Нури Альбина, Ужасы И Кошмары- библиотека РусЛит

Ужасы и кошмары Альбина Нури
        «Ужасы и кошмары» - это третий сборник мистических рассказов Альбины Нури. Мрачные деревни и обычные городские квартиры, неприметные дачные поселки и живописные уголки природы, шумные улицы мегаполисов и тихие сонные городки, безлюдные дороги, ведущие в заброшенные места, - немыслимый ужас может таиться везде, любой человек может оказаться в центре зловещих, жутких событий.
        Автор верна своему фирменному стилю: ее новые истории заставят вас неотрывно следить за событиями, холодеть от страха и… ложиться спать с включенным светом!
        Два первых сборника рассказов - «Время кошмаров» и «Ужас без конца» - также можно прочесть на «ЛитРес».
        Альбина Нури
        Ужасы и кошмары. Сборник рассказов

        Часть первая
        За приоткрытой дверью
        Соседка
        На жилье, которое снял Костя, как говорится, без слез не взглянешь. Находилось оно в двухэтажном деревянном бараке, где на каждом этаже - по четыре квартиры с частичными удобствами (так выразилась женщина, которая сдала Косте эти хоромы). «Частичность» заключалась в отсутствии ванной, но хотя бы раковина и туалет имелись, и на том спасибо.
        Квартиру подороже Косте не потянуть: зарплата у молодого специалиста, вчерашнего студента ровно такая, чтобы с голоду не помереть. Так что для оплаты квартиры Костя еще и подрабатывал. Но не унывал: и планы строил грандиозные, и работы никакой не боялся.
        Квартирка на втором этаже была темная, неухоженная, со старой разномастной мебелью. Хозяйка давно жила с мужем в другом месте, всё надеялась, что дом снесут и ей дадут новую квартиру. Но городские власти, кажется, забыли про барак.
        - Если воду отключат, во дворе колонка есть, - извиняющимся тоном сказала хозяйка, которая не могла поверить в то, что нашелся человек, готовый снять это жилище.
        Костя, как мог, навел уют: полы вымыл, пыль вытер, допотопные светильники и посуду перемыл, проветрил, занавески постирал, расставил по углам кое-какие мелочи, ноутбук на тумбочку водрузил - вроде бы посимпатичнее стало.
        - Буду обживаться, - сказал сам себе Костя, глядя в мутное, как его ни отмывай, зеркало с трещиной в углу.
        Потекли дни. Уходил Костя рано, приходил поздно, ужинал и спать ложился. Соседей не видел, однако иногда слышал то шаги за дверью, то негромкие разговоры.
        В квартире под ним кто-то ходил и иногда покашливал, слышалось что-то вроде скрипа. Один раз ночью в дверь постучали, но пока Костя вставал и шел открывать, посетитель уже успел уйти.
        Однажды, тоже среди ночи, заскрипело, застонало… Костя вскочил и увидел, что дверца платяного шкафа приоткрылась. Сердце забилось, Костя вскочил, свет зажег - страшновато, конечно! Никого в шкафу не было и быть не могло, просто мебель такая же ветхая, как и дом, дерево рассохлось, вот и стонало, а просевшие двери скрипели и сами собой открывались.
        Одну из соседок Костя увидел на пятый день после заселения. Это была круглая, уютная старушка в очках, похожая на бабушку из детской книжки с картинками.
        - Добрый вечер, - улыбнулся Костя. - Я ваш новый сосед.
        - Очень приятно, - заулыбалась она в ответ. - Как же вас сюда занесло-то? Вам, молодым, разве место в таких развалинах?
        - Это дом с историей, мне тут очень даже нравится! - Косте хотелось сказать старушке что-то хорошее. Небось всю жизнь прожила тут, детей вырастила.
        - Ну, раз нравится… - Старушка похлопала его по плечу. - Вы на втором этаже? А я на первом. Меня Ириной Владимировной зовут.
        Они расстались, довольные друг другом.
        Минуло еще два дня, а потом Костя пригласил в новое обиталище свою девушку Катю. Она училась на пятом курсе педагогического, жила в общежитии. «Частичными удобствами» ее было не напугать.
        Катя подарила Косте на новоселье плюшевый плед и уверила Костю, что в квартирке «вполне себе миленько». Они включили негромкую музыку, вместе приготовили ужин, болтая о том о сем, обсуждая новости и чувствуя себя семейной парой. Катя осталась ночевать, и среди ночи Костя проснулся от того, что она трясла его за плечо:
        - Что такое?
        - Слышишь? В соседней комнате ходит кто-то!
        Костя прислушался и в самом деле услышал шаркающие, немного неуверенные шаги, а еще постукивание. Кажется, шедший опирался на клюку.
        - Это не у нас, а в коридоре! Видимо, соседи. Идет кто-то с палочкой, - попытался он успокоить Катю. - Спи.
        Но она так и проворочалась до самого утра, а потом сказала Косте, что больше тут ночевать не станет.
        - Мне кажется, в твоей квартире обитает привидение. Всю ночь то скрипы, то вздохи, то шаги.
        - Перестань, - отмахнулся Костя, запирая хлипкую дверь. - Дом старый, скрипит, вздыхает. А шаги… Просто кому-то из жильцов не спалось.
        Они вышли на улицу и увидели Ирину Владимировну. Ребята поздоровались с соседкой, однако она не ответила, вместо этого метнула на Костю злой взгляд и спросила, указывая пальцем на девушку:
        - Это что же такое?
        - Не что, а кто, - миролюбиво ответил Костя. - Катя, моя невеста.
        - Невеста без места! - выплюнула соседка. - У нас приличный дом, порядочные люди живут. Нечего сюда кого попало таскать!
        - Послушайте, вы что говорите-то! - возмутился Костя, а Катя вспыхнула:
        - Почему вы меня оскорбляете?
        Ирина Владимировна не дрогнула, смерила ее презрительным взглядом и выдала:
        - Порядочная девушка ночевать с мужчиной до брака не станет! - Потом повернулась к Косте и процедила: - А я-то думала, что вы хороший парень!
        После чего развернулась и зашагала прочь, оставив Катю с Костей стоять посреди двора.
        - Прости, - выдавил Костя. - У нее старомодные взгляды.
        Настроение было окончательно испорчено, до остановки они дошли молча, попрощались скомкано.
        «Что за муха укусила старуху?» - размышлял Костя.
        Прежде соседка казалась ему совершенно адекватной, даже милой.
        Работы было много, происшествие постепенно забылось. Костя позвонил Кате, еще раз попросил прощения, и они помирились, правда, девушка твердо заявила, что больше к нему ни за что не пойдет.
        Возвращаясь домой, заходя в подъезд, Костя внутренне подобрался: не хотелось встречаться с соседкой. Но пообщаться им все же пришлось. Не успел он переступить порог квартиры, как в дверь деликатно постучали.
        - Вечер добрый, - проговорила старушка. - А барышня ваша с вами? Нет-нет, постойте! - торопливо сказала она, видя, что Костя нахмурился. - Я хотела извиниться. Не понимаю, что на меня нашло? Это было так невежливо, так дико с моей стороны. Мне стыдно, я не должна была грубить вам обоим, не имела права так говорить. Простите меня, прошу вас.
        Она выглядела виноватой и несчастной. Костя невольно улыбнулся.
        - Давайте забудем, все в порядке.
        - Правда? - обрадовалась соседка. - Вы не сердитесь на старуху?
        Костя заверил, что ни капельки не сердится, и тут Ирина Владимировна попросила его подождать, а через пару минут вернулась с большой тарелкой, накрытой белоснежным полотенцем.
        - Вот вам к ужину! Только что испекла, еще горячий! Кушайте на здоровье, не побрезгуйте! Любите пироги с капустой? Люди говорят, у меня вкусно получается.
        В тарелке и впрямь золотился пирог - аппетитный, ароматный, с хрустящей корочкой. Костя от души поблагодарил соседку, заверил, что недоразумение забыто, и пообещал завтра вернуть тарелку.
        Он запер дверь, пристроил пирог на тумбочку, которая стояла возле старинного зеркала, и стал разуваться. Не успел поставить кроссовки в угол, как услышал звон.
        Костя вскрикнул, не удержавшись, и обернулся. Разбитая тарелка валялась на полу, ее содержимое лежало неприглядной кучкой. Костя аж зубами заскрипел с досады: о том, чтобы подбирать с пола и есть, речи быть не могло. Такой ужин пропал! Видно, он поставил тарелку слишком близко к краю… Тарелку! Еще и ее разбил, что же теперь соседке возвращать? Она наверняка какая-нибудь особая, из любимого сервиза, пожилые люди придают огромное значение подобным вещам.
        Проходя мимо зеркала в кухню, чтобы взять совок и веник, Костя боковым зрением заметил какую-то тень. На долю секунды ему показалось, что в зеркале стоит человек (длинная темная фигура), и он резко обернулся.
        Показалось, разумеется. Нет там никого, что за глупости.
        Утром Костя увидел во дворе Ирину Владимировну, которая развешивала на веревках ослепительно-белые простыни и махровые полотенца. Хотел пройти мимо, чтобы не нарваться на вопросы про пирог и тарелку, но женщина оглянулась и заметила его.
        Увидела - и на лицо словно бы тень набежала. Она посмотрела на Костю как-то странно, точно не узнавая, а он, воспользовавшись ее замешательством, наспех поздоровался, прибавил шагу и почти выбежал со двора,
        Днем ему было не по себе, мысли то и дело возвращались к тому, где он возьмет похожую тарелку, чтобы отдать Ирине Владимировне: не хотелось портить отношения.
        На работе пришлось задержаться подольше, но Костя все равно успел на почту: хотел отправить матери в деревню небольшую посылку. Улыбнулся, представляя, как она обрадуется. До закрытия оставалось буквально несколько минут, но сотрудница сжалилась, согласилась принять.
        - Обратный адрес укажите, - велела она.
        Костя, чуть помедлив, написал название улицы, номер дома и увидел, что почтальонша округлила глаза:
        - Вы серьезно? В самом деле там живете?
        - Ага. Снимаю квартиру. А что такого?
        - Но это же… Этот дом… Как вы можете там жить?!
        - Не дворец, конечно, - усмехнулся Костя, решив, что ее шокирует жизнь в ветхом доме без нормальных удобств.
        Но выяснилось, что дело вовсе не в этом.
        - Неужели вам не страшно? - тихо спросила женщина. - Совсем одному, еще и с этой ведьмой по соседству?
        - Одному? - не понял Костя. - О чем вы? В доме полно народу… - начал было он, но осекся.
        Конечно, встречался Костя только с Ириной Владимировной. Но ведь постоянно слышал шаги, голоса, стук.
        «Ночами», - напомнил он себе, но тут же отбросил тревожную мысль. Конечно, ночами, а когда еще, если он и домой-то приходит практически только переночевать? Но дом в порядке, не похож на заброшку: двери квартир закрыты, в подъезде чисто, на окнах занавески. Ни выбитых стекол, ни других следов запустения.
        - Вы что-то путаете, - твердо сказал Костя. - Люди живут в доме. Я их слышу время от времени. Просто, наверное, они немолодые уже, редко выходят, вот вы и решили…
        - Нет! - перебила женщина. - Я знаю! Да тут, на районе, все это знают. Нехороший дом, жильцы помирали, как мухи, изо всех квартир, кроме ведьминой, людей вперед ногами выносили, одного за другим! У вашей-то хозяйки тоже небось помер кто-то, вот она и сбежала, не стала там жить! И как совести хватило сдать квартиру в проклятом доме!
        - Погодите, как вы сказали? Ведьма? Это вы про Ирину Владимировну?
        Женщина поджала губы.
        - Не верите? Конечно, вы же все сейчас образованные, умные. Я не знаю, что она делала, но все, кто ей дорогу переходили, помирали. И никаких следов! Кто от сердца помер, кто от инсульта. Сидит теперь одна, сычиха… Гляди, как бы за тебя не взялась.
        «Вот тебе и отправил посылку», - думал Костя, медленно шагая в сторону своего дома.
        Он не знал, что и думать, как реагировать на странные слова. В ведьм он, разумеется, не верил. Но при мысли о том, что в доме вправду нет людей, ему стало дурно. Кто же тогда ходил, вздыхал, стучал?
        Нет, та женщина ошибается, иначе и быть не может!
        Однако, когда Костя подошел к дому, решимости у него поубавилось. Впервые он вернулся настолько поздно: уже стемнело, на улице зажглись фонари. Неподалеку стояли пятиэтажки и желтые каменные двухэтажные дома, более новые и комфортные, чем Костин барак, - и во многих окнах горел свет.
        Костин дом - единственный во всей округе! - стоял темный, мрачный. Впрочем, одно окно горело желтым светом - окно в квартире Ирины Владимировны. Лампочка в подъезде тоже светилась. Костя почувствовал, что напуган. Стыдно признаться, но идти домой не хотелось.
        «Перестань! Что ты как ребенок! - одернул себя парень. - Может, люди ложатся рано или свет экономят. Но даже если в самом деле нет никого, что тут такого? Чего бояться?»
        Костя подошел к подъезду. Но вместо того чтобы войти, решил кое-что проверить. Он еще на днях заметил, что одно из окон первого этажа постоянно приоткрыто. Это его не слишком удивило: возможно, людям душно, проветривают. Он обошел дом и, подойдя к нужному окну, осторожно постучал по стеклу, не слишком надеясь услышать: «Кто там?»
        Его и впрямь никто ни о чем не спросил. Тогда Костя, чувствуя себя немного глупо, отодвинул занавеску и заглянул внутрь. Там было темно, ничего не видно, и Костя включил на телефоне фонарик. Глазам его предстала картина полного запустения. Судя по толщине слоя пыли, лежавшего на полу и мебели, в квартире никто не жил уже много лет.
        Костя отошел от окна, прижался спиной к стене дома. Хорошо, в этой квартире не живут. Но имеются же еще пять квартир, кроме его и Ирины Владимировны. В квартире под ним есть жильцы: Костя почти каждую ночь слышал шаги, кашель, поскрипывание. Надо сходить туда и убедиться, что все в порядке. Всегда лучше знать наверняка!
        Костя вошел в подъезд на цыпочках (хотя сам не понимал, от кого таится), подошел к нужной двери. Поднял руку, чтобы позвонить или постучать, но тут увидел то, на что не обращал внимания прежде. Дверная ручка была грязная, пыльная. Никто не трогал ее уже давно! Точно в таком же состоянии были и другие ручки, кроме ручки на двери, которая вела в квартиру Ирины Владимировны, и этот контраст бросался в глаза.
        Не успев сообразить, что делает, Костя толкнул дверь. Та оказалась не заперта. Он шагнул в прихожую. Света зажигать не стал, снова воспользовался телефонным фонариком.
        В квартире пахло запустением и сыростью. В тесной прихожей на вешалке висело тяжелое пальто с рыжим воротником. Маленькая тесная кухня, комната побольше, почти лишенная мебели, за исключением шкафа и круглого стола со стульями.
        Костя заглянул в спальню и увидел кровать. Вернее, железную сетку. Ни белья, ни матраца. Если ему еще требовалось доказательство, что квартира пуста, то вот оно.
        Но кто тут ходил? Кто кашлял и…
        И тут за спиной Кости раздалось то самое поскрипывание, которое он иногда слышал ночами. Он как-то сразу, вмиг сообразил, ЧТО могло издавать такой звук, а сообразив, покрылся холодным потом.
        «Это бывает только в фильмах ужасов!» - подумал Костя.
        Обернуться было страшно, но стоять, когда за спиной творится что-то ужасное, еще хуже. Костя медленно повернул голову на звук. Так и есть: в углу стояло старое кресло-качалка.
        «Скрип-скрип», - кряхтело оно, раскачиваясь.
        На долю секунды Косте показалось, что он видит сидящего в кресле человека - седого мужчину в очках и толстом свитере. Потом силуэт пропал, осталось лишь кресло, которое качалось само по себе…
        Костя прижал ладони ко рту, чтобы сдержать рвущийся наружу вопль, и бросился прочь из жуткого места.
        «Мне кажется, в твоей квартире обитает привидение. Всю ночь то скрипы, то вздохи, то шаги», - сказала Катя, и теперь Костя сам так думал. Но призраки, видно, обитали не только в его жилище, но и во всем доме, в каждой из брошенных квартир!
        Парень выскочил на лестничную клетку и нос к носу столкнулся с Ириной Владимировной.
        - В доме никто, кроме нас, не живет? - от неожиданности выпалил Костя.
        Соседка поджала губы и ответила:
        - Конечно, нет. И хорошо! Жили мерзкие, грубые люди, а теперь умерли!
        Лампочка в подъезде была тусклая, свет еле пробивался сквозь грязное стекло. В неверном, слабом освещении лицо старухи показалось Косте неприятным, зловещим. Восковая кожа, глубоко запавшие глаза; крючковатый нос выпятился, а губы словно бы стали тоньше. Теперь перед ним была не милая бабушка, а настоящая злая колдунья.
        «Проклятый дом… Ведьма!» - пришли на ум слова почтальонши.
        Снова не сумев как следует все обдумать, Костя произнес:
        - Это вы всех извели? Всех своих соседей? Они вам мешали чем-то, и тогда вы…
        Тут ему вспомнились давешний пирог и то выражение, с которым старуха утром поглядела на Костю. Он понял, что было в том взгляде! Удивление, вот что!
        Костя воскликнул:
        - Вы и меня хотели убить! Что было в том пироге?
        - Так я и знала, что ты его не ел! - прокаркала старуха.
        - Я тарелку уронил. А вы удивились, что я жив!
        - Туда вам всем и дорога! - Соседка затряслась от ярости. - Мужланы невоспитанные да хабалки - вот кто тут жил! Все меня ненавидели, смеялись в спину, хамили, и ты таким оказался, хотя сначала я подумала: приличный юноша! А ты не успел въехать, как девок начал водить! - Взгляд Ирины Владимировны сделался лукавым. - Помер бы - никто и не понял бы, отчего! Никто ничего не докажет, ни разу не удалось! Я химик, и дело свое всегда хорошо знала!
        Это было равносильно признанию, и Костя буквально оторопел, не зная, как поступить, что делать с этой информацией. Старуха захихикала, видя его смущение, и тут произошло невероятное.
        Старая ведьма посмотрела куда-то за спину Кости. Глаза ее округлились, и она завопила:
        - Ты?! Тебя нет! Убирайся вон!
        Следом раздался страшный грохот. Костя в первый миг решил, что бомба рванула, но сообразил: дело в другом. Все двери в доме (и на втором этаже, наверное, тоже) разом открылись, ударившись о стены, выпуская кого-то.
        Старый дом наполнился звуками: голоса, постукивания, скрипы, шаги, а ведьма завертелась на месте, в панике визжа, чтобы ее оставили в покое:
        - Вы мертвы! Подохли! Прочь! Убирайтесь отсюда! Оставьте меня!
        Она явно видела что-то или кого-то, кого Костя видеть не мог, и видения эти пугали ее до смерти. Костя отчетливо понял: тарелка с пирогом упала не просто так. Те, у кого отняла жизнь злобная ведьма, спасли его, а теперь пришли за убийцей. Возможно, появление Кости каким-то образом подтолкнуло их, придало сил, и больше они не желали оставаться взаперти в проклятом доме, вместе с той, что погубила их.
        Тем временем старуха застыла на месте и схватилась обеими руками за горло. Она открывала и закрывала рот, ей явно не хватало воздуха. Лицо побагровело, потом приняло синюшный оттенок, глаза вывалились из орбит, пальцы царапали кожу на горле. Старуха захрипела и повалилась на пол.
        «Умерла», - с ужасом подумал Костя.
        В тот же миг все снова загрохотало: двери захлопнулись. А после воцарилась тишина. На полу у ног Кости лежала мертвая соседка. Вероятно, когда приедет скорая, врачи констатируют инфаркт.
        Больше никого в старом доме не было - теперь уже точно.
        Костя надеялся, что призраки, обитавшие тут, жаждавшие отмщения, ушли навсегда.
        Бесы сна
        Звонок на городской телефон раздался, когда Лиза собиралась выключить компьютер и пойти домой. Статья, которую завтра нужно сдать редактору, все равно не пишется, сколько можно сидеть и пялиться на пустой экран.
        Лиза подождала, не возьмет ли трубку кто-то другой (на этом номере «сидели» и рекламщики, и отдел распространения), но, видимо, все уже ушли.
        - «Отражение мира», здравствуйте, - привычно проговорила Лиза, в который раз поморщившись. Неужели никто из отцов-основателей не мог придумать журналу менее претенциозное название?
        В трубке помолчали, затем раздалось покашливание и робкий голос зачем-то уточнил:
        - Это редакция?
        - Да.
        Вздох и новая порция покашливаний. Лиза начала раздражаться.
        - С кем вы хотели бы поговорить?
        - Вы же пишете про всякие аномалии, ужасы разные, так?
        - Наше издание специализируется на изучении паранормальных явлений, - заученно проговорила Лиза, хотя слово «изучение» вообще не подходило под то, чем они занимались.
        Писали обо всякой псевдонаучной чепухе, ставили на первые полосы бредовые статьи вроде «В Альпах обнаружены горные тролли», публиковали сделанные при помощи фотошопа снимки призраков и восставших мертвецов, брали интервью у шизофреников, которые утверждали, что видели русалок.
        Как раз сейчас Лиза пыталась «родить» текст про зеленых человечков, которых якобы заметили в спальном районе города. Когда она устроилась в журнал, то искренне верила, что будет писать о загадочных явлениях, проводить расследования в духе «Секретных материалов». Но вместо этого уже пятый год выдумывала откровенную чушь. Одно радовало: платили неплохо.
        - Это как раз по вашей части, я потому и звоню, - обрадовалась девушка.
        - Можно конкретнее?
        - Извините. Понимаете, никто не верит. Говорят, в дурдоме вам место.
        «Так, скорее всего, и есть», - подумала Лиза, а вслух спросила:
        - Кому это - «вам»?
        Сбиваясь, вздыхая и покашливая, девушка рассказала свою историю. Выяснилось, что живет она в соседнем небольшом городке N-ске. Не так давно там орудовал нелюдь, который жестко убивал девушек и вырезал им глаза. На его счету было десять жертв.
        Как это часто и происходит, поймали зверя случайно, им оказался уважаемый человек, профессор Кронин, главврач местной больницы. Заподозрил маньяка сосед, у которого пропала дочь. Он обратился к двоюродному брату, служившему в полиции, стали копать…
        Дальше события развивались стремительно. Кронин задергался, почуял, что земля под ногами горит, и покончил с собой, приняв лошадиную дозу какого-то препарата. Легко отделался, в общем. Случилось это около двух месяцев назад.
        Девушка, назвавшаяся Анной, умолкла. Лиза ждала продолжения. История была, конечно, трагичная, но «Отражение мира» тут с какого боку? Анна по-прежнему ничего не говорила, и Лиза задала этот вопрос вслух.
        - Стало только хуже. Он продолжает убивать, - шепотом проговорила девушка. - Соседа своего убил, его жену и брата, того полицейского… Двух врачей-коллег, которые показания давали. А после, как всем отомстил, не успокоился, за старое взялся.
        - В каком смысле? - автоматически спросила Лиза, которая еще не решила, сумасшедшая эта Анна или нет.
        - В том самом. Девушки стали умирать.
        - Погодите, то есть убийства возобновились?
        «Скорее всего, Кронин не был виноват!» - промелькнуло в голове.
        - Вроде как сами умирают. А на самом деле он ночью приходит и… - В трубке послышался какой-то шум, кажется, дверь хлопнула, и Анна понизила голос. - Не могу говорить. Так вы приедете?
        - Что? Куда?
        - Вы же расследования проводите, ну, так проведите! - торопливо и горячо заговорила Анна. - Разберитесь! В полиции же с этим не помогут!
        - Да я не…
        - Так я и знала, - горько проговорила девушка. - Везде вранье одно.
        - Погодите, просто я не совсем понимаю, что вы хотите!
        - Чего хочу? Жить хочу, вот чего! - Теперь Анна почти кричала, перейдя на «ты». - Он ко мне подбирается! Знаешь, каково это - понимать, что скоро умрешь? Я четвертые сутки не сплю и…
        Связь прервалась.
