Где-то под Смоленском [сетевая публикация] Ольга Викторовна Онойко
Друзья и родственники колдуна Николая #2 Некромагу Николаю вместе с клириком Серёжей нужно определить, кто потревожил могилу любимого майора прабабушки. И не связано ли это с одним давним боевым эпизодом…
Ольга Викторовна Онойко
Где-то под Смоленском
(второй рассказ из цикла о приключениях некромага Николая)
1
Поисковики - народ пёстрый.
Есть Светлые, есть Тёмные. Шеф мой говорит так: кто сам по болотам с лопатой шарахался, кто личность бойца установил, родным отписал и перезахоронил его по-человечески, тот волен кость взять. Предъявить ему по закону можно, но никто предъявлять не будет. И это так же верно, как то, что шеф мой - среди Тёмных темнейший.
Но порой приходит копателям заказ промышленный. Сотни, тысячи костей оплатить готовы! Кто? Неведомо. И фамилии погибших их не волнуют, а могилы - тем более не их забота.
Для кого из копателей это и впрямь тайна. Но мы-то - некромаги на государевой службе. Многое повидали, многих упокоили. Нам разгадка известна: частная военная компания вписалась.
Как мы их не любим, кто бы знал.
…Гляжу я на Серёгу, а тот вытянулся и дрожит как струна. Глаза побледнели. Он ведь клирик. Может, кому из Светлых по жизни легко приходится, но только не клирикам. Как бы поточнее? Для них всё и всегда - по-настоящему. Что для меня кости неупокоенные, пусть и кости героя, для Серёги - святые мощи.
- Военные компании? - спрашивает клирик. - Всегда? А террористы?
- А террористам, Серёга, наши солдатики из болот подо Ржевом не нужны. Своих шахидов как собак.
- Разве шахиды - герои?
- Для террористов - герои… Да оно и к лучшему. Ты вот о чём подумай: где нашего бойца настоящая кость героя оберегает, террориста - только самовнушение.
Серёга подумал и кивает.
- Да, - говорит, - Коля, это очень удачно вышло.
Вздохнули мы одновременно и под ноги себе уставились. Кому-кому, а нам сейчас об удачах говорить не приходится. Не о террористах речь, но влипли мы знатно.
А сидим мы с Серёгой на лавочке у подъезда. Бабки мимо шныряют. Словечек не отпускают пока, но косятся с удивлением. Наконец одна бабка не утерпела.
- Совсем, - говорит, - обнаглели наркоманы!
Серёга заморгал и бровки домиком делает, а я на бабку глянул попристальней и отвечаю веско:
- Вы, бабушка, оговорились. Не «наркоман», а «некромаг». Коля я, Ирины-Константинны из триста второй квартиры родной правнук.
Бабку как метлой смело. Я её как раз вспомнил: бывшая медсестра из районной поликлиники, на пенсии. Из Светлых, исцеляющая наложением рук. Небось ещё пионеркой была, как прабабушка моя на праздники в орденах выходила.
А с чего история началась - курам на смех.
Полугода не прошло, как залил Серёга прабабушке свежий ремонт. Я пришёл, оценил, зубами на него лязгнул. Прабабушка моя, конечно, орденоносная ведьма, снайпер и ветеран, но ведь ей уже сильно за сто лет. Хоть она и твердит, что сама может со всем справиться, помощь ей всё-таки нужна.
Слово за слово, дело за дело, и понеслось. Сперва оказалось, что Серёга кошачьему приюту помогает, потом - что на приют наведена злая порча. Прабабушка кошек любит, отправилась их спасать и меня припрягла. Я-то сам - Тёмный, по профессии - некромаг, в рукопашную с упырём не в первый раз схватился. Но всё-таки без предупреждения, без оружия и без подготовки нарываться на такую дрянь - Светлому не пожелаю.
Ладно. Бабушка - дама не бедная. Пенсия у неё ветеранская с доплатами за ранения и награды, льгот целый список, к тому же она до сих пор подрабатывает - порчей, гаданиями, чарами сложными и тонкими, которые не столько силы, сколько ума и опыта требуют… Я знал, что она помогает приюту деньгами, но искренне надеялся, что на этом всё.
И вот - здрасте-пожалуйста! Пришёл я бабушку навестить. Предупредил заранее, как водится. Открываю дверь своим ключом и из прихожей слышу:
- Взял меня товарищ майор за руку и в лес повёл… А ему трудненько по лесу ходить было! Над ним же птицы петь начинали. Цветы к нему раскрывались, звери из нор выходили.
- Да, - отвечает знакомый голос, - это, наверно, на фронте нехорошо. Демаскирует.
- Разок только обернулось удачей, - говорит бабушка, - в сорок втором… Или сорок третьем? Зима была. Вышли, Серёженька, к нашим позициям медведи-шатуны. Артподготовкой их разбудило. Товарищ майор… он тогда и майором ещё не был. Переговорил он с ними и отправил в разведку боем. Они в пургу, в нулевую видимость целый взвод немцев задрали, под снегом сложили и обратно по берлогам ушли. Об этом потом в газете была заметка. Военкор к нам в часть приезжал.
Я столбом как стал, так и стою.
Мрак и жмуры!
Не в том дело, что знаю я этого «Серёженьку». Бабушка наверняка слышала, как ключ в замке проворачивался. Да и сам Серёженька меня почуял, у него свой дар. Идти мне к ним на кухню или не идти? Встревать в беседу или не встревать? Кажется, вопрос копейки не стоит, но поверьте - только кажется. Неспроста этот приютский Серёженька у бабушки на кухне сидит и рассказы её о войне слушает. Не к добру оно.
Ох не к добру…
Поразмыслил я и на чутьё положился. Стою тихонечко, не мешаю. Окажусь нужен - позовут.
