Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Орлов Борис : " Будь Готов " - читать онлайн

Сохранить .
Будь готов! Борис Львович Орлов
        Из проекта «Миры Бориса Громова».
        Борис Львович Орлов
        Будь готов!
        Часть 1. Взвейтесь кострами…
        Глава 1
        Ирка из минус третьего отряда, развратно поводя своими зелеными глазами, медленно подходит ко мне, крепко обнимает за шею, притягивает к себе и тянется целоваться, успевая при этом шептать: «Милый мой… Хороший мой… Единственный мой…» Я, с замиранием сердца, прижимаю ее к себе и…
        Тра-та-та - та-та! Трам-там-там-там-там-там…
        Гром фанфар из репродуктора и радостный голос диктора «Здравствуйте, ребята! Слушайте „Пионерскую зорьку“!». Блин! Какой сон обломали! Однако что же делать - пора вставать.
        Я скидываюсь с койки и тут же начинаю, вслед за хором подпевать гимну. Вот, некоторые говорят: есть пионеры, что поют только для виду, а сами уже давно… Странно. Ну, не могу я в это поверить! Разве можно оставаться равнодушным, когда слышишь:
        Сквозь тьму воссияло
        Нам солнце свободы,
        И Ленин великий
        Наш путь озарил!
        Гайдар - наше знамя!
        За Дедом Афганом
        Дорогою к счастью
        Клянемся пройти!
        Славься, республика,
        Наша свободная!
        Всех пионеров союз и оплот!
        Верной дорогою
        К счастью народному
        Нас от победы к победе ведет!
        Вот за этими мыслями я допеваю гимн и приступаю утренней гимнастике, под аккомпанемент бодрого наигрыша на баяне, и не менее бодрого голоса: «Встаньте прямо, ноги на ширине плеч…»
        Сегодня - воскресение, но в нашей дружине объявлен гайдаровский субботник. Гайдар сам, вместе с Лениным участвовал в первых субботниках, в том числе и в том, знаменитом, когда они вместе, Ильич и Петрович, надрываясь, таскали бревна. Так что мне сегодня, как звеньевому, нужно, если и не первым, то в числе первых попасть на Площадь Павших Борцов - туда, где будет торжественный сбор перед началом работы. А потому, после «…переходите к водным процедурам» я пулей влетаю в душ и быстренько обливаюсь холодной… просто-таки ледяной водичкой, не дожидаясь, пока колонка прогреет воду. Быстро растереться махровым полотенцем… а что? Законный мой трофей! Я его совершенно честно получил в свою самую первую кампанию…
        Был я тогда в нулевом отряде, только-только пятнадцать сравнялось. Тогда Объединенный Совет Дружин принял постановление об объявлении Зарницы Скандинавии. И сам Дед Афган (я, между прочим, еще живым его застал!) это постановление утвердил. Потому что достали!
        Шведы и финны на нашу территорию почти сразу после Большой Тьмы вторгаться начали. И чего им дома не сиделось? Говорят, что во время Великого Конца, их почти не задело. Так, упали кое-где газовые бомбы, но это ж разве «задело». Вон, от нашего Архангельска, который «задело», одни руины остались! Да там даже выродни не живут
        - что выродни! - трава там не сразу расти начала! Сколько наших полегло, когда оттуда оборудование вытаскивали - ого! Там, кстати, и батя мой, того… Дозу такую схватил, что разве только ночами не светился.
        Ну, так вот и полезли к нам скандинавы с «гуманитарной помощью». Мол, ах да ох, как же это - детишки одни, да без присмотра. А чего это «без присмотра»? Вожатых еще много было. Настоящих, тогдашних. Ну, и Дед Афган в придачу…
        В общем, развернули они эту гуманитарную помощь, а потом… Потом оказалось, что мы им за эту помощь свои недра должны лет на триста вперед, да еще бесплатно на них пахать. А они нас к себе в «малые народности» запишут. А мы уже тогда с одной такой «малой народностью» схлестнуться успели. Как раз в семнадцатом с оленеводами отношения выясняли. Ну и послал их Дед Афган по известному адресу. После этого и началось: что ни лето - приходят скандинавы и наших, кого захватить успеют, с собой увозят. Мы это долго терпели: у нас тогда в основном мелкота была. Но как подросли тогдашние октябрята, как хоть во второй отряд попали, вот тогда-то…
        Дед Афган со своими соратниками нашарил где-то в районе Череповца… ну, того, что от него осталось, Клуб Юных Моряков. А у них с десяток судов имелся, в том числе даже эсминец! Вот и пошли мы на Висбю. Скандинавов посмотреть, себя показать, и особо упертым объяснить, что больше к нам ходить не надо. Себе дороже выйдет. Вот когда Висбю захватили, я там это полотенце себе и добыл. Трофей. Там, правда, еще много чего взяли. Но все остальное я, как и положено пионеру, сдал. Я бы и полотенце сдал, но наш вожатый сказал: «Оставь, Леш, себе, на память». Вот и оставил…
        Под эти приятные мысли я успел сжевать приготовленный еще с вечера бутерброд с яйцом и картофельным пюре, а второй - прихватить с собой. По дороге дожую. Все, теперь бегом, бегом, бегом! Утром в воскресенье рейсовые машины ходят плохо, так что надо успеть…
        К остановке «Минус шестой отряд им. Аркаши Каманина» я и автобус «Урал» подлетели одновременно. Вернее, подлетел один я: автобус-то, притормаживая, почти подполз. В кунге-салоне - битком. Еще бы: кому охота за опоздание на субботник с тимуровцами объясняться? Приволокут на Совет отряда, а там и десять суток без личного времени схлопотать не долго. Да ладно бы только это! Меня, к примеру, со звеньевых как миленького попрут. И никакие прошлые заслуги не помогут. И вообще-то - правильно! Нечего опаздывать! Не зря ведь у нас записано: «Пионер - всем ребятам пример!»

«Урал» с рычанием отъезжает от остановки. Я озираюсь. В неверном свете северного утра все лица кажутся одинаковыми. Хотя…
        Не успеваю я додумать, как меня с силой хлопают по плечу:
        - Леха! Салют!
        Передо мной стоит Вовка Байкулов из отряда имени Алексея Ивакина. Поисковик, который ошибается один раз. В последнее время выродни навострились ставить всякие хитрые ловушки, и Вовка со своими ребятами только и делает, что всякие подлые штуки обезвреживает. А без поисковиков нельзя: Надо и оборудование вытаскивать, и оружие, и вообще: мало ли чего в старых развалинах «горячих» зон отыскать можно.
        Вовку я крепко уважал после того случая, когда мой отряд имени пионера-героя Аркадия Каманина был назначен в охрану поисковых партий ивакинцев. Поиск прошел великолепно: во-первых, за все время мы не видели ни одного дикого выродня, а из зверюг напали только волкособаки, да и то всего один раз. И стая была маленькая: штук триста, не больше, так что отбились легко. Во-вторых, поисковики отыскали старый армейский склад медикаментов, на котором были и драгоценные антибиотики, и шприцы, десяток тысяч ампул с сильными болеутоляющими. В результате все навьючились почище древних ишаков, и ползли обратно с черепашьей скоростью, когда…
        Грохнул слитный залп и пулеметчиков у меня не стало. Выродни! Одна из последних стай расписных! Как дозорные умудрились проморгать эту нечисть неизвестно, да и не спросишь уже. Из лесу на нас перло штук тридцать-сорок этих тварей, что особенно страшно - все с оружием!
        Именно в тот момент я и приготовился отдать жизнь в борьбе за дело Ленина. Пытаться сдержать этих зверюг без пулеметов - дело гиблое. Звено отряда имени Аркаши Каманина заполошно паля из всех стволов, пыталось сдержать выродней, рассчитывая в лучшем случае подороже продать свои жизни, давая возможность юным следопытам Байкулова уйти с бесценным грузом.
        Но Вовка, хотя и имел все основания уйти, оставив нас на съедение расписным выродням, не стал праздновать труса. Он приказал своим развьючиться и вступил в бой. На наше счастье, у поисковиков имелось два РПГ, и три десятка осколочных гранат мгновенно изменили ситуацию в нашу пользу.
        После этого раза было еще много чего, и с Вовкой мы не то, чтобы подружились, но заприятельствовали крепко. А так как он тоже звеньевой, то и на советах дружины мы с ним встречались, и на слетах, и на кострах. Много с ним было всего съедено, выпито, да еще всякого такого сделано, за что на совете дружины, конечно, разбирать не будут, но и по головке не погладят, всплыви все наружу.
        - Салют, Вовка!
        - На субботник?
        - Не, блин, гуляю. Привычка у меня такая: в полшестого гулять ходить.
        - Ну, я так сразу и понял, - Вовка хмыкнул, а потом уже потише поинтересовался, - Леш, ты натворил, что ль чего?
        - С чего это ты взял? Не-е, за мной вроде больших грехов не водится… - Я изумленно уставился на Байкулова, но тот показал глазами на дверь: выйдем, мол, там и договорим.
        На остановке «Площадь павших героев» мы выплеснулись из «Урала» и Вовка тут же оттащил меня в сторонку. Под грохот динамиков, из которых неслось задорное
«Взвейтесь кострами», он проговорил мне в самое ухо:
        - Тут днями меня в штаб тимуровцев вызывали. Так вот: тобой интересовались. Мол, как я к тебе отношусь, да как тебя оцениваю, да как что чего? По каким поискам тебя знаю, что о тебе другие мои ребята говорят? Леха, ты давай, колись: чего натворил? Если что - прикрою, как смогу. В крайнем случае, буду о переводе в наш отряд ходатайствовать…
        Во как! Да ведь не было за мной ничего такого… Нет, ну конечно, по мелочи было всякое, но уж чтоб тимуровцы интересовались - нет за мною таких грехов! Хоть режьте - нет!
        Вовка истолковывает мое молчание по-своему. Он шепчет мне в ухо:
        - Да ты не бойся, чудик! Ну что мы - не свои ребята, что ли? Ну чего ты там натворить мог? В измену не поверю, а так… Ну что, поддал в честь торжественного сбора, и вместо минус четвертого в четвертый отряд к девчонкам полез? По морде кому заехал, в процессе боевой и политической? Сэкономил свои полевые сто грамм, и сменял две бутылки на продукцию потенциального противника?..
        От последнего вопроса мне становится жарко. Действительно, один мутный паренек из минус второго предлагал мне выменять у него «веселые» карты с … ну, в общем, с женщинами. С капиталистическими женщинами. На некоторых такое надето было… Я, правда, отказался, но ведь не сообщил… Да и, если честно, отказался-то только потому, что не было у меня двух бутылок. Еще мечтал, что покажу эти карты Ирке из минус третьего: там же такие фасоны! Платье, а со спины - ничего! Обалдеть… И заводит…
        Вовка, должно быть, заметил мое состояние, и собирается задать новый вопрос, но вдруг… С ума сойти! Только что был человек, стоял перед тобой и - р-раз! - пропал, словно никогда и не было. А передо мной возникают двое тимуровцев. Здоровые такие быки. Одного из них я знаю: Колька Майков из минус шестого. Он к нам в отряд нового звеньевого тимуровского звена в прошлом году приводил…
        - Малов Алексей? - интересуется Майков, одновременно отдавая мне салют. И не дожидаясь моего ответа, - Пройдем-ка, товарищ звеньевой, с нами…
        Глава 2
        - Проходите, товарищ звеньевой. Присаживайтесь. Позавтракать успели? - и, не дожидаясь моего ответа, тимуровский старший звеньевой, сидящий напротив меня, нажимает кнопку селектора, - Чаю нам, и чего там еще…
        Почти сразу же - я только-только успел в кресло примоститься - в кабинет вошла здоровенная такая, под стать хозяину кабинета, тимуровка, в красной косынке на голове. В руках поднос с двумя стаканами брусничного чая и две тарелки. На одной - горка бутербродов, да не с яйцами или картошкой-моркошкой, и даже не с мясом или бужениной, а с настоящей чайной колбасой. На второй… Ой, мамочка! На второй тарелке лежит настоящее печенье. «Калорийное». Да его ж и колбасу только к праздникам! Ну, еще печенье - в паек, если в рейд, поиск, или на зарнице. А колбаса - вообще только в изоляторах! Верно говорят: «У тимуровцев, каждый день - рейд!» Работа такая…
        - Угощайтесь, товарищ звеньевой. Пейте чай. Вам одну ложку меда или две?
        Хозяин кабинета сама любезность, только мне от этого становится уж и вовсе не по себе: просто так тимуровцы никого обхаживать не будут. Зачем это я им понадобился? .
        - Ты, братишка, не стесняйся. Ешь бутерброды, печенье… Чего на них глядеть?
        Ну, ладно. Как бы там ни было, а колбаска - это хорошо! Я беру ближайший ко мне бутерброд и отправляю его в одним махом в рот. Красота!
        - И печенье бери, Алексей, не стесняйся. И не думай ничего такого: это я со своих пайков наэкономил. Вот ты, оказывается какой…
        - Какой? - бутерброд застревает у меня в горле. - Какой?
        - Да не волнуйся ты так, звеньевой! - тимуровец посмеивается. - Кстати. Я ж так и не представился. Белопахов Василий. А пригласил тебя к себе… Тебе ж, конечно, не терпится узнать: зачем это ты нам понадобился, так?
        А то! Интересно: мне отвечать, или нет?..
        - Так вот, пригласил я тебя, чтоб познакомится поближе. Ведь как-никак в нашей дружине не так много тех, кто четыре зарницы прошагал…
        Это он верно подметил. Таких как я - по пальцам пересчитать можно. Особенно вторая зарница нам большой кровью далась. А я еще в Псков ездил, когда они десант скандинавский пять лет тому отбивали. Оттуда наших всего два грузовика и вернулось. В смысле - живых… Гробов мы тогда пять «Камазов» и девять «Уралов» привезли. Это не считая тех, что без вести…
        - Вот ты в поиски ходил, - Белопахов прихлебывает чай и жмурится от удовольствия.
        - А с каким, к примеру, отрядом следопытов лучше всего работается? Как считаешь?
        - Ну… вообще-то, с любым, но я вот - с ивакинцами больше работать люблю.
        - Да? А чем же они, например, от горяиновцев отличаются?
        Отряд юных следопытов имени Романа Горяинова… Да я с ними всего два раза и встречался…
        - Я, если начистоту, товарищ Белопахов («Василий, Василий», - поправляет меня тимуровец, улыбаясь.), горяиновцев мало знаю. Один раз с ними в поиск ходил, когда в Мирный пытались прорваться. Так тогда ведь много следопытов пошло. Наверное, со всех дружин собрали.
        Я рассказываю ему эпопею мирненского прорыва. Тогда, три года назад, у кого-то в Объединенном Совете Дружин родилась идея попробовать прорваться в город и на космодром с воды. И попробовали. И положили в этом прорыве почти триста пионеров. И еще семеро комсомольцев-вожатых сгинули без следа. А вот о результатах - положительных результатах, я, признаться, не слыхал…
        Белопахов слушает внимательно, почти не перебивая. Лишь иногда задает наводящие вопросы или уточняет подробности. А как только я заканчиваю, тяжело вздыхает:
        - Да уж, Леха, досталось вам… Но ведь пионер - всем ребятам пример, так?
        - Так, - соглашаюсь я и от себя добавляю - Пионер равняется на героев борьбы и труда!
        Тимуровец улыбается, а затем начинает расспрашивать о поисках с ребятами Байкулова. Мне становится как-то не по себе. Нет, с одной стороны приятно рассказать о себе, о своих делах, победах и подвигах, но с другой… Он что же это, под Вовку копает?..
        - Товарищ старший тимуровец, я все в отчетах написал…
        Он на мгновение становится серьезным и сосредоточенным, но потом снова улыбается:
        - Пионер - честный и верный товарищ, всегда смело стоящий за правду, - теперь уже он цитирует «Законы». - Решил, что друга твоего проверяем? А если?
        - Я все изложил в отчетах, больше добавить нечего…
        - Да успокойся, Леха, расслабься. Все в порядке с твоим Байкуловым. А вот поподробнее рассказать тебе все-таки придется. Кстати, может лучше напишешь? Вдумчиво, не торопясь, со всеми подробностями. Причем, постарайся не упускать даже мелочи. Пусть они тебе покажутся не важными, а все-таки…
        Он придвигает ко мне чернильницу, ручку и стопку бумаги:
        - Последний поиск распиши во всех деталях. Когда закончишь - позови, - и с этими словами он выходит из кабинета, оставляя меня один на один с моими мыслями и подозрениями.
        Интересно, кого они все-таки «крутят»? Меня? Да ведь не за что! Вовку? Да вроде тоже не за что… Хотя, конечно…
        Слушай, Леха, а если кто из Володькиной команды накосячил, а?! Точно! Вот и ответ на все мои терзания! Вовка - добрая душа, думал, что это меня, а у самого… Под самым носом! И, судя по тому как меня обхаживают, крепко кто-то накосячил! Как бы еще не измена Родине…
        Часа через два, отдав Белопахову полный (абсолютно полный!) отчет о последнем поиске и получив приглашение захаживать по-дружески - так, посидеть, поболтать, попить чайку, я покинул здание тимуровской команды и пошел себе, куда глаза глядят. Спешить мне было некуда: субботник давным-давно кончился, на сбор идти не хотелось, до вечерней дискотеки еще добрых четыре часа. Пойти что ль Вовку найти?.
        Но до вечера, до танцев я так и не нашел Вовку. А потом были танцы, была Ирка и вообще… Короче, мне стало не до Вовки и не до отряда имени Ивакина. Так что встретились мы только на второй день, опять случайно.
        Я торопился на работы. На эту неделю мое звено было назначено на «химию». Не за провинности, как обычно попадают на химпроизводство пионеры, а так - по разнарядке. И это успокаивало: по разнарядке на химию больше чем на десять дней не пошлют, при условии выполнения плана, разумеется. Поэтому, мы звеном решили: постараться работать ударно, по-стахановски, и план не просто выполнить, а и перевыполнить! Тут ведь как: во-первых, если выполним объем работ поскорее - больше свободного времени дадут, а во-вторых, если докажем свою полезность - дальше будут назначать на хорошие, интересные работы. Например, на лов рыбы. Или на мясозаготовки. Что-то я давно на лосей не охотился…
        У нас, рядом с городком Лесной, что в ста километрах от старого города - Вологды, здоровенное болото. Собственно, раньше это был не город, а пионерский лагерь, да и болота никакого не было, но после Большой Тьмы многое изменилось. Так вот, в нашем болоте лоси расплодились неимоверно. На них-то мы и охотимся. Мясо у них - не очень, больно жесткое, но они ж, гады, на поля выходят! А в последнее время и на людей стали нападать. Особенно - весной. Наше звено всегда было первым… ну, нет, не первым, конечно, но уж вторым по охоте - точно! На лося норматив - три патрона, а мы - редко, если и два потратим. Так что даже немножко обидно, что первоклассных охотников, никак не хуже Соколиного Глаза или Шаттерхенда, послали на химию.
        Однако разве работа на целлюлозе - повод для уныния? Ну нет…
        - Звено! Песню… Запе-ВАЙ!
        Коричневая пуговка валялась на дороге.
        Никто не замечал её в коричневой пыли,
        А рядом по дороге прошли босые ноги,
        Босые, загорелые протопали, прошли.
        - гаркнули двадцать пять молодых, здоровых глоток. Мы подтянулись, ускорили шаг:
        Ребята шли гурьбою по западной дороге,
        Алёшка шёл последним и больше всех пылил.
        Случайно иль нарочно, того не знаю точно,
        На пуговку Алёшка ногою наступил.
        В этот момент к нам присоединяется другой хор:
        - А пуговка - не наша, - сказали все ребята, -
        И буквы не по-русски написаны на ней!
        К начальнику заставы бегут, бегут ребята,
        К начальнику заставы скорей, скорей, скорей!
        Это нас догнал отряд имени Ивакина. Допев песню, я оглядываюсь:
        - Салют, Вовка!
        - Салют, Леха! Тоже, на целлюлозу?
        - Ага. На неделю. А вас за что?
        - А ни за что.
        - Все говорят «ни за что», - я подпускаю в голос интонаций из фильма про милицию,
        - а все-таки?
        - Слушай, Леш, кончай из себя Жеглова разыгрывать, - похоже, Вовка обиделся. - Сказано же: по разнарядке.
        По разнарядке? Забавно… Что это за разнарядка такая, если на целлюлозу погнали юнармейцев и следопытов? Очень странно…
        Но перед началом смены все выясняется. На коротком митинге парень из Дома Пионеров объясняет нам, что, наконец, удалось запустить патронный завод на полную мощность. Ну, тогда все ясно! Республике нужна целлюлоза, чтобы делать из нее порох. Навались, ребята!..
        В пересменке рядом со мной оказывается Вовка. Я собираюсь сказать ему о своих догадках по поводу его ребят, но он опережает меня:
        - Слушай, Леша. Меня к тимуровцам вызывали. Так по всему выходит, что это не ты, а кто-то из твоих хлопцев напортачил. Ты проследи…
        Во как! Интересно, интересно…
        Я решил обсудить все с Вовкой подробно, но вечером не вышло - сверхурочные, а на следующий день меня вызвали на торжественный сбор. Принимаем октябрят в пионеры…
        Малыши, серьезные, насупленные, в новенькой, отглаженной форме, стоят идеально ровной шеренгой. Вперед выходит наш председатель совета дружины, Серега Заборников:
        - Дружина… К выносу знамени… Смирно! Равнение на знамя!
        Под звуки горнов и грохот барабанов шестеро юнармейцев выносят знамя дружины имени Александра Матросова. Все присутствующие дружно отдают салют, даже наш старший вожатый, Алексей Владимирович. Он отдает салют левой рукой - правой у него нет. Оторвало осколком снаряда. В том бою Алексей в одиночку уничтожил две скандинавских «стервы». Горят они фигово, да и забронированы - ого! Хорошо, что теперь их почти не осталось, а то наши танки с ними - не очень…
        - К принятию торжественной клятвы… Смирно! Равнение на середину!
        В наступившей тишине звенят ребячьи голоса, произносящие чеканные слова: «Я, гражданин Пионерской Республики, вступая в ряды Всемирной Пионерской Организации, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою Родину; жить, учиться, трудиться и бороться, как завещали великие Ленин, Гайдар и Дед Афган, как учит нас старший товарищ - комсомол. Я клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным, всегда беспрекословно выполнять законы пионеров Пионерской республики, приказы командиров и начальников, хранить доверенную мне государственную и военную тайну. Я клянусь всемерно беречь пионерское имущество и до последнего дыхания быть преданным Пионерской Организации, своей Родине и ее правительству - Объединенному Совету Дружин.
        Я всегда готов по приказу Объединенного Совета Дружин выступить на защиту моей Родины - Пионерской Республики и, как пионер, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
        Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара пионерского закона, гнев моих товарищей и всеобщая ненависть и презрение пионеров всего мира».
        Малыши читают текст клятвы, а я смаргиваю невольную слезу. Смена! Какая смена! Вон тот, например: сам по росту чуть выше «калаша», а на груди уже не обычная пластмассовая звездочка, а старая, металлическая, наградная. Что же ты успел сделать, паренек, что тебя наградили? А ведь у нас награды зря не дают…
        Последний малыш дочитал клятву и встал в строй. Кто-то протягивает мне новенький, крашенный ягодным соком галстук. Вся шеренга старших дружно шагает вперед и повязывает новым пионерам галстуки. Передо мной девчушка с пожелтевшими бантиками на соломенных волосах. Бантики старинные, наверное, от бабушки остались, но в такой торжественный день…
        - Поздравляю.
        - Спасибо - лепечет малышка, и тут же начинает расправлять галстук, чтобы он лег покрасивее. Женщины!..
        Мы отступаем назад. Два новых звена - целых восемьдесят пионеров стоят в строю. Сейчас будет самый первый в их жизни салют…
        Алексей Владимирович выходит вперед. Гордо выпрямляется, оглядывает малышей:
        - Юные пионеры! К борьбе за дело Ленина, Гайдара, деда Афгана, за правое дело Пионерской Республики будьте готовы! - и взметывает левую руку.
        - Всегда готовы! - дружный звенящий хор.
        Молодцы! Наша смена! Мы еще повоюем!
        - Товарищ старший звеньевой? Вам - девчушка-пятоотрядница протягивает мне бумажный прямоугольник. Письмо? От кого? И почему на сборе?

«Старшему звеньевому минус шестого отряда им. Аркаши Каманина, Малову Алексею Борисовичу. По получению предписания, вам должно немедленно прибыть в г. Галич, в Штаб Объединенного Совета Дружин. Форма одежды - парадная»… О как! Это кто же у меня мог ТАК накосячить, что в столицу вызывают?..
        Глава 3
        Хмурый тимуровец тщательно проверил мои документы, на всякий случай уточнив:
        - Малов Алексей?
        Кивком подтверждаю: да, мол, это я и есть.
        - Проходите, вас ждут.
        Лестница, ведущая на второй этаж, в конце которой уже трое тимуровцев - один другого здоровее. Увидев мои нашивки за двенадцать поисков, девять рейдов и аж за четыре Зарницы, они салютуют мне первыми. Но тут же тот, что посередине протягивает руку:
        - Оружие, товарищ старший звеньевой.
        Снимаю с юнгштурмовки ремень с кобурой и протягиваю тимуровцам. Лязгает дверь несгораемого шкафа…
        - Проходите. По коридору направо.
        Я зашагал по коридору, мимо ТОГО САМОГО МЕСТА. Дверь в кабинет Деда Афгана, как обычно, охраняли двое пионеров-первоотрядников: мальчишка и девчонка. Юнармейцы. Оба - в синей с белым парадной форме, в красных пилотках. Девчонка еще и в белоснежных бантиках. У паренька на груди - обычный «калаш», у девчонки - «ксюха»…
        Я поворачиваюсь четко, как на параде, и беру «под салют». Кабинет Деда Афгана - святыня святынь! А паренек-то мои нашивки разглядывает. Ну-ну. Посмотри, малек, поучись. А девчонка… Ой! Вот это да!..
        Лицо пионерки обезображено длинным шрамом. Просто он - слева, вот я его сразу и не заметил. Это кто ж тебя так? Наверное, выродни, потому как у девчонки - три нашивки за поисковые рейды в зоны высокой опасности. Одна, к тому ж, серебряная… Молодец, мелкая! Хорошо дралась… Постой-ка, а это не из нашей ли она дружины? Ну, точно! Видел я ее как-то… только шрама у нее тогда еще не было… У ивакинцев она… Как же тебя?.. Вспомнил! Катя Логинова, позывной «Чайка». Снайпер…
        А теперь вперед, туда где мой тезка и почти однофамилец, Алексей Махров, председатель Тимуровского Комитета, обустроил свой кабинет. У входа снова караул. Но теперь уже не тимуровцы, а юнармейцы. Правда, отряд минус шестой, не меньше…
        Я салютую часовым, они отвечают. Один из них распахивает передо мной дверь:
        - Разрешите?
        - Проходи, товарищ Малов, проходи…
        За большим письменным столом сидит… нет, не Махров. Это Верховный Пионервожатый Республики, Иван Евграшин, а Махров стоит рядом.
        - Как добрался, товарищ Малов? - интересуется Евграшин. - Где устроился? Обедал?
        Я отвечаю, что добрался хорошо, устроился у юнармейцев и вместе с ними пообедал в столовой, а в голове назойливо стучит: «Зачем вызвали? Зачем? ЗАЧЕМ?!»
        - Ну раз ты сыт и разместился, я думаю что нет смысла тянуть. Верно, Алексей?
        - Так точно, - подтверждает Махров и, глядя мне прямо в глаза тяжелым, каким-то мертвым взглядом, не то приказывает, не то предлагает, - Ты сядь, Малов, сядь. В ногах правды нет.
        Я усаживаюсь в удобное, обитое вытертым плюшем, старинное кресло еще из старых времен, дореспубликанских времен…
        - Разговор у нас с тобой будет долгий, серьезный, ну и, сам понимаешь, секретный…
        Ого! Они что, задумали что-то? То-то я слыхал, что нынешний председатель Объединенного Совета Дружин «не тянет»… Дела…
        Евграшин откашливается, но говорить начинает Махров:
        - Вот что, Алексей. Ты парень неглупый, грамотный, все о тебе хорошо отзываются… А вот скажи: ты когда-нибудь задумывался, что дальше?
        - То есть как это? - Точно! Переворот затевают… Вот это влип…
        - Подожди, Алеша, - в разговор вступает Евграшин, - дай-ка я проще поясню. Алексей, как ты думаешь: через десять лет в нашей Республике жить станет лучше?
        - Ясно, лучше!
        - А почему?
        - Ну… Мы много строим, много делаем… Вот завод в Ухте на полную вывели… Даже птицефабрику собираемся… Детей много! А раз много детей - значит, будут рабочие руки, так? Значит, точно - жить станем лучше!
        Закончив свои рассуждения, я гордо взглянул на них. Ну, разве я не прав? Но, ни Евграшин, ни Махров что-то не торопятся подтверждать мои выводы…
        - Видишь ли, Алексей, - Евграшин озабоченно чешет нос, - все было бы так, как ты говоришь, если бы не одно «но».
        Что еще за «но»?..
        - Скажи, ты в деревне бывал? - низким, без интонаций голосом интересуется Махров.
        - Ну, бывал…
        - Поля, луга видел?
        - Да видел я, товарищ председатель тимуровского комитета. И поля, видел, и луга…
        - Их больше стало? - и опять давит своим мертвым взглядом. - Вспоминай, старший звеньевой.
        Да вроде нет. Там, где мама жила, полей вроде даже меньше стало. Ну, точно. Я помню, что когда совсем маленький был, у реки поле было овсяное. Я еще тогда говорил, что оно - геркулесовое. Мама меня туда возила, когда ее на полевые работы посылали, в пионерский десант. Ну, колоски там подбирать и все такое… Она ж тогда кормящая была и еще сестренку Зинку ждала, вот и попадала на легкие работы. Типа прогулка на свежем воздухе. А потом, когда уже постарше стал, сам в этот же колхоз ездил в десант. Так не было этого поля. Деревенские говорили - болото съело. И осушить не смогли. Вроде, кто-то приезжал из Дворца Пионеров - юный мелиоратор, что ли? - так он сказал местным юннатам, что сделать ничего не может… Да, еще Ирка рассказывала, что будто бы дед ее подружки - старый большевик, ему уже пятьдесят шесть! - жаловался, что в деревнях у Двины посевные площади втрое сократились…
        - Нет, товарищ председатель тимуровского комитета, больше их не стало. Вроде бы - даже меньше стало…
        - А есть мы что будем, если полей уже сейчас - нехватка? А ну-ка, вспоминай, Малов: сколько раз только за этот год гарниры отменяли?
        Бли-и-ин! А ведь и верно: чуть не раз в неделю мы мясо или рыбу без гарнира рубали. Раньше-то, как сейчас помню: и каша на завтрак, и макароны, и капустка там, свеколка… А сейчас - только хлеба в обрез, картошка и морковка, которая после Тьмы чуть не самая урожайная культура. Иная морковочка пуда на два потянуть может… А все остальное - грибы, мясо да рыба…
        Я молчу. А чего говорить-то? Хотя… Это что же получается? Мы, значит, с голоду подыхай, сухари вместо конфеток малькам отдавать станем, а буржуи разные будут сидеть, обжираться, руки потирать и ждать, пока мы от голода загнемся?..
        - Я, товарищ председатель тимуровского комитета, так думаю: раз у нас еды мало - надо ее у скандинавов забрать! - я непроизвольно сжимаю кулаки. - Зарницу им объявить и вырезать до последнего. Там земля есть и поля можно…
        Я собираюсь развить свою мысль дальше, но меня останавливает Евграшин. Мягким движением он, словно бы по-дружески, толкает меня в плечо и поворачивается к Махрову:
        - Вот, Алеша, именно об этой реакции я тебя и предупреждал. Смотри: глаза горят, кулаки сжаты, аж костяшки побелели. Четыре зарницы прошел, пятая ему - нипочем! Э-эх, Алексей, - это уже ко мне, - да было б у нас таких, как ты хоть двадцать тысяч - так бы и сделали. А как прикажешь поступать, если ребята вроде тебя - на вес золота?..
        Доброе слово и кошке приятно! Я расслабляюсь, и тут вдруг Махров, совершенно не меняя своего мертвого выражения лица и не отводя своего мертвого взгляда нагибается к столу и вытаскивает из него бутылку:
        - Давайте-ка, мужики, выпьем по сто боевых. За то, чтобы на будущий год - в Артеке!
        Если бы этот новогодний, хотя, в общем-то, вполне обычный тост произнес кто-нибудь другой, а не Махров, которого скандинавские солдаты уже в пятнадцать лет прозвали
«Вита дёден», когда он командуя летучим звеном лыжников наводил ужас на маатилы, кили, утпосты и прочие стады, я бы окончательно расслабился и выпил бы свои сто грамм без задней мысли. Но тут…
        - И верно, - присоединяется Евграшин. - Давайте-ка мы с вами, Алексеи, выпьем за то, чтобы древняя столица пионеров всего мира снова зазвенела пионерскими голосами!
        Мы чокаемся старинными рюмками, еще из Чехословакии, и опрокидываем их содержимое в себя. Э-эх! Хоть и говорят, что «первая - колом», но к данному напитку это явно не относится. Это вам не «Советская пионерская», не «Столичная пионерская», даже не «Особая комсомольская». «Гвардейская» - до сих пор пробовать не доводилось! Говорят, что есть еще какая-то «Большевистская», но вряд ли она лучше, чем эта. Тонко отдает медом и, кажется, морошкой, а запах! М-м-м, вкусно…
        - А вот скажи нам, Алексей, как по-твоему: есть шанс Артек увидеть или нет?
        Вот-вот, поэтому-то расслабляться в такой компании и нельзя! Не успели еще по первой, а Махров - смерть белая - уже с вопросиками политическими. Ну, и что вот ему отвечать прикажете?..
        - Если Родина прикажет - обязательно увидим! - я тоже не первый год на свете живу! Знаю, как отвечать на подковыристые вопросы…
        Ой! Эти двое уставились на меня так, словно две холодные струи в лицо ударили. И даже взгляд от этих двух пар глаз, нацелившихся на тебя, точно орудийные стволы, отвести нельзя.
        Евграшин смотрит внимательно, изучающее, а Махров - тяжело, оценивающе. Так неуютно, как под прицелом этих взглядов, я еще никогда себя не чувствовал… Даже когда у меня, еще в минус втором отряде, запрещенную книгу нашли… Черт меня тогда дернул в поиске эту книжку с цветными картинками подобрать! Название - не по-нашему - «COSMOPOLITAN», а текст - по-русски. И описывалось там, что девчонкам в ребятах нравится. И девки там - в раздельных купальниках или в таких… не знаю, как оно называется, но все такое… полупрозрачное… заводит! Вот и не сдал тимуровцу, а хранил… Отчитывали меня на Совете дружины ого как! Со стыда готов был сквозь землю провалиться. Когда к двум месяцам без личного времени приговорили - даже не испугался и не расстроился, а только рад был, что разбор моего дела закончился… Но тут…
        - Слушай меня, Алексей, очень внимательно, - наконец произносит Евграшин. - Все, что ты сейчас услышишь - государственная тайна. Понял?
        Я киваю, и он продолжает:
        - Артек - есть! Земли, на которых он стоял - полуостров Крым - не подвергались ударам во время империалистического нападения, которым враги пытались задавить нашу вторую революцию. Мы имеем самые точные данные, что там и сейчас живут люди, что выродней там практически нет, и что… Алеша! Быстро воды! Сядь, мальчик, сядь… Все хорошо, все нормально…
        Ага! Ничего себе «все нормально»! Вот так тебе спокойно сообщают, что сказочный Артек, в который, пожалуй, даже и мальки из третьего отряда не очень-то верят, существует на самом деле! Да еще целый и практически невредимый… Еще скажите, что там Ленин, Гайдар и Дед Афган правят, и будет все нормально… Совсем «нормально»!..
        - Я ему лучше еще сотку плесну - сообщает Махров и в моей руке, словно сама собой оказывается рюмка «Гвардейской». Я выпиваю не ощущая вкуса…
        - Ну, Алексей, успокоился? - интересуется Евграшин. - Тогда я продолжу…
        Рассказывает он долго. Оказывается, наша республика стоит на грани натуральной катастрофы. Из-за сейсмического воздействия ядерного оружия, которым империалисты всех стран устроили нам Большую Тьму, в нашей почве что-то нарушилось. Какой-то гидростатический режим. Потому-то у нас и болота поперли со страшной силой. И уже сейчас Пионерия - на волосок от голода.
        Конечно, можно устроить полномасштабную зарницу скандинавам и отобрать землю у них. Тем более, что и разведка докладывает, что их этот катаклизм не коснулся. Только Вожатые со старыми большевиками прикинули, что после такой войны и от нас не больно-то много останется. Процентов двадцать, не больше. И основные потери придутся на мелких - от октябрят и до нулевого отряда включительно…
        - Так что, Алексей, сам понимаешь - этот выход мы оставляем на самый крайний случай. Конечно, если нам ничего другого не останется - будет зарница. Все пойдем, и никто нас не остановит. Но, возможно, есть и другой путь…
        Вот это да! Оказывается, на юге России и Украины, тех стран, на которые предатели растащили после капиталистического заговора СССР, уцелели нормальные люди. И живут себе, поживают, и не подозревают о нашем существовании.
        - В последнее время нашим юным техникам из Дворца Пионеров удалось зафиксировать радиопередачи из этих регионов. По их интенсивности, мы можем сделать вывод, что население там многочисленно, но не настолько агрессивно, как скандинавы.
        Дальше он рассказывает, что люди, живущие на юге, в том числе и в районе древней пионерской столицы, похоже, все еще находятся под влиянием вражеской пропаганды, которая буйным цветом разрослась после капиталистического переворота. Но это и к лучшему. Может быть, с ними удастся договориться и выкупить пионерскую территорию
        - Крым, за те ценности, которые перед самой войной революционеры успели вывезти из Москвы вместе с детьми - первыми пионерами.
        - Дед Афган, словно предугадав подобное развитие событий, настоял тогда, чтобы его, именно его революционерам-омоновцам доверили еще и кремлевские сокровища. Кстати, Алексей, - интересуется Евграшин, - ты в Алмазном фонде бывал?
        - Да… Давно, правда. Еще октябренком. Отец был тогда жив, а он был из первых пионеров, кого Дед Афган лично в звеньевые произвел. Батя нас с сестренкой и водил, когда первый раз из изолятора вышел…
        Евграшин и Махров молчат, отдавая дань памяти Борису Малову, пионеру-герою из нового призыва. Затем Махров молча наливает в рюмки из бутылки:
        - Вечная память героям!
        Выпив, Евграшин заканчивает свое объяснение. Готовится разведка. Нужно найти дорогу на юг, по которой можно будет пройти в Крым. И не просто пройти, а чтобы относительно безопасно, чтобы можно было перевезти оборудование, запасы, а самое главное - мелких. Они - наше главное богатство!
        - А чтоб найти такую дорогу и наверняка найти, принято решение: старшего звеньевого минус шестого отряда имени Аркаши Каманина, Дружины имени Александра Матросова назначить старшим звеньевым второго отдельного сводного поискового звена. Присвоить второму отдельному сводному поисковому звену имя пионера-героя нового призыва Бориса Малова.
        Глава 4
        Вечерний Галич - красивое место! Особенно - в начале лета, как сейчас. Галичское озеро, которое и раньше было немаленьким, а теперь просто выглядит как настоящее море, могучая, полноводная Кешма, протекающая через весь город, лодки и катера на реке и на озере. Все это кажется таким мирным, таким уютным… Неужели все это погибнет, поглощенное болотами, топями трясинами?! А может, ошибается наш ученый народ из Дворца пионеров, а?..
        Я отсалютовал малькам не старше четвертого отряда, которые возились с укреплением берега реки, и пошагал себе дальше, поглощенный тревожными мыслями. Ну, хорошо: пойдем мы в Артек, найдем дорогу, вернемся, доложимся. А дальше?.. Это какие же бешеные труды, чтобы всем переселиться?! Вон здесь у нас худо-бедно, но жизнь налажена, нам бы еще только харчишек побольше - совсем замечательно бы было, а там? Там, на новом месте? Как оно там будет? Как все пойдет и сложится?..