        Огорошенная Лиза сидела, сжимая трубку в руке. Может, розыгрыш? Нет, Анна явно была в отчаянии, такое не сыграешь. Лиза зашла в Интернет и ввела в поисковую строку фамилию профессора-убийцы.
        …Главный редактор всегда приходил на работу первым, даже раньше секретарши, но в этот раз его опередили.
        - Доброе утро, Аркадий Иванович! - Лиза встала со стула, едва увидев в дверях приемной грузную фигуру. - У меня срочное дело.
        Аркадий Иванович удивленно приподнял брежневские брови и жестом пригласил Лизу войти.
        - Кофе будешь?
        - Потом, потом, - отмахнулась она. - У меня сенсация! Есть случай, который может доказать существование жизни после смерти!
        Главред втиснулся в кресло и устало поглядел на журналистку.
        - Все никак не угомонишься, а? Не поняла за столько лет, что…
        - Да погодите вы! Послушайте!
        - Ты мне статью в номер сдаешь?
        Лиза слегка покраснела: про зеленых человечков она совершенно забыла, до поздней ночи сидела за компьютером, собирая информацию, а утром, едва проснувшись, помчалась в редакцию.
        - Нет, - честно ответила Лиза. - Аркадий Иваныч, поручите Калугиной, она все сделает. Я вам сейчас такое расскажу! Мне вчера девушка позвонила…
        Лиза принялась сбивчиво рассказывать о звонке Анны, а после - о своих изысканиях.
        - Кронина она не выдумала…
        - Знаю, - перебил Аркадий Иванович, - громкое дело было.
        - Я проверила по газетам, по объявлениям на сайте больницы, где Кронин работал: все, про кого говорила Анна, действительно умерли после самоубийства профессора. Скончались ночью, во сне. Это совпадение? Как говорится, не думаю!
        - Но умерли-то от естественных причин, - уточнил главред.
        - Сердце, - коротко ответила журналистка. - Я попыталась узнать про смерти девушек, о которых говорила Анна, но в открытом доступе нет информации. Вы же можете по своим каналам узнать! У вас везде связи! - Лиза молитвенно сложила руки. - Если все правда, то про череду смертей во сне от рук мертвого маньяка можно такой материал сделать!
        Аркадий Иванович колебался.
        - Я могу съездить в N-ск, тут всего-то пара часов езды. Поговорю с людьми, получится настоящее расследование, для журнала только плюс!
        Главный редактор подумал, что, в принципе, ничего не теряет. Дело Кронина и правда резонансное, а Лиза - девочка толковая, писать умеет.
        Минут через сорок Аркадий Иванович позвал Лизу, которая ждала в приемной, и сказал, постукивая пальцами по столешнице:
        - Четыре девушки за последние три недели действительно скончались во сне. Официальная причина смерти - остановка сердца.
        - Вот! - Лиза победно вскинула руку. - Я говорила! Надо по определителю номера узнать, кто эта Анна, я поеду к ней…
        - Не горячись, - остановил ее Аркадий Иванович. - Четвертая девушка умерла как раз прошлой ночью. Анна Скорикова, двадцать шесть лет.
        - Как? - выдохнула Лиза.
        Только вчера бедняжка просила о помощи, а уже сегодня…
        - Короче, ты едешь в N-ск. Машина уже ждет. Я договорился, позвонил нужным людям. Побеседуешь там кое с кем, сейчас дам координаты.
        Дорогу до N-ска Лиза еле осилила. Была готова выскочить из редакционной «Лады» и бегом бежать, так ей не терпелось попасть в город.
        После она часто думала, что, если бы могла все вернуть, то ни за что не поехала бы в чертов городишко. Да и на звонок Анны отвечать не стала бы.
        Морг находился в подвале городской больницы. Это было мрачное трехэтажное здание из красного кирпича, построенное, судя по всему, в позапрошлом веке; с правой стороны стояла церковь, с левой - здание полиции. Накрапывал дождик, свинцовое осеннее небо тяжело навалилось на город, придавило его к земле, и Лизе вдруг захотелось сесть обратно в машину и попросить водителя увезти ее отсюда.
        Но она, конечно, пересилила себя и пошла к дверям.
        Человек, с которым ей предстояло говорить, был лысым, как коленка, высоким и худым, с выпирающими лошадиными зубами.
        - Олег. - Он пожал Лизе руку и сказал, что в состоянии всех умерших, несмотря на официальное заключение о смерти от естественных причин, было нечто общее - то, что никак нельзя назвать естественным.
        - В глаза им будто песку насыпали. Красные, сосуды и капилляры полопались, а… Это сложно передать словами, но глаза словно бы высохшие. Никогда такого не видел. Хотя, должно быть, это от бессонницы: родственники говорили, перед смертью они переставали спать, вели себя странно. Слухи ползут, люди боятся чего-то, сами не знают чего. - Олег коротко, неприязненно глянул на Лизу. - Мое имя в своей статейке не упоминайте! Я бы никогда с вами и говорить не стал, просто должен кое-кому кое-что.
        Выдав эту тираду, Олег умолк.
        - Можно мне увидеть Анну Скорикову? - попросила Лиза.
        После недолгих уговоров Олег согласился.
        - Ничего не трогать. Никаких фотографий. Смотрите - и уходим, ясно?
        Лизе было ясно все, кроме того, зачем ей вообще понадобилось смотреть на покойницу. Как на ухо кто шепнул, подсказал, а она выдала просьбу вслух.
        Девушка, с которой вчера говорила Лиза, лежала на металлическом столе. У нее были короткие темные волосы, впалые щеки и тонкие губы. Лиза представила, как из этих губ вырываются слова: «Жить хочу!»
        Сейчас восковое лицо было спокойным, Анну больше ничто не волновало, за жизнь свою она бояться перестала. Верно сказал Теодор Паркер: «Умирая, перестаешь быть смертным».
        - Насмотрелась? - спросил Олег, и Лиза хотела повернуться и уйти, но тут…
        Покойница распахнула глаза.
        Лиза не могла поверить, что вправду видит это. Кроваво-алые глаза Анны были ужасны, они напоминали камни, провалившиеся глубоко в высохшие глазницы, словно в черные ямы. Мертвая девушка уставилась прямо на Лизу, взгляд был живым и злобным. Бледные губы растянулись в ухмылке и произнесли:
        - Ты следующая!
        Лиза прижала ладони к лицу и закричала. Олег, желая успокоить ее, положил руку журналистке на плечо, но та завопила еще сильнее, отпрянула, едва не упала.
        - Нервы надо лечить, - сердито говорил Олег через некоторое время, провожая ее до входной двери. - У меня теперь проблемы будут!
        - Вы правда ничего не видели? - жалобно спросила Лиза. - И не слышали?
        Олег отрицательно покачал головой и выдворил ее за порог. Лиза старалась убедить себя, что ей, видимо, показалось на нервной почве, ведь когда она перед уходом рискнула снова взглянуть на покойницу, та выглядела обычно, глаза были закрыты. Но поверить, что такое могло показаться, не получалось. Тем более раньше никогда ничего не чудилось.
        Водитель удивленно посмотрел на бледную трясущуюся Лизу и спросил:
        - Домой, что ли?
        Домой, конечно, хотелось, но разве получилось разобраться во всем? Мало того что ничего не прояснилось, еще и этот ужас в мертвецкой, и ощущение, что она впуталась во что-то страшное. Нет, уезжать рано.
        Лиза молча сунула водителю бумажку с адресом, которую дал ей главный редактор.
        Анна жила с матерью в пятиэтажке на окраине городка. Лиза звонила в дверь, пытаясь взять себя в руки, собраться для разговора с женщиной, только что потерявшей дочь, но говорить было не с кем: ей не открыли. Зато из соседней квартиры выглянула девица в спортивном костюме и сказала:
        - Нету ее. Похоронами занимается. А вы что хотели?
        Лиза пояснила. Узнав, кто она, и то, что Анна звонила ей накануне, соседка прикусила губу и пригласила Лизу войти.
        - Мать Анькина вам бы все равно не сказала ничего, она не в курсе. Не ладили они. А я все знаю. Анька правду сказала, это он ее убил. И не ее одну. Сначала никто не верил, а теперь… - Девушка поежилась. - Анька как на похороны подружки сходила, сама не своя стала.
        - После похорон? - в сознании Лизы забрезжила какая-то мысль, но оформиться не успела.
        - Говорю же, подружка у нее умерла. Точно так, как Анька! Я спрашивала, в чем дело, и Анька сказала, что боится спать, как боялась и ее подруга! Во сне их преследовала жуткая тварь! Анька говорила про нее и прямо тряслась.
        - Что за тварь?
        - Вроде громадный паук с человечьим лицом. - Соседка нервно хмыкнула. - А лицо того убийцы, профессора. Анька пыталась сбежать от него, говорила, если поймает и убьет во сне, она вправду умрет! Боялась спать ложиться. Кофе пила литрами, водой холодной обливалась, свет не выключала, по парку бродила: пока ходишь ведь не уснешь. Один раз меня попросила посидеть с ней, денег даже за это предложила, но ее мать меня не пустила. Та еще дрянь.
        Лиза поморщилась: это походило на сказку. Точнее, на фильм.
        - «Кошмар на улице Вязов», - сказала она. - Фредди Крюгер убивал людей во сне, а они умирали наяву.
        - Там кино. А тут жизнь. Анька же умерла, - грустно ответила соседка, и возразить на это было нечего.
        Выйдя из подъезда, Лиза села в машину и позвонила еще по одному номеру, который дал Аркадий Иванович. Медсестра, что много лет работала с Крониным, согласилась ответить на пару вопросов (при условии, что ее имя нигде не всплывет), но увидеться отказалась, передумала в последний момент.
        - Можете дать мне адрес Кронина? У него ведь была жена, я бы хотела…
        - Не получится. Дом сгорел. Пожар был, дотла все выгорело. А с женой профессор уже три года не жил, она вроде бы уехала в Москву.
        - Был поджог? - спросила Лиза, хотя это не имело особого значения.
        - Виновного не нашли. Да и не особо ищут.
        Уже темнело, и Лиза подумала, что домой они вернутся поздним вечером. На душе становилось все тревожнее.
        - У вас ко мне все? - резко спросила медсестра.
        Лиза не знала, о чем еще спрашивать, мысли путались, перед внутренним взором то и дело всплывали запавшие, мертвые, но при этом живые красные глаза.
        - Не понимаю, он же был врачом, спасал жизни, откуда эта жестокость? - проговорила Лиза, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Медсестра фыркнула.
        - Никого он не спасал. Профессор Кронин был психиатром.
        На обратном пути Лиза не перекинулась с водителем ни единым словом, слишком измученная и напуганная, чтобы общаться с кем-то, хотя сама не могла до конца понять природы своего страха.
        Вернувшись домой, она заметалась по квартире. Хотела приготовить ужин, но поняла, что кусок в горло не полезет. Надо бы позвонить шефу… Нет, она просто не может говорить обо всем, что узнала.
        Выйдя из душа, Лиза почувствовала, что усталость берет свое, к тому же она почти не спала прошлой ночью. Но при мысли о том, чтобы лечь в кровать и выключить свет, делалось дурно.
        «Ничего с тобой не случится! Ты не из N-ска, никогда не видела этого доктора!» - говорила себе Лиза, но потом в памяти всплывали слова: «Ты следующая».
        «Стоп!» - приказала она себе.
        Фредди Крюгер из провинциального городишки - чушь собачья. Наверняка всему есть логичное объяснение. Жуткие глаза - это, возможно, какая-то инфекция. А то, что она услышала и увидела, - всего лишь результат стресса. Не каждый день бываешь в морге и видишь покойников. Чем забивать голову ерундой, лучше попытаться узнать еще что-то про Кронина.
        Для статьи, конечно же.
        Лиза долго искала о профессоре информацию, которая не касалась бы убийств и суицида. Пришлось пролистать множество страниц, прежде чем она добралась до более ранних упоминаний об этом человеке. Их было не так много, и несколько раз Лиза видела рядом с фамилией профессора имя доктора Самойлова, владельца крупной частной клиники. Отыскав на сайте клиники телефон, Лиза набрала нужный номер.
        Было поздно, однако доктор чудом оказался на месте. Узнав, кто такая Лиза, хотел повесить трубку, но она быстро проговорила:
        - Пожалуйста, помогите, если можете! Это звучит бредово, но все, кто имели отношение к аресту профессора, мертвы. А потом умерли еще четыре девушки. Умерли во сне, боялись ложиться спать, но в итоге засыпали и уже не просыпались, а их глаза…
        - Были сухие, воспаленные и красные? - перебил доктор Самойлов.
        - Откуда вы знаете?
        - Это невероятно, - пробормотал мужчина. - Вы знаете, чем занимался Кронин? Какова была тема его научной работы?
        - Нет, - прошептала Лиза, предполагая возможный ответ.
        - Он изучал сновидения. Поначалу все шло хорошо, но с годами превратилось в одержимость. Кронин утверждал, что существуют бесы сна, которые пробираются в разум человека, пока тот спит, и узнают, чего смертный боится больше всего. А после начинают преследовать, стоит ему заснуть, принимая облик того, что способно напугать бедолагу до смерти. Свести с ума от ужаса, вырвать глаза, убить - вот что им нужно. Сны для несчастного перестают быть обычными снами, как у всех людей, это балансирование на грани между мирами; и если человек погибнет в своем видении-сне, то и наяву умрет тоже. При этом глаза… - Доктор осекся. - Вы видели, что вам рассказывать. Если эта тварь привяжется, спастись невозможно: стоит заснуть - бес начинает охоту. Некоторые, как гласит легенда, выкалывали себе глаза, чтобы не спать…
        Доктор Самойлов запнулся и умолк.
        - У жертв Кронина, я имею в виду, пока он был жив, были вырваны глаза, - сказала Лиза. - Почему? Он сошел с ума и вообразил себя бесом?
        - Хуже, - просипел Самойлов. - Хотел им стать, чтобы перейти в потусторонний мир и жить вечно. Прочел в одной из своих мерзких книг, что нужно убить десять девушек, вырезать им глаза и скормить бродячим псам, читая при этом какие-то заклинания.
        - Вы негодяй! - Лиза задохнулась от гнева. - Подозревали Кронина и никому не сказали!
        - Ничего я не подозревал! - резко бросил доктор.
        - Как бес находит своих жертв?
        - Разговор окончен. Мне пора.
        - Как? - снова закричала Лиза. - Пожалуйста!
        - Я не могу знать наверняка! Кажется, это передается по цепочке, вроде заразной болезни. От одной жертвы к другой. Достаточно посмотреть в лицо мертвецу, убитому бесами сна. Если бес выберет тебя, ты обречен.
        Лиза сидела, как парализованная. Последние слова доктора грохотали в ушах. Чудовище выбрало ее, значит, ей не спастись? Меньше чем за сутки жизнь пошла прахом?
        - Доктор, прошу вас, - взмолилась она. - Вы знаете, что можно сделать? Хоть что-то, какая-то зацепка!
        - Откуда мне знать? - возмутился Самойлов.
        - Вы догадывались, но побоялись сказать, кто убийца. Вас будет мучить совесть. Но если поможете мне выжить…
        - Не смотреть ему в глаза! Это может сработать. Кронин как-то обмолвился, что нельзя встречаться с бесом взглядом, когда он в первый раз явится тебе во сне.
        Доктор Самойлов повесил трубку. И даже, наверное, отключил телефон.
        Лиза полагала, что не уснет этой ночью, но усталость брала свое. Сидя перед монитором, читая все, что удавалось найти об особенностях сна, сонном параличе, мифах и легендах о снах у разных народов, девушка чувствовала, что внимание все больше рассеивается, глаза слипаются, точно в них насыпали песку.
        Даже это жуткое (в свете последних событий) словосочетание уже не могло напугать. Надо бы пойти и прилечь, подумалось ей, и Лиза подняла голову, оторвав взгляд от монитора.
        И в этот миг поняла, что уже спит. Это было именно то самое видение-сон, про которое говорил Самойлов. В обычном сне ты (если не практикуешь осознанное сновидение) не сознаешь, что спишь, но сейчас все было иначе.
        Лиза будто очутилась в зазеркалье. Это была ее квартира - и в то же время другое место. Окна исчезли, пол казался зыбким, как болотная трясина, компьютер выключился сам собой, монитор погас. Открытая дверь вела из комнаты в коридор, в глубине которого колыхалась тьма.
        «Чего я боюсь больше всего? Чего мне ждать?» - в панике спрашивала себя Лиза. Никаких особых фобий у нее нет.
        Тут до Лизы дошло, что и бес еще не знает этого, он затем и явится: попытаться узнать, забраться в ее голову!
        В отличие от других жертв Лиза предупреждена и даже вооружена. Прочие жертвы бесов сна ошибались: не нужно стараться не спать или - ужас какой! - выкалывать себе глаза. Но нужно перестать видеть!
        Лиза схватила шарф, который как по волшебству оказался рядом, и завязала глаза, хотя остаться в полной темноте было страшно.
        Шаги послышались внезапно: кто-то шел по коридору. Не так уж и велик был коридор (всего-то метра полтора), но здесь, в этой реальности, вытянулся, стал длинным, и гулкие шаги звучали все ближе.
        Лиза вцепилась в подлокотники.
        - Лисенок, ты чего тут сидишь? - послышался знакомый голос.
        Мама?
        Первым порывом было содрать повязку с глаз, обернутся, рассказать обо всей чертовщине, но Лиза вовремя удержалась.
        - Убирайся, - прошептала она.
        Прямо над ухом раздалось хихиканье. Кто-то провел рукой по волосам, легонько дернул за прядь.
        - Не хочешь взглянуть на меня?
        Лиза похолодела.
        Голос принадлежал Лене, старшему брату, утонувшему пять лет назад.
        Холодная влажная ладонь переместилась с затылка на шею. В воздухе запахло сыростью.
        - Мне все еще двадцать пять. И всегда будет. Это магия, и ты тоже так сможешь. - Голос теперь звучал обиженно. - Давно не виделись, а ты и не соскучилась?
        - Ты не мой брат!
        Сильные пальцы сжали шею. Кажется, они заканчивались когтями: в кожу словно впились иглы.
        - Я в нем, а он - во мне, - пропел незнакомый голос. - В любом случае твой брат со мной. За грех самоубийства. Этот грех у нас общий.
        - Неправда! - прошипела Лиза. - Леня не убивал себя, он погиб! Тебе меня не спровоцировать!
        - Про провокации я знаю все. От профессора-психиатра до беса сна - неплохая карьера, ты так не думаешь?
        Голых ног Лизы коснулось что-то твердое, скользкое и холодное. Оно было живым, извивалось, ползло, поднимаясь все выше, к коленям.
        «Змея!» - содрогаясь от отвращения, поняла Лиза и, не удержавшись, завизжала.
        Огромная змея опутывала ее упругими кольцами, могла вот-вот разинуть пасть с ядовитыми зубами и укусить!
        «Не будь дурой, сними повязку с глаз, защити себя!» - кричал голос внутри нее, и Лиза схватилась руками за шарф.
        Не поддаться стоило неимоверных усилий, но у нее получилось.
        - Никакой змеи нет! - выкрикнула она. - И мамы нет, и Лени! Есть только ты, и я тебя не боюсь.
        Змея сгинула.
        - Так уж и не боишься! - И после паузы: - Нет так нет. Считай, победила. К счастью, ты не одна на этом свете. В одиночестве не останусь.
        Шаги стали удаляться, а потом стихли. Снова воцарилась тишина.
        «И это все?» - растерянно подумала Лиза, понимая: тут что-то не так.
        Бес на то и бес, чтобы морочить! Но как поступить? Может, попытаться проснуться? Ведь она все еще спит. Лиза принялась щипать себя, но ничего не происходило. Наверное, из сна ее мог вырвать звонок будильника или телефона. Или кто-то должен был разбудить, сама она пробудиться не могла.
        «А если я уже никогда не проснусь?!»
        Снова захотелось снять повязку: не видя ничего, Лиза чувствовала себя беспомощной, немощной, уязвимой. Нет, нельзя делать этого и открывать глаза! Бес рядом, притаился, только этого и ждет.
        Прошло какое-то время, и Лиза почувствовала запах гари и тихое потрескивание. Пожар! Она по сто раз проверяла, выключила ли утюг, плиту, чайник, боялась возгорания проводки - и вот это случилось!
        Пожар разгорался быстро. Запах дыма становился все более удушливым, в комнате было жарко, пламя подбиралось ближе.
        «Я сгорю заживо! Надо встать, потушить огонь! Господи, как больно!»
        Пламя острым языком лизало ступни, лодыжки, поднимаясь все выше. Лиза задыхалась и кашляла, слезы текли по щекам. С каждым вздохом жар забирался глубже в горло, скоро она совсем не сможет дышать!
        Лиза хрипло закричала, вцепившись в повязку, которая стала обжигающе-горячей. Сейчас вспыхнут волосы и одежда, кожа обуглится, огонь выжжет легкие изнутри, и она умрет!
        - Твой дом горит! - кричал разум, и ей хотелось повиноваться его голосу. - Бесы, сны - это глупости, ты слишком долго работала в шарлатанском журнале, вот и поверила. Сними повязку, спаси свой дом и себя саму!
        Голова кружилась, боль становилась нестерпимой.
        Лиза сжала челюсти и упрямо мотнула головой.
        «Это не настоящий пожар. Он мне лишь снится. Я переживу эту ночь и…»
        Додумать она не сумела. Сознание покинуло девушку: Лиза выключилась, как перегоревшая лампочка.
        Телефон звонил и звонил.
        Лиза сделала глубокий вдох и открыла глаза. Обнаружив себя сидящей в кресле перед компьютером, она все вспомнила и бешено огляделась. Комната выглядела обычно, никаких следов пожара. Часы на мониторе показывали десять утра: неудивительно, что главный редактор пытается дозвониться!
        «Было это? Или мне лишь приснилось? Бес сна вправду приходил?»
        Лиза протянула руку и взяла шарф, что лежал на столе. Она не могла припомнить, как принесла его сюда.
        От шарфа исходил едва уловимый запах гари.
        Белый шум
        - От остановки - пять минут, район зеленый и тихий, соседи спокойные. Сантехника, газовая плита, холодильник - все исправное, мебель есть, посуда тоже. Заезжай и живи, - бодро стрекотала сотрудница агентства «Уютный уголок», предлагая Галине снять квартиру на улице Дробышева.
        Кто был этот Дробышев, Галя понятия не имела, но, по всей видимости, не такой уж выдающийся гражданин, если его именем назвали крошечную кривую улочку на окраине города.
        Квартира находилась в двухэтажном кирпичном доме послевоенной постройки. Из удобств имелись туалет и раковина с холодной водой, а вот горячей воды и душа не было. Проблему с мытьем каждый жилец волен был решать по-своему: хочешь - устанавливай душевую кабину и подключай бойлер, хочешь - в баню ходи по субботам, а хочешь - с тазиком упражняйся.
        Мебель в квартире была древняя: недостаточно старая для антиквариата и музея, но вполне созревшая для свалки. Посуда примерно такая же. Одно правда: до остановки близко, сел на автобус - и минут через двадцать на работе. Отрабатываешь зарплату, которой только и хватит, что на эту однокомнатную конуру с кухней, где двоим тесно.
        Однако Галя была оптимисткой. Осмотревшись, она бодро сказала себе, что и в таких местах люди живут. Все выходные драила квартирку: окна, полы, светильники, мебель в комнате, кухонные шкафы, крошку-холодильник и плиту. Подклеила отстающие от стены обои, убрала на антресоли старые кастрюли, треснутые тарелки, чашки с отбитыми ручками и выцветшие шторы, больше похожие на половые тряпки (выбрасывать из квартиры ничего не разрешалось). Расставила на полках свою посуду, книги, милые сердцу сувениры и фотографии, повесила занавески, кухонные прихватки и полотенца. Квартира стала выглядеть обжитой и уютной.