- Идём мы с товарищем майором по лесу. И показывает он мне следы на земле. Следы волчьи, а величиной - как медвежьи. «Это, - говорит, - Ириша, оберст. Он чёрным волком перекидывается. Увидишь его - не стреляй. Его пули не берут. Только позицию свою зря обнаружишь». А я, Серёженька, снайпером была. Никто крепче меня пули не заговаривал. И знал об этом майор, оттого и предупредил… «Такие, - говорит, - как он, по штабам сидят, на передовую не лезут. Но этот из другого теста. Сам в разведку ходит, фрицев своих бережёт. Надо нам, Иришенька, с ним справиться».
- Как же? - спрашивает Серёженька.
А сам, слышу, аж замирает.
- Сказал майор, что привезут мне из Москвы, из Кремля пулю благословенную. Броневик самого товарища Ленина перелили на эти пули. Вроде и много их, а поглядишь - каждая на счету. Второй пули у меня не будет.
- А вы?
- Молодая была, лихая. Сказала, что больше одной мне и не нужно… Долго мы готовились, Серёженька. С двенадцати республик собрались добровольцы. Надо было фрицев боем связать, выманить оберста. И поначалу-то шло по задуманному. А потом… Долго рассказывать. Вышел чёрный волк нам навстречу. Никого страшнее я в жизни не видела. А у него свой план был. Охотился он на моего майора. Шквальный огонь вели по оберсту, только шерсть проредили. И схватил он майора за горло… Я вскочила, забыла обо всём, целюсь - да боюсь в майора попасть!
- Что же случилось?
Тихо стало. Слышу единственный стук лёгкий: бабушка чашку на блюдце поставила.
- Был у нас в части шофёр Мурат, узбек. Старенький совсем. Тоже добровольцем вызвался. Мы думали, он техномаг, никто не сомневался даже, не спрашивали… Очень он машины хорошо понимал, особенно грузовики. По любой распутице мог провести, как по твёрдой дороге. И вдруг Мурат перекидывается в гигантского белого алабая. Бросился он в атаку, отбил майора, да ведь старый, силы уже не те, вот-вот задавит его волк… «Стреляй, Ириша! - кричит мой Ваня, сам в крови весь, - стреляй, милая!»
Молчит Серёженька. И я стою, дыхание затаив. Целую минуту молчали. Потом бабушка закончила:
- Всадила я ленинскую пулю волку в самый череп. Долго потом майора в госпитале кроили, но выходили. А Мурата не спасли. Сердце подвело, умер он во время операции. Наградили его посмертно. Я потом письмо написала его семье, всё рассказала как было. Дочь его старшая оказалась шаманка большой силы. Ответила, что отец её всё наперёд знал… Героические были люди, Серёженька, теперь таких уж не делают.
Тут настал час Серёженьке отвечать. Я это понял - и он тоже. Собрался он с духом и говорит:
- Спасибо вам большое, Ирина Константиновна, что вы мне эту историю рассказали. Для меня это очень важно. Но вы не просто так об этом заговорили. Есть тому особая причина.
Голос его твёрдый, ясный: я оценил.
- Верно, - говорит бабушка, - причина особая. Коля! Да что ты стоишь там на половичке, как неродной. Иди к нам, чаю себе налей.
И Серёженька вторит:
- Здравствуйте, Коля, очень рад! Как ваше здоровье?
Усмехнулся я. Послушался бабушку, разулся, на кухню прошёл. Достаю чашку из буфета. Сейчас услышу, что за причина. Гадатель из меня аховый, но и так чую: дело недетское будет. Серьёзное дело.
- Два дня тому, мальчики, поехала я навестить моего майора, - говорит бабушка. - Уж, думаю, в последний разочек. И сама я старуха древняя, и ему срок отпуска в могиле выходит. Скоро призовёт его небесный командующий. Может, ангельские погоны выдаст, а может, обратно на землю отправит, приглядывать за людьми. Да только будет это уже совсем другой человек…
Говорит бабушка, а у самой глаза этак поблёскивают. Может, от старости слезятся, а может, и нет…
- Приезжаю, - говорит она, - а могила-то потревожена.
- Как потревожена? - вскидывается клирик.
Оборачивается ко мне бабушка, а лицо у неё такое, что в лицо смерти смотреть легче.
- Аккуратно потревожена, - тяжело отвечает она. - С умом. Подождала я, посидела спокойно рядом, причуялась, разобралась как могла. Сперва участок обиходили, прибрали, сорняки выпололи, и только потом саму могилу раскапывать начали. А раскопали - ямы не оставили, землю вернули на место, холмиком положили. Не будь я сама ведьма, и не заподозрила бы зла.
- Зачем же это? - пугается Серёжа.
Я чаю отхлебнул. Жду разъяснений.
- Была бы я моложе хоть лет на двадцать, - говорит бабушка, - сама бы негодяев выследила и зубами загрызла. Но ушло моё время, Коля. Оттого вас прошу, тебя - и Серёжу. Уважьте стариков, живую - и мёртвого.
Я рад стариков уважить, особенно прабабушку. Но сперва мне бы самому разобраться. Понять, что к чему. А я понял всё, кроме одного.
При чём здесь Серёженька?!
Речь о мертвеце. О мертвеце, дорогом для бабушки. С какой стороны ни зайди, это - моё дело! Ко мне вопрос! И как к родственнику, и как к специалисту по делам кладбищенским. Но бабушка не сразу ко мне обратилась. Первым делом она позвала в гости своего Серёжу приютского и только подгадала так, чтоб я его у неё на кухне застал. Это даже не обида для меня, это… аномалия какая-то.
Аномалия?
У орденоносной-то ведьмы, ста четырёх лет отроду?
Думай, Коля, думай. Используй мозг.
Смотрю я на бабушку. Смотрю на Серёжу. В голове чисто, аж стерильно. Понадеялся я втайне, что бабушка мне намёк даст, но не случилось намёка. И ничего я умнеё не нашёл, как брякнуть:
- Этот майор - явно не мой прадедушка. Что с ним потом случилось? На войне убили?
