Красный Дракон Империи Евгений Владимирович Панов
        Потерять тех, кого любишь, тех, ради кого живёшь. Самому оказаться на долгие годы прикованным к инвалидной коляске без шансов на выздоровление и в конце концов узнать, что жить тебе осталось считанные месяцы. Но есть братья, которые не бросят и придут, чтобы помочь. Помочь уйти за грань миров. Уйти, чтобы остаться в живых. Уйти, чтобы обрести суперспособности, встретить свою любовь, стать известным и изменить судьбы своих близких, страны, мира, столкнув колесо Истории с наезженной колеи на новую дорогу, ведущую к новому, может быть, более совершенному будущему. Могущественные враги будут пытаться помешать, но кто они по сравнению с Драконом?..
        Евгений Панов
        Красный Дракон Империи
        Серия «Попаданец»
        Выпуск 141
        
        Глава 1
        Осень. Раньше я любил осень, а последние десять лет просто ненавижу. А ещё я ненавижу автомобили. Особенно гламурные иномарки. И гламурных тёлок за их рулём. Хорошо, что из моего окна их не было видно. Не заезжают в наш двор такие тачки. А в последние полгода я не только машины, я солнечного света не видел. Полгода под землёй. Полгода сплошного кошмара, когда тебе под гипнозом и обычными методами вкачивают в мозг максимальное количество информации в различных областях. Радует только то, что скоро всё это закончится. Закончится в любом случае. Меня просто не станет в этом мире. Осталось ждать буквально считанные дни.
        А каких-то десять лет назад я был молод, здоров и счастлив. У меня было всё, что нужно человеку для счастья. Любящая красавица жена, замечательный сын-первоклассник, не самая плохая работа с не самой плохой зарплатой, квартира, машина и дача, поездки за границу к морю раз в год и плюс к этому два брата, для которых я был непререкаемым авторитетом. Теперь ничего этого нет. Остались только братья, благодаря которым я всё ещё живу. Всё остальное погибло под колёсами гламурной иномарки, которой управляла гламурная, вусмерть пьяная девица, оказавшаяся дочкой какого-то высокопоставленного чиновника.
        Я хорошо помню тот день, и за прошедшие десять лет память не притупилась. Было начало октября 2010 года, через пару месяцев мне должно было стукнуть 35 лет. Мы возвращались с семьёй из аквапарка, где неплохо порезвились и отдохнули, и решили по пути зайти в супермаркет возле дома, купить на ужин всяких вкусняшек. Уже перешли улицу и шли по тротуару, Костик радостно прыгал, держась за наши руки, Марина мило улыбалась, подставив лицо последним тёплым лучам уходящего солнца. Так они и остались в моей памяти, радостный весёлый сын и улыбающаяся жена.
        Не было ни визга тормозов, ни сигнала клаксона. Просто страшный удар в спину - и темнота. Полгода комы, выйдя из которой, я узнал, что у меня больше нет ног. И семьи тоже больше нет. Кроме братьев. Именно благодаря им я и выжил, хотя долго проклинал их за это.
        Болек и Лёлик. Борис Андреевич и Леонид Андреевич. Два молодых светила науки. Они были в больнице, куда меня привезли, буквально через час после случившегося. Они подняли на уши всех медицинских специалистов, до кого смогли дозвониться. Они возились со мной, пока я был в коме, они возили меня по всем ведущим клиникам мира, когда я очнулся. Они организовали похороны жены и сына. Они не дали спустить на тормозах и прекратить уголовное дело против гламурной тёлки, убившей моих родных. Они молча терпели мои проклятья в их адрес за то, что не дали мне умереть с моими любимыми. Они наняли сиделку и оборудовали мою квартиру всем необходимым для жизни инвалида-колясочника, у которого помимо отсутствия ног ещё и раздроблен позвоночник. Они все эти десять лет поддерживали меня и обеспечивали буквально всем. И вот полгода назад судьба преподнесла мне очередной сюрприз. Рак костного мозга. Врачи дали максимум год. И снова Болек и Лёлик взялись за моё спасение.
        Чтобы выжить, мне нужно… уйти. Из этого мира в другой. Вернее, даже не совсем в другой, а почти что в наш, только на почти 90 лет назад, из 2020 года в 1932-й. Хотя тут тоже не всё так просто. Мир вроде как и наш, а вроде как параллельный, местные головастики и сами ещё до конца не разобрались. Уйду не я сам, перемещение физических тел невозможно, уйдёт моё сознание, или, выражаясь научно, моя психоматрица. Риск огромный. Девяносто восемь процентов за то, что я просто растворюсь в темпоральном поле перехода, и лишь два процента дают положительный исход. Задание для смертника, которым, по сути, я и так являюсь.
        Тогда, полгода назад, узнав о моем диагнозе, Болек и Лёлик приехали ко мне. Выпроводив из квартиры сиделку, они молча сели напротив и уставились на меня.
        - Что, сочувствовать приехали? - спокойным голосом спросил я. - Так для меня это избавление, а не наказание. Жаль только, ждать ещё довольно долго, да и уходить буду с не самыми приятными ощущениями. Шансов, как я понимаю, всё равно нет никаких.
        - Ну, вообще-то шанс есть. Мизерный, но есть, - ответил Лёлик. - Только тебе придётся поехать с нами, и сюда ты уже в любом случае не вернёшься.
        - А оно мне надо?
        - Это ты решишь после того, как согласишься уехать с нами и поговоришь с одним человеком, - вступил в разговор Болек, - но в любом случае для тебя ничего не изменится. Если откажешься от предложения, то сможешь дожить сколько осталось в комфортных условиях и уйти без мук.
        - Болек, ты всегда с детства выступал в роли искусителя, - хмыкнул я. - Ладно, бог с вами, поехали. Возможность умереть спокойно тоже дорогого стоит.
        У подъезда уже ждала машина скорой помощи, что в условиях пандемии коронавируса никого из соседей не удивляло. Потом была почти двухчасовая поездка до ворот затерянной среди лесов воинской части, трёхчасовой перелёт в грузовом отсеке Ил-76, в который карета скорой помощи просто заехала, и ещё почти час езды по бетонке, проложенной среди вековой тайги. И вот среди расступившихся деревьев стало видно одинокое трёхэтажное обшарпанное строение, обнесённое, однако, мощным бетонным забором, высотой метров пять. Микроавтобус заехал в открытые каким-то невзрачным мужичком ворота, повернул к строению и нырнул в поднятые ворота подземного паркинга. Контраст между тем, что было снаружи, и тем, что встретило внутри, был просто поразительным.
        Если внешне была видимость полузаброшенного объекта, то внутри всё сияло стерильной чистотой, потолочные панели источали ровный яркий свет, а встречающие были облачены в медицинские изолирующие костюмы, которые уже примелькались в репортажах из российских больниц. Даже жутковато стало. Где-то краем мелькнула мысль о чёрных трансплантологах, которую, хохотнув про себя, я тут же отбросил. Кому я нафиг нужен?..
        Меня очень бережно пересадили в навороченную инвалидную коляску и повезли к лифту. Вначале я подумал, что лифт пойдёт наверх, на второй или третий этаж, но, судя по ощущениям, он начал, убыстряясь, спускаться вниз. Довольно долго.
        «Это же в какой Тартар меня везут?» - мелькнула мысль.
        Почему-то вспомнилось далёкое прошлое. Детство, школа. Вспомнил, как впервые увидел Болека и Лёлика. Вообще-то они мне не родные братья. Их усыновили мои родители, и не без моего участия. Я тогда учился в седьмом классе. В нашей школе учились дети из детского интерната, расположенного неподалёку. И вот поднимаюсь я из расположенной в цоколе раздевалки и вижу, как известный на всю школу двоечник и хулиган Миха Штырь, он же Михаил Штырляев, из 8-го «Б» с двумя своими прихлебателями зажал в углу парочку мелюзги, по виду типичных ботаников, в одинаковых огромных очках. Да и внешне они были очень похожи друг на друга. Ну понятно, опять Михе на пиво не хватает, и он вытрясает мелочь из тех, кто ответить ему не может. А ведь мелкие-то из интернатовских. Нашёл у кого деньги шакалить, урод.
        - Штырь, а ты берега не попутал? - разминая запястья, спокойным голосом спросил я. - Ты с кого трясёшь, утырок?
        Надо сказать, что ростом я был довольно высокий, плюс ко всему, почти 7 лет занимался самбо, да не простым, а боевым, с родным братом отца, дядей Сашей, который, по слухам, в своё время тренировал спецов ГРУ, пока не ушёл на пенсию по ранению. Сам он об этом не рассказывал, а на расспросы обычно отшучивался. Так что Штырь со своими шестёрками мне были не соперники, и они об этом прекрасно знали, уже пару раз получив от меня физические замечания.
        - О, защитничек явился, - скривился Штырь. - Забирай этих шмакодявок и иди куда шёл.
        Цикнув сквозь зубы, троица вразвалочку пошла в сторону буфета, по пути задирая всех встречных.
        Двое мелких молча стояли, глядя на меня сквозь свои несуразно большие очки.
        - Ну давайте знакомиться, что ли, - вздохнув сказал я. Недавно прочёл Экзюпери, и фраза «мы в ответе за тех, кого приручили» всё ещё была свежа в памяти.
        - Я - Борис, а это Лёня, то есть Леонид, - ответил тот, что чуть пониже. - А тебя мы знаем, ты нашей классной помогал перед пением гитару настраивать, тебя Витя Головин зовут, ты из 7-го «А», а мы - из 4-го «А».
        - А ещё ты Штыря за школой побил, - добавил второй мелкий.
        - Ха, Болек и Лёлик, - хохотнул я, вспомнив виденный не так давно мультфильм про двух непоседливых мальчишек. - Ну, пошли, а то на урок опоздаете. Кстати, Штырь у вас ничего не отобрал?
        - Нет, - ответил Лёлик, улыбнувшись, - у нас и нет ничего.
        Так я взял своего рода шефство над этими двумя забавными пацанами. Через пару месяцев поговорил с их воспитательницей из интерната и пригласил ребят к себе домой. Родители их закормили так, что они оба стали похожи на два раздувшихся шара. Потом уже мои родители стали забирать пацанов на выходные, а через год и вовсе усыновили. Так у меня появились два брата.
        Отец был инженером-строителем. Как о нём говорили, таких спецов, как он, на весь Союз можно было по пальцам пересчитать. Наверное, поэтому, когда случилась авария на Чернобыльской АЭС, его одним из первых отправили туда. Там он просчитывал на месте возможность строительства саркофага над реактором, там и нахватался доз радиации, что здоровья ему не добавило.
        Мать работала ведущим инженером-проектировщиком в одной из организаций при Госстрое СССР.
        С развалом Союза работы у родителей стало всё меньше и меньше. Закрылись организации, в которых работали и отец, и мать. Стало довольно тяжело жить. Вскоре отца позвали работать в открывшееся СП, совместное предприятие с немцами. Появившиеся «новые русские» начали активно строить особняки и дворцы. Возник спрос на проекты и строительные фирмы. Материальное положение семьи значительно улучшилось.
        В 1993 году я закончил школу с серебряной медалью (на английском засыпался и вместо ожидаемой пятёрки получил четыре) и, к ужасу родителей, поехал поступать в десантуру, в РВВДКУ. Сказалось долгое общение с дядей Сашей. Уже в поезде полез разнимать подвыпивших и чего-то не поделивших соседей по купе и получил нож в бедро. О десантуре пришлось забыть. Но не о желании стать военным. Военком предложил на следующий год попробовать поступить в другое училище, а до того времени пойти куда-нибудь учиться, хоть в ПТУ, чтобы не попасть под осенний призыв этого года.
        В ПТУ вытаращили глаза на школьного медалиста, возжелавшего освоить профессию машиниста мостового крана, но документы приняли. И вот я уже сижу в учебном классе, в котором собрались двадцать человек, из которых пятеро парней и пятнадцать девчонок. К моему удивлению, все одногруппники оказались очень даже хорошими ребятами и девчатами. Вот и верь рассказам про пэтэушников, которые все поголовно пьянь и рвань. Да и учиться было интересно. И досуг проводили весело, устраивая дискотеки по выходным, пару раз даже сходили в поход.
        Учёба далась без каких-либо проблем, и, получив свой заслуженный красный диплом и собрав документы, я буквально на следующий день, уступив мольбам родителей, поехал поступать в инженерно-строительный вуз. Продолжать, так сказать, семейную династию. Поступил, хотя это было непросто, и начались мои студенческие будни.
        К тому времени Болек и Лёлик окончили школу, оба с золотыми медалями, и готовились поступать в вуз. Болек - на физмат в МГУ, Лёлик - на химфак, тоже в МГУ.
        Письма из дома приходили часто, мать писала об успехах братьев, но чувствовалась какая-то недоговорённость. Так-то дела дома шли хорошо. Отец организовал строительную фирму. Было много подрядов на строительство. Денег хватало и на поддержку трёх студентов.
        И вот в начале четвёртого курса из дома пришла весть, что отца парализовало. Чернобыль догнал его. Состояние было крайне тяжёлым. Мать выбивалась из сил, ухаживая за отцом. Деньги утекали рекой. Первым порывом было бросить учёбу и рвануть домой, чтобы хоть как-то помочь. У Болека и Лёлика мысли были точно такие же, о чём они мне и написали. Пришлось на них рявкнуть, чтобы даже не думали о ерунде и продолжали учиться. Мать в письмах и по телефону успокаивала меня, что отцу становится лучше и всё обойдётся, но в декабре 1997-го его не стало.
        Через две недели после похорон мать возвращалась из магазина, и её ударил по голове железным прутом парик, которому не хватало денег для дозы. Мать впала в кому. Тут уж пришлось мне бросать учёбу и ехать ухаживать за мамой. Все накопления, что были, ушли на лечение отца. Пришлось продавать шикарную квартиру и покупать скромную двушку, а оставшиеся деньги пустить на лечение матери. Фирму отца давно уже обанкротили и разодрали на части, так что и с этой стороны было глухо. Однако ничего не помогло, и мать умерла, так и не придя в сознание. Так я остался без родителей. Дядя Саша к тому времени тоже уже умер, сказались старые раны.
        Остро встал вопрос, как жить дальше. Из образования - лишь диплом ПТУ да справка из института об окончании трёх курсов и военной кафедры и присвоении звания лейтенанта запаса. А надо ещё и братьев поддерживать. Пришлось идти работать на завод. Вспомнить свою первую специальность.
        Работал в «горячем» цеху на кране. Повезло, что зарплата была хорошая, которую хоть и задерживали, но не так сильно, как на других предприятиях. Поступил на вечернее отделение вуза на специальность «инженер-механик». По справке взяли сразу на третий курс. Так и жил. Со смены, если утренняя, бежал домой, быстро перекусывал - и бегом в институт. Если работал с обеда, то на занятия бежал с утра пораньше. Перед ночными - так же вечером на учёбу и сразу на смену в цех. Зарплаты, в принципе, только-только хватало, чтобы заплатить коммуналку, купить недорогих продуктов да выслать немного денег вечно голодным студентам.
        Занятия самбо я не забросил, благо ещё в своём первом институте близко сошёлся с преподавателем физической культуры, который был настоящим гуру в рукопашке. От него узнал много нового, да ещё увлёкся китайской гимнастикой «тайцзицюань»[1 - Тайцзицюань (тай-чи) - буквально: «Кулак Великого Предела»; китайское внутреннее боевое искусство, один из видов ушу Популярно как оздоровительная гимнастика, но приставка «цю-ань» (кулак) подразумевает, что тайцзицюань - это боевое искусство.]. Вот теперь это и пригодилось. Начал вести по выходным платную секцию по ушу. Договорился о спортзале в родном вузе. Я вёл секцию, а они отчитывались о проведении спортивно-массовых мероприятий. Ну и долю малую им отстёгивал. Куда же без этого.
        Болек с Лёликом, эти два молодых гения, смогли получить гранты на продолжение обучения за границей и улетели в страну «вероятного противника». Стало немного полегче.
        На одном из занятий секции ушу увидел новенькую молодую симпатичную девчонку. Заглянул ей в глаза и понял, что пропал. После тренировки пошёл провожать. Марина, так звали прекрасную брюнетку, жила буквально в двух кварталах от института, но мы шли это расстояние несколько часов. Говорили и не могли наговориться. Через два месяца сыграли скромную свадьбу. Марина предлагала просто расписаться, но я хотел, чтобы у неё всё было красиво, благо денег к тому времени немного подкопил. Так что и белое платье, и кольца, и разукрашенная лентами машина. Всё было. И ресторан, в котором, хоть и довольно скромно, посидели с друзьями. Мои братья далеко, у Марины тоже лишь тётка.
        Поначалу жили очень скромно, но постепенно жизнь начала налаживаться. С одним товарищем организовали фирму по монтажу и обслуживанию систем КИП и автоматики на нефтегазопроводах, благо у товарища был родственник, вхожий в круги нефтяников и газовиков. В семье появился достаток. К тому времени уже родился сын. Болек с Лёликом вернулись из Америки и работали в каком-то НИИ с непроизносимым названием. Ну а потом всё и произошло, и весь мой мир рухнул…
        Вот и лифт остановился. Это на какую же глубину меня завезли?
        Человека, сидевшего передо мной, можно было принять за кого угодно, но точно не за профессора. Как говорится, увидишь раз - и тут же забудешь. Одень его в спецовку, и от работяги не отличишь. И всё же… Было в нём что-то такое, что сразу не бросалось в глаза, но со временем как бы всплывало из глубин сознания. Цинизм какой-то, в большей степени присущий давно практикующим врачам. Взгляд… Ну, таким взглядом, наверное, смотрят на подопытную мышь, которой вкололи доселе неизвестное вещество, и теперь с интересом глядят, как та отреагирует.
        - Ну что же, Виктор Андреевич, - начал профессор, - говорить о том, что рад нашей встрече, я не буду. Это будет, учитывая ваши обстоятельства, не совсем корректно. Но всё же в какой-то мере я действительно отчасти рад. В сложившейся ситуации вы для нас идеальный вариант, но об этом несколько позже.
        Далее профессор (Антонов Дмитрий Сергеевич, как он представился) довольно долго и достаточно подробно рассказал о сути того, что мне, в случае согласия, предстояло сделать. М-да, ну что тут скажешь? Фантасты отдыхают и нервно курят в сторонке.
        Началось всё ещё в 60-х годах XX века, когда в СССР озаботились созданием систем маскировки, позволяющих сделать объект невидимым во всех спектрах, включая видимый диапазон. Что-то вроде аналога «филадельфийского эксперимента», когда американцам якобы удалось сделать невидимым эсминец «Элдридж», да ещё и телепортировать его на довольно большое расстояние. Ну, с американцами до конца так и не ясно, было или нет, а вот советским учёным кое-что удалось. А удалось им ни много ни мало пробиться в другое измерение.
        Беда была в том, что любой материальный объект мгновенно аннигилировался. Было проведено множество экспериментов и исследований, пока однажды не выяснили, что информация в виде электромагнитного излучения определённой частоты проходит свободно. Тут кто-то вспомнил об экспериментах ещё 1920-х - 1930-х годов, когда пытались перенести сознание одного человека в тело другого (а что такое есть наше сознание, как не то самое электромагнитное излучение?). Откопали в старых архивах всё, что там сохранилось, стряхнули с этого пыль и начали думать, что к чему приложить. Появилась идея забросить сознание человека в это самое измерение и посмотреть, что там и как.
        - Все эти измерения, - продолжал профессор, - на самом деле являются более-менее идентичными. Это как ветки, отпочковывающиеся от единого ствола. Мы их назвали струнами. Где-то когда-то произошли некоторые изменения в ходе течения реальности в основном стволе, и от него отпочковалась новая ветвь, уже со своим течением времени. Например, где-то Тунгусский метеорит отклонился на долю градуса и пролетел мимо Земли. И в той реальности кто-то не вдохновился этим событием и не совершил какое-то открытие, а как итог, там люди так и не вышли в космос. А где-то метеорит, наоборот, вошёл в атмосферу чуть раньше и полностью уничтожил Санкт-Петербург. И таких ветвей-струн бесчисленное множество.
        Проблема в том, что для того, чтобы пробиться из одной струны в другую, нужно огромное количество энергии. Причём пробой получается со смещением во времени относительно нашего. И смещение это направлено в прошлое примерно на 90 лет. В миры будущего проникнуть теоретически можно, но, по расчётам, энергии потребуется просто огромное количество. Примерно на уровне звёздной энергии. И пробой в каждый отдельный мир возможен лишь один раз. Тут действует какая-то неизвестная пока сила, препятствующая повторному пробою. Да и наблюдение за этим миром после пробоя возможно лишь крайне непродолжительное время. Потом мир-струна начинает как бы отдаляться, и энергии для наблюдения требуется всё больше и больше.
        С заброской сознания тоже не всё так просто. Во-первых, это возможно лишь между родственниками, если считать родственниками родившихся в разных измерениях. Тут всё завязано предположительно на ДНК, которое в том числе является как бы ключом к частотам излучения сознания. А во-вторых, реципиент должен быть либо без сознания, либо в состоянии клинической смерти, либо в состоянии глубокого сна, но в последнем случае энергии для переброса потребуется на несколько порядков больше. К сожалению, следствием переноса является полное стирание личности реципиента. Хотя, по расчётам, вся его память и все его знания должны сохраниться. Но, к сожалению, всё это теория, которую ещё предстоит проверить, надеюсь, с вашей помощью. Никто вас не торопит и не принуждает, но времени для подготовки, учитывая известные обстоятельства, у нас совсем не много.
        М-да, задачка. С одной стороны, становиться подопытным кроликом как-то не хочется, а с другой - что мне терять-то? Осталось трепыхаться не так уж и много.
        - Ну что же, Дмитрий Сергеевич, терять мне всё равно уже нечего, так что я согласен. Только у меня вопрос: а в кого вы меня собираетесь перебросить?
        - А что вы знаете о своих предках? - прищурившись, спросил проф. - Вот вы, Виктор Андреевич, например, знаете, что принадлежите к старинному дворянскому роду? Что у вашей бабушки по отцовской линии был родной старший брат, который умер подростком в тридцать втором году? И что ваша бабушка Анастасия Михайловна никогда не меняла фамилию, и вашему батюшке досталась фамилия предков?
        Если честно, то сказанное профессором стало для меня новостью. Я всегда был уверен в своём пролетарском, так сказать, происхождении.
        Бабу Настю я помнил. Милая добрая бабушка с нелёгкой судьбой, пережившая всю блокаду Ленинграда, куда приехала учиться из Сибири, с первого и до последнего дня. Однажды я, когда гостил у неё, нашёл в коробке со старыми письмами и вырезками из газет коробочку с орденом Красного Знамени и медалями «За оборону Ленинграда» и «За Победу над фашистской Германией», а также удостоверениями к ним на имя Головиной Анастасии Михайловны. Сколько ни расспрашивал бабушку, она так и не рассказала, откуда эти награды. Всё отшучивалась, что уже и не помнит, что там было. Рассказал отец.
        Во время блокады бабушка работала учителем в школе. Удивительно, но факт. Школы продолжали работать всё время блокады, хотя и не все. Учились в основном младшие классы. Те, кто был постарше, помогали фронту, работали на фабриках и заводах, дежурили в пожарных командах. Уроки были по 20 - 25 минут, да и те часто прерывались бомбёжками, и тогда занятия продолжались в подвалах, превращённых в бомбоубежища.
        Вот во время одной из таких бомбёжек, когда дети уже спустились в подвал, во дворе школы разорвалась немецкая бомба, и осколками убило весь расчёт находящегося там зенитного орудия. Бабушка бросилась к орудию, надеясь, что кто-нибудь выжил и ему требуется помощь. Живым оказался лишь один из расчёта, в окровавленной шинели с кубиком в петлице.
        - Стреляй, - чуть слышно прохрипел он и умер.
        Бабушка часто видела, как стреляют из зенитки, поэтому бросилась к орудию, а на школу уже заходила очередная пара «юнкерсов». Ствол зенитки был повёрнут в нужную сторону, и оставалось только забраться на сиденье и нажать на педаль спуска, благо полная обойма снарядов уже была заряжена.
        Зенитка затряслась от очереди, и все пять тридцатисемимиллиметровых снарядов понеслись навстречу пикировщикам. А дальше произошло чудо: ведущий «юнкерс» напоролся бомбами на очередь и взорвался в воздухе, а второй самолёт словил снаряд прямо в кабину пилота и рухнул, перелетев здание школы.
        Прибежавшие военные застали картину развороченной взрывом площадки с лежащими убитыми зенитчиками и ревущей молодой девчонкой, сжавшейся в комок на месте наводчика. Подскочивший политрук сказал, что первый раз такое видит, когда совершенно не подготовленный человек, да ещё и хрупкая девушка, одной очередью сбивает сразу два бомбардировщика.
        Вот за это бабушку и наградили орденом, выдали пару буханок хлеба, несколько банок тушёнки и, что бабушка посчитала особенно ценным, большую банку вишнёвого варенья. Хлеб, тушёнку и варенье бабушка разделила среди своих учеников. Ну а после прорыва блокады наградили ещё и медалью. И ещё одну медаль вручили уже в 1945-м году, после Победы.
        Такая вот у меня была бабушка, души не чаявшая в родном внуке, которого назвали Виктором по её просьбе, и в двух приёмных внуках, ставших для неё такими же родными.
        И вот теперь мне предстояло занять место её брата. Профессор клятвенно заверил, что тогда он, то есть я, на все сто процентов выживу. Более того, моя психоматрица подтянет тело реципиента к более высоким показателям. Например, улучшатся память, внимание, выносливость. Это всё плюс к тем знаниям, которые мне запишут непосредственно в подсознание. Оказывается, в своё время и такие исследования проводились в лабораториях КГБ. Болезни мне тоже будут не страшны. Так, во всяком случае, говорят расчёты. Ну что же, как говорится, поехали.
        И начался ад.
        Интерлюдия (где-то в фешенебельных апартаментах Москва-Сити)
        - Ну что, профессор, как продвигается подготовка? - спрашивающий, одетый в типичный для чиновника тёмно-синий костюм, стоял спиной к собеседнику и смотрел сквозь огромное окно на распростёртый внизу мегаполис.
        - Всё идёт в соответствии с графиком. Пока серьёзных отклонений нет, а мелочи на дальнейшую работу не влияют.
        - Как ваш подопечный?
        - Работает со всем старанием. У него и выбора никакого нет. Или смерть, или хоть какой-то шанс.
        - Какую информацию вы в него закачиваете?
        - Разнообразную. Этим занимаются два его родственника, которые мне помогали с исследованиями. Записывают координаты месторождений, различные технологии в разных отраслях, чертежи, информацию по экономике, политике.
        - Они не помешают нашим планам в последующем? Может, от них лучше избавиться сейчас? - Хозяин апартаментов обернулся на профессора.
        - К сожалению, они необходимы. Методика записи в подсознание доработана именно ими, и если происходят какие-либо сбои, то только они оба могут быстро купировать негативные последствия. Увы, но заменить их просто некем. Обучение новых сотрудников займёт слишком много времени и увеличит число посвящённых. К тому же они будут полностью уверены, что мы спасли их родственника от смерти, и будут нам верны и благодарны.
        - Какие дальнейшие планы?
        - Заброска состоится в ближайшие дни. Затем только пассивное наблюдение, но не более месяца. Через месяц миры начнут отдаляться друг от друга, и канал связи разорвётся. За это время сознание полностью возьмёт под контроль память и тело реципиента. Возврат лучше провести раньше, скажем, через три недели, иначе может не хватить энергии для обратного переноса. После этого мы проверим, что из записанного в подсознание сохранилось. Если у объекта сохранится хотя бы половина информации, то эксперимент можно считать успешным.
        - Что будете делать с родственниками?
        - За несколько дней перед возвратом объекта отправим их в питерский филиал. За это время произведём возврат объекта, снимем все данные, проверим сохранность информации и её полноту, а затем - эвтаназия и утилизация. Этим буду заниматься непосредственно я, а также пара моих верных ассистентов. Один из них - отличный специалист по получению нужной информации из любого, так сказать, подопечного. Выпотрошит в лучшем виде.
        - Ассистентов после проведения всех мероприятий необходимо ликвидировать, - жёстко произнёс «тёмно-синий» и, увидев недовольную гримасу на лице профессора, продолжил: - Вы должны понимать, какие это деньги, поэтому необходимо исключить малейшую вероятность утечки информации. Если всё пройдёт как вы предполагаете, то можно будет выходить с конкретными предложениями к определённым людям, обладающим большими деньгами и желающим прожить ещё одну жизнь, хоть и в другом мире, имея значительный багаж знаний. А это многие и многие миллиарды, и, как вы понимаете, отнюдь не рублей. Так что сантименты тут неуместны. Родственники пусть пока продолжают работать, но готовьте им замену, либо добейтесь их полной лояльности. Отправляйтесь к себе и готовьтесь к заброске вашего подопечного. О точной дате возвращения объекта сообщите заранее, я буду присутствовать при этом и при последующих допросах.
        Профессор молча кивнул и, повернувшись, вышел за дверь. Хозяин апартаментов вновь вернулся к созерцанию города у своих ног. Всё шло просто замечательно, впереди ожидали безграничные власть и богатство, а в перспективе, когда придёт время, и новая жизнь.
        Интерлюдия (в то же время за много километров от Москва-Сити)
        Двое молодых мужчин сидели на кухне в квартире, из которой совсем недавно увезли своего брата. Перед ними на столе стоял ноутбук, на голове у обоих были надеты наушники. Хитрая программа, с таким трудом инсталлированная в смартфон их научного руководителя, позволяла незаметно для владельца включить режим прослушки. И сейчас они слушали фактически вынесение смертного приговора тому, кто стал для них родным и подарил им семью и будущее.
        - Вот твари! - зло сорвав наушники выругался один из них. - Что делать будем?
        - Не психуй, Болек. Давно уже было понятно, что с этими исследованиями не всё чисто, но это был единственный шанс спасти брата… - С этими словами он набрал на клавиатуре несколько символов, и на смартфон профессора ушла команда, удаляющая шпионскую программу и все её следы. - Лабораторию необходимо уничтожить, но так, чтобы вместе с ней уничтожить и всех посвящённых. Желательно вместе с этим господином.
        - Подожди, Лёлик. - Между собой они всегда называли друг друга так, как их когда-то в шутку назвал брат. - А как же Витя?
        - Витю надо забрасывать. Потом проконтролировать процесс адаптации в новом теле и уже после уничтожить лабораторию. Думаю, что неделя-полторы, а может, и поболее, после заброски у нас точно будет до того, как нас отошлют в Питер. До этого времени надо подключиться к охранной системе и системе управления реактора. Он как раз под лабораторией, и его взрыв уничтожит все следы. А учитывая глубину нахождения комплекса, радиоактивного выброса на поверхность не будет. Перед самым возвращением Вити реактор начнут выводить на полную мощность, по достижении её наша программа скачком выведет его на закритический режим работы и заблокирует аварийное отключение. От срабатывания аварийной сигнализации до взрыва пройдёт не более 30 секунд. Эвакуироваться не успеет никто. А учитывая имеющееся под реактором устройство самоликвидации в пару Хиросим мощностью, то и под землёй следов никаких не останется, да и надземному комплексу достанется.
        - Хм. До приезда этого неизвестного господина они Витю точно возвращать не будут. Нас отошлют заранее, и это будет сигналом к полной готовности. Ну что же, будем действовать. Сейчас заберём то, зачем мы якобы приезжали, и возвращаемся. Кстати, может, Вите ещё что-нибудь подгрузить полезного?
        - Нет, всё. Его мозг и так работает на пределе. Слишком много ненужного ему загрузили. Хорошо, что удалось вместе с этим мусором подгрузить и нужную информацию. Боюсь, что он больше ни одного бита дополнительно не выдержит. Надеюсь, наша закладка сработает, и в момент переноса всё ненужное будет стёрто, правда, и мозг будет фактически отформатирован. Ну да там Вите будет уже всё равно, что случится с его мозгом здесь. А насчёт неизвестного господина, то тут тоже не всё так просто. Слишком уж знакомый голос у него. Этот голос довольно часто слышно из телевизора.
        Глава 2
        Ну вот и настал тот самый день. Сегодня я либо исчезну навсегда, либо очнусь уже в другом теле, в другом времени, в другом мире. Скорее бы, хотя, конечно, и потряхивает от переживаний. Последние несколько недель дались особенно тяжко. Почти всё время провёл с надетым на голову шлемом футуристического вида, посредством которого в мою многострадальную голову загружали информацию. Голова болела так, что хотелось её оторвать и отбросить куда подальше. И обезболивающие препараты принимать нельзя, так как мог произойти сбой при загрузке. Зато теперь, если всё пройдёт благополучно, мне надо лишь сосредоточиться и мысленно послать запрос в свой мозг, и любая из имеющейся информация будет доступна.
        Хорошая технология, но фактически никому не доступная. Вся проблема в том, что после такой загрузки мозг долго не живёт. От силы несколько месяцев, да и то в случае нахождения под наблюдением специалистов. Со мной всё проще: мне здесь не жить, а там все знания будут уже полностью моими.
        За пару часов до заброски ко мне пришли Борис с Леонидом. Мы обнялись. В глазах у них стояли слёзы.
        - Ну что, прощайте, братья. - У меня у самого комок стоял в горле и в глазах щипало. - Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали. Простите, если что было не так. Присмотрите там за могилками.
        - Прощай, брат! - Болек всхлипнул, как когда-то давно в детстве. - Тебе спасибо за всё, что ты для нас сделал. Прости, если когда обидели чем-то тебя. Мы всё сделаем. И за твоими присмотрим, и тебя никогда не забудем.
        Лёлик молча обнял меня и, прильнув к уху, тихо прошептал:
        - Как очнёшься, вспомни про письмо.
        - Пора. - Профессор, заглянувший в дверь, был немногословен.
        И вот я лежу в камере переноса на довольно удобном ложе, весь опутанный проводами, обклеенный датчиками, с воткнутыми в вены катетерами, а на голову мне опускается шлем с глухим забралом. Сознание медленно уплывает, пропадает ощущение тела, наступает какое-то умиротворение, которое через мгновение взрывается адской болью. Даже не так. Не болью, а БОЛЬЮ. При этом не понятно, что именно болит. Боль не локализована где-то, она повсюду. Кажется, что ты плывёшь в этой самой боли. Хочется кричать. И даже не кричать, а вопить от боли, но и этого сделать не получается, потому что кричать-то, по сути, нечем. Болит не тело, болит само сознание. И ты не можешь ни думать, ни осознавать себя. Существует лишь БОЛЬ. И ты пронизан ею, и ты живёшь в ней.
        Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Боль, всепоглощающая боль вдруг схлынула, затаилась где-то в глубине сознания, а на смену ей пришёл СВЕТ. Он был повсюду, обтекал сознание, лаская в своих нежных потоках. Внезапно свет начал как будто уплотняться. Я не видел это, я это чувствовал. Свет превратился в крохотную точку, и эта самая точка ослепительного света вошла в моё сознание, растворяясь в нём. И наступил покой.
        - Дядька Андрей! Дядька Андрей! - пронзительно громко закричал тоненький девчачий голос на мою попытку открыть глаза. - Витюша очнулся.
        Моя попытка увидеть крикунью не увенчалась успехом. Вернее, не так, увидеть-то я увидел, вот только глаза при этом так и не смог открыть. Лишь сквозь окружающую тьму проступил чуть светящийся силуэт человеческой фигуры.
        - Ох, ты ж, Господи, Пресвятая Богородица! Слава Богу, в себя приходить начал! - Вместе с мужским голосом в поле, так сказать, зрения появился второй силуэт, повыше первого. - Беги, дочка, за Шэн-ли и за бабкой Дарьей.
        Так, надо прийти в себя. Похоже, что перенос прошёл нормально, и я нахожусь в теле брата своей бабушки, который должен был умереть. Попробую добраться до памяти реципиента (тьфу ты, блин, сказывается долгое общение с умниками из лаборатории).
        Так, что мы имеем? А имеем мы пятнадцатилетнего раздолбая, зачем-то полезшего на кедрач. Хотя понятно, зачем. Решил для сестрёнки достать из дупла маленького соболька. Ну и, как и следовало ожидать, сорвался с высоты и хорошо приложился головой о корневище. Видимо, это и привело к коме и последующей смерти. Но это в той, другой реальности. Теперь здесь я, а значит, как говорится, будем жить.
        Так, теперь надо сосредоточиться на своём новом теле и понять наконец-то, почему я не могу открыть глаза, но тем не менее вижу светящиеся силуэты. Прямо как будто аура. Так, стоп! АУРА! Блин, это что, получается, что либо носитель обладал экстрасенсорными способностями, либо они появились уже у меня после переноса? Так-так-так, думаем.
        При переносе я ощущал боль (бррр, лучше не вспоминать), а потом появился свет, который вошёл в моё сознание и растворился в нём. Судя по памяти носителя, прежде у него не было никаких таких способностей. Это что же получается, что процесс переноса ещё и делает экстрасенсом? Да уж, как пишут на сайтах альтернативной истории, это рояль, и рояль не маленький. А учитывая то, что мне буквально вбили в память, то это уже просто рояльный оркестр.
        Осталось только дождаться полного слияния сознания и выяснить, что из тех знаний сохранилось после переноса. Ну и исполнить, так сказать, священный долг всех попаданцев. Как шутили на форумах альтистории, каждый уважающий себя попаданец обязан перепеть Высоцкого, приделать к танку (ха-ха) промежуточную башенку и изобрести командирский патрон (ха-ха-ха). Ну да всему своё время, а пока надо приходить, так сказать, в нового себя.
        Пока я предавался размышлениям, появился новый светящийся силуэт. Вроде и похож на те, что были прежде, но всё же чем-то отличается. Силуэт, ни слова не говоря, подошёл ближе, и от него в мою сторону протянулись два отростка. Ага, это он руки ко мне протягивает.
        И тут я почувствовал прикосновение чьих-то пальцев к своему лицу. Это было первое тактильное ощущение в новом теле. До этого я вообще ничего не ощущал. Между тем пальцы неизвестного человека легли на мои веки и плавно подняли их. Глаза ослепило от света, и я смог разглядеть сквозь проступившие слёзы размытые очертания склонившегося надо мной человека.
        - Халасо, осень халасо, - с явным китайским говором произнёс пришедший.
        Он убрал руки, и глаза опять закрылись, но теперь уже я сам, хоть и с трудом, смог их открыть. Свет слепил, и приходилось промаргиваться, чтобы хоть что-то увидеть.
        - Ну-тка, погодь, Витюш, глаза-то я твои протру, - произнес, судя по голосу, тот самый дядька Андрей и склонился ко мне с какой-то тряпицей в руках.
        В это самое время из-за двери послышались чьи-то торопливые шаги и запыхавшийся женский голос.
        - Уф, Настёна, скаженная. Да нешто я могу поспеть за тобой? Погодь, дух переведу, а то аж сердце зашлось.
        - Не торопись, Дарья Степановна, всё у нас в порядке. Тут Шэн-ли пришёл в аккурат перед тобой, говорит, что всё хорошо. - Дядька Андрей выглянул за дверь встретить пришедших. Из-под его руки проскользнула фигурка в сарафане и со слезами метнулась ко мне.
        - Витюшенька, братик, ожил наконец-то. А я так боялась, так боялась. Я звала, звала тебя, а ты лежишь, и не говоришь, и почти не дышишь… - девчонка уткнулась лицом мне в грудь и заревела в полный голос.
        - Ну, будя тебе мокроту разводить, будя, - сказала подошедшая статная женщина. - Раз очнулся, значит, выкарабкается. Дай-ка я тебя, соколик, посмотрю.
        С этими словами она села туда же, где до неё сидел китаец, и начала ощупывать мою голову, а затем и шею. Потом попросила повернуть меня на бок, прошлась руками вдоль позвоночника. Что интересно, аура у неё переливалась всеми цветами радуги. У остальных тоже были различные оттенки ауры, но у неё это было видно особенно.
        Меня вновь положили на подушку, и я увидел внимательный взгляд пронзительно зелёных глаз, направленный на меня. Сколько мы так смотрели друг другу в глаза, не знаю, но раздавшееся покашливание дядьки Андрея заставило разорвать зрительный контакт.
        - Хм, интересно, - задумчиво произнесла бабка Дарья (Хотя какая там бабка? На бабку она возрастом точно не тянула. От силы лет 55 на вид, не больше.). - Чудны дела твои, Господи.
        Снова раздалось покашливание, и дядька Андрей спросил у целительницы (а больше никем пришедшая не могла быть):
        - Ну, что скажешь, Дарья Степановна? Как он?
        - Всё с ним будет хорошо, - по-доброму улыбнувшись, ответила она. - Теперь, - особо выделила она это слово, - с ним точно всё будет хорошо. Сейчас дам ему отвар, чтобы спокойно поспал и сил набирался, а вы жидкую наваристую мясную похлёбку ему сготовьте, чтобы, как проснётся, мог ее попить. Да много сразу не давайте. По первости полкружки, и будя. Ежели удержит в себе, то чутка погодя ещё столько же дайте. А там и по полной поите. Подай-ка мне, Настёна, суму мою.
        Достав из сумы стеклянную бутылку с деревянной пробкой, целительница отлила из неё в кружку какую-то чёрную, как дёготь, жидкость. Затем взяла чистую тряпицу, смочила в той самой жидкости и поднесла к моим губам.
        Едва влага коснулась губ, как я почувствовал страшную жажду. Казалось, что я весь изнутри полностью высох и сейчас просто осыплюсь пеплом. Протерев влажной тряпицей мои иссохшие губы, тётка (так буду ее называть, на бабку она не очень-то и похожа) Дарья выжала несколько капель в приоткрытый рот. Боже, какое это было наслаждение! А когда в пересохшее горло устремился тоненький ручеёк жутко горькой жидкости, то я понял, что ничего слаще до сих пор ни в той, ни в этой жизни не пил. Хотелось пить и пить этот нектар, но, увы, много мне не дали.
        Накатила какая-то тяжесть, глаза закрылись, и я провалился в сон. Именно в здоровый спокойный сон, а не в мрачное забытьё.
        А в это время во дворе состоялся очень интересный разговор.
        - Спасибо тебе, Дарья! - Дядька Андрей склонил голову в знак благодарности. - Я как на промысел пойду, так тебя отблагодарю дичинкой.
        - Погодь, Андрей, пустое то, - задумчиво глядя на дверь избы, сказала целительница. - Я что тебе сказать хочу. Дар, похоже, пробудился у крестника твоего. Пока слабенький, но может и развиться. Так что ты его ни к чему не принуждай, пусть сам свой путь сыщет. И пусть к нему походит китаец Шэн со своими иглами. Хуже не будет. А и пойду я. Будь здравым, Андрей. Завтра поутру зайду проведать.
        - Ох, ты ж, Господи, - дядька Андрей перекрестился. - Откуда ж взялся-то тот Дар?
        - То я не знаю, - ответила Дарья. - Часто Дар просыпается, когда человек побывал за гранью и вернулся, как крестник твой. Иной раз он по наследству передаётся. А был ли кто у него в роду с Даром или нет, того мы не знаем. Сам знаешь, какого он с сестрой своей Анастасьей рода.
        - Я-то знаю, а вот откуда это знаешь ты? - прищурившись, словно целясь, спросил дядька Андрей, в прошлом старший урядник Донского казачьего войска Селивёрстов, денщик при подполковнике Головине Михаиле Николаевиче.
        - Охолонись, Андрей Григорьевич. То только ты да я знаем. Мать их, Царствие ей Небесное, незадолго до смерти рассказала, просила присмотреть за детьми и помочь им, коль нужда такая будет.
        С этими словами целительница повернулась и неспешно пошла к себе домой, оставив во дворе задумчивого дядьку Андрея.
        Проснулся я от того, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Довольно странное ощущение. Как будто кто-то чуть заметно касается тебя. И это прикосновение было каким-то добрым, что ли. Не открывая глаз, я опять увидел светящийся силуэт и попытался сосредоточиться на нём. Судя по всему, это была моя молодая бабушка Настя. Хотя, наверное, надо прекращать называть её бабушкой. Здесь и сейчас она совсем ещё девчонка, а я, если не вдаваться в подробности, её родной брат. Но сколько же от неё исходило любви, нежности и радости, правда, в этот момент смешанных с тревогой.
        Хм, это что, я уже эмоции различаю? Так, надо прекращать расстраивать сестрёнку и открывать глаза. Больше мне пока никакие части тела не подчинялись.
        Блин, это что, я всё делал под себя? Опять, как сразу после аварии? И ей приходилось убирать за мной и мыть меня? Бедненькая моя, досталось же тебе. Ну да, надеюсь, это ненадолго. Профессор и Болек с Лёликом говорили, что адаптация продлится не более месяца, а потом сознание полностью возьмёт тело под контроль.
        - Ой, Витюшечка, проснулся! - Едва я открыл глаза как меня буквально затопила волна счастья. - А я тебе бульон сварила, как бабка Дарья велела. Сейчас принесу, и ты покушаешь.
        Настя метнулась за занавеску, которой была отгорожена моя лежанка, и буквально тут же вернулась, неся в руках кружку.
        Приподняв мне голову, она поднесла к моим губам край посудины, и тут мне в нос ударил аромат наваристого бульона. Оказывается, до этого я вообще не чувствовал никаких запахов. Честно говоря, и дальше бы мне их не чувствовать. Вместе с ароматом вкуснейшего варева в нос шибанул поток других запахов, и не все они были приятными. От неожиданности у меня даже дыхание перехватило. Настя, увидев это, не на шутку испугалась. Её аура в районе груди полыхнула тревожно-красным. Захотелось как-то её успокоить, обнять, погладить по голове.
        И тут произошло совсем уж непонятное. Я увидел своим вторым (буду его так называть) зрением, как от меня в сторону Насти потянулась словно бы ветка дерева. Своими веточками-отростками она огладила девочку по голове и, прикоснувшись к исходящему из груди красному мерцанию, влила в него светло-золотистого света. Мерцание успокоилось и, как прогорающий огонь, постепенно сошло на нет. Тревога в глазах Насти тоже пропала.
        - Ой, прости, братик, тебе, наверное, горячо… - И она начала, смешно наморщив нос, дуть в кружку. Затем попробовала губами варево и опять поднесла мне ко рту.
        Теперь я уже был готов и отреагировал спокойно, а через мгновение мне в рот потекла тоненькая струйка бульона. Блин, а глотать-то я не могу. Не получается. Вчера тётка Дарья свой отвар вливала в меня, что называется, самотёком. Вкуснейший бульон тем временем потёк мне на подбородок и на шею. Ну, ё-моё! Жалко-то как. И тут я неосознанно сделал небольшой глоток. Ура!!! Заработало!!! А сколько радости было в глазах Насти, когда я выпил весь бульон до конца.
        Я лежал, прикрыв глаза, и с меня потоками тёк пот. Как в бане в парной. И это с полкружки бульона. Голова наполнилась тяжестью, и клонило в сон. Но тут я почувствовал присутствие ещё одного человека. Похоже, тётка Дарья пришла. Больно уж аура у неё характерная.
        - Здравствуй, Настёна, - послышался знакомый голос целительницы. - Ну, как вы тут? Как наш болящий? И чегой-то дядьки твоего не видать.
        - Ой, здрасти, бабка Дарья, - радостно вскинулась Настя. Похоже ойкать у неё войдёт в привычку. - Всё хорошо у нас. Я шулю[2 - Шуля (шулюм) - крепкий, наваристый суп из дичины, который готовят в Забайкалье. Рецепт принадлежит казакам, которые в военных походах хотели основательно подкрепиться. Иногда шулю готовят из рыбы.] сварила и Витюшу бульоном напоила. Как вы велели, полкружки дала. А он всё сам выпил, и его не стошнило. Только потом весь исходит. Уж я его вытирала-вытирала, а он всё идёт и идёт. А дядька Андрей в Чагоян уехал с самого ранья. Шкуры и мёд повёз сдавать, новости узнать. Обещал к вечеру вернуться.
        - Ну, давай посмотрим твоего Витюшу…
        С этими словами тётка Дарья откинула занавеску и подошла к изголовью. Прикрыв глаза, она протянула к моей голове раскрытые ладони и остановила их сантиметрах в десяти от меня. Своим вторым зрением я увидел, как в мою сторону от её рук потянулись тоненькие светящиеся веточки (хотя точнее было бы назвать их щупальцами, но это звучит немного неприятно).
        Это что, она собралась залезть ко мне в голову? Ага, счаззз. Сосредоточившись, я протянул навстречу свои ветви, а они были заметно ярче и толще, и мысленно слегка шлёпнул ими по чужим. Ха, шок - это по-нашему. Глаза целительницы распахнулись. Никогда не видели глаза размером с блюдца? А я вот увидел. Тётка Дарья с обалдевшим видом плюхнулась на стоявшую рядом с моей лежанкой табуретку. Ошарашенно покачав головой, она певуче произнесла:
        - Силё-о-о-он. Нечего сказать. Такой силы я ещё не видала. Ну всё-всё, прости старую. - Она приложила свою ладонь к груди и чуть склонила голову. - Более такого не сделаю.
        Настёна, ничего не понимая, с удивлением переводила взгляд с меня на целительницу и обратно.
        - Ну, ты чего нас разглядываешь, будто никогда не видала? - с улыбкой поинтересовалась тётка Дарья. - Не прост у тебя братец, ох, не прост. Неси, давай, воду тёплую, оботрём его, да ещё шулей напоим.
        Чистый и относительно сытый, я умиротворённо полудремал на своей лежанке.
        - Нин хао! - раздалось от двери, и в горницу, почтительно склонившись, зашёл давешний китаец. - Здравствуйте! Как ваше здоровье?
        Что интересно, обращался он ко мне, а не к находившимся здесь же Насте и тётке Дарье.
        - Ой, здравствуйте, уважаемый Шэн-ли. - Настёна привычно уже ойкнула. - Проходите, пожалуйста. Я сейчас чаю поставлю.
        - Здравствуй, Шэн, - степенно поздоровалась целительница. - Всё, слава Богу, хорошо. Теперь болезный наш точно оклемается и на ноги встанет.
        - Сапасиба, но тяй попоззе. - Китаец слегка поклонился. - Мне нада внацале поставить иглы.
        Так, стоп. Вот что меня сразу цепляло и показалось странным. Я НЕ ВИЖУ КИТАЙЦА В СИЛЕ. Блин, я даже формулировки стал применять, как в «Звёздных войнах». Хотя зачем что-то придумывать, если всё уже придумали до нас? Так что пусть будет Силой. Ага, да пребудет со мной Сила. Ха-ха. Китаец, словно поняв мою растерянность, улыбнулся, глядя мне в глаза.
        Следующий час я лежал на животе и изображал из себя дикобраза. Вся спина и шея были обколоты иглами. Шэн-ли с тёткой Дарьей и Настёной сидели за столом у самовара, пили чай и неспешно беседовали. Обсуждали местные новости, а я получал и анализировал информацию. Своего рода местная Википедия. Например, я узнал, что в находящемся неподалёку, буквально в нескольких километрах, Чагояне год назад организовали колхоз и что дела у колхозников идут неважно. Что из посёлка Шимановского, что в сорока километрах от Чагояна по трассе Транссибирской магистрали, приезжал уполномоченный ОГПУ, расспрашивал колхозников о бывших казаках, о тех, кто не захотел вступать в колхоз. Интересовался также, не видел ли кто чужих людей и не предлагал ли кто золотой песок на обмен или продажу. Что волки в этом году расплодились и совсем распоясались, задрали двух овец у какого-то Пантелея. Что какая-то Ксения Валентиновна, учительница в Шимановской школе, получила перевод в Благовещенск, и теперь не понятно, как будет учиться Настя, которая, как я понял, во время учебного года жила у неё.
        Так и прошёл час. Ну, с Настей ничего страшного нет, сам учить буду. Мне школа без надобности, меня, как говорится, учить - только портить. С ОГПУ - это серьёзно. Эти если вцепятся, то хрен от них вырвешься. Тут надо будет всё как следует обдумать. С золотом тоже интересно. Насколько я помню, здесь полно приисков, а золотишко можно мыть чуть ли не в любом ручье. А золото - это ресурс, который мне точно не будет лишним.
        Наконец, иглы из меня вытащили, всего ещё раз протёрли и напоили мясным бульоном. На этот раз дали полную кружку. Едва осилил. Китаец поблагодарил за чай, внимательно глядя в глаза, под удивлённым взглядом Насти и тётки Дарьи, учтиво мне поклонился, попрощался и ушёл. А на меня уже привычно накатила сонливость, и я уснул.
        На третий день после того, как я очнулся в этом мире-времени, я наконец-то смог заговорить. Получилось это неожиданно даже для меня. Когда китаец Шэн-ли в очередной раз поставил мне свои иглы и когда вытаскивал их, вот тут я на автомате и поблагодарил его… Просто сказал спасибо… по-китайски. На кухне на пол что-то грохнулось. Судя по звуку, железная кружка.
        Откуда знаю китайский (а также японский, немецкий, английский, французский, испанский и итальянский)? Ну, китайский пришлось выучить, когда ещё там, в той жизни-мире, довелось несколько лет поработать в командировке в Китае. Немецкий - спасибо школе, да и потом пришлось попрактиковаться. Английский тоже пришлось выучить из-за работы. Японский, французский, испанский и итальянский выучил уже в то время, когда был прикован к инвалидной коляске. Просто чтобы мозги свои занять и не сойти с ума. Неплохо, надо сказать, выучил. Даже общался в интернете по скайпу с такими же инвалидами из других стран.
        Я за те десять лет, что провёл в статусе инвалида, много чему научился. Например, играть на гитаре и на скрипке, причём вполне профессионально. У меня даже на ютубе было выложено несколько роликов, где я музицировал, и лайков они собрали прилично. В детстве мать за руку отвела меня в музыкальную школу, которую я закончил с отличием по классу фортепьяно. А как тут не станешь отличником в музыкалке, если в другом случае тебе запретят заниматься самбо с дядей Сашей? Так что кое-что под черепной коробкой у меня было и своего. И хочется надеяться, что это кое-что сохранилось после перехода. Надо будет проревизировать свою память, хотя Болек с Лёликом и говорили, что всё, что я знаю и умею, со мной и останется. Во всяком случае, должно. Теоретически.
        Ну вот. Вспомнил этих двух таких дорогих мне ботаников, и слеза непроизвольно покатилась по щеке. Я их больше никогда не увижу. Наверное, только сейчас я окончательно осознал это. Надеюсь, там у них будет всё хорошо.
        Настя, услышав мой голос, отбросила какую-то книжку, которую читала, сидя у окна, и метнулась ко мне.
        - Ой, Витюша, братик, ты заговорил… - И платочком стала вытирать мне слёзы. - Ты не плачь. Теперь всё хорошо будет, правда?
        - Правда, сестрёнка, - чуть слышно произнёс я.
        С кухни пришёл дядька Андрей. Это он, услышав моё «спасибо» по-китайски, от неожиданности и удивления выронил из рук кружку.
        - Ну, слава Богу. Теперь точно на поправку пойдёт! - И дядька широко перекрестился, повернувшись к пустому «красному» углу.
        Настёна неодобрительно посмотрела на это действо и с укоризной сказала:
        - Бога нет, дядька Андрей. И всё это мракобесие, с которым пионеры должны бороться.
        Дядька Андрей на это лишь с ироничной улыбкой махнул рукой. М-да, а я как-то и забыл, в какое время попал. Здесь и пионеры, и комсомол, и ОГПУ с КПСС. Хотя последняя, по-моему, сейчас называется ВКП(б). Вот интересно, а я пионер или комсомолец? Пока память об этом молчит.
        Прошла ещё неделя. У меня начали слушаться руки, и теперь я мог самостоятельно держать ложку и кружку. Теперь хотя бы было не скучно лежать. Я разговаривал с Настей, дядькой Андреем, когда он не был занят по хозяйству, с целительницей тёткой Дарьей, с китайцем Шэн-ли (блин, но почему я его не вижу в Силе?).
        С последним часто говорили на китайском, что его, похоже, не удивляло. Он так и здоровался со мной первым и с непременным почтительным поклоном, как и прощался также с поклоном. И всё это под внимательным взглядом дядьки Андрея.
        И вот в один из дней, когда Настя возилась в огороде и мы остались с ним одни в доме, состоялся очень интересный разговор.
        - А скажи-ка мне, крестник, когда это ты по-китайски балакать выучился? И почему это китаец Шэн-ли с тобой поперёд меня здоровкается, да кланяется тебе?
        Как говорится, упс! Самое страшное слово в ракетных войсках стратегического назначения. Это то, что называется спалился. Ну вот и как ему объяснить? Сказать правду, так не поверит, а врать как-то не хочется. Эх, попробую и не соврать, и правды не сказать.
        - А ты, дядька Андрей, точно хочешь это знать? - Я посмотрел ему в глаза. - Не всякое знание может пойти на пользу.
        - Ну а ты начни, а там поглядим, что в пользу, а что нет.
        - Так ведь всё я тебе рассказать не могу, а лгать не хочу. Устроит тебя такое?
        - Да меня сейчас всё устроит. Я уж не знаю, что и думать. То ты был как, прости господи, алахарь[3 - Алахарь - несерьезный, легкомысленный человек.] какой и лез куды ни попадя, будто в тебя анчутка[4 - Анчутка - чёрт, чертёнок.] вселился, то вдруг балакаешь по-китайски лучше, чем Шэн-ли, хоть раньше ни слова не знал. И взгляд у тебя другой стал. Взрослый. Отцов взгляд.
        - Ну что же, так тому и быть. Только, дядька Андрей, давай баш на баш. Я тебе расскажу, что со мной приключилось, а ты мне расскажешь о моих родителях. Всё расскажешь! - Последнее я выделил голосом.
        Дядька Андрей усмехнулся:
        - Как ты там сказал? А ты точно хочешь знать всё? Не всякое знание на пользу…
        Вот так меня, моими же словами.
        - Точно хочу. Точнее некуда.
        - Что ж, договорились. Кто начнёт первым?
        - Да я и начну. Чать помоложе буду… - Я вздохнул, набрал в лёгкие воздуха и начал. - В общем, дядька Андрей, умер я. - Старый казак удивлённо вскинулся. - В тот самый миг, когда с кедра сверзился, вот тогда и умер. Здесь умер. И родился в другом времени. В одна тысяча девятьсот семьдесят пятом году. И прожил там жизнь. Сорок пять лет прожил. Всяко было. И хорошее, и плохое. Женат был, сын у меня там был, да погибли они, а я стал калекой. А до того работал в своей фирме, денег много зарабатывал. Тогда и изучил и китайский, и немецкий, и ещё несколько языков, и многое другое. А потом случилось так, что в том времени у меня был выбор: или совсем умереть там, или попытаться вернуться сюда. Я выбрал второе. И вот я здесь. Ну а почему Шэн-ли мне кланяется и здоровается со мной первым, то об этом у него надо спрашивать. Мне и самому это интересно.
        - Эвон оно как, - задумчиво произнёс дядька Андрей. - И ведь не врешь, то сразу видно. И говоришь как взрослый, поживший человек. Дарья сказывала, что дар какой-то у тебя появился.
        - Когда возвращался, то свет какой-то в меня вошёл. А как здесь очнулся, начал видеть ауру у других людей.
        - Ауру?
        - Это что-то вроде энергетической оболочки человека. М-да. Как бы это объяснить? Душу, что ли. Может, и ещё что есть, но это надо развивать. С той же тёткой Дарьей пообщаться на эту тему, может, она что подскажет. Да и с китайцем Шэн-ли тоже не мешает поговорить об этом.
        - Да, - протянул старый казак, - чудны дела Твои, Господи. Дарья говорила мне, что ты за гранью побывал и оттуда смог вернуться, а оно вон ещё что. Тяжко было? - неожиданно спросил он.
        - Тяжко - это не то слово, - хмыкнул я. - Теперь твой черёд рассказывать, дядька Андрей.
        - Ну, мой, так мой. Родители твои не из служащих, как тебе говорили. Они потомственные дворяне. Княжеский род Головиных. Хоть и не прямая ветвь, но тем не менее батюшку твоего титуловали как князя. Отец твой был подполковник русской армии Головин Михаил Николаевич. Воевал с германцем в империалистическую, как сейчас говорят, войну. Воевал лихо, за что и имел много наград. А я при нём вроде как денщиком был. Поранили меня, службу уже нести, как прежде, не мог, а возвращаться некуда было, вот он меня и взял к себе в память за то, что его самого однажды, контуженого, с поля боя вынес. Егория за то дело мне дали. С полным бантом после того ходить стал. Матушка ваша тоже дворянского сословья. Потомственная графиня Шереметева.
        Когда царь Николай отрёкся, мы только что на фронт вернулись после излечения и отпуска. Да там началось, прости, Господи, чёрт-те что. Солдаты офицеров слушаться перестали, могли и в спину стрельнуть, а то и на штыки поднять. Батюшку-то вашего уважали, он завсегда для солдат старался службу облегчить. Да всё равно пришлось нам с фронта по осени уезжать. Хотел было Михаил Николаевич забрать супругу из Петрограда да податься за границу, вот только не вышло. Матушка ваша на сносях была и ехать не могла.
        Решили они ждать рождения дитя. Вот в день октябрьского переворота ты и народился. Потом с полгода прожили в Петрограде, да там начали разыскивать бывших офицеров и к стенке ставили прям во дворе. Отец твой как-то смог выправить документы, что он инженер-геолог, и с ними уже отправились к родственникам вашей матушки, Светланы Борисовны, в Иркутск.
        Как добирались, так то жуть просто, но, слава Богу, доехали. А тут чехословаки взбунтовались, и пришлось нам ехать дальше, на восток. В Чите чуть не попались в лапы чехам. А те грабили всех подряд, да и снасильничать могли. Добрались до Благовещенска. Михаил Николаевич собирался податься в Харбин, а оттуда перебраться в Америку, да не случилось. Тут после восстания атамана Гамова тоже чёрт-те что творилось. Резали и стреляли людей почём зря.
        На том берегу Амура ещё хуже всё было. Решили переждать лихие времена, да в девятнадцатом году пришли японцы. Стало ещё хуже. Матушка ваша в больнице работала, а батюшка, да и я с ним, в депо. Японцы в больнице кого штыками перекололи, кого вывели и у ближайшей стены расстреляли. В депо ввели казарменное положение и за любой проступок шомполами забивали. Убёгли мы из Благовещенска в Шимановск, а оттуда в Чагоян подались, подальше от железки. Здесь уже и поселились на хуторе, спасибо местным. Как узнали, что матушка ваша лечить может, так и указали на этот хутор, что без хозяев остался. Так и стали тут жить, а в двадцатом, в аккурат на Ильин день, Настёна народилась…
        Тут я улыбнулся. Ильин день, второе августа, День ВДВ. Так и представил Настю в тельняшке, камуфлированных штанах и голубом берете.
        А дядька Андрей тем временем продолжал:
        - Жизнь потихоньку наладилась. Мы с вашим отцом ходили в тайгу, били белку, соболя, птицу, на Зею рыбалить. Сдавали шкуры, дичину, мёд. Михаил Николаевич всё ждал, когда дочка подрастёт да окрепнет, чтобы податься в Харбин. Жили мы не тужили, да однажды на контрабандистов нарвались. Те, видать, с приисков золотишко в Китай тащили. Пострелять пришлось. Вот там вашего батюшку и убили. На моих руках он помер и последним словом завещал сберечь вас. А пять лет назад Светлана Борисовна преставилась.
        Помчалась зимой в пургу к больному, да помёрзла сильно, захворала и слегла, да так и не встала. Вот такой мой рассказ тебе получился. Теперь и ты знаешь всё. Да ещё обо всём знает Дарья. Но о ней не думай, от неё никто ничего не узнает. А более никому ничего не известно.
        Да, уж. С такой эпопеей можно целый роман писать. И слова профессора о моих дворянских корнях подтвердились. Вот только что мне это даёт, кроме проблем? Ровным счётом ничего. А вот проблемы, и не малые, могут возникнуть, если властям станет известно о моём происхождении. Так что теперь есть повод задуматься, где я вижу своё дальнейшее будущее. Своё и Насти. Здесь, в СССР, или за границей. Надо думать. В принципе устроить свою и её жизнь я могу легко в любой стране, но в той же Америке это сделать мне будет легче. В любом случае прорабатывать дальнейшие планы я смогу начать только после полной распаковки всей загруженной в память информации. Осталось подождать совсем немного, тем более что физические параметры тела быстро приходят в норму.
        Спустя пару дней состоялся ещё один разговор, на этот раз с китайцем Шэн-ли.
        Как обычно, он поставил мне свои иглы, и когда убирал их, я задал свой вопрос:
        - Скажите, уважаемый Шэн-ли, почему вы с таким почтением относитесь ко мне? - Всё это, естественно по-китайски.
        - О, господин, как я, недостойный изгнанный монах, не сумевший защитить своего Учителя, могу не проявить почтение к прошедшему через границу миров и отмеченному Великим Драконом Тяньлун[5 - Тяньлун - Небесный Дракон. Защищает владения богов. Признан самым могущественным среди драконов. Является символом могущества и власти.]? - почтительно склонившись, ответил китаец. - Вам ещё не хватает умений, чтобы контролировать своё внутреннее и внешнее Ци[6 - Ци - универсальная квазисубстанция, энергетическая перво-ткань космоса. Ци наполняет внешний мир («внешнее ци») и самого человека («внутреннее ци»).], и вы очень сильно растрачиваете его. Если мне будет позволено, то я покажу вам техники контроля за своим Ци.
        - Поэтому я не вижу твоей ауры? Ты умеешь скрывать её?
        - Да, господин, я владею техникой, позволяющей закрыть для других мою Ци. И если вы можете видеть Ци у других, то вы лишь в маленьком шаге от того, чтобы научиться управлять им.
        Теперь Шэн-ли после каждого сеанса акупунктуры показывал мне техники владения энергией Ци, или Силой, как я начал её называть. Уже через пять таких занятий я смог вполне осознанно управлять внутренними и внешними потоками Силы. Мой учитель воспринял это без удивления, сказав, что отмеченному Драконом легко даётся то, на что у простых смертных уходит вся жизнь. И да, я смог пробить защиту Шэн-ли и теперь свободно видел его ауру.
        Более того, я начал различать оттенки в ауре окружающих и соотносить их с болезнями, травмами, характером человека и его мыслями. Удалось даже немного поэкспериментировать на своих близких. Дядька Андрей как-то во время одного из наших разговоров, а разговаривали мы теперь часто, пожаловался на боль в раненной на войне ноге. Мол, разнылась что-то, видать, к непогоде. Посмотрев в Силе на его ногу, я увидел довольно большое тёмное пятно, которое мелко пульсировало. Попробовал потянуться к нему Силой и влить немного света. Пятно перестало пульсировать и заметно посветлело. В горнице стало тихо, только слышно было, как во дворе Настя зовёт убежавшую куда-то кошку Дядька Андрей, замолчав на полуслове, с удивлением смотрел на меня.
        - Вон оно как! Это ты, что ли, боль унял? Смотри-ка, и не болит больше совсем.
        - Ещё не совсем, дядька Андрей. Я только немного облегчил её, так что ногу всё равно береги.
        В тот вечер я попробовал первый раз встать на ноги. Ну что я могу сказать? Неудачно. И полы, зараза, жёсткие. Как говорится, фокус не удался, что и не удивительно. Мало того что здесь тело пролежало без движения почти два месяца, так ещё там, в той жизни я десять лет прожил без ног и без возможности встать хотя бы на протезы. Так что проблема была не только в физическом плане, но и психологическая.
        И всё же я смог встать и, опираясь на выструганный дядькой Андреем костыль, выйти во двор. От нахлынувшей свежести (ночью шёл дождь), от непередаваемого запаха тайги даже закружилась голова. Пришлось сосредоточиться и приводить организм в норму. Теперь я и такое умел. Лицо само растянулось в блаженной улыбке. Шёл двадцать первый день как я очнулся в этом мире-времени.
        Глава 3
        Сознание выбило мгновенно. Вот я стою с блаженной улыбкой во дворе, потом будто струна с оглушительным треском рвётся у меня в голове - и всё. Темнота.
        Обратное включение произошло так же внезапно. Просто вдруг осознал себя лежащим на ставшей уже привычной лежанке. Ещё не открывая глаза, увидел над собой четыре знакомые ауры. Похоже, все здесь, Настя с дядькой Андреем (опять у него нога разболелась, надо будет поправить), целительница Дарья и китаец Шэнли (видно, как он старается спрятать свою ауру, но для меня теперь это не проблема, всё равно увижу).
        Что самое интересное, так это то, что голова абсолютно ясная и чистая. С самого первого момента после перехода я постоянно ощущал какое-то давление на сознание, а теперь это давление исчезло.
        - Отмеченный Великим Драконом, пройдя испытание, вернулся и теперь сам стал Великим Драконом, - спокойным тоном сказал Шэн-ли.
        - Братик, Витюшенька, ты живой?
        Так, надо открывать глаза и успокаивать всех. Хотя того же китайца успокаивать не надо, он и так спокоен и воспринимает всё как само собой разумеющееся. Но перед тем как открыть глаза, подлечил ногу дядьки Андрея и увидел, как в его ауре пропадают тревожные всполохи. Видимо, понял, что я очнулся, и почувствовал облегчение в ноге.
        М-да. Картина маслом. Красные зарёванные глаза Настёны на таком же красном и зарёванном лице, серое от переживаний лицо дядьки Андрея, постепенно возвращающееся к нормальному цвету, напряжённые глаза тётки Дарьи и абсолютно спокойный китаец Шэн-ли.
        - Ну вы чего это? Живой я, живой.
        Только успел произнести это, как на шею с рёвом бросилась Настя. Дядька Андрей облегчённо вздохнул и размашисто перекрестился, а Шэн-ли, склонившись в почтительном поклоне, произнёс:
        - С возвращением, Великий Дракон.
        О как! До чего же любят китайцы всякие цветистые названия. Хотя мне, в общем-то, нравится. Звучит-то как! Не просто какой-то там дракон, а, блин, Великий. Это вам не хухры-мухры.
        Как рассказал дядька Андрей, я внезапно свалился во дворе без сознания и до смерти напугал Настёну. Меня занесли в дом, и я два дня пролежал буквально как труп. Без дыхания, и сердце тоже не билось. Прибежавшая тётка Дарья пыталась что-то сделать, но всё без толку, и только китаец Шэн-ли был абсолютно спокоен. Он сказал, что я жив и должен пройти какое-то испытание, после которого стану могущественным, как он выразился, Драконом.
        А мне вот интересно стало, что меня так вырубило. Надо будет подумать над этим… И тут я внезапно понял, что все те знания, вся та информация, что в меня закачивали, всё это со мной. Аж сердце забилось учащённо. Пришлось успокаивать его Силой.
        Так, что там Лёлик говорил про письмо? Надо будет выбрать время, когда все будут заняты вне дома, и добраться до тетрадок и руч… Блин, тут же пишут перьевыми, а я их и в руках-то почти не держал. Придётся учиться писать пером или изобретать шариковую ручку. Или она уже изобретена? Надо будет при случае уточнить. А по первости буду обходиться карандашом.
        Тут надо рассказать о том, что именно представляет собой загруженная мне в сознание информация. Это своего рода файлы, которые при необходимости можно найти и распечатать. То есть мне нужно сосредоточиться на определённом информпакете и воспроизвести его на бумаге. При этом само содержание пакета информации не является осознанным. Тут я выполняю роль носителя. Информация есть, но я её не знаю. Эта методика была создана в СССР для разведчиков-нелегалов и позволяла им таким образом переправлять большие объёмы информации без какого-либо риска.
        Интерлюдия (подземный секретный исследовательский комплекс в другом мире-времени)
        - У вас всё готово, профессор? - вместо приветствия задал вопрос господин в неизменном тёмносинем, безукоризненно сидящем, костюме.
        - Да, мы полностью готовы. Тело объекта находится в реанимационной капсуле и подключено к аппаратуре. Сейчас заканчиваем вывод реактора на заданные параметры и начнём процедуру возврата.
        - Что с родственниками объекта?
        - Три дня назад мы имитировали обрыв связи с тем миром, и я отправил их якобы за новой аппаратурой. Мне уже сообщили, что они оба прибыли в наш филиал в Петербурге и начали проверку и комплектование оборудования.
        - Ну что же, начинайте по готовности.
        - Да, конечно. Располагайтесь пока здесь. Отсюда вам будет хорошо видно весь процесс, хе-хе, так сказать, процедуры.
        Едва господин в тёмно-синем сел в предложенное кресло, как взревели баззеры тревоги. Он успел только обернуться к выходящему из помещения профессору и набрать воздуха, чтобы что-то спросить, как всё вокруг потонуло в ослепительном, всепожирающем пламени ядерного взрыва.
        Интерлюдия (в то же время где-то на окраине Санкт - Петербурга)
        Двое молодых учёных, проверяющих на мониторах компьютеров какие-то параметры, переглянулись и чуть заметно кивнули друг другу.
        Сообщение РИА Новости: «Сегодня в восточных районах Красноярского края было зафиксировано землетрясение амплитудой 2 - 3 балла. Эпицентр подземных толчков находился в малозаселённом районе края. По сообщению регионального МЧС, жертв и разрушений нет».
        «Витя, брат! Если ты читаешь это, значит, всё у нас получилось, и переход прошёл нормально. К сожалению, не всё с этим экспериментом хорошо. Мы смогли выяснить, что за всеми этими исследованиями стоит один из самых влиятельных и богатейших людей страны. Целью эксперимента является возможность предоставить шанс на ещё одну жизнь некоторым людям. Как ты сам понимаешь, далеко не всем и далеко не бесплатно. Ты тоже являешься частью этого эксперимента. Тебя собирались вернуть обратно в твоё же тело и проверить сохранность вложенной тебе в сознание информации. После тебя должны были ликвидировать.
        К счастью, нам удалось вовремя получить эту информацию, так что не беспокойся, лаборатория вместе со всем исследовательским центром и всеми посвящёнными в суть эксперимента, а также с единственным заказчиком и фактически хозяином будет полностью уничтожена. Не останется никаких следов. Ядерный взрыв, знаешь ли, лучшее средство в борьбе с разными паразитами. О нас не волнуйся, нас в тот момент там не будет. Мы уже подготовили себе хороший, так сказать, запасной аэродром.
        Теперь о главном. Тебе в сознание было загружено много не нужной, пустой информации, чтобы выяснить допустимый объём памяти и степень сохранности загруженного после перехода. Мы смогли скорректировать программу таким образом, что в момент перехода вся эта вода автоматически стёрлась из твоей памяти. Фактически контрабандно нам удалось загрузить тебе ту информацию, которая тебе больше пригодится в том периоде времени. Извини, но чертежей атомной бомбы не смогли достать (шутка). Зато есть кое-какие описания технологий обогащения урана. Есть ещё много различных чертежей и технологий, так что разберёшься. Полный список загруженного можешь вызвать так же, как и это письмо.
        Витя, братишка! Спасибо тебе за всё, что ты для нас сделал! Спасибо за то, что подарил нам настоящую семью, что стал для нас самым родным и близким человеком! Будь счастлив в новом мире и в новой жизни. Мы никогда тебя не забудем! Прощай, брат! Твои Болек и Лёлик. Борис Андреевич Головин и Леонид Андреевич Головин».
        Сижу, читаю мной же написанное письмо от братьев, и слёзы текут по щекам. Спасибо вам, братишки. Вы уже трижды спасли мне жизнь. Первый раз, когда не дали умереть после аварии, второй, когда смогли устроить мне перенос в этот мир-время, и третий, когда не дали выдернуть меня назад, на убой. Надеюсь, что всё у вас получится и всё будет хорошо.
        Я скомкал письмо, положил его в стоящую тут же, на столе, плошку, нашарил лежащие на подоконнике спички и поднёс огонь к клочку бумаги. Сидел и смотрел, как пламя слизывает строчки письма, будто бы сжигая последнюю ниточку, связывающую меня с той, прошлой жизнью, а губы шептали:
        - Прощайте, братишки. Прощайте, Болек и Лёлик…
        - А чего это гарью в избе пахнет?..
        В дверях стоял дядька Андрей и с тревогой смотрел на сидящего за столом с поникшими плечами и со следами слёз на щеках крестника. Из-за его спины выскочила Настёна и бросилась к своему любимому братику.
        - Витечка, что случилось? Тебе больно, да?
        И столько было тревоги, заботы и любви в этих словах, что я обнял свою, здесь обретённую сестру, прижал к себе, погладил её по голове, поцеловал в макушку и, с облегчением вздохнув, произнёс:
        - Всё хорошо, сестрёнка. Теперь всё будет хорошо.
        - А это чегой-то ты тут запалил? - И дядька Андрей кивнул на золу от сгоревшей бумаги.
        - А это, Андрей Григорьевич, последний привет ОТТУДА, - выделил голосом я последнее слово.
        Старый казак кивнул каким-то своим мыслям и, уже по-доброму улыбнувшись, сказал:
        - Ну, будя вам обнимашкаться. Давайте поснедаем, чем Бог послал. Настёна, собирай на стол.
        Дни шли за днями, и лето неуклонно катилось к концу. Я уже достаточно окреп, вот только ходил по-прежнему с трудом. Видимо, всё же те десять лет, проведённые в инвалидной коляске, сказались на сознании. Ноги были абсолютно здоровы, но разум отказывался это признавать. Ходил потихоньку, опираясь на вырезанную дядькой Андреем из суковатой ветки клюку.
        Пытался чем-то помочь по хозяйству, что было мне по силам, иногда уходил недалеко в тайгу, где медитировал и учился работать с Силой. Прогресс был налицо. Я уже мог вполне осознанно вызывать видение ауры, научился распознавать болезни через изменения в ней, пробовал лечить, вливая часть своей энергии. С этим очень помогла целительница тётка Дарья. Я несколько раз смог доковылять до неё, как раз когда к ней приходили за помощью. Смотрел, как она исцеляет, пробовал незаметно для больного сам лечить и понял, что получается у меня гораздо лучше и эффективнее, чем у неё. Видимо, я и вправду сильнее, чем она. Однако виду не показывал. Мне не хватало ещё толпы болящих у нашей избы. Тем более что времени на них не было.
        По вечерам начал заниматься с Настей. Для начала выяснил уровень её знаний. Ну что же, неплохо. Недаром в отличницах числится. Начал диктовать ей темы по алгебре, геометрии, немного по физике. С иностранным языком всё было очень даже неплохо. Мать с самого рождения разговаривала с ней не только на русском, но ещё и на немецком, и на французском. Конечно, за последние пять лет многое забылось, но ничего, вспомним.
        Учиться Насте нравилось, особенно физика заинтересовала, но она то и дело удивлённо вскидывала на меня глаза, а однажды не выдержала и спросила, откуда я всё это знаю, если в школе мне такое не преподавали.
        - Знаешь пословицу «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали»? Вот и не спрашивай. Забыла, что со мной приключилось? - Настёна замотала головой. - Правильно, и не забывай. Да смотри, никому о том не рассказывай, а то беду на нас на всех накличешь.
        - Витюш, а расскажи? - Глаза у Насти стали как у кота из мультфильма про Шрека. - Мне же аж страшно иногда. Ты стал разговаривать и вести себя как взрослый. Будто бы чужой кто-то.
        Я обнял её и погладил по голове. Настёнка прильнула ко мне и стала похожа на маленького котёнка, который ищет тепло и ласку.
        - Эх, ты, котёнка моя маленькая.
        - Я не маленькая.
        - Ну, хорошо. Большая котёнка! - Я улыбнулся. - Не бойся, сестрёнка, теперь всё будет хорошо. Просто после того случая я быстро повзрослел. Ну а знаю много, потому что книжек много читал, а теперь вот вспомнил всё прочитанное.
        Настёна подняла на меня глаза и недоверчиво покачала головой. Уж она-то прекрасно знала, что застать братца с книжкой в руках было нереально. Но, молодец, промолчала. Хотя разговора с ней рано или поздно всё равно не избежать.
        Вечером вернулся из Шимановска дядька Андрей. Хмуро огляделся, молча сел у печи и закурил. На мой вопросительный взгляд только раздражённо махнул рукой.
        - Что стряслось, дядька Андрей?
        Казак затянулся душистым самосадом, а потом с печалью в голосе произнес:
        - В Шимановск откуда-то из центра приехал какой-то уполномоченный. Сказывают, в России голод лютует сильно. Будут хлеб и скотину забирать.
        - Ё….! - Я осёкся под нахмуренным взглядом дядьки. - Голод! Как же мог забыть-то? Ведь тридцать второй год же! Ты вот что, Андрей Григорьич, слушай сюда и сделай, как я скажу, иначе плохо нам всем будет, и даже очень. Сейчас вечеряй, а после пойдём с тобой и часть скотины сейчас же пустим под нож.
        Дядька Андрей возмущённо вскинулся и хотел было высказать всё, что он думает о некоторых молокососах.
        - Погоди, дядька, дослушай сперва. Скотину и хлеб всё равно изымут, и не факт, что что-то оставят на жизнь. А к тебе придут к первому, так как ты не колхозник, а зажиточный единоличник и вообще подозрительный элемент. Поэтому сейчас зарежем часть скотины, мясо уберём в ледник, а лаз в него завалим. Как ты его копал и обустраивал, о том никто не знает и искать, в случае чего, не будут.
        Завтра поутру пойдёшь в Чагоян и приведёшь оттуда председателя колхоза и пару-тройку активистов. Пусть составят опись всей оставшейся живности. Также пусть напишут бумагу, что решением колхозного актива тебе оставлены для пропитания и дальнейшего разведения коза с козлёнком, пяток кур с петухом и пяток кроликов. Всю остальную животину свезём с тобой вместе в Шимановск и там сдадим приехавшему уполномоченному как добровольный взнос в помощь голодающим. Лошадь тоже отпишешь колхозу, но оформишь аренду.
        В тот момент я подумал, что старый казак меня пришибёт прямо на месте. Вот так вот просто взять и отдать неизвестно кому скотину, в которую вложил столько труда?! Тем более отдать лошадь.
        - Да ты думаешь, что говоришь-то?! - кричал дядька. - Вот так взять и отдать за здорово живёшь?! Сведём скотину на дальнюю заимку и там укроем, пока уполномоченный не уедет. Не вечно же он тут будет рассиживать.
        - Не дело ты говоришь, Андрей Григорьевич. За скотиной присмотр нужен. Кто там, на заимке, будет ухаживать за ней? Из меня пока присмотрщик никакой, Настя тоже не потянет, тебе здесь надо быть. Да и найдут рано или поздно. Либо сами выведают, либо донесёт кто, и тогда тебя - под суд, а нас с Настёной - в детский дом, и не факт, что не в разные. Так что другого варианта нет. И не расстраивайся попусту. Ты не забыл, где я побывал? Там в точности такое же было. И то, что я тебе предложил, это единственный вариант выжить. Я понимаю, жалко, но по-другому никак, поверь.
        Через два дня я сидел в телеге, нагруженной клетками с курами, кроликами и несколькими мешками муки и зерна, в которую была запряжена уже не наша лошадь. За телегой бежали на привязи красавец козёл, пара коз и пара овечек. Сбоку шёл хмурый дядька Андрей.
        Скотину сдали без проблем. Всё как положено, под опись, с выдачей соответствующей справки, что излишки скотины и муки с зерном сданы добровольно и доставлены нами на сборный пункт. Уполномоченный покосился было на нашу довольно упитанную лошадку, но ему была предоставлена справка из правления колхоза, по которой лошадь была сдана колхозу и временно выдана нам в аренду для поездки в Шимановск.
        Я даже речугу толкнул в том смысле, что наша семья, узнав о бедственном положении с продовольствием в отдельных (это я подчеркнул особо) районах, решила оказать посильную помощь голодающим и передаёт для их нужд почти всю имеющуюся скотину, кроме той, которую будем разводить для последующей сдачи государству. Уж что-что, а красиво трепать языком в своё время пришлось научиться, иначе на различных презентациях, фуршетах и прочей лабуде было нельзя. В общем, речь получилась такая, что если бы сам слушал, первым побежал бы сдавать излишки. Нам с дядькой долго жали руки. Даже приезжий уполномоченный поблагодарил и руку пожал. Вначале - дядьке Андрею, а потом - мне.
        И вот тут у меня сработал контакт. Я вдруг ясно увидел все его мысли. С гнильцой оказался товарищ. Даже с очень сильной гнильцой. Была у него мысль хорошо поживиться на обысках у зажиточных хозяев и прибрать ценности себе к рукам. Да и из нашей скотины он уже присмотрел себе угощение на ужин. А вот хрен тебе.
        Я с энтузиазмом и с восторгом на лице тряс руку товарища из самого центра, а сам в это время работал с его аурой. Сдохнет он в ближайшие три-четыре дня от сердечного приступа. Хрен с ним, пусть сегодня пожрёт на ужин нашего кроля, угостится напоследок.
        А вот наш местный уполномоченный ОГПУ оказался вполне нормальным мужиком. Он и вправду был местным, служил на границе с Китаем, участвовал в конфликте на КВЖД[7 - Конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) (Дальневосточный конфликт) - советско-китайский вооружённый конфликт, произошедший в 1929 году после захвата Чжан Сюэляном контроля над Китайско-Восточной железной дорогой, являвшейся совместным советско-китайским предприятием. В ходе последующих боевых действий Красная армия разгромила противника. Подписанный 22 декабря Хабаровский протокол положил конец конфликту и восстановил существовавший до столкновений статус дороги.], а потом была учёба на краткосрочных курсах ОГПУ во Владивостоке и направление уполномоченным сюда, к землякам.
        Заодно заехали в школу. Мне было проще. Школа здесь была семилетней, и я её, как оказалось, в этом году окончил, а вот Насте надо бы учиться ещё три года. Переговорили с директором. Говорил в основном дядька Андрей. Решили, что раз нет возможности ежедневно посещать занятия, то сестра будет раз в месяц приезжать и выполнять контрольные задания, а я буду ей помогать готовиться. С директором тоже сработал контакт. Также оказался вполне вменяемым. Из бывших. Как и мои родители (о как, уже настолько освоился, что называю родителей этого тела своими!), бежал от революции и Гражданской войны и осел здесь.
        Решив все свои дела и закупившись необходимым, отправились домой. Уже ближе к дому дядька немного оттаял и иногда посмеивался моей проникновенной речью.
        - Вот, ей-богу, - сказал он, смеясь, - не знал бы тебя с малолетства, сам бы поверил, что ты всё там взаправду говорил. А уж какая рожа у уполномоченного была, когда ты тряс ему руку. И где только таких слов-то выучил?
        - С волками жить, по-волчьи выть, Андрей Григорьевич. А красивые речи толкать я ещё там научился.
        - Хех, теперь главное, чтобы этого приезжего не понесло к нам проверить, всё ли мы сдали.
        - Не понесёт, - мрачно сказал я, - не успеет.
        - Вон оно как. Это что же, получается ты его того?
        - Того, дядька Андрей, того. На днях ему будет того. А если бы я его не, как ты говоришь, того, то он бы вскорости к нам заявился. С проверкой… - Я, обернувшись, посмотрел в глаза казаку. - Осуждаешь?
        - Так ведь грех… - И дядька затянулся самосадом. - И жизни лишать, и ведовство, опять же.
        - То мой грех, - вздохнул я. Если честно, то на душе мне было паршиво, хотя умом и понимал, что тут либо он, либо мы. - А за свои грехи я на три жизни вперёд расплатился.
        …Зима и весна прошли без каких-либо потрясений. Раз в месяц дядька Андрей отвозил в Шимановск мясо-дичину, которую успевал настрелять в тайге, шкурки. Большую часть из этого сдавал на пункт сбора помощи голодающим, часть продавал или обменивал на что-то нужное в хозяйстве, на патроны, порох.
        Настя каждый раз ездила с ним, по приезде сразу бежала в школу сдавать контрольные задания. Директор школы очень хвалил её за успехи в учёбе и ставил другим в пример.
        Я всё это время так и проходил с клюкой. Ноги ни в какую не хотели меня слушаться. Когда на улице подсохло, начал во дворе заниматься гимнастикой ушу. Вспомнился весь комплекс двадцати четырёх форм тайцзицюань.
        Как-то раз эти мои занятия увидел китаец Шэнли. В тот раз почтительный поклон его был особенно глубоким. Похоже, что он на полном серьёзе уверовал, что я являюсь воплощением Великого Дракона. Ну ещё бы ему не уверовать. И с Силой получается работать, и фактически с того света вернулся, да ещё и оказался знатоком традиционной китайской гимнастики. Наверное, это был первый случай, когда защита ауры у китайца дала сбой, и я явственно увидел в ней почтение, уважение и фанатичную веру. Веру не в кого-то гипотетичного, а в самого Великого Дракона, так сказать, во плоти.
        Шэн-ли какое-то время молча стоял и смотрел на мои занятия, а потом показал несколько движений комплекса, которые я, по его мнению, выполнил недостаточно совершенно. То ли упражнения помогли, то ли организм сам справился, но к концу лета тридцать третьего года я ходил уже вполне нормально и даже начал понемногу бегать по утрам.
        В один из дней, когда я вернулся с очередной утренней пробежки и, фыркая, умывался во дворе у бочки, ко мне рядом на завалинку подсел дядька Андрей. Привычно набил свою трубку и, затянувшись самосадом, выпустил облако табачного дыма, которому позавидовал бы любой паровоз. А затем он спросил:
        - Виктор, а как оно там всё было? Может, расскажешь? А то ты об этом всё время помалкиваешь.
        - Рассказать? - Я сел рядом, вытираясь рушником. - Рассказать можно. По-разному там было. Ну, до сего дня различий вроде никаких. И там и тут были и война с германцем, и революция, и с китайцами схлестнулись в двадцать девятом, и голод тоже был. А вот дальше там были репрессии, наверняка не такие, как у нас там писали, но тем не менее были. Много кого посадили, а то и расстреляли. Кого-то за дело, кого-то по доносу.
        Страна тем временем строилась и развивалась. Жизнь понемногу налаживалась. В Германии, как ты читал в газетах, к власти пришёл Гитлер. Вот он скоро и начнёт подминать под себя всю Европу, а в сорок первом году на нас попрёт. И будет страшная война. Пожалуй, самая страшная из всех. Немцы дойдут до самой Москвы, уже в бинокли будут её рассматривать, но получат по зубам и откатятся от её стен.
        Ленинград полностью окружат и будут морить людей голодом. По разным оценкам, от 900 тысяч до полутора миллионов мирных жителей умрёт от голода или погибнет от обстрелов и бомбёжек, - сбоку раздался треск: дядька Андрей сидел с белым лицом, держа в руках сломанную трубку, - но город выстоял. Люди получали по сто двадцать пять граммов хлеба в день и всё равно шли на заводы и выпускали танки и боеприпасы. Да и хлебом-то это назвать нельзя было. Я до сих пор помню его состав. Жмых, пищевая целлюлоза, обойная пыль, выбойка из мешков, хвоя и немного обойной ржаной муки. И так почти девятьсот дней и ночей. Им по льду Ладожского озера машинами возили продовольствие, а обратно вывозили детей и совсем ослабших, а немцы обстреливали и бомбили эту дорогу.
        Самое удивительное, что в это время в Ленинграде в Институте растениеводства в хранилище лежали десятки тонн семян. Сотрудники музея получали такую же мизерную пайку, как и все, падали в голодные обмороки, но не взяли ни зёрнышка. Под бомбёжками и обстрелами они с риском для жизни разыскивали дрова, чтобы не дать замёрзнуть уникальной коллекции растений.
        Война продлилась до мая сорок пятого года. Немцев разбили, над их Рейхстагом в Берлине водрузили Красное Знамя. Потеряли при этом разрушенной всю западную часть страны и почти тридцать миллионов погибшими. При этом на фронте погибло меньше, чем было убито мирных жителей. У немцев была цель уничтожить как можно больше славян и всех евреев. Некоторые деревни и сёла они сожгли вместе с жителями. Сгоняли всех, и старых и малых, в какой-нибудь сарай и заживо всех сжигали.
        Потом страну долго поднимали из руин. Бывшие союзнички, американцы с англичанами, нас традиционно предали, и началось противостояние уже с ними. До открытой войны, слава Богу, не дошло, но легче от этого не стало.
        В пятьдесят седьмом году запустили в космос первый спутник Земли, а в шестьдесят первом первым космонавтом планеты стал наш русский человек. Не всё, конечно, было гладко, проблем и дурости хватало, но жили, в общем-то, нормально. В восьмидесятых к власти пришёл то ли просто дурак, то ли откровенный предатель, который запустил развал страны. Потом его сменил другой, который страну окончательно разрушил. Опять вернулись разруха, гражданская война, а кое-где и голод.
        Со временем стали как-то приспосабливаться к жизни. Кто-то совсем хорошо приспособился, а кто-то до нищеты скатился… - Я обернулся к сидящему со стеклянными глазами дядьке. - Но это всё было там. Здесь, я надеюсь, будет по-другому. Во всяком случае, я приложу к этому все силы и знания, которых тут, - я постучал пальцем по лбу, - очень много.
        Дядька Андрей порывисто вздохнул и, качая из стороны в сторону опущенной головой, тихо произнёс:
        - Сколько же бед и страданий уготовано России-страдалице.
        - Ещё не уготовано, Андрей Григорьевич. В моих силах многое изменить. Надо нам в Ленинград перебираться. Есть у меня задумки, как донести информацию до Сталина. Знаю я, как ты к нему относишься, но именно во многом благодаря ему смогли выстоять в войне и страну возродить. Он и через сто лет будет у простых людей одним из самых почитаемых правителей России.
        - Да-а, Петроград, - протяжно сказал казак. - Будто в другой жизни всё было. Вспоминаешь, и не верится, что это всё со мной случилось. - Он вздохнул и продолжил: - Ты прав, Виктор, надо тебе отсюда уезжать. И Настёну с собой возьми. Не место ей здесь, да и растёт девка, скоро уж женихаться будет, да где же тут жениха путного найдёшь. А там и образование своё продолжит, и ты ей жизнь поможешь устроить.
        - А ты как же, дядька? Разве не с нами?
        - Да куда уж мне срываться-то на старости лет? Да и привык я тут, прижился. А выйду на Зею, зажмурюсь, и будто бы на родном Дону побывал…
        Старый казак зажмурился, губы его растянулись в чуть заметной улыбке, а от его ауры вдруг нахлынула тёплая волна, в которой явственно виделись бескрайние донские степи и бесконечный простор до самого горизонта.
        - Может, всё же подумаешь, Андрей Григорьевич? Как ты тут один-то будешь?
        - Это почему это один? - Казак хитро прищурился. - Я, вон, Дарью позову. Вместях-то оно завсегда легче, чем поодиночке.
        - Так давно бы позвал уже, или боишься, что мы с ней не уживёмся?
        Хлопнув себя ладонью по коленке, я поднялся и отправился в избу. На кухне что-то стряпала Настя.
        - Всё слышала?
        Настя замерла, втянув голову в плечи. То, что она стоит за открытым окном и, стараясь ничем не выдать своё присутствие, слушает мой рассказ, я заметил Силой сразу. Настя, не оборачиваясь, чуть заметно кивнула.
        - Надеюсь, ты понимаешь, что обо всем этом нельзя никому рассказывать, даже намёком?
        Настя, по-прежнему не оборачиваясь, несколько раз мелко кивнула. Потом набралась смелости, обернулась и спросила:
        - Витя, а страшно было обратно возвращаться?
        - Страшно.
        - А больно?
        - Очень… - Я вспомнил ощущения от перехода, и меня непроизвольно передёрнуло. Не хотел бы я ещё раз подобное испытать.
        В этот же день произошло ещё одно событие. У меня открылась новая способность. Я только прошёл свои обычные ежедневные двадцать четыре формы тайцзицюань, как пришёл китаец Шэн-ли. В руках у него был продолговатый свёрток, обвязанный красным шнурком. Подойдя, он низко поклонился, затем опустился на колени и, положив перед собой принесённый свёрток, склонился, так что лоб коснулся земли. Дядька Андрей в это время сидел на лавке у завалинки и выкраивал из кожи заготовки, чтобы пошить новые ичиги[8 - Ичиги - вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником. Были распространены у кавказских и среднеазиатских народов, а также у татар и терских и кубанских казаков.]. Отложив кожу, он с любопытством стал наблюдать за развернувшимся перед ним действом.
        - Позволено ли будет мне, недостойному изгнанному монаху, показать воплощению Великого Дракона несколько упражнений из древнего искусства даошу, искусства владения мечом дао?
        Во как! Я уже не отмеченный Драконом, а само воплощение этого самого Дракона. Не знаю, как сказанное китайцем звучало бы по-русски, но вот по-китайски это звучит довольно торжественно и возвышенно.
        - Благодарю тебя, уважаемый Шэн-ли. Я готов насладиться великим древним искусством воинов Поднебесной. - И я сделал лёгкий поклон, но чуть глубже, чем обычно.
        Видно было, что китаец это оценил. В свёртке, как и ожидалось, оказались два меча дао, прекрасной работы. Один из них Шэн-ли с глубоким поклоном на вытянутых руках протянул мне. Меч идеально ложился в руку.
        Надо сказать, что в своё время, ещё в той жизни, занимаясь ушу и, в частности, тайцзицюань, я заинтересовался работой с холодным оружием. Даже, и не без успеха, научился некоторым упражнениям с ним. Несколько раз, ещё во время учёбы в институте, приходилось демонстрировать свои навыки на показательных выступлениях.
        Вот и сейчас, взяв в руки меч дао, я провел один из своих комплексов, чем вызвал очередную волну удивления и почтения со стороны китайца. Потом мы с ним вдвоём около часа позанимались.
        Дядька Андрей, посмотрев на бесплатный цирк в нашем с Шэн-ли исполнении, хмыкнул и ушёл в избу. Вскоре он вернулся, также неся в руках что-то продолговатое, завёрнутое в чистое тряпицу.
        - Ну-ка, Виктор, подь сюды, - позвал казак.
        С этими словами он развернул свёрток. Там оказались две казачьи шашки. Одна попроще, а другая, чуть покороче, с красным темляком и знаком ордена Св. Анны с гравировкой «За храбрость». Знаменитое аннинское оружие.
        Дядька Андрей бережно взял шашку и протянул мне.
        - Это твоего отца. Черкесская гурда[9 - Гурда - клеймо на кавказском холодном оружии, изначально западноевропейского происхождения. Шашка-гурда, то есть шашка с клеймом-гурдой, считалась лучшим и непревзойдённым холодным оружием.]. Её ему подарил великий князь Михаил Александрович, командир Дикой дивизии, за беспримерную храбрость на поле боя. Теперь она твоя. Не посрами её.
        Горло сдавил комок. Я преклонил колено, затем, взяв в руки шашку, обнажил на треть клинок и приложился к нему губами. Одна-единственная слеза упала на остро отточенную сталь. Дядька Андрей положил руку мне на плечо и слегка сдавил в знак одобрения.
        Затем обнажил свою шашку и, лихо присвистнув, закрутил её вокруг себя так, что воздух загудел.
        Посмотрев на бешеную пляску стали, я не выдержал:
        - Ну-ка, дядька, дозволь и мне разгуляться.
        Откуда умею? Тут всё просто. Однажды меня, что называется, развели на слабо. Да не кто-нибудь, а родная жена. Как-то, посмотрев видео, где красивая девушка лихо крутит шашкой, она сказала, вздохнув:
        - Красиво. Умеет же кто-то.
        Я как раз вышел из кухни с кружкой кофе.
        - Да любой сможет, если захочет и приложит усилия.
        - Ну, смоги.
        - И смогу.
        - И смоги! - Марина с улыбкой хитро прищурилась. - Или слабо?
        - А спорим, что смогу?
        - А давай! На что спорим?
        - Ну, я не знаю. Давай в пределах разумного.
        - Ага, испугался! - Марина аж захлопала в ладоши смеясь. - Ладно, давай на желание.
        Так я увлёкся ещё и фланкировкой. Нашёл энтузиаста, который занимался этим казачьим искусством, и с ним тренировался. Вначале из-за спора, который я, надо сказать, выиграл, а потом втянулся и занимался уже для своего удовольствия. Уже поверьте, лучше любой качалки будет. А адреналин, когда шашка со свистом рассекает воздух вокруг тебя, выделяется литрами. И неописуемый первобытный восторг. Ну и плюсом пошло моё давнее увлечение ушу и даошу.
        Вот и сейчас, выйдя на середину двора, я обнажил отцовскую шашку и лихо закрутил её вокруг себя. Сознание уже полностью адаптировалось к телу, и все навыки и умения полностью восстановились. Покрутив гурду пару минут, я остановился и, протянув руку к дядькиной шашке, сказал:
        - Дозволь, Андрей Григорьевич.
        Казак с интересом глянул на меня и, скинув ножны, протянул клинок мне.
        И тут такая необузданная лихость на меня накатила, что я, громко крикнув:
        - Эх, разгуляемся, казаки! - с посвистом закрутил уже две шашки и громко запел:
        На горе стоял казак,
        Он Богу молился.
        За свободу, за народ
        Низко поклонился.
        В припев, смахнув непрошеную слезу, подключился дядька Андрей:
        Ой-ся, ты ой-ся,
        Ты меня не бойся.
        Я тебя не трону,
        Ты не беспокойся.
        И тут с нами вместе вступил сильный красивый женский голос:
        А еще просил казак
        Правды для народа.
        Будет правда на земле -
        Будет и свобода.
        В воротах стояла целительница Дарья, она и присоединилась к нашей песне. Так втроём и допели до конца. Я с приплясом крутил оба клинка и пел, китаец Шэн-ли, подхваченный огромнейшей энергетикой казачьей плясовой, хлопал в такт в ладони, отбивая ритм.
        С последними словами песни я, упав на колено, лихо воткнул оба клинка в землю.
        - Любо!!! Ох, любо!!! Ну, Витька, ну порадовал! - Дядька Андрей кинулся обнимать меня.
        А я стоял, и на душе у меня было спокойствие и умиротворение. Китаец, видимо, почувствовав моё состояние, улыбался и кивал головой, словно соглашаясь с чем-то, видимым только ему.