…Ого! Я так задумался, что не заметил, как до самой площади Вождей Пионерии дошагал! Вот он - памятник на ступенчатом основании. Ленин - на самом верху, руку простер; ступенью ниже - Гайдар с книгой в руках, а еще ниже - Дед Афган, каким он в молодости был. Стоит и на пулемет опирается. Хорошо, что вовремя очухался, а то вот не отдал бы им салют - пришлось бы потом с тимуровцами объясняться!
        Перед памятником - целая толпа малявок. Отряд пятый, а то и шестой. Да и не один, если верить количеству флагов. А у самого цоколя - старый большевик, причем если по внешнему виду судить, так ему не то, что за пятьдесят - за шестьдесят! Да еще и с гаком. Он еще из тех, кого сам Дед Афган сюда привез. Из первых…
        Рассказывает он что-то ребятишкам, а те притихли: не возятся, не шепчутся, не толкаются. Оттого и голос у большевика, хоть и старческий, надтреснутый, а слышно
        - на самой дальней стороне площади любое слово разберешь…

… - Вот, ребята, и наш Аркадий Петрович тоже пошел воевать с фашистами. Сталин не хотел его отпускать - слыханное ли дело, чтобы соратник самого Владимира Ильича шел на фронт простым солдатом? Но Гайдар ответил Иосифу Виссарионовичу так: «Ты же не прячешь своих сыновей в тылу. Почему же я должен отсиживаться, когда многие из моих ребят-пионеров уже бьют фашистских гадов?»
        Много славных подвигов совершил Аркадий Петрович. Но в конце концов вызвали фашисты специальную команду, выследила она отряд Гайдара, окружила. Оставалось гайдаровцам только одно - с боем прорываться. Пошли в атаку партизаны, и в первых рядах шел Гайдар с верными соратниками-пионерами…
        Здорово рассказывает старик! Так и представляются Гайдар в кубанке, а вокруг - парни в юнгштурмовках, с автоматами в руках. И ведь так все и было - видел я картину в музее. Говорят, ее еще до Тьмы рисовали… А старый большевик между тем продолжает:
        - И не выдержали враги яростного напора партизан. Сотнями валились наземь, сраженные меткими партизанскими выстрелами. Но в последний момент, когда близка уже была победа, увидел Гайдар, как один из уцелевших врагов прицелился в юную пионерку. Вскинул он оружие, да не выстрелил - патроны кончились. Бросился тогда Гайдар вперед, и заслонил девочку собой. И ударила подлая пуля Аркадия Петровича в самое сердце…
        На площади шевеление. Это смахивают слезы. Кто-то из девчонок всхлипывает. А ветеран продолжает:
        - Вынесли пионеры тело своего вождя из боя на руках. Накрыли плащ-палаткой и поклялись, что никогда не забудут Аркадия Петровича Гайдара, крепко отомстят его врагам и продолжат его святое дело. И с тех пор одной из главных песен пионерии стала песня «Гайдар шагает впереди!»
        А ниже, ребята, кто стоит?
        Мелкие зашевелились, зашелестели. Сперва несмело, полушепотом, а потом уже в полный голос:
        - Дед Афган… Дед Афган! ДЕД АФГАН!!!
        - Правильно, ребята. Это наш с вами первый Верховный Вожатый - полковник Воздушно-десантных войск Советского Союза в отставке Остапенко Евгений Алексеевич, которого мы с вами знаем по псевдониму Дед Афган… Еще во времена СССР, до капиталистического переворота, воевал он в горах, на далеком-далеком юге, где Страна Советов отстаивала свободу народа от подлых буржуинов. Это место называлось НДРА, а полностью - Афган. Там он стал Героем, там же был несколько раз ранен. Его должны были сделать генералом, но тогда международные империалисты уже подкупили многих продажных в верхах великой страны победившего народа, и он не просто не стал генералом, но еще и в отставку попал. «Ушли» его в отставку! И не его одного: многих самых лучших и самых честных командиров предатели оклеветали и выгнали из армии, а некоторых даже отдали под суд.
        И воспользовались буржуины и их наймиты подлые тем, что повыгоняли из армии всех честных и смелых. И учинили переворот страшный, а возглавил его бывший бандит по кличке Меченый. Фамилию его история до нас не донесла, да оно и к лучшему: не хватало еще всякую уголовную шушеру по фамилиям величать!
        Меченый на машине своей по Москве - столице разъезжал да понравившихся маленьких девочек, которые из школы шли, ловил. («А зачем они ему? - вопрос из толпы, и тут же шлепок и внятное - Не перебивай!»). Весь город его длинный черный автомобиль под номером ЕБН 00 знал и боялся. Особняк себе из здания университета устроил, и назвал его «Фонд помощи горбатым»! А еще пьяница он был: пришлось буржуинам все виноградники вырубить, все заводы спиртовые взорвать, чтобы только главаря своего хоть раз трезвым увидеть… Но самое страшное, что сотворил этот выродок: отобрал он у пионеров всего мира их столицу - Артек. И чтобы память ее навсегда стереть велел Меченый переименовать ее. И стала она называться Фарос…
        Старый обводит взглядом притихших мальков. Те стоят, застыв от ужаса, пытаясь вообразить себе весь масштаб постигшей пионерию катастрофы. Старик откашливается и продолжает:
        - И повылазили тогда изо всех щелей таившиеся враги - олигархи, журналюги, солженицыны, попса… Застонала тогда Родина, и стал Дед Афган со своими верными товарищами - омоновцами и вэвэшниками собирать силы для борьбы за народное счастье. И подготовили они вторую Великую революцию, которая должна была вымести с лица нашей Родины всю буржуйскую нечисть. Готовились вооруженные отряды, собирались вместе бойцы, и уже снова, то тут, то там, вспыхивали тайные пионерские костры, звали на борьбу горны, поднимали головы верные ленинцы и гайдаровцы… Все ждали сигнала…
        Старый большевик понурил голову. И тихо продолжает:
        - Но нашелся среди революционеров предатель. Сообщил он буржуям и империалистам, что все готово к революции, что идут уже по тайным тропам могучие отряды борцов, что в секретных местах встали уже засады, что по сигналу вся страна поднимется на борьбу. И испугались буржуи. И стали они просить помощи у врагов за океаном, чтобы уничтожили они наш вольный и свободный народ, чтобы снова не взвилось над землей знамя победы рабочих и крестьян. А в уплату обещали все наши леса, поля, заводы и недра. И заокеанские буржуи решили: смерть восставшим!
        Хорошо, что тогда узнал об этом сам Дед Афган и велел срочно вывезти из крупных городов всех детей. А охранять их назначил своих самых верных омоновцев. Вот мы сюда и приехали, а родители наши - революционеры - приняли смертный, неравный бой с черной вражеской силой. Заокеанских империалистов уничтожили, но и сами полегли в неравной борьбе… - старик замолкает и смотрит куда-то вдаль, за горизонт…
        - А дальше ребята, вам лучше, - он подслеповато прищуривается, - вон, товарищ старший звеньевой расскажет. Он помоложе, да и память у него получше…
        С этими словами старик машет рукой в мою сторону, а сам, тяжело опираясь на палку, медленно идет к машине. Двое тимуровцев заботливо поддерживают его под руки, а меня уже окружила толпа - да что «толпа»! - орда мальков:
        - Товарищ старший звеньевой, а шведы - люди?.. Товарищ старший звеньевой, а на зарнице страшно?.. Товарищ старший звеньевой, а вы диких выродней живьем видали?.. Товарищ старший звеньевой, а золотая нашивка у вас за что?.. Товарищ старший звеньевой, а правда, что у финнов рога растут?..
        И я отвечаю на весь этот водопад вопросов, который обрушивается на меня со скоростью пулеметной очереди. Шведы - люди, только плохие; на зарнице страшно, но страх можно преодолеть; диких выродней живьем видел, но недолго - не могут они пережить нашей встречи; золотая нашивка у меня за вторую зарницу, где мы со звеном отбили атаку целой роты шюцкора, а то что из всего звена выжил один я мелким знать не обязательно; рога у финнов не растут, хотя…
        - Товарищ старший звеньевой, а дети у вас есть? - интересуется мелкая шестиотрядница со светлым хвостиком волос на затылке.
        - Нет пока…
        - А почему? Вы еще не нашли свою?.. - девчушка запинается и теребит свой, пока еще неумело повязанный галстук. - Вы еще не нашли свою … Ассоль? Как в «Алых парусах», да?
        Я вспоминаю Ирку, и мне становится смешно. Ирка - Ассоль? Ну, уж скорее - Любовь Шевцова. Однако отвечать надо…
        - Да, я еще пока не нашел свою Ассоль.
        - Тогда правильно, - сообщает малявка серьезно. - Я тоже дождусь своего Грея…
        Он отходит и я успеваю расслышать, как она говорит кому-то: «Вот, я же говорила!.. А вовсе не для того, чтобы на легкие работы ходить!.. Любить надо!..» Все ясно: мелкие обсуждают проблемы пола и деторождения…
        Я отвечаю еще на добрую сотню вопросов, получаю приглашение на торжественный сбор и, наконец, меня оставляют в покое, наедине с моими мыслями. А мысли все те же: что дальше?..
        Но ответа найти не удается. Побродил еще по вечернему Галичу, полюбовался на огни, отраженные в озере, на высокие, пятиэтажные корпуса, стоящие в центре города, и отправился в корпус к юнармейцам из отряда им. Володи Казначеева. Как раз к ужину пришел.
        На ужин была, надоевшая хуже горькой редьки, отварная осетрина. Да сколько же ее есть можно?! Ведь уже почти месяц! Ну неужели в столице не могли что-нибудь другое сготовить?! Окончательно меня добило то, что вместо положенного пива, мне выдали пивные дрожжи на ломтике хлеба. Здравствуйте! Только этого и не хватало…
        Кое-как проглотив свою порцию, я поинтересовался у соседа: что у них сегодня вечером? Культурная программа на вечер была тоже небогатой: кино да танцы. Но на танцы я не пошел: никого тут не знаю, а «Четыре танкиста и собака», который крутили сегодня у казначеевцев, я раз пятнадцать смотрел. Так что я просто завалился спать.
        Глава 5
        Утром я снова оказался в Штабе Объединенного Совета Дружин, только теперь уже не в чьем-то отдельном кабинете, а в актовом зале. Там собрался ВЕСЬ Объединенный Совет. И на повестке дня только один вопрос: дорога в Артек…
        - …И в заключении я хотела бы подчеркнуть: вопрос о здоровье пионеров, а в особенности - октябрят, уже сейчас стоит первоочередным на повестке дня. Значительные изменения рациона, из которого будут исключены или значительно уменьшены в своем количестве углеводы, могут привести к массовым заболеваниям. И наиболее опасным среди них может стать аллергия различных видов. Товарищи, ни для кого не секрет, что основным подсластителем в настоящее время является мед. Но думаю, не многие задумываются о том, что мед - один из сильнейших аллергенов. Пока аллергия на мед в нашей республике явление редкое, но исключите из рациона углеводы - и последствия могут оказаться непредсказуемыми! А потому еще раз выражу общее мнение сандружины: вы, товарищи юнармейцы и следопыты, наша основная надежда! Республике необходима территория на юге, где возможно наладить нормальное сельское хозяйство, где количество солнечных дней летом, количество ультрафиолета, окажет благотворное влияние на здоровье октябрят и младшеотрядников. «В удачу поверим и дело с концом. Да здравствует ветер, который в лицо!» - и с этими словами
Председатель Совета Санитарной Дружины Дорофеева сходит с трибуны.
        Вот так! Я-то, дурак, думал, что самое страшное мне Махров с Евграшиным уже сказали, а тут… Только что командир Зеленого Патруля Громов рассказывал о серьезных изменениях во флоре и фауне лесов. Она стала значительно агрессивнее по отношению к человеку, появились новые разновидности животных, и значительно более опасные разновидности! Что вы скажете о гадюке длиной в три метра, медведе весом под тонну при соответствующих габаритах, кабанах в полтонны? Но это еще не самое страшное, вещал с трибуны командир зеленых. Самые значительные мутации претерпели насекомые, и результаты не заставили себя ждать. Уже сейчас звенья Зеленого патруля прочесывают леса на предмет выявления крупных муравейников. Я читал что-то в «Пионерке» о хищных муравьях в районе бывшего Сыктывкара, но то, что эти мелкие ползучие гады чуть не сорвали прошлогодние заготовки ягоды - вот это, знаете ли, уже ни в какие ворота!..
        Мы - командиры пяти отдельных сводных поисковых звеньев, которые отправляются на задание - сидим в первом ряду. Рядом со мной Вовка Байкулов - командир отдельного сводного поискового звена имени Гриши Подобедова. Вот и разгадка наших хождений к тимуровцам. Проверяли перед назначением. Рядом - еще трое. Двоих я знаю: Глеб и Севка Булкины, из дружины имени Лени Голикова. Питерские. В смысле, что их родителей из Ленинграда вывезли. Мы-то с Вовкой - москвичи, и с питерскими, не то чтобы в контрах, но особо не дружим. Как-то уж так повелось. Но братьев Булкиных я знаю по зарницам, а с младшим, Севкой, довелось даже как-то раз вместе выходить из окружения. Толковые пионеры, слова не скажу. Вот третий мне не знаком. Он откуда-то из-под Усинска, дружина имени Николая Гастелло. Там тоже неспокойно: и оленеводы еще нет-нет, да и попробуют набег устроить, и выродней диких не в пример больше. У парня на левом рукаве юнгштурмовки брезента не видать от нашивок за поиски и рейды. Тоже, надо думать, серьезный товарищ…
        - …Я бы хотел особо подчеркнуть: наличие вьючных животных может демаскировать поисковое звено, что не желательно в местах с враждебно настроенным населением или фауной. С другой стороны, наличие в отряде мирных выродней позволяет вести опосредованное наблюдение, использовать выродней в качестве усиления караулов, постов и секретов, наконец, в случае необходимости, произвести разминирование
«маршем», как во время последней зарницы. Кроме того, полезная нагрузка одного вьючного выродня значительно меньше, чем у вьючного лося, из чего следует, что потеря одного вьюка повлечет за собой менее серьезные последствия для звена…
        Это наш Верховный Завхоз выступает. Жалко ему по пять лосей на звено выделять. В принципе, он прав: мирные выродни - потомки уголовников, которые не исправились и не были перебиты верными вэвэшниками Деда Афгана сразу по установлению Пионерии, могут быть полезнее, чем лоси. Несут они, конечно, меньше, но зато и умеют намного больше. Правда, насчет использования их в караулах и секретах, это товарищ Рыбаков погорячился: после операции (Захваченные выродни подвергаются обязательной лоботомии и кастрации (прим. Автора)) у мирных выродней резко снижается и реакция, и наблюдательность, да и запах еще… Разве что сидеть мирный выродень может несколько часов вообще не шевелясь. Будто пеньком притворяется… Зато все-таки несколько дополнительных пар рук - пусть не слишком умелых, но вполне исполнительных - могут быть совсем не лишними…
        - …Ты, Артем Олегович, хоть на этом деле давай - не экономь, - рассудительный голос Евграшина прерывает речь Рыбакова. - Решили - лосей, значит - лосей! Ты не забывай, что на каждое звено «Пламя» или НСВ выделяется. Тащить такой груз в одиночку весь день не всякий выродень сможет. А для того, который сможет, доппаек потребуется. А лось - он и сам, на крайний случай доппайком послужить может.
        - Ну, на крайний случай, - Рыбакова явно задело! - и выродень…
        Тут он внезапно замолкает, видимо только теперь осознав, что это он такое чуть было, не ляпнул. Да нет, если мне жрать будет совсем уж нечего, то я, может, и выродня слопаю, но вот мелких, которых в каждое звено включают по принципу «два плюсовика - один минусовик»… Нет уж: при них я и сам лучше с голоду сдохну, чем человечину жрать начну! Пусть даже это и выродень! И сам не стану, и им не дам!..
        - …Так что, давай-ка, Артем Олегович, тащи из закромов родины все, что Объединенный Совет постановил. И учти: мы на отбор комиссию поставим, так что не пытайся что-нибудь эдакое подсунуть, что выбросить жалко, а деть - некуда. А то я тебя и твоих гавриков хорошо знаю. Смотри у меня, - и Председатель Объединенного Совета Дружин шутливо грозит Рыбакову пальцем.
        Затем он встает и неторопливо подходит к трибуне. Я успеваю бросить быстрый взгляд на остальных, сидящих в президиуме. Махров, не меняя своего мертвого выражения лица, зевает. Рыбаков, совершенно не обращая внимания на Председателя, что-то горячо обсуждает с Евграшиным, который отвечает, деликатно прикрывая ладонью рот. Громов что-то активно черкает в своей записной книжке. Остальные же сидят с выражением вселенской скуки на лицах. Вот разве что у Дорофеевой на лице прямо-таки застыло отчаяние. Ну, она - единственная девушка в составе Объединенного Совета и занудные речи нашего Председателя переваривает с трудом…
        - …в то время как показатели темпов промышленного роста выросли за текущую пятилетку на двадцать - двадцать пять процентов, мы не можем мириться с отставанием в консервной промышленности и машиностроении…
        Интересно, о чем это он? И какое это отношение имеет к Артеку? Спать-то как хочется…
        - …в те славные годы, когда только-только поднималась наша Республика, когда Пионерия под мудрым руководством Деда Афгана раздавила в зародыше готовившиеся мятеж уголовного элемента…
        Ну да «раздавила в зародыше». Мать рассказывала как-то, что отца, тогда еще всего-то первоотрядника, отправили вместе со всем отрядом «подавлять в зародыше» мятеж в районе Ухты. В боях им принять участие не довелось, а вот расстреливать древних выродней - еще как. Мама говорила, что отец после этого год спокойно спать не мог, все по ночам вскрикивал…
        - …и наши славные предшественники, раз и навсегда поставившие крест на агрессивных планах оленеводов…
        Ага, «агрессивные планы». Значит, сейчас плавно перетечет на скандинавов, а потом что?..
        - …и когда нам, ценой неимоверного напряжения всех сил, удалось, наконец, обуздать экспансионистские устремления скандинавских империалистов, когда последние две зарницы окончательно показали поджигателям войны, что поговорка «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет» не утратила своей актуальности и в наши дни…
        А чего ж ты, товарищ Председатель, про парашютный десант на Варкаус не вспоминаешь, когда личным твоим распоряжением целых два отряда юнармейцев - тысяча с лишним человек, между прочим - выбросилась черт знает куда, и два месяца, в самый разгар боев, по лесам блудила без пищи, без связи и без боеприпасов? Это, интересно, какая поговорка? «Дурная голова ногам покоя не даст»? Еще хорошо, что потеряли немногих, хотя когда они до наших позиций добрались, то лучше всего к ним подходило определение «живые скелеты»…
        - …вот теперь мы стоим на пороге выполнения главной задачи, завещанной нам Лениным, Гайдаром и Дедом Афганом: возвращение нашей республике исконных пионерских земель - полуострова Крым и его столицы Артека!
        Во как! То есть, это мы не республику спасать идем, а просто, выполняем наказ Вождей Пионерии! Ну, в «Пионерке», может, так напечатать и надо, но чего ж ты нам-то лапшу на уши вешаешь? Мы ж только-только остальных слушали?..
        - Лех, у меня девчонка знакомая в сандружине, - уголками губ шепчет Байкулов - так она говорила, что этому трепачу только до выборов и осталось. А дальше все… Кирдыктор…
        - А она-то откуда знает? - почти беззвучно интересуюсь я.
        - А слышала как-то разговор Махрова с Дорофеевой. Так что не сомневайся…
        Хорошо бы. Интересно только: зачем вообще этого болтуна выбирали…
        - И встречать нас уже другой Председатель будет…
        Эх, Вовка… Твоими бы устами, да рафинад наворачивать. «Встречать будет»… Это если будет, кого встречать…
        Глава 6
        Старший минусового десятка Димка Сергиенко водружает дымящийся котел в центре круга, после чего взмахивает поварешкой:
        - А ну, мальки, навались! Бери ложку, бери бак! - и очень похоже имитирует сигнал к обеду.
        Вокруг котла сейчас сидит в состоянии «повышенной боевой готовности» все второе отдельное сводное поисковое звено, за исключением четверых часовых. Димон запускает поварешку в котел и командует:
        - Подставляй котелки! - характерно упирая на букву «о».
        Сергиенко - горьковчанин, то есть его родителей вывезли из Горького. У них в дружине все «окают», да и словечки у них некоторые проскакивают - мамочка моя! Любимая присказка у Димки - «скауты недорезанные»! Причем, выдать он ее может когда угодно и кому угодно, например: «А ну, пошевелись, скаут недорезанный!»…
        Сначала на это обижались, особенно мальки, но потом попривыкли. Нет, я бы тоже, если б меня буржуйским прихвостнем - скаутом обозвали, дал бы по шее, а потом уже разбираться бы стал, а потому, когда первый раз услышал присказку про скаутов, отозвал Дмитрия в сторонку и изложил ему свое отношение к такому лексикону. Но Димка, честно глядя мне в глаза, объяснил, что у них в дружине эти словечки остались еще со времен первого старшего вожатого и там все так говорят. А он, хотя и понимает, что для пионера из другой дружины такое слышать обидно, но избавиться от этих слов не в состоянии:
        - Понимаешь, Леха, пока слежу за собой - все хорошо, а чуть забудусь - и снова
«скаут» выскакивает…
        Наш звеньевой тимуровец Виталька Негуляев выслушал эти объяснения, а потом, подумав, сказал, что у Димки - свой говор и свои обидные словечки, и поделать с этим ничего нельзя. Со временем, может, и изменится, а пока…
        По котелку на двоих, и - давай, наворачивай аппетитно пахнущее мясом и пряными травками варево. Весело стучат ложки. Вкусно, хотя даже под страхом немедленного расстрела, я не сумел бы ответить: что это такое сварили сегодня Сергиенко и Игнатьева? Для супа - густо, для каши - жидко. Хотя какая каша, если крупы в котле
        - ни грамма?! Что-то мы крупу перерасходовали… Знаю только, что на этот котел ушел целый горшок глухариной тушенки. Вон он, пустой, валяется. На этикетке сказано, что это «Глухарь в собственном соку, консервированный», а дальше неразборчивый год, но и так ясно - консервация прошлого года. Доводилось, знаете ли, пробовать закладки пятилетние, а то и поболе. Бр-р-р…
        Анька Игнатьева, первоотрядница из нашей дружины, разливает по кружкам щедро сдобренный медом чай из брусничного листа и сушеной морковки. Я протягиваю свою кружку…
        - Вам, товарищ старший звеньевой, послаще? - стреляет глазами Аня. - Сейчас снизу черпану…
        Ирку я в рейд на Артек не взял, несмотря на ее мольбы, слезы и угрозы найти кого-нибудь получше меня. Не взял для ее же пользы: дело не из самых легких, а я бы хотел ее живой видеть. Или хотя бы надеяться, что с ней все в порядке. Ведь, если честно, то она - отнюдь не боевая подруга. То есть, конечно, подруга, но только не боевая. Стреляет «на троечку», дыхалка тоже не ахти. И эта ее постоянная манера прихорашиваться… Ну зачем, скажите вы мне, устраивать в походе парикмахерскую?!
        Нет, такая спутница мне в серьезном поиске ни к чему. В конце концов, вдохновить и вдохновиться с тобой любая девчонка может. Вон, хоть та же Анька: даром что ли, на меня глаз с самого начала рейда положила?..
        - Звено! Закончили! Пять минут: оправиться, собраться! Шевелись, ребята!
        Мальки заспешили по кустикам, старшие из «минусовых» отрядов занялись последней подгонкой снаряжения.
        Поисковые звенья сформированы по принципу «два плюсовика - один минусовик». Поначалу меня это здорово озадачило: нам, старшим, не доверяют что ли? Но объяснение оказалось простым и вполне рациональным: до шестнадцати лет, а особенно
        - в тринадцать-четырнадцать, человек внимательнее, легче запоминает и удерживает в памяти подробности. Его пальцы чувствительнее, что при возможном разминировании или обезвреживании ловушек совсем немаловажно. И главное: ему нужно меньше есть!
        - Пайки у вас высококалорийные, так что на охоту отвлекаться не потребуется, - сообщила нам симпатичная девица из минус четвертого отряда сандружины. - Только, пожалуйста, товарищи звеньевые, учтите - плюсовиков нельзя сразу переводить на пеммикан. Сперва просто подкармливайте, из расчета пятьдесят на пятьдесят. Помните, что плюсовиков нельзя оставлять без горячей пищи. Первые недели две - ежедневно, дальше - по обстановке, но ни в коем случае не реже двух раз в неделю! И воду кипятите…
        Учи ученых! То я пеммикан не пробовал! Знаю, как оно бывает: мелкие сразу на него наваливаются - за уши не оттащишь, а потом из кустов их не вытащишь. Хоть за уши, хоть за что…
        Пеммикан - штука вкусная. Мясо, перемолотое с ягодами и жиром, залитое медом, засыпанное пряными травками и высушенное. Если жевать всухую - можно спокойно неделю-другую без обедов, завтраков и ужинов обойтись. Только пить сильно захочется. А если кипяточком заварить, получится суп - не суп, чай - не чай, а что-то среднее, но тоже - вполне себе ничего. Но помногу его мелким нельзя. Жирный очень. Так что, кроме пеммикана, мы получили еще консервы в горшочках, перловые и гречневые концентраты, крупы, сушеную картошку, морковку и всякие травки-корешки, мед в плотной упаковке из вощеной бумаги. Сухари, печенье - по три пачки на человека, колбаса - по килограмму, икра черная, паюсная - по три кило на человека, вобла… А сверх всего - конфеты - целых два килограмма на звено и шоколад!
        Шоколад я за последние годы пробовал раза два. Ну, точно - два! Первый раз, это когда раненый в изоляторе лежал. Мне тогда шоколад прописали - кровопотеря была большая. Вкусный такой, соевый. Даже какао два раза давали! Только оно мне меньше понравилось. А шоколад - это да!
        Второй раз я шоколад попробовал на зарнице, когда у пленного скандинава в рюкзаке обнаружилась целая плитка с надписью «CHOCOLATE». Она была такая замечательно коричневая, с белым налетом. Мы с ребятами разломали ее на дольки и съели. Каждому по полдольки досталось…
        А тут - шестнадцать плиток на звено! С ума сойти - по полплитки на человека! Здорово нас снабдили, ничего не скажешь. Только отслеживать мальков надо. Особенно с пеммиканом, шоколадом и конфетами. С конфетами - даже больше чем с шоколадом. Конечно, если они только на Первомай, на Ноябрьские и на Новый год в подарках по две конфеты получают, а тут… Я, честно скажу, сам слюни глотал, когда получал эти конфеты. Два килограмма! Они уже немножко слиплись, но все равно еще вполне можно прочесть название. «Дюшес». Кто-то мне рассказывал, что давно, еще в дотемные времена был такой сорт груш. Не знаю, груши у нас тоже не часто бывают, так что в их сортах я не силен. Может, они в Артеке растут?..
        Тем временем звено уже построилось. Внешнее охранение снято, двое мелких под командой моего лучшего разведчика и одноотрядника Сашки Тихонова выдвинулись вперед… Ну…
        - Звено! Колонной по два!.. Марш!..
        Уже двадцать пятый день, как мы перешли границы Республики. Пока все тихо: людей нет, зверья - почти нет, так что если бы не комары - прогулка на свежем воздухе, иначе и не назовешь.
        Мы движемся со средней скоростью тридцать-сорок километров в день. Сперва наш маршрут лежал к мертвому городу Ярославлю - была надежда, что удастся пройти через зону смерти. Но на шестой день пути дозиметры словно взбесились, и я решил повернуть на запад. Может, нам удастся проскочить между Москвой и Тверью?
        Предыдущие разведки сообщали, что Волга, по крайней мере - в верховье, чистая. Ну, то есть, конечно, пить из нее воду я бы никому не посоветовал, но если профильтровать и прокипятить… Тщательно профильтровать и прокипятить… Поэтому переправились мы через нее почти спокойно. Как и говорили поисковики, опасное зверье тут не часто попадается, а жутких мутантов, о которых так любят трепаться мальки, там и вовсе нет. Не встречали.
        На самом деле мутантов этих никто в глаза и не видел. Ходят у нас какие-то слухи про Пупырчатого Буржуина да Осклизлого Фашиста, а толку? На них даже облавы устраивали - точно знаю. А результат? Нету его, результата…
        Мама рассказывала, что когда я еще и октябренком-то не был, завалили одного мутанта - Вонючего Ваххабита. Только я об этом нигде никогда не читал, и официально никто про это не говорил. Вроде бы отец, когда еще у них в отряде настоящий вожатый был - из дедафгановских омоновцев, сам в этой облаве участие принимал. Шесть дней монстра этого гнали. И будто бы тогда они много народу потеряли, потому что этот Вонючий Ваххабит действительно ядовитый газ пускал, а противогазов у них не было. По рассказам отца выходило, что в последний момент, вожатый их - старший лейтенант Чекин - лицо портянкой замотал, да и метнул связку гранат прямо в пасть чудищу. Может, и правда, все так и было, только я точно знаю: если морду портянкой замотать, которую до этого шесть дней не снимали - почище любого ядовитого газа будет! Так что, хоть отца я и люблю и уважаю, а только, если и был этот Вонючий Ваххабит на самом деле, так, скорее всего, помер своей смертью, или ушел, куда глаза глядят. Хотя это - вряд ли. Мать говорила, что глаз у этой зверюшки было чуть не сорок, и располагались они вокруг всей головы…

