Дедушки с гитарой 2 Владимир Перемолотов
Дедушки с гитарой #2
Продолжение «Дедушек с гитарой».
Владимир Перемолотов
Дедушки с гитарой 2
Глава 1
1
Мы сидели во дворе школы и слушали доносившийся из открытых окон «Школьный вальс». Эту песню заводили, наверное, уже раза в пятый, но родители выпускников никак не могли насытиться наполнявшей эту музыку легкой меланхолической грустью. Они же ведь тоже когда-то были выпускниками, тоже думали, что делать дальше…
Но это родители, а вот выпускники этих чувств не испытывали, даже напротив.
- Сейчас бы рок-н-рольчик врубить… - сказал Серёга. - Под настроение. Вот не понимают люди, что у нас это не грусть, радость.
Он привстал, потянулся.
- Десять лет мы тут и вот - финиш! Ленточка! Вырвались!
- Ага, - подтвердил Никита. - «Чудом ушли»….
- Ну… Нам-то хорошо. У нас между девятым классом и десятым было больше сорока лет отпуска. Мы тут год всего, с этим валандались… - я кивнул на оживленную толпу выпускников. - А вот настоящее счастье должно быть там. Ты свои ощущения после того, первого «Последнего звонка» помнишь?
Никита отрицательно покачал головой.
- Нет, конечно… Но представить могу. Наверняка облегчение. И радость. Все это длилось, длилось, длилось и вот - кончилось.
- Мы строили, строили и наконец…
- …закончили строить. Ну ладно. Мы не Чебурашки. Нам еще рано радоваться.
Сергей кивнул на стайку учителей, окруженных родителями и учениками.
- Нам всем еще экзамены сдавать…
- Неужто не сдадим? Сдадим же…
- А куда деваться-то? Придется.
Майский день располагал к оптимизму. Ну, во-первых, Солнце, синее небо, запах сирени… А во-вторых - в этом году мы очень серьезно постарались не накосячить с учебой. Что я, что Серега хорошо помнили, что получилось в прошлый раз, когда мы не прошли в институты, и постарались этого не допустить. Понимали, что те оценки, что мы получим в аттестаты станут пропуском в нашу новую жизнь, ту самую, которую мы хотели построить «с нуля» по новым чертежам. И пусть в полученных нами документах не будет оценки по музыке, но все остальные заработанные честным трудом над учебниками баллы позволят нам поступить в Институты, а после этого заняться тем, чем мы и хотели: сочинением новых песен.
То есть старались мы не для родителей, а для самим себя.
Отсюда, со скамейки в школьном дворе, дорога в новое Будущее представлялась прямой и ясной…
Позади десять лет в Средней школе, впереди - пять лет в Высшей. А потом…. Потом музыка, музыка, музыка. Правда между сегодняшним «Последним звонком» и этим «потом» несколько препятствий и первые два - экзамены. Они совсем рядом - сперва выпускные из школы, через несколько дней, а потом - вступительные в Институты, примерно недели через три.
К этому времени мы с друзьями уже определились, кто чем и где будет заниматься. Никита поступает в свой МИИТ, а мы с Сергеем - в МИИСП. Тот самый, который я уже раз в прошлой жизни закончил. Учимся, ну и, разумеется, играем. Репетиционной базой пока останется наш родной Дом Культуры «Имени 40-летия Октября» или какой-то другой, если нам его предоставит МГК ВЛКСМ. Ну, если захочет…
Пластинку сменили. Теперь из окон зазвучала «Школьные годы». Эта песня как раз для такого момента.
Церемония, в которой нашлось место и первокласснику с колокольчиком, и директору школы с микрофоном, и слезинкам на щеках некоторых родителей, закончилась. Отзвучали речи, обещания не забывать и приходить, и даже чьи-то данные сгоряча обещания вернуться сюда после Пединститута и вот теперь музыка прощалась с нами….
Никита негромко напел - «Когда уйдем со школьного двора…» Этой песни еще не было, как не было и фильма, когда она в первый раз прозвучало, но уж очень к месту она тут была в этот момент.
- Ну что ж… Может и мы пойдем со школьного двора?
Толпа перед входом в школу стала редеть. Учителя ушли в здание, а выпускники заволновались и начали расходиться.
- А куда? Предложения есть?
- «Куда уходит детство, куда ушло оно?» - напел Никита вместо предложения.
А Сергей тут же добавил:
- «Наверно в парк Кусковский, где будет пить вино…»
Мы рассмеялись. Ведь так оно и будет. Сейчас выпускники разобьются на группки, и кто-то пойдет домой пить чай с тортиками, а кто-то - в парк, чтоб перехватить из бумажного стаканчика или прямо из горлышка что-нибудь покрепче…
- А, кстати, почему мы сегодня не слышали «Куда уходит детство?» - спросил Никита, кивнув на наших соучеников, ручейками, ускользающими со школьного двора. - Очень ведь было бы своевременно.
- А действительно, почему?
Сережа пожал плечами.
- Наверное потому, что мы её еще не написали?
- Странно. Пугачёва есть, а такой песни нет. Непорядок! Поправим?
Никита отвернулся от одетых в праздничные платья девушек.
- А действительно, есть песня или нет?
- Думаю, что нет, - сказал я. - Если б была, то мы бы её уже раньше услышали, да и сегодня её обязательно завели бы. Так что сами понимаете…
- Свято место пусто не бывает. Слова кто написал, кто помнит? А музыку?
Мы помолчали, глядя друг на друга и я подытожил:
- Никто не помнит. С очень высокой вероятностью музыку Зацепин написал. Причем ближе к концу 70-х, а вот слова… Даже не хочу предполагать.
Наши нынешние ровесники таким вопросами не заморачивались. Выходя со школьного двора, они собиралась в группы и шли по своим делам, а над всей этой суетой продолжала звучать песня.
- Суббота… Школа закрывается… - сказал Сергей, а Никита, в пику Мосэстраде напел «School closes on sabbat…»
И сделал это очень своевременно, повернув наши мысли.
- Вы про Фестиваль читали?
Сергей вздохнул.
- Берлин… Молодежь…
- Девочки разных цветов кожи, - продолжил Никита, словно читая его мысли. - Мулатки-шоколадки…
- Ты мои мысли читаешь или свои транслируешь? - подозрительно поинтересовался наш барабанщик.
- Вы тут бросьте… - остановил я их. - Чувствую миазмы буржуазного разложения. О другом думать надо…
- О душе, что ли?
Скептицизм Никиты был легок, но понятен.
- Вот бы куда мотануть… - не остановился Сергей. Глаза его затуманились. - Я, кстати, в Берлине уже был. Ну… Тогда.
Он имел ввиду наше прошлое будущее.
- Забудь. Мы теперь не в том времени живем…
- А я и не забывал, что в другом… Но мотануть хочется… - Он снова вздохнул.
Мы помолчали. Школа кончилась. Взрослая жизнь еще не началась, но её начало уже было видно. Совсем рядом маячили школьные экзамены, а потом институтские… Вот именно поэтому хотелось праздника. Пусть даже не такого как Фестиваль с мулатками-шоколадками, а размером поменьше. Пусть даже не персонально нашего, пусть чужого, но такого, на котором и нам нашлось место. С гитарами и барабанами.
- Директор ДК ничего не говорил? Может быть свадьба у кого?
- Молчит директор, как рыба об лед. И вообще надо об институтах думать.
- Узнаю родительские интонации.
- А ведь скоро выпускные вечера начнутся, - напомнил Сергей.
- Ну, когда это… Недели через две-три?
- Да. Как-то так…
В пору выпускных вечеров ансамбли будут нарасхват. На своем мы точно играть не будем, ну, может быть, только пару-тройку песен для солидности, но ведь это все будет не сегодня. Праздника-то хочется прямо сейчас.
- Нет, - сказал Никита. - Мелко это - выпускные вечера. Не наш размер. Надо что посерьезнее…
Я со вздохом согласился.
- Да и не своевременно.
Мы помолчали. Людей во дворе осталось совсем мало, и музыка закончилась, остался только запах сирени. На наших глазах несколько ребят сматывали провода и утаскивали в школу колонки и усилитель.
- Аллегория, - медленно, по словам, сказал Никита. - Наше будущее затаскивается в наше прошлое…
- Уж как-то ты витиевато выразился. Переведи.
- Музыка - наше будущее, а утаскивается в школу.
- Ты лучше такими аллегориями не товарищам на мозги капай, а стихи свои украшай. Все будет больше пользы.
- Не учи ученого. Ладно… - Он хлопнул ладонями по коленям. - Что делать-то будем?
Я кивнул в сторону группки учеников, уходивших в сторону Кусковского парка.
- По кустам целоваться и портвейн пить из горлышка кто-нибудь хочет?
Никита с Сергеем не хотели. Точнее так. Мы-то хотели, но совсем в иной компании и из иных бутылок.
- А куда тогда пойдем? В смысле «…со школьного двора?»
Тут и действительно делать было уже нечего. Пусто. И музыка закончилась.
- Да хоть куда…
Никита оживился.
- А давайте уйдем отсюда на две веселых буквы!
- В ДК что ли? - угадал я.
- Ага. Поиграем хотя бы. Развеемся… Может быть директор нам какой-нибудь заказ припас?
Смысл в этом предложении был, но я переориентировал его.
- А давайте пойдем на две другие веселые буквы, - предложил я друзьям. - В РК. Может быть они там что-нибудь путное предложат? Все-таки Фестиваль в Берлине грядет, а у нас тут ни звука… Предложим им что-нибудь эдакое… Помните, как хорошо у нас с Конкурсом получилось? Вот что-нибудь похожее. Типа «Навстречу Фестивалю!» «Встретим мировой молодежный праздник разудалой молодежной песней!» Авось и получится…
Хотелось действовать, и мы пошли в знакомое белое здание.
Как оказалось, нас там ждали…
- Легки на помине, - сказал Секретарь Саша тряся нам руки. - Вот только-только подумал о вас… Как люди говорят - «Вспомнишь лучик - вот и Солнышко»…
Я удивился. И насторожился. Секретарь начал говорить поговорками, а не цитатами. Чудно. Где-то медведь сдох? Или, наоборот, выздоровел?
- Хорошее подумали и как? - после секундной заминки поинтересовался я.
- Хорошее…. Вы к нам по каким делам?
- Ну зачем же «по делам»? Неужели и просто так зайти нельзя?
- Да вот мимо проходили, - поддержал Сергей. - Зашли поздороваться… А у вас к нам что за дела?
Секретарь по-простецки почесал затылок.
- Да вот хотел поговорить с вами о вашем будущем… Какие у вас планы на лето?
Мы все трое одновременно пожали плечами.
- Какие у нас могут быть планы? У нас выпускные экзамены в школе, а потом - в Институты, вступительные.
Он нас вроде бы и не услышал.
- Есть комсомольское поручение…
- Поиграть?
Мы переглянулись…
- В принципе мы не против, но имейте ввиду у нас сейчас горячая пора… Нам к экзаменам надо готовиться…
Хочется продолжить образование. Мы вот с Сергеем, - я кивнул на Володина, - Думаем сельское хозяйство развивать. А вот Никита - по транспорту хочет специализироваться.
Секретарь посмотрел на нас как-то проникновенно. Казалось одним полушарием своего мозга он присутствовал тут, а вторым - витал в эмпиреях. Словно озаренный изнутри какой-то идеей.
- А вы как считаете личное выше общественного?
Ну как тут ответить? Только правду…
- Мы считаем, что личное не должно противостоять общественному… Ну и наоборот. Лучше было бы если они друг друга дополняли. Да вы лучше скажите, чего хотите, а не жмитесь.
- А что заметно? - неожиданно нормальным голосом спросил Секретарь.
- Невооруженным глазам, - подтвердил Никита.
- В общим так, ребята…. Вы знаете, что вскоре в Берлине будет проводиться X Всемирный Фестиваль молодёжи и студентов?
- Когда?
- С 28 июля по 5 августа…
- И что?
- Есть мнение, что мы с вами могли бы туда отправиться в составе нашей городской делегации… Вы все-таки победители районного и городского конкурсов…
Вот ведь, оказывается, как бывает. Только вот что говорили об этом и на тебе… Говорите после этого, что чудес не бывает.
- Нет, - неожиданно сказал Никита. - Никак не получится…
Похоже, Секретарь рассчитывал на совершенно иной ответ. Он хотел услышать восторженный визг, а тут - облом… Нормальный человек разве может отказаться от такого предложения? Заграница! Там Западный Берлин сразу за стенкой! Если привстать на цыпочки, то его видно!
- Почему?
- У нас впереди экзамены, - объяснил Никита. - Нам готовиться надо… В школе и в институтах. Конечно это большая честь и чертовски заманчиво, но…
Он горько вздохнул, и Сергей подтвердил:
- Точно. Не получится. Заманчиво… Только ведь…
Он посмотрел на меня.
- Да, - с явным сожалением подтвердил я слова друзей. - Понимаю, что от таких предложений не откладываются, но только вот у нас ситуация…
Я замолчал, ожидая вопроса и он последовал.
- Да что за «ситуация»? Съездите, поиграете. На людей посмотрите, себя покажите… Когда еще такая возможность представится?
- Объясняю. Слышали такую фразу «Увидеть Париж и умереть»?
Он с удивлением посмотрел на меня и кивнул. Молодец. Образованный человек, сразу видно!
- Так вот Эренбург говорил это о Париже, а перед нами этот вопрос стоит также, но только с Берлином. Увидеть Берлин и не поступить…
- Да при чем тут это? Отдохнете, поиграете…
Голос его был ласков.
- Терпение…
Я наклонился к нему.
- В школе-то мы экзамены сдадим, и сдадим отлично, тут сомнений нет. А вот дальше, в институты…
Я с сомнением покачал головой.
- Следите за мыслью… Если мы едем туда, то мы не успеваем подготовиться к поступлению в институты. Так?
Он не спешил отвечать, но это все и так было очевидно.
- Если мы не успеваем подготовиться, то наверняка проваливаемся на экзаменах и не поступаем. Улавливаете?
Он снова промолчал.
- Значит далее - армия. И мы два года…
- А то и три, ну, если во флот… - добавил Сергей.
- Вот-вот, - продолжил я. - Или три года не играем… И что остается от нас после трех лет молчания? Тишина? Забвение?
Никита добавил.
- Ну и стоит ли разбитая жизнь двухнедельного вояжа в Берлин?
Сергей кивнул.
- Так что извините….
Мы замолчали, давая нашему собеседнику возможность собрать в кучку пепел от сгоревшей надежды… Ну и отыскать какое-то иное решение. Даже я сейчас, не представляя полностью ситуации, видел их несколько. Оставалось узнать, что он выберет? На поверхности лежал такой - пожать нам руки и отправить обратно, но ведь были и иные возможности. Комсомол - организация влиятельная. Его возможности гораздо больше, чем мы можем представить.
- И что вы предлагаете? - наконец спросил он.
- Продолжать должны вы. У нас товар, у вас - купец….
- Наверняка ведь есть и иные решения этой задачи, - напомнил ему я.
Мы молчали и это молчание могло обернуться как неприятностями, как и удачей…
- Вот вы недавно говорили о том, что есть Личное и Общественное, - пустил пробный шар Никита. - Тут как раз можно найти путь, в каком одно другому не будет противоречить, а, напротив, совпадает и подталкивает в нужную сторону…
Я его поддержал.
- Да. Мы готовы идти навстречу Обществу, если Общество сделает шаг к нам навстречу… Мы нужны вам в Берлине, а мы сами нужны нам в институтах… Давайте сближать позиции.
Секретарь посмотрел на меня, потом на телефон, потом снова на меня и на что-то решившись, подтолкнул к нам лист бумаги.
- Напишите в какие институты вы планируете поступать… А мы посмотрим, что можно сделать…
2
Мы вышли из здания райкома, пару секунд постояли и, переглянувшись, отошли подальше, словно то, что мы хотели друг другу сказать, нельзя было бы услышать никому чужому… Теплый весенний вечер дул в лица, навевая надежды на хорошее будущее.
- А мы молодцы… Какая сыгранность! Сразу видно - ансамбль.
Мы понимали друг друга без слов.
- Точно, - подтвердил Сергей. - Без репетиций… Можно сказать, «с листа» сыграли.
- Высокий класс! - подтвердил я.
Я посмотрел на Никиту.
- Ты когда сообразил?
- А я вот за его «мы» зацепился… «Мы с вами…» Тоже в Берлин захотел.
- И что делать будем?
- Ждать и надеяться… Если мы им действительно нужны…
- Нужны. Без нас его в делегацию могут и не взять. Он во всем этом не меньше нас заинтересован. То есть заинтересованных тут не трое, а четверо!
- Соблазн большой… Думаю, что он постарается.
- Это как?
- «Если нельзя, но очень хочется, то можно».
- Ты о чем?
О! Я знал, о чем говорю!
- Не так уж и давно, а именно в 50-х годах этого века, существовал в СССР порядок зачисления в ВУЗ «Особым порядком»…
- Ну-ка, ну-ка…
Все-таки хорошо, что мой интерес в Будущем к истории собственной страны помогает решать какие-то вопросы в Прошлом, точнее в Настоящем. Я растолковал друзьям.
- Ну, если это было нужно стране, то тех абитуриентов, кто имел трудовой стаж до поступления в ВУЗ, могли зачислить в институт безо всяких экзаменов. Просто по результатам школьного Аттестата. Вот и подумайте.
Друзья подумали и улыбнулись.
- А мы как раз такие. Со своими трудовыми книжками.
- Так получается, что если они нам помогут, то…
Серега довольно улыбнулся. Горизонты открывались с этих ступенек просто ослепительные.
- Так это получается, что мы теперь можем свои аппетиты и не ограничивать?
Я вопросительно посмотрел на него.
- Что нам МИИТы и МИИСПы? Почему бы нам в Университет не поступить? Мне кажется, что мы проявили в этом случае не свойственную нам скромность. Почему не Университет? Не МГИМО? Почему не Дипакадемия? Нам бы только прилично школьные экзамены сдать и….
- Вот они, соблазны-то, - вредным голосом сказал Никита. - Сперва Дипакадемия, потом еще и женится захочешь на дочке члена Политбюро… Нет уж. Надо вот прямо сейчас и остановиться. Соблазны отринуть и задавить на корню.
- Да… Халява - страшная вещь… - согласился я. - Давайте остынем немножко.
Никита посмотрел на Сергея. Тот улыбался, наверняка перебирая в памяти названия престижных московских ВУЗов.
- Да и какой для нас смысл учебы в Дипакадемии? Как бы мы там учиться стали, и, главное, зачем?
Друг был прав. Это все азарт вседозволенности… Это походило, наверное, на то, что если б ты получил в руки волшебную палочку, или кредитку… И понимая, что все это незаслуженно, что все это могут в любой момент отобрать, ты начинаешь желать того, что тебе-то в общем-то и не нужно… Впрок? На всякий случай? Действительно. Ну какой нам Университет? Какая Дипломатическая Академия? Для чего? Мы там что, учиться будем? И работать? Мы переглянулись и одновременно вздохнули. Все. Хватит мечтаний. Надо становиться на грешную землю двумя ногами и идти дальше, а не витать в облаках.
- Да. Пожалуй, - согласился Сергей с явным сожалением.
- Ничего… Если у нас все сложится, то мы по миру еще поездим. Как послы мира. Но сперва - выпускные экзамены.
Серега отмахнулся.
- Да сдадим мы их! Никуда не денемся!
Открывшиеся перспективы и Никиту заставили повеселеть.
- Конечно сдадим! Так что давайте прикидывать что с собой будем брать в качестве сувениров. Заранее позаботиться нужно будет.
- Да! Водка и балалайка. Лучше три штуки.
- В смысле, три литра?
- В смысле, про балалайки разговор…
- Значки нужно брать. Много. С Лениным! И марки!
- Широко шагаете - штаны порвете, - остановил я полет фантазии у товарищей.
- Это ты к чему?
- Пусть сперва нас в институты зачислят. А то, кто его знает… Пообещать пообещают, а потом…
Они помолчали и согласились. Наш жизненный опыт из 21-го столетия остудил юношеские мечты.
- Верно. Оказанная услуга перестает быть услугой.
- У меня в той жизни так с работой пару раз было. Один, с кем договариваешься, обещает все и даже больше, а когда ты со своего места увольняешься, то тобой начинает заниматься совсем другой человек, который говорит, что все, что тебе было обещано, тот самый, первый, обещать не имел право. И, в добавок, его уже тут нет, а он работает в другом отделе… Или в отпуске… А значит давайте договариваться наново…
Градус нашей общей радости несколько понизился. И правильно. Кто его знает, как тут получится… Может быть комсомольцы без всякой вредности просто махнут рукой на эту затею.
- А что это означает?
Спросил я всех нас и сам же ответил:
- Пока у нас не будет приказа о зачисление в Институт мы ведем прежний образ жизни. То есть про Германию не говорим - мало ли что? Сдаем школьные экзамены и готовимся к поступлению в институты и не отвлекаемся на пустые соблазны.
- Но не сегодня же?
Никита был прав. Сегодня ничем грустным заниматься не хотелось.
- Может быть все-таки в ДК, - предложил Сергей. - Может быть где-то у людей совсем рядом сегодня праздник, а мы и не знаем… Я бы с удовольствием поиграл бы…
- Увы… У Директора для нас работы нет. Иначе он бы сам позвонил.
- А какой вообще ближайший праздник? Что у нас тут самое ближнее?
- Сегодня какое? 26-е?
- Да.
- Ближе всего - «День защиты детей». Первое июня.
Эти два слова породили во мне какой-то отзвук. Я задумался и выпал из разговора. Что-то эти слова мне говорили, что-то странное и необычное.
Никита ткнул меня кулаком в плечо.
- Ты чего задумался?
- Вспомнить не могу, - сказал я, копаясь в памяти как липкой глине. - Что-то с этим праздником связно…
- Пионерский лагерь?
Слово «лагерь» поставили все на место. Лагерь потянул «конвоира», а тот - «арест»… И я вспомнил.
- Хотите через неделю поучаствовать в эпохальном событии? А потом, может быть даже песню хорошую сочинить… Ну, в смысле, своровать?
- Конечно! А что за событие?
- Первого июня в Москве должна состояться демонстрация…
Я сказал и остановился. Я точно знал, что это произойдет 1 июня, но вот год? В этом или в следующем?
- Демонстрация чего? - вытолкал меня из задумчивости Никита. - Кто и что будет демонстрировать?
- Московская молодежь. Хиппи со Стрита… На улице Горького. А это, кстати, какой день будет?
Сергей вытащил из кармана календарик.
- Пятница…
Похоже я ошибся. Годом. Похоже, что все-таки не 1973, а в 1974 году это произойдет. Там 1 июня была суббота.
- И что?
- Нет. Похоже я ошибся.
- Днем?
- Годом… В следующем году это произойдет.
- Да что произойдёт-то?
- Демонстрация московской молодежи… - терпеливо повторил я. - Мне об этом друг рассказал. Сам он в этом действе вроде бы не участвовал, но отчего-то все знал.
Я вспомнил своего друга, бас-гитариста, вместе с которым играл в той жизни в НИИ. Все, что я собирался рассказать, я знал с его слов.
- Был, точнее есть тут сейчас такой человек. Как его знаю уже не помню, кликуха у него была Солнце. Он, кажется, мороженным на площади Маяковского торговал… За бутылку портвейна мог посвятить тебя в хиппи! И вот не знаю по своему желанию или кто-то подсказал… Но захотел он со своими товарищами демонстрацию устроить в День защиты детей… И устроили…
Никита покачал головой.
- Не слышал про это.
- А про это мало кто вообще знает. Демонстрации-то толком не получилось. Их повязали всех почти мгновенно. Место-то выбрали козЫрное - улицу Горького! Там до Кремля рукой подать и иностранцы ходят.
- Я представляю, что такое демонстрация, - сказал Сергей. - Ну, как на Первое мая… У них тоже что-то похожее? С лозунгами? С флагами?
Я пожал плечами.
- Я ведь этого тоже не видел. Вот мой приятель рассказал про один транспарант. «Не хочу бомбу, а хочу бабу».
- Это ради смеха?
- Может быть. Но вот у милиции чувство юмора в тот день отсутствовало. Она смеяться не стала… Помните у «Машины…» песню: «Случилось так, что небо было синее, бездонное и легкий вечер по морю гнал легкую волну…»?
- «Песня о Капитане»?
- Ну так вот это Макаревич об этих событиях написал, по следам, так сказать.
- Ну, значит, не пойдем туда… Ни в этом году ни в следующем.
- Ладно… А сейчас-то куда пойдем?
- Может на Стрит? - предложил Никита. - Раз уж ты про него вспомнил. В кафешке посидим. Может быть к тем ребятам зайдем, поиграем…
Он улыбнулся, припомнив, как мы когда-то в кафе поспорили с местным ансамблем.
- Ну… Как вариант… - согласился Сергей. - Только давайте все-таки контрольный звонок сделаем.
Он ткнул пальцем меня в грудь.
- Позвони домой. Может быть у директора что-то изменилось, и он нас ищет?
Резон в этом был, такое случалось. Телефонная будка стояла рядом - у стены дома напротив Райкома, рядом с входом в магазин «Цветы». Сожалея, что тут еще не в ходу сотовые, мы перешли улицу и я позвонил домой. К телефону подошел папа.
- Тебе какой-то Андрей Андреевич звонил.
- Что-то просил передать?
- Просил, чтоб ты с ним связался. А это кто?
- Знакомый поэт. Вознесенский.
- Ну-ну… - Я почувствовал, что отец улыбается. - Не забудь позвонить…
Повесив трубку, я повернулся к друзьям.
- Звонил Вознесенский.
- И что?
- Просил перезвонить. Кто телефон помнит?
Я смотрел на товарищей, а они - на меня. Наконец Никита сказал:
- Самый тупой карандаш лучше самой острой памяти…
Он достал записную книжку.
- Две копейки найдете или дать?
Я вышел из будки.
- Давай сам звони.
Никита не стушевался. Мы смотрели как наш друг говорит с Андреем Андреевичем. Наклонившись к Сергееву уху я сказал:
- И Поэт с поэтом говорит….
Поэтический междусобойчик получился коротким. Разница в классе была очевидна - Никита больше энергично кивал головой, угукал да бросал в трубку междометия. Только однажды спросил:
- А вы где сейчас?
Повесив трубку на рычаг, сообщил.
- Нас сегодня ждут. Андрей Андреевич в городе, а не на даче. Поедем?
- А цель?
- Сказал, что хочет поговорить с вами…
Я посмотрел на часы. Было начало первого. Повеселиться можно будет и ближе к вечеру. А сейчас - дело…
- Не вижу препятствий… Поехали?
Мы пошли к метро. Шли молча - ни один из нас не хотел говорить о том, что только что произошло в райкоме. Кто его знает, что получится? Удача - она птица пугливая. Еще спугнем своими разговорами о Фестивале… Лучше не суетиться.
Уже в вагоне, чувствуя, что молчание наше становится нестерпимым, спросил у друзей:
- Вот про Аллу Борисовну мы вспомнили и песню ей может быть подарим, а сами-то мы как? Что мы вцепились в Андрея Андреевича? Давайте еще в кого-то вцепимся…
- А в кого? Есть предложения?
- Фамилия «Танич» вам что-то говорит?
- А то! «А лебедь белый на пруду, качает падшую там звезду…»
- «Лесоповал»?
- И не только он. Насколько я помню он охотно ввязывается с авантюрами с мало известными исполнителями. Антонову помогал, Кузьмину… Апиной… Может, и мы ему подойдем. Он нам стихи, а мы - музыку…
- Всегда хотел спросить - как надо понимать слова «падшая звезда»? Это он о чем сочинил? Что имел ввиду?
- Если мы поспешим, то этот вопрос слушатели будут задавать тебе. Стихи-то пока только в твоей голове.
- А что он кроме шансона написал?
- Да много чего…
- Точно! Помните «Берегите женщин»? Ну фильм такой, помните? Там ведь все песни Антонов написал на его слова!
- А когда?
- В начале 80-х, насколько я помню.
Я с сожалением качнул головой.
- Это же почти десять лет тому вперед! Не рано? Поймут ли? Помните, что говорили о том, чтоб брать из середины 70-х?
- В запас возьмем. Запас плеча не тянет.
Когда мы уже вошли в метро и вышли на перрон он сказал:
- Нам системный подход нужен. Как бы там с Берлином не вышло, надо будет сдать экзамены и сесть как-нибудь всерьез в библиотеке, почитать стихи.
- Это еще зачем?
Толчки горячего воздуха из тоннеля говорили о приближающемся поезде. Наш поэт повернулся к нам.
- Вот ты сколько поэтов знаете?
- Двух, - ответил я - Тебя и Андрея Андреевича…
- Да я серьезно. Сколько поэтов песенников знаете, ну, из советских?
Мы с Сергеем задумались и начали вспоминать.
- Танич, Шаферан…
- Поперечный.
- Матусовский, Резник…
- Дербенев…
- Гладков!
- Добронравов.
Никита кивал. Когда мы остановились он заметил.
- Ну, Гладков, допустим, композитор, а не поэт. Ну, а вот все остальные, кроме Добронравова, могут стать предметом нашего приставного внимания.
- А чем тебе Добронравов не угодил?
- Ничем. Но давайте оставим его Пахмутовой. Эта пара и без нас хорошо справляются.
- Так ты что предлагаешь?
- Читаем их стихи и как только натыкаемся на что-то такое, что в будущем будет положено на музыку - берем на заметку или тут же перетаскиваем из будущего в настоящее. Вот это и будет нашим ключиком, чтоб войти в тот круг.
- По уже отработанной технологии?
- Разумеется. Технология доказала свою эффективность. Зачем что-то менять?
Глава 2
3
На лестничной площадке мы остановились. Никита только хотел нажать на кнопку звонка, как из-за красивой буковой панели доносились приглушенные звуки рояля и голоса.
- Нам точно туда?
- Точно, точно…
Рояль за дверью наигрывал что-то веселое и несколько человек не то пели, не то говорили.
- Говорил я вам, надо было раньше «рэп» патентовать, - сказал Никита. - Похоже мы с этим опоздали…
- Это не рэп. Тут, похоже, какая-то пьянка. Празднуют что-нибудь.
- Ага. «Последний звонок». Звони давай.
- Нет! Просто собрались деятели искусств и народные артисты, выпили и захотелось им развлечься… Вот нас и пригласили.
- А чего? Народные артисты - хорошая компания. Сейчас нам нальют… - Я потер ладошки. - И не «Агдам» какой-нибудь или «Три топора» меж двух кустов в крапиве, а что-нибудь благородное и на мягком диване.
- Ага, - поддержал меня Сергей. - Я рассчитываю, что со временем и мы сами войдем в эти ряды…
- Это если на равных, - так и не нажав на звонок сказал Никита. - А если нас как некие диковины ожидают? Типа обезьянок у шарманщиков? Начнут рассматривать и руками трогать.
- А потом какая-нибудь очень заслуженная артистка обратит внимание персонально на тебя… - я потыкал в Серегу пальцем, - и потащит в туалет.
Мой друг отрицательно покрутил головой.
- Нет уж. Теперь я сам всё будут делать. И хватать, и тащить.
- Ну вот и делай. Первым делом - звони давай. Ничего страшного с нами не произойдет. Даже если и так - посмотрят, потрогают, по удивляются и - все. Мы-то какими были талантливыми, такими и останемся.
- Так действительно думаешь, что нас туда позвали как забавных обезьянок?
- Да нет, - отмахнулся я. - Скорее, как «Чудо чудное или диво дивное». Молодые дарования. Это все нервные фантазии. Сейчас сразу все и узнаем…
Видя, что товарищи не решаются позвонить это сделал я. После звонка музыка в квартире смолкла и через пару секунд дверь распахнулась и на пороге появился… Кобзон. Он смотрел на нас, а мы - на него. Он - вопросительно, а мы - с радостным удивлением. До легенды можно было дотронутся рукой.
Иосиф Давыдович наше молчание истолковал правильно - как следствие удивления и восхищения, но как человек опытный, он сделал, глядя на нас, какие-то выводы и нашел выход из положения.
- Пионеры? - спросил он вполне благожелательно. - Макулатуру собираете?
От неожиданности никто из нас не нашелся что ответить. Уверенный, что он указал цель нашего визита, он отвернулся и крикнул в глубину квартиры.
- Андрюша. Тут пионеры пришли за макулатурой. У тебя макулатура есть?
Первым нашелся с ответом Сергей.
- Нет, Иосиф Давыдович. Мы не макулатуру собираем, а бутылки. У вас пустые бутылки есть? Если пустых нет, то можно и полные… Мы и такие возьмем.
- Ага, - подтвердил Никита. - Полные даже предпочтительнее. Если они с пробочками.
Этого певец от нас не ожидал и завис. Тем временем за его спиной появился Андрей Андреевич в домашнем халате. Он-то нас сразу узнал.
- Это не пионеры, Ёся. Это комсомольцы. Те самые…
Кобзон посмотрел на нас.
- Зубастые.
Он отошёл вглубь коридора.
- Проходите, молодежь. Ждем вас.
Мы вошли, оживая встретить кучу Народных артистов, но обломились. В комнате работал телевизор, заменявший творческую интеллигенцию.
Хозяин усадил нас на диван и сказал.
- Если не ошибаюсь, это вы присутствовали на концерте у немцев?
- Вы о «Пудисе»? Да. Мы, - ответил за всех Никита.
- В зале оказались мои знакомые, они и рассказали, о том, что вы все-таки спели вашу новую песню…
- Нашу, - поправил его Сергей. - Нашу новую песню. С вашими словами на нашу музыку. Мы в прошлый раз говорили об этом, помните?
- Что-то не так? - насторожился я. - Мы же вроде бы действовали в рамках нашей договоренности?
- Нет. Все нормально, - махнул рукой Вознесенский.
- Вашему знакомому песня не понравилась?
- Напротив! Вот я и хотел бы, чтоб вы показали мне окончательный вариант, ну тот, что у вас получился.
- Говорите произвело впечатление на ваших знакомых?
- Да. Так что давите, показывайте…
Я хотел посетовать на то, что тут нет гитары, но Никита меня опередил.
- У вас есть листок нотной бумаги?
Разумеется, листок нашелся.
Никита взял его и, покусывая кончик ручки, начал расставлять на ней значки нот. Глядя за его работой, я откровенно завидовал другу. Каждый раз, когда я видел, как он работает с нотами я давал себе обещание освоить эту премудрость, ну и заодно научиться играть на клавишных. База-то у меня была, но вот дальше этой базы я не шел. Ленился.
Когда Никита закончил, то передал лист хозяину, а тот переадресовал его Кобзону.
Несколько секунд Иосиф Давыдович покачивая в каком-то медленно ритме головой читал музыку.
- Ну и как? - спросил Вознесенский. - Впечатляет?
Кобзон кивнул. Движение было несколько замедленным, отстраненным. Он словно играл музыку внутри себя и прислушивался к ней, прикидывая как придется петь…
Не слова не говоря, подошёл к роялю. Несколько секунд глазами он читал ноты, потом отложил лист и начал… Он пел как Кобзон. В его исполнении не было привычных нам интонаций Караченцова, но это и было неплохо. Песня звучала по-другому, но она звучала, словно повернувшись к нам иной, не известно нам, стороной.
- Жаль, что нет гитары, - сказал я. - С гитарой и пианино это получилось бы еще лучше….
- Гитара есть…
Хозяин вышел в другую комнату и вернулся оттуда с инструментом в руках.
- Это мне испанские товарищи подарили, - сказал он. - Попробуйте в два инструмента.
Он протянул инструмент ко мне.
Она была прекрасна. Глядя на обводы корпуса, я невольно вспомнил те движения, которые делал Серега руками, когда описывал нашу потенциальную солистку с музыкальным образованием…
Шестиструнная чешская «Кремона»… Лакированная, концертная гитара. Я не знаю сколько она сейчас стоит и даже не знаю можно ли было купить её у нас. По крайней мере в музтоварах на Неглинной улице я такую не видал.
Я подстроил инструмент, и мы с Кобзоном сыграли дуэтом. Все-таки честь и хвала настоящим создателям, не нам, кто её присвоил, а настоящим.
- Ну и как? - спросил хозяин дома у Кобзона. - Сомнения отпали?
Я посмотрел на него, ожидая объяснений, и они последовали. Какие сомнения? В чем?
- Иосиф Давыдович сомневался, что школьникам по силам написать такое.
Я посмотрел на Кобзона.
- Вы там были, на концерте? Вы слышали?
Тот отрицательно покачал головой.
- Нет. Но тот, кто слышал, говорил о песни в превосходных степенях. В стихах Андрея Андреевича я был уверен, но вот в музыке…
Он прижал руку к сердцу.
- Извините за недоверие.
Его руки снова почнулись к клавишам, и он проиграл несколько тактов.
- Мне нравится, - наконец сказал певец. - И даже очень…
Он говорил медленно, и я видел, что за словами скрывается работа мысли. Певец что-то прикидывал, соображал. Решение, которое в нем зрело, проявилось одной фразой.
- Я её возьму.
- И нас не спросите? - спросил Сергей. Кобзон посмотрел на него, потом на нас. Я посмотрел на нас его глазами - глазами взрослого, успешного человека. Кто он и кто мы? Школьники, для которых просто факт того, что на них обратили внимание такие люди должен не просто греть душу, а напрочь сжечь её от избытка благодарности, а певцу.
Но мы-то были другими. Увидев мою улыбку, он посерьезнел и сказал явно не то, что хотел изначально:
- У меня через пару месяцев на «Мелодии» выходит пластинка. Гигант. И я хотел бы эту вашу песню записать для неё. Андрей Андреевич возражать, думаю не станет.
Он вопросительно посмотрел на хозяина дома. Тот в ответ улыбнулся.
- Ты давай не со мной, а со всем нами договаривайся…
Мы молчали, не готовые к этому предложению. Лестно, конечно. Сам Кобзон… Но уж песня-то сильно лирическая.
- Ну, что, молодые люди… - Сказал поэт. - Доверим товарищу Кобзону вывести песню в люди?
Мы смотрели друг на друга, понимая, что у этого хода есть и плюсы, и минусы.
- Хорошо, - наконец принял решения Никита. - Если мои друзья не возражают - попробуйте…
Мы с Сергеем кивнули. Певец принял наше согласие как должное. Иного он и не мог предположить. Благожелательно глядя на нас, он продолжил:
- Признаюсь, что никак не мог предположить, что таким молодым людям удастся написать музыку без барабанов!
- Нам?
- Да. Вы ведь, я полагаю, школьники?
- К счастью уже нет. Как раз сегодня для нас отзвучал «Последний звонок».
Он усмехнулся, думая, что понимает переполнявшие нас чувства.
- Поверьте, вы еще не раз будете с тихой радостью в душе вспоминать школьную пору… Мальчики, девочки, школьные парты, запах мела…
Он вздохнул с легким сожалением.
- Ну, - сказал Никита. - А я думал, что ностальгия у Народных Артистов не встречается. Думал, что у них все так хорошо, что нет времени поностальгировать…
- Ну, тут вы мне льстите. Я не Народный артист.
- Значит будете, - убеждено сказал я. И все основание для этого убеждения у мня были.
- А что значит «без барабанов»? - неожиданно спросил Сергей. - Это хорошо или плохо?
Певец повернулся к нему.
- Современная молодежная музыка основана на ритме, а, следовательно, на барабанах, а в вашей песне они просто необязательны. Вот это и удивительно! Вы в своем творчестве не укладываетесь в общее русло!
Я вспомнил песенку, которую только вот что напевал Никита около школы.
- Это точно. Наши способности разноплановы. Представляете, мы несколько лет назад и вовсе написали вальс!
- Неужели это возможно? - вежливо удивился Иосиф Давыдович.
- Возможно, возможно, - подтвердил я.
Сергей посмотрел на меня с недоумением, а я взял гитару. До чего, все-таки хороший инструмент! Можно сказать, сам играет.
- Только вот было это так давно, что я не все слова вспомню… Может быть Никита Борисович подскажет?
Никита посмотрел на меня, явно не зная, что сказать. Тогда я взял первый аккорд.
- «Когда уйдем со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса
Учитель нас проводит до угла…»
Я с грехом пополам спел куплет и остановился, реально позабыв слова.
Кобзон, сидевший за роялем подхватил мелодию. Все-таки профессионал - это профессионал. Он начал играть и тут же начал аранжировку песни.
- А она мне тоже нравится! - сказал он через несколько минут. В его голосе сквозило удивление. - Вы действительно необычные молодые люди!
- Если б вы могли знать, насколько мы необычны, - сказал с улыбкой Сергей. - Вы бы удивились еще больше.
- Я и так удивлен. А какие слова дальше?
Никита ответил.
- Сейчас и не скажу. Надо посмотреть в блокнотах. Мы её сочинили, но практически нигде не исполняли. Мы ведь в основном играем для молодежной аудитории, а ей, тут вы правы, такие песни не очень-то и нравятся.
Кобзон задумался.
- А ведь это может оказаться интересным! - сказал он подумал и тон его был серьезен. В этот момент он, кажется, понял, что может говорит с нами на равном, без скидок на возраст. Из нагрудного кармана он достал визитную карточку. Посмотрев на нас, протянул её Никите.
- Поищите слова. И перезвоните мне.
Стало понятно, что аудиенция окончена. Мы поднялись и собрались уйти, но Андрей Андреевич остановил меня. Протянув гитару, сказал:
- Я сам играть не умею, так что думаю, что в ваших руках ей будет лучше. Возьмите.
- Я не могу, - сказал я. - Это слишком дорогой подарок…
- Она вам нравится?
- Да.
Он улыбнулся моей непосредственности.
- Берите. Думаю, что и вы нравитесь ей - ваши чувства взаимны.
Я стоял, не решаясь взять инструмент.
- Дарю её вам всем. В ваших руках она будет жить, а не лежать без движения, как у меня.
Мы переглянулись. Отказать было невежливо. Да и не хотелось, честно говоря…
- Спасибо…
… Мы вышли из подъезда и двинулись в сторону метро. Когда дом Вознесенского скрылся из глаз мы нашли скамейку и уселись. Мы все видели проблему.
- Опасаюсь я, - сказал Сергей. - За песню опасаюсь. Как начнет Иосиф Давыдович петь её «комсомольским» голосом.
- Каким?
- Комсомольским. Помнишь, как он пел «Комсомол не только возраст. Комсомол моя судьба…»?
- А это он разве?
- Да я точно не знаю, но манеру исполнения же помните? Лирики в нем нет. Патриотизм - да. Имеется. Выше крыши. А вот с лирикой…
Мы помолчали, чувствуя правоту товарища. Но что делать? Кобзон - это Кобзон! Серега так и сказал.
- Кобзон - это для нас, можно сказать, стенобитная машина.
Невпопад, чтоб соскользнуть с этой скользкой темы, а то начнём сомневаться и откажемся, припомнил:
- Верно говоришь. А я, кстати, когда-то песню написал «Нападение римлян на водокачку с применением стенобитной машины „Свирепый Юлий“».
- Точно? - восхитился Сергей.
- Ей-Богу…
- А чего мы её не играем? Не знаю, что там за текст и что за музыка, но такое из-за одного названия играть следует.
- Ну вот когда все вокруг привыкнут, что мы только хиты пишем, тогда и сыграем. Это ведь, честно говоря, вовсе не «Yesterday»…
Вспомнив свое творение, я засмеялся.
- Ты знаешь какой там припев?
- Так откуда?
- А я скажу. «Бум-бум-бум, бум-бум-бум…»
- Ничего. Музыкальные критики «залакируют» Скажут, что наш талант открылся с неожиданной стороны, что это просто новое направление в музыке…
- Кстати, о новых направлениях. Рэп-то мы до сих пор не освоили. Не стоит откладывать. Даже если с Фестивалем все обломится, никто этой задачи не отмечал. А уже если получится… Представляете, что получится?
- Русский рэп на развалинах Берлина…
- А Рейхстаг тоже я развалил?
Фильм уже был снят и можно было безопасно пользоваться шуткой.
- Ладно… А что касается наших сомнений. Тьфу на них. Кобзон - это голова! Как бы он ни спел, думаю, что ничего страшного не случиться. У такой песни будут и иные исполнители. Пусть уж идет как идет. Надеюсь, что он станет для нас еще одной дверцей в дивный новый мир советской эстрады.
Друзья не возразили. Все мы понимали, что Кобзон - это Кобзон. Это - знак качества.
…Домой я вернулся гитарой. Ребята решили, что ей у меня будет лучше. Увидев приобретение, родители удивились.
- Купил? - поинтересовалась мама, разглядывая инструмент. - Дорогая, наверное?
- Дорогая, - согласился я. - Только по-другому дорогая. Это подарок.
- А чей?
- От хороших людей. Вознесенский и Кобзон.
Родители уже привыкли к моим странностям и воспринимали их как должное - ну повзрослел, ну поумнел, ну песни писать начал… Ну и знакомые приличные появились - поэты и музыканты.
- Есть хочешь?
- Поел бы.
Мама поднялась и пошла на кухню.
- Ну, что, школа закончилась?
Я кивнул.
- Дальше без изменений планов?
- Да.
Говорить об этом не хотелось. Все уже было решено и обговорено. Уходя от разговора, я кивнул на телевизор.
- А что это вы тут смотрите?
За папиной спиной на экране телевизора резала небо остроклювая машина. Красавец ТУ-144.
Полуобернувшись к экрану, папа объяснил:
- Вон, смотри какого красавца мы на авиасалон послали… Сверхзвуковой! Представляешь. Если он, допустим, полетит в Америку, то приземлится раньше, чем взлетит. Скоро, наверное, такими самолетами всю старую технику заменят.
- Да. Хорошая машина. У американцев тоже такой есть. «Кондор» называется…. Но опасная это штука. Я помню у нас точно такой вот гробанулся… На испытаниях вроде бы… Или…
Я запнулся. В этот момент диктор сказал: «Ле Бурже».
- Что он сказал?
- Ле Бурже. Наши отправили его на авиасалон. Во Францию…
- Ле Бурже? - переспросил я. В памяти что-то забрезжило… Похоже, что я переменился лицом. Папа увидел, насторожился.
- Что случилось? Вспомнил что-то?
Я смотрел как камера ловила самолёт, показывая его с самых разных ракурсов. Мощная машина то набирала высоту, то снижалась.
- Да. Не заменят. Дорого и опасно. Не знаю когда, но вот точно на одном из тамошних авиасалонов такой же вот самолет разобьётся.
Опережая вопросы поспешил сказать.
- Когда - не знаю. Не помню… Но это обязательно будет. То есть было…
Следующие три недели оказались заполнены экзаменами. За это временя случилось только два значимых события - Никита съездил к Кобзону, чтоб передать ему наполовину припомненный, а наполовину сочиненный наново текст песни «Прощальный вальс» и предсказанная мной катастрофа ТУ-144 на авиасалоне. После сообщения из Франции, если у папы и оставались еще сомнения в моих предсказаниях, то они теперь напрочь исчезли.
В конце июня наша школьная эпопея завершилась окончательно. Мы получили аттестаты.
Пришло время выйти из класса, отряхнуть с ладошек школьный мел и подумать: куда же дальше…. И устремиться…
Почти так и все и получилось. Мы вышли из школы, отряхнули ладошки от мела и…. взяв по бутылке пива уселись на заднем дворе. Как раз в том месте, где мы строили планы новой жизни около года назад. Теперь мы могли позволить себе пиво. Повертев в руках светло-коричневые цвета книжечки, рассовали их по карманам.
- В этот раз у меня показатели получше, - похвастался я. - Вот что значит постарались.
- Да мы все молодцы, - согласился Никита. - И у меня средний балл повыше будет, чем в тот раз.
- Поумнели… Не для родителей, а для себя старались, - добавил Сергей, отставая в сторону пустую посуду. - Ну что делать будем? Планы какие?
- Планов громадьё… Немножко отдохнем и из Средней школы в Высшую двинем. Никто не передумал?
- Так договорились же.
Сергей посмотрел на солнце.
- Только это ведь стратегическое направление. Сейчас-то куда?
- Предлагаю в РК наведаться. Ждут же нас… Часики-то тикают… Фестиваль близится.
В Райкоме нам обрадовались. Рукопожатия, улыбки…
- Вот они мы, - сказал я. - Экзамены сданы. Аттестаты получены…
Мы положили перед Секретарем документы. Он открыл один из них и с одобрение покачал головой.
- Молодцы! Не подвели. И я вас не подвел!
Из ящика стола он вынул и положил пред нами поверх аттестатов два конверта.
- Вот с этим вам следует приехать в выбранные вами институты. Как я понимаю один в МИИТ, и двое в МИИСП?
- Именно.
- Тогда не откладывайте. Поезжайте прямо сегодня. Там нужных людей проинформировали. Препятствий, я думаю, не будет. Поедете?
Мы переглянулись.
- А что откладывать? - сказал Никита. - Вот сейчас и двинем туда…
Секретарь благосклонно кивнул. Возможно он подумал, что время - деньги, но в этих стенах такая поговорка не работала и ограничился похвалой.
- Одобряю. Чем быстрее вы все сделаете - тем лучше. Тем более, могут быть какие-то накладки…
Я вопросительно посмотрел на него. Ничего себе! И это мне говорит Комсомол? Какие там могут быть накладки, если просит об этом Горком Комсомола? Он, похоже, что и сам понял, что несколько перегнул и успокоил нас.
- Хотя не должно. Все будет хорошо!
Мы шли к метро и думал, насколько легко и просто решаются некоторые проблемы, если к их решению подключить Государство.
Наша проблема оказалась именно из таких. То есть хотели мы или нет, но наши проблемы стали проблемами государства. Часики тикали, отмечая предполетное время и если уж нас включили в состав делегации, то именно государственные структуры приняли самое действенное участие в нашей судьбе.
…Институт стоял на том же самом месте, что и там, где я видел его лет пятьдесят тому вперед. Разница была только в том, что сегодня по Лиственничной аллее еще ходил 87 автобус, которым мы и доехали до МИИСПа. Мы, чтоб я мог вспомнить молодость, вышли в начале аллеи и пешочком пошли вперед. Там недалеко было чуть более километра. Я шел, вертел головой и впитывал впечатления. Сколько тут было хожено! Сколько пива выпито!
