Зачем нам враги Юлия Владимировна Остапенко
        # Узы любви сильны.
        Но УЗЫ ВРАЖДЫ - много сильнее.
        Именно ВРАЖДА порождает неразрывную связь между холодным, безжалостным эльфийским князем Глоринделем и его телохранителем - наемником Натаном, некогда любившими и утратившими ОДНУ И ТУ ЖЕ ЖЕНЩИНУ... Именно ВРАЖДА заставляет прислужницу Эллен стать верной спутницей бежавшей из дома полубезумной принцессы Рослин. изучающей некромантию и мечтающей стать ученицей великих черных магов Тальварда.
        Однако есть на земле сила и больше ВРАЖДЫ, и имя ей - Судьба.
        И неспроста Судьба снова и снова сводит вместе Глоринделя, Натана, Рослин и Эллен, все глубже погружающихся во Тьму...
        Юлия Остапенко
        Зачем нам враги
        ЧАСТЬ 1
        НАТАН И ГЛОРИНДЕЛЬ
        Он ненормальный. Этот проклятый эльф - ненормальный, он чокнутый, у него мозги не в порядке. Натан твердил это про себя снова и снова, глядя, как дергается из стороны в сторону голова мальчишки. Эльф бил хладнокровно, размеренно, вполсилы, но голова мальчика моталась, будто держась на ниточке, и Натан вздрагивал при каждом новом ударе, словно били не конюха, а его самого.
        Мальчишка тихонько ныл, шмыгая носом, но терпел. Натан тоже терпел, хоть это и было почти невыносимо.
        Наконец Глориндель опустил руку, и мальчик привычно повернул голову, подставляясь для следующего удара. У Натана сжалось сердце. Эльф изогнул губы в усмешке. Его голос звучал лениво и почти добродушно.
        - Довольно с тебя. Теперь встань на колени, поцелуй край моего плаща и поблагодари за науку.
        Мальчишка, все еще шмыгая носом, выполнил приказ. Дрожащие руки, минуту назад не удержавшие предательски выскользнувший повод коня, уперлись в землю.
        - Простите, добрый господин... Спасибо, добрый господин...
        - Впредь будь порасторопнее, - ласково сказал Глориндель. Пронзительные синие глаза встретились с глазами Натана. Тот заставил себя не отвести взгляд. - А теперь в путь. Мы и так задержались.
        Натан молча подвел коней - своего и эльфова, не желая снова доверить это нехитрое дело прислуге и стать свидетелем новой экзекуции, может, еще и за меньшую провинность. Эльф легко вскочил в седло, полы его плаща взметнулись над конским крупом. Простолюдины, выглянувшие из трактира понаблюдать за наказанием нерадивого конюха, почтительно помалкивали. На их лицах читалось плохо скрываемое любопытство. Должно быть, они жалели, что мальчишка всего лишь выпустил повод, а не наступил господину на ногу. В этой глуши развлечений мало, они бы с удовольствием полюбовались на порку. Ну что ж, не довелось. Натан скрипнул зубами. Он-то знал, что холоп, который осмелился бы наступить на ногу господину Глоринделю, не отделался бы публичной поркой. А ему, Натану, пришлось бы молча стоять рядом и смотреть. Как доводилось уже не раз за неделю их совместного путешествия. Всеблагие небеса, всего неделя... ему казалось, это чудовище находится под его опекой и защитой целую вечность. Вот только самого Натана опекать и защищать от него некому. Как и бедолаг, которым не посчастливилось оказаться на пути этого
ненормального эльфа.
        Натан увидел, что Глориндель уже выехал со двора, и, тряхнув головой, тронул пятками бока коня.
        - Чудный денек, Натан, верно? - весело сказал эльф, когда они поравнялись. Денек и правда был чудным, весеннее солнце ярко освещало неширокий, но ровный, хорошо утоптанный тракт, а в зарослях, тянувшихся вдоль дороги, заливисто щебетали птицы. Вот только Натан не был сегодня настроен бездумно радоваться жизни. Поэтому он промолчал, зная, что в большинстве случаев эльфу не требуется ответ на подобного рода реплики.
        Не на этот раз, однако, - выждав немного, Глориндель обернулся к спутнику. Он улыбался, но глаза предупреждающе сощурились.
        - Что такое, друг мой? Ты чем-то недоволен?
        Натана передергивало всякий раз, когда Глориндель называл его своим другом. Не потому, что он недолюбливал эльфов, а потому, что считаться другом этого сволочного отродья для него было бы тяжким оскорблением. Но у господина Глоринделя была манера так обращаться к своему слуге, ничего тут не поделаешь. Натан и без того перечил ему чаще, чем следовало бы, поэтому старался не задираться по мелочам.
        - Вы могли бы быть поснисходительнее к мальчишке, - угрюмо сказал он. - Одной оплеухи вполне хватило бы.
        - В самом деле? - Эльф ослепительно улыбнулся, придержал коня. - Можешь вернуться и дать ему эту оплеуху. Я подожду.
        Натан вздохнул.
        - Вы спросили, чем я недоволен, - я ответил, - огрызнулся он. Эльф не нагнал его, и Натан обернулся. Конь Глоринделя нетерпеливо гарцевал посреди тракта там, где эльф остановил его.
        - Я сказал, вернись и накажи конюха сообразно своим представлениям, - спокойно сказал Глориндель.
        - Да хватит вам! - не выдержал Натан. - Что вы... как дитя малое!
        - Натан, я не двинусь с места, пока ты не сделаешь, как я сказал.
        Натан молча сцепил зубы. «Ох, снять бы с вас портки, господин эльф, да всыпать по первое число», - подумал он, а вслух, стараясь говорить ровно, сказал:
        - В таком случае мы уж точно не прибудем в срок к вашей невесте, милорд, потому что я намерен ехать дальше, а вы как хотите.
        И он двинулся вперед, не оборачиваясь. Его сердце сердито колотилось. Пробыв в обществе господина Глоринделя неделю, он все еще не понимал его и никогда не мог предсказать, как тот себя поведет. Одно Натан уяснил точно: этот недоносок делает только то, что хочет, всякий раз, как ему в голову взбредет. И образумить его невозможно, по крайней мере Натан, перепробовав все способы от уговоров до угроз, так ничего и не добился. Порку вот, правда, еще не пробовал... Но Натана приставили к эльфу, чтобы защищать его, если понадобится, а не избивать... хотя нужда в этом была явно больше, чем в защите.
        Натан ехал, не оборачиваясь и держа спину прямой, но конской поступи за собой не слышал. «Почему я? » - в который раз мысленно вздохнул он, хотя знал ответ. Так уж сложилось, что он был доверенным лицом лорда Картера, и впервые Натану пришлось об этом пожалеть. Лорд Картер уже полгода выполнял роль посредника в переговорах между эльфами и Калардином. В последнее время силы Тальварда давили все сильнее, и было очевидно, что без подмоги Калардин очень скоро падет. А подмоги ждать неоткуда - соседние страны или уже были захвачены агрессивными тальвардами, или пока что придерживались нейтралитета, надеясь, что хищнический азарт небольшой в общем-то страны вскоре иссякнет. Оставались только эльфы, чьи владения граничили с Калардином, - хотя им-то опасаться нечего, тальвардам ни за что не потягаться с мощью эльфийских сил, и они это прекрасно понимают. Тем не менее, лорд Картер от имени калардинского князя потратил семь месяцев на то, чтобы убедить эльфов вступить в войну. Никто не надеялся на успех, даже сам милорд, но эльфы, полгода игнорировавшие воззвания и посулы калардинского посла, вдруг уступили
и выдвинули одно-единственное условие: женитьба эльфийского аристократа на калардинской княжне. При этом их, похоже, вовсе не смущал тот факт, что ей едва исполнилось одиннадцать лет. Ход был вполне просчитываемый - таким образом эльфы собирались в скором будущем прибрать Калардин к рукам, ведь всем известна живучесть эльфийской крови, способной менять все, с чем бы она ни смешалась. Всего несколько поколений
        - и Калардинское княжество исчезнет с лица земли, став частью медленно, бескровно, но неумолимо разрастающихся владений эльфов. Ключевым словом тут стало «бескровно»
        - было очевидно, что в случае отказа Калардин будет уничтожен гораздо раньше, жестоко и кроваво. Князь сдался. Натан не одобрял такого решения, но его никто не спрашивал. Просто лорд Картер вызвал его и поставил перед фактом: именно Натан и никто иной должен сопровождать эльфийского аристократа в столицу, на другой край княжества. Натан сопровождал, проклиная все на свете. Если все эльфы таковы, то, право, лично он предпочел бы тальвардов.
        Время, однако же, шло, а Глоринделя было не видать. Натан уже начал отчаиваться и решил вернуться, когда услышал топот копыт - и почти разозлился на себя за облегчение, которое почувствовал, когда эльф, поравнявшись с ним, хитро подмигнул и прицокнул языком. Прядь волос, выбившаяся из-под капюшона, под которым он скрывал удлиненные эльфийские уши, хлестнула его по щеке.
        - Упрямый ты, - удовлетворенно проговорил он. - Люблю упрямых! Я сам такой. А ну, наперегонки!
        И прежде чем Натан успел сказать хоть слово, эльф исчез в клубе пыли.
        - Щенок, - вполголоса проговорил Натан, пришпоривая коня. Интересно, сколько ему лет-то, этому недоумку? Эльфы живут гораздо дольше людей и дольше сохраняют молодость - по виду Глоринделю можно было дать лет двадцать, не больше, но вел он себя чаще как десятилетний, с детской беспечностью и бездумной жестокостью. «А может, ему при этом все шестьдесят», - с тоской подумал Натан, нагоняя эльфа. Это оказалось нетрудно - конь у Натана был здоровее и резвее. Он сперва удивился, что в замке лорда Картера его, слугу, снарядили лучше господина, которого полагалось сопровождать, но быстро понял, что к чему. Должно быть, лорда Картера предупредили, что у эльфа с головой не в порядке. Если бы они еще и оружия ему не дали, совсем было бы славно...
        - Что ж вы!.. - крикнул Натан, когда они снова поравнялись. - Стойте, милорд! Нельзя так! Нас увидят!
        - Нас и так уже видели предостаточно, - небрежно сказал Глориндель, но коня придержал.
        - Вы же знаете, мы должны привлекать как можно меньше внимания. Если ваше происхождение обнаружится, будут неприятности...
        - Как ты меня утомил своей трусостью, - вздохнул эльф. Натан промолчал. Трусость - не трусость, но один он вряд ли сможет защитить своего подопечного от разъяренной толпы. У плана лорда Картера имелось множество противников, и кое-кто из них не побрезгует убийством, лишь бы не допустить эльфов в Калардин. В глубине души Натан полагал, что в этом не было бы ничего плохого. Но он обязался выполнить свой долг: ему велели довезти Глоринделя к невесте в целости и сохранности - что ж, он постарается это сделать. Хотя на душе у него было бы спокойнее, если бы эта задача лежала не только на его плечах... Но лорд Картер сказал, что даже небольшой отряд будет привлекать внимание, а у двоих путников больше шансов остаться незамеченными. Только вряд ли это им удастся, если эльф и дальше будет так себя вести. Натан пытался втолковать ему это уже неделю - безрезультатно.
        - А вы, милорд, жить хотите? - устало спросил он. Тот вместо ответа засвистел песенку, которую услышал в одном из последних трактиров, где они останавливались,
        - мотивчик был милый, но привязчивый и успел надоесть Натану до оскомины. Но он по обыкновению смолчал, радуясь уже тому, что эльф хоть немного угомонился.
        Они ехали без приключений почти до вечера, привычно выбирая малолюдные боковые дороги - правда, путь это удлиняло едва ли не вдвое, что поначалу эльфа страшно раздражало. Но это тоже был приказ лорда Картера: уменьшить риск всеми средствами. Вот и перебирались заброшенными трактами, через леса, холмы и перевалы.
        Дорога, неожиданно окончившаяся распутьем, казалась совсем забытой. Колеи были местами заросшими, местами - едва видными. Поэтому когда тракт вывел к перекрестку, посреди которого громоздился огромный камень, всадники невольно придержали коней.
        Все три дороги, разбегавшиеся в разные стороны света, были узкими и заросшими - только на правой, уходившей к западу, виднелась свежая колея.
        - Нам на юг? - спросил эльф, и Натан кивнул, разглядывая камень. Передняя часть оказалась ссечена, и на ней, кажется, были выбиты какие-то письмена. Обычное дело для этих мест - чуть ли не каждый перекресток увенчивала этакая громадина, невесть как сюда попавшая, и почти на всех были надписи, до того истершиеся от времени и непогоды, что прочесть их не представлялось возможным - а если и да, то языки, на которых надписи были сделаны, никто уже не помнил. Но этот камень чем-то притягивал взгляд. Натан даже подумал было посмотреть, что там написано, потом отмахнулся от этой мысли, но тут эльф тоже заметил камень и заинтересовался.
        - Там что-то написано? Гляди-ка!
        - Милорд, нам ехать надо, - начал Натан, но эльф уже подъехал к камню и, наклонившись, смахнул с надписи прилипшую листву.
        - Мхом поросло... но разобрать можно... - пробормотал Глориндель. Натан медленно подъехал к нему, присмотрелся. Камень был испещрен какими-то значками, кривыми и совершенно непонятными.
        - Не прочесть, - сказал он. - Едемте уже, милорд...
        - Ну да, тебе, дубине, не прочесть. Это древнее руническое письмо. Вы, люди, его и читать-то никогда не умели. - Глориндель вынул из ножен тонкий кинжал, бывший его единственным оружием, и, по-прежнему не спешиваясь, счистил наросший на камне мох. Натан ждал, время от времени оглядываясь. Место казалось спокойным, но что-то ему здесь не нравилось.
        - Ну вот... - Эльф, удовлетворенный результатом, очистил лезвие и спрятал кинжал.
        - Теперь другое дело.
        - И что там написано? - нетерпеливо спросил Натан.
        - «Сей камень поставлен здесь Иодосом из Логго, дабы оградить тебя, путник, от ложного шага. Решай здесь и сейчас, что тебе дорого: жизнь твоя, ибо ее ты лишишься, пойдя по правой дороге; конь твой, ибо его ты лишишься, пройдя по левой дороге; друг твой, ибо его ты лишишься, если поедешь прямо. Прими сие предупреждение с мудростью и осторожностью, и да хранят тебя всеблагие небеса».
        Эльф не читал, а декламировал - громко, важно и очень пафосно. Натан морщился, но дослушал до конца.
        - Ясно, обычный путевой камень, - сказал он. - Триста лет назад слева жили конокрады, прямо был бордель, а справа и теперь, возможно, топь или обрыв. Едемте. .
        - Нам ведь прямо? - задумчиво проговорил эльф, выпрямляясь.
        - Прямо, прямо.
        - Ну что ж, тогда в любом случае нам ничего не грозит, - бросил он и посмотрел на Натана. - Ни у меня, ни у тебя при себе друга нет, терять нечего, так?
        Он подмигнул и двинулся вперед, но в его осанке Натану вдруг почудилось напряжение. Странно. Впрочем, одно верно - даже если предположить, что предупреждение на камне действует до сих пор, терять и правда нечего.
        К тому же им все равно надо было ехать на юг.
        Постоялый двор встретился на их пути, когда уже почти стемнело, и Натан подумывал, что придется ночевать в лесу у дороги. Но тракт неожиданно сделал крутой поворот, за которым из сиреневых сумерек вынырнул покачивающийся фонарь. Под фонарем оказалась приоткрытая дверь, из которой лился приглушенный свет. Натан вздохнул с облегчением. В этом путешествии он старался избегать ночевок под открытым небом.
        - Повезло, - заметил он, направляя коня к трактиру.
        - Повезло? - Эльф скорчил гримасу. - Друг мой, это же какая-то развалюха. Не хочу я здесь ночевать.
        - А в лесу с волками хотите? - бросил Натан через плечо и спрыгнул на землю. - Эй, хозяин! Кто там!
        С улицы был виден зал - полутемный и совсем пустой. Трактирщик, полный и грузный, почти как все его собратья по ремеслу, выкатился навстречу дорогим гостям. При виде Натана его лицо приняло раболепное выражение, при виде надменно взиравшего с коня эльфа он поклонился до земли.
        - Что угодно добрым господам?
        - Харч и кров, все самое лучшее, - коротко сказал Натан и украдкой бросил на Глоринделя предупреждающий взгляд. Эльф, все еще верхом, оглядывал подворье, презрительно поджав губы.
        - Поедем дальше, - капризно потребовал он. - Может, что получше сыщется.
        - На двадцать миль вокруг никого нет, добрый господин, как пить дать, - тут же вставил трактирщик.
        Холодный взгляд мгновенно пригвоздил его к месту.
        - А я тебя не спрашивал, холоп, - сказал Глориндель. Его конь всхрапнул и мотнул мордой.
        - Лошадей бы напоить, - спокойно сказал Натан. - Займись, - и бросил повод трактирщику, который тут же препоручил его подбежавшему конюху.
        Натан вошел в постоялый двор, не оборачиваясь, но спиной чувствуя тяжелый взгляд эльфа. Ничего, ему не вредно немного пыл поумерить. Да и все равно двигаться сейчас дальше было бы глупостью. Места глухие, наверняка неспокойно...
        - Если ты еще раз так сделаешь, я тебя убью, - ровно сказал Глориндель, когда они сели за стол в углу зала - прежде эльфа все тянуло на середину, но Натан, кажется, приучил его хотя бы в этом не высовываться.
        - Убивайте. Я умру с осознанием выполненного долга, а дальше добирайтесь до столицы как знаете. - Пристальный взгляд эльфа раздражал, и Натан, обернувшись, коротко бросил: - Капюшон получше натяните. Ни к чему лишние вопросы.
        И тут же пожалел об этом, потому что эльф, фыркнув, решительно откинул опостылевший капюшон и вызывающе тряхнул золотистыми волосами. Они были слишком коротки для эльфа, не доставая даже до плеч, но уши все же прикрывали. Правда, не слишком надежно.
        - Может, мне вас самому зарезать, а? - бессильно прошипел Натан, на что Глориндель лишь усмехнулся.
        - Успокойся, друг мой. Сам видишь: тут никого, кроме этого холопа. Он небось только от бабки своей в сказках слышал про эльфов.
        Разумеется, именно в этот момент подошла служанка, и ее молодое чуткое ухо не могло не уловить отголоска последней фразы. Простоватое лицо тут же приобрело выражение сосредоточенности, а хитрые глазенки устремились на не по-человечески красивое лицо Глоринделя.
        - Добрые господа...
        - Добрые господа вина желают, - резко перебил Натан, вынудив служанку испуганно вскинуться и перебросить не в меру любопытный взгляд на говорящего. - И говядины почище. Немедля.
        - Слушаюсь. - Девчонка быстро поклонилась, снова метнула взгляд на эльфа, лениво вычищавшего кинжалом грязь из-под ногтей, и убежала. Натан медленно повернулся.
        - Если вы сейчас же не поднимете капюшон, я сделаю это за вас, - проговорил он.
        Глориндель бросил на него насмешливый взгляд.
        - Что ты так волнуешься, друг мой? Все путевой камень покоя не дает?
        Натан так удивился, что даже перестал злиться.
        - При чем тут путевой камень?
        - А притом, что с тех пор, как мы его минули, ты меня уже вконец достал своим нытьем, - резко ответил эльф, откладывая кинжал. - Что ты перетрусил-то так? И правда, что ли, боишься со мной подружиться?
        - О чем вы? - Натан уже вообще ничего не понимал. У эльфа, конечно, мозги набекрень, но до сих пор откровенного бреда он вроде не нес...
        - Да ну, не прикидывайся, я знаю, о чем ты думаешь битый час.
        - И о чем же?
        - О том, что на камне написано было. Если каждому из нас суждено потерять на этой дороге друга - мы его потеряем. А поскольку мы с тобой не друзья, значит, успеем ими стать, прежде чем кого-то из нас порешат.
        - Не думал я ни о чем таком, - потрясенно и совершенно честно ответил Натан. А эльф, выходит, думал... вот тебе на... - Да и путевые камни часто врут...
        - Камни, может, и врут, - голос эльфа снова стал резким, - а руническое письмо - никогда. На нем невозможно изречь ложь.
        Натан смотрел на него то ли с изумлением, то ли с жалостью - он сам не мог понять, что его переполняло. Надо же, парень и правда принял чью-то старую шутку за перст судьбы... и, похоже, размышлял об этом все время, пока они ехали от камня. Кто бы мог подумать, что он такой впечатлительный.
        - С чего вы решили, что нас порешат? - Натан хотел спросить совсем не это, но на вопрос, вертевшийся у него на языке, могла последовать совсем уж непредсказуемая реакция.
        - Одного из нас, - поправил Глориндель. - Так что оставшийся лишится друга. И тот, кто умрет, тоже лишится - вместе с жизнью.
        - В таком случае, - серьезно проговорил Натан, - единственное, что мы можем сделать, - это ни в коем случае не становиться друзьями.
        Глориндель метнул в него быстрый взгляд, явно проверяя, не смеется ли над ним Натан. Тот и правда смеялся, но надеялся, что эльф этого не заметит. Правда, от следующего вопроса смеяться ему разом расхотелось.
        - Натан, а у тебя вообще есть друзья?
        От необходимости отвечать Натана избавила все та же девочка-служанка, выскочившая, будто шут из табакерки, и со стуком водрузившая на стол бутылку вина и блюдо с мясом. Ее взгляд, обращенный на эльфа, был таким же испытующе любопытным. Тот наконец почувствовал его и вскинул глаза. Девчонка разом спала с лица.
        - Это что? - Голос эльфа был низким и сипящим, и Натан испугался. Он еще не понял, что прогневило его спутника, но ничего хорошего ждать явно не приходилось. Глориндель не сводил со служанки убийственного взгляда, и та, мигом утратив былой задор, промямлила:
        - Г-говядинка... в-ваша милость...
        - И что же, по-твоему, мы как свиньи должны жрать ее с одной тарелки?
        - Я... сейчас...
        - Молчать, дрянь!
        Натан перебрасывал обеспокоенный взгляд с окаменевшего лица Глоринделя на покрывшееся пятнами личико служанки. А он ведь и выпороть ее может собственноручно, с него станется. Хоть бы только не пришиб... В самом начале их путешествия он едва ли не до смерти запорол хлыстом пьяного мужика, которого угораздило проблеваться ему под ноги.
        - Прошу прощения, добрые господа. - Подоспевший трактирщик уже раскланивался, отпихивая служанку обширным задом. - Сию минуту исправим...
        Глориндель повернулся к Натану - так резко, что тот невольно вздрогнул, почти ожидая, что на него обрушится весь гнев, вызванный глупой девчонкой. Чаще всего Натан мог безнаказанно дерзить своему подопечному, а порой и ненавязчиво понукать им, но в такие минуты, как эта, попадать ему под горячую руку не хотелось...
        - Я спросил, - чеканя слова, проговорил Глориндель, - есть ли у тебя друзья.
        Сильные хищные пальцы сжимали и разжимали рукоять кинжала, и этот неосознанный жест не сулил ничего хорошего. Натану уже приходилось видеть, как эльф убивает, и не хотелось наблюдать это снова. А уж тем более - испытать на собственной шкуре.

«Почему я? » - в тысячный раз подумал он, а вслух сказал:
        - Нет. Теперь нет.
        - Почему теперь?
        Взгляд эльфа не менялся, и Натан счел безопаснее продолжать:
        - У меня был... один друг. Больше его нет.
        - Он умер?
        - Да.
        - Как и когда?
        Трактирщик, не переставая кланяться, осторожно подсунул вторую тарелку. Глориндель, кажется, даже не заметил этого.
        - Ну?
        - Два года назад. Его... повесили.
        - Вот как? Любопытно. Кто? За что?
        Натан сглотнул, отвел взгляд. Проклятие, могли он подумать, что придется о таком говорить... снова... и с кем...
        - Лорд Картер. За... разбой.
        - Твой господин повесил твоего лучшего друга? И ты продолжил служить ему?
        - Я присягал на верность. К тому же... казнь была справедливой.
        - Что ж, я рад, что в провожатые мне дали такого преданного слугу, - вполголоса сказал эльф и улыбнулся одной из самых очаровательных своих улыбок - чистой и ясной, почти детской. - Ну, выпьем, что ли? В горле пересохло.
        Натан молча разлил вино. Как всегда, он помрачнел после вынужденного упоминания о так и не зажившей ране, а эльф, казалось, уже через минуту забыл, о чем они говорили. Вино ему, как ни странно, понравилось, и он громко удивился тому, что в этом убогом клоповнике, где прислуживают одни недоумки, нашлось хоть что-то пристойное. Хозяин, услышав похвалу, снова стал раскланиваться. Натан невольно подивился гибкости его заплывшей жиром спины. Потом эльф принялся за солонину, которую также признал удовлетворительной. Как всегда, он повеселел резко и беспричинно, а доев, даже принялся что-то напевать - как понял через мгновение Натан, все тот же прилипчивый мотив.
        Трактирщик, видимо, сочтя настроение гостя благодушным, подошел, все так же кланяясь, и сообщил, что, если угодно, комнаты готовы.
        - Отлично! - сказал Глориндель и широко зевнул. - Вымотался я что-то за день.
        Натан успел вздохнуть про себя с облегчением - еще один День закончился без особых происшествий, - когда от дверей донеслось конское ржание и окрик. Трактирщик мгновенно ринулся к выходу.
        - Людно тут, - заметил Глориндель и снова зевнул. - А не скажешь... глушь такая... пошли?
        - Пошли, - обрадовался Натан, вовсе не желая, чтобы новые постояльцы оказались людьми, знающими эльфов не только по старым сказкам.
        Но радость его была преждевременной. Уже поднимавшийся было Глориндель, вдруг застыл, неотрывно глядя на дверь. Еще не обернувшись, Натан знал, кто вошел в нее: конечно же, баба, красивая, как эльфийка. За прошедшую неделю эльф домогался не менее десятка красоток разной степени свежести, всем им делая один и тот же подозрительный комплимент - подозрительный, потому что большинство женщин никогда не видали эльфиек, с коими их сравнивали. Натан каждый раз умолял Глоринделя быть осторожнее - не только потому, что в разгар любовных игр эльфу было не до того, чтобы прятать предательски нечеловеческие уши, но и потому, что девицы могли быть замужем. Пока им, правда, везло - ни одна из соблазненных Глоринделем красоток на наличие досадного обстоятельства в виде супруга не жаловалась.
        А теперь везти, кажется, перестало.
        Впрочем, девица и правда была хороша - статная, белокожая, с буйной гривой рыжих кудрей. Натан сомневался, что среди эльфов попадаются рыжие, но это не помешало Глоринделю уже через минуту сообщить девице, что она прекрасна, как эльфийка. Это заявление, похоже, несколько покоробило ее мужа - коренастого мужчину средних лет, с виду человека замкнутого и нелюбезного. Оба выглядели и держались как средней руки купцы, и внимание благородного господина им явно польстило - по крайней мере рыжей прелестнице, немедленно зардевшейся от комплимента и от того немного подурневшей.
        Тщетно Натан посылал подопечному умоляющие, предупреждающие и угрожающие взгляды - Глориндель немедленно потребовал самого лучшего вина, подсел к столу, за которым устроилась купеческая чета, и принялся мило и непринужденно болтать. Мужчина сидел молча, набычившись, но не смея послать непрошеного собеседника подальше. Его жена млела и хлопала черными ресницами, то и дело выразительно потряхивая рыжими кудрями, а эльф заливался соловьем, уже через четверть часа обнаглев настолько, что его рука скользнула по женскому бедру. Купец, кажется, со своего места ничего не заметил, но Натану, одиноко сидевшему в стороне, все было превосходно видно. Он угрюмо потягивал вино, наблюдая за тройкой с чувством приводящей в ярость беспомощности. Будь Глориндель ниже его рангом, он бы, извинившись перед купеческой парой, вытолкал щенка взашей, а после всыпал по первое число, однако эльф был не только его подопечным, но и господином. А господин всегда прав... даже если по нему розга плачет.
        - А что, сударыня, - заискивающе вглядываясь в снова раскрасневшееся, теперь уже от вина, лицо рыжей красотки, медово пропел эльф, - не проезжали ли вы перекресток с путевым камнем?
        - Камнем? - Красотка захлопала осоловелыми глазками, повернулась к мужу, глуповато улыбаясь: - Дорогой, не проезжали ли мы перекресток с путевым камнем?
        - Проезжали. Днем еще, - мрачно ответил купец. Натан обратил внимание, что он выпил заметно больше воркующей парочки. Не раз и не два его явно подмывало вмазать этому проклятому аристократу по смазливой роже, но духу явно не хватало, к тому же присутствие Натана его, похоже, смущало.
        - А знаете, что там написано? - радостно спросил эльф. Купчиха на миг запнулась.
        - Мы... не смотрели...
        - И очень зря! Вас ведь предупреждали.
        - О чем?.. - вскинулась купчиха; таинственно приглушенный голос Глоринделя, похоже, ее испугал.
        - О том, чего вы лишитесь... Пойдя по правой дороге - жизни, пойдя по левой дороге
        - коня, пойдя прямо - друга... Я вот пошел прямо. А вы... сударыня... вы как пошли?
        Рыжая прелестница, прекрасная, как эльфийка, сонно моргнула и, повернувшись к окончательно утонувшему носом в кружке мужу, удивленно спросила:
        - Дорогой, а мы как пошли?
        Глориндель захохотал. Натан вздрогнул - он всегда вздрагивал от смеха эльфа, резкого, звонкого и злобного. Этот недоносок умел улыбаться и как демон, и как безумный, и как невинное дитя, но смех у него был всегда одинаков.
        - Милая моя, вы не только красивы, как эльфийка, вы еще и умны, как эльфийка!
        - Правда? - порозовела купчиха и икнула.
        - Истинная. Поэтому я и женюсь не на эльфийке, а на человеческой дщери.
        Муж рыжеволосой вскинул голову, и в его затуманенных глазах, обращенных на эльфа, блеснули слабые искры. Глориндель, казалось, ничего не заметил и, взяв женщину под локоть, наклонился к ее пылающему лицу совсем близко.
        - Дщери человеческие славны, помимо острого разума, еще и жарким лоном... и мне хочется верить, что хотя бы в этом вы не похожи на эльфийку, милочка.

«Проклятие! » - мысленно выругался Натан, а рыжеволосая дщерь человеческая, окончательно потеряв голову, с упоением пробормотала что-то вроде: «Да, несомненно...»
        Изящные губы эльфа ткнулись в рыжие волосы женщины, зашептали; та разом съежилась и захихикала, блаженно жмурясь и напрочь игнорируя тяжелый взгляд мужа, неотрывно смотревшего на них. Неизвестно, как долго он еще выдержал бы это возмутительное зрелище, но тут эльф потянул женщину вверх и поднялся сам. Его рука легла на ее крепкую талию, и он повлек ее к лестнице, ведущей наверх, продолжая шептать что-то в рыжие локоны.
        Купец смотрел на них, не трогаясь с места, и его глаза медленно наливались кровью, а пальцы так же медленно сжимали рукоятку ножа, которым он перед тем резал окорок.
        Натан впервые за все время путешествия положил ладонь на рукоять меча.
        Купец был труслив, неуклюж и пьян, поэтому еще только успел выбраться из-за стола, теребя нож в кулаке, а Натан уже стоял рядом, крепко стискивая его плечо и приставив острие меча к его ребрам. Парочка поднималась по лестнице. Трактирщик и служанка, наблюдавшие за всей сценой из-за стойки, попятились в тень.
        - Брось нож, - очень тихо сказал Натан. Дрожащие пальцы разжались, нож выскользнул из потной ладони, с оглушительным в наступившей тишине стуком упал на пол.
        Глориндель обернулся.
        Натан видел, как они встретились глазами - бесстыжий соблазнитель и чудовищно униженный муж. Прекрасные глаза эльфа медленно сощурились, по губам зазмеилась улыбка. Он хозяйским жестом прижал к себе сомлевшую от вина и счастья женщину. Купец тихо, протяжно взвыл и рванулся вперед. Натан еле успел отдернуть лезвие - напоролся бы, дурень, непременно - и перехватить мужчину левой рукой за шею. Служанка ахнула, трактирщик шикнул на нее. Несильный толчок отбросил купца назад на скамью, но он тут же вскочил, похоже, протрезвев от ярости, и снова слепо бросился вперед, рыча:
        - Мразь! Гнида! Порешу!
        Глориндель снова улыбнулся. Его взгляд нашел взгляд Натана.
        - Убей его, - сказал эльф и вместе с женщиной скрылся во тьме второго этажа.
        Натан толкнул купца, и тот снова упал, но уже не поднялся. Только сидел, глядя на Натана снизу вверх с ненавистью и Ужасом.
        - Добрый господин... - Бормотание трактирщика за спиной вывело Натана из ступора, в который его вверг приказ Глоринделя. - Простите, добрый господин, но разбой ведь... не извольте... в этих стенах... невинной кровью марать... на окраину бы, там и...
        - Так что, ты предлагаешь мне убить этого человека вне стен твоей халупы? - обернувшись, резко сказал Натан. Трактирщик лишь продолжал кланяться - туда-сюда, вверх-вниз, раскачиваясь, как болванчик. Натана замутило. Он снова повернулся к купцу. Тот по-прежнему смотрел на него со скамьи, и в мутном взгляде теперь был только ужас, без ненависти.
        - Помилуйте... - прохрипел он, содрогаясь, и ткнулся лицом в сгиб локтя. Натану стало горько и противно. Он спрятал меч в ножны.
        - Ложись спать. Утром уезжайте и никогда не говорите о том, что произошло.
        Купец, дрожа, поднял голову.
        - Не убьете? - сипло спросил он.
        - Не убью, - неприязненно ответил Натан. И подумал: а должен бы. Обязан. Это мой долг: подняться наверх и убить этого ублюдочного сопляка, проткнуть его насквозь прямо в момент извержения, чтоб не марал белый свет своим поганым взглядом...
        Но он не мог, потому что присягнул лорду Картеру и обещал служить господину Глоринделю, как служил бы своему сюзерену. Хотя его сюзерен никогда не опустился бы до такого... убожества.
        - Спать, - жестко повторил Натан.
        Ночью он не сомкнул глаз. Мешали уснуть сперва стоны и скрип кровати за стеной, потом - камень на душе и неистовое желание задушить мерзавца. Под утро Натан забылся коротким беспокойным сном, вскинувшись с первыми петухами. За стеной было тихо. На миг он испугался, что купец пробрался в комнату и убил любовников спящими, и проклял себя за непредусмотрительность, но, сбежав вниз, увидел Глоринделя мирно сидящим за столом в углу. Он казался выспавшимся, но недовольным.
        - Где они? - резко спросил Натан, подходя. Эльф поднял на него хмурый взгляд.
        - Кто?
        - Вы еще спрашиваете?! Купец с женой!
        - Уехали, - ответил подоспевший трактирщик. В его круглом лице читалось облегчение оттого, что все так мирно закончилось. - Затемно еще уехали.
        Натан вспомнил глаза купца - сперва пустые и пьяные, потом - налившиеся кровью, потом - полные мольбы и ужаса, и подумал: интересно, что он с ней сделает. По меньшей мере изобьет. Что ж, и по заслугам. Он бы на месте купца не пережил такого позора. Впрочем, Натану подобная участь так или иначе не грозила.
        - Вставайте, - бросил он.
        - Я еще не позавтракал, - вяло засопротивлялся эльф, но Натан глянул на него так, что он примолк. Несмотря на недоброе расположение духа, похоже, спорить с Натаном ему сейчас не хотелось. В другое время Натан воспринял бы это как небольшую победу
        - но сейчас он был слишком зол.
        - В седле потрапезничаете, - процедил он и размашистым шагом вышел вон.
        - Кстати, я вроде бы велел тебе убить это ничтожество, - неохотно проговорил эльф, когда они седлали коней.
        - Вам мало того зла, что вы уже причинили этой семье? - не выдержал Натан.
        - Зла? - Эльф рассмеялся все так же звонко. - Да эта дура до конца своих дней будет меня вспоминать как лучшее, что было в ее никчемной жизни!
        - Надеюсь, вы по крайней мере довольны.
        - Доволен? - Глориндель вздохнул и вскочил в седло. - Увы, друг мой, она красива, как эльфийка, глупа, как эльфийка, и, как у истинной эльфийки, у нее меж ног форель.
        Натан обернулся, молча посмотрел Глоринделю в глаза и без удовольствия увидел, как улыбка сползает его губ.
        - Если вы еще раз назовете меня своим другом, добирайтесь до столицы сами, - тихо проговорил он и галопом вылетел из конюшни, со двора, прочь от трактира.
        - Натан, сколько тебе лет?
        Это было первое, что сказал Глориндель за целый день - с тех пор как они выехали с постоялого двора, при одной мысли о котором у Натана сосало под ложечкой. Ехали бок о бок, но не перемолвились и словом - Натан мрачно молчал, эльф тоже не изъявлял стремления пообщаться, даже не насвистывал и вообще с самого утра не выкинул ни единой глупости. Натана это скорее беспокоило, чем радовало. Вопрос эльфа тем не менее оказался таким неожиданным, что Натан ответил:
        - Тридцать восемь.
        - Немолод уже... да? - В голосе эльфа слышалась легкая, почти дружелюбная насмешка. Натан смолчал. - Немолод, и не слишком хорош собой, и не слишком богат..
        твой Картер скряга, каких мало.
        - С чего вы взяли? - вспылил Натан - последнее замечание отчего-то задело его сильнее других.
        - Да ты посмотри хоть, как он нас снарядил. А между тем, если ты не забыл, от меня зависит судьба всей вашей страны.
        - Это вы об этом постоянно забываете, - мрачно сказал Натан.
        Эльф безмятежно улыбнулся.
        - А мне с этого проку немного. Конечно, я стану родоначальником новой княжеской династии в Калардине... но маловато чести для эльфа моего происхождения мешать свою кровь с человеческим отродьем. Не обижайся.
        Натан не ответил. Разумеется, он не обижался - если воспринимать всерьез все, что говорит и делает этот щенок, одному из них не жить... хотя порой очень трудно было не воспринимать это всерьез.
        - Но мы говорили о тебе, - как ни в чем не бывало продолжал Глориндель. - Ты не очень молод, не очень красив, не очень богат и не очень умен. У тебя всего-то и есть, что нищенское жалованье и сомнительные привилегии от твоего лорда. Из всего этого могу заключить, что с женщинами тебе никогда особо не везло.
        Натан вздрогнул и обернулся. Эльф смотрел ему в глаза, мягко улыбаясь.
        - Это не ваше дело, - немного нервно бросил Натан. - Вообще к чему вы это сказали?
        - Пытаюсь понять твое вчерашнее поведение в трактире.
        - Мое поведение?! Это вы себя вели, как... как...
        - Как кто? - улыбаясь, спросил эльф. Натан сплюнул в сердцах. Эльф улыбнулся шире.
        - Ты просто завидуешь.
        - Я?! Кому? Вам?!
        - Ну-ну, что ты так разволновался? По-твоему, я недостоин зависти? У меня великолепное прошлое и блестящее будущее, а у тебя нет ни того, ни другого. Женщины за версту чуют таких неудачников, как ты, и обходят их десятой дорогой. Ну признайся, если бы та рыженькая запала на тебя, а не на меня, - ты бы устоял?
        - При чем здесь... - У Натана перехватило дух от возмущения, и ему пришлось сделать паузу, чтобы вернуть голосу твердость. - Вы унизили ее мужа. Чудовищно унизили. Публично. Безо всяких на то оснований.
        - А что ему мешало убить меня на месте, а благоверную за волосы оттаскать? Ты? - В голосе эльфа скользнуло презрение. - Ты старый вояка, Натан, я верю в силу твоей руки, но оскорбленная честь и не против такого пойдет. А там и чести-то не больше, чем жару в женском лоне...
        - Замолчите. - Натан непроизвольно стиснул повод коня. - Не могу слушать, как вы..
        разглагольствуете о том, что сделали.
        - С таким немыслимым цинизмом, да? - протянул эльф и засмеялся. - Ты слишком неуверен в себе, друг мой. Если бы тебе случалось попадать в подобные ситуации, ты смотрел бы на жизнь проще.
        - Боги меня от этого миловали, - резко сказал Натан. - И я вас, кажется, предупреждал, что если вы еще раз назовете меня своим другом...
        - Друзьями тебя судьба тоже не баловала, верно? Может, тот один только и был... Друзей заводят так же, как и женщин, - Для этого надо обладать определенным обаянием. Расскажи мне про него, Нат. Про своего друга. Он был...
        - Идите вы!.. - вырвалось у Натана. Эльф взметнул на него недоуменный, почти обиженный взгляд, и Натан быстро добавил - не жестко, как намеревался, а поспешно, стремясь загладить вырвавшуюся грубость: - Я не хочу говорить об этом. Тем более с вами.
        - Что же ты так болезненно все воспринимаешь? - беззлобно сказал Глориндель, оставив без внимания вопиющую неучтивость своего сопровождающего. - О чем с тобой ни заговори - что о женщинах, что о друзьях... - Его синие глаза вдруг коротко блеснули, и он воскликнул: - Постой, тот твой друг... он был женщиной?!
        Натан с досады ударил коня пятками в бока, мгновенно вырвавшись вперед. Немыслимое дело - он чувствовал, что краснеет. Проклятие, неужели он в самом деле так прост? Или этот сволочной эльф уж слишком проницателен...
        Глориндель что-то крикнул ему, но Натан не сбавил скорости - меньше всего на свете ему хотелось выслушивать последующие догадки эльфа, которых у того, судя по всему, имелось предостаточно. Он весь пылал от стыда и возмущения, поэтому когда конь на полном скаку запнулся и небо рванулось вверх, а усыпанная прошлогодней листвой земля понеслась навстречу, почувствовал лишь изумление. Потом был удар, от которого у Натана помутилось в голове - окружающие деревья смазались и пошли пятнами. Натан попробовал пошевелиться и поднес руку к голове. На лбу была кровь - похоже, он расшиб бровь при падении.
        Где-то, как ему показалось, очень далеко истерично заржали лошади. Натан моргнул, перевернулся, сел, попытался подняться и наткнулся ладонью на шершавую, туго натянутую веревку - ту самую, как он понял мгновением позже, о которую споткнулся его конь.
        Проклятие, разбойники.
        Натан вскинулся, хватаясь за меч. Они уже были здесь - он видел шестерых, стоявших полукругом чуть впереди. В центре этого полукруга брыкался и вставал на дыбы конь Глоринделя - один из разбойников тянул на себя его повод, еще один отводил в сторону лошадь Натана. Эльф крепко держался в седле, сжимая в руке кинжал. Натан выругался про себя. А приходилось ли этому молокососу участвовать в настоящей драке? Ох, вряд ли...
        Но драка тут была в любом случае бессмысленна - Натан понял это, поднявшись и обернувшись. За его спиной стояли еще несколько человек - в общей сложности разбойников было не меньше десятка. Он убил бы, возможно, четверых или пятерых, прежде чем один из них добрался бы до его глотки, но эльфа прикончат гораздо раньше.
        - Тише-тише, добрые господа, - проговорил самый рослый из бандитов, видимо, главарь. Он стоял в общем круге, заткнув большие пальцы рук за пояс и, видимо, чувствуя себя хозяином положения - увы, небезосновательно. - Не надо железом махать. Мы всего лишь хотим поинтересоваться содержимым ваших кошельков, ну и одолжить ваших чудных коней, а так ступайте с миром.
        - Руки прочь, холоп! - в ярости бросил Глориндель бандиту, попытавшемуся стащить его с коня, и ударил наотмашь - умело, сильно. Бандит увернулся, юркнул под брюхо коня, в тот же миг двое подоспели с другой стороны. Эльф поднял коня на дыбы, снова вскинул кинжал.
        - Прекратите! - крикнул Натан, перекрывая испуганное конское ржание. - Это бессмысленно! Лучше сдаться.
        - Весьма здраво, - похвалил главарь, не трогаясь с места. Выговор у него был внятный, правильный, как у знатного горожанина, только в тоне звучала самоуверенная хамовитость. - А вы, благоразумный господин, сами-то железку бросьте.
        Натан молча кинул меч на землю. Эльф, и без того бледный, стал белее мела.
        - Мразь! - крикнул он и замахнулся снова, но его схватили за ноги и стащили на землю. Натан, скрестив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим. Один из разбойников, подкравшись, подхватил с земли его меч. Другой в это время быстро и ловко обыскал Натана, срезал его кошелек и отступил.
        - Берите пример со своего спутника, сударь, - миролюбиво сказал главарь Глоринделю, вырывающемуся и сыплющему проклятиями - слава богам, не эльфийскими. - Он ведет себя разумно, потому останется невредим. Вас же мне отчаянно хочется убить.

«Как я тебя понимаю», - подумал Натан и вдруг улыбнулся. Это было ужасно нелепо - разбойники заметили его улыбку и заухмылялись в ответ. Выглядели они как обычные крестьяне, только за поясами торчали тесаки и мясницкие ножи, - но в их взглядах Натану чудилось едва ли не дружелюбие... впрочем, не по отношению к эльфу.
        - Не дергайтесь, - предупредил один из бандитов и распахнул плащ Глоринделя, которого с некоторым трудом держали двое других разбойников. Он хотел всего лишь обыскать его, но эльф, похоже, потрясенный самим фактом того, что какой-то грязный человек смеет прикасаться к нему, снова рванулся. Капюшон плаща соскользнул с его головы, золотистые пряди блеснули в солнечном свете. Разбойник продолжал обыскивать его, но лицо главаря изменилось. У Натана упало сердце.
        - Эй, Чарл, - негромко сказал один из разбойников, - а это, часом, не тот ли эльф со своим дружком, о котором болтали давеча купчишка с рыжей бабой?
        - Да вот и я о том же думаю, - проговорил главарь и шагнул вперед. Если бы меч все еще оставался при Натане, сейчас он, пожалуй, рискнул бы - всеобщее внимание было приковано к Глоринделю, к тому же положение заметно ухудшилось. Бандиты, видимо, почувствовав его напряжение, подступили ближе, а один достал нож и приставил его к ребрам Натана.
        - Стой смирно, - велел он, и Натан стоял, глядя, как главарь подходит к Глоринделю и пристально всматривается в его лицо.
        - Так, так, - спокойно проговорил он. - Ну-ка, сударь... извольте не дергаться минутку...
        Он схватил эльфа за волосы, рванул его голову назад. Белокурые пряди скользнули, обнажая ушную раковину - тонкую, правильной формы, вытянутую и заостренную в верхней части.
        - Вот так дела! И правда эльф! - воскликнул главарь, расплываясь в довольной улыбке.
        - Не смей ко мне прикасаться, - прошипел Глориндель. В его глазах плясало безумие, и Натан невольно порадовался, что его держат так крепко - а то парень неровен час устроил бы тут настоящую бойню.
        - Я уже посмел, - сказал главарь разбойников и ударил эльфа по лицу.
        Удар был от души, и Натан подскочил от неожиданности. Голова Глоринделя тяжело мотнулась в сторону, в точности как голова мальчишки-конюха прошлым утром. Натан успел заметить изумление, мелькнувшее в широко распахнутых синих глазах. А ведь никто никогда не поднимал на него руку. Сколько раз самому Натану хотелось это сделать... и теперь он чувствовал бесконечную признательность к главарю разбойников, который дал по зубам этому чванливому подонку, раз уж на то не сподобился сам Натан.
        По подбородку Глоринделя текла кровь. Он был так шокирован, что не сопротивлялся, пока его подтаскивали к дереву. Натан понимал, что должен плюнуть на риск и немедленно бросаться на помощь своему господину - потому что лорд Картер сказал, что этот эльф на время путешествия его господин... Но он стоял неподвижно, и вовсе не потому, что ощущал прикосновение лезвия сквозь одежду. Точнее, не только поэтому.
        У него было несколько причин, и по меньшей мере об одной из них никто, кроме него, не знал.
        Эльфу скрутили руки позади ствола. Главарь пошел к нему, на ходу доставая нож и проводя лезвием по ладони. Кольцо разбойников сузилось, потеснив Натана ближе к центру событий, за которыми тот наблюдал с почти зрительским любопытством. Эльф тяжело дышал, сверкая глазами сквозь упавшие на лицо волосы, но убивать взглядом он, к сожалению или к счастью, не умел. Его взгляд упал на Натана, и тот увидел в нем странную смесь ненависти с мольбой.
        - Как же вы очутились в наших краях, господин эльф, а? - проговорил главарь. - Знаете, у нас теперь так неспокойно... Война идет...
        - Не смей, - хрипло сказал эльф, не уточняя, что именно разбойник должен не сметь, но тот даже не улыбнулся в ответ.
        - Война, знаете ли, дело такое... Разруха, голод... Всем деньги нужны. Мы люди простые, убивать - никого не убиваем без надобности, но надобность, она ведь не спрашивает, когда ей приходить. Вижу, вы... человек небедный. - Слово «человек» прозвучало с немереным сарказмом. - И в нашу-то глушь вас наверняка привело важное дело. Не хотелось бы вас задерживать, но придется.
        Он снова ударил эльфа, на этот раз в живот, а когда тот согнулся на подкосившихся ногах, опять схватил его за волосы, прижал затылком к стволу - и вдруг повернулся к Натану. Его глаза влажно поблескивали - и Натан слишком хорошо понимал, что значит этот блеск.
        - Ваш спутник не очень-то самоотвержен, - в голосе главаря звенела насмешка, - но благоразумен и, что важнее всего, человек. Уж не знаю, сколько вы ему платите... Надеюсь, немало, потому что на него будет возложена важная миссия... важная для вас, я имею в виду. Он отправится в вашу чудную эльфийскую страну и привезет сюда. . ну, скажем, тысячу золотом. Как думаете, господин эльф, вы стоите столько? Или поторгуемся?
        По лицу и шее Глоринделя струился пот, горло дергалось, будто он пытался сглотнуть, мокрые волосы облепили лицо, пачкаясь в крови, сочившейся из разбитых губ. Натан смотрел на него с глубоким, умиротворенным удовлетворением. Как ему хотелось оказаться на месте главаря бандитов... правда, он еще коленом бы в одно место наподдал. Ну да за этим дело не станет, надо полагать.
        - Не будем торговаться? Ну и отлично. - Главарь улыбнулся и вдруг почти ласково откинул в сторону волосы эльфа, снова обнажая ушную раковину. - А в качестве гостинца для ваших родичей мы ему выдадим то единственное, что вас отличает от нас... Чтоб вы себя не чувствовали у нас в гостях неловко.
        И прежде чем Натан успел понять, что происходит, бандит коротким резким движением срезал верхнюю часть уха эльфа. Это заняло мгновение - только что-то коротко и жутко хрустнуло.
        Глориндель завопил, пронзительно и страшно, его скрутило от боли. Кровь, такая же ярко-алая, как у людей, хлынула по его шее, заливаясь за воротник. Натан остолбенел. Главарь деловито отряхнул от крови обрубок, повертел в руке, разглядывая. Эльф всхлипывал, низко опустив голову и дрожа всем телом.
        - Не печальтесь, сударь, - весело сказал главарь и хлопнул Глоринделя по плечу. - Так гораздо лучше. Заживет, будете с виду просто красивым парнем из наших, девки любить станут. Только вот ушки-то длинноваты - а так ну впрямь наш...
        Он шагнул в сторону и откинул волосы с правого, пока еще целого уха эльфа.
        Натан вышел из столбняка.
        - Сбейся! - крикнул он. - Не косарь его!
        Все взгляды тут же устремились к нему. Натан стоял, широко расставив ноги и стиснув кулаки. Молниеносный взгляд главаря он выдержал без малейшего труда.
        Получилось.
        - Ты корешовый? - помедлив, спросил главарь.
        Странное дело: заговорив на языке, куда более привычном для его среды, чем витиеватая речь, которой изъяснялся перед тем, он стал намного менее самоуверенным. Не так уж давно разбойничает, понял Натан и презрительно бросил:
        - Сам сечешь, кто по жизни так трендит. Чай, не цивлы. Разбойники принялись мяться, явно смущенные. Главарь пристально смотрел на Натана, по-прежнему крепко держа эльфа за волосы. Глориндель перестал дрожать, хотя кровь все так же хлестала из раны, и поднял глаза: в его взгляде боль смешивалась с непониманием.
        - Чьим значился? - спросил главарь.
        - Алана Джойса.
        - Их же подрали всех давно.
        - Кого подрали, кто сдрапал. Мне подфартило.
        Главарь помолчал, жуя губы. Потом проговорил:
        - Я с ним корешался. Знатный был варьят.
        - Самый знатный, - спокойно сказал Натан. Главарь кивнул с уважением. Боги, только бы эльф сейчас ничего не ляпнул. Впрочем, кажется, сил у него на это не было. Натан помолчал, потом шагнул вперед - его никто не остановил - и произнес: - Знамо, дувал по ветру не кидают. Но я тебя по чести Джойса прошу. Как бражеля.
        Поднялся шум. Бандиты бормотали, а некоторые и выкрикивали, что только щенки выпускают добычу, когда она уже в руках. Главарь молчал, судорожно оттягивая голову эльфа и глядя Натану в глаза. Его рука с окровавленным ножом была опущена. Наконец он крикнул:
        - Хари прикрыть!
        Разбойники мгновенно умолкли. Отличная дисциплина... Странно, а ведь и не подумаешь с виду. Кажется, просто местное мужичье на большую дорогу пошло...
        - По чести Джойса, - сказал главарь наконец. - Как бражелю.
        Он отпустил эльфа и пошел прочь, на ходу вытирая нож. Разбойники, ворча, расступились, отошли от стреноженных коней, один за другим нырнули в густую листву кустарника. Один из них задержался и молча протянул Натану его меч.
        Главарь шел последним - у самой кромки дороги он обернулся и насмешливо помахал зажатым между пальцами куском эльфийского уха.
        - Оставлю на память, - без улыбки сказал он и исчез.
        Натан дождался, пока перестала колыхаться листва, и медленно подошел к повисшему на веревках Глоринделю. Тот пытался выпрямиться, но, кажется, ноги его не держали.
        - Что ты... стоишь... - прохрипел эльф.
        Натан смотрел на него, вспоминая, как он бил по лицу мальчишку-конюха. Каким был тогда его взгляд - тогда, и раньше, когда он бил и унижал других людей, встречавшихся на его пути, и позже, когда взглянул на Натана с лестницы, прижимая к себе рыжую шлюху, и сказал: «Убей его». Каким он был... холодным, безмятежным, удовлетворенным... Точь-в-точь таким, как взгляд Натана в этот миг.
        Между нами ведь нет никакой разницы, вдруг подумал он.
        Натан медленно убрал слипшиеся от пота и крови волосы эльфа, непроизвольно повторяя жест разбойничьего главаря. Глориндель с трудом поднял голову, вскинул на Натана требовательный взгляд, тут же ставший испуганным. Боится... снова боится... теперь боится, а был таким наглым. Смеялся... звонко и злобно... всегда одинаково.
«Ты слишком неуверен в себе, друг мой» - и эта улыбка... красиво изогнутые губы, которые сейчас разбиты в кровь...
        У Натана потемнело в глазах.
        - ... Натан?
        Собственное имя донеслось до него будто издалека. Он моргнул, сгоняя дымку, и ужаснулся тому, что только что почувствовал... тому, что почти собрался сделать. Эльф смотрел на него, его глаза были невыносимо, болезненно синими - неестественно синими, у людей таких глаз не бывает...
        - Ты присягал, - тихо, но внятно проговорил Глориндель, и Натан деревянно кивнул.
        Он развязал эльфа, и тот, оттолкнувшись непослушной ладонью от ствола, шагнул вперед. Покачнулся, но на попытку Натана поддержать его отстранился.
        - Надо вашу рану перевязать, - неуверенно сказал Натан. Наваждение прошло, и теперь нарастало чувство вины - гораздо более сильное, чем то, которое он мог испытывать за промедление, стоившее Глоринделю не только попранного достоинства.
        - Я сам, - ответил эльф и, шатаясь, побрел к коню. Натан не стал спорить - просто смотрел, как Глориндель вслепую промывает рану вином и неловко делает перевязку из носового платка. Повязка тут же пропиталась кровью. Эльф отхлебнул из фляжки остаток вина и глубоко вздохнул.
        - Едем.
        - Вы сможете держаться в седле? Вам бы отдохнуть...
        - Едем, я не хочу здесь оставаться.
        Натан пустил Глоринделя вперед, следя, чтобы тот не свалился с коня. Эльф немного покачивался, но падать вроде не собирался.
        Они ехали молча не меньше часа, прежде чем Глориндель, не оборачиваясь, спросил:
        - Почему ты не дрался?
        - Потому что мне надо доставить вас в столицу живым, - отозвался Натан - он ждал этого вопроса, и у него было время придумать ответ.
        - Лучше погибнуть с честью, - угрюмо сказал эльф.
        - Странные у вас представления о чести!
        - Это у тебя они странные.
        И снова умолк. Натану было неловко. Он знал, что поступил правильно, но от вида темно-вишневого пятна на белом платке, стягивающем голову Глоринделя, ему делалось не по себе.
        Спустя еще какое-то время эльф задал второй ожидаемый вопрос:
        - На каком это языке ты с ними говорил?
        - Жаргон, которым пользуются бандиты с большой дороги.
        - И откуда ты его знаешь?
        Натан промолчал. Эльф засмеялся - смех его звучал все так же звонко и зло.
        - Можешь не отвечать. И дураку ясно, ты был одним из них. Твой лорд об этом знает?
        - Знает, - жестко сказал Натан. - Свои преступления я давно искупил.
        - Хотелось бы знать чем, - ядовито произнес эльф и, не дожидаясь ответа, добавил:
        - Почему ты ждал так долго? Почему сразу не признался, что ты один из них?
        - Я не думал, что это понадобится.
        - Ты должен был...
        - Я сделал все, что был должен! - перебил Натан. - Для друга я, возможно, поступил бы иначе - но вы мой господин, я должен был спасти вас и спас, чего вам еще?
        - Для друга, говоришь... - протянул эльф и отвернулся, но Натан услышал в его голосе усмешку - на миг ему показалось, что горькую. - Да уж... зачем нам враги с такими друзьями?
        Натан промолчал - просто потому, что не нашелся с ответом.
        - А я по твоей милости без кинжала остался! - вдруг запальчиво бросил эльф. - И плащ у меня порван.
        И умолк, словно не желая замечать остального ущерба. Натану захотелось сказать ему что-нибудь... но он так и не решил что.
        Они ехали шагом по лесной дороге. В вышине, у самого неба, безмятежно щебетали птицы.
        Следующие несколько дней ничего не происходило. Они просто ехали, понемногу забирая к юго-западу: в восточной части княжества шли бои. Один раз им встретился отряд тальвардов, бодро маршировавший на юг: они переждали в кустах, лежа в высокой траве и не дыша; в лице эльфа читалось любопытство. Тальвардов он прежде никогда не видел, и их бесстрастно-свирепый вид, как показалось Натану, произвел на него впечатление. Впрочем, потом выяснилось, что дело было не в свирепости, а в снаряжении: эльф, никогда не видевший снега, не мог взять в толк, зачем тальварды закутываются в бесчисленные кожаные и меховые одежды. Натан, впрочем, тоже не понимал. Правда, порасспросить об этом у него охоты не возникало, благо такая возможность их минула - отряд прошел, и они двинулись дальше, выбирая все более заброшенные и извилистые дороги. Разбойников им больше не встречалось, но Натан старался быть начеку. Глориндель уже не жаловался и вообще вел себя тихо. Они ехали бок о бок целыми днями, а ночевали чаще всего под открытым небом - трактиры встречались все реже. Эльф сделался неразговорчив. Сначала Натан молча
радовался, потом почувствовал себя неуютно. На четвертый или пятый день после встречи с разбойниками он не выдержал и заговорил первый:
        - Зачем вам это надо?
        Они сделали привал около ручья: местечко было хорошее, казалось спокойным, даже уезжать не хотелось. Эльф полоскал в воде повязку, которую все еще носил на ухе: рана стала нагнаиваться. Натан чувствовал дурной запах, шедший от нее, и, зная живучесть эльфов, смутно надеялся, что ничего страшного в этом нет. Не считая, конечно, погубленной гордости и привлекательности Глоринделя, от чьего уха остался распухший искривленный обрубок.
        В ответ на вопрос Натана эльф обернулся. Похоже, он был немного удивлен, что Натан прекратил играть в молчанку.
        - Ты о чем?
        - Эта женитьба. Зачем? Лично вам? Вам приказали? Вы не могли ослушаться?
        Эльф усмехнулся, отвернулся, принялся выкручивать платок. В ручей потекла розоватая вода.
        - Мне никто не может приказывать. Я делаю только то, что хочу.
        - Вы хотели этого?
        Натан не видел его лица, но в голосе Глоринделя явно слышалась усмешка.
        - Эй, да ты видел ли леди Рослин, свою княжну, а, Натан? Твой лорд Картер показал мне ее портрет - жаль, он слишком большой, чтобы я мог захватить его с собой. Она просто чудо. Никто бы на моем месте не устоял.
        - Ей одиннадцать лет, - возразил Натан. - И мне не верится, что для эльфа вашего положения не нашлось лучшей партии у вас на родине.
        Эльф промолчал, продолжая полоскать повязку, и Натан уже решил, что ответа не последует, когда Глориндель вдруг негромко сказал:
        - Я хотел уехать.
        Натан вздрогнул. В редкие, очень редкие минуты ему казалось, что здесь что-то не так: в голосе эльфа снова скользнуло то самое напряжение, которое Натану уже доводилось слышать раньше - у путевого камня.
        - Почему? - вырвалось у него. Он знал, что ответа не будет, и все равно спросил.
        Эльф снова обернулся через плечо, и в его глазах впервые за последние дни сверкнул былой холодный задор.
        - Расскажу, если ты мне расскажешь про свою подружку. Ту, что Картер на суку вздернул.
        - Она мне не подружкой была! - бросил Натан и тут же осекся, поймав злорадную улыбку эльфа. Глориндель сел на землю, деловитыми, уже привычными движениями замотал голову. Он так и не позволил Натану хотя бы взглянуть на рану вблизи.
        Закончив, эльф положил ладони на колени и снова улыбнулся. Его глаза лучились.
        - Жрать давай, - вдохновенно проговорил он. Вот так они и поговорили в тот раз.
        А потом снова молчали - до самого моста.
        Мост этот явился для Натана полной неожиданностью, как и расщелина глубиной футов сорок, которую он пересекал. Склоны были почти отвесные, глинистые, тут и там утыканные островками сланца. Далеко внизу шумно текла мелководная, но очень бурная река, испещренная мелкими рифами. Если упасть - костей не соберешь.
        Путь был один - по мосту, но одного взгляда на него Натану хватило, чтобы понять: проще уж сразу сигануть вниз. Быстрее, и страху набраться не успеешь.
        - Всеблагие небеса, - сказал эльф и, подобрав с земли камешек, швырнул его вниз. Мгновения, которые ему понадобились, чтобы достичь дна, показались обоим часами. - Но это же не мост. Это гнилое бревно. Я по нему не пойду.
        Натан вполне понимал его. Допустим, это было нечто более основательное, чем гнилое бревно, но ненамного. Это были два гнилых бревна, к тому же кривых и тонких, со щелью меж ними в полтора кулака, огороженные также прогнившей и оборванной в нескольких местах веревкой. Веревка была привязана к четырем колышкам, вбитым в правое бревно. Расщелины были ярдов десять шириной, но и на этих десяти ярдах шею сломать можно было дюжину раз. Впрочем, не наверняка.
        А вот кони тут не пройдут, как ни старайся.
        - Может, поищем обходной путь? - неуверенно сказал Глориндель. Натан покачал головой.
        - Мы же свернули на эту дорогу еще вчера. С тех пор даже тропинки в сторону не шло.
        - Что ты предлагаешь?
        Натан вздохнул - ему самому не нравилась его идея, но выбора не оставалось. Если бы у них был топор, можно было бы попробовать соорудить переправу понадежнее... но без инструмента это займет несколько дней.
        - Оставить лошадей и идти пешком.
        - Сдурел? - холодно осведомился Глориндель. - А дальше как, валандаться по дорогам, затерявшись в толпе бродяг?
        - В ближайшем постоялом дворе наверняка найдется пара коней.
        - И на какие же средства ты собираешься их приобрести? Твои собратья, если помнишь, обчистили нас до нитки.
        - У меня кое-что осталось. В сапоге зашил на черный день, - сказал Натан и добавил: - И они мне не собратья.
        - А, ну да, они твои друзья, - язвительно сказал Глориндель, хотя было заметно, что он удивлен такой предусмотрительностью.
        Они еще немного поспорили, но в конце концов эльф сдался. Пришло время порадоваться, что кони снаряжены так себе, и расставаться с добром оказалось не очень трудно. Самих лошадей, правда, было жалко: они, будто чуя неладное, смотрели на хозяев безумными глазами и встревоженно ржали. Глоринделя, впрочем, это не волновало. Он решил все-таки взять попону, потому что страшно мерз ночами, особенно в последние дни (Натан подозревал, что гноящаяся рана была не последней причиной озноба), и - Натан даже не удивился - хлыст, от которого натерпелся и его конь, и кое-кто из простолюдинов.
        Натан пошел первым.
        Бревна скрипели, шатались и расползались под ногой, веревка выскальзывала из-под ладони и только мешала сохранять равновесие, речной поток угрожающе гудел внизу, а небо болталось в вышине, но он преодолел путь быстро и без происшествий. Оказавшись на другой стороне, ободряюще махнул рукой эльфу. Тот, впрочем, выглядел вполне уверенно, несмотря на свое давешнее заявление.
        Когда нога Глоринделя соскользнула с бревна, а другая рванулась следом за почти в то же мгновение проломившейся опорой, Натан подумал, что ждал чего-то подобного. Да что там - был абсолютно уверен. Он бросился вперед и застыл, понимая, что вес двух человеческих тел обрушит это хилое построение, но не успел даже запаниковать
        - эльф ловко ухватился за обрывок веревки, подтянулся, зацепился обеими ногами за бревно, вскарабкался обратно, ловко, как кошка, и уже через мгновение снова стоял на мосту, а через полминуты - на земле рядом с Натаном.
        - Идем, - спокойно сказал Глориндель. Он даже не раскраснелся, зато у Натана сердце колотилось как бешеное. Кони, нерешительно топтавшиеся на другой стороне, жалобно заржали.
        Натан помедлил, потом двинулся за бодро шагающим по дороге эльфом. День едва перевалил за половину, и у них был шанс набрести на трактир до темноты.

«Что бы я делал, если бы он сорвался? » - подумал Натан и понял, что не знает ответа.

«А что бы ты делал, если бы тогда... в лесу... разбойники... и потом... »
        Он оборвал эту мысль прежде, чем она успела испугать его по-настоящему. Натан не знал, что было хуже: вероятность, что его подопечный глупо и нелепо погибнет, свалившись с прогнившего моста через овраг, или... то, что было в лесу.
        Эльф остановился так внезапно, что погруженный в свои мысли Натан едва не налетел на него.
        - Я знаю, о чем ты думаешь, - резко сказал Глориндель. «Вы это уже однажды говорили», - подумал Натан. Эльф смотрел ему в глаза, цепко и пристально. Натан так и не решил для себя, что в этом случае делает ему честь: если он сможет выдержать этот взгляд или если найдет в себе силы отвести глаза, хоть их и притягивало к лицу эльфа будто магнитом.
        - Ты думаешь, что я должен был свалиться, - четко и твердо, как всегда в такие минуты, проговорил Глориндель. Натан начинал подозревать, что такое поведение - это что-то вроде припадков безумия. Потом до него вдруг дошел смысл сказанного.
        - Должны?!
        - Должен. Так всегда происходит. Так по правилам.
        - Каким правилам, о чем вы? - «Он ненормальный... впрочем, я ведь знаю это уже давно».
        - Правила, обычные правила, - запальчиво сказал эльф. - Ты спас меня один раз, теперь должен был спасти второй, мне полагалось бы чувствовать к тебе признательность, потом ты бы влип в какое-нибудь дерьмо, и я бы спас тебя. Так полагается. Чтобы все вышло.
        - Да что вышло-то?
        - Как на камне написано, - коротко сказал эльф и, резко развернувшись, пошел дальше.
        Натан постоял, глядя, как каблуки эльфийских сапог выбивают пыль из дороги. Потом вдруг сказал:
        - Если я спасу вас хоть сто раз... и если вы спасете хоть двести раз меня, друзьями это нас не сделает.
        Эльф остановился. Обернулся.
        - А ты-то знаешь, что делает друзьями, да? - без улыбки проговорил он. Натан, уже пожалевший о своих словах, пошел вперед, стараясь скрыть замешательство. Эльф стоял на месте, глядя, как он приближается. Поднявшийся легкий ветерок трепал его волосы, на миг отбросил прядь с повязки, скрывающей изуродованное ухо.
        - Я прочитал неправильно, - сказал эльф, когда Натан поравнялся с ним.
        Боги, о чем он на этот раз?..
        - Что?
        - Я неправильно прочитал, - повторил эльф и заулыбался - чисто, радостно и лукаво, будто говоря: «Как я тебя разыграл, а? » - На том камне. Там было сказано: прямо пойдешь - коня потеряешь. Жизнь - если направо, друга - налево, а прямо - кони... кони, Натан, понимаешь?
        И он захохотал - заливисто и весело, будто считал сказанное удачной шуткой. Натан ощутил легкий озноб. Эльф не нравился ему таким. Он вообще ему не нравился... но таким особенно.
        Он зашагал вперед.
        - Прямо пойдешь - коня потеряешь! - крикнул эльф ему вдогонку. - Коня - прямо! Все верно, Нат! Все путем! Как должно быть! Я просто неправильно прочитал! Все по правилам!
        Он хохотал и хохотал, согнувшись и лупя кулаком по колену. Ветер усилился. Натан поднял воротник плаща.
        Они и правда вышли к трактиру до наступления темноты, но он оказался пуст и заброшен, только ставни шумно хлопали на ветру. Внутри было сыро, но чисто - мебель на месте, ни крови, ни мертвых тел. Казалось, люди просто однажды решили, что отсюда надо уходить. Вполне возможно, что так и было - если недалеко шли бои, но Натан чувствовал нарастающую тревогу. Они переночевали в трактире, пополнили запасы воды и утром продолжили путь - как и прежде, пешком.
        - Что будем делать, если и дальше то же самое? - спросил Глориндель, когда они преодолели несколько миль, не встретив больше ни одного постоялого двора.
        - Тут недалеко должен быть небольшой городок. Пилмут... или Плимут, как-то так. Я когда-то давно проезжал этими местами. Там-то лошади точно найдутся.
        - Если там еще нет тальвардов, - сказал эльф и бодро зашагал вперед.
        Им пришлось сделать еще одну ночную стоянку - на этот раз прямо у дороги, но наутро они почти сразу вышли из леса. Дорога резко обрывалась, выводя на плато, возвышающееся над небольшой долиной. Впереди простирался травянистый склон, а за ним, сколько хватал глаз - поля, только на самом горизонте поднимались столбы дыма: там были тальварды.
        Но это далеко, а тут, у самых ног, посреди долины, стоял город; крепостные стены были возведены из зеленого камня, казавшегося странно ярким в солнечных лучах.
        - А вот и он, - сказал Натан. - Плимут…
        - Или Пилмут? - без особого энтузиазма добавил эльф, глядя на долину и слегка постукивая рукояткой хлыста по бедру.
        - Не важно, - рассмеялся Натан; он чувствовал облегчение, будто они уже достигли конечной точки назначения. - Склон тут не опасный, спустимся и до темноты будем в городе.
        Так они и сделали, хотя Глориндель, последние дни возобновивший жалобы на тяготы путешествия, не казался осчастливленным. Он вообще был еще более мрачен и бледен, чем в первые дни после встречи с разбойниками. Натан в глубине души побаивался, как бы ему не было худо - из-за все той же упорно не заживающей раны. Повязка посерела и оставалась такой, сколько эльф ни отстирывал ее. А сегодня утром на ней снова появилось кровавое пятно. Натан ничего не сказал, когда заметил это, но его радость при виде человеческого жилья оказалась вдвое сильнее, чем была бы, если бы он не подозревал, что эльфу нужна помощь. Пока он об этом не заговаривал, но твердо решил сразу по прибытии в город разыскать лекаря.
        Когда они достигли городских укреплений, солнце уже почти коснулось горизонта; громада города скрывала его от глаз, и сторожевые башни озарялись мутным алым ореолом, что в сочетании с их погустевшей в сумерках зеленью выглядело тревожаще и... как будто болезненно. Радость Натана немного померкла и исчезла вовсе, когда они подошли к городу вплотную.
        - Что-то тут не так, - вполголоса сказал эльф, и с ним было трудно не согласиться.
        Город окружал защитный вал, но его никто не охранял. Ворота были открыты, створка калитки, распахнутая настежь, с протяжным скрипом качалась на ветру, и это был единственный звук, доносившийся со стороны города.
        - Там что... тоже никого нет? - неуверенно проговорил Натан. Они остановились в полусотне ярдов от ворот. Небо лиловело, ореол света вокруг зеленой башни темнел, становясь из алого кровавым.
        - Надо войти, - твердо сказал Глориндель. - Это тебе не придорожный трактир. Целый город не мог дать деру. А если и так, его давно бы заняли тальварды. Кто-то там наверняка есть. Может, даже лошади.
        Он зашагал вперед, не дожидаясь ответа. Натану ничего не оставалось, как последовать за ним, хотя позже он понял: уже тогда стало ясно, что именно здесь не так. Причина могла быть только одна... но он не захотел даже думать о такой возможности, потому что тоже устал и хотел есть. И еще - потому что Глориндель нуждался во враче. Это уже было очевидно.
        Площадь перед воротами пустовала. Почти то же самое, что в недавнем трактире: никаких следов разрушений или битвы, только холодная, беззвучная, жуткая пустота. Все окна и Двери наглухо закрыты, ни души, даже бродячих собак не видно. И какой-то странный запах витал в воздухе - тяжелый, удушливый, напоминающий запах паленых листьев.
        Фонтан посреди площади тоже был мертв. Глориндель подошел к нему, перегнулся через ограждение, нахмурился.
        - Вода стоит. Видать, недавно работал, - заметил он; в застывшей тишине его голос прозвучал оглушительно. Он, кажется, сам это заметил и поморщился. - Надо поискать коней. Не может быть, что тут вообще никого нет.
        - Нам нельзя здесь оставаться, - вырвалось у Натана. Глориндель обернулся к нему, слегка сощурившись.
        - И что ты предлагаешь на этот раз? Ночевать за воротами? Хватит уже. Коней мы лишились по твоей прихоти. Так бы уже, может, были в столице.
        - Моя прихоть тут ни при чем, у нас не было выбора.
        - Это ничего не меняет. Ты как хочешь, а я, на худой конец, забреду в какую-нибудь гостиницу и хоть посплю нормально, если завтра снова весь день на своих двоих топать, - резко сказал Глориндель и вдруг осекся.
        Натан посмотрел на него с удивлением и тут же замер, уловив еле слышный, тоненький не то стон, не то всхлип.
        - Это там, - понизив голос, сказал Глориндель и кивнул на приоткрытую дверь в доме на окраине площади. Поколебавшись мгновение, он направился туда. Натан хотел удержать его, но передумал, а через минуту двинулся следом.
        Всхлип повторился. Глориндель приоткрыл дверь ногой, ступил в расширившуюся щель. Теперь было слышно, как кто-то плачет и причитает - женщина или ребенок, тихонько, монотонно. Короткий темный коридор вел в небольшую комнату, похожую на гостиную, - светлую и уютную, обставленную в голубых тонах. Натан успел окинуть ее беглым взглядом, прежде чем Глориндель остановился как вкопанный, загораживая вход в комнату. Натан уже знал, что он там увидел, но все равно подался вперед и положил руку на плечо эльфа, намереваясь заставить его отступить. Тот вздрогнул от этого прикосновения, но не двинулся с места.
        Натан шагнул к эльфу вплотную, не убирая руки, взглянул ему через плечо и увидел.
        На полу лежала женщина - мертвая, причем, видимо, умерла она давно, потому что тело высохло и почернело. Ее глаза были закрыты, а рот широко открыт, будто она кричала, когда умерла. Над ней сидел, опираясь на пятки, крепкий мужчина лет тридцати. Его голова была опущена, тусклые свалявшиеся волосы облепляли лицо, и седые пряди в них говорили больше, чем отрешенное выражение его лица. Мужчина раскачивался вперед-назад, держа в руках черную, как головешка, руку женщины, и причитал тонким, надломленным голосом, быстро и сбивчиво, так что ни слова нельзя было разобрать.
        Натан смотрел на него, не замечая, что все сильнее стискивает плечо эльфа. Тот, впрочем, тоже этого не замечал.
        Мужчина вдруг поднял голову, но явно не потому, что обнаружил их присутствие - его лицо не изменилось, а растрескавшиеся посиневшие губы не перестали шевелиться.
        - ... котенок... - вдруг внятно прошептал он и вскинул глаза - темные и отталкивающие, как провал выгребной ямы. - Это котенок. Это все он. Найди его. Котенок.
        Натан подумал, что никто теперь не сможет сказать, сколько лет этому человеку - тридцать, а может, двадцать или сорок, и еще - что это уже не важно, потому что он скоро умрет и почернеет, как и эта женщина.
        - Котенок, - высоким, надрывным голосом повторил мужчина и дернул щекой. Мокрая прядь волос соскользнула с нее, и Натан увидел сочащуюся гноем язву на сухой пергаментно-желтой коже.
        Он хотел крикнуть, но не смог набрать воздуха в грудь, поэтому из горла вырвался только сдавленный хрип:
        - ... чума.
        Эльф не двинулся с места. Натан не видел его лица и так никогда и не узнал, каким оно стало в тот миг. Впрочем, тогда не было до этого дела.
        - Это чума! Вы слышите?! В этом городе чума! Немедленно уходим!
        - Котенок, - сказал мужчина, глядя на Глоринделя, и в его глазах блеснула слабая, но от того еще более жуткая искра мысли - и мольбы.
        Натан рванул эльфа назад. Тот подчинился, даже не подумав сопротивляться. Натан буквально выволок его на улицу. Он старался задержать дыхание, чтобы не пускать в себя ядовитый воздух этого города, бывшего, как он теперь понял, попросту огромным склепом. Снаружи стало темнее - солнце село. Натан толкнул странно обмякшего эльфа вперед, по направлению к воротам, - и застыл, увидев то, что до того скрывал от них фонтан.
        В задней части площади, не видимой со стороны ворот, была сгружена куча черных тел. Кое-где из нее торчали кости и обрывки ткани. Тела не сгорели до конца - только обуглились до полной неузнаваемости. Куча даже не тлела, от нее не шло ни дыма, ни смрада. Рядом валялась перевернутая тачка.
        Натан заставил себя оторвать от нее взгляд и на негнущихся ногах пошел к воротам. Глориндель стоял чуть впереди, пристально глядя на него.
        - Нат, - проговорил он. - Ты зря боишься. Эльфы не болеют вашими человеческими хворями. Все будет хорошо.
        Натан поднял на него глаза. Взгляд эльфа был мутным, но совершенно честным. Он говорил серьезно.
        У Натана задрожали губы. Он зажал рот ладонью, чтобы подавить рвущийся истеричный смех. Эльф слегка нахмурился.
        - В чем дело? - спросил он, но Натан уже бежал к воротам. Они прыгали перед его глазами, будто безумные, и он зажмурился, чтобы не видеть их дикой пляски, похожей на судороги бьющегося в агонии.
        Он сам не помнил, как выбрался из города. Очнулся только на дороге, в трех сотнях ярдов от ворот. Эльф был рядом. Натан шел прочь, не останавливаясь, хотя уже совсем стемнело. Глориндель шагал с ним в ногу, не требуя встать на ночевку. Было темно, как в могиле, - на всю долину ни одного огня, только первые звезды дрожали где-то безумно высоко, не освещая и не согревая.
        - Тот человек... - услышал Натан голос Глоринделя. - Он выглядел так... так...
        Он умолк. Натан остановился - его ноги вдруг снова ослабли.
        - Стойте, - сказал он. - Ночуем.
        - Здесь? - удивился эльф, и было чему: они стояли посреди дороги.
        - Здесь, - сказал Натан.
        Он уснул, а когда проснулся утром, то увидел язву на тыльной стороне своего запястья. Язвочка была совсем маленькая. К полудню она увеличилась почти вдвое, рядом появилась еще одна, и еще две - на шее. Эльф ничего не замечал; они шли по пыльной пустой дороге мимо таких же пустых полей, и, садясь на землю, Натан смотрел в его спину, удаляющуюся в мутнеющую розоватую даль. Натан сжал кулак, чувствуя, как ломит пальцы и как хрустит в них песок, и смотрел, смотрел, пока дымка не сделалась непроницаемой.

