Другие хозяева Альбина Равилевна Нурисламова
        Тайны уездного города #3
        Наконец-то у Миши и Лели, Ильи и Томочки все складывается как нельзя лучше: решены личные проблемы, радуют профессиональные успехи, а в ближайших планах - сразу две свадьбы. Живи и радуйся! Но Быстрорецк - город, полный жутких тайн. Да и прошлое может ворваться в настоящее и лишить будущего…
        Ильи не было дома всего неделю, и за это время его жизнь оказалась полностью разрушена, а он и его близкие - в смертельной опасности. Ему предстоит как можно скорее понять, от кого исходит угроза, разобраться, кто друг, а кто враг. А иначе «другие хозяева» окончательно приберут к рукам все, что ему дорого…
        Роман «Другие хозяева» - третья книга серии мистических триллеров «Тайны уездного города».
        Альбина Нури
        Другие хозяева
        Пролог
        Старуха (почему-то все стали называть ее именно так, хотя она вряд ли была старше шестидесяти) купила Ведьмин дом - и это было ее ошибкой.
        Если она хотела как-то прижиться в Юдино, стать здесь своей, то селиться в доме, который все обходили стороной, где никто ни за какие коврижки не согласился бы даже переночевать, не то что жить, точно не стоило.
        По селу тотчас же поползли разговоры, которые день ото дня становились все громче и звучали все фантастичнее, но от этого почему-то в них верилось еще сильнее.
        - Нарочно Ведьмин дом выбрала - что уж тут говорить? Подобное притягивает подобное, - качала головой Мясникова, бывшая бухгалтерша, а нынче - продавщица в церковной лавке. - Дом-то на отшибе, чужих глаз нету - вот и будет теперь творить свои черные дела!
        Даже Зинаида Федоровна, которая работала в поселковой администрации и точно знала, что Старуха купила чуть ли не первый попавшийся дом, который ей просто постарались сбыть с рук пронырливые риелторы - и та уже верила в это. Хотя своими глазами слышала, как Старуха говорила:
        - Мне все равно, что за дом. Главное, чтобы жить можно было и никто не беспокоил.
        Собственно говоря, после того, как она въехала в Ведьмин дом, тревожиться о визитерах смысла не было. Дурное место все поселковые обходили стороной - и когда ведьма была жива, и уж тем более после того, как полтора года назад умерла. Семьи и детей у ведьмы не было, имущество отошло дальней родственнице, которая сразу выставила недвижимость на продажу.
        - Кто купит-то? - вертели пальцем у виска сельчане.
        Однако покупательница нашлась.
        Дом был одним из самых богатых на селе, крепкой, добротной постройки: кирпичная кладка, черепица на крыше, водопровод, газовое отопление, окна и двери - все целое. Огород, конечно, зарос сорняками, да и двор был в запустении, но это новую хозяйку не волновало. Единственное, что Старуха сделала перед тем, как перебраться в новое жилище, это пригласила бригаду строителей и велела окружить участок двухметровым забором.
        - Какой дурак туда полезет? - снова недоумевали местные, и снова, по всей видимости, оказались неправы.
        Старуха зажила тихо, никто понятия не имел, что творилось за каменной стеной, которую она возвела вокруг дома. Сама она носу оттуда не высовывала - один раз заявилась в магазин, повертела головой, сморщилась, да и вышла вон с пустыми руками, так ничего и не купив. Не по ней, видно, товар оказался.
        За покупками она ездила в районный центр: машина у Старухи имелась, так что никаких проблем. Богатенькая, видать, была дамочка: и иномарка, и одежда не с вещевого рынка, и дом, как говорила Зинаида Федоровна, купила, не торгуясь.
        Как-то раз Старуха выезжала из дома, а Мясникова, которая шла к церкви, поскользнулась неловко и чуть не угодила под колеса. Колея-то узкая, тротуаров нет!
        Дело обычное, поохали-поахали, а после Старуха взялась подвезти Мясникову. Та отогрелась в тепле, возьми и скажи:
        - Вижу, женщина вы хорошая, уважительная, предупредить хочу. Вы тут человек новый, всего не знаете. Дом-то ваш…нельзя там жить.
        - Это почему?
        - Вам не сказали? Конечно, кто скажет… - Она поправила коричневую вязаную шапку. - Там до вас женщина жила, так вот она…
        - И что же? - поторопила Старуха и поглядела на Мясникову, как на диковинную муху.
        - Ведьма была! - выпалила Мясникова. - Сколько народу со свету сжила - не счесть! А в некоторые ночи оборачивалась кошкой с человечьим лицом и бегала по деревне, во дворы забиралась к людям. Кто ее увидит - все, считай, не жилец! Сто лет уж ей было, а помереть не могла никак, лежала и кричала, кричала сутки напролет, проклинала всех, выла по-волчьи.
        - Может, боли у нее были?
        - А если и так - поделом ей! - отрезала Мясникова. - После ее смерти только хуже стало. Не отпевали ведьму: в Бога-то она не веровала, да и как можно? Теперь тело в земле лежит, а душа неупокоенная так и рыщет по земле! Люди по ночам в ее доме голоса слышали, стоны…
        - А кошка? - спросила Старуха, и лицо ее дернулось.
        - Что - кошка? - не поняла Мясникова.
        - Которая с человечьим лицом. Не появлялась больше, нет?
        Тут Мясникова поняла, почему у Старухи лицо перекосилось. Это потому, что она смех удержать пыталась, но потом, увидев вытянутую физиономию пассажирки, больше не сдерживалась и захохотала во все горло.
        Так смеялась, что слезы потекли. Форменная истерика, как после говорила Мясникова. Смеется и талдычит одно и то же:
        - Какая ирония! Боже мой, ведьма! Надо же!
        Что тут смешного, какая такая ирония, Мясникова так и не уяснила. Обиделась, из машины выкатилась, а после всем, кто хотел ее слушать, рассказала, что Старуха - точно не в себе, и с той поры разговоров о том, что она тоже, наверное, ведьмует, ворожит, было уже не унять.
        А недели через две или три Старухе, должно быть, стало не до смеха.
        Потому что в одну из безлунных февральских ночей, глухих, ледяных и непроглядных, как заброшенный колодец, Старуха умерла.
        Смерть ее, наверное, была нелегкой: Старуху нашли сидящей в кресле-качалке на крыльце, в одной тонкой ночной рубашке, замерзшую насмерть. И не нашли бы, но соседская собака прибежала к воротам и завывала так, что все жители сбежались. Приехала из райцентра полиция, сломали замок, вошли во двор - к тому времени Старуха была мертва уже несколько часов.
        Была она страшно худой, даже изможденной, словно давно голодала. Говорили, что на теле Старухи нашли множество ран, которые, по всей видимости, она зачем-то наносила себе сама.
        Глаза Старухи были выпучены, губы искусаны в кровь, а руки вцепились в подлокотники так крепко, что разжать их удалось с великим трудом, сломав два пальца.
        Кто или что заставило ее выйти раздетой в тридцатиградусный мороз из дому и усесться в кресло? На что смотрели, что видели в ту ночь ее широко распахнутые глаза? Это так и осталось загадкой.
        После памятного разговора с Мясниковой Старуху никто больше не видел: ни разу она за ворота не вышла. И до этого была не очень-то расположена к общению, а в последние дни перед смертью и вовсе перестала на люди показываться.
        - Ведьма ее с собой на тот свет утянула! - авторитетно заявляла Мясникова. - Заморочила!
        - Из дому ничего не пропало? - спрашивали полицейские.
        Все пожимали плечами, глядя друг на друга: кто ж знает? На первый взгляд все было цело.
        Правда, Савка, горький пьяница, которого прозвали Огрызком, утверждал, что кое-что «упёрли»:
        - Я как-то видал, ей вещи привезли в фургоне. Пришел, думаю, может помочь чем…
        - Ага, помочь! На бутылку, небось, стрельнуть! - смеялись люди.
        - А чё такого? Тоже дело! - Огрызок был не из обидчивых. - Так не дали ничего! А ящик я видел! Длинный такой, я еще подумал: гроб! Чисто гроб! Только поменьше. Старуха вокруг него все вертелась: аккуратнее, мол! А сейчас есть он там? Вот скажи, есть? - обращался Савка к очередному слушателю.
        Получив отрицательный ответ, с глубокомысленным видом качал круглой плешивой головой:
        - То-то и оно! Был - и нету! Грабанули Старуху! Было что-то в том ящике! Как пить дать!
        Разговоры не смолкали еще долго: особых новостей в селе никогда не было, так что таинственная смерть Старухи в Ведьмином доме стала прекрасной темой для обсуждений.
        А некоторые даже утверждали, что теперь в жутком доме сразу две обитательницы, две хозяйки - старая и новая. Ведьма и ее жертва. Находились и те, кто слышали, особенно темными ночами, как поскрипывает на крыльце кресло-качалка, в котором и после смерти продолжает качаться покойная Старуха.
        Часть первая. Леля
        Глава первая
        В дверь позвонили. Потом еще и еще.
        «Кого принесло в такую рань?»
        Леля лежала в кровати, с головой укрывшись одеялом, и мысленно умоляла назойливого гостя оставить ее в покое.
        Но звонивший в дверь не унимался, и Леле пришлось открыть глаза. По привычке она посмотрела на настенные часы, которые уже неделю показывали точное время только дважды в сутки, и потянулась за телефоном.
        Половина первого. Не такая уж рань. Во сколько же она заснула? Уже под утро, часа в четыре, наверное. Или даже в пять.
        Леля вылезла из постели и набросила халат поверх пижамы. Тело ломило, как при высокой температуре. Лечь бы обратно…
        Звонок снова резанул по нервам. Человек за дверью не намеревался уходить, пока не поговорит с хозяйкой. Может, это соседи снизу, которых она затопила?
        Леля выползла из спальни и прикрыла за собой дверь. Очутившись в коридоре, окинула себя в зеркале равнодушным взглядом. Волосы торчком, глаза покраснели, лицо худое и бледное. Красотища!
        «Ну и что. Пусть им будет хуже!» - мстительно подумала Леля и посмотрела в глазок.
        Перед дверью стояла девушка, которая тут же улыбнулась и помахала ей рукой.
        - Я вижу, что ты меня видишь! Давай, открывай! Сколько можно человека на лестнице мариновать?
        Леля, подавив вздох, повернула ключи в замке.
        - Привет, - звонко сказала Томочка, заходя в прихожую. - Спала, что ли? Легла поздно? Ну, ты даешь! В такой день она дрыхнет, как сурок!
        Томочка была маленькая, но умудрилась сразу заполнить всю квартиру. Громко, оживленно говорила, шуршала пакетами, которые принесла с собой; гремела замками, притворив входную дверь. Улыбка, запах духов, невидимая, но ощутимая энергия, которая лилась через край - на фоне всего этого Леля почувствовала себя застывшей древней мумией, которую зачем-то вытащили из саркофага.
        Убрав пуховик в шкаф-купе, Томочка размотала шарф, сняла с шапку, оглядела Лелю и вздохнула:
        - Ты хоть помнишь, что сегодня Рождество?
        Леля пожала плечами.
        - Я же все равно не праздную. Пост не держала, в церковь не хожу.
        Томочка не отводила от подруги долгого взгляда, а потом, будто решив для себя что-то, проговорила:
        - Я принесла кое-что. Когда ты ела в последний раз? - Она взяла свои пакеты и пошла на кухню, продолжая говорить на ходу: - Устроим девичник.
        Леля постояла, глядя ей вслед.
        - Пойду хоть причешусь, - сказала она, - халат сниму.
        - Вот это правильно, - отозвалась Томочка, гремя посудой. - Не торопись, я разберусь, где у тебя что лежит.
        Они познакомились прошлой весной, и их приятельство медленно, но верно перерастало в настоящую дружбу. Томочка удивляла Лелю все больше. Когда она впервые увидела Томочку, то подумала, что девушка с кукольной внешностью мила, но простовата. Вскоре выяснилось, что силе ее духа и характера позавидовал бы любой мужчина. Кроме того, суждения ее были нетривиальны, она оказалась умна и начитанна, да к тому же обладала добрым сердцем.
        После событий прошлой весны, когда Леля, Томочка и Миша спасли Илью от потусторонней сущности, ребята стали много времени проводить вместе, словно ветераны боевых действий, которым есть что вспомнить. Но потом отношения в парах Леля - Миша и Томочка - Илья стали сложными, их четверка распалась. В октябре Леля уехала на преддипломную практику в Москву, а вернувшись в конце декабря, узнала, что в Быстрорецке снова произошло нечто, едва не погубившее Илью и Мишу (подробнее об этом читайте в романах «Узел смерти» и «Отель «Петровский» - прим. ред.).
        Леля заправила кровать, открыла окно - надо бы проветрить. Умылась, почистила зубы и переоделась в брюки с футболкой. Про то, что сегодня праздник, она, конечно, знала, просто это знание выветрилось из головы за ненадобностью.
        Идти в университет ей не нужно, поэтому все равно, выходной день или рабочий. До защиты диплома еще несколько месяцев, а он уже почти полностью написан: нужно только время от времени встречаться с научным руководителем, и встречи эти чисто формальные.
        Так что можно валяться в кровати, смотреть мелодрамы, есть мороженое и упиваться жалостью к себе, что Леля с успехом и делала в последние дней пять. Или шесть.
        - На человека стала похожа, - одобрила Томочка, увидев вернувшуюся в кухню Лелю.
        За то время, что ее не было, Томочка успела накрыть на стол, настрогать салат, нарезать сыр и хлеб с семечками, который обожала, помыть мандарины и поставить разогреваться в микроволновку пироги, которые пекла так, что ум отъешь. Еще на столе красовалась бутылка красного вина и шоколадные конфеты.
        - Ничего себе, - удивилась Леля.
        - А как же. На тебя какая надежда? - усмехнулась Томочка.
        - Позвонила бы, я бы…
        - Ты бы наврала с три короба, что уходишь праздновать Рождество к матери, а сама лежала тут и ревела в три ручья.
        Леля хотела возразить, открыла рот и закрыла. Томочка, конечно же, была права.
        - Мама с сентября в Италии. Она ненавидит русскую зиму. И осень тоже.
        Да и в другое время года делать ей тут было особо нечего. Марио, возлюбленный Елены Васильевны, жил в Милане, они собирались пожениться, так что в Россию мать приезжала раз в несколько месяцев, чтобы навестить дочь и попытаться уговорить уехать с ней в прекрасную южную страну.
        Леля всегда отказывалась, ей и тут жилось неплохо, но в последние дни она стала все чаще задумываться о том, что мама права.
        Зачем ей Быстрорецк? Неуютный, пустой. А в избалованной солнцем Италии, может, удастся заполнить новыми впечатлениями пустоту в душе; избыть тоску по Мише, горечь и саморазрушительные мысли о том, что она сама все испортила, сбежав осенью в Москву.
        Беда в том, что от себя не скроешься: ни Москва, ни Италия не будут достаточно велики, чтобы потеряться.
        Микроволновка дзынькнула, и Томочка метнулась к ней, достала пироги.
        - С мясом и рисом, с картошкой и курицей, - с гордостью сказала она. - С утра испекла и сразу к тебе.
        - А Илья что? Почему ты не с ним в праздник? - поинтересовалась Леля, усаживаясь на табурет возле окна.
        Томочка закатила глаза.
        - Я же говорила тебе, он в Питер уехал позавчера. Через два дня вернется. Интервью берет для своего журнала. - Томочка назвала две известных фамилии тех, с кем предстояло побеседовать Илье. - Забыла?
        Леля покаянно вздохнула.
        - А мама его? - спросила она. Мать Ильи осенью разбил инсульт, и теперь женщина не говорила, правая рука у нее не работала, да и ходила она с трудом, хотя и научилась уже себя обслуживать.
        - Я на время к ним перебралась, - сказала Томочка, - пока Ильи нет.
        Она села напротив.
        - Начнем, что ли? Есть хочу, как сто китайцев.
        Леля неожиданно поняла, что тоже голодна. От аромата Томочкиных пирогов сводило желудок.
        Томочка разлила по бокалам кагор.
        - С праздником, Лелечка. Пусть все будет хорошо, и на нашей улице перевернется грузовик с конфетами. Даже не один.
        Леля кивнула и улыбнулась через силу: пусть.
        Выпила, взяла кусочек желтого сыра. Красное вино, слишком густое и сладкое, на ее вкус, потекло по венам, и сразу стало дремотно-спокойно, но вместе с тем легко. Пусть это лживое ощущение скоро растает, но даже небольшая передышка не помешает.
        - Спасибо, Томочка. Хорошо, что ты пришла.
        - Конечно, хорошо. Бери пирог.
        После второго бокала Томочка осторожно сказала:
        - Илья говорит, Миша пока ни с кем особо не общается. Ни с отцом, ни с Ильей. Врачи говорят, это нормально. Ему надо силы восстановить.
        Леля грустно кивнула.
        - Он, что, так и не позвонил тебе? Ни разу?
        Любого другого человека, который попытался бы задать ей этот вопрос, Леля просто послала бы. Мать вчера звонила, спрашивала примерно о том же, и они поссорились, потому что Леля отвечала сухо и резко. Мама обиделась.
        Но сейчас Леля поняла, что ей хочется поговорить о Мише. Впервые в жизни (и, как она подозревала, это был и последний раз) Леля полюбила по-настоящему, и сила этого чувства пугала ее саму. Потому она, как трусливый заяц, прикрывшись преддипломной практикой, улетела в Москву: немыслимо было представить, как она сумеет жить, если Миша не чувствует того же к ней, если отношения с Лелей для него всего лишь обычный роман.
        Возвращение стало кошмаром: обнаружить Мишу на больничной койке, при смерти, в коме было страшно, а когда опасность оказалась позади, Миша не узнал Лелю.
        Девушка снова и снова прокручивала в голове ту сцену в реанимации, когда они с Юрием Олеговичем, Мишиным отцом, и Ильей стояли возле его кровати, и Миша, показав глазами на Лелю, спросил у лучшего друга: «Это твоя знакомая?»
        - Нет, не звонил. И не позвонит уже, наверное.
        Томочка взяла Лелю за руку, ободряюще сжала ее ладонь.
        - Уверена, все будет хорошо. Вот увидишь.
        Но они обе знали, что никакой уверенности тут быть не может.
        - Вы с Ильей вместе? - спросила Леля.
        У Томочки и лучшего Мишиного друга отношения складывались не менее запутанно, чем у Лели с Мишей. Томочка была влюблена в Илью давно, с той самой поры, как он съехал от матери в съемное жилье, и они оказались соседями. Но Илья смотрел на нее лишь как на друга, и только после весенних событий они стали встречаться. Точнее, Томочка надеялась, что они пара, для Ильи же это было, скорее, чувство благодарности. Когда Томочка осознала это, они расстались.
        А потом выяснилось, что и вправду «большое видится на расстоянье».
        - На этот раз я не форсирую события. Общаемся, помогаю ему с тетей Ирой, чем могу. Он вроде как ухаживает за мной: цветы, кино, все такое. - Томочка грустно улыбнулась. - Не хочу опять напридумывать себе: потом падать очень уж больно. Пусть все идет, как идет. Пускай сам окончательно поймет, кто я для него: любимая девушка или свой в доску парень.
        - Ты права, - сказала Леля и решилась спросить: - Илья ничего тебе про меня не говорил? Может, Миша что-то…
        - Извини. - Сочувствие Томочки было искренним, не показным. - Илья и сам с ним с того раза не виделся, разве что на Новый год поговорили недолго. Но там рядом его отец был, мачеха и сестренка. А по телефону Илья завел речь о тебе, но Миша свернул разговор.
        Увидев, как исказилось Лелино лицо, Томочка поспешно добавила:
        - Знаешь, что я думаю? Это хороший знак!
        - Куда уж лучше, - усмехнулась Леля.
        - Погоди! Ты вспомни: сама так любишь его, но тебе нужно было обдумать все, и ты уехала. - Томочка свела брови к переносице. - Хотя, между нами, это была полная глупость, но чего уж теперь. Так и он. Обижен на тебя, может, тоже хочет понять, поразмыслить. Видишь - и не говорит ни с кем, не обсуждает! Илья сказал, он очень расстраивался, когда вы осенью расстались, скучал по тебе, ревновал. Такие вопросы с кондачка не решаются.
        Томочка еще говорила что-то в том же духе, пытаясь убедить подругу, и Леля чувствовала, что надежда в ее сердце пробуждается.
        Может, Томочка права? Со стороны ведь всегда виднее.
        Леле очень хотелось в это верить.
        Через пару часов Томочка ушла домой, вернее, к тете Ире.
        Проводив ее, Леля долго стояла под душем, делая воду то обжигающе горячей, то почти ледяной. Вода лилась в ванну с шумом, и потому Леля не услышала звонка телефона.
        А когда вышла, взяла сотовый и увидела знакомый номер.
        Кровь бросилась в лицо, руки задрожали.
        Миша все-таки позвонил!
        Глава вторая
        Когда Леля была маленькая, она терпеть не могла середину и конец января. Самое обидное время года - так ей казалось.
        Первые десять январских дней были прекрасны, потому что это - зимние каникулы. А потом на смену веселью, снежкам, санкам или бессмысленно-бестолковому и потому особенно прекрасному валянию на диване наступал конец. Елку разбирали, праздник заканчивался, приходилось снова браться за учебники.
        Начиналась третья четверть - самая длинная, бесконечная. Мысленно Леля делила ее на кусочки: короткими перебежками было легче добраться до весенних каникул. Первый кусочек длился до конца января, дальше - от первого февраля до двадцать третьего, от мужского праздника было рукой подать до женского, а там пара недель - и все!
        Первый кусочек, осколок января, давался сложнее всех, и длился почему-то дольше. Маленькая Леля переползала из темного утра в ранний вечер, остро ощущая, что до следующего новогоднего чуда еще целый год. Дальше темп ускорялся, дни становились длиннее, за сердитым завываньем февральской метели все отчетливее слышался звонкий, обнадеживающий перезвон капели.
        Леля выросла, но нелюбовь к этому времени не переросла. И только этот год стал исключением, потому что весна наступила уже в январе.
        Когда Миша позвонил, поздравил с Рождеством и спросил, не сможет ли она завтра навестить его, Леля была не просто счастлива - почувствовала, что ее воскресили. Вытащили из холодного подвала, где она находилась в последнее время, прямо на солнышко, и свет этот согрел каждую клетку, осветил ее изнутри волшебным сиянием.
        Мишу продержали в больнице до двадцатого января, и Леля навещала его каждый день.
        - Мне надо объяснить тебе, почему я уехала, - сказала Леля, придя в первый раз. - Хочу, чтобы ты понял.
        Похудевший и бледный Миша улыбнулся краешком рта.
        - Я и так все понимаю. Давай просто забудем об этом. Ты имела право испугаться - ты ведь об этом хотела сказать?
        Леля порывисто взяла его за руку.
        - Миша, я…
        - Тебя однажды обманули, оттолкнули - как тут не станешь сомневаться?
        Она не ответила. Вместо этого прижалась к Мише близко-близко, обняла, словно желая в нем раствориться, как кусок сахара в горячей воде.
        - Ты прощаешь?
        - Не за что прощать. Это нам с тобой только на пользу пошло. Теперь мы никогда не расстанемся. - В глазах промелькнуло что-то. - Будем беречь друг друга.
        Миша изменился - Леля поняла это не сразу.
        - Он как будто взрослее стал, мягче, - говорила она Томочке по телефону. - Говорит взвешенно, держится спокойнее, сдержаннее. Раньше был мальчишка, а теперь солидный стал, умудренный.
        - Еще бы он не изменился - такое пережить! Сколько человек в коме пробыл!
        Время мчалось вперед, дни бежали незаметно, каждый раз принося что-то хорошее, доброе. Миша восстанавливался, воспаление старого шрама от укуса Мортус Улторем (подробнее - в романе «Узел смерти» - прим. ред.), причину которого так и не удалось установить, купировали. Температура больше не поднималась, сонливость и вялость постепенно отступили.
        Во второй половине января доктора решили, что состоянию Миши ничто больше не угрожает. Однако о возвращении на работу речь все еще не шла. Врачи настоятельно советовали Мише взять отпуск, отдохнуть и набраться сил, пройти курс реабилитации в санатории, так что сразу после выписки ему предстояло три недели прожить за городом: под Быстрорецком был оздоровительный комплекс «Лесная сказка», дорогущий, словно какой-нибудь популярный европейский курорт.
        В глубине души Леля ждала, что Миша предложит ей поехать с ним. Или хотя бы попросит приезжать почаще. Но он не предложил. Только говорил о том, что хочет все обдумать, решить, как жить дальше.
        - Вот увидишь, вернется оттуда и предложение тебе сделает! - заявила Томочка.
        Леле не хотелось опять разлучаться с Мишей, но она решила не подавать виду, что ее немного задело его желание побыть одному.
        Отвезти сына в санаторий должен был Юрий Олегович, а Леля с Ильей пришли его проводить.
        - Он даже домой не заедет? - спросила накануне Леля Мишиного отца.
        - А зачем? Мы с женой вещи ему собрали, купили там по мелочи, что он просил. Чего время терять?
        Леля заехала за Ильей, чтобы вместе отправиться в больницу. Сам он пока автомобилем не обзавелся.
        В последнее время им почти не удавалось поговорить, они и не виделись толком с того времени, как в конце декабря все втроем - Леля, Илья, Юрий Олегович - дневали и ночевали под дверями реанимации, где Миша боролся со смертью. Никто не мог понять, что с ним, в чем причина глубокой комы, каковы прогнозы.
        - Как мама себя чувствует? - спросила Леля, когда Илья сел в машину.
        - Она у меня молодцом, - с гордостью, словно об успехах ребенка, ответил он, пристегивая ремень безопасности. - Как раньше, конечно, уже не будет, говорить не сможет, правая рука не восстановится, но она так старается, адаптируется! Рисует левой рукой, пишет понемногу. По дому стремится что-то делать, со всем хочет сама справиться!
        Илья улыбнулся. Леля знала, что мать Миши была пьющей, сыном не занималась, но он не отвернулся он нее, помогал деньгами, а после инсульта выходил, поставил на ноги. Миша, который дружил с Ильей с первого класса, как-то обмолвился, что только после болезни тетя Ира стала человеком, поняла, какой удивительный у нее сын.
        Изо всех людей, которых знала Леля, Илья был самым самоотверженным, добрым, правильным (без самовлюбленного занудства), порядочным до мозга костей.
        Леле хотелось сказать ему, что он настоящий герой, но она постеснялась, думая, что это прозвучит глупо и пафосно. Вместо этого сказала:
        - Очень здорово! Твоя мама - борец.
        Некоторое время они ехали молча, потом Илья повернулся к Леле и проговорил:
        - Вот видишь, все и наладилось. Я же говорил тебе: главное - верить.
        - Ты был прав.
        - Тот момент, когда Миша не узнал тебя, - осторожно сказал Илья. - Он как-то объяснил, почему это случилось?
        В тоне его, вроде бы небрежном, прозвучало напряжение, и Леля удивленно покосилась на своего пассажира. Насколько она знала, у Миши с Ильей никогда не было секретов друг от друга, и то, что Илья спросил об этом у Лели, могло означать одно: Мише он такого вопроса не задавал. Но почему?
        - Сказал, это было временное помрачение, только и всего. Были и другие события, память о которых вернулась не сразу.
        - Какие, например?
        Леля задумалась и поняла, что Миша не сказал ей.
        Точнее, она не спрашивала.
        - Мне кажется, это уже не важно, - улыбнулась девушка, и Илья с преувеличенным энтузиазмом подтвердил:
        - Конечно, нет! Главное, что плохое позади.
        По стечению обстоятельств, говоря об этом, они проезжали здание, недолго бывшее отелем «Петровский». Прежде там располагалась городская больница, и после известных событий оно снова должно было стать медицинским учреждением: онкологическим диспансером (подробнее читайте в романе «Отель «Петровский» - прим. ред.).
        Старинное здание стояло на холме, горделиво взирая на раскинувшийся внизу город. Сколько мрачных тайн оно хранило с той поры, как было построено! Леля поглядела на бывший отель «Петровский» и заметила, что Илья избегает смотреть в ту сторону.
        - Ты когда-нибудь расскажешь мне, что там случилось? - спросила она.
        В газетах писали про непонятно по какой причине случившееся землетрясение, сотрясавшее исключительно это здание. А Миша зачем-то пошел туда незадолго до этого, потерял сознание в холле и впал в кому по опять-таки неизвестной причине.
        «Кажется, слова «непонятный» и «неизвестный» встречаются слишком часто», - подумала Леля.
        - Когда-нибудь расскажу, - ответил Илья. - Хотя, по правде говоря, лучше бы выкинуть все из памяти. - Он немного помолчал. - Я спросил Мишу, что он увидел в отеле, что с ним произошло. Но он ничего не помнит.
        Во всем, что касалось «Петровского», чувствовалась недоговоренность. Видно было, что говорить об этом Илья не хочет, тема ему неприятна, поэтому он довольно неуклюже сменил ее, взявшись расспрашивать Лелю об учебе.
        Она приняла правила игры, не стала настаивать.
        Вскоре они добрались до больницы. Белый внедорожник Матвеева-старшего уже дремал на стоянке. Леля с Ильей вышли из машины и направились к дверям. Было морозно, снег похрустывал под ногами, и Илья сказал:
        - Мишка лыжи любит. Надеюсь, там можно будет кататься.
        Они вошли в вестибюль и увидели Мишу с отцом, выходивших из лифта. Юрий Олегович заметил их и помахал.
        - А вот и группа поддержки! - сказал он.
        Илья и Миша пожали друг другу руки.
        - Лелечка, что-то мы с тобой все больше в больницах встречаемся. Эту порочную практику надо прекращать! Вот Миша вернется из «Сказки» - и обязательно придете к нам в гости. Да, сын?
        Миша обнял Лелю и привлек к себе.
        - Даже не обсуждается.
        - Илюшка, ты мне помоги-ка сумки в машину затащить, а эти пусть поворкуют, попрощаются, - сказал Юрий Олегович.
        Мужчины ушли, а Леля с Мишей подошли к окну, выходящему во двор.
        - Ты хорошо себя чувствуешь? - спросила она, ощущая, как обычно, неловкость при прощании.
        - Чувствую себя дряхлым стариком на смертном одре, - усмехнулся он, - потому что все разговоры со мной начинаются в последнее время с этого вопроса.
        Леля улыбнулась и погладила его по щеке.
        - Больше не буду. Ты прекрасен, как молодой бог. И здоров как бык, это бросается в глаза.
        Он поцеловал ее и, как каждый раз, когда Миша был так близко, Леле показалось, что кроме них в огромном мире никого нет.
        - Я буду скучать, - сказала она и подумала, что сейчас он попросит ее приезжать, как будет возможность.
        - Время пролетит незаметно, вот увидишь, - вместо этого ответил он. - И знаешь еще что… - Он нежно взял ее лицо в ладони и посмотрел девушке в глаза. - Я люблю тебя, Леля.
        Никогда прежде Миша не говорил ей таких слов. Она ждала их, не смея надеяться, а когда услышала, буквально онемела, растерялась. Ей хотелось ответить ему, сказать, как сильно она его любит, как счастлива услышать это признание. Леля понимала, что он ждет от нее реакции - ведь Мише, наверное, не так легко было сказать то, что он произнес.
        Но вместо этого Леля стояла, не в силах выдавить ни звука: самые нужные и важные слова заблудились где-то, эмоции душили, мешая заговорить. Прежде чем она пришла в себя, раздался голос Юрия Олеговича:
        - Все, мы за вами!
        Не разжимая рук, они двинулись к машине, возле которой стоял Илья.
        Спустя минут десять обе машины выехали со двора. Юрий Олегович с Мишей свернули налево, к выезду из Быстрорецка, а Леля с Ильей направились в противоположную сторону.
        - Высади меня у метро, - попросил Илья. - В редакцию заеду.
        Он казался задумчивым, грустным. Леле пришло на ум, что Илья держался с Мишей немного отстраненно. Или ей просто показалось?
        Они перекинулись парой незначащих фраз и остаток пути ехали молча. Потом Илья вышел, и Леля провожала его взглядом, пока он не скрылся в подземном переходе.
        Девушка была уверена: его что-то гнетет, тревожит.
        И, кажется, это связано с Мишей.
        Глава третья
        После отъезда Миши прошло уже больше недели. Леля встретилась с научным руководителем, набрала в библиотеке книг по подготовке к государственному экзамену. Но и работа над дипломным проектом, и экзаменационные вопросы - все это было только фоном. По-настоящему ее волновали лишь отношения с Мишей.
        Сейчас они не виделись, зато каждый день перезванивались. Он рассказывал, что гуляет по парку, ходит на лыжах, плавает в бассейне, принимает какие-то медицинские процедуры, читает книги, а она чувствовала, что это идет ему на пользу. В Мише появилась уверенность, как в человеке, который точно знает, куда и зачем движется, и Леля подумала, что этим он становится похож на отца.
        Юрий Олегович был доктором юридических наук, много лет заведовал кафедрой гражданского права в Юридическом институте МВД России, в последние годы был проректором, а с нового учебного года, скорее всего, возглавит вуз.
        Отец в деталях продумал карьеру сына, но Михаил всеми силами (иногда весьма вызывающе) сопротивлялся его воле. А потому, окончив Юридический институт, оказался не на теплой перспективной должности, трудился помощником участкового.
        Вечное противостояние отца и сына закончилось прошлой весной, когда Миша чуть не погиб. Отец сказал, что не будет давить на сына, но тот неожиданно решил остаться участковым, не захотел уходить из полиции.
        Однако и тогда было ясно: Миша все еще ищет себя, в нем было что-то трагическое, байроновское, бунтарское. Теперь же он будто успокоился, определился и в векторе карьерного движения, и в отношениях с Лелей.
        - Я так за вас рада, - говорила Томочка. - Свадьбу планируйте на лето! Всегда мечтала в июле замуж выйти.
        - Так и выйдешь, кто тебе мешает!
        Но этой темы Томочка, обычно открытая, тщательно избегала, так что неопределенно пожала плечами и перевела разговор.
        Сегодня девушки договорились встретиться и вместе пообедать, Илья тоже должен был к ним присоединиться.
        Уволившись из закрывшегося отеля «Петровский», Томочка не вернулась в детский сад, где несколько лет проработала воспитательницей, а устроилась администратором в салон красоты «Скарлетт».
        Вакансия, кстати, нашлась благодаря Илье: салон располагался на третьем этаже многоэтажного офисного центра, в котором находилась редакция журнала «Скорость света», где он работал. Случайно узнав, что девушка-администратор уходит в декретный отпуск, а на ее место никого не взяли, Илья предложил на эту должность Томочку.
        - Раньше жили рядом, теперь работаем, - смеялась она. - Никуда от тебя не денешься.
        Илья улыбался, и видно было, что никуда он деваться и не хочет. Какая ирония, думалось Леле: Илья столько лет принимал Томочкину любовь как нечто само собой разумеющееся, думал, что она вечна, как луна, и, только потеряв, наконец-то оценил ее и понял, насколько дорога ему эта девушка.
        - Подстрижешься, покрасишься, я тебя записала, а потом у меня как раз перерыв на обед, - сказала вчера Томочка. - У нас такие мастера классные, всегда потом к нам ходить будешь!
        Лелю устраивала и ее мастер, но Томочке не откажешь. Да и повидаться хотелось, так что в полдень она переступила порог салона «Скарлетт».
        Оформление интерьера полностью отвечало названию: в нем использовались кадры из «Унесенных ветром»; с фотографий и плакатов смотрела прекрасная Вивьен Ли в своей звездной роли.
        Томочка вписалась в новый коллектив идеально, словно всю жизнь тут проработала. Девочки-коллеги ее любили, с клиентами она общалась легко и при этом сердечно, вдобавок была такой хорошенькой, улыбчивой и милой, что выглядела живой рекламой салона красоты.
        - Дай мне пальто, проходи вот сюда, садись, я тебя с Анютой познакомлю, - говорила Томочка.
        Анюта и вправду знала толк в своем деле. Руки ее уверенно порхали над головой Лели, между делом она давала полезные рекомендации по уходу за волосами. Они у Лели от природы были невыразительного, как она сама говорила, мышиного оттенка, так что приходилось красить (чаще в темные тона).
        - Давайте попробуем золотисто-каштановый, - предложила Анюта. - Он будет похож на натуральный, только выразительнее, насыщеннее.
        Леля решила довериться ее вкусу.
        Играла ненавязчивая музыка, умиротворяюще жужжал фен, мастерицы негромко беседовали с клиентками - обстановка расслабляла, и она подумала, что непременно будет теперь ходить только сюда.
        Спустя часа полтора, когда Анюта уже сушила ей волосы феном, Леля увидела Илью. Они улыбнулись друг другу, и парень заговорил с Томочкой. Утонченный, тонкокостный, большеглазый Илья в очках, как у Джона Леннона, и миниатюрная, изящная, словно статуэтка, Томочка - ребята были подходящей, гармоничной внешне парой.
        - Как вам? - спросила Анечка, выключив фен и оглядывая дело рук своих строгим взглядом.
        - Здорово! - восхищенно проговорила Леля. - Вы просто изумительный мастер!
        - Модель подходящая, - невозмутимо ответила Анечка, но видно было, что похвала ей польстила.
        Стрижка была удачная, оттенок волос выглядел естественно, а большие синие Лелины глаза стали казаться еще больше и ярче.
        - Я же сказала, тебе понравится! - Томочка вытащила из шкафа Лелино пальто. Сама она уже была одета. - Ты у нас и так красавица, а теперь уж вообще!
        Они вышли в коридор, где их уже ждал Илья, и Томочка спросила, как ему новая Лелина прическа. Но он, не отвечая, замер, глядя во все глаза куда-то в конец коридора.
        Леля проследила за его взглядом и увидела пожилую женщину, которая направлялась к ним. Вернее, в салон красоты. На вид ей было около шестидесяти; худая, высокая, она шла неуверенной походкой, точно постоянно задавалась вопросом, надо ли ей сюда идти. Светлые крашеные волосы сильно отросли у корней: видимо, парикмахер давно к ним не прикасался.
        Женщина подошла ближе, и стали видны глубокие морщины и горестные складки возле рта, тусклые глаза и слишком густой слой тонального крема. При этом одета она была дорого: Леля знала цену и пальто, что болталось на ней, как на вешалке, будто снятое с другой, гораздо более полной женщины, и сапог, и сумки, что свисала с тощих плеч.
        Она, похоже, узнала Илью, потому что взгляд ее прояснился, а лицо озарилось улыбкой, сделавшей женщину чуть моложе:
        - Илюша? Это вы? Вот так встреча!
        - Здравствуйте, Марта Иосифовна, - справившись с собой, проговорил Илья, улыбнулся в ответ и представил ей Томочку и Лелю. - Как вы?
        Она едва заметно усмехнулась.
        - Ну же, смелее, мы ведь с вами старые знакомые, - сказала Марта Иосифовна. - Знаю, выгляжу ужасно. В последний раз, когда мы виделись, я все жаловалась, что не могу похудеть, и, видимо, Бог услышал мои жалобы.
        - Вам очень… - Неизвестно, что хотел сказать Илья, но Марта Иосифовна его перебила:
        - Решила волосы в порядок привести. Записалась на три часа, время не рассчитала, пришла слишком рано. Но это к лучшему. Приятно вас видеть.
        - Мне тоже, - голос Ильи звучал вполне искренне.
        Откуда он знает эту женщину? Кто она?
        - Насколько понимаю, вопрос с отелем «Петровский» вам удалось решить. Я все собиралась позвонить, да так и не позвонила. - На лицо ее набежала тень, будто она вспомнила о чем-то неприятном. - Вы молодец, Илья. Я в вас не ошиблась. Только все путаю: могу я обращаться на «ты» или на «вы»?
        - Конечно, на «ты», - ответил он.
        Марта Иосифовна внимательно поглядела на Томочку.
        - Значит, вот эта прелестная девушка работала в том жутком отеле?
        - Да, - ответила Томочка. - А теперь в «Скарлетт» работаю. Наверное, мы с вами по телефону говорили, когда вы записывались.
        - Возможно. Я Рогова. К Анюте.
        «Рогова, - подумала Леля, - знакомая фамилия».
        - Вы на обед собрались, - проницательно заметила Марта Иосифовна, - я вас задерживаю.
        - Ничего страшного, - хором ответили Томочка и Илья, и Леля снова подумала, что эти двое - отличная пара.
        На лице Марты Иосифовны появилось неуверенное выражение: она будто хотела спросить о чем-то, но не могла решиться.
        - Счастлива была повидаться, - в итоге проговорила женщина.
        Все принялись прощаться друг с другом, и Томочка с Лелей пошли к лифту.
        - Марта Иосифовна, у вас все в порядке? Я могу чем-то помочь? - услышала Леля голос Ильи.
        - А ты по-прежнему полагаешь, что непременно должен всех кругом спасать и всем помогать? - с грустной усмешкой спросила женщина.
        Леля остановилась, глядя на них.
        Илья молча ждал, что еще скажет Марта Иосифовна.
        - Я совершила ошибку, Илюша. Страшную. Можно сказать, фатальную. Я поехала в… Неважно, куда. Важно, что мне не стоило делать этого. А теперь ничего уж не исправить. Помнишь, я сказала тебе: на той стороне что-то есть, и иногда оно хочет до нас дотянуться? Так вот, раньше я просто предполагала, а теперь знаю точно.
        Она говорила так обреченно и горестно, что у Лели сжималось сердце. И в то же время страх, звучавший в голосе Марты Иосифовны, чуть не заставил девушку броситься к Илье, чтобы схватить его за руку и увести прочь, пока женщина не сказала чего-то лишнего.
        Есть ведь вещи, узнав о которых, человек не сможет просто взять и забыть о них, проигнорировать, не предпринять каких-то шагов.
        Но прежде чем она успела вмешаться, Марта Иосифовна резко отвернулась от Ильи и, наспех попрощавшись с ним, пошла к двери салона.
        - Ты узнавал у нее что-то про «Петровский»? - спросила Леля уже в лифте. - Кто она?
        - Это жена Рогова, - ответил Илья. - Того чиновника, который дал ресторатору Гусарову разрешение выкупить у города здание больницы и сделать там отель. Петр Рогов умер, как и Гусаров, и я пошел поговорить с его вдовой, потому что смерти были похожи и подозрительны.
        Он говорил задумчиво, словно размышляя о чем-то своем.
        - «Петровский» снова превратили в больницу, все хорошо, - немного нервно проговорила Томочка, желая свернуть разговор.
        Скорее всего, ей Илья рассказывал обо всем подробно. Сама Леля мало что знала о той истории. Но, возможно, это и к лучшему: зачем ворошить прошлое, к тому же не слишком-то радостное?
        Они пришли в кафе, которое недавно открылось в здании офисного центра, на пятнадцатом этаже, и сразу полюбилось народу: еда была вкусная, хотя и без затей, недорогая (что немаловажно), а отсутствие кулинарных изысков с лихвой компенсировалось шикарным видом из панорамных окон.
        Уже сидя за столиком, друзья вновь вернулись к разговору о Марте Иосифовне.
        - Кстати, об этой Роговой, - заметила Томочка. - Я вспомнила. Когда сказала Анюте, что она придет, та обрадовалась. Говорит, давненько ее не было видно, хотя раньше каждые две недели приходила. Сказала, что она «прикольная», с юмором, чаевые всегда хорошие оставляет, богатая дамочка.
        - Марта Иосифовна очень изменилась, - проговорил Илья, поправив очки. - Была такая полная, живая, пышущая здоровьем. Одежда, маникюр, прическа - ясно, что из салонов красоты не вылезает. Я ее сейчас даже не узнал, просто бледная копия себя прежней.
        - Говорит, съездила куда-то. С ней там что-то стряслось, к гадалке не ходи.
        - Как бы то ни было, изменить мы ничего не можем, и от помощи она отказалась, - подвела итог Томочка.
        Друзья думали, что эта встреча - лишь мимолетный эпизод, а сама Марта Рогова не имеет к ним никакого отношения. О том, что судьба-затейница уже скрепила их судьбы, связав причудливым узлом, им еще предстояло узнать.
        Причем очень скоро.
        Глава четвертая
        «Может, все-таки не стоило этого делать?» - еще раз спросила себя Леля, выезжая из подземного гаража. Начиналась метель - февраль в этом году был прямо азбучный, как раз такой, каким и положено быть последнему зимнему месяцу: с метелями, вьюгами, безлунными ночами.
        Город устал от зимы. Устали автомобили, преодолевающие километры по дорогам, усыпанным реагентами; устали заледенелые улицы, заваленные ноздристым грязным снегом; устали от стужи, слепого холодного солнца, пронизывающего ветра и люди. Но конца зиме все не было, и дни тянулись друг за другом серым караваном.
