И снова о спасении котиков [сетевая публикация] Ольга Викторовна Онойко
Друзья и родственники колдуна Николая #3 Была семья: муж, жена, трое детей. А потом жену съели. Муж явился с повинной. Осудили, ибо чистосердечное признание имеется. Вот только даже самый тупой Светлый знает, что вампиры пьют, а не едят! И куда пропали дети?
Ольга Викторовна Онойко
И снова о спасении котиков
Если по уму рассудить, то самый бесполезный и бестолковый дар - это духовидчество. Хуже того: дар вредный. Бывают дары опасные, бывают - те, что обрекают на опасную работу. Не позавидуешь экзорцистам: мало кто из них своей смертью умирает. Ясновидящим порой такое откроется, что не знаешь, куда бежать, где прятаться. Что уж тут - и нашего брата, боевого некромага, часто хоронят с военным оркестром… Но все мы что-то полезное сделать можем, уж если не себе, так людям.
А духовидцы?
Ну увидит он тень графини какой-нибудь двухсотлетней, жалобы её выслушает, посочувствует, а дальше? Упокоить её духовидец не может. Встретит он русалку больную, у которой реку в бетон забрали, выслушает, пожалеет, а дальше? Реку-то не вернуть. Полтергейста распознает, полюбуется на него, но даже если и поймёт, откуда тот взялся, изгнать его духовидец не в силах.
Спиваются они часто, духовидцы.
А если и не сопьются, плохо живут.
…Эта вот духовидица точно жила плохо. Зато недолго. Я в затылке поскрёб, фотографии на телефоне ещё полистал. Заглянул в старые снимки, на столе рассыпанные - частью полароидные, частью совсем древние, советские… Паспорт покойницы напоследок повертел в руках.
- Скажешь что-нибудь? - спрашивает Витька.
Витька Слободский, как и я, Тёмный колдун. В школе за одной партой сидели. Не раз спина к спине бились против сволоты всякой. Твёрдый человек Витька, верный. Я после девятого класса по магической части пошёл, с уклоном в некромантию, а Витька - тот поступил в школу милиции.
Что хотите думайте, но лучшие опера и следаки получаются из Тёмных.
- Сначала ты мне скажи, - говорю.
Витька головой покачал.
- Муж, - говорит. - Вампир. Судим. Сидел. Два года на «сухой» зоне. УДО. Вернулся, две недели гулял, через две недели - труп жены.
- За что сидел?
- Причинение тяжкого по неосторожности. При донорском кормлении увлёкся. Донор в коме два месяца, выжил.
- Инициировали?
- Нет. Только инвалидность. Вторая группа.
Я посидел, помолчал. Ещё на фотографии глянул. Гадатель из меня никакой, склонностей к ясновидению не отмечено, но готов на деньги спорить, что жена мужу незарегистрированным донором была. Она и в юности на бледную поганку смахивала, но на поздних фотографиях уже будто не человек - тень человека.
- Передачки она ему посылала? На свиданки ездила?
- Как по часам. Но режима не нарушали. Зона «сухая».
«Сухая» - значит, людоедская. Контингент по большей части вампиры и оборотни, но заправляют в «сухих» обычно колдуны - «чёрные трансплантологи» или просто любители жертв порезать. Такие, как этот вампир - без образования, без профессии, голь перекатная - на них пашут и голов не поднимают.
- Витька, - спрашиваю, - а что ты от меня хочешь услышать? Я в вашей работе не разбираюсь. Кажется, что всё ясно. Пил мужик на радостях две недели, а потом жену выпил. Может, не со зла, а спьяну или сдуру. Разницы-то?..
Витька молча кивает и планшет свой мне протягивает. На планшете фото трупа. Не из морга - прямо из квартиры.
Мрак и жмуры!
- Это не он, - говорю.
- Не он.
- Её же ели.
- Ели.
- Витька, чего тебе надо?
- Он сознался.
- Чего?!
- Явился с повинной. Весь в соплях. Ревел как маленький. Сдался. У них трое детей было. Дети пропали.
Я закашлялся. Будто подавился, не знаю, чем.
- Но это же не он, - говорю через силу.
Витька на меня смотрит - и я как в зеркало смотрю. Знакомо мне отражение. Угрюмое, злое, с мерзкой усмешечкой лицо Тёмного, который решил вписаться за справедливость.
- Дело закрыто, - говорит Витька. - Вампира за решётку, детей в розыск и в детдом, если найдут. И всё. А тот, кто её сожрал, - по улицам ходит.
- Витька… Витька! Даже самый тупой Светлый знает, что вампиры пьют, а не едят!
У Слободского желваки на скулах заиграли. Перегибается он ко мне через стол.
- Знает, - шипит мне опер-колдун. - И любой Светлый считает, что такой, как этот Гоша, по улицам ходить не должен. Желательно, не должен жить. Будь он хоть триста раз невиновен, он вампир, он - опасен, он рано или поздно кого-то убьёт. Понимаешь?
Я понимаю.
- Тенишев, - говорит мне Витька ещё тише, - Тенишев, я ведь узнавал. Знаешь, что мне сказали? Что апелляции не будет. Что это дело могут только отправить на доследование, если найдут загрызенных детей. Тогда отцу пожизненное или вышка. И никто, с-суки, никто не сомневается, что это он!.. А что вампиры не едят - это их не волнует, потому что есть чистосердечное. Признание - царица доказательств, слыхал?
- Судья - Светлая?
Витька глаза закрывает. Откидывается на спинку кресла.
Над головой у него часы казённые, простые, чёрно-белые. Показывают половину десятого.
- Отца их вряд ли удастся вытащить, - не открывая глаз, говорит Витька. Лицо его страшное, чёрно-белое, как те часы. - Но того, кто это сделал, я найду. Надо будет, сам его… закажу. Есть у меня… контакты.