«Вы правильно прочитали, - подумал он, засыпая. - Все правильно: прямо пойдешь... потеряешь... потеряешь друга... потеряешь... котенка... »
        Котенок стал его главным кошмаром. Котенок стал чумой. А чума - котенком.
        Пока Натан понимал, что бредит, было еще терпимо. Но он то и дело проваливался в вязкий темный дурман, не похожий ни на сон, ни на явь, и там забывал все, даже свое имя, - и помнил только Аманиту. Первый раз он увидел ее с котенком на руках: она сидела на краю виселичного помоста, болтая ногами, и сжимала в руках маленький серый комочек. Она гладила его, ласкала, тихо и нежно приговаривая всякие глупости. Натан позвал ее, она подняла голову, он увидел, что у нее все еще два глаза, и в то же мгновение понял, что котенок мертвый.
        Потом стало хуже. Аманита без котенка и котенок без Аманиты; последнее пугало Натана сильнее всего. В вязкой дымке не было ни пространства, ни света - только серый комочек, подкрадывающийся к нему из густой глубины, и вкрадчивый цокот его маленьких коготков сводил Натана с ума. Он безумно боялся, что котенок доберется до него, его бил озноб от одной только мысли об этом. Иногда котенок мяукал, протяжно и требовательно, будто был голоден. И подбирался, подбирался ближе. Натан просыпался в ледяном поту, судорожно хватая воздух пересохшим ртом, и видел над своей головой небо. Иногда с неба шел дождь, иногда - кошачья шерсть, похожая на тополиный пух. Он пытался приподняться, загребал землю руками в язвах и снова проваливался в дымку, а в дымке была Аманита - тоже в язвах, дикая, хохочущая, с изъеденным чумой лицом и кровавой дырой вместо левого глаза. Иногда она была верхом на брыкающемся черном коне, без седла, вцепившись в гриву костлявыми руками, и тогда хохотала еще громче, так что у Натана закладывало уши. Но он все равно слышал, как где-то очень далеко требовательно мяукает котенок, и от этого
звука у него волосы вставали дыбом. Котенок был страшнее Аманиты, даже когда она хохотала, и Натан звал ее, бессильно и беспомощно, как будто верил, что, пока она здесь, котенок не придет за ним.
        Но она все равно исчезала, и Натан оставался один в вязкой тьме - один, не считая котенка и чумы.
        Один раз ему вроде бы стало легче. Он проснулся с рассветом и смотрел, как всходит солнце. Лежал он на земле - кажется, не голой, потому что лежать было мягко и тепло, вокруг росли деревья, сквозь которые вдалеке просвечивали поля, а рядом тек ручей. Полежав немного, Натан нашел силы доползти до ручья и погрузить лицо в бегущую холодную воду. Тугой поток ударил его, вода хлынула в сухой рот; крохотная рыбка ринулась меж зубов, тут же выскользнула, шлепнув хвостом по губе.
        Натан поднял голову, не вытираясь вернулся на место и рухнул, прижавшись щекой к земле. Он смутно понимал, что должен был подумать про что-то... про кого-то?..., но так и не успел вспомнить, что же это было, потому что снова провалился в туман, к Аманите и котенку.
        Ему казалось, что это длилось вечность, и он твердо знал, что умрет, если котенок коснется его. Постепенно «если» превратилось в «когда»: мяуканье неумолимо приближалось, серый комочек был совсем рядом, протяни руку - и коснешься, но у Натана не хватало сил. Он звал Аманиту, но она пришла только один раз, взяла котенка на руки и унесла, и Натан успокоился было, но очень скоро снова услышал мяуканье. Ему хотелось умереть. И пить. Он никак не мог решить, чего хочет сильнее.
        А потом котенок подполз и ткнулся мордочкой в его руку, от которой к тому времени остались только кости, обтянутые пожелтевшей кожей. Натан слабо пошевелил пальцами, и котенок довольно заурчал, перебирая лапками. И Натан вдруг увидел, что вместо левого глаза у котенка - кровавая дыра, а на шее болтается туго затянутый обрывок веревки.
        Натан отнял руку от влажной морды котенка и сел.
        Было снова утро, впрочем, уже не такое раннее. Слева все так же журчал ручей, а сквозь деревья виднелась дорога. Натан поднял руку, поднес ее ко лбу. И вдруг увидел, что язв на ней больше нет - только неровные красные рубцы. Натан посмотрел на свою руку так, словно видел ее впервые, перевернул, потом провел ладонью по шее, чувствуя, как бугрятся свежие шрамы от нарывов.
        И вздрогнул от неожиданности, услышав позади знакомый голос.
        - Ну как? Все-таки очухался? - весело спросил Глориндель.
        Он сидел на корточках у костра, отряхивая ладони. На нем были только штаны и рубашка, рукава которой он закатал до локтей. Натан заметил, что эльф снял повязку и зачесал волосы назад. Изуродованное ухо являло зрелище не слишком привлекательное, но опухоль спала и нагноение явно прошло.
        Впрочем, это не стоило считать чудом по сравнению с тем, что Натан был жив.
        - Вы... здесь? - с трудом выговорил он и закашлялся. Горло будто покрылось изнутри твердой коркой. Глориндель вскочил, подошел, протянул Натану фляжку.
        - Ну, пей. Сделай одолжение. До смерти надоело тебе самому в глотку вливать.
        Натан жадно припал к фляжке, пил долго и шумно. В его голове пульсировал с десяток разрозненных мыслей, и он не мог уловить ни одну из них. Только чувствовал безумную слабость - и ощущение неправильности происходящего. В чем же дело... в чем...
        Ну, во-первых, он пережил чуму - это неправильно. Это случается... но так редко, что подобные случаи входят в легенду. Натан никогда не был настолько везуч. А во-вторых... что-то с эльфом... эльф... его не должно здесь быть, это Натан знал твердо, но почему и, главное, как случилось, что он все-таки здесь, - не понимал.
        Напившись, он протянул фляжку Глоринделю и, глядя в его улыбающееся лицо, выдохнул:
        - Почему я жив?
        - Про то у своих богов спроси, - пожал плечами эльф. - Я тут, честное слово, ни при чем.
        - А почему... вы здесь? И что... почему мы в лесу?
        - Совсем мозги-то отказали в горячке? - с сочувствием проговорил Глориндель. - Куда тебя, чумного, денешь? Я, правда, тоже не сообразил. Волок тебя до ближайшего трактира. Оттуда еле ноги унес - как увидели тебя, хотели убить обоих. Потом сказали, чтобы я бросил тебя, все равно немного осталось.
        - Что же не бросили? - хрипло спросил Натан. Эльф посмотрел на него почти с нежностью.
        - Я хотел. По сути, я так и сделал. Сразу, как ты упал там, на дороге. Язвы увидел
        - и понял, что с тобой кончено. Ты уже и в горячку впал, совсем не в себе был. Я хотел только сапоги с тебя снять - ты говорил, что зашил там деньги. И тут слышу - бормочешь ты чего-то. - Эльф на миг запнулся и без видимой охоты продолжил: - И знаешь... глупо звучит, но так любопытно стало... Ты говорил про свою подружку. Аманиту... или как там ее.
        Натан почувствовал, как жар, покинувший было его тело, снова заползает под кожу.
        - Много я говорил?..
        - Да уж будь здоров. Только сиди и слушай. Я и заслушался. Понял, что хочу знать все подробности. Подумал: а ну как ты выживешь... тогда еще больше расскажешь. - Эльф ухмыльнулся. - Знатный ты баечник, друг мой... Доволок я тебя до трактира, благо недалеко было. Там на порог указали. Я, говорю, эльф, меня чума не берет.
        - Вы сказали, что вы эльф?! - простонал Натан.
        - Да они особо и внимания не обратил и. Кто б ты ни был, говорят, с чумным - поди прочь. Я и отнес тебя в лесок, чуть поодаль, чтобы оттуда не было видно. Сто раз жалел, что не отнес тебя сразу в город - там поудобнее, но только кто же знал?.. Я думал, ты умрешь самое позднее к утру. А ты не умер...
        - Не умер, - удивленно откликнулся Натан и снова коснулся рубцов на шее. Эльф заметил его движение и улыбнулся краешком губ.
        - Я тебе язвы вскрыл. Кухонным ножом, который в трактире стащил... И поил тебя - ты по десять раз в час пить требовал. И болтал... уж и не думал я, что ты так ладен языком чесать! Когда ехали - целый день молчишь как истукан...
        - Вы ухаживали за мной, - изумленно повторил Натан. Эльф подмигнул ему.
        - А мне не в тягость было - ты мне сказками своими сполна отплачивал... Ну, теперь-то ты живой, так что давай рассказывай внятно и в подробностях.
        - Сколько времени прошло?
        - Как ты свалился? Четвертый день. По правде сказать, я уже думал: если и сегодня не помрешь или не очухаешься, вернусь в трактир один, куплю лошадь, поеду сам. Все равно ты в последнее время одно и то же повторял.
        - Что? - мертвея, спросил Натан.
        - Что-то про котенка, - ответил эльф.
        Натан поежился, попытался приподняться. Получилось не очень.
        - Я жду, - настойчиво сказал Глориндель. Натан бросил на него сердитый взгляд.
        - Вы хотите, чтобы я сдох от усталости после того, как пережил чуму? Дайте хоть немного в себя прийти.
        - Тогда поторапливайся с приходом в себя. Я хочу дотемна двинуться дальше, и уже верхом - и так кучу времени потеряли.
        Натан добрался до ручья, вымылся, потом поел хлеба и мяса, которые эльф догадался захватить в трактире. Глориндель снова принялся напевать. Он казался безумно довольным жизнью. Натан то и дело косился на него, не в силах избавиться от гнетущего чувства неправильности происходящего. Неуязвимый для человеческих болезней эльф мог бросить его и уже быть в двух днях пути от столицы. Но он остался. По совершенно непостижимой для Натана причине - то, что он нес про бред Натана, походило скорее на отговорку... а о настоящей причине Натану думать почему-то не хотелось.
        Рубцы на шее еще сильно болели, и Натан морщился, промывая их. Кухонным ножом вскрывал... как только не прирезал случайно. Или не случайно... Натан вспомнил, как стоял над связанным, окровавленным эльфом в лесу где-то бесконечно далеко отсюда, и вздрогнул. Если бы он тогда сделал то, что хотел, то сейчас почти наверняка был бы мертв. Они оба уже были бы мертвы. Они оба обязаны друг другу жизнью... но оба не спасали ее, просто чтобы спасти. Как положено... когда друг другу спасают жизнь.
        Натану отчего-то было тяжко на душе от этих мыслей.
        Они отправились в трактир, о котором говорил Глориндель, и тамошние обитатели смотрели на Натана как на редкостное чудище - с восторгом и ужасом, боясь подойти. Натану очень хотелось завалиться в нормальную постель и поспать хотя бы пару часов, но эльф ему не позволил, а спорить он не чувствовал себя вправе.
        Выехали они, как Глориндель и хотел, дотемна.
        - Так, значит, ее звали Аманита, - сказал Глориндель. Натан промолчал. Он надеялся, что эльф забудет о том, что услышал от него в бреду, или по крайней мере потеряет к этому интерес. Надежда не оправдалась.
        Они ехали рысью по дороге, ведущей на север. До столицы оставалось не более дня пути.
        - Одноглазая Аманита, - задумчиво протянул эльф, и Натан, вздрогнув, обернулся к нему.
        - Я ее так называл?
        - Ты что-то болтал про то, что у нее глаза нет. Иногда, правда, говорил «у него». Так это таки девка была, друг твой закадычный?
        - Женщина, - мрачно сказал Натан. Ему совершенно не хотелось об этом говорить, но он чувствовал себя... нет, не то что обязанным. Просто спорить не хотелось. И сил не было.
        - Ну, теперь я по крайней мере понимаю, почему вы были всего лишь друзьями. Девки с такими... недостатками... не слишком-то привлекают, а?
        - Она была красивой, - мрачнея еще сильнее, проговорил Натан. И это правда. Аманита была очень... красивой. Так считал не только он.
        - До того, как окосела, - не исключаю, - весело отозвался Глориндель. - Ну? Долго вы... хм-м... дружили?
        - Пять лет.
        - Надо же, - удивился эльф. - Я-то думал, вы, люди, столько бок о бок не живете. И что случилось? Она... эй, ты же говорил вроде, ее повесили? Твой же лорд и повесил? За что это у вас женщин вешают?
        - За то же, за что и мужчин, - огрызнулся Натан. - За убийства... разбой...
        Вы были в одной банде, - произнес Глориндель. - Я мог бы и раньше догадаться. Прелестная одноглазая воровка и заросший неуклюжий головорез. Так прямо вас и вижу. Дивная пара.
        - Мы не были парой! - повысив голос, сказал Натан.
        - Да уж, не сомневаюсь, только по обоюдному ли желанию? - насмешливо бросил эльф.
        Натан круто развернулся к нему.
        - Я не... - Он хотел сказать, что не обязан, не собирается обнажать тут перед ним душу, но внезапно заметил в словах эльфа неточность, за которую ухватился почти радостно: - А с чего вы взяли, что она была воровкой?
        - Ну право, друг мой, не конокрадом же, - небрежно сказал Глориндель и рассеянно потер заживающее ухо. Этот жест появился у него недавно, и Натан почему-то принял такое новшество с инстинктивным злорадством. - Женщины в разбойничьих бандах - либо воровки, либо наводчицы, а часто то и другое сразу...
        - Вы-то откуда знаете?
        - По-твоему, эльфы друг друга не грабят? Странно... Натан не думал об этом, но сейчас понял, что именно так и считал. Ему не приходилось бывать на эльфийской земле и наблюдать эльфийские обычаи, однако...
        - Но мы говорили о другом, - жизнерадостно напомнил Глориндель. - А именно о твоих с ней отношениях. Будь она тебе просто подружкой, не стала бы тебя терзать в бреду. Признавайся, было у вас что?
        - Ничего не было!
        - А раскраснелся-то! Как юная девица! Ну ладно, ладно. За что ее повесили?
        - За наводку, - глухо сказал Натан. Эльф вопросительно приподнял брови. Натан быстро добавил, надеясь раз и навсегда удовлетворить его любопытство: - Она сдала банду лорду Картеру. Хотела взамен место в замке и денег. Милорд дал ей то и другое... и вздернул на следующий день. Еще прежде, чем всех остальных.
        - Вы смотрели?
        Что-то в голосе эльфа показалось Натану странным, но он не обернулся.
        - Они смотрели. Я... меня к тому времени с ними уже не было.
        Глориндель помолчал. Натан уже надеялся, что все позади, когда эльф снова заговорил:
        - Какой же надо быть дурой, чтобы понадеяться на прощение? Чем она думала?
        - Ее вдохновил мой пример, - сказал Натан, не сумев сдержать горечи в голосе. Теперь удивился эльф.
        - Твой пример?
        - Я ушел из банды годом раньше. Явился с повинной. Ни на что не рассчитывал, просто камень с души хотел снять. А лорд Картер меня помиловал. Пристроил работать на конюшни... спрашивал, не сдам ли я свою банду. Я отказался. Ну и... потом много чего было. Дочку его младшую конюх наш охмурить пробовал. Я помешал. Девчонка потом опомнилась, благодарна мне была. Отцу рассказала...
        - А ты не прост, - протянул эльф. Натан поднял голову. Глориндель смотрел на него чуть искоса, со слабой понимающей улыбкой. - Решил подкупить чистым сердцем, верно? Неплохо придумано.
        - Я ничего не придумывал, - рассердился Натан. - Как считал правильным, так и поступил. А что до Аманиты - у нас было много хорошего. И она мне жизнь спасала, и я ей не раз.
        - Да только тебе ли не знать, Нат, что это еще не делает друзьями? - мягко сказал эльф.
        Натан выпрямился. Он в который раз убеждался, что вступать с этим типом в диспуты себе дороже: все равно перекрутит и вывернет по-своему. А чтобы играть по его правилам, патану не хватало ни смекалки, ни желания.
        - Дело не только в этом, - твердо сказал он, стараясь подвести под сказанным черту. - Мы были близки, потом я ушел, а она предала. Тех, что были нашими общими друзьями... Она заслужила свою участь. Как она потеряла глаз?
        - Не знаю. Она никогда не рассказывала. Пришла к нам... уже такой. Ее и прозвали Одноглазой Аманитой. Она... - Он поколебался, потом добавил: - Она все равно была красивой.
        - И хорошим другом, - кивнул Глориндель. - Да алчность сгубила. И дурной пример. Ясно как день.
        - Ничего вам не ясно...
        - Все, что хотел, я выяснил, - ровно сказал эльф. Натан посмотрел на него. Он уже не улыбался и смотрел перед собой, спокойно и сосредоточенно.
        Натан молча порадовался, что разговор себя исчерпал, потому что они приближались к заставе.
        По мере приближения к столице заставы попадались все чаще, а обходить их было все труднее. Эта была, видимо, последней. У Натана имелась охранная грамота от лорда Картера, но он старался не размахивать ею без надобности, зная, как просто ее лишиться. В этот раз он понял, что пора воспользоваться грамотой по назначению.
        Застава оказалась широкой, от кромки до кромки дороги, и солдат было немало - мышь, может, и прошмыгнет, а всаднику трудно. Перед патрульной будкой толпилась пестрая очередь из пеших, конных и повозок. Повозок оказалось больше всего - видно, где-то неподалеку намечалась ярмарка. Натан боялся, что очередная задержка вызовет у эльфа припадок ярости - что-то он слишком сумрачным стал. Но тот вел себя спокойно, без пререканий заняв место позади телеги, груженой бочками.
        Очередь двигалась медленно. Некоторые путешественники проходили досмотр без заминок, другие пытались подкупить стражу, третьи громко и шумно ругались, доказывая свое право на проезд. Где-то далеко впереди перевернулся воз, после заставы образовалась пробка, прошедшие контроль все еще не могли двинуться дальше, и народ, еще только ждавший очереди на досмотр, начал волноваться. Солдаты покрикивали и порой пускали в ход палки, но в целом все было довольно мирно.
        Глориндель, от которого Натан ждал скорее, что он станет вертеть головой и рассматривать толпу, отчего-то мрачнел с каждой минутой и не говорил ни слова до тех пор, пока не подошла их очередь. Перед ними оставалась только повозка с бочками.
        - Что в бочках? - спросил солдат, проводящий досмотр, и Глориндель поднял голову.
        Натан подумал, что его насторожило что-то в солдате, и тоже бросил на него взгляд. Стражника же явно интересовали только бочки: он прошелся вдоль повозки, проводя по ним палкой. Палка подпрыгивала и тарахтела.
        - Эль, добрый господин... Сам варил...
        - Эль? А гремит-то так почему?
        Глориндель смотрел вперед. Его лицо медленно каменело, глаза становились темными и дикими. Натан бросил встревоженный взгляд сперва на него, потом на повозку, на солдата, no-прежнему не понимая, в чем дело.
        - Так пустые попадаются, добрый господин, оттого и гремит.
        - А мы сейчас поглядим, какие они пустые. Открывай! Не поворачивая головы, эльф заставил коня попятиться, подобрался в седле.
        - Господин Глориндель, что... - полушепотом начал Натан, и в этот миг случились две вещи. Первая - солдат полез на повозку, дабы самолично досмотреть содержимое бочек. Вторая - Глориндель вонзил шпоры в бока коня с такой силой, что бедное животное, мучительно заржав, рванулось вперед и взвилось в прыжке над повозкой, со всей силы ударив копытом в затылок незадачливого стражника.
        Натан застыл, глядя на происходящее будто в дымке и смутно слыша, как эльф что-то кричит на своем языке. Через миг орущие солдаты бросились за ним вслед, но он уже был далеко впереди, среди повозок, дожидающихся, пока расчистят дорогу. Рядом с ним мелькнули рыжие волосы, и Натан запоздало понял, что, вернее, кого увидел в толпе Глориндель.
        - Ах ты тварь неблагодарная! - закричал эльф, хватая за волосы рыжую купчиху, с которой несколько дней назад предавался любовным утехам в придорожном трактире. - Я тебе четыре раза за ночь засадил, а ты про меня языком трепать на каждом шагу?!
        - Помогите! - заорал муж купчихи и сделал это совершенно напрасно - во-первых, солдаты и так уже бежали к ним, а во-вторых, этот крик стоил ему жизни: эльф мгновенно развернулся, выдернул из-за пояса нож и коротким движением всадил его в горло купца. Женщина истошно завопила. Эльф повалил ее на землю, придавил. Лезвие ножа метнулось к ее лицу и застыло в дюйме от широко распахнутого глаза. Эльф что-то тихо сказал - Натан не расслышал что, и в тот же миг налетевший на него солдат сбил его на землю.
        Люди, ставшие свидетелями этой сцены, возмущенно кричали, но вмешиваться предоставляли солдатам. Натан протиснулся в центр событий, стараясь никого не задавить по дороге и на ходу вытаскивая грамоту.
        - Отпустите его! Оставьте! Именем князя! - крикнул он.
        Солдаты, уже вязавшие эльфа, встрепенулись. Взбешенный начальник заставы вырвал бумагу из протянутой руки, быстро пробежал глазами, изменился в лице.
        - Тут не написано, что вам дозволено резать ни в чем не повинных людей!
        - Неповинных? - хрипло переспросил Глориндель и расхохотался. Натан уже привык к этому смеху, но от него вздрогнули даже солдаты, которые держали эльфа. Сержант бросил на Глоринделя подозрительный взгляд. Было видно, что печать княжеского представителя на грамоте его смущает. Он обернулся к посту, крикнул:
        - Что там Вальтер? Жив?
        - Жив! - откликнулись от заставы. Двое солдат под руки вели спотыкающегося собрата, некстати подвернувшегося под копыто эльфова коня.
        Это помогло сержанту принять окончательное решение. Он бросил взгляд на рыжую купчиху, поскуливавшую над трупом мужа, потом на эльфа, встретился с ним глазами и тут же повернулся к Натану.
        - Езжайте, шут с вами, - сказал он, протягивая бумагу. Натан принял ее с благодарной улыбкой. Глоринделя отпустили. Он распрямил плечи, неторопливо отряхнулся, подобрал с земли нож. Когда он проходил мимо голосящей над мужем женщины, Натан внутренне напрягся, но, похоже, эльфа она больше не интересовала. Эльф легко вскочил в седло, тронул бока лошади пятками. Толпа у заставы провожала их молчанием, полным страха и ненависти.

«Считают, что с охранной грамотой можно творить любые бесчинства, - подумал Натан.
        - И они правы».
        - За что вы так с ней обошлись? - спросил он, когда они отъехали на достаточное расстояние.
        - С кем? - без выражения спросил эльф.
        - С женщиной. Которую вы сделали сначала шлюхой, а потом вдовой.
        - Она мне неплохо отплатила, - холодно сказал эльф и откинул волосы с уха. Натан вздрогнул: впервые Глориндель перестал делать вид, что в том лесу ничего особенного не произошло. - Это же они с муженьком разболтали про нас на все княжество. Может, ты и забыл, а мне-то уж точно забыть не придется.
        - Вы хотели... выколоть ей глаза, - едва слышно проговорил Натан.
        Глориндель посмотрел на него. От его улыбки Натана пробила дрожь.
        - Только один. Уж слишком она зоркая. В полной темноте - а смогла разглядеть, что я эльф. Небось, с одним-то глазом смотрела бы куда надо, а не куда вздумается. Хотя... пожалуй, ты прав. Я сглупил. Надо было отрезать ей ухо.
        Натан ничего не ответил. Ему не хотелось это обсуждать... Но думать о том, что упорно лезло в голову, тоже не хотелось. Не хотелось, не хотелось... но не думать он не мог. Это было до того невыносимо, что он уже собирался заговорить - о чем угодно, зная, что все равно так или иначе сведет разговор к тому, что так мучает его в эту минуту...

«Почему вы остались, когда увидели, что у меня чума? Почему вам было так... так важно слушать мой бред? Почему вы... Потому, что вы... »
        - Я знаю, о чем ты думаешь, - проговорил эльф и слабо улыбнулся - на этот раз мягко и почти виновато. - В третий раз так говорю, но теперь-то действительно знаю.
        И сейчас Натан не сомневался, что так и есть.
        - Вы... - начал он, но эльф перебил его, спокойно и уже без улыбки:
        - Да, это я вырезал глаз Аманите.
        Натан не думал об этом. То есть он просто не успел, не набрался сил об этом подумать. Потому что это было слишком ужасно. Слишком ужасно видеть, как ее тело в сером рубище шатается под виселичной перекладиной, как волосы вьются по ветру, а в небо таращится кошмарно выпученный глаз, и рядом с ним - столь же кошмарная темная дыра. Она всегда носила черную повязку поверх этой дыры, но повязка упала, когда на шею Аманиты уже надели петлю, и понеслась по ветру, извиваясь и вертясь, как ласточка.
        - Я убью вас, - сказал Натан.
        - Не убьешь. Потому что ты человек долга. Когда ее вешали, ты стоял и смотрел. Хотя тебе выть хотелось от мысли, что вот она умирает, а ты ее так и не поимел. И потому что если бы она не была изуродована, видеть ее в петле было бы еще невыносимее. Ты это знал. И ты об этом думал. Не отрицай, Нат.
        Он не отрицал. Он просто смотрел в спокойные, непривычно добрые и совсем не насмешливые глаза эльфа и вспоминал, как кончик лезвия дрожал над зрачком рыжеволосой женщины. Гораздо более рыжеволосой, чем была Аманита, - у той волосы отливали золотистым, будто спелая рожь.
        - Ты спрашивал, почему я хотел уехать из своей земли, - проговорил Глориндель. - Ну вот, теперь знаешь. Из-за нее и хотел. Я ведь не думал, что, уехав, встречу тебя... И снова про нее вспомню.
        - Как...
        - Как это случилось? - переспросил эльф, и Натан кивнул почти с благодарностью - у него не хватило бы сил закончить. - Она была воровкой... красивой, как эльфийка. Нет, в самом деле. Она была даже похожа на эльфийку. Типичный для нас цвет глаз и разрез тоже. Мы ведь и правда с вами похожи. Мы очень похожи - люди и эльфы. Тот бандит, что пытался мне это доказать, верно говорил. Мы похожи тем, что каждый из нас - сам по себе и таков, как есть. Люди есть... хорошие и плохие. Эльфы тоже. Вот взять тебя. Как твое имя полностью звучит? Натаниэль, верно? Тебя по бумажкам небось часто за эльфа принимают. Пока в лицо не увидят. Я знал эльфа с таким именем. Ему все пеняли, что у него в роду наверняка люди были. Аманита была плохим человеком. Но из нее вышла бы хорошая эльфийка. Вот и вся разница.
        - За что вы ее...
        - Я сказал тебе: она стала бы хорошей эльфийкой. Но предпочла быть дрянным человеком. Проникла в дом моего рода. Очаровала всех и каждого. Забралась в мою постель. Не только в мою, как я потом узнал. Все из-за того, что хотела добраться до нашей семейной реликвии, синего алмаза. Я позволил ей это сделать. Позволил даже покинуть наш дом. Насладиться счастьем обладания и удовольствием от того, что провела этих глупых эльфов. А эльфы не глупцы. Просто среди нас тоже есть дураки, так же как и среди вас. Никакой разницы, помнишь? Я опередил ее, ждал на границе с вашими землями. Лично поймал. И сказал, что воров у нас карают одним способом: отрубают правую руку. Но поскольку она дорога мне, я предложил ей вместо этого лишиться одного глаза. Она выбрала последнее. Надо сказать, я был удивлен. Совсем не по-женски. И так нехарактерно для людей... сказал бы я, если бы верил, что мы разные. Она предпочла быть изуродованной, но по-прежнему умелой разбойницей. Ведь с одним глазом можно воровать почти так же ловко, как с двумя, и уж явно ловчее, чем с одной рукой. Потрясающая женщина. За это, наверное, я ее
и... любил.
        Натан вдруг обнаружил, что они стоят друг против друга, и кони под ними недоуменно всхрапывают. Он не помнил, когда они остановились, и не знал, как долго простояли. Вокруг не было ни души, но на горизонте, в дымке, еще очень-очень далеко, смутно виднелись очертания городских стен. Столица. Почти добрались.
        - Вы ее... не любили. - Он не слышал своего голоса и даже не надеялся, что его услышит эльф. - Вы бы не смогли...
        - Почему не любил? Просто иначе, чем ты. Хотя ты же смог стоять и смотреть, как ее вешают? Разница только в том, что мне она отдалась. И делала вид, будто с наслаждением. А мне было не все равно. Я вырезал ей глаз и велел убираться вон. Она ушла, а я вернулся домой с камнем, который она украла. Я хотел бы оставить его ей... чтобы она вставила его себе вместо глаза. Он ведь был таким же синим. Но я должен был вернуть реликвию на место. Вернул. И сказал, что воровка наказана. Но на самом деле наказан был я. Это случилось десять лет назад, но не проходило ни одного дня, чтобы я не вспоминал тот день на границе... и миг, когда она посмотрела на меня... посмотрела своими эльфийскими глазами и позволила мне лишить себя их. Ее кровь текла по моей руке... такая горячая... Мне казалось тогда, что я лишаю ее девственности. В этом было что-то... что-то настолько доверчивое... Это было даже больше, чем отдать невинность. Так мне тогда показалось. Понимаешь? - Эльф слегка улыбнулся. - Конечно, не понимаешь. Но примешь это, верно? Потому что ты в ответе за меня, и мы почти у цели. Там вдалеке уже столица, да?
        - Да, - сказал Натан и облизнул пересохшие губы. - Поэтому вы не бросили меня чумного...
        - Поэтому. Сначала хотел бросить сразу, бежать... от нее. От любого напоминания о ней. А потом не смог. Захотел узнать от тебя, что с ней случилось. Она еще целых восемь лет прожила... видишь как... и не отступила от того, что всегда хотела делать. Удивительная она была...
        - И очень красивая, - хрипло сказал Натан.
        - И очень красивая, - согласился эльф и снова улыбнулся Ты хотел бы, чтобы она была твоей женщиной. Но ты был ее другом... она тебе так говорила. Да? Может быть, сказала однажды, сбрасывая твою руку со своей груди: «Натан, мы же друзья». И ты со временем заставил себя поверить в это. Что вы друзья. Хорошие близкие друзья. Да только бабы дружат совсем иначе, чем мужчины, Нат. Она сдала всю твою команду с потрохами, хотя они, без сомнения, тоже были ее хорошими близкими друзьями. А ты потом стоял за плечом своего лорда и смотрел, как твою одноглазую зазнобу вздергивают на виселице. И думал: так тебе, сука. Так тебе. За то, что мне не дала. А? Что, скажешь, не так было?.. И ее рыжие волосы развевались по ветру...
        Рука Натана сжалась на рукояти меча. Еще одно слово, и я...
        - Это же правда, Нат, - мягко сказал эльф. - Я сказал тебе всю правду и поэтому могу говорить ее и о тебе тоже. Разве нет?
        Нет... нет, потому что вы мне не друг, только друзьям позволяется бить так больно, перестаньте... Натан хотел это сказать, но знал, что не сможет.
        Эльф еще какое-то время смотрел на него с понимающей, сочувственной улыбкой, потом осторожно, будто извиняясь, хлестнул коня. Натан поехал за ним, думая о том, что услышал... думая об Аманите и чувствуя, что теперь позволит ей уйти. Последние два года он терзался тем, что так и не сказал ей... не остановил тогда казнь... хотя бы просто чтобы сказать ей, а это было правильно, и теперь он это понимал. Благодаря сумасшедшему эльфу, который унижал и убивал людей так же просто, как спасал, который вырезал Аманите глаз и наслаждался, чувствуя, как ее кровь течет по его коже, который любил ее не менее сильно, как Натан, а может, и сильнее. По-своему... не по-эльфийски - просто по-своему, так же, как по-своему ее любил Натан. Они оба ее любили недостаточно и неправильно, и оба за это поплатились.
        Лес кончился, и они оказались на перекрестке - только здесь уже не было путевого камня. По расстилавшейся впереди долине тянулись поля и деревушки, а впереди, уже совсем близко, виднелись стены столицы.
        Глориндель придержал коня, и Натан даже не удивился этому.
        - Нат, дальше я поеду один. Ты должен был сопровождать меня до столицы, но к князю я предпочитаю явиться сам. Тут перекресток - езжай куда хочешь. Я бы на твоем месте к Картеру не возвращался. Будешь ведь думать о ней... как я.
        - Уже не буду, - сказал Натан, и эльф покачал головой.
        - Я тоже так считал. Часто поступаешь... совсем не так, как полагаешь, что сможешь поступить. - Он умолк на миг, потом вполголоса добавил: - Ты хотел убить меня там, в лесу. Я видел по твоим глазам.
        Не убить. Но оставить... одного, привязанным к дереву, истекающим кровью... такая мысль у Натана в самом деле появлялась. Пусть на мгновение - но появлялась. Он вспомнил, что чувствовал тогда, и поежился. Вероятно, ему стоило поступить именно так - и если бы он поддался порыву, сейчас наверняка был бы мертв, но, возможно, так было бы лучше... лучше для всех?
        - Не важно, что я тогда хотел, - проговорил он наконец.
        - Да. Важно, что ты сделал. А почему - не важно тоже. - Конь под эльфом всхрапнул, и тот снова улыбнулся, вскинул подбородок. - Ладно, пора мне. Передай своему хозяину, что я остался тобой доволен. Спасибо и прощай.
        Он двинулся с места, стал отдаляться. Но потом вдруг, отъехав совсем недалеко, вернулся - и Натан понял, что ждал этого.

«Оказывается, я успел его изучить», - подумал он и ничего не почувствовал при этой мысли.
        - Не могу! - смеясь, выдохнул Глориндель. - Спрошу все-таки! Ты говорил, что тебя что-то заставило уйти из твоей банды. Что, а? Скажи!
        Натан смотрел в лицо эльфа, ловя себя на том, что пытается запомнить его черты, и молчал. Молчал - потому что поклялся себе, что никогда ни с кем не станет об этом говорить. Потому что есть вещи, призраки которых не стоит вызывать к жизни. Вероятно, только со временем он узнает, касалось ли это и Аманиты тоже... но того, о чем спрашивал Глориндель, уж точно касалось.
        Сияющее лицо эльфа слегка помрачнело.
        - Я же тебе сказал, - обиженно напомнил он. - Про Аманиту... Я никому и никогда о ней не говорил.
        Натан молчал. Эльф подождал немного, потом вздохнул.
        - Ну... и не надо. Даже у друзей могут быть маленькие секреты друг от друга.
        Он засмеялся, зло и звонко, снова хлестнул коня и снова стал отдаляться - Натан знал, что теперь уже навсегда.

«Все верно, господин Глориндель, - подумал он. - Могут... но мы-то не друзья. И я сказал бы вам, если бы вы стали настаивать, хотя, видят небеса, говорить об этом нельзя. Но вы не стали... может, потому, что знаете об этом? Знаете и принимаете..
        Даже если не способны понять, как я, не понимая, принимаю вас? И еще я сказал бы вам... сказал бы, что именно это делает людей друзьями. Это - а не спасение жизни и безоговорочная откровенность. Но вы и сами понимаете это, так же, как и я, не правда ли? »
        Силуэт всадника исчез, пыль улеглась, а Натан все стоял на перекрестке, еще не зная, по какой из дорог двинется дальше, и сам не чувствовал, что улыбается.
        ЧАСТЬ 2
        РОСЛИН И ЭЛЛЕН
        Это был не дождь и даже не ливень - просто мировой океан вдруг очутился на небесах и сейчас низвергался обратно на землю. Рябые ленты воды влетали в распахнутое окно и хлестали по полу. Ковер промок насквозь, по мраморным плитам растеклась лужа.
        - Уйди с дороги, - сказала Рослин, и Эллен крепче стиснула подсвечник. Свеча покачнулась, раскаленный воск сполз на кожу. Эллен не шевельнулась.
        - Куда это вы собрались, миледи? На ночь глядя, да еще в такую погоду?
        Рослин взглянула на нее молча, но с таким презрением, какого не вместила бы и сотня слов. Эллен все так же смотрела на нее, пытаясь скрыть замешательство. Конечно, ее вопрос был глупым - едва войдя в комнату и увидев свою юную госпожу на полпути к выходу, в дорожном платье и плотном плаще, с маленьким узелком в руке, она все поняла. И теперь стояла, загораживая дверь, и воск лился ей на руку, а дождь - в окно.
        Рослин постояла еще немного, потом пошла вперед. Эллен смотрела на нее и не знала, что сказать или сделать. Когда девочка поравнялась с ней, Эллен почти бездумно ухватила ее за плечо - и застыла, поймав яростный взгляд черных глаз, метнувшийся в нее снизу вверх.
        - Пусти, - сказала дочь калардинского князя, - или я убью тебя.
        За стеной громыхнуло, небо на миг посветлело, словно днем. Маленькое лицо Рослин, высветленное молнией, было застывшим и бледным, как воск, упрямо лившийся на руку Эллен.
        Эллен знала, что рано или поздно это случится, - может быть, только она одна из всех и знала наверняка, пусть и была всего лишь горничной, в чьи обязанности входило расчесывать княжну. Она только вчера вымыла ей волосы - несмотря на то, что девочка подняла капюшон, Эллен чувствовала, что они все еще пахнут хвойным маслом.
        - Я не могу вас отпустить, маленькая госпожа. Вы же знаете.
        - Я приказываю тебе.
        - Ваш отец не одобрил бы, если бы я подчинилась вашему приказу.
        - Ты оглохла, дура, или не поняла, что я убью тебя?
        - Убейте, - сказала Эллен и слабо улыбнулась. Рослин посмотрела на тающую свечу, потом на воск, заливавший руку Эллен уже почти до запястья. И сказала:
        - А раз так, пойдем со мной.
        Вы дивное и страшное существо, миледи, но вы еще такой ребенок, подумала Эллен. И порой наивны, как пристало ребенку. Может быть, именно поэтому я все еще не сбежала отсюда, как все мои предшественницы.
        - Вы сразу хотели меня об этом попросить, - сказала она. - Вы, может быть, и зайти ко мне в комнату собирались перед побегом...
        Рослин метнула в нее еще один взгляд, в котором на сей раз было больше обиды, чем ярости.
        - Ты ведь не можешь бросить меня, так?
        - Но и сопровождать вас не обязана, маленькая госпожа. Я не ваша няня и не кормилица. Я всего лишь горничная.
        - Кто-то должен расчесывать мне волосы в дороге.
        - Нам вдвоем не унести все ваши гребни.
        - Вполне достаточно одного. Я его уже взяла.
        Эллен, улыбаясь, покачала головой. За окном снова громыхнуло.
        - Простите, миледи, вы останетесь. И я буду расчесывать ваши чудесные волосы всеми вашими гребнями, как прежде.
        - Тогда я скажу отцу. Про тебя и Рассела.
        Это было как удар под дых: Эллен коротко выдохнула, разжала пальцы. Подсвечник, тяжело переворачиваясь, полетел на пол. Свеча упала в лужу, фитиль, зашипев, погас, и они остались в темноте.
        Рослин не двигалась, Эллен тоже. Кто-то из них громко и прерывисто дышал.
        - Вы...
        - Пойдем со мной. - Маленькие холодные пальцы взяли ее за ладонь, липкую от воска.
        - Пойдем отсюда, я же знаю, ты не меньше меня этого хочешь. А я тебе потом расскажу...
        Рослин умолкла. Очередной сполох молнии озарил ее сосредоточенное лицо.
        - Я... должна зайти к себе. Взять что-нибудь из еды... и денег...
        - Только быстро. Пока гроза не стихла. Они не ждут, что я уйду в такую ночь.
        Я тоже не ждала, миледи, подумала Эллен. Знала, что вы уйдете рано или поздно... и, наверное, знала, что уйду с вами, но не ждала. Не так скоро.
        Выйти из замка оказалось совсем легко - внимание стражей было обращено туда, откуда кто-то мог попытаться проникнуть в замок под покровом бури, а не покинуть его. Рослин знала потайной ход, выводивший за пределы крепостных стен. Они вышли через него к реке, почерневшей от неослабевающего дождя, и побрели вдоль берега. Их никто не видел, а если бы и видели, то вряд ли за плотной завесой воды признали бы в них двух женщин, одна из которых - княжеская дочь. Стихия всех делает одинаковыми - что с виду, что внутри.
        Было холодно, как зимой, дождь колотил по спинам не хуже палок, конечности цепенели на ветру. Рослин крепко стискивала руку своей сообщницы, и Эллен не знала, от холода это или отчего еще. Они прошли не меньше мили до леса, не сказав друг другу ни слова. В лесу лило ненамного меньше, но обе вздохнули с облегчением, оказавшись под обманчивой зашитой древесных крон.
        - Там дорога, - хрипло сказала Эллен и закашлялась от попавшей в рот воды. - А значит, и трактир. Сегодня вас еще никто не хватится. Можно обогреться, а завтра утром...
        Рослин не ответила, только крепче стиснула ее руку.
        До трактира они шли еще не меньше получаса, а потом долго стучали в наглухо запертые ворота. Когда Эллен уже начала думать, что им вовсе не откроют, изнутри загремела отодвигаемая щеколда смотрового окошка.
        - Кто там? - перекрывая дождь, сварливо закричал мужской голос.
        - Пустите... меня с дочкой... не дайте пропасть! - как могла жалобнее ответила Эллен; впрочем, ей почти не пришлось наигрывать.
        Калитка сразу же распахнулась. Эллен хотела шагнуть и поняла, что не может. Она взглянула вниз и увидела, что Рослин прилипла к ее ноге, будто груздь к стволу, намертво вцепившись обеими руками и зарывшись лицом в складки ее плаща.
        Трактирщик, встретивший их так нелюбезно, всплеснул руками, забыв, что придерживал над головой дождевик.
        - Что ж вы, болезные сударыни! Проходите скорее! Внутри их немедля окружили заботой и лаской - а когда увидели, что вымазанное в грязи платье женщин не из самой Дешевой ткани, утроили любезности. Эллен сразу же увела Рослин наверх, сославшись на слабость и усталость дочери. Эллен на глазах ахающей хозяйки раздела девочку, стала растирать ее побелевшие руки и ноги. Получив груду одеял, горячее питье и обещание не беспокоить до утра, Эллен расплатилась и закрыла дверь.
        Рослин, до этого казавшаяся умирающей, мигом изменилась в лице, откинула одеяло, вскочила, босиком кинулась в угол комнаты, куда Эллен положила ее узелок, встала на колени.
        Эллен отвернулась. Сняла платье, повесила на стол рядом с платьем Рослин. Ливень все шумел за окном, но здесь было тепло и сухо, не считая воды, стекающей с потяжелевшей одежды. Эллен взяла одно из одеял и промокнула волосы.
        В угол, где беззвучно сидела Рослин, она старалась не смотреть. Однако, услышав облегченный вздох, не сумела сдержать дрожи.
        Было лишь немного за полночь. На столе, рядом с развешенной одеждой, слабо трепетал огонек свечи. Эллен посмотрела на свою правую руку. Кожа покраснела, но она, как и прежде, не ощущала боли.
        - Возьми.
        Эллен опустила взгляд. Ладонь Рослин была сухая и гладкая. На этой ладони, протянутой к Эллен, лежала щепотка измельченной травы.
        - Не надо, миледи.
        - Съешь.
        - Мне не больно... вы же знаете.
        - Я не о том, дура. Не хватало мне, чтобы ты теперь от простуды померла. Ну, бери. Только не глотай сразу, прожуй сперва.
        Эллен, поколебавшись, приняла предлагаемое. Поднесла к лицу, понюхала. Трава не пахла. Совсем. Хотелось спросить, на чьей могиле она выросла... и как умерло существо, похороненное в той могиле, но Эллен знала, что таких вопросов маленькой госпоже лучше не задавать. Она сунула траву в рот и прожевала. Вкус у зелья в отличие от запаха был резкий и горький, как и должен быть у травы.
        Потом обернулась и увидела, что Рослин уже сидит в постели в одной рубашке и смотрит на нее - огромными глазами, настороженными и злыми, как у дикой кошки. В полумраке казалось, что у нее нет зрачков.
        - Расчеши меня на ночь, - сказала Рослин.
        Эллен с трудом поднялась - оказывается, ее тело, непривычное к такому напряжению, успело устать, - достала черепаховый гребень, который использовала чаще всего, взяла мокрые спутанные волосы Рослин в руку. На свету белокурые, сейчас они казались серыми, как сырая земля.
        - Трактирщик наверняка нас опознает, когда начнутся поиски, - проговорила Эллен.
        - Мы к тому времени уже будем далеко.
        - Ваш отец пошлет погоню.
        - Пусть. Он никогда не догадается, куда я отправилась. «А куда вы... куда мы отправляемся, миледи? » - подумала Рослин, но знала, что для таких вопросов еще не время. Для этих... и многих других.
        - Я была права, - сказала Рослин, глядя вперед. - Ты нужна мне.
        И, помолчав, добавила:
        - Я никогда не смогу сама расчесывать себе волосы.
        Они встали с рассветом, тихонько спустились вниз. В трактире еще все спали. Буря давно стихла, но за воротами творилось светопреставление - дорогу размыло, несколько деревьев вырвало с корнем, мутные ручьи потоками текли вниз там, где еще вчера был утоптанный глинистый тракт.
        - Хорошо. - В голосе Рослин звучало глубокое удовлетворение. - Я знаю отца, он сразу снарядит за нами конницу да половину гарнизона. Здесь они долго будут продираться. Это еще при условии, что догадаются пойти в нужную сторону.
        - Это куда? - наконец спросила Эллен, решив, что пора узнать о планах маленькой госпожи.
        - На север, - сказала Рослин и, подобрав юбки, решительным шагом двинулась вверх по грязному месиву, в которое превратилась дорога. Лучи еще не поднявшегося над лесом солнца золотили ее волосы,
        Эллен несколько мгновений стояла посреди размытого тракта, недоумевающе глядя вслед княжне, волочившей подол по земле, потом быстро нагнала ее.
        - Но, миледи... вы ничего не перепутали? На север? Там ведь Тальвард.
        Рослин остановилась.
        Обернулась.
        У нее была очень бледная и очень сухая кожа - верный предвестник ранних морщин, - но в остальном ее лицо было безупречным. Мелкие, но не слишком, правильные черты, маленький мягкий рот с красиво очерченными алыми губами, большие глаза черничного цвета. Очень красивая и очень злая девочка: это было первое, что приходило на ум всякому, на кого она смотрела вот так, прямо в лицо, - красивая и очень злая.
        - Ну да, - сказала она, не отрывая от своей служанки пытливого, недоброго взгляда.
        - Тальвард.
        Эллен схватила ее за плечо. Движение получилось грубым, но она была этому даже рада - еще не начав говорить, она уже молила небеса о том, чтобы они дали ей решимости и силы.
        - Миледи, что вы говорите! Я не ослышалась? Вы действительно хотите бежать в Тальвард?!
        - Верно, ты еще не оглохла, - кивнула Рослин и ухмыльнулась - нехорошо, не по-детски.
        - Вы в своем уме?! - закричала Эллен. - Вы же погибнете, не пройдя и десяти миль! И даже если каким-то чудом дойдете - вы хоть понимаете, что вас ждет в Тальварде?!
        - Понимаю. Сила, власть и знание. То, чего мне до скончания веков не получить здесь.
        - Нет уж! - выпалила Эллен, крепче стискивая плечи своей госпожи, впрочем, даже не пытавшейся вырваться и все так же пытливо смотревшей на нее. - Мы немедленно возвращаемся. Сию минуту. Тальвард! Подумать только!
        - Что ты раскудахталась, дура, - жестко сказала Рослин. - Тебе ли не все равно, куда я пойду? Меня где угодно могут убить. Даже в стенах этого проклятого замка. Но научат только там. Ты сама это знаешь. Ты же читала со мной все те книги.
        Эллен перехватила маленькую холодную руку Рослин и, развернувшись лицом к югу, туда, откуда они полночи брели сквозь грозу, решительно поволокла ее за собой. Рослин не стала упираться - покорно прошла за Эллен с десяток шагов, низко опустив голову и разглядывая грязь на юбке, а потом сказала:
        - Тогда я скажу отцу. Про тебя и Рассела.
        Это звучало точь-в-точь как прошлой ночью - не только слова были теми же, но и интонация, и чувство, которое охватило Эллен при них.
        Она остановилась, уже зная, что битва проиграна. Дорога в этом месте шла под уклон и чуть дальше загибалась вправо - а оттуда, она знала, уже был бы виден замок.
        Но битва проиграна, и что уж говорить...
        - Это безумие, - слабо сказала Эллен. - Мы должны вернуться.
        Рослин вдруг вырвала свою руку из ее и круто развернулась, скользя в грязи.
        - Слушай, ты! Пошла уже со мной - так что теперь! А ты думала, куда я иду? А? На прогулочку, что ли? Только там они научат меня! Только там и только они!
        - Чему вас учить? - еле слышно проговорила Эллен. - Чему, вы и так уже все умеете?
        - Не все. Ты еще глупее, чем я полагала, если так думаешь. Я даже десятой части нужного не знаю. И если не узнаю теперь, не узнаю никогда.
        Эллен села на землю, по запястья погрузив руки в коричневую жижу. Покачала головой, потом еще и еще раз. И разрыдалась.
        Маленькая, сухая, холодная ладошка легла ей на щеку, отвела спутанные волосы. Обычно звонкий детский голос звучал приглушенно, почти сдавленно:
        - Брось, Эллен. Я же знаю, ты сама рада уехать отсюда.
        - Рада, - всхлипнула она. - Рада.
        Рослин снова погладила ее по щеке, коротко и сурово, как высокородная мать, выдающая нелюбимой дочери дежурную порцию ласки.
        - Идем, - сказала она.
        - Вы хоть понимаете, что делаете? - прошептала Эллен, не поднимая головы. - А как же ваш брак? Ваш брак с эльфийским принцем? Теперь Калардин обречен...
        Рослин ответила не сразу, и на миг Эллен охватила уверенность, что ей удалось убедить свою госпожу. И она сама не понимала, что в ней вызвала эта уверенность - радость или отчаяние.
        Но потом Рослин ответила - так, что вынудила Эллен изумленно вскинуть голову:
        - Я вернусь. Для этого брака. Я... вернусь. Я потому и убегаю сейчас, чтобы позже быть... хорошей женой.
        Она посмотрела Эллен в глаза - со строгостью, порой казавшейся почти умилительной в ее детском личике.
        - Идем же. У нас мало времени.
        Эллен поднялась - сама, хотя ее шатало, будто во хмелю. Рослин взяла ее за руку, не брезгуя тем, что та была вся в грязи.
        Они шли молча не менее получаса, прежде чем Эллен спросила:
        - Что вы знаете обо мне и вашем брате, миледи? Рослин шагала, опустив голову, и Эллен не видела ее лица, но услышала улыбку в ее голосе, когда она ответила:
        - Все, Эллен. Все.
        Больше они об этом не говорили.
        - Хочешь, погадаем на суженого?
        Вопрос застал Эллен врасплох. Она вскинула голову от шитья (за неделю скитаний плащ княжны порядком прохудился), взглянула на девочку, невозмутимо смотревшую на нее с противоположной стороны стола. В пальцах Рослин вертела маленькое зеркало в медной оправе, которое выпросила у бродячего торговца - а точнее, у Эллен, и та не смогла отказать: во-первых, денег у них пока было достаточно, а во-вторых, взгляд Рослин не допускал возражений. Она умела так смотреть, что язык прилипал к гортани от одного только намерения спорить.
        - Хочешь? - повторила Рослин и пустила солнечного зайчика по столу. Желтое пятнышко дернулось, подскочило к пальцам Эллен. Та невольно подалась назад, убирая руки со стола.
        - Надо ведь в полнолуние, - сказала она. - Ночью...
        - Глупости, - нетерпеливо перебила Рослин. - Одни дуры в полнолуние ночью гадают, да все равно неправильно - а я знаю, как надо, я могу и днем. Ну, давай?
        Они сидели в этой гостинице уже третий день, и Рослин скучала. Дальше дорога была закрыта - в этой части Калардина недавняя буря нанесла еще больший урон, чем в столичной округе, и завалы до сих пор не разобрали. Денег, которые взяла с собой Эллен, хватило, чтобы хозяин гостиницы, до того чуть не погнавший похожих на нищенок женщин со двора, расшаркался и отыскал свободную комнату. Дорогу должны были расчистить самое позднее к завтрашнему вечеру - это было поручено солдатам короля, собиравшегося вскоре продвинуть этим путем часть своей армии. Вряд ли кто-то из них знал свою княжну в лицо, но рисковать все же не стоило. Они отсиживались в комнате, никого к себе не пуская, - только Эллен время от времени выходила за едой и новостями.
        Изо дня в день Рослин становилась все раздражительнее, но глупостей не выкидывала. Эллен даже жалела об этом: если бы сейчас их настигла погоня, она бы... что - она бы? Она была бы немедля казнена за похищение княжеской дочери - никто не стал бы вникать в детали произошедшего. Впрочем, как знать - может, это был бы не самый худший исход дела. Потому что там, куда они направляются, ее ждет не лучшая участь.
        - Нет у меня суженого, - легко улыбнувшись, сказала Эллен.
        - У всех есть. Ты можешь с ним не соединиться, но он есть. Ты уже встречала его или еще встретишь.
        - Он умер.
        Рослин послала солнечный зайчик ей прямо в лицо. Отраженный луч сверкнул в глубине зеркала слепящим белым сполохом. Эллен вскинула руку, защищая глаза.
        - Пока ты жива, где-то есть твой суженый, - равнодушно сказала Рослин, не меняя угол наклона зеркальца. - Не один, так другой. Погадаем? Или ты боишься? Брось ты уже эти тряпки, смотреть на них не могу.
        - Ну хорошо, - сдалась Эллен. - Если вам так хочется.
        - Мне хочется, - без улыбки сказала Рослин, и Эллен тоже расхотелось улыбаться. Маленькая госпожа умела говорить так - коротко и сухо, не капризно, не требовательно, но при этом абсолютно ясно давая понять, что ей нужно и чего она любой ценой добьется. Леди Рослин было одиннадцать лет, но это она умела лучше многих взрослых - добиваться.
        Это и не только это.
        По приказу Рослин Эллен закрыла ставни и заткнула щель между ними одеялом. В комнате стало сумрачно, как поздним вечером. Рослин сунула в рот щепотку сушеной травы из своего узелка, не глядя протянула Эллен, потом положила зеркало на стол, наклонилась над ним, осторожно подула на стекло.
        - Теперь ты, - коротко сказала она. Эллен в который раз подумала, что у нее совсем не детский голос. То есть тембр, конечно, такой, как и должен быть у одиннадцатилетней девочки, но интонация... и непреодолимая сила, которой очень трудно противиться. В полумраке Рослин, сгорбившаяся, навалившаяся с локтями на стол, казалась молодой карлицей.

«И ведьмой», - мысленно закончила Эллен и слизнула с ладони траву, а потом, уперевшись ладонями в столешницу, дунула на тускло блестевшее стекло.
        Рослин нарисовала ногтем пентаграмму на стекле, тихонько и неразборчиво напевая про себя. Потом бросила на стекло щепотку сушеной травы - Эллен не видела в темноте, но знала, что это не та трава, которую они обе только что съели.
        - Суженый мой, ряженый, мне судьбой назначенный, светлый лик яви пред мои ясны очи, - сказала Рослин, и Эллен ясно услышала в ее голосе насмешку. «Как же можно,
        - с невольным упреком подумала она. - Ведь не подействует... » Завершить мысль она не успела, потому что стекло вдруг вспыхнуло - точно так же, как несколько минут назад, резко, бело. Эллен невольно вскинула голову, думая, что тряпка выпала из щели и свет прорвался внутрь.
        - Смотри, - сказала Рослин, и она увидела, хотя сначала подумала, что бредит.
        Там были двое мужчин. Оба конные; они ехали рядом, а вокруг них шумела листва - Эллен знала, что она шумит, хотя зеркало не могло отображать звук, - но она видела движение мельчайшего листочка на самой крохотной ветке. Ее зрение вдруг обострилось, мучительно заболели глаза - хотелось зажмуриться, но она не стала и подалась вперед, стараясь рассмотреть получше.
        Один мужчина был молодой, белокурый, с неестественно красивым, будто ловко нарисованным лицом. Он что-то говорил, нагло и самоуверенно улыбаясь. Его спутник, крепкий, коротко стриженый человек с твердыми крупными чертами, слушал молча, глядя прямо перед собой. Было видно, что ни болтовня собеседника, ни сам собеседник ему неприятны. Белокурый красавец что-то говорил и зло смеялся, а хмурый человек все также смотрел в сторону, только что-то менялось в его глазах. Что в них было - и чем стало, Эллен не успела понять. Рослин вдруг дунула на стекло, свет тут же померк, картинка смазалась и медленно угасла.
        - Хватит, - сказала Рослин и засмеялась - невесело и как-то деревянно. - С тебя довольно. А то с непривычки...
        - Что - с непривычки? Глаза княжны блеснули.
        - Ну вот. Надо же, они вместе, - не ответив на вопрос, сказала она.
        - Кто?
        - Наши суженые. Твой и мой. Ты что, не видела?
        - Я... - Эллен сглотнула, смачивая горло слюной. - Я не знаю. Почему вы думаете...
        - Ну да это ведь был лорд Глориндель, - нетерпеливо сказала Рослин. - Этот эльф. Я его уже видела раньше. Я все время его вижу. Знала его в лицо еще до того, как увидела на портрете. Хороший портрет... честный. Только слишком большой, чтобы я могла взять его с собой. Впрочем, мне он и не нужен, пока у меня есть зеркальце.
        - Это был ваш жених?! - И ведь в самом деле - не зря белокурый показался ей неестественно красивым. Не человеческой, а эльфийской красотой.
        - А ты думала, твой? - насмешливо сказала Рослин, - Даже не мечтай, милая. Глориндель мой. Он даже сам не знает... насколько.
        - А другой... кто он?
        - Почем я знаю? Может, его слуга, может, случайный попутчик... Не очень-то хорош, право, но для тебя - в самый раз.
        Эллен провела языком по спекшимся губам. Попыталась вспомнить взгляд мужчины, которого маленькая госпожа прочила ей в суженые. Понять, что было в нем... что стало в нем появляться, прежде чем он исчез. Облизнула губы еще раз. Во рту жгло горечью.
        - Давайте еще посмотрим, - попросила она и даже не успела удивиться собственному желанию - Рослин опередила ее коротким и жестким:
        - Нет.
        И как всегда, с ней... не то чтобы не было смысла - недостало смелости спорить. Они посидели в темноте, молча, каждая думая о своем. Потом Эллен сказала:
        - Глупости это. Нет у меня... другого суженого.
        - Может, у эльфов принято выдавать жениных служанок за своих слуг, - сказала Рослин, и это снова звучало будто издевка.
        - Я не выйду замуж, - сказала Эллен. - Никогда не выйду, вы же знаете.
        - Знаю и думаю, что ты все же дура.
        - А вы слишком умны для ваших лет, маленькая госпожа.
        Она нарочно так сказала, зная, в какую ярость всегда приводит Рослин упоминание о ее возрасте. Вот и сейчас - княжна вскочила, что-то зашуршало в темноте - кажется, сухая трава посыпалась на пол.
        - Не смей так говорить! Никогда!
        - Не буду, - смиренно сказала Эллен, и в следующий миг ее голова дернулась набок, а губы ожгло болью. Вероятно, Рослин целила по щеке, но в темноте промахнулась - хоть она и была бесовским созданием, однако тело ее оставалось телом человека, и в темноте она видела не лучше Эллен. А та любила такие минуты - била Рослин всегда сжатым кулаком, прямо, без замаха, в слепой яростной обиде, как обычный, нормальный, настоящий ребенок.
        Эллен потрогала пальцами губы, улыбаясь. Да, то, что она сказала, глупо и жестоко
        - все равно что высмеивать малый рост карлицы. Она ведь не виновата, что такой родилась. И не виновата, что люди над ней насмехаются. Но только и люди ведь не виноваты тоже, правда? Они просто глупые... а вы, миледи, умны не по годам.
        - Почему вы бежите от него?
        - Я от него не бегу, - раздраженно бросила Рослин; впрочем, она всегда быстро отходила.
        - Но ведь он едет к вам. Он, должно быть, уже теперь в столице. И думает, что вы не хотите его.
        - Мне все равно, что он думает. Так же как ему все равно, что думаю я.
        - Вы уже любите его? - почему-то спросила Эллен и обругала себя за непроходимую глупость, но Рослин вдруг ответила:
        - Да. Очень. - И добавила: - Он мне нужен. «Зачем? » - подумала Эллен и прикрыла глаза. Нельзя спрашивать. Нельзя. Во рту все еще был привкус горечи, губы саднило.
        - Он... он ведь мой суженый. Его не остановит то, что я пропала. Он отыщет меня. А я к тому времени уже научусь всему, чему должна... и смогу использовать его как следует. Он найдет меня и... спасет. Разве так не положено?
        - От кого спасет, миледи? - спросила Эллен. Рослин сказала:
        - Отопри уже ставни. Душно.
        Солнечный свет показался неожиданно блеклым и мутным, с чуть заметным розоватым отливом, хотя день едва только перевалил через половину. Эллен поморгала, держась за ставни. Ее ноги вдруг отчего-то сделались слабыми, будто ватными.
        Потом она повернулась к столу и увидела Рослин. Та снова сидела за столом, положив подбородок на сцепленные пальцы, и смотрела на зеркало. Эллен тоже посмотрела на него. И смотрела очень долго.
        - Я не слышала, как оно треснуло, - наконец проговорила она.
        Рослин смахнула разбитую стекляшку на пол и равнодушно сказала:
        - Я тоже. Поди узнай, как движутся работы. Я не могу больше здесь оставаться. А заодно принеси мне клубники.
        Глэйв встретился им на третьей неделе пути. К тому времени они продвинулись гораздо дальше, чем можно было предположить, и Эллен успела в полной мере осознать безумие того, что сделала, а также благополучно загнать это осознание туда, откуда оно пришло. У нее не было выбора, она не могла и не хотела оставаться в Калардине. И если леди Рослин из родного дома гнало стремление обрести нечто новое, то Эллен хотела забыть старое. А там - не могла. Правда же не могла. Два года пыталась - но так и не сумела. Впрочем, старая фрейлина Аннара, с которой они порой болтали за шитьем, все качала головой и говорила, что два года - слишком мало. Но сколько же еще, небеса... сколько же можно еще? Эллен так больше не могла. Она там больше не могла.
        Хотя были минуты, когда она понимала, что они должны вернуться. Неоднократно - особенно когда они покинули спокойные области и в жарком летнем воздухе повеяло запахом войны. Пока слабо, издалека - от северных границ. Эллен была просто женщиной - самой обычной, ее не интересовала война, в последние два года - уже и вовсе не интересовала, и вот теперь пришла пора об этом пожалеть. Рассел говорил ей, что тальвардам никогда не взять Калардин, но Рассел был юн, глуп и тщеславен, она всегда знала это, хотя и любила его - а может, именно за это и любила. Его юность, глупость и тщеславие сделали то, что сделали, с ними обоими, и она уже давно перестала его за это ненавидеть. А теперь, кажется, начинала снова - потому что, когда они с Рослин вышли на вершину холма и увидели горящие села и выжженные поля, простиравшиеся под их ногами, Эллен подумала: «Если бы ты был жив, я не оказалась бы здесь».
        - Пахнет паленой плотью, - сказала Рослин. Она смотрела вниз, жадно, как девочки ее лет смотрят на нарядных дам или парад рыцарей. Ее цепкие холодные пальчики крепко сжимали ладонь Эллен. Это успело стать привычным.
        - Мы не можем идти туда, миледи, - сказала Эллен.
        - Но там Тальвард! Может, уже за этой долиной!
        - Женщинам опасно туда идти.
        - Может, переоденемся в мужчин? - раздраженно сказала Рослин. Эллен промолчала. Она-то понимала, что там, внизу, грозит женщине - из того, что не грозило бы мужчине, но не собиралась говорить об этом. Леди Рослин во многом была еще совсем дитя. К сожалению, не в том, за что взрослые любят детей, а в том, за что ими тяготятся.
        - Давайте обойдем, - сказала Эллен. Черный дым стелился по земле, а над ним плыли низкие серые облака. Следов битвы нигде не было видно, но справа целое поселение полыхало, как единый факел. «А ведь я могла бы пройти там, - вдруг со странным спокойствием подумала Эллен. - Сквозь огонь. Тальварды оттуда наверняка уже ушли. Я прошла бы». Она перевела взгляд на девочку, обводившую долину мутным взглядом. И внезапно поняла, что мгновение назад почти всерьез думала о том, как пробраться в Тальвард - так, будто хотела этого сама.
        Хотела, в ярости подумала она. Хотела, всегда хотела! С самого начала хотела! И если сейчас бросить девчонку... оставить здесь, а самой туда... можно... в самом деле... достать мужскую одежду и... пойти туда, через огонь...
        К тебе.
        Рослин вздрогнула, тихонько шевельнулась, настороженно глядя на Эллен. Та мгновение не понимала, что случилось, а потом увидела, что стискивает руку девочки изо всех сил.
        Она ослабила хватку и улыбнулась, глядя в пристальные черные глаза.
        - Пойдемте, маленькая госпожа. Обходной путь не близок.
        Обходной путь в самом деле оказался не близок - и ненамного безопаснее прямой дороги. Здесь еще не было тальвардов, но уже виднелись следы войны. Солдаты на дорогах, обозы беженцев, покинутые села, пустеющие трактиры, брошенная истощавшая скотина, жалобно и страшно воющая посреди выжженных полей. На женщину и девочку, жавшихся по обочинам и пробиравшихся в направлении, которым шли только воины, смотрели с недоумением, иногда с подозрением, но никто их не останавливал. Может быть, принимали за сумасшедших - и отчасти были правы, а может, и не только отчасти.
        На второй день случилось то, чего Эллен ждала с самого начала пути, то, что всегда случается с женщинами, беспечно путешествующими по дорогам в беспокойное время.
        Это произошло ближе к вечеру на дороге из Элвитона в Паргг - раньше это была главная дорога, соединявшая Калардин с соседними странами. Эллен надеялась, что по ней можно будет выйти на распутья, ведущие к обходному пути в Тальвард. Сейчас эта дорога была заброшена, ею никто не пользовался - все местное население давно перебралось в глубь княжества. Эллен и Рослин шли по самой середине тракта, по утрамбованной полосе между заболотившимися колеями. Местность была холмистая, дорога то и дело виляла, сворачивала то вправо, то влево, загибалась под немыслимыми углами. Предугадать, что находится за следующим поворотом, было невозможно. Поэтому когда они в очередной раз обогнули подножие небольшого возвышения, то оказались прямо перед тем человеком.
        Он стоял на коленях возле тела, лежащего в пыли лицом вниз, и стаскивал с него сапоги. Сапоги были очень хорошие, из добротной кожи, с толстой подошвой, еще лоснящейся от недавно нанесенного масла. Рядом валялась разодранная куртка, усыпанная мятыми свитками. Видимо, мертвый мужчина был скороходом.
        Человек, убивший его, зло и грубо ругался себе под нос, видимо, раздраженный тем, что при его жертве оказались не деньги, а какие-то никчемные бумажки. Окровавленный нож валялся чуть поодаль, слева от трупа.
        Эллен встала как вкопанная, чувствуя, как все эти мелочи грубо, болезненно врезаются в ее мозг и память. Ей хватило мгновения, чтобы понять, что будет дальше. Рослин тоже остановилась, глядя на труп с любопытством. Убийца возился с сапогами своей жертвы и, кажется, не заметил двух женщин, застывших в пяти шагах от него. Эллен стиснула руку Рослин и так тихо, как только могла, шагнула назад.
        Ни одна из них не издала ни звука, но стоило им шевельнуться, как убийца поднял голову.
        На молодом лице, от висков до подбородка заросшем жесткой черной щетиной, ярко блестели большие, очень красивые глаза пронзительного изумрудного цвета. Эллен будто к месту пригвоздило этим взглядом. Оторопев от ужаса, она схватила Рослин за плечи и рывком притянула к себе, вжимая ее лицо в свою грудь.
        Мужчина поднялся, отряхнул пыль с колен, не отрывая взгляда от женщин. По его лицу поползла извилистая ухмылка.
        - О-па, - проговорил он хриплым, надсадным голосом. - Да не мерещится ли мне? Какие красавицы... А охрана ваша где?
        - Дайте нам пройти, - сказала Эллен, зная, что он не даст. Ее сердце тяжко и гулко билось под вдавливающимся в грудину лбом Рослин.
        - Ну еще чего, - усмехнулся мужчина. - Нынче в этих местах бабу вовсе не сыскать. Одна солдатня, даже и ограбить-то толком некого.
        Он говорил почти жалобно, в то же время шаря по телу Эллен жадным взглядом. Она чувствовала, как каменеет под этим взглядом, но знала, что пытаться бежать бесполезно. Ее мечущийся взгляд упал на валяющийся в грязи нож. Мужчина заметил это, ухмыльнулся шире, поднял оружие с земли, стряхнул с него кровь.
        - Хорошая мысль, красавица моя, - сказал он и пошел к ним.
        Эллен знала, что надо хотя бы отпрянуть, но не могла - ноги вросли в землю. Руки Рослин судорожно стискивали ее юбку, тянули за складки вниз, будто пытаясь сорвать. А этот срывать не станет, отрешенно подумала Эллен, он просто разрежет. Или вовсе задерет.
        - Не при дочке, - непослушными губами сказала она. - Только не при дочке, добрый господин... пожалуйста... Она маленькая... еще...
        Мужчина остановился в полушаге от нее, взглянул на закрытый капюшоном затылок Рослин. Протянул руку, взял девочку за плечо. Развернул к себе.
        Долго, долго смотрел ей в лицо, и его улыбка становилась то растерянной, то злобной, то еще более похотливой.
        - Сколько лет тебе, малышка? - наконец спросил он.
        - Десять, - быстро ответила Эллен.
        - Заткнись, шалава, я девчонку спрашиваю.
        - Мне одиннадцать, - спокойно сказала Рослин.
        - Одиннадцать, - пожевав губы, повторил убийца и поудобнее перехватил нож. - Да, пожалуй, маловата еще. И титек-то небось нет, а? А вот мамаша твоя, похоже, природой не обижена. Хотя мордашкой ты явно не в нее уродилась. Ну да ладно. Пошла прочь.
        И по-прежнему глядя на Эллен, убийца ударил княжну по лицу - коротко, наотмашь. Рослин рухнула на землю как подкошенная. Убийца несильно пнул ее в спину, велев убираться, и совсем не грубо взял Эллен за плечо. Та смотрела на него, будто сквозь дымку, и вдруг почему-то подумала про человека, которого видела в зеркале рядом с эльфийским принцем.

«Он тоже так делает», - пронеслось в ее голове, прежде чем грубая от мозолей рука сдавила ее горло.
        - Не дергайся, - сказал убийца, царапая жесткой щетиной кожу возле ее уха. Эллен смотрела перед собой - на Рослин, которая отползла в сторону, села на траву и неотрывно смотрела на них. Левая часть лица девочки уже начинала заплывать, превращаясь в синяк, из носа текла кровь. Но ее взгляд был настороженным и любопытным, без следа страха.
        Мужчина толкнул Эллен на землю, разрезал ее плащ и лиф, навалился сверху, забрался рукой под юбку, стал срывать подвязки. Эллен вцепилась в его плечи; на насильнике была кожаная куртка, и пальцы скользили, не находя опоры. Мужчина дышал ей в лицо, облизывая ее обнаженную грудь взглядом своих поразительно красивых глаз. Когда он сжал ее там, Эллен выгнулась, запрокинув голову и закусив губы от боли, и мужчина, приняв это за проявление удовольствия, желчно засмеялся. Эллен подняла голову, чувствуя, как тупеет от ужаса, и вдруг увидела Рослин.
        Та сидела уже ближе, чем прежде, обхватив колени руками, и смотрела на них возбужденно расширившимися глазами. На расстоянии шага от нее валялся брошенный насильником нож - только руку протянуть. Но Рослин не схватила оружие - она сидела, глядя, как убийца с большой дороги насилует ее единственную и самую преданную служанку, и...

«Небеса, тебе же это нравится!» - мысленно взвыла Эллен и закричала во весь голос, когда насильник ворвался в ее плоть. Она инстинктивно попыталась оттолкнуть мужчину, но тот лишь крепче и больнее перехватил ее, прижимая к себе еще теснее. От него пахло кровью только что убитого им человека, и Эллен молила небеса, чтобы ее вытошнило прямо на него, но этого не случилось - он продолжал насиловать ее посреди пустынной дороги, а калардинская княжна сидела в траве и смотрела на это ярко блестящими глазами.
        Эллен не знала, сколько это длилось, и не сразу поняла, почему закончилось, когда насильник захрипел и навалился на нее всем телом, подумала только - наконец-то. Только когда он вдруг забился и завопил и скатился с нее, дергая руками так, будто надеялся выгнуть локти в обратном естественному направлении, Эллен поняла, что произошло.
        - Сука! - орал мужчина, дико выпучивая налившиеся кровью глаза и тщетно пытаясь достать торчащий меж лопаток нож. - Сука! Сука!
        Рослин, отойдя в сторону, что-то лихорадочно искала в своем узелке с травами. Убийца, шатаясь и продолжая выкрикивать ругательства, двинулся к ней. Девочка стала пятиться, все еще роясь в мешке. Эллен, приподнявшись на локтях, смотрела на это как во сне. Когда убийца был в шаге от Рослин и уже тянул к ее горлу сведенные судорогой руки, она вдруг вскинула голову и резко бросила что-то ему в лицо. Эллен увидела ленивый танец черных крошек в прозрачном послеполуденном воздухе.
        Мужчина снова взвыл, вой быстро перешел в визг. Он вцепился руками в глаза, словно хотел вырвать их из орбит, упал на землю, стал кататься, вереща, как свинья. Рукоятка ножа, торчащая из его спины, билась о выступающие камни.
        Наконец он затих. Рослин какое-то время рассматривала его, потом медленно опустилась на колени, стала шарить рукой по земле. И вдруг сказала:
        - Сука.
        Ровно так, рассудительно сказала. Эллен подумала, что до этого дня она, наверное, никогда не слышала это слово и наверняка не понимает, что оно значит.
        - Я весь чернолистник высыпала, - горько сказала Рослин и снова провела ладонью по земле. - Хватило бы щепотки, а я весь высыпала. Что же делать теперь?
        Она подняла голову и просительно посмотрела на Эллен, словно надеясь, что та ей поможет.
        - Без чернолистника никак нельзя, - с нажимом проговорила Рослин, и Эллен кивнула, сама не зная зачем. Все так же глядя на нее, Рослин опять провела рукой по земле, словно погладила. Потом вдруг всхлипнула. Потом еще раз. И задрожала, забилась в рыданиях, размазывая слезы по опухшему от синяков лицу.
        Эллен поднялась, превозмогая режущую боль в теле, подошла к девочке, встала перед ней на колени. Рослин кинулась ей в объятия, вжалась лицом в ее грудь с той же силой, как вжималась, когда Эллен и теперь уже мертвый насильник в первый раз смотрели друг на друга. Рослин плакала, содрогаясь от рыданий, а Эллен гладила ее по голове, вспоминая, как эта девочка смотрела на нее, пока над ней совершали надругательство.
        - Это... - глухо всхлипнула Рослин.
        - Что?
        - Это... так... гадко!
        - Да... я знаю...
        - Это гадко! - крикнула она и вдруг вырвалась из рук Эллен. Ее волосы растрепались, глаза горели диким, ведьминским огнем. «Она ненавидит меня, - подумала Эллен. - Она меня сейчас почему-то ненавидит».
        Ей вдруг стало стыдно, и она неловко свела края разорванного лифа.
        - Перестань! - закричала Рослин, вскакивая; ненависть в ее голосе звучала уже в полную силу. - Перестань притворяться... сука! Тебе нравилось! Это тебе нравилось!
        - Миледи...
        - Нравилось! Ты то же самое делала и с моим братом! Значит, тебе нравилось! А это гадко! Я не хочу так!
        Истерика прошла, и потому эти крики были еще более страшными - от их полной осознанности. Эллен судорожно покачала головой:
        - Миледи, вы неверно...
        - Я не хочу так! - крикнула Рослин и топнула ногой - совсем по-детски. - Не хочу! Не хочу! Не хочу!
        Она отвернулась и какое-то время стояла, опустив голову и яростно стискивая кулаки. Эллен смотрела в землю, стягивая обеими руками на груди разорванную ткань.
        - От тебя больше мороки, чем толку, - наконец сказала Рослин - не оборачиваясь, очень спокойно.
        - Я знаю, маленькая госпожа, - отозвалась Эллен. - Я же просто слабая женщина, не воин и не колдунья. Я не говорила, что смогу быть вам полезна. Я умею только расчесывать ваши волосы.
        Рослин не ответила. Эллен подождала немного и сказала:
        - Мы должны вернуться.
        - Нет.
        - Должны, - повторила Эллен. - Вы не понимаете, миледи. То, что сегодня случилось. . это... повторится. И в другой раз... такой человек может не быть столь... снисходителен... к вашему возрасту.
        Язык у нее заплетался, будто отказываясь говорить такие веши одиннадцатилетней девочке и будто упрямо противясь разуму, не желавшему помнить, как смотрела Рослин на происходящее, и понимать, почему она так смотрела.
        - Я думала... миледи, я почему-то думала, что мы сумеем. Что все обойдется. Мы так хорошо шли с вами. Но мы шли по мирной земле. Хотя даже и там на нас могли напасть разбойники... небеса знают что еще. Но чем дальше мы теперь будем идти, тем... - Она задохнулась, не в силах продолжать. Рослин смотрела на нее, и упрямая злость понемногу исчезала из ее взгляда. Эллен приняла это за признак смягчения и мучительно повторила: - Мы должны вернуться.
        - Зачем? - резко спросила княжна. - Будешь снова трястись над могилкой моего братца? Зная, что его даже в ней нет? Ну не дура ли ты, Эллен?
        Эллен с трудом поднялась, прикрыла грудь одной рукой, шатаясь двинулась к девочке. Та шагнула назад - и Эллен почему-то вспомнила, что при виде идущего к ней убийцы с торчащим из спины ножом она не отступила.
        - Мы должны вернуться, - с внезапным напором сказала Эллен. - Должны. Понимаете? Нельзя так больше. Дальше станет только хуже.
        - Оставь меня, - сказала Рослин и снова отступила. Эллен схватила ее за плечо.
        - Мы должны...
        - Оставь меня! - закричала княжна и, вырвавшись, отскочила в сторону. Эллен покачала головой, чувствуя разливающуюся по истерзанному телу слепую, злобную решимость.
        - Не оставлю, миледи. Так нельзя. Я в самом деле была... почти так же наивна, как вы. Мы должны вернуться, и мы вернемся.
        Рослин снова отступила и вдруг резко наклонилась. Только тогда Эллен поняла, почему она пятилась: в стороне лежал ее узелок. Эллен успела отпрянуть, когда смертоносная трава брызнула ей в лицо, с неожиданной ловкостью обогнула девочку и схватила ее сзади за руки. Рослин гневно закричала, когда Эллен вырвала узелок из ее пальцев.
        - Не смей!
        Но Эллен уже перевернула его, и шелковый поток измельченной травы сыпался в грязь, утопая в крови насильника.
        - Нет, нет! - закричала Рослин. Эллен рывком притянула ее к себе, вжала ее лицо в свою голую грудь - в третий раз за этот день, и держала с неведомо откуда взявшейся силой, встряхивая мешочек снова и снова, пока Рослин билась и кричала в ее руках.
        Когда все закончилось, Эллен отпустила девочку. Та тут же бросилась на колени, стала водить руками по земле. Водила долго, слепо, меся грязь маленькими худыми руками, дрожа и не издавая ни звука. Эллен смотрела на ее спутавшиеся, свалявшиеся волосы и думала, что их пора хорошенько расчесать.
        - Мы должны вернуться, маленькая госпожа.
        Тогда калардинская княжна подняла голову, стоя на четвереньках в крови и грязи, посмотрела на Эллен так, как не смотрела никогда, и сказала:
        - Теперь у тебя есть враг.
        - Пойдемте отсюда, - сказала Эллен небеса знают в который раз. - Пойдемте, пойдемте, пожалуйста, миледи.
        - Мне нужна мандрагора, - сухо отозвалась Рослин. - Ну-ка помоги. Подержи это.
        Несколько дней назад здесь была березовая роща; наступило лучшее время для сбора березового сока, и местные крестьяне промышляли вовсю: отдерут кусок коры, вскроют свежую древесную мякоть, пристроят узенький деревянный желоб, край его опустят в кадку и уйдут. Вернутся через неделю - а кадка уже полна. В детстве, когда все еще было хорошо, Эллен жила в замке своего отца, мелкопоместного дворянина, в глухой провинции, и тоже бегала по весне собирать березовый сок. Она была счастлива там.
        Сейчас роща была выжжена, от нее остались только обуглившиеся трупы деревьев и черная сухая земля.
        Эллен стояла, держа в опущенных руках узелок Рослин, и смотрела на покойника, неподвижно висевшего в петле на нижней ветке уцелевшего дерева. Видимо, его повесили уже другие тальварды - не те, что выжгли деревню, а те, что пришли следом за ними. На ветке сидела ворона; она каркала и нетерпеливо хлопала крыльями, возмущенная тем, что ее согнали с законной добычи. Лицо у покойника уже опухло и разложилось, его пол можно было угадать только по фигуре и остаткам одежды. Чуть поодаль висели две женщины, но женщины их не интересовали. Рослин твердо знала, что мандрагора растет только под висельником-мужчиной. Эллен не спорила, она даже знала, почему так - жизнь магическому корню дает семя, которое непроизвольно исторгает висельник в момент смерти. Рослин она об этом не сказала. Просто держала ее узелок, пока калардинская княжна, стоя на коленях под разлагающимся трупом, рыла землю ножом убийцы.
        - Пойдемте отсюда, миледи, - снова сказала Эллен. У нее страшно болела голова, и внутри все тоже ныло - ведь и суток еще не прошло после ужасного случая на дороге. Они только остановились на ночь в брошенном доме, чтобы привести себя в порядок и подкрепиться, а потом Рослин заявила, что они немедленно должны найти висельника, потому что дура Эллен лишила их всех снадобий, а мандрагора - это самое главное. Эллен не стала спорить, тем более что висельники нашлись совсем близко, но ей было страшно, и тоскливо, и тягостно смотреть на ворону, сердито трясшую головой над мертвецом.
        Было очень тихо, не считая редкого вороньего карканья. В воздухе пахло близкой грозой. Лето выдалось на редкость дождливое.
        Рослин издала короткий гортанный звук, которым в последнее время обозначала удовлетворение, и села на пятки. В ее руках было что-то бесформенное, облепленное мокрой землей, похожее на громадного мертвого паука.
        - Есть! - радостно сказала она и стала сковыривать ногтями грязь с корня.
        Эллен смотрела на нее, свою маленькую княжну, нечесаную, немытую, избитую, роющуюся в грязи, и думала: «Так тебе. Так тебе и надо, тварь. Ты заслужила это. Ты сама этого хотела».