По аллее бродили студенты, но какой-то особенно бурно жизни не наблюдалось - все-таки конец мая. Студенты уже не учились, а готовились сдавать экзамены. А может быть я о них слишком хорошо думаю. Где-то за корпусами стояла двухэтажная столовая, которая называлась в нашей среде «Добро». Там над входом висела такая вывеска «Добро пожаловать». Туда мы ходили обедать и пить пиво…. Может быть и сейчас все там?
- Нам куда?
Я вернулся из страны грёз. Серега там не ориентировался, нужно было руководить.
- Нам - вперёд. Ты давай смотри по сторонам. Нам тут учиться…
С факультетами мы определились просто. Хоть и все равно было на каком учиться, но я решил остаться верным к Ремонтному факультету, тому самому, который закончил в прошлую свою жизнь. Забавно будет наблюдать своих прошлых сокурсников, тех, с которыми учился в прошлый раз. Ну, если на это у меня останется время.
В деканате нас уже ждали. За дверью сидел заместитель декана Ремонтного факультет Михаил Никитович Ерохин, которого я вспомнил.
Мы поздоровались и представились. Я протянул ему конверт с письмом. Он распечатал его, прочитал.
- Так-так-так… - Сказал хозяин кабинета. - Так-так-так…
Он смотрел на нас с интересом. Наверняка такое в его было первый раз.
- Так вот вы какие…
Я пожал плечами.
- Мы обыкновенные.
- Ну, за «обыкновенных» так не просят.
Он откинулся в кресле.
- Объясните-ка почему это вам такое послабление? Почему за вас Горком Комсомола просит? И из парткома мне звонили…
- Горком не просит. Он ходатайствует, - мягко поправил его я.
- Есть разница?
- Есть конечно. И вы отлично понимаете разницу между тем и этим.
- И какая?
- Когда просят, то смотрят снизу-вверх. А когда ходатайствуют - на равных. Тут, мне кажется именно такая ситуация.
Он спорить не стал, но информации ему явно не хватало.
- И всё-таки… Почему?
Мы с Сергеем стояли перед ним, а замдекана Ремонтного факультета сидел за столом и с интересом нас разглядывал. Окно по поводу теплого дня и хорошей погоды было открыто, и в комнате вместо с летним ветерком порхала хорошая песенка. Наша песенка. Алла Борисовна исполняла «Миллион алых роз». В этом мире она в её исполнении звучала несколько иначе, не так, как тогда. По крайней мере на пластинке. Наша находка с детским хором оказалась настолько удачной, что её оставили в этом варианте исполнения.
- Вот именно за это.
Он усмехнулся.
- Это вы поете?
Я вернул ему улыбку.
- Нет. Это мы сочиняем. Музыка наша… А слова сочинил Андрей Андреевич Вознесенский. Слышали о таком?
Он искренне удивился.
- Да что вы!
- Именно.
Он смотрел на нас и барабанил пальцами по столешнице. У него явно имелись вопросы, но он не спешил их задавать. В конце концов письма-письмами, а вот решение принимать ему и сейчас. Случай явно неординарный. Принять в ВУЗ без экзаменов, как каких-нибудь Ломоносовых! И если б МИИСП был каким-нибудь музыкальным вузом, то куда ни шло, но технический ВУЗ. И не из самых престижных! Вот это все и было написано на его лице самыми крупными буквами.
- Давайте ваши аттестаты.
Надо сказать, что мы могли сделать это не краснея. Именно к этому моменту мы готовились весь последний год. Михаил Николаевич положил их перед собой и принялся рассматривать. Лицо его, принявшее выражение несколько страдальческое, потихоньку разглаживалась. Понятно, что он думал, что мы тут пришли с двойками по основным предметам… А мы его приятно удивили.
Почитав аттестаты, он все-таки решился задать самый главный из своих вопросов.
- А почему именно к нам?
Он похлопал ладонью по бланку.
- Я так понимаю, что с такими бумагами вы могли бы пойти в любой ВУЗ? Почему именно к нам?
Мелькнула мысль, а не сломать ли ему сознание утверждением, что я уже раз отучился тут, но посчитал это лишним. У нас имелся очень серьезный и всем понятный аргумент.
- Очень просто. Рядом с местом, где мы живем целых три НИИ сельскохозяйственного направления. ГОСНИТИ, ВИМ, и ВИЭСХ. Кстати и родители у нас работают в этой сфере, так что прорисовывается династия…
Реально выбор наш объяснялся в общем-то простым фактом. Если все сложится не так, как мы планируем, и нам придется и далее жить там, где жили, то пусть хоть до работы будет ходить недалеко. Мне в прошлом хватало десяти минут от двери до двери. Но это так… Страховочный вариант. Мы постараемся, чтоб все у нас получилось!
- Давайте мы все объясним, что более не возникало недоразумений, - включился в разговор Сергей. - Мы планировали в этом году поступать в МИИСП, но Комсомол поручил нам ехать в Берлин, на Фестиваль, чтоб мы приняли участие в нашей культурной программе. Вы же, наверное, член КПСС, а поэтому представляете, что такое партийная дисциплина. Вот и у нас в комсомоле тоже. Только вот получается, что мы из-за этого можем не успеть подготовиться к экзаменам и, следовательно, не поступить…
Он кивнул на наши аттестаты.
- Вы же видите, что мы не двоечники и если будет время на подготовку поступили бы и сами, но вот время на подготовку-то у нас и отнимается. Честное слово, если вы пойдете нам на встречу, то мы будем учиться.
Домой я вернулся в приподнятом настроении - мечты сбывались!
- Так… - сказал я. - Родители… Есть новости… Одна хорошая, а другая - очень хорошая…
- Начни с просто хорошей, - сказал мама.
- Нас с ребятами включили в советскую делегацию, которая едет на Фестиваль Молодежи в Берлин. Мне надо собираться…
- Погоди, погоди… - сказал папа. - Когда это ты ехать собрался?
- Точно пока не могу сказать, но скоро. Фестиваль начнется 28 июля ну и, наверное, дня за два-три отъезд. Так что вот…
- И за что это вас? - спросила мама, не зная, как реагировать на новость, и глядя на папу. - За какие достижения?
- Мы станем частью советской культурной программы, - объяснил я. - Думаю, что немецкие товарищи об этом попросили…
Папа с мамой смотрели друг на друга и у каждого был один вопрос ко мне. Они и задали его почти хором.
- Ну, а с учебой как? Ты поступать в институт планируешь?
У меня было чем порадовать родителей.
- А вот это очень хорошая новость.
Я положил перед нами копию приказа о зачислении.
- Нас с Сергеем «особым порядком» приняли в институт без экзаменов….
- А Никита?
- А тот в свой МИИТ точно также попал.
Папа пожал мне руку.
- Никогда не предполагал, что твое увлечение гитарой может помочь тебе в получение высшего образования.
Глава 3
4
Сделал дело - гуляй смело!
Самое главное в нашей Судьбе дело, запланированное на этот год, мы уже сделали - поступили в институты и теперь могли бы просто отдыхать, но отдыха не получилось. Нас беспокоил Райком, ориентируя на подготовку к поездке, да и сами мы активно занимались изысканиями в библиотеках, перелопачивая горы стихов. Этим мы занимались этим уже третий день и библиотечные работники смотрели на нас кто с удивлением, а кто и с опасением - вдруг мы сумасшедшие? На улице лето, а мы торчим тут и читаем стихи… Но делали это не зря!
Уже первый день поисков дал отдачу - мы нашли нам кое-какие стихи, которые решили пустить в дело после Фестиваля.
Кроме того, именно в библиотеке я наткнулся на долгожданную новость. Я её не пропустил, так как знал, что это вот-вот произойдет. На одной из страниц «Советской Культуры» нашлась небольшая заметка о присоединении СССР к Женевской конвенции об охране авторских прав.
- Вот и закончилась эпоха беззакония! - удовлетворенно сказал я. - У нас началось новая эпоха - эпоха авторского права!
- И что с того?
- А то! Теперь мы не можем безнаказанно воровать что-то интеллектуальное на Западе, но и, что для нас самое приятное, Запад не может подворовывать у нас.
- Много тут у нас наворуешь! - пренебрежительно сказал Сергей.
- Ну… Кое-что есть. А самое главное, - я торжественно посмотрел на друзей. - Самое главное, что музыка и тексты - это ведь тоже предмет Авторского права!
- То есть?
- То и есть! Теперь, если кто-то захочет перепеть нашу, советскую песню…
Никита наморщил нос.
- Советскую, советскую, - отмел я его сомнения. - А какую же еще? Так вот ему придется платить! А то, что пока никто не рвется перепевать, так лиха беда начало. Подождем! Вот слетаем на Фестиваль, там и поглядим. Мы же не остановимся!
- А я передохну…
Никита отложил в сторону книгу стихов Танича и придвинул к себе газету. Развернув «Комсомолку» сообщил:
- Кстати, читали, что Леонид Ильич в Америку полетел…
- В какую? - погруженный в стихи отозвался Сергей. - Их там две….
- В Северную, разумеется. В самые, что не наесть, Соединенные Штаты.
- А кто там нынче за главного?
Я посмотрел укоризненно.
- Ну вы, ребята, даёте… Газеты читать надо, чтоб быть в курсе. Вы не забывайте, что нам предстоит такая штука как собеседование. Там ведь не как в кино, про восстание Спартака спросить могут, а что-то из нынешней реальной жизни… Похоже, нужно для вас политинформацию провести. Президент там нынче Ричард Никсон.
Сергей побарабанил пальцами по столу.
- Раз сам полетел, значит что-то подписывать будет.
Я кивнул.
- Наверняка что-нибудь антивоенное.
- То есть Мировую Революцию мутить не будем, а станет мирно сосуществовать? Получается поворот в политике?
По тону чувствовалось, что у него уже готово какое-то предложение.
- Ну да.
Сергей задумался и, после нескольких секунд размышлений, пропел:
- «Вот, новый поворот, и мотор ревет… Что он нам несет?»…
Мы посмотрели на него вопросительно. Тот ни капли не смущаясь признался:
- Очень мне хочется «Поворот» у Макаревича тиснуть, - объяснил свое поведение наш барабанщик. - И ведь как в тему! Он и не заметит! Представляете? Леонид Ильич только туда прилетит, а мы с новым хитом уже тут как тут.
- Ну уж нет… Во-первых, договорились же, что Макара не трогаем. А во-вторых, слова тут несколько тухловатые… С душком.
- Чем они тебе не нравится?
- Могут найтись люди, кто попросят у нас объяснить, что мы имеем в виду, предлагая такую песенку советской молодёжи.
- Не попросят, а потребуют, - поправил меня Никита. - Согласен. Я, когда думаю о литовании текстов и критиках в фуражках, вспоминаю анекдот про милиционера и столб. «Мне его одна сволочь в пивной рассказала…»
Мы посмеялись.
- Ну-ну…
- Ну вот… На экзамене выпускнику Школы милиции продолжают придраться к… столбу. Как это сделать? Один походил вокруг да руками развел. Другой - потоптался тоже не получилось.
- Ну а третий? Он, наверное, как в сказочной традиции что-нибудь да придумал?
- Конечно. Иначе анекдота не получилось бы. Третий подошел, походил вокруг и говорит: «Окопался, сволочь… В землю врылся… Провода, смотрю натянул… Так ты с Заграницей связь наладил!»
- Ну, а в этом-то случае как претензия может выглядеть? Невинная молодежная песня…
- Ты слова помнишь? Если привязывать это к нынешним реалиям, то возникает вопрос: Вы, что, молодые люди, сомневаетесь в действиях Генерального Секретаря и всей КПСС? Что это значит: «Новый поворот. Что он нам несет? Пропасть или взлет?» А какие пропасти могут быть при мудром руководстве СССР, Коммунистической Партий и лично Леонидом Ильичом? Какие сомнения? В этой сфере презумпции невиновности нет. Придется объяснять.
Сергей с грустью согласился со мной.
- Да. Это мы с вами знаем, что это все закончится через двадцать лет, а они-то - нет.
Спорить было бессмысленно. После разговоров о политике читать стихи расхотелось, и мы вышли на улицу. Тут заканчивалась весна, а день, хоть и был одним из последних весенних уже больше походил на летний - солнце, зелень, лепота… Да и со стихами кое-что получилось.
Покручивая затекшей от долгого сидения в библиотеке шеей Никита сказал:
- Ладно. Давайте о насущном и животрепещущем. Надо в дорогу собираться. Сувениры какие будем брать? В гости без подарков как-то нехорошо ходить.
- Я ж уже предлагал - водки купить. Лучший сувенир для немца - русская водка. Водки надо купить!
Мне предложение не понравилось.
- Нет. Не стоит. Есть такое вещь как реноме. Что там про нас подумают если мы с водкой полетим?
- Да там наверняка все с водкой полетят! - возразил Сергей. Я посмотрел на Никиту, чтоб узнать, что он думает по этому поводу. Но, как оказалась он думал о другом. Он посмотрел на нас с отсутствующим видом и негромко пропел:
- Водки найду…
- Что? Зачем?
- Да чего её искать-то… Вон она везде…
Он стал серьезным, сосредоточенным.
- Когда «Смоки» написали «What Can I Do»? Кто помнит?
Я задумался, но Сергей опередил меня с ответом.
- Где-то в середине семидесятых.
Никита покачал головой.
- Подходит время. Вовремя вспомнил. Как вы про водку заговорили тут же вспомнилось как эту самою «What Can I Do» у нас перепевали.
- Так что, водку не берем?
- Оставим тут. Значки надо брать. Много. Янтарь, может быть какой-нибудь?
- И презервативы! - негромко, но твердо добавил Сергей. - Без этого - никак…
- Как сувениры? - спросил я, пребывая в плену заблуждений.
- Нет. Это для нас, - и пояснил откровенно. - У меня еще негритянок не было никогда. Даже в прошлой жизни. Пусть хоть в этой будут.
- А СПИД?
- СПИДа еще нет, - неуверенно сказал наш барабанщик.
Пришлось его разочаровать.
- В Африке он всегда был. Просто он пока на большую Европейскую дорогу не вышел.
- А презерватив? - тем же тоном ответил Никита, предлагая решение проблемы.
- Тут не деликатный презерватив нужен, а какой-нибудь особенный. Толщиной с шину от КАМАЗа… С протектором!
- Так баковского завода такие и есть!
- Баковского завода? - хмыкнул Никита и покачал головой. - Нет. Там купим. Думаю, что там они получше будут…
Что не спорить по такому пустячному поводу я предложил компромисс.
- Возьмём и баковские. Четыре копейки не деньги… Будут на крайний случай как НЗ. Как-то не хочется бегать по тамошних аптекам и не зная языка искать там презервативы.
- Почему это о «не зная языка»? - удивился Сергей. - Я в словаре уже посмотрел… «Kondom».
- Нам такие мысли при себе держать нужно.
- Это еще почему? - удивился Сергей. - Я - двумя руками голосую за дружбу народов, а секс как раз и является проявлением самой крепкой связи между отдельными представителями людей.
- Ты за неё не руками голосуешь, а кое-чем другим, - поправил его Никита, а я продолжил.
- После таких вот заявлений вполне могут посчитать нас сексуальными маньяками, не достойными представлять Советскую молодежь на Фестивале… Вот проговоришься случайно на собеседовании и - амба!
- Тьфу на тебя. По дереву постучи…
- А чего мы себя пугаем-то? Может быть собеседование и не будет?
- Будет. Обязательно будет, - успокоил его я. - Не может не быть…
Я знал, что говорил. Мне и в советское время уже приходилось съездить за границу, и работа в Райкоме способствовала просвещению.
- Любопытно, Высоцкий написал свою песню?
- Ты о чем?
- «Я вчера закончил ковку. Я два плана залудил и в загранкомандировку от завода угадил…» Сейчас ведь тоже самое начнется.
- А он по какому поводу это сочинил?
- «Этот Шифер никогда не сможет угадать чем буду я ходить…» Неужели не помните? Это же матч Карпов - Фишер! 1975 год!
Он остановился и задумался.
- Кажется…
- Так кажется или точно?
- Именно, что кажется….
- А не Спасский - Фишер?
- Да это будет вообще другая песня, с кем бы этот Фишер не играл… Или будет играть? Помните? «Я кричал вы что там, обалдели? Уронили шахматный престиж!»…
- Как же скверно, что нет тут Интернета!
- Интернета нет, а люди есть.
- И что с того?
- Надо у людей спрашивать. Люди связанны интересами, а язык не только до Киева доведет, но и до нужной информации.
Он оживился.
- В принципе разницы нет. Мозги как компьютеры. Информация там только…
- Только вот системы поиска информации - нет. Только ходить и спрашивать.
- А что? Тоже вариант. Только надо знать у кого спрашивать.
- Или брать подшивку газет и листать самостоятельно. Например «Советский спорт». Вот кто у нас нынче чемпион мира по шахматам? Кто знает?
- Да какая разница? Или ты собрался поменять амплуа и стащить что-то у Владимира Семеновича?
- Я не об этом. Просто еще раз напомнил, что наверняка перед поездкой собеседование будет и газеты почитать будет не лишним.
- И накачка.
- Что «накачка»?
- Накачка будет.
Я согласился.
- Это - обязательно. Не может советский человек ехать куда-то за границу не накаченным.
- «Чтоб не жил там сдуру как у нас…» - кивнул Сергей. - Всё-таки Владимир Семенович - гений…
- А то!
- Между прочим, поездка за границу - это ведь не только сувениры туда, но и сувениры оттуда, - задумчиво сказал Никита.
- Интересно сколько нам позволят денег туда захватить? - оживились мы с Сергеем. Никита пожал плечами.
- Не помню уже. Да копейки какие-нибудь… Рублей 30-ть… Или 50-т….
- Маловато будет.
Сергей хмыкнул и предложил.
- А давайте портрет Леонида Ильича в золотой раме с драгоценными камнями туда повезем!
Идея была понятна.
- А потом, за границей, камешки выковырять и продать?
- Ага. Тут на таможне, если остановят скажем, что портрет Брежнева везем, а потом - в Западный Берлин и толкнем золотишко по высокому курсу. Отоваримся…
- Аферист… Давайте для начала собеседование пройдём. А то твои алчные мысли прямо на лице крупными буквами написаны.
К моему удивлению мы все ошиблись.
Собеседования как такового не состоялось. То ли там, наверху, посчитали, что мы и без этого умны и накачены, то ли что-то иное, но вместо собеседования у нас состоялась просто беседа в РК ВЛКСМ. Секретарь, что ехал вместе с нами, пригласил нас, в РК ВЛКСМ и проинформировал о том, что и как будет происходить, и что нужно делать в ближайшее время, чего от нас ждут.
Вообще-то все было понятно. От нас не требовалось участия в каких-то политических дискуссиях. Мы числились в составе группы поддержки и требовалось от нас играть, показывая высокий уровень советской молодежной песни.
Он сказал в наш адрес много хороших слов, припомнил наши победы и закончил мыслью, что мы не подведем, не посрамим и вообще мы молодые представители советской творческой интеллигенции.
Это, как я понял, он нас похвалил. Я посмотрел на него с кислой миной.
- Лучше уж называйте нас представителями учащей молодежи или, на худой конец, молодой технической интеллигенцией.
Секретарь посмотрел на меня с удивлением.
- Так вы же в составе культурной программы? Как еще вас называть?
- Ну… Не знаю… Не люблю я творческую интеллигенцию и нас к ней не причисляю.
- А за что? - полюбопытствовал Секретарь. - За что не любите-то? Что она вам успела плохого сделать?
Он был добродушен.
- За проституцию не люблю… Она, в отличие от технической интеллигенции, всегда продажна.
- Всегда?
Я твердо кивнул.
- Всегда. По определению.
Он пожал плечами, но спорить не стал, да и я язык прикусил. Чего это я развыступался, как директор пляжа? Мое отношение к творческой интеллигенции на этом уровне никого интересовать недолжно.
Такие слова и идеи следовало приберечь для выхода на иной уровень нашей элиты. Сейчас мы были на начальных ступеньках этой лестницы, а следовало забраться повыше. Хотелось, чтоб нас начали воспринимать не только как хороших музыкантов. Совсем нелишним будет репутация умных людей с хорошо подвешенными языками, способными рассуждать о политике, социологи и тому-подобным взрослым интересным вещами. А для этого нужны были иные слушатели. Другого калибра.
Сборы были не долги.
Чемодан, гитара и… все. В путь. На счет гитары с собой я сомневался, но в конце концов решил инструмент взять с собой. Конечно нам так и так придется играть вечерами, но ведь добираться до Берлина нам нужно было на поезде, а это несколько дней в купе, да и в городе вечерами тоже гитара не будет лишней.
До Берлина мы добирались на специальном поезде. Честно говоря, я думал, что все это время станет непрерывной пьянкой, но ошибся. Разумеется, без спиртного не обошлось, но крайностей удалось избежать - молодежь, получившая накачку, держалась.
В самом начале поездки, что мне, что моим друзьям казалось, что мир будет крутиться вокруг нас - мы же такие «звезды», но… Фигушки. Мы ошиблись. Музыкантов и вообще творческих людей в поезде ехало столько, что складываешь впечатление какого-то цыганского табора, следующего в Сопот, а не в Берлин.
Везде звучали песни, а на остановках, которые случались довольно часто, это молодое веселье выплёскивалось наружу и тогда на привокзальных площадях начиналось празднество - парни и девчонки пели, плясали… Разминались, короче.
Было ли это искренне? Безусловно. Молодость, хорошая погода плюс немного алкоголя… В общем время пролетело незаметно. Мы и не думали отставать, а включились в общее веселье.
По вагону время от времени прохаживалось начальство. Ничего удивительного в этом не было - с нами ехали ребята из ЦК Комсомола, включая самого Главного Комсомольца СССР - Евгения Михайловича Тяжельникова. Мы искали возможность как-то неназойливо познакомиться с ним. Для нас это знакомство могло стать новым уровнем. Район и Москва - это, конечно, хорошо, но - мало. Понятно было, что музыка-музыкой, но мы не хотели оставаться только людьми, которые пишут хорошую музыку. Следовать показывать, что мы что-то значим и за её пределами, что наши интересы и возможности больше.
Слушай представился на второй день.
Те, кто ехал в нашем вагоне, большую часть времени толкалась вокруг нашего купе.
Любителей поиграть на гитаре и попеть в поезде было множество, но гитара Андрея Андреевича - это что-то! Я не прогадал, что взял с собой именно её. Подержать в руках или поиграть на таком инструменте хотели все, кто умел взять хотя бы парочку аккордов. Тем более, что мы не стесняясь рассказывали всем что это за гитара и кто и за что её нам подарили. Гитара шла по кругу и возвращалась к нам. Пели много. Большую часть песен мы и не знали, но пели и наши песни.
И вот на этот импровизированный концерт и заскочил главный комсомолец Союза.
В нашем купе пели о любви, пели песни самодеятельных талантов и вполне сложившихся авторов, но в основном все это было лирикой. И Тяжельников послушав и кое-где даже подпев солистам посетовал, что мол песни у вас хорошие, но - не боевые.
- Такие вот, про любовь, у вас хорошо получаются. А вот такие, чтоб на борьбу зовут есть? Пишутся?
- Так время сейчас другое, - объяснил кто-то из соседей. - А когда понадобится…
- Таки песни всегда нужны, - возразил Евгений Михайлович.
- Ну почему же? - сказал Никита. - Есть такие песня, пишутся.
- Это как? - не понял Тяжельников.
- Она еще не записана, - пояснил Кузнецов. - Но в голове уж существует….
Он взял гитару и энергично начал:
- Неба утреннего стяг
В жизни важен первый шаг.
Слышишь: реют над страною
Ветры яростных атак!..
Ай Никита! Ай да молодец! Мы с Сергеем переглянулись и вступили. Мы просто не могли не поддержать товарища.
- И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди.
И Ленин - такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
Тяжельников радостно удивился.
- Что это за песня?
Сразу видно было, что песня ему понравилась. Еще бы! Такую песню помнили и 2020 году! И долго еще будут помнить. Это шедевр!
Я быстро сообразил, что песня пока не появилась на свет. Логика простая - её не крутили по радио, а если такую песню не крутят, то значит её просто не существует. Но тут мы вступали на тонкий лед предположений… Сочинили её Пахмутова и Добронравов или нет - вот в чем вопрос! Такая песня вполне могла быть сочинена, но отложена до случая, так что следовало поберечься.
- Этой песни пока нет. Но она обязательно будет!
Давая это обещание я ничем не рисковал. Песня эта, конечно рано или поздно появится. Но Тяжельников понял меня совсем иначе. Поглядев на ребят вокруг нас он с одобрением сказал:
- Вот какая скромная у нас творческая интеллигенция растет!
Народ вокруг загудел, что мол верно, все хорошо и правильно, а я решил возразить и увести разговор от опасной темы авторства песни.
- Ну уж нет, Евгений Михайлович. Вы нас с ней не ровняйте, не стоит - обидно. Мы - не творческая интеллигенция, а скорее, техническая. Точнее будем ею со временем, когда выучимся. А творческой интеллигенцией быть стыдно…
- Это что же так?
Секретарь нашего РК из-за его плеча сделал круглые глаза - видимо вспомнил наш разговор - но я, точно зная, чего хочу добиться, продолжил.
- Очень это ненадежная прослойка. Идеологически гнилая.
- А ну-ка обоснуй, - заинтересовался Первый секретарь, вернувшись в купе.
Я отложил гитару.
- Вам как, с позиции марксизма или с точки здравого смыла?
- А какая разница? Марксизм ведь и сам стоит двумя ногами на здравом смысле.
- Разница в том, что в одном случае будет масса умных слов, а в другом случае - нет. А суть, разумеется останется одной и той же.
- Ну-ну… - поддержал нас наш гость.
- Маркс нас учит, что есть два класса антагониста - капиталисты и пролетарии. Так?
- Так.
- С классами все понятно, но вот между ними есть тонкая прослойка. Интеллигенция. При чем я сознательно отделаю Творческую от Технической.
- Почему? И те, и другие…
Я остановил его.
- Я закончу. Вот послушайте… Пролетариат создает все то, что нас окружает. Всю Вторую Природу. Когда люди были просто люди, когда не было классов, то в рамках своей смекалки, своего умения каждый из людей и развлекал себя сам и сам решал вопросы выживания - придумывал какие-то орудия труда типа палки-копалки или каменного топора. Это все шло из поколения в поколение. Но развитие Общества со временем выделило некоторую часть людей, которая была способна не просто копировать опыт предков, но и изобретать, привносить в процессы производства и охоты что-то новое, что-то до сих пор не существовавшее в нашем мире. Вот это и были первые, можно сказать, технические интеллигенты. Будущие изобретатели, инженеры… И они были связаны именно с пролетариатом, то есть с теми, кто реально работал - пахал землю, ковал железо, охотился и так далее… Ведь эти люди использовали их изобретения. Эти изобретения делали труд людей эффективнее. Понимаете? Труд! Труд становился легче и эффективнее и понимая это, видя, люди уважали их и, разумеется, платили им деньги, если изобретатель этого требовал. А вот теперь посмотрим
на так называемую творческую интеллигенцию.
Из чьих людей она кормится? Чьи интересы отслуживает?
Этот класс не умеющий производить, а способный только потреблять, а значит они просто не могут выжить в реальном мире самостоятельно. Им нужно было присосаться к кому-то, кто бы тот их кормил, давал средства к существованию. Вероятно, в самом начале были попытки присосаться к простому народу. Помните - бродяжные артисты, музыканты, ходившие по городам и устраивающие свои выступления на площадях?
Неожиданно мне припомнилась хорошая, своевременная, песня. Я подхватил гитару…
- «Мы бродячие артисты,
Мы в дороге день за днем.
И фургончик в поле чистом,
Это наш привычный дом.
Мы великие таланты,
Но понятны и просты.
Мы певцы и музыканты,
Акробаты и шуты…»
И ведь верно! Народу много и если каждый из них даст по копеечке, то артистам будет хорошо. Но ведь был вариант еще лучший! Стать зависимым не от сотни тощих кошельков, из которых могут и не отсыпать денег, а от одного, но толстого! Стать на содержание капитала!
Ведь со временем появилась знать, которая вскоре превратилась в капиталистов и у них денег было куда как больше, чем у простых людей. И артисты, и художники начали обслуживать именно их. А что им было делать? Им тоже надо было кормить семьи и самим кушать…
Так вот техническая интеллигенция в меньшей степени подвержена этому искусу - стать на чье-то содержание. Она хоть что-то может своими руками, а вот творческая…. Артисты, поэты, музыканты…
Я покачал головой.
- Так вот творческая интеллигенция мгновенно перебежит к победителю и поменяет окрасу, если выяснится, что прежние источники средств существования для неё потеряны, ибо верность древней поговорки «Кто платит, тот и заказывает музыку» сомнения ни у кого, я надеюсь, не вызывает?
Я оглядел слушавших меня людей.
- Вот именно об этой части интеллигенции Ленин и высказался так скандально в письме к Горькому. Вот они и есть то самое говно!
Тяжельников молчал на него, покусывая нижнюю губу, словно не решил, как на реагировать на услышанное. Я его озадачил.
- Ну, а по-простому?
Я усмехнулся, но Сергей меня опередил с ответом.
- Все еще понятнее. Изобрел я топор… Мой сосед увидел и сделал такой же, и мы оба, и он и я стали лучше работать, а топор еще моим дедам-внукам послужит. А сочинил я песню и что?
- И что? - с интересом повторил Евгений Михайлович.
- Спел её. А еды в доме не прибавилось, да и дров тоже. Что делать, если кушать хочется? Побираться? Значит надо идти искать того, кто тебе за эту песню заплатит. С бедного много не возьмешь. К тому же он и сам песню запомнить и сам петь начнет, так что нужен что-то, кто согласится менять музыку на еду и крышу над головой. А это идет только от избытка денег. Значит идти к феодалу, к Власти, а Денежным мешкам.
А дальше, как и было. Хочешь хорошо жить и в тепле спать - сочиняй то, нужно тому, кто тебе все это обеспечит. У кого-то из наших классиков в романах о Гражданской войне натыкался на высказывание какого-то из белых генералов: «Артистов, извозчиков и проституток не обижать. Они любой власти служат». Так что сами видите.
- То есть в идеологическую стойкость творческой интеллигенции вы не верите?
- Как и в извозчиков и…
Я решил вмешаться, расставить точки на ё.
- В стойкость отдельных людей верим, а вот в твердость всей прослойки…
Я покачал головой.
- Нет.
Что я, что мои друзья хорошо помнили, что случилось с нашей культурой в 90-е годы.
- И что ж, по-вашему надо делать с творческой интеллигенцией?
- Ценить, но не переоценивать.
Тяжельников задумался на секунду и, оценив шутку, рассмеялся.
- Хорошая мысль, тем более их реально жалко - они ведь люди подневольные.
Я кивнул, догадываясь что он имеет в виду.
- Это как? - спросил кто-то из гостей нашего купе. Глава советской делегации повернулся в спросившему.
- Если есть в человеке творческое начало, то оно тебя изведет и заставит себя реализовать - то ли петь, то ли плясать, то ли книжки писать…
- Точно, - подтвердил Никита. - Грызет, собака, заставляет… Рифмы подкидывает…
- Ну так значит и вы такие…
- Да, - снова согласился я. - Такие же, но не такие! Мы вот не только музыкантами станем. Мы еще и на инженеров выучимся.
- Ну, желаю успеха!
Главный комсомолец Союза пожал нам руку и под стук колес пошел дальше.
Секретарь нашего Райкома демократически постучал себя пальцем по лбу, но я только усмехнулся. Я сделал то, что хотел сделать и был уверено, что этот разговор не забудется и еще сыграет для нас добрую службу.
Глава 4
5
После того как высокое начальство вышло, мы последовали его примеру и вышли в тамбур. Вроде как покурить. Стучали колеса, поскрипывал поезд. Из нашего купе доносились звуки какой-то студенческой песни.
- Что это такое было? - спросил я Никиту. - Что это за самодеятельность? Ты представляешь, что, будет, если выяснится, что песня уже написана?
- Да ничего не будет, - хладнокровно ответил он. - Ни-че-го…
Он смотрел на меня спокойно-спокойно, и я сам остыл.
- Думаю, что такой песни еще нет.
- Почему?
- Такую не прячешь. Если б она была, то её наверняка уже крутили бы по радио…
Вообще-то он был прав. Такие песни в это время на полку не кладут. Если уж она до нашего времени дожила, то уж тут-то тем более - должна звучать из каждого утюга.
- Тем более говорили же мы о том, что надо выше подниматься? - продолжил Никита. - Говорили! А вот это хороший ход. Он нас наверняка запомнил.
- Ну а дальше что? Что с песней? Не наша эта сфера - комсомольская песня.
- А дальше можно так, - сказал Сергей. - Читал я когда-то о том, как Алла Борисовна пыталась анонимно музыку сочинять. Почему - не знаю. Может быть стеснялась, а может быть что-то еще. Так вот чтоб никто не смог понять, что музыка её, она придумала себе псевдоним. И появился на свете композитор Борис Горбонос. Вот и мы можем пойти тем же путем.
- Изъяснись…
- Композитор Борис Горбонос… Слышали такую фамилию?
Я пожали плечами.
- Так вот! Пугачева писала свои песни, а всем говорила, что её автор Борис Горбонос. Я когда-то даже фото видел, где она была загримирована под мужика. С усами!
- Да при чем тут это?
- Создадим виртуального автора. Поэта и композитора. Допустим… Зябликова. И станем приписывать ему все сомнительные произведения. У нас, я думаю, такие еще будут. Он пишет и нам присылает. А с нас и взятки гладки… А чтоб не обижать Пахмутову и Добронравова, можно отправить им текст и ноты песни «Молодого Ленина…» письмом от того самого Зябликова. Если окажется, что они уже написали и только припрятали песню до случая, то они посчитают это мистикой, а нас не найдут и песня останется их. А если песни еще нет, то…
- То её сочинил мы! А если вдруг спросят, о чем мы про такую замечательную песню узнали, то скажем - «Нам письмо пришло от товарища Зябликова»!
Мы смотрели друг на друга, прикидывая то так, то эдак. Действительно, Сергей предложил очень хорошую схему.
- Идея хорошая. Только вот Зябликов - это как-то неярко… Такой может быть и в самом деле существует. Фамилия как фамилия.
- А что тогда?
- А тогда надо какое-то погоняло придумать, чтоб даже издали было видно, что кто-то притворяется человек, защищает свое инкогнито… Что-то вроде..
Он покрутил головой, словно хотел отыскать искомое на стенке вагона. Там висела табличка со стрелкой «Вагон-ресторан».
- Вагонов-ресторанов? - предположил я. - Аркадий Петрович Вагонов-Ресторанов…. Звучит?
- А почему нет? - вмешался Никита. - Если Петров-Водкин был, то почему не быть Вагонову-Ресторанову?
- Ну что-то типа этого, - согласился Сергей. - Я бы предложил что-то менее вызывающее… Что-то вроде Моцартов или Чебурашников. Должно быть что-то такое, что всем было понятно, что это - ширма. Фикция…
- Жаль фамилия Мурадели занята, - мечтательно сказал Никита. - Это было бы самое то, что нужно. Второго такого не встретишь…
- В общем надо подумать. В идее что-то есть!
- А если пристанут с ножом к горлу, чтоб срочно написать, - продолжил он, - то так и скажем. «Пришло письмо, а там - текст и музыка…»
- Ага. И многозначительно подморгнем. Типа, сами понимаете, что слова эти только проявление нашей скромности…
Я засмеялся.
- Знаете такую даму как Голда Меир?
- А то!
Сергей усмехнулся и пропел кусочек из Высоцкого:
- «Мишка также сообщил по дороге в Мневники
„Голду Меир я словил в радиоприемнике!“
И такое рассказал, ну до того красиво,
Что я чуть было не попал в лапы Тель-Авива»…
Это же Премьер министр Израиля!
- Верно… Так вот она говорила…
- Говорила?
Я отмахнулся от провокационного вопроса.
- Ну или потом скажет, какая нам-то разница? Так вот она на вопрос о наличии у Израиля атомной бомбы говорила так: «У Израиля нет никакой атомной бомбы. Но если на нас нападут, то мы её применим!» Вот и мы, получается также. Песни у нас нет, но мы её споём.
Решение было принято, и мы вернулись в купе к продолжавшимся веселиться товарищам. Мы пели, но меня продолжала мучать мысль - во что выльется нас разговор с главой советского Комсомола? Не переборщили ли мы? Не перегнули ли палку?
В Берлин мы прибыли к вечеру следующего дня.
Наш поезд неторопливо втягивался в вокзал «Остбаннхоф». Огромный ангар из стекла и стали надвивался на них, встречая поезд каким-то мелодичным звуком. Мы с Никитой укладывали вещи в сумки, а Сергей стоял у окна.
- Эй, гляньте, - сказал Сергей, глянувший в окно.
- Что там? - не отрываясь от процесса отозвался Никита.
- Гляньте, что происходит! Нас встречают!
- Неужели весь «Фридрих штат палас»?
И действительно из окна было видно, что рядом с вокзалом стоит сцена, на которой уже идет какое-то движение. Кто-то пел и, что было удивительно, песня была очень знакомой - «Катюша».
- Это зингер-клубы, - раздался голос за спиной. Мы обернулись. В дверях купе стоял наш Секретарь и жевал яблоко. - Поющие комсомольцы… Что-то вроде вас.
- А все остальные?
- Там ранее прибывшие делегации. Мы сейчас выгружаемся и нас встречают… Помощь какая-то нужна?
- Спасибо. Сами справимся…
Вагон заполнился веселой суматохой гомоном. Все радовались концу дороги. Хоть и была она и недлинной, и веселой, но впереди нас всех ждали еще более интересные и приятные события. Все жаждали новых ощущений. Думаю, что для девяти из десяти наших попутчиков этот выход за границу СССР был первым, так что ничего удивительного тут не было. Для них тут даже воздух пах по-другому.
На перроне мы остановились, ожидая разъяснений. В воздухе перекрывая многоголосый шум возникла мелодия «Подмосковских вечеров».
- Хорошими песнями нас встречают, - сказал кто-то из делегатов.
- Верно. Только уж больно древние, - сказал я. - Почему-то считается, что если русские приезжают, то встречать их надо именно такими древними песнями.
- Конечно. Мы же приезжаем за границу редко…
- Ага. И только на танках…
Я хотел развить эту тему, но тут музыка снова сменилась. Жизнь приготовила нам приятный сюрприз. Зазвучал «Карл Макс штадт». Мы встрепенулись и подумали об одном и том же, о наших немецких друзьях.
- Нет. Это не они, - сказал Никита.
- Значит песня пошла в народ. Ребята из «Пудиса» её сюда привезли и прижилась песня-то!
- Это наша денежка в копилку советско-германской дружбы.
Сзади на нас накатывался гомон. Я обернулся. По перрону шла группа комсомольцев, обступивших Тяжельникова. Около него крутился и наш знакомый Секретарь. Евгений Михайлович на ходу отдавал какие-то распоряжения. Поравнявшись с нами, он замедлил шаги.
- А! - узнал он нас. - Техническая интеллигенция!
Пожав нам руки поинтересовался веселым голосом.
- Песню-то не досочинили? Очень хорошая, нужная песня!
Вокруг нас начала образовывается толпа. Всем было интересно - с кем это беседует глава делегации.
- Пока нет, - отозвался Сергей. - Но мы постараемся.
Он оглянулся на нас с Никитой.
- Постараемся же?
А что тут скажешь?
- Мы попробуем, - ответил за всех Никита. - Выкроим время…
Кто-то из соратников наклонился к Тяжельникову и что-то сказал. Показав рукой на трибуну. Видимо нужно было соблюдать регламент и идти туда, чтоб приветствовать хозяев.
- Давайте, давайте… Это вам комсомольское поручение.
Они пошли вперед, а я смотрел в спину главы нашей делегации и удивлялся.
- Ну вот и дождались… - сказал Никита. Голос его был не особенно радостен. Вчера мы, конечно, о многом договорились и вроде бы наши путь, но это все было как-то… Умозрительно, что ли… А теперь придется все это как-то реализовывать. Реальная жизнь и умозрительные построения часто друг с другом и не пересекаются.
- Интересно это он так пошутил? - спросил я. - Или как?
- Как понимать?
- Да.
- А как хочешь так и понимай. Тебе Первый секретарь ЦК только что лично поручил песню написать так что…
Он не стал вдаваться в объяснения, что это такое «так что» и так было все понятно без объяснений. Как это говориться «Партия сказала - „Надо“! Комсомол ответил - „Есть!“» Правда, у этой ситуации был и положительный аспект, на который обратил внимание Сергей.
- Главное - на нас обратили внимание. ЦК Комсомола думает о нас и надеется на наш талант…
Это, конечно было приятно, но меня грыз даже не червячок, а самый настоящий червяк сомнения. Эдакий голодный дракон и жрал не просто так, а в три хари.
- Ну, а если все-таки песня уже есть? Лежит у них где-то в папочке припасенная до нужного случая. Лежит и ждет своего часа….
- Ничего страшного! - сказал Серега, подхватывая на плечо сумку. - Давайте будем оптимистами. Папочка где-то там и о ней знают только двое. А мы - тут. И если мы все правильно сделаем, то об этом будут знать все, кто нас окружает. Сами же понимаете, что если дать такой песни вырваться, то её обязательно подхватят и запоют.
- И что с того?
- А то, что если мы её сочинил сейчас, в Берлине, на глазах у Тяжельникова, то у нас тогда будет абсолютное алиби. Это классный вариант легализации!
Он посмотрел на нас с ухмылкой, словно видел в будущем нечто очень приятное.
- Представляете… Мы её сочиняем и предлагаем Тяжельникову. Песню тут поют - она наверняка не пройдет незамеченной.
- Это точно, - согласился Никита.
- Именно. И пусть потом, когда мы вернемся домой реальные авторы приходят говорят: «Это же наша песня!»
- Ага. А им в ответ: «Да что вы такое говорите? Мы её из Берлина привезли!»
- Да, - согласился я. - «Где Москва, а где Багдад…» В смысле Берлин.
С этой точки зрения все действительно могло сложиться очень хорошо. Лишь бы потом совесть не заела…
И следом пришла мысли, что если так, не дай Бог, ну, в смысле песня Пахмутовой и Добронравовым уже написана и придется как-то разбираться с тем фактом «параллельного творчества», то это может стать одним из доказательств того, что мы знаем будущее. Ну, разумеется если дойдет до того, что мы захотим Власти открыться. Подумать - подумал, но озвучивать эту мысль не стал. Она была крамольной и преждевременной. Что поддержать наш оптимизм я добавил.
- А спеть её мы попросим Кобзона!
- А если откажется?
Сергей отрицательно покачал головой и уверенным голосом закончил:
- Нам он может быть и откажет, а вот товарищу Тяжельникову - нет.
- Бедные Пахмутова и Добронравов, - вздохнул Никита.
- Да уж побогаче нас будут, - заметил я, давя муки совести. - И давайте не будем забывать, что История - это все то, что уже случилось.
Я многозначительно поднял палец.
- Уже случилось! А вот все то, что в этом мире еще не произошло Историей называться не может. Это все только наше воображение…
Толпа у сцены взревела. Мы отвлеклись. А там, в лучах прожекторов появилась узнаваемая фигура с гитарой.
- Мне это не кажется? - спросил я.
- Нет. Это же Дин Рид!
У человека имелась позиция и убеждения. Года три назад он прославился тем, что публично стирал американский флаг, объяснив корреспондентам свой поступок тем, что флаг его страны запятнан кровью вьетнамского народа, который борется за свою независимость. Смелый поступок. И мощная пиар-акция.
У нас стране его хорошо знали и поэтому народ начал останавливаться, что послушать. Длинные волосы, гитара… Это все намекало на какой-нибудь твист, но он всех удивил, когда на ломаном русском запел «Пусть всегда будет солнце…»
Советская делегация не сдержалась и начала подпевать… Это, конечно не марш, но на строевую вполне годилась и, распевая её, мы дошли до автобусов.
Глава 5
6
Нас не торопясь провезли по Берлину. Видя автобусы, берлинцы улыбались и махали руками. Мы отвечали улыбками.
Минут через двадцать нас выгрузили около какого-то здания, похожего на многоподъездную хрущевку. Панельная пятиэтажка, длинная как положенная на стол немецкая сосиска.
- Общежитие? - предположил я, оглядывая её из конца в конец. На многозвездочный отель это сооружение никак не походило.
- «Все жили вровень, скромно так.
Система коридорная
На тридцать восемь комнаток
Всего одна уборная»…
Пробормотал Сергей.
- Ну. Это перебор. Уборных тут будет больше… - возразил Никита. - Вон… Пошли за людьми. Ключи получать.
Мы действительно получили ключи от трехместного номера. Был ли это отель или общежитие я не понял, но скорее всего это было именно оно - слишком просто тут все было.
Кое-как побросав вещи, мы захотели хлебнуть кипевшего вокруг нас праздника.
- Ну, что? - спросил Сергей. - Пошли радоваться жизни?
Голос его звучал весьма плотоядно, но мы не успели согласиться. В дверях появился человек и с начальственными интонациями сказал:
- Через десять минут общий сбор в фойе.
Мы, избалованные Будущим и чувствовавшие себя туристами, а не членами делегации, посланниками могучей страны, поморщились, но все оказалось не так уж скверно. Нас собрали и отвели на ужин, что было очень кстати. Получив полицию сосисок с тушеной капустой, мы порадовались, что в Германии ничего не изменилось.
- Германия осталась Германией. - подтвердил Никита, которой в прошлой жизни покатался по Европе. - Пиво и сосиски - это у них национальное…
- Ну уж нет, - возразил Сергей. - Если б ты Германия осталась Германией, то нам к этим сосискам поставили бы по кружке пива. И с принесла бы её нам пышная блондинка с грудью третьего размера.
Похоже все мы представили девушку из рекламы пива и вздохнули. Но даже не смотря на отсутствие девушки будущее было прекрасным…
Мы не успели вспомнить вкус пива, как перед нами, словно по волшебству появился поднос с несколькими бутылками. Я поднял голову. Рядом со столиком стоял улыбающийся барабанщик «Пудиса».
- Клаус! Привет!
Девушка рядом с ней перевела его слова на немецкий, но они так понял, что все ему рады.
- Как добрались?
- Спасибо, хорошо… Как вы нас нашли?
Он пожал плечами.
- Мы вас не искали. Мы вас ждали. Мы, как и вы, участники культурной программы Фестиваля, ну и поинтересовались где вас разместят. И вот мы тут…
Мы смотрели друг на друга и улыбались. Понятно было, что не просто так пришел. Значит что-то будет интересное.
- А все остальные ваши ребята?
- За этим и пришел.
Он посмотрел на часы и скомандовал.
- Допивайте пиво и пошли со мной. Мы сейчас тут недалеко, на Александрплатц. Играем для гостей Фестиваля.
До площади, которую немцы любовно называли просто «Алекс» мы и впрямь добрались быстро. Айн-цвай и мы там! Протолкавшись сквозь гостей Фестиваля, подошли к сцене и взобрались на неё. Клаус пошел вперед, а мы воспитанно остановились позади. Люди играют, так чего им мешать? Там стоял аппарат, и ребята готовились к выступлению.
Перед ними, перед сценой, плескалось море молодежи. В воздухе висел разноязыкий гул голосов. Где-то звучала гитара и под её аккомпанемент пели песню, а с другого края доносился пасторальный звук пастушеской свирели. Клаус трогал меня за плечо и сказал одно слово:
- Слушайте…
- Что?
Он только усмехнулся и пошел вперед. Через минуту мы увидели, как наши знакомые немцы, разобрав инструменты, вышли к микрофонам. Гитарист что-то сказал. Народ внизу зашумел одобрительно.
- И чем они нам удивят? - сказал я. - Неужели и они «Катюшу» исполнят?
Они и впрямь удивили…
По первым аккордам я не понял, что звучит, но когда они рванули от самой своей широкой сумрачной немецкой души…
Слов мы, разумеется, не разобрали, но нам и мелодии хватило. Они пели «Я свободен». На немецком…. Языка мы не понимали, но песня летела. Да и звучала, пожалуй, не хуже, чем на русском. Все-таки правильная аранжировка - великая сила… Они услышали только мелодию, но сумели сделать глубже, трагичнее. Профессионалы…
Люди вокруг нас стихли, принимая новую песню, вслушиваясь в слова, а голоса накалом эмоций рвали воздух над площадью.
Когда песня кончилась, народ на площади взревел. Сергей, стряхивая очарование песни, сказал:
- Надо будет попросить, чтоб перевезли… Любопытно, что у них с текстом получилось?
- Они что запомнили её? - спросил Никита. - Ты же всего раз её сыграл?
Пока песня звучала я думал о том же и, кажется, нашел ответ.
- Наверное была включена запись, - сказал я. - Надеюсь, что они не присвоят нашу песню.
Кто-то их гитаристов сказал несколько слов, и толпа на площади одобрительно взревела, девушка-переводчик сказала.
- Ребята просит поднять вас всех на сцену. Зрители хотят видеть авторов этой песни.
Мы вышли вперед и встали рядом с музыкантами. Внизу, под нашими ногами ширился шум, вспыхивали огоньки сигарет.
- Вудсток… - сказал Никита.
Клаус услышал и хмыкнул.
- Jam? - предложил он. И тут же поправился, показывая возросшее знание русского языка. - Сбацаем?
Мы переглянулись. А почему бы и нет? Это ведь и есть дружба народов. Мир-дружба-жвачка. Мы делимся со всем миром песнями и радостью, что даёт людям хорошая музыка. Разве не для этого мы сюда приехали? Разве не за этим нас туда послали? Как совсем недавно говорил наш Секретарь - «Показать лучшие образцы советской молодежной музыки…» Вот они и есть! Сейчас и покажем.
- Ну что? Попробуем? - спросил я. Настроение было подходящим. Вокруг плескалась море искренней радости и дружелюбия. Молодые люди улыбались, одобрительно хлопали в ладоши. С кивнул и жестом попросил гитару.
- Про Ленина? - предложил Сергей, поворачиваясь, чтоб пойти сесть за барабаны. - Или думаете, рано…
- Рано, - сказал Никита. - Там слова нужно будет Тяжельникову показать.
- Ты оригинальные слова помнишь?