Бабушка на меня глаз скосила, да так, что у меня уши точно огнём занялись. Хмыкнула, головой покачала.
- Что скрывать, - говорит, - правда это, любила я его очень. А он меня… как сестру. Его невеста в Ленинграде ждала. Умерла в блокаду. Такие, как он, один раз любят. Так мой майор и не женился. Довоевал до Победы, а потом зачах, в сорок девятом году от ран скончался.
Стою, моргаю. Шестерёнки в голове со скрипом проворачиваются.
- Так он, - догадываюсь, - этот майор был… клирик?
Бабушка на меня смотрит строго и отвечает:
- В наше время, Коля, говорили - коммунист.
Взял я у бабушки блокнот и ручку, записал имя майора, на каком кладбище лежит и на каком участке, а потом сгрёб Серёжу в охапку и с бабушкой попрощался. Поболтать по-родственному ещё успеем. Старой ведьме не сочувствие нужно, а в делах помощь. Важней всего для неё, чтобы я с бедой её разобрался и кладбищенским ворам надавал по шапке… если это, конечно, воры, а не кто посерьёзней.
И на этот счёт у меня дурные предчувствия.
Что по силам ей было, бабушка сделала: первичный осмотр могилы провела и обеспечила меня информатором в лице Серёженьки. Моя специальность - неупокоенные, упыри, одержимые и прочие в том же духе. О том, зачем могли потревожить могилу Светлого, да ещё клирика, пускай и коммуниста, у меня, конечно, гипотезы есть. Но на практике я с таким ещё не сталкивался. Вопросов больше, чем ответов. Может, Серёженька что подскажет.
Сели мы с ним, не сговариваясь, на лавочку и крепко задумались.
…Светлые, чтоб им подавиться! Не умеют дистанцию держать. Личные границы? Не слышали. Я Серёженьку локтем отодвинул и сам отсел чуток. Не в том дело, что обниматься с ним в мои планы не входит, хотя и в этом тоже. Аура его светлая на мозг давит, как бетонная плита. Амулеты на мне греются. Думать в такой обстановочке неудобно.
- Ладно, - говорю я погрубее, - Серёга, давай я сначала скажу, что думаю, а потом ты.
Он кивает.
- Есть два варианта, - говорю, - плохой и… Нет, не так. Есть три варианта: простой, посложнее и совсем сложный. Простой таков: это были воры, они искали ордена и медали, украли их и убрались восвояси. Но слишком это просто. Что-то не вяжется. А что - сам не знаю.
Серёженька снова кивает и даже глазами не лупает. Застыли глаза у него и мерцают нехорошо. У меня работа опасная и рефлексы быстрые. Если б клирик сейчас на меня так смотрел, я бы из-под этого взгляда ушёл, как из-под прицела.
Но он на меня не смотрит.
- Вот тебе посложнее вариант, - говорю ровно, - искали кости героя. Такие кости - большая ценность. И герои разные бывают. Иной за всю жизнь никому добра не сделал и не пожелал, а в последнюю свою минуту вдруг на гранату бросился или ребёнка заслонил от пули - и погиб героем. Но этот бабушкин майор не такой.
- Да, - соглашается Серёженька, - не такой. А что за вариант вы упомянули, Коля, который самый сложный?
- Кости героев обычно идут в амулеты. Какие - это от заказчика зависит. Кому резные накладки на личное оружие, кому простой осколок на шнуре подвеской… В бою это великая сила. Клады ещё отпирают ими, но не всякие, а только захоронки с оружием.
- А если не обычно? - угадывает Серёжа.
- В сложные заклятия они идут. В обряды. Черней этих обрядов мало что есть. Я мертвецов только упокаиваю, и то я - Тёмный. А те, кто их поднимает…
- Да ведь нельзя поднять такого человека, - говорит Серёга, и тут я уши навострил: говорит-то он со знанием дела. - Такой человек просто не дастся, не смотри, что мёртвый. Ирина Константиновна верно сказала, его после отпуска ангельские погоны ждут.
- Точно, - отвечаю. - Беда в том, что он офицер. От его имени - и от его кости - могут отдать приказ.
- Что же нам теперь делать?
- Для начала - едем на кладбище. Посмотрим, что да как. Может, и след я почую.
В последнем я, честно сказать, сомневался.
Серёга возразить мне и не подумал. Встал и смотрит на меня, ждёт команды. Как и я, принял он это дело близко к сердцу. Клирик же. Права была бабушка, что его вызвала.
Теперь только справиться остаётся.
2
Шеф мой с виду, признаю, жуток. Мужик он крепкий, плотный даже, но лицом - кожа да кости. Кожа бледная в зелень, на шее пигментное пятно - точь-в-точь странгуляционная полоса. Голова у шефа лысая как колено, глаза оловянные. Столкнёшься с ним нечаянно в тёмном коридоре - заикой останешься.
Ходят слухи, что силу шеф получил по наследству от кого-то из старых чекистов. То ли родственником ему приходился, то ли наоборот - не осталось родственников у старика, и он по должности силу передал, когда на пенсию выходил. А был чекист таков, что имя его и досье до сих пор засекречены. Может, и навечно.
Страшней всего у шефа руки. Он в пальцах всегда что-то вертит, то брелок, то игральные кости, то головоломку какую-нибудь. И если на руки его долго смотреть, то кажется, что на пальцах у него лишние фаланги.
Но это к делу не относится.
К шефу я, конечно, не сразу пошёл. Съездили мы с Серёгой на кладбище, осмотрели участок. Обихожена могила - как будто не за страх, а за совесть. Немало потратили времени и труда. Всё, что полагается, сделали, разве только оградку подкрашивать не стали. Я голову ломаю: зачем?
Если от сердца проявляли уважение к мертвецу, то как рука поднялась могилу раскапывать?