«Как и ты, Эллен», - проговорило что-то внутри нее, и она ответила: «Да. Как и я».
        - Теперь мы наконец можем отсюда уйти? - умоляюще спросила она. - Пока здесь никто не появился...
        - Тогда вы уже опоздали, - сказал мужской голос позади нее.
        Эллен вскинулась, на ходу бросаясь к стоящей на коленях Рослин. Краем глаза она заметила фигуру в нескольких шагах от них и, не глядя, вырвала нож из руки княжны.
        Она знала одно: это не произойдет еще раз. В крайнем случае этот нож можно всадить себе в горло. То есть сначала маленькой госпоже, а потом, если успеет, - себе.
        Рослин шевельнулась у ее ног - тихонько, как мышка, и снова замерла.
        Мужчина смотрел на них и улыбался. Совсем не так, как тот, вчерашний.
        - Вот ведь дуры, - сказал он. - Что мне стоило подкрасться к вам сзади? Вы бы хоть по сторонам оглядывались. И как вы только сюда добрались?
        Он был довольно молод - одного возраста с Эллен, а может, еще моложе, высокий, широкоплечий. Лицо у него было скуластое, с твердо очерченным подбородком, кожа очень светлая, почти белая, и волосы белокурые, как у эльфа, хотя принять за эльфа его никак нельзя. Он был пеший, из-за плеча у него выглядывала рукоять меча, а на боку висела большая котомка, которая скорее подошла бы странствующему монаху.
        Ни Эллен, ни Рослин не ответили на вопрос незнакомца, но улыбка с его лица не сошла. Улыбка была лучистой и дружелюбной, но глаза - холодные, как прикосновение стали.
        - Ну ладно, ладно, - сказал мужчина. - Я не причиню вам зла. Вижу, вы тут тем же промышляете, что и я. Все взяли, что надо, или еще портки с бедняги потянете?
        - Ч-что вы хотите? - выдавила Эллен. Мужчина взглянул на нож в ее руке, и его улыбка стала издевательской, будто ему очень любопытно было бы взглянуть, как она пустит его в ход.
        - Веревку этого повешенного, - сказал он. - Не возражаете?
        Не получив ответа, он шагнул вперед. Рослин подскочила и вдруг тихо, угрожающе зарычала, будто дикий звереныш. Эллен посмотрела на нее с изумлением, а мужчина рассмеялся.
        - Какая храбрая девочка! Если только это девочка, в чем я не уверен... - Его взгляд переместился на корень в руках Рослин. - Это что, кукла у тебя? Какое страшилище...
        - Позвольте нам идти дальше, - сказала Эллен и взяла Рослин за локоть. Мужчина пожал плечами.
        - Идите, кто вам мешает? Меня этот мертвец интересует, а не вы. Не поймите превратно, - добавил он и снова рассмеялся, будто считая шутку крайне удачной, но смех прозвучал как-то сухо, словно на самом деле смеяться ему вовсе не хотелось.
        Эллен подтолкнула Рослин вперед. Они пошли прочь от повешенных, в сторону разоренной деревни. Мужчина стоял, сунув руку за отворот пояса, и смотрел на них. Эллен уже надеялась, что обошлось на этот раз, когда он окликнул их:
        - Постойте!
        Надо было броситься вон что было духу, но они остановились, небеса знают почему. Эллен подняла мечущийся взгляд, встретилась с мужчиной глазами. Глаза у него были глубоко посаженные, почти не видные за густыми черными ресницами, и было в них что-то...
        ... что в них было - тот человек в зеркале, короткие волосы, твердое лицо, намертво стиснутые губы - что было в этих глазах?..
        ... что-то, что заставило ее остановиться.
        - Куда вы направляетесь? - спросил мужчина.
        - Не твое дело, - сказала Рослин. Эллен стиснула ее локоть сильнее, а мужчина опять рассмеялся.
        - Смелая девочка, смелая. Ну а если я хочу, чтобы это стало мое дело?
        - Нам все равно не по пути.
        - Почем ты знаешь?
        - Мы идем туда, куда никто не идет.
        - Это куда же? Не скажешь мне?
        Он разговаривал с ней как с несмышленым ребенком. Эллен знала, до чего ее это бесит, но мужчина-то не знал, впрочем, ему было плевать.
        - Убирайся в преисподнюю! - яростно крикнула Рослин и круто развернулась, собираясь двинуться дальше.
        Эллен сказала:
        - Мы идем в Тальвард.
        Рослин выпрямилась, метнула в нее ненавидящий взгляд, но с места не двинулась.
        - Вот как, - кивнул мужчина с наигранным удивлением, хотя было видно, что он ждал этого ответа. - Не стану спрашивать, в своем ли вы уме. Вижу, что нет. Но так случилось, что и я иду туда же. Если вы подождете минутку, пока я сниму веревку, пойдем вместе.
        - Зачем мы вам? - не удержалась Эллен. Мужчина пожал плечами.
        - Не при детях такие вопросы задавать, милая моя. - Увидев, как она вспыхнула, он усмехнулся и добавил: - Не захочешь - силком не заставлю. Не люблю, когда женщина против. Но хоть стряпать ты сможешь? Отсюда и до границы ни одного работающего трактира, это уж точно, а я не жрал ничего со вчерашнего дня.
        - Стряпать... могу... - пробормотала Эллен. Рослин молча вырвала руку и быстро пошла вперед. Эллен посмотрела на нее с сомнением. У них не было оснований доверять этому человеку, но... хуже-то уже все равно не будет. А смерти она не боялась.
        Мужчина в считанные мгновения перерезал веревку, на которой держался труп, отхватил от нее кусок в локоть длиной, уже на ходу свернул, сунул в котомку. Поравнявшись с Эллен, ободряюще улыбнулся ей, хотя его глаза оставались колкими и очень холодными.
        - Зачем это?
        - Веревка? Колдунам можно загнать. То есть местным колдунам - в Тальварде такая дрянь никому не нужна. А здесь на кусок мяса заработать можно. - Он взглянул на бежавшую впереди девочку и, понизив голос, добавил: - Дочка у вас... странная.
        - Она мне не дочь, - сказала Эллен и тут же умолкла от страха, не зная, чего ждать в следующий миг.
        Мужчина ничего не сказал. Еще через десяток шагов он спросил:
        - Как вас зовут?
        - Эллен.
        - А девочку?
        - Ро... - «О небеса, Эллен, ну ты в самом деле дура». - ровена.
        - А я Глэйв, - сказал мужчина. - Если что-то случится - кричите и зовите меня по имени. Если вы будете просто кричать, я не приду. В последнее время женщины кричат на дорогах слишком часто. Будешь кидаться на каждый зов - вовек до цели не доберешься.
        - А какая у вас цель? - спросила Эллен, почти уверенная, что не получит ответа.
        Но она его получила.
        - Я возвращаюсь домой, - сказал Глэйв и подмигнул ей.
        Эллен никогда не видела тальвардов. Она только слышала, что они похожи на диких зверей - огромные, свирепые, в плащах из медвежьих и волчьих шкур. Представлялись они ей почему-то смуглыми, лохматыми и неспособными понять человеческую речь, и она искренне надеялась, что ей никогда не придется с ними встретиться.
        Этот тальвард был не таким, но от этого страх Эллен не ослабевал, даже несмотря на то, что продвигаться они стали гораздо быстрее - Глэйв знал короткие и безопасные дороги. На войско как одной, так и другой из враждующих сторон они не натолкнулись ни разу, хотя всюду видели следы их пребывания. Тальвард был прав: постоялые дворы стояли брошенные, а большей частью разоренные. Они ночевали там, и Эллен всякий раз ложилась с мыслью, что надо дождаться, пока тальвард уснет, и бежать куда глаза глядят, но, измотанная Дорогой, засыпала, прежде чем касалась головой подушки. А утром Глэйв будил ее, она стряпала, иногда успевала подлатать и выстирать одежду Рослин, если в доме не находилось чистой смены, и они продолжали путь, все больше удаляясь от краев, где могли встретить княжеские войска.
        Тальвард много шутил, смеялся и болтал какую-то чепуху, кажется, пытаясь завоевать расположение Рослин. Та только хмурилась и смотрела на него так, как умела она одна, но он лишь смеялся громче, приговаривая: «Смелая, смелая девочка! » С Эллен он не говорил - вернее, она просто не могла поддерживать разговор, и он быстро это понял, впрочем, кажется, не удивлялся.
        - Не надо меня бояться, - сказал он ей однажды вечером, когда Эллен наливала ему суп в очередном брошенном трактире. - Если бы я хотел тебя изнасиловать, то давно бы это сделал.
        Эллен не взглянула на него и ничем не выдала, что слышала эти слова. Рослин сидела в углу, держа на коленях глиняную ступку, и измельчала в ней траву, которую собрала по дороге. Тальвард говорил тихо, и Эллен не знала, слышит их девочка или нет.
        Когда его рука легла ей на запястье, она вздрогнула. Тугая струя супа, вырвавшись из черпака, хляпнула на стол. Эллен подняла голову. Глэйв смотрел на нее.
        - Почему ты меня боишься? Скажи.
        - Я вас не боюсь.
        - Оттого, что я тальвард? - не слушая, продолжал он. - Это ничего не значит. Я тебе не враг. То, что наши народы ведут войну, - не повод, чтобы ее вели мы. А можно быть одной крови и все равно оставаться врагами.
        Эллен почудилось, будто что-то с силой ударило ее между лопаток. Она рывком обернулась, и ей показалось, что она успела заметить, как Рослин опустила глаза.
        Глэйв перехватил ее взгляд.
        - Странная девочка, - вполголоса сказал он. - Очень странная и очень красивая...
        И очень злая, мысленно добавила Эллен, как будто это просто необходимо было добавить.
        - Черные глаза и белые волосы, - задумчиво сказал Глэйв, барабаня пальцами по столу. - Редкое сочетание. Я бы сказал... демоническое. В моей стране такие девочки обычно промышляют разными нехорошими делами.
        - Это какими же? - вскинулась Эллен.
        - Нехорошими, - без улыбки повторил Глэйв и посмотрел на Рослин. - Что ты там делаешь, девочка?
        Рослин подняла голову и спокойно посмотрела на него. Невозмутимое лицо тальварда слегка дрогнуло.
        - Ты, я вижу, все возишься с какими-то травами, - так же вполголоса продолжал он, развернувшись к ней. - И там, под висельником, ты выкопала мандрагору... Чем ты занимаешься, девочка?
        - Я же не спрашиваю, чем занимаешься ты, - резко ответила Рослин.
        Повисла короткая пауза, только было слышно, как колотится пестик о дно ступки. Рослин разминала траву с такой яростью, словно это был прах ее смертного врага.
        - Резонно, - наконец сказал Глэйв и вдруг встал. - Так ты хочешь знать, кто я и куда иду? - Он обернулся к Эллен и добавил: - И ты тоже, верно?
        - Ты тальвард и идешь домой, - сказала Эллен. - Остальное нас не касается.
        - Как видишь, твоя воспитанница так не думает. Ну так что, девочка? - Он хлопнул ладонью по сумке на своем боку. - Если я скажу тебе, кто я, ты скажешь мне, кто ты? Это будет честно.
        - Не держи меня за дуру, - с презрением сказала Рослин, не поднимая головы. - Я давно знаю, кто ты. Потому мне незачем спрашивать.
        Глаза Глэйва коротко блеснули, и у Эллен перехватило горло. Она отчаянно стиснула ручку черпака, надеясь, если что, по крайней мере оглушить тальварда. Но тот не двинулся с места, только сказал немного изменившимся голосом:
        - Не только смелая девочка, но и умная. И кто же я?
        - Он эрьелен, - обращаясь к Эллен, сказала княжна - так, будто это слово ей что-то говорило.
        - Как? - растерянно переспросила она. Рослин послала ей презрительный взгляд, а Глэйв, наконец улыбнувшись, кивнул и сел. Эллен казалось, что он чувствует облегчение, и вдруг ей стало страшно. Когда он поднял на нее глаза - серые, как она только теперь заметила, - страх усилился, хотя в его взгляде не было угрозы, совсем напротив.
        - Девочка знает язык Тальварда, а ее опекунша - нет, - весело сказал Глэйв. - Эрьелен, по-вашему, - просто охотник за артефактами. А у нас для этого есть специальное слово. Многие у нас этим промышляют.
        - У него в сумке артефакт, за который ему тальвардские некроманты обещали золотые горы, - жестко и как будто с издевкой сказала Рослин. - Ты заметила, он никогда ее не снимает? Даже спит с ней.
        Глэйв снова посмотрел на нее, кажется, искренне забавляясь.
        - Ну да. Именно так. Как ты все живо сообразила! Из тебя выйдет хорошая некромантка.
        Рослин вспыхнула.
        - С чего вы взяли...
        - Я же сказал, в моей стране такие девочки, как ты, занимаются нехорошими делами. Вернее, только одним нехорошим делом. И это вовсе не то дело, которое считают нехорошим у вас, - добавил он и, подмигнув Эллен, беспечно рассмеялся. Та опустила глаза, решительно плеснула остывший суп в миску, подхватила супницу, пошла к трактирной стойке, пылая от возмущения. Глэйв постоянно позволял себе непрямые, но явные намеки, от которых ее то и дело кидало в дрожь, но так ни разу и не дотронулся до нее. Не считая того, как только что взял ее за руку... У нее до сих пор немело запястье.
        - А хочешь посмотреть, что у меня в сумке?
        Рослин неопределенно повела плечами, хотя и вздрогнула при этих словах.
        - Ну, свое главное сокровище я тебе, конечно, не покажу, - лукаво сказал Глэйв. - А то ты еще подсыплешь мне в суп своей травки и отберешь ее у меня.
        - Ее? - быстро переспросила Рослин.
        - Ее. Но про нее забудь. Она полезна только для могучих и старых некромантов, а такую девочку, как ты, только напугает без толку. У меня есть кое-какие безделушки, которые пригодятся тебе куда больше. Иди сюда, я покажу.
        И - Эллен не поверила своим глазам - Рослин встала, отставила ступку и подошла к тальварду. Он раскрыл свою сумку, стал доставать из нее какие-то предметы, и уже через минуту они оба сидели на полу, забыв каждый о своем деле, и перебирали эти предметы, оживленно обмениваясь комментариями. Эллен смотрела на них и думала, что они похожи на дочь и отца, только что подарившего ей множество кукол, таких чудесных, что она никак не может решить, с какой поиграть прежде.
        Только вот игрушки у калардинской княжны были более чем странные.
        - Это веревка висельника?
        - Да, веревка висельника. У меня их штук шесть или семь. Могло быть и больше, ну да их все равно за гроши берут.
        - А это - язык казненного за измену? Я слышала, порчу хорошо наводить...
        - Нет, не порчу, а любовный приворот. Чтобы у парня язык от волнения отсыхал, стоит ему тебя увидеть.
        - Зачем мне немой любовник?
        - И то верно, язык в этом деле не помешает, - согласился Глэйв и, бросив на Эллен хитрый взгляд, быстро облизнулся. Она снова вспыхнула. Ну сколько можно! Его намеки были почти дружескими и даже не очень грубыми, но они коробили ее, хотя Рослин их, похоже, не понимала.
        - Коготь детеныша дракона?
        - Огромного варана, девочка, но это наш секрет. Этим старым маразматикам совершенно все равно, тем более что они готовят из него лекарство от подагры - тут главное верить в успешный исход.
        - А это что?
        Голос Рослин звучал странно, и Эллен невольно посмотрела на то, что она держала в руке, хотя зрелище разбросанных по расстеленному плащу странных вещей не вызывало в ней ни интереса, ни удовольствия.
        Предмет был совсем уж непонятный - маленький треугольник из какого-то упругого материала. Присмотревшись как следует, Эллен поняла, что это часть ушной раковины. Только не человеческой - форма больно странная. Но и не звериной, очевидно...
        - Это ухо эльфа? - удивленно спросила Рослин, вертя находку в пальцах.
        - Да, - улыбнулся Глэйв. - Похоже на то.
        - Ты убил эльфа?
        - Нет, что ты. Это, скажем так, трофей. Достался мне в результате стычки с вашими калардинскими бандитами. Не думал, что у них найдется что-то полезное, но на поясе главаря оказался не только добрый нож. Которым, видимо, он эту штуковину и отхватил.
        - Эльфийская плоть может быть так же... полезна... как их кровь? - медленно спросила Рослин, продолжая рассматривать обрубок.
        - Не так же, меньше. К тому же это мертвая плоть. Ты как будущая некромантка должна знать, что самые сильные заклятия разрушения творятся через созидание, а заклятия смерти - с использованием...
        - Силы жизни, я знаю, - без нетерпения закончила Рослин. Она как-то странно смотрела на этот жуткий трофей - как будто с нежностью. Потом вдруг сказала: - Я хочу его.
        - Дерзкая девочка. Надо сказать: я прошу его.
        - Я хочу его, - сказала Рослин и подняла голову. Глэйв протянул руку, хотел потрепать ее по голове, но она отпрянула, крепко стискивая обрезок эльфийского уха в кулаке. - Я хочу его, - упрямо повторила она. - Хочу, хочу, хочу.
        - Ты плохо воспитываешь свою ученицу, Эллен, - сказал Глэйв. - Ну да ничего. Если она в самом деле доберется до Тальварда и станет адепткой некромантов, они быстро выбьют из нее дурь.
        - Смотри, как бы прежде я из тебя дурь не выбила разом с духом, - спокойно сказала Рослин, и Эллен содрогнулась, а Глэйв захохотал в голос.
        - Нет, ты просто чудо! Ладно, бери. Считай это подарком на память.
        Он легко поднялся, вернулся на скамью, сел, вытянув ноги и рассматривая Рослин с нескрываемым удовольствием. Дочка выбрала себе куклу по вкусу, папочка любуется играми дитяти. Идиллия, одно слово.
        Рослин ушла в свой угол, положила высушенный кусочек плоти на колени, стала водить по нему пальцем. Глэйв наблюдал за ней, улыбаясь
        - Играй, девочка, пусть, - пробормотал он. - Бери. Скоро у нас будет много эльфов.
        Их было не меньше сотни, а то и две - вытянувшись вдоль узкой извилистой дороги, они походили издали на огромную, покрытую щетиной и шерстью змею, ползущую меж холмов. У змеи был красный с нефритовым глаз: знаменосец, несший стяг тальвардов впереди колонны, был одет в черную броню, и багровое полотнище, возвышавшееся над его головой, трепетало на ветру.
        - Это ваш, - кивнув на знаменосца, сказал Глэйв. - У нас принято вручать стяги пленным и гнать их впереди колонны. Чем родовитее пленник, тем лучше. Это повышает боевой дух наших войск. А ваших - понижает.
        Эллен не ответила. Она стояла ни жива ни мертва, глядя, как приближается к ним, мерно громыхая шагом, вражеское войско. Вчера они пересекли границу Калардина, и пути назад не было. Впрочем, его давно уже не было. Пожалуй, еще раньше, чем они вышли из княжеского замка в грозу.
        Они стояли на обочине: Глэйв чуть впереди, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, Эллен и Рослин сзади. Калардинская княжна напряженно всматривалась в тальвардов.
        - Там есть маги? - спросила она.
        - Если ты о некромантах - то нет, конечно. А свой ротный шарлатан - непременно. Должен ведь кто-то самогон варить.
        Тальвард в рыжей шкуре, шедший чуть сбоку от колонны, заметил Глэйва и махнул ему рукой. Тот махнул в ответ. Эллен смотрела на человека в доспехах: он мерно отбивал марш, закусив губы, и солнечный свет отблескивал в каплях пота, дрожавших на его лбу и скулах. Эллен подумала: что же ему пришлось вытерпеть, если он согласился на это.
        Когда колонна приблизилась вплотную, ротный что-то крикнул своим и приостановился. Войско ни на миг не замедлило шаг, погрохотало мимо, выбивая из дороги пылевые столбы до колен высотой. Рослин зажала нос.
        Тальвард посмотрел на женщин, потом повернулся к Глэйву, что-то вопросительно крикнул. Глэйв ответил, странно усмехнувшись. Они поперекрикивались еще немного, потом тальвард кивнул и двинулся за своей шеренгой.
        - Идемте, - крикнул Глэйв. - Тут недалеко.
        Эллен не спросила, докуда недалеко, - отчасти потому, что вряд ли смогла бы с такого расстояния перекричать гул топочущих ног. Хотя тальварды все как один одевались в звериные шкуры, на ногах у них был и добротные сапоги со стальными подошвами, и от грохота, который они производили, можно было оглохнуть.
        Они двинулись в направлении, противоположном движению колонны; Рослин все оглядывалась на тальвардов, и Эллен раздраженно дернула ее за руку, поторапливая.
        Наконец хвост щетинистой змеи скрылся за изгибом холма. Глэйв бодро шел вперед, лицом к солнцу, и Эллен пришлось прибавить шаг, чтобы нагнать его.
        - Куда мы идем? - задыхаясь от набившейся в гортань пыли, сердито спросила она.
        Глэйв мельком обернулся через плечо.
        - Еще миль пять-шесть, если напрямик, - и выйдем к дороге на Врельере. А там недалеко живет моя тетка. Можно будет остановиться на пару дней и отдохнуть как следует.
        - Я не собираюсь отдыхать! - возмущенно сказала Рослин. Глэйв остановился, круто развернулся и щелкнул ее по носу. Калардинская княжна взвизгнула от неожиданности и прижала обе ладони к лицу - только полные изумления и ненависти черные глаза сверкали над плотно сжатыми пальцами.
        - А я собираюсь, - смеясь, сказал Глэйв и посмотрел на Эллен. - От Врельере вы сами пойдете. Боев там нет, так что если будете помалкивать - может, и пронесет. То есть это ты помалкивай, пусть говорит девочка. Чужаков здесь любят не больше, чем в других местах.
        - О чем ты говорил с тем человеком? - спросила Эллен. Глэйв усмехнулся.
        - Смекнула? Это мой давний знакомый. Понятное дело, ему стало любопытно, что это я, старый волк-одиночка, делаю у границы с женщиной и девчонкой.
        - И... что ты ответил?
        - Я сказал, что это две калардинские дворянки, мои пленницы. Что я веду их на невольничий рынок в Врельере, пудря мозги, будто просто их сопровождаю. Чужих пленников никто тронуть не смеет - закон чести.
        Эллен стояла, будто окаменев. Серые глаза Глэйва были все так же холодны, как прежде, но лишь теперь от их взгляда по спине Эллен пробежал мороз.
        - Как я могу знать, что это в самом деле не так? - наконец с трудом проговорила она.
        - Верно, ты не можешь знать. Ну так что? Идем или вы дальше сами? Если не знать короткой дороги - пойдете по трактам, а там сейчас все сплошь солдаты.
        Рослин, до того неотрывно смотревшая на тальварда, убрала руки от лица и пошла вперед. Глэйв засмеялся.
        - Славная девочка: Просто удивительно, какие чудеса может творить всего лишь жалкий огрызок эльфийского уха. - Его смех стал громче, и, догнав Рослин и положив ладонь ей на плечо, Глэйв все еще смеялся.
        - Замолчи, - надменно бросила Рослин. - Скажи мне лучше, почему на них шкуры. У вас же не холодно.
        - Умная девочка порой задает такие вопросы, словно она глупая. Главная форма магии в Тальварде - некромантия. Магия смерти через энергию жизни. Мы надеваем мертвую плоть сильных существ, чтобы получить их силу. Ни один из зверей, чьи шкуры ты увидишь на плечах тальварда, не был выведен в загоне на убой. Это были сильные и злобные твари, убившие много людей, пока люди не убили их. Эти звери были великими воинами.
        - Но ведь и среди людей много великих воинов.
        - Э, великого воина так просто не убить.
        - Но можно.
        - Можно.
        - Тогда вы кожу людей тоже должны носить.
        - Мы и носим.
        - Что? - выдохнула Эллен, шедшая чуть поодаль и слышавшая их разговор, хотя она и предпочла бы не слышать его.
        Рослин одарила ее презрительным взглядом, Глэйв - очередной насмешливой улыбкой.
        - Ну да. На мне вот - пояс из человеческой кожи. Если вы еще не заметили.
        Тут уж и Рослин остановилась. Обе как по команде уставились на пояс Глэйва: Рослин
        - с восторгом, Эллен - с ужасом. Глэйв перехватил ее взгляд и коротко прицокнул языком.
        - Ох, Эллен... - негромко протянул он. - Ты порой меня просто в краску вгоняешь такими взглядами...
        Но Эллен даже не взглянула на него. Пояс на Глэйве был широкий, телесного цвета, но до этой минуты она была уверена, что это свиная кожа. Глэйв демонстративно заткнул за него большие пальцы, оттягивая то, что когда-то было частью чьей-то руки.
        - Ты сам убил его? - возбужденно спросила Рослин.
        - Конечно. Иначе некроманты ничего не смогут сделать, даже их магия не подействует.
        - Маленькая госпожа, - как в тумане позвала Эллен. - Идите... ко мне.
        - Глупая ты женщина, - улыбнулся Глэйв. - Думаешь небось, что я ради этого пояса освежевал новорожденного младенца. А мясо съел.
        - Она дура, - не сводя глаз с пояса, отстраненно сказала Рослин.
        - Вижу, - кивнул Глэйв. - Эллен, этот человек был моим врагом. Давним и сильным врагом. Он убил многих и многих. Если бы в той битве победил он, то сейчас носил бы одежду из моей кожи. И я в преисподней пил бы черное вино за его силу и доблесть, как он сейчас пьет за мою.
        - Вы... странные, - с трудом проговорила Эллен.
        - Мы просто не совсем такие, как вы. Каждый сам решает, как ему поступать со своими врагами.
        - Я его хочу, - упрямо сказала Рослин. Это было то самое страшное упрямство, которого Эллен за пять лет приучилась бояться, но Глэйва оно не беспокоило.
        Рослин коснулась пальцами выдубленной кожи. Глэйв мягко отвел ее руку, серьезно сказал:
        - Нельзя, девочка.
        - Я хочу.
        - Нельзя. Для тебя от него - никакой пользы. Это ведь был не твой враг.
        Она подняла на него глаза - черные, как доспехи тальвардского знаменосца.
        - Тогда я убью тебя и стану носить твою кожу. Так - можно? Глэйв расхохотался, вдруг схватил ее - крепко-крепко, закружил по залитому солнцем лугу. Потом чмокнул в макушку, поставил на землю.
        - Будь ты старше лет на пять, я бы женился на тебе.
        - Слишком поздно, я уже обручена и скоро выйду замуж, - спокойно ответила Рослин, оправляя юбку.
        Глэйв несколько мгновений смотрел на нее, потом сказал:
        - Я надеюсь. Очень надеюсь на это.
        - Ай! - возмущенно вскрикнула женщина и добавила что-то, что могло быть только ругательством.
        Глэйв увернулся, и шлепок крепкой мозолистой ладони пришелся на затылок подвернувшегося под нее мальчишки. Мальчишка обиженно взвыл, мать прикрикнула, видимо, зная, что и ему есть за что.
        На открытом огне жарилось мясо, кругом шумно бегали дети, собаки и куры, Глэйв смеялся, его тетка - высокая дородная женщина с простым крестьянским лицом и блестящими черными волосами - сердито лопотала, потирая ущипленную поясницу. Хозяйство у нее, похоже, было такое же большое, как и семья, - Эллен почти сразу сбилась, пытаясь пересчитать чумазых босоногих детей, носившихся по двору.
        - Я ей сказал, что вы иностранки, - пояснил Глэйв Эллен, когда страсти по поводу неожиданного визита племянника немного улеглись. - Она женщина простая, политика ее не интересует, пока сюда не сунутся войска, а они обходят Врельере стороной, там самоуправление. Переночуйте здесь, утром я вам покажу дорогу к городу.
        - Сколько же у нее детей? - не удержавшись, спросила Эллен.
        - Четырнадцать, кажется. Во всяком случае, два года назад было столько... может, уже и больше. Или меньше. - Он обернулся к тетке, что-то спросил, а получив ответ, засмеялся. - Она сама точно не знает.
        - Хороша же мать, - коротко сказала Эллен.
        - Мы не такие, как вы, - с улыбкой повторил Глэйв свои недавние слова и повернулся к Рослин. Та стояла чуть в стороне и смотрела на суетящуюся детвору, как смотрела бы на тараканье гнездо. К ней как раз подбежала девочка примерно ее возраста, восхищенно схватила за рукав, что-то затараторила. Рослин отступила назад, молча глядя девочке в лицо.
        Глэйв и Рослин шагнули к ней одновременно. Тальвард что-то резко крикнул своей малолетней кузине, та испуганно отскочила, будто ей сказали, что у Рослин заразная болезнь.
        - Это же какая-то развалюха, - сказала Рослин. - Не хочу я здесь ночевать.
        Что-то кольнуло Эллен изнутри. Странное ощущение, будто когда-то кто-то уже говорил ей эти же слова - и тогда она ответила... что же она ответила?..
        - А в лесу с волками хотите? - проговорила она с внезапной жесткостью, и Рослин вздрогнула. Несколько мгновений они не могли отвести друг от друга глаз, и в этом было что-то очень странное - кажется, это заметил даже Глэйв, потому что выждал немного, прежде чем заговорить:
        - Сами понимаете, лишнего места здесь немного. Девочке уголок найдется, а нам с тобой, Эллен, придется заночевать в сарае. Обещаю не приставать, если первая не начнешь.
        Эллен собиралась ответить, что лучше проведет ночь во дворе, но ее опередил пронзительный крик тетки Глэйва. Кто-то из детей невзначай перевернул сковороду - почти готовый окорок, которым собиралась ужинать вся семья, упал в огонь, разом взметнувшийся столбом в человеческий рост высотой.
        Не думая ни мгновения, Эллен бросилась к костру и сунула руки в огонь. Поверхность мяса была сухой и шероховатой - как раз готово. Она выхватила окорок из пламени и бросила на траву, кто-то тут же залил его водой.
        Потом стало очень тихо.
        Эллен оглянулась. Примолкшие дети, их мать, Глэйв - все стояли вокруг и не сводили с нее глаз. На миг ей почудилось, что они смотрят так, как обычно смотрит на нее Рослин, когда в ее глазах нет презрения.
        Тальвардка что-то негромко сказала. Глэйв произнес:
        - Она говорит, что ты ненормальная, и я с ней согласен. Эллен стало неловко. Она спрятала за спину покрасневшие руки.
        - Они бы без еды остались, - пробормотала она.
        - Я бы мечом мясо из огня вышиб. Или его водой бы залили. Зачем ты это сделала?
        Эллен сжала губы. Тальвардка покачала головой, шагнула к ней, снова что-то сказала. Глэйв перевел:
        - Просит, чтобы ты руки показала.
        - Не стоит. Все в порядке. Правда.
        Женщина силой заставила ее выпрямить руки и долго их рассматривала, качая головой и приговаривая одно и то же слово. Эллен не ощущала ее прикосновений.
        Наконец тальвардка заметила, что ее дети все еще стоят и смотрят, и прикрикнула на них. Прежний шум и гам тотчас возобновились.
        Глэйв взял Эллен за локоть.
        - Идем. Поговорим. Она не стала спорить.
        Рослин стояла у стены дома, сложив руки на груди, и неотрывно смотрела на нее.
        - Вот этот сарай, - сказал Глэйв, открывая низкую скрипучую дверь. Из полумрака пахнуло свежим сеном. Запах был сладкий и немного успокаивал.
        Эллен молча шагнула внутрь, подхватила юбки, с размаху села в солому.
        - Змей здесь нет?
        - Только одна. Но она осталась снаружи и будет спать в доме. Я хотел увести тебя от нее... чтобы кое-что тебе сказать.
        Эллен откинулась на сено, забросила руки над головой, глядя в прорехи крыши, уже почти неразличимые в сгущающихся сумерках.
        - Так скажи, - равнодушно проговорила она. В иссушенную покрасневшую кожу впивались острые соломинки, но руки, как всегда, не болели. И внутри было совсем пусто - как всегда.
        - Скажу. Только сначала скажи мне ты. Что это было.
        - Да так.
        Его невнятный вопрос и ее бессмысленный ответ повисли в воздухе. Глэйв постоял, потом сел рядом, мягко утопая в сене. От него хорошо пахло.

«Он красив, - подумала Эллен. - Он нравится мне, и он красив. Он сразу мне понравился. И сейчас он так близко». Она вспомнила глаза насильника на большой дороге, пронзающие ее в тот самый миг, когда его плоть пронзала ее плоть, а нож в руке Рослин - его спину, и судорожно стиснула колени вместе.
        - Я думал, ты обычная глупая баба. Что ты простая.
        - Я простая.
        - Ты что, не чувствуешь боли?
        - Только боли от огня. Да, не чувствую.
        - Совсем?
        - Совсем.
        - Но ожоги-то остаются?
        - Остаются, но не болят. Главное - грязь не занести. Миледи... Ровена умеет делать снадобья, останавливающие заражение. Завтра я ее попрошу, она мне сделает.
        - И давно ты так?..
        - Нет.
        - Не с рождения?
        - Нет.
        Темнело уже просто на глазах. Огонек костра, видный сквозь раскрытую дверь, становился все ярче. Под дырявым потолком звенели комары.
        - И как это случилось?
        - Мне передали весть, что мужчина, которого я любила, пал в бою с тальвардами. И что они надругались над его телом. И забрали его в свой лагерь. В тот момент я держала в руке свечу, с которой тек воск, - хотела подчистить. И вот так я стояла. Потом только заметила, что воск мне всю руку залил. С тех пор я не чувствую боли от огня. Наш придворный лекарь сказал, что это просто необычное последствие горя. И со временем пройдет.
        Она сама не знала, почему ответила. Помолчав, Глэйв спросил:
        - И когда это было?
        - Два года назад.
        - И не прошло.
        - Еще нет.
        - Ты так сильно любила того парня?
        - Да, сильно.
        - Кем он был?

«Он был не такой, как ты. Он совсем не был похож на тебя. Ты много смеешься - хотя сейчас вот нет, - а он почти никогда не смеялся. Он был очень серьезный. Он хотел очистить мир от скверны. И верил в то, что сможет».
        - Он был... человеком великого рода. Мы не смогли быть вместе.
        - Но ты же дворянка?
        - Мой отец был мелкопоместным лордом.
        - И ты ходишь в служанках.
        Эллен повернула голову и обнаружила, что уже не может разглядеть в темноте лицо Глэйва. Но почему-то это не встревожило ее - ни это, ни то, что она оказалась в Тальварде, в темном сарае с тальвардским мужчиной. Хуже не будет, подумала она, хуже уже не будет.
        Хуже, чем тогда, когда она посмотрела на свою руку и увидела, что ее облепил воск, не будет.
        - Госпожа Ровена гораздо знатнее меня.
        - Можешь называть ее настоящим именем. Я никому не скажу.
        Эллен резко приподнялась на локтях. Прядь волос, выбившаяся из узла, упала ей на лицо Глэйв отвел ее в сторону.
        - Что ты...
        - Ты похитила калардинскую княжну. И мне очень интересно, зачем тебе это понадобилось.
        Спокойствие мигом улетучилось. Эллен села. Теперь их лица были совсем близко.
        - Ты ошибаешься...
        - Перестань, Эллен. Я давно понял это - еще в самом начале. Мне доводилось видеть лиц княжеской крови, я знаю, как они держатся.
        Эллен сглотнула.
        - Ты... ты теперь...
        - Я теперь просто хочу знать, что тебя подвигло на подобное. Меня удивляет не твоя глупость, а твоя отчаянность. Не могу понять, как ты рассуждала.
        - Я ее не похищала. Она сама хотела сбежать.
        - Сбежать? В Тальвард? Дочь калардинского короля?
        - Она хочет изучать некромантию. Уже давно хочет. Я это всегда знала. Она... Глэйв, она делает очень странные вещи. И всегда делала. Если бы она осталась, случилось бы что-то ужасное. Я не знаю что, но...
        - Ужасное случится, если она не вернется, - мрачно сказал Глэйв.
        Эллен не рискнула спросить, что он имеет в виду. Сейчас и она, и ее маленькая госпожа были в полной власти этого человека.
        - Вот почему я никогда никому не стану присягать, - вдруг со злостью бросил Глэйв, не глядя на нее. - Верность долгу принуждает делать феноменальные глупости.
        - Не в верности дело.
        - А в чем? Она вздохнула.
        - Я пошла с ней, потому что мне... мне тоже надо было оттуда уйти.
        - В Тальвард?!
        - В Тальвард.
        Глэйв посмотрел на нее как на помешанную. Потом его взгляд прояснился, и он медленно проговорил:
        - Ты... надеялась, что найдешь здесь его? Твоего мужика? Ты думала, наши некроманты забрали его, чтобы оживить?
        Сейчас, в его устах, это звучало невероятно глупо, но - Да, именно об этом она и думала. Два года кряду она днем и ночью думала только об этом как одержимая. Что Рассел где-то там, он жив, он дышит, она может снова прижать свои губы к его губам... и они шевельнутся в ответ. Она знала, что вряд ли дойдет до Тальварда живой и что, даже если это удастся, шанс отыскать Рассела ничтожен... О ничтожности шанса на то, что ее мысли - не бредни обезумевшей от горя вдовы, она думать не хотела.
        - Всеблагие небеса, женщина, - проговорил Глэйв. - Твой мужик уже давно хладный труп. В самом лучшем случае из него сделали зомби и держат на цепи в подземелье какого-нибудь из высших некромантов, чтобы он сторожил его магический хлам. Но и то вряд ли, это все бред и сплетни - про зомби, их почти никогда не создают, потому что ими невозможно управлять. Он растерзает тебя на куски, как только увидит... Но более вероятно, что с него просто содрали кожу на плащи. Если он был хорошим воином. Он был хорошим воином?
        - Лучшим, - хрипло сказала она. - Самым лучшим.
        - Тогда... - Глэйв вдруг осекся. Его ладонь легла ей на шею, но Эллен не отстранилась. - Ты любила наследника? Княжеского сына, брата твоей маленькой ведьмы?
        Она не смогла даже кивнуть. Только закрыла глаза, но слезы все равно прорвались на волю: сначала скопились на ресницах, потом закапали вниз, на ее обожженные руки.
        Они все правы - она всего лишь глупая женщина. Глупая или безумная, все равно.
        - У меня был от него ребенок, - едва слышно сказала она. - То есть... был. Должен был быть. Он родился мертвым... через месяц после его гибели. Я думала... думала, что должна... ему сказать... что...
        Она что-то говорила - сама не зная зачем, кому, надо ли было что-то говорить. Надо ли, если даже думать об этом никогда прежде не решалась. Думать о том, как все бессмысленно, и наивно, и... тщетно.
        Другая рука Глэйва легла ей на плечо, разворачивая к себе. Эллен всхлипывала, низко опустив голову. Ей хотелось, чтобы он обнял ее - обнял и вжал ее лицо в свою шею, а потом сунул руку ей под юбку и... и чтобы было что-то, все равно что, чтобы было что-то в ней, это лучше, чем ничего.
        Но Глэйв сказал только:
        - Успокойся, Эллен. Ты не можешь себе этого позволить.
        Она подняла голову; ее губы дрожали от обиды. Глэйв спокойно и твердо смотрел ей в лицо - все теми же холодными глазами. Он чужой мне, подумала Эллен, с чего он должен утешать меня, ведь он мне совсем чужой...
        - Я не для того тебя позвал, чтобы ты мне изливала свои горести. Для того есть женщины. Ты сделала вещь, которая может все изменить. И ты должна исправить ее, пока еще не поздно.
        Эллен не понимала, о чем он говорит, и только беспомощно покачала головой, но он вдруг стиснул ее плечи до боли.
        - Слушай меня. Все это не так просто, как тебе кажется. Вы с княжной должны вернуться назад. И она должна выйти замуж за эльфа. Понимаешь? Это очень важно. Для всех важно, для вас и для нас. Если этого не случится - твоя страна будет уничтожена... и наша тоже. Я слишком поздно понял, кто вы. Сначала думал - просто две дуры из-под венца бегут или еще что. Иначе бы, клянусь, я бы сам лично вас назад отволок. Но сейчас не могу - у меня времени нет.
        - Я не понимаю...
        - Молчи и слушай меня. Она не должна дойти до некромантов. Найди человека, который поможет вам вернуться назад. Но лучше всего - брось ее и беги. Если она в самом деле достойна - дойдет сама... и тогда... ну, значит, такова воля небес. Хотя лучше бы не дошла. Но если вы обе дойдете - тебе не жить.
        Эллен вдруг стало очень спокойно на душе.
        - Откуда ты это знаешь?
        - Знаю, и все. На службе у некромантов тоже кое-чему научился. Она убивает тебя. Уничтожает каждый миг. Часть тебя она уже убила, а ты этого даже не знаешь.
        - Что ты загадками говоришь?
        - Я не знаю, как тебе еще сказать. Но если ты сама ничего этого не чувствуешь - поди ты в преисподнюю.
        - Я только боли от огня не чувствую, - зачем-то сказала Эллен, словно извиняясь. - Только ее. А другую - чувствую.
        Глэйв умолк. Его хватка ослабла, пальца дрогнули.
        - Поцелуй меня, - шепотом сказала Эллен. Попросила - робко, несмело.
        - Ты хочешь? - поколебавшись, уточнил Глэйв.
        - Я простая глупая баба, - тихонько вздохнула Эллен, кладя его ладонь на свою грудь. - Простая и совсем обычная...
        Потом он дышал хрипло и часто, а она стонала, вцепившись зубами в ворот его рубашки, чтобы не кричать, и его пояс из человеческой кожи терся о низ ее живота.
        - Ты... развратна... - с трудом проговорил он, завалившись на бок и глядя в потолок. Его лицо было мокрым от пота. Эллен поудобнее умостила затылок на его руке и спокойно сказала:
        - Я давно живу при дворе.
        Сквозь прорехи в крыше мерцали звезды.
        - Знаешь, - сказал Глэйв, - пожалуй, я все же доведу вас завтра до Врельере. Это портовый город. Может, тебе удастся заманить ее на корабль и вернуться морем. С корабля-то ей не сбежать. - И, помолчав, добавил: - Тебя нельзя с ней одну оставлять.
        - Почему ты сказал, что скоро у вас будет много эльфов? - вдруг спросила Эллен.
        Он ответил:
        - Потому что это правда. Будет правдой, если она вернется. А тебе что, нравятся эльфы?
        - Нет.

«Нет, мне нравишься ты, ты мне очень нравишься, хотя ты на него совсем не похож».
        Он глубоко вздохнул и зажал в пальцах прядь ее волос.
        Эллен спала в ту ночь лучше, чем в прежние. Ей снился смеющийся Глэйв - он превращался в смеющегося эльфа, и смех у них был совсем разный, а она смотрела на эти метаморфозы тела человека с суровым лицом и коротко стриженными волосами и думала: «Потеряешь друга... потеряешь... котенка... »
        И все время чувствовала, что где-то в стороне стоит Рослин и смотрит на них всех.
        - Расчеши меня, - сказала Рослин.
        Эллен посмотрела на ее волосы. Она уже несколько дней к ним не прикасалась - и теперь вдруг устыдилась этого. Всегда она была нерадивой служанкой...
        - Расчеши, - повторила Рослин, протягивая гребень. Раньше он был у Эллен, и она даже не помнила, как он попал к княжне. Эллен молча взяла его. Белая кость еще хранила тепло пальцев Рослин.
        Девочка села на землю, изящно подобрав юбки. Она двигалась очень плавно, обладала великолепной врожденной пластикой, которую обучение придворным манерам лишь подчеркнуло. И не важно, что ее дорожное платье было заштопано в десятке мест, а на подол налипла грязь, - одна только осанка выдавала ее происхождение.
        Глэйв смотрел на них, сидя на корточках у костра, в стороне, и улыбался.
        Он все время ей улыбался - Эллен это тревожило. Теперь не из-за непреходящей (даже после прошлой ночи) прохлады в глазах, а оттого, что она начинала привыкать к нему
        - и к этой улыбке. Рослин села к Глэйву лицом - Эллен казалось, что намеренно. Она одновременно тянулась к нему и ненавидела. Это могло бы показаться странным - но Эллен как никто знала, что в этом нет ничего удивительного. Совершенно обычное дело для ее маленькой госпожи.
        Эллен встала на колени за спиной княжны, взяла в руку тяжелую белокурую прядь, запустила в нее зубцы гребня, повела вниз привычным движением, аккуратно распутывая колтуны. Рослин сидела неподвижно, как статуя, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Эллен не видела ее лица; но знала, что ее глаза плотно закрыты.
        Была середина дня, солнце пестрело за верхушками деревьев. Тишину нарушал только скрежет ножа, которым Глэйв выстругивал вертел. Эллен неторопливо вычесывала волосы своей княжны.
        Потом Рослин вдруг сказала:
        - Поди вон.
        Эллен знала, что она сказала это, не открывая глаз. Так же, как знала, что сказано было не ей.
        Глэйв недоуменно вскинул брови. Эллен думала, что он съязвит в ответ, и, кажется, он так и собирался сделать, но потом вдруг передумал, поднялся и молча пошел в глубь леса, продолжая выстругивать ветку на ходу. Когда он почти скрылся из виду в зарослях, Эллен услышала, как он насвистывает.
        - Ты смотришь на него, - сказала Рослин. Это был не вопрос, а обвинение.
        - Нет. Я смотрю на ваши волосы, маленькая госпожа. Она не лгала. Она смотрела только на ее волосы - на то, как в них искрился солнечный свет, как из них выскальзывал, успев мимолетно сверкнуть в луче, то один, то другой волосок, просто смотрела на это и водила гребнем, чувствуя в ладони податливый мягкий шелк. Эллен всегда любила это делать. Она потому и согласилась стать одной из горничных княжны, что была влюблена в ее волосы, в то, как они текли меж пальцев, в то, сколько в них было силы... Не той силы, которую чувствовала и хотела развить в себе эта девочка, - какой-то другой, еще более дикой, неудержимой, неконтролируемой, но в отличие от той, другой, не желающей, пусть даже и способной разрушать. Временами Эллен казалось, что, расчесывая эти волосы, она сама перенимает часть их силы. И еще ей казалось, что Рослин знает об этом, и что когда ее расчесывает Эллен, она тоже чувствует, как в ней растет эта сила, и не пугается ее, а... словно ждет чего-то. Сцепив зубы и сжав кулаки.
        Они и так мало разговаривали, но во время расчесывания, прежде происходившего каждое утро и каждый вечер, - никогда. Это был безмолвный и тайный ритуал для них одних, и они сами не понимали его смысла.
        Сейчас Рослин нарушила негласные правила, и Эллен была рассержена. И сердилась, пока не услышала ее следующие слова:
        - Мы должны убить его.
        Пальцы Эллен, продолжавшие равномерно рассекать белокурые волны, не замерли и не дрогнули - они привыкли к своей работе, и их не волновало, что слышит их хозяйка.
        А хозяйка слышала в голосе калардинской княжны то, что слышала так часто и что давно перестала считать детским упрямством: твердое намерение следовать принятому решению.
        И она могла сделать только одно: молчать, всеблагие небеса, молчать, молчать...
        - Ты не вздрогнула, - сказала Рослин.
        - А должна была? - спокойно отозвалась Эллен. Гребень равномерно двигался вдоль густой массы волос: вниз-вверх, вниз-вверх.
        - Ты думаешь, что я этого не сделаю?
        - Мне не положено думать, миледи. - Вниз-вверх. - Мне положено вас расчесывать.
        Вниз-вверх.
        - Тем лучше. Значит, мы убьем его. И заберем ее. Я так решила.
        Вниз-вверх.
        - Ее? - Голос не дрогнул, но дрогнуло что-то внутри.
        - То, что он носит в своей суме. Наверняка это что-то важное. Мы отнесем ее к тальвардским некромантам... и они возьмут меня к себе.
        - Вы отнесете, - резко сказала Эллен и рванула гребень - вниз. Голова Рослин дернулась, запрокинулась назад, подбородок устремился к небу. Эллен держала распушившиеся волосы в кулаке, оттягивая дальше, сжимая все крепче, отчаянно молясь, чтобы сейчас, именно сейчас в нее перетекла их сила...
        Широкая улыбка на перевернутом лице Рослин казалась смешной и уродливой гримасой печали, похожей на одну из гротескных масок придворного шута. Эллен смотрела на ее подбородок, на губы как завороженная.
        - Во-от, - слабо шевельнувшись, сказали эти губы. - Вот поэтому мы и убьем его. Мы, Эллен. Я же знаю, о чем ты думаешь. Как ты на него смотришь... Он сказал, чтобы ты бросила меня. Я слышала. Я была там и... все слышала. Ты снова делала это... гадкое. С ним. Ты хочешь бросить меня и уйти с ним, а я тебе не позволю, Эллен. Ты пошла ради моего мертвого брата, но со мной пошла. И ты моя. Поняла? Я не собираюсь тебя ему отдавать.
        Эллен разжала руку, толкнула Рослин в затылок. Та резко подалась вперед, чуть не упав ничком - еле успела подставить руки. Расчесанные волосы заструились по ее плечам, закрыли лицо. Эллен встала, нарочно сжимая гребень так, чтобы острые зубья впивались в пальцы. Эту боль она, слава всеблагим небесам, еще могла чувствовать.
        Рослин встала и откинула пряди с лица тыльной стороной ладони; Эллен успела заметить, что к внутренней стороне ее запястья прилип палый лист.
        - Когда я стану сильной некроманткой, я убью тебя и изготовлю пояс из твоей кожи.
        - Что я вам сделала? - прошептала Эллен. - Небеса всеблагие, да скажите же мне наконец, что я вам сделала?!
        Она не ответила. И не улыбнулась - пусть даже той своей извечной улыбкой, от которой Эллен продирала дрожь. И даже в глаза не посмотрела - тем извечным взглядом, который Эллен никогда не могла выдержать.
        Просто отвернулась и как-то неловко заправила прядь за ухо.
        Слева затрещали кусты. Глэйв по-прежнему улыбался. В опущенной руке он держал тушку зайца.
        - Ну что, дамы, посекретничали? Может, теперь перекусим?
        - Конечно, - сказала Рослин.
        Эллен знала, что она отравит его. Может, еще даже до этого странного разговора во время расчесывания. Знала так же твердо, как то, что когда-нибудь ее маленькая госпожа выполнит свою угрозу - она всегда выполняет все свои угрозы, даже те, которые не произносит вслух. Поэтому надо очень внимательно смотреть в ее глаза, если можешь, конечно, и еще - обязательно надо бояться. Глэйв был нежен и хорош в постели, но он не боялся калардинскую княжну Рослин. И потому с самого начала был обречен - сжимая зубами ворот его рубашки в сарае с дырявой крышей, Эллен это знала.
        Она не видела, как Рослин подсыпала отраву, может, потому, что не хотела видеть. Глэйв тоже ничего не заметил.
        Они ехали еще какое-то время от привала; первые четверть часа он все так же подначивал их и шутил, поглядывая на Эллен зорко и многозначительно, видимо, обещая вскоре еще одну жаркую ночь. Потом его шутки стали реже, улыбка - напряженной, а еще через четверть часа исчезла вовсе. Потом он совсем замолчал, шел чуть впереди, твердо, но как будто напрягаясь при каждом шаге. Внезапно он остановился и прижал руку к верхней части живота. Рослин немедленно остановилась, Эллен тоже, чувствуя, как колотится в горле сердце.
        Глэйв обернулся, и она увидела пену, ручейками бегущую из уголков его рта - теперь опущенных, и Эллен подумала, что без улыбки он не выглядит столь привлекательным.
        Он бросил на нее помутневший взгляд, попытался что-то сказать, но вместо внятной речи из его рта вырвался только хрип, следом за которым хлынула кровь. Когда Глэйв повалился на землю, Эллен бросилась к нему. Рослин вцепилась в ее руку, но Эллен с силой вырвала ее и через миг стояла на коленях возле тальварда, сжимая в ладонях его лицо, от чего кровавая пена только сильнее текла из приоткрытых губ. Эллен вдруг вспомнила эти губы на своей коже и закричала, словно в тумане:
        - Дай мне!.. Что-нибудь, скорее! Помоги ему!
        Рослин стояла, сложив руки на груди. Солнечный свет скользил по ее пушистым, тщательно уложенным волосам, белым, как пена, лившаяся изо рта Глэйва.
        Эллен пропустила момент, когда все закончилось: очнувшись, увидела только остекленевшие глаза тальварда, смотревшие в ясное небо. В них не было никакого выражения, и они казались очень светлыми.
        Эллен попыталась встать, пошатнулась, уперлась ладонью и землю, наконец сумела подняться. Рослин ждала ее в стороне, и на ее боку висела походная сума Глэйва.
        - Ты... - Эллен знала, что хочет сказать, знала, что не сможет, и все равно пыталась. - Ты...
        - Ты моя, - сказала Рослин, будто закончив фразу за нее; но ведь, боги, она вовсе не то хотела сказать. - Ты нужна мне и ты моя. Поняла? Мамочка.
        Последнее слово вместило столько ненависти, что Эллен закрыла глаза, чувствуя, что разрыдается, если еще мгновение будет смотреть в это лицо.

«Ты же... ты не... я не хочу, это неправильно... и я тебе не мать... »
        Она ощутила прикосновение к животу и, содрогнувшись, распахнула глаза. Ладонь Рослин с растопыренными пальцами прижималась к ее солнечному сплетению.
        - Моя, - шепотом сказала она.
        Эллен попятилась, глядя на нее широко раскрытыми глазами.
        Рослин какое-то время стояла будто в нерешительности, потом шагнула к своей служанке, обхватила ее руками и ткнулась лицом в ее грудь. Ее плечи тряслись, но Эллен не знала, от плача или от смеха. А спорить она бы не рискнула. Как и проверять.
        - Не понимаю тебя. Он совсем не похож на Рассела.
        Он совсем не был похож на Рассела. Так надо говорить, маленькая госпожа. Но маленькая госпожа так не сказала - Эллен хотелось думать, что она боится того, что сделала. Очень хотелось - отчасти потому, что она прекрасно понимала: это не так. И это навело ее на мысль, которая не давала ей покоя вот уже второй день и которую она безумно боялась озвучить: а приходилось ли вам убивать раньше, миледи?..
        И если да, то как часто?
        - Почему ты делала с ним то гадкое, он же совсем не похож на Рассела, - упрямо повторила Рослин. Они шли по узкой, обнесенной плетнем дороге, уже в пределах видимости упиравшейся в ворота города. На этом тракте они были не одни: впереди ехала кавалькада всадников - ни внешне, ни по одежде Эллен не отличила бы их от калардинцев, впрочем, они держались на безопасном расстоянии и могли без опаски говорить на родном языке. Вблизи незнакомцев Эллен предпочитала пока что помалкивать. Но сейчас бояться было нечего, и она ответила:
        - Да, миледи, он не был похож на вашего брата. И что с того?
        - Ты так на него смотрела... Ты на Рассела так никогда не смотрела, - с обидой проговорила Рослин. Эллен слегка улыбнулась. Конечно же, так - никогда. Всякий раз, когда ее взгляд обращался на Рассела, на его открытое лицо с тонкими чертами и едва заметным рубцом, которым он так гордился, она чувствовала смесь душераздирающей нежности и отчаяния. Нежности - потому что он стал для нее любовником, другом, сыном и братом, и отчаяние - потому что она предпочла бы видеть его своим мужем, а это было единственное, чего он никогда бы не смог ей дать. Он не был ни с кем обручен, но Эллен знала, что это вопрос времени - так или иначе он был обречен на политический брак. Эллен мало интересовалась государственными делами, но понимала это с той самой ночи, когда после пьяного княжеского пира наследный принц оказался в ее постели. И всякий раз, отдавая ему больше, чем хотела, Эллен думала о том, что он никогда не ответит ей тем же.
        А от Глэйва она не хотела ничего. Совсем ничего. Только бы он не причинил вреда ей и ее маленькой госпоже. И это оказалось так... сладко. Эллен вспомнила очертания его губ в полумраке сарая, как он склонялся над ней, как впивалась в тело солома..
        и закрыла глаза.
        Дура ты, женщина, романтичная дура, отчетливо прозвучал в ее голове насмешливый голос мертвеца, и Эллен шарахнулась в сторону от гневного крика за спиной. Гул и грохот ворвались в ее сознание так внезапно, словно она была глуха и неожиданно снова обрела слух. Эллен замерла спиной к плетню, раскинув руки и стараясь вжаться в ограду как можно теснее, а мимо нее с шумом двигались огромные неповоротливые повозки, запряженные черными волами. Погонщики, стоя на козлах, неустанно хлестали животных, гикали, сверкая темными глазами, - будто полководцы, гнавшие в бой разленившееся войско. Волы ревели, края телег со скрипом раскачивались, угрожающе потряхивая цветными тюками. Эллен следила за всем этим как завороженная, и звонкий крик Рослин, прозвучавший на чистом калардинском, показался ей голосом из другого мира. Не того, где она была служанкой княжны, а того, где водила пальцами по рубцу на лице Рассела, а на смятую постель мягко струился лунный свет...
        - Ты думаешь о нем!

«Вы с ума сошли, замолчите! » - хотела крикнуть Эллен и не смогла - у нее язык присох к гортани. Повозки двигались одна задругой, им будто не было конца, и они с Рослин оказались зажаты по разные стороны этой тягучей живой реки. Их, кажется, никто не замечал, но стоит Рослин еще раз крикнуть что-нибудь на чужом здесь языке и...
        - Ты все равно думаешь о нем!

«Замолчите», - мысленно взмолилась Эллен, тщетно пытаясь разглядеть Рослин за телегами. Только раз в промежутке между двумя повозками мелькнуло ее серое платье и лицо, показавшееся Эллен очень бледным.
        - Ты делала то гадкое с этим тальвардом и все равно думаешь про Рассела!
        Что это, ненависть? Опять в ее голосе эта ненависть? Но откуда? Миледи, вы же никогда не были против того, что ваш брат со мной нежен. Только после его смерти стали еще более странной, чем прежде... Но зачем говорить об этом теперь, зачем теперь, здесь, замолчите же!
        - Ты дура, Эллен! Да неужели ты правда думала, что он женился бы на тебе?! Хоть когда-нибудь?! Неужели воображаешь, что была ему хоть немного нужна?!
        Я не воображаю, я просто это знаю, а вы, маленькая госпожа, еще слишком маленькая и...
        - Он тебя ненавидел! Ему плохо с тобой было! Он хотел от тебя избавиться! А ты...

«Да неужели никто ее не слышит, кроме меня», - подумала Эллен и вдруг со странным спокойствием поняла: а ведь, наверное, так и есть.
        - ... ты так к нему прицепилась, что и в преисподнюю за ним кинуться готова! И ведь кинулась! Зачем ты со мной пошла, Эллен? Зачем ты сюда за мной пошла?!
        Возница на телеге, проезжавшей перед ними в этот миг, вдруг встал в полный рост, запрокинул голову и запел - низким горловым тембром, отрывисто и могуче. Волы, до того угрюмо мявшие копытами сухую землю, вздрогнули, наклонили головы, потянули разом.
        Что же это за люди, подумала Эллен, если даже волов они погоняют песнями, которыми мы воодушевляем идущих на смерть?
        Тальвард пел, и Рослин пела - каждый свою песню.
        - Зачем ты пошла, зачем ты здесь? Зачем, зачем, зачем?! Колонна наконец прошла, но Эллен еще стояла какое-то время, прижавшись спиной к плетню с такой силой, что ломило поясницу, тяжко дыша от набившейся в рот пыли и глядя на калардинскую княжну Рослин. А та стояла точно так же в десяти шагах от нее, и так же тяжело дышала, и глядела на нее - наверное, так же?
        - Зачем? - спросила Рослин - так тихо, что Эллен угадала вопрос только по движению ее губ.
        Эллен вспомнила, как она посмотрела на нее снизу вверх - в такой же дымке - и сказала: «Теперь у тебя есть враг». Эта маленькая девочка, которую никто никогда не любил и которую боялся даже ее собственный отец и даже ее старший брат, не боявшийся ничего на свете и потому погибший, - эта девочка была так одинока. И эта девочка смотрела на нее черными тальвардскими глазами и в ярости шептала:
«Мамочка».
        - Потому и пошла, - сказала Эллен. - Не из-за него, я просто видела, что вы такое. . вот потому и пошла.
        Несколько мгновений только отдалявшаяся песня тальварда дрожала вокруг них.
        - Небеса, как же ты глупа, - сказала Рослин. - Я рада, что ты не моя мать.
        И пошла по дороге к городу, поднимавшемуся кирпично-желтой громадой из пыльной земли.
        Врельере был крупным торговым городом, одним из основных портов Тальварда, - здесь можно было услышать все языки мира и увидеть людей с кожей всех оттенков, от бледно-воскового до шоколадного. Войны здесь не было, то есть жители и гости Врельере старательно делали вид, что ее нет. Здесь все были равны - и тальвард, и калардинец, и эльф (впрочем, эльфов Эллен тут пока не встречала), каждый мог сесть на корабль или сойти на сушу, купить раба или быть проданным. Купцы из недавно завоеванного Тальвардом княжества Нерейда бойко снабжали мечами и стрелами людей, еще недавно вырезавших целые деревни их соплеменников, калардинцы корзинами покупали тальвардские яблоки, не боясь быть отравленными. А над пристанью, вдоль которой растянулись помосты рабовладельцев, трепетали на мачтах знамена враждующих королей.
        Знамя Калардина тоже было среди них. Эллен долго смотрела на него - оторвалась, только когда Рослин ее окликнула.
        - Идем! - властно сказала она, и Эллен молча двинулась следом. Пробираясь сквозь пеструю галдящую толпу, она обернулась и еще раз бросила взгляд на красно-синий флаг, реявший на ветру.
        Эллен удалось уговорить княжну остановиться в маленькой неприметной гостинице - не столько для того, чтобы не привлекать к себе внимание, сколько потому, что за недели скитаний обе они порядком поизносились, и - Рослин никак не могла этого понять - в таком виде их ни в одном приличном месте просто не пустили бы на порог.
        Она выбрала постоялый двор на окраине, но недалеко от порта; из окна мансарды было видно море. Далекая пристань сливалась в сплошную черту, отделявшую пеструю сушу от темно-зеленой воды.
        - Нам надо плыть в Тарнас, - сказала Рослин. - Это на юго-востоке, с другой стороны полуострова.
        - И что там? - чужим голосом отозвалась Эллен, по-прежнему глядя в окно. - Магическая школа?
        - Конечно, нет. Там живет Эр-Дьятис, глава тальвардских некромантов.
        - Откуда вы знаете, что он там?
        Рослин только посмотрела на нее, приподняв уголки губ в подобии улыбки, и ничего не ответила.
        Эллен тихонько вздохнула, прислонилась виском к обшарпанной раме. Чайки парили над водой, казалось - вот-вот в окно залетят. Несмотря на суматоху города, Эллен вдруг почувствовала себя очень спокойно - так, как не чувствовала с тех пор, как покинула дом отца. Не хотелось спорить, не хотелось убеждать, вразумлять, сопротивляться - просто спать, спать и дышать соленым запахом моря.
        Она услышала, как Рослин что-то поставила на стол, и сказала:
        - Вас не пустят к нему, маленькая госпожа. Даже если вы скажете, что вы калардинская княжна.
        - С этим - пустят, - спокойно сказала Рослин, и Эллен обернулась.
        Пустая сума эрьелена Глэйва лежала на столе, будто снятая кожа. Сравнение не показалось Эллен диким - ничто иное не могло бы ей сейчас прийти в голову, потому что рядом с сумой на столе лежала человеческая голова. Нельзя было сказать, мужская или женская, она была мумифицирована, причем, видимо, давно, и с виду напоминала качан гнилой капусты, только дурного запаха от нее не шло. Голова была выбрита наголо, у нее не было ни глаз, ни языка - только кости да хрящи, обтянутые сморщенной коричневой кожей.
        - Это... - выдавила Эллен - звук получился свистящим, жутким.
        - Это она, - ответила Рослин. - И она очень нужна Эр-Дьятису. Я скажу, что принесла ее, и он выслушает меня.
        Она сейчас совсем не казалась ребенком. Не казалась девочкой, несмотря на платье и длинные волосы. Она была как будто уменьшенной копией какого-то чудовища, оборотня, принявшего человеческий облик, но слишком привыкшего к звериной шкуре и неуютно чувствующего себя в человечьей. Рослин стояла, держа свой главный трофей обеими руками, будто боялась, что он упадет со стола, - и Эллен вдруг явно представила, как эта голова выкатывается в коридор, прыгает по ступенькам, по двору, по брусчатке - до самой воды, и там тяжело падает в волны, и они с тревожным рокотом расходятся, а потом смыкаются, и пена в этом месте понемногу набирает кроваво-коричневый цвет...
        - Бросьте ее.
        Рослин тихо и коротко засмеялась. Небеса, подумала Эллен невесть в который раз, зачем же я все-таки пошла с тобой, зачем? Ты права - зачем, зачем, зачем?
        - А ты представь, что это голова Рассела, Эллен. Ты бы ее бросила? Или, может, как древняя царица, поставила бы посреди круга из свечей в тайной комнате и молилась бы на нее каждый вечер? Прекрати. Это всего лишь кусок мертвой плоти, который послужит мне пропуском. Я уже слишком далеко зашла. Завтра утром пойдешь узнать, есть ли корабли в Тарнас.
        - Почему же только завтра? - горько спросила Эллен.
        - Потому что сейчас я хочу, чтобы ты помогла мне искупаться. На мне три пуда грязи. Ты сама должна следить за такими вещами, Эллен.
        - В мои обязанности никогда не входило купать вас, миледи.
        - Да, но коль уж ты теперь моя единственная служанка - будь добра пошевеливаться.
        Несколько мгновений Эллен продолжала смотреть на нее. Потом пошла выполнять приказ.
        И, выходя, видела, что Рослин по-прежнему крепко держит мертвую голову в своих маленьких холодных руках.
        - Вода горячая, - сказала Рослин. Как-то очень странно - для себя - сказала: почти жалобно.
        Эллен скользнула пальцами по стоячей поверхности, послала по ней быструю рябь: отблески пламени свечей задрожали на дне кадки.
        - Не горячая.
        - Горячая, я тебе говорю!
        - Не выдумывайте.
        Для нее вода была не горячей и не холодной - никакой, та самая степень подогретости, из-за которой этой водой не напьешься, сколько ни старайся. Впрочем, пить ее Эллен не собиралась.
        - Да ты же не чувствуешь, дура! Ох, дай сюда!
        Рослин сердито выхватила у нее ковш, привстала, потянулась к ведру с холодной водой. Вода шумно побежала вниз по ее спине, ногам, закапала на пол с кончиков волос. Такое белое тело, такое маленькое - и уже совершенное. Еще три-четыре года
        - и этой девочке не будет равных. Если к тому времени она останется жива. И если Эллен к тому времени останется жива, чтобы убедиться в правильности своих предположений.
        Тугая струя ударила в кипяток (ну какой же кипяток - пара почти совсем нет). Рослин сидела, оперевшись одним локтем о край кадки, и медленно лила воду себе на живот. Живот вздымался быстро, взволнованно, будто ей было тяжело дышать.
        - Вы... такая взрослая, миледи.
        Рослин подняла глаза. Сейчас, в полумраке, обнаженная, в такой позе, она должна была казаться еще меньше, совсем ребенком, а казалась едва ли не старухой. Старухой с телом, еще не успевшим стать по-настоящему прекрасным.
        Рослин улыбнулась. Мягко, смущенно. Эллен нечасто получала от нее такие подарки.
        - Правда?
        - Клянусь вам. Вы очень взросло... выглядите.
        У Рослин дернулся рот - то ли она хотела улыбнуться еще шире, но передумала, то ли ей вдруг стало больно.
        Эллен молча взяла кусок мыла, окунула его в воду - не холодную и не теплую, как и прежде. Медленно поводила, глядя, как плавится поверхность бруска, превращаясь в пену, Стояла так, пока мыло не размякло в руке. Потом подалась вперед.
        Рослин сморщила нос.
        - От тебя дурно пахнет.
        Эллен могла бы сказать, что изведенный только что кусок мыла стоил едва ли не пятую часть всех их наличных денег. Но она сказала только:
        - От вас тоже, миледи.
        И тут же опустила глаза - боялась убедиться, что ее поняли правильно.
        Ладонь Эллен, покрытая толстым слоем жирной пены, легла на плечо калардинской княжны, скользнула ниже, на руку, от руки снова к плечу, на шею, на грудь, на живот... Рослин лежала, запрокинув голову назад и глядя в низкий потолок мансарды; на стенах дрожали тени, за окном раздавалось протяжное пение, которое не сразу можно было отличить от песни погонщика волов, но она была совсем другая.
        Пены оказалось слишком много, и Эллен сняла часть левой рукой. Рослин лежала обмякшая, бессильная, будто кукла, и руки Эллен скользили по ее распростертому телу, и вода, срываясь с краев кадки, гул ко стучал а по полу: кап... кап-кап... кап... кап...
        - Я убила твоего ребенка.
        Руки Эллен не были руками Эллен: это она была Эллен своих рук. Они давно уже ей не принадлежали - они зажили своей жизнью в день, когда хозяйка начисто забыла о них, пока их заливал шипящий воск. И в тот день преданные руки прокляли свою хозяйку и отреклись от нее. И сейчас, когда она умерла, они продолжали размазывать мыльную пену по телу ее убийцы.
        Рослин знала, что Эллен не может ответить, - потому, видимо, ответа и не ждала. И продолжила сама, не меняя позы и все так же глядя в потолок:
        - Два года назад. Это было два года назад, за месяц до гибели Рассела. Я тогда только недавно выучила новый рецепт. Нашла в старой книге, я ее купила у старьевщика за бесценок. Там разные были, больше все как лечить. А один был - как убить нерожденного ребенка. Тоже вроде бы как лечить, только мать. Избавить женщину от тягости, так там было написано.
        Она чуть повела головой, будто ей было неудобно. Тяжелая масса волос заколыхалась, вода застучала по полу чаще: кап-кап-карапкапкап.
        - Я нашла его и подумала: вот это я уже могу. Я не собиралась... просто подумала тогда: вот, уже могу это, знаю как. Есть все нужные травы, и слова легко смогу выговорить - они там несложные. Попробовала на дворовой собаке, Лерте - помнишь Лерту? - получилось. Только Лерта тоже умерла, и я решила так больше не делать, мне... - Она говорила легко и ровно и вдруг умолкла на полуслове, а потом так же легко окончила: - Мне страшно стало. Я просто попробовать хотела, а не кого-то убивать.
        Она шевельнула ногой, круглое детское колено показалось над водой. Рослин осторожно распрямила ногу, вытянула ее, положила на край кадки. Вода хлынула потоком - на пол и на юбку Эллен. Но юбка Эллен тоже жила сама, отдельно, ей было все равно... и Эллен было все равно - она была где-то очень далеко, когда ее руки заботливо легли на бедро княжны.
        - Ну вот... а потом ко мне пришел мой братик. Я знала, что он меня боится и считает... считает… сукой, - почти радостно добавила она, будто вспомнив. - Он редко. ко мне приходил. И я так обрадовалась, что он пришел. Думала, может, он поиграет со мной. Он и... поиграл. Сказал: ты ведь моя любимая сестричка? Я говорю: да, Рассел, да, я твоя любимая сестричка! Я заплакала, когда это сказала. А он говорит: любимая сестричка поможет любимому братику? И я сказала: поможет, конечно, поможет... И он тогда рассказал, как ты ему надоела, и что у тебя будет ребенок, и что это плохо для всех нас. Сказал, что, если это будет мальчик, ты убьешь его и папу, и твой мальчик станет князем. И меня ты тоже убьешь, он так сказал. Я сначала не понимала, чего он хочет, а он сказал потом: я же знаю, ты ведьма. Я очень хорошо запомнила, как он это сказал тогда: ведьма. Сказал: ты же ведьма, ты должна знать, как это можно исправить. А я знала, только вот перед тем как раз узнала. И я так сделала... как Рассел меня просил. И он больше никогда меня не просил, потому что через месяц умер. Его тальварды убили и... сделали пояс
из его кожи. А еще через месяц ты родила того мертвого мальчика...
        - Девочку, - сказала Эллен. - Это была девочка.
        Рослин подняла голову - то ли правда мучительно медленно, то ли Эллен казалось, что все в мире застыло вместе с ее сердцем. Облокотилась о край кадки, повела шеей, словно ей было тяжело держать голову под весом копны мокрых волос; на мокрых волосах прыгали отблески пламени...
        Калардинская княжна Рослин посмотрела в глаза своей служанке Эллен.
        Глаза Эллен не были глазами Эллен - в тот миг перестали, отказались от нее. Потому что не смогла бы Эллен смотреть своими глазами на сказочно маленькое, голое, мокрое, прекрасное чудовище и не вырвать ему сердце голыми руками. А этим глазам было все равно. Эти глаза смотрели в глаза маленькой девочки и видели в них столько смертельного горя и черной, как преисподняя, тоски, что Эллен хотелось кричать от боли - то ли за себя, то ли за нее, то ли за них обеих. Эти глаза, предавшие Эллен, почти видели, как тот, кого она так любила, приходит не к колдунье, которой надо платить (а ты всегда был скуп, Рассел, это был твой единственный недостаток, ведь никто не совершенен), и не к лекарю, который может проболтаться, а к маленькой сестре, которая так одинока, одинока-одинока и которая убьет кого угодно за ласковое слово от своего брата... или отца... или матери, но нет, ведь все боятся ее - они еще с самой колыбели ее боялись, потому что она не плакала, не кричала и родилась с открытыми глазами, которые говорили: я все понимаю... А теперь не понимала, ничего не понимала, как, почему, почему я, Рассел, но
я же готова ради тебя...
        На что я готова ради тебя?
        Рассел, любовь моя, на что я готова ради тебя, подумала Эллен. Бросить все, бежать во враждебную страну, жить одним днем, запретить себе думать, казаться дурой, быть дурой, чтобы ни на миг не видеть того, чем ты был на самом деле... «Глупая женщина», - насмешливо прошелестел голос Глэйва в ее голове, и она послушно подумала: «Да, я глупая, потому что только глупой можно любить человека, который убил нашего ребенка руками своей девятилетней сестры, а я так хотела его любить... и только не спрашивай меня почему, я сойду с ума, если не отвечу».
        Рослин рыдала. Сев в кадке, охватив руками колени, дрожа так, что расплескивалась вода. Плакала по-детски, отчаянно, навзрыд, очень громко, жмурясь и широко раскрывая рот. Ты тоже была глупой, малышка, устало подумала Эллен. Тоже притворялась глупее, чем есть, потому что нельзя ведь думать о том, что ты сделала, и о том, почему ты это сделала. Ты простила бы себе, если бы не та собака, верно? Лерта, так ее звали. Ты тогда увидела сотворенную тобой смерть и испугалась - а от этого страха тебе стало еще страшнее. Испытай ты удовлетворение или азарт - дальше было бы легко... но легко не было. Вовсе нет.
        - Н-не-навижу тебя... - выдавила Рослин сквозь рыдания. - Не-на-ви... жу! Ненавижу... тебя-я..
        За то, что из-за меня в девять лет ты стала убийцей, верно, малышка?
        Только вот кем же я стала из-за тебя?..
        Эллен взяла девочку за плечи, подняла, отерла ее простыней, помогла надеть сорочку. Потом отерла руки и, поднатужившись, подняла кадку с грязной водой, чтобы вытащить ее во двор.
        Рослин стояла посреди мансарды босиком, ее била дрожь.
        Эллен толкнула дверь ногой, та отворилась с тихим скрипом. Эллен перешагнула через порог и, обернувшись, мягко проговорила:
        - Теперь у вас есть враг, маленькая госпожа.
        На пристани пахло мочой, рыбой и тысячью тел. Все очень яркое и очень грязное: мелькали непроницаемые лица с масками одинаковых эмоций, и все это было неживым. Хотя казалось - живее некуда. Страна некромантов...
        Или это просто я тут неживая - я одна, поэтому все кажется мне таким чужим?
        Эллен шла по набережной, наступая на воловий помет и ошметки рыбьей чешуи. Грязные наглые дети с криками хватали ее за подол, темнолицые мужчины провожали сальными взглядами - в порту любая женщина становится желанной. Даже неживая. Страна некромантов...
        Еще утром Эллен собиралась найти корабль, плывущий в Калардин. Не потому, что хотела вернуться домой, - потому, что твердо помнила странные слова Глэйва о том, что Рослин должна вернуться и выйти замуж за эльфа. Она и сама это прекрасно понимала, однако прежде ее смущало то, что это сказал ей тальвард, враг, - и как она могла доверять ему в том, что будет лучше для ее страны?
        Но теперь у нее появился другой враг. Ее враг. И ей было плевать на свою страну.
        Когда-то, еще в самом начале их связи, Рассел лежал на покрытой шкурами кровати, а Эллен сидела в его изголовье, поджав под себя ноги, и перебирала пальцами его волосы. Он смотрел в потолок сладостно пустыми глазами - похожая пустота возникает в глазах всех мужчин после излияния и длится всего несколько мгновений. В глазах Рассела она возникала чаще и длилась дольше, и Эллен обожала эту пустоту, млела от нее, восторгалась ею - и гордилась тем, что ее любит мужчина с этой пустотой в глазах. Он не думал о ней - он думал о завтрашней битве, всегда он думал только о битвах и только о будущих - никогда о тех, в которых победил. Прошлых побед ему всегда было недостаточно, он хотел еще и еще, в этом он был ненасытен так же, как она была ненасытна в плотских утехах. Они хорошо дополняли друг друга.
        Эллен знала, о чем он думает в эту ночь, и все равно спросила - заранее предвкушая ответ:
        - Где ты сейчас?
        Он опустил ресницы, тихонько и с наслаждением вздохнул. Он только что встретил двадцатую весну, но ему уже не было равных - ни в постели, ни на поле боя, ни между тем и другим.
        Он почему-то сказал:
        - Прости.
        Эллен засмеялась, быстро провела пальцами по его лбу - знала, что он это не любит, а ей очень нравилось ощущать кожей его ранние морщины.
        - За что?
        - Я совсем не разговариваю с тобой.
        - Я не хочу, чтобы ты со мной разговаривал. Мне нравится просто быть рядом. Смотреть, как ты... думаешь.
        - Я не думаю.
        Он правда не думал - он жил. Проживал то, что ему предстояло завтра, но ему этого было мало, вечно мало - он предвкушал и проживал заранее.
        - Тебе недостаточно убить своих врагов единожды, верно? - прошептала Эллен.
        Он кивнул, не открывая глаз. Движение получилось жестким, безапелляционным. Больше ничего спрашивать в такие минуты было нельзя, но Эллен поняла это гораздо позже - а тогда она только узнавала его и была бестактна в этом, так же, как и в страсти.
        - Рассел, зачем тебе столько врагов?
        Он вскинул руки над головой, потянулся, как кот - Эллен сама устыдилась этого сравнения. Лорд Рассел, наследный принц княжеского рода правителей Калардина - лев, тигр, леопард, но никак не ленивая домашняя тварь.
        - Врагов много не бывает, - нехотя обронил он.
        - Почему?
        - Тебе не понять, женщина.
        - Почему?
        Он запрокинул голову, не поднимаясь. Эллен рассматривала его лицо, поражаясь, как хоть что-то в мире может быть настолько безупречным.
        - Твои враги - мерило твоего собственного достоинства, - помолчав, проговорил он; гораздо позже она поняла, что в ту ночь у него было на редкость хорошее настроение. - Чем сильнее твой враг, тем сильнее ты. Великие воины не станут ненавидеть мелкую сошку.
        - И ты нарочно вызываешь к себе их ненависть? Чтобы доказать себе, что ты чего-то стоишь?
        В другое время он дал бы ей пощечину за тень непочтения, скользнувшую в этих словах. Но в ту ночь просто слегка нахмурился.
        - Мне не надо ничего себе доказывать. Но им...
        - Так ты уважаешь своих врагов больше, чем самого себя?
        - Я знаю, чего стою, - отчеканил он. - Знаю все, что должен знать. Мои враги - не знают.
        - И ты существуешь лишь затем, чтобы доказать им это?
        - Чем эта цель хуже любой другой?
        Эллен медленно наклонилась, заливая его лицо своими волосами. Тогда она часто распускала их - для него.
        - Ты правда думаешь, что стоит жить только во имя вражды? - Он не ответил, и она прошептала, задевая его губы своими: - Разве любви тебе недостаточно?
        - Недостаточно, - сказал он.
        Сейчас она шла по грязной пристани, спотыкаясь через шаг, и слабо шевелила губами
        - теми самыми, только они тоже от нее отреклись вслед за руками, глазами, сердцем. И та ночь кружилась перед ее мысленным взглядом, взвивалась вихрем, снова и снова. Ты сказал - это цель? В чем теперь моя цель, Рассел?
        У меня теперь тоже есть враг. Вернее, два. Но один из них уже мертв и...
        И что мне делать с другим?
        Зачем нам враги, если мы не знаем, что делать с ними, Рассел? Этого ты мне тогда не сказал. Ты всегда убивал своих врагов и иногда приносил в родовой замок их отрубленные головы; они убили тебя и сейчас носят твою снятую кожу. У вас все было так легко и так просто - свирепо, жестоко и ясно, как солнечный свет. Вы ненавидели друг друга, но это была такая простая ненависть. Вы просто договорились: вы теперь враги, и это дает смысл жить дальше каждому из вас.
        Почему же я себя чувствую так, словно все силы ушли из меня разом?
        Кто-то залопотал рядом с ней на тальвардском - Эллен шагнула в сторону, не глядя протянула руку с отставленной ладонью: нет. Не знаю, что вам нужно, но нет, нет, нет...
        Нет, нет, нет. Я не смогу. Я другая, не такая, как ты, Рассел. Я не ведьма, не воин. Я не смогу.
        В воздухе пахло солью.
        Рассел, почему? Я не могу понять... почему? В год у принцев крови рождаются десятки бастардов. Ты и сам наверняка наплодил немало. Ни один из них ни на что не может претендовать. Так почему же ты убил моего ребенка? Кого и от чего ты хотел защитить? Или... небеса, неужели ты обезумел настолько... неужели тебе уже было мало врагов?!