…Та-ак, а что это птички как-то странно взлетели? А ну-ка…
        Я поднимаю руку, и звено тут же останавливается, а через мгновения уже рассыпается, готовясь занять круговую оборону. Что, интересно, нам разведка сообщит?..
        - Товарищ старший звеньевой, там - люди! - малек-второотрядник машет рукой вперед, по ходу нашего движения. - Деревня или городок. Старший пионер Тихонов и пионер Миронова двинулись в разведку, а меня послали с докладом.
        Деревня, говоришь? А ведь птицы-то не оттуда шарахнулись, куда ты ручонкой показал… Та-ак…
        - Сергиенко! Возьми троих, одного снайпера, и проверь-ка во-он там. Метров на пятьсот-шестьсот…
        Димка салютует, быстрыми жестами указывает на тех, кого берет с собой и, перехватив поудобнее свой «ручник», исчезает в зарослях. Тишина… Слышится только звон комарья, да наши двое юннатов воркующим шепотком успокаивают самую молодую лосиху Фиалку, которой ну никак не лежится спокойно… Тишина…
        Хруст веток, и передо мной возникает Сергиенко:
        - Леш, там такое дело… Короче, тебе лучше самому посмотреть…
        Это что за новости?
        - А звено?
        - Пусть с нами идут, так даже лучше…
        Мы осторожно пробираемся сквозь кусты… Мама моя! Вот это да!
        Передо мной, в небольшой ложбинке, съежились с десяток девчонок, на взгляд - от второго до минус третьего отряда. Правда, ни из какого они, не из отряда - галстуков нет, одежка потрепанная, а в глазах… В глазах такой ужас, какого ни у одной пионерки не может быть, даже если она встретит обоих Буржуинов и Фашиста в придачу!
        Рядом с девчонками примостились несколько телят, поросята, ягнята, вроде бы… Да что это такое?!
        Увидев меня, девчонки еще сильнее съежились, а некоторые даже зажмурились. Сидящая рядом с ними Чайка-Логинова заворковала что-то успокаивающее, но помогло это мало.
        - Так, девочки, что у вас случилось? - я стараюсь говорить спокойно, без лишних интонаций, как и положено при допросе пленных. - Вы из деревни?
        Превозмогая ужас, одна из старших девчонок кивает.
        - Отлично. А как ваша деревня называется?
        - Л-логиново-во…
        - О, Катюш, смотри-ка - Логиново. Не твои родные места, случаем?
        Я улыбаюсь своей шутке, но Чайка отвечает совершенно серьезно:
        - Никак нет, товарищ старший звеньевой. Мои родители - из Москвы.
        М-да, тяжело, когда у человека нет чувства юмора…
        - Девочки, а чего вы нас так боитесь? Мы людей не едим - не выродни какие-нибудь. Да и если вы про что другое подумали, то мы, опять же, не выродни. У нас, пионеров, вдохновляют друг друга только по желанию. По обоюдному желанию, я имею в виду… да вставайте вы, не бойтесь!
        Но мои слова не оказывают особого воздействия. Девочки слишком напуганы. Ну тогда…
        - Марина, Марина Семенова! Объясни ты этим трусишкам, что их никто не тронет!
        И вперед выходит наша Марина. Она повыше меня на полголовы, да и в плечах изрядно пошире. Грудь такая, что завхоз каждый раз стонет, пытаясь подобрать ей юнгштурмовку по размеру, а уж кулак у нее… Очень, знаете ли, внушительный кулак…
        - Значит так, - басит Семенова, - я вас, обалдуев, честно предупреждаю: если кто к этим девчонкам полезет…
        Она так выразительно взмахивает своим «кулачком», что даже я невольно вздрагиваю, хотя и совершенно не собирался «лезть» к этим запуганным созданиям.
        Маринка между тем спрыгивает в ложбинку, приобнимает ближайшую девчонку за плечи, усаживает рядом с собой:
        - Ну, ну, ну… Ну, ты чего?.. Успокойся: я же рядом…
        Она извлекает из кармана плитку пеммикана, отламывает от нее кусок и протягивает своей подопечной:
        - Попробуй. Вкусно.
        Та опасливо сует пеммикан в рот, начинает жевать. Остальные «беженки» настороженно следят за своей подругой. Внезапно одна из них, должно быть - самая смелая, нерешительно протягивает руку:
        - А мне… мне можно?..

…Минут через двадцать, после того, как наши новые знакомицы уничтожили общими усилиями две плитки пеммикана, они начинают рассказывать. Причем рассказывают такое!..
        В этих местах уцелело несколько деревень. Люди живут не очень хорошо, но и не очень плохо. Медицины, правда, никакой, но болот нет, так что с хлебом и крупами у них даже лучше, чем у нас. Так что жить было бы можно, но… НО! Есть у них в округе не то - бедуны, не то - бредуины - сами девчонки толком не знают, но по поведению
        - хуже империалистов! Натуральные махновцы, с которыми пионеры под командой Аркадия Гайдара воевали. Они сами землю не обрабатывают, скотину не держат, а с деревень взимают дань, словно при царе. Приезжают здоровенной толпой - человек семьдесят, вооруженные, и грабят деревню. А еще говорят, что у них право первой ночи. Это когда девчонку… без ее согласия… Настоящие рэкититоры, как в древности… Выродни!
        - Выродни! - сообщает Сергиенко. - Самые натуральные дикие выродни. Ну, с ними разговор один…
        И он звонко щелкает затвором, проверяя патрон в патроннике. Звено быстро готовится к бою и вопросительно смотрит на меня. Ну, что же…
        - Звено! Слушай мою команду!..
        Я распределяю ребят по пятеркам, с помощью местных девчонок обозначаю направления атаки. Товарищ тимуровец, у вас предложения, дополнения?..
        - Дополнение одно, - произносит Негуляев. - Очень верно отметил товарищ старший пионер Сергиенко - разговор с выроднями один. Только вот что, товарищи. Я вас очень прошу: постарайтесь захватить хоть с десяток живьем. Во-первых, нам необходим дополнительный источник информации, а во-вторых, нашим санитарам будет полезно попрактиковаться в хирургии…
        Глава 7
        Обойти и окружить Логиново было делом недолгим. Вернувшийся из разведки Сашка Тихонов, обстоятельно доложил, чем эти самые бедуны-бредуины занимаются, а еще вместе с Настенькой Мироновой нарисовал довольно подробную схему Логинова. Местные девчонки дополнили ее и мы двинулись…
        Привычным широким шагом, не особенно и прячась (Тихонов и Миронова рассказали, что там сейчас творится), мы быстро добираемся до границы деревни. Кажется, раньше ее называли «околица». Пятерки оцепляют Логиново. Ну, начали!..
        Взвилась вверх красная ракета, и мы пошли. На дальнем от меня конце деревни почти сразу вспыхнула перестрелка. Это правильно, это должно отвлечь выродней. В той пятерке - два РПК и два снайпера. Продержатся. А мы сейчас…
        Ухнул взрыв гранаты, дикие вопли, длинные очереди… Пошли…

…Когда раздались первые выстрелы, он расслабленно возлежал в предбаннике, отдыхая после парной с двумя покорными деревенскими молодухами. Лениво дотянулся до бутыли с первачом, лениво плеснул в стакан. Выстрелы не прекращались.
        - Эк мужики веселятся, - подумал он вслух. - Должно за овцой охотятся.
        Мыслей о возможности сопротивления деревни у него не возникло. Да и кому тут сопротивляться? Этим скотам? Да их всегда грабили - что сейчас, что раньше. Если деревенского не ограбить, он, поди, от удивления помрет.
        Ухватил ближайшую молодку за грудь, залпом выпил самогон и потянулся к подносу, на котором лежал зажаренный поросенок. Отгрыз здоровенный шмат мяса, остатки ткнул молодухе и придвинул к ней стакан:
        - А ну, выпей, а то прям как бревно…
        Закончить фразу он не успел. Ухнул взрыв гранаты и сразу же, без перерыва, второй. Так не развлекаются…
        Быстро оделся, путаясь в белье, цыкнул на молодух, велел им дожидаться как есть, не одеваясь, и выскочил наружу. И тут же понял, что дело плохо…
        По улице скакал боком, подволакивая раненную ногу, рыжий мерин. А с седла свешивался Хмырь - расхристанный, в висящей лохмотьями куртке, с залитым кровью лицом. Выстрелы били со всех сторон и на мгновение ему показалось, что все они нацелены в него.
        Пригнувшись, лапая кобуру с потертым «стечкиным», он метнулся за угол дома. Затаился, стараясь определиться: откуда на них свалилась эта нежданная напасть? Кто мог прийти в «его» деревню?
        Из избы начали выскакивать его бойцы. Кто с оружием, кто без. Они заполошно палили во все стороны, дико орали и, все как один, старались пробраться к лошадям, но тут…
        Он даже не успел заметить когда, как и откуда во дворе появился еще один человек. Коротко треснула пулеметная очередь, и двое его лучших ребят рухнули, словно подрубленные деревья. Еще один получил удар прикладом в основание черепа и лежал недвижимо, не подавая признаков жизни. Так вот оно что! Это какой-то чужак, который неожиданно напал на ничего не подозревавших воинов! Ну, сейчас он поплатится…

…В прорезь целика «стечкина» он уже видел его широкую спину. Сейчас, вот сейчас он повернется левым боком, и тогда…
        По руке ударили тяжелой палкой и он выронил оружие. Тут же обернулся: кто посмел? Никого. Удивленно посмотрел на руку. Рука была вся в крови, и только тогда он почувствовал резкую боль. Зашипел, нагнулся за выпавшим из простреленной ладони пистолетом…
        - Стой, как стоишь, выродень! - резкий женский - нет, не женский - девичий голос.
        - Верхние лапы на голову, тварюга!
        Он попробовал выпрямиться и тут же негромкий щелчок выстрела и ошеломляющий, взорвавшийся в голове фонтаном боли, удар по колену. Падая он увидел шагах в семи от себя девчонку. Совсем малявка, если бы только не холодные глаза, смотревшие на него с изуродованного длинным шрамом лица, и не винтовка с оптическим прицелом в руках.
        Выстрелы во дворе стихли и рядом с девочкой оказался тот самый чужак, что так страшно и беспощадно расправился с его бойцами во дворе.
        - Чайка? Живого взяла? - он отшвырнул ногой «стечкин», закашлялся, и тогда вдруг стало ясно, что он - совсем молодой. Лет двадцать, не больше…
        - Так точно, товарищ старший звеньевой!
        Лицо девочки озарилось такой радостью, что невольно подумалось: неравнодушна она к своему спутнику с такой странной кличкой «Старший звеньевой»…
        - Молодчина! Гляди-ка: одежда какая! Не иначе как вожак он у этих выродней! - с этими словами парень нагнулся, одним движением сорвал с него пояс с кобурой и ножнами, отшвырнул его в сторону и принялся обыскивать - быстро, но тщательно…
        - Слушайте, ребята, а может, договоримся, а? У меня есть… - удар заткнул ему рот, не дав договорить.
        - Говорить начнешь когда спросят, - наставительно сказала девочка.
        Парень начал вязать его. Так же, как и обыскивал - быстро, но тщательно. На прощание ткнул носком ботинка под ребра:
        - Лежи смирно! Чайка, пошли!..

…Я спокойно шагаю вдоль забора. Бежать нельзя - бегущего и заметят, и услышат издалека. Когда бежишь - грудь вздымается, сбивая прицел. А нам этого не надо. Нам спешить некуда. Спокойно шагать, РПК - у плеча, только стволом - вправо-влево. Взгляд на мушке, слух напряжен. Это кто там за углом ножищами бухает? Кто это куда это торопится? Не торопись, мишень! Ты это зачем, выродень поганый, комсомольскую красную косынку себе на башку нацепил? Ты что - девушка? Чуть задержал дыхание… ыстрел - и нет косынки. И башки - тоже. Спокойно. Дышим дальше…
        Топот копыт и прямо передо мной возникают двое всадников. Один тут же рушится с седла - Чайка аккуратно проделала ему третий глаз в середине лба. Второй было начал разворачивать лошадь - удрать, но у меня на него другие виды. Бросок…
        Так, теперь главное - шею ему не свернуть. В смысле - совсем… Удар по уху… Вот так
        - ляг, отдохни…
        - Вот только вякни, - спокойным шепотом сообщает Чайка, держа нож возле горла пленника. - Рот открой, выродень…
        Тот выпучивает глаза, но рот открывает беспрекословно. Катя быстро впихивает ему в глотку скомканный кляп, потом выжидательно смотрит на меня. Я быстро спутываю выродня загодя приготовленным шнуром:
        - Пойдем, Чайка. У нас еще мишени есть. Этот никуда не денется…
        На деревенской площади пятерки сходятся. Так, потерь вроде нет, но…
        - Старшим десятков! Доложите о результатах! Потери?
        - Уничтожены двадцать шесть выродней, двое взяты живьем, потерь нет.
        - Уничтожены девятнадцать выродней, пятеро взяты живьем, один ушел. Потери - двое раненых. Легко.
        - Уничтожены восемнадцать выродней, четверо ушли. Товарищ старший звеньевой, их живыми брать тяжело - они большие и верхом! Потерь нет.
        Пятеро ушли, уничтожено - шестьдесят три, живьем взято - семеро. Всего получается семьдесят пять. Наверное - все, хотя надо еще обыскать все дома и подвалы… А это еще кто? А-а, местные…
        К нам боязливо приближается человек семь-восемь. Все бородатые, так что возраст определить трудно. Одежда - не очень, ну да это - дело поправимое. Сейчас выродней разденем, отстирают, ушьют и ладушки…
        - Эта… Подобру-поздорову, ребятушки!
        - Здравствуйте, товарищ, - дипломатично отвечаю я и привычно салютую. - Скажите, вы в этой деревне … командир? Или кто?
        Бородач мнется, затем интересуется:
        - А вам, ребятушки, для чего? Ежели вы дань, так мы этим все снесли - это и забирайте. А только по справедливости было бы чуток скостить: вас же почитай вдвое меньше будет. Вам столько и не съесть…
        Он что, нас за выродней посчитал?! Да я его!.. Неимоверным усилием воли беру себя в руки, улыбаюсь:
        - Вы, товарищ, верно недопоняли: мы - не выродни, и ничего у вас брать не собираемся. Если вы согласитесь обменять на что-нибудь трофеи: оружие, одежду, лошадей - мы с удовольствием обсудим это с вами или с командиром вашей деревни.
        На лице бородача отражается усиленная работа мысли, а потом он внезапно спрашивает:
        - А вы сами-то кто будете?
        - Мы, товарищ, пионеры из Пионерской Республики. Поисковое звено. Я - командир звена, старший звеньевой Малов Алексей. А вас как зовут?..

…Он до самого конца не верил в то, что сейчас произойдет. Ну повесить, расстрелять, утопить, на кол посадить, наконец - да мало ли этих способов убийства! Но чтобы из него сделали животное?! Разве так можно?!!
        И только тогда, когда двое здоровяков в красных шейных платках поволокли его к большой деревянной лавке, от которой в этот момент отвязывали Рыжего, зажимавшего руками окровавленный пах - только тогда он понял, что это - на самом деле. И заорал так, что люди на площади шарахнулись в стороны.
        Его ловко прикрутили к лавке и над ним склонились два человека в марлевых повязках на лицах. Один из них похлопал его по щеке:
        - Не дергайся, дурашка. Больно не будет…

…Мы лежим на чистых простынях, под настоящими одеялами. Мы отмылись в банях, нам постирали и зашили одежду - всем, даже девчонкам! Нас накормили вкусным, горячим ужином - с наваристыми щами, пирогами и домашним квасом. Правда часовых я все равно выставил: пятеро выродней все же ушли. Да и кто его знает, что у этих деревенских на уме?
        Во время операции над выроднями, которую, как и всегда, проводили показательно, многие из местных жителей испугались, даже плакали, вроде… Хотя живых выродней, после того как их сделали мирными - молодцы санитары, только один умер! - они у нас взяли. Обменяли каждого на мешок муки и десять килограммов ветчины.
        И вообще: ведут они себя непонятно. Наших мальков называют «сиротинками», хотя у них, почти у всех, хоть один из родителей жив. А нас - «минусовиков» - почему-то именуют «зверьми» и «беспамятными». А еще они тут в бога верят. Говорят, что им нас бог послал.
        Мы пытались им объяснить, что бога - нет, что это только сказки, а есть Вожди Пионерии, которые создали нашу Республику, и если нас кто и послал, так это они и их наследники - Объединенный Совет Дружин. А местные только вздыхают и говорят что мы - еще дети! А какие же мы дети, если этих выродней мы побили, а они - не смогли? Кто же из нас тогда «дети»?
        Вот с такими мыслями я проваливаюсь в сон…
        Часть 2. Очарованный странник
        Глава 1
        В Логиново мы провели на отдыхе четыре дня. Правда, «на отдыхе» - это сильно сказано… Мы выясняли у местных дислокацию соседних населенных пунктов, наносили на карту изменения местности, возможные маршруты, границы опасных зон. Пополняли свои запасы, отчаянно торгуясь за каждый патрон и каждую пуговицу из трофеев. Проводили политинформации для детей, подростков и молодежи пионерского возраста, устроили курсы ликвидации технической и боевой безграмотности. А некоторых и просто учили читать и писать! Ничего себе «отдых»!
        В конце нашего пребывания в деревне мы в торжественной обстановке приняли семнадцать человек в пионеры, помогли избрать председателя совета отряда и назначить санитаров, юннатов, следопытов, юнармейцев. Тяжелее всех пришлось Негуляеву, которому предстояло собрать хотя бы минимальное тимуровское звено из трех человек и назначить старшего. Но он справился, как и положено тимуровцу…
        Было немного странно, что из почти полутора сотен ребят и девчат подходящего возраста, в пионеры пожелало записаться менее двух десятков, но… Деревенские жители, словно забыв, кто избавил их от выродней, всеми силами препятствовали своим детям не то, что вступать в ряды Пионерии, а даже просто общаться с нами. Дело дошло до того, что одного паренька, который, кстати, стал одним из тимуровцев, пришлось отбирать у родителей под угрозой оружия. И предупредить слегка побледневшего бородача, что если он только попробует выполнить свою угрозу относительно физической расправы с сыном, то мало ему не покажется. И всей деревне
        - тоже…
        Покидали Логиново мы не одни. Вместе с нами, правда, в противоположном направлении, уходила делегация логиновских пионеров сводного отряда им. Гавроша. Мы не рискнули присвоить новому отряду имя настоящего пионера-героя - не наше это дело! Пусть с новичками Объединенный Совет Дружин разбирается. Там и решат, чье имя присвоить новому образованию. Тут в округе еще деревень десять-пятнадцать, так что есть смысл прислать сюда отряда три-четыре юнармейцев - помочь местным строить светлую жизнь. Так мы в письме и написали. Местные ребята поддержали нас обеими руками и клятвенно заверили, что на обратной дороге нас встретит не какая-то деревенька Логиново, а настоящая полноправная Дружина.
        Мы тепло попрощались, и они ускакали на конях по разведанному нами пути. А мы, оставив позади себя новый пионерский отряд, передав ему на вооружение два десятка автоматов, три пулемета и два РПГ, отправились дальше.
        За четыре дня мальки отъелись на горячей пище, мы все отмылись в горячей воде, а наши вьючные лоси откормились зерном. Так что, по выходу из деревни я отдал приказ идти по четырнадцать часов в день, заменив обед перекусом на ходу. Пеммикана и икры у нас достаточно - можно обойтись и без дневной стоянки.
        Плюсовики честно выдержали четыре дня такого темпа. Но на пятый пришлось сделать дневку на отдых - санитары доложили, что большинство мальков измотаны до крайности. Так что сегодня с утра - отдыхаем!
        На завтрак была каша - настоящая, перловая, сдобренная настоящим свиным салом, а не надоевшими всем хуже горькой редьки глухарями или рябчиками. Кроме каши, я разрешил сварить вместо чая, желудевый кофе с засахаренным медом и велел раздать всем по куску хлеба с ветчиной. Очень, знаете ли, бодрит, если хорошая еда, да еще и с раннего утра…
        После завтрака мальки разбрелись двойками-тройками по лесу - поискать ягод или чего-нибудь свеженького к ужину, а мы: я, Негуляев, Тихонов, Сергиенко, Логинова, Семенова и старший из наших санитаров Женька Самохин устроили маленький военный совет - как пойдем дальше?..

…По сообщениям местных жителей, любая попытка прорваться через Москву обречена на провал. Неясные слухи о каких-то окончательно опустившихся личностях, якобы обосновавшихся в подземельях московского метрополитена под руководством некоего не то Глуповского, не то Глуховатого, не подтвердились. Лет пять-шесть назад трое парней из соседней с Логиновым деревушки Воробьи попытались прорваться в Москву и даже спускались в метро, но все без толку: никого там нет, кроме крыс и мутировавших тараканов! А, за весьма короткое время пребывания в тех краях, парни схватили такую дозу, что и полугода после своего похода не протянули. Нетушки, мы в такие места не ходоки!
        Позавчера мы миновали Воробьи, где полюбовались на три кола, на которых все еще корчились трое из тех пятерых, что удрали от нас в Логиново. Пятерых мальков стошнило. А деревенские нас «зверьми» называют! С ума сойти!..
        Поначалу деревенские не разобрались, что мы - не новая банда бедунов-бредуинов и даже попытались обстрелять нас. Больших трудов стоило удержать наших от адекватного ответа. За что местное население было нам крайне признательно, и даже подарило нам пять литров яблочного варенья и одного барана. Потом, когда эти олухи наконец сообразили, в КОГО они попробовали побабахать из своих трех «калашей» и парочки допотопных гладкоствольных двустволок, и чем подобная наглость могла бы для них обернуться.
        В основном, местные расплатились с нами за неожиданное нападение информацией. Трое местных старейшин долго вертели нашу карту и каждый старательно ее дополнял. В результате мы выяснили, что севернее, в районе Твери, обитает довольно много людей, но именно из того района и приходят эти самые бедуны-бредуины. Причем, не только верхами. У некоторых из них встречаются старые автомобили, переделанные на древесное топливо. Наверное, это как у нас, когда Ухтинский завод еще не восстановился. У нас тогда тоже машины на дровах ходили. Я их еще помню. А в некоторых дружинах такие и по сей день работают…
        - … Так что, я полагаю, что в район Твери нам идти не стоит, - подвел итог своим рассуждениям Негуляев. - Разумнее будет обойти Москву с востока и двигаться на юг вдоль рек.
        Негуляев высказывается вторым. Он - второй по возрасту «от конца». Первой высказывалась Чайка, которая, со свойственным всем плюсовикам боевым задором, предложила пойти в Тверь и уничтожить всех выродней, которых встретим. Потом присоединить эти земли к Пионерии и считать свою задачу выполненной, потому что проблем с питанием больше не будет.
        Виталий, с присущим тимуровцам уважением к приказам, считает, что раз дан приказ идти в Артек, то он обсуждению не подлежит и что бы мы там ни нарыли по дороге - цель обозначена ясно, и рассуждать можно только о маршруте.
        Сергиенко и Семенова в принципе согласны с Катюшей. Чего зря ноги топтать и мальками рисковать, если и так все ясно? Разве что сразу к Твери не переться, а провести настоящий рейд. Разведать все как следует, разузнать и на карты нанести.
        Тихонов - за Артек. Вот же ведь: уже минус шестой отряд, а все как малек! Ему бы только куда-нибудь сходить, да что-нибудь отыскать, а что это будет: Артек, Северный полюс, дальние страны или скандинавский дозор - без разницы! Лишь бы искать…
        По старшинству теперь полагалось бы высказываться мне, но я, как-никак - командир, а потому говорю последним. Так что слово берет Самохин:
        - Я так полагаю: конечно, новые земли и новые пашни - дело хорошее. Но вот что с солнышком делать?
        - В смысле?
        - Ну, лето-то у нас, не больно-то жаркое, и не больно-то длинное. Я вот когда про Артек читал, так там вроде в море с мая по сентябрь купаться можно. И не только закаленным, а всем, кому охота… Я к чему? Мальки у нас солнца толком не видят. И многое из того, что могло бы расти - не растет. Вот кто, к примеру, виноград пробовал? Его только три или четыре лозы у юннатов в теплицах растет. Может, когда и доведется попробовать, а только, скорее всего уже не нам, а детям нашим. А ведь виноград - ценнейший источник глюкозы…
        Самохин говорит долго, обстоятельно, перебирая все за и против Артека. И все становится на свои места: Артек - это не просто новые пашни, это еще и длинное лето, и здоровые мальки, и возможность выращивать новые культуры… Так что вывод очевиден: Тверь Тверью, а мы - в Артек!
        Именно в этот момент, когда я уже собирался подвести итог нашему военному совету, на поляну вылетел малек-подчасок:
        - Тарщ… старш… звеньевой! - от волнения он задыхается и глотает слова - Товарщ… старш… звень… вой! Там! Идет! Идет!..
        - Спокойнее, Слуцкий, спокойнее. Кто идет, куда идет, сколько идет? На-ка вот, - я протягиваю ему кружку с остывшим кофе, - глотни и расскажи по порядку.
        Семенова кладет руки мальчишке на плечи и силой усаживает его на поваленное бревно. Он в два огромных глотка опустошает кружку и делает попытку встать. Ну да! Сейчас! У Маринки так просто не вырвешься!
        Мальку ничего не остается, как докладывать сидя:
        - Товарищ старший звеньевой! Постами замечен одиночка. Движется по направлению к лагерю. Оружия на виду нет. Одет в длинный балахон, при себе имеет палку с крестом и какую-то сумку. Выглядит подозрительно. Несколько минут назад остановился, зачем-то встал на колени и делает гимнастику. Начальник караула уточняет: задерживать?
        Мы удивленно переглядываемся. Одиночка? Без оружия? Местный крестьянин? Возможно, хотя при чем тут гимнастика? Нет уж, надо самим взглянуть…
        - Вот что, Саша. Дуй к начкару и передай, чтобы следили, но никаких действий не предпринимали. Сейчас сами посмотрим.
        Странный прохожий - это, конечно, интересно, но закончить совет все же надо…
        - Значит так. Я принимаю решение: идем в Артек, обходя Московскую зону с востока. Завтра выступаем.
        Я обвожу взглядом всех присутствующих. Ох, как же им не терпится узнать, кого это по лесу носит, в одиночку и без оружия… Чайка поднимает на меня умоляющий взгляд. Да ладно, ладно… Я сегодня добрый.
        - Ну что, товарищи, пойдем? Посмотрим, кто это там у нас по лесу шастает?
        Глава 2
        Я вышел на поляну и осмотрелся. Господи, всеблагий и всесвятый - красота-то, какая! Прямо как дома, в монастыре. Так вот и кажется, что сейчас ударит из-за леса благовест, зачастят колокола на нашей монастырской колоколенке, и потянутся иноки с полей и огородов на молитву. А кто не успеет, так прям на месте вставай, возноси создателю свою горячую молитву, свою искреннюю хвалу!..
        Так я и сделал: встал на колени и запел благодарственный акафист.
        Нетленный Царю веков, содержащий в деснице Своей все пути жизни человеческой, силою спасительного промысла Твоего…

…Жизнь до монастыря я никогда не забуду. Хоть уже и не помню ни лиц, ни мест, где жил или скитался. Не помню имен, не помню людей. Зато навсегда остаются со мной то чувство голода, отчаяния, ужаса, что всегда сопутствовали ТОЙ жизни.
        Когда меня подобрал брат Акинфий, мне было около шести лет. Он рассказывал, что выглядел я живым скелетиком, с трудом ходил на двух ногах и почти не умел говорить…

…Благодарим за все ведомые и сокровенные благодеяния Твои, за земную жизнь и за небесные радости Твоего будущего Царства. Простирай нам впредь Твои милости, поющим:
        Слава Тебе, Боже, во веки!..

…Монахи нашего монастыря сразу после Конца Света начали собирать детей, оставшихся без родителей. Так им отец схиигумен, Блаженный Василиск, заповедал. После того, как Господь наш, в скорби от грехов человеческих, излил на землю серу горящую и смолу смердящую, иноки старого Николаевского монастыря ушли на новое место, где и основали Новониколаевский монастырь. Проводили дни в трудах земных и молитвах небесных, яко преподобный Сергий, и собирали детей, дабы передать им Слово Божье…

…Слабым беспомощным ребенком родился я в мир, но Твой ангел простер светлые крылья, охраняя мою колыбель. С тех пор любовь Твоя сияет на всех моих путях, чудно ведя меня к свету вечности. Славно щедрые дары Твоего промысла явлены с первого дня и доныне. Благодарю и взываю со всеми, познавшими Тебя: Слава Тебе, призвавшему меня к Жизни; Слава Тебе, явившему мне красоту вселенной; Слава Тебе, раскрывшему предо мною небо и землю как вечную книгу мудрости; Слава Твоей вечности среди мира временного; Слава Тебе за тайные и явные милости Твои; Слава Тебе за каждый шаг жизни, за каждое мгновение радости; Слава Тебе, Боже, во веки!.

…Я прожил в монастыре почти двадцать лет. Как сладостны воспоминания о детстве, проведенном среди братии. Как сейчас помню: на день Происхождения честных древ Животворящего Креста Господня отец Порфирий принес мне, больному и скорбящему отроку пирог с медом, кусочек сотов с монастырской пасеки и коврижку. До сих пор, стоит мне только услышать «День Преображения Господня», как сразу во рту вкус яблок из монастырского сада или из окрестных сел …

…Господи, как хорошо гостить у Тебя: благоухающий ветер, горы, простертые в небо, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков. Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки, и птицы и звери носят печать Твоей любви. Благословенна мать земля с ее скоротекущей красотой, пробуждающей тоску по вечной отчизне, где в нетленной красоте звучит: Аллилуия!..

…Я работал и в поле, и на огородах, и в саду. И пахал землю, и заготавливал дрова, и растирал краски в мастерской иконописцев, и клал стены новой трапезной, но душа моя рвалась нести Слово Его всем людям. Я пел в хоре, помогал отцу ризничему, работал у отца Никифора в иконописной и у отца Иакова в писцовой, но счастливее всего я был, когда отец наместник, преподобный Иринарх, благословил меня на подвиг миссионера. И я пошел в мир, и трудами своими славлю Его Имя и Его неизреченную Благодать…

…Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай. Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы, мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод, мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мед. Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях. Слава Тебе за праздник жизни; Слава Тебе за благоухание ландышей и роз; Слава Тебе за сладостное разнообразие ягод и плодов; Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы; Слава Тебе за улыбку светлого пробуждения; Слава Тебе за вечную жизнь, предвестницу небесной. Слава Тебе, Боже, во веки!..