        - Бедненько, но чистенько, - вслух прокомментировала Галина и посмотрела на старинный черно-белый снимок в рамке со стеклом, который сняла со стены и убрала на дальнюю полку шкафа. - Надеюсь, вы не сердитесь.
        Женщина, причесанная по моде сороковых годов, с поджатыми губами, темными, как чернослив, глазами и острым носом, смотрела строго, даже сурово. Это, видимо, и была прежняя хозяйка квартиры. Наследники (какие-то дальние родственники) после ее смерти решили не продавать, а сдавать доставшееся им жилье.
        - Зато не в общаге, все свое, - сказала по телефону лучшая подруга Настя. - На следующей неделе приду, отметим новоселье.
        - Вот не жилось тебе дома, ютишься в коробке, - вздохнула мама.
        Дома - это в деревне, почти в ста километрах от города. Мама надеялась, что после окончания финансово-экономического института дочь вернется в родные пенаты, выйдет замуж за Петю Прохорова, который давно по ней сохнет, детей родит. Все как у людей. И работу можно найти - на почте, например. Там и вакансия есть.
        Но Галя готова была жить где угодно, лишь бы не в медленно умирающей Осиповке, да еще и рядом с Прохоровым, который двух слов не мог связать без мата.
        К новому жилищу Галина привыкла быстро. Она вообще всегда умела жить в предлагаемых обстоятельствах и не жаловаться. Приноровилась готовить на малюсенькой кухне, не обращала внимания на грозный рык холодильника, находила вполне удобным раскладывающийся диван и мыла по вечерам голову над раковиной, вскипятив чайник.
        - Жить можно, - вынесла вердикт Настя, которая пришла в субботу вечером с вином и тортом, чтобы отметить новоселье.
        Говорила она чуть снисходительно, с видом и интонацией королевы, забежавшей на минутку в босяцкую лачугу: Насте повезло родиться в городе, так что мыкаться по съемным квартирам необходимости не было.
        К тому же зимой у нее планировалась свадьба с симпатичным (хотя, на Галин взгляд, чересчур слащавым), прекрасно образованным и, как считала Настя, перспективным парнем с хорошим будущим. Родители обещали подарить молодоженам квартиру.
        Да, Насте везло во всем, но Галя не завидовала. Хотя, конечно, тоже хотела и жениха, и собственное жилье, и прочие блага.
        «Ничего, все впереди», - успокоила она себя, запирая за подругой дверь.
        Но вот именно сегодня впереди не ждало ничего хорошего: началась гроза, а потом отключили электричество. Ни почитать, ни в Интернете посидеть: телефон, как назло, разрядился.
        Спать ложиться было рано, только-только стало темнеть, и Галина, убрав со стола и перемыв посуду, пошла в комнату, села в кресло, думая, чем себя занять. Рядом с креслом стояла тумбочка, а ней - старинный радиоприемник.
        Забранный в желтовато-коричневое дерево корпус, круглые ручки, ряд белых, похожих на куски рафинада, квадратных клавиш, спрятанный под тканью динамик - радиоприемник был громоздким, как танк, и казался динозавром, по ошибке попавшим в наши дни из далекого прошлого.
        Галина провела пальцами по корпусу, нажала на пару клавиш, повертела ручки, представляя, как давным-давно хозяйка этой квартиры пыталась поймать нужную волну, и была она тогда молодой, как Галя сейчас, и вовсе не такой строгой, как на той фотографии, а смешливой, полной надежд и планов.
        Внезапно раздался тихий треск. Галя испуганно отдернула руку от радиоприемника и встала с кресла. Из динамиков неслись шорохи и шипение, сквозь которые пробивался тихий свист.
        «Он же в розетку не воткнут», - в смятении подумала Галя.
        Сумерки сгущались, и ей стало страшно: она не понимала, как древний, наверняка сломанный аппарат, молчавший, должно быть, несколько лет, а то и десятилетий, вдруг заработал сам по себе, даже не будучи подключенным к радиоточке.
        В этот момент в кухне зажегся свет: дали электричество.
        «Слава богу», - подумала Галя, которая никогда ни в какого бога не верила.
        Она убедила себя, что радиоприемник ожил из-за какого-то перепада, или некие волны повлияли (в физике Галина была не сильна). Готовясь ко сну, она постаралась выбросить непонятный инцидент из головы, но уже когда легла в постель и погасила лампу, поняла, что ничего еще не закончилось.
        Старчески закряхтев, радиоприемник вновь принялся шипеть, хрипеть и свистеть, как больной астмой, и сквозь эту какофонию звуков вдруг прозвучало то, что заставило Галю похолодеть.
        Человеческий голос! Женский голос, который пытался пробиться через помехи! Звучал он то дальше, то ближе, таял, но не умолкал.
        Галя зажгла свет и села в постели, с опаской глядя на приемник. Сначала был просто страх, но потом, поняв, что ничего ей не угрожает, девушка чуть успокоилась и стала вслушиваться в слова, которые поначалу не удавалось разобрать. Галя подошла ближе, приложила ухо к динамику.
        «Рай… Лес… робы…», - вот что ей слышалось.
        Женский голос твердил это раз за разом, но никакого смысла в сказанном не было. Речь о рае - том, куда попадают праведники? А лес и роба - это что, про заключенных на лесоповале? Тарабарщина какая-то.
        Шипение и голос смолкли так же неожиданно, как и зазвучали. Сгинули, и воцарилась тишина. Сломанный радиоприемник снова превратился в бесполезную груду деталей, каковой всегда и был. Галя опять легла, но долго не могла заснуть, пытаясь понять, что произошло, стремясь разобраться, что означает этот набор слов.
        Ответ пришел из небытия - оттуда же, откуда явилась и загадка. Когда она стала засыпать, находясь на зыбкой границе между явью и сном, в голове вдруг прояснилось, и Галя отчетливо поняла: не «рай», а Рая!
        Она вскочила с кровати и подбежала к шкафу, в одном из ящиков которого лежали пожелтевшие документы, оставшиеся от прежней владелицы квартиры. Галина их не трогала, а сейчас принялась перебирать и почти сразу нашла то, что искала. Аттестат о среднем образовании, диплом об окончании медицинского училища, медицинская карточка - все эти документы были выданы на имя Раисы Лесниковой. Раи!
        А вот тебе и «лес» - Лесникова!
        Выходит, этим вечером с Галей пыталась поговорить умершая хозяйка квартиры! А загадочное «робы» - это же часть слова «Дробышев», название улицы, на которой находится дом!
        Голова закружилась от свалившегося на нее осознания того, что она только что контактировала с женщиной, которая одиноко жила в этой квартире и скончалась много лет назад.
        Почему это случилось? Не потому ли, что Галя, касаясь приемника, представляла себе его прежнюю владелицу? Чего призрак хотел от нее? Или это был вовсе не призрак, который не сумел покинуть место, где жил при жизни? Возможно, Раиса Лесникова, которая теперь обитает в загробном мире, пыталась достучаться до Галины оттуда, куда все мы уходим, умирая?
        Уснула Галя под утро, слишком взбудораженная, чтобы спать. Страха почти не было - только жгучее любопытство и осознание, что она, сама того не желая, оказалась причастной к великой тайне бытия: жизни после смерти.
        Следующий день не принес новых потрясений, но зато поздним вечером в понедельник радиоприемник снова включился. Теперь женский голос звучал сквозь шум более ясно, как будто его обладательница подошла ближе.
        Слова на этот раз были другие. Раиса Лесникова настойчиво повторяла: «кошки», «три» и еще - «верь». Этот ребус разгадать не удалось, как Галя ни старалась, вертясь всю ночь без сна. «Верить» хотелось, но во что? Кошек поблизости не было, а число три не вызывало ровно никаких ассоциаций.
        Придя на работу с гулкой, чумной от недосыпа головой, Галя попыталась сосредоточиться на работе, углубившись в документы. И вот тут-то нашла разгадку.
        Не «кошки», а Кошкина - это фамилия заказчицы. На третьей странице отчета, который готовила для нее Галя, была ошибка - грубая, ужасная; не заметь ее Галя, разразился бы скандал. «Верь», - говорила Раиса, но призывала вовсе не верить, а проверить данные!
        Еле отойдя от шока, Галина переделала отчет, позже получив за него похвалу от начальника отдела. Это было невероятно, но покойная хозяйка квартиры помогла Гале с того света.
        Придя домой, Галина сделала две вещи.
        Достала фотопортрет Раисы, который до этого убрала с глаз долой, и вернула на законное место.
        - Спасибо, - сказала она, глядя в глаза женщины на снимке, - большое вам спасибо.
        Ей показалось, что взгляд Раисы стал теплее, но это, конечно, была иллюзия.
        Второе, что решила сделать Галя, - попробовать задать прямой вопрос. Спросить было о чем: на прошлой неделе ей предложили работу в компании «Виктория» - молодой, но перспективной, зарплата после испытательного срока будет на двенадцать тысяч больше, чем Галя получала сейчас.
        Место, где она работала, Гале нравилось, однако таких денег ей платить не стали бы, разве что через несколько лет, а тут - уже сегодня. А еще предполагалась возможность повышения в должности в ближайшем будущем.
        Вроде бы все хорошо, но Галю что-то смущало.
        Как раз завтра предстояло очередное собеседование, куда Галина хотела успеть сходить в обеденный перерыв, чтобы не отпрашиваться, не врать, куда и зачем она идет.
        - Стоит ли мне соглашаться на новую работу? - спросила Галя, подойдя к радиоприемнику.
        Коснулась клавиш, бережно повернула ручку.
        Долгое время ничего не происходило, а после послышалось уже знакомое гудение, что-то засвистело, зашуршало, и женский голос явственно произнес: «Лариса. Угол. Плач», повторив это еще несколько раз, словно желая, чтобы Галя запомнила правильно. Девушка запомнила, а еще каким-то чутьем поняла, что сейчас искать отгадку бесполезно: она сама найдет Галю.
        Так и вышло. Подойдя к зданию офиса «Виктории», заходить в дверь Галина не стала. Вместо этого зашла за угол. Там оказался тихий дворик, куда сотрудники выходили покурить, поболтать, выпить кофе в хорошую погоду.
        Галя почти не удивилась, увидев сидящую на лавочке девушку. Та плакала, уткнувшись в платочек. Галя подошла ближе, села рядом, попыталась успокоить рыдающую девушку, тут и выяснилось, что она - сотрудница «Виктории». Устроилась три месяца назад и сто раз пожалела.
        Оказывается, во время испытательного срока тут платят копейки, а когда он заканчивается, сотруднику говорят, что работал он плохо, обещанной зарплаты не достоин. Из милосердия увольнять не будут, однако платить станут примерно те же крохи. А не хочешь - уходи. Свято место пусто не бывает.
        - Здесь текучка страшная, вынуждают работать за гроши. Да еще начальник под юбку лезет, а его заместитель постоянно на всех орет. Что делать, ума не приложу, на старую работу не возьмут: на мое место нашли человека, - жаловалась девушка, которую, как и следовало ожидать, звали Ларисой.
        На собеседование Галя, шокированная услышанным, разумеется, не пошла. «Бог отвел», - подумала она, а потом сказала себе, что благодарить ей следует не Всевышнего, а Раису, дотянувшуюся к ней из вечности, чтобы уберечь от опрометчивого поступка.
        Галя вытащила сотовый, нашла нужный номер.
        - Где похоронена Раиса Лесникова? - поздоровавшись, спросила она женщину-риелтора, которая сдала ей квартиру.
        - Это кто еще? - удивилась та.
        Галя объяснила.
        - Откуда я-то знаю? Да и зачем мне эта информация?
        А вот Гале она была нужна, и девушка ее добыла. Покопавшись все в той же стопке документов, нашла свидетельство владельца захоронения, выданное родственнику Раисы. Там был номер участка на городском кладбище, и уже в ближайший выходной Галина отправилась туда.
        Раиса Лесникова покоилась в скромной могиле за низенькой оградкой. Покосившийся крест, вытертая табличка, вросшая в землю скамейка. За могилой давно никто не ухаживал, и Галина целый день полола сорняки, красила, а еще заказала новую табличку с датами рождения и смерти. Это была ее благодарность ушедшей в мир иной женщине, которая уже дважды помогла ей, как никто из ныне живущих.
        - Погоди, ты всерьез в это веришь? - округлила глаза Настя, когда Галя не выдержала и поделилась с ней, рассказав о произошедшем.
        - А как не верить? - в свою очередь изумилась Галя.
        Подруга скептически посмотрела на нее.
        - А пускай тогда твоя Раиса мне тоже что-то скажет!
        - Что значит - «пусть скажет»?
        - То и значит. Ты спроси, а она ответит.
        Поначалу идея показалась Галине дикой: это же не цирк, она не фокусник, а покойница, говорящая с того света, - не забавная зверушка. Но потом Галя подумала, что можно попробовать, хотя бы ради эксперимента. Кому от этого хуже?
        Устраивать шоу для Насти (под пристальным взглядом Раисы с фотографии на стене) Галя не стала. Просто узнала, о чем хочет спросить подруга, и вечером задала этот вопрос.
        Сквозь свист и шорох прозвучало всего одно слово: «Злотников».
        Его она и передала Насте.
        - И что это должно означать? - усмехнулась та. - Буду я счастливой в браке или нет?
        - Откуда я знаю? - обидевшись за Раису, огрызнулась Галя. - Это же твой жених, я его и видела всего несколько раз в жизни! Ты должна сама подумать. Но любое слово всегда что-то значит, это не просто так!
        Они чуть не поссорились, раздосадованная Галя повесила трубку. Зря поделилась - ее же и выставили полной идиоткой. А уже среди ночи Галину разбудила рыдающая Настя.
        - Гад! Скотина! - сквозь слезы говорила она в трубку. - А я еще ему верила! Замуж чуть не вышла за этого подонка!
        Как выяснилось, вечером Настя с женихом отправились в кафе. Парень отлучился в туалет, позабыв сотовый на столике, и, пока его не было, на мобильный позвонили.
        Звонил «Злотников», и заинтригованная Настя, не раздумывая, ответила на вызов. Не успела сказать «алло», как на том конце защебетал милый голосок, вопрошающий, когда ждать «ее барсика».
        Выяснилось, что «Злотников» - это Злата, с которой жених Насти встречался уже третий месяц. Дальше все ясно, рассказывать нечего.
        - Спасибо, - охрипшим, глухим голосом проговорила Настя. - А то вышла бы за этого урода, а он бы мне изменял направо-налево.
        - Это Раисе спасибо, - тихо ответила Галя, потрясенная случившимся не меньше Насти.
        - Галка, а ведь ты у нас теперь пророк. Экстрасенс! - В словах и интонациях Насти звучала вовсе не ирония, а благоговение. - С мертвыми разговариваешь, они тебе тайны сообщают! Это же так круто!
        - Брось, - неуверенно ответила Галя, но сама уже понимала: доля истины в этом есть. Жизнь ее изменится. Не может не измениться после такого.
        - Ты можешь предсказывать будущее, помогать людям находить ответы! - говорила Настя, а Галя укреплялась в мысли, что, возможно, подруга права.
        Не в бухгалтерии же сидеть до пенсии!
        Может, в этом и состоит ее миссия?..
        Прошло три с половиной года.
        Галина, стоя в прихожей, окинула себя довольным взглядом. Прическа, сделанная в дорогой парикмахерской, неброский макияж, стильное пальто и модные сапоги - все же это так много значит. Встречают по одежке.
        Настя, которая, кстати, переехала в Канаду, дала ей правильный совет: необходимо помогать нуждающимся. То, что этих нуждающихся десятки и сотни, выяснилось очень быстро.
        Галина нигде не давала рекламу, не пыталась искать страждущих - они находили ее сами, советуя «ясновидящую» друг другу. Хотя правильнее было бы называть Галину «яснослышащей», потому что советы и прогнозы она слышала от Раисы.
        Та ни разу не ошиблась, не дала неверного ответа, а Галина, набираясь опыта, понимала свою собеседницу с того света все лучше и лучше. Со временем она стала вести себя как заправский психолог: подолгу беседовала с людьми по душам, выясняла, как складывается их жизнь, а узнав, формулировала вопросы четко и конкретно, помогала разобраться с ответами, если это требовалось.
        Поначалу денег Галина за это не брала. Ее благодарили, дарили подарки - так, по мелочи, но месяца через два, когда поток желающих получить ответы на сложные вопросы увеличился, Галя поняла, что ее жизнь делится на две части: в будни она торчит в офисе, вкалывая за гроши, а вечерами и все выходные принимает посетителей, пытаясь им помочь.
        - Надо это монетизировать, - решительно сказала однажды Настя, увидев бледную от недосыпа и постоянного стресса, измученную подругу, и Галина, смущаясь и краснея, стала называть цену.
        Потом смущаться перестала, хотя стоимость услуг ее возросла с той поры в десятки раз. И ничего, количество клиентов лишь постоянно росло. Чтобы не ссориться с контролирующими органами, пришлось зарегистрировать ИП. Галя сняла красивый офис в центре города, а через год у нее даже секретарша появилась.
        Со старой работы Галина давно ушла, полностью посвятив себя новому делу, которое быстро стало приносить плоды - да такие, что мать в деревне только охала и причитала, как бы Галку не пристукнули, как она выражалась, «бандиты-рэкетиры».
        Один чрезвычайно благодарный клиент, несколько раз обращавшийся к ней за консультацией, подарил за услуги автомобиль. Второй помог взять ипотеку под нижайший процент, третий заплатил столько, что она смогла внести первый взнос.
        Сейчас квартира уже принадлежала ей, хватило средств и на ремонт, и на мебель. Крошечную квартирку Раисы Галина продолжала снимать, хотя необходимость в жилье отпала.
        Была мысль выкупить ее у родственников или хотя бы вывезти оттуда радиоприемник, однако в итоге Галина решила этого не делать: возможно, общение с усопшей могло происходить только на ее территории! Квартиру же эти чудики упорно продавать не желали: то ли никак не могли договориться, кто кому сколько должен в случае продажи, то ли еще что.
        Поэтому Галя оставила квартиру за собой и ничего не меняла в обстановке, лишь замок дорогущий, зато надежный врезала на всякий случай. Появлялась на улице Дробышева ежедневно: приходила проводить сеансы.
        На могиле Раисы Лесниковой Галина поставила шикарный памятник, установила ограду из чугунного литья, часто ходила туда и приносила свежие цветы.
        Жизнь шла своим чередом и была прекрасна. Дело, которым она занималась, Галине нравилось, а в прошлом году она встретила Андрея и влюбилась без памяти. Что особенно приятно, это было взаимно. Андрей знал, кто она, чем занимается, но не боялся ее дара, а она втайне радовалась: значит, ему нечего скрывать!
        Сейчас Галя как раз шла на встречу с ним, пребывая в отличном настроении. Ровно до того момента, как увидела ту женщину.
        Однажды они уже встречались: Галя на днях столкнулась с ней возле дома на Дробышева: незнакомка, судя по всему, караулила ее возле подъезда, потому что, едва увидев, вскочила с лавки, на которой сидела, и бросилась наперерез.
        - Вы называете себя ведуньей, но вы не правы! - сходу заявила женщина. Кое-как причесанная, встрепанная, как воробей после дождя, нелепо одетая.
        - Что вам нужно? - спросила Галя, испугавшись ее горящего взора и экзальтированного тона. - Кто вы такая?
        - Неважно. Просто… человек и все. Послушайте, нельзя говорить с мертвыми. Нельзя воображать, что управляешь ими. Нельзя перемешивать смерть и жизнь. Нельзя…
        Галина не стала слушать, чего еще нельзя. Вырвалась из цепких объятий сумасшедшей и пошла прочь.
        Но сегодня женщина явилась снова - и это уже серьезнее. Получается, чокнутая дамочка знает, где Галя живет! Когда та подошла, Галина спросила:
        - Вы меня преследуете? - Быстро вытащила телефон и начала снимать, продолжая говорить: - Вы подкараулили меня возле квартиры, которую я арендую, теперь вы возле моего дома, я передам это видео в полицию! Вы мне угрожаете, и…
        - Угрожаю? - незнакомка несказанно удивилась. - Нет же, вы что! Я хочу предупредить! В прошлом я медиум, но… - Она замялась. - Давно уже ничем таким не занимаюсь. Знаю, вы считаете себя проводником, общаетесь с ушедшими. Но это не так безопасно, как вы полагаете! Нельзя переходить грань, тревожить их. Вы совсем не знаете законов того мира! Пригласили гостя, открыли дверь, но понятия не имеете, кто в нее войдет в следующий раз.
        - Я как раз отлично знаю, с кем общаюсь, - от неожиданности ответила Галя, опустив телефон, хотя совершенно не собиралась вступать в дискуссию.
        - Ничего вы не знаете! - горячо проговорила женщина. - И должны немедленно прекратить свои опыты, пока не стало слишком поздно! Сказать, что вы на самом деле делаете? Кричите в темноту и понятия не имеете, кто отзовется на ваш зов!
        С этими словами она отвернулась от Галины и пошла прочь. Галя не успела возразить или ответить что-то, но не бежать же следом.
        В ресторан она пришла поникшая, встревоженная, и Андрей сразу заметил это, поинтересовался, в чем дело.
        - А если она опасна? - закончив свой короткий рассказ, спросила Галина. - Вдруг квартиру на Дробышева подожжет или еще что-нибудь сделает?
        Она ждала сочувствия, понимания, но Андрей вместо этого спросил:
        - Ты не думаешь, что она может быть права?
        Галина, которая делала глоток из хрустального бокала, поперхнулась вином:
        - Что? О чем это ты?
        - Не сердись, - поспешно сказал он. - Но в твоей связи с покойницей есть что-то жутковатое. Ты же и сама раньше побаивалась.
        - Раиса всегда давала мне мудрые советы. И всем остальным только помогала, - отрезала Галина.
        - Пусть так. Но если она способна выйти на связь, то это может сделать кто угодно. Пройти по проторенной дорожке - а тут ты. - Он взял девушку за руку. - Не думаешь, что пора прекратить это? Люди с их тяжелыми судьбами, проблемами, бесконечными вопросами… Денег ты немало заработала, я тоже человек далеко не бедный, мы поженимся, ты сможешь заняться чем-то… тем, что тебя по-настоящему интересует. Чем-то созидательным.
        Он хотел продолжить, но Галина вскипела. Выпитое на голодный желудок вино, наверное, в голову ударило.
        - А если меня интересует именно это? Хочу помогать другим. «Созидательным»! - передразнила она. - Слово-то выискал! А я, по-твоему, разрушаю?
        - Не обижайся. Я лишь подумал, ты же с детства не о таком мечтала. Училась на экономиста, значит, это было важно для тебя.
        - Перестань! Ты понятия не имеешь, что для меня важно, тебе плевать! Просто страшно видеть рядом… - Галина запнулась, подбирая слово, и воспользовалась почему-то определением той сумасшедшей: - Ведунью! Я не такая, как ты! Как все вы! Я смогла наладить контакт с миром мертвых, а тебе такое не под силу. Никому не под силу!
        - Галя, я же не оспариваю тот факт, что ты особенная.
        - Да! Я особенная, а тебе подавай попроще! Или ты боишься, что я узнаю твои тайны? Кстати, мне это ничего не стоит! Вот прямо сейчас пойду, и Раиса все мне расскажет, будешь у меня как на ладони! Все, кто ко мне приходят, вот они у меня где! - Галина сжала ладонь в кулак и потрясла им в воздухе.
        Где-то в дальнем углу сознания прежняя застенчивая, робкая Галя в ужасе качала головой: «Что ты несешь?!» Но новая Галина не желала слушать. Она чувствовала себя сильной, всемогущей, желала доказать это сидящему перед ней мужчине.
        Они поссорились. Впервые серьезно поругались со дня знакомства. Утром, проснувшись, Галина сама не могла понять, из-за чего так разъярилась. Наверное, та кликуша расстроила ее, вот она и разошлась, наговорила лишнего. Надо бы позвонить, извиниться… позже.
        День был плотно расписан. Две встречи с клиентами: одна первичная, вторая повторная. А потом нужно ехать на Дробышева, проводить сеанс.