«Он тебя ненавидел! Ему плохо с тобой было. Он хотел от тебя избавиться! Ты так к нему прицепилась, что и в преисподнюю за ним кинуться готова! И ведь кинулась! »
        И ведь кинулась...
        Рассел... возможно ли... что ты просто боялся меня? Моей одержимости... о которой я сама тогда еще не знала?
        Так боялся, что даже не мог убить - ни словом, ни рукой?
        И ты нашел другой... способ.
        Она сама не заметила, как оказалась напротив кораблей. Сине-красное знамя Калардина было прямо перед ней, в вышине. Грязный трап покачивался вместе с корпусом корабля, дремавшего на волнах. У трапа сидел старый моряк с красной татуировкой на абсолютно лысом черепе. Эллен пошла прямо к нему.
        - Вы из Калардина, верно? - спросила она. Моряк поднял на нее глаза, вынул трубку изо рта.
        - Пассажиров не берем. Хотя если хочешь шлюхой для команды - подумаю.
        - Мне не надо плыть. Просто я не знаю тальвардского, и мне некого больше спросить.
        Взгляд моряка стал заинтересованным.
        - Не болтаешь на местном? Почему же ты еще жива?
        - Не знаю. Скажите, какое судно идет в Тарнас?
        Моряк попыхтел трубкой. Видимо, на языке у него вертелось множество самых лестных слов, но почему-то он решил оставить их при себе. Эллен смотрела на него в упор, не мигая, не отводя взгляд.
        Невероятно, но он вдруг смутился.
        - Третье отсюда, видишь? С малиновым флагом. Только его тальварды ведут, ты с ними не объяснишься. Да и не возьмут они тебя. Разве что опять же шлюхой, только предупредить забудут.
        - Ничего, - спокойно сказала Эллен и задрала юбку. У моряка округлились глаза. Эллен невозмутимо достала из-за матерчатого пояса, стягивавшего нижнюю сорочку, плоский кошель, в котором были все ее деньги. Оправила юбку и бросила кошель на землю.
        - Тут золото, - сказала она. - Когда вы отплываете?
        - Утром, - осоловело отозвался моряк.
        - Когда стемнеет, я принесу вам один... груз. Груз будет кричать и сопротивляться, и вы будьте с ним поосторожнее - лучше всего заприте в трюме. Довезите до любого порта в Калардине и отведите к местным властям. Получите вдесятеро больше.
        - Поня-ятно, - протянул моряк и наступил сапогом на кошель. - А ты та еще стерва, как я погляжу. Может, и не пропадешь. Ну а как мы оприходуем твой... груз?
        - По правде сказать, мне все равно, - сказала Эллен. Моряк хмыкнул, почесал трубкой лысый затылок.
        - Странная ты баба. Ладно. Как стемнеет, буду ждать возле доков.
        Эллен кивнула и, развернувшись, пошла прочь, чувствуя спиной взгляд моряка. В том, что он придет к докам, она была уверена - даже если он не собирался доставить
«груз» в Калардин, получить живой товар, да еще с доплатой, в любом случае выгодно. А Эллен было все равно. В этом она не лгала.

«Вы вернетесь домой, маленькая госпожа, - подумала она. - Во всяком случае - я отправлю вас туда. Это единственная месть, которую я могу себе позволить».
        По отношению к вам, добавила бы она, если бы осмелилась думать об этом. Мой второй враг... за ним более серьезный должок. И она, еще не признаваясь себе в этом до конца, собиралась взыскать этот долг.
        Она вернулась в гостиницу, когда уже стемнело. И, поднимаясь по лестнице, услышала звуки борьбы. Хозяева внизу тоже не могли его не слышать - и Эллен только в этот миг осознала, что, когда она шла через зал, они прятали от нее глаза.
        Она взлетела через два пролета и застыла, заставила себя последний пролет пройти крадучись. Лестница содрогнулась - наверху перевернули что-то тяжелое. И ни одного крика. Прокравшись на площадку перед дверью в мансарду, Эллен услышала частое тяжелое дыхание Рослин. Потом шаги - и негромкий мужской голос, говорящий на калардинском:
        - Успокойтесь, маленькая леди. Не заставляйте меня причинять вам вред.
        Что-то разбилось - и снова затряслась лестница. Эллен приникла спиной к стене у приоткрытой двери.
        - Прошу вас, одумайтесь.
        Рослин что-то сказала - Эллен покачнулась, стремительно зажала уши руками, и конец жуткой сипящей фразы на проклятом богами языке заглох, будто в отдалении. Но вкрадчивый смех нападающего прорвался в ее уши даже сквозь прижатые ладони. Не получилось. Ничего странного. Рослин еще только маленькая неопытная травница, а ее противник - видимо, не из самых слабых магов, раз его послали за ней.

«Я же знала, что это случится», - подумала Эллен, и снова что-то загрохотало. Она так и видела эту картину: маленькая девочка со страшным лицом и человек - его она себе вообще не могла представить - кружат по комнате, будто кошка с мышью... и вот только как узнать, кто здесь кошка, а кто мышь?
        Пролетом ниже стояла масляная лампа с тлеющим огоньком. Эллен метнула к ней взгляд, быстро сглотнула. Успею или нет? Думая об этом, она уже скользила вниз - все так же тихо, куда тише, чем поднималась. Подхватив лампу, она вернулась наверх и, набрав полную грудь воздуха, ступила к двери.
        Человек, которого прислали за Рослин, видимо, все же был не особо силен, а его хозяева - глупы, или они недооценили девочку, или - Эллен склонялась к последнему
        - она просто была им не так уж и нужна. Иначе они послали бы как минимум двоих, чтобы одна глупая слабая женщина не смогла привлечь внимание единственного противника, всего лишь громко хлопнув входной дверью, а потом, когда человек (совсем молодой, она успела заметить) бездумно обернулся на звук, плеснуть ему в лицо кипящим ламповым маслом. Черная трава калардинской княжны наверняка подействовала бы лучше, но та так и не нашла для нее всех нужных частей.
        Рослин - как была, в одной ночной рубашке, с растрепавшимися волосами - протянула ей руку, безвольно, умоляюще. Эллен не думая вцепилась в нее и выволокла в коридор, мимо орущего и выцарапывающего сожженные глаза человека. Они слетели вниз по лестнице, через зал, во двор - у Эллен не было времени смотреть на лица чужих людей, не было времени думать, что будет, если за ними пошлют погоню. Ее ноги вдруг будто оторвались от земли, она не чувствовала неровностей грубой кладки мостовой, по которой ступала. Она мчалась по темным улицам, ослепнув от резко и внезапно выныривавших из мрака огней и яростно стискивая в кулаке маленькие детские пальцы... какие-то не такие, как всегда... другие...
        Теплые - поняла она, только когда они стали выскальзывать из ее ладони.
        Эллен круто развернулась. Рослин стояла на коленях в грязи и, всхлипывая, пыталась подняться.
        - Голова...
        - Что?
        - Голова... я... ее там оставила...
        Мгновение Эллен не понимала, о чем она говорит, потом вспомнила - черный иссохший шар в этих маленьких... теплых... пальцах. В этом обрывочном образе у чудовищной головы почему-то было лицо молодого мага, которого она только что ослепила.
        - Мы должны вернуться...
        - Возвращайся, - немедленно ответила Эллен. - И завтра отправишься в свой Тарнас. Вместе с этим ублюдком. А потом он сдерет кожу с тебя и сделает из нее пояс. Нет, он вырвет твои глаза. И вставит их себе. Его могущественные друзья ему их приживят.
        Рослин смотрела на нее с таким ужасом, какой Эллен никогда и не мечтала в них увидеть. Но только теперь ей не было от этого радостно. Ей было горько и отчаянно хотелось плакать.
        Рослин обхватила плечи руками, всхлипнула.
        - Он... он сказал, что отвезет меня домой... в Калардин. Ноя ведь... не хочу.
        Эллен вздрогнула. Вспомнила слова Глэйва - и ничего не сказала.
        Рослин всхлипнула снова.
        - Ты пришла... а я думала, ты не придешь...
        - Пришла. Пойдемте, у нас мало времени. - Она договорилась встретиться с калардинским моряком у доков с наступлением темноты, а уже давно стемнело.
        - Что... куда?..
        - Я нашла для вас корабль, - коротко сказала Эллен. Рослин вскинула голову.
        И вдруг спросила то, что Эллен меньше всего ожидала от нее услышать:
        - Разве ты не поедешь со мной?

«О нет», - ядовито подумала Эллен - и почувствовала отвращение к себе. Все, что только что произошло, промчалось сквозь ее сознание и лопнуло кровавым пузырем. Молодой тальвард хотел отвезти калардинскую княжну домой... и Эллен почему-то не думала, что он лгал, наивно надеясь ее обмануть. Тальварды хотят, чтобы Рослин вернулась назад, и вряд ли они желают ей добра.
        Эллен тоже не желала ей добра и тоже хотела отправить ее в Калардин.

«Я почти уже стала тальвардкой», - подумала она, но не улыбнулась этой мысли.
        - Ты не поедешь со мной? - настойчиво повторила Рослин.
        - Нет, - ответила Эллен.
        - Но ты же хотела... ты хотела, чтобы...
        Не можете закончить, маленькая госпожа? Маленькая... такая маленькая, а уже чувствуете, что можно и чего нельзя говорить.
        - Кое-что изменилось, - сказала Эллен. - Вы поедете... в одну сторону, а я... пока останусь здесь.
        Рослин посмотрела ей в глаза.
        И вдруг кинулась к ней, крепко охватила руками, ткнулась ей в грудь лицом.
        Эллен помедлила. Потом положила ладони на ее костлявые озябшие плечи. «Как она похудела», - отстраненно подумала Эллен. Рослин не плакала - просто стояла, прижимаясь к ней с неимоверной силой. Потом вскинула голову и посмотрела на нее уже совсем другими глазами.
        - Где мой корабль?
        Сейчас можно все изменить, вдруг в каком-то бешенстве подумала Эллен. Сейчас, да, можно сейчас, все изменить! Она не знала, что - все, и думать не хотела, не умела, отказывалась - так было проще.
        И Эллен сказала:
        - Там, - махнув рукой на покачивающийся у пристани корабль.
        В ночной тьме цвет его флага нельзя было различить, и калардинская княжна узнает цвета своей страны только завтра утром, когда взойдет солнце.

«А я пока, - подумала Эллен, - останусь здесь».
        ЧАСТЬ 3
        РАССЕЛ И АМАНИТА
        Порт Врельере горел.
        Эллен брела по узкой улочке, превратившейся в мост посреди океана пламени, - прочь от моря, в глубь города. Вокруг нее с криками метались люди, трещал огонь, с грохотом рушились балки в горящих домах; она смотрела на все это как на живую картину - не чувствуя жара, она никак не могла ощутить себя частью происходящего. Сейчас, впрочем, Эллен об этом не жалела. Дрожащий воздух обдавал ее лицо мягкой волной, и эти прикосновения были нежными.
        Мимо промчалась повозка, запряженная обезумевшей лошадью, - Эллен шарахнулась в сторону, чудом не попав под конские копыта, вжалась спиной в стену. Стена была холодная, каменная. Эллен прижала взмокшие ладони к шершавой поверхности. Переводя дух, подняла глаза на дом напротив - деревянный, а потому обреченный. Горел он, похоже, давно и успел порасти алыми цветками огня так же, как поросла лишайником стена, к которой прижималась Эллен. Окна ярко светились алым, иногда дрожащее свечение прерывалось падающей черной балкой - треск пламени заглушал грохот внутри дома, и казалось, что он рушится совершенно беззвучно. Эллен неотрывно смотрела на него. Снова промчавшаяся мимо повозка - уже другая - окатила ее грязью с головы до ног. Эллен чувствовала, как грязь почти мгновенно высыхает, затвердевая на лице.
        В десяти шагах от нее, напротив двери в горящий дом, билась в истерике богато одетая женщина. Столь же представительный мужчина с угрюмым, потерянным лицом удерживал ее, обхватив за пояс. Рядом толпились и ахали несколько простолюдинов: они всплескивали руками, нерешительно поглядывали на полыхающий дом и качали головами, причитая нараспев. Женщина рыдала и рвалась к дому, без конца выкрикивая одно и то же слово на тальвардском. Эллен не сразу смогла разобрать его, хотя оно казалось ей смутно знакомым. Что-то вроде... «сундер»... «зундер»?
        - Зундер, - повторила Эллен: прозвучало совсем не так, как у женщины, - та будто выплевывала слово. Эллен облизнула сухие губы и повторила: - Зун-дер. Зундер. - Нет, не то. А если зубы сжать? - Зун-дер. Зундр. - О, вот так получше. Она прикрыла глаза, повторила, наслаждаясь звучанием. - Зундр. Зундр.
        Звучный язык, пожалуй, даже красивый. Эллен осмотрелась, не желая попасть под колеса очередной телеги, быстро подошла к группе причитающих тальвардов.
        - Зундр, - сказала она. - Зундр?
        Женщина продолжала биться в рыданиях, мужчина мельком бросил на Эллен хмурый взгляд. Тогда она протянула руку и с силой толкнула женщину в плечо.
        - Зундр? - требовательно повторила она.
        Женщина подняла лицо, до того искаженное рыданиями, что нельзя было сказать, ни сколько ей лет, ни хороша ли она собой. Но огненные блики плясали на шелке ее платья, и Эллен повторила: «Зундр? » и кивнула на горящий дом.
        Женщина нерешительно кивнула, видимо, прочтя в глазах Эллен ее намерение.
        - Где? - спросила Эллен. - Где, какой этаж? Женщина моргнула, явно не понимая языка, но о смысле слов догадалась и ткнула дрожащей рукой в нижнюю левую часть дома.
        Первый этаж. Отлично. Может быть, она и справится.
        Выбора у нее все равно не было.
        Эллен огляделась - соседний дом заливали водой, видимо, не теряя надежды погасить пожар. Эллен бросилась туда, вырвала из рук первого попавшегося человека кадку, взметнула ее над головой (сухожилия на руках едва не порвались от усилия). Не холодный и не теплый поток туго ударил ее по голове, по плечам. Эллен отшвырнула кадку и бросилась к дому, в котором остался зундер богато одетой женщины.
        Уже в пяти шагах от стены треск делался оглушительным, а дыхание пламени, по-прежнему не обжигая, теперь било ее по лицу, мгновенно высушивая текущую по нему воду. Потемневшая дверь дрожала в прямоугольном ореоле пробивавшегося сквозь щели огня.
        Эллен толкнула дверь, и та с грохотом провалилась внутрь дома.

«Я не смогу», - подумала Эллен, когда жар ударил ее кулаком в лицо. Внутри ничего не было видно от огня. Эллен знала, что нельзя туда идти: она погибнет там. Да, для нее это будет легкая и безболезненная смерть, но ведь Эллен шла в этот дом лишь потому, что не хотела умирать в грязи среди пьяных матросов, как портовая крыса. Может быть, и правда лучше - в огне. Говорят, огонь очищает.
        Самое время проверить, подумала Эллен и ступила в него.
        Ее юбка тут же загорелась, но, рванувшись вперед, Эллен неожиданно оказалась в относительной безопасности. Поперек двери упала балка, это она горела, преграждая вход. Эллен оказалась в островке посреди бушующего пламени. Воспользовавшись передышкой, она сбросила горящую юбку и лихорадочно осмотрелась. Ей показалось, она слышит приглушенный крик. Слева?.. Да, похоже, слева. Эллен шагнула в глубь помещения. Справа что-то затрещало, почерневшая балка повалилась вниз и застряла между стен на пол пути, плюясь огнем. «Только бы не сзади, - подумала Эллен, пробираясь между перевернутой мебелью - стулья, столы: это был трактир. - Только бы сзади не... » Снова что-то затрещало над самой ее головой, Эллен испуганно отпрянула и тут же, идя наперекор инстинкту, рванулась вперед, налетела на стену, выставив вперед руки и погружая их в лизавший стену огонь. Что-то с грохотом обрушилось за ее спиной, но она не обернулась, потому что кричали теперь совсем близко. Только крик был не детский - мужской.
        Рубашка теперь тоже горела. Задыхаясь от дыма, Эллен сорвала ее, швырнула в огонь, метнулась вдоль пылающей стены - и увидела дверь, заваленную стоящим на боку столом. Кричали там, за этой дверью.
        Эллен схватилась руками за ножку стола, толкнула. Раздался треск, но за окружающим грохотом она его не услышала: только уставилась на пылающий факел в своей руке, когда ножка отделилась от стола. Мгновение Эллен тупо смотрела на нее, потом отбросила головешку и, навалившись на стол всем телом, принялась что было сил толкать его в сторону от двери. Стол был большой, дубовый, столешница, хоть и объятая пламенем, еще не успела прогореть и была очень, очень тяжела. Эллен легла на нее спиной, уперлась ногами в валявшуюся рядом балку и давила. Скоро она начала кричать - яростно, во весь голос, чувствуя, как что-то рвется внутри. Крик заполнил ее всю: кричать было хорошо, и Эллен очнулась, только рухнув на спину следом за повалившимся набок столом. Позвоночник взорвался болью; Эллен перевернулась на четвереньки, вскинула голову, жмурясь и задыхаясь, и успела увидеть, как дверь слетает с петель. Мутная в огне и дыму фигура выскочила из проема, заметалась.
        - Там! - прохрипела Эллен, указывая на выход. Она сидела на полу - странно, тут было как будто немножко легче дышать, - и не знала, хочет ли подниматься.
        Человек на миг застыл, развернулся к ней. Ее ударил пронзительный ясный взгляд.
        - Там... ребенок, - из последних сил выговорила Эллен.
        - Твой? - резко спросил человек - на калардинском, отрешенно поняла Эллен. Она хотела спросить, какое это имеет значение, но не стала тратить силы. Кашляя в ладонь, она поднялась, пошатнулась, схватилась за горящую дверную панель, заглянула в проем - и почти сразу увидела вытянувшуюся на полу у стены фигурку. Спотыкаясь, Эллен добралась до противоположной стены, схватила бесчувственное детское тело на руки, потянула вверх и удивилась, что еще может его поднять.
        Это стало последним, что она запомнила.
        Очнулась она на земле, в десяти шагах от все того же полыхающего дома. На нее щедро лили воду, и по мостовой растекалась грязная теплая лужа.
        Эллен приподнялась на локтях, отерла лицо. Богато одетая женщина по-прежнему рыдала, но теперь уже от счастья, сжимая в объятиях худое тело мальчика. Тот что-то слабо лепетал - жив, стало быть. Эллен вздохнула, закашлялась. Она не помнила, как вышла из дома, ну да теперь это не важно. Она села, тяжело дыша, уперлась руками в колени, обтянутые одной только нижней юбкой. Руки, черные от копоти, уже пошли волдырями, но Эллен это было не впервой.
        - Заплатите мне, - хрипло сказала она, глядя прямо перед собой.
        И услышала смех.
        Совсем рядом, в двух шагах. Ее передернуло от этого смеха - заливистого, мелодичного, - и почему-то перед затуманенным взглядом помчались образы: Глэйв, Рассел, леди Рослин... и кто-то еще, да, чьи-то суровые глаза под сведенными бровями, хмурый, но притягательный взгляд...
        Эллен обернулась на смех и увидела другие глаза - блестящие и ясные, даром что в ободках копоти. Я где-то их видела совсем недавно, подумала она удивленно и тут же вспомнила: там, в огне.
        Разве люди, только что выбравшиеся из ада, смеются так, подумала Эллен и тут же увидела мужскую руку, протянутую к ней ладонью вверх. Эллен отрешенно вложила в нее пальцы и едва не вскрикнула, когда эта рука с силой рванула ее вверх, вздергивая на ноги.
        Она попыталась отстраниться и застыла, когда ее вновь припечатали к месту все те же ясные и чудовищно злые глаза. Никогда она таких жутких глаз не видала, ни у кого... даже у своей маленькой госпожи, плывущей сейчас среди прохлады ночного моря домой.
        И хуже всего то, что на миг они показались ей знакомыми.
        Мать мальчика перестала причитать и подняла голову. Тут же отвела взгляд, будто стыдясь чего-то. Как смешно, подумала Эллен, я только что вытащила из огня ее сына, а она не хочет смотреть мне в лицо, потому что я в одном исподнем.
        - Заплатите мне, - хрипло повторила она и, протянув к женщине руку, стиснула ее в кулак.
        - И правда! - смеясь, воскликнул мужчина, державший ее за руку, и что-то быстро и жестко сказал на тальвардском.
        Женщина вспыхнула, снова опустила глаза, потом перевела робкий взгляд на мужа, стоящего в шаге от нее и неотрывно смотревшего на Эллен. За их спинами заахали люди, бывшие свидетелями этой сцены. Мужчина на миг скривился, потом снял с пояса кошелек и - Эллен глазам своим не поверила - вытянул из него одну монету. Через миг она зазвенела у босых ног Эллен: она только теперь поняла, что босая: подошвы туфель, должно быть, сгорели и отвалились, пока она ступала по огню.
        - Однако... - сказал человек, которого она спасла, и выпустил ее руку. Народ как-то вдруг схлынул; Эллен стояла одна, совершенно одна в целом мире, полуголая, босая, с обгоревшими руками, и смотрела на кусочек золота, издевательски блестевший у ее ног.
        - Невысоко же вы цените жизнь вашего сына, - сказала она. Женщина, по-прежнему сжимая ребенка, метнула на мужа умоляющий взгляд. Тот отвернулся, что-то резко бросил ей, видимо, говоря, что пора убираться отсюда. Эллен смотрела ему в затылок
        - широкий, твердый... бычий, почему-то подумала она и тут же - небеса знают почему, вспомнила стол, загораживающий дверь... стол, перевернутый набок...
        - Дверь была не завалена, - сказала она больше самой себе, но мужчина вздрогнул, будто понял. - Ее специально задвинули, чтобы те, кто внутри, не могли выбраться.
        Человек, минуту назад так испугавший ее своим смехом и взглядом, выругался. Громко, яростно и невероятно непристойно - Эллен поняла это, хотя и не знала языка, на котором он говорил. Это не был ни калардинский, ни тальвардский - что-то другое, певучее... Она подумала, что проклятия, произнесенные на этом языке, должны быть особенно сильны.
        Мужчина снова вздрогнул, рывком обернулся. Человек с глазами демона что-то отрывисто сказал на тальвардском. Мужчина вскинулся, его лицо окаменело, но он не издал ни звука, даже когда его жена сначала вскрикнула, а потом, поймав его взгляд, окаменела.
        Эллен почувствовала, как тяжелая рука легла ей на плечо.
        - Идем со мной. Тут делать больше нечего.
        Она не сопротивлялась и не издала ни звука, когда тот, кого она спасла, повлек ее в направлении, которым она шла несколько минут или часов назад, пока не отпрянула к стене и не увидела этот проклятый дом. Вокруг все так же бушевало пламя и кричали люди, но теперь все это было далеко, бессмысленно... не с ней.
        - Что случилось? - хрипло спросила она, не надеясь, что ее спутник поймет вопрос, но он ответил:
        - Да ничего. Этот мужик завалил дверь столом. Хотел убить ребенка. Я еще там, в гостинице, заметил, что он как-то странно на мальчишку смотрит.
        Убить ребенка? Убить... своего ребенка? Сжечь заживо родного сына?! Почему?!
        - Кто его знает, - сказал человек, и Эллен только теперь поняла, что говорила вслух. - Может, это и не его ребенок. Может, это ублюдок его жены, которого он терпел много лет, а теперь поперек горла стало. Или еще что.
        Он говорил бодро, почти весело, даром что побывал в пламени и должен был бы задыхаться от набравшегося в легкие дыма и забившей горло копоти и дрожать от только что пережитого ужаса так же, как сейчас Эллен...
        Она остановилась, подняла голову и впервые посмотрела в лицо человеку, которого спасла. И почти сразу поняла, почему это лицо - эти глаза, этот смех - показались ей такими знакомыми. Она уже видела их прежде. Да, и смех - тоже видела, а не слышала. Всего один раз и даже не в реальности, но ей хватило.
        Эти глаза и этот смех - когда они вместе - забыть невозможно.
        - Господин Глориндель, - тихо сказала Эллен.
        Ветер дул с севера - попутный; паруса галеры надувались пузырями и глухо шелестели над головой. Натану нравился этот звук, он успокаивал, как и мерный плеск весел о мелкие волны. Ночное море было спокойным, лунная дорожка дрожала на водной глади. Ночью было хорошо; ночью он почти забывал о том, что делает, и переставал терзаться сомнениями в здравости своего рассудка. И тогда ему хотелось, чтобы всегда была ночь, а он всегда стоял на палубе, и все равно, куда и откуда плывет этот корабль. Только вода и небо, и безбрежное прохладное спокойствие во всем этом.
        Спать совсем не хотелось, хотя Натан знал, что надо. Во Врельере они окажутся через два дня, а там уже ему будет не до любования звездным небом. Там и дальше... Врельере пользовался самоуправлением и был открыт для людей всех наций и рас даже во время войны, но Натан не тешил себя иллюзиями, что там будет безопасно. Впрочем, задерживаться в этом, по слухам, оплоте всенародной дружбы он не собирался. Ему надо было в Тарнас. Хотя он знал, что глупо ехать именно туда, то, что ее там видели, ни о чем не говорит... даже если это правда - все равно она уже далеко оттуда. Но это была его единственная зацепка.
        Натан часто думал про Глоринделя, унесшегося в клубах дорожной пыли. Он не любил эти мысли и не любил ощущение незавершенности, которые они у него неизменно вызывали. Это были неправильные мысли. Ведь Натан знал, что едет умирать.
        Поэтому всякий раз, едва мысли - всегда без повода - возвращались к наглой улыбке эльфа и его словам, упрямо звеневшим у Натана в ушах, он встряхивал головой, выпрямлялся и говорил себе: довольно. Так и в этот раз - он почему-то вспомнил его снова, просто так, и решил, что пора спать. Натан вздохнул, поднял голову. И это было непривычно - вздыхать от усталости. Над головой скрипели мачты, хлопали паруса.
        Было темно, фонарь горел на верхней палубе, у штурвала, а здесь, внизу, среди канатов и досок, и демон ногу сломит. Судно-то хоть и перевозило пассажиров, но все равно оставалось для этого мало приспособлено. Особо коварным было местечко у трюмов: там имелся люк, который Натан находил то открытым, то закрытым, и за неделю пути наловчился на всякий случай перешагивать опасный участок, даже не обращая на него особого внимания. Но в этот раз он слишком задумался и успел только выругаться, когда нога рванулась в пустоту.
        Падать было невысоко, к тому же на дне оказались какие-то тюки - Натан даже не ушибся, но все равно выругался снова, уже поосновательнее, принимая сидячее положение. Было темно, хоть глаз выколи; Натан пожалел, что в отличие от матросов не имеет привычки курить и таскать с собой повсюду огниво.
        Он задрал голову и увидел клочок неба, казавшегося отсюда очень светлым. Проклятие, а хорошо-то, вдруг почти виновато подумал Натан. Просидеть тут, что ли, до утра... Может, он и просидел бы, только запах в трюме не располагал к безмятежному отдыху. А тут еще кто-то закопошился в углу - крысы, больше некому. Ночевать в компании таких соседей Натану не хотелось, и он поднялся. До края было недалеко: он взялся руками за край и уже стал подтягиваться... а потом снова услышал что-то - опять шорох, уже ближе, - и вместо того, чтобы резво выбраться наружу, спрыгнул обратно. Он сам не знал, с чего вдруг его заинтересовали крысы (хотя уже тогда он знал, что это не крысы - за время разбойничанья в калардинских лесах Натан научился отличать звук движения зверя от движения человека). Просто будто что-то мелькнуло перед его мысленным взглядом; мелькнуло и исчезло, так стремительно, что Натан успел только разжать руки - а остальное было просто следствием.
        Его возвращение явно стало для прятавшегося в трюме неожиданностью - он отпрянул, уже не пытаясь двигаться тихо, пара испуганных глаз блеснула в скудном лунном свете. Натан провел рукой по стене. При нем было оружие, но он знал, что его не придется применять. Такие вещи он тоже научился чувствовать.
        - Не бойся, - вполголоса проговорил Натан, почти физически ощутив, как резко сгустилось напряжение после этих слов. - Я тебя не трону. И не выдам.
        Движения больше не было, и глаза уже не блестели во тьме - человек забился в дальний угол, в котором сидел, когда его уединение нарушили. Натан поколебался, потом сказал:
        - Плыть еще два дня. Сейчас все спят. Ты можешь выйти... если тихонько. Ты же наверняка хочешь есть... и здесь ведь крысы.
        - Нет тут никаких крыс.
        Детский голос. Не понять, мальчик или девочка - странный тембр, странная интонация. И ни капли страха. Причем явно не храбрится, а действительно его не чувствует.
        - Нет? - переспросил Натан.
        - Были. Я их... - Ребенок умолк, потом сказал - все тем же странным, бесстрастным, бесполым голосом: - Мне нельзя выходить. Они меня увидят и... опять продадут.
        Натан ступил в темноту. Он ждал, что ребенок шевельнется, но по-прежнему не услышал никакого движения. А когда его ладонь обхватили крепкие холодные пальцы, вздрогнул от неожиданности.
        - Побудь здесь со мной. Чувствуешь?
        Натан не знал, что именно он должен чувствовать... помимо опасности - да, именно опасности; от этого ребенка исходило что-то темное, вязкое, почти осязаемой тугой волной, захлестывая и сбивая с ног. Натану захотелось высвободить руку, но он не стал этого делать.
        - Как ты сюда... как ты здесь... - Он не знал, какого рода слово должен тут применить, и терялся, отчего-то боясь ошибиться.
        - Они меня привезли на этом корабле в Калардин, - прошептал ребенок; теперь, когда он снизил голос, угадать по нему пол стало вообще невозможно. - И продали... хотели продать одному... а я вырвалась от них, убежала... и спряталась на их корабле. Мне надо туда. Обратно.
        Натан протянул руку в темноте, наткнулся на детскую голову, покрытую свалявшейся шапкой волос. Девочка, с непонятной тревогой подумал Натан, хотя можно было перестать сомневаться уже после ее слов. Как странно - он почти хотел, чтобы это оказался мальчик... как если бы его жена разрешалась от бремени, а он гадал бы до последнего: мальчик? девочка? - и хотел бы, конечно, мальчика...
        Но у него нет, и не было, и не будет жены, а этот ребенок - не его ребенок... и в этой мысли было странное облегчение.
        Натан нахмурился. Слишком много странных ощущений... а он ведь даже не видел эту девочку в лицо.
        - Зачем тебе в Тальвард? Ты же калардинка, - сказал он, хотя не был в этом уверен. Говорила она на калардинском чисто и без акцента, но...
        - Там моя мама, - сказала девочка, и на мгновение Натана охватила уверенность, что она лжет. Только на мгновение... но ощущение было таким сильным, что он едва сдержал порыв оттолкнуть девчонку от себя. Небеса ведают почему - но он уже жалел, что поддался порыву и спрыгнул обратно в трюм, хотя собирался выбраться наружу... к свету, хотя смешно, должно быть, говорить так о ночной палубе, но по сравнению с тем, что здесь, это был свет... и дело вовсе не в качестве освещения.
        - Как же твоя мама допустила, чтобы ты... - резко начал Натан, но девочка перебила его - так, словно ждала этого вопроса:
        - Она не знала. Меня у нее украли. Мы вместе шли в Тарнас... В Тарнас? - вырвалось у Натана.
        И он тут же пожалел об этом - потому что пальцы девочки стиснулись на его руке с такой силой, будто решили больше никогда не отпускать.
        - Там некроманты. Они умеют оживлять мертвых. Мой... мой папа у них. То есть мама так думает. Что он там. Что они его забрали, чтобы оживить. Они так делают иногда, если мертвец того стоит. И мама идет за ним. Она хочет... что-то у него спросить.
        Натана била дрожь. Девочка не могла не чувствовать ее - она держала его руку так крепко, что они стали будто одним целым.
        - Я поеду в Тарнас за мамой, - сказала девочка, и Натан готов был поклясться, что ее глаза сузились, когда она задала вопрос, на который он уже знал ответ: - А ты пойдешь со мной?
        - Пойду, - сказал Натан.
        Не потому, что нам по дороге... и не потому, что у нас с твоей мамой одна цель... потому... потому что...
        - Почему? - спросила девочка.
        Это был странный вопрос, если она действительно этого хотела, - такой же странный, как она сама.
        - Потому что мне тоже надо в Тарнас.
        - Ты тоже ищешь того, кого воскресили некроманты? Да... да, наверное... проклятие, он уже не знал. Он просто ехал домой и услышал в придорожном трактире пьяный треп солдата, только что вернувшегося из тальвардской кампании. Солдат говорил про женщину, рыжеволосую женщину с черной повязкой на левом глазу, бледную, похожую на зомби, и, наверное, бывшую зомби - всем известно, тальвардские маги умеют воскрешать воинов... хороших воинов, лучших воинов... вражеских воинов. Он забыл бы об этом, но дома, уже вернувшись, не удержался от расспросов и за кружкой вина выведал у местного палача, что сталось с телом Аманиты. Тот сперва упирался, но потом оттаял - с палачами редко выпивают, все считают это дурным знаком. Это и было дурным знаком, потому что, услышав, что палач продал тело известной разбойницы проезжему колдуну, а ее могилу закопал пустой, Натан уже знал, что сделает дальше. Это было так глупо... и он все время думал про лорда Глоринделя, про его слова о том, что это надо оставить позади, уехать из этих мест... Он уехал из этих мест - выпросил отпуск у лорда Картера и уехал, зная, что не
вернется, потому что направлялся во враждебную страну совсем один. Но он был готов на любую участь ради одного только шанса увидеть ее снова. Всего только один раз увидеть и. . спросить...
        Он словно очнулся и услышал свое дыхание - шумное, прерывистое. Переведя его, Натан накрыл ладонью пальцы девочки, сжимавшие его руку.
        - Меня зовут Натан. А тебя?
        - Ровена, - сказала девочка и, помолчав, добавила: - Натан, принеси мне какой-нибудь еды. Тут уже совсем не осталось крыс.
        - У тебя ожоги, - сказал Глориндель. Без заботы и без сочувствия - с удивлением. Будто только теперь заметил.
        Эллен сказала:
        - Да.
        Это был глупый, но самый удобный ответ. Эльф взял ее за руку у локтя, приподнял, осмотрел, удивленно хмыкнул.
        - Они что, не болят?
        - Конечно, - сказала Эллен так, словно он не понимал очевидных вещей. Глориндель вскинул голову, метнул в нее сердитый взгляд. Эллен потупилась, взяла флягу с вином, осторожно полила вздувавшуюся волдырями рану. Она смотрела на темную струю, а не на лицо Глоринделя, но кожей чувствовала его горящий взгляд.
        - Проклятие, что это такое? - наконец вырвалось у него. Эллен подняла глаза.
        - У меня к вам просьба, милорд. Вы не могли бы посмотреть, есть ли ожоги у меня на спине? Их тоже надо промыть.
        - Проклятие, ты что, сама не знаешь?!
        - Не знаю. Я же их не вижу, - рассудительно сказала Эллен и, встав, потянула шнурок на лифе.
        Тальвардский эрьелен Глэйв был прав: жизнь при дворе сделала ее не в меру развратной, и раздеваться она умела быстро. Во всяком случае, остановить ее эльф не успел. Эллен стянула через голову пропаленную сорочку, отбросила, повернулась к Глоринделю спиной, не слишком торопливо, давая ему возможность вдоволь напялиться на ее грудь - пожалуй, лучшую часть ее тела.
        - Есть?
        - Что?.. А... тут немного, возле шеи, - ошарашенно ответил Глориндель.
        - Ах, ну да. Я же упиралась спиной в горящий стол... - спокойно сказала Эллен и протянула ему флягу. - Полейте, милорд, мне не с руки.
        Он был слишком потрясен, чтобы спорить - хотя (вскоре Эллен поняла это) в другое время велел бы ей убираться в преисподнюю. Он был аристократом, этот эльф. Он недолюбливал людей и больше всего на свете ненавидел оказывать кому-то услуги. Даже мысль о том, что он может потребовать ответной, его не грела.
        - Вот проклятие... - бормотал он, и Эллен тихо улыбалась, чувствуя, как щекочет спину льющееся по ней вино. - Ты ведьма, что ли?
        - Нет. Но если бы я и была ведьмой - вам бы порадоваться этому. Я ведь вытащила вас из огня.
        Ей показалось, она услышала, как эльф клацнул зубами.
        - Не вытащила, а выпустила, - процедил он и со стуком поставил флягу на стул. - Довольно с тебя, одевайся.

«Вы смущены моей наготой, милорд? » - подумала Эллен, улыбаясь, но предпочла оставить эту мысль при себе. Вместо этого она сказала:
        - Как же вы в таком случае позволили себя запереть?
        И это, возможно, был ненамного более удачный вопрос. Эльф нахмурился, скрестил руки на груди, будто собирался защищаться.
        - Это не твое дело, женщина.
        - Простите мою неучтивость, милорд.
        Насмешка в ее голосе была слишком явной, и эльф выругался, да, выругался, а не ударил - он в самом деле был в растерянности. Эллен чувствовала это и, еще не зная толком, чего ждать от этого человека, стремилась использовать всю фору, которую ей дало его смятение. Одни небеса ведают откуда, но она уже тогда знала, что они долго пробудут вместе.
        - Я спал, - раздраженно бросил эльф. - Ясно тебе? Перебрал накануне и уснул. Не слышал, как загорелся дом. А в этой проклятой гостинице в спальное крыло только один проход ведет. Выбежали все, кроме этого щенка, ну и я тоже не успел. Все, или еще вопросы?
        - Почему вы не убили человека, из-за которого чуть не погибли сами? - невозмутимо зашнуровывая лиф, спросила Эллен. - Разве не это делают эльфы, когда их оскорбляет смерд из нашего племени?
        Глориндель посмотрел ей прямо в глаза. А потом вдруг улыбнулся. Коротко, колко - и с едва уловимым удовлетворением.
        - Кажется, нам пора поговорить, - сказал он и сел за стол. Сейчас?..
        - Почему нет? Хотя если ты спешишь - держать не стану, проваливай.
        - Я просто... - Она умолкла, покачала головой. Не в ее положении диктовать условия, спору нет. Она была рада уже тому, что Глориндель согласился предоставить ей место для отдыха. Впрочем, она не просила его об этом. Просто назвала его по имени - там, у догорающего дома, из которого они только что вышли вместе. И не успела даже заметить, изменилось ли его лицо, он просто взял ее за руку и молча потащил в другой конец города, туда, куда затихающее пламя не успело добраться. Без сомнения, он не считал это услугой... просто, видимо, ему было что-то нужно от Эллен.
        И теперь, похоже, пришла пора узнать, что именно.
        - Ладно, хватит юлить, женщина. Рассказывай, кто ты такая. И откуда меня знаешь.
        - Я Эллен Тансен. Горничная вашей невесты, миледи Рослин.
        Он, кажется, не был удивлен - во всяком случае, сумел это скрыть.
        - Та-ак, - протянул эльф. - И что же ты, служанка калардинской княжны, делаешь в тальвардском порту?
        - Сопровождаю мою леди, милорд. Глориндель немедленно вскинулся.
        - Она здесь?!
        - Нет... уже нет.
        - А где? Проклятие, как вообще вас сюда занесло?! Вы были одни? Она жива? Отвечай, бес тебя задери!
        - На какой из ваших вопросов, милорд? - беспечно спросила Эллен, и тогда он ударил ее.
        А у господина Глоринделя крутой нрав, подумала Эллен, поднимая голову и сглатывая кровь. Как-то вам это понравится, моя маленькая госпожа?
        - Если вы будете бить меня, я ничего вам не скажу.
        Он, кажется, обомлел от такой дерзости. Эллен утерла губы, оставив на изодранном рукаве кровавый след, и заговорила:
        - Как я понимаю, вы здесь, чтобы разыскать ее, милорд. Я одна знаю, где леди Рослин. И могу отвезти вас к ней. Но только вы не должны вести себя со мной как с уличной девкой. Я дворянка. И я прошла через ад, чтобы привести вашу невесту сюда.
        - Привести сюда?! Зачем?
        - Она велела мне. Я присягала на верность ее отцу. Глориндель снова выругался - на этот раз сквозь зубы и... как будто удивленно. Словно внезапно вспомнил что-то, к чему решил не возвращаться.
        - Ну а ей тут что понадобилось?
        - Она направлялась к тальвардским некромантам. Хотела учиться у них. Что-то мелькнуло в его глазах - то ли изумление, то ли тревога, и Эллен подумала: а он ведь не знал.
        - Вы не знали? - эхом откликнулась она на свои мысли. - Не знали, что женитесь на маленькой ведьме?
        - Это не имеет значения, - отчеканил эльф. - Где она? Вы поедете туда со мной, - улыбнулась Эллен. - Я вам покажу.
        - Ты мне не нужна.
        - Охотно верю, но вы нужны мне. Я больше не хочу, чтобы меня насиловали через каждые пять миль.
        Он бросил на нее внимательный, словно оценивающий взгляд - хотя оценивал явно не ее женскую привлекательность. Скорее пытался понять, говорит ли она правду... и как можно говорить такую правду столь спокойно.
        - Больше не хочешь? - вдруг повторил Глориндель и желчно усмехнулся. Перед глазами Эллен мелькнула передернутая дымкой картинка: эта улыбка среди беззвучно шелестящей травы и жесткие глаза, неодобрительно глядящие на нехорошо усмехающиеся губы...
        Эллен моргнула.
        - Больше не хочу.
        - А раньше хотела?
        - Можно и так сказать.
        Эльф хмыкнул. Эллен видела, что продолжает его удивлять, и знала, что это хорошо. Она не могла заставить его взять ее с собой даже шантажом, но он охотно поедет с ней, если сочтет, что она может его развлечь. Пусть и не так, как обычно женщины развлекают мужчин... хотя Эллен согласилась бы и так: он был неимоверно красив.
        - Хорошо. Так куда мы поедем?
        - Поплывем. Это... морем. В город, где живет один некромант. Миледи Рослин отправилась к нему.
        - Уже без тебя?
        - Она сказала, что я ей больше не нужна, - просто сказала Эллен. - Я не смела навязываться.
        - Ты отпустила одиннадцатилетнюю девчонку хрен знает куда одну, - кивнул Глориндель. - Да я спорить готов, что она уже мертва.
        - Вы, я вижу, не слишком этим обеспокоены...
        - Не знаю, - рассеянно обронил он. - Если в мое отсутствие тальварды возьмут Калардин, это уже будет не важно.
        - В ваше отсутствие?
        - А ты не знаешь? Ваш князь убит. Я потому и вынужден был самолично направиться на поиски вашей маленькой идиотки. У меня нет времени ждать, пока ее отыщут эти раззявы, которых отрядил за ней князь, да пока назад привезут. Законы эти ваши, мать их... Если она не станет моей женой до новой луны, трон Калардина будет считаться свободным и перейдет к младшей ветви королевского рода. У вас ведь нет женского наследования... проклятие...
        - Это плохо? - с иронией спросила Эллен: почему-то ей казалось, что он должен быть женоненавистником.
        - Весьма, - мрачно ответил эльф и взглянул на нее. - Ты, однако, не слишком опечалена смертью своего сюзерена.
        - Меня теперь мало что способно опечалить, - сказала Эллен. - А что же война? Кто поведет армию без князя?
        - Какую армию? - поморщился эльф. - У вас остались одни недобитки. Мне пришлось приказать своим сотням выступить против Тальварда. Это риск, разумеется, - если девчонка уже мертва, но выбора не было... Впрочем, с чего я это тебе рассказываю..
        - Мне интересно, - пламенно заверила Эллен и расхохоталась, когда его лицо вытянулось в ответ на новую наглость. - Простите, милорд! Я просто все еще не отошла от того, что случилось... и поверить не могу, что встретила вас. Если бы чуть раньше... Только почему же вы путешествуете совсем один? Разве и это велят наши глупые законы?
        - У меня были сопровождающие, - хмуро сказал Глориндель. - Но мы напоролись на тальвардов... кажется, я один ушел живым.
        - То есть сбежали живым? - уточнила Эллен.
        Он снова ударил ее. Какой гневливый у нее теперь князь... Эллен встала. Она, наверное, была смешна - измотанная двухнедельным бродяжничеством по портовому городу, в драной одежде, растрепанная, грязная, покрытая волдырями и свежей кровью
        - и с таким возмутительно гордым взглядом, с такой дерзостью в движениях и словах. . Обезоруживающей дерзостью, поняла она, когда заговорила - и эльф не велел ей умолкнуть на первом же слове.
        - Милорд, я повторяю последний раз: не смейте меня бить. Иначе я уйду, и можете искать вашу невесту сами. Сомневаюсь, что вы поспеете до новой луны.
        Он молчал. Знал, что у него нет выбора, кроме как верить ей - и выполнять ее условия. И Эллен видела, до чего же это его злит. Он хмурил красивые брови, кусал изящные губы и судорожно стискивал скрещенные руки на груди... Прекрасный эльфийский принц. А она, низкородная человеческая оборванка, стояла над ним, как палач, и знала, что он в ее власти.
        Последняя мысль отозвалась в ней чем-то странным - как будто легкое ощущение бывшего прежде.
        - Чего ты хочешь? - резко спросил эльф и встал - видимо, его слишком раздражало столь явное ее превосходство.
        - Я должна привести себя в порядок и отдохнуть. Завтра мы двинемся по следу моей госпожи. И если вы не будете делать глупостей, то успеете найти ее.
        - Послушай, женщина... - В его голосе зазвенела угроза.
        - Что? - мягко улыбнулась Эллен.
        Он хотел сказать что-то - и не стал. Только снова выругался:
        - Чума на твою голову...
        И снова ее кольнуло что-то, смехотворно напоминающее обиду. И в то же время она подумала с отчетливым оттенком торжества: «Вот так с ним и надо. Только так. Взять за горло и... »
        И вы отвезете меня в Тарнас, господин Глориндель. Я две недели сдыхала в этой помойной яме, пытаясь пробраться на корабль, а теперь вы с комфортом доставите меня туда. И хоть мы не найдем там миледи Рослин - кого это волнует? Уж точно не меня. И что будет с вашим троном, с Калардином - мне наплевать. У меня есть цель, и важно только это.
        Слышишь, Рассел - теперь у меня есть цель.
        - Постой, но откуда ты знаешь меня в лицо?
        Эллен обернулась. Еще раз окинула его взглядом, любуясь безупречным эльфийским телом. Намного лучшим, чем оно казалось сквозь мутную дымку дурмана...
        - Я видела вас во сне, милорд, - шепнула она и снова рассмеялась, увидев возмущение в его глазах.
        Ей нравился этот эльф. Он ей очень нравился. Ему было так легко лгать.
        - Проклятие, ты уверена, что именно эта гостиница? - вырвалось у Натана. Часть сознания тут же укорила его, что он выругался при ребенке, а другой частью он понимал, что ребенок отнюдь не столь невинен. Натан понял это еще на корабле, в трюме, не видя ее, по одному только прикосновению, - и сейчас, при свете дня, глядя ей в лицо, все больше в этом убеждался.
        Она ему кого-то мучительно напоминала.
        - Уверена, - сказала Ровена и крепче стиснула его руку. Натану не нравилось, когда она так делала; ему нечасто приходилось возиться с детьми, но в этой судорожной, почти яростной хватке не было ничего детского, ни тени беспомощности и немой мольбы о защите. Скорее походило на то, что она держала его, боясь, как бы он не сбежал. В других обстоятельствах это показалось бы ему смешным. Или, может быть, жутким.
        Но сейчас он лишь пожал плечами и шагнул в дверной проем.
        Гостиница была паршивая. Натан понял это еще снаружи; заплеванный пол с гнилой соломой и стойкий запах кислых винных паров, смешанный с вонью блевотины, укрепил его в этом мнении. В таких забегаловках обычно ночуют заезжие контрабандисты, а не дворянки с дочерьми, пусть даже беглые. В том, что девчонка голубых кровей, Натан не сомневался - благо повидал таких на своем веку немало. И в том, что она бежит,
        - тоже. Только вот от кого...
        Или за кем, вдруг подумал он. Мысль отчего-то не казалась совсем уж невероятной.
        - Так, значит, здесь ты останавливалась со своей мамой? - спросил Натан, стараясь, чтобы в голосе не отразились обуревающие его по этому поводу сомнения. Девочка кивнула - быстро, твердо и уверенно. Кажется, и правда не врала. Удивительное дело
        - Натан знал ее неполные три дня, но, похоже, уже мог без особого труда распознать ее ложь. И это отнюдь не из-за детской непосредственности... если бы.
        Просто все же напоминала она кого-то, невыносимо напоминала - и, кажется, того человека он знал хорошо...
        - Ну ладно, - проговорил Натан. - В какой комнате? Заберешь свою вещь, и убираемся отсюда.
        Он сам не знал, почему потащился через полгорода в бедный квартал, выполняя прихоть девчонки, утверждавшей, что в этом гадючнике она забыла нечто очень важное. Натан даже оставил при себе мысли о том, сколько успел выпить нашедший пропажу на те деньги, что выручил за нее в ближайшей подворотне. Он не знал, что именно потеряла странная девочка, но в городах вроде Врельере тянут все, что плохо лежит. В давние времени Натан немало поошивался в подобных местах.
        К его разочарованию, оказалось, что хозяин отлучился, а заменявший его рябой подросток пускать незваных гостей наверх наотрез отказался. Говорила с ним Ровена
        - спокойно, уверенно, и он, кажется, даже воспринимал ее всерьез; впрочем, это как раз Натана уже не удивляло. Сам он тальвардский более или менее понимал, но изъяснялся с трудом, поэтому без пререканий предоставил Ровене возможность вести переговоры. Тем более что это ведь было нужно ей, а не ему.
        Проклятие, а что все-таки нужно ему? Здесь, в этом вонючем сарае, с этой странной девочкой? И совершенно, абсолютно не важно, кого она ему напоминает...
        Небеса, третий раз за пять минут. Внезапно он разозлился.
        Ну да. Она была похожа на Глоринделя. Хрен знает с чего он это решил, но так и было. Он почувствовал это еще в трюме, там, в темноте. И именно поэтому согласился взять ее с собой.
        Вернее, решил пойти с ней. Вела-то пока что она.
        - Натан?
        Он едва не подскочил от неожиданности - проклятие, даже интонации те же! Что за чушь... Что общего может быть у сволочного эльфийского аристократа и маленькой безумной оборванки?
        - Что? - резко спросил он. Ровена смотрела на него снизу вверх - мягким взглядом, черным и вязким, как трясина.
        - Я сказала, что нам надо подождать. Тут, в зале. Ты что, не слышал? Возьми мне сидра.
        - Ты еще мала для сидра, - быстро сказал Натан, радуясь возможности отвлечься от этих диких мыслей.
        Ровена посмотрела на него очень странно. Потом молча пошла в дальний угол зала. На ней был короткий плащ с капюшоном, который Натан отдал ей, когда они сошли на берег: надо было хоть как-то прикрыть лохмотья, в которые превратилось ее платье, а то Натан опасался, что его, идущего рядом с ней, примут за насильника. Натану этот плащ доходил до бедер, а девочке - до пят, волочась по полу. Она шла неторопливо, гордо выпрямившись, и со спины ее фигура в складках плаща и этот капюшон вызывали мучительное чувство бывшего прежде... Да это был попросту вдвое уменьшенный в размерах Глориндель, истинно так.
        Натан уже собирался впасть в отчаяние по поводу своей паранойи, когда вдруг заметил, что в углу, в который решительно направлялась Ровена, валяется вусмерть пьяный мужик. В два шага преодолев разделявшее их расстояние, Натан схватил девочку за плечо, рванул назад. Он почувствовал под пальцами ее худенькое, костлявое плечико, захрустевшее в его стальной хватке, и наваждение мгновенно схлынуло. На его место пришло чувство вины. Ну да, эльфийского недоноска можно было еще и не так тряхнуть. Он же все-таки здоровый мужик, пусть и аристократишка.

«А ты кто, ведьма? » - вдруг подумал Натан, когда Ровена обернулась, посмотрела на него и сказала:
        - Пусти.
        И - вот странно, Натан готов был поклясться, что она ему это уже говорила.
        Он молча поволок ее в сторону, в противоположный угол зала. По счастью, время было раннее, и посетителей оказалось немного.
        - Что ты себе позволяешь? - прошипела Ровена. Натан указал на распростертое в углу дурно пахнущее тело.
        - Не лучшая компания для молодой леди, тебе не кажется?
        - Я хочу сидеть там.
        - Мечтаешь, как бы кто облевал твои изящные ножки?
        - Мне нравится там!
        Что за детское упрямство... Странно, у нее оно казалось куда менее естественным, чем у Глоринделя.
        А с господином эльфом ведь пришлось повозиться...
        - Нравится? - вдруг резко сказал Натан. - Хорошо. Ты сама так решила.
        Он пошел в дальний угол, отодвинул скамью, сел на дальнем от пьяницы краю, вытянул ноги, сцепил пальцы на затылке. Несколько мгновений Ровена стояла будто в нерешительности, потом подошла. Хотела что-то сказать - может быть, попросить его пододвинуться, - потом молча села, оказавшись в шаге от сопевшего на полу пьянчуги. Натан махнул мальчишке за стойкой.
        - Вина, парень! И сидра!
        Странно, почему она захотела сесть здесь? Или сначала тоже не заметила неприятного соседа? А когда заметила - не изменила решения, потому что всегда делает то, что намеревалась с самого начала?..
        Получив заказ, Натан душевно приложился к бутылке, пренебрегая стаканом. Ровена покосилась на свой сидр, потом сказала:
        - Налей мне.

«Дворяночка не из низших родов», - подумал Натан, а вслух проговорил:
        - Чтоб мне провалиться в тот день, когда я буду спаивать невинное дитя. - И, когда она полыхнула в его сторону возмущенным взглядом, добавил: - Ты же вроде не безрукая.
        Он сам удивился тому, до чего же его порадовал этот взгляд - совсем обычный, исполненный детской преувеличенной обиды, - и тому, какую ностальгию он почувствовал. Оказывается, он успел соскучиться по таким взглядам.

«Маленькая злая эльфийка», - улыбаясь, подумал Натан, глядя, как она наливает густой, кисловато пахнущий сидр в чашку. Немножко неуклюже, все еще подрагивая от возмущения. Явно не привыкла сама себя обслуживать. Натан уже думал, что она вполне справится, когда Ровена вдруг тонко вскрикнула и выпустила бутылку. Сидр выплеснулся на стол и Ровене на колени; Натан хотел было выругаться - ну и впрямь безрукая! - когда вдруг услышал хриплый стон из-под стола, увидел медленно высовывающуюся над столешницей лохматую макушку, и все понял.
        - Он за ногу меня схватил! - в панике пробормотала Ровена и дернулась, собираясь вскочить. Натан проворно схватил ее за плечо, надавил, с размаху усадив на место.
        - Хотела? - жестко сказал Натан. - Сиди уж теперь.
        Ровена что-то пискнула, и он сдавил ее уже по-настоящему. Она задохнулась, но не вскрикнула, только закусила губу, хотя Натан знал, что делает ей больно. Но, проклятие, он был намерен проучить девчонку с самого начала. С эльфом он прождал слишком долго...
        Пьянчуга тем временем заполз на скамью с другой стороны стола и оказался прямо напротив них. Он был нестарый и даже не очень потрепанный, в неплохих кожаных доспехах - странно, что не стянули, пока дрых. Он обвел соседей по столу необоснованно счастливым взглядом и гнусаво протянул:
        - Каларди-ин?
        Натан бросил на парня за стойкой быстрый взгляд. Тот, похоже, ничего не слышал, благо говорил пьянчуга тихо.
        - Нет. Лавария, - сказал Натан.
        - Ох, не ври, братишка, - протянул пьянчуга, беззлобно щурясь. - Выговор-то у тебя баллийский. Я сам оттуда родом.
        Отпираться было бесполезно. Натан не ожидал так скоро столкнуться с соотечественником, поэтому постарался свернуть разговор.
        - Я давно там не был.
        - Да уж, - усиленно закивал пьянчуга. - Теперь туда в здравом уме никто не сунется. Я вот был... не в... здравом, - с трудом выговорил он и глуповато хихикнул.
        - Из кампании? - понизив голос, спросил Натан.
        - А то... последняя... За припасами сюда ездили. А как наши возвращаться стали, я проулками... Ну их. - Он обреченно махнул рукой, и бутылку с вином едва не постигла участь бутылки с сидром. - Не вернусь. Я как узнал, что князя порешили, так сразу понял, нечего там теперь...
        - Постой! - забывшись, Натан потянулся через стол к собеседнику. - Что ты сказал? Князя убили? Когда?!
        - Да с неделю слухи ходят... Может, и давно уже, Ну только что теперь, без князя-то? Тальварды нас враз к ногтю прижмут... Ну а я тут... Тут оно лучше, чем на захваченных землях...
        - Так что же теперь? Война кончилась?
        - Да где там? Эльфы, говорят, подоспели, ну да сколько там тех эльфов...
        Князь Калардина мертв. Проклятие. Оставалось надеяться, господин Глориндель успел обвенчаться с княжной. Теперь-то эльфы постоят за Калардин, как за родную землю. Чем она для них и станет вскоре... Но сейчас это не так важно.
        Натан поднял глаза и увидел, что за стойкой теперь стоят двое мужчин - другой, постарше, за что-то отчитывал рябого парня. Натану хотелось еще порасспросить соотечественника о новостях с родины, но ему не терпелось скорее убраться из этого гадючника. Наверняка в городе есть более приятно пахнущие собеседники.
        - Сама будешь говорить, - тихо сказал он Ровене.
        - Конечно, - невозмутимо отозвалась та. Похоже, ее смущение улетучилось очень быстро. Натан невольно порадовался, что ей так и не довелось выпить сидра - все же не дело это для маленьких девочек.
        Ему пришлось заплатить за право осмотреть нужную комнату, и он сделал это скрепя сердце, благо хоть сумму хозяин запросил чисто символическую. При этом он смотрел на девочку во все глаза - явно помнил ее, но ничего не сказал. Натан не сомневался, что все это зря, однако поднялся за Ровеной на второй этаж. Комнатушка, в которой, если верить девчонке, она жила с матерью, была небольшая, но на удивление опрятная - по крайней мере крысы не сновали под ногами, и то хорошо. Ровена сразу встала на колени, стала заглядывать под кровать, под комод, будто надеялась, что ее вещь закатилась в уголок и ждет хозяйку. Она даже пошарила ладонью по полу, а когда вытащила руку, та была серой от пыли и паутины. Девочка разочарованно вздохнула, с трудом поднялась, кряхтя, будто старушка, которой тяжко выпрямлять спину.
        - Нет, - пожаловалась она.
        - А ты что думала? - хмыкнул Натан. - Ну, пошли?
        Но Ровена не двинулась к выходу - она села на единственный стул у колченогого стола, тяжело оперлась о столешницу локтем, будто правда устала или словно вдруг какая-то тяжесть навалилась ей на плечи.
        - Как же теперь... я... - В ее голосе сквозила ужасная растерянность, но это тоже было странно взрослое чувство, уже без примеси обиды или негодования на то, что все пошло не так. - Что же я теперь ему отдам? У меня ничего нет... только вот..
        Она согнулась еще сильнее, запустила руку за вырез лифа. Пошарила там, извлекая глубоко спрятанную вещь. Натан не знал, что она носит у самого сердца, да и знать не хотел, что там обычно носят женщины... и потому, может, у него дух перехватило, когда он увидел треугольничек сморщенной плоти, зажатый в тоненьких детских пальчиках.
        - Только вот это, - сказала Ровена, не сводя глаз со своего сокровища. - Но это я никому никогда не отдам.
        Натан никогда не подумал бы, что узнает его, но сейчас был совершенно уверен: это кусок уха Глоринделя, отрезанный лесным разбойником.
        У Натана пересохло горло. Он протянул руку, потом вдруг словно понял, что не дотянется до Ровены с такого расстояния. Сделал шаг вперед, другой. И вместо того, чтобы выхватить у девочки жуткий трофей, вцепился в ее плечо.
        - Откуда... откуда это у тебя? - хрипло спросил он.
        Ровена подняла на него настороженный взгляд. Поежилась, тихонько попыталась отодвинуться. Рука с обрезком уха медленно сжалась в кулак, и Натан знал, что никакой силой его не разжать.
        - Дай это... дай сюда...
        - Я же сказала! - прозвенел неожиданно громкий голос Ровены. - Я никому никогда его не отдам!
        - Дай мне это сейчас же! - в ярости крикнул Натан, хватая ее за плечи уже обеими руками.
        И тогда она подняла к нему круглое белое лицо, на котором черным огнем горели широко раскрытые глаза, и четко сказала:
        - Руки прочь от своей княгини, вассал.
        Он мгновенно отпустил ее. Выпрямился. Девочка поднялась, и Натану вдруг показалось, что она стала выше ростом. Ровена (хотя уже не было смысла называть ее этим именем) подняла руку, откинула с головы капюшон. Натан не увидел ничего, чего не видел бы до того - ее лицо и так было на виду, а грязные спутанные волосы рассыпались по плечам отнюдь не эффектно, но ему сполна хватило одного этого жеста
        - того, как она откинула капюшон. Дворяночка не из низших, о да.
        Дворяночка королевских кровей.
        - Миледи... Рослин..
        - Ты слышал, - сказала она. - Мой отец мертв. У меня есть время до новой луны, чтобы обзавестись мужем, новым князем нашей страны. Им станет лорд Глориндель, эльфийский принц.
        - Как же станет, - медленно проговорил Натан, не сводя с нее глаз, - как же станет, миледи, если вы - здесь?
        - Значит, не станет, - спокойно сказала она. - И княжеский трон займет мой дядя лорд Аронис. Но до новой луны нет у Калардина другого законного властителя, кроме меня. Преклони колени, Натан, и присягни своей княгине.
        И Натан сделал, как она велела. Преклонил колени и присягнул. Потому что верность долгу - это то, чем он расплачивался за прежние грехи. А грехи эти были таковы, что за всю жизнь ему их не искупить
        Отныне эта взбалмошная и жестокая девочка - его госпожа, подумал он, когда она позволила ему подняться.
        Мудрые люди говорят, что жизнь вечно идет по кругу. Наверное, они правы.
        - Теперь мы должны вернуться в Калардин, миледи, - после неловкой паузы сказал Натан.
        Леди Рослин крепче стиснула кулак, в котором все еще сжимала ухо своего жениха, и сказала:
        - Нет. Я направляюсь в Тарнас, в оплот некромантов. И приказываю тебе сопровождать меня.
        - Вы не успеете вернуться в Калардин... даже если выживете.
        - Я знаю. Слава всеблагим небесам, наша ветвь - не единственная в княжеском роду. Стало быть, отречься от престола - мое право.
        - Но ваш дядя слабоумен, миледи. Вы же знаете. Он не сможет управлять страной. Нас захватят тальварды.
        - Вас, - холодно поправила Рослин и улыбнулась. Натан слишком хорошо знал эту улыбку.

«С вами будет трудно... снова», - подумал он, понимая, что выбора у него нет.
        С моря дул ветер. Над горизонтом густо клубились низкие тучи. Пахло скорым дождем.
        Эллен ежилась, тревожно оглядываясь по сторонам.
        - Пойдемте быстрее, - в который раз попросила она и в который раз услышала в ответ:
        - Ты заткнешься наконец или нет?
        Она уже уяснила, что господин Глориндель не слишком стеснителен в выражениях.
        Они пробирались сквозь запруженную набережную, впрочем, едва ли не пустынную по сравнению с тем, какой она бывала обычно, и вовсе не в связи с приближающейся бурей. Две трети порта выгорело, большинство кораблей спешно снялись с якоря, на уцелевший участок пристани было не пробиться. Эллен сразу поняла, что морем они в Тарнас не доберутся: одни боги знают, сколько дней уйдет только на то, чтобы раздобыть места на корабле. Когда эльф понял это, он пришел в ярость. Эллен неожиданно почувствовала умиление. Почему-то она ждала от него именно такой реакции, и ей понравилась предсказуемость ее нового господина. Да, пока что он, наверное, ее господин... хоть ему и не суждено стать калардинским князем.
        - Так как же мы туда доберемся?
        - По суше. Верхом. У вас разве нет коня? - Эллен знала, что конюшня гостиницы, из которой она вывела Глоринделя, сгорела вместе с домом, и разбежавшихся коней так и не нашли, но не удержалась от желания подколоть эльфа лишний раз.
        - Нет, и тебе это известно!
        - Так купите. Забот-то? У вас ведь много денег.
        У него правда было много денег - судя по тому, как он ими сорил. Пил лучшее вино, ночевали они в хорошей гостинице, где никого не заботил их калардинский выговор, а одежда, которую эльф купил Эллен взамен изношенной, была, пожалуй, излишне роскошной, хоть и в темных тонах. Не лучший способ затеряться среди толпы... впрочем, Эллен ведь обзавелась защитником. Правда, эта мысль, которую она упорно твердила про себя, неизменно сопровождалась оттенком неуверенности. Да, он мужчина... он эльф, он в Тальварде, и он все еще жив. Но сможет ли и, главное, захочет ли он ее защитить, если - вернее, когда - им повстречаются охотники до легкой добычи?
        Но он по крайней мере был очень щедр. Этого не отнять.
        - Далеко хоть ехать?
        - Не знаю.
        - Проклятие! Что ты мне голову морочишь?! Где это место? Эллен молча улыбалась, а он продолжал сквернословить - больше ему ничего не оставалось. Ничего, когда они снова окажутся в гостинице, она отлучится под благозвучным предлогом, вернется в порт и выяснит, как добраться в Тарнас по суше. Хотя она знала, что это далеко. И долго. Спрашивала в одной таверне с хозяйкой-калардинкой, когда отчаялась найти способ попасть на корабль. Правда, деталями тогда не полюбопытствовала. А жаль. Теперь они шли обратно по той же пристани, и подол дорогого нового платья Эллен волочился по месиву из конского помета и рыбьей чешуи. Уже темнело, Эллен не терпелось дойти до гостиницы, а потом вернуться в порт и, узнав все необходимое, снова почувствовать себя хозяйкой положения. Эльф же, как назло, шел неторопливо, хотя и морщил нос от ядреных портовых запахов - однако оглядывался с интересом. Он впервые был здесь - как оказалось, во Врельере он приехал только накануне пожара. И сейчас вертел головой, будто простолюдин из глухой деревни, впервые выбравшийся в город. В уцелевшей части порта торговля шла бойко, как
никогда; торговцы пытались хоть как-то возместить убытки после пожара. Вдоль прибрежной полосы тянулись помосты невольничьего рынка, народу там было больше, чем где бы то ни было, - стоянка в порту нынче стоила дорого, и рабовладельцы спешили сбыть с рук товар. Эллен, проходя мимо этого участка пристани, прибавила шагу. Рабство постепенно изживало себя, в Калардине его отменили еще до рождения Эллен, и в подобном месте ей становилось не по себе. Эльф же, напротив, пошел медленнее, разглядывая выставленные напоказ обнаженные тела.
        - Дикая страна, - протянул он, но звучало это вовсе не осуждающе, а скорее с восхищением, к которому примешивалось слабое, но нескрываемое вожделение.
        - Идемте, - снова попросила Эллен.
        Он дернул плечом, будто до него дотронулся смерд, беззлобно бросил:
        - Заткнись, сказано. - И, помолчав, добавил: - Когда я стану вашим князем, то снова узаконю рабство.
        Эллен круто развернулась к нему.
        - Что? - изумленно выдохнула она, остановившись. Эльф тоже остановился и посмотрел на нее, рассеянно улыбаясь. Кажется, он говорил вполне серьезно. - Вы в своем уме. . милорд?! Калардинцы никогда этого не позволят!
        - Калардинцы возьмут в жены эльфиек, а тальвардок возьмут наложницами, - весело сказал эльф. - Не думаю, что это придется им не по душе.
        - И совсем скоро от одних родятся эльфы, а от других - новые рабы, - тихо проговорила Эллен.
        Эльф улыбнулся шире.
        - А ты не так уж и глупа. - Он потрепал ее по щеке и снова развернулся к помостам, широко расставив ноги и заткнув пальцы за пояс. Эллен смотрела в его широкую спину, меж изящных лопаток, и думала: «Как хорошо, милорд, что вам никогда не стать калардинским князем».
        Выжидающая поза эльфа и его оценивающий взгляд ввели в заблуждение торговца, стоявшего у помоста, возле которого они оказались. Тот не преминул воспользоваться ситуацией, тем более что покупателей сманил его сосед - в пяти шагах от них шумно шел торг за здоровенного, как скала, галерного раба.
        - Извольте, добрый господин! - бурно жестикулируя коротенькими ручками, воскликнул работорговец, обращаясь к эльфу; по выговору, как и по незапоминающейся внешности, его происхождение определить было трудно. - Взгляните только!..
        Он что-то лопотал и кланялся, а Глориндель смотрел - теперь уже не отрываясь. Эллен подняла голову и поняла, что он не случайно остановился именно здесь.
        На невысоком деревянном помосте стояла женщина. Странной внешности - темнокожая, с густыми, но почему-то коротко стриженными волосами - черными, на свету отливавшими алым. Лицо у нее было не красивым, но броским, приковывающим взгляд. От нее веяло безудержной плотской привлекательностью - и в то же время опасностью, несмотря на то, что стояла она смирно, потупив взгляд и прикрывая руками груди, столь большие, что за ладонями прятались только соски. Рабыня для утех - таких предлагают множество по всему побережью. Странно, что ее никто не купил до сих пор... и в то же время Эллен, хоть и не была мужчиной, понимала: ничего в этом нет странного. С такой женщиной хорошо усладить свою плоть единожды, но на второй раз уже она будет госпожой, а ее хозяин - рабом. Подобных женщин покупают богатые бордели, но не частные лица, - а держатели богатых борделей предпочитают закрытые торги, это знала даже Эллен, в родной стране которой не было рабства. Непонятно, как этого мог не понимать хозяин девушки...
        Последняя мысль отдалась в Эллен неясной тревогой, и она всмотрелась в рабыню пристальнее, пытаясь понять, что же здесь не так...
        - Сколько? - спросил эльф.
        Эллен вскинула на него взгляд. Что за глупость?
        - Пятьсот монет всего-то навсего, добрый господин, - обрадовался хозяин.
        Вожделение в глазах эльфа на миг подернулось дымкой разочарования.
        - Да ты никак безумен, - с сожалением сказал он. Хозяин всплеснул руками.
        - Помилуйте, сами же видите, какова краса! А груди! А на зубы только взгляните!
        - Зубы ее меня как раз меньше всего интересуют, - сухо усмехнулся эльф - но Эллен видела, что его едва ли не трясет. Зрачки расширились до размеров радужки, дыхание было глубоким и медленным, словно он пытался совладать с собой, и Эллен могла бы поклясться, что, дотронься она до его мужской плоти, та оказалась бы в полной готовности...
        Она внезапно представила, как делает это, прямо здесь и сейчас, - и эта мысль была до того непристойной, что нескрываемое желание Глоринделя, столь странное для аристократа любой нации, не говоря уж об эльфах, показалось ей простительным и естественным. Эллен виновато отвела глаза, уверяя себя, что он может делать все, что ему заблагорассудится, - и тут же вскинулась, услышав громкий шепоток работорговца:
        - Но я понимаю доброго господина... все же деньги и впрямь немалые... и готов всего за двадцать монет дать опробовать товар. У меня и местечко есть...
        Так вот в чем дело! Это всего лишь проститутка и ее сутенер, маскирующиеся под рабыню и хозяина - может, чтобы таким образом уйти от традиционного налога на проституцию, а может, по другой причине...
        Тревога не уходила.
        Глориндель слегка улыбнулся, его лицо разгладилось. Он раздвинул складки плаща, сунул руку за пояс, отыскивая кошелек, а глаза по-прежнему пьяно блуждали по расслабленному темнокожему телу...
        В тот миг, когда он уже тянул кошелек из-за пояса, Эллен вцепилась в его предплечье и повисла на нем всем телом - так внезапно, что эльф едва не упал.
        - Ты совсем спятила? - яростно выпалил он, бросая на нее свирепый взгляд. В нем все еще блуждали огоньки приглушенной страсти, а тело даже сквозь одежду было горячим...
        ... горячим?!.
        Минуту назад, стоя рядом, Эллен даже вполовину не представляла силы его возбуждения. Он смотрел на нее, будто голодный волк, из пасти которого только что вырвали честно добытое мясо, и Эллен поняла, что, если она сейчас не остановится, он просто разорвет ее на куски... и утолит голод ее мясом. От этой мысли ее бросило в жар - и это не было ответным возбуждением, вовсе нет, напротив - диким, паническим страхом.
        Еще мгновение она падала в его взгляд, будто в пропасть, а потом услышала свой голос:
        - Если вы сделаете это, я никуда с вами не пойду. И ничего не скажу.
        Он разразился самыми ужасными проклятиями, какие ей только доводилось слышать. Дернул плечом, пытаясь стряхнуть ее, но она вцепилась в его предплечье слишком крепко; тогда он ударил ее по лицу, наотмашь, видимо, в ярости забыв об их уговоре. Эллен рухнула на колени, зажала пальцами разбитый нос. Жесткая рука вцепилась в ее волосы, рванула, ставя на ноги. Перед взглядом Эллен мелькнуло лицо торговца, и она ясно увидела на нем смесь удивления и злобы. Задуматься об этом она не успела: эльф вцепился в ее локоть и, продолжая сыпать бранью, ринулся прочь от помоста, с пристани.
        Он проволок Эллен через всю набережную, и она шла покорно, не издавая ни звука, будто сама была провинившейся рабыней, а он имел полное право ее наказывать. Когда они оказались в гостинице, Глориндель швырнул Эллен на кровать.
        - Ты паршивая гребаная дрянь, - задыхаясь, проговорил он; его прекрасное лицо было застывшей маской ярости, а васильково-синие глаза - совершенно безумными. «Он убьет меня», - подумала Эллен. - Если тебе так уж не хочется, чтоб я удовлетворял себя с уличными девками, раздвигай ноги сама. Ну, живо!
        Эллен молча шмыгнула разбитым носом - тихонько, по-прежнему глядя в пол. Потом потянулась к подолу, стала заворачивать его наверх. Пальцы ее плохо слушались.
        Эльф стоял над ней, часто и хрипло дыша, и не двигался.
        - Дура, - наконец сказал он. - Ты в зеркало-то себя видела? Мне напиться надо до полусмерти, чтобы на тебя позариться.
        - Вы сами попросили, милорд, - прошептала она.
        Его рука дернулась для нового удара, но почему-то не нанесла его.
        - Убирайся с моих глаз.
        Эллен вскочила, бросилась к двери, боясь, что он передумает. Когда он окликнул ее, она застыла будто вкопанная. Голос эльфа звучал бессильно и почти жалобно:
        - Ну ты что, влюбилась в меня или просто дура, каких свет не видывал? Почему я не мог ее отыметь, а? Ты сама хоть можешь ответить?
        Последний вопрос был самым верным. Она не могла.
        - Отдохните, милорд, - одними губами сказала Эллен и выскользнула за дверь.
        Как кстати это пришлось, думала она, спускаясь по лестнице. Ей ведь нужно обратно в город - вот и предлог сыскался.
        Сердце билось гулко, но уже немного реже. «Что это было? - подумала Эллен. - Небеса, что все это значило? Что вообще произошло? » Она не знала. Она просто ощутила тревогу и... страх... страх за него, когда посмотрела в это застывшее лицо. И кажется - теперь смутно вспоминалось, - подумала, что должна его защищать. Что это она должна и будет его защищать, а не наоборот, как она рассчитывала сначала.
        Это все-таки она ведет его в Тарнас, а не он ее. Только вот... зачем? Ведь Рослин там нет. Там только Рассел. Там только моя война.
        Или ваша тоже, господин Глориндель, просто вы еще сами не знаете об этом?
        Но вопросы, сомнения, размышления больше не были важны. Они потеряли смысл в тот день, когда умер Рассел. Эллен поняла это, когда узнала, что перед смертью он успел убить их ребенка. И сегодня бессмысленность происходящего перестала вызывать в ней протест. Да, это случилось именно сегодня - в тот миг, когда она схватила руку Глоринделя и впервые за последние два года ощутила забытое, успевшее стать чужим: горячо. Пусть только на один миг - но она ощутила, что его тело жжет ее, будто огнем.
        Хотя нет, неверно.
        Огонь-то ее не жег.
        - Какой у нас корабль, какой? Вот этот? Самый большой? Ох, как хорошо! - воскликнула Рослин и захлопала в ладоши, не сводя сияющих глаз с лениво колыхавшихся парусов.
        Иногда она вела себя совсем как ребенок. Как обычная девочка одиннадцати лет. И это было так странно.
        В Тарнас шел только один корабль, большая торговая галера. Торговала она, правда, рабами, так что путешествие на подобном судне в водах вражеской страны вряд ли следовало считать безопасным, но это была единственная возможность попасть в Тарнас морем. Из-за недавнего пожара, уничтожившего значительную часть порта, корабли теперь ходили редко.
        Галера отбывала следующим утром, но Рослин захотела посмотреть на нее заранее. Натан поймал себя на мысли, что ждет от княжны заявлений, что-де этот корабль ей не нравится и на нем она плыть не станет, - и он испытал облегчение, когда она одобрила их транспорт. Хотя с чего он, собственно, взял, что она непременно должна была капризничать? Только потому, что один небезызвестный эльф на ее месте наверняка именно так бы и поступил? Это девочка, постоянно напоминал себе Натан, и даже не эльфийка, а с Глоринделем ее роднит только больное воображение Натана... И его глухая тоска, от которой он не мог избавиться с той минуты, как вернулся на земли лорда Картера и понял, что наступивший было душевный покой был всего лишь временным.
        На судно загружали свой товар рабовладельцы, которым не посчастливилось сбыть его с рук; короткая вереница рабов угрюмо взбиралась по шаткому трапу. Надсмотрщики покрикивали и охаживали согнутые спины плетьми, срывая злость за неудачный рейс. У трапа стояли двое, ждавшие своей очереди; один из них держал в руке цепь, которая вела к поясу полуобнаженной женщины, и сочувственно кивал на причитания собрата по промыслу.
        - У самых доков разместился, подвела нелегкая! - громко жаловался тот. - А загорелось-то как раз с них. Опомниться не успел - а все полыхает. Шестерых рабов потерял! И еще трое изуродованы, пришлось убить - их даже за пять монет никто не хотел брать. А одна была такая красавица, венессийка - кровь с молоком! Чтоб я еще хоть раз сунулся в этот поганый городишко...
        - Зря ты, зря, хороший город, - покачал головой его собрат. - А беда может прийти в любое место. Надо только беречь свое добро и знать, как возместить убытки.
        Произнося последние слова, он бросил взгляд на девушку, смиренно стоявшую на цепи рядом с хозяином. Во взгляде работорговца была затаенная нежность, но не походило, что он питает к своей рабыне романтические чувства. Тут было что-то другое. Натан мимоходом отметил это и, наверное, забыл бы, если бы Рослин вдруг не сказала:
        - Я хочу ее.
        Натан изумленно уставился на маленькую княгиню. Та уже смотрела не на корабль, которым только что так бесхитростно восторгалась, а на девушку-рабыню. Натан взглянул на нее тоже - теперь уже более внимательно.
        Красива... наверное, красива - почему-то он не мог сказать с уверенностью. Может, потому, что у нее были коротко обрезаны волосы, будто после тяжелой болезни. А может, ее раньше брили наголо - так принято поступать со всеми рабами у некоторых народов. И еще... ее взгляд. Да. Взгляд, это главное. Покорный и смиренный... слишком покорный и смиренный. И в то же время нет в нем забитости и отрешенности, свойственной людям со сломленной волей.
        Как будто и покорность, и смирение - наигранны.
        - Слышишь? - нетерпеливо повторила Рослин. - Я хочу ее.
        - Зачем? - медленно спросил Натан, лихорадочно пытаясь разобраться в противоречивых впечатлениях и не решаясь отмахнуться от инстинкта, настойчиво бившего тревогу.
        - Мне нужна служанка. Моя прежняя меня предала. И бросила меня. А кто-то должен расчесывать мои волосы.
        Звучало это абсолютно непримиримо - Натан почти обрадовался этим ноткам. Таким вот тоном господин Глориндель требовал вина там, где подавали только эль, и оленины там, где олени сроду не водились... Хочу. Я хочу, и все. Остальное - не моя забота.
        В этом было что-то настолько отчаянное, что почти вызывало жалость.
        - Мы можем поискать другую женщину. Эта будет слишком дорогой.
        Рослин метнула в него быстрый взгляд.
        - Нет. Я хочу эту.
        Натан пожал плечами. Все равно эта женщина наверняка стоит больше, чем у них есть.
        Работорговец догадался об их намерениях - у людей подобного сорта нюх на такие вещи - и коротким жестом прервал разговор. Его собеседник взглянул на Натана и тут же, замолкнув на полуслове, отошел в сторону. Работорговец продолжал глядеть на Натана приглашающе и как будто с пониманием, но это понимание было таким же наигранным, как покорность в глазах рабыни.
        Натан приблизился, преодолевая внутреннее ощущение неправильности происходящего. Рослин держалась рядом.
        - Я заметил ваш взгляд, добрый господин, - вполголоса произнес работорговец, будто стремясь не привлечь внимания своих собратьев, покрикивавших на рабов возле трапов в десятке шагов от них. - О, я знаю, что означают такие взгляды.
        Натан почувствовал омерзение. Девушка усиленно пялилась в землю, но улыбалась, и эта улыбка была скорее наглой, чем смущенной. И уж конечно, не вымученной.
        - Вам угодно сорвать этот дивный цветок, не так ли? Могу понять вас, вы не первый, кого обуревает это желание...
        - Тогда почему цветочек-то еще в горшке, а? - грубо перебил Натан.
        Торговец тонко улыбнулся.
        - Ибо цена высока. Но, верьте мне на слово, эта роза стоит того.
        - Да уж, кому-кому, а вам не верить в этом деле невозможно, - съязвил Натан. - Сколько?
        - Пятьсот монет, сударь. Всего-то пятьсот монет. Натан взглянул торговцу в лицо в полной уверенности, что тот насмехается. Для рабыни, продаваемой в грязном порту, буквально уже с борта корабля - запредельная цена. Никто такой не даст...
        - Цена высока, - будто прочтя его мысли - предсказуемые, впрочем, кивнул торговец.
        - И если добрый господин не верит, что сей цветок достоин ее, он может проверить сам. Двадцать монет за час небесных утех, которые могут стать вашими навечно.
        Вот оно что.
        Небеса, он совсем разум потерял, если не понял сразу. Натан коротко наклонил голову, сухо усмехнулся, сделал шаг назад, незаметно коснулся локтя Рослин.
        - Идемте отсюда.
        - Я хочу ее, - звонко сказала молодая княгиня. Торговец обратил на нее пристальный взгляд. Ну вот, еще не хватало... Натан с трудом удержался от желания оттащить девчонку за волосы, а после выпороть. Но нельзя... ох, снова так хочется и снова нельзя. Ты соскучился по Глоринделю, Натан, - ну, небеса тебя услышали.
        - Эта рабыня нам не подходит, миледи, - очень тихо сказал он.
        - Я хочу ее.
        - Мы найдем другую, лучше.
        - Я хочу ее!
        Последнюю фразу она выкрикнула, и в крике звенела ярость. Как смеет он не слушать приказа своей княгини? Как смеет вынуждать ее повторять приказ дважды и трижды? В самом деле... как смеет?
        Внезапно Натан почувствовал страшную усталость. Захотелось проклясть день и час, когда он провалился в трюм корабля, плывшего из Калардина в Тальвард, а еще лучше
        - день и час, когда он решил, что беспрекословное следование долгу перед сюзереном
        - то, что сможет заменить ему исчезнувший смысл существования... то, что поможет ему принимать правильные решения. Научиться их принимать. Это ведь так просто - всего-то следовать долгу. Но это не всегда приводит к правильным поступкам. Видят небеса, Натан понял это - но слишком поздно...
        Что ж. Придется снова выкручиваться. С Глоринделем он этому неплохо научился.
        Внезапно приняв решение, Натан круто развернулся, подошел к торговцу быстрым шагом, рванул с пояса кошелек. Тревожно звякнули монеты.
        - Опробуем твой цветочек, - резко сказал он. Пересчитывая деньги чуткими пальцами, торговец не сводил глаз с Рослин. Натану это не нравилось - но не потому, что взгляд был плотоядным. Потому что в нем не было тревоги и подозрения, хотя он ясно слышал, что рабыню хочет девочка, а мужчина против, и в то же время с легкой душой отдавал свою собственность в чужие руки, весьма ею рискуя...
        Да, так было бы, если бы это был обычный работорговец. А девушка - обычной рабыней.
        Цепь легла в ладонь. Натан стиснул зубы. Он не любил искать на свою голову неприятности, но сейчас риск был оправдан. Что ж, подумал Натан, остается надеяться: то, что вскоре случится, послужит для леди Рослин уроком.
        Девушка покорно пошла за ним, когда он грубо дернул цепь, не сказав ни слова. Пока они шли обратно к гостинице, Натан время от времени бросал на нее взгляд - и ловил взгляд Рослин на себе, долгий, изучающий, будто ожидающий чего-то... и слегка встревоженный, растерянный.
        Когда они оказались в снятой комнате, Рослин сказала:
        - Какой же дурак этот торговец. Теперь мы можем оставить ее себе. Как он нас найдет?
        - Он не станет нас искать, - сказала Натан, глядя на застывшую девушку. На ней была только короткая накидка, едва прикрывавшая бедра, да кожаные браслеты на руках и ногах, и кожаный пояс, к которому тянулась цепь. Девушка дрожала, едва заметно, но уже давно, будто от холода. Так и просила всем видом - не обижайте меня, мой господин, я буду послушной...
        - Вон, - сказал Натан.
        Рослин раскрыла рот. Широко и беспомощно, а глаза у нее стали огромные, потемневшие от потрясения.
        - Ч-что ты сказал?
        - Выйди, девочка. Ты еще мала, чтобы видеть такое, - сказал Натан, все так же глядя на рабыню в упор. Ты же чувствуешь мой взгляд... чувствуешь и... чего ты ждешь? Неужели малышка для тебя - помеха?
        - Да как ты... - Рослин проглотила окончание фразы и твердо проговорила: - Даже думать не смей хоть пальцем тронуть мою служанку. Я не для того купила ее.
        - Ты не купила ее, - резко сказал Натан. - Это я взял ее... напрокат. И мое время уходит, девочка. Так что вон, пока я прошу добром.
        Интересно, а что сделал бы в ответ на это Глориндель, успел подумать Натан и понял, что не имеет понятия. Никогда он не сказал бы такого Глоринделю. Даже если бы ситуация была та же. Потому что яростью Глоринделя мнимая рабыня воспользовалась бы прежде, чем отвлеченным вниманием Натана. И бросилась бы на него первого, потому что обманулась бы безумием в его глазах и сочла бы его более опасным противником, а потому решила бы устранить первым. А маленькую девочку как противника она не воспринимала. Поэтому бросилась на Натана, оставив ее напоследок, - и хотя думала, что удачно выбрала момент, изначально была обречена.
        Натан выбросил вперед руку - удар кулака пришелся девушке прямо в солнечное сплетение. Столь молниеносной реакции она не ждала, а потому с глухим выдохом осела вниз, распахнув глаза от недоумения. Натан рванулся в сторону от ее метнувшейся снизу вверх руки; что-то слабо блеснуло в воздухе, будто два крохотные луча. Натан оказался у девушки за спиной и набросил ей на шею цепь от ее пояса. Рабыня захрипела, вцепившись пальцами в сталь;
        Натан надавил сильнее, глядя в ее запрокинутое лицо. Судорожно пытаясь ослабить удавку, девушка дернула рукой; и снова тот же мутный двойной блеск, на этот раз - у ее щеки... Натан не ослабил хватку, хотя знал, что теперь это не имеет особого смысла. Девушка уже была мертва, когда хрустнули шейные позвонки.
        Натан разжал руки. Тело тальвардской наемницы грузно рухнуло на пол. Натан поднял голову. Рослин стояла у двери, неподвижная, как статуя. Ей хотя бы хватило ума не подвернуться под руку рабыни. Хорошо. Или, может быть, нет.
        Натан молча наклонился, на всякий случай наступил носком сапога чуть повыше тонкого запястья. Девушка не шевельнулась. Натан указал на ее браслет, вернее, две тоненькие иглы, высовывающиеся из скрытого кармана.
        - Яд, - пояснил он. - Если бы она напала внезапно, я был бы мертв. И вы тоже, миледи.
        Рослин облизнула губы. Она смотрела на труп - совсем не так, как, по мнению Натана, должны смотреть на мертвые тела маленькие девочки.
        - Зачем она...
        - Не задавайте глупых вопросов, - отрезал Натан. - Это же было ясно с первого взгляда. За нее просят немыслимую цену, а на поругание отдают едва ли не задаром. Но до поругания, могу спорить, ни разу не доходило. Она убивает покупателя, вычищает его карманы и возвращается к хозяину. А через несколько дней они меняют порт.
        - Как ты узнал?
        Натан бросил цепь, подошел к столу, сел. Ему хотелось выпить, и он едва удержался от того, чтобы попросить девчонку сбегать за вином. И только проклятый долг застрял в горле комом.
        - Видал я таких, - коротко ответил он.
        Рослин стояла все так же неподвижно, сложив маленькие руки на груди. Когда после долгой паузы она заговорила, Натан с удивлением услышал в ее голосе тепло:
        - Ты... оказался на высоте.
        Слова были взрослыми... взрослыми и глупыми, ненужными, бессмысленными. Натан хмуро посмотрел на нее.
        - Мне жить хочется. И я должен защищать вас... - «От вашей собственной глупости»,
        - хотел добавить он, но Рослин покачала головой.
        - Я не о том. Ты не захотел эту женщину. Скажи: она была хороша?
        Натан не знал, что ответить. Он не ожидал таких вопросов. Ждал ахов, шока, истерики - но не подобного холодного любопытства, казалось, нимало не связанного с тем, что только что на ее глазах Натан убил человека.
        - Наверное, - наконец неохотно ответил он.
        - Она ведь красива. Разве нет? От нее... веет... чем-то... - Рослин запнулась, но не смутившись, а будто задумавшись - словно понимала и чувствовала больше, чем могла сказать, Наконец просто нетерпеливо вздохнула и добавила: - Разве нет?
        Веет... чем-то... проклятие, да. Девка была не красавицей, но что тянуло к ней как магнитом - этого не отнять. Не потому ли Натан обратил на нее внимание еще до того, как ее заметила Рослин?
        - Много вы знаете для ваших лет, - проворчал он и удивленно приподнял брови, когда Рослин яростно выпалила:
        - Ты не знаешь, что значат мои годы! И ты не знаешь, что я пережить за них успела! Так что молчи!
        Вот как... Малышка считает себя взрослой. А не без оснований ли? В этом Натан уверен не был.
        - Я хотела проверить твою верность, - вдруг сказала Рослин совсем другим тоном. - Хотела посмотреть, будешь ли ты... с этой женщиной... так же... - Она снова запнулась. Натан пристально смотрел на нее. - Я хотела узнать, может ли женщина лишить тебя разума. Теперь вижу, что нет.
        - Вы странная, миледи, - проговорил Натан. Рослин вздернула подбородок, сухо усмехнулась.
        - У меня была служанка. Она предала меня ради мужчины. Я убила этого мужчину. Но моя служанка все равно осталась предательницей. Она стала моим врагом. Я хотела знать, не станешь ли моим врагом и ты.
        - Вы... так вы за этим едете в Тарнас?
        Глупо было думать, что эта маленькая девочка преследует предательницу, чтобы отомстить... но с этой маленькой девочкой никакая мысль не была бы слишком невероятной.
        Рослин помолчала, будто обдумывая ответ. Потом сказала:
        - Нет. Не за этим. Она... сама себя накажет.
        Натан молча кивнул, сам не зная зачем. Внутри у него похолодело.
        Все же эта девочка была не такой, как Глориндель. Она была хуже. И, кажется, гораздо хуже.
        - Мы теперь не сможем плыть тем кораблем, - помолчав, сказала Рослин. - Разве что ты убьешь и хозяина этой дряни тоже. Но если он уже на борту, это будет сложно сделать, не привлекая внимания. Это плохо. Придется ехать сушей.
        Она подняла на него спокойный, ясный взгляд и добавила:
        - Но ничего. Я больше не тороплюсь.
        Умная девочка, отстраненно подумал Натан... умная, и красивая, и очень злая.
        У него было странное ощущение, словно это не его мысль.
        Эллен проснулась со слабым вскриком, мокрая от холодного пота. И в первый миг не поняла, где находится, - только чувствовала ноющую боль во всем теле и колотящееся в горле сердце, еще не отличавшее сон от яви.
        - Ну и ну, - насмешливо сказал Глориндель. - Крепкие же у тебя нервишки, милая, если научилась спать в седле. Не поделишься наукой?
        Эллен удивленно тряхнула головой. Она задремала всего на несколько мгновений, но уже одно это было странно. Ей не так часто приходилось путешествовать верхом, и наездницей она всегда была никудышной, чем в детстве расстраивала отца, а позже, уже при дворе, заслужила немало насмешек...
        - Я горничная, - сказала она, - а не амазонка.
        - Да уж вижу. Это тебе и помешало стать кем-то большим, чем служанка княжны, верно? Еще и личиком не вышла. Представляю, до чего ты должна быть обозлена.
        Он был не только груб и нагл - еще и чудовищно бесцеремонен. Порой Эллен казалось, что этот эльф говорит абсолютно все, что приходит ему в голову, - она сомневалась, что там зарождались сколько-нибудь содержательные мысли, но зато издевкам не было конца. И, похоже, он делал это вовсе не из желания ее унизить. Просто не мог иначе. Не умел. Для него это было так же естественно, как дышать.
        Эллен не понимала, почему его никто до сих пор не убил. И его высокое происхождение не казалось достаточной причиной.
        - Согласна? - словно обрадовался он, приняв ее молчание как признание его правоты.
        - Обозлена, ведь так?
        - Так, - сказала Эллен. - Но не поэтому. А вы, милорд, напрасно меряете всех по себе.
        Он усмехнулся и нахмурился одновременно - еще одна его характерная черта.
        - Думаешь, напрасно? - помолчав, проговорил он. - Тем не менее я очень редко ошибаюсь.
        Эллен вздохнула, попыталась сесть поудобнее. Проклятая кобыла... нет, кобыла, конечно, ни в чем не виновата. И она вполне хороша - лорд Глориндель по-прежнему поражал своей щедростью. Только вот на ней Эллен как будто еще больше чувствовала свою неуклюжесть. А может, это пристальный взгляд эльфа так на нее действовал. С той минуты, как они покинули Врельере, он почти все время смотрел на нее.
        - Так почему?
        - Что - почему?
        - Почему ты обозлена?
        Он скучал. Это было видно совершенно ясно. А Эллен чувствовала себя немного виноватой за то, что лишила его развлечения в порту. Ну да ничего, через какое-то время им должен встретиться трактир или деревня, где господин эльф сможет утолить голод своей плоти с женщиной, от которой Эллен не будет улавливать этого душного ощущения неведомой опасности...
        Ты только послушай себя, Эллен. Послушай, послушай. Добросовестная дуэнья и заботливая мать...
        Что-то свистнуло за ее спиной - Эллен не успела обернуться, когда ее кобыла, хрипло заржав, взмахнула передними копытами и рванулась с места. Эллен судорожно вцепилась в ее гриву, отчаянно стискивая бока лошади коленями. К счастью, кобыла пробежала совсем немного, потом сбавила темп, отфыркиваясь и тряся мордой. Эллен ни жива ни мертва обернулась через плечо. Эльф гарцевал чуть в стороне, поигрывая хлыстом, и ясно, широко, счастливо улыбался, словно ему только что сделали подарок, о котором он мечтал всю жизнь.
        - Будешь дрыхнуть в седле - в следующий раз твою спину огрею, - дружелюбно пообещал он. - И впредь отвечай на мои вопросы, как только я их задаю.
        Эллен молча ждала, пока он приблизится. Со стороны он был еще красивее, чем вблизи. Великолепная осанка, величественно вскинутая голова, золотистые волосы, легко трепетавшие на ветру, рукоять хлыста в поразительно изящных пальцах... Все придворные дамы перегрызутся насмерть за него. Вернее, перегрызлись бы, если бы ему суждено было вернуться в Калардин.
        Эллен вздрогнула от последней мысли. Нет... она не то хотела подумать. Он, конечно, вернется туда, но князем ему не стать.
        И все же она подумала то, что подумала, - этого не изменить, и пока что не важно, что это означает.

