбе, русский успел сбежать на две мили, не меньше.
        Взвились, сияя, фальшфейеры. Крупные корабли, спасенные ценой потопления «Миранды», приготовились к отражению атаки, которой не последовало.
        Единственным капитаном, не испытывавшим беспокойства в течение остатка ночи, был Фрэнсис Скотт. Он сопоставил полнолуние, уходящую облачность и манеру атаковать, присущую русскому командиру, и сделал из всего этого вывод: повторной атаки не будет, можно спокойно поспать вплоть до побудки.
        С точки зрения офицеров коалиции проворный кораблик ухитрился каким-то чудом уйти. С точки зрения Семакова «Морской дракон» просто обязан был уйти с минимальными потерями.
        Старший помощник очень вежливо и очень тихо высказал мнение командиру:
        - Владимир Николаевич, команде нужен бы отдых.
        Семаков погруженный в раздумья, ответил тоже вполголоса, не сразу и невпопад:
        - И не только отдых. Сдается, потребны сведения, которых нет… - тут же поднял голову и уже во весь голос скомандовал, - Иван Андреевич, проложите курс в порт.
        Первый и второй помощники преувеличенно старательно занимались своими делами. Поглядев на них, Семаков решил, что недостаточно объяснил суть маневра:
        - Господа, не уверен, что нашим славным войскам удастся удержать неприятеля от продвижения к южным окраинам Севастополя. А раз так, то понадобятся сухопутные гранатометы. Они уже заказаны, и того более скажу: вот-вот их перешлют. Но не исключаю, что к… месту их передачи придется пробиваться с боем.
        Новости от флотского командования не обрадовали. Лейтенант Семаков правильно оценил положение: русские войска отступали. Главнокомандующий Меньшиков рассчитывал удержаться под Инкерманом - и не устоял.
        Глава 5
        Флотский офицер Семаков почему-то занимался делами, к флоту впрямую не относящимися.
        Для начала он двинулся рапортовать (заодно узнать последние новости) к Нахимову. После настала очередь дома, где проживали иноземцы, и разговор там случился долгий. Затем лейтенант пошел домой, отобедал и сколько-то времени провел за расчетами. Потом взял бричку и покатил на мыс Херсонес, где коротко посовещался с обитателем пещеры. В результате ночью дракон летал над сушей, а не над морем.
        На следующее утро лейтенант снова наведался к Тарроту, после чего решительно поехал в расположение донцов-пластунов, где отыскал хорунжего Неболтая.
        После надлежащих приветствий Семаков перешел к делу.
        - Тихон Андропович, я моряк, а потому нужен ваш совет в сухопутном деле, что я задумал.
        Ответ был несколько в стороне от темы:
        - Владимир Николаевич, мне уж оскому. набило это «вы». Хвала господу, не первый год знакомы. Давай на «ты», что ль?
        - Давай!
        Соглашение скрепилось рукопожатием.
        - Так вот, Тихон Андропович, дело такое. Нам с мыса Херсонес перевезти новые гранатометы надобно, сухопутные, а они тяжелые даже в разобранном виде. Там одни лишь заготовки для щитов по восемнадцати пудов, а их две.
        - Ого-го!
        - Мне их доставить надобно на Камчатский люнет, так адмирал приказал. Только на телегах и увезешь, да тут вот какая препона может случиться: французы с англичанами уже неподалеку, у Инкермана. Моя разведка донесла. Два дневных перехода, как понимаю. Почему и опасаюсь их авангарда. Он, как думаю, конный?
        Казак кивнул.
        - Улан пошлют, верным делом.
        - На разведку сколько обычно отряжают?
        - Коль моя воля, так сотню бы отправил.
        - Вот же! Мои молодцы от них не отобьются. Вот что мыслю: сколько-то твоих казаков хорошие винтовки купили, да и ты тоже - так?
        - Оно верно, штук с пятнадцать.
        - Хочу, чтоб вы моих матросиков и груз охранили. А мы с «Морского дракона» можем вас из гранатометов поддержать. Эту сотню должны разнести в брызги. Победная слава - тебе, и все прочее тоже, - моряк намеренно не упомянул слово «трофеи», - а нам лишь бы увезти телеги. Но и риск твой.
        Казак чуть сощурился.
        - Это какие ж ты видишь опасности?
        - Да не опасности, а самое простое: может быть, конные и вовсе не поспеют. Тогда твоим ни славы не получить, ни… кратко сказать, ничего не достанется, разве что проедутся туда-сюда.
        Неболтай надолго задумался.
        Потом пошли вопросы:
        - Говоришь, твой корабль будет под берегом?
        - Ну, под берегом - это сильно сказать. Три кабельтова, к примеру; это сажен двести пятьдесят или триста.
        - А твои молодцы увидят ли супостатов?
        На этот раз задумался моряк.
        - А ведь прав ты: могут и не увидеть. Берег там высокий, сам должен помнить.
        - И я о том. Понадобится связной. Тебе передавать, то есть, куда гранаты класть.
        - Сигнальщик, стало быть. Флажным семафором… Понятно. И сверх того офицера наряжу, чтоб видел, куда легли гранаты, и поправки докладывал.
        Ни один из собеседников не знал о существовании термина «корректировка артогня», но именно это и предполагалось пустить в ход.
        - Потом же: твои грузить должны. Моим на это отвлекаться не след. А телег сколько надобно?
        - Три, это самое меньшее. Да что я такое говорю: все пять. В каждую пару запрячь, а еще лучше бы тройку. Ведь и сами гранаты тож не пушинки… Только боюсь, так сразу не найду.
        - Ну, Владим Николаич, возы для груза берусь достать с нашего обозу, и ездовых тоже, и коников. Пусть только твои расстараются… того… чтобы ихнюю сотню подзакрыть малость.
        - Тихон Андропыч, я тебе придам одного из моих помощников. А как наши гранаты бьют, ты и сам знаешь… ох, совсем забыл, этого как раз и не знаешь, тут новые мы заказали, те еще посильнее будут. Правда, мы их только на вражеских кораблях пробовали, ну да и по кавалерии пройдутся добре. Единственное: не ручаюсь за их коней.
        - А тут что за притча?
        - Бьют те гранаты очень сильно, говорю ж тебе, почти наверное ноги переломают лошадкам, да и людей… кто вблизи будет, контузию обещаю, на самый лучший исход.
        - Да неужто сильнее вдаряют, чем те, прежние?
        - Вот те крест! И добавь еще: осколки чугунные от новых гранат бывают. Врать не буду: сам не видел, но разлетаться должны далеко, так что ты уж с казаками поостерегись.
        - Хочешь сказать, в ложбинку или там овражек схорониться?
        - Во всяком случае, старайся во весь рост не стоять. Сам знаешь: ведь эту винтовочку хоть и лежа перезарядить можно.
        - Уж это все сумеют, каждый ружьишко новое попробовал сурьезно.
        - И вот что подумал, Тихон Андропыч. Ты уж прости, но… на войне, сам знаешь, всяко бывает… так что на дело пусть только охотники пойдут. А кого и сколько брать - тебе решать.
        - Это о чем ты?
        - Да новое для наших дело: сухопутные цели все ж. Как бог свят: без привычки мазать начнут. Я мыслю, что гранатами всю сотню не выбьют. Так что вели своим пуль захватить поболее. Мои комендоры будут выцеливать тех, кто не ближе пятисот шагов, а дальше уж вы сами.
        - Это я также подумал.
        - Не сомневался; а еще предупреди своих, что, мол, сильно взрываться будет. Ну, чтоб народ не растерялся. И коноводам вели подалее расположиться. Короче, сам увидишь. Мои-то, узря, как новые гранаты шарахают, только матерные слова и находили.
        - Иди ж ты же ж!
        Когда в проект корабля вносятся изменения, да не просто, а в момент почти полной готовности - найдите-ка руководителя, который такое любит! Французский инженер Пьер-Арман Гьейсс не составлял исключения. Но даже он вынужден был признать, что как минимум на сведения, доложенные разведкой, стоит обратить внимание. К тому же на эту тему говорить ему пришлось не с кем-нибудь, а представителем заказчика: вице-адмиралом Арманом-Жозефом Брюа. Именно этому офицеру предстояло вести эскадру в бой. Правда, должен был участвовать также англичанин: вице-адмирал Эдмунд Лайонс, но его в тот момент в Тулоне не было.
        Брюа был настроен самым решительным образом:
        - Мне очень жаль ваше время, месье Гьейсс, но я не поведу в бой корабли, имеющие на верхней палубе хоть что-то горючее. То, что вы только что прочитали - не пустые фантазии. У нас накопился печальный опыт: бомбы русских обладают зажигательным действием ужасающей силы.
        Кораблестроитель аргументировал со всей эрудицией, подключая к ней также эмоции.
        - Помилуйте, месье вице-адмирал, разве в нашем доблестном флоте матросы не умеют справляться с пожарами?
        - Вы невнимательно читали памятную записку, месье. Эти снаряды взрывами контузят экипаж, и на верхней палубе просто некому тушить огонь. А выбраться наверх с батарейной палубы именно по причине огня невозможно.
        - Но вы, в свою очередь, должны понимать, что отсутствие мачт означает не только отсутствие парусного вооружения, но и потерю хода. Четыре узла - это максимум того, что могу обещать, или же надлежит уменьшить количество всех припасов (угля в первую очередь) и установить более мощные котлы и, соответственно, более мощную машину. Разумеется, на театр военных действий эти корабли придется буксировать. Затрата времени на переоборудование трех кораблей составит полгода
        - Сколько помню, месье инженер, их в любом случае придется буксировать, это показывали ваши же расчеты. Но вернемся к материалам. Никакого дощатого палубного настила, бушприт срезать, а дымовую трубу, наоборот, укрепить дополнительно.
        Голос инженера прямо-таки сочился ядом:
        - На что прикажете поднимать флажные сигналы, месье вице-адмирал? И куда ставить сигнальщиков? Ведь марсов не будет.
        Руководитель проекта из мелочной злобности выделил голосом слово «вице». Брюа не выказал на это никакой мимической реакции, но заимел на душе некоторое хамство, выразившееся в реплике:
        - Надеюсь, месье инженера не затруднит спроектировать и сделать металлические мачты? Так и быть, я облегчу задачу. Они должны быть ниже обычных: не более пяти туазов… имею в виду, не более десяти метров, - уточнил вице-адмирал, - и с «вороньим гнездом» для сигнальщиков. Тогда обойдемся без вантов, которые, между прочим, тоже хорошо горят. Чтобы не быть голословным: вот вам список требований, месье Гьейсс. Жду извещения о дате сдаточных испытаний.
        Кораблестроитель на это лишь раздраженно мотнул головой.
        До рассвета оставался час. Даже по этой причине разглядеть группку людей, столпившихся вокруг пустого места, было бы невозможно и за двести шагов. А тут еще погода поспособствовала: густая облачность скрыла почти полную луну.
        Работа у Тифора была самая простая: трансформировать два тяжеленных железных бруса в листы толщиной три маэрских дюйма. С хорошим кристаллом эта была работа на полчаса.
        Вокруг толпились хорунжий Неболтай, мичман Шёберг и лейтенант Малах. Последний объяснил свое присутствие стремлением увидеть работу гранатомета по наземным целям. Однако винтовку он тоже взял с собой. Мичман же получил приказ от лейтенанта Семакова; тот рассудил, что меткость стрельбы с корабля важна, а того важнее обретение навыка передавать поправки к прицелу. Именно Шёберг должен был командовать батареей гранатометов на Камчатском люнете.
        Труд рыжего магистра уже был близок к завершению. Все детали гранатометов помимо щитов лежали на земле, ожидая погрузки, когда в отдалении послышался скрип тележных колес - ездовые явно экономили на мази. Возов было даже не пять, а шесть. А через пяток минут в сумерках показались матросы с «Морского дракона» и казаки верхами.
        Неболтай кивнул с таким удовлетворенным видом, как если бы лично провернул операцию по вытягиванию нужных предметов, посланных через портал. Последовала команда:
        - А ну, станичники, рассыпайсь по укрытиям!
        К счастью, стрелкам было где прятаться. Через считанные минуты посторонний глаз не увидел бы пластунов даже с пятидесяти шагов.
        Шестеро крепких матросов с большими усилиями грузили и вправду тяжеленные щиты на возы. Еще шестеро сравнительно быстро переместили разобранные гранатометы в третий воз. Четвертый уже наполнялся гранатами, когда сигнальщик выкрикнул:
        - Красно-синие едут верхами, с норда! Дистанция девять кабельтовых!
        Посторонний восхитился бы зоркостью матроса Мягонького, но Шёберг отлично знал, что только такие в сигнальщики и попадают, и потому без промедления рыкнул:
        - Численность?
        - Не разглядеть, ваше благородие, едут без строя.
        - Дубина, хоть примерно скажи: десяток там иль сотня.
        - Не менее полусотни, ваше благородие.
        - Передать флажным семафором на «Морского дракона» депешу: «Вижу конную разведку неприятеля числом до сотни. Дистанция девять кабельтовых. Прошу залпировать гранатами.»
        Экипаж корабля, исполнявшего в данный момент обязанности плавучей батареи, уже был готов действовать. Трудность заключалась в том, что ни комендоры, ни начарт противника пока не видели. Они видели лишь стоявшего на берегу и сигналящего флагами Мягонького.
        Командир отрядил сигнальщика Тароватова на мачту. Но и тому не удалось разглядеть конных. Наконец, Семаков решился.
        - Михаил Григорьевич, делать нечего. Палить придется с поправками по флажным депешам. Начинай пробные.
        - Кормовой, дистанция двенадцать кабельтовых, точно на норд. Давай одиночную.
        Вспышки видно не было. Зато в небо взметнулся гигантский фонтан бурой земли.
        Почти сразу же запорхали флажки.
        - Носовой, твой черед. Целиться на четверть румба к западу от норда, дистанция одиннадцать с с половиной. Пали!
        Французский отряд получил приказ в бой не ввязываться, но… Разумеется, кавалеристы заметили и возы, и суетящихся вокруг людей. А с обозом какой же бой? И капитан Андре Бошан приказал развернуться в лаву, но на галоп не переходить: артиллерии на виду не было.
        Первой неприятной неожиданностью был ужасающей силы разрыв по левую руку от отряда. Судя по всему, это сработала заложенная мина, но уж очень большой силы был разрыв. Завизжала раненая кобыла под одним из разведчиков. Кони, хоть и были хорошо выдрессированы, испугались вспышки, сбились с крупной рыси и тревожно озирались, прижав уши. Молодой (даже усов не отрастил) кавалерист ловко соскочил с падающей лошади и коротко облегчил чувства:
        - Sacre diable![5 - французское богохульство]
        Сделать ничего было нельзя: берцовая кость явно оказалась перебитой. Бывший всадник обнажил саблю и коротким ударом в шейную артерию прекратил конские мучения. Но в тыл француз не направился: во-первых, он был храбр; во-вторых, рассчитывал, что после успешной атаки на обоз можно разжиться трофейным конем.
        Капитан Бошан не поверил в мину. Взрыв показался очень сильным, это так, но рядом просто не было никого, кто бы мог поджечь запал. Да и характерного порохового дыма не виделось. Что там дым: и порохом не пахло. Капитан получил хорошее военное образование, имел недурной опыт, и потому сразу подумал о том, что тут нечто незнакомое. Высокорослый кавалерист привстал на стременах. На море виднелся низкий силуэт корабля. Не будучи моряком, Бошан не мог точно назвать отличия от привычных образов боевых кораблей, но на уровне внутреннего ощущения эти отличия существовали. Капитан не забыл предупредить подчиненных:
        - Navire russe![6 - Русский корабль! (франц.)]
        Пока капитан думал, ударил следующий взрыв. Вот он оказался куда ближе: с небольшим перелетом, правда, но по горизонту нацелен был весьма точно. У капитана пропали сомнения: бомбы, без сомнения, и с какой-то новой чрезвычайно мощной взрывчаткой. Правда, и на этот раз никто не оказался задет осколками.
        Бошан понял, что надо или рискнуть на немедленную атаку, или отступить как можно быстрее, иначе артиллеристы этого русского корабля (а чьим он еще мог быть?) прикончат отряд из своих дальнобойных пушек. В результате последовала команда:
        - Epees embouti! Au galop![7 - Сабли наголо! В галоп! (франц.)]
        Лейтенант Мешков разбирал знаки флажного семафора не хуже любого сигнальщика. Он понял, что в очередной раз случился перелет, еще до того, как закончилась передача депеши. Сначала начарт подумал, что стоит внести поправку еще на половину кабельтова, но потом вспомнил то, с чем уже столкнулся «Морской дракон»: заградительный огонь. И грянула команда:
        - Носовой, поправка на четверть румба к весту! Носовой и кормовой, на два кабельтова ближе! Пали оба!
        У хорунжего Неболтая, залегшего в рытвине неподалеку от возов, были свои мысли насчет хода боя:
        - Да, сердито бьют новые гранаты. Ох, и сильны. Похоже, задело кого-то… нет, только что коня убило, а конный целехонек. Вона на двоих плетется… Еще далековато, я бы в намет не приказал. Эх, мажут наши пушкари, поближе бы им прицелиться… Французы-то уж разворачиваются…
        Перед конской лавой громыхнули почти одновременно две гранаты. Мысли Неболтая приобрели другое направление:
        - Ай да молодец князюшка, уважил. А ведь на тысячу шагов и стрелять можно. Ружьишко добьет, Малах говорил…
        Тут рука стрелка передвинула прицельную планку назад до отказа.
        - …вперед уж не могут, голубчики, кони-то у них эвон пляшут, того гляди, прочь рванут.
        И хорунжий гаркнул во всю силу глотки.
        - А ну, ребя, давай-ка по супостату горяченьким! По три пули, вести снизу вверх по фигуре!
        В промежутке между взрывами должны были отчетливо слышаться лязг затворов и тихие хлопки выстрелов. Должны - но стрелки почти ничего не слышали от соседей, недалекие взрывы гранат порядком подпортили слух.
        Следующие две гранаты грянули аккурат посередине ряда конных, снова собравшихся в атаку. Выкосило чуть ли не половину лавы. Но восторгаться было уже некогда: хорунжий быстро, но без суеты выцеливал надвигающихся кавалеристов и опустошал обоймы. Соратники не отставали. Падали кони. Катились по земле люди.
        - Обходят! По крайним, по крайним бей!
        Неболтай не узнал голоса. Но картина и без того оказалась ясной. Кто-то из авангарда сообразил рвануть коней в стороны, уходя из-под губительных разрывов.
        - Сколько ж вас там? Ну, уж не более двух десятков. А вот вам на табачок!
        Лучше всех других французов картину боя понял тот самый юный кавалерист, который оказался спешенным в самой завязке. Он видел губительную, прямо адскую мощь взрывов. Он не слышал грохота ружейных выстрелов, но отчетливо заметил, как падали товарищи. И ничего, кроме беззвучного и бесшумного ружейного огня, ему в голову не приходило. Правда, он не углядел корабля, и потому не додумался о поддержке русскими своих стрелков морской артиллерией. Догадка о заложенных заранее и взрывающихся каким-то хитрым образом минах не улеглась должным образом в голове - хотя бы уж потому, что о таких он и слыхом не слыхивал. Зато пришла вполне ясная мысль: командиры должны знать об увиденном.
        В результате именно этот молодой человек оказался единственным, кому удалось добраться до своих. За ним никто не гнался, хотя молодой человек был вынужден идти на своих двоих. У казаков нашлись дела поважнее.
        Мягонький передал последнюю депешу на корабль, после чего моряки ушли в направлении Камчатского люнета. Пять возов укатили. А у хорунжего со товарищи осталась еще куча забот. Скорее даже большая куча. И еще остался мичман Шёберг.
        Никто из казаков не понял, что делает моряк. Даже опытный хорунжий догадался до целей этого занятия лишь по его завершении.
        Мичман целеустремленно вышагивал по полю среди широченных ям, вырытых взрывами, не обращая внимания на суетящихся своих и стонущих чужих. Казалось, он что-то высматривал на земле - вроде как выискивал оброненный предмет. Но поиски производились в тех местах, где моряк в ходе боя заведомо не появлялся и, понятное дело, ничего не мог потерять.
        Шёберг был занят делом, с которым мог справиться лишь артиллерист. Он, измеряя расстояния в шагах, прикидывал результативность пальбы, учитывал удачные попадания, временами отмечал что-то в записной книжке - короче, работал. Через час мичман закончил труды, учтиво распрощался с Неболтаем, не преминул похвалить прекрасную меткость его людей и отбыл в направлении к Севастополю.
        Казаки продолжали, в свою очередь трудиться. Удалось захватить двадцать четыре пленника, но пятнадцать из них были в скверном состоянии (с трудом держались на ногах), еще шестеро - в очень скверном (могли лишь лежать), а оставшиеся трое были без памяти.
        - Контуженые они, - определил Неболтай.
        И еще пятерых с тяжелыми пулевыми ранениями решено было даже не пытаться довезти до лекарей. Правда, их перевязали, но…
        - Не жильцы эти. Марья Захаровна их вытащила бы, так сегодня же вторник.
        Пластуны на эту сентенцию никак не отреагировали, но каждый про себя твердо решил в момент отдыха порасспросить хорошенько у хорунжего, кто такая Марья Захаровна, почему это она вдруг может лечить и с какой стати этого нельзя делать по вторникам.
        Лошадей досталось порядочно: аж цельных девятнадцать голов; были также с переломанными ногами (тех, понятно, добили), да и убитых немало. Седел со сбруей, пистолей да сабель осталось столько, что вполне можно было бы нагрузить четыре воза, да и тех могло не хватить. А уж на перевозку пострадавших потребовалось бы… короче, такого количества возов хорунжий раздобыть не мог бы при всем желании.
        Неболтай сделал все, что было в его возможностях: отправил первыми же двумя возами самых тяжелых из контуженных, отрядил одного из авторитетных казаков (урядника Егорьева) за всеми возами, какие только удастся добыть, по прибытии транспортных средств отправил очередную партию пленных, следующей ходкой погрузил всех оставшихся (по оценке знающих пластунов, никто из пленных на своих двоих не дошел бы до госпиталя), прочитал заупокойную по убиенным, приказал по прибытии порожних возов грузить их трофеями (на этот раз забрали все, что удалось собрать).
        Был еще один, никем не замеченный свидетель: восьмилетний Константин. Он как раз пробирался в направлении к пещере дракона, надеясь на очередную выгодную мену, и увидел вдалеке конных. Правда, мальчишка был совершенно несведущ в части сухопутных мундиров, но на всякий случай решил затаиться в сухих камышах и поглядеть на развитие событий. Насчет того, что моряки что-то такое вывозят, Костя догадался, увидел он и прикрытие в лице казаков, которые очень быстро скрылись из поля зрения - ну точно, как в игре «казаки-разбойники». А еще мелкий заметил пасущийся невдалеке кораблик без мачт и парусов.
        Первые взрывы заставили мальца плотно вжаться в сыроватую землю. Он даже не чувствовал холода: настолько было страшно. А так как никаких дымов ниоткуда не появилось, то поражение красно-синих всадников (они были кем-то из чужих, ясно дело) мальчишка приписал действию могучего колдовства. Поскольку дракон явно был в хороших отношениях с российскими моряками, то показалось вполне очевидным, что он насылает свою волшебную силу на турок, а заодно и англичан с французами.
        Юному торговцу подумалось, что господин Таррот в горячке боя может колдануть чуть в другую сторону, а попасть под раздачу (даже случайно) Косте до ужаса не желалось. Вот почему он дождался, когда взрывы стихнут, а казаки вылезут наружу, и… нет, мальчишка не припустил с этого места что есть духу. Ничуть не бывало! Он самым осторожным образом прокрался до того места, откуда никого уж видно не было, и лишь тогда мелкой трусцой поспешил к родному дому.
        На улице толпились группки людей. Все обсуждали услышанную канонаду. Встревать в разговоры старших, разумеется, не следовало. За такое можно было и подзатыльник огрести. Вот почему Костя без остановок нырнул в родную дверь.
        Старшая сестра казалась взволнованной. Может быть, ее взвинченность имела причиной канонаду. Не исключено, что повлияло присутствие соседа: Сереги-длинного.
        Это был человек высокообразованный (он умел читать, писать и даже считать). Кроме того, он числился бывалым - и не только в силу возраста (а было ему почти пятнадцать), но и по роду занятий, ибо многознающий сосед помогал отцу в лавке и имел возможность беседовать с покупателями.
        Серега, обычно чуть высокомерный, на этот раз даже обрадовался приходу мелковозрастного.
        - Ну что, слыхал? - начал он.
        - Ага, - осторожно ответил Костя.
        - Небось, и не знаешь, что да как.
        - Ну, это оно… как есть.
        - «Морской дракон» палил, вот что такое было.
        В сердчишке у мальца екнуло. Он мгновенно подтвердил сам себе собственный же вывод насчет крылатого обитателя пещеры. Вслух же сказано было:
        - Неужто сам дракон?
        - Не сам, конечно, - в кои-то веки старший сосед решил проявить снисходительность. - Пушки с него палили.
        - Да разве у него есть пушки?
        Длинный не удивился наивности соседа. С высоты почти что пятнадцати лет любой восьмилетний кажется воплощением юной дурости.
        - Эх ты, недоросля. У любого военного корабля есть пушки, и много притом. Мне дядя Петр говорил. Сам этот «Морской дракон» мчится, как ветер, а пушки у него агромадные, ты сам в такую залезешь, да еще место останется. А уж бонбами может пуляться, так что ух ты! Теперь понял?
        Разумеется, малолетний понял. И громко восхитился глубокими познаниями Сереги-длинного.
        Глава 6
        Наступление армии союзников на Севастополь привело к большим последствиям для севастопольских защитников даже по медицинской части. Поток раненых стал куда больше. Медикам прибавилось работы. Не только офицеры - старые унтера без сожалений расставались с накопленными (более чем скромными) капиталами, лишь бы не остаться калеками. Весь госпиталь знал о Марье Захаровне и о ее дивных умениях.
        Мариэла по некотором размышлении пустилась на хитрость, пообещав, что будет лечить бесплатно, но за это излеченный отработает охранником. Никто из выздоравливающих не знал, что за диковинные серебряные пластинки выдают и почему надо отсекать посетителей в том случае, когда крохотный камушек начинает светиться, но следовали правилу неукоснительно. Узнав об этом, Неболтай заметил в частном разговоре с Мариэлой, что серебро вполне могут пропить, и будь на охране не унтера и офицеры, так оно, вероятно, и случилось бы, и скорее рано, чем поздно - но контингент попался куда более ответственный. К тому же Марья Захаровна объявила во всеуслышание, что если этот предмет пропадет, то за лечение с потерявшего возьмут полную сумму.
        Отдать должное хорунжему: он постарался наладить охрану на совесть. В ход пошли не только (и не столько) советы, но и личные регулярные проверки. Во время как раз такой проверки случилось событие, которое не стоило причислять к маловажным.
        Заполненный госпиталь прибавил забот не только медикам. Духовные лица вынуждены были организовать дежурство: исповедовать, соборовать, а порою служить заупокойную. В тот день церковные обязанности исполнял благочинный Александр. Он как раз проходил мимо коек, где трудилась Мариэла, и услышал, как она произнесла несколько слов на маэрском. Рядом же случился Неболтай, про которого все уже знали, что он выучил язык сих иностранцев.
        - Что она сказала? - поинтересовался священник.
        - Темного по матушке изругала, - объяснил хорунжий.
        Благочинный был отнюдь не глуп и догадался о точном значении фразы, но на всякий случай спросил:
        - Кто ж такой этот темный?
        - Это так они дьявола поминают, но на их языке не принято называть его прямо. Ну вроде как по-нашему говорят «нечистый» или «лукавый».
        - Коль сия девица искренне отвергает диавола, то, значит, она христианка?
        Этот был тот самый случай, когда не особо богобоязненный казак все же не решился солгать.
        - Нет, батюшка, в их краях про Христа и не слыхивали. Сам точно не знаю, во что в их стране веруют, но чертом ругаются, это точно.
        - Поговорить бы надобно с оной девицей… - задумчиво молвил отец Александр. Но развивать мысль не стал, тем более, что его ждал очередной солдатик, желавший исповедоваться.
        У лейтенанта Семакова состоялся разговор с Нахимовым.
        Адмирал предложил очередное «без чинов» и тут же перешел к делу:
        - Владимир Николаевич, теперь уж могу вас поздравить капитаном второго ранга. К сему Владимир четвертой степени с мечами, а вашим помощникам - Анна четвертой же. Но на сем хорошие новости заканчиваются. И пойдут плохие-с.
        Пауза.
        - Неприятель обустраивает позиции на северном фланге. По завершении подтягивания артиллерии французы получат возможность обстреливать Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты, также… ладно, это к делу не относится. Доложите о возможностях отпора-с.
        Лейтенант почувствовал, что имеется шанс на получение преимуществ для своих. Он даже нарочито перешел на уставное обращение:
        - Ваше превосходительство, в радиусе мили от Камчатского люнета наши гранатометы уничтожат как артиллерию, так и вражеские колонны, буде пойдут в атаку. У нас имеется опыт. Однако вижу два препятствия.
        Пауза была совсем крошечной.
        - Первое из них: ограничение по количеству гранат. Запас весьма недостаточен, и, того хуже, у неприятеля имеется возможность перерезать снабжение. Второе: вижу значительную опасность от возможных действий своих же. Любой штаб-офицер может подойти к мичману Шёбергу и отдать приказ палить, не зная особенностей наших гранатометов. Хорошо, если он лишь гранатомет погубит, а ну как людей? У меня обученных и искушенных в деле комендоров по пальцам одной руки сосчитать можно. Или прикажет диспозицию батареи изменить Имею в виду, могут подойти… кхм… персоны, которые способны… кхм… сильно затруднить наше дело. В пехотное прикрытие батареи точно так же надо назначить лишь из тех, в ком я уверен… кхм… в этом смысле.
        Павел Степанович угадал мысль подчиненного еще до того, как тот успел ее высказать.
        - Лейтенант, что вам нужно для наилучшего выполнения воинского задания?
        - По первому вопросу: надобно закрепиться на мысе Херсонес. По меньшей мере, один гранатомет с пехотным прикрытием. Высадку мы там можем обеспечить в Камышовой бухте, сейчас там неприятеля нет. Доставку припасов, провизии и воды можем обеспечить. По второму: понадобится ваш письменный приказ о подчинении батареи лейтенанта Шёберга непосредственно вам. Тогда его будут просить оказать поддержку гранатами, а не приказывать. Разумеется, у командира батареи будет право отбора людей в пехотное прикрытие.
        Голос адмирала налился холодом.
        - Ваши претензии весьма велики-с.
        - Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, при их удовлетворении и возможности будут велики. Не далее, как нынешним утром пятнадцать пластунов под началом хорунжего Неболтая с помощью наших гранатометов полностью уничтожили сотню конных разведчиков. Пленных я, разумеется, не считаю. Особо отмечаю: при отсутствии потерь со своей стороны.
        Нахимов скорее удивился, чем разгневался:
        - Почему мне не доложили?
        Ушлый лейтенант догадался, что вопрос был риторическим, и потому строго следовал уставу:
        - Не могу знать, ваше превосходительство! О действиях «Морского дракона» рапорт мною подан. Однако казаки мне не подчиняются. А в деле участвовали лишь охотники из пластунов. Если же хорунжий Неболтай подал рапорт вверх по команде, то мне об оном ничего не известно.
        Адмирал прикрыл глаза и застыл в размышлениях. Через полминуты последовало:
        - По первой пропозиции выражаю свое согласие. Будут даны указания. По второй же сделаем иначе. Я лично поеду на осмотр люнета, заодно погляжу на ваши гранатометы. Сверх того… лейтенант!
        Адъютант появился мгновенно.
        - Рапорт капитана второго ранга Семакова у вас?
        - Так точно, ваше превосходительство!
        - Несите сюда.
        Нахимов умел читать и схватывать суть быстро.
        - Так выходит, ваши гранатометы палили, не видя цели, и притом попадали?
        - Так точно, ваше превосходительство. Осмелюсь предположить, что при наличии видимой цели пальба будет намного быстрее. Поправки, передаваемые голосом, а не флажным семафором…
        - Можете не продолжать, капитан второго ранга. Делаю вывод, что противудействие неприятелю может замедлиться отсутствием или недостаточностью гранат. Так, значит, деньги понадобятся?
        - Никак нет, ваше превосходительство - время. Поставщики могут не успевать за нашими заказами.
        Командор Малах в процессе боя и после него вел себя нелогично. Во-первых, он не задал ни одного вопроса, а уж если держаться правды, то вообще не сказал ни слова. Впрочем, он слышал все депеши, которые доводились до сигнальщика для передачи их на «Морского дракона». Во-вторых, он сразу же по окончании боя распрощался и ушел, не попытавшись хотя бы рассмотреть трофеи. А будь окружающие ясновидцами, то углядели бы еще одну странность: он, прибывши домой, не сел за обед, а принялся делать расчеты и составлять доклад.
        Запихнув пачку исписанных листов в футляр, Малах сел на коня и направился к порталу. Правда, он захватил с собой также винтовку с пистолетом, но внутренне совершенно не ожидал встречи с противником. Выработанное долгой службой чутье молчало.
        Через считанные пару часов означенная пачка уже лежала под руками у Сарата. Тот прочитал очень внимательно, подумал и вызвал к себе подчиненных.
        - Вот что, ребята, есть новое задание. Читайте.
        Бумаги пошли по кругу и в конце концов вернулись к председательствующему.
        - Конструкция по вашей части, - обратился тот к Хороту, - обращаю внимание: вот существенное отличие.
        Мастер, глянул, запустил пальцы в шевелюру, тут же опомнился, положил предательницу-руку на столешницу и высказался:
        - Двадцать, говорите?
        - Малах настаивает. Но их общий вес будет тот же. Затвор, понятно, меньше.
        Оружейник с видимым усилием удержал руку на месте.
        - Нет, гранатомет выйдет, конечно, полегче предыдущего. Но не очень понятно его применение. По кораблям - так слабо выйдет…
        - То-то, что не по кораблям. Это против пехоты и кавалерии. Мастер Валад, что у нас по заготовкам?
        - Берусь сделать десять кокилей в один день… хотя нет, есть лучшая возможность. Гранаты существенно меньше предыдущей версии. Если я правильно понимаю, с правильно налаженным амулетом трансформации производительность в пятьдесят гранат в день не кажется запредельной, но лишь при весе гранаты не более тринадцати фунтов. Граната без кристалла пойдет по сребренику. Чего там: работа для подмастерья.
        - Торот, что скажете о цене амулета трансформации?
        - Такой берусь сделать, если дадут надлежащий кристалл. Конечно, лучше бы специализированный…
        - С магнетитом не особо богато.
        - Ну, так прозрачный кварц. Круглым счетом… э-э-э… для четырехдюймового кристалла будет амулет с запасом действия на две недели. Обойдется в золотой. А если таких нужно много, то дам оптовую скидку.
        - Шахур?
        - По моей части большой экономии не получим. Кристаллы те же, хотя величину можно взять поменьше, это так.
        - Сроки? Мастер Валад?
        - Менять оснастку не надо, обойдусь старой. Пять дней, и заготовки будут. Начну производство гранат, как только получу амулет или амулеты.
        - А мне полдня на чертежи. Хотя нет, больше. Малах попросил зубчатые колесики с маховичками для регулировки положения ствола… два дня на чертежи и еще столько же на изготовление.
        - Все ясно, ребята. Работаем!
        Кавалеристы ходить своими ногами не только не любят, но и не умеют, если сравнивать их с пехотой. Вот почему только поздним вечером разведчик французов добрался пешим ходом до своих.
        Товарищи по оружию, разумеется, накормили и напоили вымотанного до предела парня. Но после этого начальство устроило форменный допрос.
        Молодой француз изо всех сил старался докладывать так, как его учили, то есть придерживаться фактов. Но он не имел представления о механизме случившегося. В результате сами по себе факты выглядели настолько фантастично, что вызывали у слушателей крепкое сомнение в здравости рассудка единственного уцелевшего из сотни разведчиков. Но все изменилось после упоминания о появлении русского корабля вблизи берега.
        Слова рядового были тщательно запротоколированы, и копия протокола отправилась в Балаклаву, к флотскому начальству. А к мысу Херсонес потянулись под белым флагом дроги с целью забрать тела погибших. Возглавлял эту процессию французский лейтенант де Токнай. Он получил строгий приказ: ни в коем случае не вступать ни в какие конфликты с русскими, не претендовать на территорию, но держать глаза и уши открытыми.
        Иномирские пришельцы в лице магистров занимались изысканиями в части практической магии: обследовали возможность приспособить пересланный из Маэры алмаз для компенсации негополя вполне конкретного человека: унтер-офицера Синякова.
        Разумеется, иноземцы не знали выражения великого Суворова «Каждый солдат должен понимать свой маневр», но по наитию его пользовали.
        - Понимаете, сударь, вы не совсем обычный человек. Ваши энергетические потоки не такие, как у других. Мы хотели бы их обследовать и попробовать изменять, если такое вдруг понадобится. Для здоровья совершенно безопасно. Самое худшее, что вам грозит, это ощущение… ну, как будто вас что-то щекочет. По слухам, такое возможно.
        - Лично я думаю, что насчет щекотки - полная выдумка, - вмешалась Мариэла.
        - Ну, может быть, и выдумка, но вы уж, сударь, обязательно нам скажите, если вправду щекотка проявится. Но если у нас получится задуманное - о, тогда мы сможем предложить вам работу за пятьдесят рублей в месяц золотом. Ну, не пожизненную, но уж один месяц наверняка. Сразу могу сказать: работа почти такая же, но только поездить придется. С таким редким человеком наверняка захотят побеседовать очень важные господа - а вы ответите всю правду, вот это и будет ваша работа. Конечно же, о вашй прежней службе рассказывать не придется, это никому не интересно.
        - Я-то со всем удовольствием, но с условием, однако ж.
        - Каким?
        - Если уж очень щекотно будет, то откажусь от работы, и рублей тех мне не надо.
        Немцы переглянулись.
        - Я согласен.
        - Я согласна.
        Работа началась, и щекотно не было. Барин с барыней светили крохотными камушками, гасили их, снова светили в других местах, потом рыжий говорил, а барыня записывала на листках иноземными буквами. Говорили они по-своему, и оба полагали, что российский унтер-офицер ничего не поймет. Они ошибались.
        Синяков и вправду не знал ни слова на маэрском. Но интонации он почувствовал. Судя по ним, у тех двоих выходило плохо. Или даже вообще не выходило. Тем не менее, деньги немцы отдали сполна.
        Работу однорукий унтер посчитал нетрудной. Сиди себе, поглядывай, а обещанной щекотки он так и не дождался. Под самый же конец барин вздохнул и молвил:
        - На этот раз не получилось. Ну да ничего, завтра еще попробуем.
        Высокие морские чины союзников по единодушному согласию собрали экстренное совещание. Разумеется, присутствовали флотские, но также на него прибыли командующий объединенными силами маршал Сент-Арно и командующий английским экспедиционным корпусом лорд Раглан. Английский адмирал Дандас сказался больным и по сей причине отсутствовал.
        Впервые «Морской дракон» поддержал своей артиллерией сухопутные действия. Конечно, рассеять и частично истребить сотню кавалеристов - не ах какой великий подвиг, да и меткие русские стрелки тому сильно способствовали. Но и сухопутное, и морское начальство, отдать должное, сразу же увидели, какую опасность может создать для левого фланга войск коалиции меткая стрельба орудий этого быстроходного корабля. В качестве вводной были также оглашены рапорты спасшегося кавалериста и лейтенанта де Токная, но ясности и понимания обстановки они не принесли.
        По мнению присутствовавшего на собрании коммодора Скотта совещание являло собой образец беспорядка и нарушения флотских традиций, что можно было объяснить лишь большим количеством французских представителей. Те устроили форменный галдеж:
        - …Камышовая бухта для стоянки кораблей была бы пригодна лишь при отсутствии этого «Морского дракона». В ней просто нельзя расположить строй фронтом, как того требует тактика…
        - …нельзя уступать противнику левый фланг! Оттуда русские могут угрожать…
        - …что до русской эскадры, то у них попросту не осталось кораблей линии, так что вполне полагаю возможным пренебречь…
        - …хотел бы я знать, где на этом участке можно расположить артиллерию, не говоря уж о ее пехотном прикрытии. Так что никаких угроз не вижу…
        - …полагаю, что противник вполне в состоянии устроить временные укрепления…
        - … полковник, скажите: сколько времени потребуется на обустройство позиций? Ах, вот как? В таком случае уверяю вас, господа, что…
        - …но почему вы не учитываете прибытие наших бронированных артиллерийских кораблей? Уж они-то вполне могут справиться с этим корабликом русских…
        - …ну хорошо, пусть они не в состоянии его догнать, но уж отогнать могут, не так ли? Но в этом случае у нас появится возможность…
        - …с практической точки зрения: когда мы можем рассчитывать на их прибытие к Севастопольскому порту?
        - …вы не учитываете необходимость сбора дополнительной эскадры для сопровождения бронированных сил. Без них полагаю весьма затруднительным, если вообще возможным…
        - …важнейшая точка обороны Севастополя - Малахов курган. Именно его прикрывают Камчатский люнет вот здесь, а равно Селенегинский и Волынский редуты русских. И вот отсюда наши славные войска могут нанести удар, не опасаясь…
        Осторожность победила. План приняли следующий: в радиус действия орудий «Морского дракона» не входить, мыс Херсонес оставить русским, поскольку ни для кого другого он интереса не представляет. Высадиться в этой точке русские не смогут: задача неразрешимая при тамошнем рельефе берега, да глубокой осенью. Что до блокады Севастополя, то она осуществима и без войск на южном берегу Камышовой бухты. С северного же ее берега возможно простреливать любую позицию на противоположном берегу. Маршал Сент-Арно и командующий английским экспедиционным корпусом лорд Раглан сошлись во мнениях, что артиллерийский обстрел Камчатского люнета, а также Селенгинского и Волынского редутов совершенно необходим перед штурмом. Уроки атаки легкой кавалерии при Альме оба помнили превосходно.
        В пылу совещания никто не спросил мнения Фрэнсиса Скотта. А тот задал сам себе несколько интересных вопросов.
        Что именно вывозили русские с мыса Херсонес? Имущество было явно ценным, иначе на его охрану не послали бы едва ли не самый боеспособный во всем Черном море корабль. Очевидного ответа на этот вопрос не нашлось.
        Не могут ли русские обустроить морские орудия на сухопутных позициях? Судя по тому, что бомб у них весьма немного, ответ должен быть отрицательным, но технически такое вполне возможно. Конечно, в случае самой жестокой необходимости.
        Откуда вообще берутся боеприпасы к орудиям этого «Дракона»? В условиях полной блокады Севастополя (а таковая виднелась в ближайшей перспективе) их просто неоткуда взять. Если, конечно, не предположить наличие огромных складов - но, судя по тактике морских боестолкновений, таковые отсутствуют.
        Допустим худшее: орудия этого типа установят на севастопольских укреплениях. Что может это дать русским? Точнее, какие могут быть последствия для коалиции?
        На все эти вопросы не находилось очевидных ответов. Протоколу допроса выжившего кавалериста капитан Скотт доверял: очень уж описанная уланом картина совпадала с виденной на море. Если у русских вдруг каким-то образом окажутся в распоряжении их грозные бомбы, а эффект от их применения будет соответствовать описанию, то взятие Севастополя лобовой атакой следует исключить из списка возможного. Само собой, при достаточном количестве таких боеприпасов.
        В разговоре с самим собой коммодор Скотт был вынужден признать: идея подключения броненосных кораблей к осаде (а заодно и эскадры в десять вымпелов, если верить предположениям французов) выглядит вполне здравой. Разумеется, русский капитан не полезет под их орудия. Да и в Камышовую бухту не сунется: очень уж она узкая, а ведь маневренность - это одна из главных составляющих успехов «Морского дракона». Именно она позволяла до их пор этому кораблику легко уходить из-под обстрела. В чем-чем, а в недостатке осторожности его командира не упрекнуть…
        Тут английского капитана кольнула мысль: а почему, собственно, русский проявляет это качество? Уж точно причина состоит не в трусости; подобное Скотт не мог предположить и в горячечном бреду. Тут другое…
        Через полминуты англичанин чуть заметно улыбнулся. Ну, конечно! У русских просто нет возможности построить здесь и сейчас корабль того же типа. Потому-то капитану приказано не рисковать понапрасну. Разумное решение.
        То, что произошло в лагере войск коалиции утром, было следствием совпадения нескольких факторов. Первым из них было простое человеческое любопытство доктора Джейсона Букера. Молодой врач еще не утратил стремления к новым знаниям, привитое ему в Лидском университете, а некоторые из убитых французских кавалеристов выглядели необычно. Вторым фактором была по-зимнему холодная погода: тела погибших разлагались с намного меньшей скоростью, чем это случилось бы летом. Третьим была занятость начальства, которое в ответ на просьбу разрешить небольшое исследование раздраженно велело не путаться под ногами, когда и без того дел полно.
        Доктор добросовестно освидетельствовал останки кавалеристов. Результаты были неожиданными.
        На четырех трупах сгорела одежда, досталось и кожным покровам. Доктор посчитал, что обширные ожоги и стали причиной смерти. По крайней мере, он твердо знал, что выжить с такими невозможно.
        Еще два десятка погибли от пулевых ранений. Ну, для военного врача эта причина смерти была обычнейшей. Доктор не поленился и извлек целых пять пуль. Ему показался странным столь малый калибр русских ружей, но ранения оказались смертельными, тут ошибиться было нельзя. Мысленно английский врач особо отметил, что пулевые раны оказались не очень аккуратно перевязанными - впрочем, это не помогло пострадавшим выжить. Оказанная кем-то помощь, видимо, остановила наружное кровотечение, но ничего не сделала (и не могла сделать) с внутренним. Врач, хоть и не был боевым офицером, отметил меткость стрельбы: не было ни одного тела, не получившего пули в грудь или в живот.
        Пятерых кавалеристов буквально разорвало. Вот тут мистер Букер оказался в затруднении. Причиной могло стать попадание целого ядра или крупного осколка - а последние в телах найти не удалось. Но с аналогичными ранами врач, разумеется, сталкивался.
        Еще трое с очевидностью погибли от удушья, а уж ему-то было совершенно неоткуда взяться. Но доктор по некотором размышлении признал, что коль скоро что-то горело (а иначе откуда ожоги?), то гибель от невозможности дышать, как это бывает при пожарах, может показаться ожидаемой.
        Оставшиеся сорок пять человек представляли собой загадку. Примерно половина из них была жестоко контужена. Перед смертью у них шла кровь из носа, глаз и ушей. Причины смерти остальных мистер Букер установить не смог. Он предполагал, что они, попав под действие сильных взрывов, погибли от их ударного действия, но доказательств не было.
        Без сомнений, англичанин был в высшей степени добросовестным медиком. Он аккуратно заполнил все протоколы. Они, разумеется, попали в специальный сундук для медицинских документов. Честолюбивый врач думал о статье, которая вполне бы могла пойти, скажем, в ежегодный сборник трудов медицинского факультета Лидского университета.
        Свежий капитан второго ранга и обладатель Владимира четвертой степени зашел к Нахимову за приказом, согласно которому командир батареи получал полную свободу рук. Возле приемной Семаков наткнулся на писаря Синякова. Тот как раз выходил из адмиральского кабинета со стопкой бумаг. Лицо однорукого унтера было настолько ужасно, что могло испугать любого офицера российского флота, когда-либо служившего под началом Павла Степановича.
        - Братец, что такое случилось? Адмирал здоров ли?
        Будь у ветерана вторая рука, он бы ей махнул в расстроенных чувствах.
        - Приказ главнокомандующего мне отдали переписать. Ей-богу, ваше благородие, уж лучше бы какая хвороба.
        Слова прозвучали почти кощунственно, но командир «Морского дракона» сразу догадался, что новости не из разряда ординарных.
        - Да говори; чего уж там, все равно я узнаю. Поди, на всех кораблях велено зачитать?
        Последовала нехорошая пауза.
        - Приказано линейные корабли затопить по списку, чтоб неприятель не прорвался в Севастопольскую бухту. Армия отступает, а нам… отстаивать придется.
        Тяжкий вздох. Рот немолодого унтера скривился, но тот превозмог себя и добавил:
        - Поздравляю, ваше благородие, повышением в чине. Но только Христом-богом прошу, не ходите к Пал Степанычу. Там уж в бухте Владим Лексеич… того… командует.
        Понять такую совершенно не унтерскую деликатность Семаков мог - но решил, что может найти нужные слова для адмирала.
        Войдя, кавторанг тут же пожалел о собственной бездумной храбрости. Лицо Нахимова было черным от горя и гнева. Сухим бесстрастным голосом он произнес:
        - Приказ, что вы запросили, готов. Вот он.
        Не было сказано вслух, но прямо чувствовалось дополнение: «И убирайтесь отсюда к разэтакой матери».
        Надо было что-то сказать. Младший по званию встал по стойке «смирно».
        - Ваше превосходительство, экипаж «Морского дракона» сделает все, что в силах человеческих, чтобы Севастополь устоял.
        Пауза. Сглотнув, Семаков добавил:
        - Кроме того, мы сделаем то, что за пределами человеческих возможностей. Честь имею!
        В глазах адмирала блеснула короткая живая искорка - и тут же погасла. Чуть заметным жестом он велел посетителю удалиться.
        Выйдя на воздух, Семаков позволил себе облегчение чувств большим боцманским загибом. Он знал эти корабли. Мало того: он знал большую часть служивших там офицеров. Он мысленно представил себе - а что, если бы пришел приказ уничтожить «Морского дракона»? И ведь не выполнить нельзя! От такой мысли на душе стало еще гаже.
        Но сразу же после этого началась привычная работа: анализ. Линейные корабли - допустим, но ведь остаются еще пароходофрегаты, да и парусники поменьше тоже. Нет, еще не все потеряно.
        Глава 7
        В это же время матросы с «Морского дракона», отряженные на сухопутную позицию, были чрезвычайно заняты. Они под руководством мичмана Шёберга собирали и устанавливали гранатометы. Не обошлось, разумеется, без подначек со стороны соседей-артиллеристов.
        - Что ж за перекладина на пушке? Портки сушить, что ль?
        - Ну и орудие у вас, с этаким тоненьким стволом. Воробьев пугать - так в самый раз.
        Артиллеристы с «Морского дракона» небрежно и лениво отругивались. У них были основания для вальяжного поведения: любовно надраенные кресты, сиявшие на неярком зимнем солнце.
        - И воробья можем напужать, но вот беда: в открытом море такие не водятся. Вот и приходится вражеские корабли топить. И не орудия это - гранатометы. Гранатами, стал-быть, охаживаем.
        Насмешник чуть сбавил градус напора:
        - Отчего ж не ядрами?
        - А вот как покажем, что эти гранаты делают, так сразу и поймешь, - солидно отвечал Плесов, - мы-то уж и видали, и слыхали, аж посейчас в ушах звенит.
        В разговор вступил седоусый армейский фельдфебель от соседей:
        - Они, что ль, как бомбы, эти гранаты?
        - Да нет, и почище того будут.
        - Я ведь не шутейно говорю, - с намеком на укоризну отвечал сухопутный.
        - Отставить разговоры! Плесов, тебя в первую очередь касается! А ну, братцы, устанавливай щиты. Начинать с ближнего. Да берите ввосьмером!
        - Ваше благородие, так вшестером справлялись.
        Мичман, вопреки ожиданиям, ответил без малейшей фанаберии:
        - Знаю, что вы все силачи превеликие, но тут запас потребен. Неровен час, у кого нога подвернется иль там рука соскользнет… Давайте щит к гранатомету… Тароватов, чуть двинь на меня… хорош… а теперь всем вместе маленечко вон в ту сторону… отменно! Закрепляй, братцы.
        - Эт-та что такое?!! Мичман, что за непотребство вы тут на орудие устанавливаете? - послышался начальственный рык.
        Шёберг, сохраняя на лице истинно северную невозмутимость, скомандовал своим матросам:
        - Продолжайте закреплять. Максимушкин, проследи, чтобы все в аккуратности сделали, - после чего повернулся на голос. Тот принадлежал неизвестному подполковнику.
        Мичман действовал строго по уставу: козырнул, назвался и разъяснил положение дел:
        - Мичман Шёберг, второй помощник с корабля «Морской дракон», честь имею! В настоящее время командую батареей из двух гранатометов, каковые в данный момент мои подчиненные собирают. Орудия на батарее отсутствуют. Осмелюсь обратить внимание: конструкция сих гранатометов представляет собой военную тайну.
        Штаб-офицер в слова не вслушивался, ибо находился на точке кипения.
        - Немедленно снять эту железку! У вас артиллеристы настолько трусливы, что боятся пуль и прикрываются щитами? Вы дух воинский подрываете!
        Вопреки второму принципу термодинамики голос Шёберга сделался холоден:
        - Назовите себя и цель вашего пребывания на батарее.
        - Подполковник Теребилов, Волынский полк. Назначен в помощь артиллеристам. Потрудитесь исполнить приказ, мичман!
        - Я не ваш подчиненный, господин подполковник…
        Это было плохо замаскированной дерзостью, самое меньшее. Согласно армейским традициям, младшие офицеры при обращении к подполковнику приставку «под» опускали. Но именно в данный момент Шёберг не был настроен на повышенную учтивость.
        - …и нахожусь здесь по приказу вице-адмирала Нахимова. Также в пределах моих полномочий допускать в расположение батареи только тех, у кого имеется надлежащее разрешение…
        Письменный приказ Нахимова был извлечен из кожаного планшета.
        - …извольте прочитать со вниманием.
        Подполковник проявил нерешительность. Судя по необыкновенно наглому поведению мичманишки, приказ он имел серьезный, и читать эту бумагу не было никакой нужды. Надо было отступить с достоинством, но пока штаб-офицер раздумывал на эту тему, мичман вспомнил про очень важное обстоятельство. Его рука скользнула к поясной кобуре и наполовину достала пистолет (на нем настоял командир). Огонек светился.
        - В ружье!!! Примкнуть штыки!
        В Волынском полку эта команда была бы выполнена быстрее, конечно. Да и сами штыки имели не вполне парадный вид: без ржавчины, правда, но и блеска особого на них не было. Но все равно цепь наточенных граненых лезвий могла внушить уважение кому угодно.
        Мичманский голос, как ни удивительно, стал еще холоднее. Теперь он вполне мог заморозить Камышовую бухту.
        - Господин подполковник, повторяю: мне приказано никого в расположение батареи не пропускать без особого на то разрешения вице-адмирала Нахимова или капитана второго ранга Семакова. За объяснениями обращайтесь к ним же. Запрещаю вам подходить к гранатометам ближе, чем на пятнадцать сажен! Тароватов, Плесов! Проводить господина подполковника!
        Почетный караул обычно не держит штыки наперевес. Именно об этом Теребилов вспомнил, удаляясь по разбитой тропе.
        По уходе подполковника Шёберг продолжил командовать совершенно спокойно:
        - Берись, братцы, за второй щит. Так… теперь опускай… помедленнее… хорош! Закрепляй.
        Командир батареи усиленно делал вид, что не замечает красноречивых взглядов матросов. Вместо этого он преувеличенно тщательно обревизовал ящики с гранатами. Итог не обрадовал: тридцать один выстрел.
        Разумеется, Шёберг не знал максимы, сложившейся через почти что сто лет: боеприпасов не бывает много, их бывает мало или очень мало.
        Пока матросы закрепляли гранатометы на площадках, мичман вглядывался в отдаленные позиции неприятельской артиллерии. Они, собственно, еще были в процессе подготовки, а сами орудия и вовсе не прибыли, но Шёберг уже прикидывал дистанцию. По всему выходило, что неприятельские пушки заткнуть вполне возможно. Куда большее беспокойство вызывала возможная кавалерийская или пехотная атака.
        Время еще оставалось, и командир батареи гранатометов отправился к соседям. Мичман, разумеется, не имел сухопутного опыта, но в Корпусе в гардемаринские головы вбили накрепко: если есть возможность заранее распределить цели для каждой артиллерийской палубы, то это надо сделать.
        Осенние ночи темные, даже в Крыму. Вот почему никто не заметил, как ничем не примечательный бугорок на пустынном берегу вдруг двинулся, а из-под земли вдруг показалась голова в бескозырке. Неизвестный тщательно огляделся и тихо произнес, обращаясь, очевидно, к самому себе:
        - Никого на версту вокруг нет, ваше благородие.
        Эта фраза явно содержала в себе некое заклинание, поскольку следствием ее было появление из-под земли небольшой группки людей. Пригибаясь, те поспешили чуть в сторону, остановились и стали что-то такое делать с небольшими предметами. Разумеется, посторонний (которого тут не наблюдалось) не мог даже заметить этих движений. А их смысл вполне мог ускользнуть от этого самого постороннего даже при свете дня.
        Группка принялась передавать нечто тяжелое, подбираемое с земли, по цепочке. Один за одним предметы непонятного назначения исчезали под землей. А вслед за ними скрылись и люди, за исключением одного. Этот подошел к обрыву, за которым шумел прибой, и спустился вниз. Впрочем, он довольно скоро поднялся обратно и исчез вслед за своими товарищами.
        Командир «Морского дракона» (именно он и был тем самым последним в группе) имел все основания быть довольным. Накануне его корабль крейсировал вдоль берега, никого не обстреливая. Целью была разведка. Семаков хотел убедиться, что свободный доступ к порталу существует. Поздно ночью предполагалось получить и отправить посылки, а заодно узнать у дракона результаты разведки.
        План удался.
        В ином мире Сарат созвал очередную оперативку. Разумеется, первым делом он выслушал доклады.
        Магистр Харир все еще отрабатывал методы выращивания кристаллов того, что Профес в свое время назвал фианитом. Нельзя сказать, что подвижек не было. Очередной сверкающий гладкими гранями кристалл имел в поперечнике аж целых полтора маэрских дюйма.
        - Успех налицо, дорогой Харир, но этого все еще мало, - подбил итоги председательствующий. - Как там насчет гранатометов?
        - Через три дня будут готовы к отправке.
        - Хорошо. Не забудьте известить наших через портал. И еще новое дело. Сафар, это к тебе. Люди из того мира хотят купить кристаллы для магии воды и огня в подарок Тарроту. Первый не менее пяти дюймов, второй примерно два с половиной. У тебя есть что в запасе?
        Сафар, в полном соответствии со своим общественным положением, был рассудителен, нетороплив и многознающ.
        - Это зависит от того, что ему надобно и как скоро. Свободные красные кварцы нужного размера есть, даже не один. А вот синие кварцы мелки, меньше требуемого, а делать заново - тут заготовка нужна; если прибавить огранку, так денька три на работу. Или же…
        Пауза. Сафар искусно делал вид, что напряженно вспоминает. Аудитория искусно притворялась, что поверила этому.
        - …имеется в запасе очень приличный танзанит. Четыре дюйма с четвертью в длину, два с половиной в ширину, дефектов нет. Если Таррота устроит…
        Шахур не преминул поддержать свою репутацию записного спорщика:
        - Хочу уточнить. Если подарок дракону, то надобно специальную… специальное… ну, то, в чем они их носят.
        Сказано было не особо точно, но все поняли. Сарат отреагировал первым:
        - Драконы, как правило, используют браслеты. У Таррота точно имеется. Если в нем есть лишние гнезда подходящего размера…
        - А если нет?
        - Ну, так сделать браслет специально для этих кристаллов. Кто возьмется?
        Все переглянулись. Ювелиров среди присутствующих не было.
        - Тогда надо бы заказать. Шахур, ты размер помнишь?
        - Лишь примерно, но можно сделать браслет раздвижным. На пружинках.
        - Идет. Организуй. Но только предусмотри на нем несколько гнезд для кристаллов. Мало ли: вдруг ему танзанит не подойдет.
        Нахимов сдержал слово и появился на Камчатском люнете. Первой его реакцией была удивленный вопрос:
        - Почему тишина?
        Вопрос содержал в себе некоторое преувеличение: работы, начатые инженером Тотлебеном по укреплению люнета, продолжались, и бесшумными их назвать было никак нельзя. Но все поняли невысказанное адмиралом: союзники пока что люнет не обстреливали.
        Командиры батарей скромно помалкивали, но вместо них ответил генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулев:
        - Господин вице-адмирал, траншеи противником начаты лишь, отнюдь не закончены. Артиллерийские позиции и вовсе не подготовлены. Не считаю нужным производить обстрел, который может причинить слишком незначительные повреждения.
        Нахимов не был бы самим собой, если бы не уделил внимание нижним чинам, усердно возводившим укрепление:
        - Налегайте, братцы. Чем крепче люнет получится, тем меньше русской крови неприятель прольет-с.
        Семаков также присутствовал при этом визите, рассудив, что на вопросы Нахимова по гранатометам (если таковые будут) лучше отвечать кому-то поболее, чем просто мичману.
        Павел Степанович остро глянул на тонкие стволы гранатометов и задал ожидаемый вопрос:
        - Как с гранатами-с?
        - Маловато, ваше превосходительство, но рассчитываем пополнить. Если не будет проблем с возами, то сегодня подвезут. У нас на корабле есть запас, половиной поделимся с батареей мичмана Шёберга.
        Видимо, опытный вице-адмирал уловил нечто такое в глазах сравнительно молодого капитана второго ранга, поскольку кратко распорядился:
        - В семь часов вечера зайдите ко мне.
        - Слушаюсь!
        В вечернем разговоре с Нахимовым кавторанг Семаков был решителен и деловит:
        - Ваше превосходительство, есть сведения от моего личного источника: караван торговых судов с подкреплением и припасами вышел из Стамбула. Одиннадцать вымпелов. Мы имеем возможность перехватить их и уничтожить, хотя бы частично.
        - Вашего личного? - не сразу понял Нахимов.
        - Мне Таррот Гарринович… согласился помочь.
        - Понимаю. Почему «частично уничтожить»?
        - Мы получили той ночью боеприпасы, но после того, как отдадим половину на Камчатский люнет, нашего остатка хватит на поражение четырех кораблей. Шести - это если сильно повезет. Примите во внимание, ваше превосходительство: из показаний пленных следует, что теплая одежда в неприятельских войсках в совершеннейшем недостатке. А если утопить транспорты с грузом и одежды, и лошадей, и пороха…
        - Вы дружны с удачей, Владимир Николаевич. Дай-то бог вам не растерять ее расположения… Действуйте.
        Нахимов определенно сглазил.
        «Морской дракон» вышел в море незамеченным. Он пошел на пересечку каравану. И… не нашел никого.
        Лейтенант Мешков проверял потоки. Глухая тьма. Это слово самым лучшим образом описывало состояние дел, поскольку наличие чужих отмечалось огоньком на серебряной пластинке.
        Командир не то, чтобы не поверил своему старшему помощнику, но рассудил, что лишняя пара глаз не повредит и взял серебрянку в свои руки. Результат был тем же.
        Броски корабля курсом на вест и на ост тоже ничего не дали.
        Сигнальщики, конечно же, изо всех глаз пытались углядеть ходовые огни (а без них в ночное время караван вряд ли обошелся) - и ничего.
        Командир был зол до такой степени, что команда старалась лишний раз рот не раскрывать и на глаза не показываться, хотя все знали, что без вины Семаков не наказывает.
        И лишь под утро старший помощник осмелился высказать мнение:
        - Владимир Николаевич, а не могли они взять курс на Евпаторию?
        - Перекрестись, Михаил Григорьевич! Оттуда грузы доставлять - это ж крюк верст сто! Нет, даже больше.
        - Так что ж? Все в целости довезут, а попадись нам на зуб, то верно уж пяти транспортных судов с грузом не досчитались бы. Мыслю, поостереглись они.
        - Ты думаешь, такая у нас грозная слава? Хорошо, ради проверки сходим на Евпаторию. Только пока дойдем, они разгрузку начнут.
        - Начнут, да не закончат. Рискнем, а, Владимир Николаевич? Уж нам-то не крюк.
        - Добро. На руле: курс вест-норд-вест! На лаге держать двадцать!
        - Слушвашбродь!
        Старший помощник угадал. Разгрузка шла полным ходом.
        До стоявших на якорях транспортов оставалось еще мили три с лихом, когда последовали команды:
        - К бою! Носовой и кормовой гранатометы - товсь! Сигнальщик, доложи, как увидишь, который из кораблей сидит по ватерлинию.
        Ожидаемый доклад последовал через минуту с небольшим. Мягонький добросовестно перечислил названия; впрочем, он, ориентируясь в звучании латинских букв, английским не владел, и потому доложил, в частности, о судне, именуемом «Соутхерн стар».
        Начарт принялся отдавать приказы:
        - Носовой, тебе крыть самого дальнего к весту. Кормовой, на тебе его сосед. Видимость хорошая, кладите четыре гранаты вдоль палубы. Первую - на самоприцеле, потом доворачивать.
        Никто на «Морском драконе» не сомневался: их кораблик обязательно заметят даже в суете разгрузки. Так и случилось. Но времени отреагировать у экипажей не оставалось: корабли выстроились на якорях носом к ветру, разворот получился бы весьма длительным.
        На берегу командиры оказались грамотными, а их подчиненные - расторопными. Кто-то сообразил, что скопившийся на берегу груз спасти вряд ли удастся, зато люди вполне могут убежать на своих двоих - и соответствующую команду те получили.
        Пожар уже весело полыхал на двух первых судах. Большая часть гранат, нацеленных на транспорты, рванула непосредственно на палубе, разрывая обшивку бортов и калеча балки набора. Офицеры отметили это обстоятельство, сделав вывод, что почти весь экипаж занят разгрузочными работами, то есть на кораблях негаторов очень мало, а то и вообще нет.
        Семаков рявкнул:
        - Отставить четыре гранаты! Бить двумя, с них хватит, а нам еще по берегу палить.
        Лейтенант Мешков тут же выдал целеуказания:
        - Носовой, отставить самоприцел, накрыть бочки, что на берегу! Кормовой, угости следующее судно двумя гранатами! Ага!
        В одном из разваливающихся судов смертным визгом исходили лошади. В остальных, видимо, был неживой груз. Каким бы он ни был, пожар даже не успел разгореться: вода справлялась с изделиями рук человеческих быстрее, чем огонь.
        На берегу после взрывов двух пристрелочных гранат случилось попадание, и бочки полыхнули огнем. Матросы подумали, что горит порох, и сопроводили удачу комендора Шумило дружным «Ура!». Пожалуй, только командир догадался, что огненными багровыми шарами взрывался вовсе не порох, а хлебное вино, бренди или виски, но о своей догадке промолчал, не желая причинить моральный ущерб команде. Впрочем, характер взрывов других бочек показал, что у тех внутри были не напитки, а что-то более взрывооопасное.
        - Боцман, пять последних выстрелов не расходовать!
        Учинив погром, «Морской дракон» безнаказанно ушел на зюйд-ост. Семаков не знал, что в Евпатории противником захвачены склады, где хранилось шестьдесят тысяч пудов пшеницы. Но все равно сделать он ничего бы не смог.
        Когда русский корабль уже скрылся за горизонтом, старшие офицеры союзников стали подбивать итоги. К удивлению многих, потери в людях оказались сравнительно невелики - не более ста человек. Зато полностью погибли кони, запасы пороха и теплой одежды. Слабым утешением оказалось то, что около двух третей продовольственных запасов и фуража уцелело.
        Про себя же кое-кто из офицеров отметил еще одну, невидимую потерю: сильное снижение боевого духа. Зато решительно у всех появилась ярость против флотских, которые ничего не сделали, чтобы защитить корабли и столь необходимый груз.
        По прибытии в Севастополь на командира «Морского дракона», а также старшего помощника обрушился целый воз новостей. Главнейшим и наихудшим было известие и гибели адмирала Корнилова.
        Прозвучал естественный вопрос:
        - Как же так?
        Отвечал незнакомый пехотный капитан:
        - На Селенгинском редуте он инспекцию учинял, а противу того уж французы позиции подготовили. Ядром адмиралу ноги оторвало. Только и успел сказать: «Отстаивайте же Севастополь!» - и впал в беспамятство. А через час и преставился.
        История оказалась упрямой дамой. Они выполнила свои намерения относительно адмирала Корнилова - и даже поторопилась.
        Второй новостью было отсутствие обстрелов Камчатского люнета и Волынского редута. Впрочем, все до единого собеседники офицеров «Морского дракона» сходились во мнении: долго такая ситуация не продлится.
        Наибольший гнев гибель Корнилова вызвала у Мариэлы.
        - Да как же вы меня не позвали! - бушевала она. - Уж я бы не позволила адмиралу умереть!
        - Мария Захаровна, - увещевал ассистент фон Каде, - так ведь и для вас на редуте опасность велика.
        - Уж поменьше, чем для адмирала, - отрезала упрямица, - он наверняка на самый край выставлялся, не так ли?
        - Все верно, но ведь ядра да осколки и подалее залететь могут.
        - Спасать раненых - моя работа.
        - А вас кто спасать будет? А если вы сами с ранением свалитесь?
        - Сама спасусь! И свалить меня не так просто!
        При всем благоприобретенном уважении к коллеге Эраст Васильевич не удержался от мысли: «Ну как есть девчонка неразумная», но, конечно же, не высказал этого вслух, опасаясь еще худшей вспышки.
        Хорунжий Неболтай удивился, получив приглашение от лейтенанта Малаха в форме: «Тихон Андропович, а ты не против посидеть нам вдвоем да поболтать? Я угощаю, найдется бутылка лимонной.»
        Казак был не только высокообразованным, но и высокоопытным по этой части: он как-то раз попробовал лимон, почему и задал встречный вопрос:
        - С нашим бы удовольствием, только, поди, оно кисло сверх меры?
        - Да силы Пресветлые с тобою, в этой водке от лимона только запах.
        - Ин ладно, Малах Надирович. Можно посиделки устроить.
        - Так зайдешь к нам вечерком?
        - Только не очень поздно.
        Хорунжий прекрасно понял, что к нему есть какое-то дело, но притворился, что испытывает огромную жажду и ничего более. По этой причине он озаботился отменной закуской: двухфунтовым куском хлеба вкупе с кольцом колбасы, чесноком, да луком.
        Некоторое время разговор за столом крутился вокруг выпивки и закуски. Лейтенант рассказал историю появления водки в его родном мире, хорунжий поведал о тонкой науке копчения колбасы. Но через пару стаканчиков Малах приступил к тому, ради чего разговор и затевался.
        - Видишь ли, Тихон Андропович, наблюдал я за тобой и товарищами твоими, как вы бой вели. Тебе ведь винтовочка в деле понравилась?
        - Как нет! Еще бы не понравиться.
        - Стрелять вы начали с тысячи шагов, примерно, и ты еще приказал вести прицел снизу вверх, три пульки, чтоб наверняка попасть - так?
        - Вестимо, так.
        - Вот я и подумал, что эту хорошую винтовку еще того более можно улучшить. Смотри-ка…
        Глава 8
        Никто не мог бы сказать, чем вызван скверный вид вице-адмирала: то ли горем от потери непосредственного начальника и друга (а Нахимов и уважал, и любил Корнилова), то ли свалившейся дополнительной ответственностью, то ли тем, что отныне некому будет брать на себя взаимодействие с вышестоящими светскими и военными лицами. Возможно, сыграли роль все три фактора. Вот почему Семаков счел нужным построить свой доклад Нахимову совершенно не так, как раньше:
        - Ваше превосходительство, есть хорошие новости.
        Дождавшись ответной мимической реакции, командир «Морского дракона» продолжил:
        - Во-первых, наш рейд на транспорты был успешен. Сожжены запасы пороха, уже выгруженные на берег, также утоплены четыре транспорта, по неподтвержденным данным, погиб иной груз, в том числе пополнение конями. Во-вторых, я получил извещение, что готовятся к поставке два гранатомета, предназначенных для сухопутных действий, но с другим боезапасом: более дешевым и в большем количестве.
        - Селенгинский редут надобно выручать-с, - резко прервал доклад адмирал. - Да и Волынский скоро под обстрел попадет.
        Семаков вел себя подобно опытному царедворцу: все возражения, поправки и добавления начальства он просчитал заранее.
        - Так точно, ваше превосходительство, им лишь продержаться два дня. А там подоспеем с подмогой. Даже один гранатомет на редут, как полагаю, существенно облегчит положение. Осмелюсь также предложить обучение как офицеров, так и нижних чинов на Камчатском люнете. Например, поручик Боголепов, которого откомандировал на «Морского дракона» генерал-лейтенант Васильчиков, уже кое-что видел. Равно полагаю возможным обучение флотских артиллеристов. Все равно командиры гранатометов понадобятся что на Селенгинском, что на Волынском редутах. У меня же больше нет.
        Семаков немного исказил истину: лейтенант Мешков вполне мог бы исполнять обязанности командира батареи (или хотя бы одного гранатомета). Да и он сам по артиллерийским умениям был не из последних. Но как командир «Морского дракона» капитан второго ранга подумал, что если планируется выход в море, то руководить им должны капитан и старший помощник. У Нахимова не могли иметься причины для отказа. А учебный выход был просто необходим: лучшие комендоры попали на Камчатский люнет.
        Но события пошли не так, как предполагалось.
        Есаул Вернигора был, вопреки обыкновению, сух на грани жесткости.
        - Хорунжий Неболтай, этой ночью вам надлежит разведать степень готовности неприятеля к обстрелу Камчатского люнета и к атаке такового пешими силами неприятеля.
        Не желая хоть как-то раздражать и без того взвинченное начальство, Неболтай ответил:
        - Будет сделано!
        И удалился готовиться к вылазке.
        У есаула имелись основания для недовольства. Он крепко подозревал, что пластунам Неболтая, а заодно и другим казакам будет предписано оставаться на люнете, дабы прикрыть артиллерию - а это была задача для пехоты, и нечего ради такого дела рисковать лучшими казацкими пешими разведчиками.
        Что до хорунжего, то на дело он взял с собой лишь тех, у кого были иноземные пистоли.
        Вылазка прошла почти гладко. Слово «почти» хорунжий мысленно использовал, поскольку звук от пистолетных выстрелов, хотя и негромкий, все же заставил врагов насторожиться. «Чпок», больше всего ассоциирующийся с откупориваемой бутылкой, обратил на себя нежелательное внимание - возможно, как раз потому, что навевал на мысли о выпивке. Это чуть не стоило успеха пластунам, но супостатов, впавших в беспокойство, удалось с некоторым трудом утихомирить.
        Положительный результат имелся и даже вполне весомый (примерно пуда четыре с половиной). Им был рядовой артиллерист английской батареи, которого упаковали со всей пластунской тщательностью и доставили в расположение своих на люнете. Сам Неболтай был не слишком искушен в чужеземных языках (маэрский не в счет, понятно), а его товарищи - и того меньше, и по этой причине допрос проводили уже другие люди.
        Кое-какие трофеи пластунам тоже достались. Большей частью это было оружие (захватили даже один штуцер, невесть откуда взявшийся у орудийной прислуги), но и денежки чуть отяготили казацкие карманы.
        Но чувство, предупреждающее о надвижении чего-то опасного, не давало хорунжему спать спокойно. К тому же есаул запретил покидать люнет. В результате Неболтай разрешил своим спать, а сам пошел быстрым шагом в сторону батареи Шёберга.
        - Стой! Кто идет?
        Казак чуть слышно, но явно одобрительно хмыкнул. Молодец мичманок, наладил караулы.
        - Свои, братец. Вызови старшого. Скажи: хорунжий пластунов Неболтай тут. Мне бы по делу с мичманом переговорить.
        Прошло не менее десяти минут, прежде, чем чуть заспанный, но настороженный Шёберг подошел к посту. Разумеется, казака он узнал мгновенно. Правда, не в лицо (еще не рассвело), а по голосу.
        - Доброго здоровьичка, Иван Андреевич.
        - И вам не хворать, Тихон Андропович. Слушаю с прилежанием.
        - Были мы тут у неприятельских траншей. Вот что там оказалось…
        Последовал рассказ на пять минут.
        Шёберг долго не думал.
        - Так вы полагаете, они с рассветом начнут?
        - А чего ж не начать, коль скоро порох с бомбами да ядрами подготовлены? Палить по темноте без толку, понятно дело, но учтите все ж: с утра солнце вашим молодцам в глаза бьет. Освещен люнет будет прекрасно, а вражьим пушкарям того и надо. Да что я говорю: еще до восхода могут начать.
        - Хорошо ж. А вы чего предлагаете?
        - Опередить их.
        - Легко сказать… дистанцию сходу мои комендоры не ухватят, поправки понадобятся. Опять же, видно будет плохо.
        - Ну, может, я и помочь смогу.
        - ?
        - Да вот вам святой крест! Не сходя с места: дистанция не более тысячи четырехсот моих мелких шагов.
        - ???
        - Готов показать: примерно этак, - и казак прошелся мелкими стелющимися шажками сажени две, - ну, правда, шли не по прямой.
        Глаза у командира батареи прямо загорелись. Сна в них и на копейку не осталось.
        - Ага-а-а…
        Невзыскательный критик сказал бы, что это слово было пропето. Зануда и критикан настаивал бы на том, что Шёберг (в соответствии с фамилией) его прошипел. Как бы то ни было, в расчетах дистанций мичман был отнюдь не из последних.
        - Значит, будем пробовать, - и с этими словами мичман умчался поднимать команду по тревоге.
        Правда, скромный и застенчивый казак не упомянул, что у него есть мерзенькое ощущение (причем отнюдь не в районе головы), что назревает этакое нехорошее.
        Поручик Боголепов пребывал в возвышенных чувствах. Накануне вечером к нему явился посыльный от генерала Васильчикова и передал приказ: прибыть в распоряжение мичмана Шёберга на Камчатский люнет, пройти курс обучения, после чего он (Боголепов) получит в свое распоряжение гранатомет, дабы сражаться на Волынском редуте.
        Артиллерийский поручик был неглуп и отлично понимал, что успешный опыт с этой изумительной пушечкой - ступенька к карьере. От волнения он почти что не спал, а на Камчатский люнет поехал еще затемно, рассчитывая попасть туда к восходу солнца.
        Точно в то же время на позиции батареи попытался проникнуть флотский лейтенант, которого, как и Боголепова, остановили часовые. Шёбергу пришлось презреть сон, выйти к караулу, пропустить армейского поручика, лицо которого он помнил, и моряка, предъявившего командировочную бумагу (он оказался коллегой-артиллеристом с «Первозванного», к тому же знакомым). Впрочем, незаметную для посторонних проверку негации мичман учинил.
        К некоторому удивлению как офицеров, так и нижних чинов, оказалось, что неприятель явно запаздывает с обстрелом и даже больше того: судя по подвозу других орудий в дополнение к существующим, а также увеличению запасов ядер и, похоже, пороха (его свозили в обвалованные укрытия), сегодня дело вполне могло и не состояться.
        Такую возможность грех было бы упустить. Шёберг отвел новоиспеченных гардемаринов в сторону, велел устроиться поудобнее и начал лекцию:
        - Господа, данный гранатомет как артиллерийская система кардинально отличается от существующих. В основе его действия лежит управление энергетическими полями, которые…
        Диспозиция у союзников была уж давно обговорена. Генерал Канробер (он заменил заболевшего Сент-Арно) со всей уверенностью утверждал, что ключ к Севастополю лежит на Малаховом кургане. С этой точкой зрения согласились не только генерал лорд Раглан, командовавший английским экспедиционным корпусом, но и все штабные офицеры. Чего там говорить: даже адмиралы Нахимов и Истомин подписались бы под этими словами. Француз также выразил уверенность, что по овладении Камчатским люнетом эта цель станет куда более достижимой - и это тоже казалось верным. Конечно, атака с трех сторон с предварительным захватом также Волынского и Селенгинского редутов была бы полной гарантией успешного штурма ключевой точки обороны, но… накануне выяснилось, что оба редута упорно держат оборону. Пехотный штурм без подавления артиллерии был предприятием сомнительным. Вот почему в соответствующем приказе требовалось сосредоточить огонь на люнете, но ни в коем случае не ослаблять подавление артиллерии других укреплений: с них не должно было попасть ни единого солдата в помощь соседям.
        И Неболтай, и Шёберг ошиблись в предположениях. По мнению командования союзников боеприпасов для полноценного обстрела все еще было недостаточно, и потому ждали еще одного подвоза.
        Команда «Морского дракона» почти закончила погрузку припасов на очередной рейд, когда на причале объявился Неболтай.
        - Владимир Николаевич, с просьбою к тебе.
        - Слушаю, Тихон Андропович.
        - Вот письмишко… ну, ты знаешь, куда… с заказом на ружья с пистолями, вот деньги на их оплату, а еще вот бумаги на улучшение винтовочки. Дай бог здоровья Малаху Надировичу: он присоветовал.
        - Добро, перешлю, - тут моряк заметил некую потаенную мысль в выражении лица хорунжего и добавил, - еще что-то?
        - Мне-то самому не можно люнет покидать, там мои готовятся к отражению нападения, а вот малую подмогу спроворю. Вот тебе двое моих казаков, Федька Малоручко да Ванька Гирин. Ты не смотри, что молоды, я сам их натаскал, с винтовкою обращаются знатно. Прикроют они твоих в случае… ну, всяко же бывает. Ты за обиду не почти, однако ж вещун мне шепчет - не обойтись вам без драки.
        Семаков чуть задумался: нет, расширять круг знающих о пещере и портале не след.
        - Тихон Андропович; не взыщи, но этих молодцов с собой взять не могу. Сам знаешь, что там у нас… лежит. Вот если б ты пошел - то другое дело.
        Некоторое время Неболтай усиленно процарапывал ногтями затылок.
        - А когда к причалу вернуться полагаешь?
        - Ну, если ничего не помешает, то задолго до рассвета там будем. Как раз к «собачьей вахте», четыре часа пополуночи, по-вашему сказать.
        - Эх-х-х… Ну, ладно. Тогда уж я с вами, своими глазами прослежу, чтобы попало к кому надо. Федя, Ванятка: давайте обратно на Камчатский, да скажите вахмистру: я, мол, буду перед рассветом. Дело тут важное.
        - Сделаем в аккурате, - последовал солидный ответ.
        «Морской дракон» двинулся в сторону Камышовой бухты, когда до заката оставалось еще порядочно времени. Семаков хотел удостовериться, что вблизи портала и пещеры нежелательных людей нет. Их не было. Зато был другой человек: Костя Киприанов, осторожно пробиравшийся в сторону драконьего жилища.
        Семаков подумал и решил, что мальцу совершенно не обязательно знать о существовании грота-стоянки корабля, и уж точно - о том, где именно он находится. Значит, надо было опередить.
        Маневр входа в грот впечатлил казака, хотя по его невозмутимому лицу вряд ли кто мог угадать эмоции. Но таковые проявились при первом же взгляде на ведущую вверх лестницу.
        - Владимир Николаевич, дозволь мне первому подняться. Неровен час, там вокруг шастают… всякие.
        Казак снял шапку, заткнул ее за пояс, с помощью одной руки (вторая держала винтовку) с недурной ловкостью поднялся вверх, откинул голову назад и лбом чуть приподнял крышку люка. Увиденное не обрадовало.
        Довольно далеко, не менее полутора тысяч шагов, по зимней степи карьером несся всадник. От него в направлении берегового обрыва что есть духу улепетывал мальчишка лет восьми-девяти.
        Форму кавалериста зоркий пластун различил сразу. Ошибиться было трудно: англичанин. Ситуацию правильно оценил бы и менее опытный казак: у мальца никакой возможности удрать не было.
        Хорунжий скользящим движением протиснулся сквозь люк, распластавшись на земле. Рука двинулась туда-сюда, помогая затвору дослать пулю в ствол. Большой палец опустил семечко предохранителя.
        Казак не медлил - и все же опоздал.
        Сэр Уэйкфилд Прендергаст Мерриуэзер, двадцати трех лет от роду, был офицером и джентльменом, потомком знатного рода. Само собой разумеется, он служил в кавалерии. В ряды атакующих при Альме он не попал - в последний момент его лошадь была чуть задета шальным каменным осколком, в результате чего всадник потерял возможность держаться в строю. Это позволило ему остаться в живых. Подразделение, где служил сэр Мерриуэзер, было уничтожено, и потому его назначили офицером связи.
        В данный момент он пребывал на левом фланге артиллерийских позиций. Оглядывая по привычке местность, он заметил низенькую крадущуюся фигурку, выделявшуюся на фоне зимней осоки и камышей, и, конечно, отреагировал надлежащим образом:
        - Лазутчик!
        Дежурный офицер схватился за подзорную трубу.
        - Полноте, сэр Мерриуэзер, это всего лишь мальчишка.
        Голос аристократа был наполнен холодной вежливостью:
        - Уверяю вас, лейтенант Перкинс, нас он видит не хуже, чем мы его. Лишние глаза тут ни к чему. Берусь уладить эту небольшую проблему.
        Возражать Перкинс не стал: офицер связи не был его подчиненным. Также дежурный не упомянул, что совсем недавно видел у входа в Камышовую бухту порождение дьявола - по крайней мере, так его обзывали моряки - именуемое «Морской дракон». Лейтенант знал, что этот корабль может быть опасен своим пушечным огнем, но не знал, в какой степени опасен, а потому никакого предупреждения упрямый кавалерист не получил.
        Офицер связи был истинны м джентльменом и по этой причине побрезговал карабином казенного образца. Вместо этого он взял любимое ружье (кстати, оно было и легче, и намного надежнее), но зарядил его не пулей, а картечью. Именно такое решение подсказывал богатый охотничий опыт. Любой НАСТОЯЩИЙ охотник - а сэр Мерриуэзер именно таким себя и числил - знает, что наиболее увлекательна охота на двуногую дичь. И началась погоня.
        Сказать правду, Костей руководил не разум, а древний инстинкт, присущий любому детенышу: искать защиты у сильного. Он мчался к заветной лесенке, не думая, не рассуждая, даже не надеясь. Мальчишка чувствовал сердцем, что громадный, могучий и вовсе не злой дракон может спасти.
        После того, как грянул выстрел, воздуха, которого и так не хватало, стало совсем мало. Могучие удары в спину вышибли, казалось, самую возможность дышать.
        Пластуна с ружьем сэр Мерриуэзер пропустил мимо глаз не по причине плохого зрения. Просто его разум отказался распознавать лежащего как стрелка - ибо всем известно, что стрелять лежа солдат не может.
        Хорунжий открыл огонь, когда до цели было триста шагов. Ради пущей уверенности он выпустил три пули - как выяснилось, зря, поскольку первая попала в верхнюю часть груди всадника, и уже она одна была смертельной.
        Семаков лично наблюдал за боестолкновением. Он заметил, что мальчишка ранен или, может быть, убит. К счастью, моряк вспомнил, что дракон - маг-универсал, то есть должен что-то понимать в лечении. Вот почему сразу последовала команда:
        - Боцман, найди фал в десять сажен и подай наверх!
        Пока Кроев доставал требуемое и подавал его командиру, казак успел подбежать к маленькому беглецу, взять на руки тщедушное тельце и бегом возвратиться к берегу.
        - Плох, - выдохнул казак, - без Мариэлы не выживет.
        - Тащи ко входу в пещеру, дракон поможет.
        Услышав это, хорунжий молча подосадовал: он знал, что дракон универсал по специальности, но не подумал, что в число умений крылатого входит и магия жизни.
        Семаков ловко и быстро перевязал веревку каким-то хитрым узлом, закрепил ее на мелком, и оба побежали к лесенке на берегу. Капитан второго ранга слетел вниз не хуже опытного марсофлота. Неболтай спустил груз до площадки.
        - Таррот Гарринович, у нас раненый, - прозвучало в пещере вместо приветствия.
        - На стол, - последовал краткий ответ.
        Дракон мгновенно сообразил, что все вопросы можно задать и потом. Куда важнее было составить план действий.
        Крылатый по части магии жизни был примерно на уровне человеческого лиценциата из хороших. Однако весь его опыт заключался в лечении драконов.
        Картина потоков была достаточно ясной. Громадная внутренняя кровопотеря: посторонний предмет, нечто вроде крохотной пули задел печень; также оказались пробитыми диафрагма и левое легкое, разорваны в двух местах мышцы спины. Таррот, не раздумывая, наложил легкий наркоз.
        - Есть возможность лечиться у Мариэлы?
        - Есть. Беремся доставить к ней раненого меньше, чем за час.
        Дракон остановил кровотечение в нескольких местах, подумал и высказал вердикт:
        - Пока что жизнь пациента вне опасности. Он сейчас крепко спит и будет спать еще четыре часа. Вы можете перевозить его на корабле или даже на лошади. Но на корабле, полагаю, тряска будет меньше. Есть и пить только с разрешения Мариэлы. С вашего позволения, тут есть еще небольшая работа для меня.
        Таррот не стал аккуратно доводить до совершенства потоки, он всего лишь исправил то, что непосредственно угрожало жизни. Лишь после этого прозвучал вопрос:
        - Как случилось, что пациент был ранен?
        Семаков мысленно отметил более рычащие, чем обычно, интонации речи, но промолчал. Вместо него ответил Неболтай:
        - Пробирался к вам, Таррот Гарринович, его заметили и обстреляли из ружья картечью.
        Разумеется, после этого казаку пришлось объяснить, что такое картечь.
        Допрос продолжился:
        - У вас принято воевать с детьми?
        Вопрос был задан все тем же индифферентным тоном, но на этот раз хорунжий возмутился:
        - Нет, конечно! Это неприятельский офицер сделал.
        Семаков по прежней должности был постоянным читателем газеты «Таймс» и потому счел нужным с горечью добавить:
        - У наших противников бытует мнение, что мы - народ неполноценный, и с нами допустимы любые методы ведения войны. В том числе убийство безоружных и детей.
        На этом вопросы прекратились.
        Немедленно после разговора с Тарротом Семаков сделал себе мысленную отметку: тело погибшего надо вернуть, но не из уважения к доблести павшего, а только чтобы люди противника не появлялись в этом месте. Потом капитан второго ранга подумал и решил, что на корабле обернуться до госпиталя будет как бы не быстрее, чем на коне, которого еще изловить надо.
        Мальчишку отнесли на борт «Морского дракона». В рубке капитан второго ранга глянул на хронометр и поспешил обратно на берег.
        Разумеется, матросы попросили объяснений у хорунжего о нежданном раненом пассажире. Рассказ вызвал вопросы. Казак отвечал, стараясь не вдаваться в ненужные подробности.
        - За какие такие вины в мальчонку из ружья стрелять, да еще картечью? Этак же убить можно.
        - Для того и стреляли.
        - Что ж он мог натворить? Аль украл чего? Так посечь за такое, но не душегубствовать же!
        - Не крал он ничего. Он за едой для семьи направлялся: ракушки тут на берегу добыть можно. Отец-то у него в море сгинул…
        Матросам все стало ясно относительно стрелявшего.
        - Вот же ирод!
        После разговора казак тоже помчался на берег. За время отсутствия командира Неболтай успел добежать до тела англичанина, отметить про себя безнадежно испорченный мундир и затрофеить недурную саблюку (хотя и менее удобную, чем привычная шашка), флягу, в которой плескалась отнюдь не вода, и ружье с дорогой серебряной отделкой. Деньги тоже сменили хозяина. Коня можно было изловить, и наверняка добыча оказалась бы ценной, но уж очень казаку не хотелось ехать верхом в пределах видимости англичан. Хорунжий тяжко вздохнул при мысли о дорогой сбруе и двуствольных кавалерийских пистолетах английской работы в седельных кобурах.
        Тело кавалериста оттащили к люку и с некоторыми усилиями погрузили на корабль, завернув в парусину.
        - Тихон Андропыч, есть еще одно дело: отослать те бумаги, которые ты мне показывал, да получить кое-что. Пошли к… тому самому месту.
        Бумаги ушли. В ответ пришло очередное отправление из другого мира. «Кое-что» оказалось очень небольшой коробочкой из дерева. Семаков приоткрыл, глянул, удовлетворенно кивнул и захлопнул обратно. Казак сделал вид, что содержимое посылки его ни капельки не интересует.
        - Это не для меня, - небрежно заметил моряк, энергично направился к лестнице и резво спустился в пещеру.
        - Таррот Гарринович, за мной был должок. Получите. Только не знаю, подойдет ли он вам?
        Дракон снял крышку, ловко поддев ее когтем. Внутри лежал серебряный тонкий браслет, в который был вделан большой синий камень и красный меньшего размера. Браслет сразу же оказался на левой передней лапе хозяина пещеры. Взгляд у дракона на короткое время (секунд пять) сделался рассеянным: Таррот наскоро прикинул магоемкость.
        - Благодарю. Как раз такие кристаллы я имел в виду.
        Семаков чуть заметно улыбнулся и подумал, что давешний разговор с Тифором наконец-то получил логическое завершение.
        Дракон, в свою очередь, подумал, что с таким кристаллом воды плавание и охота на рыбу станут гораздо легче. И еще прошла мысль, что с хорошим кристаллом огня в пещере станет теплее. Разводить костер Таррот не хотел.
        «Морской дракон» вышел из грота и взял курс на Севастопольскую бухту. В рубке остался лишь командир и казак, который, дождавшись этого момента, сказал приглушенным голосом:
        - А ты заметил, Владим Николаич: наш Горыныч-то гневен сделался.
        Семаков и сам сделал тот же вывод, но спросил:
        - С чего так решил?
        - Когда я рассказал, как в мальца стреляли, глаза у него стали такие… ну как если человек прицеливается, понимаешь?
        - И я тоже подумал, что наш дракон в ярости. Они с мальчонкой вроде как в друзьях были. Правда, я не по глазам, а по голосу догадался.
        - ?
        - Больше рычания стало в речи.
        - Ну и слух у тебя! Музыке, небось, учился?
        - Было дело. Да только способностей у меня оказалось мало, - поскромничал моряк.
        Лейтенант Мешков на следующий день был занят на дипломатическом фронте - передавал тело убитого англичанина его соратникам. При этом князь на безукоризненном английском объяснил, что «этот джентльмен был убит после того, как стрелял в безоружного русского мальчика восьми лет и ранил его». Принимавшая сторона никак не отреагировала на этот пассаж.
        Костю отвезли в госпиталь. В тот момент дежурил фон Каде. С ним объяснялся лично капитан второго ранга Семаков.
        - Видите ли, в этого мальчика английский кавалерист стрелял картечью. Разумеется, этого господина наши стрелки убили. Поблизости случился коллега Марьи Захаровны, но за излечение он даже не брался; его умений хватило лишь на то, чтобы поддержать жизнь пациента. Так что мы сейчас съездим за госпожой доктором.
        Мариэла сразу же согласилась наведаться в госпиталь и посмотреть пациента.
        Выводы последовали быстро:
        - Сегодня я ничего не стану править: мне еще восстанавливаться. Конструкты, установленные моим коллегой, простоят еще сутки. Завтра с утра над ними поработаю. Заодно завтра я хочу узнать о происхождении этого ранения. Ни о чем подобном мне не рассказывали. Лечение обойдется в двадцать рублей, потребуются четыре дня.
        - Деньги вам передадут.
        Глава 9
        У командира была задача потруднее. Он по описанию и со слов соседей нашел дом Елены Киприановой.
        Дверь открыла девушка не вполне определенного возраста. Ей вполне могло быть как тринадцать, так и шестнадцать. Моряк успел подумать, что острые черты лица и чуть длинноватый нос достались от отца, а вот светлые волосы и глаза явно были материнским наследством. Завидев незнакомца в военно-морском мундире, она ахнула:
        - Костенька?!
        - Он жив и сейчас в госпитале. В него стрелял англичанин, но доктор Мария Захаровна пообещала, что через пять дней здоровым выйдет. Матушка дома?
        - Работать ушла.
        - Да, вот еды малость, - Семаков извлек из сумы аккуратно завернутые в чистые тряпицы стопку морских сухарей и шматочек сала. - Это все собрала команда.
        - Благодарствуйте.
        Девушка явно не знала, что сказать, но капитан второго ранга перехватил инициативу.
        - Меня зовут Владимир Николаевич Семаков, я командую кораблем «Морской дракон». Костя пробирался к одном моряку продать фигурки дракона, англичанин его заметил и стрельнул из ружья. Мои матросы подхватили мальца - и в госпиталь.
        - Что ж англичанин?
        - Пулей его успокоили, - последовал жесткий ответ. - Больше уж никогда не будет по безоружным стрелять… А тебя как зовут?
        - Крещена Натальей, папа звал Атя… - вздох.
        Беседа продлилась недолго. Семаков ушел со смутным ощущением, что надо что-то делать и с мальчонкой, и с его семьей, и осталось лишь прикинуть: что именно. Но уже поблизости от причала кое-какой план начал вырисовываться.
        На этот раз ошибки не было: к рассвету пушкари неприятеля были уже в готовности. Дистанция была не из малых: сажен четыреста, но и цель была не из крохотных.
        Небо только-только рассветлелось. Подносчики шепотом ругали промозглый ветер, хотя все до единого прекрасно знали, что в ходе дела согреются своим паром: очень уж нелегкой была работа по перекидыванию двухпудовых гранат.
        Лейтенант Беккер не преминул заметить командиру батареи:
        - Иван Андреевич, нам надо с поручиком Боголеповым наблюдать попадания.
        Про себя Шёберг отметил заметный немецкий акцент в сочетании с правильностью русской грамматики.
        - Правильно мыслите, Петр Христианович. Займите позицию вон у того угла, да не высовывайтесь особо. Защитникам редутов вы живыми понадобитесь.
        Все это было сказано так, что ни один слушатель, включая матросов, не усомнился бы в истинно скандинавском хладнокровии командира батареи. На самом же деле мичман еще как волновался.
        Накануне у него был разговор с генералом Хрулевым.
        - Ваше превосходительство, осмелюсь доложить, что наши гранатометы сами способны подавить артиллерийские позиции неприятеля. Нам понадобится помощь орудий люнета, если начнется пешая или кавалерийская атака. К сожалению, предвижу нехватку гранат. По расчету нам на полную обработку артиллерийских позиций только-только хватит.
        - Беретесь подавить неприятельские батареи? Вы так уверены, мичман, в мощи гранатометов?
        Сказано было без гнева, но Шёберг все же ощутил неприятный холодок, прошедший по спине.
        - Так точно, ваше превосходительство, но лишь касательно противодействия неприятельским пушкам. Посему разрешите начать с рассветом.
        - Одобряю. Но я лично буду наблюдать за действием ваших артиллеристов. Посмотрим, насколько…кхм… сии гранатометы лучше обычных пушек.
        - Постараюсь не разочаровать ваше превосходительство!
        Волнение мичману унять не получилось, вот почему он устроил накрутку комендорам:
        - Максимушкин!
        - Я!
        - Повторить порядок пальбы!
        Разумеется, дисциплинированный матрос не напомнил непосредственному начальнику, что порядок уже был повторен дважды без единой ошибки.
        - Так что, ваше благородие, начинать с крайней орудии на зюйд-осте, пристреляться, потом вести ствол налево вплоть до позиции, где ихний часовой сейчас. Потом ждать указаний по целям.
        Мичман кивнул и отдал аналогичный приказ Патрушеву. Тот справился ничуть не хуже товарища.
        - Гранатометы!.. К бою!!!
        По рукам подносчиков, как живые. пробежали тяжелые серые гранаты. Первые пять успокоились в приемных лотках.
        - Патрушев, без команды не палить! Жди дистанции!
        - Слушаюсь!
        Втихомолку комендор второго гранатомета позволил себе самовольство: установил дальность на ту дистанцию, которую посчитал нужной, решив, что в случае надобности поправить ее труда не составит.
        - Первый гранатомет, дистанция четыреста пятьдесят сажен, пристрелочный!
        Вспышка вышла слабее обыкновенного: негаторов вблизи не случилось, и потому граната грохнула у самой земли. Зато взрыв получился именно таким, какого и ожидали артиллеристы с «Морского дракона».
        Наибольшее впечатление получили соседи-пушкари. Это выразилось в репликах, самыми приличными из которых были:
        - Сколько ж пороху в этих гранатах! Они целый склад туда…
        - Говорят, порох там особенный, называется тратил, вот он, ежели…
        - Кто там трАтил? Чего трАтил?