        Леля соскучилась по Мише, и он каждый раз говорил, что тоже скучает. Сегодня - последний день его пребывания в санатории, и Леля ехала туда за ним. Вчера они говорили по телефону, и она спросила, кто его заберет.
        - Отец в Москве, - ответил Миша. - Но это не проблема. Я договорился на два часа дня, меня отвезут, тут есть такая услуга. Какой смысл в этих встречах-пр?водах?
        Леля предложила забрать его, но он отказался: незачем. Ехать по зимней дороге около двух часов - и ради чего? Еще и снегопад опять обещают, он только волноваться будет, как она доберется.
        Однако Леля решила сделать Мише сюрприз. Волноваться он не станет, потому что не знает, что она поедет. А увидит - и обрадуется. Что бы Миша ни говорил, ему в любом случае будет приятно проявление заботы.
        Так что Леля выехала из дома с расчетом, чтобы оказаться в «Лесной сказке» примерно в двенадцать или немного раньше. Миша как раз успеет отменить заказ машины.
        Пробки рассосались, так что из города Леля выехала спокойно. Дорогу она примерно представляла: нужно довольно долго ехать по трассе, а затем свернуть в сторону Васильевского монастыря. Заблудиться не боялась: навигатор показывал направление. Нервозность вызывало другое: вдруг Миша расценит ее порыв как навязчивость или, того хуже, попытку за ним проследить?
        В какой-то момент Леля даже решила повернуть обратно, но остановило то, что с трассы так просто не свернуть, нужно дождаться развязки с поворотом. А пока ехала до нее, успела решить, что это полная дичь. Разве они чужие друг другу? Конечно же, Миша будет рад, ничего такого про Лелю не подумает.
        Девушка включила музыку погромче и, предвкушая встречу с Мишей, чуть прибавила скорость. Обещанный снегопад уже начинался, но набирал силу вяло, словно бы нехотя. Крупные снежинки-бабочки медленно кружили в воздухе, не торопясь встретиться с землей.
        Леля мельком глянула на себя в зеркало: все же новый оттенок очень ей к лицу. Вспомнился недавний поход в салон красоты, Томочка, а вслед за ней - встреча с Мартой Роговой.
        Илья говорил, она живет в дорогущем элитном жилом комплексе «Берег», неподалеку от набережной. Там комнаты в квартирах размером с бальные залы. Мама когда-то хотела купить квартиру в одном их тех домов, еще на этапе строительства. Правда, в итоге передумала и купила виллу в Италии, на берегу моря.
        Леля представила, как несчастная Марта Иосифовна бродит по огромной пустой квартире, где каждый квадратный метр напоминает о ее одиночестве, и ей стало жаль эту женщину. Впрочем, счастье эгоистично и забывчиво, а Леля была счастлива, так что вскоре образ случайной знакомой выветрился из ее головы.
        В нужный момент Леля свернула в сторону монастыря и, следуя указаниям навигатора, покатила дальше. Дорога теперь лежала через сосновый лес. По обе стороны высились стройные, величественные, устремленные в небо, словно ракеты, сосны. Их желтоватые стволы светились янтарным светом, зеленые макушки подпирали низкое свинцовое небо.
        Где-то в сердце соснового бора раскинулось большое чистое озеро: монастырь стоял на его берегу. Леля слышала, что там очень красиво, знала, что люди приезжают к Васильевскому озеру и в древний монастырь со всей России, и запоздало удивилась, как же она сама, всю жизнь прожив в двух шагах, в Быстрорецке, так ни разу в этих местах и не побывала.
        «Мы обязательно съездим сюда с Мишей, когда станет тепло», - пообещала себе Леля и свернула налево, в сторону санатория. Чтобы попасть к монастырю и озеру, следовало повернуть вправо.
        Еще десять минут - и вот она, «Лесная сказка». Леля порадовалась, что добралась там быстро и без проблем: еще и полудня нет, а она уже на месте.
        Войдя в красивый, обилием зелени напоминающий оранжерею вестибюль, Леля направилась к администратору. Рыжеволосая девушка за стойкой с готовностью улыбнулась и спросила, чем может помочь.
        - Я приехала к одному из ваших пациентов, он сегодня должен выписаться.
        - У нас не больница, гости просто уезжают, когда у них заканчиваются путевки, - все с той же жизнерадостной улыбкой мягко поправила Лелю администратор и попросила назвать Мишину фамилию.
        - Матвеев, - ответила Леля. - Михаил Юрьевич.
        - Да-да, я его помню. Очень вежливый и интеллигентный молодой человек. - Пальцы рыжей администраторши застучали по клавиатуре. - Простите, пожалуйста, - спустя минуту проговорила она, не спуская улыбки с лица, - но, боюсь, Михаил Матвеев уже уехал.
        Леля подумала, не ослышалась ли она.
        - Вы уверены? Это какая-то ошибка, наверное. Миша собирался заказать машину на четырнадцать часов, он мне сам вчера вечером об этом говорил. Проверьте, пожалуйста, еще раз.
        Девушка послушно уткнулась в монитор.
        - Никакой ошибки.
        - Значит, он уехал раньше, - расстроенно проговорила Леля, скорее себе, чем администратору. - Мы разминулись.
        Она уже хотела отойти, как девушка сказала:
        - Прошу прощения, но, судя по нашим данным, Михаил покинул санаторий уже вчера. В одиннадцать утра.
        Леля оторопела. Выходит, вчера вечером, когда они разговаривали об отъезде, о том, как он будет добираться домой, Миша уже был в Быстрорецке.
        Он лгал, но зачем? Что ему скрывать?
        «Может быть, ему нездоровилось, беспокоило что-то, и он решил съездить к врачу?» - подумала Леля, но это был полный абсурд: тут ведь тоже есть врачи.
        Причина, конечно, в другом. Но в чем?
        Поблагодарив администратора, Леля отошла от стойки. Она чувствовала себя на редкость глупо: хотела устроить сюрприз, а в результате его устроили ей самой.
        Рыженькая девушка, должно быть, увидев ее расстроенное лицо, захотела как-то утешить Лелю и сказала:
        - Это просто какое-то недоразумение. Вы, может быть, хотите отдохнуть с дороги? У нас хорошее кафе, там варят необычайно вкусный кофе по особому рецепту.
        - Нет, спасибо. Мне нужно обратно в Быстрорецк.
        Леля быстро пошла к выходу, сбежала по ступенькам, забралась в салон автомобиля. Приезжать в эти места ей больше не хотелось, от приподнятого настроения не осталось и следа.
        Она ехала и гадала, почему Миша так поступил. Какова бы ни была причина - пусть и самая уважительная! - неприятной казалась та легкость, с которой срывалась с его языка ложь. Ни на миг Леле не пришло в голову, что он врет. Девушка вообще не знала, что он умеет это делать: Михаилу были присущи открытость и прямота, лукавства в нем не чувствовалось.
        «Но ведь ты видишь: он стал немного другим, - резонно заметил внутренний голос. - Кстати, возможно, про причины своего обморока, про то, что с ним случилось в отеле, он все помнит. Просто умалчивает».
        «Да, но эти перемены только к лучшему, - сама себе возразила Леля. - И умалчивать - не значит врать. Миша имеет право не рассказывать, если не хочет. И потом, может, он действительно не помнит!»
        Споря сама с собой, Леля выехала обратно на шоссе.
        Снегопад разошелся. С неба сыпались белые хлопья, похожие на сахарную вату, дворники елозили по стеклу, стремясь открыть обзор. Машина еле ползла: Леля боялась прибавить скорость и напряженно смотрела на дорогу.
        «Как вести себя с ним? Рассказать, что приезжала, спросить, в чем дело? Или лучше промолчать, подождать, пока сам что-то расскажет?»
        От огорчения разболелась голова. Правду говорят: меньше знаешь - крепче спишь. С другой стороны, просыпаться все равно придется.
        Телефон зазвонил, когда Леля уже подъезжала к Быстрорецку.
        Она вытащила мобильник и увидела Мишин номер.
        - Алло, - проговорила девушка, так и не решив, что сказать дальше.
        - Леля, зачем?
        - Что «зачем»?
        - А то ты не знаешь! - Мишин голос звучал встревоженно. - Снег такой сильный, ты где, на трассе? Зачем потащилась туда?
        - Почему ты не сказал вчера, что уже дома?
        Он будто и не услышал.
        - Мало того, что это опасно, еще и сюрприз мне испортила.
        - Какой еще…
        - Такой. Я вчера приехал, надо было срочно на работе кое-какие дела утрясти. Объяснять долго, да и ни к чему. Хотел тебя сегодня забрать. Столик заказал в «Гусарской балладе». Думал, приеду - ты удивишься. Приехал, а тебя нет.
        В этом претенциозном дорогущем ресторане они почти год назад познакомились на юбилее Лелиного дяди. Миша как-то говорил, что надо сходить туда, вспомнить былое.
        - Так ты возле моего дома? - спросила Леля, чувствуя себя идиоткой.
        - Ушел уже оттуда. Илья как раз позвонил, сказал, что ты учудила.
        Накануне они говорили с Томочкой, Леля обмолвилась о своих планах. Понятное дело, Томочка сказала Илье, а тот…Значит, Миша успел поговорить с Ильей и узнал, что Леля поехала за ним в «Лесную сказку». Так что было время подготовиться и выдумать подходящую версию.
        Интересно, если прямо сейчас позвонить в «Гусарскую балладу» и спросить, когда был забронирован столик, что они ответят? Вчера это было сделано или сегодня, буквально пару минут назад?
        «Прекрати! Прекрати немедленно эту паранойю!» - осадила себя Леля.
        В самом деле, так можно до чего угодно додуматься. Миша все объяснил, он поступил так, как считал нужным, и все концы с концами сходятся, так чего еще она пытается выяснить, в чем подозревает Мишу и хочет уличить?
        А главное, зачем ей это нужно?!
        - Прости, - сказала Леля.
        - За что? - удивился он. Конечно, он ведь не знал, о чем она думала, кем чуть не начала его считать. - Мне и в голову не пришло, что ты захочешь приехать. - Миша помолчал. - Но, знаешь, на самом деле, я, наверное, этого ждал. Вернее, хотел. Эта забота означает, что…
        - Я тебя люблю, - сорвалось у Лели с языка. В тот раз она не смогла произнести этих слов, а теперь они прозвучали легко и естественно, и все сомнения, страхи пропали, растаяли. - Это значит лишь то, что я тебя люблю.
        Она ехала, прижав трубку к уху, и слушала Мишино дыхание. Он молчал, и в этом молчании чувствовалась его улыбка.
        - У нас все будет хорошо, - наконец проговорил он. - Ты лучшее, что со мной случилось в этой жизни, и я не позволю ничему встать между нами.
        Глава пятая
        Леля была счастлива. Незамутненное, пьянящее, головокружительное ощущение было острым и отчетливым, такое ни с чем не спутаешь. Она чувствовала себя влюбленной, желанной, готовой улыбаться, говорить милые глупости и радоваться каждому прожитому дню.
        Последние десять дней после возвращения Миши из санатория были похожи на сказку. Леля была словно принцесса: ее носили на руках, ей дарили цветы, баловали и исполняли все желания.
        Прежде девушка не подозревала в Мише такой нежности, такого желания окружить ее заботой, взять на себя ее проблемы. Он был прямым, немного насмешливым, озорным и иногда ершистым - теперь же вел себя, как киногерой, мечта всех девчонок.
        В моменты, когда Леля не тонула в его нежности, не растворялась в любимом, она признавалась, что порой не узнает Мишу, но тут же отмахивалась от этих мыслей и говорила себе: разве ей есть на что жаловаться? Миллионы девушек на ее месте позволили бы себе просто быть счастливыми.
        - Он понял, какое ты сокровище, - говорила Томочка. - Осознал, что чуть не потерял тебя. Глаза у человека открылись!
        Леля втайне соглашалась и думала, что и с ней самой тоже произошло нечто подобное: уехав от Миши, она поняла, что чем дальше от него, тем больше рана в душе. Ей тоже теперь не хочется ни испытывать Мишу, ни проверять, ни отпускать от себя.
        В один из солнечных дней на стыке зимы и весны Томочка и Илья, у которых сейчас тоже был расцвет отношений, пригласили Лелю и Мишу в «Лебединое озеро» - был в пригороде Быстрорецка туристический комплекс с таким названием. Там можно было снять домик или просто заказать столик в одном из кафе, покататься на лыжах, поесть шашлыков (желающие могли их и пожарить на мангалах), сходить в караоке-бар или боулинг.
        Ребята забронировали домик и провели чудесный день. Погода была как на заказ: солнце старалось вовсю, снег искрился алмазным блеском. В лесу было безветренно и тихо, лишь верткие синички приветствовали весну задорной звонкой трелью.
        Накатавшись на лыжах, они пришли в свой домик, и парни отправились жарить шашлыки, а девушки взялись накрывать на стол: нарезали овощи, сыр и хлеб, достали фрукты и оливки.
        - Мне кажется, я никогда не была так счастлива, - призналась Томочка. - Сегодня особенный день.
        День и вправду оказался особенным. За обедом Илья, который вышел на минутку, вернулся с огромным букетом алых роз и сделал Томочке предложение.
        Она расплакалась, но, конечно, приняла кольцо, которое лежало в бархатной коробочке.
        Потом была радостная, бестолковая чехарда, смех, организованный Мишей салют в честь обручившихся (конечно же, Миша все знал заранее) и даже заказанная по радио песня с поздравлением.
        Леля поймала себя на мысли, что немного завидует Томочке.
        Словно догадавшись об этом, Миша обнял ее и прошептал на ухо:
        - Я люблю тебя. У нас все впереди, и это здорово, правда?
        Через день Томочка позвонила Леле и сказала, что они подали заявление, свадьба назначена на двадцать второе апреля.
        - В мае жениться, говорят, всю жизнь маяться. Так что мы решили пораньше. Весна - самое время новую жизнь начинать, правда?
        - Ты ведь в июле мечтала, - улыбаясь, напомнила Леля.
        - Передумала. И вообще, в июле давайте-ка вы идите в ЗАГС.
        Леля сказала, что этот вопрос еще не обсуждался.
        Он и правда не стоял пока на повестке: им и без того было хорошо вместе, Леля знала, что рано или поздно они с Мишей поженятся - как же иначе? Она окончит учебу, получит диплом. Миша тоже решит вопрос с работой.
        Леля предполагала, что, возможно, из отпуска, в котором он сейчас находился, Михаил не выйдет. Он обмолвился вскользь, что перерос свою должность, ему уже не интересно, но о том, что станет делать дальше, молчал.
        Собирается ли он снять форму полицейского или просто переведется на другую должность, Леля не знала и Мишу не спрашивала.
        Настало удивительное время: жизнь кипела и набирала скорость. Природа взяла разворот на весну, и в душе у Лели тоже все цвело и пело. Ей казалось, что она выбралась из темноты на свет, и после долгого периода разочарований, сомнений, страхов и ожиданий все наладилось, стало ясным, простым и понятным, таким, как должно быть; и теперь она идет по широкой, ровной дороге рука об руку с человеком, рядом с которым мечтала прожить жизнь.
        Тем временем Томочка и Илья всеми силами решали жилищный вопрос.
        - Мы решили продать квартиру Томочки и нашу с мамой и купить трехкомнатную, - объявил Илья, когда они однажды вечером собрались в кафе на набережной.
        - Нашли уже квартиру? Решили, где будете жить?
        - Жилой комплекс «Светлый», - ответила Томочка. - Новые дома, место хорошее: инфраструктура, от метро близко, транспортная развязка.
        - Ты пересказываешь рекламный проспект, - улыбаясь, заметил Илья. - Но вообще все так и есть. Там немного дороже, чем мы рассчитывали, но мне на работе беспроцентный займ дают, так что ипотеку брать не придется.
        Все четверо сдвинули бокалы с пивом, поздравляя будущих новоселов.
        Подключился отец Миши - порекомендовал знакомого риелтора. То ли тот оказался профессионалом высшего класса, то ли удача была на стороне влюбленных, а может, все вместе, только вскоре состоялись сделки по продаже квартир Ильи и Томочки и покупке жилья в «Светлом».
        - Вот тут комната тети Иры, - «мамой» Томочка мать Ильи не называла, хотя они были очень близки. - Здесь будет наша с Ильей спальня и по совместительству его кабинет, а здесь - гостиная, - захлебываясь от восторга, говорила Томочка, водя Лелю по пустым гулким комнатам. Мебель должны были доставить завтра. - Два балкона, смотри! Из кухни и из гостиной. А вид какой!
        Почти все окна выходили в парк, и только окно спальни смотрело во двор.
        - Я так за вас рада, - искренне сказала Леля и снова подумала, насколько все отлично складывается и у Ильи с Томочкой, и у них с Мишей.
        Жизнь Ильи была нелегкой, Томочка рано осиротела, потом потеряла единственного близкого человека - бабушку. Их отношения развивались непросто, да и если вспомнить случившийся с Ильей минувшей весной кошмар…, впрочем, нет, лучше и не вспоминать.
        А теперь, за короткое время, все стало так, что лучше не придумаешь: Илья сблизился с матерью, она души в нем не чает. Разногласия с Томочкой улажены, и они, наконец, вместе. Поженятся, и даже прекрасная квартира - просторная, удобная, в хорошем районе - нашлась так быстро, что это похоже на магию.
        - Миша предложил переехать к нему, - сказала Леля, хотя не собиралась говорить, пока все не обдумает. Она еще не дала согласия.
        - Ой, как здорово! - Томочка порывисто обняла подругу. - Просто замечательно! Вы и так все время вместе, а теперь будет общий дом!
        - Я еще не знаю… - Начала было Леля, но тут же поняла, что все она отлично знает.
        Конечно, она переедет к Мише - о чем рассуждать? К чему сомневаться? Они будут очень счастливы, а летом сыграют свадьбу.
        Тем же вечером Леля позвонила Мише и сказала, что согласна. Радость в его голосе была такой неподдельной, что она спросила себя, как могла сомневаться: стоит ли съезжаться до свадьбы? Это же предрассудки - глупые и устаревшие. Томочка с Ильей, например, тоже будут жить вместе еще до бракосочетания - и ничего.
        Уезжая, запирая свою квартиру, притихшую и словно бы поблекшую, лишенную некоторых привычных вещей, Леля представила, как она будет день за днем ждать ее возвращения, словно преданное хозяином, брошенное на произвол судьбы домашнее животное.
        - Не скучай, - прошептала Леля, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. - Я буду тебя навещать.
        - Это наша новая жизнь, - сказал вечером Миша, открывая бутылку любимого Лелиного вина. - Ты не пожалеешь.
        Он подошел близко-близко, взглянув Леле в глаза, и ей вдруг показалось, что его взгляд - изучающий, немного тяжелый - проникает в самую душу. По позвоночнику пробежал холодок, и она отвела взор. Моргнула, а когда снова посмотрела на Мишу, то никакой неловкости не ощутила.
        На следующий день Леля с Мишей отправились на новоселье к друзьям.
        - Что подарим ребятам? - спросила она. - Вкусное к столу - это понятно, но хочется же еще что-то подарить. Давай заедем в магазин…
        Леля хотела сказать «Новый дом» - громадный супермаркет, в котором продавалось все, от мебели и сантехники до штор, светильников и посуды. Она периодически покупала там разные мелочи для своей квартиры, любила бродить между рядов, отыскивая интересные вещицы.
        Но Миша остановил ее:
        - Я уже все приготовил, котенок. - В последнее время он стал звать ее так, и Леля еще не решила, насколько ей по душе это ласковое прозвище. - Я знаю, что Илюха давно хотел кухонный светильник, такой, что висит над столом, и купил в IKEA. Мне кажется, им всем понравится.
        - Да, конечно, - слегка растерявшись, ответила Леля.
        С одной стороны, это хорошо, что Миша обо всем позаботился. Да и потом, он отлично знает Илью, они почти братья, вот и купил то, что наверняка ему понравится. Томочка тоже против не будет, а уж про тетю Иру говорить нечего: она рада всему, чему рад Илья.
        Но, с другой стороны, Миша мог бы и посоветоваться с Лелей, прежде чем покупать. Они могли выбрать подарок вместе, а тут получилось, что ее отстранили от участия.
        - Прости, тебя обидело, что я сам купил подарок? - проницательно заметил Миша. - Я как-то не подумал.
        Он был расстроен, и собственная досада показалась Леле глупой и надуманной. Что это она, в самом деле?
        - Нет, конечно! Это мелочи! Ты все правильно сделал, подарок выбрал отличный. - Девушка поцеловала Мишу. - Они точно будут в восторге.
        Леля оказалась права: Томочка и Илья нарадоваться не могли светильнику, тетя Ира тоже довольно мычала, улыбалась, кивала головой, всем своим видом давая понять, как ей нравится.
        Миша, словно Дед Мороз, доставал из пакета и выставлял на стол огромный торт, бутылку шампанского, коробку шоколадных конфет.
        - Куда вы столько всего притащили? - округляла глаза Томочка.
        Самой последней Миша извлек довольно большую синюю картонную коробку, перевязанную нарядной белой лентой. Леля удивленно смотрела на нее: она понятия не имела, что внутри, не видела, чтобы Миша брал коробку из дома.
        - А напоследок - небольшой сюрприз. Немного необычный, но, надеюсь, вы оцените и вам понравится! - сказал Миша, протягивая коробку сразу всем троим новоселам. - Что-то вроде оберега для вашего нового дома.
        Илья и Томочка удивленно переглянулись, тетя Ира, неуверенно улыбаясь, смотрела на лучшего друга сына. Должно быть, от растерянности никто из них так и не взял коробку из рук Миши, и он поставил ее на стол рядом с угощениями.
        Пока Миша развязывал бант и открывал крышку, все с любопытством следили за его действиями.
        - Боже мой! - ахнула Томочка.
        Леля смотрела на то, что лежало внутри, и не могла сообразить, с чего бы Миша решил преподнести Илье, его маме и Томочке куклу? Разве он когда-либо принимал всерьез эту ересь про талисманы, обереги и амулеты?
        Кукла, к слову, была великолепная, явно ручной работы, наряженная в длинное пышное платье старинного покроя с оборками и тонкими кружевами. Блестящие темные волосы выглядели натуральными, яркие голубые глаза на красивом розовом личике казались живыми. В обычном универмаге такую красавицу не купишь.
        - Я однажды случайно увидел эту куклу в витрине магазина сувениров. Правда, она чудо? Ее, кстати, зовут Габриэла. Но дело не только в том, что она на редкость красивая. Продавец сказал, эта кукла - волшебная. - Миша улыбнулся. - Она дарит хозяевам дома гармонию и душевный покой. А того, кого полюбит больше остальных членов семьи, может даже исцелить от всех хворей, вернуть ему здоровье.
        «Он говорит так, будто верит в это!» - подумала Леля, а Миша закончил:
        - Так что пусть Габриэла вам поможет, если сможет.
        Глава шестая
        В ночь перед отъездом в Москву Леле приснился жуткий сон. Настолько реалистичный и страшный, что она проснулась от собственного громкого крика и никак не могла сообразить, где находится.
        - Тише, тише, котенок! Все хорошо, я здесь, с тобой, - говорил Миша, прижимая ее к себе и баюкая, как ребенка. - Не бойся.
        Он включил ночник, и уютная комната осветилась теплым золотистым светом. Хотя в окружающей обстановке не было ничего пугающего, Леля все никак не могла успокоиться.
        - Ты вся дрожишь, - озабоченно проговорил Миша и плотнее укутал девушку одеялом, заботливо обнимая за плечи. - Это был всего-навсего дурной сон. Может, теплого молока тебе принести? Или хочешь какао? Я сварю. - Он знал, что это любимый Лелин напиток.
        Ее глубоко тронуло Мишино желание помочь.
        «Как сильно я люблю его», - подумала Леля и тут вспомнила, что минуту назад видела, как Миша…
        - Господи, до чего же жуткий кошмар! - вырвалось у нее.
        - Что тебе снилось? Расскажешь?
        «Нельзя никому рассказывать страшные сны! - когда-то говорила мама. - Вытащишь наружу».
        Но это суеверия. Кошмарные сны - кривое отражение реальности. Или результат слишком большой порции тяжелой еды на ночь.
        - Я видела дом. Большой такой, кирпичный, с верандой. Кажется, была зима, и вокруг - никого. На веранде стояло кресло с высокой спинкой, а в нем кто-то сидел. Какая-то женщина.
        - Ты ее знаешь?
        - Мне кажется, нет. - Леля задумалась. - Не знаю, вроде бы. И дом незнакомый. Женщина сидела спиной ко мне. Я подошла ближе, хотела позвать, тронуть за плечо, но случайно коснулась ее головы. И тут она… голова отделилась от туловища! Представляешь? Взяла и отвалилась, покатилась по полу! Я закричала, а потом смотрю - голова-то не ее, а… - Она поглядела на Мишу. - Твоя. Это ты там сидел! Я даже одежду твою узнала: куртку, ботинки замшевые, джинсы. Никакой женщины больше не было - только ты!
        - Это, наверное, потому что я потерял от тебя голову, - пошутил Миша, но Леля не поддержала шутки.
        - Погоди, ты не дослушал! Потом я каким-то образом очутилась в доме. В комнате стоял большой круглый стол, старомодный, с толстыми ножками, покрытый белой скатертью. А за столом ребята сидели - Томочка, Илья. И еще тетя Ира. Я вошла, и все сразу на меня посмотрели.
        Леля вспомнила эти взгляды: строгие, требовательные и при этом грустные. Лица, что смотрели на нее, до сих пор стояли перед глазами.
        - Я спросила, зачем они сюда пришли, почему уселись за пустым столом? Что это вообще за место? Но никто ничего не ответил. Я подошла ближе, и тут их головы… Господи! Они стали отваливаться одна за другой, как будто кто-то невидимый стоял за их спинами и срубал их! Из обрубков шеи начинала бить кровь, капли попадали мне на лицо, я вся была в их крови! Боже мой!
        Леля почувствовала, что вот-вот заплачет, и Миша тоже это понял, потому что заговорил нарочито бодрым и уверенным тоном, чтобы не дать ей раскиселиться окончательно:
        - Я знаю, почему тебе снится всякая чушь. Ты завтра уезжаешь и потому нервничаешь. Или даже боишься, хотя сама не сознаешь. Такое бывает.
        Возможно, Миша был прав. Самой поездки Леля не боялась, а вот уезжать ей не хотелось.
        Целых десять дней без Миши! Поездом туда и обратно, почти неделя в чужом, неприютном городе. Прежде она любила Москву, даже хотела одно время переехать туда жить, но теперь ее совершенно не тянуло в столицу.
        Однако ехать нужно было: возникли кое-какие рабочие вопросы по проекту, над которым Леля работала в Москве осенью. Отказаться - никак. Да к тому же мать прилетала на два дня со своим итальянским бойфрендом, хотела повидаться, говорила, что все так удачно совпадает, будто нарочно.
        - Опять нам придется расставаться, - вздохнула Леля.
        - Надеюсь, ты там не загуляешь, не перехочешь со мной жить. - Миша поцеловал ее в висок.
        - Даже не надейся, - улыбнулась она.
        Эмоции от пережитого кошмара постепенно улеглись, и, хотя сцены из сна еще не забылись (и вряд ли забудутся), острота восприятия пропала. Это всего лишь сон - так чего о нем думать? Вещих снов Леля никогда не видела, смысла в них искать не пыталась.
        Да и какой тайный смысл можно усмотреть в этой дичи?
        Наутро девушка не вспоминала о своих ночных видениях. День отъезда был суматошным и пролетел быстро. Миша провожал ее на поезд, и она, притихшая, все еще не смирившаяся с необходимостью поездки, думала только о том, как хочет скорее вернуться назад.
        Глядя на стоящего на перроне Мишу, который махал ей рукой и рисовал в воздухе сердечки, Леля вспоминала, как позавчера ходила в гости к его родным.
        Душевный семейный вечер. Гостеприимный дом, вкусная еда, неспешные разговоры, любящие взгляды, остроумные шутки. Раньше Леля не особенно любила такие степенные посиделки, но Мишин отец ей нравился, да и было во всем этом своеобразное, недавно открытое ею очарование.
        Юрий Олегович спал и видел, чтобы Леля с Мишей поженились. Они много лет дружили с Лелиным дядей, так что будущий брак был похож на династический союз. Против подобного положения вещей Леля всегда рьяно протестовала, но - вот так гримаса судьбы! - влюбилась в одобренного дядей и матерью человека.
        После ужина они в какой-то момент остались с Юрием Олеговичем наедине, и тот сказал:
        - Не нарадуюсь на Мишку. Это ты на него так влияешь, дорогая моя.
        - Вряд ли. - Леля вспомнила Мишу на больничной койке. - Мне кажется, болезнь его изменила.
        - Возможно, что и так. На грани человек побывал. Даже за гранью. - Юрий Олегович покачал головой, отгоняя тяжелые мысли о днях, когда они все дежурили возле реанимации. - Как бы то ни было, Мишка совсем другой стал в последнее время. Навоевался, видно. Уверенный, спокойный. - Матвеев-старший доверительно понизил голос: - Он ведь у меня, по правде сказать, просто живой огонь. Вечно я ждал, чего он выкинет. Хороший парень, умный, но шебутной, норовистый.
        Леля улыбнулась.
        - Он тебе говорил, как в участковых оказался? - Леля согласно кивнула. - Ну, вот. Это же скандал был: так себя повести! Такую штуку с генералом отчебучить!
        Юрий Олегович повертел в руках бокал с вином.
        - Но, с другой стороны, может, оно и к лучшему. Подумал, взвесил, понял, что в жизни за все приходится платить. - И тут же безо всякого перехода спросил: - Он тебе говорил, что собирается работу поменять?
        Леля не знала, можно ли говорить об этом отцу Миши, он ее не предупреждал на этот счет.
        - Говорил, подумывает об этом.
        Юрий Олегович удовлетворенно кивнул.
        - Мы с ним вчера разговаривали, он у меня совета просил. Говорит, хочет уйти из участковых. Давно пора, между нами-то. Сказал, хочет в адвокатуру. Я, конечно, со своей стороны сделаю все…
        Матвеев-старший углубился в рассуждения о том, что предстоит сделать, как Мише следует поступить, к кому он сам обратится, а Леля, потеряв нить и лишь согласно кивая, с удивлением думала, что Миша, судя по всему, изменился куда сильнее, чем ей казалось.
        Посоветовался с отцом? Попросил задействовать его многочисленные связи? Решил стать адвокатом? Вроде бы говорил, что его привлекает сыскная работа.
        Но, с другой стороны, карьера адвоката куда безопаснее, чем работа следователя. И к тому же перспективнее, наверное. Да и от помощи родного отца зачем отказываться? Миша поступил правильно, думая о будущем - и своем, и Лелином.
        - Тебя что-то беспокоит? - внезапно спросил Юрий Олегович.
        Она принялась уверять: ничего такого, ему показалось, с чего бы ей волноваться? Вскоре разговор прервался, потому что в комнату вошла Олеся, мачеха Миши, а вслед за нею и он сам.
        Сейчас, когда Лелю и Мишу разделяло стекло вагона, когда он оставался, а она уезжала, девушка вдруг поняла, что солгала вчера Юрию Олеговичу.
        Ее в самом деле кое-что беспокоило, и отец Миши почувствовал это. Почувствовал потому, что сам тоже тревожился! Им, любящим его, казалось, будто Миша что-то скрывает.
        «А если у него проблемы со здоровьем?» - испуганно подумала Леля.
        Возможно, он не хочет говорить об этом ей и отцу, чтобы они не волновались! Отсюда и желание сменить работу на более спокойную.
        Поезд тронулся с места, и у Лели все внутри перевернулось. Отъезд показался глупостью, ошибкой, которую нужно исправить. Захотелось выпрыгнуть на перрон, остаться, ведь тут, в Быстрорецке, было ее сердце, был человек, без которого она не мыслила своей жизни.
        Миша улыбался, а Леле захотелось плакать. Слезы набежали на глаза, и она сморгнула их, чтобы он не заметил, не расстроился.
        «Пока! Люблю тебя!» - прочла по губам Леля, и вмиг ей вспомнился ночной кошмар: незнакомый дом, веранда, отрубленная Мишина голова, неподвижно сидящее в кресле обезглавленное тело. Застывшие лица друзей, кровавые брызги…
        Что, если это было предчувствие? Предостережение?
        Нелепая, жуткая мысль резанула ее: «Я не увижу его больше!»
        Поезд ускорял ход, вагоны раскачивались, перестук колес становился все громче. Миша какое-то время бежал по перрону, махал Леле, улыбался.
        Вскоре перрон кончился, Михаил отстал, остался далеко позади.
        «Я не увижу его больше, никогда не увижу!» - стучало в висках, и Леля расплакалась. Заснуть той ночью девушке так и не удалось. Впрочем, она всегда дурно спала в поездах.
        Суетливые московские дни летели быстро и бестолково, но, в общем-то, не бесполезно. Да и маму - красивую, загорелую, переполненную искрящимся солнечно-итальянским счастьем - повидать было здорово.
        Леле хотелось рассказать ей, что она, наверное, совсем скоро выйдет замуж за человека, которого любит больше всего на свете, но она молчала, потому что боялась сглазить свое выстраданное счастье.
        Жгучий, тоскливый страх, испытанный Лелей на вокзале, давным-давно отступил, растворился в столичном блеске, стал выглядеть абсолютно бессмысленным. Миша звонил каждый день, они не просто слышали, но и видели друг друга, общаясь в Сети. И все равно, даже видя и слыша его, Леля скучала по Мише, хотя, конечно, это была в каком-то смысле приятная, томная тоска, смешанная с предвкушением долгожданной встречи.
        Весна с каждым днем набирала обороты: расплавленное золото лилось с пронзительно-синего неба, обманчивое тепло заставляло распахивать куртки и снимать шапки. Казалось, все кругом ликует и радуется, готовится вступить в новую фазу; а еще думалось, что в пору, когда жизнь так прекрасна и победительно-светла, просто не может приключиться ничего плохого.
        Однако оно все же случилось.
        Часть вторая. Томочка
        Глава первая
        - Никакой у нас романтики. Тебя, наверное, это обижает, - сказал он. - Свадьбы еще не было, а быт уже есть.
        Томочка поднялась на цыпочки и потерлась носом о его щеку.
        - Не говори глупостей. Все у нас отлично, и ничуть я не обижаюсь. Было бы на что. А насчет быта… Если так отлично устроилось, что мы смогли все купить-продать и съехаться, так что теперь: специально надо было тянуть с заключением сделок?
        Илья сел в кресло, которое стояло в их спальне, и потянул Томочку за собой. Теперь она сидела у него на коленях.
        - Мне так повезло, что ты у меня есть. Как я сразу не разобрался?
        - Дурачок потому что, - фыркнула Томочка и засмеялась. - Ты меня щекочешь!
        Они перевезли в новую квартиру все вещи, которые собирались забрать, но, поскольку прежние их жилища были меньше, да и часть вещей решено было не перевозить, тут было немного пустовато. Впрочем, Томочке так даже больше нравилось: просторно, светло. Заставить все мебелью всегда успеется.
        Многие вещи пока лежали в коробках и тюках: новоселы еще не успели их разобрать. Томочка собиралась заняться этим в ближайшие дни.
        - Я же вижу, ты куксишься. - проницательно заметила она. - Что не так?
        - Бросать вас одних не хочу. Маму на тебя вешать…
        - Ты и не вешаешь! Она сама молодец, справляется, - перебила Томочка.
        - …и не ехать не могу, - договорил он.
        На днях Илью повысили в должности. У них в редакции случилась перестановка: Иван Данилович, владелец журнала, который был и главным редактором, но давно уже ничем по сути не занимался, уехал жить в какую-то южную европейскую страну, назначив главредом Щеглова. А старую щегловскую должность ответственного секретаря предложили Илье.
        Это была значительная прибавка к зарплате, плюс он, конечно, продолжит писать, так что заработки его увеличатся. Правда, и нагрузка возрастет, и обязанностей прибавится.
        Приказ о вступлении в должность был уже подписан, а пока шеф велел ехать в Екатеринбург, писать серию заказных рекламных статей об одном крупном уральском предприятии. Отказаться никак нельзя: Иван Данилович ведь может и передумать насчет повышения.
        - Поезжай спокойно, - сказала Томочка. - Леля вчера тоже уехала. В Москву. Вернется примерно тогда же, когда и ты.
        - Сходим все вчетвером куда-нибудь, - пообещал Илья, подумав, как удачно сложилось: их с Мишей девушки тоже подружились.
        Илья улетел во вторник. А на следующий день начался кошмар, которого Томочка и представить себе не могла. Хотя, если подумать, начало было положено уже вечером.
        Вернувшись с работы, Томочка приготовила ужин, а потом прибралась на кухне и пошла в комнату Ирины, узнать, не надо ли чего.
        Женщина сидела на кровати и, увидев вошедшую Томочку, улыбнулась, протянула здоровую левую руку, похлопала рядом с собой: «Садись!»
        Они поладили на удивление хорошо и быстро. Наверное, сыграло роль то, что Томочка никогда не видела мать Ильи до инсульта (он не знакомил их), не знала, какой она была прежде: сильно пьющей, опустившейся, грубой, безразличной, а порою и жестокой к единственному сыну.
        Мише, например, который видел, как тяжело жилось Илье с такой матерью, было трудно поменять свое отношение. Однако и он постепенно стал относиться к Ирине иначе, увидев, что она раскаивается, всеми силами пытается заслужить прощение и любит сына.
        Томочка же с первого дня видела больную пожилую женщину, которая старается встать на ноги, чтобы не быть обузой Илье. Видела любящую мать, для которой сын - свет в окне. Видела полный бесконечной преданности взгляд, которым она смотрела на Илью.
        Девушку трогало то, как Ирина скучала по сыну, как стремилась заслужить его одобрение - и эта любовь к одному человеку объединяла двух женщин, старую и молодую.
        Сейчас, глядя на нее, Томочка понимала, что Ирине тоскливо без Ильи, что она волнуется за него и, сама тоже тоскуя и переживая, решила, что им надо отвлечься.
        - Давайте-ка мы эти завалы разберем. - Она указала на громоздившиеся в углу картонные коробки. - Хотите?
        Даже если Ирина и не хотела, все равно улыбнулась и кивнула.
        Томочка подтащила к ней первую коробку, открыла и увидела, что внутри - летняя одежда и обувь. Гардероб был весьма скромный, но девушка доставала платья, блузки, брюки, вешала на плечики, раскладывала по полкам, попутно комментируя: «Мой любимый цвет», «Ничего себе, смелый фасончик!» и все в таком духе.
        Ирина втянулась, отвечала: говорить она не могла, но Томочка научилась понимать ее. Покончив с первой коробкой, взялись за вторую, поменьше, заполненную какими-то безделушками и сувенирами. Они по очереди рассматривали все подряд, Ирина поясняла: «Илюша подарил», «Купила в Сочи», «Привезла из Москвы». Если Томочка не могла понять, Ирина писала в «разговорном» (так Илья придумал его называть) блокноте: выводила печатные буквы левой рукой.
        Когда очередь дошла до третьей коробки с сокровищами, за окном уже стало темнеть, и Томочка отметила про себя, что скоро Ирине пора принимать лекарство и ложиться спать.
        - Отлично мы с вами время проводим, правда?
        «Правда. Ты очень хорошая».
        - Вы тоже ничего себе! - великодушно проговорила Томочка, и обе засмеялись.
        Девушка открыла третью коробку. Внутри покоились разноцветные тряпки, парочка фотоальбомов, которые Томочка решила пересмотреть с Ириной в один из вечеров. А сверху лежала синяя коробка, перевязанная белой лентой. В первый момент Томочка не поняла, что это такое и откуда: очень уж резко контрастировала новая упаковка со всем остальным содержимым коробки. Но тут же вспомнила: это ведь Мишин подарок!
        На днях, когда ребята приходили на новоселье, Илья сунул коробку с куклой в кучу вещей (они тогда еще почти ничего не успели разобрать), да и забыл про нее. Они все позабыли - это было даже не вполне естественно, если вдуматься.
        Кукла будто спряталась от них до поры до времени. А теперь вот нашлась.
        Томочка вытащила ее, восхищенно рассматривая игрушку: роскошные волосы, яркие глаза, изысканное платье. Ноги, руки и лицо у нее были твердые - возможно, это фарфор, а может, керамика или еще что-то похожее, тело же было набивным, изготовленным из мягкого, приятного на ощупь материала.
        Увлеченная изучением куклы, Томочка не заметила, что лицо Ирины мучительно исказилось, точно от боли. Женщина вцепилась здоровой рукой в покрывало и стиснула его так, что костяшки побелели. Прикусив губу, она смотрела на куклу в Томочкиных руках с ужасом и отвращением.
        - Правда, она чудесная? - проговорила Томочка, поворачиваясь к маме Ильи. - Составит нам компанию! Миша…
        Она, наконец, заметила, что с Ириной что-то творится, и обеспокоенно спросила:
        - Что такое? Вам плохо? Где болит?
        Томочка подошла ближе, держа куклу, и Ирина отшатнулась от нее.
        «Убери!»
        - Что? - не поняла Томочка.
        «Кукла. Убери ее!»
        - Вам не нравится? - удивилась Томочка.
        «Выброси ее! Это плохая вещь! Злая».
        Половину этих слов опешившая Томочка разобрать не смогла, но поняла: прелестная кукла по какой-то причине не по душе Ирине. Девушка поспешно засунула игрушку обратно в коробку.
        Ирина схватила «разговорный» блокнот и принялась что-то писать. Томочка терпеливо ждала. Женщина торопилась, поэтому получалось плохо. Руки ее подрагивали от напряжения, буквы разбегались в разные стороны, но все же прочесть написанное с таким трудом было можно. Когда Ирина протянула ей блокнот, Томочка прочитала выведенный без точек и запятых текст: «Выброси это не кукла, а демон бес нежить я боюсь страшная как зверь хочет сожрать меня».
        Томочка опустила блокнот, приготовившись сказать что-то утешительное или перевести все в шутку, но, взглянув в глаза Ирины, поняла: посмеиваться не стоит. Чушь, конечно, но кукла в самом деле напугала бедняжку, хотя и не понятно, чем. Что в ней такого?
        - Тетя Ира, в прошлый раз кукла вам понравилась.
        «Это не кукла. Оно тогда спало».
        Ну, да, конечно. «Оно». То бес, то нежить, то «оно».
        - А теперь не спит, значит?
        «Нет».
        - Кто же его разбудил? И зачем? - Томочку начал нервировать бессмысленный диалог, и она сама не понимала, почему продолжает задавать глупые вопросы.
        «Не знаю».
        Ирина выглядела усталой, несчастной, и Томочка почувствовала стыд. Что она, в самом деле, издевается над больным человеком? Мало ли что Ирине померещилось. В прошлый раз все с куклой было хорошо, теперь она ей не нравится. Надо спрятать игрушку подальше, а когда плохое забудется, снова попробовать показать.
        - Смотрите, я убрала ее обратно в коробку и сейчас унесу из вашей комнаты!
        «Выброси».
        - Конечно, - легко соврала Томочка.
        «Сейчас!»
        Девушка вышла в коридор, пошла к входной двери, демонстративно громко распахнула ее: пусть тетя Ира думает, будто она отнесла куклу к мусоропроводу. Сама же тихонько открыла встроенный стенной шкаф и затолкала коробку подальше на антресоли. Там Ирина точно найти ее не сможет.
        После захлопнула дверь, погремела замками и вернулась в комнату будущей свекрови. Та сидела на кровати, напряженно выпрямив спину и выжидательно глядя на Томочку.
        «Выбросила?»
        Нехорошо, конечно, врать человеку в глаза, но это для ее же пользы. Миша старался, выбрал дорогущий (наверняка!) подарок, хотел, чтобы кукла принесла их семье благополучие и счастье. Не может же Томочка выкинуть ее на помойку! Вот приедет Илья и решит, что с ней делать. Захочет - пусть вернет Мише или выбросит. Но в глубине души Томочка была уверена, что тетя Ира скоро и думать забудет, как кукла ее испугала.
        - Конечно, - сказала она. - Даже не сомневайтесь.
        Спустя часа полтора Томочка, лежа в кровати после душа, вполголоса говорила с Ильей по телефону. Его мать к тому времени уже мирно спала, приняв лекарство.
        - В общем, я так и не поняла, что это было, - закончила Томочка свой рассказ. Конечно, она не стала перечислять всего, что Ирина написала о кукле в «разговорном» блокноте, рассказала о происшествии лишь в общих чертах. - Чего она ее невзлюбила? Кукла как кукла. Разве что слишком красивая.