        Сладко вздохнув от нахлынувших чувств, я, кивнув в сторону тётки Дарьи, сказал:
        - Ты, Андрей Григорьевич, поговори пока с Дарьей Степановной, а мы с уважаемым Шэн-ли ещё немного позанимаемся…
        И вот во время этих занятий произошло ещё кое-что. В какой-то миг я решил попробовать одновременно работать с мечом и контролировать движения Силой. Эффект был поразительный. Время вокруг будто бы замедлилось. Движения китайца стали медленными и предсказуемыми. Мои же хоть и требовали заметно больше усилий, как будто воздух вокруг загустел, но остались такими же быстрыми. Я разорвал контроль Силой, и время вновь побежало с привычной скоростью. Китаец же сказал после тренировки, что в какой-то момент я будто растворился в воздухе, и мои движения стали подобны вспышке молнии.
        Получается, что это не ход времени вокруг замедлился, а я настолько ускорился. Я назвал этот эффект форсажем. Вот только мышцы и суставы после таких экспериментов ломило немилосердно. Пришлось прибегать к самолечению Силой. Да и сил этот форсаж отнимает тоже довольно много. Значит, надо больше тренироваться работе с ним, иначе такой режим, в случае чего, долго не продержишь.
        В начале осени 1933 года наша дружная семья увеличилась на одного человека. Целительница Дарья переехала в наш дом. Расписались они в Чагояне у председателя колхоза и получили на руки справку, что теперь они законные муж и жена. По этому поводу собрали небольшое торжество. Чисто семейное. Из посторонних был лишь китаец Шэн-ли, да и того чужим можно было считать исключительно формально.
        Молодожёны были немного расстроены лишь тем, что в округе не было церкви. Даже в Шимановске церковь ещё в двадцатые годы закрыли. Вроде как не совсем по-людски, без венчания. И тут я решил кое-что попробовать. Попросил дядьку и Дарью дать мне руки. Соединил ладонями вместе, а сверху и снизу накрыл своими ладонями и влил немного Силы. Две ауры смешались, полыхнули чистым светом и вновь разделились, но светили уже в унисон друг другу. На лицах жениха и невесты было умиротворение и благодать, а в стороне стоял Шэн-ли и тоже светился от счастья, увидев своими глазами благословение Великого Дракона.
        Тем временем осенние дни становились всё холоднее и короче. К Дарье приезжали больные с надеждой на исцеление, причём ехали не только из Чагояна и Шимановска, но даже и из Благовещенска, бывало, приезжали. Я вместе с ней практиковался в диагностике и лечении, а заодно смог саму целительницу кое-чему научить.
        Как-то после одного особенно сложного больного Дарья устало опустилась на лавку.
        - Ох и силушки ушло, - вздохнула она, - теперь седмицу придётся восстанавливаться.
        - А почему так долго? - спросил я удивлённо. Я-то восстанавливаю силу очень быстро с помощью медитации.
        - Ну а как иначе-то? Пока сама собой сила не восстановится, так сколько времени-то пройдёт.
        Пришлось показать, как быстро восстановиться и как развивать свой источник силы, чтобы он быстрее наполнялся. А вообще с возрастом целительницы я здорово промахнулся. Её было всего сорок пять лет. Столько же, сколько и мне там. А про то, что выглядит старше, она сама сказала:
        - То плата за дар целительский. Часто хворь чужую, да всякие порчи, да наговоры на себя брать приходится и в себе сжигать. Вот и не хватает сил на то, чтобы выглядеть моложе.
        И опять мне пришлось показывать, как всю эту мерзость изничтожать, не беря её на себя, да как себя самому излечить.
        Ну и она тоже многому меня научила. Как распознать порчу (это как системный вирус в компьютере, только на уровне ауры), как от неё избавиться, как самому её навести, да так, что человек будет медленно буквально сгорать.
        А между тем время отъезда всё приближалось. Я много думал о том, как жить дальше, и решил, что если не помогу своей стране, во всяком случае, если даже просто не попытаюсь это сделать, то не смогу себе этого простить.
        Я обдумывал и такие варианты, как эмиграция в ту же Америку, чтобы стать там мультимиллионером, но понял, что это точно не моё. Не смогу я там жить. Да, возможно, там коврижки и слаще, но это не моё. Моя Родина здесь. Хоть это и пафосно звучит, но Россия одна, в каком бы мире-времени она ни была. А значит, хватит рефлексировать и пора действовать.
        Когда-то мне в руки попалась книжка из жанра альтернативной истории, так там главный герой-попаданец вышел на Сталина через Кирова, закрыв его собой во время покушения. Вот и я решил действовать похожим образом. А именно, предотвратить убийство Кирова 1 декабря 1934 года. Только закрывать его собой я не собираюсь, придумаю что-нибудь получше, тем более при моих-то способностях. А там, как говорится, война план покажет.
        Значит, решено. Где-то в середине лета следующего года надо отправляться в путь в Ленинград. А к тому времени надо, чтобы Настя сдала экзамены за последние два года школы-семилетки, чтобы в Ленинграде или в Москве могла пойти в полную среднюю школу и продолжить образование. Да, Настю я заберу с собой.
        Вся зима, весна и первая половина лета прошли в подготовке к отъезду. Где-то за неделю до неё дядька Андрей достал из-под полов старый саквояж и сказал:
        - Вот, Виктор, тут то, что осталось от ваших отца и матери. Теперь всё это я отдаю тебе, ты и распоряжайся.
        С этими словами он щёлкнул замками и начал выкладывать содержимое. На столе появилось несколько внушительных кучек отдельно с царскими и с советскими золотыми червонцами, связанные пачки советских бумажных денег и две шкатулки. В одной лежали женские драгоценности, а в другой - ордена и золотые погоны подполковника русской армии.
        - Драгоценности Светлана Борисовна просила передать Насте, когда та вырастет, а награды и шашка теперь твои. Деньгами сам распорядишься.
        - Откуда столько? - я кивнул на разложенные монеты и пачки купюр.
        - Да мы тут с твоим батюшкой… - начал, опустив глаза, дядька Андрей. - В общем, золотишко мы нашли. Видать, кто-то скрал с приисков, спрятал, да и не вернулся за захоронкой. Видно, что долго лежало золото, как бы не несколько лет. Вот мы его и прибрали, да потихоньку через верных людей обменяли на монеты. А уже после того, как отец твой погиб, я остатки золота поменял на бумажные деньги. Монетами-то золотыми не особо где расплатишься. Вмиг лихие люди узнают, да и прибить за такое богатство могут. Тут вся доля твоего отца. Без обмана. Всё до монетки и до рубля.
        Он замолчал и вновь опустил руку в нутро саквояжа.
        - Тут вот ещё какая штука есть… - С этими словами он достал какую-то небольшую коробку и что-то, завёрнутое в тряпицу. В тряпице находился пистолет Браунинг FN модель 1910 и три запасных магазина, а в коробке лежали 9-миллиметровые патроны к нему.
        - Думается мне, что тебе это может пригодиться.
        На следующий день мы с ним вдвоём съездили в Шимановск. Мне нужно было оформить себе паспорт. В принципе он сейчас не особо и нужен, но пусть уж лучше будет.
        В здание местного отдела, уже НКВД, я прошёл один. Немного придавил Силой сидящего за столом дежурного, и он, как само собой разумеющееся, выписал мне пропуск к начальнику отдела. Начальником оказался наш старый знакомый уполномоченный ОГПУ, который после прошедшей 10 июля 1934 года реорганизации занял этот пост уже в структуре НКВД. Рассказал ему, что собираюсь ехать учиться в Москву и мне нужен паспорт, что есть постановление Совнаркома от 27 декабря 1932 года «Об установлении единой паспортной системы».
        Опять пришлось применить Силу, так как было видно, что меня сейчас просто пошлют, и далеко. И меня действительно послали, но лишь в фотомастерскую за снимком. В итоге через несколько часов я стал обладателем обклеенной серой тканью книжицы с гербом СССР чёрного цвета в верхнем углу и мелкой чёрной надписью «паспорт». И ни разу он не был похож на красную книжку с золотым большим гербом и буквами СССР.
        Глава 4
        И вот мы с плачущей Настей стоим в тамбуре вагона и машем стоящим на медленно уплывающем назад перроне дядьке Андрею и тётке Дарье. Начался новый этап в нашей жизни. И если для меня это был не первый случай, когда приходилось коренным образом всё менять, то для Насти, которая дальше Шимановска нигде за всю свою жизнь не бывала, это было серьёзным испытанием.
        Накануне мы с ней сходили на могилки наших родителей, чтобы попрощаться. Настёна наревелась, да и у меня слёзы навернулись на глаза. Вернёмся ли мы когда-нибудь сюда, я не знаю.
        Договорились с дядькой Андреем, что они будут писать для нас письма в Ленинград на Главпочтамт «до востребования», ну и мы им тоже по возможности.
        Сейчас наш путь лежал до Читы. Там предстояла пересадка на транссибирский экспресс. Багаж с собой взяли небольшой. Я заранее сшил из купленного по случаю в Шимановске брезента что-то вроде дорожной сумки, в которую положили немного из одежды, скорее для маскировки, часть денег и монет, а на дно - отцовскую шашку, завёрнутую в несколько слоёв материи. Да ещё соорудил небольшой рюкзак, наполненный сейчас едой на дорогу, сменной одеждой, а также остальными монетами и деньгами, плотно упакованными в кошель из шкур. Необычно, зато не гремят и на ощупь не сразу поймёшь, что это такое. Пистолет с патронами также уложил в рюкзак. Надеюсь, в дороге не пригодится, а там дальше кто знает. Ещё в Шимановске купил себе в дорогу куртку-юнгштурмовку с ремнём и портупеей (так и не понял, как она здесь оказалась) и брюки такого же цвета хаки.
        Забыл упомянуть, что с нами едет ещё один попутчик. Это китаец Шэн-ли. Из Читы он по КВЖД отправится в Китай. Решил ехать проповедовать приход Великого Дракона. Ну а чтобы ему поверили те, кто обладает даром видеть энергию Ци, я Силой поставил ему что-то вроде ментальной метки в виде красного дракона (нашёл картинку в памяти), заключённого в золотую пятиконечную звезду, символ пяти стихий. Немного схулиганил, и дракон у меня держал в лапах серп и молот. Китаец был счастлив до небес, ведь его отметил земное воплощение Тяньлуна. Впрочем, в Китае для него есть поручение, но об этом поговорю с ним в Чите.
        До Читы добрались без приключений. Больше двух суток тряслись в плацкартном вагоне. Настя поначалу шмыгала носом и вытирала платочком слёзы, что текли из глаз, а потом буквально прилипла к окну и не отрывалась от него до самой Читы.
        Ещё в дороге я поинтересовался у Шэн-ли, может ли он найти в Чите своих земляков, которые занимались бы гравировкой и ювелирным промыслом. Китаец задумался и обещал помочь.
        Как говорится, мы ехали, ехали и, наконец, приехали. Чита встретила нас солнечной погодой и милиционером в белой гимнастёрке и в белом фетровом шлеме с бирюзовой звездой, с важным видом прохаживающимся по перрону.
        Шэн-ли увидел кого-то из соотечественников и побежал прояснить, так сказать, обстановку, а мы отправились в здание вокзала узнать о билетах на транссибирский экспресс до Москвы. Как я знал, один прошёл буквально накануне, обогнав нас на одной из станций, а другой должен был быть буквально завтра-послезавтра, но оказалось, что расписание изменилось и следующий пройдёт с задержкой ровно через неделю. Из разговоров служащих на станции понял, что где-то ближе к Владивостоку какой-то мост ремонтируют и поезда оттуда не идут.
        Плохо, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Можно было бы добираться на перекладных с пересадками, но это трата времени, сил и нервов. Оно мне надо? Подождём. Надо только с проживанием на эту неделю определиться. А кроме того, ещё я узнал, что, оказывается, у транссибовского экспресса есть два маршрута. Один - на Москву, а второй - на Ленинград, и вот как раз ленинградский и должен быть следующим. Ну хоть с этим повезло, хотя билетов на него пока не было, но с этим разберусь позднее. В крайнем случае придётся воспользоваться Силой и организовать билеты через какое-нибудь местное начальство.
        Не успели мы с Настей выйти из здания вокзала, как к нам подбежал Шэн-ли.
        - Виктор, - кто бы знал, каких трудов мне стоило убедить китайца обращаться ко мне по имени, а не называть меня каждый раз Великим Драконом, - здесь на окраине есть небольшое китайское поселение, и мы можем пока остановиться там. До следующего поезда ждать не меньше недели. Там же есть и мастер-гравёр, и те, кто делает золотые украшения.
        Что интересно, говорил китаец по-русски практически без акцента. Когда хотел. А иногда, чаще с незнакомыми, начинал придуряться и безбожно коверкать слова.
        До поселения китайцев, которое местные называли (вот удивили-то) Шанхаем, пришлось добираться через весь город на извозчике. Настя вся извертелась, рассматривая всё по сторонам. Похоже, у неё случился своего рода футурошок. Она почти ничего не спрашивала, лишь иногда вдруг хватала меня за руку. То ли ещё будет, когда приедем в Питер.
        Китайцы встретили нас, скажем так, нейтрально. Ну приехали и приехали какие-то парень с маленькой девчонкой. Значит, надо им тут что-то. А вот в доме, к которому мы направились, было всё не так однозначно. Я просканировал Силой, насколько смог. У двери большой фанзы, вроде так называется это жилище, стояли двое молодых китайцев, и от них явно веяло враждебностью. В самой же фанзе нас ожидали пятеро более старших китайцев, а один из них так вообще был стариком. Вот старика-то я в Силе плохо видел. Видимо, он когда-то прошёл обучение в одном из монастырей Китая и умел скрывать свою Ци. Остальные четверо излучали лишь интерес, без каких-то других эмоций.
        С Шэн-ли мы договорились, что я не буду афишировать своё знание китайского языка, поэтому он в случае необходимости будет кем-то вроде переводчика. Оставив Настю с вещами в одной из комнат, где ей сразу предложили чай и какие-то сладости, я прошёл к ожидавшим.
        - Добрый день, - поздоровался я с лёгким вежливым поклоном, обратившись к присутствующим. - Мне нужна ваша помощь, за которую я готов хорошо заплатить.
        - И сколько ты готов заплатить? - раздалось сзади. Появление тех двоих, что встретили нас на входе, я уже заметил. - Ты готов заплатить золотом или только советскими деньгами?
        - Я заплачу столько, сколько потребуется, но в пределах разумного. Могу рублями, могу золотом.
        Эх, как полыхнуло от них алчностью. Похоже, ребятки решили, как это называлось там, развести лоха. Ну-ну, посмотрим, что из этого у вас выйдет.
        - Подожди, Чэн Зедонг, - произнёс старик по-китайски, - пока не время спрашивать о деньгах, мы ещё не всё выяснили.
        - Дайте мне его на несколько минут, и этот русский ублюдок сам всё расскажет, что вас интересует, и отдаст всё, что у него есть. Он только что приехал, и его здесь никто искать не будет.
        М-да, парнишка, похоже, пошёл по беспределу. Придётся наказать, но пока послушаю, что ещё скажут. Самое интересное, что Шэн-ли, так же, как и я, стоит, не выражая никаких эмоций. Абсолютно спокоен.
        - Скажи, юноша, - обратился ко мне один из присутствующих, - почему ты назвался Великим Драконом?
        - Я так не назывался, уважаемый. Так назвал меня присутствующий здесь Шэн-ли… - Кивок в сторону моего спутника. - Я не видел причин, чтобы разубеждать его в этом.
        - И ты можешь доказать, что ты действительно Дракон? - В вопросе так и сквозило сарказмом.
        - Мне нет необходимости что-либо кому-то доказывать, - ответил я с лёгким поклоном.
        - Да хватит уже болтать! - не выдержал молодой и попытался схватить меня за шиворот, но ухватил лишь пустоту. Новая попытка схватить меня - и снова рука проваливается в никуда. Тогда, рассвирепев, он попытался меня ударить. И опять мимо.
        - Что-то тут болотной тухлятиной запахло, - сказал я по-китайски.
        Мне нужно было окончательно вывести его из себя, а про болото упомянул потому, что его имя, Зедонг, означает «живущий к востоку у болота». Он мне нужен был в качестве мальчика для битья. Как говорится, добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом.
        Зедонг окончательно впал в ярость и, выхватив откуда-то здоровенный тесак наподобие мачете, пошёл на меня, размахивая им перед собой. Я на всякий случай слегка ускорился форсажем и, отведя ладонью пару ударов, взял руку с тесаком на болевой. Китаец взвыл, выронив своё оружие, а я развернул его спиной к себе и отвесил смачного пинка пониже спины. Ну если он после этого не потеряет остатки и так не слишком развитого разума, то я уже просто не знаю, что с ним делать.
        И мой противник меня не разочаровал. Я не успел увидеть, как у него в руке появился маленький пистолет. Скорее, инстинктивно, чем осознанно, я нанёс ментальный удар, обездвиживая врага. Было видно, как он силится преодолеть оцепенение, сковавшее всё его тело, и нажать на спусковой крючок, но ничего не выходит. Я неторопливо подошёл к нему и забрал из его рук дамский пистолетик.
        - Знаешь, а я, пожалуй, дам тебе шанс, - глядя в глаза китайцу, произнёс я, отщёлкнув магазин и высыпав патроны себе на ладонь. - Я дам тебе даже не один, а три шанса. Я разрешаю тебе трижды выстрелить в меня, и если ты после второго выстрела не встанешь передо мной на колени, то после третьего я убью тебя. Вернее, ты сам убьёшь себя. Мараться о тебя - это ниже моего достоинства. Ты сам себе своими же руками разорвёшь горло. Так как, ты готов умереть?
        С этими словами я зарядил в магазин три патрона и защёлкнул его на место.
        - Я разрешаю тебе кивнуть головой, если ты принимаешь моё условие.
        Китаец чуть заметно кивнул. Я вложил обратно ему в руку пистолет и отошёл к противоположной стенке. Если честно, то я не был на все 100 % уверен, что смогу увернуться от пули даже на полном форсаже. Тут 50 на 50. Хотя, скорее, всё же 70 на 30 в мою пользу. Всё же эмоции я считывать могу.
        - Ты можешь начинать.
        Китаец вышел из оцепенения и посмотрел вначале на лежащий в руке пистолет, потом - на меня, видимо, решая, стоит ли со мной связываться. Решился. Вскинул руку и выстрелил. Я, как в замедленной съёмке, увидел, как затвор пистолета начинает движение назад, как из ствола вылетает пуля с закруглённым концом, сопровождаемая облаком дыма от сгоревшего пороха. Медленно-то она медленно летит, но всё же довольно шустро. Едва успеваю сделать пол-оборота корпусом и пропустить пулю впритирку к груди. Точнёхонько шла, прямо в сердце. Второй выстрел. Пуля летит куда-то чуть выше. Похоже, что в голову. Делаю полшага в сторону.
        Китаец опускает взор на пистолет, потом с ужасом смотрит на меня. Ну и? Всё, пистолет медленно падает на пол, и мой противник плавно опускается на колени.
        Отключаю форсаж и подхожу ближе к распростёртому ниц побеждённому.
        - Ты признал своё поражение?
        - Да, мой господин.
        - Встань.
        Китаец поднялся на ноги, низко склонив голову.
        - За то, что ты оскорбил меня, назвав ублюдком, ты в течение месяца не сможешь говорить и произносить какие-либо звуки. Я знаю, кто был мой отец, и в моих жилах течёт кровь русских князей. Это было первое наказание тебе. Теперь второе. За то, что ты осмелился поднять на меня руку, я лишаю тебя возможности шевелить обеими руками сроком, - я сделал вид, что задумался, - скажем, на неделю.
        Было видно, как руки китайца безвольно опустились, а глаза наполнились ужасом.
        Тем временем я продолжил:
        - Ну а за то, что ты усомнился во мне, я приказываю тебе сопровождать моего посланника, служить ему и защищать даже ценой своей жизни, - я кивнул в сторону Шэн-ли, - пока он не достигнет цели своего пути. Понял ли ты меня, Чэн Зедонг?
        Он быстро закивал головой.
        - Ты можешь идти и готовиться к путешествию. А заодно реши для себя, кому ты готов служить. Всё, иди.
        Китаец склонился и, пятясь назад, вышел. Было видно, что руки у него висят, как плети.
        - Итак, господа, нас прервали, - обратился я на китайском языке к сидящим, как я понял, старейшинам. - Можете ли вы оказать мне помощь?
        Тут с улицы донёсся какой-то шум. Включив восприятие, я увидел Силой приближающуюся к фанзе толпу человек в двадцать. Похоже, спутник Зедонга, сбежавший в самом начале нашей «беседы», привёл подмогу.
        - Вынужден извиниться, господа, - улыбнулся я во все свои тридцать два зуба, - нам вновь хотят помешать. Я ненадолго покину вас.
        Шутливо прищёлкнув каблуками, я вышел на улицу. Весёлая компания вся была здесь.
        - Убейте его, - заорал тот, что привёл всех сюда, - у него есть деньги и девка. Деньги мы заберём, а девкой попользуемся все по очереди!
        Ну всё, уроды. Не хотел я здесь никого убивать, но после таких слов вам точно не жить. Убью в крайне жестокой форме.
        - А ну, тихо! - рявкнул я, слегка усилив голос Силой.
        Воцарилась гробовая тишина.
        - Господа, не будем же мы устраивать беспорядок у дверей этого дома, - абсолютно спокойным голосом сказал я. - Давайте отойдём на середину улицы, чтобы потом было удобнее собирать ваши трупы.
        Страха я не чувствовал никакого. Я просто знал, что вся это толпа с тесаками и палками, окружившая меня, мне не противники, что они уже мертвы, просто ещё не знают об этом.
        Кто-то из них что-то завопил, и они разом бросились на меня. Я не стал изображать из себя мастера кунг-фу, а нанёс ментальный удар вокруг себя, выжигая нападавшим мозги. Мгновение - и вся шайка падает замертво на пыльную дорогу.
        И тут наступил жесточайший откат. В глазах потемнело, ноги резко ослабли, и я опустился на колено, опершись рукой в землю. Наверное, я на какое-то время потерял сознание, потому что пришёл в себя от чьего-то прикосновения к плечу. И именно это прикосновение, такое родное, доброе и ласковое, вернуло мне силы. Рядом стояла Настя, вытирая слёзы. Тел нападавших уже не было.
        - Витенька, ты меня так напугал, - всхлипывая сказала сестра. - К тебе больше часа никто не мог подойти. Подходили на пару шагов и падали, как в обморок. И только я смогла. - Она чуть заметно улыбнулась сквозь слёзы.
        - Ну прости меня, сестрёнка. Опять я напугал тебя, - виновато улыбнулся я ей.
        - Они сказали, - Настя кивнула в сторону стоящих одной кучкой старейшин, - что ты защитил нас. А кто на нас нападал-то?
        - Да были тут пара человек, но, видать, убежали, а мне что-то плохо стало. Но теперь уже всё хорошо, - быстро произнёс я, глядя в тревожно вскинутые глаза сестры. - Ты, постой тут, а я сейчас переговорю, и пойдём искать жильё на неделю.
        Стоило лишь мне сделать пару шагов в сторону старейшин, как они все склонились в почтительном поклоне. Самый старый из них произнёс:
        - Мы просим прощения у Великого Дракона за наши сомнения и за то, что на него напали в нашем доме. Уверяем, что нападавшие не имеют к нам никакого отношения. Моё Ци открыто для Великого Дракона, и он может увидеть искренность этих слов.
        Действительно, теперь я ясно видел ауру старика, и он мне не врал.
        - Кто были эти нападавшие?
        - Они пришли к нам вскоре после войны на дороге (имеется в виду конфликт на КВЖД). Они не уважали наши правила и обычаи, не хотели жить мирно, а занимались разбоем и грабежом. Мы пытались прогнать их, но у нас ничего не получилось. Мы благодарны Великому Дракону за то, что он избавил нас от этих бандитов. - Старик вновь почтительно поклонился. - Мы окажем уважаемому Дракону любую помощь, которая будет в наших силах, и будем счастливы видеть его самого и его сестру нашими почётными гостями столько, сколько он пожелает.
        - Я благодарен за ваши слова, уважаемый Су Вейж.
        Старик удивлённо посмотрел на меня, ведь имени своего он мне не говорил, а узнать его от кого-либо я просто не успел. Имя его я выяснил, когда как бы случайно смог коснуться его, и сработал контакт.
        - Пусть проводят мою сестру туда, где она сможет отдохнуть, и отнесите туда наши вещи, а потом мы обговорим, какую именно помощь я хотел от вас получить.
        - Настён, - обратился я к сестре, - сейчас тебя проводят туда, где мы будем жить до отъезда. Там тебя покормят, и ты отдыхай, а я попозже подойду.
        Две девушки с поклоном подошли к Насте и повели её. Я сходил за вещами и отдал их Шэн-ли, предварительно вытащив из сумки шашку отца.
        Китаец ушёл вслед за Настей, а я обратился к старейшинам:
        - Уважаемые, мне нужно сделать на ножны табличку с гравировкой, текст я дам. Кроме того, надо накрыть пятиконечной красной звездой вот этот орден. - И я показал на орден Св. Анны, укреплённый на эфесе шашки. - Но сделать это надо так, чтобы не повредить сам орден и чтобы потом можно было легко снять звезду.
        Старейшины уверили меня, что всё сделают быстро, и забрали шашку и листок с текстом для гравировки. Всё это я затеял, чтобы впоследствии до поры не возникли вопросы, что это за шашка, чья она и как оказалась у меня. На пластинке, прикреплённой к ножнам, будет текст: «Ком. эскадрона Головину за революционную храбрость и пролетарскую сознательность от Реввоенсовета РСФСР».
        Добравшись до выделенной нам с Настей комнаты, я упал на лежанку, и тут меня, что называется, накрыло. Видимо, то, что я причинил столько смертей, воспользовавшись Силой, не осталось без последствий. Меня трясло и буквально выворачивало наизнанку. Ощущения были близки к тем, что были во время переноса.
        Я потерял счёт времени и не осознавал, как долго это длилось. Перепуганная Настя сбегала и разыскала Шэн-ли и буквально притащила его ко мне. Китаец же, посмотрев на меня, просто сел рядом с лежанкой и велел сестре сделать то же самой и взять меня за руку, а сам принялся негромко напевать какой-то заунывный мотив.
        А моё сознание металось во тьме, ища выход. Но везде были лишь тьма и боль. И вдруг через эту вязкую и липкую тьму ко мне протянулся луч чистого света и коснулся моей исстрадавшейся души. Я потянулся за этим лучиком и наконец-то вынырнул из всей этой мерзости. Душа вновь соединилась с телом, и наступил покой.
        - Что это было? - хрипло спросил я, едва придя в себя.
        - Твое внутреннее Ци воспротивилось тёмному проявлению внешнего Ци, поэтому гармония и единение между ними были нарушены. Инь и Ян вступили в борьбу друг с другом и едва не убили тебя. Но твоя сестра поделилась своими силами со светлым Ян, и тёмный Инь подчинился.
        - Спасибо тебе, Шэн-ли, - я кивнул китайцу в знак благодарности. - И тебе, Настя. Я почувствовал вашу поддержку и смог выкарабкаться.
        Настя со слезами бросилась мне на грудь. Ну вот, опять напугал сестрёнку и довёл до слёз.
        Я гладил её по голове и шептал на ушко:
        - Ну не плачь, всё уже хорошо. А хочешь, я тебе песенку спою?
        - Песенку? - Настя удивленно подняла на меня глаза.
        - Ага. Хорошую красивую песенку.
        - Хочу. Спой… - Ну вот, слёз как не бывало.
        Китаец, почтительно склонившись, вышел за дверь.
        - Ну тогда слушай.
        И я запел:
        Слышу голос из Прекрасного Далека,
        Голос утренний в серебряной росе.
        Слышу голос, и манящая дорога
        Кружит голову как в детстве карусель.
        Прекрасное Далеко, не будь ко мне жестоко,
        Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
        От чистого истока в Прекрасное Далеко,
        В Прекрасное Далеко я начинаю путь….
        Я пел, а Настя завороженно слушала. Всё-таки есть песни, которые на все времена. Сейчас такие уже не пишут. Так, стоп, какое «сейчас не пишут»? Сейчас-то как раз именно такие песни и пишут. И напишут ещё больше, а я помогу. А почему бы и нет? Песни эти вообще не из этого мира, а из хоть и идентичного, но всё же другого. А тут напишут другие, и станет хороших и правильных песен только больше. Хм, а это мысль.
        А что, если исполнять их будет Настя? Всё, решено, будем делать из неё самую лучшую в мире певицу, тем более что голос и музыкальный слух у неё есть. А репертуаром я её обеспечу.
        - Какая красивая песня, - восторженно произнесла Настя и, обернувшись на закрытую дверь, чуть слышно спросила: - Витюш, это ведь оттуда песня?
        - Оттуда, - со вздохом произнёс я.
        Всё же скучаю я по оставленным там братьям.
        - Витюш, - Настя вновь обернулась на дверь, - а расскажешь, как ты там жил?
        - Расскажу, сестрёнка. Но не здесь и не сейчас. Потерпишь? - ласково потрепал я её за волосы.
        Следующий день я решил посвятить походу по магазинам. Нам с Настей надо было обновить свой гардероб. Попросил Шэн-ли раздобыть какую-нибудь небольшую сумку или портфель, чтобы переложить туда часть денег, и он принёс самую настоящую командирскую сумку. Не новую, но в отличном состоянии. То, что надо. Она вполне естественно сочетается с моей юнгштурмовкой и лишних вопросов не вызовет.
        Взял с собой денег побольше, потом подумал и положил по нескольку штук царских и советских золотых червонцев, и мы отправились в город. Мы - это я с Настей и Шэн-ли с молодым китайцем, которого отправили с нами, чтобы показать, где и что в Чите.
        Ну, что могу сказать? Не впечатлило. Для меня, видевшего больше, чем кто-либо другой в этом мире, всё было каким-то излишне простоватым и серым по ощущениям. Настя же с восхищением перебирала какие-то платья на вешалке в магазине. Для неё, в общем-то, не видевшей ещё ничего, всё было безумно красиво и роскошно. М-да, и это для неё, дочери князя и графини, которая, родись лет на 20 пораньше, могла бы блистать на балах в роскошном бальном платье, сводя кавалеров с ума. Видимо, на моём лице было такое выражение, что пара продавцов, находящихся здесь, старались обходить меня стороной.
        - Гхм, - послышалось со спины, - я таки дико извиняюсь, но мои старые глаза говорят мне, что молодой человек чем-то недоволен?
        Подошедший был одет в костюм-тройку, и даже дилетанту в мире одежды было сразу видно, что костюм этот явно не был куплен здесь. Чувствовалась рука мастера.
        - Простите, а вы, собственно, кто? - спросил я подошедшего, хотя уже догадывался о его сфере деятельности.
        - О, прошу меня простить, я не представился. Давид Исаакович Фридман. Я заведую пошивочной мастерской при этом магазине. - И он с иронией в глазах обвёл взглядом вокруг и, как бы извиняясь, развёл руками.
        - Скажите, уважаемый Давид Исаакович, положа руку на сердце, а вам самому вот это, - я кивнул в сторону висящей готовой одежды, - нравится?
        - Ну, таки люди покупают.
        - Ну, наверное, - в тон ему ответил я, - у них просто больше выбора нет.
        - Хм, а у вас, молодой человек, похоже есть вкус, и вы разбираетесь в хорошей одежде. - Он задумчиво посмотрел на меня, словно что-то решая. - А пойдёмте-ка со мной. И спутницу свою возьмите. Возможно, я смогу помочь вам.
        Через несколько минут мы входили в ателье, расположенное в том же здании. Откуда-то из глубины помещения был слышен стрёкот нескольких швейных машинок. Похоже, недостатка клиентов здесь не было.
        - Итак, молодой человек, чем старый еврей может вам помочь? - с лёгкой одышкой спросил Давид Исаакович.
        - Астма? - поинтересовался я.
        - Не обращайте внимания. Когда-то давно переболел туберкулёзом, и с тех пор иногда мне становится трудно дышать. Но это не мешает мне видеть, когда человеку нужно красиво одеться.
        - Да, вы правы, Давид Исаакович. Нам действительно нужно красиво и удобно одеться, и у нас на это есть средства, но совершенно нет времени ждать. Максимум дней пять или шесть, и потом мы должны сесть на поезд.
        - Времени действительно мало, и давайте-таки не будем его тратить впустую. Что бы вы хотели видеть? Может, у нас найдётся что-то из готового, или придётся строить вам новый костюм и платье для вашей прекрасной спутницы?.. - От этих слов Настя запунцовела и спряталась за мою спину.
        - Я бы хотел для моей сестрёнки пару хороших платьев по моим эскизам. - Старый еврей удивлённо посмотрел на меня. - Да-да, уважаемый, эскизы будут мои. Также для неё брючный костюм.
        - Брючный? Для девушки? Я, конечно, слышал, что где-то в Америке это становится модным, но не знал, что докатилось уже и до нас.
        - Спешу вас успокоить, пока не докатилось, но это временно. Также для неё какую-нибудь приличную дорожную одежду. Ну, вы меня понимаете.
        Давид Исаакович задумчиво кивнул:
        - Для меня - брюки и френч, тоже по моим эскизам, и также что-нибудь для дороги. Ну и бельё и всё необходимое для нас двоих.
        - Молодой человек, вы ставите просто нереальные сроки. Я промолчу за деньги, которые вам это всё будет стоить, но скажу за время. Всё, что можно успеть, это построить одно платье, ну, хорошо, два платья и ваш френч. А чтобы успеть всё, я должен буду посадить всех работников шить только ваш заказ. И это при том, что бельё и дорожную одежду мы вам подберём готовую.
        - Давид Исаакович, а давайте поможем друг другу.
        - И каким это образом?
        - Я избавлю вас от вашего недуга навсегда, а вы поможете нам с одеждой. Естественно, я полностью всё оплачу, но надо успеть за отпущенное время.
        - А вы, молодой человек, я извиняюсь, врач?
        - Ни в коем случае. Я лучше, чем врач. - Увидев скепсис в глазах собеседника, я продолжил: - Давайте поступим таким образом. Я сейчас вам помогу, потом мы с вами посмотрим эскизы, вы скажете, сколько это будет стоить, хотя бы примерно, я с вами расплачусь, и вы начнёте работу. А завтра вы сходите к своему врачу и попросите осмотреть вас. Если результат осмотра вас удовлетворит, то вы до нашего отъезда всё сошьёте, а если нет, то и деньги, и наш заказ останутся у вас. Такой вариант вас устраивает?
        - Ну давайте попробуем, - задумчиво произнёс мастер. - В конце концов, я ничего не теряю. Что мне надо сделать?
        - Ничего. Просто сидите как сидите.
        Я подошёл к Давиду Исааковичу и положил ладони ему на грудь.
        - Что же вы, уважаемый, мне не всё рассказали? Ай-яй-яй, почему не сказали, что когда-то какой-то поц прострелил вам голень, и теперь у вас немеет нога ниже колена? Почему не сказали, что у вас периодически бывает тяжесть в печени?
        - Откуда вам это всё известно? - вскинулся еврей.
        - Я же говорил вам, что я лучше, чем врач, а сейчас сидите и расслабьтесь. Дело значительно сложнее, чем казалось сначала.
        Я сосредоточился на лечении. В первую очередь привёл в порядок лёгкие и бронхи. Последствия туберкулёза были довольно плохо залечены. Потом принялся за печень, а заодно и за желудок, поджелудочную железу, почки. Очистил от шлаков, залечил язвочки, запустил процесс восстановления. С ногой всё было гораздо проще. Соединил разорванные нервные окончания, растворил соли, отложившиеся на суставах.
        А вообще Давид Исаакович Фридман оказался неплохим человеком. Сработал контакт, и я знал о нём всё. Он также бежал от революции и Гражданской войны. Хотел пробраться в Харбин, но случилась любовь, и он остался здесь, в холодной Сибири. Никогда не отказывал никому в помощи. Практически все работники его ателье были из тех, кого он в своё время приютил и кому помог с работой и крышей над головой. Такому человеку и помочь можно.
        Всё, дело сделано. Открыл прикрытые глаза и отступил от своего пациента на пару шагов. Давид Исаакович ещё с полминуты сидел неподвижно, прислушиваясь к своим ощущениям.
        - Вы знаете, молодой человек, а я вам верю. Так прекрасно я себя не чувствовал с самой молодости. У меня на редкость ничего не болит, ничего не беспокоит, а дышится просто замечательно. И я таки построю вам всё, что вы хотите, и сделаю всё хорошо и быстро.
        Мы сели за стоящий здесь же стол, и я на листах бумаги набросал то, как я вижу наш заказ. Для Насти я выбрал приталенное тёмно-синее платье в стиле конца сороковых годов моего мира с белым воротничком и белыми манжетами на коротких, чуть выше локтя, рукавах, ещё одно вечернее платье, но тут уже мастер-еврей упёрся и настоял на том, что его он сошьёт сам без моих подсказок. Брючный костюм бежевого цвета привёл его в восторг.
        Для себя я набросал рисунок, больше напоминающий знаменитый китель Мао Цзэдуна чёрного цвета с накладными карманами, чёрные же брюки, а также белый френч с белыми брюками, как у Джона Престона, клерика Тетраграмматона из фильма «Эквилибриум», который я смотрел в той жизни. Да ещё купили пару светлых платьев для Насти из готового.
        Из ателье мы вышли спустя несколько часов уставшие, но довольные. Мерки были сняты, и Давид Исаакович клятвенно заверил нас, что всё будет высочайшего качества и готово в срок. Кроме того, он обещал подобрать ко всему ещё и обувь, о которой я совсем не подумал.
        Глава 5
        Чита провожала нас пасмурной погодой. Дождя не было, но тучи, висевшие над городом, уже подумывали ливануть весёлым ливнем. Поезд, на шикарных вагонах которого крупными буквами красовалась надпись «Транссибирский экспресс», стоял у перрона, по которому прогуливались, разминаясь, его пассажиры.
        Не знаю, каким образом, но китайцы смогли раздобыть билеты в вагон-люкс в двухместное купе. Само купе было просто шикарным. Мягкий диван внизу, такая же мягкая откидная полка сверху, столик у окна и удобное кресло у столика, шкаф с вешалками для вещей. Была и ещё одна дверь, за которой скрывались умывальник, душ и туалет. Настя, увидев всю эту роскошь, застыла в дверях.
        - Проходи, не стесняйся, - слегка подтолкнул я её, - на ближайшие почти две недели это наш дом. Верхнюю полку, чур, не занимать.
        Закинув вещи внутрь купе и оставив в нём Настю, я вышел на перрон. Провожающих у нас не было. Шэн-ли со своим сопровождающим уехал накануне, а местные китайцы были безмерно счастливы нашему отъезду. Наш друг-китаец получил от меня послание, которое он должен был доставить в Тибет в главный монастырь Дрепунг, резиденцию Далай-ламы, его настоятелю и всем находящимся там монахам. Послание я написал на свитке, который запечатал в герметичный тубус. Ну и влил в печать побольше Силы, чтобы того, кто будет его открывать, как следует приложило. Для лучшего понимания важности послания.
        А написал я о том, что Великий Дракон недоволен контактами тибетских монахов с немцами. Что в тридцать восьмом году к ним прибудет немецкая экспедиция, все члены которой будут отмечены знаком двух параллельных молний (нарисовал символику СС) и чёрной свастикой в белом круге на красном фоне (рисунок прилагается). Что это слуги демонов тьмы, они неполноценные, и им не место в священных чертогах. Что следует с уважением относиться к посланникам Великого Дракона, отмеченным его знаком, красным драконом в золотой пятиконечной звезде, как у того, кто передаст это послание. Что Великий Дракон не забыл своих детей и видит все их деяния.
        Если честно, то писал всё это без особого умысла. Просто по принципу: сделал другому гадость, а на сердце радость. А гадость хотел сделать нацистам. Нечего им шляться где ни попадя и лезть в Тибет.
        Выйдя на перрон, я едва не столкнулся с девушкой, на вид ровесницей Насти, тихонько идущей вдоль вагонов, опустив голову. От неожиданности она оступилась и упала бы, если бы я не успел подхватить её.
        - Оля! Оленька! - К нам бежали высокая красиво одетая женщина и мужчина в чёрной морской форме. - С тобой всё в порядке?
        А я стоял, держал её за руки и не мог отвести глаз. Передо мной стояла… МОЯ МАРИНА!!! То же лицо, те же глаза, даже искорка где-то в глубине печального взгляда та же.
        - Оленька, как же ты так? Просили же тебя одну не отходить далеко… - Подбежавшая женщина стала осматривать девушку. - С тобой всё в порядке?
        «Какой, нафиг, в порядке?! - чуть не заорал я. Да у неё сердце чуть работает, того и гляди остановится. Там такое, что диву даешься, как она до сих пор жива!»
        Всё ещё держа девушку за руки, я немножечко влил в неё Силу и слегка подлечил больное сердце. Чёрт! Чёрт!!! Ни за что не прощу себе, если снова её потеряю! И много Силы сразу передать нельзя, так как слабый организм просто не выдержит. Держись, моя хорошая, я всё сделаю, чтобы ты была здорова и вернулась к нормальной жизни.
        Девчонка явно почувствовала себя лучше и, посмотрев мне в глаза, тихонько произнесла:
        - Спасибо!
        А меня от этого взгляда словно током прошило, и я едва не потерял над собой контроль. На соседнем столбе лопнула лампа в фонаре.
        - Спасибо вам, молодой человек! - Мужчина в морской форме протянул руку.
        - Да не за что, товарищ… - Я, смутившись, посмотрел на рукав формы, где была нашивка с четырьмя полосками и красной звездой над ними. - Извините, я не очень хорошо разбираюсь в военно-морских званиях.
        - Капитан второго ранга Стрельников Николай Фомич.
        - Очень приятно. Головин Виктор… - Я пожал протянутую руку.
        Есть контакт. Капитан второго ранга Стрельников, помощник командира бригады береговой обороны, едет с женой и дочкой в Ленинград, добившись перевода на Балтийский флот. Всё дело в дочке. У неё порок сердца и необходима срочная операция, которую могут сделать лишь в Ленинграде. Перевода долго не давали, но выручил комбриг, который хоть и неохотно, но всё же отпустил, войдя в сложное положение своего помощника. Стрельников уже съездил в Ленинград, получил назначение, определился с жильём и, выхлопотав отпуск, вернулся за семьёй.
        - Виктор, а вы тоже едете этим поездом? - вступила в разговор мама девушки. - Ой, простите, не представилась: Стрельникова Антонина Владимировна. - И она тоже протянула руку.
        - Очень рад знакомству, - тихонько пожимаю руку в ответ, одновременно прищёлкнув каблуками и коротко кивнув. Получилось, надеюсь, красиво и стильно.
        Контакт сработал снова. Типичная жена русского офицера. Родилась в Порт-Артуре в семье служащих за восемь лет до Русско-японской войны. Потом семья перебралась в Санкт-Петербург, где получила прекрасное образование и где, уже после революции, познакомилась с красным военмором. Прошла с мужем все ступени службы и всю жизнь была ему надежным тылом. Семейное счастье омрачила болезнь дочери. Теперь везёт свою кровиночку в Ленинград с последней надеждой, леденея от ужаса при каждом приступе у дочери.
        - Да, мы с сестрой едем в Ленинград продолжить учёбу.
        - А ваша сестра здесь? - Женщина заозиралась по сторонам.
        - Нет, она ждёт в нашем купе…
        Я показал рукой на стоящий позади меня вагон, чем вызвал неподдельное удивление в глазах семейства. Похоже, в таком вагоне поездка не каждому по карману. А я так и не узнал у местных китайцев, сколько они заплатили за наши билеты, а деньги взять с меня они наотрез отказались, сказав, что это извинение от них за неучтивость при первой встрече. Извинения были приняты.
        От вокзала долетел звук колокола, и народ с перрона потянулся по вагонам. Семейство Стрельниковых пошло к соседнему с нашим вагону. Дальше был вагон-ресторан. Значит, каждый раз, когда пойдём подкрепиться, будем проходить мимо них. Это очень хорошо. Буду потихоньку налаживать отношения с этим семейством в целом и с Мар… Уф, конечно же, с Ольгой, в частности.
        - Витя, ты чего такой, как будто тебя по голове ударили? - заметив моё состояние, спросила Настя. Она уже успела часть вещей разложить по полкам и развесить по вешалкам.
        От платьев, пошитых старым евреем, сестра была в полном восторге, а уж несколько пар туфелек вызывали у неё просто умиление. Да, Давид Исаакович успел сшить нам всё, что мы заказали, и даже привёл знакомого еврея-обувщика (и почему я не удивился?), который буквально на следующий день принёс Насте и мне по нескольку пар туфель. Настины были даже на небольшом каблуке, и это привело её в состояние неописуемого восторга. Время от времени она доставала какие-нибудь туфли из коробки и ласково гладила их ладошкой, как котёнка, мило улыбаясь при этом.
        В эти мгновения она просто до безумия любила своего и без того обожаемого брата, который организовал ей и это путешествие, и эти замечательные платья, и костюмчик с брючками, который ей так шёл, и эти безумно красивые туфельки. И сам оделся так, что Витюшей его называть язык уже не поворачивался. Этого солидного и строгого юношу можно было называть лишь Виктором или, если по-простому, по-домашнему, Витей.
        - Всё нормально, сестрёнка. Просто встретил кое-кого. Как воспоминание о той жизни.
        Настя не стала развивать тему, хотя и было видно, как сильно ей хотелось узнать о моей жизни там побольше.
        В это время раздался протяжный паровозный гудок, и вагоны, лязгнув сцепками, плавно поплыли, оставляя позади перрон с вокзалом и город Читу, в котором меня хотели ограбить и убить, в котором теперь в районе Шанхай будут почитать Великого Дракона и в котором мне встретились в том числе и замечательные люди.
        Примерно часа через полтора в дверь купе постучали. Проводник, солидный дядька с пышными усами, поинтересовался, будем ли мы заказывать себе ужин в купе или пойдём в вагон-ресторан.
        Мы решили прогуляться. Посоветовал сестре надеть брючный костюм с красными лакированными туфельками на каблуке. Сам решил идти как есть, в чёрном кителе. Будет красивый контраст. Лишь приколол комсомольский значок, чтобы поменьше возникало ненужных вопросов. Кстати, значок совсем не похож на привычный мне по прежней жизни. На нынешнем нет портрета Ленина и надписи ВЛКСМ. Здесь значок представляет собой красный флажок, в центр которого помещён круг со звездой, а на звезде - буквы КИМ[10 - КИМ - коммунистический интернационал молодёжи.].
        Наше появление в вагоне-ресторане было встречено гробовой тишиной. Мужчины и женщины смотрели на нас с Настей с немым восхищением. А учитывая контраст в одежде, эффект был просто сногсшибательным.
        Рядом мгновенно материализовался, словно из пустоты, официант и провёл нас к свободному столику. Сделав заказ, я попросил принести минеральной воды и пару бокалов. Разлив воду по бокалам, в ожидании, когда принесут ужин, сидел, потягивал минералку и наблюдал за Настей.
        Да, как говорится, породу не пропьёшь. Дочь князя и графини вела себя с поистине царским спокойствием. Осанка, манера держаться, даже то, как она грациозно отпила минеральной воды из бокала, всё говорило о далеко не простом воспитании. И это, по сути, деревенская девчонка, которая первый раз в жизни едет в поезде, первый раз надела на выход такой наряд и первый раз в жизни вышла, как говорится, в люди. Надеюсь, в этом варианте истории ей не придётся сбивать из зенитки немецкие пикировщики в осаждённом блокадном Ленинграде.
        Официант вновь материализовался из пустоты, но уже с подносом, заставленным тарелками. Мгновение - и стол уже сервирован. Перед Настей появилась маленькая вазочка с букетиком красных гвоздик. Сестрица лишь царственным легким кивком поблагодарила за это. Как будто это такая малость, которая для неё вполне естественна каждый день. А вот наличие на столе нескольких видов ложек и вилок заставило её немного понервничать. Я хоть немного и учил её правилам этикета (спасибо закачанным базам знаний), но не так уж и много. Поэтому, слегка наклонившись к сестре, чуть слышно сказал:
        - Не нервничай. Вспомни, чему я тебя учил, или смотри и повторяй за мной.
        Настёна успокоилась, взяла в руки нож и вилку и принялась за содержимое тарелки. Вы когда-нибудь видели, как кушает Императрица? (Вот именно так, с большой буквы.) Нет? А я вот видел. Казалось, все собравшиеся пристально следят за её манерами. Ну, их понять, в принципе, можно. Они, по большей части, пролетарского происхождения (ни в коем случае не в укор им) и манерам особо не обучены. Так ведь и Настя нигде не училась этому. Всё-таки, по-видимому, существует какая-то генетическая память предков.
        Хм, а Стрельниковых нигде нет, что странно. Проходя через их вагон, я не почувствовал присутствия там Ольги. Надеялся увидеть их здесь, но и тут их нет. Что-то тревожно мне стало.
        Настя внимательно посмотрела на меня и, отложив столовые приборы, спросила:
        - Витя, а что случилось? Ты вдруг изменился в лице.
        - Хотел тебя познакомить кое с кем, надеялся их увидеть здесь, но почему-то они не пришли. И мне что-то стало тревожно. Ты поела?
        - Да, спасибо. Правда, не поняла, вкусно это или нет. Кажется, что все только на меня и смотрели.
        - Но ты молодец, справилась. А к тому, что смотрят, привыкай. Теперь на тебя смотреть будут часто, ведь ты у меня красавица.
        - Да ну тебя! - Настя махнула рукой и покраснела, отчего стала ещё более неотразимой.
        - Ладно, пойдём. А то мне и правда стало что-то неспокойно.
        В вагоне, в котором ехали Стрельниковы, спросил у проводника, куда подевались его пассажиры, морской командир с семьёй.
        Проводник, почему-то вытянувшись передо мной по стойке смирно, отрапортовал:
        - Дак это, оне, стал быть, с дочкой в санпункт отправились. У нас в составе и такой имеется. А дочка у них, стал быть, больная, и ей уколы надобно делать. Вот они и пошли до врача все вместе.
        - Благодарю, любезный, - почему-то на старорежимный манер сказал я. - А санпункт в какой стороне?
        - Дак это, стал быть, в хвосте состава. Второй от хвоста. А хвостовым у нас вагон-клуб имеется. Там и концерты бывают, и музыка есть, и библиотека, чтоб в дороге почитать чего.
        В этот момент в другом конце вагона появилась тихонько идущая Ольга, прижимающая ватку к сгибу локтя, а за ней - её мама и отец в неизменной морской форме. Не отрывая от них глаз, я пару раз слегка похлопал проводника по плечу.
        - Спасибо, отец.
        - Дак завсегда пожалуйста, товарищ.
        - Это они? - спросила Настя.
        В ответ я только кивнул и пошёл навстречу.
        - Ещё раз здравствуйте… - Ольга подняла глаза на знакомый голос, и по её губам скользнула улыбка. - А мы тут с сестрой с ужина идём, хотели вас навестить, а вас на месте не было.
        - А мы тут вот… - начал Ольгин отец, виновато разводя руками.
        - Виктор, это ваша сестра? - вступила в разговор Антонина Владимировна.
        - Да. Позвольте представить, моя младшая сестра Анастасия Головина.
        Если бы сейчас Настя сделала книксен, меня бы точно хватил удар, хотя я бы ничуть не удивился. К счастью, этого не произошло.
        Настя мило улыбнулась и сказала:
        - Здравствуйте. Очень приятно, познакомиться.
        - А меня зовут Антонина Владимировна, это мой муж и Олин папа, Николай Фомич, - взяла в руки инициативу в разговоре мама Ольги.
        - А я Оля, - раздалось из купе.
        - Очень рада познакомиться, - Настя улыбнулась девушке.
        - Идёмте, проходите к нам, - вновь заговорила Антонина Владимировна. - Мы в купе едем втроём, и места всем хватит. Познакомимся поближе. Да и Оле будет веселее с молодёжью.
        Ага, веселья здесь, как говорится, полные штаны. Похоже, состояние девушки опять начало постепенно ухудшаться. Надо срочно начинать восстанавливать ей сердце, иначе до Ленинграда она точно не доедет.
        Я встал и под удивлённые взгляды закрыл дверь купе.
        - Николай Фомич, Антонина Владимировна, нам надо серьёзно поговорить. - Удивление стало ещё больше, плюс полнейшее непонимание происходящего. - Я знаю о болезни Оли и знаю, что если не принять срочных мер, то до Ленинграда она просто не доедет.
        - Откуда ты это можешь знать? - повысил голос, вскакивая с места, отец девушки. - Кто тебе об этом сказал?
        - Сядьте, товарищ капитан второго ранга! - Мой голос был твёрже камня. Командирская интонация подействовала, и он опустился на своё место. - Есть вещи, о которых мне не надо говорить. Я просто знаю, и всё. А ещё я знаю, что могу помочь Оле и, возможно, полностью вылечить её.
        Мать Ольги с надеждой смотрела на меня
        - Виктор, вы что, врач? Но ведь вы ещё так молоды. Или у вас есть какой-нибудь знакомый хороший доктор?
        - Нет, я не врач. Как я сказал одному человеку совсем недавно, я лучше, чем врач… - произнеся это, я слегка улыбнулся, вспомнив недоверчивого еврея.
        - Он правда может помочь и вылечить, - сказала уверенным голосом молчавшая до сих пор Настя. - Верьте ему, и он спасёт вашу дочь.
        В купе воцарилась тишина. Я прям физически чувствовал, как мечутся мысли в головах родителей девушки.
        - Витя, помоги мне, пожалуйста, - чуть слышный голос Ольги раздался как гром среди ясного неба.
        Я перевёл взгляд на её родителей.
        - Что нам надо сделать? - твёрдо спросил Николай Фомич.
        - Просто оставьте нас одних ненадолго.
        - Надеюсь, ты ничего плохого ей не сделаешь? Иначе… - Что иначе, её отец не договорил.
        - Не волнуйтесь, вы уже дали согласие, и теперь самое страшное для вас уже позади.
        - Для нас?
        - Да. Для вас и для Ольги. Для меня всё только начинается.
        - Пойдёмте, не будем мешать Вите. - Настя под руки повела родителей девушки из купе.
        Едва дверь за ними закрылась, Ольга тихо произнесла:
        - Ты и правда мне поможешь?
        - А ты мне веришь? - спросил я, глядя ей в глаза.
        - Тебе? Верю.
        - Значит, точно помогу.
        - И что мне делать? Это не больно?
        - Нет, не больно. Просто ляг и лежи спокойно. Можешь даже уснуть, если захочется.
        Девушка легла, вытянув руки вдоль туловища.
        - Я сейчас положу свои ладони тебе на грудь. Не пугайся, так надо. Мне нужно, чтобы моё воздействие было как можно ближе к сердцу, - начал я объяснять свои действия, чтобы не напугать её.
        Она закрыла глаза и чуть заметно кивнула, покраснев при этом как маков цвет. А я начал лечение.
        Я ещё никогда так не выматывался. Сердце девушки работало буквально на последнем издыхании, и малейший сбой мог стать последним. Исправил врождённый порок митрального и трёхстворчатого клапанов, изменил расположение аорты, очистил полости правого и левого желудочков от всяких микроотложений и вообще почистил сердце, полностью убрал рубцы на сердечной мышце, восстановил кровоток в сосудах, убрав тромбы, готовые в любой миг оторваться и убить её. Под конец влил в организм девушки максимум Силы, который она могла принять без негативных последствий.
        Я окончательно потерял счёт времени. По моим внутренним ощущениям, прошла целая вечность. И я был, в общем-то, близок к истине. Прошло больше двух часов. Когда дверь в купе открылась, девушка спала спокойным здоровым сном, а я без сил сидел на полу, и моё лицо цветом сливалось с белоснежной простынёй.
        Родители Ольги тут же бросились к своей дочери, а Настя метнулась ко мне.
        - Витенька, потерпи. Я сейчас помогу тебе подняться.
        - Анастасия, разрешите мне, - пробасил Ольгин отец.
        Он помог мне подняться и усадил поближе к столу.
        - Виктор, вам плохо?
        О как, уже на вы.
        - Ничего, бывало и похуже, - слабо улыбнулся я. - Вы Олю не будите, ей сейчас хороший сон только на пользу. А мне надо идти к себе. А то там у нас вещи без присмотра.
        Как раз за вещи я не боялся. Уходя, я запечатал дверь купе Силой, и теперь её открыть можно только если взорвать, да и то не факт. Либо это могли сделать я и Настя. Такие я сделал настройки.
        Николай Фомич, поддерживая под руки, помог мне добраться до нашего купе. Со стороны могло показаться, что хорошо подвыпившему пассажиру помогает дойти его более крепкий товарищ.
        В купе, не обращая внимания на Настю, полностью разделся и, как в тумане, залез под душ. Контрастного не получилось, так как горячая вода таковой являлась довольно условно, скорее хорошо нагретая, зато холодная была действительно холодной. Я не знаю объёма бака с водой в нашем вагоне, но половину, если не больше, я точно вылил на себя. Полчаса точно стоял под холодными струями. Вода хорошо смыла усталость и негативную энергию.
        - Настюууш?!
        В приоткрытую дверь просунулась рука с халатом, расшитым золотыми (реально золотыми) драконами. Подарок читинских китайцев. Насте, кстати, тоже подарили расшитый халат, только с лотосами.
        - Спасибо, моя хорошая.
        - Пожалуйста, - ответила Настя. - Ты там не околел?
        - Да вроде нет пока, но горячего чая выпил бы с удовольствием. Пойду, крикну проводнику и попрошу чай или просто кипяток.
        Через 15 минут я сидел у окна и пил обжигающий ароматный чай из стакана в подстаканнике.
        - Она будет жить? - задала вопрос Настя.
        - Теперь да.
        - Хорошо.
        Ещё через пять минут Настя задала вопрос, который давно уже её мучил:
        - Витя, а расскажи, как ты там жил?
        Я отставил в сторону опустевший стакан.
        - По-разному. Когда хорошо, когда не очень, а в последние десять лет так и совсем не очень.
        - А у тебя там была жена?
        - И жена была, и сын.
        - И они остались там?
        - Нет, они погибли. Нас троих сбила машина. Они умерли сразу, а я остался без ног, стал инвалидом и десять лет провёл в инвалидной коляске.
        Глаза у Насти округлились, и в них буквально плескалось чувство жалости ко мне.
        - А потом? - сквозь выступающие слёзы спросила она.
        - А потом я там умер, - не стал вдаваться в подробности, - и вернулся обратно сюда.
        - Ой, Витюша, мне так тебя жа-а-алко! - с плачем она повисла у меня на шее.
        - Ну, не плачь, моя маленькая котёнка, - я погладил сестрёнку по голове.
        - Ты опять называешь меня маленькой?! - с наигранным возмущением спросила девочка, отстранившись от меня.
        - Ну хорошо, хорошо. Ты у меня теперь большая котёнка, - улыбнулся я. - Давай слёзки вытру… - Я взял в руки платок.
        - Дай, я сама! - Настя отобрала платок и промокнула глаза с истинно царственной грацией.
        Через пару минут тишины она вновь задала вопрос, типично женский.
        - Витюш, а твоя жена была красивая?
        - Очень, - с улыбкой произнёс я, но перед глазами почему-то стояла не Марина, а Ольга.
        - А как она выглядела?
        - А ты её сегодня уже видела и даже познакомилась с ней.
        Показалось, что я услышал звук от упавшей на пол Настиной челюсти.
        - Ольга?! Так ты поэтому бросился её лечить?
        - Не только поэтому. Девчонка умирала. Ей действительно оставалось жить день-два, а если повезёт, то три. Ты считаешь, что я мог просто пройти мимо?
        - Ой, прости, Витя, я не подумавши сказала. А она правда сильно похожа?
        - Как две капли воды.
        Так мы и проболтали, пока ночь не окутала всё своим тёмным саваном. Я рассказывал о своей жизни там, о Болеке и Лёлике, которых Настя заочно полюбила как своих родных (кстати, она, пока была жива, и там их тоже любила не меньше, чем меня). Заодно рассказал о том, кем на самом деле были наши родители. О многом Настя и сама догадалась, но полностью всё узнала лишь от меня. Естественно, попросил её об этом никому постороннему не рассказывать. Для всех наши отец с матерью - охотник-промысловик и врач. Так и вели разговоры, пока Настя не начала клевать носом, ну а потом улеглись спать.
        Утром, проснувшись и умывшись, решили сходить на завтрак, а по пути проведать Стрельниковых. Настя надела тёмно-синее платье с белым воротничком и короткими рукавами, а я облачился в свою юнгштурмовку, опоясавшись ремнём с портупеей. Возле двери купе Стрельниковых остановились и, переглянувшись, постучались. Дверь открыл Николай Фомич. На лице у него была счастливая улыбка. Причина такого хорошего настроения сидела за столом и уплетала за обе щеки супчик из судочка, в каких разносят еду из вагона-ресторана.
        - Здравствуйте! - первой среагировала Настя. - Оля, привет. Приятного аппетита.
        - Доброе утро, - присоединился я.
        Ольга быстро положила ложку, вскочила и, бросившись мне на шею, взахлёб зарыдала. Вот, мало мне было одной любительницы поплакать в мою жилетку, так получите ещё одну.
        Изобразив смущение (вот не в моём реальном возрасте смущаться от такого), я слегка приобнял девушку и по-быстрому её просканировал. Всё просто замечательно. Сердце работает как новенькое, кровь бежит по чистеньким сосудам, а остальные органы потихоньку тоже приведём в порядок.
        Ольга поцеловала меня в щёку, что мне очень понравилось, и, покраснев, быстро отскочила обратно к столу. На смену ей полезла обниматься и целовать мне щёки её мать. Когда и Николай Фомич собрался было обнимать меня, я сказал:
        - А вот с вами, товарищ красный военмор, я целоваться категорически не буду, - чем вызвал всеобщий смех. Похоже, у них в семье давно уже не смеялись, поэтому этот процесс доставил им всем огромное удовольствие.
        - Ну, раз у вас всё хорошо, то мы пойдём завтракать, а на обратном пути опять зайдём, и я проведу ещё один сеанс.
        - Виктор, - обеспокоенно произнесла Антонина Владимировна, - а вам, как вчера, плохо не станет?
        - Нет, теперь уже не станет. Самое сложное позади, и теперь надо лишь укрепить достигнутое. Да, у меня к вам будет одна маленькая, но существенная просьба: не надо никому рассказывать, что это я вылечил вашу дочь.
        - Но как же? - начала было мать Ольги. - Вы же можете стольких вылечить и станете прославленным врачом.
        - Заключённым я стану в каком-нибудь дальнем лагере.
        Ага, хотел бы я посмотреть, как с моими способностями кто-то попытается законопатить меня за колючую проволоку Если только сам туда не отправлюсь по какой-то необходимости.
        - Вы же понимаете, что всё, что я сделал, всё это противоречит официальной медицинской науке? А раз противоречит - значит, опасно. Кроме того, у меня нет диплома врача, а значит, врачебной деятельностью я занимаюсь незаконно.
        - Но как же тогда быть? Ведь в Ленинграде лишь только посмотрят в Олину медицинскую книжку и сразу поймут, что она из Владивостока выезжала в очень плохом состоянии, а приехала почти здоровая. Начнут вопросы задавать, и что мы скажем?
        - Скажите, что перед самым отъездом вам повстречался старый шаман и дал какую-то настойку, которую Оля пила всю дорогу, и эта настойка ей помогла. Кому будет нужно, тот пусть и ищет этого мифического шамана.
        - Скажите, Виктор, только прошу вас, не обманывайте: Ольга выздоровела, или это временное улучшение? - Голос Антонины Владимировны был наполнен тревогой.
        - Не волнуйтесь, - с улыбкой ответил я. - Ольга больше никогда и ничем не заболеет. Вообще ничем. И никогда.
        На завтраке повторился сценарий вчерашнего ужина. Всеобщее внимание в адрес Насти, букетик цветов в маленькой вазочке перед ней на столе и мгновенное обслуживание со стороны официанта. Настёна на этот раз вела себя более раскованно и вполне нормально позавтракала.
        Вновь зашли к Стрельниковым. На этот раз я никого из купе не выгонял. Попросил Ольгу лечь на живот, положил ладони ей на лопатки и медленно вёл их вниз, по пути сканируя организм, очищая и заставляя нормально работать внутренние органы. На всё ушло минут двадцать. В конце я опять влил в неё Силу, но уже немного. Ольга сказала, что очень проголодалась, чем вызвала счастливые улыбки у своих родителей. Мы с Настей попрощались и предложили Ольге позже сходить с нами пообедать в вагон-ресторан, а потом прогуляться до клубного вагона, посмотреть, что там вообще есть.
        Похоже, шокировать публику вагона-ресторана начинает входить у нас в привычку. На этот раз я появился в сопровождении уже двух королев. Настя - в тёмно-синем платье, на Ольге тоже что-то похожего фасона, только тёмно-зелёное и чуть попроще, а я заявился на обед в прикиде «а-ля клерик тетрагамматона», то есть в абсолютно белом костюме, во френче со стоячим воротником. Шашку, что ли, надо было с собой взять, чтобы быть совсем уж в образе. Жаль только, никто не зацепит.
        На этот раз на столе появилось уже две вазочки с букетиками цветов. Как я заметил, другим дамам здесь цветы на стол не ставят. Настя сделала заказ сама, а для Ольги я заказал большую отбивную, салат из свежих овощей и большую чашку какао и заставил всё это съесть. Сил ей набираться надо побольше. Организм сейчас начнёт наверстывать упущенное в развитии. Из разговора я узнал, что ей 16 лет, что очень хочет вернуться в школу, в которую из-за болезни не ходила последние три года, что очень любит предмет химию и хотела бы в будущем стать фармацевтом и создавать новые лекарства. Более чем достойная мечта, а уж теоретическим материалом для исследований я обеспечу.
        После обеда вначале заглянули в купе к Ольгиным родителям и предупредили их, что будем в клубном вагоне, потом зашли к нам. Наше купе Ольге очень понравилось, особенно наличием своего душа и туалета. Предложили ей приходить к нам в гости в любое время.
        В клубном вагоне никого из пассажиров не оказалось, и только одна девушка-культмассовик сидела у окна и с мечтательной улыбкой смотрела на проплывающий пейзаж. Сам вагон был очень интересным, с большим панорамным окном в задней части. Сбоку у стены стояло, похоже, ещё дореволюционное, пианино, рядом была прислонена гитара и стоял аккордеон. Вдоль стенок вагона стояли мягкие диваны, а в самой серёдке можно было даже, при некоторой сноровке, потанцевать.
        Танцевать мы не собирались, и я попросил разрешения сыграть на пианино. В своём новом теле я ещё ни разу на нём не играл, но волновался напрасно, всё получилось просто замечательно. Сыграв пару мелодий и разработав пальцы, повернулся к замершим девчонкам.
        - Настён, попробуй спеть «Прекрасное Далёко». Слова помнишь?
        Настя молча кивнула. Я заиграл вступление, и ручейком полился прекрасный голос.
        Интерлюдия. Ольга
        Ольга стояла и смотрела на этого невероятного парня. Он сидел за пианино, чуть прикрыв глаза, а его пальцы легко порхали над клавишами, и из-под них рождалась музыка. Мелодия была завораживающе красивой, и в неё гармонично вплетался такой же красивый голос его сестры.
        Вообще всё произошедшее за эти два дня было похоже на чудо. Хотя почему похоже? Всё это и было чудом. Ещё вчера утром она умирала от страшной болезни, и каждый вздох мог стать для неё последним, а сегодня она абсолютно здорова, счастлива и радуется жизни. И это всё он! Такой необычный, такой замечательный и добрый. Такой… такой… Она не могла подобрать слов, чтобы описать его. Ей просто хотелось быть с ним рядом всегда-всегда.
        Ольга с улыбкой вспомнила, как вчера днём они встретились в первый раз. Вчера? А кажется, что прошла целая вечность, и это всё было будто бы в другой жизни. Хотя, наверное, так оно и есть. Ещё вчера это была совсем другая жизнь. Даже не жизнь, а её подобие. Такая далёкая, о которой хотелось побыстрее забыть.
        Она с папой и мамой вышла на перрон, чтобы подышать свежим воздухом. Хотя ей это уже давно было безразлично. Пошла лишь для того, чтобы не расстраивать родителей. Ей было очень плохо, каждое движение давалось с большим трудом и требовало много сил. Сердце гулко стучало, и его стук отдавался в голове. Она знала, что умирает и что, скорее всего, не доедет до Ленинграда, куда исключительно из-за неё добился перевода отец.
        Так, предаваясь своим невесёлым думам, она тихонечко брела вдоль вагонов, не смотря по сторонам, когда вдруг чуть не налетела на кого-то, стоящего на перроне. От неожиданности она оступилась и непременно упала бы, если бы её не подхватили чьи-то сильные руки.
        Оля подняла глаза и увидела перед собой красивого подтянутого юношу, который держал её за руки. В его взгляде было такое изумление, как будто он увидел кого-то очень хорошо ему знакомого и дорогого, кого он никак не ожидал здесь увидеть. И она вдруг ощутила, как от его рук к ней пошла волна ласкового тепла, принося вслед за собой облегчение и силы. Краем сознания она услышала, как где-то совсем рядом над головой что-то лопнуло. Как будто кто-то разбил лампочку. Она только смогла, глядя ему в глаза, чуть слышно сказать:
        - Спасибо.
        Следующая их встреча произошла чуть позже в тот же день. Она сходила в медпункт в сопровождении родителей, чтобы сделать укол, и уже возвращалась, когда в своём вагоне увидела его, что-то расспрашивающего у стоявшего перед ним навытяжку проводника. Рядом с ним была очаровательная девушка в невероятно красивом бежевом брючном костюмчике (она и не знала, что такие бывают) и невероятно красивых красных туфельках. Она была очень похожа на этого юношу которого, как она уже знала, зовут Виктор. Сестра? Он говорил родителям, что едет вдвоём с сестрой. А сколько было радости, мгновенно сменившейся тревогой, в его взгляде, когда он увидел её, входящую в вагон с ваткой на сгибе локтя.
        А потом было чудо!!! Он вылечил её. Сумел убедить родителей, что сможет ей помочь. Даже прикрикнул на отца, так, что заставил его моментально подчиниться. Потом выставил всех за дверь купе и подошёл к ней. А когда он положил свои ладони ей на грудь, вдруг стало так сладко-сладко. От волн тепла, исходящих от этих ладоней, она уснула, а когда проснулась, его уже не застала. Зато почувствовала себя совсем здоровой. И безумно голодной. Папа с мамой со счастливыми улыбками смотрели на то, как она с аппетитом ест принесённую из ресторана еду, и мама время от времени дотрагивалась до неё, словно хотела убедиться, что это не сон.
        На следующее утро Виктор вновь зашёл к ним, она не удержалась и поцеловала его. А он опять лечил её, водя руками по спине, и ей было до безумия хорошо, хотелось, чтобы это не прекращалось.
        В обед они втроём с его сестрой пошли в ресторан. Он был такой красивый в своём невообразимом белом костюме. Виктор заставил её съесть огромную отбивную с салатом и выпить большущую чашку какао. А сколько заботы было в его взгляде, и это заставляло её, уже совсем здоровое сердце, учащённо биться.
        И вот сейчас они в вагоне-клубе, она смотрит на того, кто стал ей так близок, наслаждается замечательной песней и прекрасным голосом его сестры.
        Глава 6
        Настино исполнение этой прекрасной песни было, пожалуй, даже лучше, чем в её том, что называется, каноническом варианте. Были, конечно, мелкие огрехи, но заметны они были только мне. Красивый голос плыл над музыкой, завораживая сказочным звучанием.
        Прекрасное Далеко,
        Не будь ко мне жестоко,
        Не будь ко мне жестоко,
        Жестоко не будь.
        От чистого истока
        В Прекрасное Далеко,
        В Прекрасное Далеко
        я начинаю путь.
        Лишь только прозвучали последние аккорды и последние слова песни, как раздались громкие аплодисменты и крики «Браво!». Оказывается, мы не заметили, как в вагон-клуб начала собираться публика.
        Девушка-культмассовик, с восторгом глядя на нас, поинтересовалась, чья это песня, кто автор, на что Настя с гордостью ответила, кивнув в мою сторону:
        - Это мой брат Виктор сочинил.
        - Виктор, - обратилась она уже ко мне, - а у вас есть ещё песни?
        Тут к ней присоединилась вся пришедшая публика. Ну, их понять можно, с развлечениями в это время, да ещё и в дороге, мягко говоря, не густо.
        - Вам хочется песен? - хохотнул я, не переставая наигрывать попурри из разных мелодий. - Их есть у меня.
        А почему бы и нет? Никаких угрызений совести, выдавая эти музыку и песни за свои, я не испытывал. Я всё сделаю для того, чтобы история этого мира пошла по другой колее, а значит, никто этих песен не напишет. Зато напишут другие, не менее замечательные. А значит, хорошей музыки и хороших песен станет только больше. Уж разную чернуху я точно сюда не привнесу.
        - Товарищи, я сразу хочу сказать, что некоторые песни хорошо бы исполнять в сопровождении оркестра, но, боюсь, что большой симфонический оркестр займёт как минимум полсостава. - Раздался смех среди собравшихся. - Поэтому я постараюсь исполнить их на тех инструментах, которые есть в наличии. Так что прошу вас быть снисходительными. Итак, следующая песня называется «Товарищ Правда».
        Я начал играть вступление. Выбор песни был не просто так, я решил, что идеологически выдержанные песни тоже необходимы.
        Есть в старых, для меня, советских песнях какая-то энергетика, которая затрагивает те, правильные струны души.
        Остался дом за дымкою степною,
        Не скоро я к нему вернусь обратно.
        Ты только будь, пожалуйста, со мною,
        Товарищ Правда, товарищ Правда!
        Я все смогу, я клятвы не нарушу,
        Своим дыханьем землю обогрею.
        Ты только прикажи - и я не струшу,
        Товарищ Время, товарищ Время!
        Я снова поднимаюсь по тревоге.
        И снова бой, такой, что пулям тесно!
        Ты только не взорвись на полдороге,
        Товарищ Сердце, товарищ Сердце!..
        Мгновения тишины - и оглушительные аплодисменты. И тут меня, что называется, приложило волной светлой энергии, идущей от собравшихся. Я даже рукой схватился за стул, на котором сидел, чтобы меня буквально не снесло. Первое ошеломление прошло, и стало легко-легко.
        Казалось, что я могу взлететь. Я просто купался в потоках этой лучистой энергии, пронизывающей каждую клеточку тела, напитывая и очищая их от всего тёмного и наносного. Хорошо, что моё замешательство длилось какие-то мгновения, и этого никто не заметил.
        Тут я заметил среди публики только что пришедшего молодого мужчину в кителе и в фуражке с кокардой гражданского воздушного флота.
        - Товарищи, следующую песню я хочу посвятить присутствующему здесь представителю нашего славного воздушного флота.
        В далёкий край товарищ улетает,
        Родные ветры вслед за ним летят.
        Любимый город в синей дымке тает:
        Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд.
        Пройдёт товарищ все фронты и войны,
        Не зная сна, не зная тишины.
        Любимый город может спать спокойно,
        И видеть сны, и зеленеть среди весны.
        Когда ж домой товарищ мой вернётся,
        За ним родные ветры прилетят.
        Любимый город другу улыбнётся:
        Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд.
        И вновь аплодисменты. Авиатор, смутившись, с лёгким поклоном, козырнул. Девушка-культмассовик смотрела на меня с обожанием, что не прошло незаметно для Насти и Ольги. И если первая лишь ехидненько улыбнулась на это, то во взгляде второй появились нотки ревности.
        - А теперь, товарищи, сменим инструмент. - Я накинул на плечи ремни аккордеона. - Так как мы с вами едем в этом прекрасном поезде, то и песни должны быть, что называется, дорожными. Следующая называется «От Волги до Енисея». Мы с вами, правда, едем немного в другую сторону, но представьте, что мы доехали до Ленинграда и решили вернуться обратно во Владивосток.
        Среди присутствующих раздался смех и чей-то выкрик:
        - С такими концертами - с удовольствием!!!
        На это я изобразил лёгкий поклон и заиграл песню группы «Любэ».
        От Волги до Енисея леса, косогоры да степи.
        Рассея, моя ты Рассея от Волги и до Енисея.
        Е-я, е-я, Рассея, е-я.
        По дороге ночной гармонь заливается,
        Девки ходят гурьбой, милым улыбаются.
        Ночь такая замечательная рядом с тобой,
        Песня русская, мечтательная льется рекой.
        От Волги до Енисея ногами не счесть километры.
        Рассея, моя Рассея от Волги и до Енисе-е-е-я.
        От Волги до Енисея ногами не счесть километры.
        Рассея, моя Рассея от Волги и до Енисе-е-е-я.
        Е-я, Рассея, е-я…
        Если честно, то было сомнение, как воспримут слово «Рассея», но ничего, приняли просто замечательно.
        - Ну а теперь, товарищи, пара песен под гитару. - Я снял с плеч аккордеон и взял в руки гитару, пробежал пальцами по струнам. Хороший инструмент, звучный.
        - Следующая песня называется «Берёзы».
        О том, что когда-то в будущем ее будет (или уже не будет?) исполнять группа «Любэ», я, разумеется, умолчал.
        Отчего так в России берёзы шумят,
        Отчего белоствольные всё понимают,
        У дорог, прислонившись, по ветру стоят
        И листву так печально кидают.
        Я пойду по дороге, простору я рад.
        Может, это лишь все, что я в жизни узнаю,
        Отчего так печальные листья летят,
        Под рубахою душу лаская.
        А на сердце опять горячо-горячо,
        И опять, и опять без ответа,
        А листочек с берёзки упал на плечо,
        Он, как я, оторвался от веток…
        Пока пел, смотрел на реакцию публики. На лицах собравшихся играли лёгкие улыбки с грустинкой. Значит, песня понравилась.
        - Ну, и сразу ещё одна.
        Я решил исполнить «Вальс-бостон» Розенбаума.
        На ковре из желтых листьев в платьице простом
        Из подаренного ветром крепдешина
        Танцевала в подворотне осень вальс-бостон,
        Отлетал теплый день, и хрипло пел саксофон.
        И со всей округи люди приходили к нам,
        И со всех окрестных крыш слетались птицы,
        Танцовщице золотой захлопав крыльями.
        Как давно, как давно звучала музыка там. <….>
        Как часто вижу я сон,
        Мой удивительный сон,
        В котором осень нам танцует вальс-бостон.
        Там листья падают вниз,
        Пластинки крутится диск,
        Не уходи, побудь со мной, ты - мой каприз.
        Как часто вижу я сон,
        Мой удивительный сон,
        В котором осень нам танцует вальс-бостон…
        Бешеные овации были мне наградой. Вагон уже был забит буквально битком. Осталось немного свободного места возле меня. Некоторые из тех, кто пришёл первыми, успели сбегать за своими знакомыми, и теперь люди толпились, по-моему, даже в тамбуре. Девушки смотрели с обожанием, но как-то проявлять свои чувства не осмеливались, видя рядом со мной двух ослепительных красавиц.
        Настя смотрела на меня с гордостью, а Ольга с явной влюблённостью. Ну, в общем-то, этого я и добивался. Весь этот импровизированный концерт я и затеял исключительно ради неё. Кстати, а почему бы и нет? Устрою-ка я пару концертов, пока едем. И хоть какое-то развлечение, и Настю надо приучать к публике. Заодно ещё пару песен с ней разучим и отрепетируем.
        - Товарищи, давайте я исполню ещё две песни и на этом закончим. - Ответом был разочарованный гул. - Ну правда, товарищи, с непривычки немного устал. Но ведь это же не последняя наша встреча здесь? Итак, одна песня будет лирическая и немного грустная, а вторая - заводная, испанская. Первая называется «Позови меня тихо по имени».
        Я начал играть вступление. Всё же есть песни на все времена, и ребята из «Любэ», что ни говори, гениальные музыканты и исполнители.
        Позови меня тихо по имени,
        Ключевой водой напои меня.
        Отзовется ли сердце безбрежное,
        Несказанное, глупое, нежное.
        Снова сумерки всходят бессонные,
        Снова застят мне стекла оконные.
        Там кивает сирень и смородина,
        Позови меня, тихая родина.
        Позови меня на закате дня,
        Позови меня, грусть печальная, позови меня.
        Позови меня на закате дня,
        Позови меня, грусть печальная, позови меня.
        Знаю, сбудется наше свидание,
        Затянулось с тобой расставание.
        Синий месяц за городом прячется,
        Не тоскуется мне и не плачется…
        Некоторые из слушателей даже смахнули слезинки с глаз. Заключительной я решил исполнить песню из кинофильма «Отчаянный». Это там, где Антонио Бандерас играл на гитаре. Первые же аккорды и слова заводной песни, да ещё и на испанском, привели публику в восторг, а я выложился полностью. Мне и в той жизни нравилась эта мелодия.
        Я думал, что от взрыва аплодисментов либо вылетят стекла, либо вагон сойдёт с рельсов. Отложив гитару, я низко поклонился публике.
        - Огромное спасибо вам, товарищи, за внимание.
        Уходили мы под гром оваций. Перед нами расступались, пропуская, и продолжали аплодировать. Девушка-культмассовик успела схватить Настю за руку и спросила:
        - Девушка, извините, а все эти песни ваш брат написал?
        - Да, - как само собой разумеющееся ответила Настя.
        - И испанскую?
        Настя лишь с улыбкой кивнула.
        - Девушка, а как фамилия вашего брата?
        - Моего брата зовут Виктор Головин, и скоро о нём узнает вся страна, - с гордостью ответила Настя.
        А потом я проводил Ольгу до их купе и у самой двери поцеловал в щёку. Боже, кто бы знал, как я хочу поцеловать её по-настоящему, но рано… рано…
        Интерлюдия. Родители Ольги
        Дверь купе закрылась за Ольгой. Этот очень необычный молодой человек, Виктор, пригласил их дочь в вагон-ресторан пообедать. А как загорелись счастьем глаза их девочки, когда она вновь увидела его. И вот сейчас, с щелчком закрывшейся двери, словно лопнула какая-то верёвка, что душила их, её родителей, все эти годы.
        Они молча сидели друг напротив друга и впервые не знали, что делать. Та невероятная моральная и физическая тяжесть, что многие годы, словно огромная гранитная скала, давила на них, вдруг, по мановению руки этого юноши, исчезла. Их дочь, ещё вчера страдающая от страшной болезни, фактически (что уж самих себя-то обманывать?) умирающая, сегодня абсолютно здорова и идёт обедать в ресторан с молодым человеком.
        Первым тишину нарушил Николай Фомич.
        - Гхм. Мне показалось, или наша дочь только что ушла на свидание? - пряча улыбку, спросил он.
        И этот невинный вопрос прорвал какую-то плотину, что сдерживала эмоции. Слёзы неудержимо хлынули из глаз Антонины Владимировны. Слёзы сквозь смех. У неё началась форменная истерика, какая бывает, пожалуй, у тех, кого приговорили к казни, и в тот миг, когда топор палача был уже занесён над плахой, зачитали полное помилование. И эти слёзы словно смывали всю ту черноту, что скопилась в душе за долгие годы борьбы с болезнью ребёнка, и одновременно вызывали безумное, невозможное счастье.
        Николай Фомич прекрасно понимал состояние своей супруги. У него у самого камень свалился с души, когда Виктор сказал, что теперь Ольга будет абсолютно здорова. И эти слова были произнесены так, что не верить им было невозможно. И он верил.
        Сейчас же он просто подошёл к той, с которой столько пережил вместе, и нежно обнял вздрагивающие от рыданий и смеха плечи. Так они и стояли обнявшись, пока Антонина Владимировна не успокоилась.
        - И что теперь будет? - Она подняла заплаканные глаза на мужа.
        - Даже не знаю, но, думаю, что теперь всё будет хорошо, - посмотрев в глаза жены, ответил он.
        - А что скажешь о Викторе?
        - Очень интересный и необычный юноша.
        - О, да, - улыбнулась Антонина Владимировна, - необычный - это не то слово.
        Они вдвоём засмеялись.
        - Ты знаешь, Коля, - продолжила она, - а мне этот юноша понравился. И не потому, что он вылечил Оленьку. Просто он надёжный. Это чувствуется. Он сметёт любые преграды и сделает всё ради тех, кто ему дорог. И я бы, если честно, хотела, чтобы у них с Оленькой возникла дружба, а там дальше, - она лукаво улыбнулась, - кто знает?
        - Мне он тоже нравится, - произнёс Николай Фомич. - Цельный парень. Да ещё с такими способностями. И явно не из простой семьи. Чувствуется в нём воспитание и образованность. И сестра тоже воспитанная и образованная девочка. Да и едут они не в обычном вагоне. Я вот в люкс билетов достать не смог.
        - Надо как-то аккуратно порасспросить их о родителях, только так, чтобы не обидеть… - Антонина Владимировна уже начала строить в уме некие планы, которые сама же ещё не сформировала полностью, но подсознательно начала работать в нужном направлении.
        Чуть погодя в купе со счастливой улыбкой заглянула Оля и сообщила, что с Виктором и его сестрой Настей они идут в клуб. А примерно часа через полтора вернулась с пунцовыми щеками и застывшим в глазах восхищением.
        - Что случилось, дочка, ты сама не своя, - заметила Антонина Владимировна её состояние.
        - Мама, там Виктор… - задохнулась от волнения Ольга.
        - Что Виктор? - вскочил Николай Фомич.
        Что бы ни сделал этот парень для них, но если он позволил себе лишнее по отношению к его дочери, то ему несдобровать.
        - Папа, всё хорошо, - поспешила Ольга успокоить своего отца. - Просто мы были в клубе, и Виктор там играл на инструментах и пел. Вернее, вначале Настя спела одну замечательную песню, которую сочинил её брат, а потом он сам играл и на пианино, и на аккордеоне, и на гитаре, пел свои песни. Он, оказывается, сочиняет такие прекрасные песни, сам пишет музыку и сам же исполняет. А как он играет, мамочка! - Волны восхищения так и лились от Ольги. - А одну песню он сочинил и спел на испанском языке. Она такая весёлая и задорная. Он пообещал мне написать перевод на русский. И все ему долго аплодировали. А девушки на него так смотрели… - прорезались нотки ревности в голосе. - А потом Виктор меня проводил и, - Ольга опустила глаза, ещё больше покраснела и чуть слышно произнесла: - поцеловал… в щёку… - поспешила она успокоить родителей.
        А родители смотрели на свою смутившуюся дочь и счастливо улыбались. Впервые за долгие-долгие годы.
        - Товарищ Головин, я вас очень настоятельно прошу! - Передо мной в дверях нашего купе, впрочем, не переступая через порог, стоял колобкообразный невысокий мужчина в форме железнодорожника. Он периодически снимал фуражку и вытирал платочком лоб и шею. - Ну хотя бы пару концертов… Я же не доеду до конечной, меня просто растерзают пассажиры. Я и так запретил пропускать в ваш вагон всех, у кого нет в него билета, а то они уже брали бы штурмом ваше купе, - пошёл он на откровенный шантаж.
        - Ну хорошо, товарищ… - Я, приподняв бровь, посмотрел на колобка.
        - Мищенко, - торопливо представился он. - Иван Сильвестрович Мищенко, начальник поезда.
        - Рад знакомству, Иван Сильвестрович. Пожалуй, пару концертов действительно можно организовать. Но не сегодня, - быстро перебил я собиравшегося что-то радостно сказать начальника поезда. - Нам нужна пара дней на репетиции. Ну, хорошо, один день на репетиции, - поспешил успокоит взгрустнувшего колобка. - Так что дайте объявление, что завтра после ужина в клубе состоится концерт. Но вы должны дать нам в помощь пару человек, разбирающихся в нотной грамоте и умеющих играть на инструментах. И надо сделать небольшую перестановку в клубе. Пианино передвинуть и стульев поставить побольше. И нам до концерта никто не должен мешать.
        - Товарищ Головин, вы меня просто спасли! Всю помощь окажем! Обратитесь в клубе к товарищу Герман, и вам всё организуют! - Колобок просто светился от счастья.
        Когда дверь закрылась, я обернулся к с интересом прислушивающейся к разговору сестре.
        - Ну что, Настён, устроим концерт? - я весело подмигнул ей.
        - Да-да-да! - захлопала в ладоши, подпрыгивая, Настя.
        - Тогда тебе надо будет выучить ещё одну песню.
        За то, что Настя не успеет разучить текст, я не боялся. Ещё там, на хуторе у дядьки Андрея, я поработал Силой с её памятью и восприятием. Теперь Настя влёт запоминала любой текст и не просто механически его воспроизводила, а полностью осознавала. Что самое интересное, так это то, что больше такое не получилось сделать ни с кем. Сколько я ни экспериментировал с приходившими к нам хворыми и больными, но ничего не вышло.
        - Так, собирайся и пошли в клуб репетировать. У нас не так и много времени.
        В тамбуре вагона-клуба стоял проводник и заворачивал всех, идущих туда. Увидев нас, он вытянулся во фрунт и отрапортовал, что поставлен здесь по приказу начальника поезда, чтобы нам никто не мешал готовится к концерту.
        В самом клубе мы застали ту самую девушку-культмассовика, пытающуюся на гитаре подобрать аккорды к песне «Берёзы».
        - Добрый день, девушка, - поздоровался я, - нам бы увидеть товарища Герман.
        - Здравствуйте, Виктор, - она отложила в сторону гитару, - Герман - это я.
        Оба-на! Герман! Как же я сразу не вспомнил одну из известнейших певиц Советского Союза из моего мира.
        - А вас не Анна зовут? - на всякий случай спросил я.
        - Анна, - неуверенно ответила девушка, заметив изумление в моих глазах, и протянула руку.
        Вот бывают же совпадения! Аккуратно пожимаю протянутую ладонь. Есть контакт. Анна Иосифовна Герман. 20 лет. Сирота. В этом году окончила с отличием Ленинградский центральный музыкальный техникум, исполнительское отделение. Дядя, а это оказался тот самый колобок, начальник поезда, помог устроиться в вагон-клуб культмассовиком. Это уже её третья поездка из Ленинграда во Владивосток и обратно. Работа ей очень нравится.
        - Аня, если вы ещё и хорошо поёте, то у вас будет просто замечательное будущее, - сказал я смутившейся девушке.
        Репетиция прошла просто замечательно. Аня прекрасно играла и на пианино, и на гитаре, и на аккордеоне, а также на скрипке, которую я в прошлый раз не заметил. А ещё у неё был хороший голос.
        Я написал текст песни для Насти и расписал на позаимствованных у Анны нотных листах партии для скрипки, пианино и аккордеона для всех песен, которые собирался исполнять. Причём петь придётся не только мне и Насте, но и Анне. Будет заодно и бэк-вокалом. А исполнять Настя будет, вот ирония, песню той Анны Герман «Надежда». Пришлось только немного поправить текст и изменить слова «взлётные огни аэродрома» (маловато пока этих самых аэродромов, и они не так распространены) на «светят нам с тобой огни перрона».
        Увлеклись так, что едва не забывали о еде. Впрочем, каждый раз, идя в ресторан, мы с Настей обязательно заходили к Стрельниковым за Ольгой. Заодно пригласили их на концерт. На просьбу Ольги разрешить ей прийти к нам на репетицию пришлось отказать, сказав, что не хочу портить сюрприз. По-моему она немного обиделась.
        Когда на репетиции я исполнил вначале «Если б не было тебя», а потом «Вечную любовь», Настя, вытерев слёзы с глаз, спросила:
        - Это ты для Ольги будешь петь?
        Я молча кивнул. В той жизни моя Марина очень любила эти песни и на русском, и на французском языках.
        Анна тоже стояла с мокрыми глазами. Она играла во время исполнения на скрипке. Получилось щемяще-красиво.
        На репетиции случилось ещё одно происшествие, открывшее мне новую способность, немного комичную, но, безусловно, полезную в бытовом плане. И, как оказалось позднее, не только в бытовом. А началось всё с того, что я посадил шикарное чернильное пятно на рукав своего белого костюма. И не заметил бы, если бы не Настя. Она уже в нашем купе вдруг в ужасе закрыла ладонями лицо и чуть слышно жалобным голосом простонала:
        - Ви-итя-я, рукав…
        Я поднял руку и на внутренней стороне рукава костюма увидел расплывшиеся и уже впитавшиеся чернила. Ну всё, теперь точно узнаю, изобрели здесь шариковые ручки или нет, и если нет, то изобрету. Ненавижу чернила! В таком раздражённом состоянии я чисто рефлекторно ладонью попытался стряхнуть загрязнение, и… чернила послушно скатились на пол, оставив после себя девственно чистую ткань, при этом идеально разглаженную. У Насти глаза стали размером с блюдце.
        - Так, очень интересно. Настюш, а сбегай-ка до клуба и принеси баночку чернил.
        Вскоре на столике на расстеленной газете лежал белоснежный Настин платок и стояла банка чернил. Как следует пропитав платок тёмно-синей, почти чёрной жидкостью и хорошенько помяв его в руках, отчего те стали похожи на руки шахтёра или трубочиста, я разложил его на газете, чтобы немного подсохли чернила. Сам попытался отмыть руки, но безуспешно. Кисти рук лишь изменили цвет с почти чёрного на какой-то синевато-голубоватый. Как у зомби из фильмов того мира. Примерно через полчаса попробовал стряхнуть ладонью чернила с платка. А вот фигушки! Абсолютно никакого эффекта. Попробовал ещё раз. Результат тот же.
        Уже начав раздражаться вновь провёл ладонью по ткани, и… чернила скатились на газету. Причём не только с платка, но и с ладони. А платок оказался идеально разглаженным, словно по нему только что прошлись утюгом. Значит, всё дело в настрое.
        Решил повторить опыт и ещё раз испачкать многострадальный платок чернилами, и… ничего не получилось. Чернила категорически отказывались приставать к платку и скатывались с него. Мяться в руках платок тоже не пожелал. Он, как говорится, после использования опять становился разглаженным, как из-под утюга.
        Класс! Да я теперь сам себе комбинат бытового обслуживания. Обработал таким образом свой тетра-грамматоновский костюм. Получилось просто идеально. Для чистоты эксперимента разложил на полу купе несколько газет под висящим костюмом и под аккомпанемент Настиного «Ой!» плеснул на него остатками чернил. Костюм остался белоснежным, а чернила растеклись по газетам.
        - Здорово. Я тоже так хочу, - с придыханием произнесла Настя.
        - Да запросто, - весело ответил я, - давай сюда все твои одёжки.
        Так я и обработал весь наш с Настей гардероб и всю нашу обувь.
        И вот наше первое большое выступление. Народу в клуб набилось, что называется, битком. Мы с помощью пары проводников передвинули пианино в торец вагона, туда, где было большое панорамное окно, и условно обозначили что-то вроде сцены. В первые несколько рядов поставили стулья, по-моему, принесённые из вагона-ресторана. Дальше места были стоячими, но никто не был в обиде. На самом первом ряду оставил три места для Стрельниковых. Ольгу, естественно, посадил поближе к себе.
        - Добрый вечер, товарищи! - начал я выступление. - Сегодня наше первое официальное выступление перед публикой, поэтому прошу строго не судить. Мы исполним песни, которые ещё никто никогда не слышал. Это будут и лирические, и патриотические, и просто душевные песни. Сразу хочу поблагодарить нашего уважаемого начальника поезда, товарища Мищенко, за организацию нашего концерта. Товарищ Мищенко, встаньте, пожалуйста, пусть собравшиеся выразят вам свою благодарность.
        Колобок, сидевший сбоку, встал и под аплодисменты степенно раскланялся. А я тем временем продолжил:
        - Также хочу поблагодарить замечательную девушку, нашего очаровательного культмассовика товарища Анну Герман, - очередная порция оваций в адрес смутившейся Анны, - и я абсолютно уверен, что её ждёт большое будущее. Поэтому настоятельно рекомендую запомнить её имя, вскоре о нём заговорят по всей нашей необъятной стране. Будете когда-нибудь своим внукам рассказывать, что были на самом первом выступлении этой известнейшей певицы.
        Среди собравшихся раздался смех.
        - Ну да не будем много говорить и начнём наше выступление. Итак, первая песня называется «Прекрасное Далёко». Исполняет Анастасия Головина.
        Настино исполнение было бесподобно и, закономерно, вызвало бурю оваций. А я продолжил свой конферанс.
        - Прекрасное Далёко. Порой это чудесное время кажется нам недостижимым, но мы продолжаем идти к нему. Идти с верой в светлое будущее, верой в себя, в свои силы, в товарищей, готовых поддержать в трудную минуту, с надеждой на лучшее. И именно о той самой надежде следующая песня в исполнении Анастасии Головиной, которая так и называется - «Надежда».
        Светит незнакомая звезда,
        Снова мы оторваны от дома,
        Снова между нами города,
        Светят нам с тобой огни перрона.
        Здесь у нас туманы и дожди,
        Здесь у нас холодные рассветы,
        Здесь, на неизведанном пути,
        Ждут замысловатые сюжеты…
        Небольшая пауза - и новая порция оваций. Настя раскраснелась от внимания и от удовольствия. Видно, что ей безумно нравится выступать перед публикой. Меня самого накрывали волны чистой энергии, идущие от импровизированного зала. Пришлось даже ставить что-то вроде ментального щита, иначе боюсь, что просто не выдержал бы такого напора Силы.
        - Про веру и про надежду уже было сказано и даже спето, осталось сказать и, конечно же, спеть о любви, об этом светлом чувстве, которое, как я считаю, превыше всего. Любовь к Родине заставляет бойцов вставать в атаку под ливнем пуль и побеждать, любовь к женщине способна вдохновить на невероятные поступки. Любовь - это вечное чувство, и следующая песня так и называется «Вечная любовь», исполнить её мне поможет наша очаровательная Анна Герман.
        Вечная любовь,
        Верны мы были ей,
        Но время зло
        Для памяти моей,
        Чем больше дней,
        Глубже рана в ней.
        Все слова любви
        В измученных сердцах
        Слились в одно
        Рыдание без конца,
        Как поцелуй,
        И всё тянется давно.
        Я уйти не мог,
        Прощаясь навсегда,
        И видит Бог,
        Надеясь, жду, когда
        Увижу вновь
        Эту мою любовь,
        И дам я клятву вновь…
        Исполнение у нас с Анной получилось, что называется, душевным. Даже меня, старого циника, пробрало, что уж там говорить о собравшихся. Даже упоминание Бога не вызвало какого-то отторжения у публики. Девушки и женщины вытирали платочками глаза, а мужчины стали как-то серьёзнее, что ли.
        - Следующая моя песня также будет о любви. Я хочу посвятить её одной прекрасной девушке… - И я заиграл вступление песни Джо Дассена «Если б не было тебя».
        Если б не было тебя,
        Скажи, зачем тогда мне жить,
        В шуме дней, как в потоках дождя,
        Сорванным листом кружить?..
        Если б не было тебя,
        Я б выдумал себе любовь,
        Я твои не искал бы черты,
        И убеждался б вновь и вновь,
        Что это всё ж не ты…
        Я играл и пел, глядя в глаза Ольги, и только самому недалёкому человеку не было понятно, кому посвящена эта прекрасная песня. Родители Ольги переглянулись и чуть заметно кивнули друг другу. Ольга смотрела на меня с восхищением в глазах и с некоторой долей непонимания. Похоже, она до конца ещё не осознала, кому я посвятил эту песню. Вот всё-таки скотина я. Влюбил в себя девчонку. Но ничего поделать не могу. Моё!!! Никому не отдам!!!
        Оставшийся концерт прошёл, что называется, на «ура!». Втроём с Настей и Анной мы исполнили песню «Самоцветов» «Мой адрес Советский Союз», вызвавшую восторг своим необычным для этого времени звучанием, также спел «От Волги до Енисея», которую некоторые уже слышали, «Берёзы», «Позови меня тихо по имени». Взял в руки гитару и спел розенбаумовский «Вальс-бостон».
        Когда исполнял песню «Комсомольцы-добровольцы» из кинофильма «Добровольцы», при исполнении припева все, кто сидел, вдруг встали. У мужчин сжаты кулаки, лица решительные. Женщины и девушки не отстают от мужчин. Вот уж действительно поколение победителей.
        Эти люди могли (хотя почему могли? Могут!) пойти добровольцами на стройку, на фронт, жить в промёрзших палатках, сырых землянках, залитых водой окопах и… победить. Построить завод-гигант за считанные месяцы, с одними лишь винтовками без патронов обратить в бегство многократно более сильного противника. Куда всё это растерялось со временем? Гулаговские зэки? Да не смешите меня бреднями соЛЖЕницевских либерастов про «пицотмильёнов» заключённых.
        Едва прозвучали последние аккорды, как я в очередной раз забеспокоился о целостности вагона. От шквала оваций он заметно подпрыгнул на колёсах. Или это были стыки рельсов?
        Народ долго не мог успокоиться. Слишком глубокие струны души задела это песня. И я решил закрепить успех и спеть «Там за туманами» группы «Любэ». Меня и самого эта песня в исполнении Расторгуева, что называется, пробирала, что уж говорить о собравшихся. В глазах отца Ольги, Николая Фомича, стояли слёзы. Сидевший за ним военный, с голубыми петлицами с тремя «шпалами» в них, положил ему ладонь на плечо и слегка сжал.
        Ну и чтобы, как говорится, разбавить атмосферу, я спел испанскую песню «под Бандераса». Реакция была предсказуема. Бедный вагон в очередной раз содрогнулся. А закончить выступление я решил песней «Главное, ребята, сердцем не стареть», которая вызвала у собравшихся восторг.
        Отпустить меня отказались категорически. Пришлось спеть ещё одну расторгуевскую песню «Главное, что есть ты у меня». Я даже не стал менять слово «помолюсь» в песне, но и так приняли просто замечательно. Вот и верь после этого в воинствующий атеизм. Хотя всяко может быть. Мир-то этот хоть и один в один как тот, из которого я сюда попал, но всё же другой.