        Первая клиентка была сложная. Тут без помощи Раисы не обойтись, ситуация запутанная. А с девушкой, что явилась повторно, все гораздо проще.
        Галина давно уже далеко не с каждой мелочью обращалась к Раисе. Часто, хорошенько разузнав все о клиенте, проанализировав, могла дать совет и сама, разумеется, никому, никогда не говоря о таком, приписывая свои суждения оракулам из иного мира.
        Что сложного, например, ответить: выходить ли девушке замуж за условного Васю? Галина сообщала искательнице три тщательно продуманных слова. Скажем, «встреча», «сердце», «сама». А потом говорила клиентке, что решение предстоит принять именно ей, никого нельзя слушать, только лишь свое сердце. А опираться надо на то, что ты подумала об этом человеке, увидев его впервые.
        Далее есть два варианта. Или влюбленная девушка решит, что она сразу, увидев Васю, поняла: вот ее судьба! Побежит в ЗАГС, а там уж как сложится. Или, если у нее есть сомнения, сама себя убедит: Вася сразу ей не глянулся, так что замуж за него лучше не ходить. Тогда свадьбы не будет, а последствия опять-таки туманные (во всяком случае, отдаленные).
        Решение принимает в любом случае девушка, Галина тут ни при чем. А деньги уже в кармане.
        «Это мошенничество», - шептал иногда внутренний голос.
        Но Галина его обрывала: зачем из-за ерунды тревожить потусторонние силы? А если случай сложный, спорный, она так не поступает, по-честному спрашивает.
        Сегодня ей предстояло выйти на связь с Раисой и спросить, нужно ли клиентке соглашаться на операцию дочери. В маленькой квартире все было по-старому, разве что стояла кофе-машина.
        Галина вымыла руки, сварила себе кофе, медленно выпила его, смакуя каждый глоток, успокаиваясь, а потом, почувствовав, что готова, проделала привычные манипуляции.
        Сосредоточилась, сделала пару глубоких вдохов. Коснулась корпуса радиоприемника, повернула ручки, пробежалась пальцами по клавишам, мысленно прокручивая в голове вопрос, и стала ждать ответа.
        Минуты текли, но старый радиоприемник молчал. Никакого белого шума - помех, шипения. Никакого голоса на этом фоне. В эфире - тишина, давящая, как могильная плита. Более чем за три года ничего подобного не было ни разу.
        Галина ждала больше часа.
        Сварила еще кофе, попробовала снова, стараясь не поддаваться панике. Никакого результата. Убеждая себя, что просто перенервничала, находится не в том настроении, Галина уехала домой.
        Хотела позвонить Андрею, но передумала.
        Назавтра вновь были встречи с клиентами - и повторные, и с новичками. Как назло, вопросы задавали сложные, самой не выкрутиться.
        Вечером Галина опять отправилась в старую квартиру, где изо всех сил пыталась наладить разорвавшуюся связь с оракулом, но ничего не вышло.
        Не получилось и на следующий день. И еще через два. Раиса не желала общаться. Клиенты недоумевали, торопили, злились. Секретарша устала выкручиваться и прикрывать шефиню.
        Галина, которая находилась уже на грани отчаяния, решила предпринять последнюю попытку и переночевать в квартире Раисы, вспомнив, что в самом начале покойница выходила на связь сама, среди ночи.
        Спать Галя не собиралась, но диван - скрипучий, жесткий, совсем не такой, как ее шикарная кровать, - разложила. Попробовала позвать Раису, уже и не надеясь на благоприятный исход, а когда вновь ничего не добилась, легла, не раздеваясь, и уставилась в потолок.
        Давно стемнело: зимой ночь наступает ранним вечером.
        Люди расходились по своим квартирам, звуки дня постепенно угасали.
        Старый радиоприемник включился, когда электронный будильник показывал четверть первого. Треск и шипение раздались внезапно, а еще (такого никогда не было) загорелись какие-то лампочки, аппарат озарился иллюзорным зеленоватым светом.
        Галина вскочила с дивана и подошла к приемнику. Внутри него свистело, гудело, и Гале показалось, что звуки складываются в подобие мелодии. Прислушиваясь, она наклонилась над приемником, тронула ручку.
        Ожидала услышать знакомый голос, но вместо этого все вдруг разом стихло. В наступившей тишине кто-то за ее спиной произнес:
        - Ты хочешь знать ответы?
        Галя замерла. Стояла и боялась обернуться. В маленькой квартирке никого, кроме нее, быть не могло - и все же некто явился глубокой ночью.
        Тот, кого она настойчиво призывала сама! Вернее, та: голос был отлично знаком Галине, все эти годы он доносился из старого приемника, пробиваясь сквозь шумы.
        - Что молчишь? - спросила Раиса. Голос звучал мягко, доброжелательно. Впервые Галя слышала его без помех. - Почему не смотришь на меня?
        Галина медленно обернулась, стараясь унять дрожь. Это ведь Раиса! Да, она мертва, но она не желает Гале зла, никогда не желала.
        У стены, прямо под фотопортретом, стояла женщина. Лунный свет, струящийся в окно, освещал невысокую, хрупкую фигуру. Галина ясно видела старомодное платье, туфли на невысоком каблуке, забранные на затылке волосы.
        - Узнаешь меня?
        - Да, - кивнула Галина.
        Ночная гостья растянула губы в широкой улыбке, рот приоткрылся, зияя черным провалом. Она стояла неподвижно, с опущенными вдоль тела руками, но кисти ее, бледные, с неестественно длинными пальцами, похожими на паучьи лапы, непрестанно шевелились, сжимались и разжимались. Отчего-то казалось, что женщине тесно, неловко в собственном теле. Будто тело это вовсе не ее, а одолженное на время. Неотрывно глядя на уродливые руки посетительницы, Галина ясно поняла: перед нею вовсе не Раиса.
        Но кто тогда?
        «Нельзя переходить грань, тревожить их… Вы открыли дверь, но понятия не имеете, кто в нее войдет в следующий раз», - вспомнились Гале слова бывшего медиума.
        Кого же она впустила по глупости?
        - Что молчишь? - Голос внезапно исказился, став похожим на змеиное шипение. В нем зазвучало многоголосое эхо. - Спрашивай! Мы так хорошо понимали друг друга.
        - Не хочу, - тихо ответила Галина. - Мне больше не нужны ответы. Ты не Раиса!
        Существо зашлось мелким, дробным смехом, тело его резко изогнулось, голова вывернулась. Галина отпрянула. Принявшее облик покойной хозяйки квартиры создание сделало шаг вперед.
        - Ты умница, показала путь, открыла проход. Мы поладим, - все тем же хрипящим, вибрирующим голосом проговорило оно. - Мне известны ответы на любые вопросы. Ты станешь еще богаче, сможешь исполнить свои желания, получишь власть. Ты же этого хочешь? Быть особенной, иметь власть над другими?
        Еще шаг. Галина смотрела на колышущийся, извивающийся, все более теряющий человеческий облик силуэт.
        - Взамен я возьму малость! - хихикая, потрясло ладонями существо. - Такую малость, что, лишившись ее, ты и не заметишь. Она тебе только мешает, внушает угрызения совести, не дает спокойно спать по ночам, делает слабой.
        «Оно хочет мою душу», - отстраненно подумала Галина.
        Допятившись до противоположной стороны комнаты, она теперь прижималась спиной к радиоприемнику.
        - Деньги, красота, влияние! Андрей всегда будет есть с твоих рук, а захочешь кого-то другого - получишь. Это выгодная сделка!
        Голос сделался мягким и бархатистым, но в то же время алчным.
        - Соглашайся!
        - А Раиса? - внезапно спросила Галина.
        - Что «Раиса»? - Существо не ожидало вопроса и замерло в шаге от нее.
        - Я ведь говорила с ней.
        - Ах, ты об этом…
        Жуткое создание выпрямило спину, разом став выше ростом, почти касаясь головой потолка. Оно выросло из тела Раисы, нависнув над Галиной.
        - Ты уже давным-давно говоришь со мной, а не с нею! Да и до того ты говорила с Раисой редко, тебе отвечали многие, желающих пообщаться с вашим миром полно! Конечно, ты этого не поняла. - Раздался утробный смешок. - Ну, а в последнее время рядом только я, всех остальных разогнал. Теперь ты моя! Поняла, как сильно нуждаешься во мне? Поняла же за эти дни, убедилась, что без меня у тебя ничего нет - ни клиентов, ни денег, ни репутации?
        - Я хотела помогать… - пискнула Галина.
        - Разве что в самом начале, но уже давно хотела отнюдь не этого. От меня не может быть тайн, запомни, - снисходительно проговорило существо. - Я читаю тебя, как не слишком умную книгу. Соглашайся, и мы продолжим к обоюдной радости, только ты будешь действовать с открытыми глазами.
        - А люди, которые придут за советом? Которые приходили?
        - Они его получали, верно? - Существо наклонилось к ее уху. - И будут получать. Это их выбор. Дальнейшее тебя не касается. Соглашайся. Скажи: «Да!» И все станет проще.
        На короткое мгновение ответить согласием захотелось настолько сильно, что Галя едва сдержалась. Искушение было так велико, что внутри все заныло от предвкушения грядущего наслаждения сказочными благами.
        «А как же они - те, кто ко мне обратятся? Что будет с ними?»
        Галина никогда не считала себя верующей в бога, но в то, что на другой стороне что-то есть, убедилась воочию. Как и в том, что это может быть темная сторона, а еще в том, что выбор всегда есть - ведь явившийся к ней демон (или кем он там был), сам сейчас сказал об этом.
        - Конечно, я выберу, - громко проговорила Галина. - Давно пора было.
        Резко развернувшись, она уперлась обеими руками в радиоприемник и, поднатужившись, столкнула его на пол. Аппарат, каким-то чудом превратившийся в портал, свалился с тумбочки с оглушительным грохотом. Соседи снизу, наверное, проснулись, подскочив в кроватях.
        Что ж, придется им еще немного потерпеть.
        Галя схватила тяжелый подсвечник, который стоял тут же, на столике, и принялась колотить им по корпусу, безжалостно разрывая тканевую обивку, круша динамики и рабочую панель.
        - Я достаточно ясно отвечаю? - кричала она при этом. - Надеюсь, сомнений в моем выборе быть не может?
        Каждую секунду девушка ждала, что ей помешают, но этого не случилось. Галина остановилась, когда радиоприемник превратился в кучу обломков. В комнате никого, кроме нее, не было. Существо, предлагавшее ей все блага взамен на короткое «да», пропало.
        Утром Галина стояла возле двери, снова и снова нажимая на кнопку звонка.
        - Это я, - сказала она, когда Андрей появился на пороге.
        Было шесть утра, он недавно встал и собирался на работу.
        - Вижу. Я звонил тебе много раз, ты не брала трубку.
        Галина прикрыла глаза, потрясла головой.
        - Радиоприемник на свалке. Я позвонила риелтору и сказала, что не буду продлять договор аренды. Никогда не вернусь в ту квартиру, никаких больше предсказаний, с этим покончено.
        Он выглядел озадаченным.
        - Но буквально на днях ты…
        - Была дурой. Самовлюбленной, жадной, ничего не смыслящей в важных вещах дурой. Но люди меняются. Признают ошибки и могут стать лучше. Ты в это веришь?
        Андрей улыбнулся, глядя ей в глаза.
        - Конечно, - ответил он. - Конечно, верю.
        Время играть
        Наверное, я сразу понял, что не стоит в это ввязываться. У вас так бывает? Вроде ничего не предвещает беды, а что-то внутри тебя шепчет: «Добром это не кончится!» Тонкий такой голосок, тихий… Так просто - взять и не услышать, так легко отмахнуться. Вот и я отмахнулся.
        Было тринадцатое октября, День Осени. В нашем университете его всегда отмечают: сокращенные пары, концерт, а после то, что преподаватели чопорно называют «праздничным вечером».
        Все началось, когда этот самый вечер был уже в разгаре. Желающие затарились выпивкой, преподы ушли (у них свои радости), а музыка звучала все громче и громче.
        Я стоял возле стены в огромном полутемном зале и размышлял: уйти или еще рано? Липатов, сокурсник и сосед по комнате в общаге, куда-то подевался, и вот тут подошел Марк. Самый крутой парень в университете, настоящая звезда, внешне чем-то напоминает Бреда Питта в молодости, ездит на дорогущей машине. Одни говорят, что у него отец какая-то важная шишка, другие - что он торгует наркотой или делает еще нечто незаконное.
        Марк собрал вокруг себя свиту, которая смотрит ему в рот и всюду за ним таскается. В том, что он подошел ко мне и заговорил, было что-то фантастическое. Я даже огляделся по сторонам: ко мне он обращается или нет? Но дальше начался просто космос, потому что Марк сделал глоток пива и небрежно спросил, не хочу ли я вступить в игру.
        - Заметь, я не всем предлагаю. Но мне сказали, ты неплох. У тебя может получиться.
        Ему сказали! Сказали обо мне! Да еще и похвалили, и он прислушался!
        Лихорадочно думая, что ответить, чтобы не опозориться, я прочистил горло и спросил, что за игра, какие правила.
        - Правила предельно простые. В игре три раунда. Если успешно пройдешь хотя бы один, выигрываешь. Если не получилось ни разу - выбываешь. Согласен?
        Конечно, я был согласен! Неужели кто-то отказался бы, очутившись на моем месте? Но, с другой стороны, что там за раунды? Облизнув пересохшие от волнения губы, я задал этот вопрос вслух.
        - Обычные детские игры. Салки, прятки, жмурки. У каждого игрока - своя игра. Тебе скажут, что и когда нужно делать.
        - Детские игры? - Улыбка у меня вышла кривая и неуверенная.
        Скорее всего, Марк все же решил поиздеваться. Сейчас я соглашусь, а его дружки явятся откуда ни возьмись и поднимут меня на смех. Марк, видимо, понял по моему лицу, что я сомневаюсь, и сказал:
        - Запиши телефон. Захочешь играть, дай знать. - Он продиктовал номер. - Реши сегодня до десяти часов. Нет так нет. Но если откажешься, будет жаль. Тому, кто выиграет, как говорится, почет и уважение. - Марк вдруг подмигнул. - Учеба станет в радость, как сказал сегодня наш уважаемый ректор.
        Не произнеся больше ни слова, Марк удалился, а его хохочущие дружки так и не появились. Значит, он говорил всерьез. Быть может, это что-то вроде посвящения для вступления в клуб избранных, поэтому предлагают не всем. Липатову, например, никто не предложил. Выходит, меня выбрали?
        Короче, горделивые мысли, что я смогу войти в некую университетскую элиту (как показывают в голливудских фильмах), подтолкнули меня к тому, что уже через полчаса, выйдя из здания, я набрал номер Марка и объявил о согласии. Да и эти полчаса еле выдержал, велел себе выждать для солидности, чтобы не напоминать собачонку: ее поманили - она и побежала.
        - Отлично. Ты сделал правильный выбор, - немного пафосно произнес Марк. - Скоро с тобой свяжутся. Но имей в виду, что после того, как ты согласился, отказаться от участия нельзя.
        Это прозвучало немного зловеще.
        Я ни с того ни с сего вспомнил, как во время нашего разговора свет от крутящегося под потолком серебряного шара падал на лицо Марка неровными бледными полосами, отчего оно казалось неживым, ненастоящим, будто маска, и мне почему-то стало страшно. Вот в этот-то миг и захотелось отказаться, подумалось, что лезть в это не нужно, но я, конечно, отбросил тревожное ощущение и подтвердил свое согласие.
        Марк сообщил, что игра длится всего сутки, причем отсчет начинается в тот момент, когда я дал согласие. То есть с десяти вечера до двадцати двух ноль-ноль следующего дня.
        Липатов пришел в общагу позже меня, пьяный в дрова, рухнул в кровать и захрапел. Мне пришлось вставать и запирать дверь - именно поэтому я точно знаю, что ночью никто в нашу комнату не входил.
        Я подумал было, что это Липатов положил мне под подушку записку (тоже мне, Зубная Фея!), но он и после звонка будильника спал так же крепко, широко разинув рот, распространяя вокруг себя такое амбре, что хоть топор вешай, как говорит моя бабушка. Да и сон у меня чуткий, я проснулся бы, вздумай кто-то шарить у меня под подушкой.
        И тем не менее записка там была. Вечером, когда я расправлял постель, ее не было, а теперь я держал в руках лист плотной белой бумаги, на котором печатными буквами было написано: «Игра первая. Сифа. Задача противника - задеть вас при помощи избранного предмета, ваша задача - не допустить этого».
        Я перевернул лист, на обратной стороне - ничего.
        В сифу мы в школе играли. Стоило кому-то после звонка проорать: «Сифа», как все начинали кидаться чем-то грязным, противным - испачканной мелом мокрой тряпкой или жеваной бумагой. Главной задачей было уклониться, чтобы «сифа» не коснулась тебя. Но в данном-то случае что это за «избранный предмет»? Кто должен его выбрать? Видимо, другой игрок.
        Так ничего и не сообразив, я ушел умываться и чистить зубы. Всю дорогу до университета ждал, когда кто-то подбежит ко мне и бросит что-то, но так и не дождался. Мне вообще стало казаться, будто все это шутка, глупость. Какая игра? Да еще и в «сифу»!
        Началась лекция по истории. Целых две пары скучного до зевоты бормотания, тоска зеленая, но сегодня я даже не пытался ничего записать, да и в сон не клонило: надо подготовиться к семинару по философии. Я, конечно, читал, но требовалось повторить.
        Фамилия нашего преподавателя Лютиков. «Лютиком» его не называли - звали «Лютым». Про него в универе ходили легенды: на экзаменах валил всех подряд, народ пересдавал раз по пять, многих в итоге отчисляли.
        Раз в месяц Лютый проводил на семинаре контрольный тест. В каждом семестре - четыре теста; если не сдать два из них, к сессии он не допускал. Первый я с грехом пополам сумел сдать (нас, счастливчиков, было меньше половины группы).
        Так что лекцию по истории не писал никто, все зубрили. Игра, конечно же, вылетела у меня из головы. На перемене мы ждали Лютого и обсуждали, кто что знает, как собирается сдавать.
        Я шпорами пользоваться не умел, поэтому надеялся, что в голове хоть что-то отложилось, но большинство подготовилось основательно. Одни написали основные термины прямо на руках и прятали написанное под длинными рукавами. У других в арсенале были крошечные шпоры, укрытые в самых неожиданных местах: специально пришитом кармане юбки, в футляре для очков или в колпачке от авторучки. Некоторые оптимисты надеялись воспользоваться телефоном.
        Сильнее всех тряслась Корнеева - маленькая, с писклявым голоском и огромными глазами навыкате (некоторые умники дразнили ее «пучеглазой»).
        Корнеева тоже жила в общежитии, приехала из глухой деревни. Училась плохо, предыдущий тест написала хуже всех в группе, и Лютый, кажется, находил особое удовольствие в том, чтобы третировать ее, при каждом удобном и неудобном случае сообщая, что экзамена Корнеевой не сдать.
        - А я не могу вылететь, - чуть не плакала Корнеева. - Не могу домой вот так вернуться! Мать убьет!
        Она написала целую портянку и прилепила с внутренней стороны столешницы.
        - Зачем так много настрочила? - спросил Липатов. - Спалит же.
        Корнеева забормотала про плохую память, и тут вошел Лютый. Первым делом распорядился сложить сумки на задние ряды.
        - При себе - только ручка. Ничего, никаких телефонов на партах! Листочки я дам, на каждом стоит моя подпись.
        Каждый сел за отдельный стол, по двое нельзя. Хорошо еще, что на свое усмотрение пересаживать не стал. Тест был у каждого индивидуальный, Лютый сидел за столом, время от времени поглядывая на студентов. Через полчаса народ начал расслабляться, доставать потихоньку заготовки.
        Я порадовался, что мне хоть на это нервы убивать не нужно. Да и вопросы были не такие уж сложные.
        Гром грянул за двадцать минут до окончания пары. Лютый поднялся в полный рост и объявил, что начинает проверять всех на наличие шпаргалок.
        Мои несчастные одногруппники по его требованию закатывали рукава, выворачивали карманы… Лютый обыскивал парты, осматривал спинки стульев, куда можно было жвачкой прилепить лист бумаги.
        Уберечься от зоркого ока не удавалось почти никому, то и дело слышалось злорадное: «Покиньте аудиторию. Не зачтено». У меня, разумеется, ничего не обнаружилось, и Лютый прошел дальше. Сердце билось в груди птицей с переломанными крыльями, хотя меня ни в чем уличить не могли.
        Немного придя в себя, я огляделся и увидел, что бедолага Корнеева, сидящая в соседнем ряду, делает мне какие-то знаки. Белое лицо ее было перекошено от ужаса, губы тряслись. Ей было решительно некуда деть свою огромную шпаргалку, до казни оставались мгновения…
        Лютый подходил все ближе. Корнеева скатала свою шпору в шарик - точнее, это был внушительный ком, похожий на снежок. Мне пришло в голову, что она могла бы съесть шпору, но до такого Корнеева не додумалась.
        Лютый обыскивал парня, сидящего перед нею.
        Корнеева умоляюще произнесла одними губами:
        - Помоги!
        Я сразу понял, о чем она просит. Мой ряд уже обыскали, если она бросит мне бумажный шар, то я смогу поймать его и спрятать, второй раз Лютый меня осматривать не станет, а у нее ничего не найдут. Размышлять было некогда, счет шел на секунды, и я кивнул.
        Улучив мгновение, Корнеева ловко перекинула мне шпору и отвернулась. Лютый долго пыхтел, но так ничего у нее и не нашел. Экзекуция окончилась, а вскоре прозвенел звонок. Я увидел, как Корнеева подходит ко мне, приготовился принимать благодарность за спасение утопающего, но она удивила.
        Приблизившись почти вплотную, улыбнулась и посмотрела мне в глаза. В улыбке этой не было и тени смущенной признательности, лишь жадное, неприкрытое торжество.
        - Ты проиграл, - проговорила она. - Я победила!
        - Что? - Я все еще не понимал, хотя и начал уже догадываться.
        - Сифа! Ты тоже игрок. Я выполнила задание! - Голос ее вибрировал от восторга, лицо казалось неприятным, каким-то лягушачьим. Прежде я этого не замечал.
        - Я же тебе помог, - растерялся я. - Как ты…
        - А вы тут все думали, я просто пучеглазая дура, корова деревенская? Так меня называли, думали, не слышу? - Глаза налились ненавистью. - А я и тест сдала, и тебя, умника, обыграла!
        Девушка толкнула меня плечом и пошла прочь. Я смотрел ей вслед. Произошедшее казалось диким, я был больше потрясен яростной злобой, направленной на меня, чем проигрышем в непонятной игре.
        Словно почувствовав мой взгляд, Корнеева обернулась у самой двери и проговорила, немного смягчившись:
        - Соберись. Игра - серьезное дело. Если проиграешь… - Она запнулась. - Короче, приложи все усилия.
        Корнеева давно вышла из аудитории, а я все стоял, как пень посреди леса. Потом наконец сложил в сумку тетради, достал телефон и увидел новое сообщение. Номер отправителя был незнакомый. Мне лаконично сообщали: «Итог первой игры: поражение. Ожидайте уведомления о начале второй игры».
        По расписанию у нас была еще одна лекция. Я вышел в коридор, сам не зная, что собираюсь делать. Идти в аудиторию и сидеть там, как ни в чем не бывало? Вернуться в общагу? А может, пойти куда-то выпить пива, чтобы успокоиться?
        Я стоял, а все шли мимо, спешили куда-то с озабоченными лицами. У окна веселилась компания ребят, парень с длинными волосами рассказывал что-то, размахивая руками, а все остальные помирали со смеху. Я вдруг понял: они все - отдельно, а я - отдельно.
        Потому что я в игре, что бы это ни значило.
        - Привет, - услышал я и обернулся.
        Лина. Я обратил внимание на нее еще на вступительных экзаменах. Это была самая красивая девушка, которую мне доводилось видеть. Она училась в параллельной группе, мы пересекались на общих лекциях, а в последнее время начали немного общаться. То есть мне стало удаваться ответить ей, не запинаясь и не краснея. И я робко надеялся, что она проявляет ко мне интерес.