- Погоди, Витька.
Но он меня не слышит. Видно, давно речь готовил и сейчас всю её выговорить должен. Я понимаю. Сижу, жду.
- Дело закрыто, - говорит Витька, - и я не могу официально вызывать некромага. А улик толком нет. Вся надежда - на допрос жертвы. Поэтому я позвонил тебе. Верю, ты поймёшь. Этот… его надо обезвредить.
- Надо, - соглашаюсь. - Что судмед сказал?
- Причина смерти - кровопотеря.
Жмуры и мрак! Ясное дело, Светлая судья заключение дальше и читать не стала.
- А что там с грудной клеткой?
Витька глаза открыл.
- Массивные повреждения, - отвечает без выражения, как по писаному. В потолок смотрит. - Сердце отсутствует. Следы человеческих зубов типичны для изменённых форм человекоядных разновидностей… Проще говоря, Колян, там следы клыкастой челюсти, а они, ты же знаешь, при неполном превращении все одинаковые. В принципе, размер может различаться, но тогда и рост будет различаться сантиметров на тридцать… тупик.
- Сердце, говоришь, отсутствует?
Витька вздыхает. Похоже, не впервые его спрашивают об этом.
- Знаю, о чём ты подумал. Нет, с такими повреждениями на трансплантацию не годится даже с магической поддержкой… Да у этой Вали несчастной ни один орган не годится! Колька, она много лет вампира кормила. Детей от него родила. Передачки ему на зону собирала…
- Так-так. Детям сколько лет было? Как звали? Дары какие? И они двойняшки или тройняшки? Я по фоткам не понял.
Витька у меня свой планшет забрал, стал листать на нём что-то.
- Тройняшки, - говорит. - Через два месяца двенадцать исполнялось.
Я сижу, щетину на подбородке скребу.
- Дары… - бормочет Витька и всё быстрее листает, - дары… а, мрак!
- Двенадцати нет, - напоминаю я, - значит, финального тестирования ещё не было. По первому они, конечно, Тёмные. А по промежуточному?
- А ты почему спрашиваешь?
- Ты ищи, - поторапливаю, - ищи.
Слободский ищет. Пальцы его замирают наконец над планшетом. Он хмурится.
- По промежуточному, - говорит, - все трое - полновесные колдуны.
Сидим, молчим.
- Значит, они не его дети? - предполагаю я без уверенности.
Витька головой качает.
- А это не факт.
Тут он прав. Не факт. Выяснять, какие дары могли и не могли получить дети от такого брака, - так родословную нужно поколения на четыре смотреть. И то: даже в Англии, где родословные на пятьсот лет отслеживают, нет-нет да и мелькнут - то кровь лорда в служанкином потомстве, то кровь кучера в потомстве леди… А в России после всех войн и революций и отслеживать-то нечего, нет архивов. Кто знает? Может, году в девятьсот первом барин из Светлых оборотницу-горничную в углу прижал. А может, в сорок третьем гнал фашистов полковник-колдун, да заночевал в освобождённой деревне, у берегини-доярки…
Ладно, неважно.
Сердце человеческое не только для трансплантации годится. Много есть обрядов… хоть и уголовщина всё это. Но если кто-то из матёрых зэков, воров в законе заказал сердце…
- Где она? В морге? Или похоронили уже?
Вздыхает Витька тяжело, потирает пальцами веки.
- Похоронили. Сейчас, сейчас, кладбище и участок найду… Я тебя прошу, Колян. По старой дружбе.
- Понимаю. Завтра ночью выехать сможешь?
- Смогу.
Когда мне Серёга на мобильник позвонил, я даже не удивился. Решил, что ему прабабушка номер дала.
Ошибся.
Номер мой, как потом оказалось, Маша-ясновидящая для него высмотрела. Не та ясновидящая Маша, которая снайпер и жена Бори-техномага, а та, которая в кошачьем приюте волонтёрит. Тьфу ты! Сколько я знаю тёток-ясновидящих - все почему-то Марьи.
Я как раз машину на сигнализацию поставил. Ключи от дома по карманам ищу. Зазвонил телефон, я беру, не глядя.
- Здравствуйте, - слышу, - Коля. Вы меня извините, пожалуйста, я понимаю, что для вас это всё глупости. Но вы, пожалуйста, выслушайте. Нам снова ваша помощь нужна.
- Угу.
Кто с диспозицией не знаком, объясняю. Сам я - некромаг, служу в военизированных частях. Специальность моя - упокоение мертвяков немирных, но и ещё кой-чего могу. Серёга - Светлый, из клириков, светлей только ангелы. И не повстречаться бы нам никогда, если бы не прабабушка моя, орденоносная ведьма. Кошек прабабушка любит. Своих не держит, но кошачьему приюту помогает. Через этот приют мы с Серёгой и познакомились.
Выглядит Серёга, прямо скажем, как полудурок. Недостиранный, недостриженный, недокормленный, облезлый весь. Глаза голубые. Вид одухотворённый. Большую часть времени он себя и ведёт соответственно. Но уже доводилось мне наблюдать, что такое клирик, загнанный в угол. И поверьте, не хотел бы я быть ему врагом.
Поэтому стою, мобильник к уху прижав.
…Трепался Серёга долго и много, изложу вкратце.
В приют девы Ульяны, языками зверей и птиц говорящей, подкинули коробку котят. Дело самое обыкновенное. Удивились только девы, что котята уже подрощенные, зрячие. Чаще-то новорождённых выбрасывают. Обсудили это девы и решили, что горе-хозяева котят терпели, пока те сидели в коробке. А как начали они из коробки вылезать да учинять разрушения, так терпение и закончилось.