… Вот уже шестой месяц иду я и благословляю мир Господень. В одном из селений я прожил два месяца, славя Имя Господне, призывая на местных жителей Благословение Господне. Они помогли мне построить часовню, и как сладостен был тот миг, когда я впервые совершил над заблудшими и забывшим таинство Крещения…

…Как Ты услаждаешь думающих о Тебе, как животворно святое Слово Твое, мягче елея и сладостнее сот беседа с Тобой. Окрыляет и живит молитва к Тебе; каким трепетом тогда наполняется сердце и как величава и разумна становится тогда природа и вся жизнь! Где нет Тебя - там пустота. Где Ты - там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуия!..

…В нескольких селениях меня встретили недобро, в одном на меня напали разбойники, но ведь не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет. Там Христос! И сердце поет: Аллилуия!..

…Когда я вчера устраивался на ночлег, то поразило меня предвкушение чего-то необычайного, что навсегда войдет в душу мою и оставит свой след неизгладимый, подобный тому, что оставляет молитва теплая угодникам Божьим и Господу, Вседержителю Нашему. Я поднял глаза к небу и поразился тому, сколь дивно было чистое небо, сияющее звездами. О, как Ты богат, сколько у Тебя света! Лучами далеких светил смотрит на меня вечность, я так мал и ничтожен, но со мною Господь, Его любящая десница всюду хранит меня. Слава Тебе за непрестанные заботы обо мне; Слава Тебе за промыслительные встречи с людьми; Слава Тебе за любовь родных, за преданность друзей; Слава Тебе за кротость животных, служащих мне; Слава Тебе за светлые минуты моей жизни; Слава Тебе за ясные радости сердца; Слава Тебе за счастье жить, двигаться и созерцать; Слава Тебе, Боже, во веки!..

…Неожиданно приходит на ум воспоминание, как мы с отцом Порфирием укрывали на пасеке ульи от грозы. Мы укутали их соломой, обвязали лыками, но убежать уже не успели: ливень застал нас прямо на пасеке. И тогда, под грозные раскаты грома, под полыхание молний, отец Порфирий запел:
        Как Ты велик и близок в мощном движении грозы,
        как видна Твоя могучая рука в изгибах ослепительных молний,
        дивно величие Твое.
        Глас Господень над водами многими.
        И вот странно: обычно тихий надтреснутый голос отца Порфирия вдруг чудесно преобразился и зазвучал подобно звону колокольному. Его освещали вспышки света небесного, власы и борода развевались на ветру, а лицо светилось такой благодатью, что я не выдержал и подхватил:
        Хвала Тебе в грохоте огнедышащих гор.
        Ты сотрясаешь землю, как одежду.
        Ты вздымаешь до неба волны морские.
        Хвала смиряющему человеческую гордыню,
        исторгающему покаянный вопль: Аллилуия!..

…Когда разбойники схватили меня и обыскивали мое невеликое достояние, я молился об их заблудших душах, о тех несчастных, что утратили Слово Божье и Имя Господне, кого захватили духи тьмы. Они были грубы, они пинали меня, плевали на меня и, смеясь, вопрошали: «Где же твой бог? От чего же он не помогает тебе?!». А я продолжал молиться за них и вот двое из разбойников, уходя, повинуясь душевному порыву, оставили мне сухари, кусок мяса и несколько вареных картофелин. Скоромное в те дни употреблять не разрешалось, а потому я отдал мясо тварям Божьим, что вышли из лесу. И они слушали Слово Божье, и не тронули меня, проникшись…

…Как молния, когда осветит чертоги пира, то после нее жалкими кажутся огни светильников. Так Ты внезапно блистал в душе моей во время самых сильных радостей жизни. И после молниеносного света Твоего какими бесцветными, темными, призрачными казались они. Душа гналась за Тобою. Слава Тебе, край и предел высочайшей человеческой мечты! Слава Тебе за нашу неутомимую жажду богообщения; Слава Тебе, вдохновившему в нас неудовлетворенность земным; Слава Тебе, облекшему нас тончайшими лучами Твоими; Слава Тебе, сокрушающему власть духов тьмы, обрекшему на уничтожение всякое зло; Слава Тебе за откровения Твои, за счастье чувствовать Тебя и жить с Тобою; Слава Тебе, Боже, во веки!..

…Я иногда думаю: что было бы со мной, не окажись я в монастыре, не узри света истинного, не изведай благодати Божией? Скорее всего, я бы умер в малых годах, но если бы вырос? Как же можно жить, не ведая Божьего Слова, не зная Заповедей Его, не умея отличать добра и зла, света и тьмы?! Ведь тогда смертному не понять ни красоты, ни мудрости мира, никогда не испытать ему восторга душевного от лицезрения всех чудес и благостей…

…В дивном сочетании звуков слышится зов Твой. Ты открываешь нам преддверия грядущего рая и мелодичность пения в гармоничных тонах, в высоте музыкальных красок, в блеске художественного творчества. Все истинно прекрасное могучим призывом уносит душу к Тебе, заставляет восторженно петь: Аллилуия!..

…Вокруг такая красота, и как озаряется она, осененная светом молитвы! И это все ты
        - Создатель мой, Всеблагий и Всемогущий! Когда я в детстве впервые сознательно призвал Тебя, Ты исполнил мою молитву, и душу осенил благоговейный покой. Тогда я понял, что Ты - благ и блаженны прибегающие к Тебе. Я стал призывать Тебя снова и снова, и ныне зову. Слава Тебе, исполняющему во благих желания мои; Слава Тебе, бодрствующему надо мной день и ночь; Слава Тебе, врачующему скорби и утраты целительным течением времени; Слава Тебе, с Тобою нет безнадежных потерь, Ты даруешь всем вечную жизнь; Слава Тебе, Ты одарил бессмертием все доброе и высокое, Ты обещал желательную встречу с умершими; Слава Тебе, Боже, во веки!..

…Где-то здесь должно быть селение. Я видел следы подков, и волкособак алкающий, что вышел мне навстречу, смутился и убежал. Он знает людей, он знает их силу. Значит, селение поблизости. Я приду к заблудшим, к тем, в ком светильник Веры почти угас, к тем, кто потерял во тьме Мирового Конца Имя Господне. Я принесу им Истинный Свет и разгоню Тьму Словом Твоим!..
        Когда Ты вдохновлял меня служить ближним, а душу озарял смирением, то один из бесчисленных лучей Твоих падал на мое сердце, и оно становилось светоносным, как железо в огне. Я видел Твой таинственный, неуловимый Лик. Слава Тебе, преобразившему нашу жизнь делами добра; Слава Тебе, запечатлевшему несказанную сладость в каждой заповеди Твоей; Слава Тебе, пребывающему там, где благоухает милосердие; Слава Тебе, посылающему нам неудачи и скорби, дабы мы были чутки к страданиям других; Слава Тебе, положившему великую награду в самоценности добра; Слава Тебе, принимающему высокие порывы нашей души; Слава Тебе, возвысившему любовь превыше всего земного и небесного; Слава Тебе, Боже, во веки!..

…Конец Мира пришел от царства Князя Тьмы, от древнего царства Эсшаа, что, как рассказывал нам отец наставник, на языке древних тохарцев означает «убийство». Наш отец наставник, убогий Амнеподист, сам был родом из тохарцев, и говорил нам, что это - потомки древнейшей расы на земле - прямые потомки одного из Пропавших Колен Израилевых. И они сохранили в памяти и пронесли сквозь века слова ныне забытых пророков, передававших людям Откровения Господа нашего. Ибо было предречено, что:
«…Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела. Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла. Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „Полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была - так, как и ночи. И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!» И свершилось по сему: пали с неба звезды и сожгли огнем города, и погибли люди от зримых и незримых напастей. Истинно веровавшие
русские и китайцы - единственные православные на земле - ответили царству Эсшаа своими ударами и дотла сожгли его, но сами Русское и Китайское царства, в коих правили Святейшие Патриархи, не устояли. Китайское царство погибло в огне все. А от Русского остались столь малые обломки…

…Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть, но Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее. С Тобой нет неисполнимого. Ты весь любовь. Ты - Творец и Восстановитель. Тебя хвалим песнью: Аллилуия!..

…И в нашем монастыре еще горит огонь Истины, и мы, недостойные иноки, понесем его людям, дабы узрели они величие Твое, силу Твою и приготовились ко Второму Пришествию Господа нашего Иисуса Христа, чье Царствие придет и не будет ему конца. И мы, воспитанные в стенах обители святой, несем огонь сей…Через ледяную цепь веков я чувствую тепло Твоего Божественного дыхания, слышу струящуюся кровь. Ты уже близок, часть времени рассеялась. Я вижу Твой Крест - он ради меня. Мой дух в прахе перед Крестом: здесь торжество любви и спасения, здесь не умолкает во веки хвала: Аллилуия!..

…В последнем селении, что я посетил по пути своему, не дали мне ничего. Но остались у меня три сухаря и мед, что я собрал в дупле диких пчел, одурманив их дымом, и ягоды, что нашел я вчера на пути своем. Неужели не достанет мне этой трапезы, дабы укрепить силы мои на пути подвига?..

…Блажен, кто вкусит вечерю во Царствии Твоем, но Ты уже на земле приобщил меня к блаженству. Сколько раз Ты простирал мне Божественной десницей Тело и Кровь Твою, и я, многогрешный, принимал эту святыню и чувствовал Твою любовь, несказанную, сверхъестественную. Слава Тебе за непостижимую живительную силу благодати; Слава Тебе, воздвигшему Церковь Свою, как тихое пристанище измученному миру; Слава Тебе, возрождающему нас животворящими водами крещения; Слава Тебе, Ты возвращаешь кающимся чистоту непорочных лилий; Слава Тебе, неиссякаемая бездна прощения; Слава Тебе за чашу жизни, за хлеб вечной радости; Слава Тебе, возведшему нас на небо; Слава Тебе, Боже, во веки!..

…Молитва моя горяча и искренна. Ни зверь, ни птица не потревожили меня, не прервали меня. Поклоны земные, поклоны поясные… Господи, узри мое рвение! Даруй мне умение и мудрость, дабы просветил я встретившихся мне и они уверовали!.. …Что моя хвала пред Тобой! Я не слыхал пения херувимов - это удел высоких душ, но я знаю, как хвалит Тебя природа. Я созерцал зимой, как в лунном безмолвии вся земля тихо молилась Тебе, облеченная в белую ризу, сияя алмазами снега. Я видел, как радовалось о Тебе восходящее солнце и хоры птиц гремели славу. Я слышал, как таинственно о Тебе шумит лес, поют ветры, журчат воды, как проповедуют о Тебе хоры светил своим стройным движением в бесконечном пространстве. Что моя хвала! Природа послушна, а я - нет, пока живу, я вижу любовь Твою, хочу благодарить, молиться и взывать. Слава Тебе, показавшему нам свет; Слава Тебе, возлюбившему нас любовью глубокой, неизмеримой, божественной; Слава Тебе, осеняющему нас светом, сонмами ангелов и святых; Слава Тебе, всесвятый Отче, заповедавший нам Твое Царство; Слава Тебе, Дух Святой, животворящее солнце будущего века; Слава Тебе за все, о
Троице Божественная, всеблагая; Слава Тебе, Боже, во веки!..
        - Слышь, Слава, - голос идет у меня из-за спины. - Ты стой, как стоишь, и руки на виду держи!
        Глава 3
        Я обернулся на голос и не увидел ничего. Что это? Кто говорит со мной?..
        - Чего вертишься, как угорь на сковородке? - голос негромкий, но твердый. И снова идет из-за спины…
        Снова поворачиваюсь. Прямо передо мной - ничего, хотя…
        Из дальних кустов на меня смотрит своим холодным зрачком ствол оружия…
        - Слава, тебе же русским языком сказано: стой, как стоишь! - другой голос, тоже твердый, тоже негромкий. Но в нем чувствуется сила, привычка повелевать…
        Я снова оборачиваюсь. Беззвучно раздвигаются ветви кустов и неслышно, словно тень, ко мне шагает человек в одежде странного, бурого цвета, с красной косынкой на шее. Подойдя ближе, он интересуется:
        - Оружие есть? - и когда я отрицательно мотаю головой, вздыхает, - Ты откуда такой взялся, Слава?
        - Почему Слава? Я - Алексий, инок Новониколаевского монастыря, что на Уральских горах…
        Человек в красной косынке удивленно смотрит на меня и некоторое время молчит, видимо что-то соображая. Мне, наконец, удается разглядеть его получше. Совсем молодой, даже моложе меня, но вот глаза… Глаза холодные, жесткие. Словно два стальных меча. И в них нет Бога…
        Он переспрашивает:
        - Алексей? Дела… Тезка, значит…
        - Нет, не Алексей - смиренный инок, иеромонах-просветитель Алексий. Можно просто: отец Алексий…
        - Почему отец? - парень в красной косынке выглядит озадаченным. - Ты ж не отец… А-а, понял! У вас в племени, наверное, принято называть «отцами» всех, у кого есть дети, да?
        - У меня нет детей, сын мой…
        - Ты чего плетешь? - парень явно поражен. - Какой я тебе сын?! Да моего отца вообще Борисом звали!
        Я не заметил, как и когда это произошло, но теперь мы на поляне уже не одни. Нас обступило еще человек десять. Самого разного вида и пола, но их всех объединяют три обстоятельства: все они молоды, а некоторые - просто дети; все они вооружены и у каждого на шее - красная косынка. И есть еще четвертое: в глазах у них нет света. Нет Бога…

…Вот же блин, наткнулись на кого-то - не пойми кого! Он что, сумасшедший, меня своим сыном называть? Чайка, которая подошла к нему со спины, выразительно постукивает пальчиком по лбу. Маринка огорченно вздыхает. Действительно, жаль: такой молодой, а уже головой повредился. Негуляев сокрушенно качает головой. Его тоже можно понять: источник информации из психа - никакой. Тихонов, Сергиенко и начкар Левченко фыркают, перемигиваются и видно еле сдерживаются, чтобы не захохотать в голос. И, похоже, единственное, что их удерживает - так это присутствие мальков. Смеяться над инвалидами непозволительно для пионера…
        - Видишь ли, сыне, - снова начинает этот дурно пахнущий, грязный придурок, - все мы - суть есть дети божие. Но некоторые из нас - те, кому отверзлись врата…
        - Постой, постой… Кто кому врезал?
        - Не «врезал», сыне, а «отверзлись». Ну, открылись, если по мирскому. Те, кому открылись врата благодати господней…
        - Так, понятно, - вот же ж свезло! Нашли, блин, чудика! Но закон пионеров гласит:
«Пионер всегда готов помочь инвалиду, больному, ребенку, человеку преклонного возраста и женщине, готовящейся стать матерью». Даже если этот больной - больной на голову…
        - Слушай, Леха, ты ж, наверное, голодный. Пойдем, покормим тебя. Да и санитарам тебя осмотреть, наверное, нужно… - вот как бы ему еще про гигиену сказать? - Только знаешь, что? Давай-ка, друг, мы сперва с тобой к ручейку пройдемся. Руки помоем и вообще…
        Он кивает головой, произносит что-то непонятное, типа: «Благослови тя бог, сыне», и мы отправляемся к нашей стоянке. За нами топают все остальные, кроме часовых, которые снова занимают свой пост.
        Я отчетливо слышу, как сзади жалостливо вздыхает Маринка Семенова:
        - Жалко паренька. Такой молодой…

…Я иду следом за парнем, который вышел ко мне первым. Он уверенно и совершенно бесшумно шагает по лесу. Такой походкой ходят кошки. И рыси. Не оборачиваясь, он командует:
        - Димка! Пошли кого-нибудь мыло нам принести. И полотенце. И зубную щетку с порошком. Марин, поможешь мне?
        Сзади слышится девичий голос «Угу». Парень сворачивает и через несколько десятков шагов мы оказываемся на берегу небольшого ручейка.
        Мой проводник Алексей оглядывает меня, затем снимает с себя куртку, тонкую облегающую тело фуфайку… Господи Боже! Сколько у него шрамов! Это не когти диких зверей рыкающих, это что-то другое…
        - Сыне, а какие же звери столь страшно тебя уязвляли?
        После небольшой паузы он усмехается:
        - Двуногие, тезка, двуногие. Выродни, скандинавы, оленеводы… Да мало ли кто? Ты, это, давай свое шмотье тоже скидывай.
        - Постойте! Что вы собираетесь делать?..

…Парень смотрит на нас испуганно… Да нет, не испуганно, а как-то настороженно, что ли…
        - У меня нет ничего, любезные чада, что могло бы вас заинтересовать. Вот, - и он широким жестом протягивает нам с Маринкой свою сумку.
        - Да ты не бойся, дурачок, - ласково воркует Семенова. - Тебе ж лучше станет, если отмоешься…
        Она подходит к нему поближе и, крепко ухватив за рукава его балахона, пытается его стянуть.
        - Отойди, греховодница! Изыди, сатана! - взвизгивает Алексей, пытаясь вырваться из цепких рук Маринки.
        Но не тут-то было… Через секунду-другую наш шизик-найденыш уже разоблачен, разут и засунут в ручей по плечи. Примчался малек с мылом и прочими причиндалами для умывания. И закипела работа…
        - Товарищ старший звеньевой, у него не одежда, а санаторий для вшей, - озабоченно сообщает Семенова. - Может, ему что из запасного отдать? Или из трофейного?
        Молодец, Маринка! Я как-то об этом и не подумал. Вот что значит женский взгляд…
        - Эй, Васек! - малек вытягивается в струнку. - Слушай, сбегай к Негуляеву, скажи ему, чтобы подобрал какие-нибудь шмотки для нашего гостя. И пулей со шмотьем сюда!
        - Пусть Чайка и Лиза Маленькая подбирают, - добавляет Семенова. - Они его размеры лучше запомнили…

…Какой стыд! Боже мой, какой позор! Женщина, сосуд греха, разоблачила меня, а я даже не смог вырваться! Правда, приятно, что удалось помыться с мылом, но их нахальные руки, которые вертели меня, словно слепого кутенка!
        А моя ряса?! Моя скуфья?! Я не успел даже глазом моргнуть, как они просто унесли их куда-то. Вытащенный из ручья, я снова оказался в немилосердных руках моих мучителей, растираемый грубым холстом. Затем меня облачили в мирское одеяние и девица спросила своего начальника:
        - Товарищ старший звеньевой, может его еще и постричь?
        Я не успел возразить, как Алексей Товарищ Старший Звеньевой, ответил:
        - Не, Марин, не стоит. Вдруг в их племени волосы - символ чего-нибудь? Ща, керосинчиком смажем и порядок…
        Через полчаса я сидел у костра, а вокруг меня толпилось уже человек двадцать-двадцать пять.
        - Ты ешь, давай, ешь. Сколько дней-то не емши? - заботливо хлопочет около меня та самая огромная девица. - Может, еще мяска подложить?
        - Благодарствую, дочь моя. Но мне скоромного вкушать сегодня не полагается, ибо пятница - постный день.
        Дева озадаченно смотрит на меня, а затем, тряхнув головой, переспрашивает:
        - Я, блин, так и не поняла: тебя мяса еще положить?..

…Переодетый в нормальную человеческую юнгштурмовку и трофейные штаны, обутый в сапоги, наш найденыш смотрится куда лучше. Странный он какой-то: говорит вроде и по-русски, а понять его только через два слова на третье можно. И еще одна странность - календарь у него на тринадцать дней от нашего отстает…
        - Благодарю вас, любезные чада, я насытился, - Алеша-найденыш откладывает в сторону миску. - Позволено ли мне будет вопросить вас: помните ли вы о Боге? Возносите ли к нему свои молитвы, обращаете ли к нему свои помыслы и чаяния?
        Среди наших легкое замешательство. Да я и сам не очень понимаю, о чем он толкует. Бог? Ну-у, это же сказки. Придумали их империалисты, чтобы задурманить головы рабочих и крестьян, отвлечь их от борьбы за светлое и счастливое настоящее и будущее…
        - А бог - это чего? - тихо интересуется один из второотрядников.
        И тут же кто-то из его приятелей авторитетно заявляет:
        - Ты чо, Вовка? Это ж так Ленина раньше называли…
        Но Алеша-найденыш гордо разворачивается к говорящим, поднимает вверх свою палку с крестом, и…
        - Бог есть Источник всего сущего. Бог есть Творец всего сущего. Величие Творца непостижимо. Но Он создал нас по Своему образу и подобию, чтобы мы могли осуществиться в общении с Ним.
        Так, что-то он опять заговаривается…

…Алексей Товарищ Старший Звеньевой смотрит на меня благожелательно, но как-то… С сочувствием, что ли?..
        - Слышь, Леш - ладно, если так ему удобнее, пусть называет по имени. - Слышь, а вот здесь, например, написано, что сделали его на Ковровском заводе…
        С этими словами он протягивает мне свое оружие и показывает на надпись.
        - Ты думаешь, это твой Бог на заводе вкалывал? Ну, в какой-то мере ты и прав: человек, что создает замечательные вещи, похож на сказочного бога…
        - Ты не понимаешь меня, сыне, ибо глаза твои ослеплены сатаной…
        - Леш, да ты чего говоришь-то? - Алексей хлопает меня по плечу. - Это я что ли слепой? Ага… Ты вон еще скажи, что у нас Чайка - слепая!
        Девочка лет тринадцати доверчиво подходит к Алексею Товарищу Старшему Звеньевому, и чуть прижимается к нему. На ее милом, но, к сожалению, обезображенном страшным шрамом, личике играет веселая улыбка:
        - Ага, я - слепая! - и с этими словами она начинает шарить своим оружием по земле, подражая слепцам.
        На поляне оживление. Те, что помладше, откровенно хохочут, но и те, что постарше, тоже не могут сдержать улыбок.
        А ну, тихо все! - внезапно грозно командует Алексей Товарищ Старший Звеньевой. - Что, законы пионеров забыли?! Пионер всегда готов помочь больному! А вы что?!
        Смешки мгновенно смолкают. А рядом со мной оказывается другой парень, тоже со странным именем. Виталий Товарищ Тимуровец…
        - Ты, Алексей, не волнуйся. Про Бога ты нам попозже расскажешь, а сейчас, может быть, поможешь дорогу найти?..
        Глава 4
        Десятый день без дневок. Правда, темп я задал невысокий - всего километров тридцать-тридцать пять в день. Так что всё в порядке и все в порядке. Если не считать того, что Алешка-найденыш шагает с нами. Мы ему не препятствуем, да и пропадет он без нас. Мы все уже притерпелись к его странным поступкам и попривыкли к непонятным речам. А в остальном он - нормальный парень, дружелюбный и тихий. И всегда готов помочь.
        Наши юннаты, к примеру, в нем души не чают: он с вьючными лосями лучше их самих управляется. И еще есть у него одно непонятное умение: он без лекарств лечить умеет. Прямо как в сказке! Тут и в самом деле в бога можно было бы поверить! Юннаты говорят, что Алеша знает какие-то особые свойства растений, так что все научно, но выглядит!..
        Началось все с глупости: первоотрядник Сеня Добровольский распорол ногу торчащим сучком. Бывают такие подлые сучья в лесу: лежит себе и лежит, старой хвоей или листвой засыпанный, на вид - гнилушка гнилушкой, а на деле - тверже железа. Как Добровольского угораздило на него наступить - он и сам объяснить бы не смог. Но ногу себе распорол качественно: почище, чем железкой.
        Как и полагается в таких случаях, Сенька моментально шлепнулся на задницу с выпученными от боли глазами. Самохин с Карпенко - наши санитары - кинулись к нему, быстренько стащили ботинок и портянку, обработали рану, но даже самому тупому мальку было ясно - ходок из Добровольского на ближайшие дней десять-пятнадцать, как из… кхм… пуля.
        Лоси у нас загружены на максимум, так что я распорядился подготовить носилки, составить график переноски и двигаться дальше с этим оболтусом на руках. Это здорово замедлило темп марша, так что вечеру мы смогли прошагать только километров пятнадцать. На следующий день весь пройденный путь не превышал двадцати километров, да еще и вымотались все минусовики до крайности. Еще дня три-четыре такого похода и все - нас можно будет всех списывать из активных бойцов в условно-боеспособных инвалидов. И тут на помощь пришел Алешка…
        Собственно он каждый вечер подходил ко мне и просил разрешения поговорить о боге. Я разрешал - а чего не разрешать? - и он тут же отправлялся к малькам. Они встречали его радостно, но не так, как бы ему хотелось. Совсем не так. Все что он говорил, воспринималось мальками как сказка. И сам Алешка постепенно становился в их глазах кем-то вроде Андерсена, Бажова или обоих братьев Гримм. Чайка рассказала мне, что большинство мальков просто ждет не дождется вечера, чтобы послушать
«Алешкины сказки», а потом обсудить их между собой. Общее восхищение вызвали какой-то пастух, который завалил вражеского великана из пращи камнем в лоб и здоровенный парень Самсон, который классно воевал за свое царство. Только потом его жена предала, хотя вообще-то она сама была как раз из врагов, так что и не предала вовсе, а просто провела грамотную разведывательно-диверсионную операцию. О чем мальки и сообщили Алеше, после чего он целый день ходил задумчивым…
        Но сегодня Алеша-найденыш явился ко мне с вполне серьезным предложением. Он подошел ко мне вплотную и не стал мяться, как делал это обычно, собираясь что-нибудь сказать, а с места в карьер заявил:
        - У вас, видел я, отрок уязвленный?
        Это был не вопрос, а скорее утверждение, но на всякий случай я утвердительно мотнул головой.
        - Это не хорошо, дабы отрок от болестей страдал, - он решительно взялся за свою сумку. - Я вот тут травок-кореньев разных собрал, да и запас у меня был. Дозволь мне Алексей, товарищ старший звеньевой, отрока вашего попользовать?
        Предложение было неожиданным, но… Только что Самохин сообщил мне, что дела у Добровольского - неважные, и что, несмотря на все предпринятые меры, не исключена возможность сепсиса. А тогда Сеньке только и останется, что срочно оперировать ногу, после чего нужно или оставить его где-то, или возвращаться назад: с таким больным мы далеко не уйдем…
        Здраво рассудив, что хуже Добровольскому Алеша не сделает при всем желании, я махнул рукой:
        - Попробуй, тезка. Если поможешь - будет тебе большое пионерское спасибо!
        Найденыш взялся за дело рьяно. Припряг к себе в помощь Маринку Семенову (ох, что-то она к нашему Алеше неровно дышит!), разложил чуть в стороне от общего костра маленький дополнительный и начал заваривать в свежей родниковой воде какие-то порошки, листики, веточки. В процессе он постоянно что-то бубнил и кланялся. Из любопытства я прислушался:
        - Владыко, вседержителю, святый царю, наказуяй и не умерщвляяй, утверждаяй низпадающия и возводяй низверженные, телесныя человеков скорби исправляяй, молимся тебе, боже наш, раба твоего Всеволода немоществующа посети милостию твоею, прости ему всякое согрешение вольное и невольное…
        Вот так, Алексей Борисович, вот и довелось тебе увидеть самые настоящие заговоры, словно в далекие древние времена! Я обалдело слушал дикую ахинею, которую нес Алеша, и тихо млел. Рядом со мной, вся превратившись в слух, устроилась Чайка. Она вообще в последнее время постоянно рядом со мной…
        - …Ей, господи, врачебную твою силу с небесе низпосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, буди врач раба твоего Всеволода, воздвигни его от одра болезненнаго и от ложа озлобления цела и всесовершенна, даруй его церкви твоей благоугождающа и творяща волю твою. Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, боже наш, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
        Катюшка, не сдержавшись, тихонько фыркнула. Я слегка ткнул ее кулаком под ребра: молчи, мол. Алешка-найденыш сейчас, конечно, ничего не видит и ничего не слышит вокруг себя, но Марина, похоже, прониклась ответственностью момента и, если она услышит смешочки и хиханьки-хаханьки - мало нам точно не покажется!..
        Алеша кончил возиться со своим подозрительным варевом и решительно двинулся к лежащему на носилках Сеньке. Выражение лица у новоявленного Парацельса было такое, что Добровольский невольно отпрянул и попытался отползти.
        Алешка подошел к раненному, умело разбинтовал ногу и начал пристально вглядываться в то, что открылось его взору. Даже мне издалека было видно, что Сенькино дело - дрянь. Нога распухла и у раны чуть потемнела…
        - Господи всеблагой! Укрепи руку мою! - неожиданно громко произнес найденыш, и начал обкладывать рану кашицей из котелка, которой подала ему Маринка.
        Закончив обработку раны, он тщательно забинтовал ее, тоже крепко, но не так как это делают санитары и как учат нас на курсах первой помощи. Затем взял второй котелок:
        - Открой рот, сыне, - велел он тоном, не допускающим возражений. - Сейчас. Не вкусно, но полезно.
        Сенька послушно открыл рот и тут же взвыл, получив ложку обжигающего варева. Должно быть он очень хотел выплюнуть лекарство, но Маринка, повинуясь знаку Алеши предусмотрительно зажала ему рот.
        - О, премилосердый боже, отче, сыне и святый душе, в нераздельной троице поклоняемый и славимый, призри благоутробно на раба твоего Всеволода, болезнею одержимаго; отпусти ему вся согрешения его; подай ему исцеление от болезни; возрати ему здравие и силы телесныя; подай ему долгоденственное и благоденственное житие, мирные твои и примирные благая, чтобы он вместе с нами приносил благодарные мольбы тебе, всещедрому богу и создателю моему, - забормотал Алешка.
        Сенька, поняв бесплодность попыток выплюнуть варево, сглотнул. Маринка отпустила его, и он уселся, уставившись на Алешу, который все продолжал:
        - Пресвятая богородица, всесильным заступлением твоим помоги мне умолить сына твоего, бога моего, об исцелении раба божия Всеволода, - после чего упал на колени и начал кланяться.
        Все, кто был на поляне, побросали свои дела и уставились на новый метод лечения. Алеша не обращая никакого внимания на любопытных закончил:
        - Все святые и ангелы господни, молите бога о больном рабе его Всеволоде. Аминь.
        После чего он встал и подошел ко мне:
        - Сыне… то есть Алексей товарищ старший звеньевой. Надобно, дабы хворь из болящего вместилища души бессмертной изгнать, мне, иноку недостойному, бысть от зари вечерней до зари утреней подле одра скорбящего. Допускают ли сие обычаи ваши, и не умалю ли я сим воли твоей?
        - Чего? - иногда Алеша выражается уже совсем непонятно. - Лех, ты скажи, чего еще надо, чтобы Сенька поправился?
        - Ежели по-мирскому, то могу ли я возле постели больного всю ночь провести?
        - Ну, можешь, конечно… Только как же ты завтра пойдешь?
        - Ничего, сыне. Обо мне не беспокойся, ибо привычны иноки ко бдениям нощным…
        Блин! Да что ж он говорит-то так?! Ведь не разберешь ничего!..
        Всю ночь Алеша сидел возле Сеньки, постоянно бормоча что-то вроде «Память праведнаго твоего Иова, господи, празднующе, тем тя молим: избави нас от наветов и сетей лукаваго диавола и спаси души наша, яко человеколюбец…» и тому подобное. Периодически он переставал бормотать и поил Сеньку горячим отваром. Не то, что бы он мешал спать, но любопытство пересиливало сон и половина лагеря так поглядывала на нашего целителя. Получится или нет? Да не может получиться, бред все это! А вдруг? Да нет, не может!..
        Утром меня растолкал Самохин, который с видом крайнего изумленным сообщил:
        - У Добровольского опухоль спала.
        - И что? - я еще не проснулся окончательно, а потому не с ходу сообразил, что он мне говорит.
        - У Добровольского опухоль спала, - терпеливо повторил Самохин. - Рана затянулась, и выглядит так, словно ей не три дня, а три месяца. Если так пойдет и дальше, то завтра его в строй ставить можно…
        - Иди ты! - теперь я проснулся окончательно.
        - Никуда не пойду! - огрызнулся Самохин, и добавил тоном ниже, - Слушай, Алексей, этот наш найденыш - гений по всякой там народной медицине! Его беречь надо, как зеницу ока! Он же и остальных научить сможет!
        - Научит, научит… И будете вы у меня тоже про бога бормотать?
        - Фигня это все! Это молитвы, а я читал, что в древности по молитвам время определяли. Вот он и засекает время по молитвам…
        Как бы там ни было, но Сенька действительно на следующий день уже топал в строю, а к Алешке мы стали приглядываться еще внимательнее. Полезные знания пропасть не должны…
        - …Слушай, Леш, а вот ты имя свое назвал, а фамилия?
        - Да ведь не знаю я фамилии своей, сыне. Меня ж иноки подобрали, а фамилии спросить было не у кого. Прозвище у меня есть, вот разве что оно фамилией считаться может…
        - Нет, прозвище - это не то, хотя… Ну, если фамилии нет, так пусть хоть прозвище фамилией будет.
        Алеша закусывает травинку и задумчиво произносит:
        - Фамилия тогда, сыне, у меня простая, короткая. Не то, что у тебя: Товарищ старший звеньевой. Малый моя фамилия.
        - Чудик! Ты что ж думаешь, старший звеньевой - фамилия? Ну, ты даешь… Постой, постой, как ты сказал фамилия твоя?
        - Малый. А что?
        - Ничего, только странно. Не только тезки мы с тобой, а еще и однофамильцы почти. Я-то ведь Малов…
        Глава 5
        Окоем заалел, лучи солнца набросили на фату облаков пурпурные блики. Рассвет… Ясный и светлый новый Божий день приходит в мир. Благодать!..
        Я поднялся, перекрестился и произнес: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь». Затем немного подождав, пока все чувства не придут в тишину и мысли твои не оставят все земное, и лишь тогда начал молиться, без поспешности и со вниманием сердечным:
        - Боже, милостив буди мне грешному.
        Низко поклонился. Сзади тут же послышался шепот детей и отроков:
        - Позырьте, ребя, - сдавленное хихиканье, - Алеша опять свою зарядку делает…
        Помилуй их, Господи, ибо не ведают они, несчастные заблудшие, что есть истина и что есть свет Твой!..
        - Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых, помилуй нас. Аминь.
        Спаси их, Господи! Наставь их на путь истинный, ибо добры они и праведны. Ну, почти праведны…
        - Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.
        Я встаю на колени, и принимаюсь отбивать земные поклоны, твердя про себя: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас». Кто-то из младших громко фыркает, но тут же раздается звучный шлепок и тихий, но строгий голос выговаривает:
        - Ты это зачем? Тебя кто учил смеяться над больными? Тебе бы понравилось, если бы ты, например, насморк схватил, а все бы стали смеяться, что у тебя сопля на носу? Понравилось?
        - Я больше не буду…
        - Само собой. Сегодня - без личного времени!..
        - Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи помилуй!
        Это древнейшая молитва. Мы ее произносим, когда вспоминаем наши грехи. А я - грешен. Я очень грешен, ибо как иначе объяснить то, что спутники мои остаются глухи к словам правды Твоей, а сердца их закрыты для Тебя? Господи, помилуй…
        - Воставше от сна, припадаем Ти, Блаже, и ангельскую песнь вопием Ти, Сильне: Свят, Свят, Свят еси, Боже, Богородицею помилуй нас.
        Опять шепот. Почти совсем неразличимый, но все же:
        - Ребя, он опять песни вопит…
        - Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. От одра и сна воздвигл мя еси, Господи, ум мой просвети и сердце, и устне мои отверзи, во еже пети Тя, Святая Троице: Свят, Свят, Свят еси, Боже, Богородицею помилуй нас.
        Просвети меня, Господи! Как, как мне достучаться до душ их, ибо не заслуживают они Геены огненной. Не попусти их остаться во власти врага извечного!
        - Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. И ныне: Внезапно Судия приидет, и коегождо деяния обнажатся, но страхом зовем в полунощи: Свят, Свят, Свят еси, Боже, Богородицею помилуй нас. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!..
        - Подъем! - грозный окрик, и весь наш лагерь моментально приходит в движение, словно муравейник, в который кто-то недобрый воткнул палку. Мои спутники, которые сами себя называют «пионерами», быстро скатывают постели, дружно, по команде, разминают затекшие со сна члены и торопятся к ручейку умываться. Меня передергивает, словно от озноба, но это - не холод. Там у ручья всегда разворачивается одна и та же безобразная картина: отроки и отроковицы разоблачаются донага и совершают утреннее омовение, совершенно не стыдясь друг друга. Грех! Хотя, может быть, нет? Может быть они столь чисты, сколь быль чисты Адам и Ева в садах Эдемских до грехопадения?..
        Я свернул свою подстилку, что заботливо предоставили мне мои спутники взамен рогожи, стянул ее ремешками и, дождавшись, когда пионеры вернутся в лагерь, двинулся к ручью. Они говорят, что в здоровом теле - здоровый дух, и они - правы.
        В неглубоком овражке бежит кристально чистый ручей - нет, даже не ручей, а небольшая речка. Сбросив рясу, я наклонился, зачерпнул прозрачной воды…
        - Алеша, - позвал меня низкий грудной голос, - тебе помочь?
        О, Господи! Опять тут ты, греховодница! Ко мне неслышной поступью подкралась Мария
        - та самая огромная, хотя и не лишенная женской красоты девица, что встретила меня одной из первых. И теперь преследует, явно склоняя ко греху. Хоть и не говорит о том прямо. Искушает…
        - Послушай, дочь моя, я ведь уже сколько раз говорил тебе, что показываться пред мужчиной без одеяния и покровов - грех. Почто же ты искушаешь меня? По чьему наущению смущаешь меня видом лядвий и персей твоих?..
        - Алешенька, ты всегда так странно говоришь, - она засмеялась, - но сейчас уж совсем непонятно. Неясно речешь, отче - правильно?
        С эти словами она подошла ко мне вплотную и стала поливать мои плечи и спину холодной водой, черпая ее горстями. Потом помогла растереться жестким полотенцем и, сказав «Солнце, воздух и вода - наши лучшие друзья!», отошла и принялась одеваться. Язычница! Господи, прости ее, ибо не ведает она, что творит!..
        После завтрака, который состоял из разваренного и растертого картофеля, куска сушеной рыбы и брусничного чая, я отважился подойти к старшему звеньевому, дабы поговорить с ним о судьбе его и людей, что доверились ему. Ибо хотя на вид он и горд нравом, на деле же сердечен, добр и заботлив:
        - Товарищ старший звеньевой, дозволено ли мне будет…
        Алексей отвлекся от сбора своего заплечного мешка и повернулся ко мне:
        - А, это ты, тезка… Что там у тебя? Только слушай: давай ты сразу по-нормальному говорить станешь, а то тебя понять иной раз ну просто невозможно…
        - Видишь ли, Алексей, я давно хочу спросить тебя: как же так вышло, что вы совсем ничего не знаете о Боге? Ведь добро и зло вы же различаете?
        - И что? - он заинтересовался. Добрый знак.
        - Но разве не зришь ты… ну, то есть, разве ты не видишь, что добро - это и есть Бог?
        - Честно? Не вижу, тезка. Да и никто не видит. Вот ты сам посуди: разве у нас есть зло?
        - Ты просто не видишь его, сыне. Вот ты, например. Ты ведь сожительствуешь с юной отроковицей. А без освящения таинства брака церковью, сие - грех…
        - Почему? Что изменится от того, что кто-то скажет тебе, что хочет с кем-то жить вместе?
        - Он скажет это не мне, а Богу…
        - А Богу зачем это говорить? Ты ведь сам рассказываешь, что он всеведущ. Так чего я ему говорить стану, что он и так знает? А когда в брак вступлю - комсомольская ячейка утвердит. Нам этого достаточно. Ведь главное, чтобы старшие товарищи одобрили…
        - Бог должен освятить твой брак…
        - Так пусть освящает. Я ж не против. Я просто не понимаю: для чего нужно совершать кучу лишних действий? Вот ты, например. Ты каждый день молишься. А одного раза сказать недостаточно? Тот, кому ты молишься, он что - глухой?
        Алексей помолчал, а затем продолжил:
        - Ты же сам говорил, что Бог всеведущ, значит Он знает, что ты его любишь, что ты в него веришь? Если он всеведущ, то знает. Бог знает, что тебе нужна его помощь? Соответственно. Так зачем тебе твердить Ему каждый день про одно и тоже, если Бог и так все знает. Получается, будто ты считаешь его дураком, который сам не может понять то, что знает, и ему приходится все разжевывать, словно мальку на политчасе!
        С этими словами Алексей затянул свой вещевой мешок, закинул его за спину, и встал, готовясь идти. Я же все пытался понять: как может этот человек, такой добрый и сильный, человек, который на моих глазах спас двух детей из болота, сам рискуя утонуть, человек, который в постные дни отдает мне свои сухари или кашу - как он может быть в лапах диавольских?! Господи, не попусти ему погубить душу свою бессмертную!..