        Закончив петь, я развёл руки в стороны, низко поклонился залу и сказал: «Всё!» Овации, крики «Браво!». Первый большой концерт в этой жизни окончен.
        А на следующий день на завтраке нас с Настей настигла слава. Ещё проходя по вагонам, по пути в вагон-ресторан, мы видели, как встречные пассажиры приветливо нам улыбаются и вежливо здороваются с нами. Мы зашли за Стрельниковыми и все вместе направились завтракать.
        Ресторан встретил нас громом аплодисментов от вставшей при нашем появлении публики. Раскланялся в благодарность перед присутствующими и пошёл вслед за появившимся словно из ниоткуда официантом к нашему (во как!) столику, на котором уже стояла огромная ваза с огромным же букетом цветов. Вот интересно, где они их берут?
        Настя шла за мной, мило улыбаясь присутствующим. Она ещё не знает, что здесь её ждёт сюрприз, о котором я ещё накануне договорился с поваром. На столике уже стояла бутылка шампанского (советского, естественно), небольшой графинчик с коньяком КВВК и фрукты. Когда все расселись, я открыл шампанское и разлил его по фужерам. Девчонкам, Насте и Ольге, тоже налил по чуть-чуть. Николаю Фомичу - коньячку в рюмочку. После этого постучал столовым ножом по бутылке, призывая всех к тишине.
        - Товарищи! Сегодня у нас не совсем обычный день. Сегодня у нас целых два знаменательных события. Первое - это дебют моей сестры в качестве певицы. Давайте аплодисментами поздравим её с этим! - Вагон-ресторан огласился громом оваций. Пришлось вновь использовать бутылку и нож, чтобы восстановить тишину. - Но, товарищи, не это главное. Главное - это то, что сегодня у моей любимой, самой лучшей и замечательной сестрёнки День рождения.
        Настя удивлённо подняла на меня глаза.
        - Сегодня? - Похоже, она за всеми выпавшими в последнее время приключениями потерялась в календаре.
        - Да, сестрёнка, сегодня, - ответил я с улыбкой, - и у меня для тебя есть подарок. Даже целых два.
        По моему сигналу вынесли красивый большущий торт и гитару. Настя смотрела на этот кулинарный шедевр с неописуемым восторгом. Она и торт-то пробовала за всю жизнь раза два. Все присутствующие вновь взорвались аплодисментами, и со всех сторон раздались поздравления и пожелания.
        Если честно, то ещё в Чите, ради смеха, хотел было заказать и сшить для неё тельняшку с голубыми полосками и голубой берет с вэдэвэшной кокардой. Всё же 2 августа, как-никак, но побоялся, что Настя не поймёт моего прикола.
        Взяв в руки гитару, я продолжил:
        - Я хочу подарить моей любимой сестрёнке песню! - И заиграл одну из моих любимых мелодий.
        Часто сижу я и думаю,
        Как мне тебя называть?
        Скромную, тихую, милую,
        Как мне тебя величать?
        Скромную, тихую, милую,
        Как мне тебя величать?
        Я назову тебя реченькой,
        Только ты дальше теки.
        Я назову тебя звёздочкой,
        Только ты ярче свети.
        Я назову тебя звёздочкой,
        Только ты ярче свети.
        Я назову тебя зоренькой,
        Только ты раньше вставай…
        Вновь овации. Стрельниковы радовались за Настю так, будто она им родная. Ольга в восторге хлопала в ладоши и поцеловала в щёку Настю, а потом почему-то меня. И тут же, покраснев и смутившись, села на место.
        В общем, день рождения Насти прошёл очень весело. Торта хватило всем. Анна со своим дядей, начальником поезда, подарили Насте большой альбом, ещё дореволюционный, в красивой обложке, с репродукциями картин известных мастеров. В моё ТО время такой стоил бы баснословных денег, и не рублями, а здесь такой просто так дарят почти незнакомой девчонке, спевшей пару песен, правда, очень хороших.
        А мне ещё предстоял непростой разговор с Ольгиными родителями. То, что он сегодня состоится, и то, что он будет непростой, я чувствовал без всякой Силы.
        - Настя, пригласи Ольгу в наше купе, - шепнул я на ушко сестре, - подарок посмотрите и посекретничайте, но в пределах, так сказать.
        - Хорошо, братик! - Настя чмокнула меня в щёку. - Спасибо за день рождения!
        Я невольно расцвёл в улыбке.
        У двери купе Стрельниковых я остановился, поджидая поотставших родителей Ольги, а её саму под руку утащила дальше Настя.
        - Николай Фомич, Антонина Владимировна, мне показалось, что вы хотели со мной о чём-то поговорить, - ответил я на вопросительные взгляды подошедшей четы Стрельниковых.
        В купе мы сели напротив друг друга. Воцарилось молчание. Пришлось слегка кашлянуть, давая старт разговору. Стрельниковы переглянулись, и первый вопрос, что было ожидаемо, задала мама Ольги:
        - Виктор, вы едете с сестрой, так скажем, в не простом вагоне и, как нам показалось, довольно свободно распоряжаетесь достаточно крупными деньгами. А где ваши родители?
        - А если я отвечу, что мы с Настей круглые сироты, вы мне поверите? Наша мама умерла семь лет назад, а отец погиб в перестрелке с бандитами ещё раньше.
        - Но у вас чувствуется хорошее образование. И вы не похожи на сирот.
        - И я снова вас удивлю. Всю свою сознательную жизнь мы с Настей прожили в глухой тайге на хуторе у родственника (а кто скажет, что дядька Андрей нам не родной?). Оба закончили семилетку в ближайшем посёлке. Так что образование у нас с сестрой не полное. Знаний у меня очень много. Откуда, сказать не могу, а врать ВАМ не хочу. - Я сделал ударение на слове «вам». - Сейчас едем в Ленинград как раз для того, чтобы это самое образование продолжить. Ну а то, что не похожи на других сирот, то тут уж извините, - я шутливо развел руками, - такие вот мы необычные. Что касается денег, то это, можно сказать, наше с Настей наследство от родителей. А билет нам вообще купили в Чите хорошие знакомые (а кто сказал, что читинские китайцы нам не знакомые и тем более не хорошие?). Мы и не знали, в какой именно вагон.
        - Вы, Виктор, извините нас, - вступил в разговор Николай Фомич, - мы не хотели вас обидеть. Просто вы действительно крайне необычный юноша. И это не говоря о ваших способностях. Вы прекрасно поёте и играете на многих инструментах, а разговор у вас как у человека с жизненным опытом, хотя вам на вид лет девятнадцать.
        - Семнадцать, - поправил я Ольгиного отца.
        - Что? - переспросила Антонина Владимировна.
        - Мне семнадцать лет, - повторил я и уточнил: - Будет в ноябре.
        Я уже начинаю привыкать к удивлённым лицам. Вот и Ольгины родители тоже удивились, выгляжу-то я старше своих лет. Кстати, Насте тоже на вид можно дать шестнадцать лет, а не её сегодняшние четырнадцать. Видимо, сказывается хорошая генетика.
        - А песни, которые вы поёте, они ваши? - Женское любопытство непреодолимо, хотя главный вопрос, который она хотела задать, Антонина Владимировна явно приберегла на потом.
        Ничего не отвечая, опять с улыбкой развёл руками и слегка поклонился, чем вызвал очередную порцию удивления у собеседников.
        - И на иностранном языке? - спросил Николай Фомич.
        - И на испанском тоже. Кстати, ещё две песни, которые я исполнял, были изначально написаны на французском. Это «Вечная любовь» и «Если б не было тебя».
        - Виктор, вы кроме испанского ещё и французский знаете? - Удивлению Антонины Владимировны не было предела. - А насколько хорошо вы знаете французский? - Последний вопрос был задан на языке Вольтера, что не удивительно с её гимназическим образованием.
        - Владею свободно, - на том же языке ответил я, - а ещё испанским, немецким, английским, итальянским, китайским и японским. И разговорным, и письменным.
        Всё, добил я жену красного военмора. У неё от удивления дар речи пропал. Пришлось встать и налить ей в стакан из стоящей на столике бутылки минералки. Выпив шипучий напиток, она пришла в себя.
        - Но откуда?!
        - Ну, так скажем, оттуда же, откуда и мои способности. Но об этом говорить не будем. Не самые приятные, так сказать, воспоминания. Надеюсь, когда-нибудь я вам об этом расскажу, но не сегодня.
        - Скажите, Виктор, - аккуратно вступил в разговор Николай Фомич, - а вот те две песни, что вы пели, которые о любви…
        - Да-да, - перебила мужа Антонина Владимировна, - нам обоим показалось, что вы пели их исключительно для Ольги…
        Вот и главный вопрос подошёл. Пришлось изобразить смущение и, опустив глаза, кивнуть.
        - Поймите, Виктор, нам бы очень хотелось, чтобы вы с Ольгой подружились, но не хотелось бы, чтобы это было лишь мимолётным путевым увлечением. Мы с Николаем Фомичом безмерно благодарны вам за то, что вы фактически спасли нашу дочь и на всю жизнь ваши должники за это, но… Мы прекрасно видим, насколько вы ей не безразличны, как она буквально расцветает при вашем появлении, и нам очень не хотелось бы, чтобы вы разбили ей сердце и заставили страдать….
        - Антонина Владимировна, - прервал я маму Ольги, - я прекрасно понимаю ваши с Николаем Фомичом опасения, но уверяю вас, что для меня нет никого на свете дороже двух девушек. Это моя сестра Настя и ваша дочь Ольга. И я никогда не допущу, чтобы им было плохо. Поверьте, Ольга мне тоже далеко не безразлична. И даже более того, - я опустил голову и чуть слышно произнёс: - Я никогда не прощу себе, если потеряю её. И, пожалуйста, не говорите ни о каких долгах. Это не вы мне, а я вам должен. На всю оставшуюся жизнь.
        - Ну вот и славно! - громко хлопнул себя по коленке Ольгин отец. - А за это предлагаю выпить коньячку. Виктор, вы как?
        - В терапевтических дозах только за, - с энтузиазмом ответил я, - и, пожалуйста, обращайтесь ко мне на ты, а то мне как-то немного не по себе становится.
        - Договорились, - засмеялся Николай Фомич, разливая в три рюмки янтарную жидкость. - Ну, за понимание! - поднял он свою, а я откровенно заржал, настолько он был похож на актёра Булдакова в роли генерала.
        Родители Ольги с рюмками в руках с недоумением смотрели на меня, чуть ли не истерично ржущего. Пришлось экстренно брать себя в руки и объяснять, что Николай Фомич со своим тостом был точь-в-точь как один мой знакомый, тоже выдающий короткие, но весьма ёмкие тосты.
        В общем встреча прошла, как иной раз пишут, в тёплой дружественной обстановке. Заодно обратился к Стрельниковым с просьбой приютить на несколько дней у себя Настю.
        - А как же вы, то есть ты, Виктор? - спросила Антонина Владимировна. - Тебе же тоже надо где-то жить. И вообще, оставайтесь у нас. Николай говорит, что квартиру нам выделили большую.
        - Да, Виктор, действительно, квартиру мне выделили просторную, так что разместим вас с сестрой без проблем.
        - Спасибо, конечно, огромное, - поблагодарил я, - но не хотелось бы вас стеснять. Думаю, что смогу снять жильё где-нибудь поблизости к вам.
        - Кстати, Виктор, - вспомнил Николай Фомич, - мне говорили в штабе, что наша соседка сдаёт комнату, оставшуюся от сына. Там иногда селятся приехавшие командиры. Правда, сдаёт она не всем, но, думаю, мы сможем с ней договориться.
        - И правда, Виктор, - поддержала мужа Антонина Владимировна, - это было бы просто замечательно. И в школу можно было бы записаться в одну. А прописать вас мы можем у себя.
        Глава 7
        Ленинград встретил нас низко висящими свинцовыми тучами, из которых время от времени лил мелкий дождь, да солнце иногда проглядывало в редких разрывах облачности, словно напоминая живущим внизу о своём существовании.
        С попутчиками распрощались очень тепло. Пока ехали, мы дали ещё два концерта, и теперь на перроне нам устроили прощальную овацию, вызвав неподдельный интерес у всех встречающих-провожающих. Анна расцеловалась в щёки с Настей (мне же лишь смущённо пожала руку), а её дядя, начальник поезда, долго тряс мою ладонь двумя руками, рассыпаясь в благодарностях и приглашая ехать обратно, если соберёмся, исключительно с их путевой бригадой.
        Забросили вещи к Стрельниковым и пошли вдвоём с Николаем Фомичом к их соседке договариваться о съёме комнаты. Соседкой оказалась строгая статная дама возрастом чуть за пятьдесят.
        - Добрый день, - начал Ольгин отец, - мы хотели узнать насчёт комнаты.
        Дама чуть приподняла бровь, и было видно, что она собирается сразу с порога отказать.
        - Мадам, - вступил в разговор я на французском, спасая положение, - позвольте засвидетельствовать вам своё почтение. - И я прищёлкнул каблуками одновременно с лёгким кивком головой.
        - О, в советских школах настолько хорошо начали изучать французский язык? - удивилась соседка, произнеся всё это так же на языке Вольтера. Смотрела она на нас уже с интересом, чего я и добивался.
        - Ну что вы, мадам. В той школе, где я учился, нам преподавали лишь немецкий, да и то крайне посредственно. А знание французского языка у меня от родителей.
        - И кто же ваши родители, молодой человек?
        - Мадам, прошу простить меня за бестактность, я не представился. Князь Головин Виктор Михайлович, к вашим услугам. - Я вновь по-гусарски щёлкнул каблуками и кивнул. - Родители, к сожалению, умерли.
        - Суворова Ирина Павловна, - дама вежливо склонила голову, - бывшая графиня. Примите мои соболезнования по поводу ваших родителей.
        - Благодарю вас, мадам, - я опять слегка поклонился в знак признательности, - и очень рад знакомству. Но позвольте у вас спросить, почему же бывшая? Или вас кто-то лишил титула?
        - Увы, юноша, но это жизнь лишила нас многого, - взгрустнула графиня, - вы бы тоже не особо распространялись о своём происхождении. В наше время это может быть крайне опасно.
        - Благодарю за заботу, уважаемая Ирина Павловна, но я всегда знаю, кому и что можно сказать. Вы явно не из тех, кто бросится доносить.
        - А ваш спутник? - графиня кивнула в сторону стоящего рядом со мной Николая Фомича, который с непониманием переводил взгляд с меня на графиню и обратно.
        - За него не волнуйтесь. Это честный человек.
        - Ну что же, - обратилась Ирина Павловна уже на русском к Стрельникову, - как я понимаю, вы хотели поговорить о съёме комнаты?
        - Да, мы хотели бы узнать, свободна ли она, - продолжил он переговоры.
        - Комнату я пока ещё никому не сдала, так что можете посмотреть, и если вас всё устроит, заселяться. Ведь вы, насколько я помню, новый сосед, а значит, комнату хотите снять для этого юноши?
        - Да, Ирина Павловна, комната для меня и моей младшей сестры, - присоединился я к разговору. - Она нам нужна где-то примерно на полгода, может, чуть подольше.
        - А вашей сестре сколько лет?
        - Четырнадцать.
        - И как вы, молодой человек, собираетесь жить в одной комнате со столь юной девушкой, хоть и вашей сестрой?
        Я замялся. Как-то нам ничего не мешало почти две недели ехать в одном купе.
        - А знаете, Виктор, я вам помогу, - вот так, с ударением на «о», сказала бывшая графиня, - у меня есть для вас прекрасный вариант. Обычно я эту комнату не сдаю, но для вас сделаю исключение. Вы поселитесь в гостиной, а там есть ещё смежный кабинет. Как раз для вас или вашей сестры. Идёмте, я вам всё покажу.
        Осмотр много времени не занял, меня всё вполне устроило. Заплатив за три месяца вперёд, я с Николаем Фомичом вернулся в их квартиру.
        - Странная женщина, - ответил он на вопрос о результатах наших переговоров, - вначале, видно было, хотела нам отказать, но Виктор поговорил с ней по-французски, и она сразу предложила не одну, а две комнаты.
        - Она дворянка, - пожал я плечами.
        - И что с того? - спросил Стрельников. - Ну, бывшая дворянка, которой понравилось немного поговорить на французском. Почему она так быстро изменила своё мнение?
        - Идёмте, Николай Фомич, я вам кое-что покажу.
        Я достал из сумки шкатулку с наградами отца и его погонами и завёрнутую в материю шашку. Вначале открыл шкатулку и продемонстрировал ошарашенному Стрельникову ордена и подполковничьи погоны.
        - Это нашего с Настей отца.
        Затем развернул шашку и протянул её Ольгиному отцу. Тот внимательно прочитал табличку с гравировкой, рассмотрел красную звезду на эфесе и одобрительно покивал головой.
        - Николай Фомич, вытащите клинок.
        Он попытался, но клинок был будто бы приварен к ножнам. Это я ещё в Чите запечатал шашку Силой, а сейчас провёл рукой над гурдой, снимая блокировку. Шашка легко выскользнула из ножен.
        У самого эфеса на клинке красовалась искусно сделанная гравировка «Его Сиятельству подполковнику князю Головину М.Н. за беспримерную храбрость и спасение жизни от ЕИВ великого князя Михаила Александровича».
        - Под звездой на эфесе «клюква». Анна четвертой степени. А табличка на ножнах - для бутафории, чтобы вопросов лишних не возникало, если кто посторонний увидит, - сказал я сидевшему с круглыми от удивления глазами Стрельникову. - Я потомственный князь. Мой отец из рода князей Головиных, а мать - урождённая графиня Шереметева. Так что теперь вы знаете о том, кто мы с Настей такие. И если вы решите, что мы должны уйти, то я вас пойму и осуждать не буду.
        - Не говори ерунды, Виктор, - вскинулся Николай Фомич, - никто вас не прогонит! - И, чуть помедлив, спросил: - Ваш отец в Гражданскую воевал?
        - Нет. Он с моей матерью и мной младенцем сразу уехал из Петрограда, как выпала такая возможность, и попытался выбраться в Харбин. Однако осел на хуторе в зейской тайге, где стал охотником-промысловиком, а мама всю жизнь посвятила медицине и лечила людей. Ну а я, получается, вернулся в город, в котором когда-то родился.
        - Ну а раз твой отец против советской власти не воевал, значит, он не враг. И ты, значит, не сын врага народа. Но всё же о своём происхождении лучше не распространяйся, - почти повторил он слова соседки-графини.
        - Да, Виктор, не волнуйтесь, - стоявшая в дверях комнаты Антонина Владимировна прижала сложенные кисти рук к груди, - вы с Настей нам стали как родные. А то, что вы дворянского происхождения, так что такого. Мало ли бывших дворян честно живут и работают в Советском Союзе.
        Всё же хорошо, что удалось прояснить хотя бы часть вопросов со Стрельниковыми. Мы с Настей поселились у их соседки, бывшей графини, Ирины Павловны. Удалось решить вопрос с пропиской. Прописали нас у Стрельниковых. Пришлось немного воздействовать Силой на начальника паспортного стола.
        Настю с Ольгой записали в ближайшую среднюю школу, причём в один класс. Ольга со своей болезнью много пропустила в учёбе и смогла окончить лишь семилетку. Надо будет позаниматься с ними обеими вечерами и вытягивать их на окончание школы экстерном. Дел впереди много, а времени мало, чтобы терять его на школьную программу. Стрельниковы было заговорили и о моей учёбе в школе, но после того, как я, накупив учебников за восьмой и девятый классы, начал заниматься с девчонками, все вопросы отпали.
        По случаю заехал на телеграф и отправил в Шимановск телеграмму дядьке Андрею с Дарьей, что мы благополучно доехали и нашли где жить, заодно сообщил наш нынешний адрес. С дядькой Андреем мы договорились, что он при каждой поездке в посёлок будет заезжать на почту и проверять, нет ли им весточки.
        Сам я устроился на работу музыкантом в кинотеатр. Тут принято за 30 - 40 минут перед началом киносеанса устраивать мини-концерты, часто с танцами. Многие приходят в кино пораньше, чтобы потанцевать перед фильмом. Работа мне нравилась, и не из-за зарплаты, которая была не такая уж и большая, а из-за наличия свободного времени. Зарплата как раз меня не особо волновала, ведь средств было ещё более чем много. Удалось даже исполнить несколько своих песен, которые приняли просто замечательно. Ночами сидел и записывал тексты песен и ноты. На некоторые расписал все партии для оркестра. А вообще я заметил, что теперь мне хватает поспать 3 - 3,5 часа в сутки для полноценного отдыха. Вот уж это действительно очень хорошая плюшка для попаданца.
        Довольно часто выбирались с девчонками в походы по музеям и просто погулять по городу. Вечерами занимались учёбой или устраивали домашние концерты, благо в квартире Ирины Павловны имелось прекрасное пианино. Сама бывшая графиня тоже с удовольствием участвовала в наших посиделках, прекрасно играла на инструменте и обладала красивым голосом. Музыка и песни в моём исполнении ей очень понравились и откровенно поразили своей новизной. А после того как я сыграл вальс из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь», а Настя спела прекрасные строки из него, она категорически отказалась принимать от меня какую-либо оплату за проживание и хотела уже вернуть оплаченную сумму. Мне стоило больших сил уговорить её и всё же оставить деньги.
        В то же время произошёл один довольно интересный случай. Настя попыталась приколоть к платью, привезённому с собой, подаренную Ириной Павловной брошку и не смогла. Ткань просто отказывалась протыкаться. Я тоже попробовал проткнуть иголкой Настино платье и не смог. Попробовал порезать ножом уже свой френч и тоже не смог. Вся одежда, на которую я в поезде воздействовал Силой, приобрела ещё и такое свойство. Получился своего рода бронежилет. Пулю, конечно, он может и не удержать, но вот от колюще-режущего оружия защитит отлично. А брошь Насте я всё же приколол. Также Силой снял защиту с одной точки, куда и разместил украшение. Красивое, кстати.
        А тем временем ключевая дата, а именно 1 декабря 1934 года, была всё ближе. Моя задача - предотвратить убийство Кирова и через него передать лично Сталину часть той информации, которой я владею. Примерно за пару недель до этой даты засел за письменным столом, предварительно попросив Настю ни в коем случае меня не отвлекать. Сосредоточившись, я начал записывать координаты всех известных к началу XXI века месторождений полезных ископаемых со всеми их характеристиками. Получилась довольно внушительная стопка исписанных с обеих сторон мелким почерком листов. Всё это упаковал в большой конверт, на котором в правом верхнем углу написал «Особой государственной важности. Количество экземпляров - 1». Взял ещё один конверт и вложил в него первый. На этом написал «С. М. Кирову. Лично в руки». Самого Кирова я за это время видел пару раз, правда, близко не подходил.
        1 декабря в полчетвёртого пополудни я вошёл в здание Смольного, держа в одной руке кожаную папку с вложенным в неё конвертом. На входе предъявил комсомольский билет и абсолютно беспрепятственно прошёл вовнутрь. И ни тебе пропускной системы, ни досмотра при входе. Не боялась советская власть своих граждан. Сдал в гардероб пальто и, проходя мимо большого, в полный рост, зеркала, невольно скосил глаза. На меня смотрел высокий статный юноша в белом френче и белых брюках с папкой в руках. Сразу видно, что человек пришёл по делу, и вообще, человек явно не простой.
        Насколько я помнил, убийство произошло на третьем этаже возле кабинета Кирова примерно в полпятого. Значит, оставшееся время надо посвятить рекогносцировке на месте и найти этого идиота Николаева, стрелявшего в главу Ленинграда. Вообще с этим убийством много странного и много разных версий. Тут и убийство по приказу Сталина, и ревность, якобы Киров ухаживал за женой Николаева Мальдой Драуле, сотрудницей обкома, и обида со стороны самого Николаева за разрушенную карьеру. А ещё саботаж расследования со стороны руководителя НКВД Г. Ягоды, а также подозрительно быстрый приговор Николаеву и его расстрел. Говорят, услышав приговор, он крикнул: «Обманули». Кто именно и в чём обманул, так и осталось невыясненным. Да и убийца из Николаева, как из г. на пуля: выстрелил в затылок Кирову и упал без чувств. В общем, странно тут всё. Но будем разбираться со всеми этими странностями.
        Мужчину, с пустым взглядом бредущего по коридорам Смольного, я увидел минут через пятнадцать. Взлохмаченный, помятый, то и дело хватающий себя за карман. Да его первый попавшийся охранник должен был давно уже как минимум остановить. Я офигеваю, товарищи, от местной службы безопасности. Или, может, так и было задумано?
        Между тем время «X» приближалось. Николаев начал вести себя как зомби. Движения его стали дергаными, механическими. Он постепенно приближался к кабинету Кирова, смотря перед собой в одну точку. Блин, да он явно зомбирован. Нормальный человек так не двигается.
        Я прибавил шаг, чтобы обогнать Николаева. Он этого даже не заметил. И в этот момент по лестнице чуть впереди нас поднялся Киров и, бросив беглый взгляд в коридор, размеренным шагом зашагал по левому коридору в противоположную сторону. Николаев, всё так же глядя в никуда, резко ускорился и выхватил из кармана револьвер. Чёрт! И бить насмерть Силой нельзя. Он мне живой нужен. И выбить оружие из рук тоже не успеваю.
        С криком «Ствол!» пытаюсь Силой обездвижить убийцу. Да что за хрень-то?! Ничего не получается! Рука с оружием хоть и медленно, но продолжает подниматься, а я не могу её остановить. Идёт какое-то сильное противодействие на ментальном уровне. Сознание Николаева словно ускользает от меня.
        Врубаю форсаж и бросаюсь наперерез траектории выстрела. Словно при замедленной съёмке вижу, как медленно оборачивается на мой крик Киров, как он делает непроизвольный шаг чуть в сторону как, сопровождая его, начинает движение в сторону рука с револьвером. И тут барьер, что мешал мне, словно лопается. Николаев неподвижно застыл с наганом в руке, так и не успев его до конца поднять. Было видно, что он пытается преодолеть оцепенение и нажать на спусковой крючок, но безрезультатно. Испарина выступила у него на лбу и на висках, а сознание начало медленно гаснуть. А вот хренушки тебе, теперь не сбежишь. Ставлю ментальный блок. От напряжения силы кончились, и я рухнул на колено. Словно сквозь вату услышал, как по лестнице бегут в нашу сторону люди.
        - Всем стоять! - собрав силы крикнул им, не вставая и ставя заодно защитный ментальный барьер, не позволяющий никому приблизиться к нам троим.
        - Сергей Миронович, - хриплым голосом обратился я к Кирову, - нужен человек, которому вы полностью доверяете. Нужно этого, - киваю в сторону Николаева, - срочно изолировать. И побыстрее. Долго я его не удержу.
        Как сквозь туман вижу, что кто-то попытался подбежать к нам, но упал без сознания, лишь только коснувшись невидимой линии защитного барьера. Ещё двое, не послушавших моего приказа и бросившихся на помощь Кирову, также рухнули как подкошенные. Кто-то уже и пистолет достал, но тут раздался окрик Кирова:
        - Всем назад! Не приближаться! Борисова сюда, быстро!
        Буквально через несколько секунд подбежал запыхавшийся человек в форме НКВД и остановился возле лежащих трёх тел.
        - Вы ему полностью доверяете, товарищ Киров? - преодолевая накатывающую слабость прохрипел я.
        - Да, полностью, он начальник моей охраны.
        - Хреновая у вас охрана, Сергей Миронович, - хмыкнул я, освобождая небольшой проход в барьере.
        Блин, а сил-то сколько уходит. И Николаева надо держать, и барьер.
        Прибежавший энкавэдэшник с опаской пересёк невидимую черту и тут же кинулся к Кирову.
        - Да куда ты мечешься, - зло прошипел ему, - этого вяжи.
        Через пару секунд Николаев лежал на полу с заломленными за спину руками, а на нём сидел упомянутый Кировым Борисов. Я, собравшись с силами, поднялся с пола и только тут догадался посмотреть Силой на ауру несостоявшегося убийцы. Интересно девки пляшут, по четыре сразу в ряд. В районе головы аура будто бы покрыта чёрной паутиной. Не обращая внимания на вскинувшегося было энкавэдэшника, подошёл к Николаеву и положил ладони ему на виски.
        Ёк!!! Твою раз так!!! Меня, что называется, приложило так, как будто попал под паровой каток. Едва не рухнул на пол рядом. Но контакт сработал, хоть и с большим трудом, сожрав остатки сил. Зато теперь я точно знал, кто именно запрограммировал Николаева на убийство, внушив ему, что во всех его бедах виноват Киров и что он ещё и любовник его жены. Всплыл эпизод, когда при этих разговорах присутствовал ещё один персонаж, по всем признакам являющийся заказчиком. И персона эта была мне очень даже известна.
        На остатках сил успел вручить Кирову свою папку, и на этом сознание предпочло отключиться.
        - Что с ним, доктор? - это было первое, что я услышал, придя в себя.
        Спрашивал мужской голос. Вроде где-то недавно я его уже слышал. Так, стоп, это же Киров. А значит, я всё ещё в Смольном и лежу, судя по ощущениям, на кожаном диване.
        - Очень похоже на обморок, но ничего конкретного сказать больше не могу… - Это уже другой голос. Похоже, это и есть доктор. Так, надо срочно включаться, но, блин, как же хреново-то…
        Собравшись с силами, открыл глаза и принял сидячее положение.
        - Спасибо, доктор, я в порядке…
        Стоящий передо мной человек в белом халате был точной копией Айболита, как его рисуют в книжках. Просто один в один. Айболит перевел взгляд с меня на стоящего здесь же Кирова и, дождавшись разрешающего кивка, поспешил откланяться. А я тем временем огляделся.
        Похоже, что это приёмная. Вон и стол секретаря имеется с пишущей машинкой и графином с водой. Стоило увидеть воду, как в ту же секунду со страшной силой захотелось пить. Проследив за моим взглядом, Киров подошёл к столу секретаря, налил воды в стакан и протянул мне. Вода, как мне показалось, впиталась ещё до того, как достигла желудка. Более-менее утолить жесточайший сушняк удалось, лишь выпив весь графин, а там было литра два, не меньше.
        А вообще странно, что в приёмной нет никого, кроме нас с Кировым. Ни секретаря, ни охраны. Доверяет?
        - Вы кто, молодой человек? - спросил Киров. - Как я понимаю, вы спасли мне жизнь? Как вы это сделали и откуда у вас эти сведения? - Он похлопал ладонью по лежащей на столе папке, которую я ему дал.
        - Сергей Миронович, вам отвечать по порядку или начать с самого важного?
        - Можно по порядку.
        - Меня зовут Виктор Головин. Да, я вас спас. Сегодня вас должны были убить. Как я это сделал, пока не важно. Просто примите к сведению, что я обладаю некоторыми, так сказать, необычными способностями. Откуда сведения, я пока сказать не могу, но заверяю, что они на сто процентов точные. Эту папку необходимо как можно скорее доставить к товарищу Сталину.
        В этот момент в дверь вломился давешний энкавэдэшник. Борисов вроде. По его лицу было заметно, что случилось что-то очень нехорошее. И я, кажется, догадываюсь, что именно.
        - Не довезли? - опередил я с вопросом Кирова.
        - Что случилось, товарищ Борисов? - вслед за мной спросил глава коммунистов Ленинграда.
        - По дороге в отдел машина с задержанным попала в аварию. Все, кто в ней находился, погибли… - Борисов достал из кармана платок и вытер красный вспотевший лоб и шею.
        М-да, быстро сработали. Насколько я помню, в том мире-времени Николаева тоже как-то подозрительно быстро приговорили и в тот же день расстреляли. По-моему, через месяц после убийства.
        - Быстро работают ребятки, - хмыкнул я, заработав злой взгляд Борисова.
        - Что вы этим хотите сказать и кто вы вообще такой? Документы есть? - Энкавэдэшник остаётся самим собой в любой ситуации.
        - Я хочу сказать, что те, кто спланировал убийство товарища Кирова, очень быстро сработали. Значит, они практически сразу получили информацию о том, что покушение провалилось, а значит, у них есть информатор здесь, в Смольном, который сразу же и сообщил им об этом. А мои документы вот… - И я протянул паспорт (специально взял с собой) и комсомольский билет.
        В этот момент зазвонил телефон. Киров взял трубку.
        - Здравствуйте, товарищ Сталин… Да, товарищ Сталин… Всё в порядке, я не пострадал… Нет, товарищ Сталин, это был не охранник, а простой посетитель… вернее не простой, но об этом чуть позже… Нет, к сожалению, покушавшийся погиб по дороге в отдел… Авария, товарищ Сталин… Да, я тоже так думаю, товарищ Сталин… Приложим все силы, товарищ Сталин… Спасибо, товарищ Сталин… - Киров ещё некоторое время слушал, что ему говорил Сталин, потом перевёл взгляд на лежащую под рукой папку и сказал: - Товарищ Сталин, мне срочно необходимо с вами увидеться и обсудить дело государственной важности… Я уверен, товарищ Сталин… Спасибо, товарищ Сталин, обязательно буду… До свидания, товарищ Сталин… Трубка мягко легла на аппарат.
        Пока шёл разговор, Борисов, казалось, перестал дышать.
        Киров повернулся и обратился к нему:
        - Товарищ Борисов, позовите моего секретаря Свешникова, он где-то за дверью, и собирайтесь. Я, вы и этот молодой человек сегодня срочно вылетаем в Москву. Скажите товарищу Свешникову, чтобы связался с авиаотрядом и договорился о самолёте. Готовность к вылету немедленно.
        - Но, Сергей Миронович, нам надо ещё взять показания с этого человека, - Борисов кивнул в мою сторону, - и, кроме того, лететь ночью крайне опасно. Считаю, что нужно дождаться утра и уже тогда вылетать в Москву.
        - Так берите эти ваши показания, раз считаете, что так нужно, - чуть раздражённо ответил Киров, - время ещё есть.
        - Я думаю, что упоминаний обо мне вообще не должно быть. - Ага, сейчас, дам я вам показания, только шнурки поглажу. Вот прям так и запишем, что я весь такой необычный и этой своей необычностью могу не хило пользоваться. - Покушавшийся был задержан сотрудниками охраны, а меня и близко не было. Но лететь необходимо именно сегодня, пока организаторы покушения не опомнились и не сделали дополнительных ходов. Завтра мы можем даже не доехать до аэродрома. Да, Сергей Миронович, позвольте сделать один звонок. Раз я лечу с вами, то мне надо предупредить родных, что меня, возможно, несколько дней не будет дома, чтобы они не волновались.
        Киров отошёл от стола секретаря.
        - Звоните, товарищ Головин… - Надо же, запомнил.
        Я набрал номер Стрельниковых. Трубку взяла Ольга.
        - Алло! Квартира Стрельниковых, слушаю вас! - раздался из трубки её важный голос, а у меня по сердцу прошла волна тепла.
        - Оля, добрый вечер! Это Виктор! Будь добра, позови, пожалуйста, маму.
        - Ой, Витя, добрый вечер! - Ойкать, похоже, она научилась у Насти. - А мы тебя потеряли. Ты ушёл и никому ничего не сказал. Мы с Настей волновались… - Всё же приятно, с одной стороны, когда о тебе волнуется такая девушка. - Я сейчас маму позову, подожди секундочку.
        Трубку взяла моя, надеюсь, будущая тёща.
        - Алло! Виктор?
        - Добрый вечер, Антонина Владимировна! У меня мало времени и есть небольшая просьба. Я должен на несколько дней улететь в Москву по делам. Не могли бы вы на это время приютить у себя Настю? Буду вам очень признателен за это.
        - Конечно, Виктор! Будем только рады, если Настенька поживёт у нас. Им с Ольгой будет вдвоём веселей. А ты надолго в Москву?
        - Думаю, что не очень надолго. Неделя, максимум дней десять. А может, и сразу назад поеду. Тут не от меня всё зависит. И спасибо вам. Извините, долго говорить не могу. Всего доброго! - Я положил трубку.
        - Товарищ Киров, этот человек только что передал информацию о вашем вылете в Москву. - Вид у Борисова был такой, будто он только что изобличил как минимум страшного шпиёнца из Гондураса. - Необходимо его задержать и выяснить, куда и кому он звонил.
        Ну всё, энкавэдэшник долбаный, достал. Где же ты, родимый, раньше-то был, когда твоему подопечному мозги собирались вышибить из револьвера?
        Приложил Борисова Силой, обездвижив, и вплотную подошёл к нему, глядя в глаза.
        - Запомните, товарищ Борисов, для того, чтобы убить всех, находящихся не только в этом помещении, но и как минимум на этом этаже, мне не надо куда-либо звонить. Это первое. Второе: где были вы, когда этот урод собирался стрелять в товарища Кирова? Почему вас не было рядом? И третье: кому и куда я звонил, это моё и только моё дело, и я крайне болезненно воспринимаю, когда кто-либо суёт свой нос в мои дела. И запомните, я не враг. Ну и, естественно, обо всём, что вы здесь увидели, распространяться не стоит. Иначе можно в лучшем случае поехать Заполярье от снега чистить. А теперь можете опять двигаться. Кстати, плечо у вас болеть больше не будет… - Это я заодно слегка подлечил энкавэдэшника. Всё же с представителями этой конторы нужно дружить. Не со всеми. А Борисова, похоже, впечатлил. Да и Кирова, смотревшего этот спектакль с интересом, тоже.
        Глава 8
        Самолёт словно завис неподвижно в тёмной гуще ночи. Интересный самолётик, с тремя двигателями. Поинтересовался на аэродроме у техников, как называется этот аппарат. Сказали, что «Крылья Советов», или ПС-9.
        Киров сидел в стороне от всех и, включив небольшую лампочку, листал мои записи, периодически удивлённо поглядывая в мою сторону. Борисов с ещё тремя энкавэдэшниками сидел ближе к хвосту самолёта и тоже время от времени посматривал на меня, только уже с опаской.
        А я сидел у окна, смотрел в тёмную пустоту и думал. Правильно ли я поступаю? С одной стороны, оно всё это мне надо? Я могу спокойно забрать Настю и свалить в ту же Америку. Стать там миллионером для меня с моими знаниями не составит труда. Сытая спокойная жизнь без войны и потрясений. Не это ли цель в жизни? А вот нет. Не смогу. Одна лишь мысль об этом вызывает отторжение. Я русский до мозга костей, да ещё и русский, что называется, в квадрате, учитывая мою прежнюю жизнь. Да и не уверен, что Настя согласится уехать из СССР. А уж Ольга и подавно. А без них я свою жизнь не представляю. Так что решено, остаюсь здесь и сделаю всё, чтобы страна свернула на более благополучный путь.
        А ещё я анализировал то, что увидел в сознании Николаева. Картинка стояла, словно перед глазами.
        « - Вы опаздываете, брат Клаус, - недовольно произнёс некто, одетый в полувоенный френч.
        - Прошу меня извинить, брат Юлиус. Пришлось опять изображать шута у этого Горца, - ответил второй, одетый в расшитую косоворотку и серый пиджак. - Знали бы вы, как мне это надоело.
        - Терпение есть добродетель, брат, а ваше терпение есть исполнение воли Великого Ареопага.
        - Ага, - буркнул Клаус. - Бог терпел и нам велел.
        - Ой, да бросьте вы про Бога. Кто бы говорил.
        - А это нормально, что мы говорим при этом? - И Клаус кивнул в сторону сидящего и смотрящего в одну точку Николаева.
        - Не беспокойтесь, этому неофиту всё равно. Он ничего не вспомнит после того, как сделает своё дело. Он будет полностью уверен, что всё задумал сам и что это месть обманутого мужа. Я внушил, что жена изменяет ему с Кировым.
        - Вы уверены, что всё пройдёт, как задумано?
        - Полностью, брат Клаус. На сто процентов уверен. Когда наш подопечный сделает своё дело, Горец точно потеряет самообладание и утопит страну в потоках крови. Это приведёт к росту недовольства, и нашим послушникам из числа военных удастся совершить переворот. Ну а затем последует война, к которой наши братья уже готовят Германию, в ходе которой эта варварская страна проиграет и будет вынуждена, по крайней мере так будет смотреться со стороны, принять условия, выставленные ей Братством. А вы, брат мой Клаус, займёте своё место, предначертанное вам Великим Ареопагом, и исполните его волю.
        - Вы говорили почти что то же самое, когда «работали» с женой Горца, брат Юлиус. И всё пошло впустую, а мне стоило больших усилий познакомиться с ней и стать близким другом.
        - Увы, но я просто не мог предположить, что Горец настолько выдержанно воспримет её самоубийство. Он уже тогда должен был начать большую чистку среди спецслужб и военных, но ограничился крайне незначительными мерами. Зато теперь самоубийство жены наложится ещё и на смерь одного из тех, к кому Горец тепло относится, так что эффект только усилится.
        - Ну что же, будем надеяться, что всё у вас, брат Юлиус, получится. С моей стороны всё готово. Брат Бонапарт со своими людьми полностью готов к выступлению.
        - Кстати, поздравьте брата Бонапарта со следующей ступенью. Теперь он минервал. А вас Великий Ареопаг вознаградил ступенью подмастерья, брат Клаус…»
        Хм… Очень интересная картина получается. Учитывая, что миры полностью идентичны, то и в том мире имело место внешнее воздействие на ситуацию в Советском Союзе. Только там убийство Кирова удалось и стало своего рода спусковым крючком к репрессиям. Однако и там Сталин сумел частично обуздать свои эмоции и ограничился чисткой, которая хоть и затронула многих невиновных, но не вызвала массовых протестов. Да и попали под жернова чистки многие из тех, кто должен был осуществить государственный переворот. Многие, но не все.
        Брата Клауса я уверенно опознал. Брат Бонапарт - это, судя по всему, Тухачевский. А вот кто такой брат Юлиус? И судя по всему этот братэлло Юлиус владеет методикой психопрограммирования. Опасный враг. Кто он и откуда? Что-то вертится в памяти и никак не может зацепиться.
        Минервал… минервал… Да минервал же, ёрш твою медь!!! Точно! Ещё в том мире Марина как-то читала статью в интернете о тайных обществах и смеялась над смешным названием ступени в одном из них. И общество это иллюминаты!!! Их вроде как нет, но они тем не менее есть. Это получается, что все беды, выпавшие на Россию как минимум с середины XVIII века и до момента моего переноса сюда, их рук дело?
        Ну всё, братва, теперь я не успокоюсь, пока всех вас не прикопаю поглубже. Счётец у меня к вам просто огромный. И за миллионы павших на войне, и за преданный и уничтоженный СССР, и за разруху и голод девяностых, и за проданные двухтысячные. Ответите по полной программе. Теперь я сделаю всё, чтобы моя страна, а это однозначно СССР, стала сверхдержавой, слово которой является решающим и единственно верным.
        Раздался чуть слышный хлопок, и самолёт резко накренился на один борт. Сразу же последовал ещё один хлопок, и шум двигателей стал заметно тише. Посмотрев в окно, увидел, как из-под капота двигателя на крыле выбивается пламя, а винт, видимый во всполохах огня, застыл неподвижно. Успели-таки, суки! Ну не верю я в случайную аварию.
        Мои попутчики беспокойно закрутили головами. Я в Силе посмотрел в сторону кабины пилотов. Все живы, но видно, что в состоянии, близком к панике. Ещё бы тут не паниковать. Самолёт заметно теряет высоту. Двигатель с противоположного от меня борта тоже полыхает. Слышно лишь, как работает на повышенных оборотах передний мотор.
        Встал со своего места и, держась за спинки кресел, пошёл в кабину пилотов. Самое удивительное, что Киров абсолютно спокоен. Видимо, выжив в одном покушении, он для себя решил, что от судьбы всё равно не уйдёшь, и поэтому спокойно откинулся на спинку сиденья и чуть прикрыл глаза. На губах застыла едва заметная улыбка. Наверное, вот так и должен уходить из жизни настоящий мужик. Спокойно, с улыбкой на лице. А вот от сотрудников НКВД заметно тянуло паникой.
        Ничего, ребята, мы ещё живы и ещё побарахтаемся.
        - Доклад! - рявкнул, войдя в пилотскую кабину.
        - Правый и левый двигатели встали и горят. Передний тянет, но обороты тоже падают, - раздалось с левого сиденья. Оба пилота сидели, вцепившись в штурвалы, и изо всех сил тянули их на себя. - Теряем высоту.
        - Куда думаете садиться?
        - А хрен его знает, - с какой-то весёлой обречённостью ответил пилот, сидевший справа. - Ни хрена не видно, но мимо земли точно не промахнёмся.
        - Ну и на том, как говорится, спасибо, - сохраняя спокойствие, ответил я, хотя и потряхивало меня изрядно.
        - Ну-ка, пернатый, дай порулить! - Я хлопнул ладонью по плечу правого пилота.
        - Да запросто, - с какой-то бесшабашностью ответил тот и встал со своего места.
        Ну, насчёт бесшабашности это я постарался. Пришлось Силой унять у лётчиков панику, а заодно сделать мои команды приоритетными. Нет, я никогда не пилотировал самолёты. Хотел, но как-то не довелось. Зато я прекрасно видел в кромешной темноте при помощи Силы.
        - Так, пернатый, раздобудь где хочешь какие-нибудь верёвки и привяжи всех пассажиров в салоне. В первую очередь Кирова, остальных - как получится. Будет отказываться и сопротивляться, разрешаю применить силу. Всё, вперёд, исполнять! - Пилота буквально как корова языком слизнула из кабины.
        - И что будем делать? - спросил, как я понял, командир экипажа, или КВС[11 - КВС - командир воздушного судна.], как их называют.
        - Садиться будем.
        - Так не видно же ни хрена.
        - А это кому как, - хмыкнул я, положив руки на штурвал. - Высота?
        - Две тысячи триста, и она быстро падает.
        - Слушать меня и выполнять команды беспрекословно.
        - Есть слушать и выполнять команды.
        - Влево десять градусов.
        - Есть влево десять.
        - Высота?
        - Тысяча восемьсот. Падает.
        - Прямо впереди километрах в пяти ровное поле. Дотянем?
        - С трудом, но должны.
        - Давай, пернатый, держи машину. Ты даже не представляешь, что сейчас от тебя зависит.
        Пилот, не поворачиваясь, лишь кивнул головой. Его лоб и виски покрывали крупные капли пота, которые скатывались ему за воротник форменного кителя.
        - Помоги тянуть штурвал, - хрипло просипел он.
        Я покрепче вцепился в ручки штурвала и потянул на себя. Было такое чувство, что под руками у меня живое существо, которое из последних сил тянется к спасительному берегу.
        - Давай, родной, ещё немного, - прошептал я тихо себе под нос, но лётчик это услышал и одобрительно кивнул.
        Земля стремительно приближалась. Передний двигатель уже не гудел с напряжением, а подвывал с каким-то зубодробительным скрежетом.
        - Твою мааать!!! Тяниииии!
        Мы уже почти коснулись лыжами заснеженного поля, когда прямо перед нами я увидел лошадь, запряжённую в сани. Вот какого чёрта она здесь делает ночью?
        - Аааааа! - заорал пилот, потянув штурвал на себя.
        Самолёт задрал нос и, окончательно потеряв скорость, ударился хвостом о землю. Сзади раздались жуткий хруст и скрежет. Нос самолёта стремительно пошёл вниз. Удар, и сознание решило временно покинуть это тело, возомнившее себя бессмертным.
        В себя я пришёл от холода. Своё пальто я оставил в салоне, а во френче было несколько, мягко говоря, прохладно, особенно при отсутствующем напрочь остеклении кабины пилотов. Самолёт лежал ровно, что несколько удивляло, особенно припомнив, какую вертикальную свечку мы заложили, спасаясь от удара о сани и лошадь. Кстати, если есть сани, то должен быть тот, кто на них приехал, но вокруг тишина, лишь слышно потрескивание остывающего переднего двигателя.
        А как там дела в салоне? Силой сканирую пространство позади себя. Так, двое явно живы, но без сознания, остальные, увы, мертвы. С одной стороны, радует, что один из тех двоих - это Киров, а еще - пилот, а с другой, жалко парней из НКВД. И Борисова тоже жалко. Карма у него такая, что ли? В том мире погиб в аварии, правда, в авто, и здесь тоже попал в передрягу, окончившуюся для него смертью. Сидевший рядом КВ С тоже оказался жив и уже приходил в себя. Он открыл глаза, поднял к лицу руки, задумчиво посмотрел на них, встряхнул головой и, посмотрев на меня, спросил:
        - А мы вообще где?
        - Ну, судя по всему, это планета Земля. Мимо неё точно не промахнулись, - с серьёзной мордой ответил я.
        - С тобой я бы не удивился, если бы и промахнулись, - буркнул он и засмеялся.
        Нет, скорее заржал. Отходняк накрыл. И я тоже не удержался и присоединился к нему. КВ С резко оборвал смех и поинтересовался:
        - Как пассажиры?
        - Киров жив, но без сознания. Твой второй пилот тоже в отключке. Остальные погибли.
        - Откуда ты?..
        - Просто знаю, - перебил я его и посмотрел прямо в глаза.
        - Ага, - кивнул он каким-то своим мыслям и принялся отстёгивать привязной ремень.
        - Вас как зовут? - неожиданно для самого себя спросил я.
        - Сергей. Сорокин Сергей. И давай на ты?
        - Виктор Головин. Согласен. - Я протянул руку.
        Контакт. Сергей Сорокин, 27 лет. Несмотря на молодость, один из опытных пилотов гражданского воздушного флота. Болен небом. Мечтал стать военным лётчиком, но направили на работу в ГВФ. Есть жена и маленькая дочурка, которых он очень сильно любит. В этот рейс должен был лететь другой экипаж, но у них не было опыта ночных полётов, поэтому Сергей сам вызвался.
        - Вить, надо в салон выбираться, - пнув ногой заклинившую дверку между кабиной и салоном, сказал Сергей.
        - Дай-ка я попробую… - Я вложил в удар рукой немного Силы. Дверка оторвалась от петель и улетела куда в темноту.
        - Ни фига себе у тебя силища!
        - Ха, есть немного, - хохотнул я.
        Киров уже приходил в себя. Его аура светлела и набирала яркости. Второй пилот всё ещё был в отключке. Похоже, схлопотал сильное сотрясение мозга. Придётся лечить. Положил ему ладони на виски и начал работать с аурой. Очистил затемнения в районе головы, убрал начинающиеся симптомы язвы желудка, а заодно полностью убрал тягу к курению. Курил пернатый как паровоз. Естественно, только на земле.
        Сработал Контакт, и я знал всё о втором пилоте. Тоже неплохой парень. Зовут Андрей, фамилия - Гончаров. Тоже 27 лет. Из родителей лишь мать. Отец погиб в Гражданскую. Летать в гражданской авиации нравится. Любит размеренность во всём. Холост, встречается с девушкой. Думает сделать ей предложение.
        Андрей открыл глаза и огляделся вокруг.
        - Где это мы?
        - Вот он говорит, что на земле… - Сергей на полном серьёзе кивнул в мою сторону.
        - А-а-а. Это хорошо. Земля - это просто замечательно, - всё ещё потерянно проговорил Андрей.
        А я уже был возле начавшего приходить в себя Кирова. Тот, к удивлению, не пострадал. Видимо, от удара потерял сознание, но никаких следов сотрясения или контузии не было. Крепкий мужик, однако. Также положил ему ладони на виски и влил немного Силы.
        Контакт. Ну что сказать? Истинный большевик. Верен Сталину безоговорочно, хотя порой не со всем согласен. Любит свою жену Марию Львовну Маркус и дочь Евгению, родившуюся от другой женщины. Переживает, что жена не приняла его дочь. С Мильдой Драуле, женой несостоявшегося убийцы Николаева, знаком, но исключительно по работе и, что называется, мельком. Никакими любовниками они не были. Так, пару раз сделал ей ничего не значащие комплименты, и на этом всё их общение закончилось.
        Киров окончательно пришёл в себя и задал исключительно блещущий новизной вопрос:
        - Где это мы?
        На что получил от меня такой же новаторский ответ:
        - На земле. Кстати, доблестные лётчики гражданского флота, а карта у вас есть?
        Карта нашлась, вот только толку от неё было мало. Никаких ориентиров поблизости не видать. Лишь где-то дальше, за полем, на которое мы сели, виднелись реденькие огоньки какой-то деревни.
        - Похоже, нам туда, - махнул я рукой в сторону жилья, - там и определимся, где мы.
        А так удачно приземлились мы, как оказалось, в Новоторжковском районе, неподалёку от самого города Торжок. До Торжка добрались на санях, оставив пилотов у разбитого самолёта ждать помощь и забрав у погибших охранников документы и оружие.
        В городе сразу проехали в горком партии, благо уже начался рабочий день, откуда Киров связался с Москвой. Нам было приказано ждать самолёт и по его прилёте немедленно вылетать в столицу. На аэродроме нас разместили в кабинете начальника, где мы в ожидании самолёта из Москвы пили обжигающе горячий чай.
        - Что вообще это такое, товарищ Головин? - Киров похлопал ладонью по папке, с которой не расставался ни на секунду. - Откуда у вас эти сведения?
        Я отхлебнул горячего и крепкого чая, поставил ментальный барьер, чтобы никто, даже случайно, не мог нас подслушать, и ответил.
        - Всё это, - я кивнул на папку, - данные по всем месторождениям полезных ископаемых, открытым до две тысячи двадцатого года. В первой части - месторождения на территории СССР, со всеми характеристиками, во второй указаны месторождения по всему миру. Там лишь общие данные. А все эти, и не только эти, сведения у меня отсюда… - И я постучал пальцем себе по лбу. - А чтобы вам, Сергей Миронович, было хоть немного понятнее, давайте я снова представлюсь. Меня зовут Головин Виктор Михайлович. Родился я в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. В две тысячи двадцатом, будучи смертельно больным, принял участие в одном эксперименте, в результате которого моё сознание было перенесено в тело моего же родственника, полного моего тёзки, на тот момент находящегося в глубокой коме, в тысяча девятьсот тридцать второй год. Перед переносом в мой мозг было загружено огромное количество разнообразной информации, и это, - я вновь кивнул на папку, - лишь её малая крупица.
        - Всё это слишком неправдоподобно и похоже на мистификацию, - недоверчиво произнёс Киров.
        - Я вас прекрасно понимаю. Сам бы не сразу поверил, но всё, что я написал, легко проверить. Достаточно отправить геологов по любым указанным здесь координатам.
        - Ну, хорошо. Допустим, это правда. А у вас там, в будущем, все владеют такими необычными способностями?
        - Ну, некоторые вроде как владеют, но таких единицы, и владеют они не в такой степени. А что касается меня, то это побочный эффект от переноса сознания. Эффект неожиданный, но достаточно полезный… - Я сделал глоток уже остывающего чая.
        - Вы, молодой человек, Уэллса начитались, - с усмешкой заявил Киров. - Нам теперь что, ждать нашествия пришельцев из будущего?
        - Повторюсь, товарищ Киров, все данные, предоставленные мной, легко проверяются. Так что смысла писать небылицы мне нет. Нашествия тоже можете не ждать. Перенос возможен лишь один-единственный. Там что-то связанное с торсионными и темпоральными полями. Я не особо вдавался в подробности. Кроме того, установка переноса со всеми данными по ней в том мире уничтожена. Это долгая история, но если вкратце, её собирались использовать для предоставления шанса на вторую жизнь стареющим представителям богатых семейств. В общем, тем, кто готов заплатить огромные деньги за такую возможность.
        - Вы противоречите самому себе. Вы же сами сказали, что перенос возможен только единичный.
        - Никакого противоречия. Я просто не уточнил детали. На самом деле перенос осуществляется не только во времени. Существует бесконечное множество параллельных миров, которые отличаются друг от друга в мелочах. Эти миры время от времени как бы отпочковываются один от другого, образуя новые реальности в результате каких-либо событий, приведших к изменениям хода истории. И получается, что в одном мире события пошли по одному сценарию, а в другом свернули на параллельный путь. Я, например, так и не смог выявить отличие этого мира от того, из которого прибыл сюда.
        Хотя у меня было недостаточно данных для анализа, могу сказать, что такие изменения произошли достаточно недавно, иначе разница в ходе истории была бы очень значительной, и для переноса сознания просто не хватило бы энергии. При переносе мир, в который попадает сознание из другой реальности, начинает как бы отдаляться от того мира, из которого осуществлялся перенос, и его энергооболочка становится более плотной, исключающей повторное проникновение. Так что я здесь один-единственный, и другого такого точно не будет.
        - Всё равно это слишком неправдоподобно.
        - Ну уж извините, Сергей Миронович, - я развёл руками. - Если бы выдумывал, то придумал бы что-нибудь попроще. А так что есть, то есть.
        - Вы сказали, что там у вас хотели продавать богачам вторую жизнь. Значит, дело происходило не в Советском Союзе?
        - Вы правы, дело было не в СССР, - я на секунду замолчал, - дело было в Российской Федерации.
        - Где?! - вскинулся Киров. - А куда СССР подевался?
        - А СССР прекратил своё существование в тысяча девятьсот девяносто первом году - ответил я, внимательно глядя в глаза Кирову
        - Что?!! - Киров вскочил на ноги, сжимая кулаки. Я даже на секунду подумал, что он попытается двинуть мне этим самым, достаточно не маленьким, кулаком в морду. - У вас там что, была война, и вы её проиграли?
        - Вы сядьте, товарищ Киров, - не прореагировал я на его всплеск эмоций. - Война была, и мы в ней победили, хоть и страшной ценой. Мы проиграли мир.
        - Это как? - спросил Киров, уже успокаиваясь.
        - Кучка предателей, дорвавшихся до власти, решила, что каждая республика дальше пойдёт сама по себе, а они станут на местах царьками и баями. Предварительно развалили армию, экономику, вдолбили в сознание людей, что всё, что было до этого, было не правильным, а впереди их ждут чудеса расчудесные и молочные реки с кисельными берегами. Из каждого утюга говорили, что это коммунисты довели страну до такого плачевного состояния, и отчасти были в чём-то правы. Вот народ особо и не возмущался, о чём потом горько пожалел.
        Новые царьки начали распродавать направо и налево всё, до чего смогли дотянуться. Хозяевами целых отраслей становились иностранные компании. Страну накрыло безработицей, лавиной преступности. Некоторые откровенно голодали, годами не получая заработанные деньги. Военные после службы шли разгружать вагоны или работать таксистами, чтобы хоть как-то прокормить семью. Многие не выдерживали и пускали себе пулю в лоб. Учёные, инженеры, учителя, чтобы выжить, торговали тряпьём на перекрёстках и в метро. Кто-то спивался, кто-то подсаживался на наркотики, кто-то лез в петлю. Заводы закрывались, колхозы повсеместно умирали. Жуткое время было, мерзкое.
        Потом постепенно начали как-то приспосабливаться к жизни в новой реальности. Многим даже стало нравиться так жить. Внешне-то всё выглядело достаточно красиво, была какая-то видимость достатка. Вот только основная масса существовала, с трудом дотягивая от зарплаты до зарплаты, а кучка тех, кто успел откусить кусок от государственного пирога, жила в земном воплощении рая, имея абсолютно всё, что бы ни пожелали.
        Киров сидел с лицом белее мела.
        - А как же коммунисты? - прохрипел он, рванув воротник, словно задыхаясь. - Как же армия. Они-то куда смотрели?
        - А коммунистом вдруг стало быть не модно. Более того, был период, когда компартию попросту запретили. Бывшие секретари горкомов, райкомов, обкомов вдруг стали банкирами, владельцами заводов и фабрик, портов и курортов. Комсомольские лидеры тоже от них не отставали. Все они с упоением публично рвали и жгли партбилеты и рвали на себе рубаху, крича, что не было более яростного борца с коммунизмом, чем они.
        Армия же заявила, что она вне политики и не будет вмешиваться во внутренние дела страны. Что их дело - защищать от внешнего врага, а не бороться за сохранение государства, разваливаемого изнутри. На все вооружённые силы нашёлся лишь один, - я выделил это слово, - офицер, который поднял по тревоге своих бойцов и поехал защищать Советский Союз с оружием в руках. Их расстреляли из засады по дороге к Москве[12 - Речь идёт о капитан-лейтенанте Игоре Викторовиче Остапенко, который повел своё подразделение на защиту Дома Советов во время народного восстания за советскую власть в ночь с 3 на 4октября 1993 года. В эту ночь офицер, присягавший Советскому Союзу, оказался верен данной клятве, когда с группой матросов-добровольцев двинулся на грузовике из Дуброво на помощь законно избранному Верховному Совету]. Всё! Остальные военные сидели тихо, как мыши под веником.
        - Офицер?
        - Да, офицер. В сорок третьем году в армии вернули офицерские звания и погоны.
        - Ты говорил про войну. Она будет? С кем?
        - Война будет. В сорок первом году Германия, подмяв под себя всю Европу, без объявления войны нападёт на СССР. Немцы дойдут до Москвы, но будут отброшены. Ленинград почти девятьсот дней будет в полном окружении. От голода и бомбёжек погибнет от девятисот тысяч до полутора миллионов человек. Даже в двадцать первом веке не смогли в точности подсчитать. Всего за всю войну страна потеряет почти тридцать миллионов человек, в основном мирного населения. Закончится война в мае сорок пятого года в Берлине.
        На Кирова было страшно смотреть. Он стоял, опершись крепко сжатыми кулаками о столешницу. Вдруг, заревев, как разбуженный медведь, он с силой ударил кулаком по столу.
        - Как?!! Как вы могли?!! - с надрывом закричал он.
        - Мы?!! - заорал я в ответ. - Нет, товарищ Сергей, - назвал я Кирова его партийной кличкой, - это не мы, а как раз вы создали систему, при которой к власти пришли приспособленцы и откровенные враги. Это они понастроили для себя домов отдыха, спецраспределителей и прочих благ в то время, когда весь народ впахивал на стройках, вначале восстанавливая страну из руин, а потом строя новые заводы и целые отрасли. А люди вам верили. Видели, что блага распределяются лишь по верхам власти, но всё равно верили. И верили до последнего. Когда пришло время для выбора, семьдесят восемь процентов населения проголосовали за сохранение Союза, но ваши преемники проигнорировали волю народа. Вот тут вера в коммунистов у людей окончательно пропала.
        Я встал, налил из чайника уже остывшего чая и залпом выпил. А Кирова пробрало не на шутку. Вижу, как сердце у него начало работать со сбоями.
        - Сядьте, Сергей Миронович, - уже спокойно сказал я ему, - и успокойтесь. Теперь всё пойдёт по-другому. Главное, что вы остались живы.
        - Да при чём тут я? - раздражённо бросил он, однако, садясь на стул. - Как дальше жить, зная, что всё впустую?
        - А кто сказал, что впустую? - Я налил холодный чай в стакан и пододвинул его Кирову. - Ещё не поздно многое изменить. Да и вы, можно сказать, точка бифуркации. То, что вы, товарищ Сергей, остались живы, меняет очень многое.
        - Бифуркация - это…
        - Это означает изменение, разделение на два потока. С вашей гибелью в стране начались массовые репрессии. До пятьдесят четвертого года было арестовано в общей сложности почти четыре миллиона человек, шестьсот пятьдесят тысяч расстреляно.
        - Но… как? Почему? - ошарашенно спросил Киров.
        - Тут тоже не всё так просто, как казалось вначале. Стреляли в вас, но целились в Сталина и в СССР в целом, если образно сказать. Целью покушения на вас было вывести Сталина из равновесия и заставить начать охоту на ведьм. И смерть его жены, Надежды Аллилуевой, и ваша гибель - это всё части одного плана, плана по захвату власти в стране путём военного переворота.
        По задумке заговорщиков, управляемых извне, Сталин начнёт массовые репрессии и вызовет тем самым недовольство среди военных и населения. В том варианте истории репрессии не привели к желаемому результату, да и Сталин смог обуздать свой характер, поэтому репрессии так и не стали по-настоящему массовыми, а начавшаяся война только сплотила народ вокруг него. И лишь после смерти Сталина заговорщики смогли взять власть, но были вынуждены действовать достаточно осторожно, растянув процесс развала СССР на несколько десятилетий.
        - Извне?
        - Да. Мне удалось выяснить, что за всем этим стоит одна достаточно могущественная организация, которая уже на протяжении двух веков действует с целью получения мирового господства. С западными странами всё получилось относительно легко, но на пути встала Россия. Все войны, политические и экономические проблемы, революции, всё это в той или иной степени спровоцировано ими. Нас, русских, слишком мало, а природных ресурсов у нас слишком много, и отдавать их за просто так мы не согласны.
        - Революцию в России совершили большевики, - строго произнёс Киров.
        - А кто спорит? Безусловно, большевики. Но до них государственный переворот осуществили силы, подконтрольные этой самой организации. Гений Ленина состоит в том, что он сумел разглядеть конечную цель этого переворота и смог взять власть в свои руки. Однако упомянутая организация и его не оставила без контроля. Помните такого деятеля, как Лейба Бронштейн, он же Троцкий, он же один из основных ставленников той самой внешней силы? Он привёз с собой из Америки деньги, так необходимые большевикам, и благодаря этому встал фактически во главе вооружённых сил. То есть получил в свои руки реальную силу, а после смерти Владимира Ильича имел реальные шансы встать во главе страны и проводить политику, выгодную его хозяевам. Однако Сталин его переиграл, и эти планы пошли прахом.
        - И что это за организация такая?
        - Это орден иллюминатов. Орден, которого официально не существует, однако его адепты есть повсюду, в том числе и в СССР, и даже во властных структурах.
        - И ты знаешь, кто? - Киров стал похож на изготовившегося к прыжку тигра.
        - Некоторых теперь знаю. И покушавшийся на вас Николаев был направлен именно ими. Ему внушили некоторые мысли, и он должен был убить вас. Потом его быстро ликвидировали бы, чтобы, не дай бог, не проснулась его память.
        - Кто именно?
        - Пока с помощью своих способностей я смог уверенно опознать лишь одного. Имени не назову. По крайней мере, не сейчас. Многое надо уточнить и выявить всю цепочку.
        - Для этого есть органы НКВД, - продолжал настаивать на своём Киров.
        - А вы уверены, что в самих органах не окопались люди ордена? Я вот уверен в обратном. Их там, уж поверьте, как блох на Тузике. Чистить и чистить. И чистить по жёсткому варианту.
        - Когда умрёт Сталин? - вдруг спросил он.
        - Извините, Сергей Миронович, но этого я ни вам, ни кому-либо другому не скажу. Только самому товарищу Сталину, если он спросит. - Я вновь налил себе холодного чая. Блин, да где этот самолёт?
        - Бред, - Киров откинулся на спинку стула, - нет, ну бред же! И я этот бред слушаю. И верю. Верю, чёрт меня подери!!! - он перешёл на крик.
        Да его сейчас точно удар хватит. Мужика за последние сутки едва не пристрелили, потом он едва не разбился в падающем самолёте, потом ему сказали, что дело всей его жизни спустили в унитаз. Тут кого хочешь кондрашка хватит.
        Я встал, подошёл к нему и положил ладони на его виски.
        - Сейчас станет легче, Сергей Миронович.
        Подлечил его организм, убрал некоторые застарелые болячки, растворил тромбы в артериях, восстановив нормальный кровоток.
        - Смотри-ка, и вправду полегчало, - удивился Киров. - Ты и такое можешь?..
        - И не только такое, - улыбнулся я, - хотя лечить вас, товарищ Сергей, и лечить ещё. Что же вы так безответственно относитесь к государственной собственности?
        - К… - он осёкся, - к какой собственности?
        - К государственной, народной. Или вы думаете, что ваше здоровье, ваша жизнь, наконец, принадлежат вам? - Я слегка, что называется, наехал на него. - Вы, товарищ Киров, глубоко ошибаетесь. Вы есть собственность народная, собственность советской власти. И будьте добры к этой собственности относиться со всей ответственностью.
        Киров засмеялся:
        - Ну, уел меня, уел. Прям пропесочил, как на партсобрании.
        За окном раздался гул моторов идущего на посадку самолёта. Буквально тут же в дверь постучали.
        - Товарищи, самолёт из Москвы прибыл.
        - Спасибо, идём, - ответил я, а Киров, посмотрев настороженно на дверь, спросил:
        - Нас не могли слышать?
        - Нет. Даже если бы кто-то стоял, прижавшись ухом к замочной скважине, и тот бы ничего не услышал. Тем более что никто и близко к двери не подходил.
        - Ты уверен?
        - Абсолютно.
        Уже проходя по коридору к выходу, в одной из комнат увидел сидящих там и пьющих горячий чай Сергея Сорокина и Андрея Гончарова, наших, так сказать, коллег по аварийной посадке.
        - Серёга, Андрей, вы как здесь? - обрадовался я им как родным.
        Гончаров лишь пожал плечами, а Сорокин, почему-то встав по стойке смирно, ответил:
        - Доставили с места аварии и приказали ждать комиссию для установления степени нашей вины.
        - Охренеть, - только и смог произнести я.
        Люди, можно сказать, посадили неуправляемый борт, спасли ценного пассажира, а им степень вины шьют. И это при том, что на обломках ясно видно следы внутренних взрывов на гондолах крыльевых двигателей. Ладно, разберёмся. Думаю, что Киров не даст в обиду летунов.
        На лётном поле стоял точно такой же самолёт, как тот, на котором мы вылетели из Ленинграда. Кстати, аэродром мне был знаком ещё по той жизни. Был здесь как-то с сыном в музее вертолётов. И вот сейчас, идя к стоящему с работающими двигателями самолёту, вдруг вспомнил тот наш поход сюда, когда Костику разрешили посидеть в кабине самого настоящего боевого вертолёта Ми-28. Восторгу не было предела. Так, предаваясь воспоминаниям, я вдруг резко остановился, не доходя десятка метров до открытой дверцы самолёта.
        - Сергей Миронович, встаньте позади меня и при необходимости подтвердите мои полномочия.
        Киров, внимательно посмотрев мне в глаза, лишь кивнул головой и сместился чуть позади меня. Из салона самолёта выпрыгнул человек в форме НКВД и направился нам навстречу.
        - Товарищ Киров! - Он вскинул руку к козырьку фуражки. Пижон. Декабрь месяц на дворе, морозец градусов двадцать, а он в фуражечке. - По приказу товарища Власика прибыл для вашей охраны и сопровождения. Прошу пройти на борт самолёта.
        - Отставить на борт! - включил я командира. А что, как-никак, а там у меня было звание капитана запаса, спасибо военной кафедре в институте и военным сборам, на которые несколько раз пришлось съездить. - Всем построиться перед самолётом, включая экипаж, двигатели заглушить.
        Энкавэдэшник вопросительно посмотрел на Кирова и получил подтверждающий кивок.
        - Я вам не подчиняюсь, товарищ. И вообще, вы кто такой? - всё же решил он показать мне моё место.
        - Исполнять! - рявкнул я, слегка усилив слова Силой. - Кто я такой и кто кому подчиняется, выяснять будем не здесь и не с вами. Бего-о-ом!
        Энкавэдэшника будто ветром сдуло. Сзади одобрительно хмыкнул Киров. Двигатели самолёта смолкли, и под крылом выстроились четверо сотрудников НКВД и два пилота. Вот из-за последних и получился весь этот сыр-бор. Ещё на подходе я, уже неосознанно, просканировал ауры всех, кто был на борту. И если сотрудники НКВД не вызвали никаких вопросов, то в головах обоих пилотов была знакомая чёрная паутина.
        И в это мгновение события понеслись вскачь. Оба пилота каким-то единым синхронным движением выхватили пистолеты и, практически не целясь, что называется от бедра, выстрелили, благо до них было метров пять. Буквально за долю секунды до этого я перешёл на форсаж и успел оттолкнуть с линии огня Кирова. Одна пуля пролетела мимо, а вот вторая ударила мне в плечо. Ощущения были, как будто со всего размаху приложили кувалдой. Чёрт! Больно-то как! И убивать этих нельзя. Один из них нужен обязательно живой, но если Силой убью второго, то меня гарантированно вырубит. Вообще странная особенность, и надо с этим что-то делать.
        Резко сокращаю дистанцию и бью одного из «чёрных» раскрытой ладонью в грудь, одновременно Силой беря второго за горло. Со стороны это смотрелось, наверное, очень эффектно: слитный сдвоенный выстрел, размытая тень, метнувшаяся к стрелявшим, и вот один из них с огромной скоростью летит спиной вперёд и, ударившись о фюзеляж самолёта, безжизненно сползает на снег, а второй вдруг начинает страшно хрипеть и хватается обеими руками за горло, словно его кто-то душит.
        Всё уже закончилось, когда прилетевшая охрана начала реагировать. Но как же медленно-то…. Блин, я же из форсажа не вышел, вот и кажется, что медленно, а вообще среагировали буквально за секунду Старший из прилетевших схватился за кобуру а его коллеги достаточно грамотно рассредоточились, при этом не перекрывая друг другу линию огня. Один из них прикрыл собой поднимающегося из снега Кирова.
        - Всем назад! - громко приказал я, не сводя глаз с судорожно дёргающегося «чёрного».
        Блин, да я прям Дарт Вейдер. Тьфу ты, чёрт! Ну что за мысли в голову лезут.
        - Исполнять! - в унисон мне крикнул Киров, отряхиваясь от снега.
        Охрана послушно сделала несколько шагов в стороны, не переставая при этом держать меня и пилота под прицелом.
        «Чёрный» с почерневшим (хороший каламбур) лицом рухнул на колени, судорожно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Слегка ослабил хватку на горле жертвы, чтобы он не помер раньше времени. Пилот с сипением втянул в себя морозный воздух и с животным ужасом посмотрел на меня. Ну ещё бы. Он же прекрасно видел, как одна из пуль попала мне в плечо, а на моём белом пальто (ну да, я ещё тот пижон, купил себе пальто под цвет белого тетраграмматоновского костюма) нет и следа от попадания. Пальто я так же обработал Силой, как в своё время сделал со всей своей и Настиной одеждой. А что, и не пачкается, и гладить не надо, да ещё и, как оказалось, от пуль защищает. Во всяком случае, от пистолетных точно.
        А я тем временем, продолжая Силой держать «чёрного» в оцепенении, положил ладони ему на виски. Контакт. Блин, но как же шарахает по мозгам при контакте вот с такими. Уже второй индивид мне попался с характерной паутиной на ауре, и второй раз подряд такое противодействие. Так, что мы имеем? Гражданин Беляев Виктор Савельевич (надо же, тёзка), 1906 года рождения, член ВКП(б). Несколько часов назад получил от своего непосредственного начальника приказ срочно вылететь в Торжок и доставить оттуда особо важных пассажиров. Буквально через несколько минут с ним встретился его куратор по ордену и отдал приказ ликвидировать Кирова, которого и должны были забрать из Торжка. Приказ был взять на борт пассажира и сопровождающих, набрать максимальную высоту и бросить самолёт в отвесное пике. Точно такой же приказ получил и второй пилот, который сейчас безжизненной, изломанной куклой валялся у самолёта.
        Камикадзе доморощенные, мать их! И что теперь с ним делать? Хм, а если попробовать воздействовать на «паутину» Силой? Я слегка дотронулся своим ментальным щупом до чужеродного образования. Паутина слегка сжалась и уплотнилась. Пилот рухнул на снег и забился в конвульсиях. Усилив воздействие, попытался растворить её светом. Паутина полыхнула яркой вспышкой и исчезла, а вместе с ней начала стремительно распадаться личность носителя. Мгновение, и у моих ног лежало пускающее слюни растение в человеческом обличии.
        М-да, отсутствие результата - это тоже результат. Во всяком случае, теперь знаю, к чему надо быть готовым. Лёгким касанием Силы прекратил мучения бывшего пилота. И… меня не накрыло. Хотя ничего удивительного нет. Тогда я лишал жизни людей, имеющих своё сознание, а сейчас это был лишь биологический объект, как бы кощунственно это ни звучало.
        - Виктор, ты как? - спросил Киров, однако стоя чуть в стороне.
        - Всё в порядке, уже можно подходить. - Я подхватил горсть снега и обтёр им лицо.
        - Ты не ранен?
        - Пулю для меня ещё не отлили, товарищ Киров…
        Я хмыкнул, глядя в лица охраны, которые были, мягко говоря, удивлёнными. Они тоже прекрасно видели, как меня мотнуло при попадании пули. Кстати, а плечо-то уже и не болит.
        - Что здесь вообще происходит? - задал вопрос старший из прилетевших.
        - Вторая часть Марлезонского балета, - ответил я, поднимая со снега свою белую (удивительно, да?) шляпу. Да, я уже говорил, что я пижон.
        - Не понял. Что?
        - На товарища Кирова только что было совершено очередное покушение. Вот эти вот, - я кивнул на два лежавших трупа, - должны были поднять самолёт как можно выше и врезаться в землю.
        - Ох, ё..! - Энкавэдэшник потёр рукой вмиг вспотевший, хоть и морозец покусывал, лоб. - Их же вроде как проверяли.
        - Вот именно что вроде как, - вмешался Киров. - Однако как мы теперь в Москву попадём?
        И тут я вспомнил о Сорокине с Гончаровым, о наших пилотах с разбившегося самолёта. Они сейчас сидели в здании аэропорта. За ними по команде Кирова отправили одного из охранников.
        - Ну что, пернатые, принимайте аппарат, - схохмил я, вспомнив один из любимых своих фильмов. - Во, махнул не глядя.
        - А эти что? - Сергей Сорокин кивнул в сторону трупов, которые уже оттащили в сторону.
        - А эти суками оказались, - я сплюнул на снег, - хотели организовать нам рейс на тот свет.
        Глава 9
        В Москве садились на Центральном аэродроме, что на Ходынском поле. Прямо к самолёту подъехали две легковые машины, и из одной из них вылез человек, знакомый мне по старым фотографиям. Власик, начальник охраны Сталина. Он поздоровался за руку с Кировым, мне лишь сдержанно кивнул, просветив, будто рентгеном, внимательным взглядом.
        - Товарищ Киров, товарищ Сталин приказал везти вас к нему. Прошу в машину, - он сделал жест рукой в сторону ближнего авто.
        - Этот молодой человек поедет со мной.
        Власик ещё раз внимательно посмотрел на меня, словно что-то решая про себя, и молча махнул рукой. А я, уже по привычке, просканировал всех приехавших. К счастью, «чёрных» среди них не оказалось.
        Вечерняя зимняя Москва показалась мне какой-то мрачноватой и пустынной. Не было привычной мне с той, прошлой жизни, вездесущей рекламы, яркой подсветки зданий и бесконечного сияющего потока машин. Я задумчиво смотрел в окно, на Москву образца 1930-х годов и морально готовился к самой важной встрече в своих обеих жизнях, встрече, которая должна изменить ход истории этого мира. Или не изменить, если Сталин мне не поверит. В последнем случае мне ничего не останется, как забрать Настю и, возможно, Ольгу, а потом уехать за границу. Хоть в ту же Австралию, которой предстоящая война практически не коснулась. Вот только смогу ли я со стороны смотреть на те неисчислимые бедствия, которые обрушатся на мою Родину? Да что самому себе-то врать? Не смогу. Обязательно вмешаюсь.
        Так за размышлениями я и не заметил, как машины въехали на Красную площадь. И тут меня, что называется, приложило. Я увидел это! Горло сдавило, а глаза начало заволакивать предательской слезой.
        - Остановите машину, - через силу прохрипел я.
        - Не положено, - не оборачиваясь, ответил водитель, а Власик закрутил головой по сторонам.
        - Стой! - Я Силой заставил водителя нажать на педаль тормоза.
        Авто остановилось, и я буквально вывалился наружу и застыл, глядя вверх. Потоки Силы струились со всех сторон, проникая в каждую клеточку и вымывая оттуда всё чёрное и наносное. А я стоял, смотрел сквозь медленно падающие редкие снежинки, и по щекам у меня текли слёзы. Вот то, что я в глубине души мечтал увидеть долгие-долгие годы. Вот то, чего не хватало мне для душевного спокойствия и равновесия. Над куполом Сенатского дворца, подсвеченное снизу прожекторами, гордо реяло красное знамя. Вот оно, истинное место Силы России, вот ключ к Силе, который у нас вырвали с корнем в том, далёком уже 1991 году[13 - 25 декабря 1991 года в 19 часов 35 минут с флагштока Кремля был спущен флаг СССР.].
        Не знаю, как долго я так простоял, мне показалось, что целую вечность, но когда пришёл в себя, то увидел стоящего рядом Кирова. Он так же, как и я, смотрел на красное знамя, крепко сжав зубы. Похоже, что до него только сейчас начало доходить, что же случилось там, в том мире-времени.
        Он положил мне руку на плечо и сказал;
        - Здесь всё будет по-другому, Виктор. А иначе и жить незачем.
        И вот я сижу в приёмной Сталина. За столом с несколькими телефонами сидит бессменный секретарь вождя Александр Николаевич Поскрёбышев. Время от времени он поднимает трубку одного из телефонов и либо сам звонит, либо отвечает на звонки. На меня он особо не обращал внимания, во всяком случае явно. Раз кто-то сидит, ожидая в приёмной Сталина, значит, он тут и должен находиться. Власик сидел чуть в стороне, изредка бросая на меня настороженные взгляды. Очень ему не понравилось, как я заставил остановить машину на Красной площади, и если бы не слово Кирова, меня бы и близко сюда не пустили.
        Интерлюдия. Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
        Сталин и Киров
        - Сэргей! Чито это?! Откуда?!
        Акцент у Сталина становился заметен, когда он говорил эмоционально. Вот и сейчас он был явно взволнован, прочитав несколько исписанных ровным убористым почерком страниц из папки, переданной ему Кировым. То, что он прочитал, было невозможно, невероятно и неправдоподобно. Нефть, газ, уголь, золото, серебро, медь, бокситы, уран и даже алмазы. С координатами и подробным описанием месторождений. И всё это на территории СССР. И отдельно - наименования и координаты месторождений по всему остальному миру. Если всё это правда, то это даёт просто огромные преимущества стране. Можно без всякой геологоразведки сразу отправлять на места людей и начинать добычу, заранее зная, насколько перспективно месторождение.
        - Это передал мне тот парень, который спас меня в Ленинграде, а потом, ещё дважды, в Торжке. - Кирова связывали со Сталиным дружеские отношения, и он мог в присутствии вождя говорить вполне свободно, без какого-либо пиетета. - По его словам, у него есть ещё очень много данных, которые будут полезны для страны.
        - И откуда у него появилась эти самые данные?
        - По его словам, которым я склонен верить, он попал к нам из будущего. Из будущего параллельного мира, полностью идентичного нашему. И всё, написанное им здесь, - Киров кивнул на лежащую на столе папку, - это разведанные месторождений по состоянию на две тысячи двадцатый год.
        - Чушь!!! - вскипел Сталин. - Мальчишка начитался Уэллса и попросту свихнулся головой. Всё это просто противоречит науке, а вам, товарищ Киров, он просто задурил мозги, пользуясь тем, что спас во время покушения. Да и с ним самим, и с этим покушением ещё предстоит крайне внимательно разобраться.
        - И всё же, товарищ Сталин, я ему верю. - Киров перешёл на официальный тон. - Слишком много деталей, связанных друг с другом, он рассказал. Такое не выдумать. А его способности просто не поддаются какому-либо объяснению.
        - И что же он вам, товарищ Киров, сказал? - Сталин не сдержал сарказма и, пыхнув трубкой, прищурившись, посмотрел на старого партийного товарища.
        - Будет война. С немцами. Война страшная и долгая. Погибнет почти тридцать миллионов человек только с нашей стороны. Немцы дойдут до стен Москвы, но будут отброшены, и победа будет за нами. Потом мы будем первыми в космосе. Будет много побед и свершений, но в девяносто первом году Советский Союз распадётся на отдельные республики и исчезнет… - Последние слова Киров проговорил чуть слышно.
        - Что?!! - резко обернувшись, Сталин повысил голос. - Как ты, Сергей, мог такому поверить? - Сталин уже просто орал, швырнув трубку на стол. - Это же явная провокация!!!
        - Коба, - Киров сказал, глядя прямо в глаза собеседнику, - я ему верю. Верю полностью и безоговорочно. Я прекрасно понимаю, как это всё звучит, но он говорил правду.
        - Ну, хорошо… - Хозяин кабинета начал заметно успокаиваться. Всё же характер он имел железный и умел обуздать свои эмоции. - Ты готов за него поручиться?
        - Да, готов полностью. Я видел его глаза, когда он стоял и смотрел на знамя над Кремлём. Такие эмоции не сыграешь. Это наш, советский человек, хоть и попал к нам из капиталистического мира.
        - Он с тобой приехал?
        - Да, ждёт в приёмной.
        Сталин подошёл к столу и поднял трубку телефона:
        - Товарищ Поскрёбышев, пригласите товарища Головина.
        Кабинет Сталина был мне знаком по старым советским фильмам. Не знаю, здесь снимали или в павильоне строили декорации, но сходство было полным. Стены, обшитые дубовыми панелями, большой стол для заседаний, покрытый зелёным сукном, красная дорожка из чистой шерсти и дровяная печь в углу кабинета. Всё довольно аскетично, хотя кабинет очень просторный.
        Сам хозяин кабинета стоял у своего рабочего стола и пристально смотрел на меня.
        - Здравствуйте, товарищ Сталин!
        Я промолчу о том, какие эмоции переполняли меня в тот момент. Я видел перед собой личность. Пожалуй, одного из самых величайших правителей России за всю её историю. Но… Что происходит?!. Я не вижу его ауру! Вообще не вижу. Подобное было с китайцем Шэн-ли, но он мало того что был одарённым, так ещё и проходил многолетнее обучение управлению энергией Ци. А где и когда успел этому обучиться Сталин? Или это врождённая способность?
        - Почему мы должны этому верить? - Сталин указал на лежащую перед ним папку.
        Вот так, ни здрасьте вам, ни проходите-присаживайтесь. Сразу и по делу.
        - Наверное, потому, товарищ Сталин, что написанное там является правдой, которую легко проверить. Достаточно отправить ближайшую геологоразведочную партию по любым указанным координатам.
        - А если предоставленные вами данные не подтвердятся?
        Ну хоть на вы, это уже обнадёживает.
        - Подтвердятся, товарищ Сталин. Здесь собраны данные по всем разведанным месторождениям до две тысячи двадцатого года. Вся информация было тщательно проверена.
        - Это хорошо, что вы так в этом уверены, товарищ Головин.
        Во, товарищ, а это уже совсем хорошо.
        - Так, значит, вы попали к нам из будущего?
        - Не совсем из будущего. Скорее, из будущего параллельного мира.
        - И у вас есть материальные подтверждения этому? - Сталин достал из лежащей на столе коробки папиросу и, прикурив, сквозь дым посмотрел ироничным взглядом.
        - Перемещение материальных объектов невозможно. Не хватит энергии для стабилизации. Можно переместить лишь сознание с накопленными знаниями, и то при соблюдении некоторых условий, - как можно увереннее ответил я.
        - Значит, кроме вот этого, - Сталин постучал пальцем по папке, - больше никаких доказательств у вас нет?
        - Кроме этого и тех знаний, что я принёс с собой, больше никаких. - Что-то разговор перестаёт мне нравиться.
        - А может, вы просто мистификатор, товарищ Головин? Получили каким-то образом некие сведения по геологоразведке, добавили своих выдуманных, задурили голову товарищу Кирову и теперь пытаетесь втереться в доверие, рассказывая небылицы? Может, и покушение на товарища Кирова было инсценировкой для достижения этой цели? Что вы на это скажете?
        Не успел я сказать и слова, как на столе зазвонил телефон. Сталин поднял трубку, выслушал, что ему говорят, и бросил одну фразу:
        - Пусть войдёт.
        Спустя пару мгновений в кабинет вошёл человек с усами-щётками на лице, знакомый по старым фотоснимкам. Генрих Ягода. Народный комиссар внутренних дел СССР.
        - Здравствуйте, товарищ Сталин! - Ягода подобострастно вытянулся в струнку, предварительно бросив косой взгляд в мою сторону.
        - Вам есть что доложить по делу о покушении на товарища Кирова, товарищ Ягода?
        Сталин раздавил окурок папиросы в пепельнице и взялся за лежащую на столе курительную трубку.
        Слишком много курит, а это не хорошо. Он мне нужен живым и здоровым как можно дольше. Да и не только мне, а всей стране. Надо будет с этим что-то делать.
        - Да, товарищ Сталин. Предварительные материалы следствия уже готовы. Есть все основания полагать, что за покушением стоит Троцкий и его сторонники. Жена покушавшегося уже арестована и даёт показания. Также арестованы пилоты самолёта, которым летел товарищ Киров и который разбился в Торжке. Они, несомненно, также являются соучастниками покушения.
        М-да. Чешет как по писаному. И ведь всё верно говорит. Вот только жена Николаева, Мильда Драуле, скорее всего, даже и не подозревала своего мужа в чём-то таком, а пилоты так вообще ни при чём.
        Аура у Ягоды была чистая. Ну как чистая? Без чёрной паутины. Чистоты-то там не было ни капли. Я уже понял, что паутина на ауре имеется лишь у исполнителей нижнего уровня. Расходный материал, так сказать. Ягода же явно не был простой пешкой, хотя и более сильной фигурой его назвать сложно. Было, было у него чувство тревоги, когда он посматривал на Кирова и на меня. Вот уж кого он точно не ожидал увидеть в этом кабинете. Уверен, ему успели доложить о моей роли в предотвращении покушения. Уж больно заметен я в своём костюмчике.
        Сталин уже хотел что-то сказать, когда я резко подошёл к Ягоде и с улыбкой на лице протянул ему руку, которую он автоматически пожал.
        - Спасибо! Спасибо, Генрих Григорьевич, за отлично выполненную работу.
        На лицах Сталина и Кирова застыло изумление от моей наглости. А у меня сработал Контакт.
        Мои предположения полностью подтвердились. Связан Ягода с орденом иллюминатов, хоть и не напрямую, а через куратора. А куратор у него - уже известный мне брат Клаус, через которого он и получает указания. Сам же Ягода боится до дрожи в коленях. Боится вызвать недовольство ордена, боится не угодить Сталину, боится… Да всего он боится. А уж сколько ещё мерзости в нём. И стяжательство, которым, кстати, грешат почти все чиновники, и порнография, которой у него забиты целые стеллажи. Есть даже резиновый член, как жемчужина коллекции. А ещё презрение ко всем, кто ниже рангом, к самой главенствующей сейчас марксистской идеологии.
        Мне вдруг со страшной силой захотелось встать под душ и тереться долго-долго самой жёсткой мочалкой, чтобы смыть с себя то чувство гадливости, которое я испытал. Ну и, как вишенка на торте, маленький карманный браунинг, который он всегда носил с собой. И даже к Сталину пришёл с оружием, что было строжайше запрещено.
        Я так же с улыбкой отошёл от Ягоды.
        - Вам привет от брата Клауса, гражданин Ягода.
        Мгновение ступора, Ягода резко выхватывает из кармана пистолет и… застывает в оцепенении с наполовину поднятым оружием.
        - Вот, познакомьтесь, товарищи, с одним из агентов ордена иллюминатов, уже больше двухсот лет действующего против России. - Я повернулся лицом к Сталину.
        - Объяснитесь, товарищ Головин, что всё это значит. - Сталин ткнул рукой с трубкой в сторону застывшего как статуя Ягоды.
        - Разреши я объясню, Коба, - вмешался Киров. - Насколько я понимаю, Ягода был завербован теми, кто устроил все эти покушения на меня. А сейчас он решил разделаться и с тобой. Ты был прав, Виктор… - Киров тяжело вздохнул. - Нужно чистить и чистить, и по жёсткому варианту.
        - А с этим что? - Сталин кивнул в сторону Ягоды.
        - А он парализован, товарищ Сталин. Это одна из моих способностей, появившихся в результате переноса.
        - Одна из?
        - А у него много талантов, Коба, - хохотнул Киров.
        - А можно этого, - последнее слово Сталин словно выплюнул, - как-то разморозить? Его необходимо арестовать, доставить в камеру и допросить как следует.
        - Боюсь, товарищ Сталин, что в этом случае он не проживёт и часа. Ордену свидетели и провалившиеся агенты не нужны. - Я был на сто процентов уверен в своих словах. Скорее всего, Ягода не успеет живым покинуть даже территорию Кремля. - Его нужно допрашивать здесь и сейчас. А протокол пусть ведёт товарищ Поскрёбышев. Он полностью верен вам, так же, как и Власик.
        - А если этот, - снова жест в сторону неподвижного Ягоды, - откажется говорить?
        - А он не откажется, товарищ Сталин. Ну что, гражданин Ягода, - обратился я к живой статуе, - будешь каяться? Если согласен, я разрешаю тебе кивнуть головой.
        Ягода судорожно кивнул, глядя на меня полными ужаса глазами. Сталин тем временем выглянул в приёмную и вскоре вернулся обратно в сопровождении своего секретаря и начальника охраны. И если Поскрёбышев отнёсся ко всему увиденному в кабинете Сталина достаточно спокойно, во всяком случае вида не показал, то Власика чуть удар не хватил, когда он увидел Ягоду, застывшего с наполовину поднятым пистолетом.
        Ягоду тщательно обыскали вызванные Власиком его подчинённые, забрали оружие, документы, сняли ремень, однако с места сдвинуть так и не смогли.
        - Товарищ Головин, может, его куда-нибудь усадить? - Сталин наконец-то раскурил трубку и слегка махнул ею в сторону Ягоды.
        - Пусть постоит, товарищ Сталин. Чай не барин. Встать сюда, отвечать на вопросы, - приказал я уже, судя по всему бывшему главе НКВД и указал на место перед столом для заседаний.
        Ягода сделал несколько шагов, причём двигался так, словно был весь из дерева, и остановился, где ему было указано.
        - Вы, товарищи, общайтесь, - обратился я к Сталину с Кировым, - а мне бы чайку погорячее. И можно с каким-нибудь бутербродом, - уже до конца обнаглел я.
        - Распорядитесь, Александр Николаевич, - кивнул Сталин Поскрёбышеву, - и возвращайтесь. Будете вести протокол допроса.
        Допрос Ягоды шёл больше трёх часов. За это время я успел упиться вкусным чаем, наесться бутербродами с колбасой и икрой, почитать газеты. Да, прав был профессор Преображенский из «Собачьего сердца», когда говорил, что нельзя читать советские газеты до обеда. Всё излишне помпезно и в то же время тускло. Работать в этом направлении и работать. Пропаганда тоже оружие, и не самое слабое.
        Примерно через три часа из сталинского кабинета выглянул Поскрёбышев.
        - Товарищ Головин, вас просят зайти.
        В кабинете Сталин нервно ходил за спиной Ягоды, Киров сидел за столом, и перед ним стояла переполненная пепельница. Власик сидел чуть в стороне с бледным лицом. Увидев меня, Сталин резко остановился.
        - Товарищ Головин, сделайте так, чтобы этот мог ходить. Не нести же его до камеры на руках.
        - Он не доживёт до следующих суток, куда бы вы его ни поместили, товарищ Сталин. Не проще организовать ему некролог? Мол, от сердечного приступа прямо на боевом посту скончался… и так далее. Его арест сейчас может послужить сигналом к активным действиям заговорщиков.
        - Но он ещё многое может рассказать… - Сталин явно не хотел терять такой источник информации, как Ягода.
        - Думаю, что не так уж и много он знает. Не та фигура, чтобы быть посвящённым во все тонкости. Он - расходный материал, от которого избавятся сразу, как в нём пропадёт нужда. Вот брат Клаус, тот действительно знает много. И вспугнуть его никак нельзя.
        Сталин раскурил свою трубку и несколько раз прошёлся туда-сюда по ковру.
        - Что ты скажешь, Сергей? - обратился он к Кирову.
        - Я за некролог, Коба. Виктор прав, нам нельзя раньше времени разворошить весь этот клубок змей, и тем более никак нельзя упустить этого Клауса.
        В глазах Ягоды, который всё это слышал и прекрасно осознавал, застыл нечеловеческий ужас.
        - Как вы это предлагаете сделать, товарищ Головин? - Сталин с видимым удовольствием затянулся ароматным табаком, словно человек, только что принявший важное решение.
        - То есть вы, товарищ Сталин, согласны с моим предложением? - на всякий случай уточнил я.
        - Я нахожу ваше предложение своевременным… - Сталин вновь затянулся трубкой. - И товарищ Киров поддерживает ваше предложение.
        - Тогда вызывайте медиков. - Я быстро, пока Сталин не передумал, Силой остановил Ягоде сердце и в тот же миг рухнул на ковёр без сознания.
        В себя я пришёл от жжения в носу. Судя по положению, меня перетащили на диван, стоящий у стены, и теперь какой-то человек, совал мне под нос ватку, смоченную нашатырным спиртом.
        - Спасибо, доктор, я в порядке… - Я перехватил руку врача, когда он в очередной раз собирался подсунуть мне под нос своё химоружие.
        - Да, доктор, спасибо. Можете быть свободны. - Сталин со своей неизменной трубкой вошёл в поле зрения.
        Кстати, трупа Ягоды в кабинете уже не было.
        - Как вы себя чувствуете, товарищ Головин? - Чувствовалось, что спрашивал Сталин не из простой вежливости, а вполне искренне.
        - Спасибо, товарищ Сталин, жить буду. Долго я?
        Ответил мне Киров, подойдя со стаканом воды:
        - Почти час. На вот, выпей… - Он протянул мне воду. - Чего это тебя, Виктор, так разморило?
        - Обратный эффект от убийства разумного таким способом, - ответил я, залпом выпив воду и взглядом попросив ещё.
        Сталин жестом остановил Кирова, повернувшегося было за графином с водой, прошёл в дверь за своим столом и вернулся оттуда с глиняным бутылём.
        - Это, товарищ Головин, будет лучше, чем вода. Это вино мне из Грузии прислали… - Он наполнил стакан бордовой жидкостью и протянул мне.
        Офигеть! Сталин сам мне вино наливает, своими руками. Хотя… Дракон я или нет?.. Правильно, Дракон. А нас, Драконов, надо из рук кормить, иначе мы озвереть можем. Такие вот мы забавные зверушки.
        - Будем жить! - Я отсалютовал стаканом с вином и с удовольствием выпил очень даже вкусный напиток.
        Я и в той жизни в плане выпивки был довольно привередливым. Нет, мог и водочки выпить, и самогоночкой не брезговал, но только хорошо очищенной и хорошего качества. А уж хорошее вино почитал перед всеми другими алкогольными напитками.
        - Правильный тост, товарищ Головин. Будем жить и бороться. Жить и с каждым прожитым днём делать нашу страну ещё более сильной и процветающей! - Сталин как-то по-отечески улыбнулся.
        - Собираемся. Едем на дачу. - Добрый дядюшка вновь превратился в главу государства. - Надо ещё решить, кого ставить наркомом вместо Ягоды.
        - Один вопрос, товарищ Сталин. Ягода сказал, кто такой этот брат Клаус?
        - Нет, - резко и раздражённо ответил Сталин, - не назвал. Каждый раз, когда ему задавали этот вопрос, он впадал в ступор и не мог произнести ни слова. Поэтому я был против его смерти. Теперь мы окончательно потеряли единственную ниточку к этому Клаусу.
        - Не потеряли. Брат Клаус - это Хрущёв.
        - Никита?! - с изумлением одновременно спросили Сталин с Кировым, резко обернувшись ко мне.
        - Ви отдаёте себе отчёт, товарищ Головин, в том, чито ви сейчас говорите? - Акцент в речи Сталина стал очень заметным. - Хрущёв - скоморох. Какой из него агент какого-то там ордена?
        - Этот, как вы говорите, скоморох, станет после вас руководителем государства, обвинит вас в культе личности на Двадцатом съезде партии в феврале пятьдесят шестого года и во всех промахах и поражениях. По его приказу будет применено оружие против людей, вышедших на защиту вашей памяти в Тбилиси в том же пятьдесят шестом году, в Новочеркасске в шестьдесят втором будет расстреляна демонстрация рабочих, вышедших с требованием отмены повышения цен на продукты и возврата сниженных ранее расценок за труд.
        Именно им будет осуществлён переход к принципу несменяемости кадров, при котором в стране появится правящая элита, ставшая впоследствии правящим классом, практически неподсудным никаким законом. Органам прокуратуры, внутренних дел и госбезопасности было категорически запрещено проводить какие-либо оперативные мероприятия по отношению к представителям правящей элиты.
        Там, откуда я прибыл, многие считают, что именно с него начался процесс развала СССР. Были, конечно, и у него положительные деяния. При нём был запущен в космос первый искусственный спутник Земли, первый космонавт планеты тоже был советским, было начато массовое строительство жилья для граждан, был принят закон о всеобщем пенсионном обеспечении, распространённый и на колхозников, размер пенсии вырос, экономику значительно переориентировали в сторону интересов граждан.
        - Чушь! - Сталин был очень раздражён. - Никита на такое не способен. Он исполнитель, но никак не тот, кто может быть первым руководителем.
        - Коба, послушай, - вступил в разговор Киров, - тебе ведь неоднократно говорили, что Хрущёв только изображает простачка и рубаху-парня. Он троцкист, не забывай об этом, а троцкисты все лицедеи. Так что я, как уже говорил, Виктору верю. Поверь и ты.
        - Всё, едем. - И Сталин ткнул мне в грудь своей трубкой. - Там вы, товарищ Головин, нам с товарищем Кировым всё самым подробнейшим образом расскажете, а мы уже примем нужное решение.
        Ближняя дача Сталина встретила нас начинающейся метелью. За окнами завывал декабрьский ветер, а в гостиной, в которой мы сидели втроём, было жарко от царящего в ней напряжения.
        Сталин достал из коробки папиросу «Герцеговина флор», прикурил и, обращаясь ко мне, приказал:
        - Рассказывайте, товарищ Головин, всё самым подробнейшим образом.
        - Товарищ Сталин, боюсь, что если рассказывать всё подробно, то это займёт слишком много времени, а его у нас не так уж и много.