- Помню.
- А какие там могут быть вопросы? - удивился я. - Проблем не должно быть.
- Нет. Все равно не стоит. Давайте что-нибудь из старенького…
- Тогда давайте «Элис»…
- В смысле «Машу»?
- Да…
И мы дали «Машу»… Мы пели, разумеется, на языке «родных осин», но после второго куплета позади нас собрались пудисовцы и показали, что хотят присоединиться. Мы освободили места около микрофонов, продолжая играть, а те продолжали песню на языке сосисок, тушеной капусты и хорошего пива. Только теперь речь шла о Гретхен. Как раз, как и в том варианте, что мы пели в посольстве ГДР.
Половина зрителей понимала, о чем речь, а те, кто не владел ни русским, ни немецким просто радовались ритмичной музыке…
Мы сыграли еще парочку песен и вернули инструменты хозяевам. Пора было обживать номер, который станет нашим домом почти две недели…
Темнота не остановила веселья и Берлин веселился. По улицам бродила молодежь, группируясь около кафешек под разноцветными полотняными зонтиками. Издалека, с площади, долетали звуки танцевальной музыки - молодёжь во все времена остается молодежью. В этот вечер прогрессивная молодежь планеты веселилась. Политические мероприятия, начинались после открытия Фестиваля, а оно должно будет произойти только завтра.
В номере Никита сразу уселся к столу и достал блокнот. Понятно для чего. Поручение ЦК Комсомола требовало исполнения.
- Ты там давай без ошибок, - сказал Сергей. - А то из институтов повыгоняют…
Никита только плечом дергал - мол не мешайте, раз не помогаете и на секунду задержавшись начал записывать слова новой нашей песни. Много времени это не заняло. Он передал лист мне. Текст был, как я помнил максимально близок к оригиналу, только в нескольких местах виднелись пустые места. Я вопросительно поднял глаза на него.
- Что-то вспомнишь? - сказал Никита. - Если не вспомнишь, то придется что-то придумывать.
Взяв у него ручку вписал два слова и передал листочек Сергею. Тот посмотрел, пожал плечами, вернул листок на стол.
- Понятно. Тогда так…
Никита прошелся по номеру от окна с двери и вписал недостающие слова.
- Вот с этим можно и к Тяжельникову.
Я перечитал написанное. Был ли это тот текст, который написали создатели песни или нет, никто из нас в точности не знал, но то, что с этим текстом можно будет идти хоть на съезд Комсомола, хоть на демонстрацию, сомнений ни у кого не было.
Я посмотрел на часы.
- Не сегодня. Давайте завтра, после открытия…
…Открытие Фестиваля состоялось на следующий день на стадионе Вельтфестштадиум.
Мы построились колонной и потихоньку двигались прочь из центра Берлина. Это очень походило на нашу отечественную демонстрацию. Колонна то стояла, то бежала, догоняя ушедших вперед. Все-таки это было не только политическое мероприятие, но и зрелище, в котором все должно было произойти в то время, когда это было запланировано. Мы, участники, получим свои ощущения, а вот весь остальной мир должен будет довольствоваться зрелищем.
Фестиваль крутился как веселая пестрая карусель. Он не давал нам скучать. Вместе с делегацией мы двигались к стадиону и, чтоб не скучать, распевали песни.
Что сказать? Зрелище у немцев получилось. Устраивать парады, похоже у них в крови…
Мы вернулись домой около девяти вечера. День выдался насыщенным, но спать не хотелось - сказывался накал чувств после открытия, так что мы не пошли в номер, а устроились около фонтана в небольшом кафе. Вокруг толпилась молодежь, летали фразы не русском, немецком, английском. В уголке кафе сидели ребята, окружив гитариста, что наигрывал что-то испанское. Он играл, а у меня в голове щелкали кастаньеты.
- Хорошо… - сказал Сергей. - День прошел не зря….
Он посмотрел на ближний фонарь сквозь бокал с пивом. Пиво ему явно нравилось, как и фонарь и девушки, что сидели через столик.
- Мы в Берлине, - продолжил Никита, - мы пьем пиво и от нас руководство Комсомола ждёт новых песен….
Он похлопал ладошкой по карману, в котором лежал текст песни про Ленина.
- Да, - согласился я с ними. - Вроде бы мы сделали все, что хотели. Нас теперь знают не только на уровне Москвы, но и повыше… Задача минимум реализована. О чем еще помечтаем? Чего еще захотим?
- Славы и денег…
- Это стратегически.
- И тактически тоже.
- Конкретнее можно? Цель должна быть видна и измерима.
- Войди в историю молодежного движения.
- Каким образом?
- Через музыку, разумеется. Чтоб концерты на стадионах…
Он запнулся от пришедшей в голову мысли.
- Давайте замахнемся на финальную песню Фестиваля!
Никита оживился, и я его понял - мы же вот только что были на стадионе полным людей, которые приветствовали делегации, и шум трибун еще стоял в наших ушах.
- Представляете! На весь мир!
- Так уж и на весь?
- Ну, на всю Восточную Европу и большую часть Азии точно! Что-то вроде олимпийского «До свиданья наш ласковый Миша»? Финал фестиваля. Представляете?
Он прищурился представляя.
- «До свиданья, Берлин, до свиданья.
Фестивальная сказка прощай…»
Мысль, конечно, была богатой. Это, конечно сказочный вариант, но почему бы не подумать над ним? Вдруг да получится?
- Или вот еще… Помните у Пугачевой была песня какая-то про сто первого друга? - продолжил Никита.
- Да, было что-то такое… - согласился я. - Что-то вроде «не имей сто рублей, а имей сто друзей»…
- Вот-вот. Может быть её прихватить? Актуально же!
- А зачем?
- А представляете, если сделать такую песню финальной песней Фестиваля?
У него загорелись глаза.
- Финальную песню? - С нескрываемым скептицизмом спросил Сергей. Он с большим удовольствием тянул пиво и разглядывал сквозь свой бокал ближайший фонарик. - Да вы что, офонарели? Это же немцы!
- И что с того? - по-хорошему удивился я. - От хороших песен ни одна нация не откажется.
Никита кивнул.
- Это Германия, - повторил Сергей.
Мы не стали возражать. Он конечно же был прав. Это вокруг действительно простиралась Германия.
- И это, - Он развел руки, обхватывая весь Берлин. - Международное политическое мероприятие…Тут везде ордунг! В смысле порядок. Шаг в право - расстрел, шаг в лево - и по пояс в какашках… Все уже согласованно и занесено в протоколы. Никто не станет ломать отработанную процедуру.
Сергей был, безусловно прав. Это Никита размахнулся - финальная песня. Она уже наверняка есть. Записана и отрепетирована.
- Отработанную и согласованную. Да. Пожалуй…
Я сдулся, но не сдался. Идея-то хорошая! Плодотворная!
- Ну, а если что-нибудь размером поменьше? Какой-нибудь вечер Советско-Германской дружбы?
- Ну… Тут может быть…
- Тогда и песня должна быть поспокойнее… Более камерной, что ли… Значит нужна песня-кач, - задумчиво резюмировал я.
- Это ещё что такое?
Я уже представлял, что хочу получить на выходе и объяснил:
- Нужна песня, которую можно петь хором, обнявшись… Представляете? Костер… Вокруг него человек тридцать ребят и девчонок и они, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, поют песню…
- И что за песня? Новая?
- Конечно новая. Помните была такая «Замыкая круг»?
- Чья?
- Кажется Кельми написал.
- Это музыка. А слова?
Я пожал плечами.
- Не знаю. Точно не Андрей Андреевич.
- Напомни, о чем там…
- Хорошие слова, ну, разумеется те, что я помню. Припев такой: «Замыкая круг ты назад посмотришь вдруг…»
- Уже не согласен, - сказал Сергей.
- Это почему еще? - удивился я.
- Ну, во-первых, глядеть надо вперед… Во-вторых, в песне должен быть политический подтекст, а там, насколько я помню, больше философии.
Мы посмотрели друг на друга, порылись в памяти. В тех кусочках действительно было много философии и ни грана политики.
- Если не будет идеологии, Тяжельникову песню можно не показывать, - сказал Никита. - Этот вопрос обязательно всплывет.
- А в-третьих, - закончил Сергей. - Мы слов наверняка не помним.
Я помолчал. Смысл в замечаниях Сергея имелся. Во всяком случае на счет слов. Мы их точно не помнили.
- То есть против музыки возражений нет, а против слов - есть.
Друзья кивнули. Уже легче. Считай пол дела сделаны.
- Ну, значит Никите придется дать задание написать политически верный текст. О дружбе, социализме и того подобном.
Уже включившийся в процесс Никита подумал и предложил:
- А давайте припев оставим, только мы будем не «замыкать круг», а «разрывать цепь».
Я оценил идею, одобрительно кивнув.
- Логично. Цепь - это ведь еще и символ неоколониализма!
- Тем более! Разрывая цепь, цепь несчастий и….
Никита несколько мгновений посмаковал это слово на языке, задумался.
- Ну и какие рифмы могут быть к слову «цепь»?
- Это ты у нас поэт, ты и думай, - сказал я. - А я тебе политическое направление задал. Нужно придумать и - все!
- Цепь - плеч, - пробормотал Никита, погружаясь в омут рифм. - Цепь - пренебречь, цепь - налечь, цепь-…
- Не «налечь», а «налить», - поправил его я. - Вот налить тебе и сразу рифмы появятся. Хотя бы пива.
- Тьфу на тебя… Нехорошее слово эта «цепь»…
Он замолчал, задумался.
- Рифм практически нет… Что-то я не то предложил.
- То, то… То, что нужно… А это тебе комсомольское поручение, - голосом Тяжельникова сказал я. - Вот тебе еще подсказка: цепь - в печь.
- Ага… «Разрывая цепь мы врагов посадим в печь…» Это вообще концлагерь какой-то получается.
- А если не разрывать цепь, а посадить на неё? - предложил Сергей. - Типа «мы войну возьмем на цепь…»?
- Поэты, - с презрением сказал Никита. - Помощи от вас… Ладно. Буду думать. Что придумаем, то и придумаем…
Но мы не остановились. Это превратилось в какую-то игру.
- Цепь - обеспечь.
- Это еще откуда вылезло? - удивился я.
- Из подсознания, - огрызнулся Сергей. - «Ты порви гадюку-цепь, мир свободой обеспечь». Как?
Никита затряс головой. Понятно, что не от радости.
- Ну тогда еще - цепь - навстречь!
- В смысле?
- Ну у нас враги, а мы им паровоз навстречу, - растолковал нас Сергей. - И все враги всмятку! А мы - в смокинге, а смокинг в добавок еще и в шоколаде.
- Или колеса от паровоза в разные стороны. Ты что выступление Леонида Ильича о том, что холодная война закончилась не слышал? Что мы если не друзья со Штатами, то по крайней мере не враги…
- Разрывая круг мы найдем себе супруг, - неожиданно вернулся Сергей к первому варианту.
- Что-то ты о странном заговорил.
- Да мы по кругу ходим… Нужно как-то этот круг порвать.
- Не цепь, а цепи… - медленно сказал Никита, глядя с отсутствующим видом в окно. - Разрывая цепи мы уйдём заре навстречу, там увидим Солнца свет свершений и побед!
Он торжествующе хлопнул ладонью по столу.
- Вот так вот будет!
Он вздохнул, словно сбросил с плеча какую-то тяжесть.
- А если так - «Будем строить мир, а в нем - социализм!»
- Нет. Тогда уж - Будет новый мир и в нем - социализм!
- Вот-вот. Вот она и идеологическая составляющая!
- Так! Это припев. Только вот песня состоит из припева и куплета, хотя бы одного. Куплет какой будет?
- Предлагаю держаться поближе к оригиналу.
«Вот одна из тех историй о которой люди спорят
И не день, не два, а много лет.
Есть ли правда в этом мире?…»
- Дважды два всегда четыре? - выскочило у меня.
Никита посмотрел на меня глазами полными горечи, вздохнул, словно окончательно разочаровался во мне. Наверное, чтоб не обижать меня, все-таки сказал.
- Как вариант годится…
Но не сгодилось. Мы снова уперлись в какую-то несгибаемую рифму.
- А если по-другому… - предложил Сергей. - Есть ли в этом мире правда…
Мы с Никитой задумались. В головах теснились рифмы. «Правда» это вам не «цепь». Должны быть.
- И о чем тоскует панда, - сказал Сергей, и опережая возмущенные вопросы ответил:
- А что? Хорошая рифма. И политический подтекст есть.
- Какой?
- Ну, если поискать, то найдется…
- «Правда-надо», - предложил Никита. - В смысле «за неё бороться надо…»
Он закрыл глаза, замолчал, а потом быстро пробормотал.
- Так-так… Так-так-так…
Мы молчали, чувствуя себя лишними посетителями поэтической мастерской. Мастер работал, а остальные наблюдали. Так и получилось. Он в конце концов открыл глаза и вздохнул.
- Пользы от вас - как от козла молока. Ладно. Сам справлюсь…
Возражать ни я ни Сергей не решились. Никита записал несколько слов на салфетку и убрал её в карман.
- Вы давайте, головы не мучайте… Лучше подумайте кто у нас станет отцом русского рэпа?
- Не русского, а советского, - поправил я друга, - и разумеется им станет Сергей Вячеславович. Мы же вроде бы договаривались?
- Согласен, - кивнул Никита. - Так что вы лучше со своими рифмами ко мне не приближайтесь, а сочиняйте свои политические рэп-частушки. А я как напишу - скажу.
Я не стал спорить. У поэтов души тонкие, чувствительность высокая. По себе знаю…
- И вот еще что… - сказал Никита. - Нам ведь главное, что? Чтоб качались? Вот они и будут качаться. Я много куплетов сейчас писать не буду. Ну, один-два… И припев. Потом, в Союзе можно будет её в полноценную песню развернуть, а тут… Тут слова не важны. Сделаем так: один куплет на русском, потом тот же куплет на немецком и далее - на английском и французском… И все довольны.
- Будем ковать железо пока горячо. Пошли к Тяжельникову…
Загорелся Никита и встал, готовый к действиям.
- Где его искать? Он наверняка на каком-нибудь официальном мероприятии… Да и не стоит делать все через голову нашего Секретаря.
Я знал, что говорю, так как имел представление, что такое аппаратные игры и понимал, что того лучше иметь в союзниках, а не в противниках… Мы можем быть ему полезны, но и он со своей стороны нам не враг.
Глава 6
7
До Тяжельникова мы добрались только после обеда. Наш Секретарь поспособствовал. Он же помог нам с оформлением - нашел пишущую машинку с родными буквами, на которой Никита отстукал нашу нетленку.
Держа перед собой три листочка с текстом, мы предстали перед Секретарем ЦК Комсомола.
Номер его был не лучше нашего, но побольше. Тот же конструктивизм и модернизм, но в трех комнатах. Оно и понятно - тут был «штаб восстания». То есть стояло несколько телефонов, пара пишущих машинок, радиоприемник и с десяток стульев вокруг овального стола.
Там шло какое-то не то совещание не то просто обмен мнениями, и мы вклинились туда как ледокол.
Тяжельников нас с первого взгляда не узнал, что в общем то не было удивительным, но к счастью Сашу вспомнил. А вспомнив его, вспомнил и нас.
- А! Нетворческая интеллигенция!
- Мы отчитаться, - сказал Саша с достоинством. Наверное, в эти дни и без нас у главы советской делегации хватало забот, и он кое-что запамятовал, но Саша кивнул в нашу сторону и пояснил.
- Мы с песней.
От этого «мы» я с удивлением посмотрел на нашего барабанщика, но Серега только плечами пожал. Спина Никиты также выразила легкое недоумение, но заострять внимание на эту несуразность мы не стали. Сказал и сказал… От нас не убудет.
Никита шагнул вперед, протянув листочки с текстом.
Тяжельников взял лист, бегло проглядел его, по диагонали и тут же вернулся к началу. Я внутренне ухмыльнулся. Вот попробуй на такие слова внимание не обратить? Добронравов - это вам не хухры-мухры. Это Поэт с большой буквы. И слова тут правильные и выражения наших лиц идеологическим верные.
Секретарь ЦК посмотрел текст песни сам, потом передал листы сидевшим с ним рядом мужикам. По возрасту явно не комсомольцам.
На нас он смотрел с удивлением. Это было не то вежливое удивление, которое я видел когда-то в глазах Кобзона, а удивление глубокое и настоящее.
Он словно бы не верил, что вчерашние школьники могли написать такой текст. В чем-то он, конечно, был прав, но зачем ему об этом знать?
- Откуда же вы такие слова нашили?
- Из сердца, - спокойно ответил Никита.
- А мелодия?
- Есть и мелодия.
Никита протянул другой лист. Нотной бумаги у нас не было и он, расчертив от руки нотный стан, разбросал по нему ноты.
- Аранжировку мы потом сделаем, - проявил инициативу наш секретарь Саша. - На мой взгляд песня получилась.
- На мой - тоже… - солидно согласился с ним Никита.
- Вот какие люди в Комсомоле! - весело сказал Тяжельников. - Поручили песню написать - они и написали!
Он повернулся к нам.
- У вас, наверное, и другие песни есть?
- Есть, - сказал я, почувствовав, что наступил походящий момент. - У нас есть еще одна новая песня. Хорошая. Мы бы хотели её тут исполнить, но требуется ваша помощь…
- Я петь с вами не смогу, - сказал Евгений Михайлович. - Просто не умею.
- Жаль, - нашелся Сергей. - Но может быть, по-другому поможете?
- Ну-ну…
- Надо бы пару куплетов перевести на английский и французский языки…
- Зачем это вам?
Я хотел пошутить на счет Пятого, музыкального, Интернационала, но передумал. Кто его знает, как там у него и этих возрастных дядей с чувством юмора? Похоже ведь ребята из Конторы, а там не шутят… Пришлось говорить правду.
- Хотим, чтоб песню исполняли люди разных народов на своих языках…. Знаете, есть такая песня «Солнечный круг, небо вокруг…»? Вот что-то похожее.
Он протянул руку, и Никита вложил в неё новый листочек со словами. Он пробежал глазам текст, вредительства в нем не нашел и одобрительно кивнул.
- Хорошо!
Еще бы! Мы так старались!
- А почему не на немецкий?
- Ну, с переводом на немецкий мы договоримся с нашими немецкими товарищами. Есть у нас друзья музыканты, а вот с английским и французским текстами у нас сложности… Можем мы найти таких спецов?
Тяжельников задумался. Разумеется, мы могли бы обойтись без его «благословения». По-простому попросили бы немецких друзей перевести стихи на немецкий. Может быть среди их или наших друзей нашлись бы и те, кто смог сделать это и французский и английский текст, но нам нужен был резонанс. Нужно было вовремя попасться на глаза руководству.
- А почему только два куплета и припев?
- А мы её будем петь по-особенному. Не одни.
Он отложил листочек в сторону.
- И как вы это себе представляете?
- Будет красиво… Мы, по одной-две строчке, поем первый куплет и припев, затем немцы тоже самое, а потом - англичане, французы… Кстати, если получится подобрать кого-то еще, ну поляков, болгар, чехов - можно и их подключить.
- Что уж музыкальный Интернационал получится, - объяснил Сергей. - Мы же все вместе!
- Идея хорошая, - одобрил Евгений Михайлович. - Принимаем. Послезавтра будет вечер интернациональной дружбы. К этому моменту подготовьтесь.
Вот это - дело. Мы переглянулись.
- Когда будут тексты на других языках? - деловито поинтересовался я. Тяжельников повернулся к секретарю Саше.
- Саша, организуй нам это. Поговори с чехами, словаками и поляками … С англичанами, французами я сам поговорю… Давайте попробуем!
Саша расправил плечи. В недавнем прошлом это называлось «попасть в случай». Напрашивалась аналогия с Меньшиковым и Петром Первым… Ну если после этого мы не станем для него лучшими друзьями, то я даже не знаю, что буду думать о Человеческой благодарности.
На следующий день нам предстояло играть в «Доме дружбы ГДР-СССР». В этом месте с начала Фестиваля постоянно проходили какие-то мероприятия - то дискуссии, то концерты, а вот вечерами шли танцы. Концерты шли с национальным уклоном - молдавские там, узбекские… В нашей делегации хватало музыкальных национальным коллективов, а вот танцы были просто танцами. В этот вечер честь представлять музыкальную культуру СССР в глазах молодежи всего мира и прогрессивного человечества выпало нам.
Ничего страшного - привычное дело…
Как и полагалось настоящим героям, мы пошли в обход. С заднего, технического хода, поднялись наверх и попали за кулисы.
Впереди, закрывая сцену от остального зала, висела плюшевая портьера тёмно-бордового цвета. Там, за ней, что-то происходило, но нам было не до этого: время поджимало - до танцев оставалось около часа, а нам еще хотелось бы попробовать звук, так что мы работали, не обращая внимание на жизнь за занавесом.
Справа и слева обнаружились небольшие комнатки, в которых и хранилось все, что нам было нужно - небольшой комплект аппаратуры. Неплохой такой комплект - колонки, усилители, гитары и ударная установка.
Негромко переговариваясь, мы начали «обживать» его. Тут нашлось много чего интересного. Пока я выбирал на какой из трех гитар сегодня буду играть, Никита полез вглубь одного из шкафов. С десяток секунд его не было слышно, а затем он сказал:
- Ох какая штука! Давно хотел такое в руках подержать…
Я обернулся. Никита разглядывал банджо. Приноравливаясь, он несколько раз тренькнул, наслаждаясь звуком. Такое, конечно же ни с чем не спутаешь.
- Вроде сковородка с длинной ручкой, - сказал Сергей, проверяя барабанные палочки на столе. Он выложил десяток на столешницу и катал их там, выбирая самые прямые. - А звук какой…
Никита тренькнул раз, другой…
- Ничего полезного в памяти не всплывает?
- Всплывает, - сказал Сергей. - Помните? «Не перебивай меня, не перебивай, я сегодня как железо…»
Мы переглянулись.
- Кстати, да! Неплохая песня…. Лолита пела?
- Нет. Алика Смехова… Только её на два голоса петь нужно. Женщина нужна…
Сергей уселся на стульчик и начал приноравливаться к тарелкам: двигал, чтоб было удобнее, переставлял.
- Знаю я для чего она тебе нужна…
Серега показал ему язык.
- Может быть Пугачевой предложим? - предложил Никита.
Я с сомнение покачал головой.
- Алла Борисовна сейчас круто пошла в гору. Захочет ли?
- Ну так и песня-то неплохая… Может и захочет.
- А не захочет, так ничего страшного. Не пропадет песня, - сказал Сергей. - С такими песнями мы из какой-нибудь серой мышки сможем еще одну приличную певицу сделать. Найдем кого-нибудь.
Никита пощупал струны и вроде бы даже не слушал нас. Витал в эмпиреях…
- Слушайте! Я вот еще одну песню вспомнил…
Он зачал пощипывать струны, вспоминая мотив.
- Не шумите! А разве мы шумели?
Ну Андрюша стучал еле-еле
Молотком по железной трубе.
Я тихонько играл на губе…
Я хлопнул в ладоши.
- Точно. «Пой Вася!» Так она называется. Слушайте, а почему-то все, что приходило в голову с использованием банджо носит шуточный характер?
Друзья одновременно пожали плечами. Загадка…
- Слова кто написал?
- Я и слов-то не помню толком, а уж про автора… - он махнул рукой.
- Ну и что тогда делать? По какому варианту? «Слова народные»? Или Вагонов-Ресторанский?
- А сам что? Ты ведь общий принцип, настроение чувствуешь? Вот и напиши нечто похожее…
Никита вздохнул. На него снова падала самая трудная часть задачи. И самая опасная, между прочим…
- Ладно… Дело до Москвы терпит. Пошли колонки расставлять. Про песни не забудем?
- Чего мозги напрягать? Карандашиком запишем.
Мы взялись за колонки, начали расставить их по сцене и прикидывать куда нужно ставить микрофоны.
Серега потихоньку разбирался со своими барабанами, а мы с Никитой таскали колонки. Транспортируя очередной ящик, Никита вдруг остановился и прислушался.
- Ну? - спросил я, ткнув его ящиком.
- Слушай…
- Неси, - сказал я. - Донесем, тогда начнем слушать. Шевелись давай. Нам еще настраиваться…
Но Никита на уговоры не поддался.
- На русском говорят…
- И что? Ты всегда останавливаешься, когда родную речь слышишь?
- Так там их много!
Я проставил свой край колонки на пол, разогнул спину. Мелькнула мысль, что может быть там сидят наши товарищи и тогда их можно будет припахать для установки аппаратуры, но потом я сообразил, что если б там были наши соотечественники, то мы бы об этом уже знали. Значит тут кто-то чужой…
- Ты помнишь где мы? В «Доме дружбы». Вот тут немцы собрались и планируют дружат с нами. А под музыку дружить куда как приятнее, так что давай дальше двигать… Создавать атмосферу праздника.
Никита внял и подхватив колонку, мы утащили её в дальний край сцены.
Там мой друг подошел к занавеси и чуть отодвинул материю. Я покачал головой. Не время, но… Если нельзя, но очень можется, то можно! Я оставил товарища подслушивать и подсматривать, а сам пошел за усилителем. Тот можно было принести в одиночку. Минут десять я возился с проводами, подключал электричество и микрофоны, а когда оглянулся, чтоб воззвать к Никитой совести, увидел, что его нет. Занавесь оказалось слегка раздернутой, что и показывало куда он подевался.
Потихоньку подойдя к прорехе посмотрел.
Внизу, под сценой, стояла группа молодежи человек в сорок и говорили о чем-то, а перед ними стоял Никита.
Там шел какой-то спор. Я услышал:
- А если есть связка «банкир-инженер-рабочий», - сказал какой-то одетый в хорошо потертый джинсовый костюм блондинистый парень возрастом лет двадцать пять, - то кто важнее?
Он помолчал и с улыбкой продолжил:
- Вы сейчас, конечно, скажите, что рабочий. Но почему? Да. Рабочий сделает что-то… Но ведь он сделает это не просто своими руками, а инструментом, который для него спроектирует Инженер. Получается без Инженера Рабочий для Общества не нужен.
- Понятно. Тогда встречный вопрос - а зачем Инженер, если нет Рабочего? Если нет человека, который возьмёт в руки ну, скажем…
Никита явно вспомнил стоящему во дворе нашего ДК фигуру Стаханова.
- … ну отбойный молоток? В шахту что, Инженер полезет? И уголек ломать начнет?
Он покачал головой.
- Не думаю…
- Вот и выходит, что каждый должен заниматься своим делом, - сказал я сверху.
На меня посмотрели, и никто не возразил, а Никита продолжил.
- Не возражаю. А где тут дело для Банкира? В чем его работа?
Наш джинсовый собеседник по-настоящему удивился.
- В организации денежных потоков. Это тоже важно!
- Важно, - согласился Никита. - Тут, правда, есть одно «но»… Рабочий работает руками и его руки никто не заменит…
Кузнецов поднял руку, останавливая не высказанное возражение.
- Ну, по крайней мере, пока Инженер не изобретет робота-шахтера или угольный комбайн. Но зачем тут Банкир?
Блондин усмехнулся.
- А кто даст деньги сыну Рабочего, чтоб он начал учиться и стал Инженером? Кто заплатит Инженеру, чтоб он сидел и изобретал тот самый угольный комбайн? Только он. Деньги-то у него!
- То есть у Банкира функция не производить, а управлять деньгами?
- Да! И это, как мы видим, очень важная функция.
- И что, никто кроме него не может с этой функцией справится? - сверху усмехнулся я. - Вот уж не поверю… Между прочем эту функцию очень удачно может выполнять Государство. Точнее Общество, через Государство. Как, собственно, это происходит у нас в стране.
- И что получается? - с иронией спросил мой визави. - Посмотрите на ваши автомобили!
- Не всегда, - согласился я с ним. - Но иногда - очень хорошо. Посмотрите на наш «Луноход», на наши спутники и космические станции… Посмотрите в конце концов на наши танки….
- Вот-вот… - блондин посмотрел на меня почти победоносно, словно подловил меня. - Танки у вас хорошие.
Я немножко картинно развел руки.
- Увы. Это печальная необходимость. Вы, кстати, помните, чему посвящен Фестиваль?
Он не ответил.
- Напомню, если забыли… Мы тут выражаем солидарность с героической борьбой народов Вьетнама и Лаоса, и Камбоджи с империализмом.
- И как это соотносится с предметом нашего разговора? - удивился он.
- Самым непосредственным образом. Социализму, чтобы жить и развиваться, нет необходимости с кем-то воевать. Ему нужно только трудиться. Поверьте, наши народы с большим удовольствием делали бы не оружие, а те же самые автомобили и телевизоры, но Капитализм не дает нам этой возможности. Капитализм, чтоб развиваться, просто должен воевать. За колонии, за рынки сбыта… А мы не можем оставаться беззащитными, понимая это. Американские автомобили действительно хороши. Но, к сожалению, Америка производит не только отличные автомобили, но и военные конфликты. Мы это видим. Весь мир это видит… Ближний Восток, Вьетнам, Лаос, Кампучия… Если бы Америка только делала отличные товары, мир был бы доволен…. Но Капитализм не может жить, не организовывая новых войн…
Он не стал отвечать и я, не дождавшись возражения продолжил.
- Наша система в данный момент, возможно, не так эффективна, но она более справедлива. Банкир у нас не снимает сливки, отдавая обезжиренное молоко Рабочему и Инженеру… Да и имейте ввиду, что ваша система функционирует уже сотни лет, а наша - всего полвека. Да заметьте какие полвека! Две войны - Гражданская и Вторая Мировая, восстановление после всего этого, культурная революция… Мы хорошо помним, что у нас было и видим, что стало. Мы знаем, что с чем нужно сравнивать.
Я посмотрел на часы.
- Извините… Нам надо успеть подготовиться. Мы сегодня будем играть для вас.
- Согласен. Давайте от политических споров перейдем к музыке, - сказал блондин. - Время само все расставит по своим местам…
«Эх, если бы!» - подумал я, а Никита ответил по существу.
- Музыка примиряет, но не снимает всех противоречий.
Танцы получились… Ну и как всегда у нас.
Несмотря на то, что это был «Дом дружбы ГДР и СССР» молодежи тут набилось разных национальностей и цветов кожи и когда мы через полчаса начали концерт тут уже крутился настоящий интернационал. Молодежь веселилась, танцевала… Те из наших, кто знал наши песни не стеснялись подпевать.
Мы играли и свое, и чужое. Пели и на русском, и на английском, а ближе к концу мероприятия появился секретарь Саша, а с ним ребята из «Пудиса» и еще несколько незнакомых нам человек. Саша знаком попросил нам прерваться.
- Есть слова, - сказал наш секретарь. - Не хотите попробовать?
Ребята из «Пудиса», стоявшего у него за плечами и слушавшие переводчика кивнули.
- Без репетиций? - удивился я.
- Мы репетировали, - важно сказал Саша. - У нас все получилось…
Мы переглянулись, пожали плечами. Для него это было выполнение комсомольского поручения, а для нас только радостью. За свой кусочек песни мы отвечали.
- Хорошо… Не вижу препятствий.
Впереди три микрофонные стойки. Я щелкнул пальцем и звук улетел в зал.
- Премьера песни! - объявил я. - В нашем мире есть много вещей, которые помогают людям лучше понимать друг другу. Песни - одно из них.
Я нашел взглядом нашего блондина и махнул ему рукой, тот взмахнул в ответ.
- Мы написали новую песню, которая может подружить всех нас, людей, всего мира. Понять слова несложно. Вы их наверняка поймете….
Народ радостно загомонил.
Не дожидаясь тишины, я негромко начал, но электроника делал свое дело, разнося голос по всему залу.
- «Вот одна из тех историй
О которой люди спорят
И не день, не два, а много лет…»
Никита сделал шаг вперед и подхватил:
- «Есть ли в этом мире правда?
Труд проклятье иль награда?
Мы хотели получить ответ…»
Люди на танцполе притихли, вслушивались в слова. Сообразили, что не танцевальная вещь звучит. Шум потихоньку стихал. И верно - такие слова имело смысл обдумать.
Мы спели куплеты и неожиданно получили поддержку от Саши. Оказалось, у него неплохой голос.
Следом в дело вступили немцы из «Пудиса». Смысл слов никто из нас точно не понимал, но наверняка это был все тот же поэтический перевод Никитиного текста. Они пропели, но и этим дело не ограничилось! Музыкально-политический конвейер продолжил крутиться! Саша заработал как дирижёр.
У пришедших с ним людей в руках появлялись листки со словами, и наша песня зазвучала на разных языках. Мы играли. А народ пел. Слава Богу и Крису Кельми, музыка входила в мозг «на раз».
Рядом с нами выходили ребята и девчонки и по одной строке выпевали нашу песню. Музыка раскачивала толпу.
Подчиняясь ритму, люди у сцены начали обхватывать друг друга за плечи и раскачиваться.
Немцев тут было большинство, и они подхватили припев. Потом вышло двое англичан и француженки… На сцене смешались все языки и голоса.
Если помните, одна из строк припева случала так: «Будет новый мир и в нем - социализм!» и теперь, сообразив, что к чему, люди даже не знавшие иностранных языков выпевали это одинаково звучащее на всех языках слово - «Социализм»…
Каждый пел, что помнил, но ведь слово «социализм» звучало одинаково на всех языках и это слово поднималась из глубины и волной накатывалось на нас из зала.
В итоге нас подхватили и от избытка чувств начали подбрасывать в воздух. Летали мы, летал секретарь Саша…
«Если это не слава, то кто это?» - подумал я.
Глава 7
8
Берлин кипел молодой жизнью. Встречи, концерты, мероприятия… Они занимали массу времени, но оставалось и время свободное, для того, чтоб мы могли просто походить по городу, посмотреть на людей. В такие минуты мы болтались по городу любопытные, как самые обыкновенные туристы.
В один из таких дней нас принесло к Берлинской Стене. Это же все-таки такая же достопримечательность, как в Египте пирамиды, а в Москве - Кремль. Быть тут и не посмотреть на это было бы преступлением. В будущем вот её остатки растащили на сувениры, а тут можно было бы потрогать своими руками такую историческую ценность. Самым известном местом прохода в Западный Берлин из Восточного был «Пойнт Чарли». Это было то место, с которого чуть-чуть на началась Третья Мировая…
В окружении гостей фестиваля мы смотрели на него и тихо радовались, что в тот раз обошлось.
Смотрели на бравых ГДРовских пограничников, на американцев, что стояли с другой стороны, на похожие дома и на других немцев. В чем-то, конечно, тех же самых, но все-таки других. Пока…
Стена, проезд сквозь неё и невдалеке - скромный белый домик, мешки с песком. Это уже Западный Берлин. Аквариум, на подоконнике ГДР, в котором плавают акулы капитализма.
- А ведь действительно, - сказал я. - Всего полгорода. С точки зрения страны совсем немного. Как трехлитровая банка…
- В 1961 году тут дуло в дуло стояли наши и американские танки. И окажись у кого-то нервы малость послабее…
- Нашел, о чем думать, - сказал Сергей. - Обошлось же? Вы вот о другом помечтайте… Вдруг сейчас распахиваются эти ворота, а оттуда вырывается толпа наших фанатов…
- Сметая пограничников?
- Конечно! Ну как это тогда бывает во время футбольных матчей…
- У нас нет еще стольких фанатов!
- Нет, так будут. Что, помечтать уже нельзя?
Я пожал плечами. Мечтать было можно. И даже вслух. Наш барабанщик задумался с скорректировал мечту поближе к реальности. К кинематографичной реальности.
- Тогда Спецслужбы. Врываются суперагенты, и утаскивает нас прямо туда…
Он кивнул.
- И несут на стадион… Есть же стадионы в Западном Берлине? Наверняка есть! И требуют: играйте нам свою музыку…
- А мы им отвечаем - «Мы такие положительные, про мир во всем мире поем, а вы - милитаристы!»
- «И что с того? - говорят они». Мы заплатим… Золотом! Сочините что-нибудь воинственное!
- Даже пробовать не буду, - сказал я.
- А! - победно сказал Сергей, но он поспешил. Я закончил.
- У меня уже есть такое. И не одна, а целых две. Одна - добрый такой рок-н-ролл, а вторая - блюз.
- И что там за слова?
«Город окружен. Стены, башни рвы штурмует
Воинов миллион. Человечество воюет.
Хлеба и вина не хватает, не хватает
И гремит Война, смерть и пищу раздавая…»
- И название, наверное, милитаристское придумал?
- А то!
Я улыбнулся детским воспоминаниям.
- Я в те времена Фейхтвангера читал… «Иудейскую войну». И песню назвал «Нападение римлян на водокачку с применением стенобитной машины „Свирепый Юлий“». Да я же вам про это уже рассказывал… Ну помните? Когда с Кобзоном встречались…
- Название чуть короче самой песни…
- А ты не завидуй. Лучше сам что-то похожее напиши.
- А что за блюз?
- «Дальность полёта пули три километра!» Вы знаете, что мосинская винтовка бьет на три километра? Вот я как узнал, так сразу и написал…
Никита кисло улыбнулся и процитировал Ахматову.
- «Когда б вы знали из какого растут стихи. Не ведая стыда…»
- Точно! Она-то точно знала, что говорила.
Мы развернулись и пошли прочь, к отелю.
День клонился к вечеру, но интенсивность общения и там не стихала. Люди пели, плясали, дискутировали и занимались кое-чем еще…
Наш гостиничный номер располагался на втором этаже и к нему прилагался балкон. Иногда, когда было время и настроение, мы выходили на него и смотрели как под нашими ногами кипит фестивальная жизнь. Во дворе отеля имелась небольшая площадь с фонтаном и вокруг - кусты и скамейки. Разумеется, такое идиллическое место с первого дня было оккупировано молодежью, завязывающей мимолетные любовные романы. С вершин нашего жизненного опыта мы их очень даже понимали - ну, когда еще у советских девушек появится шанс поцеловаться с чёрненьком, мускулистым рубщиком тростинка с Кубы, а юношам оценить великолепие груди венгерской комсомолки?
Обычно на этих скамейках обнимались парочки, а за кустами, похоже, происходили и более интересные вещи. Уж больно эротически в тех местах шелестели ветки. Тоже самое происходило и сегодня.
- Вы о чем думаете, глядя на это? - спросил Сергей, кивая вниз. О чем думал он было написано на его лице.
- У меня мысли медицинского характера, - помолчав, ответил я.
- Это как?
- Хорошо, что СПИДа еще нет.
Сергей машинально потрогал карман и покивал.
- А я думаю, что сколько грусти будет, когда жизнь и политические решения разведут эти парочки в разные стороны… - сказал Никита.
- Ты имеешь ввиду, когда Фестиваль закончится и все разъедутся?
Он вздохнул.
- Я имею ввиду, что мы отчего-то упускаем колоссальную аудиторию в наших песнях.
Я вопросительно посмотрел на него.
- А вы не обратили внимание, что у нас все песни какие-то… Оптимистические что ли?
- И что с того? - удивился я. - Мы от будущего неприятностей не ждем, от того и оптимизм.
- Это-то все так… Но!
Он поднял палец.
- Может же у наших слушателей быть плохое настроение? Кого они будут слушать, испытывая тоску, если мы соответствующую песню не напишем?
Мы с Сергеем одновременно пожали плечами, и наш друг понял, что не совсем понятно выразился. Пришлось расшифровывать мысль.
- Вот они там внизу поцелуются, влюбятся, а потом на поезд и - домой. В результате - разбитое сердце и тоска, которую как-то надо излить.
- Ага, - сообразил Сергей. - Или еще круче - он ухаживал, а его отвергли. Тоже неприятность. Облом называется.
- Это вы о несчастной любви? - сказал я. - Ну, если глобально смотреть?
- Разумеется не про двойки по географии! Надо вот над этим подумать…
- Правильно! Репертуар надо расширять!
Мысль была вообще то правильная и ответ на это предложения у меня уже имелся.
- А что думать? Есть уже такое.
- Чьё?
- Вообще-то моё, - скромно сказал я. - Но, разумеется, будет наше… Вот мы чужие песни воруем…
Никита с Сергеем одновременно поморщились. По существу, это было правильно, но ведь неприятно же.
- Воруем, воруем, - твердо подтвердил я. - А что будет с теми песнями, которые мы в этой Вселенной не сочинили? Помните сколько их было? В школе-то сколько написали!
- Мешок, - подтвердил Никита.
- Значит будем их реанимировать! Чего добру пропадать?
Кузнецов прищурился. Взгляд его сделался оценивающим.
- Ну-ка…
Скрывать мне был нечего. Эту песню я написал несколько десятилетий назад, но, что характерно, опираясь на личный нравственный опыт. Юношеские душевные драмы они способствуют такому словоизвержению. Внизу зашлись фонари, сделав берлинский вечер эстетически совершенным. Я прокашлялся.
- «Не погас над миром свет
Взрыв не поднял в небо прах
Просто я услышал „Нет“
О любви своей сказав…»
- И это все?
- Нет конечно.
Я улыбнулся.
- Нормальная песня. Куплетов пять. Полная тоски и отчаяния. Как раз для студента первокурсника. Ну и припев, разумеется. Надо только вспомнить - давно это было…
Я постучал пальцем по лбу.
- Где-то там все есть.
- А музыка?
- И музыка есть. Помню.
Никита вернулся в номер и притащил оттуда гитару.
- Наиграй…
Я пробежался пальцами по струнам. Музыку я действительно помнил. Со словами могла быть засада, но ведь это не страшно? Слова можно было сочинить и наново.
- Нормально, - одобрили друзья. - И музыка достаточной степени мрачности… А еще что-нибудь подобное есть?
- Надо по сусекам поскрести… Наверняка.
- Давай, - делово сказал он. - Скреби!
Я удивился.
- А что за скорость? Что горит?
Никита пояснил.
- Думаю, на такие песни скоро спрос у людей будет повышенный… Будем ехать обратно и петь всем вагоном.
- Поездом.
- И это возможно, - согласился Никита. - Так что вспоминайте. Столько разбитых сердец в Берлине останется…
- С чего это вдруг?
- Фестиваль-то к концу идет… А между письмами и этим…
Он кивнул вниз, где кусты скрывали внутри себя таинственные процессы завязывания и развития межполовых отношений.
- …и перепиской, существует принципиальная разница. Секс по переписке, увы, невозможен…
- А по телефону? Помнишь, ты же написал еще в школе.
Я покопался в памяти.
- «Голос, рождаемый в далеком эфире
Сквозь холод Вселенной доносит тепло
Их двое всего в этом суетном мире
Стена возникает со словом „Алло!“…»
Там, слова, конечно, не совсем про секс… Но если немножко подкорректировать, то сгодится!
Мы помолчали, глядя друг на друга. Кусты внизу продолжали шелестеть.
- Нет уж. Слишком смело… Нужна тонкая лирика. Грусть и воздыхания.
- И такое тоже есть…
«Я боюсь себе признаться том что лишним могу очутиться
Словно человек за бортом за соломинку пытаюсь ухватиться
За соломинку чувства твоего, забыв о пустой середине
Трудно оказаться за бортом, трудно даже если ты мужчина…»
- Может быть нам тогда перепеть «До свиданья наш ласковый Миша…»? Музыка-то слезвыжимательная! Да и слова можно поправить.
- Мы же вроде как договорились её не трогать?
- Ну, хотя бы теоретически…
- И как? Как ты это себе представляешь? Идея уже есть?
- Ну… Примерно так… «До свиданья мой ласковый Педро…»…
- Или «До свидания мой друг фестивальный, Фестивальная сказка прощай…»
- Ага… «…Засади мне подарок прощаний и кусты каждый день вспоминай…»
- «Засади» это про цветок?
- Разумеется!
- Тогда нужно «посади».
Мы невесело посмеялись.
- Нет. Давайте не будем искушать друг друга.
Песни, что мы только-только припомнили, мы сочинили еще когда учились в школе. В этот раз у нас просто не доходили руки до них - ну кто будет собрать золотой песок, если есть возможность ухватить крупные самородки?
- А еще наше что-нибудь, политически выверенное есть? Чтоб без двойного смысла и прочим… Про мир, про дружбу и без межполовых отношений.
- Есть, - сказал Сергей. - Сейчас вспомню. Один куплет в голове вертится…
Он побарабанил пальцами по воздуху.
- «Трубку мира выкури со мной
Пусть провиснет воздух тишиной
Пусть повсюду стихнут крики скорби гнев и боль
Станем друг для другу братом, матерью, сестрой…»
- Детский сад….
- Немного старше, - возразил Сергей. - Это ты же в школе написал.
- Я?
- Ну не я же. Ты у нас поэт…
Никита посмотрел на него с сомнением. Сергей погрозил ему пальцем.
- Мне твои лавры не нужны…
9
…День начался, как и обычно - с чем-то такого, что напоминало планёрку. Задействованная сегодня в мероприятиях часть делегации собрались в зале на втором этаже и ждала распоряжений - куда прибыть, когда и с чем. Мы были в числе счастливчиков - по плану нам сегодня представало играть в Университете имени Гумбольдта, но следовало услышать подтверждение этому.
Только вместо подтверждения мы неожиданно услышали совсем иное.
Звук, который я услышал, никак не вязался с обычной жизнью. Я, конечно, не военный, но такие звуки приходилось слушать, в будущем, довольно часто - как ни посмотрим какой-нибудь боевичок из будущего, так обязательно услышишь.
- Автомат? - неуверенно сказал Никита.
- С глушителем…
Сергей единственный из нас служил в армии, да и видеомагнитофон у него появился раньше, чем у каждого из нас, так что он-то точно знал, что говорит. Правда, такое предположение настолько выходило за рамки здравого смысла, что мы только весело переглянулись. Мираж, не иначе. Только не для глаз, как это полагается миражу, а для ушей. Пошутить по этому поводу никто не успел - дверь распахнулась и в зал вбежали несколько человек с автоматами. Тот же шелестящий звук и сверху, с потолка, посыпались куски штукатурки.
- Прошу сохранять спокойствие. Вы захвачены боевой группой «Фракции Красной Армии».
- Что случилось? - крикнул я, поднимаясь. Мелькнула нелепая мысль, вдруг тут пожар и надо быстро уходить, но причем тут автоматы…
- Что происходит? - спросил Тяжельников, тоже, похоже понимавший не больше нас. Только нас не слушали. Пришельцы хотели не слушать, а приказывать.
- Всем собраться в центре зала! Быстрее! Быстрее!
Помогая себе прикладами, пришельцы собрали всех бывших в зале в плотную группу. Люди не понимали, что происходит, но автоматы у незнакомцев подсказывали что нужно делать. Кто-то вскрикнул, но его успокоили.
- Вы взяты в заложники и будет в этом положении, пока наши требования не будут выполнены.
- Вы сошли с ума!
Секретарь ЦК Комсомола поднялся, но кто-то из пришедших ткнул ему дулом в живот, показывая, кто тут хозяин. Должность должностью, а ситуация - ситуацией…
Только сейчас я сообразил, что террорист говорит по-русски, а это наверняка значило то, что не в первую попавшуюся дверь ребята завернули. Знали, собаки куда шли.
Я сидел в растерянности. Страха не была, а вот недоумения - выше крыши… Ситуация была нереальной: столица социалистической страны и левые террористы? Похоже и все другие застыли в логическом ступоре. Никто даже не дернулся. Потом появилась мысль, что может быть это часть какого-то антифашистского представления…
Но я ошибся…
- Вы террористы? - уточнил я, в терминах моего времени и получил отлуп.
- Мы борцы за счастье Человечества!
Речь у него была практически без акцента. Удивился не только я. Тот понял наше удивление, улыбнулся и объяснил:
- Я учился у вас…
- Интересно узнать, чему? - спросил Тяжельников, потирая живот.
- Чему надо, - ответил террорист, став серьезным. - Никто не пострадает, если вы будете выполнять наши требования.
Он огляделся и спросил в пространство.
- Кто тут у вас главный?
Тяжельников поднял руку.
- Я. Чего вы хотите?
- От вас - малого. Успокойте людей и пусть не пробуют стать героями…
- Вообще-то странно, - сказал я с места. - Вы не ошиблись? Вы называете себя «левыми», фракцией «Красной Армии»… Мы тут все вообще коммунисты и комсомольцы, строим у себя Коммунизм, а вот Серега…
Я кивнул на Володина.
- Тот у нас вообще в настоящей Красной Армии отслужил, считайте ваш сослуживец… И тут вдруг такой вот финт. Как это понимать?
Террорист наклонился вперед и спокойно сформулировал:
- Все верно. Вы - предатели дела Мировой Революции! Вы предали революционное движение во всем мире.
- Что за глупости вы городите? Мы - Советская делегация! - подал голос Тяжельников. - Мы Социализм построили!
- И что с того? - спокойно ответил городской партизан. - Недавно, в Штатах, ваш Брежнев подписал такое, что иначе чем предательством интересов пролетариата не назовешь!
- Это вы о чем? - поинтересовался я. Когда-то, давным-давно, я работал в страховании и, в частности, обучал страховых агентов продажам. Не только заполнению разнообразных бланков, это-то было самое простое, но и установлению психологического контакта с клиентами. Очень часто клиенту нужно было объяснить, чем ему такая покупка выгодна, а для этого следовало установить психологический контакт с ним и вызвать доверие к себе.
В такой ситуации нам следовало сделать тоже самое - наладить отношения с этими лихими ребятами. Нужен был диалог, нужна была информации и эмоциональный контакт.
- Мне кажется, что вы ошибаетесь… Или, по крайней мере, перегибаете палку.
Незваный гость Фестиваля отложил автомат в сторону. Широкий, конечно, жест, если не думать, что чуть поодаль стоят еще пятеро с такими же машинками и невесть сколько находятся за стенами комнаты.
- Ну что ж, - спокойно ответил он. - Давайте поговорим… Недавние заявление вашего Генерального Секретаря КПСС - это прямое предательство дела Мировой Революции!
Я понял, о чем это он говорил. Человек был явно в курсе событий… Несколько дней назад Леонид Ильич, находясь в США и впрямь заявил, что Холодная Война завершилась… Оптимист…
- А раз вы теперь друзья с капиталистами, то можете попросить своих новых товарищей, чтоб они освободили настоящих борцов за дело рабочего класса, что у них по тюрьмам сидят!
Мы с друзьями переглянулись.