        - Не трАтил, а тратИл. Силища аграменная. Это что, вот мне земляк-туляк рассказывал, каково он по кораблям бьет: все сгорает к…
        Тем временем мичман выдал поправки:
        - Перелет двадцать пять сажен. Сдвинь, Максимушкин, на деление… Пали!
        Впечатление усилилось, хотя и поручик Боголепов, и лейтенант Беккер отметили, что накрытия все еще нет. Впрочем, последний был впечатлен куда сильнее: он видел действие гранатометов впервые, хотя кое-что слышал. Просто перед позициями неприятельских пушек вдруг вырос громадный куст из земли, который на фоне яркого утреннего неба (хотя солнце еще было за горизонтом) показался совершенно черным. Когда же взорванная земля опала, стало видно, что орудийную прислугу на вражеской батарее посбивало с ног, но времени прийти в себя и подняться у них уже не осталось.
        - Недолет десять сажен, поправка на четверть деления. Давай!
        Через пять секунд со стороны соседей последовали радостные крики:
        - Царица небесная, да у них от трех орудий верным делом ничего и никого не осталось!
        - Вот же… силища!
        Шёберг отреагировал по-артиллерийски:
        - Накрытие! Максимушкин, веди прицел по линии орудий. Патрушев, дистанция четыреста тридцать пять, пристрелочный по своей цели!
        Взрыв последовал практически мгновенно. Предусмотрительный комендор, слыша поправки по дальности для товарища, успел подвинуть ползунок на нужную позицию еще до команды.
        - Есть! Молодец, Патрушев! Давай, братцы, веди по линии!
        Все наблюдатели отметили, что третья граната от гранатомета нумер один лопнула далеко в вышине, выдав огненный шар. Боголепов и Беккер поняли правильно: среди орудийной прислуги неприятеля нашелся тот, кого мичман Шёберг назвал «негатор». Все остальные посчитали, что это была специальная зажигательная граната - тем более, что стоявшая рядом бочка с порохом и вправду полыхнула огнем.
        Нельзя сказать, чтобы вражеские артиллеристы (те, кого не задело) растерялись. Правда, самих выстрелов ни заметить, ни увидеть никто не смог, но сомнений не было: только русские могли вызвать эти опустошающие взрывы, да еще там, где собственных пороховых запасов заведомо не было. После первых пяти залпов первого гранатомета - а второй к тому моменту успел выпустить две гранаты - пушкари союзников попытались организовать огонь из тех пушек, которые не пострадали от взрывов. Засуетилась прислуга. Притащили ядра, на божий свет появились картузы с порохом.
        Но на полноценный артиллерийский ответный огонь катастрофически не хватало времени. Чудовищные взрывы неумолимо приближались к уцелевшим пушкам, выкашивая прислугу. Запалы подготовленных к бою бомб и гранат исправно загорались; эти боеприпасы можно было сбросить за вал, где они взорвались бы без особого ущерба для своих, но некому было это проделать: почти все близлежащие артиллеристы оказались или убитыми, или тяжело контуженными. То же относилось и к пехотному прикрытию. Его остатки, повинуясь командам, отступили сажен на двести. Только на этом расстоянии удалось спастись от гибельного разлета осколков.
        Шёберг вел себя так, как учили: напряженно вглядываясь в результаты попаданий, он одновременно подсчитывал количество гранат. По всему выходило: на полное подавление вражеских батарей, противостоящих Камчатскому люнету, хватит; на отражение пешей или кавалерийской атаки - под вопросом. Он все еще думал над этим, когда над ухом послышался голос Неболтая:
        - Иван Андреевич, нам бы на вылазку.
        - Тихон Андропович, ум отшибло? Вас же там, как цыплят, перережут. Вон вдалеке собралось их пехотное прикрытие. Добегут до вас и… того.
        - А мы шкоду быстренько заделаем. Только прикажи выдать нам эти ваши гвозди, чем пушки заклепать, да молоты потяжелее.
        - Нет их у меня, нам они не надобны. Иди к соседям, вон там стоит штабс-капитан Грайновский, у его артиллеристов должны быть.
        Хорунжий отдал приказ, двое казаков резво побежали к соседу.
        Размышления командира батареи прервал лейтенант Беккер:
        - Иван Андреевич, результаты от пальбы вашими гранатометами превыше всего ожидаемого, никогда такого не видел и даже представить не мог. Однако же ваш комендор Патрушев заслуживает наказания.
        Шёберг искренне удивился:
        - Это за что же?
        - За самовольство. Я сам видел, как он, не получив вашего приказа, поправил серебряный ползунок на линейке. Это ведь изменение дальности, не так ли? Такое нижнему чину без команды офицера делать никак нельзя.
        Мичман подумал и принял решение:
        - Патрушев, ко мне бегом!
        - Вашблагоро… по ваш…приказа… прибыл!!!
        - Скажи-ка, братец, ты изменил дальность перед тем, как начать палить?
        - Так точно, изменил!
        - А с каким намерением?
        Матрос, похоже, догадался, что линьки не предвидятся, но отвечал со всем уставным рвением:
        - Вы задали первому гранатомету дистанцию, ваше благородие, я ее же установил ради экономии времени на пристрелку.
        - Хорошо сделано, братец, хвалю.
        - Рад стараться!! - и матрос, поняв все правильно, поспешил вернуться к гранатомету.
        При обращении к лейтенанту Шёберг был подчеркнуто спокойным:
        - Комендор Патрушев поступил правильно: действуя быстро, он не позволил неприятелю ответить ядрами и бомбами на работу наших гранатометов. И еще, Петр Христианович: если, не дай-то бог, меня или вас убьют или ранят, один из комендоров будет исполнять обязанности командира батареи.
        - Но они ничего не понимают в математике!
        - В данном случае этого и не надо. А возможности гранатометов мои люди знают превосходно…
        Не было сказано вслух, но прозвучало отчетливо: «Не хуже вас».
        - …и пристреляться могут уверенно. Сам проверял. Так что прислушивайтесь к их мнению. Напоминаю также: всеми силами берегите людей. Других понимающих взять неоткуда.
        Поручик Боголепов хранил при этом полнейшее молчание.
        - Да что ж они, змеюки, делают!
        Именно такой была реакция генерала Хрулева на быстрые, но не бросающиеся в глаза продвижения пластунов. Те, стараясь быть елико возможно незаметными, пробирались к полевым позициям вражеской артиллерии - точнее, к тому месту, где они были.
        Хорунжий Неболтай сдержал слово: его лихие ребята и в самом деле необыкновенно шустро привели вражеские пушки в негодность, а заодно и подобрали трофеи в виде оружия. Возможно, казаки попользовались и неприятельскими кошельками, но этого с уверенностью никто сказать не мог. Как бы то ни было, пластуны вернулись без потерь.
        Любой поручик, знакомый с тактикой хотя бы на книжном уровне, мог предсказать ответный ход генерала.
        - Мичман Шёберг, генерал Хрулев запрашивает состояние дел с гранатами: хватит ли на поддержку пехотной контратаки? - возгласил появившийся вблизи батареи адъютант.
        - Доложите генералу: нет возможности. У нас почти закончились гранаты. Убедитесь сами, господин штабс-капитан: по ящику на гранатомет, это пять выстрелов.
        - Да что вы такое говорите, я же вижу здесь десять гранат!
        - Все верно, на один выстрел расходуется пара. Иначе они не взрываются.
        Генерал Хрулев хорошо знал артиллерийское дело и сразу заметил, что эффективная дальнобойность гранатометов явно больше чем у обычных орудий. Они очень даже могли бы помочь вылазке, но… нехватка боеприпасов была в российской армии делом обычнейшим.
        Обстановка на батарее стала настолько спокойной, что мичман даже разрешил своим людям перекур. Но мирные размышления Шёберга были прерваны голосом комендора:
        - Ваше благородие, дозвольте доложить.
        - Докладывай, братец.
        - Так что, ваше благородие, одна граната не сработала.
        Благодушие командира батареи мгновенно испарилось.
        - Ну-ка, Максимушкин, расскажи все до мелочей.
        - На пятом залпе левая граната ушла, а правая-то нет. И взрыва не было.
        - А куда ты попал этой первой гранатой?
        - Да целился по траншее. Мыслю, что в ее глубь как раз влетела.
        Шёберг нахмурился, но все же счел нужным выдать похвалу наблюдательному матросу:
        - Молодец, что заметил, братец; если еще такое случится, обязательно мне доложи после боя.
        - Рад стараться!
        - Свободен.
        Матрос даже не успел шагнуть в сторону гранатомета, как рядом появился Неболтай.
        - Иван Андреевич, гляньте-ка, что мои молодцы притащили.
        Это была неразорвавшаяся граната, порядочно замазанная грязью.
        - Где нашли, Тихон Андропович?
        - Да в ровике.
        - Глубокий он был?
        - Сказать примерно, три четверти сажени. Ну, может, чуть поменее. Еще счастье, что я знал: граната сама не взорвется, а то казаки уже хотели ее десятой дорогой обойти от греха.
        - Правильно сделали, Тихон Андропович, что приволокли эту находку. Надобно будет ее Тифору Ахмедовичу показать.
        Поздно вечером лейтенант Мешков с матросами наведался к порталу. Оттуда пришли два гранатомета в разобранном виде, их описание и аж целых пятьсот гранат.
        Грузившие боезапас матросы тихо переговаривались:
        - Энти-то будут как бы не в пять раз полегше.
        - Ей же, не больше двенадцати фунтов.
        - Зато их сколько - считал?
        - Да всех не перечтешь, но руки оттянули.
        Лейтенант решил вмешаться:
        - Тихо, братцы, не хватает лишь, чтоб вражины нас тут заслышали. Грузите-ка побыстрее. Нам за ночь доехать до редутов, да там собрать… Кстати, завтра пообещали еще пятьдесят гранат. А на сегодня пятьсот.
        К счастью, новые гранатометы не нуждались в юстировке самоприцела за отсутствием такового. Да и процесс сборки не потребовал много времени. К полуночи их уже доставили на редуты.
        Мариэла с утра первым делом занялась новым раненым. Мальчишке повезло: кости задеты не были. Наложив конструкты, госпожа доктор поинтересовалась: каким образом и каким оружием это ранение было причинено. Доктор фон Каде добросовестно объяснил. Узнав, кто доставил раненого в госпиталь, Мариэла задумалась, а потом твердо заявила:
        - За лечение этого мальчика я денег не возьму.
        Произнесено было так, что у всех окружающих пропало желание задавать вопросы - если таковое было.
        Но продолжение было чуть необычным. Мариэла обратилась к соседу Кости по палате (солидному боцману с порядочной долей седины в волосах, которого все звали Сергеич) и попросила приглядеть за пациентом. Тот был явно польщен подобным знаком доверия и пообещал, что сделает все, «как госпожа доктор велит».
        Распоряжения были достаточно просты:
        - До завтра с постели не вставать. Пить можно, но немного: не более кружки в один присест, в день пять кружек. Вместо воды можно пить чай, но без сладостей. Сегодня есть нельзя. К вечеру можно кашу и щи. А завтра уж разрешаю есть рыбку и мясо, только малыми порциями. Завтра утром еще подлечу. Все понятно?
        - Да как не понять! Прослежу, не держите сомнений.
        У Тифора наступили тяжелые дни.
        Негаторский эффект упорно не поддавался гашению. То есть частично его удавалось нейтрализовать, но налицо был тот самый случай, когда «чуть-чуть не считается» - как ни странно, это присловье бытовало в обоих мирах.
        Такое положение дел, разумеется, более чем устраивало унтер-офицера Синякова: работа так и оставалась нетрудной, никакой щекотки не наблюдалось, денежки платили исправно. А негромкая ругань рыжего барина в счет, разумеется, не шла.
        Труд магистра-универсала осложнился: теперь Мариэла практически полностью сосредоточилась на нуждах госпиталя. Это не делало работу невозможной, но тормозила ее порядочно.
        День за днем слышались одни и те же комментарии:
        - Не прошло… Ладно же, отдохнем и попробуем иначе… Ага, с этой стороны дело идет! Ах ты, Темный тебе в печенку, у головы опять провал! Да чтоб тебя… ну, теперь уж до вечера отдыхать.
        Сарат даже не стал созывать совещания: просто передал тощую стопку бумаги с пожеланиями от землян, сопроводив это словами:
        - Хорот, мне не нужно вас учить, что надо делать.
        Мастер-оружейник подошел к делу максимально серьезно и собрал наиболее опытных подмастерьев в количестве трех штук.
        - Нам дали два задания. Первое и более простое: уменьшить звук от выстрела как в пистолете, так и в винтовке. Следуйте за мной.
        Слушатели высыпали во дворе.
        - Показываю…
        Звуки от стрельбы в воздухи были почти одинаковыми, только винтовочный «чпок» был погромче пистолетного.
        Сам мастер мысленно уже решил эту задачу, но решил не упустить возможности научить будущих мастеров чему-то новому.
        Тут же началась дискуссия.
        - …звук возникает у среза ствола оттого, что воздух снаружи прорывается…
        - …сделать так, чтобы проникновение шло постепенно…
        - …срез ствола не ровным, а волнистым…
        - …как насчет точности выстрела?
        - …вот как: прорезать в стволе здесь, у самого дульного среза, поперечные щели - ну, как жабры у акулы…
        - …спрашиваю: сколько? И ширина их, опять же?
        - …не щели, а отверстия? Только не одно, а несколько по окружности, тогда и на точность не повлияет…
        - …пробовать надо, ребята. Например, изготовить ствол с такими щелями или там отверстиями…
        - …давайте готовые стволы попробуем…
        - …испортим стволы. Меткость при этом…
        - …нет, сначала проверим сам принцип, уточним, какой вариант лучше, а уж потом…
        Мастер мысленно улыбнулся. Ребята думали в правильном направлении. Поэтому он хлопнул ладонью по столу и волевым решением назначил каждому проверить свой вариант.
        Все подумали одно и то же, но лишь самый любопытный (или самый нахальный) из подмастерьев осмелился спросить вслух:
        - Мастер, а что за второе задание?
        Хорот ответил совершенно честно:
        - О втором вы услышите лишь после того, как с первым справитесь. Мне тут самому подумать надо. Очень оно… с хитростями и подвохами.
        Многоуважаемый не стал детализировать, какие такие хитрости и подвохи он предполагает: во-первых, собственный опыт однозначно утверждал, что многозадачность, навьюченная на исполнителя, никогда не идет на пользу качеству; во-вторых, у самого Хорота уже были кое-какие мысли о конструкции изделия; в третьих, существовали крепкие подозрения, что дело пойдет отнюдь не гладко.
        Хороту предстояло изобрести и сделать винтовку, которая, перезаряжаясь сама, могла без участия стрелка выпускать одну пулю за другой, пока не опустеет магазин или пока палец не перестанет давить на спуск. Уже по дороге в мастерскую оружейник подумал о названии для этой винтовки. Наилучшим решением показалось «скорострельная винтовка» или для краткости «скорострелка».
        Разумеется, Хорот не знал, что для земных аналогов уже придумано название «картечница».
        Озабоченность доктора Пирогова мог почувствовать любой. Разумеется, Мариэла ее также заметила.
        - Что-то случилось, Николай Иванович?
        - Мне прислали весть: в лагере неприятеля появились случаи холеры.
        Это слово госпожа магистр знала. Курс инфекционных заболеваний им читали.
        - Так вы опасаетесь, что и у нас она может появиться?
        - Уже, Марья Захаровна. Двое. Кланяюсь вам за помощью.
        - Лечить я могу. Но у меня не хватит сил и на холеру, и на раненых. Гораздо проще избавиться от заражения через питьевую воду. Ну и руки мыть, понятно, с мылом. Тут может помочь Тифор Ахмедович. В его силах быстро обеззараживать воду. Вот, - Мариэла извлекла из кармана карандашик и стопочку листов, - вам записка к нему. А теперь давайте посмотрим, что там с больными. Но сегодня четверг, бесплатно не работаю.
        Пирогов чуть скривился, но тон у него был самым деловитым:
        - Нам, Марья Захаровна, в холерный барак, уже выделили такой.
        По входе в барак Николай Иванович незаметно (как он полагал) вынул часы. Ему хотелось знать, сколько времени уйдет на лечебный процесс.
        По скором осмотре иностранка твердо заявила:
        - Работа не из сложных, по три рубля с пациента она стоит.
        Один из больных находился в забытьи и никак не отреагировал. Второй глянул с ужасом.
        - Ну-ну, Куликов, я передам твоим, уж три рубля на тебя соберут, да и Звонаренку тоже.
        Лечение заняло по получасу на человека.
        Инструкции сложностью не отличались:
        - Через полчаса можно пить. И даже нужно. А вот есть ничего нельзя вплоть до послезавтра. Завтра вечером посмотрю.
        Через час двое врачей уже выходили из барака. Пирогов почему-то пребывал в состоянии глубочайшей задумчивости и явно не замечал никого и ничего. Эти двое уже вошли в дверь госпиталя, когда почтенный хирург вдруг остановился и возгласил:
        - Черт побери все!
        Сказано было настолько громко, что все проходившие мимо повернулись в сторону Николая Ивановича. Тот же явно не желал останавливаться и добавил столь же звучно и в такой же степени непонятно:
        - Да пропади они все пропадом!
        Пирогов не уточнил, кому именно он сделал это предложение, но дальнейшие слова начали вносить ясность в этот вопрос:
        - Марья Захаровна, вы говорили, что у вас есть диплом.
        - Да, но не с собой.
        - Вы ведь можете его перевести на русский?
        До Мариэлы начала доходить мысль собеседника. Ответ был выдан в нужном виде:
        - Разумеется, могу, но также наш язык знают и лейтенант Семаков, и князь Мешков.
        - Так что ж вы сразу не сказали?!! Тогда сделайте перевод, его Владимир Николаевич - кстати, он уже капитан второго ранга - заверит своей подписью. И это будет основанием зачислить вас на должность врача с жалованием шестьсот восемьдесят рублей, считая столовые. Хотя… почерк у вас каков?
        Мариэла слегка смутилась.
        - Даже не знаю, Николай Иванович, но полагаю, что по вашим меркам… не очень.
        - А не страшно, вы лишь сделайте перевод, а уж я найду кого-то, чтобы переписать
        Глава 10
        Семаков принял решение лишь по долгом обдумывании.
        В результате двое «гардемаринов» были вызваны пред начальственные очи.
        - Федор Федорович, Петр Христианович, из того, что я слышал, следует, что дело на редутах жаркое. Вам бы еще поучиться не худо, но времени на то нет. Вам, Петр Христианович, отдам в подчинение Максимушкина. А вам, Федор Федорович - Патрушева. Это мои самые меткие и самые знающие комендоры. Для гранатометов выбирать не самую близкую, но самую высокую позицию, дабы иметь возможность поражения целей в любом направлении по всему фронту. Помните, господа: ваша задача елико возможно повыбить всю неприятельскую артиллерию. А если заодно пехоту потеребите, так я на это согласен. Да и ваши соседи-артиллеристы противуречить не станут. Но берегите гранаты! Подвоз состоится лишь следующей ночью. Обращаю внимание, господа: ни в коем случае не подпускать неприятеля ближе, чем на триста шагов - на этой дистанции их штуцеры дадут возможность расстреливать защитников редута. Было уж такое, как мне докладывали. Постараюсь прислать кого-то из моих офицеров в помощь, однако… сами понимаете.
        Про себя капитан второго ранга твердо решил, что при малейшей возможности вернет обратно комендоров на борт своего корабля, ибо без них любая атака любой морской цели становится делом сомнительным, чтоб не сказать хуже. Мало того: только «Морской дракон» был в состоянии обеспечить снабжение гранатометов боеприпасами. А потому и перспектива налета на Балаклавскую бухту пока что оставалась неясной.
        У магистра Тифора вдруг прибавилось количество неотложных дел. Для начала он помог собрать два гранатомета; на это понадобился час времени. Пока он магией трансформации делал из брусков металла полноценные щиты для гранатометов, пришел рассыльный с запиской от Мариэлы. Почему-то его услуги понадобились в госпитале. Работу по нейтрализации негополя с него тоже никто не снимал.
        Рассудив, что в госпитале ждет неотложнейшая из всех задач, он поспешил туда. Экипаж с Мариэлой подъехал к дверям одновременно с магистром (тот прибыл верхом).
        Маг жизни не была настроена на долгие предисловия:
        - Тифор, насколько я помню, вам читали основы магии смерти?
        - Конечно. Это обязательная часть магистерских спецкурсов.
        - У нас тут возникла угроза эпидемии. Обеззараживать воду вас учили?
        - Стандартная операция. В чем вода? - деловито спросил универсал.
        - В здешних бочках.
        - Если ничем другим не заниматься, то берусь обработать, скажем, восемь бочек в день. Примерно. А если нужно больше, тогда дайте хорошие кристаллы.
        - Вам какие нужны?
        Рыжий не задумался ни на секунду:
        - Лучше всего специализированные. На магию смерти и на магию воды.
        - ?
        - Ну да, потоки смерти плохо проникают сквозь воду. Ее приходится перемешивать в бочках. Кстати, хороший универсальный тоже сгодится. Но на магию смерти нужно нечто поболее, чем на воду. Мне ведь придется еще гасить потоки.
        - Насчет кристаллов постараюсь договориться. Но это завтра. А обработать воду нужно прямо сейчас
        - Срочное дело, выходит?
        - Как понимаю, очень даже.
        - Вы меня только сведите с нужным человеком.
        Мариэла без долгих раздумий велела позвать к себе доктора фон Каде. Тот выслушал, покивал и осведомился:
        - Тифор Ахмедович, что вам нужно, чтобы начать работу?
        - Сами бочки с водой и что-то, чем сделать на них надпись. Желательно, чтобы потом ее можно было стереть.
        - Мелок подойдет?
        - А что это?
        Через четверть часа дело пошло. Рыжий глядел на поверхность воды, чуть двигал пальцами, отчего посторонним наблюдателям (почему-то таковые сразу же отыскались) казалось, что содержимое бочки кипит, хотя пара никто не видел. После этого магистр выжидал, рисовал мелом кружок на боковине бочки и со словами: «из этой можно пить» переходил к следующей.
        Мариэла между делом договорилась с Пироговым, что, дескать, обеззараживание бочек с водой господин магистр может производить и впредь, но если потребуется больше восьми бочек, то придется раскошелиться на…
        - Я подпишу распоряжение на выдачу.
        - А я займусь вчерашним пациентом.
        Дракон, разумеется, попробовал ловить рыбу с хорошим кристаллом воды. Про себя Таррот отметил, что возможности сильно возросли: настолько, что после часовой охоты попалась добыча весом фунтов семьдесят пять. Такие рыбы в родных местах дракона не встречалось. Выглядело это создание, по мнению охотника, на редкость дико и уродливо. Правда, местные утверждали, что ядовитые рыбы в этом море не водятся, но эрудированный рыболов знал, что люди иной раз проявляют необыкновенную разборчивость в еде. Вполне возможно, подобное чудище полагают за несъедобное.
        Пока дракон раздумывал, в его пещеру спустился Семаков.
        - Доброй ночи, Таррот Гарринович.
        - И вам, Владимир Николаевич. Посмотрите, что я поймал. У вас таких едят?
        Крылатый уже научился неплохо ориентироваться в человеческой мимике. Ошибиться было нельзя: гость явно удивился.
        - Это осетр, Таррот Гарринович. Считается вкусной и дорогой рыбой, особенно в это время года. Поздравляю с удачей.
        - Вы хотите сказать, такую добычу можно продать?
        - Ну конечно же; рубля два, самое меньшее.
        Неожиданно хозяин пещеры сменил тему:
        - Как себя чувствует маленький Костя?
        - Спасибо. Он должен быть на попечении госпожи Мариэлы. Она его вылечит.
        - Не окажете ли вы мне услугу?
        - Какую именно?
        - Как я понял, семья Кости живет… - дракон запнулся, явно пытаясь подобрать нужное слово, - не сытно. Вы не могли бы передать эту рыбу его матери? Или продать?
        - Разумеется, могу. Последнее, пожалуй, лучше. Только как бы сделать, чтобы осетр сохранился…
        - Это как раз просто. Я могу охладить рыбу. А если нужно, даже заморозить.
        - Я пошлю моих людей, они продадут вашу добычу. Но услуга за услугу. Нам нужны сведения о кораблях наших противников вот… - на плоском камне стола разлеглась карта, - в этих местах…
        Матросы с «Морского дракона» с трудом восстанавливали дыхание. Никто этому не удивился бы: очень уж нелегкой выглядела работа. Затащить гранатомет было не столь уж трудным (он и четырех пудов не весил), зато щит для него тащили ввосьмером, да и то с помощью слов, услышав которые, Тифор мог на мгновение заподозрить произнесение неких заклинаний, облегчающих работу. Впрочем, магистр-универсал, вероятнее всего, тут же отверг бы сию мысль, поскольку заранее знал, что в этом мире магии нет и быть не может.
        Ящики с гранатами, правда, весили по три с половиной пуда, но их и было много: двадцать семь по счету.
        Лейтенант Беккер командовал:
        - Еще повыше! Левее! Установить. Теперь закрепить щит! Обложить камнями станину, чтоб не двигалась!
        Ни разу не прозвучало слово «хорошо».
        Прислуга только-только успела вытереть пот, как прозвучало:
        - Гранатомет к бою товсь! - и командир побежал на позицию, которую посчитал наилучшей для себя. Она и вправду была хороша в смысле обзора, хотя на взгляд Максимушкина опасна для наблюдателя.
        Комендор даже не стал раздавать команды подносчикам. Те и так знали очередность. Тароватов и Плесов принялись грузить приемные лотки новыми гранатами.
        Воспользовавшись отсутствием офицера в непосредственной близости, Максимушкин, в свою очередь, начал командовать:
        - Смирнов, оботри ладони о штаны: неровен час, из потных рук граната выскочит. Всем, ребятушки, поглядеть под ноги, камни убрать, чтоб пальцы не зашибить и не споткнуться.
        В рассветный час звуки разносятся прекрасно. Наверное, поэтому от Беккера прозвучало визгливое:
        - Ма-а-алчать!! Не сметь командовать в присутствии офицера!
        Тишина на Волынском редуте длилась недолго. Вдалеке (версты полторы, если не больше) один за другим прозвучали взрывы. Матросы переглянулись. Все подумали одно и то же: соседский гранатомет начал обстрел. По некотором колебании лейтенант все же скомандовал:
        - Дистанция три с половиной кабельтова! По крайней левой позиции… пали!
        Все опытные артиллеристы-гранатометчики - а даже командира нельзя было назвать совсем уж неопытным - отметили про себя, что и звук, и зрелище от разрыва новых боеприпасов намного слабее, чем от старых. Отдать справедливость Беккеру: дистанция оказалась нащупанной лишь с небольшим недолетом.
        После двух поправок командир гранатомета с чистой совестью отдал приказ на то, что позднее назовут беглым огнем. Руки Максимушкина прямо-таки летали по маховичкам и ползункам. Он не хуже, а то и лучше лейтенанта понимал, что чем больше вражеских орудий попадет под разрывы гранат, тем меньше возможностей у противника для ответа ядрами и бомбами и потому покрикивал:
        - А ну, ребята, подавай, подавай шустрее! Да не раскорячивайся, держись за щитом. Быстрее, братва, шевели грабками!
        Неприятельские артиллеристы отличались не только расторопностью, но и сообразительностью. Появление на русском редуте щита с чем-то непонятным за ним сразу же связалось с умах с новыми сверхмощными бомбами. Плотные облака порохового дыма встали над правым флангом. Особо внимательный и необремененный другими делами наблюдатель мог бы невооруженным взглядом заметить несущиеся ядра.
        Не стоило удивляться, что огонь сосредоточился именно по подозрительному месту. Комендор только-только успел выкрикнуть: «За щит!», как ядра ударили в редут. Земля дрогнула под ногами русских артиллеристов.
        Дзак-к-к-к!
        Каменные осколки хлестнули по металлу щита почти одновременно, но дюймовая броня устояла.
        - Наддай, ребятушки! - взывал Масимушкин. - Щас я их достану!
        Несомненно, Беккер находился в наиопаснейшей позиции. Осколки не пощадили его мундира, но сам лейтенант был как заговоренный. И голос его не утерял силы:
        - Опять раскомандовался?!! Десять линьков после боя!
        Пожалуй, комендор проявил неоправданный оптимизм: правый фланг линии неприятельских орудий утонул в дыму и облаках пыли, целиться было куда как трудно. Даже после того, как Максимушкин прошелся гранатами по всем противостоящим Волынскому редуту батареям, не вся артиллерия оказалась подавленной.
        Лейтенант увидел неприятельских пушкарей, перезаряжающих орудия, и завопил:
        - Мажешь, скотина! Куда целишься, распросукин сын!!!
        В дополнение к сказанному Беккер не упустил случая поупражняться в тонкостях русского языка. Отдать справедливость этому офицеру Российского флота: сказано было длинно и умело, причем без применения немецких слов.
        Комендор не успел совсем чуть-чуть. Целых три бомбы подняли фонтаны земли совсем близко от гранатометной позиции, коротко прошипели и рванули. Ответный взрыв грянул с небольшим перелетом, но как раз это заметить было трудновато: дым снова скрыл цели.
        Ситуация разом изменилась. Когда пыль осела, то оказалось, что пренебрежение опасностью недешево обошлось Беккеру: тот сидел на земле, зажимая обеими руками рану около колена. От боли офицер жмурился и ругался сквозь зубы.
        - Лейтенанта ранило!
        Комендор не смог распознать голос, но отреагировал мгновенно:
        - Самсонов, Писаренко - перетяните рану и везите офицера до госпиталя. Тароватов - становись комендором. Я буду давать цели.
        Двое матросов подскочили к раненому и понесли к повозке. По пути они приговаривали: «Ничё, вашбродь, доставим до госпиталя, а там авось Марья Захаровна возьмется. Уж она дело разумеет».
        Сам же Максимушкин проскочил на позицию наблюдателя, однако и не подумал встать во весь рост, а вместо того залег в неглубокую выемку, всмотрелся и поднял правую руку.
        Большой палец указал назад, потом левая рука отметила кончик указательного пальца.
        Тароватов немедленно доказал, что недаром был выбран на должность. Он сдвинул ползунок на четверть деления влево и нажал на спуск. Как раз в это время порыв ветра убрал дымовые клубы.
        - Накры-ы-ы-ыл!!!
        Но Максимушкин не радовался вместе со всеми. Через мгновения последовал очередной знак: большой палец указал направо, ладонь рубанула воздух.
        С этого момента прошло не более пяти минут - а на неприятельской батарее отвечать было уже некому.
        Максимушкин, слегка пошатываясь, подошел к товарищам. Те тоже с некоторым трудом держались на ногах. Матросы с радостью сели бы на землю, но она была очень уж холодной.
        - Ладно ты придумал со знаками, Тима.
        - Точно, по делу. А ну-ка, повтори для всех.
        - Не до того, ребята; надо бы мне щит осмотреть.
        - Чего смотреть, дырок нет.
        - Ан есть же. Тута.
        - И не дырка вовсе, просто промяло железо.
        - Так как ты показываешь недолет?
        - А вот как… если, к примеру, сместить ползунок на полделения, тогда отмеряешь полпальца…
        На Селенгинском редуте дело пошло с самого начала по-другому, но причины этого так и остались невыявленными. То ли неприятельские пушкари не сразу отреагировали на разрывы открытием ответного огня, то ли удачно легли гранаты - как бы то ни было, ответ с вражеских позиций, можно считать, не прилетел.
        Поручик Боголепов громогласно похвалил прислугу за быстроту действий и меткость пальбы. А дальше он сделал то, до чего не додумался флотский комендор: послал донесение командиру редута с предложением сделать вылазку, пообещав поддержать ее гранатами. Но это предложение наткнулось на стену. Капитан второго ранга Выжеватов наотрез отказался выделить людей, упирая на отсутствие должных приказов от начальства. А таковых не дождались вплоть до темноты, когда уже было поздно.
        Но сразу же по окончании пальбы от комендора Патрушева последовало:
        - Ваше благородие, разрешите обратиться.
        Поручик Боголепов был само благодушие:
        - Обращайся, братец.
        - Так что, ваше благородие, не взорвались две гранаты.
        Хорошее настроение артиллерийского офицера немедленно начало увядать.
        - Почем знаешь?
        - Так ить две гранаты что слева, ушли, а те, что справа, так и остались. Такое было уж на Камчатском.
        - Хорошо, что заметил, Патрушев.
        - Рад стараться!
        Начальство самого разного калибра, от командиров пушечных батарей до генерала Хрулева включительно, отметило более чем положительный эффект от появления гранатометов. На следующий день парламентеры под белым флагом прибыли на позиции перед люнетами и запросили перемирия ради вывоза раненых и убитых, но попавшие под обстрел неприятельские пушки так и остались на своих бывших позициях. Новые же линии артиллерии соорудили на порядочном отдалении - более версты.
        Сверх того, англичане, шарившие по разгромленным позициям, нашли два одинаковых, довольно тяжелых (фунтов десять) и совершенно непонятных предмета, напоминавших небольшую, очень толстую и короткую ракету. Разумеется, находки со всеми предосторожностями доставили начальству.
        Костя Киприанов как-то незаметно и быстро сделался любимцем громадной (на пятьдесят человек) палаты госпиталя. Хотя опекавший его фельдфебель грозным рыком отгонял тех, кто пытался дать поручения шустрому мальцу: нечего, мол, нарушать марьзахарнины предписания, но мелкий ухитрился стать нужным в другой части. Он умел не только читать, но и писать, а такого рода нагрузка не запрещалась. Тут же создалась небольшая очередь из желающих написать весточку родным. В этом деле помог старый (ему было целых сорок два года) боцман Сергеич. Хотя ему разрешалось ходить лишь на костылях, однако он неким таинственным образом ухитрился раздобыть порядочную стопку бумаги, пучок перьев и чернильницу. Стол соорудили из двух чурбаков и широкой доски. Правда, малый писал медленно, но и того хватило для уважения.
        Заодно Сергеич взялся показать Косте разные морские узлы, а мелкий, в свою очередь добросовестно внимал и пытался повторить. Боцману это пришлось по душе, и он неоднократно вслух авторитетно утверждал, что с таким усердием Константин Киприанов в два счета вырастет из юнги до матроса, а там, глядишь, и до унтера дослужится.
        Дополнительный авторитет Косте придали посетители. Одним из них был капитан второго ранга Семаков (а о нем слыхали, хотя далеко не все знали в лицо), который пожелал мальчишке поправляться и небрежно заметил, что «тот самый моряк, с которым ты дружен, поймал большую рыбу, а мои матросы ее продали за два рубля, деньги же отослали твоей матушке». Эти слова услышали и запомнили.
        Второй знак общественному мнению был подан лично Марьей Захаровной. Дело было не в том, что она навестила раненого: такой чести удостаивались все. Но она ласково погладила Костю по пушистым (голову ему вымыли щелоком) волосам, похвалила за примерное поведение - видимо, имелось в виду, что маленький пациент не носился бегом по коридорам госпиталя - и добавила слова, которые «опчество» также запомнило:
        - Твой нос я обязательно вылечу, просто сейчас у меня много другой срочной работы.
        Разумеется, по уходе госпожи доктора все взгляды обратились на мальчишеский нос, который, как уже говорилось, по виду ничем не отличался от носов у личностей того же возраста. Ну разве что веснушки на нем отсутствовали. Костя, заметив такое внимание, смутился, покраснел и невнятно объяснил, что, дескать, сейчас нос ничего не чует, а Марья Захаровна посулила исцелить.
        Многоуважаемый Хорот прибыл на очередное совещание с чувством гордости и удовлетворения. Во всяком случае, выражение его лица именно об этом и говорило. Также вслед за ним четверо подмастерьев не без труда втащили тяжелый ящик.
        На стол выложили продукцию. Первым были пистолет и винтовка. Для сравнения радом легли старые образцы. У новых образцов ствол быть чуть длиннее, а на конце их имелись поперечные вертикальные прорези - по пяти с каждой стороны.
        - Вот, специально для приглушения звука, - небрежно заметил оружейник, - можно было отверстий насверлить, но прорези легче делать с помощью телепортации. Чуть удлинили стволы ради сохранения точности.
        Разумеется, Хорота со всей учтивостью попросили продемонстрировать возможности. Тот, явно ожидая такую просьбу, подхватил пистолеты и винтовки (старые и новые), жестом пригласил участников совещания следовать за ним и вышел на открытое пространство.
        В эффекте никто не усомнился. Вместо звонкого «чпок» оружие с прорезями издавало глухое «пхук», которое было едва ли не тише металлического лязга затворов.
        По возвращении участников обратно в комнату Хорот продолжил с невыносимым самомнением на грани высокомерия:
        - Как мне представляется, отсылать следует не оружие, а лишь стволы. Наши заказчики и сами сумеют заменить старые на новые.
        По этому вопросу разногласий не было.
        - Что же касается заказа на скорострелку, то мои подмастерья предложили три варианта конструкции. Вот они.
        На вид это были те же самозарядные винтовки, но с увеличенной длиной ствола. Да еще казенная часть выглядела заметно толще.
        Председательствующий не поставил себе в труд подняться, подойти, рассмотреть образцы как следует и даже повертеть их в руках. Увидя это, остальные также столпились вокруг винтовок.
        - Они длиннее и тяжелее.
        - Совершенно верно, более длинный ствол дает возможность лучше прицелиться. Так просил заказчик. Тяжесть не имеет значения: с этим оружием солдат бегать не будет. Тоже оговорено нашими партнерами. Мы поставили пирит большего размера, теперь ресурс по выстрелам составляет примерно восемнадцать тысяч пуль, а не полторы тысячи, как у самозарядных.
        - Все три одинаковы, я вижу разницу лишь в магазинах.
        - Совершенно верно, Сарат, механизм подачи пуль в ствол одинаков. Но, по моему мнению, лишь опыт применения может дать ответ: какой вариант более удобен. Инструкции к этим скорострелкам: вот, вот и вот. Да, и еще по три запасных магазина к каждой. Но это не все.
        Подбородок у мастера задрался еще выше, хотя это предполагалось невозможным.
        - Побочным результатом наших работ получился агрегат, который сам изготавливает пули. Без вмешательства человека!
        Участники совещания переглянулись.
        - Дорогой Хорот, будьте так добры, сообщите нам подробности, - совершенно невыразительным голосом произнес Шахур.
        Сарат почти незаметно поморщился: старый товарищ чуть-чуть опередил с репликой. Высокопочтенный собирался спросить то же самое и, весьма вероятно, в тех же выражениях.
        - Я с моими подмастерьями доказал, что возможно производство одинаковых деталей без участия человека. Для этого выбрали массовое производство - в данном случае изготовление пуль. Потребны всего лишь три кристалла и две оправы для управления. Кстати сказать, кристаллы подготовил и отладил почтенный Митен. Если потребуются тонкие детали конструкции, его можно вызвать.
        - Пока в том нет нужды, дорогой Хорот.
        - Принципы вот какие. От прутка свинца один кристалл отсекает кусок заранее заданного размера, второй кристалл формирует пулю, та падает в ящик для готовой продукции. Одновременно тот же кристалл дает сигнал на оправу. Та, в свою очередь, сигнализирует третьему кристаллу, что надо сдвинуть пруток и по завершении этого движения приводит в движение рычажок, который нажимает на вторую оправу, а это сигнализирует о повторении цикла. Кстати, предусмотрена остановка механизма, если свинец заканчивается. И вот результат: три тысячи пуль.
        Оружейник с видимым усилием вытащил из ящика небольшой, но увесистый ларец и ткнул в него пальцем.
        - И еще один вопрос, глубокоуважаемый: насколько быстро эта новая винтовка стреляет?
        - Мы, разумеется, измерили: круглым счетом, четыреста пуль в минуту[8 - Скорострельность приведена в маэрских единицах. В пересчете на земные - примерно пятьсот пятьдесят выстрелов в минуту].
        Шахур, как всегда, выступил с критикой:
        - Ваш этот… ящичек или ларец, назовите, как хотите… он по размеру не пройдет в портал. И потом: он настолько тяжел, что к нему просто необходимо приделать ручки для переноски.
        Самонадеянность Хорота не потускнела:
        - Мы, разумеется, учтем ваше пожелание, но прошу принять во внимание: означенный ларец с самого начала предназначался лишь для демонстрации, не для отсылки заказчику.
        Выступления были хотя и положительными, но осторожными: решительно все заметили, что лишь практика в состоянии дать окончательный ответ о степени пригодности разработки.
        Сарат также восхвалил таланты механиков. Сам же он подумал о необходимости написать Малаху письмо со списком вопросов и предложений.
        Глава 11
        К иномирцам заявился гость: лейтенант князь Мешков. После надлежащих приветствий и учтивого обмена новостями он приступил:
        - Тифор Ахмедович, вот с чем мои комендоры столкнулись…
        Последовал рассказ о невзорвавшихся гранатах.
        Разумеется, магистр задал вопросы. Они оказались неожиданными:
        - Вы говорите, гранату нашли в выемке. Насколько глубокой? А на каком расстоянии она была от гранатомета?
        Начарт «Морского дракона» описал ситуацию. Тифор ответил с уверенным видом первого ученика, отлично усвоившего материал:
        - Михаил Григорьевич, для точного ответа мне надо сделать некоторые расчеты. Но если причина та, что я предполагаю, то заранее могу дать совет: цельтесь не по самим траншеям - правильно я их назвал? - а чуть впереди них.
        Мешков сообразил быстро:
        - Тифор Ахмедович, не хотите ли вы сказать, что гранаты и впредь не будут взрываться при попадании в подобные канавы?
        - Все зависит от их глубины, Михаил Григорьевич, и еще от других… кхм… параметров. Но, повторяю, мои догадки нельзя принимать как доказательства.
        Вопреки правилам дипломатии моряк решил идти напролом:
        - Тифор Ахмедович, коль не в труд, поделитесь соображениями. Согласитесь, мне как артиллеристу надобно ведать точно об ограничениях гранатометов, если таковые имеются.
        Иноземец поколебался, но все же решился:
        - Дело в том, что телепортация не пробивает некий слой земли, это известно. А такой слой наличествует, когда граната находится на дне траншеи. Тройки… я хотел сказать, полторы ваших сажени с гарантией создадут препятствие. Упавшая граната подает сигнал на телепортацию парной, но гранатомет этого сигнала не чувствует.
        Артиллерист понимающе кивнул и добавил:
        - Могу помочь в расчетах. Нас этому учили.
        - А ну-ка! - азартно оживился магистр.
        Моряк не соврал. Совместные расчеты по нескольким вариантам расстояния до цели и глубины траншеи подтвердили гипотезу.
        - Выходит, достаточно прокопать на полсажени вглубь - и уже все, не возьмем.
        - Да отчего же? Пусть ваши комендоры целятся хотя бы на сажень впереди - вскроет траншею, уверяю вас.
        - Да, Тифор Ахмедович, тут вы правы. Я скажу об этом и Владимиру Николаевичу, и моим комендорам, - согласился флотский офицер. Про себя он подумал, что на расстоянии версты и то достаточно трудно вносить точные поправки, а уж если речь идет о двух верстах или более, так будет и того труднее. А еще Мешков решил, что невзорвавшиеся гранаты наверняка нашли, и попытался прикинуть, какую именно информацию из них можно извлечь. Сходу ничего придумать не удалось.
        Князь уже встал и собрался откланяться, когда Тифор его остановил:
        - Знаете, Михаил Григорьевич, а есть у меня одна идея. Для этого мне понадобится чуть-чуть переналадить гранатометы. Если упавшие гранаты вынесли из траншей…
        Лейтенант Мешков был прав в догадках.
        Команда, увезшая погибших с обстрелянного рубежа, добросовестно доставила свои находки пред начальственные всепонимающие очи. Разумеется, приняли все меры предосторожности: гранаты нежно положили на носилки, которые устлали сложенным вчетверо одеялом. Ради пущей плавности задействовали аж четырех носильщиков. Всех предупредили о необходимости соблюдать осторожность в самых недвусмысленных выражениях. Начальство, надобно заметить, отнюдь не жаждало свести близкое знакомство с этими предметами, а потому с ними имели дело офицеры в невысоких чинах. Таинственные бомбы унесли в дальний шатер, подальше от людей.
        Все артиллеристы, которых привлекли для экспертизы, после первичного осмотра высказались с полным единодушием: эти снаряды ни бомбами, ни гранатами не являются, ибо тут нечему взрываться с такой чудовищной силой. Начальство, однако, приказало вскрыть одну чугунину. Разумеется, с точки зрения чистого любопытства. Очень уж господам старшим офицерам хотелось знать, что там внутри.
        Нельзя сказать, что минеры были совершеннейшими невеждами и пренебрегали осторожностью. Скорее наоборот: десяток солдат потрудился, отрывая яму кубической формы с глубиной десять английских футов. Для этого подобрали местечко, где грунт был с наименьшей примесью камней.
        Одну из бомб так и оставили в шатре, рассудив, что если уж она пролежала безвредно почти сутки, то и еще пролежит. Вторую принялись пилить в этой самой яме. Солдат, получивший соответствующий приказ, не пришел в восторг. Он даже решился на робкое:
        - А что, если эта штука взорвется?
        - Ничего, у нас еще есть, - утешили беднягу. Впрочем, артиллерийский капитан, руководивший разборкой снаряда, пообещал солдату тройную порцию рома.
        Для начала отпилили хвост, на что ушло полдня. Срез являл собой отменный классический чугун без следов какого бы то ни было взрывчатого вещества. Резонно предложили отпилить следующий кусок в надежде вскрыть внутреннее устройство, но этого не последовало.
        Мощный взрыв той бомбы, что оставалась в шатре, посеял глубочайшие сомнения в ее безобидности, хотя из людей никто не пострадал. Инженеры стояли насмерть: в этой штуковине не было часового механизма. Начальство пришло в гневное состояние; возможно, оно представило себе, что могло бы случиться при проявлении чрезмерной любознательности. И потому волевым решением уцелевшую бомбу со всеми мыслимыми мерами безопасности отправили морем в Марсель, где загадочное устройство могли исследовать, используя все возможности передовой французской науки.
        Разумеется, никто из союзников не знал, что хитроумный Тифор чуть-чуть переделал управление гранатометом, в результате чего в лежащую в палатке гранату телепортировалась ее пара. Удивительное дело: та граната, которую начали пилить, не проявила злобности характера. Телепортация парной гранаты не прошла, о чем Тифору и доложили. Тот пожал плечами:
        - Эту гранату унесли далеко или ее хранили в погребе. Еще рядом с ней мог оказаться негатор. Других объяснений у меня нет.
        На вечерней встрече офицеров «Морского дракона» старший помощник имел вид взволнованный и придурковатый. Дело разъяснилось быстро:
        - Письмо я от Таточки получил. Поздравьте, господа: сын у нас родился!
        Последовали радостные возгласы, а командир тут же предложил должным образом отметить сию новость. Никто не возразил.
        Счастливый отец чуть посерьезнел:
        - Но это не все, господа. Я на свой страх и риск заказал скопировать портрет господина профессора, отослал его супруге, а та показала кое-кому в Киеве. Никто его не опознал. Надо будет сообщить… э-э-э… гостям.
        Семаков кивнул, мысленно положив себе рассказать эту историю второму помощнику. Вслух он добавил мысль:
        - Хорошо бы и Петербургский университет, и еще Московский, и Казанский, и другие…
        Мешков задумался, а потом решительно качнул головой:
        - Нет. В Киеве у Таты знакомства, а вот в тех университетах - никого. И вот что хотел сказать о тех случаях, когда гранаты не взорвались. Как думает Тифор Ахмедович…
        Князь извлек листы с чертежами и записями.
        - …смотрите же, при попадании гранаты в канаву, траншею либо иное место с переломом уровня грунта мы получаем…
        Той же ночью нижние чины под командованием Семакова получили из портала не только ящики с гранатами по три пуда каждый, но и другие, гораздо более легкие. Их содержимое осталось для матросов тайной. В сопроводительных бумагах значилось, что они предназначены для командора Малаха. Также пришли личные письма от Сарата, адресованные тому же Малаху и капитану Риммеру.
        Груза было порядочно, и погрузка на борт длилась достаточно долго; в результате просто не хватило времени на то, чтобы совершить рейд на стоянку вражеского флота. Командир разрешил своим людям отдохнуть (разумеется, после разгрузки в порту). Те ящики, что предназначались Малаху, Семаков предпочел доставить уже поутру лично.
        Малах не торопился вскрывать таинственные ящики. Для начала он прочитал все пришедшие бумаги. В них среди прочего, содержалась опись. Теперь же Малаху предстояло принять решение: что, собственно, с этими посылками делать.
        Семаков терпеливо ждал. И дождался.
        - Владимир Николаевич, вот в этом ящике содержатся стволы для пистолетов и винтовок, ими надо заменить имеющиеся, тогда выстрелы будут менее слышны. Это для пластунов, больше никому такое не нужно.
        Моряк понимающе кивнул.
        - А в этих ящиках, - продолжал чужеземный лейтенант, - новые особо скорострельные винтовки. Они сравнительно тяжелые, весят до пятнадцати ваших фунтов. Наступать с ними, как полагаю, неудобно, но они по замыслу должны быть хороши при обороне. Наши мастера сделали на пробу три различные конструкции. Задача: оценить их в действии. Я хотел бы выслушать ваше мнение: кто может лучше это проверить? Вот тут в бумагах у меня значится: скорострельность более пятисот пуль в минуту - имею в виду вашу минуту - и возможность поражения цели на дистанции четырехсот ваших сажен. Но то на бумаге. Опять же: насколько удобна эта новая винтовка? Короче, нужны полноценные испытания. Более того вам скажу: я сам хотел бы посмотреть на их действие.
        Капитану второго ранга понадобилось секунд десять, чтобы собрать логику в кулак и проанализировать сказанное.
        - Полагаю, Малах Надирович, что лучше всего достоинства и недостатки может оценить тот, кто и будет в дальнейшем стрелять. Я бы рекомендовал штуцерников или людей знакомого вам Тихона Андроповича, которые к подобному оружию уже привычные…
        Разумеется, у Семакова тут же спросили, кто такие штуцерники. Тот объяснил и продолжил:
        - Так вот, для начала я бы ознакомился с руководством, которое, как я заметил, имеется в сих бумагах. Однако я даже отсюда вижу, что оно написано по-вашему, а среди моих соотечественников это могут разобрать лишь я, мои офицеры и тот же Неболтай. А среди штуцерников и грамотных-то найти… кхм… можно не вдруг. И к тому добавлю: наверняка имеются некие правила по уходу за оружием, а грамотный стрелок уж верно лучше их запомнит.
        Бывший сержант разведвзвода умел думать быстро - в противном случае он бы не прожил долго и уж точно не сделал успешную карьеру. Противоречить он не стал:
        - Как понимаю, Владимир Николаевич, ваши офицеры весьма заняты. Делаю вывод, что без Тихона Андроповича мы не обойдемся.
        - Согласен, но также попробую поискать среди моих нижних чинов. Но, с вашего позволения, я продолжу. Вторым этапом освоения мне видится стрельба учебная, не по реальному противнику, а по мишеням. Уверен, что даже при этом можно будет обнаружить наиболее явные недостатки конструкции…
        Малах прекрасно помнил, сколько времени и усилий потребовала отработка конструкции и пистолетов, и винтовок на Маэре, а потому без спора согласился с этим тезисом.
        - …и, наконец, проверка сих новинок в боевых условиях.
        - Разумеется, вы правы.
        Флотский вскинул голову, как будто вспомнил что-то.
        - Да, вот я подумал: эта разработка, как понимаю… - небольшая заминка, - …инициатива от вас? Ну да, я так и думал. Правильно ли я полагаю, что в случае успеха этого нового оружия планируется, что мы закажем их… сколько-то?
        Отрицания не последовало.
        - Но для успеха понадобится одобрение адмирала Нахимова, а он такового не даст, не получив полного согласия кого-то из армейских. Генерала Хрулева, например. Этот высокий чин должен быть убежден, что оружие истинно прекрасное. Никакие реляции об испытаниях не заменят мнения тех, кто бился с применением данного образца винтовки.
        К этому моменту Малах уже составил мысленный план действий и начал его излагать:
        - Полностью с вами согласен. Тогда давайте вот что: вы знаете ваших людей, вы их и подберете. Я же сделаю перевод на русский язык всех трех вариантов описания оружия - они все же не совсем одинаковы - и попрошу Тифора Ахмедовича сделать копии.
        Успех комендоров поднял их репутацию, хотя само это слово так и осталось для них неизвестным. Соседи-пушкари дружно воздавали хвалу:
        - Лихо ты дело провел, Максимушкин. Я вот глядел: пушка вражья аж в воздусях закувыркалась. Сильно ваши бонбы бьют и метко.
        Самомнение комендора можно было собирать лопатами и черпать ведрами:
        - А то как же! Мы, вятские, ребята хватские, силой агромадные, сами не жадные. Не жалеем, то есть, гранат на супротивника, лишь бы нам подвоз был.
        Здесь бравый комендор малость покривил душой: малых гранат оставалось как бы не половина от исходного боезапаса. Зато шестидесятифунтовые гранаты на Камчатском люнете почти все вышли. А так как «матросский телеграф» работал не хуже солдатского, и многие уже были осведомлены о состоянии дел с боезапасом, то последовал резонный вопрос:
        - А ну как не подвезут? Чаю, другие бонбы вашему орудью не подойдут?
        - Это правда, не подойдут, - вынужден был признать славный уроженец вятских краев, - но наш Зубастый за этим следит. Пока что кажну ночку подвозили, хотя и понемногу.
        - А что, если все же проруха?
        - Ну, тогда вся надёжа на тебя и твою картечь с ядрами. Так что ходи веселей, Кострома! А покудова сообразите-ка, братишки, чайку.
        Пока чайник закипал, защитники редута перебрасывались беззлобными подначками на тему рязани косопузой, пермяков, которые солены-уши, и тому подобными.
        Образовались новые артиллерийские позиции. Люди деятельно копали, носили в корзинах землю и камни, подтаскивали новые пушки. Все это происходило достаточно далеко от русских укреплений - более версты. Артиллерийские офицеры посчитали, что точный огонь на такой дистанции вряд ли возможен, но ведь люнет - цель куда большего размера, чем траншея или даже артиллерийская батарея. Во избежание чрезмерных потерь пушки рассредоточили, справедливо полагая, что тогда разрыв единичной бомбы не уничтожит более одного орудия вместе с прислугой.
        Но в действия людей вмешалась природа.
        Разразился жесточайший осенний шторм. На момент буйства стихии любой офицер Российского императорского флота мог с большой уверенностью предположить, что сколько-то кораблей у союзников непременно погибнет: уж кто-кто, а моряки-севастопольцы неоднократно имели дело с яростью Черного моря. Но, разумеется, о масштабах ущерба пока что сведений не было.
        К счастью, командир «Морского дракона», увидев, насколько сильно упал барометр, порешил за лучшее перевести корабль в Севастопольскую бухту. Все равно в грот по такой погоде было невозможно войти, да и выйти тоже.
        Но непогодой стоило воспользоваться. Сам Неболтай, двое его товарищей, Малах Надирович, Владимир Николаевич, а также артиллерист Желнов с «Андрея Первозванного» пришли в комнату дежурного при севастопольских казармах знакомиться с новым оружием. Последнего выбрали за зоркость, грамотность и умение прицеливаться «на глазок», без точных указаний о дистанции. Кроме того, он не был негатором. Наконец, Желнов был из шекснинских охотников. Вопреки фамилии[9 - желна - черный дятел] он имел типично северную внешность: светловолосый и голубоглазый. Повадки были соответствующими: и в движениях, и в высказываниях Желнов был нетороплив и основателен.
        Все прочитали описания новых скорострельных винтовок. Хорунжий мысленно отметил, что прорезей для бесшумности на стволах нет, но тут же подумал, что в поиск с таким оружием ходить не придется, и потому вслух на этот счет ничего не сказал. Собственно, для казаков новизна заключалась лишь в способе набивки магазинов и в вариантах подсоединения таковых к самой винтовке. Но сам Неболтай опыт имел побольше рядовых. Оглядев новое оружие, он уверенно высказался:
        - Малах Надирович, так это, выходит, и не винтовка.
        - А что же тогда?
        - Картечница, - веско припечатал хорунжий. - Сам я таких не видывал, а вот ребята кое-чего порассказывали. Считай, почти то же самое: выпускает чередой пулю за пулей, очень быстро, только что перезарядка медленная.
        На поверку оказалось, что новые винтовки перезаряжаются отменно быстро.
        Первый вариант скорострелки предусматривал подсоединение к особой планке аж целых трех винтовочных магазинов на двадцать пуль каждый. По опустошении первого из них, стрелок должен был нажать защелку и сдвинуть по этой планке все три магазина. Первый просто выпадал, а второй становился на его место. Оставалось лишь передернуть затвор, досылая пулю в ствол.
        Будущие стрелки по очереди зарядили и перезарядили винтовку, поцокали языками. Мнения были осторожно-положительными:
        - Шестьдесят пуль всего… а недурно.
        - Добавь еще: магазины-то винтовочные, такие у нас уже есть.
        Второй вариант предусматривал один-единственный магазин, но порядочно длинный - почти девять вершков. Перезарядка выглядела еще более легкой и быстрой: защелкнуть надлежало всего один магазин. Тут тоже все выглядело понятным.
        Последняя винтовка-скорострелка вызвала поднятие бровей и хмыкание с оттенком недоверия. Магазин имел вид толстого (в два пальца) железного блина, подсоединяемого к стволу снизу.
        - И как с ним… ага, понимаю…
        - Сверху нахлобучивать было бы удобнее.
        - Ан нет. Снизу-то он целиться не помешает.
        - Глянь-ка сюда…
        Собственно, описание уже было прочитано, а теперь стрелки убедились воочию: картечница с этим магазином могла единым духом выпустить шестьдесят пуль. А потом блин стоило лишь перевернуть и установить в ту же позицию.
        В результате осмотра оценки приобрели положительную окраску:
        - А ить не шестьдесят, а все сто двадцать пулек.
        - Хитро сделано.
        И лишь Желнов высказался скептически с характерным северным произношением:
        - Оно, хорошо, конечно, но ружья-то тяжелешеньки. Все три такие. Опять же, коль бьют пульки одна за одной, то отдача, небось, не маленька.
        И тут же последовал вывод:
        - С рук метко стрелять не выйдет.
        Семаков бросил короткий взгляд на матроса и спросил:
        - Так что же, братец, ты предлагаешь сделать?
        - С опоры стрелять, над-быть. Как я лисицу да волка брал: сидючи в яме, ствол наружу. Чтоб опора у ствола была.
        Все трое казаков дружно переглянулись. Общее мнение выразил Неболтай:
        - Дело. Только опору лучше бы в виде таких… железных ножек, чтоб на стволе была закреплены. Я от деда Анисима слыхал про крепостные ружья, так у них что-то этакое, похожее. Сошками он их называл.
        - Три таких нужны, - добавил Малах, - а то опора неустойчива. Закрепить можно их так…
        И дискуссия завертелась. В азарт вошел даже капитан второго ранга. В конце концов конструкцию согласовали.
        Практичный Семаков сначала подумал, что за переделку винтовок-скорострелок в судоремонтных мастерских севастопольского порта возьмут намного меньше, чем на родине этого оружия. Но потом пришла мысль, что эти мастерские свободны для доступа кого угодно. Мало того, что сохранение секретности при этом становится проблематичным, если вообще возможным - зайти туда мог и негатор. Пришлось отсылать оружие обратно. Разумеется, в посылку ни пули, ни магазины не включили.
        Конечно же, сведения о масштабах ущерба, понесенного союзниками от шторма, представляли немалый интерес для русского командования. В результате есаул Вернигора получил приказ от адмирала Нахимова раздобыть эти сведения. И кому, как не хорунжему Неболтаю и его подчиненным предстояло идти в поиск за пленным. Разумеется, вылазку назначили не в разгар непогоды (тогда точную величину потерь не знали даже командиры союзников, не говоря уж о менее высоких чинах), а позже, когда дождь чуть уменьшился, а ветер из ураганного стал просто очень сильным.
        Ирония судьбы состояла в том, что как раз улучшенная бесшумность иноземных пистолей и винтовок оказалась в данном случае не востребованной. Слишком скверной оставалась погода, чтобы кто-то мог услышать негромкие хлопки выстрелов.
        С иностранными языками у казаков дело обстояло не слишком хорошо. К тому же допрашивать прямо в поиске было некогда, да и незачем. Пленного без задержки доставили в Севастополь, где им и занялись. Семаков, участвовавший в допросе неудачливого английского офицера, услышал многое.
        В результате шторма погибло пятьдесят три корабля союзников, из них двадцать пять транспортов. Армия, осаждающая Севастополь, лишилась большей части зимней одежды. Сильно сократились и без того невеликие запасы пороха. Среди прочих потерпели крушение под Евпаторией два корабля линии: стопушечный «Генрих IV» и девяностопушечный «Пеики-Мессерет».
        Командир «Морского дракона» направлялся к своей квартире, когда навстречу попался Риммер.
        Послед надлежащих приветствий иномирский капитан сказал:
        - Владимир Николаевич, имею небольшую просьбу.
        Капитан второго ранга сохранил на лице всю учтивость, хотя сам факт подобного обращения вполне мог вызвать настороженность:
        - Приложу все усилия, чтобы ее выполнить, Риммер Карлович.
        - Я хотел бы присутствовать в рубке вашего корабля в ходе сражения. Мне очень интересны применяемые вами тактические приемы.
        Командир «Морского дракона» ответил правду:
        - Риммер Карлович, я, повторяю, не имел бы ничего против, но пока что мой корабль сильно занят перевозкой боеприпасов для гранатометов на севастопольских укреплениях. Но коль скоро у нас появится возможность, то всенепременно дам вам знать.
        Риммер поклонился. Семаков отдал честь. На этом моряки разошлись каждый своей дорогой. Но про себя российский офицер подумал, что контроль морских коммуникаций может оказаться столь же важным, как и подвоз боеприпасов, а раз так, то стоит обдумать, как это можно совместить.
        Вскоре по возвращении пластунов из поиска к хорунжему подошел лейтенант Мешков.
        - С просьбою я к тебе, Тихон Андропыч… - начал он. Казак приосанился и в очередной раз отъюстировал усы, хотя они в этом не нуждались.
        - …дело тут такое, понимаешь ли, сын у меня родился…
        - Ну так поздравляю, Михал Григорьич! Крестили уже?
        - Владимиром. Но вот в чем закавыка: Марья Захаровна сильно Таточке помогла. Хочу в ответ подарок сделать. Что присоветуешь?
        - Подарок, говоришь? Хм-м-м… а совет пожалуй, дам. Она высоко ставит зеленые каменья, только прозрачные. Считает их за величайшую ценность. Кольцо с таким самоцветом, даже не обязательно золотое - вот те и подарок. А то, напригляд, подвесочку с ним или обручье[10 - имеется в виду браслет].
        - Зеленый камень, говоришь?
        Князь крепко задумался, потом поднял голову:
        - Что ж, Тихон Андропыч, за совет благодарствуй.
        - Уж за такое дорого не возьму, - улыбнулся в ответ казак.
        Глава 12
        На позициях пушек союзников творилось нечто странное.
        В течение дня английские или французские орудия вдруг начинали как-то вяло обстреливать Камчатский люнет и редуты. Результаты не впечатляли. Каждый раз после выстрела пушка отпрыгивала назад, и прицеливаться приходилось наново. А дистанция была не из малых. В таких условиях ни о какой точности речи идти не могло.
        - Выдохлись басурмане, - начали поговаривать на русских укреплениях. - Как дали им прикурить тогда, так боятся нашенских. Куда уж им!
        Не только матросы и унтера, но и многие высшие чины прониклись этой атмосферой. Надобно, однако, заметить, что большинство офицеров не поддались разнеженности. К таким относился хорунжий Неболтай. С друзьями у него случился примерно такой разговор:
        - Вот думай, как хочешь, Владим Николаич, а мне муторно внутри. Готовится там что-то.
        - И что ж, Тихон Андропыч? Выяснять надо. Не мне тебя учить, как такое проворачивают. Скрасть кого из супротивников, да поспрашивать…
        - Эх, Владим Николаич, если бы так-то! Непростое время для лихих дел: земля насквозь промоклая, ходить по ней трудно, бегать и вовсе нельзя, да еще сапоги чавкают - аж на версту слыхать. И слышно еще…
        - Что слышно?
        - Копают они там. Хорошо копают.
        - Нам-то что с того?
        - Опасаюсь, что устроят нам родителеву субботу.
        - Это еще какую?
        - Да каб я знал!
        По всему было видно, что опытный казак на этот раз переоценил опасность. День так и прошел спокойно. А ночью прибыли слегка переделанные скорострелки.
        Чуть ли не весь следующий день будущие стрелки (присутствовавший на учениях князь Мешков прозвал их «картечниками») пробовали на мишенях изделия маэрских оружейников.
        Скорость перезарядки была одобрена, хотя Неболтай чуть поморщился, увидев, что не так уж быстро удается заменить три расстрелянных магазина сразу. Зато Желнов преисполнился восторженных чувств, увидя, как резво скорострелка оправдывает свое название. Он-то ничего в этом роде раньше не видывал.
        Все стрелки дружно издырявили удаленные на четыреста сажен мишени, истратив при этом около сотни пуль на ствол. На поражение следующих мишеней оказались достаточными уже примерно двадцать пуль. Неугомонный хорунжий не преминул лично опробовать новое оружие и заметил, что берется стрелять даже на версту.
        Семаков же, прикинув расход боеприпасов, заявил, что надолго имеющегося запаса не хватит (что было чистой правдой) и что сегодня же надобно подать запрос на присылку такового.
        - И побольше, побольше, - согласился Неболтай.
        Но когда разговор зашел о том, кому какое оружие дать, появились разногласия. Не нашлось претендентов на картечницу с тремя магазинами по двадцати пуль в каждом. В части двух оставшихся мнения разошлись. Неболтаю и Желнову больше понравилась скорострелка с круглым магазином. Бывший охотник предложил именовать этот тип магазина «лепеха», но хорунжий указал, что название того, что используют в бою, должно быть самое краткое, а потому вариант «блин» представляется наилучшим. Двое младших казаков предпочли коробчатый магазин.
        Однако куда более актуальным был вопрос: где какую винтовку использовать. Выход нашел Семаков. Все же полноценное военное образование сказалось.
        - Вот эту, с тремя магазинами, лучше отдать на Селенгинский редут. Трудами поручика Боголепова там вроде как налажен отпор. Может быть, она и вовсе не понадобится. Хотя и на Волынский можно.
        - А эти две? - абсолютно невинным голосом поинтересовался Мешков.
        - Ту, что с магазином на сто двадцать, надо на самое опасное направление.
        - Тогда на Камчатский люнет, - сделал вывод князь.
        - Это почему?
        - Если у них кончатся гранаты, то картечница будет основной подмогой в обороне.
        - А я думаю, что на Волынский редут лучше.
        - У них-то гранат хватает.
        - Все так, да только в отсутствие лейтенанта Беккера там за помощника Максимушкин. Комендор он хороший, даже отличный, но…
        Продолжения не последовало. Казаки помалкивали, с очевидностью не желая влезать в чужую епархию.
        - Коль скоро обе эти картечницы примерно равноценны, то, значит, не так уж важно, которую куда поставим.
        - Добро, Михаил Григорьевич, тогда ту, что с круглым магазином, на Камчатский люнет. Все, выходит?
        - Нет, не все, Владимир Николаевич. Кое-чего не хватает.
        - ?
        - Прислуги для картечницы.
        Видя, что мысль поняли не все, Мешков торопливо продолжил:
        - Ведь нужно, чтобы кто-то магазины подавал, а те, что пустые, пулями заряжал. Только что осторожность им придется блюсти. Я проверял: пружина в магазинах сильная, как даст по пальцам, так радости мало.
        Неболтай ухватил мысль первым и энергично поддержал:
        - Изрядно замечено, Михаил Григорьевич, сразу видно, что артиллерист. Найду и направлю этих… подносчиков и заряжающих.
        - Только двоих и надо, Тихон Андропович, по одному на картечницу. А для тебя, Желнов, кого из матросов нарядим, из тех, у кого пальцы половчее.
        - Марсового надо на такое, они к такелажу и узлам привычные.
        Костя Киприанов был доволен. Да что там: просто гордился собой.
        Он чувствовал себя прекрасно - как будто в него и не стреляли вовсе. И не просто сам так думал: госпожа доктор твердо заявила, что пациент (этим высокомудрым словом она назвала его, Костю) вполне здоров. А уж если Марья Захаровна говорит, то так оно и есть. А ежели человек здоров, то и в госпитале его держать незачем. И Костю выписали, дав на прощание луковку, порядочный кусок сыра и шмат хлеба.
        Причина для гордости была также весомой: он не просто шел домой, прижимая к боку сумку с гостинцами - нет, его сопровождала добрая госпожа доктор. Разумеется, о ней чуть ли не всему Севастополю было известно. А те, кто не знал Марию Захаровну в лицо, вполне могли расслышать шепотки вроде:
        - Смотри, смотри! Вон рядом с Костюнькой - знаешь, кто идет? Сама Марья Захаровна! Нет-нет, ты глянь!
        И конечно же, такому эскорту, а значит, и знакомству бешено завидовали все окрестные мальчишки и девчонки. Сам Серега-длинный почтительно поклонился Марье Захаровне, ломая шапку. Он сделал вид, что не замечает Костю; это как раз и доказало, что Серега совершил второй смертный грех[11 - второй смертный грех - зависть.].
        Косте, конечно же, и в голову не пришли возможные причины такого решения госпожи доктора. У нее же, сказать правду, резонов особых не было; скорее было отсутствие сверхсрочной работы. Кроме того, ей просто нравился пацаненок. К тому же у госпожи магистра имелся благовидный предлог.
        В доме у Елены Киприановой случилось полное потрясение обитателей - примерно такое же, как если бы в скромный домик вдовы рыбака вдруг заглянул на огонек настоящий, живой капитан первого ранга. Дорогую гостью не знали, куда усадить и чем угостить. По правде говоря, угощать было нечем: имеющаяся еда была совершенно не праздничной, да и было ее только-только на семью. Но, видимо, Марья Захаровна предвидела эту ситуацию, поскольку тут же взяла инициативу на себя:
        - Я вам сразу же скажу, Елена, ваш сын в полном порядке…
        Хозяйка дома судорожно кивнула. Мальчишка ухитрился втиснуться в разговор:
        - Марья Захаровна даже шрамов не оставила, вот! - И с этими словами он задрал рубашку на спине. Шрамов и вправду не было.
        Тяжелый мамин взгляд пообещал сыну, самое меньшее, подзатыльник за то, что осмелился перебить взрослых. На свое счастье, малец стоял достаточно далеко.
        - …а я хотела купить у вас кое-что. Тот моряк, с которым торговал ваш сын, - тут госпожа доктора коротко глянула на юного торговца сувенирами, - рассказал о фигурках, что делает ваша дочь.
        - Наталья!!!
        Возглас был достаточно выразителен и совершенно излишен: девушка сама зайчиком скакнула в угол комнаты и принесла оттуда в двух руках продукцию: целых три единицы. Важная гостья взяла фигурку человечка, повертела ее в руках, потом подняла к глазам ракушечного дракона - и совершенно несолидно разразилась хохотом. Единственным, кто от этого не впал в ступор, был Костя. Он хорошо помнил реакцию господина Таррота.
        Отсмеявшись, Марья Захаровна решительно заявила:
        - Беру! Все три беру! А еще есть?
        Костина сестра залилась краской.
        - Нет, госпожа доктор, пока не сделала. А какие вам нужны?
        - И те, и другие. Я бы этих драконов семь штук купила, и человечков три - себе и друзьям. И наставнице. Вот, за эти три, - и в руки юной Наташи шлепнулся серебряный рубль.
        Авторитет Марьи Захаровны и без того был на высоте. Но сейчас он скакнул до небес. За изделия предложили заоблачно высокую цену, а уж то, что они пойдут в подарок ее наставнице… Все трое Киприановых сделали правильный вывод: даже неведомая, но очень важная госпожа, которая знает и умеет еще больше, чем Марья Захаровна (хотя представить такое было куда как трудно), охотно примет в подарок ракушечные игрушки.
        И тут в беседу снова встрял неугомонный Костя:
        - А хотите, я вам нашего Тимку покажу?
        Не дожидаясь согласия, мелкий позвал:
        - Кис-кис!
        Из-под лавки с огромным достоинством вышел кот - большой, пушистый, зеленоглазый, почти черный, если не считать лапок и грудки.
        - Какой чудесный зверек! - произнесла гостья с таким восхищением, что у Елены Киприановой сразу же зародилось подозрение, что высокоученая госпожа доктор ни разу подобных не видела. Этот вывод тут же и подтвердился:
        - У нас таких нет. А погладить можно?
        Котофей чуть нервно двинул хвостом. Наташа смущенно промямлила:
        - Марь Захарна, он чужих… того… не жалует…
        - Мр-р-р!
        К вящему потрясению женской половины семейства, Тимофей подошел к гостье, еще раз мурлыкнул, потерся о ее ноги и подставил голову под гладящую ладонь.
        Деловая часть мальчишкиной натуры пошла вразнос. Он вдохновенно предложил:
        - Марья Захаровна, я вам котеночка могу устроить, ежели хочете.
        - Котеночка?
        - Ну да, он маленький, только до Юрьева дня родился.
        - А, понимаю… Нет, вот этого нельзя, - очень серьезно ответила та и, видя, что ее не понимают, уточнила, - у нас в домах живут другие зверьки, норки называются. Мышей ловят, с детьми играют. Боюсь, что котенка они не потерпят. Хотя… разве что попробовать.
        На самом деле в силу специализации Мариэла прекрасно понимала, какие трудности могут быть связаны с интродукцией нового вида домашних животных.
        Купленные фигурки госпожа доктор аккуратно уложила в небольшую сумочку. Наступило время прощания.
        Мама была настолько переполнена впечатлениями, что по уходе гостьи даже забыла отвесить сыну заслуженный подзатыльник. Вместо этого она удивленно промолвила:
        - Ведь Тимка-то обычно ни к кому не идет. Как же так?
        Никто из семьи Киприановых, разумеется, не мог предположить, что Мариэла воспользовалась кое-чем из арсенала магии по своей специализации. Она слегка просканировала разум кота и самую малость подправила умонастроение этого хорошенького зверька. Конечно, подобные трюки с человеком были строжайше запрещены кодексом магов разума, если только не применялись в сугубо лечебных целях. Но ведь кот - это не человек, верно? И уж точно насчет этих симпатичнейших животных никаких запретов не было.
        Костина старшая сестра удивилась другому:
        - С чего бы Марью Захаровну так рассмешил мой дракон?
        У мальчишки было на сей счет мнение, но он промолчал: вспомнилось предостережение относительно разговоров о моряке с крыльями.
        Затишье царило на всех укреплениях - никто ни в кого не стрелял. Но это не значило, что военнослужащие с обеих сторон бездельничали. Отнюдь! Под руководством инженера-полковника Тотлебена и под присмотром контр-адмирала Истомина производились ремонт и усиление люнета и редутов. Эдуард Иванович не упустил возможности глянуть на новейшие образцы артиллерии - гранатометы; он даже задал несколько вопросов мичману Шёбергу касаемо дальнобойности и возможности прицеливания. Тот, конечно, не затруднился ответить. Инженер также отметил наличие следов от осколков на щитах и похвалил идею защищать орудийную прислугу толстой металлической броней. Но после Тотлебен спросил нечто, не связанное напрямую с артиллерией:
        - Господин мичман, как понимаю, у вас гранаты снаряжены мощнейшим взрывчатым веществом, далеко превосходящим по силе черный порох.
        Шёберг сразу догадался, куда ветер дует, но ответил строго по уставу:
        - Так точно, господин инженер-полковник!
        - Нельзя ли это вещество использовать в инженерном деле?
         - Не могу знать, господин инженер-полковник! За этим следует обращаться к нашим поставщикам через капитана второго ранга Семакова.
        Полковник повернул голову к адъютанту. Тот понял правильно и выхватил лист бумаги и карандаш. Шёберг продиктовал адрес.
        Контр-адмирал Истомин приказал устроить себе штаб-квартиру на Малаховом кургане и переселился туда. С этого времени он чуть ли не каждодневно появлялся на укреплениях. Разумеется, в строительные работы он не вмешивался, но деятельно занимался перестановкой пушек и распределением пехотного прикрытия. К сожалению, защитников было маловато: по пехотному батальону на каждое укрепление. Противник имел трехкратное превосходство в живой силе.
        Меж тем Неболтай, в свою очередь, наблюдал за установкой свежеполученной картечницы. И не просто наблюдал, а покрикивал на будущего картечника, который, к слову сказать, приходился ему двоюродным племянником:
        - Фролка, копай глубже еще на полштыка! Да не ленись! Чтоб твоя голова тока-тока над ямой приподнималася. А тулово никто видать не должен.
        - Так ладно будет, дядька Тихон?
        - Ладно, да не ладно. Еще стеночки с боков, так и этак. Да потолще их делай! И притопчи бабой. Хотя… стой, это мы с тобой вдвоем.
        Хорунжий был прав: лежавшая неподалеку трамбовка была рассчитана на двоих человек, никак не на одного.
        - Вот так-то оно получше будет… Да едрить твое корыто! Что ж ты полочку не сделал? Говорил же я тебе!
        - Как же, дядька Тихон, вот она, полочка-та.
        - Тютя-матютя! Сказано ж было: полочка для магазинов. Чтоб удобно класть! Да чтоб твоему напарнику ловко было заряжать пулями! Вот до сих ее дотяни, и то может оказаться мало. А вот сюда поставишь ихний ящик, оттуда заряжающий пули брать будет. Теперь ясно?
        - Куда как ясно, дядька Тихон, даже оченно ясно. Вот так льзя ли?
        - Ну… вроде как и ничего. Я буду рядом попервой, может, чем помогу. Только помни: в бою сопли узлом вязать некогда. Ежели пойдут в атаку даже пешие…
        Неболтай промолчал о том, что по его мнению, местность совершенно не подходила для атаки в конном строю галопом.
        - …то голову твою лишь быстрая стрельба спасти может. Да не только твою, но и товарищей тоже. Понял?!!
        - Как нет, дядька Тихон! Все отменно понял.
        - То-то же. После стрельбы ствол не позабудь вычистить.
        - Дядь Тихон, так уж четвертый раз об этом…
        В ответ прилетела чисто семейная (небольшая по масштабу) затрещина, сопровожденная ласковым словом:
        - А если мало, то и пятый раз повторю.
        Правила этикета племянник знал на «ять»:
        - Благодарю за науку, дядя Тихон.
        - И упаси тебя святые угодники чем-то помимо масла.
        - Дядь Тихон, ить запомнил накрепко.
        - А то я не видел, как ты на битый кирпич смотрел! Забудь о нем, твою натуру навыворот!
        - Уже забыл и даже не помню…
        Бывалый казак и на этот раз ошибся. Противник пока что не планировал пешую атаку.
        Вместо этого англичане и французы подготавливали артиллерийский обстрел по всем правилам науки. Ну, почти по всем. Пушки были пусть и не новенькими, но уж точно не старье. Их лафеты тщательно укрепили в грунте, дабы прицел не сбивался при отдаче. Мало того: специальным винтом наводчик мог изменять угол возвышения. А то, что их было мало (меньше, чем раньше), также нашло очевидное объяснение среди офицеров и нижних чинов: нужное количество просто не успели доставить на позиции. Тем более, эти самые недостающие орудия и находились неподалеку - понятно, в походном положении.
        Ничего этого мичман Шёберг не знал. Он лишь видел в подзорную трубу, одолженную у штабс-капитана Грайновского, что противник явно готовится к обстрелу. Да и то, правду сказать, видно было плохо: и расстояние составляло около шести кабельтовых, и сумерки еще не кончились.
        Неожиданно для мичмана из-за спины послышался голос Неболтая:
        - Иван Андреевич, а ведь мы можем попробовать пройтись по ихним артиллеристам из картечницы. Ей же, возьмем.
        Командир гранатометчиков думал не более пары секунд.
        - Нет уж, Тихон Андропович, мои молодцы сейчас пустят гранаты в ход, а твоя картечница будет такой неожиданной, как пистолет за пазухой. Прикажи Фролу не стрелять. А ну-ка, братцы комендоры, к бою товсь! Тароватов, целься по правому флангу! Дистанция - шесть кабельтовых. Плесов - целиться по тому орудию, что посередине между двумя холмиками, но палить только по команде. Тароватов, пали!
        Оба комендора без суеты, но быстро начали двигать ползунками. Пока Плесов доворачивал ствол, Тароватов нажал на спуск.
        - Недолет тридцать пять… нет, сорок сажен!
        Поправку на дальность оба комендора сделали одновременно.
        Но дело шло далеко не так быстро, как при прошлом обстреле. Тароватову удалось накрыть цель лишь с пятой гранаты. Плесов, который тщательно отслеживал дистанцию, ухмыльнулся: ему-то на накрытие неприятельской позиции хватило двух.
        Французские артиллеристы добросовестно ответили огнем. Правда, у них случился казус, причина которого поначалу никто не понял: в тот момент, когда гранатометы еще только отыскивали стволами следующую цель, на неприятельских позициях грянул взрыв.
        Тут же на люнете посыпались вопросы и комментарии от свидетелей:
        - Это что там такое лопнуло?
        - Не вижу ничего… никак пушка, в нее попало.
        - Да из наших никто и не палил.
        - Может, ихние вздумали табак курить у бочонка с порохом?
        - Так он бы полыхнул скорее, чем взорвался.
        - Не. Похоже, как пушку разорвало, видывал я такое издаля…
        - С чего бы?
        Неожиданное объяснение предложил опытный Грайновский:
        - Я так думаю, что когда взрыв перед орудиями был, то земля в дуло попала, а пушка уж заряжена была, вот ее и разнесло. Тут много не надобно.
        Слушатели уважительно кивнули. Объяснение показалось весьма правдоподобным.
        Расход гранат оказался заметно больше, чем было раньше. В результате Шёберг скомандовал «Дробь!», когда взрывы прошлись не по всей линии неприятельских орудий. На случай неожиданностей он оставил запас: по пять выстрелов на гранатомет.
        Возможно, он в конечном счете оказался прав. В этот день от противника не прилетело ни одного ядра сверх тех, которые были пущены утром. Вместо того парламентеры под белым флагом запросили перемирия для вывоза убитых и раненых.
        Тем же вечером было созвано совещание для выработки совместных действий против русских укреплений.
        Почти сразу же генерал Канробер выложил козырную карту:
        - Господа, обращаю внимание: мне доложили, что на Камчатском люнете регулярно случается нехватка их новейших особо мощных бомб. Мои офицеры отметили, что стрельба прекратилась, когда еще не все наши пушечные позиции были поражены…
        При этих словах представители английского экспедиционного корпуса переглянулись как-то очень многозначительно.
        - …между тем, как на редутах таковая картина не наблюдалась. По этой причине мы предлагаем устроить вечернюю атаку на означенный люнет. Тогда их пушки не будут в состоянии губительным огнем сорвать эту атаку.
        В дискуссию вмешался адмирал Гамелен. Как руководитель флота он вообще не должен был присутствовать, но напросился, обосновав свое желание необходимостью согласовать с армейским командованием график поставок.
        - Подтверждаю это сообщение. Осмелюсь предположить: эту точку зрения разделяют наши английские союзники. Они также наблюдали при стычках в море случаи, когда после успешной атаки с применением мощных бомб русский корабль отказывался от ее повторения, и это они объяснили ограничениями по боеприпасам.
        Англичане утвердительно наклонили головы.
        - Я сам видел то же самое…
        Эту фразу француз особо выделил интонацией.
        - …и привожу еще один факт: вот уже десять дней, как прекратились нападения на наши корабли силами «Морского дракона», то есть единственного русского корабля, на котором имеются подобные пушки. Наши люди в порту наблюдали: орудия с него не сняты, они на палубе. Этот факт я также объясняю недостатком боеприпасов, которые полностью уходят на сухопутные укрепления.
        В результате было предложено устроить массированную атаку на Камчатский люнет. Однако генерал лорд Раглан (несколькими днями раньше он получил звание генерал-фельдмаршала, но известие об этом еще не дошло до Крыма) выдвинул неожиданную идею:
        - Почему бы не атаковать ночью? В темноте русские не смогут корректировать огонь своих новых пушек.
        - Но как тогда отличить своих от чужих?
        - Русские солдаты не говорят ни по-французски, ни по-английски, - усмехнулся уголками рта генерал.
        Французские офицеры, не желая, чтобы за англичанином осталось последнее слово в тактике, чуть ли не тремя голосами сразу заявили:
        - Необходима одновременная атака на редуты. И желательно начать наступление завтрашним вечером - тогда у противника не будет времени на усиление люнета и редутов.
        Англичане тут же запротестовали, упирая на недостаточность подготовки. И предложили выход: не атаковать, а имитировать атаку, и тогда русские поопасаются прислать подмогу на Камчатский люнет.
        Это предложение прошло.
        Командир «Морского дракона» отправил матроса в знакомую лавку за фунтом печенья. Дракону предстояло получить очередную взятку.
        Правду сказать, Семаков не был уверен, что Тарроту вообще понадобится что-то делать. Но уж проверка выглядела обязательной.
        Пробираться в пещеру пришлось по суше. На то была причина: прошедший шторм вполне мог обрушить часть скалистого берега и тем самым сделать проход в грот опасным для корабля, а то и просто недоступным. На случай неожиданностей капитан второго ранга взял с собой пистолет и одолжил у Малаха винтовку. Впрочем, предосторожность оказалась излишней.
        После надлежащих приветствий гость изложил хозяину пещеры суть просьбы, сопроводив ее заветным кулечком.
        - Тогда зачем откладывать, Владимир Николаевич? Я сейчас же проверю… - и с этими словами дракон выбрался на площадку и без плеска нырнул в черную воду. Через минуту с небольшим он выскочил обратно.
        - Вы были правы, из-за упавших камней глубина прохода немного уменьшилась.
        Последовало еще два захода, после чего чешуйчатый взяточник объявил, что все препятствия убраны.
        - И еще одно, Таррот Гарринович. Разведка над морем сегодня не нужна, нужно узнать, что творится вот здесь… - на стол легла карта, - ведь скопление войск вы видите?
        - Не вполне так, Владимир Николаевич, в темноте я могу почувствовать массы людей… своими методами. Вообще-то зрительная оценка точнее. А в темноте… скажем так: десяток от сотни отличу без труда, сотню от тысячи тоже…
        - …и так далее. Понимаю, прекрасно понимаю. А металл? - при этом Семаков подумал о пушках.
        - Вот это только на свету.
        Семаков поблагодарил, распрощался и поспешил обратно в порт. За ночь предстояло забрать многочисленные посылки из портала. А еще в голове прочно поселилась мысль, что для доставки боеприпасов нужен иной способ.
        Глава 13
        И еще день прошел, и опять ничего существенного не было предпринято ни одной из сторон.
        Мариэла воспользовалась этим обстоятельством, оделась согласно советам знающих местных и отправилась в Михайловскую церковь.
        - С какой нуждой пожаловала, дочь моя?
        - Хочу узнать побольше о вашей вере, отец Александр.
        Священник полоснул острым взглядом из под густых бровей:
        - Не надумала ли перейти во православие, дочь моя?
        - Сначала хочу выслушать ваш рассказ, отче.
        - Должно мне сперва выслушать рассказ о твоей вере, дабы понять отличия.
        - Тогда прошу вас, отец Александр, пообещать, что никому не расскажете о том, что я сейчас поведаю.
        Священник поколебался, но потом четко произнес:
        - Истинным крестом клянусь в том.
        - Я и мои товарищи прибыли из другого мира. Он отличается от вашего тем, что там существует магия…
        - Несть магии аще как от бога или от диавола, но бог запретил человеку магию, и потому все, кто занимаются ею, суть содействователи и пособники врага рода человеческого, - строгим голосом прервал священник. Но Мариэла, видимо, подготовилась к этому возражению, ибо ответила без колебаний:
        - То, что мои соплеменники называют магией, на самом деле наука. Ею, правда, оперировать может не каждый, но и у вас, как понимаю, овладение наукой доступно не всем, верно?
        Отец Александр не шевельнулся, но продолжал слушать чрезвычайно внимательно. Мариэла с жаром продолжала:
        - То, что у вас могли бы назвать чудом, магией, колдовством, не противоречит законам природы - оно противоречит лишь человеческому пониманию законов природы, - Мариэла, сама того не зная, почти дословно повторила мысль, высказанную Фомой Аквинским, - а вот эти законы установлены тем (или теми), кто создал мир.
        Женщина сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Собеседник этим воспользовался:
        - Так кто же, по вашему верованию, сотворил мир?
        - В том-то и дело: точно это неизвестно, но у нас верят, что это сделали трое Пресветлых. Они же, в свою очередь, появились от Огня Неугасимого, хотя многие полагают это ересью. Но вот что важно: когда был создан человек, то мнения этих троих о нем разделились. И один из Пресветлых, впоследствии прозванный Темным, стал тем, кого вы назвали врагом рода человеческого, ибо пришел к выводу, что человек - неудачное создание и не должен существовать вообще. Тем не менее. двое Пресветлых и Темный дали совместную клятву, что никто из них не будет вмешиваться в законы природы, уже установленные. Но вмешиваться в дела людей эта клятва не запретила…
        Отец Александр слушал и всеми силами старался ничего не говорить, хотя возражения этой чужемирной теологии у него появились сразу же. Слишком уж удивительные вещи произносились устами этой молодой женщины.
        - …и самое наглядное доказательство, что Пресветлые как-то участвуют в делах людей - это появление в нашем мире того, кто родом отсюда. Человека по прозвищу Профессор. Уверена, что это не настоящее имя. Никто не знает, для каких целей его к нам забросили… хотя нет, мне кажется, что наставница это знает, но предпочитает не распространяться. Для его поисков мы и отправились в этот мир. Кстати, вот вам, отец Александр, доказательство того, что наша магия в сущности то же, что ваша наука: этот ваш соплеменник не имел никаких магических способностей, но муж наставницы утверждает, что Профес мог бы стать выдающимся специалистом в теории магии, пожелай он того.
        Собеседник начал спрашивать:
        - Кто такая наставница?
        - Человек, - просто ответила Мариэла, - но с высочайшим уровнем знаний по моей специальности.
        Примерная ученица не стала озвучивать ни других умений наставницы, ни ее должности, ни даже имени.
        - Почему вы полагаете, что этот Профессор из нашего мира?
        - Его родной язык - русский. Он научил этому языку одну девочку, а через нее и я с моими товарищами переняли это умение. Но вернемся к верованиям. Я одолжила Евангелие у знакомой, прочитала, поняла не все, но твердо усвоила вот что: заповеди наши в сущности те же, что ваши. Смертные грехи такие же; у наших, правда, добавляется еще запрет на использование против людей энергетических полей смерти. Думаю, по причине того, что таковые убивают все живое без разбора, а щитов против них нет… Однако никакой фигуры, подобной Христу, у нас не было. Почему - не спрашивайте. Так что я готова уважать вашу веру, но принять ее, наверное, не в состоянии.
        Священник прикрыл глаза. Кто-то несведущий мог бы подумать, что пожилой человек просто задремал. Но Мариэла была магом разума.
        Прошло, наверное, минут семь-десять. Магистр терпеливо ждала. Наконец отец Алекандр открыл глаза. Конечно, сна в них не было.
        - Тяжек грех мой, - веско произнес священник. - Одолела бесовская гордыня. Возомнил я, недостойный, о себе. Захотел вовлечь во православие женщину из инаго мира.
        Мариэла вскинула правую руку ладонью вперед.
        - Не говорите так, отец Александр. Никак не могли вы знать о нашем мире достаточно, чтобы судить о богословских деталях применительно к нему. Да я и не все рассказала, просто времени на это нет. Взять хотя бы драконов…
        Мариэла прикусила язычок, осознав, что эти сведения, пожалуй, лишние, но было поздно:
        - Драконов? Каких-таких?
        - Изображения я предоставить не могу, его у меня нет. Они ходят на четырех лапах, покрыты чешуей, умеют летать. Тяжелее среднего человека раза в два-три… Но не это главное. Драконы были задуманы и созданы как слуги Великих магов. Боевые летающие создания. И кто-то из Великих наделил их разумом. Сейчас у них даже есть свое государство там, на моей родине. В дела людей они обычно не вмешиваются. Торговать - да, торгуют.
        Отец Александр хорошо учился богословию и потому сразу же ухватил важнейшую деталь.
        - Разум - это понятно. А как же душа?
        Несостоявшаяся прихожанка ответила не сразу и очень медленно, тщательно взвешивая слова:
        - Не знаю точно, могу лишь сказать о собственных впечатлениях. Драконы дают клятвы и держат их, но они способны лгать, как и люди. Они восхищаются героями. У них существуют огромные по объему сказания… вообще драконья память лучше человеческой, это всем известно. И они в некотором смысле способнее к магии, чем люди: каждый дракон может управлять энергетическими потоками, а у людей один из ста. Вот еще. Это мне кажется наиболее важным. Драконы способны к состраданию даже в отношении к тем, кто с ними не в родстве. К людям, например. Понимаете? В этом смысле они такие же, как мы.
        - Да. Как люди, - произнес настоятель Михайловской церкви слишком спокойным голосом.
        После некоторого молчания он добавил:
        - Как понимаю, могущественные Великие, о которых шла речь, более не существуют?
        Мариэла чуть помедлила с ответом.
        - Вы правы. Об этом не говорят вслух, но считается, что и Великие, и умения их исчезли навсегда.
        Этика мага разума разрешала сканировать людей исключительно в лечебных целях. Разумеется, Мариэла не собиралась это делать с собеседником. Но обычная человеческая проницательность не подвела. Священник усиленно думал и, наконец, принял решение, хотя прозвучало оно иносказательно:
        - Я буду молиться за твою душу, дочь моя.
        Мариэла поняла, что встреча окончена.
        - Спасибо, отец Александр. Я знаю, вы делаете много дел, угодных богу. Вот, возьмите.
        Коротко звякнул серебряный рубль, легший на дерево.
        Многие заметили, как госпожа доктор выходила из церкви, и запомнили это.
        Капитан второго ранга Семаков получил приказ Нахимова прибыть к нему в кабинет к семи вечера. Разумеется, не выполнить таковой было бы невозможным. Но до этого был разговор с мичманом Шёбергом о возможности применения магического взрывчатого вещества, так что на встречу с адмиралом пришел также магистр Тифор.
        В кабинете уже находился полковник Тотлебен. Он и задал сакраментальный вопрос, ради которого пришел. Тифор изобразил на физиономии глубокую погруженность мудреца в решение труднейшего вопроса философии. Получилось не особо убедительно, ибо ответ нашелся быстро:
        - Господа, никаких принципиальных препятствий к тому не вижу. Однако надо учитывать ряд условий, - последовал типичный лекторский округлый жест, - и главное из них: то место, откуда будет… э-э-э… подаваться взрывчатка, должно находиться в прямой видимости от того места, где она будет… э-э-э… действовать. Насколько понимаю, основная цель взрыва - разрушение вражеского подкопа, не так ли?
        Российский военный инженер солидно наклонил голову.
        - На какой глубине он проходит?
        - Обычно от двух до трех сажен. Не более четырех.
        - Тогда наши тяжелые гранаты (те, которые шестьдесят фунтов) должны обрушить этот подкоп. Надо лишь правильно нацелить…
        - О, я выделю вам людей, которые будут наводить.
        Но у Семакова были также планы другого свойства.
        - Павел Степанович, вот какая сложилась ситуация с «Морским драконом». Он сейчас плотно занят с доставкой боеприпасов сухопутных гранатометов. Я осмелюсь предложить вашему вниманию оборудование двенадцативесельного баркаса двигателями от наших иностранных партнеров. Думаю, узлов шестнадцать удастся выжать. Вооружение, к сожалению, поставить вряд ли удастся. Как мне кажется, он будет вполне в состоянии доставлять боеприпасы. А «Морской дракон» тем временем попробует пощипать неприятельские транспорты. Как думаете, Тифор Ахмедович - возможное дело?
        - Поставить двигатели, разумеется, я могу, но насчет предельной скорости обращайтесь к Риммеру Карловичу.
        Но Нахимов проигнорировал явную попытку свалить часть ответственности на иноземного моряка и обратился напрямую к Семакову:
        - Кого хотите командиром поставить, Владимир Николаевич?
        - Боцманмата Кроева, Павел Степанович, больше некого. Могу я ему пообещать боцманский чин?
        Думал адмирал недолго:
        - Будь так. Я подпишу.
        С самого утра на Камчатском люнете контузило контр-адмирала Истомина. Его тут же отвезли к госпоже доктору. Та уверила, что поставит пострадавшего на ноги в три дня. История не сдавалась.
        Планы Тотлебена относительно обрушения вражеских камуфлетов остались невыполненными. Виной тому были действия французов и англичан. Началась пехотная атака одновременно на Волынский редут и Камчатский люнет.
        Те офицеры, которые придумали новый образец тактики, так и остались в незаслуженной безвестности. Окажись она действенной, такого бы не случилось.
        Союзники оценили мощь русской артиллерии, оказавшейся в состоянии быстро и качественно сокрушить полевые укрепления. Атака началась почти на закате солнца, когда запас гранат на Камчатском люнете оказался минимальным. Уже после боя мичман Шеберг доложил на разборе операции, что до начала атаки боезапас составил по одиннадцати выстрелов на ствол. Солдаты выбегали из траншей, разворачиваясь в плотную цепь и становясь неудобной целью для гранат. Впрочем, цепь была не одна: за ней бежали еще три.
        Атака началась и на Волынский редут, Однако малый гранатомет на этом редуте, в отличие от больших на Камчатском люнете, имел хороший боезапас. А поручик Боголепов замедленностью мышления не страдал.
        - По левому флангу пехоты, дистанция триста двадцать, пали! Картечница - товсь! Огонь по команде!
        Расчет оказался верным: англичане не успевали развернуться и попадали под губительные разрывы. Комендор Патрушев снова проявил выдающиеся способности, пристрелявшись с четырех залпов. А после десятого разрыва английские пехотинцы откатились на исходные позиции. Разумеется, поручик приписал это успешному действию вверенного ему гранатомета. К тому же выводу пришли моряки у обычных орудий, все еще ожидавшие команды, и все офицеры редута. Вот почему и гранатометчики, прекратившие пальбу, и артиллеристы застыли в ожидании нового штурма. Никому и голову не пришло, что противник лишь имитировал атаку.
        На Камчатском люнете все пошло иначе, хотя атака неприятельской пехоты поначалу ничем не отличалась от таковой на Волынский редут.
        Мичман Шёберг сообразил, что боеприпасов к гранатомету может не хватить для отражения натиска, и гаркнул во всю силушку:
        - А ну, Фрол, запускай картечницу!
        Стрелок потратил, наверное, секунду на то, чтобы поухватистее вцепиться в скорострелку. Первая очередь пошла по центру разворачивающегося строя. Сшибло, наверное, человек семь-десять.
        - Фролка, твою ж якорем поперек… да с цепью… - хорунжий Неболтай заимствовал часть выражений из лексикона боцманмата Кроева, - что ты садишь в одно место?! Води стволом, распертудыть тебя!
        Неболтай только-только закончил давать ценные указания, когда пули на одной стороне блина закончились. Отдать должное молодому картечнику: он довольно ловко отщелкнул тяжелый диск, перевернул его, присоединил к винтовке и снова повел стволом под глухое «дух-дух-дух-дух».
        Грозная красно-синяя волна пехоты накатывалась на люнет. Артиллеристы получили команду разрядить заряженные ядрами пушки в набегающий строй и зарядить снова картечью. Хорунжий залег рядом с картечницей и посылал из собственной винтовки пулю за пулей в атакующих.