        - Идешь на лекцию?
        На Лине были черные джинсы и синий свитер, рыжеватые волосы забраны в небрежный узел на затылке.
        - Я… вообще-то я…
        - Вот и мне не хочется. Может, сходим куда-нибудь, прогуляемся?
        Она, кажется, немного нервничала. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди и озарить все кругом, как сердце Данко, и я хотел сказать, что пойду с ней куда угодно, но тут включился разум.
        «Ты уже сделал сегодня глупость и проиграл. А если Лина тоже игрок? С чего вдруг она подошла и начала разговор?»
        - Ты извини, что уговариваю тебя прогулять. Просто настроение ни к черту, - сказала Лина и грустно улыбнулась. - Не могу больше тут торчать.
        «Надо соглашаться! Второй раз она не предложит, решит, что я полный придурок!»
        В этот момент зазвонил мой сотовый. Как вовремя!
        Я не хотел брать, но Лина сказала:
        - Ответь. Вдруг что-то важное.
        Она отошла немного в сторону.
        - Вторая игра. Прежде чем я объясню суть, вы должны выбрать цвет.
        Голос был странный. Слишком низкий для женского, слишком мягкий для мужского. Звучал он глуховато, но в то же время гулко, будто говоривший вещал со дна колодца, при этом закрыв себе рот подушкой.
        Я провел рукой по волосам. Цвет? Выбрать цвет?
        - Вы можете назвать любой оттенок.
        Лина стояла в двух шагах, такая невыносимо прекрасная и милая.
        - Синий, - произнес я.
        - Спасибо, - отозвался мой собеседник. - Игра продлится полтора часа. Она называется «Кот, какая сметана?», но правила немного изменены. Ваша задача - провести эти полтора часа там, где нет ни одного предмета, вещи, словом, ничего, что было бы синего цвета. У вас есть пять минут форы. Отсчет пошел.
        Голос умолк. Я застыл, сжимая телефон в руке.
        «Игра - серьезное дело. Если проиграешь…» - всплыло в памяти.
        - Так мы идем? - спросила Лина.
        Девушка моей мечты. Девушка, в которую я был тайно влюблен. Девушка в синем свитере.
        Я помотал головой. Слова про то, что мне нужно срочно уйти, прозвучали жалко. Но у меня не было выбора. Я оставил Лину стоять в коридоре - ничего не понимающую, слегка обиженную - и бросился от нее прочь, как от зачумленной.
        Где спрятаться? Двери аудиторий были открыты, в каждой полно людей, туда соваться нельзя. Господи, сколько же вокруг синевы, я и не замечал! Синие куртки и джинсы, сумки и рубашки, заколки для волос и кроссовки, сине-голубые стены коридора, бело-голубая плитка и раковины в туалете.
        Минуты таяли, я мчался по коридору, бешено вертя головой по сторонам. Подвальные помещения! Там архив, можно пересидеть полтора часа.
        Дверь оказалась заперта.
        Столовая? Не вариант, тоже много народу, к тому же могут быть синие тарелки, кастрюли или еще какая-то утварь, нельзя рисковать.
        Библиотека? А как быть с корешками книг и фото на обложках?
        «Господи, что я за дебил? Зачем назвал такой часто встречающийся цвет? Не мог выбрать, например, оранжевый?»
        Я вылетел на крыльцо здания. Две минуты, остались лишь две с половиной минуты! Куда бежать?
        Тут мне пришла в голову светлая мысль: футбольное поле! Сейчас октябрь, занятия физкультурой проходят в зале, на поле точно пусто, и там все белое или серо-коричневое: земля, пожухшая трава, лавки, ворота.
        Я рванул на поле что было сил. Легкие горели, ногу я подвернул, но и внимания на боль не обратил. Увидев перед собой поле, понял, что оказался прав: никого, кроме меня, и нигде ничего синего. Хотел было броситься туда, но…
        «А одежда на мне?!» - сверкнуло в голове.
        Как я об этом не подумал! Надо срочно избавиться от всего синего!
        Сорок три секунды! Сумка, носки и ботинки черные, штаны серые, трусы белые с красным (господи, спасибо за эти маленькие радости, не пришлось посреди поля снимать и выбрасывать трусы!), куртку я оставил на вешалке, да она и не синяя, а вот свитер - черный с бирюзовым. Считается бирюзовый оттенком синего или нет?
        Времени на раздумья не оставалось. Я стянул свитер, оставшись в серой футболке. Снова рванул за угол, затолкал свитер в сумку, а сумку (мало ли, какая там синяя мелочь окажется!) сунул под скамью (синюю, разумеется). Побежал обратно. Оставалось надеяться, что сумку не заметят и не сопрут, но, откровенно говоря, сейчас я думал только о том, чтобы успеть добраться до поля.
        Когда время истекло, я был на месте, но все равно бежал на середину поля: тут, в центре тусклых серо-коричневых оттенков, чувствовал себя в большей безопасности. Лишь бы кто-нибудь не приперся сюда, не испортил все!
        Пока мне везло. Я стоял посреди футбольного поля, никто ко мне не приближался. Минуты шли (медленнее, чем хотелось бы). Я стал успокаиваться и почувствовал, что начинаю мерзнуть: середина октября, промозглый день, все небо в тучах, вот-вот начнется не то снег, не то дождь, а я в футболке с коротким рукавом!
        Это были, наверное, самые долгие полтора часа в моей жизни. Я трясся от холода, как мокрый щенок, приплясывал на месте, чтобы чуточку согреться, и постоянно озирался по сторонам, боясь, что кто-то заметит меня, решит разобраться, что случилось, захочет помочь… И тем самым все испортит.
        Всего за пять минут до конца отведенного мне времени случилось то, чего я никак не мог ожидать. Нет, ко мне не подошел доброхот в синей куртке, не подбежала девчушка в синей шапочке, на поле не выехал синий автомобиль. Все было по-прежнему серо-бело-коричневым.
        Под ногами, по обе руки все было хорошо. А вот над головой…
        Тучи - свинцовые, тяжелые, набрякшие дождем или снегом, похожие на грязное ватное одеяло, которое кто-то набросил на город, - внезапно разошлись, выглянуло солнце. Я сдуру даже обрадовался, потому что стало чуть теплее.
        Но радость длилась недолго. В кривом разрезе разъехавшихся в стороны облаков показалось небо. Узкий, как лезвие ножа, готового вонзиться в горло, неровный лоскут. Пронзительно синий, каким бывает небо только осенью.
        Я бешено огляделся. Ведь почти получилось! И потом, это же небо! Как человек может влиять на такие явления?! Это нечестно!
        Никто не шел ко мне, чтобы сказать, что я опять проиграл. Телефон в кармане брюк молчал. Может, я все-таки выиграл?..
        Это упало прямо передо мной. Свалилось с жесткого неба, кажется, прямо из дыры, образовавшейся в облаках. Я заорал от неожиданности и отпрыгнул в сторону, в первый момент даже не сообразив, на что смотрю.
        Птица. Это была птица. Не знаю, какая; вероятно, из тех, что не улетают на юг, остаются зимовать. А может, она как раз летела в теплые страны, но злая сила вырвала ее из родной стаи, чтобы камнем швырнуть о землю. Хотя сейчас октябрь, поздновато уже лететь, наверное.
        В голову лезла всякая чушь, и мне страшно было отпустить эти нелепые мысли, осознать случившееся. А случилась-то невозможная вещь. В клюве упавшей возле моих ног птицы был плотный белый конверт.
        Двигаясь, словно в глубоком трансе, я присел на корточки, попытался вытянуть конверт из клюва. Птица, которая была еще жива, затрепыхалась, и я испуганно отдернул руку. Мне было так жаль это несчастное создание, и в то же время не оставляло ощущение, что мы похожи, что я сам напоминаю эту птицу.
        Она перестала дергаться, затихла, припав к земле. Клюв ее приоткрылся, и конверт оказался в моих руках.
        «Итог второй игры: поражение. Ожидайте уведомления о начале третьей игры», - вот что я прочел.
        На сумку мою никто не позарился. Я оделся, сходил за курткой, снова вышел из здания. Настенные часы в холле показывали половину четвертого, до десяти вечера мне предстоит сыграть еще в одну игру, а нервы на пределе, силы на исходе.
        Проходящие мимо косились на меня. Наверное, вид был жуткий, взгляд стеклянный, как у наркомана. Я никого не замечал, не узнавал.
        Выйдя из здания университета, в общагу я не пошел, бродил по улицам, пытаясь сообразить, как поступить, ожидая, что мне сообщат о начале новой игры. Я даже согрелся, точнее, мне было все равно, холодно или тепло, собственное тело казалось чужим и непослушным.
        Мобильник запищал: пришло SMS-сообщение. Я трясущимися руками вынул сотовый, едва не выронив его. Это оказалась обычная рассылка, но я заметил, что предыдущее сообщение, извещение о проигрыше в первой игре, пропало. Как пропал из журнала звонков и вызов, сообщающий о второй игре.
        Я не удалял их, никто не мог взять мой телефон, чтобы сделать это, ведь он всегда был при мне, однако и звонок, и сообщение исчезли. И в этот момент я четко осознал ужас положения, в котором оказался. Мне со всей очевидностью стало ясно, что мой противник, тот, кто организовал эту игру, - вовсе не человек.
        Как человек мог быть проделать все это: пробраться в запертую изнутри комнату и сунуть под подушку лист бумаги? Удалить информацию из моего телефона? Сбросить с неба птицу с письмом в клюве?
        Да и это, скорее всего, цветочки, каких же ждать ягодок?
        Не человек… Как страшно, если вдуматься. Но кто тогда? Ведь никого и ничего же за пределами нас, человечества, не существует?
        Или существует?
        Мама говорила: «Не играй с шулером - у него карты крапленые; не садись обедать с дьяволом - у него всегда ложка длиннее».
        А я, кажется, сделал это. Сел обедать, взялся играть. Никакой надежды.
        Но ведь Корнеева выиграла! От этой мысли стало жарко. Как я мог упустить это из виду? Она смогла, значит, это возможно, сдаваться рано. Да и вообще, понял я, мне нужно к Корнеевой, маленькой, смешной, пучеглазой Корнеевой, которая сумела обыграть Дьявола! Наверняка она знает больше меня, подскажет что-то, поможет. Ведь это благодаря мне она выиграла, если уж на то пошло!
        Я забрел довольно далеко от общаги, так что очутился там, когда уже стало темнеть. Пока метался, пытаясь узнать, в каком она блоке, Корнеева нашла меня сама. Вернее, не она, а новости о ней.
        - Девчонка на крышу забралась!
        - Спрыгнет, точно спрыгнет, ой, мамочки!
        - Зачем она? Надо полицию! Вызовите кто-нибудь ментов!
        Обрывки фраз, чьи-то истерические вопли и слезы накрывали меня с головой, окутывали плотным облаком. Я летел по лестнице на девятый этаж (лифт вечно застревал), даже не понимая, зачем мне так нужно добраться до Корнеевой, что я буду делать, когда увижу ее, что хочу услышать.
        У двери на крышу толпились люди, не решаясь выйти наружу: вдруг самоубийца испугается и спрыгнет? Я как-то умудрился просочиться сквозь толпу, никто меня не остановил.
        Очутившись на крыше, я словно бы шагнул в невесомость. Звуки стихли, все исчезло. Остались лишь я, пустота и Корнеева, стоящая у края.
        Было ветрено и сыро, мокрый снег все-таки пошел. Плохой день, чтобы уйти из жизни: если есть посмертная память, в ней застрянет только промозглая морось.
        Уже стемнело, но все было хорошо видно: свет лился из окон соседних зданий, переливались мишурным блеском витрины и вывески. Лицо Корнеевой было одухотворенным, словно она собиралась прочесть стихи.
        - А, это ты, - бросила она. - Так и знала, что явишься. Чего тебе?
        Мне нужно было о многом ее спросить, но слова сорвались с языка до того, как я успел все обдумать:
        - Тебе было проще! Ты знала, что я игрок, а я про тебя не знал! Ты могла выбирать и планировать, а я был пешкой!
        - Вправду думаешь, что мне было легче? - спросила Корнеева, и лицо ее как-то смялось, сморщилось.
        Внезапно я понял, что она имела в виду. Для каждого - своя игра, так сказал Марк. Если бы мой выигрыш зависел от другого человека, если бы я знал, что кто-то погибнет, чтобы я победил, разве я стал бы пытаться выиграть?
        Или все же стал бы?..
        - Почему ты хочешь умереть? Ты выиграла. Надо выиграть хотя бы одну игру и…
        - Оказалось, есть суперигра, - крикнула Корнеева, и ее круглые глаза стали еще больше. - Если хватит мужества сыграть, присоединишься к Нему! Если нет, если откажешься, Он явится за тобой и сожрет твою душу!
        «Кто?» - хотел спросить я, но это было излишне: все ведь понятно.
        Тот, у кого карты крапленые. У кого ложка всегда длиннее.
        Кого не переиграешь, как ни старайся.
        Я не знал, что сказать, но Корнеева и не ждала моих слов.
        - В детстве мы прыгали в траву с крыши гаража. А еще в снег с крыши недостроенной двухэтажки. Летишь вниз - и дух захватывает! Не все решались, но я всегда прыгала. И сейчас прыгну. Я сыграю!
        Дверь на крышу с треском распахнулась, послышались грохочущие шаги и голоса.
        Корнеева посмотрела в ту сторону и улыбнулась.
        - Нет! - закричал я и рванулся к ней.
        - Да! - громко сказала она и опрокинулась навзничь.
        Спустя несколько часов я лежал в своей комнате, уставившись в потолок. Липатов тихо сидел в углу. Поначалу он пытался расспрашивать меня, но потом понял, что это бесполезно, и отстал.
        Тело Корнеевой увезли. Полицейские поговорили, с кем хотели, и тоже уехали, вместе с журналистами. Никто ничего не мог сделать, никто ничего не знал.
        Кроме меня.
        Пятнадцать минут назад мне позвонили. Я поднял трубку и услышал голос. Искаженный, звучащий глухо и словно бы из глубины колодца, но на этот раз вполне узнаваемый. Женский. Да не просто женский.
        - Третья игра, - произнесла Корнеева.
        - Выиграла и присоединилась к Нему?
        - Сейчас двадцать ноль-ноль, - не слушая меня, говорила Корнеева или то существо, каким она стала. Или кто-то, забравший себе ее голос. - Финальная игра продлится два часа. В десять вечера все закончится либо победой, либо поражением. Эта игра - прятки. Ваша задача - спрятаться за это время так, чтобы вас не нашли. Удачи.
        Я не собирался прятаться: можно ли скрыться от Сатаны? Разве что в церковь пойти. Но церкви, наверное, ночью закрываются. В принципе, я сумел бы пробраться, но не видел смысла: во-первых, я не верующий, а во-вторых, бесполезно. Допустим даже, что я переиграю нечистого каким-то чудом. Потом ведь мне предстоит суперигра, а к ней я не готов. Потому что не хочу ни присоединяться, ни отдавать душу на растерзание.
        Навалилась апатия, сил не было даже руку поднять. К тому же я, видимо, простудился, потому что меня била дрожь, тело ломило.
        - Пойду поем, - сказал Липатов. - Жрать охота. Почти девять уже. Потом в двадцатый схожу. - В двадцатом блоке почти каждый вечер играли в карты. - Ты, может…
        - Нет.
        Липатов ушел. Скоро девять вечера. Значит, мне остался примерно час.
        Я достал сотовый, полистал телефонную книжку, нашел номер Марка. Думал, в памяти его не окажется, но ошибся.
        - Слушаю, - прозвучал холодный голос.
        - В игре нельзя выиграть, - сказал я. - Это обман. И я скоро умру, как Корнеева. Зачем ты заманиваешь людей на смерть?
        - Ты сам согласился, - напомнил Марк. - Мог и отказаться, тебя не заставляли. Сам же хотел популярности, легкой жизни, денег, любви и уважения, надеялся все это получить.
        - Ты ничего толком не объяснил.
        - Надо думать головой, задавать вопросы, чтобы понять, поднимешь ты этот вес или нет. - Марк вдруг негромко засмеялся, а потом заговорил, и голос звучал устало: - Годы идут, десятилетия пролетают. Века. Телеги и повозки на дорогах сменились автомобилями, письма стали писать в телефонах, придумали Интернет, но природа человека неизменна. Все так предсказуемо и скучно.
        - Кто ты? - спросил я, хотя вопрос был глупый, а ответ - очевидный.
        Марк повесил трубку.
        Мне вдруг стало страшно. Я думал, что уже перегорел, но, как выяснилось, страх был жив. Вскочив с кровати, я заметался по тесной комнатке, ища, куда спрятаться.
        Не придумав ничего лучше, забаррикадировал дверь письменным столом, задернул плотные шторы, забрался в стенной шкаф. По-детски, но что еще я мог сделать? Никаких идей в плавящуюся от температуры голову не приходило.
        Половина десятого. Без четверти. Без десяти. Скоро где-то кто-то скажет: «Я иду искать!» Двадцать один пятьдесят пять.
        В шкафу было тесно, пахло пылью и дешевой туалетной водой Липатова. Голова кружилась. Возможно, мне все лишь мерещится? Может, я заболел, лежу сейчас в кровати в температурном бреду, и ничего этого не было: вечеринки, Марка, игр. Все сон. Только сон.
        - Я иду искать! - сказал кто-то.
        Говорящего я не видел. Голос был незнакомый и знакомый одновременно. Я будто знал его, но не мог вспомнить, кому он принадлежит.
        Следом раздались тяжелые шаги. Слоновьи, оглушительно-громкие, они топали, постепенно приближаясь к шкафу. Я не сомневался, что этому существу известно, где я, и оно лишь забавляется, делая вид, что ищет.
        - Кто не спрятался, я не виноват! - словно мантру, нараспев произнес голос, и тут дверцы шкафа распахнулись.
        Я не выдержал и закричал, прижимая ладони к лицу, так невыносим был ужас. Потом все же нашел в себе силы взглянуть на своего мучителя, но возле двери никого не было. Медленно выбравшись из шкафа, я увидел, что комната пуста.
        Никого здесь нет, только я.
        «Показалось?»
        Затылок обожгло: я ощутил нечто похожее на порыв горячего ветра или чье-то дыхание.
        - Итог третьей игры: поражение.
        Я ждал, что будет дальше.
        - Вы проиграли. Но мы милосердны к игрокам. И предоставляем выбор. У вас есть пятнадцать минут. Если не воспользуетесь предложением, можете проститься и с душой, и с жизнью. Все это у вас заберут. Если хотите побороться, продолжайте игру.
        - Игру? - прошептал я.
        - Совершенно верно. В течение следующих суток вам нужно будет найти человека, готового сыграть. Если он согласится и победит, вы свободны. Оба. Если проиграет - оба умрете.
        - Вы обманете. Я уже понял, что в игре нельзя победить.
        - Ошибаетесь. Правила для каждого свои. Для вас - вот такие. Будете их соблюдать, выиграете.
        Я резко обернулся, чтобы взглянуть в глаза говорящего, но позади меня никого не было. Лежащий на кровати телефон пискнул: включился таймер.
        Пятнадцать минут.
        За это время мне предстояло решить, стоит ли моя жизнь того, чтобы кто-то рисковал своей ради моего спасения. Просить о таком я мог лишь одного человека, и этот человек согласится, я был уверен на сто процентов. Мама. Она рискнет ради меня, всем пожертвует.
        Но я знал, что не стану ее просить. Не смогу.
        Есть вариант использовать кого-то втемную. Допустим, Липатова. Наплести ему с три короба, а там видно будет. Возможно, я смогу помочь ему выиграть, хотя бы попытаюсь, ведь от этого будет зависеть и его жизнь, и моя.
        Корнеева была права: сделать выбор нелегко, очень нелегко. Готов ли я на сволочной поступок? Я пока не понимал.
        В дверь толкнулись.
        - Эй, ты чего там? Чё заперся?
        Липатов. Я отодвинул стол от двери, открыл. Он стоял на пороге - слегка навеселе, взлохмаченный и немного ошалевший.
        - Прикинь, я выиграл! Повезло! На ящик пива играли, завтра подгонят!
        «Хоть кто-то выиграл», - подумал я.
        - Выглядишь так, будто собираешься коньки отбросить, - озабоченно сказал Липатов. - Ложись-ка. У меня аспирин есть.
        Таймер показывал, что осталось три минуты.
        - Липатов, - позвал я, пока не понимая, собираюсь ли уговорить его.
        - Чего? - Он смотрел на меня, еще не зная, что в эту минуту я пытаюсь решить его судьбу. А заодно и свою.
        Внезапно мне стало легко. Я все про себя понял и принял решение.
        - Тащи свой аспирин, Липатов, - сказал я. - И выпей за меня завтра, когда пиво подгонят.
        Новогоднее желание
        В новогоднюю ночь Марина и Саша решили собрать друзей и родных у себя на даче. Осенью они завершили строительство: возвели на месте старенькой дедовской развалюшки новый деревянный дом в так называемом русском стиле, под деревенскую старину, с баней и колодцем во дворе.
        Компания подобралась пестрая: мама Марины (Сашины родители жили в Риге), Сашин лучший друг Макс с женой Светой, Жанна и Паша Хвостовы, с которыми Марина и Саша дружили еще с университета, с дочкой Женечкой, двоюродная Маринина сестра Олеся и ее парень, который всем предоставлялся как Тай (то ли это часть фамилии, то ли кличка, не поймешь).
        - Офигеть вы устроились, - присвистнул Тай, оглядывая дом. - Наворовали, что ли?
        Олеся смутилась, а Марина ответила, как ей показалось, с достоинством:
        - Мы в крупной IT-компании работаем. Проходите, осваивайтесь.
        Она бросила на Олесю красноречивый взгляд: мол, кого притащила к приличным людям?! Девушка сделала вид, что не заметила. А может, вправду не заметила. Она вообще только на этого Тая и смотрела, его одного и видела.
        Последними приехали Макс со Светой.
        - Мы детей к Максимкиным родителям завезли, а сразу же не уедешь, пришлось немного за столом посидеть, - пояснила Света.
        У них были пятилетние близнецы. Марина хотела, чтобы дети приехали, и Женечке повеселее было бы, но Макс и Света, видимо, желали немного отдохнуть от своего детсада.
        - Далековато вы забрались, но оно того стоит! - сказал Хвостов.
        - Красота такая! А воздух прямо звенит, голова кружится - такой свежий, - подхватила его жена.
        - Тут в сезон автобусы ходят, а зимой только электричка, но от нее далеко идти. Сейчас здесь никого, мы одни во всем поселке, - проговорил Саша, открывая шампанское.
        Было почти десять, все сидели за столом, готовясь проводить уходящий год. Играла тихая музыка, которая, конечно, станет громче ближе к полуночи.
        - Связи нет, - буркнул Тай. - Не дозвониться. И сети нету.
        - На втором этаже ловит неплохо, - суховато ответила Марина.
        - Можно и без интернетов этих ваших хоть какое-то время, ничего страшного, - недовольно заметила ее мать. - Ни шагу без телефона, скоро говорить разучитесь, только пальцами по экрану швыркать.
        Тай ей тоже не нравился, и она не пыталась этого скрыть.
        - Кто что будет под бой курантов загадывать? - громко спросила Света, которая терпеть не могла конфликтов и всегда пыталась их сгладить.
        Муж с усмешкой посмотрел на нее.
        - Светик, если ты не заметила, наших спиногрызов тут нет. И мы не на утреннике.
        Макс Марине не очень нравился, хотя он был красивый, успешный, остроумный. Проскальзывало в нем скрытое пренебрежение к людям, неприятное высокомерие, порой даже по отношению к собственной жене. У Макса был доходный бизнес - сеть автомоек, он ездил на дорогущей машине, купил двухуровневую квартиру в престижном районе, строил громадный дом, возил семью отдыхать на престижные курорты и, похоже, считал себя сверхчеловеком.
        Сегодня он был немного на взводе, и Марина опасалась, как бы Макс не спровоцировал скандал.