…В обед я снова попытался поговорить с Алексеем, но ему было явно не до меня. Дозорные доложили, что по дороге были обнаружены следы. Эти следы были, видимо, какими-то особенными, потому что Алексей тут же велел прекратить движение, части отряда притаиться в засаде, а сам, аки Гедеон, во главе небольшого отряда искал до самого вечера тех, что оставили эти страшные следы. И потому снова поговорить с ним мне удалось только после ужина…
        - …Ответствуй мне, Алексей: кто дал вам силу и мощь дланей ваших, кто оставил вам праведные ваши законы, по которым вы друг другу братья и нет среди вас ни эллина, ни иудея? Не бог ли это наш вразумил и просветил вас, а вы неблагодарные, забыли имя его?
        - А с чего ты взял, Леха, что мы забыли имена тех, кто оставил законы Пионерии? Никто их не забывал. Вожди это наши, основатели Пионерии: Владимир Ильич Ленин, Аркадий Петрович Гайдар и Евгений Иванович Дед Афган.
        - И что же заповедали вам сии мужи? Что начертано на ваших скрижалях?
        - Ох, Леха, опять ты начинаешь… Переведи на человеческий: чего ты сейчас сказал?
        Отроковица Екатерина, та, чье лицо уродует шрам, вдруг погладила Алексея по руке и тихо сказала:
        - Лешка, чего ты заводишься? Он же Законы пионеров услышать хочет…
        - Ты что, Чайка, уже понимать его начала? - Алексей изумлено уставился на нее. - Не, ну я б понимал, ежели б Маринка, но ты? Чего, Леш, тебе Законы наши процитировать?
        Я утвердительно кивнул, и он начал:
        - Законы пионеров Всемирной Пионерской Организации:
        Пионер предан Родине и коммунизму. Пионер готовится стать комсомольцем. В борьбе и в труде пионер равняется на лучших, помогает отстающим, учит неумелых. Пионер чтит память погибших борцов и является защитником Отечества. Лень недостойна пионера. Пионер - честный и верный товарищ, всегда смело стоящий за правду. Пионер готов поделиться с товарищем последним куском хлеба, последним глотком воды. Он всегда готов прийти товарищу на помощь. Пионер - товарищ, вожатый, защитник и учитель октябрят. Пионер - верный помощник комсомольцев и старых большевиков…
        Он говорит четко, короткими рубленным фразами, и я в изумлении слушаю его. Алексей перечислил мне все Заповеди Христовы, пусть несколько иначе, чем в Писании, но это
        - безусловно они! Только вот вместо «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию, и всем разумением твоим», он четко произносит:
        - Пионер всем сердцем предан делу Ленина, Гайдара и Деда Афгана и, если понадобится, готов отдать жизнь ради его торжества!
        Алексей переводит дух и тут…
        Меня словно громом ударило. Я застыл подобно Лотовой жене, не в силах пошевелиться. Господи, ужели?! У них три вождя. ТРИ!!! Господи помоги! Ужели ВОИСТИНУ?!!
        - Алексей, прости, может быть, я неверно запомнил, - мой голос срывается и предательски дрожит. - Как звали ваших трех вождей?
        - Владимир Ленин, Аркадий Гайдар и Евгений Дед Афган… А что?
        Должно быть в моем лице что-то изменилось столь сильно, что он вдруг наклоняется ко мне и берет за плечи:
        - Леша, Леша, что с тобой? Ты что?! Воды!
        Я пью воду и зубы мои стучат о горлышко фляги. Три вождя. Троица! «Владимир» - владыка мира, «Аркадий» - блаженный, «Евгений» - вечно живой… А пророки?
        - Алексей, прости, а полностью как их звали?
        - По отчеству? Ильич, Петрович и Иванович. А что?
        Господь моя защита! Илья-пророк, Петр-ключарь и Иоанн-предтеча…
        - Леха, Леха, ты, давай, не дури! Да санитары ж, вашу мать!
        Оно было. Оно случилось. Второе пришествие. Царство Божье, коему не будет конца - пришло! И они его строят! А мы?! Господи, вразуми меня!..
        Глава 6
        Ночь прошла тревожно. Чертова колея! Где-то здесь должны быть… Не знаю, кто это такие, но то что у них минимум две машины - точно! Причем хотя бы одна - с настоящим дизельным двигателем! Уж солярный пролив на пути и копоть в том месте, где машинка буксовала - только что на кардане не сидела! - я определить могу. Впрочем, хвастать тут нечем: у нас любой малек, который хоть раз со скандинавами схватывался, топлива различает.
        Однако, две машины - это серьезно. Очень серьезно. В старые времена были и у нас стаи выродней с собственным транспортом. А никого, кроме выродней в этих местах быть не может: деревень поблизости нет, да и откуда в деревне автомобиль возьмется? Ну, газогенераторный еще может быть, а чтобы дизельный… Солярка-то на полях не растет!
        Поэтому я приказал удвоить караулы, а остальным - отбиться, не раздеваясь, а оружие держать под рукой. И, как оказалось - не напрасно…
        Около четырех утра меня разбудил Сергиенко:
        - Товарищ старший звеньевой. Шум в лесу. Моторы шумят.
        Сон с меня слетел в одно мгновение, и через секунду я был уже на ногах:
        - Где?
        - С направления на второй пост.
        - Пошли! - и, увидев, что Катюша уже стоит рядом, скомандовал, - Чайка, останься.
        Ирка в такой ситуации надула бы губы и начала бы плаксиво ворчать, что вот, как всегда, самое интересное без нее, и вообще… Катя лишь коротко кивнула головой, но винтовку из рук не выпустила. Она не легла обратно на теплую подстилку, к уюту спальника, а легко и, разумеется, бесшумно, переместилась к краю поляны и растворилась в сумраке. Чуть-чуть колыхнулась ветка… Все - снайпер-универсал Чайка позицию заняла.
        Я вытащил старенькие лыткаринские ночные очки, надел их. Ну, тек-с, пойдем, посмотрим: кто у нас там по лесу шумит? Может быть я и зря с собой Катюшу не взял: она и мельче, и ловчее, и пээнвэ у нее не старенький советский, а отменный трофейный «игл», но… Не хочу я ей рисковать! Не хочу и все!..
        Шум я разобрал, еще не доходя до второго поста. Где-то далеко, на грани слышимости, выл на максимальных оборотах движок, отчаянно стараясь вытащить свое четырех- (хотя, может и больше) колесное тулово из ловушек ночной дороги. Димка тронул меня за рукав и выдохнул одними губами:
        - Торопятся выродни куда-то. Ночью прут…
        - Вот мы их и расспросим, куда это они так спешат…
        Машина не может пройти по лесу, словно по полю. В поле дорог - без счета, а в лесу, для автомобиля - одна, много - две. Так что путь, которым выродни пройдут на машинах, нам известен. А раз так…
        Что за чертовщина?! Звук стих. Причем не удалился, а оборвался, словно ножом отрезали. Ага, значит, они основательно засели и теперь дают мотору передохнуть. Ну что ж, это нам на руку. Значит, можно не будить ребят, не мучить их ночным маршем. Встанем, поедим, приготовимся и пойдем…
        - Вот что, Димка. Здесь наблюдение усилить и возьми двоих - отправь в поиск. Пусть сходят, посмотрят и доложатся: что там и кто там.
        - Есть, - четко ответил Сергиенко, и тут же просительным тоном добавил, - Леш, можно, я сам схожу? И Чайку бы я с собой прихватил…
        Блин! Вот же гад! Знает, что мне это не по душе, а все-таки… Правда, если честно, то лучшей пары для поиска и не найти, но все-таки - гад! О чем я сообщил Димке, после чего скрепя сердце разрешил провести поиск двойке Сергиенко-Логинова…

…Все уже давно поели, а мне кусок не лез в горло. Димка и Катюша до сих пор не вернулись. Да где они там? А если выродни их захватили? С постов о стрельбе не докладывали, но… Вдруг их взяли без выстрелов?..
        - Товарищ старший звеньевой!
        Голос раздался столь неожиданно, что я невольно вздрогнул, выронил из рук кружку с горячим чаем и зашипел от боли в обваренной ноге. Противная девчонка! Не могла нормально подойти, надо обязательно возникнуть, словно привидение!
        - Разрешите доложить? В трех километрах от нас застряли две машины. Грузовик ГАЗ-51 с газогенератором и дизельный японский джип со срезанным верхом. Предположительно - с выроднями. В кузове у грузовика - два мешка с копченой свининой и еще мешки с какими-то продуктами. В джипе на треноге стоит «Корд», лента заправлена. В грузовике - «Фагот». Выродней при машинах - четырнадцать штук. Одеты чересчур хорошо - наверное, ограбили кого-то недавно.
        - Так, а с чего вообще решили, что это выродни? - интересуется подошедший Негуляев. - Может, тут какое-нибудь поселение есть? Может, они свинину на обмен везут?
        - Никак нет, товарищ старший тимуровец - Чайка четко повернулась к Виталию. - Это не селяне. Оружие держат умело. Один меня чуть не засек. Сами разглядывали какие-то украшения, а ведь женщин среди них нет. У восьмерых в ушах - серьги, причем у троих - с камнями. У семерых на шее замечены толстые золотые цепочки. Одна цепочка даже толще, чем за двенадцать детей полагается! А он, - Катюша широко улыбается, - и одного-то вряд ли родил! У некоторых на цепочках - крест, как у Алеши-найденыша, только тоже - золотой. У троих - очень большой…
        Я жестом останавливаю Катюшу и поворачиваюсь к Алеше:
        - Скажи, это могут быть иноки, как ты?
        Тот качает головой:
        - В сомнении я, ибо не должно монасям, обет нестяжательства на себя приявшим, презренным златом, металлом бесовским, руци свои сквернить, - он поворачивается к Чайке, - А что, дочь моя, одеты они аки я был: в рясы и скуфьи?
        - Не-е… - Катюшка улыбается. - Какие там рясы - в камуфляж вроде скандинавского одеты. Похоже - натовский.
        - Так может это скандинавы и есть?
        - А зачем им тогда по-русски говорить? Мы с товарищем звеньевым Сергиенко слышали, как они переговариваются. Про заказ какой-то говорили, про то что им, - она чуть заметно напрягается и старательно цитирует, - «он теперь ни гривны не заплатит, не то что золотого!»
        Так, ну все ясно. Действительно, выродни. Они всегда про золото разговаривают, даже после умиротворения. У них чуть не каждая вторая сказка про «рыжье и камушки». Я слышал, что однажды, в целях эксперимента, двоих умиротворенных расписных привели в Алмазный фонд. Так они себе той же ночью вены перегрызли! Так что, раз неведомые автомобилисты за золото переживают - точно, выродни! Ну с этими-то мы знаем, как поступать…
        Я приказал сменить часовых и выслал усиленный дозор к тому месту, где расположилась стая. Часовые наскоро поели, и все второе отдельное сводное поисковое звено усиленного состава имени пионера-героя Бориса Малова ускоренным маршем двинулось навстречу бою…
        Выродни вели себя, как им и положено, нагло. Всего двое часовых, которые к тому же стояли вне зоны видимости друг друга. Я осторожно полз вперед, рассчитывая точку броска. Рано… рано… рано… а вот сейчас - пора!
        Мой караульщик, здоровенный светловолосый детина, даже не успел повернуться, когда я схватил его за горло и ткнул своим «хитрым» ножом в правый бок. Нож у меня особенный, мне его наш вожатый, Валера, вечная ему память, подарил…
        - …Лешка, ты мой нож себе возьми. На память…
        - Товарищ вожатый, да вы что?! Да вы еще долго жить будете, мы еще на вашей свадьбе спляшем…
        Валера дышит с трудом, на губах пузырится розовая пена. Он на ощупь находит мою руку и стискивает ее:
        - Нет, братка, отплясался я. Ты со мной долго не торчи, а то эти сволочи, - вялый жест в сторону позиций финского лыжного отряда, - еще пожалуй в атаку пойдут… Ты нож мой, Лешка, на память себе возьми, он не простой. Такими империалисты боевых пловцов вооружали. У него в рукоятке баллончик с газом. От наших сифонов подходит. Ты когда врага ударишь - на кнопочку надави. Мало ему не покажется…
        Он снова замолкает, а потом…
        Вот это, - он шарит по груди и вытаскивает из кармана пакет, - это вот отдай Алене Смирновой из минус девятого мяготинского, добро?
        Слезы застилают мне глаза. Я киваю, и он чуть отдышавшись, продолжает:
        - Гранату мне оставь и уходи. Приказываю…

…Я уходил, глотая злые слезы. Через сорок минут бега позади грохнул взрыв. Валерки не стало. Так что теперь, когда я бью своим ножом, я его всегда вспоминаю. И просто зверею…

…Короткий пшик - и выродень рухнул на землю. Готов. За второго часового можно не волноваться: им Маринка Семенова занимается. Ну что, начали?..

…Граната из РПГ ударила джип под днище, и он медленно, словно нехотя, завалился на бок. Старые большевики называют такие джипы «паркетниками», но все равно они изрядно проходимее обычных машин. Должно быть, он шел первым, потому и застрял в болотине, да так, что второй машиной не вытащить. Выродни пытались загатить болотину, но успели только наполовину.
        С другой стороны защелкали выстрелы снайперов, не дающие выродням подойти к машинам. Те, однако, не растерялись и как-то очень грамотно рассыпались по поляне, занимая круговую оборону. Краем сознания я подумал, что если бы Алешин бог все же существовал, то я бы помолился ему. Пусть таких выродней поменьше будет, а?..
        Выродни, прикрывая друг друга огнем, все же попытались дотянуться до «фагота», стоящего в кузове «газона», но, потеряв четверых, оставили свои бесплодные попытки и сосредоточили огонь, пытаясь подавить пулеметный расчет Тихонова, накрепко прижавший их к земле. Э-э, они что - прорываться собираются? А вот фиг вам!..
        Жестами приказываю перенести огонь на сбившуюся группу. Рядом, словно из-под земли, возникает Катюша:
        - Катька, ты что здесь делаешь?
        - Леша, не кричи на меня, пожалуйста - она старается заглянуть мне в глаза. - Ну что ж я тебя, одного оставлю? Давай я лучше во-он того успокою…
        Винтовка сухо хлопает и выродень, тот самый, который пытался из ручника нащупать Санькин пулемет, ткнулся лицом в землю и затих. Ох, Чайка, снайпер ты мой дорогой…
        - Катя, тогда сделай-ка нам парочку безногих. Чтобы допросить было можно.
        Она кивает и сосредоточенно прицеливается. Есть! Судя по тому, как полетели брызги, и как дернулся и заверещал выродень, Катюшка раздробила ему колено. Отлично, вот и клиент для Витальки…
        Семеро уцелевших выродней вдруг разом, словно по команде - хотя какие команды и какая дисциплина может быть у выродней?! - метнули гранаты и рванулись вперед, поливая вокруг изо всех стволов, точно из шлангов. Бляха, неужели уйдут?..
        Коротко фыркнул АГС и прорыв захлебнулся. Сергиенко все же успел развернуть
«Пламя» и остановил атаку одной очередью. Ладно, пошли, посмотрим-полюбопытствуем: что за выродни такие странные?..
        Мы подходим осторожно, помня о том, что два выродня все-таки живы. Тот самый, с разбитым коленом, и второй, у которого тяжелое, хотя и не смертельное, ранение в бедро. Ого! Оружие у них - прямо как у юнармейцев-отличников. Аж блестит от чистоты. А это что? Неужели?..
        Передо мной лежит мертвый выродень, в руке которого зажата «Гроза». Обалдеть! Я такое оружие всего два или три раза в жизни видел, а тут, у выродня… С ума сойти!
        Подбираю редкость, вешаю на пояс. Пригодится, честное слово. Ну что, пойдем с раненными потолкуем?..
        - Ты кто такой? - спрашиваю я сурово, наклонившись над хромым. - Отвечай, тогда не будешь мучиться…
        Он смотрит на меня с ненавистью и… А пожалуй и с презрением. Ну, дожили: нас уже выродни презирают! Ничего-ничего, вот придут сюда три-четыре отряда юнармейцев, вот тогда и посмотрим, кто кого презирает…
        - Кличку свою назови, выродень, - вмешивается Чайка. - Быстро, пока мы добрые…
        Внезапно меня пронзает ощущение, что что-то идет неправильно. Я прыгаю на Катю, сбиваю ее с ног, прижимаю к земле, накрыв своим телом. Глухой взрыв и спину словно пронзает раскаленным гвоздем. Паскуда!..
        Будто повинуясь неслышному приказу, оба выродня подорвали себя гранатами. У нас первая и единственная потеря - осколки ссекли малька Ванечку из второго. Пятеро, включая меня, схлопотали легкие ранения. Но не это самое страшное, хотя Ванечку жалко до беспамятства…
        Кто и где видал, чтобы выродни НЕ СДАВАЛИСЬ?!!
        Глава 7
        Эту ночь, как и предыдущую, я почти не спал, размышляя над открывшейся мне истиной. Второе Преображение Господне свершилось!.. Владимир, Аркадии, Евгений - Святая, неделимая Троица еси! А мы, Ни схимники, ни иные иноки, не смогли увидеть сего, а я - недостойный!.. Сии юные строят Царство Божие на земле, строго блюдя законы Божие, истово поклоняясь Пресвятой Троице, без них! Без вас, святые отцы! Потому что лишь я!.. Так неужели же я останусь в стороне, неужели я?..
        Виталий Негуляев, носящий высокий сан тимуровца, почитающего своим долгом следить за чистотой помыслов и верностью деяний остальных, просветил меня о новых Заповедях Божьих более подробно. Он рассказал, что у пионеров нет денег, что все они, словно Апостолы, собираются ежедневно на общую трапезу, что всяк трудится во благо всех, а не ищет лишь выгоды для себя. А что молебны их сборами именуются, что храмов они не возводят, так разве Христос во храмах проповедовал?..
        Единственное, что меня смущало, так это их отношения между мужчинами и женщинами, но поразмыслив, я понял, что и в этом они правы. Разве не сказал Господь наш
«Плодитесь и размножайтесь»? Разве не было Марии Магдалены? Разве не уверовала Мария Египетская? А если так, то отчего старая церковь считает женщину сосудом греха? Разве Христос не искупил страданиями на Кресте греха первородного?..
        Вот эти мысли не давали мне покоя, гнали от меня сон. Но не только они…
        Днем посланные в дозор вернулись, сообщив, что обнаружили в лесу странные следы. Если бы я увидел их один, то верно, решил бы, что ползли по земле гады ползучие, размеров предивных и постарался бы уйти поскорей, вознося в сердце своем хвалу Господу, что не попался сим гадам навстречу. Но Алексей, что нашим невеликим воинством командует, вмиг стал серьезен. Мне же Мария пояснила, что след такой оставляют телеги безлошадные, кои остались в иных местах после Конца Света. И такие телеги могут быть у разбойников, коих пионеры выроднями именуют. Что и верно: кем еще назвать врагов Царствия Божия, что малые дети, отроки да юноши строят, отчаявшись поддержание и вспоможение со стороны зрелых мужей получить? Выродни, они, выродни - Бога, правду и самое человеческое свое естество забывшие!
        Я видел, как малый отряд готовился к бою смертному, как самые юные оружие свое приуготовляли ко брани кровавой, и понял: нет и не будет мне прощения, коли я, силой и здоровьем не обделенный, покину сих малых в час испытания грозного! Господи! Укрепи десницу мою, дабы обрушил я всю тяжесть гнева Твоего на филистимлян новых!..
        - Товарищ старший звеньевой.
        - А, это ты, Алеша… Что тебе? Только очень прошу: говори по-нормальному, а то ведь видишь сам…
        - Товарищ старший звеньевой, повелите выдать мне оружие. Я буду вместе с вами сражаться…
        Алексей изумленно оглядел меня с головы до ног:
        - Оружие тебе? Слушай, Леш, а ты хоть пользоваться им умеешь? Ну то есть, ты пойми: мне не жалко, но… Ты вообще хоть раз стрелял?
        - Не доводилось, увы… Но Господь не оставит своего слугу без поддержки и милости своей…
        Двое отроков, слышавших наш разговор, тихо хмыкнули, но тут же смолкли под строгим взглядом Алексея. А тот, успокоив младших, повернулся ко мне, приобнял правой рукой за плечо:
        - Леш, ты пойми меня правильно, но толку от такого стрелка не будет. Вред один. Оружием нужно учиться владеть, вот я, к примеру, уже одиннадцать лет, как с оружием неразлучен, а так… - он, словно бы смущенно, развел руками. И увидев, должно быть, досаду на моем лице, продолжил, - Да ты не переживай, Леха! Ты ж у нас санитар - высший сорт! Поможешь, в случае чего, раненым…
        Огорченный я пошел было прочь. Да, он прав, и всякому делу необходимо долго и прилежно обучаться, но… Ведь там будет битва за Царствие Господне, а я…
        Оклик Алексея остановил меня:
        - Леш, ну раз уж ты так… Вот к Магерову в распоряжение поступишь, - и он показал мне невысокого крепыша. - Поможешь «Утес» тащить, а то у него второй номер - малек. Заодно и повоюешь. Только вот что, Леш, я тебя прошу… нет, не прошу - приказываю: никуда без разрешения Витьки не лезь, делай только то, что он говорит! А не то…
        - А не то тебе, Леха, Маринка шею за своего ненаглядного свернет - добавляет под дружный смех остальных старший лекарь Самохин.
        Мария, узнав, что я пойду в бой вместе со всеми, очень огорчилась, а потом долго объясняла мне, чего нельзя делать. И вставать нельзя, и выглядывать нельзя, и разговаривать нельзя, и вообще - лучше всего не шевелиться!
        Ее забота глубоко тронула меня, но и несколько разозлила. Разве я - младенец бездумный, или как они выражаются - «малек»? Самым покорным тоном, на который я только был способен, я спросил Марию, пристально глядя ей в глаза:
        - Все исполню, как ты и наказываешь. Только прежде ответствуй: дышать-то мне дозволено али нет?
        Стоявшие рядом пионеры негромко рассмеялись, а Мария вспыхнула и вдруг…
        Она прижала меня к себе так, что я буквально почувствовал, как размягчаются мои кости:
        - Дурак, дурак! Вот если тебя убьют, я что буду делать? - и вслед за этими словами она вдруг с силой поцеловала меня в губы.
        Она уже ушла, а я стоял, словно пораженный громом небесным. Во мне просыпалось нечто, чему я пока не находил названия, но что приятно и сладко будоражило меня… Остановись, нечестивец! Ты, постриг приявший, как смеешь ты помышлять о мирском и греховном?!!

«Утес» оказался тяжелым - не менее полутора пудов. Я пристроил его на плечо и быстро зашагал за Виктором, который нес на плечах станок и несколько лент. Сзади торопился «второй номер» - отрок по имени Николай, несший еще несколько лент. Мы шли по лесу, вокруг похрустывали ветки, шуршали листья, пронзительно вскрикивали редкие вспугнутые птицы. Но постепенно я начал понимать, что шум произвожу один я: остальные двигались, словно тени бестелесные. Бесшумные и незримые, они шли в бой, точно ангелы мщения Господня. Да они и были ими…
        Не удержавшись я начал тихо шептать:
        - Боже крепкий, в руце Своей содержай судьбы человеков! Не помяни грехов моих, и укрепи мя свыше силою Твоею на супротивныя нам. Даруй ми бодр ум и сердце безтрепетно, да страха их не убоюся ниже смущуся, но в сени священных хоругвей воинства нашего пребуду верен воинской клятве моей до конца. Во имя Твое, Господи, гряду, и да будет воля Твоя. Пресвятая Богородице, спаси нас! Святый Архистратиже Михаиле, споборствуй нам! Святый Ангеле хранителю, не отступи от мене! Вси святии, молите Бога о нас!
        - Что, Алеша, страшно?
        Как и когда оказался рядом со мной Алексей, я не заметил. Но вот он - идет рядом, на груди - оружие, а глаза - веселые, чуть злые… И в них есть БОГ! Есть!
        - Страшно… Но это ведь ничего, правда?
        - А то, - Алексей широко улыбается. - Знаешь, я в первый раз так трусил, что аж штаны перепачкал. А ты - ничего, молодец…
        Я снова шепчу молитву:
        - Господи Боже всесильный, всех уповающих на милость Твою не оставляяй, но защищаяй их! Буди мне милостив и соблюди мя от прелести вражия Твоим защищением, да не паду пред сопротивниками моими, и да не порадуется враг мой о мне. Предстани мне, Спасителю мой, в подвиге сем за имя Твое святое. Ты мя укрепи и утверди и подаждь силу стати мужественно за Тя до крове и положити душу мою по любви к Тебе, якоже и Ты, возлюбив нас, положил еси на Кресте душу Свою за нас. Аминь.
        - Слушай, а вот эта твоя… молитва… она вообще… ничего так, - сообщает обернувшийся Виктор. - Чтоб не они радовались, а мы! Правильно!..