Если боялись, пытались вину загладить и от мести уйти… Толку-то? Лежит в этой земле Светлый из Светлых. Кто ради добра его потревожил (ну, допустим) - того он и так простит. Кто ради зла - тому не избежать кары.
Или я зря усложняю? И побывали тут не умники и стратеги, а простое ворьё, у которого поджилки тряслись?
Непонятно.
И Серёга руками разводит.
…«Иван Петрович Знаменский, 1910 -1949». Даже не написано, что майор, о наградах ни слова. На портрете погоны угадываются. Но портрет маленький, от погон одни уголки видны, и звания не различить.
Портрет на памятнике хорошо сохранился. Лицо у Ивана Петровича не офицерское. Не военное лицо. Но время тогда такое было, что и самые мирные люди портянки наматывали… Честно сказать, Серёга на майора очень похож, а Серёга штатский, что дальше некуда. Только у Серёги брови домиком, а у Ивана Петровича - вразлёт. «Хорошо хоть так! - думаю. - А то бы пришлось ещё и с мистическим совпадением разбираться». Совпадения эти - самая мутная и шизофреническая тема. Внятных спецов по ней почти нет.
- Серёга, - говорю, - что скажешь?
Клирик голову повесил.
- Я могу только подтвердить слова Ирины Константиновны. Он был Светлый очень большой силы. Но не волшебник и не целитель. Не тот, кому часто доводится применять силу. Тот, в ком она просто есть. Скорей всего, вправду клирик.
- Понял, - отвечаю. - Теперь отойди и не фони мне. Посмотрю по-своему.
Серёга на меня в ужасе косится.
- Неужели откапывать будете?
- Ты чего! Нет, конечно.
Выдохнул Серёга и отошёл подальше, за два ряда могил. Я закрыл глаза, причуялся. Сгодится. Вижу его как фонарь в сторонке, терпимо. Работать не мешает.
Переступил я оградку и ладонь к рыхлой земле приложил. Светлый был, конечно, покойник, но любые покойники - это уже моя сфера…
И тут я ахнул.
Было у меня две гипотезы и обе накрылись.
Кто не знает, поначалу награды после смерти героя полагалось возвращать государству. Оставшуюся в них силу планировали вливать в великие амулеты, обереги всесоюзного значения. Но - не вышло. Трудно оказалось примирить награды между собой, ведь получали их самые разные люди. А сила великих амулетов таяла слишком быстро. Тогда разрешили оставлять награды семьям. Но это привело к массе злоупотреблений, несчастных случаев и просто скверных казусов. Чужая награда - сложный в обращении артефакт. Наконец приняли решение оставлять награды в могилах. Воры, конечно, охотились за ними, но на то и вор, чтобы сторожа не дремали. А сами награды на груди законных владельцев дремали мирно…
Не успел я различить, что это были за награды. Искра ударила в ладонь, я руку отдёрнул.
Ясно, что потревожили их недавно - ордена ли, медали. Проснулись они, и точно рассерженные псы озираются теперь, высматривают неприятеля.
- Простите! - шепчу я, - простите, ребята. Я не со злом.
Их потревожили - но не украли!
Конец первой гипотезе.
По второй моей гипотезе целью были не награды, а кости Ивана Петровича. Из таких костей даже кустарь, немного умеющий, сильную вещь изготовит, а настоящий мастер сделает вещь уникальную.
Но ведь и кости остались на месте! Почти. Почти все…
Я зубы сцепил, снова руку тяну. Отзовись, отзовись, смерть-матушка, ответь колдуну… Тихо спи, покойник, в земле. И вы, диски серебряные, успокойтесь, и ты, золотая звезда… Свой я, хоть и от иной силы. Не враг, не зевака прохожий - союзник. Подруги дорогой правнук, сестры по оружию…
И тут хватает меня за плечо Серёженька, чтоб ему икалось!
- Коля! - задыхается, - Коля, что с вами? Вы в порядке?
Только живого клирика на загривке мне сейчас не хватало! Не сдержался я, послал его так, что аж отшвырнул, и летел он, пока не затормозил о соседний памятник. Думать же надо, что делаешь, когда ты на кладбище рядом с некромагом! и кто ты вообще в этих обстоятельствах…
Разозлился я сильно.
Поднимаюсь на ноги, шатаясь. Небо с облаками в глазах пляшет. Серёженька в стороне извинения лепечет. Я дышу кое-как, пытаюсь собраться с мыслями. На третье прикосновение меня сегодня не хватит. Как я за руль-то сейчас сяду? Был бы я один, доверился бы машине, но она от близости Светлого теряется, трюки выученные забывает.
Проблем от Серёженьки!..
Ладно. Главное я узнал.
Одну кость забрали из могилы, единственную. Ребро. Из тех, что на сердце.
Дальше я на соседскую лавочку сел, откашлялся и отплевался. Серёженька всё-таки головой подумал, сбегал к воротам кладбища и бутылку воды мне купил в ларьке. Вода специальной марки, на этикетке - нейтральная печать. Всякие люди тут похоронены, всякие их навещают. По сортам делить замучаешься.
Серёженька передо мной присел, в глаза снизу заглядывает, ровно пёс.
- Простите, пожалуйста, Коля. Я опять забылся, не сориентировался. Бывает это со мной. Вы, если что, не стесняйтесь, гоните меня подальше.
Я волей-неволей рассмеялся.
- Ладно.
- Что вы увидели там? Что-то выяснили?
Я воду допил, урну глазами ищу. Серёга бутылку забрал, сбегал выкинул. Вернулся.
- Награды на месте, - говорю я ему, - похоже, что все. Даже золотая звезда.
Клирик рот разинул.
- Неужели Звезда Героя?
- Орден Славы первой степени. Выходит, майор войну рядовым начал…
- Как же иначе? - говорит клирик. - Мы в мирное время военными не бываем.