«Интересно, а было бы такое в нашей Реальности?» - подумал я. - «И если было, то чем кончилось?
Тяжельников-то точно уцелел. Он еще долго Комсомолом руководил, а вот с членами делегации что случилось?»
- Мы требуем к себе Вальтера Ульбрихта… - продолжил он. - Нам есть, о чем с ним поговорить!
- Он вряд ли придет, - сказал Тяжельников. - Он болен.
- И умрет не сегодня-завтра, - добавил я.
- С чего ты взял? - повернулся ко мне главный комсомолец.
- Знаю, - отмахнулся я. Это было сейчас не главное. - Какое сегодня число?
- 30-е июля.
- Он умрет первого августа и скорее всего сейчас вокруг него врачи, так что не ждите. Требуйте кого-то другого.
- В прессе ничего не писали, - удивился наш враг.
- Ничего удивительного… - теперь его наивности удивился я. - Фестиваль же… Международное политическое событие. Зачем людей расстраивать?
Тяжельников смотрел на меня с недоумением, и я понял, что малость зарвался. Следовало «заболтать» ситуацию.
- Так чем же СССР вам не угодил?
- Тем, что вы отказались от главной цели - Мировой Революции. У вас все больше розовые сопли - мирное сосуществование, разоружение и прочее.
- А вы, получается, повоевать хотите? - спросил Тяжельников.
- Так мы уже воюем! - улыбнулся тот. - И наша война приведет мир к Мировой Социалистической Революции!
Я копался в памяти вспоминая что слышал про этих ребят. Да, левые. Действовали в Западной Германии и Западном Берлине. Стреляли, взрывали… Но кончилось для них это плохо. Не Мировой Революцией, а кому смертью, кому - тюремными сроками.
Погрозив нам пальцем, он усмехнулся.
- Вы, ребята, не марксисты…. Что там Маркс говорил о Революции? Она должна была произойти во всей мире или в нескольких крупных странах… А у нас так не случилось… Вместо того, чтоб Мировую Революции делать, вы остановились на границах Российской Империи!
- Троцкист! - с удивлением сказал Тяжельников.
Я подумал, что теоретический спор безоружного человека с вооруженным вряд ли завершится победой безоружного. Стоило подождать или перенести спор в какую-то иную плоскость.
- Формально он прав, - сказал я. - Помните, что Маркс говорил о социалистической революции?
Никита тоже понял к чему я клоню и уточнил:
- Ты имеешь ввиду, что она должна произойти одновременно во всем мире?
Я кивнул.
- Да. Или во всем мире или в нескольких наиболее развитых странах. Я все думал, почему именно так, а не иначе.
Ну ответ на этот вопрос я помнил еще из курса «Института Марксизма-Ленинизма».
- От того, что там пролетариата много.
Немец кивнул.
- Именно! Но тут дело не просто в числе пролетариев. Дело, оказывается, в том, что чем больше пролетариев, то есть рабочих, чем сильнее страна, тем сильнее у неё армия и мощнее её оснащение. Такую не задавить окружающими их капиталистам. Троцкий со своими последователями не зря пёкся именно о Мировой Революции. Понимал… Чувствовал! Представляете, что получилось бы, если б Революции победили не только в России, но и в Германии и Франции? Да хотя бы только в Германии! Ресурсы России и производственная мощь Германии!
Он вздохнул, покачал головой.
- Что там в Европе остались? Англия? Франция? Италия? Сколько та Франция против Германии продержалась в 40-м году? Две недели? И это только против одной Германии…
Он вздохнул еще раз. По нему видно было, что говорит выстраданное, то, во что совершенно не сомневался.
- Второй Мировой войны могло бы и не быть… Точнее она бы, конечно была бы, но она привела бы к появлению Мировой Социалистической системы.
Возражать никто не решился.
- Так-то вот… - сказал террорист. - Так что лучше не спорьте, а сидите тихо. Посмотрим, чем дело кончится.
- Разговаривать-то можно?
Он подумал секунду и разрешил.
- Если без истерик, то разговаривайте…
Видимо посчитав, что своей логикой сломал наш дух, он отошел в сторону, к товарищам. Те стояли около стола с радиостанцией. Похоже, там шли какие-то переговоры.
Никита посмотрел на ребят с автоматами и сказал, как плюнул.
- Теоретик, мать его…
Сергей поддержал.
- Нравы в этих временах и вовсе дикие… Помните Олимпиаду? Немцам в этом смысле не повезло.
- Мюнхенскую Олимпиаду? - уточнил я. - Там, где арабы из «Черного Сентября» евреев постреляли?
Он кивнул.
- Это когда? - спросил Тяжельников.
- Год назад. В 1972 году….
- Я бы сказал, что это не немцам, а нам не повезло, - заметил я. - Любопытно, чего они на самом деле хотят? Что за условия выставили?
- А когда это ваш друг сумел в Красной армии послужить? - неожиданно спросил Тяжельников.
Я поправился.
- В Советской, разумеется. Про Красную армию я им ради красного словца задвинул…
- Это когда это он успел? Вы же школьники. Точнее только-только из школы.
Я посмотрел на него, потом обежал взглядом комнату, ребят с автоматами. Чем это кончится - неизвестно. Было такое в прошлом слое реальности или нет? Ведь могло бы и в самом деле быть, только отечественная пресса об этом не сообщила, чтоб не волновать советский народ… Газета «Правда» всегда писала правду, но не всю. Что-то оставалось и за границами газетной полосы.
- Это только так кажется.
Эта же мысль пришла и Никите.
- В прошлый раз такого же не было? Или об этом попросту не сообщали?
Мы с Сергеем пожали плечами.
- Могли и не сообщить… Во всяком случае он…
Я кивнул на Тяжельникова.
- Он точно остался жив…
- В какой это «прошлый раз»?
Главный комсомолец вертел головой. Он не понимал разговора. Мы сейчас разговаривали «на троих» и тот оставался за его бортом.
Отвечать на его вопрос никто не торопился. Не знаю, что думали ребята, а я задумался. Молчать? Говорить? Ведь не дай Бог погибнем… И сами в свое удовольствие не поживем и информация о том, что ждет страну просто пропадет. Может быть все-таки рассказать? Поделиться знаниями? Поверит? Не поверит?
Как оказалось, думали мы об одном и том же и Никита решился первым.
- Надо сказать, что мы старше, чем кажется…
- Да. Мы свое уже пожили, - улыбнулся Сергей.
Но наш собеседник нам не поверил.
- Такие разговоры в нашем возрасте? Вы же еще мальчишки!
Я усмехнулся.
- Это мы выглядим как мальчишки, а на самом деле… На самом деле нам каждому более шестидесяти.
Тяжельников посмотрел на меня и в его взгляде смешались удивление и опасение. Наверное, подумал, что от переживаний я умом повредился.
А я в этот момент подумал, что если не дай Бог что-то и произойдет, то очень может быть, что всплыву я том самом теле, которое покинул в 2020 году. И в тех же обстоятельствам. Во всяком случае оптимизма мне эта мысль прибавила.
- Ребята, вы не нервничайте. Не бойтесь… Все будет хорошо… Нас в беде не оставят.
Тяжельников похлопал меня по плечу.
- Вы думайте, что мы тут умом от страха тронулись? - понял Сергей. - Нет. Все сложнее. Я вам сейчас одну умную вещь скажу, только вы не обижайтесь.
Мы с Никитой хихикнули. До «Мимино» было еще далеко, но шутка была хороша - что ей пропадать, если так кстати?
- Вы про инвариантности Вселенной слышали?
Тот никак не прореагировал. Сидел и переводил глаза то на Сергея, то на меня, то на Никиту.
- Так вот заверяем, что это - не правда. Она, оказывается, весьма даже не инвариантна. Нам известны по крайней мере два её варианта.
- А где два, то там и три…
Похоже, что то, что мы заговорили сложными, не обычными словами, его как-то привело в себя.
Глядя на нас с выражением «чтобы не допустить паники можно поговорить даже об этом» он сказал.
- Какие вы интересные слова знаете… «Инвариантность»! Это теперь в школе такому учат?
- Этому учат два ВУЗа, любовь к чтению, хорошая личная библиотека и немалый жизненный опыт, - поправил его я. - Все-таки за 64 года хочешь-не хочешь, а много наберешься.
- Слишком молодо вы выглядите для такого возраста.
- Тут важно быть, а не казаться.
- Может быть у вас даже доказательства есть своего долголетия?
Ирония? Ну что ж… Пусть будет ирония… Это все-таки лучше, чем страх.
- Доказательства?
Мы переглянулись и не сговариваясь хмыкнули. Все вспомнили тот момент из «Красной жары», когда Шварценеггер, игравший нашего милиционера, пришел арестовывать отечественных мафиози.
- С доказательствами долгожительства будет сложно…
- Однако у нас есть доказательства нашей информированности.
Он посмотрел недоуменно. Пришлось Никите объяснять.
- Пока тут спокойно, мы можем рассказать о том, что ещё только будет происходить в этом мире. Вы, похоже, не понимаете о чем мы говорим… Дело в том, что мы провалились в ваше время из 20-х годов 21-го века. Фактов и документов для вас у нас, разумеется, нет, но память-то осталась! Так что если хотите послушать, что будет с этим миром в следующие 40 лет, то мы готовы рассказать.
Евгений Михайлович молчал. Это молчание было вполне понятным - он думал, как на все это реагировать. Допустить такое в принципе было невозможно. Давая ему время пошевелить мозгами Никита добавил:
- Да. На наших глазах История уже один раз прошла этим путем и расставила свои вехи. Большие, серьезные события…
- Ребята… О чем вы говорите? Не бойтесь… Все будет хорошо…
- Думаете, что у нас крыша поехала? - ухмыльнулся Сергей. - Не верите? А напрасно… То, что мы готовы рассказать, для нас - прошлое, уже свершившийся вариант Истории.
- А для вас - вероятное будущее.
Тяжельников продолжал вертеть головой.
- Ну так что? - спросил я.
- Он нам не верит…
Никита укоризненно показал головой.
- Наверное, считает, что у нас от страха фантазия разыгралась.
Сергей поддержал его.
- Конечно. Он же материалист. Ему доказательства подавай. А какие тут могут быть доказательства?
- Ну почему же? - сказал я. - Можно ведь как-то по косвенным признакам определить можно ли доверять информации или нет.
Мы говорили друг с другом, но слова наши предназначались Первому Секретарю ЦК ВЛКСМ.
- Это как? - спросил Никита.
- То, что мы предлагаем - необычно и удивительно и не укладывается ни в какие рамки. Но ведь человек, если он целостен, не может быть удивительным только в одном месте, а в остальных быть обычным человеком? Не так ли?
Я посмотрел на Тяжельникова, подмигнул. Помедлив, тот кивнул. Он так и не решил, как к нам относиться - то ли с доверием, то ли с опасением.
- И что же у вас такого удивительного?
- Потом, когда…
- И если! - вставил Сергей.
- Да. И если все это закончится благополучно для кого-то из нас, вы сможете проверить как мы жили до девятого класса… Три обычных школьника! А что у нас служилось после? О какие чудеса произошли с нами…
Никита засмеялся и уже серьезно сказал:
- Может быть это заставит вас внимательнее относиться к тому, о чем мы рассказываем.
Тяжельников огляделся. Вокруг ничего не изменилось. Люди с автоматами. Делегаты на полу… Он вздохнул.
- Спецназ ждете? - спросил Сергей. - Так рано еще. Так быстро такие дела не делаются.
- Откуда знаете?
Сергей плечами пожал.
- Опыт…
Хорошо не сказал, что свой опыт. Хотя мы точно представляли, как и что может произойти - боевиков-то сколько в будущем было пересмотрено! Сперва - переговоры, потом лапша на уши для отвлечения внимание, а только потом - спецназ.
По тому как он держался видно было, что он ждет каких-то действий, но автоматы в руках террористов эту возможность исключали.
Он покрутил головой и принял предложенную тему разговора. Разговор, пусть даже и фантастический, все-таки был лучше, чем ожидание неизвестно чего.
- То есть вы все знаете и все умеете?
- Ну, не все, - скромно сказал я, - а только кое-что…
Он поочередно оглядел нас.
- Ну и, если вы такие умные, если такие, за кого себя выдаёте, то скажите, что случится в следующем месяце? Или хотя бы до конца года?
Мы переглянулись, одновременно пожав плечами.
- Что-то наверняка случится…
- Нечего сказать?
- Есть. Есть что спросить. А много вы-то сами помните из того, что случилось… Ну скажем…
Я прищурил глаз прикидывая в какое время можно закинуть Евгения Михайловича.
- …лет пятьдесят назад? В 20-е годы? Ну, да… Где-нибудь на второй неделе сентября? Гражданская война… Интервенция…
Он молчал. Тогда начали вспоминать мы.
- Голод в Поволжье…
- Слушай, там ведь какие-то съезды были… - сказал Сергей.
- Были, конечно. Только сейчас эта информация актуальная, а у нас… - я поморщился.
- А что в вашей Вселенной сейчас актуально?
Я посмотрел на него с интересом.
- Как же нам расценивать этот вопрос? Как признание возможности такого перемещения во времени или простое желание поддержать разговор?
- Как второе…
- Ну что ж. Тоже неплохо…
Никита хотел было похлопать его по плечу, дернулся, но сдержался.
- А давайте используем его память как копилку! - предложил я.
- Это еще как?
- Как обычную копилку.
Я увидел, что меня не поняли ни мои друзья ни сам убеждаемый.
- Ну вот смотрите… Ну вот что такое копилка? Баночка, в которую укладывают разные монетки. Туда могут попасть и настоящие монетки и фальшивые. Пока они лежат - все ничего, все нормально. Разницы между тем и другими никакой нет. Они одинаково гремят в баночке, но приходит время и их достают оттуда и тогда…
Я поднял палец.
- И тогда выясняется где там настоящие там денежки, а где - фальшивки, а где и вовсе шайбочки и гаечки…
- То есть?
- Мы даем Евгению Михайловичу информацию. Если выживем - то с течением времени у него будет возможность проверить врем мы или нет… Ну а если все обернется и вовсе нехорошо, то…
Я вздохнул.
- Все равно обидно не будет… Просто развлечемся.
Никита просмотрел на него.
- Будете слушать?
Тот пожал плечами.
- Давайте… Фантазируйте…
История, которую мы рассказали товарищу по несчастью была написана очень крупными мазками. Мы за время пребывание в этом мире что могли вспомнили события, чудом застрявшие в глубинах наших мозгов.
Рассказывали так, словно пересказывали кому-то сюжет фильма - не торопясь, иногда возвращаясь и уточняя подробности. Начали, разумеется, с Фестиваля. С Московского, 1985 года, я рассказал о Фестивальном КООДе - Комсомольском Оперативном Отряде Дружинников, в котором довелось работать. Потом перескочили на Московскую Олимпиаду 1980 года. Рассказали про олимпийского Мишку и закрытие Олимпиады… Про смерть Высоцкого. Я вспомнил про землетрясение в Спитаке…
Мы вспоминали, иногда перебивая друг друга и добавляя какими-то чудом сохранившимися в памяти одного из нас нюансами. Рассказали про вход наших войск в Афганистан. Я припомнил про сбитый «Боинг», что каким-то манером залетел на Камчатку и как наша пресса врала по этому поводу, припомнили и про четвертую Звезду Героя у нашего Генсека и труды художников рисовавших Генерального Секретаря с нереально широкими плечами…
- А потом придет время, которое позже назовут «Гонкой на катафалках», - сказал Сергей. - Одним за другим, на протяжении пары лет уйдут из жизни Брежнев, Андропов, Черненко…
- И как черт из табакерки выпрыгнет некто Горбачев… - продолжил я. - И начнется Перестройка.
- Брежнев, когда? - спросил до сих пор молчавший и скептически улыбавшийся главный комсомолец.
Мы переглянулись. Даты - это все-таки самое слабые место. Мы точно знали, что случится, приблизительно представляли очередность событий, но вот точные даты… Кто ж знал, что это может когда-нибудь понадобиться?
- Дорогой Леонид Ильич помрет вроде бы 1982 году… - неуверенно сказал Никита. - В ноябре. Вроде бы после ноябрьских праздников….
- Не может быть… - пробормотал он.
- Почему это «не может быть»? - спросил я. - Все люди смертны и Генсеки не исключение… И помрет точно где-то в ноябре. Я помню трансляцию похорон по телевидению. Тогда показалось, что его в могилу уронили.
- Да не уронили его, - поправил меня Сергей. - Просто совпали в один момент опущение и залп салюта. Вот показалось, что его туда бросили…
- Кто вы? - наконец спросил он. Копилочка, похоже, дала трещину или вовсе разлетелась на части. Какие-то стены в комсомольском мозгу рушились. Прошлый опыт, в котором укладывалась Вселенная со своими законами, плавился, сливался, исчезал…
- Если коротко и непонятно - мы гости из альтернативной реальности, - терпеливо повторил я.
Он не ответил, но на лице проявилось такое удивление, что я поспешил объяснить.
- Я ведь и говорю - коротко и непонятно.
- Понятно мы и сами ничего объяснить на сможем. Просто примите как данность, что мы попали в нынешний 1973 год этой реальности из 2020 года какой-то иной.
Он посчитал в уме.
- То есть нам всем по шестьдесят с гаком лет и у нас за плечами имеется прожитая жизнь? Как?
- Вы не понимаете?
Он медленно кивнул.
- И мы тоже не понимаем. Это точно не чей-то научный эксперимент. Это или случайность, или произвол непонятных сил…
- Каприз Мироздания.
Ситуация пришла в точку, когда нужно было либо верить, либо нет.
- Вы вроде бы, нормальные ребята, - сказал он. - Если все это правда, то почему вы…
- Почему молчали?
Он кивнул.
- Ну вот сказали вам. Вы нам поверили?
Он не ответил.
- Вот именно поэтому и не пошли. Все, что с нами произошло не имеет материалистического объяснения. В церкви нам бы может быть и поверили бы, но зачем мы там? Второго пришествия в 2000 году не случилось.
- И предсказанными ацтеками конца света в 2012 году тоже не дождались.
- И, кстати, имейте ввиду, что если тут у нас все обойдется, то мы ничего вам не рассказывали… Будем считать, что это все нам почудилось.
- Так что мы совершенно сознательно отказались от того, что пророчествовать, а стали заниматься музыкой.
Музыки мы помним - море, а вот событий… Кто ж знал, что так сложится?
Я вздохнул.
- Понятно, что большая часть музыки не наша. Большая часть песен была бы написана в самое ближайшее время или у нас, или на Западе. Мы можем точно сказать кто это сделает, если мы немножко подождем…
- Например нашу песню о Комсомоле напишут Пахмутова и Добронравов.
Мы свернули разговор на знакомую нам музыкальную стезю, но Тяжельников остановил нас.
- Про Перестройку и Горбачева поточнее можно?
- Знаете его?
Тяжельников кивнул.
- Да. Был такой период в конце истории СССР, когда мы захотели дружить со всем миром. В экономике что-то вроде НЭПа, в политике - отпустили вожжи… Все стали свободными.
- Кончилось это тем, что СССР распался на 15-ть независимых государств, а ГДР и ФРГ, напротив, объединились. Все соцстраны быстренько вступили в НАТО. Мы, Россия, перестали быть сверхдержавой, но люди об этом не особенно горюют, так как в магазинах всё есть, если есть деньги, то можно, не дожидаясь очереди, купить любой автомобиль или квартиру.
- А возможность этого есть?
- У кого-то есть. А у кого нет - иди в банк, бери ипотеку и плати ползарплаты лет двадцать…
- Да… Партий - море. Есть и левые и правые и коммунисты, и либералы и демократы… Цирк, короче.
- Эта политическая вольница кончилось тем, что Горбачева отставили от власти. К штурвалу пришел Борис Николаевич Ельцин. Пьющий президент.
Я повернулся к Сергею.
- Сколько он страной-то рулил? Лет восемь?
- Около того. До 1999 года. Строил Дикий Капитализм. И построил…
- Да. А потом появился Путин. Владимир Владимирович… Крепкий мужик. Тонкостей не знаю, но страну до сих пор держит хорошо…. И, что самое заметное - из такого дерьма вытащил, что и представить сложно…
- Слушайте! - оживился Никита. - А он же где-то тут сейчас!
- В смысле?
- В Германии!
Я прикинул и отрицательно покачал головой.
- Нет. Он сейчас еще молодой. Наверняка еще в Питере… Я точно знаю, что он где-то в середине 80-х тут, в ГДР работал. Чекист, разумеется, а трудился он на посту директора «Дома дружбы ГДР-СССР», но вроде бы не в Берлине, а в Дрездене…
- А Питер это…
- Это Ленинград. В те времена…
Договорить я не успел.
Раздался звон стекла, и стало ясно, что вот оно… Началось… Штурм…
Нет. Это не превратилось в фильм. Тут, наверное, имелись свои режиссеры, но у них не было задачи показать действие максимально красочно, да и с возможностями переснять не получившийся дубль тут тоже было туго.
Через разбитые окна в зал полетели свето-шумовые гранаты и что-то еще…
Зал заволокло белым туманом, не то скрывая нас от террористов, не то вынуждая нас с ними кашлять и плакать о случившемся. Кому-то тут после того обязательно валяться трупом.
«Сколько мы еще не допели!» - мелькнула мысль и пропала куда-то.
Глава 8
10
Потом был грохот… Меня приподняло и покатило куда-то в сторону… В собственную смерть как-то не верилось, и навалившаяся на меня Тьма воспринялась не как переход в иной мир, а просто как темноту. Я почувствовал себя приемником, из которого вытащили батарейки и … исчез.
Сколько это продолжалось я не знаю. В себя я пришел от резкого запаха нашатырного спирта. Тряся головой, попробовал подняться, но чьи-то руки удержали меня.
- Лежите, юноша, лежите…
- Где я?
- В Караганде, - ответил мне из-за спины Никитин голос. - А если сказать точнее, то в Берлине…
- Интересная география.
Я попробовал повернуться, но у меня ничего не получилось. Желания не совпадали с возможностями, но сил задать самый главный вопрос хватило.
- Ты живой?
- Живой…
- А Серега?
- А что мне сделается? - прозвучало с другой стороны.
У самого меня однозначного ответа на такие вопросы не было - перед глазами плавали какие-то цветные пятна и шумело там так, словно рядом пузырился стаканчик газированной воды.
- А у меня в голове какой-то калейдоскоп… - признался я. - Что тут вокруг происходит?
- Все нормально. Жизнь течет… - успокоил меня Никита. - А калейдоскоп пройдет. У меня с четверть часа назад весь потолок в звездах был, а сейчас всё устроилось.
Я прислушался к своему телу. В общем-то действительно все более-менее ничего. Вместе с нездоровым кружением в голове можно было бы пожаловаться на плечо и колено, но я сдержался. Если б там было что-то серьезное, то на меня уже накладывали бы бинты и лубки, а так… Остальным, похоже досталось, куда больше, чем нам.
- А Тяжельников?
- Тоже живой…
- Где он?
- Уже побежал куда-то.
- Наверное пионерский костер затевает, чтоб изжарить на нем террористов…
Сергей засмеялся, но это движение и ему отдалось болью и смех перешел в злобное шипение.
- Нет. Костер - это не комсомольское мероприятие, - возразил Никита. - Он наверняка комсомольскую стройку затеял.
- Ага… - согласился Сергей. - Сейчас комсомольцы построят стенку покрепче и всех оставшихся в живых террористов около неё расстреляют…
- А, кстати, много их осталось-то?
- А кто ж его знает?
Я вытянул руку перед собой. Моя пятерня перед глазами расплывалась и отчетливо дрожала.
- Вы хоть заметили, что тут произошло?
- Освобождение заложников во всей красе. Ворвался спецназ и всех положил.
Через боль и кряхтения я все-таки повернулся.
- Убитые, раненые есть?
- Пока не известно…
Я нашел положение, в котором у меня почти ничего не болело и замер. Закрыл глаза, расслабился. Как же хорошо! Это были мгновения настоящего счастья.
- Интересно в нашем варианте Бытия такое было? - задумчиво произнес Никита.
- А кто ж его знает. Не исключено, что и в этом варианте тоже ничего не будет.
- Это как? - удивился он.
Не открывая глаз, я объяснил.
- Если сообщений в газетах не будет, то никто ничего и не узнает… Я, когда после института работал в НИИ, у нас, вокруг нашей группы, некий кружок поклонников организовался. Так в нашем кругу твердое правило действовало - «Неотмеченные события считаются не произошедшими».
- Это, наверное, был кружок не ваших поклонников, а кружок людей, ищущих повод для выпивки.
- Ну, не без этого, - согласился я. - Так что ждем…. Если с нас расписки о неразглашении возьмут, то мир возможно и не узнает о проявленном нами героизме… Журналистов тут не было, а с комсомольцами быстро договорятся.
- Получается История управляема? - сказал наш барабанщик.
- Скорее она непредсказуема. Сегодня одно невероятно, а завтра совсем другое… Помните, как с Иосифом Виссарионовичем получилось?
Суета вокруг нас становилась все более и более упорядоченной. Появилось еще несколько человек с белыми халатами с носилками.
- Пойдем или такси дождемся? - спросил Никита, кивая на носилки.
- Они без шашечек. Частники…
- Точно. Давайте попробуем сами… Чего людей утруждать?
С охами и ахами, помогая друг-другу, мы поднялись на ноги и потихоньку-полегоньку двинулись к выходу. Нас никто не остановил, только провожали сочувственными взглядами. Против моего ожидание за дверями зала не оказалось ни стола, ни человека в штатском, собирающего подписки о неразглашении.
Мы переглянулись. Похоже, делу хотели дать ход…
- Надо придумать какое-то героическое поведение для нас, - сказал Сергей. - Представляете какой пиар ход может получиться?
- Хорошая, кстати, мысль, - поддержал я его. - Герои нужны всякому времени… Может быть по медали дадут.
- Ага. Медаль «За отвагу на пожаре»… Ну вас, - остановил наши фантазии Никита. - Врать будем и завремся… Да и никто из нас ничуть на Рембо не похож, чтоб террористов гасить…
Людей вокруг нас хватало. Самых тяжелых уже унесли и тут остались такие как мы, на которых врачи махнули рукой - мол, сами оклемаются. Глядя по сторонам, я искал следы крови. Не бывает же такого, что такое вот событие и без кровопролития, искал, но не находил.
Выйдя из здания, мы поняли, что и впрямь, замолчать произошедшее никак не получится. Тут стояло несколько машин скорой помощи, полиция и какие-то машины явно военного вида. Там шла своя жизнь и на нас внимания не обратили. Мы боком-боком отошли в сторонку и уселись на парапет фонтана. За спиной у нас успокаивающе журчала вода. Намочив ладони, я прижал их ко лбу. Стало легче.
- А давайте подумаем, как мы теперь Евгению Михайловичу в глаза смотреть будем, - спросил Никита.
- Это еще вопрос захочет ли он сам в наши глаза глядеть, - ответил Сергей. - Подумает, что мы три сумасшедших идиота… Наговорили от страха что в голову взбредет.
- Ага. Физиологическая реакция. У кого от страха понос натуральный, а у кого-то - словесный…
- Это все пол беды. Ну, а если не подумает? Если он нас всерьёз воспримет?
Ответа на этот вопрос не было. Пока.
- Вот мы и снова пришли к тому же вопросу. Только на новом витке.
Я посмотрел на товарищей.
- Будем признаваться?
- Так уже признались… Вопрос - поверит ли.
- Да. Это действительно вопрос…
- А вот интересно будет, что он про нас и не вспомнит…
Я хлопнул ладонями по коленкам, попробовал встать, но у меня не получилось. Только привстал и плюхнулся назад. Сил не было.
- Значит будем считать, что мяч на его стороне… Захочет играть - будем играть.
- Только давайте договоримся. Игра будет коллективной, а не один на один…
Замолчать такое событие, разумеется, не удалось. Об этом позаботились и сами террористы, напечатавшие в газетах воззвание, да и наши журналисты, получив «добро» на отработку темы «наймитов империализма, стреляющие в светлое Будущее» постарались. Были гневные статьи, фотографии, собрания… Короче, Фестиваль запомнился не только красочным закрытием, но все этой шумихой.
Играть еще нам не получилось - приключения не прошли даром. Плечо ныло, требовало покоя и последние дни мы были балластом Советской делегации. Несколько раз разумеется пришлось разговаривать с товарищами в штатском, с нашими и с немцами, но вот что удивительно - товарищ Тяжельников к нам так и не подошел…
Мы ждали этого разговора. Сперва с нетерпением, а потом и с недоумением. Нашу песню про Ленина и Октябрь вовсю распевали, но и только. Авторами никто не интересовался. Он молчал, и мы молчали. Неужели все это ничем не кончится? Неужели обошлось?
- Ну и слава Богу… - сказал Сергей. - Не поверил, получается.
- Значит будем жить как жили, - решил Никита. - Вспоминаем песни и встраиваемся в Московскую музыкальную тусовку… Пора уже новые хиты народу выдать. Впечатлений в Берлине набрались, так вот будьте любезны.
- Кому на этот раз?
- Ну хотя бы Пугачевой. Девушка-то вот как развернулась!
- Это хорошо. Надо будет вспомнить что-то недалекое. У меня тут еще одно предложение появилось… Вы знаете, кто гимн Советского Союза написал? Слова, я имею ввиду…
- Конечно. Михалков. Отец того Михалкова, который…
- Который пока никто и знать его никак… Давайте лучше с его папой посотрудничаем!
- Нет, ребята. Я - против, - хохотнул Сергей. - Меня и старый гимн устраивает.
- Тьфу на тебя, - отмахнулся Никита. - Надо просто песню на его стихи написать!
- Написать, в смысле вспомнить?
- Песню про пионеров? - поморщился я.
- Причем тут пионеры? Помните Асадулин пел? «Мальчик с девочкой дружил…» Слова найдем, а музыку я помню….
Я вспомнил. Действительно такая песня была. Энергичная такая… Толкающая к поступкам.
- Да… Сотрудничество с автором слов текста государственного гимна - это круто! Таким же образом, как и с Андреем Андреевичем?
- Конечно. Попросимся в друзья, а потом выдадим шедевр…
Закрытие Фестиваля обернулась большим праздником. Все веселились, словно старались оставить в прошлом неприятности, связанные с террористами. Звучала музыка, песни, включая те, что написали мы, был салют… А затем советская делегация погрузилась в поезд и отбыла на Родину. А вот руководство делегации вылетело в Москву самолетом. Друзья не обратили на это внимания, а мне это показалось странным. Похоже, что Тяжельников избегал встречи с нами, ибо не знал, как ему вести, а поезд хоть и длинный, но все-таки могли бы и попасться друг другу на встречу. Может быть поэтому?
Друзьям я ничего не сказал. Пусть подозрения остаются подозрениями.
В Москве нас ждали встречи с родителями, раздача подарков и планы на будущее. Первый курс института. Первая картошка….
Наша учеба в нашем институте, как, наверное, у всех советских студентов, началась с поездки на картошку. Это мероприятие длилось недели три - студентов вывозили в какой-нибудь совхоз и те помогали селянам собирать выращенный урожай овощей. Может быть какие-то институты типа балетного техникума или ВГИКа от этой повинности и освобождались, но МИИСП - ВУЗ сельскохозяйственный, а значит судьба наша была этим выбором определена. Наших рук ждали картошка, морковь и свекла… У Никиты в его МИИТе все было точно также.
В последний день перед выездом мы встретились в ДК на репетиции. Настроение было невеселое. Сентябрь, дожди, и понимание того, что почти на месяц мы будем отлучены от музыки. Мы играли, играли, играли, вспоминая старые и новые песни и каждый думал, что новая встреча произойдет ой как не скоро.
- Ладно. Впрок не наиграемся… - со вздохом сказал Никита, снимая с плеча гитару. - Тут впору подумать той же мы дорогой идем, товарищи…
- Той, - откликнулся Сергей. - Той самой, которая уводит от армии. Или новые варианты появились?
- В психичку только если? - невинно предложил я. - В Кащенко всем составом.
Ребята промолчали.
- Можно было в милицию.
- А возьмут? - оживился Никита.
- Меня нет, - признался я.
- Тогда в КГБ.
- То есть пойти и сдаться?
Кузнецов пожал плечами.
- Тогда не обсуждаем… Нужно было тебе вместе с нами в МИИСП поступать, тогда все было бы проще. Думаю, что в той деревне, куда мы едем, Клуб есть и инструменты какие-никакие найдутся. Мы-то с Серегой поиграем, а вот ты…
- А ему впрок стихи писать, - посоветовал Сергей. - Тебя куда посылают?
- Деревня где-то под Дмитровым. Рогачево…
- А нас Сергеем под Серпухов.
Я прикинул как эта география смотрится на карте.
- «Дан приказ ему на запад ей в другую сторону…» Все как по песни. Только в реале тебя - на север. А нас - на юг… Давайте подумаем, как связь держать будем? Мало ли что?
- Ты имеешь ввиду Тяжельникова?
- И его тоже. Кто знает каким боком жизнь повернется?
- Ну и как тут её держать?
Мы посмотрели друг на друга, в который раз осознав в какое Средневековье провалились. Не только телефонов - пейджеров еще нет! Придется не смсками обмениваться, а телеграммами… Или заказывать междугородные разговоры.
- Вот и я про это… Адрес есть?
- Ладно. Адресами обменяемся и, если что-то экстренное, то через родителей.
…Наша учебная группа 11Р оказалась разновозрастной. Вместе с такими дедушками, как мы с Сергеем, тут имелось два десятка недавних зеленых школьников и четверо парней уже отслуживших в армии. Вот из этих ребят на первом собрании группы мы и избрали старосту и комсорга. Выбор был очевиден - эти могли не только попросить, но и потребовать. Ребят было большинство, но и пять девушек тоже обнаружились. Ничего. Жить можно… Решив все оргвопросы на завтрашний день назначили выезд.
Как там пелось в песне? «Сборы были не долги…» Так вот и у нас. На следующий день нас погрузили в автобус у повезли куда-то в район Серпухова. Как оказалось, я еще помнил это место. Не город, но уже и не деревня. Посёлок городского типа.
Хотя с виду - деревня-деревней, но все-таки смычка с городом тут уже произошла. От Серпухова туда можно было доехать на автобусе, тут стояла почта, десятка четыре домов и главное - имелся очаг культуры. Клуб. Обшарпанный, как все вокруг, но…
Представляя на что будет похожи эти три недели, я, оглядев поселение, поинтересовался у новоизбранного комсорга:
- Чем вечерами заниматься будем? Как бы нам тут не спиться.
Я точно знал, что говорил. Те три недели, что мы тут будем работать, днем нам придется заниматься сбором картошки, а вот чем нам заниматься вечером? Чем нам занять вечера?
Альтернативой выпивания немереного количества водки могли стать только танцы. Конечно одно не исключало другое, но студенту все-таки интереснее выпить и пойти танцевать, чем выпить и выпасть в осадок.
А раз так, то, значит должна быть музыка.
Конечно Никита в этот момент был не с нами. Но я твердо был уверено, что это не станет нам помехой. Мы тут не пластинку собрались записывать, и слушатели у нас будут простые, как… Как я даже не знаю что. Как черенок от лопаты. Так что справимся.
Комсорг группы, тоже, похоже, думавший об этом спросил:
- Есть предложения?
- Есть. Танцы можно будет устроить… Мы с Сергеем - половина ансамбля.
Он оглядел нас.
- А вторая половина?
- Вторая половина, точнее треть, копает картошку в другом районе Московской области.
Я панибратски похлопал его по плечу.
- Но я думаю, мы справимся.
Сергей кивнул.
- Так вы вдвоем все сможете организовать?
- В принципе, конечно, можно и третьего поискать… Ты же понимаешь, что у нас в стране на вопрос «Третьим будешь?» всегда следовал утвердительный ответ, ну и, разумеется, находился сам третий находился.
- Значит надо будет, как устроимся, клуб найти и сходить туда.
Решив вопросы размещения, мы вечером пошли в клуб, прихватив с собой комсорга.
Директор клуба - невысокий, упитанный человек чем-то неуловимо походил на другого нашего знакомого директора ДК.
- Товарищ директор! У нас к вам просьба.
- И предложение, - поправил я комсорга.
Он посмотрел на нас внимательно.
- Студенты?
- Да. Приехали помогать вам с картошкой… Разместились, а теперь хотим поинтересоваться как у вас тут с культурно-массовой работой?
Он сидел, мы стояли, но это не было проявлением невоспитанности. Сесть в маленьком кабинете было попросту не на что. Он все понял правильно. Улыбнулся.
- У нас из точек культуры только сельпо и этот клуб.
- И где чаще можно видеть молодежь? - поинтересовался я. - У вас или…
- Молодым везде у нас дорога, - строкой из песни ответил Директор, а потом уточнил. - У нас оба очага культуры как сообщающиеся сосуды. Они сперва ходят в один, а потом в другой…
- Ну вот примерно так мы себе и представляли. Может быть сделаем так, что б они туда пореже заходили, а к вам - почаще?
- Есть идеи?
- С этим и пришли. У вас музыкальные инструменты есть? Гитары, барабан, усилители… Если имеются, можно будет по вечерам танцы устраивать…
- Веселой жизни захотелось?
Я кивнул.
- Именно. Работать будем много, а значит надо, чтоб была возможность отдохнуть…
Он задумался.
- Знаете, наверное, что нам песня строить и жить помогает? Вот мы под хорошую песню в ваших полях всю картошку уберём!
- Ага. А может быть и в соседних полях что-нибудь прихватим! - добавил Сергей.
Его молчание обернулось предложением.
- Давайте пойдем посмотрим… Не знаю на что вы рассчитываете, но…
Инструменты тут нашлись. Совсем простенькие, но и мы не привередничали. Две гитары с каким-то древним, чуть же не ламповым, усилителем и ударная установка из трёх предметов. Бедно, конечно, но ведь нам больше и не нужно. Сережа, конечно поморщился, но иных вариантов просто не имелось.
- За неимение гербовой… - сказал я, глядя на все это богатство.
Комсорг кивнул. В инструментах он конечно же не разбирался, но выражение наших лиц оценил.
- Надо будет на всякий случай кого-то поискать что кто-нибудь на басу струны подергал.
Я постучал комсорга по плечу.
- Вот будет тебе комсомольское поручение - поговори с ребятами. Может быть кто-то сможет нам с бас-гитарой помочь?
Глава 9
11
Евгений Михайлович Тяжельников сидел в своем кабинете на Малой Сухаревской и смотрел на полки с книгами. Маркс, Ленин… Темно-синие тома стояли перед ним как советчики, готовые ответить на все вопросы. Если в своей жизни и встречались вопросы, то в этих книгах он всегда отыскивал ответ на них.
Ленин не просто так сказал: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно!»
Только вот как получилось в этот раз? Почему он, прочитавший все эти и множество других умных книг, не может найти на вопросы, что засели в его голове? Почему не может объяснить произошедшее с ним?
Что это было? Эти трое мальчишек? Кто они? Проще всего было бы отмахнуться и уйти в срочные и важные дела, а их хватало, но червячок внутри не прекращал точить. А вдруг это все-таки правда? Невероятная, невозможная, не объясняемая никакими книгами, но - правда? Какова тогда цена ошибки? Его страна?
А если поверить? Просто поверить на основании каких-то россказней? Кому? Троим мальчишкам?
Уж очень это походило на веселый розыгрыш… Только, конечно, ситуация там была… Реально непонятно было кто там остается жить, а кто - нет. И вот тут шутить? Это кем же надо быть… Каким запасом оптимизма нужно обладать?
«Нет. Ничего не ясно. Ничего я сейчас не решу…» - понял Евгений Михайлович - «Это ведь серьезнее, чем чье-то персональное дело. А значит, надо разбираться, собирать сведения… Если они те о чем говорят, посланцы из будущего, а не провокаторы или шутники, то есть шанс отличить одних от других. Но сперва понять кто они такие… Через райком комсомола и через школу. Повод? Повод найдется».
Он усмехнулся. Точнее, повод очевиден. Недавние выпускники школы, участники Фестиваля, герои, известные музыканты! Это ли не повод поговорить о трех славных ребятах?
А уровень?
Он побарабанил пальцами по столу.
Уровень, уровень… «Комсомольская правда» это все-таки через-чур, а вот «Московский комсомолец» … Тем более они вроде бы говорили, что у них там есть знакомые. Точно. Так и надо сделать.
Он поднялся, подошел к окну. В какой-то степени он понимал, что просто оттягивает принятие решения, но с другой стороны нельзя же принимать его не опираясь на какую-то доброкачественную информацию? Слова - это только слова.
Кто они такие? Как появились? Вот когда он будет знать это, вот только тогда можно будет принимать хоть какое-то решение.
Хорошо, когда мысли превращаются в план.
Главный комсомолец страны снял трубку телефона и вызвал референта…
…На следующий день в кабинет директора школы № 456 вошел человек, который представившийся корреспондентом газеты «Московский комсомолец». Предупрежденный звонком из райкома комсомола директор, Семен Петрович Креймерман, уже ждал его.
- Добрый день! Вы директор?
- Да.
Гость протянул руку.
- Я корреспондент «Московского комсомольца». Меня зовут Андрей Васильевич.
Гость протянул директору книжечку редакционного удостоверения.
- Семен Петрович Креймерман… Чем обязан?
Директор указал пришельцу на стул напротив себя. Сразу было видно, что человек пришел по делу. Он уселся и на соседский стул поставил портфель, из которого быстро достал маленький магнитофон, блокнот и ручку.
- Я хотел бы поговорить о ваших недавних выпускниках…
Семен Петрович улыбнулся.
- Я даже догадываюсь о каких именно… Вы хотите писать он ребятах из «КПВТ»?
- Да. Расскажите о них.
Корреспондент подключился к розетке, вставил в магнитофон штекер микрофона.
- Вы знаете, я не смогу вам много рассказать… Вам, наверное, лучше поговорить с родителями или классным руководителем.
- Я непременно это сделаю, но и ваше мнение мне важно. Они ведь учились у вас десять лет?
- Девять. Когда наша школа открылась они пришли во второй класс.
- Какие они были?
Семен Петрович не задумываясь ответил.
- Самые обычные. Учились нормально. Звезд с неба не хватали…
- И даже не пении? - улыбнулся корреспондент.
- И даже на пении, - серьезно подтвердил директор. - Я ведь говорю - обычные ребята. И только в девятом классе они развернулись.
- И ничего не предвещало этого?
- Именно! Они словно резко повзрослели, поумнели. И тут дело не только в музыке. Они и к учебе стали относиться гораздо серьезнее.
Он встал, подошел к одному из шкафов и достал оттуда журнал.
- Вот посмотрите. Классный журнал.
Корреспондент уже понимавший, что увидит перевернул несколько страниц. Там против фамилий интересных ему людей тройки постепенно сменялись четверками и пятерками.
- Насколько я помню, они закончили школу без троек. Вас это не удивило?
Семен Петрович пожал плечами.
- Почему это должно удивлять? Рано или поздно дети взрослеют и берутся за ум. Если они обретают цель в жизни, то это помогает им стать из детей взрослыми. Думаю, тут и в этом случае произошло что-то подобное. Их увлечение музыкой заставило их повзрослеть… В конце девятого класса произошло нечто. Что стало причиной превращения обычных школьников в …
Он остановился. Подбирая слово.
- В? - наклонился над ним корреспондент.
- В людей, точно знающих что им нужно, осознающих свои цели и возможности.
- А что-то кроме музыки могло говорить о том, что они стали серьезнее?
Несколько секунд директор хмурился, припоминая и вдруг сказал:
- Ну конечно! Хорошо, что вы напомнили! В конце последней четверти РОНО рекомендовало провести в выпускных классах сочинение на тему «Какое оно, будущее?»
Корреспондент покивал.
- Да, да… Мы слышали об этой инициативе.
- Сами понимаете, что в нашем времени, где все дети увлекаются фантастикой, космосом, освоением Луны и Марса написать можно будет очень много.
- Конечно.
- Так, собственно и произошло. Большая часть сочинений и описывало наше будущее как советские базы на Луне, полеты к Марсу и тому подобное.
- Но не они?
- Да. Один из них отличился. Сейчас я вам покажу… Я специально оставил. Не удивлюсь, что со временем он начет писать не только песни, но и книги. Уж слишком оно выбирается из общего ряда…
- Чем?
- А сейчас сами увидите.
Семен Петрович наклонился над ящиком стола. Перебирая бумаги он продолжал говорить:
- У него нет той фантастики, о которой пишут в романах и рассказах. Это вроде бы описание реальной жизни. Это то будущее, которое существует не на орбите Земли или на Лунной базе, а то, которое заключено в стенах его своей собственной квартиры. И, кстати, очень привлекательное у него будущее получилось. Я бы хотел пожить в таком!
Корреспондент недоверчиво склонил голову на бок. Листок с сочинением наконец нашелся.
- Вот.
Перед ним появился лист бумаги, на котором наверху было написано «Какое оно, будущее?» Он прочитал раз, другой…
- Вы позволите, я сфотографирую?
- Разумеется.
Тяжельников смотрел фотографию с сочинением, которое уже успел прочитать уже с десяток раз.
И что он узнал? Что это очень необычные мальчишки? Так он и до этого был в этом уверен. Да. Резко повзрослели, взялись на ум… А почему? Нет, нет, - остановил он себя - не о том думаю. Тут другое главное. Если это сочинение и мальчишки связанны между собой, то именно в нем можно отыскать ответы. Они ведь упоминают о каких-то людях. Не даром же говорится, что Будущее прорастает из настоящего. Что это за люди? Зюганов… Фамилия не рядовая. Это не Иванов или Петров… Хотя, наверное, и таких в Союзе хватает…
Он перечитал сочинение…
«Вон он как в будущем. Всемирная Информационная Сеть Интернет … Написал фамилию и вот ты как на ладони…. А нам как?»
Он вздохнул. Ничего и посложнее задачи бывали.
«Ну что-ж… С пустого места на такую высоту как Генеральный Секретарь Компартии не заскочить, - подумал Тяжельников. - Сколько сейчас может быть такому вот Зюганову? Лет 20 - 25? Вполне комсомольский возраст… Значит надо искать такого Зюганова, кто уже сейчас занимается общественной работой…»
Он поднялся, прошелся по кабинету.
Правильно товарищ Ленин говори. «Социализм - это контроль и учет»! У нас в комсомоле есть и то и другое. Учет-то точно налажен. Есть билеты, есть учетные карточки… Неужели мы у нас комсомольца не найдем? Это же не Китай и не Венесуэла. Если есть такой человек на самом деле, то он обязательно отыщется. А человек - это человек, а не слова, не пустой звук, который прозвучал и - исчез. Это - факт! Так. А все другие? Те, о ком он там пишет…
Он пальцем поискал на фотографии фамилии.
«Вот они. Те, пожалуй, тоже совсем молодые. Вряд ли старше нашего Зюганова… Нам найти китайца в Китае проблематично. Они там и сами не знают сколько их там народу, да и отношение у нас сегодня не те, так что… А вот в Венесуэле человека можно будет попробовать поискать. Венесуэла - это не Китай. Только, разумеется, не Комсомолу… Если мы найдем этого самого Зюганова у нас, то можно будет поискать возможность привлечь к этому совершенно иную структуру… Но сперва - товарищ Зюганов. Если он, конечно, существует».
…Жизнь сделала нам шаг навстречу - порадовала погодой. Дни стояли сухими и теплыми. При взгляде на совхозные поля в голове всплывали не то картина Левитана, не то этикетка портвейна «Золотая осень» - золотые березки, робко зеленеющие вдалеке поля, дальняя речка. Лепота, одним словом. В такую погоду и работалось ударно. Нас утром на автобусе вывозили в поля, и мы собирали картошку в мешки и оттаскивали их к дороге. Ну это, конечно, мужики. А наши девочки кашеварили, готовя нам обед.
Ближе к вечеру, часам к пяти, нас забирал автобус и возвращал в город, предоставляя нам свободное время. Проводили его по-разному. Романтики, пока этого позволяла погода выходили парочками в поля на ранее приметенные стога, реалисты, которых было большинство, заходили в магазин и в общежитие играли в карты. Нам же, взваливших на свои плечи нелегкую ношу культпросвета, оставалось идти до конца. Мы после работа шли репетировать.
Бас-гитариста мы так и не нашли. Точнее, по наводке нашего комсорга, трое ребят подходили к нам с уверениями, что умеют играть, но никто из них нам не понравился. Нас, студентов, тут было несколько учебных групп, из разных институтов, общим числом под сотню и гитаристов там хватало, но вот таких, кто мог играть прилично именно на бас-гитаре не нашлось… Мы, конечно же, и не рассчитывали встретить тут Маккартни - где он и где Серпуховской район! - но все-таки, все-таки, все-таки… Однако нашелся неожиданный выход их положения!
Пару дней мы с Сергеем репетировали и пробовали кандидатов, а потом, поняв, что лучше уже не будет, устроили-таки танцы…
Два усилителя, микрофонные стойки, к которым синей изолентой примотаны микрофоны, немножко барабанов и полуакустический «Урал» для меня. Хорошо еще, что усилителей нашлось два и оба работали. К одному подключился я, а во второй вставили микрофоны. Нам было просто. Мы играли наш ресторанный репертуар. То бишь то, что играли обычно на свадьбах. Народ разошелся, но самое веселье началось, когда пришли местные. Этим хотелось не только потанцевать и на людей посмотреть, но и себя показать. На студентов они смотрели как законную добычу, забредшую по случайности в их охотничьи угодья и уже включили их в свою пищевую цепочку. В пику городским, они даже патриотически захватили с собой гармошку. Не то, чтоб местные молодые люди были настолько патриархальны, но вот очень им хотелось показать всю глубину отрыва интеллигенции от народа…
Но получилось по-другому…
Несколько песен местные наблюдали за студентами, словно прикидывая с кого начать. Предощущение драки чувствовалось настолько явственно, что не нужно было быть ни Мессингом, ни Вангой, чтоб предсказать что вот-вот случится. Напряжение в зале копилось, словно капля воды, собравшейся сорваться с сосульки, но… Капля не сорвалась.
Маленькое чудо случилось, когда мы заиграли «Человек и кошка»…
Я уже говорил, что мы не делали секрета из наших песен и множество людей уже знали их. На кассетах была и эта песня. Никита солировал там на аккордеоне.