…Не доходя до стана вражьего, Виктор забрал у меня пулемет, сказав мне:
        - Алеш, ты… это… останься, в общем. Ты не обижайся, но шумишь ты… как паровоз… - и растворился в кустах, оставив меня одного.
        Вокруг не было ни души. Я встал на колени и начал молиться о здравии и охранении жизней пионеров на поле брани:
        Святый, славный и всехвальный великомучениче Георгие! Молю тя, известный желания нашего ходатаю, моли со мною и о нас умоляемаго от своего благоутробия Бога, да милостивно услышит нас, просящих Его благостыню, и не оставит вся наша ко спасению и житию нуждная прошения, и дарует пионерии победу на сопротивныя; и паки, припадающе, молим тя, святый победоносче: укрепи данною тебе благодатию во бранех пионерское воинство, разруши силы востающих врагов, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится, и да уведят, яко мы имеем Божественную помощь, и всем, в скорби и обстоянии сущим, многомощное яви свое заступление. Умоли Господа Бога, всея твари Создателя, избавити нас от вечнаго мучения, да прославляем Отца, и Сына, и Святаго Духа и твое исповедуем предстательство ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
        Громыхнуло так, что с окрестных деревьев посыпались листья. Шквал выстрелов расколол тишину, словно молнии небесные. Пионеры вступили во сражение. Нет! Я не могу сидеть здесь, в безвестии и бездействии. Я нужен им и я иду к ним. Господь моя защита!..
        Я бежал на звук выстрелов, как вдруг прямо над моей головой что-то противно взвизгнуло. Я пригнулся, словно отдавая поясной поклон и побежал дальше, туда, где преславные и прехвальные пионеры гнали и истребляли врагов Господа и рода людского…
        - Стой, дурак, куда!..
        Как это я не наступил на Марию?! Оказывается, она лежала прямо возле моих ног, быстро стреляя из своего громоздкого оружия. Я пригляделся и изумился. Оказывается, вокруг меня были пионеры, которых я не заметил сразу. Вот один из них приподнялся, бросил что-то и тут же рухнул, точно подкошенный наземь. Уязвлен еси!
        Я попытался броситься к нему, но Мария неожиданно взмахнула ногой… и я оказался на земле. Она тут же перекатилась поближе и придавливая меня к земле своим мощным, прекрасным телом, закричала в самое ухо:
        - Куда?! Куда, дурень?! Убьют тебя - мне что делать?! Лежи! - и тут же прямо над моей головой оглушительно загрохотало. Мария побивала силу бесовскую!..
        Стихло все так же внезапно, как и началось. Пионеры поднимались, отряхивались и шли туда, где совсем недавно стояли лагерем враги, а теперь лежали лишь их бездыханные тела. Только двое раненых корчились, в муках ожидая прихода своего часа.
        Мария вскочила на ноги, рывком подняла меня, и принялась ощупывать, непрестанно вопрошая:
        - Тут болит? А тут? Скажи, где болит?..
        - Да нигде не болит, Мария, нигде. Неуязвлен аз…
        - Да когда ж ты начнешь по-человечески разговаривать, наказание ты мое!
        Она порывисто обнимает меня и неожиданно шепчет в самое ухо: «Люблю»…
        - …Маринка, кончай обниматься, успеешь еще. Тут Мишку зацепило, пусть твой Алеша посмотрит…
        Я тороплюсь к немощному. Затем к другому, к третьему, когда вдруг ударяют два взрыва и тут же многоголосый крик с поляны:
        - Санитаров! Алешу позовите! Санитаров! Алешу!..

…Я склонился над умирающим отроком, положил ему руку на лоб:
        - Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, заступи, спаси, помилуй и сохрани Боже, Твоею благодатию душу раба Твоего Ивана, и грехи юности и неведения его не помяни, и даруй ему кончину христианску, непостыдну и мирну…
        Ваня смотрел на меня, но уже не видел. Его глаза неумолимо затягивала смертная дымка, та самая, что отделяет мир живущих, от мира усопших…
        - И да не узрит душа его мрачного взора лукавых демонов, да приимут его Ангели Твои светлии и пресветлии, и на Страшном Суде Твоем милостив ему буди, ибо Твое есть единого Господа, еже миловати и спасати нас.
        С окончанием молитвы окончилась и жизнь. Ванечка обмяк, потом вытянулся и затих. Потрясенный, я сидел, держа руку на уже мертвом челе. Господи, за что ты лишил отрока сладостей жизни земной? Чем не угодил он тебе, тихий и скромный? За что, Господи?!!
        Старший лекарь Евгений положил мне руку на плечо:
        - Ты, Алеша, не переживай уж так сильно. Ничего ведь нельзя было сделать. Мы не могли и ты не мог. Врач ведь не всемогущ…
        Последние слова разбудили во мне воспоминания о вчерашнем дне - дне, когда на меня снизошло просветление. Господь мой, триединый и триславный, верую я в тебя:
        - Господи Иисусе Христе, Боже наш, во Свете живый неприступнем…
        Нет, я неверно молюсь! Иисус Христос вновь преобразился, и значит…
        - Господи Дед Афгане, Боже наш, во Свете живый неприступнее Сияние сый Славы Гайдаровой и Образ Ипостаси Ленина! Егда пришло исполнение времен, Ты за милосердие неизреченное к падшему роду человеческому Себе умалил еси…
        Я встаю и уже кричу новые слова новой молитвы. Господь мой, ты преобразился вновь! Простри над нами десницу свою, защити малых сих, что творят добро Именем Твоим!..
        После молитвы я подхожу к Алексею. Он сидит на колесе опрокинутой безлошадной телеги. На нем нет ни юнгштурмовки, ни майки, а дева Екатерина под руководством Евгения зашивает ему длинную рану на спине. От боли он морщится, но при моем приближении поднимает голову:
        - Алеша? Ну как первый бой?
        Я подхожу поближе, встаю, как стоят перед ним остальные, когда обращаются к нему…
        - Товарищ старший звеньевой! Примите меня в ряды Всемирной пионерской организации!
        Часть 3. На Муромской дорожке
        Глава 1
        Схватка с непонятными выроднями обошлась нам в одного убитого и девятерых раненых. Правда, большая часть ранений - легкие, так что движения раненые не замедляют. И к тому же, у нас появился грузовик, что положительно сказалось на скорости марша. Теперь, перераспределив груз, мы делаем до пятидесяти кэмэ в сутки. Ведь это так просто: часть едет на машине, а часть бежит. Потом меняемся…
        За последние шесть дней мы миновали три деревни. Какие-то в них люди невеселые: все стараются спрятать и сами норовят спрятаться. А в последней деревушке, только завидев нас, местные выволокли нам навстречу двоих здоровенных парней со связанными руками. Самый бородатый из местных заголосил, униженно кланяясь:
        - Батюшки-заступники! Опчество вам головами выдает ентих! Шо они покрали - вернем, вот с месту мне не сойти! Урожай соберем - вернем, вот те крест! - он перекрестился, словно Алеша, и неожиданно закончил, - Сукой буду!
        Бородач перевел дух. Я попытался спросить его, что украли эти два дурня, и что мне делать с ними теперь, но не успел. Оратор набрал воздуха и снова заголосил:
        - Батюшки, защитники вы наши! Ентих, ентих берите. Хоть в Магадан, хоть на березу
        - то вам решать! А опчество ни причем. Мы их воровать не посылали, мы брали-то у них тока потому, шо не знали, шо оно - воровано! Во те крест - не знали! Гадом буду!
        Теперь он замолчал надолго, и я, наконец, смог вставить слово:
        - Слушайте, да что у вас тут происходит? Зачем нам эти? Чего они украли?
        Бородач вылупился на меня так, будто на мне вдруг выросли цветы или у меня на щеке открылся второй рот. Он скосил глаза, потом наклонил голову, словно для того, чтобы лучше рассмотреть меня. Затем, откашлявшись, спросил:
        - А вы, стал быть, не пионерский патруль будете?
        Теперь настала моя очередь удивляться. Он знает о пионерах? Откуда? Может быть, здесь прошел один из наших отрядов? Чей?
        - Простите, а здесь пионеры уже были?
        - А как же! - радостно завопил бородач. - И скольки раз! Вот, в прошлом годе… - он пустился в длинный, обстоятельный рассказ о том, как в прошлом году к ним приходил пионерский патруль, как пионеры искали кулаков и подкулачников, и никого, конечно же, не нашли, как потом устроили концерт пионерской агитбригады и «протащили» сельские недостатки…
        Я слушал бред, который он несет, и тщетно пытался понять: кто из нас сошел с ума, я или он?! Пионерский патруль? А что это такое? Может, он имел в виду пионерский десант? Но про каких таких кулаков он болтает? У них тут что, все книжек про Морозова и Мяготина начитались?.. В прошлом году, ага!.. Какие, на хрен, пионеры в прошлом году?!
        - А ну-ка, уважаемый, подождите, - в разговор вмешивается Негуляев. - Это откуда ж к вам пионеры в прошлом году приходили?
        - То исть как «откудова»? - искренне изумляется бородач. - Оттедова, откудова и раньше… Из колхозу…
        Краем глаза я замечаю, что Виталька вдруг вздрагивает. Что это с ним такое?..
        - А ентих вы уж заберите, будьте так добры. Да в Магадан их, в Магадан. Шоб почуяли, как воровать-то! А то и на березу…
        - Да что они украли? Последний раз спрашиваю!
        - Дык как? Они ж караван, который в колхоз шел, обокрали. И сперли материалу, ниток, сахару там. Мы-то думали - они как порядошные, колхозных за зипунами умолили взять. Поначалу обрадовались и брали у них, кому што, а тут, - бородач полез в карман широченных штанов, вытащил что-то и поднял над головой, - тут у них вона чаво нашлось!
        Я пригляделся… Обалдеть! Переносная рация! Маленькая, УКВ но не это странно. Рация была новой. НОВОЙ!
        Бородач протянул рацию мне и пояснил:
        - Разве ж такую вещь ваши дадут с собой унесть? Ни в жизть! Стал быть - сперли! Ну, мы их повязали, а вот теперь вам передаем. Заберите их, ради бога! А на опчество не думайте: опчество ни причем!..

…Тащить двух воров нам было некуда, так что мы расстреляли их километрах в пяти от деревни. Они дико вопили, что они в Магадане отработают, но это, по-моему, они просто крышей двинулись от страха. Я же учил в школе географию СССР и где Магадан представить себе могу. Очень уж далеко, чтобы хоть кто-то мог их туда отправить…
        Но после расстрела у нас с Виталием произошел крупный разговор…
        - Виталь, ты мне ничего сказать не хочешь?
        - Н-нет, - он преувеличенно честно смотрит мне в глаза. - А что?
        - Да нет, ничего… Что-то мне показалось, будто ты как-то непонятно прореагировал на известие о пионерах из колхоза. Показалось или нет?
        Негуляев долго молчит, задумчиво жуя травинку, а потом:
        - Понимаешь, Леш, тут вот какое дело… Были у нас неясные слухи, про какой-то
«колхоз»… Вроде и пионеры у них есть… Только вот это - тайна, посерьезнее чем Артек.
        - Подожди, подожди… Ну, тайна - это понятно, а чего за колхоз-то? И пионеры у них
        - это как мы или…
        - Да не знаю я! - Виталий огорченно машет рукой. - Сам почти ничего не знаю!
        Неожиданно он усмехается:
        - Ты про них как бы не больше моего знаешь. Чего вылупился? Не веришь? А зря! А ну-ка, - он понижает голос, чуть придвигается и заглядывает мне в лицо - ну-ка вспомни: когда ты в Псковско-Новогородском анклаве геройствовал, там никого странного не было? И ничего?
        Ничего странного? Да там все было странным. Непривычным и странным…

… Мне до сих пор страшно вспоминать все то, что там происходило. Я помню разрушенный Гдов, и горящие окраины Пскова, я помню грохот канонады скандинавских орудий и дикий крик атакующих лопарских частей, я помню как мы, выгрузившись на окраине Пскова, форсировали Великую и схватились в рукопашную со шведским десантом, я помню… Постой-ка! А ведь и верно, были там какие-то странные ребята, которых еще «колхозниками» называли! Точно! Были такие. Сотни две отменно вооруженных и обученных бойцов, каждый из которых стоил десятка скандов… Были такие! Они еще страдали, что у них «ни трактора, ни комбайна, ни молотилки» с собой нет. И командира я их помню: крепкий такой дядька комсомольского возраста. Он еще шапочку смешную носил, а называлась она… называлась она… Тюбетейка, точно! Так это они, что ли?!
        Негуляев подтвердил, что именно этих «колхозников» он и имел в виду. Слухи про них смутные и неясные, но строят они государство вроде нашей Пионерии. Только как-то по-своему, но в целом - у нас с ними идейных разногласий нет. Оказывается с этими
«колхозниками» уже лет пять, как пытаются наладить контакт, но пока все безрезультатно. Дальше пошла такая высокая материя, что я почти ничего не понял, даже того, кто, собственно, отказывается от контакта: мы или они.
        Впрочем, Виталий скоро выдохся, так как и сам знал не больно-то много. Я задал последний вопрос:
        - Слушай, а что этот бородач про Магадан говорил? У этих «колхозников» что, самолеты остались? Они на самом деле могут в Магадан отправить?
        - Да не знаю я - раздраженно тряхнул головой Негуляев. - Хотя про то, чтобы кто-то кого-то мог в Магадан отправить, это по-моему - сказки. Дурацкие сказки!..
        На этом мы и закончили наш разговор, тем более что пора двигаться дальше, а бежать за грузовиком была моя очередь. На бегу много не поговоришь, так что…

…Я с удовлетворением отметил, что дорога, по которой ехал наш трофей и трусили лоси, стала значительно лучше. Теперь это была не просто накатанная по земле колея, а самая настоящая дорога, засыпанная песком и щебнем, утоптанная и ухоженная. Кто бы ни были эти самые колхозники, но дороги они строить умеют.
        Вот с этими мыслями я начал подниматься на холмик, который вот-вот должен был перевалить «газон»…
        Звук мотора грузовика, ползшего на минимальной скорости, неожиданно оборвался. Не было ни выстрелов, ни криков - просто водитель, пулеметчик Витька Магеров, резко нажал на тормоза и выключил зажигание. С чего бы это? Сейчас спрошу…
        Но взбежав на холм, спрашивать я ничего не стал. Зачем, если так все ясно.
        С холма открывался вид на широкую реку, мягко поблескивающую в солнечном свете. Невысокие берега, золотящиеся песчаной кромкой, кое-где - заросли осота и камыша, но совсем мало. На другом берегу - березовая, прозрачно-светлая рощица, которую прорезает стрелой та же дорога, что и здесь. А через реку - паромная переправа и будка паромщика на том берегу. Над которой развевается КРАСНЫЙ ФЛАГ!..
        Тросы для парома слегка притоплены, а сам паром стоял возле противоположного берега возле небольшой, аккуратно сколоченной пристани. Пристань маленькая, но обыкновенная, чего о будке паромщика никак не скажешь.
        Низкое приземистое строение, обнесенное тремя рядами настоящей спирали Бруно, смотрела на мир узкими прорезями бойниц - по две на каждую стену. Крыша сложена из толстенных бетонных плит и даже отсюда видно, какие это мощные плиты. Такую крышу даже из тяжелой гаубицы не вдруг пробьешь, а минометный обстрел ей что медведю - бекасник! Знамя большое, хорошо заметное, а рядом с ним на крыше стоят два прожектора. Это какие же паромщики в такой будке обитают?
        Я изумленно оглядываюсь по сторонам, и внезапно мой взгляд натыкается на Негуляева. Тот стоит, сильно побледнев, и не отрываясь, смотрит на паром и на знамя. С его губ срывается тихий шепот, и прислушавшись, я различаю: «Неужели правда? Неужели правда?»…
        - Виталька, ты это чего?
        Он вздрагивает, затем поворачивается ко мне:
        - Алексей, тут вот какое дело. Я, похоже, знаю: кто там, на пароме. И знаю, как с ними говорить. Поэтому, разреши мне пойти вперед одному…
        Он говорит это таким тоном, что как-то не хочется спорить. Кивком я разрешаю ему идти в одиночку, но на всякий случай предупреждаю:
        - Виталий, ты в случае чего, падай и лежи как мертвый. Мы тебя прикроем…
        Он бросает на меня быстрый взгляд, затем придвигается поближе и шепчет:
        - Леш, ты если что - людей уводи. У нас задание - Артек отыскать. А с этими, - он машет рукой в сторону парома, - с этими и отряд юнармейцев может не справится. А может и не один…
        После чего он тщательно расправляет галстук, надевает пилотку и, закинув оружие за спину, шагает к парому. А я отдаю приказание отвести грузовик за холм, лосей - туда же, всем быть возле транспорта, а сам с тремя бойцами и Чайкой осторожно выползаю на гребень холма. Ну, где там наш Негуляев?..
        Уверенным шагом Виталлий подходит к берегу, складывает руки рупором и кричит:
        - Паром! Эй, на пароме! Паро-о-ом!
        После нескольких криков, с той стороны от берега отчаливает паром. На нем двое, старшего минусового или комсомольского возраста. Они размерено вращают рукоятки и паром бойко движется по водной глади. Но, дойдя до середины реки, он останавливается. Один из паромщиков поднимает рупор, прикладывает его ко рту. Над рекой разносятся слова:
        - Ты, парень, кто таков будешь? И откуда?
        Дальше происходит неожиданное. Четко, словно на параде, Виталька вскидывает руку в пионерском салюте:
        - Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство!
        Что это он? Нет, Сталин, конечно, соратник Ленина и руководил страной, когда выстояли в страшной войне с фашистами, но причем тут это? Однако в этот момент паром начинает двигаться, а с него доносится обычный, не усиленный рупором голос:
        - Ишь ты, дошли, значит, орлята-пострелята. Ты как, малый, один или с товарищами?.
        Глава 2
        Километрах в пятнадцати от того места, где в дотемные времена стоял на берегах Оки славный город Муром, на перекрестке дорог расположился хутор - не хутор, деревня - не деревня, а так - пяток деревянных домов с хозяйственными постройками и высокий, нарядный бревенчатый терем. К которому мы сейчас и подходим.
        Сдав в гараж наш «газон» и получив заверения, что его предоставят в лучшем виде, как только понадобится, да еще и проведут ТО, отремонтируют, если будет надо и покрасят; сдав лосей на попечение двоих улыбчивых девчат, под командой пожилого дядьки-зоотехника, мы входим в это странное поселение, над которым развевается красное знамя и, к нашему несказанному удивлению, виднеется золоченый крест, как на старинных церквях.
        Между теремом и домами - памятник Ленину. Почти такой же, как в наших лагерях, только чуть побольше. Ильич стоит с протянутой вперед рукой, будто собираясь нам что-то сказать. Мы все дружно остановились и отдали памятнику салют. Странно, но почетного караула перед памятником не было, зато все подножие постамента завалено чуть подвядшими цветами. Да какими! Розы, гвоздики, еще какие-то непонятные, белые, похожие на рупора… А вокруг памятника - клумба.
        От памятника мы пошли к терему. Сразу видно, что это - здание общественное. Над входом на доске надпись, сделанная по синему фону белой краской «Предприятие общественного питания „Столовая № 1“». Наш провожатый - широкоплечий детинушка в застиранном камуфляже с ручным пулеметом за спиной - широким жестом распахнул перед нами дверь:
        - Прошу, - и добавил в ответ на мой удивленный взгляд. - Мне в Правлении башку отвернут и скажут, что так и было, если я вас с дороги не накормлю. Тем более, что сейчас в Правлении ни председателя, ни парторга, ни завхоза - никого! Все на полях пропадают. Урожай-то какой! Так что сейчас пообедаете, а там к вечеру и Правление соберется.
        Обстановка в столовой была более чем странной. То есть на первый взгляд она как раз была совсем не странной, а наоборот - совершенно обыденной. Несколько длинных деревянных столов, широкие лавки по бокам - все как у нас. Имелся даже старенький транспортер для грязной посуды, точно такой же, какой я видел в нескольких столовых Галича, Новой Костромы и других городов. В глубине зала стоял длинный прилавок со стеклянными витринами, в которых располагалось то, что предлагала Столовая № 1. Все как обычно.
        Вот только сам прилавок был необычным. Сверху он был, как и во всех столовках, покрыт мраморной доской, но ниже… Вместо обычного белого пластика или крашеной деревяшки, прилавок был сварен и собран из… Ну не знаю, из чего точно товарищи колхозники эту конструкцию собирали, но первое впечатление - из бортовой танковой брони! А там, где обычно сидит приемщица талонов - настоящее пулеметное гнездо из того же материала!
        Чайка чуть потянула меня за рукав. Ой, мамочка! Стены терема, снаружи казавшиеся бревенчатыми, изнутри были капитально укреплены бетоном, минимум полутораметровой толщины. Ничего себе, столовая! Да такую и батальон скандинавов не вдруг возьмет…
        - Что кушать будем, ребятки? - из-за прилавка вышла женщина, которая по своим габаритам вполне могла быть Маринкиной мамой или старшей сестрой. - У нас сегодня селедка под шубой, салатик оливье, борщ украинский, суп с фрикадельками весенний, кари с рисом, антрекоты, голубцы. На гарнир каша гречневая, картошка жареная, овощное рагу. На третье компот: персиковый, вишневый и из сухофруктов. Пироженки наши попробуйте: сегодня эклеры, корзиночки со взбитыми сливками и миндальные. Очень вкусно.
        - А «кари» - это что? - нерешительно спрашивает кто-то из мальков.
        - А «рис» - что? - тихо интересуется Катя.
        Я молчу, хотя мне тоже очень хочется узнать, что такое «персиковый».
        Женщина всплескивает руками:
        - Деточки, голубчики вы мои! Я сейчас, - и развернувшись назад, громко кричит кому-то за прилавком, - Андрей! Оливье, весенний, кари и персиковый компот на тридцать шесть человек! Пирожные каждому!
        Затем она соизволяет заметить нашего сопровождающего и мгновенно суровеет:
        - А ты, лодырь, чего сюда приперся? Дома не кормят?
        Провожатый смутился и, пряча взгляд, явно не зная, куда деть руки, вдруг забасил:
        - Мам, ну ты чего? Мне ж приказано их сопровождать… Ну, и пообедаю, заодно…
        - Дома поешь! - решительно отрезала женщина. - Мать вчера у плиты корячилась, вам, оболтусам, и папеньке вашему, коту гулящему, пироги пекла, щей наварила, гуся зажарила, а он - здравствуйте! Явился - не запылился! А ну, марш отсюда, бездельник!
        Провожатый мгновенно исчез - только дверь хлопнула. А женщина обернулась к нам и снова заулыбалась:
        - Рассаживайтесь, деточки, рассаживайтесь. Руки вон там помойте и садитесь. Сейчас все принесу…
        Прямо над умывальником висит огромный колокол репродуктора, из которого льется знакомая мелодия. Это песня «От Москвы, до самых до окраин». Но вот голос, который ее поет, очень странный. Низкий, звучный, красивый, только слов не разобрать. И не потому, что слышно плохо, вовсе нет. Голос поет эту песню на непонятном языке. Странно…
        - А вот и кушать подано - женщина снова появляется с огромным подносом в руках. Следом за ней шагает мужчина, под стать ей, с таким же подносом. А на подносах… Тарелки с чем-то непонятным, но наверняка очень-очень вкусным, что пахнет овощами, залитое майонезом. Отдельно - тарелки с хлебом, да сколько хлеба-то!..
        - Навались, ребятня! - командует мужчина, расставив тарелки. - Наталья, пойдем, поможешь супчик принести…
        Мы набрасываемся на еду так, что за ушами трещит. Да, это тебе не пюре с воблой или с тушенкой. Обалдеть…
        - Мы передавали концерт, посвященный памяти замечательного исполнителя Поля Робсона, - неожиданно сообщает репродуктор. - Прозвучали песни советских и зарубежных композиторов.
        После небольшой паузы, репродуктор продолжает:
        - Говорит радиостанция Союз. Передаем сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени.
        В этом нет ничего необычного. Мы тоже продолжаем жить по московскому времени, хотя никакой Москвы уже давно нет. Но после того как отпищало, репродуктор сообщает:
        - В Москве пятнадцать часов. В Куйбышеве - шестнадцать, в Ашхабаде - семнадцать, В Ташкенте и Алма-Ате - восемнадцать, в Новосибирске - девятнадцать, в Иркутске - двадцать, в Чите и Якутске - двадцать один, в Хабаровске - двадцать два, на Сахалине - двадцать три часа, в Петропавловске-Камчатском - полночь.
        Минусовики, да и некоторые плюсовики, застывают с открытыми ртами. Это же как в Советском Союзе! Я же географию учил!..
        Репродуктор между тем выдает женским голосом:
        - Передаем последние известия, - и дальше, уже другим, мужским, - С большим энтузиазмом встретили колхозники решение Политбюро и Правления об освоении целинных земель с целью увеличения пахотных земель. На новые земли в пойме Оки отправятся лучшие бригады из состава МТС и усадеб. Самое горячее участие в освоении целины готовится принять молодежь. На расширенном заседании комитета комсомола, первый секретарь комитета комсомола, товарищ Сергачев, подчеркнул, что колхозная молодежь верна традициям своих славных предшественников, поднимавших целинные земли в далеких оренбургских степях. «Комсомольцы и беспартийная молодежь ударным трудом ответят на историческое решение Правления и Политбюро!» - заявил товарищ Сергачев в конце своего выступления, которое было встречено дружными аплодисментами всех присутствующих…
        Какой тут обед?! Мы все превратились в слух. Правда, немного странно, что комсомольцев называют «молодежью», но разве в этом дело?! Мы словно оказались дома, и снова слушаем «Последние известия», которые передает наша радиостанция
«Ровесники»! Неужели мы нашли друзей?
        - Мы прерываем наши передачи для экстренного сообщения, - заявляет репродуктор. - Наши корреспонденты сообщили, что сегодня в наш колхоз прибыла официальная делегация из автономной пионерской республики. Наши молодые товарищи, проделав долгий и опасный путь, вступили, наконец, на гостеприимные земли колхоза имени товарища Сталина. Как стало известно из официальных источников, внеочередное заседание Политбюро и Правления, посвященное этому событию, намечено на завтра. На заседании будут рассмотрены вопросы расширения и укрепления экономических и культурных связей между советскими территориями, находящимися во временно изолированном положении. Также председатель Правления, товарищ Домостроев, поднял вопрос об оказании автономной пионерской республике всемерной помощи в тяжелой борьбе, которую наши молодые товарищи ведут с отказниками и уклонистами. Будут рассмотрены вопросы об оказании пионерам всемерной помощи и поддержки в решении вопроса с лишенцами…
        Это с кем, с кем, мы борьбу ведем? С чем вопрос решаем? Не знаю таких. Скандинавов знаю, оленеводов знаю, выродней знаю, а вот «отказников»… Непонятно…
        Я, было, хотел спросить Негуляева, что он думает обо всем услышанном, но тут дела запутались еще больше. В столовую вошел среднего роста мужчина, при виде которого Алеша уронил вилку и перекрестился. Одет мужчина был как найденыш, когда мы его встретили: в длинный, до пят, темный балахон и маленькую шапочку того же цвета. Он был бородат, правда борода была аккуратно пострижена и расчесана. Длинные волосы собраны в пучок и падали из-под шапочки на спину длинным хвостом. На груди, как и у Алеши, мужчина носил крест: большой и красивый. Вот только балахон был перехвачен старинным кожаным ремнем с пряжкой, на которой были выбиты пятиконечная звезда, серп и молот, а на ремне висела потертая кобура, из которой торчала рукоятка «Кедра».
        Мужчина поднял руку и громко провозгласил:
        - Благословляю вас, чады мои. Долгий путь вы проделали, но Бог, - он широко перекрестился, - Бог не попустил опасности и препоны непреодолимые на вас.
        Затем он внезапно улыбнулся:
        - Чаю я, в Бога вы не веруете?
        - Нет - дружно отвечаем мы, почти совсем заглушая Алешино «Верую».
        Но мужчина все же расслышал найденыша и подошел к нему, пристально оглядел:
        - А ведь ты, отрок, не пионер еси, - он хмыкнул и покачал головой. - Кто ж ты, странник, ответствуй без лжи.
        - Смиренный инок Новоникольского монастыря, недостойный пастырь, отец Алексий…
        - Ну а я - протоиерей кафедрального собора святого Андрея Первозванного, отец Георгий. Окончишь трапезу, брат - приходи во храм. Ибо вижу я, что сомнения терзают сердце твое и душа жаждет ответов на вопросы многия. А вы, - он поворачивается к нам, - вы неверующие, - тут он снова широко улыбается, - и не верьте. А вот только на праздник Спаса медового я вас во храм приглашаю. Может, поймете что, может - нет, но думается мне, что поймете. А от благословения еще никто урона не претерпел!
        С этими словами он поднимает руку и широко ведет ей крест-накрест. После чего уходит, а мы сидим уже совсем обалделые. Какой тут обед, какой тут компот, когда такое творится?!!
        Но обед, действительно, хорош! У супа какой-то странный привкус, а половину овощей, я думаю, даже юннаты назвать затруднятся. Курица почему-то желтая, а на робкий вопрос Маринки, почему она такая, Наталья непонятно отвечает:
        - Так ведь она, дочка, с имбирем и с шафраном.
        Объяснила, спасибо. Жаль только, что забыла рассказать, что такое имбирь и шафран…
        Но покончив с удивительно вкусной едой, мы решительно не знаем, что делать дальше. Сидеть в столовой? Скучно, да и глупо: Наталья может решить, что мы не наелись, и принесет еще чего-нибудь. Пойти на улицу? А можно? Да и куда мы, собственно, пойдем?..
        И тут нас добивает репродуктор:
        - Передаем концерт для наших гостей из пионерской автономной республики. Дорогие ребята, послушайте песню Исаака Дунаевского на стихи Михаила Матусовского «Песня о четырех братьях» в исполнении хора дома культуры усадьбы «Октябрь».
        Песню эту мы слышали и не раз, но тут как-то не так. Что именно не так, я понять не успеваю, потому что в столовую входят несколько мужчин и женщин, одетых в добротный камуфляж или одежду защитного цвета. Тот, что идет впереди, оглядывает нас, видимо в поисках старшего, и безошибочно останавливает взгляд на мне:
        - Здравствуйте, товарищи пионеры! - говорит он и делает шаг ко мне, протягивает руку, - Домостроев Владимир Алексеевич, председатель Правления и первый секретарь Политбюро колхоза имени Иосифа Виссарионовича Сталина.
        После того, как я встаю и представляюсь, он широким жестом приглашает нас за собой:
        - Предлагаю сейчас руководству делегации пионеров пройти вместе со мной в здание Правления, а остальных молодых товарищей мы просим не отказаться воспользоваться нашей гостиницей. Их проводят вот - Домостроев показывает на своих спутников - главный врач колхозной больницы Ирина Сергеевна и заведующий дворцом культуры Соколов Глеб Георгиевич. Если наши молодые друзья еще не очень устали, Глеб Егорыч, и если Ирина Сергеевна не будет возражать, можете устроить ребятам экскурсию по колхозу.
        - Леш, я - с тобой, - тихо сообщает Катя, но таким тоном, который не допускает даже мысли о возражении.
        Глава 3
        Правление помещалось на втором этаже громадного Терема, в котором находилась и Столовая № 1. Следом за Домостроевым, который распахивает тяжелую дубовую дверь, мы входим в просторный кабинет. А убранство-то совсем простое! Даже проще, чем в кабинетах членов Объединенного Совета Дружин в Галиче. Стол, застеленный красным сукном, немножко уже загрязнившимся, кое-где словно прожженным; несколько массивных, тяжелых, полированных стульев; диван, затянутый простым холстом - вот, собственно, и все. На стенах кабинета висят портрет Сталина и несколько больших карт. Карта СССР и карты Советских Республик: Молдавской ССР, Белорусской ССР, Среднеазиатских - Туркменской, Узбекской, Таджикской, Казахской и Киргизской ССР, а также прибалтийских республик. Все карты испещрены пометками, стрелками, указателями. В некоторые точки на картах воткнуты стальные булавки с маленькими бумажными разноцветными флажками. Отдельно висит карта земель колхоза, тоже с пометками, прочерченными карандашными линиями и флажками, правда побольше и других цветов.
        Домостроев усаживается за стол и жестом предлагает нам занять остальные стулья:
        - Прошу. Располагайтесь, ребята, чувствуйте себя, как дома. Может быть, чаю? Кофе? Или чего-нибудь покрепче?
        Мы заверяем нашего гостеприимного хозяина, что нам ничего не надо. Он недоверчиво качает головой, но ничего не говорит. Несколько минут он молча пристально смотрит на нас, а затем нажимает кнопку на столешнице:
        - Прошу пригласить ко мне председателя ДОСААФ, генерального директора эмтээс, председателя кагэбэ, главного лесничего и старшего участкового инспектора колхоза. А пока, принесите-ка нам чаю. С лимоном.
        Лимоны я видел и даже пробовал. Их в изоляторах дают, и если в далекий рейд - иногда выделяют протертый лимон, смешанный с медом. И еще - октябрятам и совсем маленьким, если зима суровая, или если болеют много. Но вот чтобы в чай добавлять? . Интересно, это они в чай протертый лимон с медом как варенье добавляют? Чтобы сладко было? Или, может, они в чайник целый лимон кладут, чтобы пахло вкусно? Сейчас посмотрим…
        Посмотреть было на что. Женщина среднего комсомольского возраста, в белом передничке и какой-то белой-белой дырчатой штучке на седеющих волосах, вкатывает в кабинет маленький столик на колесиках. На нем стоят большой пузатый чайник, расписанный синими и зелеными цветочками, несколько стаканов в подстаканниках, блюдце с нарезанным на тонкие кружочки огромным лимоном, сахарница, в которую горкой насыпан льдисто сверкающий рафинад и… большая хрустальная ваза с КОНФЕТАМИ! Конфеты разные, завернутые в новенькие бумажки и сразу видно, что они - не из старых, дотемных запасов. Это новые. Быть не может! У них что, тут конфеты производят?!
        - Угощайтесь - предлагает, улыбаясь, Владимир Алексеевич. - Сахар кладите, лимон. Конфеты вот берите. Это - хорошие конфеты. Персидские. Они там здорово навострились ореховые тянучки делать, отказники чертовы… А вот узбеки, как ни бьются, никак перенять технологию производства не могут. У них либо парварда получается, либо халва, а тянучки - ни в какую. Бестолковые…
        Узбеки? Они уцелели? И входят в состав колхоза имени Сталина? Разбудите меня кто-нибудь, пока я окончательно с ума не сошел!..
        Домостроев берет кусочек лимона-великана и кидает его в стакан. Насыпает туда же две ложечки сахара, чуть разминает и наливает из чайника какую-то темно-коричневую жидкость. Это что такое?..
        Катька не выдерживает первая. Она, точно копируя движения нашего хозяина, берет сахар, лимон, и наливает себе в стакан то, что в чайнике. Пробует и изумленно смотрит сначала на стакан, потом на меня и, наконец, на улыбающегося Домостроева. Надо и мне попробовать, а то как-то неудобно: девчонка осмелилась, а я что - труса праздную.
        Лимон, сахар, придавить, налить, подуть, попробовать… Ой! Вот это - да!..
        - Ну, как, ребята, пить можно? - интересуется Владимир Алексеевич. - Да вы конфеты берите…
        - Владимир Алексеевич, извините, а что это? - если бы я не спросил, Катюшка наверное умерла бы от любопытства.
        - Чай.
        - Какой? Это же не брусничный, не морковный…
        - А это, Алексей, чайный чай. Вы, значит, его раньше не пробовали?
        - Нет… А из чего его делают?
        - Из листьев чайного куста. Растет он в Турции, в Краснодарском крае, а в последнее время его начали в Узбекистане и Киргизии возделывать. Этот вот - узбекский.
        Ну вот и пришла пора задавать самые главные вопросы…
        - Владимир Алексеевич, а Узбекская ССР, она тоже вам подчиняется?
        Повисла долгая пауза, а затем Домостроев ответил, твердо глядя мне в глаза:
        - Нет, Алексей, Узбекская ССР пока еще не вошла в будущий ВССКР - Всемирный Союз Советских Коммунистических Республик. И, если честно, то кроме нашего колхоза, в ВССКР пока никого нет. Может быть, вы вот присоединитесь? Тогда нас уже две республики будет…
        Теперь молчу я. Долго. Жаль. Жаль, что их мало. Это понятно по карте земель колхоза. На такой территории больше чем семьдесят-восемьдесят тысяч никак не прокормить. Значит их мало. Совсем мало. Жаль. Я ведь понадеялся было, что их много, что они сильные и умные, как коммунисты в Советском Союзе, что они узнают, как нам тяжело, как мальки в схватках со скандинавами гибнут, как, несмотря на все усилия, из каждых четырех малышей один умирает, не дожив даже до октябрятского возраста, как мы бьемся из всех сил, чтобы запустить еще какое-нибудь производство, как латаем-перелатываем старые станки и изношенные машины, как болота поля сжирают - узнают и придут на помощь. И у нас тоже будет чайный чай с конфетами, и кари с рисом, и сахару сколько угодно, и в столовых будут лимоны давать - вот такие, гигантские, желтые, а не маленькие, зеленые, которые у нас в горшках растут… Почему так всегда бывает: только понадеешься на что-то хорошее, как сразу - бац! - и большой облом?!
        Я чувствовал себя как дошколенок, у которого вдруг отобрали вожделенную игрушку. Наверное, все это отразилось на моем лице, потому что Владимир Алексеевич подошел ко мне и приобнял за плечи за плечи:
        - Ну, ну, товарищ старший звеньевой. Не вешай носа, сынок. Мы еще повоюем…
        Я не успеваю ему ничего ответить, как распахивается дверь в кабинет:
        - Разрешите?..
        Вошли четверо мужчин и одна женщина, и в кабинете, казавшемся поначалу таким просторным, сразу стало тесно. Владимир Андреевич представил собравшихся, представил нас с Негуляевым и Самохиным и снова сел за стол.
        - Товарищи, - начал он негромко, но отчетливо, - товарищи… Вот и настал тот великий день, которого мы все с вами давно ждали. К нам добрались посланцы далекой Пионерии. Правда, мы с вами планировали несколько иначе, но, как видно, никто из двух наших отрядов, которые мы отправляли на север, до ребят так и не дошел…
        - Дошел - негромко произнес Виталий. - Дошел… один человек.
        Все словно по команде повернулись к нему.
        - Он уже умирал, когда вышел на наши посты. При нем не было никаких документов, в автомате осталось четыре патрона. Все что он успел сказать нам, так это то, что его зовут… звали то ли Александр, то ли Алексей Никольский. Успел передать пароль. И все…
        У Петра Сергеевича - председателя ДОСААФ, крупного мужика с широким костистым лицом, сидящего напротив меня, останавливаются глаза и леденеют скулы. Он очень тихо, почти на грани слышимости произносит:
        - Сашкой его звали… Младшенького…
        И не успеваем мы ничего понять, как Добровольский говорит, обращаясь ко всем нам:
        - Товарищи. Прошу всех встать и почтить минутой молчания память геройски погибших колхозников из отряда Александра Петровича Никольского.