Матери-кошке, похоже, жилось несладко. Ушного клеща котятам лечили, глистов гоняли, капли в глаза капали - точно подвальная мурка их родила, а не домашняя. Нелли-берегиня думала даже, что котята и вправду подвальные. Но подвальных котят, которые глаза открыли и на своих ногах бегают, не подкидывают уже в приюты - либо себе берут, либо так оставляют.
И тут ясновидящая заявляет: да не котята это вообще!
Кто её слышал, все присели.
О чём там девы ругались, Серёга подробно описывал, а я и запоминать не стал. Короче, поссорились Маша с Ульяной. Маша говорит - это дети человеческие, оборотни, чем-то вполусмерть напуганы, надо их убедить обратно перекинуться. Ульяна отвечает - это я тут говорю языками зверей и птиц! Не мели чепухи, оборотни котьего языка не разумеют.
Стою я, значит, слушаю весь этот бред. Помаленьку дождик накрапывает.
- Так, - говорю наконец. - Серёга! Кончай говорильню! На кой хрен ты мне это втираешь?!
- Коля, помогите, пожалуйста!
Тут уже у меня глаза на лоб полезли.
- Чего?!
В мобильнике шуршит что-то. Угадываю: это клирик мой, значит, дух переводит и сглатывает, прежде чем меня удивить.
- Коля, - говорит он, - вы понимаете, они совершенно точно не звери. Я это чувствую. Я сам пытался с ними поговорить. Но они не хотят обратно в людей. Им людьми было очень плохо и страшно. А в приюте хорошо. Оборотни - они же все Тёмные, когда люди. Вот я и подумал, что если вы с ними поговорите…
- А бабушку мою чего не позвал?
- Я звал!
Ого! Это уже интересно.
- И что?
- Так она кошек любит, - виновато объясняет Серёга. - А людей - не очень. Они и не стали при ней перекидываться. А вы страшный бываете, Коля, вы извините, только, пожалуйста… Я подумал, может, вы поможете? Маша сказала, есть смысл попробовать их напугать. То есть не всерьёз, конечно, чуть-чуть! Маша говорит, их заклинило в звериной форме, потому что в приюте слишком хорошо, но мы ведь не можем сделать так, чтобы не было хорошо! А их не надо силой выгонять из формы, надо просто, как бы это сказать, помочь расклиниться… и они тогда сами, или мы с ними хотя бы поговорить сумеем… Мы пытались ещё что-то придумать, но пока не смогли, извините…
Меня уже смех разбирать начал.
- Ладно, - говорю. - Сейчас приду к вам. Только поужинаю сначала, не обессудь. У вас там аура ваша Светлая подчистую всё выжигает. Только такого праздника мне на голодный желудок не хватало.
- Да, - лепечет Серёга, - да, я понимаю, спасибо вам большое, Коля, мы вас ждать будем…
Хохотнул я и звонок закончил.
День, честно скажу, выдался тяжёлый. Сейчас бы поесть да придавить подушку. Но мне завтра в это время на кладбище ехать, духовидицу несчастную, зверски убитую, поднимать и допрашивать. Дело для меня хоть и привычное, но печальное. Выберусь, решил я, посмотрю на кошек и Серёженьку, хоть посмеюсь.
Подъезжаю я к дому, нахожу знакомый подъезд. Приют тот на первом этаже, окна во двор, а занавески старые и котами изодранные. Всю квартиру насквозь видно. Так что вижу я, как Серёга со Светлыми девами на кухне чай пьёт. Коты да кошки по ним ходят.
Аура и вправду бьёт наповал. Она и прежде светила мощно, а теперь, похоже, ещё сильней стала. У меня машина запаниковала. Минут пять её успокаивал. Благо, меня-то теперь приютские как друга распознают, а когда я сюда в первый раз вошёл, так чуть не сполз по стеночке. Помнится, бабушке меня чинить пришлось.
В дверь я позвонить не успел, выскочил Серёженька мне навстречу. Сияет, как самовар начищенный.
- Коля! Вы пришли! Я так рад вас видеть.
Ну да, ну да, я тоже рад. Улыбаюсь, киваю. Хватает меня Серёженька за рукав и в комнату тянет.
В комнате коробка с котятами.
Смотрю я на них. «Да, - думаю, - сильно же их пригрело где-то, что они даже здесь из коробки своей не вылезают». Следом за мною и девы в комнату насыпались, глядят на меня как коршунихи, спину взглядами сверлят. Тут наконец Серёженька люстру зажёг.
Присел я на корточки, разглядываю котят.
Напугать, значит, надо? Ну, за этим не заржавеет. Только завелась у меня другая идейка. Сейчас проверю.
Эх, красавцы!
Чудо, что за котята! Все трое - черныши, шкурки - точно угольные, глазищи - фонарики. У одного котёнка на лбу белое пятнышко, у другого - на передней лапе белый носочек. И только третий котёнок чёрен от носа до самых пяток. Сидят трое, хвостами лапы обогнув, смотрят на меня. У двоих глаза зелёные, а у чёрного котёнка - разноцветные, один зелёный, второй оранжевый.
Кажется, всё ясно.
Сижу, смеюсь. Эх, правильно я сделал, что в приют поехал! Будут у меня новости, которые многих порадуют… и не только живых.
Ну, что ж…
- У, - говорю, - мощные скоты!.. Ведьмины котищи! Проглоты мохнопузые! Наглые морды! Задницы ушастые!
Коты на меня с подозрением смотрят. Девы тоже.
А главный из троих, похоже, тот, который чёрный и разноглазый… Беру я его, значит, и от всей души в мордасы целую. И налево, и направо, и в самый нос тоже. Котёнок шипит, лапами размахивает, да только дядю некромага не так просто достать. Встаю я, выпрямляюсь, котёнка держу на вытянутых руках и, значит, ещё раз поцеловать примериваюсь.
Тут-то он и оборотился.