И вот когда мы начали играть местный гармонист подключился к нам и очень хорошо. Эта была та самая веселая гармошка, а не солидный Никитин аккордеон. Я прекратил играть.
- Эй, гармонист, давай к нам!
Я протянул тому руку, помогая забраться на сцену.
- Хорошо играешь… Про «КПВТ» слышал? Или про «Мятое зеркало»?
- Слышал…
- Другие песни их знаешь?
Он кивнул.
- Ну тогда давай подыгрывай…
И мы дали… Парень, его звали Семен, действительно знал многие из наших вещей, и мы с удовольствием слушали, как гармошка создаёт совершенно новое, небывалое ощущение от знакомых песен. Но самый кайф, конечно, был от «Человека и кошки». Гармошка была тут на самом видном месте, и я подумал, что если когда-нибудь мы будем писать свой диск (случится же это рано или поздно!), то Семена нужно будет пригласить, чтоб он сыграл с нами в этой песне.
В перерыве он спросил.
- А вы-то откуда их столько песен знаете?
Мы с Сергеем переглянулись.
- Мы в этом название средние три буквы - П и В. Мы эти песни написали.
Я сказал и ничто у меня в душе не дрогнуло. Наверное, правду сказал…
Это всё как-то разрядило обстановку. Собиравшаяся сорваться капля драки не сорвалась, а произошло какое-то братание нардов. Мы играли, люди танцевали, потихоньку выпивали и никто не портил праздника.
Так все и продолжалось две недели - днем работа, а вечером мы с Сергеем и Семеном устраивали танцы. Я слушал его и уже прикидывал как может украсить наши песни хороший клавишник.
К концу месяца погода испортилась. Зарядили дожди, и работать в поле стало невозможно. В один из таких дней мы с Сергеем, украсив свою жизнь бутылкой портвейна, уселись в клубе и принялись вспоминать наши долги.
- Пугачеву мы забыли! - напомнил Сергей. - Обещали же что-то ей…
- А пусть и дальше свои песни поет. Нечего её баловать….
- Вот и я так считаю… Давай для неё сочиним «Все могут короли»…
- «Все могут короли»? - с сомнением повторил я. - А это не выстрел за горизонт?
- В смысле?
- Ну, не рановато-то ли? Когда она у нас появилась?
Сергей прищурился, вспоминая.
- Сам понимаешь точно не скажу, но точно после 1975 года. Это ведь с диска «Зеркало души»? Я точно помню, что слушал её на «Радиотехнике - ЭП 101», а эта вертушка у меня появилась точно после армии появилась, а значит не раньше 1976 года. Мне её родители на день рождения подарили.
- Получается года три…
Я почесал пробивающуюся щетину. У меня росла моя в этой жизни первая борода.
- Если так, то тогда можно… А слова?
- Припев я помню.
Вот этому я не удивился.
- Припев все помнят, а куплет?
- Ну давай что-нибудь на коленке придумаем… Рыбу какую-нибудь, а потом Никита её обкорнает, приведет в форму…
- Ну хоть что-нибудь помнишь?
- Что-то там было «жил-был, жил-был» … И «звался он Луи Витон»…
Первый куплет выплыл из тумана как «Титаник». Я точно понимал, что в этот момент мы сочиняем мегахит. Если уж написанную в середине 70-х годах двадцатого века песенку помнили и в 20-х годах следующего века, то это точно нерядовая песня.
- И все?
- Пока все… Давай напряжёмся и…
- Да уж придется.
В том тексте, что мы помнили, зияли какие-то прорехи, хотя основное было ясно. Были понятны ритм и размер. Ничего. Никита справиться, а может быть и сам все вспомнит. Он у нас мастер превращения наших худосочных карасей в приличных осетров.
Взяв карандаш и листок бумаги, я торопливо принялся писать то, что стало всплывать из глубин памяти.
- Не Луи Виттон, а Луи Второй, - поправил я товарища. - Мы же тут не собираемся импортную кожгалантерею рекламировать?
Серега засмеялся, поняв, что ошибся. Реклама прошлого мира еще крепко сидела в наших головах.
- Бедный Дербенёв, - вздохнул я. - Он ведь даже не узнает, чего лишился…
- А это его?
- Наверняка…
- Ну и ничего страшного. Меньше знаешь - крепче спишь…
- Спи моя радость усни… - автоматом напел я.
- Новая песня? - оживился Сергей. - Я это уже где-то слышал.
- Это старая песня, - отозвался я. - Настолько старая, что её, кажется, Моцарт написал…
- Жаль…
Он промычал несколько тактов.
- А ведь впрямь хороший вальс мог бы получиться… Кобзону бы точно подошел.
Я попытался припомнить еще какие-нибудь слова, но ничего так и не припомнил. Вместо этого появилась иная, революционная, идея.
- А не приблизить ли нам песню к нам исторически и географически?
Моей мысли Сергей не понял.
- Ты говори, да не заговаривайся. Это как?
- Ну не «жил да был король», а что-то про царя. Зачем нам чужие короли, когда у нас свои цари есть?
- А размер? «Жил да был один царёк…»? - брезгливо сказал Сергей. - Тьфу…
- Ну почему «царёк»? С чего это такое неуважение к коронованной особе? Можно ведь и так… Если «Жил да был, жил да был, жил да был Российский царь…»
Сергей недружелюбно оскалился.
- Ну-ну… Тогда и дальше давай…
Я поскрипел мозгами.
- Ну вот примерно так…
«Жил да был, жил да был, жил да был Российский царь
Правил он как мог Россией и людьми
Звался он Колян Второй звался он Колян Второй
Но, впрочем, песня не о нем, а о любви…»
Сергей покачал головой.
- Это точно. С такими словами в итоге песня получится не о любви, а о революции… «И в роковой подвал пошел совсем с другой…» А оно нам нужно?
Я почесал затылок. Прав Серёга, что ни говори - прав.
- Пожалуй… Мало позитива. Ладно. Пусть Никита вспоминает или дописывает про Луи Второго.
Дверь где-то рядом хлопнула, и я торопливо спрятал бутылку вниз. Оказалось, поспешил. Пришел Семен.
- Привет!
- Привет….
Он оглядел нас, стол, лист бумаги между нами.
- Вы что тут? Бездельничайте?
- Вот еще… Работаем.
- Это в поле работают, а вы…
Он потянул носом.
- Вы тут портвейн пьете…
Сергей засмеялся и вернул ополовиненную бутылку обратно.
- Так одно другого не меняет. Мы тут песню пишем.
- Ну и хорошо… Значит я ваш творческий процесс не прерву?
Он сунул руку в сумку и достал оттуда еще одну бутылку, сестру нашей. Я достал чистый стакан. Не чинясь, гость достал спички, расправил пробку и сдернул её, зацепив о край стола.
- Так что вы тут делаете?
- Песню сочиняем…
- Серьезно? И как?
Я двинул к нему лист с текстом. Мы Сергеем вспомнили два куплета целиком, несколько строчек из иных куплетов и припев. Все остальное можно будет вспомнить или сочинить позже. Он прочитал, пожал плечами.
- А музыка?
- Будет музыка. Вот послушай и подыграй.
Не подключая гитару к усилителю я сыграл куплет. Сергей подержал меня стуча ладонями по столешнице.
Семен поморщился.
- Ну и кто её петь будет?
Мы знал будущее, а он - нет и поэтому Сергей смело ответил:
- Вся страна и ближнее зарубежье тоже.
- Нет, я серьезно. Тут явно женский голос нужен.
- Раз нужен, значит будет. Мы же не только для себя песни пишем, но и для других. Есть у нас хорошая певица на примете. Ты лучше подыграй мне, с посмотрим, что из этого получится.
Мы вошли во вкус.
Все-таки это особенное удовольствие, когда берешь хорошую, добротно сбитую песню и отыскиваешь в ней возможность что-то улучшить… Что у меня, что у Сереги в головах уже звучала песня, спетая Аллой Борисовной в другом мире лет пять тому вперед, но ведь то, что звучало в наших головах, играл большой эстрадный оркестр, а у нас - только три инструмента. Точнее гитара, гармонь и Серегины ладони.
Гармонь открывала новые горизонты.
Она руках Семена добавляла в песню то, что там еще никогда не было. Когда он переливами сопровождал фразу «…у стен двора пасла гусей…» и впрямь представлялась русская деревенька и в музыкальный ряд просто просился колокольный перезвон. И никакого Николая Второго нужно не было.
Мы играли до того момента, когда стало понятно, что в три инструмента нам лучше не сыграть.
- Ну и хватит…
Я подмигнул Сергею.
- Думаю, что мы найдем кому её предложить.
Разлив остатки вина по стаканам чокнулись.
- А как же у вас так получается - новые песни сочинять? - с нескрываемым уважением местный житель.
- А мы как радиоприемники, настроенные на будущее… Ловим сигналы оттуда, и то, что понравилось запоминаем и записываем. А там музыки много. Просто море…
- Ты про ноосферу слышал? - спросил я Семена, добавляя тумана с Сергеевы рассуждения. - Все уже придумано до нас. Вот это самое «все» и вертится в этой самой ноосфере. Некоторые люди могут к ней подключаться и брать оттуда информацию. Творческие люди как раз такие. Мы - из таких.
Глава 10
12
А следующий день принес нам приятный сюрприз… Когда мы готовились к очередным танцам дверь в зал открылась и дверях появился замдекана. Он галантно придержал дверь и в зал вошла… Пугачева.
- От оно как! - сказал Сергей, прекратив пробовать «бочку». - Похоже, по нашу душу?
- По вашу душу? - спросил Семен. - Это кто?
- Это тот самый женский голос, о котором ты вчера беспокоился.
Я спрыгнул со сцены навстречу гостям.
- Здравствуйте Михаил Николаевич! Здравствуйте, Алла Борисовна! Какими судьбами к нам? Мы, кстати, вас вчера вспоминали. Не икалось вам?
Глядя на Пугачеву, я машинально сунул руку заместителю декана и тот вероятно также машинально пожал её.
- Необходимость…
- Нужда позвала в дорогу… - пробормотал Сергей.
- Ну, можно сказать и так, - согласилась Алла Борисовна. - Срочно нужна новая песня. Срочно. У вас есть?
- Объясните сперва как вы нас нашли-то? - насторожился я. Червяк подозрения, что последнее время грыз меня, поднял голову и огляделся - нет ли опасности?
Несмотря на то, что мы вроде бы договорились считать, что Власть нас всерьез не восприняла в серьез и про нас забыла, все мы нервничали, понимая, что жизнь застыла в каком-то неустойчивом равновесии.
Получилось так, что в наших отношениях с ней образовалась тягостная пауза. Она тянулась и тянулась. Жизнь сейчас напоминала тот самый момент, когда музыкант, взявший по медной тарелке развел руки и замер в ожидании подходящего момента, чтоб соединить их. Я представлял, что тишина уже звенит ожиданием удара и медный начисленный блеск инструментов походит на блеск кинжалов, готовых взрезать набухшую ожиданием тишину, чтоб освободить звук…
Каждый из нас чувствовал эту паузу в жизни и понимал, что она не может длиться вечно. Любое странное или просто непонятное нам событие или действие я рассматривал как предпосылку к резкому развороту жизни. Приезд певицы был событием из этого ряда.
Но она улыбнулась.
- Просто. У родителей ваших узнала где вы учитесь, потом позвонила в институт и вот Михаил Николаевич любезно предложил подвести меня сюда, благо он и так собирался посмотреть, как вы тут устроились…
Наш замдекана кивнул.
«Значит не Тяжельников» - подумал я. - «Неужели и правда только из-за песни?»
- Так в чем нужда-то?
- Готовим новую программу. Там много лирики и я подумала, что может быть вы сможете дать нам что-то энергичное. Вы же такое умеете?
Она смотрела на нас как взрослый, успешный человек смотрит на детей. Это, конечно же, был не «развод», но и на равнозначное сотрудничество тоже не походило. Мы переглянулись. Ну-ну….
- Вы вовремя, - сказал Сергей. - Мы вот только-только песню написали… Слова пока не все. Вы помните слова у нас наш поэт пишет, но основу можем вам показать…
- Я думаю, вы оцените… - поддержал я товарища. Я поискал глазами Семена.
- Семен! Помнишь, что вчера играли?
И мы дали…
Гости послушали. Алла Борисовна попросила сыграть еще раз. Видно было, что она «примеряет» песню на себя, как новое платье. Подойдет? Не подойдет? Потом сама вышла на сцену и взяла листочек со словами.
- Хотите сами? Пробуйте.
Семен начал вступление, и мы подключились. Эти два куплета и припев мы повторили раза три и только тогда Пугачева остановилась.
Она почувствовала песню, раскраснелась. Как человек музыкально образованный, она уже видела аранжировку, понимала, что может получиться из песни при правильном обращении.
- Ну так что? Качественный продукт? Берете?
Ответ быстрый, легкий, из глубины души.
- Да!
Я побарабанил пальцами по столу, обозначая глубокую задумчивость. Вздохнул - тяжело принимать такое решение.
- Хорошо. Песня будет вашей… Но у нас будет встречная просьба.
- Пожалуйста.
- Вы введёте нас в московскую музыкальную тусовку.
Певица вопросительно наклонила голову.
- Что, простите?
- За языком следи, - прошептал в спину Сергей и я тут же поправился.
- В круг московских музыкантов, в круг ваших знакомых. Годится?
Алла Борисовна мило улыбнулась.
- Хорошо.
- Кстати совет. Тут можно не только петь. Но и играть… В конце как-нибудь вот так сделайте…
Сергей растопырил пятерню и поднял её над затылком, то ли пародируя, то ли обозначая королевскую корону. Этот пугачевский жест из прошлой жизни он хорошо вспомнил…
- Публике это понравится. Будет весело и красиво….
Она кивнула.
- Когда песня будет готова?
Я прикинул сроки.
- Примерно недели через две.
- Так долго? - она помрачнела. - А раньше? Раньше никак нельзя?
Я с сожалением развел руками.
- Наш поэт тоже копает картошку, только в другом районе Подмосковья. А связи у нас с ним нет.
- Да, - поддакнул Сергей. - Времена нынче не те.
- Адрес у нас есть, но сами понимаете сколько дней пойдет письмо туда и сколько обратно… Да и наша «ссылка» - я с улыбкой посмотрел на Михаил Николаевича, - заканчивается только через неделю… Так что никак.
Певица повернулась к Михаил Николаевичу.
- А вы не могли бы отпустить этих замечательных студентов домой пораньше?
Замдекана не успел ничего ответить, как певица добавила:
- Готова пообещать, что не буду есть картошку в течении двух недель…
Наш «хозяин» улыбнулся в ответ.
- Это слишком большая жертва. Не стоит нарушать режим питания… А ребят я отпущу. Им и в Институте у нас работа найдется.
Он посмотрел на нас.
- Собирайтесь. Мы подбросим вас до Москвы… А завтра - в деканат.
- С вашего разрешения - в понедельник, иначе мы не сможем выполнить обещание Алле Борисовне…
Я поклонился певице.
- Тогда дня через четыре…
Потом повернулся к замдекана и объяснил.
- Завтра пятница… Завтра мы поедем искать нашего товарища, что учится в МИИТе, а уж когда найдем…
- Хорошо. Согласен.
Вечером мы уже были в Москве и весь вечер четверга прошел в поисках бумажки, на которой я записал адрес Никитиного совхоза. Разумеется, я её не нашел, так что утром я пошел искать её к Володину. Там её также не оказалось, что вообще-то было не удивительно - бумажка, потерянная в одной квартире, вряд ли найдется другой, тем более если эта квартира находится двумя этажами выше.
- Ну и что будем делать?
- Включим логику… Кто-то же знает куда увозят студентов МИИТа выковыривать овощи из земли?
Я молча согласился с товарищем.
- Значит нам осталось только понять кто этот человек и связался с ним!
- Диалог как из КВНа. Ты представляешь, как его найти?
- Без Интернета? Легко!
Сергей снял с полки телефонный справочник и зашелестел страницами. Пожалуй, он прав. Простые решение, они самые верные.
- Вот он МИИТ… Как на ладони. Сейчас всех найдем и обезвредим.
Приживая ладонью непослушные страницы он другой рукой закрутил диск телефона. С жужжанием цифры слетали с кончика указательного пальца и по проводам устремлялись в сторону телефонной станции. Разумеется, трубку в институте сняли, но сведений о том куда отправили первокурсников инженерно-экономического факультета мы не получили. Вместо них мы получили еще один номер телефона.
И все завертелось…
Я слушал как Сергей обхаживает сотрудников института, скорее всего секретарш, и понимал, что идя такой дорогой мы ни к чему путному не придем. Пару раз, когда нам давали уже знакомые телефоны, и путь превращался в кольцо, но он умудрялся выскальзывать из него. В конце концов мы получили-таки вроде бы нужный номер, но… Тут мы уперлись в стену.
Сколько мой друг не набирал его на том конце провода никто не брал трубку.
- Наверное, этот тип вместе со студентами и уехал в поля…
Несколько минут мы просто сидели и смотрели на телефон. Данное нами слово выдать песню нужно было держать, не смотря на все сложности.
- Наверное мы зашли не с того бока, - сказал я. - У нас не хватает авторитета, что получить допуск с этими сведениями. Девочки на телефоне этого точно не знают, а пропускать нас дальше, к тем начальникам, кто обладает нужной информацией, не хотят, ибо не положено. Тут надо действовать с фантазией!
- Позвоним и скажем, что студент Кузнецов Никита Борисович со вчерашнего дня зачислен в отряд космонавтов и поэтому мы хотим взять у него интервью?
- Ну, что-то вроде того… Кстати, красивая идея! Если нам не дают адрес, может быть с корреспондентом газеты поделятся секретной информацией? Давай подключим «Московский Комсомолец»?
Так и сделали.
В редакции нам обрадовались, вошли в положение и попросили немного обождать.
- Вот как надо дела делать! - сказал Сергей. - Что мы с самого начало так не сделали?
Ждать пришлось минут тридцать. Через полчаса девочки из редакции перезвонили и обрадовали. Возможностей и авторитета у редакции «МК» и впрямь было побольше, чем у нас. Прижав трубку плечом к уху Сергей записал адрес, но трубку не положил, что-то выслушивал.
Несколько раз кивнув, он сказал.
- Хорошо. Значит завтра в 8-30 у метро…
Глядя на лист бумаги с адресом с поинтересовался.
- Свидание назначил?
- Можно сказать, что да.
- Ну не будь таким загадочным, как граф Монте-Кристо.
- Будет маленькая помощь друзей.
Он насвистел несколько тактов битловской песенки.
- Оказывается у них есть редакционное задание - собрать материалы о студентах, работающих «на картошке» и кто-то из корреспондентов готов поехать туда вместе с нами и посмотреть, как там работают молодые железнодорожники. Ну и нас подхватят до кучи… Девочки сказали буквально «очень романтическая история может получиться…»
- Романтическая?
- Ну да. Картошка, герои музыканты и дружба как у мушкетёров…
Он посмотрел на часы.
- Короче, корреспонденту все-равно куда ехать, а тут мы со своей задачей. Что называется, «лыко в строку». Завтра в 8-30 нас ждут около «Рязанского проспекта». Будет машина.
Так оно и получилось. Мы погрузились в «жигули» и еще через пару часов прибыли на место. Корреспондент, который представился Андреем Василевичем, оказался общительным молодым мужиком, и мы всю дорогу проболтали о всякой всячине - о картошке, об учебе, о музыке, о фестивале, и о комсомольской работе в школе…
Уже на месте он пошел искать штаб битвы за урожай, а мы - разыскивать Кузнецова. Не знаю повезло ли корреспонденту, а нам повезло почти сразу. Собственно, по-другому и быть не могло - наступило время обеда, и голодные студенты вороньем слетелись к столовке. Разумеется, Никита нашелся там и удивился нам куда больше, чем мы ему.
- Это каким же образом? - поинтересовался наш поэт.
- На крыльях любви, - объяснил Сергей.
- О святом не надо, - поправил нас Никита. - Я, кстати, уже жену нашел!
Мы не удивились, так как знали, что он женился на своей однокурснице, но чтоб так вот сразу.
- И что, уже сочетался? - поинтересовался я.
- Пока нет. Но удочку закинул. У меня сейчас момент романтической влюбленности…
- Прогулки при луне, лирические стихи из головы на бумагу сами собой лезут?
- Точно! Хотя тут мокро и грязно, но - лезут, окаянные!
- Понятно. Значит мы вовремя. К нам Пугачева приезжала. Ей нужна новая песня.
Он хмыкнул.
- Музыка, полагаю, уже есть?
Я кивнул.
- И половина слов тоже. Тебе осталось самую малость - закончить начатое.
- Мы ей предложили «Все могут короли» исполнить, - объяснил Сергей. - Слова, что вспомнили - тут.
Он протянул товарищу листок с текстом.
- Ну и как она? Песня понравилась?
- Приняла. Но попросила, чтоб песня была готова к понедельнику.
- Вот как? И что вы?
- Сказали, что надо посоветоваться с товарищем и под это дело наш замдекана отпустил нас, что мы смогли выполнить обещание.
- Нашли проблему.
Никита уселся на скамейку и закатив глаза к небу начал что-то шептать. Похоже что-то пошло не так и он поднялся и принялся расхаживать перед скамейкой. Потом вздохнул, покачал головой.
- Надо вспоминать. Не хочу переделывать. Надо поднапрячься и вспомнить как было в оригинале…
- У нас не получилось, так что сам понимаешь на тебя вся надежда…
Он отложил листок в карман.
- А вы-то как сюда? На такси что ли?
- Лучше! Нас сюда корреспондент «Московского комсомольца» привез. У них в планах статья о студентах, что работают на картошке, вот они и совместили приятное полезным. Нас к тебе, а им - материал из первых рук.
- А где он?
- Так, наверное, пошел с кем-то разговаривать. Профессия у него такая - задавать вопросы.
- Это ты путаешь. Задавать вопросы - прерогатива следователя.
- А вот и нет. Следователь задает неприятные вопросы, а корреспондент просто любопытничает.
- Вот-вот. Как напишет о тебе статью «Участник Фестиваля на трудовой вахте»! Будешь знать.
Андрей Васильевич подошел к нам и услыхал последнюю фразу.
- Это вы о чем?
- Да о вас. Точнее о вашей работе. Кстати, вот он наш Никита. Сделайте его героем очерка. Поэт, музыкант, собиратель картофеля…
- И иных корнеплодов, - добавил Никита. - Я думаю, что тут и без меня героев хватает. Вон, посмотрите.
Студенты, получив алюминиевую миску супа, искали место и начинали есть. - Кстати идите за мной. Моя хорошая знакомая работает на кухне и нас накормят.
- Это будет нелишним, - согласился Андрей Васильевич. - От еды корреспонденты добреют…
Кормили тут и правда неплохо. Мы ели, а Андрей Васильевич параллельно общался с народом, втягивая в разговор окружающих. Говорили о работе, о досуге, о нормах и планах на будущее… После обеда все стали потихоньку расходиться.
- Ну ладно, - поднялся Никита. - Мне дальше трудиться… А вы тоже обратно в колхоз?
- Нет. Мы - в отставке. Нас отпустили…
- Так вы больше не вернетесь туда?
В голосе товарища в равной пропорции смешались удивление и белая зависть.
- Это с чего это вдруг? Картошка в ваших полях закончилась?
- Нет. Нас замдекана от работ освободил. Точнее, перекинул на что-то такое, что мы будем делать в институте. Помнишь у Александра Сергеевича? «Ярем он барщины старинной оброком легким заменил…» Вот у нас получилось примерно тоже самое.
- Ага. «И раб судьбу благословил…» Помню, конечно.
- А тебе судьба слова дописывать…
- Вам хорошо, - с явной завистью сказал Никита. - За вас Пугачева попросила… А мне эту барщину еще неделю отбывать.
- А давайте я с вашим начальством поговорю? Стихи-то, как я понимаю, вы ещё не написали? - неожиданно предложил корреспондент. - Вдруг у меня получится?
- Попробуйте, - безо всякой веры в успех согласился Никита, касаясь кармана, куда спрятал заветный листок бумаги.
- Должно получиться! - добавил я оптимизма в настроение Никиты. - Пресса - это ведь пятая власть!
- Это кто сказал? - поинтересовался корреспондент.
- Маркс, конечно…
Разумеется, я был в курсе, что первым это сказал не Маркс. Автор «Капитала» только повторил ранее высказанную неким Францем Шнеллером формулировку. Но сказать об этом было бы и опасно, и невежливо. Опасно, потому что придется объяснять кто это такой и отчего я его знаю, а найти такую информацию в это время непросто. А невежливо… Ну вот скажу я ему «Шнеллер», так он меня за фашиста может принять…Особенно если я при этом пальцем в спину ткну.
Однако все получилось… Минут через десять из дома вместе с нашим корреспондентом вышел какой-то упитанный дядька и скомандовал:
- Кузнецов! Можете ехать. В деканат я позвоню. В понедельник вас там будут ждать…
- Волшебник, - прошептал Никита. - Ей Богу он волшебник!
- Жену за эту неделю у тебя не уведут?
- Типун тебе на язык. Все у меня будет хорошо!
13
Первый секретарь ЦК Комсомола находился в кабинете не один.
Те двое, кого он пригласил на беседу, должны были ответить на вопросы, что мучали его последнее время. Вопросы был серьезными, но это не означало, что при его обсуждении нельзя было выпить чаю с хорошим тульским пряником.
- Откуда пряник? - спросил Андрей Васильевич, журналист из «Московского комсомольца». - Свежий!
- Да ребята из Тульского обкома заезжали и подарили. Вкусно?
- Было бы невкусно не ел бы, - сказал второй. - Вон как вцепился.
Он рассматривал пряник, размером с раскрытый журнал «Огонек» и такой же красивый - с глазурью сверху и полоской варенья внутри.
- Ты, Семен, не жадничай. У меня еще один есть…
Он выставил на стол еще одну подарочную коробку.
- Расскажите лучше, как с поставленной задачей справились? Составили мнение о ребятах?
Оба кивнули.
- Так. Тогда…
Тяжельников посмотрел сперва на одного, потом на второго и выбрал того, кто был постарше.
- Тогда тебе первому слово. Излагай.
Осторожно придерживая чашку тот начал.
- Необычные люди. Такое впечатление, что у них есть какое-то двойное дно… Они сверху одни, а внутри - совсем иные.
- А в чем их необычность?
- Думают иначе. Говорят иначе… Если общаться с ними с закрытыми глазами, то вполне можно принять их за взрослых, уже поживших, людей, которые смеха ради заговорили детскими голосами. Я, когда машину вел - они позади меня сидели - это очень хорошо почувствовал.
- Аргументы, - попросил хозяин кабинета.
- Изволь.
Андрей Васильевич на мгновение задержался с ответом.
- Похоже, что они неплохо знают Маркса.
- Насколько неплохо?
- Настолько, что позволяют себя его цитировать. Ты много сможешь найти школьников…
- Студентов, - поправил его Семён.
- Ты давай пряник ешь и не перебивай. У тебя тоже будет возможность свое мнение высказать. Продолжай.
Корреспондент «МК» все-таки повернулся к Семену, но сказал не столько ему, сколько хозяину кабинета.
- Да какие они студенты? Они ещё вчерашние школьники. А что такое уроки «Обществоведения» в школах я неплохо представляю. У них в головах могут задержаться парочка цитат из Ленина, но никак не больше. А один из них цитирует такое, словно учился в «Институте Марксизма-Ленинизма». Они ведь, насколько я понимаю, с комсомолом свою жизнь связывать не планировали?
Говоривший вопросительно посмотрел на Первого Секретаря.
- Ты имеешь ввиду строить там карьеру? - Тяжельников назвал все своими именами. - Вроде бы нет.
- Ну так вот. А темой они владеют получше, чем комсомольский актив его возраста. Кроме того, имеют вполне взрослые суждения по событиям в мире. Очень четко представляют, чего хотят добиться.
- И чего?
- Стать заметной величиной в музыкальном мире страны. В шутку говорили, что вроде бы и мира, но вот теперь я думаю, что может быть они вовсе и не шутили. Цель достойная…
Семен держал в руках чашку с чаем и слушал. Тяжельников посмотрел на него.
- А ты гармонист? Составил свое мнение? Как тебя, кстати, в деревне приняли?
Семен отставил чашку, положил кусок пряника.
- Нормально. Гармошка помогла. Деревенским, сказал, что решил отпуск тут провести, оделся попроще и сошёл за своего. Правда пришлось проставляться, чтоб совсем уж своим стать, но ничего. Печень выдержала. А что касается мнения… Если б вы ставили задачу конкретнее, то можно было бы смотреть на какие-то тонкости. А тут …
- Если б я знал, как её поставить, - перебил его Тяжельников, - то я бы и поставил. Точнее поставить задачу я просто не могу.
- Тогда так. Если совсем коротко - они другие.
- Давай-ка как старший товарищ. С примерами и объяснением.
- Хорошо. Я всегда считал, что сочинительство - это не простое дело. То одно в голову придет, то другое. Надо понять, что лучше… То есть сочинительство - это труд. А у них…
Он пожал плечами, не зная, как сказать, потом нашел-таки формулировку.
- У них - игра… Они сочинили песню легко и быстро…
Тяжельников осторожно возразил.
- Ну это еще ничего не говорит. Кто-то сочиняет тяжело и медленно, а кто-то - легко и быстро.
- Возможно… - согласился Семен. - Но меня удивило то, что они не только сочинили мелодию, они еще сумели представить песню как маленький спектакль… Вот это жест…
Он показал растопыренные пальцы над головой.
- …нужно было придумать и увидеть. А они её только вот что, можно сказать на моих глазах сочинили.
Он замолчал и с трудом закончил.
- Такое впечатление, что они уже видели исполнение кем-то этой песни и знали, что нужно делать, чтоб та стала лучше, а от чего-то нужно воздержаться.
- Это все?
- Нет. Время от времени они в разговорах между собой сбиваются на какой-то свой язык…
Сказав это, он взмахнул рукой, останавливая готовые сорваться с языка хозяина кабинета вопросы.
- Не язык, а… Употребляют какие-то выражение, понятные им двоим и не понятные никому другому…
- Жаргон? Как уголовники что ли?
- Да какие уголовники? Как люди с общей базой знаний. В отличии от той, которая есть у нас. У меня, во всяком случае. Какие-то профессиональные слова. Ну и, понятно, образованность выше школьной. Кто нынче из школьников объяснит, что такое «ноосфера»? Я и сам узнал про неё только после того, что в Советской Энциклопедии статью прочитал.
Тяжельников смотрел на тех, кого попросил разобраться в этой странной ситуации и понимал, что все более и боле запутывается. Сидевшие перед ним друзья хорошо чувствовали недосказанность, висевшую в этой комнате, но он и сам не знал больше, чем знали они.
Может быть только догадывался…
Невольно посмотрел на книги на полках. Теперь он точно знал, что там ответа на его вопрос не было. Ответ нужно было искать самому…
Неожиданно для самого себя он вдруг подумал:
«А может быть все-таки наоборот, наоборот? Распутывается. Если допустить, что все, о чем я не смею думать возможно, то все стает на свои места. Все объясняется».
- Значит, говорите, странные люди… - сказал он.
- Точнее не скажешь….
Под его взглядом Семен доел пряник и кивнул.
- Согласен. Странные и непонятные.
«Значит придется разбираться дальше… - подумал Тяжельников. - И пока одному. Слишком уж невероятной может оказаться правда…»
…Учеба-учебой, но нам получалось время от времени встречаться в родном ДК и репетировать. Наши выступления стали реже, но директор ДК ценил нас выше других, и мы успевали даже на редких уже выступлениях зарабатывать неплохие деньги.
Потихоньку копились новые песни. Мы набрались смелости и отыскав адрес Михалкова, направили ему письмо с просьбой использовать в песни его стихи. Ответа пока не пришло.
- Не рано ли? - засомневался я. - Чтоб как в прошлый раз сработало надо с этой песней какой-нибудь конкурс выиграть… А в обозримом будущем пока ни одного не видно.
- Значит надо проявить инициативу самим…
Сергей помолчал и сказал то, о чем думал каждый из нас.
- Тяжельников, похоже, не захотел играть мячом, который мы ему подкинули, так что давайте тогда думать о собственном будущем. А не о будущем СССР.
- Знать бы наверняка, - вздохнул Никита.
Мы немного посидели молча. Все трое понимали, что задачи, что мы ставили перед собой мы уже решили. Теперь пришло время ставить новые… Я хлопнул кулаком по ладони.
- Ладно… Что ни делается, все делается к лучшему. Нам нужен новый план! План движения вперёд!
- Вперед и вверх! - поправил меня Сергей. - Вверх это непременно!
- Можно попробовать совместить оба пути и попутно зацепить Михалкова, - подумав сказал Никита. - Мы можем снова выйти на Тяжельникова.
- На него?
- Ну или на ЦК Комсомола.
- С чем выйти? Есть идеи?
- С предложением записать пластинку! Пластинка - это ведь «вперед и вверх»? - Кузнецов вопросительно посмотрел на нас.
- Ага… Так нам и дали! - голосом в котором смешались надежда и недоверие сказал наш барабанщик.
- Нам, может, и не дадут… Только есть такая идея. Помните были…
Никита усмехнулся использованному обороту.
- То есть будут, а может быть и сейчас есть пластинки типа «Музыкальный калейдоскоп»? Как будто бы «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады»?
- Точно!
- Вот такую и предложим. И на неё запишутся те коллективы, что принимали участие в Фестивале или просто играющие музыкальную музыку. «Пудис», «Но-То-Цо», «Локомотив ГТ», «Червоны гитары», Марылю Радович, «Скальдов», Пугачеву… Ну и мы там рядом с парочкой песен встрянем.
- А Кобзона?
- Кто помнит, кто в том времени пел песню о Ленине, которую мы у Пахмутовой с Добронравовым тиснули? Кобзон или Лещенко?
Точно никто не знал. Мы смотрели друг на друга и молчали.
- С Кобзоном мы вроде бы, дружим… Однако Лещенко вроде помоложе и больше похож на комсомольца. Может быть это нам даст возможность с Лещенко подружиться? Это-то тоже песню не испортит.
- Идея хорошая… Вот туда-то можно будет и «Мальчик с девочкой дружил» поставить.
- Между прочим он пока еще ничего не ответил.
- Ну и ничего страшного. Что из-за забывчивости поэта тогда хорошей песни пропадать?
- Не ответит - все равно номер сделаем. Пусть будет в запасе. Тут еще одна идея возникла… Не пришло ли время пощипать группу «АББА» на предмет репертуара?
- Кстати. Их не слышно и не видно… Почему?
- Ну, почему невидно понятно - их у нас не показывают, а вот на счет неслышно. Давайте вспоминать, когда они вообще их небытия вынырнули? Кто помнить?
- Так вот-вот должна… Они же на Евровидении вылезли! А когда у нас Евровидение? Оно ежегодное или как?
- Первая песня у них была «Ватерлоо». Это я точно помню.
- Хорошая песня.
- Надо думать, если она Евровидение выиграла.
- Получается, или в следующем, 1974 году или в 1975 году она «выстрелит». Сейчас же 1973 год?
- Именно…
- Ну что, подождем годик и дадим им выиграть и выйти в люди или собьём шведов на взлете?
Мы переглянулись и замерли. Нам всем одновременно пришла в голову простая мысль - мы ведь действительно можем радикально перекроить историю поп-музыки. Присвой мы «Ватерлоо» и кто знает, что служится в этом мире с «АББА»? Песни-то, понятно, не пропадут, если мы их помним, а вот сами люди. Два мальчика и две девочки…
Мы молчали довольно долго. Это было чувство, похожее на всемогущество. Я понимал, что существуют поступки, которые могут разрушать что-то значительное. Нечто такое огромное, что не сразу и вообразишь, что-то вроде пирамид. И вот сейчас мы стояли перед выбором - сделать нечто и обрушать карьеры четырех молодых людей или оставить все как было…
- Давайте не станем, - решил Сергей, похоже, испытавший те же чувство. - Пусть хоть взлетят.
Словно стыдясь своего благородства он добавил:
- Потом-то можно будет парочку перьев у них из хвоста выдернуть, но это Евровидение пусть с «Ватерлоо» выигрывают.
Мы молча кивнули, упиваясь собственным благородством и щедростью. Но даже у той имелись пределы.
- А вот «Happy New Year» можно и реквизировать. Представляете, что будет, если эта песня станет нашей?
Никто не ответил. Мы молча переживали величие идеи. Весь мир будет отмечать Рождество и Новый Год под эту мелодию. Весь мир! От Канады до Китая включительно! А если считать по алфавиту, то от Австралии до Японии.
Это было то мгновение, которые литераторы описывают словами «ангел пролетел».
Лицо Никиты мгновенно изменилось. Там появилось отсутствующие выражение, словно душа нашего поэта устремилась ввысь за идеями и рифмами.
- Про Рождество нельзя будет… - с сожалением сказал он. - Только про Новый Год… - . - А какие там рифмы могут быть? Новый год, Новый год…
- Вперед, наоборот, несет, вездеход…
- Пароход…
- Тогда уж с припева и начинай. «Вот Новый год, счастье несет…»
- И пулемет…
- «А пулемета я вам не дам!» - голосом таможенника Верещагина сказал я. - Хватит фигней заниматься! Рано еще об этом говорить. Давайте лучше прикинем каким путем двинем. Через нашего районного Сашу?
- Через Сашу это как-то мелко.
- Пожалуй, - согласился я. - Но в известность его поставить все-таки нужно. А то вдруг обидится?
- Поставим в известность, - кивнул Сергей. - Если все заварится, будет нашим представителем и координатором. Но начать надо со ступеньки повыше. С горкома. Есть у нас знакомые в орготделе?
- Есть. Надо будет приготовить парочку кассет.
Но ничего путного мы в этот день сделать не успели.
Тяжельников нас опередил. Когда мы зашли к РК ВЛКСМ к Саше, тот нас обрадовал.
- А мне Тяжельников звонил!
Было видно, что он гордится близким знакомством с большим человеком.
- Просил передать вам, что хочет переговорить.
- А о чем? - осторожно спросил Никита.
- Что-то по фестивальным делам… Вот телефон в приемную. Звоните, договаривайтесь…
Он протянул лист бумаги с телефоном.
Так ничего и не сказав о наших планах, мы вышли на улицу.
- Ну, что, - спросил Сергей. - Ни у кого никакие части тела ничего по этому поводу не вещуют?
- Принял он мячик-то, - невпопад отозвался Никита. - И играть готов… А мы?
Он поднял голову, посмотрел на нас.
- Мы-то готовы? Что делать теперь будем?
- А варианты?
- Идти в любом случае нужно. А вот о чем говорить… Можно от всего отбрехаться, сказать, что со страху такого наговорили…
- Ага. Кто-то ссытся со страху, а у нас - словесный понос, - припомнил Сергей недавнюю формулировку.
- Зря смеешься, - остановил его я. - Разговор-то серьезный. Он, похоже для себя какое-то решение принял.
- Да не какое-то, - поправил меня Никита. - Не какое-то. Похоже, он поверил в нас.
Я покачал головой.
- Не так скоро… Если б он безоговорочно поверил в нас, то тут уже стояла очередь из «черных воронков». Тут нюансы важны. Вы чувствуете, как он нас пригласил? Деликатно! Не «всем стоять, руки на затылок», а официально. Можно сказать, в гости.
- И что это по-твоему значит?
- Скорее всего это значит, что он еще до конца решения не принял. А вот, что он близок к этому. Тут я соглашусь…
- И что теперь?
- А вот теперь давайте думать… Либо продолжаем и дальше под дурачков косить, либо попробуем что-то изменить…
- Страну спасти? А по силам ли?
- Нам - точно нет, но может быть у него со товарищами сил на это хватит…
- Интересно знать, что у него за товарищи…
- Тогда придется идти и выяснять на месте. И вот еще что. Давайте напряжемся и выгребем из самых тайных уголков памяти информацию о будущем. Даже самую пустяковую и ненужную. Кто знает, когда что понадобится…
Глава 11
14
Мы договорились на ближайшую субботу.
Евгений Михайлович принял наш в кабинете, усадил и принялся рассматривать так, словно видел с первый раз. Мне этот взгляд не понравился. Показалось, что это либо взгляд мясника на тушу перед разделкой, либо снайпера.
- Мы разве не знакомы? - спросил я, давая неприятное ощущение в груди.
Он несколько напряженно рассмеялся.
- Знакомы, конечно…
- А то я подумал… Странно вы как-то на нас смотрите.
- Я пытаюсь увидеть то, что раньше не видел. И поверить в то, что раньше не верил.
- Не старайтесь, - улыбнулся Никита. - Просто определитесь какая грань нашего многогранного таланта вас интересует более всего и спросите… А мы сами все покажем и расскажем… Честное слово.
- Только не здесь, - остановил я товарища. - Давайте лучше выйдем куда-нибудь на свежий воздух. Там мозги лучше работают.
Я по-хозяйски поднялся, подошел к окну, выглянул. Окна, ожидаемо, выходили в сквер. День выдался теплым и солнечным и между деревьями, облитая солнечным светом, стояла узнаваемая фигура. Ленин, конечно, а как же иначе в таком-то месте?
- Вон там очень хорошее место. Сядем на скамеечку и поговорим спокойно. Тут ведь телефоны будет трезвонить. При трех телефонах толком и не поговоришь…
Телефонов там и правду только на виду стояло три штуки, а уж сколько пряталось в тумбочках… Хозяин кабинета оказался в растерянности. Наше поведение, не укладываясь в привычные ему рамки. А я этого и хотел. Если нам придется сотрудничать, то лучше всего сразу сломать имеющиеся в комсомольском мозгу стереотипы. Он думает, что мы мальчики, а он дяденька и будет воспринимать наши слова соответственно, а это нехорошо. Тогда не договоримся…
- И, если пойдем, захватите с собой блокнот и ручку. Вдруг да понадобятся?
Я думал, что он заартачится, но он все-таки поднялся. Секретарше в приемной бросил:
- Я отойду с товарищами на пол часика.
На улице было хорошо. Сухо, солнечно… Атмосфера как раз для раскрытия страшных тайн мироздания. Мы уселись на лавочку около памятника.
- Зачем это все? - спросил он, оглядываясь по сторонам. Мелькнула мысль, что он ищет наших сообщников, ради которых мы и привели его сюда, но мысль мелькнула и пропала. Не мог он так думать. Он наверняка считал себя более важным и сильным, чем мы. Чего ему опасаться вчерашних школьников? Я ухмыльнулся. Внутренне.
- Для дела. Пока вы не приняли какое-то решение лучше будет, чтоб вокруг вас никто даже не задумывался, зачем мы тут.
- Почему об этом нельзя было говорить в кабинете? Нормально бы поговорили. Я бы вас чаем напоил… С пряниками.
- Тут спокойнее…
- Телефоны? - С иронией спросил Тяжельников.
- Нет. При чем тут телефоны? Насколько я помню вы - выдвиженец Шелепина, а Леонид Ильич к таковым относится очень настороженно… Так что, сами понимаете… Наверняка вас слушают.
- С чего вы взяли? - нахмурился наш собеседник. - Ничей я не выдвиженец. Причем тут это?
- Только вот не надо говорить, что вы тут все белые и пушистые… - раздраженно сказал Сергей. - Не поверим. У вас сейчас об этом ни говорить, ни писать не принято, а суть-то одна… Борьба за власть - всегда борьба. Мы на такое уже в нашем времени насмотрелись…
- Ну уж…
Снимая возникшее напряжение, Никита сказал:
- Вас постоянно смущает наш юный вид, и вы принимает нас за детей. А мы не дети. Мы взрослые, много прожившие люди. Навидались всякого, в том числе и того, как люди стремятся к власти. Вы ведь в своем времени даже слова «киллер» и «черный пиар» не знаете.
- Киллер?
Я отмахнулся. Это сейчас было не главным.
- Потом объясним… Может быть вам проще будет говорить с нами закрыв глаза или повернувшись спиной? - предложил я ему. - В этом случае у вас не будет когнитивного диссонанса.
- Чего?
- Ну, проще говоря, такого состояние, когда в вашей голове вступают в конфликт то, что вы видите с тем, что вы слышите. Понятно? Вы слышите стариков, а видите молодежь.
- Да, - сказал Сергей. - И клянемся, что если повернетесь, то по затылку мы вас бить и утаскивать куда-нибудь не будем…
Он явно растерялся, но через несколько секунд пришел в себя и вернулся к разговору.
- Да кто меня может слушать? Для чего?
- КГБ. В тех временах, из которых мы сюда попали, уже не было секретом, что КГБ слушало всех, кого можно… А им можно было всех. Ну, почти всех.
Он помрачнел - видно и у него были какие-то мысли, а я невольно хмыкнул.
- Что тут смешного?
- Вспомнил историю, которая появилась в газетах в постперестроечные времена… Наши пионеры подарили послу США поделку - орла, вырезанного из дерева… Ну их герб… Что у них так? Орел? Или орлан? А наши спецслужбы исхитрились вставить в него «жучок».
- Жучок?
- Ну так у нас называют устройство для подслушивания или подглядывания… Так что в вашем-то кабинете наверняка что-то стоит. Или висит. Вы то в масштабах страны фигура никак не меньшая чем посол США.
- Ну а если и нет у вас в стенках ничего такого, то и слава Богу. Сейчас посидим, свежим воздухом подышим, здоровее будем! - заверил его Никита. - Надеюсь, что это вот лавка…
Он поступал кулаком по доске.
- Не оборудована подслушивающим устройством.
Показывая, что преамбула закончилась я серьёзным голосом сказал:
- Давайте на этом остановимся и начнем разговор по существу. Мы в Берлине рассказали вам кое-что. То, что вы пригласили нас на встречу, говорит, что вы не отвергаете мысли, что то, что услышали от нас - правда. Так?
Он кивнул.
- Только вот есть вещи, в которые трудно поверить.
- Вы имеете ввиду сам факт переноса? Нам это тоже кажется удивительным.
- Тут вопрос не в том возможен такой перенос сознания или нет, допускает его материализм или не допускает, - рассудительно вставил Никита. - Давайте снизим уровень неверия. Давайте смотреть на проблему так. Будем говорить об информации, а не о способе её доставки. Отделим одно от другого.
То есть имеется информация и не важно от способа её доставки к вам, следует решить доверяете вы ей или нет.
Он неопределенно пожал плечами.
- Если вам нужен пробник… Ну, для проверки. Вы слышали про «Евровидение»?
- Это какой-то музыкальный конкурс на Западе?
- Точно… Так вот ближайший из конкурсов, кажется в следующем году, если ничего не случится выиграет шведская группа «АББА», а песня с которой они победят, будет называется «Ватерлоо». У нас про этих ребят…
- Там двое парней и две девочки. Брюнетка и блондинка, - напомнил Сергей. Глаза его стали мечтательными. - Анни-Фрид и Агнета. Так кажется?
- Так, так…
- Да. У нас про них никто не знает, да и в мире они тоже практически неизвестны, но вот после победы…
- Кстати, если хотите, мы можем наиграть вам мелодию, - предложил Никита, а Сергей закончил:
- Если все так и будет - значит мы из будущего и оно у нас общее.
- Через год? А в этом году?
Мы переглянулись, в надежде, что что-то всплывет в памяти, но…
- Увы. Мы не помним ничего того, что точно произойдет в этом году.
- Жалко, что «Семнадцать мгновений весны» уже показали. А то мы бы могли песню из фильма спеть.
- Фильм еще помнят?
- Не то слово! И помнят, и смотрят… Сколько лет прошло, а на день Победы обязательно показывают. Его даже раскрасили!
- Ладно, - решился он, - допустим я вам верю… Только предположим!
Было видно, как тяжело ему это говорить, но он все-таки решился.
- Вы помните все то, о чем мы рассказывали мне там, в Берлине?
- Помним…
- Если будет необходимо мы запишем то, что знаем о вероятном будущем. Но раз вы поверили нам теперь нужно решить - нужно ли вам это знание. Уж слишком оно… неудобно что ли?
- То, что вы рассказали об СССР - это правда?
- Это было правдой в нашем мире. Что будет тут…
Я пожал плечами.
- То, что будет тут покажет время.
- Скорее всего все тоже самое, если ничего не предпринимать, - сказал Сергей. - Если вы строите дом из льда, то хочешь - не хочешь, а весной он обязательно растает… Люди устанут бороться за хорошую жизнь, а захотят просто ею жить. Жить как показывают в зарубежном кино. Без очередей, дефицита и того подобного…
Наш собеседник достал из кармана фотографию и протянул Сергею.
- Такой жизнью?
Сергей посмотрел, улыбнулся.
- Это надо Владимира спрашивать, - и передал карточку мне. На фотографии я увидел свое школьное сочинение о Будущем…
- Это правда. Все, что тут написано?
- Правда. Только это правда жизни не в рамках социализма, а в рамках капитализма.
- И люди?
- И люди…
Тяжельников замолчал. Мы его не торопили. Видели, что человек принимает решение.
- С вашей подачи я поискал Геннадия Зюганова.
- Нашли?
- Нашел… Достойный человек.
- Кто он сейчас? - буднично спросил Сергей, словно эта фраза ничего не означала. В смысле не означала, что нам поверили.
- Недавно вышел из рядов комсомола. Сейчас депутат Орловского городского Совета.
- Он далеко пойдет.
- Вы считаете, что все, что произошло у вас случится и тут? Что это неизбежно как приход весны?
- Если ничего не менять - да. Рельсы, по которым идет локомотив Истории прямы и ведут именно туда. А если говорить о переменах…
Я перебил Никиту. Рано было говорить о таком.
- Если хотите аналогий, так вот вам еще одна. Пусть не поезд. Поезд и рельсы - это все-таки некая неизбежность… Лучше представьте автобус. Есть водитель, кондуктор, пассажиры. Все едут и отвечает за то куда и как ехать именно водитель. Пассажирам сказано, что их везут в Светлое Завтра.
Никита уловил мою мысли и поправил:
- Пассажиры - это не совсем то, что нужно. Пассажиры просто сидят. Тут же все работают. То есть скорее гребцы на лодке.
- Или пассажиры веломобиля, - вставил Сергей. - Знаете есть такие конструкции, когда все, кто едет должны крутить педали, а рулит кто-то один? Так вот скорее всего это так.