        Шёберг решил, что экономия уже ни к чему, и скомандовал:
        - Гранатомет, к бою!
        - Эка их много, - пробормотал Тароватов. Он аккуратно, даже нежно двигал ползунок, пытаясь прикинуть расстояние пальбы - а оно неуклонно уменьшалось.
        Как-то неожиданно пули в диске закончились. Заряжающий шустро подвинул запасной. Фрол даже не успел защелкнуть стальной блин, когда Неболтай зарычал:
        - Степка, набивай, набивай, набивай пули, тетеря сонная!
        Оскорбительный эпитет был совершенно незаслуженным: заряжающий, передав полный запасной магазин, тут же принялся запихивать пули в пустой. Дело шло не так резво, как надо бы: и опыта в этом деле у казачка было маловато, и волнение первого боя сказывалось.
        Пока уходил второй диск, Неболтай подбадривал стрелка - во всяком случае, свои слова он полагал именно подбадривающими:
        - Да что ты тратишь заряды на каждого вражину, как на любимую тещу! Ты сберегай, сберегай, на одного басурмана не более пульки. Куда ж глядишь, справа совсем близко добежали, приголубь их! А теперь слева!
        Строй французской пехоты начал рассыпаться. Летели на землю ружья с примкнутыми штыками. Падали вместе с ними люди - и корчились, дергались, кричали, стонали… Но их уцелевшие товарищи все еще надеялись на успех.
        Второй пустой магазин ткнулся в руку заряжающего. Третий с щелчком встал на место. А заряжающий снова отвлекся: набивка первого далеко не закончилась.
        Где-то в глубине ахнул, взметая землю, взрыв: это гранатомет по приказу догадливого командира батареи начал отсекать волну нападающих еще до того, как они полезли из траншеи.
        - Еще подале на осьмушку! Пали! - надрывался мичман.
        На этот раз Плесов попал со второй гранаты. Первая пошла уж слишком большим недолетом, хотя, похоже, кого-то осколками зацепило, да и с ног не менее полдесятка человек посшибало.
        Две гранаты подействовали хорошо: атакующие невольно оглянулись и увидели, что задние отнюдь не спешат поддержать атаку.
        - Еще по одной, чуточку подале! Тароватов, чего зеваешь?
        Еще два взрыва грянули, уничтожая участок траншеи вместе со всем живым, что там толпилось.
        Третий блин опустел за считанные секунды до того, как заряжающий выдохнул: «Хух!», закончив набивать первый. Последовал быстрый обмен магазинами. Защелка лязгнула, картечница снова задудукала, плюясь смертью.
        Услышав звук присоединяемого магазина, Неболтай нехорошо сощурился: ему уже стало ясно, что зарядка пулями угрожающе медлительна по сравнению с темпом стрельбы. Хорунжий мог помочь, но пока что отвлекаться не хотел: оставалась пара пулек в пятом винтовочном магазине и полные двадцать в шестом.
        Никто из защитников люнета, включая опытных артиллеристов, не сообразил, что более длинный ствол скорострелки (в сравнении с ее предшественницей) дает значимое преимущество в дульной энергии. Правду сказать, в Михайловском училище этого понятия не давали. Пули от картечниц, визжа на сверхзвуковой скорости, пробивали зараз два, а то и три тела; для этого строй все же оставался достаточно плотным.
        Четвертый блин ушел, а замены ему уже не было.
        Неболтай на мгновение отвлекся от опустошения своего последнего магазина, выкрикнув:
        - Мичман, поддержи!
        Шёберг колебался. Ему показалось, что атака уже захлебывается. Пока он думал, со стороны соседей послышалось:
        - А ну, братцы, наводи на картечь!
        Пушки ахнули роем смертельного свинца. Пыхнули облака белого порохового дыма.
        - Штыки примкнуть! Ждать команды!
        Командир гранатометчиков, наконец, решился:
        - Тароватов, по передним дай пару, но не более! Плесов, держи прицел на траншее, без команды не пали!
        Первая граната лопнула на большой высоте. «Сажен десять», подумал комендор. Шёберг тоже это заметил и сделал вывод: сработал негатор. Вторая граната рванула, как и намечалось, чуть впереди передовых.
        Может быть, эти два взрыва нанесли последний удар боевому духу нападающих. Или его сломил картечный залп. Или убийственная сила крошечных пулек оказалась одним из решающих факторов, определивших неудачу штурма. Как бы то ни было, началось беспорядочное отступление.
        Фрол с огромным усилием выпустил из рук картечницу. Приклад тюкнулся о землю и сделал небольшую ямку.
        - Дядь Тихон, как же так… - вопросил молодой казак непослушными губами, - как же эта штука, она прям косой косит, ведь души живые были… Как же это?
        Пока окружающие собирались с ответом, Фрол согнулся в рвотном приступе.
        Неболтай с явным сочувствием глянул на двоюродного племянника.
        - На-кось, испей воды, да рот прополощи, да лицо умой, - и достал медную флягу. - Вспомни, племяш, ведь это они по наши живые души бежали. Со штыками, если заметил. Возьми-ка лопату, да присыпь за собой. Сдается мне, тут еще штурм встречать.
        Фрол послушно поднял лопату. Через минуту пятно рвоты исчезло.
        - А картечницу кто чистить будет, а?
        Неболтай нашел наилучшее средство. К моменту, когда ствол был со всем тщанием вычищен, молодой картечник полностью пришел в себя.
        У мичмана Шёберга нашлись свои дела. Он аккуратно фиксировал свои наблюдения в записной книжке. Неболтай, заметив это, добавил советы от себя:
        - Иван Андреевич, еще надо бы сказать Владимир Николаевичу, что три запасных блина к картечнице - это во как мало. Самое меньшее, четыре надобно. Правду молвить, чем больше, тем лучше, запас, он лежит смирнехонько, есть-пить не просит. Да при том же заряжающих нарядить двоих, а еще способнее - троих, но уж никак не одного. Сам видел: у Фролки три блина улетели, а заряжающий только что один набил.
        Шёберг утвердительно кивал, строчил карандашом, а про себя думал, что и запасной ствол тоже не повредит. Он хорошо помнил, что ресурс его составляет лишь восемнадцать тысяч выстрелов. Не будучи сухопутным офицером, он, тем не менее, резонно предположил, что на второй штурм могут бросить большее количество пехоты.
        Шёберг также отметил явную нехватку боеприпасов для батареи гранатометов. На подавление неприятельской артиллерии впритык, а на отражение пехотного штурма так и вовсе мало. Но потом мичман решил, что этому горю легко помочь: достаточно лишь сменить тяжелые «морские» гранатометы на более легкие. Ему уже доложили, что волынцы отбились лишь одним таким, а картечницу даже не задействовали.
        Да, тут было о чем подумать.
        Парламентеры запросили перемирие на сбор тел погибших и на помощь раненым. Разумеется, просьба была удовлетворена.
        Но у французских врачей была забота помимо помощи раненым и контуженным. Армейское начальство с большой настойчивостью потребовало (не попросило!) точно указать причины смерти.
        Абсолютное большинство погибло от пуль. Большей частью они прошли навылет. Те, которые удалось извлечь из тел, были деформированы. И все же врачам удалось раздобыть несколько сравнительно целых экземпляров. Они вызвали большое удивление как докторов, так и офицеров.
        Первое, что показалось необычным: очень малый калибр. Точной оценке он не поддавался, но явно был не более десяти миллиметров, а то и меньше. Форма пуль оказалась не круглой, а удлиненной. По всем признакам, пули имели заостренный конец. Этому факту противоречил третий: ни на одной из них не удалось найти следов винтовой нарезки. Между тем дальность и точность стрельбы давали все основания полагать, что ствол был именно нарезной.
        Были и другие странности, относящиеся к неизвестному оружию. Очень во многих телах обнаружили несколько ран. Кто-то произнес ключевое слово: «картечница». Но это объяснило лишь часть загадок.
        Генерал Канробер приказал тщательно опросить всех выживших пехотинцев в поисках фактов, связанных со стрельбой этих картечниц. Разумеется, речь не могла идти об одной: слишком велика была плотность огня. Опросы дали парадоксальные результаты.
        Решительно никто из опрошенных не видел дыма. Впрочем, слухи о бездымном порохе уже дошли до разведки. Это противоречило донесениям о стрельбе из обычных пушек: те использовали вполне рядовой порох, дававший обильные клубы дыма. Может быть, запасы новейшего русского пороха были недостаточными, чтобы использовать его и в картечнице, и в пушках? Загадка…
        Хуже того: очень немногие видели те самые картечницы - а ведь их размер должен был быть немалым; это следовало из простой инженерной логики. Самые же наблюдательные из пехотинцев отметили, что картечница весьма невелика, ствол очень небольшого калибра, и притом почти все видели лишь одну. Этот факт также не лез ни в какие модели. И лишь один солдат неуверенно высказался: ему, дескать, показалось, что стреляли два ствола. Причем сами стрелки находились в ямах или траншеях, наружу высовывались лишь головы. Разумеется, допрашивающий офицер записал показания, но добавил от себя, что к таковым надо относиться с осторожностью: тот удачливый солдат, что унес ноги из этой атаки, мог ошибиться ввиду большого расстояния до люнета (более двухсот метров).
        Англичанам было куда проще: их встретил огонь из пушек бомбами огромной взрывной силы, но картечницы на противостоящих укреплениях либо вообще отсутствовали, либо их благоразумно приберегли.
        И единственным светлым пятном выделился тот факт, что Камчатский люнет с очевидностью не получил никакой подмоги от редутов
        Глава 14
        Семаков узнал о потребностях сухопутных (ставших таковым из морских) артиллеристов и согласился. Разумеется, он учел и двигатели для баркаса, описание которых дал Тифор. По согласовании с Нахимовым заказы ушли в мир Маэры. Но прежде с ними ознакомился лейтенант Малах. И не только ознакомился: настырный иномирский офицер не поленился съездить на укрепления и тщательно расспросить участников боев. В результате стопка листов, отправленная в портал, оказалась довольно толстой.
        Но не только Малах заинтересовался результатами штурма Контр-адмирал Истомин проявил особенную любознательность, однако, как он ни рвался из госпиталя, госпожа доктор твердо запретила выход на волю в течение еще двух дней. Капитану второго ранга Семакову пришлось сделать обширный доклад одному Нахимову.
        - …таким образом, следует признать, что если гранатометы являются в основном средством борьбы против неприятельских укреплений, а также артиллерии, то картечницы отлично проявили себя против пехоты и кавалерии. Доклад закончил.
        - Вы, Владимир Николаевич, упомянули, что пули калибра две и три четверти линии, используемые в картечницах, вполне достаточны для поражения пехотинца, не так ли-с?
        - Так точно, и кавалериста тоже, даже если он в кирасе. Нам неизвестна начальная скорость сей пули, но проверка показала: пробивает дюймовую железную плиту.
        На самом деле проверка была произведена изготовителями-оружейниками на Маэре, но все равно нужное впечатление было произведено.
        - Из моего опыта артиллериста следует, что любое оружие требует ухода-с. Как насчет этих картечниц?
        - Так точно, уход необходим. После стрельбы надобно почистить ствол. Но лишь маслом, ни в коем случае не кирпичом. Далее, затвор картечницы, а равно другие движущиеся части должно регулярно - не реже, чем раз в два дня - смазывать. Наконец, по отстрелу восемнадцати тысяч пуль ствол потребует замены. Или починки.
        - Поясните, Владимир Николаевич: сии картечницы имеют штуцерный ствол?
        - Никак нет, ствол гладкий, но энергетические поля заставляют пулю вращаться в полете.
        - Тогда отчего ж не чистить ствол кирпичом, как это издавна в российской армии принято?
        - Так точно, ваше высокопревосходительство, сие предписано в армейском уставе, но касательно ружей. Однако ни армейский, ни флотский устав о картечницах ни словом не упоминают. Изготовители настаивают на использовании лишь масла; от него не случается дополнительный износ ствола. Так что моим людям строжайше запрещены какие-либо действия, могущие испортить это замечательное оружие. Поверьте, Павел Степанович, картечницы, будучи сами по себе особенными, требуют и особенного ухода.
        Нахимов чуть задумался.
        - В таком случае пишите рапорт. Полагаю, Владимир Иванович также должен с ним ознакомиться, когда выйдет из госпиталя.
        На линии столкновения было полное затишье. Обе стороны прикидывали, планировали, копали, укрепляли.
        Воспользовавшись случаем, Мариэла черканула страничку наставнице. В ней помимо вежливых слов и краткого изложения событий имелась информация о необычном домашнем зверьке, и содержалась просьба разузнать, есть ли аналогичный вид на Маэре. Обосновывалось это чисто научным интересом - правда, тот лежал несколько в стороне от специальности весьма почтенной. Завистник и недоброжелатель (если бы нашелся таковой среди тех, кто знал о содержании записки) мог бы прошипеть, что интерес большей частью имеет эстетические корни: котик очень понравился Мариэле.
        Даже на тусклом фоне этих событий не стоил особого внимания тот факт, что Костя снова навестил дракона. Для мальчишки причина визита была более чем весомой: старшая сестра обновила, как скажут в будущем, линейку изделий. Помимо человечка и дракончика в ней появилась симпатичная кошечка.
        Таррот долго расспрашивал об этом невиданном зверьке, которого принял поначалу за известного в драконьих краях ягуара. Но Костя уверил, что это зверь совсем маленький («Ну вот такой!» - и соответствующий жест руками), живет в доме, ничуть не стесняя хозяев, а главной его дичью являются мыши.
        - Это для госпожи доктора, ей очень наш кот понравился, - убеждал юный купец. - Готов даже в долг поверить.
        - Слова ты умные знаешь, - фыркнул Таррот, - наверное, и читать умеешь?
        - А то ж, - солидно кивнул гость, - и считать тоже, и писать, опять же.
        Дракон знал от товарищей, что далеко не все местные столь образованные, и потому поинтересовался:
        - Где учился?
        - Папаня читать и писать научил… пока жив был, - вздох, - а счету от Сереги-длинного, это мой сосед, поднабрался. Взял у него книгу умную на время. Только Серега - он на бумаге считает, отцу помогает, а я так, в уме. Бумага, она ить дорогая.
        Разумеется, гость не мог в полутьме пещеры заметить интерес в глазах хозяина.
        - В уме, говоришь? А если проверить?
        - Так запросто! - подбоченился нахальный визитер.
        Таррот быстро прогнал Костю по таблице умножения и убедился, что ее он знает назубок. К большому удивлению дракона, оказалось, что мальчишка может умножать даже двузначные числа в уме.
        Драконы едва ли не больше людей подвержены идеям справедливости, почему и последовала похвала:
        - Ты считаешь в уме превосходно, почти как мы.
        В ответ мальчишка почтительно поклонился:
        - Благодарю, господин Таррот.
        - У тебя прекрасная для человека память. Я бы с удовольствием взялся учить считать по-драконьи.
        - Вы думаете, это возможно, господин Таррот? - осторожно спросил малец.
        - И возможно, и нужно. У вас, людей, штурманы не могут обходиться без длительных расчетов. А если ты будешь хорошо считать, ты сможешь стать штурманом… ну, похуже, чем дракон, у тебя все же нет таких способностей… но тут надобно много знать помимо счета. Но для начала, если захочешь, получишь умение быстро считать.
        - А плата велика ли?
        - Я с ней подожду, - тут дракон оскалился в улыбке, - в долг поверю.
        Просто удивительно, с какой скоростью расползаются слухи. Удивительно, конечно, для тех, кто не знает, что скорость распространения новостей описывается экспонентой.
        Вот и сейчас разговоры о том, что госпожу доктора видели посещающей Михайловскую церковь, прошлись по всему Севастополю. Очень скоро уважение к немке подскочило: ей не только чаще кланялись и снимали шапку при встрече - очень многие жители города крестили матушку Марью Захаровну в спину со словами: «Спаси тя Христос» или чем-то подобным.
        Но очень скоро грянула гроза на пустом месте. Так, по крайней мере, думали окружающие.
        Солдат Семирылов из пехотного прикрытия артиллерии мог почитать себя счастливчиком. Мало того, что его вовремя доставили в госпиталь, так вдобавок ногу не отрезали - при задетой кости такое случалось нередко - а молодая девка, доктор из немцев, пообещала, что если ногу не беспокоить, то через три недели он (Семирылов) забудет, что вообще был ранен. Наврала она, конечно: нога стала не только на вид, но и наощупь ну в точности, какая была. Немка явно переосторожничала. Тем не менее, Семирылову выдали костыли, на них он и передвигался. Но как-то вечером солдат попробовал сначала поболтать в воздухе раненой ногой - та действовала без нареканий. Потом Семирылов отважился пройтись по палате без костылей. Результат показался отменным. Чего уж говорить: нога была в таком состоянии, что хоть в пляс пускайся.
        Храбрец решился сделать свои выводы. Он знал, что раненые из ходячих (те, которым запретили бередить только руку) могли пробираться наружу и приносить хлебного винца. Он сам участвовал в реализации трофеев от подобных походов. Но кое-что Семирылова не устраивало, и это «кое-что» имело под собой самую материальную основу. Добытое честно делилось на палату независимо от величины денежного взноса, а очень у многих денег не было вообще. Сам Семирылов сберег некоторую долю от положенного жалования, но необходимость поить неимущих за свой счет глубоко угнетала. Расположение торговой точки, поставлявшей местное пойло, было хорошо известно всем в палате, однако дойти до нее можно было лишь на своих двоих, но никак не на костылях: уж больно дорога крутая.
        Сбор в недальний путь, однако, не остался незамеченным со стороны соседа по палате, унтера Шебутнова. Тот получил осколок в бок; в госпитале приказали лежать смирненько пять дней (кость не задело), вставая лишь по нужде.
        - Куды ж ты, милок, заделался на ночь глядя и без костылей?
        - Тебе-то что?
        - Мне-то ничего, а вот тебе Марьзахарна велела ногу не беспокоить, как я слышал.
        - Да чё там? Сам же глянь: нога в полном порядке, никаких от нее беспокойствиев. Да и как девка-дура может в лечении понимать? Я пошел.
        - Смотри ж… - послышалось с койки.
        Было бы лишь небольшим преувеличением сказать, что Семирылов вернулся с триумфом. Не наблюдались всеобщее ликование и поздравления с успехом. Зато внутреннее воодушевление присутствовало, и даже с избытком, тем более, что оно было подогрето местным сортом вина, именуемым «полугар». И с торжеством во взгляде Семирылов провалился в полноценный сон.
        Пробуждение оказалось далеко не радужным. Головная боль и мерзопакостное ощущение во рту были не только привычны, но и ожидаемы. Куда хуже была боль в раненой ноге; она болела не сказать, чтоб сильно, но уж больно отчетисто, а накануне ничего такого не было. Солдат немедля ухватился за тощее одеяло, дабы рассмотреть источник беспокойства, и…
        Раздавшийся вслед за этим вопль мог перебудить весь госпиталь, если бы там были спящие (осмотр произошел сравнительно поздно). Ноге сразу же было обеспечено повышенное внимание всей палаты. И дело того стоило.
        Кожа на месте, куда попала вражья пуля, стала тончайшей и нежнейшей - как у новорожденного. Кусок мяса под ней иcчез, как будто его не было. Но оказалось нечто такое, что могло бы встревожить любого: кусок кости, накануне казавшейся прочной и целой - тем более, что так оно и было - исчезла. Малейшее движение отзывалось уже резкой болью.
        - Порча!!! - это было первое членораздельное слово пострадавшего. Он несколько раз перекрестил огромную вмятину на ноге. Разумеется, никакого результата это не дало.
        Сбежалась чуть ли не половина палаты - собственно, все, кто мог ходить. Те, кто этого не мог, молили счастливцев поделиться впечатлениями. Те именно так и делали:
        - Твою же ж…
        - Как ножом вырезало, только что кожа цела…
        - Сроду такого не видывал, даже не знал…
        - Я видел у церквы. Там стоял солдатик с рукой тож от пули…
        - Это как тебя, брат, угораздило?
        - А скажу, как, - раздался спокойный голос унтера Шебутнова с койки; тот не видел и не мог видеть состояние ноги Семирылова, но говорил вполне уверенно. - Накануне вечером ты пошел без костылей за винцом? Пошел, было дело. Говорила тебе Марьзахарна, что ногу нельзя беспокоить? Говорила. Так на кого тут пенять надобно?
        - Она на меня порчу навела, ведьма! Она! Колдовством проклятым ногу испортила!
        - Так ведь докторша не пригожий молодец, а твоя нога - не девка, чтоб ее портить, - послышалась острота из угла. Автор, впрочем, говорил вполголоса. Видимо, он не жаждал обрести всенародную известность.
        - По местам! Она идет! - рявкнул боцман Сергеич. А уж его голос не был обижен ни мощью, ни командными интонациями.
        Вошла Марья Захаровна. С полувзгляда она увидела, что случилось нечто чрезвычайное. Окинув палату быстрым взглядом, она выделила того из раненых, кто показался наиболее адекватным: унтера Шебутнова. К нему она и обратилась полностью спокойным голосом:
        - Доложи, братец, что тут такое стряслось.
        Доклад был кратким и емким, как и положено в военном флоте:
        - Так что, госпожа дохтур, нога у Семирылова не в порядке с утрева.
        - Тогда с нее и начнем. Ну-ка… ага… и что ж ты с ней делал?
        По истинно крестьянской привычке в отношении к любому городскому (именно к таковым следовало, по мнению солдата, причислять немку), пострадавший начал с вранья:
        - Вот крест, ничего не делал! Это все порча! Навели!
        Намек на свою особу Мариэла, похоже, не поняла. Речь ее наполнилась сочувствием.
        - Ай-ай-ай! Так тебе не сказали?
        - Что не сказали?
        Сочувствие пропало без следа.
        - Что мне бесполезно лгать; это дело я сразу распознаю.
        Ответ был максимально честным:
        - Не сказали.
        - Так вот я и говорю. Теперь ты об этом знаешь… Итак: что ты сделал с ногой?
        На этот раз здравый смысл потерпел поражение в битве с крестьянской этикой:
        - Ить ничего не делал! А она сама за ночь внутре спортилась…
        Голос госпожи доктора чуть построжел:
        - У меня мало времени. Если я буду слишком долго вытягивать из тебя правду, его может не хватить на остальных раненых, - с этими словами она обвела глазами палату.
        Тактический ход оказался действенным. Палата загомонила голосами:
        - Вот крест истинный: ничего не видел…
        - Ночью дело было, я спал…
        - За винищем, небось, бегал; и посейчас аж досюда разит. А с костылями до Моисейкина шинка не дойтить…
        Слово было сказано. А унюхать перегар мог бы даже человек, вообще не обладающий магическими способностями.
        Интонации голоса Марьи Захаровны стали еще жестче:
        - Значит, ходил без костылей, - вопросительные интонации тут и рядом не пробегали, - а ведь насчет этого говорила тебе.
        Семирылов пребывал в твердейшем убеждении, что если повиниться, то высекут, самое большее, и никакого иного наказания не последует. Посему он залился слезами и зачастил:
        - Богу виноват, Марь Захарна, попутал лукавый, захотелось хлебного винца, походил чуток без костылей, больше не буду…
        Одновременно с этой прочувствованной речью солдат истово крестился. Но адвокатские выверты были оборваны прокурорским голосом:
        - Ты испортил мою работу. Теперь ее начинать почти что наново и тратить силы на это. Я могла бы спасти еще одного раненого. Ты не дал этого сделать…
        Палата, и без того молчавшая, обратилась в одно большое ухо.
        - …так что походи-ка с той ногой, что есть.
        - Мария Захаровна, клятва врача запрещает отказывать кому бы то ни было в медицинской помощи.
        Сказано было отчетливо и весомо. Все повернули головы на этот уверенный баритон. В дверях стоял доктор Пирогов.
        Мариэла вознесла брови высоко вверх:
        - Помилуйте, Николай Иванович, да разве я отказывала в лечении? Вовсе нет…
        Кое-кто в палате украдкой обменялся взглядом с соседом. Семирылов воспарил духом в небеса.
        - …наоборот, я обязательно буду лечить эту ногу - после того, как вылечу всех остальных раненых и больных.
        И милейшая улыбка в придачу.
        - И этого сколько ждать? - туповато поинтересовался любитель выпить.
        - Да откуда мне знать? - последовал встречный вопрос. - Может быть, пару месяцев или даже больше. А если учесть само лечение, то все три.
        Семирылов явно все еще не понимал, что низринут в бездну.
        - Так что же, я три месяца ходить не буду? Не по правде это!
        - То есть как это «ходить не буду»? - картинно удивилась женщина. - Костыли - вот они.
        Пирогов не нашелся, что возразить. Сказать по правде, он не очень-то трудился подыскивать возражения. Многоопытный хирург прекрасно знал, что бывает от пренебрежения врачебными наставлениями.
        В полном молчании Мариэла подновила все прочие конструкты и вышла. Пирогов удалился еще раньше.
        Семирылов сделал последнюю отчаянную попытку оправдаться:
        - Все равно она ведьма! Колдует на православных!
        Боцман взял свои костыли и поднялся. Ногу ему пока что предстояло беречь, но руки пребывали в полном порядке. Каждая из них оканчивалась кулаком размером с небольшую дыню. Один из них и был продемонстрирован незадачливому инквизитору.
        - Это видел? Вот еще раз чего тявкнешь про матушку Марью Захаровну, так познакомишься…
        Сергеич не уточнил последствия этого знакомства.
        - …и притом она-то как раз православная, в церкву ходит, не чета тебе.
        - Так я не хотел…
        Со стороны других обитателей палаты последовали несколько комментариев, нецензурных по форме и угрожающих по содержанию.
        По приказу командира «Морского дракона» его старший помощник подыскал подходящий баркас: шестнадцативесельный (хотя предполагалось, что они не понадобятся), без течей, с возможностью установки мачты (что Мешков также не полагал нужным). Это плавательное средство вполне могло вместить человек десять с изрядным грузом или же вдвое больше, но без такового.
        Капитан Риммер совместно с магистром Тифором составили проект и смету. Иномирский моряк категорически настоял на возможности включать «Гладкую воду» - дескать, в противном случае на большой скорости баркас будет крепко бит волнами, и он может дать течь. На это никто не возразил. После некоторых споров движки решили делать работающими лишь на прямой или задний ход, то есть без возможности поворотов с их помощью. Это упрощало конструкцию. С той же целью рулевое управление решили оставить родным (это был классический румпель). Ради форсажа добавили носовой вертикальный движок и, соответственно, возможность выхода на глиссирование. Но давать даже примерную оценку скорости Риммер категорически отказался, ссылаясь на недостаток опыта.
        Семаков понимал, что кратким приказом отделаться нельзя. И он постарался объяснить задачу боцманмату.
        - Вот что, братец: наш корабль я собираюсь занять чем-то поважнее, чем просто перевозка боеприпасов. Например, пощипать вражьи корабли. А потому: видишь тот баркас?
        Означенное плавательное средство как раз перегнали поближе к «Морскому дракону».
        - Так точно!
        - Так вот, тебе предстоит стать капитаном его и доставлять боеприпасы из… ну, ты знаешь, откуда… к пирсу, а уж на укрепления будут перевозить сухопутными средствами. В помощь получишь десяток матросов, больше дать нельзя, туда еще груз брать. Наших не хватит, так что будут и с других кораблей. От тебя и этого баркаса вся оборона Камчатского люнета, да и редутов зависит. Попомни мои слова: дело может оказаться опасным.
        - Вашбродь, ну зачем так-то говорить…
        - Эх, братец, вооружить нам это корыто, считай, нечем. Даже гранатомет на него поставить… впрочем, разве что легкий, да гранат к нему с два десятка, только чтоб отбиться… ладно, это я еще переговорю. Но основное твое оружие будет скорость, это мы тебе постараемся обеспечить. И темнота в помощь. Справишься - всех к крестам представлю, а тебе пробью чин боцмана. Думаю, его превосходительство не станет возражать.
        К большому удивлению всех, кто наблюдал за процессом, команда из двух иноземцев (рыжего и моряка с немецким именем) справилась с установкой того, что они называли «движками», за считанные часы. Помпу устанавливать не стали. Зато не пожалели лишних десять рублей и поставили кристаллик защиты от негатора.
        Боцман не был бы боцманом, не попытайся он выторговать в пользу своего кораблика хоть что-нибудь.
        - Ваше благородие, уж если не гранатомет, так хотя бы ружьишки нам подкинуть…
        - Оно, конечно, можно. Скажем, два или даже четыре. Да только вот беда: стрелять-то кто из твоих умеет?
        - Да я как-нибудь спроворю…
        - Нет уж, братец, «как-нибудь» тут нельзя. Ладно, попрошу хорунжего, авось он даст кого из своих в учителя по ружейному делу. Но ненадолго! За день твои стрелки должны навостриться.
        На следующий день винтовки прибыли (все четыре). Неболтай выделил наставника: солидного вида вахмистра. Тот, проявив опыт, сумел внушить не особо опытным матросам самые основы обращения с винтовками.
        Предстояли ходовые испытания. На них назначили лейтенанта Мешкова. Тот должен был дать основные уроки Кроеву.
        - Есть!!!
        Слово было произнесено на маэрском, которого унтер-офицер Синяков не знал, но уж интонацию он угадал безошибочно. Да и любой на его месте подумал бы то же самое. Ученый барин сиял улыбкой и с очевидностью был доволен сверх меры. Раньше у него, видно, все шло наперекосяк, а тут получилось.
        Вывод оказался верным. Рыжий достал листик бумаги и карандаш, быстро начертал записку на чужом языке и приказал:
        - Иди, братец, в госпиталь, там… хотя нет, отыщи караульного у входа, - Тифор вспомнил, что Синякова просто не пустят в госпиталь как негатора, - передай эту записку для госпожи доктора. И пусть на словах добавит, что у меня, дескать, прошло удачно, но нужна проверка. Дождись ответа.
        Тут улыбка сделалась еще шире.
        - Похоже, сделали мы работу, братец! Не щекотало? Я так и думал. На, вот тебе полтинник, купи что пожелаешь. А если Марья Захаровна подтвердит, мы еще поговорим.
        Этот день унтер-офицер посчитал весьма удачным.
        Глава 15
        Отбитый с большими потерями натиск на Камчатский люнет не навел неприятельских военачальников на мысль об отказе от атаки вообще. На этот раз союзники решили попробовать на зубок Волынский редут. На то имелись причины.
        С самого начала штабисты-англичане увидели некоторую слабость артиллерии редута по сравнению с адскими пушками Камчатского люнета. И разрывы зрительно были значительно слабее, а главное: внимательные глаза наблюдателей разглядели на редуте лишь одну пушку нового типа, а не две. Впрочем, те же наблюдатели не увидели картечницы, подобной камчатской. Однако это не удивило: судя по всему, эта новинка была небольшого размера и веса, и ее могли установить на боевую позицию за считанные минуты.
        Второй и весьма важной причиной для атаки именно на этот редут было наличие поддержки со стороны турок. Поддержка была весьма условной: хотя термин «заградотряд» еще не существовал, но именно он и был создан и придавал дополнительную уверенность англичанам, которые деятельно поддерживали боеспособность турецких аскеров остротой и численностью британских штыков. Турецкая первая волна должна была принять на себя основной удар защитников.
        Существовала и третья причина.
        Так и осталось неизвестным, кто из английских артиллеристов предложил стрельбу с закрытых позиций. Позднее лорд Раглан неизменно приписывал эту заслугу себе. Но факт остается фактом: противостоявшие Селенгинскому редуту англичане стали строить укрепления, специально предназначенные для ведения подобного типа огня. На это требовалось, по оценкам, два дня.
        Боцманмат (пока что) Кроев поставил боевую задачу подчиненным. Она отличалась простотой: переоборудованный баркас должен был пройти сдаточные испытания. Лага на суденышке, разумеется, не установили, но на мерную милю вывели. Ради такого случая старший помощник «Морского дракона» был на борту. Конечно, Кроеву приказали задействовать «Гладкую воду». Правда, с самого начала все, включая капитана баркаса, отметили стремление суденышка уйти вправо, но Тифор Ахмедович где-то и как-то потыкал пальцем, похмыкал, побормотал, сощурился… и после этих загадочных действий баркас шел, как по ниточке. Испытания продолжились.
        - А неплохо, - снисходительно заметил князь Мешков, несколько раз поглядев на часы и береговые ориентиры.
        Скорость оказалась равной шестнадцати узлам, но лейтенант не упустил возможности заметить Кроеву:
        - Учти, братец, это ты в штилевую погоду шел; при боковом ветре скорость упадет, а уж встречный так и вовсе ее доведет до пятнадцати узлов, а то и меньше. Хотя так и так ты большую часть вражьих судов за флагом оставишь. И все ж постарайся, чтобы противник даже не подумал, что твой баркас вообще тут проходил. Неровен час, начнут они этот участок сторожить… ну, сам понимаешь.
        Вечером того же дня капитан второго ранга Семаков зашел к дракону с просьбой о разведке.
        Таррот между делом заметил:
        - Я мальчика Константина учу считать по-драконьи.
        - Это как?
        - Без бумаги. В уме. У моего народа бумаги очень мало, а семья моего ученика живет бедно, купить бумагу для них дорого.
        Семаков постарался, чтобы его голос звучал как можно более нейтрально, хотя дракон вряд ли мог уловить на слух подобную тонкость. Все же крылатые слышат значимо хуже людей.
        - И каковы успехи ученика, Таррот Гарринович?
        - Весьма неплохо. Для человека, конечно. У нас память от природы много лучше.
        Следующий вопрос был задан точно тем же тоном:
        - И на что вы рассчитываете по окончании обучения?
        - Насколько мне известно, у людей штурман производит много расчетов.
        Человек выразил вежливое удивление:
        - Таррот Гарринович, но ведь штурман должен знать множество иных вещей, его работа состоит не только и не столько в том, чтобы считать.
        Дракон, похоже, подготовился заранее к этому возражению:
        - Это так, но с умением быстро и хорошо считать в уме учеба станет более легкой для Константина. Большего сделать не могу: в человеческом понимании я не штурман.
        Семаков чуть задумался.
        - Пожалуй, я попробую устроить обучение мальчику. Гардемарином ему не стать, не дворянского сословия, но кое-что все же можно сделать. Херсонское училище как раз для таких; вот только походить бы ему на торговых судах. Ладно, для начала подкину книги по истории и географии. А почему вы не считаете себя штурманом?
        - Не себя, а всех драконов. Мы иначе определяем направление. Чувствуем время лучше, чем люди. Больше полагаемся на зрение.
        Первый блин чуть не вышел комом: новоиспеченный капитан баркаса с трудом нашел портал. К счастью, звук падения посылки на землю сильно помог, а так верным делом промахнулся бы.
        Посылка оказалась суммарным весом пудов пятьдесят. Кроев, само собой, не стал доискиваться, что находится в тяжеленных деревянных ящиках. Матросы аж взмокли, пока все перетаскали. Баркас порядочно просел под грузом.
        Боцманмат прикинул, что отяжелевший баркас наверняка потеряет в скорости, при этом опасность быть замеченным возрастает. Стоило принять меры.
        - Ребята, ружья зарядить!
        Разумеется, под этим имелось в виду «вставить магазины и дослать пули в стволы», но обучение сказалось: команду поняли все. Послышались негромкие щелчки.
        Кроев подумал, что чужой сигнальщик может углядеть белые детали формы даже в темноте, и отдал разумную команду:
        - Все залечь на дно! Шумило, пригнись! Давай малый ход!
        Матрос Шумило управлял движками. Сам капитан баркаса держал в руке румпель.
        Суденышко не слишком охотно повернулось носом на выход из грота. Кроев чуть подрулил и добавил тихим, но свирепым шепотом:
        - Ежели кто без спросу чихнет, кашлянет, или перднет - вот этими руками утоплю, вытащу и еще четыре раза утоплю.
        Вопреки этому недвусмысленному запрету «механик» Шумило заговорил, хотя и еле слышным голосом:
        - Господин боцман, кто-то на парусах идет мимо, дистанция пять кабельтовых, курс на зюйд…
        Боцман и сам увидел незнакомца, а потому прошипел:
        - Стоп! Вот уж некстати…
        Баркас совершенно бесшумно шел вперед по инерции. Кроев еще подрулил.
        Минуты ползли улиткой, причем не из резвых. Нос баркаса чуточку высунулся из грота, но увидеть это никто из посторонних не мог.
        - Не вижу супостата, господин боцман.
        - До них миля, а то и больше. Кажись, ветерок поднимается. Нас не услышат и не увидят. Вон, луну тучами закрыло. Малый вперед! А теперь средний.
        Баркас выскользнул из грота, прошел по прямой еще с полкабельтова и повернул на норд, оставляя берег под правым бортом, а неприятеля - за кормой.
        Картушку компаса было видно, но сам курс оставался бы тайной, не будь неподалеку берега - а он виделся черной полосой на фоне неба, да и негромкий шум прибоя было слыхать. Кроев шумно вздохнул. Теперь-то он отменно понимал, чего стоит должность командира боевого корабля.
        Про себя боцманмат решил приложить все усилия, но раздобыть черные робы для своих матросов («А на берегу пусть переоденутся в родную форму!»), да перекрасить баркас в тот же цвет надобно. И еще наладить хоть какое-то освещение для компаса.
        Целый день прошел в потакании скопидомству. На русских укреплениях гранатометчики и картечники копили боеприпасы, пушкари-моряки - порох и ядра. Судя по суете повозок и людей, союзники занимались чем-то аналогичным. И та, и другая сторона деятельно обустраивала укрепления.
        Ничего о приготовлениях противника не знал исполняющий обязанности командира гранатомета Максимушкин. Он с утра получил дополнительную порцию боеприпасов. Это уже было хорошо. Сверх того прислали шесть винтовочных магазинов, которые, конечно, отдали картечнику. Мало того: в помощь отрядили двух заряжающих в дополнение к тому, что уже был. Правда, пентюхов еще обучать надобно, но уж за час-другой они должны были хоть как-то навостриться в набивке магазинов пулями. Это все радовало и внушало надежду, но…
        На позициях неприятеля шли напряженные земляные работы. Саперы насыпали вал - с какой целью? За ним явно копали ров, но комендор не знал и не мог знать, насколько тот получился глубок. Главное же: пушки разглядеть было никак нельзя.
        - И-эх! Как бы этих бестий ущучить? - думал Максимушкин, горько сожалея о подзорной трубе, которую лейтенант Беккер уволок с собой. И зачем, спрашивается, она ему в госпитале? Хотя… если он ее купил за свои, тогда понятно. Все ж не казенная.
        Правда, в середине дня на редут прибыл с инспекцией соратник Тотлебена инженер Герцык, но комендор поопасался привлекать к себе начальственное внимание.
        Мариэла получила ответ из далекого мира. В нем авторитетно сообщалось, что описанное животное известно и в Маэре, и в Заокеании; оно водится в лесах. По обследовании силами магов жизни и магов разума этот вид в свое время был признан менее подходящим для одомашнивания в сравнении с норками. В письме делался вывод: поскольку указанный вид встречается в диком виде, то можно попытаться завести подобного домашнего любимца без вреда для равновесия в природной среде, но с норками этот зверек, весьма вероятно, не уживется.
        Надо заметить, что терминов «экология», «экологическое равновесие» и им подобных (в современном понимании) тогда не существовало ни в русском, ни в маэрском языках. Однако маги жизни хорошо понимали всю опасность бесконтрольного интродуцирования чуждых видов. Негативный опыт был давним, но хорошо помнился.
        Поразмыслив, Мариэла рассудила, что когда установят подходящий для человека портал, то она купит котенка и увезет к себе. Не последнюю роль в принятии именно этого решения сыграло то обстоятельство, что ни у одной из подруг никого похожего не было.
        День прошел. Обстрела так и не было. Ночью подкинули еще боезапас. Максимушкин дал людям отдохнуть, рассудив, что завтра с утра может начаться дело. Он почти угадал.
        С самого раннего утра на редуте появился контр-адмирал: его выпустили из госпиталя самым законным образом. Истомин чувствовал себя превосходно. Марья Захаровна, дай ей бог самой здоровья, ухитрилась полностью справиться с контузией, а заодно избавила контр-адмирала от простуды.
        Отдать должное: Владимир Иванович не только отмечал недостатки и недоделки, но и ободрял артиллеристов и пехотинцев:
        - Будем держаться, братцы! Супротивники обстреливать нас готовятся, так мы и сдачи дадим.
        - Дадим, - звучали ответы, - чай, не жадные.
        Контр-адмирал не упустил случая навестить гранатометчиков:
        - Какова готовность, братец?
        Бывалый комендор вытянулся во фрунт:
        - Осмелюсь доложить, ваше превосходительство: готовы дать отпор. Нынешней ночью еще гранат подвезли, сейчас их подсчитывают, но всего выйдет не мене, чем двести. Картечница также готова, равно обслуга.
        - Какие просьбы имеешь?
        Просьб могло оказаться чуть не десяток. Сюда входили и доставка чего-то горяченького на позиции (хотя бы чаю), и дополнительные бочонки с водой, и одеяла, и дровишки для обогрева, но по размышлении Максимушкин выдал:
        - Ваше превосходительство, подзорную трубу бы какую-нито. Для внесения поправок на дистанцию вещь нужнейшая.
        Истомин поморщился.
        - Нет их у интендантов, братец. Вот разве какая трофейная найдется…
        Контр-адмирал не успел договорить. Из-за валов на английских позициях пыхнули облака порохового дыма. Спустя секунды три донесся тяжкий грохот.
        - Гранатомет к бою товсь! - выкрикнул комендор, опрометью бросаясь к излюбленному наблюдательному пункту. На бегу он попытался включить сообразилку: «Палят, не глядя. Значит, кто-то дает поправки, ну как я. Вот бы этого глазастого прихватить… Но такое лишь меткий стрелок может, вроде Неболтая. Или картечницей, что ль?»
        Но пока что надлежало организовать ответ на вражеские ядра. По рву бить бесполезно, это Максимушкин знал. Ну разве что для проверки…
        Повернув голову в сторону исчерканного попаданиями щита, Максимушкин заорал:
        - Смирнов, давай в середку, дистанция шесть кабельтовых с четвертью.
        Получилось совершенно не так, как задумали гранатометчики. Взрыв дал хорошо знакомый огненный шар высоко надо рвом.
        Последовал почти столь же хорошо знакомый знак. Он недвусмысленно приказывал:
        - Еще в то же место!
        Из рва знатно фукнуло дымом и полыхнуло пламенем.
        - Никак в бочку с порохом попало? - мимолетно удивился комендор и подал знак на смещение прицела по горизонту.
        - Не прошла грана-а-а-ата!
        Комендор пожелал противнику ряд неудачных сексуальных приключений. И поднял левую руку с сигналом «Уменьшить дистанцию». Командир гранатомета надеялся взрывом уменьшить высоту бруствера.
        Смирнов чуть-чуть опоздал. Бомба жахнула. Многим матросам в цепочке показалось, что это случилось прямо перед щитом; на самом деле взрыв произошел много дальше. По щиту ударило так, что гранатомет дернулся. Но ругань матросов не перекрыла по громкости грохот обстрела.
        - Гранатомет сдвигнуло! - возопил Смирнов. - Еще раз пристреляться надо!
        Следующие пять минут гранатомету и прислуге удивительно везло. Наводчик быстро, но без спешки дал два пристрелочных и нащупал дистанцию. Очередная граната вырыла целую брешь в бруствере.
        - Вот они, орудия! - взвыл Максимушкин, одновременно указывая на необходимость перенесения огня в глубину. Он опоздал. Соседи-пушкари тоже увидели цель и не преминули сосредоточить на ней огонь чуть ли не шести орудий. Результат не замедлил сказаться. Позже артиллеристы, напыжившись, утверждали, что попали ядром прямехонько во вражью пушку, но это было неправдой. Ядра всего лишь взрыли землю рядом, в результате тяжелое орудие накренилось и опрокинулось.
        - Смирнов, что ж ты творишь, храпоидол, мать-недомать!!!
        У командира гранатомета были основания для недовольства. Наводчик ухитрился попасть в очередную точку на валу лишь с шестой гранаты.
        - Опять наклонило нас, настройки сбились, - отлаялся Смирнов и предположил, что неприятель вступил в противоестественные отношения с вверенным ему (Смирнову) механизмом.
        Не прошло и двух минут, как соседи-артиллеристы довернули свои орудия на вновь образовавшуюся прореху. Били русские пушки вполне метко. Но и англичане не зевали. Появились первые потери.
        При прямом попадании ядра человек не выживает. Но таковых пока что почти и не было. Зато хватало пострадавших от чугунных и каменных осколков, да и контуженных было изрядно. Не обошли они и прислугу гранатомета.
        - Братцы, выручайте! Попали в меня!
        Максимушкин на мгновение отвлекся. Подносчик Прямилин сидел на земле, держась за ногу. Сквозь пальцы пробивалась кровь.
        - Знамов, перетяни да помоги дохромать до телег, там отвезут в госпиталь. Лови, браток! Но только два глотка, оставь товарищам!
        И рука Максимушкина, привычная к выброскам[12 - тонкий трос длиной 30 -50 м с грузом на одном конце, применяется для подачи швартовых концов на другое судно или на причал вручную.], ловко переправила флягу с хлебным вином пострадавшему. Тот поймал ее одной рукой (второй он опирался о землю), отхлебнул предписанное количество, хекнул и передал флягу Самсонову. Тот отставил заветный сосуд в сторонку, тщательно замотал рану полотняной лентой (ее раздали по настоянию Марьи Захаровны) и лишь после этого пустил флягу в обратный полет.
        Тем временем слово подал картечник Писаренко - мрачноватый, неулыбчивый, молчаливый казак с двумя заметными шрамами на левой щеке (это была память о не слишком удачном поиске, когда вместо захвата пленного едва-едва удалось унести ноги). Он чуть приподнял голову и зорко вгляделся в прорехи на валу.
        - Тимофей, а ведь могу попробовать достать их.
        Обращение вышло чуть фамильярным, но казак был не членом команды «Морского дракона», а лишь прикомандированным. Впрочем, ответ содержал долю уважения:
        - Что ж, Данило, пробуй по левой дырке в заборе, вон там оне крутятся.
        Казак еще раз пригляделся, повернул ствол и нажал на спуск. Скорострелка отозвалась звонким дудуканием.
        - Двоим прилетело, - хладнокровно отметил стрелок, - за третьего не скажу, мог и сам залечь.
        - Сколько потратил? - деловито спросил комендор.
        - Почти весь магазин ушел.
        - Многовато… - в грохоте боя эти слова явно не был услышаны.
        Комендор добавил силы в голос:
        - Эй, Данило, прибереги пока пули, они нам, чую, пригодятся.
        Никто на редуте, включая Максимушкина, не видел, как накапливаются турецкие пехотинцы в ходах сообщения. Правда, их строй можно было разглядеть в отдалении (версты полторы), но оценить количество не представлялось возможным. И все же комендор предполагал атаку возможной. То же самое было в мыслях всех остальных защитников редута. Прибежал бледный гонец от соседей-пушкарей:
        - Братцы, со зарядами у нас скверно! Не подведите!
        - Что, порох кончился?
        - Пороху хватит, ядра почти все ушли.
        - Картечь-то хоть осталась?
        - Ее-то и не тратили. Считай, вся целехонька.
        - Ничё, подкинем жару-пару!
        Бомбардировка Волынского редута длилась до вечера. Уже потом Мариэла вслух удивилась, что контуженных в ее распоряжение поступило в тот день как бы не больше, чем раненых.
        А почти на закате начался штурм.
        Закатное солнце чуть проглядывало сквозь тучи, но даже при неярком освещении отчетливо сверкали штыки и ятаганы. В атаку шли самые упорные, самые стойкие, самые отборные части.
        На редуте защитники перекрикивали грохот взрывов (пушечный обстрел хоть и ослаб, но не прекратился):
        - Картечью заряжай!
        - Данило, крой, как готов будешь!
        - Подавай! Подавай!! Руками работай!!!
        Турки бежали вроде как и неторопливо. За ними уже показались англичане в красных мундирах. Они приближались чуть побыстрее. Максимушкин сообразил отдать команду:
        - Тароватов, огрей аглицкую пехоту десятком-другим! Они ж турок подпирают, не дают отступать. Данилка, да что ж ты, раздери тебя на части…
        Данила явно не слушал. Он водил стволом картечницы по приближающейся рваной шеренге. Один за другим отлетали пустые магазины. Заряжающие ловко подхватывали и без всякой команды торопливо набивали пулями. Они наверняка бы отстали по темпу, но были факторы, замедлявшие стрельбу. Замена всех трех магазинов шла не так быстро, как хотелось.
        Скорострелка вдруг замолчала. Максимушкин скосил глаза, уже готовясь изругать раззяву-казака, но увидел, что тот спешно выбивает шомполом застрявшую пулю. Надо отдать справедливость: проделал это он довольно ловко. И снова зачастила картечница, изрыгая пули.
        Турецкие аскеры при всей их несомненной храбрости чуть заколебались, но сзади их начали подбодрять англичане добрым словом в соединении со штыком, что, как всем известно, получается убедительнее, чем просто добрым словом.
        Гранатомет дергал стволом. Перед красными мундирами встала цепь разрывов; в этой мясорубке пропали их первые ряды.
        - Остановились красные! Давай им, Смирнов, давай, дорогой, хлещи! Чтоб не подпирали!
        Максимушкин не видел и не слышал, как замолчала картечница. Стрелок несколько раз яростно передернул затвор. Это не помогло. Потом Данила частично разобрал оружие, глянул в ствол, что-то произнес (в грохоте боя разобрать сказанное никто бы не мог), снова собрал картечницу, отсоединил магазин, протянул его, не глядя, заряжающему, повернул голову, что-то сказал и сдвинул очередной магазин к затвору.
        Турки явно приободрились и рванули к редуту. Навстречу им убийственным залпом картечи ахнули русские пушки. Может быть, именно он сломал боевой дух янычар. Или это сделала мелкопульная метла. Как бы то ни было, турки начали отступать. Англичане сделали это еще раньше.
        Почему-то гром разрывов сразу смолк. Обе стороны прекратили пушечный огонь. И немедленно стало слышно запаленное дыхание подносчиков гранат.
        - Водицы бы испить…
        - Сходи к соседям, Черный, авось у них найдется…
        - Я мокрый, как в одеже за борт сиганул…
        - У меня пальцы уж не двигаются набивать магазины…
        - Вот же растреклятая пружина…
        На эти слова Максимушкин обратил внимание:
        - Данило, ты о какой пружине?
        - Да в магазине которая; вот в этом. Лопнула она, расстудыть ее… Во, глянь. Видишь?
        Командир проявил рассудительность:
        - Ты его мне отдай, я передам Зубастому, а тот поставщикам даст знать.
        - Небось перекалили пружину, она и хряпнулась, - авторитетно произнес Смирнов. Среди товарищей он почитался за знатока металловедения и термообработки: его двоюродный дядя занимался кузнечным делом.
        Матрос Лебедев, он же Черный (прозвище было им заработано за цвет волос) вернулся еще более бледным, чем ушел.
        - Беда, братцы: контр-адмирал…
        - Да что с ним? Ранен?
        - Убит ядром в голову.
        - Так он же сверху стоял!
        - И там достали.
        - Ахти! Ведь он дык первый день, как с госпиталю…
        - Сначала Корнилов, потом Истомин. Пал Степанычу поберечься бы.
        - И-эх! Забудь о том! Я слыхал, Нахимова удержать в укрытии на якорной цепи не можно.
        - Да неуж ничего не поделать?!!
        - Не знаю, брат. Не знаю…
        История вновь оскалила клыки.
        Глава 16
        Малах был дотошным офицером. По этой причине он тщательно расспросил участников боя. Мало того, по своей инициативе Малах изъял магазин со сломанной пружиной, намереваясь переслать его маэрским оружейникам, а также озаботился получением на каждую скорострелку новых стволов, причем схему с тремя винтовочными магазинами забраковал на свой страх и риск по причине пониженной эффективной скорострельности.
        Старый ствол от этой картечницы также предполагался к отправке на Маэру: командор подумал, что его, возможно, стоит переделать под более совершенные магазины. В результате на Камчатском люнете предполагалось наличие скорострелки с четырьмя запасными блинами и одним запасным стволом, а на редутах к каждой картечнице планировался комплект из шести коробчатых магазинов при одном запасном стволе.
        Организовав все это, Малах уселся за писанину. Наверное, лейтенанта из Маэры посетило вдохновение от Пресветлых. Вряд ли что иное могло дать так быстро выход в виде солидной стопки листов, насыщенных текстом, рисунками и даже расчетами. Все это было перечитано, отредактировано, исчеркано и переписано. В конечном счете эти предложения также отправились на родину Малаха. Разумеется, к ним присоединился заказ, сделанный землянами, в том числе четыре малых гранатомета и соответствующий запас гранат.
        Конечно же, на похоронах контр-адмирала Семаков присутствовал не в первых рядах. Но перешептывания не услышать было невозможно.
        Нахимов распорядился положить гроб рядом с местом успокоения адмирала Лазарева - на том самом, которое приберегал для себя. Все знали, что Корнилов, Нахимов и Истомин не просто уважали друг друга: они находились в самых дружеских отношениях. Стоявшие близко заметили слезы на глазах последнего оставшегося в живых адмирала. Но гроб он помогал нести с совершенно бесстрастным лицом.
        Уже уходя с похорон, Семаков подумал то же, что и другие моряки: нужны какие-то меры по спасению Нахимова. Но сходу придумать ничего не удалось.
        К тому же мысли капитана второго ранга были заняты другим. Семаков планировал усилить оборону всех укреплений именно малыми гранатометами. Большие он предполагал снять с Камчатского люнета, рассчитывая подбить Нахимова на строительство еще одного корабля, подобного «Морскому дракону», или же (что виделось более вероятным) на переделку каких-то из существующих кораблей с полным снятием парусного вооружения и с установкой этих самых гранатометов. Пусть даже скорость с новыми двигателями будет не тридцать восемь узлов, а всего лишь пятнадцать - все равно ни один соперник не потягается. На такое решение адмирала мог подвигнуть удачный пример баркаса, обретшего завидную скорость, а затраты времени на установку двигателей и дня не составили.
        При всем безоглядном оптимизме сих планов трезвый ум Семакова потребовал консультации с профессионалами. Пришлось напроситься в гости к иномирцам.
        Тифор и Риммер внимательно выслушали российского морского офицера. Первым высказался маэрский капитан дальнего плавания. Он был дипломатичен: ведь любому капитану случается вести переговоры, а уж если этот капитан одновременно и купец…
        - Владимир Николаевич, я не лучший специалист в части судовых движков, но могу уверить: для достижения мало-мальски высокой скорости существующий крупный корабль - скажем, в тысячу и более маэрских тонн - малопригоден.
        Риммер запнулся, но коллега его выручил:
        - Это примерно четыреста британских тонн.
        - Да, спасибо… Тут проблема не только в весе, но и в обводах. Даже при наличии чертежей рассчитать скорость - имею в виду математически корректный расчет - мне не под силу. Насколько мне известно, наши кораблестроители тоже этого не могут. У них есть формулы, выведенные из опыта, но вопрос о границах их применимости остается открытым. Следовательно, только практические испытания могут дать оценку скорости. Далее: согласен с вашим мнением, что если ваше руководство примет решение о… - тут иномирский моряк опять не сразу подыскал слово, - перестройке, то парусное хозяйство…
        - Парусное вооружение, с вашего позволения, Риммер Карлович, - учтиво поправил коллегу Семаков.
        - …да, конечно… вот его убрать всенепременно, а также мачты, ванты… ну, сами знаете.
        - Понимаю. Тифор Ахмедович, будьте так любезны, выскажите ваше мнение.
        Магистр был деловит на грани сухости.
        - Основной проблемой перестройки крупного корабля является величина кристаллов для его движков. К сожалению, больших у нас мало. Можно было бы использовать мелкие в соответствующем количестве, но тогда неизбежно появятся проблемы в согласовании их работы. А это время; оно для вас ценно, как понимаю.
        - Совершенно понимаю. Будьте благонадежны, я сообщу ваше мнение начальству.
        - У меня не все, Владимир Николаевич.
        Российский флотский офицер весьма искусно навел на собственную физиономию выражение вежливого внимания, а удивление на ней не проявилось вовсе.
        Рыжий продолжил:
        - Если не ошибаюсь, супруга Михаила Григорьевича сейчас живет где-то в большом городе?
        - Не совсем так: она живет в имении, но оно и точно неподалеку от Киева.
        - Нельзя ли через ее мужа передать просьбу: узнать в Киеве цены на необработанные алмазы?
        Хозяевам дома вполне могло бы показаться, что гость задумался над ответом на вопрос. На самом деле голова Семакова была занята другим. То, что сейчас высказал господин магистр, было недвусмысленным напоминанием: иномирцы тут не навсегда, а лишь на время, и это время в любой момент может истечь. Мысль стоило обдумать, но не сейчас. Поэтому капитан второго ранга поднял голову и улыбнулся:
        - Не смею решать за князя Мешкова, но мне кажется, что это возможно. За спрос денег не берут.
        - Согласен с вами. Профессор говорил точно так же.
        Высокопочтенный Сарат, сидя в своем кабинете, хмурился. Наедине с собой он мог позволить этой эмоции выйти наружу. Причины для недовольства существовали.
        Первой и вполне очевидной было состояние дел с кристаллами фианита. Правда, группа магистра Харира добилась некоторого успеха: довольные собой, ребята представили кристалл размером почти два маэрских дюйма. Сарат очень скоро вспомнил любимое присловье Професа относительно бочки меда и ложки дегтя. В данном случае мед содержал не ложку, а полный кувшин дегтя: магоемкость кристалла выросла отнюдь не пропорционально объему, как то предписывала теория. Хуже того, рассеяние магополей возросло чуть ли не на порядок. Видимо, приращение величины кристалла сопровождалось увеличением количества внутренних дефектов. Харир не прогнал проверку, понадеявшись на внешний вид - и зря. Впрочем, это и не его дело; оно не должно быть на ответственности изготовителя, каковой есть лицо заинтересованное. Хуже другое: если не изменить технологию в сторону улучшения качества кристалла, то даже двухсполовинойдюймовый кристалл не обеспечит нужную магоемкость. Значит, ориентировать на это Харира… но и усилий по увеличению размера не жалеть. Однако существовал еще какой-то неясный фактор, вызывающий беспокойство как раз
неопределенностью.
        Сарат подвинул к себе увесистую стопку бумаги и вынул оттуда около половины. Это были собранные вместе отчеты Малаха. Там содержались предложения по улучшению вооружения: новые винтовки, новый тип пуль… нет, не то. В бумагах содержалось что-то этакое…
        Наступило время работы. Кандидат в академики читал, перечитывал, отчеркивал, задумывался, делал выписки, расставлял даты, откладывал часть листов в сторону.
        Был уже поздний вечер, когда бумаги Малаха отправились в папку, а та - на полку. Остались листы с выписками. Сарат задумчиво погрыз кончик магического пера - от этой студенческой привычки он так и не смог избавиться. Предстояло очередной раз подумать.
        Предложения по вооружениям - тут все просто. Собрать Шахура, Валада, других доверенных людей, и они все поймут и все сделают. А как насчет того, что следует из совокупности отчетов?
        Факты есть? Налицо. Малах что-то упустил? Маловероятно. Из них что-то следует? Нет. Пока что нет. Хотя… наверняка закономерность есть, просто она не дает себя выявить.
        Сарат сложил свои собственные бумаги в другую папку, отправившуюся на другую полку. Там лежали материалы, ждущие дополнительного обсуждения. Потом маг подумал, еще пожевал перо, снова взял эту папку с полки и сделал магокопии с листов, решив, что над ними должен поразмыслить не он один.
        Последующие дни французские наблюдатели и их английские коллеги были весьма заняты. Используя самые лучшие подзорные трубы, какие только можно было раздобыть, они изучали русские укрепления. Загадочные русские пушки имели щиты; конечно, те предназначались для защиты орудийной прислуги, но за ними было трудно что-либо разглядеть. Сами орудия были, по суждению артиллеристов, очень малого калибра: двухфунтовки, а на Камчатском люнете - что-то среднее между восьми- и двенадцатифунтовыми. То же подтверждалось и вещественными доказательствами в виде неразорвавшихся бомб. Особо зоркие разведчики отметили пятна на щитах и предположили что это следы от попаданий осколков. Но разведка, сколько ни пыталась, не смогла дознаться до секрета бесшумного и бездымного пороха, а равно и до состава невероятно мощного взрывчатого вещества, коим начинялись бомбы.
        Правда, один из французских инженеров высказал гипотезу, что никакого бесшумного пороха нет, ибо таковой не существует, а ядра приводятся в движение магнетической силой. К чести его коллег будь сказано, они всерьез стали поверять расчетами это предположение. Простейшие выкладки сразу же показали, что для магнетического метания ядер нужны весьма объемные катушки Румкорфа, а самое главное: электрические батареи невообразимой мощности. Ни того, ни другого на русских укреплениях не наблюдалось.
        Со своей стороны, и флотские, и сухопутные английские офицеры склонялись к другой версии. Они упирали на то, что русские по причине отсталости вообще ничего принципиально нового придумать не могут, но даже если немцы на службе у российского императора что-то такое изобрели, то об этом должно было быть известным в Великобритании. Следовательно, имеется некий неучтенный фактор. На это заявление французский инженер-лейтенант с истинно галльским высокомерием, весьма похожим на хамство, ответил, что он согласен с многоуважаемыми английскими коллегами: действительно, немец российского подданства по имени Якоби придумал замечательные морские мины и даже применил их близ Кронштадта. Намек был прозрачнее некуда: об этом изобретении Королевский флот не имел понятия и принужден был отойти после того, как эти мины повредили несколько кораблей, о чем англичане в Крыму уже были хорошо осведомлены.
        С картечницами дело обстояло еще хуже. Достоверно было установлено, что на каждом укреплении имеется одна такая. Так и не удалось выяснить ни одной характеристики этого дьявольского оружия. Анализ мер противодействия дал нерадостные результаты: ввиду того что стрелок находился в яме, выставив наружу лишь ствол и голову, попасть ядром в такую цель было абсолютно нереальной задачей; можно было бы попробовать накрыть стрелка навесным огнем, но точность стрельбы с закрытых позиций не давало практически никакой возможности решить задачу.
        Полученные выводы были доложены во штабах союзников. Настроение штабных снизилось: при такой эффективности русского огня захват укреплений представлялся крайне затруднительным, если вообще возможным.
        При обсуждении доклада в английском штабе некий чин предложил использовать метких стрелков для истребления орудийной прислуги и офицеров. Обсуждение проходило бурно. Возражения так и сыпались:
        - Джентльмены, как раз против тех самых особо мощных орудий это средство окажется наименее действенным: ведь стрелки не смогут поразить цели, прячущиеся за орудийными щитами.
        - Тогда пусть отрядят опытных егерей, привыкших долго ждать в засаде. Рано или поздно кто-то из обслуги выйдет из-за щита…
        - Допустим, этот егерь-штуцерник дождется своего шанса. Но от потери подносчика бомб ущерб невелик.
        - Но если тот уронит бомбу, а та взорвется…
        - Не было ни одного случая взрыва этих бомб на русских позициях и даже больше скажу: бывало, что они не взрывались в нашем расположении…
        - Джентльмены, обращаю ваше внимание: при сколь угодно умелой и расторопной обслуге этих пушек без грамотного командира, распределяющего цели, эффективность их неизбежно снизится. Офицеры - вот приоритетная цель!
        - Согласен, но как ее поразить? Мой опыт гласит: ни один стрелок, сколь бы хорош он ни был, не сможет попасть в человека, находящегося на расстоянии тысячу ярдов.
        В обсуждение вмешался французский офицер связи в чине майора. В его служебные обязанности входило присутствовать на подобных совещаниях, слушать внимательно и докладывать в свой штаб. Обычно он так и делал, но на этот раз высказался:
        - Господа, если позволите, могу предложить решение: траншеи, которые позволят расположить стрелков на расстоянии, скажем, до трехсот метров. Для меткого пехотинца со штуцером этого будет достаточно.
        Английские офицеры переглянулись. Высокая репутация французской военной школы в части тактики в очередной раз подтвердилась.
        Решение было принято. Его представили лорду Раглану. Тот дал согласие и распорядился официально известить о своем решении французов.
        И в очередной раз саперы принялись копать траншеи. Дело шло не быстро: по приказу из штаба земляные работы старались проводить скрытно (по возможности).
        Второй ночной рейс боцманмата Кроева со товарищи прошел намного менее гладко, чем первый. Разумеется, виноватой оказалась предательница-луна.
        На этот раз сложенные ящики нашли без труда. Правда, по тяжести те не уступали вчерашним, но Кроев, таскавший наравне с другими, проворчал, что-де хоть и тяжелешеньки будут, но на обратном переходе отдохнем.
        Полнолуние заливало ясным светом ночной пейзаж. Волнение было небольшое; офицеры оценили бы его в три балла. Не стоит удивляться, что баркас, огибавший в тот момент мыс Херсонес, мгновенно заметили на фоне лунной дорожки с турецкого парусника, шедшего в сторону Балаклавы.
        Сидевший на руле Кроев отреагировал почти мгновенно, переложив курс на зюйд и прорычав:
        - Полный вперед!
        На всякий случай боцман сопроводил команду комментариями и пояснениями, хотя в них нужды не было.
        Турецкий капитан оказался грамотным. Сначала он привел свой корабль под ветер, оказавшись с баркасом на параллельных курсах. Турок рассчитывал догнать русских и взять на абордаж, но очень скоро понял свою ошибку: суденышко резво разгонялось без весел и паруса, то есть приводилось в движение машиной. В состязании с ней паруса корабля, идущего в полном грузу, могли проиграть.
        - Юсуф, мы можем достать русского из пушек?
        Старший помощник Юсуф сразу понял мысль капитана. На успех погони можно было рассчитывать, только повредив корпус удирающего баркаса или, в крайнем случае, машину.
        - Картечью, эфенди.
        - Командуй, топчи-баши[13 - старший артиллерист (турец.)].
        Этим титулом капитан высказал суть насмешливое уважение старшему помощнику.
        Артиллеристы не проявили большой расторопности, если судить по английским, французским или русским меркам. И все же не прошло и двух минут, как первое из трех бортовых орудий рявкнуло, посылая картечь в сторону баркаса, который к тому моменту находился на дистанции около двух кабельтовых. Выстрел был из удачных. Баркас заметно вздрогнул корпусом.
        - Затыкай пробоины! Вычерпывай!
        Одна из образовавшихся дырок в борту, собственно, не нуждалась в срочном ремонте, ибо находилась чуть ниже самой близкой к носу уключины. Со второй было хуже: она располагалась почти на ватерлинии, и вода хлестала сквозь нее неравномерной струей, но ближайший матрос заткнул пробоину собственной бескозыркой.
        Пока экипаж трудился, вычерпывая воду парой черпаков, ахнула вторая пушка и почти сразу вслед за ней третья. Вот она-то наделала дел больше других.
        - Рука! Убили! Помогите, братцы!
        Молодой матрос Игрунков изо всех сил жмурился, чтобы не видеть того, во что картечина превратила руку выше локтя. Собственно, руки уже почти не было: то, что от нее осталось, висело на остатках кожи и чудом уцелевших связках.
        Боцману даже не понадобилось отдавать команды: товарищи все сделали сами.
        - Перетягивай же, да плотнее! Тришка, на-ка, хлебни винца. Да придерживай руку, мать твою якорем!
        Баркас, вздевши нос, набрал самый полный ход, уходя от преследования. За кормой вздымался огромный, выше транца, бурун и тут же опадал: «Гладкая вода» работала исправно. Однако от погони отрывались медленнее, чем хотелось бы.
        Кроеву незачем было вмешиваться в заделку повреждений в оказание первой помощи раненому: там справлялись и без него. Командир баркаса напряженно вглядывался в освещенный луной борт неприятельского парусника. Боцман не был артиллеристом, но суету на шканцах видел отлично. Плохо различимые и потому с виду нестрашные рыльца пушек еще можно было разглядеть, но при таком освещении их поворот в сторону цели не засек бы никто.
        Раненого уложили на дно баркаса. Игрунков громко стонал. Его подбадривали:
        - Ты не переживай, Триша, до госпиталя доставим, а там Марья Захаровна возьмется.
        - Она дело знает, эт точно. Да взять хоть унтера Зябкова…
        Ближнее к баркасу орудие пыхнуло облаком дыма, через пару секунд донесся звук выстрела, но наводчик подкачал: картечины хлестнули по воде далеко за кормой. Все же артиллеристы с «купца» - совсем не то же, что умелые вояки с боевым опытом. К тому же скорость баркаса сильно недооценили.
        Почему-то две другие пушки так и не выпалили. Никто из экипажа баркаса не угадал причину. Таковая, конечно, существовала. Кораблик ушел далеко вперед; в результате бортовые орудия не имели возможности взять русский баркас на прицел. Турецкий артиллерист увидел диспозицию и отказался от напрасной траты зарядов. Среди русских моряков не нашлось такого, кто бы расстроился от подобного оборота дел.
        Кроеву пришлось заложить порядочный крюк, выйдя в открытое море. Из-за этого в порт пришли через два часа после выхода из грота. В госпиталь раненого доставили и того позже. Дежурил сам Пирогов; он, увидя характер ранения, тут же отправил Игрункова на операционный стол и ампутировал то, что осталось от руки. Когда Игрункова, все еще не отошедшего от наркоза, отнесли в палату, за окнами уже светало.
        А наутро в палату впорхнула разрумяненная с морозца молодая женщина.
        - Вот она, Марья Захаровна, - послышался театральный шепот справа, - ежели возьмется руку лечить, то почитай за великое счастие. Свечку угодникам святым поставить не забудь.
        Молодуха присела на кровать.
        - Ну-ка, что там с рукой… - произнесла она с отчетливо иностранным выговором, - …это тебе, братец, хорошо прилетело… да, не повезло…
        В палате нависла гробовая тишина.
        - …четыре недели проваляешься, прежде чем новая рука в порядок придет. Теперь будем чинить…
        Вся палата разом вспомнила, что дышать можно, и принялась это делать.
        Сколь ни любопытны были отдельные раненые, никто не осмелился не то, чтобы подойти - даже лишний раз глянуть на работу госпожи доктора.
        Часов ни у кого из нижних чинов, обитающих в этой палате, разумеется, не было, но все поняли, что работа была не из малых. На самом деле Мариэла трудилась почти полный час. Наконец, она встала. Последовали приказы:
        - Сейчас лежать. Руку закутают в особую повязку. После этого разрешаю вставать и ходить, но с осторожностью, а руку ни в коем случае не трогать и в ход ее не пускать. Иначе… унтер-офицер Ключевской!
        - Я!
        - Приглядеть за этим раненым! Сам знаешь, что нужно.
        - Слушаюсь, госпожа дохтур!
        - Я буду наведываться сначала ежедневно, потом пореже. А теперь посмотрим остальных.
        Пока женщина-врач обходила палату, появился нижний чин в не особо белом халате. Он очень быстро и очень ловко намотал кусок полотна на пострадавшую руку, на которую бедняга Игрунков до сих пор так и не осмелился поглядеть.
        По уходе всех медицинских чинов палата загомонила: сначала чуть приглушенно, а потом и во весь голос.
        - Так что с тобой приключилось, браток?
        - Шли на баркасе ночью с грузом, тут чуть ли не нос к носу столкнулись со вражьим парусником. Он нас картечью угостил, мне в руку и прилетело. Больно было - аж жуть, но сейчас уж ничего.
        - Никак кость задело?
        - Какое там, - послышался уверенный голос за три койки справа, - руку тебе ночью отрезали, человече. Сам слыхал.
        Матросик с трепетом глянул на замотанную конечность.
        - Как так? - робко спросил он. - Рука ж вот она.
        - Так то Марья Захаровна за дело взялась, - разъяснил все тот же авторитет, - она оторванную или там отрезанную руку обратно приклеит. Ну, не сразу во всю силу войдет она, рука-то.
        До Игрункова стало доходить:
        - Выходит, такая удача пришла, что эта молодка мне руку спасла?
        - Тупоголовый! Тебе ж сказали: великое счастье привалило. И не какая там молодка, а сама Марья Захаровна, только так ее величать надо! Или госпожа дохтур. А еще называют «госпожа магистер», я слыхал.
        - Магистер? Это что такое? - поинтересовался солдатик из дальнего угла.
        - Ну, вроде как мастер, но поважнее.
        Любопытство молодости сказалось. Игрунков решился на вопрос:
        - Так, входит, она все оторванное взад приклеить может?
        - Не все. Своими ушами слышал: голову не может, - отозвался унтер Ключевской. - Но и с рукой не так просто. Долечить ее надо, руку. Так что марьзахарниных приказов слушаться, как самого адмирала! А то был у нас такой случай…
        Семаков, выслушав доклад о приключениях баркаса этой ночью, счел, что это прекрасная возможность для проталкивания планов. Результатом стал визит к Нахимову.
        Павел Степанович выглядел не лучшим образом, хотя, несомненно, получил добрые сведения об отбитом штурме. Все же смерть Истомина подействовала на него сильно. Но, зная подчиненного, адмирал имел основания полагать, что тот не придет ради постопорожнего выражения сочувствия. Так и вышло.
        - Ваше превосходительство…
        - Без чинов, Владимир Николаевич.
        - Слушаюсь. Итак, нынешней ночью баркас под командованием боцманмата Кроева, совершая рейс с грузом боеприпасов, был атакован парусником неприятеля. Под вражеским огнем баркас совершил прорыв в севастопольский порт. Вот, извольте видеть, представление…
        - Как же, помню фамилию Кроева. Тот самый, о котором вы ходатайствовали…
        - Так точно, о производстве в чин боцмана. Здесь, извольте поглядеть, также предложения сего достойного унтер-офицера касательно улучшения незаметности…
        Нахимов быстро проглядел бумаги и снова поднял глаза на подчиненного.
        - Но ведь это не все, с чем вы пришли.
        - Так точно, не все. Собираюсь еще пощипать вражеский флот, ведь теперь «Морской дракон» избавлен от перевозок боеприпасов. И сверх того, как мне кажется, стоит подумать об оборудовании какого-либо из наших кораблей иноземными движками.
        - А не желаете вместо того оборудовать гранатометами?
        - И то, и другое, Павел Степанович…
        Про себя посетитель отметил, что адмирал Нахимов превратился в себя-прежнего: глаза наполнились живостью, жесты стали привычно-быстрыми, даже усы слегка приподнялись.
        - …вот, с вашего позволения, план…
        Глава 17
        Госпожа Моана была главой аналитической группы Академии. Несмотря на высокий ранг академика, эта дама - кстати, жена Сарата - специализировавшаяся на магии жизни и разума, конечно же, могла иметь учеников. Впрочем, те большей частью были ученицами: почему-то эта ветвь магии оказывалась более доступной женскому полу. А ученице отнюдь не возбраняется написать письмо наставнице.
        Во всей Маэре считается недостойным читать чужие письма.
        Разумеется, письмо Моане от ученицы исключения не составило. Сарат, через которого это письмо и отправилось к адресату, только глянул на конверт и тут же отослал порученца в сторону Гильдии гонцов (ее отделение появилось и в Заокеании). Письмо не было срочным, и потому его доставили кораблем.
        Сказать по правде, послание не содержало в себе ничего не то, что крамольного - просто интересного для человека со стороны. Кто счел бы достойным внимания подробности лечения местных от многочисленных травм и контузий? Никто, исключая, конечно, госпожу наставницу, но даже у той если и мог проявиться интерес, то чисто педагогического свойства.
        Профессия шпиона предполагает наблюдательность и внимание к мелочам. Однако лишь самый-самый проницательный и зоркоглазый из них мог быть уголком сознания отметить сообщение, составлявшее едва ли два процента текста письма: «Проведенное по вашей просьбе исследование на человеке из местного населения доказало, что он может перенести действие заклинания без всякого вреда для своего здоровья. Результативность заклинания доказана. За это исследование была уплачена в местной монете сумма, эквивалентная сорока двум сребреникам пяти медякам». Да и то этот самый профессиональный вынюхиватель чужих тайн мог бы разве что слегка удивиться тому, что маг жизни занимается делами не вполне по специальности. И, вероятнее всего, аналитик приписал бы старательность Мариэлы благотворному воздействию приказов наставницы.
        Только Моана и Сарат могли сделать вывод из этого кусочка сообщения, что речь шла об исследовании негаторского эффекта и что доказана возможность транспортировки негатора сквозь портал. Только эти двое представляли себе перспективы использования негатора для семейных дел магов. И только сам Сарат полностью понимал возможности, открывающиеся для теоретической магии.
        Капитан второго ранга Семаков занимался тем, что в далеком будущем назовут перетасовкой персонала. Он прикидывал, кого из комендоров можно перевести на «Морского дракона» без заметного ухудшения защиты укреплений.
        Максимушкина трогать было нельзя, без вопросов. Поскольку лейтенант Беккер все еще находился на излечении, не существовало кандидатуры на замену этому наводчику. Зато у него можно было забрать Смирнова: с хорошим запасом гранат Максимушкин мог позволить себе не самого лучшего комендора. Поручик Боголепов также был первейшим кандидатом на ограбление: комендор Патрушев по опыту вполне мог сравниться с Максимушкиным, а замену среди людей Боголепова было бы нетрудно подыскать. А вот трогать Тароватова и Плесова определенно нельзя: на Камчатском люнете гранат и без того впритык, тут промахи - непозволительная роскошь.
        И начались кадровые перестановки. Рулевому Шальнову назначили бухгалтерскую (правда, он этого слова не знал) работу: считать боеприпасы, поскольку в подносчики он не годился по недостатку физической силы. Капитан Риммер пошел наблюдателем: в его обязанности не входило ничего иного.
        Одновременно драконья разведка вылетела на выявление вражеских транспортов. Таковые нашлись, числом два, оба оказались парусниками, шли поодиночке. Судя по курсу, направлялись они прямиком в Балаклавскую бухту.
        - Совсем страх потеряли, пока мы доставкой боеприпасов занимались, - откомментировал старший помощник «Морского дракона».
        - Ничего, обретут. Мы поможем, - коротко ответил командир.
        Выход «Морского дракона» в море состоялся в светлое время суток. Это событие заметили. Но даже если среди зевак и были граждане, подрабатывавшие соглядатайской работой, то успеть сообщить об угрозе на морских путях они могли разве что в Балаклаву.
        Первый из парусников был перехвачен уже после заката. Луна почти не давала света, поэтому Семаков так и не узнал ни названия, ни порта приписки, ни даже национальной принадлежности противника. Пожар только-только начал разгораться, когда очередная (пятая) граната взорвалась в непосредственной близости от палубы. Не выдержали ни бортовая обшивка, ни набор. Шлюпки разнесло по досточкам, а то, что от них осталось, сгорело.
        Второй транспорт искали почти всю ночь. Небо начало светлеть, когда сигнальщик выкрикнул:
        - Корабль на весте!
        Про себя начарт заметил, что позиция для атаки не самая удачная: «Морской дракон» отчетливо прорисовывался на фоне неба, в то время, как неприятель был заметен намного хуже. Подумалось также, что сигнальщики на паруснике, должно быть, уже подняли тревогу. Капитан Риммер выразительно глянул сначала на запад, потом на восток; в результате лейтенант Мешков уверился, что иномирский моряк подумал то же самое.
        Но бой пошел по непредвиденному сценарию.
        До противника оставалось не менее двух с половиной миль, когда парусник начал ложиться в дрейф. А когда дистанция сократилась до мили, Мягонький доложил:
        - Так что, ваше благородие, подняли флажный сигнал «Просим дать время на спуск шлюпок».
        Удивились все, кто смог разобрать сигнал. Мешков быстро разъяснил Риммеру его смысл.
        Матрос Шальнов выразил мнение большинства экипажа словами:
        - Не иначе, напугали мы их.
        В рубке эти слова была услышаны. Командир промолчал, хотя внутренне был согласен с выводом. Зато старший помощник вслух возразил:
        - Думаю, может быть и другая причина. Груз.
        Семаков сузил глаза:
        - А ведь возможная штука, Михаил Григорьевич… Поднять сигнал: «Даю полчаса на спуск шлюпок и на оставление судна. По истечении срока судно будет уничтожено».
        Вереница флажков поползла по фалу. Одновременно Семаков подал на себя часть рычажков. «Морской дракон» сразу стал замедляться.
        - Владимир Николаевич, ближе полумили подходить нельзя. Если в трюме порох… Вполне они могли оставить там зажженный фитиль.
        - Верно, но мы и останемся на этой дистанции. А то и дальше.
        - Будь с нами Тихон, уж точно он бы попытался уговорить нас на абордаж.
        - А я бы воспретил. Не тот случай, Михаил Григорьевич.
        - Что будем делать с экипажем?
        - Ничего. Море спокойное, до турецкого берега пятьдесят миль, до вечера доберутся. На борт мы их принять не можем.
        Пока князь Мешков объяснял капитану Риммеру диспозицию, шлюпки отвалили от борта парусника. Командир терпеливо дождался, пока те отойдут на дистанцию полумили от обреченного корабля, после чего скомандовал, носовой гранатомет запустил гранату, которая грохнула на палубе рядом с бушпритом. Полыхнул огненный шар.
        Начарт думал, наверное, с четверть секунды:
        - Смирнов, дай еще гранату в то же место.
        Результатом была колонна ослепительного огня.
        - Ну, не говорил ли я: порох он вез! Еще повезло, что не взорвался.
        - Удачно влупили. Двадцать тысяч пудов, как полагаю, а это больше трехсот британских тонн.
        На лицах российских офицеров и матросов расцвели улыбки удовлетворения, в которых проглядывалось и злорадство. Но голос чужеземного капитана вернул командира «Морского дракона» в реальный мир.
        - Владимир Николаевич, имею просьбу.
        - Слушаю вас, Риммер Карлович.
        - Позволите ли мне еще раз сопровождать вас? Этот бой… - иностранец явно боролся с нехваткой слов и с некоторым трудом победил, - …он ненастоящий. Как учеба.
        Ответ был вполне вежлив, но с большой долей уклончивости:
        - Разумеется, Риммер Карлович, но лишь при условии, что командование не поставит нам иные задачи.
        - Чем могу служить, ваше сиятельство? Имеются на продажу украшения изрядного достоинства.
        Этими словами ювелир Макаров встретил заявившегося в лавку лейтенанта Мешкова. Его сопровождал знакомый ювелиру рыжий иностранец. Оба кивнули в знак приветствия, а князь сразу приступил к делу:
        - Требуется украшение для женщины, серебряная или золотая подвеска с цепочкой или же браслет. С зеленым камнем.
        Ювелир был профессионалом, и потому не высказал никаких признаков удивления.
        - Увы, подвесок с зелеными камнями на сей день не имею. Однако вот, изволите ли видеть, как раз подходящие браслеты.
        На прилавке очутилась небольшая коробка. Хозяин лавки ловкими движениями обеих рук убрал из нее украшения с камнями неподходящего цвета.
        Мешков погрузился в размышления вслух:
        - Этот не годится, у дамы рука потоньше… - палец знатного покупателя ткнул на один из браслетов, - а тут что за камни?
        - Изумруды-с, с позволения вашего сиятельства.
        Между потенциальными покупателями произошел короткий обмен взглядами, от которого ювелиру стало несколько неуютно.
        - А в том браслете?
        Моисей Соломонович напряг волю и задавил в себе стремление облапошить невежественного посетителя. Он имел на то причины: второй в этой компании явно что-то понимал в ювелирном деле. Ответ прозвучал с наигранной небрежностью:
        - Здесь не изумруд, ваше сиятельство, но лишь хризолит. Извольте глянуть: цвет другой.
        Хозяин не покривил душой: если в первом браслете камни еще можно было принять за изумруды, хотя цвет у них был ненасыщенный, то сравнительно большой камень во втором браслете имел настолько отчетливо болотный оттенок, что ошибиться мог лишь полный невежда.
        В беседу вмешался рыжий.
        - Вы позволите на них посмотреть?
        Ювелир масляно улыбнулся. Посетитель взял в руки первый браслет, с десяток секунд пристально вглядывался в камни, кивнул, обследовал второй (правда, его разглядывал чуть ли не минуту) и повернул голову к Мешкову:
        - Этот подходит больше.
        Ювелир полагал, что первый браслет и нарядней видом (он был золотым, а второй - серебряным), и изящней выделкой, но противоречить не осмелился. Очень уж уверенно прозвучало суждение иностранца.
        После недолгого торга (цену удалось сбить наполовину) князь Мешков получил товар. Моисей Соломонович, упирая на то, что браслет предназначался даме, всучил покупателю приятную на вид бархатную коробочку («Ваше сиятельство, без должной упаковки никак не можно-с!»).
        Проводив покупателей до дверей, ювелир вернулся за прилавок и задумался. Вроде бы обычная ситуация: офицер покупает подарок женщине, но… при чем тут его иностранный спутник? Или приобретение для иностранки? Ну да, вот оно как… О том, кто такая Мария Захаровна, хозяин лавки, разумеется, знал. Чутье многоопытного торговца шептало в ухо, что этот подарок - не просто украшение. Но то же чутье, умея, очевидно, говорить на голоса, уже не шептало, а кричало в другое ухо: проявлять в данном случае любопытство, самое меньшее, неосмотрительно. И ювелир послушался этого второго голоса.
        Утро у капитана второго ранга Семакова ушло на составление рапорта Нахимову и на отдых, а вечер того же дня моряк потратил, на взгляд постороннего, бессистемно и потому бездарно. Он шлялся по набережной, поднимаясь на борт стоящих у причала пароходофрегатов, беседовал со знакомыми командирами и офицерами (их всех он знал лично), затрагивая при этом самые незначительные темы. Правда, при этом он поминутно заглядывал в записную книжку - но могут же у человека быть провалы в памяти?
        Даже если у кого-то из означенных офицеров и шевельнулся в мозгу червячок подозрения, то это нехорошее создание не выросло в питона уверенности. Не с чего ему было так поступать: никто так и не заметил хорошо спрятанную в записной книжке серебряную пластиночку с тусклым бесцветным кристалликом посередине.
        К вечеру план Семакова уже созрел: первым кандидатом на запланированную перестройку был пароходофрегат «Херсонес» под командованием капитан-лейтенанта Ивана Григорьевича Руднева. Причина была очень простой: в момент визита как раз на этом корабле все офицеры собрались в кают-компании, и негаторов среди них не нашлось. Проверку же командного состава других кораблей не удалось осуществить полностью: часть офицеров оказалась на берегу.
        Осталось получить согласие Бутакова как командира отрядом парохофрегатов и, разумеется, самого Нахимова.
        Вернулась очередная экспедиция за алмазами. Ее результаты не порадовали. Именно так сформулировал состояние дел высокопочтенный Сарат - не вслух, конечно.
        Причиной такой оценки служило не только отсутствие среди добычи алмаза такого размера, чтобы он мог послужить средством спасения экспедиции. Дело обстояло хуже: сам процесс разработки месторождения стал значимо медленней и, соответственно, дороже. Поверхностный слой был уже выбран, более глубокий поиск означал закладывание шахт, а расширение поверхностного слоя требовало сравнительно дорогой очистки от «Глотки жабы».
        Насколько же проще было с Професом. Уж он-то не затруднялся в уничтожении полей магии смерти…
        Многострадальное перо, которое кандидат в академики успешно грыз, вдруг было отставлено в сторону.
        Негатор! Эта мысль прямо ударила по мозгам. Ну конечно, негатор! Если его удастся доставить на Маэру, то это может дать не просто очистку поверхности для очередной экспедиции. Сделать огромную площадь пригодной не только для работы, но и для проживания - вот что он может. Сотня чистых квадратных миль - и пожалуйста, уже закладка шахты становится экономически оправданной… приблизительно. Разумеется, понадобятся точные экономические расчеты, но основная идея ясна. Об этом должна знать Моана и… пожалуй, больше никто. До поры.
        Перо занялось своим прямым делом: на бумагу покатился текст.
        Никто не сомневался, что уход «Морского дракона» из севастопольского порта заметят. Капитан второго ранга Семаков был в этом абсолютно уверен. И он оказался прав.
        Именно с этим фактом руководство экспедиционного корпуса связало потерю сразу двух транспортов. Это был серьезный удар. Русские моряки не знали, что порох перевозился на двух транспортах. Один из них был уничтожен пожаром, и это все видели, а второй не успел толком загореться, поскольку развалился раньше. В результате союзники лишились пятисот тонн пороха - и это без учета того запаса, что был уже выгружен в Евпатории, но сожжен русским рейдером.
        Из этого руководство союзников сделало практические выводы: во-первых, артиллерийский обстрел свели до уровня «чтоб не забывали о наших пушках», во-вторых, саперы англичан и французов усиленно копали траншеи. По ним к русским позициям должны были пробраться те, кого английские офицеры прозвали «охотниками на бекасов»[14 - буквальный перевод термина «sniper» (англ.) на русский язык.]. Для метких стрелков заранее подобрали лучшие штуцеры.
        Нехватку боеприпасов у войск коалиции отметили на русских укреплениях. Артиллерийские обстрелы с ее стороны стали редким, чтобы не сказать сильнее. Некоторое время защитники Севастополя строили догадки, но довольно скоро пластуны доставили пленных, со слов которых стало ясно: пороху серьезно не хватает. Кто-то из русских артиллерийских офицеров, будучи не вполне трезв (дело было в питейном заведении), даже предложил: пусть-де англичане с французами поделятся ядрами, в обмен на что им будет предоставлен порох. Шутка была сочтена не самой удачной.
        Наблюдатели с российской стороны, разумеется, заметили копку траншей. Но эту меру объяснили тем, что готовится очередной штурм силами пехоты. На укрепления поступали артиллерийские боеприпасы - все, какие удалось наскрести. Гранатометы тоже не остались без внимания: каждую ночь к их позициям доставляли гранаты и пули. Все картечницы получили дополнительные магазины. Длинных прямоугольных запасли по шести штук на скорострелку; блинчатых - по пяти, а стволы, рассчитанные на винтовочные магазины, заменили.
        Не то, что офицерам - даже нижним чинам было совершенно понятно: что-то готовится.
        Через пять дней начались неприятности.
        Первым был убит майор Вязьмитинов на Камчатском люнете. Стреляли с дистанции не менее пятисот шагов. Штуцерная пуля попала в грудь, майор не прожил и двух минут. Стрелок исчез бесследно, и никто ему в этом не помешал. Возможно, что он просто затаился: через два часа с той же позиции снова стреляли, но цель (штабс-капитан Грайновский) отделалась сравнительно дешево: как раз в момент выстрела офицер сдвинулся и оттого был лишь ранен и отправлен в госпиталь.
        Погибло трое офицеров и одиннадцать нижних чинов (раненые не в счет) прежде, чем начальство заинтересовалось столь неестественными потерями в личном составе. Контрмеры нашли не сразу.
        Кто-то из младших офицеров предложил не бравировать храбростью, а наблюдать и отдавать команды, находясь в укрытии. Эта идея была мгновенно подвергнута жестокой критике полковником Веселовским, который начал службу поручиком в Отечественную войну и зазубрил наизусть все положения тогдашней тактики. Он громогласно заявил, что сия идея неприемлема для российских офицеров, кои кланяться пулям не должны приучаться и не должны способствовать распространению подобных настроений среди нижних чинов. Молодежь не осмелилась перечить заслуженному ветерану. Предложили отвечать пушечной стрельбой. Но артиллеристы, собственно, ничего не могли поделать с меткой стрельбой егерей, хотя местонахождение стрелка выдавал клуб порохового дыма: траншеи надежно защищали от картечи. А вот от разрыва гранат эти укрытия не спасали.
        На очередном совещании были доложены результаты применения штуцерного огня.
        - …достоверно убиты шестеро офицеров. Точные потери среди нижних чинов остались неизвестными, и они вряд ли поддаются оценке. Однако следует отметить, что убыль наблюдается и среди наших стрелков. Бомбами накрыли позиции троих, нашли лишь фрагменты тел…
        Докладчика выслушали. Решение было очевидным: отстрел вражеского личного состава силами штуцерников дал хорошие результаты и потому следует быть продолжен, а что до потерь - так войны без них не бывает.
        Весна покрыла Крым цветами. Зеленые листики дружно лезли из почек. Видимо, в сердцах человеческих тоже стали проклевываться ростки.
        - Доброго утречка!
        Этими словами хорунжий Неболтай приветствовал Мариэлу, которая как раз выходила из дома.
        Если маг жизни и удивилась, то виду не подала.
        - И тебе такого же, Тихон Андропович. Погодка и вправду славная.
        - В госпиталь, никак?
        - Куда ж еще, Тихон Андропович? Раненые ждут.
        - Ну так дозволь сопроводить.
        - Отчего ж нет? Пошли.
        Пара только-только дошла до угла улочки, как хорунжий вдруг спросил:
        - А вот этот браслет на твоей левой - не князь ли подарил?
        Мариэла не смогла скрыть удивления:
        - Да, но как ты догадался?
        - Так ведь он у меня и совета спросил, насчет подарка. По случаю ребеночка, стал-быть.
        - А, ну да, Татьяну Сергеевну я пользовала. Отлично помню. Кстати, браслет хорош.
        Казак дипломатично промолчал. По его мнению, подарок мог быть и подороже. Хотя…
        - Вот объясни мне, Марья Захаровна, как это ты камни по себе оцениваешь?
        Мариэла ответила так, как собеседник и предполагал.
        - Тихон Андропович, для всяких специализаций есть свои кристаллы. Ну, правда, бывают универсальные…
        - Так и расскажи.
        - Не успею, рассказ будет длинным. Мы дойдем до госпиталя раньше.
        Казак беспечно махнул рукой:
        - Ничего не значит. Можешь завтра продолжить.
        - Ну, будь по-твоему. Значит, так: энергополя любой специализации…
        У Неболтая от природы была очень хорошая память, а обучение пластунов включало в себя ее тренировки. Поэтому казак не просто слушал, а запоминал.
        Конечно же, Мариэла оказалась права: обучение потребовало, чтобы великовозрастный ученик сопровождал наставницу каждодневно (утром и вечером). До поры это было возможно: хорунжий был не столь занят на Камчатском люнете.
        Образование пары почему-то привлекает внимание окружающих. Эти двое исключения не составили.
        - Гляжу, Тихон, ты вокруг Марьи Захаровны круги нарезаешь. Велик ли успех?
        - Как поглядеть на нее, так вроде ты еще без побед.
        - А чего ж, и победа будет. Ты, Тихон, собой видный, наградами не обижен, уважение имеешь; в чине, опять же. А она - девка телом не особо круглая, хотя умна, тут не спорю. Так что тебе и поводья в руки.
        Неболтай явно был не в духе, что и сказалось в словах:
        - Да как вам не понять! Я, может, и посвататься хочу. Да только кус велик, не подавиться бы.
        - Посвататься - это дело, - одобрил ротмистр Левашов, - однако ж, мыслю, тут сваха нужна. Без нее никак.
        И дискуссия пошла в галоп.
        - А веры она какой?
        - Аль не слышал? В Михайловской ее видели, с отцом Александром беседовала.
        - Разговоры - оно хорошо, но крест святой - все же иное. Крещеная она, вопрос?
        - Да хоть и нет. Покреститься - дело недолгое.
        - А кто ее родители? Хочу сказать: какого роду-племени?
        - Точно не казацкого, чем хошь поклянусь. Твой-то батя, Андроп Анисимыч, благословит ли?
        - Он верным делом противиться не станет, а вот его Анфиса - та с этакой невесткой… того… она моя тетка, уж я ее знаю…
        Хорунжий слушал в четверть уха. В голове у него вертелся целый клубок мыслей, и не все были умными.
        У капитана Риммера, в свою очередь, нарисовались дела. Сходив «на вольную охоту» (так это дело именовал лейтенант Мешков) целых три раза, он со всей вежливостью поблагодарил командира «Морского дракона», восхвалил обученность экипажа вообще и тактические умения офицеров в частности - и засел за отчет. Этот труд, состоявший не только из текста, но и схем расположения всех участников сражений, в скором времени отправился через портал.
        В один из вечеров весь офицерский состав пароходофрегата «Херсонес» во главе с капитан-лейтенантом Рудневым получил вызов к адмиралу Нахимову. Старший помощник лейтенант Медведев не ждал от предстоящего разговора ничего хорошего, будучи твердо убежден, что начальство всегда найдет, к чему придраться. Сам командир и другие офицеры были настроены более оптимистично, тем более, что Руднев неоднократно подавал рапорты с просьбой отпустить пароходофрегат в бой.
        В кабинете уже присутствовал знакомый всем присутствующим: командир загадочного и необыкновенно удачливого «Морского дракона». Почему-то при появлении офицеров с «Херсонеса» капитан второго ранга глянул себе в ладонь, как будто там были часы.
        - Прошу садиться, - начал Нахимов. - Господа, все вы, вероятно, наслышаны об успехах корабля под командою присутствующего здесь Владимира Николаевича…
        Семаков слегка наклонил голову.
        - …и было принято решение: дать возможность вашему кораблю присоединиться к «Морскому дракону». Господин капитан второго ранга, опишите ваш прожект.
        - Господа, - уверенно начал второй в чине из присутствующих, - для придания «Херсонесу» больших возможностей предлагается следующее: установить двигатели, аналогичные тем, что уже имеются на «Морском драконе»…
        Стармех «Херсонеса» чуть заметно шевельнулся.
        - …полностью избавиться от угля, колес и вообще всего, что можно без усилий разобрать и демонтировать; убрать весь рангоут и такелаж, включая сюда мачты и бушприт, также установить гранатометы, о которых вы, господа, вероятно, уже наслышаны, и которые по возможностям сильно отличаются от обычных орудий. Весьма сильно. На все про все сроку три недели. И, что самое важное, всем вам, господа, а равно нижним чинам предстоит обучение.
        Последняя фраза вызвала не только шевеление, но и вопрос:
        - Владимир Николаевич, вы в самом деле думаете, что здесь присутствующие настолько невежественны, что нуждаются в обучении?
        Семаков притворился, что подыскивает ответ. Его хитрый расчет оправдался. На вопрос ответил сам адмирал:
        - Господа офицеры, если кто-то из вас не желает учиться, пусть подает рапорт о списании на берег. Я подпишу.
        Глава 18
        Затишьем пользовались обе стороны.
        Перед началом работ на «Херсонесе» Семаков созвал единомышленников, включая Неболтая.
        - Вот что, товарищи мои: предстоит хорошо подумать. Я вас спрашиваю: какие гранатометы устанавливать на корабле Руднева?
        Все трое спрашиваемых обменялись короткими взглядами.
        - Тихон Андропович, что скажешь?
        - Владимир Николаевич, вот что скажу: гранат, которые по шестьдесят фунтов - тут хорунжий чуть-чуть ошибся, те весили шестьдесят пять, - у нас и так маловато. Если этакий гранатомет ставить, то лишь один. Второй - на мелкие.
        - Здраво сказано. Иван Андреевич?
        Шёберг совершенно не был в себе уверен, но отвечал самым твердым голосом:
        - У пароходофрегата, если верить Риммер Карловичу, скорость будет в сравнении с нами невелика. Он, помнится, назвал цифру тридцать пять их узлов, это двадцать наших, да и то сильно сомневался. А раз так, то Рудневу будет куда труднее уклоняться от ответного огня. Значит, нужна дальнобойность. Если тамошние оружейники смогут такое устроить…
        - Мысль весьма разумная. Михаил Григорьевич?
        - Есть одна идея, но ее только практикой проверить. Как понимаю, если будет установлен малый гранатомет, то уж на него-то запасти боезапас хоть триста гранат, хоть пятьсот - труда не составит, верно?
        Уверенные кивки.
        - Так вот: на предельных дистанциях, когда попасть - дело хитрое, использовать этот гранатомет для заградительного огня. На маневрах уклонения неприятельские корабли потеряют темп. А «Херсонес» тем временем уйдет.
        - Я слышу речь не юнги, но артиллериста…
        Это была не вполне шутка.