        - У нас? - Сталин слегка улыбнулся сквозь усы.
        - У нас, товарищ Сталин. Именно у нас. Я себя от Советского Союза не отделяю. Это моя Родина, и я её однажды уже потерял. Повторения я не хочу и сделаю для этого всё от меня зависящее.
        - Ну, хорошо. Подробно мы ещё с вами, товарищ Головин, побеседуем позднее. А сейчас расскажите всё, что вам известно об этом ордене иллюминатов и о Хрущёве в частности.
        - Об ордене я впервые узнал от Николаева, покушавшегося на Сергея Мироновича. Вернее, что-то мельком я читал ещё там, в другом мире-времени, но то были лишь отрывочные сведения, часто просто выдумки. Да и не интересовало это меня особо.
        - Подожди, Виктор, - перебил меня Киров, - но ты же с Николаевым вообще не разговаривал.
        - Это тоже одна из моих способностей. Я могу при непосредственном контакте считывать память других людей.
        Сталин с Кировым переглянулись.
        - Не вашу, товарищ Сталин. Я вашу ауру, то есть некую энергетическую оболочку, которая окружает всё живое и разумное и которую ещё называют душой, вообще не вижу. Вы словно под какой-то защитой находитесь. Я такое видел лишь однажды, но там человек мало того что был одарённым в этом плане, так ещё и полжизни этому учился.
        - А мою? - настороженно спросил Киров.
        - А вашу вижу. И, уж прошу меня простить, память тоже могу прочесть, хотя и глубоко не лез. Мне достаточно того, что вы преданы СССР и товарищу Сталину, которого считаете своим другом и за которого, если надо будет, готовы жизнь отдать.
        - Об этом мы тоже потом поговорим более подробно, - Сталин затушил папиросу в пепельнице, - а сейчас продолжайте об этом ордене и о Хрущёве.
        - Когда я считывал память Николаева, то увидел, как при нём состоялся разговор между Хрущёвым и неким братом Юлиусом, которого я не смог опознать. Николаев в тот момент находился под каким-то воздействием, при котором его программировали на убийство товарища Кирова, но, видимо, это воздействие было недостаточно сильным, и что-то неосознанно сохранилось в памяти.
        Этот самый Юлиус назвал Хрущёва братом Клаусом, поздравил с повышением в ордене до ранга подмастерья. Кроме того, вскользь был упомянут некто брат Бонапарт, который должен осуществить военную часть переворота. Его тоже повысили до ранга минер-вала. По косвенным признакам могу лишь предположить, что этот самый Бонапарт не кто иной, как Тухачевский. В той, моей истории он тоже был замешан в подготовке переворота, был арестован и расстрелян в тридцать седьмом году.
        Также из разговора между Хрущёвым и Юлиусом я узнал, что убийство вашей жены, Надежды Аллилуевой, и попытка убийства Кирова - всё это звенья одной цепи, призванной вывести вас из себя и таким образом принудить начать массовые репрессии. А уж сделать их по-настоящему массовыми и кровавыми должен был именно Ягода. Естественно, всю вину за них впоследствии переложили бы на вас, что и было сделано в моём времени.
        Сталин побелевшими пальцами буквально впился в подлокотники кресла, в котором сидел, и смотрел на меня жёстким взглядом, от которого хотелось куда-нибудь спрятаться.
        - Надежда предала меня, покончив с собой, - прошипел он сквозь зубы.
        - Не всё так однозначно, товарищ Сталин. Однако окончательно всё прояснить может лишь Хрущёв и этот самый Юлиус.
        Сталин вдруг как-то поник в кресле. Передо мной сидел не жёсткий глава государства, готовый для блага страны послать на смерть любого, включая своих близких, а уставший человек, который взвалил себе на плечи непомерный груз.
        - Ти знаешь, Виктор, а я тебе вэрю, - Сталин говорил тихо, с чуть заметным акцентом. - Когда-то я учился в семинарии и там повстречался с одним старым, можно сказать, древним монахом. Он остановился напротив меня, долго смотрел мне в глаза и сказал, что мне суждено править империей, но императором я не буду. Что придётся пройти через море крови, войны и страдания. Что однажды ко мне придёт белый змей, и если я не приму его помощь и советы и не поверю ему, то через годы всё созданное мной рассыплется прахом. А чтобы враги не могли нанести мне вред, он закрыл для всех мою душу. Так сказал тот монах. Только мне не совсем понятно, почему змей? То, что белый, я по твоему костюму вижу.
        - Змей, Змий, Дракон… - Я хохотнул. - Китайцы в Чите назвали меня земным воплощением Великого Красного небесного Дракона Тяньлуна, который защищает богов и их чертоги.
        - И что же Красный Дракон в белом нам посоветует? - Сталин слегка усмехнулся своим словам. - И называй меня по имени-отчеству. Товарищ Сталин - это слишком официально.
        - Спасибо, Иосиф Виссарионович. Тогда и вы меня называйте по имени. А посоветовать я могу лишь не торопиться. Нужно поднять по тревоге как минимум курсантов кремлёвских пулемётных курсов и дивизию имени Дзержинского. Тем более повод для этого есть. Также нужно немедленно вызвать сюда Будённого и Ворошилова. И, уж прошу простить меня, но все ваши контакты с кем-либо в ближайшее время должны проходить только в моём присутствии и в присутствии товарища Власика. Опасность покушения на вас слишком велика. Аресты Хрущёва и Тухачевского провести уже после похорон Ягоды.
        - Я с тобой, Виктор, полностью согласен… - Сталин встал и прошёлся по гостиной. - А ты, Сергей, что скажешь?
        Киров, побарабанив пальцами по столу, кивнул каким-то своим мыслям.
        - Я тоже согласен с Виктором, Коба. Особенно в том, что касается твоей безопасности.
        - А как у вас там, - Сталин махнул рукой с зажатой в ней трубкой куда-то себе за спину, - развивались дальнейшие события? Можно кратко. Подробно мы ещё обо всём побеседуем позднее.
        - Если кратко, то после убийства Кирова, - на этих словах Кирова непроизвольно передёрнуло, - в стране начались массовые репрессии. Проводил их Ягода. В тридцать шестом году его сняли с должности наркома внутренних дел, а в тридцать восьмом расстреляли. После него наркомом стал Ежов, который, то ли сам будучи адептом ордена, то ли просто для того, чтобы выслужиться, лишь ещё больше раскрутил маховик репрессий. Многих арестовывали без каких-либо оснований, лишь по чьим-то доносам. К слову сказать, Троцкий писал своим последователям в СССР, что в случае ареста они должны оклеветать как можно больше честных и преданных стране специалистов и военных и тем самым ослабить Советский Союз.
        Ежов был наркомом до тридцать восьмого года. В тридцать девятом его также расстреляли, и наркомом стал Лаврентий Павлович Берия. При нём масштабы репрессий резко сократились. Были пересмотрены многие дела, и около двухсот тысяч человек вышли на свободу только в тридцать девятом - сороковом годах. Многие были полностью восстановлены в правах. Впоследствии Берия курировал все важнейшие разработки и исследования, в том числе создание самого мощного атомного оружия. Многие в моём времени называли его самым эффективным менеджером всех времён. В том варианте истории он был расстрелян по приказу Хрущёва после вашей смерти. Это если излагать кратко.
        - Невесёлую картину вы нам нарисовали, товарищ Виктор. - Сталин глубоко затянулся трубкой. - Получается, что нам нужно срочно вызывать товарища Берию из Грузии, и пусть он принимает наркомат.
        - Я думаю, Иосиф Виссарионович, что пока этого делать не нужно. Если позволите, то на пост наркома внутренних дел я бы посоветовал поставить товарища Кирова и начать реорганизацию ведомства. К этому пришли в начале сорок первого года, буквально накануне войны, и разделили НКВД, собственно, на сам Наркомат внутренних дел и на Наркомат государственной безопасности. Структуры ведомств у меня есть, и я их подробно распишу. А товарища Берию назначить одним из ваших заместителей, курирующим важные разработки и стройки.
        - Я считаю, что ваше предложение, товарищ Виктор, - Сталин ткнул трубкой в мою сторону, - стоит хорошенько обдумать. А кем вы видите себя в сложившейся обстановке?
        - А себя я вижу в качестве советника, скажем, по культуре. Буду приучать к культурному поведению отдельных граждан как Советского Союза, так и других государств. Ну и хотел бы заняться другим мощнейшим оружием, пропагандой. Здесь, - я постучал пальцем себе по лбу, - хранится очень много по-настоящему хороших и патриотических песен, книг, фильмов. Этого хватит на долгие годы. Да и методы пропаганды шагнули далеко вперёд.
        Сталин долго, задумчиво смотрел на меня. Затем, что-то решив, выпустил клуб ароматного дыма и сказал:
        - Я подумаю о том, какую должность вам дать, товарищ Виктор.
        - Есть ещё один вопрос, который необходимо прояснить. - Сталин подошёл к столу и взял в руки папку с моими записями. - Вот это бесценно, но в этом мире всё имеет свою цену. Что вы, товарищ Головин, хотите за переданную вами информацию по месторождениям?
        - Товарищ Сталин, - я тоже перешёл на официальный тон, - эта информация - лишь малая часть того, что я принёс с собой, и всё это я передаю моей Родине, Советскому Союзу, абсолютно безвозмездно. Единственная просьба - это позаботиться о моей сестре в случае, если со мной что-либо случится. Она сейчас находится в Ленинграде, в семье моей, надеюсь, будущей невесты.
        - Невесты? - переспросил Киров, а Сталин, всплеснув руками, только воскликнул:
        - Ай, молодец! Уже и невесту себе успел найти! - Затем, подойдя ко мне, положил руку мне на плечо и, глядя в глаза, твёрдо пообещал: - Спасибо тебе, товарищ Виктор. Страна не забудет, что ты уже для неё сделал. А за сестру и невесту не волнуйся, о них мы с товарищем Кировым позаботимся, хотя я надеюсь, что этого не придётся делать. А сейчас иди отдыхай. Нам ещё предстоит многое сделать. Когда начнут прибывать вызванные товарищи, я тебя позову.
        Глава 10
        Для отдыха мне выделили просторную комнату, обставленную довольно скромно. Диван, пара кресел, стол с письменными принадлежностями и стопкой чистых листов бумаги, пара стульев. Я сел на диван, откинувшись и вытянув ноги, и, неожиданно для самого себя, уснул. Последние двое суток выдались совсем не простыми, да и небо на востоке уже начало сереть. Утро, однако.
        Проснулся я лежащим на диване и укрытым простым солдатским одеялом. Блин, это что, я даже не среагировал на того, кто заходил в комнату? Хотя такое возможно лишь в том случае, если аура вошедшего закрыта от меня. А такого человека я знаю лишь одного. Это что же, получается, что Сталин зашёл и укрыл меня одеялом?
        Проспал я, судя по часам на стене, почти четыре часа. Выспался по полной. Решил немного размяться.
        На улице стояла ясная, морозная погода. А надо сказать, что ещё в Чагояне я обратил внимание на то, что ни мороз, ни жара не доставляют мне теперь особого дискомфорта. Нет, я прекрасно чувствую и жару, и холод, но, как говорится, без последствий.
        Выскочив на улицу по пояс голым, я начал выполнять комплекс «24 формы тайцзицюань», чем вызвал интерес у охраны. Несколько бойцов стояли чуть в стороне и негромко комментировали происходящее.
        - Парни, не желаете размяться? - спросил я, закончив разминку.
        Охранники переглянулись, и один из них, скинув шинель, вышел ко мне. Ну что могу сказать? Подготовлены ребята неплохо, но как-то однобоко. Больше как самбисты. Повалял я их знатно. И один на один, и двое, и трое на одного.
        В самый разгар веселья с крыльца раздался голос Сталин:
        - Товарищ Виктор, вам не холодно?
        Сталин стоял на крыльце, одетый в полушубок и зимнюю шапку, а из-за его спины Власик показывал кулак своим подчинённым, вытянувшимся по стойке смирно.
        - Нет, товарищ Сталин, даже жарко. Вот, с ребятами согрелись и размялись.
        - Как я видел, разминались и грелись больше вы, а они сугробы измеряли, - сказал Сталин с улыбкой.
        - На самом деле подготовка у них хорошая, но не против меня. Позаниматься парням ещё можно. Как говорится, нет предела совершенству. - Я обтёрся протянутым кем-то из обслуги полотенцем.
        - Идёмте завтракать, Виктор. - Сталин глубоко вдохнул свежий морозный воздух. - Скоро должны подъехать Будённый с Ворошиловым. Нужно, чтобы вы с ними познакомились поближе. - Он особо выделил последнее слово. Что и понятно: хочет проверить их с моей помощью.
        Ворошилов и Будённый приехали вместе. Зайдя в гостиную, они поздоровались со Сталиным и остановились, ожидая приглашения пройти. При этом оба достаточно внимательно, хоть и не явно, смотрели на меня, стоящего рядом со Сталиным. Ауры у обоих были чистыми.
        Сталин с лёгкой усмешкой смотрел на них, раскуривая трубку.
        - Вот, товарищи, познакомьтесь. Это товарищ Головин Виктор. Мой, так скажем, советник по ряду вопросов.
        Я подошёл к ним и протянул руку для приветствия.
        - Здравствуйте, товарищи.
        Контакт. Уф, слава богу, наши. Оба преданы Сталину, хотя и не без своих тараканов в голове.
        Вернувшись на своё место, я чуть заметно кивнул Сталину. И если Ворошилов этого кивка не заметил или сделал вид, что не заметил, то вот Будённый стал смотреть на меня уже оценивающе, пытаясь, видимо, понять, как изменится расклад сил в окружении Сталина с моим появлением.
        Когда все расселись, Сталин задал вопрос Ворошилову:
        - Клим, что можешь сказать о своём заместителе, о Тухачевском?
        Вопрос Ворошилова явно удивил. Он, видимо, думал, что речь пойдёт о смерти Ягоды и организации его похорон.
        - Этот Тухачевский - карьерист и прожектёр, Коба. - Видно было, что Ворошилов с удовольствием сплюнул бы, если бы не обстановка. - Его давно пора убирать с должности. Его прожекты могут нас буквально без штанов оставить.
        - А ты что скажешь, Семён? - Сталин кивнул в сторону Будённого.
        - А что тут говорить? - Будённый расправил свои легендарные усы. - Прав Клим. Много каких-то непонятных изобретателей натащил Тухачевский, и все с какой-то несуразицей лезут, только денег им давай. Транжирит средства попусту.
        В этот момент я почувствовал чье-то присутствие за дверью. Видимо, мой взгляд в сторону двери не остался незамеченным Сталиным.
        - Это, наверное, товарищ Молотов приехал.
        Наше своеобразное безмолвное общение вновь не осталось незамеченным Будённым.
        Я встал навстречу входившему Молотову и сразу протянул ему руку для приветствия.
        - Здравствуйте, товарищ Молотов.
        Аура у него также была чистой. Он на мгновение опешил, перевёл взгляд с меня на чуть улыбающегося Сталина, которого моё нахальство откровенно забавляло, и пожал протянутую руку.
        Контакт. Этот тоже свой. И также скелетов в шкафу у него более чем предостаточно. Я, как и прежде, чуть заметно кивнул Сталину и сел на своё место рядом с Кировым, который тоже с едва заметной улыбкой смотрел на весь этот цирк.
        Мои переглядывания со Сталиным на этот раз заметил Ворошилов.
        - Коба, а что, собственно, происходит? И кто на самом деле этот юноша?
        - Этот, как ты выразился Клим, юноша на самом деле мой советник. А ещё он ключевая фигура в том деле, которое нам предстоит совершить. А дело это особой государственной важности. - Сталин на мгновенье спрятался за клубами табачного дыма. - О текущей, - он выделил последнее слово, - ситуации нам товарищ Головин сейчас доложит. Так же как и о роли Тухачевского и Хрущёва. Можете докладывать с места, товарищ Виктор.
        Сталин сел в своё кресло и придвинул к себе пепельницу. Я встал и отправил и без того безупречно сидевший на мне белый френч.
        - Спасибо, товарищ Сталин, мне удобнее стоя. Начну издалека. Более двухсот лет назад в Европе был образован так называемый орден иллюминатов. Цель себе они поставили ни много ни мало как власть над миром. Из года в год они вербовали себе адептов из числа приближённых к власти в разных странах. Сталкивая эти страны в войнах, провоцируя политические и экономические кризисы, они постепенно шли к своей цели. И вот однажды пришло время обратить им взор на поднимающуюся Россию с её необъятными просторами и несметными ресурсами. Военные методы не сработали, тогда был устроен государственный переворот, в результате которого русский царь отрёкся от престола, и страной начали править послушные марионетки из числа Временного правительства.
        Планировалось разделить территорию России на сферы влияния. Однако, совершенно неожиданно для иллюминатов, власть в стране взяли в свои руки большевики под руководством Ленина, и план по расчленению России рухнул. Удалось лишь отделить незначительные территории. Тогда орден задействовал своего агента влияния в России Троцкого. Но и тут ничего не получилось, и Троцкий был вынужден бежать к своим кураторам. Однако в СССР осталось достаточно много как адептов ордена, так и завербованных ими.
        Проблема состоит в том, что орден владеет методикой воздействия на мозг и сознание человека. Это позволяет создавать из людей послушных марионеток. Одна из таких марионеток пыталась убить товарища Кирова в здании Смольного, ещё двое марионеток под видом пилотов должны были устроить катастрофу самолёта, на котором мы с Сергеем Мироновичем летели в Москву. Все они были ликвидированы.
        А теперь касаемо сложившейся на данный момент ситуации. Дело обстоит таким образом, что умерший Ягода был на самом деле одним из агентов ордена. После попытки убить товарища Сталина он был допрошен и ликвидирован. - На этих словах Ворошилов, Буденный и Молотов изумлённо переглянулись, но, увидев абсолютно спокойных Сталина и Кирова, вопросов задавать не стали. - В ходе допроса выяснилось, что есть ещё как минимум два высокопоставленных агента ордена в наших рядах. Это Тухачевский и Хрущёв. В их задачу входили организация и проведение в СССР государственного переворота с последующей передачей реальной власти людям ордена.
        - Товарищ Головин ещё не упомянул, что, в силу некоторых особенностей, распознать и противостоять адептам этого ордена может лишь он один, - произнёс Сталин спокойным голосом и принялся вычищать трубку.
        - Э… товарищ Сталин, а это не может быть дезинформацией? - Голос Молотова заметно дрожал.
        - Нэт! - Акцент Сталина стал очень заметен. - Вот протокол допроса этого… - Сталин выругался по-грузински и буквально швырнул папку с протоколом Молотову в руки. - Я вызвал их обоих в разное время, и вы все сможете убедиться в правдивости слов Виктора.
        Сталин несколько секунд помолчал, что-то обдумывая:
        - Виктор, будем работать, как с Ягодой.
        - Можно и как с Ягодой, товарищ Сталин, только вот постэффект от финала будет тот же. Так что придётся действовать по старинке, физическим методом, но тогда ковёр жалко.
        - Ничего, мы перейдём в подвал. Там есть винный погреб. Пусть думают, что мы Ягоду поминаем. И их сразу помянем… - Сталин бросил взгляд на Молотова, внимательно читающего откровения бывшего наркома внудел. - Вяче, готовься, будешь вести протоколы и на этих двух говнюков. - И, обратившись уже ко всем, приказал: - Пойдёмте, спустимся в подвал. Там продолжим. Тухачевский уже скоро должен подъехать. Он первый на очереди.
        Тухачевский зашёл в помещение винного погреба и остановился, с удивлением глядя на собравшихся и сидящих за столами. Аура у него была без чёрной паутины, а значит, зомбированной марионеткой он не был.
        - Вам уже сообщили, гражданин Тухачевский, что вы получили степень минервала?
        Вопрос Сталина, произнесённый абсолютно спокойно, вызвал у него чувство озноба. Поняв, что разоблачён, Тухачевский выхватил из кармана маленький пистолет и направил его прямо на Сталина. Однако выстрела не последовало. Он застыл как статуя, не в силах нажать на спусковой крючок.
        Сталин ухмыльнулся, глядя на обалдевших от увиденного Молотова, Ворошилова и Будённого. Киров, по-моему, уже привык к моим способностям и воспринимал всё спокойно, что, опять-таки, не укрылось от внимания того же Будённого.
        Я подошёл к стоящему Тухачевскому и вытащил пистолет из его пальцев. Карманный браунинг. Такой же, как был у Ягоды. Положив ладони ему на виски, я закрыл глаза. М-да. Может, и не такая же мерзость, как Ягода, но тоже близко к тому. Безумная, на грани маниакальной жажда власти.
        Был завербован орденом в 1915 году, когда находился в плену у немцев в Ингольштадте. Все эти годы верно и преданно служил иллюминатам, пообещавшим сделать его военным диктатором на одной из частей раздробленной России. Последний раз встречался с представителями ареопага ордена в 1932 году, когда посетил военные маневры в Германии. Тогда же получил от них задание активизировать подготовку к военному перевороту.
        Допрос Тухачевского шёл больше двух часов. В принципе это было лишним, так как всё, что знал он, теперь знал и я. Но сказанное непосредственно им имело больший эффект на собравшихся, а я потом, если будет необходимо, дополню. Тем более что я поставил Тухачевскому ментальную закладку, благодаря которой он просто не мог соврать или что-либо недоговорить. И вот все ответы на заданные вопросы получены. Осталось решить участь обвиняемого. Сталин посмотрел на своих соратников.
        - Высказывайтесь, товарищи.
        - Гхм. В связи с открывшимися обстоятельствами, я думаю, что суд вынесет ему высшую меру, - начал говорить Молотов.
        - Здесь его суд, - жёстко прервал его Сталин. - Здесь и судьи, и прокурор, и приводящий в исполнение. Прошу высказаться остальных.
        - Вышка, ети его… - Будённый шарахнул по столу кулаком.
        - Я за высшую меру. - Ворошилов был более спокоен.
        - Высшая мера. - Киров краток.
        - Какое будет ваше мнение, товарищ Головин? - Сталин обернулся ко мне.
        - А я - приводящий в исполнение, товарищ Сталин. Но я полностью согласен с собравшимися.
        - Значит, так и запишем. Высшая мера социальной защиты. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Пиши, товарищ Молотов. - Сталин кивнул будущему наркому иностранных дел.
        Всё это время Тухачевский стоял с полными ужаса глазами. Он просто не понимал, почему он не может пошевелиться и почему не может молчать, когда ему задают вопросы. Да даже увильнуть как-то от правдивого ответа не может. А тут ещё прямо при нём, без суда его приговаривают к расстрелу. У него ещё теплилась надежда, что когда его повезут в тюрьму, чтобы там привести приговор в исполнение, соратники смогут его отбить и освободить. Но надеждам не суждено было сбыться.
        - Виктор, может, всё же пригласим товарища Власика? - Сталин пристально посмотрел мне в глаза.
        - Иосиф Виссарионович, мне самому это не доставляет удовольствия, но чем меньше народа знает о том, что здесь происходит, тем лучше. Тем более что у Николая Сидоровича другие обязанности.
        - Ну, что же, тогда действуйте, товарищ Головин. - Сталин отошёл на несколько шагов.
        Я взял в руки пистолет, ранее отобранный мной у Тухачевского и, подняв его на уровень лба приговорённого, произнёс:
        - Именем Союза Советских Социалистических Республик…
        Выстрел из маленького пистолета прозвучал, как залп из гаубиц. Аура лежащего на полу погреба Тухачевского стремительно гасла.
        - Приговор приведён в исполнение, - спокойным голосом сказал Сталин. - Товарищ Молотов, зафиксируйте это в протоколе.
        Труп Тухачевского вынесли люди Власика, а мы в полной тишине остались ожидать прихода другого фигуранта. И Молотов, и Будённый, и Ворошилов были ошеломлены теми показаниями, что дал Тухачевский, и скоростью вынесения и исполнения приговора. Они с явно видимой опаской посматривали в мою сторону, пытаясь понять, какую роль я играю рядом со Сталиным. То, что я его карающий меч, они уже поняли.
        Хрущёв, лишь войдя в помещение винного погреба и увидев собравшихся, смотрящих на него явно недружелюбно, каким-то звериным чутьём сразу всё понял. Он бросился на колени и пополз к ногам Сталина, умоляя его простить. Я встал у него на пути и пинком отбросил от Сталина. Хрущёв, размазывая по лицу слёзы и сопли, сел прямо на полу и начал убеждать всех, что он специально втёрся в доверие к заговорщикам, чтобы выведать их планы и потом сообщить обо всём лично товарищу Сталину. Что он всегда был верным делу партии и лично её вождю, что готов искупить свою вину за то, что не успел доложить обо всём. В общем, зрелище было мерзким. И это было, похоже, не только моё мнение.
        - Заткнись, набичвари[14 - Набичвари - ублюдок (грузинское ругательство).], - прикрикнул на него Сталин. - Виктор, можешь узнать у него всё? Эту тварь слышать не хочу.
        Я молча кивнул в ответ и подошёл к корчившемуся на полу Хрущёву. Увидев меня, он тоже попытался начать целовать мои ботинки, но замер, парализованный. По-моему, я или переборщил, или, наоборот, уменьшил силу воздействия, потому что паралич явно не сказался на кишечнике, и по погребу поплыл характерный запах.
        Я брезгливо поморщился и положил ладони на виски того, кого уже никогда не назовут Кукурузником. Да что же вы за мерзкие такие все? Решено, после всего этого попрошусь у Сталина в баню и буду отмываться там до скрипа.
        Так, ну и что тут у нас? Завербован орденом в 1920-х годах. Был умело подведён к Кагановичу, которого за глаза называли серым кардиналом Сталина. С этого момента его партийная карьера начала стремительно расти. Учась в Промышленной академии в Москве, по заданию ордена познакомился с Надеждой Алилуевой, женой Сталина. С его подачи она поехала лечиться в Карлсбад в 1930 году, где за два месяца с ней пытались поработать люди ордена. Однако толком у них ничего не получилось. Хрущёв не знал, что именно Надежда должна была сделать, но его куратор Юлиус был явно недоволен. Сознание Надежды Алилуевой до конца боролось с внедрёнными закладками. Она стала раздражительной, часто ссорилась с мужем, не в силах сообщить ему обо всём, что с ней произошло, и в конце концов нашла единственный, по её мнению, выход. Покончила с собой, спасая тем самым свою семью.
        Что интересно, так это то, что и Хрущёв, и Тухачевский, оба считали себя главными в предстоящем перевороте. И оба смогли запечатлеть в память лицо этого самого брата Юлиуса. Жаль, настоящего имени его они тоже не знали. А в остальном все показания Тухачевского подтвердились полностью, и даже можно было добавить несколько дополнительных фамилий заговорщиков.
        Я отошёл от сидящего на полу Хрущёва и кивнул Сталину, давая понять, что свою работу сделал. Сталин оглядел своих соратников, с брезгливостью смотрящих на сидящего в вонючей луже Хрущёва, и молча кивнул мне в ответ.
        Я поднял всё тот же пистолет и второй раз за день произнёс фразу:
        - Именем Союза Советских Социалистических Республик.
        Все разъехались, получив указания. Киров отправился принимать Наркомат внутренних дел, Молотов - наводить порядок в Совнаркоме, Будённый с Ворошиловым - командовать войсками, обеспечивающими порядок в Москве, Ленинграде и других крупных городах, а мы со Сталиным сидели в его кабинете, и я рассказывал ему историю того, другого мира. Со всеми подробностями. Не раз и не два из уст Сталина вылетали самые грязные грузинские ругательства. Информацию о дате своей смерти в том мире он воспринял абсолютно спокойно, а вот рассказ о судьбе его детей его взволновал.
        - Значит, ни Яков, ни Василий меня не предали и не отказались от меня, даже ценой своей жизни?
        - Да, это так, Иосиф Виссарионович. Они оба до последнего вздоха были верны своему отцу.
        - А Светлана, как она могла так обо мне? - с горечью спросил Сталин.
        - Она винила вас в смерти матери. Думаю, что теперь всё будет по-другому.
        - Да, Виктор, ты прав. Теперь всё будет по-другому. - Сталин раскурил свою трубку. - Я хотел попросить тебя помочь Кирову разобраться с этим заговором. Надо побыстрее заканчивать с ним и начинать работать. Будешь числиться моим помощником и порученцем. Соответствующий мандат тебе выпишем.
        Следующие три недели слились в один сплошной бесконечный день. Я мотался с особой опергруппой по адресам заговорщиков. Производились аресты, допросы, в которых я участвовал. С моими способностями удавалось быстро получить всю информацию и свести риски при задержаниях до минимума. Хотя нескольких довольно серьёзных перестрелок избежать не удалось. В конце концов, мне просто надоело таскать пистолет в кармане, и я раздобыл в закромах НКВД белую портупею через плечо, белую кобуру и кольт М1911.
        А ещё мне выдали просто убойный мандат, в котором было сказано, что помимо того, что я являюсь помощником и личным порученцем Сталина и все мои приказы и распоряжения обязательны к исполнению, я ещё и обладаю правом внесудебного вынесения приговоров и приведения их в исполнение. И подписано всё это Сталиным, Молотовым, как председателем Совнаркома, наркомом внутренних дел Кировым, только что назначенным генеральным прокурором СССР Вышинским и председателем Верховного суда СССР Винокуровым. С такой ксивой я невольно вспомнил фильм «Судья Дредд». Там судьи имели такие же права, как у меня.
        В конце концов дошло до того, что мой безупречно белый наряд начали узнавать в совучреждениях, и при моём появлении там все буквально впадали в ступор. Кто-то даже называл меня за глаза личным палачом Сталина. Наивные. Я не палач, я Дракон, который чистит свой дом от мусора. И я в очередной раз в сопровождении опергруппы проходил в нужный мне кабинет и за шкирку вытаскивал того, кто был мне нужен.
        При всём при этом все материалы следствия были в открытом доступе. В центральных газетах были выделены целые полосы, на которых печатали выдержки из протоколов допросов, так что большинство воспринимало эти аресты положительно.
        К концу третьей недели, когда все, включая меня, буквально валились с ног, накал постепенно снизился. Основную массу заговорщиков и сочувствующих им удалось либо арестовать, либо ликвидировать. Также было, уже лично мной, ликвидировано больше двух десятков адептов ордена с чёрной паутиной в сознании. Эти отбивались до последнего и попортили нам много крови, сумев убить или ранить нескольких моих (о как, уже моих!) оперативников.
        Я был вызван на доклад в Кремль к Сталину. Самое интересное, что никто не потребовал у меня сдать оружие при входе. Так и зашёл в приёмную в белоснежном, идеально отглаженном костюме а-ля клерик тетраграмматона, в портупее с заряженным кольтом в кобуре.
        При моём появлении секретарь Сталина Поскрёбышев встал и поздоровался со мной:
        - Здравствуйте, товарищ Головин. Товарищ Сталин вас ждёт.
        Поздоровавшись в ответ, я прошёл в кабинет главы советского государства.
        - Здравия желаю, товарищ Сталин. Капитан госбезопасности Головин по вашему приказанию прибыл, - отрапортовал я, не забыв при этом по-гусарски прищёлкнуть каблуками.
        Буквально неделю назад вышло постановление правительства о разделении НКВД, собственно, на НКВД и Комитет государственной безопасности, а также Приказ о введении персональных воинских званий. В данном варианте это произошло раньше, и сами звания стали более упорядоченными. Погоны решили пока не вводить, но разговоры об этом уже ведутся.
        В НКВД руководить остался Киров, на КГБ поставили Наума Эйтингона и к нему заместителем - Всеволода Меркулова. Ну а мне присвоили звание капитана, чтобы, как выразился Сталин, я не чувствовал себя махновцем.
        - Вы, товарищ Виктор, прямо как на плац-параде, - Сталин усмехнулся себе в усы, - сразу видно дворянскую кровь.
        - Так я же князь, Иосиф Виссарионович. Простой советский князь. Вот и приходится соответствовать.
        - Это хорошо, что вы наш, советский князь. У нас в стране кого только нет, а вот своих советских князей только один-единственный. - Сталин откровенно смеялся. - Однако, товарищ Головин, - перешёл он на деловой тон, - пришло время заниматься другими, более важными делами. А с остатками заговорщиков, думаю, и без тебя справятся.
        Я внимательно ознакомился со списком той информации, которой ты владеешь, и пометил первостепенную по важности, которая необходима как можно быстрее. Так что пару дней тебе на отдых - и приступайте. Трое стенографистов будут в полном твоём распоряжении. Так будет и быстрее, и тебе проще. Сейчас подойдут ещё товарищи, обсудим вместе пару вопросов, и отдыхать. Двое суток, не меньше. Тут на днях товарищ Будённый хвалился своей баней. Думаю, что надо тебе напроситься к нему в гости.
        - Спасибо, непременно воспользуюсь предложением Семёна Михайловича.
        Я присел за стол в ожидании остальных. Через несколько минут один за другим вошли Молотов, Киров, Эйтингон, Калинин, Ворошилов и Будённый. Когда все расселись, Сталин попросил меня выйти из-за стола к нему. При этом у всех на лицах были улыбки. Явно что-то задумали, а Сталин тем временем продолжал:
        - Мы тут посовещались с товарищами, и есть мнение, что вас, товарищ Головин, надо наградить. - Сталин взял со стола папку и зачитал: - Совет народных комиссаров и Президиум Верховного Совета СССР постановили: за мужество и героизм, проявленные при спасении жизни одного из руководителей советского государства, наградить Головина Виктора Михайловича орденом Боевого Красного Знамени; за активное участие в предотвращении попытки государственного переворота и за проявленные при этом мужество и героизм наградить орденом Красной Звезды; за информацию особой государственной важности, доставленную с особым риском для жизни, присвоить звание Героя Советского Союза с вручением медали Золотая Звезда и ордена Ленина. Также за личное мужество и отвагу, проявленные при защите социалистического отечества, наградить медалью «За отвагу» за номером один. Поздравляю, товарищ Головин! - И Сталин крепко пожал мне руку.
        Остальные присутствующие встали и начали аплодировать. Михаил Иванович Калинин с доброй улыбкой подошёл ко мне с коробочками с наградами. Встала проблема, как ему их мне прикрепить. У меня же френч пуленепробиваемый, как оказалось. Кстати, такой же я сделал Сталину и Кирову. С наградами я разобрался просто. Я их Силой прикрепил на положенные места, и они стали практически одним целым с френчем. Всё, снять их могу только я, и больше никто.
        Закончив с размещением своего иконостаса, я чётко повернулся, встал по стойке смирно и твёрдым голосом сказал:
        - Служу Советскому Союзу!
        - Он всё правильно сказал, - прервал Сталин собравшегося уже сделать замечание Ворошилова, так как по действующему Уставу принято говорить «Служу трудовому народу». - Именно Советскому Союзу товарищ Головин и служит. Думаю, что скоро такая форма ответа будет прописана в воинских Уставах.
        Последовавшее за награждением совещание надолго не затянулось, и вскоре я вышел в приёмную.
        - Поздравляю с высокими наградами, товарищ Головин! - Поскрёбышев встал и протянул мне руку
        - Благодарю, Александр Николаевич. Вы позволите воспользоваться вашим телефоном?
        - Конечно, Виктор Михайлович, прошу вас.
        Поскрёбышев провёл меня в смежную с приёмной комнату, где сидели его помощники. Оттуда я набрал номер квартиры Стрельниковых в Ленинграде. На звонок никто не ответил, а у меня появилось какое-то чувство тревоги. Тогда я набрал номер нашей квартирной хозяйки, Суворовой Ирины Павловны. Трубку она взяла практически сразу, будто стояла рядом с телефоном.
        - Добрый день, уважаемая Ирина Павловна. Это ваш квартирант Виктор Головин вас беспокоит. Не могли бы вы оказать мне любезность и сообщить о моём звонке вашим соседям Стрельниковым. У меня, к сожалению, не получается до них дозвониться.
        - Ой, Виктор, здравствуйте. Я сейчас же непременно сообщу, не кладите трубку. Тут у нас такое творится, что не описать. Впрочем, вам сейчас всё расскажут. Ожидайте минутку.
        В трубку было слышно быстрые удаляющиеся шаги и хлопок двери. Меньше чем через минуту кто-то взял трубку, и заплаканный голос Ольги произнёс:
        - Витя, папу арестовали.
        Глава 11
        На стоящем рядом с телефоном столе лопнул стакан в подстаканнике. Так, спокойно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Урою, гадов. Узнаю, кто там в Питере такой не в меру ретивый, и живьём закопаю.
        - Оленька, успокойся. Всё будет хорошо. Расскажи мне, когда и за что его арестовали? И где мама и Настя?
        - Настя в школе, а мама пошла узнать что-нибудь о папе. Его арестовали три дня назад. Сказали, что он подделал документы и готовил покушение на товарища Кирова, а нам сказали готовиться к выселению… - Ольга снова заплакала.
        - Оленька, милая, успокойся. Я со всем разберусь, и всё будет хорошо. Верь мне.
        Я попытался передать через телефон волну спокойствия и уверенности. Не знаю, насколько это получилось, но Оля заметно успокоилась.
        - Спасибо, Витя, мне уже лучше. А ты как там? Я за тебя волнуюсь. - В голосе Ольги было столько нежности.
        - У меня всё замечательно. Думаю, что уже завтра буду у вас. Ждите.
        - Я буду ждать тебя, Витя. Приезжай побыстрее! - От этих слов захотелось лететь как на крыльях.
        Я поблагодарил Поскрёбышева и вернулся в кабинет Сталина.
        - Что-то случилось, Виктор? - спросил Сталин, вставая из-за стола, за которым работал.
        - Три дня назад в Ленинграде по обвинению в покушении на товарища Кирова арестовали отца моей невесты. Мне надо срочно туда, чтобы разобраться на месте.
        - Отправляйся немедленно и наведи там порядок. Пора заняться и Ленинградом. Было принято решение о выделении тебе самолёта в качестве скоростного транспорта, так что отправляйся на аэродром. Там и самолёт, и экипаж. Кстати, твои знакомые. Я позвоню туда и распоряжусь, чтобы они были в готовности… - Сталин искренне хотел мне помочь.
        - Спасибо, Иосиф Виссарионович, - я также был искренен.
        - Отправляйся немедленно. Разберись со всем на месте, а потом там же и отдохни. И с невестой не забудь познакомить! - последнее Сталин сказал уже с улыбкой.
        До Центрального аэродрома домчались на одном дыхании. Со мной отправились четверо оперативников, с которыми я уже работал. Их, по личному распоряжению Сталина, прикрепили ко мне в качестве охраны. Хотя, скорее всего, как эскорт. Я сам себе охрана.
        На лётном поле нас ожидал одномоторный самолёт с высоко поднятой кабиной пилота и пассажирским отсеком в фюзеляже. У самолёта прохаживался, притопывая на морозе, знакомый уже Сергей Сорокин, с которым мы сажали самолёт со взорванными горящими двигателями под Торжком. Увидев подъезжающую машину, он приготовился отдать рапорт, но я нарушил его планы.
        - Серёга! Здорово, пернатый! Ты где такой ероплан отхватил? - Я был рад увидеть знакомого и рад, что у него всё в порядке и он по-прежнему летает.
        - Здравствуйте, товарищ Головин. Назначен к вам персональным пилотом. Самолёт заправлен и готов к вылету! - Сергей отрапортовал, вытянувшись по стойке смирно.
        - Так, ты давай это брось, - сбил я ему весь пафос. - Мы с тобой горящий утюг в поле ночью сажали, а ты мне тут рапорты отдаёшь. Ты давай как-то попроще. Что это вообще за аппарат?
        - Это новейший пассажирский самолёт ХАИ-1, шесть пассажиров везёт. Скорость до трёхсот километров в час.
        - Быстро - это хорошо. Давай, запускай - и на взлёт. Нам в Ленинград срочно надо. - И, обернувшись к своим сопровождающим, дал команду: - По коням, парни.
        Перелёт на этот раз прошёл нормально. В Ленинграде сели уже через два с половиной часа, когда начало смеркаться. На аэродроме не было никого из встречающих, хотя и предупредили заранее, чтобы прислали к самолёту машину.
        Ой, что-то мне подсказывает, что кому-то не поздоровится сегодня. Машину взяли у начальника аэродрома. Он артачился ровно до того момента, когда я распахнул своё пальто. Орденский иконостас мог впечатлить любого. Здесь с орденами пока не густо. Часто те, кого наградили, потом везде так и пишут, мол, орденоносец такой-то. Гордятся люди своими наградами.
        До управления НКВД на Литейном доехали быстро. При входе в здание меня попытался было остановить дежурный, но, увидев моё лицо и ряд орденов под расстёгнутым пальто и звезду Героя, быстро сделал вид, что его тут и не было. Слухи о прошедших в Москве арестах докатились и сюда, обрастая по пути небылицами и домыслами.
        В коридоре я выловил какого-то хлыща в щегольской форме с тремя кубиками в петлицах.
        - Где начальник управления Медведь?[15 - Медведь Филипп Демьянович, начальник УНКВД по Ленинграду. В реальной истории снят с должности 3 декабря 1934 года, сразу после убийства Кирова. Расстрелян в 1937 году. Реабилитирован посмертно в 1957 году.]
        Хлыщ попытался было начать возмущаться, но, получив удар по печени, скорчился на полу. Коридор вмиг опустел. Слухи о личном палаче Сталина в белом френче начали превращаться в реальность.
        Подняв за шкирку хлыща, так, что его ноги болтались над полом (спасибо Силе), я повторил свой вопрос:
        - Где Медведь?
        - А ну, руки вверх! - раздалось за спиной.
        В коридоре стоял ещё один в щегольской форме и целился в меня из нагана. Да у них тут что, конкурс красоты среди сотрудников? Ну я им сейчас устрою выход на подиум. Отшвырнув в сторону болтающееся в руках нечто в форме, я обернулся к новому действующему лицу. Пока ещё действующему.
        - Оружие убери, идиот.
        - Руки вверх! Стрелять буду!
        Нет, ну точно идиот. Направлять оружие на спец-группу госбезопасности, да ещё и на меня, это надо быть клиническим придурком.
        - Стрелять? А это хорошая идея. Я дам тебе возможность выстрелить в меня трижды. После первого выстрела у тебя будет десять лет лагерей, если не бросишь оружие после второго и не встанешь на колени, то с тобой сядут все твои родственники, а если сделаешь третий, то ты сам себя убьёшь и сделаешь это так, что страшно станет всем. Решай! - Конечно, отправлять в лагеря его родню я не собирался, но припугнуть стоило.
        Пока я произносил свою речь, мой эскорт сместился с линии огня. Выстрел. Форсаж включился автоматически. Пуля неспешно вылетела из дёрнувшегося ствола и, лениво вращаясь, полетела в мою сторону. А восприятие-то у меня значительно улучшилось. Помню, в Чите пули летели гораздо быстрее. Делаю полшага в сторону и слышу, как за спиной вдребезги разлетается оконное стекло. Ещё выстрел. Ну, это и уклоняться не надо. Мазила. Третий выстрел, уже на уровне пояса. Снова уклонение в сторону. Сзади раздаётся вскрик. Достало кого-то рикошетом. Отключаю форсаж и вижу, как второй щёголь пытается двумя руками нажать на спусковой крючок. Аж покраснел от натуги, бедолага.
        - Тебя как в органы взяли, болезный, если ты до трёх считать не научился? Я же тебе разрешил трижды выстрелить, а ты дальше пулять собрался…
        Я подошёл к застывшему в ступоре энкавэдэшнику и положил ладони ему на виски. Если до этого я ещё обдумывал вариант, чтобы как-то смягчить ему наказание, то теперь мне очень хотелось сделать его смерть как можно мучительной. Этот урод буквально торговал детьми. Он продавал малолетних девочек и мальчиков, детей арестованных им по надуманным обвинениям людей, разным извращенцам и в подпольные бордели.
        Волна ненависти буквально нахлынула на меня. Во всём коридоре разом взорвались все плафоны на потолке, и коридор погрузился в полумрак, разбавленный редким светом настенных светильников. Они почему-то уцелели.
        А ведь это серьёзный косяк со стороны Кирова. Заняв должность наркома внутренних дел, он сосредоточился больше на Москве и Подмосковье, а Питер оставил на потом. Ну да теперь я буду наводить здесь по-настоящему большевистский порядок.
        Я обратился к этой мрази в человеческом обличии.
        - Сейчас ты умрёшь страшной смертью, и, умирая, ты будешь вспоминать всех детей, которых ты обрёк на мучения и страдания. Можешь приступать.
        Уже бывший энкавэдэшник начал с воем срывать с себя одежду и, оставшись абсолютно голым, принялся отрывать от себя куски окровавленной плоти. Я контролировал его разум, не давая скатиться в безумие, поэтому он всё прекрасно осознавал и чувствовал. И я не дам легко сдохнуть этому выродку до самого последнего момента, пока хоть клочок мяса останется на его костях.
        Сзади кто-то из моих вывалил на пол содержимое желудка. Да и в коридоре было видно, что почти все, высыпавшие из кабинетов, активно блюют. Меня самого мутило от жуткого зрелища, но расслабляться я себе не мог позволить. 15 долгих минут я держал сознание нелюди в этом мире, пока не почувствовал, что всё, дальше - предел.
        - Отправляйся в ад, мразь. Тебя там черти заждались.
        Страшно захрипев, остатки того, что совсем недавно ходило в человеческом обличии, рухнули замертво на пол. Я обернулся к своим. Они, все четверо, стояли с абсолютно белыми лицами и морем страха в глазах. А вообще молодцы. Хоть и струхнули, но не до ужаса. Чего не скажешь об уже забытом мной ещё одном хлыще. Вот тот скрючился, прижавшись к плинтусу, и чуть слышно поскуливал. Пришлось опять встряхнуть его и в очередной раз задать свой вопрос:
        - Где начальник управления Медведь?
        - О-о-о-он а-а-а-арестова-а-ан, - дрожа и заикаясь, ответил он, всеми силами стараясь не смотреть на меня.
        - Так, понятно. - Пока я его держал, сработал Контакт. - Ты пока можешь быть свободен. Советую написать чистосердечное признание о том, как ты продавал имущество арестованных, и вернуть государству все вырученные деньги. Застрелиться у тебя не получится, так что даже не пытайся. А теперь исчезни с глаз моих.
        Мне на секунду показалось, что он испарился, не долетев до пола. Так же мгновенно исчезли все, кто высыпал в коридор, услышав стрельбу, стоило лишь перевести на них взгляд.
        Из того, что я узнал, стало известно, что начальник управления Медведь был арестован уже 2 декабря, когда мы с Кировым «загорали» в Торжке, по приказу Ягоды. На его место был назначен Заковский[16 - Заковский Леонид Михайлович, настоящее имя - Генрих Эрнестович Штубис. В реальной истории с 1934 по 1938 год - начальник Ленинградского У НКВД. Расстрелян в 1938 году. В реабилитации отказано.], ставленник тогдашнего наркома внудел. С первого же дня на этом посту Заковский отдал приказ на массовые аресты в Ленинграде и области. Арестовывали в основном активных сторонников Сталина и просто честных коммунистов. Кто-то начал сводить старые счёты, кто-то писал доносы с целью завладеть приглянувшейся жилплощадью или занять чью-то должность. Под этот молох и попал мой будущий, я надеюсь, тесть.
        Приёмная Заковского встретила нас звенящей пустотой. Да и вообще всё управление будто бы вымерло.
        Видимо, слух о том, что к ним пожаловал сам сталинский палач, как цунами прокатился по кабинетам. В самом же кабинете начальника управления кто-то был, я ясно видел его ауру. И этот кто-то был в состоянии ужаса и паники. Мои сопровождающие сунулись было к двери, но я успел их остановить. В ту же секунду раздались выстрелы, и в дверном полотне появились дырочки от пуль. Одна, две, три. Ну хватит, пострелял, и будет. Силой парализую жертву и вхожу в кабинет.
        Скрючившись над столом с вытянутой рукой, с зажатым в ней пистолетом ТТ, направленным на дверь, в кабинете находился лишь его, думаю, уже бывший, хозяин. Забрав из его рук оружие, частично снял с него паралич и поставил по стойке смирно. Потом проделал с ним ставшую уже привычной процедуру снятия памяти. Мои подозрения полностью подтвердились. Задачей Ваковского была организация массовых репрессий с целью дискредитации советской власти и Сталина, в частности. Действовал по прямому приказу Ягоды. С орденом иллюминатов не связан, его использовали втёмную.
        В этот момент из приёмной донёсся какой-то шум и крики. Выйдя туда, увидел эпическую картину: друг напротив друга стояли люди в одинаковой форме и целились друг в друга из оружия.
        - Что здесь происходит? - рявкнул я, усилив голос Силой так, что у всех мурашки по спине побежали.
        Старший из пришедших, а их, скорее всего, вызвал по телефону Ваковский, хотел было что-то грубо ответить, но, увидев мой наряд и ордена на груди, замолчал, не зная, как себя вести дальше. Я предъявил ему свой мандат, содержание которого повергло его в состояние шока. Затем он сам представился, назвавшись командиром конвойной роты Андреевым, и приказал своим подчинённым опустить оружие.
        Знакомство скрепили рукопожатием. Сработал Контакт. Честный служака. Его поднял по тревоге сам Ваковский, сказав, что на здание УНКВД напали террористы, которых необходимо уничтожить во что бы то ни стало.
        - Бывший начальник Управления арестован и будет расстрелян как враг народа. Ваша задача - взять под свой контроль все входы и выходы из здания, всех впускать и никого не выпускать. При любом, я повторяю, любом сопротивлении или неподчинении применять оружие на поражение без предупреждения. Доставить немедленно из внутренней тюрьмы находящегося там начальника управления Медведя. Остальных заключённых не трогать, кормить в соответствии с внутренним распорядком. Будем чистить этот гадюшник.
        Андреев козырнул и убежал отдавать распоряжения своим подчинённым. Зная о нём всё, я уверен, что через пять минут ни одна муха не сможет вылететь из здания. Надо будет потом с ним съездить к нему домой и вылечить его больного сына. Честным людям надо помогать.
        Примерно через 20 минут в дверь кабинета зашёл сотрудник НКВД с петлицами сержанта. Вскинув руку к фуражке, он доложил:
        - Товарищ Головин, заключённый Медведь по вашему приказанию доставлен.
        - Сержант, ты думай, что говоришь. Не заключённый, а начальник Управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области! - вспылил я. - В другой раз так ошибёшься - и поедешь Заполярье от снега очищать.
        - Виноват, товарищ Головин! - Сержант вытянулся в струнку. - Больше подобное не повторится.
        - Хорошо. Можете быть свободным и пригласите товарища Медведя.
        В кабинет вошёл человек в порванной гимнастёрке с сорванными петлицами и с синяками на лице. Внешне Медведь не соответствовал своей фамилии. Был он довольно щуплым, с бородкой, как у Дзержинского.
        Я встал из-за стола, за которым сидел, и протянул Медведю руку
        - Здравствуйте, Филипп Демьянович. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Головин Виктор Михайлович. Я порученец товарища Сталина. Извините, что временно занял ваше место. Так уж сложились обстоятельства.
        Я крепко пожал ему руку. Контакт. Слава богу, наш. Преданный товарищ, честный, принципиальный. Наверное, за это его и убрали. Значит, будем и дальше с ним работать.
        Медведь ознакомился с моим мандатом, который также ввёл его в шок, и, кивнув в сторону так и стоящего по стойке смирно Ваковского, поинтересовался:
        - А с этим что?
        - А этот пока побудет частью интерьера, а потом решим, что с ним делать. Допросим, конечно. Вернее, вы допросите. Хотя ничего путного он не знает. Так, мелкая сошка, способная лишь воровать да пользоваться своей безнаказанностью. Ему, скорее, уголовная статья светит. - С этими словами я протянул руку к телефону и набрал номер приёмной Сталина.
        - Добрый вечер, товарищ Поскрёбышев. Это Головин беспокоит. Соедините, пожалуйста, с товарищем Сталиным.
        Через короткое время в трубке раздался голос с грузинским акцентом:
        - Слушаю тебя, Виктор. Как там дела в Ленинграде?
        - В Ленинграде бардак, Иосиф Виссарионович. Заковский, назначенный Ягодой начальником УНКВД, начал массовые аресты с целью дискредитации советской власти. Им был арестован отстранённый Ягодой начальник Управления товарищ Медведь, которого подвергли пыткам и издевательствам. Вскрылись факты торговли имуществом арестованных и даже торговли детьми со стороны подчинённых Заковского. Сам Ваковский мной арестован. Товарищ Медведь освобождён из-под стражи и уже приступил к своим обязанностям. Вы можете ему полностью доверять. Принял решение задержаться в Ленинграде для наведения порядка в органах НКВД и в городе в целом.
        - Они там что, работорговлей занялись? - Сталин был в бешенстве.
        - Хуже, товарищ Сталин. Малолетних детей арестованных продавали разным извращенцам и в подпольные бордели. Тот, кто непосредственно этим занимался, мной допрошен и жестоко наказан.
        - Я надэюсь, эта тварь сдохла в муках? - Из трубки явно лились волны ненависти.
        - Думаю, что черти в аду попросятся на курсы по повышению квалификации, Иосиф Виссарионович, - немного разрядил я обстановку.
        В ярости Сталин вполне способен наломать дров.
        - Товарищ Медведь рядом с вами?
        - Да, он рядом. Передаю ему трубку.
        Медведь чуть дрожащей рукой взял трубку и вытянулся в струнку. А я вышел в приёмную к своим парням.
        - Ну что, братцы-кролики. Отошли немного? - с усмешкой спросил их.
        - Блин, командир, ну ты и дал, - покачал головой старший из них, старший лейтенант госбезопасности Седых Олег.
        - С такими мразями по-другому нельзя. Эта тварь детьми торговала. Извращенцам всяким их продавал. - И я с чувством врезал кулаком по столу. На некогда ровной дубовой столешнице образовалась внушительная вмятина.
        В дверях кабинета показался Медведь.
        - Товарищ Головин, товарищ Сталин приказал выполнять все ваши распоряжения.
        - Ну, значит, начнём работать. Во-первых, необходимо немедленно арестовать всех, кого с собой привёл Ваковский. Арестовать и вдумчиво допросить. Думаю, что отпираться они не будут, особенно если им пригрозить тем, что иначе допрашивать их буду я.
        Медведь удивлённо посмотрел на меня.
        - Потом вам ваши подчинённые расскажут, Филипп Демьянович, - с усмешкой ответил я на его немой вопрос.
        - Во-вторых, необходимо немедленно послать опергруппы на адреса, которые я укажу. Там находятся дети, которых подручные Ваковского, или, вернее, Штубиса, продали. Детей освободить, всех остальных, находящихся там, уничтожить.
        Медведь попытался что-то возразить, но я резко остановил его:
        - Никакого суда над этими выродками не будет. Считайте, что я, в соответствии с данными мне полномочиями, их всех осудил и приговорил к высшей мере. На этом дискуссия о законности закончена. Всё, действуйте. И скажите тем, кто будет этим вопросом заниматься, что если хоть с одного ребёнка по их халатности упадёт хотя бы один волос или они проявят излишнюю гуманность к остальным, находящимся там, то я их на куски порву. Они в курсе, как это может быть. Кроме того, вам необходимо в кратчайший срок, максимум к утру завтрашнего дня, ознакомиться со всеми изменениями, произошедшими в стране и в вашем ведомстве за то время, пока вы «отдыхали» в камере.
        - А что с ним делать? - Медведь кивнул в сторону стоящего в виде статуи Ваковского-Штубиса.
        - Тьфу ты, совсем забыл про него. - С этими словами я снял с него оцепенение.
        Ваковский как подкошенный рухнул на пол.
        - Отправьте его в камеру. В ту самую, в которой вы сидели. Особо нам он и не нужен. Расстреляем, когда руки дойдут. А пока пусть кается во всех своих грехах. - Я поставил ментальную закладку в сознание Ваковского, и теперь солгать он не сможет.
        - Да, и ещё, Филипп Демьянович, позвоните во внутреннюю тюрьму и сообщите, что я туда направляюсь. Чтобы не возникло лишних вопросов и недоразумений, поставьте их в известность о моих полномочиях.
        Внутренняя тюрьма встретила стоящими навытяжку охранниками и атмосферой обречённости. Получив у старшего ключи от камеры, где сидел отец Ольги, я направился туда. Замок открылся с громким лязгом. В камере царил полумрак. Николай Фомич сидел на нарах, опустив голову и не глядя на входящих. Хотя по внутренним правилам должен был встречать стоя. Видимо, за эти дни его так и не смогли сломать.
        - Что-то ты засиделся здесь, дядя Коля, - с усмешкой сказал я. Мы давно уже договорились, что я его так буду называть. - Поехали домой. Тут, конечно, харчи дармовые, но пироги у тёти Тони всё же получше будут.
        - Виктор? Ты как здесь? - с большим удивлением спросил Стрельников и хотел было уже броситься ко мне, но остановился, увидев входящего в камеру сотрудника НКВД.
        - Товарищ Головин, мы там форму чистую приготовили для товарища Стрельникова и воду, чтобы умыться, - доложил старший охранник.
        - Благодарю. Можете быть свободны.
        Охранник молча козырнул, повернулся кругом и вышел из камеры.
        - Виктор, а это вообще как? - Удивлению Стрельникова не было предела.
        - А это теперь так, дядя Коля, - в унисон ему ответил я. - Поехали домой, а то устал и жрать хочется со страшной силой. А голодный я злой. А когда я злой, то могу кому-то сделать очень плохо.
        И только тут Ольгин отец обратил внимание на орденский иконостас на моей груди. Он аж вытянулся как новобранец перед генералом.
        - Дядя Коля, ты чего? - ошеломлённо спросил я его.
        - Извините, товарищ Герой Советского Союза, - отчеканил он своим поставленным командирским голосом. Видимо, вид такого количества наград окончательно сбил его с толку.
        - И ты, дядя Коля, туда же. Ну да, награды. Было за что, вот и наградили, но от этого другим я не стал, так что заканчивай тут церемонии, и поехали. Ну правда, проголодался со страшной силой, - взмолился я, - пирогов тёти Тониных хочу, с капустой. Да и по девчонкам соскучился.
        Видимо, мой тон растопил-таки что-то внутри Стрельникова, и он буквально выпустил из себя воздух, став прежним.
        В отдельном помещении он умылся, побрился и переоделся в чистую форму, правда, без знаков различия. Пока шли на выход из тюремного блока, все встречные охранники вставали при нашем приближении по стойке смирно и отдавали честь.
        На улице нас ждали два легковых авто и ребята старшего лейтенанта Седых. Мы с Ольгиным отцом сели в одну машину, с нами сел сам Седых и один из его людей в качестве водителя. Двое других поехали на второй машине.
        Уже когда выехали на Литейный проспект и поехали в сторону дома, Николай Фомич задал свой вопрос:
        - Виктор, а ты теперь кто?
        - Дядя Коля, я тебе покажу одну бумагу, только ты сильно не удивляйся… - С этими словами я протянул ему свой мандат.
        - Ну ни х… себе! - В последний момент Стрельников удержал готовое вырваться матерное слово. - Я такого никогда раньше не видел. Хотя, если судить по наградам, такая должность и такие полномочия удивлять не должны.
        Когда уже подъехали к дому, я попросил Седых остаться пока внизу, в подъезде. Боюсь, что сердце Антонины Владимировны может не выдержать вида людей в форме НКВД.
        Мы с Николаем Фомичом поднялись наверх и позвонили в дверной звонок. Дверь открыла Ольга и замерла, с изумлением глядя на своего отца и на мою выглядывающую из-за его плеча улыбающуюся физиономию.
        - Папка-а-а! - Она бросилась на шею отцу. - Папка вернулся!
        Николай Фомич обнимал свою дочь, старательно пряча повлажневшие глаза. На шум из комнаты вышла Антонина Владимировна и, увидев мужа, начала медленно сползать по стене. Аура у неё замерцала тревожными всполохами. Сволочи, всё-таки довели человека до инфаркта. Я подскочил к своей будущей тёще и положил руки ей на область сердца. Кровоток начал восстанавливаться, сердце заработало ровно, рубцы на сердечной мышце начали стремительно рассасываться. Всё, сердце Ольгиной мамы заработало как новенькое. Она с благодарностью посмотрела на меня и тоже бросилась к мужу. Так они и стояли, обнявшись втроём, пока я не прервал их семейную идиллию своим покашливанием:
        - Я, конечно, дико извиняюсь, но где Настя?
        И тут на меня налетел ураган по имени княгиня Анастасия. Я был обласкан и зацелован. Причём в этом активно участвовала и Ольга, ничуть не стесняясь своих родителей.
        - Так, девчонки, хватит. Дайте я хоть пальто сниму. И вообще, нас с дядей Колей кто-нибудь накормит, или мы обратно поедем?
        Две грации освободили меня из своего плена и начали помогать снять пальто. Опять же вдвоём. Когда я повернулся от вешалки, в прихожей воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как из крана на кухне капают редкие капли воды.
        - Ви-и-тя! - почему-то шёпотом произнесла Антонина Владимировна, закрыв при этом рот ладонью. А Ольга с Настей смотрели с изумлением и восторгом.
        - Ну вот, как-то так… - Я, смущаясь, одёрнул и без того всегда безупречный френч. Портупею с пистолетом я оставил у Седых.
        Неловкую паузу прервал телефонный звонок. Трубку подняла Ольга.
        - Квартира Стрельниковых, слушаю вас. - И тут же протянула трубку мне: - Спрашивают товарища Головина.
        - Головин. Слушаю.
        Звонил Седых, чтобы сообщить, что телефон вновь подключён и что просили связаться с начальником УНКВД.
        - Ясно, сейчас же свяжусь. Вы-то сами где и как устраиваться будете?
        - Не волнуйся, командир. Мы здесь рядом. По двое будем дежурить у двери квартиры. Это приказ товарища Сталина.
        - Понятно. Тогда бди. Спокойной тебе ночи.
        Закончив разговор со старшим моей охраны, я набрал Управление. Дежурный сразу связал меня с Медведем.
        - Товарищ Головин, со мной связался командир одной из групп, выехавших по поводу детей. Они накрыли притон. Детей всех вывезли, всех лиц мужского пола уничтожили на месте. Он спрашивает, что ему делать с оставшимися женщинами и несколькими подростками. По его словам, среди них есть родственники кого-то из партактива.
        - Они там развлекались или…?
        - По словам оперативника, развлекались.
        - Тогда какого чёрта он запрашивает дополнительные инструкции, когда ему был дан чёткий приказ? - заорал я в трубку. - Вот пусть этот самый приказ и выполняет до последней запятой, а я утром приеду и проверю, и спаси его боги, если он будет там либеральничать.
        - Но там же замешаны люди из партактива, могут быть проблемы по партийной линии, - начал оправдываться Медведь.
        - Филипп Демьянович, - я вздохнул успокаиваясь, - я уже начинаю жалеть, что вытащил вас из камеры. Запомните раз и навсегда: коммунист, большевик, партийный работник должен быть кристально чистым. Если это не так, то какой он, к чёрту, большевик? А если он ещё и пользуется своим положением для подобного рода извращений, то ему прямая дорога с кайлом в руках какой-нибудь канал строить. И это при наличии смягчающих вину обстоятельств. Так что выполняйте данный приказ, а по адресам проживания отправьте дополнительно людей, пусть произведут аресты этих самых партактивистов, чья активность направлена явно не в ту сторону. Работайте. Утром отчёт со всех старших групп. Всё, отбой.
        Положив трубку, я обернулся на замерших со страхом в глазах Стрельниковых и Настю.
        - Ну голодный я просто, потому и злой… - Я постарался шуткой разрядить атмосферу.
        - Ой, я сейчас, - первой отреагировала Настя и бросилась на кухню.
        Ольга побежала вслед за ней. Старшее поколение осталось в прихожей. И если Николай Фомич смотрел на всё уже спокойно, то Антонина Владимировна была сильно взволнована. Я тяжело вздохнул и достал из внутреннего кармана свой мандат.
        - Вот, прочитайте, тётя Тоня, чтобы вопросов больше не возникало. - С этими словами я протянул заветную красную корочку.
        Наконец-то нас с Николаем Фомичом накормили вкусным мясным рагу и напоили горячим чаем. Жизнь сразу заиграла яркими красками, но начало клонить в сон.
        Попрощавшись до утра со Стрельниковыми, я взял у Насти ключи и вышел на лестничную площадку Там несли свою службу двое бойцов из моей охраны. Молча кивнув им, открыл ключом дверь соседней квартиры, в которой мы с Настей снимали две комнаты, и прошёл к себе, стараясь не разбудить хозяйку. Не помня себя, разделся и завалился на диван, укрывшись одеялом. По-моему, вырубился я ещё на подлёте к подушке.
        Утро встретило меня яркими лучами зимнего солнца и деликатным постукиванием в дверь комнаты.
        - Месье Виктор, вы проснулись? - раздалась из-за двери французская речь.
        Наша хозяйка, Суворова Ирина Павловна, просто обожала говорить на французском языке, и мы с ней постоянно разговаривали на нём. Кстати, благодаря этому и Настя начала вполне сносно изъясняться на языке далёкой Франции.
        - Да, мадам, я проснулся и уже встаю.
        - ВиктОр, там какие-то люди в форме спрашивают вас. Я вначале испугалась, но они вели себя очень вежливо и в дверь заходить отказались.
        - Доброе утро, мадам, - я вышел из комнаты уже полностью одетым. - Это по моей новой работе. Прошу прощения за беспокойство.
        - Не стоит извиняться, мой юный друг. Я всё равно мало сплю и очень рано встаю по утрам, - на безупречном парижском диалекте произнесла бывшая графиня.
        Как оказалось, Медведь связался с Седых и попросил его передать мне, что на 8 часов утра назначен сбор всех командиров опергрупп на общее совещание и постановку задач.
        Кивнув, я прошёл в квартиру Стрельниковых. Тётя Тоня, скорее всего, уже на ногах, да и Николай Фомич не любитель разлёживаться по утрам, так что чаем меня они точно напоят. Только поинтересовался у Седых, как у них с питанием. Оказалось, что всё нормально, успели уже позавтракать по очереди в расположенной рядом столовой горкомхоза.
        За чаем узнал, наконец, обстоятельства ареста Стрельникова. Как оказалось, косвенно в этом была моя вина. Кто-то раскопал, что Ольга уезжала из Владивостока тяжело больной по документам, а приехала в Ленинград абсолютно здоровой. Версия с неизвестным шаманом не прокатила, а тут ещё и покушение на Кирова. Вот этот не в меру ретивый сотрудник и свалил всё в одну кучу, обвинив Николая Фомича в подделке документов о болезни дочери с целью выехать в Ленинград и организовать здесь покушение на Кирова. На допросах до мер физического воздействия, а попросту до избиений, дело не дошло, дали пару раз для вразумления и бросили в камеру. А тут и я нарисовался так эффектно.
        Посоветовав Николаю Фомичу сегодня на службу не ходить, а отдохнуть с семьёй, я отправился в управление НКВД.
        На совещание собралось довольно много народа. Тут были и командиры опергрупп, и начальники отделений милиции города, и начальник уголовного розыска. При моём появлении в кабинете Медведя сам хозяин кабинета приветствовал меня стоя, что вызвало немалое удивление у собравшихся. Кто-то, конечно, слышал о вчерашней расправе над торговцем детьми, но мало этому верили. Да и на вид я явно не дотягивал до матёрого волчары, каким меня, наверное, представляли, хотя и выгляжу старше своих нынешних лет. Ребятки, не волк я. Я - Дракон.
        После того как начальник УНКВД Медведь представил меня собравшимся как личного порученца товарища Сталина с самыми широкими полномочиями, начались доклады командиров опергрупп. Всего за прошедшую ночь было ликвидировано больше десятка различных притонов, в половине из которых были дети в качестве игрушек для извращенцев. На месте было уничтожено больше сотни завсегдатаев и содержателей этих заведений. Все были предварительно допрошены, дети освобождены и отправлены в один из интернатов, куда в срочном порядке направили медиков и дополнительный персонал. На данный момент проводились вторичные, как их назвали, аресты по местам проживания посетителей борделей.
        Я вынес предложение активнее привлекать сотрудников уголовного розыска. Уж кому как не им знать о всех злачных местах города. Кроме того, я распорядился в срочном порядке немедленно привлечь по возможности в каждую группу фотографа, а ещё лучше - кинооператора и тщательно фиксировать на плёнку все действия. Также отдал приказ все притоны, где будут обнаружены дети-рабы, зачищать по жёсткому варианту, невзирая на должности, после экспресс-допроса. Всё с фото- и кинофиксацией. Всех остальных - в камеру для последующей фильтрации. Рецидивистов, по усмотрению сотрудников УгРо, либо сразу в расход, либо в камеру.
        В этот момент зазвонил телефон. Медведь поднял трубку и тут же вытянулся в струнку. Понятно. Так вытягиваются лишь перед одним человеком. Когда-то, ещё там, я читал, что рабочий день у Сталина начинался в районе 12 часов. Либо наврали, либо сегодня Сталин изменил свои привычки из-за меня и ленинградских событий. Медведь молча протянул мне трубку.
        - Доброе утро, товарищ Сталин!
        - Судя по тому, что мне с самого утра сообщает товарищ Жданов, утро не такое и доброе, товарищ Головин… - Похоже, с утра пораньше успели нажаловаться на меня, хотя, судя по тону, Сталин не был зол. - Вы что там в Ленинграде устроили?
        - Проводим чистку города от преступных элементов. Вскрылись факты продажи детей ранее арестованных лиц в притоны для извращенцев. Мной принято решение о полной зачистке города и физической ликвидации на месте замешанных в торговле детьми и в использовании их в качестве рабов. Все действия тщательно фиксируются в протоколах, а с сегодняшнего дня мной принято решение проводить кино- и фотофиксацию всех действий сотрудников НКВД и привлечённых сотрудников уголовного розыска. Прошу вашей санкции на объявление в городе особого положения и о привлечении к мероприятиям войск НКВД и частей гарнизона города. Также прошу разрешить мне задержаться здесь до нормализации криминогенной обстановки.
        В трубке воцарилась тишина. Видимо, Сталин обдумывал сказанное мной. Почти через минуту вновь раздался его спокойный голос:
        - Товарищ Жданов жалуется, что твои архаровцы без суда и следствия расстреляли второго секретаря одного из районов.
        - Так точно, товарищ Сталин, расстреляли. К сожалению, я там не присутствовал, а то бы расстрелом дело не ограничилось. Перед тем как расстрелять, его буквально сняли с 11-летней девочки. Я не знаю, что именно сказал вам товарищ Жданов, но, по моему глубочайшему убеждению, таких деятелей в рядах партии быть не должно, а тем более на руководящих постах. Место таким, как он, на стройках народного хозяйства под конвоем, с кайлом и тачкой в руках. И то в случае наличия смягчающих обстоятельств… - Я начал потихоньку закипать.
        - Не кипятись, Виктор, - похоже, что Сталин всё же на моей стороне. - Я даю тебе десять дней, чтобы навести порядок в Ленинграде. И постарайся, чтобы крови было поменьше. Могут пострадать и невиновные. А товарищу Жданову я позвоню и предупрежу, чтобы не вмешивался в твою работу. И сам к нему зайди. Познакомься. - Последнее слово Сталин выделил особенно. Понятно, хочет проверить его на лояльность.
        - Спасибо, товарищ Сталин. Возложенное доверие оправдаю. Сам лично всё буду контролировать и постараюсь не допустить напрасных жертв. А с товарищем Ждановым сегодня же познакомлюсь.
        - Работайте, товарищ Головин. И помните: десять дней, и ни дня больше. - Сталин, не прощаясь, положил трубку.
        Я обернулся к застывшим в абсолютной тишине собравшимся.
        - Товарищ Сталин полностью одобрил наши действия, так что за работу, товарищи. - Я обернулся к стоящему не дыша Медведю. - Объявляйте особое положение по городу и поднимайте части НКВД. Если необходимо, то привлекайте подразделения Красной Армии, расквартированные в Ленинграде. Перекрыть все дороги, ведущие в город, каждую тропинку. Всех подозрительных задерживать. В случае сопротивления в крайнем случае разрешаю огонь на поражение. Не забудьте про фотографов и кинооператоров. Если необходимо, то мобилизуйте кинооператоров с «Ленфильма». Доклады старших групп дважды в день. Всем приступить к исполнению своих обязанностей.
        Со Ждановым знакомство прошло на редкость в дружеском ключе. Тут, видимо, сказался звонок от Сталина с одобрением всех моих действий. При знакомстве, как всегда, сработал Контакт, и я знал о Жданове всё. Как и у всех, скелетов в его шкафу хватало. Главное, что скелеты эти не смердели предательством, а с остальным разберёмся позднее.
        Выяснив для себя, что под него никто не копает, Жданов готов был оказать любую помощь. Его звонок на киностудию «Ленфильм» помог быстро мобилизовать всех кинооператоров с запасами плёнки. Перед тем как попрощаться, я прямо из его кабинета набрал знакомый номер и доложил Сталину, что товарищ Жданов оказывает всестороннюю помощь в деле искоренения преступности в колыбели революции. От этих слов Жданов буквально расцвёл, и я стал для него практически лучшим другом и желанным гостем, а Сталин понял, что Жданов не связан с иллюминатами и ему можно доверять.
        Следующие 10 дней впоследствии назвали «Невской баней». Жёсткие меры привели к тому, что в городе удалось практически полностью искоренить преступность. Оставшиеся мелкие сошки, не успевшие сбежать из города, зарылись как можно глубже в надежде переждать тяжёлые для них времена и потом уехать куда подальше от ставшего таким негостеприимным города.
        Партийная организация города и городских предприятий тоже была тщательно вычищена. Брать взятки, воровать, присваивать чужое имущество стало смертельно опасно. Жалобы на меня, сотрудников НКВД, на начальника уголовного розыска Красношеева, на начальника УНКВД Медведя шли буквально мешками. Зато мы добились того, что можно было, обвешавшись золотом, ночью спокойно пройти пешком через любой район города. Простые люди наконец-то вздохнули свободно. К слову сказать, преступность до этого в Питере процветала.
        Я как-то бросил фразу «бандитский Петербург», и она пошла гулять в народе. Одним из результатов моих действий стал строгий выговор, вынесенный Кирову по партийной линии. Я думал, что он обидится, но нет, сам мне позвонил и одобрил мою работу. Сталин также был доволен проделанной работой и особенно тем, что не утопили город в крови, хотя ряды землекопов и вальщиков леса существенно пополнились. Также Сталин просил выразить благодарность всем участникам проведённой операции.
        В последний, десятый, день состоялось общее построение оперативников НКВД и уголовного розыска. К сожалению, не обошлось без потерь. Несколько человек погибли в перестрелках. В таких случаях притоны, где оказали сопротивление и убили наших сотрудников, зачищались полностью. Я приказал выделить средства из фондов НКВД на пожизненную пенсию семьям погибших, взять под контроль их детей, если они были, и помочь им с дальнейшим поступлением на учёбу в выбранные ими учебные заведения. И, конечно, обязательно решить квартирный вопрос. Пообещал лично проконтролировать исполнение.
        На построении я передал благодарность за проделанную работу от товарища Сталина, и всем были вручены знаки «Почётный работник ВЧК-ГПУ». На построении присутствовал Жданов, который также со своей стороны выразил благодарность всем сотрудникам и пообещал по линии обкома и горкома ВКП(б) всевозможную помощь.
        После построения я отвёл в сторону Андреева, командира конвойной роты, и съездил с ним к нему домой. У его сына была астма, и мне пришлось, выставив за дверь родителей, почти час заниматься его лечением. Когда я вышел из комнаты с бледным лицом, чем изрядно напугал хозяев, мальчишка крепко спал, ровно дыша полной грудью. Жена Андреева хотела было упасть на колени передо мной, но я в последний момент удержал её, прижал палец к губам, давая понять, что о произошедшем нужно помалкивать, и, кивнув на прощание, молча вышел из квартиры. Нужно тоже отдохнуть. Всё же лечение отнимает немало сил.
        А на следующий день я собрал свои вещи, попрощался со Стрельниковыми, попросил присмотреть некоторое время за Настей и самолётом вылетел в Москву. Седых со своими людьми так и сопровождал меня все эти дни безотлучно и теперь с гордостью носил наградной знак и повязку на руке. Словил пулю в одном из притонов. И хотя рану я ему почти полностью залечил, повязку он так и оставил. Видимо, для форсу и героического образа.
        В Москве на аэродроме нас встречал Власик. Загрузившись в машины, поехали в Кремль к Сталину. С собой я вёз несколько бобин с отснятым материалом и большую пачку фотографий для отчёта о проделанной работе.
        В кабинете Сталина сидело ещё двое. И если один из них мне был хорошо знаком по старым фото и по характерному пенсне, то второго я сразу и не узнал. Лишь после того, как напряг память, вспомнил, что это Серго Орджоникидзе, нарком тяжёлой промышленности, член Политбюро ЦК ВКП(б). Сказать, что он был разъярён, это ничего не сказать. И причину его ярости я прекрасно знал, потому и захватил с собой папку с фотоснимками. Не успел я войти, как он буквально набросился на меня, осыпая русскими и грузинскими ругательствами. Сталин при этом сидел за своим столом с явно недовольным видом. Когда накал ругательств дошёл, видимо, до своего апогея, Орджоникидзе попытался схватить меня за грудки, но застыл в оцепенении с протянутыми в мою сторону руками с растопыренными пальцами, буквально в считанных сантиметрах от меня.
        - Товарищи, а что, собственно, происходит? - спокойно задал я вопрос, уже зная ответ.
        Сталин тяжело вздохнул и, раскурив трубку, сказал:
        - Твои абреки, Виктор, застрелили его ближайшего помощника и друга.
        - Вы разрешите, товарищ Сталин? - Я кивнул в сторону Орджоникидзе.
        Сталин чуть заметно кивнул и, прищурившись, смотрел через дым, идущий из трубки. Я бросил на угол стола папку с фотографиями и протоколами и положил ладони на виски застывшего Орджоникидзе. В его глазах уже не было ярости, а были лишь страх и непонимание того, что происходит.
        Ну что можно сказать? Ни рыба ни мясо. Любит власть, буквально купается в ней. С одной стороны, поддерживает Сталина, а с другой - вовсю заигрывает с троцкистами, позволяя им в своём присутствии обсуждать свои планы. В подчинённом ему ведомстве вовсю процветают приписки, поощряется нарушение технологии производства в погоне за количественными показателями. Я так и показал Сталину рукой, что, мол, ни то ни сё. Он молча кивнул.
        - Отпусти его, Виктор. - Сталин выпустил клуб дыма. - Сейчас разговор будет серьёзный.
        Я слегка повёл рукой, и Орджоникидзе рухнул на колени.
        - Поднимайся, Серго, и сядь. - Сталин встал из-за стола и подошёл ближе. - Сейчас товарищ Головин всё всем объяснит.
        Орджоникидзе молча сел за стол, бросая на меня испепеляющие взгляды. Я лишь хмыкнул и молча разложил на столе фотографии, на которых в одном из притонов извращенцев был запечатлён правая рука Орджоникидзе, да не один, а на мальчике, явно несовершеннолетнем, в окружении таких же малолетних голых девочек. Получилось так, что в облаве на тот притон я принимал участие и, прежде чем пустить извращенца в расход, считал у него память, оттуда и узнал, кто он и чей помощник и друг. Я также молча толкнул пару особо пикантных снимков в сторону Орджоникидзе.
        - Есть ещё киноплёнка. Я десять минут сдерживал парней, чтобы они не разорвали его раньше времени. - Я не стал рассказывать, что на самом деле извращенца не пристрелили, а он сдох страшной смертью, отрывая от себя куски плоти.
        - Кито ещё это видел? - Сталин был в бешенстве.
        - Те, кто видел и участвовал, больше никому об этом не смогут рассказать.
        Сталин лишь кивнул, а вот Орджоникидзе явно подумал, что я зачистил всех свидетелей. А я лишь заблокировал у всех часть их воспоминаний. Мне вообще этим пришлось заниматься много, так что практика была большая. Особенно много пришлось работать с детьми, ставшими жертвами извращенцев, удаляя у них воспоминания о проведённом в притонах времени.
        - Виктор, посиди в приёмной, попей чай с товарищем Поскрёбышевым. - Сталин трубкой указал на дверь.
        В приёмной уселся на диван и принялся изучать свежие газеты. Час просидел, читая советскую прессу, когда меня пригласили обратно в кабинет. Орджоникидзе сидел красный, хоть прикуривай от него, а вот третий участник жаркой беседы, Берия, сидел по-прежнему тихо, лишь изредка вытирая платком потеющий лоб. Как я понял, Сталин не стал его выставлять за дверь, как меня, а устроил разнос при нём, чтобы знал, что его может ожидать. Фотографий на столе уже не было.
        - Где киноплёнка? - Сталин был немногословен, но было видно, что вспышка бешенства уже прошла.
        - В опломбированном портфеле у товарища Поскрёбышева.
        - Иди, Серго, и подумай. Хорошо подумай. И своих подчинённых заставь хорошо думать. - И Сталин небрежно махнул рукой в сторону двери.
        Орджоникидзе встал и, как побитая собака, направился на выход. Проходя мимо меня, он чуть слышно бросил:
        - Извини.
        Я лишь молча кивнул головой, давая понять, что извинения приняты.
        Когда дверь за Орджоникидзе закрылась, Сталин, наконец, обратил внимание на сидящего здесь же Берию.
        - Вот, товарищ Берия, познакомься. Это Виктор Головин. Он у нас здесь князем работает и драконом. - Сталин повеселел и откровенно забавлялся. - А ещё он по совместительству мой личный порученец с самыми широкими полномочиями. Ни у кого таких полномочий в Советском Союзе нет, даже у меня, а у него они есть.
        Берия торопливо протянул мне руку, которую я пожал. Контакт. Ну что можно сказать? Предан Сталину. Страстно желает быть первым, но ясно понимает, что ему это не дано, поэтому вполне готов довольствоваться вторыми ролями. Удивлён и обрадован своим переводом в Москву. Любит своих жену и сына.
        - Очень рад знакомству, Лаврентий Павлович. - Я с улыбкой пожал протянутую руку. Сталин удовлетворённо кивнул.
        Было видно, что Берия сильно удивился тому, что я знаю его по имени и отчеству, хотя мы ранее нигде не встречались. Однако своё удивление он спрятал за вопросом:
        - А почему князем и драконом?
        - Князем, потому что он сын князя, и наследуемого титула его никто не лишал, - за меня ответил Сталин. - Такой вот он у нас советский князь. А почему дракон, так об этом ты, Лаврентий, - Сталин жёстким взглядом посмотрел в глаза Берии, - узнаешь в своё время.
        От сталинского взгляда Берия даже слегка съёжился, а Сталин тем временем продолжил:
        - Мы с товарищами посовещались, и есть мнение, что вам, товарищ Берия, нужно в кратчайшие сроки создать и возглавить новую структуру, которая будет заниматься разработкой и запуском в производство новых видов вооружений и техники. Назовём это ведомство Специальным комитетом при Совнаркоме СССР с правами отдельного наркомата. Подчиняетесь непосредственно мне. Товарищ Головин имеет такие же права и полномочия, что и ты. Будете вдвоём руководить комитетом. Виктор выдаёт идеи, ты, Лаврентий, воплощаешь их в жизнь. Права у вас будут широчайшие.
        Можете привлекать к работам кого угодно, но нужен результат. Помещение вам подобрано, так что сегодня же осмотрите его и начинайте работать.
        В том, что Сталин любит пошутить, я убедился ещё раз, когда увидел, какое здание нам выделили для комитета. Это была усадьба Головиных в Потаповском переулке. Когда до Берии дошло, что это одна из моих родовых усадеб, он долго смеялся, говоря, что впервые в СССР дворянину вернули его собственность.
        Стоящую рядом церковь Успения я убедил сохранить. И как памятник архитектуры, и как отличную маскировку. Кто додумается, что под сенью куполов курируются разработки смертоносного оружия. Я дал Берии список тех, кого надо привлечь к работам в комитете, и на четыре месяца выпал из реальности.
        Глава 12
        По приказу Сталина мне выделили трёх стенографисток, которые посменно записывали за мной. Естественно, я их проверил. Впоследствии им предстояло работать в нашем комитете в качестве секретарей.
        Практически круглосуточно, с перерывами на трёхчасовой сон и короткими на приём пищи, я надиктовывал то, что было загружено мне в мозг перед переносом. На стоящем здесь же кульмане я выполнял чертежи, рисовал схемы и эскизы. Со стороны, наверное, это выглядело жутковато, когда человек с остекленевшим взглядом, без каких-либо чертёжных инструментов, одним лишь карандашом, почти не отрывая руки от листа ватмана, выполняет сложнейшие чертежи с непостижимой скоростью.
        К исходу четвёртого месяца я стал похож на призрака. Сил что физических, что ментальных становилось всё меньше и меньше, и однажды я просто провалился во тьму небытия. Последнее время я держался исключительно благодаря ментальной энергии, но и она подошла к концу. Моё сознание плавало в бесконечной тьме, а где-то в глубине крохотная, чудом уцелевшая частичка меня радовалась.
        Я успел. Я выжал свою память досуха. Всё, что было в меня загружено, я перевёл на бумагу, и теперь, даже если я растворюсь в Великом Ничто, этими знаниями смогут воспользоваться, и колесо истории окончательно свернёт на другой путь.
        Кажется, что прошла вечность, прежде чем где-то в невообразимой дали зажглась крошечная искорка. И я потянулся к ней сознанием. Прошла ещё целая вечность, прежде чем искорка приблизилась настолько, что стала маленькой звёздочкой. Ещё через вечность она превратилась в маленький клубочек, который быстро покатился ко мне и мягко коснулся моего измученного сознания. Реальность всколыхнулась и обрела свет, цвет, звуки и запахи. И именно запахи говорили, что я нахожусь в больнице. Попытался пошевелить рукой и задел какую-то посудину, которая с грохотом свалилась на пол.
        На шум прибежала дежурная медсестра. Я хоть и не мог пока открыть глаза, но её ауру видел ясно. И не только её. В районе живота у медсестры пульсировало ещё одно яркое пятнышко. Думаю, что недели три, не больше. Надо будет обрадовать будущую мамочку.
        Медсестра быстро навела порядок и убежала за доктором. А я тем временем всё же сумел открыть глаза. Окружающее мало походило на больничную палату. Скорее на гостиничный номер, временно превращённый в палату. Погоняв Силу по своему организму и убедившись, что всё в порядке, я вначале сел на кровати, а потом и встал. Вошедшего доктора я встречал стоя у окна.
        - Больной, вам нельзя вставать. Лягте немедленно, вы ещё слишком слабы! - попытался воззвать к моей сознательности врач.
        - Вы ошибаетесь, доктор. Я в полном порядке. Как долго я тут нахожусь?
        - Вас привезли в состоянии, близком к коме, три недели назад. Приказали сделать всё возможное и невозможное, но поставить вас на ноги.
        - Наверное, кары всевозможные обещали в случае чего? - Я усмехнулся.
        - Меня пообещали расстрелять, а остальной персонал сослать в Магадан навсегда. - Удивительно, но доктор был совершенно спокоен. Похоже, не в первый раз ему обещают подобное.
        - Только не на Магадан. Это мне не по годам. Я пока туда доеду, опасаюсь, дуба дам… - вспомнились мне строки из произведения Леонида Филатова[17 - Филатов Л. «Про Федота-стрельца, удалого молодца».]. - Не беспокойтесь. Вас никто не посмеет тронуть, так что работайте спокойно. - Я был абсолютно искренен. - Распорядитесь, пожалуйста, чтобы принесли мою одежду, и мне потребуется телефон.
        Доктор только махнул рукой и, повернувшись, вышел. Через пятнадцать минут, одевшись, я прошёл в кабинет главврача и набрал номер приёмной Сталина. Поздоровавшись с Поскрёбышевым, узнал от него, что Сталин сегодня весь день на даче. Пришлось перезванивать уже на дачу.
        - Здравствуйте, товарищ Сталин. Это Головин. Я в полном порядке и готов приступить к исполнению своих обязанностей.
        - Здравствуй, Виктор. Ну и напугал ты нас. - Слышно было, что Сталин говорит искренне. - Ты точно в порядке? Может, стоит полежать в больнице неделю-другую?
        - Спасибо за заботу, Иосиф Виссарионович, но я належался уже.
        - Тогда приезжай немедленно ко мне на дачу. Машину за тобой я вышлю.
        На сталинской даче первым, кого я увидел, был Киров. Он крепко обнял меня. Чувствовалось, что он сильно переживал за меня.
        - Жив! Ну и молодец! А врачи понять не могли, что с тобой происходит. Сказали только, что потерял сознание и впал в кому на почве сильнейшего переутомления. Ты, чёрт тебя побери, чуть сам себя не убил! - Киров в сердцах ткнул кулаком мне в плечо.
        - Да жив я, жив. Я же вроде как Дракон, а мы, драконы, зверушки живучие, - я и сам рассмеялся своей немудрёной шутке. - А где хозяин?
        - Они с Берией решают свои вопросы, а я вышел тебя встретить.
        Мы только успели подойти к крыльцу, когда на него вышел сам хозяин дачи с сопровождающим его Берией.
        - Ну, молодец, что выкарабкался. Только похудел сильно. Но мы это сегодня же начнём исправлять. Будем кушать шашлык! - Сталин радовался так, будто близкий ему человек вернулся откуда-то издалека. - Скоро должны подъехать ещё гости, вот вместе и отдохнём. Я тут узнал, что ты, Виктор, в поезде целые концерты устраивал. Может, и для нас что-нибудь споёшь?
        - С удовольствием, Иосиф Виссарионович. Только надо гитару раздобыть и аккордеон. А лучше ещё и пианино.
        - Ну ты посмотри на него, Лаврентий. Мало того что принёс стране такую огромную пользу, так он ещё и на всём играть умеет! - Сталин рассмеялся. - Не волнуйся, Виктор. Всё найдём. Да, ты уж извини меня, но твою сестру, пока ты сидел, закрывшись в своём комитете, я забрал из Ленинграда. Пришлось товарища Кирова за ней отправлять. Она пока здесь живёт. В школу её устроили, в ту же, куда мои Василий и Артём ходят. Они теперь одноклассники. Скоро должны уже с учёбы вернуться.
        - Спасибо, товарищ Сталин. Надеюсь, моих будущих тестя и тёщу до инфаркта не довели, когда Настю забирали?
        - Всё нормально, Виктор, - вступил в разговор Киров. - Они, по-моему, даже не удивились этому. А вот твоя невеста и впрямь красавица. Всё о тебе спрашивала. Пришлось сказать, что ты выполняешь важное задание советского правительства. Просила, чтобы ты позвонил ей, когда сможешь, - Киров заговорщицки подмигнул.
        - Беги, обрадуй невесту, - Сталин слегка махнул рукой стоящему в стороне Власику. - Тебя проводят в гостевую. Там тебе приготовили душ и одежду, чтобы ты мог переодеться. А потом позвони в Ленинград и передай своей невесте и её родителям привет от меня лично. Думаю, что скоро сможешь их пригласить к себе в гости. Есть мнение, - Сталин сделал легкую паузу, - выделить тебе участок под дачу по соседству с моей и построить там хороший дом. Соседями будем, если ты не возражаешь.
        - Не возражаю, Иосиф Виссарионович! - Я расплылся в улыбке. Ещё бы я возражал. Быть ближайшим соседом такого человека - это дорогого стоит. Ох, и завистников теперь будет. - Спасибо огромное.
        - Это тебе, Виктор, спасибо от всех нас, от всего советского народа. А это лишь малая толика нашей общей благодарности.
        Зайдя в гостевую комнату, я встал как вкопанный. На кровати аккуратно разложенная лежала выглаженная форма со всеми моими наградами, нарукавным шевроном со щитом и мечом и… петлицами с двумя ромбами. Это что, я теперь старший майор госбезопасности? А если судить по армейским рангам, то целый комдив или дивизионный комиссар. Да, быстро взлетел, лишь бы не упасть.
        С удовольствием смыв под душем больничные запахи, облачился в новенькую форму, естественно, предварительно обработав её Силой. Теперь всегда буду чист, выглажен, да ещё и как защита сработает в случае нужды.
        Притопнув начищенными до зеркального состояния сапогами, надел фуражку и посмотрел на себя в зеркало. Красавчик! В сущности, все мужчины - это большие дети. Нам нравятся большие игрушки, игра в войнушку и, конечно же, военная форма. И я не исключение. Там, в прошлой жизни, не довелось носить форму как профессиональному военному, за исключением сборов, но это всё же не то, так здесь я стал представителем высшего командного состава.
        В дверь постучали. На пороге стоял и улыбался во все тридцать два зуба уже капитан госбезопасности Седых.
        - Товарищ старший майор госбезопасности, прибыл в ваше распоряжение, - браво откозырял он, не переставая при этом улыбаться и выпячивать грудь с новеньким сияющим орденом Красной Звезды.
        - Здравствуй, Олег, - я с огромным удовольствием пожал его не маленькую лапищу. - Поздравляю с наградой. Как там остальные наши?
        - Все здесь, командир. По приказу товарища Сталина будем осуществлять вашу охрану. - Седых был откровенно рад, что снова будем работать вместе.
        - А где сам товарищ Сталин?
        - Приказал проводить вас в беседку, товарищ старший майор госбезопасности! - Седых явно прикалывался, изображая из себя героя-служаку. Я рассмеялся, и мы пошли к выходу. Всё же хорошо, что опять будем вместе с проверенными в бою парнями.
        Уже выходя на крыльцо, услышал шум подъехавшей машины и молодые, задорные голоса. И один из этих голосов был мне очень даже знаком. За углом голос Насти кого-то за что-то отчитывал.
        - И всё равно это не правильно, - выговаривала кому-то Настя. - Жить надо своим умом, а не чужим. И это, по крайней мере, подло - оскорблять девушку за то, что она не дала списать контрольное задание.
        - Да не ругайся ты, княжна. Ничего плохого не произошло, если бы Красный списал у Катьки. Зато «неуд» бы он не отхватил, - оправдывался мальчишеский голос.
        - Но ты же, Артём, не списывал ни у кого и получил оценку «хорошо», - продолжала воспитательную работу Настя.
        - Да у него просто задание было лёгкое! - возмущённо закричал уже второй мальчишеский голос. - А Катьке я ещё это припомню!
        - Только посмей, и я с тобой вообще разговаривать не буду! - вскипела Настя. - И не смей перекладывать ответственность за свою лень на других. Ты сам, Василий, вместо того чтобы готовиться к уроку, просидел весь вечер с книжкой. Читать, конечно, надо, но не во вред же учёбе.
        Василий хотел что-то возразить, но в этот момент я вышел из-за угла. Мгновенно воцарилась тишина, а потом меня буквально чуть не снёс с ног ураган по имени Анастасия.
        - Мадемуазель, познакомите меня со своими спутниками? - Я очень рад был видеть сестру.
        - Это Василий Сталин и Артём Сергеев[18 - Сергеев Артём Фёдорович - приёмный сын Сталина. Родился в семье революционера Ф. А. Сергеева (известного как «товарищ Артём»), после гибели отца в 1921 году воспитывался в семье И. В. Сталина. Один из основателей зенитных ракетных войск СССР, участник Великой Отечественной войны.]. Он…
        - Я знаю, Настя, - перебил я её. - Будем знакомиться, молодые люди?
        - А вы кто? - спросил Василий, прищурив один глаз. А как у него полыхнула ревностью аура, когда Настя повисла у меня на шее.
        - А я старший брат вот этой красавицы. - Щёки Насти покраснели. - Меня зовут Виктор.
        - А вас за подвиг наградили? - вступил в разговор Артём.
        - Ну насколько мне известно, у нас в стране просто так награды не раздают, - отшутился я. - Кстати, а почему княжна?
        - Не знаю, - ответил не унывающий Василий, - как-то так само получилось. И учителя говорят, что она знает так много, как будто училась ещё при царе в гимназии.
        - Ну что, Виктор, познакомился с моими архаровцами? - Сталин подошёл по тропинке в сопровождении Берии.
        - Познакомился, товарищ Сталин. Только они не архаровцы, а очень даже хорошие ребята. С ними позаниматься, и будут настоящие бойцы, - я приветливо улыбнулся.
        - Добрый день, дядя Иосиф, - раздался из-за плеча голос Насти.
        Наверное, звук от моей упавшей челюсти был слышен во Владивостоке. Дядя Иосиф. Это она так назвала Сталина, а тот расплылся в улыбке от удовольствия. При этом с тем же Берией она поздоровалась, назвав его по имени-отчеству. Что тут вообще произошло, пока я был оторван от реальности?
        Обстановку разрядил Власик, вынесший гитару.
        - Вот, товарищ Головин, есть гитара, а аккордеон уже отнесли в беседку.
        - Ура! Витя будет петь! - обрадовалась Настя.
        - Буду, но вы втроём вначале марш делать уроки, а потом можете послушать, если вам разрешат, - строго сказал я.
        Настя что-то шепнула на ухо двоим своим кавалерам, и они убежали в дом.
        - Молодец твоя сестра, Виктор. - Сталин проводил взглядом дружную троицу. - Она моих анархистов держит буквально в кулаке. Они меня так не слушаются, как её.
        - Это не удивительно с её-то характером. Не даром там, - я поднял глаза к небу, - её наградили орденом и потом ещё две медали вручили.
        Сталин покосился на стоящего рядом Берию и кивнул своим мыслям. Понятно, будем увеличивать круг посвящённых. Оно и правильно. Нам с Берией плотно работать, и он должен понимать, откуда взялась вся та информация, что проходит через Специальный комитет. Он и так уже о многом начал догадываться сам.
        - Есть мнение, товарищ Головин, что приглашённым сегодня товарищам нужно о многом узнать… - Сталин открыл коробку папирос «Герцеговина флор» и с видимым удовольствием закурил.
        - Я надеюсь, товарищ Сталин, - я тоже перешёл на официальный тон, - что этих товарищей не будет слишком много?
        - Нет, не будет. Я пригласил помимо товарищей Берии и Кирова ещё и Буденного с Ворошиловым. Пока будет достаточно и их.
        Я кивнул, соглашаясь, и мы прошли в беседку, рядом с которой стоял пышущий жаром большой мангал. Майская погода баловала тёплыми солнечными лучами и цветущими деревьями и кустарниками.
        Не успели мы усесться, как приехали ещё два авто. Из одного вышли Будённый с Ворошиловым, а из другого - какая-то девчонка, которую встретил Киров. Хотя почему с какая-то? Не сложно было догадаться, что это его внебрачная дочь Женя. Видимо, Мироныч смог решить данный вопрос со своей женой, которая раньше была категорически против девочки.
        - Пойдём, Виктор, встретим гостей.
        Сталин поднялся из-за стола и вышел из беседки. Я последовал за ним. Поздоровавшись с прибывшими, я подошёл к отчаянно краснеющей девочке.
        - Здравствуйте, Женя, - я протянул ей руку, - меня зовут Виктор, и я очень рад с вами познакомиться.
        - Ой, здравствуйте, - ещё больше смутившись, она протянула свою маленькую ладошку. - А откуда вы меня знаете?
        - А я, Женя, волшебник и знаю всё про всех. - Я как можно искренне улыбнулся.
        В этот момент дверь на крыльце с грохотом распахнулась и на улицу выскочил взъерошенный Васька-Красный. Видимо, услышал шум подъехавших машин и выбежал посмотреть, кто там приехал. Как я понял, Сталин поселил своих детей здесь, рядом с собой, и решил сам принимать участие в их воспитании. Видимо, мои рассказы об их судьбе не прошли даром. Правда, Светлану я ещё не видел.
        - Василий, можно тебя на минутку? - окрикнул я непоседливого юношу. - Вот, познакомься с девушкой. Её зовут Женя, и она дочь товарища Кирова. Будь другом, проводи её к моей сестре. Я хотел бы, чтобы они познакомились и подружились.
        Василий, мгновенно вспыхнув от смущения, протянул руку такой же красной Жене. Я едва не расхохотался от этой сцены. Сталин также стоял чуть в стороне, пряча улыбку в усах. Киров же, остановившись у самой беседки, с интересом наблюдал за происходящим.
        - У меня такое впечатление, что эта девчонка тебя заинтересовала, - сказал Сталин, когда пылающая кумачом парочка скрылась с крыльца.
        - Так ещё бы не заинтересовала. Там, - я неопределённо махнул рукой, - это была единственная девушка-командир танковой роты, гвардии капитан. Пять боевых орденов, медали. Всю войну прошла.
        - Да, героическая девушка, - Сталин вздохнул. - Надеюсь здесь ей не придётся воевать.
        - Для того и работаем, чтобы ни ей, ни Насте не пришлось стрелять во врага.
        Шашлыки были отменные. Мясо так и таяло во рту. Когда первый голод был утолён, Сталин постучал вилкой по графину с грузинским вином.
        - Товарищи, мы здесь собрались не только для того, чтобы покушать шашлык и отметить выздоровление товарища Головина. Мы здесь для того, чтобы донести до троих из вас информацию, которая идёт под грифом «Особой государственной важности». Всё, что вы здесь услышите, является абсолютной правдой, какой бы фантастической она ни казалась. Сейчас Виктор введёт вас в курс дела.
        Я встал и начал свой рассказ.
        - Меня зовут Головин Виктор Михайлович. Я родился в тысяча девятьсот семьдесят пятом году…
        Пока я говорил, в беседке стояла мёртвая тишина. Естественно, я опустил момент, связанный с чтением их воспоминаний. Сталин и Киров знали об этом, а остальным данная информация была ни к чему. Почти час я описывал события истории того мира, вплоть до момента моего переноса сюда. Как говорится, шок - это по-нашему. А по-другому и не назвать то, что испытали Берия, Ворошилов и Будённый.
        - Мистика какая-то, - произнёс Ворошилов, вытирая выступившую на лбу испарину.