На руках у меня уже не невесомый котёнок, а кто-то существенно потяжелее. И этот кто-то мне пытается ногой под дых попасть. И даже достаёт - не так чтобы сильно, но всё-таки.
- Зря ты это, дядя! - рычит, разными очами сверкая. - Очень зря! - отплёвывается, и рукавом драным морду вытирает отчаянно.
Не морду уже - лицо.
Братья его тем временем по примеру коновода тоже в человеческий образ вернулись. Сидят на полу, в развалившейся коробке, и пялятся на меня как на врага.
Девы разволновались, защебетали, Серёга смеётся, я смеюсь и парня на ноги ставлю.
- Вот, - говорю, - и пугать не пришлось.
…А мальчишки, между прочим, одетые. Шмотьё на них грязное, рваное, сами они замурзанные… да не в том дело. У оборотней с одеждой отношения сложные. Настоящие оборотни перекидываются легко, с младенчества, но только голыми. Превращать одежду в шкуру и шерсть они учатся долго и тяжело, и не всем удаётся научиться. Это превращение - уже не инстинкты врождённые, а элементы настоящей сложной магии.
И такой магии в районных школах не учат.
Простых оборотней учат родители. Порой другие родственники, если дар передался через поколение или больше. Часто из сложной магии они только это и умеют - больше и не тянут, и не надо.
Сильных колдунов учат в университетах. В элитных армейских частях. Кое-каким редким чарам, бывает, и начальники на работе учат, как нас шеф учил.
Кто научил мальчишек?
- Ладно, - говорю, - а ну цыц! Притихли!
Достаю телефон из-за пазухи и номер Витькин набираю.
- Слободский! - говорю, - я знаю, где дети!
- Колян? Что?..
- Нашёл я детей, говорю, всех троих. Живы, кормлены, лечены, обогреты.
- Что?!
- И если какой ублюдок за ними придёт, - прибавляю, - то ни один живой ему не позавидует.
Светлые девы приютские, конечно, сами замурзаны как эти котята, и Серёженька-клирик дурачком выглядит. Но пламя их общей ауры, наверно, из космоса видно. Врага и злодея мигом в асфальт уложит и катком раскатает.
Долго потом девы «котят» чаем отпаивали и едой человеческой потчевали. Разговорить их мы все по очереди пытались, никому толком не удалось. Мальчишки угрюмые, злющие, взгляды - прямо «не подходи, зарежу». Я им про Витьку Слободского объяснить пытался - не верили. И мне не верили, и Витьке. Серёженька встревал, лепетал что-то - на него свысока смотрели, только что не поплёвывали. Девичье угощение уминали за обе щёки, а самих дев игнорировали, как пустое место. «Трудные мальчишки, - думал я, - завтра трудные подростки будут». Дело понятное, нелегко им пришлось. На свете живут недолго, а горя повидали, как не всякий взрослый. Жалко их, конечно. Но жалость отдельно, а того, кто мать их замучил, найти надо.
Одно только парни нам сказали. Верней, говорил Саша, главный и разноглазый (оранжевый кошачий глаз его стал карим, а второй остался зелёным), остальные поддакивали.
- Батя мамку пальцем не тронул! - заявил Саша. - Никогда! Никогда не тронул бы. Он даже когда совсем бухой был, только плакал и на коленях ползал, прощения просил.
- Сашок верно говорит! - это Паша, с белой прядью в волосах.
- Дело говорит Сашок! - а это Лёша, с пигментным пятном на руке.
Поглядел я на них и вздохнул. «Что же отец ваш оговорил себя? - думаю. - А! понятно. Кого-то он выгораживал и не от добрых чувств. Шантажировали его. Как пить дать, угрожали детей загубить. Так что виновен он, виновен, хоть и не убивал… А кто убивал? Навряд ли сам заказчик. Челюсть там чья? Стал бы сам мараться? Или другого сявку за сердцем послал, оборотня какого безмозглого? Может, нам с Витькой не одного ловить придётся. Но если жертва главного мерзавца даже не видела, как его искать?»
- Ладно, - говорю я, беру Серёженьку за плечо и в коридор веду.
- Коля? - он глазами лупает.
И только я в глаза его голубые поглядел, как мне новая идея явилась.
Жестоко убитых допрашивать - занятие трудное, долгое, мучительное морально и физически. Пока только поднимешь, несколько часов пройдёт. Не хотят они обратно, и их можно понять. А поднять их - даже не полработы. Будет поднятый в том же состоянии, в каком с жизнью попрощался, то есть в ступоре или в истерике. Пока из него хоть какие-то факты вытянешь, сам кукушечкой поедешь. Надёжность этих фактов тоже под вопросом. Я было решил, что начну с хорошей новости, скажу Вале-бедолаге, что дети её живы и под надёжной защитой, может, она подуспокоится немного…
Но есть ведь путь проще.
Тут, рядом со мной, ясновидящая.
- Погоди, Серёга, - говорю, - к Марье вопрос есть. Марья! Уж прости, не знаю, как по батюшке. Поможешь ли?
Марья голову к плечу наклоняет, глазищи свои бледные ко мне оборачивает - ей-ей, как сова. Не удивлюсь, если у неё, как у совы, глаза внутри головы в костяных футлярчиках.
Ничего ясновидящая вслух не ответила. Поглядела выразительно на мальчишек, на Ульяну с Нелли, на Серёгу, решительно к нам в коридор вышла и дверь кухни за собою закрыла. Не остановилась, ведёт дальше, в кошачью комнату. И там дверь закрыла, только после этого заговорила.
- Николай, - сказала, - мне жаль, но это так не работает.
«Ого, - думаю, - девка-то с настоящим даром. Не из тех, кому сначала всё опиши да объясни».
- Почему?