        - …тогда логично будет поставить малый гранатомет на ют.
        - Да, вот добавлю. Хорошо бы Патрушева нарядить на обучение комендоров.
        - Верно! А Шумило пусть подносчиков и заряжающего натаскивает.
        - А я слышал, что лейтенанта Беккера завтра выписывают. Значит, и Максимушкина можно впрячь в обучение.
        Пароходофрегат «Херсонес» переоборудовался. Ломать, как известно, не строить: мачты с бушпритом исчезли очень быстро. Больше трудностей вызвали колеса: для их демонтажа вне дока корабль пришлось кренговать, да и то снять колеса с валов не представилось возможным. Механик предложил отсоединить сами валы, что и было сделано с большими усилиями. По окончании работы мастера судоремонта настойчиво дали понять о ведре хлебного вина и о его великой пользе для дела. Руднев удовлетворил запрос без единого прекословия.
        Отверстия от валов заделать удалось легче. Тут даже выпивка не понадобилась, хватило лишь ловкости рук и содействия общеизвестной матери.
        Дальше предстояла резка по-живому. Семаков не поленился и принес расчеты: сколько экипажа потребуется на обновленный «Херсонес». Вышло уменьшение чуть ли не втрое по сравнению со списочным составом. Правда, часть команды так и так попала на укрепления.
        Офицеры с «Морского дракона» (неслыханное дело!) лично отбирали нижних чинов. Двоим было наотрез отказано. А потом началось обучение.
        Для офицеров «Херсонеса» оно большей частью заключалось в лекциях и в показе деталей устройства «Морского дракона». Разумеется, показ сопровождался пояснениями:
        - …таким образом, господа, эта движки создают тягу, причем каждый в заданном направлении… обратите внимание на эти два, они для поворота…
        - …а как же руль…
        - И то, и другое задействовано… следует помнить, однако, что энергоемкость основных кристаллов не бесконечна…
        - поскольку машина стоит мертвым грузом, то поставят также помпы…
        - …особое же внимание, господа, на тех, кого мы называем негаторы. Это те, кто в состоянии неосознанно гасить энергополя…
        Все сошлись на том, что нижних чинов следует обучать уже по установке всех необходимых механизмов.
        Одновременно двое незнакомцев, говорящих на русском языке вполне грамотно, хотя и с иностранным акцентом, деятельно руководили установкой непонятных деталей в трюмах и в ходовой рубке. Они же распоряжались при закреплении на палубе того, что члены команды «Морского дракона» называли не вполне понятно «гранатометы». Вся команда «Херсонеса» слышала это слово, но никто их не видел вблизи.
        Идя по коридору госпиталя, Мариэла чуть не столкнулась с Пироговым. Рядом с ним находилась очень скромно одетая круглолицая девушка примерно восемнадцати-двадцати лет на вид.
        Хирург начал без предисловий:
        - Вот, Марья Захаровна, знакомьтесь: Даша, она сирота и желает помогать в деле обихода раненых.
        - Николай Иванович, если вы об обучении Даши, так на то у меня определенно нет времени…
        - Нет, я лишь хотел представить сию девицу. По доброй воле пришла помогать нам всем, заметьте это. «Милосердной сестрою» - вот как. Или еще «сестра милосердия» можно назвать.
        - Но подучить все же надо.
        - Эраст Васильевич займется.
        Мариэла чуть задумалась, потом решительно кивнула:
        - Я тоже, пожалуй, могу кое-чего рассказать, но доктор фон Каде в качестве наставника получше меня. Тогда, коль не возражаете, я сейчас же и возьму Дашу с собой на осмотр.
        Медицинское действо началось необычным для обитателей палаты образом. Мариэла вышла на середину.
        - Познакомьтесь: это Даша, она сестра милосердия и будет помощницей врачей. Наложить новую повязку, убрать, ободрить, утешить… Понятно? А кто обидит эту сироту, тот будет иметь дело со мной.
        В палате нависла тягостная тишина. Видимо, каждый из обитателей постарался представить себе, что может случиться с тем, кто обидит Дашу.
        - Сергеич!
        - Я, госпожа дохтур!!
        - Коль не в труд, пройдись по всем палатам, да перескажи мои слова. Кстати, если ничего не случится, завтра костыли отправишь в отставку.
        Боцман бодро заковылял к выходу из палаты. Мариэла начала подкреплять конструкты. Девушка глядела во все глаза и, ясное дело, ничего не понимала. Но когда госпожа доктор вышла, Даша наклонилась к ближайшему болящему (это был немолодой лысоватый матрос с рыжими усами и перевязанной рукой) и тихонько спросила:
        - А что, Марья Захаровна и вправду так грозна?
        Рыжеусый ответил самым серьезным голосом:
        - Марьзахарна добрая, и нас жалеет, всех, любого звания, и трудится тяжко, сам видел, что к концу дня она аж лицом серая от усталости.
        Пауза.
        - Но избави господи прогневать ее! Я только один раз узрел, мне во как хватило.
        Даша выслушала с расширившимися глазам, потом сказала уже погромче:
        - У вас повязка слегка сбилась, сию минуту поправлю.
        Магистр Харир был настоящим ученым.
        Он с блеском защитил магистерскую диссертацию, а докторская была готова больше, чем наполовину. У него имелся преподавательский опыт. Практическому опыту весьма почтенного могли бы позавидовать иные с рангом повыше. Но ценнейшим в своей практике Харир полагал общение с Професом.
        Уже после ухода этого человека в неизвестные миры Харир понял - по крайней мере, ему показалось, что понял - некую особенность: при том, что Профес знал и умел очень многое, часть знаний он явно утаивал. По размышлении Харир решил, что делалось это из педагогических соображений: Профес желал, чтобы его ученики и последователи сами дошли до нужных идей.
        Вот и теперь вспомнились слова: «Надо взглянуть на проблему сбоку.» Что ж, попробуем…
        Нагрев не хочет быть равномерным. А средства его регулирования (сам Харир и два помощника) не справляются: температура скачет. В результате из огромной чушки якобы кристалла в дело может пойти крошечный кусочек: едва ли десятитысячная доля объема. И если кто-то не может поддерживать температуру одинаковой, значит… значит, это должно сделать что-то. Как мы оценивали температуру? По проволочкам, сплавленным вместе. Профес, помнится, называл это на своем родном языке «термопара». А какие еще способы?
        Потоки тепла… нет, потоки магии огня. Их можно измерить? Ну, конечно! Сигнал от измеряющего кристалла… да, картина вырисовывается.
        Харира поразил приступ оптимизма в самой тяжелой форме. Он в ослеплении полагал, что одного мозгового штурма будет достаточно. Магистру еще предстояло узнать, что первая попытка теоретического решения проблемы провалится по причине жестокой критики; вторая попытка, основанная на тщательных расчетах, даст результат в виде: «Может, и пройдет, но надо пересчитать с учетом…», после чего Хариру предстояло пойти на поклон к Шахуру и его «драконам», и только лишь третий штурм с участием самого Сарата даст возможность принять решение: да, такой подход реализуем, надо пробовать.
        Как всегда, ситуация в целом включала в себя как элементы везения, так и моменты прямо противоположного свойства.
        Навыки Мариэлы в обращении с пистолетом были любовно отточены трудами лейтананта Малаха, а сама она была магистром магии жизни. В этом нападавшим не повезло.
        Среди них оказался негатор. Тут сказалось везение.
        Мариэле показался совершенно неожиданным и даже странным экипаж, тихо стоявший на обочине улицы. Он там быть не мог. Извозчики туда просто не ездили: обитатели были не настолько богаты, чтобы пользоваться этим экзотическим средством передвижения. А маги жизни приучены профессией относиться с настороженностью к неожиданностям. Кроме того, Мариэле показался очень странным упорный взгляд, с которым на нее смотрел возница. Любопытство тут не присутствовало. А что было? Мариэла решила, что нечто похожее она видела в глазах Неболтая.
        Само собой, в тактике засад госпожа магистр была невежественна. Не в ее традиции было делать нужные выводы из непросматриваемости поворота улицы с близлежащих домов, близости кустов - те уже оделись в мартовскую листву, и в наступавших сумерках разглядеть людей в них было бы по глазам разве что Малаху и Неболтаю - и синхронность появления нападавших.
        Профессия мага жизни заставляет иметь быструю реакцию, но не ту, которой щеголяют ковбои из вестернов. Ее можно охарактеризовать скорее как «умение быстро прокачивать обстановку». Двое смуглых, черноволосых, плохо выбритых мужчин лет двадцати пяти еще только-только появились из-за кустов, когда рука Мариэлы вырвала из кармана небольшой (подобранный под ее руку) пистолет. Оружие еще шло вверх, а уголком глаза Мариэла отметила красный огонек. Несомненно, среди нападавших был негатор.
        В другой ситуации женщина выкрикнула бы что-то вроде «Стой! Стрелять буду!», но эти двое слишком уж явно обозначили намерения, вытянув вперед хватающие руки. Но и тут Мариэла решила все же стрелять по ногам. Целиться было нетрудно: те успели подбежать на расстояние в четыре маэрских ярда.
        Чпок! Чпок! Пистолет был без глушения выстрела: такая модернизация потребовала бы увеличения длины ствола; от этого оружие могло стать неудобным для ношения женщиной. Звук услышали все, кто был вблизи, но знакомым он оказался лишь для владелицы оружия.
        Первый из попавших под пули как будто позабыл о существовании одной ноги; правая все еще добросовестно разгибалась, посылая владельца вперед, а левая так и повисла мертвым грузом. Второй, сам того не подозревая, оказал большую услугу Мариэле: от жуткой боли (пуля пробила коленный сустав) он дико взвыл, и это услышали в близлежащих домах.
        Магистр магии жизни не могла знать, каков характер ранений - ей было просто некогда прокачивать потоки. Еще неизвестно, получилось ли бы это: все же среди нападавших был негатор. Но она предположила, что эти двое выведены из строя. Сзади слышался дробный топот.
        Еще двое, и совсем уж близко. На таком расстоянии разворачиваться уже опасно: схватят за руку, отберут пистолет. Но есть еще одно средство.
        Телемагия на себя. Это заклинание положено знать всем бакалаврам независимо от специальности.
        Нападавшие уже почти коснулись жертвы, как вдруг она невероятным, нереальным скачком унеслась вперед сажени на три, перепрыгнув по пути валяющихся на земле противников - тех, кто, к своему несчастью, выскочили прямо перед Мариэлой. На лету женщина развернулась кошкой, и теперь дуло пистолета смотрело точно на набегающих противников. На этот раз Мариэла, дав волю эмоциям, стреляла, не рассчитывая взять кого-либо живым.
        Ближний нападающий уже успел перепрыгнуть через лежащих товарищей, когда две пули в верхнюю часть живота заставили его нырнуть головой вперед в скорченной позе. Окажись тут англичанин, видавший футбол, он сказал бы, что этот человек падал в точности, как голкипер, поймавший в падении мяч не из трудных. Второй оказался более сообразительным: он остановился и взмахнул правой рукой.
        Мариэла целилась в грудь, но попала в левое плечо. Пуля развернула обладателя ножа, он еще попытался метнуть оружие, но вторая ударила в позвоночник. Нож полетел в четверть скорости, к тому же мимо цели.
        Мариэла где стояла, там и села. Энергии после дежурства и так оставалось мало, а стало и того меньше.
        Возница хлестнул лошадь, как только увидел, как падают первые трое. Он не видел вспышек выстрелов, но пистолетик углядел и необычное чпокание расслышал. Догадливый водитель транспортного средства возопил: «Марью Захаровну бьют!» и, воспользовавшись неразберихой, удрал.
        - Марью Захаровну! Убили!! Бей их!!!
        Мариэла оглянулась и увидела, как набегает вооруженная чем попало (большей частью дубьем) группа обитателей близлежащих домов.
        Тратить энергию не хотелось до крайней степени, но пришлось. Мариэла добавила магического усиления в голос. По ушам группы защитников госпожи доктора ударило, как громовым раскатом:
        - Стоять!!!
        И уже без всякого усиления женщина добавила:
        - Они мне живыми пригодятся.
        Прозвучало многообещающе. Не давая собравшимся опомниться, Мариэла принялась командовать:
        - Этих - перевязать. Позвать полицию. Кто знает, где живут офицеры с «Морского дракона»?
        - Я от его сиятельства князя Мешкова как-то раз записку передавал-с…
        - Разыскать. Рассказать. Вызвать сюда хорунжего пластунов Неболтая.
        Колесики расследования завертелись. Прибежал околоточный с двумя рядовыми, из коих одного тут же услали извещать другие инстанции. Примчался десяток казаков с шашками наголо, готовый рубать в капусту кого ни попадя. На бричке прикатила пара жандармов.
        Но не все моменты расследования были видны широкой публике. Неприметный греческий купчик был вызван на улицу к возчику, доложившему, что товар, дескать, был перехвачен конкурентами. Разумеется, негоциант пожелал подробностей. В закрытой для посторонних ушей комнате он услышал среди прочего рассказ о пистолете, который стреляет почти бесшумно много раз, а перезарядки при этом не требует.
        Утром следующего дня в море вышла шаланда. Никто не увидел, что, отойдя от берега на пяток миль, она изменила курс с зюйда на ост. Направилась она в Балаклавскую бухту.
        Вечером того же дня доклад о событиях на тихой улочке Севастополя попал на стол к английскому армейскому офицеру. Это был не рядовой сотрудник разведки, а тот, кого прислали на театр военных действий с целью разобраться в загадочных вооружениях, которыми совершенно неожиданно обзавелись российские армия и флот. Не последнюю очередь в списке загадок занимала картечница.
        Означенный офицер отличался аналитическим складом ума. Это была очередная загадка: пистолет, производящий намного меньший звук, чем традиционные образцы огнестрельного оружия, и стреляющий многочисленными зарядами. У разведчика сразу же в уме связались это ранее неизвестное оружие и уже хорошо знакомая картечница. Сходство лезло в глаза.
        Недолгие раздумья позволили сделать вывод: захват или покупка тяжелого оружия куда более затруднительны, чем приобретение легкого. Эта задача казалась вполне реальной.
        Командир «Морского дракона» не вышел этой ночью на перехват неприятельских транспортов. Причина была прозаической: люди и без того вымотались за день. Команда была отпущена на отдых, сам себе он его тоже позволил. Тем неприятнее оказалось пробуждение.
        Естественным порывом было: помчаться в дом, где квартировали иноземцы и разузнать все из первых рук. Но идея при столкновении с размышлением потерпела крах: Мариэла после дневной работы в госпитале наверняка была истощенной. Будить ее, разумеется, не следовало. Пришлось обратиться к штаб-ротмистру Переверзеву.
        Жандарм сам выглядел не лучшим образом. Мундир, как и лицо, был слегка помят, а глаза могли бы цветом посоперничать с глазами дракона, о существовании которого, впрочем, Переверзев не догадывался.
        После надлежащих приветствий Семаков приступил к делу впрямую:
        - Господин штаб-ротмистр, довожу до вашего сведения, что я в этом деле лицо заинтересованное. Именно от известной вам (в этом не сомневаюсь) группы иностранцев мы получаем как боеприпасы, так и новое оружие. Посему…
        Штаб-ротмистр все выслушал с благожелательным видом, после чего выдал:
        - Господин капитан второго ранга, арестованные двое - увы, не четверо, госпожа лекарь очень уж метко стреляет - твердят в один голос: нападение было сделано ради похищения и дальнейшей продажи сверхценной рабыни.
        - Как вы можете проверить истинность их слов?
        Жандарм прямо-таки лучился добрейшей улыбкой.
        - Мы и не проверяли…
        Даже Семаков вынужден был признать про себя: пауза слушалась с эффектом.
        - …это сделал соотечественник госпожи Руа, тот, кто называет себя магистром…
        Тифор мог проверить слова допрашиваемых на правдивость. Правда, его самого проверять было некому.
        - …и, если воспользоваться собственными словами господина Тифора Арза, «они сами верят в то, что ими сказано».
        Но флотский офицер не был намерен сдаваться:
        - Господин штаб-ротмистр, а среди взятых живыми был их старший?
        Семаков пристально следил за лицом хозяина кабинета. Жандарм позволил себе выказать искорку уважения.
        - К сожалению, господин капитан второго ранга, как раз их старший был смертельно ранен.
        Моряк, в свою очередь, постарался выказать благорасположение:
        - Господин штаб-ротмистр, если флоту станет известно нечто дополнительное об этом деле, не сомневайтесь: вам доложат. От себя же добавлю: сильно сомневаюсь, что у попытки похищения были работорговные корни. Почему-то мне кажется, что здесь руки приложила разведка наших противников.
        Жандарм вежливо улыбнулся. Он умолчал о том, что подключение к расследованию жандармов как раз и произошло ради проверки этой гипотезы.
        Семаков, в свою очередь, не сказал, что в данном случае сотрудничество с жандармами и в его интересах.
        Вечером следующего дня иномирцы устроили совещание в своем кругу.
        Мариэла добросовестно пересказала то, что ей было известно. Малах был въедлив, каким и должен быть любой хороший офицер при разборе разведоперации, пусть даже ее проводил противник. Он не забыл поинтересоваться об уехавшем возчике; оказалось, что маг жизни запомнила его лицо, но не экипаж с лошадкой. В глазах женщины те особых примет не имели.
        Мариэла сообщила также, что по просьбе полиции и жандармов она лечила раненых преступников. Никаких особых трудностей работа мага жизни не вызвала. Зато был получен важный побочный результат: негатора среди раненых не было. Вывод: этот человек погиб.
        Последнее сообщение вызвало поток стонов от Тифора:
        - Убитый негатор! Это ж какое могло быть исследование! Динамика негополя после смерти! Такая диссертация пропала!
        Молчавший до тех пор капитан Риммер поднял палец:
        - Если нападение ставило целью завладение нашим оружием, то полагаю вполне возможной попытку похищения кого-то из экипажа «Морского дракона». Будь я на месте недоброжелателей, нацелился бы на офицеров. Кстати, от них можно получить не только оружие, но и ценную информацию.
        - Вы недооцениваете матросов, Риммер. Я неоднократно встречала среди них и сообразительных, и памятливых. Так что полагаю весьма возможной атаку на любого члена экипажа «Морского дракона».
        Это замечание Мариэлы заставило собравшихся переглянуться, а командор сразу же сделал вывод:
        - Значит, надо предупредить и Семакова, и его офицеров, а уж те известят прочих.
        - И еще Неболтая. Вполне допускаю, что слухи о приобретении казаками новых винтовок и пистолетов уже дошли до… тех, кто этим интересуется.
        - Согласен.
        Прошло четыре дня. К адмиралу Дандасу пришел пехотный офицер в чине майора. К посетителю в наименьшей степени подходил эпитет «блестящий». Внешность была самой заурядной, особые приметы отсутствовали, наград на мундире не наблюдалось (или же майор намеренно их не надел). Единственное, что могло бы удивить: этот армейский офицер был принят адмиралом без малейших проволочек.
        - Сэр, моей группе нужно ваше содействие…
        Просительных интонаций в голосе гостя не услышал бы никто, ибо их не было.
        - …начиная с завтрашней ночи, один из кораблей должен постоянно стоять под парами. Ему предстоит доставить важный и неотложный груз на Мальту. Там груз возьмет другое посыльное судно.
        Адмирал не удивился ни самому визиту, ни приказному тону: он знал полномочия этого офицера. Но все же вопросы у него появились.
        - Каковы инструкции по обращению с грузом?
        - Груз весьма мал по размеру, будет помещен в железный ящичек длиной десять дюймов, ширина и высота до четырех дюймов, вес не более двенадцати фунтов. Вскрывать ящичек запрещаю. Ни при каких обстоятельствах! В случае непредвиденной опасности…
        Намек был более чем ясным. Майор, видимо, представлял во всех деталях возможности «Морского дракона». Назвать эту опасность «непредвиденной» было, пожалуй, неточно.
        - …ящик должен быть утоплен на глубоком месте.
        Адмирал слегка кивнул. Эти инструкции были понятны.
        - Вот пакет для капитана посыльного корабля. Вскрыть только по выходе в море.
        Дандас хорошо представлял себе полномочия майора, а потому исполнил все распоряжения до точки. В качестве посыльного корабля он выделил шлюп «Ардент» как самый быстроходный из тех, чьи артиллерийские характеристики не особо много добавляли к возможностям эскадры.
        Коммодор Фрэнсис Скотт не мог не заметить погрузку угля на шлюп. Собственно, все офицеры эскадры это увидели. Но у командира пароходофрегата «Один» был аналитический ум, а в каюте имелся погребец, в котором покоилось энное количество бутылок с неплохим (хотя и не первосортным) шотландским виски. Сверх того, имелся полезный контакт в виде командира шлюпа.
        Разумеется, через какие-нибудь полчаса коммодор Скотт уже знал о цели похода. Он не преминул выразить сочувствие. А потом вдруг высказался:
        - Джеймс, хотите пару добрых советов?
        - Охотно их выслушаю.
        - Я не знаю, что там в этом ящичке. Но ни за что его не открывайте.
        - Именно это мне и приказали… Но как вы догадались?
        - Груз этот весьма секретный. Поверьте, вам не нужно знать о нем лишнее. И еще кое-что: если вдруг вас перехватит распроклятый «Морской дракон» - не задумываясь, топите груз еще до начала боя. И отдайте об этом распоряжение вашим помощникам - на случай, если вас ранят или контузят. Я видел этого русского в сражении. У вас будет единственный шанс уйти от него: если тот окажется без боеприпасов. Но не рассчитывайте на это. Мне такое удалось, но я был не один. А вы пойдете в одиночку.
        Собутыльник понимающе кивнул.
        - Разумно. Я так и поступлю.
        Оставшись один в своей каюте, коммодор приказал вестовому убрать следы попойки, а сам погрузился в задумчивость. Что же такое могли бы переслать в Лондон?
        Не почта: ее передают в куда больших объемах и без подобных мер безопасности. И вообще не бумаги: ящичек слишком мал. Трофеи? Маловероятно, разве что драгоценные камни. Но откуда бы они могли взяться у адмирала? Судя по секретности, дело идет от разведки. Нечто секретное… что?
        Секрет машин «Морского дракона»? Чушь, чертежи в столь малый ящичек не втиснуть. Неразорвавшаяся бомба? Нет, ее уже отослали. Пули же наверняка ничего особенного собой не представляют. Пули… оружие? Нет, картечница и даже штуцер размером куда поболее груза. Пистолет? Вот это возможно. Если повезет, то и с зарядами, а они-то и есть самое ценное.
        Картечницы отличались малошумной и бездымной стрельбой. Вероятно, пистолет такой же. Да, такую посылку надо отправлять со всей возможной осторожностью.
        Глава 19
        Пока что диспозиции осаждающих и осажденных не изменились, однако медленно менялся тактический рисунок.
        При том, что выстрелы по людям, защищающим укрепления, не смолкали и приносили результаты, российские гранатометы приноровились палить по отступающим стрелкам и тоже попадали, обрушивая траншеи, обжигая, контузя, раня и убивая отступающих егерей. Идеи полковника Тотлебена воплощались в жизнь.
        Русские генералы были твердо убеждены, что рано или поздно штурмы позиций повторятся. Вот почему на укрепления пошел приказ: без особой нужды не палить, беречь гранаты. Особо это относилось к Камчатскому люнету, где дефицит боеприпасов к гранатометам стал почти привычным.
        Между тем «Херсонес» активно готовился к ходовым испытаниям. Разумеется, это было не то же самое, что боевой выход в море: офицеры и прислуга гранатометов еще не были достаточно обучены.
        Не желая повторения ситуации «блин комом», капитан Риммер и магистр Тифор настояли на своем присутствии при первом выходе в море с целью проверить работу движков. Как и ожидалось, даже не на полном ходу возникла вибрация корпуса. Доводочные работы и еще один пробный выход дали хороший результат: ход сделался плавным.
        Семаков как лицо заинтересованное подал рапорт о готовности пароходофрегата «Херсонес» к ходовым испытаниям, не забыв в нем упомянуть о желательности присутствия на борту Феофана Христофоровича Острено.
        Адмирал проявил догадливость:
        - Вы полагаете, Владимир Николаевич, что мой адъютант достаточно полезен будет?
        - Так точно, Павел Степанович, полагаю, он принесет удачу.
        - Благосклонность Фортуны нужна, это верно, но мыслю, что и присутствие капитана первого ранга Ергомышева не повредит.
        - Осмелюсь доложить, Павел Степанович: вчера в офицерском собрании сам слышал, что Лев Андреевич все еще в госпитале по поводу своей контузии…
        - Мне из госпиталя и доложили: к завтрашнему дню Марья Захаровна пообещала ему полное выздоровление. Насколько мне известно, она слово держит.
        Крыть было нечем.
        Некоторый перерыв в действиях «Морского дракона» дал возможность провести несколько транспортов в Евпаторию. Союзники получили подкрепление живой силой (частично из Сардинского королевства), теплой одеждой и боеприпасами. Первое и третье были весьма кстати, второе по причине ранней крымской весны оказалось частично излишним.
        Англичане и французы после долгих споров решились установить на закрытых позициях корабельную артиллерию. С ее помощью предполагалось подавить русские пушки.
        - Дело есть, Владимир Николаевич.
        Эти слова сами по себе не могли внушать беспокойство. Но они сопровождались весьма озабоченной миной на лице хорунжего Неболтая, зашедшего поздним вечером на квартиру к капитану второго ранга.
        Семаков сразу же осознал, что разговор будет не из простых, и предложил пройти в дальнюю комнату, окна которой выходили на пустырь. Тот просматривался полностью на все пятьдесят сажен.
        - Вижу, что непростое дело.
        - Хуже, чем непростое. Один из моих проворонил пистолет.
        Работа на разведку приучила моряка задавать нужные вопросы. Правда, у него не было контрразведывательного опыта, но умение анализировать имелось.
        - Как давно узнал?
        - Только сейчас. И прямо к тебе.
        - Выкладывай, что тебе самому известно.
        Известно было не так уж мало. Приписной Тяжельников, будучи нетрезв и находясь в кабаке, похвастался купленным давеча замечательным пистолем, «какой не у всякого есть.» Правда, у него хватило ума не показывать оружие в действии, но он подробно расписал все отменные свойства покупки.
        После этого пили еще, ибо покупку следовало обмыть. На выходе из кабака на Тяжельникова напали четверо. Будь он тверез, этим лихим ребятам пришлось бы солоно, но…
        - …пьян был основательно, ну и сунули ему ножик в бок. Не добили, правда, лишь ранили, его собутыльники-пластуны выручили. Но лучше бы добили…
        На эти слова у Семакова нашлось лишь мрачное молчание.
        - Ты должен знать, что из этого будет и что мы можем сделать.
        Моряк прикрыл глаза и секунд через десять снова воззрился на сухопутного товарища.
        - Не все так плохо, Тихон Андропович. Если попадет в лапы чужой разведке, то они запросят мнение оружейников. А те, в свою очередь, попытаются разобрать пистолет. Вынуть кристалл - задачка не из хитрых. Что такое этот кристалл, наверняка никто не знает. Натурально, они увидят, что без кристалла оружие не работает. Тогда соберут обратно. Даже если негатор рядом, защита сколько-то продержится. Они уверятся, что все дело в кристалле. В лучшем случае отошлют кристалл в Париж или Лондон, а нам того и надобно. По пути верным делом негатор встретится. Защита ведь вделана в затвор. А в худшем… ну-ка, что бы ты сам сделал?
        Казак, сам того не зная, выдал отменный прогноз:
        - Я бы крепко подумал над тем, как эта злодейская железка работает. И ничего не придумал бы. Тогда вот что им делать: собрать пистоль заново, проверить еще разок и отослать как есть. Но только не сухим путем: долго это. Да и перехватить можно. Вот ежели какой посыльный кораблик… Ну да ведь ты моряк, не я. Тебе шевелить умишком.
        - Хорошо разложил товар по полочке… Ну, как измыслил заранее. Тут, надобно тебе знать, у меня запасец. Чуть больше, чем надо на взятку Тарроту.
        - Горынычу? Взятку?? Сколько ж он берет?
        - Недорого. Всего-то полфунта…
        Глядя на ошеломленную физиономию собеседника, Семаков откровенно заржал.
        - Да ты не думай, Тихон Андропович. Не золотом, не серебром, а вот чем.
        Хорунжий сунул нос в услужливо поднесенный кулек.
        - Да то ж турецкие сладости! И чем только не дают…
        - Скажи уж лучше: чем только не берут.
        - В сочинениях господина Гоголя читал про прокурора, тот брал борзыми щенками. Но вот сладкое… ну нет, и не слыхал даже.
        - Таррот мне сам говорил: дескать, никто и никогда из его племени такого не пробовал. А они всякую выпечку из пшеничной муки очень любят.
        - И что он за этакое подношение делает?
        - На разведку летает, ночью лучше нас с тобой видит. На Таррота вся надежда: если пошлют корабль-одиночку, то есть шанс перехватить. И как на грех: кому-то из моих офицеров надо на ходовых завтра с утра присутствовать. Но тут, наверное, придется мне на «Морском драконе» выходить.
        Хорунжий вскоре ушел. Семаков не стал расспрашивать о судьбе любителя горячительных напитков, посчитав, что это внутреннее дело казаков.
        С самого раннего утра капитан второго ранга выслушал доклад от крылатого разведчика: в море шел, прижимаясь к береговой линии, небольшой корабль, направляясь на северо-запад от Балаклавской бухты.
        - Таррот Гарринович, почему вы думаете, что корабль небольшой?
        - На нем мало людей. От пятидесяти до двухсот. Ни одного огня. Я его нашел с трудом. Все-таки сильное волнение искажает потоки воды.
        - А как же обнаружили, если не секрет?
        - По потокам огня. Они пустили в ход… вы это называете машиной, и оно использует огонь.
        - Весьма вам благодарен, Таррот Гарринович. А мы могли бы воспользоваться этим методом поиска?
        - Да, но вам понадобится помощь Тифора.
        - А без господина магистра?
        - Тогда кристалл. Вот как этот, - и, повернув лапу, дракон продемонстрировал вделанный в браслет темно-красный кристалл: тот самый, которой он получил от землян. - Универсальный тоже годится, но должен быть побольше. Такой у Тифора есть.
        И опять все завязано на рыжего. А ждать его возвращения с ходовых испытаний - на то времени нет. Тут Семаков подумал, что выход все же есть:
        - Таррот Гарринович, а нельзя у вас этот кристалл одолжить? Мы заплатим за использование.
        Крылатый ответил отнюдь не сразу.
        - Можно. Но ведь вам понадобится оправа. Впрочем, здесь у меня запасные…
        Дракон подошел к полочке и без труда достал с нее пластинку серебра.
        - Вот. Если вы подождете, то я сделаю полноценную оправу.
        Конечно же, Семаков счел, что результат стоит ожидания. Оно не затянулось: уже через пяток минут дракон протянул на лапе пластинку, в которую самыми грубыми методами был вделан камень. На пластинке виднелись руны, процарапанные когтем.
        - Вот. Пользоваться надо так: вот здесь нажимаете - и амулет начинает действовать. Глядеть так… поворачивать сюда и сюда… этим ловите направление.
        - Спасибо, я запомнил. Что ж, Таррот Гарринович, буду должен.
        - Не сомневаюсь в вашей памяти.
        Эти слова, обращенные к человеку, дракон посчитал за комплимент от себя. Но моряк этого не мог оценить: он недостаточно понимал образ мыслей драконов.
        Брызги от форштевня «Херсонеса» долетали до переполненной рубки. Корабль набирал ход, приближаясь к первой отметке мерной мили.
        В рубке помимо командира и старшего помощника присутствовали: баварский немец (моряк, капитан дальнего плавания) Риммер Карлович, непонятный штатский (магистр, начальствовал над установкой движков) Тифор Ахмедович, лейтенант князь Мешков и мичман Шёберг (эти двое с «Морского дракона»), лейтенант Острено (адъютант Нахимова) и капитан первого ранга Ергомышев. Последнего на ходовые испытания направил Павел Степанович, рассудив, что многоопытный командир линейного корабля сможет заметить то, что другим не углядеть.
        - Ветер усиливается, - немец говорил совершенно нейтральным тоном, но капитан-лейтенант Руднев его понял правильно.
        - Считаете, надо давать «Гладкую воду», Риммер Карлович?
        - Да. Это прибавит, - иностранец сделал крошечную паузу, - узла два.
        Никто, кроме рыжего, а также офицеров с «Морского дракона» не понял истинную причину этой заминки. Риммер просто не мог быстро пересчитать в уме скорость в своих мерах на земные.
        Руднев сделал так, как учили: принял из рук рыжего магистра небольшую серебряную пластинку и нажал на нужное место. Тут же корабль окружило почти зеркальное пятно на воде.
        - Весьма нужная вещь. А линейный корабль защитить можно?
        - Да, Лев Андреевич, только нужно ли? Чем больше корабль, тем меньше он подвержен действию качки. А кристалл этот мало того, что дорог сам по себе, он также недолговечен. Если использовать непрерывно, то его хватит на три недели жестокого шторма или на полтора месяца умеренного волнения. А потом подзаряжать. Наши корабли меньше ваших, им это необходимо.
        В разговор вмешался Острено:
        - Риммер Карлович, а насколько греются эти движки?
        - Этот вопрос в компетенции Тифора Ахмедовича.
        Специалист уже подготовил ответ с помощью Семакова:
        - На «Херсонесе» стоят чуть другие движки, они, правда, не обеспечат такой же скорости, как у «Морского дракона», зато греться не будут совершенно. Вон, кстати, он и идет.
        На дистанции около трех миль к зюйду шел вышеупомянутый корабль. Руднев с некоторой завистью успел подумать, что у «Дракона» скорость побольше.
        - А можно ли такие же поставить и там, чтоб не грелись?
        - Да, но обойдется недешево. К тому же снять прежние, поставить новые, да наладочные работы, да проверка на мерной миле… все это время. Не уверен, что господин адмирал Нахимов пойдет на это.
        Некоторое время в рубке все молчали. Корабль проходил мерную милю. Ветер тонко свистел в фалах.
        - Три минуты тридцать пять секунд, ваше благородие, - выкрикнул сигнальщик. Подсчитать скорость в уме он, понятно, не мог, но сильное ее увеличение по сравнению с прежней почувствовал весь экипаж «Херсонеса» за исключением трюмных.
        Руднев тут же прикинул скорость в уме, но, не доверяя никому, в том числе самому себе, проверил результат на бумаге.
        - Семнадцать и девять десятых узла, господа! Куда как весомая прибавка!
        Это немедленно разрядило несколько напряженную обстановку в рубке. Посыпались поздравления командиру и благодарности кораблестроителям. А когда гул голосов стих, прозвучали слова лейтенанта Мешкова:
        - Иван Григорьевич, вам ведь рапорт адмиралу готовить. Сегодня, осмелюсь предположить, вы будете заняты. Но завтра мы с мичманом…
        При это Шёберг кивнул.
        - …хотели бы присутствовать при сборке и установке гранатометов, а равно и подающих механизмов.
        - А как же обучение прислуги?
        - Это обязательно; начнем сразу же по окончании работ. Кстати, господ офицеров тоже касается. И вы, Иван Григорьевич, и все они должны наилучшим образом понимать возможности этого оружия. К тому времени, надеюсь, Владимир Николаевич сможет поделиться своими… кхм… знаниями по тактике. Так вот: на первых стрельбах по щитам мы с мичманом будем за наводчиков.
        - И добавлю также, - вдруг вмешался Шёберг, - что хотел бы на первые практические занятия взять сюда на «Херсонес» наших комендоров, по одному на гранатомет. Они покажут приемы работы.
        - Уж не хотите ли вы сказать, Михаил Григорьевич, что мои комендоры не в состоянии освоить гранатометы своими силами?
        Этот вопрос задал старший артиллерист «Херсонеса» лейтенант Ячменев - маленький, тощий, быстрый в словах и в действиях офицер с темпераментом психически неуравновешенного воробья.
        Мешков отвечал с барственной ленцой, при этом он так растягивал слова, что это могло бы показаться оскорбительным:
        - Ну что вы, Степан Леонидович, в способностях ваших комендоров я ни на полушку не сомневаюсь. Только при самостоятельном обучении они пожгут вдвое больше боеприпасов. И суеты изначально многовато будет, что в бою может быть критично.
        Но затормозить Ячменева оказалось не такой простой задачей.
        - Вы хотите сказать, Михаил Григорьевич, что у нас может образоваться нехватка гранат?
        Князь Мешков неожиданно преобразился. Вместо родовитого барина во флотском мундире в рубке вдруг оказался иной человек: опытный и собранный боевой офицер. И речь его стала рубленой и четкой:
        - Нет. Не МОЖЕТ. Она обязательно БУДЕТ.
        Никто не пожелал продолжить дискуссию.
        У капитана второго ранга Семакова были свои заботы. Он стоял в рубке «Морского дракона», который шел в двадцать один узел при «Гладкой воде». Никто бы не посмел кинуть камень в этого достойного офицера за то, что он не присутствовал при ходовых испытаниях переделанного пароходофрегата. Погоня за посыльным кораблем союзников точно могла бы это оправдать. Но некая смутная тревога грызла моряка. Сам себе он это объяснил так: «Я чего-то недодумал». Но поймать за хвост совершенно незнакомую мысль не удавалось.
        К вышеназванным источникам беспокойства прибавились и другие. Оба помощника как раз присутствовали на борту «Херсонеса». Между тем на «Морском драконе» офицеров отчаянно не хватало. За работу наводчиков командир не опасался: он всецело доверял опыту Максимушкина и Патрушева. Но вот ходовые вахты нести было некому.
        Некоторую надежду внушала пластинка, врученная драконом. Крылатый объяснил, что потоки огня должны превосходно чувствоваться кристаллом на фоне холодной воды - а в начале апреля воды Черного моря и в самом деле не балуют теплотой. Но пока что никаких следов посыльного корабля обнаружить не удалось.
        Ближе к ночи ветер и не подумал стихать, а дождь даже усилился. Видимость упала до нулевой. Семаков все же решился отдохнуть, но перед тем вызвал двоих сигнальщиков, показал, как пользоваться сигнализаторами потоков воды и потоков огня, строго приказал будить себя, как только хотя бы один засветится, распорядился дать отдых всей прислуге гранатометов и отправился в каюту.
        Разумеется, выспаться полностью не довелось.
        - Ваше благородие, ваше благородие, Мягонький велел доложить: светится тот, что красный.
        Поскольку Семаков спал, не раздеваясь, то в рубке он оказался через минуту. Короткий взгляд на часы при свете приборов. До рассвета не так уж и много.
        - Вот извольте глянуть, дает свет…
        Тускло-красный огонек не позволял ошибиться. Хотя…
        - Погоди-ка, братец. На руле! Один румб к северу! А ты, братец, посматривай на синий огонек.
        Семаков подумал, что на сравнительно небольшом расстоянии от береговой черты кристалл мог поймать сигнал от костра. Но тогда по мере приближения к берегу сигнал от волн будет меняться.
        Сигнализатор-амулет с водным кристаллом был несовершенен. Даже лиценциат, специализирующийся на воде, констатировал бы отсутствие сигнала от волн, разбивающихся о берег. Правда, никто на Маэре не распознал бы сигнал от винта, но почувствовать нечто незнакомое мог не то, что лиценциат - даже бакалавр.
        - Есть синий, ваше благородие!
        И еще через пятнадцать минут:
        - Осмелюсь доложить, этот, что дает синий огонек, он, похоже, движется.
        Тревожные мысли Семаков отставил. С ними можно было разобраться в другой раз.
        - На руле - так держать!
        Не прошло и двух часов, как картина стала ясной: вдоль берега, сливаясь с ним, шел посыльный корабль.
        - А ведь глазом его и не заметить. Та-а-ак… Мягонький, поднять команду по тревоге!
        Металл палубы и трапов загремел от топочущих ног.
        - Корабль к бою!
        С лязгом встали на место железные заслонки.
        - Ваше благородие, осмелюсь доложить - не видят нас они, вот на чудотворной иконе поклянусь, что не видят.
        И тут же сигнальщик, видимо, опасаясь, что ему не поверят, перекрестился на висящую в углу рубки икону.
        - Да верю тебе братец, но и мы их, считай, не видим.
        - Да как же нет! Вот он, бурун от носа.
        - Это только ты видишь. Максимушкин! Можешь различить противника?
        - Никак нет, ваш-бродь, больно далек он, и дождь, опять же, мешает.
        - Ты что скажешь, Патрушев?
        - Как бы видно, но палить пока не можно. Гранаты зазря пожжем.
        - Раз так… - руки командира двинули часть рычагов вперед до упора. Теперь в рубке явственно слышался гул движков.
        Никто ни на шлюпе «Ардент» (это он шел в виду крымского берега, несмотря на очевидные навигационные трудности), ни на «Морском драконе» так и не понял, кто именно первым заметил противника.
        - Ваш-бродь, прикажите палить! Ведь достану его, чтоб мне сквозь палубу провалиться!
        Одновременно с выкриком Максимушкина завиднелась неясная суета на корабле противника.
        - Максимушкин, пристреливайся! Начинай с форштевня! Патрушев, жди команды!
        Максимушкин стоял наводчиком, Плесов был за комендора. Первый выстрел почему-то не попал в корабль, хотя самоприцел вывел ствол на линию. Граната грохнула, коснувшись воды перед самым носом. Бушприт атакованного корабля ощутимо дернулся вверх. Ответных выстрелов не было.
        - Накрыл его! - Заорал в азарте Максимушкин. - А хорош! Дай еще одну поближе к фок-мачте!
        Видимо, на носу негатора не было. А может быть, его вообще не было на вражеском корабле. Как бы то ни было, вторая граната взорвалась не в воздухе, а при ударе о палубу, разнеся ее в мелкие щепки.
        Уже после боя, заворачивая на ост, Семаков подумал, что в результате трех взрывов и большого пожара вряд ли кто мог успеть спустить шлюпки. Но все же: если этот шлюп и вправду вез секретный груз, что сталось с ним?
        - Ваше благородие, разрешите доложить.
        Это был сигнальщик Мягонький.
        - Докладывай, братец.
        - Как корабль этот накренился на нас, так на палубу выскочил кто-то, а чин не разглядел, и в руках у него ларец был, так он тот ларец в море бросил.
        - Хороши же у тебя глаза, Мягонький! Велик ли ларец был?
        - Не могу знать, ваше благородие!
        - А как думаешь: ларец тяжелый?
        - Навряд, ваше благородие, он его нес… вот этак, - и сигнальщик показал, как этот неизвестный нес ларец, прижимая его к груди. Руками Мягонький отмерил нечто длиной в английский фут.
        - Ну вот, а говорил, что не знаешь.
        Офицеры с «Ардента» все же спаслись. Первый взрыв сорвал шлюпку с талей; она правда, упала в воду днищем кверху, однако ее удалось поставить на киль, а воду вычерпали. Капитан и первый помощник были контужены, но их втащили в спасательное средство. Второй помощник в момент обстрела находился в своей каюте. Это его и спасло от травм. Увидев низкий силуэт, знакомый по описаниям, он вспомнил полученное накануне распоряжение, проскочил в капитанскую каюту, схватил железный ящичек и добросовестно швырнул его в волны. Глубина в этом месте составляла не менее полусотни сажен, поднять что-либо оттуда было делом решительно невозможным.
        Шторм вскоре стих, и потому экипаж шлюпки ухитрился довести ее до Евпатории.
        Семаков решительно взял курс на Севастополь. Команде (за исключением вахтенных, понятно) разрешили отдых. Курс был проложен на удалении от берега и даже с запасом. Командир позволил себе роскошь поспать часика два. Завтра день обещал быть хлопотным: предстояло обучение команды «Херсонеса» обращению с гранатометами.
        Матросы, однако, не торопились отходить ко сну. Новички на «Морском драконе» (а они составляли как бы не большинство) возбужденно переговаривались между собой. Опытные матросы и унтера вставляли по ходу беседы умные и содержательные замечания.
        - Эка ж его, каково огнем полыхнуло…
        - Что там огнем, а вот взрывом дало - это понимаю, у вражины запросто киль могло сломать…
        - Надо ж: с одной гранаты мало что не утопили.
        - А те и пальнуть-то не сподобились…
        - Это что. Вот видел бы, как мы с линкором схлестнулись. Они пальнули так, что мое почтение.
        - И попали?
        - Было дело. Сейчас уж не увидеть, дыру в обшивке заделали важно, да и закрасили, а еще гранатомет ядром помяло крепко. Щит блинчиком свернуло, станина изогнулась…
        - А… того… в парусину многих ли?
        - Никого. Вот Семен подтвердит: с того самого времени, как ходим на нашем «Драконе» - никто богу душу не отдал. Да глянь вот… - тут собеседник перешел на шепот, - …вон тот самый унтер… его осколком достало, да спасибо Марьзахарне. Она тогда здесь была, его с того света ногтями вытащила. С тех пор он в церкве кажну неделю свечку за ее здравие ставит. Ну и Зубастый содействует.
        - Это чем же?
        - Щиты видал, пенек дубовый? По его приказу поставили, чтоб, значит, прислугу гранатомета сберегать. Туда же: дуром под ядра и бомбы не лезет. И на награды бумаги не ленится написать, заметь.
        - Сам с удачей, выходит, да с людьми делится.
        - Поди ж ты: вот дуболом-дуболомом, а правильно сказать можешь.
        - И еще чины пробивает. При нем наш Кулак из боцманматов в боцмана выбился.
        - И то верно.
        Глава 20
        Капитан первого ранга Ергомышев напросился на учебные стрельбы, имея на то причины. Он прекрасно помнил разговор о французских броненосцах, и потому хотел получить полное представление о возможностях гранатометов. Правда, этот достойный офицер не попал на лекцию Семакова и, понятное дело, не знал очень многих деталей.
        В свою очередь, наводчики с «Морского дракона» давали свои пояснения. Они были примерно такими:
        - Ежели дело учебное, так оно куда проще. Гранатомет, он с самоприцелом, ты лишь дай ему повернуться, да руки не суй, куда не надо. Разнесет цель по досточкам. В бою не забудь ствол самую чутку кверху подвернуть, иначе граната не взорвется. Так она стеньги снесет, паруса порвет, а о пожаре и вовсе молчу. Коль о мишенях, целить можно и пониже, это не беда. Но лучше так, как в бою, пусть рука привыкнет. Да следи, чтоб лотки полнехоньки были во всякое время, не забывай подгонять подносчиков и заряжающих. Вон подходим к первой, смотри ж.
        «Херсонес» и вправду уже был на расстоянии поражения от первого щита. Тут уже скомандовал Семаков:
        - Максимушкин, пали первым, да не забывай не только показывать, но и рассказывать.
        Все до единого офицеры отметили, как стволы гранатомета чуть дернулись, поворачиваясь в сторону мишеней. Начарт пароходофрегата и сам дернулся, промолвив вполголоса:
        - Эх, нам бы самоприцелы на орудия…
        Максимушкин начал объяснять тоном, скопированным с командирского:
        - Вот видишь, ствол по горизонту уже навелся, дистанция, сказать примерно, десять кабельтовых, так что вот до сих доверни, а потом…
        Кое-кто из офицеров догадался глянуть на мишень в подзорную трубу. Но именно на мишень, поэтому заметить падающую с высоты двадцати сажен гранату было практически невозможно. Видно было лишь, как чудовищной силы взрыв, сопровождаемый огненным шаром, разносит щит.
        Все офицеры, за исключением членов экипажа «Морского дракона», дружно ахнули, а Ергомышев не выдержал, перекрестился и выдал мнение:
        - Иисусе, да подобного удара и железная броня не выдержит.
        Намек на возможное боестолкновение с французским броненосцем был более чем прозрачен. И Семаков тут же постарался охладить впечатлительного каперанга:
        - Лев Андреевич, так ведь прямое попадание. В бою на этакое везение рассчитывать нельзя. И потом: для дальнейшего поражения надлежит отключать самоприцел, он-то наводится, напоминаю, на форштевень, а надобно пройтись вдоль всей палубы. И тогда промах становится более вероятным. Да вот вам пример: в нашем втором бою нацелились мы на фрегат, ему все стеньги и фок-мачту сбили, а все одно супостат ушел.
        Начарт не упустил случая продемонстрировать в очередной раз вздорность нрава:
        - Да как же вы не добили-с?
        - Гранаты кончились, Степан Леонидович.
        Ячменев вспомнил разговор о размерах боезапаса и не рискнул дискутировать дальше. Семаков, в свою очередь, не стал уточнять, что тогда гранатомет был один, а не два, да и гранаты другие.
        Неопытность комендоров и наводчиков с «Херсонеса», разумеется, сказалась, когда самоприцел отключили. Одну мишень разбили лишь с четырех гранат, другую - с семи. Правда, носовой гранатомет был рассчитан на шестидесятипятифунтовки, а кормовой бил двенадцатифунтовыми. Князь Мешков отметил, что в первом случае и прямого попадания не было, а лишь близкое накрытие. Мичман Шёберг, в свою очередь, напомнил, что более легкие гранаты будут запасены в большем количестве, и потому рекомендованы для поражения целей меньшего размера.
        - …для небольших кораблей с менее дальнобойными орудиями - то, что надо, господа. Таким и одной гранаты может хватить. Или, к примеру, добить поврежденный корабль…
        При этих словах у капитана второго ранга словно что-то щелкнуло в голове. Он понял, наконец, о чем была та ускользающая мысль.
        Пирогов не мог нарадоваться на новую помощницу. Он даже стал ее именовать не Дашей, а Дарьей, и по его примеру все, начиная от медицинского персонала и кончая больными и ранеными, стали делали то же самое. Девушка не только очень быстро научилась премудростям первой помощи при ранениях и контузиях - она ухитрялась чудесным образом успокаивать пострадавших, используя всего лишь доброе слово и касание рукой.
        И тут Дарья сама зашла в кабинет к Николаю Ивановичу, улучив момент, когда тот в перерыве между операциями писал письмо к ученику. После наипочтительнейших приветствий она скромно потупила глазки и прошептала:
        - С просьбою я.
        Пирогов постарался не выказать удивления и вместо этого чуть отрывисто бросил:
        - Слушаю.
        - Николай Иванович, мыслю, что пользу могу принести куда большую, если буду помощь оказывать прямо на укреплениях. Времени вы будете терять меньше, и выживающих будет побольше.
        Хирург задумался. В словах девицы был резон, но…
        - Я бы и согласился, но сама должна понимать: риск для тебя. Пуля - она ведь головы не имеет. Осколки тоже.
        - Так с намерением по мне целиться не будут, Николай Иванович. И вперед я не полезу. Пусть ко мне относят, я уж обиходить сумею…
        Пирогов еще раз задумался. Потом шевельнул бакенбардами:
        - Постой немного. Савелий!
        В дверь сунулась гремучая смесь денщика, порученца, санитара и прислуги за все, обладающая большой физической силой и еще большей преданностью. В свое время Савелий даже пошел на то, чтоб сбрить бороду, поверив на слово господину доктору, что от той больным вред произойти может. В свою очередь, Пирогов платил не только жалованием, но и подкидывал иным разом мелкую, но оплачиваемую работу: письмо отнести, обед доставить, купить на рынке чего-то несложного. Ворчал, правда, но с оттенком уважения.
        - Звали, Николай Иванович?
        - Савелий, голубчик, вызови ко мне Марию Захаровну. Если она не слишком занята, конечно.
        - Сей же минут.
        Госпожа доктор не замедлила явиться.
        - Вот какое дело у меня. Дарья пожелала трудиться на люнете и редутах…
        Мариэла выслушала со всем вниманием и терпением. Возражения она выдвинула практически те же самые, что и Пирогов. Контраргументы, в свою очередь, были почти теми же:
        - Мария Захаровна, я ведь под ядра, пули и бомбы не полезу, а оттащить раненого в безопасное место сумею.
        Мариэла задумалась. Молчание Даша не осмелилась нарушить из робости, а доктор Пирогов - из уважения.
        Наконец, госпожа магистр приняла решение.
        - Хорошо. Если вы, Дарья, так желаете трудиться на укреплениях - снимаю возражения. Однако прежде я должна, в свою очередь, кое-чему вас обучить.
        Девушка просияла. Учиться у самой Марьи Захаровны было несомненной честью.
        - С завтрашнего дня и начнем.
        Мариэла чуть покривила душой. У нее в планах было не только обучение.
        Семаков изловил Тифора как раз, когда тот закончил очередную дезинфекцию восьми бочек воды.
        - Тифор Ахмедович, нужна ваша консультация.
        Магистр пытался, но не смог скрыть удовольствие от комплимента.
        - Положение дел вот какое. Скоро пойдет в дело пароходофрегат «Херсонес» - вы его знаете, - а так как предполагается, что он вместе с «Морским драконом» составит отряд, то нам бы не худо иметь связь, причем…
        Тифор выслушал внимательно.
        - Есть такое средство. Точнее, средства. Одно из них сравнительно дешево, дает устойчивую связь, которой нипочем снег, дождь, ветер, но… лишь в пределах прямой видимости. Связь голосовая.
        - Это как?
        - Ну, вы говорите в кристалл, а оттуда вам отвечает ваш собеседник.
        - А ночью, значит, тоже можно говорить?
        - Конечно. И есть другое устройство. Разработка Професа, между прочим. Оно значительно дороже. Работает на больших расстояниях, хоть три тысячи наших миль, но связь подвержена влиянию погоды. В грозу, например, может пропасть вообще. Ну, если только использовать азбуку, да и то без гарантий.
        - Какую азбуку?
        - Каждая буква обозначается комбинацией точек и тире, примерно так… - И Тифор пропищал нечто прерывистое.
        - А, знаю, - оживился Семаков, - телеграфная азбука. У нас ее применяют. Так что ж, Тифор Ахмедович, вы запросите своих?
        - Относительно дешевого варианта - его, уверен, продадут почти сразу же. Обойдется примерно в пятнадцать рублей за два амулета связи, а то и меньше. С учетом наладки, конечно. А вот за дорогое устройство не ручаюсь.
        - Так запросите, сделайте любезность. И насчет цены, само собой.
        - Охотно.
        Тифор почти не лукавил. Три золотых даже с учетом законной доли членов экспедиции были вполне разумной ценой. Насчет же того, что Профес в свое время назвал «радиомагией», имелись сомнения. Маэра могла и не согласиться на продажу.
        Генерал Канробер, сменивший маршала Сент-Арно, не мог сравниться с предшественником по силе воли и по склонности к дерзким, даже авантюрным решениям. Но дураком он не был. К тому же в наследство ему достался неплохой штаб. Он-то и подбросил идею.
        Поздним вечером генерал Канробер вызвал к себе командиров починенных ему подразделений. Разумеется, это были лишь французы.
        - Господа, я уверен: вы все осведомлены о положении дел на русских укреплениях. Из них Камчатский люнет представляется наиболее уязвимым для атаки: хотя их орудия стреляют необыкновенно мощными зарядами, но уже неоднократно приходили сообщения, что этих зарядов может оказаться недостаточно для отражения штурма. Отмечаю также, что именно это укрепление прикрывает кратчайший путь к Малахову кургану.
        Никто не осмелился поколебать эту уверенность.
        - К сожалению, мы все убедились, что штурм сопряжен с громадными потерями. Мы, разумеется, можем пойти на большие жертвы, но лишь при гарантированном успехе.
        Никто из офицеров не выдал ни словом, ни движением опасения, что потери могут оказаться сравнимыми с потерями английской легкой кавалерии, когда целый полк попал под сосредоточенный огонь русских пушек и почти полностью погиб.
        - Однако, - с нажимом продолжал генерал, - не стоит забывать, что целью нашего наступления является не Камчатский люнет. Отнюдь! Наша цель: добиться сдачи Севастополя. А ее можно достичь и другими средствами.
        Ни один из присутствующих не осмелился напомнить Канроберу его же собственные слова о Малаховом кургане как о ключевой точке обороны. Камчатский люнет как раз и прикрывал эту точку.
        - Напоминаю вам эпизод из Трафальгарской битвы, закончившейся неудачно для Франции. Адмирал Нельсон был убит французским метким стрелком. К сожалению, это случилось не в начале битвы, не то ее результат был бы иным. Но этот метод можно и должно применить здесь.
        В этот момент подчиненные генерала поняли: будет предложена тактическая новинка. Впрочем, и без того внимание аудитории было на высоте.
        - Адмиралы Корнилов и Истомин уже убиты. Однако остался в строю опаснейший из русских военачальников: Нахимов. Да, он опытный и весьма храбрый адмирал, но еще хуже для нас тот авторитет, которым он пользуется среди моряков и в армии. Вот почему Нахимов - цель номер один. Пока он жив, русские будут держаться. Нужны особо меткие стрелки, ориентированные именно на эту цель. И еще одно, господа. Письменного приказа не будет. Вы меня хорошо поняли?
        Разумеется, присутствующие проявили отменную понятливость.
        - Это не все. Через четыре дня намечается большой штурм Камчатского люнета. Это уже решено. Предполагается мощный обстрел из морских пушек, которые к этому моменту будут установлены на закрытых позициях. Насколько мне известно из опыта, Нахимов обязательно прибудет на наиболее угрожаемую позицию. Если он погибнет, тогда атака может оказаться действенной. Но и в обратном случае мы окажемся в выигрыше.
        Среди слушателей поднялась рука. Канробер повел подбородком:
        - Говорите, полковник.
        - Мой генерал, думаю, что перед штурмом надлежит прекратить всякую деятельность наших стрелков. Иначе есть риск, что мы спугнем дичь.
        - ЭТУ дичь вы не спугнете. Храбрость Нахимова известна всем. Впрочем… соответствующий приказ я отдам. На всякий случай.
        Тифор сдержал слово. Заказ выполнили чуть ли не мгновенно, то есть на следующий день. Мало того: амулеты связи были доставлены с запасом. В сумме прибыло семь штук. Видимо, готовые изделия уже имелись. К ним приложили два листа пояснений - на маэрском, конечно, но как раз это офицеров «Морского дракона» не смутило. Перевод был сделан в течение часа. К некоторому удивлению русских моряков, инструкция содержала с полтора десятка наиболее употребительных фраз. Тут же указывалось, что использование этих фраз позволит понять собеседника, даже если качество связи будет не самым высоким.
        Капитан-лейтенант Руднев готовил свой корабль к бою и походу. Соответствующий приказ Нахимова уже поступил. То, что командовать отрядом назначили Семакова, всем офицерам показалось естественным. Но устройство, которое принес мичман Шёберг, вполне заслуживало удивления. Это была серебряная пластинка со вделанным довольно крупным (с ноготь большого пальца) мутноватым кристаллом чуть розового оттенка и еще двумя бесцветными, один из которых был размером со спичечную головку, а второй - чуть меньше розоватого.
        Шёберг вкратце объяснил назначение пластинки и отдал исписанный лист бумаги. С его содержанием мичман вежливо, но с некоторой настойчивостью порекомендовал ознакомиться.
        Разумеется, все без исключения офицеры «Херсонеса» пожелали опробовать новинку. Однако Шёберг выказал чуть ли не напускную осторожность:
        - Господа, убедительно прошу иметь в виду: долговечность этого устройства не настолько велика, как вы думаете. Мы сей же час попробуем связаться с «Морским драконом», - мичман умолчал о том, что капитан второго ранга уже ждет вызова, - но лишь на короткое время. Господин магистр называет это «проверка связи». Вы позволите?
        И Шёберг взял в руку пластинку, решительно нажал непонятную букву в правой части пластинки:
        - По нажатию этой буквы происходит вызов, - на пластинке сначала замигал, а потом загорелся ровным светом зеленый огонек. - вызов принят. А сюда нажимать, чтобы говорить…
        Мичман нажал другую букву. Голос Шёберга изменился: теперь он стал звучать громко и нарочито отчетливо:
        - Говорит «Херсонес», говорит «Херсонес». Проверка связи. Вызываю «Морского дракона». Как слышно?
        Из пластинки вдруг прозвучал чуть искаженный, но все же узнаваемый голос капитана второго ранга:
        - Говорит «Морской дракон». Слышу вас хорошо, Иван Андреевич. Передайте аппарат Ивану Григорьевичу.
        - Слушаюсь.
        Руднев взял пластинку с некоторой опаской.
        - Говорит Руднев. Вы меня правда хорошо слышите, Владимир Николаевич?
        - Слышу отлично. Связь проверена. Отключайте аппарат, Иван Григорьевич.
        Шёберг мгновенно увидел некоторую растерянность Руднева и тут же тихо посоветовал:
        - Нажать вот сюда.
        И тут же продолжил гораздо громче:
        - Сверх того, Владимир Николаевич просил передать: поскольку вам, Иван Григорьевич, командовать в бою, вы должны первым изучить сию бумагу. Разумеется, после вас то же должны сделать и все господа офицеры.
        Эти слова были встречены полным пониманием.
        Обучение Дарьи несколько отличалось от того, что девушка ожидала.
        - Я не буду учить вас, как очищать рану, перевязывать и тому подобному: вы это и так знаете. А вот чего вы не знаете.
        Госпожа магистр извлекла тонкий браслет из желтой меди. В него был вделан очень мелкий незврачный камешек.
        - Это бронза, - зачем-то предупредила Марья Захаровна. - серебро или золото были бы лучше, но такое вам носить не следует. Вот этот кристалл - он очень важный. Если он засветится красным - такой раненый не для меня. В этом случае надлежит делать вот что…
        Дарья прямо впивалась глазами в наставницу. Писать она не умела и целиком полагалась на память.
        - Далее: допустим, что огонек не горит. Тогда этот человек уже ко мне пойдет. Тут главное, чтобы раненый или контуженный доехал до госпиталя живым.
        Тут госпожа доктор приостановилась. Даше показалось, что та раздумывает: то ли говорить, то ли промолчать. Но через небольшое время наставница тряхнула головой, как будто приняла решение.
        - Ладно. Так и быть, дам я вам кое-что, чтоб меня вызвать. Смотрите же…
        На свет появилась серебряная (наверняка очень дорогая) плоская дощечка с камушками.
        - Работать с ней надо так…
        Последовали пояснения.
        - Запомнила?
        Девушка закивала.
        - Повтори!
        Даша повторила с двумя ошибками.
        - Нет, так не пойдет. Во-первых, неправильно указана руна, то есть буква…
        Услышав отповедь, девушка ожидаемо застыдилась.
        - А теперь еще раз повтори.
        На этот раз правила были продекламированы без единой ошибки.
        - Похвально. Спрячь эту штуку подальше и поглубже. Терять ее нельзя…
        Уж это было насквозь понятно.
        - …и еще помни: вызывать меня лишь в самом крайнем случае. Не нужно, чтобы эту пластинку у тебя видели: ни свои, ни чужие.
        Это также было ясно.
        Мариэла рассчитывала, что для начала одолжит амулет связи у Тифора или Риммера, а потом закажет себе отдельно. Она недооценила любезность товарищей: свои амулеты предложили оба. Подумав, маг жизни сочла, что возможность оперативной связи с Тифором более ценна и забрала амулет у капитана Риммера.
        Капитан второго ранга наведался в лавку-пекарню в компании с вестовым. У того при себе имелась корзинка. Услышав об объеме заказа, хозяин расщедрился и дал вдобавок два новых образца печенья за счет заведения. Отдать справедливость Семакову: тот вспомнил о предубеждениях дракона.
        - Ибрагим, тот господин, которого я собираюсь угощать, очень любит твое печенье, но от души ненавидит ржаную муку. Так что за этим следи, будь любезен, а то ведь он откажется наотрез.
        - Как можно, ярбай[15 - капитан второго ранга (турец.)]! - Татарин по-русски говорил вполне грамотно и лишь для фасона вставлял тюркизмы. - Чтобы Ибрагим Али подмешал ржаную муку в настоящие турецкие сладости - никогда такому не бывать! Даже если бы я захотел - это не в моих возможностях. В здешних краях такую не достать.
        То было почти правдой. Ржаную муку в Севастополе купить было возможно, но обошлась бы она дороже пшеничной.
        У хозяина была дочь на выданье, и он уже решил, что при такой удачной торговле за Лейлу можно взять вдвое больший калым, чем предполагалось раньше. Конечно, если этот офицер и дальше будет покупать корзинами. Воистину, этого русского обжору послал сам всемилостивый Аллах.
        Сначала Семаков думал выйти в море с рассветом, но погода внесла коррективы. Дождь с туманом выдали результатом почти нулевую видимость. В результате «Морской дракон» в компании с «Херсонесом» отдали швартовы в девять часов утра.
        - Интересно, как Владимир Николаевич надеется найти караван в этакую погоду. В Лондоне - и то яснее.
        Руднев был не одинок в своем недоумении. Эту же мысль разделяли все офицеры «Херсонеса». А начарт не постеснялся высказать свои воззрения вслух:
        - Я вот думаю - из какой страны эти статские? Не из Европы - за это поручусь.
        - Европа, скажете тоже, Степан Леонидович. Да они такие же европейцы, как я китаец. А вот Североамериканские Соединенные Штаты - это, вам скажу, такая еще Gemisch26.
        Следует заметить, что с некоторых пор галлицизмы в речи русских офицеров стали пропадать.
        - Ну да, это вы о немце, который Риммер Карлович. А в компании с ним и Тифор Ахмедович, этот отчеством точно из турок, хотя физиономией не очень похож. А Марья Захаровна - она вообще из русских, хотя и говорит не чисто.
        - Вот и не обязательно. Она, возможно, из Болгарии родом.
        Дискуссия продолжалась. Но уйти в глубины этнографии и языкознания господам офицерам не удалось. Замигал сигнал вызова на аппарате связи.
        - «Морской дракон» вызывает «Херсонес». «Морской дракон» вызывает «Херсонес». Как слышимость?
        - Здесь Руднев. Слышу вас хорошо, Владимир Николаевич.
        - Иван Григорьевич, вы от нас сигнал по аппарату поиска замечаете?
        - Замечаем, Владимир Николаевич. Вы на зюйд-зюйд весте.
        - Имеем сигнал от нескольких кораблей, но еле заметный, шум мешает. Направление на зюйд. Количество пока определить не удается. На всякий случай держу связь. Вы тоже не отключайтесь. Следуйте за мной. Держу скорость шестнадцать узлов. Догоняйте. Становимся фронтом. Готовьтесь, Иван Григорьевич. С богом!
        - К бою! - рявкнул командир «Херсонеса».
        Нельзя не признать: хотя на корабле поднялась суета, но она была целенаправленной. Просвистели дудки унтеров и боцмана. Подносчики нырнули в трюмы. Серые гранаты послушно легли в крепкие матросские ладони. Наводчики и комендоры замерли у гранатометов.
        Руднев дослал вперед ставшие почти что привычными рычаги. Шум движков сделался чуть заметнее. Стрелка лага поползла к нужной отметке.
        - Вот «Херсонес», он догоняет нас с левой раковины, - сделал очевидный вывод из показаний прибора лейтенант Мешков.
        - Ваша правда, Михаил Григорьевич. Мы встретим этот караван… Да они поворачивают!
        - А все равно, от нас не уйдут. Держу пари, они направляются в Балаклавскую бухту.
        - Дождь все еще идет, вот они и рассчитывают на плохую видимость.
        - Да ведь сейчас пойдут в бейдевинд. И так-то скорость не из великих, а уж…
        За этими разговорами группы кораблей сблизились.
        Семаков хмуро глянул на небо. Дождь ослабел, но не прекратился. Видимость, если и улучшилась, то незначительно. Между тем бой на малой дистанции представлялся нежелательным: вполне можно было нарваться на ядра.
        Командир «Морского дракона» поднес аппарат связи ко рту:
        - Иван Григорьевич, ваша цель - головной. Выпустите не более десятка гранат, из кормового и носового и сразу же отходите. Я возьму на себя концевого.
        - Вас понял, Владимир Николаевич.
        Наступившее молчание было прервано возгласом сигнальщика:
        - Вижу «Херсонес» по левому борту, дистанция четыре кабельтова!
        Семаков поспешно бросил взгляд на указатель водных потоков: ну так и есть, оба российских корабля вышли к голове кильватерной колонны неприятеля, и теперь «Морскому дракону» предстояло принять чуть к норду, увеличивая дистанцию между ним и «Херсонесом».
        - Неприятель в пределах видимости. Атакую! - тут же раздался голос из аппарата связи. И почти немедленно ахнули первые разрывы гранат, слышные даже сквозь дождь. Правда, вспышки виднелись смутно и не позволяли оценить точность попаданий.
        - Вижу концевого!
        - Патрушев, врежь ему сначала под ахтерштевень, а после вдоль палубы!
        - Смирнов, пять гранат, причеши по всей длине!
        - Гори-и-ит!!!
        Семаков закрутил штурвал, разрывая дистанцию. Одновременно ахнул бортовой залп орудий с атакованного парусника. Команда явно не собиралась сдаваться без боя. Но было поздно: ядра дали фонтаны большим недолетом. Правда, одно заскакало «блинчиком», но далеко за кормой.
        Тут Семаков допустил ошибку. Он в горячке боя не проследил за остальными судами из отряда. А те времени не теряли: переложив руль под ветер, они рванули прочь.
        - Иван Григорьевич, доложите результаты.
        - Название и порт приписки не разглядели. Неприятельское судно получило серьезные повреждения. У него сбиты все мачты, хода нет, на палубе пожар. Я также имею повреждения. Две пробоины в обшивке, одна около ватерлинии. Помпы работают на полную мощность.
        - Потери в людях?
        - Двоих щепками посекло изрядно.
        Семаков отключил аппарат связи, коротко ругнулся и снова включился:
        - Ван Григорич, выходи из боя! Заводи пластырь, идем вместе в Севастополь. Пожар, что ты учинил, те погасить не смогут. Повторяю: курс на Севастополь.
        - Владим Николаич, одну шлюпку они все же спустили.
        - Не забирай к себе на борт! Тут до береговой черты не более десяти миль, шторма нет, дойдут сами.
        Руднев повиновался. На минут пятнадцать пришлось остановить движки, пока пластырь встал на место. Двое плотников спешно принялись латать пробоину. Помпы работали отменно, сейчас им уже не нужно было перенапрягаться.
        Пока шло исправление повреждений, экипаж покинул и концевое судно.
        - Владимир Николаевич, течь уже невелика, даю ход.
        - Не более десяти узлов, Иван Григорьевич. А если что - снижай без раздумий. Помощь нужна?
        - Мои пока справляются.
        Глава 21
        У многоуважаемой Ханаты, известного издателя, неожиданно оказалось повышенное количество хлопот. Причиной тому стала посылка от дяди Сара из Заокеании.
        Собственно, назвать это посылкой было бы неверно. Гильдия гонцов проявила наивысшую добросовестность и доставила тяжелый сундук. В дом его внесли двое дюжих мужчин с черно-коричневых шапках с пером - фирменной принадлежностью Гильдии. В грузе оказались только книги; почти все они были на русском языке (правда, грамматика чуть отличалась от той, которая была привычна Ханате), за исключением одной, самой тяжелой. Впрочем, к последней отправитель приложил записку, в коей вкратце объяснял содержание. Перевод этого труда на маэрский можно было самым выгодным образом продавать мастерам Гильдии металлистов, Гильдии механиков и Гильдии строителей. Увы, те, кто мог бы справиться с переводом, пока что пребывали далеко. Так что именно этот толстенный справочник пришлось до поры отставить.
        И все равно Ханата прямо задыхалась от нехватки персонала, владеющего русским. Собственно, весь этот персонал исчерпывался ей самой. Между тем предстояло не просто рассортировать книги, но также сделать квалифицированный перевод. По мнению госпожи книгоиздателя, даже художественную прозу надлежало переводить художественно, а уж стихи - исключительно стихами. Вот почему эта достойная дама послала почтеннейшей Моане письмо, в коем сообщала, что получила чудесные новые сказки, которые (в переводе, понятно) наверняка понравятся детям и внукам. Разумеется, госпожа академик ответила сердечным приглашением в гости.
        Легко понять, что за обеденным столом речь шла сначала о детях, потом о внуках. Затем Ханата восхвалила искусство повара. Именно с последней темы разговор перешел к тому, ради чего пришла гостья.
        - Тетя Мана, я получила посылку с книгами. Одна как раз для вас и вашего повара. Называется «Русская поварня, или Наставление о приготовлении всякого рода настоящих русских кушаньев и о заготовлении впрок разных припасов».
        - Скорее для меня, Ната; она же, наверное, по-русски?
        - Тетя Мана, я бы ее перевела, но времени отчаянно не хватает. У меня в деле только один переводчик с русского - я сама. Вот если бы мои помощницы…
        Серые глаза госпожи издателя выразили максимальную умильность. Моана откровенно улыбнулась.
        - Да знаю, чего тебе надобно: обучить кого-то русскому. Правильно Профес тебя хитрушкой называл, - тут лицо почтеннейшей посерьезнело. - Это работа для хорошего лиценциата магии разума. Найду я тебе такого.
        - Спасибо, теть Мана.
        Благодарная гостья, как в детские времена, чмокнула могущественную госпожу академика в щечку. Та отмахнулась:
        - Да уж ладно.
        - Нет, правда, я ведь знаю, что вы подберете самого что ни на есть.
        Проницательность Моаны не изменила ей:
        - Как вижу, у тебя еще дело есть?
        - Скорее на будущее. В том мире, который… ну, вы знаете… там много языков, не только русский. Я вот думаю, надо бы по возвращении наших мне изучить те языки и купить книги на них.
        Глаза почтеннейшей чуть сузились:
        - Об этом пока не будем. Еще неизвестно, как там сложится.
        Ханата была удачливым предпринимателем; без некоторой доли проницательности и умения анализировать ей ни за что бы не видать делового успеха. Вот почему она выдала:
        - Тетя Мана, даже если по возвращении наших все связи с тем миром прервутся, книги можно купить заранее. А языки кто-то из них наверняка знает. Риска никакого.
        Госпожа академик хмыкнула с самым многозначительным видом.
        - Тетя Мана, вы уж не сомневайтесь: как только перевод новых сказок будет готов, так немедленно вам четыре экземпляра. Вот увидите, пройдут с большим успехом. Я когда-нибудь ошибалась?
        Ответом любящей тетушки был поцелуй.
        Но Моана не была бы сама собой, упусти она возможность что-то сказать по служебной части:
        - Ната, только не упускай из виду перевод учебников. Я откуплю твою работу, но не исключаю и большой заказ.
        В этих словах заключались неточность и недоговоренность. Глава аналитической службы, хотя и была весьма богатой женщиной, собиралась заплатить Нате из соответствующих фондов, а не из своих денег. И издание учебников, если бы таковое состоялось, пошло бы за счет городов, где уже давно тихо подготавливалось открытие школ.
        По непонятной причине Нахимов затребовал письменный рапорт о ходе боя сразу же по прибытии «Херсонеса» в порт. Разумеется, командир пароходофрегата немедленно написал и отослал таковой. Сам корабль был поставлен на ремонт. Оба раненых матроса отправились в госпиталь.
        Отдать Семакову должное: он прислал записку с просьбой явиться в рубку «Морского дракона» (кают-компании на этом корабле просто не было) командиру «Херсонеса» и его начарту лишь после того, как Руднев справился с текущими делами.
        В рубке присутствовали все офицеры «Морского дракона», а также капитан Риммер. Последний напросился на это совещание с большой настойчивостью.
        - Владимир Николаевич, я просто обязан быть на разборе полетов!
        - Каких полетов?
        - Выражение Професа, мы все им заразились. Вообще-то оно применяется при обучении… э-э-э… тех, кто водит летательные аппараты.
        - Не стоит объяснений, я понял. Имеется в виду подробный анализ действий ученика, не так ли?
        - Совершенно верно, но Профес использовал эти слова также применительно к капитанам.
        Для отказа не было оснований.
        - В таком случае приступим к делу, господа. Иван Андреевич, что вам кажется неверным в использованной тактике?
        - В такую погоду… имею в виду, при такой скверной видимости «Херсонес» должен был атаковать под острым углом, почти на контркурсах, чтобы сделать потери от возможного ответного огня минимальными.
        - Понимаю вашу мысль. А вы что скажете, Михаил Григорьевич?
        - С точки зрения артиллериста «Морской дракон» действовал отменно, а вот «Херсонесу» я бы порекомендовал атаковать вне прямой видимости, основываясь лишь на указателе направления на неприятельский форштевень. При удаче мы могли бы спалить все пять судов.
        Лейтенант Ячменев аж подпрыгивал на месте в стремлении вставить словцо.
        - Степан Леонидович, прошу вас.
        - Не согласен с Михал Григоричем. В этом варианте мы рисковали повышенным расходом боеприпасов. С учетом же меньшей опытности нашей прислуги это помешало бы достичь цели. Имею в виду: могли бы и не утопить все пять.
        - Понятно. Вы что скажете, Иван Григорьевич?
        - Опыт у нас, понятно, поменее вашего. Также примите во внимание тот дождь с туманом. В этих условиях атака на близкой дистанции виделась самой результативной, но не позволяла моему кораблю избежать ответных ядер. И то молвить: еще мне радоваться надлежит, что отбоярились двумя пробоинами, притом же ни единого убитого. Да, вот еще добавить: как полагаете, мои-то попадут к этой знаменитости, которая Марья Захаровна?
        - Почти уверен в том, Иван Григорьевич.
        У Семакова были основания так говорить: на «Херсонесе» не было ни единого негатора.
        Руднев продолжал:
        - А что до атаки на контркурсах: не уверен в своих гранатометчиках. Могли бы промазать, право слово. Так что команда выступила славно, и к крестам всех представлю…
        Семаков кивнул, соглашаясь, потом взял слово:
        - Должно мне заметить, что сам я тактику выбрал не наилучшую, ибо знал заранее что ваши, Иван Григорьевич, гранатометчики все еще не имеют хорошего опыта, а полагал их не хуже моих. Не согласен с вами, Михаил Григорьевич, что могли бы утопить всех пятерых. Не по нашему рту кусок. В самом лучшем случае, я так мыслю, угрохали бы троих. Поддерживаю вашу, Иван Григорьевич, точку зрения: уж если решились на атаку, то в этакую погоду риска избегнуть невозможно. И еще недорого за него заплатили. Что до раненых, то уж будьте уверены, господа: если только кости не задеты, сии матросы в пять дней будут как новешеньки. И шрамов не останется, это проверено. Если адмирал захочет выслушать меня лично - будьте благонадежны, ваше представление к наградам поддержу, сколько сумею.
        Риммер за всю дискуссию не произнес ни слова. Он лишь слушал и временами записывал. Разумеется, эти записки получил командор Малах. Он их внимательно прочитал, добавил кое-что от себя и отослал на Маэру.
        У Мариэлы было хорошее настроение: поток раненых сильно поиссяк в последние три дня. В результате появление хорунжего Неболтая было встречено легкой подначкой:
        - Доброго тебе дня, Тихон Андропович. Что, опять здоровьишко поправить явился? Уж не сомневайся, от похмелья разом избавлю.
        Казак смешливое настроение не поддержал:
        - Нет, Марья Захаровна, тут другое.
        Глянув на выражение лица посетителя, Мариэла утратила расположение к шуточкам.
        - Дело серьезное?
        Подразумевалось: «Дело секретное?»
        - Пожалуй, что так.
        - Пошли ко мне в кабинет.
        То помещение, куда оба направились, скорее предназначалось для отдыха, чем для работы. Хотя там был небольшой стол и удобный стул, но также имелась кушетка.
        - Садись и говори все. Чаю не предложу, извини: у самой нет.
        Неболтай рассеянно кивнул. Видно было, что мысли его бесконечно далеки от каких-либо напитков.
        - Сразу скажу: только я это и видел. Даша-то наша на Камчатском уж два дня как шурует. Храбрая девка, слов нет. И перевязывает умело. Только раз она не устереглась, достала серебряную пластину и в нее с тобой разговаривала, а я услышал и увидел. А после ты приказала одному из моих ребятишек держать оседланного коня наготове у госпиталя. Он тебя послушал, да только и мне доложил, как я есть его начальник. Это значит, ты готова в любой миг мчаться наметом на Камчатский, ежели Дарья позовет. Ездить верхом, как понимаю, ты умеешь. А у меня из головы нейдет: ведь тогда на тебя напали, может быть, и не торговцы рабами. За твоей головой охотились, вот что. Уверен, что англичане с французами про все вас пятерых уже довольно знают. Так что егеря не упустят случая стрельнуть и по тебе тоже. Того и опасаюсь.
        - Вот оно что… За беспокойство благодарствую, но ты всего не знаешь, Тихон Андропович. Для начала, это мой долг помогать раненым.
        - Вот в госпитале и помогай.
        - Иной раз приходится бежать к больному, было у меня уж такое… там. Но есть еще кое-что.
        Взгляд молодой женщины вдруг обрел кинжальную остроту.
        - Обещай, что никому не разболтаешь.
        Казак перекрестился и поцеловал крестик.
        - Иисусе Христе и богородица пресвятая, пред вашим ликом обещаю, что болтать не буду.
        - У всех наших особенный щит есть.
        - Бронь, никак? Так она пулю не удержит.
        - Бронь - это что?
        Хорунжий объяснил.
        - А, вроде доспехов? Нет, у нас другое. Магия. Проверяли: держит пулю пистолетную и даже винтовочную, с любого расстояния. Правда, меня с ног сбить может, это да. Я ведь не особо тяжелая. Вот ты - другое дело. Тебя разве что пошатнет.
        - А если в голову?
        Женщина чуть снисходительно улыбнулась.
        - Уже об этом подумали. Как мне говорили, щит очень непростой, но защиту дает всему телу. Впрочем… о прическе ничего не упоминалось. Видно, как раз ее пуля попортить может. Я представляю себе этот ужас…
        Неболтай сначала посмеялся, но после чуть задумался.
        - Нет, Марья Захаровна, уж постарайся лишний раз туда не соваться. Не только пули там летают: и ядра, и осколки.
        На этот раз в раздумья впала Мариэла.
        - Ядра, говоришь? А ведь ты подал идею, Тихон Андропович. Не моя специальность, но, если не ошибаюсь, можно и против ядер щит сделать. Правда, тот будет куда дороже. И кристаллы другие, и заклинания сложнее… Надо будет Тифору сказать. Тут большая теоретическая работа, уверена.
        Нахимов получил письменный рапорт от Семакова и тем не менее пожелал лично выслушать подчиненного.
        Вопросы так и сыпались:
        - То, что дождь и ветер были, мне известно-с. Однако не заметили ли вы погодных изменений?
        - Каковы были ваши побуждения к атаке головного транспорта?
        - Вы лично видели пробоины в корпусе «Херсонеса» или положились на сообщение Руднева?
        - Насколько действенны малые гранаты противу больших?
        Лицо начальника было настолько бесстрастным, что капитан второго ранга вряд ли мог бы определить, в какой степени доволен или недоволен адмирал. И это виделось наиболее скверным. Самым же каверзным показался последний вопрос:
        - Каковы, по вашему мнению, должны быть выводы в части тактики?
        Тут уж командир «Морского дракона» не выдержал:
        - Ваше превосходительство, осмелюсь спросить: имеете вы в виду выводы, прямо относящиеся к сражению, или же выводы, относящиеся к будущей тактике?
        - Выводы, касающиеся тактики прошедшего сражения, вы уже сделали-с.
        Интонация ответа Нахимова никому не показалась бы вопросительной. Не было сказано вслух: «Иначе вы были бы полным дураком».
        Семаков глубоко вдохнул и выдохнул.
        - Ваше превосходительство, наибольшее преимущество наших двух кораблей перед противником состоит в дальнобойности гранатометов. Также мы превосходим его в скорости и маневренности. К «Морскому дракону», разумеется, это относится в большей степени, чем к «Херсонесу». Поэтому если мой корабль может позволить себе атаку в условиях ограниченной видимости, то «Херсонес», на мой взгляд, при этом подвергает себя неоправданному риску…
        При этих словах невозмутимая маска на лице Нахимова на мгновение обрела прищур.
        - …посему на будущее полагаю непременным атаковать группой лишь в условиях достаточной видимости, когда поражение неприятеля возможно с дальней дистанции. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что через три дня повреждения корпуса «Херсонеса» будут устранены. Полагаю весьма важным сохранение полной боеспособности пароходофрегата, ибо, насколько мне известно, в Тулоне в постройке пять броненосных тяжеловооруженных кораблей. Возможно, часть из них уже готова к спуску на воду. У меня нет оснований сомневаться в здравом смысле французов. Следовательно, они пойдут эскадрой. Справиться с таковой или хотя бы отогнать от наших берегов возможно лишь вдвоем. И при условии обретения Рудневым и его командой достаточного опыта.
        - Вы настолько уверены, что сладите с такой эскадрой?
        - Никак нет, ваше превосходительство, не уверен. Но это задача такого вида, что выполнить ее надлежит даже ценой риска больших повреждений и потерь в людях.
        На этот раз на лице Нахимова проступило явственное недовольство.
        - Извольте объясниться, капитан второго ранга.
        - Броненосная эскадра ничуть не поможет взять Севастополь. Самое большее, на что французы могут рассчитывать: бомбардировка какой-либо из прибрежных целей, причем такой, где гранатометов заведомо не имеется. Взятие же Севастополя силами экспедиционного корпуса лично я полагаю невозможным. До сего дня все штурмы бывали отбиты с великими потерями для неприятеля. Однако успех броненосцев позволит объявить по всей Европе, что Черное море отныне русскому флоту отнюдь не принадлежит. Мы обязаны доказать обратное.
        - Вижу, вы успели обдумать сию проблему…
        В словах можно было услышать одобрение. Интонация не давала оснований для подобного вывода.
        - …так что готовьтесь к выходу в море, но, разумеется, по окончании ремонта «Херсонеса». Ваш экипаж может отдохнуть. Желаете еще что-то сказать?
        Говорить-то очень не хотелось, но…
        - Ваше превосходительство, если капитан-лейтенант Руднев подал представление на ордена и кресты для команды «Херсонеса», то считаю долгом поддержать его. Также имею представление для команды «Морского дракона», вот бумага.
        - Бумага от капитан-лейтенанта Руднева у меня уже имеется.
        После этого говорить было уж совсем не о чем. Семаков козырнул и покинул кабинет. У него еще осталось много дел.
        Маэрские оружейники этого заказа не получали. Скорее то было задание на разработку. И по окончании работ таковую представили.
        Внешне оружие выглядело как скорострельная винтовка-переросток. Калибр составлял два маэрских дюйма (впрочем, рядом лежал ствол меньшего калибра: в полтора дюйма). Но оба были заметно длиннее по сравнению с обычной скорострелкой. Необычно выглядели пули: они несильно, но блестели - следовательно, были сделаны не из свинца.
        Разумеется, собравшиеся желали объяснений. Они их получили.
        - По просьбе военных мы создали оружие, способное поражать цели на расстоянии полутора миль и защищенные деревянной обшивкой…
        Это был толстенный намек на морское предназначение.
        - …обращаю внимание: винтовка вместе со станиной плохо приспособлены для переноски. Общий вес равен шестидесяти фунтам, не считая боеприпасов. Меньше никак нельзя: отдача весьма велика. Ее можно гасить телемагией, но это заметно удорожает производство. Испытания показали, что вот эта пуля диаметром полтора дюйма пробивает насквозь сосновый щит в ярд. Пуля увеличенного размера пробивает такой же щит, изготовленный из самого лучшего дуба. От чисто свинцовых мы отказались ввиду их худшей бронебойности, если можно так выразиться; вместо того мы сделали пулю со стальной оболочкой толщиной с две десятых дюйма, остальное - свинец. Для подачи пуль разработали специальную металлическую цепь из плоских звеньев, вот она. Что касается кристалла…
        Судя по рассказу, разработка являлась воплощением мечты военных моряков. Но вопросов она вызвала немало, и первым был вопрос о цене.
        Новая винтовка оказалась ожидаемо дорогой; себестоимость ее составляла примерно восемь золотых пятьдесят сребреников при поставке партии в сотню штук. Пули также не отличались дешевизной: сорок сребреников за штуку при поставке партии в три тысячи штук. И это применительно к малому калибру; пули увеличенного размера обошлись бы еще дороже.
        Наиболее каверзный вопрос задал полковник Тарек:
        - Могу представить, что в течение некоторого времени боеприпасы подлежат хранению. Также возможно кратковременное хранение их в трюме корабля, то есть в сыром месте. Чем можно предотвратить появление ржавчины?
        Оружейники переглянулись. Видимо, о таком они не подумали. Отвечал мастер Валад.
        - Хороший слой плотной смазки предохраняет сталь надолго. Однако ее перед боем надлежит удалять, и это может оказаться не вполне удобным. Но есть и другое решение. Железная руда с примесью хрома дает возможность выплавить нержавеющую сталь. Конечно, та обойдется дороже - и по возрастанию стоимости доставки и по затруднению обработки. Зато смазка может вообще не понадобиться.
        Полковник кивнул в знак понимания.
        Дискуссия продолжилась. В результате собрание приняло резолюцию: разработку продолжить, недостатки как самой винтовки, так и боеприпасов надлежит устранить.
        Про себя же Сарат решил, что еще совсем не факт, что это оружие земляне купят.
        В Севастополе происходило совсем другое собрание. Председательствовал на нем не адмирал Нахимов (тот был занят), а капитан первого ранга Ергомышев. Присутствовали также только что получивший это звание капитан первого ранга Бутаков, капитан второго ранга Семаков и капитан-лейтенант Руднев.
        Как водится, первым заговорил председательствующий.
        - Владимир Николаевич, Иван Григорьевич, извещаю вас, что нами получены свежие сведения о французских плавучих батареях. Спасибо за это графу Кржижановскому и его болтливым соплеменникам, проживающим во Франции. Впрочем, наши люди подтвердили сообщение. Итак: постройкой готовы три бронированные плавучих батареи, хотя слово «броненосцы» представляется более уместным. Известны их названия: «Lave», «Devastation» и «Tonnante». Ходовые испытания лишь предстоят, но кораблестроители гарантируют скорость не более пяти узлов. Принято решение, что от берегов Франции к Севастополю их доставят буксировкой. И вот еще: на пожары от ваших гранат можете не рассчитывать. Палуба бронированная, ничего горючего на ней нет, даже мачт, и более того: бимсы на двух броненосцах также сделаны из стальных балок.
        - Почему не на всех? - поднял брови Бутаков.
        - Как полагаю, просто не хватило материала. Но вернемся к нашим броненосцам. Что предполагаете делать, господа?
        Семаков послал Рудневу красноречивый взгляд. Тот прокашлялся и начал:
        - Осмелюсь предположить, что вряд ли на броненосцах большой запас угля. Следовательно, переход будет осуществляться с холодными котлами. Если мачт нет, то никоим образом нельзя дать ход быстро. Три четверти часа на разогрев котлов, это самое меньшее, а час - скорее всего. Плавучие батареи в течение этих трех четвертей часа не смогут поддержать своих ядрами. На месте вражеской эскадры я бы бросил эскортирующие корабли вперед защищать броненосцы. Имею в виду: бросил в сторону атакующих. Нам с Владимир Николаевичем в первую очередь надобно будет вывести из строя сопровождающую эскадру. Линейных кораблей там не будет, они все в Балаклавской бухте…
        При этих словах Бутаков поморщился, но промолчал.
        - …и, как думаю, мы справимся с фрегатами или даже с пароходофрегатами. Уж они-то от пожара не защищены. А там… когда дело дойдет до плавучих батарей, то целить сначала надо по трубам. Это слабое место, даже при отсутствии прямых попаданий их сомнет или снесет. Скорость этих корыт и без того мала, а упадет еще больше. И еще тактический момент: надобно гранатами бить по одном месту палубы. Железные листы приделаны заклепками, и те могут не выдержать. Атаковать нам лучше с одной стороны. Маневренность у этих броненосцев, мыслю, скверная, так что у них выключится из боя примерно половина артиллерии.
        - Имеете добавить что-либо, Владимир Николаевич?
        - Так точно. По моему мнению, нашим двум кораблям потребны совместные учебные маневры. У меня и Ивана Григорьевича должно быть полное представление о возможностях друг друга. Учения со стрельбой также полезны были бы. Но еще того более нужна совместная атака на противника в отсутствие означенных плавучих батарей. Практика-с! Что касается тактики, то ее ранее изложенные принципы кажутся мне здравыми.
        - Григорий Иванович, прошу высказаться.
        Капитан Бутаков поднял взгляд:
        - Вы, господа, не подумали о возможности появления дополнительных кораблей линии в Черном море. Лично у меня нет оснований исключить это. Вы сами видели, что делает бортовой залп восьмидесятипушечного линейного?
        Капитан первого ранга имел основания для подобного вопроса. Он участвовал в Синопском сражении.
        По неистребимой гимназической привычке Семаков поднял руку.
        - Прошу, Владимир Николаевич.
        - Если линейные появятся, с ними будет драться только «Морской дракон». Без обид, Иван Григорьевич: «Херсонесу» может не хватить ни скорости, ни маневренности для этого. А вот мы можем устроить пожар на палубе даже корабля линии. И уж точно сбить мачты. Зато на более мелких вы должны отыграться и пособить нам…
        Обсуждение шло долго и временами горячо. Младшим офицерам пришлось объяснить во всех подробностях действие гранат.
        Глава 22
        В тот день, когда повреждения «Херсонеса» были устранены, выход в море его, а также «Морского дракона» не состоялся. Тому была веская причина: отправленный на поиски противника дракон вернулся ни с чем. Ему не удалось обнаружить ничего плавающего, за исключением шаланд, рыб и дельфинов. Идти же без разведки в атаку на эскадру, базирующуюся в Балаклавской бухте, Семаков не рискнул.
        Второе важное событие этого дня заключалось в ожесточенной бомбардировке Камчатского люнета, начавшейся на рассвете. Гаубицы посылали тяжелые ядра и бомбы, а ответные снаряды отнюдь не сразу нащупали валы, за которыми прятались вражеские орудия: солнце на востоке слепило не только гранатометчиков, но и тех, кто корректировал пальбу.
        Разумеется, по тревоге на боевые посты рванулись картечники в дополнение к тем, кто уже там дежурил ночью.
        - Ох, и попрут же… - с плохо скрытым опасением вымолвил картечник, устраиваясь поудобнее.
        - Твоя правда, Фролка, попрут. Только и мы их выпрем, коль ротом не будешь ворон ловить, - не преминул подать учебный материал Неболтай.
        Хорунжий был сильно не в духе: мало того, что его подняли ни свет ни заря, так еще душу томило нехорошее предчувствие. Нельзя исключить, что томление происходило в другой части тела. У этих эмоций имелась некоторая основа: продолжалось полное отсутствие огня от вражеских егерей. И казак сильно подозревал, что подобная скромность неспроста. Вполне могло быть, что в процессе пехотной атаки меткие стрелки откроют охоту.
        - Фрол, не вздумывай рожу свою выставлять на погляденье. Эти распросукины отродья того только и ждут.
        Произнося это заботливое предупреждение, Неболтай был не вполне чистосердечен. Он знал, что племяш порядочно поднабрался опыта и зря подставляться под пулю не будет, также видел, что позиция картечницы неплохо замаскирована, но… томление не отпускало. Ради успокоения казак полил водой из фляги землю перед срезом ствола картечницы. Он знал, что при выстреле над сухой землей может подняться пыль.
        - Пошли, кажись. Готовятся, - прошептал Фрол, как будто вражеские пехотинцы могли его услышать.
        Слова соответствовали действительности: некое передвижение по траншейным переходам было чуть заметно. Лишь изредка над уровнем земли показывалась фуражка, да не полностью, а лишь верхом - и тут же исчезла.
        Было бы преувеличением сказать, что за Нахимовым послали, как только обстрел начался. Правду сказать, за ним вообще не посылали. Адмирал не мог не услышать гром орудийных залпов и сразу понял, что началось очередное наступление. Нахимов энергичными приказами собрал свиту, велел заложить экипаж и помчался на люнет.
        По пути он, однако, не упустил случая глянуть на редуты. Их тоже обстреливали, но куда менее энергично, чем люнет. Русские орудия неторопливо отвечали. Временами ахали подряд три-четыре гранаты. Их огненные шары и звонкие взрывы трудно было с чем-то спутать.
        Адмирал добрался до Камчатского люнета и быстрым взглядом оценил обстановку. Не то, чтобы она была катастрофической, но и порадовать не могла.
        Несколько орудий валялись, сорванные близкими взрывами с лафетов.
        Тела погибших так и лежали, хотя раненых почти заботливо, пусть и со спешкой отводили в тыл. Один из гранатометов молчал, и вокруг суетились комендор с наводчиком, которым подсобляли подносчики гранат. Мичмана Шёберга перевели обратно на «Морского дракона», поэтому за наводчика стал Смирнов. Второй гранатомет вел обстрел.
        - Что с орудием? - отрывисто спросил Нахимов.
        - Рядом… бонба… ваш… дительств… со станины сбило… час будем заново… авливать… Сарычева и Линника зацепило… увели… - выплевывал обрывки слов вместе с пылью комендор. - Навались, брательники!
        - Ствол покосило!
        - Да клал я… затворы… ходит? Рукой его! Обое пробуй!
        - Давай каменюку поболее! Да куда ж ты, мать к матери, тащишь этаку мелочь?!! Еще больше! Криво стоит!
        Грохот боя прорезал сильный голос Нахимова:
        - Держись, братцы! Картечницы вас прикроют, вы только не уступайте! Чините, как можете!
        И адмирал побежал к обычным орудиям.
        В этот момент полезла пехота.
        Стрелка звали Жан, но больше он был известен под прозвищем Жан Шасёр[16 - chasseur - охотник (франц.)]. Прозвище было не вполне точным: навыки этого солдата подходили скорее браконьеру, чем охотнику. Умение избегать нежелательного внимания егерей и лесничих было столь присуще этому романтику зеленых чащ, сколь и умение подкрадываться к пугливой дичи.
        На этот раз объект охоты был вполне определенным. Жан получил описание мундира и даже внешности не от лейтенанта и даже не от капитана: от самого подполковника Массена. А так как потери среди товарищей-стрелков были отнюдь не малыми, то Жан озаботился личными траншеями, да не в передовой линии апрошей, а прилично позади. Позиция для стрельбы было целых две: ввиду немалого расстояния (целых двести восемьдесят метров) вполне можно было предположить промах. Еще одна причина для оборудования запасной позиции состояла в том, что цель предполагалась не одна, а две.
        Теперь оставалось только ждать. Первая цель уже появилась на укреплениях, но этот беспокойный русский офицер не желал стоять на месте, подставляясь тем самым под выстрел. Наоборот, он непрерывно перемещался, на ходу мешаясь с другими военными. Но браконьера без умения ждать не бывает.
        - Ваше превосходительство, стреляют густо… - нерешительно заметил адъютант Острено.
        - Вы уверены-с? - ядовито отвечал Нахимов. - А я-то думал, тут пирогами с капустою угощают-с.
        - Не бережете вы себя, Павел Степанович, жизнь ваша нужна России! - решился на вмешательство барон Остен-Сакен. Формально он был начальником Нахимова, но, обладая достаточным здравым смыслом, в военные дела не лез.
        - Эх, ваше сиятельство, не то говорите вы! Севастополь беречь следует, а убьют меня или вас - беда невелика-с! Вот беда, как убьют князя Васильчикова или Тотлебена. Вот это беда-с! - махнул рукой адмирал. По прошествии нескольких секунд он добавил:
        - По моему суждению, присылка подкреплений необходима-с.
        Остен-Сакен кивнул:
        - Не возражаю, Павел Степанович. Сотня казаков имеется в резерве.
        - Феофан Христофорович, пишите приказ о присылке подкреплений на Камчатский люнет.
        Острено быстро набросал приказ. Адмирал посмотрел, завизировал, барон подписал и велел немедля скакать. Адъютант умчался.
        - Ваше превосходительство, полковника Тотлебена ранило! - выкрикнул посыльный.
        И, зная отношение адмирала к главному инженеру Севастопольской обороны, поспешил добавить:
        - Осмелюсь доложить, сестрица милосердия Дарья смотрела его на люнете, перевязала, отправила в госпиталь и сказала, что ранение легкое и что Марья Захаровна за день-другой на ноги поставит.