        - Кто знает, - ответил Илья. - Все-таки мама - больной человек, разные фантазии могут в голову прийти.
        - Вот и я так подумала.
        - Томочка, ты все сделала правильно.
        Илья, судя по всему, особого значения происшествию не придал. К тому же был переполнен впечатлениями от встреч с заказчиками рекламы, да и устал, похоже.
        - Ой, у вас ведь уже больше полуночи! Два часа разницы! - спохватилась Томочка. - Давай закругляться. Тебе отдыхать надо.
        Попрощавшись с Ильей, она по привычке прислушалась, все ли в порядке, не зовет ли ее Ирина. В квартире царила тишина, из соседней комнаты не доносилось ни звука, и девушка, погасив свет, откинулась на подушку.
        Ночь прошла спокойно. Томочка спала на удивление крепко, ни разу за ночь не просыпалась, а поутру обнаружила, что лежит в той же позе, что и засыпала, на том же боку, будто даже и не ворочалась.
        «Спала, как камень, - подумала она, потягиваясь слегка затекшим телом. - Хорошо, хоть будильник услышала».
        Выходя из ванной, она, как обычно, тихонько заглянула к Ирине. Та просыпалась около семи, чуть позже Томочки. Заглянув в спальню, девушка так и застыла на пороге.
        Ее будущая свекровь, уже полностью одетая, в домашних брюках и рубашке, сидела в кресле возле окна. Здоровой рукой она прижимала к себе куклу, от которой вчера шарахалась, как от чумы.
        - Доброе утро, - растерянно проговорила Томочка. - Рановато вы сегодня встали.
        Ирина подняла голову и улыбнулась.
        «Много дел», - сказала она.
        Глава вторая
        На работе сегодня все валилось из рук. Томочка никак не могла сосредоточиться, перепутала время заказа, из-за чего пришлось перезванивать клиентке и извиняться; потом она разбила любимую чашку и довольно резко ответила маникюрше на вполне невинное замечание, хотя никогда ни с кем не конфликтовала.
        - Что с тобой? Ты не заболела? - спрашивали коллеги.
        И даже маникюрша, поняв, что Томочка сама не своя, не обиделась.
        Девушка пыталась взять себя в руки и выбросить из головы все, что ее беспокоило, но ей так и не удалось.
        Она раз за разом пробовала отыскать логичное объяснение тому, каким образом Ирина догадалась, что Томочка не выбросила куклу, откуда узнала, что искать ее следует именно в шкафу, а главное, каким образом сумела вытащить игрушку, взобравшись самостоятельно на табуретку, хотя даже залезать в ванную ей было крайне сложно. Ответа не было.
        Но даже больше этих, скажем так, технических моментов, беспокоило то, по какой причине женщина столь кардинально и так быстро сменила свое мнение относительно куклы. Еще с вечера Габриэла вызывала у нее неподдельный ужас, а уже к утру Ирина не желала выпускать куклу из рук.
        С трудом доработав смену, Томочка поехала домой, гадая, что там увидит. Когда она села в автобус, позвонил Илья. Они говорили о его работе, о погоде, о том, как сильно скучают друг по другу, и девушка с трудом сдерживала себя, чтобы не рассказать ему о произошедшем. Останавливало то, что рассказывать, по сути, нечего.
        Да, Ирина внезапно прониклась симпатией к кукле.
        Да, она нашла ее в шкафу.
        Но что с того? Стоит ли волновать Илью, загружая всей этой нелепицей? Однозначно, нет.
        Илья передал привет матери и повесил трубку.
        Томочка прошлась по магазинам и, обвешанная пакетами и сумками, вернулась домой, даже не предполагая, что утреннее происшествие с куклой было только началом длинной цепи непонятных событий.
        Открыв дверь, она вздрогнула от неожиданности, увидев в прихожей Ирину. Обычно мать Ильи сидела в своей комнате и, пока Томочка разувалась и снимала верхнюю одежду, успевала подняться с любимого кресла и доковылять до прихожей, чтобы встретить ее.
        Сейчас же она стояла посреди коридора, возле зеркала, и смотрела на Томочку.
        - Привет! - поздоровалась та.
        Ирина кивнула. В левой руке ее была кукла.
        Томочка прошла в ванную. Пока мыла руки, болтала о всякой чепухе, просто чтобы не молчать. Она ощущала непонятно откуда взявшуюся скованность, а в такие моменты молчание только усугубляет дело. Куда проще прикидываться, что ничего не происходит.
        - Пойду ужин готовить. Хочу котлеты пожарить. С пюре. Как вам идея?
        Томочка вышла из ванной и увидела, что будущая свекровь ходит по прихожей: шаг, еще один, вправо - влево, туда - сюда. Лицо ее покраснело от напряжения, губы были плотно сжаты. Хождения эти давались ей нелегко, она с трудом переставляла ноги, приволакивая правую.
        - Чем это вы заняты? - удивилась Томочка.
        Ирина, не прекращая своего занятия, качнула головой и промычала что-то вроде «тренируюсь».
        - Что за тренировка такая? Кто вам сказал, что надо это делать?
        Сердито поглядев на Томочку, Ирина указала на куклу.
        - Что? Кукла вам велела круги наматывать?
        Но Ирина больше не обращала на нее внимания, продолжая свои перемещения.
        Томочка больше не стала ничего говорить: в конце концов, Ирина - взрослый человек, она не умалишенная и вполне вменяемая, может делать то, что считает нужным.
        Девушка отправилась готовить ужин, стараясь не смотреть на Ирину, которая периодически проходила мимо открытой кухонной двери. Томочка чистила картошку, готовила фарш, лепила котлеты, а сама думала: сколько еще выдержит Ирина? Как долго она «тренировалась», пока Томочка была на работе?
        Когда ужин был готов, она накрыла на стол и позвала мать Ильи. Та пришла, не выпуская куклы из рук, запыхавшись от ходьбы. Усадив Габриэлу на стол возле себя, Ирина принялась за еду.
        - Значит, ваша новая подруга тоже ужинает с нами? - улыбнулась Томочка.
        Ирина не ответила, уткнувшись в тарелку. Она, судя по всему, не была настроена общаться, и это было на нее не похоже.
        - Вы на меня сердитесь за что-то? - прямо спросила Томочка. - Я вас чем-то обидела?
        Ответа она не получила. Вполне ловко орудуя левой рукой, Ирина смела с тарелки все, что положила Томочка, выпила чаю с молоком, а потом поднялась из-за стола, не поблагодарив за еду (снова что-то новенькое!) и вышла из кухни.
        Секунда - и снова послышались шаркающие шаги.
        Аппетит у Томочки пропал. Она вяло ковырялась в тарелке, задаваясь вопросом, что же происходит с Ириной. Женщина буквально не замечала Томочку, игнорировала, полностью сосредоточившись на своем занятии.
        «А вдруг для нее вредно столько ходить?» - забеспокоилась Томочка.
        Она взяла телефон и заперлась в ванной, чтобы потихоньку позвонить доктору. Илья оставил номер лечащего врача Ирины, дабы Томочка могла звонить в экстренных случаях. Возможно, сейчас этот случай наступил.
        Доктор взял трубку, и Томочка коротко рассказала ему обо всем.
        - Двигаться ей полезно, - сказал врач. - Надо сказать, ее воля к победе, желание поправиться, не быть никому в тягость восхищают.
        - Это понятно, - нетерпеливо проговорила Томочка. - Но вы ее не видите! Она уже несколько часов кружит по коридору.
        - Не волнуйтесь. Устанет - приляжет. Ирина хочет быть нужной, полезной сыну и вам, стремится преодолеть свой недуг, так не надо мешать ей.
        В голосе врача звучало нетерпение, и Томочка поняла, что ее опасения кажутся ему надуманными. Попрощавшись, девушка убрала сотовый в карман и вышла из ванной комнаты.
        Ирина ходила, как заведенная.
        - Вы не устали? Прилягте хоть ненадолго!
        Больная не отвечала, продолжая двигаться, вцепившись в свою куклу.
        Томочка прибралась на кухне, полила цветы, приняла душ.
        - Давайте телевизор посмотрим? Ваш любимый сериал сейчас начнется!
        Снова молчание.
        Томочка хотела почитать или посмотреть фильм, но не могла сосредоточиться. Тяжелые шаги, каменное молчание, устремленный в пол взгляд - эта картина стояла перед внутренним взором.
        Когда стрелки часов подкатили к десяти (в это время Томочка обычно укладывала Ирину спать и ложилась сама), девушка попробовала уговорить мать Ильи лечь отдохнуть. Никакой реакции, ни слова в ответ.
        - Да что с вами, в конце концов? - психанула Томочка. - Что за сумасшедший вечный двигатель? Хватит уже! Прекратите!
        Ирина остановилась, повернулась к Томочке. Лицо ее было осунувшимся, пот стекал с висков.
        «Так надо. Ты не понимаешь».
        - Кому будет лучше, если вы свалитесь?
        Ирина покачала головой и крепче прижала к себе куклу.
        «Уйди».
        Она отвернулась от Томочки и снова принялась ходить.
        Растерянная, не понимающая, как себя вести, Томочка отправилась в их с Ильей комнату. Под унылый аккомпанемент шарканья разделась, улеглась в кровать с телефоном в руках, стала просматривать соцсети, новости, обновления в ленте.
        «Быстрее бы Илья вернулся, - подумала она. - Что я буду делать, если тетя Ира и завтра будет бродить?»
        Около полуночи глаза Томочки стали слипаться. Она отложила телефон, проверила будильник, выключила ночник. Думала, заснуть будет трудно - из коридора доносились осточертевшие уже звуки - но усталость взяла свое.
        Среди ночи Томочка проснулась и, находясь на зыбкой грани между сном и явью, приоткрыла глаза. Она помнила, что закрывала дверь, ложась в кровать, но сейчас та была распахнута настежь. Шагов Ирины слышно не было, в квартире стояла тишина, и Томочка с облегчением подумала, что та наконец-то угомонилась и ушла спать.
        Она повернулась на другой бок, лицом к окну, и едва не закричала, увидев стоящего возле кровати человека. Спустя секунду Томочка поняла, что это Ирина.
        Женщина стояла, чуть наклонившись вперед, и смотрела на Томочку.
        - Тетя Ира? - прошептала девушка. - Что вы тут делаете?
        «Зачем она пришла? Она ходит во сне? У нее болит что-то?» - пронеслось в голове.
        Ирина не отвечала, просто стояла и смотрела, не говоря ни слова, с куклой в руке. Ее глаза мерцали в темноте… хотя, скорее всего, это свет из окна так падал, создавая подобный эффект.
        Томочка лежала, вжавшись в матрас, ей стало страшно, как никогда в жизни. Темная молчаливая фигура пугала ее до дрожи.
        «Это всего лишь мать Ильи! Несчастная больная женщина! Она же ни говорить не может, ни…»
        Додумать Томочка не успела, потому что Ирина вдруг резко наклонилась к ней. Томочка пискнула и зажмурилась, а в следующую секунду почувствовала, как руки сумасшедшей сжимаются на ее горле.
        Дышать было невозможно. Томочка билась на постели, вырывалась, сучила ногами, стараясь высвободиться, царапая душащие ее руки, но ничего не получалось. Перед глазами взрывались алые вспышки, горло болело, в голове шумело и грохотало. Понимая, что вот-вот умрет, Томочка, собрав все силы, извернулась, пытаясь сесть, и…
        … И с воплем, который сама услышала, открыла глаза. Она лежала в кровати, Ирины рядом не было. Томочка инстинктивно схватилась ладонями за горло, хотя стало уже очевидно, что никто ее не душил.
        «Приснится же такое», - подумала она, все еще тяжело дыша.
        В этот момент зазвонил будильник, сообщая, что пора вставать.
        Чувствуя себя разбитой, не отдохнувшей за ночь, Томочка вылезла из кровати. Ее слегка подташнивало, голова кружилась, и девушка даже подумала, не отпроситься ли сегодня, однако вспомнила, что заменить ее некому.
        Они с напарницей работали неделю через неделю. Сегодня четверг, хочешь - не хочешь, а нужно еще четыре дня оттрубить.
        Томочка набросила халат и пошла к двери.
        Дверь.
        В ее кошмаре она была открыта - открыта она и сейчас.
        «Я закрывала, это точно, - подумала Томочка, но тут же усомнилась: - Или могла забыть? А может, я ночью вставала и ходила в туалет?»
        В голове повис густой, тягучий туман, она никак не могла вспомнить. Так ни до чего и не додумавшись, девушка вышла из комнаты. Слава богу, Ирины в прихожей нет. Если бы она вышла и увидела, как та ходит по коридору, не выдержала бы.
        Контрастный душ привел Томочку в чувство, ночной кошмар стал таять, отодвигаясь в прошлое. Из-за двери Ирины не доносилось ни звука. Томочка постояла возле нее, но решила не входить: возможно, женщина поздно легла, устала, ей нужно выспаться.
        Томочка готовила завтрак, варила кофе, успевая одновременно краситься. За ежедневными привычными заботами плохое настроение и тревоги улетучились. Позавтракав, Томочка оставила на столе порцию Ирины и решила зайти к ней перед уходом на работу, проверить, как она. Но не успела взяться за ручку, как дверь комнаты открылась, и мать Ильи показалась на пороге. Сегодня она была настроена более дружелюбно, чем вчера: кивнула, заметив Томочку, и прошла мимо нее.
        Томочка же, в свою очередь, замерла на месте и, словно завороженная, смотрела на Ирину. От неуверенной, шаркающей походки не осталось и следа. Ногу она больше не приволакивала, спину держала прямо, а походка стала легкой и стремительной, как у молодой женщины, которой неведомы тяжкие недуги.
        - Как вы… - начала Томочка и умолкла, не зная, что сказать.
        Ирина улыбнулась победной улыбкой и скрылась в кухне.
        Глава третья
        Садясь вечером в автобус, чтобы ехать домой, Томочка призналась себе, что гораздо охотнее задержалась бы на работе. Во время обеда позвонил Илья. Дела у него шли отлично, Екатеринбург произвел прекрасное впечатление: как раз сегодня заказчики организовали для него поездку по городу, и он буквально влюбился в этот город.
        - Урал - нечто особенное, и люди тут замечательные, - воодушевленно говорил он, повторяя, что им с Томочкой нужно будет обязательно махнуть летом в те края, вдоволь нагуляться по Екатеринбургу и непременно съездить в горы.
        Командировка была вовсе не скучной: Илья познакомился с хорошими людьми, а герои будущей серии статей оказались по-настоящему глубокими, многогранными - о таких всегда интересно писать.
        - У тебя все нормально? - внезапно прервав себя на полуслове, спросил Илья. - Голос грустный.
        - Спала плохо, - отговорилась Томочка.
        «Надо рассказать о том, что его мать начала ходить, как юная девочка», - думала она, пока Илья расписывал ей красоты Урала.
        Ведь это же хорошая новость, верно? Чудесная, удивительная. Но почему чудо выздоровления сопровождается эмоциями, ощущениями, которые испытывает сейчас Томочка: недоверие, тревога, опасение?
        - Не ври, - строго сказал Илья. - Я же чувствую, ты расстроена.
        - Есть кое-что, - сдалась Томочка. - Ты только не волнуйся.
        - С мамой? - догадался он. - Случилось что-то?
        - Да, но не в том смысле… - Она запуталась в словах. - То есть с ней все очень даже хорошо, просто она ведет себя немного странно.
        - В каком смысле?
        - Вчера она весь вечер ходила по квартире. Я позвонила врачу, он сказал, ей это полезно.
        Томочка умолкла. Когда начинаешь рассказывать про эти хождения, словами не передать, что именно выглядит тревожно. Непонятно откуда взявшаяся замкнутость Ирины, ее нежелание общаться, ернические улыбки - как это опишешь?
        - Но это же хорошо, верно? Что мама ходит? - осторожно спросил Илья.
        - Ты понимаешь, она ходила весь вечер, может, и днем тоже, пока меня не было! А потом мне такой кошмар приснился… Ладно, это неважно. Утром она вышла из комнаты и… Твоя мама передвигается совершенно нормально, как здоровый человек! Не мотает ее из стороны в сторону, ноги не заплетаются, не…
        Она не успела закончить фразу, как Илья радостно прокричал:
        - Так ведь это здорово! Господи! Слава Богу! Прогресс наметился! - Он счастливо засмеялся. - Наверное, это новый препарат: мы в прошлом месяце стали пить. Доктор сказал, у него кумулятивный эффект. Вот, проявился, видимо! - Илья спохватился. - А ты чего встревожилась, Томочка? Наверное, дело в том, что мама непривычно выглядит, ты к ней другой привыкла!
        - Наверное, - неуверенно проговорила она.
        Возможно, Илья прав: препарат подействовал, Ирине стало лучше, женщина пошла на поправку. А она, Томочка, просто опешила от скорости перемен. Да и все новое всегда тревожит.
        - Ты умеешь меня успокоить, - с облегчением проговорила девушка. - Возвращайся скорее.
        - Еще несколько дней. В среду буду дома. Успею тебе надоесть.
        После разговора Томочка приободрилась, настроение улучшилось, и до самого вечера она была похожа на себя прежнюю. Вот только, подходя к подъезду, ощутила тревогу.
        Илья говорил правильно, но ведь он не видит всей картины. И потом, перемены слишком стремительны, вряд ли даже сами разработчики препарата рассчитывали на такой молниеносный эффект.
        Открывая дверь в квартиру, Томочка нацепила на лицо улыбку, дав себе слово вести себя как ни в чем не бывало. Но притворяться ни перед кем не пришлось: Ирина сегодня не вышла ее встретить, она была в своей комнате.
        Томочка вошла и увидела, что женщина лежит, накрывшись одеялом, отвернувшись к стене.
        - С вами все хорошо? - встревожилась Томочка.
        Короткий кивок.
        - Может, врачу позвонить?
        Ирина выпростала из-под одеяла руку и указала на «разговорный» блокнот, который лежал на столе.
        «Мне нужно полежать. оставь меня. не беспокой», - было написано на листке. Буквы все такие же квадратные, печатные, но выведены более уверенно, а между предложениями появились точки - тоже прогресс.
        - Хорошо, как скажете, - суховато проговорила Томочка.
        Прекрасно, что Ирина выздоравливает, только почему этот процесс сопровождается тем, что она стала обращаться с будущей женой сына, как с прислугой, которую за ненадобностью можно выставить вон?
        Не сказать, что возмущенная, но раздосадованная Томочка вышла из комнаты Ирины и прикрыла за собой дверь. Однако уже через мгновение она устыдилась своих эмоций.
        Что если улучшение, которое так резко проявилось, сошло на нет? Оказалось временным? Ирина на краткий миг почувствовала, что снова может передвигаться, как здоровый человек, но все вернулось на круги своя. Какое отчаяние и горечь должна была она испытать! Вот и лежит, не хочет, чтобы ее беспокоили или, хуже того, жалели!
        «Ты просто эгоистка», - укорила себя Томочка.
        Она вошла в кухню, намереваясь приготовить ужин, шагнула к плите и обомлела. Там стояла большая кастрюля с прозрачной крышкой, а в кастрюле - борщ. Наваристый, горячий, судя по всему, только что приготовленный.
        Посуда, в которой девушка утром оставила завтрак для Ирины, была идеально вымыта (Томочка, потихоньку от матери Ильи, всегда перемывала за ней чашки и тарелки, потому что та не могла вымыть их достаточно чисто), никаких следов того, что в кухне готовили борщ, не было: ножи, разделочная доска, терка - все сверкало чистотой.
        Томочка тупо смотрела на все это, не понимая, как реагировать, как воспринимать. Каким образом Ирина могла вымыть, нарезать и натереть овощи на терке, если ее правая рука не функционирует? Если еще вчера она не могла толком убрать за собой?
        Или это тоже было всего лишь проявлением временного восстановления некоторых функций организма, а теперь Ирина лежит в своей спальне, такая же беспомощная, как и прежде?
        Чувствуя, что голова идет кругом, Томочка хотела было снова зайти к Ирине, но вспомнила, что ее выставили, попросили не беспокоить, и передумала.
        Вместо этого сделала себе ванну с морской солью и долго лежала, пытаясь привести в порядок расшалившиеся нервы. Скоро приедет Илья, пусть сам решает, как быть с матерью, стоит ли показать ее специалистам, надо ли продолжать пить те лекарства.
        Проходя мимо комнаты Ирины, постояла минуту возле закрытой двери, прислушиваясь, но так ничего и не услышала: видимо, женщина спала.
        Есть борщ Томочка не стала - не смогла заставить себя. Но и готовить не стала тоже, да и аппетита не было. Заварила себе чаю, сделала горячие бутерброды с сыром.
        Села за стол, мельком глянув в окно: на улице уже стемнело. Томочка пила чай и ела свои бутерброды, одновременно проматывая ленту Инстаграма. Улыбнулась, глядя на Лелю, которая выложила московские фотографии: живописные уголки столицы, себя и маму, на которую была бы очень похожа, будь родительница чуть более живой, не такой вяло-томной.
        Поставив лайки, отметившись в комментариях, Томочка отложила мобильник, приготовившись встать из-за стола, и тут взгляд ее упал на дверь кухни.
        Она была сделана из дерева и стекла с пескоструйным рисунком, и Томочка видела, что за дверью кто-то стоит, однако не могла разглядеть, кто именно.
        «Что за глупости? Ирина, конечно, кто еще!»
        Томочка хотела окликнуть ее, спросить, почему она там стоит и не заходит, но тут поняла, что силуэт за дверью слишком высокий: Ирина была ниже ростом.
        Кто мог войти в квартиру? Как умудрился сделать это? Входная дверь заперта, к тому же есть не только замок, но и задвижка, которую снаружи никак не отодвинешь.
        Наверное, это все-таки Ирина, просто стекло так искажает силуэт.
        «Никакая это не Ирина, и ты это знаешь!»
        Томочка буквально приросла к стулу, глядя на длинную темную фигуру. Таинственное существо, неизвестно откуда взявшееся в квартире, стояло там и смотрело на нее.
        Что же делать? Сидеть и смотреть?
        Надо позвать на помощь - но кого? Илья за сотни километров отсюда, а кто еще…
        «Миша!» - сверкнуло в мозгу.
        Лучший друг Ильи, отличный парень, который точно поверит Томочке - кому, как не Мише, верить в сверхъестественное! А в том, что у создания, стоящего за дверью, сверхъестественная природа, Томочка почти не сомневалась.
        Не отрывая взгляда от силуэта, Томочка протянула руку к сотовому, и тут существо, что стояло по ту сторону стекла, рухнуло вниз, как пальто с вешалки. И все это в полной тишине, без единого шороха и скрипа. Доля секунды - и нет никого за дверью, словно и не было.
        Некоторое время Томочка сидела, не находя сил встать со стула. Она не знала, сколько времени прошло, просто ждала, когда ей хватит духу подойти к двери, открыть ее и убедиться, что все в порядке.
        Ей наверняка показалось! Усталость, недосып, волнение. А может быть, эта темная фигура - только отражение чего-то за окном: дерева, столба, или просто игра света… Томочка пыталась убедить себя, что бояться нечего, что квартира не стала чем-то похожим на комнату страха.
        Медленно, точно древняя старуха, она поднялась и пошла. Взявшись за дверную ручку, увидела, что ладонь ее дрожит.
        «Открой ее. Просто сделай это!»
        Томочка перевела дыхание и…
        «Никого! Все хорошо!» - с облегчением подумала девушка, видя перед собой пустой коридор. А после опустила взгляд ниже и, разглядев то, что было на полу, едва сдержала вопль.
        Кукла. Чертова кукла, подаренная Мишей, стояла в двух шагах от Томочки. Не сидела, а именно стояла, как будто только что подошла…
        «Ты в своем уме? Она не может ходить!
        … к двери и тихонько встала, ожидая, когда ей откроют.
        Длинное нарядное платье, пышные волосы, яркие глаза - красивая игрушка. Но почему она наводит такой ужас?
        Впрочем, понятно, почему. Откуда она тут взялась? Кто ее поставил перед дверью? Как ни крути, сама прийти кукла не могла, значит, это Ирина.
        Томочка откашлялась.
        Нужно успокоиться. На самом деле все просто, и могло произойти только одно: Ирина решила подшутить или поиздеваться. Это все-таки она подходила к двери и стояла там, а потом ушла, оставив свою идиотскую куклу.
        В глубине души Томочка понимала, что версия шита белыми нитками. Ирина не могла проделать все так быстро, бесшумно и ловко, но больше верить было не во что.
        Не давая себе возможности задаться еще какими-то вопросами, на которые вряд ли найдешь ответ, Томочка наклонилась, взяла куклу и решительно направилась в комнату Ирины.
        - Вы спите? - шепотом спросила она, увидев, что ночник, который женщина часто оставляла на всю ночь, не горит.
        Свет падал из прихожей, и Томочка видела, что будущая свекровь лежит в той же позе, что и несколько часов назад, лицом к стене. Прислушавшись, Томочка уловила легкое сонное дыхание. Кажется, спит.
        - Если это шутка, то не смешная, - прошептала Томочка. Быстро вошла в спальню и положила куклу на стол, поймав себя на желании как можно скорее избавиться от нее.
        Оказавшись в своей комнате, девушка придвинула к двери стул, подперла спинкой ручку. Теперь никто («Ирина! Пойми уже, больше некому!») не сможет войти сюда.
        Ложась в кровать, Томочка подумала, что надо было бы выпить на ночь успокоительного - очень уж колотилось сердце, но заставить себя выйти из комнаты и отправиться на кухню за аптечкой так и не смогла.
        Глава четвертая
        Из собственной квартиры в пятницу утром Томочка выбиралась, словно из осажденного врагами города: стараясь действовать как можно тише и незаметнее, чтобы не привлечь к себе недоброго внимания.
        Сон ее был рваным и беспокойным, но все же несколько часов отдыха она сумела отхватить. Проснулась за пару минут до звонка будильника, взяла из комнаты все необходимое и проскользнула в ванную.
        В квартире царила тишина - не понять сразу, то ли обычная, сонная, ведь утренний сон крепок, то ли выжидающая: так хищник укрывается в кустах и поджидает добычу, не издавая ни звука.
        Томочка жалела в тот момент, что у нее уже нет своего жилья, ведь это означало, что и уйти ей некуда. Да, они с Ильей записали новую квартиру на двоих, поэтому здесь ее дом. Но куда лучше, спокойнее было бы (учитывая последние обстоятельства) ночевать у себя, а к Ирине заходить только чтобы проведать. Прежде, когда Ильи не было дома, если он уезжал, Томочка охотно оставалась ночевать с его матерью, однако сейчас предпочла бы просто навещать ее.
        Но что сделано, то сделано.
        Томочка быстро привела себя в порядок, оделась и мышкой прошмыгнула в прихожую. Пара минут - и вот она уже на лестничной клетке. Запирая дверь, девушка думала о том, как все это неправильно и ненормально.
        Еще несколько дней назад жизнь была размеренной и понятной. Томочка готовилась к свадьбе, обживалась в новом жилище, любила Илью и его маму, испытывая уважение к силе ее духа и признательность за то, что Ирина когда-то привела в этот мир ее любимого человека.
        А теперь… Самым ужасным было то, что Томочка толком не могла понять, что изменилось. И будущая свадьба, и новый дом, и чувство к Илье - все осталось неизменным. А перемены в поведении Ирины и происходящие с нею вещи, которые, стоит заговорить о них, начинают выглядеть смешно либо абсурдно, - могут ли они изменить Томочкину жизнь, всерьез повлиять на нее?
        Идти на работу было еще рано, поэтому Томочка заглянула в кафе - то самое, где они как-то обедали с Лелей и Ильей. Она заказала кофе с булочкой и села за тот же самый столик. Посетителей было мало, негромкая музыка действовала успокаивающе, кофе был выше всяких похвал.
        Девушка сидела, задумавшись, чувствуя, что здесь, вдали от Ирины с ее куклой, она расслабляется, все начинает казаться совсем не таким зловещим и тревожным. Даже перемены в состоянии Ирины сейчас выглядели не столь уж необъяснимыми. Подумалось, что нужно было все-таки зайти и проверить, как она там. Илье не понравилось бы, что Томочка не сочла нужным удостовериться, что с его мамой все в порядке.
        Девушка уже выходила из кафе, чтобы пойти в «Скарлетт», как ей вспомнились слова Марты Иосифовны, знакомой Ильи. Она сказала нечто вроде: «На той стороне что-то есть, и иногда оно хочет до нас добраться».
        О чем она говорила? Что с ней случилось?
        Насчет «той стороны» Томочка была согласна: имела возможность убедиться. Но еще почему-то сейчас ей показалось, что слова женщины крайне значимы, важны. Только вот для чего и для кого? Какое отношение это имеет к ней и ее сегодняшнему состоянию?
        Решив не думать об этом, Томочка отправилась на работу. День пролетел незаметно: как это часто бывало по пятницам, клиенты шли косяком, телефон разрывался от звонков. За рабочими проблемами и задачами Томочка почти не думала об Ирине, ей удалось «вынести за скобки» беспокойство и страхи.
        Ближе к вечеру позвонил Илья и, разговаривая с ним, она не стала упоминать о вчерашнем: собственно, и рассказать-то было нечего. Когда он приедет, Томочка сможет поделиться опасениями, но сообщать Илье по телефону, что ей померещился силуэт за дверью, а после она нашла на полу возле кухни куклу и перепугалась, было сродни признанию себя невротичкой. А уж если упомянуть, что она подпирала дверь спальни стулом и уходила из дому, как воровка, не заглянув к Ирине… Нет уж, увольте.
        Они попрощались, обменявшись сотней поцелуев, и Томочка в который раз сказала себе, какой же она счастливый человек. И никакие обстоятельства не смогут изменить того факта, что Илья любит ее, а она любит его.
        Пока шла вечером домой, думала, что хватит уже валять дурака и идти на поводу у собственных страхов. Бояться нечего, нервничать нет причин. Нужно вести себя, как обычно, а если Ирина не захочет этого общения - что ж, ее право. Вернется Илья и как-то все урегулирует.
        Томочка была оптимисткой и верила, что все будет хорошо: таково было ее жизненное кредо. Поэтому она выдохнула, улыбнулась и вошла в квартиру.
        - Привет! - с порога громко сказала девушка. - Как вы тут без меня?
        Ирина вышла из своей комнаты. Здоровой рукой она прижимала к себе противную Габриэлу, на которую Томочка смотреть не могла спокойно.
        «Хватит, перестань!» - одернула она себя.
        Предположения Томочки, что Ирина вновь утратила способность нормально передвигаться, оказались ошибочными. Походка ее была твердой, ничто не напоминало о том, что еще неделей ранее каждый шаг давался Ирине с трудом.
        «Привет», - сказала она и улыбнулась.
        Улыбка показалась Томочке насмешливой, но она решила не обращать внимания.
        - Вы сегодня тоже что-то приготовили? - Она попыталась проговорить это так, будто вчерашний борщ на плите был обычным делом и нисколько ее не удивил.
        Ирина, пристально глядя Томочке в глаза, подняла правую руку, которая обычно безжизненно висела вдоль тела - больная не могла ни поднять ее, ни даже просто пошевелить пальцами. Увечная рука поднялась легко и непринужденно, без каких-либо видимых усилий. А дальше Ирина просто переложила куклу из левой руки в правую, демонстрируя, что ей несложно сделать это.
        - Я… Но…
        «Не рада?»
        - Да вы что, конечно, рада! - Томочка и сама чувствовала, что прозвучало довольно-таки фальшиво. - Просто очень неожиданно! Представляю, как Илья обрадуется!
        «Конечно».
        Ирина подошла к зеркалу, взяла расческу, пригладила волосы.
        Томочка сняла пальто и сапоги.
        - Наверное, это новое лекарство так подействовало, - сказала она. - Надо же, как здорово.
        Ирина обернулась к ней и посмотрела прямо в глаза. Во взгляде читалось неприкрытое презрение.
        «Глупости».
        Томочка решила не спорить - в конце концов, не ее это дело. Вымыла руки, переоделась в домашнюю одежду, пришла на кухню, втайне надеясь, что мать Ильи отправилась к себе. Но надежда не оправдалась: Ирина сидела возле стола, держа куклу, с которой теперь не расставалась.
        - Что будем готовить на ужин? - спросила Томочка, которой не хотелось есть.
        Ирина подвинула к ней «разговорный» блокнот. Первое, на что Томочка обратила внимание, был почерк. Вместо привычных полудетских каракуль - округлые ровные буквы, выведенные твердой рукой.
        «Ты вчера не ела борщ. Брезгуешь? А я старалась. Положи себе и мне. Он вкусный», - было написано на листе.
        - У меня аппетита не было, - чувствуя, что краснеет, проговорила Томочка. - Сегодня с удовольствием поем.
        Она открыла холодильник, достала кастрюлю.
        - Сейчас согрею в микроволновке.
        Ирина ничего не ответила. Через некоторое время женщины сидели друг напротив друга, перед каждой стояла тарелка с борщом. Томочка подумала, что не сможет впихнуть в себя ни ложки, но борщ оказался на удивление вкусный.
        Ели молча. Ирина аккуратно орудовала ложкой и ломала хлеб на кусочки ловко, без напряжения.
        - Спасибо, исключительно вкусно, - похвалила Томочка. - В последний раз такой борщ у бабушки ела. Она отлично готовила.
        Убрав со стола, Томочка хотела пойти к себе, но Ирина ее остановила.
        «Подожди!» - Она склонилась над «разговорным» блокнотом.
        То, как быстро и уверенно писала мать Ильи, было невероятно. До чего же быстро восстановились атрофировавшиеся мышцы! Не потребовалось ни гимнастики, ни долгой практики.
        Ирина встала и подошла к Томочке, показала написанное.
        «Ты напряжена. Я сделаю тебе массаж».
        - Нет-нет, все хорошо, не надо, - запротестовала девушка, но Ирина была настойчива. Надавив Томочке на плечо, она усадила ее на стул.
        - Спасибо, - выдавила Томочка.
        «Потом поблагодаришь», - усмехнулась Ирина и протянула девушке свою куклу.
        «Подержи».
        Томочке не хотелось брать куклу, но и ссорится не хотелось тоже.
        - Хорошо. - Она взяла Габриэлу. - Пусть пока побудет у меня.
        Ирина принялась массировать Томочкины плечи и шею. Некстати вспомнился сон, в котором она пришла ночью в спальню и попыталась ее задушить, но Томочка усилием воли прогнала прочь непрошеные воспоминания.
        Пальцы Ирины были сильными и умелыми, и девушка, которая поначалу еле сдерживалась, чтобы не вскочить со стула и не убежать, поймала себя на мысли, что ей нравятся эти прикосновения. Напряжение постепенно спадало, усталые мышцы расслаблялись, Томочку потянуло в сон.
        Приятная дремота пропала в тот миг, когда ей показалось, что кукла у нее на руках пошевелилась. Томочка вздрогнула и опустила голову, глядя на Габриэлу. Ирина тут же сжала ее кожу, давая понять, чтобы сидела спокойно.
        Показалось, видимо.
        Но уже в следующий момент Томочка поняла, что происходит нечто непонятное. Кукла сделалось чугунно-тяжелой: теперь словно бы не Томочка держала игрушку, а та давила на нее своей тяжестью, прижимая к стулу. Девушка хотела отнять руки, но те прилипли к Габриэле. В довершение всего тело куклы стало горячим, будто это была вовсе не игрушка, а живое существо. От куклы шло нутряное, противоестественное, а потому отвратительное тепло. Кажется, внутри нее что-то пульсировало - гнилое, мертвое сердце, которое неизвестно почему стало биться, пробудив к жизни омерзительного монстра.
        «Что происходит?» - хотела спросить Томочка, но осознала, что язык не ворочается во рту, а губы невозможно разомкнуть.
        Движения Ирины, которые стали грубее и резче, причиняли боль. Томочка попыталась встать, но руки массажистки и проклятая кукла давили, не давая подняться.
        Обездвиженная, онемевшая, растерянная, Томочка почувствовала иррациональный ужас. Ей казалось, они с Ириной поменялись местами, и это она теперь не может больше ни говорить, ни ходить нормально, ни шевелить руками-ногами.
        Томочка глухо застонала, но ее мучительница не обратила на это внимания. Девушка опустила глаза и увидела, что кукла поворачивает голову!
        «Живая! Она живая!» - в ужасе подумала Томочка.
        Секунда - и сапфирово-голубые глаза остановились на ее лице. Во взгляде Габриэлы плескалось злое торжество, розовый ротик приоткрылся в ухмылке, обнажив мелкие зубы-бритвы.
        Томочка закричала, но сомкнутые губы не дали крику вырваться наружу.
        «Они хотят убить меня!» - взорвалась внутри ее головы паническая мысль…
        … и Томочка открыла глаза в собственной постели.
        Села рывком, испуганно озираясь по сторонам. Все было в порядке: знакомая комната, привычная мебель, занавешенное тюлем окно. Дверь прикрыта, в окно робко заглядывает желтолицая луна.
        Как она тут оказалась? Когда закончился жуткий сеанс массажа?
        Девушка осмотрела себя и увидела, что на ней ночная рубашка. Значит, она разделась и улеглась в постель, но почему не помнит этого?
        Ожившая кукла, полный ненависти взгляд, зубы в прорези рта - выходит, это был сон?.. Конечно, что же еще!
        Но куда делись воспоминания - вот в чем вопрос. Может, Ирина подмешала ей что-то в тарелку? Но зачем, а главное, как ей это удалось? Нет, это вряд ли: Томочка ведь сама наливала борщ в тарелку, и Ирина тоже ела его.
        Устав размышлять об этом, девушка решила поспать, тем более что думать было сложно: голова словно соломой набита, а глаза буквально слипаются.
        «Надо бы поставить стул к двери, как вчера», - подумала Томочка и провалилась в сон.
        Глава пятая
        Придя на работу, Томочка первым делом сварила себе кофе. Спала она как убитая, но все равно не выспалась, поутру еле встала с кровати.
        Чувствовала она себя плохо, руки слегка подрагивали, все тело казалось слабым, тряским, как желе. Хотелось одного: закутаться в одеяло и не вставать.
        - Ты не заболела? - спросила Анюта, которая тоже пришла пораньше. - Бледная, глаза потухшие.
        Томочка безучастно пожала плечами.
        - Вроде не болит ничего. Завтра последний день отработаю, отлежусь.
        Кофе не помог взбодриться, не развеял плотный туман в голове. День тянулся бесконечно: каждая минута ощущалась как час, клиентки раздражали (хотя Томочка понимала, что они такие же, как обычно), телефонная трубка казалась неподъемной.
        Придя на обед, Томочка никак не могла решить, что взять поесть: все блюда казались одинаково тошнотворными. В итоге выбрала салат и сок, но не смогла ни доесть, ни допить из-за приступа внезапно накатившей тошноты.
        - Ты, часом, не беременная? - спросила Анюта, которая пришла вместе с ней в кафе.
        - Вроде нет, - растерянно ответила Томочка, которой это прежде в голову не приходило.
        Конечно, теоретически такое могло быть, и это объясняло бы странности в ее состоянии: тревожность, сонливость, апатию. Вполне возможно, что страхи и нервозность, вчерашний провал в памяти, дурное настроение и то, что она видела всюду зловещие тайны, было лишь следствием гормональной перестройки организма. Едят же беременные котлеты с вареньем, меняются у них вкусы, так отчего же чему-то подобному не быть? Тем более на фоне тоски по Илье и возложенной на Томочку ответственности за его мать.
        - Тест купи и утром сделай, - посоветовала Анюта. - Утром надежнее.
        Томочка как раз пришла в аптеку, когда позвонил Илья. Удостоверившись, что все в порядке, здоровье матери продолжает улучшаться (о своем самочувствии Томочка говорить не стала), он виновато сказал:
        - Завтра еду на добывающее предприятие, оно в горах, меня предупредили, что там нет сотовой связи и интернета. Только городской телефон, но по нему особо не поговоришь. В общем, скорее всего, я пропаду из эфира. Как возможность будет, сразу наберу.
        - Хорошо, - упавшим голосом сказала Томочка.
        - Не сердись, пожалуйста, - умоляюще проговорил Илья. - Зато там уже и до среды рукой подать. И я вернусь.
        Томочка все понимала. Да и в целом, это мелочи - пару дней не созваниваться. Как люди в прежние времена на месяцы расставались, безо всякой связи? В армию уходили, в плавание, в экспедиции, на войну, в конце концов! Глупо делать из этого трагедию.
        - Я не сержусь, - ответила она. - Все хорошо, не волнуйся.
        Однако настроение, которое и без того было не ахти, испортилось окончательно. Томочка засунула тест в сумочку и вышла из аптеки, едва не плача.
        Заявиться с покрасневшими глазами в салон значило бы неминуемо вызвать расспросы, охи-вздохи - этого Томочке не хотелось. Она решила выйти на улицу, проветриться.
        Пока стояла на крыльце, пришло сообщение от Лели. У подруги все было в порядке, она считала дни до своего возвращения (тоже должна была вернуться на следующей неделе). Говорила, что страшно скучает по Мише, спрашивала, как живется Томочке. Ее подмывало позвонить и рассказать обо всем Леле, но она понимала, что некоторые вещи по телефону звучат безумно. Нужно видеть глаза собеседника.
        А уж написать обо всем и вовсе нереально.
        «Как там тетя Ира?» - спросила Леля.
        Томочка ответила, что ей лучше. Есть прогресс.
        «Круто!» - обрадовалась Леля и послала кучу смайлов.
        «Ты даже не представляешь, насколько», - усмехнулась про себя Томочка.
        «Мишина кукла помогла, не иначе! Как там ее зовут? Габриэла, что ли?» - Леля хотела пошутить, но Томочке не было смешно.
        Кукла. С ее появлением все началось. Как бы дико это ни звучало, но Габриэла должна быть каким-то образом причастна и к загадочному стремительному выздоровлению Ирины, и к тем переменам, что произошли в ее поведении и отношении к невесте сына.
        Миша - вот кто может знать, надо срочно поговорить с ним.
        Они переписывались еще некоторое время, а потом Томочка свернула диалог с Лелей и хотела набрать номер Михаила, но тут обнаружила, что стоит в незнакомом коридоре.
        «Как я здесь очутилась?» - поразилась Томочка.
        Девушка дошла до конца коридора и увидела табличку «Шестой этаж». Томочка была уверена, что, общаясь с Лелей, так и стояла на крыльце офисного центра. Неужели она настолько увлеклась беседой, что сама не заметила, как вошла в здание, села в лифт, приехала сюда?
        Однако другого объяснения не существовало.
        Томочка глянула на часы в правом верхнем углу экрана и снова открыла рот от удивления: прошел почти час! Обеденный перерыв давно закончился, она опаздывает! Стоять и рассуждать, что да как, было некогда.
        Войдя в салон, Томочка попросила прощения за опоздание, но, к счастью, ничего особенного в ее отсутствие не произошло, она не успела никому понадобиться.
        «Что это было? Опять провал в памяти?» - спрашивала себя девушка и не находила внятного ответа.
        Ближе к вечеру она улучила момент и позвонила Мише. Друг Ильи ответил сразу, как будто ждал звонка. Томочка не собиралась вываливать на его голову все свои сомнения и опасения, просто хотела спросить про куклу, но никак не могла подступиться к главному.
        - Что случилось, Томочка? - спросил Миша после того, как они обсудили кучу второстепенных вопросов, начиная от поездки Лели и Ильи и заканчивая испортившейся погодой. - Ты ведь не просто так звонишь.
        - Полицейского не обманешь.
        - Не надо быть полицейским, чтобы догадаться, - усмехнулся он. - Ты не так часто звонишь мне без повода. Точнее, никогда. О чем хочешь поговорить?
        - Кукла, - выпалила Томочка. - Откуда ты ее взял?
        Он молчал - похоже, не ожидал вопроса.
        - С чего вдруг ты решила…
        - Ответь, пожалуйста.
        Томочка переложила трубку из одной руки в другую.
        - Я же говорил, в сувенирном магазине случайно наткнулся. - Миша назвал район, где находился магазин: в противоположном конце Быстрорецка. - Она мне понравилась. Продавец подошел, сказал, это особая кукла. Она, мол, счастье и здоровье приносит, что-то в этом роде. Ну, я и решил… А в чем дело-то?
        - Слушай, она и вправду особенная. Тете Ире стало лучше. Она теперь ходит и правая рука у нее действует нормально.
        Миша присвистнул.
        - Так это же отлично! Илюха знает? Ты сказала ему?