        - Давайте выпьем за Деда Мороза, за бодрого старичка, который всегда в компании молоденькой девушки, якобы внучки, - хохотнул Тай.
        Маринина мать недовольно покосилась на него, а сама Марина поспешно проговорила:
        - Мам, помнишь, ты говорила, что на утренниках и школьных праздниках, конечно, артисты, вовсе не сказочные герои, но существует и настоящий Дед Мороз, который весь декабрь ходит по городам и селам, заглядывает в окна и наблюдает, как ведут себя дети. Если поведение у малыша хорошее, дедушка подарит ему подарок.
        Мать улыбнулась и кивнула.
        - Между прочим, это сейчас из Деда Мороза сделали добренького дедушку, для которого смысл жизни - выполнять чужие желания, - заметила Жанна. - Я читала, это жуткий мифологический персонаж, древнее славянское божество Карачун, бог подземного царства. Повелевал мертвыми и морозами, жил в Нави, в потустороннем мире, путь туда вел через колодец. И это не Дед Мороз дарил подарки, наоборот, его старались задобрить, чтобы не забрал из дому детей.
        - Все, нагнала жути, - добродушно заметил Паша. - Ребенка напугала.
        Трехлетняя Женечка смотрела на мать совершенно не испуганными, круглыми, как блюдца, лукавыми глазенками.
        - Прошлое осталось в прошлом, а нынче Дед Мороз - это красноносый пьянчужка, который слушает глупые стишки и раздает деткам конфеты, - усмехнулся Макс. Кажется, он выпил больше всех, зеленые глаза напоминали мутное бутылочное стекло. - Такой вот карьерный спад, ребятки. Сегодня ты божество, тебя уважают и боятся, а завтра - «хо-хо-хо» и вот это вот всё. - Он залпом выпил коньяк. - Елочка, гори, в общем. Гори ты синим пламенем.
        Последние слова прозвучали особенно зло и резко, они явно не относились к Деду Морозу.
        Саша и Марина переглянулись. Света положила руку на ладонь мужа, желая его успокоить. Жанна поджала губы, точно обидевшись на слова про Деда Мороза, собралась что-то сказать, но тут зазвонил телефон.
        Марина сразу поняла, что это не чей-то сотовый: звонок был пронзительный, дребезжащий и громкий, так умеют звонить лишь старые дисковые телефоны. У них был такой. Круглощекий, важный, сверкал он ядовито-зелеными глянцевыми боками, стоя на каминной полке, напоминая о минувших днях.
        Старинные настенные часы, отбивающие каждый час, да этот пращур нынешних мобильников были одними из немногих вещей, что остались от бабушки с дедушкой.
        - Телефон звонит, - констатировал Паша Хвостов.
        - Это невозможно, - потрясенно проговорила Марина.
        - Тут линии нет. И аппарат не подключен, - добавил Саша.
        Мама Марины хмуро поглядела на Тая, словно он был виновником происходящего. Телефон не умолкал, продолжал надрываться.
        - Не может, но звонит же как-то, - резонно заметила Света, а ее муж встал и направился к камину.
        - Макс! - предостерегающе произнес Саша.
        Не совсем понятно, от чего тут стоит предостерегать, но Марина была с ним согласна. Она тоже считала, что снимать трубку не стоит. Однако у Макса имелось свое мнение.
        - Алло! - громко сказал он.
        Звонивший говорил густым утробным басом, и голос было хорошо слышно, хотя слов не разобрать.
        - Кто это? - требовательно спросил Макс. - Кто?! - Он отвел трубку от уха. - Заявил, что Дед Мороз.
        - Ура! - обрадовалась маленькая Женечка, но взрослые ее восторга не разделяли, так и сидели с вытянутыми, озадаченными лицами.
        - С праздником, дедуля, - ядовито проговорил Макс. И после паузы: - Откуда вы знаете мое имя?
        Выслушав ответ, он усмехнулся.
        - Что за вопрос? Конечно, я вел себя хорошо, можно сказать, безупречно!
        Голос в трубке снова что-то пробасил.
        - Любое желание? Серьезно?
        Марине вдруг стало страшно, и она непроизвольно вскрикнула:
        - Нет! Макс, положи трубку! Немедленно!
        Тот посмотрел на хозяйку дома нетрезвым взглядом и улыбнулся:
        - Есть у меня желание. Хочу посмотреть на настоящего Деда Мороза. Заглядывай на огонек, старый. Стол ломится, угостим, не обидим.
        С этими словами Макс положил трубку и широко улыбнулся:
        - Колитесь! Чья затея со звонком?
        Он обвел присутствующих шальным взглядом. Никто не улыбался, даже Тай.
        - Санек?
        - Никто этого не делал, брат, - ответил Саша. - Это невозможно. Ты посмотри на телефон-то.
        Он подошел к Максу, взял в руки аппарат. Никакого шнура.
        - Как он мог звонить, по-твоему?
        От этих слов всем стало не по себе. Одно дело, когда чертовщина творится с героями фильма, совсем другое - когда ты в центре событий.
        Марина остро осознала, что они в пустом поселке, затерянном среди лесов, вдали от города, людей и, кажется, всей современной цивилизации.
        Макс, все еще улыбаясь, смотрел на Сашу, но видно было, что улыбка сползает с его лица, а взгляд становится затравленным.
        - Откуда тогда этот тип имя мое знал?
        Он хотел, чтобы это прозвучало в качестве разоблачения, подтверждения того, что дело в обычном розыгрыше. Но стоило ему это произнести, как всем стало по-настоящему страшно.
        - Давайте не париться! - сказал Тай. - Забудем. Кто хочет выпить?
        Марина поддержала эту идею, все чуть расслабились, зашевелились. Таю удалось разрядить обстановку, но тут случилось то, чего никто не ожидал.
        Большой двухэтажный дом, сложенный из толстых бревен, привезенных из марийских лесов, содрогнулся и затрясся, словно внизу под ним повернулось с боку на бок, заворочалось неведомое громадное существо.
        Посуда зазвенела, закачались люстры; стоявшие на полках безделушки испуганно звякнули, в глубине дома что-то с грохотом упало.
        - Что такое? В чем дело? - разом заговорили люди, глядя друг на друга, будто соседу могло быть известно больше. Женечка заплакала, отец взял ее на руки.
        Дом еще некоторое время ходил ходуном, а потом все прекратилось. Но не успели хозяева и гости прийти в себя, как с улицы послышался странный гул; пол под ногами снова завибрировал.
        - Землетрясение! В доме нельзя оставаться, может завалить! - крикнул Тай.
        - Да какое еще… - начала было мать Марины, но Тай ее перебил:
        - Как хотите, мы на улицу!
        Он метнулся в прихожую, потянув за собой Олесю, сорвал с вешалки пуховики… Все произошло быстро, никто и возразить не успел, а спустя мгновение с улицы раздался женский вопль.
        Все, не сговариваясь, кинулись к выходу.
        Саша и Марина первыми выбежали на просторную веранду, остальные - следом, только Хвостовы замешкались: надо было одеть ребенка.
        На улице было холодно, но никто не обратил внимания на стужу. Взгляды оказались прикованы к колодцу. Это было симпатичное сооружение, похожее на теремок, украшенное деревянным кружевом. Саша и Марина в этом году заплатили за то, чтобы на участке появилась скважина.
        Сейчас «теремок» подрагивал, земля под ним ходуном ходила, и Марине на миг пришла в голову абсурдная мысль, что колодец, как космическая ракета, вот-вот стартанет ввысь.
        Но вместо этого случилось другое. Гул и тряска прекратились так же внезапно, как начались, а после за деревянный край колодца ухватилась рука. Длиннопалая, костистая, узловатая, похожая на коричневый корень, торчащий из земли. Следом появилась и вторая рука.
        «Как в «Звонке», - мелькнуло у Марины в голове, и ее затошнило от ужаса.
        Олеся больше не кричала, остальные тоже умолкли, глядя на существо, которое выбиралось из колодца. Над краем показалась голова. Косматые седые волосы падали на бледное, покрытое глубокими морщинами лицо. Глаза под кустистыми бровями горели багряным светом. Кожа была серая, грубая на вид, напоминающая кору старого дерева.
        В следующее мгновение чудовище в похожем на лохмотья одеянии вылезло из колодца и выпрямилось во весь рост. Это был высокий старик с сивой бородой и волосами, доходившими до пояса, тощий и костлявый, но не казавшийся слабым и согбенным. Наоборот, от него исходила почти физически ощутимая сила. Ступни были босыми, в правой руке старик держал деревянный посох.
        - Звали? - пророкотал он, и Марина сразу узнала этот бас.
        - Дед Мороз, - шепотом произнесла Олеся, но жуткий старик услышал и немедленно повернулся к ней.
        - Признала меня, внученька?
        Существо разразилось хохотом. Марина инстинктивно прижалась к мужу, ища у него защиты.
        К Таю, который вместе с Олесей стоял ближе всех к зловещему созданию, вернулась его дерзость, и он, желая доказать своей девушке, что ничего не боится, сделал шаг вперед.
        - Что за прикол? Долго ты прятался в этом колодце, чучело?
        «Неужели он решил, что это розыгрыш?» - поразилась Марина.
        - Отойди от него! - крикнула Таю ее мать, но слова пожилой женщины возымели обратный эффект: молодой человек, продолжая говорить, шагнул еще ближе к Деду Морозу.
        Тот, не меняя позы, легко, даже изящно вскинул посох и прикоснулся его концом к руке Тая. Тот дернулся, как от укола, отшатнулся от старца, вытянул руку, глядя на нее, точно не узнавая.
        Поначалу ничего не происходило, но потом рука стала покрываться коркой льда. Она зарастала льдом от кончиков пальцев до локтя, а потом и до плеча. Миг - и вся рука оказалась в белом хрустальном панцире.
        Дед Мороз повторил свой жест, вновь прикоснувшись к теперь уже заледеневшей руке, и та рассыпалась снежной крошкой, превратившись в облако мельчайших сверкающих осколков.
        - Что такое? - высоким, до краев наполненным безумием голосом проговорил Тай, а дальше все стало происходить очень быстро.
        Посох взлетел над головой Тая, прикоснулся к его лбу и плечу, ткнул в грудь, в бедро, и несчастный парень в считаные мгновения превратился в ледяную скульптуру, подобную тем, что устанавливают на городских площадях к Новому году.
        - Хо-хо-хо! - раздался рычащий бас, после чего Дед Мороз тронул свою жертву посохом в последний раз, словно фехтовальщик шпагой.
        Ледяная статуя, которая еще минуту назад была человеком из плоти и крови, повалилась в снег сломанной сосулькой, взметнув веселое облачко искристых снежинок.
        - «Кто снежинки сделал эти? За работу кто в ответе? «Я!» - ответил Дед Мороз и схватил меня за нос!» - издевательски громко продекламировал старик и сделал быстрое движение навстречу сбившимся в кучу людям.
        - В дом! - заорал Саша, увлекая за собой жену, но это было лишнее: все и без его команды кинулись обратно.
        Марина схватила за руку застывшую на месте Олесю и поволокла за собой. В дверях возникла небольшая заминка, но вскоре всем удалось проникнуть внутрь.
        - Двери запирайте! - крикнула Жанна.
        - Окна! Окна тоже! - подхватила Света.
        Саша и Марина кинулись к окнам, опуская жалюзи. И зачем они сделали окошки такими огромными, в гостиной так и вовсе от пола до потолка!
        Дверь сотряс мощный удар, а потом погас свет, и чернильная тьма навалилась медвежьей тяжестью. В одно мгновение поднялась вьюга, начался буран: ветер стонал и завывал, как стая волков, швыряя в окна комья снега. Всюду стучало и гремело, стекла трещали, потолок готов был рухнуть на голову. Оказавшиеся в ловушке люди прижимались друг к другу, хватались за руки.
        Дед Мороз все стучал и стучал посохом оземь, призывая новые и новые несчастья. Ужасное божество, обитавшее в Нави - мире мертвых, пробралось к ним через колодец, а теперь рвалось в дом. Марине казалось, что они все - мыши в обувной коробке, которую трясет злой мальчишка. Или бедные поросята, пытающиеся скрыться от кровожадного волка.
        - Что нам делать? - плакала Света.
        Марина вцепилась одной рукой в мать, другой - в Олесю. Перепугалась: где же Саша? Окликнула мужа, и лишь когда он отозвался, ей стало чуть легче.
        - Он сейчас разрушит дом! - закричала мать Марины, и это, скорее всего, было правдой: деревянная постройка больше не казалась надежной, походила на хлипкий карточный домик.
        «Его старались задобрить, чтобы не забрал из дому детей», - всплыли в памяти Марины слова Жанны.
        - Мы сами его позвали, - всхлипнула Света.
        - Макс позвал! - зло выпалила в темноту Олеся. - И теперь Тай умер!
        Неистовая буря за стенами продолжалась.
        - Что толку винить друг друга? - быстро заговорил Саша. - Надо что-то делать! Старик просто так не отстанет.
        - Жанна, его задабривали, так ты сказала? Пусть войдет, мы его усадим за стол, угостим, - предложила Марина.
        - Дочка, ты с ума сошла? - Мать стиснула ее локоть.
        - Чтобы он нас всех заморозил? - вопросил Паша.
        Но Марина была уверена: так и нужно сделать.
        - А вы что предлагаете? Дом сейчас рухнет! Нас завалит! - поддержал жену Саша.
        - Я его позвал, я и… - Макс бросился к двери.
        - Нет! - тоненько завизжала Света.
        - Входи, Дед Мороз! - раздался голос Макса. - Входи! Это я с тобой говорил, звал тебя.
        Все прекратилось, как по мановению волшебной палочки (или, точнее, по взмаху посоха). Свет зажегся, стены и пол больше не тряслись. Вещи оказались на своих местах. Удивительно, но ничего не разбилось, хотя грохот стоял страшный, и Марина думала, что от мебели остались одни обломки. Можно было даже решить, будто случившееся им почудилось, но эта иллюзия быстро развеялась. Дверь, которую отпер Макс, распахнулась, ударившись о стену, и на пороге возник Дед Мороз.
        - Порадовали дедушку, - тоном доброго дядюшки прогудел он. - Чем угощать будете?
        Марина, дрожа от страха, выступила вперед и сказала:
        - Пойдемте за стол, у нас есть…
        Дед Мороз покачал головой.
        - Нет-нет. Не нужна мне ваша еда. Не то у вас на столе, что мне потребно. Не за тем я пришел.
        Он поглядел на стоявшего перед ним Макса.
        - Ты со мной говорил, ты желание загадал. Так вот он я! Тебе казалось, ты посмеяться хотел, а сам не верил в Деда Мороза. Только это не так. Вера в чудо в каждом жива. А в тебе она бьется сильнее, чем в других, ведь ты в отчаянии.
        Все молчали, глядя на старика. Макс, баловень судьбы, красавец и умница, пребывает в отчаянии?
        - Я вас, детки, насквозь вижу, - продолжал Дед Мороз. - Вы всегда хотите все и сразу. Да вдобавок побольше, чем у соседа. Денег вам подавай, власти, успеха. Думаете, тяжело это исполнить? - Губы Деда Мороза разъехались в улыбке, и в черном провале рта показались острые зубы-пилы. Саша крепче прижал к себе Марину. - Нет. Вопрос лишь в цене.
        Дед Мороз развернулся к Максу и смотрел теперь только на него.
        - Ты думаешь, только волшебство тебе поможет. Наворотил дел… Долги у тебя неподъемные. Если не расплатишься, отберут все - дом, квартиру, машину, фирму. Останешься с женой и детьми у разбитого корыта. Знаю, что ты загадал, знаю, чего желаешь. И дам! Денег будет, сколько пожелаешь. Семья ни в чем нужды не будет знать. Третьего ребенка родите, как жена твоя мечтает. Как сыр в масле кататься станете. Ни долгов, ни проблем.
        - Это правда? - хрипло спросил Макс. - Ты можешь?
        - Я никогда не лгу. Вопрос лишь в том, что ты готов дать взамен. Чем за доброту отплатишь?
        - Чего ты хочешь?
        - Макс, не слушай его! - выкрикнула Света.
        - Все просто. Я тебе - счастливую жизнь, а ты мне - одну малую малость. Из этого дома я должен уйти не с пустыми руками. Должен унести одну жизнь. Всего одну. Отдай, кого не жалко. Про наказание и осуждение не думай: как только я ступлю за порог, про того, кого заберу с собой, все позабудут, будто и не было его. Заодно и про мальца, что я приморозил, забудут! Кого выбираешь?
        Дед Мороз подошел ближе, склонился над Максом ледяной глыбой. В красных глазах светились алчность и предвкушение.
        - Саша, дружок твой. Ты ему с детства завидуешь. Уму его, таланту. Не станет Саши, тебе полегчает. Или вот жена его. Ты считаешь ее нудной очкастой мышью. Кто она тебе? А тем более ее мать - кто? А может, Хохловы? Ты их видишь только на посиделках и застольях! Или Олеся? Ее же вообще не жалко! Глупая, пустая девица.
        Голос Деда Мороза звучал вкрадчиво. Стоявшие в комнате люди в ужасе переводили взгляды с Деда Мороза на Макса, который прикусил губу и опустил голову, решая, кого из друзей и знакомых принести в жертву. Тишина нависла над ними, как острый нож гильотины.
        - Ты сказал, я могу отдать любого, кто здесь находится?
        - Так и есть.
        - И взамен - никаких долгов, никаких проблем, денег немерено? Слово даешь?
        - Ни к чему эти клятвы. Но да, даю, - подтвердил старик.
        - В таком случае забирай меня! - Макс улыбнулся и поглядел на Деда Мороза открыто и прямо. - Я заварил эту кашу, тебя вызвал, желание загадал.
        - Нет! - Света подскочила к мужу, пытаясь заглянуть ему в глаза.
        Макс мягко отодвинул жену от себя, не глядя в ее сторону, возможно, боясь, что силы ему изменят. Боясь передумать.
        - Я пойду с тобой, - твердо сказал Макс и подал руку Деду Морозу.
        - Выбор сделан, - проговорил тот, - твое право. Желание будет…
        Он не успел договорить, как ожили старинные настенные часы. Захрипели, заскрипели, готовясь отсчитывать удар за ударом, возвещая прибытие Нового года.
        - Я не отдам тебя ему! У меня тоже есть новогоднее желание! Пускай отберут все! Дом, машина - какая разница? - Света взяла Макса за руки. - Главное, мы останемся друг у друга! Мы и наши дети.
        - Перестань, ты не понимаешь!
        - Итак, я хочу, чтобы… - не слушая его, уверенно заговорила Света под бой часов.
        За окном шел снег.
        Новый год стоял у дверей, и Дед Мороз мог исполнить любое желание - как он может исполнить мечту каждого в эту волшебную ночь. Надо только загадать и искренне верить, что все сбудется…
        Дети Черного болота
        - Когда уже кончится эта дорога? - Лика хотела проговорить фразу легко, в шутку, но получилось раздраженно, и Толя предсказуемо огрызнулся:
        - Что ты предлагаешь? Чтобы я передвинул чертово Гребенкино ближе к городу?
        В районном центре Гребенкино жила Толина бабушка. Пару месяцев назад она умерла, оставив внуку дом, и теперь он утрясал бумажные проблемы с вступлением в наследство. Ездить в глушь за сто с лишним километров от города по убитым дорогам - удовольствие ниже среднего, да и дом все равно никто не купит, а жить в нем Толя и Лика явно не станут, хотя он и крепкий. Но Толина мать настояла: собственность есть собственность, нужно оформить как можно быстрее и по всем правилам.
        Лике, собственно, жаловаться было нечего: она сама решила поехать с мужем, могла бы и дома остаться. Но рассудила, что вместе веселее: можно уладить дела и провести выходные в деревне. Шашлыки пожарить, по лесу прогуляться.
        - Не злись, - примирительно сказала Лика. - Я просто так спросила.
        Прозрачный сентябрьский день уже готовился скатиться в ночь. Выехали они после обеда, надеясь добраться до темноты. Но все пошло наперекосяк: пробки на выезде из города, очередь на заправке, проколотое колесо.
        - Скоро приедем, последний рывок, - отозвался муж, принимая извинения. - Я по короткой дороге поехал.
        Дорога была не только короткая, но и пустынная. Нехоженая тропа, а не дорога: лес по обе стороны, колдобины, ни одной машины, кроме их «Рено». Хорошо еще, что деревья стоят в нарядном осеннем уборе, а то совсем тоска была бы.
        - А почему здесь никто не ездит? Если этот путь короче? - спросила Лика.
        Муж пожал плечами.
        - Местные суеверия. Сама по себе дорога нормальная, но вон там, - Толя качнул головой влево, - есть место одно. Черное болото. Народ опасается вблизи проезжать.
        Лика поежилась.
        - Название зловещее.
        - Болот везде полно, ничего в них мистического нет. Но это не просто болото. Бабуля говорила, там растут странные деревья. Будто бы эти деревья бродят и заманивают людей в трясину.
        Лика покачала головой: что за дичь! Деревья бродят? Как во «Властелине колец», что ли? Она хотела произнести это вслух, посмеяться над деревенскими страшилками, но тут Толя растерянно проговорил:
        - Смотри, там дети!
        С левой стороны дороги, чуть впереди, стояли под кленом девочка и мальчик лет десяти. Дети держались за руки и смотрели на проезжающий мимо автомобиль. Звездчатые золотистые листья отбрасывали на их лица болезненно-желтоватый отсвет.
        - Что они тут делают? - спросила Лика, хотя Толя этого знать не мог. - Рядом деревня какая-то есть?
        - До райцентра Гребенкино почти восемнадцать километров. Может, и есть тут села или деревни, я точно не знаю… Но, кажется, нет.
        Дети остались позади. Лика оглянулась и увидела, что они повернули головы и смотрят им вслед.
        Вроде самые обычные дети, но что-то в них было неправильное. Спустя мгновение Лика поняла, что именно не так: осень, пусть и ранняя, но вечерами все равно прохладно, а дети одеты чересчур легко. На девчушке - легкое платьице, на мальчике - шорты и рубашка с коротким рукавом.
        Ладно, пусть их родители беспокоятся. Лика попыталась выкинуть детей из головы, но тут снова увидела маленькие фигурки в тени деревьев.
        - Опять они! - воскликнула Лика.
        Нет, дети, конечно, были уже другие - на этот раз две девочки: сарафанчики на тонких бретелях, косички, бантики. Провожая машину взглядами, девочки склонили друг к другу головы и захихикали, прижимая ладошки ко рту.
        - Дикие какие-то, - нервно проговорил Толя. - Куда родители смотрят?
        Из-за деревьев выглядывали и другие дети, но Лике больше не хотелось смотреть в ту сторону.
        - У меня от них мороз по коже, - призналась она и подумала, что на обратном пути нужно поехать другой дорогой, пусть это будет и подольше. Безлюдное, неприютное место наводило тоску.
        - Ладно, перестань, это же просто…
        Он хотел сказать «дети», но не успел. Все произошло быстро, на раз-два-три. Раз - наперерез машине из придорожных кустов выбежал мальчишка. Два - он размахнулся и бросил что-то, целясь в лобовое стекло. Лика завизжала, Толя закричал и вывернул руль. Три - машину бросило в сторону и на полной скорости швырнуло в дерево, что росло у обочины.
        Было, наверное, и четыре, и пять, но Лика этого уже не увидела. Ее швырнуло вперед, ремень безопасности сдавил грудь, а потом наступила темнота.
        - Лика! Лика! Ты в порядке? Очнись! - услышала она.
        Сначала звали издалека, потом голос стал звучать отчетливее. В первый миг Лика не поняла, что происходит, но потом вспомнила. Авария! Они попали в аварию! Противный мальчишка кинул в них камень и…
        Лика открыла глаза. Голова болела, но терпимо. Тело немного ломило, как при ознобе, но в целом она чувствовала себя нормально.
        - Слава богу! - Муж вылез из машины и стоял возле открытой дверцы. - Подушки безопасности сработали. Ты как?
        - Как будто меня провернули через мясорубку, - хрипловато сказала Лика и закашлялась. - А ты?