        Адмирал вздохнул с облегчением, но высказаться на эту тему не успел.
        - Кажется, вторую волну пехоты готовят, ваше превосходительство. Там, где рядом три бугорка, чуть подалее…
        - Подзорную трубу!
        Нахимов встал на банкет. Видимо, видно было плохо, поскольку адмирал влез еще выше.
        - Ваше превосходительство, ведь они по вам целятся.
        - Не каждая пуля в лоб! - отрезал Нахимов.
        Жан-охотник дождался своего шанса. Высокая сутулая фигура в сюртуке с золотыми эполетами застыла с подзорной трубой. Лучшего момента не стоило ожидать.
        Стрелок даже не потрудился разглядеть результат. Вместо этого он, подхватив штуцер наперевес, рванул что было духу по траншее в сторону запасной позиции. И успел вовремя.
        По уже отработанной практике наводчик гранатомета, увидев облачко дыма от штуцерного выстрела, немедленно приказал перенести огонь на обнаруженную позицию стрелка. С трех гранат траншея превратилась в воронку. Но сам штуцерник унес ноги с опасного места. Только обосновавшись на хорошо замаскированной точке, Жан осмелился глянуть на результат. Судя по суете, он попал точно. К этому месту подбегали один за другим офицеры, но стрелять не было возможности: слишком уж быстро и беспорядочно они двигались. Да и не на лейтенантов шла охота.
        Сам же охотник без особой спешки перезарядил штуцер и снова принялся терпеливо ждать. Должна была появиться вторая цель.
        Тяжелая штуцерная пуля попала адмиралу в голову и вышла через затылок. Нахимов осел на банкет.
        Совместный горестный крик окружения адмирала заставил Дашу поднять голову. Она в этот момент как раз закончила перевязывать матроса с ранением в предплечье. С ее места до банкета, на который упал Нахимов, было не более двадцати шагов. Видно было, что раненый еще дышит.
        Дарья мгновенно подумала, что этот случай самый что ни на есть крайний, достала заветную серебряную вещицу и вызвала Марью Захаровну. Изложение истории болезни было столь же кратким, сколь и ответ госпожи лекаря:
        - Адмирала перевязать, никуда не везти, подложить под него шинель. Я скоро буду.
        Сестра милосердия мелкой рысцой подбежала к банкету. Дальше началось нечто не вполне привычное для господ офицеров. От девчонки последовали команды:
        - Всем отойти! Шинель сюда! Марья Захаровна скоро будет.
        Дарью уже хорошо знали, поэтому ей доверились. Пока порученец бегал за шинелью, руки девушки сноровисто перевязывали раненого. Свита стояла чуть поодаль и шепотом комментировала:
        - Эко Дарья-то командует. Чисто штаб-офицер.
        - Главное, чтоб Марья Захаровна приехала поскорее. Уж она вызволит.
        Получив вызов, Мариэла действовала быстро и уверенно. Скорым шагом она прошла к выходу.
        - Коня! - прозвучала резкая команда.
        - Марьзахарна, - осмелился вякнуть казачок, исполнявший обязанности коновода, - так ведь седло, оно ж…
        Вместо ответа лекарь чуть сдвинула вбок свой знаменитый плащ с желтой лентой. Под ним оказались мужские штаны. Видимо, к поездке верхом все было подготовлено заранее. Всадница уже оказалась в седле, когда казачок взвизгнул:
        - Я с вами, не то Тихон Андропыч мне голову оторвет!
        Мариэла кивнула, и оба всадника рванули в галоп.
        - Вон скачет!
        На этот крик подносчика гранат обернулись все. Сказано было неточно: ехали двое. Мариэлу сопровождал казак.
        В лицо госпожу доктора знали не все. Зато все слышали о ее плаще. Перед Мариэлой расступились, и молодая женщина легко вспрыгнула на банкет.
        Жан-стрелок также узнал плащ. Он подождал, когда цель остановится, и нажал на спуск штуцера. На этот раз он побежал с целью вернуться к своим. Только быстрота ног могла выручить.
        Хорунжий обернулся как раз в тот момент, когда Мариэлу снесло пулей с банкета.
        - Маша!!!
        Казак позднее так и не смог вспомнить, как он оказался рядом с раненой. Он только и успел подумать: «В грудь. Как же она говорила о щите?»
        Женщина открыла глаза.
        - Машенька, ты только держись, - пробормотал хорунжий, поддерживая легкое тело, в то время как Дарья рванулась к наставнице с бинтом наготове.
        Мариэла зашлась в жестоком приступе кашля. Брызги крови летели во все стороны.
        - Отходит, бедолага, - полушепотом промолвил стоявший невдалеке артиллерист.
        - Долго ждать будете, - прокашляла жертва меткого стрелка, выплевывая пулю вместе с сгустком крови. - Тихон, сбереги.
        Казак подхватил помятую пулю, отрезал ножом кусочек бинта, завернул трофей и сунул в карман.
        - Маша, скажи только: что делать надо?
        -. Вызови Тифора. Я пока поддержу адмирала. Потом меня вместе с ним в госпиталь…
        Неболтай машинально отметил, что кровотечение изо рта вроде как прекратилось.
        - …и еще красного вина бы мне.
        - Гришка!!! - гаркнул хорунжий во всю глотку.
        Казачок материализовался возле пострадавших.
        - Вот те, - в руку посланца ткнулась трехрублевая ассигнация, - и чтоб тут через полчаса была четверть красного. Хошь деньгой справляйся, хошь добрым словом, хошь пикой. Но доставить всяко! Тифора Ахмедыча, который рыжий, знаешь?
        - Как же!
        - И его сюда.
        Казачок рванул к коню, взлетел в седло, не касаясь стремян, и с гиком помчался в направлении к городу.
        - Марья Захаровна, мне вас забинтовать.
        - Не отвлекай, Даша, я на себя конструкт наложила, оботри лицо только.
        По лицу девушки катились слезы, но она твердо следовала указаниям.
        Мариэла продолжала раздавать инструкции, хотя говорить ей явно было нелегко.
        - Хотя бы с час нам придется остаться здесь. Иначе я его не вытяну.
        - Маша, где тебе лечить, ты сама одной ногой на кладбище!
        - Надо, Тихон. Надо. Мне срочно конструкты ставить, иначе он память потеряет… Негаторов нет?
        Казак глянул на пистолет и мотнул головой:
        - Нет таких.
        - Распорядись пока насчет носилок. Охрану вокруг них. Негаторов не подпускать. Мне-то ничего, адмиралу будет хуже. Нести Нахимова до госпиталя вчетвером. Шагать не в лад, - выражения «идти в ногу» Мариэла просто не знала. - На телеге нельзя. Растрясет. И еще. Мне надо быть с ним рядом непрерывно. Конструкты будут неустойчивые, подновлять каждый час.
        - Машенька, сердечко мое, ведь ты сама свалишься. Неужто Тифор не может?
        - Конструкты не он делал. Сходу не разберется. Пусть лучше меня поддержит.
        - Ты не волнуйся, тебя понесут рядом.
        - Сама дойду.
        - Сама??? Какое ходить, тебя на носилках дай-то бог дотащить до госпиталя живой. Братцы, выручайте Марью Захаровну! Ее вместе с Нахимовым надобно донести до госпиталя. Кто возьмется?
        - Да любой с охотою, разрешение лишь от господина штабс-капитана надобно, - загомонили артиллеристы.
        - Ну все, господа, не отвлекайте.
        Мариэла в полной сосредоточенности принялась водить руками над головой Нахимова. Только теперь окружающие вдруг заметили, что орудийная канонада со стороны противника поутихла. Зато на орудийных позициях французов гулко рвались гранаты, выводя из строя вражеские пушки вместе с орудийной прислугой. Штурм продолжался, но картечницы уверенно дудукали, выбивая красно-синих пехотинцев. Некое подобие строя те сохраняли, но он рассыпался прямо на глазах.
        Вдруг все наблюдавшие за сценой начали осенять себя знаком креста. На то были причины. На глазах у людей молодое лицо женщины, с полчаса тому назад выглядевшее на двадцати четыре года, не более, стало стареть. Через непродолжительное время рядом с Нахимовым уже сидела, согнувшись, старуха лет сорока.
        - Богородица пресвятая, заступница небесная, спаси и защити…
        - …да она в Пал Степаныча свою жизнь вливает…
        - …только б хватило…
        - …воистину… нет большей любви… аще… за други своя…
        Сквозь грохот взрывов послышался конский топот. Опытный хорунжий сразу определил: скачут двое. Так и оказалось.
        Первым доскакал магистр Тифор. Вторым был гонец, бережно прижимавший к груди бутыль зеленого стекла. Он первым подал голос:
        - Господин хорунжий, вот, как приказано…
        Неболтай, разумеется, лично проверил качество напитка. На его физиономии отразилось некоторое неудовольствие, но вслух придираться казак не стал.
        Тем временем Тифор подбежал к банкету. Глаза его чуть расширились, при виде пятен крови на плаще. Он машинально прокачал потоки жизни и сразу увидел в Мариэле неладное.
        Маэрцы заговорили на родном языке. Неболтай, сам себе удивившись, стал монотонно переводить:
        - В меня тоже стреляли, но я себе конструкты поставила. Тут ему в голову. А что посторонние конструкты. Не посторонние, я сначала установила конструкт на головной мозг и сосуды, а сейчас на потоки разума, чтоб их сохранить. Нам такого не читали. Магистерский спецкурс, тебе, наверное, не положено. А череп как же. Уж он точно подождет. Так что мне - тебя поддерживать. Угадал, тебе, наверное, часов четырех и то не хватит, чтобы полностью разобраться даже в головном мозгу. Магия разума, ее прибавь. Верно, и еще кристаллы будут нужны. У тебя разве нету. Есть, но их не хватит. Все, Тифор, не отвлекай, работаю. Впрочем, дай вина.
        Неболтай протянул бутыль госпоже доктору. Та, не глядя, взяла емкость и единым духом опорожнила ее почти наполовину.
        Средство подействовало: на серых щеках появилось некоторое подобие румянца.
        Хорунжий быстро оглянулся. У него была боевая задача: прикрытие артиллеристов, но с ней неплохо справлялись картечники. А вдали уже поднимала пыль скачущая подмога. Можно было выделить казаков на охрану.
        - Цедеркин, берешь два десятка, они будут кольцом вокруг Нахимова. Вот те мой пистоль, даю на время. Глянь сюда. Если вдруг засветится - значит, рядом не тот человек. Гнать такого в шею подальше, невзирая на чины и звания.
        - Два маловато будет, - возразил многоопытный вахмистр. - Ежели вокруг госпиталя толпа…
        - Черт с тобой, - при этих словах собеседник Неболтая плюнул через левое плечо и перекрестился, - возьмешь три десятка. Не забудь всем объяснить. Госпожу доктора нести рядом с Нахимовым. С тобой же отправлю Тифор Ахмедыча, он в помощь не лишним будет. Как проводишь - мухой обратно.
        Тем временем офицеры обсуждали увиденное и услышанное.
        - Господа, мне показалось или она вправду осьмушку красного… э-э-э… без закуски употребила?
        - Не показалось. Сильна Марья Захаровна.
        - Да как же с пьяных глаз лечить?
        - Что вы, Леонид Алексеевич, вы поглядите пристальнее: трезва она, как утренняя роса. Вино для нее лишь подкрепительное-с…
        - Марья Захаровна, ежели закусить надобно, так вот хлебушек, сегодня утром испекли! - из кожаной сумы молодой поручик извлек полотенце, в которое был завернут каравай (судя по запаху, и вправду свежий), - извольте-с, с голодухи-то и лечение боком пойдет…
        Госпожа лекарь даже не повернула головы:
        - Некогда!
        Тот же поручик вызвался:
        - Мы сами понесем адмирала!
        Инициатива закончилась плачевно: чрезмерно резвого младшего офицера оттеснили старшие. Конечно же, Неболтай втихомолку проверил людей на негацию. К счастью, вредоносных вокруг не оказалось. Впрочем, офицерик отыгрался на другой ноше: пробился к носилкам, на которых лежала с безучастным взглядом Марья Захаровна.
        Через полчаса процессия из двух носилок, окруженная со всех сторон верховыми с шашками наголо, двинулась к госпиталю.
        Атака на Камчатский люнет с очевидностью была отбита. Неболтай получил толику свободного времени и использовал таковое по своему усмотрению. В этот вечер казак пожелал видеть командора Малаха.
        Надобно заметить, тот с утра заперся в своей комнате, создавая очередной отчет, а потому до вечера вообще не слышал ни о каких новостях.
        Хорунжему хватило одного взгляда, чтобы это понять. Поэтому разговор начался так:
        - Малах Надирович, ты, выходит, ни о чем не ведаешь?
        Уже одно то, что собеседник перешел на «ты», значило многое. И скорее всего, новости были скверными. Взгляд лейтенанта маэрской армии похолодел.
        - Давай по порядку, Тихон Андропович.
        Доклад был начат по всем правилам. По мере рассказа лицо командора все больше мрачнело. Окончание доклада ничуть не улучшило настроение Малаха.
        - …а теперь я тебя спрашиваю: куда ж ты смотрел, командир? Почему, интересно знать, щит против пуль не устоял? И отчего это на Мариэлу Захаровну вот уже дважды нападали?
        - Тихон Андропович, щит против пуль испытан был. Наше оружие его не пробивает.
        - Точно сказал: ваше оружие. Как насчет этого?
        И с этими словами казак достал из кармана кусочек бинта, в который была завернута штуцерная пуля.
        - Из нее вышла?
        - Из кого ж еще? Она ее выплюнула у меня на глазах.
        - Дай-ка… Какой диаметр?
        К чести Неболтая будь сказано: или он знал это высокоученое слово, или догадался о его значении. Как бы то ни было, казак ответил впопад:
        - Обычный штуцерный - семь линий.
        Малах был достаточно сведущим офицером, чтобы сообразить: местные винтовки, видимо, посылали пули с большей энергией, чем маэрские. Такие вполне могли пробить защиту, и это целиком вина его как командора. Он обязан был предусмотреть такое. Нужна переделка щита, и еще неизвестно, справится ли Тифор.
        Последовало откровенное:
        - Тихон Андропович, правильно ты сказал: я виноват. Теперь о будущем: нельзя ли нам получить местный штуцер? Тифор Ахмедович, надеюсь, сможет переналадить защиту. А нет, так отошлем в наши края, с порохом и пулями, наши уж точно сумеют что-то предложить. Только ты составь бумагу, чтоб понятно было, как заряжать, как стрелять. Ежели какой припас понадобится для нового щита, то пойдет он за наши деньги.
        - Бумагу я тебе хоть немедля составлю, - отвечал малость поостывший казак, - порох тож труда не составит найти, а вот пули… да еще сам штуцер… не ручаюсь, что прям сей же час и отыщу. Но уж к завтрему добудем.
        - А что на Мариэлу дважды напали: похоже, о ней что-то такое знают. Поговори со своим начальством: охрану бы ей. Думаю, не откажут. И еще дельце осталось, Тихон Андропович. Надо бы нам с тобой на пару к Тарроту заглянуть.
        - Малах Надирович, а я зачем нужен?
        - Затем, что если Таррот Гарринович захочет узнать подробности, то ты для этого самый подходящий человек. Ведь все у тебя на глазах происходило, так?
        Кивок собеседника равно можно было бы интерпретировать как «Я понял» или «Я так и знал».
        - Ну, а капитану Риммеру я сам все обскажу.
        Малах был прав. Тифор был весьма занят: он неотлучно находился при Мариэле, поддерживая ее силы. К тому же он не видел всех подробностей. В результате, когда понадобилось известить дракона о событиях, единственными, кто мог это сделать, были Малах и Неболтай: первый по должности, а второй как очевидец.
        Лейтенант не стал развивать тему. Между тем он знал, что предсказать реакцию дракона в состоянии был бы разве что тот из людей, кто долго с ними общался. Себя он к таковым не относил.
        Вахмистр Цедеркин ошибся в своих предсказаниях. Процессия прошла в госпиталь, а ожидаемой толпы не было. Правда, по пути встретились прохожие, которые, разумеется, узнали Нахимова, лежащего на носилках. Результат не замедлил сказаться.
        У ворот госпиталя процессию встречала если не толпа, то уж верно большое собрание народу. Люди не задавали вопросов, не выкрикивали пожеланий - просто стояли, смотрели, крестились. Многие читали молитву во здравие.
        Доктор Пирогов после краткой консультации вышел за ворота. Его выступление сводилось к следующему: адмирал тяжело ранен пулей в голову, но надежда сохраняется. Доктор Марья Захаровна его вылечит, если сама жива останется, поскольку также ранена.
        В заключение последовала просьба:
        - Прошу соблюдать тишину. Им обоим требуется полный покой.
        История вышла из колеи. Но ее дальнейший путь никто не взялся бы предугадать.
        Глава 23
        Распространением новости никто не занимался специально, но это нисколько не уменьшило ее эффект. И часа не прошло, как весть о ранении Нахимова, а также Марьи Захаровны облетела весь осажденный город. Около входа в госпиталь толпились люди, чистосердечно интересовавшиеся состоянием пострадавших. Внутрь, понятное дело, никого не пускали. За отсутствием точных сведений разговоры иным разом обретали совершенно неожиданное направление.
        - …сам не видел, а вот сосед говорил, что адмиралу в голову…
        - …Марья Захаровна, бедняга, попала ни за что…
        - …случайно, что ль, в нее?
        - …сам слышал, что нарочно по ней целились…
        - Да брось врать-та! Кто ж по бабам палит из ружжа?
        - Не ружжа, а штуцера. Были там особенные стрелки…
        - И как она лечит только?
        - Сам Николай Иваныч ее спасает, а она, значит, Пал Степаныча…
        Среди толпы попадались и офицеры. От одного из них и прозвучало:
        - Слышал я, что Марьзахарне для работы нужны зеленые камни.
        - Это какие? Дорогие?
        - Вот уж чего не знаю, однако…
        - И неча тут думать, купить такие, да ей поднесть…
        - Мне до выдачи жалованья еще полные двадцать дней, так что…
        - Так сложиться! Православные, иль не поможем?
        Вот это было услышано. Толпа разом преобразилась: у людей появилась цель, и тут же сыскались средства для ее осуществления.
        - Вашбродь, вот от меня двугривенный, на камушек энтот…
        - А от меня и полтина серебром!
        - Шапку! Шапку сюда!!
        - Да чего ж ты подсовываешь, она с дырой, аль сам не видишь?
        - Мою, мою возьмите, новенькая!
        - Вот от меня… ассигнацией…
        - А от меня - зеленый камень!!!
        В шапку полетел шарик из малахита.
        Возле держателя шапки началась создаваться толчея.
        - В черед, в черед становитесь, ить с ног сшибете!
        - Не побрезгуй, вот еще алтын…
        - Хорош медь сыпать, шапку порвешь.
        - А небось бумажкой можно.
        - Будя! Люди добрые, дайте другую шапку, эту невмочь пополнять.
        - Так моя подойдет как раз. Бери!
        Купец Демьянов положил в шапку сотенную со словами:
        - А потом к Моисейке-ювелиру надо идти, у него небось зеленые камушки сыщутся.
        - Верно молвишь, Порфирий Никодимыч!
        - А еще бусы зеленые! - поддержала женшина средних лет. Судя по платью и шляпке с цветами, то была купчиха или мещанка не из бедных.
        К шапке, пыхтя, протиснулась девчонка лет десяти.
        - Дедушка мне на память подарил зеленый самоцвет. Вот он, - и в шапку канул прозрачный камешек болотного цвета размером с горошину.
        Сбор средств продолжился с неугасающим энтузиазмом.
        Ранение Мариэлы дало совершенно неожиданные последствия, предвидеть которые никто не мог, даже маэрцы.
        Малах как командр был обязан известить о случившемся пятого члена экспедиции, как только стемнело, направился к пещере дракона, чтобы сделать это. Он захватил с собой хорунжего как свидетеля. Но, уже спускаясь по лесенке, оба услышали в драконьем жилище не один, а два голоса. Второй был мальчишеским.
        - …и вот так хитроумный Пятнистый дракон смог силой своей ума - и математики, конечно, - победить. Был он тогда, если считать по человеческим меркам, не старше тебя.
        - Господин Таррот, этот метод я запомнил. А вот расскажите о великих битвах!
        В этот момент вошли Малах и Неболтай. Казак, разумеется, мгновенно узнал Костю Киприанова. Иноземец же сразу догадался, кто мог быть драконьим гостем, хотя лицо его, конечно, раньше не видел. И поспешил познакомиться:
        - Здравствуй, ученик дракона. Я знаю, тебя зовут Константин. Или Костя. Меня можешь звать Малах Надирович.
        Последовал почтительный поклон со стороны мальца. Несмотря на возраст, мелкий быстро сообразил, что он здесь лишний, и попытался достойным образом удалиться:
        - Господин Таррот, уж темно. Мама, наверное, заждалась.
        Хозяин пещеры и незнакомый барин (вроде как офицер, но без эполет) переглянулись.
        - Хорошо, - молвил дракон, - о великих битвах ты еще услышишь.
        Костя быстренько поднялся по лестнице и исчез в темноте.
        - Таррот, у нас скверные новости.
        - Уже знаю. Костя кое-чего поведал. Но мне нужны подробности. Кто может о них рассказать?
        Мысль о том, что драконом движет простое любопытство, была удавлена, не успев родиться.
        - Тихон Андропович, ты ведь видел сам…
        Казак по каким-то ему лишь ведомым причинам доложил лишь сухие факты.
        Последовал вопрос:
        - Тихон Андропович, у вас считается достойным стрелять в тех, кто не является воином?
        - У нас, Таррот Гарринович, не принято стрелять в тех, кто не воюет. В частности, не принято стрелять в женщин и детей. Также не принято стрелять в лекарей.
        - Мог ли стрелок принять Мариэлу за воина?
        - Никак нет. При ней не было винтовки, понятное дело. Охотились именно за Марьей Захаровной: только она была открыта для стрелка.
        Последовали движения гребнем, которые никто из людей, разумеется, не понял. Дракон чуть прикрыл глаза, потом их открыл.
        - В традициях моего народа, - в тот момент казаку показалось, что тон дракона предельно холоден, - принято мстить за нападение на тех, кто не является воином.
        Малах среагировал первым:
        - Друг, что ты намерен делать?
        - Я буду топить корабли. Флаги мне известны.
        При всей своей здоровой наглости (а иные в пластуны не попадают) казак проявил осторожность на уровне хорошего дипломата:
        - Таррот Гарринович, не будет с моей стороны невежливым спросить: как вы это собираетесь делать?
        - Я буду с большой высоты ночью запускать «Ледяные копья».
        Последний термин был знаком Неболтаю. Казак в свое время усвоил, что это средство для метания крупных кусков льда какой угодно формы, хотя обычно маги предпочитали придавать ледяшкам вид наконечников холодного оружия. Вот почему последовал вопрос:
        - Какие именно?
        Вопрос не отличался точностью формулировки, но дракон понял правильно:
        - Шар диаметром полтора маэрских ярда.
        Хорунжий напрягся и проявил еще большее дипломатическое искусство:
        - Таррот Гарринович, покорнейше прошу подождать с вашими действиями, пока я не доложу Владимир Николаевичу или Михаил Григорьевичу. Не собираюсь вас отговаривать от замыслов, но, возможно, вы получите от господ офицеров полезный совет. Я все же не моряк. Что же касается решения мстить, то нахожусь полностью на вашей стороне.
        Бедняга-казак аж вспотел, выдав такую длинную фразу с использованием самых барских слов, и притом обходясь без простонародных выражений.
        Дракон кивнул.
        - Хорошо, я подожду сутки. Если судари моряки пожелают, они могут навестить меня для беседы.
        Малах высказался вежливо, но твердо:
        - Тихон Андропович, нам с Тарротом Гарриновичем желательно переговорить на темы, касающиеся нашей группы.
        Казак отвесил поклон в офицерском стиле и распрощался. Он спешил застать Семакова на причале, зная, что «Морской дракон» должен вскоре вернуться.
        В пещере состоялся несколько напряженный разговор.
        - Таррот, ты втягиваешь группу в войну, которая нам совершенно не нужна.
        - Ты ошибаешься, командор. Это меня втянули в эту войну. Не забывай: я не человек. Это в наших правилах: не спускать никому покушение на целителя.
        - Мариэла тоже человек.
        - Она, сама того не зная, стала членом моего рода.
        - Если тебя обнаружат, начнется усиленная охота на всех нас, и тебя в том числе, а уж о Мариэле и не говорю.
        - Не обнаружат. Атаковать буду ночью.
        Малах оказался в деликатном положении. Его должность командора позволяла просто отдать соответствующий приказ, и дракон (уж он и его соплеменники знали получше людей, что такое дисциплина) подчинился бы. Но именно эта вполне естественная запретительская реакция была Малаху весьма не по душе. И он принял решение:
        - Давай, друг, сперва выслушаем местных. Лишняя информация нам никак не повредит.
        Дракон наклонил голову в знак согласия.
        Почтеннейшая Моана получила длинное письмо (или даже целый пакет) от мужа. Разумеется, она прочитала его весьма внимательно: должность к тому обязывала.
        Те смутные догадки, которые у нее к тому времени появились, обратились подозрениями. Правда, уверенности еще не было.
        Как всегда, глаза Моаны в процессе анализа приняли отсутствующее выражение. Размышления главы аналитической службы Академии длились достаточно долго - целых восемь минут.
        Первым побуждением после этого было вызвать Сарата и расспросить о событиях во всех подробностях. Но потом госпожа академик приняла иное решение.
        На бумагу лег список вопросов, которому предстояло отправиться в Заокеанию. Возможно, сколько-то из них получат ответ не сразу, а лишь по пересылке их через портал и получении ответов с Земли. Пусть так. Но ответы необходимы.
        Подозрения - это не то, что позволительно оставить без внимания начальнику службы, предназначенной для того, чтобы получать информацию и делать выводы.
        Командир «Морского дракона» был весь день весьма занят.
        Семаков отдал распоряжения Рудневу еще до начала выхода в море своего корабля, а также пароходофрегата «Херсонес»:
        - Иван Григорьевич, мы будем отрабатывать маневры. Вы помните, что повороты с помощью новых движков могут получиться куда более резкими, чем если бы вы использовали только руль. Включая вот эти движки, обязательно давайте предупреждения экипажу, в первую очередь трюмным. Пусть хватаются за любую опору, а еще лучше предусмотрите для этого леера. Далее: трюмные унтера должны до начала маневров закрепить все по-штормовому. Креплений не жалеть! Неровен час, что-то тяжелое оторвется… ну, сами знаете. Наша с вами задача: чтобы корабли в настоящем бою - а он нам вскоре предстоит, будьте уверены - получили как можно меньшие повреждения. В идеале обойтись бы и вовсе без них, но такое достичь… по крайней мере, мы будем стараться. Однако подносчики гранат должны работать, как часовой механизм от брегета.
        - Владимир Николаевич, не будет ли разумно передавать распоряжения также флажным семафором?
        - Да, но только не в горячке боя. Ваш корабль стал настолько быстрым, что боевые команды придется исполнять мгновенно, а флажные сигналы или семафор - сами знаете, на них и минуту потерять можно, и даже того больше, а нам такое непозволительно. Ну, с богом! Через пятнадцать минут отход.
        Маневры были не те, на которые рассчитывал и к которым привык капитан-лейтенант Руднев. В море на волнах покачивались щиты для стрельб, но как раз использовать орудия или, тем паче, гранатометы, не предполагалось. Вместо этого в ходовой рубке «Херсонеса» звучало:
        - Руднев, подходить на полном ходу, имея щит на азимуте двести двадцать! По достижению дистанции десять кабельтовых поворот лево на борт, курс сто тридцать! Первым этот заход отработаю я, вы за мной, дистанция шесть кабельтовых. Начали!
        С трех попыток маневр стал получаться.
        - А теперь иначе: мой поворот будет менее резким, но на большей скорости, я отвлекаю ответный залп на себя, а вам отработать прежний маневр, так что на «Дракона» не смотрите. Ну, начали!
        Было уже совсем темно, когда оба корабля подошли к причалу севастопольского порта. При свете фонаря отчетливо выделялась фигура казачьего хорунжего.
        - Что-то неладное, Владимир Николаевич, - предположил старший помощник и оказался прав.
        Ответом на выданные казаком новости были военно-морские ругательства со стороны обоих офицеров. К чести моряков будь сказано: беседа секунд через десять перешла в конструктивную плоскость.
        - Что мы можем сделать?
        - Там у госпиталя собрали средства для Марьи Захаровны. Купить чтобы камушки нужные. Но тут другое дело. Тарот Горыныч просил его навестить.
        - Прямо сегодняшней ночью?
        - Да.
        Прозвучало так, что все возражения отпали.
        - Надо идти на баркасе. Вон он, кстати. По дороге об этом деле ни слова, - распорядился Семаков.
        Мариэлы спала урывками. Каждый час конструкты, наложенные на раненого адмирала, надо было подновлять - и никто, кроме нее, с этим делом не справился бы. Но хитроумный Тифор все же выхватил момент, когда маг жизни бодрствовала.
        - Я думаю, что мог бы тебе помочь.
        - Извини, Тифор, дело не по твоим умениям. Только я способна…
        - А имелось в виду вовсе не подновление тех конструктов, которые ты тут насоздавала - палец весьма почтенного ткнул в сторону адмиральской койки, - а тех, что ты сама на себя наложила. Вот в них я разберусь. И вполне могу подновлять раз в сутки, а большего и не надобно.
        - Будь по-твоему. Действуй.
        Мариэла не могла не одобрить (молча, конечно) правильность действия коллеги. Тот не допустил ни малейшей отсебятины: только подновление. Правда, на первый раз это потребовало минут сорок работы.
        Справедливости ради будь сказано: Тифор добавил Мариэле энергии из собственного запаса. Совсем немного, конечно.
        - Это не все. Там, снаружи, местные собрали кучу денег. Хотят на них купить кристаллы.
        - Вот это было бы подмогой. Только ты проследи, чтоб купили то, что надо. А мы еще потом закажем хорошие кристаллы через портал.
        Тифор постарался изо всех сил. Он вышел к воротам, уверил для начала собравшихся, что адмирал все в том же состоянии и что надежда сохраняется, а потом возгласил:
        - Люди добрые, не всякие зеленые кристаллы… я хочу сказать, камни… нам годятся. Можно посмотреть? Спасибо. Так… вот этот не пойдет, - и рука магистра вынула малахитовый шарик. - Кто его положил? Вы? Спасибо, но можете забрать. Еще что там? Нет, эти бусы тоже не пойдут, нам нужны кристаллы граненые а эти круглые. Хотя… ладно, оставлю их на самый крайний случай. А это что?
        Крохотный зеленый камешек очутился на ладони рыжего.
        - Это я положила, - пискнули из толпы.
        - Спасибо, пустим в дело. Но только имей в виду: он может рассыпаться.
        - Так в подарок дадено, - с достоинством возразила бывшая владелица.
        Тифор поклонился.
        - И еще одна просьба: если будете покупать зеленые камешки, позовите меня. Я сразу могу сказать, какой можно пустить в дело, а какой нет.
        Это был тот случай, когда коммодор Скотт был почти полностью уверен в своих аналитических выводах.
        Война в настоящее время уже проиграна. Несколько подряд штурмов принесли лишь огромные потери осаждающим. Тридцать два орудия утратили боеспособность, из них шестнадцать - необратимым образом. Сожжено три четверти запаса пороха, истрачено две трети ядер, бомб и гранат, а новые поступления идут нерегулярно. Потери в людях составляют от половины до двух третей; больше всего они в пехотных частях. И если раньше большей частью то были санитарные потери, то сейчас раненые и контуженные идут потоком. Еще того хуже: потери в кораблях огромны. А русские пока что отделались лишь повреждениями, устраняемыми в течение много, если недели. Это у русских такие сроки, на английских верфях наверняка справились бы быстрее. Что хуже всего: разведка донесла о перестройке пароходофрегата «Херсонес» в нечто невообразимое без парусного вооружения, без колес, зато наверняка с новыми русскими орудиями. О скорости этого монстра не докладывали, но наверняка она увеличилась по сравнению с прежней. Следовательно, на море следует ожидать столь же скверного состояния дел, как и на суше.
        Конечно, Фрэнсис Скотт знал о готовящейся отправке французских бронированных кораблей. Тут, правда, фактов не было, но предчувствие не обещало скорую и уверенную победу. Скорее наоборот: сражение могло оказаться жестоким, а исход его - сомнительным Само собой, английский капитан знал, что установленная на этих кораблях (если их можно так назвать) броня противостоит ядрам, но был твердо уверен, что мощь взрывов от русских орудий намного превосходит все возможности ядер и, возможно, бомб.
        Остался единственный вопрос, на который не было даже приблизительного ответа: когда до начальства дойдет идея о необходимости немедленной эвакуации? Или, сказать попроще: когда они поймут, что надо уносить ноги?
        Аналитики имеют дело с фактами. Необходимым для них инструментом является логика, а не воображение. И все же на этот раз английский моряк попытался представить себя на месте адмиралов. Что бы они сделали?
        Эта мысль крутилась, вертелась и подставляла бока под критику, но результат оставался все тем же: без боя с участием бронированных кораблей обойтись нельзя. Их пустят в дело уже потому, что они существуют. Но если и плавучие артиллерийские батареи потерпят поражение, тогда отступление из Крыма останется единственным возможным ходом.
        Мариэла с самого начала действовала так, как ей когда-то объясняла наставница. Правды ради следует заметить: Моана сама имела крайне ограниченный опыт в части лечения травматических повреждений головного мозга. Но малый опыт все же неизмеримо больше, чем полное его отсутствие.
        Мариэла скачала поля, оставшиеся после физического повреждения мозга. Тут нужны были умения мага разума, а не жизни, но у Мариэлы с этим было все в порядке. Затем госпожа магистр скопировала эти поля - работа была в сущности очень близка к действиям некроманта, хотя сама наставница никогда так не говорила - создала конструкт, замещающий поврежденные ткани, с помощью магии жизни и переключила поля разума на этот новосозданный конструкт. Вот что было самым трудным.
        Второй по трудности задачей было поддержание конструктов тканей головного мозга. Из-за чудовищной сложности они, как и ожидалось, оказались слабоустойчивыми. Поначалу распад начинался по прошествии часа. Конечно, поддержание конструкта требует меньшего расхода энергии по сравнению с его созданием, да и сверхконцентрация тут не критична, но сил у Мариэлы было совсем не так много, а имеющиеся кристаллы теряли емкость с тревожащей скоростью. Маг жизни и разума знала о том, что ей собирают деньги на новые кристаллы, и полностью поддержала идею, но пока что поддерживать энергию приходилось только тем, что было.
        Некоторой заботы требовало состояние костных тканей адмирала. Череп был поврежден пулей, а восстанавливать его было некогда. Мариэла уже подумывала, чтобы попросить Тифора об этой услуге. Такая задача была ему по силам.
        Куда большее беспокойство вызывало состояние мозговой деятельности. С одной стороны, Мариэле очень не хотелось, чтобы адмирал вообще приходил в себя преждевременно. Но и держать его в состоянии сна было не так просто и вряд ли рационально.
        Примерно через день Мариэла нашла выход.
        В палату, соседствующую с адмиральской, вдруг вошла госпожа доктор. Нельзя сказать, чтобы она произвела благоприятное впечатление. Вряд ли женщина, которая разом состарилась лет этак на пятнадцать (если не больше), может очаровать взоры нижних чинов. Уж потом, когда Марья Захаровна ушла, вся палата дружно сошлась во мнении, что от нее осталась едва ли не половина прежней.
        - Братцы, приношу извинения, что не могу пока вами заниматься. Все силы уходят на Павла Степановича, - начала Мариэла.
        - Нешто без понятия!
        - Обижаете, госпожа дохтур.
        - Матушка, ты только адмирала на ноги поставь, мы-то перетерпим, коль надо.
        - А он сам-то как?
        Мариэла вскинула руку, прерывая возможные вопросы.
        - Сам пока держится…
        Эти слова не соответствовали истине. Держала раненого как раз Мариэла.
        - …правда, помощи от вас прошу, братцы, - при этих словах вся палата обратилась в одни уши. - Нужен кто-то, кто бы читал рядом с адмиралом вслух Евангелие. Я сама не смогу, и без того устаю, да и спать мне надо. Опять же, мне трудно подобрать нужную страницу.
        - Богоугодное дело.
        - Я могу читать! Я грамотный!
        - Нишкни, Ероха! Тут другой надобен. Сказано ж: чтоб место из писания мог подобрать.
        - Так дьячка нанять.
        - Я заплачу, если надобно, - предложила Мариэла, но ее перебили:
        - Неужто на дьяка денежку не соберем!
        - По пятаку если скинемся, и то даже много будет.
        - А много ли честь надо, Марьзахарна? По скольку за раз?
        Мариэла отвечала со всей обстоятельностью:
        - За раз по часу. Всего же часа три в день, а лучше - четыре. Не очень громко, но медленно и отчетливо. Павел Степанович должен слышать и понимать. И так пару дней, а там посмотрим.
        Будучи магом разума, госпожа магистр могла отследить мозговую активность от звуковых сигналов и сделать диагностические выводы. Дело было совсем не хитрое.
        Вдруг совершенно неожиданно раздался голос Тифора, который ухитрился как-то незаметно просочиться в палату:
        - Берусь сходить в церковь и нанять чтеца. А еще мог бы подновлять… кхм… ваше лечение, братцы.
        Мариэла на это предложение улыбнулась бескровными губами.
        Глава 24
        Баркас ходко шел по темному морю. Боцман Кроев, как всегда, был на руле и правил в сторону мыса Херсонес. На носу находились трое офицеров и тихо переговаривались на боковые темы:
        - Мне Тата письмо прислала. В Киеве продают алмаз. Она не поленилась размер узнать: восемь линий в длину, в ширину поменьше. Граненый.
        - Сколько просят?
        - Пятнадцать тысяч. Это еще не самый дорогой: огранка у камня могла быть и лучше. Но поторговаться можно.
        - Я скажу кому надо. Но почти ручаюсь: он таких денег не имеет. У меня тоже новость.
        - ?
        - Скоро у здешнего берега появятся гости незваные. Трое.
        Лейтенант Мешков не нуждался в подсказках. Он замолчал на минуту, потом высказался:
        - Я прикинул: им идти до нас семь суток, это в идеальных условиях.
        - Остановка почти наверняка будет. Сам знаешь, где.
        - Тогда десять дней.
        Молчание.
        - А ведь мы почти прибыли. Кроев, грузи, как обычно, только дождись нас.
        - Слуш-ваш-бродь!
        Сказано было с уставным рвением, хотя и шепотом.
        Моряки и казак спустились в драконью пещеру. Хозяин их уже ждал и учтиво приветствовал:
        - Доброй вам ночи, господа.
        - И вам, - отвечал асинхронный хор. Семаков же добавил:
        - Так получилось, Таррот Гарринович, что нас с Михаил Григорьичем не поставили в известность о теме разговора. Не будете ли вы так добры…
        Дракон кратко сообщил о своих намерениях.
        Мешков первым полностью оценил ситуацию.
        - Вы не будете против, если мы посовещаемся?
        - Разумеется, господа. Вы можете пойти в ту комнату, что направо. Она самая большая.
        Совещание длилось около получаса. Крылатый терпеливо ждал, прикрыв глаза. Наконец, земляне вернулись.
        - Таррот Гарринович, - официальным тоном начал капитан второго ранга, - мы не можем и не желаем отговаривать вас от осуществления ваших планов. Однако хотелось бы узнать точнее наши пожелания. Если люди неприятеля вдруг заметят вас в небе, последствия могут быть непредсказуемыми. Но и нашим воинам крайне нежелательно вас увидеть. Не сочтите за оскорбление, но ваш вид слишком напоминает известные на земле изображения… скажем так, слуг врага рода человеческого.
        - Я собирался атаковать в условиях, когда человеческие глаза не способны меня увидеть, - бесстрастно ответил дракон.
        - Вы хотите сказать, что ночью?
        - Например.
        - А если будет луна?
        - Тогда атаки не будет. Учтите, что я могу запустить «Ледяное копье» даже из облака. Мне не обязательно видеть цель, чтобы уверенно в нее попасть. Если будет густая облачность, я могу задействовать «копье» даже днем. Единственное, чего не хотелось бы - это атаковать в ясную погоду с большой высоты. Там воздух сухой, формирование «копья» потребует много энергии.
        В этот момент казак кивнул с самым уверенным видом. Оба моряка бросили на товарища косые взгляды, а Семаков продолжил:
        - Также убедительно прошу вас продолжать разведку над Черным морем. Она может быть особенно важна, поскольку мы ожидаем прибытия броненосцев… хочу сказать, кораблей, борта и палуба которых укрыты толстыми железными листами. Нам очень желательно перехватить их в открытом море.
        Интонация драконьего голоса оставалась все такой же нейтральной. Князь мельком подумал, что, возможно, особенности глотки ящера не позволяют ему произвольно варьировать тембр.
        - Я это и так собирался делать.
        - Благодарю заранее. Но есть еще кое-что, Таррот Гарринович. Вы сказали, что собираетесь сделать ледяной шар диаметром в полтора ваших ярда. По нашим подсчетам, это чуть больше полутора французских тонн или ста наших пудов. Нельзя ли придать вашему льду другую форму при том же весе?
        - Да это возможно, - в этот момент казаку показалось, что хозяин пещеры чуть удивлен, - но почему вы считаете изменение формы нужным?
        На этот раз отвечал старший артиллерист «Морского дракона».
        - Видите ли, законы баллистики… ну, это наука о метании пуль и ядер… так вот, они говорят, что вот такая форма, - тут Мешков достал записную книжку, открыл и показал рисунок, - дает уменьшение сопротивления воздуха, а также… э-э-э… увеличивает способность вашего изделия пробивать доски палубы.
        На рисунке, который князь сделал в комнате для совещания, было изображено нечто, напомнившее дракону тунца или золотую макрель - с этими рыбами он был знаком.
        - Да, такая форма возможна.
        На этот раз все люди услышали в голосе дракона полную уверенность.
        Семаков подвел итог:
        - Таррот Гарринович, завтра нам результаты разведки еще не нужны: предстоят учения. Иначе говоря, эта ночь в полном вашем распоряжении. Надеюсь, вы не откажете в любезности сообщить нам о результатах… кхм… воздушной атаки. Нет, атаки с воздуха, так точнее.
        - Мой отчет будет полным. Не сомневайтесь в этом, господа.
        Из забытья адмирала Нахимова вывел неясный шум. В голове у раненого мутилось, и он не сразу разобрал, что это было, а когда разобрал, то вяло удивился: кто-то вслух читал Евангелие от Иоанна. Открыть глаза почему-то не получалось.
        Находившаяся рядом Мариэла мгновенно уловила изменение потоков в головном мозгу. На одно мгновение она почувствовала вспышку гордости: ее замысел удался. И это при том, что половина работы была сделана без всякого предварительного обучения. Но тут же магистр магии жизни и разума одернула сама себя: процесс лечения не был завершен даже на одну пятую. Правда, конструкты стали заметно устойчивей. Пожалуй, они бы продержались продержались полных два часа. Но в данный момент определенно стоило не восхвалять себя, умную, а проявить свою квалификацию делом.
        - Добрый день, Павел Степанович, - сказала она, одновременно делая знак чтецу, чтобы тот прервался, и подавая небольшой медный чайничек. - Вот, глотните воды.
        Освежив горло, адмирал почувствовал, что может говорить почти уверенно. Женский голос показался знакомым.
        - Доброе утро, Мариэла Захаровна - отвечал Нахимов, одновременно пытаясь проморгаться. Получилось неважно: на знакомый голос наложилось почти незнакомое лицо женщины… деликатно выражаясь, в возрасте.
        - Не удивляйтесь, Павел Степанович, - проявила проницательность госпожа лекарь, - я плохо выгляжу, ибо сильно устаю. Ваше ранение очень тяжелое, да еще и в меня стреляли…
        - Как так?
        - Вот так. И себя надо лечить, и к вам придется прикладывать большие усилия еще… даже не скажу сколько дней. Наставница мне этого не описала. И заживление черепной кости, это само по себе недели три с половиной.
        - Как Севастополь? - по мнению Нахимова, это был важнейший вопрос.
        - Держится, насколько я знаю.
        - Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, нападение, которое началось в тот самый день, когда вас ранили, отбито с потерями для неприятеля, - почтительно вставил реплику оказавшийся в дверях (случайно, разумеется) унтер из выздоравливающих.
        - Травнев, то, что вы хотите порадовать Павла Степановича добрыми вестями - это хорошо. Но разрешено ли вам ходить?
        - Так точно, Марьзахарна, Тифор Ахмедыч дозволили еще вчера.
        Мариэла кивнула.
        - Теперь к вам, Павел Степанович. К сожалению, никаких разрешений подобного рода вы пока что не получите. Особенно же опасны движения головой; также нельзя…
        Тяжкие вздохи в список запрещенных движений не входили.
        Обратный рейс груженого боеприпасами баркаса прошел в полном молчании. Офицеры не хотели обсуждать важные дела в присутствии нижних чинов, а те помалкивали, не желая вызвать недовольство явно чем-то озабоченного начальства.
        Но на причале Семаков выразительно (это было заметно даже в тусклом освещении фонаря) глянул на товарищей и произнес:
        - Господа, предлагаю немедля собраться у меня. Надо обсудить задачи на завтра.
        Мешков и Неболтай молча последовали за капитаном второго ранга в сторону его квартиры.
        Совещание началось с того, что на столе возникла бутылка, три стакана и немудрящая закуска. Все названное тут же пошло в ход. Для начала налили по полстакана, употребили и закусили. Удивительное дело: все трое остались трезвыми. Посторонний (которого в комнате не было) мог подумать, что в бутылке содержалась вода, хотя внимательный чужак сразу бы унюхал несколько необычный для воды запах.
        Обсуждение дел началось с первого же стакана.
        - Неплоха.
        - На мой вкус рыбка чуть пересолена.
        - А мне нравится. В моих краях сигов так солят.
        После второго стакана кулинарная тема сделалась менее акцентированной:
        - Так что делать будем?
        - Я, Владим Николаич, этот хвостик бы подъел. И под него потребил…
        - А после хвостика?
        Неболтай отставил шутливый тон.
        - Господин дракон намерен устроить шорох. Дело доброе. Но надо бы и нам с того пользу поиметь.
        - Утопленные корабли - вот и польза.
        - Я не их имел в виду, само собой. Тут другое. Ихние моряки - и сухопутные, ясно дело - должны узнать, за что им такая напасть.
        - Да, пока не забыл. Тихон, ты как-то сразу понял мысль Таррота Гарриновича. Поясни и нам, малознающим.
        - А чего тут пояснять, и так ясно. Крылатый собирает воду из воздуха, охлаждает, получаются снежинки, он их стискивает в форму этой самой… ну, вы знаете. Держит и добавляет льда, пока не получится полноценная ледяная рыбина. Потом прицеливается и отпускает. Ну, вот только… - тут речь хорунжего чуть замедлилась, - я бы на его месте малость подстегнул эту глыбину, чтоб резвее падала. И пробила, стал-быть, насквозь корабль. Ведь возможно такое?
        Моряки солидно кивнули.
        - Да только в темноте увидеть этакую падающую с неба напасть - ну никак нельзя. Никто не догадается, отчего корабль погиб.
        - А нам этого и не надо.
        - Верно. Надо другое: чтоб офицеры и адмиралы знали, по какой такой причине…
        - Стой, хватит. Теперь понял. Михаил Григорьевич, через парламентера?
        - И так можно. Только если пойти под белым флагом с люнета или с редутов - навстречу выйдет армейский офицер. А нам лучше бы флотский.
        - Те и те должны знать. Стрелял-то, небось, кто-то из сухопутных.
        - Лучше бы идти с Камчатского. Егерь как раз в тех местах орудовал. Француз, должно быть.
        - Здраво сказано.
        - А вот еще что можно. Рассказать солдатам. Чтоб через них пошло.
        - Постой, Тихон, это как?
        - А так. Чтоб разговоры были. Скажем, генерал может приказать офицерам, чтоб не распускали языки. Но остановить солдатскую болтовню за трубочкой или там бутылочкой - не, такое немысленно.
        - О, я понял! Ты со своими молодцами обеспечишь нам солдатика, мы ему объясним и отпустим с богом. Офицер не нужен, даже унтер или фельдфебель - тоже слишком много…
        Тут лейтенант сообразил, что выдвигает слишком нахальные требования, и потому изящно закруглил:
        - …а, впрочем, того и приведешь, кто попадется. И надо бы придумать заранее, что именно ему поведать. Вот, например…
        Неболтай сдержал слово. Днем он наведался в дом, где проживали иномирцы, и не без гордости представил Малаху трофей: несколько поцарапанный, но вполне работоспособный штуцер, пороховницу (там был запас на дюжину зарядов), с десяток пуль, шомпол и даже штык. Ко всему этому добавились три листа бумаги с описанием порядка заряжания и стрельбы.
        Малах не ударил лицом в грязь.
        - Тихон Андропович, не сомневайтесь: это ружье будет нынче же ночью переправлено на место. Наши оружейники и расчетчики подготовят защиту против таких пуль. Я, правда, не знаю, когда это будет сделано, но если вопрос лишь в улучшении существующего щита, то это дело на пару дней, да еще один на подбор нужных кристаллов; всего три. А вот если изменения серьезные, то даже не назову срок. Может быть, пять дней, а то и все десять.
        Эта ночь выдалась беспокойной для Таррота.
        Дракону с самого начала не нравилась погода. Еще до полуночи она была неблагоприятной для воздушного налета, а ближе к утру стала и того хуже: мало того, что земная луна светила во всю мощь, так и облачность рассеялась. И все же он решил произвести воздушную разведку над вражеской эскадрой.
        Летя на высоте семь тысяч маэрских ярдов, дракон невозмутимым взглядом оглядывал корабли. Видимость была настолько хороша, что даже человек с его несовершенными глазами мог бы не просто сосчитать корабли, но и оценить их класс.
        В чем-чем, а в тактике драконы знают толк. Это и не удивительно: по традиции военные дисциплины так и остались обязательным элементом образования. И сейчас Таррот прикидывал возможность не просто успешной атаки. С самого начала крылатый положил себе граничные условия: удар только одним «Ледяным копьем» без промаха; полная невозможность обнаружения. Первое условие было трудным, но выполнимым: достаточно было лишь на лету подправлять полет ледяной глыбы. Но второе условие требовало атаковать с большой высоты, а это как раз и не устраивало по причине повышенного расхода энергии. Подумав, дракон решил отложить нападение: на горизонте медленно накапливались тучи. Если случится дождь или туман, то налет возможен даже днем.
        Тот, которого так и не заметили в небе, развернулся и направил свой полет на юг. Он обещал разведку.
        На следующий день экзерсисы в части маневрирования двумя кораблями продолжались. Получалось вполне недурно. Семаков чуть было не похвалил Руднева по связи, но потом решил, что прежде надо опробовать новообретенные умения на неприятельской группе. И все же маневры закончили близ полудня: обеим командам требовался отдых перед предстоящим делом. Ночную атаку все чины, вплоть до последнего матроса, полагали неизбежной. Не иначе, на людей снизошел пророческий дар, причем одномоментно.
        Координаты (приблизительные, конечно) этой группы у капитана второго ранга уже имелись. Точно угадать направление никто не мог, но оба командира сошлись во мнениях: для начала надо проверить подходы к Балаклавской бухте.
        Бесполезно скрывать выход в море сразу двух кораблей, к тому же за четыре с лишним часа до заката. Никто и не пытался это делать. Но предупредить своих, находящихся в море, никакие шпионы уже не могли.
        Уже пройдя миль с двадцать, Семаков вызвал по связи Руднева.
        - Иван Григорьевич, я пойду первым. Курс зюйд-зюйд-вест. Вы следуйте за мной на пятнадцати узлах. Связь вряд ли добьет, но это и не надо. Если увижу противника, поверну на шестнадцать румбов и найду вас по счислению.
        «Морской дракон» прибавил скорости. Сейчас он делал полные двадцать пять узлов.
        Прошло три часа.
        - Паруса на горизонте!
        - Наша цель, Владимир Николаевич, - с полной уверенностью заявил начарт.
        - Похоже на то, больше просто некому… Мягонький! Сколько кораблей видишь?
        - Один пока, ваше благородие!
        Однако через десять минут последовал другой доклад от сигнальщика:
        - Троих вижу, ваше благородие! Первый, похоже, турок, флаг у него красный.
        Последовал самодовольный взгляд князя Мешкова в сторону командира. Правда, не было сказано вслух что-то вроде «Ну я же говорил!» Вместо этого старший помощник осторожно спросил:
        - Поворачивать сейчас будем или…
        - Чуть позже. Минуток десять… а то и пять.
        - Ваше благородие, все трое турки, точно! Флаги на них! Головной пароходофрегат, названия пока не вижу! А остальные парусные!
        - Ну что, доверимся зрению Мягонького?
        - У него глаза всегда отменными были. Как по мне, так пора поворачивать.
        - И я думаю так же. Пора.
        Руки командира завертели легкий штурвал, одновременно сбрасывая скорость рычагами секторов газа.
        - Михаил Григорьевич, просчитай-ка точный курс.
        Через минуту последовало:
        - Ост-зюйд-ост, если скорость та же будет.
        - Кажется, есть водный сигнал от наших. Через пяток минут попробую вызвать по связи.
        Выждав, Семаков начал говорить в механизм:
        - Я «Морской дракон», вызываю «Херсонес», я «Морской дракон», вызываю «Херсонес»…
        Через четыре минуты молчания связной механизм ответил:
        - Говорит «Херсонес». Вижу вашу надстройку, Владимир Николаевич. Как понимаю, вы их заметили. А они вас?
        - Не думаю.
        - План действий прежний?
        - Да, Иван Григорьевич. Я выхожу в атаку первым, вы добиваете. Рекомендую тратить в первую очередь малые гранаты, их у нас много.
        Лейтенант Мешков, будучи артиллеристом, понял не прозвучавшую мысль: большие гранаты лучше поберечь для встречи с броненосцами.
        - Ложусь на курс норд-вест. Скорость шестнадцать узлов. Держать дистанцию в шесть кабельтовых.
        - Слушаюсь. Курс норд-вест, дистанция шесть кабельтовых.
        «Херсонес» чуть прибавил и встал на нужную дистанцию в кильватере.
        Еще через восемь минут Семаков с уверенностью заявил:
        - Есть сигнал по воде.
        А еще через две сигнальщик выкрикнул:
        - Парус на горизонте, ваше благородие!
        - К бою!!!
        Оконные рамы в рубке «Морского дракона» исчезли, будучи заменены на стальные заслонки. Заряжающие привычно-быстрыми движениями укладывали гранаты в лотки. Унтера провернули колеса подъемников гранат - сначала, конечно, вхолостую.
        - Руднев, выхожу в атаку!
        С этими словами командир дослал рычаги секторов газа. Движки отозвались привычным глухим ревом. И мгновенно последовало включение «Гладкой воды».
        - На компасе норд-вест, тридцать восемь узлов, - ни с того, ни с сего сказал Семаков. Оба утверждения в проверке не нуждались: одного лишь взгляда на компас и лаг было бы достаточно. Однако старшему помощнику было некогда удивляться странной фразе. Он уже прикидывал дистанцию и командовал:
        - Носовой и кормовой, товсь! Носовой: целиться перед фок-мачтой! Кормовой: ждать команды!
        Нельзя сказать, что вражеский пароходофрегат игнорировал опасность. Наоборот, пушечные порты, пусть и немногочисленные, открылись.
        - Носовой, пали!
        Уже хорошо знакомый всей команде огненный шар полыхнул на фоне темнеющего неба. Создалось впечатление, что комендор ухитрился положить гранату точнехонько в клотик, но это, разумеется, не соответствовало истине. Фок-мачта сломалась почти посередине, между марсом и салингом. Грот-мачта устояла, хотя лишилась всех парусов. На бизани, где было косое парусное вооружение, разрушения были поменьше.
        - Кормовой, по бизани с недолетом!
        Комендор чуточку сплоховал: получился перелет, но с тем же результатом: бизань-мачта также осталась без парусов. Дымовая труба просто исчезла. На палубе уже горело.
        - Выхожу из атаки! Поворот!!!
        Последняя команда была насквозь знакомой. По ней надлежало хвататься за что ни попадя, чтоб не сбило с ног. Унтер гаркнул в трюм, дублируя команду. Через секунду «Морской дракон» заложил крутую дугу.
        У турецких артиллеристов хватило силы духа дать залп, хотя Мешков сразу же подумал, что они не успеют нацелиться по горизонту. Оценка начарта оказалась почти точной. Он переоценил дальнобойность турецких орудий; ядра легли далеко за кормой с большим недолетом.
        Следом в атаку пошел «Херсонес». Туркам не хватило времени на перезарядку орудий. Пять малых гранат грохнули одна за одной.
        Уже в процессе возвращения домой Семаков смог догадаться, почему вражеский корабль развалило пополам. Видимо, большое количество людей ринулось тушить пожар и расчищать палубу туда, где повреждения были максимальными, то есть на нос и на корму. А рядом с грот-мачтой негатора не оказалось. Как бы то ни было, третья по счету граната хлопнула не воздухе, а непосредственно на палубе, уничтожив ее в радиусе сажен десяти и выломав огромный кусок борта.
        Концевой мателот имел самого сообразительного капитана. Он дал поворот и пошел в галфвинд к берегу, явно рассчитывая выброситься на мель. Кое-какие основания к таким мыслям были: «Морской дракон» вышел в атаку на тот корабль, который держался прежнего курса. Правда, до береговой черты третьему было не менее пяти часов ходу.
        Но тут бой сложился по-другому.
        Первым открыл огонь турок. Правый борт закрылся дымами. Лишь секунд через пять донесся гром залпа и еще столько же понадобилось ядрам, чтобы долететь до воды и запрыгать по волнам.
        - Недолет, - хмыкнул начарт.
        - Что, если пожадничать? - откликнулся командир, - Михаил Григорьевич, скомандуйте кормовому пройтись гранатами.
        - Кормовой! Шесть гранат вдоль палубы… пали!!!
        Много позже, уже находясь на берегу, Семаков сделал предположение, что вторая граната попала в открытый трюм, в котором перевозился порох. Офицеры с «Херсонеса» осторожно оспаривали эту гипотезу, указывая, что трюм должен быть закрыт, а граната вполне могла угодить в крюйт-камеру, люк в которую как раз открывали. Как бы то ни было, вмешательство гранатометов пароходофрегата не понадобилось: после того, как все обломки упали в море, спасать было нечего и некого.
        Два российских корабля пустились догонять последний транспорт в караване. Разумеется, шансов у турка не было ни на копейку.
        У капитан-лейтенанта Руднева мелькнула было мысль об абордаже, но он, памятуя о предыдущем бое, эту идею отставил.
        Бой был коротким. С третьего корабля удалось спасти пятьдесят восемь человек, в том числе пять офицеров. С первого спасли лишь тринадцать матросов.
        Глава 25
        Сарат не дал себе труда собрать совещание. Вместо этого он вручил команде Шахура полученные из портала штуцер, пороховницу, пули и инструкцию к пользованию (точнее, ее перевод на маэрский) со словами:
        - Доказано, что пуля из этой винтовки пробивает наш щит. Задача: усилить защиту надлежащим образом.
        Доктор телемагии взял бумаги и быстро пробежал их взглядом.
        - Так… интересное решение… ну, не вижу тут ничего принципиально невозможного, но понадобятся испытания. Не меньше недели.
        - Работайте, ребята.
        У высокопочтенного не было оснований сомневаться в словах старого друга. Он доверял его опыту, а еще того больше - знаниям и умениям его команды. Шахур умел подбирать соратников.
        Вскоре после этого разговора Сарату предстояла встреча с магистром Хариром. Весьма почтенный настойчиво просил о ней.
        - Слушаю вас, Харир.
        - Мы достигли некоего результата в выращивании кристалла фианита. Но… я питаю сомнения в части его ценности.
        - Объяснитесь, будьте так любезны, - голос Сарата был все так же нейтрально-вежлив.
        - Вот, - на ладони мага огня появился невзрачный кристалл, форму которого любой маг охарактеризовал бы словом «безобразная». - Как видите, мы не гранили его. Если я верно вас понял, то после огранки магоемкость его будет меньше минимально допустимой. Но если предположить, что кристалл разовый…
        - Можете не продолжать, Харир. Ваш расчет показал, что нужная магоемкость может быть достигнута без огранки, но при этом существует значимая вероятность, что кристалл взорвется после первого же применения. Вы сделали совершенно правильно, решив посоветоваться со мной. Назначение этого кристалла сильно зависит от политического решения. Мои люди пересчитают магоемкость, а также эффективный коэффициент рассеяния магополей для этого кристалла в его нынешнем состоянии, а также с различными вариантами огранки. Это не потому, что я вам не доверяю, а лишь ради всесторонней проверки ваших выводов. Да, и еще ребята прикинут зависимость долговечности кристалла от величины портала. Но в любом случае это большой успех. Я поздравляю вас. Если вы добьетесь воспроизводимости - это будет основа для бесспорной докторской…
        Магистр поклонился.
        - … и для этого вам понадобится наглядное тому доказательство в виде не менее трех таких же или лучших кристаллов. Однако если вы примете во внимание мой совет…
        - К сожалению, я не маг разума, иначе не замедлил бы повысить уровень как внимательности, так и слуха своей особы ради лучшего уяснения этого совета.
        - …то рекомендую продолжать улучшать технологию. Полностью уверен, что вам удастся получить фианиты еще больших размеров.
        Харир еще раз поклонился.
        По приходе в порт, подачи всех рапортов об итогах боя, а также передачи пленных портовому начальству офицеры с двух кораблей собрались в кают-компании «Херсонеса». Исключением был мичман Шёберг - он в деле не участвовал, оставшись на Камчатском люнете. Выбор места, где собраться, был продиктован простейшим обстоятельством: на «Морском драконе» кают-компании просто не было.
        - Владимир Николаевич, а откуда пошло выражение «разбор полетов»?
        Этот вопрос прозвучал от Руднева. Семаков дал объяснение, сославшись при этом на инженера-кораблестроителя по прозвищу Профессор.
        - Кхм. Итак, господа, приступим. Задача: уяснить все ошибки, сделанные в ходе боя, дабы не повторять их в дальнейшем.
        Командный состав пароходофрегата был исполнен оптимизма самых розовых оттенков. Возможно, это произошло под воздействием молодого возраста большинства офицеров. По их мнению, состоялась величайшая победа, особенно с учетом численного преимущества неприятеля как в количестве кораблей, так и в вооружении. Весьма грело души полное отсутствие потерь в людях, а также повреждений. Посему никаких недостатков ни в тактике, ни в исполнении начальственных задумок не усматривалось. А идеал, как известно, в улучшении не нуждается.
        Именно в таком духе и высказались гордые победители с «Херсонеса». Исключением был Руднев, отметивший, что бой в открытом море дал возможность российским кораблям полностью реализовать их преимущество в скорости и маневренности. Отсюда последовал вывод: в стесненных условиях исход боя мог оказаться и менее благоприятным.
        Командир «Морского дракона», а также его старший помощник сохраняли при этом самое доброжелательное выражение лиц. А уж голос Семакова был прямо наполнен благими чувствами.
        - Михаил Григорьевич, что желаете добавить к сказанному?
        Начарт был не просто опытным артиллерийским офицером. На его стороне также играл большой стаж общения с нынешним командиром «Морского дракона». Вот почему он высказался именно в том духе, который и ожидался.
        - Господа, вы правильно оценили итог операции, кою совершили мы все нынешним днем. Однако вы не учли некие обстоятельства…
        Представители «Херсонеса» ощутимо напряглись. Весь их офицерский, а также гардемаринский опыт говорил, что слово «однако» просто так не произносят. Безоблачный до этого горизонт стали заволакивать штормовые тучи.
        - …а именно: нам противостояли турки, а не французы или британцы. Наши действа были правильными, допускаю. Как насчет турецких?
        Вопрос явно был риторическим. Спрашиваемые окислялись на глазах. Семаков поспешил сгладить колючки:
        - Господа, я не ставил и не ставлю цель преуменьшить ваши заслуги. Но хочу особенным образом отметить, что противник нам попался не из трудных. Так как насчет неприятельских ошибок? Прошу вас высказаться, Петр Никанорович, - обратился он к начарту «Херсонеса» лейтенанту Враневу.
        Черноглазый, черноусый и черноволосый болгарин на российской службе встал и начал излагать:
        - Турецкий пароходофрегат слишком поздно нас заметил и, вероятно, недооценил скорость, с которой шли вы, Владимир Николаевич. По сей причине турецкий командир приказал заряжать орудия слишком поздно. Что же касается…
        И дискуссия завертелась.
        Обсуждение этого сражения состоялось и в другом месте. Правда, там тема оказалась расширенной. Состав участников: армейские в чине не менее полковника и капитаны кораблей класса не менее фрегата.
        Совещание вел недавно назначенный командующим флотом Черного моря адмирал Брюа.
        - Господа, подводя предварительные итоги кампании, можно констатировать: Севастополь пока что неприступен. Наш план относительно адмирала Нахимова был выполнен лишь частично: этот офицер тяжело ранен, но не убит. Мало того: по последним сведениям он уже пришел в себя и в состоянии говорить. Русские врачи выражают осторожный оптимизм. Все штурмы хотя и причинили русским потери, но наши оказались намного больше.
        Брюа сделал паузу и обвел слушателей взглядом. Внимание аудитории было полным.
        - Но есть и другие новости. Два русских корабля оказались в состоянии перехватить наш караван из трех турецких кораблей. Полностью уничтожен груз, в высшей степени необходимый для флота и армии.
        Адмирал не упомянул о характере груза, хотя Те, Кому Надо, уже знали, что там были боеприпасы, продовольствие и фураж.
        - Что касается русских, то один из них опознан как хорошо нам известный «Морской дракон». Второй - переделанный пароходофрегат «Херсонес». По сведениям, у последнего убрано все парусное вооружение, а также колеса. Но скорость в результате заметно увеличилась. Достоверно установлено: новые машины на этом корабле не были поставлены из Европы. К имеющемуся вооружению бывшего пароходофрегата добавили орудия - такие же, как и на «Морском драконе». А теперь, господа, хотел бы выслушать ваше мнение. Если есть вопросы, то милости прошу их задать.
        - Сэр, пытались ли установить источник этих технических новинок у русских?
        Брюа чуть поморщился.
        - Надежные источники сообщают: не английский и не французский. Инженеры, которые работают с новыми машинами и орудиями, не являются российскими подданными. Возможно, кто-то из них из Баварии. Но подхода к им пока нет. Еще вопросы?
        - Мой адмирал, я слышал, что готовятся к спуску на воду плавучие бронированные батареи…
        Ответ был получен еще до завершения вопроса:
        - Капитан, эта тема закрыта для обсуждений.
        Похоже, вопрошавший обладал недюжинными аналитическими способностями, ибо он промолчал.
        Способности к анализу у коммодора Фрэнсиса Скотта были, по всей видимости, еще лучше, поскольку он даже не задал очередного неудобного вопроса. А он имелся и даже не один. В частности, этому офицеру было до крайности интересно, откуда эти русские получают столь точные сведения о транспортных судах вообще и о караванах снабжения, в частности.
        Между тем обсуждение продолжалось. Было высказано предложение укрупнить караваны и комплектовать их сравнительно небольшими судами, дабы при встрече с русскими рейдерами могла бы спастись хотя бы часть их. Оно было встречено благосклонным кивком адмирала.
        В качестве варианта предложили посылку каравана-приманки впереди настоящего каравана. Первый предложили формировать из турецких кораблей. Расчет был на то что, занявшись приманкой, русские упустят возможность уничтожить караван снабжения.
        - Мы еще обсудим ваше предложение, - несколько туманно отреагировал председательствующий.
        Из всех присутствующих только Брюа знал, что бронированные французские корабли уже покинули Тулон и идут на буксире через Средиземное море, направляясь к уже заданной цели. Но даже командиры этих закованных в железо чудищ знали о назначении лишь то, что оно содержится в запечатанных конвертах, хранящихся в судовых сейфах. Эти конверты надлежало вскрыть только после выхода из Босфора. Ни секундой раньше.
        Бронированные корабли должны были помочь выиграть эту затянувшуюся войну.
        Собственно, данное совещание вообще не ставило своей целью принятие какого-либо решения. Но адмирал прекрасно знал, что разговоры о бессмысленности боевых действий уже ходят, и ему требовалось поднять дух подчиненных. И выказанное напоказ желание обрубить всякие разговоры о плавучих батареях - лучшее доказательство того, что эти самые батареи скоро пустят в ход в надежде переломить ход войны.
        Старший помощник, он же начарт «Морского дракона», сам того не ощущая, также поддался атмосфере всехпобедизма. И когда вестовой доложил, что «их благородие капитан второго ранга в рубку просят», то настроение у лейтенанта было немного - ну самую малость! - легкомысленное.
        Семаков в момент прибытия подчиненного был занят: занимался писаниной. Мешков не видел лица старого товарища, и потому заданный им вопрос не относился к разряду первостепенных:
        - Слушай, что ты там в бою говорил про тридцать восемь узлов?
        Командир поднял голову.
        - А, - рассеянно сказал он, - подумалось, что это могло бы стать строчкой к стихам. «На компасе норд-вест, тридцать восемь узлов…» Но сейчас некогда. У нас новости.
        - ?
        - Мне доложили, что те самые броненосцы прошли ходовые испытания, они загружены боеприпасами, укомплектованы людьми… короче, сейчас они на буксирах пересекают Средиземное море. Известны названия: Lave, Tonnante, Devastation. Даже данные по буксирам имеются: колесные пароходофрегаты Magellan, Darien и L'Albatros.
        Взгляд начарта стал колючим.
        - Вооружение? - деловито спросил он.
        - Не так все плохо… для нас. Шестнадцать пятидесятифунтовок, две двенадцатифунтовые. Планировалось нечто потяжелее.
        - Нам и того хватит. Если попадут, понятно. Что еще плохого?
        - Эскадра прикрытия к ним присоединится в Константинополе. Состав пока неизвестен.
        Мешков чуть сузил глаза.
        - А какой у них ход, вопрос?
        - На испытаниях выдали четыре узла. Да, вот интересная особенность: плоское днище.
        - Ну, так я тебе без запинки скажу: у них ухудшенная устойчивость на курсе. С точки зрения артиллериста это значит: меткость не та будет на дальних дистанциях, особенно на сильной волне. А вот накоротке они нас уж как разнесут… Содом и Гоморра завидовать будут.
        - Что еще скажешь, артиллерист?
        - Скажу, что прав был Тихон. Боеприпасами надо грузиться сколько можно и сколько нельзя. И не только нам, «Херсонесу» тоже.
        - Дополнительные этажерки?
        - И ящики тоже. Выделить… ну, скажем, шесть матросов. Пока уходят гранаты с этажерок, они перекладывают из ящиков… изначально получаем более плотную загрузку трюма, comprenez-vous[17 - в данном контексте: ты понимаешь? (франц.)]?
        - Je comprends parfaitement[18 - отлично понимаю (франц.)]. Вот еще я думаю: надо возвращать к этому бою всех наших. Всех, кто сейчас на укреплениях.
        - И Шёберга? И нижних чинов?
        - Всех.
        Таррот рассчитал правильно. Тучи наполнялись водой все больше; к вечеру дождь мог пойти, а уж ночью он точно должен был пролиться. Но ночью дракон запланировал себе другие дела.
        Он вылетел из пещеры с соблюдением всех мер предосторожности за час до заката. Дождь только-только начинался. К моменту атаки видимость по вертикали должна была снизиться до пятисот маэрских ярдов. То, что надо: никто не увидит угрозу с неба.
        Дракон без всякой спешки облетел строй кораблей. Видеть он их не мог; даже драконьим глазам пелена дождя не поддавалась. Но потоки магии жизни чувствовались, осталось лишь отсортировать их по интенсивности. Вот тут и начались трудности.
        То ли высота была слишком велика, то ли насыщенность воздуха водой портила дело, но Таррот не смог обоснованно выбрать цель, поскольку был не в состоянии отличить корабли по размеру. Создавалось полное впечатление, что по количеству людей на борту все они одинаковы. Такого, разумеется, быть не могло. Но и водная магия не давала отчетливого приоритета какой-либо цели перед другими. Ветер был слабым, сигнал от волн, разбивающихся о корпуса кораблей, был по интенсивности сравним с шумом от дождя.
        В драконьей системе обучения воинов воспитание терпения полагается одним из основных элементов. Дракон мысленно отложил атаку и поднялся на высоту восьми тысяч ярдов, пробив при этом облака. В свете заходящего солнца перспективы изменения погоды были ясны: дождю предстояло литься примерно четыре часа. Это означало, что атака состоится этой же ночью, но позже.
        Дракон с теми же предосторожностями вернулся в пещеру. Ему осталось лишь ждать.
        У пластунов не особо сильный дождь почитался за союзника. Часовые мерзнут на посту, теряют бдительность, слышимость дурная, видимость и того хуже. Что может быть лучше плохой погоды?
        На этот раз хорунжий Неболтай не участвовал в поиске лично. Он поставил задачу подчиненным и был уверен, что те ее выполнят в меру своих сил и умений. Но действительность несколько разошлась с предположениями.
        Семаков точно так же оказался обманут в надеждах. Понадеявшись на ловкость подчиненных Тихона, он ожидал рядового или унтера. Эти ожидания продолжали в нем жить, когда прибыл посыльный от пластунов и доложил, что «господин хорунжий с пленным ожидают». Но в момент, когда он вошел дом, где размещался пехотный штаб, он увидел французского офицера в чине лейтенанта.
        Тихон предупредил вопросы:
        - Извиняюсь за своих храбрецов. Чай, не на базаре покупали: кого нашли, того и увязали.
        - Да ты что, Тихон, Андропович, - не вполне искренне отвечал моряк, - я не в претензии. Понимаю дело. Что ж, поговорим…
        Для француза этот вечер (точнее, ночь) запомнилась кошмаром, в котором не предусматривалось пробуждение в своей кровати.
        Для начала во время вечерней прогулки какие-то неизвестные устроили ему землетрясение в голове, которая так и продолжала болеть вплоть до самого утра. Рот офицеру заткнули его же шарфом, который оказался на редкость невкусным. Запомнить удалось немногое: дорога по потрясающе скверной местности (даже по русским меркам), здание с белыми стенами, комната с двумя свечами и некто, кто одеждой и повадками очень напоминал свирепого казака. Впрочем, тот оказался не людоедом. Наоборот, незнакомец, который не взял на себя труд представиться, сначала избавил рот пленника от шарфа, а потом обнаружил некоторое знакомство с французским языком. Выразилось оно в толстом пальце, ткнувшем на стул, и в пожеланиях, произнесенных с ужасающим акцентом:
        - Ici rester. Venir officier grand[19 - Здесь сидеть. Прийти большой офицер. (искаж. франц.)].
        Ожидание оказалось недолгим. Officier grand оказался капитаном второго ранга - в русских знаках различия лейтенант разбирался- и заговорил он так, как и подобает офицеру и дворянину: на хорошем французском языке.
        - Назовите ваше имя, чин, должность и подразделение, в котором вы служите.
        Пленный подумал, что воспитанный человек представился бы первым, но у него хватило ума не допустить эту мысль до языка.
        - Поль Райяр, лейтенант. Командую вторым взводом в первой роте восемьдесят девятого линейного полка.
        Тут француз слегка запнулся, но очень скоро нашел нужное слово:
        - Командовал.
        Голос русского не изменился ни на йоту.
        - Лейтенант, вы, возможно, ошибаетесь. Если вы пообещаете сделать кое-что, то вас отпустят в расположение ваших войск и вернут ваше личное оружие.
        Француз возмутился. Он даже попытался вскочить на ноги, но был усажен обратно на стул грубой силой кого-то, кто стоял у него за спиной. Но это обстоятельство не охладило горячность речи:
        - Господин капитан второго ранга, если вы думаете, что я изменю присяге и монарху, то…
        Допрашивающий не выказал даже намека на гнев - во всяком случае, тон его голоса не изменился.
        - Лейтенант Райяр, потрудитесь выслушать меня внимательно и не перебивать того, кто старше вас в возрасте и в чине.
        Слова подействовали.
        - Я не предлагаю вам изменять вашей стране. Ваша задача будет лишь рассказать сослуживцам и начальству о том, что с вами произошло…
        Француз про себя решил, что эта часть сделки необременительна.
        - …а также напомнить, что четыре дня назад пулей стрелка с вашей стороны был тяжело ранен адмирал Нахимов. Десятью минутами позже стреляли в женщину-врача, которая в тот момент оказывала помощь адмиралу. Пуля не была случайной. Целились именно в нее. Она также тяжело ранена.
        Лейтенант не выдержал:
        - Господин капитан второго ранга, уверяю вас, что…
        На этот раз русский офицер нехорошо сощурился.
        - Лейтенант, должен ли я приказать моим людям снова заткнуть вам рот, дабы вы могли меня выслушать до конца?
        Француз воспринял угрозу всерьез и энергично замотал головой.
        - Мы совершенно убеждены, что этот стрелок не появился сам по себе. Он получил приказ.
        Возразить было нечего.
        - Эта женщина-врач…
        Само словосочетание представилось лейтенанту оксюмороном: любому европейцу известно, что женщин-врачей не бывает. Тем не менее пленник сохранил молчание.
        - …не является российской подданной. Она и ее товарищи, находящиеся в данный момент в Севастополе, родом из других мест. Эти лица в войне не участвуют. Однако они, так же, как и мы, полагают, что некомбатанты являются лицами неприкосновенными. Так вот, один из этих господ, узнав о ранении вышеназванной особы, объявил то, что у вас во Франции назвали бы «вендетта». Поэтому предупредите ваших будущих собеседников, что французские войска и флот в самом ближайшем будущем ожидают крупные неприятности. Разумеется, к англичанам это также относится, ибо мститель не уверен, что стрелок был французом. И все это, повторяю, вам надлежит донести до сведения сослуживцев и начальства. А теперь разрешаю задавать вопросы.
        Если русский ожидал мгновенной реакции, то он ошибся. Французский лейтенант дал себе сколько-то секунд на размышление.
        - Господин капитан второго ранга, считаю своим первым долгом заявить: ни я, ни мои люди не были среди тех, кто стрелял. Кроме того, разрешите поинтересоваться: о каких неприятностях идет речь?
        В голосе русского морского офицера прибавилось льда.
        - Лейтенант Райяр, вы, должно быть, уже сталкивались в этой войне с особо смертоносными неожиданностями. К примеру, со снарядами, дающими взрывы чудовищной мощи. Если нет, то поинтересуйтесь у ваших товарищей. Я не знаю точно, что этот иностранец заготовил…
        В голове у догадливого француза мелькнуло: «Знает! И не просто знает, а радуется заранее!»
        - …но совершенно уверен, что сюрприз окажется столь же неприятным или даже хуже. Не призываю вас верить мне на слово. Вы принуждены будете поверить, когда ЭТО случится. Итак, обещаете ли вы донести до ваших сослуживцев и командования сказанное мною?
        Пленный еще раз промедлил с ответом.
        - Обещаю, что доведу вами сказанное до сведения моего непосредственного начальника и моих сослуживцев. Слово французского офицера!
        Райяр имел еще множество вопросов, но предпочел их не задавать.
        Русский глянул куда-то за спину пленному, чуть заметно кивнул и бросил в качестве прощания:
        - Вас проводят.
        Лейтенанту вернули саблю и пистолет. Молчаливые люди проводили его до того места, где Райяр мог отчетливо увидеть костры французского лагеря. Один из сопровождающих сделал жест, означавший «Вам туда», после чего русские беззвучно исчезли в темноте. До рассвета оставалось еще часа два.
        Глава 26
        Часы вынужденного бездействия не пропали даром. У дракона созрела поправка к плану. И в самом деле, чего ради тратить силы на поиск самого большого корабля? Просто топить их один за другим. Рано или поздно под удар попадется большой.
        Таррот вылетел, когда дождь уже кончился, но тучи не рассеялись. Видимость была так себе, зато пропал шум в водном сигнале. Как всегда, в полете думалось лучше, чем в пещере, и дракон решился на еще одно изменение в плане атаки: направить удар не на тех, кто ближе всего к выходу из бухты, а на тех, кто в центре.
        Заметить дракона, летящего на высоте около полутора тысяч маэрских ярдов в безлунную и беззвездную ночь, было немыслимым (для человека, понятное дело). А крылатый мститель вполне недурно различал корабли по искажению водных потоков и по всплеску потоков магии жизни. Мало того: на одном из кораблей горели два фонаря. При их свете крылатый смог даже распознать английский флаг. «Пожалуй, этот подойдет» - подумал Таррот, сложил крылья и завис в воздухе.
        Чешуйчатый бомбардировщик совершенно не торопился. Ледяная глыба была сформирована за минуту - по понятиям соплеменников, непозволительно медленно. Готов!
        Снаряд пошел вниз, подгоняемый силой тяжести и полями телемагии. Разумеется, Таррот чуть-чуть подправлял его траекторию. И попал он точно перед фок-мачтой, поскольку та была ближе других к тому месту, откуда чувствовался наибольший водный шум - носу корабля.
        Грохот удара дошел даже до драконьего неважного слуха. «Ледяное копье» пробило верхнюю палубу, обе батарейные палубы (верхнюю и нижнюю), пролетела сквозь почти пустой трюм, разнесла по щепочкам некстати подвернувшуюся бочку с солониной и вышибла кусок киля вместе с прилегающей обшивкой.
        Таррот совершил несколько кругов. Несомненно, атакованный корабль тонул. Как может быть иначе, если палуба вдруг осветилась огнями, люди стали спускать шлюпки? Наконец, характерные потоки воды исчезли. Это означало, что волны больше не разбиваются о корпус.
        Дракон полетел обратно в пещеру. Он был доволен собой и результатом воздушной атаки.
        Удивительное дело: спаслись все члены экипажа. Разумеется, утром началось расследование. На это дело отрядили нескольких флаг-офицеров, ибо утопленным оказался линейный семидесятичетырехпушечный корабль «Корнуоллис». Расследование заключалось в опросе свидетелей, поскольку быстро поднять утонувший корабль было немыслимо. Результаты оказались парадоксальными, чтобы не сказать большего.
        Старшина трюмной команды, увидев повреждение и оценив масштабы пробоины (течью это назвать было нельзя), сделал вывод, что в корпус попало огромное ядро - вероятнее всего, мортирное. Ничем иным он объяснить возникновение этакой дырищи не мог. Самого выстрела он не слышал. Заделка повреждения виделась совершенно невозможной, о чем и было сразу же доложено вахтенному командиру.
        Боцман в момент возникновения пробоины как раз поднимал с коек матросов, которым предстояло заступить на вахту. Натурально, его тоже не было на палубе, и он тоже ничего не видел, хотя сам удар, конечно слышал.
        Удалось определить лишь одного члена экипажа, который видел все своим глазами. Это был матрос Том Аткинс. Но единственное, что от него удалось добиться в части описания события, было: «Оно со свистом прилетело и ударило». Затратив немало времени и усилий, следственная комиссия выяснила, что это самое «оно» летело очень быстро, и потому матрос Аткинс ничего толком разглядеть не успел. Некоторым следователям показалось примечательным, что этот достойный представитель нижних чинов Королевского флота с ослиным упрямством твердил, что никакого выстрела он не слышал. Однако коллеги напомнили, что русские орудия могут стрелять беззвучно. Опрос вахтенных на других кораблях дал однозначный результат: никто не заметил водяных столбов от промахов. Отсюда следовало, что выстрел был единственным. Точность прицеливания превосходит все мыслимые пределы - вот какой был сделан вывод.
        Правда, в ходе одного из совещаний следственной комиссии прозвучала мысль, что-де это и был обещанный русскими неприятный сюрприз, сообщение о котором передали через французского лейтенанта Райяра, но эту идею даже не отвергли в ходе обсуждения: ее просто не заметили.
        Этот день стоило бы назвать днем посетителей.
        Правду сказать, некоторые из них Пироговым предвиделись, а именно: барон Остен-Сакен и генерал князь Васильчиков, то есть большое военное начальство. Уж на такое простое предсказание Николаю Ивановичу хватало житейского и врачебного опыта.
        Хозяин кабинета учтиво приветствовал вошедших и задал вопрос, ответ на который уже знал наверняка:
        - Чем могу быть полезен, господа?
        Разумеется, посетители первейшим делом посчитали узнать о состоянии здоровья Павла Степановича. Но при этом барон добавил:
        - … и поверьте, мы бы не стали отвлекать вас, Николай Иванович, однако нам известно, что состояние дел под Севастополем находится под высочайшим вниманием. Положительно необходимо знать сроки выздоровления адмирала Нахимова, каковые обязан донести до сведения светлейшего князя Меньшикова. Для него же я обязан подготовить соображения по обороне Севастополя, а князь, в свою очередь, доложит государю. Согласитесь, что без участия Павла Степановича сей документ составить должным образом никак нельзя.
        Ответ хирурга был уже готов:
        - Ради точности должен заметить, господа: лечащим врачом адмирала являюсь не я, но Мария Захаровна Руа. Осмелюсь предположить, вы о ней знаете…
        О существовании этой дамы в Севастополе не знали разве что глухие паралитики.
        - …и хотя я, разумеется, имею понятие о состоянии раненого, но за тонкостями надобно обращаться к ней.
        - Как так, Николай Иванович, - осмелился удивиться вслух князь, - я сам слышал, что Мария Захаровна была ранена в то же время на том же люнете. И она все-таки лечит?
        Ответ был дан твердым и даже несколько сухим тоном.
        - Виктор Илларионович, эта женщина - великий врач. Несмотря на собственное тяжелое ранение, она нашла в себе силы работать над раной Павла Степановича. Вот кто может дать вам точный прогноз.
        - А ее лично расспросить нельзя ли?
        - Сейчас разузнаю…
        Через минуту в дверь палаты постучал один из добровольных охранников.
        - Марьзахарна, тут к вам их сиятельства князь Васильчиков и барон Остен-Сакен. Спросить хотят. Прикажете принять?
        И, понизив голос:
        - Не горит огонек-то.
        «Негаторов нет, и то хорошо», подумала Мариэла, а вслух ответила:
        - Передай, что вскорости выйду.
        Госпожа доктор появилась в приемной. Тут мысли посетителей оказались различными. Барон подумал: «Нет, она вполне ничего, а то говорили, что, дескать, краше в гроб кладут». Князь же про себя решил, что по сравнению с последним разом, когда он ее видел, эта дама сильно отощала, и плащ на ней висит, как на вешалке.
        Разговор с посетителями получился насквозь деловым.
        - Вас интересует состояние здоровья Павла Степановича, не так ли?
        - И ваше также, - галантно поправил Васильчиков.
        - Мне еще лечиться двадцать два дня, не меньше. Кость была задета… Что до господина адмирала, то мозг работает нормально, но перенапрягаться нельзя. Другими словами, если он спит, то посетителей я не пущу. Сейчас он это и делает. Что до перспектив, то ему придется подвергаться моему лечению еще те же три недели. Пока что я обязана делать ему… процедуры на головном мозгу каждые несколько часов, но эта необходимость скоро пройдет. Еще два дня, самое большее. Но и после этого каждый день сеанс лечения. Каждый день - и никаких поездок вплоть до полного выздоровления! Но ведь вы хотите с ним поговорить, не так ли?
        Решительные кивки.
        - Ну так завтра с утра приходите… примерно в девять или десять часов. Он не будет спать. Предполагаю, что адмирал обрадуется вашему приходу. Но лишь десять минут, не больше! А через два дня разрешу беседу на полчаса.
        Оба посетителя намеки понимали превосходно и потому уверили, что лучше зайдут через два дня, и вскорости откланялись. Но на этом визитеры не закончились. У дверей нарисовался мелковозрастный посетитель с небольшой корзинкой. Это был Костя Киприанов. До него дошла новость, что госпоже доктору получшало.
        - Ты куда, малый! - прошипел охранник, хотя хорошо знал Костю в лицо. - Дай госпоже дохтуру отдохнуть.
        - Так я не просто так, а с подарком.
        - Еду, что ль, приволок?
        - Не. Я Марьзахарне котеночка обещал, - бессовестно соврал пацан. На самом деле никакого обещания не было.
        Страж дверей впал в задумчивость, но через некоторое время махнул рукой:
        - Ладно, я доложу, а там уж как сама решит… Марья Захаровна, к вам тут Костя Киприанов. С подарком, он говорит.
        Мариэла удивилась без всякого притворства:
        - Каким еще подарком?
        Тут в разговор встрял стоявший в дверях мелкий посетитель.
        - Марьзахарна, так ведь обещал…
        - Ну, проходи…
        - Вот.
        На дне корзинки мирно спал рыженький и слегка лохматенький котенок женского пола не более двух месяцев от роду. Пока Мариэла подыскивала ответ, в палату прошел Тифор. Он изумился куда больше госпожи магистра.
        - Кто это?
        - Котенок. Ну, кошечка, маленькая, - терпеливо начал объяснять Костя, но был прерван весьма почтенной. Та в нескольких фразах объяснила, кто такие здешние кошки и какую роль они играют в жизни местных. Как раз когда эта небольшая лекция закончилась, существо открыло зеленые глазки и сладко зевнуло. Тем самым зверенок убил наповал Тифора метким ударом в сердце.
        - Это Марьзахарне в подарок, - не поленился разъяснить мелкий.
        - Она мне так нравится… - нежно промурлыкал магистр.
        Мариэла с большим усилием удержалась от смеха. Очень уж кошечка оказалась похожей на Тифора.
        - …ты не возражаешь, я ее откуплю? Даю рубль серебром.
        Цена была до такой степени невероятной, что мальчишка просто не нашелся, что сказать. Совесть подсказывала, что столь нагло обманывать покупателя - грех из тяжелых. Но реакция мага жизни оказалась быстрее, как это и должно быть.
        - Ты, Костя, соглашайся. Господин Тифор, коль назначил цену, то от нее не откажется, я его знаю.
        - Ми-и-и! - заявил котенок тоненьким голоском.
        - Пока она будет жить у нас в доме, - ответил на это господин магистр, - а там видно будет. Значит, они молоко любят? Константин, ты ведь найдешь еще одного такого для госпожи?
        У Кости хватило сил кивнуть.
        - Ну так вот тебе рубль.
        - Благодарствуйте, господин магистр, - выдавил мальчишка. И уже более уверенным голосом добавил: - Марьзахарна, вы только поправляйтесь, а я другого подберу, и еще лучше. Для вас особенно.
        От такого комплимента Мариэла не могла сдержать улыбки.
        В преддверии боя с броненосцами Семаков продавил решение командования закупить столько боеприпасов, чтобы набить трюмы и «Херсонеса», и «Морского дракона». Баркас боцмана Кроева оказался маловат для перевозки таких объемов, в результате это пришлось делать на том же «Драконе». Но в один из вечеров к Семакову подошел лейтенант Малах. Вид у него был самый деловой.
        - Владимир Николаевич, есть предложение, весьма для вас выгодное.
        Капитан второго ранга изобразил удивление.
        - Наши люди… по ту сторону хотят предложить вам на испытание особенную скорострелку.
        - Чем она отличается от тех, других?
        - В первую очередь пулями. Они большего размера - вот такие в диаметре, вот такой длины…
        Семаков мысленно отметил, что калибр составит примерно половину английского дюйма.
        - …и представляют собой стальную оболочку, в которую залит свинец.
        - Стальную?
        - Вот именно, это помогает пробить обшивку корабля. И притом сталь не простая, она не поддается ржавчине.
        На этот раз российский офицер удивился вполне искренне:
        - Это такая магия?
        - Как мне объяснили, всего лишь особенная руда, никакой магии. Таким пулям нипочем влага трюма. И магазин тоже особенный: стальная лента на сто пуль. И, наконец, самое важное: наши хотят, чтобы вы испытали это оружие на корабле.
        - То есть вы хотите, чтобы мы установили эту скорострелку на борту «Морского дракона»?
        - Именно так. Прошу прощения, но вам и вашим офицерам… я хочу сказать, вы более опытны, чем моряки с «Херсонеса».
        Семаков прекрасно понял невысказанное: ему и его людям доверяют больше.
        - И еще одно: сама винтовка и боеприпасы - бесплатны! Так что, беретесь?
        Ради выигрыша времени командир «Морского дракона» начал говорить медленно и рассудительно.
        - Почему вы так уверены, что такая скорострелка будет подходить для морских сражений?
        - Так я уже сказал: по результатам испытаний пуля пробивает обшивку из дуба толщиной в маэрский ярд. Наши испытатели ухитрились даже перепилить… хотел сказать, перерубить бревно выcтрелами, а оно было в три четверти ярда диаметром. То есть появляется возможность свалить мачту. А если вы ударите по парусам, они наверняка порвутся. Правда, этого не проверяли.
        Но российский офицер не сдавался:
        - Согласитесь, Малах Надирович, что при всем моем к вам доверии я не могу согласиться сразу. Мне понадобится увидеть эту винтовку, присмотреть для нее место на палубе, прикинуть, кто из экипажа будет с ней работать. Хорошо бы, если время позволит, испытать эту скорострелку на суше. А морские испытания совершенно необходимы… Когда вы планируете получение?
        - Нынче ночью. Это будут три длинных ящика. Как вы, полагаю, догадываетесь, винтовка в сборе не пролезает сквозь портал. Да еще боеприпасы…
        - Очень хорошо. Я и мои люди будут у портала в обычное время. Инструкцию, надо полагать, приложат к посылке? Я так и думал.
        - И еще будет просьба, Владимир Николаевич. Желательно, чтобы кто-то из наших присутствовал при испытаниях.
        - Ну, разумеется. Отбываем в восемь утра.
        Малах Надирович раскланялся и удалился. После его ухода Семаков некоторое время глядел в потолок, потом взял бумагу, написал записку и послал ее с вестовым для ознакомления мичману Шёбергу и хорунжему Неболтаю. В записке содержалась просьба прибыть на пирс к месту стоянки «Морского дракона». Лейтенант Мешков и так должен был туда подойти.
        Поздним вечером предстоял рейс за очередной посылкой. Капитан второго ранга рассчитывал, что между делом удастся обсудить вопрос с новой скорострелкой.
        Вводная была достаточно проста. Семаков рассказал о предложении, упомянул, что намерен просить Тихона Андроповича командировать на «Морской дракон» одного из своих картечников, после чего был задан вопрос:
        - Итак, господа, что вы об этом думаете? Тихон Андропович, что скажешь?
        - Бесплатно нынеча только подзатыльники раздают. Я бы сказал, что они хотят, чтоб мы опробовали винтовочку эту. Ежели найдутся в ней какие недостатки, то мы, понятно дело, о том расскажем. Ее улучшат, а потом нам же и продадут. За деньги, ясно дело.
        Все присутствующие в рубке одобрительно кивнули. А казак продолжил:
        - Ну, на испытания я казака найду. Правда, понадобится матрос из ваших: пули в ленты набивать. Но то наука не из хитрых. Тут другое…
        Казак прервался. Пауза была не театрального свойства: хорунжий добросовестно подыскивал самые лучшие слова для своих мыслей.
        - …помнится, Тифор Ахмедыч в похожем случае высказался, что, дескать, у этого сундука двойное дно. Вот и мне так кажется, а доказать не могу.
        Командир сохранил полное спокойствие.
        - Иван Андреевич, прошу высказаться.
        Шёберг, по всей видимости, уже полностью составил мнение, поскольку говорил гладко и без малейших запинок.
        - Мне думается, что точных сведений маловато. Судить о том, что есть данная картечница, да насколько она полезна, можно будет после испытаний, а еще лучше: после боя. Я думаю, ситуация прояснится.
        Последовало одобрительное хмыкание от Мешкова.
        - Михаил Григорьевич?
        - Согласен с Иван Андреевичем. Нам точно нужен практический опыт. Но как артиллерист могу сказать: сомневаюсь, что точность на расстоянии даже десять кабельтовых будет высокой. Ну, по парусам попасть, конечно, можно. По пушечным портам… скажу так, ценой больших затрат боеприпасов тоже можно. Но ведь наши гранаты делают это немногим хуже. Впрочем, тут лишь практика поставит точку. Но сдается мне, наш опыт и тактические наработки - вообще, а не только в данном случае - нужны иномирцам. Но доказательств, сами понимаете…
        - Вы все уж по полочкам разложили, да ярлыки наклеили, - невесело усмехнулся командир. - Согласен со всем сказанным. Ладно. Тихон Андропович, тебе-то к порталу без надобности, а нам надо заполнять трюм припасами.
        В разговоре с моряками дракон дал точнейшее описание атакованного корабля. Правда, названия он не разглядел, но приметы не давали возможности ошибиться: корабль линии.
        На следующую ночь пластуны привели капрала французской армии. Но его отпустили, велев рассказать своим не о туманной угрозе неприятностей, а о вполне определенном событии: утоплении английского корабля линии; также объяснили причины этой атаки на союзников. Той же ночью под раздачу попала одна из самых малых единиц флота - французский восьмипушечный шлюп. Дракон чуточку перестарался: полуторатонного ледяного снаряда, летящего со скоростью двести пятьдесят маэрских миль в час, с хорошим запасом хватило бы на линкор, а мелкий кораблик просто переломился пополам. Из сорока двух человек, бывших на борту, спаслись четверо.
        Низкая скорость прохождения информации сослужила дурную службу командованию французской эскадры. Они не успели вовремя узнать об угрозе. Уже утром адмиралу Брюа доложили и о катастрофе и о обещании русского офицера.
        Адмиралу не понравилось, что боевой корабль, пусть и небольшой, погибает столь непонятным образом. И он приказал начать самое тщательное расследование. Однако следователям не удалось узнать ничего нового. Спасшиеся оказались почти бесполезными: из них не удалось получить сколько-нибудь ценных сведений.
        Французы запросили у английских коллег результаты их расследования; союзники их предоставили. Особенный интерес вызвала фраза, озвученная матросом Королевского флота: «Оно прилетело со свистом и ударило». Она в точности совпала с тем, что сказали французские свидетели.
        Англичане попросили (очень вежливо) об ответной любезности: рассказать в подробностях, что именно случилось в той истории с метким стрелком. Полковник Массена ответил, что, мол, эта операция - внутреннее дело французского корпуса. Английский представитель резонно возразил: пока и поскольку ответные нападения русских топят английские корабли, британские моряки являются заинтересованной стороной, особенно если учесть, что они непричастны к действиям того самого стрелка. Переговоры затянулись.
        Дракон же добросовестно обшарил окрестности Босфора. Никаких следов эскадры он не обнаружил.
        Ночью ящики с разобранной тяжелой скорострелкой были доставлены на палубу «Морского дракона», а утром винтовка была собрана. Всех удивила лента: она состояла из некоего подобия дверных петель, соединенных друг с другом, причем в качестве осей использовались пули.
        Тогда же утром на причал заявился казачок Фрол, которого командировал хорунжий в качестве стрелка. До этого молодой картечник управлялся на Камчатском люнете. Отдать должное Неболтаю: племянника он выбрал не по родственным соображениям, а принимая во внимание опыт работы с картечницей и отменную зоркость.
        Фрол подошел к задаче по-деловому: прочитал бумаги, прибывшие вместе с оружием, хорошенько оглядел возможные огневые позиции, похмыкал, подвигал затвор, проверил заправку ленты и, наконец, притащил свое одеяло, на котором намеревался лежать.
        Сразу же выявилось, что по весу новая винтовка куда как превышает свою младшую сестру.
        - Осмелюсь доложить, верных полтора пуда, ваше благородие. Да треногу посчитайте, еще ленту прибавьте и пульки тож… - авторитетно заявил Максимушкин. - Вот же ж четыре пуда будет, как один золотник.
        - Может, оно и к лучшему, - задумчиво протянул начарт, - я так полагаю, что отдача у этой картечницы будет сильная. Принайтовить ее, что ли?