«Мы», - думаю. Усмехаюсь. Хотя… что тут смешного? В каком-то смысле Серёженька с Иваном Петровичем родственники, пусть не по крови.
- А если бы воры за костями охотились, - объясняю, - то забрали бы весь скелет, всё, что смогли. Такие кости много дороже золота стоят. Но взяли только одну кость, мелкую.
- А правда важно, что мелкую?
Смотрит на меня Серёга внимательно.
- Нет. Ребро с сердца взяли. Силы в нём много. Больше - только в черепе. Но почему единственное ребро? Непонятно. Может, приказ хотят отдать от кости. Склад отпереть или поднять нескольких красноармейцев… Но смысл? Смысл где, Серёга? Слишком затраты большие ради такого. Риск большой.
- Я, конечно, ничего в этом не понимаю, - начинает клирик задумчиво, - но…
- Говори-говори.
- Те, кто это сделал, не хотели оскорбить Ивана Петровича. Хотели обратиться к нему за помощью. Помощью в каком-то одном, очень важном деле. Наверняка - опасном.
- Что опасном - это ты как в воду глядел.
Серёга смущается.
- Я не умею.
- К слову пришлось. Но что это за дело такое? И как этих… граждан найти теперь? Если это вправду не воры и не бандиты, а какие-нибудь… дилетанты, может, их вообще теперь спасать надо.
- Что делать будем, Коля?
Я сижу, гляжу на солнышко.
- Теперь, - говорю, - нам совет нужен. Крупного спеца совет.
- Где же такого найти?
- А чего его искать? Где мой шеф - я всегда знаю.
Шеф мой хоть с виду и жуток, но мужик отличный. Своих без помощи не оставит. И есть у него два ценных качества, которые к Тьме и Свету отношения не имеют. Во-первых, деловой он. Если взялся, то вопрос всегда решит, путь найдёт. Во-вторых, он щедрый. Не в смысле финансово, хотя и это тоже. А как сейчас: понадобилось нам метнуться в леса под Смоленском, шеф два звонка сделал и вертолёт обеспечил.
Вертолёт не простой, чрезвычайный транспортник. Печатями нейтралитета забит так, что краски из-под них не видно. Мало ли кого спасателям вывозить придётся. Они людей по сортам не делят. А когда человек ранен, в шоке, он сдерживаться не может. Тем более, когда без сознания. Не будет тех печатей, жди беды. Сложат второпях рядом колдуна с экзорцистом - обоих не довезут.
Но прежде, чем звонить в МЧС, шеф расспросил нас дотошно и все детали вытянул. Я ему предлагал бабушке моей позвонить, у неё уточнить. Но шеф сказал, что тревожить старуху не станет, и ей, и мне на слово верит. А чтоб лесную ту поляну наверняка найти, профессионалу суповой тарелки хватит с водой из-под крана.
Шеф-то как раз в воду глядеть мастак.
Закончил он допрос. Я, честно сказать, к тому часу взмок, а Серёга усох, как цветок по осени. И ведь не то что шеф на нас давил… Доводилось наблюдать, каково приходится человеку, когда шеф давит. Силы старых чекистов - не шутка.
Поначалу я думал, что шеф от широты душевной решил помочь - и ещё, конечно, из уважения к старой ведьме. Но скоро ясно стало, что он вопрос этот рассматривает не как частный и даже не как вопрос престижа. Маячило за всеми загадками настоящее дело. И, похоже, дело по нашему профилю.
Умолк шеф. Кость игральную в пальцах крутит. Я глаза на Серёгу скосил, вижу - мутит его. Еле сидит бедный. Эх, не предупредил я, что на руки шефа долго смотреть нельзя…
- Пора начистоту, - говорит шеф. - А с чего вы, ребята, взяли, что охотникам этим майор нужен? От его кости ведь не только его солдат вызвать можно.
Я мрачнею. Как я сам не подумал?! Да, замотался я со жмурами. В отпуск пора. Ну, Коля…
- А кого? - спрашивает Серёга еле слышно.
- Смертельного врага.
Оберст!
Поисковики - народ пёстрый. Среди копателей много Тёмных; таких, кто никому не служит, кроме себя самого. Мало ли чей заказ они взяли… Чей? Кто за всем этим стоит? Чего хочет? Задумался я крепко, так и эдак прикинул. Шеф на меня поглядывает с усмешкой. Ждёт, когда я в себя приду и соображать начну.
Я откашлялся.
- Шеф, - говорю, - это логично. Но кому сейчас, в другом веке, тот враг сдался? Что он сейчас может?
- Подозреваю, - отвечает шеф, - что там был не просто волк-оборотень. Вдумайся. Светлый и Тёмная рука об руку, добровольцы из двенадцати народов, пуля из ленинского броневика… что это за оборотень, против которого такие силы понадобились?
Я глазами лупаю не хуже Серёженьки.
- Что?
Оплошал я! Ляпнул, не подумав. Шеф драматических пауз не уважает и риторических вопросов не задаёт. Ждёт он, что я сам разгадку найду. А я… Слишком уж много всего навалилось.
Нет. Нет мне оправданий.
Шеф усмехается. Молчит.
- Полудемон, - говорю я. - Одержимый из Анэнэрбе.
- Первоначально так. Сейчас от души того одержимого вряд ли что-то осталось. Подъел демон за десятилетия. И сидит где-то под Смоленском тупая человекоядная тварь… Интересно документы поднять. Наверняка пропадали там люди. Почему не было тревоги? Почему не собирали облаву? Или собирали? Или тварь не такая уж и тупая? Надо разобраться. Ладно!
Шеф ладонью по столу хлопнул. Я так и подскочил.
- Забирай своего Светлого, - говорит шеф, - приводи в чувство. Сегодня отдыхай. Завтра в девять чтоб был как штык. А я нашим в смоленское отделение позвоню. И кое-кому ещё. Справимся - нам честь будет.