        - Нет, Клим, это не мистика, - резко сказал Сталин. - Это события, которые могут произойти и у нас, в нашем мире. И наша наиглавнейшая задача не допустить этого. Да и видел ты уже способности Виктора, так что в сказанное придётся поверить
        - Извините, товарищи, но я должен предпринять некоторые меры для обеспечения безопасности. - Я обернулся на Сталина и после его кивка продолжил: - Я поставлю вам всем в сознание блок, который не позволит рассказать кому-либо об услышанном здесь. При каждой попытке что-либо рассказать или написать блок будет отключать ваше сознание. После третьей попытки он остановит сердце.
        - Кто будет первым? - Сталин оглядел присутствующих.
        - Разрешите мне. - Киров встал и подошёл ко мне.
        Я положил ладони ему на виски и внедрил блок. Сил это отняло немало. Затем по очереди подошли все остальные. Внедрив блокировку последнему я устало сел на стул.
        - С тобой всё в порядке, Виктор? - обеспокоенно спросил Сталин.
        - Всё нормально Иосиф Виссарионович. Процедура сил много отнимает. Сейчас поем как следует, и всё придёт в норму.
        Навернув несколько шампуров истекающего жирком мяса, запив всё это вкусным морсом, я почувствовал себя вновь полным сил. Пока я насыщался, в беседке царило молчание. Видимо, все обдумывали сказанное мной. Наконец, Берия, не выдержав, поинтересовался:
        - Виктор, а есть ли возможность избежать войны?
        - А зачем? - задал я встречный вопрос. Все удивлённо уставились на меня. - Я поясню. Война в любом случае неизбежна, и начнётся она, учитывая идентичность происходящих мировых процессов в том мире и здесь, примерно в то же время, что и там. То есть в сорок первом году. Время для подготовки у нас есть. Учитывая наши возможности, мы можем по её результатам перекроить карту мира с наиболее благоприятной для нас конфигурацией. Кроме того, война позволит выдвинуть наверх наиболее перспективных военачальников и отсеять кабинетных вояк. Ну и, как один из побочных эффектов, война даст огромный толчок культуре. Появятся новые песни, фильмы, книги, на которых будет воспитываться не одно поколение молодёжи. Главная наша задача - это свести потери в этой войне к минимуму и получить по её результатам наибольшую выгоду.
        - То есть воевать ради песен? - Ворошилов аж подался вперёд.
        - Нет, Климент Ефремович, не ради песен, а ради дальнейшего существования Советского Союза. И не просто существования, а процветания. А песни, - я протянул руку за гитарой, - порой бывают мощнее, чем тысячи снарядов. Я спою несколько, появившихся там после войны, а вы попытайтесь прочувствовать.
        И я запел песню из любимого мною кинофильма «Офицеры».
        Смолкли последние аккорды, а слушатели всё ещё сидели под впечатлением. Первым не выдержал Будённый.
        - Ну, Витька, ети его в коромысло, ты и дал. У меня же мурашки по спине с кулак размером бегали, пока слушал.
        - И у меня, - неожиданно произнёс Берия, протирая своё пенсне.
        Я усмехнулся.
        - В том мире некоторые говорили, что есть две песни, которые являются своеобразным тестом на принадлежность к русскому этносу. Только истинный русский человек, какой бы национальности он ни был, так реагирует на них. Одну из них я исполнил. Сейчас будет другая.
        И я заиграл «Священную войну». Своим голосом попытался передать энергетику великой песни, и, по-моему, у меня получилось. Об этом говорило хотя бы то, что все (!!!) присутствовавшие в беседке встали, сжав кулаки.
        - Вот это да! - выдохнул Ворошилов. - Не ожидал такого эффекта.
        Затем последовали ещё песни военных лет, а также послевоенные о войне. Слушателей они впечатлили.
        - Семён Михайлович, а вы ведь родом с Дона? - задал я вопрос Будённому. - Тогда следующая песня для вас.
        И я, отложив гитару, запел песню группы «Любэ» «Конь»:
        Выйду ночью в поле с конём,
        Ночкой тёмной тихо пойдём,
        Мы пойдём с конём по полю вдвоём,
        Мы пойдём с конём по полю вдвоём…
        Будённый с Ворошиловым слушали, прикрыв глаза. Когда прозвучали последние слова песни, Будённый встал, подошёл ко мне и с чувством обнял.
        - Спасибо, Витька. Как в родной станице побывал. А хочешь, я тебе шашку подарю? - неожиданно спросил он.
        - Спасибо, Семён Михайлович, но у меня уже есть. Настоящая гурда, - похвастался я отцовской шашкой.
        - Настоящая? Покажь! - Азарт бывалого кавалериста проснулся в Будённом.
        Я сходил в дом и достал со дна сумки завёрнутую в тряпицу шашку. Я ещё в Ленинграде вернул ей первоначальный вид, и теперь на рукоятке красовалась «клюква», орден Святой Анны 4-й степени.
        - Ух ты, знатная гурда. Сразу видать, что боевая, а не парадная, - восхитился клинком Будённый. А прочитав гравировку на клинке и показав её всем, спросил: - Отцова?
        - Его, - кивнул я в ответ, - завещал он мне сохранить её.
        - Ну вот как приедешь ко мне в гости, так я научу тебя ею владеть. Будешь как настоящий конник. - Он явно нехотя вернул мне шашку.
        Я чуть прищурился, посмотрел на сидящего Сталина и обратился к Будённому:
        - Подпоёте, Семён Михайлович?
        Будённый растерянно кивнул в ответ, а я вышел из беседки, перехватив ножны с шашкой в левую руку
        - Эх, разжалует меня товарищ Сталин, - полушутя воскликнул я и, стряхнув ножны, крутанул клинок перед собой.
        Воздух загудел, а я запел:
        На горе стоял казак.
        Он Богу молился,
        За свободу, за народ,
        Низко поклонился…
        Припев пели вместе с Будённым и неожиданно присоединившимся к нам Ворошиловым. Остальные, включая Сталина, отбивали ритм ладонями по столу. Клинок порхал вокруг меня, с гулом рассекая воздух. Учитывая моё владение Силой, подобное было недостижимо ни одному мастеру фланкировки. С последними словами песни я развёл руки в стороны и поднял лицо к небу. Раздались бурные аплодисменты.
        - Молодец, Виктор, - похвалил меня Сталин, - и песня хорошая, жаль, что про Бога в ней упоминается.
        Посидев ещё немного в беседке, Сталин предложил перейти в дом.
        - Виктор, а есть песни, в которых нет упоминания о войне? - спросил он, когда все устроились в гостиной.
        - Есть, Иосиф Виссарионович. - ответил я. - И можно молодёжь позвать. Пусть тоже послушают. Да и Настя некоторые из них споёт.
        Импровизированный концерт продолжался довольно долго. Настя исполнила песни «Прекрасное Далёко», «Надежда», которые вызвали у всех восторг. Затем я спел «С чего начинается Родина», «Комсомольцы-добровольцы», «Тёмная ночь», «Синее море», «Вальс-бостон», «Ваше благородие» из кинофильма «Белое солнце пустыни» (кстати, надо будет озадачиться и переснять его), «Погоню» из фильма «Неуловимые мстители», которую мы с Настей исполнили вдвоём, ну и, конечно, священный долг каждого попаданца - это песни Высоцкого из кинофильма «Вертикаль», «Баллада о книжных детях» и весь остальной репертуар, что пел в поезде. Очень всем понравилась песня «Товарищ Правда».
        Когда все уже устали хлопать в ладоши, Сталин произнёс:
        - Я думаю, что выскажу общее мнение, что такие замечательные песни должны звучать не только в узком кругу слушателей, а их должен услышать весь советский народ. Займитесь этим вопросом, товарищ Головин. Такое будет вам поручение. А вы, Анастасия, - обратился он к Насте, - должны петь. У вас прекрасный голос, а с такими прекрасными песнями вы станете самой известной певицей Советского Союза.
        Глава 13
        После памятного концерта минуло больше месяца. Прошло несколько заседаний Совнаркома, на которых было принято решение о прекращении выпуска уже ставшей устаревшей военной техники и вооружений и начале массовой модернизации производств. Высвободившиеся производственные мощности были переориентированы на выпуск гражданской продукции, такой, как новые модернизированные тракторы, грузовые авто, такие, как ГАЗ-АА, ГАЗ-ААА, ЗИС-5, ЗИС-6, и машины различного назначения на их основе. На заводы в конструкторские бюро были переданы эскизы и техзадания на новые легковые и грузовые автомобили, в которых можно было увидеть современные мне УАЗы, ГАЗ-66, ЗИЛ-130.
        Также было решено начать строительство нескольких промышленных кластеров на Урале и в Сибири. Планировалось несколько крупных нефтеперерабатывающих комплексов в непосредственной близости от районов добычи.
        Остро встал вопрос с доставкой оборудования на планируемые стройки и в места добычи ресурсов. Было решено на базе долгопрудненского «Дирижаблестроя» начать проектирование и строительство грузовых и грузопассажирских дирижаблей повышенной грузоподъёмности. Наполнять их решили гелием, для получения которого из природного газа и из воздуха (по технологиям, которые я принёс из того мира) вскоре должны были начать строить несколько фабрик. Сами дирижабли будут иметь форму сплюснутого эллипсоида. Это позволит уменьшить ветровую нагрузку, а значит, и расход топлива. Фактически страна начинала новый этап индустриализации.
        Также результатом наших частых посиделок в узком кругу посвящённых стало постановление о пересмотре дел раскулаченных. Если человек не эксплуатировал других людей, работал только своей семьёй и имел крепкое хозяйство, то такие подлежали полной реабилитации. Им предлагалось переехать на постоянное жительство в другие районы, выдавались подъёмные средства и освобождение от продналога на три года.
        Было принято решение об освоении целинных земель. Но делаться это будет на научной основе, без штурмовщины, как это было в моём мире при Хрущёве. Уже готовились к отправке в Оренбуржье и Северный Казахстан экспедиции почвоведов и агрономов для изучения особенностей почв. Вообще скорость принятия решений меня, знакомого с российской чиновничьей волокитой, просто поражала.
        К этому времени нам с Настей выделили большую квартиру в знаменитом «Доме на набережной». В квартире помимо самих жилых комнат и кабинета была ещё комната для домработницы, которую тут же оккупировал Седых со своими бойцами. Дежурили они по двое, а домработница, как обязательный атрибут моего нынешнего положения, приходила трижды в день, чтобы приготовить покушать и убраться в комнатах. Естественно, её проверили как по линии теперь уже КГБ, так и я просканировал её сознание.
        Настя первое время очень стеснялась того, что взрослая женщина обращается к ней на вы и обслуживает нас, но постепенно привыкла. Они даже вдвоём часто готовили что-нибудь вкусненькое, что я, а заодно и дежурившие у нас бойцы с удовольствием съедали.
        Если честно, то охрана мне была не нужна, но на этом дружно настояло всё наше, как его назвал Сталин, малое Политбюро. Пришлось подчиниться. Сам Сталин тоже переехал в свою кремлёвскую квартиру. Параллельно со строительством моего дома на сталинской даче начали возведение второго этажа. Раньше, чем в том мире. Видимо, Сталин всё же решил детей поселить с собой и уделять их воспитанию больше времени.
        Мы с Настей начали запись грампластинки. Также пришлось разыскать Анну Герман, нашего культмассовика с поезда, и вызвать из Ленинграда Ольгу. Мне нужно было трио девушек для песен из кинофильма «Девчата». Это задорная «Хорошие девчата, заветные подруги» и лирическая «Старый клён». Великолепно получилось у них исполнить «Прекрасное Далёко».
        Попытался привлечь Марка Бернеса, но тот категорически отказался. Его как раз пригласили сниматься в эпизодической роли в каком-то фильме, и он решил, что карьера киноактёра ему более ценна, чем исполнение каких-то песен. Ну что же, как говорится, хозяин - барин.
        Пришлось впрягаться самому и спеть «С чего начинается Родина», «Тёмная ночь», «Спят курганы тёмные», «Шаланды, полные кефали», а также песни Высоцкого. Когда прослушал получившийся материал, то убедился, что качество исполнения было не хуже, чем в известных мне оригиналах.
        Во всём этом нам огромную помощь оказал Ансамбль красноармейской песни Центрального дома Красной Армии имени М. В. Фрунзе[19 - В реальной истории с 1998 года - Академический ансамбль песни и пляски Российской армии имени А. В. Александрова.]. Песня «Товарищ Правда», исполненная совместно с солистами ансамбля, получилась по-настоящему мощной.
        Всего записали одну Настину пластинку, где она пела вместе с Анной и Ольгой, и три моих, одна из которых была ориентирована на эмигрантскую аудиторию. На ней были такие песни, как «Берёзы», «От Волги до Енисея», «Русское поле», «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок…», «Ваше благородие», «Позови меня тихо по имени», «Ты неси меня, река», «Когда весна придёт, не знаю» из кинофильма «Весна на Заречной улице». Все они получились душевные. Я не я буду, если они не вызовут приступы ностальгии и тоску по Родине. А Родине нужны были эти самые «заблудшие сыновья». На том же самом малом Политбюро было принято решение об облегчении получения советского гражданства желающим вернуться.
        Ну и ещё одну пластинку я записал на французском языке. На ней были совместная с Настей песня «Вечная любовь» Шарля Азнавура, «Если б не было тебя» Джо Дассена и ещё несколько его же песен. И ещё Настя исполнила «Non, je ne regrette rien» Эдит Пиаф. Уверен, что эта песня уже сейчас станет во Франции тем, что в будущем назовут хитом.
        Ольга приехала из Ленинграда с мамой. Я поселил их в гостинице «Метрополь», хотя и у нас в гостях они побывали, удивившись как самой квартире с шикарной мебелью, так и сервисом в доме. Здесь были и магазин со сберкассой, прачечная, почта, телеграф, спортзал, свой клуб, который в том, моём, мире позднее стал Театром эстрады, и даже кинотеатр «Ударник», а во дворе дома воздух освежали фонтаны.
        Настя проболталась, что для нас строят дом по соседству с дачей Сталина. На мой укоризненный взгляд эта болтушка недоуменно ответила:
        - Ну а что такого? Они же свои.
        Несколько раз удалось вечером выбраться погулять с Ольгой. Чтобы не привлекать особого внимания, я переодевался в тот самый маодзедуновский чёрный костюм, сшитый в Чите. Выглядели мы очень красивой парой, о чём нам единогласно было заявлено как Настей, так и Антониной Владимировной. У Ольги от такого заявления щеки запунцовели. С Седых кое-как удалось договориться, чтобы он и его люди сопровождали нас не так явно, но всё равно они постоянно маячили в пределах видимости.
        Мы гуляли по Москве, Ольга была в восторге от песен, от самого процесса записи, от того, что её голос услышат миллионы. В какой-то миг я не выдержал от созерцания этой восторженной девчонки и поцеловал её. Ольга вначале замерла, а потом начала неумело отвечать на мой поцелуй.
        - Оля, я люблю тебя.
        Казалось бы, давно, ещё в той жизни умершее чувство вновь ожило и согрело теплом мою душу.
        - Я тоже люблю тебя, Витя, - прошептала Оля, глядя мне в глаза.
        И мне на миг показалось, что в её глазах я увидел улыбку той, которую любил там, в другом мире. И она, одобрительно кивнув мне, растаяла в сиянии любви. А мы стояли, держась за руки, молча смотрели друг другу в глаза, и нам не нужны были слова.
        Проводив Ольгу с мамой на вокзал, я с головой погрузился в работу. Страна жила мирной жизнью, а у нас уже началась война. Все силы были брошены на строительство мощной армии. Переписывались Уставы, менялись программы обучения в военных училищах и академиях. Будущих командиров учили не только бросаться со штыками наперевес на пулемёты врага, но и грамотно отходить на другие рубежи.
        Это породило волну доносов на преподавателей, читающих лекции по этой теме. Однако прошло время, а никто не торопился арестовывать преподавателей-вредителей, призывающих Красную Армию отступать перед классовым врагом. А вот с доносчиков спрашивали вдвойне. И скоро до самых тупых дошло, что самый лёгкий способ быть отчисленным из академии или из училища - это написать донос на преподавателя.
        У производственников остро встал вопрос с модернизацией оборудования. Многие станки можно было приобрести лишь за границей, но вот продавать их нам капиталисты не хотели. Тогда было принято решение заручиться поддержкой некоторых из этих капиталистов и через них закупить необходимое оборудование. И таким нашим потенциальным союзником должен был стать Эрнест Оппенгеймер, глава компании «Де Бирс», крупнейшей компании, занимающейся добычей, обработкой и продажей алмазов. Ну а чтобы помочь ему принять правильное решение, было решено продемонстрировать ему уже найденные алмазы, доставленные в Москву самолётом. Кроме того, несколько огранщиков засели за выполнение особого заказа. Им предстояло разработать ту самую неподражаемую русскую огранку.
        Письмо с предложением встретиться и обсудить взаимовыгодное сотрудничество передали Оппенгеймеру через нашего посла в Англии Майского. С письмом отправили несколько образцов необработанных алмазов, а также импактитов и небольшое количество шлифовального порошка, изготовленного мной из них. Почему мной? Да просто потому, что импактиты гораздо прочнее природных алмазов, и превратить их порошкообразную субстанцию я смог лишь при помощи Силы. Зато такой эксклюзивный продукт есть только у нас.
        Оппенгеймер раздумывал недолго, и уже через неделю из Лондона пришло согласие на предварительную встречу Было решено, что раз визит носит неофициальный характер, то в Англию отправлюсь я (хотя Сталин явно не хотел выпускать меня из страны) и пара человек со мной в качестве охраны и сопровождения. Мне вручили рекомендательное письмо за подписью Молотова и Сталина, в котором говорилось, что я являюсь официальным представителем советского правительства.
        До Лондона добрались на английском пароходе с возвращающимися из СССР иностранными туристами. Столица Англии встретила нас классической пасмурной погодой и послом СССР Майским собственной персоной. Поздоровавшись, сели в авто и проехали в посольство на Kensington Palace Gardens, дом № 13. Не знаю, какие инструкции относительно меня получил Майский из Москвы, но вёл он себя в высшей степени обходительно.
        Встреча с Оппенгеймером должна была состояться завтра в полдень в отеле Rubens at the Palace. А губа у господина Оппенгеймера явно не дура. Пожалуй, самый фешенебельный отель Лондона, находящийся ближе всех к Букингемскому дворцу. Или решил пустить пыль в глаза дикарям-комми и показать кто есть кто? Ну что ж, мистер Алмазный король, как говорится, завтра будем посмотреть. Видали мы ваши отели почти столетие тому вперёд.
        Встреча произошла в одном из номеров отеля. Ещё по дороге я проинструктировал сопровождающих, чтобы сделали лицо кирпичом, ничему не удивлялись и по сторонам не глазели. Типа нам такое не в диковинку. Наша же троица привлекала внимание как жильцов отеля, так и персонала. Я в своём белом костюме а-ля клерик тетраграмматона и двое сопровождающих, одетых в безукоризненно сидящие чёрные костюмы, идущие чуть ли не строевым шагом строго сзади на одинаковом расстоянии.
        У двери номера стояла пара крепких мужчин в одинаковых пиджаках. Очевидно, что охраной мистер Оппенгеймер явно не пренебрегал. В номере, судя по аурам, кроме него был кто-то ещё. Могу предположить, что это либо помощник, либо эксперт.
        Знаком показав своим ребятам, чтобы ждали в коридоре, я прошёл в номер.
        - Добрый день, мистер Оппенгеймер, - как более младший по возрасту первым поздоровался я.
        - Добрый день, молодой человек. - Оппенгеймер, не вставая, кивнул головой. - А вы, собственно, кто?
        Я молча протянул ему рекомендательное письмо и, не спрашивая разрешения, сел напротив его.
        - Тут написано, что вы официально представляете интересы Советов на наших переговорах.
        - Да, это так, - кивнул я в подтверждение, с интересом рассматривая при этом собеседника.
        - А вы не слишком молоды для такой ответственной миссии? - Самое интересное, что в вопросе не было ни капли сарказма или издёвки. Просто констатация факта.
        - Молодость - это недостаток, который проходит с годами. Уверяю вас, мистер Оппенгеймер, я со временем исправлю его.
        - Если бы я не был уверен, что вы лишь вчера ступили на землю Англии, то сказал бы, что вы коренной англичанин. Ваша речь не похожа на речь человека, для которого английский язык не является родным.
        - Благодарю вас, сэр, за комплимент, но тут благодарности заслуживают мои учителя. У нас в Советском Союзе на государственном уровне поощряется изучение иностранных языков… - И я улыбнулся собеседнику поистине голливудской улыбкой.
        Когда взаимные политесы были закончены, мы приступили к основному вопросу.
        - Как я могу понять, господин Головин, вы хотите предложить мне купить у вас некоторое количество алмазов и этого вашего чудесного алмазного шлифовального порошка?
        - Нет, господин Оппенгеймер, мы не предлагаем вам купить у нас алмазы. Мы хотим предложить вам добывать у нас алмазы.
        - Но в России нет кимберлитовых трубок, а залежи рассыпных алмазов крайне незначительны.
        - У вас неверная информация. В СССР есть кимберлитовые трубки, и, по оценкам наших специалистов, ежегодная добыча алмазов может составить около тридцати пяти - сорока миллионов карат на протяжении как минимум ближайших шестидесятисемидесяти лет.
        Оппенгеймер замер, так и не дотянувшись до чашки с чаем. Я, в отличие от него, абсолютно спокойно отпил кофе божественного вкуса. Пауза несколько подзатянулась. Наконец, Оппенгеймер справился со своими эмоциями.
        - Вы понимаете, что эту информацию мне необходимо проверить?
        - Разумеется, господин Оппенгеймер. Мы готовы помочь вашим людям в обследовании месторождений, но при условии, что мы с вами достигнем предварительного соглашения.
        - И какие будут ваши условия?
        - Семьдесят процентов добытых камней отходят Советскому Союзу, а тридцать - компании «De Beers». Кроме того, советская сторона предлагает вам монопольное право на продажу наших алмазов на мировых рынках.
        - Но это неприемлемо, - возразил Оппенгеймер, - лишь при соотношении пятьдесят на пятьдесят можно говорить о каком-либо сотрудничестве.
        Торг шёл почти два часа, и результатом стало предварительное соглашение о том, что компания «De Beers» получает 40 % добытых алмазов и монопольное право торговли. В принципе Сталин определил мне нижнюю планку торгов в 50 %, так что план я даже перевыполнил.
        Скрепив нашу договорённость рукопожатием, в результате которого я стал обладателем знаний обо всех планах компании, о номерах счетов, различных тайниках и так далее, мы приступили ко второй части обсуждения. Теперь речь зашла об импактитах и порошке из них.
        Оппенгеймер сказал, что его эксперты так и не смогли точно идентифицировать, что это за алмазы. При этом он отметил их перспективу на рынке технических алмазов.
        - Эти алмазы называются импактиты. Подобных больше нигде в мире нет, и Советский Союз является в этой сфере монополистом. Это идеальное сырьё для применения в качестве технических алмазов.
        - Но, насколько я помню, импактиты образуются в месте удара метеорита о Землю?
        - Вы совершенно правы. Именно такой удар и произошёл многие сотни тысяч лет назад. Вот только в тот раз большой метеорит ударил в гигантский пласт угля. Произошла мгновенная трансформация угля. Поэтому наши импактиты гораздо твёрже всех остальных алмазов.
        - А порошок? Как вы получили такой порошок? - Похоже, этот вопрос очень интересовал Оппенгеймера.
        - Порошок получен из этих самых импактитов, но сам процесс его получения строго засекречен и является государственной тайной. Однако мы готовы поставлять и импактиты и порошок в обмен на некоторые услуги.
        - На какие, например? Мне вступить в партию большевиков? - Оппенгеймер со смехом откинулся на спинку кресла.
        - Это будет, пожалуй, чересчур. Однако если всё же решите, то я дам вам рекомендацию… - Я тоже засмеялся немудрёной шутке.
        - Мы хотели бы, - вновь перешёл я на деловой тон, - чтобы через вашу компанию производились закупки интересующего нас оборудования. Наша страна активно проводит индустриализацию, и недостаток станков и некоторых технологий отрицательно сказывается на общих показателях развития.
        - То есть вы предлагаете мне стать посредником между СССР и западными фирмами?
        Ты смотри, уже СССР, а не Советы.
        - Именно так, господин Оппенгеймер. В случае вашего согласия мы передаём вам список необходимого нам оборудования и некоторое количество алмазного порошка. Вы осуществляете закупки и отправляете их нам, а мы производим оплату.
        Оппенгеймер опять задумался.
        - Ну что же, я согласен на все ваши условия, - произнёс он после долгого раздумья. - Когда мы сможем заключить соответствующие договоры?
        - Я думаю, что пока заключать какие-либо договоры преждевременно, - охладил я его пыл. - Пусть вначале ваши люди убедятся в наличии алмазных месторождений в России, а потом уже подпишем договор между вами и советским правительством. А что касается порошка и импактитов, то мы готовы начать их поставки незамедлительно. Более того, в знак нашей будущей совместной деятельности я приготовил вам подарок. Попросите своего помощника пригласить моих людей.
        В номер вошли двое моих сопровождающих. К руке одного из них был пристёгнут металлический кейс. Отстегнув его, я положил кейс на стол, щелкнул замками и, открыв крышку, развернул в сторону собеседника, а теперь уже и делового партнёра.
        Оппенгеймер, увидев содержимое, потянулся за лупой. В кейсе под целлулоидной плёнкой лежало несколько бриллиантов необычайной чистоты и красоты огранки. Ещё в кейсе было почти 10 фунтов алмазного порошка и список остро необходимого оборудования.
        - Откуда такая красота? - Оппенгеймер не мог скрыть восхищения бриллиантами. - Я не узнаю этой огранки? Чьи они?
        - Это наше достижение. Русская огранка, или Russian Cut. Как видите, мастера у нас тоже есть.
        Оппенгеймер отложил лупу и как-то по-новому посмотрел на меня.
        - Скажите, господин Головин, а что было бы, если бы я отказался?
        - Я бы просто повернулся и ушёл, - я пожал плечами, - а вскоре на рынке оказалось бы огромное количество бриллиантов по смешной цене. Каждый прыщавый подросток откуда-нибудь из Небраски смог бы запросто на карманные деньги купить своей девчонке колечко с камушком. Мы бы просто уничтожили мировой рынок бриллиантов. Как говорят за океаном, ничего личного, это всего лишь бизнес.
        Оставив нашего партнёра в глубокой задумчивости, я откланялся и вышел из номера. Моя миссия успешно выполнена.
        По возвращении в посольство меня встретил посол Майский.
        - Виктор Михайлович, меня просили передать вам приглашение на встречу от сэра Френсиса Стенхоупа. Он приглашает вас посетить его поместье в Бексли для приватных переговоров.
        - А откуда этот самый сэр узнал о том, что я имею полномочия на ведение переговоров, и о том, что я вообще приехал? Насколько я помню, в «Таймс» об этом не писали, - спросил я с сарказмом, при этом пристально глядя в глаза Майского.
        - Я правда не знаю, откуда стало известно о вашем приезде, товарищ Головин, - заюлил Майский, - а о ваших полномочиях осведомился секретарь сэра Стенхоупа, и я лишь подтвердил.
        М-да, течет в НКИДе, и течёт целой рекой. О моей поездке знали только Сталин с Кировым и Молотовым, да ещё нарком иностранных дел Литвинов. И почему-то у меня под подозрением именно он.
        - Товарищ Майский, а почему вы не сказали, что я прибыл в Лондон с частным визитом, а не как официальное лицо? Ведь дело обстоит именно так, и я не уполномочен вести какие-либо ещё переговоры, кроме тех, ради которых прибыл.
        - Но, товарищ Головин, - начал торопливо оправдываться Майский, - семья Стенхоупов очень влиятельная, и хорошее расположение с их стороны может способствовать улучшению взаимоотношений между нашими странами. Кроме того, этот визит вас ни к чему не обязывает.
        - Ну, хорошо. Можете ответить согласием, - после недолгой паузы сказал я. - Прокачусь, послушаю, что скажет этот сэр.
        - Не беспокойтесь, Виктор Михайлович, я уже дал положительный ответ, - обрадовался пока ещё посол.
        - То есть вы, товарищ Майский, дали за меня ответ ещё до того, как я сам узнал о приглашении? - Моим голосом можно было заморозить воду в олимпийском бассейне. - А не слишком ли много вы на себя берёте, распоряжаясь по своему усмотрению личным порученцем товарища Сталина?
        - Но… Я… Думал… Это позволит…
        Майский стоял белый, как лист бумаги. Похоже, он только сейчас понял, во что вляпался.
        - Это хорошо, что вы думали. Плохо, что думали вы в корне не верно.
        Я прошёл мимо посла в сторону выделенной мне и сопровождающим комнаты. Уже отойдя на несколько шагов, я через плечо поинтересовался:
        - На какое время меня пригласил сэр Стен-хоуп?
        - На двадцать один час по Гринвичу. В двадцать часов за вами прибудет авто. До Бексли ехать почти час.
        Я молча кивнул и ушёл к себе. Предстояло до назначенного времени разработать операцию прикрытия. Каким бы крутым я ни был, но недооценивать противника никогда нельзя. Поэтому по карте нашли, где находится поместье Стенхоупов в Бексли, и мои ребята заранее отправились на неприметной машине в его окрестности.
        Ровно в назначенное время ко входу в посольство подъехал чёрный «роллс-ройс Фантом II». Водитель предусмотрительно открыл передо мной дверцу, и я сел на заднее сиденье.
        Поместье представляло собой классический образец британской архитектуры. Двухэтажное здание, построенное из кирпича, с высокой мансардой и непременный безупречный английский газон.
        Меня встретил дворецкий и провёл в гостиную. Я просканировал, насколько смог, окружающее пространство, и увиденное мне не понравилось. Все находившиеся в доме были с хорошо знакомой мне чёрной паутиной на головном мозге. Марионетки ордена. Все, кроме одного, находившегося в данный момент в гостиной. Я усилил по максимуму восприятие.
        Хозяин дома встретил меня стоя у камина. Классический английский костюм подчёркивал его аристократическую фигуру.
        - Рад приветствовать вас, господин Головин, в моём имении. - Он был само радушие, но руки, однако, не подал.
        - Благодарю за приглашение, сэр Стенхоуп, - вежливо ответил я. В конце концов, играть так играть. - Я, право, удивлён тому, что привлёк ваше внимание.
        - Не будьте таким скромным, молодой человек, - сэр Френсис покровительственно улыбнулся. - Многим заинтересованным людям известно, что вы являетесь довольно близким помощником господина Сталина.
        - Людям свойственно преувеличивать и выдавать желаемое за действительное, - я пожал плечами.
        Мы расположились у камина. Прислуга принесла чай, какие-то кексики и бесшумно удалилась.
        - Прошу, господин Головин, угощайтесь, - сказал радушный хозяин, взяв одну из чашек. - Хочу сделать вам комплимент: вы прекрасно говорите по-английски. Никогда бы не подумал, что вы русский.
        - У меня были хорошие учителя, - ответил я, взяв вторую чашку с чаем, предварительно просканировав её.
        - Вы хотели о чём-то поговорить или просто пригласили меня попить чай? - перешёл я к делу.
        - Вы правы, действительно, я пригласил вас, чтобы обсудить некоторые вопросы. - Сэр Френсис сделал глоток чая и поставил чашку. - Сейчас должен подъехать ещё один человек, и мы поговорим.
        Я прямо явственно увидел, как он едва сдержался, чтобы не сделать ударение на последнем слове. Ну что же, подождём.
        Однако ждать долго не пришлось. Не прошло и четверти часа, как в гостиную вошёл ещё один гость. Хотя вернее будет сказать не гость, а Хозяин. Это было особенно заметно по тому, как подскочил сэр Френсис и как подобострастно склонился приветствуя его, а у меня что-то щёлкнуло в памяти, сложился какой-то пазл, и я ясно увидел в воспоминаниях Хрущёва это лицо. Брат Юлиус. Вот мы и встретились.
        - Добрый вечер, джентльмены, - вошедший поздоровался и, не ожидая приглашения, прошёл к столику у камина. - Добрый вечер, господин Головин.
        - Добрый, - ответил я, откинувшись на спинку кресла. - Однако вы не представились.
        - Моё имя пока вам ни о чём не скажет… - Брат Юлиус по-хозяйски расположился в кресле напротив. - Мы хотим предложить вам, господин Головин, сотрудничество. В случае вашего согласия мы поможем вам занять высокое положение в вашей стране.
        Вот так сразу? Меня ещё никогда не вербовали и не покупали, причём настолько грубо. Видимо, плохи дела у ордена в Советском Союзе, раз решились на мою вербовку.
        - Вы - это кто? - задал я вопрос, не показывая при этом какого-либо отторжения.
        - Это пока не важно, - продолжил брат Юлиус. - В своё время, если согласитесь на сотрудничество, вы всё узнаете.
        - А если не соглашусь?
        - Тогда в ваше НКВД попадёт бумага, в которой будет написано, что вы были завербованы британской разведкой. Вас отправят на двадцать пять лет в лагерь или, скорее всего, расстреляют. Подумайте хорошенько. Вы ещё так молоды, чтобы провести лучшие годы жизни на строительстве какого-нибудь канала или получить пулю. А мы предлагаем вам большие деньги, карьерный рост и возможность получить британское подданство.
        - Неужели у ордена иллюминатов настолько плохи дела в России, что вы решились на столь грубую вербовку? - спросил я по-русски.
        Всё, маски сброшены. Сэр Френсис, не понимая, переводил взгляд с одного на другого. А вот пресловутый брат Юлиус весь подобрался, как хищник перед прыжком.
        - Ты не выйдешь отсюда, - прошипел он тоже по-русски. - Вернее, выйдешь, но это будешь уже не ты. Взять его!
        Однако на его приказ никто не вошёл.
        - Упс!
        Я оскалился в улыбке, которую трудно назвать милой, и в этот момент за дверью раздался грохот от двух упавших тел. Я проделал с двумя лакеями то же, что и в своё время с двумя пилотами-убийцами. Я дотянулся до них ментальным щупом и, воздействуя на чёрную паутину у них в мозгу вызвал саморазрушение сознания. К сожалению, остальные марионетки были слишком далеко для меня.
        А дальше врубаю форсаж и, мгновенно сблизившись с сэром Френсисом, бью его раскрытой ладонью в область сердца. Тут главное точно дозировать силу удара, и тогда на выходе получится остановка сердца без признаков насильственной смерти. Этот сэр, судя по всему, мелкая сошка на побегушках у ордена и мне особо не нужен.
        Одновременно с ударом я парализовал брата Юлиуса.
        - Ну а вот теперь пообщаемся.
        Я вышел из режима форсажа и приблизился к нему. В его глазах плескался ужас. Привыкший властвовать над жизнью и смертью других, он оказался перед чем-то необъяснимым. Я положил ладони ему на виски и прикрыл глаза. На сознании этого Юлиуса стоял блок, но он был рассчитан на допрос и применение физической силы. Тогда бы он просто потерял сознание. Это что-то вроде того блока, что я ставил на даче Сталина, только в данном случае он поставил его сам себе. Вот только этот блок не был рассчитан на меня. Я не задавал вопросов, не пытал. Я просто стоял рядом и молча считывал память.
        Через 20 минут по каминным часам я почти без сил рухнул в кресло. Вся структура ордена, все его ключевые фигуры, все его члены, счета и тайники, в которых за два века скопилось немало интересного и ценного, всё это стало известно мне. Бонусом шла методика обращения людей в марионеток. К сожалению, этот процесс необратим, и обращённых невозможно исцелить.
        Погрузив всё ещё находящегося в оцепенении брата Юлиуса в сон, я прошёлся по особняку, лишая всех встреченных разума. Пусть потом сыщики Скотленд-Ярда поломают головы над такой загадкой, как дом, в котором у всех вместо мозга кашеобразная субстанция, а хозяин умер от остановки сердца. На кухне обнаружил копчёный окорок и отхватил от него здоровенный кусок. Нужно срочно восстанавливать силы. Заодно прошёлся тряпочкой по всем местам, где мог оставить отпечатки пальцев.
        Вернувшись в гостиную, я привёл в сознание Юлиуса. Теперь я знал, что с ним сделаю.
        - Я мог бы просто тебя убить, - сказал я, глядя ему в глаза, - но это для тебя будет слишком просто. Поэтому я сделаю с тобой то же, что и ты делал с другими людьми, обращая их в марионеток ордена. А потом я лишу тебя разума. И последняя мысль у тебя будет о том, что ты только что подписал смертный приговор всему вашему ордену. Теперь я знаю о вас всё, и всё это я прочитал в твоей памяти.
        С этими словами я навел на его мозг чёрную паутину. Кстати, получилась она у меня более плотной и насыщенной. Полюбовавшись на дело рук своих, я коснулся ментальным щупом одного из отростков паутины и влил в неё как можно больше света. Паутина сжалась и начала нехотя распадаться, а вместе с ней распадалась сущность того, кто принёс столько проблем моей стране. Когда мозг жертвы превратился в кашу, я остановил его сердце. Разума в теле уже не было.
        Из особняка я вышел, накинув чёрный плащ. Всё же в своём белом прикиде я выгляжу довольно приметно. Я прошёл по дороге примерно с километр, когда откуда-то сбоку вывернулась грязная обшарпанная машина и остановилась рядом со мной. Не говоря ни слова, я залез внутрь. Предстояла обратная дорога в Лондон, но перед этим нужно было сделать большой крюк и въехать в город с противоположной стороны. Тряслись по каким-то просёлкам всю ночь, лишь под самое утро заявившись в посольство. Всё, теперь домой, и желательно, как можно быстрее.
        Глава 14
        Днём, попрощавшись с Майским, отправились на посольской машине в порт, где нас ждал советский сухогруз, доставивший в Англию груз нашей пшеницы. Вот так всегда в России: сами голодаем, но кормим полмира. Пора это прекращать. Тем более что если всё получится с тайными счетами ордена, то денег будет не просто много, а очень и очень много.
        В каюте сразу свалился на кровать и проспал почти сутки. Всё же сил потратил в том имении очень много. Проснувшись, поднялся в радиорубку и отправил кодированное сообщение о том, что задание выполнено и что имею дополнительные сведения.
        Получив квитанцию-подтверждение, отправился в кают-компанию перекусить. Жор на меня напал просто звериный. Пока насыщался, понемногу начал собираться народ из экипажа. Человек 20 точно. Кто-то достал гитару и начал бренчать, подбирая какой-то немудрёный мотив. Не в силах терпеть издевательство над инструментом, попросил разрешения сыграть на ней. Чуть подкрутив струны, пробежал по ним пальцами и запел:
        Синее море, только море за кормой,
        Синее море, и далек он, путь домой.
        Там, за туманами, вечными, пьяными,
        Там, за туманами, берег наш родной…
        В кают-компании, казалось, дышать перестали. Даже кок выглянул из своего царства кастрюль, сковородок и мисок. Отзвучали последние аккорды, и тишина взорвалась аплодисментами.
        - А спойте что-нибудь ещё… - сквозь овации раздался чей-то голос.
        К этому времени собрались все, свободные от вахты.
        - Ну, если понравилось, то спою.
        Напряжение, гнетущее меня все эти дни, постепенно растворялось в потоке чистых и светлых эмоций.
        Шаланды, полные кефали,
        В Одессу Костя приводил,
        И все бендюжники вставали,
        Когда в пивную он входил…
        Всё, будет чудом, если мы доплывём до Питера. Вообще-то моряки не плавают, а ходят, но я-то человек сугубо сухопутный, и мне можно. В какой-то момент показалось, что от оваций наш корабль покачнулся. В общем получился полноценный концерт, в котором мне пришлось исполнить весь свой репертуар. И, что самое удивительно, усталости я не чувствовал. Наоборот, был какой-то бешеный прилив сил.
        У трапа прямо на пирсе нас ждал автомобиль и стоящий рядом с ним Киров. Проводить меня на борт высыпала вся команда сухогруза. Капитан долго жал мне руку и приглашал почаще навещать их.
        - Ты чего опять учудил? - спросил Киров, поздоровавшись и кивнув в сторону борта сухогруза.
        - Да так, - я махнул морякам на прощанье и сел в машину, - попел немного.
        - Знаю я твоё немного, - хохотнул Мироныч. - Давай, рассказывай, как съездил?
        - Съездил просто отлично. Договорились делить шестьдесят на сорок в нашу пользу. Будем ждать специалистов из компании, чтобы те убедились в наличии месторождений и оценили их запасы. Так что надо будет организовать их перелёт в Сибирь и обратно.
        - Организуем. Это не проблема. Что-то ещё? - Киров явно почувствовал, что я не всё рассказываю.
        - Остановите машину, - попросил я.
        Когда авто прижалось к тротуару и остановилось, Киров отправил водителя «покурить».
        - Давай, рассказывай.
        И я подробно рассказал обо всём, произошедшем в имении Стенхоупа. Не забыл упомянуть про излишнюю болтливость посла Майского.
        - Значит, свидетелей, что ты там был, не осталось? - спросил Киров.
        - Зачистил всех и стёр все свои отпечатки пальцев, - успокоил я его. - Наблюдения за посольством в момент отъезда в имение я не почувствовал, так что предъявить нам нечего.
        - А что ты там про счета и тайники говорил?
        - Теперь они все здесь, - я постучал себе пальцем по лбу, - и ещё список всех членов ордена.
        - Готовься докладывать обо всём этом товарищу Сталину. Он распорядился дать тебе неделю отдыха, но думаю, что через пару дней вызовет. Ты здесь останешься или со мной в Москву?
        - Здесь, - я расплылся в улыбке. Теперь опять смогу увидеться с Ольгой. - За отпуск спасибо. Два дня - это тоже нормально.
        Киров засмеялся, увидев мою счастливую физиономию, и позвал обратно водителя.
        Меня довезли до самого подъезда дома, где жили Стрельниковы и где я не так давно снимал комнату. Я вылез из авто, попрощался с Кировым и повернулся к подъезду, когда дверь распахнулась, и мне на шею бросилась сияющая Ольга. Видимо, увидела из окна.
        - Витя! Любимый! Приехал!
        - Здравствуй, родная. Я скучал по тебе. - Я нежно обнял её.
        - Я тоже скучала, любимый. А ты с Настей? - Ольга наконец-то отцепилась от моей шеи и огляделась вокруг. - Ой, здравствуйте, Сергей Миронович.
        - Здравствуй, красавица, - поздоровался Киров с покрасневшей от смущения Ольгой. - Вот, доставил твоего жениха в целости и сохранности. Думаю, что пару дней ему отдохнуть дадут.
        - Я без Насти. Она в Москве осталась, - я счастливо улыбался.
        Два дня пролетели как один миг. К счастью, моя бывшая квартирная хозяйка с удовольствием согласилась приютить меня на пару дней. Вернее, даже ночей, потому что днём мы не расставались ни на минуту. Антонина Владимировна и Николай Фомич с улыбками смотрели на нас, радуясь нашему счастью.
        На следующий день мы поехали в центр полюбоваться на город. С удовольствием прошлись по Невскому проспекту, Дворцовой площади. По набережной Мойки дошли до Марсова поля и, перейдя по мосту, завернули в Михайловский сад. Ольга рассказывала о своей учёбе, о том, как пришлось экстерном сдавать за несколько пропущенных из-за болезни лет. Жалела, что не разрешили сразу сдать и за последний выпускной класс, поэтому придётся ждать ещё месяц, когда соберётся комиссия. Что получится потерянный год, так как документы она в медицинский институт подать в этом году уже не успеет.
        Я слушал и думал, что надо будет воспользоваться своим служебным положением и помочь невесте с поступлением. А ещё, пока гуляли, я заметил, что, увидев мой приметный белый костюм, встречные постовые отдавали честь. Но самым ярким моментом была следующая ситуация. Уже в Михайловском саду нам наперерез вышла троица явно криминальных личностей. Даже если бы я не обладал способностью видеть ауру других людей, понять их намерения не составило бы труда. Ребятки решили тряхнуть фраера с девкой. Вот только чем больше мы сближались, тем менее решительными они становились. Наконец один из них встал как вкопанный и заорал:
        - Братва, атас! Это Белый Демон!!! - И вся троица, оглашая окрестности воплями ужаса, рванула прочь.
        Ольга, не понимая, посмотрела на меня, а я лишь пожал плечами. Гопники же выскочили навстречу паре милиционеров, патрулировавших парк, и, упав перед ними на колени, стали что-то, перебивая друг друга, рассказывать, то и дело показывая в нашу сторону рукой. Один из милиционеров достал револьвер и направил его на эту компанию, а второй подошёл к нам.
        - Здравствуйте, товарищ Головин, - поздоровался он, вскинув ладонь к козырьку фуражки. - Старшина милиции Потапов. У вас всё в порядке?
        - Да, товарищ старшина. Всё хорошо.
        Милиционер, видимо, в своё время поучаствовал в устроенной мной «Невской бане».
        - Что с этими? - Я кивнул в сторону стоящих на коленях с руками на затылке гопников.
        - Требуют, чтобы их немедленно арестовали. Клянутся, что сознаются во всех своих делах и выдадут всех своих подельников, лишь бы их здесь не оставили, - милиционер усмехнулся. - Боятся они вас, товарищ Головин.
        - Это правильно, что преступники боятся, - я тоже усмехнулся. - Доставьте их в отделение и скажите, что если хоть полслова утаят, то я их лично найду.
        Мы попрощались с милиционером и не торопясь пошли в другую сторону.
        - Витя, а почему они тебя испугались? - спросила Ольга, которая с интересом смотрела на происходящее.
        - Ты же помнишь, как я приезжал в прошлый раз, когда твоего папу арестовали? Вот тогда и пришлось заниматься совместно с милицией наведением порядка в городе. Видимо, кто-то из этих деятелей тогда видел меня и запомнил.
        - Всё равно не понимаю, почему они до ужаса испугались. Ты же один, а их трое.
        Я лишь молча пожал плечами. Ну не рассказывать же о том, как заканчивали свою никчёмную жизнь содержатели притонов и извращенцы.
        Вечером следующего дня, возвращаясь из театра, куда меня потащила Ольга, я увидел стоящую у подъезда машину и маячившего рядом с ней Седых. Оля тоже его увидела и с тоской посмотрела на меня.
        - Вот и кончился мой отдых. - Я печально вздохнул и произнёс фразу из известного мультфильма про богатырей: - Прости, любимая, служба.
        - Я понимаю, - с грустью сказала моя невеста, - папу тоже часто неожиданно вызывают на службу. Ты только приезжай почаще. Я очень по тебе скучаю.
        - Я тоже очень по тебе скучаю, любимая. - Я обнял Олю. - Обещаю, что как только немного разберусь с делами, мы поженимся, если твои родители не будут против. Выйдешь за меня замуж?
        Ольга отстранилась от меня и внимательно посмотрела мне в глаза.
        - Знаешь, Витя, у меня почему-то такое чувство, что мы с тобой давным-давно женаты, - сказала она абсолютно серьёзно. - Мне несколько раз снился сон, будто бы мы идём по тротуару, вокруг незнакомые дома и много незнакомых машин. Мы идём, весело о чем-то разговаривая, и с двух сторон держим за руки нашего сынишку. А потом какой-то шум за спиной, и я просыпаюсь в холодном поту.
        От этих слов я невольно вздрогнул. Вспомнился тот день, когда мы с Мариной и Костиком возвращались домой. Что это? Переселение душ, насмешка богов, всемирное информационное поле? Необъяснимо. Оля увидела во сне то, что случилось в другом мире много лет тому вперёд.
        - Что с тобой, Витя? - Ольга заметила моё состояние.
        - Всё хорошо, любимая. Всё хорошо, - успокоил я её и поспешил перевести разговор на другую тему: - Вы, мадемуазель, так и не ответили. Согласна ли ты выйти за меня замуж?
        - Конечно, согласна! - От мрачных воспоминаний не осталось и следа. - И папа с мамой будут только рады. Они уже давно называют тебя моим женихом.
        - Тогда жди меня, и я вернусь, - абсолютно серьёзно сказал я и, неожиданно для самого себя, продолжил:
        Только очень жди,
        Жди, когда наводят грусть
        Желтые дожди,
        Жди, когда снега метут,
        Жди, когда жара,
        Жди, когда других не ждут,
        Позабыв вчера.
        Жди, когда из дальних мест
        Писем не придет,
        Жди, когда уж надоест
        Всем, кто вместе ждет.
        Жди меня, и я вернусь,
        Не желай добра
        Всем, кто знает наизусть,
        Что забыть пора.
        Пусть поверят сын и мать
        В то, что нет меня,
        Жди меня, и я вернусь,
        Всем смертям назло.
        Кто не ждал меня, тот пусть
        Скажет: - Повезло.
        Не понять, не ждавшим им,
        Как среди огня
        Ожиданием своим
        Ты спасла меня.
        Как я выжил, будем знать
        Только мы с тобой, -
        Просто ты умела ждать,
        Как никто другой[20 - Автор преклоняется перед этими великими строками, сочинёнными Константином Симоновым.].
        - Как красиво, - с придыханием, вытирая слёзы сказала Ольга. - Я всегда буду ждать тебя, любимый.
        - Я люблю тебя, - прошептал я.
        - Я люблю тебя, - так же чуть слышно ответила Оля.
        Скрылась за углом фигурка Ольги, машущей мне на прощанье, и я откинулся на спинку сиденья.
        - Завидую я тебе, командир, - вздохнул Седых, - по-хорошему завидую. Такая девушка у тебя замечательная.
        - А сам-то что с какой-нибудь девушкой не познакомишься? - спросил я его вздохнув. Мне действительно очень не хотелось расставаться с Олей.
        - А когда? - вопросом на вопрос ответил Олег. - Служба дни и ночи.
        Я усмехнулся на его последние слова и начал напевать:
        Наша служба и опасна, и трудна,
        И, на первый взгляд, как будто не видна.
        Если кто-то кое-где у нас порой
        Честно жить не хочет,
        Значит, с ними нам вести незримый бой,
        Так назначено судьбой для нас с тобой -
        Служба дни и ночи…[21 - Гимн милиции.]
        - Во, это точно про нас, командир! - Седых в порыве чувств аж прищёлкнул пальцами.
        По прилёте в Москву сразу поехал в Кремль на доклад к Сталину. В кабинете он положил на стол газету «Таймс». В ней в разделе криминальной хроники писалось о загадочных смертях в имении Стенхоуп в Бексли. Репортёры сообщали, что вскрытие тел показало полное разложение мозга у всех трупов, кроме умершего от остановки сердца хозяина дома. Строились предположения о каких-то тайных обрядах, об использовании химического оружия и даже о древнем проклятье рода Стенхоупов. В общем, как сходились во мнениях все репортёры и сыщики Скотленд-Ярда, это были очень загадочные и непонятные смерти.
        - Хорошо поработал, Виктор, - Сталин был доволен. - А главное, никаких следов не оставил.
        - Это ещё не всё, товарищ Сталин. Главное - вот. - И я передал ему несколько листов, которые писал в самолёте. - Здесь номера счетов ордена в различных банках, пароли к ним, местонахождение тайников, имена оставшихся в Советском Союзе членов ордена, имена членов их верховного ареопага.
        - Это очень ценная информация! - Сталин на секунду задумался. - Это настолько ценная информация, что доверять её можно лишь самым преданным и проверенным людям. Займись с Кировым и Эйтингоном разработкой операции по изъятию денежных средств и ценностей и ликвидации агентуры иллюминатов у нас в стране. Самому принимать участие в операции запрещаю! - Сталин будто увидел моё желание поучаствовать в предстоящих делах. - И ещё, Виктор, - Сталин прошёлся по ковру, - мы арестовали бывшего наркома иностранных дел Литвинова и его жену. Его обязанности будет исполнять товарищ Молотов. Тебе надо пообщаться с арестованными, а то они в один голос твердят об ошибке и о своей преданности. А потом занимайся делами в комитете. Там Лаврентий скоро за голову хвататься начнёт.
        Из внутренней тюрьмы Лубянки я сразу поехал в комитет. Литвинов был ценным высокопоставленным источником информации для британской разведки, а его жена, Айви Литвинова, урождённая Лоу, будучи британской подданной, исполняла роль посредника и курьера между мужем и английским посольством. Да и сама она, будучи преподавателем английского языка в Военной академии имени Фрунзе, была довольно информированной.
        В комитете Берия сразу усадил меня за гору документации, присылаемой из различных КБ. В основном это были просьбы о выделении дополнительных средств на разработку и проектирование новых видов техники и вооружений.
        - Тебе, Виктор, виднее, у чего из всего этого есть перспективы, а что можно пока отложить. - Берия устало размял пальцами переносицу. - Из Харькова приехал Архип Люлька, просятся на приём авиаконструкторы Туполев и Поликарпов. Оба были очень недовольны остановкой работ и уменьшением объёмов выпуска самолётов. Я им назначил на сегодня. Разберись с их проблемами.
        Едва войдя в кабинет, Туполев попытался было надавить авторитетом.
        - Молодой человек, - начал он не здороваясь, - позовите кого-нибудь из руководства этого комитета. Я бы хотел обсудить с ними возникшие вопросы.
        Поликарпов, в отличие от него, вёл себя не в пример спокойнее. Возможно, Туполева ввёл в заблуждение мой возраст и то, что я был в гражданском костюме, но подумать о том, что в кабинете так свободно сидеть за столом может только его хозяин, всё же стоило.
        - Добрый день, Андрей Николаевич и Николай Николаевич, - не отреагировал я на хамство. - Пригласить никого из руководства я, к сожалению, не могу, потому что выше меня и товарища Берии здесь никого по должности нет.
        С этими словами я встал и протянул руку конструкторам. Туполев был явно ошарашен. Рукопожатие вялое, неуверенное. Зато сработал Контакт. Барин, вот как можно его охарактеризовать. Хотя конструктор гениальный. Знает это и вовсю этим пользуется. Авторитетов над собой не признаёт. Поликарпов пожал руку более уверенно. Контакт. Глубоко верующий человек. Не скрывает это, но и не выпячивает. Конструктор от бога.
        - Итак, товарищи, какие у вас возникли вопросы? - Я вернулся за свой стол и предложил конструкторам присаживаться.
        - У нас сняли с производства почти все самолёты, - начал Поликарпов. - Пришли какие-то непонятные распоряжения о модернизации оборудования и новые требования к самолётам. Эти требования неосуществимы в ближайшее время.
        - Вы получили с требованиями к самолётам эскизы и другую документацию? - задал я общий вопрос.
        - Да там белиберда какая-то, - вскипел Туполев. - Кто-то выдумал не пойми чего, а нас заставляют на это тратить время. Нигде в мире никто ничего подобного не строит и не собирается. Это надо же выдумать, чтобы бомбардировщик имел дальность полёта не менее двенадцати тысяч километров, максимальную скорость - не менее семисот пятидесяти километров в час, высоту полёта - тринадцать километров и бомбовую нагрузку не менее десяти тонн. Да у нас таких двигателей нет, чтобы сдвинуть этого монстра с места. И ни у кого нет. Так что это в ближайшее время попросту неосуществимо.
        - А если двигатели будут? Тогда создадите такого монстра? - Я сделал себе пометку в блокноте «проект «Монстр». А что, хорошее название.
        - Да откуда они возьмутся, молодой человек? - укоризненно покачал головой Туполев.
        - Меня зовут Головин Виктор Михайлович.
        - Очень приятно познакомиться. - Туполев как-то неопределённо кивнул.
        - Так вот, уважаемый Андрей Николаевич, требования, высланные вам, это не бред сумасшедшего, а абсолютная реальность. Вам предстоит спроектировать в кратчайшие сроки цельнометаллический стратегический бомбардировщик с гладкой обшивкой под предполагаемые двигатели. Массогабаритные характеристики у вас есть, как и предполагаемая мощность. К тому времени, как будет готов проект, будут и двигатели. И этот вопрос не обсуждается. Любое промедление будет рассматриваться как саботаж с соответствующими последствиями.
        Далее, - я поднял руку, останавливая собирающегося что-то возразить Туполева. - Вам также предстоит спроектировать и подготовить документацию на фронтовой бомбардировщик по представленным эскизам, чертежам и документам. Работы предстоит не просто много, а очень много. И работы крайне интересной. Добавлю, что теперь средства будут выделять лишь под конкретный заказ и будут строго контролироваться. А чтобы у вас пропали последние сомнения, ознакомьтесь с документом.
        Я протянул им подписанное Сталиным постановление, в котором говорилось о координации всех конструкторских работ нашим комитетом. Проверять освоение выделенных средств тоже предстояло нам и новому ведомству, Народному комиссариату государственного контроля СССР. Ещё предъявил им свой мандат порученца Сталина с правом вынесения внесудебных приговоров и приведения их в исполнение. Проняло.
        - Ну а мне-то как быть? - уже без былой уверенности поинтересовался Поликарпов.
        - А вам, Николай Николаевич, предстоит модернизировать ваш И-16 в плане увеличения скорости, довести до ума И-17 и начать проектирование нового цельнометаллического истребителя с двигателем воздушного охлаждения, вооружённого двумя пушками и двумя крупнокалиберными пулемётами. Скорость максимальная - не менее семисот километров в час, потолок - не менее одиннадцати тысяч метров, практическая дальность - не менее тысячи пятисот километров. С двигателями - то же самое.
        Проектируйте по предоставленным характеристикам. Кроме того, не забывайте о создании учебных модификаций истребителей. В производство первыми пойдут именно они. И ещё одно: первые пятьсот модернизированных И-16 и триста штук И-17 должны быть готовы отправиться в войска не позднее середины июня следующего года. И это тоже не обсуждается.
        - Да, умеете вы озадачить, молодой человек… - Туполев упорно не желал называть меня по имени-отчеству. Ну да и бог с ним.
        - А это ещё не всё, товарищ Туполев, - продолжил я. - Вашему КБ предстоит на базе АНТ-20 создать летающий командный пункт и самолёт ДРЛО, то есть дальнего радиолокационного обнаружения. Но это для вас не так уж и сложно, тем более что как летающий штаб вы эту машину уже рассматривали. А вот что сложно, так это создание летающего танкера с запасом топлива в танках не менее двадцати пяти тонн, возможностью дозаправки самолётов в воздухе и скоростью не меньше, чем скорость стратегического бомбардировщика. Сразу оговорюсь, что это работа на перспективу, но и затягивать с ней не стоит. Поэтому привлекайте, кого посчитаете нужным, и за работу.
        Практически сразу после ухода Туполева и Поликарпова в кабинет буквально ворвался молодой мужчина с растрёпанной шевелюрой и горящими глазами.
        - Здравствуйте. Мне срочно нужен товарищ Головин! - выпалил он на одном дыхании.
        - Головин - это я, - сказал я, слегка удивлённый происходящим.
        Понятно, что просто так в нашу контору никто с улицы не войдёт, но и таким образом тоже ещё никто не врывался.
        - А вы, собственно, кто?
        - Я - Люлька. Архип Люлька.
        - Вот так встреча! - Я искренне обрадовался, потому что уже собирался вызывать его к нам. - Здравствуйте, Архип Михайлович. Вы присаживайтесь и рассказывайте, что именно вас так взволновало?
        - Вот это! - Люлька разложил на столе чертежи, бесцеремонно отодвинув в сторону всё, что ему мешало. - Это… это гениально! Я только-только подошёл к пониманию процессов, а тут практически готовая схема, да ещё и с чертежами. Чьи они?
        - Ваши, Архип Михайлович. - Было интересно наблюдать за увлечённым человеком, с восхищением смотрящим на выполненные мной чертежи.
        - Но я ничего подобного не делал… - Люлька поднял на меня глаза. - Я не стану присваивать себе чужие разработки.
        - Тогда сделайте так, чтобы эти разработки, - я кивнул на чертежи, - стали по-настоящему вашими. Как видите, тут больше схемы и эскизы. Вот и превратите их в настоящие рабочие чертежи. А о разработчике всего этого не думайте. Он в другом мире.
        Уж не знаю, что подумал Люлька, но я ни словом не соврал. Тот, другой, Люлька остался в другом, параллельном, мире.
        Мы ещё долго обсуждали проблемы и перспективы турбореактивных двигателей. Напоследок я также попросил Люльку не затягивать с работами. Эти двигатели нужны были как воздух.
        В течение ближайшей недели у меня в кабинете побывали практически все руководители авиационных КБ. Все они получили персональные задания и сроки исполнения. Затем настал черёд конструкторов стрелкового оружия, артиллеристов, танкистов. И каждый доказывал, что выдвинутые требования невыполнимы, а сроки нереальны. Со всеми разговор заканчивался одинаково: задачи поставлены, цели ясны, сроки определены. За работу, товарищи!
        Берия только посмеивался, глядя на мою взмыленную физиономию. Сам он сутками пропадал на полигонах и в лабораториях. Собрал в одном КБ физиков-ядерщиков и озадачил их в первую очередь разработкой атомного реактора. Что-то у него ещё химичили вооруженцы с объёмно-детонирующими авиабомбами, и вроде кое-что уже начало получаться.
        В один из дней секретарь сообщила, что на приём попросился инженер с инструментального завода № 2 Слостин[22 - Слостин Иван Ильич - советский конструктор стрелкового оружия. Разработчик многоствольного «шквального» пулемёта оригинальной конструкции.]. Фамилия была мне абсолютно не знакома. И вот в строго назначенное время в кабинет вошёл подтянутый мужчина и остановился в недоумении. С некоторых пор я начал ходить исключительно в форме с петлицами старшего майора госбезопасности и со всеми наградами. Это хоть как-то нивелировало мою молодую внешность и моментально закрывало рты любителям поразглагольствовать о своей значимости. Вот и у вошедшего случился когнитивный диссонанс. С одной стороны, вопиюще молодой человек, а с другой - заслуженный орденоносец в высоком звании.
        - Э… мне бы товарища Головина увидеть… - неуверенно начал вошедший.
        - Головин - это я. - Я с интересом смотрел на него. - А вы, как я понимаю, товарищ Слостин?
        - Да, меня зовут Иван Ильич. Я работаю инженером-конструктором на заводе № 2 имени Киркижа. Я начал разработку шквального пулемёта, но ГАУ отказалось финансировать работы и посоветовали обратиться к вам, товарищ старший майор.
        - Меня зовут Виктор Михайлович. Вы, Иван Ильич, человек гражданский, и так нам с вами общаться будет удобнее. Рад с вами познакомиться! - Я протянул Слостину руку.
        Контакт. Фанатик оружия. Буквально болен идеей своего пулемёта.
        - Ну, давайте, рассказывайте о своём пулемёте.
        То, что я увидел, повергло меня в шок. На дворе 1935 год, а у меня на столе лежат эскизы оружия, в котором в том мире любой узнал бы пулемёт в руках Терминатора из одноимённого фильма. Я на какое-то время просто потерял дар речи, а Слостин в это время расписывал перспективы своего пулемёта в плане повышения огневой мощи пехотных подразделений. Ещё бы ей не повыситься при расчётной скорострельности в 5000 выстрелов в минуту.
        - Я так понимаю, что вот это, - я ткнул пальцем в бумаги, - в ГАУ назвали прожектёрством с чрезмерным расходом боеприпасов?
        - Да, именно так они и сказали и посоветовали обратиться в ваш комитет, - с грустью ответил конструктор.
        Я молча подошёл к столу и набрал прямой номер Ворошилова.
        - Добрый день, Климент Ефремович. Головин беспокоит.
        - Здравствуй, Виктор. Давно тебя нигде не видно и не слышно. Загонял тебя Берия в этом вашем комитете? - Ворошилов был в хорошем настроении.
        - Да всё нормально, Климент Ефремович. Сами знаете, какую работу делаем, так что больше времени ни на что не хватает.
        - Ко мне из политуправления Балтийского флота обратились. Просят пригласить к ним автора и исполнителя песни «Синее море». Ты бы как-то выкроил время и съездил к ним.
        - Непременно съезжу. А что касается работы, то у меня сейчас находится конструктор оружия Слостин Иван Ильич. Он разработал перспективный пулемёт, но ГАУ его завернуло. Этот пулемёт крайне необходим. Считаю, что нужно выделить товарищу Слостину отдельное КБ, которое будет заниматься данной тематикой, и создать режим наибольшего благоприятствования. Курировать работы будет наш комитет и я лично. От вашего наркомата необходима производственная база и поддержка разработок. И ещё, у меня до сих пор нет сведений по патронам 7,62x39 и 14,5x114.
        - Так, конструктору твоему поможем и обеспечим всем необходимым. Он у тебя с Ковровского завода? Вот там и создадим КБ. Там и производственные мощности хорошие с опытными работниками. По патронам изготовили опытную партию. Что-то там помудрили со стволами, и сейчас по одному их отстреливают. Обещали через неделю предоставить отчёт по испытаниям. Его я сразу отправлю к тебе.
        - Спасибо, Климент Ефремович. Хорошие новости! - Я попрощался с Ворошиловым и повернулся к Слостину.
        - Вот как-то так, Иван Ильич. Организовывайте КБ, набирайте нужных специалистов и работайте. Ваш пулемёт крайне необходим, особенно его авиационный вариант. На этом и сосредоточьте всё своё внимание. И сразу начинайте разработку на его основе крупнокалиберного варианта под новый патрон 14,5 мм. По всем вопросам сразу обращайтесь ко мне или к товарищу Берии. Даже по самым малейшим, включая бытовые. Средства вам будут выделены, но законченное изделие калибра 7,62 мм, назовём его «Вулкан», и калибра 14,5 мм, назовём его «Терминатор», вы должны предоставить на испытания до конца 1937 года.
        Слостин, не ожидавший такой скорости принятия решений и навалившейся на него ответственности, лишь растерянно кивнул. А потом мы выпали из реальности на несколько часов, споря и ругаясь над эскизами будущего кошмара вермахта и люфтваффе. Опомнились, лишь когда за окнами совсем потемнело. Окрылённый открывшимися перспективами оружейник сгрёб со стола ворох бумаг и умчался к себе в Ковров.
        Закончив срочные дела с конструкторами, я вылетел в Ленинград в НИИ радиолокации, которым руководил Аксель Иванович Берг. Ему ранее был передан пакет документации по радиолокаторам, и требовалось уточнить некоторые моменты. Заодно Сталин поручил мне проинспектировать предприятия Ленинграда, на которых начался выпуск новых изделий. На заводе «СветЛаНа» выпустили первую партию миниатюрных стержневых радиоламп, из которых более 90 % ушло в брак. Нужно было разобраться в причинах. На заводе «Красный путиловец» готовился выехать из сборочного цеха колёсный трактор нового типа, в котором я без труда узнал хорошо знакомый мне по той жизни Т-150К. Проблемы были те же, что и на «СветЛаНе». Повальный брак.
        Результатом поездки стала смена руководства Путиловского завода, строгое внушение технологам на «СветЛаНе» и полное взаимопонимание с Бергом. Заодно выполнил данное Ворошилову обещание и устроил небольшой концерт под гитару прямо на палубе линкора «Марат». Песни «Синее море», «Шаланды, полные кефали», «Прощайте, скалистые горы», «Когда после вахты гитару возьмёшь» и «Нам нужны такие корабли на море» вызвали у моряков-балтийцев неописуемый восторг. В конце концерта мне торжественно вручили тельняшку и бескозырку с надписью на ленте «Линкор “Марат”». Я тут же скинул с себя свой белый френч, в котором выступал, и, надев тельняшку и бескозырку, лихо отсалютовал военно-морскому флагу. Восторг у моряков был неописуемый. Громовое «ура!» слышно было, наверное, по всему Ленинграду.
        Сумел выкроить лишь пару часов и, захватив с собой Николая Фомича, который также был на концерте, заехал к Стрельниковым. Там официально попросил руки их дочери. Волновался страшно, хотя и знал, что вероятность того, что мне будет отказано, исчезающе мала. Конечно, получил согласие и был буквально зацелован Ольгой. Попрощавшись со своей невестой и будущими тестем и тёщей, вылетел в Москву.
        Вновь закружила круговерть работы. Встречи, поездки, инспекции. В ноябре Сталин на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц сказал свою знаменитую фразу «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее». В своей речи он уделил большое внимание повышению квалификации рабочих и служащих, качеству выполняемых работ, культуре производства и обслуживания, недопустимости брака в работе.
        - Бракодел, - сказал Сталин, - не может считаться пролетарием и большевиком. Он не может быть нашим товарищем. И, конечно же, он не может быть членом партии большевиков. Совершенно неприемлемо кичиться своей необразованностью и безграмотностью. Нужно всемерно повышать уровень образования. Учиться, учиться и ещё раз учиться, как говорил основатель первого в мире государства рабочих и крестьян Владимир Ильич Ленин. Применять на практике передовые методы производства, не бояться нового и прогрессивного.
        Также в речи было сказано о критике проводимых в стране реформ. Был установлен, как его назвали, «сталинский» принцип. Не согласен? Критикуй. Критикуешь? Предлагай. Предлагаешь? Делай. Делаешь? Отвечай. Это сразу заставило замолкнуть болтунов-популистов.
        В стране увеличивалось производство товаров народного потребления. Было разрешено открывать производственные и сельскохозяйственные артели. На улицах появилось много людей в красивой одежде, пошитой по индивидуальным заказам в артелях-ателье.
        Наступление нового 1936 года страна встречала с украшенными ёлками. Главную ёлку нарядили в фойе Большого театра и пригласили на неё лучших школьников со всей страны. На сцене было показано красочное представление, а потом Дед Мороз со своей внучкой Снегурочкой под ёлкой раздавали замечательные подарки. Специально к празднику за границей было закуплено несколько десятков тонн мандаринов, кондитерские фабрики получили спецзаказ на партию праздничных конфет и шоколада. Были изготовлены мягкие игрушки. Тут и я приложил руку, чисто из хулиганских побуждений набросав рисунок Чебурашки, и он стал любимым сказочным персонажем для советских детей. Пришлось засесть и срочно записать все сказки про него. Книгу в красивой твёрдой обложке тут же запустили в срочный тираж, и она также вошла в подарочный набор.
        Дедом Морозом назначили быть Утёсова, который вначале всеми силами отбивался от этого, а потом втянулся и работал с небывалым энтузиазмом. Снегурочкой, по единодушному решению нашего малого Политбюро, была выбрана Настя. Помимо помощи Деду Морозу на самой ёлке она ещё и выступала на концерте с детскими песнями. Ставшая известной и любимой на весь Советский Союз песня «Прекрасное Далёко», новые песни «Улыбка», «Голубой вагон», «Крылатые качели», «Вот что значит настоящий, верный друг», «Облака», «Маленькая страна» и «Дружба крепкая не сломается» сделали Настю всеобщей любимицей. А учитывая, что весь праздник снимался на цветную киноплёнку, которую вскоре крутили по всем кинотеатрам страны и во всех кинопередвижках, она стала по-настоящему знаменитой.
        Сталин пришёл на праздник с дочерью Светланой, прямо под ёлкой поздравил всех собравшихся с наступающим Новым годом, пожелал здоровья, хорошо учиться и быть примером для других детей. С удовольствием водил вместе с детьми и Дедом Морозом со Снегурочкой хороводы вокруг ёлки. Было видно, что это ему очень нравится.
        Мы Новый год встречали на даче Сталина. Заодно праздновали новоселье. Даже два новоселья. Строители завершили работы по возведению второго этажа у Сталина и, как говорится, сдали под ключ мою дачу.
        Домик получился красивый, в немецком стиле, двухэтажный, с жилой тёплой мансардой. Вся мебель была очень грамотно подобрана и гармонично дополняла архитектуру дома.
        Сталин буквально потребовал, чтобы я привёз из Ленинграда свою невесту и она оценила то, что получилось. Пришлось лететь за Ольгой. Увидев, куда и к кому мы пришли в гости, она вначале впала в ступор. Сталин, Будённый, Ворошилов были для неё кем-то из легенд, но никак не живыми людьми. Однако видя, что я веду себя с ними спокойно и на равных, тоже постепенно пришла в себя и через некоторое время уже смеялась над шутками Сталина. Но больше всего её поразило то, что Настя запросто называет главу государства дядей Иосифом.
        Мы устроили небольшой концерт, причём Настя получила больше аплодисментов, чем я. Все хохотали до упаду, когда я сказал, что пора мне прекращать петь, потому что славу сестры мне всё равно не превзойти. Василий Сталин весь вечер как хвостик ходил за Настей, всячески ухаживая за ней и не сводя глаз с предмета своего обожания. Как я узнал, он и учиться стал на отлично, чтобы не выглядеть в её глазах неучем и лодырем. Сталин был очень доволен его изменившимся поведением и отношением к учёбе.
        Здесь же, на празднике, я познакомился с ещё одним сыном Сталина, Яковом. Видимо, мои рассказы о его судьбе поспособствовали их примирению с отцом. Самое интересное, что в этом мире он до сих пор не был женат, хотя там он женился 11 декабря 1935 года на балерине Юлии (Юдифи) Мельцер. Насколько я помнил, в ближайшие дни у него должен родиться сын Евгений от Ольги Голышевой, с которой Яков познакомился в Урюпинске, когда отдыхал там у родственников Надежды Аллилуевой, второй жены Сталина. Пожалуй, его сын, который родится в скором времени, в том мире яростнее всех отстаивал честь и достоинство деда. Сталин об этом тоже знал, и между ним и Яковом состоялся серьёзный разговор, результатом которого стало то, что Яков сразу после праздника собрался ехать в Урюпинск. Как говорится, дай-то бог.
        Ольга, когда я повёл её показывать наш будущий дом, вначале не поняла, куда мы пришли. Она в растерянности ходила по комнатам, трогала мебель. Наличие в доме обслуги ввергло её в шок.
        - Витя, а что это вообще всё такое? - кое-как сформулировала она свой вопрос.
        - Это наш с тобой дом, любимая, - ответил я, с улыбкой глядя на её лицо.
        - Такой огромный?
        - Я сам удивился, когда в первый раз увидел. Это подарок от товарища Сталина, и отказаться я не мог.
        - А эти люди кто? Слуги?
        - Нет, они не слуги. Они обслуживающий персонал. Они работают в государственной организации и получают там зарплату. Их задача - обслуживать дом и его обитателей. Как служащие в гостиницах. У меня много работы, а будет ещё больше. Тебе тоже предстоит много учиться, а потом работать. На домашние хлопоты времени не будет совсем. Тебе дом-то понравился? - спросил я, поцеловав Ольгу в кончик носа.
        Она смешно наморщила нос и ответила:
        - Очень. Он просторный и светлый. И прямо в лесу. Нашим детям здесь будет очень хорошо.
        От таких слов я обнял её и нежно поцеловал. Было огромное желание подхватить её на руки и утащить в спальню, но нас ждали на даче Сталина. Всё у нас ещё впереди. Вся жизнь.
        Всю зиму я мотался по стране. Заводы, стройки, полигоны. Самолёт стал для меня вторым домом. 25 апреля Ольге исполнилось 18 лет. Отпраздновав это событие, мы направились в ЗАГС, где и расписались. Свидетелями у нас были Киров с моей стороны и жена Берии, Нино Теймуразовна, со стороны невесты. Свадьбу праздновали, по настоянию Сталина, на его даче.
        Чета Стрельниковых поначалу терялась в присутствии таких высокопоставленных гостей, но постепенно они освоились. Одно дело - знать, что их зять является порученцем самого Сталина, и совсем другое - увидеть, как уважительно общаются с ним руководители советского государства.
        Тамадой на свадьбе был Лаврентий Павлович Берия. Звучали красивые тосты, гости дарили подарки.
        Под конец вечера к нам подошла Настя, обняла нас и, строго посмотрев мне в глаза, сказала:
        - Не потеряй её в этот раз.
        - О чём это она? - спросила Ольга, когда Настя отошла.
        - Когда-нибудь я тебе расскажу. Обещаю, - тяжело вздохнул я.
        Не знаю, как моя молодая жена отнесётся к тому, что мне на самом деле гораздо больше лет и что в другом мире я когда-то был женат на её двойнике.
        А потом была прекрасная, полная любви и нежности ночь.
        Глава 15
        Мятеж в Испании начался, как и положено, 16 июля 1936 года. Для нас это не стало неожиданностью. Уже были сформированы подразделения, которым предстояло отправиться на войну. Боевая техника и вооружения под видом сельхозмашин были заблаговременно погружены на корабли, которые уже частично находились в испанских портах. Были подготовлены специалисты, которым предстояло демонтировать и эвакуировать в СССР наиболее ценное оборудование с испанских заводов и фабрик.
        В сентябре 1936 года, в один из самых критических моментов для правительства Испании, когда войска националистов готовились к решающему штурму Мадрида, как чёрт из табакерки выскочили несколько танковых бригад, оснащённых советскими танками Т-26 и Т-28, а также пушечными бронемашинами БА-3. С воздуха их поддерживали самолёты И-16, И-17 и, в качестве штурмовиков и лёгких бомбардировщиков, И-15. Вся эта армада смяла и буквально раскатала в тонкий блин наступающие войска противника. В тылах свирепствовали диверсионные группы под командованием Ильи Старинова, взявшего после разговора со мной псевдоним «команданте Че Гевара».
        На востоке тоже накалялась обстановка. Через год должна была начаться Японо-китайская война, но уже сейчас японские самолёты постоянно нарушали наши воздушные границы в районе озера Хасан. Туда были переброшены пара истребительных полков, вооружённых истребителями И-16 и И-17, с приказом сбивать всех нарушителей. Командующий Особой Краснознамённой Дальневосточной армией В. К. Блюхер получил приказ выдвинуть войска на усиление пограничных застав.
        В СССР, после всенародного обсуждения, была принята новая Конституция. Вообще в стране многое менялось. Теперь, чтобы занять какой-либо пост, не обязательно было быть членом партии, зато обязательным стало наличие профессиональных качеств. В одной из статей Сталин написал, что привилегия у большевиков одна - быть первыми во всём, в учёбе, в труде, в бою. Приспособленцам не место в рядах партии. Если партиец занимает какой-либо пост, то спрос с него будет вдвойне. Если член партии совершает преступление, то отвечает он исключительно по верхней планке наказания.
        В первые пару месяцев численность ВКП(б) несколько сократилась, а потом первичные организации буквально завалили заявлениями на вступление в партию. Отбор был жесточайший. При этом давший рекомендацию кандидату нёс за него полную ответственность. Каждый из кандидатов рассматривался как под лупой, причём происхождение вообще не бралось во внимание.
        Я и сам подал заявление на вступление в члены партии и при этом в анкете в графе «социальное происхождение» написал: «из дворян, потомственный князь». Рекомендации мне дали Киров и Будённый. Резолюцию на заявлении написал лично Сталин. «За особые заслуги перед Родиной принять без кандидатского стажа». Моя анкета, рекомендации и заявление о приёме со сталинской резолюцией были опубликованы в газете «Правда».
        Побочным эффектом от этой статьи стал приток в страну бывших эмигрантов. Людей проверяли, предоставляли им жильё, работу. Показательным стал случай с несколькими казаками, которые пришли в советское консульство в Париже. Они хотели вернуться на Родину, но боялись, что их расстреляют за то, что в годы Гражданской войны они участвовали в карательных акциях. Их дело было рассмотрено, после чего им заявили, что по возвращении их ожидают суд, два года исправительных работ и ещё два года поражения в правах. И лишь после этого они станут полноправными гражданами СССР. После недолгих раздумий они согласились. Впоследствии работали на строительстве Красноярского металлургического комбината, да так там и остались жить. Двое из них за свой труд были награждены орденами Трудового Красного Знамени.
        В конце 1936 года в воздух поднялись модернизированный АНТ-20 с установленным на нём радаром и ещё один экспериментальный в качестве воздушного танкера. Была проведена дозаправка в воздухе. Мы не были первыми в этом вопросе, ещё в 1923 году подобное проделали в САСШ, но наша схема была более совершенна. Самолёт-заправщик пилотировал П. М. Стефановский, а дооборудованный истребитель - В. П. Чкалов. С несколькими дозаправками самолёт-истребитель провёл в воздухе 12 часов.
        «Дирижаблестрой» выпустил со своих стапелей несколько дирижаблей различной грузоподъёмности с наполнением гелием. Самый маленький имел экипаж из одного пилота и с полной заправкой поднимал ещё 3,5 тонны грузов при скорости полёта до 80 км/ч. Его сразу выбили себе пограничные войска КГБ в качестве патрульного. Средний дирижабль имел экипаж уже из трёх человек, грузоподъёмность - 15 тонн и скорость - до 120 км/ч. Его собирались использовать в качестве грузопассажирского на линиях средней протяжённости. И, конечно, флагман этих воздушных судов, дирижабль-гигант «Советский Союз» с грузоподъёмностью 100 тонн, экипажем в 20 человек и максимальной скоростью 180 км/ч.
        Все дирижабли имели форму вытянутого выпуклого эллипсоида, что заметно снижало сопротивление воздуха и повышало подъёмную силу. Благодаря дирижаблям удалось в кратчайшие сроки начать разработку многих месторождений. За несколько рейсов они перевозили на нужное место технику, сборно-щитовые дома, горючее, людей. На основе «Советского Союза» был построен военный дирижабль «Витязь» повышенной автономности, грузоподъёмностью 80 тонн, оснащённый радаром, мощной радиостанцией, устройством постановки радиопомех. Испытания показали, что ДРЛО на основе дирижабля более эффективно, чем на платформе самолёта.
        В Уфе на моторостроительном заводе в инициативном порядке (после моей подсказки) освоили выпуск небольших двигателей мощностью 8-10 л. с. На их основе начали делать мотоблоки (опять же, с моей подсказки), которые пользовались бешеным спросом. Тем более что приобрести их можно было в кредит, а рассчитаться сельхозпродукцией по фиксированной цене. Желающим переселиться по госпрограмме освоения Сибири, Дальнего Востока и целины (да, и такую мы запустили) мотоблок со всеми навесными приспособлениями выдавался бесплатно за счёт государства. Производство мотоблоков целиком отдали в промартели. Также артельщики полностью забрали себе выпуск всевозможных мопедов, мотороллеров.
        Однажды я на встрече с активом промартелей от руки набросал эскиз квадроцикла. Каково же было моё удивление, когда буквально через несколько месяцев во время одной из поездок в Куйбышев я увидел рассекающего на четырёхколёсной машине агронома. Тут же среагировали военные, пограничники, милиция. Всем внезапно понадобились такие машины. И если как артиллерийские тягачи они были откровенно никакие, то как платформа под пулемёт были выше всяких похвал.
        25 мая 1937 года в Париже начала свою работу Всемирная выставка. В день открытия над Парижем величественно проплыл наш флагманский дирижабль «Советский Союз». Сделав круг над городом и покрасовавшись для фотографов и кинооператоров на уровне верхней площадки Эйфелевой башни, он совершил посадку в аэропорту Ле-Бурже. При этом ему не понадобились ни швартовочная команда, ни причальная мачта. Все присутствовавшие при этом застыли в изумлении, когда через переднее остекление рубки дирижабля увидели командира корабля, спокойно курящего трубку. СПОКОЙНО! КУРЯЩЕГО! ТРУБКУ! В ДИРИЖАБЛЕ! И это буквально через три недели после того, как в Америке за считанные секунды сгорел другой воздушный гигант, немецкий дирижабль «Гинденбург», унеся с собой жизни 36 человек. А тут этот русский безумец спокойно курит, буквально сидя на пороховой бочке.
        Сразу после приземления вездесущие журналисты бросились к сошедшим с трапа пассажирам с вопросом, не испытывают ли они страха летать на огромном баллоне со взрывоопасным газом, на что наши со смехом отвечали, что наш дирижабль абсолютно не опасен, так как наполнен не горючим газом.
        Советский павильон почти не отличался от того, что был в моём мире. Так же его венчала скульптура Веры Мухиной «Рабочий и колхозница», но прямо у входа расположилась ещё одна композиция, к созданию которой приложила руку моя жена Ольга. Как оказалось, она прекрасно рисует. И вот однажды вечером мы сидели за чаем и рассуждали о хрупкости мира. Я обмолвился, что развитие вооружений может привести к тому, что вся жизнь на планете будет уничтожена за считанные часы нажатием одной-единственной кнопки.
        - Какой же хрупкий наш мир, - со вздохом горестно произнесла Настя, а Ольга вдруг схватила лист бумаги и карандаш и быстро-быстро начала что-то рисовать.
        Буквально через четверть часа она подняла глаза, удивляясь воцарившейся вокруг тишине. На листе был рисунок маленькой девочки, держащей на ладонях стеклянный земной шар. В девочке без труда можно было узнать популярнейшую и известнейшую в СССР певицу Анастасию Головину, мою Настю.
        Через пару дней этот набросок увидел зашедший в гости Сталин. Который, в свою очередь, показал его архитектору Борису Михайловичу Иофану, к тому времени уже занимавшемуся проектированием советского павильона. Так набросок дошёл до Веры Мухиной, которая немедленно затребовала к себе автора рисунка и модель. Итогом стала скульптура маленькой девочки, держащей в руках хрустальный земной шар, который даже на вид был хрупким и невесомым. На постаменте была высечена надпись на латыни «mundus est fragile», что в переводе означает «мир хрупок».
        На самом деле Земля из хрусталя была не такой уж и хрупкой. Чтобы избежать каких-либо случайностей, я обработал её Силой. Это в скором времени сыграло свою роль, когда фанатик из профашистской организации выпустил в скульптуру целую обойму из пистолета. Одна из пуль попала в шар и пробила его насквозь, оставив после себя отверстие с паутиной трещин вокруг. Впоследствии именно в таком виде эта скульптура заняла своё место у входа в здание только что образованной ООН, а стрелявшего фанатика назвали единственным в мире идиотом, устроившим дуэль со скульптурой и проигравшим её. По странному стечению обстоятельств, пуля попала точно в то место, где на карте располагается Берлин. Символично.
        В целом, экспозиция мало отличалась от той, что была в моём мире. Разве что добавились мотоблоки, мопеды и мотороллеры, новые модели радиоприёмников в красиво оформленном корпусе да пара автомобилей, до мелочей похожих на 21-ю «Волгу» и трёхдверную «Ниву».
        В рамках культурной программы поехал и я с Настей. Предстояло поучаствовать в концерте мастеров искусств совместно с театральной труппой Московского Академического Художественного театра и Краснознамённым ансамблем песни и пляски Красной Армии под руководством А. В. Александрова.
        Концерт состоялся в Гранд-опера. Не знаю, что именно ожидали увидеть почти 2 тысячи французов и представителей других стран - участников выставки. Может, казаков верхом на медведях с балалайками в руках, но когда занавес поднялся, на сцене стояла Настя в чёрном платье в стиле Коко Шанель с национальным флагом Франции в руках. За её спиной стоял в полном составе ансамбль Александрова.
        С первыми аккордами в зале воцарилась тишина. Никто не ожидал такого начала концерта. И тут в зал полился чистый звонкий голос под аккомпанемент симфонического оркестра:
        Allons, enfants de la Patrie
        Le jour de gloire est arriv;
        Centre nous de la tyrannie…[23 - «Марсельеза», гимн Франции.]
        После небольшого замешательства зал встал. А когда вступил хор мощных мужских голосов, то казалось, даже стены завибрировали. Хрупкая девушка с красивым голосом, стоящие за её спиной плечом к плечу суровые мужчины в военной форме, развевающийся флаг Франции… Всё это вызвало у зрителей чувство эйфории. У многих слёзы текли из глаз от переизбытка чувств.
        По окончании исполнения гимна Настя вскинула вверх руку с флагом и громко прокричала:
        - Vive la France!
        Зал разразился громом оваций, подобных которым этот зал ещё никогда не знал. Крики «Браво», «Vive la Russie». На сцену полетели букеты цветов. Тем временем, передав французский флаг подошедшему строевым шагом солисту ансамбля Александрова, Настя вновь вышла на середину сцены.
        Полилась плавная музыка и слова с неподражаемым французским грассированием, взлетели под самую крышу зала:
        Pardonne-moi ce caprice d’enfant
        Pardonne-moi, reviens moi comme avant
        Je t’aime trop et je ne peux pas vivre sans toi
        Pardonne-moi ce caprice d’enfant
        Pardonne-moi, reviens moi comme avant
        Je t’aime trop et je ne peux pas vivre sans toi…
        Я говорил, что до этого были овации? Я ошибался. Вот сейчас действительно были овации, подобные взрыву вулкана. Казалось, что ещё чуть-чуть, и стены разлетятся мелкими осколками во все стороны. Публика просто сошла с ума и неистовствовала. Сцену буквально завалили неизвестно откуда взявшимися цветами. Настя изящно раскланивалась, и даже это вызывало у зала просто бешеный восторг. Вся эта вакханалия могла продолжаться очень долго, и я, не ожидая её окончания, вышел на сцену.
        Так уж повелось, что выступал я всегда в белом. На этот раз это был безупречный белый смокинг. В паре с Настей в её чёрном платье мы смотрелись просто великолепно.
        Заиграла музыка, заставляя зал утихнуть, и Настя запела первые строки «Вечной любви». По-моему, у нас получился дуэт не хуже, чем у Мирей Матье и Шарля Азнавура.
        Что-то мне подсказывает, что оперный зал французам придётся отстраивать заново, потому что он сегодня рухнет от цунами аплодисментов. В принципе на этом можно было вообще все выступления заканчивать. Публика уже напрочь отбила себе ладони.
        Вот интересно, где можно за столь короткое время найти такое количество цветов? Нас завалили едва ли не по пояс. Нам, советским исполнителям, взыскательная французская публика неистово аплодировала стоя.
        Выступление всё же продолжилось. Уже один я спел «Если б не было тебя», из репертуара Джо Дассена «Елисейские поля», «Первая женщина моей жизни», «Се ля ви, Лили», «После дождичка в четверг».
        В конце выступления вновь вышла Настя под восторженные крики и гром оваций и спела ставшую в том мире легендарной песню Эдит Пиаф.
        Non! Rien de rien…
        Non! Je ne regrette rien
        Ni le bien qu’on m’a fait
        Ni le mal tout ca m’est bien egal!..
        Всё! Французы целиком и полностью наши. Если сейчас сказать им, что нужно пойти и записаться в ВКП(б), то они встанут и пойдут.
        Нас никак не хотели отпускать со сцены. Было такое впечатление, что под тяжестью цветов сцена просто провалится. К счастью, сцена выдержала.
        На следующий день все французские газеты вышли с заголовками «Русские без единого выстрела покорили Париж», «Русская девчонка стала символом Франции», «Франция у ног двух исполнителей из России», «Большевики завоевали Париж, и парижане счастливы», «Самое мощное и самое прекрасное оружие Советов», ну и, конечно, «Русские идут».
        Привезённая нами партия пластинок разошлась в один миг. Пришлось срочно их доставлять дополнительно из Москвы самолётом. Причём нарасхват были не только пластинки на французском, но и на русском языке.
        Под эмигрантские антисоветские организации была заложена просто термоядерная бомба. Как оказалось впоследствии, поток возвращающихся на Родину возрос многократно.
        А я занялся основной работой, ради которой и приехал сюда. Мне было необходимо разыскать в Париже координатора ордена иллюминатов во Франции. Сделать это оказалось не трудно, так как он и не думал прятаться, ведя роскошный образ жизни. Казино, варьете, дорогие рестораны, шикарные авто и красивые женщины. Вот в одном из казино мы с ним и пересеклись.
        Лично мне играть в ту же рулетку как-то не спортивно. Я могу совершенно спокойно остановить шарик в том месте, которое мне нужно. Вот и сейчас, собрав перед собой огромную груду фишек, сидя в окружении набежавших, как мотыльки на огонь, местных красавиц, я вёл ничего не значащий разговор с этим мусью. Говорили о погоде, удаче, видах на урожай винограда.
        В какой-то момент, обменяв выигранные фишки на чек, сумма в котором была со множеством нулей, мы переместились в ресторан, взяв отдельный кабинет. Там я моментально ввёл месье Дюрана в состояние оцепенения, обхватил его голову ладонями и внедрил ему в сознание блок подчинения. Ту самую чёрную паутину. Всё, теперь он - моя марионетка. Зашедший буквально через минуту официант увидел двух мужчин, ведущих неспешную беседу и потягивающих аперитив.
        Через несколько дней все счета ордена иллюминатов во Франции были опустошены, а средства с них, пройдя через десяток банков, дробясь по отдельным счетам и вновь сливаясь, оказались на счетах, указанных мне нашим консультантом в торгпредстве в Париже А. А. Игнатьевым[24 - Игнатьев Граф Алексей Алексеевич - русский и советский военный деятель, дипломат, советник руководителя НКИД, писатель. В 1912 - 1917 годах - военный агент во Франции; одновременно - представитель русской армии при французской главной квартире. Во время Первой мировой войны руководил размещением военных заказов во Франции и поставкой их в Россию. Генерал-майор Российской республики (1917 год). Генерал-лейтенант РККА (1943 год). В 1925 году передал советскому правительству денежные средства, принадлежавшие России (225 млн франков золотом) и вложенные на его имя во французские банки. За эти действия был подвергнут бойкоту со стороны эмигрантских организаций. Обладая колоссальной суммой на счетах, жил с супругой во Франции крайне бедно, выращивая в подвале собственного дома шампиньоны на продажу. Со счетов на личные нужды не было
снято ни единого сантима.]. Казна пополнилась на три миллиарда франков золотом.
        С графом Игнатьевым мы довольно близко подружились. Я передал ему письмо от Сталина, в котором ему предлагалось вернуться на Родину и заняться организацией Суворовских училищ, а также приступить к руководству ими. То есть тем же, чем он и занимался в моём мире в 1943 году.
        По итогам выставки наш павильон получил 350 наград, из них 125 гран-при и 112 золотых медалей. Были отмечены автомобили «Волга» и «Нива», новейший паровоз серии «ИС», трактор «Кировец», аналогов которому в этом мире вообще не было, парфюм «Юбилей» и фильм «Белое солнце пустыни», который всё же успели снять.
        Вообще сил и нервов на съёмку этого фильма было потрачено немало. Сценарий я воспроизвёл в памяти буквально за несколько дней. Дело встало за подбором актёров. Я стремился сделать фильм максимально аутентичным тому, что видел сам. Людей на роль искал везде, куда заносило меня по работе. В итоге на съёмочной площадке не было ни одного актёра. Сухов в жизни был слесарем с завода, Верещагин - милиционером, Петруха - студентом-медиком.
        И всё же нам удалось. Постоянные скандалы с режиссёром, операторами, осветителями привели к тому, что фильм получился едва ли не лучше оригинала. Первым его посмотреть захотел Сталин, но я категорически отказался, сказав, что фильм увидят только после того, как его одобрит один человек. Я рассказал Сталину о том, кто был прообразом честного таможенника Верещагина, о Михаиле Дмитриевиче Поспелове, который до революции являлся начальником Гермабского пограничного отряда 30-й Закаспийской пограничной бригады. Уже после 1917 года он практически в одиночку охранял границу вверенного ему участка, получил у местных контрабандистов прозвище Красный шайтан за свои рыжие усы, а с приходом советской власти стал командиром пограничного батальона, а затем - командиром полка и командиром погранбригады.
        Сталин проникся и приказал мне немедленно ехать в Ташкент, где в настоящее время проживал Поспелов с семьёй, чтобы показать ему фильм и пригласить в Москву. Поспелов принял фильм очень хорошо, хотя и было заметно, что смущён. Его жена и дочери плакали навзрыд после сцены взрыва баркаса. Лишь после этого фильм увидели Сталин и остальные члены правительства.
        Премьера состоялась в кинотеатре «Ударник». Зрители были в восторге, и его крутили по всем кинотеатрам страны. Фраза «Я мзду не беру, мне за державу обидно» и в этом мире стала крылатой.
        Из Франции мы с Настей вернулись через месяц настоящими триумфаторами. Возвращались на дирижабле. Впечатления от полёта были незабываемые. Комфортабельные каюты, ресторан, смотровая палуба, библиотека, музыкальный салон. Недаром на борт нашего воздушного флагмана в Ле-Бурже было устроено настоящее паломничество.
        В Москве на аэродроме нас встречал сам Сталин. Он расцеловал Настю, крепко пожал мне руку и вдруг, в порыве чувств, сгрёб нас в объятия и сказал одноединственное слово:
        - Молодцы.
        Глава 16
        С аэродрома вместе со Сталиным поехали на дачу. Меня дома ждала красавица жена, а Настю - её преданный поклонник Василий.
        Отдохнув неделю, вновь впрягся в работу. Наша разведка, с некоторых пор переориентированная в основном на промышленный шпионаж, смогла раздобыть в САСШ чертежи и технологические карты на двигатель Wright R-3350 Дуплекс-Циклон. В КБ экспериментального двигателестроения смогли вначале воспроизвести этот двигатель, а затем и улучшить его характеристики.
        Туполев, едва узнав об этом, моментально установил его на свой бомбардировщик. Проект «Монстр» поднялся в воздух в начале августа 1937 года. Пилотировали его Чкалов и Стефановский. Самолёт, внешне напоминавший ТУ-85 из того мира, пролетел без посадки 8000 км с максимальной полезной нагрузкой 12 тонн. Потолок - 12 500 метров, максимальная скорость - 735 км/ч, крейсерская - 580 км/ч. С учётом возможности дозаправки в воздухе мы свободно дотягивались до территории САСШ хоть с запада, хоть с востока.
        Не дожидаясь окончания лётных испытаний постановлением СНК было начато производство таких самолётов. Стоимость их была просто заоблачной, но, спасибо иллюминатам и якутским алмазам, недостатка в средствах и оборудовании мы не испытывали. Заказы на изготовление отдельных деталей были разбросаны по множеству предприятий, а окончательную сборку производили в Новосибирске в условиях максимальной секретности. Можно сказать, что на этот самолёт работала вся страна.
        Через месяц после первого полёта «Монстра», получившего здесь название ТУ-36 «Медведь», в мой кабинет в комитете ввалился усталый, но довольный Берия.
        - Получилось! - произнёс он и буквально рухнул в кресло.
        Секретарь тут же принесла горячий чай с бутербродами.
        Берия только что вернулся из Северного Казахстана, где проходили испытания сверхмощной ОДАБ (объёмно-детонирующая авиабомба). Десятитонная бомба превратила в груду щебня многоуровневый каменно-бетонный дот. Теперь у нас есть страшное оружие, способное стереть с лица земли любого противника. К сожалению, стоимость одной такой бомбы была вполне сопоставима со стоимостью её носителя. А значит, массовым это оружие, увы, не станет. На заседании Совнаркома было принято решение об изготовлении партии таких сверхмощных авиабомб в количестве 100 штук и тысячи штук калибром 500 кг. Разрешение на их применение мог отдать только Сталин лично.
        Не успели мы как следует порадоваться этому успеху как из Харькова позвонил Архип Люлька и попросил срочно приехать. Пришлось собираться и лететь. К этому времени мы смогли закупить в Америке четыре самолёта «Дуглас» DC-3 для изучения. На два из них я успел наложить лапу и отжать для нашего комитета. Они стали нашими разъездными рабочими лошадками. Оба самолёта были дооборудованы мощными радиостанциями, также мы переоборудовали салоны, сделав, по сути, летающие офисы. Вот на таком, под управлением бессменных Сергея Сорокина и Андрея Гончарова, я и вылетел.
        В Харькове Люлька, загадочно улыбаясь, подвёл к чему-то, лежащему на стенде и укрытому брезентом. После его сигнала рукой, похожего на взмах фокусника, рабочие скинули брезент, и моему взору предстал во всей своей красе наш первенец, турбореактивный двигатель. Люлька стоял, довольный произведённым эффектом, а я судорожно пытался извлечь из памяти загруженную туда информацию по ТРД. Получалось, что это местный аналог двигателя РД-45. Но представленный мне двигатель уже имел форсажную камеру, а значит, это уже соответствует модификации ВК-1ф.
        - Испытывали? - спросил я, обходя по кругу стенд.
        - Да. Ресурс - 190 часов, но есть возможность увеличить до 250 часов. Над этим сейчас плотно работаем. - Люлька просто лучился от гордости.
        - Готовьте документацию для производственников и начинайте работы над двигателем следующего поколения.
        - А как же приёмная комиссия?
        - Считайте, что она только что побывала и приняла ваш двигатель. И готовьтесь перебазироваться в Москву. Там вы нужнее. Кое-какую документацию по новому двигателю вместе с техзаданием вам вышлю. Работайте.
        - Знаете, Виктор Михайлович, - Люлька задумчиво глядел на меня, - у меня порой складывается впечатление, что у вас есть план разработок на многие годы вперёд, и вы точно знаете, что и как делать. И эта документация, что приходит от вашего комитета… Там же практически всё подробно расписано, словно это уже кто-то создал. Откуда это всё?
        - Знаете, Архип Михайлович, не задавайте не нужные вопросы и не получите неудобные ответы.
        Я внимательно посмотрел в глаза инженеру. Он лишь понимающе кивнул.
        - Как, кстати, назвали этот двигатель? - я кивнул на стенд.
        - Пока просто «Изделие»… - Люлька пожал плечами.
        - В документации впишите наименование ТРД АЛ-1ф. Турбореактивный двигатель конструкции Архипа Люльки - первый форсированный. Так будет правильно.
        Попрощавшись с конструктором, через несколько часов вылетел обратно в Москву и по прилёте сразу поехал в Кремль к Сталину. Доложив о результатах поездки, поднял вопрос о награждении Люльки. После недолгого обсуждения было принято решение об учреждении ордена «За заслуги перед Отечеством». Орден должен был быть двух степеней, представлять собой Герб СССР, украшенный бриллиантами, и носиться на нашейной ленте.
        Вскоре состоялись первые награждения в Кремле. Ордена вручили создателям ОДАБов, Архипу Люльке, Туполеву и, неожиданно, Насте и мне «за заслуги в установлении дружеских связей с Французской республикой и повышении авторитета Советского Союза во всём мире». Причём Настя получила орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени за номером «1», а мне достался за номером «5».
        - И зачем всё это? - спросил я Сталина на банкете после награждения.
        - Могу я хоть раз воспользоваться своим служебным положением и наградить орденом свою будущую сноху? - с серьёзным выражением лица спросил Сталин, раскуривая трубку И расхохотался, увидев моё обалдевшее лицо.