        Шёберг решительно мотнул головой.
        - Не очень-то нравится эта мысль. Вот, Михаил Григорьевич, глядите: два есть места, где установить можно скорострелку: или непосредственно перед рубкой, или сразу сзади ее. Но стрельба возможна только по борту, как сами видите. А ну как перебросить ее на другой борт понадобится? Резать найтовы?
        - Можно прикрепить к ножкам станины железную полосу с профилем в виде буквы «покой», а к ней снизу приварить гвозди, а все потом вколотить в палубный настил. Вот так, - и в записной книжке начарта тут же появился чертеж. - Если понадобится снять треногу - поддеть полосу снизу ломом и вся недолга.
        - Допустим. А как приварить? Вы умеете варить железо?
        - Одолжить сварочный механизм у наших друзей. И чтобы поучили, как с ним работать. Ну, за деньги, понятно. У нас ведь день в запасе есть.
        - Да, и темные очки взять также.
        - Еще добавьте: не забыть двойные рукавицы, чтобы руки сберечь. При сборке корабля ими пользовались.
        - Ну, такие и у нас найдутся.
        - А знаете, господа, ведь этакий сварочный механизм в походе может пригодиться. Избави, Никола-морской, но если пробоина в корпусе…
        - Владимир Николаевич, тогда вам договариваться.
        - А как же опробовать тяжелую картечницу?
        - Оставить на берегу тех, кто будет обучаться сварке; пару грамотных унтеров на это думаю нарядить. А ту самую железную полосу с гвоздями изготовить в первую очередь… Кроев!
        - Я!
        - Глянь-ка… вот такое железо у тебя в запасах найдется?
        Боцман глянул на рисунок и надулся от важности.
        - Смотреть надо, ваш-бродь; может и быть, но не ручаюсь за длину. Глядишь, резать придется. Гвозди-ат подберем, это имеется.
        - Тогда едем к капитану Риммеру.
        Иномирский моряк охотно согласился помочь в изготовлении опорной полосы (так ее назвал лейтенант Мешков). Вся работа была закончена в течение часа. Ученики в унтерских чинах остались на занятия, а господа офицеры отбыли к причалу. За время их отсутствия Семаков поставил в известность Руднева о том, что-де предстоят испытания нового вооружения и предложил прислать офицера на борт «Морского дракона».
        - …желательно артиллериста с опытом и обязательно со своей подзорною трубою. Дистанция до мишени кабельтовых шесть будет или даже больше, а пули по размерам ни в какое сравнение с ядрами не идут…
        Глава 27
        - Итак, Харир, какие у вас новости?
        - Пока что значимо увеличить размеры кристалла фианита не удалось. Но…
        Значительная пауза. Еще более значительная улыбка.
        - …мы имеем прорыв в другом направлении. Извольте глянуть, господа.
        В деревянной коробочке покоились два кристалла с довольно сложной огранкой. Оба отличались продолговатой формой, а по размеру они примерно равнялись большому пальцу взрослого мужчины. Один был красным с чуть-чуть пурпурным оттенком, другой - чисто синим.
        Случись это заявление на Земле, любопытствующие непременно пожелали бы именно глянуть. Но дело происходило в мире Маэре. И на совещании большая часть присутствующих была магами. Они пустили в ход не только глаза, однако прокачка потоков и оценка интегральной магоемкости потребовали некоторого времени даже у самых опытных и сильных.
        Не дожидаясь реакции участников, Харир веско заявил:
        - Рубин и сапфир. Пока что себестоимость довольно велика: круглым счетом, по восьми золотых за штуку, но прошу учесть, что при огранке мы получили мелкие кристаллы на сто двадцать сребреников. И, само собой, после отладки технологии корунды будут обходиться существенно дешевле.
        - Отменная работа, дорогой Харир. Оставьте их у меня, а вашу долю вам пришлют. Но у нас есть еще другие направления работы. Шахур?
        - Касаемо щита от пуль: тут мы пересчитали имеющийся стандартный щит… Задача вышла проще, чем предполагалось. Короче, если не добавлять кристаллы, а только увеличить напряженность полей телемагыии, то долговечность щита уменьшится примерно в два с половиной раза. Иным словом, щит выдержит попадание двадцати пуль от той самой винтовки, что нам прислали. Повторяю, примерно! Стойкость щита сильно зависит от энергии пуль, а таковая, в свою очередь, от расстояния между винтовкой и целью. Человека с усиленным щитом (будем называть его так) ударное действие пули, возможно, собьет с ног. Вот инструкция по изменению уже наложенных заклинаний. Работа даже не для бакалавра - студент четвертого курса справился бы. Но имеются тонкости.
        При этих словах по залу прошло шушуканье.
        - Можно задействовать кристаллы в полтора раза крупнее, тогда и щит будет серьезнее. Мои «драконы» забавы ради подсчитали варианты стойкости при попадании пушечного ядра - лейтенант Малах дал нам исходные данные. Очень приблизительно: если усиленный щит со стандартными кристаллами выдержит три попадания ядра весом двенадцать фунтов, то усиленный с крупными кристаллами даст, круглым счетом, в десять раз лучшую защиту. Но в данный момент я вижу в этом расчете не просто игру ума. В мире Земли тяжелые ядра используют весьма широко.
        Сарат красноречиво хмыкнул. Старый товарищ был кругом прав. И тут доктор Бирос поднял палец.
        - Мы слушаем вас, Бирос.
        - Мне думается, у большого кристалла сапфира может возникнуть интересное применение; оно некоторым родом по моей части.
        Удивились все. Особо почтенный никогда не занимался магией воздуха и воды.
        Старый алхимик сделал вид, что не заметил реакции слушателей, и уверенно продолжал:
        - Как вы знаете, пока не удается вырастить искусственные кристаллы пирита и галенита. Причина проста: означенные материалы, будучи в расплавленном виде, реагируют с воздухом. Предотвращение этой реакции методами химической магии нерационально: слишком велик расход энергии. Но с помощью данного сапфира можно удалять воздух из плавильной печи. Я уже вижу, что его магоемкости на это хватит.
        Шахур мгновенно вскинул палец. По его загоревшемуся взгляду Сарат сразу сделал вывод: телемаг понял, для чего это можно использовать. Сарат тоже додумался до этого, но из этических соображений учтиво предложил:
        - Дорогой Бирос, прошу развить мысль.
        - Появится возможность выращивать кристаллы пирита и галенита. И потом: в отсутствие воздуха я смогу очистить расплав и того, и другого материала от примесей.
        Собрание разом загомонило. Перспективы оценили все. Председательствующий не упустил возможность во всеуслышание и с большим красноречием похвалить как магистра Харира, так и доктора Бироса.
        Рубка «Морского дракона» была переполнена. Правда, в ней не было начарта Мешкова - тот посчитал нужным следить как можно пристальнее за работой тяжелой картечницы. По той же причине возле нее застыл старший помощник с «Херсонеса» лейтенант Ячменев. Зато в рубке помимо самого командира и мичмана Шёберга (тот был за штурвалом) красовались иностранный лейтенант Малах и капитан-лейтенант Руднев. Последний решил не упускать случая поглядеть на новое оружие.
        Атмосфера и реплики в рубке были насквозь деловыми.
        - Мишень справа по курсу.
        - Вижу.
        - Михаил Григорьевич, изготовить картечницу к бою.
        - Слушаюсь! - донеслось с палубы. - Приписной Неболтай, палить по команде!
        Картечник нарочито неспешно заправил ленту. Стальные пули тускло поблескивали на почти скрывшемся за дымкой солнце.
        - Даю «Гладкую воду»! Палить с дистанции пятнадцать кабельтовых.
        Казачок чуть-чуть довернул толстый ствол.
        Мешков заговорил негромким голосом, почти шепотом:
        - Первые пули давай с небольшим недолетом, по всплескам сможешь поправлять прицел.
        За этими словами последовало уже в полный голос:
        - Давай!
        Фрол рассчитывал взять верный прицел с первой же очереди в пять пуль. Не вышло. Довольно крупные столбики воды поднялись чуть впереди мишени. Стрелок почти неслышно ругнулся и шевельнул стволом. Снова загремело звонкое «дап-дап-дап-дап». Про себя картечник отметил, что тяжелая картечница бьет куда звучнее легкой.
        - Ес-с-с-сть! - прошипел старпом «Херсонеса». Взятая им подзорная труба не подвела: летящие в разные стороны щепки были видны превосходно.
        В рубку быстрым шагом зашел князь Мешков.
        - Я видел три попадания, Владимир Николаевич. Прикажите подойти к мишени. Надо бы поглядеть на результат сблизи.
        - Так и сделаем, Михаил Григорьевич, - ответил командир и кивнул рулевому. Шёберг двинул на себя сектора газа и завертел штурвалом.
        - Запишите расход боеприпасов.
        Мишень освидетельствовали. Возник спор: считать ли попаданием легкое каcание оковой поверхности, в результате чего отлетела щепка не из крупных. С некоторыми трениями сошлись на попадании трех пуль из девятнадцати. На Руднева наибольшее впечатление произвела пробивная способность: не менее шести брусов. По его подсчетам, каждый снаряд пробил аршин древесины. На это Малах осторожно заметил, что все же детали мишени сосновые, а не дубовые.
        Поэтому Семаков ничуть не удивился, услышав от капитана «Херсонеса» уже после швартовки к причалу:
        - Владимир Николаевич, нельзя ли сию картечницу разместить у меня? Сами знаете, на палубе у нас места куда больше.
        Семаков проявил наивысшую дипломатичность, тем более, что иностранный лейтенант к тому моменту отбыл:
        - Насчет места вы правы, Иван Григорьевич, но тут такое обстоятельство имеется: картечница не принадлежит Российскому императорскому флоту. Он за нее ни копейки не платил. Нам изготовители передали картечницу на испытания, а решение по изготовлению и продаже - это к ним. Entre nous[20 - между нами. (франц.)], мне кажется, что решение будет принимать даже не Малах Надирович, а его начальство. Но если картечница хорошо себя покажет, то похлопочу, чтобы и вам она досталась.
        Дракон получил очередную взятку, но сперва устроил бомбардировку еще одному кораблю. Под раздачу попала тридцатипушечная «Артемиз». Удостоверившись в гибели врага, Таррот взял курс на Босфор.
        Ему повезло. Эскадра как раз вышла из пролива. Дракон пересчитал все корабли и запомнил их особые приметы. Могучая память крылатой расы не подвела в очередной раз: три корабля, за каждым из которых на короткой дистанции тащилось еще столько же, и еще девять сверх того. Буксирный трос в дневное время драконьи глаза, разумеется, увидели бы, но ночью даже острейшее зрение Таррота оказалось недостаточным. Но уж очень три пары кораблей повторяли перемещения друг друга. Три работающих тепловые машины, остальные на парусах. На трех кораблях две мачты, еще три (те самые, что, похоже, на буксире) вообще без мачт, остальные трехмачтовики.
        Капитан второго ранга Семаков уже под утро зашел в пещеру к своему разведчику и получил порцию сведений. Мысленный расчет тут же выдал: если держаться кратчайшего пути, то и тогда от Босфора до Севастополя вражеская эскадра пройдет за шесть дней в самом лучшем случае. Время еще есть.
        Командир «Морского дракона» даже успел поспать часов пять. На утро у него была запланирована встреча с Рудневым. Но перед этим командира перехватил боцман. Он имел официальный вид, а в руке у него была исписанная бумага - тоже, по всей видимости, официального назначения.
        - Ваше благородие, разрешите обратиться?
        - Обращайся, братец.
        - Осмелюсь доложить, те унтера, что на обучение направлены были, вернулись, теперь им для починки повреждений кое-чего из припасов надобно.
        - Каких еще повреждений? - не сходу уяснил ситуацию Семаков. - А, на будущее. Так у тебя и список готов? Давай сюда. Ага… Как понимаю, для подкрепления? А почему три?
        - Так ежели три попадания, три и понадобятся.
        - Ну, будь по-твоему… это тоже ясно… клинья деревянные во множестве: это как?
        - Чтобы силу прижима создать, ваше благородие; опять же, на скосе корпуса работать…
        - Ладно… Что там дальше?.. У тебя же есть кувалда. Зачем еще две?
        - Так как же без них, ваше благородие! Чтоб править три пробоины разом. Клинья подбивать, опять же.
        - Ох, и жадный ты, Кроев!
        - Никак нет, ваш-бродь, только лишь запасливый.
        - Что там еще… железо зачем?.. а, понял, заплатки ставить… Очки-то сварочные уже есть, куда больше?
        - Как же: вещь стекольная, хрупкая, ну как в бою расколотят?
        - Так… проволока… ну, это будет… угу… теперь ясно. Вот, глянь на список: там, где я карандашом отметил, с этим к Малаху Надировичу. Знаешь, где он живет?
        - Обижаете, ваш-бродь…
        - Скажешь, что я заказал, пусть счет выставит. А с остальным… ну, тут не мне тебя учить. Небось, все ходы-выходы известны?
        Ответ был произнесен очень серьезным голосом:
        - Нам без этого нельзя.
        Тихон Неболтай зашел к доктору Пирогову. Разговор был коротким; собственно, он состоял в одном вопросе и в одном ответе. Из кабинета хирурга казак быстрым шагом двинулся в сторону крохотной комнатеночки, где, как он знал, временно жила Мариэла.
        Охрана была на высоте:
        - Тихон Андропович, без дозволения Марьи Захаровны пройти нельзя-с!
        - Ну, службу я знаю. Спроси у нее.
        Разрешение было немедленно получено.
        Первой мыслью хорунжего было: чистую правду сказал Николай Иваныч. Маша прямо расцвела заново, только что худоба не полностью исчезла. А улыбка ее стала еще лучше прежней. Теперь в ней ясно читалась искренняя радость от встречи.
        Доброе слово приятно не только кошке. По этой причине казак восхвалил девичью наружность, которая-де совсем уж стала, как раньше.
        - Тут не только моя заслуга, - скромно ответила Мариэла. - Это еще адмирал Нахимов.
        Как ни старался Неболтай отмести ревнивые мысли, они все же вылезли. Разумеется, маг жизни их заметила и не преминула слегка позабавиться:
        - Ну да, он принял участие…
        Но тут же тон сделался вполне серьезным.
        - …теперь мне не нужно подновлять конструкты на головном мозгу каждые несколько часов. Раз в сутки - и того хватит. На костном материале точно то же самое. Так что вполне хватает возможности и времени восстановиться.
        И тут совершенно неожиданно Мариэла смутилась и даже слегка покраснела.
        - Повиниться я должна, Тихон. Погубила твой подарок.
        Первое, что пришло в голову казаку: украшение просто потеряно. Но тут же появилась мысль, что в виду имелось нечто другое. В результате прозвучало:
        - Погубила - как это?
        - А гляди.
        Тонкая рука извлекла из кармашка на платье подвеску на цепочке. С виду она осталась прежней. Эта мысль, похоже, ясно отразилась на физиономии гостя. Последовало уточнение:
        - Зеленые кристаллы взорвались… хочу сказать, они рассыпались в пыль. Маленькие они были, и магоемкость крошечная. Еще счастье, добрые люди собрали ради адмирала деньги на новые кристаллы. Теперь-то у меня их в достаче…
        Казак, приглядевшись, заметил, что вместо камушков на золотой висюльке остались одни пустые гнезда. Он сделал рукой небрежный жест, приличествующий богачу из богачей.
        - И не беда. Я закажу другие камешки. Любого цвета; какие ты захочешь, те и будут. Не ради работы, а чтоб для твоей красы.
        Мариэла зарумянилась пуще прежнего.
        Семаков получил записку с вежливой просьбой зайти в дом, где квартировали иноземцы. О цели приглашения не было сказано ни слова.
        Разговор начал Малах Надирович.
        - Владимир Николаевич, как вам известно, Мариэла Захаровна была ранена пулей из винтовки - по-вашему, штуцера. Та защита, что была на ней, рассчитана на пули от нашей винтовки, но не штуцерные. Эту защиту удалось усилить. Все члены нашей экспедиции получат такую. Но мы подумали, что и вам такая не повредит. Улучшенный щит спасает человека от пуль штуцера, также осколков, даже от пушечного ядра весом двенадцать фунтов…
        Российский офицер сделал отметающий жест рукой.
        - Иметь такую защиту в то время, как другие остаются незащищенными, полагаю для себя невозможным.
        Терпению лейтенанта Малаха мог бы позавидовать любой купец.
        - Вы не вполне правильно меня поняли, Владимир Николаевич. Иметь или не иметь эту защиту - дело добровольное и зависит лишь от вашего желания… и кошелька.
        - Вы хотите сказать, любой может купить эту штуку за деньги?
        - Да, но есть ограничения. По моим данным, сейчас готовы пять комплектов для членов нашей экспедиции и еще семь на продажу. На изготовление большего количества потребуются соответствующие кристаллы. Наибольшая из проблем как раз связана с ними. Пока найдут нужный размер… Две недели сроку, не меньше, а скорее все три. И работу прибавьте, но тут затрата времени сравнительно небольшая. Это одно обстоятельство, но есть и другое. Попадание тяжелой пули в человека, возможно, собьет его с ног, а уж ядро точно швырнет на землю. И тогда от ссадин, ушибов и прочего в том же роде щит не убережет.
        Последовал резонный вопрос:
        - Сколько же такой… кхм… энергический щит стоит?
        - На ваши деньги - пять рублей золотом. Ну или серебром по курсу.
        Семаков задумался.
        - Знаете, Малах Надирович, я не готов дать немедленный ответ. Мне нужно посоветоваться с подчиненными.
        Совещание офицеров «Морского дракона» было собрано с рекордной быстротой: через двадцать минут после того, как командир появился в рубке. Вводная была выслушана в молчании, наполненном прикидками и вариантами. Разумеется, первым слово получил младший в чине.
        - Господа, не спорю, предложенный механизм может быть полезен весьма. Что до меня, то согласен экономить и две недели есть пустые щи, а не с убоиной. Но, как мне кажется, понадобится защитить также комендора и первого в цепочке подносчиков - иными словами, тех, кто на палубе. После офицеров это наиболее ценные люди, полноценной замены им нет.
        - Чуть поправлю вас, Иван Андреевич: не комендора, а комендоров - гранатометов-то два.
        - Имеете резон, Михаил Григорьевич, но включите сюда также подносчиков. Предлагаю выкупить эти штуковины для нижних чинов. Им-то не по карману.
        - А те, кто в трюмах?
        - У них-то есть хоть и плохонькая, но защита: железная обшивка, да еще этажерки с гранатами.
        - Вот еще что пришло в голову, Владимир Николаевич. Представьте себе: удар ядра, человека сшибает с ног - и летит он за борт.
        - Сети натянуть между леерами и палубой, вот средство.
        - Не согласен! К леерам их привязать - задача плевая, а снизу как крепить?
        - Да хоть гвоздями к палубному настилу.
        - А как же картечник наш?
        Повисло тягостное молчание.
        - Никак. Не хватит у купцов товара.
        - Учтите, Владимир Николаевич: картечник лежит за своей скорострелкой, а не стоит во весь рост; в него попасть труднее.
        - Да-с, ничего не сделать… Ну, молитву во спасение только что прочитать.
        - Есть все же средство: старая их защита. Согласитесь, господа: больше, чем ничего. За нее наверняка много не возьмут.
        - Подвожу итоги, господа. Моя доля больше просто по величине жалованья. Вот деньги за меня и за двух нижних чинов.
        - Вот за меня и за одного матроса.
        - И от меня то же самое. Владимир Николаевич, как понимаю, вам получать товар?
        - Разумеется, господа. Беру это на себя.
        Ночь благоприятствовала воздушному налету, и таковой удался. После этого, как обычно, крылатый полетел на разведку. И она пошла чуть-чуть криво.
        Сударь капитан второго ранга предположил вслух, что вышедшая из Босфора эскадра идет бомбить Севастополь. Дракон принял это как вводную. Местоположение Таррот вычислил, зная скорость и направление. Дракон был неплохим штурманом по человеческим меркам. Русское слово «невязка»[21 - расхождение одномоментных координат счислимого и обсервованного места судна. Иначе говоря, при определении места судна это расхождение расчета и эксперимента.] было ему незнакомо, но само понятие он прекрасно знал. Она составила примерно тридцать маэрских миль к западу. Причина этого, конечно, осталась неизвестной, но дракон предположил, что эскадра опасается встречи с тем русским кораблем, который был назван в его честь. Разумеется, столь ничтожное отклонение от предполагаемого курса не могло помешать отыскать эскадру в море: водный сигнал добивал на куда большее расстояние. Про себя Таррот решил, что обязательно доложит об этом обстоятельстве.
        Однако имелось некоторое обстоятельство, которое дракон заметил, но не придал значения. Мало того: и российская разведка его упустила. В самый последний момент на шканцах соорудили боевую рубку с броней из дюймового железа. Ставить нечто более солидное инженер-кораблестроитель не мог: броневых плит в тот момент не оказалось, а если бы и были, то их установка уменьшила бы остойчивость.
        Желание адмирала Нахимова побриться перед приемом посетителей вызвало у Мариэлы кислую гримаску. Технологию бритья она представляла, и потому опасалась небрежности брадобрея, который вполне мог в запале повернуть голову Нахимова в нужную сторону рукой. Магическое же бритье госпожа доктор справедливо сочла зряшной потерей энергии.
        По этой причине Павел Степанович предстал перед посетителями в не совсем прежнем виде. Второй признак недавнего ранения состоял в повязке вокруг головы: Мариэла посчитала, что она может служить дополнительной защитой для того места, где была рана. Зато глаза адмирала блестели вполне здоровым блеском, а голос был бодр и энергичен.
        Первым посетителем был капитан второго ранга Семаков. Выслушав дежурные пожелания скорейшего выздоровления и предложив, как обычно, «без чинов», адмирал начал свой расспрос.
        - Владимир Николаевич, я сейчас не буду касаться дел на укреплениях. Мне предстоят иные посетители, да-с. Барон Остен Сакен и князь Васильчиков. Уж они о сухопутных делах доложат в подробностях. Больше меня интересует положение дел на море.
        - Эскадра в пятнадцать вымпелов вышла из Босфора. В нее входят три броненосца, их буксируют три колесных пароходофрегата. Остальные шли под парусами, но мой разведчик не смог разглядеть, были на них дымовые трубы или нет.
        - Хорошая у вас разведка, Владимир Николаевич. Хотя…
        На лице Нахимова мелькнула и скрылась хитрая улыбка.
        - Так точно, Павел Степанович, это постарался тот самый господин, которого вы видели… - тут рука Семакова изобразила неопределенный жест, - там, вдали.
        Взгляд адмирала снова сделался острым.
        - Каковой может быть точка назначения? Ваши предположения-с?
        - Севастополь! - отрубил гость.
        Но тут же Семаков постарался смягчить тон:
        - Виноват, Павел Степанович, более ничего на ум не приходит.
        - И на то весьма похоже… - задумчиво протянул адмирал.
        - Осмелюсь еще побеспокоить, Павел Степанович. Дело некоторым родом политическое. Вместе с вами на Камчатском люнете была ранена Мария Захаровна, в нее также стреляли из штуцера…
        - Знаю, как же-с. Сия дама поскромничала, мне ничего не сказала, это другие доложили. Но сейчас она, как понимаю, в порядке. Так что за политика?
        - Тот самый господин, о котором мы говорили… он, видите ли, весьма разгневался, что стреляли в человека мирной профессии, к тому же женщину. У него в роду принято в таких случаях мстить. Осмелюсь доложить, он, не будучи российского подданства, утопил уже три корабля в Балаклавской бухте и не собирается останавливаться…
        Нахимов уловил суть сообщения очень быстро.
        - Ввиду того, что он иностранец, мы не можем ему приказать, можем лишь уговорить или убедить, не так ли-с?
        - Так точно, Павел Степанович…
        В этот момент в дверь просунулась голова охранника.
        - Ваше превосходительство, к вам еще посетители… их превосходительства…
        - Знаю, братец. Зови.
        Но Семаков все же вставил просьбу:
        - Павел Степанович, я лишь прошу: без подробностей о… том самом. И еще хотел бы представить Марью Захаровну к награде, не знаю лишь, через кого.
        - Что до доклада вышестоящим, то сие надобно обдумать-с. Касательно награждения: уверен, что Николай Иванович поддержит. Он эту даму искренне уважает и восхищен ее храбростью.
        Семаков знал от Таррота о небольшом отклонении эскадры неприятеля от курса на Севастополь, но не придал ему значения и не доложил Нахимову.
        Следующих посетителей Нахимов принял с еще большим радушием. Те, в свою очередь, поздравили раненого с очевидным улучшением состояния.
        Адмирал перешел к делу.
        - Чрезвычайно рад видеть и вас в добром здравии, господа. Надеюсь, пожаловали с хорошими новостями?
        - Будьте благонадежны, Павел Степанович, новости добрые. Вот уж трое суток, как на линии соприкосновения войск полное затишье. Союзники не палят из пушек.
        - И каковы тому причины-с?
        - По сведениям, которые доставляет матрос Петр Кошка со товарищи, неприятель экономит порох, картечь и ядра, - с улыбкой отвечал генерал-лейтенант. - Эти наши храбрецы регулярно в тыл к англичанам и французам ходят и пленных приводят - от них и сведения. Я уже подписал представление к наградам.
        - Вполне по заслугам-с. Однако, господа, у меня, в свою очередь, есть новости, и они не столь хороши, как ваши. По данным нашей разведки, на Севастополь идет эскадра, в составе которой три бронированнных плавучих батареи, только что спущенные на воду в Тулоне.
        Оба посетителя были отнюдь не дураками. Они сразу сообразили, что победная реляция Меньшикову может обернуться оборотной стороной, если французские броненосцы добьются успеха. А экономный расход боеприпасов может означать не только нехватку, но и попытку сберечь их для решающего штурма.
        Нахимов продолжил:
        - Мы собираемся противопоставить им наши быстрейшие корабли с наилучшим вооружением: «Морской дракон» и «Херсонес». Капитан второго ранга Семаков, несмотря на молодость, умелый и осторожный офицер.
        Посетители согласно кивнули.
        Корабли готовились к смертельному бою. Каждую ночь матросы с хеканием перетаскивали тяжеленные ящики с боеприпасами, укладывая таковые в трюмы и забивая полки этажерок. Санитар Прохор, использовав наводящие ужас рассказы, ухитрился выбить из госпитального склада дополнительные порции корпии, бинтов и даже бутыль того, что Николай Иванович называл учеными словами spiritus vini. Этот предмет оказался искусно спрятанным в трюме, поскольку многоопытный санитар имел все причины опасаться за его сохранность.
        Палубные матросы (на самом деле они давно уже были трюмными) резали и привязывали куски сетей к леерам. Разумеется, офицерам вопрос о назначении этих изменений не задавали, но комендор Максимушкин, обладавший громадным опытом, поделился им с товарищами:
        - Это, братцы, ежели трахнет ядром по корпусу або по гранатомету вдарит, а он отскочит да по тебе, так в оглушении чуйств за борт полететь можешь - ан сетка и спасет. Теперь ясно?
        Группа офицеров союзников вышла на переговоры с белым флагом. После короткого совещания на встречу с ними пошел штабс-капитан Грайновский: никого старше в чине в тот момент на люнете не было. Поскольку у союзников начальствовал бригадный генерал Джеймс Скарлетт, то договориться удалось лишь о месте (здесь же) и времени (через час) следующей встречи.
        Само собой разумеется, Нахимов прийти не мог, его заменил генерал-лейтенант князь Васильчиков. Его уже информировали, что каждую ночь на дно Балаклавской бухты отправляется один корабль союзников. До князя также довели причины, почему это происходит - правда, без упоминания об участии дракона. Что-то вроде: «один из наших гостей издалека весьма разгневан тем обстоятельством, что…»
        Приветствия с обоих сторон были столь же учтивы, сколь и холодны.
        Всем офицерам было ясно, что раз переговоры инициировали союзники, то им надлежит начинать. Именно это англичанин и сделал.
        - Сэр, довожу до вашего сведения, что мисс Флоренс Найтингейл, сестра милосердия, скоро прибывает сюда, в Крым, в составе большой группы ее коллег-женщин для оказания помощи раненым и заболевшим, а также для ухода за ними. Как вы сами догадываетесь, все они не являются комбатантами.
        Виктор Илларионович Васильчиков сроду не играл в покер. И, само собой, не знал выражение «покерное лицо». Но вот делать его он умел.
        - Мы предлагаем заключить соглашение между российскими, английскими и французскими военными о недопустимости нападения с использованием любого вида оружия против означенных медиков-некомбатантов, - продолжил англичанин. - Точно то же, конечно, относится и к русским сестрам милосердия.
        Князь слегка наклонил голову в знак того, что предложение понято.
        - Нам нет нужды заключать подобное соглашение, - ответил он. - Российские войска никогда не нападали на медиков-некомбатантов и не намерены делать это впредь.
        Намек на прошлые события выглядел более чем прозрачным. Но англичанин был хорошим дипломатом.
        - Разумеется, гуманная позиция российской стороны в этом вопросе только приветствуется, но и мы желаем наглядно продемонстрировать свое стремление к соблюдению человеколюбия, насколько это возможно в условиях военных действий.
        - Мы, в свою очередь, не имеем ничего против столь благородных намерений британского армейского и флотского руководства.
        Британский генерал был образчиком ангельского терпения, поскольку раз за разом не обращал внимания на неявные выпады в сторону французов. Мало того: он принялся их защищать:
        - В данный момент я действую с ведома и согласия французского командования. Уверяю, что они всецело…
        Далее последовал панегирик гуманным устремлениям французских военных и их галантному отношению к дамам вообще и к дамам-медикам в частности.
        Васильчиков с отменным вниманием выслушал и ответил самым холодным тоном:
        - У нас нет никаких оснований доверять французам в этом отношении. Скорее есть причины для глубокого недоверия. Решать и обещать что-либо за их командование вы не можете. А так как французских представителей здесь нет, то предлагаю прервать переговоры.
        Англичанин решился использовать последний резерв:
        - Ваше сиятельство, в военных обычаях всех народов заключать перемирие на период проведения переговоров.
        - Ставлю вас в известность, что российские армия и флот строго придерживаются этого достойного обычая. Вы, должно быть, заметили: пока эти переговоры велись, в вашу сторону не выпалила ни одна пушка. Но мы не собираемся как-либо ограничивать себя на время перерыва в переговорах.
        Говорить больше было не о чем. Последовало наивежливейшее прощание.
        Глава 28
        К отправке предполагалось несколько прошитых стопок бумаги с записями. Стопки делались такой толщины, чтобы их можно было пропихнуть в портал. В них Мариэла добросовестно фиксировала результаты своих трудов по постановке конструктов в условиях массовой работы, описывала наиболее интересные случаи, предлагала разнообразные методы экономии энергии.
        По мнению Мариэлы, почтеннейшая вполне могла разрешить переработку собранного материала в диссертацию - или указать на необходимость сбора неких дополнительных данных. Разумеется, будущая диссертантка рассчитывала на первый вариант.
        Материал, который подготовила ученица, мог показаться наставнице сыроватым. Пожалуй, не стоило в этом обвинять госпожу магистра: опыта написания докторских диссертаций у нее не было.
        Но у посылки была вторая часть: личное письмо к наставнице. Оно уместилось на одном листке.
        Гонцы из Гильдии, как всегда, были исполнительны и аккуратны. Почтеннейшая Моана ничего другого от них и не ожидала.
        Отчет от Сарата был ничуть не толще предыдущего. По привычке, обретенной еще в университетские времена, госпожа академик сначала бегло просмотрела содержание. Потом тот же отчет был прочитан уже внимательнейшим образом и с пером в руке. А потом глава аналитической службы отошла от канона, сняв с полки предыдущие отчеты. Их набралась стопка толщиной чуть ли не с бочонок.
        Моана принялась листать бумаги, перенося то отдельные фразы, то целые параграфы на лист бумаги. Еще потом она мысленно стала прокручивать в уме те факты, что удалось выловить.
        На этот раз подозрения обратились в уверенность.
        И любящая жена немедленно начертала письмо любимому супругу с нежной просьбой прибыть в Хорум - дескать, она сама, а также дети без него скучают.
        Потом настала очередь второго пакета. Вот он был куда объемнее первого.
        Обширный материал черновика (или даже заготовки) докторской диссертации госпожа академик проглядела весьма бегло. Исключением оказалась лишь последняя стопка бумаг, где описывалось преинтересное пулевое ранение в голову с повреждением головного мозга. Этот материал был изучен с одобрительным хмыканием.
        Гораздо более пристального внимания было удостоено сугубо личное письмо ученицы. Мало того, что оно было прочитано дважды. Глава аналитической службы Академии задумалась над ним, как будто то было важное донесение от разведки. И даже больше того: на это вроде как личное послание был тут же написан ответ с тщательным обдумыванием текста.
        По сигналу медного гонга в кабинете появилась секретарь.
        Надо заметить, что внешность этой достойной девы вводила в заблуждение: блондинистые волосы ниже плеч, пухлые губки бантиком, приятная фигура с излишествами спереди и голубые коровьи глаза без малейшего признака интеллекта. В результате рядовые посетители думали, что сия девица являет собой дуру из дур. Умные посетители полагали, что Моана не стала бы держать при себе совсем уж безнадежную разумом, так что этот экземпляр не должен быть полностью и непроходимо глуп. И лишь единицы знали (иногда из горького опыта), насколько холодным, цепким и беспощадно-острым умом обладала эта корова.
        - Селена, вот письма. Отправишь через Гильдию гонцов.
        Моана протянула два сложенных листка.
        - Оба срочные.
        Семаков внимательно выслушал разведдонесение. Для него ничего нового в нем не содержалось. Конечно, эскадра с броненосцами отклонилась от наикратчайшего пути. И тут-то российский офицер совершил ошибку.
        Как и многие до него, Семаков переоценил собственную крутость. Он предположил, что эскадра опасается его двух кораблей - резонно! - и как раз по этой причине не идет на Севастополь кратчайшим путем. Основания для такого вывода имелись: скоростные характеристики новых российских кораблей были примерно известны. Любой грамотный тактик подумал бы, что наилучший способ свести к минимуму этот перевес - дать сражение в условиях тесной бухты. А до этого с двумя кусачими русскими кораблями лучше не встречаться вообще.
        По долгом размышлении капитан второго ранга решил изловить неприятельскую эскадру в пятидесяти милях к югу от Севастополя, не больше. Никаких проблем с маневрами, не стоит даже думать о мелях и рифах, зато есть все основания ожидать более-менее постоянного ветра - а скорость даже менее скоростного «Херсонеса» вполне позволит зайти с наветренной стороны и получить тем самым решающее преимущество над парусниками. Осталось лишь вынести этот план на суд старших офицеров.
        - Свезло ж тебе, Фролка.
        Неболтай-младший постарался скрыть вполне законное удивление. Попытка кончилась неудачей. Дядька Тихон это заметил и не посчитал за труд дать разъяснения. Они оказались вполне материальными.
        - Глянь-ко.
        На ладони хорунжего лежала медная подвеска на ремешке с несколькими вправленными в нее странными кусками золота: гранеными, а не округлыми.
        Неболтай (в который раз) проявил проницательность:
        - Ты не думай, это не золото, хотя и блестит. Энергический щит - вот как Тифор Ахмедыч назвал штуковину. Тебе только и дела, что одеть поверх нательной рубахи. И это вот самое защитит тебя от много чего. Рыжий говорил, что пулю от ихней винтовки или твоей скорострелки отвести может.
        - Так ведь у англичан с французами, о турках уж не говорю, таких винтовок и вовсе нету.
        - Даже штуцерную пулю может удержать, но только ежели стреляют издалека. С тысячи шагов, примерно сказать. А от летящих щепок так запросто.
        - Дядь Тихон, откуда там щепки, корабль-то чисто железный как есть, - осмелился противоречить племянник.
        Хорунжий позволил себе снисходительность:
        - Ты, малой, не моряцкого занятия, вот и не знаешь. Палубный настил, он дощатый, видал ведь?
        - А, ну да, оно, конечно, как есть…
        - И не только щепки, заметь. Бомбический осколок, если не очень велик, тоже отразит.
        На физиономии молодого ясно выразился глубокий скепсис о возможности поражения осколком. Разумеется, старший не упустил возможности поделиться мудростью и рассказал о том, как морского унтера как раз осколок в самое сердце поразил.
        - …но по счастью была на корабле Марья Захаровна, она-то его собственными ручками у костлявой вырвала. С тех пор тот самый унтер кажну неделю ставит в церкве свечку за ее здравие.
        Рассказ произвел настолько сильное впечатление, что казачок от избытка чувств ляпнул, рискуя заработать родственный подзатыльник:
        - Дядя Тихон, а правду говорят, что Марьзахарна ведьма?
        Ответный взгляд был тяжелым. Фрол мельком подумал, что подзатыльник, возможно, был бы лучшим исходом.
        - За языком следи, племянничек. А то не погляжу на родную кровь… Она, чтоб ты знал, в Михайловскую заходила, с отцом Александром беседовала. И еще: когда адмирала лечила, то настояла, чтоб над ним вслух читали святое евангелие. И помогло ведь. Ну, правда, она и сама поработала. Вот какие доктора бывают. Так что само слово «ведьма» забудь, когда о ней говоришь. Все понятно?
        Казачку, конечно, было все до мелочи понятно. И, не теряя времени, он нацепил подвеску.
        Капитан первого ранга командир отряда пароходофрегатов Григорий Иванович Бутаков был доброжелателен, но въедливости в нем ничуть не убавилось.
        - Ваш план, Владимир Николаевич, в деталях проработан. И все же… с чего вы решили, что сия броненосная эскадра к Севастополю направляется?
        - Никак иначе не выходит, Григорий Иванович. Более значимых целей на Черном море у нее быть не может. Судите сами. Даже «Херсонес» с его новыми движками уйдет от этих корыт без труда, с его-то семнадцатью узлами. О «Морском драконе» даже не упоминаю. Обстрел Феодосии или, скажем, Керчи, вполне возможен, признаю, но ведь в военном отношении он почти лишен смысла. О победе на суше в этих портах и речи быть не может без солидной подготовки и армейской поддержки. То же и в других местах. А вот прорыв в Камышовую или Стрелецкую бухту в условиях нечувствительности к нашему артиллерийскому огню - это да, возможное дело, и артиллерийская поддержка в атаках на укрепления, сами понимаете, осуществима.
        - Ну да, вы полагаете, что взятие Севастополя есть первейшая цель для наших недругов, - скепсис в голосе Бутакова был учтив, но очень заметен.
        - Виноват, Григорий Иванович, но, ей-же-ей, ничто иное в голову нейдет.
        - Возможно, вы правы, Владимир Николаевич, однако ж… если все же цель окажется другой, то… насколько вы готовы к бою и походу?
        Семаков постарался не показать обиду.
        - Полностью готовы, Григорий Иванович. Боеприпасами, право слово, весь трюм аж до люков забили. Мои все исповедовались и причастились. Могу то же сказать в части готовности «Херсонеса» и его команды.
        - Да, я Иван Григорьича знаю хорошо. Он умеет готовиться… Что, если в помощь придать еще два пароходофрегата? У «Крыма» и «Одессы» по десяти орудий на борту. Команды прямо рвутся в бой.
        - Все так, да скорость их одиннадцать узлов, а у моих… сами знаете. Хотя… на добивание поврежденных… если они готовы к бою и походу, то по сигналу пусть выходят вслед за нами.
        - Владимир Николаевич, не то имелось в виду. Я не ставлю под вопрос компетентность вашей разведки, но ведь люди есть люди, они могут добросовестно ошибаться…
        Семакову стоило некоторых усилий удержаться от улыбки при слове «люди».
        - …и я подумал, что эти два корабля могут быть полезны в качестве разведчиков. Уж на это их скорости достанет.
        Капитан второго ранга чуть подумал.
        - Я бы не возразил. Но, воля ваша, опасаюсь оставлять без надлежащего артиллерийского обеспечения Севастопольскую бухту. Если только союзники выведут корабли из Балаклавской бухты…
        Усы Бутакова приподняла ухмылка человека, понимающего положение дел.
        - А вот об этом можете не беспокоиться. Наши соглядатаи установили: на них недостаточно экипажа для полноценного боя. Все, что только можно, забрано в пользу армии. Так что разведка, а при случае и поддержка ваших кораблей.
        Семаков не стал излагать вслух весьма вескую причину отказаться от такой помощи. Он сильно опасался, что если те ввяжутся в бой, то придется их выручать, а не атаковать броненосцы, которые он полагал своей главной целью. Но Бутаков, похоже, понял невысказанное.
        Командир «Морского дракона» высказался с известной долей осторожности:
        - Пусть так, но командовать надо мне. Наши с Иван Григорьичем корабли - основная сила.
        - Отнюдь не возражаю. О, вот что хотел спросить. Возможна ль переделка еще одного пароходофрегата по образцу «Херсонеса»? Хотя бы добавить ходу?
        - Осмелюсь предположить, это лишь вопрос денег, а также времени, каковое уйдет на самое переделку, а также на обучение команд и господ офицеров в особенности. Но за оставшееся время вряд ли успеем. Судите сами…
        В очередной посылке через портал был несколько неожиданный предмет: очень небольшая деревянная коробочка, перевязанная бечевкой. Имя адресата было указано непосредственно на посылке - это был лейтенант Малах.
        В тот момент предметы из другого мира получал лично капитан второго ранга Семаков. Он решил, исходя из величины посылки, что в ней заключено нечто весьма ценное, ибо бумаги обычно пересылались стопкой; впрочем, иногда их помещали в кожаный футляр. И потому утром следующего дня Семаков постучал в дверь дома, где жили иноземцы.
        Поздоровавшись и вручив коробочку, моряк из деликатности сделал вид, что содержимое посылки его вовсе не интересует. Малах же развязал бечевку, достал из коробочки небольшой лист бумаги и быстро его прочитал.
        - А ведь это не только мне, Владимир Николаевич. Тут без помощи от вас и ваших людей мы не обойдемся.
        - Какой именно помощи? - светски улыбнулся гость.
        Вместо ответа адресат посылки достал остальное содержимое коробочки.
        - Это рубин, а это сапфир, - пояснил он хладнокровно. - Нас просят оценить их стоимость здесь. И, возможно, продать.
        Драгоценные камни выглядели чудовищно огромными, по непросвещенному мнению Семакова. Их стоимость он представлял очень приблизительно, но был твердо уверен, что тут разговор может идти о тысячах рублей, а то и о десятках тысяч.
        - Так вы хотите, чтобы я был посредником при продаже? Уверяю вас, идея не из лучших…
        - Не вполне так, Владимир Николаевич, - понимающе улыбнулся Малах. - Разговор о немедленной продаже не идет. Сначала нужно обговорить условия с покупателем. Кстати, не обязательно речь пойдет о продаже. Возможен обмен на алмаз, предпочтительно не прошедший огранку. Мы бы просили подключить к этому делу князя Мешкова. И с нашей стороны в переговорах будет принимать участие Тифор Ахмедович.
        Возражений не последовало.
        К этому моменту Семаков полностью обрел ясность мыслей и способность планировать.
        - Обязан известить вас, Малах Надирович, что и я, и Михаил Григорьевич своим временем не полностью распоряжаемся. Возможно, завтра мы будем заняты.
        Это было чем-то больше простого намека, но собеседник притворился непонимающим:
        - Ничего не значит, Владимир Николаевич. Если князь соизволит, то присоединится немедленно, и вы втроем с Тифор Ахмедовичем направитесь на… кхм… предварительные переговоры.
        - Тогда я напишу ему записку.
        Предчувствия иноземного лейтенанта полностью оправдались. Уже через двадцать минут Мешков прибыл. И российские моряки в сопровождении Тифора отправились в ювелирную лавку.
        Ювелир почтительно приветствовал столь знатных посетителей, внимательно выслушал суть коммерческого предложения и, разумеется, пожелал взглянуть на камни. Зрелище заставило его сильно перемениться в лице. Некоторое время глаза Моисея Соломоновича бегали от драгоценного содержимого коробочки к посетителям и обратно. Потом ювелир взял себя в руки и принялся изучать камни с помощью все той же лупы в потертой бронзовой оправе. Наконец он поднял голову.
        - Господа, я не смогу купить у вас сии камни, - последовало твердое заявление. - Они настолько дороги, что у меня не хватит денег. Более скажу: не уверен, что мне дадут кредит на нужную сумму. Осмелюсь предположить, что данная покупка по средствам лишь самым крупным торговым домам. Они смогут уплатить вам и двадцать тысяч за эти два камня. Конечно, моя оценка самая приблизительная. Да вот, например, в Киеве есть представительство дома Фаберже. Однако…
        Пауза. Посетители лавки сохраняли стоически невозмутимый вид. Однако почему-то рыжий Тифор Ахмедович кивнул.
        - …среди местных негоциантов ходят разговоры, что война скоро закончится. Из Крыма станет вполне возможно уехать без риска. И тогда вы, господа, сможете лично побывать в Киеве и… э-э-э… уладить дело. Со своей стороны, могу содействовать рекомендательным письмом.
        Штатский посетитель еще раз кивнул.
        Заговорил князь Мешков:
        - Мы понимаем твои затруднения, Моисей. Надеюсь, что через некоторое время мы вернемся к этому разговору.
        Посетители распрощались, забрали коробочку и вышли. Уже на улице Тифор индифферентно заметил:
        - Он не лгал.
        Приглашение на личную встречу, принесенное порученцем Сарата, несколько удивило доктора Бироса. Упущений он за собой не знал, производство и исследовательские работы шли по плану. А на совещаниях у высокопочтенного все новости можно было узнать и без особого разговора.
        Это недоумение так и не рассеялось вплоть до появления алхимика в кабинете у Сарата.
        Тот по всем правилам приветствовал коллегу, предложить быть «без лент» (что соответствовало русскому «без чинов»), после чего последовало несколько неожиданное:
        - Мне нужна ваша консультация, дорогой Бирос.
        Доктор вежливо поклонился в ответ на косвенную похвалу его знаниям.
        - Я хотел бы знать, какие из кристаллов вы НЕ в состоянии выращивать искусственно.
        Бирос чуть прикрыл глаза, потом открыл. Видимо, этих считанных секунд ему хватило, поскольку речь полилась безо всякой запинки:
        - Дорогой Сарат, вас интересуют ВСЕ кристаллы?
        - Вот именно. А также ваш анализ причин, почему их нельзя или невыгодно выращивать.
        - Вы тонко подметили очень важное обстоятельство, дорогой Сарат. Есть кристаллы, которые нет смысла выращивать по причине их крайне невысокой ценности и ничтожной востребованности. Ну… например, медная соль серной кислоты. Ее кристаллы необычайно легко вырастить из раствора, но, увы, по магоемкости и стойкости они не стоят затраченных усилий. Они только мне нужны, да и то в малых количествах.
        - Пожалуй, я облегчу вашу задачу. Можете не анализировать кристаллы, которые с очевидностью не имеют достойной магической ценности.
        - Благодарю. Итак: морион, он же черный кварц. Пока что у меня не получается подобрать режим кристаллизации, хотя это, без сомнения, возможно. Просто нужно сосредоточить больше усилий. Далее: топаз. Представьте себе - задача оказалась трудной.
        Особо почтенный явно увлекся темой. Сейчас он говорил как хороший лектор, каковым, собственно, и являлся.
        - Получить бесцветный топаз вполне возможно. Хочу сказать, его можно вырастить, и даже без особых трудов. Но вот цвет - это хорошая научная задача. Из цветного исходного материала ничего окрашенного не выходит! Проблема на уровне магистерской диссертации. Кое-какие намеки на эту тему я нашел в записках Професа. Здесь нужны эксперименты с теми рудами, которые он полагал крайне ядовитыми. По-моему, он вам их описывал: из тех, что могут заставлять светиться в темноте цинковую руду. Описание у меня есть, но их месторождения редки, к тому же концентрация их в породе весьма низка. Иначе говоря, добыча обойдется недешево. Впрочем, если понадобится, то наладка производства кристаллов топаза - лишь вопрос времени и денег. А вот самая неприступная задача.
        Пауза.
        - Алмаз, разумеется. Наверняка вы и сами догадались.
        Сарат кивнул.
        - С точки зрения химии - самый капризный материал. Нельзя сильно нагреть: начинает превращаться в обычный уголь, даже не успев расплавиться. Ни в чем не растворяется. Слыхал я от Харира: при нем Профес упомянул, что, мол, искусственное получение алмазов нам пока что не по силам. Делаю вывод: технология была ему известна, но Профес не счел нужным ее описать. Возможно, он сам не знал тонкости. Работы непочатый край. К тому же замена алмазным кристаллам, как понимаю, может быть найдена в виде фианитов; вы сами говорили, что их характеристики почти такие же…
        Старый ученый разгорячился прямо на глазах. Он начал бегать по кабинету и делать размашистые жесты руками. Хозяин же помещения, наоборот, сидел совершенно неподвижно, напоминая этим прилежного студента.
        - …ну, с этой задачей наши люди почти справились. Правда, я не знаю точно, насколько фианит хуже алмаза - если он и вправду хуже. Вы как универсал должны это понимать гораздо тоньше.
        Поклон. Ответный поклон.
        - Далее, гранаты всех видов.
        - А какие трудности с ними?
        Бирос слегка приосанился.
        - Весьма сложный алхимический состав. И его вариации дают радикальное изменения цветов и, соответственно, магических характеристик.
        - Кажется, понимаю. Проблема с воспроизводимостью специализации кристаллов?
        - Именно! Правда, потребность в гранатах вообще невелика, если исключить зеленые… как их…
        - Гроссуляры.
        - Они самые. И если говорить о магии жизни: изумруды. С ними оказалось все непросто. Проблема чисто экономическая, с вашего позволения. Стоимость производства может оказаться очень велика.
        Бирос добился цели. Сарат оказался совершенно сбит с толку, что и высказал вслух:
        - Изложите ваши соображения более подробно, дорогой Бирос. Сундук моего внимания столь же пуст, сколь и жаждет наполнения.
        - Бериллы, а точнее, их пыль и расплавы, оказались страшно ядовитыми. Мы попробовали работать с ними, и я ужаснулся счетам от мага жизни. Вы не поверите: к себестоимости одной плавки сразу добавляется двадцать золотых, не меньше. Работает ведь не один человек, как понимаете. Пока речь идет об опытном производстве, такое положение дел еще можно терпеть. Однако если поставить изготовление изумрудов (и других бериллов тоже) на поток, тогда нужны меры - ограничить доступ людей в мастерскую, устроить контроль температуры на расстоянии… Но пока что могу констатировать: искусственные изумруды размером вплоть до полудюйма в поперечнике обойдутся даже дороже тех, что из земли. Но и это не все…
        Внимательно выслушав доктора химии и алхимии, Сарат, конечно же, поблагодарил его в самых изысканных выражениях. Проводив гостя вплоть до дверей, кандидат в академики снова уселся в кресло и крепко задумался.
        Из лекции Бироса следовало, что если даже потребность в каких-то отдельных видах кристаллов не полностью удовлетворяется искусственными, то такое положение дел может быть исправлено в скором (по меркам магов) времени. Кроме алмазов, понятно, но тут нужны исследования: можно ли их заменить фианитами, а если да, то в какой степени. Все же права была Моана: это точно угроза стабильности общества. Значит, супругу нужно поскорее поставить в известность об этом. Что-то давно не было от нее писем…
        Капитан Семаков проявил наивысшую добросовестность. Он подкатился к командирам «Крыма» и «Одессы» (о своем решении Бутаков их уже известил), подробнейше расспросил о состоянии вверенных им кораблей и не поленился лично проверить все, что поддавалось проверке. Разумеется, предметы для придирок всегда могут найтись, было бы желание. Но капитан второго ранга не стал заострять на этом внимание, но предупредил, что по навигационным расчетам завтра к полудню им предстоит поход.
        Правда, в самом конце проверки прозвучало:
        - Имейте в виду, господа, не исключена возможность, что выйти придется и раньше. Впрочем, такое полагаю почти невероятным.
        Это было сказано самым небрежным тоном. Но командный состав обоих кораблей оказался опытным. Оба экипажа были на борту еще до заката.
        Осталось еще одно дело, которое Семаков полагал почти что формальностью. Требовалось получить последнюю разведсводку от Таррота. И «Морской дракон» отвалил от причала.
        Неожиданности начались с того, что в пещере дракона просто не было. Семаков сначала удивился, а потом подумал, что, возможно, крылатый разведчик просто задержался в поиске эскадры.
        Человек оказался прав. Дракон не нашел кораблей в том месте, которое предполагал Семаков. Но любой разведчик знает: если объект наблюдения не находится сразу, требуется приложить побольше усилий для поиска. Именно так крылатый и поступил.
        Ночь уходила, и Семаков решил наведаться к порталу. Причин для беспокойства не было, и все же вся команда за исключением начарта была на борту. Товара было совсем немного: личное письмо; имя адресата значилось на футляре. Письмо оказалось адресованным Мариэле. Разумеется, вскрывать и тем более читать его было бы совершенно невозможным для любого порядочного человека.
        Дракон прилетел как раз к тому моменту, когда Семаков уже спускался по лесенке в пещеру.
        Доставленные разведсведения привели моряка в ужас, хотя он постарался своих чувств не выдать. По всему выходило, что прав оказался осторожный Бутаков: эскадра шла вовсе не к Севастополю, а к крепости Кинбурн. Других целей вблизи не было. «Морской дракон» даже на полном ходу не успевал перехватить неприятеля в открытом море.
        Гром грянул. Пришлось креститься.
        Капитан второго ранга с неприличной поспешностью рванул на борт своего корабля. Вахтенный офицер (это был мичман Шёберг) сразу увидел, что стряслось нечто выходящее из ряда. Слова командира подтвердили догадку:
        - Вахту принял.
        - Вахту сдал.
        Семаков знал, что переговорное устройство не добивает из пещеры и потому приказал:
        - Иван Андреевич, выходите на поверхность, начинайте вызывать Руднева. Как установите связь, сразу же передайте мой приказ: как можно быстрее идти к Кинбурну, эскадра с броненосцами туда и направилась. И чтоб «Крым» и «Одесса» тоже шли туда же. Сошлетесь на меня. Постараюсь продержаться до прихода «Херсонеса». Еще к нему просьба: вызвать в порт лейтенанта Мешкова.
        Шёберг бегом поднялся по лесенке. Пробыв на поверхности от силы пару минут, мичман колобком скатился вниз а заскочил на палубу.
        «Морской дракон» на малом ходу и при содействии «Гладкой воды» вышел из пещеры. Было все еще темно. Семаков скосил глаза на темневший по правому борту берег и взял курс на вход в Севастопольскую бухту.
        Глава 29
        Командир пароходофрегата «Одесса» лейтенант Альбрандт имел причины для гордости за себя и свою команду: он вышел из Севастопольской бухты первым, опередив аж на целых четверть часа пароходофрегат «Крым» под командованием капитан-лейтенанта Усова. Задание у обоих капитанов было четким: разведка.
        Вышли, разумеется, на парусах, но уже через час давление пара поднялось до нормы. Огромные колеса завертелись. Гулко шлепая плицами, «Одесса» шла почти в фордевинд со скоростью девять узлов: бриз силой не более двух баллов мог наполнить паруса, но, конечно, не способствовал достижению полной скорости.
        Альбранд мимолетно оглянулся на корму. До «Крыма» было не более трех миль; он тоже дымил трубой, выжимая из машины все возможное.
        И тут в дело вмешался третий корабль.
        Не стоит сомневаться, что оба капитана славных пароходофрегатов в тот момент отчаянно завидовали. «Херсонес» явно шел полным ходом.
        - Бьюсь о заклад: выдает все семнадцать узлов, - сказал очень тихо старший помощник.
        - Не приму пари, не ждите, - отозвался командир.
        - Флажный сигнал, ваше благородие, - выкрикнул сигнальщик с грот-марса. - «Иду на Кинбурн, следуйте за мной».
        - Накрылась наша разведка, - пробурчал Альбрандт. Уточнять, чем именно накрылась разведка, он не стал, справедливо полагаясь на догадливость старпома. Вместо этого прозвучала команда:
        - Держать на вест!
        Через час «Херсонес» превратился в пятнышко на темном горизонте. А еще через полчаса его и след простыл.
        - «Морской дракон» за кормой! - заголосил сигнальщик еще через два часа. Ему не нужно было напрягать зрение: на фоне светлеющего неба корабль Семакова было легко разглядеть.
        Офицеры глянули и обменялись мнениями:
        - Да уж, его ни с чем не спутаешь. Эка летит над волнами!
        - Двадцать пять узлов, когда не больше.
        - Обгонит и «Херсонес», минут сорок ему на это.
        Надобно заметить, что Семаков оказался единственным из командиров, команда которого не была в полном сборе. Он, конечно же, сразу послал за лейтенантом Мешковым, а заодно изловил раннего посетителя причала и отрядил его в качестве гонца к Мариэле, вручив для передачи кожаный футляр. Шестилетний порученец получил за это неслыханно щедрое вознаграждение в размере пятака.
        Нетрудно догадаться, что «Морской дракон» вышел из всех четырех кораблей последним. Командир злился от этого на весь мир, но в первую очередь на себя самого.
        До Кинбурнской крепости было двести миль.
        Гонец проявил наивысшую добросовестность: заявился на дом к госпоже доктору, узнал, что она уже направилась в госпиталь, доскакал до главного входа. Там его остановили бдительные охранники, которым было заявлено, что, дескать, письмо надо доставить госпоже Марье Захаровне. Охранник вручил футляр лично, а Мариэла, в свою очередь, дала копейку для передачи гонцу.
        Читать с утра личное письмо, даже от наставницы, было, понятно, некогда. Футляр так и лежал на столе, дожидаясь адресата, вплоть до обеденного перерыва. Мариэла не боялась, что содержание станет известно недружественному глазу - главным образом, потому, что на тот момент единственным человеком в Севастополе, способным читать по-маэрски, был хорунжий Неболтай (своя команда, разумеется, в счет не шла). А уж он был настроен исключительно дружественно.
        Весьма почтенная прочитала письмо, нахмурилась, еще раз перечитала строки, написанные не особо аккуратным почерком наставницы. Письмо было личным, но затрагивало интересы всей группы и Тихона впридачу. Мариэла плотно сжала губы и в третий раз прочитала отдельные места. Ей стало ясно, что как раз Неболтай до поры не должен знать о содержании послания. И тонкая рука дослала письмо в футляр, убрала его в ящик стола и дважды повернула ключ в замке.
        - Михаил Григорьевич, собери команду на палубе и расскажи, куда идем и на что. Потом прикажи всем, кто не на вахте, отдыхать. Прислуге картечницы потом поставь задачу.
        - Слушаюсь.
        Прозвучало чрезмерно официально, но командиру было решительно некогда думать на эту тему.
        Команда выстроилась на палубе. Фрол пристроился к левому флангу: он был небольшого роста и строй не портил.
        - Вот что братцы: дело предстоит непростое. Мы идем на Кинбурн, а там нас ждет бой с эскадрой в пятнадцать вымпелов, в которой будет не менее трех пароходофрегатов и три броненосца. Они готовятся уничтожить Кинбурнскую крепость. Наша задача: этому помешать… Кроев!
        - Я!
        - Я вижу, ты хотел спросить. Задавай свой вопрос.
        - Ваше благородие, а что такое броненосец?
        - Винтовой пароход, закованный в броню. Парусов, может, вообще не несет. Обшит стальными листами с бортов по пяти дюймов… ну, вот такой толщины, - Мешков показал ладонями, - палубная броня потоньше. Вот такая.
        Кроев выразил опасливое и нецензурное мнение о подобной защите.
        - Да еще шестнадцать пятидесятифунтовых орудий, - продолжил Мешков, - и еще сколько-то поменьше. Но нам и тяжелых хватит. Вот почему задача такая: сейчас отдыхать, а в бою будем действовать наскоками, чтоб не попасть под ядра с бомбами и дать отдохнуть подносчикам. Наши гранаты могут задать жару, будьте благонадежны! Еще вопросы? Неболтай, Пятаков, Оглоблин - остаться, остальным р-р-разойтись!
        Казачок, в отличие от матросов, догадался, зачем он зван, но сохранил непроницаемую физиономию.
        - Приписной Неболтай, ваша первая задача: обучить заряжающих набивке лент пулями. Вторая: если придется бить по пароходу, то целиться по верхней части колеса. Там колеса сверху укрыты кожухом из тонкого железа, его ваши пули пробьют без труда. Разбить одно колесо - корабль, считай, вдвое потеряет в боевой силе. Если парусник… слушать команду, конечно, а без нее лучше бить по мостику. Оставь корабль без офицеров - сами понимаете, что будет. Но броненосцы не трогать, эти пули бортовую броню не возьмут.
        Князь нарочно обращался на «вы» из желания подчеркнуть авторитет.
        - Так точно, понятно! - от волнения Фрол ответил чуть невпопад, но Мешков сделал вид, что не заметил этого. - Разрешите предложить?
        Сказано было совершенно не по уставу, но начарт опять пропустил нарушение мимо ушей.
        - Предлагайте.
        - Пускай ребята набивают пули в трюме, а еще один человек передает готовые ленты на палубу через люк. Чтобы на всякий случай. Я-то лежу за скорострелкой…
        Не было сказано вслух, что лежа набивать ленту трудно, если вообще возможно, а сидящий подвергается намного большей опасности при обстреле.
        На губах у Мешкова мелькнула тень одобрительной улыбки, но казачок ее углядел.
        - Изрядно замечено, приписной. Так и сделаем. И последнее: как весь запас пуль расстреляете, немедленно в трюм, будете помогать подавать гранаты. Все ясно?
        - Так точно!!!
        На этот раз устав был соблюден.
        Хорунжий действовал расчетливо.
        Он, зная, что целых два корабля идут на опасное дело, предположил, что те вернутся с известным количеством раненых, то есть у Мариэлы прибавится работы. Но сейчас, в условиях затишья, на ней лежало только поддержание конструктов, и это не отнимало много времени и сил.
        Неболтай приоделся в самый лучший наряд, выстиранный и выглаженный. Блеск начищенных сапог прямо слепил, тем более, что летнее солнце светило по-летнему. По его мнению, задача была трудной, но выполнимой.
        Тактическое чутье и умение мгновенно принимать верное решение не подвели. Казак увидел, насколько сердечна была улыбка Мариэлы, когда та его заметила. Он не упустил сияющего взгляда серых глаз. И пластун решился сломать план разговора.
        - Машенька, милая, выходи за меня! Вот крест: я тебя так любить и нежить буду! А?
        Ответ был ожидаемым:
        - Тут думать надо. Хорошо думать…
        Но продолжение оказалось неожиданным:
        - …и думать будем вдвоем. Закрой дверь, коль не в труд.
        Молодая женщина заговорила настолько гладко, что Неболтай твердо уверился: она сама уже крепко обдумала предложение.
        - Загвоздка не в религии. Я с благочинным Александром говорила уже и креститься согласна…
        Казак не смог сдержать радостной улыбки.
        - …тут дело в другом. В моей профессии. Ты уж, наверное, сообразил: долго моя защита не продержится. Год, если повезет. И с момента, когда щит угаснет, я кончусь как доктор. Без магии моя ценность… сам знаешь, какова. Другими словами, мне надо перебираться обратно на Маэру. И я очень хотела, чтобы ты был со мной.
        Влюбленный с нежностью взял маленькую ручку милой в свою лапищу, но решил ничего не говорить.
        - В тебе и есть загвоздка. Даже не знаю: кем бы ты мог стать там, у меня на родине.
        Неболтай не выдержал:
        - А уже имею мысли. Твой командор говорил, что там имеются… ну, вроде наших пластунов. Я бы мог их обучать.
        - Кхм…
        - А еще ты сама ведь сказала, что у меня есть способности. Учиться надо будет, ну так упорной работой не напугаешь.
        - Все говоришь правильно, но… будет кое-что, не зависящее от нас. Ты ведь захочешь нашими детьми перед родителями похвастаться, верно? А возвращение - на время, понятно - не от нас будет зависеть.
        Казак подавился словами. С ответом он собрался не сразу.
        - Я бы похвалился и детьми, и женкой тож. А ты так уверена, что дети…
        - Тихон, милый, я маг жизни, забыл? Рожу двойню от тебя. Мальчика и девочку. Правда, с ними-то будет… не так просто.
        В тот момент слова явно были лишними. Но уши казак использовал вовсю.
        - Я получила письмо от наставницы, как раз вчера. Ну, ее мысли о лечении ранений и контузий - это сейчас не ко двору. Но вот что она еще написала. Обычно у магов не бывает детей-магов, это известно. Но наставница отыскала способ. Для этого и отец, и мать должны потерять магические способности и в этом состоянии зачать ребенка. Вот так наставница себе сделала двойнят. А потом, пожалуйста, восстанавливайся. Теперь понимаешь?
        Любой разведчик должен уметь думать быстро: это способствует не только успешной карьере, но и выживанию. Неболтай исключением не являлся.
        - Унтер-офицер Синяков?
        - Он самый. Тифор разработал способ переправки негатора на Маэру. Но даже если Синяков откажется…
        - Понял-понял. Машенька, так ты за меня выйдешь?
        - А ты сомневался?.. Э, нет, прямо сейчас мы делать детей не будем. Мне еще к этому унтеру зайти надо. А тебе задание: найти для нас двоих жилье. Деньги я дам… вот. О, сюда идут. Да оторвись же ты от меня!
        - Марьзахарна, тут матросика привезли, ногу он зашиб пушкою. Николай Иваныч просил поглядеть, кость не треснула ли.
        - Иду!
        Старший помощник на «Херсонесе» места себе не находил. Он, не решаясь ходить туда-сюда по мостику, топтался с ноги на ногу и время от времени яростно выговаривал судьбе:
        - Эх, если бы мачты не срезали, так в фордевинд могли бы узел-другой прибавить. Ведь отстаем же, и еще как!
        Командир являл собой полную противоположность нервному старпому: в его речах и движениях не ощущалось ни капли взволнованности. Скорее в них можно было усмотреть флегматичность.
        - Да, Степан Леонидович, могли выиграть. Но только на фордевинде, а при менее благоприятном курсе проиграли бы те же два узла. И если учесть, что в бою мачты, не тут будь сказано, сбивают, так и вообще. Прикажите всем, кроме вахтенных, отдыхать, время пока есть.
        Приказ есть приказ. Но разговоры в кубрике от этого не прекратились.
        - Вот, значит, братцы, прослышал я тут кой-что. Не с пустой головы трюма загрузили энтими гранатами. На драку с броненосцами идем, слышал?
        - Как нет, слышали все.
        - В броню, они, стал-быть, закованные, с паровой машиной, сами без мачт и парусов.
        - Да гранаты возьмут ли, ежели по железу бить? Оно ж не загорится.
        - Мыслю, что могут пробить.
        - Отчего так мыслишь?
        - А оттого, что командиром на «Морском драконе» кап-два Семаков. А евойные ребяты говаривали в кабаке, что он, мол, людей бережет весьма. Вот в скольких сражениях побывал энтот «Дракон» - так ни одного в парусину не закатали. Стал-быть, знает заране, чем энтих в железе пронять можно.
        - Вот же бывает!
        Паровые машины тех времен не отличались высочайшей надежностью. В частности, при переходе через Черное море потек перепускной клапан на пароходофрегате «Магеллан».
        В пакете, подлежащем вскрытию лично командующим эскадрой после выхода из Константинополя, значилось недвусмысленно: «Идти полным ходом на Кинбурн». В военно-морском флоте любой державы приказы принято выполнять. Матросы «Магеллана» были хорошо обучены, а офицеры не привыкли легко сдаваться перед трудностями. Буксир продолжал движение под парусами. Это, разумеется, снизило скорость: теперь у всей эскадры она составляла не более двух с половиной узлов.
        Судовые механики на французских кораблях были опыты и умелы, а машины, пусть даже не особо надежные, отличались отменной ремонтопригодностью. Правда, запасного клапана на эскадре не было, зато были все запчасти к нему. На восстановление полного хода понадобилось не более четырех часов работы.
        - Надо было бы коку запас кофия перед отходом подкинуть, - с сожалением произнес командир.
        - Так в какой спешке выходили, Владимир Николаевич. Даже когда бы и вспомнили - времени на то не было совсем. Вам надо бы отдохнуть перед делом. Ночь была беспокойная, а Иван Андреевич два часа отстоит ходовую. И я тоже выспался. В случае чего разбудим.
        Семаков для порядка поворчал, но отправился в свою каюту.
        Шёберг, заступив на вахту, повел себя вполне грамотно. Для начала он подозвал сигнальщика. Тот получил не вполне обычный приказ:
        - Вот что, братец, тебе не только за горизонтом следить. Также слушай внимательно. Коль услышишь канонаду, немедля дай мне знать. Приказ ясен?
        - Так точно, ваше благородие!
        - Исполняй. Через час тебя сменят.
        Матрос Мягонький отнюдь не был дураком. Он сделал свои выводы. Свои корабли остались далеко за кормой. Значит, любой встреченный - чужой. «Морской дракон» идет в виду берега. И коль скоро целей на море у неприятели не будет, то канонада может быть лишь по причине бомбардировки прибрежных укреплений. И узнал об этом командир в самый последний момент, оттого и спешка с выходом в море. Интересно, на что нацелилась вражья эскадра? Не на Севастополь, понятно. Что-то на весте… Одесса? Николаев? Херсон?
        Сам же мичман взял в руки пластинку с синим кристаллом, ткнул на левую букву и мельком глянул на сигнальный огонек. Нет, вблизи никого не было. Пока не было. Но через час команду разбудить и разрешить обед. А еще через час - всем переодеться в чистое.
        В этот день генерала Васильчикова снова вызвали на переговоры. На этот раз участвовали как английские, так и французские представители. Дипломатические усилия союзников получили еще одну причину в виде утопленного английского фрегата. В ту ночь на всех кораблях выставили усиленную ночную вахту сигнальщиков. Как и в прошлые разы, доклад был примерно тот же: «оно со свистом прилетело и ударило». Разница состояла лишь в том, что доложился не малограмотный матрос Аткинс, а зоркие и внимательные наблюдатели, в том числе один уоррент-офицер. Вахтенный офицер попытался отыскать в трюме следы снаряда, произведшего столь ужасные разрушения, но вода прибывала очень уж быстро, а на мелкие ледяные осколки, случайно попавшие на стрингера, никто внимания не обратил. Приказ трюмным был: попытаться отыскать железное ядро, потому что больше подобный снаряд было не из чего делать.
        Французский представитель первым взял слово. Адмирал Брюа был учтив и глубоко дипломатичен.
        - Дорогой князь, мы полностью разделяем ваше мнение о неприкосновенности некомбатантов и, в частности, медицинского персонала. И со своей стороны обещаем, что в дальнейшем инцидентов, подобных недавнему, когда пострадала женщина, оказывавшая помощь раненому, более не произойдет.
        - Руководство как Королевского флота, так и британской армии придерживается точно такой же точки зрения, - поддержал адмирал Лайонс.
        - Я очень рад, господа, что вы собираетесь проявлять впредь благородство по отношению к некомбатантам. Со своей стороны могу уверить, что и Российский императорский флот, а также армейское руководство согласны с вашим мнением. Но я хотел бы заметить, что предпочитаю словам документы.
        - Мы это предвидели, князь, и захватили с собой проекты соответствующих соглашений на французском и английском языках. Соблаговолите ознакомиться и парафировать.
        - Однако эти два соглашения будут недействительны без моей подписи. А она не появится, пока не будет предоставлен аутентичный документ на языке третьей стороны. Российской империи.
        Представители союзников коротко переглянулись.
        Слово взял адмирал Лайонс.
        - Мы согласны на это условие, но, в свою очередь, хотели бы пожелать, чтобы наши корабли впредь не подвергались атакам на стоянке. По сведениям, эти атаки предпринимаются в качестве мести за пострадавшую женщину-врача, работающую в российском госпитале. Насколько нам известно, она вполне оправилась от ранения. Следовательно…
        Последовала красноречивое обоснование отказа от ужасающих и, несомненно, варварских атак.
        Васильчиков слушал тираду с терпением рыбака, ожидающего поклевки особо крупной рыбы.
        - Напоминаю вам, адмирал, что господин, топящий ваши корабли, а также корабли ваших французских союзников, не является подданным его императорского величества Николая Павловича. В моих силах лишь передать ему вашу просьбу. Правда, я уверен, что возможности этого мстительного господина ограничены и что в Тулоне и на Мальте ваши корабли будут в совершенной безопасности.
        После этого осталось лишь согласовать русский текст и раскланяться.
        Сразу же по возвращении к своим адмирал Лайонс издал приказ: готовиться к эвакуации английского экспедиционного корпуса из Крыма независимо от результатов любых действий союзников, в частности, нападения на Кинбурнскую крепость. Эта война стала обходиться слишком дорого.
        Адмирал Брюа, наоборот, решил не торопиться с решениями, а подождать результатов действий бронированных плавучих батарей.
        Мальчишка был тот же самый. Корзинка была та же самая. И все же охранник твердо заявил:
        - Стой здесь, я доложу.
        Он не успел этого сделать. Появился адмирал Нахимов, которому разрешили гулять, но никак не далее ворот (Мариэла опасалась, что выздоравливающий адмирал может наткнуться на негатора).
        Костя отреагировал должным образом: взял корзинку на сгиб левой руки, а правой отдал честь. По счастью, на нем был сильно поношенный картуз.
        - Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!
        - Ишь ты, - одобрительно улыбнулся адмирал, - маленький, а уставы знаешь.
        - Так точно, знаю, ваше высокопревосходительство!
        - Родственника, что ль, навещаешь?
        Адмирал подбородком указал на тару.
        - Никак нет, ваше высокопревосходительство, тут подарок для Марьи Захаровны.
        Нахимов даже не успел удивиться. Подошла сама госпожа доктор.
        - Здравствуй, Костя.
        - Здрасть, Марьзахарна. Принес, как обещал. Вам понравится.
        Нахимов был заинтригован, хотя старался этого не показать.
        Полотно было приподнято.
        - До чего хорош! - чистосердечно восхитилась Мариэла. Зверек был темно-дымчатой масти, лишь на хвосте были едва заметны полоски. Красавец даже по местным меркам.
        - Выходит, вы знаете молодого человека?
        Вопрос был, конечно, риторическим.
        - Ну конечно, Павел Степанович. Я Костю лечила от ранения картечью. В него англичанин стрелял. Да мы все его знаем. Тифор купил у него другого котенка. А еще один господин из наших, - проследовал многозначительный взгляд, - учил Константина считать.
        - И выучил? - Нахимов недоверчиво прищурился.
        - Так точно!
        - Так и быть, разрешаю без чинов. Зови меня по имени-отчеству. Таблицу умножения знаешь?
        - А как же!
        - Что ж, проверим…
        Проверка показала, что малец ничуть не преувеличил. И тут Костя сделал удачный ход:
        - Таблица умножения - это что! Меня научили умножать двузначные числа. И делить тоже могу - и все без бумаги. Уж больно она дорогая, - в голосе у мелкого появились извиняющиеся нотки.
        Нахимов вошел в азарт:
        - А если и это проверю?
        - Так запросто, Павел Степанович!
        И на этот раз оказалось, что юный знаток арифметики не врал.
        Адмирал пришел в восторг:
        - Да ты, Константин, чуть ли не быстрее счет ведешь, чем я на бумаге. Вот уж отменный учитель тебе повстречался!
        - Вы ошибаетесь, Павел Степанович, это ученик со способностями, - вмешалась Мариэла.
        - Вот оно что… Тогда учиться тебе дальше надо.
        В первый раз за весь разговор мальчишка явно смутился.
        - Так ведь… того… самое это… на учебу денежки надобны… как отец не вернулся с моря, так оно и…
        - Не верю, чтоб ничего нельзя было сделать! Не верю-с! - припечатал Нахимов. - Я переговорю тут кое с кем.
        Судьба Константина Киприанова начала изменяться, хотя сам он об этом не подозревал.
        - Вот твое вознаграждение, - и с этими словами Мариэла достала два серебряных полтинника. - Не могу же я назначить цену меньшую, чем у Тифора. Но за эти деньги стребую одну услугу.
        - Какую?
        - Недосуг мне идти с котенком домой. Отнесешь его к нам и сдашь капитану Риммеру - он должен быть дома.
        - Не имейте сомнений, Марьзахарна, все сделаю.
        Мариэла укрыла полотном мирно спящего зверенка и добавила:
        - Я его назову Кир.
        - Хорошее имя, - солидно одобрил Костя.
        Глава 30
        «Морской дракон» уже повернул на норд-вест. До Кинбурнской косы осталось не более пятидесяти миль, а канонада все еще не слышалась, и серебряная пластинка с синим кристаллом ничего не показывала.
        Первому и второму помощнику очень хотелось задать один и тот же риторический вопрос: «Неужто упустили?», но оба превосходно понимали, что как раз это спрашивать нельзя. Командир стоял в рубке рядом с вахтенным офицером и был мрачен, как шквальный горизонт. Матросы, правда, знали, что Зубастый никогда не наказывает без дела, и все же старались сделаться как можно менее заметными на палубе и всеми силами пытались найти работу в трюме.
        Прошло еще три четверти часа.
        - Есть сигнал, Владимир Николаевич.
        Лейтенант Мешков, который в тот момент стоял за штурвалом, сделал все возможное, чтобы голос его звучал бесстрастно, и ему это удалось.
        - К бою-у-у-у!!!
        Матросы делали ставшей уже привычной работу по приготовлению «Морского дракона» к бою. Пожалуй, только для Неболтая-младшего это зрелище было в новинку, но у него самого нашлось важные дела.
        Картечник в очередной раз проверил состояние вверенного ему оружия. Разумеется, все детали были смазаны. Разумеется, затвор скользил настолько легко, насколько это возможно. Разумеется, лента уже была заправлена. Пальцы молодого казака бережно пробежались по нагретой солнцем стали. Все в порядке? Нет, не все.
        Фрол со всей аккуратностью расправил парусину, на которой ему предстояло лежать, придирчиво осмотрел собственную работу и слегка выпрямил несуществующие складки. Даже строгий дядька Тихон не нашел бы к чему придраться.
        Но почему-то командир продолжал хмуриться. Ему не давала покоя мысль: где он промахнулся в расчетах? Почему неприятельская эскадра так опоздала?
        Всех офицеров «Морского дракона» подвел малый опыт службы на паровых кораблях. Умозрительно все они знали, что у машин бывают отказы, но допустить мысль, что такое могло случиться с буксирами у противника - вот этого не случилось. Движки самого «Морского дракона» только раз отказали, да и то частично, к тому ж попадание ядром было причиной. Вот почему сигнальщик напрасно напрягал уши: эскадра еще не подошла к Кинбурнской крепости, хотя ее защитники, конечно же, заметили на горизонте мачты и готовились к тяжелому бою.
        - Дымы на горизонте к норд-весту!
        На этот раз хваленая северная выдержка изменила мичману Шёбергу.
        - Они, Владимир Николаевич, больше некому. Готов поклясться хоть…
        - Не трудитесь, Иван Андреевич, и так поверю.
        На скорости тридцать восемь узлов вcтречный воздух с большой силой бил в лицо находившимся на палубе, свистел в щели броневых заслонок, и врывался через открытую дверь в рубку, но люди, похоже, этого не замечали.
        - Пятнадцать вымпелов, ваше благородие! - протяжно выкрикнул Мягонький.
        - Точно, они.
        - Сейчас начнется, - голос командира был абсолютно спокоен, - вот вам план действий, господа. Мы не сможем пробиться к броненосцам. Корабли прикрытия этого не дадут. Через четверть часа, самое большее, нас заметят и начнут перестроение. Нам не удастся пройти вдоль фронта. Если у неприятеля командуют не дураки, то откроют заградительную пальбу ядрами, это самое меньшее, а скорее постараются охватить нас с флангов. «Дракон» проскользнул бы, конечно, но опасаюсь повреждений и потерь в людях. Поэтому будем выбивать их по одному в надежде, что через… сколько-то времени подойдет «Херсонес».
        Каждый из офицеров уже прикинул, что раньше, чем через четыре часа Руднев на выручку не придет - и каждый старательно притворился, что не придал значения неопределенности в оценке, допущенной командиром.
        - А пока сбросим скорость. Начинаем с правого фланга, господа. Цель: выведение из строя, на добивание не отвлекаться. Щиты задействованы? Проверьте таковые у комендоров и подносчиков.
        Мешков и Шёберг пробежались по палубе: один к носовому гранатомету, другой к кормовому, удостоверились, что на каждой серебряной пластине тускло светится огонек.
        - Дымы из труб на тех, которые в броне! - подал голос сигнальщик.
        - Может быть, нас пока не заметили? Раскочегарить топки им по любому надо, иначе маневра не будет.
        - Буксирные пароходофрегаты поворачивают на зюйд… нет, на зюйд-ост. Похоже, что все же заметили. И парусники тоже.
        - В бейдевинд им трудненько будет держать строй фронта.
        - Все верно, Михаил Григорьевич, но рассчитывать на их ошибки в маневрировании не имею права-с.
        С каждой минутой картина построения вражеской эскадры становилась все более очевидной. Броненосцы очень неторопливо выходили на позиции для обстрела. Все прочие корабли не без греха выстраивались фронтом. На левый фланг поспешал «Магеллан», центр занял «Дарьен», а на правый выходил «Ль'Альбатрос».
        - Михаил Григорьевич, когда выйдем на дистанцию, прикажите картечнику бить правофланговому по тому колесу, что слева. Если повезет разбить, то неприятеля сразу поведет влево, а нам того и надо. У них строй и так… не особо ровный. А уж если совсем счастье привалит, то и столкновение получится.
        - Слушаюсь. Предлагаю с двадцати пяти кабельтовых начать пальбу гранатометами.
        Командир сильно замедлился с ответом, но все же процедил:
        - Нет, Михаил Григорьевич, из двух гранатометов не стоит. Хочу приберечь большие гранаты для броненосцев. Хотя, конечно, носовой пусть будет в готовности.
        Плавучие батареи ужасающе медленно ворочали, становясь правым бортом к берегу.
        - Они еще с полчаса будут становиться на позицию, - со спокойной уверенностью заметил второй помощник.
        - К тому времени мы уже вступим в дело.
        Эта реплика командира, как выяснилось тут же, совершенно не соответствовала действительности. Первым вступил в дело пароходофрегат «Магеллан». Он довольно резво развернулся левым бортом к «Морскому дракону». Пыхнули дымы. Через секунд десять донесся гул залпа. Из дымов полетели ядра, не долетели и заскакали мячиками по воде.
        - Недолет пять, поторопился француз.
        - Его оставить до времени, все равно ему понадобится сколько-то минут на восстановление строя. Держимся первоначального плана. Дистанция до правофлангового?
        Вопрос был почти риторическим: командир и сам мог прикинуть расстояние.
        - Двадцать пять кабельтовых, не меньше. Разрешите попытаться достать.
        - Действуйте.
        - Слушаюсь. Кормовой гранатомет! Пять гранат, целиться между бушпритом и фок-мачтой!
        Гигантские пенные столбы встали близ носа пароходофрегата. Один… второй… третий…
        - Недолеты, Патрушев!
        Четвертая граната лопнула огненным шаром над бушпритом. Пятая - еще дальше.
        - Даю поворот!!!
        Вся палубная команда «Морского дракона» дисциплинированно ухватилась за концы. Офицеры последовали примеру, только держались они кто за штурвал, кто за приборный щиток.
        Сразу по завершении поворота командир дал «полный вперед», уходя от опасности.
        Французский пароходофрегат не проявил склонности к пацифизму. Погонные орудия ответили немедленно. Как только корабль довернул на угол, позволяющий работать бортовым орудиям, те присоединились к ответу. И на этот раз недолет оказался примерно пять кабельтовых.
        - Зарядить кормовой! - заорал в открытую дверь Мешков, попутно откладывая в память, что по возвращении в Севастополь надо заказать что-то вроде переговорных трубок.
        Команда оказалась лишней: заряжающий уже перекидал чугунные гранаты в лоток.
        - Мягонький, какие повреждения видишь?
        - Фор-стеньга сбита, ваш-бродь, пожар вроде как небольшой.
        - Поворот!
        И «Морской дракон» рванулся в следующую атаку. Но на этот раз Семаков нацелил нос на центр.
        Он рассчитал правильно. Правый и левый фланги стали загибаться, стремясь охватить дерзкого и поставить в два огня. Но резвый русский кораблик неожиданно рванул и снова выскочил на правый фланг, на этот раз ближе. И залп со всех сторон пропал зря.
        - По колесу бей, Неболтай! - загремел начарт.
        Фрол отреагировал мгновенно. По всему видать, он уже взял на прицел то самое колесо, поскольку не потратил ни мгновения на доворот ствола.
        Тяжелая картечница разразилась звонким дадаканием. С расстояния чуть ли не милю, разумеется, никто не мог разглядеть, насколько повреждено колесо - тем более, попадания, если они и были, скрывал железный кожух. Но вот неожиданный маневр заметили все.
        «Ль'Альбатрос» дернулся носом влево, приостановился, еще раз дернулся…
        - По мостику бей, по мостику!!! - заревел начарт. Он едва ли не первым сообразил, что одно колесо работает почти вхолостую. Не иначе, тяжелые пули разнесли часть плиц, а то и повредили спицу. Длинная очередь, немедленно хлестнувшая по мостику, видимо, разбила штурвал, поскольку теряющий управление пароходофрегат понесло прямо на соседний парусник.
        Отдать должное быстроте реакции командира парусного корабля: он вовремя заметил опасность и положил руль на ветер. Поворот оверштаг[22 - поворот парусника, при котором нос проходит через положение, точно ориентированное против ветра.] подействовал на тяжелый фрегат, как удар по тормозам. Столкновения удалось избежать, но «Ль'Альбатрос» тоже выкатился из строя. При таких маневрах артиллерия, конечно, не могла вести прицельный огонь, хотя комендоры добросовестно пальнули.
        Рука молодого Неболтая чуть не швырнула пустую ленту в сторону люка. Заряжающий ловко ее подхватил.
        - Набивай, набивай! Полную давай!
        К картечнице подбежал заряжающий Пятаков, держа ленту в двух руках, видимо, из опасения ее уронить. Никто не посмел бы сказать, что картечник медленно перезаряжал свое грозное оружие, но к моменту, когда он изготовился к стрельбе, было поздно: «Морской дракон» почти развернулся.
        - Михал Григорьич, кормовым вдоль палубы!
        Командир опередил своей командой собственного начарта на считанные мгновения. А Патрушев, похоже, только ее и ждал.
        Первая граната грохнула солнечным шаром между бушпритом и фок-мачтой, которая на этот раз она удержалась. Однако второй взрыв ее прикончил. После шестого взрыва оказалось, что пароходофрегат полностью небоеспособен: не уцелела ни одна мачта, дымовая труба улетела за борт, а на палубе разгорался пожар. К тому же одно колесо дышало на ладан. Хуже всего было то, что единственным оставшимся на ногах офицером оказался третий помощник - капитан был убит наповал, а первый и второй помощники попали в лазарет с тяжелейшими ранениями. Несмотря на куда более скромный опыт, чем у старших в должности, третий помощник понял, что сейчас не до участия в бое. Надо спасать корабль.
        А русский наглец показал корму и пустился наутек. Само собой, крики «Ура!» до союзной эскадры не донеслись.
        - До сего момента нам везло, - отрывисто молвил командир, чуть-чуть подрабатывая штурвалом, - но сейчас они, если не дураки, встанут в линию. И подойти будет труднее.
        На этот раз предвидение сработало точно. Прикрытие броненосцев выстраивало линию, становясь бортами к противнику и готовясь открыть заградительный огонь. Исключение составил лишь «Ль'Альбатрос», спрятавшийся за товарищами.
        - Интересно, сколько ему понадобится времени на починку колеса? - вслух поинтересовался старший помощник.
        Вопрос не был праздным. Однако ни у одного офицера «Морского дракона», включая командира, не было реального опыта ремонта гребных колес.
        Семаков попытался представить себе объем работ. Установка временных мачт и восстановление такелажа заняли бы часов шесть, самое меньшее, и это если не учитывать все еще не потушенного пожара. Нет, до темноты восстановить боеспособность пароходофрегата - это из книжек со сказками.
        Однако обсуждать эту интересную тему было некогда. Командир закрутил штурвал. «Морской дракон» пошел в очередную атаку - и опять по новому плану.
        Корабль, повинуясь резким поворотам штурвала, вилял, как заяц, улепетывающий от выстрелов горе-охотников. Первый залп орудий противника прошел в стороне на расстоянии чуть ли не три кабельтовых.
        - Как начну уходить - бить по левофланговому, - отрывисто выплюнул Семаков. Его глаза стали очень похожи не смотровые щели рубки.
        - Кормовой, товсь! Цель - пароходофрегат с левого фланга.
        Но эскадра не была намерена спокойно ждать расстрела. Грянул еще один залп.
        Корпус «Морского дракона» отчетливо вздрогнул.
        - Попали, рассукины дети!
        - Вандреич, осмотреться в трюме, доложить о потерях и повреждениях!
        Старший помощник знал, к кому обратиться: об этом должен был докладывать Зябков, но сейчас он и его товарищи-трюмные, а также боцман могут быть крепко заняты заделкой пробоины.
        По непонятной причине Шёберг довольно долго не появлялся с докладом. Но вот его голова вынырнула из люка.
        - Потерь не имеем. Сквозная дыра в обшивке близ форштевня выше ватерлинии, да с другой стороны промяло наружу, но не насквозь. Течь имеется, когда идем на полном ходу, волна от форштевня заливает. Помпы включены, справляются. С починкой плохо: узкое место, там и с кувалдой не размахнешься, и подпоры плохо держатся. Пытаемся.
        Мичман только-только закончил доклад, когда из-за штурвала донеслось: «Поворот!», Патрушев получил команду на обстрел.
        На этот раз первая граната взорвалась чуть выше грот-мачты и примерно посередине между ней и кормовым срезом, вторая, как показалось наблюдателям, рванула рядом со стеньгой (та, понятное дело, улетела), третья начисто срезала трубу, а заодно и сломала грот-мачту (точнее, то, что от нее осталось). С четвертой вышло не столь удачно: взрыв вздыбил воду, но, видимо, колесу тоже попало, поскольку корабль тут же начал вываливаться из строя. Пятая граната легла почти точно под форштевень, «Магеллан» дернул носом вверх-вниз, но направление вниз оказалось куда лучше обозначенным. Правда, пароходофрегат все же успел повернуть, но начарт успел заметить дифферент на нос.
        - Дыра у него в районе форштевня, течь сильная!
        - До мелей дотянет, если офицеры толковые, а матросы расторопные.
        Неболтай-младший на этот раз не пригодился: для картечницы дистанция была великовата.
        «Морской дракон» снова уходил в открытое море после очередного наскока. Пока командир думал, что делать с пробоиной, из люка высунулся унтер-офицер Зябков.
        - Ваше благородие, разрешите доложить?
        - Докладывай, братец.
        - Так что пробоина ну в очень неудобном месте, изнутри и не подберешься. А вот снаружи я бы попробовал, в беседке[23 - незатягивающаяся петля на лине, использовалась раньше в качестве сидения для матроса, производящего работы снаружи корпуса (например, покраску)]…
        - Запрещаю на ходу что-либо делать!
        - Так отойти подальше и лечь в дрейф, я бы в лучшем виде пробоину заварил, и железо подходящее имеется.
        - Сколько ж тебе на то времени надобно?
        - В полчаса должен справиться.
        Семаков чуть поразмыслил. Идти в очередной налет с пробоиной ему очень не нравилось. Конечно, помпы справляются, но что, если еще одна дырка случится?
        - Боцман!
        - Я!
        - Вот что, братец, тут младший унтер предлагает заварить железо обшивки снаружи. Возможное ли дело?
        - Так точно, ваш-бродь, однако помощник тут бы к месту пришелся.
        - Хорошо. Зябков, готовь все материалы, а ты, Кроев, будь наготове с двумя беседками. Кого в помощь?
        - Шумило, у него и силы в достаче, и руки длинные.
        - Будь по-вашему. Через полчаса ляжем в дрейф, тогда начинайте. Только чтоб оба были в рукавицах, да очки темные не забудьте. И еще: главное для нас, чтоб заплатка держалась. Если даже малая течь и будет - потерпим; в порту починочные работы будут уже по всем правилам.
        Зябков довольно точно оценил длительность ремонта. Конечно, никто (он сам в том числе) не поручился бы за отсутствие течи, да и внешний вид железного некрашеного квадрата посреди обшивки не радовал глаз, но наводить красоту времени решительно не было.
        Трюмные втихомолку радовались возможности передохнуть, а еще того более: хоть сколько-то быть не под угрозой. Они обменивались впечатлениями:
        - Это ж скольких мы утихомирили?
        - Да сам сочти: вот тот правый колесный, это раз, не утоплен, но без колеса и без мачт.
        - А еще тот, что слева был. Вот он непременно потопнет, коль на мель не выбросится. Ему фитиля под форштевень положили.
        - Аль мне кажется? Течет, похоже, заплатка.
        - Да брось ты! Это обшивка мокрая, высохнуть не успела, стал-быть.
        - Опять поворот. Похоже, еще в одну атаку идем.
        - А ну, изготовиться на подачу! Веселей, веселей, ребята!
        Российский корабль шел в атаку на эскадру, делая двадцать узлов. К этому моменту «Магеллан» уже сидел на мели, а его команда трудилась над заделыванием пробоины. Командир пароходофрегата, конечно, не рассчитывал, что сможет продолжать бой. Цель была другой: любыми средствами дотянуть корабль до Варны.
        Семаков решил опробовать новую тактику: с самой дальней дистанции попытаться нанести повреждения неприятельским кораблям, практически не опасаясь ответных ядер.
        - Михаил Григорьевич, сейчас я проведу «Дракона», бей по очереди всех. Попадем сколько-то раз - и ладно. Не верю, чтоб Патрушев смазал все гранаты до единой.
        - Слушаюсь. Кормовой, по приказу пали. Бей по всем подряд. Главное, чтоб хоть кого-то зацепило. Пожары - это то, что нам сейчас надо. Задача ясна?
        - Так точно!
        - А вот… - «Морской дракон» стал набирать скорость, - давай!!
        Сам же начарт пристально вглядывался, отмечая результаты пальбы и вслух проговаривая нечто не вполне связное:
        - Так… воду пока что баламутим… твою ж поперек, опять мимо… нет, этот так и не получит повреждений… о, есть одна!.. и еще… горит же! Эх, перелет…
        Патрушев превзошел сам себя. В среднем на один вражеский корабль он выпустил по одиннадцати гранат. Нельзя сказать, что результатов совсем не было. Два серьезных пожара, в результате которых тяжелый трехпалубный «Дюгесклен» и двухпалубный «Инфлексибль» временно утратили боеспособность. На самом деле был и третий пожар на корабле, название которого прочитать пока не удалось. Хотя паруса на нем были убраны, он явно сохранил маневренность. Только тогда Семаков догадался, что дым из трубы мешается с дымом от пожаров, а колеса на этом корабле не видны лишь потому, что он винтовой.
        Но ни один из противников не пошел на дно.
        Начарт добросовестно доложил результаты боестолкновения, добавив от себя:
        - Владимир Николаевич, тот, что второй слева, судя по его хорошему внешнему виду, недавней постройки и может быть вооружен орудиями Пексана. Нам от него подарков получать не надо бы. Неровен час, бомба пробьет обшивку… потери среди подносчиков обязательно будут. Шёберг доложил, что люди и без того работают с большим напряжением сил. И это сейчас, когда бьем лишь из малого гранатомета.
        - Станет полегче, когда подойдет «Херсонес». По моему расчету, должен прибыть через два часа, - отвечал командир, крутя штурвал одной рукой. Другая была занята рычагами секторов газа. - Хотя, сами знаете, всяко бывает. Только бы крепость сдюжила.
        Кинбурнская крепость огрызалась.
        Нельзя сказать, что сухопутные артиллеристы были плохи. Скорее наоборот: вот уже с десяток ядер ударили в борта броненосцев. Поначалу каждое попадание встречалось бурными криками «Ура!», но радостное настроение держалось недолго. Все видели, что точно нацеленные ядра отскакивают от стальной брони.
        Впрочем, русских солдат и офицеров радовали успехи «Морского дракона». Пожары на кораблях прикрытия трудно было не заметить, а уж два выведенных из строя пароходофрегата наводили нешуточную надежду.
        - Лихой народ эти моряки. Ведь в одиночку полезли на двенадцать.
        - Да подавай же картуз! Это… их… было… двенадцать… а щас… сам сочти…
        Заряжающий, тяжело дыша, привычными движениями пихал картуз в дуло.
        - Ничего, братцы, им бы только с теми, кто подальше, справиться, а уж там они дадут жару этим бронированным. Вона как ихние бомбы рвутся - отсюда слыхать.
        Семаков менял тактику, не давая противнику привыкнуть к ней.
        - Миша, видишь парусник с левого фланга? Он линейный, но с маневренностью у него будет плохенько. Мы сейчас снова пройдемся вдоль линии, на пределе дистанции, потом, как тот разрядит орудия, шмыгнем поближе, а уж тогда пусть кормовой не зевает, да и картечницей пройтись можно.
        - Сделаем, - лаконично отвечал начарт. И тут же стал давать распоряжения Фролу.
        Французы не дремали. Видимо, в командовании эскадры нашелся соображающий офицер. Когда «Морской дракон» на самом полном ходу понесся мимо вражеской линии, орудия на кораблях противника перестали бить залпами. Это было вопреки всем тактическим образцам. Замысел основывался на чистой математике. Сколь ни вертким был русский кораблик, у него стало куда меньше возможностей для того, чтобы воспользоваться тем промежутком времени, который требовался для перезарядки. И тогда на стороне французов будут законы статистики. Из нескольких сотен ядер сколько-то должны были попасть в цель.
        Первый звоночек прозвучал, когда ядро почти долетело до кормы и вспенило воду столбом недолетом в восемь сажен. Но Мешков даже не обратил внимания; вполне вероятно, он даже этого не заметил, поскольку стоял впереди рубки.
        - Картечница! Бить по второму слева, как подойдем. Цель: сначала мостик, далее по пушечным портам! А потом по левому!
        Второй слева (тот самый, на котором был небольшой пожар) медленно повернулся бортом; теперь можно было прочитать его название: «Аустерлиц».
        Фрол Неболтай исполнил команду до точки. Мостику и тем, кто на нем стоял, крепко досталось, потом грохочущая картечница стала вести дулом, вычерчивая ровную строчку по линии пушечных портов. Даже издали можно было увидеть летящие щепки. Подносчик Пятаков, надо заметить, был уже наготове с набитой лентой. Картечник не потратил на замену и семи секунд.
        Тактическая новинка подействовала: с борта «Аустерлица» ударило едва ли с три выстрела, да и те оказались скверно нацеленными. Зато не оплошал левофланговый (это был «Байяр»).
        Удар в металл показался Семакову каким-то необычно протяжным. Третий помощник высунулся довольно скоро и бодро доложил:
        - Потерь убитыми не имеем. Пробита насквозь обшивка между четвертым и пятым шпангоутом, примерно полсажени над ватерлинией, потом ядро ударилось во внутреннюю переборку, помяло ее изрядно, но не пробило. Обшивку Зябков берется заварить изнутри, - в этот момент из трюма стали доноситься звонкие и равномерные удары кувалдой, - Также повреждены этажерки с гранатами. Содержимое двух полок раскатилось по всему трюму, сейчас собирают. Матроса Парамонова отнесли в лазарет, его по ноге сильно гранатой ударило.
        Командир явно успокоился.
        - Спасибо, Иван Андреевич, делайте дело. Боцман, доложить о расходе боеприпасов!
        Это был тот нечастый случай, когда боцман ответил не сходу.
        - Пуль для картечницы осталось сто восемьдесят одна,
        не считая тех, которые уже в ленте. Малых гранат: пятьсот пятьдесят на полках, что уцелели, да сверх того ищут, которые раскатившись.