3
Опять Светлые накосячили, а нам разгребать!
Пока мы летели, я с планшета документы смотрел. Ход мысли шефа по ним отслеживал. Великий всё-таки человек мой шеф. Ведь он эту гипотезу, считай, на воздухе построил. На знании характеров человеческих, да на паре не связанных фактов, на опыте и проницательности… Документы мы потом получили. Тютелька в тютельку легло.
Скверная выходила история.
Был рядом с той поляной колхоз-миллионер. Впрочем, почему был? Он и сейчас там, и по-прежнему миллионер. Земли ему принадлежат. Правление - сплошь Светлые династии: хранители, берегини, травники, говорящие языками зверей и птиц. Думаю, и остальные насельцы с похожими дарами. Выстроили себе Беловодье, план перевыполняли, в гости не звали и сами не ездили. Да только сидели они всем своим Беловодьем на ржавой бомбе, с войны оставшейся.
Жертвы были. Редкие, раз в пятнадцать-двадцать лет, но жертвы. Грибников находили, волками заеденных. В семидесятых ребёнок погиб. Брались за винтовки говорящие языками, травили волков-людоедов, но худшего так и не заподозрили. Один раз выезжал в колхоз спец из города - Светлый волшебник, мастер по чарам времени. Темпоральную яму замораживал, отработал на совесть, но демона и он не почуял.
Тут я понял, почему шеф не меня одного в смоленский отдел отправил, а сам выехал. По всему судя, не любят в колхозе «Светлый путь» нашего брата. Мало ли что. Может, придётся московским начальством их пугать. Силу старого чекиста применить, дознаваясь правды…
Природа дисбаланса не терпит. Выживут откуда-нибудь настоящих Тёмных, жди, скоро заведутся там мрачные тайны. Если уже не завелись.
…Где тяжёлые бои шли, там аномалий много. Даже простых, природных. Металл остаётся в земле - и много чаще бьют туда молнии. А магических аномалий, считай, вся энциклопедия собирается. Блуждающие огни. Темпоральные коконы и ямы. Призраки обычные и зацикленные, гневные деревья, хищные болота. Лешие и кикиморы канонады не переносят, с ума сходят от страха, потом так и шатаются - неприкаянные, запаршивевшие, больные.
А люди - те ко всему привыкают.
Запросто можно встретить грибника, который точно знает, где какой мертвец бродит и как его обогнуть, да в каком углу можно сквозь время провалиться. Одержимые танки - не редкость, про них даже кино снимали. А один мой знакомый колдун лет десять назад одержимый самолёт упокаивал. Тот не летал, конечно, ползал кое-как. Упал когда-то подбитый ЯК в лес, а сгореть - не сгорел. Колдун, Лёхой его звали, говорил, очень жалко было тот самолёт. Честная машина не озлобилась, тянулась к людям, а местные деревенские беспомощный самолёт просто по дуге обходили да и всё. Даже не сообщили никому про него. Лёха на него случайно наткнулся, к родственникам приезжал баню строить. Бедный ЯК к нему чуть ли не обниматься полез. Лёха ведро грибов наземь поставил, рукава засучил и упокоил старика.
Тем временем смоленская группа к месту выехала. Остановились там, где грунтовка в тропу превращалась, отзвонились, ждут вертолёт.
Ни с кем из них я не знаком. Верю, что не закисли ребята у себя в Смоленске, готовы к драке. Если там в самом деле демон, нам всем туго придётся.
Мы на чудовищ один на один не ходим. Мы не герои.
Профессионалы.
А Серёга с нами напросился.
Я думал, шеф на него прицыкнет. Ошибся. Шеф спорить не стал, предупредил только, чтоб поперёк боевых колдунов в пекло не лез. Серёга кивнул, глазки наивные сделал, да только врать не умеет. Всё на нём крупными буквами написано. Шеф усмехнулся незаметно, на меня взгляд бросил и ушёл экипировку проверять.
«Сам, - то есть, значит, - Николай, стереги своего клирика».
Придётся стеречь!
Почему шеф такое решение принял, мне примерно понятно. Насчёт Серёги всё определила старая ведьма. И не просто ведьма, а та самая, что вбила когда-то одержимому оберсту пулю в череп. Она сто боёв прошла, сто лет прожила. Такие не ошибаются. Раз прабабушка считает, что Серёженька нам полезен будет, значит, так и есть.
…Идёт вертолёт по курсу, а в вертолёте я, Серёга, шеф, пилот Боря из техномагов и его жена Маша, редкой породы Тёмных ясновидящих, со снайперкой. Я по пути нет-нет да и косился на её снайперку. Всё думал, вот бы бабушке её показать, что та скажет про новую модель.
В лесах нас ждёт смоленская группа - некромаг, оборотень-ротвейлер, оборотень-орёл и телекинетик с медицинским образованием, на случай, если кого из нас порвут. Силы мы собрали немалые, но и враг опасен. Нет у нас ни пули из ленинского броневика, ни добровольцев из двенадцати республик.
Но прежде чем в леса выдвигаться, велел шеф посадить вертолёт перед правлением того колхоза. Нам приказал на месте оставаться, а сам взял Машу и пошёл с председателем переговорить.
Говорили они недолго.
Шума особого не было. Стекло какое-то разбилось. Не оконное. Должно быть, ваза или графин.
Вернулись шеф с Машей. Улыбаются нехорошо.
- На сём, - говорит шеф, - конец детективу, сотруднички. Только боевик остался.
Серёга очнулся, заморгал. Он в трансе каком-то был. Я думал, это оттого, что он впервые оказался единственным Светлым среди множества Тёмных, и не просто множества, а спаянной команды. Ошибался я.
Но это мне много позже открылось.
- Как боевик? - говорит Серёга.