        - Ты, Виктор, как будто не знаешь, что мой Васька в Настю по уши влюбился. Он учиться стал на отлично из-за неё. А если серьёзно, то после вашего, а особенно Настиного, выступления нашим людям работать во Франции стало значительно легче. Вы буквально обворожили всю Францию, и теперь они хотят с нами дружить.
        Тем временем ситуация в Китае была критическая. Японские войска захватили Пекин и крупнейший город Тяньцзинь. В данное время вовсю шло кровопролитное Шанхайское сражение, перевес в котором всё больше и больше был на стороне Японии.
        В конце августа 1937 года правительство Китая обратилось к Советскому Союзу за помощью. Было принято решение оказать её после подписания договора о ненападении, дружбе и взаимопомощи. В Казахстане в районе станции Сары-Озек мы начали сосредотачивать танки, артиллерию, авиацию, военных специалистов, а также склады со стрелковым вооружением и боеприпасами. В тот район были переброшены две бригады железнодорожных войск и начато строительство пути до китайского Урумчи.
        Я упросил Сталина и вылетел в Китай как полномочный представитель советского правительства. Мне предстояла встреча в Ланьчжоу с главой партии Гоминьдан маршалом Чан Кайши и одним из руководителей компартии Китая Мао Цзэдуном. К этому времени я прошёл переаттестацию и в связи с введением новой формы и новых знаков различия получил звание генерал-майора и две звезды в петлицы.
        До Ланьчжоу добрались с посадкой на дозаправку в Урумчи, где уже вовсю велись работы по прокладке железнодорожного пути навстречу идущим из Казахстана железнодорожным бригадам. Пришлось надеть все свои награды. Китайцы падки на всё блестящее.
        У самолёта нас встретил офицер и проводил к ожидавшему авто. Встреча должна была состояться в бывшем дворце наместника провинции. Стоило мне лишь выйти из машины у дворца, как кто-то с криком «Приветствую тебя, Великий Дракон» бросился ниц к моим ногам. Аура распростёртого на земле человека была мне смутно знакома. Я напряг память и узнал в нём Чэн Зедонга, которого я отправил из Читы сопровождать Шэн-ли.
        - Встань, Чэн Зедонг. Я узнал тебя. - Я остановился возле вскочившего, но всё так же низко склонившегося китайца.
        - Где Шэн-ли? - спросил я строго.
        - Уважаемый Шэн-ли должен был уже вернуться из поездки, но, видимо, дела задержали его. Он приказал мне находиться здесь и ждать его. - Зедонг говорил, всё так же не поднимая головы. Помнит ещё, как пришлось пожить некоторое время немым и с парализованными руками.
        В это время ко дворцу подъехала бричка, из которой вылез, одетый в традиционный костюм монаха, Шэн-ли. Он радостно улыбался и, склонившись в знак уважения, произнёс:
        - Я счастлив вновь увидеть тебя, Великий Дракон. Я увидел сияние твоего Ци и поспешил сюда. Твоя сила стала поистине недосягаемой.
        - Рад видеть тебя, старый друг! - Я крепко обнял старого знакомого. - Как ты здесь оказался?
        - Я представляю интересы Шаолиня при правительстве Китая. Монастырь сожжен, но ещё остались монахи и мастера, которые хотят восстановить его стены. Война нарушила наши планы.
        - Мы ещё поговорим об этом, Шэн-ли. Найди меня после переговоров. - Я искренне рад был увидеть его.
        - Что здесь происходит? - раздался голос у меня за спиной.
        Я обернулся и увидел подошедшего Чан Кайши.
        - Добрый день, господин маршал! - Как младший по возрасту и по званию я первым приветствовал лидера Гоминьдана. - Я - представитель советского правительства генерал-майор Головин.
        - Здравствуйте, господин генерал. - Чан Кайши протянул руку для приветствия. - Как долетели?
        - Благодарю вас, хорошо, - я пожал протянутую руку.
        Контакт. Несмотря на бурную молодость, довольно трусоват. Всей душой ненавидит коммунистов, но вынужден совместно с ними противостоять японской агрессии. Мечется в поисках союзников. Старшего сына отправил на обучение в СССР, а приёмного - в Германию. Готов пойти на любые уступки, лишь бы получить реальную помощь. А от заключённых договоров потом легко откажется. Ну с последним я бы не был столь уверен. Договоры тоже можно по-разному заключать.
        - А почему этот человек стоял на коленях и теперь не поднимает взгляда от земли? - Чан Кайши кивнул в сторону Чэн Зедонга.
        - Он приветствует Великого Дракона, - ответил за меня Шэн-ли, поклонившись в мою сторону.
        - Но ведь это легенда. Сказка. Да и вы, генерал, прибыли из России, а не из провинций Китая… - В голосе Чан Кайши было просто море скепсиса.
        - Легенды имеют свойство становиться реальностью, - ответил я, - а драконы не признают границ и живут там, где им удобно.
        Чан Кайши изумлённо обернулся и произнёс:
        - Но ведь это просто сказка для детей.
        - Это тоже сказка? - спросил я, обездвижив его. - Или, может, вот это сказка?
        Я вытянул руку с раскрытой ладонью, и над ней заструились потоки красноватого тумана, сливаясь в изображение дракона. Этот интересный эффект я обнаружил в результате медитаций у себя на даче. Там у меня была оборудована специальная комната для подобных занятий. Изображение дракона получилось далеко не сразу зато теперь это пригодилось. Какими бы продвинутыми не были китайцы, они и в XXI веке сохранили веру в мистическое. Что уж говорить о первой половине века XX.
        В глазах Чан Кайши отчётливо читался страх на грани мистического ужаса и одновременно какое-то облегчение. Дракон на их стороне, осталось только его задобрить. Ну давай, задабривай.
        Я снял оцепенение с маршала и втянул обратно в ладонь своего туманного дракона. Было видно, что Чан Кайши разрывается от двух противоположных желаний: убежать и пасть на колени.
        - Не стоит этого делать, - сказал я, точно угадав его настрой.
        Тут встрепенулся ещё один участник переговоров, до этого стоявший в стороне и с интересом наблюдавший за происходящим. Мао Цзэдун подскочил и буквально вцепился мне в руку.
        - Здравствуйте, товарищ посланник великого Сталина! - захлёбываясь от восторга, сказал он на довольно неплохом русском.
        - Здравствуйте, товарищ Мао, - ответил я, с интересом разглядывая того, кого потом будут обожествлять в Китае. Или не будут? Поживём - увидим.
        Переговоры шли довольно напряжённо. Мы готовы были поставить в Китай 1500 истребителей И-16 и И-17, 500 бомбардировщиков СБ, 200 бомбардировщиков ТБ-3, 2000 орудий, 600 лёгких танков Т-26, 30 средних танков Т-28, 250 различных бронеавтомобилей, 5 бронепоездов, 15 000 пулемётов, 1300 автомашин и тракторов, большое количество винтовок и боеприпасов. Плюс к этому прибудут наши военные, в том числе много лётчиков и танкистов.
        Взамен мы хотели получить после окончательной победы над Японией остров Хайнань. То есть фактически китайцы расплачивались тем, что им на данный момент не принадлежит. Чан Кайши попытался свести всё к аренде на 99 лет, а не к передаче в собственность, но я настоял на своём. В итоге соглашение было подписано.
        Вечером того же дня я встретился с Шэн-ли. Он рассказал о своём посещении Тибета, о том, как десять монахов пытались вскрыть моё послание и все десять упали без сознания, ощутив на себе силу Дракона. И только лишь Шэн-ли смог свободно вскрыть тубус с посланием и передать его наместнику.
        Наместника тоже не слабо приложило Силой, и он какое-то время приходил в себя. А так как он тоже обладал способностью видеть Ци, то моя печать в виде Красного Дракона в Золотой звезде в ауре Шэн-ли была ему хорошо видна. С благоговением прочитав послание, он проникся его содержанием, и теперь немцам на Тибете будут очень сильно не рады.
        Ещё Шэн-ли рассказал, что когда он посетил руины монастыря Шаолинь, то живущие неподалёку от святыни монахи хотели вначале его как следует побить. Но и среди них оказались видящие Ци мастера. В итоге теперь монахи почитают Великого Красного Дракона, а Шэн-ли стал их представителем при правительстве и пытался как-то поспособствовать восстановлению монастыря.
        - У меня для тебя будет новое поручение, Шэнли, - сказал я после того, как выслушал рассказ китайца. - Ты должен будешь переговорить с монахами и мастерами боевых искусств и предложить им поехать в Россию и там продолжить свои занятия. Также интересуют мастера китайской традиционной медицины. Всех их достойно встретят. Дорогу, проживание и питание оплатит советская сторона. Всех, кто согласится, будет ожидать почёт и уважение от окружающих и благословение Дракона.
        - Я думаю, что согласятся многие. Сейчас в Китае стало опасно. Японцы не жалуют китайских монахов, а мастеров боевых единоборств просто уничтожают на месте.
        С Шэн-ли опять расстались. Его путь лежал на оккупированную территорию, а мне пришла пора возвращаться в Москву.
        Тем временем через границу в Китай хлынул поток техники. На каждой единице на башне, на борту или на фюзеляже красовалась большая эмблема Красного Дракона в Золотой Звезде. Уже к концу года смешанная авиагруппа под командованием майора С. Супруна нанесла по японцам серию мощных бомбоштурмовых ударов. Следом в атаку пошли танки и буквально разогнали идущие в наступление японские войска. В небе завязались ожесточённые воздушные бои, в которых преимущество было явно на стороне наших лётчиков.
        По прилёте в Москву меня ожидали хорошие вести. В Ленинграде смогли начать выпуск нескольких видов радиостанций на стержневых радиолампах, освоенных в производство здесь. От портативных, аналога радиостанции «Недра» того мира, 4-канальной с дальностью от 30 км со штырьевой антенной и до 50 км с натянутой наклонной проволочной длиной 12 метров, и до мощных, установленных на шасси автомобиля с дальностью связи до 1500 км.
        Не забыты были и радиостанции для самолётов и наземной техники. Совсем недавно вышло постановление Совнаркома о том, что ни одна единица боевой техники не может быть принята с завода, если она не укомплектована радиостанцией. Планировалось обеспечить радиосвязью сухопутные подразделения от уровня отделения. Весь командный состав проходил обучение основам радиосвязи и ведения радиопереговоров.
        В октябре 1937-го в Кубинке состоялся показ новых образцов бронетехники. По полигону, грозно рыча и время от времени рявкая орудиями, утюжили траву тяжёлый танк ИС-1 (аналог ИС-3), САУ ИСУ-152, основной боевой танк Т-10 (аналог Т-55), боевая машина поддержки танков БМПТ-28 на базе среднего танка Т-28, у которого развернули двигатель поперёк корпуса, сам корпус стал пошире, усилили бронирование, а в одной из пулемётных башен установили крупнокалиберный пулемёт. Сами башни тоже стали просторнее. В основную башню была установлена автоматическая 37-миллиметровая пушка.
        Нишу лёгких танков заняли плавающий танк ПТ-76 (тут даже мудрить не стали, а взяли то же название, что и в моём мире) и БМП-2, вооружённый автоматической пушкой 37-мм с углом возвышения 75 градусов, что позволяло вести огонь по воздушным целям.
        Была представлена зенитная самоходная установка на базе танка БТ, вооружённая счетверёнными автоматическими пушками 23-мм, только что принятыми на вооружение. Здесь с танком проделали то же, что и с Т-28: развернули двигатель поперёк, расширили корпус, убрали колёсный ход, установили просторную башню с быстроходным электроприводом вращения. Машина получила название ЗСУ-23-4 «Оса».
        Также по полигону шустро бегали БТР-152, разведывательно-дозорный БРДМ-2 с крупнокалиберным пулемётом в башне. Хотели вывести аналог БТР-80, но там были серьёзные проблемы с ходовой частью, поэтому машина ещё нуждалась в доработке. Плюс показали КШМ на базе Т-28 и БТР-152, оснащённые мощными радиостанциями и приборами наблюдения.
        Впечатление вся это бронированная техника произвела неизгладимое. Время от времени на трибуне для зрителей, где находились Сталин, Ворошилов, Будённый, назначенный в этом году на должность, начальник Генерального штаба Шапошников, Молотов, Берия и я, слышны были восторженные возгласы вперемешку с не менее восторженными тихими матюгами.
        Техника откатала по полигону и выстроилась в ровную линию напротив трибуны. Из БТР и БМП шустро выскочили бойцы в новой камуфлированной форме, с разгрузками, наколенниками и налокотниками, в стальных шлемах, обшитых камуфлированной материей, напоминающие своим видом шлемы моего времени с защитными очками и вооружённые автоматами АК-37, копиями автомата Калашникова, получившими здесь название «автоматический карабин», с деревянным и складным металлическим прикладом, самозарядными карабинами СКС, появившимися здесь значительно раньше благодаря принесённой мной информации и чертежам, и ручными пулемётами РПД-37, аналогами РПД-44 того мира. Все образцы стрелковки под единый патрон 7,62x39 мм.
        Экипажи боевых машин были вооружены пистолетами-пулемётами ПП-36, аналогами ППС-43 под пистолетный патрон 7,62x25 мм.
        Сталин с интересом рассматривал экипировку, которую с моей подачи назвали «Ратник», и вооружение, задавал вопросы бойцам, удобно ли им, спрашивал их мнение об оружии.
        Присутствовавший на показе Мехлис, которого прочили в начальники Главного политуправления армии, как пёс крутился вокруг Сталина, преданно заглядывая в глаза и постоянно поддакивая на его реплики. Видно было, что Сталину это не особо нравится, но он пока старается не обращать внимание.
        Осмотрев мотострелков и их боевые машины, Сталин со свитой перешёл к танкам и САУ. Здесь перед техникой выстроились её экипажи под командованием полковников Лизюкова, Катукова, Лелюшенко, Ротмистрова, Кравченко. Услышав их фамилии, когда они представлялись, Сталин с усмешкой посмотрел на меня и понимающе хмыкнул. Ну ещё бы. Ведь я собрал танковых командующих, известных мне по Великой Отечественной войне в моём мире. Разумеется, Сталин тоже читал мои записи, а уж память у него была просто феноменальной.
        - Ну что, товарищи командиры, - обратился он к стоящим перед собой танкистам, - какие ваши впечатления от таких боевых колесниц?
        Танкисты мельком переглянулись, и вперёд вышел Александр Лизюков, командир 6-й отдельной тяжёлой танковой бригады Ленинградского военного округа.
        - Товарищ Сталин, боевые колесницы просто фантастика. На таких мы любого врага в землю закатаем.
        - Это хорошо, товарищ Лизюков, что вы так считаете. Теперь необходимо освоить эти замечательные машины и научить воевать на них своих подчинённых.
        Сталин пожал всем танкистам руки и обратился уже ко мне:
        - Расскажите нам об этих машинах, товарищ генерал-майор.
        Я подробно описал тактико-технические характеристики всех представленных образцов, отдельно остановившись на их стоимости и назвав также стоимость комплекта экипировки мотострелка.
        - А вам не кажется, товарищ генерал-майор, что это слишком дорого? - встрял в разговор Мехлис. - Обходились как-то раньше винтовками и гимнастёрками. А вы тут напридумывали всего столько, что с каждого бойца можно отделение обмундировать.
        - Нет, не кажется, товарищ Мехлис. Жизнь бойца дороже.
        - Советский боец, вооружённый идеями марксизма, готов свою жизнь отдать в борьбе за Родину. Это его долг и ему нет нужды во всех этих барских штуках. - Мехлис указал рукой на наколенники и защитные очки.
        М-да. Как же тяжело общаться с идиотом. А особенно с идиотом упёртым, который считает своё мнение единственно верным. Ну, кроме мнения ещё более вышестоящего.
        - Товарищ Мехлис, - произнёс я, вздохнув, - я поставлю вон там, на взгорке, пулемёт, а вам дам винтовку и сборник сочинений Маркса. Ваша задача будет уничтожить пулемёт и занять высоту. Сильно поможет вам знание основ марксизма, которое, безусловно, нужно для каждого бойца? А потом выведу из строя любого из этих, - я кивнул в сторону строя мотострелков, - бойцов, дам ему автомат, он подползёт без повреждений локтей, коленей и глаз к пулемётной точке и уничтожит её несколькими очередями. Долг бойца - сделать так, чтобы враг умер за свою родину, а боец с победой вернулся домой и настрогал со своей жинкой кучу ребятни.
        На последних словах бойцы сдержанно засмеялись. Идея с женой им явно пришлась по душе. А вот Мехлис прямо-таки пошёл бордовыми пятнами.
        - Успокойтесь, товарищ Мехлис, - раздался голос Сталина, - товарищ Головин абсолютно прав. При всей своей правильности идея марксизма не заменит хорошего оружия. А вот когда враг окончательно разбит, то именно тогда и надо применять такое грозное оружие, как идеи Маркса.
        Похоже, в лице Мехлиса я заполучил себе врага. Интересно, а в этом варианте истории Сталин поставит его начальником ГлавПУра Красной Армии? Или, может, отправит куда подальше? Вроде как в должности наркома народного контроля он проявил себя в том мире вполне неплохо.
        Глава 17
        Домой с полигона приехал уже поздно. Ольга не спала и сидела за книгой. Она поступила в медицинский институт и теперь штудировала учебники. Увидев меня, она радостно вскочила и бросилась мне на шею.
        Я, наверное, плохой муж. Свою молодую жену почти не вижу. Как говорил незабвенный товарищ Саахов из фильма «Кавказская пленница», всё кабинет, кабинет, а у меня ещё и полигон. Хорошо хоть, я настоял, чтобы Настя жила с нами, и Ольге теперь не так одиноко. А то эта орденоносная звезда эстрады почувствовала себя чересчур взрослой и хотела остаться в московской квартире. Ага, счаззз. Вот исполнится 18 лет, тогда и поглядим.
        Кстати, ей же 18 стукнет уже в следующем августе, а весной она заканчивает школу. Причем одновременно со своим воздыхателем Василием Сталиным. И есть все предпосылки к тому, что школу их компания закончит в полном составе с отличием.
        - Здравствуй, любимая! - Я всегда испытываю в присутствии Ольги прилив необычайной нежности. - Ты почему не спишь?
        - Здравствуй, милый, - ответила Ольга после долгого поцелуя, - ты же знаешь, что мне теперь хватает совсем мало времени, чтобы выспаться. Вот и засиделась за учебниками. Пойдём, я накормлю тебя ужином, и пока ты ешь, буду рассказывать.
        Тут надо сказать, что к этому времени Ольга уже училась на третьем курсе первого Московского медицинского института. Мои старания по улучшению у неё памяти и восприятия не прошли даром. Она экстерном закончила первые два курса, и были все шансы, что через полтора года отчитается по всей программе вуза.
        А пока я ел вкусный борщ и вполуха слушал рассказ жены. Одна фамилия показалась мне знакомой.
        - Как-как? Повтори, пожалуйста, я прослушал.
        - Я говорю, профессор Ермольева[25 - Ермольева Зинаида Виссарионовна - советский микробиолог и эпидемиолог, действительный член Академии медицинских наук СССР, создательница антибиотиков в СССР. В 1942 году впервые в СССР получила пенициллин. Лауреат Сталинской премии первой степени.] предложила поработать у них в институте экспериментальной медицины. У них там так замечательно. Такие интересные исследования проводятся.
        - Непременно соглашайся. За их исследованиями будущее! - Ещё бы не будущее, когда я им подкинул кучу рецептур и технологии производства антибиотиков, анестетиков и прочего.
        Поблагодарив любимую жену за ужин, спросил:
        - А как там наша звезда поживает? Не решила ещё, куда поступать будет?
        - Хочет в МГУ на физический факультет. Боится только, что ты не одобришь. Ты же хотел, чтобы она выступала со сцены… - Ольга подошла и положила ладони мне на плечи. - Не ругай её сильно.
        - Эх, дожил до седых волос, - шутливо вздохнул я. - Уже у родной сестры от меня тайны. Ладно, не буду ругать. Пусть поступает, раз есть такое желание. Физик и лирик в одном флаконе. Интересное сочетание. А вообще, - повысил я голос, - давай, красавица, выходи и не подслушивай. Знаешь ведь, что от меня не спрячешься.
        Из-за двери выскочила Настя и тут же с радостным визгом повисла у меня на шее. Видя такой беспредел, с другого бока на шее тут же повисла Ольга. Так, хохоча, мы завалились на диван, где меня смачно чмокнули в щёки с двух сторон.
        - Сговорились, - констатировал я, чем вызвал ещё по одному чмоку с двух сторон.
        - А я уже ходила на несколько открытых лекций. Мне там так понравилось, - торопливо начала рассказывать Настя. - Я даже многое поняла, а что не поняла, потом в библиотеке прочитала. А петь я всё равно буду. Мне на сцене нравится.
        - Ладно уж, - наигранно вздохнул я, - помогу родной сестре. Дам я тебе кое-что почитать, но показывать это никому нельзя. Если разберёшься в написанном, то потом сама напишешь реферат и отправишь в университет на рассмотрение. Будет твоя первая научная работа.
        Опять восторженный визг и поцелуи с двух сторон. Самое интересное, что Ольга искренне радовалась за свою золовку. А я дам Насте материалы по источникам когерентного электромагнитного излучения, то есть по лазерам. Пусть вникает, тема перспективная.
        Следующий день на службе начался с визита Будённого. Семён Михайлович вошёл в кабинет, осмотрелся вокруг и, сев на стул, произнёс:
        - Вот ты где, Витька, окопался. А я тут неподалёку был, дай, думаю, заскочу. Авось не прогонят… - Будённый заулыбался. - Я к тебе, Витька, по делу. Подумал я тут после полигона. Крепко подумал. И думается мне, что мои конники супротив твоих мотострелков как пить дать проиграют. И надо бы что-то и для кавалерии придумать. А то ведь разгонят по домам моих конников.
        - Есть кое-что и для кавалерии, Семён Михайлович. Вот только саму кавалерию придётся сокращать и переучивать. Оставлять лучших из лучших и учить воевать по-новому. Теперь сабельных атак лавой уже не будет. Будут рейды по тылам противника, диверсии, засады, охрана тыла, патрулирование. - Я разлил чай по чашкам. - Вот, угощайтесь. От дядьки моего и его жены гостинец из Сибири. Варенье из брусники. Полезное очень и вкусное.
        Чинно попили чай с вареньем, обсуждая маловажные вопросы, и поехали на полигон. Уже стрелковый. На сегодня был назначен показ пулемётов Слостина. Пока лишь для меня, но раз подвернулся Будённый, то и его возьму.
        На полигоне по огневому рубежу нервно прохаживался Иван Ильич Слостин, конструктор уникального пулемёта. Увидев нас, он дал команду, и расчёты выстроились в одну шеренгу.
        - Здравствуйте, Иван Ильич, - поздоровался я с конструктором. - Вот, решил Семёна Михайловича с собой взять посмотреть на ваше творение. Не возражаете?
        Оружейник не возражал. Тем временем на поле трактором вытащили два танка Т-26 и паровозный котёл. Чуть в стороне лежала внушительная груда металлолома, в котором при должной фантазии можно было угадать отдельные части танков.
        - Стрельбы проводили? - кивнул я головой в сторону груды металла.
        - Да, постреляли немного. Начальник полигона ругается. Говорит, что больше нам мишеней не даст.
        - И как результат?
        - «Вулкан» бронебойными пулями делает из танка решето, а «Терминатор» разбирает на ошмётки. - Слостин протянул нам беруши. - Возьмите, товарищи. С непривычки эффект от стрельбы нашими пулемётами просто убойный.
        Я отказался. Будённый тоже отмахнулся:
        - Что я, из пулемёта не стрелял? У меня в Первой конной знаешь как с тачанок поливали? Грохот стоял, что та гроза.
        Слостин пожал плечами и предложил нам пройти к смотровой площадке, где на столе лежала пара биноклей.
        Когда «заговорил» 7,62-миллиметровый «Вулкан», Будённый вздрогнул. Ничего похожего на стрёкот пулемёта не было. Была струя огня в сторону стоящего на мишенном поле танка и непрерывный гул, похожий на многократно усиленный звук электросварки. Очередь длилась несколько секунд, за которые рядом с пулемётом возникла большая куча стрелянных гильз. За это время обстрелянный танк как-то перекосился. В бинокль было видно, что целых поверхностей с ближнего к нам борта не осталось.
        В раздавшейся оглушительной тишине раздался восторженный возглас Будённого:
        - Ух, ё…! Вот это ни х… себе! Это же как это?! Это ж «вжик» - и танка больше нет!
        - Это ещё что, товарищ Будённый… - Слостин был явно доволен произведённым эффектом. - Сейчас из «Терминатора» ударим, вот там да, танка просто не станет.
        На позиции крупнокалиберного 14,5-мм пулемёта старший расчёта поднял руку, показывая готовность к открытию огня. Послышалась команда, и раздался такой гул, что Семён Михайлович аж присел и ошарашенным взглядом посмотрел в сторону поля. Там от танка во все стороны летели ошмётки брони. Расчёт перевёл огонь на паровозный котёл, и через с пару секунд сквозь него был виден простирающийся далее пейзаж.
        Звук от выстрелов был, конечно, просто обескураживающий. Его и сравнить-то не с чем. Если бы была написана симфония смерти, то звук очереди из нашего крупняка был бы её увертюрой.
        - Ну, Витька, я тебе это припомню! - Будённый с трудом распрямился. - Я ж чуть портки не попачкал. Опозорил бы маршала перед всеми.
        Было видно, как в его ошалелых глазах плещется восторг вперемешку с долей ужаса.
        - На отказ стреляли? - спросил я у Слостина.
        - Стреляли. Часто возникают задержки с вращением блока стволов. Но уже есть варианты доработки, и, уверен, в следующих моделях подобного сможем избежать. С электроприводом подобного не происходит, но вы просили постараться обойтись без него.
        - Тогда готовьте доработанную модель, а заодно и с электроприводом вращения блока стволов. Будем принимать на вооружение оба варианта.
        Новый 1938 год страна встречала с небывалым подъёмом. Уровень жизни значительно вырос. Появилось множество артелей, занимающихся пошивом одежды, производством товаров народного потребления от кастрюль до патефонов и электропроигрывателей. Успехи советской нефтехимии привели к массовому появлению множества синтетических тканей. Особенно большой восторг у советских модниц вызвало появление в продаже капроновых чулок, а у подразделений ВДВ - новых лёгких и прочных парашютов. А уж о появлении кооперативных кафе и ресторанов и говорить нечего.
        Появление в деревнях большого количества недорогих мотоблоков привело к значительному увеличению урожаев. Теперь в колхоз насильно никого не загоняли. Наоборот, могли ещё и отказать. Льготы у колхозников были серьёзные. Это и возможность обучения в лучших вузах страны, и поездки на курорты передовикам. В колхозах и совхозах повсеместно строили школы и больницы, клубы и детские сады.
        Колхозники имели право приобрести автомобиль или мотоцикл без очереди и с большой скидкой. Причём расплатиться можно было не только живыми деньгами, но и заработанными трудоднями. Сам трудодень, что называется, подрос в цене, и колхозники теперь половину зарплаты получали деньгами, а половину - трудоднями.
        Также колхозникам официально разрешили торговать продукцией со своих подворий на колхозных рынках, хотя большинство предпочитали сдавать государству за вполне приличную цену. Так было и быстрее, и, в конечном итоге, выгоднее. Как следствие, прилавки магазинов были заполнены продуктами.
        А во всём мире начался странный мор и исчезновения среди учёных-физиков. Впрочем, «исчезнувшие» в скором времени появлялись в Советском Союзе. Эдвард Теллер, Энрико Ферми, Ричард Фейнман и многие другие, ознакомившись с нашими успехами в области ядерной физики, согласились сменить страну. Те, кто не согласился, как, например, Лео Силард, вскоре разными способами переместились в мир иной. Всех причастных в том мире к немецкой ядерной программе зачистили полностью. На войне как на войне.
        Самым большим успехом был переезд в СССР Альберта Эйнштейна. Это вызвало грандиозный скандал в Америке и привело к запрету на выезд вообще всех, связанных с научной деятельностью. Таким образом администрация Рузвельта боролась с утечкой мозгов. А сманить великого учёного помог маленький клочок бумаги, на котором были написаны несколько формул, увиденных мной ещё в том мире в кабинете профессора перед отправкой сюда. Эти формулы, как я понял, иллюстрируют процесс межмирового перехода и плотность темпорального потока между мирами. По докладу нашего резидента, встречавшегося с Эйнштейном, учёный вцепился в лист, как в самую величайшую ценность. Когда на его глазах лист с формулами горел в пламени зажигалки, Эйнштейн едва не лишился чувств. Через неделю он пришёл в наше посольство в Вашингтоне и попросил визу в Советский Союз. Ради величайшего гения всех времён в Америку спецрейсом отправился наш флагманский дирижабль.
        На Центральном аэродроме в Москве Альберта Эйнштейна встречал лично товарищ Сталин. В приветственной речи он сказал, что обо всех живущих ныне политиках, главах государств и монархах когда-нибудь потомки напишут «мелкий политический деятель эпохи Великого Эйнштейна».
        Великому учёному для проживания были предоставлены особняк в центре Москвы и усадьба в Крыму на побережье Чёрного моря в качестве дачи. Спустя короткое время Эйнштейн подал прошение о предоставлении ему советского гражданства, которое было моментально удовлетворено. Вместе с советским паспортом ему была вручена толстая папка со всем, что я смог вспомнить из области темпоральной физики и из физики вообще по состоянию на 2020 год того мира. Эйнштейн сразу же с головой залез в изучение полученных материалов и буквально завалил свой рабочий кабинет записями и расчётами.
        25 апреля с большим размахом отметили 20-ле-тие Ольги. На праздник приехали тесть с тёщей, Киров с женой и дочерью, Берия с супругой, заехал поздравить Будённый и, конечно же, по-соседски зашёл Сталин. Было много подарков, поздравлений. Но самым лучшим подарком, по общему мнению, стала исполненная мной песня «Всё для тебя». Как говорится, Стас Михайлов форевер.
        А ещё одним сюрпризом стало то, что я при этом играл на самой настоящей электрогитаре. Мы смогли выкупить все права у компании Gibson и Instruments Rickenbackers и сделали свою, советскую гитару вполне современного для меня вида и звучания. Усилок и колонки собрать было не проблема. И вот сегодня состоялось первое представление этого инструмента. Слушатели были заворожены новым звучанием, а я получил свою порцию поцелуев, а уже ночью - продолжение благодарности за подарок.
        Весной 1938 года на вооружение поступили полковой миномёт калибра 120 мм «Ромашка», дивизионный миномёт калибра 160 мм «Гвоздика» и 240-миллиметровый самоходный миномёт артиллерии Резерва Верховного Главнокомандования «Тюльпан» на базе танка Т-28. При чём 160-миллиметровый миномёт сделали в двух вариантах: самоходный на базе платформы танка Т-26 и буксируемый. Несколько батарей были переброшены на Дальний Восток в район озера Хасан, где в конце июля мы ожидали начала ожесточённых боёв с частями японской Квантунской армии.
        В конце мая порадовали наши авиаторы. Камов и Миль показали два образца винтокрылых машин. Один был десантно-штурмовой, а другой - чисто штурмовой. Конечно, начинка была далека от совершенства, но чисто внешне вертолёты походили десантный - на Ми-4, а штурмовой больше напоминал Ми-28. Первый был вооружён двумя блоками НУРСов[26 - НУРС - неуправляемый реактивный снаряд.] конструкции С. П. Королёва по бокам и парой пулемётов на турелях по бортам, мог принять на борт 10 полностью экипированных десантников или 1,5 тонны грузов, второй был чисто штурмовым с экипажем из одного пилота, защищённого бронёй, и вооружённый двумя блоками НУРСов по бокам на пилонах по 20 ракет калибра 80 мм в каждом, двумя 7,62-мм пулемётами «Вулкан» или блоки НУРС, один - 14,5-мм пулемёт «Терминатор» и два пулемёта ШКАС на пилонах.
        На полигоне, где предстоял показ боевых возможностей вертолётов, Будённый, зная об эффекте от стрельбы из пулемётов Слостина, шутя поинтересовался у Ворошилова:
        - Климка, а ты штаны на замену захватил? - И, подмигнув мне, засмеялся.
        Ворошилов лишь отмахнулся от него. В этот момент из-за перелеска послышался свистящий шум винтов и показалась пара Ми-28 (название менять не стали). Они плавно развернулись и выполнили боевой заход на выстроенную колонну списанных танков, изображающую танки на марше. От винтокрылых машин с воем потянулись дымные жгуты в сторону колонны, и танки скрылись за сплошной стеной разрывов. Вертушки прошлись вдоль колонны, практически на месте развернулись и ударили из пулемётов. Все находившиеся на трибуне от неожиданности присели. Стоять остались только я и откровенно ржущий Будённый. Эффект был даже покруче, чем от стрельб с земли. А звук очереди, смешанный с непередаваемым звучанием винтокрылой машины, вызывал жгучее желание броситься на землю и зарыться поглубже.
        Разнеся вдребезги колонну условного противника, вертушки парой прошли прямо над трибуной, лихо развернулись и скрылись за леском. Навстречу им появилась пара десантных машин, одна из которых мягко приземлилась неподалёку от колонны, и из неё выскочило отделение десантников, тут же открывшее огонь по колонне. Второй вертолёт максимально снизился и медленно летел вдоль дороги, а из его чрева прямо на ходу выпрыгивали десантники и, перекатившись, вступали в бой. Осмотрев разбитые танки, подъехали к площадке, на которой находились винтокрылые машины. Сталин поблагодарил пилотов, поспрашивал их об ощущениях от полёта на таких аппаратах, о боевых возможностях машин. Затем повернулся в мою сторону и принялся пристально меня рассматривать.
        - Думаю, товарищ Головин, - ответил он на мой невысказанный вопрос, - чем тебя ещё наградить. Есть мнение вручить тебе орден Ленина за особый вклад в развитие военной техники. Считаю, что это будет правильно.
        - Служу Советскому Союзу! - только и осталось мне ответить.
        Камов и Миль также получили ордена Ленина за разработку новой техники.
        Неразлучная парочка из Насти и Василия Сталина с отличием окончила школу, о чём свидетельствовали врученные им почётные грамоты. В честь этого события Иосиф Виссарионович взял отпуск и предложил нам всем поехать на отдых в Абхазию на дачу «Холодная речка».
        На море выехали поездом. Сталин откровенно побаивался летать самолётом и поэтому с уважением относился к авиаторам, не знавшим такого страха. В прошлой жизни я однажды уже был на этой даче с экскурсией. Мы отдыхали в Сочи и по случаю съездили в соседнюю Абхазию посмотреть любимое место отдыха Сталина. Экскурсовод говорил, что дача осталась в первозданном виде. Вот и сравню.
        Море вызвало у Насти и Ольги настоящий восторг. И если Ольга уже видела во Владивостоке этот бесконечный простор, то для Насти всё было впервые. Ненадолго заглянув на дачу, мы вчетвером, Ольга, Настя, Василий и я, отправились на пляж. Внимание мы привлекли сразу. Вернее, даже не мы, а только наши девчонки. Раздельные купальники невиданного здесь фасона выгодно подчёркивали их стройные фигурки. Незадолго перед отъездом я наведался в одно из ателье и заказал по нескольку купальников разной расцветки и фасона для наших дам, а также плавки и пляжные шорты для нас с Василием. Больше всего внимания, конечно же, досталось Насте. Она к этому времени уже снялась в двух киноконцертах, которые показывали во всех кинотеатрах страны и по только что появившемуся в Москве и Ленинграде телевидению, и её часто узнавали на улице. А мы были всего лишь свитой популярной исполнительницы всеми любимых песен.
        Смеха и визга было много. Особенно когда учили Настю плавать. Она постоянно нарочно прижималась к Василию, отчего он краснел как помидор, оправдывая своё прозвище Красный, и довела его до того, что когда все вылезли из воды погреться, он ещё долго сидел в море. Ну ещё бы, Настя в таком купальнике всё равно что без ничего. Вот он и остывал в воде, чтобы не оконфузиться. Настя тоже заметила это и хмыкнула, довольная произведённым эффектом.
        - Довела парня, - укоризненно сказал я, ложась на расстеленное полотенце. - Того и гляди замёрзнет, и придётся тебе спасать его от простуды.
        - Зато на других девчонок засматриваться не будет, - ответила Настя, подставляя лицо лучам солнца.
        Однако её спокойствие длилось недолго, и спустя пару минут она закричала:
        - Вась, идём загорать, а то простынешь.
        Красный, как варёный рак, Василий вышел из воды и растянулся на песочке на животе. Сзади меня чуть слышно прыснула от смеха Ольга. День начал постепенно клониться к вечеру, и мы стали потихоньку сворачиваться. Всё это время меня не покидало чувство, что я что-то забыл. Я несколько раз прошёлся по пляжу, раздумывая над этим. И тут до меня дошло. Ведь здесь, совсем рядом, находился Новоафонский монастырь, в настоящее время закрытый. Надо будет туда непременно съездить.
        Неожиданно желание поехать в Новый Афон высказал Сталин. На следующий день мы загрузились в авто и поехали по живописной дороге вдоль побережья. Виды были такие, что девчонки не отлипали от окон.
        Примерно на полпути до монастыря Настя вдруг воскликнула:
        - Смотрите, базарчик! И яблоки…
        Здесь яблоки в конце июня не удивляют никого, а вот нам, приехавшим из центра страны, это в диковинку. А тем более горы слив, баклажанов, груш. Решили завернуть на базарчик и полакомиться фруктами. Народ, увидев выходящего из машины Сталина, на миг замер, не веря увиденному, а потом разразился приветственными криками и овациями. Сталин довольно улыбался. Ну есть у человека слабость, любит он находиться в центре внимания. Его мигом окружили отдыхающие со множеством детей.
        Увидев рядом киоск, в котором грузин торговал конфетами, Сталин подошёл туда. Поздоровался с продавцом и внимательно изучил ассортимент. О чём-то негромко переговорив с находящимся в ступоре грузином, он обернулся ко мне.
        - Виктор, а у тебя деньги с собой есть?
        - Есть немного, Иосиф Виссарионович, - с улыбкой ответил я.
        Это надо же, глава самого большого в мире государства просит денег взаймы.
        - Одолжи мне немного, пожалуйста. Хотел детишек конфетами угостить, а денег не взял, - Сталин горестно развёл руками.
        - Коба, Коба (на Кавказе Сталина звали Коба), нет, никогда в жизни не возьму с тебя денег! - Грузин аж возмутился.
        - Скажи, пативцемули[27 - Пативцемули {груз.) - уважаемый.], откуда ты взял эти конфеты? - спросил Сталин аж покрасневшего продавца.
        - Эти конфеты мы делаем всей семьёй уже много лет. Их делал мой отец и мой дед. Лучше наших конфет нет во всей Абхазии! - Грузин даже приосанился.
        - Вот видишь. Я приехал сюда отдыхать, а ты трудишься, продукт твоего труда стоит денег. Я не приехал к тебе в гости. Вот когда я приеду в гости, ты меня угостишь. А я не царь и не барин. Это когда царь ехал, он со своих подданных дань собирал[28 - За основу взят реальный исторический факт.].
        В итоге было куплено два ящика конфет, которые Сталин раздал окружившей его ребятне. Уже когда уезжали, я обернулся в заднее стекло и увидел, как торговец стоит посреди дороги с гордым видом, по-восточному прижав руку к сердцу. Сегодня у него конфеты покупал сам Сталин.
        Новоафонский монастырь встретил нас запустением. Закрытый ещё в 1924 году, он успел побывать складом и теперь имел заброшенный вид. Однако какая-то видимость, что порядок здесь поддерживается, всё же была.
        - Как здесь пусто, но красиво, - первой отреагировала Настя.
        - Да, красиво, - подтвердил я, - основан в тысяча восемьсот семьдесят пятом году монахами со Старого Афона, что в Греции. Для строительства этого монастыря пришлось вручную срыть вершину горы. Во время русско-турецкой войны монастырь был полностью разграблен, и на его восстановление ушло почти двадцать лет. Здесь неподалёку находится пещера, в которой, по преданиям, жил и проповедовал Симон Кананит, один из двенадцати ближайших апостолов Иисуса. Так что мы сейчас находимся в очень интересном месте.
        Ещё бы место не было интересным, если я каждой клеточкой своего тела чувствовал потоки чистой Силы, которые пронизывали здесь буквально всё.
        - Это очень интересное место, - присоединился Сталин. - Думаю, что неправильно держать его в таком виде. Нужно посоветовать местным товарищам организовать здесь музей и водить сюда экскурсии. Или у тебя, Виктор, есть другое мнение?
        - Есть, Иосиф Виссарионович. Ко мне китайские монахи и мастера боевых искусств едут. Я всё голову ломал, где их разместить, а здесь такой монастырь пустует. Вот и думаю я, что было бы неплохо отправить китайцев сюда, чтобы они здесь пообщались с православными монахами. Так сказать, взаимопроникновение культур. И монастырь в порядок приведут, и друг друга чему-нибудь да научат. А где-то рядом построить учебный центр для наших бойцов, тем более что инструкторы будут под боком.
        - То есть ты предлагаешь вернуть монастырь церковникам? - Сталин посмотрел прищурившись.
        Он из моих рассказов прекрасно знал, во что превратилась РПЦ в том, моём мире.
        - Ни в коем случае. Монастырь будет в собственности государства как памятник зодчества, о чём повесим соответствующую табличку. Просто мы сдадим его в аренду монахам, но с условием, что здесь будут проживать ещё и буддийские монахи, что все они совместно будут поддерживать порядок на территории монастыря и вокруг него.
        - Денег просить будут, - Сталин задумчиво посмотрел на меня.
        - Так дадим. Как оплату за содержание зданий. А самим монахам зарплату пусть их Синод платит и радуется, что его не распустили. Китайцев же поставим на довольствие по нормам Красной Армии для среднего комсостава.
        - Надо будет это как следует обдумать, - поставил точку в обсуждении Сталин.
        Мы ещё немного погуляли по окрестностям, сходили полюбоваться Новоафонским водопадом и поехали обратно.
        Отпуск пролетел как одно мгновение. Мы все загорели, так что пришлось пару раз применять свои способности и лечить обгоревшую молодёжь. Правда, Настя, эта чертовка, всё время просила Василия намазать её спинку сметаной, чем вызывала смех у Ольги и приступ застенчивости у своего воздыхателя. На Василия в этот момент было смешно смотреть. Он так заботливо и нежно наносил рукой кисломолочный продукт на спину подруги и так отчаянно краснел при этом.
        А я наслаждался каждым моментом отдыха, прекрасно зная, что на несколько ближайших лет это мой последний отпуск.
        Глава 18
        Вернувшись из Абхазии в Москву, я через пару дней уже сидел в кабине нашего стратега Ту-36 «Медведь» и на высоте 12 тысяч метров, в сопровождении ещё четырёх таких же «Медведей», всех, что успели к этому времени принять на вооружение, летел на восток, в Хабаровск, где уже построили бетонную взлётную полосу длиной в 3 километра.
        В кресле командира сидел Чкалов. Он немного дулся на меня за то, что, с подачи нашего комитета, была закрыта программа перелёта через Северный полюс в Америку. Я долго объяснял Чкалову, что этот полёт - бессмысленная трата народных средств и отвлечение авиаконструкторов от работы. Ведь им придётся заниматься рекордным самолётом, вместо более нужных нам. Впрочем, Валера, а мы с ним, несмотря ни на что, стали на ты, долго обижаться не умеет. На редкость жизнерадостный человек. И погибнуть ему в этом году в декабре я не позволю. Ему ещё Берлин бомбить, а там, кто знает, может, с полной загрузкой и через океан придётся лететь. Исполнится его мечта, и попадёт он в эту самую Америку. Главным калибром.
        Пока летели, успели пару раз перекусить бортпайком и попить кофе. Тоже моё нововведение. Как и туалет на борту. Просто предложил Туполеву слетать на полную дальность без всего этого. Туполев всё понял, и теперь комфорту экипажа уделяется достаточно много внимания. Тот же кофе для борт-пайков закупается в Южной Америке. Чкалов жевал бутерброд и с довольной улыбкой поглядывал в бортовой иллюминатор на проплывающие внизу облака. Вот то, что называется, человек болен небом.
        В целом полёт проходил нормально. Машины вели себя превосходно, экипажи работали слаженно, изделия, а это одна 10-тонная О ДАБ, 2 штуки весом в 500 килограммов и большое количество 50-килограммовых авиабомб, заключённых в РРАБы (ротационно-рассеивающие авиабомбы), ждали своего часа. Все эти «гостинцы» предназначались штабу Квантунской армии и резиденции императора Маньчжоу-го в Синь-цзине, марионеточного государства, созданного японцами на оккупированной китайской территории. В этом мире, в отличии от моего, СССР не признал этого образования и не устанавливал с ним дипломатических отношений.
        Бомбить мы будем с высоты 8 тысяч метров, а потому на всех пяти наших бомбардировщиках были нанесены изображения Красного Дракона в Золотой звезде вместо красных звёзд. И вроде всё было просчитано и предусмотрено, но всё же было немного тревожно. Ведь это первое боевое применение и боеприпасов, и самолётов.
        Силой воли гнал дурные мысли, но получалось не очень. А когда, по моим прикидкам, пролетали почти над самим Чагояном, то на меня накатила сильная грусть. Где-то там, совсем рядом, внизу, жили люди, ставшие мне родными. Дядька Андрей, тётка Дарья.
        Как они там? Судя по письмам, что приходили минимум раз в месяц, всё у них хорошо, но как же хотелось увидеть их и обнять.
        Начало боевых действий ничем не отличалось от того, что было в моём мире. Разве что Генриху Люшкову[29 - Люшков Генрих Самойлович. В реальной истории - деятель советских спецслужб, комиссар государственной безопасности 3-го ранга. Входил в состав особых троек НКВД СССР. В 1938 году, опасаясь неминуемого ареста, бежал в Маньчжурию и активно сотрудничал с японской разведкой. За границей подробно освещал своё участие в Большом терроре, разоблачал методы НКВД, готовил покушение на Сталина.] в этот раз не удалось бежать к японцам. Предупреждённые заранее, за ним выехала опергруппа, но тот, видимо, что-то почуял и сорвался в бега раньше времени. При переходе границы был застрелен бдительным пограничником. Страж границы получил благодарность и краткосрочный отпуск.
        Блюхер всё так же самовольно приказал пограничникам на сопке Заозёрной засыпать один из вырытых окопов и перенести проволочное заграждение поближе к своим позициям. 29 июля 1938 года рано утром японская рота атаковала позиции наших пограничников на сопке Безымянная и после ожесточённого боя заняла её. К вечеру японцев выбили с позиций.
        А вечером 30 июля японская артиллерия открыла беглый огонь по сопкам Заозёрная и Безымянная. Под прикрытием артогня два полка японцев заняли сопки и начали строить на них укрепления. Блюхер растерялся и бросил в атаку на окопавшегося противника два батальона без какой-либо артподготовки. И это при том, что у него поблизости расположились батареи 160-и 240-миллиметровых самоходных миномётов, отправленных сюда на боевые испытания.
        Сразу после безуспешной атаки Блюхер позвонил на наш аэродром и потребовал срочно вылететь бомбить окопавшихся японцев. Ему отвечал Стефановский как командир особой авиагруппы. Он крайне вежливо уведомил Блюхера, что авиагруппа подчиняется исключительно товарищу Сталину и выполняет лишь его приказы либо приказы лица, уполномоченного на это тем же Сталиным, а товарищ Блюхер таковым лицом не является. В ответ из трубки раздался такой забористый мат, что даже мне, сидящему в стороне, было слышно. Я встал и нажал на рычаг телефона, прерывая разговор.
        - Зуб даю, что Блюхер через несколько часов будет здесь.
        Я был спокоен как удав. Наше время ещё не пришло. Мы ждали звонка из Москвы, где послу Японии должны были вручить официальную ноту протеста.
        Блюхер прилетел на самолёте 1 августа вечером. Ступив на бетон аэродрома, он сразу начал орать на встречавшего его Стефановского и грозить арестом. Пришлось вмешаться уже мне.
        - Я не думаю, товарищ генерал-полковник (Сталин, обладая послезнанием, не присвоил Блюхеру звание маршала), что в вашей компетенции арестовывать товарища подполковника. - Мы все были в лётных комбинезонах без знаков отличия.
        - А ты-то тут что за хрен с горы? - грубо спросил Блюхер, видя перед собой совсем молодого человека в простом комбезе.
        - А вот я как раз тот, кто может и арестовать, и приговорить, и привести приговор в исполнение.
        Я сунул Блюхеру под нос свою заветную красную корочку. Тот сразу побледнел.
        - Извините, товарищ…
        - Не надо, не продолжайте, - я остановил его. - Объясните мне лучше, товарищ Блюхер, - я умышленно не стал обращаться к нему по званию, - почему несколько батарей сверхмощных самоходных миномётов стоят у вас в тылу и бездействуют? Их прислали сюда для участия в боевых действиях, а не для красоты. Отчёт об их эффективности ляжет прямиком на стол товарища Сталина. А о чём командирам писать, если они не сделали ни единого выстрела по противнику? Так что будьте добры, обеспечьте их участие в боях. А что касается особой авиагруппы, то вам уже всё объяснили. Она выполняет приказы либо товарища Сталина, либо мои, как лица на то уполномоченного. Задачи авиагруппе определены ещё в Москве.
        - Но нам надо нанести бомбовый удар по занятым японцами позициям? - пытался оправдываться Блюхер.
        - Вот именно для этого у вас и есть те самые миномётные батареи.
        Блюхер улетел к себе, а я отправился на радиоузел и составил шифровку в Москву о действиях, вернее, бездействии, командующего Дальневосточным фронтом Блюхера. Из Москвы сообщили, что Блюхер отозван в Москву, а командование принял генерал-майор Штерн[30 - Штерн Григорий Михайлович - советский военачальник, участник Гражданской войны, боевых действий около озера Хасан, на реке Халхин-Гол и войны в Испании, Герой Советского Союза (29.08.1939). Генерал-полковник (1940). Необоснованно репрессирован в 1941 году. Посмертно реабилитирован.], который получил указание оказывать мне полное содействие.
        Также нашей авиагруппе передали готовность 10 часов. Именно через это время истекает срок ультиматума, предъявленного Японии советской стороной. В тексте ультиматума было требование в течение 24 часов прекратить огонь и отвести японские войска за линию государственной границы. В противном случае советская сторона оставляла за собой право применить все возможные силы и средства для восстановления статус-кво.
        Я сразу связался с командующим авиацией Приморского фронта Павлом Рычаговым и передал о 10-часовой готовности авиации фронта. Через 10 часов, рано утром 2 августа должен был быть нанесён массированный бомбовый удар по японским позициям и штабам. Это будет прикрытием нашей операции.
        В назначенное время все пять стратегических бомбардировщиков поднялись в воздух. Я сразу устроился на месте бомбардира. Учитывая мои способности, отбомбиться с ювелирной точностью не являлось проблемой.
        Над целью появились точно в расчётное время. На небе ни облачка. Видимость миллион на миллион, как говорят в авиации. Я приник к бомбовому прицелу, когда раздалась очередь из кормовой спаренной 23-миллиметровой артустановки.
        - Что там? - спросил я по СПУ[31 - СПУ - самолётное переговорное устройство.], не отрываясь от прицела.
        - Пять И-97[32 - И-97 принятое в ВВС РККА обозначение японского одноместного истребителя Nakajima Ki-27.] пытались атаковать. Три уже отлетались, ещё два крутятся в стороне.
        - Принял. Право десять. Так держать. На боевом, - даю команду пилоту.
        - Есть на боевом.
        Всё, теперь самолёт идёт как по ниточке. Сейчас мы как никогда уязвимы. Ловлю в перекрестие прицела здание штаба Квантунской армии и, доверившись своим ощущениям, задерживаю сброс на секунду. После подаю общую команду «Сброс» и нажимаю кнопку. Самолёт резко идёт вверх, освободившись от тяжкого груза. Прибавляем скорости и лезем на максимальную высоту. Здесь нас не достанут никакие истребители. Да и не догонят. У И-97, насколько я помню, потолок - 10 км, а максимальная скорость - чуть больше 400 км/ч.
        Внизу видна сильнейшая вспышка, и тут же всё заволокло дымом и пылью. Дополняют картину многочисленные взрывы мелких бомб, разлетевшихся из ротативных кассет. Оборачиваюсь к сидящему за штурвалом Чкалову и молча показываю большой палец. По глазам видно, что он улыбается. Лицо-то закрыто кислородной маской.
        Уже спустя некоторое время от агентов Гоминьдана мы узнали, что единственный выживший пилот атаковавшей нас пятёрки истребителей (а наши борт-стрелки сбили все пять), сошедший с ума от увиденного им на земле, утверждал, что в небе повстречал пять красных драконов, которые обрушили свой гнев на пришедших на их земли чужеземцев. Учитывая, что одновременно с нами удары авиации наносились как непосредственно по войскам, так и по штабам и линиям снабжения, его слова всерьёз не приняли. То, что у Советов есть большие самолёты, так об этом все знают. Вот только не знают, насколько (!) большие самолёты есть у этих самых Советов.
        Попрощавшись на хабаровском аэродроме с экипажами бомбардировщиков, которым предстоял перелёт на свою базу, я вылетел на Р-5 в район боевых действий. Предстояло ознакомиться с результатами боевого применения самоходных миномётов. Перелёт был долгим и не слишком комфортным. Лететь предстояло практически на максимальную дальность для этого самолёта, да ещё в открытой кабине, почти 4 часа. Сверху хорошо было видно перемещающиеся войска. Бойцы махали нам руками, приветствуя.
        Сели в непосредственной близости от батареи «Тюльпанов». Командир батарей, знакомый мне ещё по полигонным испытаниям, доложил о состоянии матчасти и о полном расходовании боеприпасов.
        По его словам, эффективность миномётов крупного калибра была очень высока. Отдельными разрывами удавалось уничтожать целые подразделения противника. Не спасали никакие полевые укрепления. А звук летящей мины калибром 240 мм обращал японских солдат в бегство.
        Пока общался с расчётами боевых машин, подъехал уазик (их начали выпускать на автозаводе в Ульяновске, редкая пока в войсках машинка) в сопровождении БТР с отделением бойцов и БРДМ-2 в качестве головного дозора. Приказ наркомата обороны категорически запрещал передвижение командиров от комдива и выше в зоне боевых действий без охраны. Из уазика вылез генерал-майор Штерн, с которым я мельком виделся ещё в Москве.
        - Здравствуйте, товарищ Головин, - поздоровался первым Штерн. - Решили навестить своих крестников?
        - Здравствуйте, Григорий Михайлович. Да, оказался тут по случаю рядом и заскочил узнать, как они тут, не обижает ли кто. - Я был в лётном комбинезоне без знаков различия и поэтому обратился по имени.
        - Этих обидишь, - усмехнулся командующий. - Они сами так самураев обидели, что от тех только клочки летели. Побольше бы таких машин.
        - Ну, раз вы хвалите и просите ещё, то значит, будем выпускать ещё. А эти необходимо срочно отправлять обратно. Испытания прошли успешно, боекомплект расстрелян полностью.
        Штерн попросил расчёты построиться у боевых машин и объявил им благодарность от командования фронта. Все будут представлены к наградам. Затем он предложил проехать с ним в расположение одного из полков, куда разведчики приволокли пленного японского офицера. Приволочь-то они его смогли, а вот допросить никак не могут. Японского толком никто не знает. Вот Штерн и поехал туда, чтобы забрать пленного и допросить уже у себя в штабе. Я охотно согласился и сказал, что хорошо владею японским и смогу поговорить с пленным прямо на месте.
        Пленным оказался офицер в звании тайса, то есть полковник по-нашему. Я просмотрел документы, бывшие при нём. Тайса Омуро Минамото, японский военный советник в армии Маньчжоу-го.
        - И что же представителю одного из четырёх древних самурайских родов понадобилось так близко к линии фронта? - спросил я на безупречном японском языке.
        Омура удивлённо посмотрел на меня.
        - Вы прекрасно говорите на языке Ниппон. И хорошо знаете нашу историю. Могу я узнать, с кем свела меня судьба в конце моего пути?
        - Вы рисуете слишком мрачное будущее, господин Минамото. Вполне возможно, что ваш жизненный путь продолжится.
        - Это невозможно. Истинный самурай никогда не пойдёт на предательство, а значит, для вас я бесполезен, и вы меня расстреляете. Конечно, такая смерть не делает чести, но это лучше, чем измена императору. И вы так и не назвали себя.
        - Я генерал-майор Головин. По-вашему это сёсё.
        После этих слов Омура встал и почтительно поклонился. Я, в свою очередь, сделал то же самое, но поклонился меньше, показывая своё старшинство.
        - Мне не нужны от вас никакие сведения, тайса, - назвал я Омуру его званием. - Я даже готов вернуть вам ваш родовой меч, но при условии, что вы дадите слово не пускать его в дело, пока находитесь на территории, контролируемой Красной Армией.
        Я махнул рукой, и мне передали даже на вид старинную катану. Вытащив клинок на несколько сантиметров из ножен, я полюбовался переливами света на безупречном лезвии и протянул его опешившему японцу. Он взял в руки меч, при этом стоящие позади меня двое бойцов направили на него автоматы, и приложился губами к клинку.
        - Вы не боитесь, генерал? - Омура внимательно посмотрел мне в глаза. - Ведь я ещё не дал своего слова.
        - Нет, не боюсь, - спокойно ответил я. - Вы для меня не противник, даже если убрать конвой.
        - Но у меня меч.
        - Знаете, Омура, вашу же пословицу? Самурай без меча - это всё равно что самурай с мечом, только без меча. Вот и для меня нет никакой разницы в том, есть у вас меч или нет. Даже голыми руками я вас с лёгкостью убью.
        На лице Минамото застыла смесь удивления и ярости. Какой-то русский варвар сравнил себя с самураем, да ещё и похваляется.
        - Что, тайса, захотели преподать мне урок? - Я усмехнулся. - Я согласен, но при одном условии.
        - Я не изменю императору.
        - Мне не нужно от вас предательство. Мне нужно, чтобы в случае моей победы вы отправились к своему императору и передали ему небольшое послание. Если же победите вы, то вас отпустят обратно к вашим. Это моё слово.
        - Я согласен, - без промедления ответил Омура.
        Уже выходя во двор, ко мне подошёл Штерн.
        - Я надеюсь, вы знаете, что делаете, товарищ Головин?
        - Не беспокойтесь, Григорий Михайлович, всё будет хорошо.
        Во дворе Омура стряхнул ножны с клинка и сделал несколько разминочных движений.
        - Вы не возьмёте меч? - спросил он меня.
        - Для меня наличие или отсутствие меча не имеет никакого значения, но если вы настаиваете… - И мне вынесли похожий меч.
        Я обнажил клинок и на мгновение застыл. Если мне не изменяют мои ментальные способности, то передо мной катана знаменитого мастера Масамунэ. И не просто клинок, а знаменитый Хондзё Масамунэ, который в моём мире после капитуляции Японии был передан одному американскому военному, да так и сгинул где-то. А здесь вот он, неизвестно как попавший сюда.
        Интересовался я когда-то холодным оружием. Это было во времена увлечения фланкировкой с казачьей шашкой. И сейчас я просто почувствовал, работы какого мастера этот меч, слишком сильна была его энергетика.
        - Заметьте, Омура, это клинок великого мастера Масамунэ. Мечи его работы, по преданию, предназначены для хладнокровных и рассудительных воителей, которые не вынимают их из ножен по пустякам.
        Сделав взаимный поклон, мы встали в стойку. Вернее, это Омура встал в традиционную стойку с мечом, а я просто опустил руку вниз, держа меч остриём к земле. Атака японца была стремительной. Стремительной для него и окружающих. Для меня же он двигался плавно и неспешно, словно в густой патоке.
        Легко отведя его удар в сторону, я срезал одну пуговицу у него на мундире. Хотел вначале срезать петлицу со знаками различия, но посчитал это слишком сильным оскорблением. Удивлённо посмотрев на отрезанную пуговицу, Омура вновь атаковал. И вторая пуговица отправилась вслед первой. Понадобилось срезать ещё две пуговицы, чтобы японец остановился. Он с недоумением смотрел на лежащие на земле пуговицы, не понимая, как такое возможно, ведь он не видел моих движений, лишь какую-то размазанную в воздухе тень.
        - Ну что, продолжим? - Я даже не сбил дыхание. - Только боюсь, что мне придётся срезать пуговицы на ваших штанах, и тогда они упадут. А это будет неприятным зрелищем, самурай без штанов.
        Омура ещё раз посмотрел на лежащие пуговицы, потом перевёл взгляд на меня и с поклоном протянул мне свой меч, признавая поражение. Я взял его меч, подержал его в руке и вернул уже бывшему владельцу.
        - Этот меч не должен покидать семью. Храните его, Омура, и помните, что не стоит обнажать его против русских.
        Минамото принял меч на вытянутых руках, низко склонившись. Вечером того же дня его переправили на японскую сторону. В запечатанном футляре он нёс короткое послание императору Хирохито, написанное на пергаменте иероглифами.
        «Всегда лучше жить с соседом в мире, чем бросаться друг в друга камнями. В таком случае есть опасность того, что сосед может разозлиться и сжечь твой дом».
        На следующее утро из Москвы пришёл приказ прекратить огонь и не препятствовать отводу японских войск.
        А я выехал с первым эшелоном, везущим самоходные миномёты обратно в Кубинку. Через три дня должен был выйти второй эшелон. Эти три дня я собирался, воспользовавшись своим служебным положением, провести в Чагояне и, доехав со вторым составом до Читы, пересесть на самолёт до Москвы. В поезде я достал из баула свой мундир и переоделся. Должен же я предстать перед своим дядькой, заменившим нам с Настей семью, во всей красе.
        В Шимановске в управлении НКВД раздобыл себе автомобиль ГАЗ-Ml, знаменитую «эмку», и на ней отправился в Чагоян. Чем ближе подъезжал, тем учащённее стучало сердце. Шесть долгих лет назад я появился в этом мире именно здесь. Отсюда мы с Настей отправились в большой мир. Здесь остались те, кто стал нам с ней родными.
        У ворот меня встречал дядька Андрей с тёткой Дарьей, своей женой и местной целительницей.
        - Ну, здравствуйте, Андрей Григорьевич и Дарья Степановна! - Я по очереди обнял и расцеловался с дорогими мне людьми.
        Бывший урядник Селивёрстов, одетый по случаю в казачий китель с полным георгиевским «бантом», вытянулся во фрунт и громко отрапортовал:
        - Здравия желаю, ваше превосходительство товарищ генерал.
        Мне это напомнило сцену из одного советского фильма о войне, там, где жители приветствуют наших воинов-освободителей, и старик точно так же титулует нашего генерала.
        - Какое же я превосходительство, дядька Андрей. Для тебя я навсегда Витька.
        - Не прав ты, Витюша, - вступила в разговор тётка Дарья, - ты теперь не Витька, а Виктор Михайлович, наша гордость. Большим человеком ты стал, в чинах немалых. - И тут же всплеснула руками: - Да что же мы у ворот-то стоим. Пожалуйте в дом, Виктор Михайлович, отведайте, что Бог послал.
        В доме ничего не изменилось, разве что одна из стен в горнице была полностью увешана нашими фотографиями, которые мы сюда присылали. Здесь и мои фото в форме, и в ставшем уже легендарным белом костюме, и Настины школьные и концертные, и Ольгины, и наши общие. Было даже фото, где мы втроём сидим за столом в беседке со Сталиным. Это, видимо, Настя его прислала. На комоде стоял новенький патефон и лежали наши пластинки. Видно было, что крутят их часто.
        Далее пошли бесконечные расспросы о нашей жизни, о здоровье, об Ольге. И не собираемся ли мы порадовать всех прибавлением в семействе. Уже вечером, когда дядька Андрей вышел во двор покурить, тётка Дарья сказала мне:
        - А ты стал очень сильным. Такой силы я никогда не чувствовала. Даже и не знаю, есть ли на свете кто-то более сильный, чем ты. Ты только во зло эту силу не применяй.
        Когда вернулся дядька Андрей, я вновь завёл разговор о переезде Селивёрстовых к нам.
        - Ну что вы будете здесь, в тайге, куковать? У нас огромный дом, квартира в Москве. А кто мне сыновей будет воспитывать правильными людьми?
        - Про дом нам Настя писала. Сказывает, что его вам сам Сталин подарил. Да и живёте вы соседями. - Тётка Дарья вздохнула. - Она тоже зовёт нас. Да только боязно бросать всё нажитое и ехать в даль такую. И как там нас встретят-приветят. Будет ли Ольга нам рада?
        - Нужны вы мне очень, - тяжело вздохнул я. - Вы только о том никому не говорите, но скоро начнётся война. Я тебе, дядька Андрей, о ней говорил когда-то. Я уйду на фронт, а девчонок своих на кого оставлю? Я и сейчас дома бываю редко, да и ненадолго. Так что выручайте, мои дорогие. А Ольга и сама не раз говорила, что надо вас к нам жить перевезти. Места у нас достаточно, есть отдельный дом, специально для гостей. Живите где хотите.
        - Подумаем мы ещё немного, Виктор. - Дядька Андрей хлопнул себя по коленке. - А сейчас давай-ка наливочки ещё по одной выпьем. Радостно мне видеть тебя таким. Родители твои гордились бы тобой.
        Итогом наших посиделок за эти три дня стало то, что Селивёрстовы пообещали до конца года перебраться к нам.
        Глава 19
        И вновь самолёт словно завис на одном месте над бесконечной тайгой. Лишь промелькнувшие изредка речка или озерцо давали понять, что мы всё же летим вперёд. Сами собой вспомнились строки из песни «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги».
        В Москве сразу поехал в Кремль на доклад к Сталину.
        - Вот, полюбуйтесь, товарищи! - Сталин обратился к находившимся у него в кабинете Кирову, Будённому и Ворошилову. - Генерал-лейтенант Головин прибыл из самовольной отлучки. - В глазах у него плясали весёлые огоньки. Было видно, что он смеётся. - А скажите, товарищ нарком обороны, что у нас полагается военнослужащему за самовольную отлучку со службы?
        - За самовольную отлучку в мирное время у нас по Уставу полагается арест на гауптвахту на пять суток, - абсолютно серьёзно ответил Ворошилов.
        - Что вы на это скажете, товарищ Головин? - Сталин затянулся своей трубкой и, выпустив клуб дыма, посмотрел на меня.
        - Я скажу, что, во-первых, я не генерал-лейтенант, а генерал-майор, а во-вторых, самовольной отлучки не было, а была спецоперация по обеспечению безопасности тыла. Дядьку своего я уговорил-таки переехать с супругой к нам в дом.
        - Я, товарищ генерал-лейтенант, никогда не ошибаюсь в воинских званиях. Это во-первых. - Сталин ткнул в мою сторону рукой с зажатой в ней трубкой. - А во-вторых, молодец. Правильно сделал, что уговорил. И тебе спокойнее будет, и жене твоей с сестрой веселее. И приведите свою форму в порядок, товарищ генерал-лейтенант! - Он широко улыбнулся. - Есть мнение, что за выполнение особого задания тебе нужно присвоить новое воинское звание и наградить орденом Красной Звезды и знаком «Участнику Хасанских боёв». Мы его заранее изготовили для награждения всех участников.
        Сталин протянул мне коробочки с наградами и маленькую подушечку с парой золотых звёздочек для петлиц.
        - Служу Советскому Союзу! - Я встал по стойке смирно.
        Будённый помог мне разместить награды и знаки различия на кителе, и я начал доклад о проведённой операции. Упомянул и про дуэль с японским самураем, и о письме императору Хирохито. Кстати, тот меч, которым я дрался, разведчики подарили мне. Они его сняли с убитого японского офицера, когда были в поиске за линией фронта. Будет ещё одним экспонатом в моей коллекции холодняка.
        Сталин одобрил все мои действия. Общая картина вырисовывалась следующая: после того как был полностью уничтожен штаб Квантунской армии со всеми штабными офицерами, командующим и начальником штаба, а заодно до основания разрушен дворец императора Маньчжоу-го Пу И (сам он чудом уцелел, буквально за пару часов до бомбёжки выехав на инспекцию в одну из частей своей армии), произошла потеря управления войсками. Ещё через несколько часов стали приходить панические вести о страшной бомбёжке Синьцзиня неизвестными огромными самолётами. Пошли слухи о пяти огненных драконах, испепеляющих всё вокруг. Фотографии с места, где некогда был штаб армии, сделанные разведкой Гоминьдана и доставленные позднее в расположение наших войск, показывали выжженную землю со спекшейся сверху коркой. Никаких строений в большом радиусе не уцелело. Везде был лунный пейзаж, сходство с которым придавали многочисленные воронки.
        В японских войсках воцарилась паника, ещё более усилившаяся, когда их позиции начали методично обрабатывать 160- и 240-миллиметровые миномёты. Началось бегство японцев с занимаемых позиций. На следующий день пришло предложение от японской стороны об урегулировании военного конфликта.
        Обсудили дела в Испании. Там всё шло почти так же, как и в моём мире. Разве что мы действовали несколько по-другому. Мы проводили постоянную ротацию своих военных, участвующих в боевых действиях. Легион «Кондор», состоящий из немецких лётчиков, практически полностью был уничтожен. Модернизированные И-16 и новые И-17 показали себя с самой наилучшей стороны. Однако даже их создателю, Николаю Поликарпову, было ясно видно, что их век подошёл к концу.
        Отправленная в Испанию на войсковые испытания эскадрилья новейших истребителей По-3 (близкий аналог Ла-9 моего мира), вооружённых тремя пушками 23 мм, устроила буквально форменный террор авиации франкистов. Дошло до того, что итальянские пилоты начали отказываться подниматься в воздух.
        К этому времени уже всем стало ясно, что республика долго не продержится. Начался активный демонтаж и вывоз в СССР наиболее значимых предприятий, золотого запаса страны, культурных ценностей, подрыв шахт. Эвакуировались ценные специалисты, согласившиеся жить и работать в СССР, семьи коммунистов. Конвои кораблей с эвакуированными людьми и ценностями сопровождали корабли Черноморского флота во главе с флагманом, линкором «Севастополь» (бывший «Парижская коммуна», в этом мире изначальное название вернули раньше), только что прошедшим ремонт и модернизацию.
        К слову, линкоры «Марат» и «Октябрьская революция» также прошли серьёзную модернизацию и готовились к переходу на Северный флот. Местом их базирования будет Североморск, где сейчас активно строили базу флота с аэродромом, железнодорожной веткой, жилыми домами, больницей, госпиталем и школой.
        В конце нашего импровизированного совещания пригласил всех отметить на следующий день Настино 18-летие, хоть и с опозданием. Все с удовольствием согласились, помня Ольгин юбилей. И вновь мне пришлось обращаться к творчеству Стаса Михайлова, но уже к песне «Девочка-лето». Исполняя её, я на словах «Сколько их таких беспечных и наивных пацанов» выразительно посмотрел на Василия Сталина, сидящего рядом с именинницей. Все поняли намёк и заулыбались.
        В сентябре 1938 года Настя поступила в МГУ. Её работа по источникам когерентного излучения вызвала большой интерес. И ведь она её не просто переписала, а осмыслила и доработала. Причём сама, без моей помощи. Целыми днями пропадала в библиотеке, что-то считала, писала, зачёркивала, комкала листки и снова писала.
        Так же, как и в моём мире, здесь в сентябре случился «мюнхенский сговор», результатом которого стала оккупация Чехословакии со стороны Германии, Польши и Венгрии. СССР выразил решительный протест с трибуны Лиги Наций на эти действия, но это было проигнорировано. В ответ Советский Союз денонсировал действовавший на тот момент Пакт о дружбе и ненападении с Польшей, назвав эту страну страной-агрессором.
        Ещё раньше, в марте, состоялся «аншлюс» Австрии, которая была присоединена к Германии. Фактически Вторая мировая война началась. В декабре Германия и Франция заключили Пакт о нерушимости существующих границ. В СССР полным ходом шло строительство линии укреплений вдоль границы с Польшей, названной «линией Сталина». Руководил ходом работ генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев. Получив на руки аналитические данные о возможных направлениях ударов противника, он выстраивал линию обороны. В газетах вышли статьи, что жизнь рядом с таким агрессивным соседом, как Польша, заставляет прилагать массу усилий для обеспечения своей безопасности.
        В это же время через подставные фирмы была заключена сделка по покупке рудника Шинколобве в Конго. Сумма сделки была очень большой, и если бы глава «Де Бирс» Оппенгеймер не выразил желания стать одним из совладельцев шахты, то, возможно, всё бы сорвалось. Зато теперь один из крупнейших урановых рудников принадлежал нам. Шансы Америки создать атомную бомбу стали чисто гипотетическими.
        В ноябре Василий Сталин был зачислен в Качинское военное авиационное училище. В один из дней, когда мы со Сталиным сидели у него на даче в гостиной и обсуждали текущие вопросы, в комнату ворвался Василий в командирской форме, но с курсантскими петлицами.
        - Отец! - он бросился к Иосифу Виссарионовичу, но тот его резко остановил.
        - Ты как себя ведёшь в присутствии старшего по званию? Позоришь меня!
        - Извините, товарищ генерал-лейтенант! Разрешите обратиться? - Василий вытянулся по стойке смирно.
        - Обращайтесь, товарищ курсант.
        - Товарищ генерал-лейтенант, курсант Качинского авиационного училища Сталин. Прибыл в краткосрочную побывку.
        - И за какие-такие заслуги курсанта Сталина отпустили на побывку? - Сталин-старший прищурился, глядя на Василия. - Никого не отпустили, а курсанта Сталина отпустили?
        - Поощрили за отличное знание уставов… - Василий виновато опустил голову.
        - Знание уставов - это не достижение, а обязанность каждого военнослужащего Красной Армии! - Сталин-старший был явно недоволен излишним вниманием к своему сыну со стороны командования училища, выражавшемуся в различных поблажках.
        - А что, товарищ курсант, в Качинском училище ввели новую форму одежды для слушателей? - Я кивнул на ушитую командирскую форму Василия.
        - Такую выдали, - пробормотал он, ещё ниже опустив голову.
        Я встал и, спросив разрешение, взял трубку телефона. Попросил связать меня с начальником Качинского авиаучилища полковником Ивановым.
        - Здравствуйте, Василий Иванович. Генерал-лейтенант Головин беспокоит. Скажите, товарищ полковник, за какие заслуги курсант Сталин получил поощрение в виде краткосрочного отпуска? Ах, за знание уставов. Это замечательно. Сколько ещё курсантов получили подобное поощрение за то же самое? Ах, больше никто? Прекрасно. Скажите, товарищ полковник, а с каких пор курсантам военных училищ и школ начали выдавать командирское обмундирование? Ах, это вы приказали, чтобы было удобнее курсанту Сталину? А других вы тоже обмундировали подобным образом? Ах, разрешение получил только курсант Сталин. И, наверное, тоже за знание уставов? Я прекрасно знаю, чей он сын, товарищ полковник. А вот вы, видимо, позабыли, что у вас помимо сына товарища Сталина учатся сыновья рабочих и крестьян. И они ничем не отличаются от сына товарища Сталина, разве что фамилии у них другие. Зато теперь они благодаря вам будут прекрасно видеть все отличия их от сына товарища Сталина.
        Мне стыдно за вас, товарищ Иванов. Вы отличный лётчик и прекрасный военный педагог, а опустились до банального подхалимства. Надеюсь, что этот случай единичный, и он послужит вам уроком. Очень надеюсь на это. В противном случае придётся задуматься, то ли место вы занимаете. А курсант Сталин сегодня же отправится к месту службы и, надеюсь, сразу же по прибытии получит положенное ему обмундирование. Надеюсь, мы с вами, Василий Иванович, поняли друг друга. Всего вам доброго.
        Я положил трубку и взглянул на Сталина-старшего. Тот одобрительно кивнул, а я обратился к Василию.
        - Значит так, товарищ курсант Сталин. Своей властью даю вам увольнительную до 20:00 часов. В 20:15 с вокзала отходит поезд на Севастополь. Вы должны успеть на него. Можете быть свободны до указанного времени.
        Василий мгновенно буквально испарился.
        - К Насте побежал, хвастаться формой и на меня жаловаться. - Я хмыкнул, глядя на дверь.
        - Правильно ты всё, Виктор, сказал. Но почему все думают, что, угождая моим детям, они смогут добиться моего расположения? Почему даже такой человек, как полковник Иванов, пытается подхалимничать, вместо того чтобы просто честно исполнять свои обязанности? Я попрошу тебя, Виктор, не как глава государства, а как отец, присмотри за Василием. Не дай ему попасть под влияние таких вот подхалимов.
        - Присмотрю, Иосиф Виссарионович, но лёгкой жизни ему я не обещаю.
        - И это правильно, - согласился Сталин.
        Дома застал целующуюся парочку. Пришлось кашлянуть, чтобы на меня обратили внимание. Настя с Василием отскочили друг от друга и одновременно покраснели.
        - Так-так. Целуемся, значит. Настя, к себе, Василий, за мной.
        Я прошёл в кабинет. Следом вошёл всё ещё красный от смущения Василий.
        - Мы с Настей любим друг друга, - начал он, но я лишь махнул рукой.
        - Об этом все знают, так что не удивил. Надеюсь, что большего вы себе не позволяли? Ну и прекрасно. Поговорим о другом. Я вижу, ты обиделся на мои слова, сказанные в доме твоего отца? Обиделся. И не пытайся отнекиваться, меня не обманешь. А теперь сам подумай. Кто ты есть? Ты есть сын главы нашего государства товарища Сталина. По тебе будут судить о твоём отце. Раз тебе позволены разные вольности вроде побывки, командирской формы, значит, и твой отец злоупотребляет своим положением. Слишком многие будут пытаться через тебя, угождая тебе, добиться для себя каких-либо благ от твоего отца. Никогда не позволяй подобного. Этим ты сделаешь только хуже и для себя, и для отца, и для страны в целом. Если честно, то мне тебя жалко. Тебе будет не просто трудно в жизни, а очень трудно. Станешь делать непотребное, и все скажут, что вот, мол, каков у Сталина сынок, всё ему сходит с рук, а будешь лучшим, все скажут, что, мол, ещё бы, это же сын Сталина, ему кто-то помог.
        - И что же мне делать, товарищ генерал-лейтенант?
        - Мы неформально беседуем. Можно сказать, посемейному. Так что можешь называть по имени. А делать тебе придётся так, чтобы ни у кого не возникло даже малейшего сомнения в твоей честности и порядочности. Все твои поступки, все твои слова люди будут рассматривать как под микроскопом. Понятно, что жить всё время под таким давлением невозможно. Поэтому будь самим собой, но не забывай, кто ты есть. Надеюсь, ты правильно понял мои слова. Когда-нибудь мы вернёмся к этому разговору, а теперь иди. Там Настя в коридоре изнервничалась вся.
        - Спасибо, Виктор. Я усвоил этот урок и обещаю, что подобное больше не повторится. Разрешите идти, товарищ генерал-лейтенант.
        - Иди уж, жених. И помни: до двадцати часов.
        Василий чётко развернулся кругом и строевым шагом вышел за дверь к ожидавшей его Насте.
        А 15 декабря вдруг позвонила Ольга Эразмовна, супруга Валеры Чкалова, и со слезами в голосе попросила приехать. Валерию внезапно стало плохо с сердцем. Я в сопровождении моего постоянного спутника Олега Седых бросился к машине и вскоре был в квартире Чкаловых.
        Валерий лежал на диване чуть дыша. Его аура слабо светилась, порой почти полностью затухая. Со слов Ольги Эразмовны, он вдруг схватился за сердце и рухнул на пол, успев лишь сказать:
        - Звони Виктору. Пусть срочно приедет.
        Всё дело в том, что Чкалов знал о моих лекарских способностях. Как-то уже восстанавливал его организм и подлечивал старые травмы. И сейчас я категорически не понимал, что у него случилось с сердцем, ведь после моего вмешательства оно должно работать как хорошо отлаженный мотор. Тем более что тягу к алкоголю я снял, правда, не полностью. Должна же быть какая-то радость в жизни.
        С этими мыслями я положил руку на область сердца Валерия. Сердце было в полнейшем порядке, но упорно не хотело нормально функционировать. Не понимая, в чём дело, я обвёл глазами комнату. И тут взглядом зацепился за висевший на стене отрывной календарь. На нём было сегодняшнее число. Меня прошиб холодный озноб. 15 декабря 1938 года! Дата смерти Чкалова там, откуда я пришёл. Похоже, что эманации смерти спроецировались и в этом мире.
        Я начал потихоньку вливать Силу в чкаловский «пламенный мотор». Его аура перестала мерцать и постепенно увеличивала интенсивность свечения. Валера задышал ровно и открыл глаза. Хотел что-то сказать, но я отрицательно покачал головой.
        - Лежи и молчи. А заодно слушай. Вам, товарищ полковник (Чкалов после переаттестации получил звание майора, а за успешно проведённую бомбардировку штаба Квантунской армии ему присвоили звание полковника), строгое замечание за халатное отношение к вверенной вам материальной части.
        Ты, Валера, заработался, вот мотор у тебя и дал сбой. Я его подлатал, а остальное от тебя зависит. Работа работой, но и отдыхать тоже надо. Поэтому как старший по званию приказываю завтра же отправиться в отпуск в Крым сроком на один месяц. Заодно проинспектируешь Качинское училище, а то там руководство несколько потеряло чувство реальности. Вот и приведёшь их в должный вид. От полётов не отстраняю, потому что бесполезно и ты всё равно запрет нарушишь, но выполнение фигур высшего пилотажа на этот месяц категорически запрещаю. Приказ понятен? Вот и выполняйте, товарищ полковник.
        - Спасибо, Вить. - Чкалов крепко пожал мне руку. - Я ведь думал, что всё, отлетался совсем.
        - А вот это зря. Помнишь, как ты мне говорил, что мечтаешь облететь вокруг шарика? Вот пока не исполнишь свою мечту, о плохом даже не думай. В общем давай, отдыхай, и чтобы завтра тебя в Москве не было. Приеду и проверю. Не успеешь уехать, под конвоем отправлю.
        Уже в прихожей меня догнала Ольга Эразмовна и, поцеловав в щёку, поблагодарила:
        - Спасибо, Виктор. Я так испугалась!
        - Всё будет хорошо. Отдохнёте, и Валера будет как новенький. Так что пакуйте чемоданы и отправляйтесь в Крым. Хоть сейчас и не сезон, но сменить обстановку и вам, и ему надо.
        Перед самым Новым годом наконец-то приехали дядька Андрей и Дарья. Больше всех их приезда ждала и при этом страшно переживала Ольга. Всё боялась, как они её примут. Зря боялась. Приняли как родную. Было много слёз радости и обнимашек. Настя так просто прыгала от счастья, так успела соскучиться. Внимательно осмотрев наш дом, семейство Селивёрстовых приняло решение поселиться в гостевом домике.
        - И вам мешать не будем, и рядом с вами, - сказал дядька Андрей, а через пару дней они оба попросили отпустить обслугу.
        - Мы же всё едино без дела сидеть не сможем. А так и за домом приглядим, и я на кухне получше вашей домработницы управлюсь, - сказала Дарья, встретив меня после работы.
        Оставили лишь одну помощницу, чтобы в доме порядок наводила. А уж как я однажды был удивлён, приехав со службы раньше обычного и увидев на кухне чинно сидящих у самовара (с собой привезли эту сияющую громадину с вычеканенными медалями) дядьку Андрея и Сталина, о чём-то негромко беседующих за поеданием каких-то плюшек.
        - Вот, прогуливался да решил заглянуть по-соседски, - Сталин развёл руками, - а меня за стол утащили. Там Власик, наверное, меня уже потерял. Ты бы успокоил его, Виктор, а то с перепугу поднимет всех на уши.
        В охране Сталина уже нарастала паника. Объект охраны исчез. Только что шёл по дорожке - и вдруг пропал. Власик, несмотря на лёгкий морозец, ежесекундно вытирал пот со лба. Пришлось объяснить, что с Хозяином всё в порядке, он у меня в гостях чай пьёт. Из Власика будто бы спустили воздух. Он, ничего не говоря, устало махнул рукой и побрёл в сторону моего дома.
        - Хороший человек, - сказала Дарья, после того как, поблагодарив за угощение, Сталин отправился к себе. - Вот только усталый очень.
        Начало нового, 1939, года принесло сразу несколько новинок. В воздух поднялось несколько новых самолётов. Первым 2 января взлетел двухмоторный одноместный бронированный штурмовик совместной разработки Павла Сухого и Сергея Ильюшина, оснащённый двумя турбореактивными двигателями конструкции Архипа Люльки. Внешне самолёт напоминал Су-25 моего мира. Вооружение состояло из двух 23-миллиметровых авиапушек, размещённых в носу фюзеляжа, и 8 точек подвески на крыльях, куда можно было подвешивать бомбы калибром до 250 кг, блоки НУРСов, подвесные блоки с пулемётами «Вулкан» калибра 7,62 мм или крупнокалиберные 14,5-миллиметровых «Терминаторы». Нормальная боевая нагрузка составила 1200 кг, максимальная - 3000 кг. Скорость - до 800 км/ч, потолок - 7000 м, боевой радиус с полной боевой нагрузкой без применения ПТБ[33 - ПТБ - подвесные топливные баки.] - 600 км. С моей подачи, самолёт получил название «Грач».
        Вторым, днём позже, в воздух поднялся истребитель-перехватчик Семёна Лавочкина с турбореактивным двигателем. Самолёт, получивший название Ла-3, развивал максимальную скорость 1050 км/ч, имел потолок 14 500 метров, мог продержаться в воздухе с ПТБ до трёх часов и был вооружён тремя 23-миллиметровыми пушками. Внешне это была почти что копия МиГ-17.
        Ещё через неделю комиссии были представлены лёгкий многоцелевой самолёт-биплан Ан-2 (тут всё осталось так же, разве что увеличили размер шасси, чтобы иметь возможность садиться на неподготовленные площадки), военно-транспортный Ту-4, копия Ан-12 того мира, с четырьмя турбовинтовыми двигателями. Такими же двигателями вскоре были оборудованы и наши, уже серийные, стратегические бомбардировщики Ту-36 «Медведь», получившие к своему обозначению букву «М».
        Также были продемонстрированы фронтовой пикирующий бомбардировщик Ту-2 (у которого, в отличие от оригинала, увеличилась нормальная бомбовая нагрузка с одной тонны до двух, скорость возросла до 570 км/ч, дальность составила 2500 км, максимальная высота осталась также 9 тысяч метров) и лёгкий истребитель конструкции Яковлева Як-1, фактически являющийся копией истребителя Як-3. В отличие от оригинала, наш истребитель был цельнометаллическим, вооружён двумя 23-мм пушками и двумя 12,7-мм пулемётами. Двигатель стоял более мощный. Скорость максимальная - 700 км/ч, потолок - 11 тысяч метров, практическая дальность - 750 км.
        Все представленные образцы авиатехники были приняты на вооружение, было начато их серийное производство. Особое внимание было уделено режиму секретности как на производстве, так и в частях, куда эта техника приходила. На воздушных парадах гостей и зарубежных представителей радовали армады ТБ-3 в сопровождении роя истребителей И-15, И-16 и И-17.
        В Испании 29 января пала Барселона. Судьба республики была предрешена, и мы начали выводить оттуда свой воинский контингент. Вернулся наш «команданте Че Гевара» Илья Старинов. Под его руководством в Испании прошло прекрасную тренировку в боевых условиях большое количество специалистов-диверсантов. Было решено создать на их основе подразделения спецназа. А я воспроизвёл песню «Навсегда команданте». Изменил лишь несколько слов, поменяв Санта-Клара на Барселона и вместо слов «И вместе с Фиделем тебе скажем: навсегда команданте!» написал «и мы всем народом тебе скажем: навсегда команданте».
        Исполнила её на испанском языке, конечно же, Настя, мгновенно ставшая любимой исполнительницей во всех испаноговорящих странах. Мы записали то, что в моём мире называли музыкальным клипом, и его крутили в кинотеатрах перед сеансами и по телевидению. Народ валом валил в кинозалы, только чтобы увидеть этот мини-фильм. Часто его крутили по многу раз подряд. А уж приехавшие в Советский Союз испанцы готовы были носить Настю на руках.
        Ещё мы приняли на вооружение автоматические гранатомёты Таубина калибром 40,6 мм с боеприпасом на основе выпускающейся винтовочной гранаты системы М. Г. Дьяконова. Изменили только питание с магазинного на ленточное. Сергей Королёв тоже порадовал ручным противотанковым гранатомётом. Тут я лишь подсказал идею. Вначале это была труба-ствол длиной 2 метра на треноге, через которую запускали авиационную ракету, которыми снаряжаются блоки НУРСов. Конструкция была крайне неповоротливой, тяжёлой и неудобной в использовании. Через некоторое время Королёв вновь пригласил на испытания, на которых я, к своему глубочайшему удовольствию, увидел почти точную копию РПГ-7. Было представлено два вида боеприпасов. Это кумулятивный противотанковый и осколочно-фугасный. На базе первого варианта был вскоре создан и принят на вооружение тяжёлый станковый гранатомёт СП Г-9. Немецкие панцеры ждёт большой и неприятный сюрприз.
        10 февраля японские войска оккупировали остров Хайнань, который был обещан китайской стороной Советскому Союзу взамен военной помощи. СССР выразил решительный протест на эти действия японской стороны. Протест остался без ответа.
        В конце марта Германия аннексировала Мемель (современный литовский г. Клайпеда) и принудила Литву подписать двусторонний договор. В эти же дни в Испании пал Мадрид. Республиканцы повсеместно прекратили сопротивление. Гражданская война в Испании закончилась победой националистов. В тот же день Германия разорвала Пакт о ненападении с Польшей.
        18 марта 1939 года Советский Союз выступил за немедленный созыв конференции представителей СССР, Великобритании, Франции, Польши, Румынии и Турции для обсуждения мер по предотвращению агрессивных действий Германии. Отклонив это предложение как «преждевременное», английское правительство 14 апреля предложило СССР дать односторонние гарантии соседним с СССР государствам Восточной Европы. Принятие такого предложения давало Великобритании возможность в случае вовлечения Советского Союза в военные действия остаться в стороне от войны.
        В середине апреля правительство СССР предложило Франции и Великобритании заключить тройственный союз. Всё это широко освещалось как в советской, так и во французской и английской печати.
        17 мая Эстония, Латвия и Дания ответили согласием на заключение с Германией Пакта о ненападении.
        Глава 20
        На границе Монголии и Китая по реке Халхин-Гол начались вооружённые провокации со стороны японских войск. Заранее сосредоточенная в том районе, по договорённости с Монгольским правительством в рамках Договора о взаимопомощи, Советская группа войск была приведена в полную боевую готовность. Участились случаи нарушения государственной границы Монгольской народной республики самолётами японских ВВС. Из Москвы был отдан приказ сбивать всех нарушителей. За несколько последующих дней японцы потеряли более 20 самолётов.
        В ответ на сосредоточение японских войск у границы МНР мы потребовали от японской стороны отвести войска на 50 километров от линии границы. Требование было проигнорировано. Тогда мы перебросили в Хабаровск нашу «драконью эскадрилью» (лётчики наотрез отказались закрашивать изображения Красного Дракона на фюзеляжах), бомбившую штаб Квантунской армии.
        Полёты японской авиации временно прекратились. Вместо отвода войск противник начал оборудование артиллерийских позиций и наращивание сил. Генштаб принял решение о переброске в район Халхин-Гола дополнительных танковых и мотострелковых дивизий. Из новейшей техники отправили ПТ-76, БМПТ-28, БМП-2, БРДМ-2, ЗСУ-23-4 и БТР-152. Танки и САУ решили не отправлять, так как признали их использование с таким противником нецелесообразным. Да и слишком мало их было выпущено, считанные единицы. Также перебросили в монгольскую степь несколько эскадрилий ударных вертолётов Ми-28 на боевые испытания.
        Всю эту оперативную группу войск возглавил генерал-майор Г. К. Жуков. Меня отправили туда в качестве представителя недавно образованной Ставки Верховного Главнокомандования с правом решающего голоса.
        26 июня японская авиация попыталась нанести массированный бомбоштурмовой удар по нашим аэродромам. Взлёт японских самолётов засекли с дирижабля ДРЛО. На перехват поднялись наши истребители Як-1, И-17 и По-3. В воздухе завязалась форменная бойня. Из взлетевших японских самолётов вернулись единицы. Последовавшие удары по японским аэродромам поставили точку в существовании авиации противника в районе Халхин-Гола.
        В первых числах июля японцы перешли в наступление в районе горы Баин-Цаган. Они бросили в атаку более 130 своих танков и большое количество пехоты. То, что произошло потом, впоследствии назвали «Баин-Цаганским побоищем». Мы дали противнику возможность переправить через реку Халхин-Гол всю технику и пехоту и углубиться на территорию Монголии. Затем был нанесён бомбовый удар пикирующими бомбардировщиками Ту-2 по единственной понтонной переправе и по позициям артиллерии. А чуть позже началось избиение младенцев. Японские танки уничтожались гранатомётами РПГ-7, пехоту буквально выкашивали таубинскими АГТ-38[34 - АГТ-38 - автоматический гранатомёт Таубина образца 1938 года. В альтернативной истории является аналогом АГС-17 «Пламя». В реальной истории АГТ на вооружение поступил в единичных экземплярах.] и автоматным и пулемётным огнём. Завершил разгром японских войск удар штурмовых вертолётов.
        Мной был отдан приказ пленных не брать. Жуков попытался было возмутиться этим моим приказом и обжаловать его в Ставке но в ответ получил распоряжение не вмешиваться в мои действия. Руководитель Монголии маршал Чойболсан, напротив, мой приказ полностью одобрил. В итоге японцы потеряли в этом сражении все свои танки, 400 самолётов и свыше 25 тысяч пехоты.
        На следующий день после сражения с аэродрома Хабаровска в воздух поднялись пять стратегических бомбардировщиков. Их целью был Токио. Только вместо бомбовой нагрузки они несли в бомбоотсеках картонные контейнеры, заполненные мелкими листками бумаги, на которых с одной стороны было изображение Красного Дракона в Золотой звезде, а на другой иероглифами было продублировано моё послание императору Хирохито: «Всегда лучше жить с соседом в мире, чем бросаться друг в друга камнями. В таком случае есть опасность того, что сосед может разозлиться и сжечь твой дом».
        Самолёты шли на предельной высоте. Контейнеры были сброшены точно над городом и раскрылись при помощи пиропатронов на высоте 500 метров. Небо над японской столицей украсилось медленно падающими красивыми бумажными снежинками. Намёк был понят, и японские войска отошли от линии границы на 50 километров. Причём они сделали это как на границе с Монголией, так и на границе с СССР.
        15 июля японский крейсер в Тихом океане в упор расстрелял сухогруз, шедший под советским флагом из Аргентины во Владивосток с грузом мясных консервов. Это работала одна из наших договорённостей с главой «Де Бирс» Оппенгеймером, по которой в Аргентине было построено несколько крупных консервных заводов, продукция которых полностью поставлялась в Советский Союз. Перед тем как пойти на дно, с сухогруза успели отправить радиограмму о случившемся. С тонущего судна не спасся никто.
        Советское правительство с трибуны Лиги Наций обратилось к мировому сообществу с требованием осудить пиратское нападение на мирное судно. Ответом была тишина. Тогда СССР потребовал от Японии компенсации нанесённого ущерба в размере одного авианосца. Нами был выбран только что введённый в эксплуатацию средний авианосец «Хирю». Срок ответа на данное требование мы установили в 24 часа. Спустя сутки ответа не последовало.
        С хабаровской авиабазы взлетели 15 стратегических бомбардировщиков, которые несли на борту четыре 10-тонные ОДАБ и ещё 120 тонн бомбовой нагрузки, включая зажигательные бомбы. Их целью были верфи в Куре, префектуры Хиросима, на которых готовился к спуску на воду легендарный в другом мире линкор «Ямато». Увы, но здесь стать легендой ему было не суждено. С высоты 12 километров его превратили в груду металлолома, а заодно разнесли в щепки верфи ВМС Японии.
        В тот же день японской стороне было выдвинуто новое требование о компенсации. Теперь нам нужен был вышеупомянутый авианосец и плюс к нему один новейший тяжёлый крейсер «Тикума». Срок на ответ также дали 24 часа. Ответа, ожидаемо, не последовало. Была замечена концентрация японского флота в Японском море.
        Вновь в воздух поднялась «драконья эскадрилья» со своими крылатыми собратьями. На этот раз конечной целью маршрута был город Нагасаки и находящиеся там верфи Mitsubishi Heavy Industries, в эллинге которых шли работы по строительству второго суперлинкора «Мусаси».
        При приближении к Японии один из самолётов отделился от основной группы и взял курс на Токио. Его целью был императорский дворец, а в бомбоотсеке находилась 10-тонная чугунная болванка с искусно отлитым на её поверхности иероглифом «смерть». Результатом бомбардировки стало уничтожение недостроенного линкора и спустившаяся на парашютах точно в дворцовый сад чугунная «бомба».
        На этот раз не обошлось без потерь. Зенитным огнём был повреждён один из бомбардировщиков, спизившийся для фотографирования результатов бомбового удара до 9 тысяч метров, который с трудом смог дотянуть до базы. Из экипажа погиб стрелок кормовой артустановки. Из Москвы срочно запросили запчасти для ремонта и дополнительные спецбоеприпасы.
        Наши требования возросли. К авианосцу и тяжёлому крейсеру прибавились два крейсера типа «Конго». Японская эскадра в составе двух авианосцев, трёх линкоров и восьми крейсеров подошла к Владивостоку. Наш Тихоокеанский флот, будучи слабее, ничего противопоставить японской эскадре не мог.
        Стоило японцам войти в радиус поражения, как по ним отработали экспериментальные противокорабельные ракетные комплексы «Бастион», разработанные в КБ Королёва совместно с В. П. Глушко. После старта управление ракетами велось по радиолучу с зависшего на максимальной высоте дирижабля «Витязь». Из сорока стартовавших ракет на цель вышли 23. Четыре ракеты взорвались на стартовых позициях. При этом погибло 9 человек. 5 ракет упали в море по различным причинам, 8 были сбиты зенитной артиллерией кораблей. Остальные 23 попали в свои цели.
        Один авианосец затонул, получив две ракеты в борт и одну в лётную палубу, второй, имея большие повреждения лётной палубы и многочисленные пожары, развернулся курсом на ближайший японский порт. Из трёх линкоров относительно целым остался лишь один. Ему «повезло», что попавшая в него ракета ударила в борт под большим углом и взорвалась над палубой, снеся с неё всех находившихся там. Всё же четверть тонны начинки ракеты, плюс остатки топлива - это серьёзный аргумент. Два других линкора ушли на дно. Из крейсеров не уцелел ни один.
        Через сутки от японской стороны пришёл ответ с согласием выполнить все наши требования. Вскоре в заливе Петра Великого состоялась передача затребованных нами кораблей. Если бы японцы заартачились и попытались повторить свой рейд на Владивосток, то остановить их нам было бы просто нечем. Мы расстреляли все имеющиеся у нас ракеты.
        Могу с гордостью сказать, что командовал сводным дивизионом экспериментальных ракетных противокорабельных комплексов «Бастион» мой тесть, капитан первого ранга Стрельников, получивший за эту операцию звезду Героя Советского Союза и звание контр-адмирала. А я, поставив свою подпись, как представитель Верховного Командования СССР, под актом передачи кораблей, отправился одним из транспортных бортов из Владивостока в Москву. Соскучился по жене и сестре. Надеюсь, что и они по мне скучали, хотя жизнь у них, что называется, била ключом.
        Всё дело в том, что с некоторых пор в нашем доме была, что называется, постоянная тусовка. Как минимум раз в неделю к нам съезжались те, кого можно назвать культурной и научной элитой страны. А началось всё с безобидного домашнего концерта, который мы устроили. Как раз к нам в гости приехали киноактриса Любовь Орлова со своим мужем кинорежиссёром Григорием Александровым и композитором Исааком Дунаевским. Заодно они по пути прихватили с собой Михаила Булгакова. Совпало так, что в то же время приехал уже известный учёный-физик Пётр Капица (приехал поговорить в приватной обстановке о запрете на публикацию научных работ, в частности о сверхтекучести жидкого гелия, в зарубежных изданиях) и, что стало полной неожиданностью, Альберт Эйнштейн, которого интересовали вопросы по переданным ему ранее записям.
        Получилась интересная извечная дискуссия между физиками и лириками. Настя выступала в обеих ипостасях, будучи уже довольно известной исполнительницей, а заодно и студентом-физиком. Мы с Ольгой были своего рода рефери. Вечер прошёл великолепно. Много шутили, говорили о перспективах развития науки в целом, о задачах культуры и искусства в стремительно изменяющемся мире, пели песни, читали стихи, обсуждали произведения. Я в очередной раз схулиганил и прочёл филатовский «Про Федота-стрельца…». А кульминацией вечера стал визит Сталина «по-соседски». С тех пор так и повелось, что у нас периодически проводились такие посиделки. А где ещё можно было вот так запросто неформально пообщаться с самим Сталиным?
        Дошло до того, что не быть приглашённым на эти, как их стали называть, «чайные вечера» или получить отказ на просьбу о визите означало впасть в немилость у богемы и властей и стать, по сути, изгоем. Пришлось даже пристраивать павильон, ставший зимним садом, где и проводились эти мероприятия. Большой фурор произвело появление у меня повара-китайца и молодой китаянки-домработницы.