        Удары в трюме стихли. Зябков уже прихватил железную заплатку в четырех углах, и теперь приваривал все кромки.
        - Подмога идет!
        Командир с неприкрытой радостью продемонстрировал пластинку с синим кристаллом. Огонек чуть заметно светился.
        Старший помощник также обрадовался, но все же критически заметил:
        - По такому волнению - дистанция миль двадцать. Им еще более часа идти, ручаюсь.
        - Все равно: молодец Руднев. Минут через пятнадцать стоит попробовать вызывать его по механизму связи. А пока, Михал Григорьич, дай знать команде, что скоро будем не одни.
        Мешков, конечно, поспешил выполнить распоряжение.
        Глава 31
        - Иван Григорьевич, хотите - пресвятой богородицей поклянусь, что мы уж не так далеко. Гляньте на доказательство… вот… мигает красный огонек.
        Старший помощник на «Херсонесе», сам того не зная, сделал важное открытие в практической магии. Взрывы производили настолько сильное (хотя и кратковременное) возмущение в потоках воды, что давали сигнал куда более мощный, чем от винта или гребных колес, не говоря уже о сигнале от парусного судна. Бросок интенсивности магополей можно было уловить на весьма большом расстоянии: чуть ли не в полтора раза больше, чем сигнал от весел или гребных колес.
        - Степан Леонидович, помилосердствуйте, коль битва и вправду была бы на такой дистанции, то уж верно мы с вами должны были услыхать канонаду. Коль ушам своим не верите, так попробуйте вызвать по связи.
        - Иван Григорьевич, механизм сей на сравнительно небольшое расстояние достает: в пределах прямой видимости. А при такой погоде мы бы и мачты неприятельские заметили.
        - А это ваше подмигивание? Ведь говорили же нам с вами: в хорошую погоду за двадцать миль даст сигнал. Мы бы точно заслышали орудийные… О, кажется…
        - Тишина на палубе!!! - рявкнул Ячменев.
        - А ведь и вправду слышно.
        - Наши это. У гранатометов звук громче.
        Голос командира стал насквозь официальным.
        - Степан Леонидович, через полчаса начинайте вызывать по механизму связи. Семаков должен знать, что мы уже недалеко.
        - Слушаюсь.
        - Владимир Николаевич, а ведь строй прикрытия поредел изрядно. Может, прорвемся?
        - И думать забудьте, Михаил Григорьевич. Дело вполне возможное, даже, может быть, и без повреждений, но что дальше? А дальше они ж нас в два огня поставят, у броненосцев один борт бездельничает. Зажмут они нас, как бог свят, зажмут, и обратно прорываться придется, да с потерями.
        Никто из российских офицеров не знал, что орудия плавучих батарей расположены на рельсах, и по необходимости огонь всей наличной артиллерии может быть сосредоточен с одного борта.
        - Так что, хотите прикрытие с фланга попробовать на зуб?
        - Вовсе нет. Хочу ограничить возможности того парохода, что так лихо маневрирует без парусов.
        - Поджечь того, что справа?
        - Угадали, Михаил Григорьевич, его самого.
        Наскок, казалось бы, удался. Еще один неприятель получил на палубе изрядный пожар, а «Морской дракон» выскочил из атаки без единого попадания.
        Однако начарт про себя отметил скрытое недовольство на лице командира. Задавать вопросы было неудобно, но Семаков заговорил сам:
        - На этот раз они промахнулись, но ведь удача, она с переменчивым нравом. Вот что, Михаил Григорьевич: если примете командование вместо меня, то первым делом выбивайте слабейших. По количеству орудий они опасны, зато более других подвержены действию наших гранат. А как подойдет «Херсонес», то пусть свяжет боем прикрытие… точнее, то, что от него останется. Сами же атакуйте броненосцы, и уж тут бейте из двух гранатометов. Малые гранаты палубную броню навряд пробьют насквозь, но смущение среди вражеских артиллеристов наверняка посеют, а вот большие, с божьей помощью, могут проломить. Не с одной, так с нескольких гранат…
        Командир не успел завершить распоряжение. Заговорил механизм связи. Слышалось не особо отчетливо, но понять было можно.
        - «Морской дракон», ответьте. Вызывает «Херсонес». «Морской дракон», ответьте…
        - Есть!!! Михал Григорьич, отвечайте.
        Мешков схватился за механизм.
        - На связи начарт Мешков. Иван Григорьевич, слышимость удовлетворительная. Ведем бой. Владимир Николаевич у штурвала, отвечать не может.
        - Канонаду слышу отменно. Вижу верхушки мачт неприятельских кораблей. Держитесь. Иду к вам самым полным.
        Сказать правду, последняя фраза была совершенно излишней. Вся команда «Морского дракона» и так была уверена, что товарищи с «Херсонеса» спешат на помощь изо всех сил.
        Через десять минут донесся крик сигнальщика:
        - Вижу «Херсонес»!
        Трюмные услышать это не могли, но в горловину люка заряжающий гаркнул:
        - К нам идет подмога! Уже видна!
        На этот раз атака вышла более успешной. Возможно, сказалось то, что атаке подвергся корабль, на котором уже полыхала палуба. Это был парусник; механической помпы на нем, понятно, быть не могло, да и брезентовые шланги то ли отсутствовали, то ли были повреждены. Цепочка матросов выстроилась для передачи ведер. Первые гранаты грохнули высоко в воздухе, но четвертая взорвалась как раз на палубе между бушпритом и фок-мачтой. Последствия были ужасающими.
        С палубы «Морского дракона» этого видно не было, но, судя по результатам обстрела, «Байяр» полыхнул вторым пожарищем: доски палубного настила не выдержали и посыпались на батарейную палубу, которая, в свою очередь, загорелась. И не просто так, а вместе с тем запасом пороха, что покоился рядом с орудиями. Это было началом конца. Горящий корабль уже никто не обстреливал, но через пяток минут всем на «Морском драконе» стало ясно, что противник на данное время совершенно небоеспособен, а еще через столько же одной боевой единицей в эскадре стало меньше: команда стала покидать то, что спасти уже не представлялось возможным.
        И снова «Морской дракон» ушел, не получив ни единого попадания. Но Семаков не поддался всеобщей эйфории и трезво думал, что везение долго продолжаться не может.
        Командир оказался прав: в следующей атаке попадание все же случилось. Хотя ядро лишь скользнуло по обшивке, когда «Морской дракон» уже развернулся кормой и щедро угощал противника малыми гранатами, но это был очередной звоночек.
        Семаков успел заметить, что маневры противостоящих кораблей совершались побыстрее. Ветер стал более благоприятным для них - других объяснений не было. Значит, предстояло продумать другой тактический ход.
        Быстрый взгляд на ост подтвердил: «Херсонес» уже недалеко. И командир решился чуть потянуть время: провести атаку без особого риска, дабы в следующую выйти уже вдвоем.
        На этот раз комендору Патрушеву сильно повезло. Возможно, сработал все тот же закон больших чисел. Как бы то ни было, шесть гранат взорвались, попав в воду, и одна из них, похоже, повредила руль или даже ахтерштевень. Это заметили не сразу. Правда, атакованный фрегат поднял флажный сигнал, но с дистанции двадцать пять кабельтовых, если не больше, даже глаза Мягонького разобрать его не смогли. Но когда француз явно стал выходить из линии, всем офицерам стало ясно, что какие-то повреждения корпуса неприятельский корабль получил.
        Семаков решил рискнуть.
        - Иван Григорьевич, я сию минуту пойду вдоль линии, начиная с левофлангового. Следуй за мной. Попробуйте добить подранков, буде случатся. Разрешаю использовать главный калибр. А коль по вам начнут уж очень сильно палить, отходите, не стесняясь. Как поняли?
        Разумеется, командир «Херсонеса» превосходно уяснил скрытый смысл приказа: командир «Морского дракона», надеясь на высокую скорость и маневренность своего кораблика, осознанно шел под удар. Риск «Херсонеса» при этом снижался. Идея до крайности не понравилась Рудневу, но боевые приказы в Российском императорском флоте (как и в любом другом) принято выполнять.
        - Вас понял, Владимир Николаевич.
        «Херсонес», все еще идя полным ходом, стал догонять товарища, заметно снизившего ход. Капитан-лейтенант Руднев, сам того не заметив, слегка кивнул: он понял важную деталь замысла Семакова. По всему видать, тот вознамерился произвести атаку двумя кораблями почти без временного зазора.
        Первой жертвой атаки должен был стать линкор «Йена». Пожар, вызванный тремя малыми гранатами, был не так уж силен, к тому же он сосредоточился вблизи фок-мачты. Командир атакованного корабля решился дать ответный залп, а не палить одиночными, но «Морской дракон» на форсаже ушел. И в этот момент подоспел «Херсонес». Помня наставления более опытного Мешкова, начарт решился выпустить три больших гранаты прямо в область пожара. Они-то и принесли успех.
        Легко понять, что там, где полыхало пламя, негатора не было и быть не могло. Вот почему первая граната из трех дала взрыв непосредственно на палубе. В радиусе десяти метров палубный настил был полностью уничтожен, а огонь распространился на батарейную палубу. Вторая граната, будучи чуть хуже нацелена, разорвалась не по оси линкора, а чуть ближе к борту, который в обычном артиллерийском бою считался бы неподбойным[24 - борт, обращенный не к противнику, а в противоположную сторону.]. Это принесло нежданный успех: громадный кусок обшивки вырвало, хотя пробоина оказалась выше ватерлинии. Прислуга не менее десяти орудий оказалась убитой на месте или тяжело контуженной. А следующая граната, также разорвавшись слишком близко к борту, нанесла смертельную рану кораблю: пробоина в борту дошла до ватерлинии. Сразу же начался неконтролируемый крен, сделавший наведение орудий крайне трудным делом.
        Дружный рев «Ура!» команды «Херсонеса» сопроводил этот ошеломительный успех. Ведь при тех четырех орудиях, которые составляли прежнее вооружение пароходофрегата, у того было очень немного шансов (если таковые вообще существовали) против ста четырнадцати жерл «Йены».
        Семаков, понятное дело, увидел успех товарища, но и опасность для него углядел: винтовая шхуна «Наполеон» ринулась на своих максимальных десяти узлах на помощь погибающему товарищу. Видимо, ее командир решился прикрыть отход небоеспособного линкора.
        - Уходи, Руднев, не рискуй!!! - заревел командир «Морского дракона» в переговорник.
        Нельзя сказать, что командир «Херсонеса» пренебрег приказом. Но все же он промедлил, завороженный зрелищем уничтоженного им - ну ладно, пускай на пару с «Морским драконом» - корабля несравнимо высшего класса.
        Опытный и умелый начарт шхуны решил рискнуть и пустил ядра с запредельной дистанции, рассчитывая на рикошет от воды. Одна из них попало в цель, пробив обшивку «Херсонеса» в районе миделя. Там располагался котел; вполне возможно, его могло вывести из строя, будь он в рабочем состоянии. Второе ядро срубило то, что осталось от грот-мачты после переделки пароходофрегата. Палубная и трюмная команды бегом кинулись исправлять повреждения. Третье и четвертое ядра канули в воду с недолетом: «Херсонес» на восемнадцати узлах уже выходил из боя.
        Однако капитан-лейтенант Руднев не пожелал оставаться в долгу. Носовой гранатомет, конечно, не мог палить в данный момент, но кормовой находился в превосходном для стрельбы положении. И командир «Херсонеса» приказал палить, хотя дистанция была очень велика.
        Успех оказался не из больших: четыре гранаты рванули на воде; взрывами, правда, повредило обшивку шхуны, но с этой течью помпы справлялись, а трюмные яростно латали щели. Все стеньги оказались сбитыми, но и это не принесло фатального ущерба, тем более, что «Наполеон» шел на силе пара. Наконец, на юте возник небольшой пожар, но палубная команда оказалась на высоте, в темпе раскатав брезентовые шланги. И все же французский капитан счел, что задача выполнена и поспешил убраться чуть подальше, не желая становиться первоочередной мишенью. Не приходится сомневаться: в его решении важную роль сыграло и то обстоятельство, что «Йена» на тех парусах, которые удалось поставить на поврежденной бизань-мачте, пыталась выброситься на мель, но даже это отчаянное средство было сомнительным по действенности: очень уж сильно полыхало на носу.
        Перед тем, как начать атаку, Семаков посмотрел на предполагаемую цель в подзорную трубу, хотя щель в броневой заслонке сильно ограничивала возможности. План атаки сложился.
        - Михалгригорич, по готовности угости большими гранатами вдоль палубы сначала второго справа, потом правофлангового. А как пожар займется, так продолжи малыми. Там некому будет тушить, - и тут же последовала команда в механизм связи, - Ивангригорич, иду в атаку на двоих справа. Большие постарайся не тратить, там и так гореть должно. Бей малыми от души. С богом!!!
        Начарт «Морского дракона» уяснил план командира и скомандовал комендорам:
        - Носовой, пали вдоль палубы. Если попадешь тремя, так и ладно, больше пяти тратить запрещаю. Кормовой, палить после носового и только по команде. Разрешаю выпустить двенадцать, но если поразишь с десяти, я не в обиде.
        После следующих четырех атак у эскадры прикрытия все еще оставались два корабля прикрытия. К этому моменту Фрол Неболтай получил отскочившей щепкой с бок, но броня спасла. Сам картечник при этом лишь удивился: его всего-то сильно толкнуло. Очень скоро боеприпасы к картечнице кончились, и молодой казак нырнул в трюмный люк помогать на подаче гранат. По пути он коротко рассказал товарищам-матросам о положении дел.
        Семаков решил, что пора прорываться к броненосцам.
        Иван Григорьевич, как с повреждениями и потерями?
        Доклад Руднева отличался точностью.
        Состояние «Херсонеса» оставалось неплохим. Правда, имелось три пробоины, но все выше ватерлинии; трюмная команда деятельно их заделывала. Убитых не было, но шестерых матросов крепко посекло щепками. Их снесли в лазарет.
        - Иван Григорьевич, иду в атаку на броненосцы. Прикрывай меня.
        Верткий кораблик ускорился, разгоняясь до полного. Он обошел корабли прикрытия на сравнительно небольшом расстоянии: не более десяти кабельтовых. Перед ним грохотала огнем цель: плавучая батарея «Лав».
        - Михалгригорич, больших гранат не жалей…
        Больше Семаков ничего не успел сказать: ядро, выпущенное из ретирадного орудия, попало в заднюю стенку рубки, пробило обшивку и ударило командира в спину. Щит не подвел, но командира ударило о штурвал. На некоторый промежуток времени капитан второго ранга забыл, как дышать, и мучительно пытался вспомнить, лежа на полу.
        Лейтенант Мешков действовал в соответствии с Морским уставом:
        - Командир ранен! Принимаю командование! Боцман, двоих в рубку, раненого перенести в лазарет. Мичмана Шёберга сюда!
        К этому прибавились еще некоторые фразы, уставом не предусмотренные.
        Действия всех чинов отличались слаженностью. Двое матросов резво подхватили командира и понесли в трюмную выгородку медицинского назначения. Хотя тот протестовал и утверждал, что дойдет сам, но помощники твердили: «Раненым самим ходить не можно.»
        Шёберг пробкой выскочил из люка, получил объяснения и стал добросовестно исполнять обязанности начарта, то есть окинул взглядом цели и мгновенно прикинул варианты обстрела.
        Сам же Мешков схватился за штурвал и принялся раздавать команды:
        - Вандреич, кормовым дать вдоль палубы штук с десять. Если какая взорвется прямо на палубе - туда и бить из носового, там слабое место. Трубу надобно сбить. Если после малых гранат устоит, то пару больших гранат рядом с ней положить. Буду обходить броненосец справа, так что пяток больших гранат постарайся уложить в одно место, а там по результатам.
        Мичман отдал толковые указания:
        - Кормовой, десяток гранат вдоль палубы и постарайся пару рядом с трубой зафитилить.
        То ли Патрушеву повезло, то ли Мешков недооценил силу малых гранат, но дымовая труба после вспышки рядом с ней медленно начала заваливаться на палубу. Оставшегося давления пара хватило броненосцу, чтобы начать разворот. Но почему-то грозные тяжелые орудия на носу молчали. Мало того: заткнулись все бортовые. Крепость получила передышку.
        Ни Мешков, ни Шёберг не знали, что вся орудийная прислуга на батарейной палубе получила контузию близкими разрывами, то же произошло с офицерским составом, находившимся за стенками рубки. Людям нужна была минута-другая, чтобы прийти в себя, но как раз этого времени у них не нашлось.
        Грохнули разрывы больших гранат. Первые три лопнули на высоте семи сажен над броневой палубой точно по ее оси. Четвертая взорвалась ближе к борту. Палуба прогнулась, но все еще держалась. С пятой гранатой Максимушкин чуть помедлил, дабы нацелиться как можно аккуратнее на самую носовую оконечность. Взрыв произошел непосредственно на палубе, и уж тут последствия получились более чем серьезными.
        На глазах всех, кто находился на палубе «Морского дракона», два куска бортовой обшивки были вырваны: не были они рассчитаны на удар изнутри. Броневые плиты с каким-то нарочитым замедлением плюхнулись в воду.
        Разумеется, российские моряки не могли видеть состояния дел за броней. А оно было куда как скверным для французов.
        Те, кто находились под верхней палубой на баке, частично погибли, частично оказались сильно контуженными. Дюймовую броню разорвало на куски, и те вмялись в батарейную палубу, убив прислугу погонных орудий - конечно, тех, кто еще оставались в живых.
        Повинуясь командам, французские матросы бросились на помощь своим раненым и контуженным товарищам. Живых унесли в лазарет, а мертвых - в корабельную баню. Но работа оказалась бесполезной.
        Все переборки, трапы и детали набора, кроме бимсов, были сделаны из дерева. К тому же на батарейной палубе присутствовал порох в большом количестве. И все это полыхнуло под действием огненного шара.
        Повреждения броненосца заметили и в Кинбурнской крепости.
        - Братцы, а ведь бьют басурмана!
        - Видал? Нет, ты видал огненные бонбы? Эка ведь силища!
        - Горит он, окаянный, пламенем горит!
        - Да у него борт вырвало!
        - Не весь, кусок лишь.
        - А ну, братцы, целься по тому месту, где брони не осталось!
        Артиллеристов не пришлось долго уговаривать. Шесть орудий грянули не особо дружным залпом. Разумеется, попали не все, но два ядра одно за другим ударили по дыре в корпусе. Защитники крепости этого не знали, но оба почти не принесли повреждений. Первое перевернуло и без того небоеспособное орудие, а второе наполовину перебило шпангоут. Но моральное воздействие от попаданий трудно было переоценить. Крепость наконец-то дала сдачи.
        Опыт не подвел санитара Прохора: его вердикт оказался точен.
        - Значицца, господин капитан, по всему видать, два ребра сломаты, да туда ж лбом вы треснулись, так что на палубу ни-ни.
        - Прохор, так ведь очень нужно. Ты повязку наложи, - из поучений отца Владимир Николаевич запомнил, что при переломах ребер накладывают тугую повязку.
        Но санитар был самых строгих правил и потому не сразу поддался уговорам:
        - А вот поглядим, да пошшупаем.
        Вопреки распространенному мнению, взгляд отнюдь не был безболезненным: для осмотра потребовалось снять сюртук и рубашки.
        - Твою ж… интендант кладбищенский!
        - Синяк преогромный, господин капитан.
        Еще один взгляд. На этот раз подстрадавший ограничился злобным шипением.
        - …вот, как и говорил, переломаты оне.
        - Так ведь голова не кружится, и не тошнит. Стало быть, нет контузии.
        - Контузия, она вещь преподлая, - глубокомысленно высказался медработник, одновременно бинтуя грудь, - опять же ж, командовать вам никак не можно.
        - Да отчего так?
        - Оттого, что грохот и отсюда слыхать, а вам во всю мочь выкрикивать болезно будет. А выпить тоже не дам, потому как опасаюсь.
        - И не надо! Мне б только посмотреть, как оно.
        Через четверть часа Семаков, перевязанный должным образом, с большим трудом вылез из люка на палубу и осторожно пошагал к двери в рубку.
        - Командование пока принять не готов, - произнес командир повернувшему голову старшему помощнику, - доложите обстановку, Михаил Григорьевич.
        Мешков не мог пропустить мимо глаз напряженное лицо товарища:
        - Прежде всего: как себя чувствуете, Владимир Николаевич?
        - Погано. Но до госпиталя дотяну, а уж там, надеюсь, Марья Захаровна посодействует. Что там?
        - Первый уже палить не может, вон у него дифферент на нос. Ворочать орудия при таком никак нельзя. Мыслю, течи от взрывов открылись. Руднев поджег одного оставшегося из кораблей прикрытия, сейчас обстреливает второго. А мы сей момент атакуем следующего по фронту. Вот вам наблюдение, Владимир Николаевич: как мы влепили гранатами по палубе, так орудия супротивника тут же замолчали.
        - Интересно. Гранаты пробили верхнюю броню, выходит?
        - Или орудийная прислуга валяется в контузии… Не нравится мне дистанция до следующего…
        Мешков имел все основания так говорить. Броненосец «Тоннант», усиленно дымя, шел навстречу «Морскому дракону» с явным намерением дать артиллерийский бой накоротке.
        - … однако пусть себе идет на своих четырех узлах. Мы прикроемся корпусом этого недобитка. Иван Андреевич, сейчас я дам малый вперед, прикажите выпалить не менее пяти гранат из носового.
        «Морской дракон» чуть высунул нос из-за беспомощного броненосца. Максимушкин действовал почти в точном соответствии с приказом. Почти - потому что из шести гранат над палубой разорвались лишь две, да и те на высоте; остальные же дали громадные водяные столбы. Дымовая труба устояла. Промахи были объяснимы тем, что уже в ходе пальбы старпом дал «полный назад». Но взрывы в воде причинили не меньший ущерб.
        Может быть, с течью от одной гранаты французы и справились бы - паровая машина все еще работала, пусть и не на полную мощность, и уж на помпу ее мощности хватило бы. Но течей было пять.
        - Михал Григорьич, не торопись добивать, - громким шепотом посоветовал Семаков.
        Прежде, чем лейтенант собрался с ответом, до рубки донесся вопль сигнальщика:
        - Идет он, броненосец, в нашу сторону, только кренится малёха.
        Мягонький сумел разглядеть это только потому, что нос «Лава» порядочно осел в воду.
        Мешков мгновенно составил новый план действий и ради командира высказал его вслух:
        - А вот отойти подальше - из-за крена дальнобойность у него станет меньше. И потом добивать.
        Штурвал закрутился; одновременно Мешков двинул крайний левый рычаг. «Морской дракон» развернулся почти на месте.
        - Как только высунусь, кормовому попытаться свалить дымовую трубу.
        Шёберг отреагировал мгновенно.
        - Патрушев, палить по готовности, целиться по трубе.
        Комендор выполнил приказ до точки. Правда, «Тоннант» открыл огонь чуть ли не одновременно с кормовым гранатометом, но лейтенант оказался прав: бомбы пролетели едва ли три кабельтова. Зато одна из гранат взорвалась в непосредственной близости от трубы. Из-за того, что котел находился непосредственно под ней, на верхней палубе в этом месте не могло быть негаторского влияния. В результате котел вышел из строя, почему и машина стала, и помпа заглохла. Плавучая батарея беспомощно закачалась на волнах.
        И тут произошло нечто неожиданное. С обоих броненосцев стали спускать шлюпки. Через три четверти часа они отвалили от бортов. Как только расстояние между «Тоннантом» и спасающимися увеличилось до примерно двух кабельтовых, грянул ужасающий по мощи взрыв. Корпус броненосца рассыпался на глазах.
        Мешков и Шёберг стали навытяжку и отдали честь. Через минуту к ним присоединился Семаков. Матросы и унтера, бывшие на палубе, поснимали бескозырки. Через считанные минуты останки бронированного врага скрылись под водой.
        - Кто-то из офицеров взорвал крюйт-камеры, - с суровым уважением промолвил лейтенант. Семаков кивнул.
        Начарт добавил ради нижних чинов:
        - Вот, братцы, у кого учиться надо. Здесь мелко, французы предположили, что мы сможем после войны поднять броненосец. Вот и сделали так, чтобы нам не достался. А первый не взорвали, потому что пожар все равно доберется до пороховых запасов.
        И после небольшой паузы последовало:
        - По местам, ребятушки! Нам еще с третьим вражиной драка предстоит. Вон «Херсонес» корабли прикрытия поджег. Никуда никто теперь не сбежит.
        «Девастасьон» ушел на дно, также не спустив трехцветного французского флага.
        - Михаил Григорьевич, - чуть морщась, предложил Семаков, - надо б нам взять на борт всех раненых с «Херсонеса» и полным ходом идти в Севастополь, в руки нашей благодетельницы. А Руднев пусть спасательными работами займется.
        - И верно сказано. Но сами, Владимир Николаевич, пожалуйте в лазарет.
        Через час «Дракон» на форсаже мчался в сторону севастопольского порта
        Глава 32
        Хороший воин отличается решительностью. Именно это качество Таррот проявил.
        Погода внесла сильные изменения в его планы: небо днем и ночью было ясными, к тому же луна стала почти полной. Дракон совершил лишь один круг на высоте пяти тысяч ярдов, внимательно (в который раз) рассмотрел цели в Балаклавской бухте - и отказался от атаки. У него были на то основания: летящий сверху ледяной снаряд можно было рассмотреть даже несовершенными человеческими глазами, моряки вполне могли догадаться искать источник опасности сверху и найти таковой. Это было неприемлемо.
        Генерал-лейтенант Васильчиков сдержал слово: он встретился с лейтенантом князем Мешковым и сообщил о результатах переговоров с представителями коалиции. Но на следующий день английский флот поднял якоря и двинулся на выход из Балаклавской бухты. Французы, судя по косвенным признакам, также собирались эвакуироваться из Крыма. К Тарроту попали эти сведения, и тот решил, что достиг цели: неприятель струсил.
        В Севастополь сообщение о поражении французской эскадры принес главный виновник торжества: «Морской дракон». Встречавшие - и откуда только люди узнают о прибытии корабля в отсутствие радио? - не могли не заметить следы боя. Железная заплатка на корпусе прямо-таки кричала, что в это место попало ядро. Правда, унтера починили пробоину в рубке, но следы этой починки скрыть мог разве что Тифор с его умением деформировать железо, не оставляя следов. Да и то об этом умении знали очень немногие. И уж точно все встречающие отметили, с каким трудом ходит командир, а те что были поближе, разглядели и бледность лица.
        На взволнованные выкрики из толпы ответил лейтенант Мешков:
        - Полная победа! Утоплены три броненосца и еще девять вымпелов; также тяжело повреждены и выбросились на мель три корабля линии. Двое матросов умерли от ран, еще четверо ранены, капитан второго ранга Семаков получил ранения и, возможно, контузию. Дамы и господа, пострадавших немедля надо доставить в госпиталь. И мне туда же со срочным рапортом к адмиралу Нахимову.
        - У меня тут дрожки! Могу взять двоих! - последовал выкрик из толпы. Мешков узнал лицо добровольца: это был известный купец Панферов.
        - Еще двоих берусь отвезти!
        - У меня, у меня есть экипаж! Трое поместятся!
        Мариэла с утра занялась мальчишечьим носом. Конструкт был не из сложных, но госпожа доктор опасалась за него, и потому Костя получил строгий наказ оставаться в госпитале и носу не казать на улицу, хотя эта важная деталь организма стала превосходно выполнять свои функции. Пацан уже начал получать просьбы написать письма родным, когда от ворот послышался шум.
        В палату вбежал охранник.
        - Марьзахарна, везут раненых и контуженных! «Морской дракон» вернулся! Победили наши!
        Когда радостный рев чуть утих, госпожа доктор деловито поинтересовалась:
        - Сколько человек? Пять? Николай Ивановича в известность поставили? Дарья, где ты?
        Сестра милосердия материализовалась в палате через считанную минуту.
        - На тебе сортировка, ты знаешь, что делать.
        Девушка с достоинством кивнула. Ее медицинская квалификация и в самом деле повысилась за последнее время.
        Тут Мариэла глянула в окно, увидела прибывающие экипажи и скомандовала:
        - Санитары! Живо взять носилки и разгружать пострадавших. О, кого я вижу! Владимир Николаевич, и вы туда же?
        - В ваши ручки, Мария Захаровна, всегда с радостью, - галантно отвечал капитан второго ранга. О том, что в госпиталь он предпочел бы не попадать, бравый моряк умолчал. - Но мне срочно к адмиралу Нахимову…
        - Подождет! - абсолютно непочтительно отрезала госпожа доктор. - Первым делом сортировка раненых… та-а-а-ак… вы, господин офицер, пойдете в последнюю очередь, а вот этот молодой человек очень нуждается в моих услугах… и кто ж его перевязывал этакой грязью…
        - Так прямо сейчас и пройду, мне ребра говорить не помешают, ежели не особо громко.
        Мариэла даже не собралась с ответом, когда у капитан-лейтенанта образовалась мощная поддержка в лице самого адмирала.
        - Здравия желаю, ваше превосходительство! - Семаков только-только успел сказать, когда заметил у Нахимова изменения в погонах, - виноват ваше высокопревосходительство, не сразу разглядел.
        - Без чинов, Владимир Николаевич. Как себя чувствуете?
        - Сильно о штурвал ударило, Павел Степанович, сколько-то ребер сломано, но уповаю на Марии Захаровны умения, - короткий поклон.
        - На самом деле у Владимир Николаевича еще и небольшая контузия, - это Мариэла сказала, не поворачивая головы от раненого матроса, - но, так и быть, разрешу вам пока что переговорить, пока я занята. Но как только освобожусь - не взыщите, Павел Степанович, немедля господина капитана второго ранга возьму под свой арест.
        - Не сомневаюсь. Марья Захаровна, не первый день вас знаю-с.
        Улыбку адмирала младший офицер воспринял как разрешение докладывать.
        - Осмелюсь доложить, Павел Степанович, «Морской дракон» сначала шел курсом…
        Доклад был прерван через полчаса.
        - Марья Захаровна, там лейтенант князь Мешков у ворот. Просят дозволения пройти. Говорят, что с рапортом к его высокопревосходительству.
        - Пусть пройдет.
        - Павел Степанович, - очень быстро заговорил Семаков, - осмелюсь доложить: с момента моего ранения лейтенант принял командование.
        - Очень хорошо… да вот и он сам. Владимир Николаевич, доложите ход боя до момента, как вас зацепило, а дальше вы, Михаил, Григорьевич.
        - Слушаюсь. Итак, атаку на линкор «Йена» начали с того, что…
        Эта случайность не была случайной.
        Сначала идущий полным ходом «Морской дракон» встретился с поспешающими к Кинбурну пароходофрегатами «Одесса» и «Крым». Лейтенант Мешков решил не останавливаться и приказал поднять флажные сигналы «Победа наша. Иду в Севастополь. Имею на борту раненых. „Херсонесу“ требуется помощь». Офицерскому составу пароходофрегатов только и осталось, что сокрушаться о невозможности участвовать в бою, а также обсуждать, какого именно рода помощь может потребоваться.
        Встреча с о вторым участником боя при Кинбурнской крепости была несколько иной. Старший помощник на «Херсонесе», стоявший в то время вахту, заметил водный сигнал от чужих. Натурально, командир был о том немедля извещен. Сыграли боевую тревогу. На горизонте очень скоро стали заметны дымы.
        Через десять минут сигнальщик прокричал:
        - Вижу мачты!
        А еще через четверть часа Руднев, пустивший в ход подзорную трубу, возгласил:
        - Наши это. Судя по надстройкам, «Одесса» и «Крым».
        - Андреевский флаг на головном! - возопил зоркий сигнальщик.
        - Ну не говорил ли я! Очень кстати: сможем передать им часть спасенных, то бишь пленных. Степан Леонидович, распорядитесь насчет флажного сигнала. Да, и отбой боевой тревоги.
        На этот раз времени вполне хватило на обмен не только людьми, но и новостями.
        Через три часа все три российских корабля шли кильватерной колонной, направляясь в Севастополь.
        Народное ликование имело основанием не только новость о разгроме эскадры у Кинбурнской крепости.
        Тем же днем представительная французская делегация под белым флагом запросила встречи с российским командованием. Речь шла о перемирии. Английские союзники ранним утром покинули Балаклавскую бухту, бросив братьев по оружию, снаряжение, боеприпасы и артиллерию.
        Главой российских представителей в отсутствие Нахимова стал генерал-лейтенант Васильчиков. Инструкции имелись.
        - Разумеется, господа, мы можем согласиться на перемирие. Но мои полномочия не простираются настолько далеко, чтобы предоставить таковое на срок более сорока восьми часов.
        - Этого времени нам не хватит даже на погрузку, не говоря уж о том, чтобы дойти до Константинополя!
        - На погрузку личного состава вам безусловно хватит даже двенадцати часов. Что же касается снаряжения, боеприпасов, артиллерии и тому подобного - мы не возражаем, если вы все это оставите. Согласитесь, господа, что за сутки с половиной ваш флот вполне в состоянии дойти до ближайшего турецкого порта.
        - А если нам не хватит времени?
        - Вас будет сопровождать эскорт из российских кораблей. Как только срок перемирия закончится, они будут иметь честь атаковать вас.
        В этот момент капитан первого ранга Ергомышев вклинился в ход переговоров:
        - Точно так же атака будет произведена при попытке приблизиться к российскому побережью ближе, чем на три навигационные мили[25 - то же, что морская миля, т. е. 1852 м.]. Это будет считаться нарушением перемирия.
        - Само собой разумеется, у нас нет никаких планов отклоняться от кратчайшего пути к Босфору.
        Несколько искривленное выражение лица визави Ергомышев счел за улыбку.
        В конце концов французы сторговали срок перемирия до трех суток, упирая при этом на «неизбежные в море случайности». Как оказалось, этот термин бытовал во всех военных флотах мира.
        Как только князь Меньшиков узнал об отступлении союзников, он немедленно приказал войску выдвигаться в сторону Севастополя. Дополнение к приказу предписывало не слишком торопиться, дабы избежать совершенно ненужных боестолкновений.
        Одновременно светлейший озаботился составлением победной реляции в Петербург от имени российской армии, которая и внесла основной вклад в величайшую из побед русского оружия.
        Мариэла стояла насмерть: на ее крещении должны были присутствовать лишь самые необходимые персоны. В качестве крестного отца она выбрала Николая Ивановича Пирогова. Несмотря на всю занятость, тот и не подумал отказаться. Правда, лейтенант князь Мешков тоже очень хотел заполучить эту обязанность, но приказ командования заставил исполняющего обязанности командира «Морского дракона» снова выйти в море.
        С крестной матерью вышло не так просто. По некотором размышлении Мариэла попросила об этой услуге капитаншу Абрютину, племянница которой была одной из первых пациенток госпожи магистра в Севастополе. Елизавета Алексеевна, разумеется, была польщена. И сразу же она взяла на себя труд раздобыть нужные белые одежды, полотенца, свечи и прочие принадлежности обряда. На долю Мариэлы осталось лишь вызубрить молитвы «Отче наш», «Верую» и «Богородице». Тренированная память мага жизни могла справиться с куда более трудными задачами.
        Крестил женщину из иного мира лично отец Александр. Перед этим он имел еще одну беседу с Мариэлой. Разговор шел с глазу на глаз, никто так и не узнал подробностей, но понимающие из публики, собравшейся у паперти, отметили, что обряд проведен как-то уж очень быстро. Некоторые зрители поджали губы. Иные же решили, что госпожа доктор не может позволить себе надолго отвлечься от своих благородных дел.
        Наиболее заинтересованным лицом в обряде крещения был хорунжий Неболтай. Тем же вечером он дал знать друзьям-пластунам о том, что, мол, теперь-то никаких препятствий к женитьбе на разлюбезной Марьюшке не осталось.
        - А приданое какое? - поинтересовался не в меру прагматичный ротмистр Левашов.
        К чести хорунжего будь сказано: он ни на мгновение не замедлился с ответом.
        - А вот какое, - и казак постучал себя согнутым пальцем по лбу. - Машенька через пяток лет доктором науки станет. А они самые что ни на есть богатые в ее родных местах. Дом купим иль построим.
        - А по дому и с детьми кто ж будет?
        - Наймем кого-нито, - небрежно махнул рукой Неболтай.
        - Постой. Да ты, брат, к ней переедешь?
        - Ну да, в ее края. Маша говорит, у меня способности; учиться, мол, надо. В университет поступлю.
        - В твои-то лета как бы не поздно учиться…
        - Сказал, что смогу - значит, смогу, - твердо ответил будущий студент.
        - Уж ты, Тиша, не сомневайся, поможем тебе со свадьбой.
        Эта реплика есаула перевела разговор в сугубо практическую плоскость.
        Уверенность казака в собственных силах получила на следующий день неожиданное для всех, кроме Мариэлы, подкрепление. С утра казак получил записку с просьбой прибыть к ней в госпиталь. Внешне Неболтай сохранял невозмутимость, хотя терялся в догадках о причинах приглашения.
        Мариэла напустила на себя вид таинственный и загадочный. Видимо, женщины любого мира одинаково хорошо это умеют.
        - Глянь-ка, Тихон, что мне переслали через наставницу.
        Посылка выглядела как упакованная в толстую оберточную бумагу стопка листов или тонких книг. Казак хмыкнул.
        - Да ты не стесняйся, разорви упаковку.
        - Ого!
        Это были не книги, а копии. Тихон уже знал, что магическая наука позволяет копировать, но от Мариэлы слышал, что учебники скопировать нельзя. А это и были учебники: «Основы теоретической магии» и «Основы практической магии». Разумеется, первые тома.
        - А как же…
        - А так. Я ведь говорила тебе: есть обходные пути.
        - Наставница потрудилась?
        - Нет, другие.
        - Свет, выходит, не без добрых людей… С чего мне начинать?
        - С теории.
        Сарат не просто догадался, по какому вопросу супруга вызывает к себе. Он сам провел анализ и в последнем сообщения даже выложил собственные заключения.
        Все это было представлено Моане, конечно, после того, как были обцелованы она сама, младшие дети и внуки, съеден парадный обед. Следуя обыкновению, любящий отец и дедушка поиграл с мелкими и рассказал им сказку. А вот потом…
        Моана сделала нестандартный ход.
        - Если позволишь, я начну. За мной основные мысли; ты добавишь либо опровергнешь. Итак, экспедиция за время пребывания в мире Земли… вольно или невольно, это второй вопрос… дала сильный толчок развитию не только земных вооружений, но и маэрских. Перечень включает в себя: гранаты измененной конструкции с зажигательным действием, эффективны против деревянных кораблей, в первую очередь, но также против всего, что может гореть. Первые образцы гранат были известны на Маэре, но потом последовали несколько изменений, и каждый раз эффективность их увеличивалась. Также: измененная конструкция самозарядной винтовки (она же скорострелка), позволяющая стрелять непрерывным потоком пуль; весьма эффективна в обороне. Далее: крупнокалиберная скорострелка, отличающаяся повышенным поражающим действием не только против людей, но и деревянных конструкций. Корабль нового типа; правда, в его конструкции ничего принципиального нового я не усмотрела, но он отличается великим множеством мелких усовершенствований. По моим прикидкам, такой вполне может справиться с целой эскадрой «драконов» Повелителей моря. Изменение
конструкции корабля, построенного в том мире, сильно изменило в лучшую сторону его боевые характеристики. Особо отмечу: работа обошлась сравнительно недорого. Это все в части механизмов. Теперь о тактике. Пусть я в ней разбираюсь недостаточно, но кое-какие выводы сделать могу. Тактика морского боя: она точно может найти применение в мире Маэры. Заметь: никакого абордажа в том смысле, как его понимают Повелители моря, не было. Уничтожение или вывод из строя вражеского корабля на расстоянии - вот основа тактических построений. Заметь: хорошее сочетание пуль от крупнокалиберной скорострелки и гранат…
        - Это не ново.
        - Не буду спорить, - жена являла собой образец покладистости. - Как насчет тактики противодействия атакам силами пехоты или кавалерии? Уж здесь новизна имеется. Правда, она все же относится больше к их миру. И, наконец, новинки в части магии - уж это точно применимо к Маэре. Все методы борьбы с негацией - они-то уж точно отличаются новизной. Мариэла, когда здесь появится, представит кучу вариантов конструктов для лечения ранений. Аналогов здесь нет или очень мало. Не удивлюсь, если ей присвоят докторский ранг без защиты диссертации. Что до вывода, то он… скажу так, не вполне очевидный.
        Пауза.
        - Не сомневаюсь, что твоим умникам вскорости удастся получить кристаллы, дающие возможность открывать большой портал в тот мир. Но! Наши люди там всеми силами хранили нейтралитет. Они никак не вмешивались - впрямую, понятно - в тамошнюю войну. И все же… факты ты сам слышал. Нам, как мне кажется, следует сильно ограничить как экспедиции туда, так и контакты оттуда. Ну, допустим, Мариэла привезет с земли мужа. Не так страшно, этот господин, - сказано было с отчетливой иронией, - по знаниям сильно уступает Професу…
        Сарат вскинул палец. Моана поощрительно улыбнулась.
        - Не хотел прерывать ход твоих мыслей, однако… Доказательств у меня как не было, так и нет, но подозреваю: Професа не нашли в том мире не потому, что найти не могли. Полагаю, что и не могли найти, никак, - сказано было совершенно неуклюже, но собеседница пропустила эту неловкость мимо ушей. - Мы попали порталом в то время, когда он еще не родился - понимаешь? Не его время.
        Жена проявила осторожность в анализе:
        - Что навело тебя на эту мысль?
        - Язык в первую очередь. Тамошние говорят и пишут почти так же, как он - но именно что почти. Ты вспомни историю развития нашего языка: древний достаточно сложен в смысле правил, староимперский куда проще, а соверменный еще того проще. Вот у них, как мне показалось, похоже. А отсюда следует: Профес родился позже.
        - Понимаю твою мысль. И это все?
        - Из того, что я прочитал в отчетах, создается впечатление, что тамошние мастера знают меньше Професа… знаю, что ты подумала: это тоже не доказательство. Но подозрения остаются.
        - Над этим стоит подумать… и предпринять исследования. Как насчет портала в другое время?
        Сарат изобразил «Не верю!» без слов, одной мимикой.
        - Сказать по правде, я даже не представляю, с чего начинать. Теория тут… что уж говорить, нет ее, теории.
        - Ну так создай. Ты же лучший теоретик нашего мира.
        - Лучший еще не значит хороший… Еще тамошний негатор, но о нем, как мне кажется, беспокоиться не стоит. Человек без большого образования; хочу сказать, оно еще меньше, чем у жениха Мариэлы. Вряд ли он может внести нестабильность… пока что. Во всяком случае, никто из моих ребят и близко не подошел к воспроизведению негации. Так что он нужен.
        - Пожалуй что… Так как насчет контактов?
        - У нас один будет. Этот воин, избранник Мариэлы… хотя нет… запрошу-ка я твою ученицу: а каковы их планы именно в части контактов с тем миром?
        - Запроси. Но ты так и не ответил на вопрос: где я ошиблась, или недоучла, или еще чего-то?
        - Ну, мелочь. То, что не было известно у нас: метание гранат с закрытой позиции, когда противник находится вне видимости. Но имеется еще кое-что…
        Госпожа академик изобразила на лице высочайшую степень внимания.
        - Я заметил, и ты, уверен, тоже: Профес думал не так, как мы. Сначала я предполагал, что это от отсутствия магии в его мире. Потому-то он и делал упор на механику и всякое такое. И по мере возможностей старался использовать преимущества того и другого. Но потом… хочу сказать, в стратегическом смысле… была еще одна причина для него… хочу сказать, и для него, и для всех людей из его мира…
        Сарат приостановился на четверть минуты, с очевидностью подбирая слова для оформления мысли. Видимо, он достиг цели. Формулировки стали отточенными.
        - Их жизнь короче нашей. Мы всегда рассчитываем очень далеко, они - нет. И земляне всегда торопятся в сравнении с нами. Это еще один источник для нестабильности.
        Моана нашлась с репликой не сразу.
        - Да, возможно, ты прав. Тем меньше нам причин расширять контакты. Но тут еще думать надо. А что у тебя по управлению негацией?
        Глава аналитического отдела получила все факты, что были в распоряжении Заокеании. И ее муж, не теряя времени, назавтра вылетел обратно. Его ждали проблемы с кристаллами фианита, да и другие задачи могли оказаться неотложными.
        Императора всероссийского Николая Павловича никто и никогда не называл дураком. Единственным исключением из этого правила был он сам. Термины «самодур», «тиран», «деспот» - те были в ходу, особенно среди журналистов, пишущих в заграничные изданиях. Стоит, однако, заметить, что все эти (и еще худшие) эпитеты были не вполне заслуженными.
        Правда, Николай очень не любил менять уже принятые решения. Переубедить его почти никогда и никому не удавалось. Но можно было убедить. Уже очень давно император взял себе за правило: никогда не решать важные вопросы без всестороннего исследования. Этот, без сомнения, был важным. Но решение никак не давалось.
        То, что в затянувшейся войне России с европейской коалицией удалось, самое меньшее, избежать поражения, было ясно. Куда менее ясным казался ответ на вопрос: что же с этой ситуацией делать.
        О средствах, примененных для достижения успеха, приближенные докладывали уверенно… и создавали впечатление неполного знания. На ум приходила чуть ли не черная магия, в которую просвещенный государь не верил. К сожалению, все докладчики были лицами заинтересованными. Каждый желал выставить в наивыгоднейшем свете одного и того же человека: себя. Целостная картина не выходила, а потому не удавалось составить план действий.
        Император усилием воли постарался собрать в единое множество то, что было известно достоверно.
        Построенный за считанные недели превосходный, хотя и малый корабль с движителем неизвестного типа - раз. Правда, не было точных данных о скорости, но из представленных данных следовало: этот кораблик в состоянии оставить за кормой любого противника из британского или французского флотов. Точно так же отсутствовали сведения о типе топлива и о дальности хода. Наконец, ни намека на личность того, кто являлся автором прожекта.
        Новое вооружение для этого корабля, оказавшееся весьма пригодным и для сухопутных целей - два. Правда, никто не упомянул о калибре ядер, сказано лишь, что это гранаты с огромной взрывчатой силой. И опять же ни слова о конструкторе.
        Новый вид особо скорострельных ружей - три. Правда, отмечалось, что дальнобойность не уступает штуцерной, но о реальной скорости перезарядки ни слова. И опять же: полная неизвестность о создавшем их оружейнике.
        И общая черта всех этих новшеств: ничего и никто не сказал о том, сколько они стоили казне. А это куда как важно.
        Вывод: фактов недостаточно. Значит, надобно отыскать того, кто мог бы дать исчерпывающие объяснения всему этому. И сей человек должен быть в невеликом звании, потому что такой, если он не дурак, не может рассчитывать на огромную награду - не по чину - а равно и на блистательную карьеру при дворе. Следовательно, можно ожидать объективность хоть в какой-то степени.
        Перелистав несколько докладов, самодержец российский нашел фамилию: Семаков. Дворянин (иначе бы не стал флотским офицером), но роду незначительного. До войны имел чин лейтенанта, потом повысили до капитана второго ранга. Командовал тем самым кораблем, что причинил наибольший ущерб флоту союзников: утопил или повредил не один, а много неприятельских вымпелов. А успешный капитан просто обязан знать все, что касается корабля, которым командует. То есть именно этот человек в состоянии ответить пусть не на все, но уж точно на большинство вопросов.
        Николай пришел к промежуточному решению и потому даже слегка улыбнулся. Вызвать этого моряка в Петербург, назначить аудиенцию и расспросить подробно. Время пока что имеется. А уже по результатам полученной информации подумать как следует и решить уже окончательно: что делать во внешней и во внутренней политике.
        Глава 33
        Как ни странно, из европейских держав первой откликнулась на сенсационную новость австрийская монархия. Ее источники большей частью находились в Санкт-Петербурге. До столицы Российской империи новости доходили хоть и не мгновенно, но достаточно быстро. У многих высших сановников Российской империи разгром мощной эскадры силами всего двух кораблей вызвал, самое меньшее, оторопь. И она отозвалась действиями в Вене.
        Австрийский министр иностранных дел Буоль не вызвал российского посланника князя Горчакова в свое министерство. Как можно! Это была наилюбезнейшая просьба прибыть ради консультаций.
        Беседу господин министр вел в самых дружественных тонах. Он многословно уверял, что конфронтация между двумя несомненно родственными (по духу) монархиями равно невыгодна им обеим, и что он, Буоль, готов в приватной беседе обсудить вопрос о вещественных мероприятиях, направленных на снижение напряженности.
        Горчаков, в свою очередь, был лучезарен в мимике и речах. Правда, он не получил инструкций от Певческого моста[26 - в то время там находилось министерство иностранных дел.], но факты в его распоряжении были. Кроме того, князь был отменным дипломатом. В ответном слове он подтвердил, что, конечно же, согласен с мнением австрийского коллеги о недопустимости военного конфликта, что Россия мечтает лишь о мире на своих южных рубежах и что Турция, без сомнения, займет более дружественную позицию по отношению к Российской империи, в частности, в вопросе о проходе боевых кораблей через Босфор и Дарданеллы.
        Буоль продолжал улыбаться, но намек он понял, и внутри у австрийского верховного дипломата поселился громадный кусок льда. Австрия имела выход к Средиземному морю. Среди починенных министра нашелся человек, который поведал начальству о не очень-то потаенном смысле названия «Морской дракон» - эта рыбка в тамошних водах водилась. Достойный своего названия смертельно ядовитый русский корабль, пройдя сквозь турецкие (пока что) проливы, мог без особых затрат времени дойти до Триеста. Во всем австрийском правительстве вряд ли нашелся бы чиновник, оценивающий возможности австрийского флота выше, чем французского, не говоря уж об английском. А ведь в сражении при Кинбурне принимал участие еще один корабль Российского императорского флота, пусть не такой быстрый, но вооруженный не хуже. Прорыв этой грозной парочки в Адриатику означал бы быстрый и бесславный конец Австрии как морской державы.
        Буоль чуть ли не клятвенно пообещал употребить все свое влияние, чтобы все возможные препоны для установления истинно дружественных отношений между двумя великими европейскими державами были в самом ближайшем времени устранены. Горчаков, как легко догадаться, заверил в ответ, что не сомневался и не сомневается в именно таких настроениях австрийского монарха и его правительства.
        Кардинально иные настроения воцарились в Лондоне и Париже.
        Генри Темпль, виконт Пальмерстон[27 - именно такое правописание было принято в те времена. В современном русском языке пишется чуть иначе: Генри Темпл, виконт Палмерстон.], только что сменивший на посту премьер-министра Джорджа Гамильтона-Гордона, графа Абердина, мог выражать и испытывать какие угодно чувства относительно России. Однако британские премьеры в своей деятельности обязаны руководствоваться не только ими и даже не столько ими. Для принятия взвешенного решения нужны были факты. Последовал вызов на ковер нужного человека.
        Cэр Джеймс Роберт Джордж Грэхем, баронет, Первый лорд Адмиралтейства, был прямолинеен, как фок-мачта любого линкора Его Величества. Он поведал, пусть и не в деталях, результаты боя всего лишь двух российских кораблей с эскадрой из пятнадцати вымпелов. Закончил же он пассажем:
        - Королевский флот на этот раз отделался куда дешевле, чем французский, при том, что наша разведка совершенно неудовлетворительно действовала в течение всей Восточной кампании. Их людям надлежит реабилитироваться. Мы должны любой ценой получить сведения об этих кораблях. Без таковых сведений любое действие против российского флота будет чистой авантюрой с большими шансами на провал.
        Пилюля была горькой. Королевский флот (редчайший случай!) чуть ли не в открытую заявлял, что даже при численном преимуществе не полезет очертя голову в драку. Потери, понесенные в Восточную войну, и без того оказались более чем значительны.
        Дальнейшие действия премьер-министра были вполне очевидными. Большому конгрессу, лучше в европейской столице, предстояло самым тщательным образом (то есть очень долго) обсуждать сложившееся положение, дабы привести бывших противников к согласию. За это время британская разведка должна раздобыть все необходимое для того, чтобы воспроизвести, а еще лучше превзойти достижения русских в кораблестроении и артиллерии. Если, конечно, эти новшества дело именно русских рук и умов, в чем виконт Пальмерстон сильно сомневался.
        И, конечно, надо было устроить серию статей в солидных газетах. Англия не проиграла - ни боже мой! - она всего лишь свела партию вничью. А это совсем другое дело.
        Франция была настроена куда менее умеренно. Оплеуха корпусу инженеров-кораблестроителей оказалась звонкой. Корабли, сконструированные по последнему слову техники и предполагавшиеся неуязвимыми, на поверку оказались плавучими мишенями. Хуже того: и цели этой войны не были достигнуты. Россия не потерпела поражения ни в одном пункте соприкосновения с флотом союзников. Армия была фактически сброшена в море. В газетных обзорах преобладали не самые вегетарианские ноты.
        Результаты военных действий повлекли за собой обширные кадровые перестановки. Вылетел в отставку адмирал Брюи. Начальственный гнев метлой прошелся и по менее высоким чинам. А потом французский император Наполеон III с подачи министерства иностранных дел предложил через французского посланника в русской столице обширный конгресс всех глав правительств. Разумеется, в Париже. Результатом конгресса должен был стать всеобъемлющий договор о мироустройстве юга Европы.
        Начавшееся обучение хорунжего Неболтая магии получило неожиданное направление.
        Таррот, выслушав последние новости от Тифора, неожиданно предложил:
        - Тифор, почему бы сударю хорунжему не обучаться практической магии по-драконьи?
        Магистр-универсал имел самое туманное понятие о системе магического образования у крылатых и уж точно не знал деталей, а потому ответил самым определенным образом:
        - О?
        - Ну да. В ваших университетах наверняка знают, что драконы природно способны к одному из видов стихийной магии, а также телемагии; в отношении же всех других видов ранее полагалось, что у представителей моей расы таковых способностей вообще нет. Тем не менее возможность обучения драконов (даже не универсалов) чуждой магии существует. При этом ученики начинают с того, что изменяют потоки в кристаллах. Это намного легче дается. Вот тебе пример…
        Тифор не был многоопытным наставником, хотя учеников имел (двоих, в соответствии с правилами). Он сразу ухватил суть метода. Никому из людей такое бы и в голову не пришло. Консервативные человеческие методы обучения предписывали для начала работать только на собственной силе. Традиции, чтоб их. Магистр-универсал мгновенно прикинул возможности магов из группы.
        - Твоя идея просто замечательна, - грубо польстил человек.
        Медночешуйчатый не поддался искушению:
        - Это придумал не я. Такой подход предложил сам Пятнистый дракон. Методу уже больше пяти тысяч лет.
        - Пусть так. Удивительно, что наши университетские преподаватели не знают о нем, хотя, возможно, они и не спрашивали. Но с землянином случай особый. У него чрезвычайно мало времени. Будь моя воля, я бы подготовил его к экзаменам за первый курс.
        - Я бы с охотой помог в этом деле, но мне надо знать, какие именно требования предъявляют к экзаменуемым.
        - Пожалуй, я смогу раздобыть для тебя материалы.
        - Мария Захаровна, есть новость, которая некоторым родом вас касается.
        Именно этими словами приветствовал выздоравливающий Семаков своего лечащего врача.
        Разумеется, Мариэла выразила голосом лишь доброжелательную вежливость:
        - Расскажите, коль не в труд, Владимир Николаевич.
        - Меня вызывают в Санкт-Петербург, в столицу. Да не просто так, а с фельдъегерем. Очень срочно.
        - Иначе говоря, эта поездка по служебным делам?
        - Именно так.
        - Сколько же она продлится?
        - Туда-то доберусь быстро: если с фельдъегерем, то это шесть дней. А вот обратно на почтовых, это будет месяц с лишком.
        Тут же офицеру пришлось рассказать о фельдъегерской службе.
        Мариэла чуть задумалась. Разумеется, даже шести дней конструкты на переломанных ребрах не выдержат. Что же делать?
        После непродолжительного, но тяжелого молчания магистр магии жизни стала излагать варианты.
        - Первое, что я могу сделать - вообще ничего не делать. Ребра срастутся сами по себе, но тут риск… сама такое не видела, но слышала от наставницы: воспаление может пойти. Впрочем, это маловероятно, тут я уже приняла меры. Второй вариант: отложить поездку. Третий… есть обходной путь, в одной диссертация его нашла. Если кратко: я накладываю вместо полноценного конструкта на кость лишь уменьшенный… сказать проще, лишь тонкий наружный слой костной ткани нарастет моими усилиями, а остальное будет наращиваться уже естественным путем и потому долго. Ваш случай простой, поэтому месяц сроку на лечение. Насколько мне известно, у нас так никто не делал, но я… э-э-э… применив все знания и возможности…
        - Согласен на третий! - перебил пациент.
        - Будь по-вашему. Но места переломов беречь усиленно! Я дам вам список того, чего надо стеречься.
        - Заранее благодарен, Мария Захаровна. Тогда отбываю завтра, как раз фельдегерь уезжает.
        Молодая женщина казалась заметно смущенной. На ее щеках румянец загустел более обыкновенного.
        - Прошу у вас прощения, что этак вышло. Такой поворот, надо вам знать, считается недостойным мага жизни. Мы обязаны вплоть до полного выздоровления…
        - Мария Захаровна, так ведь не по вашей вине!
        - Ладно уж. А еще я хотела вас пригласить на свою свадьбу.
        - Так я поздравляю вас заранее и Тихона тоже. Извините, не озаботился свадебным подарком.
        - Так вы и не должны. Насколько я знаю российские обычаи, кто не попал на событие, тот не дарит.
        - Я бы подарил, поверьте, - и с этими словами офицер поцеловал ручку дамы. Та закраснелась еще более.
        Уже выходя из дверей палаты, Мариэла подумала, что есть возможность опробовать метод на еще одном пациенте, и велела доверенному охраннику разыскать бывшего пациента Семирылова и сказать ему, что, дескать, госпожа доктор теперь может заняться его ногой.
        Надо отметить, что по текущему состоянию пострадавшей конечности любой лекарь списал бы солдата Семирылова вчистую. Но не Пирогов. По осмотре раненого хирург постановил: больной должен выздороветь, особенно если госпожа Марья Захаровна выберет время заняться этим делом лично. И этот момент настал.
        Солдат был, самое меньшее, сверхпочтителен, а то и подобострастен. Он имел к тому веские причины.
        Госпожа доктор была вежлива, но тверда.
        - Пациент Семирылов, я дам вам последнюю возможность выздороветь. Сейчас я сделаю так, чтобы ваша перебитая кость стала нормального размера и формы. Но при этом она будет очень хрупкой. И так будет целый месяц. Повторяю, месяц вам предстоит не расставаться с костылями. После этого вы сможете нормально ходить. Правда, на первых порах вам будет это трудно делать, но тут все будет зависеть от вас. Николай Иванович назначит вам упражнения на разработку. Что же касается мягких тканей, то для них дело пойдет веселее, восстановятся в три дня. Но!
        Солдат Семирылов никогда не бывал в зверинцах. Не читал он занимательные книжки с картинками о дальних жарких странах. Поэтому он никак не мог сравнить улыбку молодой женщины с крокодильим оскалом - сроду он не видывал крокодила живьем. Для более эрудированных такое сравнение напрашивалось.
        - Это лечение - ваш последний шанс. Если вы разобьете молодую кость - больше не возьмусь за работу. И не только потому, что не хочу работать впустую. Весьма возможно, я вскоре уеду из России. А сейчас…
        Закончив непонятные движения пальцами, Мария Захаровна удалилась, бросив на ходу:
        - Завтра вечером я повторю лечение.
        Внутренне госпожа магистр была довольна собой. Дурак получил шанс: по всем признакам, в течение месяца кость должна была восстановиться.
        И тут Семирылов по-настоящему испугался: он случайно повернулся и увидел лицо соседа по палате, немолодого унтера Винникова.
        - Свят-свят-свят, Иисусе всемилостивый, спаси и сохрани. Чем же ты так прогневал Марью Захаровну? - шептал одними губами сосед.
        - Да я и слова поперек не вымолвил, - только и смог пролепетать незадачливый солдат.
        - Ко мне боле не подходи. Неровен час, за твои грехи и мне отсыплется.
        Об истории с солдатом, осмелившимся нарушить предписания, унтер слышал, но без подробностей. А фамилия ее главного героя большей частью осталась неизвестной для выздоравливающих.
        О событии через четверть часа знала вся палата. Ее обитатели дружно сошлись во мнении: чтоб довести милостивую госпожу доктора до такой ярости, нужно было натворить нечто совсем уж из ряда вон выходящее. А отдельные голоса напомнили, что без вины Марья Захаровна еще никого и никогда не наказала.
        - Вижу я их! Вижу эти цветные полосы! На всю толщину!
        - Похвально. А теперь зацепи их как будто кончиком когтя… то есть пальца… смещение очень малое, десятая дюйма.
        Диалог в пещере дракона шел, разумеется, на маэрском - и не потому, что наставнику так было удобнее, а потому, что Неболтай должен был заранее привыкнуть к способу обучения.
        - Даю… совсем немножечко…
        - Можно еще чуть. А теперь этот поток может поджечь… ну, что хочешь. Вот, например, этот листок.
        И Таррот выдернул горючий материал из своей подстилки.
        - Пробуй.
        - О! Горит!
        - Весьма похвально.
        Нельзя сказать, чтобы дракон вообще был щедр на похвалу. Просто у него имелся опыт обучения дракончиков (да и тот небольшой), и универсалов среди них не было. С людьми же опыта не было никакого. Между тем универсал-человек, как правило, изначально превосходил коллегу-дракона в магической силе, если речь не шла о той специализации, к которой чешуйчатый был заведомо способен. К тому же Таррот прекрасно помнил свои первые шаги в части управления потоками.
        К концу занятия казак смог самостоятельно, без всякого кристалла, поджечь табак в чубуке. Наставник похвалил, но велел попросить Мариэлу зайти в пещеру. Не дожидаясь вопросов, Таррот объяснил: он-де опасается довести ученика до истощения. Со ссылкой на ту же причину казак получил строгий приказ: вплоть до получения особого разрешения ни в коем случае не практиковать магию самостоятельно. Сверх того, дракон хотел, чтобы Мариэла поделилась преподавательским опытом.
        По приходе в съемный домик Неболтай не преминул похвастаться своим успехом в практической магии невесте. Та, в свою очередь превознесла достижения нареченного, но после этого заметила вроде как между прочим:
        - Хорошо бы мне поговорить с Тарротом.
        Неболтай уверил, что наставник хотел именно этого.
        Дом в Константинополе был обставлен, по английским понятиям, достойно. Турок счел бы обстановку аскетичной. В гостиной разговаривали двое. Хозяин дома был светловолосым голубоглазым европейцем; во всяком случае, одежда его не выделялась бы ни в Лондоне, ни в Берлине. Другой носил наряд, вызывающий ассоциацию с Турцией. Разумеется, речь не шла о феске (хотя этот человек пришел в дом именно при ней), но и костюм, и обувь были оттоманского происхождения; впрочем, это заметил бы лишь внимательный наблюдатель. Стоит упомянуть, что турок, будучи темным шатеном, отличался почти такими же голубыми глазами, как и европеец. Вполне возможно, он был выходцем из Северного Кавказа.
        - Роберт-эфенди, почтительнейше отмечаю, что попытка силового захвата выглядит сомнительной, коль скоро речь идет об этих иностранцах. У нас уже был опыт: пятеро джигитов не справились с одной женщиной. Точнее сказать, двоих она пристрелила, еще двое были взяты под стражу полицией, пятому посчастливилось удрать. Вот если бы вы приказали убить…
        - Нет, - твердо возразил хозяин дома, - трупы разговаривать не могут. Нам же нужны сведения. Полагаю, что русские офицеры не смогут их дать в нужном объеме. Они лишь используют механизмы, не создают их. Тогда…
        Тот, кого назвали Роберт, чуть замедлил речь. Само собой разумеется, его не прерывали.
        - …тогда ваша задача вот какая: наладить слежение за предметами, проносимыми на этот корабль. Любыми. Уголь, дрова, продовольствие, бочки с любым содержимым - короче, все. Неплохо бы знать систему охраны. И выжидать благоприятного случая. Средства на все ваши действия получите в том же отделении банка, что и раньше. Доклады жду каждую неделю. Идите, Мухаммад.
        Турок почтительно поклонился, уверил хозяина в совершеннейшей преданности и исполнительности, после чего удалился.
        Хозяин дома на самом деле не был от рождения ни Робертом, ни эфенди. Во-первых, крещен он был Дугласом, во-вторых, к его имени полагалась приставка «сэр». Но в Константинополе об этом знали лишь те, кому положено. Родом занятий этого респектабельного господина была разведка. Правды ради добавим, что и в отношении турка ситуация была сходной: имя Мухаммад тоже не совпадало с тем, которым звала его мать. По удивительному совпадению, в его обязанности также входило выведывание чужих секретов.
        По уходе велеречивого турка хозяин первым делом раскурил недурную, хотя и не первоклассную сигару. Пепел трижды упал с ее кончика прежде, чем курильщик пришел к решению.
        Да, на турок надежды мало. Но есть и другие способы получения информации. Нужные контакты найдутся в Санкт-Петербурге. Там имеется Английский клуб, а в него ходят весьма высокопоставленные господа со свободно подвешенными языками. Это будет едва ли не более быстрый способ добыть сведения о новейшей русской разработке - даже если она и не русская. Осталось лишь отослать бумагу… нет, не с поручением, это было бы неосторожно - всего лишь с невинным пожеланием доброго здоровья и с расспросами относительно родственников и знакомых нужному человеку.
        Днем перед отъездом Семаков собрал у себя на квартире весь офицерский состав «Морского дракона». Хотя на столе красовалась бутылка рома, а также все, что к нему полагалось, господин капитан второго ранга был почти полностью официален.
        Первым делом он объяснил товарищам, что уезжает в столицу по распоряжению «оттуда» (палец указал в зенит). Потом последовали распоряжения.
        - я исхожу из худшего, господа. Нам ясно дали понять, что пришельцы используют любую возможность, дабы покинуть наш мир. Не важно, сделают ли они это самостоятельно или с помощью извне. В любом случае нет никаких оснований полагать, что в дальнейшем иномиряне охотно будут использовать алмазы лишь для того, чтобы заслать сюда людей. Если я правильно понял, это слишком дорого. Малый портал - дело другое, до сих пор он действовал безукоризненно. По сим причинам в мое отсутствие вам предстоит непростая работа.
        Во взглядах подчиненных удивления не читалось.
        Командир продолжал:
        - Не удивлюсь, если за это время наши гости отбудут восвояси. Поэтому…
        Многозначительная пауза - абсолютно лишняя, слушатели и без того были предельно внимательными.
        - …вам, Михаил Григорьевич, надобно выяснить подробнейшим образом: сколько еще продержатся наши движки, нельзя ли их подновить или заменить лишь нашими силами, без участия гостей, и если да, то что для этого надо сделать. То же и к «Гладкой воде» и к механизму связи, и…
        - Сварка также, - подсказал Мешков.
        - Да, и сварка. А на вас, Иван Андреевич, возложу все вопросы по вооружению. И не только по гранатометам. Для нас как бы не важнее гранаты. Думаю, что чугун наши литейщики уж как-нибудь спроворят, а вот их начинка… Но этим список не исчерпывается. Еще картечницы, винтовки, пистолеты. С пулями, осмелюсь предположить, проблемы большой не будет, однако ж кристаллы, будь они неладны…
        - Еще кристаллы защиты, - подсказал Шёберг.
        - Истину глаголете, Иван Андреевич, и этот вопрос также будет за вами. Хотя… нет, не так. Вы, Михаил Григорьевич, спросите о защите для всего, что в вашей ответственности, а вы, Иван Андреевич, то же самое спросите по своей части. И вообще, господа, держите уши открытыми… Вот вроде и все.
        - Не все, Владимир Николаевич.
        - Что еще?
        - Мариэла с Тихоном обжениться намерены. Уболтал он ее, выходит; даром, что фамилия неподходящая…
        Офицеры дружно рассмеялись.
        - …и намерен он туда отбыть с нею. Учиться желает, я сам слышал. Вроде как через десять дней, на Михайлов то есть, играть намерены.
        - Ну, я-то не успею всяко.
        - Только что дарить?
        Потока идей не было. Даже ручеек не наблюдался. Некоторое время за столом висело молчание, потом Мешков осторожно начал:
        - Господа, а если подойти к подарку с обратной стороны… имею в виду, решить прежде, чего дарить НЕ надо - каково?
        - Известно, что не надо: часов.
        - А ведь верно, Иван Андреевич, время-то у них по-иному измеряют. Вот что значит опытный штурман!
        Похвала была всего лишь наполовину серьезной. Шёберг ответил полушуточным поклоном.
        - Есть идея. Слыхал я, что у них фарфора нет или он очень редок.
        - Чай они или там кофе пьют?
        - Очень даже. Достоверно знаю.
        - Шесть чашек, шесть блюдечек…
        - …и кувшинчик для сливок, меня из такого кузина потчевала…
        - Полный чайный или кофейный сервиз Императорского фарфорового завода дорогонько встанет…
        - Нет нужды. Все вами перечисленное видал я в продаже. Если шесть кофейных пар, да тот кувшинчик, то их уступят подешевле, всего пойдет за четвертную, а то и поменее.
        - Хорошая мысль, господа. Я тоже хочу участвовать. Вот моя доля.
        - А это моя.
        - А это от меня.
        На стол легли ассигнации.
        - Михаил Григорьевич, тут вам только справиться. Вы человек семейный…
        - Сделаю, господа, не извольте беспокоиться.
        Семаков повернулся к секретеру, извлек лист бумаги, чернильницу и перо. Написав несколько строк, он помахал посланием в воздухе, дабы просушить чернила, и заявил:
        - Вот, господа. Это от меня лично. Зачитаете на свадьбе. Еще по маленькой?
        Видимо, благородный немецкий напиток просветлил мозги моряков, поскольку Шёберг задал невинный (казалось бы) вопрос:
        - Владимир Николаевич, а когда вы обратно?
        - Я рассчитывал, что через полтора месяца буду. Но ручательства, сами понимаете, не дам.
        - А что, если высокому начальству понадобятся именно те сведения, которые нам с Михал Григоричем только-только предстоит собрать?
        Протрезветь Семаков никак не мог. Он и до этого был трезвым.
        - Твою ж через планширь да румпелем…
        - Собрать сведения и переслать телеграфом для скорости…
        - Исключено, - капитан второго ранга стал думать как разведчик и контрразведчик, - возможен перехват сообщения.
        - А письмо…
        - …идет медленно. Только если фельдъегерем…
        - …лишь с разрешения самого государя или…
        - …а чего голову ломать: пускай начальство и решает…
        - Есть идея, господа: сегодня же вечером расспросить…
        - А ну как им считать понадобится? Не успеют…
        - Да хоть приблизительно, и то будет что представить…
        - Принято!
        - Ну теперь-то можно еще по три капельки?
        - Иван Андреевич, проверьте, коль не в труд.
        - Вот сколько осталось…
        - Так и прекрасно! Бутылку сию приказываю прикончить!
        На этой жестокой ноте совещание завершилось.
        Глава 34
        - Ну, ребята, что у нас плохого? Ничего? Одно хорошее? Тогда похвастайтесь, Харир.
        Предмет похвальбы был извлечен из коробочки. При виде того, что лежало на ладони у магистра огня, Сарат резко посерьезнел. Изготовитель также не был расположен к шуткам.
        - Три дюйма с небольшим в поперечнике, почти четыре в длину. Потоки я прогнал, но…
        - Можете не рассказывать, в вашей квалификации я не сомневался. Основной вопрос в другом. Харир, у вас есть уверенность, что точно такие же или лучшие кристаллы вы можете производить один за одним? Иначе говоря, гарантируете ли вы воспроизводимость?
        - Хотел бы ее получить. Но, если позволите, это надо будет доказать практикой.
        Некоторое время никто не высказывался. Кристалл шел по рукам, и каждый участник совещания невольно прикидывал интегральную магоемкость, хотя при столь заковыристой форме сделать это можно было лишь очень приблизительно.
        Председательствующий снова заговорил:
        - Вы правы; вероятно, предстоит отработка технологии, но лишь после того, как Шахур и его группа докажут, что этот фианит пригоден для нашей цели.
        Взгляд доктора телемагии сделался острым. Особо почтенный явно заразился у товарищей потерей чувства юмора.
        Сарат продолжил:
        - Работа для тебя, Шахур, и твоих молодцов вот какая. Сначала оценишь его в нынешнем состоянии, а потом прикинешь, что будет, если огранить. Цель сам знаешь.
        Шахур не замедлился с ответом:
        - Вторая часть - тьфу, и внимания-то не стоит; я в одиночку взялся бы просчитать и представить результаты через час работы. Кроме магостойкости, конечно, ее-то в таком кристалле быстро не определить. А вот первая… сам видишь, какая конфигурация полей. Короче, три дня - самый что ни на есть минимум.
        - Хорошо. Все свободны. А ты, Шахур, останься… Так вот, друг, насчет трех дней ты того… промахнулся. Я тебе дам все семь. Но твои «драконы» пусть просчитают магоемкость и магостойкость не только с обычной огранкой, но и с ее вариантами. Сафар их опишет. Цель: проверить, возможно ли использовать этот кристалл многократно.
        Дальше диалог стал бы уже совершенно непонятен для непосвященного.
        - Но все переменные задать точно ты не можешь, поскольку…
        - …и не надо. Хватит лишь…
        - …в результате получишь точность до порядка…
        - А мне ничего лучшего и не потребуется - пока что. Ты выдай опорные точки по Ромену: ноль, один, десять…
        - Ладно. Давай кристалл.
        - Получи. Но это не все. Есть боковая задача.
        - ?
        - Глянь-ка.
        Сарат вытащил из кожаной жесткой прямоугольной сумки, которую Профес в свое время обозвал странным словом «портфель», тощую стопку листов. Шахур как-то очень быстро проглядел строки и выкладки. Сарат, хорошо зная старого друга, не сомневался, что суть идеи он ухватил.
        - Берусь просчитать.
        - Ого!
        - Не-а. Не «ого». Берусь расчетом доказать, что эта идея неосуществимая, если она и в самом деле такая. У меня, кстати, подозрения на сей счет имеются… Нет, сделаю лучше. Попробую найти слабые места в твоих рассуждениях. Если самая основа неверна, то и считать нечего, только время тратить.
        - Чтоб ты знал: работа на перспективу.
        - Уж до этого я и сам додумался.
        - Додумался не ты и не я, а моя жена.
        - Уж не хочешь ли ты сказать…
        - Нет. Она лишь дала общее направление мысли, а дальше я сам.
        Интерес Тифора проявился назавтра: магистр появился в пещере дракона вместе с казаком. Пока шли занятия, рыжий ни словом, ни жестом не вмешивался, лишь порою делал заметки на листке бумаги.
        И только когда наставник возгласил: «Перерыв!», Тифор позволил себе вопросы:
        - Таррот, почему ты столько времени потратил на отработку заклинаний телемагии?
        - Я исходил из специализации сударя хорунжего.
        - Так ведь он универсал. Ему в первую очередь для экзаменов за первый курс нужна вся стихийная магия.
        - Ты ошибаешься, - тут дракон позволил себе мимолетную улыбку, - мой ученик имеет другую специализацию.
        Тифор постарался держать себя в руках, хотя эти слова являли собой прямое сомнение в квалификации Мариэлы и его самого.
        - Какую же?
        - Он - воин. И будет таким. Магия для моего ученика лишь одно из средств для боя.
        Неболтай всеми силами старался сохранить на лице выражение почтительного внимания. Про себя он подивился такой проницательности крылатого наставника.
        Тифор явно вознамерился увести разговор от скользкой темы:
        - Большое спасибо тебе, Таррот; твой подход совершенно точно представляет интерес для университета, но не ручаюсь, что там его используют как есть. Все-таки люди - это не то, что драконы… в смысле способностей. Но решать не мне. И потом, полностью уверен, что на экзаменах все же спросят полностью курс практической стихийной магии - за первый год, конечно.
        В реплике Таррота не было слышно никаких эмоций:
        - Мне кажется, я уже передал ученику некоторое понимание подхода. В дальнейшем ему понадобятся соответствующие кристаллы с надлежащей загрузкой - и он научится с ними работать, а там и до полностью самостоятельного управления полями недалеко. Имею в виду: на своей силе. Но пока что наставник нужен хотя бы для того, чтобы избежать напрасной траты времени на очевидные ошибки. Перерыв закончен. Приступим теперь к заклинаниям воздуха…
        Тифор снова достал бумагу и перо.
        Мариэла настояла, чтобы свадьба была скромной. И не только бережливость была причиной, хотя магистры - народ куда менее богатый, чем доктора. У весьма почтенной было пожелание не привлекать (насколько это возможно) внимание. Вот почему венчание было проведено с минимальным количеством свидетелей и с максимальной скоростью (спасибо благочинному).
        И все же были такие гости, не пригласить которых было немыслимо: боевые товарищи жениха, офицеры с «Морского дракона» (кроме Семакова, который еще не вернулся), врачи из госпиталя во главе с самим Пироговым (его пригласили быть посаженным отцом), госпожа Абрютина (она взяла на себя обязанности посаженной матери), а также иномирцы в полном составе, за исключением дракона.
        Но были гости, которые терпеливо ждали за вратами Михайловской церкви, не будучи приглашенными на церемонию. Первым в ряду бывших пациентов госпожи доктора стоял боцман Сергеич.
        - Марья Захаровна, матушка, и ты, Тихон Андропыч, не побрезгуйте матросскими и солдатскими подарками… ребятушки сами делали…
        Сплетенный из дранки короб был наполнен доверху немудрящими детскими игрушками. Были там и расписные ложки, и фигурки медведей с кузнецами, кующими что-то на деревянной наковальне по движению рычажка, и куколки в самых нарядных (в понимании нижних чинов) сарафанчиках.
        Казак поклонился в пояс. Мариэла ахнула:
        - Сергеич, миленький, это все для детей, у меня же их нет!
        - Будут!
        Среди встречающих пронесся согласный гул. Сергеич продолжил:
        - Вы уж простите нас, молодые, явиться на пир никак не можем. Служба, сами должны понимать…
        Отмазка была не из сильных. Но все дарящие превосходно понимали, что очень скромное жилище молодых просто не может вместить всех желающих.
        - …и желаем, чтоб детки росли здоровенькими, да и ты сама, и Тихон Андропыч…
        Из группы поздравляющих послышались поддерживающие возгласы:
        - Да нешто матушка допустит какое нездоровье?
        - …и чтоб послушливые были…
        - …уж папашка их небось до баловства не допустит…
        - …да и Марьзахарна строгость знает…
        - Вот тебе, Сергеич, в знак благодарности. Тебе и вам всем! - с этими словами невеста чмокнула боцмана в обе щеки.
        На ответный поцелуй Сергеич не решился.
        На свадебном пиру хозяйничала семья Киприановых - за плату, разумеется. Гости дружно хвалили блюда работы Елены Киприановой. Дети в основном выполняли вспомогательные функции: подать, принять, унести, нарезать, очистить. Водку в своих краях заказала невеста («У нас она получше будет»), а вино было местным, в его достоинствах никто не усомнился.
        Помимо услуг дети поднесли вещественный подарок: ракушечную скульптурную группу из кошечки с котенком. Идею предложил брат, а воплотила сестра.
        При том, что пир задумывался ординарным, он все же вышел за привычные рамки. Причиной были сослуживцы жениха.
        - Нет, братцы, что ни говори, а лишняя ученость для казака лишняя! - глубокомысленно заявил приказной Харин. Никто из гостей не стал оспаривать тезис: иные по причине молодости, другие ввиду большой занятости пирогами или же стаканчиками.
        - Не скажи, Митрий; вон взять хоть бы мою Машу, уж ее-то познания сколь многих спасли.
        Приказной был не вполне трезв и потому полез в лискуссию:
        - Твоя молодая женка хороша, я и не спорю, а все ж она не казак. Вот ты мне докажи, что учиться тебе надобно.
        - И докажу! - жених обвел взглядом стол и вдруг обратился к Мешкову. - Михал Григорьич, будь ласка, достань сигару, коль есть с собой.
        Князь не высказал удивления. На свет божий появилась небольшая коробочка, из которой владелец извлек сигару.
        - Вот.
        - Я, чтоб ты знал, уже обучился кое-чему. Михаил Григорьевич, дозволь огоньку поднесть!
        Лейтенант карманным ножичком ловко обрезал сигару, сунул ее в рот - и на глазах зрителей кончик ее затлел.
        Но Харин не был намерен сдаваться.
        - Так ведь в бою ты табачок, поди, не куришь, верно?
        - Твоя правда, но ведь лиха беда начало. Глядишь, со ста шагов и порох чужой запалю. Когда выучусь, понятно дело.
        Приказной, подзуживаемый изрядным количеством принятой водки, пустил в ход самый веский аргумент:
        - А вот не надо тебе и мне учиться! - эти мудрые слова пошли в сопровождении еще более мудрого удара кулака по столу.
        Соседи, будучи трезвее, попытались вмешаться:
        - Охолони, брат.
        - Митяй, ты все ж на свадьбе, а не в шинке…
        Ситуация разрешилась неожиданно для всех, кроме жениха, моряков и Тифора. Молодая жена вдруг легко вышла из-за стола, подошла к разошедшемуся казаку и слегка улыбнулась.
        - Ой! Твою же… - с очевидным испугом промолвил буйный гость, завертел головой и спросил, обращаясь к стене, - как же так оно? Да разве так можно?
        - Можно, Митрий Ваныч, еще как можно. Сам, правда, пока не умею, это работа с разумом, оно по Машиной части, но через годик и я смогу протрезвить кого хочешь. Остыл? Вот и славненько. Костя, Наталья - а спроворьте гостям чаю.
        Хорунжий немного приврал: тут работа была с специализацией не разума, а жизни. Но иномирцы на этот счет промолчали. Киприановы-младшие изо всех сил трудились на подаче чая и сладостей, старательно прикидываясь, что ничего не слышали, а если что и услышали, так не поняли.
        - Да, чуть не забыл, Машенька еще похмелье лечить может. Так что милости прошу, если кому надобно - и недорого возьмет.
        - Цены нет твоей супружнице, Тихон, - солидно промолвил ротмистр Левашов. - Лечить всяко может, а тебя и родню еще за бесплатно.
        - Ну да, а ежели чего не по нраву придется, то не сковородкой вдарит, а сделает так, чтоб отвалился, - вдруг брякнул кто-то из молодых.
        - А вот этого нельзя, - очень серьезно и строго отчеканила молодая жена.
        Поймав несколько явно непонимающих взглядов, Мариэла разъяснила:
        - Мы, - она чуть было не выдала по привычке «маги жизни», но в последний момент поправилась, - специалисты по здоровью, клятву давали. Никому вреда не причинять, вот что там было в числе прочего. Исключение может быть, если на меня нападут.
        - И никому не отказывать в медицинской помощи, - вопросительной интонации в реплике Пирогова не слышалось.
        - Совершенно верно, Николай Иванович, вы все правильно помните.
        - Эх, жалко, что батя твой, Тихон, не скоро еще увидит красавицу-сноху, - заметил вскользь кто-то из земляков жениха.
        - Дагерротипию тут не используют. Вот было бы ко двору, - отметил как нечто само собой разумеющееся князь Мешков.
        - Это что такое: дагерротипия? - поинтересовался господин магистр.
        - Способ делать картины с помощью светописи, - не вполне понятно ответил лейтенант и, увидя, что слушатель намерен внимать, пустился в подробности, - берут небольшой ящик без щелей, в коем отверстие…
        Тифор выслушал весьма внимательно.
        - Надо бы и нам подобное завести, ведь можно же, только изображение получить иначе… - отреагировал он, возведя глаза к потолку.
        Капитанша Абрютина решительно вмешалась:
        - Да что вы, гости дорогие, все о делах да заботах, как не на свадьбе, а в присутствии служебном. И вино горькое опять же.
        - Горько!
        - Горько!!!
        Поздно ночью между молодыми супругами состоялся разговор.
        - Тиша, пока что детей у нас не будет.
        - Отчего ж?
        - Боюсь.
        В чем-чем, а в трусости казак не мог бы упрекнуть жену и потому сразу догадался о подоплеке:
        - За них боишься, надо быть?
        - Даже если они еще в животе будут - и тогда не уверена, что хорошо перенесут переход.
        - Тебе виднее, - дипломатически отвечал муж.
        - Эх-х-х… Ты еще не все знаешь. У магов - а мы с тобой такие и есть - никогда не бывало детей со способностями. Кроме как у наставницы; она первой открыла способ, а вслед за ней и другие маги жизни опробовали, и у них тоже получилось. А я хочу именно таких детей. Здоровье я им по-любому спасу, а вот способности…
        - Толково. А как наставница делала?
        - Профес - он был негатором. И сама наставница, и ее будущий муж попали под его действие. Потом восстановили силу, понятно. В результате у нее двое детей и четверо внуков оказались магами. Теперь понимаешь?
        - Как не понять. Значит… я попадал под это дело и много раз, а ты-то как? У тебя защита, сам видел.
        - Я ее разок сняла, когда работала с унтер-офицером Синяковым, тем самым одноруким. Потом восстановилась, понятно.
        - Ох, бабы, коварные вы все… За то и любим.
        - Ох, казаки, простодушный вы народ. За то и терпим.
        - А еще, Машенька, тебя люблю, что за словом ты в карман не лезешь.
        - Тиша, да господь с тобою - какие карманы? Некуда лазить.
        - То верно. Ты ж только в браслетик и одета, а на них я сроду карманов не видывал. Вот такая одежа мне по нраву.
        - Что за несносный… о… О-о-о! Как хорошо…
        Служебные разговоры на свадьбе получили неожиданное продолжение на следующий день. Исполняющий обязанности командира «Морского дракона» лейтенант князь Мешков прислал записку весьма почтенному Тифору с просьбой о встрече. Тот не имел ничего против.
        - Тифор Ахмедович, можно ли узнать, каков сейчас запас хода моего корабля, а также «Херсонеса»?
        Господин магистр попытался сдержать рвущееся наружу самодовольство.
        - Конечно же, это возможно. Первое, от чего зависит оценка - скорость, с какой вы предполагаете идти…
        - Скажем, десять узлов, - перебил моряк.
        - Второй важный фактор - состояние самих кристаллов. Это я лишь могу оценить. Кстати, цена такой работы невелика - на ваши деньги рубль серебром.
        - Решаемо, - улыбнулся Мешков.
        - Дополнительные факторы суть наличие и направление ветра. Ну, это не так уж много: процентов десять. Короче, прикинуть могу, хотя цену сходу не назову. Но уж точно поменее пяти рублей в расчете на два корабля.
        - Мы к этому вернемся, полагаю. Еще вопрос, Тифор Ахмедович. От первоначального количества энергии в наших движках осталась некая доля, ибо на все наши походы мы потратились. А дополнить до самой верхней черты можно?
        Тифор чуть поморщился от столь явно выказанного невежества, но ответил вполне учтиво:
        - Вполне. Это я также могу сделать, но работа станет дороже. На ваши деньги… - тут маг задумался, с очевидностью считая что-то в уме, - …ну, примерно… очень приблизительно… от пяти до двадцати пяти рублей золотом или серебром.
        - А когда вы отбудете к себе на родину - может ли кто-то или что-то сделать такую же работу?
        Тифор решил, что полностью уловил потаенную мысль собеседника, но отвечал на поставленный вопрос и только:
        - Насчет «кого-то» могу ответить со всей определенностью: нет. У вас не просто отсутствуют маги - их неоткуда взять, ну если только из Маэры. А вот «что-то»… попробую объяснить.
        Перед лейтенантом живо предстали не забытые ощущения гардемарина, присутствующего на занятиях. Тифор тоже заметно изменился. Исчезли чуть небрежное построение фраз. Все же магистры читают лекции, пусть и нерегулярно, а Тифор был не из худших по этой части.
        - Можно представить себе некий сосуд - кристалл, разумеется - который передает свою энергию тем кристаллам, которые вы хотите подзарядить. Само собой разумеется, если вы подзаряжаете группу кристаллов, то энергоемкость кристалла-накопителя должна быть больше. Но не просто больше: значительная доля энергии при передаче безвозвратно теряется. На это уйдет скажем, пятьдесят процентов. Кристалл-накопитель по этой причине обязан быть крупным и дорогим. И еще прибавьте статью расхода: заряд ему передает маг, и его услуги также стоят денег. Самое же главное, что надлежит помнить: по исчерпании энергии в накопителе вам более неоткуда ее взять. Примерный расчет показывает, - Тифор сделал небольшую паузу, - что для зарядки всех движков «Морского дракона» нужен кристалл бесцветного кварца весом примерно двадцать фунтов. Правда, речь идет о полной зарядке… ну, если до этого движки были разряжены в ноль, а так никто не делает. Тогда считайте, что при половинном разряде движков такой кристалл способен подзарядить их дважды. И еще учтите: надолго кристаллы-накопители запасать нельзя, у них саморазряд хоть и
слабый, но не нулевой.
        - И сколько ж такой кварц стоит?
        - Сто рублей золотом, самое меньшее, - без малейшего колебания ответил магистр, - это без учета цены кристалла-переходника. Впрочем, тот куда дешевле. Михаил Григорьевич, уж поверьте, что человек сделает такую работу c намного меньшими затратами.
        - Верю-верю-верю, - князь поднял руки ладонями вперед в примирительном жесте. - А подзарядка того самого накопителя БЕЗ участия человека возможна ли?
        Наш современник, знакомый с компьютерной техникой, подумал бы: «классическое зависание», но Мешков несколько рановато родился и, наверное, потому почти сразу же догадался, что магистр в бешеном темпе прикидывает варианты.
        - Теоретических препятствий не припомню, - с трудом выговорил рыжий. - На практике же… вы уж простите на грубом слове, но только земляне могли бы такое предложить.
        Последняя фраза прозвучала очень похоже на «только безнадежные идиоты могли бы до такого додуматься.» Однако лейтенант, будучи светским человеком, эту мысль оставил внутри себя.
        - Повторяю, теоретически возможно, это да, но… ладно, попробую объяснить. Поля, например, света можно преобразовать в поля… теоретически любой специализации. Телемагии тоже, понятное дело. Но эффективность такого преобразования очень низкая. Тут, конечно, считать надо, но предвижу ситуацию, что весь прибыток уйдет на затраты, говоря вашим языком. А по-научному выразить можно так: все приращение магоэнергии будет съедено рассеянием полей, к примеру. Вот разве что на алмазе попробовать. Но они мало того, что дороги, так еще изучены крайне недостаточно. Да, и еще одно. Уж не знаю, говорил ли вам кто, но…
        Тут в голосе магистра снова зазвучали интонация неплохого лектора.
        - Каждый кристалл, сопряженный с магией, являет собой структуру полей. Упрощенно говоря, это и есть заклинание. Но пойти в ход оно может лишь при наличии известного запаса магоэнергии, и таковой берется либо от мага, либо от самого кристалла. И структуру, и энергию в этот кристалл, назовем его рабочим, закачивает маг. Это ясно?
        - Вполне, - коротко ответил Мешков, а про себя подумал, что кажется, понял, к чему ведется цепь размышлений.
        - Так вот, тот рабочий кристалл, о котором я говорил, может взять энергию от другого кристалла. Но структуру - нет. Во всяком случае, мне неизвестны ни теоретические, ни практические наработки на эту тему. Применительно же к вашим задачам, Михаил Григорьевич: если у вас есть магический движок, то указанный большой кристалл-накопитель может его подзарядить, но создать из новенького кристалла новый движок - никак.
        - А скопировать структуру с одного кристалла на другой? - быстро нашелся флотский.
        - Над этим уже думали. Теория не запрещает. Практически же маг каждый раз подгоняет структуру под конкретный кристалл: его размеры, форму, дефекты, если есть. Тут думать надо, а кристаллы думать не умеют. А при копировании тот кристалл, на который копируют, должен быть точно таким же, как кристалл, с которого делают копию, иначе рассеяние будет совершенно недопустимым… Ох ты, рог Темного тебе в печенку…
        Мешков очень хотел задать вопрос, но сдержался. Магистр заговорил монотонным голосом, как будто его рассуждения мог слышать лишь он сам.
        - Одинаковые кристаллы - вот в чем суть. Первый мастер это может. Да, копирование при этих условиях пройдет. И контроль, конечно… - Тифор просиял. - О, теперь ясно!
        Российский офицер проявил недюжинную выдержку и опять ничем не показал, что вообще слышал рассуждения.
        - Михаил Григорьевич, я, кажется, придумал, что делать. Ваша цель, как понимаю, это иметь возможность самим, без нашего участия, подзаряжать кристаллы и заменять те из них, которые придут в негодность. Это относится как к движкам, так и к кристаллам, которые работают в гранатометах, винтовках, пистолетах, верно?
        - Совершенно правильно, Тифор Ахмедович, но добавьте сюда фонари, устройства связи…
        - Да-да, они тоже имелись в виду. С вашего позволения, я подведу итоги. Подзарядка с помощью кристалла-накопителя - возможная вещь. Создание копий рабочих кристаллов - нужны хорошие расчеты и опыты, но не исключаю, что и это решаемо. Зарядка кристаллов без участия мага - проблема из проблем. Даже если ее удастся разрешить, то лишь ценой огромных усилий группы магов. Так вот: я изложу все мои выводы и соображения, пошлю их на Маэру, а уж там примут решение. И дело не только в том, что какие-то из задач могут вовсе не иметь практического решения. Вы уж простите, но не исключаю, что мое начальство или ограничит, или прервет контакт с Землей. Оно пришло к выводу, что Профес вряд ли сыщется в ваших краях. О стоимости портала и не говорю, я ее сам плохо представляю.
        Глава 35
        Тифор не сказал землянину всей правды.
        Он и вправду составил подробный отчет о вопросах и запросах заказчиков с Земли с комментариями обширными и глубокими. На эту работу ушло чуть ли не два часа. Но той же посылкой отдельной стопочкой листов (очень тонкой) ушло и другое предложение.
        Получив очередную посылку через портал, Сарат отреагировал на нее неоднозначно. То, что касалось планов по нестандартному использованию кристалла-накопителя, копированию заклинательной структуры и подзарядки без участия мага, было прочитано двоекратно, с почесыванием затылка и пометками на полях. Последняя же стопочка вызвала сперва снисходительную усмешку, поскольку задача, предлагаемая к решению, была уровня даже не бакалавра - еще ниже. Сарат подумал, что для студента-дипломника это в самый раз. Потом подумал крепко и решил, что и того много: по силам третьекурснику. Потом подумал с еще большим усердием и пришел к мысли, что это устройство на диссертацию не тянет, но коммерческий успех очень даже может быть. Далее последовало хмыкание и вызов к себе в кабинет человека без магических способностей: бывшего старшины-разведчика Хагара. Надо заметить, что тот отличался изумительным, фантастическим, ничем не сбиваемым нюхом на прибыль. Именно по этой причине сей достойный член Гильдии купцов был по совместительству неофициальным финансовым советником высокопочтенного.
        - Звал, Сарат?
        Такое фамильярное обращение было позволительно старому товарищу. Он начинал карьеру вместе с хозяином кабинета еще при Професе.
        - Звал, старшина. Глянь на это. Как думаешь: можно ли будет продавать?
        Хагар бегло, но внимательно проглядел листки.
        - Не, не скажу, - мотнул он головой, - ты мне чистую идею даешь, а надо бы такое, чтоб в руках подержать…
        Кандидат в академики являл собой образчик терпения.
        - ДОПУСТИМ, что задуманное получится. Можно будет это продавать?
        Бывший старшина изобразил на физиономии густой скепсис.
        - Миллион золотых не заработать. Хотя… вот у драконов спрос будет. У них ничего похожего даже близко нет.
        Сарат прикрыл глаза в размышлении.
        - Я понял твою мысль, Хагар. Ты прав относительно драконов. Но мне кажется, что и люди будут покупать.
        - Кхм.
        По уходе Хагара высокопочтенный повернулся к полкам за спиной, провел пальцами по корешкам папок, выбрал одну из них, наскоро пролистал, нашел нужный лист и выписал данные.
        По звуку гонга вошел секретарь.
        - Вызовите ко мне вот этих студентов… скажем, через час. Они с третьего курса. У них как раз заканчиваются занятия.
        Ровно через час два студента и одна студентка не без робости вошли в кабинет.
        - Хотите получить зачет за курсовую?
        По странному стечению обстоятельств никто не отказался. Видимо, в этой маленькой группке подобрались исключительно авантюристы и забубенные головушки.
        - Ознакомьтесь.
        Все та же тощая стопочка листов была тщательно просмотрена третьекурсниками.
        - Так что, беретесь?
        Перестрелка взглядами длилась две секунды с десятыми.
        - Беремся.
        - Задачка не из тяжелых.
        - Можем сделать.
        Сарат поспешил охладить чрезмерно горячих студиозусов:
        - На самом деле она не так проста, как выглядит, вы это сами увидите. Однако я тоже полагаю, что вам по силам. На проработку вопроса даю три дня. Потом придете ко мне на прием с вопросами - если таковые появятся, конечно. Или же через неделю с готовым проектом… или же через три недели с работающим изделием. Дальше: у вас будут материальные траты. Кто будет казначеем?
        Без малейших колебаний студенты ткнули пальцами в коллегу женского пола и хором выдали:
        - Она.
        - Почему как с деньгами, так всегда Темила… - проворчала та. Видимо, эта реплика была уже привычной, поскольку реакция также оказалась стандартной:
        - Ты по этой части…
        - …лучше всех, - и льстивые улыбки в придачу.
        - Прекрасно, - улыбнулся кандидат в академики, - вот вам, Темила, пятьдесят сребреников. А вот два кварца, их должно хватить. Отчетности, надо полагать, вас учить не надо?
        Ответом были надутые губы.
        - Я так и думал. Тогда желаю успеха. Более того, уверен в нем. Всего вам пресветлого.
        - И вам, - ответил нестройный хор.
        Вспоминая потом езду до Петербурга, Семаков смог отметить лишь одну светлую сторону: скорость.
        Оборотной ее стороной была усталость. Отдых был самым кратковременным; на станциях он длился ровно столько времени, сколько требовалось на замену лошадей. Даже крепкая натура морского офицера с трудом выдерживала тяжесть путешествия.
        Фельдъегерь Никодим проявил угрюмость и неразговорчивость. Правда, он не отмалчивался на вопросы, но старался отделываться самыми короткими репликами. О песнях и речи не было. Самым длинной речью его был ответ на осторожную констатацию очень быстрой езды:
        - Это что, вчера мы лишь четыреста верст отмахали, а вот зимой и по четыреста пятьдесят могли бы.
        Ездокам везло: дождя не было, а туман в счет не шел.
        Такое сверхбыстрое путешествие дало результат: по прибытии в столицу империи капитан второго ранга имел вид скорее бледный и помятый, чем лихой и придурковатый (что требовали традиции еще со времен Петра Великого). Но моряк службу знал и, не теряя ни часу, явился по месту назначения, то есть в Адмиралтейство. Видимо, большое начальство уже было предупреждено, поскольку немедленно последовало распоряжение: отдохнуть один день, привести себя в порядок и отправляться в Царское Cело, где ожидается высочайшая аудиенция.
        На этот раз петербургская промозглая осень заявила о себе в полный голос. Семакову до такой степени не хотелось тащиться по грязи, да еще в уставшем виде, что даже взял билет на чугунку, отдав семьдесят пять копеек серебром.
        Сарат ошибся дважды. Не через три, а два дня казначей явилась к нему, добросовестно представила обоснование (работа со стеклом оказалась дорогой) и выбила дополнительное ассигнование в размере сорока сребреников. Вторая ошибка состояла в том, что не через три недели, а через одну работающее изделие было представлено. По крайней мере, группа в один голос заявила, что установка работает.
        Глубокочтимый, натурально, пожелал увидеть в результаты работы в действии.
        - Кто желает демонстрировать?