Мы уже взлетали и наушники нацепили, чтоб не оглохнуть. Так что про детектив Маша потом рассказала. Да и сколько там того детектива было…
Забрались в местные леса двое «чёрных копателей». И если колхозные грибники да травники опасные места по широкой дуге обходили, то эти двое в самую жуть ломанулись напрямки. Разбудили демона. Убежать не сумели, отбиться - тем более. Своей кровью его накормили и сами в ходячих мертвецов превратились. В секрете такое долго держать не получится. Всё местное Беловодье всколыхнулось и подступило к председателю. Что делать? Неужели некромагов звать, отродий этих, мертвечиной воняющих? Да ведь некромагами не обойдётся. Учуют Тёмные серьёзную тварь и устроят на неё облаву с вертолётами.
На этом месте Маша заржала и мы все подхватили. Ясновидящих в колхозе не было, это у кого-то нечаянно правда сказалась. И впрямь, прилетели Тёмные на вертолёте.
…А после такой облавы сколько лет ещё придётся Беловодью леса, поля, реки свои запевать да заговаривать? Дома и колодцы чистить? Ведь всё испоганят! Что с урожайностью будет? С удоями? Привесами?
Председатель зубами скрипнул и принялся мозгами скрипеть.
История майора Знаменского секретной не была. Из двенадцати его добровольцев девятеро в боях уцелели, вернулись домой, женились, нарожали детей, передали семейные легенды. Знал председатель колхоза «Светлый путь», сам Светлый, сын и внук Светлых, что победил когда-то демона майор-коммунист с помощью оборотня-алабая. О том, что ленинской пулей отстрелялась по волку ведьма, он тоже знал, но как-то не принимал в расчёт. Со Светлыми такое бывает.
Решили колхозники помощи просить у Ивана Петровича, дух его ангельский молить о защите. Для того выбрали самых могучих из молодого поколения - хранителя и берегиню, деньгами их наделили и в Москву отправили, за костью с майорского сердца.
Те страх превозмогли и кость добыли. Да только не вышло ничего. Чтобы кость от духа сырой земли очистить, нужен мастер амулетов, а в колхозе таких не водилось.
Ну, что ж теперь. Запевать и заговаривать лес и впрямь долго придётся. Но с этим делом, думаю я, колхозники как раз справятся.
А мы справимся со своим делом.
Добрались до смоленской группы, подхватили их. Готовы взлетать. Шеф говорит:
- Работа нас ждёт, сотруднички. Час, другой, не дольше - и начнём. Соберитесь. Маша, закройся сама и Борю закрой. Пёс его знает, что за силы у этого демона. Машина может зарыскать. Остальным - предбоевая медитация.
Серёга уши навострил и глазами лупает. А шеф к нему оборачивается.
- Ты, - распоряжается, - клирик, молись, кому вы там молитесь, чтоб демон оказался импортный.
- Какой?!
- Краденый, - усмехается шеф, - краденый. Своих натуральных шварцвальдских демонов немцы ещё в Средние века извели. От рейнских дев и дунайских всадников в бою толку нет. В Евразии на тот момент приличного демона можно было достать либо в Тибете, либо в Южной Индии… Или нового родить.
У клирика глаза стали как плошки.
- А если этот - новый?
- А если он от собственных сил Рейха, то у нас проблемы. Где мы сейчас найдём экзорциста именем пролетарского Интернационала? Таких больше не делают.
Я всегда хотел спросить у кого-нибудь знающего, и тут не утерпел.
- Шеф, - говорю, - да когда ж это кончится? Того Рейха давным-давно нет, а подарочки до сих пор всплывают. Они выдохнуться должны были ещё в прошлом веке.
- Как с китайцами договоримся, так и кончится, - говорит шеф философски.
- При чём тут китайцы?
- Китайцев много.
- Это факт.
- Сто раз с ними договориться пытались. Чего только не предлагали взамен, чтоб прекратили почитание Нанкинского Будды… Но объясни китайцу, почему он должен себя ущемить, чтобы каким-то варварам спалось спокойней.
И вдруг читает шеф нараспев что-то по-китайски; по всему - заклинание.
- «Господин Рабе», - переводит, - «просиявший в Нанкине, защити от Восточной Тьмы». А был Нанкинский Будда фашист и лидер партийной ячейки. Оттого только удалось ему совершить подвиг милосердия, за который он был обожествлён. Так возникла дурная выворотная связь: почитание доброго бога вливает силу в полудохлые злые чары на другом конце света… Сам герр Рабе, полагаю, от этого не в восторге, но тут уже ничего не поделать.
А мне подумалось, что не всё так просто. Несговорчивость китайская не от одного корня растёт. Поднебесная, конечно, не прочь напакостить европейцам. Но с другой стороны, крайне редкая и ценная это штука - заклинание защиты людей от самих себя.
Серёга дух перевёл, губу покусал и спрашивает:
- А у… наших свои демоны были?
- А как же? В ГУЛАГе столько родили, что ещё лет на сорок хватит.
Клирик смолк, будто онемел. Вижу, не по себе ему.
Но куда от правды деваться?
Честно признаюсь, много я повидал в жизни, но тот день сравнить не с чем. Разве что с кинолентой какой-нибудь. Я думал, такого количества спецэффектов в жизни не бывает. Позже, когда мы уже отчёты писали, шеф рассказал, как он в молодости на северах бывший лагерь упокаивал при урановом руднике. Много там людей в землю сошло в ярости и отчаянии, были среди них невинно осуждённые, и одержимый демоном свой имелся, из блатных. Несколько сотен некромагов работали, целая войсковая операция.
Но и там, как признался шеф, проще было.
Помню, как погнал демон на нас вначале свеженьких мертвяков, тех самых «чёрных копателей». Их я автоматным огнём в клочья разнёс, а Володька смоленский заклятием накрыл то, что оставалось. Минуты три длилось затишье. Помню, как выли вдали - не то духи испуганные лесные, не то провода.