        - Сказала. - Томочка досадливо поморщилась. Она предполагала, что ее слова вызовут такую реакцию: все хорошо, радоваться надо! - Это, конечно, замечательно, но все произошло слишком резко. То есть вчера она еле ползала, за стеночку держалась, а сегодня хоть на подиум выпускай. То рука висела мертвая, то вдруг она ею и пишет легко, и овощи режет. Разве это нормально?
        Михаил, похоже, был озадачен.
        - Илюха говорил, ей лекарства новые назначили.
        - И тем не менее! - раздраженно проговорила Томочка. - Если бы ты ее увидел, то просто не узнал бы!
        - Мы же с тобой не врачи. Ее надо доктору показать.
        - Илья вернется и сводит, это понятно, - отмахнулась Томочка. - Но все же мне кажется, что это не препарат. Не может он такой реакции вызвать! Я уверена, что не в лекарствах дело!
        «Ты ведешь себя, как психопатка! Все-таки, наверное, это беременность!» - промелькнуло в голове.
        - Томочка, послушай, - успокаивающе проговорил Миша, - ты хочешь сказать, это кукла помогла?
        - Понимаю, звучит фантастически. Но она сейчас с этой куклой не расстается! Таскает ее везде, из рук не выпускает. И со мной ведет себя по-другому, и еще я…
        Она хотела рассказать о тени за стеклянной дверью, о снах, обо всем остальном, но поняла, что это лишь запутает и без того запутанную ситуацию.
        - В общем, я хочу поговорить с человеком, который продал тебе куклу, - закончила Томочка. - Надо узнать, с чего он взял, будто она здоровье приносит и все такое. Может, это кукла вуду!
        - В них же иголки втыкают, это другая история.
        - Я не знаю! - нетерпеливо воскликнула Томочка. - Но с этой Габриэлой сто процентов что-то не так!
        - Ладно, ладно, - примирительно проговорил Миша. - Молодец, что рассказала мне. Уж я-то в курсе, сколько в мире необычного и опасного. Давай так: я съезжу туда, поговорю с хозяином магазина, выясню, что смогу, и тебе позвоню, как только что-то узнаю.
        - Договорились, - с облегчением сказала Томочка.
        Миша умный и дотошный, если там есть, что узнать, он непременно узнает. Она приободрилась, ожила, но ближе к вечеру, когда до закрытия салона оставалось меньше часа, Томочке стало плохо.
        Девушка говорила с очередной клиенткой. От женщины сильно пахло духами: тяжелый, душный аромат окутывал ее, распространялся по всему помещению. Пока она находилась далеко, его еще можно было выносить, но сейчас, когда женщина стояла в двух шагах, Томочке не хватало воздуха.
        «Уйди уже!» - мысленно умоляла она, чувствуя, что ее улыбка больше напоминает гримасу, но клиентка упорно стояла, говорила и говорила.
        На краткий миг Томочке показалось, что ее шею сжимают чьи-то пальцы (может, Иринины?), а в следующий момент она упала в обморок.
        Домой ее отвезла Анюта, которая смотрела понимающим, всезнающим взглядом. Рабочий день закончился, поток клиенток иссяк. Томочка была благодарна Анюте: поездки на автобусе девушка бы точно не вынесла.
        Парикмахеры в один голос твердили, чтобы она завтра не приходила, и Томочка, понимая, что если и завтра ей будет так же плохо, как сегодня, то она не сможет работать, поменялась с напарницей. К счастью, у той не было особых планов на воскресенье.
        - Отдыхай как следует и про тест не забудь, - напутствовала Томочку Анюта, высаживая возле дома.
        Утром Томочка не видела Ирину: та не вышла из своей комнаты, чему девушка была только рада. Сейчас у нее просто не было сил, чтобы задаваться вопросами, беспокоиться, она мечтала лишь дойти до кровати и лечь.
        Войдя в квартиру, разделась, разулась и сразу прошла в ванную, даже не поздоровавшись с порога, как обычно. Душ всегда приносил облегчение, горячая вода действовала исцеляюще. Почувствовав себя чуть лучше, Томочка, закутанная в банный халат, вышла и сразу наткнулась на Ирину.
        - Добрый вечер, - пробормотала она.
        «Тебе плохо?»
        Ирина смотрела на нее изучающе и вместе с тем высокомерно, как на насекомое. Руки она держала сложенными на груди, как строгая учительница.
        - Немного, - сухо ответила Томочка. - Пойду прилягу. Ужинайте без меня, я не буду.
        Плевать, если это прозвучало не слишком вежливо. Не дожидаясь ответа, Томочка прошла к себе и закрыла дверь перед носом Ирины.
        «Стул», - подумала Томочка и решительно подтащила его к двери.
        Никто не войдет, не побеспокоит. Теперь - спать, спать.
        Но, прежде чем подойти к кровати, девушка увидела кое-что.
        «Не слишком ли много странного в последнее время?»
        В углу спальни, возле окна, стоял большой напольный горшок, где росло раскидистое деревце - Томочка привезла его из своей квартиры. Она не особо увлекалась выращиванием комнатных растений, да и у Ильи с матерью их никогда не было, так что гибискус (бабушка, которая подарила его Томочке незадолго до смерти, предпочитала называть растение китайской розой) был единственным в доме.
        Ухаживать за деревцем оказалось несложно: нужно было выделить местечко посветлее да поливать регулярно, что девушка и делала.
        Еще утром (Томочка была в этом уверена!) китайская роза зеленела и чувствовала себя прекрасно. Сейчас она видела перед собой высохшую палку, похожую на воткнутую в землю костлявую руку. Листья полностью осыпались, лежали в горшке и вокруг него - коричневые, сморщенные, мертвые.
        Каким образом гибискус мог так высохнуть всего за несколько часов? Он выглядел так, будто его месяц не поливали!
        Внезапно поправившаяся Ирина и столь же внезапно умершее растение…
        Томочка стояла и смотрела на погибшее деревце, память о любимой бабушке, самом близком человеке. Если бы не болезненное состояние, она бы расплакалась, но сейчас даже плакать и горевать толком не могла.
        «Что происходит?» - в сотый раз спросила себя Томочка.
        Ей подумалось, что сама смерть свила себе гнездо в их доме.
        Стараясь не смотреть на жалкое и вместе с тем ужасающее зрелище, которое представляла собою пропавшая китайская роза, Томочка легла в кровать. Голова кружилась, хотелось пить, но идти за водой сил уже не осталось.
        «Высыхаю, как моя несчастная роза», - подумала девушка.
        Ничего, нужно просто поскорее заснуть.
        Утром ей обязательно станет лучше.
        Глава шестая
        Набежавшие с вечера тучи разошлись, и тусклая, жемчужно-серая луна безучастно смотрела с чернильно-черных небес. Словно почувствовав ее настойчивый взгляд, Томочка пробудилась, приоткрыла глаза.
        Сколько себя помнила, она всегда чувствовала полнолуние, плохо спала в такие ночи. Ей снились дурные сны, и Томочка задергивала шторы, чтобы не видеть, как серебристый лунный свет льется в окно. А этим вечером забыла. Хотя… ей вроде бы помнилось, что плотные занавески прикрывали окошко.
        Или нет?
        Нужно встать: не получится уснуть, когда комната залита дрожащим иллюзорным сиянием. Томочка моргнула и повернулась на другой бок, не желая смотреть в ту сторону. Взгляд ее, скользнувший по комнате, добрался до двери.
        Из глотки вырвался хриплый крик, что-то горячее подкатило к горлу, в висках застучало.
        «Я сплю. Это сон, сон!»
        Только вот Томочка знала: она не спит и прекрасно видит то, на что смотрит. На стуле, который она с вечера приставила к двери, чтобы преградить путь чему-то плохому, сидел человек.
        Уже одного того, что в закрытой изнутри комнате оказался незнакомец, было бы достаточно, чтобы у Томочки все внутри перевернулось, но это было еще не все.
        Пришедший к ней в ночи человек никак не мог сидеть тут еще и потому, что уже несколько лет не мог находиться нигде в мире, кроме одного-единственного места.
        Своей могилы на деревенском кладбище под Быстрорецком.
        - Бабуля? - беззвучно прошептала Томочка.
        Покойная бабушка сидела чуть сгорбившись, сложив руки на коленях, как примерная ученица. На ней было то самое платье, в котором ее положили в гроб, на голове - светлый платок, на ногах - бежево-коричневые туфли. Красивые, новые, не ношеные. Томочка купила их бабушке в подарок на день рождения, но немного не угадала с размером, и те оказались маловаты.
        - Как же так? - Томочка не поняла, сказала ли это вслух или просто подумала.
        Лицо покойницы - белое, как снятое молоко, и плоское, как луна в окне, расплылось в улыбке.
        - Дай, думаю, навещу внученьку. Или ты мне не рада? Скучно в земле-то лежать.
        Томочка молчала.
        - Только вот трудно мне идти было. Туфли жмут.
        «Боже мой! - метнулось в голове. - Такого не бывает!»
        - А ты набедокурила, смотрю. И квартиру нашу продала, там теперь чужаки поселились. Стен погаными руками касаются, по полам ходят. Нехорошо. - Покойница укоризненно нахмурила брови. - И кресло мое выбросила. Думала, не узнаю?
        Голос глухой, квакающий, искаженный. Не бабушкин. Да и интонации - чужие, вибрирующие.
        «Мне мерещится», - подумала Томочка.
        - Нет, - в ответ на ее мысли проскрипело потустороннее создание. - Я тут. Рядышком.
        Существо в бабушкином обличье захихикало-заперхало.
        Томочка вскинула руку и нашарила на груди золотую цепочку с крестиком. Выходцам оттуда положено бояться креста и молитвы! Девушка сжала крестик.
        - Что тебе нужно? - стараясь говорить твердо, спросила она. - Ты не моя бабушка.
        Хихиканье смолкло. Ночная гостья склонила голову, глянула исподлобья. В глазах блеснул красноватый отблеск. По лицу покойницы ползли тени. Рот ее приоткрылся, и Томочка увидела, что он полон нечеловечески острых зубов, похожих на клыки хищного зверя. Точно такие зубы, только мельче, она видела во рту куклы!
        «Нет, не видела! Мне показалось!» - цепляясь за остатки здравого смысла, мысленно выкрикнула девушка.
        - Что мне нужно, то я получу, не беспокойся, - проговорило существо и встало со стула.
        Томочка сжалась в комок, вцепившись в крестик, как в спасательный круг.
        «Бабулечка, миленькая, ты мой ангел-хранитель! Помоги, защити!»
        Томочка зажмурила глаза и стала читать «Отче наш». Бабушка научила, еще когда она была маленькой. Прежде Томочка каждый раз читала молитву перед сном, однако давно забросила эту традицию. К счастью, слова навсегда остались в памяти и теперь легко, без усилий шли с языка.
        Она бормотала молитву, стараясь сосредоточиться на ней и не думать о том, что богопротивная тварь подходит все ближе и ближе. Девушка не слышала шагов, вообще ничего не слышала, только молилась: закончив, принялась читать заново, с самого начала, а потом опять и опять.
        Томочка сама не знала, сколько раз повторила молитву - пять раз? десять? - прежде, чем рискнула открыть глаза. Она ожидала увидеть возле себя чудовище, однако в комнате никого не обнаружилось. Девушка затравленно оглянулась по сторонам и убедилась, что покойница сгинула.
        В комнате было темно: окно непостижимым образом оказалось задернуто шторами. Томочка уже не знала, чему верить, как воспринимать то, что с ней происходило. Наверное, так и сходят с ума, переставая различать реальность и вымысел, принимаясь свято верить в собственных демонов, в свои ожившие страхи.
        Она с головой укрылась одеялом, сомкнула веки. Выброс адреналина придал бодрости на короткое время, теперь же Томочка чувствовала еще б?льшую слабость, чем в тот момент, когда пришла домой с работы и легла в постель.
        Если бы можно было сейчас очутиться рядом с Ильей, услышать его голос, взять за руку, обнять! Чувствуя тоску по любимому, Томочка едва не заплакала.
        «Он скоро вернется», - попыталась она убедить себя, но подумала, что отчего-то слабо верит в это.
        Утро принесло новую порцию кошмара. Открыв глаза, Томочка первым делом поглядела на стул, на котором ночью сидело зловещее создание.
        Покойной бабушки там не было. Зато была кукла. Окаянная Габриэла в своем старомодном наряде сидела и пялилась на Томочку холодными голубыми глазами.
        Чувствуя слабость и головокружение, девушка вылезла из кровати и подошла к стулу. Спинка его все так же подпирала дверную ручку.
        «Проклятая тварь!» - чувствуя, что шок, который она испытала, увидев в своей комнате Габриэлу, сменяется яростью, Томочка схватила куклу, отодвинула стул и вышла в коридор. Быстро идти не могла - тело задеревенело (должно быть, от неудобной позы), да и разбитое состояние никуда не делось, но злость придавала сил, и она в два счета оказалась возле комнаты Ирины.
        Открыла дверь, заглянула внутрь, но женщины там не было. Взгляд Томочки упал на настенные часы, и она обомлела: два часа дня! Как она умудрилась проспать так долго?!
        - Ищешь кого-то? - раздался за спиной насмешливый голос.
        Медленно обернувшись, Томочка увидела Ирину, которая стояла и смотрела на невесту сына. Поверх домашнего трикотажного платья был повязан цветастый Томочкин фартук.
        - Я… - договорить Томочка не сумела.
        - Ужин готовлю, - невозмутимо проговорила Ирина. - Надеюсь, ты выспалась.
        - Зачем вы это делаете? - прошептала Томочка.
        - Что? - деланно изумилась ее собеседница. - Кручусь на кухне, пока ты спишь?
        - Не знаю, что за чертовщина творится… - И тут девушку осенило: - Вы все это время притворялись?
        Вот она, правда! По неизвестной причине стоящая перед ней женщина обманывала и ее саму, и собственного сына. Ирина давно поправилась, умела говорить и управлять своим телом, но предпочитала строить из себя немощную калеку! Это объясняло многое: и то, как она отыскала и достала с антресоли куклу (просто подсмотрела, куда Томочка ее убрала, и взяла), и «исцеление», и по волшебству обретенную ловкость.
        - Вы подсыпали мне какие-то лекарства, чтобы я была как чумная, а сами издевались? Куклу свою мне подбрасывали, голову морочили… - Томочка почувствовала, что задыхается от возмущения.
        - А ну, дай сюда! - Ирина шагнула к ней и вырвала из рук куклу. - Иди к себе и ляг.
        - Я все расскажу Илье! - выкрикнула Томочка. - Сейчас же!
        - Давай! - усмехнулась Ирина. - Связи-то нет.
        - Откуда вы узнали?
        Ирина ухмыльнулась и не ответила.
        - Сейчас я позвоню Мише. Или Леле. Или кому-то еще, и все им расскажу! - пригрозила Томочка. - Вы просто мошенница, вы…
        - Правда? - глумливо выговорила Ирина. - Вот прямо так возьмешь… - Она достала из кармашка фартука Томочкин сотовый, - и позвонишь?
        - Сейчас же отдайте телефон!
        Томочка протянула руку, но Ирина резво отступила назад.
        - А ты попробуй, отними! - С этими словами негодяйка швырнула мобильник о стену.
        Томочка ахнула. Аппарат отскочил от стены, упал на пол, крышка отлетела в сторону. Девушка хотела подойти, подобрать сотовый, но тут накатил новый приступ головокружения - такой сильный, что она вынуждена была опереться о дверной косяк, чтобы не свалиться.
        Всплеск энергии угас так же внезапно, как и родился. Томочка чувствовала себя измученной, понимала, что ей нужно вернуться в кровать, если она не хочет рухнуть прямо посреди коридора.
        Ирина глумливо улыбалась. Томочка не могла сообразить, как так вышло, что эта женщина настолько сильно изменилась.
        - Почему вы измываетесь надо мной? - спросила девушка. Вопрос прозвучал жалко. - Зачем все это?
        Ирина чуть приподняла свою куклу и проговорила, обращаясь к ней:
        - Посмотри, милая! Это убогое создание спрашивает о моих планах! Разве не глупо?
        Она засмеялась и махнула рукой:
        - Иди, ложись. Хватит торчать тут.
        Томочка не смогла ничего ответить: рот наполнился вязкой слюной, зубы были будто смазаны смолой.
        Стоять было невозможно, и девушка покачнулась.
        Ирина подскочила к ней, небрежно взяла под руку и поволокла в спальню.
        - Не сопротивляйся. Не мучай себя, все равно ничего не поймешь. Такие, как ты, слишком ограниченны, чтобы видеть дальше своего носа.
        Они подошли к кровати, и Томочка легла. Ирина набросила на нее одеяло.
        - Я пойду на кухню. А ты будь любезна, не делай глупостей, о которых придется пожалеть. Закрывай глаза.
        Ирина положила руку ей на лоб, и Томочке показалось, что ее прижгли железом: жаркая, оглушающая боль полоснула по черепу. Девушка помимо воли сомкнула веки.
        - Умница.
        «Нужно позвать кого-то на помощь», - подумала Томочка.
        - Никто не поможет, - услышала она. - Некому помочь.
        Того, как закрылась дверь, Томочка уже не услышала, погрузившись в призрачный полусон-полуобморок.
        Глава седьмая
        Томочка засыпала и просыпалась много раз. Тело ломило, кожа пылала, как при высокой температуре. Ей было то холодно, то душно, и тогда она пыталась сбросить ставшее невыносимо тяжелым одеяло, но никак не могла с ним совладать: руки не слушались.
        Открывать глаза было больно, но когда Томочка все же делала это, то не могла понять, какое сейчас время суток: перед глазами висела пелена, сквозь которую ничего было не разобрать. Вроде бы пару раз она замечала рядом с собой Ирину, которая стояла и смотрела на нее сверху вниз, но вполне возможно, что это ей лишь снилось.
        Томочка словно бродила где-то, блуждала по болотным топям и заброшенным селеньям, уходя все дальше и дальше от реальности, и не могла отыскать обратной дороги.
        Она и себя уже толком не помнила, и всего того, что было прежде важно и дорого, не воспринимала частью своей жизни.
        А потом вдруг пришла в себя - как-то сразу, резко, без перехода. И вспомнила все, и испугалась, что же с ней такое.
        - С возвращением, - сказала Ирина, которая сидела, придвинув стул к кровати.
        Томочка хотела ответить, но не сумела: челюсти будто свело судорогой, никак их не разомкнуть. Силилась, но не могла произнести ни слова, точно забыла, как это делается. Вместо звуков человеческой речи из горла вырвалось жалобное мычание.
        - Не старайся, милочка, - хищно улыбнулась Ирина. - Ты ничего не сумеешь произнести. Я бы предложила тебе «разговорный» блокнот, но боюсь, что и написать ты ничего не сможешь.
        Вспомнив, что не могла отбросить в сторону одеяло, Томочка попробовала пошевелить руками - ничего не вышло. Непослушные, чужие, они казались мертвыми и высохшими, как ветки китайской розы.
        «Что ты со мной сделала?» - выкрикнула Томочка, но крик умер внутри нее, отозвавшись головной болью.
        Ирина тихонько засмеялась.
        - Согласись, полезно иногда поставить себя на место другого человека! Этому ведь учат хороших девочек и мальчиков: сопереживанию, умению представить себя в шкуре ближнего. И как тебе в теле инвалида? Нравится?
        Томочка замотала головой, чувствуя, что ужас накрывает ее, а паника туманит мозг. Она снова замычала, пытаясь встать с кровати, но тело было неповоротливым, словно бы закованным в металлические доспехи.
        Ирина встала со стула.
        - Тебе нужно есть. Сейчас я накормлю тебя. Но прежде в туалет свожу - не убирать же мне за тобой.
        Она убрала одеяло и грубо потянула Томочку за безвольно лежащую руку, поднимая с кровати. Словно глубокая старуха, девушка поднялась с постели, с трудом устояв на ногах. Ирина, не особо заботясь о том, что она едва может идти, волоком потащила ее за собой. Томочка кое-как переставляла ноги, несколько раз чуть не упала.
        - Давай же! - раздраженно бросила Ирина. - Я уже водила тебя вечером и утром, ты просто не помнишь. Идти ты пока можешь, не придуривайся.
        «Пока», - эхом отозвалось в сознании Томочки.
        «Вечером и утром» - то есть уже позади вечер воскресенья и утро понедельника? За окном темнеет, значит, сейчас вечер понедельника?
        Илья обещал позвонить, когда вернется из поездки на то предприятие в горах, где нет связи. Наверняка он позвонит сегодня или, в крайнем случае, завтра, а уже послезавтра приедет в Быстрорецк!
        Надо лишь дождаться его - и ждать осталось совсем недолго.
        Ирина ни на секунду не оставила ее одну, и Томочка вынуждена была, страдая от унижения, п?сать в присутствии злобной ведьмы.
        Снова оказавшись в постели, она облегченно перевела дух: короткий поход вымотал до предела, дыхание сбилось, пот градом катился по лицу, тело ныло, будто ее били.
        Спустя несколько минут Ирина принесла тарелку с кашей. Усадила Томочку, подложив под спину подушки, и принялась кормить с ложечки, как ребенка.
        - Ешь, не сопротивляйся. Каша вкусная, - приговаривала она. - Ты не должна быть голодной.
        Томочка с трудом разевала рот и глотала сладкую кашу: силы ей точно понадобятся. Она не собиралась опускать руки: только бы дотерпеть до возвращения Ильи.
        Ирина как будто опять услышала ее мысли - так бывало неоднократно, и даже удивлять уже перестало.
        - Илюша скоро приедет. Да и позвонить должен, как мы обе знаем. - Она ухмыльнулась. - Ты с ним поговорить не сумеешь, поэтому придется мамочке взять это на себя.
        Тарелка постепенно опустела.
        - Вот и славно, милочка.
        Ирина отставила тарелку в сторону и сунула руку в карман. Томочка увидела, что она вытащила оттуда ее сотовый.
        - Крепкая конструкция, - одобрительно проговорила Ирина. - Подвисает немного после удара, трещина на экране, а так ничего, работает.
        Томочка жадно глядела на мобильник в руках Ирины: вот бы ей добраться до него! Она могла бы позвать на помощь. Господи, что происходит, как все это могло случиться… и что «это»?
        - Не надейся, - сказала Ирина. - Так, что тут у нас…
        Она водила пальцем по экрану.
        - Ага, нашла. «Любимый», ну, конечно. - Она мельком глянула на Томочку. - Слащавая идиотка. Илье нужна совершенно другая девушка. Не такая, как ты.
        «Он меня любит!» - мысленно крикнула Томочка.
        - Думаешь, он любит тебя? - Ирина отвела взгляд от экрана и поглядела на девушку. Во взгляде искрилось злое веселье. - Тогда ты еще тупее, чем я думала. Ведь ты его измором взяла! То штурмовала, то осаждала год за годом, будто крепость. Потом вроде как оставила в покое, парень вздохнул свободно, но тут удачно подвернулась эта тема с отелем «Петровский» и опасностью: несчастный Илюша решил, что тебе грозит беда и бросился на выручку. Характер у него такой - самоотверженный.
        Ирина хохотнула, будто выдала удачную шутку.
        - Милочка, ты давишь на него, как бетонная плита, задушила уже собой, своими пирогами и никчемным, глупым сюсюканьем. Оболванила бедного, неопытного в сердечных делах мальчика. Он и сам не понимает, что нет у него к тебе ни страсти, ни преклонения, ни восхищения! Ты сиделка для его матери, боевая подруга, соседка, но не более, не воображай!
        Томочка почувствовала, как в глазах закипают слезы, и Ирина, увидев это, расхохоталась уже в голос.
        - Не знала она, вы посмотрите на нее, люди добрые! Илья не чает, как от тебя избавиться! Но ты сама виновата: заставила его принять за любовь благодарность, сострадание, чувство вины. Обманула, а на обмане далеко не уедешь!
        Слезы текли по Томочкиным щекам, а Ирина, больше не глядя на нее, уткнулась в телефон.
        - Илья скоро появится в сети, надо его опередить. Так, так… «Илюша, я уронила телефон, и он сломался! Знаю, растяпа криворукая! Теперь звонки не проходят, могу только писать. У нас все отлично, мама в полном порядке. Мы готовим тебе сюрприз, ты ее просто не узнаешь! А как ты, любимый? Когда приедешь?»
        Ирина прочла текст еще раз и отправила.
        - Ого, прочитал, пишет что-то!
        Томочка, задыхаясь от слез, от собственного бессилия и невозможности что-либо изменить, смотрела на телефон в руках Ирины.
        - Ответил! - возвестила та. - «Как же так! Ладно, не переживай, приеду и куплю тебе новый». Надо же! - Ирина поглядела на Томочку. - «Ужасно рад, что у вас с мамой все хорошо! Обнимаю вас обеих, не терпится узнать, что за сюрприз? Соскучился!!!» Много сердечек и цветочков. Когда сказать нечего, все эти эмодзи - настоящее спасение. «Люблю тебя, Томочка. У меня все отлично, приеду и расскажу подробно. В среду днем буду дома». Прекрасно!
        Ирина принялась набирать ответное сообщение.
        - Спрошу, не надо ли встретить, хотя и так ясно, что он ответит: не надо. - Она отправила сообщение, а через мгновение удовлетворенно проговорила: - Так и есть. «Сам доберусь, не волнуйся, ждите меня дома. Прилечу в двенадцать».
        Ирина еще некоторое время продолжала обмениваться сообщениями с сыном от лица Томочки, отпуская при этом издевательские шуточки в адрес девушки.
        - Ладно, пора заканчивать эту канитель.
        «Как она может быть такой жестокой? Что с ней стало?» - думала Томочка. Плакать уже не могла, как будто все внутри пересохло.
        - Что ж, с Ильей поговорили, пора заканчивать и наше с тобой общение, - сказала Ирина, деловито убирая телефон в карман. - Оставлю тебя, милочка. У меня еще дел полно. Спи, набирайся сил - ты же этого хотела? - Она лукаво подмигнула. - Гарантирую, что силы тебе пригодятся.
        «Кукла, - подумала Томочка. - Габриэла сделала что-то с Ириной. Надо было выбросить ее в первый же вечер! Если бы только я могла уничтожить проклятую куклу!»
        Ирина была уже возле двери, но обернулась, словно ее окликнули:
        - Как же узко ты мыслишь, не перестаю удивляться.
        Она вышла из комнаты и вскоре вновь вернулась с игрушкой в руках.
        - Прояви хоть какую-то инициативу. Покажи, что ты чего-то стоишь. - Ирина на этот раз говорила серьезно. - Вот она, твоя врагиня. - Женщина усадила куклу на стол, рядом с ноутбуком. - Доберись до нее, попробуй! Уничтожь Габриэлу, как собиралась. Если сможешь, конечно.
        Ирина повернулась к Томочке и облила уничтожающим взглядом.
        - Ни на что ты не способна, кроме как заморочить голову хорошему, чистому юноше. Лежи, жди того, что тебе уготовано.
        Больше не произнеся ни слова, она выключила свет и вышла из комнаты.
        Томочка лежала, раздавленная всем произошедшим. Хотелось одного: забыть, умереть, раствориться, перестать существовать.
        «Я не должна сдаваться», - говорила она себе, но слова оставались словами. Ей было страшно, как никогда в жизни, и она не могла придумать, что может предпринять, как защитить себя. Повела глазами вправо и посмотрела на Габриэлу. Темнота не была полной, из-за штор пробивался свет фонарей, поэтому силуэт куклы был виден отчетливо. Томочке казалось, что противная кукла смотрит на нее злорадным, ненавидящим взором, смеясь над ее бедой и беспомощным положением.
        «Положение!» - вдруг пришло на ум.
        Возможно, она беременна! А если это так, то, значит, отвечает не только за себя, но и за нерожденного ребенка. Что бы ни задумала сотворить Ирина, он пострадать не должен ни в коем случае.
        Мысль придала сил. Даже если она и не носит ребенка, все равно - рано раскисла, поплыла по течению, приготовилась камнем пойти ко дну.
        «Всегда можно побарахтаться», - говорила бабушка.
        Томочка решила, что пришло время последовать этому совету.
        Глава восьмая
        Томочка попробовала пошевелить рукой. Нужно вспомнить привычные ощущения, ведь еще недавно она сжимала пальцы, сгибала руку в локте, могла провести ладонью по волосам, это было легко и просто.
        Девушка закрыла глаза, чтобы максимально сконцентрироваться. Минуты шли, но ничего не получалось. Это было все равно, что пытаться почувствовать и заставить двигаться уши. Кто-то умеет, но для остальных это невозможно. Точно так же, как Томочка не могла сейчас двинуть рукой.
        Чувствуя, что вот-вот расплачется, она приказала себе не поддаваться отчаянию. Хорошо, она не может ни говорить, ни управлять руками, но ходить пока еще способна. Значит, нужно встать.
        Томочка посмотрела на куклу, которая наблюдала за ее попытками спастись. Габриэла сидела рядом с ноутбуком - вот уж поистине окно в мир! Если бы только получилось связаться с Ильей, Лелей или Мишей по Интернету! У всех есть страницы в соцсетях, можно написать, послать хотя бы смайл, сделать попытку дать знать, что она в беде!
        «Как я это сделаю, если руки поднять не могу?»
        Ладно, начнем с того, чтобы встать, а там видно будет.
        Томочка завозилась в кровати, стараясь повернуться на бок, спустить на пол ноги. Это было трудно: тело не слушалось, сопротивлялось ее усилиям, каждая мышца ныла. Но Томочка не прекращала попыток. Вот она уже и на боку. Главное - двигаться плавно, чтобы не закружилась голова, не хватало еще упасть в обморок. Да и с кровати бы не свалиться: с пола подняться будет сложнее.
        Она не знала, сколько времени прошло, пока ей, наконец, удалось сесть. К горлу подкатила дурнота, и Томочка часто задышала, стараясь прогнать ее.
        «Все в порядке. Все получилось. Кто молодец? Я молодец!»
        Встать без помощи рук, если твое тело как деревянное, задача сложная. Но она сможет, должна суметь! Прежде чем это удалось, Томочка предприняла больше десятка попыток, но в итоге, покачиваясь, стояла возле кровати.
        Теперь - подойти к столу. Это нетрудно, стол стоит недалеко.
        Кукла пялилась круглыми пустыми глазами, пока Томочка брела к своей цели.
        «Может, схватить ее - например, зубами, сбросить на пол или вообще попытаться выкинуть в окно?»
        Но Томочка полагала, что это не стоит ее усилий. Сейчас девушка не чувствовала никакой угрозы, исходящей от Габриэлы, это была игрушка, не более.
        Ноутбук - вот что ей нужно. Но как отрыть крышку? Как его включить?
        Вставая с кровати, Томочка надеялась, что, когда она приблизится к столу, ей придет в голову идея, как это сделать без помощи рук, но напрасно. Единственный способ - попробовать открыть крышку зубами, а потом носом надавить на кнопку включения, и Томочка попробовала, но не вышло. Ведь и тело едва слушалось ее, а голова кружилась, стоило склонить шею.
        Вскоре Томочка вынуждена была признать: ничего не получится. Тогда что остается? Разбить окно - может, звон привлечет внимание других жильцов? Но сейчас ночь, люди могут и не заметить; кроме того, она может изрезаться и истечь кровью. Вряд ли Ирина бросится спасать ее.
        Оставалось лишь одно: попытаться сбежать, выбраться из квартиры, постучаться к соседям. Только как повернуть в замке ключи и отпереть дверь?
        Происходящее было немыслимо в своей абсурдности. Она находилась в многоквартирном доме, в огромном городе, где приживает больше миллиона жителей, и ни один человек из этого миллиона, даже те, кто находятся прямо за стенкой, не помогут, не услышат просьб о спасении! Люди были так близко - и вместе с тем так безнадежно далеко. Инопланетяне на других планетах…
        Но и немая, обессилевшая, почти обездвиженная, Томочка, преодолевая приступы тошноты, не обращая внимания на усиливающуюся головную боль, упорно шла к двери спальни.
        Она была уже близко, когда дверь распахнулась, на пороге возникла Ирина.
        - Смотрю, кто-то решил прогуляться? - Женщина цепко схватила Томочку за предплечье. - Не советую, милочка.
        Девушка застонала, попробовала вырваться, но ничего не получилось. Ирина подтащила ее к постели и швырнула, как сломанную игрушку. Закинула ноги на кровать, а после включила ночник.
        В свете ночника Томочка увидела в руке своей мучительницы шприц.
        - Раз ты такая неугомонная, придется помочь тебе успокоиться.
        Она воткнула иглу прямо в шею и надавила на поршень.
        - Вот так, - удовлетворенно проговорила Ирина.
        Закутала Томочку, даже подоткнула одеяло.
        - Спи, - сказала она и продолжала говорить еще что-то, но Томочка не слышала.
        Гул в голове усилился, она видела лишь шевелящиеся губы, но понять слов уже не могла.
        «Проиграла», - неоном высветилось в голове, и Томочка отключилась.
        А потом наступило утро.
        Томочка проснулась, вернее сказать, вывалилась из небытия, в которое погрузило ее лекарство, и увидела возле кровати Ирину.
        - Сегодня важный день, - промурлыкала та, словно объевшаяся сметаны кошка. - День избавления, я бы сказала. И погода как по заказу!
        «Причем тут погода?» - подумала Томочка.
        - Нам пора умыться и привести тебя в порядок. Ты заспалась, уже скоро полдень, - приговаривала Ирина, будто заботливая мамочка, вытаскивая Томочку из кровати и застилая простыни и покрывало.
        «Она не собирается укладывать меня?» - спросила себя Томочка и немедленно получила ответ:
        - У тебя есть дела поважнее, чем пролеживать бока в кровати!
        В ванной она помогла Томочке умыться, даже волосы ей вымыла и высушила феном.
        «Что происходит?» - гадала девушка, но Ирина молчала.
        После они вернулись в спальню, и Ирина переодела Томочку в старые тренировочные штаны и футболку.
        - А теперь присядь-ка сюда.
        Она усадила Томочку в кресло и взяла со стола сотовый.
        - Надо написать Илье сообщение. Сказать, что ты собираешься сделать к его приезду.
        Девушка, чувствуя все большее беспокойство, смотрела на Ирину.
        - Не догадалась? - засмеялась та. - Погоди.
        Отправив сообщение, прочтя ответ, она отложила сотовый и вышла. Вернулась минуту спустя, неся в руках пластиковый тазик с водой, а под мышкой - моющие средства, пару резиновых перчаток и губки.
        - Что хорошие хозяйки традиционно делают каждую весну? - вопросила Ирина и сама себе ответила: - Верно, милочка! Моют окна! А ты же у нас хорошая хозяйка, так?
        Поставив тазик возле окна, Ирина раздвинула занавески. Набрызгала средство на стекла, намочила губку, провела по оконным рамам.
        - Какая же ты умница!
        Томочка понимала, что сейчас произойдет. Она не могла помешать убийце, вообще ничего не могла сделать. Страха не было - было только нарастающее чувство нереальности происходящего. Ей казалось, это сон, который скоро кончится. Томочка скоро проснется, и все будет как прежде.
        Ирина подошла к ней и принялась натягивать перчатки на неподвижные руки девушки. Томочка повернула голову, и взгляд ее остановился на кукле.
        Габриэла сидела там, куда Ирина вчера ее посадила: милое платьице, хорошенькое личико, розовые ладошки. Глаза куклы были самыми обычными - кукольными. Пропало ощущение, что она следит, смотрит в упор; никаких алых искр в глазах, никакой злобы, притаившейся во взоре, вообще никакого выражения. Только пустота.
        Кукла не была злым гением, как полагала Томочка.
        Зло исходило от матери Ильи, и только от нее.
        Тем временем Ирина выпрямилась и поглядела на свою жертву. Взгляд был прямым и жестоким, в нем светился холодный расчет, и в это мгновение Томочка ясно осознала то, в чем невозможно было раньше себе признаться, потому что невозможно поверить.
        Стоявшая перед нею женщина - вовсе не мать Ильи.
        И дело не в том, что она ходила, говорила, а руки ее были здоровы, как и все тело. Настоящая Ирина была простовата, исполнена раскаяния, не уверена в себе. Она была словно ребенок, потерявшийся в лесу, пытающийся найти дорогу, ищущий опору в тех, кто сильнее и умнее.
        Непонятно, как и почему это произошло, но на смену ей пришел кто-то другой. Ирина изменилась, возможно, просто исчезла, оставив вместо себя иного человека, и Томочке следовало понять это уже несколько дней назад. Понять - и держаться подальше, бежать без оглядки из этого дома, спрятаться, укрыться, дождаться возвращения Ильи или пораньше обратиться к Мише, который так и не успел помочь.
        - Опоздала, милочка, - с усмешкой проговорила Ирина, которая все это время наблюдала за выражением Томочкиного лица.
        А после рванула девушку на себя, поднимая на ноги.
        «Оставь меня! Уйди, дрянь!»
        Томочка стонала, но ее попытки избежать своей участи лишь смешили Ирину. Подведя девушку к окну, она распахнула его.
        Весенний ветер - ароматный, свежий, вызывающий в памяти воспоминания о беззаботном детстве - ворвался в комнату, взъерошил волосы, поцеловал Томочку в щеки.
        «Все будет хорошо!» - шептал он, а солнце улыбалось с небес с ласковым равнодушием.
        - Как все удачно складывается, - пропела Ирина. - Наша милая малышка решила вымыть окна к приезду жениха, не удержалась и… Несчастный случай, винить некого. Илья скоро забудет тебя, его ждет новая жизнь, я ему в этом помогу, можешь порадоваться за возлюбленного.
        «Оставь его в покое! Меня убей, но Илью не трогай!»
        - Было так любезно с твоей стороны сходить на днях к нотариусу и написать завещание в пользу Ильи! Конечно, это слегка подозрительно - с чего ты решила именно сейчас сделать это? Но доказать ничего невозможно, никто не причастен к твоей смерти, ты сама виновата, неуклюжая глупышка! Никто ни в чем не будет разбираться.
        «Нотариус?» - подумала Томочка и вспомнила, как обнаружила себя стоящей в коридоре шестого этажа, не помнящей, как туда попала.
        А дальше вспомнилось все, что диковинным образом было стерто из памяти: как она звонила и просила ее принять, как нотариус, которая стриглась и делала маникюр в их салоне, нашла для нее «окно» между другими посетителями. Как доставала паспорт, говорила с нотариусом, расписывалась в документах…
        - Пора, пора! - Ирина развернула девушку к окну и пододвинула стул. - Тут не так уж высоко, четвертый этаж, но ты упадешь прямо на асфальт, очень неудачно.
        «Я не смогу взобраться на подоконник! Пока ты будешь меня тащить, кто-то может это увидеть!»
        И тут Томочка почувствовала, что тело вновь подчиняется ей. Говорить она не могла, но руки и ноги слушались!
        На короткое мгновение проснулась надежда, и она поверила, что может спастись. Всего и нужно-то - оттолкнуть Ирину, выбежать из комнаты, добраться до выхода из квартиры.
        Однако надежды оказались тщетны. Гибкое стройное Томочкино тело выполняло совсем не те команды, которые пытался послать ему мозг.
        Оно слушалось Ирину, которая отступила вглубь комнаты, отойдя подальше от окна, и Томочка не могла сопротивляться.
        Окунула губку в воду, отжала слегка, совсем чуточку. Протерла подоконник, так что он стал влажным. Вскарабкалась на стул, а после - на мокрый подоконник. В ужасе предчувствуя свой смертный час, взялась за раму, принялась возить губкой по стеклу.
        «Нет, господи, нет!»
        Томочка стояла на самом краю, высунувшись из окна всем корпусом.
        - Лети, птичка! - прозвучало за спиной, и ноги Томочки беспомощно заскользили по подоконнику.
        Она взмахнула руками, словно крыльями, губка выпала из ладони и полетела вниз.
        А после синяя весенняя бездна проглотила Томочку.
        Часть третья. Илья
        Глава первая
        Весенняя погода переменчива, и предугадать ее капризы синоптики могут не всегда. Сегодня они прогнозировали теплый солнечный день, но уже к полудню на небо наползли дымчато-серые неуклюжие тучи. Ветер стал холодным - забирался под одежду, хлестал по щекам, а в довершение всего начал моросить дождь, по-осеннему нудный, монотонный, превращающий землю под ногами в непроходимую кашу.
        Илья не обращал внимания на погоду, он вообще ничего вокруг не замечал, с головой уйдя в свои мысли. Джинсовая куртка, которую надел, собираясь выйти из дому, постепенно пропитывалась дождем: зонта Илья с собою не взял.
        - Привет, - сказала Леля, подходя к нему. - Иди под зонтик, вымокнешь весь.
        Он рассеянно посмотрел на нее, по лицу скользнула улыбка.
        - Спасибо.
        Теперь они стояли под Лелиным полосатым зонтом, глядя на фотографию Томочки. Она улыбалась им ясной открытой улыбкой - красивая, юная, беззаботная. Готовая расхохотаться в голос. Не знающая своей жестокой судьбы.
        Памятника на ее могиле не было: Илье сказали, что земля осядет, и он может покоситься, надо подождать около года, прежде чем устанавливать. Поэтому снимок был закреплен на кресте.
        - Не могу поверить, - сказала Леля, и Илья услышал слезы в ее голосе.
        - Совсем скоро должна быть наша свадьба, - чужим голосом, отстраненно проговорил он.
        Леля сжала его локоть.
        - Илюша, ты…
        - Хотел сюрприз ей сделать, купил тур в Черногорию, - не слушая девушку, продолжил Илья. - Она мечтала туда съездить, смотрела фотографии в интернете. Мне звонили вчера из агентства, напоминали.
        - Илья, послушай…
        - Человека нет, а они напоминают, что ему пора лететь к морю.
        Они стояли возле Томочкиного последнего пристанища еще минут десять, и за это время ни Леля, ни Илья не произнесли ни слова.
        Небо плакало, Леля плакала, а Илья не мог выдавить ни слезинки. Слезы помогли бы смыть горе, принесли хоть какое-то облегчение, но что-то внутри сжалось, не пропускало их наружу. С того момента, как он узнал о гибели Томочки, в душе образовалась дыра, открывшая такие глубины, о которых Илья и не подозревал. На самом дне этой ямы, под слоем горя, непонимания, неверия и отчаяния, жило и пульсировало чувство, которое давило и отравляло сильнее всего.
        Вина.
        Слишком поздно понял, что любит - и слишком мало отдавал этой любви Томочке. Не должен был уезжать, взваливать на ее плечи уход за матерью - и уехал, даже не звонил несколько последних дней. Все черпал и черпал, брал и брал у щедрой, доброй, готовой на самопожертвование Томочки - и катастрофически скупо, по капле, неохотно, запоздало отдавал взамен. И даже тоскует по Томочке, как ему казалось, недостаточно сильно, не так, как должен.
        - Пойдем, - сказал Илья, почувствовав, что Леля дрожит от холода. - Простудишься.
        Они медленно брели по дорожке, слыша, как дождевые капли разбиваются о скользкую спину зонта.
        - Миша на работе?
        Леля кивнула.
        - Скоро переводится в институт.
        Михаил, на радость отцу, решил делать карьеру по его советам: аспирантура, преподавание, адвокатура.
        Если бы Илья мог удивляться, он удивился бы Мишиной сговорчивости, его внезапно проснувшемуся желанию остепениться на теплой должности.
        Ему хотелось сказать, что все у Миши с Лелей будет отлично: она защитит диплом и устроится на хорошую работу, он освоится в новой роли, они поженятся, детей родят. Но Илья понимал, что если скажет это вслух, то Леля услышит неминуемый оттенок горечи и расстроится. А он не хотел ее огорчать.
        - Мишка молодец, - сказал только. - Из комы, как из космоса вернулся: мудрым, рассудительным.
        Леля улыбнулась.
        - Ты домой сейчас? - спросила она и, получив утвердительный ответ, предложила подвезти.
        - Надо купить машину, кредит взять, да все руки не доходят.
        - Как мама? - дежурно осведомилась Леля, потому что теперь, в свете всех перемен, спрашивать об этом нужды не было.
        Тетя Ира чувствовала себя настолько хорошо, что в это невозможно было поверить. Врачи проверяли ее, брали анализы, делали тесты - и в итоге разводили руками. Да, новый препарат, который мать Ильи стала принимать зимой, был хорош, давал некоторые надежды на более полное восстановление, но такого сногсшибательного эффекта от него никто не ждал.
        Ирина ходила и говорила, как прежде. Безжизненно висевшая правая рука функционировала отлично. Женщина готовила, рисовала, делала уборку, даже связала сыну шарф - и все это без малейших усилий, как будто никогда и не болела, не переносила инсульта, который приковал ее к постели и лишил привычной жизни. Ирина даже стала выглядеть намного моложе, к ней вернулись легкость и красота.