        Как-то в один из своих наездов в Новоафонский монастырь, где разместились приехавшие из Китая шаолиньские монахи и мастера боевых искусств, обратил внимание на стоящих за его воротами молодых мужчину и женщину. Оба были китайцами, стояли друг напротив друга и о чём-то говорили так, как это делают любящие друг друга люди. Ауры у обоих были чисты и просто сияли от любви. Чуть позже поинтересовался о том, кто они такие, у Шэн-ли, ставшего старшим в этой своеобразной китайской общине. Оказалось, что это бежавший от японцев из Пекина повар одного из ресторанов и его молодая жена. Так как монастырь у православных был мужской, да и буддийские монахи не приветствовали женщин в своих обителях, то пришлось супружеской паре жить порознь. Он работал на местной монастырской кухне, а она жила неподалёку у старой осетинки, благо что худо-бедно, но русский язык знали все приехавшие из Китая. Тогда-то я и предложил им работать у меня, жить в моём доме и помогать по хозяйству. Оба с радостью согласились, а на вопрос, что они хотят взамен, совершенно неожиданно получил ответ от Ян, жены повара:
        - Для нас великая честь служить Дракону Мы хотели бы заслужить такой же знак, как у уважаемого Шэн-ли. - И она ткнула пальцем в видимый лишь в ментальном зрении знак Дракона на груди у Шэн-ли.
        Сказать, что я был удивлён, это ничего не сказать. Одарённая женщина, да ещё в таком молодом возрасте. Обычно, как я понял, дар видеть ментальным зрением пробуждается у считанных единиц после многих лет тренировок и медитаций.
        - Ты видишь этот знак?
        - Да, Великий Дракон. Мне доступно тайное зрение. Когда-то в детстве рядом со мной ударила молния, и я получила такой дар.
        - А что ещё ты видишь?
        - В тайном зрении вижу лишь мужа, а больше никого.
        - А теперь? - я слегка ослабил защиту.
        Китаянка рухнула на колени, потащив за собой мужа, в позе полной покорности и почтения.
        - Встань, Ласточка. - Так переводится её имя на русский. - Скажи, что теперь ты увидела?
        - Я никогда ещё не видела такой силы и мощи, Великий Дракон. Ещё я увидела, что эта сила ведёт к добру и свету.
        - А что ты ещё умеешь помимо твоего тайного зрения?
        - Я владею кунг-фу, Великий Дракон. Меня с самого раннего детства обучал мой дедушка. Он был великим мастером. Он обучил меня бою без оружия и на мечах.
        На мечах Ян продержалась против меня почти целую минуту.
        Так и появились у меня повар Чжоу Фэнг и его жена Ян. Пришлось оформить их на работу через соответствующую организацию и поставить каждому ментальную метку в виде Красного Дракона в Золотой звезде. Так что теперь гости нашего дома имели возможность попробовать знаменитую утку по-пекински (пришлось делать новую печь) и другие блюда китайской кухни. А Ян ещё и взялась обучать моих девчонок основам кунг-фу.
        С монастырём тоже вышла интересная ситуация. Сочетание православия и буддизма под одной крышей дало убойный эффект. Произошло, как это называется, взаимопроникновение и слияние культур. Хотя по первости представители патриархии на меня попытались хорошо наехать. Почувствовав послабление со стороны властей, церковники прибежали требовать вернуть им монастырь и, цитирую, «изгнать из него чужеземцев другой веры». Пришлось возвращать им чувство реальности.
        - Никто ничего вам возвращать не будет, граждане служители культа. Монастырь является памятником архитектуры и охраняется государством, и лишь государство решает, кто и как его будет использовать. Скажите спасибо, что вам разрешили разместить в нём ваших монахов. Но спаси вас господь, если узнаю, что находящимся там буддийским монахам кто-то строит козни. В таком случае разговор будет жёстким. Вам никто не мешает отправлять свои ритуалы, вот и вы не мешайте другим. У нас в стране Конституцией гарантирована свобода вероисповедания, так что будьте добры соблюдать основной Закон.
        - Но нам не разрешают проводить крестный ход и звонить в колокола.
        - Вы нарушаете одну из заповедей Христа и попросту лжёте. Вам разрешили колокольный звон в определённые дни. А касаемо крестного хода, то ваша свобода вероисповедания заканчивается там, где начинается свобода других граждан. Почему мы должны разрешить вам крестный ход, а, к примеру, мусульманам ничего подобного не разрешать? А католикам?
        Хотите во что-то верить и поклоняться? Пожалуйста, но только у себя дома или в специально отведённых для этого местах. Вышли за порог? Всё, здесь начинаются законы государства, которые вы, в том числе, обязаны соблюдать. А так как государство у нас светское, то и законы соответствующие.
        - Вы просто не любите церковь и веру, - в сердцах сказал один из присутствующих при разговоре священников.
        - Про веру я такого не говорил, а церковь действительно не люблю. Без веры человек не может жить. И во что ему верить, это его сугубо личное дело. А что касается церкви, то мне для общения с Богом посредник не нужен. Человек есть суть подобие Бога. Не телесное, но духовное. Вы же назвали вольных русичей, детей богов, рабами. Хоть и божьими, но рабами. А раб никогда не будет защищать дом своего господина. А вот сын за дом отца своего жизнь положит, защищая и беречь отцово наследие будет и приумножать. И теперь вы удивляетесь, что люди от вас отворачиваются.
        - Раньше поклонялись языческим идолам и лишь православие дало истинную веру, - вскипел всё тот же священник.
        - А вы поклоняетесь орудию пыток и казни. Чем вы лучше? Если бы Христа не распяли, а повесили, вы бы и виселице молились? А что написано в ваших так называемых святых книгах, напомнить? «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». Это Евангелие от Матфея. Тут даже комментировать не надо. Вы к чему людей призываете? Так что идите и подумайте. Может, пора вам отойти от своих замшелых догм и начать меняться вместе с миром? Иначе мир вас окончательно отринет.
        Такой вот разговор состоялся у меня с представителями РПЦ. Зная, во что превратилась церковь в том мире, я по-другому к ним относиться просто не мог.
        По итогам боевых действий на Халхин-Голе и отражения японской атаки на Владивосток меня представили к награждению орденом Красного Знамени. Теперь предстояла большая работа по изучению приобретённого боевого опыта и освоению полученных в качестве компенсации японских кораблей.
        Авиаконструкторы уже получили задание в кратчайшие сроки модернизировать истребители для возможности использования их в качестве палубных на авианосце. Лётчики будущей авиагруппы начали тренировки по взлёту и посадке на наземный тренажёр, повторяющий палубу авианосца. Корабли, естественно, были переименованы. Авианосец «Хирю» получил название «Чапаев», тяжёлый крейсер «Тикума» стал «Варягом», а два оставшихся крейсера типа «Конго» стали называться «Хасан» и «Халхин-Гол».
        Ильюшин совместно с Мясищевым совершенно неожиданно представили на испытания прототип палубного одномоторного торпедоносца. По внешнему виду это был несколько «раздутый» Ил-10. Мощный двигатель позволял доставить 1,5 тонны боевой нагрузки на дальность 1700 км с крейсерской скоростью 480 км/ч. Экипаж - два человека: пилот и штурман-стрелок. После устранения незначительных замечаний самолёт был запущен в производство.
        Кроме палубной авиации шло активное строительство и её носителей. На черноморских и балтийских верфях было заложено пять универсальных десантных кораблей и четыре вертолётоносца. Ещё пять УДК было заказано в Америке на верфях, контролируемых американским промышленником Генри Кайзером.
        Тут надо сказать, что к 1939 году, благодаря поддержке главы «Де Бирс» и огромным средствам, полученным от продажи алмазов и «экспроприации» счетов ордена иллюминатов, мы буквально «купили» несколько влиятельных американских сенаторов. Итогом довольно кропотливой работы стали крупные пакеты акций ключевых компаний, таких как «Боинг», «Дженерал моторе», «Форд», «Дженерал электрик» и многих других. Естественно, не обошли вниманием и кораблестроительные верфи. Естественно, что куплены акции были различными фондами, фирмами и компаниями, владельцем которых через третьих лиц был фактически СССР. Так что экономика Америки работала в том числе на благо большевиков. Все корабли должны были быть полностью готовы не позднее конца 1940 года.
        Глава 21
        23 августа 1939 года в Москве был подписан советско-германский Договор о ненападении, известный как «Пакт Молотова - Риббентропа». В советской печати вышли большие статьи, в которых говорилось, что Советский Союз остался последней страной на континенте, которая подписала с Германией подобный Договор. Также писали, что ранее СССР предлагал заключить трёхстороннее соглашение между СССР, Англией и Францией о совместной безопасности и взаимопомощи, но это предложение было отвергнуто. В статьях читателей аккуратно подводили к мысли, что договор договором, а бдительность терять не надо. Приводились выдержки из книги Гитлера «Майн кампф», где он говорил о жизненном пространстве для немцев на востоке в России.
        На церемонию подписания Сталин вытащил и меня, чтобы я, как он выразился, покопался в мозгах Риббентропа. Меня представили германскому министру иностранных дел, и мы с ним имели непродолжительную беседу. Риббентропа поразили моя молодость, генеральское звание и количество наград. В мозгах немецкого посланника я покопался, о чём составил подробный отчёт. Пока история шла по своей накатанной колее, несмотря на уже имеющиеся изменения.
        1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу. Вермахт, как горячий нож - масло, разрезал польскую армию на части. 17 сентября ранним утром польскому послу в СССР была вручена нота советского правительства, в которой говорилось, что для защиты жизни и имущества населения Западной Украины и Западной Белоруссии, а также с целью ограничить зону немецкой оккупации на территорию Польши будут введены части Красной Армии.
        Заранее сформированная оперативная группа войск под командованием генерал-лейтенанта Тимошенко и его заместителя полковника Рокоссовского перешла советско-польскую границу. Поляки сопротивления не оказывали. Нашим подразделениям было приказано в боестолкновения с польскими войсками не вступать, их отходу не препятствовать, но на любое вооружённое сопротивление отвечать всеми возможными силами и средствами. При встрече с немецкими войсками на провокации не поддаваться, самим повода для провокаций не давать, однако при попытке немцев захватить населённые пункты, в которых проживают украинцы или белорусы, принять все меры для недопущения этих действий, включая применение всех видов вооружений.
        В целях соблюдения секретности в операции не была задействована новейшая техника. В составе оперативной группы войск были танки Т-26, БТ-5, бронеавтомобили БА-3 и БА-20 и большое количество пехоты и кавалерии. Именно это и увидели немцы при встрече с частями РККА.
        22 сентября в Бресте, занятом ранее немецкими войсками, состоялось торжественное совместное прохождение советских и германских войск в связи с передачей города и крепости частям РККА. Немцы с интересом рассматривали нашу технику, фотографировались на её фоне. Они увидели то, что было нужно нам: танки и бронеавтомобили устаревшей конструкции, пехоту, вооружённую трехлинейками, и массу кавалерии.
        4 октября в Москве был подписан протокол с описанием линии новой государственной границы СССР. На новые рубежи нашей Родины в срочном порядке выехал генерал-лейтенант Карбышев. Ему предстояло оценить возможность модернизации укреплений Брестской крепости с учётом того, что её защитникам придётся долгое время сражаться в полном окружении. Строительство укреплений на линии старой границы также было под его контролем.
        Ленинградское НИИ радиолокации, которым руководил уже контр-адмирал Аксель Берг, выдало нагора несколько новых разработок. Среди них - наземные РЛС нового поколения с возможностью обнаружения самолётов, их курса, скорости и высоты полёта, на дистанции до 300 км и по высоте до 12 тысяч метров, станции контрбатарейной борьбы, позволяющие обнаруживать миномётные батарей на дистанции 15 - 20 км, а артиллерию противника - на дистанции до 45 км, бортовые РЛС для новейших реактивных истребителей и для бомбардировщиков. Всё это стало возможным благодаря появлению первых электронных вычислителей, пока на стержневых лампах, но на подходе была уже и полупроводниковая техника.
        В Новосибирске вышла на проектную мощность и была подключена к энергосистеме наша первая АЭС, строительство которой курировал Берия. Мощность энергоблока станции составила 350 МВт. Большая группа учёных и инженеров, участвовавших в разработке, пуске и освоении станции, была награждена правительственными наградами. Берия, Курчатов, Доллежаль были представлены к званию Героев Социалистического Труда и к Сталинской премии.
        Промышленные районы Сибири получили дополнительное энергообеспечение. Шли работы по созданию атомного реактора для подводных лодок. Там же, в Новосибирске, полным ходом шло строительство Академгородка и синхрофазотрона для исследования микрочастиц. Руководил работами на ускорителе элементарных частиц академик А. Ф. Иоффе. Вскоре к нему присоединились Альберт Эйнштейн, Эдвард Теллер, Энрико Ферми, Ричард Фейнман.
        На новых землях население с некоторым страхом ждало, когда придут страшные комиссары и начнут насильно загонять всех в колхоз. Но время шло, а комиссары не появлялись. Тогда самые смелые начали осторожно задавать вопросы, когда начнётся коллективизация. На это им представители новой власти со смехом отвечали, что право стать колхозником надо ещё заслужить, а если крестьяне сами того желают, то могут объединиться в сельхозартели, получить от государства ссуду на приобретение техники, семян и удобрений и расплачиваться своей продукцией. В преддверии большой войны мы не собирались особо вкладываться в земли, по которым вскоре прокатятся боевые действия.
        Я был занят в Москве в комиссии по изучению боевого опыта, полученного в ходе Хасанской, Халхин-Голской кампании и Польского похода. Результатом работы комиссии в числе прочего стало увеличение численности и оснащения ремонтных подразделений моторизированных частей, увеличение количества топливозаправщиков и БРЭМ, переоснащение тыловых служб. Вообще тыловому обеспечению уделялось повышенное внимание. Боец на линии фронта не должен думать о том, удастся ли поесть горячей пищи и когда будет возможность помыться и сменить портянки.
        Работа в Москве позволила почти каждый день бывать дома. Естественно, что и в «чайных вечерах» тоже принимал участие. На один из таких вечеров я пригласил Константина Симонова, с которым познакомился на Халхин-Голе, где он находился в качестве военного корреспондента. Вообще его настоящее имя Кирилл, а псевдоним Константин появился из-за того, что Симонову было трудно выговаривать своё имя. Он из-за нарушения дикции не выговаривал «р» и «л». Пришлось, с его согласия, поработать с ним, в результате чего дефект речи стал практически незаметен.
        И вот в один из вечеров, когда у нас в гостях был Симонов, Ольга прочитала стихотворение «Жди меня». Костя застыл, как статуя, с недонесённой до рта чашкой чая, слушая строки, написанные им в том, другом, мире. Когда Ольга закончила, он встал, подошёл к моей жене и, преклонив колено, поцеловал ей руку.
        - Это просто чудо какое-то! - сказал он поражённо. - У меня почему-то в груди так защемило от этих строк, будто бы это я их написал, оторвав от себя кусок души.
        - Эти строки однажды прочитал мне мой будущий муж, - ответила Ольга.
        - Виктор, это просто бесподобно. Кто автор?
        - Автор неизвестен, Костя… - Я пожал плечами. Ну не говорить же ему, что это его стихи из другого мира. - Но мне будет очень приятно, если их читать будешь ты. Всё же это мужские стихи.
        - Скромничаешь? - прищурившись, спросил Симонов.
        В ответ я лишь снова пожал плечами.
        12 октября 1939 года в Москве начались переговоры с представителями Финляндии об обмене территориями. Мы заранее знали, что переговоры будут безрезультатными, но всё же решили не отходить от известной мне исторической последовательности.
        СССР предложил финской стороне отодвинуть границу от Ленинграда на 90 км, взамен Финляндия получила бы вдвое большую территорию в Карелии. Ход переговоров подробно освещался в советской прессе.
        9 ноября переговоры прекратились. Финляндия отказалась принимать наши условия. 26 ноября в 15 часов 45 минут в районе населённого пункта Майнила с финской стороны был открыт артиллерийский огонь по советской территории. Было произведено 7 орудийных выстрелов. С нашей стороны было четверо убитых и семь человек раненых.
        Факт обстрела с финской территории был зафиксирован на фото- и киноплёнку с высотного самолёта-разведчика и с патрульного дирижабля пограничных войск КГБ СССР. На фотоснимках и киноплёнке было отчётливо видны, как финская батарея производит выстрелы в направлении территории СССР. Были видны разрывы снарядов в расположении нашей воинской части.
        В тот же день советская сторона вручила финскому посланнику в Москве ноту протеста, требование отвести финские войска от линии границы на 25 километров и выдать советской стороне виновных в провокации. В противном случае Советский Союз будет считать себя вправе самому найти виновных и предать их суду. Из Хельсинки были в срочном порядке отозваны наши дипломаты. 30 ноября, не получив ответа от финской стороны, части Красной Армии перешли границу с Финляндией. Началась Советско-финляндская война, которую ещё назвали Зимней.
        В этом варианте истории боевые действия шли совсем по-другому. В первый же день наша авиация завоевала полное господство в воздухе. У финнов было уничтожено всё, что могло летать. Теперь ничто не мешало бомбить и штурмовать с воздуха позиции артиллерии, места сосредоточения войск, укрепления. Идущие перед войсками подразделения спецназа вычищали леса от финских снайперов. Одним из наиболее эффективно действующих подразделений специального назначения командовал капитан Маргелов Василий Филиппович. Тот самый, в честь кого ВДВ будут называть «войсками дяди Васи».
        Большую эффективность показали антиснайпер-ские группы, вооружённые крупнокалиберными снайперскими винтовками. Финны были в панике. Они ожидали толпы прущих на пулемёты с винтовками наперевес русских, а получили мобильные, отлично экипированные и обученные, вооружённые автоматическим оружием многочисленные штурмовые отряды, действующие в тесном взаимодействии с бронетехникой и авиацией. Все попытки перейти в контрнаступление молниеносно парировались действиями советской артиллерии и авиации. В ходе этой войны впервые были применены установки дистанционного разминирования УР-39 на базе БМП-2.
        В течение нескольких дней на Карельском перешейке удалось выдавить финнов за линию укреплений. Здесь на передний план вышли наши самоходки с орудиями калибра 152 мм. Подходя вплотную к финским дотам, они буквально в амбразуру расстреливали укрепления, оставаясь неуязвимыми для финской противотанковой артиллерии.
        Кроме того, для уничтожения укреплений и скоплений войск противника было выделено 50 ОДАБ калибром 500 кг и 5 ОДАБ калибром 10 тонн. Ответственным за их применение Сталин назначил меня, так что пришлось собираться и выезжать в действующую армию. В итоге было израсходовано 3 десятитонки и 37 пятисоток. С их помощью мы расчистили путь для мобильных подразделений.
        В один из дней пришло сообщение, что финская диверсионная группа проникла на нашу территорию и вырезала медсанбат. Раненых красноармейцев убивали ножами и штыками, а медсестёр, перед тем как зарезать, жестоко изнасиловали. Тотчас на место выехала группа политработников, подготовка которых с некоторых пор включала в себя знание норм международного права в военной сфере, умение проводить опросы, составлять протоколы осмотра и вести фото- и кинофиксацию. Я также выехал с этой группой.
        Смотреть спокойно на растерзанных молодых, 19 - 20-летних девчонок было невозможно. Перед тем как убить, над ними всласть поизмывались. Отрезанные груди, вспоротые животы, перерезанные шеи, вырезанные на живом теле пятиконечные звёзды. От увиденного меня охватила безудержная ярость. На машине, на которой мы приехали, разом, как от взрыва гранаты, лопнули все фары и стёкла.
        Мой бессменный спутник Олег Седых попытался подойти ко мне, но я жестом остановил его. Ярость уже была взята под контроль, и я начал мыслить относительно спокойно.
        - Кто первым обнаружил? - чуть хриплым голосом спросил я.
        - Капитан Маргелов, командир одной из групп спецназа. У них раненый был, и они доставили его сюда, а тут такое.
        - Василий Филиппович? Это хорошо. Ко мне его срочно.
        Через четверть часа передо мной стоял капитан Маргелов.
        - Товарищ генерал-лейтенант, капитан Маргелов по вашему приказанию прибыл.
        - Вольно, товарищ капитан. Видал, что творят, суки? - Я кивнул в сторону разорванных палаток медсанбата. - Что, оставим такое без ответки?
        - Никак нельзя без ответки, товарищ генерал-лейтенант. Такое не прощают.
        - Тут ты прав. А значит, слушай боевой приказ, капитан Маргелов. Хоть из-под земли достань мне этих тварей. Кого сможешь, притащи сюда. Тебе придаются две транспортно-десантные вертушки и пара штурмовых в сопровождении. Не хотелось их светить раньше времени, но ситуация заставляет. - Я вплотную подошёл к Маргелову и, глядя ему в глаза, буквально прошипел: - Достань мне этих сук, Василий Филиппович. Очень тебя об этом прошу. И сам не вздумай там голову сложить.
        Вестей от Маргелова не было четверо суток. В конце четвёртого дня пришёл сигнал от группы с просьбой о срочной эвакуации. Группа попала в окружение и вела бой. С ними было несколько пленных. Тут же по моему приказу в небо поднялись четыре вертолёта и пара эскадрилий истребителей-бомбардировщиков. Группу эвакуировали. Маргелов привёз из-за линии фронта пятерых пленных, а также троих своих убитых и троих раненых. Сам он тоже словил пулю в плечо, но упорно делал вид, что с ним всё в порядке.
        Одного взгляда на пленных было достаточно, чтобы понять причину их жестокости. Трое из пяти были марионетками иллюминатов и имели в мозгу характерную чёрную паутину. Оставив пленных под присмотром, повернулся в сторону рядом стоящей КШМ[35 - КШМ - командно-штабная машина.].
        - Капитан, за мной, - кивнул головой Маргелову. Забравшись в тёплое нутро машины, приказал:
        - Показывай плечо.
        - Да там ерунда, товарищ генерал-лейтенант, царапина.
        - Показывай, тебе говорят. Или на тебя рявкнуть надо?
        Маргелов с видимой неохотой снял тёплый бушлат. Плечо было умело перебинтовано, но судя по тому, что я увидел в ментальном зрении, рана была довольно серьёзной.
        - Вот что, Василий Филиппович. То, что ты сейчас увидишь, об этом говорить никому нельзя. Никогда. Даже пьяным. Запомнил?
        Маргелов кивнул, непонимающе глядя на меня. А я наложил руки на его рану и, прикрыв глаза, начал процесс исцеления. Мне было хорошо видно, как восстанавливаются повреждённые ткани, сращиваются нервные окончания, уходит чернота из ауры в месте ранения.
        Через десять минут я открыл глаза, чтобы увидеть откровенно охреневший взгляд Маргелова.
        - Это как это, товарищ генерал?
        - Это так вот, Василий Филиппович. Теперь понял, почему помалкивать надо? Потом поесть как следует не забудь. Жор у тебя будет пару дней как не в себя, так что не пугайся. Давай теперь пообщаемся с этими.
        Пленных по одному заводили в поставленную рядом палатку. Внутри кроме меня были Маргелов и Седых. Один из пленных оказался помимо марионетки иллюминатов ещё и гауптштурмфюрером СС, отправленным к финнам в качестве инструктора.
        Подойдя к нему, я положил ладони ему на виски. Идея жестоко вырезать медсанбат принадлежала именно ему. Марионеткой его сделал мой старый знакомый, ныне покойный брат Юлиус.
        - Всё, уводите, - махнул я рукой.
        - А допрашивать? - Маргелов ничего не понимал.
        - А всё уже, - хохотнул Седых, - командир его уже допросил.
        Глаза у Маргелова стали размером с блюдце. Я подмигнул ему и молча приложил палец к губам. Он заторможенно кивнул в ответ.
        Таким же образом допросили всех пленных. Все они принимали активное участие в резне и в издевательствах над нашими медиками. И получали от всего этого удовольствие.
        - Олег, веди их в ближайший овраг и выстави оцепление, чтобы близко никто не мог подойти и ничего не увидел. А ты, Василий Филиппович, пойдёшь со мной.
        В овраге в ряд стояли все пятеро пленных и мы втроём. Я обратился к этим нелюдям на немецком языке:
        - Вы жестоко убили наших раненых и наших медсестёр. Этим вы поставили себя вне закона. Сейчас вы все умрёте страшной смертью.
        Сразу после моих слов все пятеро начали клочьями срывать с себя одежду. Оставшись абсолютно голыми, они принялись за свою плоть. Когда в сторону полетели первые куски окровавленного мяса, сзади раздались характерные звуки. Маргелов старательно избавлялся от обеда, завтрака, ужина и вообще от всего. Седых, уже видевший подобное, стоял с бледным лицом. А я держал жизненные силы у всех пятерых. Было очень тяжело, но я до конца не давал им уйти за край. Наконец то, что когда-то было похоже на людей, рухнуло на залитый кровью снег. Я развернулся и устало побрёл к своей машине. Проходя мимо буквально посиневшего Маргелова, я похлопал его по плечу.
        - Думаю, что мы отомстили за сестричек.
        Следующие сутки я отсыпался. Всё же сил на то, чтобы удержать жизни сразу пятерых, я потратил очень много.
        Тем временем наступление развивалось стремительно. Финны пытались минировать дороги, но благодаря применению установок дистанционного разминирования это было малоэффективно. Завалы также мало помогали. Их просто разносили в щепки из орудий САУ.
        Боевые действия шли до 19 января 1940 года. На момент их прекращения линия фронта остановилась на рубеже Котка - Куопио - Кемиярви - Восточный берег озера Инари. То есть значительно западнее той линии, что была в моём мире.
        Финны запросили мира. В Москве состоялись переговоры, на которых советская сторона потребовала признания новой линии государственной границы, выплаты Финляндией репараций, передачи СССР двух своих броненосцев «Вяйнямёйнен» и «Ильмаринен». Финны попытались было поторговаться, на что Сталин заметил, что Советский Союз может и вспомнить, что когда-то Финляндия была частью Российской империи. Намёк был понят верно, и финны подписали предложенный им советской стороной документ. Через неделю состоялась передача броненосцев представителям советских ВМС. Они получили названия «Выборг» и «Ильмень» соответственно.
        В феврале 1940 года состоялся очередной показ новой военной техники. На этот раз конструкторским бюро под руководством С. П. Королёва были представлены реактивные системы залпового огня БМ-40 «Град» (40 - количество направляющих), с ракетами калибра 122 мм и дальностью стрельбы 25 км. Сталин, посмотрев отснятый кинооператорами материал, распорядился немедленно запускать их в производство. С. П. Королёв, Г. Э. Лангемак, И. Т. Клеймёнов, В. А. Артемьев получили Сталинскую премию за работы в области ракетной техники.
        Отличились и авиаконструкторы. Яковлев, увидев вертолёты, захотел сделать что-то подобное и представил комиссии двухмоторный вертолёт с продольным расположением двигателей Як-40В. Вертолёт представлял собой почти точную копию яковлевского же вертолёта Як-24 из другого мира, благодаря мощным двигателям мог брать на борт 40 бойцов со снаряжением или 4 тонны грузов. Скорость полёта составила 180 км/ч, дальность - 260 км. Было принято решение о выпуске машины небольшой серией.
        В начале марта под Свердловском запущена в работу вторая АЭС, близнец новосибирской.
        В один из дней на крыльцо нашего дома поднялся бравый лейтенант-лётчик в новенькой, ещё не обмятой форме. Василий Сталин с отличием закончил Качинское училище и прибыл в отпуск перед отправкой в часть для прохождения дальнейшей службы. Настя с визгом бросилась на шею своему бессменному почитателю. Я только рукой на это махнул и, поздоровавшись с Василием, ушёл в свой кабинет. Не буду им мешать.
        Примерно через полчаса я почувствовал их присутствие за дверью кабинета. Ауры у них прямо-таки пульсировали от волнения. Кажется, я догадываюсь, что сейчас произойдёт.
        Раздался стук в дверь, и в кабинет, крепко держась за руки, вошла влюблённая парочка.
        - Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться! - Василий выпустил Настину ладонь и вытянулся по стойке смирно.
        - Обращайтесь, товарищ лейтенант, - с улыбкой разрешил я.
        Вид красного от волнения как рак Василия откровенно забавлял.
        - Вить, мы с Васей любим друг друга и хотим пожениться. Вот, - перехватила инициативу Настя, покраснев при этом и цветом лица сравнявшись с Василием. Тому оставалось лишь молча кивнуть головой.
        Я молча повернулся к столу и нажал кнопку звонка. Буквально через несколько секунд в кабинет вбежала Ян.
        - Ян, будь добра, позови сюда Ольгу и Андрея Григорьевича с Дарьей Степановной.
        Через пять минут все собрались в моём кабинете. Всё это время влюблённая парочка стояла, держась за руки и нервно перебирая пальцами.
        - Ну что, мои дорогие. Спешу поставить всех в известность, что ко мне только что обратился всем нам известный Василий Сталин и попросил руки моей сестры Анастасии Головиной. Я обдумал эту просьбу и решил… - я сделал драматическую паузу, во время которой Василий и Настя перестали дышать… - ответить положительно. Поэтому сегодня вечером объявляю праздничный ужин в честь этого события. Все свободны, а вас, молодые люди, я попрошу остаться.
        Когда все наобнимались с молодёжью и вышли, я обратился к Василию.
        - Отец знает?
        - Нет ещё. Я с поезда сразу к вам. Сейчас с Настей пойдём к нему и скажем.
        - Вместе пойдём.
        Я позвонил на дачу Сталина и узнал, на месте ли хозяин. Сталин был дома. Поэтому мы быстро собрались и пошли к соседу. Увидев нашу компанию, Сталин сразу всё понял.
        - Решился всё-таки. Молодец, Василий. И ты, Настя, молодец. Иди, дочка, я тебя расцелую. Рад за вас. Будьте счастливы! - Сталин откровенно расчувствовался. - Но помни, Васька, обидишь Настю, и я от тебя откажусь.
        - Не обижу, отец, - твёрдо ответил Василий, обняв рукой прижавшуюся к нему Настю.
        - Ну, Иосиф Виссарионович всё уже сказал, от себя добавлю, что если ваше желание твёрдое и окончательное, то развестись вам уже не получится. Так что подумайте ещё раз, готовы ли вы прожить вместе всю жизнь, деля горе и радости. Горя скоро будет очень много, и вам надолго придётся разлучиться. Грядёт война.
        - Мы уже обо всём подумали, и наше решение твёрдое и окончательное. - Василий слегка задвинул Настю себе за спину, как бы прикрывая её собой.
        - Тогда подойдите ко мне и дайте свои руки.
        Я соединил руки Василия и Насти и с двух сторон накрыл их своими ладонями. Наши руки окутало красное свечение. Ауры Насти и Василия перемешались и разделились поровну. Их яркий и чистый свет на мгновение стал видимым для всех.
        - Теперь вы единое целое на всю жизнь.
        Василий стоял, обалдевший от увиденного, и только Настя сохраняла спокойствие. Она была в курсе некоторых моих способностей и ожидала чего-то подобного.
        Через несколько дней после свадьбы Василий Сталин отбыл к месту дальнейшей службы на авиабазу в Коломне, где ему предстояло осваивать реактивную технику. Первоначально я хотел отдать молодожёнам нашу московскую квартиру, но Сталин-старший настоял на том, что квартира была выделена мне, а молодым он распорядился предоставить квартиру в том же доме, но поскромнее.
        10 мая 1940 года немецкие войска начали наступление на Францию, объявившую войну Германии ещё 3 сентября 1939 года. 22 июня того же года Франция подписала перемирие. Французская армия была почти полностью разгромлена, а большая часть территории оккупирована. Путь вермахту на восток был открыт. Больше никто в Европе не мог противостоять Гитлеру. Между ним и окончательным господством на континенте стояли мы, страна Советов.
        В первый же день с началом боевых действий германскому консулу в Москве Шуленбургу была вручена нота советского правительства с осуждением агрессивных действий Германии. В ответ из Берлина прислали письмо Гитлера, в котором говорилось, что военные действия против Франции явились ответом на недружественную политику, проводимую французской стороной по отношению к Германии.
        10 июля люфтваффе начало массированные налёты на территорию Англии. Началась Битва за Британию.
        В Китае произошёл раскол между Гоминьданом и китайскими коммунистами. Чан Кайши сделал ставку на помощь от американцев, стремившихся остановить японскую экспансию в Тихом океане, а коммунисты, во главе с Мао Цзэдуном, опирались на помощь Советского Союза.
        После того как в нескольких крупных военных операциях гоминьдановцы фактически подставили под японские удары отряды коммунистов, в которых те понесли большие потери, произошло несколько столкновений между вчерашними союзниками, закончившихся жертвами. В итоге коммунистические отряды ушли в центральный и северо-западный Китай, чтобы сохранить связь с СССР, а подразделения Гоминьдана сместились к югу. В одном из обращений Чан Кайши высказался в адрес Советского Союза, заявив, что считает соглашение, заключенное ранее с СССР, недействительным и что остров Хайнань передаваться в счёт оплаты поставок вооружений не будет.
        Вскоре колонна, в составе которой двигался Мао Цзэдун со своим штабом, попала в засаду. Сам Мао и почти все его штабные работники были убиты. На месте засады были найдены тела в гоминьдановской форме. Спустя месяц машина, в которой ехал Чан Кайши, подорвалась на заложенном на дороге фугасе.
        Оба политических движения Китая начали стремительно разваливаться. Появилось множество отдельных командиров, провозгласивших себя преемниками погибших лидеров. Началась гражданская война всех против всех.
        Ольга закончила вуз и была приглашена на работу в Институт экспериментальной медицины. Её заинтересовали вопросы изучения физиологии человека. Одной из работ было создание противоперегрузочного костюма для пилотов истребителей.
        Я немного решил похулиганить над историей. Нашёл время и записал ноты «Имперского марша» из «Звёздных войн» и поехал с ними к Николаю Семёновичу Голованову, главному дирижёру оркестра Всесоюзного радиокомитета (будущий Большой симфонический оркестр им. Чайковского).
        Посмотрев ноты, он прикрыл глаза и несколько минут так стоял. Потом спросил:
        - Это же военный марш? Я думаю, можно немного изменить пару мест. Оставляйте ноты, молодой человек, и приходите через пару дней. Послушаете, что получилось, и если понравится, то будем записывать.
        В итоге получилось значительно лучше, чем было в оригинале. Николай Семёнович убрал неуместное для военного марша пиликанье и добавил «имперскую» тему. Получилось внушительно и грозно.
        После нескольких репетиций удалось сделать очень качественную запись. Я прокрутил плёнку с записью Сталину (да, мы уже начали выпускать магнитофоны, правда, в свободной продаже их пока не было) и предложил использовать её при прохождении ударных соединений в новейшей экипировке. Сталин задумался и через некоторое время спросил:
        - А назовёшь так же, «Имперский марш»?
        - Назовём «Марш ударных батальонов» или «Ударный марш».
        - Звучит внушительно и название подходит… «Имперский…», - задумчиво произнёс Сталин, смакуя последнее слово.
        - Нас в том мире так и называли: Империя зла… А сейчас пусть знают, что Империя не просто зла, она очень зла.
        Сталину понравилась такая игра слов, и он дал своё добро.
        По каналам агентуры из Берлина и Парижа пришла информация, что песня «Non! Rien de rien…» в Настином исполнении стала Гимном французского Сопротивления и за её прослушивание и исполнение немцы расстреливали на месте. Плакаты с фотографией Насти с памятного концерта в Париже, где она в чёрном платье с флагом Франции исполняла «Марсельезу», расклеивали по ночам французские патриоты. За это также грозил расстрел на месте, однако плакаты появлялись каждую ночь в самых многолюдных местах.
        Ещё одно сообщение было о гибели приехавшего в Париж Вернера фон Брауна. Его прямо на улице в центре города неизвестные изрешетили пулями из автоматов «Томпсон». Списали на действия Сопротивления. В Москве вышло закрытое постановление о награждении нескольких сотрудников КГБ орденами.
        В Мексике таинственно исчез Лев Троцкий. Спустя две недели я вошёл в одиночную камеру внутренней тюрьмы на Лубянке, где находился тот, кто первым ввёл понятие «красный террор». Не успел Тоцкий открыть рот, как я ввёл его в оцепенение. В полной тишине я подошёл и положил ладони на его виски. Он не был марионеткой ордена, не был его адептом, но при этом тесно сотрудничал с иллюминатами, являясь, по сути, их агентом. Все его связи в СССР, все счета, все связанные с ним американские и английские политики, всё это теперь стало нам известно.
        Спустя сутки тихо и буднично Троцкий был повешен во дворе Лубянки. Его тело сожгли. Прах доставили во Владивосток и там выстрелили из орудия в сторону Америки. Таким не место в русской земле. Рамон Меркадер и Павел Судоплатов за успешно проведённую операцию были представлены к званию Героя Советского Союза.
        С июня 1940 года мы начали отселение жителей из 50-километровой зоны вдоль всей западной границы СССР. Недовольных было много, хотя всем платили хорошую компенсацию и на новых местах выплачивали большие подъёмные.
        Из зоны между старой и новой границей начали на лето вывозить молодёжь на целину для посадок лесозащитных полос.
        21 июля Сеймы Литвы, Латвии и Эстонии провозгласили советскую власть и подали прошение о вступление в состав СССР. Прошение было удовлетворено. В новые республики вошли подразделения Красной Армии. Подразделения национальных армий Литвы, Латвии и Эстонии планомерно, по графику вывозили на переподготовку в центральные области России. Там проводились учения, маневры. После подразделения возвращались назад.
        Большую работу провёл трест «Гидромелиорация», под личиной которого работали подразделения «Спецстроя» КГБ и инженерные войска. Зная о том, что лето будущего года будет засушливым и многие непроходимые в обычные годы болота таковыми быть перестанут, была проведена работа по сооружению дамб, плотин и водоотводов, чтобы в нужный момент обеспечить обводнение нужных местностей. В лесах Белоруссии и Украины создавались секретные базы для обеспечения действий в тылу врага партизан и подразделений спецназа и ВДВ.
        18 декабря Гитлер подписал директиву № 21 операция «Барбаросса» о подготовке к войне против Советского Союза. Обратный отсчёт мирного времени начался.
        13 апреля 1941 года в Кремле был подписан Пакт о нейтралитете между Японией и Советским Союзом. При этом от подписания Декларации о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-го обе стороны воздержались.
        Первомайский парад 1941 года в Москве на Красной площади начали юные воспитанники военно-музыкального училища. Они задавали ритм парадного марша 120 шагов в минуту. Следом на Красную площадь вышел сводный батальон воспитанников Суворовского и Нахимовского училищ. Во главе парадного расчёта печатал шаг организатор и вдохновитель создания этих военно-учебных заведений генерал-лейтенант граф Алексей Алексеевич Игнатьев. Перед самым парадом я встретился с ним и выразил обеспокоенность, сможет ли он, уже далеко не молодой человек, выдержать торжественное прохождение.
        - Знаете, юноша, в другое время, учитывая, что вы, так же как и я, являетесь дворянином и мы с вами в одинаковом чине, я бы потребовал от вас сатисфакции, - обиделся Игнатьев.
        - Извините бога ради, Алексей Алексеевич. Никак не хотел вас обидеть. Просто не хочу, чтобы русский офицер, - и я выделил голосом эти два слова, - дал увидеть врагам свою слабость.
        - Врагам? - удивился Игнатьев.
        - Да, врагам. Открою вам государственную тайну: менее чем через два месяца Германия без объявления войны нападёт на СССР. А здесь, на трибунах для гостей, присутствуют их дипломаты и военный атташе. Поэтому и беспокоюсь о вас.
        - Да-с. К этому давно всё шло. А мы готовы?
        - Мы не просто готовы. Мы этого ждём. - Улыбку, скользнувшую по моим губам в этот момент, доброй не назвал бы и самый яростный оптимист.
        - Ну что же, товарищ генерал-лейтенант, за меня не беспокойтесь. Я теперь пройду так, как на императорских смотрах не ходил. Все увидят, что такое русский офицер.
        Игнатьев печатал шаг так, что, казалось, сама земля дрожит от его поступи. Следом прошли войска и военная техника. Всё, как и в прошлые годы, без особых отличий. Красиво, грозно, но… старо.
        Я стоял на трибуне Мавзолея вместе со Сталиным, Калининым, Микояном, Молотовым и Кагановичем и смотрел в лица бойцов и простых москвичей, которые радостно размахивали цветами и флажками. Скоро, очень скоро радость на лицах сменится тревогой. Я стоял и вспоминал, всё ли я успел сделать, чтобы в этом мире эта война прошла с меньшими нашими потерями. А людское море все текло и текло по главной площади страны. Люди ещё не знали, что уже полным ходом идёт подготовка к другому параду. Параду, который должен показать нашу истинную силу и решимость.
        С 1 июня 1941 года из приграничной зоны в 100 километров от линии госграницы начали массово вывозить детей и молодёжь. Дети младше 10 лет вывозились с матерями, официально - на отдых на морские курорты, от 10 до 15 лет - в летние образовательные лагеря, от 15 до 18 лет - на целину на посадку лесополос.
        Также были вывезены все семьи комсостава и совслужащих. Весь домашний скот из зоны будущих боевых действий был вывезен заранее. Процесс шёл тяжело. Были слёзы и проклятия в наш адрес, а мы не могли объяснить людям, почему это делается. В этом году в зоне между старой и новой границами было запрещено сеять пшеницу и другие культуры. По официальной версии, поля ставились под «пары», в связи с «сильным истощением почвы». 5 июня все подразделения Прибалтийских республик были вывезены в глубь страны «на крупномасштабные учения».
        Начиная с 1 мая мы стали сбивать все самолёты-нарушители, вторгнувшиеся в наше воздушное пространство. Засекали чуть ли не на взлёте, давали зайти подальше, включали глушилки радиосигнала и либо принуждали к посадке на наш аэродром, либо сбивали. На запросы немецкой стороны о случайно залетевшем учебном самолёте отвечали, что ничего не видели и ничего не знаем. На запросы о концентрации войск вблизи наших границ немцы отвечали, что это дезинформация для англичан, призванная скрыть подготовку к морскому десанту в Англию.
        А мы тем временем стаскивали весь авиационный хлам на аэродромы-обманки, вокруг которых устраивались зенитные засады. Нескольким немецким самолётам-разведчикам «дали» увидеть эти скопища самолётов. Настоящие же аэродромы тщательно маскировались, на них по ночам перебрасывалась новейшая техника. Сделать это было не трудно, так как мы уже полтора года как освоили выпуск приборов ночного видения и ночных прицелов.
        Грузоперевозки между СССР и Германией, и до того бывшие незначительными, снизились почти до нуля. Мы объясняли это крайней изношенностью подвижного состава и железнодорожных путей.
        Были отменены все отпуска военнослужащим и увольнительные. С 15 июня войска приведены в состояние повышенной боевой готовности.
        15 июня я собрал вместе ансамбль песни и пляски Красной армии и симфонический оркестр Всесоюзного радиокомитета. Со всех была взята подписка о неразглашении того, что они услышат здесь.
        - Товарищи, - обратился я к собравшимся, - через неделю, 22 июня, германские войска без объявления войны нападут на нашу Родину. Начнётся страшная война, война на уничтожение. Целью врага является уничтожение нашего народа и захват территории и ресурсов. Мы знаем о предстоящем нападении и готовы к нему, но, чтобы ещё больше мобилизовать силы, чтобы придать дополнительные силы бойцам на фронте и труженикам в тылу, нужна песня. И сейчас мы с вами её запишем. Эта песня будет сильнее залпа тысяч орудий, сильнее армады танков. А чтобы она действительно таковой стала, нам с вами предстоит хорошо потрудиться.
        Репетиции и запись шли почти двое суток с короткими перерывами, и на выходе получилось каноническое исполнение великой песни «Священная война».
        Глава 22
        В ночь с 21 на 22 июня никто не спал. Все находились на центральном командном пункте Генерального штаба, куда стекалась вся информация. Начальник Генерального штаба маршал Б. М. Шапошников и его заместитель генерал-майор А. М. Василевский руководили работой командного пункта, а мы со Сталиным были в роли наблюдателей. В этом мире Борис Михайлович Шапошников не покинул пост начальника Генштаба по болезни. Пришлось мне, по просьбе Сталина, подлечить этого выдающегося военачальника. Его отправили в госпиталь «на обследование», где дали снотворное, и когда маршал уснул, пришло моё время заняться здоровьем выдающегося военного теоретика.
        В 23:50 21 июня из Западного особого военного округа пришло сообщение о том, что в 21:00 пограничникам сдался ефрейтор Альфред Лисков, который сообщил, что рано утром 22 июня немецкая армия перейдёт в наступление на всей протяжённости государственной границы.
        Сталин молча посмотрел на меня. Я так же молча кивнул. Всё шло без изменений. В 2:30 бомбардировочной и стратегической авиации передан кодовый сигнал «Гроза». Самолёты с полной бомбовой нагрузкой пошли на взлёт. В 3:00 при подходе к кронштадтскому рейду перехвачена группа из 14 немецких бомбардировщиков Ю-88, взлетевших с финских аэродромов, идущих ставить магнитные мины. Вражеские бомбардировщики уничтожены.
        В это же время с дирижабля ДРЛО Черноморского флота зафиксировали подход со стороны моря большой группы самолётов. На перехват были подняты истребители. В 3:10 немецкая артиллерия начала обстрел нашей территории. Начало обстрела зафиксировано на кино- и фотоплёнку с наземных наблюдательных пунктов и с высотных самолётов-разведчиков.
        Станции контрбатарейной борьбы засекли месторасположение вражеских батарей, и по ним был открыт прицельный шквальный огонь дальнобойной артиллерии. Русский медведь проснулся и, разъярённый, вылез из берлоги. Батареи РСЗО «Град» накрыли изготовившиеся к нападению немецкие войска. Им своим басом вторили 240-миллиметровые самоходные миномёты Резерва Верховного Главнокомандования.
        На немецкой территории воцарился ад по всей линии границы. С неба то и дело падали горящие самолёты с крестами на крыльях. Все попытки бомбардировок наших городов были пресечены. Люфтваффе понесли грандиозные потери. Нами было уничтожено 80 % всех немецких самолётов, пересекших линию границы. Уцелевшие немецкие самолёты, часто державшиеся в воздухе буквально на честном слове, едва успели приземлиться, как их накрыло бомбоштурмовым ударом советской авиации. Сказалось огромное техническое превосходство нашей техники. На немецком восточном фронте люфтваффе прекратил своё существование. Стратегические бомбардировщики нанесли бомбовые удары по крупным железнодорожным узлам, штабам, тыловым складам, мостам. Варшавский железнодорожный узел разнесли до состояния щебня.
        В 5:30 часов 22 июня германский посол фон Шуленбург дрожащей рукой вручил наркому иностранных дел Молотову ноту Министерства иностранных дел Германии. Спустя более чем час после фактического начала войны нам её объявили официально.
        В ответ Вячеслав Михайлович сказал:
        - Напав на Советский Союз, Германия совершила самую большую ошибку за всю свою историю. Вы фактически уже проиграли. Идите, господин бывший посол, и готовьтесь к отъезду. В 12:00 часов по московскому времени вам подадут поезд, на котором вывезут за пределы СССР.
        К 6 часам утра немцам кое-как удалось навести относительный порядок, и они перешли в наступление. Попытка атаковать Брестскую крепость обернулась для немцев большими потерями. По всей линии государственной границы вспыхнули ожесточённые схватки. Выведенные заранее, до начала обстрела из мест расположения на оборонительные рубежи пограничники встретили врага во всеоружии. Большое количество автоматического оружия, противотанковые гранатомёты, постоянная поддержка с воздуха позволили нанести противнику большие потери. Немцы явно не были готовы к подобному.
        Отбросив врага за линию границы, пограничники отошли на следующий рубеж обороны, а на их позиции обрушился шквал артиллерийского огня. Вновь в дело вступили станции контрбатарейной борьбы, и на позициях немецкой артиллерии вновь начали рваться наши снаряды.
        В это же время пришло сообщение, что турецкий эсминец атаковал и потопил в Чёрном море наш рыболовецкий траулер в советских территориальных водах. Это уже был «казус белли», повод к войне. Теперь турки пусть не обижаются. Пора переименовывать Чёрное море обратно в Русское.
        В 12:00 по радио и телевидению состоялось выступление И. В. Сталина.
        «Граждане и гражданки Советского Союза!
        Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и попытались подвергнуть бомбёжке со своих самолётов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий. Все эти попытки отбиты с огромными потерями со стороны агрессора.
        Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то что между СССР и Германией заключён договор о ненападении, и советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то что за всё время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.
        Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал заявление от имени своего правительства о том, что Германия решила выступить с войной против Советского Союза в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.
        В ответ на это нами было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству, что Германия совершила нападение на Советский Союз, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной. Нами также было заявлено, что нападение на СССР явилось самой большой ошибкой Германии за всю историю её существования и что, совершив эти действия, Германия уже проиграла.
        Я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы, и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Все факты обстрела советской территории с сопредельной стороны зафиксированы на фото- и киноплёнку с указанием времени с точностью до минуты. Ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчёт несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.
        Теперь, когда нападение на Советский Союз уже свершилось, советским правительством дан нашим войскам приказ - отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины.
        Эта война навязана нам кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.
        Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору.
        Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В своё время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришёл к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.
        Правительство Советского Союза выражает твёрдую уверенность в том, что всё население нашей страны, все рабочие, крестьяне, интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду Весь наш народ теперь должен быть сплочён и един как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
        Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей большевистской партии и вокруг нашего советского правительства.
        Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»
        Сразу после последних слов грянула песня:
        Вставай, страна огромная,
        Вставай на смертный бой
        С фашистской силой темною,
        С проклятою ордой!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, -
        Идет война народная,
        Священная война!
        Дадим отпор душителям
        Всех пламенных идей,
        Насильникам, грабителям,
        Мучителям людей.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, -
        Идет война народная,
        Священная война!
        Не смеют крылья черные
        Над Родиной летать,
        Поля ее просторные
        Не смеет враг топтать!..
        В эти минуты на лицах людей, застывших у репродукторов, не было страха или отчаяния. Была решимость. Была вера в будущую Победу.
        Лишь смолкли последние аккорды, как прозвучал голос Левитана:
        - Говорит Москва! От Советского информбюро!
        Примерно в одно время с выступлением Сталина группа из 50 самолётов Ту-36М нанесла бомбовый удар по столице Германии Берлину. На железнодорожный вокзал и правительственный квартал были сброшены 50 ОДАБов калибром 500 кг и большое количество обычных бомб. Центральный железнодорожный вокзал Берлина был полностью разрушен и надолго выведен из строя. Вместе с ним в груды щебня превратилась большая часть центра города.
        Над немецкими войсками на линии соприкосновения сбросили контейнеры с листовками, в которых было строгим канцелярским шрифтом по-немецки написано: «Вы разбудили русского медведя, теперь либо молитесь, либо бегите», а на обратной стороне красивой готической вязью: «Ihr werdet alle sterben» («Вы все умрёте») и изображение Красного Дракона.
        Одновременно был нанесён массированный бомбовый удар с применением 10-тонных ОДАБов по румынским нефтепромыслам в Плоешти. Нефтедобыча в этом регионе перестала существовать.
        В тот же день было объявлено о переходе всей полноты власти в стране Государственному комитету обороны. Председателем ГКО стал Сталин, а меня назначили одним из его заместителей и присвоили звание генерал-полковник.
        Вышло постановление ГКО, предписывающее на всех картах, во всех газетных публикациях и в выступлениях именовать столицу Финляндии Гельсингфорс вместо Хельсинки. Это был толстый намёк финнам. В тех же газетах были подробно расписаны немецкий «План Барбаросса» и основные положения уже разрабатываемого в Германии плана «Ост». Ещё одно постановление ГКО разрешало ношение царских наград, полученных за участие в Первой мировой войне. Постановление сопровождало фото маршала Советского Союза Будённого с полным Георгиевским бантом в одном ряду с советскими наградами.
        24 июня на Красной площади состоялся военный парад ударных частей, отправляющихся на фронт. Ох, как отличался этот парад от того, который проходил здесь полтора месяца назад. Словно это были два разных мира. По брусчатке под громовые раскаты «Ударного марша» печатали шаг бойцы в экипировке «Ратник», вооружённые автоматами АК. На рукаве у каждого был шеврон с изображением Красного Дракона. Честно, идея не моя, так решил Сталин и предложил таким шевроном отмечать ударные части. Глядя на грозную поступь идущих плечом к плечу воинов, в людях появлялась полная уверенность, что преград для этих бойцов не существует и что они пройдут до самой Атлантики, втаптывая в землю любого врага.
        Следом за пешими колоннами на площадь выехала боевая техника. Огромные мощные танки с орудиями крупного калибра сотрясали площадь. Тяжёлые танки ИС-1 (копия ИС-3), основной боевой танк Т-10 (копия Т-55), САУ ИСУ 152, 203-мм САУ «Пион», дивизионная САУ «Акация», легкие СУ-76, БМП-2, ПТ-76, БМПТ-28, БРДМ-2, БТР-38 (копия БТР-80), ЗСУ-23-4 «Оса», самоходный миномет «Гвоздика», самоходный миномёт РВГК «Тюльпан»…
        Иностранные представители, приглашённые на парад, в шоке смотрели на проходящую перед ними технику. Их можно было понять. Раньше на парадах они видели много стареньких маленьких танков, большое количество пехоты с винтовками и кавалерию с тачанками, а сейчас перед ними прошла техника, на несколько поколений опередившая все их самые современные разработки, в том числе те, которые были ещё в виде небрежных набросков на клочках бумаги. И всё это под звуки незнакомого, но внушающего ужас своей мощью марша.
        Но настоящий шок, граничащий с паникой, иностранные наблюдатели испытали, когда началась воздушная часть парада. В небе над Красной площадью появились идущие в плотном строю стратегические бомбардировщики Ту-36М. От их пролёта на малой высоте по всей Москве в окнах дрожали стёкла и звенела стеклянная посуда на полках в буфетах. Сотня бомбардировщиков буквально закрыла собой небо. Военные атташе растерянно переглядывались друг с другом, пытаясь понять, где же они на самом деле очутились.
        Следом за «стратегами» на площадью пронеслись краснозвёздные истребители По-3, Як-1, пикирующий фронтовой бомбардировщик Ту-2, фронтовые лёгкие штурмовики Та-3, бронированные двухмоторные машины конструкции Таирова, вооружённые батареей, состоящей из двух 23-миллиметровых пушек, двух 12,7-миллиметровых и двух 7,62-миллиметровых пулемётов, способных дополнительно принять ещё до тонны боевой нагрузки.
        Эти машины гости на трибунах восприняли относительно спокойно, но когда над ними прошли два полка реактивных двухмоторных штурмовиков Су-25 «Грач» и два полка истребителей-перехватчиков Ла-3 (копия МиГ-17), а следом за ними - три десятка вертолётов Ми-4 и столько же ударно-штурмовых Ми-28, это буквально убило их. Лапотная Россия оказалась не такой уж и лапотной. Стоя на трибуне Мавзолея рядом со Сталиным, мне хорошо была видна растерянность, охватившая их.
        25 июня войну фашистской Германии объявила Тувинская Народная Республика. Советскому Союзу для борьбы с агрессором добровольно был передан весь золотой запас республики и вся добыча золота. С первых дней из Тувы начались поставки скота, масла, мёда, консервов, перевязочных материалов.
        Тем временем фронт постепенно откатывался на восток. В чём немцам не откажешь, так это в дисциплине. Они быстро пришли в себя, подтянули авиацию и бронетехнику и пошли вперёд. Правда, темпы их наступления были откровенно низкими. Мы успели хорошо обустроить приграничную полосу. Были взорваны плотины и дамбы, и вода подтопила многие поля и дороги. Немецким панцерваффе ничего не оставалось, как двигаться там, где это было нужно нам. Естественно, мы не могли этим не воспользоваться. Минные заграждения, артобстрелы, круглосуточные налёты авиации сделали продвижение вермахта очень сильно не похожим на то, как это происходило в Европе.
        Земля горела под ногами агрессора в буквальном смысле слова. В конце концов, спустя полтора месяца немцы упёрлись в линию УРов на старой границе, за спиной которых мы сосредоточили танковые и моторизированные армии. В Прибалтике бои шли в пригороде Риги.
        Ударные вертолёты Ми-28 устроили настоящий террор на железных дорогах в тылу противника. Они, оправдывая своё название «Ночной охотник», по ночам, используя приборы ночного видения, охотились за немецкими паровозами. Спасаясь от действия советской авиации, немцы попытались увеличить объём железнодорожных перевозок за счёт ночного времени, но из этого ничего не вышло. Взлетая с замаскированных площадок, расположенных в труднопроходимых лесах, на которых заранее было заготовлено горючее, боеприпасы, продовольствие и запасные части, они уничтожали подвижной состав, мосты, станции, транспортные колонны, склады, буквально сметая с поверхности земли своими НУРСами и «Вулканами» всё, что на ней находилось. Немцы пытались обнаружить площадки с воздуха, но их самолёты засекались нашими РЛС, и на перехват поднимались истребители. Да и сами площадки были хорошо замаскированы.
        Брестская крепость, подготовленная нами к круговой обороне и насыщенная боеприпасами, продовольствием и вооружением, дралась в полном окружении, сковывая значительные силы противника. Впрочем, одних защитников крепости никто не бросил. По окружившим их немецким войсками постоянно наносили бомбоштурмовые удары, в крепость на парашютах сбрасывали боеприпасы, медикаменты, продукты. Несколько раз удалось провести к осаждённым под мощным авиационным прикрытием пару вертолётов Як-40В, доставивших в крепость грузы и вывезших из неё раненых. Яковлеву пришлось очень постараться и в кратчайшие сроки модернизировать свой «летающий вагон», увеличив дальность полёта и грузоподъёмность.
        Интерлюдия. Ставка Гитлера «Вольфсшанце»
        («Волчье логово»), 30.07.1941 года
        Гитлер с безумным взглядом стремительно метался по залу совещаний перед застывшими безмолвными изваяниями генералами. Наконец он остановился и, судорожно втянув в себя воздух, истерично заорал:
        - Кто из вас, свинских собак, объяснит мне, что, чёрт возьми, происходит? Почему наш вермахт, в считанные дни разбивший все европейские армии, топчется рядом с русской границей? Гальдер, Браухич, что скажете на это? Кто уверял меня, что у русских устаревшие танки, которые наши доблестные солдаты из винтовок расстреляют? Кто обещал гнать большевиков до Урала? Вы видели кинохронику с их парада? Эти монстры, по-вашему, и есть устаревшие танки?! А их за месяц не создают. Где Канарис? У его Абвера вообще глаза есть? Как можно просрать создание и строительство таких танков и самолётов? Или всё, на что они способны, это волочиться за девицами на Александерплатц? Так теперь и это стало невозможным. Русские превратили центр Берлина в руины. За неделю!!! А где Геринг? Почему эта жирная свинья не явился? Где его хвалёное люфтваффе? Почему наши солдаты, храбро сражающиеся с большевистскими ордами, целыми днями не видят в небе наших самолётов, зато русские висят над ними постоянно? А люфтваффе лежит на русских полях и догорает, в то время как русские бомбардировщики разнесли в пух и прах румынские
нефтепромыслы. И чем теперь прикажете заправлять наши танки?! Вашим ссаньём?!
        Кто из вас убеждал меня отложить начало наступления, чтобы русские успели засеять поля? А русские и не собирались ничего сеять. Более того, они вывезли весь скот, почти всех жителей и все продовольственные запасы. Теперь наши доблестные солдаты голодают, потому что русские уничтожили почти все паровозы, и мы не можем доставить продовольствие. Значит, русские давно знали о наших планах. Они знают даже те наши планы, которые только начали обсуждать в узком кругу.
        Вы все предатели! Вы, свинские обосранцы, за какой-то месяц умудрились уничтожить всю нашу армию. Не удивлюсь, если окажется, что кто-то из вас, свиней, работает на русских. Ладно бы на англичан, но ведь именно на русских! Немецкий народ отказывал себе во всём, чтобы создать армию и отомстить за унижения, а вы, собачье дерьмо, всё просрали!!! Просрали!!! Просрали!!!
        Гитлер впал в истерику и, схватив свой собственный галстук, принялся с остервенением рвать его зубами. Прибежавший личный врач фюрера сделал ему укол успокоительного и с помощью адъютанта проводил в личные покои.
        2 августа, поздравив Настю, опять переехавшую жить к нам (Василий воевал на фронте), с Днём рождения, я выехал в действующую армию, официально как представитель Ставки и ГКО.
        Накануне отъезда у меня состоялся серьёзный разговор с Ольгой.
        - Оля, помнишь, на нашей свадьбе Настя сказала фразу «не потеряй её в этот раз»?
        - Конечно, помню. Я ещё тогда удивилась, про какой раз она говорит.
        И я рассказал жене о том, что со мной произошло. Правда, рассказал ту версию, которую знала Настя. То есть я упал с дерева здесь, умер, родился в другом мире, прожил там до 45 лет и снова вернулся в этот мир.
        - Это что, правда? - изумлённо спросила Ольга.
        - Правда, - ответила стоящая в дверях Настя, - так всё и было. Оттуда же его способности и знания.
        Ольга с минуту молчала, а потом спросила:
        - А у тебя там семья была? Жена, дети?
        - Была, - кивнул я, - и жена, и сын.
        - А какая она была, жена? - задала чисто женский вопрос Ольга.
        Настя хмыкнула, взяла со столика зеркальце и поднесла его к её лицу.
        Ольга непонимающе смотрела в зеркальце, а потом чуть слышно удивлённо произнесла:
        - Это была я?
        - Да. Вы с ней как сёстры-близнецы. Абсолютно похожи.
        - Но как такое возможно? Ведь ты там жил в мире будущего.
        - Это и для меня загадка. Видимо, кому-то было угодно, чтобы и в этом мире мы встретились.
        - А что с ней стало там?
        - Она погибла вместе с нашим сыном. Помнишь свой сон? Это не сон, а правда, только произошедшая в другом мире. Мы возвращались домой, когда нас сзади сбила машина. Они погибли, я стал инвалидом, а спустя 10 лет заболел раком и должен был умереть, но братья предложили принять участие в эксперименте, и вот я здесь.
        Ольга закрыла лицо ладонями и затряслась от плача. Настя бросилась её утешать, а я встал и отошёл к окну. Иногда женщинам нужно дать выплакаться. Спустя несколько минут мне сзади на плечи легли Ольгины ладони. Я обернулся, взял её ладони в свои и поднёс к губам.
        - Прости меня за то, что сразу тебе обо всём не сказал. Если ты меня прогонишь, я всё пойму и уйду.
        Хлёсткая пощёчина звонко впечаталась мне в щёку.
        - Дурак! Не смей так больше говорить! Никуда я тебя не отпущу. Тем более что Марина благословила нас.
        - Марина?! - спросил я удивлённо. - Погоди, но ведь я не говорил тебе, как её звали.
        Я вопросительно посмотрел на Настю, но она лишь покачала отрицательно головой, удивлённо глядя на Ольгу.
        - Когда мы только поженились, в одну из ночей мне приснилась женщина. Она была точь-в-точь как я, только старше. Она долго смотрела на меня, а потом сказала: «Здравствуй, Оля! Меня зовут Марина. Я очень рада что вы с Витей нашли друг друга. Будьте счастливы, всегда любите друг друга и верьте друг другу». Потом она улыбнулась мне и растворилась. Тогда я не поняла, что это был за сон, и вот теперь всё встало на свои места.
        Я нежно обнял жену и произнёс:
        - Прости, любимая. Я никогда тебя не оставлю.
        - Ладно, вы пока тут воркуйте, а я схожу на кухню и помогу тётке Дарье с обедом. - Настя упорхнула из комнаты.
        - Ты завтра уезжаешь на фронт? - спросила Ольга, прижавшись ко мне.
        - Да. После обеда я должен быть на аэродроме.
        - Я боюсь. Боюсь, что, если с тобой что-то случится, я останусь совсем одна. Я хочу, чтобы ты оставил мне частичку себя. Я хочу, чтобы у нас был ребёнок. Мы это всё время откладывали, но теперь время пришло.
        Я нежно поцеловал любимую в губы и зашептал великие строки:
        - Жди меня, и я вернусь, Только очень жди…
        Чуть позже Настя подошла ко мне.
        - Правда ушёл бы?
        - Правда. На фронт. А там взял бы в руки по связке гранат и лёг под немецкий танк.
        - Всё-таки правильно Оля тебе врезала, - хмыкнула Настя и ушла на кухню.
        Глава 23
        Мерно гудели моторы нашего «комитетского» Дугласа DC-3. В кресле через проход похохатывал Седых, читая сборник анекдотов карманного формата с названием на обложке «Похождения штандартенфюрера фон Штирлица (полковника КГБ Максима Максимовича Исаева) в тылу врага». Тоже мой откровенный стёб над историей, благо знал много анекдотов про Штирлица и благодаря своим способностям смог вспомнить ещё. Всё записал и отдал в Политуправление, где их отпечатали. Книга уже стала бестселлером в Москве. И теперь мы попутным грузом везли большую партию на фронт. Бойцам в окопах будет над чем посмеяться, а смех - это тоже оружие. Но меня буквально грызло чувство тревоги. И всё из-за одного странного случая, о котором известно стало случайно.
        В один из госпиталей в Москву на лечение был доставлен боец, который поведал другим бойцам в палате историю о том, как на позиции их батальона ночью вышли из-за линии фронта четверо подростков 12 - 14 лет. Трое мальчишек и девочка. Мальчишки такие все живые, шустрые, а девчонка какая-то заторможенная, будто бы сама не своя. Подростков сразу отправили в медсанбат, но они потребовали, чтобы их срочно проводили в штаб к самому главному начальнику. Ну их и привели в штаб полка, напоили горячим чаем с бутербродами, пока ждали начальство.
        Стоило появиться командиру полка вместе с начальником штаба и начальником разведки, как подростки выхватили откуда-то пистолеты и открыли огонь. В считанные секунды всё командование полка было уничтожено, а малолетние диверсанты, забрав у убитых автоматы, открыли из окон штаба ураганный огонь по всем, кого видели. Тогда-то бойца и ранило. А вокруг началась паника.
        В конце концов поднятая по тревоге комендантская рота окружила здание штаба, а помещение забросали гранатами. Трое мальчишек были убиты, а девочка уцелела, спрятавшись за массивным сейфом. Её пытались допрашивать, но она лишь билась в истерике и кричала одну фразу: «Не смотрите на меня! Не смотрите на меня!» У неё также обнаружили пистолет, но все патроны были на месте и из оружия не стреляли. Что было дальше, боец не видел. Его к тому времени унесли в медсанбат.
        Эту историю услышал представитель особого отдела при госпитале и доложил об услышанном по инстанции, так как был приказ сообщать о всех странных случаях. Так эта информация дошла до меня.
        То, что дело тут не чисто, я понял сразу. Тут же отправился к Сталину. Сталин очень неохотно отпустил меня на фронт, взяв обещание, что на рожон я не полезу.
        В расположение штаба полка, где всё и произошло, приехали в сопровождении БРДМ, БМП и взвода охраны на БТРе, уже под вечер. Охрана бдила во все глаза. Поздно, ребята, раньше надо было бдить. Недавно назначенный командир полка майор Гуляев доложил обо всём, что было ему известно.
        - Странностей тут много, товарищ генерал-полковник. Из допросов уцелевшей девочки известно, что её зовут Анна Пантелеева, ей одиннадцать лет, они все воспитанники школы-интерната, расположенного в семидесяти километрах отсюда, на той стороне фронта. Их не успели эвакуировать, а когда дали команду идти пешком, пришли немцы. С её слов, через несколько дней приехал какой-то человек в чёрном мундире. Его все слушались. Он отобрал несколько детей и по одному с ними беседовал. Она тоже попала в эту группу. Он заставлял смотреть ему в глаза и брал их за голову руками. Ей было очень страшно, и у неё начался приступ. Она страдает эпилепсией. Потом она ничего не смогла вспомнить и пришла в себя уже когда её спутники начали стрелять. О них она сказала, что это были хорошие ребята, пионеры, хорошо учились. Почему они начали стрелять по красным командирам, она не знает. Откуда у неё пистолет, тоже ничего сказать не смогла.
        - М-да. Всё странице и странице. А где находится этот интернат?
        - Вот здесь. - Гуляев ткнул карандашом в карту.
        - Почему их не вывезли до начала боевых действий? Ведь приказ об этом был разослан заблаговременно.
        - Не могу знать, товарищ генерал-полковник! - Гуляев вытянулся передо мной.
        - Ладно, с этим разберёмся. Девочка где?
        - Мы её отправили в дивизию, а там пристроили в полевой госпиталь.
        - Ясно. Дайте провожатого до штаба дивизии. Мы выезжаем немедленно.
        - Может, заночуете, товарищ генерал-полковник. Поздно уже. А утром пораньше выедете.
        - Никак невозможно, майор. Каждая минута на счету.
        До штаба дивизии доехали в кромешной темноте, поставив на уши всех. Доклад начальника особого отдела дивизии мало чем отличался от уже услышанного от майора Гуляева. Девочка находилась в рядом расположенном госпитале под присмотром врачей. Вела себя спокойно, как обычный подросток её возраста. Помогала санитаркам ухаживать за ранеными.
        Переночевав в штабе, утром отправились в госпиталь. Седых, теперь уже майор госбезопасности и мой адъютант, выловил пробегавшую мимо молоденькую медсестричку и поинтересовался у неё, где привезённая девочка.
        - Анютка, что ли? Так она с утра всегда в перевязочной помогает.
        - Она там что, раненых перевязывает? - удивился я.
        - Да нет, что вы, - засмеялась девушка, - она там поёт, и раненым не так больно.
        - В каком смысле поёт? - переспросил Седых
        - Ну как же! Она поёт песни, а раненые говорят, что когда она поёт, им не так больно перевязки делать.
        - Спасибо, девушка, - поблагодарил я, - сходим, послушаем вашу певунью.
        Искать долго не пришлось. Из одной из палаток доносился красивый голос, певший «Прекрасное Далёко». Я жестом остановил Седых и один прошёл в палатку. Внутри было отгорожено ширмами несколько отсеков, и из одного из них доносилась песня. Перед входом в перевязочную сидели и стояли легкораненые бойцы. Увидев меня, они начали было вставать, но я приложил палец к губам и жестом показал им, чтобы не обращали на меня внимания.
        Заглянув за ширму, я увидел довольно симпатичную девочку, одетую в подшитый по её размеру белый халат с белой шапочкой на голове.
        - Здравствуйте! - поздоровался я. - Позвольте ненадолго украсть у вас эту юную особу.
        Девочка испуганно вздрогнула и прекратила петь. В тот же миг сидевший на кушетке раненый громко застонал.
        - Выйдите немедленно, - шикнула на меня делавшая перевязку медсестра. - Вы нам мешаете и отвлекаете Аню. Пой, Анечка, - ласково обратилась она к девочке, - а вы ждите на улице окончания перевязок.
        И только тут я посмотрел на девочку в ментальном зрении. Никакой чёрной паутины в области головы у неё не было, но были едва заметные потемнения. Зато аура сияла просто ослепительным светом, лаская своими лучами перевязываемого бойца.
        Девочка опять замолчала и внимательно посмотрела на меня, словно почувствовав мой ментальный взгляд. Аура слегка изменила цвет на менее яркий, и раненый опять застонал.
        - Да выйдите вы уже наконец, - прикрикнула на меня медсестра.
        Я поспешно вышел из палатки.
        - Вот что, Олег, - обратился я к подошедшему адъютанту, - разыщи-ка мне конфет каких-нибудь или шоколада. И вообще чего-нибудь сладкого к чаю.
        - Сделаем, командир, - удивлённо сказал Седых и умчался в сторону штаба.
        Примерно через полтора часа перевязки закончились, и из палатки вышла Аня в сопровождении выгнавшей меня медсестры. За это время она несколько раз перепела весь репертуар моей сестры.
        Медсестра, увидев, кого она так грубо выгоняла из перевязочной, смутилась.
        - Извините, товарищ генерал.
        Я уже хотел было ответить, что, мол, не стоит извиняться и что она была в своём праве, как вмешалась Аня:
        - Не бойтесь, тётя Катя. Это хороший человек, от него свет чистый идёт.
        - Анечка, ну что ты такое говоришь? Какой ещё свет?
        - Вы не беспокойтесь, - прервал я медсестру Катю, - нам с Аней надо поговорить.
        Мы сидели в выделенной нам в штабе комнате и втроём пили чай. Седых где-то умудрился раздобыть горсть ирисок «Кис-кис» и десяток конфет «Гулливер». Кстати, не дешёвые конфеты и достаточно редкие в эти годы. Аня с удовольствием хрустела вафельками из конфет и запивала сладким чаем.
        - Анют, а ириски почему не берёшь? - спросил Олег.
        - А их с чаем не вкусно. Их так вкуснее защёкать.
        - Аня, расскажи, пожалуйста, ещё раз, что с вами произошло? - попросил я, когда девочка допила чай и доела конфеты.
        Она вздохнула как-то по-взрослому и начала свой рассказ. Их интернат должны были вывезти ещё до начала войны, но машины забрал для своих нужд какой-то начальник. Директор долго куда-то звонил и ругался, но всё было без толку.
        Когда началась война, то в первый же день на один из корпусов упал подбитый немецкий самолёт. К счастью, никто не пострадал, так как корпус использовали в последнее время как склад. Все очень испугались, а директор опять кому-то звонил и требовал машины. Ему их пообещали, но так и не прислали.
        Немцы появились на территории интерната внезапно, когда директор уже распорядился готовиться идти пешком. Они опоздали буквально на пару часов. Директора и нескольких воспитателей-мужчин куда-то увели, и вскоре с той стороны раздались выстрелы. Детей согнали в один корпус.
        Вскоре приехал какой-то важный господин в чёрной форме, и к нему начали водить по одному воспитанников. Он выбрал четверых, в их число вошла и Аня, а остальных отправил обратно. Оставшихся он по одному брал руками за голову и долго, пристально смотрел в глаза. Когда очередь дошла до Ани, то она очень испугалась, и у неё начался приступ. В этот момент в голове у неё, по её словам, словно гром громыхнул, и она упала на пол. Немец что-то пробормотал и ушёл, покачиваясь словно пьяный.
        Что было потом, Аня не помнит. В себя пришла, когда началась стрельба. Испугавшись, забилась в угол за сейф, что её и спасло. Откуда у неё взялся пистолет за поясом, она не помнит. Уже в госпитале раненые заметили, что когда она поёт, то становится легче. Она и стала им петь свои любимые песни.
        - Анют, скажи, ты мне веришь? - спросил я.
        - Конечно, верю, - без какого-либо сомнения ответила она, - от вас свет добрый идёт.
        - А ты от всех свет видишь?
        - Нет, только от некоторых. Вот от него света не вижу, - она показала рукой на сидящего в сторонке Седых, - зато у него дракончик красивый.
        Оп-па! Да она одарённая видящая. Да ещё, похоже, с даром целительства.
        - Скажи, Анют, а у тебя уже здесь приступы были?
        - Не-а. Я вылечилась. Захотела, чтобы их больше никогда не было, и всё прошло. А ещё мне что-то в голове мешало. Я захотела, чтобы это исчезло, и оно исчезло. А ещё я видела у одного военного здесь какую-то чёрную блямбу в голове. Я хотела ему помочь, но он куда-то ушёл.
        - Когда ты это видела? - вскинулся я.
        - Утром, когда шла в перевязочную.
        - А как это военный выглядел? Может, как-то отличался от других?
        - У него на поясе ножик такой длинный, красивый висел.
        - Олег, срочно аккуратно и без шума выясни, кто это такой!
        Мой адъютант выскочил за дверь.
        - Аня, ты сказала, что мне веришь. - Она кивнула. - Ты не будешь против, если я тоже положу свои руки тебе на голову?
        - Не буду. Я знаю, что вы ничего плохого мне не сделаете.
        Я передвинул табурет к ней поближе и, положив ладони на её виски, прикрыл глаза.
        « - Герр Штаубер, зачем вам вообще понадобились эти ублюдки? Вы действительно думаете, что они будут послушны вашей воле?
        - Вы напрасно сомневаетесь, господин майор. Эти, как вы выразились, ублюдки - лишь первые ласточки, первые вестники нашей будущей победы. Представьте, что будет, когда мы заполоним тылы русских тысячами детей и подростков, каждый из которых является нашим послушным оружием? Не вызывающие никаких подозрений, они проникнут повсюду и в назначенный час нанесут удар. Нашему доблестному вермахту останется лишь загнать неуправляемые толпы этих русских унтерменшей в лагеря и утилизировать. В ведомстве рейхсфюрера Гиммлера этому эксперименту уделяется особое внимание, и задача Абвера - оказать нам полное содействие.
        - За нас не беспокойтесь. Абвер никогда не подводил, не подведём мы и сейчас. Однако ваш спутник смог обработать лишь этих четверых и слёг. А вы говорите о тысячах. Или у вас есть ещё сотня-другая таких специалистов?
        - Такие специалисты на вес даже не золота, а бриллиантов, и сколько их имеется на самом деле, не знает никто, кроме высших чинов. Из «Аненербе» меня заверили, что через пару недель он встанет на ноги и будет в полном порядке. Эти неполноценные расы - чрезвычайно сложный материал для работы.
        - Ну, будем надеяться, что он поправится. А ваших подопечных завтра же доставим к линии фронта и поможем попасть к русским».
        Я убрал руки с головы Ани и, встав с табурета, прошёлся взад-вперёд. Значит «Аненербе» тоже, как и иллюминаты, имеет возможность создавать марионеток. Или, может, само «Аненербе» было своего рода дочерней фирмой иллюминатов по производству марионеток на территории Германии? Вопросов больше, чем ответов. И на большинство из них найти ответ можно лишь там, за линией фронта. А послать туда кроме самого себя мне некого. Никто кроме меня не сможет противостоять марионеткам ордена. Придётся связываться со Сталиным и отпрашиваться в рейд.
        - Командир, я нашёл его, - в комнату ворвался Седых, - это командир роты связи старший лейтенант Шаповалов. Носит на поясе кортик.
        - Пойдём, побеседуем с этим лихим комроты. Анюта, ты пойдёшь с нами.
        Искомый нами человек нашёлся в курилке за штабом. Он весело смеялся чьей-то шутке и время от времени поглядывал по сторонам. В области головы у него было отчётливо видно знакомую уже чёрную паутину. Правда, была она значительно тоньше, чем те, что ставил ликвидированный мной брат Юлиус.
        - Товарищ старший лейтенант, подойдите, пожалуйста, - окликнул я его.
        - Товарищ генерал-полковник, старший лейтенант Шаповалов по вашему приказанию прибыл, - отчеканил он, чётко бросив руку к козырьку фуражки.
        - Пройдёмте со мной, старший лейтенант. У меня есть к вам пара вопросов. - Не хотелось бы светить перед таким количеством свидетелей свои способности.
        - Но, товарищ генерал-полковник, мне приказано ждать вызова к начальнику штаба.
        - Ничего, с начштаба я договорюсь.
        Я поворачиваюсь к нему спиной и делаю пару шагов. Сзади раздаётся хэканье и глухой удар. Обернувшись, я увидел лежащего на земле скрюченного старшего лейтенанта и стоящего над ним и потирающего кулак Седых.
        - К ножу руку потянул, сука, - сплюнул Олег.
        Дальше произошло то, что заставило меня замереть в изумлении. Аня подошла к лежащему на земле и, присев рядом с ним, положила свои ладони ему на виски. Голову окутало ослепительное сияние, и когда оно немного потускнело, в ментальном зрении хорошо стало видно, как начала медленно истаивать чёрная паутина.
        Старший лейтенант вдруг забился в конвульсиях, его аура тревожно замерцала. Анюта едва успела отскочить в сторону. Кто-то закричал:
        - У него приступ! Доктора быстрее позовите!
        Но услуги доктора не понадобились. Мужчина вытянулся и, расслабленно обмякнув, ровно задышал. Через минуту он открыл глаза и ничего не понимающим взглядом огляделся вокруг.
        - Где это я? Что со мной было?
        - Вы помните кто вы и что с вами произошло? - спросил я.
        - Да. Я Шаповалов Арсений Сергеевич. Командир роты связи. Вы приказали идти следом за вами, я пошёл, а потом… - Старший лейтенант, застонав, схватился за голову и, до скрежета стиснув зубы, застонал: - Голова-а-а-а-а!!!
        Аня опять подошла к нему и ладошкой погладила по голове.
        - Сейчас пройдёт.
        Шаповалов отпустил голову и благодарно кивнул девочке.
        - Вы можете встать, старший лейтенант?
        Он тяжело поднялся и встал, чуть покачиваясь.
        - Олег, помоги ему дойти. Идёмте, товарищ Шаповалов, нам теперь действительно надо поговорить.
        Сканирование памяти рассказало о многом. Инженер радиозавода Шаповалов в 1934 году был с группой товарищей отправлен в командировку в Германию для изучения достижений в области радиотехники. Там он отстал от группы и попал в лапы спецов из «Аненер-бе». Его быстро обработали и сделали марионеткой. Ему в сознание была внедрена программа на убийство высокопоставленных служащих и руководителей советского государства. Моё фото на трибуне Мавзолея он видел, и когда увидел меня вживую, сработала закладка. К сожалению, лица того, кто внедрял ему эту самую закладку, он не видел.
        - Так, - я побарабанил пальцами по столу. - Олег, найди начальника особого отдела. Пусть выделит пару надёжных человек для сопровождения товарища Шаповалова в Москву в Институт экспериментальной медицины. Сопроводительное письмо туда я напишу. Не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, - остановил я уже готового возразить Шаповалова, - это необходимо для более полного вашего обследования. У них хорошее оборудование и прекрасные специалисты, а с вашим провалом в памяти надо разобраться. Думаю, что задержитесь вы там ненадолго.
        Да, Олег, особо подчеркни, что сопроводить - это не отконвоировать. Дополнительно пусть выделят ещё одну сотрудницу-женщину для Ани. Её нужно отвезти ко мне домой. Жене тоже напишу письмо. Теперь с тобой, Анютка… - обратился я к сидящей тихо, как мышка в углу, девочке. - Ты знаешь, кто исполняет песни, которые ты пела?
        - Конечно, знаю, - удивлённо ответила она, - это Настя Головина. Я смотрела все-все её киноконцерты, которые показывали у нас в клубе, и слушала все-все её пластинки. Больше всего мне понравился фильм про новогоднюю ёлку в Кремле. Он был цветной, и там всё так красиво.
        - А хочешь познакомиться с Настей?
        - Конечно, хочу. А как?
        - Настя - моя родная сестра, и я хочу, чтобы ты погостила у нас дома некоторое время, если ты не против.
        - Ух ты! Я правда увижусь с Настей? - Девочка аж подпрыгнула от восторга.
        - Конечно, увидишься. Думаю, что вы с ней подружитесь. Но ты должна пообещать мне, что никому не скажешь о своих необычных способностях.
        - Я обещаю. Никому-никому не скажу.
        Шаповалова временно разместили в отдельном помещении, а Аню отправили в госпиталь попрощаться с медсёстрами и врачами под присмотром довольно миловидной сержанта госбезопасности, которой поручили заботиться о девочке.
        Сам я отправился в комнату ЗАС[36 - ЗАС - засекречивающая аппаратура связи.] и связался по ВЧ-связи[37 - ВЧ-связь - закрытая система телефонной связи, использующая высокие частоты (ВЧ).] со Сталиным.
        Разговор был очень тяжёлым. Сталин ни в какую не хотел отпускать меня в рейд за линию фронта. Убедить его удалось с огромным трудом.
        - Товарищ Сталин, есть два решения вопроса. Первый - это дать мне возможность разобраться на месте с этим интернатом и, по возможности, захватить либо уничтожить представителя «Аненербе». И второй - нанести массированный бомбовый удар и сжечь там всё и всех. Вы готовы отдать приказ авиации бомбить наших советских детей? У нас осталось слишком мало времени. Возможно, их специалист по зомбированию уже очухался и сейчас обрабатывает очередную партию детей.
        Сталин надолго замолчал. Через некоторое время он сказал глухим голосом:
        - Один ты туда не полезешь.
        - Я не самоубийца, товарищ Сталин. Подберу здесь людей и сегодня ночью организуем заброску.
        - Людей тебе пришлём. Думаю, что к вечеру они будут уже у тебя. Сам не рискуй понапрасну и в самое пекло не лезь. Это приказ, товарищ генерал-полковник. Вернись живым.
        - Есть вернуться живым!
        Сталин, не прощаясь, положил трубку.
        Обещанные люди прибыли, когда начало смеркаться. На поле возле штаба дивизии сели два вертолёта Як-40В и звено из пяти ударных Ми-28. Из яковлевских вертушек высыпали бойцы в камуфляже, и один из них побежал в нашу сторону. Ба, знакомые всё лица. Дядя Вася собственной персоной. Я облапал не успевшего что-либо сказать Маргелова.
        - Ну, здравствуй, Василий Филиппович! Рад тебя снова видеть. Не удивляйтесь, полковник, - обернулся я к стоящему рядом командиру дивизии, - мы с товарищем Маргеловым с самой финской не виделись.
        Полковник понимающе с улыбкой кивнул.
        - Товарищ генерал-полковник, - отрапортовал будущий, надеюсь, командующий ВДВ, - майор Маргелов с батальоном специального назначения прибыл в ваше распоряжение.
        Высадка и последующий штурм интерната прошли успешно. С воздуха нас прикрыли помимо звена «Ночных охотников» ещё и полк лёгких штурмовиков Та-3, нанёсший удары по близлежащим немецким частям. Ночные истребители барражировали в высоте на случай появления вражеской авиации.
        Всё прошло почти идеально. Детей смогли эвакуировать. К счастью, больше никто из них не подвергался зомбированию. Большим минусом было то, что представителя «Аненербе» в интернате не оказалось: за несколько часов до нашего появления он выехал в Варшаву для дальнейшего восстановления. Видимо, сильно его Анютка приложила.
        Нас подловили на возвращении. В последний «летающий вагон» мы битком загрузили оставшихся детей, а сами заняли оборону в ожидании следующего борта. Места в этом для нас уже не было. За нами должен был прилететь транспортный Ми-4. Он и прилетел. Не успели мы отлететь от интерната подальше, как по борту вертолёта защёлкали пули. Откуда-то сверху явственно потянуло гарью. Вертушка резко пошла вниз.
        Приземление мягким назвать было никак нельзя. Едва мы успели выскочить из горящего вертолёта, как раздался взрыв. Меня подхватило взрывной волной и швырнуло на ближайшее дерево. Последнее, что я запомнил, перед тем как потерять сознание, был сильный удар в лицо.
        Сознание включалось постепенно. Первым заработал слух, и услышанное мне не понравилось. Говорили по-немецки.
        - Господин обер-лейтенант, здесь ещё один выживший русский, но он в таком виде, что долго не протянет. Может, пристрелим его, чтобы не таскать на себе эту грязную русскую свинью?
        - Отставить, ефрейтор. Гауптман приказал тащить всех, кто уцелел. Так что возьмите помощников и несите этого русского к машине.
        Меня подхватили, как мешок, и куда-то понесли. Тело я совсем не чувствовал. Но хуже всего было то, что я не ощущал вообще ничего в ментальном зрении. Я и саму ментальную энергию не ощущал. Как будто её вообще не было. Пустота. Где-то внутри меня зародилась паника. Зародилась и сразу пропала, сменившись дикой болью во всём теле.
        Меня зашвырнули, видимо, в кузов автомобиля. От удара всё тело пронзило, будто бы раскалённой иглой. Я едва не потерял сознание. Правая сторона, по ощущениям, была вся повреждена. Рука, нога, рёбра. Болело всё. И всё это при том, что глаз я не чувствовал. Есть ли они у меня вообще? Холодная волна прокатилась по телу. А что, если я лишился глаз? Кому я такой нужен, слепой и без своих сверхспособностей? Уж лучше смерть.
        Как ни странно, но от этой холодной волны боль утихла. Мотор завёлся, в кузов запрыгнули несколько человек, и машина тронулась с места.
        Ехали недолго. Протащили куда-то по ступеням вниз, лязгнул засов, и меня зашвырнули внутрь какого-то помещения. Не упал на пол я лишь потому, что меня подхватили чьи-то руки и бережно уложили на пол.
        - Ты откуда, браток? - раздался шёпот.
        Я попытался ответить, но не смог разлепить губы.
        - Ты погодь. Сейчас лицо протру. Ты весь в кровище.
        Лица коснулась мокрая холодная тряпка. Это принесло некоторое облегчение. До этого чувствовал на лице лишь жжение и зуд.
        - Вот, так-то лучше.
        - Спасибо, - прохрипел я. - Что у меня с глазами?
        - А хрен его знает, что у тебя с глазами. Не видно глаз, заплыло всё. Сейчас холодный компресс сделаю, может, гематома и сойдёт.
        - Врач?
        - Фельдшер. Перед самой войной мобилизовали на сборы. А до того в посёлке фельдшером работал. Ты как догадался?
        - Словечки характерные.
        - Ну вот, - на глаза легла холодная мокрая материя, - теперь полегче будет. Сам-то откуда будешь?
        - Оттуда. Десантник я, - характерный камуфлированный комбинезон, хоть и без знаков различия, всё равно не скроешь. - Детей мы вывозили. А вообще где мы?
        - Так это, значит, ваша работа? Молодцы. Слышал, как фрицы об этом меж собой говорили. Я по-ихнему понимаю хорошо. У нас в посёлке немцев много жило, от них и научился. Я под Саратовом жил. А где мы, не скажу. Сам не знаю. Нас троих сюда из лагеря пару часов назад привезли. Ещё и отбирали тех, кто покрепче.
        - Троих? А остальные где?
        - Все здесь. Сидят слушают. Тихо! - шикнул фельдшер. - Вроде опять идут.
        Опять лязгнул засов и в дверь забросили ещё одного постояльца.
        - Сучары! - донёсся до боли знакомый голос.
        - Во, ещё один десантник, - удивлённо вполголоса сказал фельдшер.
        - Ещё один? - спросил новенький голосом Василия Маргелова. - А кто ещё?
        - Василий? Живой? Это я, Виктор.
        - Виктор? - вопросительно произнёс Маргелов и тут же бросился ко мне. - Това…
        Я наощупь схватил его за комбинезон и притянул к себе.
        - Без званий, - прошипел ему на ухо.
        - Угу, понял. - Я прямо явственно увидел, как он кивнул. - Я ж думал, все погибли.
        - Меня взрывом отбросило и вырубило, а немцы нашли и сюда приволокли. Не знаешь, где мы?
        - Да там же, откуда и улетали. В интернате мы.
        - Хреново.
        Я задумался. Похоже, немцы решили использовать нас как подопытных кроликов. Об этом говорит и тот факт, что из лагеря привезли троих крепких пленных. Теперь дождутся возвращения специалиста по зомбированию и примутся за нас всерьёз. Остаётся надежда на то, что удастся сбежать. Без своих способностей и с неработающей правой половиной тела я ему противостоять не смогу.
        Так, обдумывая наше незавидное положение, я неудачно пошевелился. Тело пронзила острая боль. Я застонал. Ко мне тут же бросились Василий и фельдшер. Кстати, надо узнать его имя. Да и с другими двумя познакомиться.
        - Тихо, тихо. Где болит?
        - Вся правая сторона. Похоже, руку сломал и рёбра. И ногу не чувствую.
        - Ты полежи, а я посмотрю. Где сильно заболит, скажешь.
        Руки начали ощупывать мою правую сторону тела. Прикосновения я чувствовал, как сквозь вату. Боли не было. Вернее, она была, но тупая и ставшая уже привычной. Но стоило коснуться плеча, как меня словно молнией шарахнуло. Я аж дугой выгнулся. Компресс слетел с глаз и брызнули слёзы.
        - Кхм! На самом деле не так всё и страшно. На ощупь переломов вроде нет. Ты просто отшиб всю правую сторону. Рука тоже не сломана. Вывихнул ты её из плеча. Надо вправлять, так что терпи.
        С этими словами саратовский вивисектор с силой дёрнул мою руку, одновременно её слегка подкручивая. В глазах вспыхнули звёзды, и я провалился в забытьё.
        Без сознания я пробыл недолго. Придя в себя, услышал, как Василий Маргелов вполголоса переругивается с фельдшером.
        - Василий, оставь этого садиста в покое. Живой я.
        Маргелов тут же бросился ко мне.
        - Виктор, ты как?
        - Не дождётесь!
        Рука, как ни странно, почти не болела, и пальцы на ней шевелились.
        Так прошло десять дней. Нас с Маргеловым пару раз выводили на допрос. Немцев интересовало, кто отдал приказ о штурме интерната и откуда о нём стало известно. Мы, заранее договорившись, в один голос утверждали, что операцией командовали люди из КГБ, а нас в подробности не посвящали. Мне дали пару раз по морде, добавив колера на мою и без того разукрашенную физиономию. Как я понял из разговора немцев между собой, особо бить нас запретили. Мы были нужны относительно целыми.
        С собратьями по несчастью тоже познакомились. Фельдшера звали Андреем Ивлиевым, ну и ещё двое пехотинцев, Фёдор Афанасьев и Павел Косец. Андрей попал в плен, когда немецкие танки неожиданно появились в расположении их медсанбата. Всех раненых, кто не мог ходить и кого не успели вывезти, перекололи штыками, а остальных согнали в колонну и погнали в тыл. Тех, кто падал и не мог идти, тут же либо пристреливали, либо закалывали штыком. Фёдор с Павлом остались с заслоном прикрывать отход батальона. Немцев задержали, но их накрыли миномётным огнём, и обоих контузило. Пришедшие немцы также собрали уцелевших и отправили в лагерь. Я представился им как Виктор Гольцов, а Маргелов - как Василий Марков.
        Как-то зашёл разговор об их жизни в лагере, где я услышал упоминание о полицаях. Оказывается, и такие появились уже. Мы хоть перед войной и постарались вывезти максимум населения из районов возможных боевых действий, но всех просто физически не смогли. Кроме того, многие убегали и прятались от представителей советской власти в лесах. Кто по неведению, а кто и сознательно, собираясь потом поживиться в оставленных домах. Вот из таких немцы и начали формировать вспомогательную полицию. Приезжали вербовщики и в лагерь. Обещали свободу, деньги, землю после победы Германии.
        - И что, кто-то согласился? - спросил Василий.
        - Со всего лагеря человек семь подлюк набралось, обиженных на советскую власть, - эмоционально ответил Андрей.
        - А остальные?
        - А что остальные? Остальные от советской власти ничего плохого не видели, только хорошее. Был один момент, когда силком погнали всех в колхозы, так потом исправились. Теперь в колхозы люди сами стремятся. А кто не хочет, так тем - пожалуйста, создавай сельхозартель и работай сам. А тебе и льготы, и кредит на технику, семена, удобрения. У меня брательник семейную артель открыл. Землю взял, пару мотоблоков, трактор перед самой войной собирался в кредит брать. Так ему почёт и уважение. У него и бычки, и птица лучшие в районе. За что же на советскую власть обижаться?
        - У нас в Белоруссии то же самое, - вступил в разговор Павел Косец. - Поначалу много народа раскулачили да в Сибирь отправили, а потом стали письма приходить от тех, кого увезли. Их почти всех освободили, оставили лишь мироедов, кто людской труд эксплуатировал, да ещё и подъёмные выдали, чтобы устроились на новом месте. А ещё, писали, от налога освободили на несколько лет и мотоблоки за счёт государства выдали. Так у нас кое-кто сам захотел переехать. А им и с переездом помогли, и на месте устроили, и землю дали. Я сам на целину собирался, да война началась.
        На десятый день в наш подвал вошли четверо эсэсовцев и с ними офицер. Он, брезгливо морщась, обвёл нас взглядом и ткнул пальцем в меня.
        - Этого.
        Меня вывели в коридор, скрутили руки за спиной и повели наверх.
        - Вот, профессор, вам материал для обработки. Это один из тех, кто похитил и вывез всех наших подопытных. Вы как себя чувствуете? Восстановились после прошлого раза?
        - Благодарю, герр Штаубер, я полностью восстановился. Поездка пошла мне на пользу. Вы не можете представить себе, какой заряд сил даёт таким, как я, посещение «зала Грааля» в замке Вевельсбург[38 - В замке Вевельсбурга Гиммлер намеревался устроить центр германской национал-социалистической «новой религии», которая создавалась идеологами СС как соединение язычества древних германцев, «истинного», ещё «не отравленного евреями» христианства и оккультизма прошлого века. «Зал Грааля» замка находился под огромным куполом, он имел 48 окон и предназначался для религиозных медитаций рейхсфюрера и людей, приближённых к власти.]. Я будто бы заново родился.
        - Я рад за вас, профессор. Надеюсь, всё у вас получится успешно. Мы слишком отстали от графика, и из Берлина уже выразили недовольство.
        - Я уверен, что всё будет идеально. Можете так и доложить вашим кураторам. А теперь подготовьте подопытного и, пожалуй, начнём. Не будем терять времени.
        Меня буквально распяли на чём-то, похожем на крест, крепко притянув специальными скобами руки и ноги, при этом наплевав на то, что правая рука у меня находилась на перевязи и была плотно примотана к телу. Плечо вновь пронзила острая боль, от которой я заскрипел зубами.
        - О, фам польно? Через цвай минут вы сабывать о боль. Вы сабывать о всех проплем.
        - Да пошёл ты, сука! - Я попытался повернуть голову, чтобы плюнуть в этого профессора, но голова тоже была плотно зафиксирована. Самым хреновым было то, что мои ментальные способности не восстановились. Многочасовые медитации так и не помогли. Ментальной энергии во мне не было абсолютно.
        - Не нато много эмоций. Нато спокой.
        Немец зашёл сзади и положил ладони мне на голову. Пару секунд ничего не происходило, а затем я почувствовал, как чёрное холодное мерзкое щупальце вползает в мой сознание, и я никак не могу этому противостоять. Меня охватила паника, и я заорал. Заорал от бессилия. Если из меня сделают марионетку, то немцы смогут получить всю ту информацию, которую я принёс с собой из другого мира.
        В попытке сделать хоть что-то, я собрал всю свою волю. Где-то в глубине сознания зажглась крохотная звёздочка. Уже погружаясь в пустоту безвременья, я направил её навстречу тьме, заполняющей мою сущность.
        Я уже не увидел, как упал, содрогаясь в конвульсиях, немецкий профессор из «Аненербе». Я не чувствовал, как меня волоком тащили обратно в подвал, и моя голова билась о ступени. Я не видел и не слышал, как спустя ещё два дня наверху началась ожесточённая перестрелка. Я не видел Олега Седых, ворвавшегося с автоматом в руках в нашу камеру. Я ничего этого уже не видел и не слышал. Тьма окружала меня. Тьма и пустота.
        Глава 24
        Как же хорошо здесь, в этой пустоте. Ни тебе проблем, ни тебе забот. Ни боли, ни чувств. Ничего. Лишь ты и пустота. Где-то, когда-то, невообразимо давно нечто подобное я уже ощущал. А что же было потом? Что-то важное. Что-то… А, впрочем, не важно. Здесь есть лишь пустота и покой. Но почему же мне так хочется что-то вспомнить? Или кого-то?
        Вдруг из глубин памяти всплыло лицо. Но чьё? Всё как-то туманно, не чётко. Понятно, что лицо женское, но вот чьё оно? Чувствую, что оно мне родное. Да давай уже, вспоминай!
        Очертания женского лица стали резче.
        - Ну что, Витя, вспомнил?
        - Марина? Но ты же…
        - Умерла? Ну и что? Это не даёт тебе права тоже умереть. Давай, заканчивай здесь зависать и отправляйся назад. Тебя Ольга с Настей заждались. Твоё время ещё не пришло.
        - Ольга? Настя?
        Меня подхватил невидимый поток и куда-то стремительно понёс. Сколько этот полёт в никуда продолжался, сказать не могу, но внезапно раздался хлопок, и я оказался окружён ослепительным светом. Свет был повсюду. Свет был во мне, и я сам был светом. Интересное ощущение, я вам скажу.
        Постепенно, где-то на грани слышимости, я начал различать какое-то монотонное бубнение. Оно становилось всё громче, и вот уже можно было различить отдельные голоса. Я вдруг почувствовал, что начал куда-то стремительно падать.
        Накатила паника, и я невольно открыл глаза. Больно резануло светом. Звуки мгновенно стихли, и до боли знакомый голос произнёс:
        - С возвращением, Великий Дракон. Ты вновь победил смерть.
        Но не это было главным. Главное было то, что я видел (!) ауры окружающих. Мои силы вернулись ко мне.
        …Сидя за столом вместе с Ольгой, Настей, Анюткой, Шэн-ли и Олегом Седых, я слушал рассказ о произошедших событиях.
        Седых, которого я, несмотря на его яростные возражения, в приказном порядке отправил предпоследним рейсом проследить за размещением эвакуированных детей, узнав, что отправленный за мной вертолёт не вернулся, сразу развил бурную деятельность. В первую очередь сообщил о произошедшем в Москву. Выслушав в свой адрес немало нелицеприятных и матерных эпитетов, он через командира дивизии организовал авиаразведку по маршруту полёта. К тому времени немцы подтянули в район авиацию и зенитки. Несколько самолётов-разведчиков было сбито.
        Информация о месте крушения нашего вертолёта пришла из штурмового авиаполка. Один из штурмовиков во время нанесения удара по позициям немецких зенитчиков был повреждён и уходил на восток на бреющем полёте. Вот его экипаж и заметил обломки вертолёта, о чём доложил по прилёте в полк. Так как информация была не первостепенной, то её внесли в журнал и забыли. Мало ли какие обломки валяются. И лишь когда начался активный поиск пропавшего вертолёта, кто-то вспомнил об этом и сообщил наверх.
        В район обнаружения обломков срочно отправили разведгруппу. Удалось взять языка, и от него узнали, что всех уцелевших увезли в интернат. Эта информация была доложена в Москву.
        На следующий день был отдан приказ о проведении наступательной операции на данном участке фронта. В операции были задействованы ударные части. Передовую линию немецкой обороны прошли, как горячий нож сквозь масло. За сутки, сметая с пути встреченные немецкие войска, стремительным ударом захватили интернат. Мою бессознательную тушку извлекли из подвала и самолётом отправили в Москву.