- Ясновидящая - не значит всемогущая. Если бы ты передо мной двух человек поставил и спросил, кто из них убийца, я бы без ошибки определила. Но ты хочешь, чтобы я нашла одного человека среди… всего человечества. И ни я, ни ты ничего о нём не знаем.
- Мрак и жмуры.
- Но помочь я готова, - продолжает Марья. - Честно скажу, очень боюсь мёртвых. Но понимаю, что дело важное. Поеду с вами завтра, если возьмёте.
Я на неё уставился, будто впервые увидел. Глазами лупаю почище Серёги. Не ждал такого. Знаю, что ясновидящие - кремень-люди, знаю, что внешность их обманчива и силы в них много, но всё равно не ждал.
- Благодарю, - отвечаю ей с уважением, - от всей души.
- И я! - Серёга вскидывается, - и я с вами! Я… попробую её успокоить…
- А вот этого не надо, Серёга, - говорю. - У тебя другая задача. Если за пацанами придут… Сориентируйся, уж пожалуйста, вовремя, постарайся. Чтоб этот скот валялся тут, пока его тёпленьким не примут.
Посерьёзнел Серёга. Кивает. Мерцают у него глаза, и брезжит за ними Сила, в миллион раз больше и Серёги, и меня, и всех нас… Меня аж озноб продрал.
Сориентируется мой клирик. Верю.
Мальчишки, как вызнал всё же Серёга, в тот день в школу пошли. Два урока было, а потом экскурсия. Очень они на эту экскурсию хотели - в Кубинку, танки посмотреть. Денег в семье не водилось, перебивались с макарон на картошку, а тут вдруг отец расщедрился. И на экскурсию дал, и на пообедать, и даже в кино сходить. Парни и рванули. Дома их ничего хорошего не ждало, отец хоть и добрый, но пьяный в дупель уже много дней, мать как привидение. Так что гуляли они до позднего вечера, пока с ног валиться не начали. Тогда только домой пошли - а у дома скорая и менты, шум-гам, соседей допрашивают. Братья только из-за угла выглянули и тут же спрятались. Они все трое на учёте в детской комнате стояли, за хулиганство и общую неблагополучность, и полиции не верили.
Послушали они из-за угла, как соседка родителей их в самом чёрном свете описывает. Услышали, что мать убита, а отец пропал. И решили, что надо рвать когти.
Долго они потом по городу шатались, по вокзалам и теплотрассам ночевали, еду на рынках воровали и выпрашивали. Ночлежек и бесплатных супов опасались - детей волонтёры так просто не отпустят, быстро позвонят куда следует, а куда следует парни совсем не хотели. Оголодали, оборвались, замучились, отребья всякого гадостного навидались сверх терпения и вшей подцепили. Решили, хватит гулек, пора искать дом. Но что это должен быть за дом, чтобы в детдом из него не уехать? И тогда Саша-разноглазый гениальную, значит, мысль среди братьев продвинул: в зверей обернуться и зверями же дом искать.
Так и сделали.
…Я полночи ворочался. Всё думал, правильно ли я поступил, что Серёге о подозрениях своих не рассказал. Даже если пацанята - колдуны великой силы, каких один на сто тысяч рождается, но кто-то же их учил? Откуда им знать сложную магию? Что, университетский учебник стащили и по нему сами научились? Ни в жизнь не поверю. Кто учил? И зачем?
Беда в том, что Серёга - не хитрый. Осторожно, окольными путями вызнать не сумеет, сразу всё начистоту выложит. А мальчишки и так-то никому не верят, на весь мир в злобе.
С другой стороны, кто не хитрый, тот и не подозрительный. Доброго придурка-клирика не с чего бояться, незачем от него спасаться. Может, рассказали бы ему спокойно?
Что-то тут не давало мне покоя. И Серёге я ничего не сказал.
Вечером следующего дня заехал я за Витькой и Марью ему описал вкратце. Витька челюстью пошевелил с сомнением.
- Всё понимаю, - говорит, - но, может, нашего Василича позвать? Он тоже видит хорошо, сам мужик бывалый. Девка молодая, а покойница несвежая. В обморок она там не хлопнется?
- Витька, - говорю, - если ты на охоту пойдёшь, то чем меньше ваших об этом знать будет, тем лучше.
- А девка? Ясновидящих, знаешь, вслепую задействовать никак невозможно.
- Девка что могла увидеть - и так уже всё увидела. А при ней есть клирик неслабый. Или она при нём? Кто их разберёт, Светлых. В общем, если кое-кто решит опасного ясновидящего устранить, то как раз в моего Серёгу и впишется, как в столб на большой скорости.
- Хорошо бы он там рядом оказался, столб твой.
- Что-то мне подсказывает - окажется.
- Ладно, - говорит Витька, - поехали.
Добрались спокойно. По дороге я Витьке подозрения свои изложил. Как по-моему, то завёлся у вампира на зоне хозяин нехороший. Сам освободился раньше или одновременно и тут же снова за прежние делишки принялся. Понадобилось ему сердце для чёрного обряда. Вряд ли он сам за ним приходил, скорей, другого раба послал. А чтобы закрыть дело и концы в воду, приказал вампиру явиться с чистосердечным. В ином случае пообещал, что сыновья его отправятся следом за матерью.
- Гоша этот хотя умом не блещет, - говорю, - но семью свою явно очень любил.
- Так-то так, - хмурится Витька. - Может, ты и прав. Но что-то не вяжется…
- Ты опер. Тебе виднее.
- Гоша умом не блещет, - говорит Витька задумчиво, - а вот хозяин как раз блистать должен. И он-то точно знает, что вампиры пьют, а не едят. Не мог он так глупо ошибиться. А если он несрастуху эту специально планировал, то зачем? Марья, может, ты скажешь?
Марья наша на заднем сиденье в это время респиратор в руках крутила и к себе прилаживала. Респиратор я ей припас. Несвежие покойники - дело такое.