        - О, мама прекрасно, - слишком оживленно ответил Илья. Они уже подходили к Лелиному автомобилю. - Хотела со мной пойти. Ты знаешь, она ведь так любила Томочку.
        То, как он говорил о матери, прозвучало неестественно, чересчур официально, и Илья, почувствовав это, смутился. Леля тоже уловила фальшь, но сделала неправильный вывод.
        - Боишься, что она за старое возьмется, раз выздоровела? - без обиняков спросила девушка, садясь в машину.
        - Нет, - искренне ответил Илья. - Она теперь поклонник ЗОЖ, даже удивительно. Ни про водку, ни про сигареты не вспоминает. Гимнастика, свежевыжатые соки, баланс углеводов и белков и все такое.
        - Ничего себе.
        - Читает запоем, смотрит французские и итальянские фильмы. Я понятия не имел, что она о них слышала. - Илья помолчал. - А мама сказала, что мечтала в юности стать актрисой и часто смотрела их.
        - Тетя Ира изменилась, - констатировала Леля.
        Они выехали со стоянки и пристроились в хвост огромному черному внедорожнику, который плыл по залитой дождем улице, словно океанский лайнер.
        - Не хочу сказать, что мама любила яичницу, яблоки или чай с молоком, а тут вдруг в рот ничего этого не берет. Или походка изменилась, или голос. Нет, она прежняя, но… Ей стало интересно то, что не было интересно. Она вспомнила то, о чем она давно забыла, вот как про эти фильмы.
        Было и еще кое-что, беспокоившее его, но он не стал говорить об этом Леле.
        - Илюша, ты говоришь о матери, а я думаю о Мише, - сказала она, глядя на дорогу. - Он ведь тоже изменился, и меня это тревожило, я его даже не узнавала в какие-то моменты. А потом поняла. И Миша, и твоя мама теперь не такие, как мы. Они оба прошли через болезнь, которая поставила их на грань жизни и смерти. Миша был в коме, тетя Ира перенесла тяжелый инсульт. Потом они вернулись к жизни, но такие вещи не могут не оставлять следа. И жизнь больше ценишь, наверное, и к людям относишься по-другому.
        Леля говорила, Илья кивал и соглашался, потому что слова ее были правильными. Но все же он чувствовал: дело не только в этом, по крайней мере, если вести речь о его матери.
        Он ощущал - именно ощущал: кожей, нервами, клетками, интуитивно, не на уровне мозга, а на уровне эмоций - некоторую неправильность. Или, наоборот, излишнюю правильность в поведении матери. Если она делала уборку, то не оставляла ни пылинки; кусочки морковки в супе были одинакового размера, а обувь в обувнице стояла по линеечке. Мать брала чашку, писала, шла, ставила на стол тарелки, вытирала пыль и, делая все это, не производила ни единого лишнего движения.
        Когда она, неряха, лентяйка и распустеха, а после - больной человек научилась этой точности? Этой идеальности, продуманности каждого слова и жеста?
        В матери больше не было слезливости, привязчивости и излишней сентиментальности, как в дни болезни, но не было и веселой глупости, неосознанной жестокости беззаботного эгоизма прежних, «доинсультных» времен.
        Было и еще одно, что очень удивляло, - старание. Мама старалась держаться с ним так, как он того ждал. Это было похоже на то, как если бы она постоянно, в любой ситуации посылала запросы: как ей относиться к сыну, как вести себя, если он сердится или печалится, как улыбаться, что сказать, как отреагировать, над чем смеяться - и ждала бы ответа.
        Мать была словно шпион на вражеской территории, который отлично знает свою роль, но постоянно на взводе, потому что страшится выдать себя неверным словом. Ее реакции были с крохотной заминкой, и именно потому Илья нутром чувствовал их выверенность, их глубоко запрятанную лживость.
        Илья, который всю жизнь работал журналистом, писал тексты и привык четко выражать свои мысли, на этот раз не мог толком сформулировать, облечь в слова то, что тревожило его, и оттого все становилось еще более мучительно.
        С другой стороны, поведение матери не могло не радовать: Ирина всячески заботилась о сыне, не изводила скандалами, не давила на него, ничего не требовала, даже не просила.
        - Так чего же еще нужно? - Лелин вопрос прозвучал настолько в унисон его мыслям, что Илья вздрогнул и удивленно поглядел на нее.
        - Не слушал? - Она слегка приподняла брови. - Женские слова для мужчин - как белый шум. Они кивают в нужных местах, но думают о своем.
        - Прости, я не…
        - Не извиняйся. Я сказала: мы, люди, настолько привыкаем ждать подвоха, что, когда наши близкие стараются соответствовать нашим ожиданиям и меняются ради нас, то мы просто не в состоянии им поверить, расслабиться и быть за это благодарными.
        Илья обдумал ее слова. Они звучали здраво, если не сказать мудро.
        - Наверное, ты права.
        - Я точно права. Не сомневайся.
        Машина остановилась у дома, где жили Илья с матерью.
        - Спасибо, что подвезла. - Он поцеловал Лелю в щеку. - И вправила мозги.
        Леля грустно посмотрела на него.
        - Папа Миши сказал, что поминальный обед можно будет заказать…
        - Нет, спасибо, - твердо ответил Илья, поняв, о чем речь. - Не надо никакого кафе и ресторана. Соберемся у нас дома. Я позвоню, ладно?
        - Конечно. Если что-то нужно, только скажи, мы с Мишей…
        И снова Илья перебил Лелю:
        - Я знаю. Знаю.
        Он попрощался с девушкой и вышел из машины, тщательно избегая смотреть на то место, куда в тот роковой день упала Томочка. Сможет ли он хоть когда-нибудь, пусть через много лет, пройти здесь и не вспомнить о разыгравшейся трагедии, переломившей его жизнь? Нужно уехать отсюда - из этого дома, из этого района. А возможно, и из Быстрорецка.
        Глава вторая
        Илья и Миша никогда не ссорились. Разве что в далеком детстве, из-за какой-нибудь ерунды, но тут же мирились и забывали о ссоре через минуту. Их дружба была нерушима, надежна и проверена годами.
        Тем удивительнее было, когда они повздорили.
        Да еще и на поминках, на девятый день после Томочкиной смерти.
        Поминальный стол накрыли дома, как Илья и хотел. Народу было полно - люди шли целый день. Томочку любили многие, и все желали отдать дань ее памяти. Хотя родственников у девушки не было, приходили друзья, одноклассники, однокурсники, коллеги с прежней работы - в детском саду и из салона красоты, где Томочка успела проработать всего ничего.
        Все в один голос твердили о том, каким уникальным, добросердечным, искренним человеком она была, как нелепо и вместе с тем трагически погибла.
        Илья чувствовал, что панцирь, в который он изо всех сил старался упаковать, запрятать свою боль, трещит и ломается, свежая рана вновь открывается и начинает кровоточить.
        Спасибо матери - она накрыла стол, всю ночь провозилась на кухне с пирогами, пекла блины, варила компот и кисель, тушила мясо, готовила кутью с медом и изюмом. Все это она делала одна, практически не подпуская Илью.
        - Когда ты успела всему научиться? - удивлялся он.
        - Что-то с юности помню, а пироги Томочка учила печь, - охотно отвечала мать. - Она такая мастерица была. Пока ты в командировке был, мы с ней так вечера коротали. Правда, поначалу рука моя не работала, я смотрела, как и что Томочка делает, запоминала. - Ирина горестно всхлипнула. - Кто же знал, что все так обернется…
        За столом мать взяла слово. Долго говорила то, что, в общем-то, должен был говорить Илья: как они любили Томочку, как надеялись, что будут жить под одной крышей долгие годы. Илья не мог выдавить ни одного связного предложения. Любые красивые фразы казались фальшивыми, грубыми, портили все и опошляли.
        - Ты для нее был свет в окошке, - уходя, сказала Илье бывшая Томочкина начальница, заведующая садиком, полная пожилая женщина в огромных очках. - Уж я-то знаю. Бедная, бедная девочка. Ушла, когда ее мечта начала сбываться.
        Заведующая уходила последней, теперь в квартире оставались, кроме них с матерью, только Леля и Миша. Илья запер дверь и вернулся в гостиную. Там, возле пустого стола, сидела Леля. Лицо у нее было растерянное, как будто она не понимала, как сюда попала и зачем, глаза красные.
        Увидев Илью, девушка хотела сказать что-то, губы ее кривились, и он подумал, что если Леля начнет плакать, то и он не выдержит.
        - Я сейчас, - глухо проговорил Илья, круто развернулся и вышел из комнаты. Вошел в кухню и увидел возле окна мать и Мишу. Они говорили о чем-то вполголоса и, заметив Илью, сразу умолкли и посмотрели на него.
        У Ильи возникло неприятное ощущение, что речь шла о нем. Так близкие обычно обсуждают диагноз смертельно больного родственника, опасаясь, как бы он не услышал.
        - Все ушли? - спросил Миша. - Слава богу.
        - Я потом уберу со стола, мам, помою тут все. Иди отдыхай. Ты устала за эти дни.
        Мать хотела что-то сказать, взглянула на Мишу и передумала. Вышла из комнаты, напоследок потрепав сына по плечу рукой, которая еще месяц назад висела безжизненной плетью.
        - Давай водки выпьем, - предложил Миша. - И поесть тебе надо.
        - Не хочу.
        - Илюха, это все понятно, но ведь поминки затем и делают, чтобы люди ели и пили за помин души покойного.
        Эта рассудочность задела Илью, хотя ничего особенного Миша и не сказал. А уж тем более - обидного.
        - По-твоему, Томочке от этого легче будет? Если я сейчас нажрусь и напьюсь вдобавок?
        Миша ничего не ответил. Молча разлил по стаканам водку, положил им в тарелки какой-то еды. Потом сел за стол и сказал:
        - Давай уже. Садись.
        Илья сел. Взял стакан и выпил залпом. Задохнулся с непривычки, закашлялся. Почувствовал, как потеплело внутри.
        - Вот и славно.
        Какое-то время они ели, не глядя друг на друга, не разговаривая.
        - Ты как вообще? - спросил Миша.
        - Работаю, - ответил Илья, понимая, что только любимая работа его и спасает. - Все нормально. Справляюсь.
        Миша вздохнул.
        - Твоя мать говорит, ты на кладбище каждый день ходишь.
        Илья тяжело глянул на друга.
        - Что еще она говорит? Так я и знал, что вы меня обсуждали.
        - Еще говорит, что ты плохо спишь, мало ешь и худеешь. Беспокоится, - невозмутимо ответил Миша, игнорируя агрессивный тон Ильи.
        - Зато с ней все отлично, - выпалил Илья и в этот момент отчетливо понял, что его почему-то это задевает.
        Или даже не задевает, а…раздражает? Или пугает?
        Миша удивленно вскинул брови.
        - Тебя это разве не радует? Не ты ли костьми был готов лечь, лишь бы мать поправилась? Массажи, мази, лекарства? Теперь ей намного лучше, она ведет нормальную жизнь, а ты вроде как злишься на нее? - Он сцепил пальцы в замок и прищурился. - Если бы тетя Ира снова слегла, тебя бы это больше устроило?
        Миша был прав, и Илье стало совестно. Он хотел ответить, что, разумеется, это его не устроило бы никоим образом, он не то имел в виду, но тут Михаил заговорил снова:
        - Ты себя изводишь, я на это уже смотреть не могу. Конечно, то, что случилось, - ужасно и несправедливо. Томочка - прелесть, ей бы жить да жить, но… Не с тобой.
        Илья от неожиданности поперхнулся компотом.
        - Как ты сказал?
        - Ты глазами-то на меня не сверкай, - не смутился Миша. - Томочка была тебе не пара. И не в том дело, что она плохая, а ты хороший, а в том, что ты ее не любил по-настоящему. Хотя бы так, как она тебя. И сам это всегда знал, и мне говорил, а потом вбил себе в голову обратное. Илюха, это была благодарность, привязанность, дружба, что угодно, только не любовь. Томочка и сама это понимала прекрасно, потому и ушла тогда, осенью, перестала с тобой общаться. А после началась вся эта заварушка с отелем, ты, понятное дело, стал за нее бояться, переживать, а в итоге принял свои метания…
        - Замолчи, - сказал Илья.
        - Томочка потом сама поняла бы это и была бы несчастна. И ты бы понял, даже если еще не понимаешь сейчас, и возненавидел ее.
        - Ты пытаешься сказать, - Илья ушам своим не верил, - что смерть Томочки - это нечто вроде избавления? Прекрасный выход из патовой ситуации? То есть моя невеста вышла в окно - и тем самым освободила меня от необходимости мучиться возле нее всю жизнь, да еще и долю в квартире мне, как выяснилось, оставила?
        Илья уже не говорил, а кричал, чувствуя, как его колотит от ярости.
        - Ты сердишься, Юпитер, значит, ты не прав. Так, кажется? - вкрадчиво проговорил Миша, и Илья не выдержал.
        - Пошел вон! - вне себя заорал он. - Убирайся отсюда! Видеть тебя не могу!
        Миша и перепуганная Леля ушли, а он все метался по квартире, как животное в клетке. Взялся мыть посуду, разбил графин и несколько стаканов.
        Слабый голос в глубине сознания робко пропищал, что, возможно, в словах Миши есть какая-то часть правды, но Илья велел голосу заткнуться так же, как велел замолчать Мише.
        Никакая это не правда. Любовь бывает разная, и Илья любил Томочку.
        Точка. Каким же надо быть идиотом, какой бездушной скотиной, чтобы на девятый день после смерти человека, в его же собственном доме сидеть и рассуждать, что его (точнее, ее гибель!) - только на пользу!
        Неужели Миша - его лучший друг, брат! - действительно говорил это?
        Был способен на такую жестокость и черствость?
        Гнев, дурная энергия требовали выхода, и Илья зашел в комнату матери. Она сидела в кресле с книгой в руках. Увидев Илью, положила томик на колени и посмотрела на сына.
        - Больше не смей обсуждать меня ни с кем. Мое настроение, аппетит, работу, самочувствие - ничего!
        - Ты имеешь в виду не обсуждать с Мишей? - уточнила она. - Но мы не…
        - Хватит уже пытаться решать, что для меня лучше, что хуже!
        Мать хотела возразить, но не стала. Согласно склонила голову: дескать, ладно, так и сделаю.
        Она смотрела на сына каким-то очень знакомым взглядом, и через минуту Илья вспомнил, у кого он видел этот непробиваемый, холодноватый взор.
        У Миши, вот у кого. Лучший друг совсем недавно глядел на Илью, словно старший брат или отец на нашкодившего дошколенка, хотя никогда прежде не позволял себе этой умудренности и снисходительности.
        «Что с ними такое? Они смотрят и ведут себя, словно близнецы», - внезапно успокоившись, подумал Илья.
        Как говорила Леля, мать и Мишу изменила близость смерти?
        Мать встала с кресла.
        - Мне чаю хочется. Налить тебе, сынок?
        Илья обвел взглядом ее комнату и увидел сидящую на кровати куклу Габриэлу. Игрушечная красавица смотрела бирюзовым немигающим взором.
        - Она тебе нравится? - спросил Илья, вспомнив, что Томочка говорила, как мать в первый вечер после его отъезда нервничала, просила убрать куклу с глаз долой, выбросить ее.
        - Милая, симпатичная такая, само очарование, - с улыбкой проговорила мать, подойдя к нему. - Она мне сразу понравилась, по-другому и быть не могло. Кстати, я тут подумала, что хочу сама попробовать делать кукол. Знаешь, прочла одну книгу, и это, оказывается, очень увлекательно - мастерить игрушки. Правда, понадобится много всякого-разного, но это же не проблема, есть даже специальные магазины.
        Мать говорила, а Илья с трудом понимал, о чем это она. Неожиданно пробудившееся желание рукодельничать казалось неважным, несущественным - особенно сейчас. Почти столь же неуместным и оскорбительным, как Мишины слова о Томочке.
        Ирина легонько поцеловала его в щеку.
        - Пошли, дорогой мой, почаевничаем. Пироги такие вкусные получились. Особенно с капустой. А с Мишей помирись, он за тебя переживает. Как и я, - донесся уже из коридора ее голос.
        Илья стоял посреди спальни Ирины, глядя перед собой. Она напевала что-то вполголоса, наполняя чайник. Покрывало на кресле, где мать только что сидела, сползло, и Илья подошел, чтобы его поправить.
        Между спинкой и сиденьем что-то белело. Он убрал покрывало и увидел, что это книжка небольшого формата. Потянул ее - и оказалось, что это не книга, а материн «разговорный» блокнот, который ей теперь без надобности. Завалился в щель, а она и не заметила.
        - Ты идешь? - позвала Ирина.
        - Да, - отозвался Илья, сунул блокнот в карман, не зная в точности, зачем он ему (разве что былое вспомнить?), поправил покрывало и вышел из комнаты, погасив свет.
        Глава третья
        Спал Илья той ночью отвратительно. Забыться сном удалось только под утро, и он увидел такой кошмар, что больше не рискнул закрыть глаза.
        Приснилась ему Томочка. Мертвая.
        Ее изуродованное, залитое кровью лицо маячило за окном. Переломанные руки царапали стекло, пытались открыть створку. Чудовище, в которое превратилась Томочка, висело за окном, похожее на большую пиявку, и шипело, требуя впустить его внутрь.
        - Я твоя невеста! Дай мне войти!
        Потом в руках у существа оказалась кукла Габриэла. «Томочка» колотила ею по стеклу до тех пор, пока не разбила его. Илья проснулся от звона осколков, озираясь по сторонам.
        Жуткое лицо монстра стояло перед глазами, и он не сразу понял, что это был всего лишь сон. Окно, разумеется, было целым, но на фоне Илье почудился кукольный силуэт.
        Илья испуганно моргнул, а когда открыл глаза вновь, силуэт исчез.
        «Кукла, - подумал он. - Вечно эта проклятущая кукла».
        Конечно, и кошмар ему привиделся потому, что он целый вечер думал о Габриэле. Посидев с матерью на кухне, Илья вернулся к себе и принялся изучать «разговорный» блокнот. Он был исписан почти до самого конца, и более девяноста процентов записей были сделаны до отъезда Ильи в командировку.
        Несколько последующих записей тоже не содержали ничего необычного. А потом было то, что мать написала про куклу: «Выброси это не кукла а демон бес нежить я боюсь страшная как зверь хочет сожрать меня».
        Они с Томочкой созванивались, и девушка рассказала, что кукла не понравилась матери, даже чем-то напугала. Видимо, не желая его волновать, Томочка не прочла ему надпись, просто упомянула, что Габриэла не пришлась Ирине по душе, мать даже попросила ее выбросить.
        Но теперь было очевидно: Томочка сгладила углы, преуменьшила. У Ильи глаза на лоб полезли, когда он прочел слова матери о «демоне» и «нежити», о том, что звероподобная кукла «хочет сожрать» ее.
        Что произошло дальше, Илья толком и не знал. Занятый своими делами в командировке, он напрочь забыл об этой истории с куклой, не спросил Томочку, а сама она тоже ничего не рассказала. Поэтому Илья понятия не имел, чем все в итоге закончилось.
        По всей видимости, мать перестала бояться куклы и попросила Томочку ее вернуть. Или сама нашла, куда Томочка ее спрятала, и вытащила.
        Вроде бы это все и значения не имеет - какое отношение к тому, что тревожит Илью, может иметь обычная (хорошо, пусть и не совсем обычная) игрушка?
        Но кукла не шла из головы. Что-то тут было не так, и при мысли о Габриэле наползал иррациональный, ничем вроде бы не подкрепленный страх, почти такой, какой Илье уже приходилось чувствовать в отеле «Петровский».
        Причин тому было две.
        Во-первых, когда Илья вчера спросил мать, нравится ли ей кукла, она улыбнулась и без заминки ответила, что Габриэла ей понравилась сразу. Но это точно была ложь! Зачем же ей врать? Почему бы не рассказать о том, что поначалу кукла ее не впечатлила, а потом все изменилось, не представить это как забавное происшествие?
        А во-вторых, тон записи. Мать явно была сильнейшим образом напугана и, как ни крути, так быстро ее мнение измениться не могло. Пока не выздоровела чудесным образом, мать была подвержена сменам настроения: могла нежданно-негаданно расплакаться, например. Но проявлений такого ужаса не было ни разу.
        Илья вертел в голове ситуацию так и эдак, но не мог найти ни одного рационального объяснения ни тому, почему мать так напугалась, ни тому, почему страх внезапно сменился обожанием, ни тому, с какой стати ей понадобилось скрывать это.
        Следующая запись была последней в блокноте. По-видимому, после мать уже заговорила, так что необходимость писать отпала. На листе было всего три предложения: «Мне нужно полежать. оставь меня. не беспокой». Тон холодный, неприязненный. Буквы почти ровные, да еще и знаки препинания на месте.
        Это было абсолютно не похоже на ту сердечность, если не сказать обожание, с которым мать всегда относилась к невесте сына. Они что, поссорились? Томочка ничего об этом не говорила. Возможно, опять-таки решила не беспокоить Илью. Или тут что-то другое? Как разобраться?
        И вишенка на торте: следующая страница оказалась вырвана.
        «Черт бы побрал эту командировку», - в который раз подумал Илья.
        Хорошо, пусть мать и Томочка поссорились, всякое бывает. Но само построение фраз, слова вроде «оставь меня» - это было не похоже на то, как мать обычно разговаривала. Точнее, не было похоже на прежнюю Ирину. А вот на ту женщину, в которую она превратилась, - очень даже.
        И снова эти перемены, снова головоломка…
        Стоя под душем, пытаясь прийти в себя после бессонной ночи и приснившегося кошмара, Илья понял лишь то, что отсчет начался с появления куклы. Он, между прочим, всегда настороженно относился к куклам и манекенам. Человекоподобные пластмассовые создания, имитирующие людей, внушали Илье опасение с самого детства: было в них что-то пугающее. Самыми страшными фильмами ужасов казались те, где фигурировали куклы, и мысль о том, что они способны двигаться, пока на них не смотришь, или служить сосудом для потусторонней сущности, навевала ужас.
        «Демон бес нежить», - вспомнилось Илье, и горячая вода вдруг показалась ледяной.
        А мать ведь собралась изготавливать кукол!
        С чего бы, откуда это желание? Что за хобби такое?
        Хобби. Куклы.
        «Петя, квартира, дом да куклы - хобби у меня такое - вот и вся моя жизнь», - произнес в его голове женский голос, и спустя мгновение Илья вспомнил, кому он принадлежит.
        Марта Иосифовна - вот кто это сказал. В тот раз, когда Илья пришел к ней с вопросами о муже, о смерти Рогова и отеле «Петровский», она упомянула о своем увлечении куклами.
        Кстати, Рогова - еще один пример человека, который сильно изменился!
        Конечно, со всем, что случилось, Марта Иосифовна не может быть связана, да и перемены там иного свойства, но… Но Илье захотелось поговорить с этой женщиной. Она импонировала ему своей открытостью и дружелюбием, захотелось узнать, как у нее дела. Да и насчет кукол Марта Иосифовна может подсказать, недаром занимается ими.
        Илья подумал, надо бы показать ей Габриэлу, возможно, она расскажет что-то полезное (а еще логично было бы спросить Мишу, откуда он выкопал куклу, но говорить с другом после вчерашней ссоры желания не было).
        Конечно, со временем они помирятся. Понятно, что Миша не собирался обижать Илью и очернять память Томочки, он хотел, как лучше, а Илья мог бы промолчать, но вспылил. Однако на душе при мысли о Мишиных словах саднило. Нет, пока Илья точно не готов к разговору с другом.
        Когда он уже был в прихожей, вышла из комнаты мать.
        - Ты чересчур рано, - удивилась она.
        - Надо кое-куда заехать перед работой, - уклончиво проговорил Илья.
        - Завтракал? - заботливо спросила мать.
        Илья соврал, что поел, и она, удовлетворенно кивнув, скрылась в ванной. Услышав, что полилась вода, Илья прошмыгнул в комнату матери, схватил куклу и вышел из квартиры.
        Номер Марты Иосифовны был записан у него в телефоне, однако оказался отключен, а домашнего Илья не знал. Что ж, придется ехать без звонка. Он уже убирал сотовый в карман, когда тот ожил. Илья сначала обрадовался, думая, что это Марта Иосифовна перезванивает, но то была мать.
        - Илюша, ты почему взял мою куклу? - недовольно спросила она. - Даже не спросил, можно или нет.
        Ответ у него был готов заранее:
        - Прости, мам. Ты сама вчера сказала, что хочешь заняться изготовлением игрушек. Я вечером нашел в интернете пару магазинов, которые продают материалы и разные приспособления для кукольников, хотел заехать, показать куклу владельцам, спросить, есть ли что-то подходящее для…
        - Габриэла уникальна, - прервала мать. - Такую просто так не сделаешь.
        - Я хотел как лучше, - притворно обиделся Илья, и мать смягчилась:
        - Спасибо, дорогой. И ты меня прости, я не хотела быть резкой. Скажешь мне, где эти магазины, я схожу сама, куплю, что нужно, договорились?
        Пообщавшись с матерью, Илья уверился: с куклой связана некая тайна. Ему нужно узнать, в чем дело, причем быстро, потому что вечером куклу придется вернуть.
        Он позвонил на работу, предупредил, что задержится. Вот преимущество руководящей должности: не нужно никому ничего объяснять, оправдываться, хотя Илья и не злоупотреблял положением, всегда работал за троих.
        В доме, где жила Марта Иосифовна, его ждало разочарование. Квартира, где жили Роговы, была продана, в ней поселились другие люди, и никто не знал, где теперь искать бывшую хозяйку.
        Правда, был еще загородный дом - тот самый, где умер Петр, муж Марты Иосифовны, но она, вроде бы, говорила о желании продать и его, потому что жить там не смогла бы. Так что вряд ли она перебралась туда.
        Но тогда куда же?
        «Скарлетт!» - осенило Илью.
        Марта Иосифовна ходила в салон красоты, где работала Томочка (и который находится в том же здании, что и редакция).
        Сотрудницы салона могут знать и номер телефона Роговой, и новый адрес. Приободрившись, Илья вызвал такси и отправился в бизнес-центр. Не отпускает его «Скорость света» - все дороги ведут в родную редакцию.
        «Скарлетт» уже вовсю принимала посетителей: в креслах сидели дамы, вокруг них хлопотали мастерицы. Войдя, Илья увидел Анюту, приятельницу Томочки, которая вчера была на поминках.
        Девушка удивилась, извинилась перед дамой, которую стригла, и подошла к Илье:
        - Что случилось?
        - Мне нужно срочно найти одну женщину, которая ходит в ваш салон. У меня был ее адрес, но она переехала. Можешь помочь? Это важно.
        - Как ее зовут?
        Илья назвал, и Анюта тут же воскликнула:
        - Моя клиентка, я ее знаю! Очень хорошая женщина, но в последнее время…
        - Да, я в курсе, - быстро проговорил Илья.
        - Погоди, поищу телефон.
        Недостриженная женщина беспокойно заерзала в кресле, и Анюта, заметив это, снова извинилась.
        Номер нашелся быстро, но Илья разочарованно вздохнул, увидев, что он тот же самый, который у него был.
        - Сотовый отключен. А где она живет ты, случайно, не знаешь?
        Анюта наморщила лоб, вспоминая. Потом покачала головой:
        - Точно не скажу. Но она говорила, что теперь ездит издалека, дом купила не то в деревне, не то в поселке каком-то.
        - Она не упоминала название?
        - Говорила, но я…
        - Юдино, - подняла голову маникюрша, которая сидела рядом, красила клиентке ногти в ядовито-желтый цвет и слышала их разговор. - Марта у меня раньше всегда ногти делала, а потом перестала. Спросила, почему, а она ответила, зачем, мол, они мне в этом Юдино. Я запомнила, потому что у меня дед там жил, пока не умер. Мы еще с Мартой поговорили про то, как мир тесен.
        Глава четвертая
        Илья вышел в коридор, собираясь немедленно ехать в Юдино и раздумывая, стоит зайти в редакцию или нет.
        Дверь салона открылась, и он увидел Анюту.
        - Илюша, я спросить хотела, - неуверенно проговорила девушка, - вчера на поминках неудобно было, раньше тоже как-то не до того.
        - О чем спросить?
        Анюта помялась.
        - Не мое дело… и тупо, конечно, про такое спрашивать, но…
        Илья нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
        - Но - что?
        - Томочка не была беременна? - выпалила Анюта.
        Илья опешил.
        - Прости, я не должна была лезть с вопросами.
        - В результатах вскрытия беременность не указана, - сглотнув ком, ответил он. - Почему ты спрашиваешь? Томочка говорила, что подозревает…
        - Нет, не в том дело! - Анюта покраснела. - Это я говорила, что, возможно, она беременная, раз с ней такое творилось в последнее время.
        - Какое «такое»? - деревянным голосом спросил Илья, чувствуя пустоту внутри.
        Анюта быстро глянула на него и отвела глаза.
        - Она себя ужасно чувствовала. Говорила, плохо спит. Выглядела усталой, круги под глазами, вялая, аппетит пропал, тошнило ее. Я и посоветовала купить тест. А потом… - Девушка снова поглядела на Илью. - В субботу ей стало дурно: в обморок упала. В воскресенье у Томочки последний рабочий день был, так она с напарницей поменялась, чтобы не выходить.
        - Ты с ней не говорила потом?
        Анюта пожала плечами.
        - Звонила, телефон был недоступен. На смс она не ответила. А после я узнала… - Девушка осеклась. - Сразу подумала: в том состоянии, в каком Томочка была в последние дни, запросто могла выпасть из окна! Голова закружилась, наверное. Она же еле ходила! Зачем ей понадобилось мыть окна?
        Сидя в такси, которое везло его в Юдино, Илья думал, что вопросов становится только больше. О том, что Томочке было так плохо, что она отпросилась с работы (чего никогда не делала без веских причин), он понятия не имел. Мать об этом не обмолвилась…
        До того, как Илья уехал в горы, где толком не было связи, Томочка вела себя нормально. Хотя она и говорила, что неважно спит, но это казалось не столь уж важным, да и она упоминала об этом вскользь, как о незначительной вещи.
        Когда Илья снова оказался в зоне доступа и собрался позвонить, Томочка написала, что уронила телефон. В последние дни, пока девушка была жива, они не слышали друг друга, только переписывались. Тон сообщений был такой же, как всегда - легкий, жизнерадостный. Томочка была не из тех, кто жалуется, и ни слова не сказала о том, что больна.
        Илья клял себя, что не додумался позвонить на сотовый матери, не поговорил с Томочкой. Ему это и в голову не пришло, ведь он полагал, что скоро вернется, и они увидятся.
        «Ты ее не любил по-настоящему. Хотя бы так, как она тебя…», - вспомнились Мишины слова.
        А если это правда?! Илью окатило холодом. Страстно влюбленный, наверное, захотел бы услышать голос любимой, не удовольствовался перепиской. Мысль была настолько мучительна, что Илья не сдержал стона, и таксист озабоченно посмотрел на него:
        - Плохо вам, что ли? Тошнит? - Наверное, переживал за чистоту в салоне.
        - Нет, все в порядке, - успокоил его Илья.
        Нужно перестать об этом думать. Вгоняя себя в депрессию, ничего не добьешься. Илья сконцентрировался на том, что станет делать, оказавшись в Юдино.
        Впрочем, никаких сложностей со сбором информации не возникло. Въехав в поселок, Илья попросил таксиста отвезти его ближе к центру: там, где кипела поселковая жизнь, наверняка найдется человек, которому можно задать вопросы.
        В центре обнаружились большое двухэтажное здание, гордо именуемое «Торговый центр «Юдино», церковь и поселковая администрация. Вот с нее-то Илья и решил начать, вооружившись корочкой журналиста, которая открывала многие двери.
        В итоге Илья разговорился с женщиной, которая назвалась Зинаидой Федоровной (названия ее должности он не запомнил), и пояснил, что разыскивает Марту Иосифовну Рогову, которая не так давно купила дом в Юдино и переехала сюда жить. Как водится, помахал перед носом Зинаиды Федоровны удостоверением, начал туманно объяснять, зачем ему Рогова, но тут заметил, что лицо поселковой начальницы бледнеет и вытягивается.
        - В чем дело, Зинаида Федоровна? - спросил Илья. - Что-то не так?
        Та неопределенно помотала головой, что можно было расценить и как «да», и как «нет», а потом выдавила:
        - Так померла она. Старуха-то. - Женщина смутилась: - Местные ее так звали. Старухой. Деревенские, что с них взять.
        Илья был потрясен, не знал, что сказать. Опять смерть! Но отчего умерла Марта Иосифовна? Болела? Оказывается, он проговорил это вслух, и Зинаида Федоровна принялась объяснять:
        - Расследование было, а как же? Полиция была. Никаких насильственных следов, ничего не нашли.
        - Произошел несчастный случай? - спросил сбитый с толку Илья.
        Ответом снова было непонятно что означающее мотание головой.
        - Что-то с ней не в порядке было. Она, когда решила дом купить, ко мне обратилась. И дом этот был… нехороший. То есть нормальный, но, понимаете, репутация! - Зинаида Федоровна понесла совсем уж какую-то чушь: - До того, как его на продажу выставили, там ведьма жила. И померла там же. Никто из местных в тот дом не сунулся бы. И я Ста… Марте сказала, что мол, плохой это дом! - Тут женщина покраснела, потому что на самом деле ни о чем таком приезжую не предупреждала. Но теперь-то какая разница? - А она и говорит: мне, дескать, все равно, чей он был, главное, чтобы ко мне никто не лез!
        - Значит, ей требовалась уединенность? - протянул Илья, все еще ничего не понимая.
        - Ага, она самая. Уединенность.
        - Хорошо, а потом?
        - А потом ничего. Забор двухметровый отгрохала вокруг участка, выезжала в город изредка. Жила себе и жила, ни с кем не зналась. - Зинаида Федоровна шумно вздохнула. - Недолго только. В феврале померла.
        - Как это случилось? - терпеливо спросил Илья, чувствуя, что они, наконец-то, подбираются к самому важному.
        - Замерзла насмерть. Морозы стояли - минус тридцать. А она возьми и выйди на веранду в одной ночнушке! Села в кресло и сидела, пока не померла. Так и нашли. - Зинаида Федоровна перекрестилась. - Страшное дело. Так вцепилась в подлокотники, что пальцы пришлось ломать: надо же было как-то оторвать ее от кресла!
        Зинаида Федоровна торжествующе глянула на ошарашенного Илью: похоже, осталась довольна произведенным эффектом.
        - Я не расслышала, как вы сказали? Статью хотите про нее писать?
        Он лихорадочно соображал, что ответить. Чутье журналиста буквально кричало о том, что тут есть какая-то загадка. Нужно попасть в дом, где жила Рогова: возможно, найдется что-то важное. Что - Илья и сам не знал, но подсознательно чувствовал: необъяснимая смерть женщины, ее состояние перед гибелью и желание уехать в глушь - неспроста!
        Хотя, конечно, с Томочкой и куклой это не может быть связано, а ведь он приехал, чтобы поговорить с Мартой Иосифовной именно о кукле.
        Откашлявшись, Илья туманно намекнул, что Марта Иосифовна была «не из простых», и ее смертью, вероятно, заинтересуются «наверху», а сам Илья когда-то хорошо знал покойную, поэтому ему хотелось бы осмотреть дом Роговой. Можно в присутствии свидетелей.
        Это звучало не очень-то убедительно, тем не менее Зинаида Федоровна понимающе прикрыла глаза, принимая необходимость наведаться в дом.
        - Дом заперт, ключи постоянно в сейфе хранятся. Ничего не трогаем, никто туда ни ногой. Ждем, когда родственники объявятся, - отчитывалась Зинаида Федоровна, ведя Илью к жилищу Марты Иосифовны.
        Дом, стоящий на краю поселка, был, наверное, самым большим в Юдино. Солидный, основательный, только все равно сразу видно, что нежилой. Оказавшись за огромным забором, Илья увидел неопрятный двор, тусклые пыльные окна, сорняки, захватившие сад.
        Зинаида Федоровна резво взобралась по каменным ступенькам на высокую веранду, покосившись на стоявшее в глубине ее кресло-качалку. Очевидно, это было то самое кресло, в котором Рогова нашла свою смерть. Илье стало не по себе, и он вслед за своей провожатой поспешил отвести от него взгляд.
        Замков на двери было целых три - и все хитроумные, надежные. А внутри, как выяснилось, имелась еще и задвижка. От кого хотела спастись Марта Иосифовна? От кого запиралась, огораживалась забором?
        Илье вспомнились ее слова во время их последней встречи: «Я сказала тебе, что на той стороне что-то есть, и иногда оно хочет до нас дотянуться. Так вот, раньше я просто предполагала, а теперь знаю точно».
        Как бы то ни было, она сама вышла навстречу своей смерти.
        «Как Томочка», - мелькнуло в голове, но Илья осадил себя: между этими смертями нет ничего общего. С Томочкой произошел несчастный случай.
        В комнатах было неприютно и мрачно. Пахло старым домом, сыростью, чем-то затхлым. Истоптанные, видимо, полицейскими после смерти хозяйки полы, нестираные занавески, добротная, но посеревшая от пыли мебель - хотелось бежать отсюда куда подальше, и Зинаида Федоровна нетерпеливо переминалась, то и дело оглядываясь на входную дверь.
        - Ее не ограбили?
        - Вроде нет, - без особой уверенности ответила женщина. - Никто же тут не был, не знал, где у нее что лежит. Но полиция нашла в доме украшения, они тоже сейчас в сейфе, и техника разная стоит - ничего не тронуто.
        Илья и сам не думал, что это ограбление.
        - Она куклами увлекалась, где-то здесь должна быть коллекция.
        - Куклы есть! - подтвердила Зинаида Федоровна. - Я с полицией была, видела. В конце коридора.
        Илья направился туда, а женщина зябко повела плечами:
        - Не пойду с вами. Не нравится мне тут, лучше на улице обожду. Вы человек приличный, чужого не возьмете.
        «Впервые видишь, а уже знаешь, что порядочный», - усмехнулся про себя Илья, но вслух, конечно, заверил, что ничего брать не станет.
        Куклы занимали целую стену: сидели на специальных полочках. Большие и маленькие, мягкие и пластмассовые, самодельные и фабричные. Коллекция была несколько хаотичная, и Илье подумалось, что куклы не представляли особой ценности ни для кого, кроме хозяйки: она приобретала те, что ей нравились, независимо от их стоимости, значимости.
        Куклы тоже казались осиротевшими, чумазыми, как беспризорные дети в грязных одеждах. Пустые глаза смотрели в никуда. Сложив ручки на коленях, куклы терпеливо ждали ту, кто больше никогда не придет, и выглядело это так тоскливо, что сердце Ильи заныло.
        Собираясь уходить, он обвел кукольную компанию взглядом и тут заметил, что одна из игрушек сидит на тумбочке отдельно от остальных.
        На большой, ростом с двухлетнего ребенка, кукле, было старинного покроя дорожное платье из синего бархата, на головке кокетливо сидела шляпка с пером. Кукла чем-то смутно напоминала Габриэлу, которая лежала сейчас у Ильи в сумке. Быть может, дело было в изысканном наряде по моде минувших времен, а может, в красивом тонком личике или ярких голубых глазах.
        Илья подошел ближе и увидел, что на самом деле игрушечные красавицы совсем разные: Габриэла - антикварная, очевидно, дорогая, тогда как эта кукла, несмотря на наряд по моде девятнадцатого века, была самой обыкновенной. Перед ним был пластмассовый новодел, впрочем, весьма симпатичный. Илья хотел повернуться и уйти, но обратил внимание на саквояж, который находился в руках у дамы - изящно сделанный и в точности похожий на настоящий, даже замочки, как выяснилось, открывались: Илья не удержался и сунул руку внутрь.
        А сделав это, понял: в саквояже что-то лежит. Секунду спустя он вытащил на свет запечатанный конверт.
        «Что это? Завещание?»
        Однако это оказалось письмо. На конверте значилось: «Тому, кто найдет». Нашел Илья - значит, письмо адресовано ему. Поговорить с Мартой Иосифовной не удалось, но она все-таки смогла дотянуться до него из вечности, в которой теперь пребывала.
        Зинаида Федоровна стояла у крыльца.
        - Быстро вы. - Она окинула молодого человека подозрительным взглядом, желая убедиться, что ни телевизор, ни микроволновку он из дому не вынес, вышел с пустыми руками, как и вошел (сумку Илья специально оставил на столике возле входа в дом, а конверт спрятал во внутренний карман куртки). - Ну, насмотрелись, пойдемте, что ли?
        Они вышли со двора, и навстречу им вывернулся тощий плешивый мужичонка с круглой, как апельсин, головой.
        - Чё, в Ведьмин дом ходили? - спросил он. - И как?
        - Товарищ из Быстрорецка, из журнала, - строго сообщила Зинаида Федоровна. - Статью пишет. Шел бы ты отсюда, Савка.
        - А ты ему про гроб сказала? - игнорируя ее слова, снова вопросил он.
        - Про какой гроб? - Илья остановился и поглядел на Зинаиду Федоровну.
        Та досадливо махнула рукой: кого вы слушаете?
        Однако Савка не сдавался.
        - Я видел, как ей вещи привезли. Старухе-то. Пришел, помочь хотел.
        - Видали помощничка! - хохотнула Зинаида Федоровна.
        Савка оскорбленно посмотрел на нее и не удостоил ответом.
        - Ящик там был. На гроб похожий, только маленький. Старуха больно переживала, как бы не уронили. Видать, ценное что-то было, правильно я говорю? А как померла она, никакого ящика не нашли. Куда он делся? - Савка победно поглядел на Илью. - Как есть грабанули Старуху и прикокнули. Я говорю, говорю, только кто меня слушает?
        - И правильно делают, что не слушают! - взвилась Зинаида Федоровна. - Вам, алкашам, какая вера? Вам лишь бы глаза залить!
        Савка обиженно запыхтел. А Илья подумал, что он не врет - зачем ему?
        Ящик, по всей видимости, был.
        Вопрос в том, что было в ящике?
        Глава пятая
        День плавно перетек в вечер, а Илья и не заметил. Он будто бы выпал, отключился от внешнего мира, позабыл о его существовании, полностью уйдя в то, о чем говорилось в письме, которое он забрал из кукольного саквояжа.
        Пока ехал обратно, решил не читать, тем более что позвонили по работе, пришлось по телефону улаживать кое-какие дела. Не успел повесить трубку, как увидел пропущенный от матери. Она желала знать, как дела, когда он вернется. Илье показалось, что больше ее волнует кукла, и он решил сделать то, чего не собирался: поехать не домой, а в редакцию.
        Так и вышло, что письмо Марты Иосифовны Илья читал в рабочем кабинете, и сейчас был рад тому, что может спокойно все обдумать.
        Отложив письмо в сторону, он, не в силах усидеть на месте, вышел из кабинета и только тут сообразил, что уже довольно поздно, рабочий день закончился почти два часа назад, а в редакции остался лишь он сам.
        У Ильи был отдельный кабинет, пусть и небольшой, дверь выходила не в коридор, а в просторное, разделенное перегородками помещение, где сидели журналисты, корректоры, верстальщики. Обычно здесь было много людей, занятых привычными делами. Мерцали мониторы компьютеров, слышались разговоры и телефонные звонки, резвый перестук клавиш, клацанье мышки, приглушенные смешки.
        Теперь же офис казался вымершим, люди словно сбежали отсюда, оставив Илью наедине с тем знанием, которое переполняло его. Он обвел рассеянным взглядом непривычно пустой и тихий зал, думая, что одинок как никогда.
        Ему нужно было поговорить с кем-то, посоветоваться с человеком, который не примет его за сумасшедшего, поверит, не станет скептически усмехаться.
        Илья вернулся в кабинет, взглянул на стопку белых листов, исписанных убористым, бисерным почерком. Письмо притягивало взор, и он снова и снова возвращался мыслями к прочитанному…
        «Как не хочется писать эту глупую киношную фразу, но ведь она отражает истину. Поэтому все же напишу: если вы читаете это письмо, значит, меня нет в живых.
        Я не боюсь умирать. Более того, смерть видится мне лучшим выходом, правильным. Это избавит меня от сомнений и страхов, а я так устала сомневаться и бояться, ждать, что еще может со мной произойти.
        Вопрос не в том, умру ли я, скоро ли это произойдёт, а в том, какой будет моя смерть? Сильно ли буду мучиться? Осознаю ли, что умираю?
        Хорошо, что заранее это никому не известно, разве что самоубийцам. Да и те знают лишь дорогу, но не сознают ни тягот пути, ни того, какова конечная станция.