- Да, - согласился я. - Это получше будет. Тут все трудятся - крутят педали… За окном веломобиля - жизнь. Разная. Там и хорошее, и плохое, но на окнах - занавески. Водитель открывает их только тогда, тогда, когда проезжает мимо что-то неприглядного - помойки, сухого дерева, разбитого автомобиля, кучи грязи… Водитель, разумеется, видит гораздо больше - он видит и хорошие дома, и магазины, и автомобили и хорошо одетых людей… Да и сами пассажиры не дураки и догадываются, что все не совсем так им представляют. Кое-кто из них покрикивает, что хотелось бы видеть и знать об окружающем мире больше, хочется свободы.
- Это как раз та самая творческая интеллигенция, о которой мы с вами уже когда-то говорили, - напомнил Никита. - Но большая часть пока всем довольна и тем, что имеет. У них есть крыша над головой, и они пока свято верят в то, что впереди их ждет Светлое Завтра и поэтому они крутят педали, приближая его.
- Мы тоже среди пассажиров. Но мы едем в этом транспорте второй раз и знаем, чем заканчивается эта дорога.
- Тупиком?
- Хуже. Все кончится тем, что водитель посреди дороги решит, что кто-то, не все, разумеется, а кто-то может не дожидаться Светлого Завтра, а выстроит для себя Светлое Сегодня, тем более, если можно договориться с билетером, сидящим рядом, и выйти из веломобиля вместе с ним и сумкой с деньгами. А все остальные… Да пусть делают что хотят. Хотели свободы - получите свободу.
- И вы знаете, что нужно делать чтоб этого не случилось?
Вопрос был задан серьезным тоном.
- Если бы! Нет, конечно!
- Наша дело музыка, а не власть и политика…
Он поднялся, прошелся перед скамейкой. Волновался.
- Но хоть какие-то мысли у вас есть? Ни за что не поверю, что в вашем времени не думали о том, что и когда нужно было бы исправить, чтоб не допустить такого!
- Думали, конечно. Идей много. От откровенно глупых - заранее поубивать тех гадов, кто возглавлял все это, до серьезных исследований.
- И что говорят эти серьезные исследователи?
- Говорят, что Капитализм изменился. Он или уже стал, или как раз сейчас превращается во что-то иное, а умов, сравнимым с Марксовым и Ленинским, чтобы заметить и оценить это превращение, сейчас нет. Может быть только Мао? Но я не знаю. Не читал… А раз изменился Капитализм, то и Социализму тоже не мешает измениться, принять новые вызовы времени.
- Капиталисты в конце концов поняли, что стремиться к обнищанию пролетариата не стоит. Им все-таки нужны покупатели произведенных товаров. Ну и роботизация, научно-техническая революция, компьютеры…
- Что?
- ЭВМ, - поправился Никита. - Капиталисты создали очень привлекательную модель капитализма и показали нам. Людям понравилось…
- Альтернатива?
- Очень простая. Либо вы отыщите того, кто может вступить в борьбу за изменения, понимая, что большая часть чиновников и функционеров вполне устраивает существующее положение вещей и перемен они не хотят…
- Либо?
- Либо пускаем Историю идти той же дорогой, как и раньше. Не замедляя и не сворачивая.
- Да. А мы идем своей дорогой. Учимся, пишем песни… Решать вам.
Тот молчал. Я понимал его. Весь его жизненный опыт говорил, что то, что ему говорят - невозможно, но с другой стороны какой была ставка? Судьба страны, судьба миллионов людей. И как тут выбрать?
Мы смотрели на него и молчали. Я вдруг понял, что тот сейчас находится в плену иллюзий. Он рядом с Властью. Он в какой-то степени и сам Власть и привык к тому, что нужно только отказ приказ, написать постановление и все станет по-другому, все пойдет по правильному пути.
Он, похоже, не понимал, что в одиночку, даже руководя такой организацией как Комсомол, ничего не сделает. Он часть Системы, важная часть… Но не единственная. В одиночку и даже всем нам вчетвером ничего путного не сварить, пусть даже мы со временем станем поп-идолами для советской молодежи.…
Ввязываться в борьбу с Системой имелся смысл только тогда, имея за спиной нечто сопоставимое с ней по силам.
Ну и разумеется нужен был план… Старый план определенно не годился.
Откинувшись на скамейке, я посмотрел на Ленина. Тот привычно указывал рукой дорогу в светлое будущее. Может быть он и знал её, но мы, пока шли в этом направлении, заблудились и свернули куда-то не туда, а может быть выбранный путь изначально путь вел в ту яму, в которую мы забрели в 90-е. Я не настолько хорошо знал Владимира Ильича, чтоб сказать туда он нас зовет или не туда. И никто тут не знал. Тут нужен новый взгляд на ситуацию, да не одного человека. Нужен какой-то коллективный ум, союзники. Нужна организация. Понимает он это или нет?
Чтоб наш собеседник не испытывал иллюзий я пошел на провокацию. Нужно было приземлить его.
- Евгений Михайлович, а вы стреляете хорошо?
От неожиданности он не ответил, а я продолжил.
- А Пушкина любите?
Он нерешительно кивнул.
- А какая связь…
- Сейчас я вам это покажу. Вот представьте, что вы вместе со всеми своими достоинствами и умениями попадаете в прошлое.
- Как мы, - вставил Никита.
- Да. Как мы, в тело Александра Сергеевича… Как раз аккурат в день перед дуэлью с Дантесом… Что вы сможете сделать? Ну с Дантесом, если вы стреляете неплохо, вы как-то справитесь… А что потом? У вас есть свое понимание справедливости и понимание что нужно делать, но каким образом ваши мечты о справедливом обществе смогут осуществиться? Единомышленников нет - друзья-декабристы, кто еще жив, на каторге. Что вы сможете один? Даже если вы проберетесь в Смольный и грохните Императора, то что это изменит? Административная машина настроена и работает, и единственный человек это не изменит…
- Ага. Тут та же ситуация. У вас сейчас нет соратников. Мало того, люди, которые всё обрушали, являются в данный момент частью той же Системы, в которой вы сами и работаете. Причем важной частью.
- Водители и билетеры?
- Да.
- А пассажиры? На них можно рассчитывать?
- Если сможете внятно объяснить им, что происходит. Почему это вдруг исчезли занавески на окнах и почему стало можно выходить из автобуса на любой остановке. И это должны быть не пустые слова. Должна быть программа. Понятная для всех программа. Не просто лозунг «Нынешнее поколение советских людей будет жизнь при Коммунизме», а самый настоящий план. Со сроками, с ответственными… Чтоб не было иллюзий.
- Особенно у «ответственных».
- Но в первую очередь - соратники. Вы готовы их искать?
- Да.
Мы переглянулись.
- Ну что ж… Как договорились… - сказал Никита, посмотрев на нас. Мы кивнули. Поднявшись с скамейки, он отошел к кустам, сунул в переплетение веток руку и вытащил оттуда пакет с несколькими листами бумаги.
- Вот все, что мы к этому моменту вспомнили о будущем. Если что-то вспомним еще - сообщим.
- А почему так? - спросил Евгений Михайлович, кивнул на кусты.
- А кто знал, чем закончится наша встреча? - вопросом на вопрос ответил Никита. - А тут вроде бы договорились по-хорошему.
- И вот еще что… Доставайте блокнотик, - попросил я. - Мы попросим вас кое-чего записать. Мы догадывается где вы захотите поискать себе союзников и поэтому припомнили несколько эпизодов, которые могут заинтересовать товарища Андропова.
Я продиктовал ему, что мы припомнили о кознях вражеских разведок, а когда все закончилось, Никита сказал:
- У нас ведь есть к вам еще одно предложение. Мы хотим предложить идеологическому отделу ЦК подумать о выпуске грампластинки по итогам прошедшего Фестиваля… Пластинки хорошей молодежной музыки. Если предложение будет принято, то будет официальный повод нам встречаться чаще.
Когда он ушел, пожав нам руки, Сергей сказал:
- Жаль, что он не играет на клавишных.
- Это ты к чему?
- Он стал нашим четвертым, ты разве не понял?
Глава 12
15
Полученные им от гостей из будущего листы скрывали в себе беду. Он читал, перечитывал их и никак не мог избавится от картины затягивающего в себя грязного водоворота. Поток фактов хотя и не всегда мерзких, и неприятных, все-таки пугал детальной определенностью. Тут были фамилии, кое-где - даже даты… Кто сделал, что сделал, когда… В том мире все уже свершилось. А что будет в этом?
Он перебирал листочки. Отмечая взглядом фамилии. Серьезные люди с весом и сложившимися карьерами в немаленьких местах в сложившейся иерархии власти. Кто из них кто? Кто явный враг, а кто просто безразличный карьерист, готовый служить любой власти… Понятно, что эти ребята знают не все, тут только верхушка айсберга. Все много глубже, но ведь какие-то признаки этой заразы наверняка уже есть и тут. Гангрену выдает цвет и запах. Нужно только присмотреться, принюхаться…
Но сдвинуть это дело в одиночку не получится - сил не хватит….
«Союзники, - думал Тяжельников, - откуда же они появятся, если все, что в этих листах - правда? Если люди на таких постах допустили такое…»
Он положил листы в папку, убрал в сейф.
А если это все-таки ложь? Чудовищная непонятно чем придуманная провокация? Может быть это все придумал тот самый Зюганов? Для того, чтоб выбиться в люди? Если так?
Евгений Михайлович остановил себя.
А как же те десятки отличных песен, которые трое никому неизвестных пареньков написали за последний год? Это тоже товарищ Зюганов?
Он замотал головой, отметая соблазн объяснить все так просто. Эх! Если б удалось найти этого таинственного Уго Чавеса! Все-таки было две точки опоры!
Нет… Они все-таки правы. Нужна помощь… Комсомол - это все-таки не ледокол, а тут придется таранить тяжелые льды… Хорошо, что есть у нас структура, которая может и умеет больше, чем может ВЛКСМ, хоть и называется намного короче, чем тот. Всего тремя буквами. Может быть там и найдутся мне союзники… Там серьезные люди…
Железная дверца сейфа скрывала тайны, которые следовало либо поделиться с кем-то, либо попросту сжечь.
Он уже представлял куда пойдет, но еще не представлял, что скажет.
И, кстати, будет своего рода «experimentum crucis».
Он усмехнулся пришедшей в голову аналогии.
«Именно что „проба крестом“, а то вдруг это все всего лишь какая-то чертовщина, в которую советскому человеку и верить-то стыдно!»
Встречу с Председателем КГБ удалось организовать через пять дней.
Тяжельников попросил о встрече, не разглашая сути вопроса, с которым хотел обратиться.
- Вопрос, который привел меня к вам, Юрий Владимирович, очень необычный. Очень. Честно говоря, даже не знаю, как подступиться к нему.
- Начните уж как-нибудь.
- То, о чем я хочу с вами говорить, - медленно начал первый комсомолец страны, - либо очень глупо, либо очень важно. Решить, что это такое предстоит именно вам.
Андропов промолчал. Он чувствовал, как гостю неудобно, но помогать тому не хотел - уж слишком необычным оказалось начало разговора.
- Я хочу рассказать вам удивительную историю о…
Он снова запнулся, но через секунду нашел нужные слова.
- Но прежде всего, чтоб вы не приняли меня за сумасшедшего, попрошу вас ответить на вопрос.
- Хорошо. Я попробую.
- Правда ли, что однажды пионеры из «Артека» сделали подарок Послу соединенных Штатов Америки в СССР - подарили ему созданный своими руками горельеф орла, а в нем наши разведчики разместили устройство для прослушивания?
Первый комсомолец страны говорил и смотрел Андропову в глаза, и видел там удивление.
- Откуда вы это знаете?
- Я все объясню через минуту, но скажите это правда?
Андропов помолчал.
- Ладно. Время прошлое. Это случилось еще в начале пятидесятых. Но как вы узнали об этом? У нас об этом не писали…
- Да. Разумеется, я расскажу откуда я это все знаю… - сказал Евгений Михайлович, откинувшись в кресле. - Для того и пришел.
Помолчав он продолжил.
- Об этом случае мне рассказали мои знакомые молодые люди…
- Сколько им лет? - поинтересовался Андропов.
- Лет по 18-ть… А что?
- Тогда они не могли сказать, что это именно их рук дело, - Улыбнулся хозяин кабинета. - Тогда интересно откуда они могли узнать об этом? Может быть из иностранной прессы?
- Возможно… Но они дали мне иное объяснение своей информированности. Они утверждают, что попали сюда из Будущего…
Тяжельников смотрел на хозяина кабинета не решаясь продолжать. Он ждал реакции. Но её не было…
Пауза затягивалась. Андропов смотрел на Тяжельникова, ожидая или улыбки, или какого-то знака, объясняющего его слова, но тот молчал. Услышанное им не могло не быть шуткой, но гость ни словом, ни жестом не показал этого. Оба были людьми серьезными, и председатель КГБ понимая это осторожно сказал:
- Я думаю, что вы пришли сюда не для того, чтоб так неуклюже пошутить?
- Разумеется. И про проказы артековских пионеров я рассказал вам вовсе не для того, что проверить ваше чувство юмора. Именно они и рассказали об этом. Я хочу, что вы помогли мне понять, что происходит… Отделить правду от неправды. Мне продолжить или…
- Если вы не станете фантазировать…
- Хорошо. Я буду говорить о фактах. Впервые я встретился с этими ребятами в Берлине… Помните там была ситуация с захватом заложников?
Андропов кивнул.
- Там все висело на волоске и они, не зная, чем дело кончится, рассказали мне о том, что попали сюда из будущего, чтоб предупредить…
- Из какового будущего?
- Из нашего общего будущего.
Опережая возмущенную фразу Андропова Тяжельников поднял руку:
- Я понимаю, что это звучит нелепо, но…
- Давайте все-таки обойдемся без фантастики. Этого не может быть! Это антинаучно!
- Почему тогда они знаю то, что не знают другие?
- Вы имеете ввиду орла в посольстве США? Их информированность наверняка имеет иное, разумное объяснение!
- Они объяснили это тем, что в их времена все наши нынешние секреты уже протухли и выставлены на всеобщее обозрение.
- То есть секрет не один? - насторожился Председатель КГБ.
- Да. Не один… Но давайте я, все-таки начну с самого начала…
Андропов демонстративно посмотрел на часы.
- Хорошо. Я не буду мешать. Расскажите все, что считаете нужным.
- В Берлине они рассказали мне о том, что случится в мире в ближайшие лет сорок…
Андропов все-таки не сдержался. Он хотел понять сам и объяснить другому.
- Страх смерти. Родители далеко… Мальчишки-фантазеры могли от страха наговорить все, что угодно. И что с того? Мы же оба понимаем, что всерьез об этом говорить нельзя. Путешествия во времени это антинаучно! Это фантастика!
- Понимаю. Это верный взгляд на вещи. Но не стоит забывать и принцип «Практика - критерий истины». Помните, что писал Маркс об истине? «В процессе борьбы с истиной заблуждение само себя разоблачает»? Давайте встанем на эту позицию и разоблачим ложь?
- Блестящая мысль! Даже если мы допустим, что это возможно, то ваших мальчиков можно проверить очень просто. Надо попросить предсказать что-то такое, что случиться совсем скоро. Это ведь не сложно для гостей из будущего?
- Увы - сложно…
Андропов улыбнулся.
- Что и следовало доказать! Легко говорить о далеком будущем, да еще общими словами. Гадалки это точно умеют.
- Ближайшее внятное представление у них есть на следующий год и связанно оно с «Евровидением».
- Что это?
- Это международный музыкальный конкурс. Они знают кто его выиграет и с какой песней.
- Странная избирательность.
- Это как раз понятно. Они увлекаются музыкой.
- Что ж… Тогда через год можно будет вернуться к этому разговору, - Андропов приподнялся, обозначая окончание разговора, но Тяжельников остановил его.
- Одну минуту, Юрий Михайлович… Я ведь тоже не поверил им и поэтому пришел за доказательствами.
- Ко мне?
- Именно к вам! Тайны есть ведь не только в будущем, но и в прошлом. Ведь есть сведения о событиях прошлого, о которых никто не знает ввиду их секретности. А самый известный хранитель секретов в СССР - это Комитет Государственной Безопасности… Кое-что я вам сказал и вы, как я понимаю, подтверждаете правдивость информации.
- Что еще они рассказали вам?
- Они много чего рассказали.
- Они сказали что-то, что касается Комитета?
- Немного, но мне кажется этого хватит, чтоб оценить достоверность источника.
- Продолжайте…
- Они рассказали, что американцы прорыли тоннель из Западного Берлина в Восточный, для того, подсоединиться к нашим военным линиям связи. Рассказали про нашу подводная лодка К-129 с баллистическими ракетами, что затонула в районе Гавайских островов и которую подняли американцы.
Андропов хотел подняться, но справился с волнением.
- Они её подняли?
- Только часть. Как они сказали, им достались какие-то ядерные торпеды. У нас есть такие на вооружении?
- Это секретные данные. Откуда они у вас?
- Так это правда?
- Это секретные данные.
- Значит правда….
Гость смотрел на хозяина кабинета и чувствовал, что та неуверенность, что еще оставалась в нем, то недоверия к этим необычным ребятам, исчезает, а на её место приходит уверенность в их правоте.
- Еще они рассказывали о каком-то американском шифровальщике Джоне Уолкере и о вашем сотруднике Олеге Гордиевском. Эти фамилии о чем-то говорят вам?
Всесильный шеф КГБ пожал плечами.
- Первого завербовали мы. А вот второй работает на британскую разведку.
Тяжельников задумался и понимая, что уже выпал из привычных временных координат, поправился:
- Или работает или только собирается начать работать в будущем. По их словам, он считается самым известным перебежчиком.
Андропов несколько секунд молчал, смотрел на Тяжельникова, но все-таки пододвинулся к себе лист бумаги и записал обе фамилии.
- То, что вы говорите - невозможно.
- А узнать то, что знают эти вчерашние школьники, возможно?
- Нет. Обычные люди не могут об этом знать!
- Я тоже так считаю. Они даже более удивительны, чем вы можете представить, - спокойно подтвердил гость. - До прошлого года это были простые школьники, а вот год назад они мгновенно превратились в довольно известных музыкантов.
- Что еще они рассказали?
Тяжельников расстегнул кожаную папку и протянул Андропову несколько листов.
- Посмотрите.
Хозяин кабинета провел их раз, другой… Сняв очки посмотрел на гостя.
- Допустим, что это правда. Только допустим… Почему они пришли с этим к вам, а не сюда?
- Именно поэтому… Посчитали, что им никто не поверит. Они вообще не хотели ни к кому обращаться, а хотели просто жить обычной жизнью. Но вот в Берлине жизнь повернулась так, что они решились передо мной открыться. Думаю, что если бы не террористы, то они ко мне не обратились.
- Почему вы поверили им? Ведь вы же поверили?
- Да.
- Несмотря на несуразность самой такой мысли о путешествии во времени?
- Да.
- Почему? Чем еще они вас удивили?
- Во-первых кое-что я сумел все-таки проверить. Я нашел одного из тех, о кого написано в школьном сочинении.
- Он действительно существует?
- Зюганов Геннадий Андреевич? Да. Он недавно вышел из комсомольского возраста. На счет Уго Чавеса… У меня руки коротки. Может быть вы если захотите …
- Вы хотите, что я во все это поверил?
Тяжельников хотел ответить «да», но понимал, что этого ответа Председатель КГБ не примет и ответил иначе.
- Я хочу, чтоб один из самых информированных в стране человек объяснил мне как это возможно - вчерашние школьники знаю то, что им знать не положено…
- Очень просто. У них есть очень компетентные источники информации в настоящем.
Он голосом выделил это слово «настоящее».
- Осталось только спросить их. Их информированность в наших секретах наверняка имеет рациональное объяснение.
- Надеюсь, что вы не собираете их пытать? - усмехнулся Тяжельников.
- Ну что вы! Пытать советских комсомольцев? Ни в коем случае. У нас есть иные методы… Они сами все расскажут.
- Я говорили с ними о том, что они будут делать, если информация о них выйдет на иной уровень и к иным людям.
- Предусмотрительно… И что они сказали?
- Они скажут примерно то, о чем сказали вы - страх смерти и тому подобное, а со страху чего только не наговоришь. А это школьное сочинение… Это ведь просто фантастика и никакому серьезному человеку, прочитавшего этот листочек, не придет в голову потребовать у недавнего школьника объяснений, почему он написал именно так, а не иначе… Он просто фантазировал.
- Ну что ж… Тогда остается главный для меня вопрос… Надо узнать откуда эти молодые люди столько знают о работе Комитета… Без фантазий.
- А они не знают…
- Дайте мне эти листочки. Графологическая экспертиза без труда установит…
- Она установит, что это писал я, - сказал Тяжельников, передавая ему листки. - Они подумали и об этом. А где они раздобыли пишущую машинку для всего остального я не знаю. Но, думаю, что они и об этом как-то позаботились…
- Какие умные молодые люди…
- Похоже они не такие молодые, как кажется.
Глава 13
16
Телефонный звонок застал Тяжельникова, когда он начал разбираться с накопившимися за три дня срочными бумагами. Трубка голосом Андропова сказала:
- Добрый день, Евгений Михайлович! Я хотел бы встретиться с вами.
- По какому вопросу? - спросил Тяжельников не до конца вынырнувший из своего канцелярского водоворота. Бумаги лежали и на столе, и на стульях…
- По тому самому… Отчего нам не обсудить идею организации молодежного набора в органы?
Тяжельников понял, о чем пойдет речь и машинально огляделся. После того, что он узнал про подарок американскому послу, он стал подозрительным. Мало что может висеть по стенам…
Они встретились вечером того же дня в том же кабинете.
- Я проверил то, что можно было проверить…
Он помолчал. С одной стороны, ему тяжело было признать свою ошибку, но с другой стороны новое знание давала огромное преимущество перед другими.
- … и получил ряд подтверждений. События и люди, о которые вы мне говорили - реальность.
- И Уго Чавес?
- Нет этого человека мы еще не разыскали… Но отыщем, если он существует. Помните в этом сочинении про будущее говорилось об Интернете?
- Да.
- Так вот он уже несколько лет как существует в США. Точнее с 1969 года. Это пока еще не всемирная сеть, как там написано, а только связка из нескольких ЭВМ в американских университетах, но об этом у нас информации вообще не было. Кроме того, те люди, о которых вы говорили, действительно существуют.
- Это точно?
Андропов пожал плечами. Мол какой смысл спрашивать?
- Меня удивляет подборка информации, которую они предъявили нам…
- А именно?
- По отдельности эту информации можно было достать, но вот все вместе… - задумчиво сказал Андропов. - Да и есть ли смысл в таком разрозненном букете фактов?
- Это-то как раз укладывается в гипотезу случайного набора. Читали много, а запомнили мало… Это не энциклопедия фактов, а какая-то солянка.
- Или что-то хочет, чтоб именно так и казалось…
Он тяжело вздохнул.
- Все-таки я хотел бы сам взглянуть на них… Кто они?
- Студенты первого курса московских ВУЗов. И как мы это сделаем? Хотите предложить сюда?
- Нет. Это будет через-чур. Они ведь музыканты? Предложите им сыграть на каком-нибудь из мероприятий на каком-то из наших объектов. Что-то вроде Дома отдыха для наших сотрудников… Там и поговорим.
Мы жили как на иголках…
Нам с Сергеем было легче - мы все-таки были вдвоем, а Никита в одиночку переживал нервное ожидание. Мы все понимали, что после разговора с Тяжельниковым последствия могут быть самые разнообразные. От гробовой тишины, до тех самых «черных воронков» с сиренами и бубенцами.
Мы учились, боролись с сопроматом, преодолевали сложности начертательной геометрии. Что-то головах у нас еще было, но сколько времени-то прошло! Мы чертили, считали, и снова чертили, а изучение английского языка у нас приняло сельскохозяйственный уклон. Жалоб у нас не было. Эти плотно спрессованные дела помогали нам ждать неизбежного - решения власть предержащих. Мы чувствовали. Что-то такое будет…
Кусочками радости в нашей учебе были репетиции и встречи с Аллой Борисовной. Она пригласила нас на репетиции. Мы с удовольствием смотрели как настоящие артисты работают с материалом. Ведь мы-то, что ни говори, давали именно материал - только мелодию. А там коллектив работал с аранжировкой, с постановкой что-то похожего на шоу. Мы все трое с удовольствием смотрели как Алла Борисовна создавала над своей головой корону из растопыренных пальцев.
- Понравилось.
- Оценила…
Песня и действительно превращалась в маленький спектакль. Видимо в головах, написанный текст рождал картинку и толкал к совершенно конкретным действиям, что тут, сейчас, что в покинутом нами мире.
Где-то в конце октября нам позвонил Секретарь Саша, ставший связным звеном между нами и Тяжельниковым и передам нам его предложение съездить в один из подмосковных домов отдыха. Поиграть там для отдыхающих. Саша, чтоб мы поняли куда нас зовут, со значением подчеркнул:
- Спец санаторий! Поедете?
- От таких предложений не отказываются, - ответил я. - Когда?
- В ближайшую субботу. Инструменты там есть. Машину вам предоставят…
Я поспешил обрадовать этим сообщением друзей.
- Даром, разумеется? - спросил Сергей.
- А ты что хотел? Скажи спасибо, что с нас ничего не берут. Нас на спецобъект пригласили! А там правило «Вход бесплатно, выход - рупь!» Это ведь, я думаю, смотрины будут…
- Смех смехом, а вот вернемся ли мы обратно.
- Вернуться-то вернемся, а вот в каком качестве - это вопрос…
- Ну ведь поедем?
Мы смотрели друг на друга понимая, что ответ-то уже есть. И ответ единственный.
- Поедем… Куда нам деваться? Иначе повезут.
Деваться было некуда. Мы еще поговорили о том как может повернуться разговор и что в разных вариантах нам следует делать, но потом устали от этого и вернулись к музыке.
- Может быть песню им написать. Фирменную?
- Про разведчиков?
- Да. Жаль, что «Офицеры» уже сняли. Такая мощная песня…
- И сериал про «Знатоков» уже запустили. Там тоже песня подходящая. «Наша служба и опасна, и трудна…»
- Да. Опоздали мы…
Мы помолчали. Но молчи - не молчи, а такую богатую идею следовало как-то развить, по разговор отчего-то свернул в другую сторону.
- Это вообще очень богатая идея - к каждому профессиональному празднику - своя песня…
- Так есть наверняка уже.
- А мы новые. Представляете? Какой массив слушателей и исполнителей будет?
- Ага… Помните, как у Гайдара - «Идут пионеры - привет Мальчишу!.. Летят самолеты - Привет Мальчишу!»
- Летят космонавты…
- Кстати, когда в нашем мире «Трава у дома» появилась?
- Это которая у «Землян»?
- Да.
Никита задумался, посмотрел на Сергея.
- Хороший вопрос…
- Но ответа нет? Тогда давайте вспоминать в этом десятилетии или в следующем?
- Хотел бы я знать… - Никита потер подбородок, потом смущенно хмыкнул. - Осмелели мы как-то…
Мы помолчали…
- Присвоим? - предложил Сергей. - Пропадёт же…
Мы с Никитой одновременно вздохнули.
- Не пропадет, конечно, но…
- Наверное все-таки в 80-х… Я тут её не слышал.
Никита поднял руку.
- Погодите… У них уже есть «Я Земля, я своих провожаю питомцев…»
- Ну… Это совсем другое. Это песня не тех, кто летит, а тех, кто остался на Земле. А вот такой, что мы летим, а вы тут остались - такой нет.
- Да. Точно. Там же в словах что-то такое «Земля в иллюминаторе…» Значит точно космонавтам её петь.
- А у меня в запасе еще одна песня есть, - похвастался я.
- Ну-ка, ну-ка…
- Только её космонавты на банкетам петь будут и в полголоса, - предупредил я товарищей.
- Почему?
- Она, считаю, пока несвоевременная.
- А что в ней такого?
- Ты космические фильмы нашего, прошлого мира помнишь?
- Ну…
- Там ведь нет ни одного приличного пришельца. Что не пришельцы, так похуже Гитлера или Полпота. Все как один завоеватели…
- Точно.
- Вот. Я про таких и сочинил.
Взяв гитару, я наиграл. Песня была старой, еще институтских времен.
- «Однажды, день был выходной, и возле маленькой пивной
Где собирается толпа принять по кружочке пивка
Вдруг приземлился звездолет, прервав космический полет…
Но не было застигнутых врасплох!
Пристали все из-за столов. К Контакту каждый был готов:
Пусть только выйдут - встретим их банкетом!
Но там другое на уме и в сетке силовых полей
Запутался наш друг Аркадий-слесарь…»
Сергей слушал, похлопывая ладонью по коленке.
- А что? Неплохой блюз может получиться…
Никита возразил.
- Он прав. Рано такое показывать. Пока к нам злые пришельцы не прилетели, пока мы ориентированы на братьев по разуму, такую песню не примут…
- Вот и я про это, - согласился я.
- Но музыку не забудь. Текст я нормальный напишу и приличный блюз может получиться. Про какую-нибудь несчастную любовь…
Он сморщился.
- «Однажды, день был выходной, я повстречал вас у пивной…»
- Пожалел ты меня как поэта, - сказал я. - И я тебя пожалею.
- Пожалел, - не стал увиливать друг. - Ладно. Нас космонавты еще в гости не пригласили. Так что давайте подумаем о насущном… Склепаем песню про КГБ?
Мы смотрели друг на друга и в головах у нас мелькали отрывки мелодий.
- Будем выходить из положения. Музыки у нас в головах много, давайте со словами что-то придумаем.
Я посмотрел на Никиту.
- А вот не надо на меня смотреть, - отозвался он. - Не моё это - про разведчиков писать. Специфики не знаю.
Мы умолкли, перебирая варианты.
- А если «In the Army Now», «Status Quo»?
- Ну… КГБ, это все-таки не армия.
- Так ничего страшного. Слова-то ты перепишешь!
Никита скривил губы в кислой улыбке и отгоняя эту идею как худую собаку камнем, высказал серьезное возражение:
- Важнее другое - это же 80-е годы!
- И что с того?
- Не поймут-с… - по старорежимному выразился он. - Договаривались же, что берем материал крайний случай из конца 70-х, не позже.
- А как за «АББА» так ухватился?
Я остановил спорщиков.
- Так… Об этом чуть позже. Главный вопрос - откуда слова возьмем? Если Никита не захочет…
Тот снова отрицательно замотал головой.
- …тогда…. Тогда что? Искать другого поэта?
- Да что тут сложного? - удивился Серега. - Я уже припев почти придумал.
- Ну? - скептически поинтересовался Никита. - Я просто так, чтоб поржать.
- Очень хороший припев. Актуальный и в музыкальный размер влезающий идеально…
- Сколько достоинств! Давай…
- «Теперь ты в КГБ. Оу-оу. Теперь ты в КГБ…»
Я прикинул. Все точно. Серега прав. Припев уже готов. Не желая уходить от хорошей мелодии, я напрягся.
- И с куплетом сейчас что-то да придумаем…. Ну вот как-то так:
«Ты всегда детективы читал
И теперь тот момент настал
Теперь ты в КГБ. Оу-оу. Теперь ты в КГБ…»
- Стоп! Про детективы - это в милицию, - остановил нас Никита. - Чекисты должны читать что-то другое.
- Доносы? - предложил Сергей.
- Разведсводки, - правил я его.
- Тоже хорошо.
- «Ты всегда разведсводки читал
И теперь светлый миг настал
Теперь ты в КГБ… Оу-оу теперь ты в КГБ…»
- Идите вы все… В КГБ.
Никита махнул рукой, но Сергей не угомонился.
- «Ты всегда руки с мылом мыл
И в кармане ты лед хранил…
Заметив ошибку я его остановил».
- Нет. Про руки верно. Они должны быть чистыми, а вот сердце должно быть горячим. Лед надо носить в шапке… А в кармане - уголь.
- «И в кармане утюг хранил…»
Поглядев как мы дурачимся, Никита серьезно сказал.
- Ребята! От того, что вы посмеётесь, проблема со словами не решится… А песня все-таки нужна.
Я тоже стал серьезным. Никита был прав на все сто процентов.
- Если новой нет - давайте что-нибудь из старого подберем… Не может же не быть таких песен?
- А если «Коричневую пуговку»? - предложил Сергей. - Песня проверенная, можно сказать древняя. Его, наверное, и сам Сталин пел. Её даже литовать не придется.
Никита пожал плечами.
- А это еще что?
- Ты что, не слышал её? - удивленно спросил Сергей. - У тебя детство-то было?
Никита пожал плечами. Наш барабанщик посмотрел на меня и громким печальным шёпотом сообщил:
- Он - человек без детства!
Повернувшись к Никите уточнил:
- Ты что, в пионерских лагерях не бывал что ли? Самая правильная такая песня. Детская, но хорошая.
- Детская? Про разведчиков? - недоверчиво переспросил Кузнецов. - Про рыцарей плаща и кинжала?
- Ну… Скорее про витязей финки и плащ-палатки. Про наших пограничников. Точнее про шпионов и о том, как их ловят, - поправил я Сергея. - Но ведь тема-то общая? Поймут…
Никита не издал ни звука и я объяснил поподробнее.
- Это песня о том, как всем миром шпиона ловили, и в конце концов поймали!
Сергей кивнул и напел:
- «А глубине кармана патроны от нагана
И карта укреплений советской стороны…»
- И что за слова такие?
- Начало, насколько я помню такое…
«Коричневая пуговка лежала на дороге
Никто не замечал её в коричневой пыли…»
Сергей запнулся, но вывернулся.
- Короче говоря, пионеры нашли пуговку, а потом пограничники всех врагов поймали…
- Из-за одной пуговки всех врагов? Это точно детская песня, а не неизвестный рассказ про Шерлока Холмса?
- Нет. Это детская песня о советских контрразведчиках.
- А слова все помнишь?
- Вспомню. Подумать надо.
Никита с довольным видом хлопнул в ладоши.
- Вот и отлично. Значит не придется ничего придумывать.
- Но тут вот какая незадача, - охладил его радость Сергей. - Слова-то я из памяти выскребу, а вот чьи они - не помню. Потому, как и не знал никогда.
Он посмотрел на меня.
- А ты не помнишь?
Я отрицательно покачал головой.
- Слова-то я тоже кое-как знаю и знаю, что песня эта очень старая. Вроде бы еще чуть ли не 30-х годов, а вот про автора ничего сказать не могу.
- Тогда скажем, что народная. Тут точно присвоить не получится. Ни слова, ни музыку…
- Да, нехорошо может получиться. Песня, вы говорите, известная, а мы ни поэта, ни композитора не знаем…
Никита был прав.
- В пионерском лагере, говоришь пели, - задумчиво сказал он. - Если так, то найдем авторов. Надо будет у пионеров спросить или в журнал «Костер» позвонить.
Никита посмотрел на нас.
- Ну что сидите? Давайте хватайте по листу бумаги и слова записывайте, пока память не потеряли. А я в «Костер» позвоню. Вдруг там что-то подскажут про «Коричневую пуговку».
Совет был своевременен. Никита пошел звонить, а мы с Сергеем, взяв бумагу, начали вспоминать слова. Быстренько набросав основное, мы поменялись листочками. Я посмотрел Сергеев текст, а он - мой. Оказалось, что мы помнили не один и тот же текст.
- Нужно будет как-то согласовать… Ну, если автора не найдем.
Ведя пальцам по строчкам, я заметил:
- А меня всегда интересовала что означала такая фраза «И сшиты не по-русски короткие штаны»… Он, получается в шортах шел? В таких вот обрезанных джинсах?
- А у нас пели «широкие штаны».
- Если «короткие», то забавнее получается.
- А что тогда «сшиты не по-русски»?
- Может быть «хорошо, красиво». Помнишь у Высоцкого:
«…Ой Вань, гляди какие карлики!
В джерси одеты, не в шевиот.
У нас на Пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьет…»
- Да. Поэты часто вольно обращаются с реальностью. А вот смотри.
Он ногтем чирканул по бумаге.
- «Четыре дня искали, бойцы по всем дорогам…» Сильно?
- Конечно! Удивительно четыре дня искать в деревне взрослого человека в шортах.
- Ага. Все вокруг в ватниках и в будёновках, а он - в шортах.
«А в глубине кармана патроны от нагана
И карта укреплений советской стороны…»
- А я в перестроечное время слышал вообще вариант: «А в глубине ширинки секретнейшие снимки советской стороны»..
- Да. Такое время было…
- Будет…
- Надеюсь, что нет, не будет.
Никита вернулся минут через десять. С довольным видом он доложил:
- Справились? Молодцы. Можете листочки выбросить. А если жаль выбрасывать, то в сортир на гвоздик…
Мы выжидательно молчали, и Никита снизошел.
- Стихи это не неизвестного автора, а Евгения Долматовского. Знаете такого? Можно будет в библиотеке нормальный, канонический, текст найти.
Глава 14
17
В дом отдыха нас привезли и помогли с аппаратурой.
Честно говоря, я ждал чего-то экзотического, но там нашелся комплект отечественных усилителей и обычных электрогитар. Выручило то, что мы приехали со своими эффектами. Это смогло как-то обогатить звук. Ну, а репертуар…
Мы играли то, что хотели играть. И свое, и чужое… Запретов не было - какие уж тут запреты в таком месте.
Что приятно с «Пуговкой» мы угадали. Когда мы её запели люди принялись подпевать. Знали песню в народе! К нам даже пошли несколько человек с пожеланием поправить наш текст, но мы сослались на канонические стихи известного поэта и от нас отстали.
Где-то через час приставленный к нам молодой человек попросил нам остановиться и обратился к залу:
- Товарищи! Ансамблю надо немного отдохнуть… Если вы не устали - потанцуйте под магнитофон…
Из колонок снова зазвучала музыка, а тот повел нас в глубину здания. Перед очередными дверями он остановился.
- Вам туда. Отдохните немного и мы продолжим…
Мы все ждали этого, но все-таки это оказалось неожиданностью. За дверью нас ждали знакомые. Первый комсомолец страны и первый чекист. Обстановка была не казенная. Оба сидели на диване около окна и нам предложили усесться напротив. В углу на столике стояли чашки, ваза с чем-то к чаю.
- Может быть чаю или кофе? - предложил Андропов, разглядывая нас.
- Благодарю, - за всех ответил Никита. - Нас, наверное, не для этого сюда позвали?
- Да уж… Чаю можно было попить и в другом месте, - сказал Тяжельников. Он немного нервничал. Молчание затягивалось.
- Какие же вы все молодые… - сказал Андропов.
- Это мы только выглядим молодо, - отозвался Сергей, а я подтвердил.
- Это иллюзия. Учитывая то время, что я провел в этом теле.
Я похлопал себя по коленям.
- Мне уже 66 лет. Я, наверное, и вас постарше. Вы с какого года, Юрий Владимирович?
- С 14-го…
Я прикинул.
- Ну вот. Точно я постарше буду. Так что на наш внешний вид внимание не обращайте. Считайте, что это маскировка такая.
С несколько отстранённым видом он покачал головой. Фраза про маскировку ему была понятна. Выбор был невелик. Наверное, мы для него в этот момент представлялись либо аферистами, либо сказочными персонажами. Как человек с жизненным опытом, в сказки он определенно не верил, так что позиция его была мне понятна.
- Вот и хотелось бы понять от чего вы маскируетесь.
- От врагов Советской власти, разумеется. Как же иначе?
- У неё есть враги?
- Да сколько угодно! И не только за Западе.
- И вы их знаете? Поименно?
Тон вопроса был какой-то… Неправильный. Едкий. С подковыркой.
- Нет. Не всех, - серьезно ответил Никита. - Может быть даже не самых главных… Только тех, кто на виду были. Кто выступал, призывал, каялся, сдавал партбилеты…
Разумеется, он нам не верил. Впрочем, никто из нас иного и не ожидал. Не тот этот человек, чтоб поверить на слово.
- Вы ведь знаете кто я?
Ничего не оставлялось как кивнуть.
- Да.
- Значит представляете все возможности возглавляемой мной организации…
Тут мы промолчали и даже кивать не стали.
- Тогда давайте прекращайте ломать эту комедию, соглашусь талантливо придуманную, но всё-таки комедию и расскажите каким образом к вам попали сведения о деятельности Комитета.
Скаженно это было вроде бы в шутку, но шутка в устах такого человека могла обернуться неприятностями. А может быть и приговором.
- По-хорошему? - спокойно уточнил Никита. - По-хорошему рассказать?
Слово это Андропов не произнёс, но каждый их нас его почувствовал. Холодком потянуло…
Ответ у нас уже был заготовлен. Но вовсе не такой, на который он рассчитывал.
- Тут есть два ответа. Выбирать вам… Первый - мы действительно непонятно как провалились во времени на сорок лет назад и можем кое-что рассказать о вероятном будущем. И второй - вам, взрослому человеку, просто стыдно верить во все эти путешествия во времени. Вы же взрослый человек? С высшим образованием и точно знаете, что путешествий во времени не бывает. Ведь так?
- Даже мы знаем, что такого не бывает… - вставил свое слово Сергей. - А прожили побольше вашего.
- Я спрашиваю вас не об этом. Мне нужно знать откуда вы настолько хорошо информированы о работе Комитета.
- Из газет, - спокойно сказал Никита. - Из Интернета… Из популярных книжек…
- О таком в газетах не пишут. То, о чем вы мне сообщили…
- Мы сообщили? - перебил его я. - Мы вам ничего не сообщали.
Он усмехнулся.
- Ну, не вы, а Евгений Михайлович.
- Тогда с него и спрашивайте… А мы - просто музыканты. Приехали поиграть для вас и не более того.
- Но он-то говорил со мной с ваших слов. Не так ли?
- Да, - признался Никита. - С наших. Так ведь в каких обстоятельствах все было! Страшно! Люди с автоматами… Со страху чего только не придумаешь чтоб от тяжких дум избавиться…
Я подумал, что если разговор и дальше пойдет в этом тоне, то он попросту зайдет в тупик. Тяжельников это тоже понял.
- Да хватит вам Ваньку валять, - сказал он. - Давайте серьезно поговорим.
- Серьезно не получится.
Я посмотрел ему в глаза.
- Вы, товарищи, для себя как-то определитесь - кто мы в ваших глазах? Жулики, которые хотят чего-то непонятного, или игра сил Природы, подарок Судьбы. До тех пор, пока вы этого не сделайте, мы будем топтаться на месте и играть в «верю-не верю».
- Сложная задача, - задумчиво сказал Андропов. - Поверить вам - страшно. Точнее даже так. Лично мне на этом этапе это сделать пока просто невозможно.
- Зато на другом этапе верить может быть уже поздно…
Андропов вроде бы не услышал, что ему сказали и продолжил:
- А с другой стороны если этому не поверить, то можно упустить возможность что-то исправить.
- Исправить то, что еще не произошло, невозможно. Это можно только предупредить, - поправил его я. - Вы, кстати, не забыли, что станете Генеральным секретарем КПСС? Правда мы не помним, после чьей смерти Брежнева или Черненко.
Он напрягся, но опережая его вопрос Никита добавил:
- Но это будет еще не скоро. В 80-м году в Москве будет Олимпиада и приветствовать участников будет еще Леонид Ильич, но иных точных дат мы, увы не помним… Сами понимаете - специально попасть сюда мы не рассчитывали и из-за этого прошлое помним весьма фрагментарно.
- Так что у вас есть время заняться вашим здоровьем. Насколько у меня отложилось в памяти, ваша смерть наступила в результате заболевания почек. А потом придет Горбачев и начнется Перестройка, которая кончится для страны катастрофой…
- Перестрелкой, - усугубил Никита мои слова.
Упоминание о кончине СССР задело его сильнее сведений о собственный смерти и сильнее чем наше прикосновение к тайнам КГБ.
- То есть вы предлагаете нам просто поверить вам? Поверить в то, что несколько человек, о которых вы говорите, легко развалили такую мощную державу как СССР? Без доказательств?
- Мы пришли не для того, что б вы поверили. А для того, чтоб предупредить. У нас это уже произошло. У вас - нет. Но может произойти.
- Мы не хотим давать советы как все справить. Мы как почтовые голуби. Мы принести вести, а вот верить им или нет, предпринимать что-то или нет - решайте сами. Более того, что мы знаем, мы сказать не сможем… Решать и делать вам. А мы только и можем, что говорить вам неприятные вещи. Верить им или не верить…
- Точнее использовать это знание или нет - это ваше дело, ваша ответственность.
- Без доказательств, - медленно сказал Андропов. - Очень это похоже на провокацию….
- Да…
Я подавил раздражение, покорно склонил голову.
- Нет у нас доказательств. А вот вы от наших разведчики, которые приносят вам разведданные, тоже требуете, чтоб на их бумагах были печати и подписи тех, у кого они эти секреты сперли? Чтоб где-то в Пентагоне их подтвердили, что все это - истинная правда?
- Согласен, - сказал Никита. - Тем более, что даже если мы сейчас точно укажем на что-то, что произойдёт, допустим, завтра, о оно-таки случиться, то станет ли истиной наша информация о том, что произойдет послезавтра? Даже если я предскажу, что через минуту ваш телефон зазвонит и выяснится, что с вами хочет говорить товарищ Брежнев…
В этот момент и правда раздался телефонный звонок. Никита поперхнулся, умолк. В тишине Андропов поднялся, подошел к столу, где стояли несколько телефонов, медленно снял трубку, выслушал что-то и уже с совершенно обычным лицом вернулся на диван.
- Продолжайте, пожалуйста… Это не Леонид Ильич.
Никита нервно хохотнул и продолжил.
- Так вот даже если мы сможем предсказать вам такое, то не даст вам уверенности в том, что все остальное тоже правда. Оно может произойти, а может и не случиться. Как, собственно это произошло с «Союзом-11». В нашем прошлом космонавты погибли. У вас - остались живы.
Мы сказали, что хотели, но они молчали. Тяжельников поглядывал на Андропова, а тот продолжал разглядывать нас, словно ждал, что вот-вот на наших лицах проявится надпись «made in…»
Надо было что-то делать. Я предложил:
- Мне кажется, что мы не выберемся из этого тупика до тех пор, пока вы не увидите доказательства. А это может произойти только через год… В смысле после «Евровидения». Тогда давайте поступим иначе. Оставляем все как есть. Вы не верите - и не верьте. Просто присмотритесь к тем людям, о которым мы рассказали.
- Уже. Но почему вы говорить именно о них? Я присмотрелся к этим фигурам. Они ведут себя не хуже других. И слова говорят правильные.
- Было бы странно, если б они действовали иначе, - сказал я. - Они не борцы «против». Они борцы «за».
Чекист наклонился вперед.
- Не понял. Поясните.
- Они не борются против Советской власти. Они борются за свою власть, за свое место под солнцем. Но если разрушение уже сложившейся иерархии позволит им выйти из тени на свет и выстроить свою карьеру более успешно, то они это непременно сделают… Они не стране служат. Они карьеру строят. И вообще Партия к тому времени перестала быть «передовым отрядом», а стала карьерной лестницей.
Андропов молчал, как и Тяжельников. Оба они были аппаратчиками, оба понимали, что такое «строить карьеру».
Наверное, любой взрослый человек с минимумом амбиций задумывался над своим местом в жизни и пробовал как-то поудобнее устроиться в ней. Успеха в этом движении вверх достигал не каждый, но те, кто двигался, рано или поздно подходили к моменту, когда приходилось выбирать делать что-то для Дела или для Карьеры. Люди понимали, что сделанное ими, Делу повредит, но поможет им подняться на ступеньку выше. Такие люди сажали кукурузу за полярным кругом и делали многое другое, что не имело никакого смысла, противоставляя Букву Духу и Здравому Смыслу.
Кто они те, кто еще ничего не сделал и кого не за что наказывать? Кто они в нашем сознании? Враги или дураки? Назвать их дураками или врагами это слишком просто. Они не то и не другое. Один хотел славы реформатора, не имея ума и силы провести нужные реформы, идеалист… А второй - карьерист, решивший построить свою карьеру на обломках страны. Это главные. И один Бог знает сколько подобных, но калибром поменьше, крутится около Власти.
- Вы не можете наказывать людей за то, что они не сделали и, возможно, так и не сделают…
- Вы не знаете, что я могу, а что не, - мягко ответил Председатель КГБ. - И лучше вам и не знать об этом.
Он помолчал, но все-таки решил пояснить свою позицию.
- Мы строим будущее. У нас для этого есть отличный материал - советские люди, но вот с ваших слов некие бригадиры… Некоторые! Некоторые из них оказались не на своем месте. И став руководителями этого строительства они все развалили. Сейчас можно попристальнее выглядеть на эти личности и оценить степень их готовности и компетентность и преданность идеалам Октября… Вот это мы и сделаем. А уж с каким выводам мы придем…
Улыбка его была сладкой как варенье. Глядя на неё, Сергей сказал:
- Давайте все-таки чаю выпьем или кофейку.
Он кивнул на стол где стояли электрочайник и какая-то конструкция с блестящими металлом боками.
- Разберетесь? - спросил Юрий Владимирович.
- Попробую.
Сергей подошел к столу пригляделся.
- О! Кофе-машина «Бош»! Какой раритет…
Он посмотрел на хозяев кабинета.
- У меня похожий «Бош» дома стоит. Ну, в смысле стоял. Точнее будет стоять… Управление похожее… Вот умеют все-таки немцы технику делать!
- Думаешь немцы? - спросил Никита. - Там, по-моему, все производство в Китай передали…
Он посмотрел на них.
- Так технологии-то все немецкие… Вам что сделать? Чай? Кофе?
- Нет, спасибо.
Сергей, приговаривая «помнят ручки-то, помнят», быстренько сделал себе чашку кофе. Получилось это у него как-то демонстративно-ловко. Он обращался с кофеваркой как с давно знакомой вещью. Раз, раз, раз… И вот у него в руках чашках с кофе. Молодец, Серега! Еще один важный штришок в нашу биографию. Андропов с неким удивлением смотрел на него.
- Но что-то вы все-таки помните? Неужели вы не можете подтвердить свою прозорливость каким-нибудь близким фактом. Чем-то таким что не придется ждать год? Мне Евгений Михайлович объяснил, что вы точно помните сейчас про «Евровидение» в следующем году? Неужели при вашей увлеченности музыкой вы сможете припомнить ничего такого значительного, что произойдёт еще до конца этого года?