«Он просто проводит меня в Тарнас. К моему Расселу. А я... просто провожу его. Не знаю, к кому, мне все равно, я... »
        Она очнулась, только когда ладонь эльфа легла ей на щеку. Это был очень мягкий жест, почти нежный. На его руке была перчатка, от нее густо пахло кожей.
        - Ты меня поняла? - ласково спросил Глориндель.
        И Эллен только теперь увидела, что жест, которым он сжимает хлыст, уже не изящный, а жесткий - в нем было напряжение гадюки, сжавшейся перед прыжком. Эллен дернулась, будто он уже ударил ее.
        Она хотела сказать: «Да, но боюсь, милорд, вы по-прежнему меня не понимаете», уже начиная осознавать бессмысленность шантажа - он все равно будет делать только то, что хочет. Но потом вдруг вспомнила, какой, яростно сквернословя, волок ее по пристани за волосы... повинуясь тому, что она приказала. Подчинившись ей.
        Эллен взглянула в его сузившиеся глаза и сказала:
        - Да, милорд, я все поняла. Простите, не могли бы вы повторить ваш вопрос?
        Вот так с ним надо. Вот так! Он мгновенно просветлел и убрал руку. Хлыст вернулся за пояс, улыбка стала беззаботной. Он просто не любил, когда ему перечили вслух и явно. И когда над ним смеялись. А чувствовать это он хорошо умел.
        - Расскажи мне про себя, - почти попросил эльф, - Ты-то зачем едешь в Тарнас?
        Он тронул коня, и Эллен двинулась за ним следом. Ей стоило обдумать заданный им вопрос, но времени на это не было.
        - Там моя госпожа, - запоздало солгала она.
        - Знаю. А кроме этого?
        - Почему вы думаете, что есть что-то кроме?
        - Ты не похожа на человека, слепо выполняющего свой долг. Во всяком случае, ты знаешь предел.
        - Предел? - удивилась Эллен, - Вы, сюзерен, полагаете, что может быть предел в верности долгу?
        - А ты как вассал с этим, разумеется, не согласна, - усмехнулся эльф. - Да, вообрази, я именно так и считаю.
        - Вам плохо служили.
        - Напротив, мне служили слишком хорошо.
        Эллен почудилось, что он сказал в этой фразе больше, чем хотел. И хотя она не могла понять скрытого смысла его слов, Глориндель почувствовал свою промашку и то, что Эллен заметила ее. Он разозлился, но, кажется, несильно.
        - Мы говорим о тебе, не забывай, - резко сказал он. - Давай признавайся, кто у тебя в Тарнасе.
        Эллен закусила губу. В кои-то веки за день эльф не смотрел на нее, но как раз сейчас она предпочла бы видеть его глаза.
        - Вы когда-нибудь любили... милорд?
        Он фыркнул, и только тогда она поняла, до чего же это глупо звучит. И еще поняла, что снова ему солгала. Даже вопросом - и то умудрилась.
        Почему-то она не могла сказать ему даже слова, чтобы не солгать.
        - Если ты скажешь, что едешь выручать возлюбленного из тальвардского плена, я лично вспорю тебе живот и брошу подыхать в кусты, - небрежно сказал Глориндель. В его устах злой шуткой это обещание не звучало. Так что Эллен снова стоило ему солгать... вот только что было бы ложью, а что - правдой? Возлюбленного... из тальвардского плена... выручать? Вот уж не слышала больших глупостей.
        - Мой возлюбленный там, - сказала она. - Но я не затем еду, чтобы его спасти. Просто мне надо... поговорить с ним на прощание.
        - О, - холодно произнес Глориндель. - Сказать последнее «прости»? И тут же умереть на его руках, пронзенная вражеской стрелой? Ты для этого бросила ваш уродливый, но хоть сравнительно безопасный замок и поперлась хрен знает куда?
        - Нет. Я сопровождала леди Рослин. Просто потом оказалось, что нам по дороге.
        - Расскажи мне, какая она.
        Вопрос застал Эллен врасплох. Она молчала дольше, чем следовало, и смогла только сказать:
        - Она вам понравится, милорд. Я думаю... думаю, вы ее полюбите.
        - Прелестное маленькое дитя, которое невозможно не любить? - фыркнул эльф.
        - Вовсе нет.
        Он снова посмотрел на нее - пристальнее, чем до того.
        - Э-э, да ведь в твоем омуте те еще бесы водятся, милая, - протянул он. - Ты точно едешь к своему возлюбленному, а не смертному врагу?
        Любопытно, господин эльф, - это вы столь проницательны или я столь проста?
        - Знаешь, - помолчав, проговорил Глориндель, - мне тоже случалось любить человека, которого стоило ненавидеть. И ненавидеть его потом еще больше за то, что все равно продолжал любить. И если бы я мог найти эту женщину и спросить ее... спросить...
        - Спросить: «Почему»? - вырвалось у Эллен. Эльф вскинул на нее глаза - и, кажется, она впервые не увидела в них ни издевки, ни ярости.
        - Да, - медленно кивнул он. - Почему. И... как она могла. Если бы я мог - я бы сделал это.
        - Значит, мы с вами чем-то похожи, - вымученно улыбнулась Эллен.
        Он окинул ее взглядом, будто раздумывая, потом хмыкнул.
        - Ну да, сделал бы, а потом удавился бы со стыда, что был таким дураком. И что рисковал жизнью для того, чтобы задать вопрос, на который все равно не получил бы честного ответа. Но вряд ли подобная мысль меня бы поколебала. Мое счастье, что эта женщина мертва.
        - Ваше счастье, что вас это способно остановить.
        Он снова устремил на нее пронзающий до костей взгляд - и снова Эллен от него бросило в дрожь. Но главного она добилась. Ему было интересно. Она видела. И знала, что этот разговор продолжится. А хуже всего - хотела этого. Хотела, как с Глэйвом: ткнуться лицом ему в грудь, рассказать, выплакаться, а потом принять в себя его огонь... огонь, которого сама она давным-давно лишилась. Но этого не будет, потому что Глориндель - не Глэйв. И не Рассел. И даже не тот человек, которого она видела рядом с ним в мутном зеркале и которого Рослин прочила ей в суженые. Он совсем другой. Он даже не посмеется над ней - просто одернет с таким равнодушием, что никакими плевками этого не измерить. Он не пара ей... и не друг. И даже не господин. Он никто, просто тень, которую она отбрасывает на дорогу. И с которой она разговаривает, чтобы не сойти с ума от одиночества на последнем своем пути. И которая, может быть, убьет ее, если станет совсем невыносимо. Но это еще надо заслужить.
        Рядом кто-то несмело загнусавил на тальвардском. Эллен обернулась. Дорога была довольно людной, время от времени они обгоняли повозки, а их обгоняли другие всадники. И вот теперь с ними поравнялась телега старьевщика. Он раболепно смотрел на добрых господ снизу вверх и продолжал гундосить. Это было возмутительной дерзостью - в Калардине смерд не смел обратиться к дворянам первым. Эллен не удивилась бы, если бы эльф убил его, но тот, казалось, даже ничего не заметил. Приступ общительности прошел, Глориндель погрузился в свои мысли. И был, кажется, оскорблен, когда Эллен вырвала его из них, вцепившись в его рукав.
        - Ну что опять? - разозлился он, тем не менее, похоже, привыкая к ее манере привлекать к себе его внимание.
        Впрочем, об этом Эллен сейчас не думала. Не выпуская рукава эльфа, она ткнула другой рукой в предмет, лежавший поверх кучи хлама, которым была завалена повозка. Старьевщик перехватил ее взгляд и радостно растопырил пятерню.
        - Дайте пять монет. Живо, - сказала Эллен.
        - Облюбовала себе драную шаль? Потерпи до города, я тебе куплю что-нибудь поприличнее. На тебя и так смотреть - мало приятности.
        - Вы даже не представляете, до чего вам повезло, милорд. Дайте мне пять монет, или не будет никакого смысла ехать дальше.
        - Ты снова!.. - приняв ее последние слова за уже привычную угрозу, почти застонал эльф, но деньги отсчитал, бормоча что-то о том, как надоело ему иметь дело с этой чокнутой бабой. Похоже, у него было хорошее настроение.
        Эллен протянула монеты торговцу и даже не отдернула руку от его грязных пальцев, когда он жадно вцепился ей в запястье, чуть ли не вытряхивая из ее ладони деньги. Потом приняла из его рук предмет, за который в свое время заплатила гораздо дороже, и протянула Глоринделю.
        - Что за мерзость, - с отвращением сказал тот. - Сама это тащи.
        - Я с радостью, милорд. Потому что эта вещь может стать нашим единственным пропуском в то место, куда отправилась леди Рослин.
        Эльф взглянул на нее с интересом. Потом поморщился.
        - Все равно неси сама. Это что... глина?
        - Это плоть. Мумифицированная плоть.
        - Хочешь сказать, оно... настоящее?!
        - Вы так брезгливы, милорд? - улыбнулась Эллен.
        - Неси сама, - твердо повторил он и отвернулся.
        Все еще улыбаясь, Эллен убрала голову, добытую эрьеленом Глэйвом, в котомку с провизией, притороченную к седлу. Глориндель заметил это и тут же заявил, что есть провизию из этой котомки он уже не станет. Эллен засмеялась в голос - на сердце у нее вдруг стало легко. Она и поверить теперь не смогла бы, в какой ужас ее привел когда-то этот жуткий артефакт. Это было так давно... так неизмеримо давно. Тогда она еще не знала, что Рассел убил их ребенка. А сейчас эта находка, повысившая ее шансы добраться до некромантов, показалась ей хорошим знаком. Она смеялась, и эльф, кажется, чувствовал, что она рада, потому что скоро перестал злиться и заулыбался в ответ.
        Налетевший порыв ветра взъерошил его волосы, на мгновение отбросил длинную прядь с левого уха. Эллен увидела, что оно изуродовано - верхняя, острая часть, отличавшая эльфов от людей, была срезана, а на ее месте остался широкий кривой рубец.
        Но она все равно не перестала смеяться, хотя внутри у нее все заледенело в этот миг.
        Небеса сегодня были щедры не только на добрые знаки.
        В Тальварде стояла хорошая погода. Все время пути, с того самого дня, как они сошли с корабля во Врельере. Впрочем, даже и раньше - Натан не мог припомнить ни одного сколько-нибудь серьезного волнения на море все то время, пока они плыли. Как будто небеса благоволили к нему, расчищая путь. Или скорее к ним. Обоим. Небеса благоволили к ним - к нему и Рослин, пока они были вместе.
        Почему-то ему становилось жутко от этой мысли.
        Впрочем, дальше хорошей погоды благоволение небес не шло. Приморский воздух был свеж и не слишком влажен, тучи, время от времени сгущавшиеся в небе, ни разу не разразились дождем, будто решили только немного попугать, - но радости от этого было мало, потому что каждый дождливый день задержал бы их в пути, а Натан все больше убеждался, что в глубине души вовсе не стремится в Тарнас. И он не переставал спрашивать себя, было ли бы это так, если бы ему не приходилось сопровождать туда свою малолетнюю княгиню.
        Но все это оставалось пустыми рассуждениями, которыми он развлекал себя во время их нечастых стоянок. На деле же он неумолимо продвигался на юг - туда, где, по словам Рослин, находился оплот тальвардских некромантов и где он мог разузнать про Аманиту.
        Странно, но он почти не думал о ней. Из холодно светящего маяка, безжалостно притягивавшего Натана к себе, она превратилась едва ли не во второстепенную цель его путешествия... А первостепенной была леди Рослин. Она и ее... ох, нет, не капризы. Как бы ему хотелось назвать это капризами... но он не мог.
        Так они и двигались на север, меж крутых холмов и сланцевых гряд. В Тальварде было мало буйной растительности, все больше равнины да холмы из песчаника. Леди Рослин переносила путешествие безропотно, но время от времени приказывала спешиться и долго бродила по скудно поросшим полям, собирая какие-то травы и коренья. Все найденное она тщательно очищала от грязи и прятала в котомку. Натану это казалось странным, а впрочем, травничество - не такое уж необычное увлечение для принцессы.
        Иногда им на пути встречались военные отряды, но никто никогда не чинил препятствий, не задавал вопросов, не требовал путевых листов и охранных грамот. Натану все это казалось подозрительным - в Калардине и в мирные времена им не позволили бы шляться по дорогам так свободно. А здесь, казалось, никто никого не боится. Калардин мог загнать в самое сердце Тальварда хоть сотню шпиков - они пролезли бы незамеченными и... и что? Легко рассуждать о том, чего не знаешь. Вероятно, у тальвардов есть основания для подобной беспечности. Возможно, они слишком хорошо осознают надежность своих тылов... а что у них в тылах? Вернее, кто?
        Было странно предположить, что некромантские маги обеспечивали безопасность целой страны - тем более что они даже не участвовали напрямую в военных действиях... но кто, если не они?
        Вот скоро увижусь с ними и сам спрошу, мрачно подумал Натан. Если у меня останется на это время перед тем, как они нашлют на меня волну смерти или затравят своими зомби. И тут вряд ли помогла бы даже охранная грамота, пусть бы она у меня и была. Вот если бы...
        Мысль была странной. То есть для Натана, пятнадцать лет грабившего путников на больших дорогах, в ней не было ничего странного. А для Натана, присягнувшего калардинской княгине, - было. Потому что не пристало преданному вассалу вынашивать планы, как бы использовать свою княгиню в сделке с вражескими магами... даже допустить такую мысль не пристало. Но он все же подумал об этом. Если тот наемник из врельерского трактира не соврал и в войну вступили эльфы, возглавляемые Глоринделем, - лучшей заложницы для Тальварда не найти...
        - Это последние, - сказала Рослин.
        Металл глухо стукнул о столешницу. Натан поднял голову.
        - Что?
        - Последние, - терпеливо повторила Рослин. - У нас осталось две золотых монеты и пять серебряных.
        Была еще горстка меди, но ее калардинская княгиня, разумеется, в расчет не брала. Натан взглянул на мутно поблескивающую кучку драгоценного металла. У них и правда почти не осталось денег. Тальварды, может, и были беспечны, зато драли с незнакомых путников три шкуры, а если видели, что путники нездешние, - то и все девять. И они остались практически без гроша после того, как на последнем постоялом дворе чем-то отравилась их лошадь. Натан подозревал, что это отнюдь не было несчастной случайностью - уж очень недоброжелательно глядел на него хозяин, - и поспешил убраться оттуда, не поев и не дав есть Рослин. Таковы уж были эти тальварды - они позволяли своим врагам беспрепятственно продвигаться по своей земле, но не преминули бы убить, как только представится случай - даже без повода, просто так. Они легко относились к подобным вещам.
        Но как бы там ни было, а с деньгами у них было туго. Натану пришлось даже использовать заначку из сапога, но это не особо поправило положение. Он-то был непривередлив, но не смел навязывать суровые походные условия своей госпоже... госпоже всего своего народа. Последняя мысль угнетала его, особенно когда он вспоминал сухую улыбку Рослин в ответ на его слова: «Тальварды захватят нас».
«Вас», - ответила она тогда. Но что это меняло? Он присягнул ей и был обязан выполнять долг.
        Сейчас его долгом было обеспечить госпоже дальнейшее комфортное путешествие. Как это сделать, Натан не представлял.
        - Ты должен достать деньги, - сказала Рослин и посмотрела в затянутое слюдой окно. Трактир, в котором они ночевали, был из самых дешевых - снизу доносился ор пьяных перегонщиков скотины, видимо, здешних завсегдатаев. Натан удержал новый вздох.
        - До Тарнаса уже недалеко, - попытался он. - Если экономить...
        Рослин взглянула на него так, что он тут же умолк. Чувство вины за преступные мысли, из которых она его вырвала разговором о деньгах, мешало ему действовать так жестко, как, возможно, следовало бы.
        - Что вы предлагаете, миледи?
        - Почему я должна что-то предлагать?
        Он смолчал. Рослин выждала с полминуты, потом повернула к нему надменно вздернутый подбородок.
        - Ну? Какие идеи?
        Звучало так, словно он обязывался выложить по меньшей мере дюжину. Натан качнул было головой... а потом вдруг подумал, что ведь есть одна. Есть. Она не пришла к нему внезапно - скорее сидела в голове с самого начала, но он отметал ее начисто, как и все мысли подобного рода на протяжении последних двух лет. Но ведь кощунственное намерение, посетившее его несколькими минутами раньше, тоже из разряда подобных идей? Так почему бы не быть последовательным, а, Натан?
        Последнюю мысль произнес в его голове голос Глоринделя, и Натан стиснул зубы.
        - Я попробую что-нибудь сделать, - сухо проговорил он. Рослин улыбнулась и вновь отвернулась к окну. Она не собиралась ни о чем спрашивать - и то хорошо. Время вопросов, миледи, наступит позже. Если наступит.
        Натан вышел из комнаты, спустился вниз, в галдящую пьяную толпу. Здесь были одни тальварды - во всяком случае, речь кругом звучала малознакомая. Натан вдруг почувствовал непонятное облегчение: в конце концов, они враги, подумал он. Мысль была беспомощной, она тоненько пропищала это глупое оправдание где-то на задворках сознания и умолкла, подавленная собственной никчемностью. Враги. Ха. Они-то - враги? Эх, Натан, ты-то знаешь цену слова «враг». И не тебе этим словом разбрасываться, верно? Так что называй вещи своими именами. Они быдло. Тупые овцы, ждущие и жаждущие мясницкого ножа. А ты - мясник, и тебе нужна их теплая курчавая шкурка. Только и всего, и ни при чем тут ни враги, ни друзья, ни долг... хотя я ведь именно из-за долга снова делаю это, верно? Я обязан хорошо служить моей госпоже, и я послужу ей любым способом - дело только в этом...
        Разве нет?
        В толпе пьяных возниц была пара мужиков более приличного вида, разодетых в дешевый затертый бархат, - купчишки низшей руки, у Натана на таких был глаз наметанный. Денег на охрану у них никогда не хватало, а поживиться чем всегда было, конечно, если после ярмарки. Эти, судя по тому, как сорили деньгами, как раз оттуда и держали путь. Натан вышел во двор, отошел чуть в сторону и встал на полпути между навесом и конюшнями, полувысунув меч из ножен. Ночь была ясная, звездная, легкий ветерок приятно холодил разгоряченное лицо. Время от времени из трактира вываливались группки забулдыг - освежиться. Натан не сомневался, что и парочка купцов со временем последует их примеру.
        Долго ждать ему не пришлось. Более того - даже повезло. Вышел только один - выходил он, пятясь, и что-то бессвязно кричал в зал - видимо, обещая вскорости вернуться. Натан тихо шагнул к нему. Рядом никого не было, только на заднем дворе слышались голоса, но они были достаточно далеко. Купчишка пятился прямо на Натана, все еще болтая и размахивая руками, и оставалось только выставить меч, но жертва пока еще находилась в пределах видимости тех, кто остался внутри. Поэтому Натан подождал, пока купец развернулся и шагнул в сторону от дверей, на ходу спуская штаны. Поэтому - а не потому, что не хотел бить в спину. Вот уж насчет этого Натану было не привыкать.
        Он ударил наотмашь по горлу. Купец не успел даже захрипеть. Натан увидел вскинутый на него выпученный глаз, в котором уже ничего нельзя было прочесть. И вдруг понял, что это тот самый купец, к горлу которого он приставлял лезвие далеко-далеко отсюда, не собираясь, даже не думая нажимать, а в ушах у него звенел голос господина Глоринделя: «Убей его... »
        Убей его, Натан.
        Я тогда не убил, отстраненно подумал он. Тогда я не убил, потому что это было неправильно, безумно и дико - убивать по вашей прихоти, милорд. Но все же я сделал это. Убил по прихоти. Пусть и не прямому приказу. Просто потому, что вы так захотели... И он вдруг почувствовал, нет, почти увидел калардинскую княгиню Рослин, которая стоит этажом выше, над его головой, прижав бледное лицо и холодные ладони к оконному стеклу, и смотрит на него, смеясь едко и зло...
        Ему казалось, что прошли часы, хотя на деле наваждение длилось не дольше мгновения. Натан очнулся прежде, чем труп стал валиться на него, и привычно скользнул в сторону, успев поддержать тело и предотвратить шумное падение. О том, что было бы, если бы он очнулся секундой позже и оказался залит кровью убитого, Натан предпочитал не думать.
        Подхватив мертвеца под мышки, Натан оттащил его в просвет между навесом и стеной трактира. Тут было совсем темно, и он без помех обыскал карманы трупа. В карманах обнаружился довольно увесистый кошелек, судя по всему, с серебром, и какие-то бумаги. Бумаги Натан оставил - на них попала кровь, - а кошель, еще раз взвесив в руке, спрятал за пазуху. Даже если серебро, должно хватить до конца пути. Во всяком случае, Натан на это искренне надеялся.
        Он осмотрел себя, отыскивая возможные следы преступления, потом вышел из укрытия. Ночь и глубокая тень от навеса надежно укрывали труп от посторонних глаз. Натан вернулся в трактир, неторопливо прошел по залу, поднялся наверх. Надо было немедленно брать княгиню и убираться прочь, но, прежде чем войти, он привалился спиной к стене, чувствуя, что вот-вот сползет на пол.
        Конечно, убитый им человек не был тем самым купцом, которого навеки опозорил Глориндель, - ведь эльф сам убил этого купца несколькими днями позже, на заставе. И, конечно, леди Рослин не могла стоять и наблюдать, как Натан делает для нее то, что не захотел сделать для Глоринделя, - ведь это была дешевая таверна, и оконные рамы стягивали не стекла, а мутная слюда. Но в глубине души Натану все это казалось глупыми, никчемными отговорками: нет, нет, купец именно тот, Натан запомнил его глаза, и девчонка все видела - он ведь слышал ее смех, там, наверху, этот холодный, безжалостный смех, говорящий: «Что же ты, так бы сразу, Натан... » То, что смех был мужским, а голос принадлежал эльфу, убеждало Натана больше в реальности происходящего, чем в подступающем безумии.
        В последней мысли скользнуло неожиданное облегчение. «Небеса, да не схожу ли я и впрямь с ума? » - подумал Натан и едва не вскрикнул, когда рядом скрипнула дверь. Проклятие, рефлексы уже вовсе никуда не годятся! Стареешь ты, Натан... ты давно уже постарел.
        Рослин смотрела на него снизу вверх - небеса, какая же она все-таки малышка. В руке она держала свой узелок с травами - стало быть, уже собралась.
        Значит, все сразу поняла. Что за умница...
        - Пойдемте, - сказал Натан, хотя это было излишне. Они слишком поторопились. Вот в чем вся беда. Если бы не краткий припадок безумия, Натан понял бы это сам и не допустил подобной оплошности. Надо было высидеть хотя бы час-другой - раньше купца все равно никто не хватился бы, его дружок был вусмерть пьян и валялся под лавкой, Натан видел это, когда шел обратно. Видел, но не запомнил, слишком он был потрясен. Или просто в самом деле стареет. Нервный старик - не лучший кандидат в грабители и убийцы. Таких у нас отправляют на почетный покой, помнишь, Натан? Давая им разнообразные обещания и свято поклявшись выполнить их последнюю волю... помнишь?
        Ночь прошла без приключений. Скакали они во весь опор, Рослин спала в седле, ни словом не сетуя на неудобства - знала, мерзавка, что к чему. Когда забрезжил рассвет, Натан решил, что все позади: даже если снарядили погоню, теперь их не поймать. Они выехали в очередную песчаную гряду и двигались извилистой дорогой меж холмов. Рослин проснулась, но долго ничего не говорила, даже не попросила спешиться, чтобы справить нужду. Натан решил было, что она снова уснула, когда она сказала:
        - Так, значит, ты раньше был разбойником.
        Глупо было отпираться - но Натан снова подумал, что по меньшей мере одно из безумных ощущений прошедшей ночи было истинным, и она все видела.
        - А кому из моих вассалов ты служишь, Натан?
        - Лорду Картеру.
        - Не помню такого, - помолчав, призналась Рослин. - Но лишу его титулов, когда вернусь домой. Не нужны мне вассалы, набирающие войско из висельников.
        - Эти висельники неплохо вам служат, не так ли, миледи? - сухо сказал Натан.
        - Но они все равно остаются висельниками, - спокойно отозвалась та. - Я и тебя повешу, когда вернусь.
        - Вы не вернетесь, - сказал Натан. Потом, испугавшись собственных слов, добавил: - Вы ведь сами так сказали.
        Она ничего не ответила - хотя, может быть, собиралась, но этого Натан так и не узнал.
        Что-то загрохотало высоко вверху; конь заволновался, встал на дыбы. Натан быстро погладил холку лошади, вынуждая ее успокоиться, отъехал назад, глядя, как по поросшему жиденькой травкой склону катится туча валунов в облаке песчаной пыли. Обвалы тут были делом нередким, но Натан положил ладонь на рукоять меча, чуя неладное. Впрочем, было уже поздно.
        - Ты у меня на мушке, парень, - раздалось сзади - говорили на калардинском, четко и внятно. - Брось меч и ссади девчонку. Потом слезай сам.
        Натан колебался только мгновение. Потом разжал руки. Рослин скользнула с седла, словно молча соглашаясь с его решением.
        Он знал только одно: это не тальвардская стража, нагнавшая убийцу. Те не заговорили бы на понятном ему языке и не стали бы церемониться. Церемонятся только те, кто тебя уважает. Пусть даже и держат за врага.
        Это было последнее, что он успел подумать, прежде чем в затылок ему всадили камень и мир стал валиться набок, а потом исчез.
«Сделай это». «Я не смогу». «Слышишь, сделай это! »
        Она не знала, какие из этих слов произносила, а какие - слышала. Больше того - не знала даже, где находится, с кем говорит, и не знала, кто она сама. Кто из этих, говорящих. Порой ей казалось, что оба - сразу.

«Вперед. Ну, давай же».

«У меня не получится... »

«Прекрати пороть чушь! Сказано тебе - пшел, живо! »
        Эллен ощутила твердую руку на своем запястье и одновременно - жар пламени, дикий, жадный, требовательный. Это забытое ощущение наполнило ее восторгом - нет, не забытое, вовсе не забытое, ведь она смогла припомнить его с первого же мгновения! Дрожащий воздух лизал ее руки, одну из которых жестко сжимала за запястье чужая рука, и Эллен хотелось броситься вперед, в манящее, нежное, приветливое пламя, которое снова было согласно ее принять, которое ее больше не отвергало. Но тело почему-то делало что-то совсем другое - ну да, тело Эллен не было телом Эллен, это она была Эллен своего тела и не могла заставить его идти в огонь, оно билось, вырываясь из цепких жестких рук...

«Сделай это! Ты должен! »

«Должен? Почему ко мне обращаются в мужском роде? » - подумала Эллен, прежде чем поняла, что последний крик вырвался из ее горла... из ее собственного пересохшего горла, но только ее голос почему-то тоже был мужским, и мужской была ее рука, крепкая, с густым пушком русых волос на тыльной стороне ладони. Эта рука сжимала тонкое запястье - не женское, скорее оно принадлежало подростку, слабо и неуверенно пытавшемуся вырваться, не позволить швырнуть себя в пламя...

«Глупый, что же ты, там не больно», - подумала Эллен и снова закричала во всю силу своей мужской глотки:

«Пошел, сказано, живо! »
        Она толкнула и стала падать - одновременно, будто находясь сразу в двух телах... в трех, считая ее саму. И, падая, услышала крик - куда более яростный, чем ее собственный.
        Окончание потонуло в свирепом реве пламени, треске обваливающегося дерева. В следующее мгновение она уже лежала под развесистыми ветвями придорожного дуба, глядя сквозь прорехи в темно-зеленой листве на ясное утреннее небо.
        В последнее время ей то и дело снились очень странные сны.
        Что-то больно ударило ее в ребра. Эллен вздрогнула, но поднялась не сразу - лишь когда второй камешек, маленький и острый, как метательное лезвие, царапнул ее скулу, содрав клочок кожи.
        - Что за... - Эллен рывком села, и третий камешек врезался в примятую траву там, где только что было ее плечо.
        Эллен обернулась и глазам своим не поверила. Его милость господин Глориндель, эльфийский принц и будущий князь Калардина, сидел в стороне на пригорке, скрестив ноги, и швырял в нее камнями. Ветер трепал его волосы и бросал горстки песка на подол плаща, но он не замечал этого. Выражение лица у него было злорадно-сосредоточенное, словно у жестокого мальчишки, полдня высидевшего в засаде для того, чтобы поймать и изувечить бродячую кошку. Эллен уже знала, что господин Глориндель отличается непростым характером, но тут она до того оторопела, что какое-то время просто молча смотрела на него. И только когда он, выдержав паузу, снова швырнул в нее камень, возмущенно вскрикнула:
        - Да вы в своем уме?!
        Глориндель поднялся, с десяток мелких камешков скатились с его колен на землю. Эллен только теперь заметила, что он полностью собрался в дорогу и, должно быть, ждал ее пробуждения с немалым нетерпением.
        - Тебя бы в людскую, - прошипел он. - Котлы чугунные драить. А лучше нужники. Там тебя отучат дрыхнуть до полудня. Когда вернемся в Калардин, напомни мне, чтоб распорядился.
        В последние дни эльф пребывал в скверном настроении, которое, похоже, достигло пика - во всяком случае, Эллен надеялась, что хуже уже не будет. Отчасти она понимала, отчего он так взбешен: сегодня им пришлось ночевать под открытым небом, а этого господин эльф страсть как не любил.
        Эллен же, напротив, заснула мгновенно и была настолько увлечена своими странными снами, что не особо торопилась просыпаться. Эльфа это, видимо, взбесило. Что не объясняло, впрочем, почему он не мог просто растолкать ее, когда проснулся сам, пусть бы даже и ударом сапога в бок, - нет, непременно надо было забраться на пригорок и обстреливать галькой, будто мальчишка... Оправляя сбившуюся во сне одежду, Эллен взглянула на солнце. Не так уж и поздно, с рассвета прошло часа два от силы. Эльф, несмотря на отвратительное настроение, выглядел вполне свежим - не выспался, конечно, но и не только что открыл глаза. Походило на то, что он проснулся, оделся и какое-то время смотрел на спящую Эллен, а только потом решил устроить ей суровую побудку... Последняя мысль показалась Эллен просто смешной. Стал бы он охранять ее беспокойный сон, как же... Наверное, просто бродил по лесу, может быть, ручей искал. В последнем постоялом дворе эльф выпил слишком много вина и уже вторые сутки мучился жаждой. Запас их воды он уже прикончил, а придорожные трактиры в этой части страны встречались редко. Это тоже усиливало его
злость - словом, как ни крути, день не заладился с самого начала.
        Понимая это, Эллен подавила желание высказать господину Глоринделю все, что она думает о его манерах, и молча забралась на коня. Да, она на него всякий раз именно забиралась - будто забор седлала, как тонко подметил эльф, и обычно его это зрелище очень веселило. Но сегодня он даже не смотрел в ее сторону, пока она, постанывая, устраивалась в седле. Они ехали почти без остановок уже пятый день, тело Эллен не было привычно к подобным нагрузкам - она чувствовала себя так, словно совсем недавно переломала все кости и теперь они срастались заново, причем неправильно. Но она не жаловалась, утешая себя мыслями, что до Тарнаса должно быть уже недалеко.
        Первое время они ехали молча - Эллен не решалась начать разговор, а эльф был мрачен как туча. Когда он злился так сильно, его красивое лицо застывало словно маска, и в нем проступало что-то не совсем человеческое - в такие минуты Эллен особенно ясно видела, что он принадлежит к другой расе. Неужели ярость - основное настроение эльфов? Раз именно в этом состоянии в их облике проступают только им присущие черты... Если так - Эллен, пожалуй, была рада, что ей не суждено вернуться в Калардин и познать жизнь под их правлением. А если вспомнить обещание Глоринделя узаконить рабство... ох, нет, пожалуй, не стоит с ним сегодня вообще заговаривать, вдруг решила она. Захочет - сам заговорит. Лишь только она успела подумать это, эльф обернулся к ней и сказал:
        - Это Дреддер или Бреррет? Говори уже!
        Он часто начинал разговор вот так, буквально с середины фразы - словно они давно уже говорили, и он просто отвлекся на минуту. Может, поэтому Эллен всегда было трудно понять его с первого раза.
        - Что?

«Дура», - отчетливо говорил взгляд Глоринделя, однако он соизволил уточнить:
        - Мы едем на юг. Строго на юг, явно же, никуда не сворачивая. Там только два больших города, Дреддер и Бреррет. В какой из них мы едем?
        Дреддер... Бреррет... До чего же странный язык у этих тальвардов. И не выговоришь
        - язык так и бегает по небу, щекотно.
        - Ни в какой.
        - Хватит мне уже мозги пудрить, - снова прошипел эльф. Как он это умеет... это вовсе не метафора: в самом деле очень похоже на змеиное шипение, ровно настолько, что еще можно разбирать слова, но мороз по коже продирает основательный. - Все равно я избавлюсь от тебя, как только пойму, куда именно мы едем. Рано или поздно я это сделаю. Прекрати уже держать меня за дурака!
        Избавитесь, милорд, да. Я вам надоела. Знаю. Я всего лишь глупая женщина. Во мне нет... ничего такого, за что меня можно было бы терпеть. И от меня можно хотеть избавиться. Да.
        Но это не так-то просто. Не верите - спросите у Рассела. Спросите у него, милорд, легко ли избавиться от глупой старой Эллен.
        - Зачем вам избавляться от меня? - спросила она.
        Эльф только фыркнул, не удостоив ее ответом. Эллен ехала, низко опустив голову и глядя на гриву коня, развевающуюся на ветру.
        - Я же могу... пригодиться вам, - прошептала она почти в отчаянии.
        - Дреддер или Бреррет? Ну, отвечай! Она стиснула зубы.
        - Я сказала вам, ни один из этих городов! Мы едем в другое место.
        - В другое? Хочешь сказать, моя маленькая Рослин в одиночку поперлась в глухие леса?
        - Здесь нет глухих лесов. - Эллен не знала наверняка, но ей почему-то захотелось так сказать, будто она знала, что и эльфу это неизвестно точно, и это был лишний способ его позлить. Зачем ей это понадобилось, при его нынешнем-то настроении, она и сама не знала - но эффект превзошел все ожидания.
        - Хватит парить мне мозги, сука! Я не собираюсь ехать с тобой дальше! Говори, куда направилась эта сраная девка, пока я из тебя дух не вытряс!
        Последнюю фразу он произнес, поставив своего коня поперек дороги, вцепившись одной рукой в узду коня Эллен, а другой - в ее запястье. Эллен посмотрела на его руку. Тыльная сторона ладони эльфа было узкой, белой и безволосой. Рука аристократа. А та рука, из ее сна, была рукой воина. При этой мысли Эллен ощутила волну возбуждения, опасно граничащего с плотским. Эльф будто почувствовал это и вместо того, чтобы разразиться очередным проклятием или, того хуже, колкостями, отпустил Эллен и молча пришпорил коня. Прежде чем она успела опомниться, он обогнал ее на добрых сто шагов. Эллен перевела дух и двинулась следом, пытаясь сглотнуть гулко бившееся в горле сердце. Поведение эльфа уже нельзя было назвать просто странным - но и безумным оно все-таки не было. Скорее походило на то, что его мучило что-то, и это что-то было связано с ней... непосредственно связано, раз Глориндель все еще не бросил ее, не убил и не выбил из нее сведения, которыми она его шантажировала. Если задуматься, последнее было бы самым вероятным развитием событий. Это же так просто: загнать ей кончик кинжального острия под ноготь и
мгновенно услышать заветное слово «Тарнас» - Эллен не сомневалась, что Глориндель вполне способен на это...

«А способна ли я? » - вдруг подумала она. Непонятно почему: у нее не было нужды так поступать... пока не было. И все равно она подумала, еще раз, смакуя эту мысль: «Способна ли я? »
        И поняла, что не знает ответа.
        И еще поняла, что всего несколько недель назад ответ был бы только один: «Нет».

«Рассел, - подумала Эллен почти с нежностью, - я иду к тебе. Теперь... я к тебе иду. Я знаю теперь зачем. Я знаю, что способна».
        До самого трактира они больше не обменялись ни словом. Эллен обрадовалась, увидев издалека вывеску, - она надеялась, что отдых немного расслабит Глоринделя. Однако внутри ее ждало еще одно испытание: представительного вида господин, кажется, занимавший последнюю свободную комнату в ту самую минуту, когда Глориндель и Эллен входили внутрь.
        - ... до вечера, а там будет видно, - услышала Эллен обрывок фразы. Прежде чем она успела вмешаться, Глориндель швырнул на прилавок золото и рявкнул:
        - Угол. Живо.
        Трактирщик смерил его взглядом, от которого Эллен успела отвыкнуть: к щедрости господина Глоринделя все прежние простолюдины проявляли несказанное уважение. Этот же даже не соизволил ответить, лишь указал глазами на человека, стоящего рядом с ними, и невозмутимо развернулся к Глоринделю спиной, игнорируя поблескивавшее на стойке золото. Сколько же заплатил за комнату этот человек?.. Эллен взглянула на него с интересом. На мужчине был длинный плащ и широкополая шляпа, мешавшие разглядеть его хорошенько, но что-то в его осанке и манере держаться говорило Эллен, что лучше с ним не связываться. У эльфа же, видимо, инстинкт самосохранения, и без того не особо развитый, окончательно притупился затянувшимся приступом беспричинной ярости. Он круто развернулся к человеку у стойки и тоном, не терпящим пререканий, потребовал:
        - Найдите себе другое пристанище, сударь.
        Из-под обвислых полей шляпы стрельнул спокойный внимательный взгляд.
        - Вы ведь все равно только до вечера, - раздраженно продолжал эльф, будто не замечая этого взгляда. - Можете отсидеться тут. Если желаете, я оплачу вашу выпивку.
        Как любезен, однако... Мужчина мягко улыбнулся.
        - Простите, сударь, - проговорил он. - Я устал с дороги и хотел бы выспаться.
        - Порядочные люди ночами спят, - бросил эльф; Эллен видела, что он снова начинает закипать.
        - Ну вот, вы только что обозвали меня подонком, - улыбнулся мужчина. - Что ж мне теперь, кишки вам выпустить? Или вы все-таки дадите мне идти своей дорогой и пойдете своей?
        Он говорил очень приветливо, но Эллен ощутила внезапно подкатившую волну тошнотворной паники. Он не шутил. Так же, как не шутил эльф, говоря, что обратит в рабство ее народ. Как не шутила Рослин, обещая убить ее и сделать пояс из ее кожи. .
        Эльф вспыхнул - Эллен даже вообразить не могла до этой минуты, что он умеет краснеть, пусть даже от гнева, - и занес руку. Двигался он быстро, но незнакомец в широкополой шляпе оказался проворнее. Эллен даже не успела заметить, что произошло, а он уже выкрутил эльфу руку и припечатал его к стойке. Народу в трактире было совсем немного, и все они тщательно делали вид, что ничего не замечают.
        Мужчина наклонился к самому лицу эльфа и что-то очень тихо сказал ему на тальвардском. Глориндель мгновенно успокоился, маска ярости словно слетела с его лица, но на ее место пришел не страх, а настороженность. Мужчина отпустил его. Глориндель выпрямился.
        Эллен много дала бы, чтобы знать, что мужчина ему сказал, и тут Глориндель вдруг схватил ее за талию и швырнул вперед, буквально в объятия незнакомцу.
        - А это тебя не устроит? - спросил он. - Можешь попользоваться моей рабыней. А потом уберешься отсюда. Я, знаешь ли, тоже чертовски устал ее трахать.
        Эллен до того остолбенела от подобной наглости, что даже не нашла сил возразить. На ее счастье, мужчина сам отстранил ее, бросил на эльфа короткий взгляд и молча вышел вон. Эллен бросилась за ним - не для того, чтобы догнать, просто у нее вдруг перехватило дыхание, и она больше всего на свете мечтала глотнуть свежего воздуха. . а уже потом - убить этого ублюдка, терпеть которого становилось все труднее.

«И для чего, для чего?.. » - растерянно подумала она, вылетая из трактира. Мужчина, шедший впереди нее, вдруг остановился и круто развернулся, так что она снова налетела от него. Пылая от стыда, вскинула лицо - и увидела, что он смотрит ей в глаза. Эллен застыла на мгновение, потом попыталась выпрямиться, но на сей раз он удержал ее и держал не просто крепко - цепко, будто крючьями поддев ее за кожу. Эллен хотела вырваться, почувствовал а острую боль, пронзающую немеющие запястья, - и подняла голову, сдаваясь на милость незнакомца. Он тесно прижимался к ней, но от него веяло холодом.
        - Что, надоел он тебе? До смерти? - усмехаясь, тихо спросил он.
        Эллен судорожно кивнула, глядя в стеклянно-голубые глаза, буравящие ее насквозь.
        - И все равно ты с ним? Думаешь, он научит тебя чему-то... стоящему?
        - Надеюсь, - с трудом выдавила Эллен.
        Какие странные у него были глаза - будто состоящие из сплошной радужки... ни белков, ни зрачков, только ледяная голубизна, от которой стыло сердце.
        - Но ты же не его рабыня. Так? - Она не ответила, только кивнула, и он ухмыльнулся. - Скорее уж наоборот.
        Эллен сама бы себе не призналась в этом, но ее сердце подскочило при этих словах.
        - Ну так... продай мне его. - Мужчина наклонился к ней совсем близко, так что полы его шляпы легли ей на затылок, и их лица оказались в интимном полумраке глубокой тени. - Я хорошо заплачу. Нам сейчас нужны эльфы. А этот... особенно хорош. Продай.
        - Я...
        - Продай. - Его дыхание обжигало ее лицо - всеблагие небеса, обжигало, как пламя, как прикосновение Глоринделя. - Что тебе с него? Ты ему не присягала. Ты даже слова не давала. Он тебе не нужен. Он только и делает, что унижает тебя. И, может быть, все-таки убьет. Подумай...
        - Я не...
        - А я отдам тебе твоего Рассела, - сказал человек в длинном плаще и шляпе с обвислыми полями.
        Крик застрял в горле Эллен. Она могла только смотреть на этого... на этого демона, широко распахнутыми глазами - и не сметь спрашивать, зная, что спрашивать нельзя.
        Он смотрел на нее, ожидая ответа. Эллен не думала. Это было проще всего. Всегда.
        Она покачала головой.
        Мужчина отпустил ее и, прежде чем она успела отпрянуть, отступил на шаг.
        - Эльфийский выродок и калардинская шлюшка, - проговорил он. - Хороша парочка. Ну, удачи тебе, милая. Береги себя. А эльфа еще пуще береги.
        Он отвернулся и сгинул - она не успела понять, как и куда.
        Эллен вздохнула и медленно осела на землю. Двор был усыпан конским навозом, и ладони Эллен увязли в нем по запястья.
        Она услышала позади движение, но не подняла головы. Только подумала без малейшего удивления, что уже научилась узнавать Глоринделя по звуку шагов.
        Натан потерял сознание всего на несколько секунд, поэтому большую часть пути до лагеря тальвардских бандитов прошел самостоятельно - не считая того, что его то и дело подталкивали то в плечо, то в шею. Это несказанно раздражало, но было понятно
        - в не столь уж давние времена Натан сам так делал, именно потому, что это еще больше дезорганизовало пленников. Маленькая такая полевая хитрость, особенно когда есть риск, что человек вздумает погеройствовать.
        Геройствовать Натан не собирался - со связанными руками это было бы довольно сложно. Рослин вели позади. Калардинская княгиня шла сама с лицом столь надменным, будто это она самолично организовала засаду. Интересно, подумал Натан, что она им сказала.
        Шли они недолго - в соседнем холме скрывался вход в пещеру. В само отверстие, искусно прикрытое снаружи дерном и кусками отслоившегося сланца, едва можно было протиснуться, зато внутри разместился бы лагерь человек на двадцать. В дальнем конце пещеры виднелись две черные дыры - туннели, видимо, соединявшие это место с парой ему подобных. Потрясающее местечко - в бытность свою лесным разбойником Натан чего бы ни отдал за такое логово. Калардин - страна равнин и лесов, никаких пещер и нор, особо не разгуляешься.
        Посреди пещеры горел костер, и островки сланца на песчаных стенах слабо отблескивали алым. Вокруг костра сидели несколько человек - четверо или пятеро мужчин, двое из которых медленно прокручивали над огнем вертел с насаженной на него кабаньей тушей, - и женщина, при одном взгляде на которую Натан невольно улыбнулся. Не от радости - просто ему стало немного смешно. Нет, ну подумать только, а? Как тесен мир.
        - Ну кто бы мог подумать, что так тесен мир, - протянул он вслух.
        Женщина у костра вскинула на него единственный глаз, но не улыбнулась в ответ.
        - Мы знакомы? - сухо спросила она.
        - Ну еще бы.
        - Это не помешает мне перерезать глотку ублюдку, вздумавшему браконьерствовать в моих землях.
        - Не кочевряжься, сеструха. Не тренди, что за так бражеля помажешь - ты хоть и гурлена знатная, но варьяткой никогда не была.
        - Оставь этот треп для калардинцев, Натан, - спокойно сказала женщин а, игнорируя его переход на жаргон. - Здесь у нас свои законы.
        Натан усмехнулся, но промолчал. Он не верил, что она всерьез настроена так уж враждебно, как пытается показать, но, правду сказать, добрым нравом Стэйси-Сколопендра никогда не отличалась. Даже когда была на десять лет моложе и вместе с Натаном состояла - недолго, правда, - в банде Алана Джойса. Уже тогда она справедливо считалась редкостной стервой, а с возрастом свирепела все больше. Потому и не прижилась в банде - слишком скоро и открыто стала замахиваться на место Алана. Ее не убили, до этого не дошло, - она сама ушла раньше, бросив на прощание, что в первом попавшемся селе наберет банду куда более крутых парней, чем эти сраные сосунки. Натан тоже подпадал под это нелестное определение, тем не менее в открытый конфликт со Стэйси они никогда не вступали, и сейчас он все же надеялся, что она сменит гнев на милость. Не в память о старой дружбе, конечно (какая уж там дружба), но в Калардине, согласно неписаному закону, разбойники никогда не убивали друг друга без веских причин. Хотя то в Калардине...
        Как ни крути, она явно не была рада его видеть.
        - Конечно, у вас свои законы, я не спорю, - сказал Натан. - И если я их нарушил - то по случайности. Я думаю, никто ничего не потеряет, если ты дашь мне возможность объяснить.
        - Разумеется, дам, - холодно сказала она. - Я дала бы такую возможность любому, кто оказался бы на твоем месте.
        - Не сомневаюсь, - быстро согласился Натан.
        Она стрельнула в него взглядом единственного глаза, проверяя, не издевается ли он. Но только безумец решился бы издеваться над Стэйси-Сколопендрой, особенно если на ее стороне был явный тактический перевес. Натан выдержал ее взгляд, зная, как много от этого зависит. По иронии судьбы, Стэйси тоже была одноглазой, как и Аманита, вот только Натан знал, как она лишилась глаза: глупо, выжгло отскочившей от костра искрой во время какой-то попойки. Впрочем, ей в отличие от Аманиты это пошло на пользу: и без того баба весьма устрашающего вида - здоровенная, как мужик, скуластая, с тяжелыми кулаками, - она теперь выглядела исключительно свирепо, будто ее единственный желтый глаз вобрал ярость утраченного. Стэйси пришла к ним раньше, чем Аманита, поэтому никаких шуточек на эту тему тогда не бродило, что, без сомнения, сохранило чью-то жизнь. Давно это было... По правде говоря, Натан даже немного удивился, что она его вспомнила.
        - Ну так что, поговорим? - терпеливо спросил он. Стэйси пожевала толстые губы, хмуро кивнула.
        - Развязать, - велела она с таким видом, словно шла на невероятную уступку. Приказ тем не менее был выполнен с рвением, говорившим о дисциплине в банде довольно много. Впрочем, от Стэйси ждать иного не приходилось, а что ее ребята и в самом деле были круты, Натан уже имел возможность убедиться.
        Он двумя движениями размял затекшие запястья и, мысленно поздравив себя с удачным стартом, обернулся в поисках Рослин. Та стояла чуть поодаль между двумя бандитами, с интересом разглядывая пещеру.
        Стэйси перехватил его взгляд и коротко спросила:
        - Что за девчонка?
        - Моя дочь, - спокойно солгал Натан. Стэйси изогнула густую бровь - жест получился неожиданно изящным.
        - Неужели калардинские шлюхи теперь донашивают детенышей? Или ты остепенился?
        Опасный вопрос. Натан быстро прикинул, стоит ли сообщать Стэйси о своем новом законопослушном статусе. Потом решил, что прояснять это сейчас вовсе не обязательно.
        - Времена меняются, люди тоже, - уклончиво ответил он.
        - Видать, не особо, если ты по-прежнему браконьерствуешь в чужих угодьях.
        Снова это странное слово... Браконьерство. Будто у нее есть письменное дозволение наместника на разбойничанье в этих местах.
        - Я бы хотел объяснить...
        - Объяснишь. - Стэйси рывком поднялась - что и говорить, годы явно не добавили ей грации. - Все объяснишь.
        Она пошла к одной из черных дыр в дальнем конце пещеры. Натан шагнул за ней. Больше никто не двинулся с места, только Рослин сказала вполголоса: «Папа... » - и его отчего-то передернуло, хотя прозвучало это так, как должно было прозвучать для пущей убедительности: испуганно, жалобно, умоляюще... Но до того не вязалась эта интонация с выражением ее лица, что только полный идиот не заподозрил бы неладное. А впрочем, с удивлением понял Натан, обернувшись якобы на зов и окинув оставшихся в пещере бандитов беглым взглядом, это ведь только я знаю, какая она. Для остальных леди Рослин - обычная напуганная девочка. Они же не рассматривают ее лицо и не заглядывают ей в глаза. Пусть так же все и остается еще час-другой. А там, миледи, мы уберемся отсюда. Все же гостеприимство Сколопендры - не самое приятное, что могло случиться в нашем путешествии.
        С этой мыслью он шагнул в черный провал.
        Провал оказался нишей, которую разделяла надвое деревянная дверь. А за дверью Натан обнаружил маленькое, в пару шагов, углубление. Там стояла походная кровать и горела масляная лампа - Стэйси как раз зажигала ее, сидя на корточках спиной к двери, когда Натан вошел. Он помнил, что она никогда ни к кому не боялась поворачиваться спиной. И не только потому, что свято верила в действенность законов чести, - хотя и поэтому тоже. Просто Натан сомневался, что кто-нибудь из тех, кто пытался напасть на Сколопендру со спины, увидел следующий рассвет.
        - Ну а теперь говори, сколько вас тут и что это значит, демоны вас разорви! - развернувшись, вдруг в сердцах выпалила Стэйси.
        Натан на миг застыл, ошеломленный не столько вопросом, сколько затаенным страхом, звучавшим в ее голосе. Стэйси - боится? Вот это да... Значит, есть чего.
        - О чем ты говоришь?
        Она села на кровать, подперла голову руками и угрюмо уставилась на него снизу вверх.
        - Полно, Натан. Хватит. Я велела парням сохранить тебе жизнь только потому, что хочу знать, что вы задумали. Неужели в Калардине и впрямь все настолько плохо?
        - Можешь не верить, но я правда не понимаю, о чем ты.
        Он легко выдержал впившийся в него взгляд желтого глаза. Стэйси была безумна, и с ума ее свели представления о том, что правильно, а что нет, поэтому единственная возможность поладить с ней заключалась в том, чтобы говорить правду. Он уже один раз ей солгал, выдав Рослин за свою дочь, но сейчас чувствовал себя абсолютно спокойно.
        - Я не верю в совпадения, - вполголоса проговорила она. - Я пришла в эту страну десять лет назад и ни разу не встречала здесь калардинских бражелей. А сейчас прете, как дурики под перо, и это свин знает что за хрень.
        Она так разволновалась, что перешла на жаргон - и Натану это не казалось хорошим признаком.
        - Хочешь сказать, ты видела здесь еще кого-то из наших? - сказал он, не поддержав ее инициативы и надеясь таким образом ее немного успокоить.
        Он не прогадал - Стэйси сразу сникла, потом сердито тряхнула коротко стриженной головой.
        - Это моя земля, Натан. У меня договоры с местными властями, начиная от сельских старост и заканчивая начальниками гарнизонов: я делаю что хочу, но больше никому этого не позволяю. Поэтому никто, кроме моих ребят, не смеет бесчинствовать на дорогах и грабить народ в трактирах.
        - Я не знал, - коротко ответил Натан. - Мне были нужны деньги. Я не умею добывать их иначе. Ты хочешь, чтобы я вернул тебе то, что мне досталось? Тогда ты позволишь мне уйти?
        Стэйси вонзила в него свой бешеный взгляд.
        - Вот в этом вся ваша калардинская гниль! - выплюнула она. - Знатный бражель никогда не отберет у собрата кровью нажитый дувал. На это только вы, варьяты, и способны!
        Она говорила быстро и горячо, путая жаргонные слова с обычными, - Натан прожил с ней бок о бок около года, но никогда не видел такой взволнованной. Из всего сказанного ею он понял только одно: на землях Стэйси недавно появился кто-то еще из калардинских бандитов, возможно, даже какой-то их общий знакомый, раз она заподозрила связь, и это приводило ее в панику. Договор с местными властями... похоже, он дорого ей дался, раз она так боялась малейшего соперничества.
        - Стэйси, кого ты видела? - спросил Натан.
        И тут же вспомнил - слишком поздно, правда, - как она ненавидит свое имя. Мягкое, нежное, больше подходящее пастушке, а не крепкой разбойнице, способной одной рукой скрутить в бараний рог здорового мужика. Впрочем, прозвище, которое, Натан подозревал, она придумала себе сама, подходило ей не больше. Сколопендра животное хоть и гадкое, но проворное и юркое, чего самой Стэйси всегда не хватало - она была слишком тяжеловесна и прямолинейна... но, правда, тоже предпочитала песчаник. Разве что это их роднило.
        На сей раз она спустила ему обращение по имени - видимо, была слишком погружена в свои тревоги.
        - Да тут одна... - как будто неохотно проговорила она, не глядя на него. - Может, ты слыхал о ней. Одноглазой Аманитой ее у вас звали.
        Внутри у Натана все скрутилось комом - и вдруг захотелось вернуться в трактир, в тот миг, когда Рослин заявила, что у них кончаются деньги, и дать ей пощечину. А потом сказать: «Заткнись и прекрати пороть чушь».
        - Ты ее... видела? - хрипло спросил он.
        - Не я. Ребята мои. Недалеко отсюда, близ Тарнаса. Так ты знал ее?
        - Ее все знали, - с деревянной улыбкой сказал Натан. - Ты давно из Калардина уехала, да?
        - Давно. И все равно о ней... слыхала. Она, правда, всего лишь воровка. Так говорят. Но мне здесь сейчас ловкая воровка может наделать больше бед, чем целая банда. Особенно если проберется в местный гарнизон, а она как раз этим и промышляет, верно?
        Верно, подумал Натан. В гарнизоны, замки, дворцы... Даже в лощеные хоромы эльфийских принцев, которые очень не любят обнаруживать себя обманутыми. Там, где тебе, Стэйси, никогда не бывать, хоть ты тоже одноглазая.
        - Она правда одноглазая? - будто услышав его мысли, тихо спросила Стэйси.
        - Да уж не меньше, чем ты, - неуклюже сострил Натан. Стэйси выругалась.
        - Ну и зачем мне это сейчас нужно, а? Тут же пойдет слух, что Сколопендра на старости лет еще и карманницей сделаться решила! Кто поверит, что нас две?!
        Кто угодно. Любой, видевший тебя и видевший ее. Она и одноглазая - красавица, какой тебе никогда не стать, хоть ты наизнанку вывернись.
        Могу спорить, она такая осталась даже мертвой.
        Проклятие, подумал Натан, но ведь я же сам видел, как ее повесили, я видел алую дыру на месте ее глаза рядом со вторым, остекленевшим и пустым, когда с него слетела черная повязка... Видел ее белые пальцы, повисшие вдоль тела... пальцы, которые меня так ласкали... один только раз... так, как больше не ласкал никто, никогда...
        Я видел это. Она была мертва. Она все еще мертва, я уверен.
        И что бы ты сказала, Стэйси, если бы узнала, что и это не может меня остановить?
        - Те, кто ее видел... ты им можешь доверять?
        - Как себе.
        - Когда это было?
        - Не все ли равно? - с досадой проговорила Сколопендра и посмотрела на него. - Лучше ты мне объясни, какого рожна вы оба оказываетесь здесь почти одновременно? Я слышала, что Калардин вот-вот захватят то ли тальварды, то ли эльфы. И что, вся ваша шушера ринется сюда, будто тараканы из горящей избы? Прямо говори, как есть. Я должна быть готова.
        Натан с трудом сдержал улыбку. Она говорила так сердито... так беспомощно. Она создала тут свое маленькое королевство, подданные которого ей преданны, и это все, что у нее есть. А защитить свое королевство она не сможет - войска Тальварда могут терпеть меньшее зло, но вряд ли они допустят войны банд на своей земле. И Стэйси прекрасно это понимает. Потому так и кидается на каждого бандита-одиночку, вздумавшего обчистить карманы неосторожных путников. Одиночку можно убить, выполнив свою часть соглашения с властями, но если таких одиночек наберется хотя бы пара десятков...
        - Будь спокойна, Сколопендра, - сказал Натан. - Ты же знаешь, мы, калардинские варьяты, никогда особой сплоченностью не отличались. Ты поэтому нас и не любила.
        - Да, - подтвердила она, настороженно глядя на него. - Поэтому тоже.
        Интересно, а ты-то сама откуда родом, вдруг подумал Натан. Он не помнил точно - столько времени прошло...
        - И если они куда и ринутся, как тараканы из горящей избы, - беззлобно передразнил он ее, - то уж явно не в страну, которая их захватила.
        Он не мог быть уверен в том, что говорил, но звучало это логично. Стэйси тоже это поняла - она знала нравы калардинских разбойников не хуже, чем он, хотя и провела среди них намного меньше времени.
        - Я не верю в совпадения, Натан, - помолчав, негромко сказала она.
        - Придется. Они иногда случаются. Ну вот, к примеру, кто мог предположить, что ты меня вспомнишь, а я - тебя? И тебе, и мне было кого получше запоминать, а?
        Он попытался разрядить обстановку, но вдруг понял, что сказал совсем не то, что следовало, - понял по взгляду, который она на него бросила.
        - Мне надо подумать, - вставая, заявила Стэйси. - Побудешь пока здесь со своей... дочуркой.
        Ему не понравилось, как она это сказала, но спорить он поостерегся. Минута слабости прошла, растерянной Сколопендра больше не выглядела. Натан запоздало понял, что именно сейчас и следовало воспользоваться моментом - когда она дала слабину, но было поздно жалеть об этом.
        - Ты женился? - вдруг спросила она.
        - Нет.
        - Что, выкрал у уличной девки свою байстрючку?
        - Можно и так сказать.
        - А чего потащил ее с собой в Тальвард? Натан закусил губу.
        - Это... долгая история.
        - Расскажешь, - тоном, не терпящим пререканий, сказала Стэйси и снова взглянула на него. - Время у нас будет... Ты почти не изменился, Натан.
        - Ты тоже, - ответил он, и это прозвучало вовсе не комплиментом.
        Стэйси усмехнулась, наклонилась, погасила лампу. Несколько мгновений, пока она не распахнул а дверь, они находились в полной темноте, и Натан слышал рядом с собой ее дыхание.
        Она не знала, что имел в виду этот странный человек, обещая вернуть ей Рассела, - но выбор сделала, не размышляя ни мгновения. И не потому, что у нее не было времени.
        Так зачем ты все-таки идешь в Тарнас, Эллен? Чтобы найти зомби, бывшего когда-то калардинским княжичем, и задать ему бессмысленный вопрос? Или ты сопровождаешь этого эльфийского подонка, чтобы ограждать и защищать его в пути, - ты, слабая беспомощная дура? Ты здесь, во враждебной стране, чтобы опекать человека, который тебя презирает и не нуждается в твоей опеке?
        И все же она сделала то, что сделала.

«Береги себя. А эльфа еще пуще береги».
        Она берегла. И прежде всего - от себя самой.
        Она смогла бы убить его, если бы действительно захотела.
        Эта мысль появилась у Эллен на следующий день после встречи со странным человеком в придорожном трактире. Они все так же ехали на юг, дорога никуда не сворачивала и не содержала развилок - Эллен не знала точно, где находится место под названием Тарнас, но просто чувствовала, что они движутся правильно. Типично женская логика
        - сказал бы эльф, если бы знал об этом... и если бы находился в хорошем настроении. Эллен казалось, что этого уже никогда не будет. Он оставался все так же мрачен и неразговорчив, что, в общем, ее устраивало, но и тревожило - словно она ощущала затишье перед грядущей бурей.
        Только вот кто из нас изрыгнет молнию, милорд, думала она, глядя в его сгорбленную спину. Вы знаете? Я - нет.
        Деревушка, в которой она получила ответ на свой вопрос, встретилась им на пути почти случайно - вынырнула из зыбкой пелены тумана и моросящего дождя, сначала - низким частоколом покореженного забора, потом - серыми соломенными стрехами крыш. Эллен в первый миг оторопела, не понимая, откуда посреди тракта могло взяться это богом забытое селение; потом вдруг увидела, что дорога, по которой они едут, - вовсе не тот широкий, утоптанный тракт, которым они путешествовали последние недели: скорее тропа, ухабистая и поросшая травой. Все-таки попалась по пути развилка, и они на нее свернули... должно быть, эльф свернул, а Эллен, погруженная в свои мысли, даже этого не заметила.
        Так она решила для себя, потому что не хотелось думать о том, что их какой-то силой затянуло в это колдовское место. Хотя позже Эллен предпочла бы думать именно так.
        - Где это мы? - вполголоса спросила она.
        Эльф поднял голову, словно очнувшись от дремы, огляделся. И улыбнулся - легкой, беглой улыбкой, тут же исчезнувшей.
        - Главное - вовремя-то как, - проговорил он, и Эллен не понравился его тон. Ответить она не успела - Глориндель пришпорил коня и галопом влетел за частокол, оказавшись на земле деревушки... из которой ему не суждено было уйти.
        Эта мысль будто ошпарила Эллен кипятком, и она покачнулась в седле, еле успев вцепиться в гриву коня. Тот нервно запрядал ушами, переступил с ноги на ногу, будто не решаясь последовать за конем эльфа. Эллен перевела дух. Ее напугала не столько сама мысль - в последнее время ее часто одолевали странные мысли, - сколько ощущение, которое эта мысль вызвала. Будто ошпарило кипятком...

«Горячо, - подумала Эллен, - так горячо... »
        Она нагнала эльфа, уже таявшего в повисшем над деревушкой тумане. «Сказать ему, что мне не нравится это место? Бессмысленно». А место ей в самом деле не нравилось. Ни души - лишь приземистые неказистые хижины в цепких объятиях густой дымки. И звуков никаких, кроме редкого стука дождевых капель по земле.
        - Тут должен быть трактир, - уверенно сказал эльф. Где бы они ни оказывались, подобные места интересовали его в первую очередь. Эллен ничего не ответила - просто осматривалась, слушая, как барабанит по плащу дождь.
        Трактир нашелся - совсем скоро, за первым же поворотом. Деревушка состояла из двух перекрещивающихся улочек, и на одном из углов перекрестка высилось неуклюжее двухэтажное здание. Окна полыхали желтым светом, изнутри доносились крики, пение и свист, а вокруг шатались пьяные кучки народу. Похоже, в деревне был праздник, что сразу объяснило затишье на окраине, показавшееся сперва таким зловещим. Эллен понимала это, но на душе у нее легче не стало.
        - Эй! - звонко окликнул эльф пробредавшего мимо мужика. - Что празднуете?
        Тот вскинул на него заплывшие глаза - цепкие и недобрые. Потом ответил. Они говорили на тальвардском, но Эллен к этому времени уже вполне понимала здешний язык - достаточно, чтобы разобрать: здешний корчмарь отдает дочку замуж и всю деревню поит задарма.
        - Отлично, - сказал эльф и вдруг подмигнул Эллен. - Может, и нам что перепадет.
        Она посмотрела на него с изумлением, все еще не привыкнув к тому, как резко у него менялось настроение, - только что он ехал впереди нее, сгорбившись в седле и излучая ненависть ко всему живому, а сейчас едва ли не насвистывал.