        Ладно, что-то потянуло на философию, вообще-то мне такие выверты не свойственны. Я человек простой, с детства была такой, даже сильным воображением не отличалась, все мои представления о жизни всегда лежали в области материалистической, четкой и понятной.
        Когда же это изменилось?
        Думаю, дело было в необдуманном, опрометчивом решении Пети, моего мужа: он позволил Гусарову превратить проклятую Петровскую больницу в отель. Решение это, в конечном итоге, убило и глупого самонадеянного ресторатора, и еще многих людей, в том числе моего несчастного мужа. И меня тоже потянуло в пропасть, хотя я к тем событиям и непричастна. Однако то была отправная точка: случившееся с Петей подтолкнуло меня к опасному краю. Я какое-то время балансировала на нем, даже могла удержаться, отойти подальше и уцелеть. Ошибка Пети осталась бы его ошибкой, и меня - моего физического существования - все те события с отелем не коснулись бы…
        И все же я сделала так, что меня втянуло внутрь этого водоворота, а возможности выплыть теперь уже нет.
        Могла я избежать этого кошмара? Или все было предопределено, потому что я не поступила бы иначе, и, стало быть, исход в любом случае был неизбежен? Кажется, я заговариваюсь. В последнее время все как в тумане, соображаю плохо.
        В общем, Пети не стало весной прошлого года, он умер ужасно, но еще ужаснее то, что он оставил меня одну. Никого рядом: ни родных, ни близких, ни настоящих друзей.
        Боже, как я была зла на него! То, что Пети не стало, я восприняла как предательство, не могла смириться с его смертью и своим унылым, бесконечным одиночеством - таким огромным, что оно заслонило от меня весь мир.
        Со стороны может показаться, что это дурь, блажь. Я была богатой женщиной, не было нужды работать, выживать, экономить, менять привычный образ жизни. Можно было жить в свое удовольствие, даже, может, мужчину найти - я же еще не так стара.
        В первое время я пыталась жить, как прежде. Месяц, два, три… Куда-то ходила, что-то покупала, с кем-то общалась. Старательно улыбалась знакомым, делала прическу в парикмахерской, ходила красить ногти. Но все это не приносило мне ни капли радости. Из кровати себя поутру приходилось буквально выволакивать, потому что я не могла решить: зачем?
        У нас не было детей по моей вине: я не могла их иметь. Я не врала Пете, сказала обо всем еще до брака, чтобы у него был выбор. Он выбрал меня. Сказал: ничего страшного, это не главное в жизни, кто решил, что семья без детей не семья?
        Петя не лгал, он и в самом деле в это верил. А я ненавидела себя, свою немощь, ущербность. Не умела себя любить, но Петя любил меня так сильно, что силы этого чувства всегда хватало на двоих. И когда Петя ушел, с ним вместе ушел и источник моего света. Даже мое хобби - куклы, жалкая замена детям, которые так и не родились, перестало приносить радость.
        Мне часто казалось, что я внутри - пустая, и после ухода Пети эта гулкая серая пустота выползла наружу и поглотила меня; я барахталась в безвоздушном пространстве и не понимала, что делать дальше, как жить, для чего…
        Возможно, все испытывают нечто похожее - есть же эти рассуждения о стадиях горя от потери близкого. Наверное, рано или поздно я доползла бы и до стадии «принятия», а при мысли о Пете испытывала бы тихую светлую грусть, а не рвущую душу боль.
        Может, это сродни подростковому периоду: его надо просто пережить, а потом будет легче, ты выберешься из кокона, вместо гусеницы на свет божий появится бабочка.
        Но в моем случае хорошее время так и не настало. Не успело.
        Все началось в одну из ночей. Не назову точной даты, да и надо ли?
        Сон у меня нарушился. Прежде я засыпала быстро, спала всю ночь, не просыпаясь. После Петиной смерти это, как и многое другое, изменилось. Заснуть стало проблемой, то и дело я лежала ночью с открытыми глазами и таращилась в темноту, не в силах выключить «бетономешалку» в голове, прокучивая одни и те же мысли.
        В ту ночь я встала, собираясь выпить чаю с чем-нибудь сладким. Ночные прогулки к холодильнику среди ночи стали обычным явлением, и я перестала корить себя за них.
        Пройдя по коридору, хотела уже свернуть в сторону кухни, как краем глаза заметила в большом зеркале человеческую фигуру. В первое мгновение, пока мозг еще не успел правильно отреагировать, послать какой-то сигнал, мне подумалось, что это я сама, но уже через долю секунды стало ясно, что это невозможно.
        С той точки, где находилась, отразиться в зеркале я никак не могла.
        Я резко повернула голову туда, где должен был стоять отражающийся в зеркале человек, но коридор был пуст. Это могло означать лишь одно…
        Не знаю, почему я не умерла от ужаса. Может, так было бы лучше. Какая-то сила заставила меня поглядеть в зеркало, и я поняла, что не ошиблась. Зеркало большое, от пола до потолка; человек, которого я видела, отражался в полный рост.
        Можете решить, что я рехнулась, но я знаю, что видела. Точнее, кого. Заледенев от ужаса (точнее не скажешь, меня и правда словно прихватило льдом!), я смотрела на своего покойного мужа.
        Свет из окон гостиной и кухни проникал в коридор, так что я видела его отчетливо, но все же думала, как и всякий думал бы на моем месте, что этого не может быть!
        Не пойму, как нашла в себе силы, но все же шагнула к выключателю и зажгла лампу. Надеялась, что сумрачное видение - лишь порождение моей фантазии, плод бессонных ночей и отчаяния, но ошиблась.
        Свет зажегся, но Петино отражение никуда не делось. Он стоял в зазеркалье и смотрел на меня. На нем был тот костюм, в котором его похоронили, но лицо, к счастью, было вовсе не таким искаженным, как в момент смерти.
        Петю пришлось хоронить в закрытом гробу: специалисты похоронного бюро не смогли при помощи своих уловок стереть печать страха. Так что если бы я вновь увидела это обезображенное ужасом лицо, то, наверное, не пережила бы.
        Однако Петя выглядел так же, как и всегда, разве что казался печальным, более строгим. Мертвый муж, явившийся с той стороны, смотрел мне в глаза, а мне казалось, что я схожу с ума.
        Сколько это длилось, не помню, а потом я упала в обморок. Грохнулась на пол, придя в себя только через несколько часов. Очнувшись, первым делом посмотрела в зеркало, но там никого не было.
        Конечно, я попыталась убедить себя, что мне почудилось. Следующим вечером выпила снотворное: несмотря на проблемы со сном, к помощи таблеток я прибегала редко, полагая, что могу привыкнуть, и тогда вообще без лекарств спать перестану.
        Но тут наплевала на все. Мне нужно было выспаться, прийти в себя, и мой план сработал. Последующая ночь тоже не принесла сюрпризов, тем более что я решила не ходить по ночам мимо того зеркала (заодно прекратила ночные забеги в сторону холодильника).
        Однако с мочевым пузырем справиться сложнее. Мне уже удалось заставить себя поверить, что отражение покойного Пети в зеркале было иллюзией, но все же в ванную ночью я заходила с опаской. И не зря.
        Он поджидал меня прямо там, в зеркале над раковиной, что висело прямо напротив двери. Я потеряла не то что дар речи, а, кажется, саму способность открывать рот, шевелить языком, артикулировать.
        Как и в прошлый раз, отражение было отчетливым, не размытым, а за спиной у мертвеца была клубящаяся темнота. Губы его не были сомкнуты: они шевелились, он говорил что-то, но слов не было слышно.
        Я выскочила из ванной, захлопнув за собой дверь. Конечно, до самого рассвета заснуть так и не смогла. Ходила по комнате из угла в угол, не зная, что думать, как успокоиться.
        Знали бы вы, чего мне стоило поутру открыть дверь ванной! Как сильно я боялась увидеть там Петра! Но зеркало отражало лишь мое бледное, помятое лицо. Нужно было что-то делать, с кем-то посоветоваться. Но кто мог бы выслушать и понять, не крутя пальцем у виска?
        В общем, мне пришло в голову единственное, как казалось, возможное решение: обратиться за помощью к тем, кому положено общаться с запредельным.
        Я пошла в церковь, куда изредка заглядывала.
        Моя вера в Бога всегда была условной. Я полагала, как и многие, что «нечто такое есть», однако Библию не читала, христианских канонов не придерживалась, традиций не соблюдала. Библейский Бог был мне неведом, скорее уж я верила в некий абстрактный Высший Разум, толком не понимая, что или кто это.
        В той ситуации выбора особого не было, и я отправилась к отцу Феофану, который отпевал Петю. Мой муж несколько раз довольно щедро жертвовал на восстановление храма, они были неплохо знакомы с отцом Феофаном, так что и я могла рассчитывать, по крайней мере, на участие с его стороны.
        Вокруг да около я ходить не стала, сразу, без лишних слов заявила, что в последнее время покойный муж стал мерещиться мне в зеркалах. Священник, пожилой мужчина с седой бородой и усталыми глазами, взглянул на меня сканирующим взором, пытаясь оценить, в своем ли я уме.
        - Я не алкоголичка, не наркоманка, не состою на учете у психиатра, не верю в привидения и не пытаюсь привлечь к себе внимание всевозможными способами, - сказала я. - Говорю как есть: видела Петра своими глазами, как вас сейчас. Ни за что не пришла бы, но, понимаете ли, это пугает. Вы же на короткой ноге с духовным миром, скажите, что мне делать?
        Священника, как видно, покоробил мой тон, потому что он слегка поморщился, однако ответил ровно и спокойно:
        - Со дня смерти вашего супруга давно минуло сорок дней. Согласно христианскому вероучению, душа его сейчас…
        Я испугалась, что он углубится в религиозные дебри, а потому прервала:
        - Простите, святой отец, как вы думаете, это мог быть мой муж? Или это нечто… демоническое?
        Отец Феофан вздохнул и посмотрел на меня.
        - Вы верующая?
        Простой вопрос оказался сложным.
        - Не знаю. - Я не стала врать. - В том смысле, который вы вкладываете в это понятие, скорее всего, нет.
        - Жизнь не кончается со смертью тела. После земной кончины нас всех ждет дальнейший путь - верите вы в это или нет. Тому, что ушедшие способны навещать родных после смерти, не найдено прямых доказательств; то, как ведут себя, что делают души в загробном мире, доподлинно никому не известно. Церковь дает свои пояснения, но вам ведь они не нужны?
        Я неуверенно кивнула.
        - Однако есть проверенные веками правила поведения для тех, кто остается. Одно из важнейших - не следует хоронить себя вместе с умершим, слишком сильно горевать, постоянно бывать на кладбище. Это может иметь печальные последствия. Знаете, как в старину говорили? Им там горько от наших слез. А еще говорили: если слишком цепляться за покойных, они могут и утянуть за собой.
        - Хотите сказать, моя скорбь не дает Пете покоя?
        - А вы сами как думаете, отпустили вы супруга или нет?
        Все его рассуждения сводились к тому, что я из эгоизма не могу нормально проститься с Петром и жить дальше, потому он мне и мерещится. Именно мерещится! Это всего лишь реакция моего сознания.
        Отец Феофан посоветовал поставить свечи в церкви, дал молитвы, которые следует читать каждый вечер перед сном, а еще оказался человеком отзывчивым, в тот же день пришел и помолился в квартире, побрызгал святой водой по углам (и о зеркалах не забыл). Провел что-то вроде обряда очищения.
        - Успокойтесь, не нужно бояться, - сказал он мне напоследок, принимая оплату за труды. - Делайте, как я вам сказал, и верьте: покойный супруг вас больше не потревожит.
        Он улыбнулся всезнающей, немного снисходительной улыбкой, и я поверила ему. Напрасно поверила.
        Глава шестая
        Закрыв дверь за священником, я вернулась в гостиную, чувствуя дурацкое умиротворение: мне показалось, проблема решена. Помню, что думала об ужине, вина хотела выпить, а еще про генеральную уборку были мысли, про то, что надо бы позвонить в клининговую компанию.
        А потом я посмотрела в окно. У меня в гостиной огромные окна, я вечно забываю занавесить их на ночь. Да и смысла особого не вижу: семнадцатый этаж, домов напротив нет. Петя в последние дни постоянно задергивал шторы, боялся тех, кто может следить за ним из темноты, а я еще посмеивалась над ним, не зная всего…
        Ладно, сейчас не о том. Я посмотрела в окно и увидела его в черном прямоугольнике, словно в огромной раме. Это не выглядело так, будто мой умерший муж стоит снаружи. Нет, то было его отражение - совсем как давеча в зеркале. Только теперь наши отражения находились рядом: Петр стоял за моей спиной, словно на старинном семейном портрете.
        Я застыла, превратившись в фигуру изо льда, что строят в нашем городе на главной площади к Новому году. Стояла и смотрела на мертвеца, которого так и не удалось прогнать из моего дома, из мыслей, из жизни…
        Смотрела, пока он не поднял руку и не положил ее мне на плечо. Я видела его ладонь в отражении, но когда резко повернула голову влево, то не увидела ничего, и это отдельное, параллельное существование зазеркального и нашего миров напугало меня сильнее всего.
        Я закричала, не узнавая своего голоса, и выбежала из комнаты. Рванула с вешалки пальто, схватила сапоги, сумку… Ночевала в ту ночь в гостинице. Если администратора и удивил мой неопрятный облик, она не подала виду, положила на стойку ключи и пожелала хорошего вечера.
        Вечер и правда был хорош. Я купила бутылку водки и выпила, хотя давно не пила крепкий алкоголь. Но вино не подойдет, если нужно подавить страх.
        Впрочем, водка тоже не особо помогла, но я хотя бы заснула, не забыв занавесить окна.
        Утром пошла на прием к знакомому доктору. Не потому, что так уж верила в силу медицины, а просто потому, что собиралась взять рецепт и купить лекарства: успокоительное и снотворное.
        Манипуляции священника не сработали, но все же я пока еще могла попытаться себя убедить, что дело во мне: в тоске по мужу, в одиночестве или в особенностях психики, и решила с собою бороться. Например, принимая препараты.
        Доктор цокал языком, сочувственно смотрел, понимающе кивал. Я терпела. Главное, чтобы сделал то, что от него требовалось. И он не подвел.
        День-два я жила, вооружившись достижениями фармации. Принимала пилюли и днем, и на ночь, а в результате мне постоянно казалось, что нахожусь в полудреме. Движения были замедленными, мысли - вялыми, реакции - заторможенными.
        Занавески я задергивала плотно, подумывала закрыть тканью и зеркала, но это выглядело бы так, словно в доме покойник - согласитесь, жутковатый намек.
        Спала без снов, как пьяница, который свалился под стол, перебрав со спиртным. А однажды утром проснулась и обнаружила, что все зеркала в моем доме разбиты. Затейливая сеть трещин напоминала паутину, и я барахталась в этой паутине, как муха, понимающая, что теперь уже не спастись.
        Надежда, что образ Пети мне чудится, вера в расшатанные нервы и проделки сознания треснули, как зеркальная поверхность. Стало очевидно, что все происходит на самом деле: какой бы сильной ни была моя тоска по мужу, переколотить зеркала она не сумеет.
        Когда пришло осознание этого факта, я почувствовала спокойствие. Наверное, то был шок, но, тем не менее, ощущала я себя увереннее, чем накануне.
        Первым делом выбросила все таблетки - незачем сажать печень, принимая всякую дрянь. Потом вызвала мастеров, чтобы мне заменили разбитые зеркала.
        Деньги способны сделать многое, если не все: буквально через час пришли шустрые мужички и быстро выполнили всю требуемую работу. Пока они, негромко переговариваясь, занимались починкой, я пила кофе и листала телефонную книжку, потому что в контактах сотового нужный номер записан не был, я и представить себе не могла, что мне понадобится поговорить с этим человеком.
        Однако нестандартные ситуации требовали нестандартных мер. Одна моя знакомая постоянно бегала по экстрасенсам и ясновидящим, и я подумала, что не лишним будет проконсультироваться со специалистом по всяким таким делам.
        Номер Марины наконец нашелся, и я собралась набрать его, как вдруг телефон зазвонил, на экране высветился номер священника.
        «Как чувствует, - подумала я. - Хочет уберечь от обращения к ворожеям. Церковь же не одобряет».
        Отец Феофан звонил справиться о моем самочувствии. Я недрогнувшим голосом поблагодарила его и уверила, что молитвы помогли, оказали самое благотворное воздействие, поэтому сплю я как младенец. Священник остался доволен моим ответом и повесил трубку, а я, грешный человек, тотчас позвонила Марине.
        - Да, дорогая, как ты? - отозвалась она пришептывающим, трагическим голосом.
        Я без экивоков попросила свести меня с кем-то из ее знакомых магов, желательно повыше квалификацией.
        - Что-то случилось? - спросила Марина, и я вспомнила, что, несмотря на ее экзальтированность, она была неплохая женщина, не злобная, не сплетница, а потому ответила честно:
        - Мужа покойного вижу по ночам в зеркалах. Ходила к священнику, не помогло. Таблетки пила, чтобы спать, думала, мерещится. Сегодня утром проснулась, а зеркала…
        - Разбились? - проницательно заметила Марина.
        - Ага.
        Марина помолчала, обдумывая что-то, а потом сказала:
        - Сообщить он что-то хочет. Или, может, попрощаться. Он же у тебя внезапно помер, не болел.
        Она, как и многие, не знала подробностей смерти Пети. Сердце - такова основная версия.
        - Да, - ответила я. - Можно сказать и так.
        - Вот видишь, - вздохнула Марина и неточно процитировала классика: - Трагедия в том, что человек внезапно смертен. Остались дела незавершенные, он не может уйти, пугает тебя.
        - То есть мне спросить у него, что ему нужно?
        Марина заговорила о том, что есть у нее один ясновидящий, провидец, она меня с ним познакомит на днях, но я не слушала. Отговорившись делами, повесила трубку, а Марина пообещала отправить смс-кой телефон чародея. Только зачем мне посредники в разговоре с собственным мужем? Он же со мной хочет пообщаться, мне сказать что-то, а не постороннему человеку.
        Вечера я ждала почти без страха, даже с некоторым нетерпением. Около полуночи подошла к большому зеркалу. Свет горел во всей квартире: мне было страшно оставаться в темноте.
        В первые минуты все было, как всегда, и в отражении я видела лишь свое взволнованное лицо, ничего не происходило.
        «А если он сегодня не придет?» - успела подумать я, но уже в следующее мгновение зеркальная поверхность начала темнеть.
        Это было похоже на то, как медленно гаснет экран телевизора или монитор компьютера. Зеркальная гладь была матовая, непроницаемая, как черный агат в перстне, что носил Петя. Я смотрела и ждала, что будет дальше. Наверное, это противоестественно, но никакой боязни при этом не испытывала.
        Петр вышел откуда-то из глубины, точнее, он проступил на поверхности зеркала, точно изображение, которое проявляется на фотографии. Я глядела на него, на сей раз не пытаясь убежать, и заметила, что глаза Пети были опечаленными, хотя он и улыбался.
        Муж никогда ничего не мог от меня скрыть, мы всегда говорили друг другу правду. Даже о глупой короткой интрижке с одной своей сотрудницей он мне рассказал, хотя нужды не было: я и так все поняла, узнала о его желании переспать с нею даже раньше, чем он сам это осознал.
        - Здравствуй, Петя, - сказала я, и голос мой дрожал.
        Его ответ прозвучал не как обычно: слова проступили на поверхности зеркала, как субтитры в фильме, и одновременно отозвались во мне тихим эхом.
        - Привет, Мартышка, - произнес муж, которого я похоронила несколько месяцев назад.
        И тут я заплакала, потому что поверила. Безоговорочно поверила, что передо мной и вправду Петя. «Мартышка» - это мое прозвище, Петя иногда звал меня так.
        - Не плачь, - сказал он. - Я рад, что ты перестала бояться и бегать от меня. Таблетки плохо влияют на организм.
        Я мотала головой, а слезы лились и лились, никак их было не остановить.
        Мне хотелось сказать, как сильно я тосковала по нему, как мне его не хватало. Хотелось попросить прощения, что не верила ему, не уберегла, допустила, чтобы он умер страшной смертью в дачном доме.
        - Знаю, - сказал Петя. - Мартышка, я все знаю, не рви себе сердце. И мне тоже. Больно смотреть, как ты рыдаешь. - А потом сказал: - Я умер не так, как было предписано. Они убили меня - те темные твари, отняли у меня, у нас с тобой столько лет.
        - Ты поэтому не можешь уйти? - спросила я.
        Тогда он и задал вопрос, который вскоре изменил все в моей судьбе. В тот момент я не поняла этого, но теперь знаю точно.
        Если бы я нашла силы и мудрость отказаться, все было бы иначе, и письмо это я не писала бы. И не умерла бы (а ведь меня уже нет, если кто-то читает эти строки!), и дни, что я сейчас проживаю, не были бы такими, каковы они есть.
        Но Петя спросил:
        - Ты хотела бы, чтобы я ушел навсегда, Мартышка? Вправду хотела бы этого?
        И я ответила: нет! Конечно же, нет, как я могла этого хотеть? Жизнь без мужа была мучительна и вместе с тем бессмысленна.
        Тогда Петя улыбнулся и проговорил:
        - Я знал. Всегда знал, что ты у меня сильная. Там, за чертой, которая отделяет наши миры, я узнал важную вещь. Нам не обязательно расставаться. Я могу вернуться, а ты можешь мне помочь.
        Сейчас, когда я пишу эти строки, сидя в холодном доме, который так и не стал моей крепостью, то прихожу в ужас. Где был мой разум? Как я могла ему поверить? Как мне пришло в голову слушать сущность, что обращалась ко мне в полночь из зеркала? Не просто слушать, но и выполнять ее просьбы, больше похожие на инструкции.
        Но тогда я согласилась, не раздумывая, и была счастлива, безмерно счастлива, увидев, как лицо его освещает радостная улыбка.
        - Их ненависть отобрала мою жизнь - твоя любовь вернет ее! Скоро мы будем вместе.
        Глава седьмая
        Я жила как во сне. Банальные слова, но ничто не может точнее отразить мое состояние в те дни.
        По ночам у меня были свидания с мужем: я садилась перед зеркалом в прихожей, и мы часами говорили, говорили… Вернее, говорила в основном я, он больше слушал. О том, что происходит с человеком после смерти, Петя не упоминал, сказал: об этом говорить нельзя.
        Главное, по его словам, что я понимала теперь: гибелью физического тела существование не заканчивается.
        В глубине души я знала, что наше общение под покровом ночи ненормально, но давила в себе эти мысли. Мне было хорошо с ним рядом, я любила мужа, как никогда раньше, больше всего на свете желала, чтобы можно было взять его за руку, обнять, прижаться губами к его губам.
        Хотя спала я мало, ночами не отдыхала, это не мешало мне днем развивать кипучую деятельность. От меня требовалось многое, дел было полно, и я выполняла все, что нужно. При этом во мне бурлила энергия, я не уставала, не мучилась от упадка сил, как еще совсем недавно.
        Я решила продать квартиру и купить дом. Когда Петя вернется ко мне, как мы сможем оставаться здесь? Соседи знают Петра, знают, что он умер, не может же он прийти в один прекрасный день и снова тут поселиться, как ни в чем не бывало.
        Куплю дом в деревне, думала я, подальше от Быстрорецка, но все же в нашей области, потому что тут у меня связи, а связи могут понадобиться, когда я буду делать Пете новые документы. Мы просто будем жить вместе там, где нас никто не знает, так я рассуждала.
        Найти покупателя на мою квартиру оказалось несложно, как и подобрать подходящий дом. Поселок Юдино достаточно далеко от города, но вместе с тем это не глушь непролазная, а в сам дом я прямо влюбилась: стоит уединенно, большой, с хорошей планировкой. Плюс, как позже выяснилось, у него репутация жилища ведьмы, что мне только на руку: суеверные местные сельчане не сунутся.
        Продать пришлось и загородный дом, а еще - снять сбережения со счета: деньги нужны были для возвращения Пети, и я благодарила Бога, что у меня хорошие финансовые возможности.
        Петя объяснил, что и каким образом нужно делать, и, уладив все дела, я готовилась поехать туда, куда он велел.
        Однажды со мной соседка заговорила и, осторожно подбирая слова, спросила, все ли у меня в порядке, здорова ли я. Удивившись вопросу, я ответила, что все прекрасно, даже замечательно.
        Придя домой, посмотрела на себя в зеркало повнимательнее и поняла, почему она спрашивала. До той поры я не вглядывалась в свое отражение, одевалась и красилась машинально, да и в зеркале искала не себя, а Петю.
        Но тут увидела, что лицо мое осунулось, потускнело, словно лишившись красок. Появились морщины - должно быть, потому, что я сильно похудела. В корнях волос змеилась седина (надо бы подкрасить их, машинально отметила я), глаза сверкали лихорадочным, горячечным блеском.
        Это зрелище немного расстроило меня, но я списала изменения на усталость и бессонницу: в моем возрасте такие вещи отражаются на внешности.
        Усугубил мою тревогу визит Марины. Приятельница несколько раз звонила мне, но я, жалея уже, что связалась с нею, отвечала уклончиво, сбрасывала звонки или игнорировала их. В последний день моего пребывания в старой квартире, когда я уже передала ключи новым хозяевам и садилась в машину, чтобы уехать, Марина вдруг нарисовалась рядом со мной. Сделать вид, что не вижу ее, было невозможно.
        - Он приходит, так? - с места в карьер спросила она.
        Помнится, я наврала ей по телефону, что все прекратилось, мертвый муж перестал мне являться.
        Эффект неожиданности сказался, и я растерялась, потому ответила с запинкой.
        - Врешь, - отрубила Марина. - Ты отгородилась от меня, от всех - так всегда бывает, если человека засасывает в иной мир. Потому и пришла, убедиться.
        - Убедилась? - неприязненно спросила я. - Теперь можешь идти. Я спешу.
        - Спешишь, конечно. Я сразу поняла, как взглянула на тебя. Покойник не имеет своей энергии. Чтобы общаться с тобой, мертвец пьет энергию, пользуется тобой, как батарейкой. Марта, это не шутки.
        - Прости, мне пора.
        Я закрыла дверцу, включила двигатель.
        - Он утянет тебя за собой! Что бы он ни говорил, он лжет! - громко выкрикнула Марина и говорила еще что-то, но я уже выезжала со двора и не слышала. Постаралась выкинуть из головы этот разговор, как и свои собственные сомнения. Давалось это плохо, но появились проблемы, которые срочно требовали решения, и меня затянуло в круговорот событий.
        Миссия мне предстояла непростая. Я должна была отправиться в Соединенные Штаты, в Новый Орлеан, что в Луизиане. Там мне предстояло разыскать человека по имени Дональд Нельсон, которому в наследство от прадеда достались магические предметы.
        Этот самый прадед был кем-то вроде колдуна вуду. Если я правильно понимаю, практикующих колдунов в Луизиане было немало, есть даже такое понятие - новоорлеанское вуду, наводившее ужас на местных жителей (если вы, конечно, вообще верите в эти чары).
        Петя сказал мне, где искать Дональда, дал его адрес - для него, как видно, не существовало никаких тайн. Сложность состояла в том, чтобы уговорить мужчину продать дедово наследство, а потом вывезти его из страны. Траты предстояли очень значительные, и я боялась, что мне не хватит денег, однако хватило, пусть и впритык.
        Не стану описывать подробности поездки и всей операции - это не имеет значения. Хочу сказать, что действовала как слепец, которого за руку ведут куда-то, а он идет, не зная дороги, трудностей пути и даже направления, и первейшая его задача - не споткнуться и не упасть.
        Постоянно находясь в возбужденном, взбудораженном состоянии, я была как марионетка, которую опытный кукловод дергает за веревочки. Кстати, самое время поговорить о куклах…
        Процесс, при помощи которого произойдет возвращение мужа из мира мертвых, я себе не представляла. Мне лишь сказали, что самой делать ничего не придется. Задача, стоящая передо мной, будет полностью выполнена, когда то, что я привезу из Нового Орлеана, окажется в моем доме.
        О том, что привезти должна именно кукол - и не одну, а несколько, я узнала, уже прибыв в Соединенные Штаты. Это удивило меня, но не слишком.
        В конце концов куклы всегда были со мной, это мое увлечение с юности, и в том, что одна из них поможет мне вновь обрести мужа, была, как мне виделось, какая-то логика. Я верила, что куклы, рукотворные существа, повторяющие человека, созданные по его образу и подобию, связаны с нами физически и духовно. Одушевленность некоторых кукол даже можно почувствовать (мне, например, доводилось).
        Словом, поразило меня не это, а то, что кукол оказалось несколько. Точнее, три.
        «Зачем мне так много?» - едва не спросила я Дональда, когда он показал их мне, открыв крышку тяжелого деревянного ящика, на крышке которого были вырезаны некие символы, что-то вроде печати.
        Разумеется, я не стала задавать вопросов и подтвердила свое желание приобрести кукол, потому что накануне получила от Пети четкую рекомендацию: купить все, что лежит в ящике, причем вместе с ящиком. Насколько я поняла, охранительная печать на крышке что-то да значила.
        Куклы лежали, как серебряные ложки в коробочке, напоминая мирно спящих людей, которые вот-вот проснутся. Выглядели они совсем не так, как я предполагала. При словах «магия вуду» у меня в воображении всплывали примитивные, грубо размалеванные, зловещего вида фигурки со спутанными джутовыми космами.
        Однако передо мной были прекрасные в своем совершенстве куклы с нежными, тщательно прорисованными фарфоровыми лицами, наряженные в изысканные одежды по моде былых времен; изящные дамы, от чьей красоты захватывало дух.
        Куклы были не только чудесны - они казались живыми, готовыми улыбнуться, открыть глаза, заговорить со мной. Под гладкой кожей словно бы пульсировала кровь, а ресницы едва заметно трепетали, и я даже слышала невесомое дыхание. Конечно, это была иллюзия, но в тот миг я окончательно поверила: все получится, я поступаю правильно!
        Прежде чем продолжу рассказ, хочу сказать тебе, тот, кто читает эти строки: понимаю, насколько возмутительно выглядит мой поступок. Решиться с помощью магии вернуть мертвеца с того света - кошмар, порицаемый любым нормальным человеком.
        Да, все так. Но спросите себя, мой суровый друг, что сделали бы вы, если бы к вам из загробного мира обратился тот или та, кого вы любили больше, чем себя? Чью потерю вы не в силах пережить, как ни стараетесь? Если бы этот умерший близкий заговорил с вами и сказал, что все можно изменить, что вы снова можете вернуть его, - разве вы отказались бы?
        Бог далеко и высоко, видит ли он, неизвестно. А потом, всегда есть вероятность, что это не Его воля - отнять у вас любимого! Может, он как раз хочет позволить вам исправить чудовищную ошибку, которая произошла из-за Его недосмотра, вопрос лишь в том, хватит ли у вас сил и веры?
        Думаю, если вы хоть когда-нибудь любили, то понимаете, как невыносима потеря, как много ты готов принести в жертву, чтобы избежать разлуки. Нет, даже не «много», это слишком расплывчатое слово. Все - так будет правильнее. Вообще все, что имеешь.
        Я выполнила то, что мне было поручено. Куклы очутились в России, в моем новом доме. Что должно было произойти дальше, я не знала.
        В ту последнюю ночь, когда я говорила с Петей (теперь, конечно, я понимаю, что это был не он, а некто, принявший его облик, чтобы одурачить меня, и называю его в этом письме «Петей» лишь по привычке), он выглядел довольным и сказал, что куклы и вправду спят: это что-то вроде заклятия. Но теперь они станут потихоньку просыпаться, а заставить их действовать может лишь Посвященный.
        - Так мне ждать этого Посвященного? - нетерпеливо спросила я, разочарованная тем, что возвращение Пети откладывается. - Но каким образом я пойму, что это он? Как он появится? Откуда? Тоже из зеркала?
        - Сколько вопросов! Ты поймешь, милая Марта, не волнуйся, - сказал Петр и улыбнулся.
        Улыбка вышла неприятная, механическая: Петя растянул губы и приоткрыл рот, обнажив зубы, а глаза его остались стылыми и пустыми, как два темных тоннеля. Во взгляде мне почудилось злорадство, я почувствовала, что мне страшно - как в те ночи, когда я еще боялась появления покойного мужа.
        - Он явится, и ты все поймешь.
        Ответить я не успела. Внезапно поверхность зеркала потемнела, образ моего умершего мужа стал отдаляться, таять, а потом пропал.
        Больше я никогда его не видела.
        Но в тот момент четко поняла, что сотворила нечто дурное.
        Глава восьмая
        Понимаю, что не произвожу впечатления адекватного человека. Скорее всего, читая мою исповедь, вы морщитесь и думаете, что мне нужно было обратиться в клинику, подлечить голову или уж во всяком случае не отказываться от прописанных доктором таблеток.
        Но я хочу уверить вас, что, невзирая на всю нелогичность совершенных мною поступков, соображаю я нормально, умом до этой минуты не тронулась. Все, о чем я напишу далее, чистая правда.
        С той минуты, как Петя (вернее, тот, кто выдавал себя за моего мертвого мужа) навсегда пропал, я стала постоянно ощущать присутствие. Не знаю, каким еще словом можно назвать это чувство.
        Ты не остаешься одна. Никогда.
        Вот представьте себе: вы в доме, двери заперты, никого, кроме вас, нет и быть не может. Но вы всегда ощущаете чей-то взгляд, от которого печет между лопаток. Тишина густая, как сметана, и искусственная, мимолетная, словно кто-то сейчас нарушит ее и заговорит.
        В первые пару дней я пробовала убедить себя, что это расшалившиеся нервы. Мне уже не хотелось увидеть Петю, наваждение прошло, я осознала, что существо из зеркала никогда не было моим мужем. Оно оставило меня в покое, перестало являться, преследовать - так надо радоваться!
        Я говорила себе: «Марта, помрачение твоего сознания было временным, оно отступило. Живи дальше». Но знала: ложь, все ложь. Игры с иным миром добром не кончатся. И ощущение присутствия ярко подтверждало это.
        Дальше - больше. Лукавая тварь из другого мира продолжала играть со мной, все больше пугая, все сильнее мучая. Шаги - таков был следующий этап. Сидя в одной комнате, я явственно слышала: кто-то ходит за стеной или в коридоре. Иногда это звучало как тяжелое шарканье, когда человек еле передвигает ноги, не в силах оторвать их от пола, а иногда - как короткий топоток, словно шаловливый ребенок перебегает с места на место.
        - Кто там? - выкрикивала я, боясь того, кто может отозваться.
        Но никто не отвечал, а если я заходила в соседнюю комнату или выглядывала в коридор, то никого там не находила.
        Чьи-то руки стучали в дверь, когда я была в ванной. Передвигали стулья и посуду. Мне давали понять, что не оставят в покое, и на меня накатывали приступы ужаса и отчаяния. Это ужасно: дрожь в пальцах и коленях, желудок скручивается в узел, напряжение не отступает ни на миг.
        Я перестала спать (если не считать сном редкие моменты, когда сознание просто отключалось от усталости) и жалела, что выбросила таблетки, но пойти к доктору за новым рецептом не могла. Или, может, могла, но на меня накатила такая тяжелая, тупая апатия, когда кажется, что никто не поможет, что ты изолирована от всего мира. К тому же я понимала, что выгляжу ужасно, и боялась, что меня помесят в психиатрическую лечебницу.
        Момент, когда я стала мечтать там оказаться, был еще впереди…
        Однажды мне подумалось: может, дело в том, что я поселилась в Ведьмином доме? Меня на полном серьезе проинформировала об этом одна из жительниц поселка. Если дом и вправду был плохим, то, значит, магнитом притянул к себе нечто нечестивое, еще более дурное?
        Но все же я на девяносто девять процентов уверена, что «ведьма», которая тут жила, просто пришлась не ко двору местным жителям, вот они и городили всякую чушь, и валили на нее свои проблемы. А теперь в доме творится действительно неладное, но виной тому - не мертвая «ведьма», а пока еще живая я. Глупая, доверчивая баба, что навлекла на себя беду.
        Вскоре после моего последнего разговора с «Петей» случилось то, что окончательно перевернуло, опрокинуло мое прежнее представление о мире. Встав с кровати поутру после очередной бессонной ночи, я обнаружила в кресле возле себя одну из кукол. Она сидела, расправив складки нарядного синего платья. Маленькие ручки чинно сложены, розовый ротик приоткрыт, глаза… Клянусь всем, чем угодно, они были живыми!
        Кукла смотрела на меня с усмешкой, и в глубине ее глаз, точно искры в догорающем костре, вспыхивали алые блики. Я тоже смотрела, не отводя взгляда, и в какой-то миг, настолько краткий, что, возможно, его и вовсе не существовало, кукла моргнула.
        Мне показалось, что меня вырвет. Вам когда-нибудь было страшно до тошноты, до такой степени, что организм на физическом уровне пытается исторгнуть из себя ужас?..
        Зажав рот руками, я побежала в ванную. Меня сотрясали сухие спазмы, из глаз текли слезы. Кое-как успокоившись, я, держась за стену, выползла из ванной комнаты и пошла в кухню, избегая даже смотреть в сторону спальни. И едва не потеряла сознание, увидев еще одну куклу, сидящую прямо на столе.
        Этого моя бедная психика выдержать уже не могла, и я свалилась в обморок. Думаю, это был даже не просто обморок, а микроинсульт, потому что с той поры у меня трясется нижняя челюсть - не сильно, но весьма заметно. Да еще и ходить стало сложно, меня словно бы мотает из стороны в сторону. Впрочем, я не врач, а потому не уверена, что правильно оцениваю свое состояние.
        Очнувшись, я увидела, что куклы на столе нет. Ящик, который я привезла из Луизианы, стоял под кроватью в спальне. Я вытащила его и открыла.
        Думаю, ожидала увидеть, что ящик пуст, а его обитательницы разбрелись по моему дому: двух ведь я точно видела. Однако куклы лежали там - издевательски-неподвижные, обманчиво-мирные. Ангелочки да и только!
        У меня случилась истерика: я сидела на холодном полу и хохотала. Не могла остановиться, хотя из глаз уже лились слезы. Я икала, всхлипывала, тряслась, как алкоголик с похмелья.
        Когда смех прекратился, я захлопнула крышку ящика, оставив кукол в темноте. Потом притащила из сарая длинные гвозди и, как сумела, заколотила крышку. А после перетащила ящик в сарай.
        Ни на минуту не подумала я, что мне почудилось, а потому не особо надеялась, что гвоздями и перепрятыванием ящика можно решить проблему. Но все же, когда на следующее утро обнаружила одну из кукол в кровати рядом с собой, это произвело на меня шоковое впечатление. Страх - не точное, слабое слово, никак не способное описать то, что я почувствовала. На меня просто обрушилось небо…
        Ладно, постараюсь опустить эмоции и придерживаться фактов.
        А факт в том, что, вскочив с кровати, я заорала от невыносимой боли. На полу, вдоль кровати, лежала длинная доска с гвоздями - теми самыми, которыми я накануне заколачивала ящик, чтобы не дать куклам выбраться наружу.
        Только они все равно выбрались и отомстили мне. Я со всего маха наступила сразу на два гвоздя, и они вошли глубоко в правую ступню. Мне еще повезло (если в моем случае уместно говорить хоть о каком-то везении), что боль была такой жаркой и острой, что я повалилась обратно в кровать и не успела поранить еще и левую ногу.
        Подвывая и плача от боли, кое-как доковыляла до ванной, где держала аптечку. Все кругом было залито кровью, она никак не желала останавливаться. С трудом обработав свои раны, я наложила повязку, пошла в гостиную и села в кресло.
        Сколько просидела, понятия не имею. В голове не было ни одной мысли, в виски стучалась и билась одна лишь фраза: «Я скоро умру». В том, что куклы сживут меня со свету, сомневаться не приходилось, помощи ждать неоткуда.
        Кто поверит поехавшей умом старухе, в которую я превратилась за считанные дни?
        Мужа нет, родных и друзей, кому я могла бы доверять, - тоже. Правда, есть один молодой человек - Илья, журналист. Хороший парень, умный, решительный, но при этом порядочный - редкое сочетание. Не так давно мы случайно встретились, и я, под влиянием момента, наговорила ему всякого. Он, наверное, и не понял, о чем я, и хорошо, что не понял - целее будет.
        Илья мог бы мне поверить, точно поверил бы, он сам сталкивался с мистическими проявлениями. Но мог ли помочь?..
        Скорее всего, нет. А раз я даже и не уверена, то стоит ли втягивать его, заставлять рисковать понапрасну? Тем более вина во всем этом моя и ничья больше. Так что пускай Илья живет спокойно, он, кажется, счастлив с той милой крошкой…
        В общем, приходилось рассчитывать только на себя. Между тем, ситуация день ото дня становилась все хуже. Стоит ли говорить, что проклятый ящик вернулся под кровать, и куклы выползали из него, чтобы меня мучить?
        Адские создания не оставляли меня ни на минуту, появлялись то в одной комнате, то в другой. Краем глаза я то и дело замечала серые тени, какое-то шевеление то тут, то там, но увидеть, как куклы двигаются, застать их за передвижением не могла, они просто оказывались в разных местах.
        Я слышала, как они хихикают, перешептываются, сговариваясь против меня. Их шаги, шепот, приглушенный смех - все это сводило с ума. Спать я стала на диване: слышать, как они шебаршатся в своем ящике, было выше моих сил. Впрочем, уснуть не пыталась, сидела, прислушиваясь, включив всюду свет.
        Нога не заживала, наоборот, покраснела и опухла. Ее дергало болью, наверное, нарывало. Рано или поздно придется обратиться к врачу, а пока я меняла повязки, прикладывала мазь и глотала обезболивающие.
        В одну из бессонных ночей, когда я сидела, закрыв дверь и слушая, как пустой дом наполняют звуки шагов и голосов, мне подумалось что нельзя быть такой тряпкой. Я никогда не была размазней, никогда не сдавалась. Поэтому дождалась рассвета (мне казалось, в темное время суток куклы сильнее, а может, это я чувствовала себя более уверенной днем!), похромала в спальню, вытащила ящик с куклами из-под кровати, убедившись, что все гадкие твари на месте, выволокла его во двор, облила бензином и подожгла.
        Я верила в очистительную силу огня! Очень хотела верить, вот только ничего у меня не вышло: как я ни пыталась, пламя так и не вспыхнуло. От запаха бензина разболелась голова, и не было ни единого логичного объяснения, почему деревянный ящик не вспыхнул, как порох, не загорелся вместе с сущностями, что находились внутри, но, промучившись почти час, я отступила.
        Отступила, но не отчаялась. Я все еще верила, что у меня оставался шанс на спасение - и, возможно, так оно и было, если бы я не разозлила темные силы попыткой сожжения. А может, время было упущено еще раньше, и у меня в любом случае ничего бы не вышло.
        Короче говоря, в тот момент, когда стояла над треклятым ящиком, внезапно решила: нужно бежать. Просто бежать, бросив все, не возвращаясь даже за вещами, деньгами и документами; бежать куда угодно, и черт с ним, с домом, проживу как-нибудь.
        На улице было холодно: февраль выдался на редкость суровым, морозным. На мне был наброшенный поверх домашнего костюма старый пуховик и демисезонные сапоги, которые я впопыхах натянула вместо зимних. Про такие мелочи, как шарф, шапка и перчатки я, разумеется, и не подумала. И вот, с непокрытой головой, черт-те как одетая, я рванула к воротам, запретив себе обращать внимание на боль в ноге.
        Дальнейшее сложно объяснить… Пробежать мне оставалось немного, всего несколько метров, но эти метры превратились в километры. Ворота замаячили вдали едва заметной точкой, а вокруг меня была колышущаяся тьма. В ней гасли звуки - я не слышала ни своих шагов, ни дыхания, это было все равно что двигаться во сне. Или, может, в невесомости. Дыхания не хватало, я все бежала и бежала, пока не очутилась там же, откуда и начала свой бег: возле ящика с куклами.
        Бежала я или топталась на месте? Не знаю…
        Но я попробовала снова. Пробовала трижды! Однако мне так и не удалось отойти от ящика ни на сантиметр. Более того, сами ворота и калитка в какой-то момент пропали, исчезли без следа.
        Их не было (как нет и сейчас, когда я смотрю в окно!), осталась лишь глухая кирпичная стена, которой я велела окружить дом, чтобы скрыться с воскресшим мужем от любопытных соседских глаз. Причем стена эта стала выше, поэтому я словно бы упала на дно колодца… Только представьте себе, я очутилась в каменном мешке, сижу тут уже несколько дней (или месяцев?), и мне не выбраться, не вырваться.