«Петровича» - вот оно как! Это его сын был. Кремень мужик! Только зубы стиснул. Блин! Нашел бы тех гадов, которые его сына…
        - Прошу садиться… Итак, в преддверии завтрашнего заседания Правления и Политбюро, я бы хотел прояснить с молодыми товарищами ряд вопросов. И первый из них: ребята, вы шли к нам или?..
        Жаль огорчать хозяев и наших товарищей - первых и как бы не единственных в мире, но лгать пионеру не положено…
        - Извините, Владимир Алексеевич. Очень хотелось бы сказать, что мы искали вас, но это не так. По решению Объединенного Совета Дружин мы и еще четыре звена отправлены отыскать дорогу в Артек…
        Реакция сидящих за столом меня несколько удивляет. Они, нет, не смеются, но полное впечатление, что еле-еле сдерживаются, чтобы не засмеяться. Наконец, председатель кагэбэ Татьяна Юрьевна - совсем еще молодая женщина, едва перевалившая за комсомольский возраст, решительно встает:
        - Разрешите узнать: зачем вам дорога в Артек? - и, предваряя, очевидно, наши возражения поясняет - Нет, ребята, дорогу мы вам покажем, снабдим картами, кроками и даже можем помочь пройти часть этой дороги, но что дальше? Ведь там - Украинская республика, власть в которой захватили уклонисты. Они не то, что не пустят вас в Крым, но, скорее всего, просто уничтожат, чтобы не допустить утечки стратегически важной информации к потенциальному противнику и чтоб остальным было неповадно…
        Помолчав, она продолжает:
        - Крыма вам уклонисты без боя не отдадут. А большого боя против Украины… Если бы они были одни, то, может быть, вы бы и справились. Даже несмотря на то, что на Украине проживает примерно в десять раз больше населения, чем у вас и что они значительно превосходят вас в техническом оснащении. Но у вас есть то, чего нет у них: вера в победу святого дела Ленина-Сталина. То, что мы знаем о вас от жителей Псковско-Новгородского анклава, и от перековавшихся, твердо вставших на путь исправления отказников из Скандинавии, позволяет нам сказать с уверенностью, что в войне вы победите. Когда бойцы - все, как один, готовы идти в самый страшный, самый отчаянный бой и, если понадобится, без колебаний готовы отдать жизнь - такая армия не может потерпеть поражения. Даже от более сильного противника. Так что, с одной Украиной вы бы справились. Тем более, что мы - советские колхозники - не остались бы в стороне. Пусть нас еще меньше чем вас, но у нас есть более современное оружие, а наши люди не уступят вашим в силе духа. Но! Украинские уклонисты заключили военный союз еще с тремя республиками, народы которых также
стенают под властью уклонистов и перерожденцев. Это - она подошла к карте СССР и взяла указку - Югороссия, Болгария и Сербия.
        Называя республики, Татьяна Юрьевна обрисовывает указкой их территории. Да-а, с такой ордой нам действительно не управиться…
        - Всего в них проживает более двадцати миллионов человек, что дает мобилизационный ресурс около трех миллионов боеспособных призывников. Кроме того, Украине и Югороссии принадлежат остатки Советского Черноморского флота, в составе которого имеются корабли, способные нанести серьезный ракетный удар по удаленной цели. Простите, ребята, но в случае столкновения с так называемым Союзом Южных Славян, вы обречены. А погибать, без шансов на победу…
        Она умолкает, но и так все ясно… Дела…
        Мы с Негуляевым переглядываемся, стараясь сделать это незаметно. Может быть, наши хозяева и правы, но… Приказ есть приказ, а потому наша дорога лежит в Артек!
        - Постойте, ребята - негромко попросил Никольский. - Я вас хорошо понимаю: приказ есть приказ, наше дело военное: стрелять и помирать, а в кого и за что - товарищ замполит объяснит. Но мы просто не можем спокойно смотреть, если вы уйдете на верную смерть. У нас, - он оглядывается на Домостроева. Тот чуть кивает головой, - у нас есть в тех краях разведка. Можно попробовать выяснить самое слабое место украинских уклонистов, надавив на которое удастся получить Крым без боя. Правда, пока мы его не знаем…
        - Хочу добавить, - снова вступает в разговор председатель кагэбэ, - что у нас есть возможности кое-чем вам помочь. По крайней мере, сделать так, чтобы уклонисты не сразу приняли вашу просьбу о проходе в Крым в штыки…

…Мы проговорили допоздна. Руководители колхоза, к которым присоединились еще парторг и, к несказанному нашему изумлению, отец Георгий рассказали нам о положении дел в регионе, о том, какие сложности и трудности нас могут еще ожидать на дороге. Затем разговор как-то незаметно перешел на нашу республику и на колхоз…
        - …Вот ребята, это и есть первоколхозники, - Домостроев протягивает нам заделанную в рамку фотографию. - Этот снимок сделан почти сразу после основания Столовой.
        На фотографии стоят и смотрят в объектив полтора десятка крепких, серьезных мужчин. Все с оружием, хотя оружие не самое лучшее: у пятерых карабины СКС, у двоих - охотничьи ружья, причем у одного из них - простая двустволка. Одеты первоколхозники кто в старенький вытертый камуфляж, кто - в еще более старую советскую военную форму без погон, а некоторые - во что-то, напоминающее юнгшурмовки.
        - Все они в еще дотемные времена имели боевой опыт, прошли так называемые «горячие точки» - продолжает Владимир Алексеевич. - И когда империалисты США нанесли удар, когда государство Россия перестало существовать, первоколхозники решили, что нужно держаться вместе. Они приехали сюда, в Первую усадьбу, в те времена - деревню Зименки. Дело в том, что один из первоколхозников, Семен Кузнецов, был уроженцем той самой деревни и у него был там дом…
        Первоколхозники были ребята серьезные, не хуже дедафгановких омоновцев. Через пару месяцев в Зименки заявились выродни, навроде тех, что мы встретили в Логиново. Первоколхозники, не говоря худого слова, перестреляли всю стаю, но вскоре возникли новые твари и все пришлось повторять сначала. Так продолжалось года три-четыре, пока даже самые тупые выродни не поняли: ходить в Зименки - себе дороже выйдет!
        К тому времени число первоколхозников несколько уменьшилось, но зато к ним присоединились новые люди, также обладавшие боевым опытом. И первоколхозники решили: построить на перекрестке дорог столовую, вокруг которой будет ЗАКОН.
        Сказано - сделано. Отныне в столовой мог найти приют любой человек и, кто бы его ни преследовал, пока пришедший не нарушит законов первоколхозников - он под защитой. И драться за него будут насмерть…
        От тех времен и осталась странная отделка «Предприятия общественного питания Столовой № 1». Не раз и не два она выдерживала настоящие штурмы, но выстояла. Не одного и не двух товарищей похоронили под залпы первоколхозники. Но время шло, людей становилось все больше, и Первоколхозники поняли, что надо расширять район своего Закона. Тогда-то и создан был колхоз имени товарища Сталина, в котором сейчас больше семидесяти тысяч колхозников, не считая примерно пятидесяти тысяч лишенцев.
        Лишенцы - это те, у кого нет всех прав. Либо сами виноваты, либо - пленные, которые осели в колхозе. Но если лишенец ударным трудом встанет на путь исправления и окончательно перекуется - добро пожаловать в колхоз! Нам обещали таких показать. Завтра.
        - А пока, давайте, товарищи, дадим ребятам отдохнуть. А то вон, наша самая молодая участница переговоров уже нас не слышит, - Домостроев с улыбкой показывает на мирно посапывающую Катю. - Завтра будет новый день и новые заботы. Петр Сергеевич, ты на машине? Подбрось ребят до гостиницы, лады?
        Глава 4
        Следующее утро мы встретили на белоснежных простынях в светлых комнатах старого трехэтажного здания гостиницы «Россия». Хотя не такого уж и старого - просто похоже оно было на дотемные дома, которые нет-нет, да и встречаются еще в наших лагерях, поселках и городах.
        С кровати меня сбросил репродуктор, бодро объявивший, что «Московское время - шесть часов. С добрым утром товарищи!», а потом:
        Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
        И Ленин великий нам путь озарил:
        Нас вырастил Сталин - на верность народу,
        На труд и на подвиги нас вдохновил!
        Славься, Отечество наше свободное,
        Счастья народов надежный оплот!
        Знамя советское, знамя народное
        Пусть от победы к победе ведет!
        Мы с Катюшкой пели наш гимн, но одновременно я прислушивался к словам того, другого, местного гимна. Здорово! Почти как дома! Ну, совсем почти как дома…
        Мы армию нашу растили в сраженьях.
        Захватчиков подлых с дороги сметем!
        Мы в битвах решаем судьбу поколений,
        Мы к славе Отчизну свою поведем!
        Славься, Отечество наше свободное,
        Славы народов надежный оплот!
        Знамя советское, знамя народное
        Пусть от победы к победе ведет!
        Сквозь стены и двери слышно, как поют наши. Давно утро у нас не начиналось так здорово, так по-домашнему. И потому я совсем не удивился, когда после гимна репродуктор сочным мужским голосом сообщил: «Доброе утро! Здравствуйте, товарищи! Начинаем занятие утренней гимнастикой. Упражнение первое: ходьба на месте. И раз, два …» и бодрая музыка, правда, не на баяне, а на пианино.
        К водным процедурам мы с Чайкой перешли одновременно. Вволю натолкавшись и наплескавшись в душе, мы растерлись здоровенным полотенцем («махровое» - восхищенно прошептала Катя, но мне это не в новинку. И потом, мое - все равно лучше!) и, быстро одевшись, выскочили в коридор. Через минуту, много - две, в коридоре уже выстроилось все звено. Так, ну вроде все. Теперь можно строиться и…
        - Ой, не могу! Ой, хлопцы, да что ж мы!.. - я захохотал, да так, что только стены не тряслись. - На завтрак построились? Молодцы! У кого талоны есть? Ой, не могу!..
        Все так расслабились, так почувствовали себя дома, что сработали вбитые раз и навсегда рефлексы: после зарядки и водных процедур - построение на завтрак.
        Первыми сообразили и оценили комизм ситуации мальки. Они завизжали, застонали, завыли от смеха, хлопая друг друга по спинам и плечам. Постепенно к ним присоединились и минусовики, которые тоже от души развеселились над своей ошибкой. Вершиной, апофеозом веселья стало появление из маринкиной комнаты Алеши-найденыша, который, хлопая заспанными глазами, обиженно протянул:
        - Веселитесь? А меня не позвали? Разве это по-пионерски?..

…Не знаю, сколько еще продолжалось бы наше веселье, но тут в гостиницу вошли двое парней, на взгляд минус пятый - минус шестой отряд, которые очень вежливо пригласили нас на завтрак.
        Завтракали мы не в Столовой № 1, а тут же, при гостинице, которая, к слову, отстояла от «Предприятия общественного питания» на добрых пятнадцать километров. Но ни на количество, ни на качество пищи это никак не влияло. Назвавшийся буфетчиком одноглазый мужчина со страшно обожженной головой и плохо двигающейся левой рукой, одетый в одежду защитного цвета с тремя красными и двумя желтыми нашивками на груди, сообщил нам, что на завтрак он может предложить треску жареную с пюре, сосиски с горошком, яичницу с колбасой, сыр трех сортов и колбасу двух, кофе со сливками или чай с сахаром, печенье. Не уверен, что хоть кто-нибудь, кроме Алеши, у которого опять был «постный» день, соблазнился рыбой. После вчерашнего чая, мы всем рекомендовали взять именно его, но те, кто взяли кофе, тоже ничего не проиграли: кофе был тоже необычный, на кофе не похожий. Точно, что он был совсем не желудевый, не цикорный и не ячменный. И пах так, что голова кружилась. Скорее всего, это был - «кофейный кофе», но спросить мы постеснялись. Не хочется все-таки показывать перед хозяевами свое незнание.
        Я уже допивал чай, когда «буфетчик» подошел ко мне:
        - Слушай, сынок, а ты в Пскове никогда не бывал?
        От удивления я чуть было не поперхнулся горячим чаем:
        - Бывал… то есть был… один раз…
        Он усмехается, от чего его испещренное лоснящимися пятнами лицо приобретает жутковатый вид:
        - Так и я тоже там не всю жизнь прожил… Это не ты со своим звеном возле Гдова финнов прижучил, да так, что они даже бэху бросили?
        Было такое. Мы обошли финские позиции по старой дороге и врезали им, да так, что они бросили не только БТР, но еще и два десятка автоматов, три пулемета и миномет с запасом мин…
        - Я…
        - То-то я смотрю, мне твоя физиономия знакомой кажется - он широко, насколько позволяют ожоги улыбается. - Не узнаешь? Немудрено, знаешь ли. С тех пор произошел
«ряд волшебных изменений милого лица». Ленька я, Леонид из противотанкового…
        - Гармонист?!
        Леню-гармониста под Гдовом знали решительно все - и наши, и финны. Каждый вечер, если только не было атаки, с позиций противотанкового взвода раздавались задорные наигрыши, сопровождаемые не слишком цензурными частушками старинного и собственного сочинения. Вот несколько из наиболее пристойных:
        Как за ПРО поляки
        Облизали НАТУ сраки.
        Мы чуть-чуть передохнем
        И туда им х… воткнем
        Скандинава-сына мать
        В Псков послала воевать.
        Х… осколком оторвало:
        Ты куда послала, б…?!!
        Я много раз видел его - чубатого, веселого, готового в любой момент пуститься в пляс…
        - Где тебя так, товарищ? Под Гдовом?
        Он машет рукой:
        - Да нет, это года два тому, под Ташкентом. Мы туда за зипунами ходили…
        - За чем?!
        - Ну, если по официальному, то «в составе агитбригады „Комсомольского прожектора“ ездил обеспечивать очередные поставки в центр». А по-нашему, по-простому - за зипуном ходил…
        - Постой, Лень, постой… Ты толком поясни: как это тебя в Ташкент занесло? Нам же говорили, что они вам не подчиняются…
        Леонид подсаживается к нам за стол:
        - Да че тут объяснять, браток? - удивительно, но он использует обращение, принятое между вожатыми во времена Деда Афгана, - Не подчиняются они временно. ВРЕ-МЕН-НО - ясно тебе? А от поставок в центр их никто не освобождал. Вот мы и ездим, объясняем, уклонистам бестолковым, что нужно не забывать, кто их с верблюдов поснимал и людьми сделал. Убеждаем войти обратно в состав СССР, а потом и в ВССКР. Но они ж тупые, бараны. Не понимают своего счастья. Только ведь хлопок, чай, сахар и прочее поставлять они в Центр обязаны? Обязаны. Вот мы и ездим. Ну, иногда, конечно, чего еще прихватываем…
        И с этими словами он показал мне руку с красивым серебряным перстнем.
        - Ой! - тихо выдохнула сидящая рядом Катя, а меня словно кипятком ошпарило с ног до головы.
        Берут чужое?.. Прихватывают?.. За зипунами?.. Выродни?..
        Краем глаза я заметил, как потянулся к кобуре Негуляев, как Сергиенко, словно невзначай, положил руку на автомат, как напряглись все остальные… Нет! Не может быть! Не могут люди, у которых по утрам исполняют почти наш гимн, у которых есть пионеры и комсомольцы, которые строят коммунизм, быть выроднями!..
        - А что вы еще прихватываете? - чересчур спокойно поинтересовался Виталий.
        Мама! А кобура-то, кобура! Уже расстегнута!.. Не-е-ет!!!
        - Стой, Виталька! Стойте все! - я в прыжке достаю Негуляева, и прижимаю его руку.
        - Стоп! А ну, скажите мне кто-нибудь: Робин Гуд был выродень?
        - Не-е… - тянет кто-то из мальков неуверенно, - не-е… Какой же он выродень? Он же Робин Гуд…
        - А Дубровский? А Степан Разин? Выродни они что ли, по-вашему?!
        До Негуляева, похоже, дошло. Он аккуратно высвобождает руку и застегивает кобуру. Димка еще думает, но быстрота решений никогда не входила в число его достоинств. Остальные переглядываются: кто - с недоумением, кто - с явным облегчением. Точку в споре ставит Чайка. Откуда и когда она вытащила свою винтовку - понятия не имею, но сейчас она стоит с винтовкой наперевес, и ствол хищно обходит всех присутствующих:
        - Ща кто скажет, что Леха вместе с выроднями был - Буржуином буду - башку снесу! - сообщает она таким тоном, что все тут же приходят к правильному выводу: колхозники
        - не выродни!

…После того, как я, старательно обходя истинные причины, объяснил Леониду, что все увиденное им - не бунт на пиратском корабле, а всего-навсего недопонимание, мы отправились в Правление. Отвезли нас на стареньком, но настоящем автобусе, к которому сзади был приделан газогенератор. Несмотря на свой почтенный возраст - не думаю, что после тьмы кто-нибудь выпускал автобусы! - ветеран общественного транспорта ходко двигался по грейдеру и миновал пятнадцать километров, отделяющих гостиницу от, как говорят колхозники, «центра», не более чем за четверть часа. В здании Столовой № 1 нас пригласили подняться на третий этаж, и мы бодро затопали по широкой лестнице, на площадках которой располагались пустые, но вполне боеспособные пулеметные гнезда.
        На третьем этаже нас встретил большой зал, в котором уже собралось и Правление, и Политбюро Колхоза имени Сталина. И опять, к нашему удивлению, здесь присутствует поп Георгий.
        - Проходите, товарищи - приветствует нас Домостроев. - Попрошу руководителей делегации пройти в президиум, а остальных товарищей занять места в зале.
        После того, как все, наконец, устроились, и прошли обычные выборы в президиум, к трибуне подходит выбранный председателем президиума генеральный секретарь Политбюро, парторг колхоза Броверман Арон Семенович. Он в защитного цвета одежде и такой же матерчатой фуражке - высокий, рыжеватый, с приятным и умным рябоватым лицом. Пожалуй, он был бы похож на Сталина, если бы был пониже ростом и не носил окладистой, ухоженной бороды…
        - Товарищи, разрешите внеочередное экстренное объединенное заседание Политбюро и Правления нашего колхоза имени великого Сталина считать открытым.
        Все захлопали, а Броверман, переждав аплодисменты, начал говорить… Ох, лучше бы мне этого и не знать было. Оказывается, колхоз имени Сталина находится с Украинской республикой в весьма напряженных отношениях. Некоторое время тому назад, колхозники ездили на Украину, «обеспечивать поставки в Центр». В результате последней поездки произошло самое настоящее сражение, которое обошлось украинцам очень дорого. Если, хотя бы часть колхозных похожа на тех, что были под Псковом - Украине я не завидую! Но и колхозникам перепало так, что они еле-еле уползли восвояси, «харкая кровью, сплевывая зубы и обещая, что в следующий раз они ух!..» Короче: колхоз потерял убитыми человек пятьдесят, раненными - втрое больше, а стало быть, украинцам их визит обошелся тысячи в четыре. Украинские уклонисты (а уклонисты - это те жители бывшего СССР, кто не желает его восстановления, кто предал дело Ленина, Сталина, Гайдара, Деда Афгана и первоколхозников) попытались было ответить, и на колхозников двинулась целая армия тысяч в восемь с танками, артиллерией и даже одним вертолетом. Вертолет этот теперь у колхозников, они его
почти починили. И два танка - тоже. Но с тех пор украинцы держат на своих северных границах усиленные части, якобы для защиты от выродней и прочих, а на самом деле - колхозников боятся…
        - …Так что мы можем посоветовать нашим юным товарищам-пионерам не пытаться прорваться в Крым непосредственно через Украину. Значительно разумнее будет пройти через Югороссию, которая хотя и находится под властью уклонистов, но не настроена к колхозу столь агрессивно.
        После Бровермана выступали Никольский, начальник МТС Николай Александрович Метелкин, руководитель колхозного комсомола Виктор Сергачев… Перечислять всех просто нет смысла, потому что говорили они, в принципе одно и то же: пионерам (то есть - нам) надо помочь транспортом, оружием, боеприпасами, картами, провезти часть маршрута или на каких-то «ракетах», или на какой-то «луне», но только не соваться прямиком через Украину…
        - …Если даже вам, ребята, и удастся просочиться через границу незамеченными, то уж на территории самой Украины группа подростков с оружием вызовет самое пристальное внимание. Вы и опомниться не успеете, как вас окружат во много раз превосходящими силами и уничтожат, поскольку сдаваться, я уверена, вы не станете, - подытожила все сказанное Председатель КГБ. - А поэтому, я предлагаю поручить Председателю ДОСААФ, Главному лесничему и нашим комсомольцам вместе с пионерами выработать маршрут дальнейшего движения. Со своей стороны мы гарантируем, что окажем вам, ребята, всю помощь, какую только в силах.
        Броверман снова подошел к трибуне:
        - На этом я предлагаю общую часть завершить. Теперь руководителям пионерского отряда необходимо работать с товарищами, названными уважаемой Татьяной Юрьевной. Отраслевым руководителям поручается поработать с теми товарищами из пионеров, которые являются специалистами соответствующих направлений. Ну, а остальную часть пионерской делегации Политбюро приглашает на экскурсию по колхозу.
        Глава 5
        Мы не успели еще толком разобраться с маршрутом, которым колхозники рекомендовали нам двигаться, как в кабинет председателя ДОСААФ влетел какой-то запыхавшийся паренек с красной повязкой на рукаве и «ксюхой» на боку:
        - Петр Сергеевич, разрешите?.. Ой! Там… Там… Домостроев приказал пионеров срочно в Краеведческий музей везти! Там такое!..
        Я не успел еще ничего сообразить, а уже на ногах и в руках трофейная «Гроза». Клацнул взводимый затвор…
        - Охолони, мальчик! - Никольский поднялся во весь свой немалый рост и навис надо мной, словно гигантский медведь, что с недавних пор все чаще появляются в наших лесах. - Неизвестно ведь, что случилось. Говори толком, - обернулся он к парню, - что там?
        Лицо у парня обиженно вытягивается. Сбиваясь и запинаясь, он бормочет, что Домостроев ничего толком не сказал, а только велел, чтоб пулей… чтобы прямо сейчас… немедленно… а почему - он и не знает.
        - Стрельба была? - грозно спрашивает паренька Метелкин.
        - Какая стрельба? - паренек теряется еще больше. - Где?
        - В пи… то есть в Караганде! Ты что - контуженный?!
        - Послушай, что ты мямлишь, как отказник на допросе? Ты комсомолец или где?! - рычит на него Сергачев. - А ну, подтянись и четко доложи: что там, во имя всех святых, стряслось?!
        Парень встал по стойке «почти смирно», одернул камуфляжную куртку, перебросил автомат на грудь. Вдохнул побольше воздуха:
        - В Краеведческом что-то произошло. Пионеры кричали так, что за километр слышно было. Туда на «уазике» примчались Домостроев и Гольчукова на своей «волге». Я был назначен сегодня в музей. Начкар приказал взять мотоцикл - и за пионерами, в Правление. Все.
        - Так, - Никольский поворачивается ко мне. - Ну и чего ты дергаешься? Что, думаешь у нас тут засада? Специально на пионеров поставленная?
        Так я не думаю. Но все равно: случилось что-то совершенно непонятное, раз наши в музее орать стали. Надо ехать, разбираться.
        Негуляев, судя по всему, придерживается того же мнения, потому как убрал
«стечкина» в кобуру и теперь выжидательно на меня смотрит.
        Я ставлю «Грозу» на предохранитель и обращаюсь ко всем присутствующим:
        - Едем?..
        Когда мы подъехали, около музея, который находится в усадьбе «Муромчанка», уже собралась изрядная толпа. Возле дверей стоят «уазик» - видавший виды, но, должно быть, надежный, и почти новая, несмотря на свой изрядный возраст, «волга» серого цвета. Увидев ее, Негуляев хмыкает. Я заинтересованно наклоняюсь к нему, и он тихонечко поясняет:
        - Леш, а у Махрова - тоже серая «волга». Они чо, сговорились?
        В сопровождении Никольского, Метелкина, Сергачева и Главного лесничего - Зиля Ильдаровича Шакирова, который в колхозе отвечает не столько за охрану лесов, сколько за оборону границ, мы быстро входим в музей. Зал, еще один зал, лестница, зал…
        - Леша! - навстречу мне кидается Чайка. - Лешенька, Лешенька, ты посмотри! Ты только посмотри, что у них тут!..
        Она вцепляется в рукав моей юнгштурмовки и тащит меня к витрине. Ну и что? Старые фотографии, еще дотемных времен… ЧТО-О-О?!!
        За стеклом витрины лежит фотография, которой здесь просто не должно быть! Мы все - все сколько нас тут ни есть хоть один раз в жизни да видели ее. А некоторые - я в том числе - видели эту фотографию неоднократно…
        Это фотография из кабинета Деда Афгана. Она стоит на его столе, и изображены на ней полдесятка солдат Советской Армии с Дедом Афганом - тогда еще просто капитаном Остапенко - посередине. Это он снялся со своими солдатами в Афганистане. У них за спиной - боевая машина пехоты, в руках - автоматы, пулеметы, на головах - смешные шляпы-панамы со звездочками… А что под фотографией написано? ЧЕГО?!!
        Надпись под фотографией гласит: «Первоколхозники Семен Николаевич Кузнецов и Федор Иванович Литвяк с боевыми товарищами во время выполнения интернационального долга в Народно-Демократической Республике Афганистан. 1986».
        Вот так… Значит… Ого-го… Ну…
        Вот такие мысли, а вернее - их обрывки носились в моей голове, когда…
        - А ну-ка, расступись, товарищи, позвольте-ка пройти - раздается звучный голос и на пороге зала появляется Домостроев.
        Рядом с ним с трудом переставляет ноги о-очень пожилой человек - совсем старик. Он опирается на палку и при каждом шаге тяжело отдувается - сказывается подъем по лестнице. Голова с пергаментной кожей, венчик седых волос, подслеповатые глаза… Домостроев осторожно поддерживает его за локоть, а сзади виднеются две женщины в белых халатах. Врачи. Интересно, что им здесь надо? И кто это вообще?..
        - Разрешите, товарищи пионеры, представить вам персонального пенсионера союзного значения, первоколхозника и боевого соратника Деда Афгана - Вождя и Основателя Пионерии - произносит Владимир Алексеевич, остановившись перед нами не доходя пары шагов.
        - Литвяк Федор Иванович - неожиданно твердым голосом представляется старик. - А вы, внучата, значит ротного нашего огольцы? Эк Евгень Ваныч потрудился… Это скольких же детишек настрогать смог, что внучат поболе взвода? Ну да помню, как же… Охоч он был по женской-то части, охоч…
        И, недоговорив, старик заливается сипловатым смехом. Домостроев принимается объяснять ему, что мы - не родные внуки и внучки Деда Афгана, но это не имеет никакого значения. По крайней мере - для нас!
        - Дедушка, а вы с Дедом Афганом вместе долго воевали? - спрашивает Чайка нерешительно.
        - А? Ну, как сказать: вот как в нашем полку командиром подполкана Долича поставили, так и я приехал. А было это, стало быть, в восемьдесят пятом - он переводит дух. - А в восемьдесят шестом, уже перед самым дембелем, я в госпиталь загремел, в самый Ташкент. Так что года полтора, внучка, года полтора… Ничего плохого про него не скажу: дельный был ротный. Уважали мы его - надежный был мужик. Потом я его еще в девяносто восьмом встречал, аккурат за месяц до дефолта… Посидели, выпили, вспомнили ребят…
        - Дедушка, а вы тоже десантником были? - вылезает с вопросом Сенька Добровольский.
        - Почему десантником? - изумляется первоколхозник. - Я в мотострелках служил, как и Евгений Ваныч, светлая ему память. В триста девяносто пятом мотострелковом полку двести первой мотострелковой дивизии.
        Как так? Дед Афган же вэдэвэшником был? Может, это - не тот? Может, другой?..
        Ну да! А фотография? И, кстати, если уж на то пошло: я ж картинки видел старинные. Десантники в голубых беретах ходили, а эти все - в панамах. И фотографии Деда Афгана - то в панаме, то - в фуражке, то - в каске…
        - Нет… Переживал ротный, конечно, что не в десантуре он служит. Все рвался доказать, что зря его в Рязань не приняли. Вот и занимался, тренировался… Сперва сам, а потом и за солдат взялся… Нас так выдрочил, что мы, когда схватились с десантерами - так их отму… - он сбивается и смущенно кашляет, но тут же выправляется, и гордо заканчивает, - ремнями их километра три гнали. А то и больше.
        - Леш, - тихо шепчет Катя, - это ж надо обязательно нашим сообщить. А то получается, что мы сами Деда Афгана оболгали… Надо, чтоб все правду узнали…
        Ага, правду… Интересно, а как с памятником быть, который в столице - Галиче стоит? Там Дед Афган, между прочим, в берете десантном изображен. Памятник переделывать? А бюсты, там где он тоже в берете? Изъять? Это сколько ж работы впустую?.. Кому такая правда нужна?..
        Но все равно: встретить живого соратника Деда Афгана, это, я вам доложу… Ну, вот как если бы к Алеше-найденышу один из этих… как их там… «пап под столов», что ли?.
        Нет, вроде как-то не так… Автостолов?.. Тоже не то… В общем, если бы к нему привели одного из тех, кто его Христа живым видел и под его командой служил. Представляю, что бы было!..
        Мы мучили старика бесконечными вопросами, требовали самых мельчайших подробностей и даже самых незначительных фактов, пока, наконец, после полутора часов бесконечных расспросов, вопросов, восхищений и восторгов, не вмешались врачи, которые заявили, что Федор Иванович устал, что ему немедленно необходимо отдохнуть. Мы расстались, получив от старика заверения, что при первой же возможности он отправится в Пионерию, посетить мемориал Деда Афгана и встретится с нашими ребятами. Он уходил, тяжело приволакивая ноги, опираясь на свою палку, отдуваясь после каждого шага, а мы стояли под салютом и, замерев, смотрели, как перед нами идет наша славная история…
        Должно быть, Федор Иванович успел покинуть не только зал, но и само здание музея, когда нас, наконец, отпустило. Мы зашевелились, мальки уже начали переговариваться, и тут к нам подошли Никольский и Метелкин:
        - Вот что, товарищи, сейчас решено отвезти вас на МТС, на речной порт. Там вы кое-что увидите, а после этого уже будем дальше решать вопрос с вашим движением в Артек.
        И мы поехали…
        Ехать оказалось довольно долго - около часа. Везли нас по хорошей прямой дороге, не только засыпанной щебнем, но кое-где даже забетонированной. В конце одного из таких забетонированных участков большая группа людей старательно выравнивала дорогу, подсыпала гравий, а человек пятьдесят, впрягшись в дорожный каток, с равномерным уханьем тащили его, трамбуя полотно. Человек тридцать колхозников с оружием наперевес стояли по сторонам, наблюдая за порядком…
        Наш сопровождающий Иван - крепкий парень примерно моих лет, но с комсомольским значком на груди - махнул рукой и сообщил:
        - Лишенцы. Из Магадана.
        - Откуда?!
        - Ну, из Магадана, - и, видя наше изумление, пояснил, - Усадьба у нас есть такая, Магадан. Лишенцы там живут.
        Из дальнейшего рассказа мы выяснили, что усадьба Магадан состоит из центра - собственно Магадана и выселок - БАМа, Колымы, Норильска и, напомнивших нам о далеком доме, Соловков. Лишенцев распределяют по выселкам, и там, под строгим конвоем, они ударным трудом встают на путь исправления. Вот эти, к примеру - бамовцы. Они дороги строят…
        Неожиданно со стороны раздались крики, шум и мы, словно по команде, повернулись туда. Иван заколотил ладонью по крыше кабины, машина затормозила. Сзади встал второй грузовик с остальными. В ответ на наши вопросительные взгляды, Иван коротко кивнул и первым выпрыгнул из кузова.
        Мы подошли к нескольким колхозникам, с трудом удерживавшим смуглого седоватого мужчину лет тридцати в камуфляже и тюбетейке, изо всех сил рвавшегося к нескольким таким же смугловатым седоватым мужикам в брезентовых робах, оттесняемых в сторону двумя автоматчиками. Иван, на рукаве которого красовалась нашивка замбрига - заместителя бригадира, шагнул вперед:
        - Чего случилось, товарищи? О чем шумим?
        Мужчина в камуфляже рванулся к Ивану:
        - Товарища ўринбосар бригадир! А, джаляб, товарища замбриг! Эта эшак, эта онейнски сказал, что мой - сот?ин… э-э … пиредател! Я его сейчас… Отпустите!..
        Один из мужчин в робах вдруг бросил что-то на непонятном языке, от чего человек в тюбетейке еще сильнее забился в руках державших его товарищей. Иван хотел что-то приказать, но к нам уже подлетел верховой, спрыгнул с коня и остановился перед
«тюбетейкой»:
        - Что опять стряслось? - выслушав сбивчивый рассказ, распорядился - Этим выдать лопаты и вон туда, к березкам. Иргашев, давай-ка сюда…
        Он вытащил из планшета лист бумаги с отпечатанным текстом.
        - Подтверждаешь, что лишенцы номер два-сто тринадцать, шесть-семьсот одиннадцать и четыре-пятьсот девяносто три злостно уклоняются от исправления, оскорбляют колхозников и колхозный строй, упорствуют в своих враждебных заблуждениях? Подпиши здесь… Десятник! Подтверждаешь? Подпиши… Товарищ замбриг, вы присутствовали? Нет? Извините… Варенцов! Присутствовал? Подпиши…
        Он расправил лист с подписями. Затем повернулся к остальным:
        - По решению тройки, утвержденному начальником охранного звена Якушевым, лишенцы номер два-сто тринадцать, шесть-семьсот одиннадцать и четыре-пятьсот девяносто три признаны виновными в клевете на колхозный строй и колхозников, в уклонении от советского строительства, в ведении подрывной деятельности против Советской власти. Приговор: лишенцы номер два-сто тринадцать и четыре-пятьсот девяносто три
        - высшая мера социальной защиты, лишенец номер шесть-семьсот одиннадцать - сорок пять суток штрафного режима. Приговор привести в исполнение немедленно.
        - Товарища звеньевой, - Играшев подался вперед, - разрешите мне?
        - Нет, Алишер - Якушев положил руку на плечо «тюбетейке», - а то это будет уже не социалистическая законность, а примитивная месть. Варенцов, Петрушин, Славук - исполнить, старший - Варенцов. Номера шесть-семьсот одиннадцать использовать при копании ямы, связать потом.
        Трое названных выдернули из толпы лишенцев тех самых - смуглых, и повели их к стоявшей в стороне группе берез. А Звеньевой Якушев повернулся к нам:
        - Вы, товарищи пионеры, не подумайте: у нас такие чэпэ - редкость. Хотя, конечно, бывают…
        Он немного помолчал и продолжил:
        - Алишера жалко. Он уже семь лет, как полноправный колхозник, три почетные грамоты, благодарность от Правления, а тут - такое.
        - Товарищ звеньевой, а он что - не из колхоза? - не удержавшись, спросил Тихонов, хотя и так было понятно, что Иргашев - не местный.
        - Нет, он из Узбекистана. Да вон, хотите - поговорите с ним сами. Алишер! Алишер!
        Иргашев подходит к нам. Он уже почти успокоился и теперь, широко улыбаясь, протягивает руку и старательно выговаривает:
        - Здравствуйте, товарищи пионер, здравствуйте. Иргашев Алишер, старший колхозник…
        Он охотно рассказывает нам, как одиннадцать лет тому назад попал в плен бригаде
«Комсомольского прожектора», как после четырех лет лишенства был переведен в колхозники, как вступил в комсомол, а потом - и в партию, как ходил за зипуном в Узбекистан и Таджикистан, как был ранен, получил первую почетную грамоту, влюбился, женился. Он производит впечатление доброго и хорошего человека, о чем мы ему и сообщаем. Он улыбается еще шире:
        - Обратно с Артек пойдете - к нам в дом приходите. Плов сварю - никогда такой не кушали!
        В этот момент сухо трескают очереди. Возле берез стоят трое колхозников, а один лишенец зарывает невидную отсюда яму. Вот так…