- Пока ничего точно сказать не могу, - отвечает Марья. - Но есть ощущение, что ваш гипотетический «хозяин» действительно существует. Объясняю, почему это важно. Я это прочитала с какого-то человека, которого видела реально. С кого - сейчас не знаю.
- То есть кто-то из нас с этим «хозяином» знаком?
- Похоже на то.
- Эх-х!.. - только и сказал Витька. И кулаком в ладонь ударил с досады.
«Да, - думаю, - если лишнего сюда не приплетать, то читала Марья с Витьки. Витька много бандитов в своей жизни повидал. Ничем нам это не поможет. Жаль. Разве что Марья позже побольше разглядит».
На полдороге мы остановились. Вышли из машины, я своих заклинаний парочку кинул, Витька - на свой лад примерился. Нет, не было за нами «хвоста». Впрочем, мы его и не ждали. Только в таких делах перестраховаться не вредно бывает.
А на кладбище… да что рассказывать. Работа как работа.
В одном я ошибся. Не была покойница ни в ступоре, ни в истерике. Так замучилась Валя за жизнь свою несчастливую, так устала от неё, что умерла без страха. Конечно, жалко ей было мужа, а детей вдесятеро жальче, но сил бороться у неё просто не было. На первом шоке добежала она из кухни в комнату, а потом уже и сдалась.
В тот день к мужу её собутыльник завалился, какой-то оборотень. Пили на кухне, ссорились. Потом Гоша в магазин за добавкой ушёл, а Вале что-то на кухне понадобилось. Зашла она, увидела, что оборотень пьяный спит сидя, а рожу ему неполным превращением разнесло, клыки настежь. Она и не испугалась даже. Знала, когда мужики пьяные ругаются, у них часто клыки вылетают, хоть никто никого грызть и не думает. Чужую чёрную волю на оборотне духовидица Валя тоже видела - она и на муже после зоны её видела. Муж объяснил, что приходилось авторитетов слушаться и работу за них выполнять.
Открыла она шкафчик, уронила что-то. Оборотень проснулся. Дальше понятно.
- Как он выглядел? - спрашивает Витька. - Можете что-то вспомнить? Как его звали?
- Вроде Митя, - отвечает покойница. - Как выглядел… я не присматривалась. С клыками-то они все друг на друга похожи… Вроде высокий. Ёжиком постриженный.
«Да, - думаю, - ценные сведения».
- Что ж, - говорю, - простите, Валя, что потревожили. Ещё пару вопросов позвольте, и отпущу вас. Только знайте, что с пацанами вашими всё в порядке. За ними наши друзья приглядывают, сильные Светлые.
И тут Валя удивлённо голову поднимает и спрашивает:
- А как же дядя Петя?
Я уши навострил. Гляжу, и Витька напрягся. Оборачиваюсь к Марье - та в стороне столбом стоит, как и прежде стояла, и только глазищи её ясновидящие, совиные над респиратором сверкают.
- Какой дядя Петя? - это хором мы с Витькой.
- Профессор, - говорит Валя, - из какого-то института, я не помню, какого…
- При чём здесь он?
- Хороший человек! - отвечает Валя. - Он как-то в школу приезжал и какую-то лекцию читал, а потом… ну, подружился он с мальчишками моими. Не знаю, как ему и удалось, они у меня к чужим людям недобрые.
- Подружился? - Витька говорит и подбирается весь, как перед прыжком. - Чего он от них хотел?
- Да ничего плохого! Он и в гостях у нас был. А мне на стол-то поставить нечего… стыд такой… Про мальчиков сказал, что они талантливые, учиться им надо. Я и сама им всё повторяла: учитесь, учитесь! Не будете как мы с отцом, будете приличными людьми, в отпуск на море летать станете. А они… - Валя рукой махнула. - Только знают школу прогуливать и по улицам шататься. Но дядю Петю они уважают. По магии он с ними пару раз занимался, подтянул очень хорошо, а нам и заплатить нечем…
«Ой ли, - думаю я, и подозрений у меня столько, что внутри не помещаются. - Ой ли нечем? Не начали ли уже расплачиваться?»
- Дядя Петя сказал, - продолжает Валя, - если что случится, беда какая, то можно к нему обращаться, он поможет, чем сможет. Я, если честно, думала, что мальчики после… после всего этого к нему прямо и пошли. Может, постеснялись? Так вы им скажите!
«Беда, значит, - думаю я. - Обращаться, значит». А сам вижу, затревожилась бедная Валя, с ноги на ногу переступает. Нехорошо её такую отпускать. Поднимал-то я её спокойную. Нельзя человеку последний сон портить, непорядочно это.
Тут Марья ближе подходит.
Мёртвая, конечно, выглядит страшно, но мы с нею уже добрых полчаса мирно беседуем. Всякому бы ясно стало, что облик её - только видимость, а по характеру она как при жизни тихой была, так и после смерти осталась. Бояться нечего.
- Тётя Валя, - говорит ясновидящая, - вы не волнуйтесь. Мы мальчикам обязательно скажем. И сами их за руки отведём, если что. А не знаете ли вы, где дядя Петя живёт?
- Ох, - Валя задумалась. - Я-то не знаю, не была. Мальчики должны знать! Они в гости к нему ходили, уроки там делали. А фамилия его Степанов, это я запомнила. Пётр Алексеевич, как царь… И передайте, пожалуйста, передайте мальчикам, что я их очень люблю!
- Скажем, - говорит Витька. - Спасибо, Валя. Добрых вам снов. Отпускай, Колян.
Привели мы с Витькой могилу в порядок. Сели в машину. Респиратор с Марьи сняли и водой её отпоили. Перенервничала девка. Но думалось мне, что напугала ясновидящую не покойница безобидная, а то, что Марья с неё считала. Как она отдышалась, так я её и спросил.