        Видимо степень авантюризма в студентах оказалась недостаточной, поскольку ее мужская часть начала энергично подпихивать друг друга.
        - Ты давай.
        - Так у тебя выходило не хуже.
        - Давай, Алим, у тебя лучше всех получается, - ободрила девушка.
        Такая поддержка подействовала. Невысокий, черноволосый, широкоскулый, раскосый Алим водрузил нечто, смахивающее на небольшой ящик, на стол. С одной стороны в центре вертикальной стенки было проделано отверстие, в которое студенты вставили линзу. С другой стороны стенки не было вообще, зато был встроена рамка, в которую Алим поместил лист белой бумаги.
        Небольшая коробочка исчезла в ящике.
        - Это краска, - пояснил докладчик.
        Довольно плотная черная материя укутала голову Алима вместе с задней стенкой ящика. Два маленьких гвоздика не дали материи соскользнуть.
        - Наводим на окно.
        За окном красовался обычный городской пейзаж, не представляющий собой ничего интересного.
        - А теперь… вот.
        Исполненным изящества жестом Алим поднял материю и достал лист. На нем красовалось черно-белое изображение окна с пейзажем за ним. Пейзаж отпечатался довольно четко, а изображение оконной рамы оказалась размытым.
        Высокопочтенный одобрительно покивал.
        - Что ж, половину работы вы сделали. Выдайте вторую половину: это будут ответы на мои вопросы. Кто что делал в проекте? Вы, Тудор?
        Тощий, длинноносый, русоволосый, длиннорукий Тудор, похоже, ждал именно этого вопроса.
        - Я, высокопочтенный, наложил заклинание копирования на кристалл кварца - вот он. По получении изображения на бумаге закрепление красителя состоит в…
        - Хватит, хватит. Что такое копирование, я и сам знаю. А вы, Темила?
        - Я обеспечила телемагию для переноса красителя. Также мы с Алимом регулировали четкость изображения.
        - Чем регулировали?
        - Подбором линзы; это удалось лишь с пятой попытки.
        - А вы, Алим?
        - Я просчитал магоемкость кристаллов, а также их ресурс. Тот, первый кристалл выдержит сто восемьдесят копий с гарантией. Со вторым получше: в него ресурс на полных триста копий. Также на мне была регулировка и ее связь с наложением изображения… ну, вы знаете.
        - Разумеется, знаю. Вы измерили длительность работы заклинания копирования?
        Студенты заметно смутились. Девушка попыталась выкрутиться:
        - Мы копировали изображения неподвижных предметов. За пять секунд или даже десять никаких размытостей не выявилось. В солнечный день получилось примерно секунда, даже меньше.
        - Иначе говоря, вы не измеряли. А на защите курсового проекта это спросят… А вот еще: всем вам известно, что существуют и цветные копии. Почему вы остановились на чисто черном цвете?
        - Нам еще не читали цветное копирование; наставник Стилоф сказал, что это пойдет лишь через две недели. Мы могли изучить дело сами, но прикинули, что тогда нам не удастся уложиться в три недели.
        - Кто прикинул?
        - Темила.
        - Прикидка почти правильная, - Сарат выдал поощрительную улыбку. - Я согласен с тем, что за три недели вы сделать проект не успели бы. А вот с чем я НЕ согласен.
        Теперь в улыбке поощрительность не наблюдалась. Скорее там смотрелась типичная преподавательская кровожадность и свирепость. Любой студент знаком с ними, и эти трое не были исключением.
        - Вы хотели сделать трехнедельный проект за неделю и сэкономить тем самым время. Этот расчет был неверным…
        Высокое начальство в очередной раз продемонстрировало то, что оно называло «мастер-класс»: закинуло руку за спину и, не глядя, достало из ящика нечто латунное и не вполне понятное по назначению. Точнее, оно оказалось непонятным лишь для двоих: Алима и Темилы. Последний из троицы постарался не выставлять напоказ свою отменную эрудицию. Однако сверхпреподавательская проницательность сработала:
        - Вижу, Тудор, что вам знаком этот предмет. Просветите ваших товарищей.
        - Это бинокль. Сам я его не видел, но слыхал от родственника.
        - И знаете, как им пользоваться?
        - По рассказам, - третьекурсник сделал скромное лицо.
        - Итак?
        Тощий взял бинокль в руки.
        - Глядеть вот сюда, этим колесиком наводить…
        Тудор поднес бинокль к глазам, потом отвел его, а на длинной физиономии отразилось понимание начальственной мысли.
        - Вижу, что вы догадались, Тудор. Вы тоже попробуйте, Темила.
        Девушка попробовала, но не успела выразить реакцию вслух. Алим ее опередил:
        - О, я тоже понимаю.
        От такой потрясающей сообразительности легковерный и добросердечный преподаватель прослезился бы и поставил «превосходно» всем троим. Но Сарат не принадлежал к числу доверчивых и благодушных.
        - Хорошо. Курсовой зачет ваш. Хотите получить годовой зачет?
        Ни малейшего противодействия не возникло.
        - Тогда вот задача: сделать так, чтобы это устройство выдавало портреты людей, а не только пейзажи. Разумеется, одинаково четкие изображения. Пока лишь черной краской. Особо важно: расчет кристалла копирования обязателен. В нем должно определить, какова минимальная величина кристалла, чтобы энергоемкости хватило на сто копий. Время создания копии - не более одной секунды при уличном освещении в пасмурный день. Так и быть, упрощу задачу: форму кристалла полагайте такой же, как вот эта. На все вам дается две недели. Но если не успеете создать работающее устройство в соответствии с требованиями - этот зачет будете сдавать в сессию без малейшего снисхождения. Уверен, особо почтенный Стилоф не откажет мне в такой небольшой просьбе. Ну что, рискнете?
        Не прошло и пяти секунд, как хозяин кабинета получил еще одно подтверждение наличию авантюрного склада ума у этих студентов.
        Император российский Николай Первый думал. Это только в школьных учебниках двадцатого века ему создавали образ тирана, сумасброда и дурака. На самом деле он не был ни тем, ни другим, ни третьим.
        В частности, перед принятием решения Николай Павлович обязательно его взвешивал, не стесняясь испрашивать дополнительную информацию, а то и совет. На этот раз в качестве источника такой информации был флотский офицер, блистательно проявивший себя при осаде Севастополя - капитан второго ранга Семаков.
        - Un vrai officier de la Marine[28 - настоящий флотский офицер. (франц.)] - подумал император почему-то по-французски, хотя на людях говорил по-русски и требовал того же от придворных
        То, что за победу при Кинбурне он подлежит награждению - это ясно. Повысить в чине? Нет, он сравнительно недавно уже получил капитана второго ранга. Георгия третьей степени? Вот это да, по статуту подходит. И золотое оружие, без сомнения.
        Но что же делать с теми сведениями, которые он принес? И что делать с механизмами, которые уже куплены Российским императорским флотом? Ведь действие их не бесконечно.
        Николай получил очень хорошее по своим временам образование. Он сдавал экзамены честно, не получая поблажек. И хорошо усвоил один из приемов, позволяющих это делать наилучшим образом: раскалывать первым делом те задачи, которые кажутся более легкими.
        Конечно же, вопрос с механизмами из иного мира решить проще. Нет, не решить, а понять. Во всех них есть некие кристаллы, регулярно нуждающиеся в том, что этот капитан назвал «подзарядкой». Провести таковую может пока что только человек с надлежащими способностями и, к сожалению, с полноценным иномирским образованием. Образование - это четыре года и то лишь на начальном уровне… как там бишь его… бакалавра. А без участия человека дело будет дорогим и сомнительным.
        Начать хотя бы с прохода в иной мир. Дорогая вещь, вопросов нет. Бриллианты для такого нужны. Но и тут нюансы. Большой бриллиант не выдержал прохода иномирцев с драконом. Допустим, ему найдут замену, тогда иномирцы уйдут. Но останется малый проход, и он-то пока что работает без замечаний. Впрочем, нет, пример неудачен: кристалл на той стороне. И все же вывод сделать можно: торговля чем-то небольшим вполне осуществима, а вот посещение людьми - сомнительно.
        А так ли нужны механизмы? Даже этот «Морской дракон» - кстати, не забыть спросить, откуда такое необычное имя - не может в одиночку биться со всем британским или даже французским флотом. Что ж, значит, в течение года - а больше его чудесные движители не продержатся - он может хотя бы пугать противников. Штуцера отменного боя - ну, те можно заменить и существующими, пусть даже они хуже. Картечницы - вот им замены нет. Пока что нет. Гранатометы - то же самое. Нельзя не признать: они-то и оказались наиболее действенны как на море, так и на суше. Конечно, надо развивать в России производство оружия. Уж противники точно не будут сидеть сложа руки.
        Но… хорошее оружие было бы остро необходимо в случае продолжения войны, а вот его-то император хотел бы избежать на некоторое время. До поры же эти технические новинки могут и подождать. Тем более, те персоны, которые моряк вслед за пришельцами из иного мира назвал «негаторы». Они наверняка имеются и у англичан, и у французов, и у австрийцев… короче, у всех противников. Тем труднее им будет исследовать образцы механизмов - а они наверняка попадут в их руки. Купят или, на крайний случай, украдут.
        Несколько особое дело с этой образованной дамой-лекарем. Диплом имеет, надо же! Но и с ней не так просто. Мало того, что Пирогов - а насколько было известно императору, знаменитый врач не страдал легковерием - в конце концов дал ей классный чин, она и вправду показала себя великим специалистом. Вылечивать холеру!
        Николай вспомнил, что, когда он спросил насчет чахотки, Семаков с полной уверенностью в голосе заявил: «Разумеется, государь, ее она также вылечивает». Без колебаний. А ведь эта болезнь не щадит даже августейшие семьи - и кому это знать лучше, как не самому императору? Ведь его любимая дочь Александра, по-семейному Адини, умерла от чахотки считанные одиннадцать лет тому назад - и никто ничего не мог сделать.
        А эта пуля в голову Нахимова! Императору донесли, что все врачи полагали состояние раненого безнадежным, а эта дама ухитрилась спасти адмирала, хотя с трудом. Впрочем… нет, это уже второй вопрос, он же самый трудный.
        Разумеется, император спросил, каковы же пределы умений этой врачевательницы. Естественный вопрос, и Семаков в свое время сам его задал. По его словам, даже ее наставница не в состоянии приживить отрубленную голову. Вот интересная деталь: и преподают этот раздел науки женщины. Кажется, как раз исцеление раны Нахимова и есть верхний предел возможностей. Впрочем, нет. Сказано было, что она в чине магистра и для получения права самостоятельного врачевания в своей стране должна стать доктором медицины. Наверняка доктор может еще больше.
        Интересной фигурой является этот таинственный Профессор. В том мире его вспоминают с огромным уважением. Мало того: он им явно нужен, потому и начаты поиски. Вот в этом стоит помочь. Имея хороший портрет, можно найти человека, даже если его ученое звание вымышленное.
        Николай Павлович сделал мысленную пометку для ведомства Дубельта.
        А что делать с самими пришельцами? Нет, с ними, собственно, уже ничего делать не надо, вскоре они покинут наш мир. Очень уж иномирцы на это настроены. Хотя предлагали торговать. То есть пришлют купцов? Или допустят к себе российских? А нужно ли это империи? Или попробовать их удержать хотя бы временно? Впрочем…
        Этот моряк явно не придал значения факту, просто сообщил о нем как о чем-то малозначащем. Но Николай Павлович был не из тех, кто упускает из виду мелочи, лишь кажущиеся таковыми.
        Семаков описал государство иного мира как республику. Во всяком случае, самодержавного монарха там не было. Вместо того была Академия… явно неудачный перевод на русский, поскольку с российской Академией (а равно с аналогичными учреждениями других стран) оно имело мало общего. Туда попадали вроде как за научные заслуги, на деле же там правили самые могущественные. И правили жестко. Что хуже всего: происхождение не имело никакого значения - только личные заслуги и умения. И если у человека не было соответствующих способностей, ему ничего не могло помочь. В самом лучшем случае он мог сделать карьеру купца, владельца заводика, но не более того.
        И драконы к тому ж. У них все поголовно обладают теми самыми способностями, которые у людей встречаются в одном из ста. Могут быть опасными? Безусловно! Но, по словам того же Семакова, наш мир им активно не нравится. Летать они не смогут вволю, понимаете ли. Но тут иначе, чем с людьми: драконы почти ни в чем не нуждаются. Нет, здесь им делать нечего, это точно. Разве что…
        Наедине сам с собой император мог позволить себе тихонько рассмеяться. Надо же: взятка в виде турецкого печенья! Недорого же стоит купить драконьи услуги.
        Но как быть с людьми из иного мира?
        И Николай Павлович пришел к решению: никаких личных контактов. Хватит с России европейского опыта вольнодумства и революций. Кстати, чистая экономия для иномирцев: не надо будет тратиться на крупные бриллианты. Торговля - да, возможно. Те же кристаллы, к примеру. Заряженные, конечно. Драконам можно продавать пшеницу, например, или даже муку. Впрочем, капитан предупредил, что мука нужна лишь пшеничная, ржаную драконы почему-то терпеть не могут.
        Но это было не все. Предстоял конгресс европейских стран. То, что не в Париже - это очевидно. И не в Вене тоже - уже получили позорный опыт с австрийской чрезмерно гибкой позицией. Вот Берлин… Пруссия была хоть в какой-то степени нейтральной страной в этой войне. И демонстрация силы не повредит. Иначе говоря, «Морской дракон» должен как следует напугать пруссаков в первую очередь, но также и других. Или еще лучше: «Херсонес». Уж его наверняка знают и сделают нужный вывод: корабль переделан из достаточно обычного пароходофрегата. А скорость его, по словам Семакова, достаточна, чтобы уйти от любого противника. Или даже оба-два. Такой мощи хватит на небольшую эскадру, буде кто надумает проявить враждебные намерения.
        Вот теперь все стало ясно. Капитан второго ранга Семаков получит свои награды, а с ними и поручение: показать Андреевский флаг сначала в Средиземном море, потом пройти Бискайский залив, далее покрасоваться в Ла-Манше, а после и в Немецком[29 - современное название - Северное море.] море. Пускай видят и делают выводы.
        Осталось последнее: нужно свое государственное око там, в Крыму. И тут императору сразу же пришла нужная мысль. Конечно же, цесаревич, наследник престола. Пусть сначала все разузнает в Севастополе, а во благовремении пойдет по морю к Штеттину. А там и до Берлина недалеко.
        Глава 36
        Причина для отпуска была уважительная: князь Мешков до сих пор не видел своего наследника. Да и Таточка наверняка соскучилась по мужу. И поскольку непосредственный начальник (капитан второго ранга Семаков) отсутствовал, то пришлось обращаться с прошением непосредственно к Нахимову. Тот не увидел никаких причин для отказа и просьбу удовлетворил. Но в родовое имение под Киевом князь ехал не без дополнительного задания. В багаже у отпускного офицера имелся особый ларчик, а в нем покоились два драгоценных камня очень немалой стоимости: рубин и сапфир. Иноземные знакомые просили попытаться сменять их на один алмаз, желательно без огранки. Для этой цели Мешков озаботился рекомендательным письмом от ювелира Макарова. Тот без зазрения совести выторговал у князя обещание, что если на продажу случатся камни ценой поменее, но такого же превосходного качества, то окажутся они именно у данного ювелира.
        - Не извольте сомневаться, ваше сиятельство, дам за них наивысшую цену, - так Моисей Соломонович завершил аргументацию.
        В отсутствие же командира и первого помощника командование принял мичман Шёберг. Поскольку любому капитану нужны помощники, то Нахимову пришлось и этим озаботиться; впрочем, эту простую задачу он спихнул на капитана первого ранга Ергомышева. Тот, в свою очередь, посчитал, что коль скоро Шёберг ходит в мичманском чине, то и помощники должны быть рангом не более.
        Репутация сказала свое веское слово: за должности первого и второго помощника разгорелось форменное сражение. Ергомышев втихомолку костерил морским загибом тот день и час, когда начальство поручило ему эту задание - а ведь оно на первый взгляд казалась легким.
        В результате на «Морском драконе» появились мичманы Власьев (дальний родственник отставного контр-адмирала Власьева) и Лазарев (тот был всего лишь однофамильцем знаменитого адмирала). Разумеется, Шёберг первым делом проверил кандидатов на негацию (к счастью, таковая не выявилась), после чего у него появилась обязанность обучать назначенцев, ибо большая часть их знаний была неприменима.
        Шахур не требовал оркестра и аплодисментов. Даже слово «фанфары» не прозвучало; впрочем, оно и не могло прозвучать. На Маэре их точного подобия не было, хотя медные духовые инструменты существовали. Особо почтенный всего лишь послал записку, что, дескать, получены предварительные данные по тому вопросу, что обсуждался ранее.
        Глубокочтимый начальник обладал отменным опытом, а потому не стал устраивать расширенное совещание. Вместо этого он пригласил старого друга в хороший (примерно сказать, на посетителя рангом от доктора магии и выше) трактир. Даже магистрам посещение этого заведения было не по кошельку. Вино и иные напитки там подавали не в кружках и даже не в стаканах, а в бокалах, а на десерт предлагали кофе. Уровень, господа!
        После уничтожения первого и второго блюд в сопровождении отменного семилетнего розового из Ханаанской долины начался серьезный разговор.
        - Что до граненого варианта, то там один большой портал гарантирую на десять минут. Имею в виду: портал в мир «Т», а оттуда такой же на Землю, по пяти минут каждый.
        - Этого нашим вполне хватит.
        - Или четыре портала по две с половиной минуты каждый. Сам знаешь, при установке поля дополнительный расход. Даже если подзаряжать…
        - Знаю-знаю. Нет, десятиминутный вариант получше.
        - Но учти, считал с запасом. Если рискнуть, то даже четыре по пяти минут могут получиться, или же один на все двадцать, то бишь два по десять.
        - Риска не надо никому. А если попытаться сэкономить?
        - Это как?
        - Проходить портал бегом. Управятся в пару минут вместо пяти - так получим запас на вторую попытку. Закрывать, как только все пробегут. А потом прикинешь состояние кристалла.
        - Но интегральную магостойкость даже «драконы» не подсчитают быстрее, чем за сутки.
        - А с них ничего такого скорого и не потребуют. Второй портал еще неизвестно, когда понадобится.
        Про себя Сарат добавил: «И еще неизвестно, понадобится ли вообще». Вслух же он спросил:
        - А если не гранить?
        Шахур был предельно откровенен:
        - Хреново. Форма такая, что самому Темному мозги в спираль закрутит. Мои считали приблизительно. Результат вот какой: первый портал простоит с гарантией двенадцать минут. Но магостойкость изначально такая, что о втором портале я бы и заикаться не стал без тщательной проверки. А что она даст, уж и не скажу.
        - Не повезло тебе, друг. Не экзамен сейчас, а то поставил бы с чистой душой «превосходно».
        На самом деле Шахуру повезло не один, а два раза. Везение сказалось еще и в том, что как раз в этот момент он потянулся за стаканом. Сделай он движение чуть раньше - и бедняга поперхнулся бы вином от хохота. Правду сказать, причиной смеха была не только шутка товарища. Шахур лично участвовал в тяжелых, нудных и требующих большой тщательности расчетах. Длительное напряжение нуждалось в разрядке. Да и не только расчетчику она была нужна.
        Когда друзья отсмеялись, Сарат подвел итог:
        - Теперь сам видишь: гранить придется. Не ах какая сложная форма, но ради такого случая пусть работает лично Сафар. Уж ему-то я верю. Нет, сделаю даже лучше. Я сам буду корректировать огранку по потокам. Уж тогда-то мы получим самый распрекрасный вариант. Что скажешь?
        - Скажу, что по окончании гранильных работ отдай кристалл мне. А я еще раз прогоню расчет.
        - Сделка.
        То, что Харир, возможно, в скором времени получит фианит с еще лучшими показателями, Сарат не упомянул и как раз потому, что «возможно». Профес в таких случаях говаривал: цыплят по осени считают - и был прав.
        Кроме того, Сарат, хоть и был теоретиком, мысленно запланировал чисто экспериментальную работу: на небольшом кристаллике фианита выяснить предельную концентрацию магополей. Нежданные взрывы кристаллов были совершенно не нужны.
        А еще высокопочтенный сделал зарубку в памяти: надо обговорить с женой условия обмена товарами. Обмен людьми Сарат посчитал маловероятным. Неболтай с женой, понятно, в счет не шел.
        Синяков не особо удивился, когда на пороге его каморки появилось сразу двое знакомых немцев: рыжий Тифор Ахмедыч и Марья Захаровна, про которую уже прошел слух, что она вышла за бравого хорунжего Неболтая. Также неглупый унтер предположил, что речь пойдет о его будущей работе - и не ошибся.
        - Сударь унтер-офицер, вы должны были помнить, что вам предлагали работу за пятьдесят рублей на один месяц.
        - Был разговор, - осторожно отвечал однорукий унтер.
        - Так вот, я подтверждаю предложение. Уехать придется очень далеко, но дорога за наш счет. А по истечении этого месяца, возможно, будет другая работа. Там оплата поменьше, примерно два рубля в месяц, но и труда тоже меньше. Кстати, еда, одежда и обувь за счет нанимателя. Придется ходить много по разным местам. Работать будете столько, сколько захотите. А там накопите денег, и если пожелаете вернуться в Россию, то это дело устроим. Опять же, все дорожные расходы на нас.
        - А от меня будет не предложение работы, а просьба, - вмешалась Марья Захаровна. - Моя наставница очень хотела с вами поговорить, сударь. У нее к вам интерес по докторской части. Она будет вас спрашивать, так вы отвечайте правду. А в награду, полагаю, наставница предложит вам отобедать с ней. А поскольку она женщина богатая, то обед будет не из плохих, уверяю вас. Кстати, и она, и ее муж вполне недурно говорят по-русски.
        Синяков подумал очень хорошо. Вроде никаких подвохов не видно.
        - Что ж, согласен. А когда выезжать?
        Немцы заметно смутились.
        - Мы и сами не знаем, - ответила за двоих женщина, - но обязательно дадим знать заранее.
        - Уж пожалуйте, дайте знать. Мне ж еще насчет отставки по бумагам пройтить.
        Тифор сделал мысленную заметку: сообщить Сарату о возможном появлении негатора на Маэре.
        Мичман Шёберг получил записку от капитана Риммера с просьбой зайти, «дабы обсудить вопросы кораблестроения». Выдав гонцу законную копейку, мичман отослал его обратно, велев передать на словах, что, дескать, господин мичман всенепременно придет. Подумав над приглашением, Шёберг решил, что поставить в известность своих офицеров он всегда успеет, а вопросы для обсуждения вполне могут быть и секретными. Так и оказалось.
        Гостеприимный хозяин предложил российскому офицеру на выбор чай или кофе, указав при этом, что вино не подается ради сохранения трезвости в рассуждениях. Мичман кивнул с понимающим видом. Сам бы он непременно выставил шкалик, самое меньшее, но хорошо помнил пословицу насчет чужого монастыря и своего устава.
        Баварский капитан (про себя Шёберг именно так его называл, хотя знал, что к Баварии тот не имеет никакого отношения) выложил на стол объемный рулон чертежей.
        - Иван Андреевич, я хотел бы предложить вам предварительный проект корабля в шестьсот тонн, аналогичного «Морскому дракону». Они не будут стоить вам ни медяка, но у нас имеются некоторые условия.
        Ответом была поднятая левая бровь.
        - За эти чертежи мы хотим получить от вас полный отчет о результатах всех испытаний корабля и его отдельных механизмов. Также требуются подробные сведения о всех переделках и исправлениях, если таковые вы предпримете. Сверх того, мы желаем иметь информацию обо всех поломках, которые случатся в течение первого года службы. Разумеется, я искренне надеюсь, что таковых не будет.
        Лицо Шёберга озарилось наиучтивейшей из улыбок.
        - Риммер Карлович, прежде, чем дать вам ответ, я, в свою очередь, хотел бы получить ответы на некоторые вопросы.
        - Спрашивайте; я на них охотно отвечу, насколько это в моих силах. Итак?
        - По словам ваших товарищей, вам в скорое время предстоит отбытие, - мичман хотел было сказать «отъезд», но в самый последний миг заменил слово, - в ваши родные края. Следовательно, мы никак не можем рассчитывать на вас, а равно на всех ваших земляков в части помощи. Между тем сборка этого корабля представляется мне немыслимой без сварки. Напомню также, что Тифор Ахмедович своим умением изменял форму листов железа, балок… короче, материалов.
        Иномирский моряк явно уже подготовил ответ заранее:
        - Не вижу тут проблемы. Только что перевезти все заготовки, каковые прибудут через портал, в севастопольские судоремонтные мастерские, а там Тифор Ахмедович придаст им нужную форму; это, если судить по опыту, на три дня работы. Вот сборка - тут да, но ведь сваривать ваши люди уже научились. Конечно, им придется потрудиться. И за месяц могут не управиться…
        - …но это уж наши заботы, не так ли, Риммер Карлович?
        Моряк из иного мира откровенно ухмыльнулся:
        - Истинно вы правы, Иван Андреевич.
        - В таком случае вот каков будет мой ответ на ваше предложение. Я не в силах принять его без моего начальства, но могу пообещать: приложу все усилия, чтобы к нему отнеслись благосклонно.
        - Иного ответа я не ожидал, Иван Андреевич.
        И моряки раскланялись, поскольку на Маэре не было принято козырять.
        Обратно в Крым капитан второго ранга Семаков ехал не с фельдъегерем, а в относительно комфортабельной карете, сопровождая его императорское высочество, наследника престола Александра Николаевича. Охраной служили два десятка казаков-атаманцев. Ради скорости были предусмотрены аж по две заводные лошади на человека.
        Надо признать, что первый из двух путешественников был не просто польщен, а прямо восхищен простотой в общении, которую выказал цесаревич. Сразу по отъезде тот заявил:
        - Сколько помнится, вне строя офицеры Российского императорского флота именуют друг друга по имени-отчеству?
        - Так точно, ваше императорское высочество.
        - Тогда в дороге вы меня зовите именно так. Ведь мне предстоит путь на вашем корабле или на «Херсонесе» вокруг почти что всей Европы. Если быть точным, до Штеттина. Вы об этом знали?
        - Нет… Александр Николаевич.
        - Приказ вы получите во благовремении. Но сейчас мне хотелось бы знать…
        Цесаревич спрашивал неустанно. Его живое гладкое лицо (наследник уже тогда носил тонкие усы, но бакенбарды еще не разрослись до позднейших размеров) чем-то напомнило Семакову виденные им изображения Петра Великого. И уж точно царственный товарищ по путешествию напоминал великого императора по степени любопытства. Если Николай Павлович больше спрашивал «как», то вопросы его сына почти целиком состояли из «почему». И он высказывал настолько прямую заинтересованность в сведениях и настолько радостно обозначал понимание, что при всей осторожности Семаков почувствовал человеческую симпатию к цесаревичу, который был ненамного старше его самого.
        Может быть, со стороны Александра Николаевича и вправду проявилась некоторая приязнь к удачливому флотскому офицеру, который оказался к тому же отменным рассказчиком? Или же цесаревич просто приложил усилия, дабы вызвать собеседника на откровенность? Кто знает…
        По прибытии в Севастополь цесаревич пожелал увидеть своими глазами сами гранатометы и действие таковых. Семаков это предвидел и потому предложил съездить на Камчатский люнет, отдав предварительно приказ Максимушкину и еще пятерым матросам. Про себя командир «Морского дракона» счел длительную стрельбу маловероятной, но… кто его знает, это высокое начальство? Подносчики рискуют лишь тем, что будут бездельничать.
        Наследник осмотрел гранатомет со всей тщательностью, попробовал его приподнять, прикинул на руке вес тяжелой гранаты. Потом начался показ возможностей.
        Сразу же ушел целый лоток гранат. Само собой разумеется, взрывы произвели сильное впечатление. Оно дало вполне материальный результат в виде серебряного рубля комендору и по серебряному полтиннику подносчикам.
        Наследник задал ожидаемый вопрос:
        - Господин капитан второго ранга, как же вы говорили, что гранаты оказывают зажигательное действие? Или это лишь на горючей мишени увидеть можно?
        - Так точно, ваше императорское высочество. На кораблях с рангоутом и палубным настилом, сделанными из дерева, пожары наши гранаты устраивают отменно.
        Последовал очередной вопрос, который также ожидался:
        - Как насчет вашей картечницы?
        Это тоже предвиделось. Трое матросов побежали с досками. Мишень была сделана в считанные пятнадцать минут. Российские офицеры оценили дистанцию в три с четвертью кабельтова. Поскольку Фрол Неболтай уже отбыл в распоряжение есаула Вернигоры, то на прорбную стрельбу отрядили матроса Желнова. И тот не подвел.
        Картечница коротко оттарабанила. Двое матросов принесли обратно доску от мишени - точнее, те два куска, что от нее остались. Стрелок ухитрился перерезать двухдюймовую доску пополам.
        Цесаревич снова рассыпался в похвалах и расстался с очередным рублем.
        В тот же день высокопоставленный гость, он же инспектор, отбыл на встречу с сухопутными генералами. Семаков же отправился докладывать Нахимову.
        К тому моменту Мариэла с чистой совестью выписала Павла Степановича из госпиталя. Что больше всех удивляло окружающих: на голове даже шрама не осталось. Тем не менее Семаков со всей вежливостью осведомился о состоянии здоровья адмирала, получил уверения в отменном самочувствии и доложился о командировке.
        Нахимов не выказал ни похвалы, ни порицания. Вместо этого он поинтересовался, как отмечены боевые заслуги самого Семакова, поздравил с наградами и сообщил, что представление подчиненных капитана второго ранга полностью удовлетворено, а первый и второй помощники произведены в чины капитан-лейтенанта и лейтенанта соответственно. В конце же он мельком добавил, что получено разрешение на обучение Константина Христофорова сына Киприанова в морском училище за казенный счет, но после прохождения особого вступительного собеседования.
        Сразу же после этого разговора командир «Морского дракона» с головой ушел в подготовку к дальнему походу. Помимо тривиальных забот о пресной воде, провизии и боеприпасах, Семаков вполне официальным образом заказал услуги Тифора по подзарядке всех кристаллов, в том числе тех, которые отвечали за работу гранатометов и стрелкового оружия. То же самое, конечно, относилось и к «Херсонесу». Наследник же увяз в долгих беседах с армейским и флотским руководством, так что капитана второго ранга при всем желании нельзя было упрекнуть в недостатке учтивости.
        Критическая точка наступила по получении иномирцами очередного письма от Сарата. Малах по этому случаю собрал общее собрание маэрцев. К ним присоединился хорунжий Неболтай. Всем было предложено прочитать письмо. В нем содержалась информация о получении кристалла фианита, достаточного для возвращения всех участников экспедиции, и предлагалось назначить дату и время открытия большого портала.
        - Какие будут предложения?
        - Имеются такие, - с необычной солидностью начал Тифор. - Перед отбытием надо детально обговорить с местными порядок связи. Сюда включаю: точное определение дат и времени связи, лица, участвующие в сеансах, размер портала… ну да, чего вы так глядите, если уж отработана технология, то портал может быть и чуть побольше.
        - То есть серьезные переговоры, - резюмировал командор.
        Риммер понял палец.
        - Я предложил местным проект корабля, он раз в шесть тяжелее «Морского дракона». Предстоит передача местным кораблестроителям всех материалов, а также сварочных приспособлений. Также тебе, Тифор, предлагаю поработать трансформацией с целью получения нужной формы. Листы обшивки, иные плоские детали, стекло. Первая задача целиком зависит от Маэры. Вторая…
        - Стоп! Если уж мы можем создать портал побольше, то и форму его можно приспособить. Плоский портал, такой, чтобы протаскивать предметы шириной в ярд… наши наверняка смогут. Тогда и мои услуги не понадобятся.
        - Значит, выяснять. Мариэла, что скажешь?
        - Наши с мужем семейные сборы много не займут. Но мне нужно закончить чисто лечебные дела, да еще попрощаться с доктором Пироговым, да подать бумагу об отчислении со службы… Скажем, трех дней хватит. Да, котята на мне.
        - Это почему?
        - Я их накормлю-напою, да спать уложу. Только не хватает, чтобы малыши расползлись по углам.
        - Дело говоришь, Машенька, - улыбнулся муж.
        - Таррота надо бы спросить. У него ученик-человек. Не знаю, сколько времени ему потребуется на завершение курса.
        - Это уже записано. Тихон Андропович?
        - Сам сбор у меня недолог, книги большей частью, да оружие. Письмо написать бате с матушкою. Одежу не беру, только что на себе, там все равно менять ее придется. Однако ж хотел бы попировать напоследок с братами-казаками. И дела сдать есаулу.
        - Всего будет уж верно три дня, так?
        - Пожалуй что.
        - Тифор, твой черед.
        - А я даже не скажу, сколько понадобится. Сборы, сами понимаете, недолги, но задержка будет, чувствую от землян. Переговоры-обсуждения…
        На этом совещание прервалось самым неожиданным образом. В дверь постучался привратник.
        - Ваше благородие, - именно так он всегда обращался к командору, уважая лейтенантский чин, - там до вас матрос с запиской.
        - Приглашай.
        Посыльный был серьезен и деловит.
        - Записку извольте получить, да ответа дождаться велено.
        - Давай.
        Записка пошла по рукам в сопровождении междометий вроде «так», «угу», «ага».
        Командор обвел глазами товарищей.
        - Завтра в полдень. Что скажете?
        Возражений не было.
        Малах набросал ответ на листике бумаги, вручил его гонцу и велел немедля отнести обратно. Матрос все с той же солидностью удалился.
        Через несколько секунд после того, как дверь закрылась за посланцем, Малах спросил:
        - Тихон Андропович, а с какой целью с нами захотел познакомиться сын правителя?
        Вопреки обыкновению, казак даже не стал расправлять усы. Впрочем, они в этом и не нуждались.
        - Надобно вам знать, что цесаревич не занимает чиновную или военную должность. Имею в виду, он никем не командует. Но власть имеет. Главное: он сейчас глаза и уши императора. Думаю, он хотел составить о нас свое личное мнение, чтоб потом доложить.
        - А как к нему обращаться?
        - «Ваше императорское высочество», если только цесаревич сам не предложит что-то иное.
        - Запомним. Коль скоро он хочет побывать в пещере, то из желания познакомиться с нашим драконом, так я думаю.
        - Мыслю, что со всеми нами сразу, но не только. Вы отметили, когда назначено? Как раз портал близок к открытию. Наверняка глубокоуважаемый захочет посмотреть.
        - Верно замечено, Мариэла.
        Принадлежность к царствующему дому сказалась. Александр Николаевич хотел понравиться и достиг этой цели. Он не посчитал зазорным приложиться к ручке дамы, похвалив заодно ее лекарское искусство, не забыл поблагодарить всех по отдельности, а в заключение отнесся к дракону:
        - Наша особенная благодарность вам, Таррот Гарринович, за ваши услуги в разведывательной части…
        Семаков мысленно отметил, что атаки на неприятельские корабли не были упомянуты, хотя цесаревич знал о них.
        - …не сочтите за обиду, но вот что хотел бы знать: может ли человек летать верхом на драконе?
        - Да, ваше императорское высочество, но только лишь со специальным седлом. Без него не имею права брать седока. Это может быть очень опасным.
        Наследник императорского престола ничем не выказал своего разочарования.
        - Тогда имею одну небольшую просьбу личного свойства, - продолжил Александр Николаевич. - Нельзя ли увидеть ваш полет?
        Соплеменник Таррота заметил бы, что эта просьба польстила дракону. Но люди, само собой разумеется, не могли догадаться о таких тонкостях драконьей мимики, тем более, что выражалась она движениями гребня.
        И все же крылатый проявил осторожность:
        - В свое время господин капитан второго ранга настаивал, чтобы полеты эти никто из посторонних не видел. К вам это, разумеется, не относится, но надо убедиться, что вокруг нет чужих.
        - Это легко, - самоуверенно ответил Шёберг. С этими словами он быстро поднялся по лестнице и через пару минут снова спустился.
        - Никого, но вам, Таррот Гарринович, все же лучше летать пониже над водой. Тогда уж вас точно никто не заметит.
        Чешуйчатый расстарался. Много лет спустя это назовут высшим пилотажем. Сейчас же все, включая моряков, безотрывно следили за чередой петель, разворотов, переворотов, и бросков в разные стороны.
        Таррот догадался, что этот облеченный властью человек может подумать о том, что драконы с подобными способностями вполне способны представить опасность, и сразу же по приземлении предупредил возникновение подобной мысли:
        - Примерно так драконы танцуют в воздухе. Когда я ухаживал за своей будущей женой, именно этот танец убедил ее выйти за меня.
        Люди шумно выразили восхищение красотой драконьей пляски в воздухе, а цесаревич небрежно поинтересовался:
        - А ваши… э-кхм… женщины, Таррот Гарринович, тоже так могут?
        - Разумеется. Кстати, сам Профес в свое время предложил перевод на русский «дракона» - это если она одна, и «дракони» - когда их много. Так вот, любая дракона хочет понравиться своему избраннику. Танец - это отличное средство для привлечения внимания.
        Высокопоставленный гость тут же сменил тему:
        - Дама и господа, ставлю вас в известность, что Российская империя высоко ценит контакт с миром Маэры. Мы охотно будем торговать с вами. Однако законы нашего государства запрещают кому бы то ни было пересекать его границы иначе, как с ведома и разрешения властей. Это относится и к вам, поскольку вы не подданные его императорского величества.
        - А как насчет подданных? - улыбнулась Мариэла, хотя сказанное ей не очень понравилось.
        - Вы имеете в виду хорунжего Неболтая?
        - Да. Между прочим, моего мужа.
        - Конечно же, он как подданный государя-императора может в любой момент появиться здесь. Мало того, я думаю, что никто не станет чинить препятствий и вам, сударыня…
        Женщина сделала реверанс.
        - …порядок же обмена посланиями и товарами можно будет обговорить через присутствующего здесь капитана второго ранга Семакова.
        - Осмелюсь доложить, ваше императорское высочество, сие пока невозможно. Мне предстоит поход… вы знаете, куда. Но капитан-лейтенант князь Мешков по своем прибытии из отпуска вполне мог бы меня заменить.
        - О да, вы правы. И вот еще. Помнится, вы говорили, что здесь рядом тот самый выход из портала, и как раз время для получения посылки. Хотелось бы глянуть.
        - Не может быть ничего проще. Извольте следовать за мной.
        Наверх поднялись трое: наследник, Семаков и Малах. Последний нес в руке что-то вроде кожаного пенала. По прибытии на поверхность капитан второго ранга глянул на серебряные новенькие часы (со своим теперешним жалованием он мог такие себе позволить) и сказал:
        - Вот, через минуту.
        Моряк даже не успел договорить, когда из воздуха (так, по крайней мере, показалось Александру Николаевичу) появился кожаный футляр, точно такой же, как и у командора. Тот одним движением подхватил посылку, быстро пихнул свой футляр в пустое пространство, и тот исчез.
        - Вот и все, ваше императорское высочество.
        Впечатленный гость расспросил о предельных размерах груза и о его весе, получил уверения, что пока что нечто размером с человека есть предел для портала, да и то неизвестно, удастся ли такое не один, а несколько раз и, похоже, чуть успокоился.
        - Прощу прощения у всех, отбываю. Неотложные дела. Думаю, мы еще увидимся до вашего отбытия.
        - Если вы того пожелаете, ваше императорское высочество, - ответил за всех командор Малах.
        Глава 37
        Поскольку князь Мешков отправился в отпуск, а лейтенант Шеберг оставался на связи с иномирскими гостями, то командир «Морского дракона» должен был получить замену своим помощникам. Предполагалось, что один из них также будет исполнять обязанности начарта.
        Разумеется, мичманы Власьев и Лазарев получили должное обучение. И для начала их просветили в правилах секретности.
        - Господа, - максимально жестким голосом вещал командир «Морского дракона», - имейте в виду: у наших противников нет ничего похожего на наш корабль. Именно противников! Европа никогда не была нашим другом, не будет и впредь. Говорить они могут, что им угодно, но у нас сейчас не мир, всего лишь перемирие. Посему язык предстоит держать на замке, а если вы о чем-то будете рассказывать в присутствии нежелательных свидетелей, то лишь неверные сведения о корабле и его вооружении. Какие именно - вам сообщат.
        Младшие офицеры украдкой переглянулись.
        - Как командир обещаю вам: попытки выкрасть, купить или еще каким-то образом получить секреты этого замечательного корабля будут. Уже были, замечу. Неприятельская разведка попытается выкрасть вас лично. Вас обучат обращению с оружием. Вы не ослышались, господа, с оружием, но непривычного типа. Надеюсь, вы наслышаны о картечницах? Вот этот пистолет - их младший брат.
        Семаков достал из кобуры небольшой пистолетик, с щелчком вынул магазин, продемонстрировал. Впечатление было достигнуто. Командир продолжил:
        - Стреляет тихо, но далеко, а главное: перезарядка почти мгновенная. Обучение проведет Малах Надирович, его вам уже представили. На чужом берегу в одиночку не ходить! Также…
        Нудность занятий по правилам секретности и безопасности частично компенсировалась практикой в судовождении. Частично - это потому, что практика включала в себя многократные упражнения. Но тут рассуждения были насквозь понятны:
        - На скорости в тридцать восемь узлов думать и разглядывать некогда, господа. Не только решения должно принимать мгновенно. И действовать надлежит точно так же быстро, а это значит, что ваши руки должны сами, без участия глаз находить нужный рычаг. Посему… мичман Власьев!
        - Я!
        - Принимайте вахту.
        - Вахту принял.
        - Вахту сдал. Пройдемся еще раз. На работающих сию минуту движках вы полный ход не получите. Ваша задача выдать его. Не глядя на панель! Полный ход!!!
        Конечно же, у командира не было никаких оснований полагать, что за жалких двенадцать часов практики новоиспеченные помощники научатся управлять «Морским драконом» в бою. Ладно, пускай себе навострятся хотя бы просто вести корабль, тем более, что полный ход им и не понадобится. Все же в походе придется равняться на «Херсонес», а у того ход вдвое медленнее. Нет, даже чуть побольше, чем вдвое. А там придет ощущение слияния с кораблем. Семаков теперь был твердо убежден, что таковое не только существует, но и необходимо.
        По размышлении Семаков назначил на должность старшего артиллериста мичмана Лазарева. Боевой опыт у обоих помощников был одинаковый (нулевой), но в Корпусе у Лазарева отметки по артиллерийскому делу оказались получше.
        Понятно, что новому начарту предстояло практиковаться в работе с гранатометами.
        Семаков, разумеется, был совершенно прав. Французскому высокому артиллерийскому начальству до последней степени захотелось заполучить и гранатомет, и гранаты, особенно после того, как образец последней был доставлен в Тулон.
        Первое впечатление оказалось обманчивым. В гранате был не только чугун. Неизвестным способом в нее было вплавлено два кристалла[30 - на самом деле граната включала в себя три кристалла, но один из них был настолько мал, что при исследовании его просто пропустили.]
        Геологи, срочно вызванные на помощь, без особых трудностей идентифицировали их. Никакой экзотики: один оказался широко известным горным хрусталем, другой - галенитом, применяемым в качестве свинцовой руды.
        На этом положительные результаты закончились, наступила черная полоса. Ни одни из экспертов не смог выдвинуть хоть сколько-нибудь убедительного обоснования высочайшей взрывной мощности. Чего там высочайшей - в этом снаряде было нечему взрываться. Вообще.
        Попытка привлечь к сотрудничеству недавних союзников пошла прахом. Британцы, разумеется, проявили огромный интерес к результатам исследования трофейной гранаты, но собственными сведениями делиться не спешили. Французы, со своей стороны, были твердо убеждены, что английские коллеги просто обязаны иметь в портфеле нечто новенькое и необычное. Напрасно британские представители твердили, что сами очень бы хотели заполучить для исследования образцы российского вооружения. Французы вежливо улыбались, кивали и оставались при том же подозрении: англичане что-то уже знают, а поскольку лишней информации не бывает, то хотят выцыганить с союзников нечто большее.
        Наследник и в самом деле пожелал встретиться с иномирцами. Время для этого было выбрано не самое удачное: как раз перед балом в Дворянском собрании, но лучшего момента Александр Николаевич не нашел. Встреча происходила в доме, где проживали иноземцы. Дракон, как легко догадаться, при этом не присутствовал.
        Сначала, понятное дело, состоялся светский разговор. Был и обмен подарками; с российской стороны большей частью представили безделушки, хотя и дорогие. Со стороны Маэры подарком послужил фонарик, который давал на выбор или мощный луч, или рассеянное освещение.
        А потом пошли серьезные вопросы, которые, видимо, накопились у цесаревича.
        - Как понимаю, дама и господа, выбор места для портала был продиктован случайностью, не так ли?
        - Именно так, ваше высочество.
        - А изменить его возможно ль?
        - И да, и нет, ваше высочество, - осторожно отвечал Тифор. - Это потребует дорогостоящей перенастройки кристалла, да и то угадать заранее, куда попадет портал, совершенно невозможно. Правда, небольшое исправление осуществимо: наш первый портал пришелся в воды Черного моря, например. Но чем дальше предполагаемая точка выхода находится от той, где портал сейчас, тем больший объем и длительность расчетов могут понадобиться.
        - Иначе говоря, у вас нет планов переноса места входа и выхода?
        - Если таковые замыслы и существуют, то нам они неведомы.
        Наследник престола сделал небольшую паузу. То ли он собирался с мыслями, то ли пытался подобрать наилучшие слова.
        - Мы хотели бы иметь наилучшие отношения с вашим миром и с его руководством. Имею в виду все государства, в том числе государство драконов.
        Малах притворился, что не понял скрытого смысла слов, и потому уверил высокопоставленного гостя, что полностью понимает и поддерживает эту позицию. Но сын российского правителя пошел дальше и выразился в открытую:
        - Мы не хотели бы, чтобы порталы появились в иных державах. Уверен, что все нужные вам товары мы можем предоставить. Готов выслушать ваши пожелания, пусть даже в общем виде.
        По неясной для Александра Николаевича причине первым отвечал Риммер. Соплеменники ее поняли: капитан дальнего плавания был по совместительству купцом не из последних.
        - В качестве товара мы охотно взяли бы редкие кристаллы.
        - Алмазы? - проявил осведомленность наследник.
        - Не только. Темный кварц, например, - при этих словах Александр Николаевич ловко извлек миниатюрную записную книжечку и начал делать быстрые карандашные заметки, - также и обычные кристаллы, редкие своим размером. Например, простой кварц, бесцветный.
        - Ткани?
        - Это надо решать с теми, кто лучше разбирается. Цена, качество, всякое такое.
        - Полагаю, украшения могут пойти, но без кристаллов, - вмешалась Мариэла, - я, например, видела… такую, знаете, маленькую картинку на белом фоне, у вас называется эмаль.
        - Финифть?
        - Возможно. Но коммерческий успех, пожалуй, могу обещать. Только без пышной упаковки.
        - Это отчего ж?
        - Лишний вес, лишний объем, лишняя нагрузка на портал.
        - О, понимаю.
        Цесаревич чуть-чуть помедлил с продолжением.
        - И все же… вы так и не объяснили, почему вы выбрали в качестве партнера Российскую империю.
        - Объяснили частично, - лейтенант Малах чуть заметно улыбнулся, - трудностью переноса портала в другое место, но были иные факторы. Помните имя: Константин Киприанов?
        Александр Николаевич постарался скрыть удивление.
        - Разумеется, помню. Сирота, сын рыбака с хорошими способностями, его адмирал Нахимов упоминал. Ему предстоит обучение за казенный счет.
        - Все верно, но было еще кое-что. В него стрелял британский кавалерист, которого начальствующий офицер не остановил. Отсюда вывод: ваш народ англичане за людей не считают. Опять же история с присутствующей здесь магистром Мариэлой…
        Наследник кивнул.
        - …и пример обратного: лейтенант… простите, капитан второго ранга Семаков. Мы видели, как он заботится о подчиненных. Может быть, имеются на то чисто прагматические соображения, но возможно иное объяснение. Короче, ваши противники никогда нас с вами не признают за равных. В нашем мире сходная ситуация: Повелители моря - это обитатели архипелага не так далеко от восточного материка - лишь своих воинов почитали за высших. У них, между прочим, рабовладение по сей день практикуется.
        - У нас крестьян также полагают за низший класс, - решил проявить справедливость гость.
        - Верно, но из чтения газет, а также из бесед с образованными людьми я сделал предположение, что его императорское величество уже задумывается о том, чтобы дать крестьянам свободу.
        В ответ последовал неопределенный жест. Малах продолжил:
        - Ваш мир разделен по разным странам, жители которых говорят на разных языках и имеют разные обычаи.
        Аристократический кивок.
        - У нас сложилось мнение, что жители и правители некоторых из них ставят себя выше всех прочих. В частности, ваши недавние противники, имею в виду англичан и французов, полагают, что они лучше русских просто потому, что последние имели несчастье родиться в России. По крайней мере, так мы это понимаем.
        Мариэла вмешалась в разговор:
        - Я лечила раненых англичан и французов. Могу подтвердить: они меня и моих соотечественников, а равно российских подданных почитают за дикарей.
        Особо почтенная промолчала о том, что эти сведения она вытянула из голов пациентов, когда сканировала их разум (разумеется, в чисто медицинских целях).
        - У наших противников есть некоторые основания на подобные воззрения. Европа впереди России по уровню развития техники, - нейтрально заметил цесаревич.
        - Маэра тоже… некоторым образом. И что? Не думаю, что это помешает нашему общению. И уж точно торговля убытков не принесет. Но некоторый уровень доверия даже в купеческих делах необходим. А как можно доверять тому, кто почитает партнера за варвара?
        Некоторое время комнату заполняло молчание. Потом его прервал наследник императора:
        - Я обязательно доведу ваши слова до государя, моего отца. Решать ему, как понимаете.
        Оптимист оценил бы события вокруг князя Мешкова слово «повезло». Пессимист оспорил бы это утверждение и предложил оценку иного свойства: «неудача». Мы же, взирая со стороны, имели бы основания полагать правыми и того, и другого.
        Михаил Григорьевич снова увидел (после долгого перерыва) любимую жену, а также родителей. К вящей радости он и сына увидел, притом веселого и здорового. Ну разве это не везение? Надобно принять во внимание, что жизнь человеческая в те времена была куда более хрупкой, чем сейчас, а уж применительно к человечку, которому и года нет - в особенности. Да и родители, будучи в почтенном возрасте (старой княгине недавно исполнилось сорок восемь, а отцу вовсе было под шестьдесят) тоже были подвержены превратностям судьбы. Еще один довод в пользу удачи? Конечно!
        И уж совсем сверкающей улыбкой Фортуны была сделка с киевским ювелирным магнатом. Те самые рубин и сапфир, что князь получил на руки от маэрцев, удалось выменять на неограненный алмаз совершенно чудовищных размеров: более половины вершка. Именно такой случился в запасе; камень предполагалось отправить в Амстердам для огранки, но на него вдруг нашелся покупатель, предложивший отменные условия. Несомненно, тут помогло рекомендательное письмо, но и без доли везения дело не сладилось бы, не так ли?
        Увы, отпуск был не столь длителен, как хотелось бы отважному и героическому лейтенанту. Оговоримся: Михаил Григорьевич свой чин полагал именно таким, а новость о повышении до него просто не дошла. Пришла пора отправляться к месту службы. И вот тут-то пессимист должен был начать радостно потирать ручки и злорадно хихикать.
        К моменту, когда князь добрался на почтовых до Севастополя, и «Морской дракон», и «Херсонес» уже ушли в поход вокруг Европы. Именно это довел до сведения князя капитан первого ранга Ергомышев, когда первый доложил второму о прибытии после отпуска. Правда, начальник немедленно обрадовал подчиненного известиями о повышении в чине, а также о получении заслуженной награды. А засим последовало начальственное распоряжение:
        - Михаил Григорьевич, адмирал Нахимов получил высочайший приказ: подготовить план по переустройству нашего флота. Сие действо, по мнению Павла Степановича, должно включать закладку, по крайней мере, одного корабля нового типа, а равно переоборудование старых по образцу «Херсонеса». Для этого вам предлагаю немедленно переговорить с нашими гостями до того, как они отбудут на родину. Основной вопрос: осуществимо ли строительство без них? И, что еще важнее, возможно ли поддерживать боеспособность без участия кого-либо из пришлецов?
        Как легко понять, свежий кавалер и счастливо повышенный в чине офицер не преминул для начала отметить это дело в компании сослуживцев. Но следующим же утром Мешков оказался в доме иномирян.
        Потратив не более получаса на светские разговоры, собеседники приступили к наиболее важному. На стол был выложен кристалл. Тифор вежливо подвинул его Мариэле. Та поджала губы, мотнула головой и двинула алмаз обратно Тифору. Тот, в свою очередь, довольно долго разглядывал камень, поворачивая его из стороны в сторону. По крайней мере, так это выглядело для человека без магического образования. Наконец, последовало хмыканье с отрицательной интонацией.
        Но первым слово взял капитан Риммер.
        - Михаил Григорьевич, сколько же вы отдали своих денег?
        - Нисколько, Риммер Карлович. Ни копейки. Чистый обмен, безо всякой платы с любой стороны.
        В разговор вступил рыжий магистр:
        - Да будет вам известно, Михаил Григорьевич, что наши там, - последовал жест подбородком куда-то в сторону, - уже подобрали кристалл для открытия портала нужного размера. Не алмаз, другой вид.
        Сам для себя князь мгновенно сделал кое-какие выводы, но предпочел сначала слушать, а потому выжидательно спросил:
        - Так что ж с того?
        - Мы просто обязаны провести кое-какие исследования этого кристалла. Если свойства этого алмаза окажутся… э-э-э… теми, на которые я рассчитываю, а равно если ваше начальство согласится строить корабль по проекту Риммера Карловича, то алмаз сильно поможет нам доставлять детали куда большего размера, чем те, которые пролезали в старый портал.
        Тифор промолчал о том, что этот алмаз после огранки, возможно, можно будет использовать для многократного открывания портала с размером, достаточным на прохождение человека.
        Князь продолжил:
        - Довожу до вас, дама и господа, распоряжение капитана первого ранга Ергомышева. Как понимаю, он получил приказ от адмирала. Суть вот в чем…
        Все участники маэрской экспедиции за исключением командора позволили себе перестрелку взглядами. Малах же выслушал речь землянина с каменным лицом. Он и начал отвечать:
        - Михаил Григорьевич, в настоящем времени другие экспедиции в Россию не планируются. Наши люди сделали вывод, что Професа мы у вас не найдем. Есть и другие соображения. Мы не заинтересованы в оказании какого-либо влияния на политику Российской империи. Торговля - тут дело другое. Об этом расскажет Тифор Ахмедович.
        Магистр прокашлялся.
        - Михаил Григорьевич, вопрос не в том, может ли Маэра поставить все нужные детали и механизмы. Это мы охотно сделаем. Но у нас пока что нет наработок… хочу сказать, мы не знаем точно, как надо сделать, чтобы кристаллы могли подзаряжаться без нашего участия.
        - Сколько же времени вам потребуется на сии изыскания?
        - По прикидкам, на теоретические разработки потребно не более недели. Но вопрос не только в теории: ее надобно будет проверять на практике. А тут уж даже и не скажу так сходу, сколько на то времени уйдет…
        Тифор не врал в глаза, он всего только не сказал, что работы на эту тему уже начались.
        - …но недели две, как мыслю. Однако дело не в этом, а в том, что исследования эти предназначены лишь для вашего мира. Подзарядка кристаллов без участия мага теоретически возможна, это известно давно. Дело в том, что она экономически не оправданна. Вот почему на Маэре ее никто не практикует. Для того-то и нужны исследования, о которых я говорил - сделать подзарядку более-менее быстрой и дешевой. Хотя уверяю вас, что все равно ни по скорости, ни по цене этот метод не сможет конкурировать с традиционным.
        Любой лектор должен иметь обратную связь с аудиторией, а Тифор был не самым плохим. И он не упустил искорку понимания в глазах российского моряка.
        - Следовательно, эти исследования предназначены для вас, и, простите великодушно, оплачивать их должна также ваша сторона.
        Капитан-лейтенант Мешков проявил хладнокровие, сделавшее бы честь удаву:
        - Тифор Ахмедович, вы не могли бы предоставить смету?
        Господин магистр был изысканно вежлив:
        - Михаил Григорьевич, к моему величайшему сожалению, через день смогу предоставить только предварительную смету. Сразу же предуведомляю: если по каким-либо причинам результат исследований вас не устроит, то полностью вернем деньги. Ну, а полный счет - лишь по окончании работы.
        Российский офицер учтиво наклонил голову.
        - Само собой понятно, я немедленно доложу начальству о результатах наших переговоров.
        Командир «Херсонеса» знал, что в Бискайском заливе его ждет шторм. В это время года такое было обычнейшим делом. Но не это было его главной головой болью. Первейшим фактором беспокойства было присутствие на борту его императорского высочества, пусть даже без большой свиты (та отправилась в Берлин сухим путем). Вторым и ничуть не более приятным: возможные каверзы от кораблей бывших противников, о возможности которых Семаков неустанно твердил перед походом.
        Однако же Черноморские проливы и Мраморное море были пройдены быстро и без малейших препятствий со стороны османского флота. Мало того, и в Средиземном море никаких оснований для беспокойства не возникло. Правда, российскому отряду повстречался корабль под австрийским флагом, но он даже и не попытался приблизиться, а вместо того отдал приветствие по всем правилам военно-морской вежливости. Разумеется, никто из российских моряков не возражал.
        Надобно заметить, что Александр Николаевич (именно так он предложил себя называть из уважения к традициям Российского флота) втайне от окружающих не любил болтанку. Проявление морской болезни он полагал недостойным для наследника престола Российской империи. По сей причине он не без волнения ждал выхода в Бискайский залив, зная по рассказам знакомых адмиралов, что там сильный шторм есть вещь обычнейшая. Какового же было его изумление, когда Руднев, несший вахту, достал из кармана серебряную пластинку с большим голубым камнем в центре, что-то такое на ней нажал, и вокруг корабля появилось пятно с полностью отсутствующим волнением. «Херсонес» трясся под порывами сильнейшего ветра, но волнам был недоступен. Хотя брызгами на мостике окатывало щедро. Чувства наследника были вполне понятны, ибо в свое время ему не продемонстрировали действие «Гладкой воды» (просто забыли это сделать).
        - Владимир Григорьевич, ведь это истинное чудо, - восхитился вслух цесаревич, имея в виду собственные удобства.
        - Такой же механизм Владимир Николаевич в свое время приобрел для применения на «Морском драконе». Все же точность гранатомета сильно страдает от качки, а при сотне тонн водоизмещения она сказывается сильно.
        Цесаревич решился беснуть эрудицией:
        - Владимир Григорьевич, согласитесь, что качка сама себе сильно действует на состояние корабля; расшатывает крепления, я имею в виду, также ослабляет швы.
        - Да, Александр Николаевич, вы правы применительно к кораблям с деревянным набором и такой же обшивкой, но в этом смысле «Морской дракон» как бы не покрепче нас будет. Однако обязан предупредить: шторм вынудит нас потерять часов пять, а то и шесть. Вы сами видите, я принужден держать курс носом к ветру.
        - Ну что, ребята, снова мозговой штурм?
        Ответом был неопределенный звуковой сигнал - нечто среднее между «Ага» и «Ну конечно, мы его так заждались».
        - Что по последним наработкам?
        Вопреки обычаям, слово взял Шахур.
        - В общем, теория подтверждается. Энергия солнечного света может посодействовать… э-э-э… зарядке. Основная зависимость взаимосвязи потоков в приближении Ромена - между прочим, мы его уточнили - выглядит так…
        Доклад занял не менее часа.
        Лучший теоретик Маэры оценил как стройность подхода, так и практические перспективы. Последние он выразил словами:
        - Насколько понимаю, хотя выходной поток весьма невелик, но плотность управляющего магополя не позволяет использовать кристаллы даже второго класса.
        - Почти так. Здесь важную роль может сыграть размер кристалла. По предварительным прикидкам, кристалл бесцветного кварца весом пятьсот фунтов уже обеспечивает поток подзарядки значимо выше нуля. Однако бесцветный топаз при том же выходе может быть уже весом примерно двести фунтов. Корунд можно использовать из тех, которые выращивает коллега Харир. Десятифунтового кристалла уже достаточно с хорошим запасом. Наилучший коэффициент преобразования для рядового размера кристалла, конечно, дает алмаз.
        - А фианит?
        - Не считали. Не хватает данных по параметрам кристалла. В частности, никто не измерял предельную плотность потоков и ее распределение по кристаллографическим направлениям.
        В воздух нерешительно поднялся палец.
        - Прошу вас, почтенный Митен.
        - Почему бы не попробовать использовать сразу несколько кристаллов?
        Некоторое время стояла тишина, потом она взорвалась гамом, иногда переходящим на личности:
        - Да ведь если несколько, то надо согласование по выходным. Невозможно.
        - И вовсе даже возможно, если дело только в этом. Всего-то нужен…
        - Аналог известен. Лично присутствовал на защите, где ссылались…
        - А если взять классический шестиугольный кварц, кристаллы коего расположить вроде как пчелиные соты - ну, вы понимаете - но при этом в качестве связи использовать…
        - Чепуху городишь, как всегда. Без эксперимента ни за что не поверю, что…
        - А я уже просчитал. Семь кварцев, каждый в поперечнике два дюйма, дадут поток на выходе - при ярком солнечном свете, конечно - вот… для подзарядки стандартного дюймового пирита нужно, круглым счетом, пятнадцать часов.
        - Ну-ка, дай запись. Дурак, тут все тридцать понадобятся.
        - Хорош спорить! - Громовой голос председательствующего поставил точку. Гвалт стих мгновенно. - Задание будет такое. Вы, Митен, подберете кристаллы для испытаний. Для начала семь штук. Закрепление на серебре. На вас же все дополнительные. Вы, Шахур, отвечаете за уточнение расчетов. Ваши помощники, Калир, проведут пробную подзарядку. С записью в журнале всей динамики нарастания плотности магополя! Измерять каждый час! А вы сами подумаете над тем, как улучшить прибор.
        Магистр Калир наклонил голову. Он был универсалом. Как теоретик он не был особенно силен, но в части конструирования магических приборов отличался не только богатейшей фантазией, но и отменной эрудицией.
        Бакалавр Митен зарумянился. Само по себе обращение по имени, без формального «почтенный» означало принятие в команду полноценным участником. Это была честь.
        Глава 38
        Почти сразу же по получении известия о скором переезде Неболтай заявился в гости к отставному унтеру Синякову. Поскольку дело было вечером, а денежки водились, хозяин был не вполне трезв, но сказалось это лишь в некоторой замедленности речи.
        После надлежащих приветствий и угощения куревом казак приступил к делу:
        - Видишь ли, Федот Никитич, скоро предстоит нам с тобой поездка в края дальние, так вот, поедем не на корабле, не на коне, даже не на чугунке, а другим способом…
        Последовал краткий рассказ о порталах, заключившийся словами:
        - …быстро перенесемся, но закавыка в том, что тамошняя наука может это сделать, но не задешево. Семерых, не считая вещей, отправить - это многие тыщи. Но ты ни копейки, само собой, не заплатишь. Но вот что еще особенное будет…
        Последовал рассказ про дракона.
        - …зовут его Таррот Горыныч… похож на Змея-Горыныча из сказок, только голова одна, и нрава он не злобного… огнем не дышит, но пыхнуть может, я от него как-то раз табак прикурил… по-нашему говорит, может даже читать, только пишет плохо, твой почерк куда получше будет… людей не ест, а больше рыбу, что сам в море ловит, и плавает лихо… все, что мы едим, он тоже, и сильно хлеб белый любит, а того больше пряники и турецкие сладости, вот разве что ржаную муку он сам и весь род его ненавидят от души… и сам не знаю, почему… да, летать может тоже… говорю тебе, совсем не злой, он даже мальчишке соседскому жизнь спас, лечил его, а потом и счету учил… вот только душной он, сил нет, разит, как от козла…
        Ла-Манш встретил российские корабли скорее сильным ветром, чем полноценным штормом. «Гладкую воду», само собой, задействовали.
        Второй помощник, стоявший вахту, в очередной раз глянул на механизм, указывающий наличие кораблей поблизости, слегка нахмурился и приказал вестовому:
        - Командира вызови!
        Цесаревичу достаточно было поглядеть на походку и выражение лица Руднева, чтобы понять: случилось нечто неординарное. Конечно же, рвануться в рубку было бы неприлично, но вот постоять в непосредственной близости у двери - вполне допустимо.
        - Иван Григорьевич, вот гляньте…
        - Четыре вымпела, идут навстречу, дистанция миль восемнадцать, по такому волнению точнее не сказать, - скороговоркой прочитал показания механизма командир.
        Во взгляде вахтенного помощника явственно нарисовалась зависть.
        - Вы, Иван Григорьевич, словно акафист читаете.
        Командир ответил скромно, но не без назидательности:
        - Помилуйте, Степан Леонидович, и вы так сможете, коль будете практиковаться. Вот смотрите: я наклоняю механизм вот так… одновременно медленно поворачиваю…
        - Откуда восемнадцать миль? - поинтересовался Ячменев.
        - Интенсивность сигнала, всего лишь. Ничего лучшего пока не придумали… Сигнальщик!
        - Я-а-а!
        - Прямо по курсу могут появиться чужие корабли. Глядеть в оба!
        - Слуш… ваш… родие!!
        - И еще, Степан Леонидович, через двадцать минут вызовите первого помощника.
        Вахтенный с большим трудом затолкал рвущийся с губ вопрос обратно в горло.
        Командир достал с полочки механизм связи, нажал нужное место и принялся говорить, не особенно повышая голос (до «Морского дракона» было не более трех миль):
        - Говорит «Херсонес», вызываю вахтенного офицера.
        Ответ был получен через минуту; это было совсем неплохо, если учесть, что связью отвечавший пользовался второй раз в жизни:
        - На связи первый помощник «Морского дракона» мичман Власьев.
        - Прошу вызвать в рубку капитана второго ранга Семакова.
        По скорости ответа, исчислявшейся секундами, Руднев понял, что командир «Морского дракона» пребывал в рубке. Вероятно, вахта уже заметила присутствие чужих кораблей по своему указателю. Догадка подтвердилась.
        - Обнаружили чужих, Иван Григорьевич?
        - Прибор показал, Владимир Николаевич. Но пока что вижу лишь дымки.
        - Мы тоже заметили. Сейчас я прибавлю ход, Иван Григорьевич, пойдете мателотом. Через пятнадцать минут играйте боевую тревогу. Конец связи.
        Командир «Херсонеса» бросил косой взгляд на дверь рубки. На палубе красовался наследник престола и усиленно изображал из себя деталь стоячего такелажа.
        Руднев заговорил полностью официально:
        - Ваше императорское высочество, вам надлежит в каюту проследовать.
        В глазах царственного пассажира показался блеск орудийного залпа. Голос был соответствующим:
        - Господин капитан-лейтенант, уж не хотите ли вы меня трусом в глазах команды выставить?
        Руднев подумал, что боестолкновение, несмотря на все страхи Семакова, маловероятно, и потому не стал прекословить. Но, разумеется, брейд-вымпел, указывающий на присутствие на борту особы, принадлежащей к царствующему дому, заполоскался на фале.
        - Нельзя ли мне этим механизмом переговорить с командиром «Морского дракона»? - официально осведомился цесаревич. Получив согласие, он взял связное устройство и удалился на ют. Отсутствовал он минут пять, после чего с благодарностью вернул серебряную пластину командиру «Херсонеса».
        «Морской дракон» и без включения всех резервов обогнал товарища, пристроился перед ним на расстоянии семи кабельтовых и сбросил ход.
        Кроев не знал слова «телепатия». Чего уж там: даже господам офицерам оно было неведомо. Но, по всей видимости, боцман владел этим дивным искусством, ибо повернулся к унтеру Зябкову, сделал ему некий знак, тот негромко скомандовал. В результате трюмные похватали броневые заслонки и приготовились их устанавливать. Отдыхавшие матросы, попав под действие таинственных флюидов, бегом помчались занимать места по боевому расписанию. Когда последовала команда «Боевая тревога!», корабль изготовился к битве менее, чем за минуту. Окна рубки оделись броней, комендоры застыли у гранатометов, а в лотках уже лежали гранаты.
        Мичман Лазарев пришел в превосходное состояние духа от такой обученности. Он даже похвалил нижних чинов:
        - Хорошо сработали, братцы!
        - Ра… атс… ваш… родь!!!
        Молчание в рубке «Морского дракона» продержалось не более пяти минут.
        - Владимир Николаевич, а ведь заметили они нас, клянусь.
        - Не заметить трудно. Тут другое…
        Всем офицерам стало ясно, что именно представляет собой «другое». Все четыре парохода, из них не менее двух винтовых, взяли курс напересечку.
        Семаков улыбнулся оскалом, который был прекрасно знаком команде.
        - Сигнальщик! Поднять сигнал: «Ваш курс ведет к опасности».
        Матрос Мягонький повиновался. Но никаких изменений в поведении чужаков не последовало. А через еще четыре минуты тот же зоркоглазый сигнальщик возопил:
        - Аглицкие флаги! На трех! А четвертый, что дальше всех к норду - француз трехцветный!
        - Владимир Николаевич, возможно, они хотят рассмотреть нас поближе… - в голосе первого помощника слышались неуверенные интонации. Ответ был сух, как полуденный воздух в пустыне.
        - Господин мичман, напоминаю вам, что Российская империя находится в состоянии войны с Британией. Сейчас у нас всего лишь перемирие. Мало того, британцев предупредили, что попытку сблизиться на дистанцию менее трех навигационных миль мы встречаем артиллерийской пальбой.
        Тут командир «Морского дракона» бросил взгляд на притихших офицеров и продолжил уже более мягко:
        - Будь мы одни, ушли бы без труда, тем только бы и оставалось, что кильватерный след целовать. Но за нами «Херсонес», а на нем его императорское высочество. Николай Михайлович, ставлю боевую задачу: отпугнуть. Пяти гранат для того, что на норд-весте ближе всех, хватит. Но корабль пострадать не должен.
        Начарт хотел спросить, уверен ли командир, что умения комендора Максимушкина хватит, но задавил это желание. Вместо этого он вспомнил лекции Семакова и принялся командовать:
        - Носовой, товсь! Палить по команде. Гранаты класть перед форштевнем ближайшего к нам. Но не более пяти штук и не ближе, чем десять сажен!
        Тем временем первый помощник изучал идущих навстречу в подзорную трубу. Это не заняло много времени. Результат наблюдения был изложен нарочито занудным тоном: мичман всеми силами старался не показать волнения.
        - Ближе всех «Валчур», шестипушечный, восьмидюймовые орудия. До остальных далеко, названий не различить.
        - Пора, Николай Михайлович.
        - Слушаюсь. Носовой, пять гранат положить перед носом англичанина. Пали!!!
        Максимушкин, не зная, чего можно ожидать от незнакомого офицера, выполнил приказ буквально. Первая граната вздымила воду фонтаном за пятьдесят сажен от носа «Валчура». С интервалом не более семи секунд появились еще четыре гигантских фонтана. Секунды через три по ушам ударил гром.
        - Передовой ворочает на вест! - возгласил козлетоном Мягонький.
        Через минуту последовало уточнение:
        - Все отворачивают!
        Командир принялся раздавать указания:
        - Спустить сигнал «Ваш курс ведет к опасности». Поднять сигнал «Желаю счастливого плавания». Отбой боевой тревоги. Гранаты убрать в трюм на этажерки.
        Последняя команда была больше предназначена старшему артиллеристу. Матросы и без того знали порядок.
        Флажный сигнал был оставлен англичанами без ответа. На французском корабле появился сигнал «Благодарю».
        Через считанные часы русские корабли повернули на ост. Их ждало Немецкое море. Его императорское высочество выглядело несколько обеспокоенным: болтанка в этих водах была неприятной даже для опытных моряков. Но капитан-лейтенант Руднев озаботился «Гладкой водой» ради столь высокопоставленного пассажира.
        Как раз в этот период цесаревич снова появился в рубке, улучив момент, когда на вахте находился командир. Увидев пассажира, Руднев не стал дождаться вопроса, а сам его задал:
        - Какое-то дело ко мне, Александр Николаевич?
        - Угадали, Иван Григорьевич. В нашем разговоре по механизму связи Владимир Николаевич заметил, что гранатометы не могут производить холостые выстрелы. Точнее сказать, они не могут безвредно салютовать громом, как это делают обычные орудия.
        Капитан-лейтенант постарался не выдать настороженность:
        - Именно так. Не могут.
        - Тогда будет у меня вот какая просьба…
        Разумеется, русские корабли встречали в штеттинском порту должным образом. Возможно, на теплоту приема оказали влияние новости с Черного моря. Отдать Прусскому королевству должное: морское министерство в нем существовало. Куда хуже обстояло дело с кораблями. Недавняя война с Данией показала всем заинтересованным сторонам: прусский военно-морской флот являло собой жалостное зрелище в сравнении с датским. По этой причине все приветствие было сосредоточено на пирсе. Оно включало в себя оркестр, почетный караул, салютную артиллерию и делегацию встречающих от Прусского королевства (в том числе брата короля) и от дипломатов иных стран. Там же толпилась свита наследника российского престола, прибывшая сухим путем. Надо также отметить наличие в делегациях господ, не поленившихся пуститься в дорогу от Берлина до Штеттина исключительно ради чистого любопытства. Но концерт пошел не в соответствии с партитурой.
        Береговая артиллерия рявкнула салютом. Холостым, разумеется.
        Ответ был неадекватным.
        Носовая пушечка неприлично малого калибра повернулась, нацеливаясь на пустое водное пространство. А потом без малейших следов дыма на водной глади один за другим вздыбились водяные столбы высотой с мачту линейного корабля. Артиллерийские офицеры (а таковые среди толпы нашлись) автоматически начали считать. Всего вышел двадцать один выстрел. Но особенно военных зрителей (из числа понимающих) потрясли не столько мощь разрывов, сколько невероятная скорострельность. Правда, время засечь никто не догадался. Оценки варьировали от шести до двенадцати выстрелов в минуту. С некоторой задержкой по ушам встречающих ударил чудовищный грохот.
        Совершив умственное усилие, члены дипломатического корпуса осознали, что это был салют наций, положенный по протоколу.
        Миновав почетный караул и лучезарно улыбнувшись, наследник российского престола обратился к брату прусского короля и наследнику престола, будущему королю Вильгельму I:
        - Приношу самые искренние извинения за техническое несовершенство орудий на этих кораблях. Увы, наша артиллерия абсолютно не способна стрелять холостыми зарядами.
        Сказано было настолько громко, что услышали все, кому хотелось услышать, а также те, кому до крайней степени не хотелось слышать ничего подобного.
        Наступил момент отбытия. Собственно, все уже было собрано и подготовлено. Малах нанял четыре подводы, которые должны были доставить путешественников с багажом к порталу. Разумеется, после разгрузки возчиков предполагалось отпустить подобру-поздорову.
        С медицинским персоналом Мариэла простилась заранее. На этой церемонии Пирогов произнес короткую речь, в которой профессионально восхвалил искусство Марии Захаровны, а Даша несколько раз промокнула глаза уголком своей косынки.
        На церемонии прощания с флотскими присутствовали, разумеется, Мешков и Шёберг. Мало того: ее почтил вниманием сам Нахимов. Все присутствующие отметили, что дольше всех Павел Степанович прощался с госпожой доктором. На его комплименты врачебному искусству Мариэла ответила встречным:
        - Павел Степанович, это вы моя гордость. Уникальный случай, поверьте; никогда не слыхала о подобном. Если наставница позволит, включу описание… я хотела сказать, историю вашей болезни в диссертацию.
        - Воля ваша, но я бы предпочел не попадать в медицинские ученые труды в качестве примера-с, - неуклюже отшутился адмирал. - Уж лучше в учебники по морской тактике.
        Офицеры распростились с иномирцами самым дружеским образом. Князь вручил Мариэле записную книжку в сафьяновом переплете вкупе с золоченым карандашиком, со словами:
        - Если вам, Мариэла Захаровна, что-то записать по лечебной части…
        Казаку же достались дружеские объятия и пожелания успеха в учебе и в семейной жизни.
        Шёберг от избытка чувств даже выдал нечто не вполне соответствующее тонкой дипломатии:
        - Ежели что, так мы, Малах Надирович, уж попросим вас со товарищи к нам.
        Впрочем, лейтенант тут же сообразил, что сказал нечто, идущее вразрез политике Маэры, и неловко поправился:
        - Я имел в виду не то, чтоб воевать, а в качестве советников.
        За два дня до отъезда в Маэру переслали все, что могло пролезть в малый портал, за исключением котят. Накануне из Маэры пришло еще одно подтверждение: по последним уточненным расчетам, гарантировались два портала длительностью по пяти минут каждый. Один вел с Земли в мир «Т» (промежуточную остановку), второй - уже на Маэру.
        Таррот выделил время для прощания с Костей Киприановым. Если быть точным, он использовал для этого последнее занятие.
        Напутствие не было длинным:
        - Прощай, ученик из людей. Желаю тебе прославиться среди тех, с кем придется трудиться. Дела твои должны быть таковы, чтобы наставник тобой гордился.
        Костя твердо знал, что морякам плакать не положено. А так как именно эту карьеру он для себя предполагал, то постарался сделать так, чтобы слезы не выкатились из глаз. Вслух было сказано:
        - Прощевайте, наставник. Не подведу, не извольте беспокоиться.
        И все же мальчишка не удержался от вопроса:
        - Господин Таррот, а в наших краях вы еще будете?
        Медночешуйчатый улыбнулся своей обычной улыбкой. На взгляд любого постороннего человека она выглядела устрашающе, но ученик уже привык к мимике наставника.
        - На этот вопрос, полагаю, и сам Пятнистый Дракон не сумел бы дать ответа. Но надежды не теряй. И я с ней не расстаюсь.
        В день отбытия больше всех волновался Неболтай, чувствуя ответственность за молодую жену, хотя он не имел ни малейшего отношения к транспортной операции и, само собой, никак не мог на нее повлиять. Мариэла улучила момент и еле слышно шепнула:
        - Все будет хорошо.
        Слова помогли очень мало.
        Наименее взволнованным был унтер Синяков. Богатый опыт подсказывал, что налицо как раз тот случай, когда начальство знает, что делает. Чуть удивила почти неслышная возня в корзинке, которую несла госпожа доктор. Мариэла глянула на унтера и коротко объяснила:
        - Это мы с собой котят везем. Они спят, во сне вертятся. Мы их тут купили. У нас таких зверьков нет.
        Мысленно Синяков удивился еще больше, ибо представить себе не мог местности, где не знают обыкновеннейших кошек. Вслух же он спросил:
        - И много отдали?
        - По рублю за каждого.
        Вот тут унтер поразился весьма сильно. Цена, конечно же, была несуразно высокой, но только на первый взгляд. Нижний чин быстро сообразил, что коль скоро товар отсутствует на рынке, то цену можно задрать аж до небес.
        Малах достал из наплечной сумки свои громадные по земным меркам часы.
        - Нам пора.
        Багаж был аккуратно уложен на подводы. И начался не долгий, но дальний путь.
        Ветер на мысе Херсонес был сильным и достаточно неприятным. Возчики, поругивая холодную погоду, сноровисто выгрузили вещи немцев.
        - Отсюда нас заберут, - небрежно заметил Малах, передавая обусловленную плату. Подводы без всякой спешки начала разворачиваться в обратную дорогу, а путешественники сделали вид, что тщательно осматривают кладь.
        - Я дам знать о портале, - твердо заявил Тифор. У него были основания так говорить: поля портала были ему хорошо знакомы, не почувствовать их было невозможно.
        - Порядок такой: первым идет Таррот, за ним Мариэла, далее Риммер, ему следуете вы, сударь унтер-офицер, потом вы, Тихон, после вас я. Тифор, ты замыкающий, сам знаешь почему.
        Магистр кивнул и машинально взлохматил волосы. Хорунжий перевел.
        Казалось, ожидание длится час, хотя на самом деле прошло едва ли десять минут по марэским часам.
        - Есть!!! Пошел, Таррот!
        Один за другим члены экспедиции нырнули в портал. Все, не сговариваясь, пригибались, исключая дракона, которому понадобилось всего лишь не задирать голову и не топорщить гребень. Никому не хотелось задеть край портала, хотя Тифор уверял, что поле портала просто отбросит назад, не принеся вреда.
        Казак по неистребимой привычке разведчика, старался запомнить все обстоятельства. Крымское солнце как раз вышло из-за облачка и осветило нечто вроде пещеры с идеально гладкими стенами, полом и потолком. Жена старалась не показать беспокойства, но все же крепко вцепилась в мужнину руку.
        Солнце погасло, как будто в комнате захлопнули окно. Малах тотчас же зажег фонарь.
        - Ждем минуту.
        - Не беспокойся, командор, как откроется Маэра, так я тебе сразу дам знать, - даже в этой тревожной обстановке Тифор нашел в себе силы острить.
        - А там какое время дня? - спросила Мариэла.
        - Час до полудня, - со знанием дела ответил капитан дальнего плавания.
        Солнце полыхнуло ярким светом. Портал открылся.
        - Выходим, ребята, быстрее, быстрее, БЫСТРЕЕ!!!
        Путешественники выскочили из портала. Впереди на расстоянии около десяти ярдов стоял встречающий. Это был Сарат. Заговорил он на русском, явно адресуясь к российским подданным:
        - Доброго вам дня, господа.
        Синяков искоса глянул на казака. Подобное обращение было ему в диковинку. Неболтай сделал вид, что его раз по тридцать на день величают именно так.
        Сарат перешел на маэрский:
        - С возвращением, ребята! До чего ж я рад вас видеть! Сейчас же едем отмечать к толстяку Фарагу!
        Неболтай принялся переводить шепотом.
        - Только после того, как я устрою моих зверей, - заявила Мариэла.
        - НАШИХ зверей, - вежливо, но твердо поправил Тифор.
        - Вы с вашей корзинкой выглядите ну в точности, как глубокочтимая декан факультета целителей Ирина-ма, когда мы с Професом с ней познакомились. Только у нее это была норка. Можно глянуть?
        Котята так и продолжали спать. Впрочем, Сарат приподнял полотно очень осторожно.
        - О, какая масть! Таких рыжих норок не бывает.
        - Это мой!
        - Я так и подумал.
        - Тогда мы с мужем едем ко мне домой, я сдам зверят служанке, а потом мы присоединимся к вам в трактире Фарага.
        - Я организую экипаж для вас, Мариэла, и для сударя хорунжего, - тут Сарат опять перешел на русский. - Для вас же, сударь, вот краткий словарь наиболее употребительных выражений на маэрском. Придется вам их учить… Для всех остальных план действий вот какой…
        Бывает, что ход истории трудно проследить логикой, но не в данном случае.
        Правительства всех стран с момента появления профессиональных военных начали придерживаться правила: армия и флот должны держаться вне политики. Квинтэссенция этого принципа была выражена Талейраном «Война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным». Такая позиция не могла не дать соответствующие плоды: политики перестали доверять военным. Уточняя, скажем: не то, чтоб совсем уж не верили, но принимали решения, не особо считаясь с мнением армии и флота.
        Так было и в эту войну, которая Европа назвала Восточной. Кардинальные решения в ней принимались по политическим соображениям, а те, в свою очередь, появлялись под воздействием не сухих военных докладов, а газетных публикаций и аналитических записок банковских домов. И не вдавались политики в такие нудные частности, как появление у противника кораблей с неслыханной быстроходностью и ужасающей артиллерией.
        Но в акватории штеттинского порта толчок был дан в ином направлении. Там присутствовали люди, которые могли реально влиять на правительственные решения: послы и члены дипломатического корпуса, в абсолютно большинстве лица совершенно гражданские. Тем большее впечатление на них оказал «салют наций», произведенный русским пароходофрегатом - точнее, тем кораблем, в который он превратился. Своим глазам господа дипломаты привыкли доверять. История про то, как один из этих кораблей (тот, который меньше) с таким же вооружением вышел на бой с эскадрой из пятнадцати кораблей, включающей три бронированных плавучих батареи, и вышел победителем, из полуабстрактного донесения превратилась в леденящую душу реальность.
        Ради правды подчеркнем: не все представители дипкорпуса испытывали беспокойство. Например, послы Швейцарии, Лихтенштейна, Люксембурга, Баварии и Вюртемберга не очень-то взволновались. Флотам этих держав ничто не угрожало.
        Пожалуй, Пруссия тоже имела основания не впадать в панику. Короля волновало скорее отсутствие флота, чем перспектива его потерять. Не последнюю роль сыграл пусть и хромой, но все же нейтралитет Прусского королевства в этой войне.
        Куда менее комфортно чувствовал себя представитель Франца-Иосифа Первого. Правда, Австрия в этой войну не вела боевых действий против России, но назвать ее позицию нейтральной значило бы погрешить против истины.
        Иные чувства владели посланниками Британской, Французской и Османской империй. Радужные реляции о победах при Альме и Инкермане подернулись серым пеплом.
        Не последнюю роль сыграл дипломатический промах Форин-оффиса. Посол Британии в Пруссии воспользовался случаем и предъявил ноту цесаревичу как наиболее высокопоставленному представителю Российской империи. В ноте содержался реприманд, исполненный сдержанного гнева, по случаю неспровоцированного нападения на английский отряд кораблей.
        Ответ наследника российского престола был ледяным по форме и ничуть не более теплым по содержанию.
        - Разумеется, ваша нота будет незамедлительно предоставлена вниманию императора российского. Однако нападение было произведено британцами, отнюдь не русскими. Напоминаю, что в соглашении по перемирию, подписанному английской стороной, содержался пункт, согласно которому корабли флота его величества не должны приближаться к российским ближе, чем на три навигационных мили, в противном случае им будет дан вооруженный отпор. Королевский флот пренебрег этим пунктом. Далее, ввиду приближения вашей группы был поднят флажный сигнал «Ваш курс ведет к опасности». Никакой видимой реакции не последовало. Мое присутствие на борту «Херсонеса» было обозначено брейд-вымпелом. Это обстоятельство также было оставлено без внимания. И, наконец, имея полное право по факту нападения утопить корабли государства, с каковым, напоминаю, Российская империя находится в состоянии войны, наша артиллерия всего лишь дала предупреждение. Мы не хотели и не хотим продолжения этой войны. Как раз по этой причине я здесь нахожусь. Но уж поверьте, что если бы у нас было намерение напасть, то ни один из кораблей в этой группе не дошел
бы до порта.
        Посол Владычицы морей в Пруссии не был моряком. Зато он очень хорошо умел играть в карты. В ситуации, когда у противника на руках четыре туза и четыре короля, а у вас семерки и восьмерки, продолжение игры выглядит столь же бессмысленным, сколь и неприятным.
        Никто из участников этого конгресса, который вскоре поименуют Берлинским, не знал, насколько сильный толчок получила история. Разумеется, никто и представления не имел, что она вообще могла сдвинуться с намеченного пути. Мы с вами, читатели, это, понятно, знаем, но ни за что не расскажем никому из тех, кто был там, в Берлине.
        Эпилог
        В станице Мечётинской произошло событие или даже СОБЫТИЕ. По масштабам оно было бы впору даже уездному городу.
        В дом весьма уважаемого старого казака Андропа Неболтая пришло с почтальоном громадное письмо - точнее сказать, это был громадный конверт. Разумеется, служивому поднесли рюмочку.
        Вскрыл конверт с помощью старого турецкого кинжала лично хозяин дома. В нем были, как и ожидалось, БУМАГИ.
        Сбежалось все население дома, в первую голову внуки от среднего сына, но от них не остали и сноха Глафира, и жена Андропа Анфиса. Сам же средний сын Трифон чуть поотстал, будучи занят работой в сарае, но величина опоздания не помешала ему занять почетное место у отца. С небольшим отставанием заявилась семья старшего сына: сам Андрей Андропович, его Дарья и сыновья с дочкой.
        - Батюшки! - не сдержавшись, ахнула младшая сноха, разглядевши отдельный лист с картиной, - да то ж Тихон!
        - Истинный крест, он самый.
        - А рядом, надо быть, женка его, да дети…
        - Знать, карандашиком рисовано, и работа тонкая.
        - А вот от него письмо, мыслю.
        - А ну, цыть мне тут! - рявкнул хозяин дома командирским голосом. - Иван! Глаза у тебя молодые, зачитай-ка письмо вслух. А то мне очки искать долго.
        Андроп Анисимович сильно отклонился от истины: не отсутствие очков мешало ему, а недостаточная грамотность, не позволявшая читать быстро.
        Старший внук исполнился важности. Правда, по уровню образованности он не сравнялся с высокоученым дядюшкой, но отстал совсем немного; обычно мальчишку хвалили в примерно таких выражениях: «Ну, ты считаешь хорошо, почти как дядя Тихон.»
        Малец поправил чуб, который упорно не дорастал до надлежащей длины, прокашлялся и начал:
        - Здравствуйте, мои дорогие родители, отец и матушка! Пишу я вам из далеких краев, куда закинула меня судьбина на учебу и на житье с моей разлюбезнейшей Марьюшкой…
        - Эка он о своей-то выражается кудряво, - поджала губы заранее критично настроенная к невестке Анфиса.
        - Тихо, мать! Дай Ваньке сказать.
        - …и спешу радостию поделиться: родила она во благополучии близнят, казачонка и девку, кои здоровеньки растут трудами Маши…
        - Ай да сношенька! Сразу двумя внуками озаботилась.
        - Что здоровеньки, это на картине видно, эвон какие улыбчатые, - осмелилась вставить слово Дарья.
        - Читай дальше, Ваня, - на этот раз в голосе Андропа Анисимовича слышалось скорее любопытство, чем суровость.
        - Кхм. Правда, болели они чуток, и я тоже кашлял, но Маша нас всех на поправку вывела совсем скоро, трех дней на это хватило. Назвали мальца Михайлой, а дочку Натой, Натальей то есть. Крестить же деток негде, ибо церквы тут не имеется, однако желаю в Севастополь с ними приехать и окрестить как должно в Михайловской церкви у благочинного Александра, того самого, что Машу крестил…
        - Непорядок это, что божию церковь не поставили, - осуждающе отметил Андрей Неболтай. - Что там дальше?
        - Андрюха, кто тебя учил поперед старшего лезть? - сверкнул глазами отец. - Ванятка, читай.
        - Кхем… а потом с божьей помощью и к вам наведаемся, но только если студенческого отпуска хватит…
        - А отпуск велик ли? - не выдержал сам Андроп Анисимович.
        - Тут не написано, деда… Сама же супружница моя ездила на поклон к наставнице, каковой встречи очень опасалась, ибо сия наставница своей суровостью всегда славилась среди учениц…
        - Так что ж, выходит, у нее одни девки в учебе? - вслух удивилась Анфиса.
        - Да чтоб тебя! Ваня, ты не ленись.
        - …однако ж госпожа Моана обошлась с Машей ласково, хвалила премного за труды ея в Севастопольском госпитале, а особенно за излечение адмирала Нахимова, и посулила скорое повышение в чине с магистра медицины до доктора медицины же. И совсем недавно, тому четырех седьмиц не минуло, пришла бумага, каковая моей женушки чин докторский высокий подписями и печатями утверждает. С того самого момента разрешено ей пользовать болящих самостоятельно, а не под приглядом старших…
        - А вспомнить если: она в Севастополе чуть не смертельно ранетых аж с того света вынала. Тихон-то писал! - не выдержал средний сын.
        - Тогда ей разрешалось. Наставницы-ат рядом не было, - авторитетно пояснил старший брат и, не дожидаясь грозного отцовского взгляда, добавил, - ты, Ваняша, читай-ко дале.
        - Кхм-кхм. И теперь Маша дом для покупки присматривает, ибо в здешних краях никак не можно доктору не иметь своего дома. Меня представили здешнему воеводе в полковничьем чине, и он расспрашивал долго, да проверял, каково из винтовки стреляю и пистолета тож, а еще мы с ним на пробу рубились, он ножнами от ихнего палаша, навроде драгунского, но малость подлиннее, а я ножнами от шашки. Сей полковник ловок с палашом изрядно, однако ж я не уступил ему, и тамошние офицеры дружно решили, что вничью рубка прошла…
        Эти слова вызвали горделивые улыбки всех присутствовавших казаков.
        - …мне же полковник сказал, что с радостию сей же час дал бы место, по-нашему сказать, вахмистра-наставника, но по окончании учебы вполне возможно получить офицерский чин сразу же. Посему поступил я в здешний университет и учусь наукам разным и умениям хитрым, которые в бою тут применяют. Войны здесь нет, однако ж разбойники пошаливают, с моря приходят, на берег высаживаются, людей хватают, да в рабы к себе на острова утаскивают. Правда, то бывает не в тутошних краях, а подалее.
        - Выходит, как татары-людоловы, ишь ты, - заметил старейшина среди Неболтаев, который сам, правда, с таким противником не сталкивался, но слыхал многое. - Давай, Ванятка, читай дале, грамотей.
        - Значит, так… А с божией помощью через три года стану я ба-ка-лав-ром, - чтец остановился, проглядел еще раз письмо и продолжил извиняющимся тоном, - тут так написано.
        - Ништо, продолжай, - снисходительно ободрил отец семейства, явно не желая вдаваться в скользкую тему семантики.
        - …это здесь так именуется тот, кто университет закончил и должные экзаменации сдал…
        - Ну да, ну да, - небрежно молвил Андроп Анисимович, давая понять, что уж он-то прекрасно знает, кто такие бакалавры.
        - …и уж тогда на службу поступлю. Но учеба нелегко дается. Бывалоча, прихожу домой и валюсь с копыт, как конь загнанный, только жена и спасает растиркой головы, что легкость мыслям придает и усталость снимает. Сил не хватает даже в питейное заглянуть. Студенты же тамошние после занятий частенько в трактир захаживают и в напитках себе не отказывают. Пиво здешнее вполне хорошее, и вино виноградное ничем нашему не уступит, хлебное же вино, хоть и чище нашего выделано, но дорого весьма, а потому почитается за барскую выпивку. За стопку невеликую тут просят два рубля серебром на наши деньги.
        Все общество, за исключением младшего поколения, дружно ахнуло. Цена показалась невообразимой.
        - …вино красное идет по пяти тутошних копеек медью за кувшин и то в трактире, а на базаре можно и за копеечку купить.
        Мужская часть аудитории завистливо крякнула.
        - По-нашему здесь мало кто говорит, токмо Маша, да еще наставница, да муж ея, человек высокоученый и потому уважаемый, да те, кто в наших краях бывал, да еще, говорят, живет тут за морем одна купчиха, которая по-русски хорошо знает. Покупает она наши сказки, также повести, иные книги тож, да переводит их, потом печатает и денежку изрядную на том имеет, но с нею я пока не знаком. Дома мы говорим день на нашенском, день на местном языке, а с детьми супружница лишь на местном говорит, я же на русском. И будут они, значит, гутарить на двух языках.
        - Вот это правильно, - поддержал средний брат, - языки вреда не приносят. Ляшский я знаю, так ведь как пригодилось!
        - Дай же читать! Ты, внучок, без останову того… продолжай.
        - Вот тут еще… Привезли мы из Севастополя двух котят, а таких зверей тут не знают. Тифор Ахмедычу, у которого кошечка, Машины подружки заране предложили по два целковых с полтиною за котеночка, когда появится. Наш Кир вырос большой да пушистый, к детям ласковый, и еду не ворует.
        - Нам бы такого… - это прозвучало шепотом от младшей внучки, которая, хоть и пользовалась дедовым расположением, но не настолько, чтобы полностью утратить осторожность.
        - Вот каб добраться до мест, где котята по пяти рублёв пара идут… Но ты читай дале.
        - Тут мало осталось… Мне письмо написать можно, только отсылать надо через его высокоблагородие капитана первого ранга Льва Андреевича Ергомышева в Севастополе, а тот знает. Засим остаюсь почтительным сыном вашим Тихоном Неболтаем. Фу-у-у-х! Вот все, что написано было. Ан нет, тут отдельный листик. Кх-х-х-м. Картину же, что посылаю с письмом вместе, нарисовал не человек, но механизм хитрый, здешними умельцами придуманный, обошлась же она на наши деньги в три рубля. Я же потом еще такие картинки пришлю. Тихон. Теперь точно все.
        К моменту, когда юный чтец закончил, новость о письме Андропу Неболтаю уже облетела станицу. Но потом в доме понадобилась вода, средняя невестка пошла к колодцу и уж тут дала волю языку. Рассказ в письме младшего сына Андропа Анисимовича, обильно приукрашенный в пересказах, сделался всеобщим достоянием. Даже внуки и внучки - и те купались в восторженном внимании сверстников.
        Никто из обитателей станицы Мечётинской не предполагал, что история государства российского должна была пойти по другому пути, когда бы не воздействие пришельцев из другого мира вкупе с усилиями матросов и офицеров Российского флота, а заодно и казаков, в первую очередь Тихона Неболтая.
        Зато наиболее проницательные из казаков предположили, что чужедальние страны окажутся под влиянием, пусть небольшим, пришельца.
        - Уж не верю я, Андроп Анисимыч, что твой Тихон совсем ничему не может научить техних, из далеких краев.
        - То верно, - соглашался старый казак. - Тихон, он хоть в книжки много заглядывает, но науку казацкую я в него вдолбил накрепко. Чужакам есть чему поучиться.
        Мы охотно согласимся с казацкими умозаключениями. И даже больше скажем: при том, что пришельцы из Маэры всеми силами старались блюсти нейтралитет, они невольно изменили настоящее.
        Историю многие полагают наукой, описывающей прошлое. Но измененный ход событий создает вероятность изменения будущего для всех: и для участников, и для свидетелей. И на Земле, и на Маэре.
        notes
        Примечания
        1
        Справочник по инженерному делу (нем.)
        2
        в те времена дифтерия и вправду иногда приводила к потере обоняния.
        3
        Вот она, вон там! (англ.) В английском языке корабль - существительное женского рода.
        4
        в английском флоте - нечто среднее между сержантом и младшим лейтенантом.
        5
        французское богохульство
        6
        Русский корабль! (франц.)
        7
        Сабли наголо! В галоп! (франц.)
        8
        Скорострельность приведена в маэрских единицах. В пересчете на земные - примерно пятьсот пятьдесят выстрелов в минуту
        9
        желна - черный дятел
        10
        имеется в виду браслет
        11
        второй смертный грех - зависть.
        12
        тонкий трос длиной 30 -50 м с грузом на одном конце, применяется для подачи швартовых концов на другое судно или на причал вручную.
        13
        старший артиллерист (турец.)
        14
        буквальный перевод термина «sniper» (англ.) на русский язык.
        15
        капитан второго ранга (турец.)
        16
        chasseur - охотник (франц.)
        17
        в данном контексте: ты понимаешь? (франц.)
        18
        отлично понимаю (франц.)
        19
        Здесь сидеть. Прийти большой офицер. (искаж. франц.)
        20
        между нами. (франц.)
        21
        расхождение одномоментных координат счислимого и обсервованного места судна. Иначе говоря, при определении места судна это расхождение расчета и эксперимента.
        22
        поворот парусника, при котором нос проходит через положение, точно ориентированное против ветра.
        23
        незатягивающаяся петля на лине, использовалась раньше в качестве сидения для матроса, производящего работы снаружи корпуса (например, покраску)
        24
        борт, обращенный не к противнику, а в противоположную сторону.
        25
        то же, что морская миля, т. е. 1852 м.
        26
        в то время там находилось министерство иностранных дел.
        27
        именно такое правописание было принято в те времена. В современном русском языке пишется чуть иначе: Генри Темпл, виконт Палмерстон.
        28
        настоящий флотский офицер. (франц.)
        29
        современное название - Северное море.
        30
        на самом деле граната включала в себя три кристалла, но один из них был настолько мал, что при исследовании его просто пропустили.