«Не к добру это», - подумала Эллен и поежилась.
        Внутри царил полный хаос. Праздник, видимо, начался давно: кто-то уже валялся под сдвинутыми лавками, кто-то под нестройное гиканье зрителей танцевал на столе, а в углу шла шумная потасовка. Невесту Эллен узнала сразу: раскрасневшаяся, но счастливая с виду молодая девушка с широкой белой лентой в темных волосах сидела во главе стола рядом с крепким плечистым парнем, оглушительно хохотавшим и лупившим кулаком по колену. Самого корчмаря тоже легко было узнать - он сидел по левую руку от невесты и казался самым трезвым из собравшихся. Его хитрые маленькие глаза то и дело обводили зал, проверяя, не перешло ли веселое буйство гостей пределы, за которыми свадьба превратится в убыточное предприятие. Во время очередного такого осмотра он и наткнулся взглядом на добрых господ, почтивших своими визитом его скромное заведение в столь неподходящее время.
        Эллен отдала корчмарю должное: он сразу сообразил, что свадьба дочки - не повод упустить наживу, тем более что в его захудалое заведение добрые господа забредали, очевидно, не каждый день. Он мигом вылез из-за стола и, почтительно согнувшись, трусцой подбежал к Глоринделю. Старик оказался из расторопных и смекнул, что, если гости по уши заляпаны грязью и с плащей у них течет вода, это еще не значит, что их карманы пусты.
        - Полно тебе, любезный, - мило улыбаясь, перебил эльф, когда корчмарь начал рассыпаться в извинениях по причине неподобающего вида таверны. - В такую погоду хоть соломенный навес - а уже крыша над головой. Если у тебя угол найдется - заплачу щедро. А нет - так хоть пригласи к столу выпить за здоровье невесты.
        Она должна была догадаться в этот миг. Я должна была понять именно тогда, думала Эллен позже, должна была, ведь я же знала, что он любит обесчещивать. Что это его самая излюбленная забава, и только ее предвкушение способно так поднять ему настроение.
        Я это знала, думала Эллен несколько часов спустя. Не могла знать, но ведь знала же. И все равно не попыталась его остановить.
        Разумеется, щедрый господин получил и угол, и преисполненное расшаркиваний и лебезения препровождение к столу. Эллен посадили рядом с ним. Взгляды, которые бросали на незваных гостей притихшие крестьяне, отличались от того взгляда, который бросил на нее мужик во дворе, - в них читалось лишь раболепие и искреннее восхищение. Будут теперь годами вспоминать свадьбу дочки корчмаря, которую почтили своим присутствием добрые господа дворяне...
        Да уж. Будут вспоминать. Годами.
        Пили здесь сидр и местный самогон - все отвратительного качества, и Эллен едва не стошнило сразу после того, как она опрокинула чарку в горло, надеясь хоть немного унять дрожь. Эльф тоже изволил испить поднесенную отраву, прикрыл рот тыльной стороной ладони, шумно вдохнул и разразился комплиментами. Корчмарь зарделся от удовольствия, а крестьяне слушали разинув рты. Уже сильно пьяный жених вторил им, млея от нежданно свалившегося свадебного подарка судьбы, а его невеста сидела, подперев круглое личико обеими ладонями, и не сводила с эльфа огромных, влажно поблескивающих глаз.
        Сперва Глориндель, казалось, даже не обращал на нее внимания. Пил, ел, нахваливая хозяина, насвистывал в такт хрипяшей свирели и очень много смеялся. Эллен никогда не видела его таким. От него невозможно было отвести взгляд - эльф словно излучал что-то, неумолимо к нему притягивавшее, и не только когда дело касалось грубых мужиков, привыкших при разговоре с господами глядеть в землю. Еще вчера Эллен готова была поклясться, что Глориндель убил бы любого холопа, который во время беседы с ним посмел бы оторвать взгляд от своих сапог, а сейчас он хохотал с ними и хлопал их по плечам, и уже через час они все, все поголовно были в него влюблены. Эллен, к тому времени почти оглохшая от всеобщего ора, с помутневшей от выпитого головой, отстраненно подумала, что господин Глориндель сейчас может взять молодую невесту на руки и унести наверх, а они будут хлопать ему, как хлопали бы ее законному мужу.
        Она вдруг увидела это - в самом деле почти увидела, как он поднимается по лестнице, увлекая ее за собой... только волосы у нее почему-то рыжие, огненно-рыжие...
        Что-то будто лопнуло у Эллен в голове - отчетливо, вязко и гадко. Она вскрикнула и сжала виски руками, но никто не обратил на нее внимания.
        - Ну, друзья мои, потешили доброго господина, и довольно! - поднимаясь, наконец сквозь смех проговорил Глориндель. - Вы-то завтра на сенокос не встанете, а нам - в дорогу. Хозяюшка, проводи гостей до покоев!
        Последняя фраза была обращена к невесте, и это, насколько помнила Эллен, был первый раз, когда эльф заговорил с ней. Та заулыбалась, стала вылезать из-за стола, подталкиваемая одобрительно шикающим мужем. На девушке было узкое красное платье с высокой талией и низким вырезом, расшитым белыми цветами.
        Невеста вышла из-за стола. Глориндель, паясничая, предложил ей руку - таким непринужденным, небрежно изящным жестом, что отказаться не смогла бы и самая верная жена. Девушка, вспыхнув, заулыбалась шире и вложила маленькую ладошку в твердую руку эльфа. Тот принялся нарочито торжественно вышагивать к двери в спальную часть дома, гримасничая и подмигивая собравшимся через плечо, а они свистели и хохотали, и муж девушки - пуще всех. Эллен смотрела то на эльфа, то на пьяную толпу и думала - что же это, разве они... не понимают?. , и разве он... осмелится?
        Она поняла, что произошло, только когда эльф с девушкой скрылись за тряпичной занавеской, отгораживающей зал от жилой части дома. С минуту Эллен сидела на месте, одурманенная стоявшим в воздухе ором, винным паром, запахом лука и немытого тела, потом стала подниматься - но ее тут же перехватил за локоть жених, пьяно залепетавший что-то вперемежку с икотой. Вид его перекошенного, раздутого от хмеля лица мгновенно протрезвил Эллен; она вырвалась, протолкалась меж рядов лавок, отбрасывая от себя чьи-то руки, и бросилась прочь из этого душного липкого хаоса в прохладную тьму, туда, куда эльф увел чужую невесту.
        Она не верила, пока не услышала, - и тогда даже не хотела верить. Сначала ей показалось, что это просто усилился дождь, но потом она поняла, что слышит шум борьбы. Доносился он из-за двери на втором этаже, в самом конце коридора, - заботливый корчмарь выделил дорогим гостям место подальше от всеобщего гама... Эллен слышала глухие, полные ужаса стоны и тихий, ласковый голос Глоринделя, от которого у нее мурашки поползли по коже.
        - ... красивая, как эльфийка... - отчетливо услышала Эллен и вдруг поняла, что не может этого вынести.
        Уже зная, что увидит, она протянула руку, коснулась кончиками пальцев двери, толкнула... Дверь отворилась без скрипа, и она увидела эльфа, стоявшего возле кровати на коленях с приспущенными штанами. Жертву он скрутил одной рукой, прижимая ее к постели своим телом, а другой задирал ее алую юбку. Девушка мотала головой, разбрызгивая слезы, льющиеся из остекленевших глаз. В первый миг Эллен не поняла, почему она не кричит, а потом увидела, что эльф заткнул ей рот белой лентой невесты, сорванной с ее головы.
        Мгновение она стояла, не в силах пошевелиться, и этого мгновения ему хватило, чтобы почуять неладное и обернуться. Эллен не успела даже отступить - только завороженно смотрела, как он поднимается, отпускает свою жертву, шагает вперед... Эллен перевела взгляд ниже и увидела его напряженное мужское естество, выставленное наружу из штанов, - и в этот миг он ударил ее так, как никто никогда ее не бил. От удара из глаз Эллен брызнули слезы, зубы хрустнули, рот немедленно наполнился кровью. Эллен рухнула на пол, чувствуя, как темнеет в глазах, и моля небеса только о том, чтобы не потерять сознание. Жесткая рука вцепилась ей в волосы, подняла, швырнула в дверной проем, на шаткие лестничные перила. Эллен едва успела вцепиться в них, иначе свалилась бы вниз и свернула бы шею. Гулко хлопнула закрывающаяся дверь.
        Эллен перевела дыхание, всхлипнула, сползла на пол, придерживаясь за перила. Осторожно сплюнула выбитый зуб, всхлипнула снова.

«Надо позвать на помощь, - вяло колыхнулась мысль, - надо... »
        И что? Они ворвутся сюда и убьют его - на месте, и ты его не убережешь, а девочка навеки не оберется позора. Нет, никого звать нельзя. Надо самой...
        Я справлюсь сама.
        Ведь когда Рассел убивал моего ребенка, я же никого не звала на помощь, вдруг спокойно подумала Эллен. И я никого не позову на помощь, чтобы его убить. Я справлюсь с этим без посторонних.
        Она поднялась, все еще шатаясь, снова сплюнула успевшую набраться во рту кровь. Огляделась в поисках чего-нибудь сподручного. Одна из палок в перилах, на которые ее бросил Глориндель, держалась плохо. Эллен не без труда вытащила ее, взвесила в руке.
        Снова толкнула дверь, но больше не стала медлить.
        Тут ей, как ни странно, помогла девушка. Без нее у Эллен ничего бы не получилось. Глориндель умел реагировать быстро, очень быстро, если хотел, - он обернулся, когда Эллен бросилась к нему. Он успел бы схватить ее, но ему снова пришлось отпустить свою жертву, и девушка, отойдя от первого, самого страшного шока, вскочила. Едва эльф повернулся к ней спиной, она с силой толкнула его вперед обеими руками. Он потерял равновесие, и это все решило.
        Эллен опустила утолщенный конец деревянного бруска ему на шею, чуть пониже уха.
        Этого удара оказалось достаточно. Глориндель рухнул как подкошенный, ткнулся лицом в пол. Крови видно не было, и Эллен заколебалась, не зная, следует ли ударить еще раз. Теперь это казалось намного труднее.
        Убегая от необходимости принимать решение, она подняла голову и посмотрела на девочку.
        А ведь и правда девочка. Еще почти ребенок. Лет шестнадцать, не старше. Черные волосы, глаза - как два колодца. Только теперь эти колодцы были... нет, не высохшими. Отравленными.
        Девушка вытащила изо рта скомканную ленту, бросила ее на пол. Платье на ней не было разорвано, только помято, и юбка задрана до самого пояса. Не оправляясь, девушка шагнула к Эллен, взяла палку из ее ослабевшей руки.
        Обернулась, занесла руку.
        Эллен смотрела в отравленные колодцы ее глаз и знала, что, если не остановить ее сейчас, эльф умрет. Ему повезет, он не почувствует боли, но через несколько минут его прекрасное тело превратится в кусок кровавого мяса. И она не была уверена, что не хочет это увидеть.
        Да. В том-то все и дело. Она не была уверена. И в том, что, найдя Рассела, сможет вот так же, как эта девочка, занести руку, спокойно и твердо, - тоже.
        Что ж...
        Пора проверить.
        Пальцы Эллен легли на запястье девушки в тот самый миг, когда ее рука дрогнула, собираясь опуститься в первый раз. Кожа обесчещенной невесты была ледяной - а может, горячей, как пламя, но Эллен ведь разучилась чувствовать жар пламени.
        - Не надо, - сказала она на калардинском, глядя в отравленные колодцы. - Я сама.
        Девушка раздумывала мгновение, потом опустила руку - неохотно, но покорно, словно признавая за Эллен права, о которых та заявила. Устало моргнула - черная вода в колодцах пошла рябью. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, и в этом было больше понимания, чем в любых словах, которые они могли сейчас сказать.
        Потом Эллен медленно наклонилась и подняла с грязного пола вымазанную в крови и слюне наголовную ленту невесты.
        Ночь они провели в логове Стэйси. Отпускать их пока никто не спешил, а прорываться с боем Натану не очень хотелось, и прежде всего потому, что затея была обречена на провал. Ночью банда ходила на дело, но в пещере осталось пятеро крепких парней, помимо ребят, патрулировавших снаружи. Натан предпочел не рисковать, тем более, что в общем-то у Стэйси не было причин их убивать. А она, несмотря на всю свою бескомпромиссность, не из тех, кто убивает беспричинно.
        Ночь Натан провел без сна, сидя в темном углу и раздумывая над сложившейся ситуацией. Рослин же вела себя не в пример раскрепощеннее - Натан и не подозревал в ней такого актерского таланта и с изумлением наблюдал, как надменная калардинская княгиня строит из себя маленькую девочку, на глазах завоевывая симпатию бывалых бандитов. Большую часть времени она болталась у них под ногами, а когда наконец сумела им надоесть, переместилась к походной кухне, где добряк-повар стряпал завтрак на утро. Общество Рослин пришлось ему явно по душе. Спать она пришла к Натану, хотя и с видимой неохотой. Когда она легла рядом и свернулась калачиком, плотно прижавшись к нему, Натан невольно вздрогнул. Ему хотелось спросить, что она задумала, но он не хотел лишний раз привлекать к себе внимание. А уже через минуту леди Рослин спала крепким здоровым сном, как и положено детям ее лет, и он тоже попытался задремать
        Утром ребята Сколопендры ввалились в убежище взъерошенные, злые и без добычи. Натан не понял толком, что произошло, - кажется, они нарвались на патруль, не осведомленный относительно договора с местной властью. Стэйси была с ними и злилась сильнее всех - что ж, Натан прекрасно ее понимал, хотя его положение такой оборот дел явно не улучшал.
        Стэйси прошла мимо него, будто не заметив; земляной пол пещеры гудел под ее тяжелой поступью. Натан проводил взглядом ее угловатую фигуру, скрывшуюся в знакомой нише, и подумал, что пора все-таки убираться отсюда. В столь дурном настроении Стэйси могла и забыть свои благородные принципы.
        Натан оглянулся. Рослин сидела в стороне с глиняной миской в руках - несмотря на неудачное для банды утро, повар, похоже, сохранил благосклонность к своей новой любимице. А вот о Натане все забыли, и никто из жадно набросившихся на еду людей Стэйси не предложил ему разделить с ними трапезу.
        Натан снова посмотрел на Рослин. Она взглянула на него в ответ. От ее миски тянулся густой ароматный дымок, но есть она не торопилась.
        Просто смотрела на Натана, грея пальцы о стенки миски, и все.
        Позже он думал: пыталась ли она предупредить его таким образом, или ему следовало благодарить свою интуицию. А если так, то вполне возможно, что Рослин было все равно, догадается он или нет.
        И вот об этом ему думать почему-то совсем не хотелось.
        - Эй, парень! - окликнул его повар. - Жрать-то хочешь небось?
        Он стоял над чаном у самого входа; дым тянулся с поверхности густой похлебки, припадал к земле и стелился к щели меж стенкой пещеры и дерном, маскировавшим выход. Сквозь щель слабо пробивался солнечный свет, и Натан вдруг словно впервые ощутил, до чего же тут, внутри, сыро и темно. Ему безумно захотелось оказаться снаружи, вдохнуть полной грудью. Ему казалось, что даже воздух здесь отравлен этим дымом.
        - Нет, - сказал он. - Благодарю.
        Повар пожал плечами и тут же отвернулся - вокруг было два десятка голодных ртов, ни один из которых не отказался бы от добавки. Почему-то люди особенно сильно хотят есть, когда раздосадованы.
        А Натан не был раздосадован - он был напряжен до такой степени, что цепенели мускулы на лице, и было как никогда трудно разыгрывать дружелюбие.
        К счастью, на него никто не смотрел, и Натан встал. Рослин невозмутимо водила ложкой в похлебке, так ни разу и не поднеся ее ко рту. Натан твердым шагом направился к нише, за которой находилась каморка Сколопендры. Его никто не остановил.
        Стэйси сидела на корточках перед кроватью и изучала разложенный на ней документ. При виде Натана она тут же схватила бумагу и вскочила, и Натан успел разглядеть лишь гербовую печать в нижней части документа. Та самая охранная грамота?.. Сегодняшний патруль отказался ее принять, и ты не понимаешь почему, верно, Стэйси?
        Ладно, все равно это не мое дело, подумал Натан, а вслух сказал:
        - Я хотел поговорить...
        - Я тоже, - перебила его Стэйси и кивнула на кровать. - Сядь.
        Он предпочел бы постоять, но решил не спорить. Стэйси осталась на ногах, и ему это не понравилось.
        - Так, говоришь, вы случайно в этих краях оказались? - сощурившись, спросила Сколопендра.
        Его насторожил этот прищур, а еще больше - то, что она сказала «вы». Похоже, считать Рослин незначительным довеском она отказывалась. Плохо...
        - Не совсем, - спокойно сказал Натан. - По правде сказать, я ищу здесь одного человека.
        - Вот как? Очень важного человека, не так ли?
        - Для меня - да.
        - Дело обещает хороший барыш?
        - Не в барыше суть.
        - Да неужели?
        Ох не нравилось ему все это. Стэйси явно встала с левой ноги, да и ночное приключение не подняло ей настроения. Надо было подбирать выражения очень осторожно - оттого, что он скажет сейчас, зависела его жизнь и, что важнее, жизнь его госпожи.
        - Я ищу ее мать, - вдруг сказал он.
        И понял, что попал в точку. Нельзя было допустить, чтобы Стэйси спросила, какого хрена он таскает любимую дочурку за собой, подвергая многочисленным опасностям, - из такой ловушки было бы сложно выкрутиться. Теперь не спросит. Натан видел это по ее лицу.
        - Ах вот оно что, - изменившимся голосом протянула она. - Как трогательно. Так все-таки уличная девка, верно? И вы отправились на поиски блудной мамаши, дабы воссоединить семью? Что ж, в это можно поверить. Зная тебя, Натан... ты всегда был таким сентиментальным.
        Насмехается? Или правда поверила? Натан не мог понять и злился из-за этого на себя
        - прямолинейная Стэйси всегда казалась ему открытой книгой, а теперь он не мог понять, кто из них кого водит за нос. И не хотелось бы ему оказаться мышкой в когтях этой кошки.
        - Она не уличная девка, - жестко сказал он. - Запомни это, Сколопендра. Раз и навсегда.
        Она изумленно присвистнула и расхохоталась.
        - Влюблен! О, Натан, ты же по уши влюблен в свою зазнобу, верно? Ну еще бы - раз бросил столь доходные пастбища в вашем сраном Калардине и поперся за ней сюда. И кто она? Может, я ее знаю?
        - Почти, - огрызнулся он. - Про Одноглазую Аманиту ты вроде бы наслышана.
        Дурак ты, Натан, старый дурак, сказал в его голове Глориндель. Тихо сказал, почти скорбно, с усталой насмешкой, которой от него Натан прежде никогда не слышал. Но это не имело значения - проклятый эльф прав. Натан был всего лишь старым дураком, раз позволил ей так легко вывести его из себя и так глупо подставиться. И в самом деле глупо... ну зачем ему понадобились эти дешевые эффекты - позлить Сколопендру захотелось? Позлил. Доволен теперь?
        Доволен, отрешенно подумал Натан, глядя на рукоятку кинжала, торчащую в его ладони, пришпиленной тонким клинком к деревянной спинке кровати. Стэйси метнула нож ровно в тот миг, когда он выбросил руку вперед, пытаясь дотянуться до рукояти сабли на ее поясе. Может быть, и успел бы выхватить, если бы не глупость, которую он сморозил мгновением раньше.
        - Обула тебя твоя молли, бражель, - сухо сказала Стэйси, коснувшись закругленным, но острым как бритва лезвием сабли его горла. - Она-то рыжая, а ты темноволос - как думаешь, в кого твоя байстрючка белобрысой уродилась? Ты б получше следил, перед кем зазноба твоя ноги раздвигала.
        Натан судорожно сжал в кулак здоровую руку, стараясь не опустить взгляд. Пригвожденную к дереву ладонь жгло огнем. Натан слабо шевельнул пальцами. Сухожилия вроде бы не задеты. Перегородка тонкая; если поднатужиться, можно вырвать кинжал из дерева без помощи второй руки, правда, тогда почти наверняка он порвет себе ладонь. Стальные глаза Сколопендры не отпускали его взгляд, и ему казалось, что она читает каждую его мысль, включая те, о которых не знает он сам.
        - Ладно, Натан, - проговорила она. - Я дала тебе шанс сказать правду. Ты его не использовал. А ты знаешь, как я не люблю лжецов. В этом поганом гнилом мире только честность и может еще удержать на плаву даже такой кусок Дерьма, как ты.
        - Только ли? - хрипло рассмеялся Натан. - Дерьмо в любом случае не тонет, дорогуша.
        Лезвие сабли заскрежетало по его горлу, сдирая верхний слой кожи. Натан почувствовал, как щекочущей струйкой побежала по ключице кровь, но не шелохнулся.
        - Чего ты ждешь? - спросил он.
        - Когда ты вытряхнешь из себя калардинскую гниль и начнешь вести себя как честный человек, - сказала Стэйси. - Я знаю, что ты это умеешь. В отличие от остальных.
        - Мы давно не виделись, Сколопендра...
        - О да. Люди вправду меняются. Могла ли я подумать десять лет назад, что такая безвольная тряпка, как ты, достигнет таких высот и начнет воровать не сельских девок, а принцесс?
        Она знает, подумал Натан. Проклятие, да она же все знала, наверное, с самого начала. И хотела, чтобы я сам ей сказал. И если бы я сказал... может, она действительно бы нас не тронула. Это ведь дура Стэйси, способная упустить самый сказочный барыш ради своих дурацких представлений о справедливости.
        - Как ты узнала? - спросил он наконец, пытаясь оттянуть время, хотя времени у него как раз не было. Кровь с пригвожденной руки текла ему за отворот рукава, пальцы начинали неметь.
        - Мои люди всякое на своем веку повидали. А у некоторых из них хорошая память на лица. Скажи мне, куда ты везешь ее, Натан, и сколько тебе за это платят.
        Он прерывисто вздохнул, уже почти сдавшись под ее натиском.
        - Нисколько. Я просто ее сопровождаю.
        - Калардинскую княжну? Ты? - Лезвие ткнулось в его кадык, заставив откинуть голову. - Я, кажется, просила тебя больше не врать.
        - Вот именно, - огрызнулся он. - Глянь мне в глаза, раз такая умная, и проверь, вру я или нет.
        Она знала, что не врет, - что-что, а чувствовать ложь Стэйси умела как никто. Ей даже не понадобилось бы ни свидетельство ее осведомителя, ни оплошность самого Натана, чтобы понять, что он обманывает ее. Как и теперь она должна была видеть, что он говорит правду.
        - Куда сопровождаешь?
        - В Тарнас.
        - Что делать в Тальварде калардинской княжне?
        - Вот у нее и спроси. Я только выполняю ее приказ.
        - Приказ? - Снова этот прищур, ох и дурной же... - С каких пор в Калардине набирают стражу из бандитов?
        - С тех пор, как бандиты каются и приносят присягу. Стэйси опустила саблю. Этим надо было воспользоваться, но Натан пока не знал как.
        - Так ты... завязал?
        - Называй так, если хочешь.
        - Почему?
        Идиотский вопрос. И у Натана было вовсе не то настроение, чтобы на него отвечать.
        - Неужели это важно? Суть в том, что я больше не имею ничего общего ни с Джойсом, ни с кем бы то ни было вроде него. Ни в Калардине, ни здесь. Я просто еду своей дорогой и везу свою госпожу туда, куда она приказала себя доставить. Вот тебе твоя правда. Этого ты хотела?
        Стэйси разглядывала его так, словно увидела впервые.
        - Так ты ее не похищал? - наконец раздельно произнесла она. Что-то в ее голосе заставило Натана напрячься еще больше.
        - Сообразила наконец? - зло спросил он. - Ну, давай, либо убей меня, либо забирай свой сраный нож и дай мне перевязать рану.
        - Тогда, - будто не слыша его, словно про себя сказала Стэйси, - мне придется тебя убить.
        Ну вот, называется, договорились...
        - За что? - быстро спросил Натан, оценивая степень ее сосредоточенности.
        - За то, что ты - владелец большой ценности, - с легким Удивлением пояснила Стэйси, словно не понимая его возмущения. - Тебе же приходилось убивать сторожей, что ж ты спрашиваешь?
        - Я ее не...
        - Ты ее не похищал, помню, - кивнула Стэйси. - Если бы было так, она была бы твоей законной добычей. И я не посмела бы посягнуть на твой дувал, и никто бы не посмел. Но ты завязал, и ты больше не бражель, ты обычный цивил... то есть, - поправилась она, будто он ее не понял, - ты простой человек, который охраняет дорогой товар. Думаю, эта девочка поможет мне уладить разногласия с местным лордом. Ведь Тальвард с Калардином все еще воюют, так?
        - Так, - медленно проговорил Натан. Стэйси не было никакой нужды объяснять ему все это - но он видел, что ей необходимо объяснить себе. Объяснить, почему все-таки придется перерезать горло старому боевому товарищу. Ох ты, сука, будь ты проклята с твоими представлениями о благородстве, мать твою...
        - Так что все по чести, - с облегчением проговорила Стэйси. - И без обид.
        Тянуть дальше было некуда. Натан метнулся левой рукой к правой и бросился в сторону в тот самый миг, когда в том месте, где только что была его шея, просвистел клинок. Натан упал на колени рядом с кроватью; правая рука неестественно вывернулась, но прежде, чем затрещали суставы, Натан вырвал из ладони нож, круто развернулся, бросился вперед, Стэйси под ноги, и полоснул кинжалом под ее коленями. Она упала, не вскрикнув, - сказалась выработанная за долгие годы привычка, и именно она стоила Стэйси-Сколопендре жизни. Падая, она расслабилась, и Натан без труда вырвал саблю из ее руки, а уже через миг всадил клинок в широко распахнутый для запоздалого крика рот.
        - А я теперь цивил, Стэйси, и имею право защищать свой товар, - тихо сказал он, глядя в ее наливающиеся кровью глаза. - Так что и впрямь - давай без обид.
        Он не знал, слышала ли она его последние слова или уже была мертва к тому мгновению, да его это и не интересовало.
        Удар сабли пробил мозг, и не было даже конвульсий. Тело Сколопендры замерло посреди залитой кровью каморки в странно изящной позе. Натан мог бы поспорить, что она никогда не смогла бы принять такую при жизни.
        Он вытащил саблю, перехватил ее поудобнее. Драться левой рукой он умел, но не в пример хуже, чем правой, а ему ведь предстояло прорубиться сквозь два десятка людей, командира которых он только что убил. Видят небеса, ему этого не хотелось - и не только потому, что он не был уверен, что такая задача ему под силу.
        Странно, успел подумать Натан, шагая в нишу, почему никто до сих пор не прибежал на шум. Хоть Стэйси и не кричала, но возню они подняли нешуточную.
        Мгновением позже стало ясно, что ее людям было не до того. Впрочем, Натан отчего-то не испытал облегчения.
        Пещера гудела от заполнявших ее стонов. Слабых, мучительных - но когда так стонут два десятка человек, образуется гул, от которого можно сойти с ума. Натан был готов к чему-то подобному, но теперь застыл на пороге, глядя на людей Сколопендры, валявшихся по всей пещере. Те из них, кто еще мог шевелиться, держались за животы и катались в лужах собственной рвоты, несколько человек лежали неподвижно. Один из них все еще сжимал в руке ложку. Перевернутые миски валялись между телами, густая похлебка вытекла из них и смешалась с испражнениями агонизирующих тел.
        Натан обвел помещение взглядом, выискивая девочку, повинную в этом кошмаре. Та стояла у самого выхода, крепко держа обеими руками свою котомку, будто боялась, что Натан захочет отнять ее. Говоря по правде, у него мелькнула такая мысль.
        Они встретились взглядами. Натан тут же отвел глаза и пошел вперед, осторожно ступая между стонущими телами. Один из мужчин вдруг ухватил его за лодыжку. Скорее всего это было конвульсивное движение, но Натан молниеносно развернулся и всадил саблю Сколопендры ему в грудь. Человек захрипел, дергаясь на клинке, словно муха, насаженная на иглу.
        Натан круто развернулся, снова окинул взглядом помещение, уже немного успокоившись. Боль в продырявленной руке немного притупилась, и это прояснило его мысли.

«Да они ведь далеко не все мертвы, - вдруг понял он. - Наверняка только вот те двое... и повар... А ну как они очухаются и бросятся за нами? У меня бы на их месте такое желание точно возникло... »
        Следующие несколько минут он методично добивал умирающих и тех, кто еще мог выжить, сочетая доброе дело с личной корыстью. Смерть от клинка все равно легче... и ему не придется оборачиваться на каждый подозрительный звук весь остаток пути.
        Когда он наконец оказался рядом с Рослин, сабля Сколопендры была в крови по рукоятку. Рослин посмотрела на нее, потом на его руку.
        Они вышли на солнечный свет, не обменявшись ни словом.
        День был ясный, солнце заливало холмы. Натан окинул себя взглядом, и его передернуло. Но почему-то дрожь прошла, когда Рослин взяла его за пальцы пробитой руки.
        - Ты чудовище, - спокойно сказала она. - Давай я перевяжу твою рану.
        Земля была мокрой после недавнего дождя и липла к пальцам, к волосам, к волочащемуся подолу платья. Было сыро и холодно, воздух как будто набух и забивал горло, словно вата.
        Все это оказалось трудно, так трудно, что у Эллен просто не осталось сил следить за подобными мелочами, и к тому времени, когда дело было сделано, она оказалась вымазана в грязи с головы до ног. И она, и девушка из деревни, которая помогла ей вынести Глоринделя из дома через задний двор и погрузить на коня. Она проводила их до границы деревни, и, отъезжая, Эллен чувствовала меж лопаток ее тяжелый мертвый взгляд.

«Я никогда больше не увижу ее, - думала она, глядя на светлые волосы эльфа. - Но я сделаю то, что она хотела. Для нее. Я должна ей это».
        Но все оказалось намного сложнее, чем она представляла. Еще когда они волокли бесчувственное тело Глоринделя к коню, Эллен, поддерживавшая его под мышки, подумала, какой же он тяжелый. Девочка тоже едва не надрывалась, но одержимость, плескавшаяся в ее глазах, видимо, прибавляла ей сил. А у Эллен, напротив, силы отнимала. Руки Эллен не были руками Эллен: они отказывались делать то, что она им велела. И это было так... страшно.
        За деревней до большого тракта оставалось несколько миль глухой, заброшенной сельской дороги, и если съехать с нее и углубиться хотя бы шагов на пятьдесят в лес, никто ничего не услышит.
        Если бы эльф очнулся прежде, чем она закончила все приготовления, Эллен отказалась бы от своих намерений. И была бы счастлива, да, наверное, счастлива, когда он схватил бы ее за волосы и впечатал лицом в придорожный валун. Она умерла бы, чувствуя собственные мозги на лице, и это была бы счастливая смерть. Потому что ей не пришлось бы делать это. Она предпочла бы умереть, только б не делать.
        Но он не очнулся. Она хорошо его приложила. Даже тряска по размытому тракту его не потревожила. Он не чувствовал, как Эллен столкнула его с коня, как она, постанывая от напряжения, волокла его к дереву по грязной земле. Не чувствовал, как она прислоняла его к стволу и связывала его руки наголовной лентой невесты.
        И что теперь, Эллен? Что ты собираешься делать теперь?
        На миг ей почудилось, что он уже очнулся и теперь просто притворяется, подыгрывая ей, подчиняясь ее воле. Это ощущение окрепло, когда его ресницы задрожали - стоило ей только как следует затянуть узлы и выпрямиться, тяжело дыша и стискивая трясущиеся руки. И ушло, когда он открыл глаза.
        Ушло, спало, будто пелена, а вместе с ним ушел страх. И растерянность. И способность мыслить.
        Глориндель открыл глаза и взглянул на Эллен, и она не отвела взгляд.
        - Я же сказала вам, - проговорила она. - Я же говорила, чтобы вы не смели меня бить.
        Он сонно, растерянно моргнул, будто не понимая, что происходит, дернулся, и его глаза распахнулись - широко, потрясенно. Боги, какие же у него были красивые глаза. И как ей нравилось видеть там то, что она видела в этот миг.
        Эльф смотрел на нее еще несколько мгновений, потом огляделся, дернул локтями, потянул ноги к груди, будто рефлекторно пытаясь отстраниться. Он боится, подумала Эллен. Он сам еще этого не понимает, но уже боится.
        Меня.
        - Я же сказала, - с каким-то болезненным наслаждением повторила Эллен. - Сказала, чтоб вы не смели меня бить. Почему вы не послушались?
        - Да ты, сука, совсем с ума спятила! - закричал он. Крик получился сильным, мощным, в нем не было дрожи, не было визгливых ноток, которые ей, может быть, хотелось услышать. Как же он ненавидит меня теперь, подумала Эллен, наблюдая, как он, опустив голову, судорожно пытается освободиться. Ему плевать, что я делаю и... что собираюсь делать дальше. Он просто зол, что я посмела тронуть его. И еще больше - что не дала завершить начатое. Удовлетворить его похоть. И его жажду причинять другим боль.
        Научи меня, мысленно взмолилась она. Научи меня... этой жажде. Она мне так нужна, а ее нет... Нет?
        - Развяжи меня сейчас же, дрянь! - прошипел Глориндель, вскинув голову, Растрепавшиеся белокурые волосы падали ему на глаза, рот застыл в гримасе безграничного отвращения, тонкие ноздри яростно раздувались. Эллен никогда не видела его таким... или...
        Или ВИДЕЛА?
        Эта ярость, обескураженность и гнев в его глазах, возмущенный крик, сменяющийся криком боли, когда сталь вонзается в его прекрасное белое тело...
        Эллен вдруг поняла, до чего смешна. До чего она ничтожна и убога в его глазах: стоит над ним в пяти шагах, будто боясь подойти, в своем несуразном, выпачканном платье, со скрученными в кривой узел грязными лохмами, сжимая на груди трясущиеся руки, неуклюжая, жалкая... И эта жалкая тварь оглушила его, отвезла в лес, привязала к дереву и теперь стоит, дрожа как осиновый лист, едва не теряя сознание от ужаса перед тем, что сделала...
        Как ты омерзительна, Эллен, холодно подумала она - или кто-то другой в ее голове. Ты в самом деле хуже, чем дождевой червяк. Так ты себе представляла встречу с Расселом, верно? Ты бы и его оглушила, связала, а потом дрожала бы перед ним, слушая, как он осыпает тебя бранью, тебя, жалкую глупую суку, которая вообразила себя великой мстительницей?..
        Ну и кого здесь ты собиралась этим рассмешить?
        Никого, подумала она. Некого смешить. Здесь никого нет.
        Что ж, отлично. Хорошо. Я все поняла. Спасибо за эту науку.
        - Ты оглохла или... - снова начал эльф, и тогда она рванулась к нему, стремительно, как змея, и со всей силы ударила по лицу.
        Она никогда прежде к его лицу не прикасалась - хотела, но ни за что не набралась бы смелости, а когда он был без сознания, ей просто было не до того. И сейчас ощутила - обжигающе жаркую кожу под своей рукой. Жаркую и такую мягкую - верно говорят, что щетина у эльфов не растет. Не понять даже, что кого ожгло сильнее - эльфа эта пощечина или его кожа - руку, которая пощечину нанесла.

«Огонь, - подумала Эллен будто в бреду, - огонь, жарко, горячо... »
        Глориндель вскинул голову, и его глаза снова расширились, но ярость из них ушла. И брезгливость тоже. Осталось негодование, и изумление, и... и появилось что-то, абсурдно напоминающее восторг. Будто он был приятно поражен тем, что она сделала.
        - Ты...
        - Я убью вас, - сказала Эллен и подняла с земли нож - его нож, который сняла с его пояса. - Убью.
        Он хотел что-то сказать, но умолк, едва приоткрыв губы. Прекратил вырываться, медленно подтянул ноги поближе к туловищу. Слабо тряхнул головой, сбрасывая липнущие к лицу пряди, - словно хотел видеть ее получше. Хотя нет, не ее. Эллен поймала его взгляд и поняла, что он направлен на нож в ее руке.
        - Слушай, Эллен, - наконец проговорил Глориндель. - Если это из-за того, что я... сделал в той таверне, то... я сожалею.
        - Заткнись, - сказала она.
        - Я правда поторопился. К тому же девчонка была вовсе не так хороша. Послушай, Эллен. Если ты хочешь, то мы можем...
        Она ударила его снова. Левой рукой - потому что в правой был нож, а Эллен не хотела уродовать эльфа. Пока не хотела. Пока ей нравилось смотреть на его нечеловечески красивое лицо, нравилось наблюдать, как меняется его выражение, как понемногу с него слетают все маски, которые он привык носить, - одна за другой.
        Ярость была только одной из этих масок, вдруг поняла Эллен. Всего лишь одной. Самой верхней.
        Теперь обе его щеки пылали от ее ударов, а у нее огнем горели ладони. Эллен стояла над ним, стискивая скользкую от пота рукоять ножа, а эльф смотрел на нее снизу вверх, и блики мутно светившего сквозь облака солнца отблескивали в его васильковых глазах.
        - Что ж тебе надо? - бессильно прошептал он.
        Эллен наклонилась, отчего-то не боясь никакого подвоха - она знала, чувствовала, что его не будет, хотя и сама не знала, откуда у нее взялось такое чутье, - и откинула волосы с левого уха эльфа, обнажив изуродованную ушную раковину. Потом, поддавшись порыву, провела грязными пальцами по еще розоватому рубцу. Эльф содрогнулся и тут же застыл.
        Как будто тоже вспомнил, почему-то подумалось Эллен.
        - Расскажите, как это случилось, - попросила она. Именно попросила - он мог не ответить, и она никакими силами не выбила бы из него признание. Любое другое - но не это. Потому что в глубине души не была уверена, что хочет это знать.
        Но спросить должна была - из-за Рослин. Из-за ее талисмана.
        И эльф, конечно, не ответил. Стиснул зубы - Эллен увидела, как напряглись желваки на его скулах. И промолчал, по-прежнему не сводя глаз с ножа в ее руке. Проглотив ком горького разочарования, на миг вставший в горле, Эллен выпрямилась и небрежно перехватила рукоятку ножа удобнее, направив лезвие эльфу в глаза.
        - Тогда я вам и второе так же укорочу, - улыбаясь, сказала она.
        Он вцепился в нее внимательным, требовательным взглядом.
        - Почему ты это делаешь?
        - Вы мне не нужны, - охотно пояснила Эллен, обрадовавшись вопросу, на который у нее был готов правдивый ответ.
        - Но твоя княжна...
        - Моя княжна давно дома, - перебила Эллен. - А мне надо было в Тарнас. Я думала, вы проводите меня. Думала, что вы защитите меня от насильников. А вы сам насильник. Я не могу допустить, чтобы такие, как вы, не только подстерегали беззащитных женщин на безлюдных трактах... но и вламывались в их спальни.
        - Она сама со мной пошла! - бросил эльф, будто оправдывался перед ревнивой женой, и его возмущение выглядело столь искренним, что Эллен рассмеялась.
        - Вы такой... наивный, милорд, - нежно сказала она. - И ведь вам уже, наверное, немало лет, а ничего-то вы не знаете о жизни. Или что-то все-таки знаете? А? Может быть, я и отпущу вас, если вы поделитесь со мной частью своих знаний.
        Это так странно прозвучало - отпущу вас. Эллен было сладко во рту от этих слов, и она видела, что эльф тоже это почувствовал. Он не вздрогнул, только стал еще бледнее. Ты в моей власти, подумала Эллен. Ты мой. Я могу сделать все, что захочу.
        Вот только чего же я хочу и... могу ли.
        Могу, могу. Я должна. Сейчас я просто... пробую. Учусь. А там - у меня не будет времени на раздумья.
        Рука Эллен не была рукой Эллен, когда метнулась вперед, со всей силы, только лезвие слабо блеснуло перед глазами. Глухой звук удара вынудил настороженную тишину леса содрогнуться, вверху зашелестели ветки, с которых сорвалась испуганная птица, крупный зеленый лист медленно опал к ногам Эллен, лизнув одеревеневшее плечо эльфа.
        Плечо, над которым в стволе подрагивал нож, вошедший в древесину в двух пальцах от шеи Глоринделя.

«Если я сейчас не смогу выдернуть лезвие... » - подумала Эллен и, не дав этой мысли времени развиться, рванула нож на себя. Лезвие вышло с сухим хрустом разламываемой коры. Эллен показала Глоринделю нож, на котором поблескивали капельки прозрачной желтой смолы.
        - Как вы поступаете со своими врагами, милорд? - спросила она. - Научите меня. Вы меня научили быть жестокой... безрассудно, бессмысленно жестокой - ну так и научите еще зачем. Зачем я должна вас убить?
        Он смотрел на нее - теперь на нее, а не на нож, кажется, вовсе не потрясенный только что продемонстрированной серьезностью ее намерений. Эллен смотрела ему в лицо с тупой злостью, отрешившись от всех ощущений и отказываясь, да попросту не желая видеть в глазах Глоринделя то, что там появлялось...
        То, чего там попросту не могло быть.
        - Молчите, - проговорила она. - А я и сама не знаю зачем. Знаю, что... должна. И знаю, что мне хочется. Каково вам жить с чужой ненавистью, милорд? Каково вспоминать о тех, чьи жизни вы разрушили? Вам никогда не бывает страшно? Вам страшно сейчас, не правда ли? Только если тот, кого вы оплевали, прижмет вас как следует - тогда-то вы и накладываете в штаны. Только тогда-то и задумываетесь, зачем вы так поступили. И как вы могли. Вы думали хоть когда-то прежде - как вы могли? Как... как и зачем ты это сделал, ты, вшивый ублюдок, ты думал, что можешь играть с другими, как тебе вздумается, и убивать их, когда они тебе наскучат?
        - Эллен, с кем ты говоришь? - тихо спросил Глориндель.
        - С тобой! - яростно выкрикнула она и снова полоснула ножом по стволу прямо над головой эльфа, прочертив в мягкой коре ровную, сочащуюся соком рану. - Не смей из меня дуру делать! Довольно уже! Если не можешь научить меня убивать всяких ублюдков - научусь сама. И на тебе научусь, раз уж не на ком больше.
        - Ты не способна на это.
        - Вы не знаете, на что я способна.
        И в его глазах она увидела - да, он правда не знает. Знал вчера, минуту назад - а сейчас не знает. Он все-таки такой еще... маленький и глупый, этот эльф. Мальчишка. Щенок. Наглый и дерзкий щенок, который там, у себя на родине, был блистательным дворянином, давал балы, выигрывал битвы и кружил головы женщинам, и женщины кружили голову ему... У него была одна... любовь... та, к ногам которой он был готов сложить головы всех своих врагов... даже если бы она его просила это го не делать... если бы хватала его за ноги, волочась за ним по полу, и рыдала, и кричала: «Нет, нет, только не уходи, я чувствую беду, нет, не ходи на эту битву, Рассел! » А он... он смотрел на нее своими пронзительными васильковыми глазами... смотрел с нежностью и отвращением, не видя ее, видя только свой долг, долг перед своим народом и своими принципами, и еще он обещал, он поклялся, что вернет святыню в свой род, и не важно, что ему так хотелось бы наплевать на эту святыню, забыть, бросить все, предать все и броситься к этой женщине, поднять ее с колен, осыпать поцелуями ее лицо и повторять без конца ее имя: «Аманита,
Аманита, Аманита... »
        Аманита.
        Эллен видела свою руку, прижимавшую лезвие ножа к горлу эльфа. Видела струйку крови, бегущую по его шее вниз, за распахнутый ворот измятой рубашки. Видела, но ничего не могла поделать. Потому что всю ее, весь мозг, все естество заполнило это имя - бьющееся, пульсирующее, нарастающее в ней безграничным, беспредельным криком: «Аманита, Аманита, Аманита! »
        Она увидела, что пересохшие губы эльфа шевельнулись - совсем слабо, будто он едва слышно шептал, - но его шепот ворвался в крик в голове Эллен и заглушил его далеким, осторожным, несмелым:
        - Натан?..
        Пальцы Эллен разжались. Нож вывалился из них, нырнул в траву - она не видела, куда именно, потому что слезы слишком быстро навернулись на глаза. Ноги Эллен подкосились, она осела на холодную, колючую от веток землю, зарылась лицом в ладони и разрыдалась. Она плакала долго, измученно, ничего не видя, не слыша, не чувствуя.
        Она знала только, что все-таки не могла, и плакала от счастья, что это так.
        Когда к ней вернулась способность воспринимать окружающий мир, она встала на четвереньки, стала ползать, слепо шаря руками в траве, все еще плача. Наконец ее пальцы наткнулись на рукоятку ножа. Всхлипывая, Эллен подползла к другой стороне дерева, к которому был привязан Глориндель, нащупала прохладный шелк, туго стягивающий его запястья, заморгала, силясь прояснить взгляд, кое-как разрезала ленту. Бросила нож на землю и зарыдала снова, обхватив колени руками и ткнувшись лицом в колени.
        Ей уже много, много-много лет не было так хорошо,
        Она не поняла, что происходит, когда почувствовала прикосновение, - ощутила только, что кто-то обнимает ее, крепко и нежно. Наверное, это был Рассел - конечно, кто же еще, некому больше - и она с готовностью зарылась лицом в его грудь, чувствуя его сильные теплые руки на своих плечах, спине, ощущая, как они поглаживают ее, осторожно и трепетно, словно ребенка, который не может уснуть.
        - Рассел... как же ты... мог... ты... что же... - пробормотала она. Он прижат ее к себе крепче, провел рукой по ее голове, и она закрыла глаза, задохнувшись от благодарности.
        Все равно... все равно. Я спрошу тебя потом. А пока - ты ведь сможешь меня защитить? Это самое главное - ты сможешь меня защитить...
        Эллен не знала, сколько прошло времени, прежде чем она выплакала все, что только могла, и подняла голову. Глориндель провел ладонью по ее мокрой щеке, и Эллен увидела глубокие алые вмятины на его запястье.
        - Небеса всеблагие, - сказал он. - Бедная... Как же тебе досталось.
        Она снова закрыла глаза, чувствуя, как дрожит горло.
        - Убейте меня побыстрее, - наконец прошептала она. - Убейте и... возвращайтесь.
        - Некуда мне возвращаться, - сказал эльф. - Если Рослин и правда в Калардине... она правда в Калардине?
        - Правда.
        - Ты слишком далеко меня завела. Я никак не успею вернуться до новой луны. Все потеряно... и так.
        Он будто ждал, что она ответит, но Эллен молчала, по-прежнему не открывая глаз. Ей было так хорошо и спокойно в его руках.
        - Так что, если ты не против, - помолчав, негромко сказал Глориндель, - я все же провожу тебя в Тарнас. А потом... ну, посмотрим, что потом. Видно будет.
        Она наконец открыла глаза, выпрямившись, изумленно взглянула на него. Эльф отпустил ее как будто неохотно. Он стоял на коленях в траве, нож валялся в шаге от его руки. Выражение лица у Глоринделя было измученное, но расслабленное... и как будто появилось в нем что-то новое, что-то совершенно иное, чем то, что Эллен привыкла в нем видеть.
        - Уходите, - выдавила она.
        - Почему? Тебе же нужен сопровождающий. Ради этого ты обманула меня и все время вела по ложному пути. Я был нужен тебе... и нужен до сих пор. А ты... мне нужна.
        - Зачем?
        Он коротко, грустно улыбнулся - эта улыбка была совершенно новой. И сказал что-то очень, очень странное, смысла чего Эллен так и не поняла:
        - Мне не хватает тебя.
        Он протянул ей руку - рядом с белой тканью рубашки багровые следы на запястье проступали особенно ярко, и Эллен едва не зажмурилась, чувствуя, что не может на них смотреть.
        - Идем. Хватит уже на земле валяться. Хоть бы с пользой, а так...
        Вы же убить меня должны, измученно подумала она. Вы безумны, и я безумна, и кто-то из нас должен был убить другого в этом лесу. И та девушка... из таверны... я же ей обещала...

«Иногда есть нечто более важное, чем данное слово», - сказал кто-то в ее голове. Кто-то, кем она едва не стала.
        Глориндель помог ей подняться. Когда Эллен выпрямилась в полный рост, уголок его губ дернулся, будто он собирался ухмыльнуться - и, может, съязвить по поводу ее внешнего вида. Но он промолчал, и это было так на него не похоже.

«Кто вы? - вдруг подумала она. - Кто вы теперь... нет, не так: кто вы на самом деле, милорд? »
        - Почему вы назвали меня...
        - Что? - Он вдруг вздрогнул и выпустил ее руку, тень улыбки сбежала с его лица.
        - Вы назвали меня... там, когда я... хотела... Вы назвали меня мужским именем. Этим... именем... Почему?
        Его лицо застыло, взгляд заледенел, и Эллен запоздало поняла, что нельзя было задавать этот вопрос.
        - Я подумал, что это поможет, - коротко сказал эльф и, круто развернувшись, зашагал к лошадям, мирно щипавшим траву.
        Эллен посмотрела на грязную до неузнаваемости ленту, валявшуюся в траве. Подняла ее, перебирая пальцами прохладный шелк. Ей все казалось, что она вот-вот вспомнит что-то, но что - она никак не могла понять.
        В вышине, у самого неба, безмятежно щебетали птицы.
        Им пришлось вернуться в пещеру, хотя, едва выйдя наружу, Натан был бы готов поклясться, что не переступит ее порога больше ни за что на свете. Было ясное утро, извивающуюся меж холмов долину заливало солнце, а там, внутри, пахло смертью.
        Но вернуться пришлось. Они не знали, есть ли поблизости ручей, а искать не было ни сил, ни времени. В пещере же оставалась вода. Пить ее Натан не стал бы и под угрозой казни, но надо было промыть его рану. Вообще-то если вода была отравлена, таким образом яд попал бы прямо в кровь. Но Рослин сказала, что подсыпала яд только в котел. Натану не оставалось ничего иного, кроме как поверить ей. Хотя что-что, а верить этой девочке он больше не мог.
        Они почти не разговаривали - перекинулись только парой фраз. Рослин не смотрела Натану в глаза, а он думал о том, что она сказала у входа в пещеру. Вернее, о том, как она его назвала.
        Странно, но это вызывало у него бурное, почти детское возмущение. Чудовище? Я - чудовище? Кто же тогда вы, миледи, по сравнению со мной?
        Он думал об этом, глядя, как Рослин льет воду на его рану. Время от времени она безразличным голосом просила его повернуть руку, и он медленно поворачивал ее - то ладонью вниз, будто предлагая на нее опереться, то ладонью вверх, будто о чем-то прося.
        Рослин обрабатывала рану равнодушно и деловито, словно опытная знахарка. Когда она высыпала из своей котомки щепотку какой-то травы, Натай инстинктивно отдернул руку.
        Рослин подняла на него глаза, и Натан в который раз подумал, что, если бы видел только их, никогда не подумал бы, что они принадлежат девочке... женщине, человеку.
        - Это целебная. Чтобы скорее затянулось, - проговорила она так, будто знала, чего он боится.
        Боится... Что, Натан, ты правда боишься ее?
        - Почему вы назвали меня чудовищем? - резко спросил он.
        Она слабо, но лукаво улыбнулась, опустила глаза.
        - Как еще назвать человека, который убивает тех, кто дал ему кров?
        Натан задохнулся от возмущения.
        - Что?! Вы... это вы мне говорите?! Начнем с того, что вам вроде как тоже не слишком нравилось гостеприимство Стэйси, и вообще именно из-за вас я...
        - Стэйси, - протянула Рослин и аккуратно опустила крохотную горстку травы на открытую рану. Натан ничего не почувствовал - только мельком взглянул на сухие крошки, увязшие в его крови. - Стэйси была такая... искренняя. Такая ужасно честная. Ты знал ее в Калардине, верно? Немудрено, что она уехала. Такие, как она, в Калардине долго не живут. А здесь, видно, все иначе... Мне нравится эта страна. А тебе не нравится, правда?
        - О чем вы говорите? - раздраженно бросил Натан.
        Рослин наложила на рану полоску чистой ткани, принялась медленно, но крепко обматывать руку Натана. Кисть почти сразу начала неметь.
        - Ты ничего не понял, да, Натан? Стэйси любила тебя. И думала, что ты здесь ради нее. Что ты ее искал. А ты вместо этого ее убил. Так и не поняв, чего она на самом деле хотела.
        Она говорила так спокойно и так уверенно, что Натан оторопел.
        - С чего вы... взяли? - выдавил он, не сводя глаз с ее опушенной головы.
        - Увидела. И ты бы увидел, если бы не был чудовищем. Почему ты бросил разбой, Натан? Скажи мне. Почему? Что ты в себе увидел, что тебя так испугало? Не это ли самое?
        Натан отнял руку. Конец матерчатой полосы выскользнул из пальцев Рослин. Она подняла голову и посмотрела на Натана с улыбкой.
        - Угадала?
        - Да бросьте вы! - вскипел Натан. - Не знаю, что вам там почудилось, но только Стэйси хотела убить меня, а вас продать тальвардам. К слову сказать, всех этих ребят тоже убили вы.
        - Клевета, - засмеялась Рослин. - Ты их убил. От моей руки умерли только двое. Сердце, должно быть, не выдержало.
        - Ты отравила их!
        - Это был не смертельный яд. Очень болезненный, но не смертельный. Они бы промучились с коликами и рвотой до ночи, а потом выздоровели бы. Не все, но многие. Даже без противоядия. Но ты не дал им такой возможности.
        Натан не мог смотреть ей в лицо.
        Он сказал Стэйси, что стал цивилом, то есть гражданским лицом, простым человеком, озабоченным только целостностью своей шкуры и имущества... Но разве смог бы цивил невозмутимо и без колебаний добить двадцать человек? Что могло бы заставить цивила пойти на такое? Животный страх? Вряд ли. Цивилы, одолеваемые страхом, бегут без оглядки. А бандиты с большой дороги - зачищают тылы, чтобы спокойно спать ночам и.
        Настолько спокойно, насколько это вообще возможно.

«Чтоб тебя демоны разорвали, Стэйси, - мрачно подумал Натан. - Что ж ты еще хотела. С волками жить - по-волчьи выть. С цивилами я так больше не поступаю, и именно за это ты хотела меня убить».
        Хотела, Натан... Хотела. Но не убила. Здесь один убийца, и это ты. Даже не эта маленькая девочка с глазами смерти. Ты. Только ты.
        - Почему вы не сказали мне? - хрипло спросил он, глядя на солнце.
        - Ты не спрашивал. Ты просто решил, что я такая же, как ты. И про Стэйси ты до сих пор думаешь то же самое. Ты уже забыл, что я тебе только что сказала.
        - Вы глупость сказали, - резко ответил он. - Стэйси вообще любить не умела. И уж ко мне-то нежных чувств не питала точно. Вы еще слишком молоды, миледи. Взрослые..
        мужчины такие вещи чувствуют, уж мне поверьте.
        Рослин молча пожала плечами. Как будто хотела сказать - что ж, оправдывайся, если тебе так легче.
        Но ему не становилось легче.
        - Проклятие, да поймите же вы! Если бы хоть один из этих людей остался жив, нас догнали бы и убили!
        На этот раз она даже не пожала плечами, просто стала собирать свои травы.
        Да что ж такое - Глориндель пытался его заставить убивать по прихоти, а эта маленькая дрянь не дает убивать по необходимости!
        Только вот в самом ли деле эта необходимость была?..
        Натан снова посмотрел на Рослин. Она была такая маленькая и грязная, нечесаная, бледная - ни за что не догадаешься, что калардинская княгиня... Натан попытался представить ее во всем великолепии ее ранга, восседающую на троне в парадном зале княжеского дворца, в подбитой соболями мантии, в тяжелой, слишком большой для нее короне на тщательно уложенных волосах... И не смог. Этого не будет, вдруг с непонятной уверенностью подумал он. Никогда не будет. Она так и останется маленькой и чумазой беглянкой... Потому что он не мог представить ее не только чистой и хорошо одетой, но и взрослой. Как будто она взрослой уже никогда не станет... или, может быть, ею и родилась.
        - Что вам нужно в Тарнасе, миледи? - спросил Натан, глядя на нее сверху вниз. - Зачем вам туда? Что вы ищете? Почему вам... дома не сиделось?
        Она тихонько засмеялась, не поднимая головы, и снова это был такой знакомый смех..
        - Ты же знаешь почему, зачем спрашиваешь?
        Он знал? Да, наверное, знал. Ей подходила эта страна. Именно эта. Так же, как и Стэйси.
        - Пойдемте отсюда, - сказал Натан.
        - Сейчас. - Рослин поднялась, отряхивая руки о юбку. - Я внутри плащ оставила.
        Он нетерпеливо кивнул, избегая смотреть ей в лицо, отвернулся, сунув раненую руку в карман и пытаясь сжать в кулак здоровую. Не получалось - пальцы немели, ладонь грызла боль. Оставалось надеяться, что ему не придется драться в ближайшие дни. День обещал быть жарким, и Натану очень хотелось ветра, но его не было, а медленно поднимающееся солнце раскаляло пыльный воздух, нагнетая зной.
        Он вздрогнул, когда Рослин позвала его изнутри, и схватился здоровой рукой за меч. Может, кто-то из бандитов выжил?.. Натан влетел в пещеру и замер, когда Рослин развернулась к нему и прижала к губам бледный палец. В ее глазах застыло напряжение.
        - Тс-с, - прошептала она. - Слышишь?
        Несколько мгновений он не слышал ничего, только чувствовал разительный контраст между свежим воздухом снаружи и прелым, густым воздухом пещеры. Натан почувствовал, что ему трудно дышать, и нервно рванул ворот рубашки. И вдруг услышал.
        Не то стон, не то всхлип. Тоненький-тоненький.
        Котенок, это котенок... не позволяй ему прикоснуться ко мне... Аманита, слышишь, не позволяй, помоги мне...
        Натан сделал шаг назад. Потом еще. Нога наткнулась на что-то мягкое, Натан оступился и едва не упал. Рукоять меча вдруг стала скользкой. Оружие выпало из неуклюжей левой руки, глухо стукнуло о землю.
        - Уходим отсюда. Сейчас же. Немедленно, - сказал Натан, но Рослин, кажется, не услышала его. Она протянула руку вперед, будто слепая, и шагнула в сторону, из которой слышался стон. Натан мотнул головой, будто этот беспомощный жест мог ее остановить.
        - Уходим, слышите?! Нам нельзя здесь оставаться! - закричал он.
        Вязкий ужас захлестнул горло ледяной петлей, сдавил. Дышать стало совершенно невозможно. Натану хотелось немедленно кинуться вон, прочь из этого смердящего ада, от мертвых тел, но больше всего - от этого слабенького полустона-полувсхлипа, едва не убившего его совсем недавно, приведя в рассадник чумы... Разум Натана твердил, что нет здесь чумных, иначе все были бы давно мертвы, но его душа знала, что это не имеет значения - не имеет значения способ, так стонет и плачет только смерть.
        - Уйдемте отсюда, я прошу вас!!!
        Рослин обернулась.
        Может быть, его отрезвило презрение в ее лице. Может быть - ее уверенность. А может - спокойствие и безмятежность человека, не подозревающего о нависшей над ним угрозе. И в самом ли деле нависшей?..
        - Я знаю, - прохрипел Натан. - Знаю, вы, эльфы, не болеете нашими людскими хворями... Но мы-то...
        - Я тебя не держу, - сказала она.
        И вошла в стену. То есть то, что все это время лишь казалось стеной. В углу пещеры, напротив входа в каморку Стэйси, была еще одна ниша. Слои сланца располагались здесь так, что почти полностью скрывали вход. Настоящий тайник.
        Рослин скрылась в нем, и Натан вошел вслед за ней.
        Помещение за проходом было совсем тесное: Натан чувствовал стенки локтями и сгибался, чтобы протиснуться вглубь. Там было почти совсем темно, но все же Натан разглядел лежащее на полу тело.
        - Вытащи ее, - сказала Рослин.
        Ее?.. Натан не стал раздумывать и вслепую нащупал ту, о ком говорила Рослин. Судя по весу и размеру, это был ребенок - его, вернее, ее тело было сухим и холодным, как камень.
        Но она была жива.
        Натан вынес ее из ниши, а потом и из пещеры, на свет, положил на траву.
        Рослин неслышно вышла следом, встала рядом с ним.
        Они стояли и смотрели очень, очень долго.
        Это был не ребенок и, как сразу Натану показалось, даже не человек. Вернее, не совсем человек. Эльфиек Натан никогда прежде не видел - эту распознал только по продолговатым ушам точно такой же формы, как у Глоринделя. Тот, помнится, то и дело говорил каждой встречной девице, что она красива, как эльфийка. Натан иногда думал, что неплохо бы посмотреть на одну из них и узнать, правда ли они столь хороши.
        На сей раз ему не удалось этого узнать. Неизвестно, какой была эта эльфийка месяц и год назад, но сейчас это был даже не скелет и не призрак - тень скелета и призрака. Серо-голубая кожа, сухая, будто пергамент, обтягивала череп и руки так туго, что была видна каждая кость. Серебристые волосы почти полностью вылезли, на голове осталось только несколько длинных редких пучков, мокрых от пота. Глаза, все еще ярко-синие, остановились и остекленели: зрачок в них сузился до размеров иголочного острия и не реагировал на свет. Рот с впавшими губами был широко раскрыт, и из него вырывалось шумное сиплое дыхание - и иногда не то стоны, не то всхлипы. На эльфийке была добротная, чистая одежда - рубашка, куртка, штаны, сапоги, - с нее ничего не сняли. Все цело, ни одного пореза, ни одной раны. Хотя, похоже, она была солдатом... хотелось добавить - при жизни, потому что это существо, хотя еще дышало, живым уже не было. Она не двигалась, только костлявые руки подрагивали, цепляясь иссохшими пальцами за изумрудную траву.
        - Что с ней? - наконец смог спросить Натан.
        - Не знаю, - тихо сказала Рослин. - Наверное, они хотели сделать с ней... что-то. И не рассчитали силы... или дозу.
        - Эльфы не болеют, - сказал Натан. - И не умирают... так.
        - Все умирают так, - сказала Рослин. Потом, помолчав, добавила, будто про себя: - Глэйв сказал, что теперь у них будет много эльфов. Эльфы нужны некромантам. Эту, видимо, захватили и хотели передать одному из них... но что-то сделали не так. С ними не было мага. Они, наверное, не знали, что нужно в таких случаях делать...
        - А вы знаете?
        - Нет. Пока еще... не знаю.
        Эльфийка хрипела, запрокинув голову и глядя слепыми глазами на солнце. Была ли она красивой, думал Натан. И о чем успела передумать, пока не стала тем, что мы сейчас видим перед собой.
        И не постигла ли уже Глоринделя ее участь.
        - Что мы можем сделать? - спросил он.
        - Как обычно, - спокойно сказала Рослин, и это прозвучало до того циничной и жестокой насмешкой, что Натан судорожно стиснул правую, больную, руку, боясь, что не сдержится.
        Но так или иначе, она была права.
        Хотя разве это ее оправдывало?..
        Я тоже умею быть жестоким, подумал Натан. И сказал:
        - Тогда сделайте это сами.
        Рослин посмотрела на него. Он не ответил на взгляд.
        Он смотрел, как Рослин встает на колени, достает из своей котомки узелок, осторожно расправляет его, начинает перебирать травы, беззвучно и сосредоточенно шевеля губами... По сравнению с пепельной кожей эльфийки, корчившейся рядом на траве, Рослин казалась почти румяной. Когда она вытряхнула из узелка горстку снадобий, Натан схватил ее за руку. Правой, раненой. Его пальцы сомкнулись на хрупком запястье Рослин, и сквозь резкую вспышку боли Натан подумал, что ничего ему не стоит сейчас сломать это запястье, просто переломить, как сухую веточку.
        - Что же вы делаете, миледи, - хрипло сказал он. - Да, я чудовище, вы верно подметили, но что же вы-то делаете?
        Он не дал ей ответить, отшвырнув в сторону. Расправленный платок с разложенными по нему смертоносными зельями скользнул с колен Рослин, когда она падала, яды смешались с изумрудной, пропахшей кровью травой. Натан вставил кончик меча между ребер эльфийки, там, где сердце, надавил. Она вздрогнула, выгнулась в последний раз. Ее рука вцепилась в траву и застыла, сжимая желтые головки куриной слепоты, тянувшиеся к солнцу из бледных пальцев.
        Натан вынул лезвие, всадил его в землю, выдернул. Обернулся к Рослин, сидящей на земле и глядящей на него.
        - Не делайте этого, - сказал он. - Слышите, миледи? Никогда не делайте. Пусть я и чудовище, но вы им можете не быть. Понимаете? Можете еще.

«Я буду, - подумал он, - вместо вас».
        Рослин моргнула. Потом снова, снова. А потом вдруг рывком поднялась и кинулась к Натану. Он едва успел поднять руки, и она обхватила его за пояс, ткнувшись лицом в его грудь.
        - Ты ведь не бросишь меня? - всхлипывая, быстро бормотала она. - Ведь не бросишь? Правда же, Натан? Ты не бросишь меня?
        Она дрожала, и плакала, и прижималась к нему так крепко, будто боялась, что он вырвется. Натан положил тяжелую ладонь на затылок своей княгине, и его княгиня, вздрогнув, вскинула красное мокрое лицо.
        Ты ведь не бросишь меня?..
        Нет, хотел ответить Натан. Нет... не брошу, миледи. Я не имею права. Ведь быть рядом с вами - мой долг. А долг - это так хорошо, когда нет ничего другого.
        Он хотел сказать это и сказал бы, если бы она не смотрела ему в лицо. Но она смотрела. И Натан промолчал, потому что не мог лгать ей в глаза.
        Ведь в глубине души он не подумал все то, что собирался сказать. Он подумал просто: «Нет, не брошу». Только это и больше ничего.
        Там действительно было только два больших города - Бреррет и Дреддер, а о Тарнасе никто даже не слышал. Правда, они не особо расспрашивали - особенно когда узнали, что их ищут.
        Узнал, вернее, эльф - Эллен еще не настолько хорошо понимала тальвардский, чтобы вслушиваться в болтовню крестьян, попадавшихся им на пути. А Глориндель слушал, и, как оказалось, не всегда напрасно.
        - Там впереди, сразу за поселком, застава, - сообщил он вполголоса, когда их никто не мог слышать. - Ищут мужчину и женщину из Калардина. Как думаешь, много тут валандается таких парочек?
        Эллен была уверена, что немного.
        С памятной ночи в лесу прошло три дня, и все это время они продвигались на юг. Не разговаривали - Эллен боялась раскрыть рот, а эльф почти не смотрел в ее сторону. Но это не было прежней пугающей отстраненностью, когда он временами на много часов замыкался в себе, и она лишь чувствовала его холодную, непонятную ярость. Сейчас же он просто будто обдумывал что-то, и отчего-то Эллен знала, что это вовсе не планы ее умерщвления. На самом деле Глориндель мог убить ее там, в лесу, так же как в любой момент прямо посреди дороги, - она даже не стала бы сопротивляться. Попытка стать убийцей выпила из нее все силы, и Эллен даже не подозревала до этого, что их осталось так мало.
        Но, кажется, Глориндель действительно не желал ей зла. Больше не было глупых выходок, чудовищных преступлений и вспышек бешенства - теперь он просто ехал рядом с ней, они вместе ели и спали рядом, и он ни разу к ней не прикоснулся. Да и не заговаривал почти. Эллен предпочитала не думать, что все это значит, потому что все равно не смогла бы понять.
        Но сейчас ситуация, кажется, осложнилась, и Эллен даже не знала, рада она завязавшемуся разговору или нет.
        - Думаете, они ищут нас? - шепотом спросила она. Они уже довольно далеко отъехали от группы крестьян, среди которых эльф услышал столь полезную сплетню, но Эллен будто все еще боялась быть услышанной.
        - А кого еще?
        - Зачем? Что мы сделали?
        Он посмотрел на нее - прямо, в первый раз за последние дни. И это уже был другой взгляд. Не тот, что прежде. Да, в нем скользнуло раздражение... но не то, все не то. Он смотрел на нее, будто на какого-то другого человека. Которого давно знал и. . которого любил. Несмотря ни на что.
        Эллен почувствовала подступающий озноб и обрадовалась, когда эльф заговорил, развеяв наваждение:
        - Хороший вопрос, милая, - а разве эльфийскому принцу надо что-то делать, чтобы его разыскивали тальвардские ищейки?
        Слова были те же, что и раньше, - но нет, нет, что-то новое в них появилось... снисходительность, а не пренебрежение. Впрочем, это Эллен ощутила только в первый момент, тут же осознав смысл его слов.
        - И верно, - пробормотала она. - Эльфы ведь вступили в войну... Только почему они не стали искать вас раньше?
        - Может, и стали, - пожал плечами Глориндель. - Может, только теперь напали на след. Та шлюшка из таверны - она могла заметить, что я эльф, и донести местным властям.
        Шлюшка? Та шлюшка из таверны, вы сказали? Что, каждая женщина, которой не посчастливилось попасться вам на глаза, сразу становится шлюхой, так, милорд? Ох..
        ну и дура же ты, Эллен. Люди не меняются так быстро. И эльфы тоже.
        - Там было полно народу, помимо нее, - сухо сказала она.
        Эльф снова круто развернулся к ней и почему-то улыбнулся. Улыбка была заинтересованной и очень довольной, а в глазах у него вдруг зажглись искры.
        - Как же ты все-таки на него похожа, - вполголоса проговорил он.
        - На кого?
        - Не важно. И кто меня узнал, тоже не важно. - Глориндель снова посмотрел на дорогу, его улыбка стала кривой. - Ага, вон уже и застава...
        Дорога с этого места шла круто вниз, лес сползал по склону холма и растворялся ближе к его подножию, там, где начиналась следующая гряда. Застава соединяла почти совсем лысые склоны, лишь кое-где поросшие низким кустарником, и перекрывала единственную дорогу меж холмов. Из сторожевой башни на вершине одного из холмов тянулся сигнальный дымок.
        Не обойти никак.
        - Что же будем делать?
        - Поедем пока, - пожал плечами Глориндель. - Посмотрим. Это всего лишь застава, а не облава, значит, вряд ли они знают точно, кого ищут. Вероятно, просто проверяют подозрительных. На месте разберемся, глядишь, что-нибудь придумаем.
        Звучало не очень обнадеживающе, но Эллен хотелось ему верить. Нет, не так: хотелось ему доверять. Просто сейчас это было одно и то же.
        Дорога на Бреррет пользовалась в народе популярностью, и застава обросла подобием поселка - помимо казармы для стражников, у подножия холма примостились таверна и пара лавчонок, где торговцы охотно скупали за бесценок товар, который стража отказывалась пропускать через заставу. Народу было не очень много, но достаточно, чтобы у пропускных ворот образовалась очередь.
        - Куда же они все едут? - подумала вслух Эллен. Эльф только хмыкнул.
        Участок дороги между зданиями образовывал маленькую площадь, посреди которой стояла виселица. Без эшафота - деревянный столб был вколочен прямо в землю. Здесь, видимо, вешали тех, кто пытался обогнуть заставу. Сейчас виселица использовалась в качестве позорного столба: к ней был привязан человек в рубище, с деревянной табличкой на шее. Эллен не могла прочесть то, что было на ней написано, но подозревала, что ничего лестного: человек был в грязи и бурых пятнах, не то от крови, не то от сока гнилых овощей, которые швырял в него каждый проходящий мимо.
        Эллен задержала на нем взгляд лишь на мгновение - ей неприятно было на это смотреть. А эльф смотрел долго. Гораздо дольше, чем они могли себе позволить, памятуя о стремлении не привлекать лишнего внимания. И его лицо как-то странно исказилось, когда он пробежал глазами надпись на табличке.
        - Не стоит тут стоять, - шепнула Эллен, и эльф, вздрогнув, кивнул. Его взгляд, обращенный на осужденного, был пристальным и задумчивым.
        Они спешились подальше от ворот, у трактира, там, где было побольше народу - не считая, конечно, большинства, проходившего досмотр у ворот. Эллен в который раз подивилась тальвардам: в ее родной стране таможенный досмотр неизбежно сопровождался шумом, криком и драками, здесь же и всадники, и крестьяне вел и себя на удивление чинно и организованно, не прекословя стражникам и не грызясь между собой за место в очереди. А жаль, как же жаль - гам и суета сейчас были бы как нельзя более кстати.
        - Погоди, - остановил Эллен Глориндель, когда она шагнула было по направлению к воротам. Она взглянула на него, ожидая объяснений, но он только напряженно указал на дверь в трактир. Эллен сглотнула, потом кивнула. Эльф по-прежнему поглядывал на осужденного у столба и крепко держал ее за локоть, и Эллен скорее откусила бы себе язык, чем стала бы ему перечить.
        Они вошли в таверну. Эльф сел за стол у окна, чего прежде никогда не делал. Эллен увидела, что эти окна выходят на площадь и осужденного у виселицы отсюда видно очень хорошо. Сейчас можно было рассмотреть его без опаски, но Эллен все еще не хотелось этого делать.
        - Почему вы на него смотрите? - очень тихо спросила она и тут же смолкла, когда подошла служанка, вежливо спросившая, чего угодно господам. Глориндель, по-прежнему неотрывно глядя в окно, на чистейшем тальвардском попросил мяса и вина. Его лица служанка не видела, а поднятый капюшон скрывал слишком светлые для тальварда волосы, и у Эллен оставалась надежда, что они не вызовут подозрений. Глориндель усилил эту надежду, так же не глядя бросив на стол серебряную монету. Как хорошо, что не золотую, подумала Эллен, глядя, как та с поклоном принимает аванс и отходит от стола. Это было бы слишком щедро и наверняка вызвало бы подозрения. А так они вполне могут сойти за усталых путников, готовых оплатить хорошее отношение, только и всего.
        Эльф так и не ответил па вопрос Эллен, продолжая молча наблюдать за окном. Эллен тоже посмотрела туда. Снующие мимо окна люди загораживали обзор, Эллен никак не могла надолго выхватить согнутую фигуру осужденного из-за спин и повозок, и, очень быстро отчаявшись, она невольно прислушалась к гулу, стоявшему в таверне, как это прежде делал Глориндель.
        - ... три телеги было, пока довез - половина погнила...
        - ... а у Бреррета, сказывали, сейчас солдатня на восток идет - еще недавно на север шли, в Калардин, а теперь вдруг на восток свернули, прямо сюда...
        - ... нуда, и три сотни эльфов с ними! Вместе идут, да, как есть! Племянник мой говорил, сам видал...
        - ... там сестра у меня, так, говорит, все, что в доме было, пожрали, еще и корову увели...
        - ... нет, не пять, врут - семь уже, и еще два за путевую грамоту, а на беса она мне, мне тут осталось-то полдня пути...
        Эллен еще не слишком хорошо овладела местным наречием и не все обрывки разговоров могла понять, но, похоже, об эльфе и калардинской женщине, которых ловят на заставе, никто не упоминал. Не то чтобы это очень обнадеживало, но вдруг и впрямь просто сплетни...
        - Он эльф, - вполголоса сказал Глориндель на калардинском.
        Эллен быстро обернулась, проверяя, не услышал ли его кто. В трактире было людно, но гул голосов был куда как тише, чем ей хотелось бы. Потом посмотрела в окно. Толпа немного поредела, и осужденный оказался на виду - как раз в тот миг, когда кто-то лениво бросил в него гнилой репой. Человек вздрогнул от удара, но головы не поднял. Был он светлокож, русоволос, среднего телосложения. Волосы облепляли его лицо так, что были видны только рот и всклокоченная борода. Он стоял неподвижно, только иногда вздрагивая, будто все его тело сводила судорога, и стискивал зубы. Глориндель смотрел на него, подперев подбородок рукой, и в его сузившихся глазах Эллен увидела подступающую тень глухой беспричинной злобы, которую надеялась не увидеть больше никогда. Но - и это было самым странным - страха она почему-то не испытала. Уже нет.
        Внешне с Глоринделем у этого человека не было совершенно ничего общего.
        - Не чистый, - все так же словно про себя продолжал Глориндель. - На четверть, не более. Но эльф. - Он умолк, а потом, будто что-то обдумав, добавил: - Я не понимаю.
        Действительно, это было странно. Эллен не знала, откуда у эльфа такая уверенность, что он встретил сородича, но предпочла довериться его мнению. Однако казалось странным, что этот эльф делает у позорного столба - если тальварды действительно разыскивали Глоринделя, они должны были тщательно проверять любого, кто походил на эльфа…

«А когда убедились бы, что это не он, отдали бы его некромантам, - подумала Эллен.
        - Продали бы. Им сейчас нужны эльфы. Много-много эльфов. Небеса, хотела бы я знать зачем».
        - Вы полагаете, он...
        - Я не понимаю, - будто не слыша ее, повторил Глориндель. - Пусть даже он только на четверть эльф. Никто, в ком течет эльфийская кровь, не позволит так с собой обращаться. Прежде он убьет любого, кто к нему прикоснется. А потом перегрызет себе вены, если не будет другого выхода. Но уж точно не станет стоять и...
        Он вдруг поднялся так неожиданно, что Эллен, запоздало поняв, что думал он вовсе не о том, о чем она, лишь изумленно вскинула голову.
        - Куда вы?!
        - Я должен посмотреть.
        - Сядьте! - взмолилась она, вцепившись в его рукав. На них уже оборачивались. Глориндель не сел, но и не двинулся с места: его взгляд все так же был прикован к осужденному. Внезапно он опустил глаза и встретился взглядом с Эллен.
        - Знаешь, что на его табличке написано?
        Она только мотнула головой, все так же цепляясь за его руку.
        - Там написано: «Тот, кто пойдет назад, избежит этого, а тот, кто пойдет прямо, займет его место».
        Эллен только недоуменно моргнула. Взгляд Глоринделя отяжелел.
        - Он здесь вместо путевого камня. Олицетворяет запрет пересекать границу. Поняла теперь?
        - Так он... ничего не сделал?! Он здесь просто для устрашения?
        - Не знаю. Не важно. Он терпит это. - Глориндель стряхнул ее руку и наконец оторвал взгляд от ее лица. - И, проклятие, я намерен выяснить почему.
        - Милорд, нет!
        - Ваш заказ, добрые господа, - сказала служанка. Очень странно сказала. Так, будто это уже не имело значения.
        Эллен поняла, что она слышала их, и эльф, без сомнения, понял тоже, но даже не взглянул на тальвардку.
        - С нами нельзя так поступать, - сказал он. - С вами можно, а с нами - нельзя.
        И быстрым шагом вышел прочь.
        Эллен встала, чувствуя, что вот-вот откажут ноги под пронизывающим взглядом служанки и примолкших посетителей. Вышла вслед за эльфом. Еще не дойдя до порога, перешла на бег, чувствуя, как медленно поднимается к горлу спертый ком мучительно щемящего предчувствия. Но самое удивительное, что это предчувствие не было дурным.
        Эллен выбежала за порог, бросила взгляд на Глоринделя, шагающего к виселице, на осужденного, на человека, идущего к виселице с другой стороны площади... и на светловолосую девочку, которая бежала за ним, а потом застыла - так же, как напротив нее застыла Эллен.
        Глориндель остановился, не дойдя до виселицы пять шагов. И на том же расстоянии от нее остановился мужчина, на которого он теперь смотрел. Эллен знала этого мужчину. Она часто видела его во сне. И еще чаще им была. Не только в снах.
        Они - все четверо - замерли, будто насаженные на единую ось, а центром этой оси был то ли человек, то ли эльф, имени которого они так никогда и не узнали, потому что он выполнил свою роль в их жизни, и это уже было не важно.
        Натан стоял посреди дороги, крепко прижимая Рослин к себе. Ее маленький острый подбородок впивался в его предплечье почти до боли. Она не пыталась вырваться - а он боялся этого почти до одури. Впрочем, почему «почти». Он в самом деле одурел, если сделал то, что сделал. Хотя страх, вынудивший его на это, сам по себе был безумием - но Натан ничего не смог с собой поделать. Как только увидел эту заставу... и лениво зевавшего солдата, сидевшего на бочке у ворот. Тальвардского солдата, невероятно похожего на калардинца, которого далеко-далеко отсюда убил Глориндель. На заставе. Совсем не похожей на эту. Столько было дорог и столько застав... но Натану навечно врезалось в память лицо купца, у которого Глориндель отнял сначала честь, а потом жизнь.

«Миледи Рослин, вы ведь не сделаете этого снова, правда? » - подумал он как в бреду, а сам уже стискивал ее плечо, будто пытаясь предотвратить то, что вот-вот должно было случиться Она не сопротивлялась, напротив, как-то сразу обмякла в его руках, покоряясь любому его решению, пусть и не понимала - правда же не понимала?
        - что происходит.
        И сейчас она застыла в его руках, положив тоненькие пальчики ему на предплечье, и дышала тихо, ровно, не боясь, доверяя.
        А он боялся, так боялся, что его трясло, будто в лихорадке. Не Рослин, нет. Этого ощущения. Этой уверенности, которая его охватила. Безумной уверенности, что Рослин и Глориндель - один человек.
        На мгновение ему захотелось провести ладонью по ее левому уху и проверить, цело ли оно. Он бы так и сделал, если бы его руки не были заняты.
        - Ты ведь не бросишь меня? - тихо спросила Рослин.
        Натан посмотрел на нее сверху вниз. Она запрокинула голову, и ее перевернутое личико казалось совсем маленьким. Она теперь все время его об этом спрашивала. Как будто надеялась, что если он повторит свое обещание снова и снова, то все-таки сдержит его. А Натан не мог ей сказать, что любые обещания для него ничего не значат. Давно уже. Что значение имеет только долг, и уж от него-то Натану не сбежать.
        На небольшой площади перед воротами толпился народ, коротая время до досмотра за ленивым поругиванием осужденного, привязанного к столбу виселицы посреди площади, и в этой вялой жестокости было что-то такое обыденное, такое мирное, что это место вдруг показалось Натану куда более подходящим для леди Рослин, чем любое другое. Впрочем, сама она так не думала.
        - Они нас ищут, - еле слышно проговорила Рослин. - Ты ведь не бросишь меня?
        Нас, верно, маленькая леди... И нас ожидает виселица за учиненный нами разбой. Может быть, даже эта вот самая. Осужденного от нее по такому случаю отвяжут. Он, должно быть, будет нам благодарен.
        Внезапно до него дошел смысл ее слов. Благодаря болтливому языку тальвардов они еще два дня назад узнали, что здешние власти разыскивают пару калардинцев. Мужчину и женщину - возраста они, очевидно, не знали. Наверное, кто-то видел их издали неподалеку от логова Сколопендры и принял Рослин за взрослую женщину. Что в общем-то немудрено. И теперь их искали - их обоих. А если бы они разделились, то смогли бы идти дальше. Но они не могли разделиться. Натан не отпустил бы ее. Натан не бросил бы ее одну.
        - Мы не можем так стоять. Надо идти дальше. Надо...
        Он сжал ее крепче, и она умолкла. Надо. Он знал, что надо. Но, кажется, совершенно перестал соображать. А так нельзя. Ну же, Натан, вспомни, как было с Глоринделем - тебе всегда приходилось рассчитывать только на самого себя, чтобы вытащить вас обоих...
        Всегда ли?