… Мы едем дальше. Дорога взбегает на холм, откуда открывается вид на Оку. У берега
        - пристань, возле которой застыли два странных корабля, с вытянутыми, похожими на акульи морды, носами. На них видны башенки с пулеметами или мелкокалиберными пушками. А дальше…
        Я протер глаза. Не может быть. На воде лежал очень большой - много больше кораблей
        - странный самолет. В передней части какие-то трубы - возможно, двигатели. На верхней части фюзеляжа тоже башенки с пулеметами. Огромный, просто исполинский самолет кажется сказочным, но сколько я не щурюсь и не зажмуриваюсь, - он не исчезает…
        - А это товарищи пионеры, наши «Ракеты» и наш «Лунь», - сообщает Иван. - Нам - туда.
        Глава 6
        Я вошел под сень куполов с крестами и в который раз поразился: как все мудро здесь обустроено. В колхозе храм - не только прибежище для скорбящих или неуверенных душой. Нет, храм и последнее прибежище, если грозные недруги подойдут совсем близко, ибо при входе во храм располагается оружейня, где ждут своего часа автоматы и прочия орудия, что призваны защитить верующих. Это и укрытие для женщин, малолетних, бессильных и страждущих; и дозорная башня, и, прости Господи, крепость, что может дать врагам грозный отпор.
        - Приветствую тебя, боголюбивый брат мой, - звучный голос трубой призывной раздается под сводами собора Святого апостола Андрея Первозванного, - Рад видеть тебя во храме нашем.
        Отец Георгий подходит ко мне. На нем епитрахиль, как и положено протоиерею, но ряса как обычно подпоясана ремнем с пентаграммой на пряжке. Только вместе с кобурой, к поясу прикреплены палица и набедренник. Он мягко берет меня под руку:
        - Вижу я, обуревают тебя сомнения, брат. Облегчи душу свою, поделись со мной грузом размышлений твоих, - говорит отец Георгий и ведет меня к алтарю.
        Я следую за ним и на ходу несколько запоздало произношу заготовленное:
        - Брат Георгий, облегчи душу мою и прими мою исповедь…

…Мы сидим в притворе, и Георгий напоминает мне бессмертные, вдохновенные строки:
        - Вы - соль земли
        Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?
        Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.
        А что есть соль земли? Соль земли - суть люди, которые ставят своею целью облегчить страдания, утешить страждущих, вести земную жизнь так, дабы приблизить Царство Божие на земле…
        - Это пионеры, да?
        Мне кажется, что я угадал его мысль, но брат Георгий мягко улыбается и слегка качает головой:
        - Это не только пионеры, брат Алексий. Это коммунисты вообще. Ибо они стоят на защите интересов людей создающих и созидающих, ибо они отринули от себя златого тельца и не желают поклоняться богатству. Коммунисты, следовательно, являются самой решительной, всегда побуждающей к движению вперед частью рабочих, а в теоретическом отношении, у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения.
        Я пытаюсь осмыслить услышанное. Коммунисты… Но в монастыре говорили, что коммунисты разрушали церкви, преследовали верующих… Выслушав мои возражения, брат Георгий снова слегка улыбается:
        - И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.
        Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.
        А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него.
        Так чем же коммунисты прогневили Бога, если разрушали церкви, построенные вопреки слову Его? А кого преследовали коммунисты? Не тех ли лживых пастырей, что вещая с амвонов Слово божие, мыслями преданы были корыстолюбию и стяжательству?
        Я опять молчу. Мысли путаются сильнее, чем когда я уверовал во второе пришествие. Георгий пытается меня вразумить, но смогу ли я, осилю ли я разумом своим всю ту истину, что он пытается мне преподать. Господи, вразуми меня!
        И тут брат Георгий начинает негромко читать стихи, которые с неожиданной силой западают в мою душу:
        …Дорогой битв, через хребты преград,
        Вслед за тобой, Советская отчизна,
        Неисчислимый движется отряд,
        Как ставший плотью призрак коммунизма.
        Огромен человечий океан,
        Ни края не сыскать ему, ни меры,
        Но снова: «Пролетарии всех стран…»
        Встает над ним как грозный символ веры…
        Сижу очарованный этими словами, когда он еще тише добавляет:
        - Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.
        И вновь меня с невообразимой силой обжигает ПРОЗРЕНИЕ: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…»
        - …Брат Георгий: вот я шел с пионерами и зрел, яко они живут по закону Иисусову, почитая друг друга братом и сестрой, не делая различия ни для эллина, ни для иудея, ни для иных… И воистину возносят они хвалу пророкам своим, но разве они не лжепророки, отвергшие Слово Божье? Ибо нет у них ни бога, ни дома его, и нигде не возносят они молитв…
        - Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата от новой. И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие, а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые, тогда сбережется и то и другое. И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше. Разве не видишь ты, брат Алексий, что новое время пришло, и новые пророки несут Слово божие, и несть числа им. А что до законов, то разве не «Сын Человеческий есть господин и субботы?»
        - Но брат Георгий, даже я нарушаю законы. Ведь в той же Нагорной проповеди говорил Иисус, что грех даже глядеть на женщину с вожделением. А я…
        Продолжать у меня не получается, потому что тут же перед внутренним взором встает Мария. Такая живая, такая нежная, такая моя…
        - И в том не зрю я греха на тебе, брат. Вспомни: «…привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии, а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле.
        Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних. И остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши». Разве не то же и с тобой, брат? Кто обвинит тебя, кто осудит?
        - Но я… я не могу пойти и не грешить, брат… Ведь я люблю ее, а постриг…
        - Скажи мне, брат Алексий, а хорошо ли ты знаешь Писание? - неожиданно вопрошает брат Георгий, впиваясь в меня взглядом. - Достаточно ли ты читал и изучал его, дабы говорить, учить и рассуждать о нем?
        Я знаю Писание, и я много раз читал и перечитывал Книгу, каждый раз находя все новые и новые красоты, чудеса и откровения… Но когда он так спрашивает… Не знаю, что и отвечать…
        - Я много раз читал Писание, брат Георгий, но как я, недостойный и смиренный инок, могу судить о том, достаточно ли я его знаю? Должно быть, нет, раз ты вопрошаешь меня об этом…
        - А раз так, - брат Георгий поправляет ремень, удобнее располагает кобуру, - раз так, то вот тебе Писание, перечитай и покажи мне место, где Господь наш воспретил славящим и восхваляющим Его жить с женой. Поищи.
        Я быстро перебираю в уме все, что сказано в Писании, и понимаю, что ни в одной из книг Ветхого завета, и ни в одном Евангелие такого не говорится. О чем и сообщаю брату Георгию. Тот усмехается:
        - Так в чем же дело, брат Алексий? Или ты законы, выдуманные человеками, ставишь выше Закона Божеского?
        - Нет, но я… - решение неожиданно приходит само собой.
        Встаю, поправляю новую рясу, любезно предоставленную мне колхозниками, поправляю кожаный ремень, который подарила мне Мария:
        - Брат Георгий. Прошу тебя оказать мне милость и услугу.
        Тот лукаво улыбается, от хитро прищуренных глаз разбегаются лучики-морщинки:
        - Чего же ты просишь у меня, брат мой?
        - Смиренно припадаю к стопам твоим и помощи твоей взыскую. Обвенчайте нас - меня и девицу Марию…
        Георгий улыбается еще шире:
        - А я все думал: попросишь или нет? Конечно, брат, я с большим удовольствием окажу тебе эту услугу. Венчание на завтра назначим - хорошо ли?
        Так. Теперь только остается уговорить Марию. Если судить по ее характеру, то это будет нелегко сделать. Но тут я вспоминаю ее глаза, ее взгляд, которым она смотрит на меня… Не-е-ет, уговаривать ее будет не сложнее, чем пушинку легчайшую поднять…
        - Благодарю, брат Георгий, хорошо.
        - Вот и ладно. Развеял ли я сомнения твои, брат, снял ли с души груз?
        - Отчасти… От большей части.
        Он опять улыбается:
        - Тебя теперь хощу вопросить, брат Алексий. Как мыслишь ты дальнейшее? Пойдешь ли с пионерами в Артек, коего взыскуют они яко реки, млеком и медом текущей, али останешься с нами, дабы приять учение коммунистическое и передать его после в Пионерии и иных местах?
        Остаться здесь? Я бы с радостью и восторгом душевным остался бы здесь, чтобы узнать получше и понять все учение коммунистическое, но покинуть пионеров? Не будет ли сие предательством, яко отречение Петрово или донос Иудин? И Мария?..
        - Открою тебе, брат Алексий, что на Правлении решали вопрос о том, чтобы просить пионеров оставить здесь представителя, яко посланника, коий решать станет вопросы меж Колхозом нашим и Пионерией возникнуть могут. И постановили: договориться с пионерами, дабы остался здесь один пионер - годами не отрок, и двое-трое отроков вместе с ним. И говорили уже, что можно было бы просить начального над пионерами, тезку твоего Алексея, об оставлении здесь девы Марии, аки старшей, и тех, кого сама она изберет… - Он прерывает речь и долго смотрит на меня испытующим взглядом
        - Не поможешь ли убедить их? Урона им от того не будет, сие - дело благое. И связь нам с Пионерией нужна, и тебе, брат Алексий полезно будет с нами побыть. Обучишься и коммунизму, и много еще чему. Должно тебе, к примеру, оружием владеть не токмо духовным, ибо сказано было: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»…
        Георгий вновь замолкает. Молчу и я, осмысливая сказанное и услышанное. Георгий прав: для пионеров я сейчас - обуза, но если меня научат… А учиться я буду прилежно…
        - Мыслю я, - продолжает брат Георгий после длинной паузы, - что хорошо будет, коли ты, брат Алексий, обучившись, с нашими комсомольцами сходишь поставки в центр обеспечить. Ибо в походе сем многотрудном утешительное слово пастыря как никогда надобно. И коли останешься ты здесь, то куда как легче станет тебе после, когда в Пионерию с матушкой своею вернешься…
        Проповедовать в Пионерии? Узреть самому… Да что «узреть»?! Воздвигнуть Храмы во имя Ленина, во имя Гайдара, во имя Деда Афгана донести до пионеров слова святого равноапостольного Иосифа, святого блаженного страстотерпца Лаврентия, преподобного Феликса… Но достанет ли моих малых сил, Господи, для того, чтобы свершить сей великий подвиг?!

«Господи, вразуми!» - вот с этой мыслью я поднимаю глаза и натыкаюсь взглядом на фрагмент храмовой росписи. На фреске - Святой апостол Андрей Первозванный, а рядом с ним, одесную и ошуюю, стоят святые Иосиф и Лаврентий. Святой великомученик и страстотерпец Лаврентий словно пронзает меня своим пристальным взглядом, как бы вопрошая: «Достоин ли ты, простой инок, встать под хоругви коммунизма и готов ли ты узреть истину?» Святой же, равноапостольный Иосиф, облаченный в серо-зеленую простую одежду, неброский и невидный, будто обласкивает меня взором, ободряя и утешая: «Достоин, достоин. И сил душевных тебе достанет, товарищ…»
        - Брат Георгий! Я приложу все силы, дабы свершилось все по словам твоим!..
        Глава 7
        То, что мы увидели, внушало. И еще как внушало! Экраноплан «Лунь», чудовищная махина весом почти четыреста тонн, был страшным оружием. Первоколхозники умудрились захватить его чуть ли не сразу после Великой Тьмы, отогнали вверх по Волге и Оке, обходя пологими берегами разрушенные мосты, и поставить к себе. После он долго выстаивал в тайном затоне, дожидаясь своего часа, и вот…
        Колхозники, как сумели, переделали громадину, сняв с нее ракеты, установив башни с автоматическими пушками и дополнительные топливные баки, доведя радиус действия чудовища до двух с половиной тысяч километров. И стал «Лунь» основным средством обеспечения «поставок в центр». А расширившиеся и размножившиеся после Тьмы реки, позволили колхозникам беспрепятственно совершать неожиданные налеты на дальние земли. Показывая на одну из залатанных пробоин высокого борта, старпом экраноплана небрежно заметил:
        - Это нас скандинавские отказники у Гетеборга удержать хотели, - и многозначительно замолчал, искоса поглядывая на нас.
        Санька Тихонов не выдержал и, сгорая от любопытства, поинтересовался:
        - И что?
        - И ничего. Хотелка сломалась. Мы им сторожевика утопили, пару катеров, а там - только они нас и видели…

«Отказниками» колхозники называют тех, кто в состав СССР не входил, да и теперь отказывается коммунизм строить. В самом начале колхоза, когда только-только удалось раздобыть «Лунь» и одну «Ракету», отдельный отряд, возглавляемый первоколхозниками, отправился в Скандинавию предложить бывшим шведам вступить в ВССКР. Эта идея возникла у основателей колхоза имени товарища Сталина потому, что в дотемные времена в Швеции был, вроде бы, социализм…
        Из этого похода колхозники возвратились, потеряв четверых, зато приобретя стойкую ненависть ко всем отказникам, сколько их ни наесть на белом свете. А к скандинавам они потом возвращались: один раз - летом и трижды - зимой, проскакивая по льду на аэросанях, состряпанных из останков двух самолетов Ан-2, доставшимся им в наследство от Муромского аэропорта - был такой во времена СССР. Во времена империалистического ставленника Меченого и его прихвостней, аэропорт, конечно, заглох, но самолеты остались, да так и простояли до самой последней войны. Ну а когда его обнаружили первоколхозники - а мужики они были не только боевые, но и рукастые - сразу доперли, как и для чего можно использовать оставшееся добро. Из имевшихся на аэродроме самолетов, им удалось собрать один целый, который опробовал старший бригадир авиаторов - рав-серен Иехуда Бар-Лев.
        Этот удивительный человек оказался в колхозе еще тогда, когда никакого колхоза не было, а была деревня Зименки, в которую только-только перебрались первоколхозники. Иехуда Бар-Лев командовал эскадрильей израильских истребителей- бомбардировщиков
«Кфир», которую НАТО потребовало разместить в Турции. После начала войны, Иехуда Моисеевич рассудил, что в мусульманской стране ему делать нечего, и решил, что называется, дать деру. В Израиль возвращаться ему не хотелось - там уже начали рваться первые ядерные боеголовки, и он рванул на север. Топлива в основных и подвесных топливных баках ему хватило, чтобы перелететь территорию Украины, куда он тоже не хотел попадать. Оказывается, на Украине ужасно не любят каких-то
«жидов», а израильтяне как-то к этим «жидам» относятся… Вроде бы так фашисты евреев называли, но я не уверен. Во-первых, откуда на Украине фашисты, а во-вторых, причем тут израильтяне?..
        Как бы там ни было, рав-серен Бар-Лев тянул свой «Кфир» пока было горючее, а затем, нехорошо помянув матерей украинцев, турок, создателей своего самолета и тех, кто развязал империалистическую бойню, стал планировать, подыскивая место для посадки. Летчик он был великолепный, да и везло ему удивительно - короче говоря, он умудрился посадить свой самолет, почти не повредив, на взлетно-посадочную полосу Муромского аэропорта. После чего Иехуда Моисеевич пошел искать людей и нашел первоколхозников. Те сперва хотели его расстрелять, но потом решили, что собственный летчик им еще пригодится - мало ли что - и рав-серен ВВС Израиля стал первым летчиком ВВС Колхоза имени Сталина, завершив тем самым возвращение на историческую родину, откуда его дедушки и бабушки позорно бежали пятьдесят лет назад.
        Так вот, Иехуда Моисеевич опробовал Ан-2, собранный из трех неисправных, облетал его, дал несколько дельных предложений по вооружению сего чуда отечественного авиапрома, и теперь тот самый первый Ан-2 с еще четырьмя такими же, подобранными где только возможно, составляют основу ВВС колхозников. Командует ими старший бригадир сельхозавиации Дирк Вестфаль. Вообще-то, родом он не из СССР: его родители жили в ГДР, пока ее не завоевали империалисты. Трудно сказать, как папа и мама Дирка оказались в России перед началом войны. Наверное, были коммунистами и собирались принять участие во Второй Великой Революции. По крайней мере, сам Вестфаль считает именно так и с ним никто не спорит.
        Из остатков других самолетов колхозники по совету и под руководством папы Вестфаля, который был инженером у какого-то Сименса, собрали двое аэросаней, и зимой отправились в Швецию.
        Скандинавы встретили колхозников по своему подлому обычаю. Только колхозники остановились в какой-то брошенной маатиле, только-только подоили коров, нашли продукты и собирались готовить обед, как откуда-то примчались лыжные шюцкоры. Они рассчитывали захватить колхозников на привале, без боя, но не тут-то было. Часовые подняли тревогу и понеслась… Аэросани у колхозников забронированные и вооруженные, так что шюцкорам досталось по самое, по не балуйся, а Колхоз имени Сталина приобрел еще и несколько пленных скандинавов…

…Так вот, сейчас старший бригадир Дирк Вестфаль доказывает нам, что намного выгоднее будет подождать до зимы.
        - По зиме, пройдете по льду через пролив лехт… а, шайсе, легко! Кроме того, у нас есть несколько неисправных самолетов. Можно сделать аэросани. Двое саней - весь ваш звено!
        Слушать его речь немного забавно, но нам уже объяснили, что когда бригадир Вестфаль волнуется, то сбивается на язык родителей, хотя обычно по-русски говорит без всякого акцента.
        - И потом, если сейчас вы пойдьете на Украйна, вы обязательно наткнетесь на тех, кто занимается сбором урожая зерна и плодов. Как вы станете им объяснять, откуда вы пришли на Украйна, почему вы идете вооруженной группой, стараясь обходить населенные пункты? Через Югороссию удобнее и проще.
        - Леш, а по делу-то - он прав, - замечает Негуляев. Нам там на самом деле не пройти…
        - Да знаю я, знаю… Только, Виталь, нет у меня желания с техникой вязаться. Попробуем, может, пешочком?..
        - Ну «пешочком» - это вы, ребята, загнули - усмехается Домостроев. - Пешочком вы как раз до зимы чапать и будете. Вот что, у нас предложение такое: мы вас на
«Луне» подбросим примерно до Самары, дадим то, на чем сплавиться можно, а там - добрый путь до Сталинграда. Там - передовые посты Югороссии, там уж вы сами…
        - Единственное, чем мы еще можем вам помочь, - добавляет Гольчукова, - так это дадим связь с несколькими нашими разведчиками на территории Югороссии. Они постараются оказать вам содействие в экстренной ситуации. Но мы очень просим вас, ребята, не обращаться к ним без крайней необходимости. Помните, что эти люди рискуют жизнью и ходят по лезвию ножа ради окончательной победы коммунизма во всем мире…

…Мы грузились на экраноплан в молчании. В колхозе оставалась Маринка Семенова, в качестве временного поверенного в делах Пионерской Республики в Колхозе имени Иосифа Виссарионовича Сталина, с ней - Алеша-найденыш, у которого теперь есть фамилия - Семенов, и трое мальков. Зимой они будут проводниками, которые доведут посланников Колхоза к нам домой, а там, глядишь, через год-другой мы станем единым государством - основой будущего ВССКР. По крайней мере, я очень надеюсь, что именно так все и будет…

…В экраноплан поместились два здоровенных моторных катера из резины, два крытых плота из того же материала, все наше оружие, припасы, которые щедро выделили нам колхозники. С нами вместе пошли четверо колхозных комсомольцев - шестиотрядников-минусовиков, если считать по-нашему. Они будут проводниками, да и для связи с колхозом тоже пригодятся. Начальник колхозного радиоузла - генеральный директор радиостанции «Союз», перековавшийся скандинав Ханс Свантенсонович Линде - выделил три переносные радиостанции. Рации намного лучше наших: новее, шире диапазон и вообще… Ханс Свантенсонович сказал, что эти рации сделаны в ЮАР, а вот как они попали в Персию, он, лично, понятия не имеет, но эти радиостанции явно армейского назначения. Так что мы с благодарностями приняли этот подарок от Колхоза, вот только радистов у нас всего двое, так что пришлось взять еще и местного…

…Наш старенький громоздкий и тяжелый АГС-17 Никольский заменил нам на АГС-30, который чуть не вполовину легче, здоровенный «Утес» мы оставили колхозникам, получив вместо него еще один «Корд» вдобавок к трофейному, сменили часть автоматов на менее изношенные, пополнили боезапас. Собирая нас в поход, Петр Сергеевич сокрушенно качал головой и все норовил подсунуть что-нибудь эдакое: получше, поновее, полегче…
        - Вот, доченька, а это - тебе - он пытается погладить Чайку по голове, но та, чуждая фамильярности, легко уворачивается, и Никольский вынужден оставить свои попытки. - ВСК-94 - слыхала?
        С этими словами он протягивает ей футляр. Катюха открывает его и замирает, восхищенно глядя на новую «игрушку». Я смотрю через ее плечо… Вещь! Сразу видно - вещь!
        - Патронов к ней у нас не много, ну да мы еще наделаем, - воркует Никольский. - А ты, доченька, ты иди - попробуй ее.
        Катя смотрит на меня умоляюще. Я киваю, и она тут же уносится в тир, прижимая к груди свое сокровище.
        - Бесшумная, - сообщает мне Петр Сергеевич. - Бесшумная и беспламенная. Глядишь, и спасет девчушку.
        Неожиданно он поворачивается ко мне:
        - Вот скажи: ну зачем ты ее с собой тащишь? Ну, тебе жизнь не дорога - о ней хоть подумай! - внезапно его голос становится просящим, - Оставил бы ты ее, а? Ну, пусть остается… Я ведь все ждал… может Сашка… вдруг отыщется… а теперь…
        Он сокрушенно машет рукой. Плечи его ссутуливаются, голова опускается вниз…
        - Вы бы все остались, ребята, а? Ну, вот сам посуди: какой Артек? Вместе скоро будем, объединимся, скандинавам вашим так по шее поддадим, что ого! Жизнь-то какая будет! Только б и жить… Знаешь, Алеша, - он приобнимает меня за плечи, - у меня ведь никого не осталось. Старшего сына украинцы убили, младший - вон какая история вышла… Жена умерла, вот и остался я век в одиночку коротать. Оставались бы… Ты вон говорил, что мать давно умерла, а отец - еще раньше, у Катеньки, я знаю, тоже никого… Были бы мне родными… Она ж девчонка совсем, ей в куклы играть!..
        Я не знаю, что мне отвечать, но понимаю, что говорит он искренне. И все равно: мы не можем остаться. Приказ!..
        - Леша-а-а! - вбегая, вопит Чайка на все здание ДОСААФ. - Леша-а-а! Это такое чудо!
        Она полетает к нам, запрыгивает на меня и на миг расслабленно повисает. Потом поворачивается к Никольскому:
        - Спасибо! Спасибо! Такая штука! Бесшумка, можно очередями. Отдача сильновата, но это ничего, приноровлюсь…
        Она тараторит без умолку о новой замечательной винтовке, ее глаза так и сияют, а на лице написано неземное блаженство. Я перевожу взгляд на Петра Сергеевича. Тот стоит, грустно покачивая головой. Но разве он может прервать восторги «доченьки»?
        Вовремя, Чайка. Выручила. Иначе, что бы я ему отвечал?..

…«Лунь» взревел двигателями и мы понеслись, оставив позади себя Колхоз имени Сталина - наших единственных друзей и союзников. Еще некоторое время мальки, толкающиеся у нескольких иллюминаторов, махали колхозникам, но потом разбрелись по местам. Штурман сообщил, что на месте мы будем еще не скоро, так что можно и поспать… Жди нас, Артек, мы идем к тебе!..
        Эпилог
        Михаил Тюкалов посмотрел в бинокль, протер глаза, еще раз посмотрел… Чертовщина не исчезала. Ну хоть ты тресни, а стоит - покачивается на мелкой волжской волне здоровенный экраноплан. Поди «Каспийский монстр» - не иначе!
        Бортовой люк откинут и движутся по сходне какие-то гаврики, тащат-волокут снарягу, а вдоль по бережку уже рассыпалось охранение. Идиллия, твою мать!..

«Вот тебе и сходил за хлебушком… то есть за сильно секретными, уж-жасно таинственными девайсами, типа спутника слежения. Привет! - пронеслось в голове, и сразу же следом - И вот ведь дернула же меня нечистая сила опять в одиночку на разведку пойти. И как, интересно, дать знать нашим?..»
        Прерывая ход мыслей, сбоку что-то шорхнуло. Михаил резко развернулся и взял на прицел молодого парня - совсем еще пацана - с ручным пулеметом в руках, который пробирался по завалам старого речного порта, не замечая Тюкалова.

«На ловца и зверь бежит… Вот сейчас и узнаем: „кто пришел, зачем пришел“», - вспомнилось из старого анекдота.
        - Эй, - негромко, почти шепотом позвал Михаил, но парень резко обернулся. - Руки вверх…
        Парень медлил, и Тюкалов чуть-чуть повел автоматом, показывая, что не шутит.
        - Руки вверх! - повторил он так же тихо.
        Парень начал поднимать руки, но неожиданно усмехнулся…
        - Ты чего? - поинтересовался Михаил, и тут же услышал детский голос:
        - Руки вверх, дядя. Автомат положи и держи руки на виду…
        - И никто не пострадает - добавил парень, направляясь к Михаилу.
        Тюкалов невольно оглянулся. Перед ним, шагах в пяти, стояла девочка лет четырнадцати, одетая в видавший виды камуфляж. Лицо у девчушки пересекал длинный уродливый шрам, а в руках малолетка держала бесшумку ВСК…
        На правах рукописи ( Москва, август - декабрь 2010 г.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к