- Это он! - слышу.
- Почему-то я не удивлён, - бурчит Витька.
И я не удивлён. Детали с моей гипотезы рассыпались, а основа как раз подтвердилась. Читала, стало быть, Марья не с Витьки, а с мальчишек. Хозяин не с зоны оказался, а из приличных людей, профессор. Но это ещё ловчее в строку ложится: по-настоящему умный колдун на зону не попадёт.
Марья сидит белая как бумага, ни кровинки в лице. И только очами из стороны в сторону поводит, будто прямо сейчас что-то видит.
- Так что ему нужно-то было… хорошему человеку? - спрашивает Витька. - Дети? Зачем? В жертву?
- Нет, - это я говорю, а Марья головой качает согласно. - Будущих жертв сложной магии не учат.
Витька языком прищёлкнул.
- Это верно.
- Я так думаю, он Вале правду сказал. Талантливые они. И колдуны великой силы, каких один на сто тысяч. Двенадцать лет им скоро, нянькаться с ними уже не надо, можно от родителей забирать и себе подручных воспитывать.
- Ну пускай забирать, - говорит Витька. - Но зачем он с родителями их - так? Не проще ли было их в покое оставить? Ему же теперь с опёкой возиться. Хлопот сколько.
Я опять на Марью кошусь.
- Не проще, - отвечает Марья. - Ему отморозки нужны, злые звери. Которые всю жизнь всему миру будут мстить за несправедливость великую. А родители их пусть глупые, пусть бедные, но ведь добрые и любят их.
Посидели мы, помолчали.
- Что делать будем? - спрашиваю.
- Домой поедем, - говорит Витька. - Утро вечера мудренее.
Но поспать в эту ночь нам не довелось. Только я машину тронул, звонит телефон. Серёга.
- Коля! - кричит в трубку, - они ушли!
- Как ушли?
- Метро уже не работает! - ахает Витька. - Как, пешком ушли?
- А вы что, ушами хлопали? - рычу я.
- А мы их не удержали! - Серёга чуть не плачет. - Ульяна их спать положила, свет выключила! А они воронами обернулись и в окно улетели!
- Мрак и жмуры!
«Да уж, - думаю, - великой силы колдуны. Никак к дяде Пете полетели? Где их теперь ловить?»
- Колян, быстро! - рявкает Витька. - В город! Марья, ты их видела, так вычисляй их!
Марья ладошками глаза заслонила, зубы сцепила.
- Заблудились они, - выдыхает. - С неба в городе не ориентируются. Темно. Скорей, мы успеем!
Сколько я штрафов словил в тот час за превышение скорости, даже думать не хочу. Как квитанции придут, подумаю. Одному только радовался: что прорву времени и труда вложил когда-то в машину. Воспитанная она у меня, тренированная, к людям доброжелательная, ко мне и родне моей привязанная, но самое главное - умная. Пока мы сломя голову неслись по ночному шоссе, а потом - по городским улицам, машина многое на себя взяла. В повороты сама заходила, обгоны строила как по учебнику. В одиночку я бы так быстро соображать не смог.
Нашли мы этих красавцев. Марья точно указала. На фонарях они сидели в сквере каком-то, перекаркивались - обсуждали, в какую сторону лететь теперь. Я только голову ломать начал, как их снять оттуда, как Витька из машины выскочил и своим полицейским заклинанием их накрыл. Этим заклинанием, как он потом объяснил, обычно дронов из воздуха снимают.
В этот раз пацаны не упирались, сразу в людей перекинулись и ну на Витьку ругаться! Но он их как-то утихомирил. Слышу, выясняют что-то про телефоны. А я на Марью глянул, вынул её из машины и осторожненько туда-сюда вожу. Она до того белая, что мне аж страшно. Пусть разомнётся чуть, воздухом подышит.
Витька тем временем узнал, что дядя Петя - предусмотрительный, чёрт! - во время всей этой свистопляски вообще в Америке был, на три месяца по работе уезжал. Пацаны ему дозвониться не могли. Свои-то мобильники они, когда на экскурсию уезжали, нарочно дома забыли, чтобы мать им вечером позвонить не могла. В квартиру вернуться и забрать их уже нельзя было. Они несколько раз чужие просили позвонить - не отвечал дядя Петя. В приюте они вскоре у кого-то из дев мобилу свистнули и принялись снова дядю Петю вызванивать. А он как раз вернулся. Договорились, значит, с ним и улетели в ночь.
- Вот дерьмо! - говорит Витька. - Это значит, он всё знает и сам вас ищет.
- А чего?
«Жмуры и мрак! - думаю. - Этот дядя Петя - тоже колдун большой силы, как пить дать. Не смог бы он сложной магии учить, если бы сам ею не владел. Куда нам теперь? Может, к бабушке их отвезти? Да справится ли она с ним? А мы с Витькой?.. Ох, мрак и жмуры».
С ним, чует моё сердце, один Серёга справится. Не сам, конечно. Если только Мировым Светом шарахнет.
- Николай… - слышу, - Николай…
Это Марья меня за рукав дёргает.
- Что такое?
- Он уже рядом, - шепчет ясновидящая, - уже близко… Он их магией отследил, навстречу выехал.
- Так, - говорю, - пацанов быстро в машину. Все вместе поместимся?
Кое-как влезли. Благо, Марья - тростинка, да и мальчишки некрупные. И рванул я к приюту, новых штрафов набирать. Слышал, как позади ясновидящая что-то шёпотом объясняет, но в слова не вслушивался - на дорогу смотрел.
Кто бы мне сказал прежде, что я в сияющую ауру Света буду с радостью и облегчением входить… глупая шутка и несмешная.