        В Центральном госпитале, куда сразу же примчались мои девчонки, прихватив с собой Анютку, врачи пытались привести меня в чувство, но безрезультатно. Я фактически умирал. Сердце почти не билось. Ольгу с Настей и пустили-то ко мне, чтобы они могли попрощаться.
        Спасла меня Анютка. Она, подойдя ко мне, сразу сказала:
        - Он живой, но у него нет сил.
        С этими словами она положила свои ладошки мне на грудь и закрыла глаза. Так она стояла минут пять, а затем начала медленно оседать на пол. Её подхватил Седых и уложил на соседнюю койку. Девочка открыла глаза.
        - Слишком много своих сил отдала и устала. Можно, я посплю?
        Но её уже никто не слышал. В этот самый момент я сделал глубокий вдох. Присутствовавший при всём при этом врач бросился ко мне.
        - Так. Пульс участился, дыхание нормализовалось. Но этого просто не может быть.
        - Витю надо срочно в Новый Афон к Шэн-ли. Он уже однажды в Чите давал брату свои силы.
        В Новом Афоне мной занялись сразу десять одарённых монахов. Они делились со мной своей энергией Ци, которую я впитывал как губка в огромном количестве.
        - Трое монахов не смогли контролировать свои потоки Ци и отдали всю свою энергию. Все трое умерли, - печально произнёс Шэн-ли.
        - Где их похоронили? Я хочу посетить их могилы, - прохрипел я. Комок в горле мешал говорить.
        Много позднее на их могиле я за свой счёт установил памятник из белого нефрита, изображавший с фотографической точностью трёх монахов, отдавших за меня жизни, в полный рост, стоящих лицом к лицу и держащих на ладонях красного нефритового дракона.
        Сталин не орал. Он совершенно спокойным голосом, с чуть заметным акцентом, буквально снимал с меня стружку. В конце он произнёс:
        - Ви, товарищ Головин, слишком сильно поверили в свою всесильность. Это неправильно. На любую силу найдётся ещё большая сила. Если бы не действия вашего помощника товарища Седых, то нам пришлось бы разбомбить там всё сверхмощными бомбами и залить всё напалмом, чтобы вы не достались врагу. Вы осознаёте, какую опасность может представлять ваше попадание в плен к немцам? Надеюсь, что осознаёте, товарищ генерал-полковник. В общем всё, Виктор, на фронт ты больше не поедешь. Занимайся делами тут, в Москве. И передай Селивёрстовым, что их заявление об усыновлении Анны Пантелеевой рассмотрено, и принято положительное решение.
        М-да, всесильность. Встреча с «кудесником» из «Аненербе» не прошла даром. Я утратил способность накладывать на сознание других людей «чёрную паутину», упрочнять силой вещи (да и раньше самое массивное, что смог упрочнить, был хрустальный земной шар, в который на выставке в Париже попала пуля) и вводить кого-либо в состояние оцепенения. Всё остальное осталось при мне, но при применении требовало очень много сил.
        Тем же вечером состоялся разговор с дядькой Андреем и тёткой Дарьей.
        - Вы твёрдо решили с Анюткой?
        - Конечно, твёрдо, Виктор. - Тётка Дарья вздохнула. - Раз уж Господь своих детей не дал, так пусть Анечка будет дочкой. Тем более дар у неё есть. Вот и ученицей моей станет. Всё, что знаю, ей передам.
        - Ну, в этом и я приму участие, - улыбнулся я. - А вообще я рад, что всё так получилось.
        Тем временем события в мире шли своим чередом. 25 августа части Красной Армии вошли на территорию Ирана. Началась совместная с англичанами Иранская операция. Тут всё прошло аналогично событиям моего мира. Единственным отличием было то, что Мохаммеду Реза Пехлеви, провозглашённому в сентябре 1941 года после отречения отца шахиншахом Ирана, был показан цветной фильм о параде ударных частей на Красной площади. Это произвело на молодого (моложе меня нынешнего) главу Персидского государства неизгладимое впечатление. На самолёты молодой шах смотрел с искренним восхищением. Узнав об этом, Сталин распорядился отправить ему в подарок истребитель Як-1 специальной сборки с нанесёнными на плоскости опознавательными знаками иранских ВВС и гербом династии Пехлеви на фюзеляже. Шах оценил этот жест, и с Советским Союзом был подписан, помимо союзного, договор о дружбе, добрососедстве и взаимопомощи.
        Кроме того, в секретной, закрытой части договора была прописана гарантия со стороны СССР по защите династии, суверенитета и территориальной целостности Ирана. Для обеспечения этого Советскому Союзу разрешалось разместить на территории Ирана военные базы в любом удобном для этого месте. Секретная часть соглашения подлежала обнародованию после окончания боевых действий в Европе.
        В Тегеране началось строительство бетонной взлётно-посадочной полосы длиной 3 км, способной принимать наши стратегические бомбардировщики.
        14 октября Красная Армия начала контрнаступление по всей линии фронта. После массированного артиллерийского и бомбоштурмового удара сосредоточенные в тылу укрепрайонов ударные танковые и моторизированные армии пошли в атаку. На отдельных участках наступление тут же остановилось. Возникли проблемы с преодолением превращённой в лунную поверхность первой линии немецкой обороны. В дело вступили ИМР[39 - ИМР - инженерная машина разграждения.], расчистившие проходы для техники.
        С первых же часов наступления инициатива полностью была в руках советского командования. Немцам был продемонстрирован «Блицкриг» в исполнении Красной Армии. Сопротивлялись немцы упорно. Сказывался огромный боевой опыт. Мы противопоставили их опыту свою новейшую технику, которой было, к сожалению, ещё не так много, как хотелось бы. Тем не менее, глубокие прорывы танковых и моторизированных клиньев в Белоруссии позволили расчленить и практически полностью уничтожить группу армий «Центр». В плен сдались свыше 120 тысяч немецких солдат и офицеров, включая командующего генерал-фельдмаршала Федора фон Бока, генерал-полковника Гейнца Гудериана, командира 2-й танковой группы и командующего 4-й полевой армией Гюнтера фон Клюге. Почти в полном составе это были те, кто не попал под удары советской артиллерии и РСЗО и не помер от жесточайшей дизентерии. В плен попал 638-й полк, укомплектованный французскими добровольцами, возжелавшими повторить поход войск Наполеона на Москву. Этих разместили в лагерях отдельно от немцев. Эсэсовцев в плен не брали.
        В самый разгар сражения, 7 ноября 1941 года, на Красной площади состоялся военный парад. В тот же день в газетах было опубликовано постановление ГКО о присвоении старшему лейтенанту В. И. Сталину звания Героя Советского Союза с вручением медали Золотая Звезда и ордена Ленина за первый в мире воздушный таран реактивным истребителем.
        Неделей ранее немцы предприняли попытку прорваться большой массой бомбардировщиков к Москве. Как потом стало известно, приказ пришёл непосредственно от Гитлера. Командующий 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал А. Кессельринг был категорически против этой авантюры и попытался привести свои аргументы в телефонном разговоре с фюрером, за что был немедленно снят с должности и отозван в Берлин. Это в конечном итоге спасло его.
        На перехват немецкой воздушной армады было поднято всё, что могло летать и стрелять. Завязалось ожесточённое 3-дневное воздушное сражение. Всё небо было исчёркано дымными следами от падающих самолётов. Как с крестами на крыльях, так и со звёздами. Одной группе бомбардировщиков, состоящей из 5 высотных Ю-86, на высоте 14 км удалось подойти вплотную к столице. Да что там удалось, их откровенно прошляпили. На перехват была поднята пара перехватчиков Ла-3 (копия МиГ-17), всё, что в тот момент было готово к взлёту. Ведущим пары был старший лейтенант Василий Сталин.
        С первого же захода им удалось сбить два бомбардировщика, когда ведомый резко пошёл на снижение. Отказ двигателя. Василий остался один на один с тремя противниками. Ещё два захода - и обломки двух немецких самолётов ушли на встречу с земной твердью. Оставшийся немец шёл, не меняя курса и высоты, решив во что бы то ни стало выполнить свою задачу. Как удалось установить впоследствии, он нёс четыре 250-килограммовые бомбы, начинённые зарином.
        Новый заход, цель в перекрестие прицела - и молчание пушек. В боевой обстановке оружие отказало на такой высоте. Мгновение на принятие решения, Василий делает вираж и бьёт плоскостью своего истребителя по крылу бомбардировщика. Оба самолёта падают вниз. Василий от удара потерял сознание и пришёл в себя уже у самой земли. Каким чудом ему удалось катапультироваться, он так и не смог вспомнить. Немецкий бомбардировщик упал в болото, благодаря чему бомбы не сдетонировали и были подняты на поверхность. Позднее они были представлены иностранным и советским журналистам и дипломатам как доказательство подготовки Германии к ведению химической войны.
        Против награждения Василия высшей советской наградой неожиданно выступил Сталин-старший. Он предложил ограничиться орденом Красного Знамени.
        - Нэ надо награждать сына товарища Сталина, - сказал он.
        - А сына товарища Сталина никто награждать и не собирается, - возразил Молотов. - Награждать будем лётчика-истребителя старшего лейтенанта Василия Сталина, совершившего подвиг.
        Пришлось на заседании ГКО поднимать вопрос о присвоении звания Героя Советского Союза Василию Сталину на голосование. Решение было принято единогласно с одним воздержавшимся (Сталин).
        Иосифу Виссарионовичу пришлось подчиниться, и он недовольно буркнул мне:
        - Вот сам и будешь награждать.
        Награду Василию я вручал перед трибуной Мавзолея 7 ноября до начала парада. Мы с ним тепло поздравили друг друга. Я его - с высокой наградой, а он меня - с 24-летием. Вечером дома отметили эти два события.
        На нашем семейном празднике присутствовал один высокий, во всех смыслах, гость. Генерал Де Голль по приглашению советского правительства прилетел с визитом в Москву из Африки и присутствовал на трибуне Мавзолея во время торжественного прохождения войск.
        Естественно, он не мог упустить возможность лично встретиться с той, чей голос стал символом французского Сопротивления. От имени «Свободной Франции» Насте был вручен Орден Освобождения за вклад в движение Сопротивления. Мне Де Голль подарил старинную шпагу. Видимо, кто-то сообщил ему о моей любви к холодному оружию.
        Лидера французского Сопротивления поразило, что мы живём по соседству со Сталиным, который также присутствовал на празднике, что я являюсь генерал-полковником и одним из заместителей руководителя советского государства. И это несмотря на мою молодость. Да и знал он меня лишь как автора и исполнителя популярных песен. А ещё его поразила непринуждённая обстановка в нашем доме, когда все общаются друг с другом абсолютно свободно, невзирая на чины и звания.
        Отдав должное угощению, мы втроём, я, Сталин и Де Голль, переместились в мой кабинет, где состоялась неформальная беседа. Я выступал в качестве переводчика и участника этой беседы. Де Голль высказал пожелание, чтобы в составе Красной Армии с немцами сражались французские подразделения. Мы предложили отправить к нам добровольцев из числа лётчиков, танкистов и пехотинцев для формирования авиационного полка, танкового полка и полка мотопехоты. Подготовку, оснащение и обеспечение французских добровольцев Советский Союз брал на себя.
        В ходе беседы Де Голль рассказал о всё более сильных противоречиях в общении с союзниками, англичанами и американцами. Они всё чаще идут на контакт с представителями вишистского правительства, игнорируя «Свободную Францию». Сталин заверил его, что СССР считает лишь Де Голля легитимным лидером Французской республики и будет поддерживать контакты исключительно с ним. Также был поднят вопрос относительно попавших к нам в плен французов из 638-го полка. На это Де Голль сказал, что мы можем считать их не военнопленными, а вооружёнными бандитами, и поступать с ними согласно советским законам, что лучше им искупить свою вину у нас, чем попасть в руки французского правосудия. На родине им всем грозит либо каторга, либо гильотина как изменникам. Это заявление французского лидера было впоследствии распространено среди попавших в плен французов.
        Для обеспечения взаимодействия и оказания военной помощи между СССР и «Свободной Францией» было принято решение о строительстве авиабазы в Банги (Центральноафриканская Республика) и военно-морской базы в Пуэнт-Нуар (Конго). Наши модернизированные стратегические бомбардировщики Ту-36 мЗ, получившие новый турбовинтовой двигатель, могли осуществлять до них беспосадочные перелёты.
        Так что, можно сказать, встреча была более чем плодотворной.
        Ну а Ольга сделала мне, пожалуй, самый дорогой и самый желанный подарок. Сидя за столом, куда мы вернулись после продуктивного общения втроём, я обратил внимание на крохотную, но чрезвычайно яркую точку в её ауре в области живота. Увидев, куда обращён мой взгляд, Ольга смущённо улыбнулась и чуть заметно кивнула. О, Боги, Драконы и Великое темпоральное поле! Я снова стану отцом! Второй раз за обе мои жизни. Спасибо вам за это счастье! Спасибо тебе, моя любимая!
        Я встал, подошёл к проигрывателю и поставил пластинку с записью вальса Евгения Доги из кинофильма того, другого мира «Мой ласковый и нежный зверь» в исполнении Насти. Полилась красивая музыка, и я с галантным поклоном пригласил Ольгу на танец. Рядом с нами закружилась ещё одна пара. Это Василий с Настей не смогли усидеть на месте.
        Де Голль слегка растерянно посмотрел по сторонам и, решившись, подошёл к чете Берии, которые также были моими гостями. Через переводчика он обратился к Лаврентию Павловичу:
        - Месье, вы позволите пригласить вашу супругу на вальс?
        - Но только при одном условии, господин Де Голль. - Берия хитро посмотрел на высокого француза. - Когда я приеду в освобождённую Францию, то вы разрешите мне станцевать с вашей супругой.
        Оба рассмеялись, и уже три пары кружились в бессмертном вальсе. К концу вечера мы с французским лидером обращались друг к другу по именам и договорились поддерживать, так сказать, неформальное общение. Потом Настя с Ольгой долго подкалывали меня, обращаясь исключительно по имени с непередаваемым французским прононсом, Виктор, передразнивая произношение Шарля. Кстати, наш армянский коньяк «Юбилейный» взыскательному французу очень понравился. Он честно признал, что это один лучших коньяков, которые он когда-либо пробовал. Сталин распорядился отправить в посольство Франции в Москве ящик этого коньяка в подарок Де Голлю. Так будет правильнее, чем поить этим напитком английского борова[40 - В реальной истории Уинстон Черчилль очень любил армянский коньяк «Двин», который начали выпускать с 1945 года. «Никогда не опаздывайте к обеду, курите гаванские сигары и пейте армянский коньяк», - так он говорил.].
        Сразу после праздника Сталин поручил мне разбираться с некоторыми обращениями граждан. В один из дней в Кремль доставили конверт, на котором детским почерком печатными буквами было написано: «В Москву, товарищу дяде Сталину». В конверте лежало письмо, написанное на вырванном из тетради листке.
        «Я Лена Холманских. Мне шесть лет. Пишу по-печатному. Я живу с мамой в городе Белорецк. Мой папа - танкист. Его танк подбили немцы, и папа сейчас лечится в госпитале. Но он скоро поправится и пойдёт опять бить фашистов. Только танка у папы больше нет. Я собрала на куклу 122 рубля и 25 копеек. А теперь отдаю их на танк для моего папы, чтобы он прогнал фашистов и вернулся к нам с мамой»[41 - За основу взят реальный факт.].
        Я связался с Кировым и попросил по линии НКВД выяснить, сколько денежных средств было собрано детьми в Фонд обороны. Как оказалось, на тот момент свыше 250 тысяч рублей. Попросил самым тщательным образом выяснить имена этих детей и все их данные. Через пару дней в газете «Правда» было опубликовано письмо Лены и решение ГКО о строительстве танка «Малыш». Было решено построить тяжёлый танк ИС-1 (аналог ИС-3), нанести на его башню почётное наименование и вручить этот танк капитану Холманских после его выписки из госпиталя.
        Впоследствии танк «Малыш» дошёл до Бреста (французского), где и был установлен на постамент. А Лену Холманских Сталин в личном письме пригласил в Кремль, где девочке были подарены большая красивая кукла и набор кукольных нарядов. При этом Леночка во все глаза смотрела не на товарища Сталина, а на присутствовавшую там же Настю, главную Снегурочку Советского Союза.
        Альберт Эйнштейн тоже не остался в стороне и на свои собственные средства купил реактивный истребитель Ла-3 (аналог МиГ-17). На самолёт была нанесена надпись «Советскому асу от нобелевского лауреата Эйнштейна». Истребитель достался молодому, но подающему большие надежды лётчику Александру Покрышкину.
        7 декабря 1941 года японский флот нанёс удар по Пёрл-Харбору. По линии разведки мы смогли слить японцам информацию о том, что в день нападения американских авианосцев на базе не будет. В итоге «Энтерпрайз» японские подводники подловили возле атолла Уэйк, куда он ушёл с истребителями за неделю до удара, а вышедший 5 декабря с грузом из дюжины бомбардировщиков «Воут SB2U Виндикейтор» авианосец «Лексингтон» подорвался на выставленном минном заграждении в 230 милях к востоку от атолла Мидуэй и затонул.
        Сам удар по американской базе сильно отличался от того, что было в моём мире. После массированного авианалёта к берегу подошли японские линкоры и крейсера и артиллерийским огнём разнесли все мастерские и склады ГСМ, аэродромы, хранилища и казармы. Потери американцев были страшные. То, что не утонуло после авианалёта, было потоплено корабельной артиллерией. Одновременно был нанесён удар по шлюзам Панамского канала. Можно сказать, что американский флот на Тихом океане перестал существовать.
        Грандиозное сражение на всей протяжённости линии советско-германского фронта продолжалось до конца января 1942 года и завершилось выходом 28 января частей Красной Армии на линию государственной границы СССР. Брестская крепость была деблокирована. Все её защитники, живые и мёртвые, были награждены медалью «За оборону Брестской крепости». Помимо этого многие были награждены орденами. К сожалению, слишком много было награждено посмертно. 30 января в Москве и Ленинграде был дан салют в честь освобождения советской территории от оккупантов. Было произведено 24 залпа из 324 орудий.
        Войска остановились и заняли оборону. Было необходимо пополнить подразделения личным составом и техникой, провести анализ наступательной операции и сделать соответствующие выводы. А выводы были неутешительными. Несмотря на качественное превосходство нашей новой техники, на оснащение и полное господство советской авиации в воздухе, потери были очень большими. Ещё очень многие командиры предпочитали воевать по старинке, бросая пехоту на подготовленную оборону противника с неподавленными огневыми точками. В одной из дивизий пришлось расстрелять перед строем командира батальона, решившего ценой солдатской крови повесить себе на грудь орденок. В бессмысленной атаке на занятую противником высоту он положил почти весь личный состав батальона. При этом у него в тылу были и артиллерия, и танки. Но кто же будет делиться славой? Перед расстрелом бывшего комбата заставили лично написать похоронки на всех погибших по его вине.
        Вообще оргвыводов было сделано достаточно много, и погон полетело более чем предостаточно. Да, именно погон. В ознаменование освобождения советской земли от врага и выхода на линию Государственной границы Приказом ГКО и решением Президиума Верховного Совета СССР были введены новые знаки отличия в виде погон. Красная Армия стала Советской, бойцы стали солдатами, а командиры - офицерами.
        Надо сказать, что это решение в войсках встретили неоднозначно. Тот же Жуков, командовавший фронтом, отнёсся к введению погон с явным неудовольствием. Были и те, кто открыто саботировал это решение и ходил со старыми петлицами. Однако таких было явное меньшинство.
        Помимо этих оргвыводов просто колоссальный объём работ предстоял органам прокуратуры и следствия. За те несколько месяцев, что часть советской территории находилась под оккупацией, немцы успели, что называется, отметиться. Были сожжены сотни сёл. Многие вместе с жителями. К сожалению, перед войной мы не успели вывезти всё население, да и не ставилась такая задача. Кроме того, очень многие, узнав о начале переселения, убегали в леса и там скрывались от советских властей. Хорошо, что хотя бы процентов 90 детей, подростков и молодёжи мы успели вывезти. Отступая, немцы уничтожали всё и всех. Приказ Гитлера гласил, что не должно остаться ни одного живого жителя, невзирая на пол и возраст, и ни одного населённого пункта.
        Буквально на следующий день после выхода советских войск на границу с бывшей Польшей из Лондона раздался истошный вопль так называемого «польского правительства в изгнании» о недопустимости пересечения польской границы частями Советской армии. Нам это заявление было только на руку. Мы и без него в ближайшее время не собирались проводить наступательные операции на польском направлении, подтягивая резервы и ремонтируя повреждённую технику.
        Не знаю, на что рассчитывали польские лондонские политиканы, когда отдали приказ о начале восстания в Варшаве. 10 февраля в Варшаве начались уличные бои между частями Вермахта и отрядами Армии Крайовой[42 - Армия Крайова (сокращённо - АК; польск. Armia Krajowa, буквально - «Отечественная армия») - подпольная польская военная организация времён Второй мировой войны, действовавшая в 1942 - 1945 годах в пределах довоенной территории польского государства, а также в Литве и Венгрии. Одно из крупнейших нерегулярных (партизанских) формирований в Европе времён Второй мировой войны. АК подчинялась польскому правительству в изгнании и верховному главнокомандующему польских вооружённых сил, находившемуся в Великобритании.].
        Неизвестно, на что рассчитывали восставшие. Может, на помощь свыше, может, на гипотетический английский десант, но немцы, обозлённые сокрушительным поражением на Восточном фронте, оторвались на них по полной. Как впоследствии вспоминали немногие выжившие, кровь в Варшаве текла по улицам буквально потоками. Висла на многие километры ниже по течению стала красной от стекавшей в неё крови. Варшава, Краков, Лодзь и другие крупные города Польши были завалены трупами и залиты кровью. Мы пытались организовать доставку по воздуху оружия, боеприпасов, медикаментов и продовольствия для восставших, но последовал очередной истерический припадок из Лондона.
        15 февраля 1942 года советское правительство обратилось к находившимся у нас полякам, попавшим в плен в ходе Польского похода РККА, с предложением поучаствовать в освобождении своей родины. В итоге были сформированы три стрелковые и одна танковая дивизии, благо польского обмундирования у нас на складах было, что называется, навалом. Естественно, наши новейшие танки никто полякам не дал. Вооружили танками Т-26, Т-28, БМПТ-28 и Су-76.
        Уже 1 марта, в самый разгар боёв в Варшаве, польские дивизии, несмотря на открытое нежелание их командующего, генерала Андерса (ну не хотел этот пан идти воевать, и всё, командовать хотел, а воевать - нет), после массированной артиллерийской подготовки перешли в наступление в направлении на Варшаву при поддержке советской авиации. В артподготовке участвовал дивизион из 12 экспериментальных САУ большой мощности РВГК «Пион», калибра 203 мм. Командовал одной из батарей дивизиона старший лейтенант Яков Джугашвили.
        До Варшавы смогли добраться считанные единицы поляков, и лишь для того, чтобы попасть в устроенную немцами мясорубку.
        Одновременно Советская армия нанесла удар на Южном фронте в направлении на Бухарест. Этому предшествовала операция нашей разведки, вступившей в контакт с молодым румынским королём Михаем I. В первый же день советского наступления в Бухаресте были арестованы маршал Антонеску и ряд других прогерманских генералов. Румыния объявила войну Германии. В Бухарест советские танки вошли 5 марта, по башенные люки заваленные цветами. В первых числах апреля вся территория Румынии была очищена от немецких войск. В Бухарест прибыли советские дипломаты для организации работы посольства. Мы получили прямой выход на югославских партизан и смогли организовать их обеспечение всем необходимым.
        Сразу после выхода советских и румынских войск на румынско-болгарскую границу правительству Болгарии было предложено разорвать союз с Германией и объявить о нейтралитете. 18 апреля 1942 года Болгария объявила о нейтралитете и потребовала вывода немецких войск со своей территории. Однако за громкими заявлениями не последовало каких-либо действий. Немецкие части на территории страны были переформированы в несколько боевых групп и приведены в состояние полной боеготовности. Отступающие из Румынии части вермахта вступали на территорию Болгарии с техникой и вооружением, продолжали беспрепятственное движение по её территории далее в Югославию.
        20 апреля Уинстон Черчилль обратился к Сталину с просьбой (!) начать наступление Советской армии в Польше для предотвращения массового уничтожения немцами мирного польского населения. Ага, проснулись. Все крупные польские города к этому времени уже превратились в гигантские кладбища. Оставшихся в живых немцы согнали в похоронные команды, которые круглосуточно вывозили и захоранивали трупы.
        В ответ на просьбу Черчилля Иосиф Виссарионович заявил, что СССР лишь исполняет требование польского правительства в изгнании, которое запрещает частям Советской армии входить на территорию Польши. И наступление возможно лишь после официального обращения к СССР польской стороны. Естественно, мы давно готовились к этому наступлению, и никакое разрешение от кого бы то ни было нам не было нужно, но раз уж так удачно всё сложилось, то этим надо пользоваться в полной мере.
        22 апреля я принимал участие в испытании нашей первой атомной бомбы на Семипалатинском полигоне. И это была именно бомба, которую сбросили со стратегического бомбардировщика с высоты 8 км. Командиром экипажа был Валера Чкалов. Когда прогремел взрыв, в бункере, где мы находились, раздалось громовое «ура!». Люди, солидные учёные, инженеры и военные, радовались буквально как дети. Лаврентий Павлович Берия молча сидел в углу на стуле, устало прикрыв глаза. Думаю, что процентов на 50 это его заслуга в создании данного оружия. Кто-то спросил о мощности взрыва. Услышав это, я не выдержал и засмеялся. Все с недоумением уставились на меня. Пришлось рассказать им анекдот.
        - Сразу после атомного взрыва у учёных спрашивают, какая была его мощность, на что они отвечают, что от десяти до ста килотонн. На вопрос, почему такой разброс, был ответ: «Ну, мы думали, что десять, а оно ка-а-ак бабахнет».
        Хохот по силе был сравним с только что прогремевшим взрывом. Кстати, мощность нашего составила 50 килотонн. Две с половиной «Хиросимы» того мира.
        Сразу после нашего с Берией доклада в Москве об успешных испытаниях атомной бомбы некоторые горячие головы из числа военных, как, например, генерал армии Жуков, сразу же потребовали применить это оружие против немцев.
        Сталин лишь устало вздохнул и выразительно посмотрел в мою сторону.
        - Это оружие, товарищ Жуков, никогда не должно быть применено в боевой обстановке! - Я встал из-за стола. - Это прежде всего оружие сдерживания, оружие последнего шанса. И наша первостепенная задача - не допустить того, чтобы возникла хотя бы необходимость в его применении.
        - Это что же, делать оружие, которое будет лежать на складе? - не унимался Жуков. - Вбухивать огромные деньжищи в его создание и не использовать?
        Неожиданно в разговор вступил нарком госконтроля Мехлис:
        - Я думаю, что в данном случае ситуация такова, что выделенные деньги не потрачены зря. Создание оружия, которое самим фактом своего существования будет сдерживать любого агрессора, это уже колоссальная экономия государственных средств.
        Надо сказать, что отношения со Львом Захаровичем у нас после тех памятных испытаний нормализовались. На своём посту он оказался принципиальным человеком, которому чрезвычайно сложно навешать лапшу на уши. Его сотрудники выискивали каждую копеечку, потраченную не по назначению. Наш комитет тоже трясли по полной программе и нашли-таки несколько тысяч рублей. Правда, не со знаком минус, а наоборот. Просто когда-то я, не дожидаясь выделения средств из казны, внёс свои деньги на проведение конструкторских работ, а потом благополучно об этом забыл. Мехлис настоял на том, чтобы денежные средства были мне возвращены. А первоначальное негативное отношение ко мне у него было из-за его недоверия ко всем «бывшим» и, как он тогда считал, молодым выскочкам.
        30 апреля из Лондона пришла официальная просьба польского правительства в изгнании о вводе на территорию Польши Советской армии. Настя в это время находилась с концертной бригадой в войсках в районе Бреста. Новые песни в её исполнении, такие, как «Тучи в голубом», «Песенка фронтового шофёра», «На позицию девушка провожала бойца», «Махнём не глядя», «В лесу прифронтовом», «Кукушка», «Группа крови», мгновенно стали суперпопулярны в войсках. Единственно, пришлось изменить одну строчку в песне про шофёра. Вместо «Путь для нас к Берлину, между прочим…» Настя спела «Путь для нас до Бреста, между прочим…».
        И надо же было такому случиться, что в тот момент, когда Настя в окружении своих почитателей рассматривала технику, а именно ЗСУ 23-4 «Оса», из-за лесочка вынырнула пара немецких Ю-87. «Лаптёжники» сразу открыли огонь по скоплению людей и техники. Настя среагировала мгновенно: крутанула ручки наводки и вдавила ногой педаль спуска. В общем, и в этом варианте истории она двух своих «юнкерсов» завалила. И также одной, правда, длинной, очередью из четырёх стволов. И я бы ничуть не удивился, если бы оказалось, что и заводские номера на шильдиках этих сбитых самолётов полностью совпадают с номерами сбитых в том, другом, мире.
        Как потом рассказывали, командир истребительного полка, который должен был прикрывать расположенные на этом участке войска, узнав, кого (!) атаковали немецкие штурмовики, поседел. Ну а Настю за умелые и решительные действия и за два сбитых самолёта противника наградили орденом Красного Знамени.
        Глава 25
        1 мая 1942 года началось для немецких войск на Восточном фронте с ранней побудки. Войска Центрального, Украинского и Прибалтийского фронтов после массированной артподготовки перешли в наступление. Началась операция по освобождению Польши.
        В тесном взаимодействии с частями только что созданной Гвардии Людовой[43 - Гвардия Людова (Gwardia Ludowa, GL - «народная гвардия») - военная организация Польской рабочей партии, которая была создана в реальной истории в январе 1942 года. Впоследствии была преобразована в Армию Людову.] наши войска продвигались вперёд. Здесь немцы успели создать мощную оборону, которую приходилось буквально прогрызать. Темпы наступления значительно снизились.
        Что сразу бросилось в глаза, так это практически полное прекращение налётов англо-американской авиации на территорию Германии, что позволило люфтваффе перебросить значительные силы на противодействие нашей авиации. Союзники объясняли прекращение бомбардировок слишком большими потерями.
        Зато советские ВВС наносить удары не прекратили. Над населёнными пунктами, где располагались заводы и фабрики, были разбросаны листовки, в которых мирному населению рекомендовалось покинуть 10-километровую зону вокруг производственных объектов во избежание лишних жертв среди некомбатантов. Удары наносились в первую очередь по предприятиям химической промышленности, нефтепереработки и металлургии.
        В это же время войска Южного фронта вступили на территорию Болгарии. Предварительно в МИД Болгарии была направлена нота советского правительства, в которой говорилось, что СССР не считает действия болгарского правительства соответствующими действиям нейтрального государства и поэтому признает такой нейтралитет недействительным. Было объявлено, что Советский Союз находится в состоянии войны с Болгарией.
        Наступление в Болгарии развивалось стремительно. Уже 15 мая, не встречая сопротивления, советские войска вошли в Софию. Повторилась та же картина, что и в Бухаресте: заваленные цветами советские танки на улицах болгарской столицы, девушки в красивых платьях, целующие смущающихся мотострелков, толпы жителей, восторженно встречающие русских воинов-освободителей.
        На следующий день в Софию из Москвы самолётом прибыл Георгий Димитров, чтобы начать формирование нового правительства. Зная о его проблемах со здоровьем, Сталин попросил подлечить лидера болгарских коммунистов. С ним поступили так же, как в своё время с маршалом Шапошниковым: отправили на обследование, дали снотворное, и я занялся его здоровьем. Картина была, конечно, удручающая. Сахарный диабет, цирроз печени, хронический простатит. Пришлось проводить несколько сеансов, чтобы привести организм Димитрова в порядок. М-да, а силёнок-то после того подвала маловато.
        К 25 мая вся территория Болгарии была под нашим контролем. Ударные соединения сосредоточились на границе с Югославией. В порты Варны и Бургаса вошли корабли Черноморского флота, в том числе три УДК[44 - УДК - универсальный десантный корабль.] и два вертолётоносца.
        На Центральном фронте за 10 дней боёв советские войска вышли к предместьям Варшавы, окружив крупную группировку немецких войск. В этом мире не было Сталинграда. В этом мире была Варшава. Увидев, что сделали немцы с их столицей, а было разрушено более половины всех зданий в городе, поляки не выдержали и в ярости бросились в атаку. Не поддержать их мы просто не могли. Завязались ожесточённые уличные бои. Немцев постепенно буквально выдавливали из руин города.
        Войска под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского нанесли удар, охватывая польскую столицу с юга, а с севера перешли в наступление танковые корпуса Прибалтийского фронта. Варшаву взяли в кольцо. Гитлер объявил город крепостью и приказал держаться до последнего солдата. Попытки организовать доставку всего необходимого для окружённых войск по воздуху провалились. Наши ВВС надёжно держали небо.
        Первыми начали сдаваться немецкие части, окружённые между Варшавой и советской границей. Разрозненные, грязные и обовшивевшие, без патронов, еды и медикаментов, они выходили из лесов, вылезали из подвалов домов. По одному, по двое, а то и целыми подразделениями.
        Пока сдавшихся было немного, они не создавали проблем, но вскоре сдача в плен приняла массовый характер. Это была настоящая проверка на прочность соответствующих служб. Немцев отмывали, переодевали, кормили, оказывали помощь тем, кому это было необходимо, и отправляли в тыл в лагеря военнопленных. Эсэсовцев размещали отдельно. С ними предстояло ещё много работы.
        Я не поверил своим ушам, когда услышал, кто командует немецкими войсками в осаждённой Варшаве. Даже попросил ещё раз уточнить. Генерал танковых войск Фридрих Паулюс. Вот ведь судьба у человека попадать в такие переделки.
        Оставшись без снабжения и без шансов вырваться из города, немцы начали сдаваться. При этом они стремились сдаться исключительно советским военнослужащим. Поляки с ними не церемонились и попросту в плен не брали.
        Был показательный случай, когда немецкая рота сдалась нашей девчонке-санитарке, непонятно как оказавшейся среди бойцов Армии Людовой. Когда колонна немцев, идущих со всем своим вооружением (19-летняя санитарка просто физически не смогла бы утащить такую гору оружия) с молоденькой девчушкой во главе, вышла к нашим позициям, то все просто остолбенели. Находившийся там политрук успел сделать несколько фотоснимков, один из которых облетел все газеты мира. А немцы под командованием Гауптмана дисциплинированно проследовали за идущей с одним пистолетом в кобуре девушкой и аккуратно сложили оружие там, куда она указала. За находчивость и героизм (а вы попробуйте оказаться на её месте) санитарка Екатерина Бочарова была награждена орденом Красной Звезды.
        Спустя месяц свыше 60 тысяч пленных немецких солдат и офицеров провели по улицам Москвы. Как и в той, другой, истории следом за ними пустили поливальные машины, смывшие с мостовой следы вражеских ног.
        Стоило стихнуть боям в освобождённой Варшаве, как в Лондоне вновь «проснулось» польское правительство в изгнании и в ультимативной форме потребовало обеспечить доставку в город представителей этого самого правительства. Ответ командующего Армией Людовой Михала Жимерского цитировали многие газеты мира, стыдливо замазав особенно смачные эпитеты. Несколько газетных полос, на которых был напечатан его ответ, можно было заменить одной фразой: «Идите на…».
        Севернее Варшавы войска Прибалтийского фронта освободили Данциг. Кёнигсберг был блокирован с суши и с моря. Защищавшим его войскам было предложено капитулировать. Возвращавшиеся парламентёры были расстреляны пулемётной очередью в спину. Сталин рассвирепел, отдал приказ найти виновных в этом преступлении и повесить. В дело вступили артиллерия и миномёты крупного калибра, а также стратегическая авиация. Через неделю непрерывных обстрелов и бомбёжек, в том числе с применением ОДАБов, в город вошли подразделения Советской армии. Три дня спустя гарнизон Кёнигсберга капитулировал. Вешать никого не пришлось, так как и отдавший приказ, и исполнитель не дожили до капитуляции города.
        Одновременно со штурмом Кёнигсберга войска Южного фронта, совместно с болгарской и румынскими армиями, при поддержке подразделений югославских партизан, нанесли удар в направлении на Сараево и Белград и далее на Загреб.
        10 июля 1942 года в Москву прибыла японская делегация. Их визит совпал с маршем военнопленных по улицам Москвы. Огромная масса пленных немцев, уныло бредущих под конвоем солдат с винтовками с примкнутыми штыками наперевес, поливальные машины, омывающие асфальт следом за ними… Всё это буквально ошеломило японцев. Итогом визита японской делегации стал договор о взаимном нейтралитете, а также указ императора Хирохито о выходе Японии из Тройственного союза.
        Впечатлившись стремительным продвижением советской армии и приближением её частей вплотную к собственным границам, размещением на территории Болгарии и Румынии крупных авиационных соединений, а также выходом Японии из Тройственного союза, о разрыве отношений с Германией и выходе из войны заявила Италия. По приказу короля Италии Виктора Эммануила III был арестован Беннито Муссолини, который через пару дней повесился в камере на шнурке от ботинок на высоте трёх метров от пола со связанными за спиной руками. Италия объявила о нейтралитете. Буквально через неделю весь север Италии был оккупирован немецкими войсками.
        На аэродром под Белградом приземлился транспортный самолёт Савоя-Маркетти SM.81 Пипистрелло с опознавательными знаками итальянских ВВС на борту. На нём, по поручению своего отца, короля Италии Виктора Эммануила III, прилетел Умберто Никола Томмазо Джованни Мария, известный в моём мире как Майский король. Его тут же пересадили на наш военно-транспортный Ту-4 (Ан-12) и отправили в Москву на встречу со Сталиным. Там Умберто предъявил советскому руководителю королевский рескрипт, в котором итальянский монарх объявлял об отречении и о передаче короны своему сыну Умберто II. Рескрипт подлежал оглашению сразу после подписания советско-итальянских соглашений. По ним Италия объявляла войну Германии, разрешала проход по своей территории советских войск (ещё бы они не разрешили, учитывая, что для прохода надо было ещё разбить оккупировавшие северную Италию немецкие войска).
        Практически без передышки началась Будапештская наступательная операция. Венгры оказали на удивление ожесточённое сопротивление. В наступлении с нашей стороны приняли активное участие югославские партизаны, которые имели страстное желание посчитаться с мадьярами за проведённые карательные акции.
        15 июля началась Висло-Одерская наступательная операция. Немцы не успели создать какой-либо серьёзной линии обороны, кроме полевых укреплений. Войска наступали стремительно и к началу сентября вышли на рубеж реки Одер, в нескольких местах форсировав её и создав мощные плацдармы на западном берегу. На этом наступление на Центральном фронте остановилось. Необходимо было провести ремонт техники, пополнение личного состава, подтянуть отставшие тыловые службы. На юге была освобождена Вена. Войска вышли на рубеж Риека-Филлах - Зальцбург.
        А у меня в семье случилось прибавление. Ольга родила замечательную девочку. Не сговариваясь, назвали её Мариной.
        В связи с выходом Советской армии на границу Германии была выпущена памятка «Правила поведения советских военнослужащих на территории Германии и на территории других стран» и издан приказ Государственного комитета обороны о неукоснительном соблюдении этих Правил. Санкции за несоблюдение были довольно жёсткими, вплоть до расстрела за отдельные нарушения.
        Над территорией Германии с самолётов разбрасывали листовки:
        «Немецкие солдаты! Взгляните трезвыми глазами, хоть немного раскиньте умом: уже два миллиона немецких солдат убито, не говоря о раненых и пленных, а победа сегодня еще дальше, чем полгода назад. Гитлер уложит еще два миллиона, ведь ему не жалко жизни простых немецких людей, но победа будет столь же далека. Конец войны может быть только один: страшное поражение немецкого народа, чудовищное истребление жизнедеятельного мужского населения Германии… Женская молодежь не видит молодых немцев и никогда их не увидит, ибо одни немцы умирают на фронтах с СССР, другие - в горячих песках Африки… Вот о чем должны подумать немецкие солдаты.
        Немецкие солдаты! Если вы хотите спасти Германию, надо скорее кончать войну, не боясь поражения Гитлера, так как поражение Гитлера и его нацистской шайки не есть поражение немецкого народа.
        Гитлер при помощи охранных отрядов задушил волю народа к свободе, задушил рабочий класс и обескровил его войной. Народное возмущение в Германии велико, но сегодня оно еще не в состоянии приостановить войну. У вас остается возможность - это сдаться в плен. Пока это - единственная возможность для каждого честного немца, желающего счастья своему народу.
        Сдаваясь в плен, вы бьете преступную гитлеровскую банду, отмежевываетесь от ненавистной шайки грабителей, приближаете конец войны. Сдаваясь в плен, вы сохраняете жизнедеятельное население Германии. При первом же случае используйте пропуск на сдачу в плен. Иногда болтают в иностранной печати, что Советская армия имеет своей целью истребить немецкий народ и уничтожить германское государство. Это, конечно, глупая брехня и неумная клевета на Советскую армию. У Советской армии нет и не может быть таких идиотских целей. У нас нет задачи уничтожить Германию, ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию. Но уничтожить гитлеровское государство - можно и должно.
        Наша первая задача в том именно и состоит, чтобы уничтожить гитлеровское государство и его вдохновителей… Наша вторая задача в том именно и состоит, чтобы уничтожить гитлеровскую армию и ее руководителей… Наша третья задача состоит в том, чтобы разрушить ненавистный “новый порядок в Европе” и покарать его строителей. Таковы наши задачи. Советская армия имела своей целью изгнать немецких оккупантов из нашей страны и освободить советскую землю от немецко-фашистских захватчиков. И эту задачу она выполнила. Теперь задачей Советской армии является освобождение порабощённых Гитлером народов. Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что ГИТЛЕРЫ ПРИХОДЯТ И УХОДЯТ, А НАРОД ГЕРМАНСКИЙ, ГОСУДАРСТВО ГЕРМАНСКОЕ ОСТАЁТСЯ!»[45 - Из выступления И. В. Сталина 6 ноября 1942 года на торжественном заседании Московского совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями города Москвы и из «листовки Калинина», которую разбрасывали над немецкими позициями (РИ).]
        Буквально в тот же день из Берлина раздались истеричные повизгивания Геббельса, в которых он, брызгая слюной, распинался о толпах жидо-большевистских варваров, идущих, чтобы поработить мирную Европу и выпить кровь из германских младенцев, и что лишь Германия является последним заслоном цивилизованного мира перед большевистской ордой.
        Лишь стоило нашим войскам остановиться, как англо-американская авиация вновь возобновила ковровые бомбардировки территории Германии. Понимая, что сами осуществить десантную операцию уже не успеют, «союзники» всеми силами старались уничтожить всё, что могло достаться нам.
        Советское правительство резко осудило бессмысленные бомбардировки жилых кварталов. В ответ из Лондона заявили, что они тем самым уничтожают «трудовой ресурс Германии». Сталин назвал подобные заявления популизмом.
        При этом находящиеся в Норвегии немецкий линкор «Тирпиц», тяжёлые крейсера «Адмирал Шеер», «Лютцов» (не стали мы его покупать) и «Адмирал Хиппер» они оставили без своего внимания, что не мешало немцам пиратствовать на арктических морских путях. В связи с этим поставки сырья, закупленного в Америке, полностью прекратились. Остался лишь тихоокеанский маршрут, но там также были большие риски, хотя японцы больше не пытались топить или задерживать суда, идущие под советским флагом. Немцы же, чувствуя свою безнаказанность (ну не считать же противником два устаревших советских линкора), провели рейд всей своей эскадрой в Карское море и разнесли в щепки все строения на островах Диксон и Вайгач. Также эскадра тяжёлых немецких кораблей вышла победителем в ожесточённом морском сражении с советским ледокольным пароходом «Александр Сибиряков», вооружённым двумя 76-мм орудиями и двумя орудиями калибра 45 мм и парой пулемётов.
        Было принято решение во что бы то ни стало уничтожить гитлеровских пиратов. В воздух были подняты стратегические бомбардировщики. Немецкую эскадру обнаружили у южной оконечности острова Колгуев, где они с азартом расстреливали посёлок Бугрино. Итогом встречи советских ВВС и немецкого кригсмарине стало уничтожение «Адмирала Шеера», «Лютцова» и «Адмирала Хиппера». «Тирпицу» тоже изрядно досталось, и после почти суток безуспешной борьбы экипажа за живучесть линкор лёг на грунт. При этом глубина в том месте была небольшая, и корабль остался на ровном киле, погрузившись в холодные воды Арктики по башни главного калибра. Подошедшие советские корабли вытащили из воды 1240 немецких моряков из почти семи тысяч. Впоследствии «Тирпиц» и «Адмирал Хиппер» были подняты и после ремонта и модернизации продолжили службу в рядах Северного флота. «Лютцов» и «Шеер» ремонту не подлежали, и их подъём был признан нецелесообразным.
        После подписания соответствующих договорённостей с новым королём Италии Умберто II[46 - В реальной истории Умберто II получил прозвище Майский король, так как занимал престол чуть более месяца, с 9 мая по 12 июня 1946 года, между отречением своего отца Виктора Эммануила III и объявлением итогов референдума об отмене монархии, на котором победил республиканский строй.] войска Южного фронта нанесли удар по северо-итальянской группе немецких войск. В наступлении участвовали и итальянские войска.
        Кто сказал, что итальянцы не умеют воевать? После соответствующего бодрящего пинка пёрли в атаку, что тот паровоз. Немцы не выдержали и начали отступление, превратившееся вскоре в беспорядочное бегство. А тут любой побежит не глядя, если его день и ночь бомбят и обстреливают с самолётов, лютуют снайперы и диверсанты противника, а русские танки буквально отдавливают пятки.
        В Москве выпустили пластинку с записью песни «Bella ciao» («Белла чао») в исполнении Насти и хора Советской армии. Её часто транслировали по радио. Итальянцы были в полнейшем восторге. Они шли в атаку, распевая её. Узнав об этом, Сталин сказал, что Настя вполне может заменить своим исполнением пару-тройку дивизий на фронте.
        Одновременно с наступлением на севере Италии нанесли удар войска Прибалтийского и Центрального фронтов. Берлин в лоб никто штурмовать не собирался. Его просто обошли с двух сторон, полностью окружив и блокировав. В составе Центрального фронта воевали танковый полк «Франция», мотострелковый полк «Шампань» и авиационный полк «Нормандия», в котором в особой эскадрилье, оснащённой реактивными истребителями Ла-ЗМ, бил врага Герой Советского Союза капитан Сталин Василий Иосифович. Естественно, все три этих полка были укомплектованы французскими добровольцами, присланными к нам Де Голлем.
        По линии Красного Креста советское командование предложило немецкой стороне организовать гуманитарный коридор, по которому можно было вывести из осаждённого города женщин, детей и стариков. Гитлер, который не успел удрать из Берлина, разразился по радио истеричным выступлением, в котором заявил, что все берлинцы готовы как один умереть за рейх и за фюрера. Пытавшихся выбраться из города мирных жителей части СС безжалостно расстреливали и вешали.
        В это же время агентурная разведка донесла, что в замке Вевельсбург готовится проведение какого-то обряда, на котором будут присутствовать высшие чины СС, а также Гиммлер, Геббельс, Борман и Геринг. Ждали Гитлера, но небо над Берлином полностью контролировалось нашей авиацией, и возможности выбраться из города у него не было.
        В назначенный день, получив сигнал о том, что весь фашистский зверинец в сборе, в небе над одноимённым городком появились 20 стратегических бомбардировщиков с красными звёздами на крыльях. На замок было сброшено 8 десятитонных ОДАБов и большое количество зажигательных бомб. Городок буквально смело, а от замка осталась лишь груда щебня.
        На Карельском фронте, ликвидировав угрозу со стороны кригсмарине, началось наступление в направлении на финский Оулу с целью выхода к побережью Ботнического залива и Нарвикская десантная операция. Учитывая сложный характер местности, наступление продвигалось довольно тяжело. Спасало превосходство в авиации и артиллерии, а также сосредоточенные на этом участке горно-стрелковые дивизии и подразделения спецназа. Впервые за эту войну были применены массовые воздушные и морские десанты. Также десант был высажен на остров Шпицберген и занят городок Лонгйир.
        Англичане с американцами не оставили попыток нанести бомбовые удары по городам Германии. Были стёрты с лица земли Кёльн, Дюссельдорф, Гамбург. Сталин в очередной раз осудил варварские бомбардировки жилых кварталов. Советские ВВС объявили над Германией бесполётную зону для любых самолётов, кроме советских.
        В один из дней 600 самолётов взлетели с британских аэродромов и взяли курс на Дрезден, к которому вплотную подошли передовые части советской армии. На перехват этой армады было поднято несколько истребительных полков, в том числе и «Нормандия». Выйдя на параллельный курс и сблизившись с англо-американцами, наши пилоты потребовали изменить курс и покинуть воздушное пространство, контролируемое ВВС СССР. В ответ было молчание.
        Тогда один из наших истребителей дал очередь трассирующими снарядами перед кабиной ведущего бомбардировщика. В ответ раздалась очередь пулемётов, и наш истребитель, беспорядочно кувыркаясь и дымя, пошёл в своё последнее пике.
        - Вали их всех, ребята!
        Кто сказал эту фразу, так впоследствии и не удалось установить. Началось воздушное побоище. В самый его разгар появились истребители Me-109 с крестами и свастиками. Они также набросились на бомберов, напрочь игнорируя краснозвёздные машины. Тут же по радио был отдан приказ немцев не бить.
        Англо-американцы не выдержали и, где попало избавившись от своего груза, повернули обратно, огрызаясь из бортового оружия. А истребители со звёздами на крыльях и со свастиками на хвостах ещё какое-то время летели крыло в крыло. Затем, покачав крыльями, немцы сделали вираж и ушли в сторону. Их никто не преследовал.
        На следующий день новый командующий люфтваффе генерал-фельдмаршал Кессельринг, принявший командование после гибели Геринга, объявил о капитуляции подконтрольных ему подразделений.
        Далее процесс принял лавинообразный характер. Началась повальная сдача в плен оставшихся немецких войск. В Северной Африке корпус Роммеля сдался американцам. Во Франции началось бегство немецких войск в портовые Брест, Кемпер и Лорьян в надежде переправиться в Америку. Большое количество ушло в Испанию, где надеялись обороняться.
        Вся эта рубка шла до конца апреля 1943 года, когда в Берлине покончил с собой Гитлер. В городе к этому времени был уже лютый голод. Мы пытались сбрасывать продукты и медикаменты с самолётов на жилые кварталы, но всё это попадало в руки войск СС, а мирные жители не получали ничего.
        На следующий день после самоубийства Гитлера на связь вышел командующий гарнизоном Берлина и заявил о капитуляции вверенных ему войск. Войска СС ещё больше месяца оказывали ожесточённое сопротивление, но их буквально выкуривали из подвалов и метро наши спецназовцы.
        Я не выдержал и отпросился у Сталина в Берлин. Я обязан был это сделать. На стене полуразрушенного Рейхстага я крупными буквами написал «Развалинами Рейхстага удовлетворён!» и подпись: «Красный Дракон». Для себя я в Берлине усвоил одно правило, которому потом следовал неукоснительно: никогда не пейте с танкистами.
        Англо-американская авиация предприняла ещё несколько попыток массовых налётов на уже занятые нами немецкие города. В одном из налётов участвовали даже первые английские реактивные истребители «Глостер-Метеор». Машины ещё довольно сырые. По словам наших лётчиков, имевших с ними дело, горят за милую душу.
        15 мая в Потсдаме был подписан Акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил. С большим трудом удалось найти тех, кто будет подписывать его с немецкой стороны. Гитлер не оставил после себя преемника. Разыскали адмирала Карла Дёница, недавно принявшего командование над кригсмарине, генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга, командующего люфтваффе, и генерал-фельдмаршала Кейтеля, возглавлявшего верховное командование вермахта. С нашей стороны подпись поставил генерал армии Рокоссовский. Жуков в это время гнал разрозненные немецкие части по территории Франции к атлантическому побережью. Увы, но не быть ему в этом мире маршалом Победы.
        В день подписания капитуляции Германии в Париж вошли танки полка «Франция». Немцы к тому времени из города уже удрали. На броне головной машины, в чёрном танковом комбинезоне, приветствуя высыпавших на улицы французов, сидела Настя. Это была идея Де Голля, чтобы в Париж первой вошла та, что стала символом Сопротивления. Когда французы смогли разглядеть, кто сидит на броне танка, держа в руке французский флаг, они буквально взорвались от восторга. Танк едва не понесли на руках. В едином порыве тысячи французов запели: «Non! Rien de rien…»
        На Эйфелеву башню национальный флаг Франции водружали генерал Де Голль и Анастасия Головина-Сталина. Настю наградили орденом Почётного легиона, и она стала почётным гражданином Французской республики и города Парижа, а комбинезон, стилизованный под форму танкиста, стал хитом всех парижских модниц. Франция в очередной раз сошла с ума от Насти. Духи «Настя» (именно так, название по-русски, иначе не купят), стиль «а-ля Анастасия». Да они даже пирожное назвали в честь Насти. Я потом долго потешался над ней, говоря, что она сравнилась по популярности с Наполеоном.
        19 мая на штабную колонну артиллерийского дивизиона, в котором служил командир батареи капитан Яков Джугашвили, на территории Польши было совершено нападение диверсионной группы Армии Крайовой. В ходе боя капитан Джугашвили пал смертью храбрых. Нападавшие были частично уничтожены, а частично взяты в плен. Среди пленных оказалось двое английских инструкторов-коммандос. Целью нападения был захват Якова Джугашвили для последующего торга со Сталиным.
        Жукову удалось предотвратить эвакуацию остатков немецких войск в Америку. Стоящие на рейде Бреста американские и английские транспортные корабли под дулами наших танков и артиллерии были вынуждены уйти восвояси порожняком. А мы развернули войска в направлении Испании, последнего оплота фашизма в Европе.
        На Испанию ушла ровно неделя времени. Франкисты разбегались, не оказывая ни малейшего сопротивления. Сам Франко и вся верхушка власти сбежали в Португалию и оттуда смогли перебраться в Америку. В Мадрид вошла мотострелковая бригада «Испания», набранная из испанских добровольцев. Долорес Ибаррури[47 - Долорес Ибаррури - деятельница испанского и международного коммунистического движения, активная участница республиканского движения в годы Гражданской войны 1936 - 1939 годов, затем - деятельница эмигрантской оппозиции диктатуре Франко.На протяжении длительного времени жила в СССР (в начале 1960-х годов получила советское гражданство), а её единственный сын Рубен вступил в Красную Армию и погиб в битве под Сталинградом в 1942 году. В 1942 - 1960 годы - генеральный секретарь, а с 1960 года до конца жизни - председатель Коммунистической партии Испании. После смерти Франко и легализации партий при Хуане Карлосе I вернулась в Испанию и в 1977 году избрана депутатом кортесов.] со слезами на глазах смотрела на проходящие торжественным маршем советские и испанские подразделения. В тот же день советское
правительство заявило о возврате Испании взятого на хранение золотого запаса страны.
        Советские войска вплотную подошли к Гибралтару. В это время началась наступательная операция против Турции. Турки занервничали. Из Стамбула началось повальное бегство населения и чиновников, особенно после того как был пущен слух, что передовые части Советской армии укомплектованы болгарами и армянами.
        30 мая на рассвете без какой-либо артподготовки началось наступление в направлении Стамбула и Галлипольского полуострова. Турецкая армия в панике бежала. Отдельные подразделения, пытавшиеся оказать организованное сопротивление, буквально втаптывались в пыль гусеницами наших танков. Береговые батареи в проливах были уничтожены с применением ОДАБов. В Босфор вошли корабли Черноморского флота во главе с флагманом линкором «Севастополь».
        Одновременно с Босфорской операцией начали наступление Кавказский и Персидский фронты. С территории Ирана наступление велось в направлении Джизре, а также Ван и далее на Эрзурум, а из Грузии и Армении - на Трабзон и Эрзурум. К 21 мая войска остановились на рубежах Трабзон - Эрзурум - Джизре на востоке и Кандыра - Измит - Измир на западе. Вся европейская часть была под полным нашим контролем.
        И тут, как чёртик из табакерки, непонятно откуда выскочил африканский корпус Роммеля, который никто, несмотря на сдачу в плен, не собирался разоружать. Даже наоборот, его усилили и довооружили танками и артиллерией. Даже авиацию подкинули. Наша разведка откровенно прозевала сосредоточение такой массы войск. Оправдывало лишь то, что район сосредоточения был в расположении английских оккупационных войск на юге Ирана.
        Стремительным маршем Роммель достиг пригородов Тегерана. На пути у него были лишь несколько наших батальонов охраны да охрана тегеранской авиабазы. Наши полегли почти все, но немцев в город не пропустили и смогли выиграть так необходимое для развёртывания основных сил время.
        Под Тегераном произошло одно из крупнейших танковых сражений этой войны. Мы не сосредотачивали на этом ТВД наши новейшие танки, обходясь старыми Т-28, Т-26, Ба-10, разве что было какое-то количество БМПТ-28, Су-76, БМП и БРДМ, так что воевать пришлось, что называется, без дураков. Броня на броню.
        Рубилово было страшное, потери просто огромные. Немцы пёрли с невиданным прежде фанатизмом. В самый разгар сражения, когда, казалось, одно дуновение ветерка может решить исход битвы, в бой неожиданно вступили стоящие за спиной немцев английские части.
        Спас положение командующий иранской группой войск Будённый. Где он сумел найти танковый полк, укомплектованный танками Т-10, остаётся загадкой. Ещё большей загадкой осталось время, за которое этот полк, перекрывая все нормативы, смог осуществить марш по пустыне. Фактом осталось то, что именно эти танки смогли переломить, казалось, уже безнадёжную ситуацию. Немецко-английские войска были отброшены от Тегерана. Спешно поднятая авиация нанесла серию ударов по районам сосредоточения как немецких, так и английских войск.
        Советское правительство вручило английскому послу в Москве ноту протеста и потребовало объяснений, каким образом капитулировавший в Египте немецкий корпус оказался в Иране, при этом полностью вооружённый, оснащённый и пополненный людьми и техникой, и каким образом в его рядах оказались английские инструкторы. А также мы потребовали объяснения участия английских регулярных подразделений в боевых действиях против советских войск.
        Спешно переброшенные в Иран подкрепления позволили буквально пинками вышвырнуть с территории страны английский воинский контингент. В одном из оазисов были обнаружены горы расстрелянных немецких солдат. Уходя, англичане заметали следы.
        Испанское правительство потребовало от Великобритании незамедлительно вывести свои войска из Гибралтара и освободить территорию. Ответом было возмущение Лондона вероломством по отношению к союзникам. Далее последовал уже ультиматум от советского командования Пиренейской группой войск. В нём, в частности, говорилось, что Лондон так и не дал ответа на ноту советского правительства по событиям в Иране, и поэтому СССР оставляет за собой право действовать так, как посчитает нужным. Было дано 24 часа на эвакуацию гарнизона Гибралтара. При этом подрыв или иная другая порча имущества, сооружений и коммуникаций будет расценена как нарушение условий. Англичане не поверили. Спустя ровно 24 часа начался массированный авиационно-артиллерийский налёт. Через ещё 4 часа над тем, что раньше было крепостью Гибралтар, поднялось несколько грязно-белых тряпок, должных символизировать, очевидно, капитуляцию.
        Тут надо сказать, что американцы вообще особо не вмешивались в европейские дела. Пока была такая необходимость, помогли союзнику авиацией и кое-какими поставками, а как заварушка в Европе закончилась и стало понятно, что больше на этой войне не заработаешь, то по-быстрому свернули свои силы и отправили их на Тихий океан, где у них дела шли с переменным успехом.
        Фактически уничтожив американский тихоокеанский флот, заблокировав Панамский канал, японцы стали безраздельно властвовать в регионе. Было даже несколько обстрелов Лос-Анджелеса и Сан-Франциско японскими крейсерами. Японцы успели подойти вплотную к Австралии, захватив Индонезию, но времени и ресурсов им не хватило.
        Американцы смогли перебросить с Атлантики мощный флот и начали планомерно выдавливать сынов Ямато с захваченных ими территорий. Поняв, что в одиночку противостоять американской военной мощи они не в состоянии, японцы попытались было найти союзников в Москве. Вновь прибыла японская делегация, в составе которой я с удивлением обнаружил своего старого знакомого Омуро Минамото, уже в чине сё: сё, то есть генерал-майор по-нашему.
        Подойдя ко мне сразу после приёма в посольстве, он учтиво поклонился.
        - Здравствуйте, Омура. - Я слегка склонил голову в ответ. - Вижу, вы выросли в чинах после нашей последней встречи.
        - До вас мне всё ещё так же далеко, как и прежде, господин генерал-полковник. Я привёз вам подарок от моей семьи. Когда-то вы вернули мне мой родовой меч, и я взял на себя смелость привезти другой взамен.
        Он подал чуть заметный знак, и ему вынесли изящно украшенный футляр. Открыв его, Омура достал катану с искусной гравировкой и протянул её мне, держа на ладонях обеих рук. Я взял меч в руку, внимательно разглядывая затейливые узоры.
        - Если мне не изменяют мои глаза, это меч периода Муромати. Дорогой подарок.
        - Браво, господин генерал. Вы вновь поразили меня. По преданию, этот меч принадлежал в шестнадцатом веке великому бойцу Цукахаре Бокудэн. А что касается цены этого подарка, то дружба с таким великим воином, как вы, поистине бесценна.
        - Дружба всегда лучше вражды. Тут вы правы, Омура. Так что же вас привело в нашу столицу? - Я передал футляр с катаной подскочившему Седых.
        - Мой император поручил мне наладить неформальные контакты между нашими странами. А повода большего, чем знакомство с вами, просто невозможно придумать.
        - Вы откровенны, Омура. Это хорошо. И всё же чего на самом деле хочет ваш император?
        - Мой император хочет посредничества в переговорах между Японией и Америкой.
        - А вы осознаёте, что за это мы запросим свою цену?
        - Император надеется, что цена будет не сильно обременительной.
        - Знаете, Омура, раз уж у нас с вами вполне дружеские отношения, то я вас приглашаю завтра к себе в гости. Посидим, выпьем сакэ, отведаем утку по-пекински и обсудим всё, так сказать, в домашней обстановке.
        - О, это честь для меня - быть приглашённым в ваш дом, уважаемый Виктор-сан.
        На следующий день наша беседа продолжилась. Естественно, все возможные вопросы мы со Сталиным обсудили заранее. Если коротко, то мы требовали возврата Сахалина, островов Курильской гряды и передачи нам части Кореи, до 40-й параллели с севера. Кроме того, японская сторона не вмешивается в наш конфликт с Маньчжоу-го и возвращает нам обещанный ещё Чан Кайши остров Хайнань.
        В ответ советская сторона не будет возражать против протектората Японии над остальной частью Кореи, а также против присоединения к Японии острова Тайвань и северных островов Филиппинского архипелага. Кроме того, японской стороне даётся право заявить о протекторате на части территории континентального Китая, в частности, над провинцией Фуцзянь.
        Чтобы наше предложение было доставлено как можно быстрее в Токио, Омуру отправили в тот же вечер на борту стратегического бомбардировщика на нашу Хабаровскую авиабазу. Вид стоящей на старте армады гигантских самолётов, под один из которых как раз подвешивали огромную бомбу (ну не смог я отказать себе в удовольствии немного подстегнуть умственные процессы в головах японцев, поэтому приказал провести учебное подвешивание 10-тонной О ДАБ), произвёл на Омуру убойное впечатление. Пересев на «Дуглас», который в сопровождении наших истребителей благополучно достиг берегов Японии, он ещё длительное время был в лёгком шоке.
        Ответа долго ждать не пришлось. Через неделю японская сторона приняла все наши условия.
        24 июня 1943 года на Красной площади в Москве состоялся военный парад в ознаменование Победы над фашистской Германией. Сам парад мало отличался от того, который прошёл в моём мире, разве что штандартов поверженного рейха к подножию Мавзолея было брошено гораздо больше. Тут были помимо собственно немецких знамёна финских, норвежских, бельгийских, французских, голландских, венгерских, румынских, испанских частей в составе вермахта и войск СС. А по брусчатке Красной площади вместе с парадными расчётами фронтов и соединений советской армии печатали шаг части польской Армии Людовой, французский сводный полк и полк королевской гвардии шаха Ирана, бойцы которого плечом к плечу с советскими бойцами стояли насмерть, защищая подступы к Тегерану во время памятной атаки Роммеля. Представителям английского посольства появляться на параде было не рекомендовано советской стороной.
        Накануне в Кремле проходило торжественное награждение военачальников. Сталин выступил с большой речью, в которой много говорил о полководцах и конструкторах, о солдатах и рабочих на заводах, о будущем строительстве новой мирной Европы. В конце своей речи он сказал:
        - В ознаменование великой победы советского народа Президиум Верховного Совета СССР учредил новую награду, орден «Победа». И есть мнение орден за номером «один» вручить человеку, без которого наша победа была бы оплачена многократно большей кровью и страданиями. Я говорю о генерал-полковнике Головине.
        Так у меня на груди засверкал бриллиантами высший орден СССР. Орден за номером 2 получил Константин Рокосовский, номером 3 был награждён сам Сталин, номер 4 был вручён маршалу Василевскому, номер 5 достался генералу армии Георгию Жукову.
        На банкете после награждения Жуков в кругу своих знакомых бросил фразу о молодых выскочках, лишь благодаря родству со Сталиным получающим высшие награды страны и звёзды на погоны…
        Эпилог
        День неуклонно приближался к своему завершению. Солнце, лениво отдавая свои последние лучи уходящему дню, потихоньку спускалось к западу. Вот так и жизнь потихоньку уходила к закату. Впрочем, мне грех жаловаться. Я прожил долгую и интересную жизнь, и не одну. Шутка ли: если посчитать обе мои жизни, то, получается, я самый старый человек на планете. 88 лет в этим мире и 45 - в том, другом. 133 года в общей сложности, а это вам не ёжик чихнул. За такой срок и устать от жизни не мудрено. Особенно вернувшись в то время, в котором всё когда-то началось. 2020 год на дворе.
        - Добрый вечер, месье Виктор. Ваш обычный кофе и выпечка.
        - Здравствуй, Жоли, - я приветливо улыбнулся молоденькой официантке. - Как дедушка поживает?
        - О, месье ВиктОр, вы же знаете моего дедушку, этого старого ворчуна. Как всегда, смотрит телевизор не отрываясь и ругает власти. А вчера так болел за свой любимый «Спартак», что разбил тростью мамину вазу.
        - Передавай ему привет от меня. Скажи, что на днях зайду к нему выпить рюмочку его знаменитой настойки.
        - Непременно передам. Дедушка будет очень рад вас видеть.
        Официантка быстро расставила на столике чашку с кофе, тарелочку с парой булочек и упорхнула к другим посетителям.
        Это маленькое кафе я сразу облюбовал, как только мы с Ольгой 8 лет назад поселились здесь, на Лазурном берегу Франции, в коммуне Сис-Фур-ле-Плаж. Захотелось тёплого моря, красивых закатов, французской экзотики. Видимо, старость делает людей излишне сентиментальными.
        М-да, долгонько я уже здесь. Пора бы и домой, в Россию. Загостился. Тем более что Ольга уже полгода как перебралась обратно в Москву, поближе к внукам и правнукам.
        Тогда, в 1943-м, на награждении в Кремле накануне парада Победы, лишь единицы поняли, о чём действительно сказал Сталин, награждая меня орденом «Победа». Три миллиона погибших вместо тридцати в том, другом, мире. Сохранённая экономика, огромные территории, которые по результатам войны были присоединены к СССР, совершенно другая политическая карта мира. О том, что могло быть, знали лишь несколько человек из присутствовавших. Для всех других я так и остался молодым выскочкой, незаслуженно обласканным высшей властью.
        Главные бои войны закончились, но впереди была Маньчжурская операция, в ходе которой мы присоединили всю Маньчжурию. Вновь над Порт-Артуром взвился русский военно-морской флаг. Затем были долгие и изнурительные трёхсторонние переговоры между США, Японией и СССР как главным посредником. Почти год торговались за каждый пункт мирного договора. В итоге мы получили всё, что хотели, а споры между японцами и американцами периодически вспыхивают до сих пор.
        Была ещё сокотрская десантная операция, в результате которой «для обеспечения безопасного судоходства в регионе» на острове нами была построена мощная военная база. Таким образом мы взяли под свой полный контроль весь Ближневосточный регион с его месторождениями нефти и газа и перекрыли все возможные морские пути в Средиземноморье.
        Тогда, в 1943-м году, Сталин и выступил с инициативой создания Организации Объединённых Наций взамен утратившей какое-либо влияние Лиги наций, чтобы была площадка для мирного разрешения споров между странами. Местом размещения всех структур ООН был выбран остров Мальта, ставший международной территорией Объединённых Наций. Прямо напротив главного входа была установлена ставшая знаменитой скульптура «Хрупкий мир» с простреленным пулей хрустальным земным шаром.
        На первом же заседании ООН в начале 1944 года советская сторона продемонстрировала всему миру киноплёнку с записью испытаний атомной бомбы. Было заявлено, что СССР на данный момент обладает сотней зарядов различной мощности. Также была предложена «Резолюция № 1» о запрещении дальнейшей разработки и производства атомного оружия. Весь свой арсенал СССР добровольно передаёт под контроль Совета Безопасности ООН, за исключением двадцати пяти зарядов, необходимых для обеспечения безопасности государства.
        Главой контрольной комиссии СБ ООН единогласно был избран Альберт Эйнштейн. Любая страна, начавшая разработку своего собственного атомного оружия, автоматически объявлялась страной-агрессором со всеми вытекающими последствиями. Монополия на разработку и модернизацию атомного арсенала оставалась лишь у СССР под контролем ООН.
        Во внутренних делах СССР тоже было много изменений, в первую очередь связанных с изменением административно-территориального деления страны. В связи с присоединением новых территорий было признано нерациональным образование новых республик. После долгих дебатов и споров страну разделили по краевому признаку. Зачастую просто брали линейку и проводили прямую линию по карте. Старались по возможности сделать так, чтобы новые административные границы не совпадали с границами национальных республик. Та ещё была работёнка.
        Так, все прибалтийские республики стали Прибалтийским краем со столицей в Кёнигсберге, а отбитая у Турции зона черноморских проливов стала Югоросским краем со столицей в Царьграде. Ох, сколько было дебатов по поводу этих двух названий. Сколько исписано анонимок, доносов и всего прочего. В чём только нас ни обвиняли. Рот всем закрыла статья Сталина, в которой он сказал, что Советская армия смогла завоевать и город царей Царьград, и «королевскую гору» Кёнигсберг, поэтому будет исторически и идеологически верно оставить эти названия, чтобы потомки не забывали.
        Маньчжурия стала Маньчжурским краем со столицей в Харбине, а все кавказские республики, включая присоединённую территорию Турции, стали Закавказским краем со столицей в Ереване. Что было просто на Кавказе, так это контролировать работу органов власти. Поставь главой грузина и ему пару заместителей из армянина и азербайджанца, и впахивать будут все трое, при этом пристально следя за малейшими просчётами коллег.
        Надо сказать, что турки восприняли свой разгром и потерю территории относительно спокойно, даже с каким-то фатализмом, чего не скажешь о той же Норвегии. На первых же заседаниях ООН они потребовали вернуть им занятые нами территории как в самой Норвегии, так и остров Шпицберген, к тому времени переименованный нами обратно в Грумант. На это им было заявлено, что так как на стороне фашистской Германии против СССР воевал так называемый добровольческий легион СС «Норвегия», то занятые советской стороной территории считаются как репарации за причинённый нам ущерб. В противном случае сумма выплат будет такая, что (далее - цитата из выступления советского полпреда в ООН) «все норвежцы от мала до велика лет 200 будут без штанов ходить, чтобы с нами расплатиться».
        Вообще в этом варианте истории СССР вёл себя несравнимо более жёстко, чем это было в том, другом, мире. Огромные репарации были наложены на Чехословакию, Венгрию, Германию, а также на другие страны, представители которых воевали против СССР на стороне Германии. Расплачиваться им предстояло долями в ключевых предприятиях и продукцией. Ни деньги, ни золото нас не интересовали. Министр финансов Арсений Зверев уже волком на меня смотрел, не зная, куда ему пристраивать золото.
        Да, одновременно с изменением административного деления страны была проведена реформа управления. Наркоматы стали министерствами, а наркомы - министрами. Очередное же крупное поступления золота в казну случилось в результате проведения одной спецоперации.
        В одну безлунную ночь на причал индийского городка с труднопроизносимым названием Тирувананта-пурам высадились люди в форме уже разгромленного вермахта. Они были вооружены немецким оружием, говорили по-немецки. Буквально пинками разогнав расквартированный здесь гарнизон, они устремились к храму с не менее зубодробительным названием Падманабхасвами. Согнав всех, кого нашли, они организовали погрузку подошедших кораблей и пары подводных лодок содержимым храмовых хранилищ. Когда сутки спустя захватчики так же быстро погрузились на корабли и ушли за горизонт, местные вздохнули, было, свободно. Однако вскоре издалека со стороны океана донеслась канонада и взрывы.
        Через какое-то время на берег выбросило несколько тел в форме вермахта и кригсмарине. Ещё через несколько дней обнаружили выбросившуюся на берег сильно повреждённую немецкую подводную лодку, в которой нашли несколько ящиков с сокровищами, похищенными из храма. Ни у кого не осталось сомнений, что это ограбление - дело рук оставшихся в живых нацистов. А советская сторона заявила о перехвате в нейтральных водах крупного немецкого конвоя, идущего от индийского берега.
        В ходе боя охрана конвоя была уничтожена, транспортные корабли взяты на абордаж. В Москве состоялось награждение участников операции. Командующий операцией генерал-майор Маргелов получил Золотую Звезду Героя Советского Союза. Ох, сколько же он намучился, набирая бойцов спецназа, в совершенстве владеющих немецким языком.
        ЭПРОНу[48 - ЭПРОН - Экспедиция подводных работ особого назначения, государственная организация особого назначения, занимавшаяся подъёмом кораблей, судов и подводных лодок и другими подводными работами.] тоже подвалило много работы. Предстояло «открыть» множество сокровищ, скрытых под толщей воды и на различных островах. Координаты крупнейших кладов в своё время я записал.
        На этом фоне в стране началось то, что потом назовут чистками победителей. Было арестовано и расстреляно по приговору трибунала 20 генералов. Более 30 лишились погон и наград, многие были понижены в званиях. Эти, с позволения сказать, товарищи решили заняться банальной мародёркой. Тащили из-за границы буквально эшелонами. Золото, антиквариат, автомобили, картины и скульптуры. Несостоявшийся маршал Победы генерал армии Жуков вывез из Испании обстановку и убранство целого замка. По пути от Мадрида до границы СССР он успел прицепить к своему эшелончику ещё с десяток вагонов с ценностями из Франции, Германии, Австрии. Говорят, ещё и сокрушался, что не смог в Венецию попасть. Эшелонов с его барахлом было не один и не два. Вообще на границе даже образовалась пробка из этих самых генеральских составов. Охранялись они серьёзно. Несколько раз пришлось пограничникам и таможенникам применять оружие, чтобы произвести досмотры. А на Жукова даже поступила официальная жалоба от главы Испании Долорес Ибаррури. И если к солдатам и офицерам, получившим в качестве поощрения право отправить домой посылку с какой-то
мелочью, претензий не было, то к высшему командованию вопросы возникли. Все судебные процессы подробно освещались в газетах. В этом вопросе было решено не скрывать ничего, и народ принял это с одобрением. Жукову и в этот раз удалось вывернуться. Отделался понижением в звании и увольнением из армии. Ох, как потом нам это аукнулось.
        Несмотря на это, страна радовалась наступившему миру. Возобновились работы, прекращённые в связи с войной. Начались исследования, связанные с космической программой. Сохранённый огромный научный, умственный и производственный потенциал, плюс принесённые мной из другого мира знания и технологии позволили нам сделать стремительный рывок.
        Уже в 1947 году, на десять лет раньше, мы запустили на орбиту первый искусственный спутник Земли. К тому времени я уже снял мундир и был сугубо штатским человеком. Первым заместителем Сталина. Он упорно тянул меня во власть. В один из вечеров, в неформальной, можно сказать, семейной обстановке он прямо заявил, что будет готовить из меня своего преемника. Чуть позднее его предложение полностью одобрили все члены нашего, так сказать, малого Политбюро. То есть все посвящённые были за мою кандидатуру и обещали свою полную поддержку.
        Работы навалилось столько, что удавалось держаться лишь благодаря своим способностям. Ольга тоже была полностью занята в своём институте экспериментальной медицины. Они решали проблему защиты космонавтов от космического излучения при длительном пребывании за пределами атмосферы. Дети, а в 1945-м у нас родился сын Михаил, постоянно находились у её родителей в Ленинграде. В этом я совершил ту же ошибку, что и в другом мире Сталин. Я устранился от воспитания своих детей, полностью отдавшись работе. И если на дочери это никак не отразилось, то с сыном впоследствии были серьёзные проблемы, но об этом позже.
        Сразу после окончания войны в Америке разразился страшный экономический кризис, сравнимый с Великой Депрессией. Наклепав горы оружия, которое никому оказалось не нужным, не успев ограбить полмира, Америка оказалась в очень сложном положении. Были повсеместно введены продовольственные карточки, свирепствовала безработица, вернувшиеся с войны с японцами ветераны, оставшись без средств к существованию, сколачивали банды и грабили всех подряд. В некоторых штатах шли настоящие бои между частями Национальной гвардии и прекрасно вооружёнными, имеющими реальный боевой опыт бандитами. Страну захлестнул вал наркотиков. Беженцы из США стали обыденным явлением.
        1950 год ознаменовался первым полётом человека в космос. И эти человеком стал наш, советский лётчик-космонавт Иван Никитович Кожедуб на корабле «Союз». Программа полёта была рассчитана на сутки пребывания на околоземной орбите. По истечении суток спускаемый аппарат совершил мягкую посадку в Оренбургской области. 9 мая отныне стало Днём космонавтики.
        После торжественной встречи первого космонавта планеты Сталин сказал свою знаменитую фразу:
        - Вот теперь можно и на покой, мемуары писать. От деревянной сохи до первого космонавта мы вас, молодых, довели, дальше вам самим идти вперёд.
        На внеочередном, XIX съезде партии летом 1950 года Сталин заявил о своём уходе со всех постов и предложил мою кандидатуру Рубка на съезде и в его кулуарах была почище чем на фронте. «Старая гвардия» в лице Маленкова, Кагановича, Микояна, Шверника была категорически против моей кандидатуры. Но на моей стороне были такие фигуры, как Молотов, Ворошилов, Будённый, Берия, Мехлис (Министерство госконтроля), Киров (МВД) и Эйтингон (КГБ).
        В конечном итоге, при одобрении большинства, моя кандидатура была утверждена. На следующий день я вошёл в свой новый рабочий кабинет. Мне было предложено выбрать любой другой, который будет мне удобнее, но я отказался, сказав, что именно здесь, в этом кабинете, сердце страны, и место главы государства может быть только здесь.
        Пять следующих лет я работал, постоянно чувствуя поддержку со стороны Сталина. Было безумно трудно. Я поражался тому, что Сталин, не обладая моими способностями, тянул эту махину под названием СССР. В 1955 году Иосифа Виссарионовича Сталина не стало. Страна погрузилась в траур. Плакали все. Женщины, дети, старики, ветераны, прошедшие пламя войны. Сталина похоронили в Мавзолее рядом с В. И. Лениным.
        Практически сразу после похорон нас попробовали на прочность. Бывший генерал армии Жуков, о котором все уже, казалось, забыли, неожиданно объявился. Ему через своих сторонников удалось поднять Одесский, Приволжский и Уральский военные округа. Он обвинил меня в отходе от ленинских и сталинских принципов, в узурпации власти и в отравлении товарища Сталина. И ведь были те, кто ему поверил.
        В восставших округах были арестованы все руководители органов государственной власти, отказавшиеся поддержать бунтовщиков. Я готов был уже отдать приказ о силовом подавлении мятежа, когда пришла информация, что рабочие в Челябинске разоружили местный мятежный гарнизон, вывели находящиеся на заводе в ожидании приёмки танки и, совершив марш, окружили в Свердловске здание штаба округа, в котором находился главный штаб мятежников. Жуков и все руководители мятежа были арестованы рабочим ополчением и переданы прилетевшим из Москвы сотрудникам КГБ. В довольно помятом виде.
        Вновь аресты, судебные процессы, чистки, приговоры. Руководители мятежа, включая Жукова, получили высшую меру, остальным дали довольно серьёзные сроки заключения.
        На следующий год нас проверили на прочность уже извне. В 1956 году в Венгрии вспыхнул фашистский мятеж. У мятежников оказалось неожиданно много оружия и снаряжения. Эффект неожиданности сыграл свою роль, и мы понесли вначале большие потери. Мятежники не остановились даже перед памятью погибших. Несколько захоронений было вскрыто, и останки наших павших во время освобождения Венгрии были разбросаны по окрестностям. Несколько наших госпиталей были буквально вырезаны. Всё это напомнило мне события финской войны, когда так же был вырезан наш медсанбат. И здесь над нашими медиками поиздевались всласть, прежде чем зверски убить.
        Там, в пригороде Будапешта, погибла Анютка. Она по окончании медицинского института проходила практику в военном госпитале, заодно работая над методикой удаления «чёрной паутины» у зомбированных. Тётка Дарья и дядька Андрей не смогли пережить её гибель и буквально через месяц оба скончались практически в один день.
        На территорию Венгрии были введены дополнительные силы. Мятеж подавили быстро и жёстко. Попытки остановить наши войска, выведя на улицу массу людей, закончились сразу, как только первую же такую толпу намотали на гусеницы танков в буквальном смысле.
        Из Лондона и Вашингтона сразу раздались вопли о кровавых комиссарах и о раздавленной гусеницами танков демократии. А мы в ответ на заседании Совбеза ООН предоставили доказательства английского и американского участия в фашистском мятеже, в финансировании и снабжении мятежников.
        Из Венгрии были вывезены все военные захоронения советских воинов. В венгерских газетах на первых полосах была напечатана одна-единственная фраза: «Эти могилы были единственным, что нас с вами связывало». На мадьяр были наложены жёсткие экономические санкции. А вывезенные останки павших советских воинов было решено захоронить в Сталинграде на Мамаевом кургане, который стал воинским захоронением и мемориалом Памяти погибшим при выполнении воинского долга.
        Гибель Анютки, смерть дядьки Андрея и тётки Дарьи сильно ударили по мне. Если бы не Ольга с Настей, не знаю, как бы я со всем этим справился. У Насти, кстати, к тому времени тоже было уже двое сыновей. Яков и Иосиф. Сама Настя, будучи любимой ученицей самого великого Эйнштейна, занималась научной деятельностью. Совместив теорию поля Эйнштейна с теорией темпорального перехода, которую я, насколько смог, в своё время воспроизвёл из памяти, они с великим учёным получили обоснование возможности образования гиперперехода. А это открывало дорогу в дальний космос, к звёздам.
        Вообще космосом заболели буквально все. Де Голль, видя наши успехи, предложил создать европейское космическое агентство и объединить усилия. Это дало свои плоды. В 1961 году 12 апреля стартовала международная миссия к Луне. Здесь мир также услышал знаменитое гагаринское «Поехали». Экипаж в составе командира корабля, капитана Юрия Гагарина, бортинженера Шарля Дюкре и космонавта-исследователя Курта Майера достиг поверхности спутника Земли. Первым человеком, ступившим на поверхность Луны, был наш, советский. И первым флагом, установленным на флагштоке, был красный. А рядом стояли флаг Французской республики и трёхцветное знамя Германской демократической республики.
        Триумф был полный. Юрий, Шарль и Курт стали самыми популярными именами в мире. Ох, как рвался в отряд космонавтов Василий Сталин, но безжалостная медицина сказала однозначное нет. Он и ко мне приходил жаловаться. Самое забавное в этом было то, что жаловался он мне на мою жену, которая и руководила медицинской стороной отбора.
        На волне успехов от совместной работы в области космических исследований Де Голль предложил создать Европейский экономический союз, ставший впоследствии прообразом Евроазиатского Союза, в состав которого вошли европейские страны, СССР и Япония. Единое свободное экономическое и политическое безвизовое пространство от Атлантики до Тихого океана и от Северного полюса до Южной Африки.
        В этом мире Франция сохранила все свои колонии, которые вовсе не стремились к эфемерной независимости и предпочитали спокойно жить и развиваться под крылом у сильного государства. Ну а раз Франция сохранила колонии, то и мы от этого были в выигрыше как главный экономический и политический партнёр.
        В 1963 году была подписана Декларация о создании Евросоюза. Герб для нового межгосударственного образования взяли за основу наш, советский, только на каждой ленте, обвивающей колосья хлеба, вместо «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» было написано название страны - члена Евросоюза.
        Китайские монахи, совсем осевшие на Новом Афоне, с одобрением высказались по поводу этого символа, назвав его поистине объединительным. Поначалу председательствовали в Евросоюзе два государства по очереди, СССР и Франция. Позднее присоединилась Германия, у которой закончился период денацификации. В 1975 году, после нескольких политических кризисов, заявку на вступление в Евросоюз подала Великобритания.
        Было решено создать объединённые вооружённые силы. Это привело к значительному сокращению национальных армий и, как следствие, к уменьшению затрат на вооружения. Зато общеевропейская армия получала всё самое лучшее и передовое. Государства оставили за собой право иметь незначительные силы национальной гвардии, для поддержания внутреннего порядка. Высвободившиеся огромные средства, которые уже не нужно было тратить на оборону, позволили ещё больше улучшить уровень жизни в странах Союза.
        Под руководством Л. П. Берии началось строительство трансконтинентальной скоростной железнодорожной магистрали. Планировалось сделать трассу как можно более прямую, чтобы пустить по ней поезда нового поколения. В строительстве приняли участие все страны Евросоюза и Япония.
        Вообще то, что называют евроинтеграцией, затронуло буквально все сферы. Так уж получилось, что каждая страна делала что-нибудь особенно хорошо, в отличие от другого. Так, например, военная техника была лучше советского производства, но по-настоящему красивые машины получались у итальянцев и французов. При этом брутальные внедорожники все были либо советского, либо немецкого производства. То же и с бытовой техникой.
        Создать что-либо необычное - это к нам, а вот довести это до ума и сделать по-настоящему красивой вещью - это уже, опять-таки, к итальянским и французским дизайнерам. Высокоточные станки - это к немцам, а вот электроника лучше всего получается у японцев. При этом японский автопром - это буквально кака на колёсах. Зато крупные корабли, такие как линкоры, авианосцы, супертанкеры и пассажирские суперлайнеры, - это к ним.
        Весной 1964 года совершенно случайно до меня дошла информация, что мой сын Михаил, студент первого курса МГУ, был задержан сотрудниками ГАИ за рулём в состоянии алкогольного опьянения. Этот молодой мажор сразу начал кричать, чей он сын и что будет с задержавшими его милиционерами. К чести сотрудников ГАИ, они на это никак не отреагировали и доставили пьяного водителя в отделение. А вот там дежурный повёл себя не совсем правильно. Он тут же доложил вышестоящему начальству о задержании сына главы государства. Дальше - больше. Информация дошла до начальника ГАИ Москвы, который лично примчался в отделение и с извинениями вернул отобранное водительское удостоверение. Более того, задержавшие Михаила милиционеры получили взыскание.
        Когда это стало известно мне, я буквально рассвирепел. Начальника ГАИ Москвы приказал уволить с формулировкой «за служебное несоответствие и за дискредитацию звания сотрудника органов внутренних дел», наказанных им милиционеров приказал повысить в звании и выписать премию за образцовое исполнение своих должностных обязанностей, а Михаила, приехав домой, выпорол. Буквально. Попросил у офицера охраны его ремень и выпорол. Этот мажорчик побежал было жаловаться матери, но получил от неё хлёсткую пощёчину.
        Тут было целиком наше упущение в воспитании. Рождённый буквально с серебряной ложкой во рту, сынок главы государства, внучок адмирала, Михаил с раннего детства ни в чём не знал отказа. Ему все старались угодить. Все подчёркивали его исключительность. Он и в МГУ, как оказалось, поступил не напрягаясь. Пришёл в приёмную комиссию, назвал своё имя, не преминув напомнить, кто его отец, и всё, был мгновенно зачислен. Позднее с ректором главного вуза страны тоже состоялся тяжёлый разговор.
        Учился Михаил так же. Экзамены и зачёты ставились ему автоматом, на лекциях его практически никто никогда не видел. Конечно, поздно уже пороть 19-лет-него оболтуса, раньше надо было, но лучше поздно, чем никогда. Осталось только гадать, поймёт ли он и захочет ли исправиться. Как оказалось, понял.
        Через три дня, когда ходить стало не так больно, он без чьей-либо подсказки сам пришёл в управление ГАИ, где написал объяснение с описанием своего нарушения и сдал водительское удостоверение. В МГУ написал заявление с просьбой предоставить академический отпуск и на следующий день уже стоял на пороге пункта вербовки во французский Иностранный легион, пожалуй, самое воюющее подразделение объединённой армии.
        Следующие пять лет мы лишь изредка получали от него письма, по которым можно было изучать географию. Африка, Индокитай, Южная Америка, снова Африка, Китай, в котором образовалось несколько постоянно воюющих между собой государств. Самым, пожалуй, интересным было то, что попал он служить в подразделение, в основном укомплектованное из немцев. Вот уж где был орднунг унд дисциплинен.
        Спустя 5 лет в звании капрала Михаил вернулся домой. Первое, что он сделал, это встал перед нами на колени и попросил прощения. Восстановился в институте, пересдал, без дураков, все экзамены, которые ему до этого поставили «за имя». В общем, взялся за ум.
        Его пример подействовал на очень многих. Во всяком случае, больше о подобных выходках деток высокопоставленных чиновников я не слышал, а служба в Иностранном легионе стала чуть ли не обязательной среди мужской части детей чиновников. Без неё на них смотрели как на больных и неполноценных.
        Да, теперь у меня уже правнуки. Радуют своими достижениями. Увы, но никто из них не получил от меня в наследство никакого Дара. Да и сам я уже мало что могу. Видимо, Сила тоже имеет свой предел.
        Было время, когда, уже устав от власти, я едва дождался своего 70-летия. По Конституции это был предельный возраст для нахождения на каком-либо государственном посту. В 1987 году, сразу после возвращения Марсианской экспедиции, я подал в отставку в связи с достижением предельного для государственной службы возраста.
        Моим преемником стал молодой, 40-летний Андрей Гамов, 10 лет до этого бывший моим помощником. Ну а мы с Ольгой собрались и уехали в зейскую тайгу в Чагоян. Надо сказать, что ещё в далёкие 1930-е годы я совершил должностное преступление. Я тайно выкупил усадьбу дядьки Андрея и разместил там пункт метеорологического контроля. Так что дом все эти годы был, что называется, под присмотром.
        Там мы прожили 5 лет. Местные, по-моему, так и не поняли, кто жил с ними по соседству. Разумеется, в соответствующих службах о нас всё прекрасно было известно, но нам не мешали жить. Там, в Чагоя-не, я немного занимался целительством. Лечил людей, помогал избавляться от застарелых болячек. Тогда-то я и понял, что Силы становится всё меньше и меньше. Спустя 5 лет мы решили всё же вернуться, как говорится, в мир. Потом купили небольшой дом на Лазурном берегу Франции в этой коммуне.
        Вот по новостям передают, что запущенный 5 лет назад подпространственный автоматический зонд передал первые сигналы из окрестностей Проксимы Центавра. Сам полёт длился не более месяца, но сигнал шёл к нам почти 5 лет.
        Мог ли я там, в том мире, сидя в инвалидной коляске и умирая от рака, даже представить, что мы смогли дотянуться до звёзд? А здесь в это же время, в 2020 году, я сижу в кафе на побережье Франции и смотрю трансляцию из окрестностей соседней звезды. Может, ради этого стоило прожить две жизни?
        Из колонок полились знакомые и любимые каждым французом ноты. Старая песня, ставшая символом Франции:
        Non, rien de rien,
        Non, je ne regrette rien,
        Ni le bien qu’on m’a fait,
        Ni le mal; tout ca m’est bien egal!
        ………………………………………
        Нет, ни о чём,
        Нет, я не жалею ни о чём,
        Ни о хорошем, что мне сделали,
        Ни о плохом. Мне это всё равно!
        Я также ни о чём не жалею. Я дал этому миру шанс, и мир, надеюсь, им воспользуется. Мне удалось путём неимоверного напряжения всех своих сил столкнуть колесо мироздания с накатанной колеи и пустить по другому пути.
        Мир изменился. Изменились люди, изменились государства, изменилась сама атмосфера времени. Пусть этот мир будет лучше, чем тот, который я оставил. Красный Дракон устал. Пришло его время отдохнуть.
        notes
        Примечания
        1
        Тайцзицюань (тай-чи) - буквально: «Кулак Великого Предела»; китайское внутреннее боевое искусство, один из видов ушу Популярно как оздоровительная гимнастика, но приставка «цю-ань» (кулак) подразумевает, что тайцзицюань - это боевое искусство.
        2
        Шуля (шулюм) - крепкий, наваристый суп из дичины, который готовят в Забайкалье. Рецепт принадлежит казакам, которые в военных походах хотели основательно подкрепиться. Иногда шулю готовят из рыбы.
        3
        Алахарь - несерьезный, легкомысленный человек.
        4
        Анчутка - чёрт, чертёнок.
        5
        Тяньлун - Небесный Дракон. Защищает владения богов. Признан самым могущественным среди драконов. Является символом могущества и власти.
        6
        Ци - универсальная квазисубстанция, энергетическая перво-ткань космоса. Ци наполняет внешний мир («внешнее ци») и самого человека («внутреннее ци»).
        7
        Конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) (Дальневосточный конфликт) - советско-китайский вооружённый конфликт, произошедший в 1929 году после захвата Чжан Сюэляном контроля над Китайско-Восточной железной дорогой, являвшейся совместным советско-китайским предприятием. В ходе последующих боевых действий Красная армия разгромила противника. Подписанный 22 декабря Хабаровский протокол положил конец конфликту и восстановил существовавший до столкновений статус дороги.
        8
        Ичиги - вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником. Были распространены у кавказских и среднеазиатских народов, а также у татар и терских и кубанских казаков.
        9
        Гурда - клеймо на кавказском холодном оружии, изначально западноевропейского происхождения. Шашка-гурда, то есть шашка с клеймом-гурдой, считалась лучшим и непревзойдённым холодным оружием.
        10
        КИМ - коммунистический интернационал молодёжи.
        11
        КВС - командир воздушного судна.
        12
        Речь идёт о капитан-лейтенанте Игоре Викторовиче Остапенко, который повел своё подразделение на защиту Дома Советов во время народного восстания за советскую власть в ночь с 3 на 4октября 1993 года. В эту ночь офицер, присягавший Советскому Союзу, оказался верен данной клятве, когда с группой матросов-добровольцев двинулся на грузовике из Дуброво на помощь законно избранному Верховному Совету
        13
        25 декабря 1991 года в 19 часов 35 минут с флагштока Кремля был спущен флаг СССР.
        14
        Набичвари - ублюдок (грузинское ругательство).
        15
        Медведь Филипп Демьянович, начальник УНКВД по Ленинграду. В реальной истории снят с должности 3 декабря 1934 года, сразу после убийства Кирова. Расстрелян в 1937 году. Реабилитирован посмертно в 1957 году.
        16
        Заковский Леонид Михайлович, настоящее имя - Генрих Эрнестович Штубис. В реальной истории с 1934 по 1938 год - начальник Ленинградского У НКВД. Расстрелян в 1938 году. В реабилитации отказано.
        17
        Филатов Л. «Про Федота-стрельца, удалого молодца».
        18
        Сергеев Артём Фёдорович - приёмный сын Сталина. Родился в семье революционера Ф. А. Сергеева (известного как «товарищ Артём»), после гибели отца в 1921 году воспитывался в семье И. В. Сталина. Один из основателей зенитных ракетных войск СССР, участник Великой Отечественной войны.
        19
        В реальной истории с 1998 года - Академический ансамбль песни и пляски Российской армии имени А. В. Александрова.
        20
        Автор преклоняется перед этими великими строками, сочинёнными Константином Симоновым.
        21
        Гимн милиции.
        22
        Слостин Иван Ильич - советский конструктор стрелкового оружия. Разработчик многоствольного «шквального» пулемёта оригинальной конструкции.
        23
        «Марсельеза», гимн Франции.
        24
        Игнатьев Граф Алексей Алексеевич - русский и советский военный деятель, дипломат, советник руководителя НКИД, писатель. В 1912 - 1917 годах - военный агент во Франции; одновременно - представитель русской армии при французской главной квартире. Во время Первой мировой войны руководил размещением военных заказов во Франции и поставкой их в Россию. Генерал-майор Российской республики (1917 год). Генерал-лейтенант РККА (1943 год). В 1925 году передал советскому правительству денежные средства, принадлежавшие России (225 млн франков золотом) и вложенные на его имя во французские банки. За эти действия был подвергнут бойкоту со стороны эмигрантских организаций. Обладая колоссальной суммой на счетах, жил с супругой во Франции крайне бедно, выращивая в подвале собственного дома шампиньоны на продажу. Со счетов на личные нужды не было снято ни единого сантима.
        25
        Ермольева Зинаида Виссарионовна - советский микробиолог и эпидемиолог, действительный член Академии медицинских наук СССР, создательница антибиотиков в СССР. В 1942 году впервые в СССР получила пенициллин. Лауреат Сталинской премии первой степени.
        26
        НУРС - неуправляемый реактивный снаряд.
        27
        Пативцемули {груз.) - уважаемый.
        28
        За основу взят реальный исторический факт.
        29
        Люшков Генрих Самойлович. В реальной истории - деятель советских спецслужб, комиссар государственной безопасности 3-го ранга. Входил в состав особых троек НКВД СССР. В 1938 году, опасаясь неминуемого ареста, бежал в Маньчжурию и активно сотрудничал с японской разведкой. За границей подробно освещал своё участие в Большом терроре, разоблачал методы НКВД, готовил покушение на Сталина.
        30
        Штерн Григорий Михайлович - советский военачальник, участник Гражданской войны, боевых действий около озера Хасан, на реке Халхин-Гол и войны в Испании, Герой Советского Союза (29.08.1939). Генерал-полковник (1940). Необоснованно репрессирован в 1941 году. Посмертно реабилитирован.
        31
        СПУ - самолётное переговорное устройство.
        32
        И-97 принятое в ВВС РККА обозначение японского одноместного истребителя Nakajima Ki-27.
        33
        ПТБ - подвесные топливные баки.
        34
        АГТ-38 - автоматический гранатомёт Таубина образца 1938 года. В альтернативной истории является аналогом АГС-17 «Пламя». В реальной истории АГТ на вооружение поступил в единичных экземплярах.
        35
        КШМ - командно-штабная машина.
        36
        ЗАС - засекречивающая аппаратура связи.
        37
        ВЧ-связь - закрытая система телефонной связи, использующая высокие частоты (ВЧ).
        38
        В замке Вевельсбурга Гиммлер намеревался устроить центр германской национал-социалистической «новой религии», которая создавалась идеологами СС как соединение язычества древних германцев, «истинного», ещё «не отравленного евреями» христианства и оккультизма прошлого века. «Зал Грааля» замка находился под огромным куполом, он имел 48 окон и предназначался для религиозных медитаций рейхсфюрера и людей, приближённых к власти.
        39
        ИМР - инженерная машина разграждения.
        40
        В реальной истории Уинстон Черчилль очень любил армянский коньяк «Двин», который начали выпускать с 1945 года. «Никогда не опаздывайте к обеду, курите гаванские сигары и пейте армянский коньяк», - так он говорил.
        41
        За основу взят реальный факт.
        42
        Армия Крайова (сокращённо - АК; польск. Armia Krajowa, буквально - «Отечественная армия») - подпольная польская военная организация времён Второй мировой войны, действовавшая в 1942 - 1945 годах в пределах довоенной территории польского государства, а также в Литве и Венгрии. Одно из крупнейших нерегулярных (партизанских) формирований в Европе времён Второй мировой войны. АК подчинялась польскому правительству в изгнании и верховному главнокомандующему польских вооружённых сил, находившемуся в Великобритании.
        43
        Гвардия Людова (Gwardia Ludowa, GL - «народная гвардия») - военная организация Польской рабочей партии, которая была создана в реальной истории в январе 1942 года. Впоследствии была преобразована в Армию Людову.
        44
        УДК - универсальный десантный корабль.
        45
        Из выступления И. В. Сталина 6 ноября 1942 года на торжественном заседании Московского совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями города Москвы и из «листовки Калинина», которую разбрасывали над немецкими позициями (РИ).
        46
        В реальной истории Умберто II получил прозвище Майский король, так как занимал престол чуть более месяца, с 9 мая по 12 июня 1946 года, между отречением своего отца Виктора Эммануила III и объявлением итогов референдума об отмене монархии, на котором победил республиканский строй.
        47
        Долорес Ибаррури - деятельница испанского и международного коммунистического движения, активная участница республиканского движения в годы Гражданской войны 1936 - 1939 годов, затем - деятельница эмигрантской оппозиции диктатуре Франко.
        На протяжении длительного времени жила в СССР (в начале 1960-х годов получила советское гражданство), а её единственный сын Рубен вступил в Красную Армию и погиб в битве под Сталинградом в 1942 году. В 1942 - 1960 годы - генеральный секретарь, а с 1960 года до конца жизни - председатель Коммунистической партии Испании. После смерти Франко и легализации партий при Хуане Карлосе I вернулась в Испанию и в 1977 году избрана депутатом кортесов.
        48
        ЭПРОН - Экспедиция подводных работ особого назначения, государственная организация особого назначения, занимавшаяся подъёмом кораблей, судов и подводных лодок и другими подводными работами.