Сергей понюхал чашку и одобрительно покивал. Тут пили хороший натуральный кофе.
- Ну основное мировое музыкальное событие уже произошло - «Queen» выпустили свой первый диск, - сказал он через глоток.
Я вспомнил как пугал своих друзей допросами в КГБ и предложил:
- А может быть вы нам поможете вспомнить? В наше время писали всякое о спецслужбах. В том числе писали, что имеются у вам какие-то методики обострения памяти или какие-то методиках допроса под гипнозом? Давайте. Попробуйте… Есть у вас такое?
- Такого нет. Пока по крайней мере. Так что надеяться нужно будет только на себя.
Я развел руки.
- Тогда придется вам играть в «верю-не верю»… И дернуться как трамвай на переменном токе - туда-сюда …
- В каком смысле, «как трамвай»? - спросил Тяжельников.
- Это шутка. Однажды моего школьного товарища учитель физики спросил: «На каком токе работает трамвай? На постоянном или на переменном?» Тот ответил - «Конечно на постоянном!» Учитель поинтересовался из каких соображений тот пришел к такому выводу, а мой соученик ответил: «Если б он ездил на переменном токе, то он бы дернулся бы туда-сюда, а с места не сдвинулся бы…»
- Погодите-ка, - вдруг сказал нахмурившейся Сергей. Он отставил чашку в сторону. - Есть такое событие!
Все смолкли и посмотрели на него.
- Что вспомнил?
- Трамвай твой кстати пришелся… Там, вроде бы, в конце этого года «AC\DC» должен организоваться. В ноябре или в декабре. В Сиднее…
- Это еще кто? - повернулся к нему Андропов.
- Австралийская рок-группа. Название странное. Если переводить на русский получается «Переменный ток/Постоянный ток»… Станет со временем очень известной. Будут играть тяжелую музыку.
- Какую?
- Тяжелый рок, - поправился Сергей. - Ну, еще услышите. Там братья Янги Малькольм и Ангусом постарались.
Андропов взял карандаш и лист бумаги.
- И где их найти?
Наш барабанщик задумчиво посмотрел на блестящий полированным металлом бок кофе-машины.
- Ну… Не знаю… Лично я в Сиднее не бывал.
- Может быть в каком-нибудь гараже? - предложил я, вспомнив фильмы про знаменитые рок-группы. - Такие группы часто начинали играть в гаражах.
- Почему в гараже? - спросил Тяжельников не срывая удивления.
- Тяжелый рок - это очень громкая музыка. Если они начинали репетировать дома, то соседи не выдерживали и звали полицию.
Глава 15
18
Мы расстались прохладно. Взаимно недовольные.
Они - потому что их неверие в нас никуда не исчезло, а мы, потому что ждали от такой встречи… Чего-то. Чего-то другого… Действий, решений… Но не дождались…
В машине мы больше молчали или вяло говорили о всякой ерунде - понимали где служит наш водитель - а когда вышли у метро, то смогли поговорить нормально.
- Ну и что? - оглядываясь по сторонам спросил Сергей. Каждый из нас после разговора чувствовал себя шпионом, за которым могли следить. Я не чувствовал колючих взглядов на спине, ну это ничего не означало. Вряд ли мы останемся безнадзорными.
- А ничего… Такие надежды возлагали и… Пшик.
Никита ногой поддел кучу осенней листвы.
- Не шали… Люди старались, собирали.
- Зато совесть у нас будет чиста. Что могли - сделали. Так сказать, программу максимум выполнили.
- Да. Выше нам уже не подняться.
- Странное какое-то ощущение… Вроде как в любви признался и - отказ. Вместо поцелуя - получил пощечину.
Сергей поддержал.
- Можно сказать букетом представленных фактов, нас же по физиономии и отхлестали.
Осень вокруг хотя бы и радовала погодой, но оптимизма в настроение не добавляла. Я решил подправить настроение друзей.
- Помните, как Борис Николаевич как-то ответил на вопрос о бедности?
Друзья промолчали. Даже вспоминать про него не хотели. Пришлось напомнить.
- Какой-то мужик спросил почему это он не может купить то, что ему хочется, так как у него денег не хватает? Так вот ему Ельцин отечески ответил: «Если у вас на это не хватает денег, то значит это вам и не нужно…»
- И при чем тут это?
- Да при том же самом. Если им не хватило фактов, значит им это не нужно… Вот и все. Факты-то можно поискать!
Я глубоко вдохнул осенний воздух. Там был запах сгоревших листьев и сырость недавно закончившегося дождя.
- Не знаю, как вам, а у меня на душе полегчало после этого разговора. Все, что в наших силах, мы для страны сделали. Выше Председателя КГБ нам уже не подняться. Теперь давайте делать что сможем для себя.
Мне никто не ответил. Никита шел молча, Серега вообще разглядывал встречных девушек и казалось не слушал.
- Тем более, что все не настолько трагично. Они еще могут передумать.
- Через год?
Серега все-таки слышал меня.
- Или через два…
Не стал я его обнадеживать.
- Да ладно, проехали…
Никита подошел к очередной куче, но сдержался. Не стал её ворошить.
- Что теперь делать-то будем?
Вопрос вообще-то был риторический.
- Так все и так понятно. Будем продолжать учиться и играть. Должны у нас новые варианты появиться! Должны! Михалков молчит? Надо будет напомнить ему о нас. Алле Борисовне что-нибудь новенькое надо подкинуть…
Вспомнив ее, я вспомнил и наш договор с ней про московскую музыкальную тусовку.
- Надо будет посмелее и поэнергичнее в официальную тусовку влезать.
- А с нашей полуподпольной рок-музыкой тусовкой брататься будем?
Мы переглянулись. В этом были плюсы и минусы…
- А стоит ли? - сказал Никита. - Насколько я помню никто из нынешних музыкантов официального признания не получил. «Машина…» вот только дожила до светлых времен, а все остальные… Если мы поставили цель добиться успеха в Системе, то нужно оставаться официальными.
- Да и большой вопрос - примут ли нас подпольщики? Помните тех ребят из кафе? Ну и кроме того мы в их глазах дети, а они - в наших. Парадокс…
- Ладно. Время покажет.
Явно безнадёжным тоном Сергей вдруг сказал:
- Хорошо бы какое-нибудь психическое заболевание у себя найти. Поставить диагноз и - в Москонцерт… Должны же у гениев быть психические заболевания? А мы точно гении!
- Это какая связь?
- Самая прямая. Через Советскую Армию. Получить «белый билет», чтоб не думать о том, когда о тебе военком вспомнит и повестку пришлет и - на эстраду…
- Ну да… Не руку же или ногу терять для этого?
- «Когда выходишь на эстраду
Стремиться нужно к одному
Всем рассказать немедля надо
Что ты, зачем и почему…»
Напел я песенку из еще не снятого фильма.
- Мы и без этой эстрады только что рассказали и что мы и зачем, и почему… И каков результат?
Никакого результата…
Никита снова вернулся к только что прошедшему разговору. Только какой смысл говорить сейчас об этом? Только душу травить.
- «Мечты, мечты, где ваша сладость…» - пропел я. - Надо терпеть. Точнее, получать удовольствие от такой жизни. Нам пока не верят. Будем надеяться, что это только пока.
Друзья промолчали. Все мы подсознательно хотели, чтоб разговор закончился иначе, но что случилось - то случилось…
- Ладно. Жизнь на этом не закончилась. А не съездит ли нам в «МК»? Давненько мы там не были…
- Просто чайку попить?
- Да нет… По делам. Мы Тяжельникову идею про фестивальную пластинку подкинули? Подкинули. А он молчит.
- Так не до этого ему, видимо.
- Вот чтоб стало «до этого» надо, чтоб его кто-то еще подтолкнул…
- Ну да… Поедем, поноем, что столько хорошей музыки на фестивале услышали, и отчего это нашей советской молодежи её не услышать?
В редакцию мы поехали на следующий день после занятий.
Идти в гости без подарка - плохой тон. Мы купили парочку тортиков и двинулись туда, к знакомым, а те, в ответ на нашу кулинарную агрессию, обрадовали нас новостью.
- О, как вы вовремя! Тут вами интересуются.
- Кому это мы стали интересны? - открывая коробку спросил Никита. - Неужели толпы поклонниц?
- Да вот Андрей Васильевич интересуется.
Тем временем на столе, освобожденном от редакционных бумаг, появились чашки и блюдца. Электрический чайник пустил к потолку струйку пара. Жизнь налаживалась…
- Ну что ж… Если он человек не вредный, зовите его сюда, чай пить.
Журналист оказался тем самым, с которым мы ездили к Никите. С ним пришли еще несколько молодых ребят и как-то устроившись в небольшом кабинете мы принялись пить чай и разговаривать. Журналиста тортом не корми, а только дай задать вопрос, а уж если их тут несколько человек… Вопросы сыпались градом. Мы только успевали отвечать.
- Вы расскажите, как в Берлин съездили.
- Ну что Берлин…
- «Берлин - город контрастов».
Все засмеялись. Шутка была «на слуху».
- А серьезно? Что там такое произошло?
- Да все хорошо было. Люди - гостеприимные, к музыке не равнодушные. Попели там, новые песни оттуда привезли.
Андрей Васильевич одобрительно покачал головой.
- Я слышал «И вновь продолжается бой…» Хорошая песня. Боевая. Это ведь ваша?
- Наша… - не смущаясь и не колеблясь ответил я.
Одна из девчонок спросила.
- А что там с заложниками? У нас как-то глухо писали…
Углубляться в эту тему не хотелось. Кто знает какая тут точка зрения на события? Подписок с нас не брали, но… Может быть через какое-то время дадут команду считать, что ничего такого не было. Типа террористы были, но они сами дематериализовались… Как демоны.
- Ну, значит так было нужно. Дураков по всему свету хватает. Что таким пример показывать?
- Простых дураков - да, хватает, но те то вот вооруженные. Кто такие?
- Да вот какие-то отморозки напали. Какие-то «Городские партизаны» …
- Страшно было?
Мы переглянулись.
- Ну, скажем так… - ответил за всех Сергей. - Скорее неприятно. Понято же было, что нас не бросят.
Андрей Васильевич нахмурил брови.
- А «отморозки» - это как?
- Значит на всю голову отмороженные.
- Не понял.
Никита ногой под столом показал, что я не прав. Я и впрямь заговорился, но я вывернулся. Ответ нашелся политически верный и поэтому очень убедительный.
- Ну нас сейчас разрядка напряжённости со Штатами? Так? Так! А эти своими головами уперлись в Холодную войну и никак не собираются из неё выходит. Людям всего мира жить хочется, а им - воевать… Вот и переохладились.
Никита снова пихнул меня ногой под столом, но ужен явно одобрительно.
- Да. Мы с ними подискутировали немного, попытались объяснить, но…
- Спецназ помешал.
- Ну, скорее он все-таки помог, чем помешал, - ввернул своё слово Сергей, вытирая руки салфеткой.
- Так что там произошло-то?
В девичьих глазах было столько жгучего интереса, что Сергей не выдержал.
- Представляете… Мы ведем политическую дискуссию и тут…
Он задержался.
- Со звоном разлетается окно и … Взрыв! Вспышка, грохот от которого уши заложило.
- И только мы опомнились как видим, что в разбитые окна влетают такие вот добры-молодцы в зашнурованных берцах…
Никита, разведя руки в стороны, показал ширину плеч у десантников.
- В чем?
- Ну сапоги такие армейские со шнуровкой… И прямо на моих глазах ближайшему террористу с разворота. Ногой…
- Маваши-гири…
- Чем? Гирей?
- Это удар так называется. Ногой. В голову…
- В прыжке…
- С разворота…
Я представил, как это все смотрелось бы в китайском боевике и добавил:
- Одной рукой он выхватил пистолет, а другой - два других… и та-та-та-та-та…
Я изобразил автоматную очередь.
Андрей Васильевич внимательно слушай все это в этом месте засмеялся. По-моему, только он сообразил, что мы шутим. Мы присоединились к нему. Отсмеявшись, я объяснил:
- Девушки! Поверьте, нам там было не до наблюдений. Нас быстро-быстро вывели оттуда, а террористов повязали уже чуть позже. Так что придумать как там было мы можем, а вот рассказать, что произошло на самом деле - увы нет.
Я взял себе новый кусок торта.
Журналисты поняли, что говорить об этом мы не хотим и информации из первых рук им не дождаться и перешли к иным темам.
- А новые песни у вас там сочинялись?
- Конечно.
- Сыграете?
Я оглянулся. Гитары не нашел.
- А есть на чем?
Из соседней комнаты принесли инструмент.
- Мы там несколько песен сделали. Одну вот Андрей Васильевич недавно вспоминал… А вот еще одну никто еще не слышал. Грустная песня, - объявил я, вытирая пальцы от крема. - Мы её написали в последний день Фестиваля, когда уже все было уложено, сразу перед отъездом. Никита замечательные стихи написал.
Никита и Сергей смотрели на меня с невозмутимым видом, словно знали, что я собираюсь сейчас исполнить.
- «Летний вечер теплый самый
Был у нас с тобой…»
Простите «Цветы» и лично Стас Намин. Умыкну я песенку. В нашем мире она появилась в самом конце 70-х, но и в середине тоже приживется. Если уж «Отель „Калифорнию“» люди приняли, то и это примут.
- Хорошая песня, - одобрили все, когда я закончил. - Сами петь станете или кому-то передадите?
- Сами, конечно. Может так в газете и написать…
Отставив чашку в сторону Никита почувствовал момент подходящим и выдал домашнюю заготовку.
- И, кстати, почему бы вам не завести специальную рубрику про музыкальные новинки? И назвать… - Никита оглянулся на нас, подмигнул. - «Звуковая дорожка»?
- И чем она будет заниматься?
Андрей Васильевич смотрел, чтоб крошки не упали ему на брюки.
- Как и вся газета - воспитывать молодежь. Выставлять перед ними верные ориентиры, ну и информировать что там интересного происходит в мире музыки как в СССР, так и в целом на планете.
- Ведь с музыкой - как и с армией, - поддержал его Сергей.
- Интересная мысль.
Справившись с тортом, журналист повернулся к нему.
- Это какую же вы связь видите между армией и музыкой? Ну, кроме военного оркестра.
- Помните, Наполеон как-то сказал: «Тот, кто не желает кормить свою армию, будет кормить чужую»? Вот и тут точно также. Если комсомол не будет воспитывать наших музыкантов, то их станет воспитывать кто-то чужой.
Я хотел добавить «Вроде Севы Новгородцева», но сдержался в последний момент - вдруг его заинтересует откуда, моя информированность о радиовещании ВВС? Объясняйся потом…
Прищурившись, он уточнил.
- Типа, «Даёшь советских битлов»?
Я не поддался на провокацию.
- Скорее, «Давай побольше той музыки, которая нравится молодежи» … Можно «Веселых ребят», «Цветов», Всяких разных «Гитар…». Ну и битлов тоже - куда ж без них? Если мы будем мирно сосуществовать с миром Капитала и соревноваться с ним, то почему бы не посоревноваться и на поприще поп-музыки? Балет наш в мире знают, цирк тоже… Оперу! А что не так с эстрадой? Пропаганда нужна, продвижение и поддержка…
Никита увидел подходящий момент и продолжил:
- Вот, кстати, возвращаясь к Фестивалю… Там ведь столько хороших музыкантов из соцстран выступало! Столько хорошей музыки было! Почему бы нашу советскую молодёжь с ней не познакомить? Мы товарищу Тяжельникову об этом говорили, но он как-то упустил это.
- Дела, наверное, заедают или забыл.
- Так вот может быть вы ему через газету и напомните, что хорошая популярная молодежная музыка существует не только на Западе, что мы можем не только в космосе быть первыми, но и на эстраде.
Андрей Васильевич кивал, но как-то без энтузиазма.
- Да не только в музыке… Вот смотрите. В Западной Европе есть целый пласт литературы о рыцарях короля Артура. На Востоке есть свое - «Сказки 1000 и 1 ночи»… А чем мы хуже? Почему нам не создать новый центр легендаристики опираясь на отечественную историю? Почему двор короля Артура людям во по всему мира интересен и о приключения его рыцарей читаются во всем мире, почему и нам не создать что-то подобное?
Я говорил и точно знал, что говорю правду. Все это будет со временем, придет. И «Гардемарины», и книги Никитинской серии «Княжеский мир». Все это уже есть или будет…
- Погодите. Есть же наши былины, - пода голос кто-то из девушек. Я отмахнулся.
- Да сколько этих былин? Да и насколько они интересны современному человеку? Нет, не былины тут нужны, а нормальные приключенческие романы. Что-то вроде «Трех мушкетеров», но на нашем материале. Есть у нас былинный Киев - мать городов русских, есть князь Владимир, есть богатыри… Нечисти всякой в лесах хватало - лешие, Кощеи, разбойники. Чем не поле для героической деятельности?
- Ага. Даже свой дракон есть - Змей Горыныч…
- Ну, где один, там и другой. Должен же он как-то размножаться?
Чаепитие потихоньку превратилось в дискуссионный клуб. Андрей Васильевич посмотрел на часы. Рабочий день приближался к концу, и он подвел дискуссии итог:
- Ну, с такими разговорами надо к товарищу Суслову идти или к товарищу Фурцевой.
- Надо. Может быть вместе и сходим? Мы эту проблему видим, а если и газета эту тему поднимет, то от этого только польза будет!
Глава 16
19
Жизнь покатилась прежней колеёй.
Решение для себя мы приняли - учимся, играем, освобождаем память, тащим из неё на белый свет хорошую музыку. Если правящей элите наши предсказания не нужны, то значит не нужны. Придется смотреть как страна несется в тар-тартары и устраиваться в этом несущемся под уклон вагоне поудобнее. А когда все это случится… Наша готовность должна быть не только моральной, но и финансовой. Надо зарабатывать деньги и вкладывать их в то, что не потеряет своей ценности.
В начале декабря позвонили из фирмы «Мелодия», а потом из Агентства по авторским правам и попросили приехать. Мы слегка напряглись. Все-таки не было у нас уверенности, что взятая нами у Пахмутовой и Добронравова песня про комсомол еще и впрямь не написана, но повод оказался более приятным.
Оказалось, что оркестр под управлением Поля Мориа записывает на «Мелодии» пластинку и сам руководитель оркестра захотел поместить на неё несколько местных мелодий. Выбор пал на наши песни.
- А что они для себя присмотрели?
- «Отель „Одиночество“», и «Ты меня на рассвете разбудишь…»
Каждый из нас представлял, что французы сумеют сделать с нашими мелодиями. Одно дело - три инструмента и совсем другое - оркестр, в котором только скрипачей больше, чем струн на моей гитаре.
- Хороший выбор, - между прочим одобрил решение французов Никита. - Там есть над чем поработать…
- Вам надо будет подъехать к нам и уладить формальности.
- Куда?
Там продиктовали адрес.
- Хорошо. Будем.
Никита положил трубку, но от телефона не отошел, а задумался. Потом тряхнул головой и сказал:
- Есть повод пнуть Систему так, чтоб до Тяжельникова долетело.
- Каким образом?
- Пресса, - коротко объяснил Кузнецов и закрутил диск телефона. Мы с Сергеем переглянулись.
- Надеюсь, что он знает, что делает…
Я пожал плечами.
- Обычно так и происходит…
Никита в ответ любезно оскалился.
- Андрей Васильевич? Добрый день.
Наш поэт расплылся в улыбке.
- Вы там вроде бы о нас статью планировали писать? Не передумали?
Он чуть отодвинул трубку от уха, чтоб и мы услышали разговор.
- Да. Есть такое задание.
- Так вот дополнительная информация вам. Так сказать, новая краска в вашу палитру. У нас на фирме «Мелодия» планируется выпуск пластинки оркестра Поля Мориа и французы планируют использовать две наших песни.
- Поздравляю! Это было неожиданно?
- А то!
- У меня для вас такая неожиданность припасена, только я хочу вам его прямо в глаза высказать. Можете сейчас в редакцию подъехать?
- Сможем.
Никита положил трубку.
- Он просит нас приехать в редакцию.
- Вот приедем. А нам руки за спины… - сказал Сергей. Я с ним не согласился.
- Для этого и приглашать нас никого не нужно.
- Да это я так… Шучу… Поедем?
- А куда деваться. «Попала собака в колесо - пищи, да беги»…
Через час мы уже входили в кабинет.
Новость, которая нас поджидала, была не только неожиданная, но и приятная.
- Есть решение направить вас на телепередачу «Алло мы ищем таланты».
- Чье решение?
- Горкома комсомола.
- Неожиданно, - подумав сказал Никита. Мы вообще ничего не сказали. Действительно все это было не только неожиданно, но и приятно. Выход на телевидение - это ведь для нас новый уровень. Качественный переход. Это - хороший пинок для нашего авторитета. Люди нас слушали, а вот теперь пусть и посмотрят. А при том дефиците музыкальных зрелищ в стране смотреть передачу будет вся молодежь СССР!
- Справитесь?
- Справимся, - уверенно ответил Сергей. - Сколько там песен нужно?
- По регламенту две… Но, сами понимаете, все надо будет заранее согласовать.
- Понимаем. Не маленькие.
Солидности в Никитином голосе было не прибавить, ни убавить.
- Сейчас решить сможете что станете петь?
- Момент.
Никита повернулся к нам.
- Предложения есть?
Сергей высказался первым.
- Давай одну совсем новую. А вторую - политически верную!
Про вторую мы все поняли верно.
- Политически верную это «И вновь продолжается бой…»? - спросил я. - Пожалуй… Годится. Её еще мало кто слышал, так что реакция будет нужный.
Друзья, да и сам Андрей Васильевич кажется, поняли, что я имел ввиду не слушателей, а всякие идеологические органы на телевидении. Там действительно никаких придирок быть не должно. Текст в реале написан настоящим большим поэтом, а не школьниками-студентами.
- Верно.
- А потом - «Летний вечер…» - продолжил Сергей. - Её вообще никто не слышал.
Прислушивающийся к разговору Андрей Васильевич спросил:
- Решили? Я могу записать?
Его карандаш ткнулся в блокнот.
- Да. Только очерёдность представления песен надо изменить, - предложил я. - Хорошо бы сделать так, чтоб мы выступили в конце. Первая песня - «Летний вечер». А вот вторая - «И вновь продолжается бой…».
Никита догадался, что я хочу предложить и продолжил:
- … И все участники выходят на сцену и поют песню вместе с нами! Они же все молодые, все комсомольцы.
- Точно.
Я пожал ему руку.
- Мы думаем, что так будет лучше всего…
Андрей Васильевич пожал нам руки и ушел. Глядя на закрывшуюся за ним дверь, Сергей сказал:
- Московские рокеры нас грязью после этого обольют. И руки не подадут…
- Это все от зависти.
- А мы - подадим. Если получится рок-музыку из подполья вытащить - подадим.
- Ох, не верю я в это…
- Можно и не верить, но - надеяться… Уж кому как не нам знать, что в этом мире чудеса могут происходить, и мы сами пример такого чуда.
Статья появилась в «Московском комсомольце» через неделю и после неё в «МК» снова пошел вал писем. Они шли не то чтоб мешками, но - толстыми пачками. Если после первого выигранного нами конкурса письма писали москвичи, то теперь география существенно расширилась.
Творческие люди со всей страны увидели в нас шанс рвануть вперед или пример для подражания и теперь поэты и поэтессы, певцы и певицы стремились завязать с нами нежную творческую дружбу.
В очередной раз забредя в редакцию мы получили несколько пачек писем. Передавая их, Андрей Васильевич сказал:
- У вас теперь всесоюзная известность. Это все вам. Со всего Союза пишут.
Взвесив его на руке Никита сказал:
- Да… «Широко простирает химия руки свои в дела человеческие»…
- В смысле? - не понял цитаты корреспондент.
- В смысле газета-то Московская, а знают ее по всей стране.
Корреспондент улыбнулся.
- Ничего удивительного. В региональных комсомольских газетах были перепечатки. Так что вот вам…
Он кивнул на груду конвертов.
- Почитайте. А я отойду пока… Потом расскажите, что тут хорошего нашли. Может быть еще одну статью про вас сделаем.
Мы смотрели на груду и понимали, что это не просто бумага, не просто чьи-то мысли. Это были надежды и чаяния.
- Вряд ли тут просьбы об автографе, - сказал Сергей.
- Это ведь наверняка все - стихи.
- Да уж не рисунки… - согласился я. - Приступим?
Мы сели пред столом и взяли по конверту…
Я не ошибся. Чаще всего из конвертов вылетали листочки, на которых нас ждали столбики стихов. Там были и рукописные сточки, а кто-то расстарался и напечатал свое творение на машинке.
То, что попадалось мне было каким-то детским, что ли…
- Нам предлагается песня про пиратов… Называется «Веселый Роджер».
- Ну-ка…
- «Вьется на штоке черный флаг
Опекают клипер ведьмы…»
- Сразу в топку. Школьник какой-нибудь писал, - отреагировал Сергей. - Начитался Сабатини и поперло…
Я посмотрел на Никиту, но тот не отреагировал - был занят. Он смотрел в свой листочек и ритмично качал головой. То ли одобрительно то ли с негодованием. Секунд десять я наблюдал за ним, а потом не выдержал.
- Что нашел? Стихи? Годные? Покажи…
- Тут не смотреть. Тут слушать надо…
Никита начал читать:
- «Арбузы подвели с полустанка
Без конца арбузОв, без конца…
Веселились крестьяне, шла пьянка
Горевать заставляли купца…
Дрожь купца достигала в коленях
„Елки-палки…“ - подумал купец.
Жался тесно он задом к кореньям
Замечал наступает конец…»
- Это что такое?
- Он это нам петь предлагает?
- Ничего не чувствуете?
Мы разом покачали головами.
- Да вы вслушайтесь. Человек старался. Это же алфавит! Каждая строчка начинается на соответствующую буква алфавита. Первая на А, вторая - на Б… Новатор! Вот такие как они и рэп у нас перехватят, если и дальше телиться будем.
- И на твердый знак строчка есть?
- А на Ы?
- Слушайте лучше… Может быть из этого и сделать рэп? Ну прикиньте, чего вам стоит?
- «И когда все крестьяне запились,
Кистени захотели достать.
Литром водки купцы откупились…
Молодцы побрели допивать…»
Сергей покачал головой.
- Пропаганда алкоголизма… Нельзя.
- «Наконец-то избавились, вроде!»
Облегченно подумал купец.
Поскакали они на подводе
Разыскать полицаев в Елец
Скоро все прискакали обратно
Тьму начальства со мной привезя
Уповая на что-то невнятно
Фонарями по кругу светя.
Хулиганить крестьяне не стали
Целый час выходили они…
- Ты мне лучше скажи, что он про Ы придумал? - не выдержал напряжения Сергей. - С другими-то буквами что-то еще можно придумать, но с Ы? Неужели проигнорировал?
Никита ухмыльнулся.
- Ладно. Не хотите слышать шедевр целиком, тогда зачитываю концовку:
«Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы - ы…»
- Это как понимать? - удивился Сергей.
- «Это порют крестьян на гумне», - пояснил Никита. - «Южный ветер уносит их стоны, Я боюсь, что достанется мне»…
- Вывернулся, - согласился я. - Изящно… Э, Ю, Я…
- И он с этим хотел прорваться в Высшую Лигу Рок-музыки? - спросил Сергей. - Нет. Не достанется ему. Это не поэзия, а…
Наш барабанщик, обманутый в своих ожиданиях покачал головой.
- Может быть из этого все-таки рэп сделать? - предложил я ему. - Минус на минус? Чему добру пропадать? А то говорим, говорим, а советского репа все нет и нет.
Сергей задумался, и проговаривая стихи зашевелил губами. Это походило на какую-то молитву.
- Представляете… Первоклассникам будут вместо алфавита учить наизусть это вот…
Я кивнул на бумажку в руках Никиты.
- Так и назовём: «Школьный рэп».
- Нет! Это ведь для первого класса?
- Ну да…
- Значит будет у нас «Первоклассный рэп»!
Мы снова уткнулись в груду писем.
- Оба на! - через какое-то время воскликнул Никита.
- Что там такое?
Он потряс целой пачкой листочков.
- А у меня целая рок-опера. «Потоп».
Я вспомнил роман лауреата Сталинской премии Александра Серафимовича и удивился.
- «Железный потоп»?
- Нет. Просто «Потоп».
- Так и написано?
- И даже без ошибок…
- Может быть что-то антирелигиозное?
- Не похоже…
Он издали показал нам первый лист, на котором цветными карандашами очень аккуратно было написано «Потоп» и только приготовился читать, но я его остановил.
- Стоп. Если не революционное, то даже не начинай.
- Почему это?
- Даже если там талант сравнимый с Пушкиным, то мы втроем оперу не потянем. Не потянем же?
Никита не ответил. Он начал быстро листать листочки кивая головой и через десяток секунд сообщил почему-то неожиданно довольным голосом:
- Точно… Даже дважды точно. И не потянем и не Пушкин…
И мы снова углубились в чтение. Мне попалось другое.
- А вот это приемлемо…
Он прокашлялся.
- «Полночь время привидений и из ночи в ночь
Звуком старых песнопений свет уходит прочь
И в ночи бестленными дымом, стоном тишину круша
Проплывает приведенье не спеша…»
- И много там такого?
- Нормальная песня средней тоскливости. Три куплета и припев.
- Дворовая самодеятельность.
- Что есть - то есть…
- А у меня какой-то детский сад… Стихи - страшилки.
«В мокрой океанской пустоте
Бродят неприкаянною тенью
Множество чудовищ, но нигде
Не находят счастья и везенья…»
- В топку…
- Тут - Океан. Не сгорят.
- Тогда - в унитаз. Там примут…
- А у меня что-то веселое попалось. Вот песня взрослого человека! Это уровень по крайней мере студента.
«На верхней полке еду я в плацкарте
Я еду поступать в московский вуз
Цыганка наказала мне на картах
Что далеко пойду, коль не споткнусь».
- Детсадовцы и школьники закончились и начались студенты? Уже лучше. У меня тоже умник нашелся. Философ! Оцените… Стих называется «Безденежье».
«Все имеет в мире свой конец
Миг восхода сменит миг заката
Серебро кончается и злато
Сами мы не вечны, наконец…»
- Глубина мысли присутствует!
- Ага… А припев-то, припев!
«Безденежье страшнее всех кошмаров.
От этого кошмара не забыться
И пустота моих кошмаров
На сердце тяжестью ложится…»
- «Пустота - тяжестью»? Точно студент философского…
- И без стипендии.
Мы читали письма до конца рабочего дня.
Стихов было много, но для нас они были бесполезны. По крайней мере ни один их текстов не возбудил желания подхватить гитару и начать прилаживать к нему какую-то музыку. Наверняка кто-то из этих ребят и девчонок, написавшие нам, дорастёт до уровня настоящего, большого поэта, но это будет не скоро…
Но и обижать никого не хотелось.
- А давайте им через газету ответим, - предложил Никита. - И им хорошо и нам тоже - писанины нам меньше.
- Да и лишнее упоминание в прессе никому не помешает, - согласился я. - «Любое упоминание в прессе кроме некролога - это реклама!» Так Марк Твен писал.
- Умный человек!
- Поблагодарим всех и чтоб в следующий раз не лезли скажем, что работаем только со своими стихами.
- Не поверят…
- И хорошо. Мы же сможем тогда еще раз в газете выступить!
Глава 17
20
Год двигался к концу, к первой в этой жизни сессии.
Потихоньку копились неотработанный лабораторные работы, несданные чертежи и прочая мелочь, но условия были таковы, что с этой мелочью приходилось считаться.
Мы продолжали «сочинять» песни… Наш багаж пополнялся крепкими хитами.
Было немного жаль, что в ворохе мировых хитов прошлого мира терялись настоящие наши песни, те, что реально были сочинены нами в те времена. Мы невольно сравнивали нас с настоящими музыкальными гениями и сравнение разумеется, получалось не в нашу пользу.
Но и полностью наши песни также оказались востребованными слушателями.
Я размышлял об этом, трудясь над чертежами. Музыка-музыкой, а учение все-таки свет. Черчение само себя не сделает, не начертит. Рейсшина, карандаши, ластик, настольная лампа и… мысли о музыке.
Карандаш чертил, я намурлыкивал мелодию… От этого увлекательного занятия меня отозвал телефонный звонок.
Мама приоткрыла дверь в комнату.
- Какой-то мужчина тебя…
Я оторвался от чертежной доски. По школьной привычке я пошевелил уставшими пальцами под причитание «мы писали, мы писали наши пальчики устали» и взял трубку.
- Добрый вечер, Владимир Васильевич.
Голос знакомый. Тяжельников.
- Добрый вечер Евгений Михайлович. Слушаю вас…
- Нам надо встретиться.
- Где? Когда?
Голос в телефонной трубке смолк. Глава советских комсомольцев задумался.
- Давайте у меня. Завтра. В 18 - 00. Будете все?
- Будем…
Я положил трубку на рычаг. Тут и без всякого дедуктивного метода все было ясно. Позвонил сам, а не передал через Секретаря Сашу. Значит слишком важная должно быть эта встреча. Может быть даже… Снова подняв трубку, позвонил Никите.
- Занят? Нет? Замечательно. Выходи из дома мы сейчас с Сергеем подойдем.
Сидевший на диване папа, отложив газету, поинтересовался.
- Это кто?
- Из ЦК комсомола, - уклончиво ответил я не желая никого волновать. Папа покачал головой.
- Ты там что-то говорил?
Я понял, что он имеет ввиду.
- Нет, - покривил я душой. - Это все по нашей музыке….
- Ага… Ладно…
Мне кажется он не поверил.
Последнее время мы не говорили о нашей тайне. Понимали, что разговор ни к чему не приведет…
Через четверть часа мы встретились во дворе Никитиного дома.
- Нас зовут из подземелья, - объяснил я Никите. - Тяжельников звонил. Предлагает встретиться.
- Повод? - деловито поинтересовался наш друг. - Не сказал?
- Не стал спрашивать. Он теперь, после истории с американским орлом, ученый. Просто так говорить не станет. Просил быть всех.
- В ЦК?
- Да, у него…
Мы помолчали.
- О чем разговор будет догадываемся?
- Не знаю… Надоела мне эта тягомотина…
- Как хвост… - сказал я, испытывающий те же чувства.
- Не понял? - наклонил голову Никита.
- Как хвост, - повторил я медленно. - Как хвост у динозавра. За нами тянется это вот все как хвост… Надо его как-то отрубить.
- Ты думаешь завтра…
- Я не думаю. Я - надеюсь.
- Лишь бы они хвост с шеей не перепутали, - сказал Сергей. - У динозавров что хвост, что шея все тонкое и длинное…
Три пары в тот день пролетели как-то незаметно. Об учебе не думалось. Мы с Сергеем ждали вечера.
Как и договорились вчера, мы встретились с Никитой в метро и пошли на встречу.
Нас уже ждали…
Лицо у секретарши было странным. Каким-то замерзшим. Как утренняя лужа с мутно-белым ломким ледком поверх воды. Никита посмотрел на неё и незаметно кивнул. Не спроста такое! Это выражение объяснилось как только открылась дверь.
В кабинете, кроме хозяина, находился еще и товарищ Андропов.
- Добрый вечер, товарищи.
- А добрый ли он? - сходу поинтересовался я. - И если да, то для всех ли?
- Вам-то на вечер жаловаться грех. Вас сейчас кофе напоят или чаем…
- Интересное предложение…
Тяжельников протянул руку к селектору.
- Итак… Чай? Кофе?
Никита остановил его.
- Давайте сперва поговорим, а уж потом…
- Поговорим, поговорим….
Снова повисло непонятное молчание. Я чувствовал за этими словами растерянность главного чекиста страны.
- А то сейчас чаем напоите, а потом за это потребуйте такого…
Я повертел пальцами над головой. Ничего необычного я придумать не смог и неожиданно предложил:
- А хотите, мы и у вас на вечере сыграем? Можем прямо 20-го декабря вам приехать сыграть. Все-таки праздник у вас.
Андропов не сдержал удивления.
- А откуда вы знаете? Об этом немногие помнят. Это ведь не Первое мая и не Седьмое Ноября?
- Про «День чекиста»? - я улыбнулся. - Все просто. Двое моих близких друзей, из прошлой жизни, работали в Конторе, и я ежегодно поздравлял их, так что невольно заполнил.
- Почему в «Конторе»?
- Так в шутку расшифровывали КГБ. «Контора Глубинного Бурения». С уважением, разумеется.
- А сейчас они где?
Я задумался, прикинул где сейчас могут быть мои друзья из прошлой жизни. С Шурой Никулиным все было понятно, он в десятом классе учится, а вот с Аслановым… Я ведь даже не помню где он учился.
- Не знаю. С одним я познакомился в институте, но он поступит в него только в следующем году. Мы учились и играли вместе в институтском ансамбле. А со вторым познакомился уже после окончания института, когда пошел работать в ГОСНИТИ.
- Это…
- Это сельскохозяйственный институт. Я попал туда по распределению после окончания института. Там мы все трое работали и играли.
Он покивал, но ничего говорить не стал. Тема исчерпала себя и мы снова замолчали.
Мы смотрели друг на друга и чего-то ждали. Я не выдержал первым.
- Вы же нас позвали не просто так, попить чаю?
- Угадали…
- Полагаю, что вы поверили в нас… - предположил Никита.
- Пришлось…
- Если не секрет. Почему?
Сергей наклонился вперед. Ответ был важен.
- Гараж, - усмехнулся чекист. - Австралийский гараж, а в нем - братья Янги. Малькольм и Ангус.
- Значит вы нам поверили?
- Значит, что вам придется поменять стиль жизни…
- Наше дело - музыка, - сказал я.
- Ваше главное дело - вспоминать. Вспоминать и записывать, что вспомнили.
Он поднялся из-за стола и прошелся туда-сюда.
- Предлагаю подумать над таким вариантом. Вы уходите из институтов, ну, или переходите на заочный и становитесь вольнонаемными в нашей системе.
- А… - начал Сергей, но Андропов его опередил. Он посмотрел на нас.
- Это вам зачтется как служба в армии…
- Нам нужно высшее образование…
- Насколько я понял оно у вас уже есть. Если это нужно не столько вам самим, сколько для окружающих, то вы уже сейчас можете получить дипломы нужного ВУЗа. Это несложно организовать… Но главное - вспоминать. Думать. Советовать.
- А играть?
- И играть…
21.
Мы сидели в сквере и отходили от только что состоявшейся беседы.
Хотелось снять шапку и остудить голову, но я не рискнул - вечер, снег и легкий мороз.
Я молчал и друзья мои молчали. Говорить было не о чем. У меня на душе было как-то непонятно….
С одной стороны нас признали. Нам поверили… Свершилось то, к чему мы невольно стремились… А с другой… Не знаю о чем думали друзья, а у меня в голове все вертелась, словно мелодия в шарманке, мысль о продолжении учебы. Не для себя, разумеется, а для окружающих и в первую очередь для родителей.
Проблема предстала передо мной в несколько ином свете.
Как? Под каким соусом подать наше решение прекратить обучение в институтах? Как предкам объяснить такой вот пердимонокль. Учились, учились недавние школьники, бредили высшим образованием и вот на тебе… Дипломы-то нам действительно, как только что сказал Юрий Владимирович, могут выдать хоть завтра, но как объяснить их появление родителям? Это ведь не 90-е годы, когда нужный диплом можно было купить в переходе метро… Хоть красный, хоть синий, хоть в полосочку. Только вот не поймут этого предки. Не поймут даже если нам дадут дипломы не простых инженеров, а каких-нибудь почетных академиков. Наши папы и мамы скажут: «От Жизни простой бумажкой не прикроешься. Профессии учиться нужно. Инженер обязан знания показывать, а не бумажку с печатью… Музыка ваша это так… Несерьезно. А вот высшее образование - это всегда кусок хлеба…» Да… Не жили они в наших 90-х…
Придётся ведь что-то придумывать, чтоб объяснить превращение студентов в… А в кого, собственно? Кем мы теперь станем? Прорицателями на службе у государства? Или… Мои размышления перебил Никита.
- И что дальше будет? - спросил он ни к кому конкретно не обращаясь. Это, конечно была не телепатия - просто мысль, как оказалось, носилась в воздухе.
- Будущее, - бодро ответил Сергей. - Прошлое закончилось и теперь впереди у нас ожидает Будущее.
Прямо перед нами ветер закрутил хоровод из снежинок и нескольких оберток от эскимо. Смотрелось это празднично. Нечто вроде салюта.
- Надеюсь блестящее. - продолжил Сергей. - Бросаем институты и идем в Москонцерт. Думаю, что с такими толкачами за спиной как КГБ и КЦ Комсомола нам туда легко возьмут…
Никита спорить с ним не стал.
- Не сомневаюсь. Возьмут. Может быть даже в союз композиторов на руках внесут и поставят бюст во дворе нашей родной школы, но…
Он посмотрел на нас и вздохнул.
- Какое «но»? Чего ты там извздыхался?
- А вот что ты завтра родителям скажешь? И райвоенкому?
Сергей задумался и немножко увял.
- Да. Действительно… Об этом я как-то не подумал.
- Вот и они об этом тоже не подумали.
Никита поднялся.
- На холоде мозги плохо работают. Пошли куда-нибудь, кофе попьем и подумаем… Наверняка выход есть.
Мы молча пошли в сторону метро. Холодно, темно… Все-таки Москва 20 и Москва 21 веков это две большие разницы. Ни реклам, ни витрин… Машин мало. Импортных вовсе нет и даже светофоры и те какие-то неяркие…
Шедший между нами с Сергеем Никита начал рассуждать вслух.
- Можем, например, сказать, что нас попросту отчислили из институтов.
- Не катит, - возразил Сергей. - Тут же спросят: «За что?» Мы же даже первую сессию не сдали… Нас сейчас даже в армию призвать не смогут, пока мы студенты. Тем более, что уйдя из институтов мы должны будем попасть в армию, а не в Москонцерт.
- Вот! - Никита поднял палец. - На вопрос «за что отчислили?» мы ответим так… Не «за что», а «почему».
- И почему?
- По собственному желанию! Вот так нам захотелось. Захотелось послужить в армии.
- Не в Москонцерте? - уточнил я. - Ты помнишь, что в армии кордебалета нет?
- Помню, помню… Именно в армии.
- Давайте как-то без экстрима, - не согласился я с Никитой. - В крайнем случае станем агентами КГБ. По крайней мере не в казарме жить.
- Конечно без экстрима, - подтвердил Никита. - Ну, типа музыкальные войска…
- Шути, шути…
- Да я серьезно, - обиделся тот. - Есть же какой-то казачий хор и ансамбль песни и пляски под управлением Александрова? Почему не создать рок-группу под управлением какого-нибудь капитана?
Он немного дурашливо выпятил грудь, явно видя себя этим капитаном.
- Назовёмся как-нибудь по-военному.
Он на мгновение задумался.
- Например «Атака звука»… И - вперед!
Мы с Сергеем переглянулись, подумав об одном и том же.
- И петь придется «Расплескалась синева по погонах…» - вздохнул я.
- Ага, - подтвердил наш поэт. - И в фонтане купаться второго августа. Кстати, неплохая песня.
Сергей поморщился и остановил его.
- Нет. Во-первых «КПВТ» и так название военное, а во-вторых… Просто нет. Даже как самый запасной вариант - нет. Объяснение должно быть, во-первых, правдоподобным, а во-вторых - вежливым и щадящим нервы наши предков… Райвоенком что? Он лицо подчиненно. Ему шепнут в ухо, пришлют казенную бумагу и он все сделает как нужно КГБ… А вот родители.
Он вздохнул, представляя каким может быть разговор с ними.
- Лучший вариант - перевезтись в иное учебное заведение. Только вот в какое?
Мысли у нас с Сергеем, как оказалось, двигались в сходном направлении.
- Уехать бы в Хогвартс… - сказал я, мечтательно щурясь.
- И чему там тебя научат?
- Да это и не важно. Тут главное уехать и не мозолить предкам глаза.
Никита хмыкнул.
- А через четыре года появиться с красными дипломами? Смешно…
- А если не в Ходвартс, а в Ленинград? - предложил Сергей.
Мы с Никитой посмотрели на товарища.
- Почему в Ленинград?
- Ну, если не хотите в Питер то хотя бы Свердловск. Скажем, что перевелись в какой-то Свердловский ВУЗ и появляться тут только на каникулах…
- Неуклюже это все как-то… Сложно. Общаться то мы с ними не прекратим, а значит рано или поздно проколемся…
- Да, - поддержал я Никиту. - Тем более если мы хотим стать заметными фигурами на советской эстраде, то будут и пластинки и концерты… А их как объяснить? Что мы в институте на переменах между лекциями репетируем?
Никто не ответил.
- Вон кафе, - нашел вывеску Никита. - Пошли… Я угощаю.
Это оказалось не кафе, а какая-то кулинария, но, главное, там было тепло, стояли высокие столики, около которых можно было попить кофе и съесть пирожное. Над головой жужжали и подмигивали трубки «дневного света». Расправившись с парочкой эклеров, Никита вытер пальцы салфеткой и негромко сказал:
- Есть такая замечательная формулировка. «В связи с Государственной необходимостью…» Думаете не прокатит?
- Прокатит, - согласился Сергей. - Только вот спокойствия предкам от этой формулировки прибавится или напротив? С такой формулировкой можно и в отряд космонавтов записать и на целину отправить и в камикадзе и…
- Да я понял, - печально согласился Никита… - Не пойдет.
Он посмотрел на пустую тарелку. Вид общепитовского фаянса оптимизма не добавил.
- Еще кто-нибудь что-то будет?
- Давай. Повторим… И «кремовую корзиночку» мне возьми. Две! Голове глюкоза нужна.
- Ничего в голову не лезет, - сообщил Сергей, глядя как Никита пристроился в очередь в кассу. - Вон люди вокруг стоят.
Он оглядел помещение, людей.
- Явно счастливые. Перед ними никаких неразрешимых проблем нет.
- Придумаем чего-нибудь…
Это я бравировал. На самом деле дельных мыслей в голове не вертелось.
- Может быть пусть они сами что-нибудь придумают?
Сергей махнул рукой назад, намекая на наших недавних собеседников. Вообще-то у меня тоже мелькала мысль перевалить нашу головную боль на головы старших товарищей, но я её отмел как не конструктивную.
- Не будут они этого делать… Точнее не так. Они-то сделают, но так, как удобно им, а не нам. Надо самим какую-то такую отмазу придумать, чтоб она нас устраивала, и уж только после этого послушать то, что они нам предложат.
Я тем же жестом обозначил наших новых друзей из высоких кабинетов.
- Если они придумают что-то лучше того, что придумаем мы - тогда воспользуемся. Но у нас свои предложения должным быть.
- А если сказать, что ЦК комсомола направил нас на важный участок работы по музыкальному воспитанию молодежи?
Сергей оживился.
- Путь они нам «Комсомольскую путевку» выдадут!
- Как особо отличившимся? - Я ухмыльнулся, покивал. - На Вудсток… Только жаль, что он уже прошел.
Сергей моей иронии не понял.
- Неплохая идея, между прочим. Если спортсменам нужно защищать честь страны на международных соревнованиях, то и музыкантов тоже можно куда-нибудь послать. Почему бы и нет?
- Что это значит «куда-нибудь»? Есть конкретные адреса. Сопот, Евровидение…
Сергей понял, что это уже пошел несерьезный разговор и немного сдал назад.
- Ну… Не сразу, конечно… Сперва мы на какой-нибудь «Голубой Огонек» прорвемся или на «Песню года».
- А что есть сомнения? Думаешь не осилим?
Я поднял брови, показывая, что уж у меня-то никаких сомнений кто там будет первым нет.
- Вот пройдем «Алло мы ищем таланты» и…
Подкравшийся с подносом Никита отрицательно качнул головой.
- Никаких. И прорвемся, и порвем всех… Потом. А пока остается главный вопрос - родителям-то что скажем? Завтра. До Сопота еще дожить нужно.
Мы вздохнули.
- Нужны идеи, - продолжил Никита. - А пока мы ничего не придумаем придется ходить учиться.
Никита был прав, но у меня в голове было так пусто, что хотелось усесться в кресло-качалку, стоящую где-то на крылечке дома, и смотреть вдаль. Я смотрел на надкушенное пирожное и думал, как хорошо быть волшебником. В этом случае все наши проблемы решались одним простецким заклинанием. А вот после этой мысли мне пришла в голову стоящая идея.
- А вообще-то идея с Хогвартсом мне понравилась, - сказал я друзьям. - Что-то в ней есть…
- Чем понравилась?
Я молчал, формулируя свою мысль.
- Непонятностью. Предлагаю вернуться к ней, только этим непонятным ВУЗом будет не Хогвартс, а…
Я напряг мозги и выдал решение:
- …ВКШ!
Ребята смотрели на меня и не понимали. Я объяснил.
- Никто не знает, что там происходит и чем там занимается студенты, а звучит очень многозначительно. Скажем предкам, что уходим из институтов и по рекомендации ЦК Комсомола поступаем в Высшую Комсомольскую Школу. А потом наши новые друзья…
Я кивнул за окно.
- … выдадут нам какие-нибудь дипломы о высшем образовании.
Сергей подумал и сказал:
- Логично. ЦК Комсомола, как оправдавших их высокое доверие, направит нас на учебу, а мы учимся там и работаем.
Опережая вопросы, он уточнил.
- Учимся мы на вечернем факультете.
- А есть такой?
- Да какая разница? Если уж нам готовы дать настоящий диплом, то уж выдать фальшивую справку и зачетку, тем более проблем не будет. А в реале мы работаем в Москонцерте, ездим по рок-фестивалям и играем, а в итоге получаем кучу валюты и дипломы о высшем образовании.
Перспективы выглядели очень привлекательными. Но на самом деле они были даже радужнее тех, о чем сказал Сергей.
- Не про все плюсы сказал… - уличил я его. - Бедная у тебя фантазия.
- Ну-ка, удиви меня…
- Ничего удивительного я не скажу, а напротив, скажу о вещах самых реальных. Ты забыл о вине и девушках! Музыка, валюта, вино, девушки и высшее образование. Вот если так, то все, вроде бы…
- А армия?