«Но что она сможет сделать? » - растерянно подумал он.
        Отравить их. Убить их. Всех. Нет, не так: она отравит, а ты убьешь. И вы пойдете дальше, оставляя за собой удлиняющийся кровавый след.
        Ты всерьез думаешь, что все еще может быть иначе?
        Всадница, проезжавшая мимо, окинула их удивленным взглядом. Она еще какое-то время смотрела на них через плечо, прежде чем едва не наехала на какого-то простолюдина, и тогда наконец отвернулась. Натан попытался взять себя в руки.
        - Оставайтесь здесь, - сказал он, отстраняя Рослин. Но та не выпустила его руки и шагнула следом.
        - Ты не бросишь меня! - повысив голос, сказала она. - Ты обещал!
        - Да замолчите вы, - стряхивая ее руку, бросил Натан. - Постойте здесь. Я скоро.
        Он сам еще не знал, что собирается сделать, но надо было действовать. Нельзя было ждать, пока этот эльф... пока эта девочка вспомнит, что происходило на калардинской заставе целую вечность назад...
        Натан сделал несколько шагов вперед, к центру площади. И почти одновременно с ним из таверны напротив вышел Глориндель.
        Натан споткнулся, но шагу не сбавил - ноги сами его несли, мимо людей, лошадей и телег, вперед, к позорному столбу, к которому с другой стороны приближался эльф. Натан смотрел на него и пытался понять, сошел ли уже с ума по-настоящему, или Глориндель действительно здесь. Последняя мысль внезапно так его поразила, что он застыл как вкопанный в пяти шагах от виселицы. И эльф остановился тоже, глядя на него во все глаза.
        Его губы шевельнулись, будто он хотел что-то сказать и не смог. А потом взгляд переместился за плечо Натана - и тот понял, что это все же не Глориндель. Нет, не он - тот никогда бы не смог так смотреть. Попросту не умел.
        Хотя... быть может, именно так он смотрел на Аманиту.
        Натан услышал шаги позади себя - быстрые, сбивчивые. Что же вы, моя маленькая госпожа, я ведь просил вас меня подождать, подумал он, не оборачиваясь и одновременно чувствуя разочарование. Моя маленькая госпожа. Нет, не моя, не моя больше. Не моя.
        Глориндель протянул вперед руки, глядя мимо Натана широко распахнутыми глазами. Рослин влетела в его объятия, повисла у него на шее, ткнулась лицом в его плечо, что-то бормоча то ли сквозь смех, то ли сквозь слезы. Несколько мгновений Глориндель стоял, наклонившись к ней, потом схватил ее за талию, рывком оторвал от земли и впился долгим, голодным поцелуем в ее маленький рот. Натан думал, что это будет выглядеть дико - но не выглядело.
        Леди Рослин казалась взрослой не только издали.
        Потом Глориндель оторвался от нее и, пожирая мятущимся взглядом ее лицо, сказал:
        - Вы прекрасны, миледи... вы прекрасны... как эльфийка!
        Это он, подумал Натан. Всеблагие небеса, я не знаю как, но это в самом деле он.
        Он услышал вздох - то ли облегченный, то ли скорбный, то ли изумленный. Не мог, не должен был услышать сквозь гул не обращавшей на них никакого внимания толпы, - но услышал. И наконец оторвав взгляд от Глоринделя, взглянул ему за плечо.
        У порога таверны стояла женщина. Какой-то человек вышел из таверны и, проходя мимо, грубо задел ее плечом. Она качнулась, но с места не сдвинулась. Натан никогда раньше ее не видел, но при взгляде на это лицо его внезапно охватило странное и тревожное ощущение, будто он смотрит в зеркало. Хотя она не была на него похожа, вовсе нет. Во всяком случае, не внешне.
        Но он не смог отвести от нее взгляд.
        Они стояли так вот - вчетвером: Рослин и Глориндель в центре, Натан и эта женщина
        - по сторонам, будто охраняя их покой. И было очень тихо. И никого больше не было в целом мире, только они.
        Глориндель наконец перевел глаза на Натана. Медленно расцепил руки Рослин, обхватившие его шею, поставил девочку на землю. Она тут же вцепилась в его руки и зарылась лицом в его грудь, будто стыдясь смотреть Натану в глаза... или как будто не на что в мире стало теперь смотреть. Глориндель твердо взял ее за плечо, повел вперед. Женщина за его спиной тоже двинулась к ним, и Натан знал, что она пойдет с ними. А куда именно - не имело никакого значения.
        Глориндель поравнялся с ним. Протянул руку с раскрытой ладонью.
        Натан пожал ее. Это было самое крепкое рукопожатие в его жизни. И выпуская сухую ладонь эльфа, Натан понял, что и самое долгожданное.

«Как же я скучал по вам, милорд», - подумал он.
        Люд вокруг толкался и гомонил, только это было так далеко...
        Они вообще ничего не сказали. Ни слова. Как будто в словах не было нужды. Просто двинулись к воротам - вчетвером. Глориндель и Рослин в центре, Натан и женщина - по бокам.
        Тальварды искали пару, калардинку и калардинца, а не мужчину, женщину, девочку и эльфа.
        Прежде чем они вошли в ворота, Натан оглянулся. Сам не зная зачем - его мучило чувство, будто здесь, в этом странном месте, он оставляет что-то безмерно ему дорогое. И увидел, что заплеванный осужденный поднял голову и смотрит на них. Ни на кого-то одного - на них всех.
        И что-то похожее на тень улыбки блуждало на его посеревших губах.
        Натан смотрел на него, пока ворота не закрылись. А потом поднял голову и увидел на сиреневом небосводе маленькую блеклую дольку новой луны.
        ЧАСТЬ 4
        РОСЛИН И ГЛОРИНДЕЛЬ
        Берег был каменистый, и по всей его линии громоздились валуны, облепленные сухими водорослями. Похоже, подходило время прилива.
        Вдоль берега тянулась рыбацкая деревушка - длинная, в одну улицу. Должно быть, если смотреть сверху, она напоминала морского змея, выброшенного на сушу. Но сверху они не посмотрели - дорога к побережью петляла между холмами, поросшими хвойным лесом, и они увидели Тарнас, только когда вышли к нему.
        Да, именно это и был Тарнас. Рыбацкая деревушка, затерянная меж прибрежных камней.
        И никто здесь никогда не слышал о некроманте по имени Эр-Дьятис.
        Возможно, эта новость привела бы Эллен в отчаяние, если бы она еще могла отчаиваться. Но пока что ее намного больше удивляло и заботило то, что они до сих пор оставались вместе. Все четверо.
        От заставы они продолжали двигаться в сторону моря - не сговариваясь. Сложно было сговориться в молчании. Несколько часов ехали вчетвером, бок о бок, не проронив ни слова. Глориндель взял леди Рослин к себе на коня. Она откинулась ему на грудь, запрокинув голову назад, на его плечо, и ехала с закрытыми глазами - только пьяная улыбка блуждала по лицу. Кажется, она была абсолютно счастлива. Еще бы - ведь они по-прежнему ехали туда, куда она хотела попасть.
        Эллен тоже, но счастливой это ее отчего-то не делало.
        Только несколько часов спустя эльф круто завернул коня и сказал, что пора сделать привал. Ему никто не возразил, и вот тогда-то они наконец разговорились. И говорили, говорили, все наговориться не могли. Как будто отошли от шока и теперь наверстывали упущенное.
        Глориндель с другим мужчиной отошли в сторону, сели, долго разговаривали - со стороны Эллен не могла понять, о чем, даже не знала, рады ли они видеть друг друга. Мужчину звали Натан, и это был тот самый человек из зеркала Рослин... тот самый человек из снов Эллен. Именем этого человека назвал ее Глориндель в тот миг, когда она была как никогда близка к черной прорве вожделенного безумия.
        И Эллен боялась его. Ей не хотелось к нему подходить, не хотелось с ним заговаривать. К счастью, его намного больше интересовал эльф.

«Наверное, они все-таки друзья», - неуверенно подумала Эллен, разглядывая их, и тут же мотнула головой. Не друзья. Нет. Тут... что-то другое. Судя по всему, Натан приходился Глоринделю вассалом, но между ними чувствовалось что-то большее, чем преданность слуги и милость господина. Как будто... как будто у них была общая тайна. Или... нет, снова не то. Эллен закусила губу, глядя на них.
        Она намеренно старалась не смотреть в сторону Рослин - памятуя о том, как они расстались. И содрогнулась всем телом, почувствовав легкое, царапающее прикосновение тоненьких пальчиков к тыльной стороне ладони.
        Рослин подползла к ней сбоку, неслышно и проворно, как... как сколопендра, подумала Эллен и снова содрогнулась. Метнула взгляд на мужчин, беседовавших в стороне. Наконец решившись, подняла взгляд.
        Рослин смотрела на нее. Молча. И в ее глазах Эллен не увидела врага. Впрочем, друга тоже не увидела.
        - Я же говорила, что ты сама себя накажешь, - тихо сказала калардинская княжна.
        Больше они ни о чем не говорили - до самого Тарнаса.
        А вот эльф со своим слугой явно наладили отношения. Эллен видела, что Натан расслабился - не полностью, такие как он, никогда не теряют бдительность. Им ничего не страшно, их ничто не заботит, они никогда не колеблются. И главное, им никогда не снятся сны, в которых они кажутся себе кем-то другим. Эльф же расслабился совершенно - и только теперь Эллен с удивлением осознала, до чего же он, оказывается, все это время был напряжен. А сейчас будто почувствовал себя защищенным.

«До чего же вы в него верите, милорд», - подивилась Эллен про себя, но, как ни старалась, не смогла разделить это чувство. Натан не казался ей опасным. Но и безопасным - тоже. Она не знала, что он сделает, если ее снова начнут насиловать на большой дороге, - спасет или присоединится к потехе. Что в такой ситуации сделал бы теперь Глориндель, она даже думать не хотела.
        От всех этих мыслей на душе становилось тягостно, и Эллен почти обрадовалась, когда они наконец достигли цели. Впрочем, как оказалось очень скоро, это было совсем не так.
        - Ну что, друзья мои, - сказал Глориндель, когда они дважды объехали всю деревню и выяснили, что об Эр-Дьятисе здесь действительно ничего не знают. - А теперь предлагаю пожать друг другу руки и разъехаться по домам. Этот идиотизм и так затянулся дальше некуда.
        Рослин встрепенулась и впервые за прошедшее время отстранилась от эльфа. Все эти дни Эллен не переставала удивляться тому, до чего же им, княжне и ее суженому, было хорошо вместе. Они тоже почти не говорили, просто все время были рядом, прикасаясь друг к другу, а по ночам Рослин прижималась к груди своего жениха, он укрывал ее своим плащом, и на лице у него появлялось выражение, которое пугало Эллен больше, чем изумляло: слепая, неистовая нежность хищного зверя к своему детенышу... или самца к своей любимой самке. Впрочем, нет, скорее что-то среднее между тем и другим. И вот эта двойственность была самой дикой. Глядя на них, Эллен пыталась вспомнить, как смотрел на нее Рассел, и не могла. Совсем не могла.
        Но сейчас в парочке впервые наметилось непонимание. Услышав слова Глоринделя, Рослин вскинула на эльфа возмущенный, протестующий взгляд. Тот даже не соизволил на него ответить. Обращался он, видимо, к Натану. Тот слегка нахмурился.
        - Мы слишком далеко зашли, милорд.
        - Воистину. А не пора ли задуматься, какого беса? Вот что вы - каждый из вас - здесь забыли? А?
        - Мне нужно к Эр-Дьятису, - непреклонно сказала Рослин.
        - Нет здесь твоего Эр-Дьятиса, видишь? - раздраженно бросил эльф. - С чего ты взяла вообще, что он здесь? Кто тебе сказал?
        - Здесь, - упрямо повторила Рослин. Глориндель нахмурился - скорее недоуменно, чем сердито. Кажется, у него не получалось злиться на нее всерьез. Он сразу сдался и перевел взгляд на Натана:
        - Ну а тебе тут что?..
        - Вы знаете, - спокойно ответил тот, хотя Эллен показалось, что спокойствие наиграно. - Я принес присягу миледи Рослин. И пойду туда, куда она велит.
        Рослин благодарно улыбнулась, и Эллен почувствовала мгновенный укол смехотворной ревности. Ей она так никогда не улыбалась...
        - А ты, Эллен? - Васильковые глаза Глоринделя устремились на нее. - Только не говори, что по-прежнему ищешь своего мужика.
        Она почувствовала острый взгляд Натана, мгновенно сделавшийся пристальным, но не повернула головы.
        - Да, милорд, - с трудом ответила она. - По-прежнему. Вы же знаете, я…
        Глориндель обреченно вздохнул.
        - И никого из вас не интересует, что вашу страну разрывает война, - укоризненно сказал он. - Вот здорово - выходит, волнует это одного меня!
        - Волнует? Вас?! - Натан посмотрел на него с изумлением, уголки его рта дрогнули, и Эллен показалось, что он вот-вот рассмеется. Эльф смерил его холодным взглядом:
        - Там дюжина моих сотен. Бьется со здешними зверюгами, воображая, что делает это ради своего господина. А господину теперь трона не видать как своих ушей. И гибнут они зря.
        - Почему же зря? - возразила Эллен. - Может, они победят.
        - Они не победят, - ответил эльф. - Их слишком мало. Я рассчитывал быстро вернуться и далее бросить подкрепление - по обстоятельствам... А теперь это некому сделать. Если ваш князь мертв, да и меня наверняка уже к покойникам причислили, мои родичи просто забудут про Калардин.
        - И можно подумать, что вас это тревожит, - с сомнением сказал Натан.
        Эльф перевел на него непонимающий взгляд.
        - Мои войска отправлены на бойню. Глупую и бессмысленную. Конечно, меня это тревожит.
        - Ну и иди, - внезапно со злостью сказала Рослин и, вырвавшись из его рук, соскочила на землю. Ее волосы растрепались, сбились колтунами, Эллен заметила запутавшийся в них клочок водорослей. Как давно я вас не расчесывала, маленькая госпожа, подумала она.
        Рослин подошла к коню Натана, взялась за стремя, обиженно отвернулась. Натан взглянул на нее, потом на эльфа, улыбнулся, виновато пожал плечами. Глориндель смотрел на них. Вид у него был совершенно несчастный.
        - Рослин, - вполголоса позвал он.
        Как она вздрогнула! Будто судорогой ее прошибло: вскинулась, резко обернулась, широко распахнув черные провалы глаз. Они смотрели друг на друга, и Эллен почти чувствовала искры, пролетавшие между ними. Она вдруг поняла, почему они не разговаривали: им не было нужды говорить. Их объединяло что-то большее, чем то, что можно передать словами. И там, на заставе, они узнали друг друга вовсе не потому, что раньше видели на портретах. Эллен вспомнила, как Глориндель целовал Рослин у ворот напротив виселицы - жадно, неистово, будто от этого зависела его жизнь.
        У Рослин задрожали губы. Она зажала их ладонью, решительно мотнула головой. Ну и кто кого переупрямит?
        Глориндель хотел что-то сказать, но не успел. Лицо Рослин вдруг напряглось, она шикнула и, прижав палец к губам, быстро сказала:
        - Тише! Слышите?
        Эллен напряглась, и Натан тоже, она заметила это и на миг ощутила облегчение - но лишь на миг, потому что потом услышала. Ни Натану, ни Глоринделю этот звук ничего не говорил, она поняла это по их лицам, - а ей и Рослин говорил, и они сообщили друг другу об этом взглядами... впервые е момента новой встречи почувствовав между собой что-то общее.
        Издалека доносился протяжный, мелодичный, густой гул многих голосов, сливавшихся в один. Эллен будто наяву увидела - узкая дорога, плетень, глаза Рослин напротив, колыхающиеся цветные тюки вверху, блестящая черная шерсть на покатых воловьих боках... И пение, могучее, безмятежное, льющееся из крепкой глотки.
        Она тогда подумала: они погоняют волов песнями, которыми мы провожаем идущих на смерть.
        - Туда! - вырвалось у Эллен, и все взгляды устремились в направлении, которое указывала ее рука, - на вершину холма. - Туда, скорее!
        Они оставили коней внизу и стали продираться сквозь хвойную поросль наверх. Холмы у побережья были небольшие и пологие, скорее пригорки, чем холмы, так что это не заняло много времени. Впрочем, откуда-то Эллен знала, что торопиться некуда. Они двигаются медленно. Так же, как поют.
        И еще она знала, что их очень много.
        Она добралась до вершины первой; сзади тяжело дышал эльф, крепко державший за руку Рослин; Натан замыкал, будто охраняя тылы - Эллен мельком подумала, что это ему, должно быть, привычно. Хотя с тыла им сейчас никто не угрожал. Во всяком случае, в это хотелось верить.
        Оказавшись наверху, перед круто уходившей вниз равниной, отделенной от дороги грядой холмов и рекой, Эллен окинула ее взглядом и вцепилась в ближайшее куцее деревце, чтобы не упасть. Иглы впились ей в ладонь, но она только сжала руку крепче.
        - Небеса всеблагие! - сказал Натан, а эльф выругался - громко, яростно и... испуганно?
        Только Рослин молчала. И тоже глядела вниз.
        Там было на что посмотреть.
        По ту сторону реки, растянувшись не меньше чем на полмили в длину и на две сотни ярдов - в ширину, шло войско тальвардов. За долгие недели скитаний по вражеской земле Эллен не раз видела тальвардские отряды, но самым большим был тот, который показал ей и Рослин эрьелен Глэйв. То войско насчитывало несколько сотен человек и казалось Эллен просто огромным.
        Здесь были не сотни. Здесь были тысячи.
        И больше половины из них оказались эльфами.
        Эллен сама не знала, как поняла, что это эльфы. Может, потому, что одеты они были не так, как выряженные в шкуры тальварды, а еще почти все они были светловолосы, и она сумела разглядеть это даже с такого расстояния, несмотря на то, что большинство из них были вымазано в крови и грязи. Это и бросилось в глаза в первый миг: цвета. Бурое, отблескивающее кое-где металлом кольцо тальвардов, плотно сжимавшее желтое пятно, будто забрызганное черной и багровой краской. Одежда на эльфах тоже была в основном желтая - легкая, никаких шкур, никакой брони. Блеска металла в их толпе не было видно, но даже если бы у них было оружие, вряд ли они смогли бы им воспользоваться.
        Что-то не так было с этими эльфами.
        Глориндель ругался на эльфийском - громко, яростно, но его все равно перекрывала песня тальвардов. Пел, кажется, только один фланговый эшелон, но от этого пения гудело небо.
        Ряды тальвардов выступали ровно и твердо, в ногу, нажимая на смешанную толпу эльфов со всех сторон, давя их - и волоча вперед. Эльфы брели, не пытаясь сопротивляться, хотя их было едва ли не больше, чем тальвардов, и они не были связаны - Эллен видела, что некоторые из них поддерживают других. Они спотыкались, налетали друг на друга, падали, иногда поднимаясь, иногда нет, и оставшиеся на ногах шли дальше по телам своих товарищей. Будто их влекло нечто куда более властное, чем натиск врагов.
        Больше всего они напоминали стадо овец, которых гонят на убой, а они мечутся, чуя беду, но не смеют бежать.
        Эллен подозревала, что именно это вызывало у Глоринделя такую ярость.
        Он начал что-то говорить на эльфийском, потом перешел на калардинский:
        - ... этих скотов! Мать вашу так, я сейчас же возвращаюсь, понятно?! С вами или без вас!
        - Куда возвращаетесь, милорд? - вполголоса спросил Натан. - Посмотрите... сколько их. Тут большая часть ваших сотен.
        Эльф умолк. Его лицо посерело, глаза налились кровью - Эллен никогда его таким не видела, даже там, в лесу... На вершине холма было ветрено, светлые волосы Глоринделя трепетали, обнажая изуродованное ухо. Эльф потер его, будто почувствовав ее взгляд, помотал головой, глядя вниз остановившимися глазами.
        - Как же они... могли так... - проговорил он. - Я знал, что эти сотни идут на мясо. Это был только способ оттянуть время. Но... они должны были полечь там... в бою. Эльфы не сдаются в плен. Не позволяют делать с собой такое!
        Эллен посмотрела на него, вспоминая, как стояла над его беспомощно распростертым телом в лесу. И подумала: а помнит ли он еще об этом. И почему позволил тогда, там, такое - с собой.
        И вдруг увидела, что Натан тоже смотрит на Глоринделя - кажется, точно так же, как и она.

«Натан? » - сказал он ей тогда, надеясь, что это ее остановит, и оказался прав.

«Не сейчас», - подумала Эллен, понимая, что начинает паниковать, и быстро перевела взгляд на медленно движущуюся колонну. В авангарде развевалось малиновое знамя, и Эллен, присмотревшись, увидела, что его несет эльф. И у этого в отличие от остальных шаг был тверд, а спина - пряма.
        Это временно, подумала Эллен, так, будто он мог услышать ее мысли. Кто бы ты ни был - ты там только на время. Скоро тебя заменят... и я даже знаю, на кого.
        - Нам надо идти за ними.
        Голос Рослин прозвучал неожиданно для всех, и даже Глориндель на миг оторвался от мучительной для него картины внизу. Только сама Рослин по-прежнему не сводила взгляда с эльфов.
        Много... много эльфов.

«Скоро у нас будет много эльфов».
        - Их ведут к некромантам. Приведут и нас, если мы пойдем за ними.
        - К некромантам? - В голосе Глоринделя звучало удивление. - Зачем?
        Эллен круто развернулась к нему. Ей вдруг захотелось закричать, завопить, сжав голову руками: как, ты не знаешь? Ты, ты не знал?! Не знал, что некромантам нужна ваша плоть, ваша кровь?! Ты не знаешь, зачем ты нужен ей?! Небеса, а я-то думала..
        я почему-то уверена была: ты знаешь! А ты - не знал... Она же убьет тебя. Она медленно высосет из тебя жизнь, по капле, она уже сейчас носит кусок твоей плоти у сердца, это ее самый главный талисман...
        Но она не издала ни звука. Не в последнюю очередь потому, что знала: он ее просто не услышит.
        - Идем за ними, - не ответив ему, сказала Рослин. - Так мы не ошибемся. - Она подняла голову и посмотрела на Глоринделя. - Ты хотел идти за своим войском? Ну так вот же оно, внизу.
        Колонна медленно перемещалась вдоль реки, и протяжная песня, которой тальварды погоняли свой скот, развевалась над ней, как стяг. Какое-то время все они молча слушали ее будто зачарованные.
        - Спустимся с этой стороны и переберемся через реку, - наконец сказал Глориндель.
        - Иначе можем их потерять.
        - Лошади здесь не пройдут, - возразила Эллен, и эльф фыркнул.
        - Лошади! Кому нужны лошади? Верно, Натан? - бросил он и вдруг улыбнулся. И Натан улыбнулся в ответ - они обменялись короткими взглядами, будто одновременно вспомнили об одном и том же.
        И Эллен на миг снова ощутила что-то, смехотворно напоминающее ревность. Вот только кого и к кому ревновала - она не знала и сама.
        Эльф снова перевел взгляд на колонну внизу, и его улыбка погасла.
        - И все же не понимаю... Не понимаю, как они позволили...
        - Мне кажется, их не спрашивали, - коротко сказала Рослин.
        Эллен стало не по себе от этих слов. И не только ей, потому что спускаться они стали молча.
        Клонящееся к закату солнце бросало холодные блики на поверхность реки.
        Колонна двигалась еще медленнее, чем казалось, если смотреть на нее сверху. Причем, судя по всему, задерживали ее именно эльфы, но никто не подгонял их - так, как принято подгонять рабов. Натан и его спутники старались не подходить к колонне слишком близко, но иногда, если единственным способом не столкнуться было подняться на склон очередного холма, они видели: тальварды не пользовались ни палками, ни плетьми. Со стороны казалось, что эльфы просто спят прямо на ходу, а тальварды боятся их разбудить.
        Порой Натана охватывала уверенность, что именно так все и обстоит.
        В такие минуты он чувствовал раздражающую дезориентацию и, кажется, всю свою наличность отдал бы за приличную карту местности. Шли вроде бы на восток, понемногу забирая к северу - в сторону Калардина, только не той дорогой, которой сюда попал Натан со своими спутниками. Сперва он удивлялся, как могли они с Рослин и Глориндель с Эллен несколько недель идти в одном направлении и ни разу не пересечься. А в этом не было ничего удивительного - меж холмов Тальварда петляло множество дорог. Впрочем, ни одна из них не была настолько широка, чтобы вместить войско, за которым они шли, и оно двигалось через поля, порой делая немыслимые крюки и целыми днями маршируя фактически в обратном направлении.
        Несмотря на то что другого пути просто не было, Натану все это казалось странным.
        Ему хотелось бы поделиться своими сомнениями с кем-нибудь, но было не с кем. Леди Рослин, несмотря ни на что, все же неразумное дитя, Эллен - ее служанку - Натан не знал, а Глориндель... ему до сих пор становилось не по себе, когда он заговаривал с Глоринделем. Будто приходилось общаться с призраком.
        Эх, Натан, а ты же этого так хотел. Вроде бы. Все последние недели. Да? Так хотел.
        Первое время они вообще не разговаривали. Натан просто не знал, что сказать, - и не знал, захотят ли его слушать. Эльф все время был с Рослин, и хотя они тоже не говорили между собой, Натану иногда казалось, что на деле эти двое ведут напряженный и беспрерывный диалог, может быть, даже спор... только слышен он лишь для них двоих. И он не чувствовал себя вправе вмешиваться. В итоге эльф заговорил с Натаном первым - а дальше было уже легко. До тех пор, пока они не двинулись в погоню за этой проклятой колонной. Натан уже ненавидел ее, хотя и знал, что, возможно, она приведет его к Аманите. А может быть, именно за это и ненавидел.
        Они часто делали стоянки - чтобы не подходить к тальвардам слишком близко, и во время одной из них эльф завел разговор, которого Натан всеми силами избегал. Впрочем, знал ведь, что долго это длиться не может.
        - Ну, довольно, друг мой. Скажи мне наконец, что ты здесь делаешь?
        Рослин ушла собирать травы, Эллен стирала белье в ручье I за кустами, а Натан как раз закончил свежевать куропатку. Эльф сидел на корточках возле костра, шевеля палкой потрескивающую золу, и до этого мгновения не произносил ни слова. Вечерело, в воздухе висели комары, и их монотонное зудение перекрывало далекий гул тальвардской песни, доносившейся с другой стороны холма.
        Натан подумал сперва притвориться, что не услышал, но не смог. Слишком давно они не виделись, слишком долго не говорили, и, если уж начистоту, слишком много Натану хотел ось ему сказать. Он уже открыл рот, собираясь сделать чистосердечное признание, когда эльф, не поднимая головы, произнес:
        - Я ведь сказал тебе, чтобы ты ехал домой. Туда... ну, откуда ты там? Я забыл.
        Натан смотрел на него, борясь с противоречивым чувством, уже который день не дававшим ему спокойно спать. Что с ним неладно, с этим эльфом. Так же, как что-то определенно неладно с его сородичами, которых гнали на север тальварды. И хотя причины и следствия явно были различны, Натан все равно ощущал глухую тревогу. Не в том дело, что Глориндель похудел, осунулся и явно присмирел за то время, что они не виделись. Натан не мог даже сказать, что холеный красавец, удалявшийся прочь от него к столице Калардина, отличался от этого изможденного мужчины, ковырявшего золу с опущенной головой. А вот от того, каким Натан его помнил, - отличался. И он лишь теперь понял, что в памяти у него остался только тот, прежний Глориндель - жестокий и наглый ублюдок, которому нравится унижать. И именно его, этого ублюдка, Натану не хватало, и это на него временами была так похожа леди Рослин.
        А этого эльфа Натан не знал, и ему трудно было с ним говорить. Впрочем, когда Глориндель заговаривал, становилось легче.
        - И что ж тебе дома не сиделось-то, Натан? - спросил эльф, по-прежнему на него не глядя, и подбросил в костер свежую ветку. От огня взвился толстый столб серого дыма.
        - Вам ведь тоже не сиделось, - ответил Натан. Эльф скривился, не то от дыма, не то от его слов.
        - Видят небеса, будь у меня выбор, я бы сюда не потащился. А у тебя, судя по всему, выбор был. И не ври, что ты сопровождал Рослин. В Тальвард она приехала с Эллен, а не с тобой.
        Натану становилось не по себе всякий раз, когда эльф упоминал имя женщины, с которой проделал этот путь. Хотелось расспросить о ней, но почему-то он знал, что не стоит. Натан удержал вздох, порылся в горе хвороста, выудил ветку покрепче и принялся обстругивать ее конец, готовя вертел. Эльф наконец поднял голову. Вид у него был сердитый.
        - Проклятие, отвечай, когда спрашивают!
        - Вы мне больше не лорд, - тут же отозвался Натан, отчего-то развеселясь.
        - Как это - не лорд? Я теперь господин твоей госпожи, а это у вас как называется?
        - Вы ей не господин, пока не женитесь, - поправил Натан. - А жениться что-то не торопитесь.
        - Ну ты издеваешься надо мной, что ли? Всерьез думаешь, что, если тальвардский жрец обвенчает эльфа и калардинку, этот брак можно будет считать законным?
        - Я думаю только, что вы уже не можете повелевать мной так, как раньше, милорд.
        - А почему в таком случае ты называешь меня милордом?
        - Привычка.
        - Так, может, и ерепениться тоже по привычке прекратишь?
        Натан, больше не в силах сдерживаться, рассмеялся. Глубоко запавшие глаза эльфа блестели в темноте, и Натан видел, что ему тоже весело. Огонь потрескивал в сумерках, от него исходило мягкое, успокаивающее тепло. Натан поймал себя на мысли, что ему уже очень, очень давно не было так хорошо.

«Кто же мы теперь друг другу... милорд? » - подумал он и тут же почувствовал, как улыбка застывает на губах. Нет, это слишком опасный вопрос, чтобы задавать его вслух.
        Эльф как будто тоже подумал нечто подобное, потому что атмосфера веселья и тепла, только что витавшая над костром, мгновенно растаяла. Натан прибил комара, впившегося в тыльную сторону ладони.
        - Ну, чего ради ты снялся с места? - тихо спросил эльф. - Только не говори, что...
        - Что? - напряженно переспросил Натан, когда он умолк на полуслове.
        - Не знаю. Но сдается мне, что это какая-то глупость.
        - Наверное, - помолчав, согласился Натан и, поняв, что избежать этого разговора все равно не удастся, сказал: - Здесь видели Аманиту.
        Эльф смотрел на него, не моргая, и будто ждал продолжения. Натану стало неловко.
        - Говорят, в Тальварде появилась воровка с таким именем, все приметы совпадают и..
        - Натан, Аманита умерла, - сказал эльф. Удивленно и как будто с сожалением - но без насмешки, без недоумения... без глубоко затаенной надежды.
        А ведь как нормальный человек реагирует. Нормальный, разумный человек. Не то что ты, Натан, старый дурак.
        Он стиснул челюсти, отвел взгляд, но заставил себя продолжать:
        - Палач лорда Картера рассказал мне, как продал ее тело заезжему колдуну. Тальвардские некроманты на многое способны. По слухам, они даже мертвых умеют воскрешать...
        - Небеса всеблагие, - медленно проговорил Глориндель и умолк. Натан вскинул голову. Взгляд эльфа говорил яснее всяких слов.
        Почувствовав вдруг вставший в горле ком, Натан резко поднялся, сам не зная зачем. Эльф, глядя на него снизу вверх, покачал головой.
        - Ты совсем рехнулся, бедняга Натан. Да ведь даже если это правда... даже если они действительно это умеют, если она жива - что ты будешь с ней делать? А? Зачем ты ищешь ее? Что собираешься ей сказать? Или ты заделался извращенцем на старости лет, и тебя прельщают ее истлевшие прелести? Помню, буфера у нее были знатные, но ведь вряд ли они сохранились. Или тебя ее скелет вполне устроит? Впрочем, тебе ведь не с чем сравнить.
        Натан с силой поднял и опустил обструганный конец палки, пришпилив освежеванную тушку дичи к земле. Его не зажившая еще рука при этом судорожно дернулась, сжалась на миг в кулак.
        - Вы не меняетесь, милорд, - сказал Натан. Эльф посмотрел на него с удивлением.
        - А с чего это я должен был измениться?
        - Не знаю. - Натан выпустил палку и отошел от костра. Глориндель, что-то проворчав, выдернул палку из земли, поправил нанизанную тушку, подвесил над огнем. Натан стоял к нему вполоборота и пытался понять, почему то, что мы помним о людях, так отличается от того, каковы они есть на самом деле. И если бы он был уверен, что это касается только Глоринделя...
        - Неужели вы не хотите ее увидеть? - не выдержал он. - Если она и правда жива? Если ее волосы все такие же...
        - Ох, дружище Натаниэль, - вздохнул эльф, возясь с вертелом, и Натан осекся на полуслове. - Если и вправду верить сказкам, зомби - даже не живой труп, это мертвый труп; наверное, это выглядит просто ужасно. И уж наверняка ровным счетом ничего красивого. А тем более - возбуждающего.
        - Я не верю, - медленно проговорил Натан, - что вам ни о чем не хочется ее спросить.
        Эльф вздрогнул, кончик вертела выскользнул из его руки, палка вместе с нанизанной на нее куропаткой рванулась в огонь.
        - Проклятие! - выкрикнул эльф и, вскочив, выбил ее из огня носком сапога. Пылающий вертел, подпрыгивая, покатился по земле и зашипел, когда на него опрокинулся поток воды.
        Эльф зло посмотрел на Эллен, стоящую над вертелом с пустым котелком.
        - А раньше подоспеть не могла? Из огня вытащить? - раздраженно бросил он.
        - Не могла, - спокойно ответила та. - Я больше так не делаю.
        - Как не делаешь?
        - Из огня ничего не таскаю. И никого. - Последние слова прозвучали неожиданно язвительно, и эльф разозлился еще больше, будто она напомнила ему нечто такое, о чем он предпочитал забыть.
        - Могла бы и еще разок, с тебя не убудет!
        На это Эллен ничего не сказала, только подняла с земли обугленную ветку - как-то неправильно подняла, подумал Натан и тут же понял, что именно не так: она взялась за обгорелую, еще искрившуюся часть, причем взялась всей ладонью, явно не задумываясь, - и не бросила, хотя наверняка обожгла себе руку.

«Надо с ней поговорить», - в который раз подумал Натан. Надо. Этого разговора тоже, как ни крути, не избежать.
        Эллен сама подошла к нему на следующий день, и вид у нее был такой, будто она наконец собиралась сделать что-то, на что долго набиралась решимости.
        Она странная была, эта Эллен. Невысокая, не очень-то изящная и уж точно не красавица - таких, как она, в высшем свете изводят равнодушием и насмешками, и даже высокое происхождение могло обеспечить ей разве что место княжеской кастелянши. Эллен досталась должность одной из многочисленных прислужниц калардинской княжны, и это было, по сути, все, что Натан о ней знал. И он сомневался, что хочет знать больше: было что-то смутно тревожащее в том, как она смотрела по сторонам, на Рослин, на эльфа, что-то болезненное в ее настороженном взгляде. На себе этот взгляд Натан не смог поймать ни разу, и, наверное, именно это его больше всего смущало. Поэтому он оторопел, когда Эллен обратилась к нему первая, и только когда она заговорила, понял, до чего же ей за это благодарен.
        - Я могу с тобой поговорить? - спросила она, глядя ему в лицо. Глаза у нее были серые, блеклые, почти в тон бесцветным волосам, но где-то очень глубоко в них, на самом дне, таилась звериная сила, о которой, может статься, она не знала и сама. Но Натан-то умел различать эту силу в чужих глазах. И теперь, ловя первый прямой взгляд Эллен, некстати подумал, что в единственном глазу Аманиты тоже угадывалось подобное.
        Он молча указал ей на место рядом с собой. Рослин и Глориндель сидели в стороне и тихо разговаривали - это тоже было странно, они очень редко говорили. Что ж, подумал Натан, все правильно: договорятся они, договоримся и мы
        И было что-то успокаивающее в этом «мы».
        Эллен села рядом с ним, подобрав юбки и оголив ноги едва ли не до колен. Натан уже убедился, что чопорность и стыдливость были свойственны ей не больше, чем изящество. Впрочем, близкой и доступной это ее не делало.
        Эллен вздохнула, глубоко, медленно, будто переводя дух. И сказала, глядя прямо перед собой:
        - Я слышала вчера, о чем вы говорили.
        И умолкла. Будто больше ничего объяснять не требовалось. Натан повернул голову, взглянул на ее неожиданно правильный, ровный, точеный профиль. Удивительно, до чего грубым ее лицо выглядело со стороны, и каким гармоничным - вблизи.
        - Да? - переспросил он, надеясь вынудить ее объясниться, но она только кивнула. Натан выждал немного, потом пожал плечами: - Это старое дело между мной и господином Глоринделем. Ничего такого, что бы...
        - Кто-то предал тебя, а потом умер, прежде чем ты успел узнать о предательстве. И теперь ты идешь в Тарнас, чтобы найти его и отомстить.
        - Ее, - помолчав, тихо поправил Натан.
        - Да, ее. Я права?
        - Нет.
        Эллен слегка наклонила голову, не отрывая взгляда от пары их спутников, расположившихся на другом конце поляны.
        - Как вы встретились? Ты и леди Рослин?
        - Случайно.
        - Что она тебе сказала?
        Натан помолчал, размышляя, стоит ли говорить то, что вертелось на языке, а потом почему-то не смог солгать:
        - Что ты ее мать.
        Эллен бросила на него пронзительный, ошарашенный взгляд - будто то ли отказывалась верить, то ли решила, что он над ней насмехается.
        - Она... не могла!
        - Почему?
        - Она меня ненавидит.
        - И что это меняет?
        Эллен опустила глаза, будто спохватившись. Неловко пожала плечами.
        - Наверное, ничего. А милорд... Глориндель... он тоже ненавидит тебя?
        Натан взглянул на эльфа. Он сидел, скрестив ноги и держа в своих больших крепких руках маленькие холодные ладони леди Рослин. Впрочем, может, в его руках они и не были холодными.
        - Нет, - честно ответил он. - Не думаю. Вряд ли. Он... вообще не умеет ненавидеть. Злиться, презирать - умеет... Но ненавидеть - нет.
        - Мне тоже так показалось, - сказала Эллен и улыбнулась. Улыбка была неожиданно прекрасной и словно светом озарила ее лицо. - А она - наоборот. Она никогда не злится. Но о ненависти... знает слишком много.
        - Ей немало досталось, - вырвалось у Натана. Эллен слегка нахмурилась и ничего не сказала.
        Теперь он ясно видел: что-то происходило между ними, между нею и Рослин, - что-то темное и странное, во что Натан не считал себя вправе вмешиваться. Так же как никто не имел права вмешиваться в то, что объединяло его с Глоринделем. Это было только их бремя, одно на двоих, и они ни с кем не стали бы его делить.
        - А ты умеешь, - вдруг сказала Эллен, и Натан удивленно посмотрел на нее, успев забыть, о чем они только что говорили.
        - Что?
        - Ненавидеть. Ты. Умеешь. Раз зашел так далеко.
        - О чем ты говоришь?
        - О твоей женщине, конечно. - В ее голосе зазвучало нетерпение.
        - Я уже сказал, что ты ошибаешься. Я ее не ненавижу. Я ее любил.
        - Так зачем тогда?
        - Что - зачем?
        - Зачем тебе ее воскрешать? Если не хочешь убить ее еще раз?
        Натан взглянул на Эллен так, будто увидел впервые.
        Она сидела все так же прямо, и он лишь теперь заметил, до чего же она напряжена. Да, никакого изящества - но много, может, даже слишком много напряжения и воли. Люди с такими качествами не умеют настойчиво добиваться своей цели, преследуя врага по пятам, - но они могут часами высиживать в засаде, перестав думать и дышать, слившись с землей, ради одного только мгновения, когда судьба сама принесет им то, чего они так жаждут.

«Чего же ты ждешь, и дождешься ли, и принесет ли это облегчение хоть кому-нибудь, даже тебе самой? » - хотел спросить Натан и не спрашивал.
        - А ты никогда не думала, что можно воскрешать из любви? - сказал он.
        Эллен повернула к нему голову - резко, твердо, и он вдруг подумал, что она похожа на ворону.
        - Нет.
        Он хотел улыбнуться и не смог.
        - Ну, тогда посмотришь, как это делается, - небрежно бросил Натан и, оперевшись ладонями о колени, поднялся. Эллен продолжала смотреть на него снизу вверх, обхватив ноги руками.
        - Почему ты не спросил меня про огонь?
        - Огонь?
        - Ты же видел вчера - я схватила горящую палку и даже не поморщилась. Неужели тебе не любопытно почему?
        - Ты не чувствуешь боли от огня, - ответил Натан и понял, что сам осознал это только теперь, в тот самый миг, когда сказал.
        Эллен поднялась так резко, что он едва не отпрянул от неожиданности. Она была намного ниже его ростом, но почему-то у него возникло ощущение, что он не опускает голову, чтобы смотреть ей в глаза. Как будто на самом деле они были на одном уровне... равные, одинаковые.
        - Кто тебе сказал? - отрывисто спросила она.
        - Никто. Я просто... понял.
        - Тебе так часто доводилось видеть людей, которых не жжет огонь?
        - Никогда, - признался Натан.
        - Так что же ты... - начала она и вдруг осеклась. Они были совсем близко друг к другу, Эллен дышала тяжело и часто, и это не было ни возбуждением, ни страхом, а чем - Натан не мог понять.
        - Что же, ты меня не узнал? - вдруг прошептала она и, увидев, как удивленно расширяются его глаза, отвернулась - только колыхнулся узел волос на затылке. Натан хотел было остановить ее - а потом вдруг ощутил ужасную усталость. «Нет, не сейчас», - подумал он, глядя, как Эллен, подхватив подол, быстро пробирается сквозь кусты к лесу, и казалось, что она просто бежит, все равно куда, лишь бы не стоять больше рядом с ним. Это так разительно отличалось от того что он чувствовал мгновением раньше, что Натану стало больно.
        Он проводил ее взглядом, сжимая кулаки, - и обернулся, услышав за спиной взрыв звонкого хохота. Он никогда и ни с чем не смог бы спутать этот смех - и так давно его не слышал, что теперь забыл обо всем остальном.
        Глориндель сидел напротив Рослин и смеялся, счастливо, изумленно и при этом так зло, как умел он один. Рослин смущенно улыбалась и сидела, потупив взгляд, залившись пунцовым румянцем, кажется, несказанно довольная тем, что смогла его так обрадовать. Глориндель заметил Натана и махнул ему.
        - Эй, дружище Натан! Иди-ка сюда! - крикнул он сквозь смех. - Взгляни только, какой свадебный подарок приберегла для меня моя леди!
        Натан подошел, смутно начиная понимать, но не веря - до тех пор, пока не увидел совсем близко то, что лежало на раскрытой ладони Глоринделя. Что-то маленькое, сморщенное, неправильной треугольной формы... то, что он уже видел когда-то в пальцах калардинской княжны, но в пальцах Глоринделя представить не мог ни при каких обстоятельствах.
        - Милорд!.. - выдавил он. - Это же...
        - Ты помнишь, что я сказал, когда мы оказались в этом проклятом Тарнасе? Помнишь? Что не видать мне калардинского трона, как своих ушей! - сказал эльф и снова расхохотался, а потом схватил Рослин и притянул к себе - властно и почти грубо, но она лишь задохнулась от счастья, все еще пылая, и самозабвенно ткнулась лицом ему в грудь. Эльф крепко прижал ее к себе, запустил пятерню в сбившиеся золотистые волосы - почти в точности такие же, как его собственные, - улыбнулся и подмигнул Натану. - Как своих ушей, Натан... не видать! Ох, ну и замечательная же у меня жена! А? Самая лучшая в мире! И умная, как эльфийка...
        Он оторвал Рослин от себя, опер спиной о свое колено, впился в губы поцелуем - требовательным и, как показалось Натану, благодарным. Рослин обвила его шею руками и закрыла глаза, краска отхлынула от ее лица.
        Она любит его, подумал Натан, отворачиваясь. Она никогда никого не любила, и никто не любил его, а теперь она его любит, и не мне судить, безумны ли они оба.
        Но если вы обидите ее, милорд, я забуду об Аманите, подумал Натан, слушая треск веток и тяжелое дыхание за спиной.
        - Проклятие, да что это? Что все это значит? - бессильно повторял Глориндель, ни к кому не обращаясь.
        Ответа не последовало. Все они задавались тем же вопросом.
        За прошедшие дни тальвардское войско дважды сменило направление движения на противоположное. В первый раз - развернувшись и снова начав двигаться на юг, обратно к морю. Глориндель тогда сыпал проклятиями, а Натан предположил, что они получили срочный приказ от высшего руководства. Но теперь, пройдя едва ли не треть обратного пути, войско снова начало двигаться в другом направлении, на сей раз на северо-восток. Еще одно распоряжение? Возможно, но... выглядело это так, будто они идут наобум - не в конкретное место, а словно по нюху...
        Едва эта мысль проскользнула у Эллен, Рослин сказала:
        - Они идут за звездой.
        Все разом посмотрели на нее. Калардинская княжна стояла, сложив руки на груди, и не сводила напряженного взгляда с горизонта, к которому далеко внизу, меж холмами, продвигалась бурая толпа. Будто там, на этом горизонте, она видела что-то, чего не видели остальные.
        - Что? За какой еще звездой? - раздраженно переспросил эльф. Эллен не переставала дивиться его терпению. И того, что он до сих пор здесь, с ними... с ней... хотя нет, он не был с ней. Почти никогда не был, разве что там, в лесу, близ затерянной деревушки, когда обнимал ее и гладил по голове, и говорил: «Бедная, как же тебе досталось...»
        Что мне досталось, думала она теперь, глядя на него. Что же мне досталось, господин Глориндель? Вы... таки недостались. Но как хорошо, что вы все еще здесь - пусть и не ради меня.
        Вы тут ради Рослин. Вы тоже идете за звездой, что бы это ни значило.
        - Там звезда, - повторила Рослин и указала на горизонт. - Она их зовет. И они идут. Только она не всегда на одном и том же месте. Она то здесь, там. Она сама решает, где ей быть, у нее дурной и непостоянный нрав. Но они не могут ей противиться. Ни тальварды, ни... нет, эльфы могут. Могли бы. Только они...
        - Что за чушь ты несешь, милая? - сказал эльф, когда она умолкла на полуслове, но насмешки в его голосе не было.
        - Я тоже ее видела. Она и меня... зовет.
        - Что? Видела? Когда?
        - Когда сделала так, чтобы видеть, - тихо ответила Рослин и опустила глаза.
        Лицо Натана окаменело, и Эллен почувствовала, как каменеет сама. Вчера ночью Рослин наелась каких-то своих порошков и несколько часов лежала в стороне от костра, глядя в небо остекленевшими глазами и время от времени вздрагивая всем телом. Это было очень страшно, но Рослин предупредила, чтобы ее не смели трогать до рассвета, и только если после восхода солнца она не выйдет из транса, сказала дать ей еще какое-то снадобье. Какое именно, она показала эльфу - будто только ему и доверяла. Он не скрывал брезгливости и скепсиса, но выслушал и - Эллен не сомневалась - сделал бы все так, как она сказала, но, к счастью, это не понадобилось. Рослин очнулась за час до рассвета, попросила пить и тут же забылась крепким здоровым сном. Эллен смутно чувствовала, что этот ритуал как-то связан с тальвардским войском, которое вело их неведомо куда.

«Вело... - подумала Эллен. - Вело и все еще ведет. Они гонят нас, как этих эльфов, может статься, что на убой, а мы даже не думаем сопротивляться».
        Теперь она не сомневалась, что Рослин пыталась войти в ментальную связь с некромантами, шедшими с войском, и, кажется, ей это по крайней мере отчасти удалось. Эллен никогда прежде не видела, чтобы ее госпожа пыталась делать что-то подобное. Впрочем, о ментальной связи и прочих ведьминских штучках Эллен знала мало - только то, что порой подглядывала в книгах, которые читала Рослин дома, в Калардине, пока Эллен медленно расчесывала ее длинные густые волосы, временами бросая взгляд княжне через плечо. Рослин знала, что Эллен это делает, но ни когда ничего не говорила - а лучше бы говорила, лучше бы запрещала. Тогда Эллен сейчас не понимала бы, что происходит, и, может, ей не было бы так страшно от всего этого.
        - Мы должны идти за ними, - упрямо проговорила Рослин. - Звезда приведет их куда следует. Туда, где все случится.
        - Что случится? - тут же спросил эльф.
        - Не знаю. Но она приведет. Когда сама поймет, где это... будет лучше. И мы должны идти.
        - Хорошенькое такое «должны», - нервно усмехнулся Глориндель, и Рослин спокойно сказала:
        - Я все равно иначе не могу.
        Он ничего не ответил. Только взглянул на Натана, пожал плечами, словно извиняясь. Натан смотрел на бурую толпу внизу - напряженно, тяжело, как будто пытался найти в ней кого-то.
        Эллен тоже могла бы так смотреть туда - ей было кого выискивать. Может, именно поэтому она и боялась слишком долго задерживать на тальвардском войске взгляд. Боялась, не хотела, отказывалась. Но все равно не могла иначе. Ей некуда больше было смотреть. Там сосредоточился весь ее мир. Там тот, кому она нужна. Единственный, кому она все еще нужна.
        Я нужна тебе, Рассел, думала она, правда ведь? Я помогу тебе снова почувствовать себя живым. Я, только я это могу... и тебе ведь это нужно? Ну ответь, пожалуйста, это единственное, что еще держит меня здесь... в этом мире.
        Она вдруг всхлипнула - громко, надрывно - и тут же зажала губы ладонью. Рослин не шелохнулась, эльф, даже если и услышал, не отреагировал, а Натан посмотрел на нее с легким удивлением и тут же отвел взгляд. Каждый из них думал о чем-то своем. У каждого была собственная цель. И только Эллен чувствовала, что не может нести свою ношу одна. Она плакала в плечо Глоринделю и чувствовала, что не может, смотрела в непроницаемые глаза Натана и чувствовала, что не выдержит...
        Но первому она больше не нужна, а второму никогда нужна не была. Он не знал ее. Он никогда ее не видел ни во сне, ни наяву. Он ею не был. Она поняла это, попытавшись поговорить с ним несколько дней назад. И с тех пор с каждым часом чувствовала, как слабеет, и все чаще думала о Расселе. Особенно когда видела бурое людское море, расстилавшееся у их ног. Море, в котором он был каплей, соленой и... горячей... как кровь.
        Потом шли дни, и они тоже шли - за звездой Рослин. Эллен больше не говорила ни с кем, слабея и одновременно будто набираясь сил - для чего, она не знала и сама.
        Рослин тоже молчала, но это было другое молчание, густое, напряженное, будто она была слишком занята, чтобы говорить, и все это понимали. Даже Глориндель ее не тревожил - похоже, их доверие было взаимным. А вот с Натаном эльф говорил, а Эллен слушала.
        - Как же все это странно, - в десятый раз мрачно повторил эльф.
        - В жизни множество и не таких странностей, милорд, - усмехнулся Натан в ответ. - Вспоминая наше с вами недавнее путешествие в Калардин...
        - Я не о том, - перебил Глориндель, и Эллен не поняла, то ли он в самом деле имел в виду другое, то ли не хотел вспоминать то, о чем упомянул Натан. - Я про эльфов. Все равно не понимаю, как могло случиться, что их здесь столько.
        - Вы же сами говорили, что эти сотни шли на мясо, тальвардов, видимо, просто было больше и...
        - Да нет же! Никогда я не видел и даже не слышал, чтобы эльфы массово сдавались в плен, понимаешь? Так просто не бывает. Наш кодекс воина отличается от вашего. Они теперь никто, они хуже, чем грязь, хуже даже, чем люди...
        - О, вот это поистине ужасно, - криво усмехнулся Натан, но эльф только отмахнулся.
        - Я уже говорил тебе, между нами нет разницы... по мелочам. Малодушничают и трусят и ваши, и наши, но чтобы вот так, все войско... Я отказываюсь в это верить.
        - А придется, - с сарказмом бросил Натан. Эльф посмотрел на него с укоризной, потом, помолчав, вполголоса сказал:
        - Если бы я знал, что так выйдет, не бросил бы их. Не ушел бы... в этот трижды проклятый Тальвард.
        Усмешка сбежала с губ Натана, лицо застыло - будто его ударили под дых. Эллен ждала, что он скажет резкость или, напротив, станет утешать, но он произнес только:
        - Я не понимаю, вы... всегда таким были?
        Во взгляде эльфа скользнуло недоумение, он собирался что-то сказать, но Эллен успела прежде, ответив вместо него:
        - Всегда.
        Они уставились на нее - оба, одновременно, но взгляды были совсем разными. Эллен перевела глаза с одного на другого.
        - А вас не беспокоит, милорды, что сейчас творится в Калардине? Если калардинское войско разгромлено, эльфийское тоже, а ваши сородичи, господин Глориндель, как я понимаю, вряд ли поспешат нам на выручку... ведь вы все еще не калардинский князь.
        - Верно, - кивнул эльф. - Ты сама на свой вопрос ответила. Калардин захвачен тальвардами, всех твоих - и твоих, - бросил он, развернувшись к Натану, - знакомых и сородичей вырезали. О чем там теперь беспокоиться? Вот закончим здесь, вернемся, я женюсь на Рослин, призову новые войска и...
        - Закончим? - выдавила Эллен, чувствуя, что вот-вот рассмеется. - Милорд, вы что, не понимаете?! Когда мы здесь закончим, все закончится и для нас! Для вас-то уж точно! И вы никогда не попадете в Калардин!
        Рослин встрепенулась от ее слов - впервые за все время. Медленно развернулась, вонзила в нее тяжелый, жесткий, кажется, предупреждающий взгляд. Сердце Эллен подскочило к горлу. Неужели ее догадка оказалась верна?..
        - Что ты мелешь... - удивленно начал эльф, и от этого равнодушного недоумения хлестнуло чем-то таким знакомым, таким невыносимо унизительным... Эллен вдруг вспомнила, как он волок ее по набережной Врельере, схватив за волосы и осыпая бранью, а она боялась вздохнуть и думала только о том, что надо увести его оттуда, сейчас, немедленно, пока не поздно, пока она еще может его защитить.
        - Вы не знаете? Спросите ее! - резко сказала Эллен. - Спросите вашу возлюбленную невесту, зачем некромантам эльфы... столько эльфов! Уж она-то знает!
        Глориндель посмотрел на Рослин. Та стояла, полуобернувшись, и глядела на Эллен пустым прозрачным взглядом - тем самым, которым смотрела, когда сказала: «Теперь у тебя есть враг».
        Он все еще у тебя есть, Эллен. И ты все еще есть у него. Или ты забыла, что это руками Рослин Рассел убил твоего ребенка?
        - Рослин, ты знаешь? - требовательно спросил эльф.
        - Знаю, - ответила она - холодным, мертвым, звенящим голосом. Будто не она это говорила, а кто-то через нее.
        Натан встал. Его рука коснулась рукояти меча. Что ты, зачем, устало подумала Эллен. Кого здесь ты хочешь остановить...
        Неужели меня?
        Меня, с ужасом поняла она, поймав его застывший взгляд. Ты чувствуешь, что мои слова угрожают твоей госпоже, и ты готов ее защитить... все равно от кого.
        - Ну, я жду с интересом, - неожиданно спокойно сказал эльф, мгновенно разрядив напряжение. Он остался единственным, кто сидел на земле, но отнюдь не казался беспомощным.
        Рослин отвернулась к горизонту, заговорила все тем же неживым голосом:
        - Кровь и плоть древних рас и животных, таких как эльфы и драконы, особенно сильна при взаимодействии с некоторыми видами трав. С их же помощью можно готовить снадобья и творить заклинания, которые невозможно создать кровью и плотью других рас и животных.

«Она цитирует, - поняла Эллен. - Я даже знаю что - огромная такая книга в кожаном переплете телесного цвета... Интересно, это была кожа человека или эльфа? »
        - Вот как, - после паузы сказал Глориндель. - И что, много тебе проку было от моего уха?
        Она не ответила. Эльф фыркнул.
        - Бросьте вы, любезные. Может, некроманты и впрямь используют эльфов для своих черных делишек, да только они же вроде и людьми не брезгуют, верно? И уж как хотите, а я никогда не поверю, что все это, - он ткнул большим пальцем за плечо, в сторону холма, за которым продвигались тальварды, - пойдет на банальное сырье.
        - Верно, - неуверенно согласился Натан. - Их слишком много.

«Вот именно, - подумала Эллен. - Их слишком много. И как вы не можете понять, что это не просто так. Что не просто так они идут... они, и леди Рослин, и все мы».
        Но вслух она этого не сказала. Только развернулась и пошла вперед по дороге, огибавшей холм. И чувствовала спиной лишь один взгляд - тяжелый и пустой.
        Нет, она до последней минуты не думала, что действительно собирается это сделать. Но шла именно за тем. Не было сил больше выносить это зрелище далекой, лениво шевелящейся буро-желтой массы, похожей временами на муравейник, временами - на сорванный с дерева осенний лист, а временами - на гниющие останки чудовищного зверя. Последнее казалось самым близким к истине, особенно сейчас, после этого взгляда Рослин и после ее тяжелого голоса, в котором прозвучало куда больше, чем в словах. И это было так страшно, что Эллен хотела подойти ближе - и удостовериться, что вблизи оно не так, совсем не так...
        Хотя в глубине души она знала, что просто ищет Рассела. Теперь и правда его ищет. И уже почти нашла.
        Она обогнула холм, сперва идя медленно, спотыкающимся шагом, а остаток пути пробежав, потом вскарабкалась на пологий склон, хватаясь руками за кусты и траву, снова спустилась и оказалась внизу, а дальше, в нескольких шагах от нее, начиналось поле, по которому далеко впереди, ярдах в пятистах, вышагивали тальварды. Справа на горизонте виднелся небольшой форт, и тальварды шли прямо на него, не сбавляя шаг, будто собирались стереть с лица земли.
        Эллен пошла вперед и остановилась, услышав позади крик:
        - Не надо!
        Кричала Рослин. Не что-то темное и могучее в ней, говорившее из ее уст несколько минут назад, - на сей раз она сама. Крик был отчаянным, умоляющим. Эллен оглянулась, посмотрела вверх и увидела на вершине холма маленькую светлую фигурку.
        - Эллен, не надо! Ты не знаешь! Ты ничего не поняла!
        - Я поняла только то, что вы убьете Глоринделя, маленькая госпожа, - тихо сказала она, зная, что Рослин не может ее слышать. - Или, может быть, что-то в вас. А я должна его защищать. Его, а не вас. И чтобы понять как... я хочу посмотреть на них. Вблизи.
        Она пошла дальше, хотя крики вверху не ослабевали. Вскоре к ним присоединились мужские голоса, быстро стихшие вдали. Они все трое там, думала Эллен, шагая по вязкой траве, которой поросло поле. Они все там и смотрят на меня и думают, что я сошла с ума. Возможно, они и правы. Возможно, я действительно...
        Эта мысль оборвалась, когда она увидела - и замерла, а потом рухнула на колени, задохнувшись, пытаясь выдавить из горла крик и чувствуя, что не может. Крик Эллен не был криком Эллен... это она была Эллен своего крика. Она ему принадлежала. И он вертел ею, как хотел.
        Я твоя, и ты делаешь со мной, что хочешь... если только захочешь...
        Рассел!!!
        Он был там, она видела его - хотя еще, кажется, не подошла настолько близко, чтобы различать черты отдельных людей. шедших в общем потоке, но его видела ясно: то самое лицо, милое, родное до судорог, и такой знакомый рубец, и эти складки на лбу... и взгляд, глаза все те же - там, с уже убитыми врагами, которые нужны, чтобы понять, чего ты стоишь...
        Возлюбленный враг мой, что я без тебя стою?!
        Она хотела кричать и не могла, она просто бежала, почти летела над землей, и видела его, и сама не верила, что видит, что дошла, что все это было не зря. Вблизи войско перемещалось намного быстрее, чем казалось издалека, и к тому времени, когда расстояние между ними сократилось, Рассел уже прошел дальше. Эллен развернулась, побежала через поле наискосок, впившись взглядом в светлое пятнышко его белокурых волос - он шел среди тальвардов, одетый, как они, твердым строевым шагом, и его волосы будто горели среди бурого месива... горели, и Эллен наконец-то вновь ощущала этот жар.
        Он вдруг обернулся через плечо на ходу, словно почувствовав ее взгляд, и она, набрав воздуху в грудь, закричала:
        - Рассел.
        И тогда из его глаз выросла вспышка. Белая и яркая, она медленно разливалась вокруг, будто вытекая из его лица, закрыв собой сначала это лицо, потом фигуру, потом тальвардское войско, а потом и весь мир. Пока эта вспышка ширилась и росла, Эллен все еще бежала, уже не крича, уже без его имени в голове, потом с бега перешла на шаг, споткнулась несколько раз, остановилась, упала на колени.
        Ее ладони уперлись в землю, голова тяжело поникла между плеч, и Эллен стояла так, разучившись хотеть и думать, раздавленная затопившим весь мир белым светом, и слышала только песню - тягучую, страстную, самую прекрасную из всех существующих, и понимала каждое слово, и плакала, только по ее щекам вместо слез текла кровь.
        Натану не нравилось это селение - ох до чего же оно ему не нравилось, еще до того, как он увидел его - только почуял запах жареного мяса, душный, приторно-сладкий, и хотя желудок за день успел опустеть, Натан ощутил приступ тошноты. Будто там, на этих кострах, жарили человечину.
        Будь его воля, он обогнул бы деревню десятой дорогой, но выбора не оставалось: жизнь Эллен была на кону. И его поразило, что для него это, оказывается, имеет значение.
        - Ей нужно спать, - сказала Рослин почти умоляюще, так, будто это зависело от Натана.
        Он вез Эллен на своем коне, придерживая ее перед собой в положении полулежа. Эллен не приходила в себя с того самого момента, когда упала посреди поля, которым шли тальварды. Натан не понимал, что произошло и зачем она вообще туда пошла. Он даже пропустил момент, когда она отделилась от их маленького лагеря, и вместе с Глоринделем прибежал на крик Рослин, когда она, ускользнув так же тихо, стояла на вершине холма и кричала, но Эллен уже не могла ее услышать. Она была слишком далеко - сперва брела, спотыкаясь, по полю, потом вдруг побежала прямо на тальвардов, потом снова перешла на шаг и вдруг рухнула, прижимая руки к лицу. С Рослин немедленно случилась истерика - Натан никогда ее такой не видел, она рыдала и билась в руках Глоринделя, захлебываясь слезами и требуя, чтобы они скорее пошли туда, вниз, пока Эллен не умерла. Натан и сам пошел бы, но что его в самом деле удивило - так это реакция Глоринделя. Ему полагалось фыркнуть и сказать: «Дура, сама виновата», - но он лишь взглянул на Натана так, что тому не понадобились никакие слова.
        Он спустился с холма с другой стороны, чтобы не привлекать внимания тальвардов, обогнул его и, пригибаясь, побежал вперед, туда, где ничком лежало упавшее тело. Почва пружинила под его ногами, будто он ступал по трясине. Когда Натан добрался до Эллен, тальварды уже прошли, оставив за собой густую пелену пыли, и в этой пыли Натан, перевернув Эллен, увидел ее лицо: застывшее, цвета пепла, с широко распахнутыми остекленевшими глазами, из которых текла кровь. Натан решил бы, что она мертва, если бы не сиплое, надрывное дыхание - будто у нее было пробито легкое. Натан поднял ее, чувствуя, как пальцы леденеют от ужаса, и только когда ощутил нестерпимую легкость ее тела на своих руках, понял, что его так испугало: Эллен стала как две капли воды похожа на умирающую эльфийку, которую он и Рослин нашли в логове Сколопендры.
        Когда Рослин увидела их, она вырвалась из рук Глоринделя, подбежала, велела опустить Эллен на землю, схватила ее лицо в ладони. Калардинскую княжну трясло, но взгляд ее был холодным и ясным взглядом лекаря, привыкшего видеть смерть и останавливать ее. Она кратко сказала: «Прочь», и Натан беспрекословно отошел в сторону. Глориндель приблизиться даже не пытался - только смотрел на них обеих долгим, растерянным взглядом, и Натан знал: он не хочет, чтобы Эллен умерла.
        Они стояли рядом, не обменявшись ни словом, пока Рослин что-то шептала над телом Эллен, вкладывала ей в рот какие-то свои порошки. Потом она позвала их и сказала:
        - Ее надо отвезти туда, где темно. В какое-нибудь место, куда не проникает свет. Ей надо поспать там.
        - Она выживет? - спросил Натан.
        - Я не знаю, - беспомощно сказала Рослин и посмотрела на Глоринделя. - Ей нужно спать, давайте отвезем ее куда-нибудь в темное место, пожалуйста!
        Так они и оказались в той деревне. И в этом не было ничьей вины.
        Впрочем, это неправда. Натану хотелось так думать, но он лгал сам себе. В этом была его вина. Не Эллен, которая то ли по глупости, то ли по ей одной ведомым причинам подставила себя под удар; не Рослин, которая беспрестанно твердила «Ей нужно спать», будто забыла все остальные слова; не Глоринделя, который именно теперь перестал упрямиться. А его, Натана. Он почти сразу получил подтверждение своих смутных опасений - но ничего не сделал.
        Потому что когда голова Эллен лежала на его плече, он мог думать лишь о ее застывшем лице и губах, шептавших: «Неужели ты меня не узнал?.. »

«Кто ты, кого я должен был в тебе узнать? » - без конца думал он, и эти мысли сводили его с ума, так что он действовал не задумываясь, когда они въехали в деревню и эльф обратился к первому встречному человеку с просьбой о помощи. Им дали помощь: отвели к дому сельского старосты, тот лично распорядился, чтобы их обеспечили всем необходимым, а Эллен выделили дальнюю комнату, где закрыли все ставни и заложили все щели.
        Натан сам отнес ее туда, положил на постель, потом в полном мраке тронул ее лоб. Лоб был влажный от холодного пота, а глаза - Натан знал, хотя и не видел их в темноте, - все так же смотрели вверх. Кровь из них уже не текла, она запеклась вокруг глазниц бурой коркой и царапала Натану пальцы. Не думая, что делает, он наклонился и вслепую нашарил губами ее рот. И отстранился почти сразу, передернувшись от ощущения, будто целует труп.
        - Отдыхай, - шепнул он, снова проводя рукой по ее лбу. - Отдыхай...
        Кто-то что-то сказал от двери - на тальвардском, мягким, вкрадчивым голосом. Натан обернулся, рассеянно переспросил на калардинском: «Что? » - хотя все понял бы, просто толком не расслышал. Фигура в дверном проеме поклонилась, повторила:
        - Господин, наверное, тоже желает отдохнуть.
        Он помотал головой, отгоняя навалившуюся на плечи усталость, поднялся, вышел. Фигура на пороге оказалась слугой, маленьким скукоженным человечком с изогнутой шеей: из-за этого недуга он все время смотрел снизу, как бы исподлобья, и Натана снова что-то кольнуло - второй раз после того, как он почуял доносившийся отсюда запах.
        Все разговоры с местными вел эльф: он говорил на тальвардском так же свободно, как на калардинском, к тому же у него был язык хорошо подвешен. Денежная компенсация за неудобства, разумеется, воспоследовала, и староста не стал от нее отказываться, чем эльфа, кажется, возмутил. Он сразу надел свою обычную маску сукиного сына и высказал старосте все, что думает по поводу его бескорыстного стремления помочь путникам, попавшим в беду. Староста - невысокий плотный человек с красным лицом и шрамами от ожогов на руках - слушал, кивая, и сдержанно улыбался. Держался он с большим достоинством и чем-то напоминал Натану убийцу, прикидывавшегося работорговцем в порту Врельере. У старосты была дочь, гибкая рыжая кошка с дикими глазами, и она Натану напомнила наемницу, неумело прикидывавшуюся рабыней. Это его встревожило и было еще одним сигналом, но тогда Натан не расценил это как сигнал - он думал одновременно об Эллен, о слуге с искривленной шеей, о лорде Глоринделе, который уж слишком нагло вел себя со старостой и уж слишком плотоядно посматривал на его дочь...
        Только о Рослин он не думал. О единственном, о чем думать и правда стоило.

«Если он еще полезет под юбку этой дикарке, будут неприятности», - расстроенно размышлял Натан вечером этого длинного дня. Он сидел на скамье у входа в сельский трактир, сжимая в руке кружку с вином, и смотрел на звездное небо. Звезды тут были не такие, как в Калардине, - как будто дальше и холоднее. Где-то среди них, наверное, пряталась мифическая звезда, за которой шли тальварды. «Теперь их не нагоним», - подумал Натан, все так же глядя в небо, и эта мысль вызвала у него облегчение. Впрочем, нагонят - он это знал, потому что знала Рослин, а она именно так и сказала, когда он проводил ее ко сну. Она тоже устала, и ее глаза в ободках глубоких теней казались такими же большими, как слепые глаза Эллен, глядевшие во тьму.
        - Я тоже должна поспать, мы обе, - сказала она Натану. - А завтра все будет снова хорошо, и мы пойдем дальше.
        И обняла его, а он обнял ее. И пошел из дома прочь, во двор, встретив по дороге Глоринделя, приперевшего дочь старосты к стене и что-то ворковавшего ей на тальвардском - слишком тихо и быстро, чтобы Натан, с его скудными знаниями, мог разобрать.
        Но даже его знаний хватило, чтобы понять то, что он услышал, когда устало потягивал вино во дворе трактира. Понять - но все равно ничего не сделать. И за это ему не было прощения.
        Сперва он даже не вслушивался, хоть неоднократно повторившееся слово «девочка» могло бы привлечь его внимание. Но он слишком беспокоился за Эллен и сердился на Глоринделя, поэтому встрепенулся, только когда до его слуха донеслось «маленькая ведьма». Натан выпрямился, огляделся, пытаясь определить, откуда доносится разговор двух приглушенных мужских голосов.
        Оказалось, что говорят у него прямо над головой: чуть выше скамьи в стене трактира располагалось окно, неплотно прикрытое ставнями. Натан не стал оборачиваться, только выпрямился в струну, откинулся назад, прислонившись к стене спиной, вытянул ноги. Он слушал, и понемногу тошнота, приступ которой он ощутил утром, снова подступала к горлу.
        - Ты предлагаешь мне попрать святой долг гостеприимства, Горк. Я не могу на это пойти. Даже если они враги.
        - Они не враги. Все гораздо хуже. К тому же я говорю только о девочке, трогать остальных я тебя и не прошу.
        - Это меня и смущает - ну что ты, подумай сам, такая маленькая девочка...
        - Ты ничего не знаешь, Эррей. Именно таких маленьких девочек они и предпочитают делать глашатаями. Бог Первородный ведает, что случится с нашей деревней, если мы будем медлить.
        - Не знаю, Горк. Мне кажется...
        - Эррей, я не верю, что ты не ощутил того, что в ней живет.
        Эррей не ответил, но Натан хорошо представлял себе выражение его лица. Да, староста ощущал то, что в ней живет. Как и сам Натан, как Эллен, как все, с кем леди Рослин сталкивала жизнь... или смерть.

«Она ведь приносит смерть всем, кому переходит путь, - вдруг подумал он. - Рабыня из Врельере, купец, которого я убил в трактире, Стэйси со своими людьми... Я, Глориндель и Эллен. Дело только за временем».
        - Хорошо, Горк, - проговорил наконец голос за окном. - Делай, как считаешь нужным.
        - Это мудрое решение, Эррей.
        Натан услышал, как внутри хлопнула дверь, и поднялся. Он успел завернуть за угол, прежде чем староста вышел из трактира - один. Его неизвестный собеседник остался внутри. Значит, предпринимать немедленных действий, в чем бы ни была их суть, они не намерены. И значит, еще есть время.
        Есть время, Натан? Время на что? Разбудить Рослин, вытащить Глоринделя из постели старостиной дочки, поднять Эллен?.. Последняя мысль его и остановила. Да, поднять Эллен, когда ей нужно спать в полной тьме и видеть сны, которые, может быть, вернут ее к жизни... а может, и не вернут. Зато жизнь Рослин могут отнять. Только одной Рослин, ведь Горк, кем бы он ни был, сказал, что остальных трогать не следует.
        Эллен или Рослин. Только одна из двух. Ему предстояло сделать выбор. Это казалось легко: Рослин была его госпожой, защитить ее - его долг... и она так плакала в его руках, умоляя ее не бросать.
        Эллен ни о чем его не умоляла. Могла бы. Но не стала. Чувствовала, наверное, что не вправе.

«Но они ведь не будут действовать немедленно. А для нас главное - дождаться утра, Рослин сама так сказала», - подумал Натан и, приняв решение, твердым шагом направился в дом старосты.
        Впрочем, в выделенную ему комнату он даже не зашел. Вместо этого прокрался туда, где, как он знал, спала Рослин, заглянул, убедился, что все в порядке, и, сев на пол, оперся спиной о дверь. Все в порядке, он проведет ночь здесь, и никто не войдет в эту комнату иначе чем через его труп. Только дождаться бы утра, а утром..
        утром все будет хорошо. Рослин так сказала: все будет хорошо. И для нее, и для Эллен, и Натану не нужно выбирать между ними.
        Он думал так, не подозревая, что уже сделал выбор.
        Пробуждение следующим утром было худшим пробуждением в его жизни. Он ощутил страх, еще толком не перейдя из сна в явь, потому что совершенно не помнил, как уснул, и не понимал, почему такое могло произойти. Голова, веки, язык будто налились свинцом, тело одеревенело, даже пошевелиться было трудно. Но хуже всего то, что он лежал в постели. В той самой комнате, которую ему отвели.
        Ставни были распахнуты, комнату заливал солнечный свет, а снаружи, с улицы, доносился гул голосов. И запах дыма. Удушливый, сладковатый, тошнотворный. Такой сильный, что Натан внезапно понял: вчера этого запаха не было, было лишь его предчувствие, к которому он не прислушался.
        И теперь его госпожа, наверное, уже мертва.
        Натан вскочил, быстро огляделся в поисках своего меча, не найдя, бросился к двери. Она оказалась заперта. Он не стал тратить время на попытки ее выломать и без раздумий перемахнул через подоконник - благо всего-то второй этаж. Падая, инстинктивно сгруппировался, погасив силу удара, - и отстраненно подумал, что не делал ничего подобного очень давно. Натан выпрямился, чувствуя, как больно колотится сердце. Дом старосты находился на одной из двух главных улиц городка, вчера вечером здесь сновало полно народу, а сейчас было совсем пусто.
        С другой стороны дома к небу лениво поднимался столб серого дыма.
        Это был, кажется, какой-то сарай - здание совсем небольшое, а главное, стоявшее особняком. Рядом громоздились обугленные обломки дома, похоже, сгоревшего недавно. Дом так и не отстроили, а сарай каким-то чудом уцелел, будто специально ждал этого дня. Его обложили зелеными ветками, наломанными со слив и яблонь, не дав ни одного полена - словно хотели, чтобы она не сгорела, а задохнулась в едком дыму молодых ветвей. Было ветрено, дым рвался вверх и к западу тугим жгутом, но огонь еще не разгорелся как следует - молодая зелень горела плохо. Рослин кричала. Натан слышал ее крики, пока бежал, но они смолкли, когда он достиг места казни. Наверное, она потеряла сознание. А может, он уже опоздал.
        Тальварды стояли вокруг сарая полукругом, их собралось не меньше полусотни. Натан влетел в их толпу, как таран, разбив стену людских тел, но замешательство толпы длилось всего мгновение. Натан рванулся к сараю, но его тут же схватили несколько пар крепких крестьянских рук. Тальварды смотрели на него в молчаливом напряжении, без враждебности - скорее с жалостью. Мутнеющий взгляд Натана выхватил из толпы вдруг сделавшихся одинаковыми темных лиц старосту, а через мгновение - странного маленького человека в черной робе и такими же черными провалами глаз на заостренном лице. Он будто хотел заговорить и не решатся, словно не был уверен, что смысл его слов будет понят.
        - Горк... - хрипло сказал Натан и закашлялся от дыма, дравшего горло. - Ты Горк, так ведь?
        Он говорил на калардинском, но Горк понял его. Помедлив, он кивнул и шагнул вперед. Его цепкий взгляд не выпускал глаза Натана.
        - Так, калардинец, - медленно сказал он на тальвардском, тщательно выговаривая каждое слово. - Не бойся. И прости нас. Ты не знаешь, какое зло было рядом с тобой и твоими друзьями.
        - Они мне не друзья, - сказал Натан. - А она - все, что... у меня есть.
        - Это неправда, калардинец, - ответил Горк все так же на тальвардском, хотя явно понял его слова. - Послушай. Ею руководит демон. Это очень злой и темный демон. Он уже свел с ума детей Тальварда, он забрался в умы детей Калардина, и кровь эльфов скоро зальет эти земли, как море, и мы потонем в ней раньше, чем вы. А эта страшная девочка помогает ему, калардинец. Не говори, что ты этого не знал.
        - Не знал, - выдавил Натан. - Я не знаю, о чем ты говоришь, но она моя госпожа, мой долг защитить ее, я...
        - Ты не должен так говорить, калардинец. Ты должен делать, а ты говоришь. Она тебе не госпожа. Она кукла. А в ней зверь. В прежние времена мы предавали огню ведьм и ведунов. Тогда те, кто черпает силу из мертвых, еще не свели с ума детей Тальварда. Нас осталось совсем мало, и мы скоро умрем, но не раньше, чем решат боги. Если бы эта маленькая ведьма осталась здесь, погибли бы мы все. И вы тоже, калардинец.
        - Неправда. Мы ушли бы сегодня. Мы просто просили помощи, - бессильно сказал Натан. Четверо мужчин держали его все так же крепко, не ослабляя хватку. Один из них сжимал его правую руку, выкрутив запястье, и Натан чувствовал, как снова просыпается тупая боль в недавно зажившей ране.
        - Вы уйдете. Ты, слепая женщина и... эльф. - Горк запнулся перед последним словом, покачал головой, будто хотел что-то сказать и передумал. - Мы не трогаем эльфов. Это демонам нужны эльфы, а мы просто хотим жить.
        - Она тоже, - прохрипел Натан. - Проклятие, ей же только одиннадцать лет!
        - То, что в ней, намного старше. С ней говорят демоны, и ведьма должна умереть. Все беды и нашей, и твоей земли, калардинец, оттого, что мы перестали очищать ведьм пламенем. Он говорил и говорил, а Рослин уже не кричала. Натан смотрел на сарай, окутанный плотной пеленой дыма, так, что уже и двери было не разглядеть, и думал: она не кричит. Кричала, будто звала меня, а теперь не кричит, словно не надо уже звать, а этот подонок, этот детоубийца говорит, говорит и...
        - Очищение пламенем, - повторил Натан и, будто очнувшись, закричал: - Очищение пламенем! Вы знаете про очищение пламенем?!
        Они знали. Натан понял это по изменившемуся лицу Горка.
        - Ты хочешь пойти за ней в огонь?
        - Да, и вы отпустите ее, если мы оба выйдем живыми!
        - Вы не выйдете.
        Будто в подтверждение его слов внутри сарая что-то затрещало, и мгновение Натану казалось, что стены хилого строения сейчас обрушатся внутрь, как стены карточного домика. Он услышал слабый треск и увидел отблески пламени у самой земли.
        И вдруг вспомнил Эллен - здоровую, зрячую, сжимающую обгорелую палку всей ладонью.
        Внезапно толпа всколыхнулась - так же, как при его появлении. Он попытался обернуться, но увидел только могучее плечо державшего его мужчины, и за ним - напряженные лица.
        Но зато он слышал - шаги. Стремительные, отдававшиеся вдоль всей улицы гулом, хотя пламя уже трещало громко, а низкие неровные стены домов не могли создать эха.
        Я могу узнать его по звуку шагов, подумал Натан и снова вспомнил Эллен - и в этом воспоминании она лежала на земле, погрузив руки в грязь, хотя он, кажется, никогда не видел ее такой.
        Эльф вошел в толпу, и его не схватили, как Натана, - напротив, дали дорогу. Натан взглянул ему в глаза и понял почему.
        Глориндель был без рубахи, в одних только штанах, явно натянутых наспех, а рыжеволосая дочь старосты Эррея бежала за ним, как собачонка, и что-то быстро, невнятно лопотала заискивающим медовым голоском. Белая ночная рубашка, неплотно запахнутая на груди, почти не скрывала полные груди, меж которых свисал на кожаном шнурке продолговатый амулет. Что-то кольнуло Натана при его виде - будто он когда-то видел нечто подобное. А потом вдруг некстати вспомнил: такой носили староверы в самых диких уголках Калардина.
        Но эти люди не были дикими. Они жили в затерянной деревне и сжигали ведьм на кострах из молодых побегов, но они совсем не были дикими. Напротив - в черных глазах Горка угадывалось куда больше знания, силы и разума, чем в глазах лорда, которому когда-то присягнул Натан... И, наверное, поэтому он не пытался вырваться.
        Он все время думал: а что, если они правы?
        Глориндель остановился напротив Натана, в нескольких шагах от сарая. Скрестил руки на груди. Его лицо было совершенно непроницаемым. Говорить с Горком он не стал, но Натан вдруг понял, что думают они об одном и том же. И уверился окончательно, когда Глориндель взглянул на него, и Натан увидел в его глазах затаенное облегчение.
        Это было жуткое и очень опасное мгновение. Натан моргнул, тяжело тряхнул головой. Ему стоило большого труда выдавить хоть слово - язык заплетался и лип к пересохшему небу:
        - Очищение... огнем... Можно вытащить... ее...
        Ресницы Глоринделя дрогнули. Он посмотрел на поднимавшееся пламя, снова на Натана и сказал только одно слово:
        - Эллен.
        Эллен. Да, конечно, он тоже подумал об этом: Эллен. Тусклое пламя уже объяло сарай, и Эллен единственная, кто может войти туда и вынести Рослин. Потому что она не чувствовала боли от огня и была почти богом.
        Но только Эллен, израненная, ослепшая, лежала сейчас в дальней комнате, в полной тьме, и спала. Рослин умирала в этом задымленном аду от того, что вчера Натан не пожелал тревожить ее служанку, и потревожить Эллен теперь означало бы обречь на смерть их обеих. Да, обеих, а не только одну из них, что ты и сделал, Натан.
        - Эллен, - повторил Глориндель и улыбнулся.
        Натан вскинул на него изумленный взгляд. Нет, эльф не о том говорил. Он вовсе не предлагал позвать Эллен и приказать ей идти в это пламя, вот еще. Как малодушно это было бы со стороны здорового мужчины... пусть даже он и чувствует боль от огня.
        Натан ощутил волну жгучего, всепоглощающего стыда и вздрогнул, когда эльф повторил в третий раз - вы крикнув это слово и почему-то уже почти смеясь:
        - Эллен!
        И у Натана на миг возникло дикое ощущение, что Глориндель обращается к нему по имени.
        Эльф быстрым шагом подошел к нему, схватил за плечи, взглянул в лицо расширившимися глазами, блестевшими от непостижимой для Натана радости.
        - Всеблагие небеса, как вы все-таки похожи, - прошептал он. - Ты тоже... Стоит мне на тебя посмотреть, Натан, и... и я знаю, что должен делать дальше. Так всегда было, и там, в самом начале, помнишь? Я потому так и доставал тебя. Хотел, чтобы ты не выдержал первым. Потому что, знаешь, это так жутко - когда тебя все время заставляют поступать правильно.
        - Что вы...
        - Молчи, Натан, ради всего святого, - перебил эльф и сжал его плечи крепче. - Знаешь, я ведь именно поэтому так и не смог с ней переспать. Смешно, правда? И поэтому не выбил из нее то, что хотел знать... поэтому просто ехал вместе с ней. Потому что она так сильно напоминала тебя. А мне тебя не хватало. Все время не хватало, потому что ты, друг мой, вечно умудрялся вовремя сказать то, что я должен услышать. Как и она. Спасибо... передай ей за это.
        - Нет! - крикнул Натан, поняв, что он собирается сделать, потому что все эти слова, так много слов сейчас, когда дорого было каждое мгновение, могли означать только прощание. Если бы его по-прежнему не держали, он сам схватил бы эльфа и не позволил бы ему пойти на почти верную смерть ради той, которая и так собиралась его убить, пусть даже сама не хотела этого. Но тальварды не выпустили его, и Натан только бессильно смотрел, как эльф идет вперед, как вязкий серый дым тянется к нему, будто слепой хищник, почуявший приближение жертвы, как бросается на него и обволакивает с ног до головы, втягивая в свое ненасытное чрево.
        Потом Глориндель исчез в огне.
        Эллен чувствовала жар.
        Он был последним, что она ощутила перед тем, как умерла, и первым, что почувствовала, когда воскресла. Сперва в глазах, будто бы изнутри, за зрачками, у нее развели костер, потом - во всем теле, в каждой клетке, словно ее кровь превратилась в огонь. И самое главное - это было больно. Не просто горячо, но и больно. И Эллен любила эту боль так, как ничего никогда не любила прежде.
        И она была бы счастлива, если бы вдруг не поняла, что источник жара находится вовне.
        Эллен рывком села, шаря руками вокруг себя. Она находилась в полном мраке - то ли пещера, то ли подземелье, в которое не проникает ни единый луч света. Но постель под ней была широкой и мягкой, хотя и влажной от ее пота. Эллен спустила ноги на пол - холодный и дощатый. Не земля и не камень...
        Но она отметила это лишь краем сознания - все остальное ее естество заполнило давящее ощущение жара. Казалось, оно шло со всех сторон, будто она была заперта в огромной бочке, которую подогревали на медленном огне.
        Эллен встала, взмахнула руками, пытаясь нащупать опору. Поколебавшись, ступила вперед и почти сразу задела пальцами дверной косяк. Помещение, выходит, было небольшим, да только ей уже надоело передвигаться по нему вслепую. Она хотела выйти к солнцу.
        Эллен толкнула дверь и зажмурилась, заранее пряча глаза от удара света. А когда открыла их, поняла, что не от чего прятаться.
        В соседнем помещении было так же темно.
        Эллен остановилась, медленно подняла руку к лицу, ощупала глаза. Вокруг них запеклась какая-то корка - сухая и твердая. Эллен попыталась сковырнуть ее и поморщилась от боли. А через мгновение поняла: это же кровь. Это моя кровь. Кровь текла у меня из глаз и...
        И я смотрела на Рассела. Смотрела, как он уходит от меня дальше и дальше, сливаясь с темной толпой тальвардов.