        Я сдалась - сдалась полностью. После неудачного поджога и попытки к бегству поняла окончательно и бесповоротно, что битва проиграна.
        Без сил побрела к дому и заперлась там в смешной попытке укрыться от своих преследователей. Конечно же, ничего не вышло: и ящик, и куклы оказались внутри, не успела я доковылять до спальни. Черная магия, против которой бессильны и вера, и молитвы, теперь обращена на меня.
        Пишу эти строки спустя, вроде бы, пять дней после неудачного поджога. Или прошло больше времени? Все так перепуталось, а в последнее время стало еще запутанней.
        Раньше куклы были только в моем доме, а после поджога поселились в моей голове, в моем сознании. Теперь кукла - я сама.
        Они шепчут что-то, и, хотя слов не разобрать, это мешает сосредоточиться. Я забываю людей и события, в памяти то и дело образуются черные провалы; забываю поесть, похудела так, что вся одежда висит мешком. Подумать только, не так уж давно я мечтала сбросить вес! Правильно говорят: бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться.
        Иногда я обнаруживаю себя там, куда не собиралась идти, делающей что, чего делать не хотела. Их власть велика, но, как оказалось, пока еще не безгранична.
        Выяснила я это случайно. Когда куклам скучно, они играют со мной, и недавно они чуть не заставили меня съесть кусок хлеба, в котором были иголки. Лишь в последний момент я обнаружили иглы и выплюнула, но весь рот был изранен.
        Плача и причитая, я вдруг поняла, что не слышу их. Голоса в моей голове смолкли. Боль заглушила их! Если боль в ноге, которая немного утихла, стала привычной, не помогала справиться с ними, то новые страдания - вполне!
        Осознав это, я поняла, что еще могу бороться, и решила сделать то единственное, на что оставались силы: рассказать обо всем.
        Я пишу это письмо с перерывами. Дверь моя заперта, а под рукой - нож, которым я кромсаю свою плоть, как только чувствую, что куклы прорываются в мое сознание. Делать это приходится все чаще и чаще, то ли потому, что они становятся сильнее, то ли потому, что слабею я.
        Но труд мой уже завершен: я подошла к событиям сегодняшнего дня, и сказать мне более нечего. У этой истории не будет финала, точнее, не будет на бумаге. Тот, кто читает эти строки, уже знает его, а вот я, автор, - нет.
        Сейчас вечер, я собираюсь поставить точку и засунуть письмо в игрушечную дорожную сумку.
        Доверю хранить его одной из своих любимиц, кукле по имени Вера, которую подарил мне Петя. Доверю веру Вере.
        Своих куколок я не боюсь, это ведь не те звери, что бродят по дому, а всего лишь милые игрушки, которые так долго меня радовали.
        Тишина в доме, тишина в голове… Нет, кажется, дверь хлопнула. Или снова чудится? Все, прощаюсь. Пора спрятать письмо».
        Глава девятая
        Что со всем этим делать? Илья никак не мог решить, как поступить. Сведений было много, но они отрывочны, разобраться во всем не получалось.
        - Итак, что мы имеем? Миша подарил матери куклу. Мать поправилась. Томочка… Нет, Томочка с этим не связана. Или все же связана? - Илья ходил из угла в угол и говорил сам с собой. - Хорошо, оставим это пока. Марта Иосифовна привезла из Америки кукол и погибла. Куклы пропали. История жуткая, но какое отношение она имеет к той кукле, что оказалась у матери? Если предположить, что это одна из тех трех, то где остальные две? И, главное, как кукла попала к Мише?
        На этом месте Илья забуксовал окончательно. Миша не был знаком с Мартой, он ее никогда не видел, не знал, кто она. Информации не хватало, разрозненные факты не желали складываться в одну картинку.
        «Или они никогда и не были связаны, вот пазлы и не сходятся», - резонно заметил внутренний голос. Могло ли быть, что история с куклой матери - это одно, а магические куклы из Луизианы - совсем другое? Могло, конечно.
        Выход напрашивался один: необходимо спросить у Миши, где он взял куклу Габриэлу. Он говорил, что купил ее, но у кого? Надо найти продавца и все о нем узнать.
        Илья собрался поехать к Мише прямо сейчас, невзирая на недавнюю ссору: все равно нужно мириться, так лучше раньше, чем позже. Свалиться к Мише с Лелей на голову без звонка было не слишком удобно, и Илья взялся за сотовый.
        - Здорово, Илюха, - немедленно отозвался Миша. - Ты меня прости, наболтал всякого сдуру. Мир?
        Вот такой он, Миша. За эту его открытость и прямоту Илья особенно ценил друга.
        - И ты меня прости. Разнервничался, как барышня.
        - Приезжай к нам, - предложил Михаил. - Ты, небось, на работе еще?
        - Как раз и хотел напроситься.
        Илья убрал письмо Марты Иосифовны в сумку и вскоре уже шел по коридору к выходу из здания. Пока ехал, обдумывал, что сказать Мише, как завести разговор. Обычно ему не нужно было планировать их с Мишей беседы, стараться подбирать формулировки, но тут все же был иной случай. Илье хотелось выглядеть максимально здравым, собранным, чтобы Миша проникся серьезностью момента, а не списал все на его состояние из-за потери Томочки.
        Миша и Леля жили в Мишиной квартире, и Илье было немного непривычно, что холостяцкая берлога превратилась в семейное гнездышко. Пока стоял и ждал, что ему откроют, некстати вспомнил о поездке на Лебединое озеро, когда он сделал предложение Томочке. Как счастлива она была в тот день, сколько планов они строили…
        - Привет. - Миша посторонился, пропуская Илью. - Чувствуешь запах? Леля сегодня курицу пожарила. Мы, на твое счастье, еще не садились есть, не успели ее слопать, так что мой руки и пошли ужинать.
        Курица оказалась вкусная, хотя чуточку пригорела. Миша утверждал, что любит именно такую, немного пережаренную, и Илья горячо поддерживал его. Леля выглядела утомленной, и ее беспокойство о качестве мяса показалось Илье немного преувеличенным, словно она делала вид, будто ее тревожит, пригорело блюдо или нет, а на самом деле ей плевать.
        - Ты какая-то подавленная сегодня, - заметил он. - Что-то случилось?
        - Спала плохо, - ответила Леля, не поднимая глаз от тарелки.
        Миша прикрыл ее ладонь своей рукой.
        - Я и сам как вареный, снилась всякая ерунда. Мы, кажется, простыли немножко.
        - Пройдет. - Леля посмотрела на Илью и улыбнулась. - Ничего страшного.
        Он все решал, как подступиться к разговору и, не придумав ничего лучше, спросил прямо в лоб:
        - Мишаня, а ты где куклу купил? Ту, которую матери подарил?
        Миша удивленно вскинул брови и не успел ответить, как вмешалась Леля.
        - Он и нам такую купил, - Девушка посмотрела на Мишу. - Теперь наш дом охраняет Ариадна.
        Илья ожидал чего угодно, только не этого.
        - Сейчас принесу, покажу. - Миша встал из-за стола и вышел, а через пару секунд вернулся, держа в руках куклу.
        В отличие от Габриэлы, Ариадна была златокудрой и зеленоглазой, но такой же прекрасной, совершенной и пышно одетой.
        - Можно взглянуть? - Илья протянул к кукле руку, но Миша отпрянул, на лице мелькнуло недовольство. - Что такое?
        - Можешь считать меня психом, но продавец сказал, что куклу могут трогать только ее хозяева. То есть мы с Лелей. Иначе никакой магии.
        - Какая еще магия?
        Ответила ему снова Леля:
        - Ариадна приносит радость и семейное счастье, точно так, как Габриэла дарит покой, гармонию и здоровье. Но есть правила, продавец сказал, надо их придерживаться.
        Илья недоверчиво поглядел на Лелю и Мишу.
        - Вы сейчас серьезно? Правда думаете, что кукла исцелила маму, а теперь сделает вас идеальной парой?
        Миша рассмеялся, напряженное выражение исчезло с его лица.
        - Мы и без того идеальная пара. Но чем черт не шутит, пусть приносит нам счастье, если может!
        Он унес куклу обратно в гостиную, а Илья лихорадочно соображал, что делать дальше. Дело принимало какой-то ирреальный оборот.
        - Вы ее вместе покупали? - спросил он Лелю, пока Миши не было.
        - Нет, Миша сам купил. Недавно.
        - Там же, где и Габриэлу, - вернувшись, ответил Михаил.
        - Где этот магазин? Хочу поговорить с продавцом, - не успев все обдумать, сказал Илья.
        - Зачем тебе? - удивился Миша.
        - Мать заявила, что хочет сама делать кукол. Я звонил доктору, он сказал, это пойдет на пользу, для тренировки внимания и моторики, - вдохновенно соврал Илья. - Может, продавец подскажет, где взять материалы.
        Миша пожал плечами и вздохнул.
        - Извини, старик. Не получится. Я пришел в последний день работы этого магазинчика. Он закрылся - нерентабельно. Где теперь искать хозяина, я и понятия не имею.
        В глубине души Илья был готов к чему-то подобному: не могло все быть гладко. Он разочарованно вздохнул.
        - Полно, наверное, таких магазинов, - сказал Миша. - А у того мужика, кажется, и не было «запчастей», только готовые куклы.
        У Ильи зазвонил сотовый, поэтому ответить он не успел. Звонок был от матери, которая спрашивала, когда он будет дома. Домой не хотелось, но это был хороший предлог свернуть разговор и уйти: Илье нужно было обдумать, как быть дальше.
        Уже возвратившись домой, вернув куклу матери, оставшись один и собираясь лечь спать, Илья подумал, что Миша ему соврал. Они никогда не лгали друг другу, это был первый случай, и потому Илья сперва даже и не сообразил, что Миша может сказать ему неправду. И все же, когда говорил о продавце, который решил свернуть торговлю и прикрыть лавочку, Михаил, скорее всего, солгал: было что-то в его глазах, в слишком уж подчеркнуто честном взоре.
        Сам факт лжи поразил Илью. А самое главное, он не мог понять, зачем Мише это нужно. Точнее, причина была очевидна: он не хотел, чтобы Илья пообщался с человеком, продавшим ему кукол, только вот почему?
        «А может, лучше выкинуть все из головы? У Марты могло просто случиться помешательство, от этого никто не застрахован, - думал Илья, ворочаясь без сна в кровати. - С другой стороны, ящик был, его видел Савка».
        Так ничего и не надумав, Илья еле-еле заснул. А утром, как это нередко бывает, у него созрело решение. Нужно поговорить со специалистом, показать письмо Марты Иосифовны, проанализировать написанное: куклы, Луизиана, колдовство.
        Подходящий человек есть - Семен Ефремович, который в свое время помог Мише спасти Илью от Мортус Улторем. Нужно найти его, а сначала - поговорить с Лелей, которая, возможно, знает, как найти ученого. Но поговорить надо так, чтобы не слышал Миша.
        Чем бы ни была вызвана Мишина ложь, он предпочитал умалчивать о каких-то вещах, а значит, Илья тоже не мог быть с ним до конца откровенен.
        В том, что Леля не проболтается, не скажет Мише, если он ее об этом попросит, Илья не сомневался. Только как улучить момент, чтобы Леля была одна и Миши не оказалось рядом?
        Видимо, судьба была на стороне Ильи. Ближе к одиннадцати Леля позвонила сама: она прибиралась в квартире и нашла на одной из полок в прихожей мужской зонт. Звонила узнать, не забывал ли его когда-то Илья. Миши дома не было, и Илья счел, что это знак.
        - Зонт мой, я его сто лет назад у Миши оставил, все забывал взять. Слушай, если ты не против, давай увидимся где-то в городе, ты мне его отдашь. - Наверное, Леля не ожидала, что Илье срочно понадобится давно забытый зонт. - Откровенно говоря, я хотел с тобой встретиться.
        - Случилось что-то? - встревожилась она.
        - Нет, но это важно. И, пожалуйста, не говори Мише о встрече.
        - Вот теперь я всерьез забеспокоилась.
        - Не волнуйся, просто нужно спросить тебя кое о чем, но разговор не телефонный. Так мы договорились?
        Леля, судя по всему, решила, что тут каким-то образом замешана Томочка, потому что тон ее стал сочувственным. Они условились вместе пообедать, и девушка пообещала не рассказывать об этом Мише.
        Увидев Лелю, входящую в небольшой уютный зал кафе, Илья поразился тому, насколько плохо она выглядит. Вчера девушка казалась уставшей, сегодня же… Землистый оттенок кожи не могли скрыть ни румяна, ни тональный крем, провалившиеся глаза были потухшими и даже волосы потускнели. И это при том, что освещение в зале приглушенное! При дневном свете картина, по-видимому, была и вовсе удручающей.
        - Ты все же разболелась? Я тебя больную из дому вытащил? - виновато спросил Илья, когда она уселась напротив.
        - Никаких симптомов простуды, температура нормальная. - Леля слабо улыбнулась: - Мог бы, как истинный джентльмен, сделать вид, что не замечаешь жуткого вида дамы.
        - Я не настолько хорошо воспитан, - медленно ответил Илья.
        Он внимательно смотрел на Лелю, признавшись себе, что ее состояние пугает его.
        Подошел официант, и они сделали заказ. Леля взяла только кофе и салат, отговорившись отсутствием аппетита. Илья вспомнил, что девушка и вчера ела без особого желания.
        - О чем ты хотел поговорить? - спросила Леля.
        Он помялся.
        - Предупреждаю, ты можешь решить, что у меня не все дома.
        - Я к тебе давно привыкла и отлично это знаю. Не переживай.
        Они улыбнулись друг другу.
        - Леля, то, что я скажу, на самом деле полная дичь. - Илья вдохнул поглубже. - Я думаю, что куклы, которые Миша купил где-то, на самом деле не совсем обычные. Они магические и очень опасные. А еще думаю, твое плохое самочувствие может быть связано с Ариадной.
        Девушка смотрела на него непроницаемым взглядом, словно не понимая, о чем это он, и Илья решил, что Леля сейчас встанет и уйдет. Но вместо этого она проговорила:
        - Знаешь, я начинаю тоже так думать. Так что ты тут не единственный сумасшедший.
        Глава десятая
        Пару секунд Илья смотрел на Лелю, переваривая сказанное ею, потом проговорил:
        - Все будет хорошо. Мы справимся, решим, что нам делать. Да?
        Леля чуть прикрыла веки: да. И тут же спросила:
        - Ты веришь, что кукла вылечила твою мать?
        - Не знаю, что она сделала, - медленно проговорил Илья. - И она ли тому причиной, не знаю тоже. Мама ходит, говорит, больше не испытывает проблем со здоровьем, так что, во всей видимости, можно считать, что она сейчас здорова. Это невероятно, доктора не понимают, как такое возможно. Я тоже не понимаю. К тому же мама не просто исцелилась, она изменилась. И в какой-то момент… - Он потер лицо ладонями. - Ты помнишь женщину, которую мы встретили возле салона, где работала Томочка?
        - У нее имя какое-то редкое… Марта, что ли?
        - Да, Марта Иосифовна. Она однажды сказала, что увлекается куклами - такое вот хобби, и я решил посоветоваться с ней. Сам не знаю, что хотел услышать. - Илья говорил медленно, словно через силу. - У меня был ее номер, но сотовый оказался отключен. Квартиру свою она, как выяснилось, продала. Тогда я пошел в салон, подумал, может, там знают, где ее найти. Адрес мне дали. Марта Иосифовна переехала в Юдино, есть такой поселок под Быстрорецком. И, знаешь, еще мне сказали, что Томочка в последние дни перед смертью плохо себя чувствовала. Она не говорила тебе?
        Леля задумалась, припоминая, потом качнула головой:
        - Нет, ничего такого. Но мы чаще не перезванивались, а переписывались.
        - Может, это совпадение, и оно ничего не значит, - сказал Илья, хотя оба понимали, что он так не считает.
        - Ты поговорил с Мартой Иосифовной? - спросила Леля.
        Илья посмотрел на подошедшего официанта, который уверенными, точными движениями принялся сгружать с подноса на стол чашки и тарелки.
        - Нет, не удалось.
        Стараясь не углубляться в подробности, Илья рассказал ей о поездке в Юдино. Когда он дошел до слов о том, как умерла несчастная женщина, Леля вдруг побледнела еще больше и подалась вперед:
        - Замерзла на веранде, сидя в кресле-качалке?
        - Да, а что такое?
        - Не знаю, имеет ли это значение…
        - Мне кажется, в этой истории значение имеет любая мелочь.
        - Накануне отъезда в Москву я увидела кошмар. Снилось, будто очутилась в незнакомом доме - кирпичном, белом. Там была веранда, а на ней - кресло с высокой спинкой, в нем сидела женщина. Была зима, я чувствовала холод. - Леля поежилась. Илья слушал внимательно, затаив дыхание. - Но потом оказалось, что это вовсе никакая не женщина, а Миша, и его голова… Боже мой, она отвалилась и упала! А я очутилась в доме, там были ты, Томочка, тетя Ира. Вы сидели вокруг стола, и ваши головы тоже стали падать с плеч, как цветочные бутоны, если садовник срезает их ножницами.
        Леля схватила со стола стакан воды, который ей принесли вместе с кофе, и сделала глоток.
        - Я говорила Мише, что иной раз вижу что-то такое… Например, когда к тебе присосалась эта тварь, Мортус Улторем, я видела, что у тебя пропала аура. Экстрасенсом я себя не воображаю, не подумай, что приписываю…
        - Леля, - мягко перебил Илья, - не беспокойся, ничего плохого о тебе я в жизни не подумаю.
        - Провидческих снов у меня отродясь не бывало, но это… Согласись, детали сходятся: дом, веранда, кресло, женщина. - Девушка прерывисто вздохнула. - Страшно даже подумать! Томочка! А что если…
        Илья понимал, о чем она думает: если они - следующие?
        - Не будем пороть горячку. Рано делать выводы, - стараясь говорить как можно тверже и убедительнее, сказал он.
        - Ты прав. - Леля взяла вилку и поковыряла салат. - Что было потом?
        Илья рассказал ей, как нашел в кукольном саквояже письмо, пересказал содержание. Леля слушала внимательно, и он видел, что с каждым словом девушке становится страшнее. В ее расширившихся зрачках отражался и его собственный страх. Илье казалось, что они оба, как заблудившиеся в лабиринте, блуждают впотьмах, не зная пути наружу.
        - Ты думаешь, Габриэла и Ариадна - две из трех кукол, привезенных Мартой из Нового Орлеана, - подвела итог Леля, когда Илья завершил свою печальную и жуткую повесть.
        - Почти уверен.
        - Твоей матери кукла вреда не причинила, она ее исцелила. При этом Томочка, наоборот, заболела. Быть может, это совпадение, но…
        - Но у тебя дома тоже есть кукла, и ты тоже нездорова. А Миша чувствует себя хорошо. Ты думаешь, виной тому Ариадна. Почему, Леля? Твоя очередь.
        Девушка сцепила пальцы в замок, поставив локти на стол.
        - Это похоже на то, о чем пишет Марта. Мне в голову словно бы пытается пробраться… посторонний. Допустим, я обдумываю что-то, решаю сделать то-то и то-то, делаю, а через некоторое время не могу понять, как это вообще могло прийти мне на ум! Вроде бы мелочи, но я ощущаю некоторые свои мысли, как инородные, будто кто-то вскрыл мне череп и засунул их туда. И сплю я плохо, и есть не хочу. Может, дело вовсе не в кукле, потому что и раньше бывало, что нет аппетита или бессонница, но все в целом… - Она немного помолчала. - Никогда раньше я не чувствовала себя так, словно вот-вот сойду с ума, а теперь у меня как будто раздвоение личности, и я сама не знаю, на что способна.
        Взглянув на часы, Илья увидел, что обеденный перерыв давно кончился.
        - Примем как факт, что куклы умеют воздействовать на людей, - сказал он. - Неясно, чего они добиваются, как с этим бороться. - Он умолк, потому что это был главный вопрос. Очень важный. - Как они попали к Мише, кто и зачем дал их ему? С Мартой они знакомы не были, да и она в своем письме не упоминает ни о ком, похожем на Мишу. Он сказал, что купил кукол, но когда я спросил, где…
        - Я помню. Не захотел сказать, кто этот загадочный продавец.
        - Миша изменился. Может, его изменила кукла - та самая, третья? Допустим, некий человек, мы не знаем, кто он, назовем пока «Продавцом», каким-то образом всучил Мише куклу. Ты не знала о ней, не видела у него, потому что вы не так давно стали жить вместе. Попав под ее влияние, Мишка подарил вторую такую моей матери, третью принес в ваш дом, теперь уже для тебя.
        Леля поразмыслила над его словами и ответила:
        - Я бы не сказала, что вижу у Миши глобальные изменения личности, как у твоей мамы, например. Он едва не умер, стал иначе смотреть на многие вещи. И потом, это было еще до того, как Марта привезла кукол! Не сходится.
        Они помолчали, глядя друг на друга.
        - В последних строках Марта пишет, что в доме кто-то есть. Правда, ей могло показаться, она и сама не была уверена. Но если человек был, возможно, это убийца. Может, тот самый, - Илья изобразил пальцами кавычки, - «Продавец». По всей видимости, Миша знаком с ним, но ведь напрямую не спросишь!
        - Причина! Какой в этом смысл? Я не понимаю, зачем все это, что нам делать! - Леля выглядела измученной, и Илья понял, что разговор пора заканчивать.
        - Мише пока ничего говорить нельзя.
        Леля кивнула.
        - Лучше бы тебе временно пожить у себя, подальше от куклы и от него.
        - Как я ему объясню? - испуганно спросила Леля. - Нет, это невозможно. Один раз я чуть не потеряла Мишу, больше такого не допущу.
        - Нам нужна информация. Нужен кто-то, кто хотя бы объяснит, что это вообще за куклы. От этого будем отталкиваться. Думаю, надо поговорить с…
        - Семен Ефремович! - воскликнула Леля. - Он может знать!
        - Тоже о нем думал. Как его найти?
        - Точного адреса не знаю, телефона тоже. - Девушка прикусила губу. - Мы как-то летом заехали в Смолино.
        Илья знал, что это старый район, одна из окраин Быстрорецка.
        - Проезжали по улице с птичьим названием, не помню точно… Сорокина, кажется, Миша показал на дом между церковью и сквером, сказал, что Семен Ефремович живет там.
        - Отыщу. - Илья глянул на принесенный официантом счет. Отсчитал деньги, и они с Лелей встали из-за стола. - Прямо сейчас туда поеду. Будем надеяться, Семен Ефремович окажется дома.
        - Может, я с тобой? - сказала Леля и тут же сама себе возразила: - Нет, не получится. Мы сегодня к Мишиному отцу идем, у Лизы день рождения.
        - Найди возможность, позвони мне. А если у меня что-то срочное будет?
        - На электронку пиши, сейчас отправлю тебе адрес. Миша не прочитает.
        Они вышли из кафе и попрощались, собираясь идти каждый в свою сторону: Леля - к машине, Илья - в сторону стоянки такси, которая как раз была неподалеку.
        Таксист, к счастью для Ильи, отлично знал город, а потому насчет улицы с «птичьим» названием не сомневался:
        - Воробьева, сто процентов! И церковь там есть рядом с парком. В два счета найдем!
        Ехать предстояло в другой конец города, и Илья, глядя в окно, мечтал, чтобы ему встретился возле дома какой-нибудь разговорчивый старичок или старушка из тех, что все про всех знают, и подсказал, где искать Семена Ефремовича. Неизвестно, поможет ли ученый разобраться, но это хоть какой-то шанс.
        Автомобиль въехал в Смолино - тихий островок, застроенный хрущевками и желтыми двухэтажными домиками, засаженный тополями и старыми вязами.
        - Вот наш поворот, - тоном заправского экскурсовода объявил таксист, и Илья увидел на углу дома табличку «ул. Воробьева». - Видите, церквушка?
        Парк тоже имелся: крошечный, две аллеи крест-накрест, давно не крашенные скамейки, разросшиеся кусты сирени.
        Такси притормозило возле дома, в котором Илья, приуныв, насчитал шесть подъездов. И тут удача снова улыбнулась ему: не успев расплатиться с таксистом и вылезти из машины, Илья увидел идущего по двору старика с тросточкой в шляпе и бежевом плаще.
        - Семен Ефремович, - позвал Илья и подбежал к нему. - Добрый вечер, вы меня помните?
        Старик вроде бы совсем не удивился его появлению, даже в лице не переменился.
        - И вам доброго вечера, Илья, - церемонно поздоровался Семен Ефремович, слегка приподняв над головой свою шляпу с темно-синей лентой на тулье. - Рад вас видеть.
        - Мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, уделите мне полчаса.
        Старик вздохнул.
        - Как показывает опыт, получаса никогда не бывает достаточно, однако я не спешу. Пойдемте.
        Они вошли в подъезд и вскоре очутились в квартире Семена Ефремовича, который, как говорил Миша, всю жизнь был ученым-орнитологом, а потом увлекся историей культуры и религии, теологией, даже парапсихологией, время от времени консультируя людей по вопросам, связанным с этими областями знаний.
        Небольшая квартирка казалась еще меньше из-за огромного количества книг, которые были буквально повсюду, занимая каждый свободный квадратный сантиметр площади.
        - Располагайтесь, - пригласил Семен Ефремович. - Я заварю нам чаю, и мы поговорим.
        Глава одиннадцатая
        Чай давно был выпит, Илья успел убрать со стола и вымыть посуду. Семен Ефремович, увлеченный своими исследованиями, этого не заметил. Обложившись книгами и справочниками, он что-то бормотал, листал страницы, черкал в толстом блокноте. Возле него на столе лежало письмо Марты Иосифовны. На все вопросы Ильи ученый лишь сердито хмурился и шипел, как рассерженный кот.
        Илья сдался и ушел прибирать кухню, а потом устроился в глубоком кресле возле окна и тоже взял с полки первую попавшуюся книгу.
        Историю кукол он рассказывал сегодня уже второй раз, и сейчас рассказ вышел более подробным и при этом более стройным. Семен Ефремович слушал внимательно, потом пожелал взглянуть на письмо, перечитал его, а после сказал, что ему нужно кое-что проверить, и вот уже более часа проверял.
        Сам того не заметив, Илья задремал, поэтому вздрогнул и уронил с колен книгу, когда Семен Ефремович сказал:
        - Очень непростая история, запутанная!
        Ученый покусывал дужку очков и смотрел на Илью требовательным взглядом, как будто тот нес личную ответственность за запутанность и «непростоту».
        - Вам удалось выяснить, что это за куклы? - спросил Илья.
        Семен Ефремович вздохнул.
        - Я пока не разобрался, что во всем этом первично. Или же все тут закольцовано так, что нет конца и начала.
        Понятнее не стало. Илья хотел попросить уточнить, что он имел в виду, но тут старик заговорил сам:
        - Давайте по порядку. Что касается дьявольских кукол, то ехать за ними, несомненно, стоило именно в Луизиану, в Новый Орлеан, североамериканскую столицу культа вуду. Ведь это родина знаменитой Мари Лаво. - Он вопросительно поглядел на собеседника. - Вам, похоже, это имя ни о чем не говорит?
        Илья отрицательно покачал головой: он понятия не имел, кто это.
        - В девятнадцатом веке женщина по имени Мари Лаво создала то, что впоследствии стали называть новоорлеанским вуду, и держала в страхе весь город. Колдовства Мари Лаво - кукол, амулетов - мешочков «гри-гри», умения превращать людей в зомби - боялись и белые, и черные, но сказать точно, обладала ли эта женщина настоящим даром или была высококлассным психологом и манипулятором, сейчас уже невозможно. История ее жизни и восхождения очень увлекательна, но сейчас нас с вами интересует другое. В одном-единственном источнике я нашел упоминание о том, что в конце жизни Мари Лаво столкнулась с кем-то, кто наводил ужас на нее саму! Кто он и откуда взялся, сказать не могу, но Мари Лаво считала его посланцем темных сил, настолько ужасным, что, столкнувшись с ним, могущественная ведьма стала отказываться от колдовства и, по некоторым данным, перед смертью обращалась к помощи церкви. Сведения о том существе запечатлены в нескольких обрывочных фразах. Минутку, сейчас прочту вам. - Старик бережно взял со стола ветхого вида книгу, раскрытую на одной из страниц, и прочел: «Посвященный имеет над всем живым великую
власть, необоримую и страшную. Он мастерит, он созидает, и плод его трудов - рукотворное зло, выпивающее душу. Нечто, подобное человеку, но не имеющее человеческой сути».
        - Посвященный? - пораженно переспросил Илья. - Марта Иосифовна пишет, что именно Посвященный должен был явиться, чтобы…
        - Вот именно. Плюс к тому - «рукотворное зло, выпивающее душу», да еще и «подобное человеку, но не имеющее человеческой сути». Посвященный, видимо, мог изготавливать кукол.
        - Тех самых! - не сдержавшись, перебил Илья.
        Семен Ефремович склонил голову.
        - Но понятнее все равно не становится. В материалах, что я сейчас сумел найти, никакой ясности. К тому же получается, что таинственный Посвященный из девятнадцатого века переместился в наши дни. Зачем? И почему несчастной вдове велели притащить ящик с куклами именно сюда?
        Старик задавал, вроде бы, безнадежные вопросы, на которые не найти ответов, но вид у него при этом был азартный и глаза сияли. Он явно до чего-то додумался, и Илья ждал, когда он поделится с ним своими мыслями.
        - Я полагаю, что центр всей этой, с позволения сказать, музыки, - наш с вами добрый друг Михаил.
        - Вы хотите сказать…
        - А вы подумайте! Откройте глаза, и вам станет ясно. Я не считаю Мишу средоточием зла, но через него явно действует некая сила, - горячился Семен Ефремович. - И дело, думаю, в его шраме! Вы сказали, он воспалился, когда Михаил находился в коме. А само то, как он впал в кому! Ему стало плохо в отеле, который являлся на тот момент средоточием темных сил.
        - Миша не говорил, что там случилось. Сказал, что не помнит.
        - Возможно, это правда. Если хотите знать мое мнение, он вышел из комы не один: вместе с ним в наш мир пришло еще что-то, и с той поры оно находилось рядом, влияя на Михаила, заставляя действовать определенным образом.
        - Вы полагаете, что в него кто-то вселился?
        - Почему речь сразу о вселении? Воздействие может быть разным.
        - Как Леля ощущает воздействие инородного разума, - проговорил Илья, пытаясь сложить воедино все кусочки мозаики.
        Семен Ефремович снова принялся грызть многострадальную дужку.
        - Я предупреждал Мишу, говорил ему, что его контакт с потусторонней сущностью не пройдет даром. Невозможно предположить, в какой момент ружье выстрелит, но ему следовало быть осторожнее, не рисковать. Или хотя бы прийти ко мне как можно скорее, если что-то почувствует; он обещал мне. - Старик укоризненно посмотрел на Илью. - Или это нужно было сделать вам, причем намного раньше.
        - Я не знал, что он пойдет в отель. Миша хотел помочь мне разобраться.
        - Помог, нечего сказать, - пробормотал Семен Ефремович.
        - И, конечно, вы правы: я давно должен был посоветоваться с вами.
        - Что уж теперь. Итак, с Михаилом случилось то, что мы условно можем считать влиянием неких сил.
        - Он знает об этом, как вы думаете?
        Старик водрузил очки на нос.
        - Сложно сказать. Я склоняюсь к мысли, что нет. Вряд ли он понимает, что происходит нечто… не вполне нормальное.
        - Как все-таки куклы попали к Мише?
        Семен Ефремович и Илья поглядели друг на друга.
        - Я знаю, о чем вы подумали. - Илья встал с кресла, хотел пройтись по комнате, но развернуться было негде, а стоять, нависая над хозяином, неудобно, и он сел обратно. - Тот, кто забрал кукол, виновен в происходившем с Мартой Иосифовной, в ее смерти. Он заставил ее выйти на мороз и забрал ящик с куклами. Но это не мог быть Миша! Не потому, что мне страшно о таком думать, а потому что не мог физически. Он не знал Марту, тем более не мог знать о доме в Юдино, даже я о нем узнал случайно!
        - Вы забываете о влиянии, - заметил ученый. - То, о чем не знал Михаил, мог знать… Посвященный, назовем его так, кем бы он ни был.
        - Но пока в жизни Марты творились эти ужасы с покойным мужем, Миша сначала был коме, потом лежал в больнице, затем - в санатории. Он не смог бы провернуть все это!
        Старик задумчиво сощурился.
        - Пожалуй, вы правы. Посвященный мог внушить Марте Иосифовне, что в ее дом пришел человек, тогда как в действительности никого посетителя не было. Если учитывать, что творилось в последние дни в ее голове и доме, это выглядит логично. Вывести бедняжку на мороз, обрекая на смерть, - эту последнюю манипуляцию произвести было несложно, учитывая, что женщиной постоянно управляли, она пребывала на грани потери рассудка или уже утратила его. Могло быть все, что угодно: Рогова сама могла вывезти ящик в место, которое ей указали, а потом вернуться и сесть в кресло на веранде. Или это все же мог быть Миша: он забрал кукол, причем не помнит, как и когда делал это. Или же в деле замешан кто-то еще… Одно несомненно: на Мишу оказывается магическое воздействие. Вашего друга превратили в марионетку, влияя на его личность, вынуждая сменить работу, остепениться - словом, измениться. Во всем этом есть какая-то глубинная цель, правда, не пойму, какая.
        Повисла пауза. Илья посмотрел в окно: уже вечер, время утекает, убегает, а решение так и не найдено.
        - Что нам делать? - спросил он. - Леля чувствует себя все хуже.
        - Сделаем так. Вы пойдете домой, а я постараюсь еще что-то узнать, проанализирую информацию. Главное, нужно понять, кто этот Посвященный, заставить его проявиться. Есть несколько способов узнать, насколько глубоко влияние инородной сущности, мне хотелось бы пообщаться с Мишей, чтобы сориентироваться, найти способ помочь. Сможете устроить нашу встречу? Скажем, завтра вечером?
        - Попробую.
        - Не обольщайтесь, сам он ко мне не пойдет. Посвященному это не нужно.
        Илья задумался на мгновение.
        - Я приглашу их с Лелей в кафе. Скажу, что не хочу быть один, попрошу приехать, Леля поможет уговорить Мишу. И вы там появитесь.
        - Боюсь, другого варианта нет. - Старик поднялся, давая понять, что Илье пора. - Остановимся на этом.
        Они еще раз обговорили все, решив, что Илья позвонит, когда встреча будет назначена.
        - Но ведь от влияния можно избавиться? - спросил Илья, хотя и понимал, что ученый при всем желании не может дать точного ответа. На сердце было тяжело.
        - Можно ли знать наверняка? Но скажу вам так: выходцы из иных миров кажутся нам жуткими, пугающими, непобедимо-сильными, однако в нашем мире они лишь гости. Чужаки. Они не на своей территории, а значит, их положение не такое уж надежное, а позиция не беспроигрышная. Мы можем пошатнуть их уверенность и, несомненно, попробуем сделать это.
        Когда Илья вышел из подъезда, был уже восьмой час. Леля так и не позвонила, не дала о себе знать. Видимо, не могла выбрать подходящего момента.
        Илья отправил девушке на электронную почту короткое письмо, в двух словах рассказав о разговоре с Семеном Ефремовичем и об их завтрашних планах. Ему не нравилось, что приходится писать, не зная, когда Леля прочтет послание, но, с другой стороны, что он мог поделать?
        Впрочем, у него был хороший повод узнать, как дела: надо позвонить Мише, пригласить их с Лелей.
        Миша снял трубку быстро, голос его звучал живо и весело. На фоне Илья слышал женский смех и детский голос.
        - Привет, Илюха!
        - Не помешал?
        - Мы у отца. У Лизы сегодня день рождения.
        - Точно, я и забыл, - повинился Илья, надеясь, что голос не выдает его: никогда он не умел врать. - Поздравь ее от меня.
        - Обязательно, - пообещал Миша.
        - Ваша печень выдержит еще один вечер?
        - Возможности моей печени безграничны, - уверил Миша.
        - Хотел вас с Лелей позвать попить пиво в «Гусарах». Давно там не были. Не помешает немного развеяться. Тем более завтра суббота, выходной.
        - Запросто, - не раздумывая ни минуты, ответил Миша. - Леля обрадуется. Во сколько?
        Они обсудили время, и Илья попрощался, передав Леле привет.
        - У тебя все нормально? Голос кислый, - сказал Миша перед тем, как повесить трубку.
        «Ничего от тебя не утаишь».
        - Устал как собака, - отговорился Илья.
        «Мишка - мой брат. Я не отдам его какому-то Посвященному, кем бы он ни был, пусть утрется», - подумал Илья и набрал номер Семена Ефремовича.
        - Великолепно! - отреагировал тот. - Рад, что вы убедили Мишу прийти на встречу.
        - Он не сопротивлялся. Вы нашли что-то полезное?
        - Потом, все потом, - нетерпеливо, чуть сварливо отозвался старик. - Мне пора. Доброй вам ночи, Илья.
        Глава двенадцатая
        Бывает такое: проснешься - и в первый момент не можешь сообразить, где находишься, какой сегодня месяц и день недели, с каким настроением ложился спать, какие планы строил на грядущий день.
        Наверное, погрузившись в сновидения, человек максимально удаляется от реальности, не помня, не представляя себя в ней. А после пробуждения происходит своеобразное обнуление всех систем организма, и для того чтобы вспомнить свою жизнь, вернуться в заданную точку, мозг, как компьютер, должен прогрузиться.
        На это нужно время, пусть и малое, не всегда четко сознаваемое, но тот краткий миг, когда не помнишь, где ты и кто ты, ужасен и прекрасен одновременно.
        Ужасен, потому что можно ведь и не вспомнить!
        Прекрасен… кажется, по той же причине.
        Илья проснулся в темноте, омывающей его тело, подобно черной воде. Открыл глаза, вглядываясь в эту черноту, отказываясь понимать, почему не может пошевелиться. Спустя некоторое время стало ясно, что пошевелиться все же можно, но к тому, чтобы совершить естественные, простые действия, почему-то приходится прикладывать усилия.
        Руки и ноги не желали шевелиться, тело казалось горячим, тяжелым, неповоротливым, как колода.
        «Я заболел?» - подумал Илья, вспоминая вчерашний вечер.
        Он вернулся, поговорил с матерью, отдал ей куклу. Дальше все тоже было как обычно: душ, ужин - мать приготовила тушеное мясо с овощами, сварила компот из сухофруктов. Компот Илья пить не стал, вместо этого выпил маленькую бутылочку фруктового йогурта и ушел в свою комнату - ту, которая должна была принадлежать им с Томочкой.
        Разделся, лег в кровать, прихватив с собой ноутбук, и еще час или полтора лазил по сайтам, читая о куклах, связанных с ними верованиях и представлениях человечества, о той самой Мари Лаво и магии вуду. Когда зарядка на ноутбуке почти села, поставил его на письменный стол, подключив к питанию, задернул занавески и выключил ночник.
        Как скоро уснул, Илья не знал, но вроде случилось это довольно быстро. Видимо, за день он, не отдавая себе отчета, сильно устал, а потому даже тревожные мысли не помешали погрузиться в сон.
        Никаких следов болезни, слабости, температуры не было, так почему сейчас есть? Несмотря на то, что Илье было тревожно (если не сказать, страшновато), его снова потянуло в сон, и сопротивляться этому было невозможно.
        «Сном все болезни лечатся», - говорила когда-то мать, и Илья подумал, что, возможно, так и есть.
        Второй раз он проснулся, когда в комнате было светло. Правда, задернутые шторы не давали солнечным лучам пробиться внутрь, но было очевидно, что уже давно наступило утро.
        «Проспал!» - испуганно подумал Илья, но тут же вспомнил, что спешить некуда: сегодня суббота.
        Он хотел встать с кровати, но снова почувствовал то же, что и ночью: тело не желало слушаться его, конечности не подчинялись командам, которые отдавал мозг, противная слабость сделала мышцы дряблыми, как у ветхого старца.
        Илья облизнул губы - во рту пересохло, сделал глубокий вдох.
        «Все будет нормально, - постарался убедить себя он. - Просто тело затекло ото сна. Надо немного размяться».
        Пошевелить пальцами или повернуть голову, если постараться, было можно. Илья как раз пытался согнуть ноги в коленях, когда дверь в комнату отворилась и на пороге возникла мать.
        - Доброе утро, Илюша, - улыбнулась она. - Как спалось?
        - До… - Голос был хриплым, Илье пришлось откашляться. - Доброе утро. Я что-то неважно себя чувствую.
        Она беззаботно махнула рукой и рассмеялась.
        - Ничего страшного, милый. Скоро ты будешь чувствовать себя совсем иначе, уверяю!
        Слова были странными, а от всезнающего, снисходительного тона, каким она их произнесла, Илье стало совсем уж не по себе.
        Однако то, что произошло в следующую минуту, потрясло его настолько, что он позабыл об этом, уставившись на людей, вошедших в комнату следом за матерью.
        - Привет, Илюха, - поздоровался Миша.
        - Какой же ты соня, - улыбнулась Леля.
        Сегодня она выглядела гораздо лучше, чем вчера. Да что там вчера! Леля всегда была красавицей, но так шикарно еще никогда не выглядела. Сияющие глаза, изумительный цвет лица, коралловые губы - от нее буквально шли волны энергии, силы, отменного здоровья.
        - Ты выздоровела? - спросил Илья, хотя и спрашивать было глупо, все очевидно.
        - Просто совсем другим человеком себя чувствую! - радостно сказала Леля, и все трое засмеялись.
        Илья понимал: происходит непонятное, необъяснимое, но не мог сформулировать, не знал, как спросить, что сказать, а потому в замешательстве молчал.
        Тем временем, отсмеявшись, Ирина и Леля подошли к Илье. Ирина потянула его на себя, помогая присесть, Леля подложила под спину подушки. Так, полусидя, Илья чувствовал себя более уверенно, не как умирающий на смертном одре. Проделав это, обе женщины встали в ногах по обе стороны кровати, напоминая стражей, а Миша придвинул стул и сел, не сводя взгляда с Ильи.
        - Я могу сделать так, что ты встанешь, дружище. И слабость пройдет, и тело будет слушаться, как всегда. - Миша обнажил в улыбке безупречные зубы. - Но, боюсь, ты захочешь сделать то, что в итоге станет помехой всему задуманному. Придется тратить время и силы, чтобы остановить тебя, а мне этого не хочется. Так что, надеюсь, ты извинишь меня за эти вынужденные меры. В свою очередь могу обещать, что дискомфорт не продлится долго.
        Он изъяснялся насмешливо, манерно, высокомерно - совсем не так, как обычно говорил Миша.
        - У тебя, полагаю, множество вопросов. Думаю, я могу ответить на некоторые из них, хотя никому доселе не отвечал. Просто по старой дружбе.
        Человек в кресле снова оскалился, и Илья, глядя на его самодовольную физиономию, спросил совсем не о том, о чем собирался:
        - Где Миша?
        Ответом были издевательски приподнятые брови.
        - Сынок, я кое-что подмешала в твою еду вчера вечером, но никак не ожидала, что это скажется на зрении! - мурлыкающим голосом проговорила Ирина. - Твой лучший друг здесь, перед тобой. Может, ты и невесту его не узнаешь? И свою мать?
        Все трое снова зашлись смехом, словно услышали превосходную шутку.
        - Прекратите! - выкрикнул Илья, чувствуя, как лицо наливается кровью от ярости и боли. - Что вы натворили?!
        - Тихо! - властно проговорил Михаил, пристально глядя на Илью. - Я обещал, что объясню тебе кое-что. Старик, к которому ты вчера ходил, наговорил всякой чуши, он это умеет. Да-да, я знаю, где ты был. - Они с Лелей переглянулись. - И о «случайной» встрече в кафе знаю, и о том, что этот глупец хотел устроить мне проверку. Встреча, понятное дело, не состоится: старый дурак проторчит какое-то время в кафе, да и уберется обратно в свою нору, к идиотским книжонкам. Позвонит тебе - и ты ответишь. Не сегодня: нам понадобится время, чтобы ты был в состоянии отвечать разумно. Думаю, к понедельнику, когда станет нужно идти на работу, мы все уладим.
        - Меня будут искать, - проговорил Илья, понимая, насколько беззубо звучит эта угроза.
        - Кто? - театрально изумился Михаил. - Подумай сам: твои друзья и родные тут!
        - Вы не они. Кто вы такие? - почему-то шепотом спросил Илья.
        - Посвященный - так вы договорились называть того, кто устроил этот маленький кукольный театр, верно? Так вот, это я.
        - Демон? - вырвалось у Ильи.
        Его собеседник усмехнулся.