- Что армия? ВКШ - это же советский Хогвартс! Какие там порядки никто не знает! Может быть его студентов даже с заочной формой обучения в армию не берут! Я уж не говорю про вечернюю.
Сергей поднял стаканчик с кофе.
- Ну… За КПВТ в ВКШ!
- Эта фраза звучит как кашель.
- Ну тогда по-другому скажу. За победу!
- За нашу победу, - переглянувшись ответили мы с Никитой. Фильм «Подвиг разведчика» мы все смотрели и любили.
Заканчивая свою «корзиночку», я продолжил:
- Только вот надо будет эти молочные реки и кисельные берега с Тяжельниковым как-то согласовать. А то мы планы строим, а они по ним бульдозером…
- А чего откладывать?
Сергей допил остывший кофе, отодвинул стакан.
- Наелись? Напились? Телефон пошли искать…
Искать долго не пришлось. Будка стояла рядом со вход в кафетерий.
- Кто говорить будет? - спросил я и посмотрел на Никиту. Тот отрицательно качнул головой.
- Если бы стихами, тогда бы я сказал. А так… Давай ты.
- Конечно, - поддержал его Сергей. - Чья идея, тому и разговаривать…
Набрав номер прямого телефона я дождался ответа.
- Еще раз здравствуйте, Евгений Михайлович. У нас появилась необходимость встретиться с вами.
- Срочно? - насторожился он. - Только что ведь… Или вы что-то ещё вспомнили?
Я поспешил успокоить его.
- Нет. Тут дела попроще… Но для нас очень важные.
- А именно?
Мне показалось, что он как-то расслабился. Или только показалось?
- Нам нужна ваша помощь, - сказал я. - Нам нужно как-то определиться с нашим новым статусом и оформить его.
- Мудрено как-то… Проще можно?
- Как мы только что говорили нам придется должны уйти из институтов, но…
Я вздохнул.
- Это ведь внутри себя мы взрослые люди. А вот у родителей и военкоматов совершенно иное мнение. Нам придётся поменять статус студента на что-то не менее привлекательное в глазах родителей и районного военкомата.
- Мы же вроде бы договорились, что так и будет?
- Договорились… В общих чертах. Теперь надо сделать. Давайте думать когда и как.
Он задумался. Потом из трубки донеслось:
- А-а-а-а! Так вам нужна операция прикрытия!
Я понял, что разговоры с Председателем КГБ не проходят даром даже для Секретаря Комсомола. Вот и новая терминология появилась. Мы спорить не стали.
- Да. Именно так. Нам надо для родителей подать дело так, что в их глазах наши перемены в нашем социальном статусе выглядели бы достижением.
Сергей кивнул и добавил.
- Не хотелось бы их волновать…
- У вас самих есть предложения?
- Есть, но хотелось бы не по телефону.
У нас за спиной стояли и приплясывали от мороза двое парней.
- Хорошо. Подходите…
Он замолк и я представил, как он перелистывает листки календаря.
- Приходите через два дня. После 18 - 00. Пропуска на вас я закажу…
В нужный день мы уже стояли в кабинете Тяжельникова. Евгений Михайлович кивнул на стулья около стола. Он посмотрел на нас, словно бы желая сквозь свои проблемы разглядеть наши неприятности. Потом сообразил, в чем смысл сказанного, улыбнулся.
- Садитесь… Давайте обменяемся мнениями… Как вы видите свое ближайшее будущее?
Никита солидно прокашлялся…
- Есть соображение. Вы зачисляете нас в Высшую Комсомольскую Школу.
Он смотрел на нас и я мог понять этого взгляда. То ли прикидывал достойны ли мы там такой чести, то ли искал иные варианты.
- Это возможно?
- Возможно, - как-то заторможено ответил тот. - Возможно… Вы же у нас, получается, гуманитарии…
- По прошлой жизни наоборот. - Поправил его Никита. - Технари.
- Так почему бы, если представился шанс не попробовать другой путь? - поддержал меня Сергей.
Побарабанив пальцами по столу хозяин кабинета, наконец, сказал.
- Тут надо подумать… Как и что…
- Да. И неплохо бы комнату в общежитии, - добавил Сергей. - Нормально?
Это был не вопрос, а утверждение.
Евгений Михайлович еще помолчал и подытожил.
- Ладно. Это тоже вариант… А у нас к вам есть встречное предложение.
Голос его был… Такой голос, которым делают предложения, от которых никак нельзя отказаться.
Он положил на стол три военных билета. Внутри у меня что-то квакнуло и съежилось. Знал же ведь, что просто так Государство нас и своих рук не выпустит… Вот как оденет сейчас на нас сапоги как гаркнет громким командным голосом «Равняйсь! Смирно!» и… И все. Шаг вправо, шаг влево… Нарушение присяги… Расстрела, конечно не будет, но вот нервы помотают изрядно. А нафига это нам, творческим людям?
Он смотрел на нас спокойно, без вызова и подначки, потом, кажется, сообразил, о чем мы подумали и улыбнулся.
- Забирайте. Вы все признаны негодными для воинской службы, так что райвоенкомат к вам претензий иметь не будет.
Никита ощутимо заметно, чуть ли не демонстративно выдохнул. Тоже, кажется, почувствовал куда жизнь чуть-чуть не повернулась.
- Теперь о учебе. Ваше предложение с ВКШ о общих чертах принимается…
- В общих чертах? - насторожился я. После того нехорошего ощущения в груди после того какмы увидали военные билеты я уж и не знал чего можно ждать. Фантазия ведь есть не только у нас. У главы Комсомола тоже хватает выдумки. Как предложит сейчас… Я нервно передернул плечами.
- Перевод в ВКШ мы вам устроим. Сдавайте у себя сессии и переведем… И вот еще что… Трудовые книжки у вас собой?
- Зачем это? - оглянувшись на нас спросил Сергей. - Мы же будем учиться…
- Как передовые советские люди вы будете не только учиться, но и работать… - Он сказал об этом как о чем-то решенном. - Так что будем устраивать вас на работу…
- Работать?
- Подрабатывать…
«Операцию „Ы“» Гайдай уже снял, показали, и это Шуриково «подрабатываю» прозвучало очень уместно.
- Как так?
Никита посмотрел на меня, потом на Сергея и от всех нас пояснил:
- Мы тоже об этом думали… Только, похоже, мы с вами думали о разном. Мы планировали подрабатывать в Москонцерте…
Глава комсомола покивал, но как-то без энтузиазма.
- Это вариант… И на нас взгляд не самый хороший. Есть и получше…
Услышав по «наш взгляд» я понял. Мы - это комсомол и КГБ и нам сейчас предложат какое-то такое место, где нас можно будет плотно контролировать. Сообразил и не ошибся.
- Во-первых, вы можете работать на какой-нибудь кафедре в ВКШ. Во-вторых, это предложение Юрия Владимировича, научными сотрудниками в одном из НИИ КГБ…
- Это еще зачем? - спросил я. Что я, что друзья насторожились.
- За тем. Будете головой работать. Вспоминать… Решать, разумеется будете вы.
- Вы чего-то не договариваете… - остановил его Никита.
Он рассмеялся.
- Добавлю, что в НИИ есть свой клуб и там - комплект инструментов… Вам-же нужно будет где-то репетировать?
Вот это вожжи… Мы теперь взнузданы и поставлены в стойло…
Увидев, как изменились наши лица он стал серьезным.
- Учиться вы будете. Обязательно. А вот что касается работы… В этом Институте есть лаборатория, которая занимается многими вопросами, в том числе и вопросами прикладной психологи. Мы же понимаем, что информация о нашем будущем и вашем прошлым никуда из памяти не делась… Все лежит где-то там…
Он пальцем поступал себе по лбу.
- Вот там и будем пытаться эту информацию достать…
- Как это будет выглядеть? - Поинтересовался я уже понимая, что выбора-то нет. Все уже выбрано за нас.
- Днем вы учитесь. Занимаетесь музыкой… И иногда.
Он поднял палец вверх.
- Иногда! По особому приглашению время от времени появляетесь в том НИИ. Ну так как?
Мы переглянулись.
- У нас есть выбор? - спросил Сергей.
- Да. Между хорошим и очень хорошим…
Он как-то по-доброму рассмеялся.
- Вы же самиэтого хотели….
А вот в этом он, безусловно, был прав.
- Ну если нет замечаний то давайте оформим это как полагается…
Глава 18
22
Делать нечего. Переглянувшись, мы принялись писать заявления и заполнять формуляры.
Когда заполненные бумаги оказались в папке у Тяжельникова тот убрал папку в сейф позади себя. У него был вид человека хорошо сделавшего свое дело. Я подумал, что все на сегодня закончилось, но, оказалось, ошибся.
- Ну и теперь - вишенка на торте, - сказал Евгений Михайлович и, сняв трубку телефона, дал команду:
- Позовите товарища…
Дверь, что вела в приемную, открылась и в кабинет пришел мужик лет тридцати с небольшим. Он был какой-то неяркий, незаметный… Какой-то я бы сказал, профессионально неброский. Настолько, что сразу становилось ясно откуда он появился. Подтверждая мою догадку Тяжельников объяснил:
- Этот товарищ будет вашим куратором от Комитета Государственной Безопасности.
- Его фамилия Вишенка? - спросил Никита по-простецки и, прикинув возможное звание зашедшего, поправился - Полковник Вишенка? Или может быть вы просто граф Вишенка?
Тот нимало не смутившись ответил:
- Нет. Я просто майор. Моя фамилия Иванов. Майор Иванов.
- «Иванов Иван Иванов с утра ходит без штанов»… - пропел Сергей на какой-то частушечный мотив. «Афоню» еще не сняли, но не пропадать же из-за этого шутке? Никита воспользовался подсказкой и продолжил:
- «Одевает штаны на ночь, Иванов Иван Иваныч…»
Что я, что мои друзья с интересом ждали реакции. Он ведь мог и обидеться… Но этого не произошло.
- Точно! - сказал он слегка улыбнувшись. - Я штаны только-только надел. В приемной. А до этого без них ходил…
- Извините, - сказал я. - Это у нас от нервов…
- Ничего. Я не обиделся.
Он положил на стол кожаную папку.
- Нам еще с вами вместе работать… Вам следует заполнить еще несколько бумажек.
Снова перед нами появилась новые бумаги.
- Прочитайте. Подпишите.
Я начал смотреть «Подписку о неразглашении», но не дочитав до половины был остановлен вопросом Никиты.
- А почему «НИИ Дальрыба»? Что это за «Дальрыба» какая??
Никита тряс перед собой бланк заявления о приеме на работу. Я поискал в своей пачки такую же бумагу и убедился, что Никита не ошибся. Действительно нам предстояло работать младшими научными сотрудниками в «Научно Исследовательском Институте Рыбоводства» с адресом во Владивостоке.
- Нам что во Владивосток ехать придется?
- Никуда вам ехать не придется, - ответил наш куратор. - Все, что нужно будет для дела, будет происходить тут, в Москве. А это…
Он пожал плечами, словно сожалел о нашей недогадливости.
- Ну, считайте это хитростью… Простой азиатской хитростью. Вы пишите, пишите…
И мы писали….
Он ходил у нас за спиной и посматривал на бумаги и отвечал на вопросы. Когда мы справились со своими заданиями он, посмотрев то, что мы там написали, кивнул.
- Годится…
- Что еще хорошего скажите? - спросил я, шевеля пальцами.
- Скажу… - с отсутствующим видом пробормотал майор. Он проверял правильность заполнения какого-то заявления. - Пятого - аванс. Двадцатого - получка. А послезавтра жду вас всех вот по этому адресу.
Он дал Сергею листочек бумаги с адресом.
- И что там будет?
- Начало работы. Там мы и увидимся. А пока - отдыхайте, приходите в себя.
Пожелание было своевременным. Темп перемен в нашей жизни завораживал и вгонял в какой-то ступор. Хотелось бы остановиться и осмыслить то, что уже произошло и то, что вот-вот должно произойти.
На этом наша встреча и закончилась. Мы молча вышли из здания ЦК. Никто не спешил начать делиться впечатлениями.
- «Остановись мгновенье, ты прекрасно…» - наконец выдохнул сказал Никита.
- А менее поэтически можно сформулировать?
- Я могу, - сказал Сергей. - Охренеть…
Он помолчал и неожиданно напел:
- «We Shall Overcome»…
Песня оказалась исключительно к месту. Когда-то она когда-то была церковным гимном, но перепетая Питом Сигером стала песней протеста. На русский её название переводилось как «Мы преодолеем!». Похоже у нас и впрямь имелся повод напевать её.
- Поправка, - сказал Никита. - Надо говорить не о будущем, а о настоящим. Мы уже преодолели…
- Да. Мы теперь как те многостаночники. И студенты, и научные сотрудники и музыканты…
- И агенты…
- А без этого нельзя. Как без этого-то?
Мы не торопясь двинулись к метро.
- Когда с предками говорить думаете? - спросил я. Никита вздохнул, но ничего не ответил.
- А я сегодня, - решил я. - Чего откладывать? Тем более все решено…
- И как ты это сделаешь? Тут ведь врать придется… - вздохнул Никита. - Ох не люблю я этого…
- Не врать, а всего лишь слегка искажать действительность, - поправил его я. - А может быть даже и без этого обойдется.
- Это каким же образом?
Идея, пришедшая в голову показался мне показалась мне весьма достойной. Врать придется по минимуму, а то и вовсе получится обойтись чистой правдой.
- Простым. Дам им документы и пусть сами читают. Там в письме ЦК ВЛКСМ очень все правильно написано. И слова красивые.
Так я и сделал. Придя домой позвал родителей, усадил их, чтоб не попадали от неожиданности.
- В общем так, родители… Читайте.
Я положил перед ними письмо на бланке ЦК ВЛКСМ.
- Что это?
- Читайте, читайте… - увильнул я. - Там все написано. А потом я все объясню…
Они прочитали и посмотрели на меня.
- Объясни, что происходит… - занервничала мама.
- Мы все уходим из институтов…
Я увидел, как родители нахмурились и поспешил поправиться.
- Мы переходим из своих институтов в Высшую Комсомольскую Школу! Рекомендацию на это нам дает ЦК ВЛКСМ.
Папа с мамой переглянулись.
- Комсомол дал вам рекомендацию?
Это папа. Вот что значит серьезный человек! Сразу нашел нужную формулировку.
- Да, пап. ЦК ВЛКСМ дал нам рекомендацию на обучение в Высшей Комсомольской Школе. Это знак доверия…
Я посмотрел ему в глаза.
- Ты понимаешь, что это значит.
Он кивнул и посмотрел на маму и для неё объяснил.
- Это не только образование. Это - карьера. Это возможности…
- И как вы?
Я пожал плечами. Кажется, самый сложный участок беседы я уже преодолел. Ответил бородатой цитатой.
- «Партия сказала „Надо!“, комсомол ответил „Есть!“» Сам понимаешь - от таких предложений не отказываются…
- А музыка?
Я вздохнул.
- Куда же мы без этого? Будем совмещать.
- Ты хорошо подумал?
Ну как тут можно отвечать?
- Да. Хорошо.
- Ну что ж… - сказала мама. - Образование ты все-таки в итоге получишь… И это правильно!
Голос звучал не так радостно, как я рассчитывал, но всё-таки она меня поняла. Она поднялась и ушла к телевизору. Из комнаты звучали музыкальные заставки «Кабачка 13 стульев». Проводив её взглядом папа спросил:
- Рекомендацию дал только комсомол?
Он выделил слово «только». Я понял вопрос правильно.
- Не только.
Он пожал мне руку и тоже вышел.
Думая, что легко отделался, я налил чаю, но выпить не успел. Помешал дверной звонок. Пришел Серёга.
- Ну как?
Он, не скрывая настроения напел:
- «We Shall Overcome»…
- Привязалось к тебе… Поговорил? - улыбнулся я, не скрывая и своего настроения. - Легко прошло?
- Если бы! Ели уболтал.
Он потащи меня в подъезд. Мы уселись около окна между третьим и четвертым этажами.
- Все-таки комсомол тут реально пробивная сила!
- Мы же сами письмо читали. Там слова правильные…
- Обмывать будем.
В его словах не было вопроса. Только констатация.
- Не сегодня.
- Разумеется… К такому надо готовиться, - мечтательно сказал Серёга. - Вот когда комнату в общежитии дадут, вот тогда!..
Два дня пролетели для нас незаметно…
Мы по-прежнему ходили в институты, готовились к сдаче сессии.
Мозги у нас работали, новые знания хорошо ложились на старые и поэтому даже «Историю КПСС» сдавать было не напряжно… Родители и те вели себя прилично, приняв наши решения изменить жизнь.
А на третий день мы пришли в НИИ Дальрыба…
Встретили нас хорошо. Знакомый майор подхватил нас у входа и привел к двери с кодовым замком. За дверью сидел крепкий молодец с цепким взглядом, а не старушка с вязанием и стал ясно, что за рыба тут водится.
Мы шли по коридору и майор негромко вещал:
- Вот и начинается ваша служба.
- Работа, - поправил я его. - Мы - работаем. Научными сотрудниками.
Он покладисто кивнул.
- А? Ну, разумеется… Хотя ничего это не меняет. Сейчас мы идем в лабораторию, в которой вы будете работать…
- Подрабатывать, - теперь его поправил Никита.
- А? Ну да. Конечно… Там с вами поговорит руководитель лаборатории, объяснит задачи и наметит план работы… Вам - следует слушаться и со всем соглашаться. Понятно? Планы работы уже сверстаны и утверждены.
Он, как я понял, так и не понимал, что перед ним сидят трое стариков, а не подростки, невесть как ставшие объектом интереса Конторы.
- Мы так не умеем, - возразил Сергей. - Давайте мы сами подумаем?
Спорить с нами он не стал. Мы как раз остановились около двери без таблички, но с номером.
- Ну, хорошо, - согласился он с нами. - Давайте как умеете. Вперед и - с песней!
- Вот это непременно! - серьезно подтвердил Сергей. - Мы по-другому не умеем.
Начальник лаборатории встретил нас приветливо. Руки не подал, но довольно любезно улыбнулся. Вид у него был профессорский. Наверняка не простой ученый сидел перед нами, а некто опутанный подписками, никак не меньше, чем мы, но наверняка и он не знал главного. Что, собственно тут же и подтвердил.
- Не знаю, что вы будете вспоминать, но мне поставили задачу поработать с вашей памятью.
- Надеюсь, что работать будите не отбойным молотком?
Он улыбнулся.
- Нет! Ну что вы, молодые люди! Наши инструменты не отбойные молотки и лопаты. Мы работаем тоньше. Если проводить аналогию, то скажу так - мы не кладоискатели, а археологи. У нас кисточки и совочки, а не лопаты и бульдозеры. Наши методы куда как более щадящие.
Никита наклонился к моему уху.
- Надеюсь это не отечественный вариант Индианы Джонса…
Я представил, что может случится с нашими мозгами если там похозяйствует такой инициативный ученый какого сыграл Гаррисон Форд и поежился. Поделиться своей мыслью я не успел. Профессор встал, крылья белого халата поднялись и опали.
- Мы попробуем медикаментозно воздействовать на вашу память и посмотрим, что из этого выйдет.
- То есть вы не знаете, что у вас получится? - насторожился я.
- Реакция может быть разной, - уклончиво ответил тот.
- Даже летальный исход?
- Ну что вы! - взмахнул руками профессор. - Это исключено! Я имею ввиду, что эффективность может быть разной. Методика еще не отработана полностью.
Не знаю о чем подумал хозяин кабинета, а я подумал о том, что не рановато ли мы сунули головы в это все. Повисшую тишину разрушил наш персональный майор.
- Будем надеяться на ваше мастерство, - бодро сказал он. - Наука нас никогда не подводила… Давайте приступим.
- Прошу, - сказало медицинское светило. - Вон туда, за ширму… Там вам ждет девушка…
- Если она похожа на Лару Крофт, - пробормотал Никита не потерявший своих опасений, но обошлось. Медсестра оказалась обычной медсестрой.
Слово и дело разошлись ненадолго. Уже через четверть часа мы сидели на кушетке в одинаковых позах - правая рука согнута и прижата к груди. В сгибе локтя у каждого виднелся ватный тампон.
- А у сестрички очень ловкие руки, - сказал Никита. - Как она ловко иголку в вену засадила…
- Опыт, наверное, большой.
- Руки ласковые…
Девушка… Ну для нас настоящих девушка, а для теперешних скорее тётенька лет двадцати двух сидела за столом и поглядывала на нас.
- Как на лабораторных мышей смотрит.
- А мы и есть мыши.
- Ага. Только хвостик впереди.
Мы посмеялись. Препарат, который нам вкололи должен был каким-то образом активизировать нашу память. Как это проявится не знал ни изобретатель этого снадобья ни сами. По уверениям профессора, в чьи рук мы попали, подопытные приматы время от времени оказывать чудеса сообразительности. У людей, как он недавно уже говорил, также была реакция, но индивидуальная. После укола нам следовало немного посидеть - ну мало ли что - и мы с удовольствием это делали.
- Может быть вы нам радио включите? - предложил я. - Что просто так-то сидеть. Музыку или новости послушаем…
- Голова не кружится? Не тошнит?
- Нет. Все в порядке, - за всех нас ответил Никита. - Включите, пожалуйста…
Медсестра послушно дотянулась до висящей на стенке радиоточки, включила и тут же комната заполнилась музыкой. Кобзон и еще кто-то незнакомый пели революционную песню:
- «Красная гвоздика, спутница тревог…»
- Давно мы с Иосифом Давидовичем не общались… - сказал Никита. - Он нас, наверное уже и не вспоминает…
Сергей сосредоточенно смотрел на приемник радиоточки и молчал.
- Ты чего? - встревожился Никита. - Нормально все?
Сергей медленно кивнул.
- Нормально… - несколько заторможено отозвался он и тут же попросил у девушки за столом.
- Лист бумаги и ручку дайте…
Косясь на медсестру он написал несколько строк и передал его мне. Неровным Серегиным почерком там было написано слов.
«Португалия. Апрель 1974 года. „Революция гвоздик“. Движение капитанов».
Едва я прочитал эти слова, как и в моей голове словно шторку отодвинули. Взяв у Сергея ручку дописал «25 апреля».
С интересом смотревший на нас Никита, получив листочек сказал.
- Точно!
Глядя на Сергея с удивлением сказал.
- Слушай… Песня-то старая, что ж ты только сейчас…
Он остановился, замолчал… Мы переглянулись сообразив, что это не случай, не волшебство, а скорее всего, достижение научной мысли. Работает инъекция! Работает!
Глава 19
23
Глазами Никита показал на девушку. Кто знает, что ей положено знать, а что - нет. Рисковать не стоило. Да и радовать наших новых товарищей раньше времени тоже не хотелось. Они ведь могли вцепиться в нас и тут же начать потрошить. Я кивнул, но сказать ничего не успел. Очень вовремя появился и сам профессор.
- Как самочувствие?
- Сами себя чувствуем, - характеризовал наше состояние Никита. - Мы пожалуй пойдем?
- Да, - поддержал его я. - Нам нужно как-то понять, что в организме происходит.
- А что происходит? - напрягся профессор. - Тошнит? Голова кружится? Метеоризм?
Мы переглянулись. Ни фига себе сопутствующие явления…
- То-то и оно, что пока ничего… Даже метеоризмом не пахнет.
Проф несколько успокоился.
- Ничего-ничего… Все-таки надо немного подождать.
Он повернулся в сестре.
- Давайте давление у них измеряйте, температуру… По малому списку…
Этот «малый список» задержал нас минут на тридцать. Давление, пульс, температура. Для чего-то пришлось идти к окулисту.
- По-моему они тут время тянут, - предположил Сергей, ничуть не стесняясь того, что нас все слышат.
- На счетчик нагоняют? А вполне может быть… - согласился Никита.
- Может быть возможно ждут мгновенного просвещения…
Я хотел добавить «Ну, как у тебя и случилось», но удержался и продолжил.
- Значит такие тут правила игры. Раз согласились - придется играть.
- Ну уж нет…
Никита сложил пальцы во всем известную комбинацию.
- Фигушки!
- Это почему?
Он воровато оглянулся и театрально прошептал.
- А вдруг не только метеоризм, а и понос нам организуют?
И уже громко, чтоб тем, кому это интересно, наверняка услышали, закончил.
- Надо уходить - и так дел невпроворот!
Наконец нам позволили одеться и мы вышли в коридор. Оказалось, ничего не закончилось. Тут нас ждал майор, правда тот оказался предельно краток. Вручив нам по карточке-пропуску показал на обратную сторону.
- Тут телефон. Как только возникнет необходимость…
Он внимательно посмотрел каждому в глаза.
- … Ну, вы понимаете о чем я. Процесс запущен. Звоните. Мы на вас очень надеемся.
А в голове и впрямь что-то происходило. Я бы сравнил то что в ней творилось с болотом, в которое потыкали палкой. Вроде бы спокойная поверхность ни с того ни с чего вспучивалась, со дна поднимались пузырьки, будоражили поверхность. Похоже, что остальные чувствовали что-то подобное. Ощущение было такое, что говорить не хотелось. Казалось что-то в голове может расплескаться и тогда - все…
Мы молча миновали проходную и не сговариваясь пошли в сторону ближайшего магазина. Через витринное стекло виден был прилавок, а за ним продавец в белом халате и три стеклянных конуса разного цвета - красный, желтый и какой-то зеленоватый.
- По стакану? - предложил я.
- А давайте! - решительно поддержал меня Сергей.
Мы зашли в магазин.
- Мне томатный, - сказал я. - А вам?
- И мне томатный.
- А я виноградного хлебну.
Уплатив полтинник и получив сдачу мы отошли в сторону.
Пригубив сок Сергей достал тот самый листок с предсказанием революции в Португалии.
- И что мы с этим делать будем?
- Думаете наши об этом еще не знают?
- А ты думаешь, что они все это и организовали?
Никита кивнул.
- Наверняка… Такие вещи сами собой не происходят. Это вам не прыщ на лбу. Тут ресурсы, тут организация…
Я не стал спорить, но повернул разговор в другую сторону.
- Даже если ты и прав, но сообщить все равно нужно.
- Почему?
- Потому что они может быть и знают, что произойдёт и когда, а вот чем все это закончится знаем пока только мы…
Сергей хлебнул соку, прижмурился.
- Получается полезная штуковина у нас по венам бродит…. Интересно что из нас еще вылезет?
Вспомнив поход к окулисту посетовал:
- Если бы от таких инъекций еще и зрение улучшалось!
Я снял с носа запотевшие в тепле очки и кончиком шарфа протер их. Мир вокруг обрел резкость. Над головой продавца я увидел плакат с самолетом и девушкой в летной униформе. Девушка была худая как манекенщица.
- Летайте самолетами «Аэрофлота!» - прочитал я. - На такой самолет и - в Португалию… Кто-то там был?
Я имел ввиду прошлую, еще не случившуюся, жизнь. Друзья отрицательно качнули головами.
- А стюардесса какая стильная!
Никита вдруг хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и желая что-то сказать, но Сергей опередил его напев:
- «Стюардесса по имени Жанна…»
- И я про неё вспомнил! - улыбнулся наш поэт.
- Я раньше!
- А я другое вспомнил! - обрадовал их я. - «Летайте самолетами Аэрофлота, живите на лету…»
Никита истово закивал.
- Точно! Была такая песня!
- Не было, - поправил его я, - Но теперь - будет!
Сергей вернул пустой стакан продавцу.
- «Не было никогда и вот - опять!» Черномырдин - это голова! И профессор со своей микстурой - тоже.
Посмотрев на нас предложил:
- Ну так что, позвоним Иванову про Португалию?
- Давайте погодим немного, - возразил Никита. - Я сейчас чувствую, как грузовик со стеклотарой на неровной дороге.
- Образно и поэтически… А по сути?
В ответ на мой удивленный взгляд он все-таки объяснил так, чтоб даже не поэты поняли:
- Малейшая кочка и в кузове звон…
Вот эту аллегорию я понял слету. Наверное он прав. Не болото с палкой, а именно машина со стеклотарой! Не вонь, отравляющая воздух, а мелодичный звон… Микстура действовал на нас именно так. Мир вокруг нас вещами и звуками пробуждает в нас воспоминания о еще не произошедшем в этом мире.
- Получается, для нашей памяти нужны какие-то толчки и только тогда мы…
Он не стал договаривать. Погонов у нас на плечах нет, но подписки-то имеются.
- Ну и Бог с ней! Главное, что микстура работает!
- Значит придется нам звенеть.
- Да. Лишь бы не разбиться…
Очень своевременно из-за прилавка раздался стеклянный дребезг и сдержанная ругань. Мы обернулись. За спиной продавца грузчик в синем халате принес вносил в магазин ящик с бутылками минеральной воды. За их спинами крашенная белой краской дверь, наверное в подсобку, медленно закрывалась. Эти звук и цвет принесли мне новую ассоциацию.
- «Белая дверь» у Пугачевой. Помните фильм?
Я пощелкал пальцами, пытаясь так вытащить из глубин памяти название фильма, но тщетно. Тогда напел:
- «В нарисованных джунглях нельзя заблудиться
И не съест никого нарисованный зверь…»
- Да-да-да-да… - Поддержал Никита. - Очень приличный медляк. Приватизируем?
- Не рано?
- Самое время! - уверенно сказал Серёга. - И не «приватизируем», а просто почестному сочиним наново!
- И снова Алле Борисовне…
- Ну, это как получится.
До Нового Года осталось всего несколько дней и мы решили обрадовать родную Контору как раз в канун праздника - сделать Юрию Владимировичу новогодний подарок. Тем более за это время могло и еще что-нибудь всплыть.
Так оно и получилось. Головы у нас были заняты экзаменами - хотелось закончить в старых институтах семестр как можно лучше, чтоб с чистой совестью начать учится в ВКШ. Мы добросовестно готовились к экзаменам и в какой-то момент, когда я смотрел «Международную панораму», у меня «звякнуло» - летом в СССР должен будет приехать Президент Соединенных штатов Америки Ричард Никсон на подписание каких-то договоров по атому оружию! Я тут же записал, что вспомнил и до кучи, припомнив «Форрест Гампа», присовокупил туда историю про «Уотергейт» и уходе с поста Президента в августе грядущего года…
Добавив к Португалии и Никсону апрельскую победу АББА на «Евровидении» с песней «Ватерлоо» мы передали конверт нашему майору.
За два дня до Нового Года без звонка пришёл Никита. Возбуждено потирая руки сказал:
- Пошли к Сереге…
- А что случилось?
- Звонили из ЦК Комсомола. У них там что-то в отделе культуры с пластинкой двинулось.
Набросив куртку на плечи уточнил:
- Это которая по следам Фестиваля?
- Да.
- Да… Следы уже снегом замело, а они только очнулись.
- И на том спасибо, - рассудительно заметил наш поэт. - Хоть когда-нибудь…
Вытащив Сергея на лестничную клетку принялись обсуждать.
- Чего они конкретно хотят понятно?
- Им, как я понял, нужны рекомендации, кого вставлять в список исполнителей.
- Они просят совета? - удивился Сергей.
- Они перекладывают на нас ответственность, - разъяснил Никита. - Лично так я думаю…
Это очень походило на правду. Чтоб структура, готовая всеми командовать вдруг стала спрашивать у кого-то совета? Не никогда! И не надо говорить о демократическом централизме.
- Будем рисковать и показывать нашу политическую незрелость?
- Ты думаешь подстава? - С сомнением посмотрел на меня Никита.
Я пожал плечами.
- Не знаю… Но думаю, что если мы начнем им конкретные песни указывать, то кто-нибудь, ну если захочет, может к нам прицепиться. Давайте ограничимся только ансамблями. А уж какие песни у кого брать пусть сами разбираются.
- Поправлю, - остановил меня Никита. - Про чужих говорить не будем, а вот про наших артистов мы точно сказать можем. Допустим, Пугачеву.
- Так не было её на фестивале.
- Ну и что? Сколько времени-то прошло! Никто уже и не помнит кто там был и что там было. А песня хорошая на пластинке будет.
- И про немцев можно сказать, - вставил Сергей. - Пусть «Пудис» «Карл Марк Штат» исполнит.
- Ладно. Решили… А сами тогда что дадим?
- Нам предлагают туда дать две песни.
Сергей усмехнулся.
- Ну, когда первая понятно. «Вот одна из тех историй…»?
Мы понимающе переглянулись. Ясно, что наверняка нашу песню поставят в финал пластинки. Мощный такой финал получится.
- Конечно. Только сказали, что надо будет её перепеть с хором.
Я удивился.
- С каким-таким хором? Это еще зачем?
- Там слово «социализм» очень громко и мощно должно звучать.
- Неужели хор Александрова дадут? - загадал я. Военный хор - это что-то! Полста мужиков с профессиональными голосами! Это же песня! И сказка!
- Ну давайте гадать не будем. Они нас ждут 28 декабря с предложениями. Кого мы еще будем рекомендовать?
- А что в голову приходит? «Но-То-Цо», «Локомотив ГТ»…
- «Червоны гитары», Марыля Радович.
- «Скальдов» забыли.
- Точно. Хорошая команда.
Никита, доставший блокнот и ручку все записал.
- Так. С этим все ясно. Список я напечатаю, но у нас вторая песня. Что предложим?
Мы замолчали.
- Интересно, а политическая составляющая во второй песни должна быть? Или можно лирикой добавить?
Варианты у нас были. Множества вариантов и каждый из нас несколько затормозил перебирая их в памяти. Из этого состояния меня выбил Никитин щелчок пальцами.
- Мы все идиоты… - сказал он.
- Иногда бываем, - согласился я. - Но чтоб постоянно? Нет. Я не согласен.
Он не стал возражать.
- Знаете, какая вторая песня будет?
Взгляд у Никиты стал кислый, не радостный и я мгновенно догадался, что у него в голове.
- Кажется да…
В нашей «зашоренности» мы не увидели самое очевидное. Если отдел культуры ЦК ВЛКСМ составляет пластинку, то от отечественных исполнителей наверняка потребуют идеологически заряженную песню.
- «И юный Октябрь впереди…»? - предположил Сергей. Мы синхронно кивнули.
- Давайте не будем… - попросил Сергей. - Давайте что-нибудь другое…
Я вспомнил Тяжельникова.
- А они нам скажут, что это комсомольское поручение…
- А мы ответим, что Кобзон эту песню лучше исполнит. Что у него голос комсомольский.
Я представил, как это будет звучать у Кобзона и понял, что это правда! У Иосифа Давидовича это получится лучше! Нам осталось только убедить в этом ЦК комсомола.
В ближайшую пятницу мы подъехали в отдел культуры со своими предложениями. Все оказалось именно так, как мы и предполагали.
На предложенные нами кандидатов на участие в записи на пластинку замечаний не было, н вот по нашим песням вопросы возникли. Мы угадали с песнями. От нас хотели получить песню про «Юный октябрь…» и про «Социализм…» То есть не то что потребовали, но, рекомендовали.
С «Юным октябрем…» получилось хорошо. Мы легко смогли убедить комсомольцев, что Кобзон исполнит её куда как лучше нас и звучание полновесного оркестра лучше донесет до слушателей то чувства уважения к Владимиру Ильичу, которое мы, сочинители, к ему испытываем, а вот со второй песней возникли сложности… Нам действительно предложили исполнить в записи хор Александрова.
- У нас есть иное предложение. - Осторожно сказал я. - Хор Александрова - это, конечно же, здорово. И мы все…
Я оглянулся на товарищей, ища поддержки.
- …И мы все понимаем, что доброта должна быть с кулаками. Но это явно не тот случай! Будет лучше, что в этой песне нам будет подпевать какой-нибудь штатский хор. Пускать военных в такую песню…
Я покачал головой и поморщился.
- Критики на Западе могут увидеть некие аллюзии и намеки.
Завотделом задумался.
- Вы думаете могут быть провокации? - озабоченно спросил он.
Никита развел руками, показывая, что ничего не может гарантировать.
- Главное, не давать им такого повода. Если мы не дадим им повода, то ничего и не будет. И вообще у меня появилась гениальная мысль!
Мы все, включая завотделом, увидевшего проблему с неожиданного ракурса, посмотрели на Кузнецова. У него, как оказалось, был план получше!
- Мы сейчас перешли учиться в ВКШ. Там, вместе с нами учатся и немало иностранцев. Улавливаете мысль?
- Пока нет.
- Давайте сохраним на пластинке дух Фестиваля! Давайте эти студенты и станут хором на подпевке!
Глава 20
24
Из ЦК мы вышли с приподнятом настроении. Морозный воздух пьянил, хотелось пританцовывать и дурачиться, но не от мороза, а от ощущения удачи. Дело двигалось! Однако при этом мы все видели очевидную сложность. Обещать хор иностранных комсомольцев можно, но ведь это обещание нам предстоит как-то выполнять. ЦК комсомола не те ребята, что позволят нам завалить свою часть общей работы, а мы ведь в ВКШ еще даже не появлялись! Оставалось надеяться на наше обаяние и репутацию. Не верится, что это будет легко. Я так и сказал.
- Да. Предложение ты сделал хорошее, на счет хора, а вот как мы его реализовывать будем?
- Просто, - решил Никита. - Ты же решение уже нашел?
- Как это? - удивился я. - Когда?
- Когда недавно про Кобзона вспомнил.
Я растерянно посмотрел на него.
- Не понимаю.
Никита усмехнулся.
- В этом мире магии и волшебства нет, однако существуют волшебные слова…
- Неужели «пожалуйста»? Или «крибле-крабле-бумс»?
- Нет. Еще более волшебные!
Он для значительность помолчал и объяснил:
- «Комсомольское поручение». Если уж на Иосифа Давидовича это должно подействовать, то уж в таком учреждении как ВКШ такая формулировка наверняка сработает на 100 процентов.
Услышав это, я реально успокоился. Действительно. Так и сделаем. Когда придем документы сдавать и становиться на учет в комсомольскую организацию, тогда секретарю и предложим войти в истории музыки. Может быть он этот хор и возглавит. Там даже отсутствуем голоса и слуха не отговорятся. «Партия сказала „Надо!..“» Хотя тут уместнее вспомнить Аверченко «Если полицмейстер приглашает садиться стоять становится как-то неудобно».
- Верно! А если сложности возникнут, то организуем звонок из ЦК… - поддержал его Сергей. - Решим проблему!
А вот переговоры с Кобзоном я взял на себя.
Я позвонил Иосифу Давидовичу и, к моему удивлению, был узнан.
- Добрый вечер Владимир!
- Добрый день Иосиф Давидович! Я хотел б встретиться…
Опережая его вопрос объяснил мой интерес.
- У нас есть предложение к вам.
Он не несколько секунд завис.
- Завтра вечером сможете? У меня концерт в «Театре эстрады». Вы будете один?
- Да. Короткая деловая встреча.
- Я предупрежу и вас пропустят…
Вечером я был на Берсеневской набережной. Через служебной вход поднялся наверх, в гримерку артиста.
Поднявшись на встречу он протянул руку.
- Рад вас видеть!
Энергично тряхнув, он посмотрел куда-то за мою спину. В зеркале гримёрного столика я увидел там отражения часового циферблата. До концерта оставалось полчаса и Кобзон, извинившись, что большим временем не располагает, выделил мне десять минут из этого получаса.
- У вас новая песня?
Я кивнул, откладывая «на потом» объяснение какую роль играет ЦК Комсомола в организации нашей встрече, и протянул ему два листочка. Ноты и текст.
Он подошел к пианино, что стояло в углу комнаты. Разумеется, это был не концертный рояль, но понять, что что я принес было можно. Певец взял несколько аккордов, что-то музыкально промычал, покрутил головой.
- Это что, марш? - с некоторым удивлением спросил он.
Я пожал плечами.
- Марш? Скорее, это энергичная комсомольская песня.
Иосиф Давидович кивнул, и посмотрел на листочек с текстом.
- Да. Я вижу по словами. Признаться, я ожидал нечто иного…
Он посмотрел на меня явно ожидая объяснений. Пришлось коротко рассказать ему о задумке ЦК Комсомола с пластинкой.
- Мне кажется у вас получится очень хорошо. Это точно ваша песня!
Он меня вроде бы и не слушал, перебирал клавиши, что-то отыскивая в нотах. Я подумал, что он может отказаться и придется пускать в действие аргументы потяжелее, но он неожиданно сказал:
- Какие-то интересные музыкальные интонации…
Он прищурившись посмотрел на меня.
- Вы, наверное, песни Пахмутовой любите? Вот чувствуется тут что-то такое…
Он пошевелил в воздухе пальцами, словно хотел что-то оттуда достать. Может быть правду? Ой не хотелось бы, чтоб у него это получилось.
«Почувствовал!» - подумал я. - «Во что значат талант и музыкальное образование! Штирлиц был в шаге от провала…» Я постарался уйти от щекотливой темы.
- С этой песней вы точно станете главным комсомольским запевалой!
Я вовремя вспомнил, что в его репертуаре уже есть отличная комсомольская песня.
- У вас уже есть в активе комсомольские песни! Хотя бы вот «Не расстаюсь к Комсомолом, буду вечно молодым!». Так будет и еще одна! Ничуть не хуже!
- Интересная перспектива…
Он замолчал, что-то взвешивал для принятия решения.
- Я думаю, что вы исполните его куда лучше, чем мы! - Надавил я. - Тут определенно нужен оркестр, хор, и ваш голос, а мы…
Я развел руками, признавая нашу инструментальную бедность.
- … у нас так не получится. С гитарой у костра мы еще сможем, а вот так… Во весь голос… На всю страну.
Я покачал головой.
- Хорошо… - согласился Кобзон. - Я спою это…
Он сказал это так, что я понял недосказанное и поспешил добавить.
- А мы вам в ближайшее время еще что-нибудь вскоре предложим. В смысле, новую песню.
- Хорошо…
Он снова глянул на часы и поднялся.
- Простите… Мне пора на сцену…
Прощаясь, он протянул мне три пластинки.
- Это вам и вашим товарищам.
Он пошел на сцену, а я поотстал в коридоре разглядывая конверты. Правильно. Так оно и есть. На душе стало приятно и губы растянулись в довольную улыбку. Обе наших песни тут имелись. «Школьный вальс» и «Ты меня на рассвете разбудишь…»
Новый год прошел как обычно хорошо, как это и бывает с неполитическими праздниками. С оливье, шампанским, родителями и Новогодним Огоньком. Я внес разнообразие в семейный обыденный праздник тем, что приготовил «селедку под шубой». Отчего-то в нашей семье этот салат не готовили и даже не знали, что он существует.
Разумеется, были поздравления, подарки и традиционные мандарины. В общем, все как в покинутом мной детстве. Кроме того, Дед Мороз порадовал нас еще кое чем!
Новогодним подарком, кроме пластинок Иосифа Давидовича, стало появление в магазинах пластинки оркестра под управлением Поля Мориа, на которой французы играли наши «Отель „Одиночество“», и «Ты меня на рассвете разбудишь…» Кроме того, комсомольцы официально подтвердили, что мы включены в список участников передачи «Алло мы ищем таланты» и что запись передачи состоится в феврале…
То есть у нас для радости имелось сразу несколько.
Поговорить об этом мы собрались у Сереги второго января. Порадоваться и поговорить о планах.
Все-таки в нашей жизни близились крутые перемены - мы меняли институты и вместе с этим свою прежнюю жизнь. Понятно было, что новый институт - это и новые связи и новые возможности.
Сергеевы родители ушли гулять в Кусковский парк и мы, не опасаясь разоблачения, спокойно сидели перед хозяйским баром, потягивая принесенное с собой «Каберне». Деньги были и на коньяк, но не сговариваясь решили ограничится сухим вином. Бутылка вина, да десяток шоколадных конфеток… Не хватало только музыки. Но она была рядом.
Наш барабанщик поставил тонарм на пластинку и в комнате зазвучал «Отель „Одиночество“».
Я хотел спросить у товарищам не стыдно ли им за чужие песни, но не успел. Никита меня «прочитал».
- По глазам вижу о чем спросить хочешь, - проворчал Никита. - Не стыдно. Ни капельки. До нашего появления этой песни в этом мире не было и не известно было бы. А теперь - есть!
- И в каком качестве! - подвернул Серега, двигая ползунки регуляторов тембров и наполняя комнату прозрачными звуками скрипичного квартета.
Никита поставил рюмку на стол.
- А ведь и мы растем! - сказал он мечтательно. - Развиваемся… Как считаете, мы уже доросли до собственной пластинки или мне это только кажется? Хотя бы до миньона?
- Кажется да, но не нам решать, - я вздохнул. - Увы… Пока обойдемся магнитной пленкой и кассетами.
- Но ведь помечтать то можно?
Я поставил свою рюмку рядом с рюмкой друга.
- Помечтать-то можно… Только логичнее не мечтать, а строить планы.
- Планировать? А что тут у нас по плану пошло? Мы что на Фестиваль по плану попали? Или в ВКШ планировали поступить? - спросил Серега и покачал головой. - Нет. Не зря говорят: «Хочешь посмешить Бога - расскажи ему о своих планах».
- А если не планировать так вообще ничего не сделаешь.
- Ну ладно… Не хоте планы строить давайте тогда хоть итоги подведем, - предложил Никита, поглаживая конверт грампластинки.
- «Подведем итоги» - это слишком мрачно, - снова возразил Сергей. - Типа «подвести черту». Рано нам где-то что-то подводить.
- Тогда отчитаемся? - поправил я Никиту.
- Перед кем?
- Да хотя бы перед сами перед самой. Тут есть «Рапорт пятилетки», а у нас получается «Рапорт за второе полугодию 1973 года».
Никита с Сергеем переглянулись.
- Ну давай… Отчитывайся.
- Сколько мы тут? Полгода?
Сергей приглушил звук, а я приготовился загибать пальцы.
- Помните с чего начиналось? Мы просто хотели хорошую музыку поиграть. А что вышло? Школу закончили? Закончили! Свою жизнь переменили? Переменили! На Фестивали поиграли? Поиграли! Леннона предупредили? Предупредили! В институты поступили? Поступили! Фестивальную пластинку пробили? Пробили! Связями на самом верху обросли? Обросли…. Есть чем гордиться!
Друзья внимательно слушали и я продолжил.
- Мы хотели прожить свою новую жизнь по-другому. - Я кивнул на проигрыватель. - И это нам точно получилось. Может быть и что-нибудь иное получится…
В воздухе комнаты французские виртуозы продолжали плели кружево из звонких нот, украденных нами у Будущего, а за окном летели снежинки. Около детского сада, что стоял во дворе нашего дома, красовалась украшенная бумажными флажками и фонариками елка.
Ну и что?
- Да ничего… Нам теперь дальше жить. Учиться, реализовывать наш потенциал. Тогда и концерты будут, и винил вместо кассет МК - 45, и гастроли… Стране валюта нужна!
Ребята смотрели на меня, улыбались. Я остановил разбег собственной фантазии и предложил:
- Кстати, не лишним будет сделать что-нибудь полезное для Юрия Владимировича. Вот тогда наши мечты и планы точно станут явью.
Мои друзья с пониманием кивнули. Настолько это важно для нас понимали все.
- Ни у кого в голове не звенит?
Аналогия с грузовиком и стеклотарой всем нам пришлась по душе и мы пользовались ей.
- Пока пусто.
- Значит надо будет напрячься и все у нас получится.
Никита щедро добавил в рюмки.
- Ну вот! За новые успехи! За диски и гастроли!
Мы выпили, Сергей перевернул пластинку и зазвучала «Ты меня на рассвете разбудишь…»
- Вот бы нас кто-нибудь разбудил на рассвете и сказал: «Поднимайтесь и давайте шагайте диск - гигант записывать!» - сказал он мечтательно. - Или гастрольный тур по Европе! Хотя бы по Восточной!
Желание чуда в словах Сергея было настолько острым, что я почувствовал, что это все-таки лишнее. Не нужны нам такие эмоции. С такими мыслями можно и впрямь перейти с сухого на коньяк.
- Был бы верующим - помолился бы…
Никита посмотрел на уличный фонарь сквозь стекло бокала.
- И чего попросил бы?
- Какой-нибудь минимум. Что-то очень простого и ясного…
Я взял гитару и начал наигрывать:
- «Прекрасное далеко, не будь для нас жестоко
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь…»
Я пел и чувствовал, что мы все думаем и хотим примерно об одного и того же. Волей-неволей мы теперь завязаны на таких людей, которые потребуют от нас максимальной отдачи. Если мы захотим двигаться вперёд, то нам придется, как велосипедистам, крутить педали. Я вспомнил внимательные глаза Андропова и скорректировал мысль. Н аверное, мы даже не просто спортсмены на треке, а велосипедисты в цирке, те самые, которые ездят на проволоке. Трос под колесами указывает нам направление и не дает уклониться в сторону, остановиться нельзя и если, не дай Бог, сорвемся, то можно попросту разбиться…
А если и не разобьёмся вдребезги, то все равно падать будет больно.
Допев куплет, остановился. Ребята почувствовать настроение молчали. Я понял, что немного перегнул парку.
- Такую песню надо было перед Дедом Морозом спеть… Может быть выйдем?
Я кивнул на елку во дворе, около которой стояли снеговик и фанерный Дед Мороз.
- Опоздали мы, - сказал Сергей. - Разве только на следующий год.
- Ничего, - возразил Никита. - Вон у тебя тут стоит еще одно воплощение божества стоит.
Он показал на маленькую фигурку Будды. Действительно маленькая фигурка, то ли кем-то подаренная родителям, то ли привезенная ими из командировки стояла там насколько я помню всегда. Маленький каменный Будда.
- Будда, - сказал я заторможено.
- Ну да, - подтвердил Сергей слегка насторожившись. - Он же тут всегда стоял.
То, что всплыло в моей памяти заставило меня отложить гитару в сторону. В голове стало пусто и звонко.
- Май этого года. В Индии испытают первую индийскую атомную бомбу.
- А причем тут…
- Кодовая название операции - «Улыбающийся Будда».
- Ну вот! - Никита радостно хмыкнул и ударил меня по плечу. - Теперь и к Юрию Владимировичу есть к чем пойти!
Он довил вино в бокалы.
- Ну…
Он задумался, чему нам стоит посвятить очередную рюмку.
- За индийскую атомную программу!
КОНЕЦ
|