А потом из суглинка да песчаных осыпей полезли мёртвые немцы. Сколько же их там было! Не иначе все семьдесят лет сзывал их демон под свою волю, и сползались они под землёй, точно в сказках Гоголя. Помню, как Светка, оборотень-орлица, заходила на атаку и черепа в обрывках гнилой плоти с плеч срывала. Как все мы, еле живые от усталости, цеплялись к шефу, вливая в него остатки сил, а шеф гвоздил такими заклятьями, что даже у меня в кишках леденело. Помню, как снова всё стихло и показалось - справились… Досуха выжатые, сползлись в кучу, поддерживая друг дружку. Вымотались так, что всех озноб бил, а Васька-ротвейлер ещё отравился, выворачивало его не по-детски…
И только тогда вышел волк.
Помню, как Боря на вертолёте немыслимые кренделя над лесом выписывал. Маша под брюхом машины вниз головой висела, ногами за крепление уцепившись, и одну за другой пули клала точно в цель. Да толку с тех пуль… Эту тварь и живую пули не брали. А теперь, в статусе осциллирующей материальности, её бы и та самая, ленинская не взяла.
Но задачу свою эти двое выполняли. Отвлекали внимание.
Кружил над волком вертолёт. Свистели пули - и уходили сквозь полупризрачную тварь в землю распаханную. У меня горло драло так, что искры из глаз сыпались, давился я заклятиями и незамкнутые сплёвывал. Володька между мной и шефом висел - сам как недельный мертвяк. А шеф вроде бы и плёл магию какую-то, да всё доплести не мог… И сил у нас уже ни у кого не было.
Где всё это время клирик мой прятался, я и не знаю. Не следил. Помню, что солнце к ночи клонилось. Свет от него лился алый, и тёмной синевой набухал восток; а от Серёги отражался свет розово-золотой, яркий, победный…
И как сейчас помню: стоит Серёга, бледный смертельно, залитый светом этим безумным, полузакатным, полурассветным, и надсаживается:
- Иван Петрович! Иван Знаменский! Товарищ майор!
А дальше я мало помню.
Вбило нас в землю, ослепило и оглушило. Точно бомбу атомную рванули в десяти шагах. Я аж прочувствовал, как землёй становлюсь, а каково шефу пришлось, боюсь и думать. Угадывалась человеческая фигура в световом шторме; но, может, я её вообразил с перепугу, а может, это просто Серёга был - не майор Знаменский… Штормовой волной отбросило наш вертолёт на дальние сосны. Моторы замолкли. Позже оказалось - все целы, даже винт не погнулся, только у Маши в оптике линза треснула…
Серёга рассказал потом, что видел атомного ангела. Только тот далеко стоял. Нас с шефом от него как раз поваленный дуб отгораживал и валун в кустарнике. Сражаться майору не пришлось. Едва он возник, от демона и плевка не осталось. И был Серёга почти уверен, что товарищ майор козырнул нам перед тем, как уйти. А что он просил Ирише привет передать - Серёга честно сознался, что, может, сам придумал нечаянно.
Но до этого разговора ещё добрых пара суток оставалась. А тогда мы лежали трупами и продышаться пытались. Воздух стал как в Сахаре. Болота вокруг до дна высохли. Но всё-таки дело было в лесу, у реки. Дунул ветер, принёс прохладу…
Серёга постоял-постоял и на четвереньки рухнул. Будто ветром его сшибло. Так, на четвереньках, к нам пополз и всё твердит:
- Коля, Коля, вы как? Вы живы? Как же я так подвёл вас, не сориентировался я! Я бы раньше… я испугался очень, никогда такого не видел… Коля?
И тут шеф рассмеялся.
Это с нами часто бывает. Как закончим тяжкое дело, валимся где придётся и ржать начинаем по нервяку. Всё вокруг смешно становится, палец покажи - и то смешно. Гляжу я на клирика своего, недотёпистого, и перхаю - горло-то болит.
Смех у шефа и в обычное время жутковатый. А тогда его ещё неласково приложило, помотало по камням и гортань обожгло, как и мне. Не то хрип выходит у нас, не то карканье.
- Эй, клирик! - хрипит шеф, - как тебя там?
Клирик только пыхтит и всё пытается у меня пульс найти. Я сел уже, сижу, горло себе заживляю, а он пульс ищет, клоун несчастный.
- Серёга он! - отвечаю вместо него.
- С боевым крещением тебя, Серёга!
Клирик от неожиданности заикаться начал.
- П-простите?
- Ну, - говорит шеф, - что? Ты что сейчас сделал?
- Я?
- Не я же. Ты мертвеца вызвал. Стало быть, ты теперь некромаг. Друг и брат нашему Николаю!
Лежит шеф и ржёт, аж кашлем заходится. И мы все ржём. Даже ротвейлер Васька, которого по-прежнему дохлятиной и песком рвёт, и тот ржёт между приступами блёва.
- Что? - только и лепечет мой клирик. - Что?
Да он никак за чистую монету принял!
Шутит шеф. Ну какой из Серёги некромаг?! И не поднимал он мертвецов, клирик мой: он ангела призвал! Понимать же надо. Светлей дела и не бывает. Может, по просьбе Серёгиной поторопился небесный командующий, прежде срока даровал погоны благородной душе; а может, сам Иван Петрович из отпуска прежде срока вернулся. Неважно это. Все мы поняли, что последний привет нам товарищ майор передавал уже в ангельском чине… Эх, Серёга, Серёга…
Беру его, дурака, и обнимаю со всех сил, сколько тех сил осталось. Не сориентировался он! Эх, ты, Светлая твоя башка! И даже аура Серёгина, которая обычно душит и давит, сейчас накрывает меня, будто одеяло. Многотонное этакое одеяльце…
«Ну! - думаю, - будет что бабушке рассказать!»
И глаза закрываю.
|