        - Ни царапины, - отмахнулся Толя. - А вот машина…
        Он помог жене выбраться из салона, и вот уже они вдвоем смотрели на то, что еще недавно было их новенькой, купленной в кредит «ласточкой». Жалкое и печальное зрелище, что и говорить. По треснувшему лобовому стеклу растекалась красная жидкость - вероятно, краска. Мальчишка, видимо, бросил в стекло наполненный ею надувной шарик.
        - Машина полностью застрахована, - попыталась Лика утешить мужа.
        - Брось, я не переживаю, - бодро проговорил он. - Главное, мы живы.
        Они обнялись, Толя поцеловал жену в висок. Да, подумалось ей, то, что живы, - это бесценно, но вообще ситуация аховая. Они на безлюдной дороге, машина не на ходу. Толин телефон разбился, ее собственный давно разрядился (Лика собиралась поставить его на зарядку в Гребенкино). Вдобавок уже сгустились тягучие осенние сумерки, а скоро станет совсем темно.
        - Что за пацан! Попадись он мне! - сердито сказал Толя. - Мы из-за его выходки разбиться могли!
        Лика вздохнула и только в этот момент почувствовала металлический запах. Шагнула вперед, обмакнула палец в красную жидкость, принюхалась.
        - Это кровь, - дрожащим голосом проговорила она.
        Супруги переглянулись.
        - Но я никого не сбил! - Толя еще раз осмотрелся. - Это тот мальчишка, он…
        - Он так шутит, - раздался детский голос.
        Лика подпрыгнула на месте, голова при этом отозвалась болью. Рядом с ними стояли две девочки. Кажется, те, которых они видели у обочины.
        Как дети умудрились подкрасться так незаметно?
        - И где сейчас этот негодник? - грозно спросил Толя. Он тоже испугался, но уже пришел в себя. Кого бояться? Маленьких девочек?
        - Домой убежал, - небрежно ответила одна из подружек.
        - Домой? Тут деревня поблизости? - спросила Лика.
        Девочки синхронно кивнули.
        Кусты затрещали, и возле машины очутились еще трое детей: два мальчика и девочка (их супруги вроде тоже уже видели).
        - Вы что тут делаете на ночь глядя? Как вам родители разрешают уходить из дому так поздно? Разве не опасно гулять вдоль дороги?
        Толя спрашивал, обступившие их с Ликой дети хихикали, бросая друг на друга лукавые взгляды, но ничего не отвечали. Происходящее нервировало, и ей захотелось, чтобы дети убрались в свою деревню, оставив их в покое. Они с Толей что-то придумают. В крайнем случае пойдут пешком.
        Но муж, как выяснилось, был другого мнения.
        - Далеко отсюда до вашей деревни?
        - Нет, - сказала одна из девочек. - Здесь близко.
        - Нам помощь нужна. И позвонить бы.
        - Мы можем вас проводить, - предложила вторая.
        - Отлично! - улыбнулся Толя.
        Лика дернула мужа за рукав, и он обернулся к ней.
        - Мы с ними не пойдем! - шепотом сказала она, отводя Толю в сторону.
        - Почему? - удивился он.
        - Потому! Они какие-то неприятные, «дети кукурузы», - прошипела Лика ему на ухо. - Сами же нас заманили…
        - Это не они, а тот пацан.
        - Откуда ты знаешь? Может, они сговорились?
        Толя закатил глаза.
        - Сговорились? О чем? Да, мальчишка - хулиган, поговорю с его отцом, пусть всыплет ему по первое число. Но какой сговор, Лика? И что они могут нам сделать, мы же взрослые люди. «Дети кукурузы»! Боже мой! Ты еще доктора Лектора вспомни!
        В его словах были логика и резон, но до конца убедить Лику они не могли. Впрочем, это не имело значения, потому что Толя уже все решил. Взяв жену за руку, он потянул ее за собой туда, куда направилась пестрая группка детей.
        Они быстро углубились в лес. Деревья росли достаточно плотно, тропа между ними была едва заметна, но дети шли уверенно, сворачивая то вправо, то влево. Супруги старались не отставать.
        Мальчики и девочки вели себя необычно: не болтали, не пихались локтями, не смеялись. Шли молча, порой обгоняя друг друга или отставая, но все равно двигаясь вперед с механической целеустремленностью.
        Вскоре дорога осталась далеко позади. Лика, которая была городской девчонкой и плохо ориентировалась на местности, уже не могла с уверенностью сказать, откуда именно они пришли, в какой стороне их разбитая машина.
        Становилось все темнее, оставалось надеяться, что скоро они выйдут к деревне. Девочка и мальчик, которых они увидели первыми, немного отстали, и Лика обернулась. Они с девочкой встретились взглядами, и та вдруг широко улыбнулась.
        Лика ахнула, с трудом сдержав вопль.
        - Что такое? Ногу подвернула? - встревожился Толя.
        Она испуганно уставилась на него и замедлила шаг.
        - Девочка… У нее зубы!
        Муж озадаченно поглядел на девочку, которая уже ушла чуть вперед.
        - И что? И у тебя зубы, и у меня, надо же чем-то жевать, - попробовал он пошутить, но Лике было не до шуток.
        Перед мысленным взором вставала жуткая улыбка. Даже и не улыбка вовсе, а звериный оскал. Губы девочки раздвинулись, обнажая иглообразные длинные клыки, растущие из черных десен.
        - Тебе показалось, - снисходительно проговорил муж. - Так свет упал.
        - Почему ты поднимаешь на смех все, что я говорю? - вспылила Лика, и идущие ближе всех к ним девочки оглянулись.
        Губы их дрогнули, и Лике показалось, что они сейчас ощерятся, демонстрируя зубы-иглы, но девочки не улыбались. Лица казались странными, и это трудно было списать на особенности освещения. Под глазами детей залегли круги, кожа приобрела желтовато-коричневый оттенок, выглядела сухой и шелушащейся.
        Лика прижалась к Толе, и тот погладил ее по плечу. Смерив мужа с женой равнодушными взглядами, девочки отвернулись.
        - Теперь ты видишь? Их лица изменились!
        - Я не приглядывался! Может, они и прежде были такими? - Толя все еще цеплялся за логику и здравый смысл.
        - Не были, - упрямо возразила Лика, и тут один из мальчиков на короткий миг глянул на них, смерив насмешливым взглядом.
        Лицо его словно оплывало: казалось, кожа вот-вот стечет с черепа, как густой воск, сползет, будто перчатка. Губы истончились, острые зубы торчали, выступая вперед. Мальчик снова отвернулся, но теперь уже и Толя успел увидеть и испугаться.
        - Господи, - пробормотал он и остановился.
        - Пошли обратно! Не надо идти за ними.
        Почему, почему они потащились в лес, не остались возле машины или не пошли в Гребенкино?!
        Заметив, что Лика и Толя отстали, дети тоже замерли - все, как один! - и обернулись. Темные полукружья под глазами, непроницаемые взгляды, пергаментная кожа… Одежда казалась на них чем-то инородным, руки и ноги выглядели слишком тонкими.
        Лика подумала, что тронется умом. Толя произнес:
        - Мы дальше не идем. Спасибо вам, но мы сами справимся.
        - Зачем? - скрипучим голосом спросил мальчик.
        - Вон же наша деревня, - поддержала его девочка.
        - Деревня? Где?
        Лика вытянула шею, пытаясь рассмотреть, на что указывают дети. Толя сделал несколько быстрых шагов в том направлении и облегченно рассмеялся:
        - Это правда, там деревня! Самая настоящая!
        Лика подошла к мужу, боясь поверить их удаче, которая, как это часто и бывает, порадовала в тот момент, когда ты близок к отчаянию.
        Лес стал реже и расступился, поначалу они не разглядели этого во мраке. Лика и Толя стояли на опушке, на невысоком холме, а прямо перед ними, в низине, лежала деревня. Небольшая, домов двадцать или меньше, живописная, как с картинки. Аккуратные дома, ровные заборы, фонари, две улочки крест-накрест, деревья и кусты в палисадниках. Окна многие домов гостеприимно светились, обещая путникам отдых, ужин, помощь.
        - Наконец-то, - выдохнул Толя, и они с Ликой, взявшись за руки, стали спускаться с холма.
        Дети тоже шли за ними, их маленькая процессия была все ближе к деревеньке. Теперь мальчики и девочки снова выглядели нормально, как самые обыкновенные ребятишки, разве что чересчур тихие и серьезные.
        Толя принялся рассуждать о том, что нужно сделать, куда позвонить в первую очередь. По всей видимости, он уже совершенно успокоился и списал все увиденное ими на игру воображения, стресс, последствия аварии.
        Но Лику все еще не отпускало. Тревога, конечно, отступила, когда она убедилась, что дети не солгали, деревня действительно существует, но все равно в происходящем было то, что не давало покоя.
        Ведь дети изменились там, в лесу, ей не почудилось.
        И одеты они не по погоде, и ведут себя не так, как все дети.
        И про деревню эту Толя не слышал, откуда же она тут взялась?
        И аварию им подстроили, и…
        - Что за черт? - вскрикнул Толя.
        Они уже спустились в деревню, прошли несколько метров по улице и оказались возле первых домов. Толя остановился, глядя себе под ноги, и Лика тоже, опустив голову, присмотрелась.
        - Это невозможно, - прошептала она.
        Там, где секунду назад была ровная сухая проселочная дорога, усыпанная щебнем, теперь хлюпала вязкая темная жижа. Они стояли уже по щиколотку в ней! Лика вскинула голову, хотела поглядеть на мужа, спросить, откуда на деревенской улице взялась эта грязь, но слова умерли, так и не родившись.
        Никакой деревни не было. Она сгинула вместе с домами, фонарями, заборами и уютным светом, льющимся из окон. Деревня была миражом - и сейчас этот мираж растаял без следа, оставив вместо себя огромное пустое пространство.
        Черное болото, окруженное лесом.
        Лика читала в книжках, что самое опасное место на болоте - это трясина. Сверху - изумрудный мох и яркая зеленая трава; прелестная картина так и манит к себе! А наступишь на мягкий ковер - считай, пропал. Вот и они попались в ловушку, только им не травка-муравка привиделась, а деревня.
        - Мы зашли не так далеко, можем выбраться! - воскликнул Толя.
        Но уже спустя секунду оба поняли: ничего не получится. Их ноги словно бы кто-то цепко держал снизу; ступни были будто залиты в бетон. Нет возможности сделать ни шагу, увязли накрепко.
        - Что нам делать? - беспомощно спросила Лика.
        Толя дернул углом рта и ничего не ответил.
        - Дети! Где дети? - Лика быстро огляделась по сторонам.
        Было почти темно, но все же она их увидела.
        Впрочем, лучше бы не видеть…
        Их было больше, чем казалось раньше, и все они, как и Лика с Толей, недвижимо стояли в болоте, вытянувшись в струнку, вскинув кверху тонкие руки, запрокинув головы, пристально глядя в чернеющее небо.
        Руки? Головы?
        Уже спустя миг Лика увидела, что никакие это не руки. И тел нет, и ног, и голов. Существа, которые прикидывались детьми, стремительно менялись, превращаясь в деревья с выбеленными ветром, похожими на обглоданные кости стволами и голыми ветками. Корявые, узловатые, уродливые, застыли они по всей топи - и были их тут десятки, даже сотни.
        «Этого не может быть! Я сплю!» - хотела крикнуть Лика, но поняла, что не может этого сделать.
        Горло и грудь сжало так, что она почти не могла дышать, тело застыло, как ледяная статуя: ни пошевелить руками, ни повернуть голову. Чувствуя, что умирает, в отчаянном усилии повела она глазами, чтобы взглянуть на стоящего рядом мужа.
        Только вот Толи возле нее больше не было.
        На том месте, где он только что стоял, вросло в Черное болото дерево с искривленными ветвями, лишенными листьев, похожими на руки, воздетые к небу в последней предсмертной молитве…
        - Чего их туда понесло? - задумчиво проговорил пожилой полицейский.
        Вопрос был риторический, ответа на него не требовалось. Ситуация была предельно проста и вместе с тем трагична: молодые супруги Симоновы ехали в Гребенкино и, по всей видимости, попали в аварию. Разбитую машину обнаружили утром проезжающие мимо люди.
        Вероятнее всего, водитель не справился с управлением. Неизвестно, насколько сильно пострадали молодожены, но вместо того, чтобы дождаться помощи, они зачем-то отправились в лес. Прошли около трех километров и забрели в болото, которое местные нарекли Черным.
        Возле топи следы их терялись, что позволяло считать несчастных забредшими в смертоносную трясину. Поисковая собака, которая взяла след от самой машины, села у края болота и завыла.
        - Нехорошие тут места, опасные, - сказал второй полицейский и почесал подбородок. - Нет-нет да и пропадает народ. Будто медом им намазано, так и тянет сюда.
        Они еще долго стояли, вздыхали, курили, переговаривались, глядели в пронзительно-синее сентябрьское небо, скользили равнодушными взглядами по мертвым деревьям, что росли посреди Черного болота и напоминали замерших, застывших от горя людей, которым уже никто не в силах помочь.
        За приоткрытой дверью
        - Димка, не вздумай! - громким от волнения голосом говорила бабушка, выходя за ним в прихожую.
        Он застегивал куртку, обувался, а она стояла возле зеркала и продолжала:
        - Дураком надо быть! Умный-то человек разве туда сунется? Не вернешься оттудова, утащат они тебя. Они там за каждой дверью караулят! Хрипят, зовут!
        - Кто, бабуль? - устало спросил Дима. - Там куча народу работает, никому ничего не сделалось. Обычное здание.
        - Слушай, что тебе говорят! Всегда там люди пропадали. А еще, было дело, из подвала выполз живой мертвец!
        Дима открыл дверь и вышел за порог их с бабушкой квартиры.
        - Вернусь с работы, мороженого тебе куплю.
        Это было любимое бабулино лакомство, но она не отреагировала так, как рассчитывал Дима, а все гнула свою линию:
        - Не нужна тебе эта работа. Уволься!
        - Ага, конечно. Мы же в Москве живем, в нашем «мегаполисе» работы завались! Выбирай - не хочу! Эту-то еле нашел. Бабуль, хватит, а? До вечера.
        И, не слушая больше возражений, он закрыл дверь и запер ее на ключ.
        Спускаясь по лестнице, Дима думал о том, что бабушке явно становится хуже. Сегодня она вбила себе в голову, что в офисном центре за каждой дверью обитают чудовища. Вчера заявила, что соседи роют подкоп к ее спальне. А на прошлой неделе уверяла, что в окно по ночам смотрят покойные муж и дочь (Димины дедушка и мама) улыбаются, а у самих зубы в спицы превратились.
        Если бабушкино состояние будет прогрессировать так быстро, вскоре Дима не сможет оставлять ее одну на весь день… И что тогда? Если сидеть с ней и не работать, с голоду помрешь. А если оставлять одну, то рискуешь прийти вечером и обнаружить вместо квартиры пожарище.
        После окончания института на работу по специальности Дима устроился не сразу: пока его не взяли программистом в «Вегу», он и дворником поработал, и официантом, и курьером.
        Офисный центр находился далековато от Диминого дома, добираться нужно было минут тридцать (это если маршрутка вовремя придет), и район тот Дима знал неважно. Город по российским меркам небольшой, меньше ста тысяч жителей, но расположение некомпактное, улицы и районы размазаны по территории тонким слоем: в центре города пустыри, на окраинах - новая застройка.
        Здание, где располагалась «Вега», стояло как раз в центральной части, и Дима вспомнил, что бабушка давным-давно, когда они с дедом были еще молодые, жила неподалеку. Наверное, в голове у нее перепуталось, всплыли какие-нибудь старые воспоминания, вот она и выдала чушь про монстров и выползший из подвала труп.
        «Вега» находилась на четвертом этаже, а всего этажей в здании пять. Построенное, наверное, после Великой Отечественной, оно было старым, неприглядным на вид и лишенным лифта. Обычная панельная прямоугольная коробка с единственной данью современности в виде пластиковых окон и входной двери.
        На пятом этаже была редакция какой-то газетенки, на нижних этажах размещались десятки фирм и фирмочек вроде массажных кабинетов, компаний по продаже соков и центров по трудоустройству. Улей, одно слово. Или муравейник.
        У Димы был отдельный кабинет. Клетушка, если честно: помещаются стол, стул, тумбочка да узенький шкаф для одежды. Но зато своя, никто не сопит рядом, в спину не дышит.
        В первый день Диму представили коллективу - разношерстной компании сотрудников, а после отправили в этот угол, откуда он не вылезал до обеденного перерыва.
        Ближе к часу заглянул неряшливого вида встрепанный парень в джинсах, назвавшийся Стасом, позвал перекусить. Ел он тоже неопрятно, хрустел и чавкал, но рассказал много интересного про «Вегу» да и в целом оказался неплохим парнем.
        Столовая находилась на первом этаже. Туда и обратно, при отсутствии лифта, пришлось идти пешком. Выходы на лестничные клетки были открыты не на всех этажах, поэтому, чтобы попасть к незапертому выходу, порой нужно было пересекать коридоры.
        - Настоящий лабиринт! Входы-выходы позакрывали, хорошо еще, что не забаррикадировали.
        - Ничего, привыкнешь, - отреагировал Стас и, кажется, хотел еще что-то добавить, но промолчал.
        За десять минут до окончания рабочего дня он зашел в Димину каморку.
        - Закругляйся. Чего копаешься?
        А после сел на край стола, ожидая, пока Дима выключит компьютер. Диме это не слишком понравилось, он не любил, когда кто-то стоял над душой, но пришлось собираться в присутствии Стаса. Вытащив из шкафа куртку, он оставил дверцу приоткрытой, но Стас подскочил и прикрыл.
        Надо же, вроде не аккуратист, а тут прямо подорвался, подумалось Диме. Видимо, взгляд у него был удивленный, потому что Стас немного смутился, а после проговорил:
        - Небольшой совет, дружище. Когда ты на работе, старайся плотно закрывать двери. Все, даже шкафа и тумбочки. Это… такое правило. А я настолько привык, что уже и дома их закрываю.
        Вроде в шутку сказал, но голос напряженный.
        - Зачем? - спросил Дима.
        Коллега пожал плечами.
        - Я же говорю, правило. Все так делают. Сам потом увидишь.
        Дима и увидел. Пока они со Стасом шли к выходу (да и в последующие дни) не заметил ни одной приоткрытой двери. Двери кабинетов, выходы на лестничные клетки (те, что не были наглухо заперты), двери, ведущие в курилку, даже дверцы стенных шкафов всегда были затворены. Вдобавок на всех межкомнатных дверях имелись доводчики, а если кто-то выходил из комнаты или открывал шкаф, то тут же стремился прикрыть дверь, не теряя ни секунды.
        - Убедился? - хмыкнул Стас.
        - Я что-то не понимаю юмора.
        - Тут и понимать нечего, - неожиданно резко отозвался новый приятель. - Сказано тебе - закрывай, значит, закрываешь.
        - А все-таки, - не отставал Дима, - расскажи мне!
        Но в тот день так ничего от Стаса и не услышал. Коллега поведал обо всем через несколько дней, когда они уже попривыкли друг к другу. Услышав историю, Дима согласился с тем, что в день знакомства вываливать такое на неподготовленного человека не нужно.
        - С чем это связано, понятия не имею, но знаю: если после заката оставить дверь приоткрытой хоть ненадолго, чертовщина разная творится. Звуки слышны… нездешние. Голоса разные. На всякий случай лучше и в светлое время двери закрывать. Заодно и привыкаешь, не забудешь потом.
        «Они там за каждой дверью караулят! Хрипят, зовут!» - вспомнились бабушкины слова.
        - Чьи голоса? - спросил Дима.
        - Хрен его знает.
        - Ты сам слышал? Проверял?
        Стас посмотрел на него, как на сумасшедшего.
        - С какой стати мне проверять и слушать? Жить, что ли, надоело?
        Дима никак не мог взять в толк, не пытаются ли его разыграть.
        - Думаешь, вру? - проницательно заметил Стас. - В этом здании народу пропало больше, чем во всем городе. Заходит сюда человек - и не возвращается, больше его никто не видит. Тут раньше жилой дом был, пока под офисное здание не переоборудовали. Его на месте деревянного барака построили, а еще раньше, до революции, чиновник какой-то жил. У него, я слышал, две дочери-близняшки пропали однажды ночью, сам он после застрелился. Говорил, слышит их голоса в доме. Перед самоубийством дом он, кстати, поджег. Не хотел, чтобы тут кто-то жил.
        - А дальше?
        - Что дальше… - Стас вздохнул. - Барак, говорю же, построили. Потом снесли - это здание появилось. Люди всегда по ночам исчезали. Если кто ложился спать, забывая закрыть хоть одну дверь в доме, то к утру пропадал, никто никогда его не видел. Короче, лучше тут по ночам вообще не бывать. Заметил, наверное, здесь и охраны ночной нет, ставят здание на сигнализацию, запирают и уходят.
        - Погоди, а полиция? Никто тревогу не бил? Не заявлял о пропаже людей?
        - Может, и искали, и заявляли. Только никого не находили. - Стас вдруг рассердился. - Вот Фома Неверующий! Хочешь убедиться - проверяй. Оставь дверь нараспашку и сиди, жди, что будет. Мое дело предупредить, а ты поступай как знаешь!
        Чуть не поссорились, но вовремя остановились. Дима, конечно, не поверил, но педалировать тему не стал. Возможно, это городская легенда. Или хозяин здания с приветом. Или просто корпоративная этика. Зачем со своим уставом в чужой монастырь лезть?
        Постепенно Дима втянулся в работу, со всеми перезнакомился, привык держать двери закрытыми. Хотел почитать в Интернете про историю здания, да так и не собрался. Бабушка изредка вспоминала о своих страхах, велела уволиться, но с памятью у нее было неважно, так что случалось это редко.
        Прошел месяц, за ним второй. А в начале третьего, когда Диме торжественно объявили, что он прошел испытательный срок и принят окончательно, произошло то, от чего Диму настойчиво предостерегал Стас.
        Было это в конце декабря. Рабочий день - один из суматошных предновогодних дней - закончился, Дима вытащил из шкафа куртку и собрался одеваться, когда буквально перед выключением компьютера понял, как эффективнее всего решить проблему, над которой он бился пару дней.
        Отшвырнув куртку, Дима снова уселся за стол. Стас сегодня взял отгул, поэтому некому было вытаскивать Диму из кабинета. Остальные сотрудники один за другим собирались и уходили: дел в преддверии праздников всегда полно.
        Дима полностью погрузился в работу, отрешившись от мира. Идея, которая пришла ему в голову, была прямо-таки гениальной, и он забыл обо всем, потеряв счет времени. В какой-то момент понял, что хочет в туалет, сбегал по-быстрому, вернулся и снова углубился в расчеты.
        Завершив наконец все, он потер ладонью затекшую шею и услышал тихий скрежет. Звук был такой, словно кто-то легонько царапал ногтем деревянную поверхность.
        Дима замер, прислушиваясь. Офис опустел, вокруг стояла полная тишина, и то, как кто-то скребется, слышалось совершенно отчетливо.
        «Может, хочет войти и тихонько стучится?»
        Мысль, конечно, глупая. Никого же нет, все давно ушли. Да если бы и были, таинственный посетитель совершенно точно не мог оказаться в шкафу! Осознав, что скрежет доносится именно оттуда, Дима одновременно испугался и обрадовался.
        Обрадовался, поскольку предположил, что это всего лишь мыши. А испугался, потому что увидел: дверца шкафа приоткрыта. Дима прокрутил в голове всю сцену: вот он берет с вешалки куртку, засовывает руку в рукав… И тут его осеняет. Он бросается от шкафа к столу и, разумеется, забывает про чертову дверцу.
        За ней клубилась темнота. Матовая, плотная, как войлок. Диме показалось, что внутри не просто пустое деревянное нутро шкафа. Там есть что-то еще. Какое-то существо. Оно наблюдает за ним из мглы, глядя в узкую щель голодным взглядом, выжидая удобный момент, чтобы наброситься.