«И это было последнее, что я видела. Больше не на что стало смотреть», - подумала Эллен и, тяжко привалившись плечом к дверному косяку, закрыла глаза.
        Бесполезные глаза, которые больше не были глазами Эллен... от которых Эллен больше не было никакого проку.
        Она хотела заплакать, но не смогла, как будто белой вспышкой ей выжгло и слезные железы тоже. А может, и не вспышкой... может, их выжгло огнем, который она по-прежнему ощущала вокруг себя. Эллен стиснула зубы, глухо, сдавленно застонала, сама испугавшись того, как прозвучал этот стон, с силой оттолкнулась от стены, выставила вперед руки. Надо было идти вперед, надо было выбраться отсюда, из этого душного места. Она никого не звала, странным образом чувствуя, что людей поблизости нет. И это ощущение подхлестывало ее, гнало вперед, нагнетало в душе новую, еще более мучительную тревогу.
        Глориндель. Натан. И Рослин.
        Кто-то из них сейчас в этом огне.
        Это был какой-то дом - довольно большой, с деревянными полами, гладко обструганными порогами и низкими притолоками. Эллен шла по нему вслепую, держась за стены, но уверенно - общее ощущение огненной ловушки сменилось ощущением, что огонь находится в строго определенном месте и больше не угрожает Эллен - теперь он угрожает кому-то другому. И вместо того, чтобы бежать, Эллен шла на него, как на свет маяка. Свет, который она теперь не могла видеть, но снова могла чувствовать. И от этого вернувшегося ощущения ее переполняла безумная, бессмысленная радость.
        Она сразу поняла, когда оказалась на улице, - по тому, как резко посвежел воздух, и одновременно усилился жар, и появился густой горький запах гари. Эллен на миг застыла в растерянности, не имея ни малейшего представления, где находится и что ее окружает, а потом доверилась своему вновь заговорившему телу, которое так охотно откликалось на зов жара. Сперва она шла, держась за бревенчатую стену дома, из которого только что вышла, потом отпустила опору, перешла на бег. Она не видела окружений и преград, но ни разу не споткнулась, ни разу не наткнулась на плетень или стену - огонь был ее поводырем. Огонь и тот, кто в нем горел.
        - Стойте! - закричала она, сама не зная, к кому обращается. - Стойте, нет!
        Наконец появились звуки. Треск огня, звук всеобщего движения, гул людских голосов, ее собственный крик - все это захлестнуло ее с такой силой, что на мгновение она утратила путеводную нить далекого жара и в первый раз споткнулась, чувствуя, что теряет равновесие. И в то же мгновение услышала, как кто-то зовет ее по имени, потом кричит: «Да пустите же вы меня! » - и снова зовет, снова и снова, крик приближался, и в нем было столько мольбы... Но только когда руки этого человека подхватили ее и не дали упасть, Эллен поняла, что это Натан. Не потому, что узнала голос, - просто некому больше было, либо Натан, либо Глориндель, а у Глоринделя горячие руки. Это она помнила хорошо: такие горячие руки...
        Руки Натана были холодными и скользкими, и в охватившем ее тело и разум пламени это было так странно, что она мгновенно очнулась.
        - Натан? - проговорила Эллен, поворачиваясь туда, где, как ей казалось, находится его лицо. - Что это? Где мы? Почему я ослепла?
        Он не ответил ни на один из вопросов, только продолжал крепко держать ее за плечи, хотя приступ слабости прошел и она уже не собиралась падать. От него остро пахло паникой - Эллен подумала, что и сама, должно быть, провонялась этим запахом до кончиков волос, и вовек этому запаху не выветриться, пусть даже теперь это все, что осталось от страха.
        А самого страха не было. Ничего больше не было. Она увидела Рассела, который не заметил ее, отвернулся и пошел прочь, - и ничего больше не было. Совсем.
        Разве только...
        - Где Глориндель? - спросила она.
        Натан обхватил ее тело поперек, прижав руки к туловищу, притянул к себе - она чувствовала своей грудью, как бьется его сердце. И вдруг ощутила прилив ужаса - нет, нет, как же так, этого не может быть!
        А ведь всего мгновение назад думала, что больше ничего не осталось...
        Но она ошиблась, остался жар - теперь уже совершенно явный, настоящий, порожденный не ее больным рассудком, а костром, горевшим совсем неподалеку, всего в десятке шагов от них. Ровно на том же расстоянии, на котором находилась от нее горящая гостиница в порту Врельере, та, из которой она вывела Глоринделя... Только тогда ока видела этот огонь, видела костер, знала, что он есть, - а теперь только ощущала, и это было одно и то же: видеть и знать.
        - Пусти меня!
        Натан сжал ее крепче, будто ждал этих слов.
        - Пусти! Он там, да?! Пусти!!!
        - Успокойся, Эллен! - крикнул Натан. - Он пошел за Рослин. Я не мог его остановить. Он должен был...
        - Он ничего не должен! - закричала Эллен; вдруг стало очень тихо, люди, стоявшие вокруг, смолкли, только огонь трещал по-прежнему да ее собственный крик гудел у Эллен в голове. - Ты что, не понимаешь?! Она все равно собиралась его убить! Она служит этим проклятым некромантам, которые забрали моего Рассела, и Глоринделя они тоже заберут!
        - Теперь уже не заберут, - сказал кто-то рядом с ней. Эллен повернула голову в его сторону, мучительно вглядываясь незрячими глазами. От этого человека не веяло жаром. От него вообще ничем не веяло - его попросту не было.
        Она снова рванулась со всей яростью, на которую была способна.
        - Натан, пусти меня! Я выведу их обоих, я смогу! Я же не чувствую огня!
        - Тогда откуда ты знаешь, что там огонь?
        Она замерла, пораженная его словами. И тут же ощутила боль - страшную боль во всем теле, в каждой его части, которой когда-либо касалось пламя: словно вся боль от ожогов, украденная у нее когда-то, разом вернулась в измученное тело... так, как возвращаются домой.
        Горло Эллен свела судорога, она ткнулась лбом Натану в плечо и заплакала без слез
        - она думала, что от боли, но на самом деле это боль в ней плакала от радости, что снова может жить. Натан положил большую тяжелую ладонь ей на затылок, и от того, как это прикосновение не было похоже на прикосновение Глоринделя, Эллен зарыдала еще сильнее, оплакивая то, чего не могла изменить.
        - Прости меня, - всхлипнула она, ткнувшись Натану в грудь опаленным лицом. - Прости меня, прости, я не смогла тебя защитить...
        Толпа, вдруг словно вернувшись из небытия, разом вздохнула, будто единой грудью, и Эллен, вздрогнув, подняла голову. Она услышала усилившийся треск, будто кто-то продирался сквозь ломающиеся ветки, а потом люди разразились криками - и это были крики восторга. Эллен почувствовала, как напрягся Натан, как затвердела его рука, будто он не разделял их радости, и в то же время его сердце, к которому Эллен все еще прижималась, забилось сильнее. Он разжал руки, отпуская ее, но Эллен не двинулась с места, оставшись стоять, когда Натан побежал вперед, туда, откуда по-прежнему веяло жаром, но это уже был неопасный, беззубый жар, у которого в последний миг вырвали пищу прямо из пасти. Мысль принесла облегчение, и Эллен, закрыв глаза, отдала все свое тело во власть этого ощущения. И через несколько мгновений подумала, зная, что огонь ее слышит: «Я понимаю теперь. Ты не друг мне. Ты не жалил меня, но не оттого, что жалел. Напротив. Ты жалишь только тех, кого любишь. А меня ты отвергал. И теперь ненавидишь за то, что я тебе не отдалась, когда ты был готов меня принять, а я не видела, что твои объятия - ловушка,
и на твоем лице оскал. Не видела, потому что ты меня ослепил».
        Так вот, Рассел, подумала она, теперь я все о тебе знаю и больше никогда не пойду за тобой, не брошусь в тебя, и ты не оставишь ожогов на моем теле и моей душе.
        - Вы живы? Миледи, вы живы? - сказал Натан и умолк - Эллен слышала, как глубоко он дышит, и поняла, что он пытается вдохнуть воздух в рот Рослин.
        Глориндель, видимо, не мог этого сделать.
        Через какое-то время Рослин закашляла - сипло, надрывно, будто все внутри у нее разрывалось, но Эллен уже знала, что она будет жить.
        - Она будет жить, - медленно проговорил человек, голос которого она уже слышала, - человек, которого не было. - Она очищена пламенем и... выведена живой. Значит, будет жить.
        - Горк, но ты же сам говорил... - неуверенно начал кто-то во всколыхнувшемся гуле голосов, но тот перебил:
        - Вы все знаете старые законы. У ведьмы есть шанс быть оправданной. Эта ведьма его использовала.
        - Тьма в ней все равно жива, - сказал кто-то.
        - Да, жива. Но это более не наша забота. Здесь она уже никому не навредит.
        Эллен пошла вперед, на толпу, вытянув руку перед собой. Она слышала, как люди отступают в стороны, чувствовала, как они смотрят на нее, - но это не были горячие взгляды и не холодные тоже, никакие, их не было, этих взглядов и этих людей. Было только одно существо, одно тело, и от него все еще пахло огнем, в котором оно только что побывало.
        Пахло, да. Огонь пахнул. Солено, как слезы, которых Эллен больше не могла проливать.
        Она встала на колени, нащупала его руку. Сжала пальцы, которые гладили ее по щеке, а потом били, а потом снова гладили и снова били, и так без конца. Эти пальцы безвольно поникли в ее руке, но они по-прежнему были горячи.
        - Он жив, - сказала она.
        - К сожалению, вы ошибаетесь, - сказал человек по имени Горк, и в его голосе действительно было сожаление.
        Эллен услышала запах Натана, присевшего с другой стороны распростертого на земле тела.
        - Он дышит, - возразил Натан.
        - Он не умер, - согласился Горк. - Но он и не жив. Мне очень жаль, калардинец, но священный огонь, очищающий ведьм, разжигается на травах. Дым от этих трав безвреден для людей, убийственен для демонов и по-разному действует на эльфов. Если ты видел тех, которых гонят проклятые некроманты, ты поймешь, о чем я.
        - Травы? - прохрипела Рослин - Эллен узнала ее голос, хотя он стал ниже на несколько тонов. - Там... травы... вы жгли там травы... которые...
        - Маленькая ведьма, ты не смеешь задавать вопросы. К тому же ты и так знаешь ответы, - сказал Горк, но в его голосе слышалась не враждебность, а уважение.
        Какие они странные, подумала Эллен, сжимая безжизненные пальцы Глоринделя. Глэйв говорил мне, что они не похожи на нас, но... но какие они все же странные.
        Она не хотела задавать следующий вопрос, но кто-то должен был его задать.
        - Теперь он умрет?
        - Вероятно, да. Простите нас, мы не хотели этого. Мы хотели только очистить ведьму. Но вы сами ее очистили. Видно, это воля небес, чтобы сложилось так, как сложилось.
        - Мы можем уйти отсюда? - после недолгого молчания спросил Натан.
        - Это не от нас зависит, калардинец.
        Нет, подумала Эллен, конечно, не можем. Нам некуда больше идти. Мы уже в конце пути.
        Снова стало тихо, только трещал огонь и хрипло дышала Рослин, а потом Горк сказал, кажется, ни к кому не обращаясь:
        - Теперь я понимаю, зачем этим демонам нужны эльфы.
        - Вряд ли все они такие, как этот, - сказал Натан. Эллен услышала, как он поднялся. И как подошла Рослин, тоже встала на колени, взяла другую руку Глоринделя и, наверное, прижала его пальцы к своему лицу.
        Он все же спас ее, подумала Эллен. Он почему-то спас ее, хотя и знал, что она такое. И почему-то я сделала это возможным. Я, именно я. Он сделал это, потому что там была я... я стояла и смотрела в его душу из глаз Натана. И под моим взглядом он не смог поступить иначе. Не смог и дальше притворяться хуже, чем есть...
        Или чем был.

«Простите, мой возлюбленный господин, - подумала Эллен. - Но я, наверное, все-таки спасла вас... от вас самого, как и обещала».
        И на мгновение ей показалось, что он пожал ее пальцы.
        Натану снился огонь. Огонь был внутри него, но сам он был кем-то другим. Это было странное ощущение, но во сне Натан чувствовал, что все правильно. И иногда, в редкие мгновения, чувствовал это и наяву. Это ощущение - мучительная смесь скорби с чувством правильности - возникло в нем в тот миг, когда в дрожащем воздухе из дыма и огня появился Глориндель, неся Рослин на руках. Он прошел десять шагов, положил ее на землю и лег сам. За те бесконечные мгновения, пока он шагал от горящего сарая к толпе, Натан не сводил глаз с его лица и знал то, что несколькими минутами позже сказал деревенский колдун: этот эльф уже не жив. Пока что он двигается, но это уже только оболочка. А сам он очень, очень далеко.
        Те эльфы, которых тальварды гнали к неведомой злой звезде, были такими же. В точности такими же.

«Мы теперь сами как тальварды», - думал Натан, пока они шли дальше на север. А они шли, все четверо - шел даже эльф. Он хорошо держался в седле и смотрел только прямо перед собой. Когда Натан останавливал его коня, Глориндель спешивался. Когда ему давали в руки кусок мяса, он ел. Но если его не трогали, он ложился на землю и смотрел в тальвардское небо, видя в нем что-то, что мог заметить он один. С того дня, когда он вынес Рослин из огня, Глориндель не произнес ни слова. Последнее, что слышал от него Натан, было «Спасибо передай ей за это». И эти слова, казалось, намертво засели в его голове.
        Эллен оставалась слепа, но была куда менее беспомощна, чем эльф. Казалось, у нее разом обострились все остальные чувства, и когда она смотрела на Натана широко раскрытыми глазами, обведенными ободками ожогов, ему казалось, что эти глаза видят его насквозь. И в ней появилась отчаянность - то, чего, кажется, не было раньше. Наверное, думал Натан, она надеяться, что, когда тальварды приведут нас к звезде, Рослин попросит эту звезду вернуть ей глаза. А эльфу - жизнь. А мне... что бы мне попросить? Что я потерял в этой нелепой, бессмысленной дороге? Мы ведь все что-то потеряли, так и не найдя то, за чем изначально шли.
        А дорога-то еще не закончилась, хотя Рослин, будто прочтя его мысли, сказала:
        - Мы почти у цели.
        Она тоже не говорила с Натаном. Из огня княжна вышла невредимой, но это не было чудом - скорее закономерностью. Все время привалов она проводила с Глоринделем, отпаивая его настоями из своих трав, шепча над его неподвижным телом одной ей известные заклятия. Лицо Эллен затвердевало, когда она слышала этот шепот, хотя Натан был уверен, что и она не может его разобрать. Они не вмешивались; не сговариваясь, зная, что если у Глоринделя и есть шанс стать прежним, то это не звезда Рослин, а сама Рослин.
        Прежним, думал Натан и слабо улыбался про себя. Я в самом деле хочу, чтобы он стал прежним?.. И я уже снова по нему тоскую.
        В один из привалов, когда Рослин, как обычно, занялась эльфом, а Натан также привычно пошел вперед, чтобы отследить направление движения тальвардов, Эллен двинулась за ним. Он не сразу это заметил - хотя ходила она сама, без поводыря, до сих пор ему еще ни разу не приходилось брать ее с собой. Но в этот раз он ощутил, что за ним идут, - обернулся и молча дождался, пока Эллен с ним поравнялась. Она шла медленно, но уверенно, переступая камни и выбоины на дороге так, будто в самом деле их видела. Когда она оказалась рядом, Натан взял ее за руку, и она содрогнулась - не от неожиданности, а будто ей причинило боль это прикосновение.
        - У тебя такие холодные руки, - сказала она.
        Натан не ответил. На холм они поднялись вместе; Натан иногда помогал Эллен, но не больше, чем если бы она была зрячей. И все это время не выпускал ее руки.
        - Что там? - спросила она, когда они оказались наверху. Натан окинул взглядом раскинувшуюся внизу перспективу.
        - Там река, - сказал он. - Тальварды еще на этом берегу. Кажется, собираются переправляться. Ни моста, ни парома не видно... Ну, можно не торопиться. Это затянется надолго.
        - Почему ты не спросил, зачем я пошла к ним?
        Она по-прежнему держала его за руку. Натану вдруг стало неуютно. Он не привык находиться с кем-то так близко во время обычного разговора, а уж прикасаться - тем более не привык. Хотя, может, все дело было только в том, что он уже несколько дней ждал этого вопроса.
        - Я не думаю, что ты сама знаешь, - наконец ответил он.
        - Почему же, знаю. Я шла за Расселом. Сперва я просто хотела... нет, я знала, что он там. Теперь понимаю: я это чувствовала. Что либо сейчас, либо никогда. Что если не пойду туда, никогда уже его не увижу... И он в самом деле был там. И я его увидела. И теперь... больше никогда не увижу.

«А Аманита?.. Там была моя Аманита? » - хотел спросить Натан, но не спросил. Даже если она там правда была, Эллен бы ее не увидела, так же как он не увидел бы ее Рассела.
        - И ты... спросила его о том, что хотела? - с трудом проговорил он, стараясь не глядеть на нее.
        Она покачала головой.
        - Я не успела. А он, кажется, даже не заметил меня. Впрочем, это не важно. Я потом поняла, когда Глориндель оказался в огне. Не важно это. Это... прошло. Этого даже не было никогда.
        - Это было! - неожиданно резко сказал Натан. - Проклятие, было! И если бы не это, ты бы никогда не оказалась в Тальварде! Не ослепла бы, и Глориндель не превратился бы в живой труп!
        - Знаю, - покорно ответила Эллен. - Я виновата...
        Ему захотелось схватить ее и встряхнуть - нарочито грубо, бесцеремонно, так, чтобы она ощутила огонь в его руках. Почему ты сказала, что они холодные, Эллен? Почему? Неужели... они правда такие?
        А они правда такие. То, что ты делаешь, Натан, можно делать только ледяными руками, в которых нет ни капли живой крови.
        - Ты ни в чем не виновата, Эллен. Виноват один только я. Я знал, что эти люди хотят сделать с Рослин. Еще накануне вечером знал. Мы должны были сразу уехать оттуда. Но я не захотел тебя будить. И не захотел... прерывать Глоринделя. Он заигрывал с дочерью старосты и...
        - Ему это было нужно, - без выражения сказала Эллен.
        - Да. Ему это было нужно. Он должен делать то, что хочет, - хотя бы иногда, иначе. .
        - Я знаю, - прервала его она, и Натан понял, что она действительно знает, и испытал мгновенный прилив облегчения. Но лишь на долю секунды, потому что потом Эллен сказала: - Ты правильно поступил.
        - Нет, - хрипло ответил он и сжал ее пальцы крепче. - Эллен, ты не... понимаешь. Не в том даже дело, что от моего решения пострадали вы все. А в том, что леди Рослин - моя госпожа. И я должен был думать в первую очередь о ее безопасности. Это был... мой долг.
        Наверное, он как-то странно произнес последнее слово, потому что Эллен круто развернулась к нему. И ее глаза, ее целые, светло-карие, с виду совсем здоровые глаза, если не считать только алых ободков на коже, смотрели прямо ему в душу.
        - Я нарушил свой долг, - потрясенно проговорил Натан, глядя в эти глаза и только теперь осознавая то, что говорит. - Я... я нарушил свой долг.
        - Ты сделал то, что тебе велела совесть.
        - Совесть? - повторил Натан и вдруг ощутил дикую легкость во всем теле - на миг ему показалось, что сейчас ноги оторвутся от земли, которая откажется его носить.
        - При чем тут совесть?! Эллен... Совесть - это то, что толкает нас на самые глупые поступки. Мы не думаем, когда поступаем по совести. Я же не подумал, что обрекаю всех вас на гибель, я просто не сделал то, что был должен, потому что так мне казалось лучше... лучше, хотя и неправильно. И это не в первый раз ведь так. Я не в первый раз обрекаю других на смерть от того, что забываю о долге. Ты знаешь, что прежде я был лесным разбойником?
        На ее лице отразилось удивление, тут же сменившееся недоверием, и почему-то это недоверие задело его. Он быстро заговорил, боясь передумать:
        - Да, был, прежде чем присягнул на верность калардинскому князю. А знаешь, почему я это сделал? Почему перестал грабить и убивать путников на большой дороге? Потому что мне стало страшно и дальше делать только то, что вздумается, не повинуясь никаким законам. Мне опротивела моя свобода. Она мне поперек горла стала, Эллен, потому что из-за нее я...
        Он задохнулся, словно давая себе последнюю возможность умолкнуть, не сказать то, чего за многие годы так никому и не сказал - и Глоринделю тоже, хотя он просил. Вернувшись с полдороги, смеясь и пронизывая его вечно злым и пристальным взглядом
        - просил. Но Натан не сказал.
        А сейчас - не мог не сказать.
        - У меня был друг. Старый верный друг. Алан Джойс его звали. Мы с ним в одной банде были - его разорили налоги, а мне легкой наживы хотелось. С нами был его сын, совсем ребенок еще. Мы с Аланом вместе через многое прошли... И все его уважали, его нельзя было не уважать - с ним я всегда был уверен, что у меня надежный тыл. И он... никогда не нарушал данного слова. Редко что-то обещал, но коль уж сподобился - его слово было закон. Однажды войска местного лорда устроили на нас облаву, и Алана ранило стрелой. Он почти неделю мучился в агонии, и я все это время от него не отходил. И он попросил меня, чтобы я прогнал его сына. Мальчишка сам по себе был слабый, безвольный, его тоже за приключениями тянуло, как меня когда-то... но стержня в нем не хватало. И Алан это знал. Знал, что без стержня с такой жизнью ты долго не протянешь. И я обещал ему, что наставлю его пащенка на путь истинный. Пообещал, понимаешь? Я дал ему слово. Только мое слово, и ничего больше. А когда он умер, я ничего не сказал его сыну. Тогда на нас то и дело устраивали облавы, многие гибли... и нам были нужны люди. Каждый лишний
человек был на счету. Я подумал, что ничего не случится, если я сдержу обещание чуть позже, через недельку-другую, а пока просто не буду посылать мальчишку под стрелы.
        Натан умолк. Слова лились из него легко и естественно, ведь он сотни раз складывал их в мыслях, хотя и подумать не мог, что хоть когда-нибудь станет произносить вслух. И теперь, подойдя к самому главному, он понял, что должен был рассказать об этом Глоринделю. Там, в Калардине, после того, как узнал правду о нем и Аманите. Должен был, и это было бы... это было бы правильно.
        Он взглянул на Эллен, в ее неподвижные глаза - такие же неподвижные, как глаза того, во что превратился Глориндель, такие же слепые, как вырванный им глаз Аманиты. И подумал: это расплата. За то, что я и тогда не сделал, что было должно. И теперь ты здесь, Эллен, - вместо Глоринделя и вместо Аманиты. Ты единственное, что у меня осталось, потому что все возвращается на круги своя, я нарушил свой долг, и я снова предал.
        - У нас было укрытие. Там в погребе хранилась вся наша добыча. Солдаты князя подожгли дом, пытаясь нас выкурить. Мы отбились, мы убили их всех, но я не хотел уходить. Я не смог уйти, потому что женщина, которую я любил, назвала меня трусом и подонком. Она обвиняла меня, что мы теряем то, что заработали кровью, а я стою и смотрю на это. Я и вправду просто стоял и смотрел, я не мог ничего больше сделать, вход в дом завалило, и я...
        - Ты послал туда этого мальчика, - сказала Эллен. - Вниз, в погреб. Сквозь огонь. Чтобы он вытащил самое ценное. Ты бы не сделал этого, но в завале у входа оставалась щель. Ты мог бы даже не заметить эту щель, если бы Аманита не кричала, что ты стоишь и смотришь, и только. И ты смотрел. Ты хорошо смотрел. Щель была слишком маленькая, чтобы в нее мог протиснуться ты или кто-то другой, но мальчик смог бы. Он был такой худенький и щуплый... и совсем маленького роста.
        - Эллен. - Во рту у Натана пересохло, и он едва смог выдавить ее имя. - Откуда ты. .
        - Ты смотрел на эту щель и проклинал ее, потому что не мог устоять перед таким искушением, а мальчик боялся... он не хотел. Но ты криками заставил его. Сказал, что это не опасно, что в погребе еще нет огня, что ему только пролезть туда и обратно, а ты его подождешь... Ты кричал на него, а на тебя кричала Аманита, это было давно, но ты помнил так хорошо...
        - Эллен! - Он взял ее за плечи, глядя в безучастное лицо. - Откуда ты все это знаешь?!
        - Я видела, - просто сказала она. - Я все это видела во сне, много раз. И я помню. . я помню, как ты смотрел на эту щель. И думал: если бы, если бы только ее там не было, этой проклятой щели. Ты все время думал только одно это. Как будто просил.
        - Просил, - деревянно кивнул он. - Только она ведь... все равно была.
        Эллен слабо улыбнулась одним уголком губ.
        - Он погиб, да?
        - Да. С потолка упала балка, она пробила крышку погреба и завалила вход окончательно. Я ничего не смог сделать и...
        - И нарушил свое слово.
        - Я его еще раньше нарушил. Когда не сделал того, что обещал, сразу. Просто это было обещание из разряда тех, которые легко оставить на потом... - Натан перевел дыхание, потом продолжил со спокойствием человека, которому больше нечего терять:
        - Тот человек, его отец, был моим другом. И считал меня своим другом. Зачем нам враги с такими друзьями, верно? Я мог спасти его сына... и знал, что могу, когда не спас. Если бы мой друг был моим господином, я бы ринулся за его сыном хоть в огонь, хоть под стрелы. Но меня держало только данное слово. Которого никто не слышал. А еще... была Аманита, и она...
        - Ты бесчестный человек, - мягко сказала Эллен. - Боги создали господ для таких, как ты. Вы ничего не умеете делать сами.
        - Эллен! - опешил Натан; а что, разве ты ждал от нее чего-то другого, тут же с горечью подумалось ему? Ждал поддержки, утешения, хотел услышать, что поступил правильно, что не виноват?..
        - Вы рождены быть слугами, - так же мягко продолжала Эллен, и у Натана снова возникло жуткое ощущение, что ее глаза видят его. - Если в ход идет ваша добрая воля, вы творите только зло. Потому что на совесть-то легче легкого наступить. Делов-то, а? Потому долг чести - не для вас. А вот если за нарушение долга вам грозит виселица - это да, это дело иное. Эх, друг мой Натаниэль, это ж надо было тебе так опростоволоситься: от одной виселицы избавился лишь затем, чтоб подставиться под другую! Смех да и только.
        - Милорд... Глориндель? - прошептал Натан.
        - Не терзай себя так, Натан, довольно. Оно не стоит того. Ты таков, каков есть. Как и я. Я вот - сам себе закон. И у меня, в отличие от тебя, нет долга, но есть принципы. Я по ним действую, и только по ним, и могу по ним творить хоть добро, хоть зло. И приказывать тебе - и я ведь не всегда решаю неправильно, верно же, Натан? Часто, но не всегда. Ты же творишь добро, только если тебе прикажут. И за это... ты позволишь мне быть твоим другом?
        Натан встал на колени. Он давно уже не держал в своей руке руку Эллен (которая, словно в дурмане подумал он, не была рукой Эллен) и, застыв, слушал голос - голос Эллен, который не был голосом Эллен... он был голосом Глоринделя. Ее губы шевелились, и с них слетал знакомый насмешливый голос, в котором было немного раздражения, и немного обиды, и немного грусти, - и говорил он то, что эльфийский аристократ Глориндель никогда не сказал бы вслух, но что он думал, постоянно думал и не мог сказать, пока его душа не отделилась от тела и не заняла тело этой женщины. На мгновение, Натан знал это, всего на мгновение, так что у них мало времени.
        - Ты позволишь мне это, Натан?
        Натан взял край рваного, грязного плаща Эллен и поцеловал его, почувствовав скрип дорожной пыли на зубах.
        - Как прикажете, мой господин, - сказал он.
        И почувствовал, что время ушло, но не ощутил разочарования, потому что они все друг другу сказали.
        - Натан, что ты... - удивленно начала Эллен и осеклась. Натан вскочил. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, так же, как минуту назад, но теперь это были совсем другие глаза. Это были ее глаза.
        - Что случилось, я... - Она слегка пошатнулась, прижала пальцы к щекам, нерешительно коснулась уголков глаз, вдруг крепко зажмурилась, потом распахнула глаза. - Я... вижу...
        - Ты всегда видела, - сказал Натан, не в силах сдержать улыбки - и удивляясь тому, каким все это вдруг оказалось простым. - И огонь ты всегда чувствовала. Просто думала, что не чувствуешь. И что не видишь. А на деле ты чувствуешь и... видишь больше всех. - Он шагнул к ней вплотную, взял ее лицо в ладони, неотрывно глядя ей в глаза, которые видели больше всех. - Эллен, скажи, ты любила его?
        На миг ему почудилось, что это неправильный вопрос и Эллен подумает о Расселе, - но тут же понял, до чего глупо сомневаться.
        - Я... Нет. - Она запнулась, мотнула головой. - Это не то... Просто с ним было горячо. Я же не чувствовала огня, а его - чувствовала. С ним было горячо. Я не любила его, нет. Но я бы хотела, чтобы... чтобы он был мне другом.
        - Он был, - сказал Натан. Она снова подняла на него глаза - и теперь-то уж он не усомнился, что она и правда его видит.
        - Да. Наверное, был.
        Будь уверена, подумал Натан, обнимая ее. Он - друг мне, а ты - это я... и он выбрал именно твое тело, чтобы мне об этом сказать. Твое, а не Рослин, которая так на него похожа и вроде бы больше подходит для этой роли.
        Впрочем, когда они спустились с холма, Натан понял, почему сознание Глоринделя не могло взять тело Рослин. Потому что в тот самый миг, когда его сознание говорило с Натаном, она, Рослин, возвращала к жизни его тело.
        Теперь она сидела у Глоринделя на коленях, обхватив его шею руками и крепко вжавшись лицом в его плечо, а он раскачивался с ней, мерно, неторопливо, будто убаюкивая, и гладил по золотистым волосам. Увидев Натана и Эллен, он широко улыбнулся и кивнул им.

«Интересно, помнит ли он, о чем мы только что говорили», - подумал Натан.
        Словно в ответ на его мысли Рослин вскинула голову и уставилась на Эллен. Потом вскочила, вырвавшись из рук эльфа, подбежала к своей служанке и, схватив ее за руки, напряженно всмотрелась ей в лицо.
        - Ты видишь? Да? Все получилось? Я так и знала! Я знала, что вас надо возвращать только вместе! Тебя через него, но только его телу пришлось хуже, и я прогнала его в тебя, всего на минуточку... А как это было, когда он стал тобой? Это долго длилось? Натан, ты видел? Сколько?
        - Эллен, ты понимаешь, о чем она болтает? - с интересом спросил Глориндель. Он сидел на земле, подогнув ноги, и, похоже, был в полном порядке.
        - Маленькая госпожа, вы действительно ведьма, - тихо сказала Эллен. - Что за чудеса порою творят ваши травы...

«Или ваша любовь», - мысленно добавил Натан, но не сказал этого вслух, чтобы ненароком не показаться смешным. Впрочем, может, Эллен и не смеялась бы. Больше того - почему-то он был уверен, что она тоже так подумала.
        - Ты что-то там увидела?
        В первый миг Эллен не поняла, о чем он говорит, хотя ей казалось, что она привыкла к его манере начинать разговор с середины. Но недоумение тут же прошло - когда она осознала, что в голосе эльфа был не вопрос, а понимание.
        - Вы имеете в виду войско тальвардов? - помедлив, на всякий случай переспросила она. Глориндель нетерпеливо фыркнул, стряхнул упавшую на глаза прядь, снова опустил подбородок на подтянутые к груди колени. Стояла ночь, тихая и теплая, в траве стрекотали сверчки, а отблески пламени костра лизали лицо эльфа. Эллен смотрела на это пламя, время от времени поднося к нему руку достаточно близко, чтобы ощутить тепло. Это было так непривычно - одновременно и видеть, и ощущать.
        - Нет, я вообще-то имел в виду спальню твоих родителей, в которую ты подглядывала через замочную скважину, - бросил эльф. - Ну да, я про тальвардов говорю. Ты там увидела что-то... важное?
        - Наверное, - ответила Эллен. Эльф свел брови, задумчиво потерся подбородком о колени, будто пытаясь что-то припомнить. Кажется, свою странную болезнь он перенес без видимых последствий - только бледен был сильнее обычного.
        - Не наверное, а точно, раз помчалась туда сломя голову, - вздохнул он наконец. - Ты Рассела своего там увидала, да?
        Должно быть, об этом и впрямь было легко догадаться, но Эллен не могла сдержать дрожи.
        - Он был... - начала она, но Глориндель перебил ее:
        - Как я и предполагал. Вот так они это делают. В самом деле очень действенно... - Он запнулся, но прежде, чем Эллен успела спросить, о чем он, вполголоса добавил: - А я видел свою Аманиту. Ну... нашу с Натаном Аманиту, - поправился он и тихо засмеялся.
        Эллен невольно оглянулась. Натан спал: он порядком вымотался, возясь то с ней, то с Глоринделем, и дежурил все прошедшие ночи, хотя было видно, что он едва держится на ногах. Сегодня эльф почти принудительно отправил его на боковую - Натан пытался спорить, но когда Глориндель сказал: «Я приказываю», - лег и мгновенно уснул. Рослин тоже спала, у Глоринделя под боком, завернувшись в его плащ и ткнувшись светловолосой головкой ему в бедро.
        Но они все равно говорили вполголоса, не оттого, что боялись потревожить сон своих спутников, а словно опасаясь быть услышанными.
        - Я не понимаю... - проговорила Эллен. - Вы видели... вашу Аманиту? Где?
        - А ты знаешь, кто это? - спросил эльф, глядя на нее с любопытством. Эллен неуверенно кивнула, прикрыв глаза и разглядывая обрывки снов, заметавшиеся по внутренней поверхности век. Эльф чуть заметно улыбнулся.
        - Ну конечно, знаешь... Да, я видел Аманиту. Нашу Аманиту. Там, в дыму. В деревеньке той. Я пошел за Рослин... я думал, что за ней иду. Но на самом деле пошел за Аманитой.
        - Постойте! - перебила Эллен, ничего уже не понимая. - Она была там?!
        - Я видел ее. Она стояла в проеме того сарая, голая, уперев руки в бока, и пялилась на меня красной дырой вместо глаза. Ты знаешь, что она была одноглазая?
        - Вы хотите сказать, что травы, которыми разожгли огонь, вызывают видения?
        - Ты не хуже меня знаешь, на что эти травки способны, верно? - насмешливо спросил он, и Эллен медленно кивнула, вспоминая его смеющееся лицо в мутной поверхности зеркала. «Хочешь, погадаем на суженого, Эллен?.. »
        Внезапно она поняла, что это значит. Что это значит для нее.
        - Но я видела...
        - Огонь ты тоже видела, - грубовато перебил он. - Но ведь не чувствовала его. То есть думала, что не чувствуешь, - ожоги-то у тебя оставались. Я тоже видел, когда был там, в огне. С этим дымом... Я видел Аманиту. И не чувствовал... забыл, что она такое на самом деле. И мне хотелось за ней идти. Понимаешь? Я забыл обо всем на свете - об этом огне, о Рослин, проклятие, да обо всем. Я только шел и шел к моей Аманите... думал, что иду, пока вы тут со мной возились, как с младенцем. Понимаешь, о чем я?
        - Этого не может... - Это было глупо, так глупо, но на глаза у нее наворачивались слезы - слезы боли и обиды, как же так, ведь она видела собственными глазами...
        Верно, Эллен видела глазами, которые не были глазами Эллен... а чьими же они в тот миг были?
        Глориндель взял ее за руку, и она вздрогнула.
        - В тебе есть эльфийская кровь, - сказал он.
        Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Он не улыбнулся в ответ и не выпустил ее руки. Его кожа уже не казалась Эллен обжигающе горячей, но ей все равно не хотелось, чтобы он ее отпускал. Хотелось сидеть с ним там вечность напролет, и не важно, что он будет говорить.
        - Травы, которые те ублюдки из деревни подсыпали в огонь, - это те же самые, которыми тальварды одурманивают эльфов. И каждый из них видит впереди что-то или кого-то, за кем хочется идти. За кем будет идти и идти, сколько понадобится. Ты, видимо, слишком близко тогда к ним подошла, и до тебя тоже донесся запах этих трав. А потом, в деревне, они уже не подействовали на тебя - ведь вызывают они видения, а ты ослепла...
        Думала, что ослепла, отстраненно пронеслось в голове Эллен, но она даже не заметила этой мысли, потому что весь ее разум заполнило одно звонкое, как оплеуха, слово.
        - Видения? - прошептала она.
        Эльф покачал головой, печально улыбнулся.
        - Не важно. Ты разве не поняла еще? Есть эти люди на самом деле или их нет - не имеет никакого значения, не в этом сила дурмана. А в том, что никто из нас не может остановиться и задуматься, зачем нам преследовать их. Это же главное, Эллен, это самый главный вопрос. Зачем нам идти за людьми, которых мы давно потеряли, зачем...
        - Зачем нам враги, - вырвалось у Эллен. Эльф умолк и какое-то время пристально смотрел на нее. Потом раздельно произнес:
        - Ну-ка, Эллен, припомни, не случалось ли твоей любезной госпоже леди Рослин заваривать тебе чай? Не крутилась ли она возле чайника, когда его приносили служанки? И не казалось ли тебе иной раз, что у этого чая какой-то странный привкус?
        Он отпустил ее так внезапно, что она ощутила себя неловко. А мгновением позже приглушенно взвизгнула Рослин - когда рука эльфа вцепилась в ее волосы и дернула вверх, ставя на колени. Слева от Эллен коротко зашуршала палая листва, блеснуло вырванное из ножен лезвие: Натан уже стоял на ногах.
        Глориндель, не глядя на него, выбросил в его сторону руку с предостерегающе отставленной ладонью. Другая его рука сжимала волосы Рослин на затылке, запрокинув ее голову назад, а глаза все так же смотрели в глаза Эллен... которые...
        Чьими же они были сейчас глазами?
        - Сиди, Натан, - не повышая голоса, сказал Глориндель. - Сиди, не двигайся. Все в порядке. Просто пришло время нам всем наконец поговорить начистоту.
        - Отпустите ее, милорд, - прозвучал из тьмы хриплый голос Натана.
        - Сядь, тебе сказано!
        Натан не сел и не спрятал оружия, но с места не двинулся. Эллен сидела прямая, как струна, не поворачивая головы, и слушала, как он дышит - мучительно, надрывно, будто у него разрывалось сердце. Его господин, кажется, хочет причинить зло его госпоже - и если в самом деле попытается, Натан, вероятно, попросту убьет их обоих, если уж не сможет обоих защитить.
        Но я, подумала Эллен, я-то смогу. Я здесь именно для этого.
        Глориндель встряхнул Рослин, рывком развернул к себе. В бликах огня ее перекошенное лицо совершенно не напоминало детское.
        - Ты моя маленькая хорошенькая ведьмочка, - нежно сказал Глориндель, и от его тона у Эллен задрожали руки. - Ты ведь все спланировала, верно? Ты сбежала из Калардина, зная, что меня отрядят тебя искать, и ты одурманила свою служанку, чтобы она тебя сопровождала - именно она, потому что ее легче всего было одурманить? Ты ведь знала, что в ней есть кровь эльфов, так?
        - Не поэтому, - срывающимся голосом ответила Рослин; по ее лицу струился пот, а глаза смотрели умоляюще. - Я просто... хотела... ее...
        - Почему ее?
        - Она убила моего ребенка, - спокойно сказала Эллен. - Вместе со своим братом. И она ненавидела меня за это. И до сих пор ненавидит.
        - Ты хотела вернуть меня в Калардин! - вдруг в ярости выкрикнула Рослин.
        - Вы не оставили мне выбора, миледи. Мы не могли идти дальше вместе, вы убили бы меня, или... - Она осеклась. «Или я - вас», - вот что следовало добавить, но она просто не могла выдавить эти слова.
        - Все равно! Ты не имела права меня бросать! Ты моя служанка!
        - Я ваш враг, миледи, и это ваши слова! - сказала Эллен и встала.
        Она чувствовала Натана, как чувствовала бы змею, затаившуюся в траве перед прыжком. И сейчас ей было все равно, в кого эта змея вонзит зубы.
        Впрочем, может, дело в том, что она знала: опасаться здесь надо не змеи.
        - Так, ладно, - сказал Глориндель. - Как ты заманила сюда Натана?
        - Его я не заманивала! - пылко ответила Рослин, и Эллен ей отчего-то поверила. - Мы случайно встретились и...
        - И что? - встряхнув ее, повторил Глориндель.
        - И я поняла, что он - твой, как и Эллен - моя! Я для тебя его вела! - уже почти срываясь на рыдания, прокричала она.
        Глориндель поднял голову, перевел на Натана немигающий взгляд.
        - Слыхал, друг мой? Оказывается, мне тебя подарили.
        - Отпустите ее, - глухо потребовал Натан. Глориндель, не отреагировав, снова посмотрел Рослин в лицо. Взгляд у него был почти влюбленный.
        - Ну какова же мерзавка, а? - с восхищением сказал он и рывком притянул ее ближе, так что она уперлась руками в его грудь. - А теперь говори, кто все это устроил. Кто выманил эльфов, кто выманил меня и куда ты всех нас ведешь... дрянь?
        Последнее слово прозвучало с нежностью; хотя нет, не нежность, это была даже не нежность - любовь, неистовая, яростная, и Эллен подумала: «Все верно, вы только такой ее и смогли бы полюбить, милорд... Да спасут вас всеблагие небеса».
        - Я... не знаю, - прошептала Рослин и ткнулась лицом ему в грудь. Глориндель положил ладонь ей на затылок. Поднял голову.
        - Ну, что повскакивали, - проворчал он. - Садитесь. Натан, да спрячь ты уже свой меч. Кого, интересно, ты тут шинковать собрался?
        - Так нельзя, - сказала Эллен. - Милорд, вы же...
        - Ну что еще?
        Она сглотнула; никогда еще слова не давались ей с таким трудом.
        - Вы же сами все поняли... да? Она привела сюда всех нас, и мы даже не задумывались, зачем идем... на самом деле...
        - Так задумайся теперь, Эллен. Раз уж тебе так невмоготу. Ну, вообрази, что ты в самом деле видела там Рассела, а не то, что хотела видеть. И что? Что бы ты сделала? Что бы ему сказала?
        - Я... - Она хотела ответить и с ужасом поняла, что не может, но не потому, что отнялся язык - если бы! - просто ей нечего было сказать.
        Чудовищная тщетность происходящего внезапно навалилась на нее невыносимой тяжестью. Эллен пошатнулась, упала на колени, медленно осела на землю, цепляясь за траву слабеющими руками. Ей казалось, будто кто-то стягивает завесу с ее разума - медленно, грубыми рывками, и это было так же больно, как если бы с нее сдирали кожу.
        - Убейте... меня... - выдавила она. Эльф фыркнул, снова провел рукой по волосам прижимающейся к нему Рослин.
        - А ну прекрати истерику, - велел он.
        - Убейте, - одними губами проговорила Эллен. - Вы должны. Он... так сказал... Глэйв... он же сказал... Что если мы обе дойдем до Тарнаса, мне не жить. Так что же вы теперь...
        Она ощутила на своих плечах твердые руки Натана и устало подумала, что вот бы сейчас схватить нож, броситься на Глоринделя, вонзить лезвие ему в глаз... в насмешливо сощуренный васильковый глаз - не только ему вовек лишать других зрения. Броситься - и, конечно, тут же рухнуть, сраженной мечом Натана, который хорошо умеет служить и ничего, кроме этого...
        А я, подумала Эллен, я, я даже этого не умею. Я ничего не умею, только...
        Только вот эта девочка, которая убила моего ребенка, которая так ловко и страшно меня обманывала, которая заставляла меня думать, что я хочу смерти Рассела, - эта девочка сейчас дрожит в руках единственного, кого любит, и... И почему я не подумала о том, чтобы вонзить нож в ее глаз, коль скоро уж мне надо убить, чтобы быть убитой?! Почему не о ней я подумала, а о Глоринделе, - ведь она мой враг, а он был мне другом... Почему же я подумала о нем - не о ней?
        Почему я пыталась убить его, мечтая - думая, что мечтаю, - убить Рассела?
        Леди Рослин, моя маленькая госпожа, почему вы выбрали меня и вели меня за собой, почему плевали в меня и плакали в моих руках, вы... вы хотели, чтобы я вас убила?!
        - Вы хотели, чтобы я вас убила!
        Только когда Рослин вскинула голову и развернула к ней изумленное лицо, Эллен поняла, что выкрикнула это вслух. Задохнувшись от потрясения, повела плечами, будто пытаясь стряхнуть с себя руки Натана, но с места не двинулась - только все смотрела и смотрела в это маленькое, такое детское и такое недетское лицо, в каждой клетке которого трепетало недоверие и... надежда?
        - Вы для этого взяли меня с собой, - пораженно прошептала Эллен. - Что-то вас вело, а вы не могли противиться, хотя чувствовали, что вами повелевает зло, и надеялись, что я убью вас... когда узнаю, что вы сделали со мной и моим ребенком. А я захотела убить вместо вас того, кто уже и так мертв. И спутала все ваши планы, верно? Вы ведь не думали, что я всерьез поверю в сказку о живых мертвецах? Или... думали... миледи?
        - Я ничего не могла сделать, - умоляюще проговорила Рослин, и было не понять, толи она говорит о силе, которая звала ее в Тальвард, то ли о Расселе, сделавшем из нее убийцу. - Я правда не могла.
        Эллен молчала долго. Потом сказала:
        - Я знаю.
        И еще потом, еще много-много вечностей спустя - не сказала, а подумала: «Рассел, спасибо тебе. Теперь и я знаю, зачем нам враги».
        - Эллен, - сказал Глориндель - и она могла поклясться, что никогда еще он не произносил ее имя так. - Ты... ты красива, как эльфийка.
        Она круто развернулась к нему.
        - Почему вы все время так говорите?
        - Как?
        - «Красива, как эльфийка». Почему вы так говорите? Разве все эльфийки красивы?
        Глориндель улыбнулся - и впервые от его улыбки у нее не сжалось сердце, а напротив
        - потеплело на душе.
        - Нет, конечно. Не все. Просто вы, люди, считаете эльфов красивыми. Для вас мы все на одно распрекрасное лицо. Разве нет? Потому человеческим женщинам нравится слушать такие вещи.
        - Мне не нравится. Никогда так больше не говорите. Его улыбка стала шире, потом пропала совсем.
        - Не буду. Эллен... - Он закусил губу, потом добавил: - Прости, что я тебя бил.
        - Потому что нельзя бить эльфов?
        Он кивнул, кажется, не заметив горечи в ее голосе, и она молча поднялась на ноги, не ответив на его непонимающий взгляд.
        - Эллен... - Рука Натана соскользнула с ее плеча, тронула за локоть.
        - Оставь меня... пожалуйста. Мне надо пройтись, - устало сказала она. Он выпустил ее без единого возражения. Эллен снова взглянула на Рослин, сжавшуюся в объятиях Глоринделя. Та смотрела на нее со страхом и мольбой, и Эллен вдруг немыслимо захотелось обнять ее, погладить по голове, расчесать ее так давно не мытые и нечесанные волосы, свившиеся с концов черными спиральками во вчерашнем огне.

«Вы вели меня с собой себе на погибель, миледи, - подумала она. - Вы хотели защитить Глоринделя от себя самой. Хотели, чтобы его защитила я. И разве я не выполнила то, чего вы так жаждали? Ведь вот он, рядом с вами, он все знает, и это не мешает ему прижимать вас к своей груди... а мне помешало бы. Несмотря даже на то, что все это лишь сон и ложь и не было никакого Рассела».
        Не было никакого Рассела.
        И хотя Эллен знала, что эта мысль - тоже сон, впервые за долгие годы сон не был кошмаром.
        Натану казалось, что эта ночь никогда не закончится. Когда Эллен ушла, пространство перед костром как будто опустело, и ему не хотелось отпускать ее, не хотелось оставаться здесь одному.
        Из всего, что он только что здесь услышал, одна фраза намертво въелась ему в сознание и теперь точила его, словно червь: «Вы ведь не думали, что я всерьез поверю в сказку о живых мертвецах? »
        А я поверил, подумал Натан. Я в самом деле поверил. И я тоже не думал - зачем, хоть меня и не одурманивали никакими зельями, да и не вышло бы, во мне ведь нет эльфийской крови.
        Так, может, все же не в зельях дело, а в том, что все мы просто видим только то, что хотим, - думая, что не чувствуем? Эллен думала, что видит, и считала, что не чувствует, - и ты ведь тоже, Натан, верно? Аманита все эти годы была твоим огнем, ожоги от которого ты старался не замечать.

«Интересно, что он теперь с ней сделает», - подумал Натан, с любопытством глядя на Глоринделя, что-то неслышно шептавшего Рослин на ухо и время от времени целовавшего ее покрытые потом виски. Рослин слушала его, молча вздрагивая. Натан в который раз сказал себе, что никогда не видел и вряд ли увидит более странную пару.
        Он почувствовал неясную тревогу и решил все-таки пойти за Эллен. Места здесь были глухие - несколько дней им уже не встречались люди, - но кто знает, сколько бандитских нор наподобие Сколопендриной пряталось в этих холмах? Натан чувствовал, что Эллен сейчас лучше побыть одной, но ничего не мог с собой поделать и оправдывался тревогой за ее безопасность - сам не зная, перед кем.
        Холмы, более пологие, чем те, меж которых они проходили прежде, располагались довольно далеко друг от друга, и пространство между ними поросло лиственным пролеском. Вряд ли здесь водились звери крупнее зайца, но, когда Натан ступил под редкую сень деревьев, ему почудилось, что он слышит далекий протяжный вой. Натан прибавил шагу, вполголоса окликнул Эллен - она не могла отойти далеко.
        И увидел ее почти сразу - она стояла вполоборота к нему, застыв и глядя куда-то в сторону. Натан окликнул Эллен снова, она обернулась, и он едва не отпрянул от неожиданности, увидев в ее глазах бесконечную жалость. И еще, кажется, слабое чувство вины. Так смотрят на нищих попрошаек на базарных площадях, которым нечего дать, потому что последнюю монету истратил на безделушку.
        - Все в порядке? - спросил Натан, отчего-то чувствуя себя глупо.
        Она кивнула, глядя на него все так же, потом пошла вперед, на ходу взяла его за руку, повела назад, к костру. Натану казалось, что что-то успело произойти здесь за то время, пока она была одна, но он не стал расспрашивать.
        А утром, когда они уже седлали коней, Эллен сказала:
        - Вчера ночью я видела Аманиту.
        Натан и Глориндель обернулись одновременно. Глориндель успел сесть на свою лошадь, и она тревожно заржала, будто почувствовав состояние всадника.
        - Там, в лесу. - Эллен махнула рукой через плечо, не дожидаясь вопросов. - Я только недалеко отошла и споткнулась обо что-то. Она лежала там, в траве.
        - Мертвая? - медленно спросил Глориндель. Эллен посмотрела на него с удивлением.
        - Нет, живая. Хотя и помертвевшая от ужаса. Начала что-то лепетать, я подняла ее, но она, кажется, совсем обезумела. Я поняла только, что она бежит - должно быть, от тальвардов. Она все время просила, чтобы я ушла. И чтобы никому о ней не говорила.
        - Она... просила? - переспросил Натан.
        - Да, очень. Плакала и...
        - Плакала? - переспросил Глориндель.
        Они с Натаном переглянулись. И им не нужно было произносить вслух то, что подумали они оба.
        - Почему ты решила, что это Аманита?
        - Я ее видела, - негромко сказала Эллен и, помолчав, добавила: - И она сама мне так сказала.
        - Где эта женщина? - спросил Глориндель, спешиваясь. Эллен шагнула в сторону, заграждая ему дорогу.
        - Но ведь вы сами говорили, что...
        - Я знаю где, милорд, - сказал Натан.
        Он пошел вперед. Глориндель быстро нагнал его, и дальше они уже шли в ногу, твердым шагом, не оборачиваясь, хотя взгляд Эллен жег им спины. Ты уже жалеешь, что сказала нам, верно? Но осуждать не можешь, не имеешь права. Ты ведь тоже кинулась за своим Расселом...
        Он не успел довести мысль до конца, потому что его ноги остановились будто сами собой, и Глориндель замер в тот же миг. Они повернулись друг к другу. Какое-то время стояли молча, и Натану вдруг показалось, что они уже были здесь, в этом самом месте, и так же светило над головами невидимое солнце, и так же просвечивали сквозь деревья холмы, и они так же уже почти дошли, и у них было совсем мало времени, чтобы решить, чем могут и чем не могут делиться друзья.
        - Ты думаешь о том же, о чем и я? - спросил Глориндель.
        - Не знаю, милорд, - честно ответил Натан. - Вам проще. У вас теперь есть Рослин.
        - A y тебя Эллен, - фыркнул Глориндель. - При чем здесь Рослин, дурак? Рослин - теперь, а Аманита...
        - Аманита была тогда, - закончил за него Натан. Эльф коротко усмехнулся.
        - И не отпускает, да? Вот ведь зараза. Она и меня не отпускает уже десять лет, старина. Она... такая.
        - Тогда почему мы стоим здесь, вместо того чтобы идти за ней?
        Глориндель смотрел на него долго-долго, потом сказал:
        - Вот еще это мне в вас с Эллен нравится: вы оба гораздо умнее, чем кажетесь сначала. И умнее нас с Рослин, наверное, - добавил он, усмехнувшись. И, помолчав, добавил: - А о чем бы ты ее спросил?
        - Что мне надо было сделать, чтобы она согласилась стать моей, - без колебаний ответил Натан. - А вы?
        - А я бы спросил, неужели она прикидывалась, будто кончала, - охотно ответил эльф и, откинув голову, расхохотался, а потом хлопнул Натана по плечу: - Ну не идиоты ли мы оба, друг мой, а?!
        - Идиоты, милорд, - с невероятным облегчением сказал Натан, и они пошли обратно. Эльф все еще смеялся, никак не мог остановиться, и его ладонь все так же лежала у Натана на плече, как будто опираясь на него. И Натан был готов пройти с ним так хоть до самого края света, и ему не было бы тяжело чувствовать эту руку на своем плече.
        - Это она? - едва завидев их, спросила Рослин. Глориндель посмотрел на нее с наигранной укоризной, покачал головой.
        - Нехорошо быть такой ревнивой, сударыня.
        - Это она? - упрямо повторила Рослин. Она стояла возле потушенного костра, скрестив руки на груди, и недовольно хмурилась, будто жена, встречающая под утро порядком нализавшегося супруга.
        Глориндель вздохнул, подошел к ней, легко подхватил на руки, как маленького ребенка.
        - Я склонен думать, сударыня, что это была юная дуреха, прослышавшая о великой воровке по имени Аманита. Это долгая и печальная история, я вам ее как-нибудь потом расскажу. Так вот эта юная дуреха, влюбившись в легенду, нацепила на глаз черную повязку, чтоб быть похожей на своего кумира, и бросилась во все тяжкие. Не подумав, разумеется, что мало выглядеть как Аманита, чтобы стать Аманитой. Потому что настоящая Аманита, сударыня, никогда не просила, не плакала и не бежала. Та Аманита была душой настоящая эльфийка, и вы-то как раз могли бы это понимать.
        - Поставьте меня, - потребовала Рослин, и Глориндель, расхохотавшись, звонко поцеловал ее в нос и с размаху усадил на коня. Рослин взвизгнула, возмущенно запричитала, но эльф, не слушая, вскочил в седло позади нее.
        - Едем, друзья мои, - сказал он. - Пора уже.
        Хотел бы я знать, думал Натан, не сводя с него глаз, верит ли он в то, что говорит. И кому он это говорит. Может быть, мне... но прямо сказать это вы не могли, милорд, потому что я нашел бы, что вам возразить. Я сказал бы, что Аманита бежала - от вас, и просила - чтобы я оставил ее в покое, и плакала своим единственным глазом, поднимаясь на эшафот. Я сказал бы вам все это и разрушил бы ваш новый мир и свой новый мир - тоже. Но вы сказали все это не мне, поэтому я не стану вам возражать. Я не могу. И не хочу. Потому что это не Аманита нас не отпускает - это мы с вами ее не отпускаем. Как Эллен и Рослин не хотели отпускать Рассела, их Рассела... Их возлюбленного врага - одного на двоих. И у нас с вами один на двоих возлюбленный враг, милорд. И это, помимо прочего, тоже делает нас друзьями. Ведь прошлые враги и прошлые возлюбленные - это почти одно и то же. Они одинаковы в том, что способны сделать с нами, если только захотят. И, конечно, если мы им позволим.
        Натан вскочил в седло, не чувствуя улыбки на губах, и оттого эта улыбка была такой светлой. Наверное, настала пора подумать, куда и зачем они едут теперь, но не хотелось прерывать рассуждениями заполнившее его чувство глубокого, чистого, светлого покоя.
        Ему и не пришлось - это сделали за него, потому что когда его конь сделал первый шаг по дороге, позади них из пролеска раздался незнакомый Натану мужской голос, сказавший:
        - Вам больше не нужно никуда ехать. Вы прибыли. Эллен обернулась первой. И по ее лицу Натан понял, что она знает этого человека.

«Вот и все», - подумала Эллен, и эта мысль не принесла ни страха, ни облегчения.
        Трое всадников остановились между холмом и дорогой, там, где завершился их долгий путь, а в центре образованного ими треугольника стоял человек, к которому они все это время шли. Только вот на что он им теперь, когда-то, за чем они шли, им больше не нужно?
        - Я знаю тебя, - медленно проговорил Глориндель. - Я тебя видел в каком-то придорожном трактире. Ты занял последнюю комнату, и я...
        - И ты предложил мне в оплату женщину, которая то и дело спасала тебе жизнь, - кивнул мужчинам, взяв обвислую полу своей шляпы за край, загнул его наверх. Блеснули глаза - острые, внимательные, но совсем не злые. - И всегда-то вы были на диво неблагоразумны, господин эльфийский выродок. Без нянек и шагу ступить не можете.
        Эльфу полагалось по меньшей мере испепелить наглеца взглядом, но он не сделал этого. И Эллен понимала почему.
        Мужчина посмотрел на нее.
        - А вот ты, деточка, меня впечатлила. И не обольщайся, дело не в том, что в тебе есть эльфийская кровь. Хотя и это удачное совпадение.
        - Кто вы? - спросил Натан; кажется, он был единственным, кто не знал ответа на этот вопрос.
        - О, я забыл представиться, - насмешливо сказал мужчина. - Рослин, малышка, познакомь нас с твоим папочкой.
        - Это Эр-Дьятис, - сказала Рослин. Она сидела в седле перед Глоринделем, стиснув его руку с такой силой, что побелели пальцы. Губы у нее тоже побелели, а в глазах было пусто... почти пусто, только где-то на самом дне слабо колыхался восторг, которого, кажется, боялась она сама. - Глава тальвардских некромантов.
        - И всех некромантов этого мира, деточка, - улыбнувшись, добавил тот.
        Рослин умоляюще посмотрела на Натана.
        - Это он нас сюда привел, - сказала она.
        - Вот уж нет, - немедленно отозвался Эр-Дьятис. - Привела ты. Всех сюда привела ты, и никто другой. А я только звал тебя, не давая сбиться с пути. Хотя и повозиться пришлось.
        В воздухе поднялся гул. Впрочем, нет - казалось, он не поднялся, не возник, а вернулся - словно Эллен не могла его прежде слышать, а теперь слышала - и чувствовала, как дрожит земля, как стонет в горячем воздухе тысяча голосов.
        Войско тальвардов, до этого утра находившееся за холмом, шло теперь прямо на них.
        - Что вам надо от нас? - спросила Эллен.
        - От тебя - ничего. Но мне кое-что нужно от этой дивной парочки, - сказал Эр-Дьятис и перевел взгляд на Рослин и Глоринделя. - Эх, ребятки, знали бы вы, до чего здорово смотритесь вместе.
        Он хлопнул в ладоши; хлопок прозвучал сухо и коротко, но невесть откуда взявшееся эхо от него покатилось, нарастая, и в несколько мгновений заглушило гул приближавшейся толпы.
        И еще из этого хлопка родился свет.
        Сперва крохотная искра, мелькнувшая у Эр-Дьятиса меж ладоней; потом она стала разрастаться, будто клубок, стремительно наматывающий нитку. Эллен хотела зажмуриться и не смогла: смотрела и смотрела, как вспышка растет, вот она уже в человеческий рост, вот - в два роста, вот она переросла холм, но, кажется, до нее все еще бесконечно далеко. Это было поразительно зрелище, и Эллен смотрела на него, хотя знала, что именно этот свет породил огонь, который ее ослепил.
        - Нет чуда больше, чем вы, - мягко сказал Эр-Дьятис. - Подобные вам рождаются раз в столетия. Я построю новый мир - Глориндель, этот мир тебе очень понравится, - но мне нужна для этого кровь эльфов. Много-много крови эльфов, потоки крови. Но вы, хитрецы, уже много лет не вступаете в войны, так что мне пришлось подбить короля Тальварда на захватническую войну, чтобы выманить вас из ваших земель. И чтобы выманить тебя, Глориндель, к Рослин...
        - Зачем? - с интересом спросил Глориндель.
        Эр-Дьятис медленно, картинно вздохнул, дернул пальцами, будто походя поправляя что-то в нарастающем комке света, и сказал:
        - Как долго я ждал этого вопроса... Господа мои, дело в том, что вы - один человек. Один дух в двух разных телах. И не говорите мне, что вы этого не знали.
        Знали. Рослин и Глоринделю не надо было даже переглядываться, чтобы подтвердить это. Но Эллен с Натаном не были одним человеком, поэтому посмотрели друг на друга. И ни один из них не увидел в глазах другого удивления.
        - И что же это за дух! - мечтательно продолжал Эр-Дьятис. - Поток чистого хаоса. Тьма, безумие, разрушение в первозданном виде. Просто удивительно, Рослин, как ты могла сдерживать это столько лет. И такую малую часть этого отдавать Глоринделю.
        - Мне хватало, - сдержанно отозвался тот.
        Натан метнул в эльфа потрясенный взгляд. А Эллен смотрела на Рослин, на ее застывшее лицо, искривленные от напряжения губы, в ее мутнеющие глаза, и думала: что?.. Некромант, ты хочешь сказать, что это маленькое, испуганное, одинокое существо - всего лишь телесная оболочка тьмы? Что когда она убивала моего ребенка из любви к своему брату, когда дрожала в моих руках, с ненавистью крича: «Ты моя!
» - это была просто первозданная тьма, пытавшаяся вырваться на волю? Если ты и впрямь подразумеваешь это, некромант, то ты либо лжец, либо дурак.
        - Как вы... - начал Глориндель, но Рослин перебила его - спокойно и ровно:
        - Я сколько себя помню, всегда слышала твой голос. Только не знала, что это твой. И что голос. И что слышу. Ты просто велел мне идти. Сюда.
        - Чушь, милая, - сказал Эр-Дьятис, лаская кончиками пальцев вспышку величиной с холм; а гул позади нарастал, крепчал, будто эта вспышка была гигантской воронкой, медленно засасывавшей войско тальвардов и их пленников. Поднявшийся ветер трепал волосы и плащи, гнул ветви деревьев, но облака по небу плыли все так же неторопливо, будто им не было дела до того, что сейчас случится с миром. - Ты слышала меня, это так, но никогда не слушала, как и положено маленьким вредным девчонкам. Я хотел, чтобы ты оставалась на месте, дождалась своего эльфа, вышла за него замуж, узнала его, увидела себя в нем. А тогда уже вы оба пришли бы сюда. Но ты ломанулась прямиком ко мне, будто собака, которая лезет на ногу, когда гонишь ее на место. Так что пришлось действовать сообразно обстоятельствам и направлять вас, насколько это было возможно. Я надеялся, правда, что все закончится в Тарнасе...
        - Почему твое войско встретилось нам только там? - спросила Рослин. - Почему они раньше нас не вели?
        - Ну, во-первых, это войско не мое. - Эр-Дьятис торжественно поклонился эльфу. - А во-вторых, не они вели вас, а вы их. Это ты была звездой, за которой они шли. Они двигались в том направлении, в котором падал твой взгляд, когда ты утром открывала глаза. Чему вы так удивляетесь? А вас не удивляло то, что вас за несколько недель блуждания по враждебной стране никто даже не попытался задержать? - Он фыркнул и вдруг стал похож на мальчишку. - Мне пришлось заставить вас немного поплутать. Нехорошо с моей стороны, знаю, но я не мог позволить вам прийти ко мне прежде, чем вы с Глоринделем узнаете друг друга. Поэтому в Тарнасе все только началось, ибо вас угораздило вдруг начать выяснять отношения. А когда вы были настолько заняты собой, ты, Рослин, вовсе переставала меня слышать. И начинала вытворять глупости. Ну с чего тебе понадобилось спасать Эллен, когда она пошла за своим Расселом? Она ведь была тебе не нужна. А столько лишних хлопот из-за этого.
        - Она нужна, - сказала Рослин, и Эр-Дьятис снисходительно улыбнулся.
        - Какая ты у меня сентиментальная девочка. Прежде - была нужна, да. Но не тебе, а Глоринделю. Так же как не ему, а тебе был нужен этот раскаявшийся головорез с большой дороги. - Говоря это, он даже не смотрел на Натана. - Потому что иначе вы могли бы попросту убить друг друга прежде, чем добрались ко мне. Так что пришлось мне выделить вам телохранителей, которые защищали бы вас от вас самих. Только телохранители - это слуги, Глориндель, Рослин, вы понимаете меня? Слуги, и больше ничего. Эти двое были вам хорошими слугами, вот только никогда нельзя делать слуг друзьями.
        - Это еще почему? - с холодной усмешкой спросил Глориндель.
        Эр-Дьятис повернулся к нему, и в его красивом узком лице в первый раз мелькнуло что-то, напоминающее удивление.
        - Не ждал услышать этот вопрос от тебя. Уж кто-кто, а ты должен понимать.
        - Я понимаю только то, что, не будь я ему другом, не дошел бы так далеко, - сказал Глориндель. - Откуда это презрение к простым человеческим привязанностям, милостивый государь Эр-Дьятис?
        - Потому что не о простых человеческих привязанностях сейчас речь, - раздраженно ответил тот и резко повернул ладонь ребром вверх. Белое сияние, дрожавшее над землей, беззвучно лопнуло, раскрыв, будто рану, тонкий алый надрез в поперечнике.
        Рослин сказала:
        - Теперь ты хочешь забрать у меня... это?
        Эллен вздрогнула. О чем вы говорите, миледи? О нашей глупой, ненужной, бесполезной теперь привязанности, нашей дружбе и нашей вражде - или о тьме внутри вас?
        Эр-Дьятис успокаивающе улыбнулся ей. Ветер трепал поля его шляпы, хлопал полами плаща.
        - Нет, что ты. У воды нельзя забрать ее течение, а у огня - его жар. Но использовать их - можно вполне. Нам очень повезло, друзья мои, что второе тело вашего общего духа принадлежит эльфу. Ты, Рослин, знаешь силу эльфийской крови, и Глориндель станет мостом между вашим общим духом и этой силой.
        - Звучит многообещающе, - сухо отозвался эльф. Эр-Дьятис посмотрел на него без улыбки.
        - Не будь дураком хоть сейчас. Ты же прекрасно знаешь, о чем я говорю. Что это будет за мир. И кем в нем будешь ты.
        Это он тоже знал, как и Рослин. Эллен смотрела на них и почти чувствовала, почти видела, как они отдаляются от них с Натаном, все дальше и дальше, подернутые дымкой света, заливавшего уже все вокруг, сколько хватал глаз. Ей захотелось закричать, но она не смогла набрать воздуха в грудь.
        - Знаю, - помолчав, вполголоса согласился эльф. - А вот как насчет тебя?
        - А меня там не будет, - беспечно отозвался Эр-Дьятис. - Ты убьешь меня уже через несколько минут. Это необходимо, к сожалению. Я всегда знал, что ты убьешь меня, так же как Рослин убила Глэйва.
        - Глэйва?!
        Это должна была крикнуть Рослин, а не я, подумала Эллен, но Рослин молчала, по-прежнему не сводя с некроманта глаз. Я буду вашим голосом, миледи, вашим чувством, вашим безумием, отчаянием, болью, я буду вами, только не уходите, не уходите еще немного...
        - А разве он ничего не сказал вам? Забавно... Глэйв был моим братом. Мы с самого начала знали, что нашим телам не уцелеть в этой истории. Как и вашим, впрочем. Но Глэйв все надеялся, что это можно предотвратить, и все свободное время тратил на поиск головы Баифета, отводящей неминуемую смерть. Что ж, я не удивлен, что он ее так и не нашел.
        - Он нашел, - сказала Эллен, - только это ему не помогло.
        Эр-Дьятис вопросительно посмотрел на нее, и под его изучающим взглядом она медленно сунула руку в седельную суму, поборола вспыхнувшую на мгновение жуткую уверенность, что внутри пусто, - и тут же ощутила под пальцами сухую холодную кожу мумии.
        - Скорее напротив, - добавила Эллен, вынимая голову Баифета. - Именно это его и убило.
        Она услышала, как тихо вздохнула Рослин, но не повернула головы. Эр-Дьятис какое-то время рассматривал артефакт, потом шагнул вперед и требовательно протянул руку.
        - Дай ее мне.
        - С чего бы это? - не шевельнувшись, спокойно отозвалась Эллен.
        Некромант рассмеялся.
        - А, ты решила, что эта прелесть спасет от неминуемой смерти тебя? Вынужден тебя разочаровать. Она действует не на того, кто ею владеет, а на того, кто связан с ее создателем. Впрочем, если ты говоришь правду, и она убила Глэйва... дай ее мне, женщина. Все должно идти так, как должно.
        Он лжет, с непререкаемой ясностью поняла Эллен. Сейчас он мне лжет. Мне ли?.. Голова Баифета не спасает от смерти. Она приводит к смерти, скорой и лютой. И я все еще жива только потому, что никогда не думала об этой вещи как о своей. А Глэйв знал, что Рослин убьет его, и хотел этого - он хотел, чтобы она сделала еще один шаг на пути в бездну, где ее ждал его брат. И теперь они на месте... в той самой бездне, и Эр-Дьятису осталось только приоткрыть дверь.
        - Нет, - сказала Эллен. - Нет!
        Эр-Дьятис не бросился на нее, не испепелил на месте, только опустил руку и нахмурился.
        - Рослин, прикажи ей.

«Он не может у меня это отнять, - лихорадочно подумала Эллен. - Голову Баифета... неминуемую смерть отобрать нельзя, разве только если мертв владелец, а его смерть предопределена! Значит, не ты, некромант, будешь тем, кто меня убьет! »
        И вдруг она поняла, что ей надо делать. Есть только один способ узнать, лжет ли Эр-Дьятис, верит ли в свою ложь, имеет ли эта ложь хоть какое-то значение. И если имеет - то Эллен ничем не рисковала, потому что так или иначе ей пришлось бы умереть.
        Она соскочила на землю и, метнувшись к коню, на котором сидели Рослин и Глориндель, ухватилась за стремя. Встретила взгляд калардинской княжны и вложила голову Баифета в ее ослабевшие маленькие руки.
        - Она будет вашей, миледи, - жарко прошептала Эллен, - но только после того, как вы убьете меня.
        Рослин держала голову Баифета в своих ладонях, а ладони Глоринделя лежали на ее запястьях, и оба они смотрели на Эллен. А она смотрела на них, слыша хриплое дыхание Натана в нескольких шагах от себя, и так же, как он, знала, что Рослин и Глориндель сейчас слышат и слушают оба - вместе, как один человек, чем они и были. Да, она знала это, как знала и то, что улыбка Эр-Дьятиса, которую она чувствовала затылком, была улыбкой победителя.
        Гул вокруг них превратился в рев, в котором уже можно было различить топот ног, бряцанье железа и монотонный хор, певший прекраснейшую в мире песню. А потом все стихло: на раз-два, будто кто-то невидимый отдал приказ, которому нельзя было не подчиниться. И если бы Эллен оглянулась через плечо, то увидела бы бурую толпу лиц, мехов, железа, заполнившую все видимое пространство. Толпу, которая ждала теперь одного-единственного слова или взгляда от духа тьмы, который смотрел на Эллен двумя парами глаз: черных и васильковых...
        И это были разные глаза. Глаза и руки, она все это помнила: вот в этих глазах было любопытство, а вот в этих - мольба, вот эти руки цеплялись за ее запястья, а вот эти бережно и крепко прижимали к себе и гладили по голове, и голоса - разные голоса - говорили ей «сука», «бедная», «дура», «мамочка»... Эти руки били - но били по-разному, с разной силой и разной яростью, а ведь прежде Эллен никогда не думала, что ярость тоже бывает разной. И жар бывает разным - хоть и сжигая, и грея, он все равно остается жаром... Тьма? Первозданная тьма? Да при чем же тут тьма, миледи, милорд, когда вы столь же различны в вашем безумии, сколь и похожи? И когда мы - я и Натан - похожи и различны точно так же, как вы? Ведь мы - не один человек, хотя оба мы служим вам, иногда одинаково, иногда по-разному. Мы были вам врагами, как умели, а вы нам отплачивали за это дружбой, как могли, и это было так по-человечески. Великие боги! В этом не было единой и первозданной тьмы, в этом вообще не было ничего особенного, ничего странного, ничего из того, о чем говорил Эр-Дьятис, хотя, может быть, всем нам было бы проще поверить в
это... Но ваша тьма, милорд Глориндель, - это всего лишь ваше одиночество и неверие, и ваша тьма, миледи Рослин, - это всего лишь невыносимое горе, и страх, и желание, чтобы пришла мама, вы же еще такая маленькая...
        ... она прокричала все это и еще много, много столь же отчаянных и ненужных слов за долю мгновения, пока ее рука прикасалась к руке Рослин. А потом умолкла, не подозревая, что за эту долю мгновения ни звука не вырвалось из ее до крови закушенных губ.
        - Твои эльфы здесь, - сказал Эр-Дьятис. - Пора. Эллен медленно разжала пальцы, цеплявшиеся за стремя.
        Рослин смотрела на нее.
        А Глориндель поднял голову и посмотрел на некроманта.
        - Пора, - повторил он и улыбнулся. Его ладонь отпустила запястье Рослин и легла ей на плечо. И тогда Рослин улыбнулась тоже.
        А потом швырнула голову Баифета Эр-Дьятису в лицо.
        Ветер перешел в ураганный вихрь. Толпа тальвардов зашевелилась, передние ряды смешались, отступая, - теперь от Эр-Дьятиса и остальных их отделяло всего тридцать шагов. И тогда показались эльфы. Она поднимали головы, изумленно оглядывались, хватались за пояса, на которых не находили оружия. Их было едва ли не вдвое больше, чем тальвардов, и на мгновение Эллен показалось, что сейчас они кинутся на своих пленителей и сметут их, как пыль, голыми руками... но только кто-то должен им это приказать.
        Эллен взглянула на Глоринделя. Он смотрел на своих эльфов, и по его лицу блуждала смутная, то ли пьяная, то ли горькая улыбка, какой Эллен прежде никогда не видела.
        Сколько еще ваших улыбок я не видела, господин Глориндель?
        - Убирайся с дороги, некромант, - сказал Глориндель, вытягивая меч. - А то ведь пришибу ненароком... неминуемо пришибу.
        - Постой, что ты делаешь?! - недоуменно крикнул Эр-Дьятис, хватая лошадь эльфа под уздцы. - Ты должен...
        - Я никому ничего не должен, - раздельно произнес Глориндель.
        Клинок его меча сверкнул в ослепительном сиянии, затопившем мир, описал в воздухе полукруг и замер перед толпой эльфов. Сейчас они принадлежали ему.
        Словно подтверждая свои права, он что-то закричал им на эльфийском.
        Тогда Эллен повернулась - мимо согнувшейся в седле Рослин, выхватывающего клинок Натана, мимо Эр-Дьятиса, что-то яростно кричавшего им сквозь вой и рев многотысячной толпы, - и увидела, что алая рана на теле белого сияния исчезла.

«Я люблю всех вас», - подумала Эллен.
        И не важно, почему они сделали это, думала она, глядя, как вздымается, пенится и обрушивается на бурое пятно желтая волна. Тьма или безумие, самолюбие или честь - все равно, как это называть.
        И не важно, что скажет мне Глориндель, что ему скажет Натан, что Натану скажет леди Рослин и что скажу леди Рослин я, когда закончится этот день, последний день нашего пути.
        И не важно, останется ли жив к концу этого дня хоть кто-то из нас, думала Эллен, поднимая коня на дыбы над головой бросившегося к ней тальварда.
        Все это не имеет никакого значения, думала она, потому что, если мы выживем, если мы скажем, если мы сможем, - я теперь буду знать зачем.