        - Лаффолк. Тебе, думаю, не знакомо это понятие, но Нижний мир огромен и населен множеством созданий, о большинстве из которых человечество и понятия не имеет. Слово «лаффолк» в переводе с одного из древнейших языков, который умер, когда человечество еще не успело родиться, означает «порабощающий», а еще - «шагающий сквозь». Мы заставляем служить себе, подчиняем и подавляем. Лаффолки не возводят стен, но изгоняют хозяев и занимают построенные дома, доводя их до совершенства.
        - Чего ты хочешь? Зачем явился?
        Лаффолк не удостоил Илью ответом.
        - В одном старый шарлатан прав: шрам, которым Михаила наградила Мортус Улторем, сделал его особенным. И эта редчайшая особенность в том, что он получил способность видеть Нижний мир и проникать в него. Войдя в отель, твой друг очутился в Нижнем мире, и это предопределило дальнейшие события. Наши миры соприкасаются, но обычно поддерживается равновесие, при котором обитатели Нижнего мира не попадают в мир людей, и наоборот. К несчастью для вас, мы не в равном положении: люди (если не считать редких одаренных) не подозревают о присутствии опасных соседей. А вот жители Нижнего мира - о, тут все иначе! Мы веками смотрим на вас из тьмы, из снов, из глубины зеркал - и вы порой, сами не зная, почему, боитесь взглянуть на свое отражение. Мы чувствуем запах тайных детских страхов и ночных кошмаров, мечтаем прорваться в мир людей, взять власть над вашими слабыми умами, подчиняя себе неокрепшую волю.
        Илья хотел возразить, но лаффолк вскинул руку, призывая к молчанию.
        - Итак, Миша попал в Нижний мир, я увидел его и понял: вот он, шанс! Я уже оказывался среди людей около двух столетий назад. Мари Лаво - ведьме, о которой ты узнал не так давно - удалось установить со мной контакт. Она в самом деле была чрезвычайно талантлива и сильна. - Сидящий в кресле ухмыльнулся. - Сумела вызвать меня, помогла кое-что изготовить, думая при этом, что управляет мною.
        - Кукол? - Догадаться было нетрудно. - Зачем они ей?
        - Мари искала секрет вечной жизни. Узнала о древнем магическом обряде: маг помещает свое сознание в специальную куклу, а оттуда оно перемещается в тело того, кто возьмет куклу в руки. Обряд, по правде сказать, не работающий, выдуманный чародеем-недоучкой, но Мари этого не знала, а я ей, разумеется, не сказал. Создавал с нею кукол, преследуя совсем иную цель. Когда Мари поняла, что ее обманывают, ощутила, что влияние мое становится все сильнее, то испугалась, поставила защиту и… - Лаффолк поморщился. - Кому хочется говорить о неудачах? Мне пришлось отступить, уйти. Сама Мари тоже вскоре отправилась к праотцам, к счастью, не успев уничтожить кукол. Мои детища, мои будущие воины остались в мире людей и дождались своего часа.
        - Ты хотел попасть в наш мир?
        - Здесь прекрасно, но у меня более масштабная задача. Вышибить - уж прости мне эту грубость! - твоего дружка из его тела и занять свободное место было не так уж сложно. Некоторое время я чувствовал себя гостем, не понимал, что к чему, но это вскоре прошло. Однако мне нужно было, чтобы рядом со мной оказались соплеменники, чтобы нас стало четверо.
        - Именно четверо? Почему? Заскучал? - Илья хотел, чтобы слова прозвучали неприязненно, дерзко, но голос дрогнул. Все, о чем говорило это существо, было чудовищно.
        Лаффолк проигнорировал выпад и не ответил на вопросы.
        - Ждать, что в Нижнем мире окажутся еще три человека, как ты понимаешь, было неразумно. Завладеть телами людей трем другим лаффолкам должны были помочь мои куклы. Проблема в том, что они оказались на другом конце земного шара, и мне, в новом человеческом обличье, было почти невозможно добраться до них, заполучить, тем более что тело Михаила было еще слабым, восстанавливалось после болезни. Плюс в том, что его мозг стал моим мозгом, и, изучив информацию, я нашел подходящую кандидатуру для реализации плана.
        - Миша не знал Марту Иосифовну!
        - Лично - нет. Но знал о ее существовании, знал, что она очень богата и одинока. К тому же, по иронии судьбы, еще и обожала кукол. Дальнейшее было делом техники, которой «порабощающие» владеют в совершенстве. Она сделала, что требовалось, выкупила и привезла сюда кукол.
        - Это ведь ты приходил к ней, для того и уехал из санатория на день раньше! Я как-то позабыл об этом, упустил из виду, и Леля, видимо, тоже. Но зачем нужно было убивать? Неужели нельзя было забрать ящик и оставить Марту Иосифону в живых?
        - Поверь, для нее так было лучше. Физическое и психическое здоровье было подорвано долгим общением с лаффолком, принимавшим обличье ее покойного мужа. К тому же Марту подкосило соседство с куклами. Пока я находился в Нижнем мире, мои детища дремали. Но с моим приходом они пробудились, и ожидая, когда я явлюсь за ними, стали постепенно набирать силу, подпитываясь от Марты. Восстановиться она уже не смогла бы. Чтобы тебе было понятнее, это что-то вроде воздействия радиации.
        «Бедная, бедная, - беспомощно подумал Илья. - Господи!»
        - Ты расстроен? Не стоит. Впрочем, довольно о ней. Процесс преобразования был запущен, мои куклы делали то, для чего я их создал: расчищали поле. Ослабляли, размягчали волю, подтачивали тело, чтобы в подходящий момент мятущаяся, испуганная, замороченная душа была изгнана из своего сосуда, а лаффолк - «шагающий сквозь» - шагнул через завесу между мирами и спокойно занял подготовленное место.
        - Место Лели и моей мамы заняли лаффолки… А где тогда они сами? Где Миша? Они… - Язык не поворачивался сказать «умерли».
        - Скоро сам все узнаешь, - пропела «Леля» и посмотрела куда-то вбок.
        Илья проследил за ее взглядом и увидел сидящую на столе куклу, которой не заметил прежде. Она была похожа на своих сестер: безупречное личико, пышные волосы, огромные глаза. Глаза были темно-карие, а волосы - иссиня-черные.
        Конечно, Илья давно понял, что ему предстоит отдать свое тело лаффолку, но по-настоящему осознал это только сейчас.
        - Нет! - Он не смог сдержаться. - Нет!
        - Конечно же, да! - проговорила «Ирина». - Не стоит так уж переживать. Ты ведь всегда думаешь о других, обо всех беспокоишься. Так вот, окружающие будут рады переменам, которые произойдут в тебе. Лаффолк проявит лучшее, что есть в твоей натуре. Взгляни, как изменился Михаил: стал спокойным и уравновешенным, перестал метаться, радует отца взвешенными решениями, желанием жениться и сделать карьеру. А я? Разве твоя убогая мать когда-либо была столь безупречна? Ты тоже всех порадуешь, дорогой. Никто не станет жалеть о тебе прежнем, люди будут думать, что ты растешь над собой, день ото дня становясь все лучше.
        Глава тринадцатая
        За окном клонилась к закату суббота - одна из многих суббот, когда люди отдыхают от рабочей недели, занимаются домашними делами, едут за город, веселятся, набираясь сил для очередного рывка в будни.
        Илья лежал в своей комнате, чувствуя, что тело его слабеет, а воля к сопротивлению гаснет с каждой минутой.
        На то, чтобы пробраться, словно вор-душегуб, в тело Лели, у лаффолка ушло около недели. Наверное, потому, что кукла не все время была с нею рядом. Место матери заняли гораздо быстрее: она была больна и слаба.
        Сколько понадобится, чтобы справиться с Ильей? Лаффолки полагали, что менее двух суток, если накачивать Илью лекарствами и постоянно держать возле людоедской куклы.
        Ему объяснили, что после выполнения своей миссии каждая кукла становится обычной игрушкой. Магия, что заключалась в куклах, была, можно сказать, одноразовой.
        Илья подумал, что хоть это хорошо: больше никого из людей не смогут заменить двойниками из Нижнего мира, но оказалось, что у отвратительных созданий далеко идущие планы.
        - Когда четвертый лаффолк присоединится к нам, круг замкнется. Цифра четыре обладает огромной силой: четыре стороны света, четыре времени года, четыре времени суток… Давным-давно изготовить кукол мне помогла Мари Лаво, это был трудоемкий, долгий, опасный процесс, ведь она не была лаффолком. Собравшись вместе, мы вчетвером сможем сделать все легко и быстро. Это будут круги на воде: больше кукол, больше лаффолков. Какие возможности это откроет перед нами, какие перспективы!
        Илье грядущий процесс напоминал не круги на воде, а расползающиеся метастазы, отравляющие человечество. Постепенно, исподволь, лаффолки начнут заменять людей, распространяясь, как смертоносный вирус…
        Вечером, когда палачи снова пришли навестить свою жертву, Илья задал вопрос, который мучил его, и ответ на который было так страшно узнать.
        - Это вы убили Томочку? Она ведь не случайно выпала из окна?
        Спрашивая, он смотрел на «Ирину», и та не отвела взгляда.
        - На двоих людей магия одной куклы распространяться не может, как ты теперь понимаешь. Никто не знал, чье место - Ирины или Томочки - в итоге займет лаффолк. Это была первая попытка, пробный шар. Так вышло, что справиться с Ириной кукле было проще. Однако, оказавшись в крайне немощном теле, лаффолк должен был где-то черпать силы, чтобы восстановить все поврежденные функции, и твоя невеста стала чем-то вроде аккумулятора. А дальше - все, как в случае с Мартой. Повреждения были слишком сильны.
        - Ничего не поделаешь, великие деяния и победы требуют жертв, - сказал «Миша», и Илье захотелось врезать ему, но он не смог даже приподнять руку.
        Сейчас, лежа в своей кровати, понимая, что находится в собственном теле последние часы, словно жилец в проданной квартире, Илья стал думать, что участь Томочки и Марты Иосифовны все же лучше его собственной: они умерли и находятся в лучшем мире, а что будет с ним? Что стало с Мишей, мамой, Лелей?
        «Лаффолки не возводят стен, но изгоняют хозяев и занимают построенные дома, доводя их до совершенства», - вот что сказало это существо. Скоро у его тела будет другой хозяин, и окружающие начнут замечать, что Илья изменился. Каким он станет? Более уверенным в себе, креативным и умным, талантливым и честолюбивым, практичным и хватким?
        «Что будет со мной, с моим собственным «я»? - думал Илья. - Погибнуть оно не может, ведь душа бессмертна. Значит, будет существовать, обитать где-то. Логично предположить, что этим местом может стать Нижний мир. Раз лаффолк придет сюда, в мир людей, чтобы занять мое место, значит, скорее всего, мне предстоит скитаться там, где его родина».
        В голове появилось странное щекочущее ощущение, похожее на то, будто кто-то касался, легонько царапал его голову тонким острым коготком. Только вот делал это не снаружи, а изнутри.
        Илье показалось, что кто-то копается в его мозгу, пытаясь добраться до глубин сознания. Он ощущал этот процесс не как воображаемое, но как телесное воздействие, и его передернуло от отвращения.
        «Убирайся из моей головы», - мысленно прорычал он, и услышал смешок.
        Поглядев на куклу, Илья увидел, что ротик ее приоткрылся, а улыбка стала шире. В другой момент это напугало бы - не могло не напугать, но сейчас Илья был почти спокоен. Он отлично знал, что происходит, эффекта неожиданности не было. Какая бы магия ни была заперта внутри куклы, он знал, на что она направлена: выкачать энергию, лишить воли. Если он позволит себе нервничать и пугаться, это ослабит его сильнее.
        Эту битву вы выиграли, подумалось Илье, ему не встать с этой кровати. Но это не означает, что и война тоже проиграна.
        Вечерело. Серые дымчатые тени затаились по углам, скоро бархатистый мрак укутает комнату.
        «Переживу ли я ночь?»
        «Не противься, - зашелестел голос, сухой и хрусткий, как осенний лист. - Усни. Уйди».
        И в тот момент Илья решил: он уйдет. Но уйдет сам.
        Его не выгонят - он покинет свое тело самостоятельно, пока есть еще энергия и силы, которые могут пригодиться. Илья не позволил себе додумать, для чего ему силы: не хотел, чтобы кукла подслушала его мысли.
        Он посмотрел кукле в лицо, в застывшие, широко распахнутые карие глаза. За их матовой непрозрачностью таилась жизнь; сделанные искусной рукой, они смотрели и видели, светились злорадством.
        Илья не отводил взгляда.
        «Давай же, вытащи меня, забери! Перебрось в Нижний мир, тебя же для этого создали - вытряхивать людские души из тел, как мусор из коробки. Что ты медлишь? Я готов уйти!»
        Он смотрел, сконцентрировавшись на своем желании. От напряжения на лбу выступил пот, пальцы рук сжались в кулаки, тело дрожало, как при высокой температуре.
        «Призывай лаффолка, пусть занимает этот кокон! Забери меня!»
        Глаза куклы превратились в два черных колодца, и в какой-то миг, оторвавшись, отделившись от себя, Илья помчался туда, в непроглядную пустоту, оставляя позади все, что многие годы составляло суть его бытия.
        Жуткие мгновения полета в ледяной трубе - и Илья обнаружил себя сидящим в кухне на табурете. Рядом было окно, занавешенное тюлем, за окном - ночь или поздний вечер.
        Перемена была настолько разительной, что Илья вскрикнул и вскочил на ноги, хлопая себя по груди и плечам. На нем были старые, протертые на коленях джинсы и красная футболка, в которые он переоделся вчера, вернувшись домой, и на долю секунды Илье показалось, что ничего не было: ни прибывших из зазеркалья лаффолков, ни Нижнего мира, ни куклы, что пялилась на него стеклянным взглядом. Сон, всего лишь сон!
        Но иллюзия развеялась уже в следующий миг: Илья увидел, что находится на старой кухне, в той квартире, где они жили с матерью. Причем мебель и обстановка были совсем старые, будто он перенесся в далекое прошлое, когда ребенком сидел на колченогой табуретке и делал уроки.
        Стены, оклеенные засаленной клеенкой, голая лампочка под потолком, убогие шкафчики с покосившимися дверцами, щербатые тарелки, чашки с битыми ручками, трещины на потолке… Воспоминания, которые Илья всеми силами старался изжить из памяти, закружились над ним, раскаркались хриплыми голосами, как вороны над свежей могилой.
        Аккуратные зеленые тетрадки, исписанные рядами цифр и вереницами букв; самые дешевые авторучки, подклеенные бумагой и изолентой потрепанные учебники, прозрачная пластиковая линейка - из числа тех, которые дети обычно ломают или теряют по нескольку штук за учебный год, а Илье служившая, как и многие школьные принадлежности, несколько лет.
        Нельзя ничего терять и ломать: мать может и не купить новое. Деньги в их семье в обязательном порядке находились только на выпивку, остальное - по остаточному принципу.
        Кухня, где сейчас находился Илья, почти все десять школьных лет была местом, в котором проходила значительная часть его жизни. Классы, двор, квартира лучшего друга Миши - это было то хорошее, что всегда быстро заканчивается, откуда всегда приходится возвращаться. Возвращаться сюда, в место, которое так никогда и не стало домом Ильи, откуда он всеми силами стремился вырваться.
        В комнатах царила мать и ее сменяющие друг друга любовники. Там шли бесконечные гулянки, ссоры, бурные примирения, вечно орал телевизор и сладко пели про любовь безголосые певички, которых обожала Ирина. Кухня была вотчиной Ильи - здесь его никто не беспокоил, спасибо хоть на этом. Он и спал бы здесь, но помещение настолько тесное и крохотное, что не поместится ни диван, ни даже просто матрас. Впрочем, за столом, положив голову на руки, он засыпал бессчетное количество раз.
        Оказывается, проведенные на кухне часы - горькие, безрадостные, когда Илья чувствовал себя непоправимо одиноким, но вместе с нем страшащимся, как бы это одиночество не нарушило появление пьяной матери или ее приятелей - застряли в памяти, никуда не делись.
        Былое, давно прожитое и похороненное, ожило: Илья слышал за закрытой дверью обрывки мелодий, громкие голоса, хохот, неясные шорохи, стуки, шаги. Он стоял посреди каморки размером с собачью будку и спрашивал себя, как тут оказался? И почему именно здесь?
        Тоска, глухая и ноющая, как зубная боль, охватила его, и до Ильи, наконец, дошло. Нижний мир, наверное, способен принимать облик твоего личного ада. Илья очутился там, где хотел оказаться меньше всего, потому что именно в этом месте ему будет хуже, чем где бы то ни было.
        Он посмотрел в окно. Перед ним был не обычный ночной город: никаких фонарей, окон напротив, машин, приткнувшихся возле подъездов. Тьма, чернота, пустота - вот что он видел, а звуки за стеной издавали обитатели Нижнего мира, пока, к счастью, скрытые от него.
        «Они знают, что я тут?» - подумал Илья, глядя на дверь.
        Тонюсенькая, с фанерой, приколоченной на месте выбитого стекла, она выглядела ненадежной и хлипкой. При желании такую можно выбить в два счета.
        Если затаиться, сидеть тихо (именно так, как Илья и привык в детстве, чтобы не привлечь чьего-то недоброго внимания), можно надеяться, что твари, бродящие снаружи, не заметят, не придут, не навредят… Только вот разве за этим он сюда явился? Для того берег силы, чтобы растратить их на борьбу с собственным малодушием?
        Идея, что пришла ему в голову, когда он находился еще в своем мире, была проста, ничем не подтверждена, но, возможно, спасительна. Ради нее, ради этой идеи и надежды, которую она давала, Илья и согласился оказаться в Нижнем мире добровольно, потому что иного способа спасти себя и других не видел.
        Лаффолков в подлунном мире четверо; как сказал «Миша», четыре - особое число. Сильное и мощное.
        Но ведь и их, людей, теперь в Нижнем мире тоже четверо! Возможно, все вместе они тоже обладают силой, и, объединившись, сумеют вернуться?
        Люди и лаффолки поменялись местами, близких Ильи изгоняли, выдавливали в Нижний мир по одному - непонимающих, растерянных, измученных, испуганных.
        Но Илья, в отличие от родных, знал, что происходит, и ему нужно найти маму, Мишу, Лелю, чтобы попробовать обратить процесс вспять.
        Глава четырнадцатая
        Осмотрев свое вынужденное обиталище повнимательнее, Илья увидел, что покинуть его можно только одним способом - через дверь. Окно оказалось чем-то вроде муляжа: картинка на стене, просто черный прямоугольник, небрежная и грубая имитация.
        Илья направился было к двери, но замер, не решаясь открыть. Как искать мать в Нижнем мире, он понятия не имел - наверняка он колоссален, запутан и опасен, как яма со змеями. Илья и не надеялся сориентироваться в лабиринтах кошмарного, загадочного места, он лишь хотел верить, что сработает принцип притяжения. Ведь он и остальные - люди, инородцы в Нижнем мире. Илья надеялся, что это поможет им отыскать друг друга.
        Что-то подсказывало ему: все может получиться, ведь энергия - всегда первична, а сила намерения велика. Однако, стоя возле двери, Илья сознавал, что не может заставить себя открыть ее.
        Даже руки поднять не может.
        Чувство безысходности навалилось, поглотило - такое всеобъемлющее, что он согнулся под его тяжестью, сжавшись в комок.
        Все самое плохое, что Илья мог чувствовать и помнить, о чем мог думать, пришло к нему в ту минуту.
        …Мать в бешенстве кричит на него, семилетнего, от нее пахнет кислым вином и сигаретами, и капельки слюны попадают Илье на лицо.
        …Очередной хахаль матери дал Илье пощечину, толкнул о стену так, что голова потом еще долго болела, а она сделала вид, что не знает об этом.
        … Мать нашла и пропила с дружками деньги, который Илья заработал за несколько месяцев, подметая дворы, моя машины и полы в подъездах. Он копил на подержанный ноутбук, и нужная сумма уже была собрана.
        Позабытые дни рождения и пропущенные школьные праздники; жгучие, как крапива, обиды и мимолетом нанесенные оскорбления, нищенская одежда, постоянные издевки, черная неблагодарность, насмешки, нежелание защитить своего ребенка - оказывается, Илья ничего не забыл, не простил! Такое не прощают.
        Он не может отправиться на поиски матери, потому что не хочет видеть эгоистичную, ничтожную, но вместе с тем жестокую женщину, лишившую его детства. Никогда.
        «Илюша, они этого и добиваются, они лгут! Разве ты не понимаешь?»
        Голос Томочки прозвучал так ясно, что Илья вскрикнул и завертелся на месте, оглядываясь: откуда она тут? Как сюда попала?
        Нет, конечно же, нет здесь Томочки. Но то, что она как-то сумела достучаться до него, встряхнуло Илью, отрезвило. Томочка права! Только это врагам и нужно: погасить свет в его душе, чтобы злость и ненависть камнями утянули Илью на дно, не позволили выплыть ни ему, ни его родным и близким.
        - Мама! - громко позвал он, перекрикивая звуки за дверью, заглушая собственные воспоминания о дурном. - Мама, я иду! Я люблю тебя!
        Сказал, зная, что это правда. Гадкие сцены из прошлого, атаковавшие его голову, поблекли, когда он подумал о том, как искренне мать раскаивалась, как мужественно боролась с болезнью, чтобы не стать обузой сыну; как старалась хоть чем-то порадовать его, угодить, загладить вину. Вспомнилось письмо, которое мама, немного оправившись после инсульта, целый день выводила непослушной левой рукой: неуклюжие квадратные буквы кричали, умоляли о прощении.
        И он простил. Давно уже простил!
        Не медля ни секунды, более не сомневаясь, Илья взялся за ручку и потянул на себя дверь, продолжая призывать мать, всем сердцем веря, что она услышит и отзовется.
        А дальше случилось то, на что он и не рассчитывал. Дверь отворилась, и Илья очутился в больничной палате - точной копии той, где несколько недель лежала мать, когда ее разбил инсульт.
        Мама и сейчас была здесь: сидела на кровати, с ужасом глядя на открывшуюся дверь.
        - Я нашел тебя! - воскликнул Илья.
        Она всматривалась в его лицо, и он подумал, что придется успокаивать мать, объяснять, что он - это он, и вреда ей причинять не собирается. Но ничего этого не потребовалось.
        Мать сразу, в следующий же миг безошибочно поняла, что перед ней не оборотень из Нижнего мира, а ее сын. Встала с кровати, поковыляла к нему так быстро, как могла. Они обнялись, мать припала к нему, крепко обхватив здоровой рукой.
        Увечье матери осталось при ней и в Нижнем мире, но даже с неподвижной, мертвой рукой, еле ходящая, почти немая, она была лучше, ближе, живее рафинированной копии, что заняла ее место.
        - Ты знаешь, где мы, мама?
        Она подняла голову и посмотрела на него. «Разговорного» блокнота не было, но Илья научился понимать, что она хочет сказать.
        «Темное место, сыночек».
        - Оно называется Нижний мир.
        «Кукла виновата. Демон».
        - Да, мама.
        «Я умерла?»
        Во взгляде ее заметался запоздалый ужас: если ее нет в живых, то и его тоже!
        - Нет, мы живы, - быстро проговорил Илья. - Это сложно объяснить. Но наши души оказались тут, а в телах обитают другие хозяева. Выдворили нас и заняли наше место.
        Илья хотел объяснить про Мишу и Лелю, сказать, что вместе они, может статься, сумеют выбраться, но тут обстановка вокруг них начала меняться.
        Пол затрясся, стал проваливаться. Стены начали двигаться и наползать друг на друга, грозя раздавить Илью с матерью. Сам воздух вибрировал, как перед грозой, а где-то вдали начал нарастать гул.
        - Что происходит? - крикнул Илья, прижимая мать к себе. - Такое раньше бывало?
        Она не успела ответить, как их потащило куда-то, сопротивляться этому было невозможно. Илью заботило только одно: как бы им с мамой вновь не разлучиться, не потерять друг друга, поэтому держал ее изо всех сил.
        Боялся он напрасно: все закончилось так же быстро, как началось. Под ногами снова был твердый, выложенный квадратными плитами пол; высоченный потолок терялся где-то в вышине, а стены огромного помещения, где они очутились, были неподвижны и находились на большом расстоянии друг от друга.
        Место было смутно знакомым, Илье показалось, что он тут бывал, но по-настоящему задаться этим вопросом не успел, потому что услышал:
        - Илюха! Господи! Это ты?!
        Не разжимая рук, Илья обернулся на голос и завопил в ответ:
        - Мишка!
        В следующую секунду они стояли, обнимая друг друга - скитальцы, невольные гости чуждого Нижнего мира. Их было четверо, потому что Леля тоже оказалась здесь.
        Илья был так счастлив увидеть Мишу - не подделку, не слепок, а живого, настоящего Мишу! Но при этом с болью спрашивал себя, как мог быть настолько слеп, глух и глуп, что поддался обману, не разглядел самозванца, столько времени находясь с ним бок о бок? Как позволил убить Томочку, подменить мать и Лелю? Девушка грустно улыбнулась Илье, и он понял, что она вспомнила об их неудачной, запоздалой попытке разобраться в происходящем.
        Когда эмоции от встречи немного улеглись, Илья посмотрел по сторонам, пытаясь понять, где они находятся.
        - Узнаешь? - спросил Миша.
        - Похоже на холл отеля «Петровский», - неуверенно проговорил Илья, - правда, в то время, когда здесь еще была больница. Я на фотографиях видел. Только намного больше.
        - Я увидел это место, когда пришел в отель. А выйти не смог. Леля сказала, я тут больше трех месяцев болтаюсь.
        - Как ты… - Илья хотел сказать «выжил», но к горлу подступил ком.
        Мишка, который в любую минуту был готов бросить все и бежать к нему на помощь, рискуя жизнью; который и оказался-то в Нижнем мире только из-за него, из-за желания помочь ему, провел в этом аду долгие месяцы! А в это время Илья, его лучший друг, все морщил лоб и приглядывался к лаффолку, все успокаивал себя тем, что Миша был в коме, а потому изменения его личности абсолютно нормальны и даже к лучшему!
        - Брось, Илюха, - строго проговорил Миша, безошибочно угадав, о чем тот думает. - Тут полно плюсов: время течет, но при этом стоит на месте. Ни есть не хочется, ни пить, ни спать, с туалетом тоже никаких проблем. Нет ни холода, ни жары, а главное - масса свободного времени для саморазвития и познания мира! - Миша взмахнул руками. - Я тут каждый камень изучил, каждую трещину.
        - Больше никого не видел?
        Миша помрачнел.
        - Поначалу, как только попал сюда, было дело. Все вылезли, - он дернул углом рта. - Меня, наверное, хотели поприветствовать. Даже дорогую подругу, которая мне шрам подарила, встретил.
        - Как? Мы же ее… - начал Илья.
        - Ту, что к тебе присосалась, прогнали. Но она, видишь ли, такая не одна. Да и кроме нее в здешних местах куча симпатичных тварюшек обитает. Какой только красоты ни встретишь! Короче, повылезали они изо всех щелей, а я от такой горячей встречи сознание потерял. Пришел в себя - один-одинешенек. С тех пор и робинзоню потихоньку. - Миша помолчал и сказал совсем другим тоном: - Пока не встретил Лелю, думал, навсегда здесь застрял.
        «Может, так и есть: все мы тут навсегда», - подумал Илья.
        Мишино красивое лицо исказилось, и он тихо сказал:
        - Илюха, я знаю, что Томочка…что она…
        - Не надо, - остановил друга Илья, и тот умолк, не задавая вопросов. - Давай об этом после, хорошо?
        Если Миша начнет его жалеть и успокаивать, станет только хуже: Илья размякнет и утратит стойкость. Но это еще полбеды. Мама. Она так любила Томочку, так радовалась за них! Она ведь ни о чем не знает - пусть пока так и будет. Илья глянул на мать и понял, что та, к счастью, не расслышала или не поняла.
        - Миш, ты знаешь, что случилось? - поспешно спросил Илья.
        - Леля сказала, мой двойник сделал ей предложение жить вместе, и она его приняла.
        Хотя Миша говорил легким тоном и даже улыбнулся, Илья понимал: ему больно. Леля хотела сказать что-то, но Илья заговорил первым:
        - Леля и я подозревали: что-то не так. Но сходство было полным, а подозрения насчет отличий казались паранойей. Догадаться невозможно.
        Илья поглядел на Мишу: «Не вини ее. Это целиком и полностью моя вина». Пару секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Миша моргнул и осведомился светским тоном:
        - Ты-то тут какими судьбами? И, кстати, что это за куклы?
        История о лаффолках и куклах, рассказанная здесь, в Нижнем мире, выглядела не такой уж фантастической, невероятной.
        - Значит, эти четверо заняли наши места, - подытожил Миша. - И ты думаешь, что мы, четверо, сумеем вернуться.
        - Попробовать стоит, - сказала Леля.
        - Лаффолки коварные и хитроумные, но чересчур самонадеянные, - Илья обвел всех взглядом. - Были бы поумнее, не дали бы нам тут встретиться.
        - О чем это ты? - недоумевающе спросил Миша.
        - Погоди, сначала скажи, как ты встретился с Лелей?
        Илья говорил воодушевленно, даже азартно.
        Миша пожал плечами:
        - Я и сам не очень понял. В один прекрасный день или, может, ночь, мой многострадальный шрам начал болеть. - Он автоматически прикоснулся кончиками пальцев к шее. Миша был в куртке, так что шрама видно не было. - Я еще потом подумал, что шрам - что-то вроде чувствительной антенны, хоть какая-то от него польза. В общем… не знаю, как объяснить… бывает же, ты просто знаешь некоторые вещи, а откуда - непонятно. Я вот так и понял, что Леля - где-то совсем близко. Стал звать ее. Кричал, бегал, как дурак, жаль, посмеяться над этим цирком было некому. Потом смотрю, вон там, - он указал рукой влево, - в полу люк. Еще недавно его точно не было, а тут появился. Слышу - Леля кричит!
        Мать Ильи прижала руки к лицу, ахая и покачивая головой.
        - А я просто заснула, как обычно, и проснулась от голоса Миши, - сказала Леля. - Вокруг темно, подвал или что-то вроде того, и Миша меня зовет. Я закричала в ответ. Даже испугаться толком не успела.
        - Вот! - торжествующе проговорил Илья. - Так я и думал, что они этот момент не учли.
        - Слушай, ты у нас, конечно, светило журналистки и вообще, прости господи, гуманитарий, но, может, просветишь уже сирых и убогих…
        - К чему я веду: ты оказался тут первым, а следом - моя мама, но про ее присутствие в Нижнем мире ты не знал, хотя она тут была долго. А Леля появилась - и ты почувствовал. Потому что Лелю ты любишь, а с моей мамой у вас этих чувств нет!
        Илья смотрел на них, но никто по-прежнему ничего не понимал.
        - Я к тете Ире, между прочим, отлично отношусь.
        - Не о том речь! Человек, которого ты любишь, появился - и ты сразу понял, почувствовал, позвал. Вы встретились. - Илья перевел дыхание. - Если бы это один раз сработало, можно было бы списать на случайность. Но я смог найти тут маму! Знал, что она тут, и сознательно искал. - Мать сжала руку Ильи, и он улыбнулся ей. - А потом ты и меня…
        - Ты-то с какого боку? До тебя мне дела нет, - хмыкнул Миша, но видно было, что теория Ильи его впечатлила. - Хоть пару месяцев от тебя отдохнул, так нет же, опять свалился на мою голову.
        - Ну, если бы не ты нас позвал, я бы тебя сам нашел! - Илья широко улыбнулся. - Я, в отличие от некоторых, из своих чувств тайны делать не собираюсь. А если серьезно, любовь - сильнейшая энергия, но в Нижнем мире ей нет места. Поэтому энергия любви здесь как комета в ночном небе или как Северное сияние: если появятся, то сразу видно, не пропустишь.
        - Ты прав, Илья! - сказала Леля. - Миша перед вашим появлением сказал мне, что уверен: ты тоже где-то тут.
        - Вот и я о том! А вывод? - Илья по очереди поглядел на каждого.
        «Скажи, какой?» - Мать смотрела на него, как на воплощенное божество.
        - Если бы у лаффолков хватило ума, они воплотились бы в посторонних, чужих друг другу людей! И эти люди ни за что, никогда не отыскали бы друг друга в Нижнем мире, как сделали это мы!
        - Лаффолки действуют при помощи кукол, и сами они - как куклы. Механические, безжизненные ледышки. Они и подумать не могли, что у людей есть особая сила; что любовь даже в Нижнем мире - маяк, помогающий найти друг друга, - сказала Леля и смущенно прибавила: - Простите, звучит мелодраматично и банально. Как в кино или женском романе.
        - Банальные истины проверены временем, - заметил Миша. - Банальность - это испытанная веками мудрость.
        - На этом предлагаю завершить философскую беседу и проверить, работает моя теория или нет, - сказал Илья.
        - И побыстрее, пока эти твари не настряпали новых кукол, - добавила Леля.
        Глава пятнадцатая
        В зале, где они находились, было сумрачно. Подняв голову, Илья увидел, что далеко в вышине есть узкие окна-бойницы, сквозь которые сочился серый, призрачный свет. Казалось, что там, снаружи, только что село солнце, или, наоборот, занимается рассвет.
        - Здесь всегда одинаково, темнее не становится? - спросил он Мишу.
        - Вечно эта сизая хмарь, - отозвался тот. - Будто дождь с минуты на минуту начнется.
        Миша стоял, обнимая за плечи Лелю, и Илье подумалось, что, несмотря на весь ужас создавшегося положения, он никогда не видел ее такой умиротворенной, такой счастливой. Девушка, похоже, и не сомневалась в успехе задуманного, точно так же, как верила в их спасение и мама. Она постоянно держала Илью за руку, и он точно знал: это был страх не за себя, а за него, стремление защитить, уберечь.
        - Как мы выберемся? Куда пойдем? - спросила Леля.
        - Я вышел из «кухни» через дверь. Может, и здесь стоит ее поискать? - предположил Илья.
        - Зачем искать? Она тут всего одна, - ответил Миша и вытянул руку, указывая на нее.
        Тяжелая двустворчатая деревянная входная дверь была точно такой, как в отеле «Петровский». Илья видел ее не раз, только там она выглядела нарядной, свежеотремонтированной, отлакированной. Эта дверь была древней на вид, дерево потрескалось и потускнело. Но самое главное, у нее не было ручки, а обе створки плотно прилегали друг к другу.
        Илья медленно приблизился к двери, ощупал поверхность, попробовал открыть, но та не поддалась.
        - Илюха, один ты не справишься. Сам говоришь, надо пробовать всем вместе.
        Теперь они стояли возле двери вчетвером.
        - Давайте коснемся ее одновременно, - предложила Леля.
        Мысль была хорошая, и они вскинули руки, прижали ладони к поверхности. Сначала ничего не произошло, дверь не желала открываться, а потом Леля вскричала:
        - Посмотрите! Вы видите?
        Они видели. Онемев от изумления, Илья смотрел, как на деревянной поверхности появляется ручка - прорастает, как шляпка гриба сквозь поверхность земли. Вырезанная из дерева и инкрустированная каким-то серым металлом, она была затейливой формы, изображавшей сплетение ветвей и листьев.
        «Правильно!» - промычала Ирина, и все поняли, что она хочет сказать. Действительно, они на верном пути, делают все, как нужно. Теперь и Илья тоже, вслед за матерью и Лелей, был уверен, что все у них получится. Не может не получиться.
        - Надо взяться за ручку всем вместе, разом, - сказал Миша.
        - А что будет с лаффолками? - спросила Леля. - Мы снова поменяемся местами?
        - Семен Ефремович сказал: выходцы из Нижнего мира кажутся страшными и непобедимыми, но в нашем мире они уязвимы. Это воры, незаконно пробравшиеся на чужую территорию, и положение у них - зыбкое.
        - Вернем их туда, откуда они пришли, - подхватил Миша.
        - Пошли вон! - Ирине удалось выговорить это почти четко.
        - Никакие они не «другие хозяева», - громко проговорила Леля. - Они гости - причем незваные!
        - Раз, два, три! - отсчитал Илья, и на счет «три» все четверо взялись за ручку.
        «Толкать или тянуть на себя?» - мелькнуло в голове Ильи, но отвечать на этот вопрос не пришлось, потому что стоило им тронуть ручку, как дверь начала беззвучно, словно по волшебству, открываться сама собой, причем распахивались сразу обе створки. И вот уже перед ними - широкий проход. Стоя плечом к плечу, они могли шагнуть туда вместе, чтобы покинуть Нижний мир. Только вот идти было страшно: серое влажное марево, лившееся в окна зала, заволокло все кругом, так что даже в шаге ничего не было видно.
        Илья не знал, что он ожидал увидеть за дверью, но точно не эту воплощенную неизвестность. Люди нерешительно замерли на пороге - куда идти? Стоит ли рисковать? Там, впереди, могло быть все, что угодно: бездна, вязкое болото, океанская впадина, населенная неведомыми чудищами.
        Вдруг они погибнут? Провалятся в невесомость? Позабудут самих себя?
        «Если я ошибся, и все эти рассуждения про любовь и силу четверых - всего лишь жалкие выдумки? Если все погибнут из-за меня?» - подумал Илья.
        Взявшись за руки, они стояли плечом к плечу: Ирина и Леля посередине, Илья и Миша - по краям. Каждый тщетно пытался разглядеть хоть что-то, предугадать, что их ждет. Но это было невозможно. Серый туман скрывал очертания, приглушал, хоронил внутри себя звуки.
        - Мы справимся, - твердо сказал Миша. - Не нужно бояться.
        - По крайней мере, мы вместе, - прошептала Леля, но все услышали.
        Мать сжала руку Ильи, и он понял, что она хочет сказать, и был с нею согласен:
        - Если мы хотим вернуться, давайте сделаем это.
        Больше не колеблясь, они одновременно шагнули в пустоту.
        … Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Илья вышел в прихожую. Сумка уже стояла там, напоминая верного пса, который дожидается хозяина, чтобы отправиться на прогулку. В каком-то смысле так оно и было.
        Илья методично обошел квартиру, проверил, все ли выключено - газ, вода, электричество. Комнаты встречали его печальной тишиной и, казалось, вздыхали, когда он, выходя, притворял двери.
        «Можно ехать», - подумал он, и в этот момент позвонил Миша. В том, что это именно Михаил, Илья не сомневался, и оказался прав.
        - Леля внизу, в машине ждет. Я хочу помочь с вещами.
        Оба понимали, что дело не в вещах: Миша знал, что Илья путешествует налегке.
        Илья посмотрел на друга и снова вспомнил о том, как они месяц назад оказались в этой квартире. Ступив в серую мглу, вынырнули прямо здесь. Вошли в свои тела, как в брошенные дома. Раз - и все.
        Было раннее утро воскресенья - получается, Илья отсутствовал всего несколько часов. Лаффолки находились тут, все четверо, и сгинули, будто их никогда и не было.
        Илья обнаружил себя сидящим в кухне с Мишей и Лелей. Перед ними стояли чашки с горячим кофе, в тарелке лежали пирожные. Будничная, мирная картина. Обычное утро.
        - Это ты? - отрывисто спросил Илья, глядя на Мишу, все еще не веря в счастливый финал.
        - Полчаса назад вы с Лелей рассуждали про путеводные звезды, маяки и любовь, - ответил Миша.
        Конечно, то были они - идея Ильи сработала на все сто.
        - Значит, все позади? - неуверенно проговорила Леля. - Мы спаслись?
        - Старых кукол больше нельзя использовать, а новых, думаю, они сделать не успели. Лаффолки убрались обратно в Нижний мир. Выходит, да, все кончилось! - Миша улыбнулся ей и взял за руку.
        - Где мама? - спросил Илья, поднимаясь со стула.
        - Наверное, у себя, - предположил Миша. - Спит еще. Семь утра.
        Она и вправду была в своей комнате. Только не спала.
        Скорая приехала быстро, будто караулила за углом, но врачам оставалось лишь констатировать смерть.
        - Второй инсульт, плюс инфаркт, - позже говорил Илье врач. - Все произошло быстро, вы ничего не могли бы сделать, не успели спасти, даже если бы в тот момент находились рядом с ней!
        Все говорили ему об этом - не вини себя, ты ничего не мог, здоровье матери было подорвано, силы организма истощены; доктора еще и про слишком резкую временную ремиссию не забывали упомянуть.
        Илья слушал, молчал, кивал. Не возражал.
        Прошлая весна едва не убила его. Нынешняя отняла двух единственных женщин, которых он любил - и каждой из них ему нужно было столько сказать…
        Несказанные слова и непролитые слезы застряли в глотке; несделанное, непережитое и непрожитое лишало желания двигаться вперед. Илья чувствовал себя так, словно серое марево из Нижнего мира до сих окутывает его, забивается в нос и горло, мешает говорить, дышать, слушать.
        - Ты точно все решил? - в который уже раз спросил Миша, покосившись на сумку.
        - Точнее не бывает.
        Илья взял на работе отпуск за свой счет. Хотел уволиться, но шеф уговорил не делать этого.
        - Захочешь - вернешься в любое время, - сказал он. - Тебе тут всегда рады.
        Илья был благодарен, но только чувствовал, что не вернется. Эта книга прочитана и поставлена на полку. Правда, новую он еще не открывал, даже в руки не брал.
        - Когда планируешь обратно? Хотя бы примерно?
        Обратный билет у Ильи был с открытой датой.
        - На вашу свадьбу точно приеду, - отговорился он.
        Миша, наверное, думал о том, что отъезд Ильи похож на бегство, и возразить на это было нечего. Даже место Илья выбрал наугад, просто доверившись случаю. Пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что.
        - Сербия - прекрасная страна, - заученно сказал Илья, который всего пару недель назад вообще не задумывался о том, что за жизнь там, в Восточной Европе, на таинственных мистических Балканах.
        - Слушай, куда ты один? Зачем? Белиберда какая-то! Хочешь…
        - Не хочу, - перебил Илья. - Мне так нужно, понимаешь?
        Он мог бы рассказать о том, как сводят его с ума пустые комнаты, как давит на сердце кладбищенская тишина: два холмика рядом, два креста, два снимка. Как мучают бесконечные «не»: не уберег, не спас, не разглядел, не успел… Мог бы, но не стал.
        Миша помолчал немного и сказал:
        - Раз решил - езжай. Но чтоб был на связи каждый день!
        - Звучит как угроза.
        - Это и есть угроза, болван. - Друзья обнялись. - Ты знаешь, я всегда рядом. Даже если далеко.
        Спустя минуту они вышли на лестничную клетку. Илья прикрыл дверь, повернул ключ в замке. Подержав связку в руке, отдал ее Мише, которого попросил присматривать за квартирой.
        Они вышли из подъезда и направились к машине, за рулем которой сидела Леля. Увидев их, она улыбнулась и помахала рукой.
        - Кстати, чуть не забыл! Семен Ефремович опять звонил, - сказал Миша.
        Илья связался со старым ученым, как только смог, рассказал, что случилось, и с той поры тот периодически звонил, просил Мишу и Илью приехать. Старик был рад, что все благополучно завершилось, хотя, кажется, сомневался, вправду ли страшное позади. Ему хотелось поговорить, узнать подробности, но у Ильи не было сил на такие беседы, так что он постоянно отговаривался.
        - Я сказал, что ты уезжаешь, и он сначала переполошился, а потом сказал, что это правильное решение.
        - Почему, интересно?
        - Сказал, если судьба по какой-то причине стала кардинально меняться, если человек раз за разом сталкивается с необъяснимым, тому есть причина.
        - То же самое можно сказать о тебе, - справедливо заметил Илья.
        Они уже дошли до машины, но не спешили садиться в нее.
        - Старик так и сказал: это касается нас обоих.
        - Он что, думает, случится еще что-то? - поразился Илья.
        Миша усмехнулся.
        - Этого он не говорил, побоялся, наверное, что я слишком сильно обрадуюсь. Семен Ефремович считает, что в таком случае опасно цепляться за устоявшуюся жизнь, желая оставаться в прежних берегах. Надо перестать сопротивляться, не бояться перемен и позволить судьбе куда-нибудь тебя вывести.
        - Ребята, прошу прощения, что прерываю, но самолет ждать не будет, - сказала Леля, опустив стекло.
        - Точно! - Миша хлопнул ладонью по капоту, заканчивая разговор. - Пора.
        Илья засунул сумку в багажник и вслед за Мишей сел в машину.
        «Что ж, если так, значит, пускай судьба ведет. Будем надеяться, она знает, что делает», - подумал Илья.
        Автомобиль выехал со двора.