Высыпали нам навстречу остальные девы и Серёженька. Коты с ними выбежали. Ульяна принялась котов обратно запихивать, а Нелли-берегиня схватила замученную Марью и чуть ли не на себе её в квартиру отнесла. Хоть и крепкие люди ясновидящие, но сегодня Марье туго пришлось.
Спасибо ей.
Мальчишки из машины вышли и стоят молча, мрачные, смотрят ещё злее, чем прежде. Похоже, всё Марья им разъяснила как есть. Стоило ли это делать сейчас? Поздно раздумывать. Но поверят ли они ей? Они - Тёмные, она - Светлая. Мы с Витькой Тёмные, но чужие ведь люди, а парни к чужим не особо расположены. Витька к тому же ещё и опер, я, стало быть, друг опера. А от дяди Пети парни до сих пор только добро видели.
- Ну, - не выдержал Витька, - что?
Разноглазый Саша голову медленно поворачивает и усмехается - нехорошо усмехается и вдвойне нехорошо, потому как совсем не по-детски. Не всякий взрослый мужик может так глянуть. А который может, от того лучше держаться подальше. Мало ли что.
- Мы тут подумали, - говорит Саша преспокойно, - обсудили всё.
Что, ещё и телепатия? Между собой они не разговаривали, точно помню. Или Сашок за всех решает?
- Мы вам не верим, - продолжает Сашок. - Мы никому не верим.
- Только маме, - прибавляет Паша тихонько.
- А мама… вот, - это Лёша, ещё тише.
Саша на братьев зыркнул сурово. Замолчали.
- Мы знаем, как правду открыть, - говорит колдун разноглазый. - Дядя Петя теперь сюда едет. Пусть приедет. И пусть ему навстречу Сергей выйдет. Если дяде Пете скрывать нечего, он не испугается. А если испугается, значит, вы правду сказали.
«Хваткие ребята», - думаю. На Серёгу смотрю. Серёга кивает.
- Вы не беспокойтесь обо мне, Коля, - говорит. - Это для меня совсем безопасно. Я ведь предупреждён, значит, сориентируюсь.
- Ладно, - говорю. - Пойдёмте сядем, по чаю вдарим. Подождём дядю Петю.
Чем дело кончилось, наверно, и так понятно. В подробностях рассказывать не стоит.
Сидели мы, чай пили, кошек гладили. Мы с Витькой прикидывали, как оборотня Митю выследить и на чём его брать. Светлые наши тем временем мозговой штурм устроили - всё думали, как мальчишек от детдома спасти. С одной стороны, берегиням опёка детей легко доверяет, на то они и берегини. У Нелли, оказалось, ещё какая-то тётка двоюродная в опёке работает, тоже немаловажно. С другой стороны, денег в Светлой компании ни у кого нет. Не могу же я прийти и заявить, что я, посторонний человек, по дружбе помогать стану. Серёженька способен всю опёку в глубокое умиление привести, но денег у Серёженьки тоже нет, а документы есть документы. Документы на то и придуманы, чтобы всякие серёженьки аурой своей людей не смущали.
- Может, Ирину Константиновну попросить? - спрашивает Серёженька.
- Ирине Константиновне сто четыре года!
- Слу-ушайте, - говорит Сашок, - может, попробуем? Мы хотим к Иринконстантинне. Она крутая.
Так ничего и не придумали. Витька мне рукой махнул, в окно смотрит. Слышу, машина невдалеке остановилась. А время к пяти утра. Некому в такое время тут ездить, кроме дяди Пети.
Вижу, и Серёженьке та же мысль пришла. Напрягся он, посуровел, плечики цыплячьи расправил. Но хоть вид у него и придурковатый, а в глазах уже знакомые фонарики засветились, ярче света электрического, ярче летнего дня… Вспомнился мне Иван Знаменский в этот час - товарищ майор, атомный ангел.
- Ну нет, - бормочет Витька, - как он один против мощного колдуна пойдёт?..
Не видел Витька, как Серёженька упыря взглядом сжёг. И как ангела он призвал силой единой просьбы, тоже не видел. Понятное дело, не верит. Но всё же и я не стал возражать. Встали мы с Витькой и вместе с Серёгой пошли - а за нами и пацаны увязались.
Представительно выглядел дядя Петя. Солидно. Очень к себе располагал. Мало кто из нас, Тёмных таким доброжелательным по умолчанию выглядит, мы этой стороной только к своим поворачиваемся.
- Здравствуйте, - говорит Серёга, - Пётр Алексеевич. А мы вас ждали. Мы всё про вас знаем.
И тут что-то он сделал такое, что даже у меня в глазах побелело. Как я в себя пришёл, вижу, Витька стену подпирает, а Паша с Лёшей так наземь и сели. Только Саша стоять остался.
А Пётр Алексеевич на подгибающихся ногах прочь трусит. Вот-вот свалится. Даже про машину свою забыл от ужаса, дальше по улице бежит.
- Парни! - говорит Саша. - А ну!..
И сидят по обе стороны от него уже не мальчишки, не котята, не вороны.
Чёрные пантеры сидят.
И сам Саша на четвереньки опускается.
- Ой! - пугается Серёженька. - Да что же вы! Да нельзя же так! Его же теперь арестовать надо…
- Пошли домой, - говорю, - Серёга. Это уже их дело. Тёмное.
…Полиморфного колдуна по отпечаткам клыков найти нельзя даже при полном превращении. Особенно при полном. Он этот облик, с такими клыками, легко может ни разу в жизни больше не принять. По той же причине и записей с камер полиморфы не боятся.
Может, ещё потягался бы старый могучий профессионал с тремя мальчишками, пусть и одарёнными как мало кто. Но Серёга Петру Алексеевичу всю магию выжег минимум на ближайшие полчаса.
А трём крупным кошачьим, даже подросткам, человека загрызть - раз плюнуть.
|