        «Не тупи, - пискнул разум. - Это мыши, самые обычные, серые, с хвостиками»!
        Дима сидел, будто прибитый к стулу, не в силах пошевелиться, и, как кролик на удава, смотрел на приоткрытую дверь. А потом скрежет усилился, приблизился, и дверца стала открываться. Заскрипела, как в дешевом ужастике, начала медленно двигаться, словно кто-то толкал ее изнутри!
        Издав приглушенный крик, Дима ринулся к двери и захлопнул ее. Ключа не было, пришлось прижаться к ней спиной, чтобы то, что находилось в шкафу, не сумело выбраться. Сердце скакало зайцем, руки тряслись - никогда в жизни Диме не было настолько страшно.
        «Все хорошо, хорошо, - уговаривал он себя. - Все закончилось».
        Однако он ошибался. Подумав о том, что надо бежать, Дима перевел взгляд на входную дверь и увидел, что она тоже приоткрыта! Болван! Он, видно, забыл закрыть ее, когда выходил в туалет!
        Дверь выходила в коридор, и там, снаружи, было тихо, никаких непонятных звуков. Надо взять себя в руки, отойти от шкафа и валить отсюда, подумалось Диме. Все хорошо, он просто…
        Раздался стук. Негромкий, четкий: кто-то постучал по дверце шкафа. А спустя мгновение послышался грохот. Изнутри колотили чем-то тяжелым! Не сдержавшись, уже не размышляя, что делать, Дима отскочил от шкафа, рванул на себя дверь кабинета, вылетел в коридор и захлопнул ее за собой. Ключа не было, он остался торчать с другой стороны, но ни за какие коврижки Дима не согласился бы снова открыть дверь и оказаться в кабинете.
        Там остались и сумка, и куртка, и мобильник, но возвращаться за вещами он не станет. Дима стоял в длинном коридоре, куда выходил десяток дверей (все, разумеется, заперты). Под потолком тускло горели лампочки: складывалось впечатление, что электроэнергии недостаточно, и они вот-вот перегорят.
        Ладно, какое ему дело до проблем с освещением?! Надо уходить. Дима тихо, на цыпочках, отошел от двери своей каморки и двинулся к выходу. Под ногами заскрипело, и он увидел, что пол ужасно грязный. Странно. Приглядевшись, Дима заметил слой пыли: он шел - на полу оставались следы.
        «Какая разница», - снова одернул он себя и прибавил шагу, стараясь ступать осторожнее. Однако шаги были громкими, отдавались эхом, к тому же появилось ощущение, что кто-то смотрит вслед, сверлит взглядом.
        «Оно выбралось из шкафа и теперь идет за мной! У него длинные руки с кривыми когтями, и этими когтями оно будет рвать меня на части, если догонит», - пронеслось в голове в один мог, и Дима, не в состоянии больше сдерживать свой страх, побежал. Ему чудилось, что за спиной раздаются чьи-то шаги, накатывающий волнами ужас туманил мозг.
        Вот и выход на лестницу. Дима толкнул дверь. Открыть ее было сложно, видимо, мешала слишком тугая пружина доводчика. Уже выскакивая на лестничную клетку, он обернулся.
        Лампочки разом мигнули, а потом загорелись ярче, и Дима ясно увидел стоящую посреди коридора темную фигуру, слишком высокую, чтобы быть человеческой, почти подпирающую головой потолок. Существо выбросило вперед руки, словно стараясь ухватить убегающую жертву, но Дима был слишком далеко.
        Он с воплем захлопнул дверь, нашарил задвижку, запер ее трясущимися пальцами.
        «Что это за тварь?» - спрашивал он себя, но думать над ответом было некогда. Бежать - вот что нужно. Дима приготовился помчаться вниз по лестнице и развернулся к ней лицом.
        Развернулся - и увидел еще одно существо, сидевшее на ступеньках лестницы, ведущей на верхний этаж. Когда Дима заметил его, оно стало подниматься на ноги.
        Кажется, это был человек, только неправдоподобно худой, с иссушенным лицом, клочковатыми седыми волосами и глубоко запавшими глазами. На тощем теле болталось подобие пижамы, а на ногах…
        Это что, домашние тапочки?!
        «Если кто ложился спать, забывая закрыть хоть одну дверь в доме, то к утру пропадал, никто никогда его больше не видел», - вот что сказал Стас.
        Скелетообразное существо захрипело и двинулось к Диме. Он заверещал, как пойманный в силки зверек, шарахнулся вбок и побежал вниз по лестнице.
        Это было трудно, будто бежишь во сне: движения неуклюжие, ноги заплетаются. Дима в панике глянул вниз и увидел, что стоит по щиколотку в пыли. Нет, это не пыль, а песок - скрипучий, зыбкий, только не желтый, а серый. Им была усыпана вся лестница и лестничная площадка тоже: вот почему дверь так тяжело открывалась! Песок мешал!
        Но откуда он тут взялся?
        Некогда разбираться. Дима добрался до площадки третьего этажа и хотел бежать на второй, но вовремя вспомнил, что там его ждет запертая дверь. Нужно пройти по коридору третьего этажа, выйти на вторую лестницу, на противоположной стороне здания, и вот она-то и приведет к выходу.
        Дверь открылась с огромным трудом. Очутившись в коридоре, Дима заметил, что слой песка тут настолько глубокий, что пола вообще не видно. С тихим шуршанием сочился он из стен, словно струи воды, а сделать глубокий вдох было трудно: в горло попадали мельчайшие частицы, заставляя кашлять.
        Дима снял шарф, который так и болтался на шее, намотал на лицо, пытаясь закрыть рот и нос: так вроде бы делают бедуины в пустынях.
        Пустыня! Откуда взялась пустыня в обычном скучном здании в центре города? Что вообще происходит? Что случилось с окружающим миром?
        Стас говорил, что никто не остается работать здесь по вечерам и ночам. Возможно, именно поэтому? Потому, что не имеющая названия, непонятно откуда взявшаяся жуть творится в здании каждый раз ближе к ночи?!
        В голове все это не укладывалось. Диме показалось, что черепная коробка вот-вот треснет от всего того, что здесь творится, от страха и потрясения, а еще от жары и пустынной сухости. Воздух был горячим, Дима осознал, что хочет пить, и, стоило этой мысли пробраться в голову, жажда сделалась нестерпимой. Он облизнул пересохшие губы, но стало только хуже. Язык напоминал кусок пемзы.
        Дима побрел по коридору, загребая ногами песок, стараясь не делать глубоких вдохов, мечтая о стакане воды. Дошел уже до середины коридора, когда сзади раздался не то стон, не то хрип.
        Он резко обернулся, кровь мгновенно прилила к голове.
        Это был не стон и не хрип, а скрип. Одна из дверей в начале коридора, мимо которой Дима только что прошел, и которая была закрыта, как и все прочие двери, отворилась, выпустив девушку.
        Белое платье в пол по моде начала двадцатого века, уложенные короной темные волосы, тонкие руки. Голова была опущена, словно девушка силилась разглядеть что-то у себя под ногами.
        Дима постарался сглотнуть застрявший в горле сухой ком, хотел позвать незнакомку, но тут она вскинула голову. Безгубое лицо было кошмарным: желтая пергаментная кожа, прилипшая к костям, ввалившиеся глаза, по-звериному оскаленные зубы.
        Но хуже всего было то, что из-за спины девушки внезапно вышла (как, каким образом?) вторая такая же похожая на мумию фигура в длинном платье.
        «Пропавшие в этом доме больше ста лет назад сестры-близнецы, вот кто они такие!» - услужливо подсказала память, и Дима заорал. Клокочущий, каркающий звук, вырвавшийся из глотки, напугал его еще сильнее, и он, успев краем глаза увидеть, как мертвые сестры, взявшись за руки, двинулись в его сторону, рванул прочь.
        До конца коридора домчался, как будто бежал не по засыпанному песком коридору, а по гладкой беговой дорожке в парке: страх придал сил. Толкнув дверь, которая поддалась не с первой попытки, Дима оказался на очередной лестничной клетке.
        Спуститься на второй этаж, затем на первый - и вот он, выход!
        Днем, когда Дима и Стас в компании еще двоих коллег спускались по этой лестнице, все здесь выглядело иначе. И дело вовсе не в песке, которого тут еще больше, чем в коридоре, а в обстановке в целом. Это была уже не лестница офисного центра, помещение напоминало подъезд многоквартирного дома.
        «Я попал в прошлое?» - мелькнула мысль, и тут Дима вспомнил то, на что не обратил внимания, в панике сбегая от зловещих сестричек. Тот коридор тоже не был прежним! На стенах висели покрытые пылью светильники, потускневшие картины, а в углу, где ранее находилось окно, притулилась высохшая пальма в деревянной кадке.
        Диме хотелось поверить, что он спит и видит сон. Однако времени убеждать себя в этом не было. Почти не удивившись, он увидел на площадке между пролетами, под прибитыми к стене сломанными металлическими ящичками для почты очередную мумию.
        Скорчившаяся фигура зашевелилась, захрипела, выпростала руки из-под своего тряпья и потянулась к Диме, желая ухватить. Проход был узким, Дима заколебался, боясь подойти ближе. Но сзади, в коридоре, поджидали мертвые сестры, так что и отступать тоже некуда. А если пойти вперед, шанс спастись еще есть.
        Стараясь не смотреть на живого мертвеца, Дима прошел мимо него. К счастью, тот был медлителен и неповоротлив, поэтому Дима благополучно миновал его.
        Вот и второй этаж. Пролет, ведущий вниз, на первый, был свободен, никаких монстров, правда, песку почти по колено. Диме казалось, что оттуда в любой момент может высунуться костлявая, похожая на птичью лапу рука и схватить его. Он до боли сжал челюсти и двинулся дальше.
        Песок все сыпался из стен, которые теперь были деревянными - должно быть, как в том бараке, что был когда-то на месте этого здания, но Дима уже не мог ничему изумляться по-настоящему. Куда реальнее была жажда. Перед слезящимися глазами плыли багряные круги, горло горело, дышать было больно, но снять шарф с лица Дима не решался: песок мгновенно забился бы в нос.
        Первый этаж!
        Помещение снова стало похожим на холл офисного центра, вот только окон на привычных местах не оказалось. Вместо них - глухие стены. С тех пор, как увидел приоткрытую дверцу шкафа, Дима не заметил ни одного окна. Их не было там, где они должны быть, - лишь закрытые двери, которые становилось все сложнее открывать.
        А если входная дверь будет запечатана? Если песчаный мир, в который ночью превратился офисный центр, не выпустит его, как не выпустил тех несчастных, что годами, десятилетиями блуждают по коридорам, комнатам и лестницам, подкарауливая новую жертву?
        Словно в ответ откуда-то сзади раздался воющий голос, а затем хриплый смех. Дима, еле переставляя ноги, шагнул вперед. Еще шаг, еще один…
        Вот она, издевательски обычная белая пластиковая дверь. Точно такая, какую он видел утром, приходя на работу, и вечером, выходя на улицу. За нею слышны были звуки. Дима не мог понять их природы, слишком издалека они доносились.
        Он толкнул дверь, но та не поддалась. Дима попробовал снова, он бился и бился в нее всем телом, теряя остатки сил, но дверь не желала открываться.
        «Тебе не выбраться!» - сказал кто-то.
        Дима обернулся.
        В холле не оказалось никого, кто мог бы произнести эти слова. Видимо, то был безжалостный внутренний голос. А холл между тем изменился: теперь он был полон огромных дверей - наглухо закрытых, прочных на вид. Из-за них доносились неясные звуки: шорохи, голоса, звон, перестук, шаги, бряцанье.
        В простенке между двумя дверями Дима увидел худого, едва держащегося на ногах человека с лицом, замотанным грязной полосатой тряпкой. Человек просто стоял, а потом приподнял руку, как это сделал и Дима.
        Зеркало. В простенке было зеркало, а фигура с закрытым лицом - это он сам. Подойдя ближе, Дима трясущейся рукой снял шарф с лица. Воспаленные глаза, похожие на папиросную бумагу волосы, шелушащаяся кожа, острые скулы, которые запросто могли порвать ее… Он был похож на живых мумифицированных мертвецов, которые встречались ему, но все же отличался от них.
        «Я не один из вас, - мысленно выкрикнул Дима. - Я еще могу выбраться!»
        Бабушка говорила про вылезший из подвала живой труп. Вот он, последний шанс! Возможно, то был вовсе и не мертвец, а такой же несчастный, заблудившийся в потустороннем мире, куда по ночам ведут приоткрытые двери, чудом сумевший покинуть западню!
        Подвал - вот куда ему нужно.
        Дима знал, где он находится, и устремился туда, собрав остатки сил. Двигаться было почти невозможно, песок сковывал движения, к тому же шарф он выронил возле зеркала, поэтому дышать приходилось раскаленным воздухом, в котором был словно бы растворен песок.
        Проклятый песок попадал в глаза, забивался в нос. Он шептал: «Сделай глубокий вдох, впусти меня в себя - и песчаный мир станет твоим, больше не причинит вреда!» Дима не слушал, не желал слушать. Запертые двери, что высились по обе стороны от него, напоминали неприступные крепости.
        Дверь, ведущая в подвал, была единственной во всем здании, на которой не имелось доводчика. Стас однажды обмолвился об этом Диме. Доводчики пытались устанавливать, но они ломались один за другим, не желали работать.
        Может, потому, подумалось Диме, что это не обычная дверь. Или вообще никакая не дверь, а что-то вроде портала…
        Вот и она. Прямо перед ним.
        Неизвестно, сколько прошло времени, час или больше, но Дима добрался до нее, коснулся деревянной поверхности.
        «Она не откроется!» - злорадно произнес голос внутри Диминой головы.
        Дима толкнул дверь, и… она не открылась.
        Но не успел голос торжествующе взвыть, как Дима потянул ручку на себя. Изнутри пахнуло сыростью. В подвале было темно, холодно, и никакого песка. Дима сделал глубокий вдох и почувствовал, как легкие расправляются, подобно крыльям, наполняются кислородом.
        «Вдруг там будет еще хуже? Ты не знаешь, что тебя ждет!» - подумал Дима. Или же за него подумал кто-то другой.
        Дима шагнул в темноту.
        Только никакой темноты не было. Это вообще был не подвал.
        По глазам бритвой полоснул яркий свет; на мгновение Дима зажмурился. Он стоял посреди большого помещения, разделенного стеклянными перегородками на отсеки. Утопленные в потолок лампы, мебель белого цвета, абстракции на стенах… Вид за окном оказался знакомым: построенную в девятнадцатом веке церковь было видно из окна Диминого закутка и из многих других кабинетов «Веги», что выходили на улицу, а не во двор.
        В помещении не было никого, кроме бородатого мужчины в синих джинсах и клетчатой рубашке, который показался Диме знакомым. Мужчина поднялся из-за стола, услышав, как отрылась дверь, и теперь смотрел на Диму. Удивление в его взгляде сменилось страхом, на смену страху пришло почти комичное потрясение.
        - Дима? - с трудом выговорил Стас, у которого непостижимым образом за сутки выросла борода. - Это правда ты?
        - Видок у меня тот еще, - проскрипел Дима. - Ты как привидение увидел.
        - Вообще-то так и есть. Пять лет. Ты пропал больше пяти лет назад, просто не вышел вечером из здания. Тебя искали, но… - Стас покачал головой. - Все знали: это бесполезно. Наверное, ты оставил дверь приоткрытой, а тому, кто это сделает, уже ничем не помочь.
        Пять лет! Этот дикий факт Диме еще предстояло осознать.
        А пока он просто старался почувствовать радость, потому что сумел вернуться. Старался, но ничего не чувствовал, словно мертвый песчаный мир отобрал у него способность радоваться.
        Искушение нечестивых
        Гроб стоял в соседней комнате.
        Алексей старался заснуть: нужно отдохнуть хоть немного, день был трудный. Однако сон не шел.
        Внезапно раздался тихий шорох. Алексей приподнял голову и посмотрел на открытую дверь, стараясь убедить себя, что ему просто показалось. В спальне было темно, а в гостиной ярко горел свет.
        Вслушиваясь в тишину, Алексей уже собрался сказать себе, что можно выдохнуть, мало ли что могло померещиться, но в этот миг звук повторился, и Алексей со всей ясностью понял: его издает тот, кто покоится в гробу. Больше некому.
        Мужчина замер в кровати. От ужаса тело словно бы покрылось ледяной коркой, а глазам стало горячо и тесно в глазницах, они выпучились и наполнились слезами. Господи, еще секунда - и он, как пятилетний ребенок, будет рыдать от дикого, нестерпимого ужаса!
        Между тем звуки в соседней комнате становились громче и отчетливей, уже можно было безошибочно понять, что там происходит. Алексей не видел этого, но четко представлял, как лежащий в гробу мертвец медленно, тяжело поднимается и садится. Закоченевшее тело с трудом слушается хозяина. Мертвые пальцы упорно скребут обивку гроба, жадно цепляются за края. Жесты отрывисты и неуклюжи, это лишь жалкая пародия на движения. Усевшись, покойник пытается вылезти из гроба, и стол под ним слегка скрипит.
        Алексей увидел, что на стене напротив двери появилась тень. Существо выбралось из гроба, слезло со стола и приближается!
        Тень колебалась, росла, густела. Подволакивая ноги, шатаясь из стороны в сторону, мертвец неуклонно двигался вперед. Шаркающие, нетвердые шаги раздавались все ближе. Еще минута - и мертвец заглянет в спальню! Надо спешить, надо спасаться и…
        Алексей проснулся от собственного хриплого вопля, силясь сообразить, где он, что с ним. Сел, дрожа и озираясь по сторонам. Дыхание срывалось, его била дрожь, в горле саднило.
        Приснится же такое!
        Гроб вынесли из дому почти пять месяцев назад, вместе с его печальным содержимым: бренными дедушкиными останками. Алексей никогда не испытывал ужаса перед покойниками, полагая, что бояться следует живых. Но, видимо, сказалось нервное напряжение последних месяцев, вот и лезет в голову всякая чушь.
        Алексей включил ночник и встал с кровати. Комната озарилась свекольно-бордовым светом: дед обожал этот цвет, считая роскошным и благородным, поэтому абажуры, шторы, ковры, обивка диванов и кресел, покрывала, обои в доме были именно такого оттенка. Алексея это всегда раздражало, но, пока дед был жив, он, разумеется, помалкивал. Ничего, скоро он продаст унаследованный дом и купит жилье по своему вкусу.
        Кухня, куда Алексей вышел попить молока, была плотно заставлена мебелью, как и весь дом, что находился в пригородном элитном поселке для состоятельных кротов, как называл их Алексей. Дед предпочитал определение «респектабельные граждане».
        Большой, даже слишком большой дом давил Алексею на психику. Не только буйством багряных тонов, но и теснотой, отсутствием ощущения простора. Ему казалось, что вещи - мебель, картины, светильники, кадки с цветами - окружают его со всех сторон и душат, вытесняют прочь. И запах тут был какой-то музейный, со смутной примесью затхлости.
        Ладно, чего уж выкобениваться, одернул себя Алексей. Дом шикарный, другого жилья все равно пока нет. Дед помер очень вовремя, а иначе Алексею пришлось бы ночевать на вокзале.
        Молоко было холодным, но имело неприятный привкус, и Алексей вылил его в раковину. Половина третьего ночи. Спать не хотелось, и он вынужден был признаться себе, что боится повторения кошмара. Все-таки дедовы россказни повлияли на него больше, чем он себе признавался.
        Старик был страстным коллекционером, как и его дед, и прадед. У него имелась коллекция редких книг, картины, а основной страстью были монеты (самые ценные образцы хранились в банке).
        «Не самые», - поправил себя Алексей, думая об этом.
        Ценнейшим было то, что уже завтра окажется в его руках.
        Когда у Алексея начались проблемы с деньгами, он раз за разом обращался к деду, и тот доводил его до белого каления бесконечными нравоучениями и нотациями.
        - Алешка, помяни мое слово, плохо кончишь, - скрипел он. - Твои мать с отцом, царствие им небесное, такие же балбесы были. Все порхали! - Родители погибли в Африке, во время одной из многочисленных туристических поездок. - Тебе бы работать, за ум взяться, так нет!
        Как будто Алексей не работал! Но разве виноват он был, что все проекты, которые казались надежными, перспективными, беспроигрышными, на деле оборачивались полной катастрофой, приносили одни убытки?
        Дед, конечно, время от времени подкидывал деньжат единственному внуку, но, когда Алексей продал квартиру, вложил деньги в очередную авантюру и все потерял, рассвирепел.
        - Живи у меня, места много, кормить буду, а в руки ни копейки не дам!
        А ведь сам был буквально набит деньгами! Продай старый хрыч хоть десятую часть коллекции монет или картину, а то и одну из статуэток, вазочек, книг - и вот они, денежки!
        Но дед отказывался наотрез, а спереть что-то незаметно нечего и думать: память у проклятого старьевщика была, как у слона. Да и рисковать не стоило, старик и без того постоянно грозился лишить наследства. Разозлишь воровством - и пиши пропало.
        Но теперь все позади: страх нищеты, унизительное пресмыкательство перед дедом, идиотские проекты. Алексей уже несколько месяцев тратил дедовы заначки, распиханные по всему дому, в ожидании, когда пройдут положенные полгода, пробьет час икс: он вступит в права наследства и станет полновластным хозяином всего имущества. Алексей заранее договорился с потенциальными покупателями, готовыми приобрести большую часть барахла.
        Проданного хватило бы на десятилетия вперед, даже с учетом любви Алексея пожить широко, с размахом, за что дед постоянно выговаривал внуку. Однако основной куш, то, что должно было сделать Алексея не просто состоятельным, но богатейшим человеком, хранилось не в доме и не в банке.
        «Завтра я исправлю это недоразумение», - думал наследник.
        Вернувшись в спальню, Алексей открыл форточку, сел в кресло и закурил. Мысли о том, что ему предстояло сделать, заставляли немного нервничать, но он будет полным идиотом, если послушается покойного деда и откажется от затеи. Такой шанс выпадает раз в жизни (и далеко не каждому).
        До самого утра Алексей не спал, прокручивая в голове то, что предстояло сделать, убеждая себя, что это правильный поступок. Возможно, надо было еще при жизни деда попробовать все провернуть, но у Алексея не хватило бы духу и умения просчитать нюансы. Старик понял бы, что это сделал именно он, и закрыл все входы-выходы: полиция была бы на хвосте, а главное, не получилось бы реализовать артефакт. Кому? Каким образом? Это же только после смерти старика у Алексея в распоряжении оказались записи, контакты, приходно-расходные книги.
        В декабре, сразу после похорон, сделать задуманное помешала погода: пришлось ждать, пока растает снег. Хотя, если честно, Алексей все-таки немного трусил, вот и искал отговорки. Но дольше ждать нельзя: снега уже нет, а если дотянуть до Родительской, которая после Пасхи, народу на кладбище будет много, кто-то непременно заметит человека, раскапывающего могилу на одной из центральных аллей.
        Да, именно это Алексею и придется сделать: вскрыть могилу, найти тайник, забрать монету. Редчайшую, единственную в своем роде. Звезду коллекции. Древний, баснословно дорогой артефакт, за который коллекционеры готовы будут выложить миллионы, причем отнюдь не рублей.
        Проклятую вещь, которую дед заклинал никогда не трогать.
        Однажды он обмолвился внуку, что раздобыл монету еще его прапрадед, находки которого и положили начало коллекции. Обрадовался, полагая, что это неслыханная удача, а вскоре сошел с ума и повесился в собственной спальне. Монету перед смертью спрятал в шкатулку, надежно заперев ее и выбросив ключ в озеро, а в завещании прямо указал, что желает забрать шкатулку с собой в могилу. С той поры она там и находится.
        - Это сказки! Проклятия всякие, порчи… Кто в такое верит? - помнится, сказал тогда юный Алексей. - Может, чувак тот психом был. Надо забрать монету, продать. Сам говоришь, она уникальная, дорогая. Долларовыми миллионерами стали бы!
        Дед рассердился, закричал, размахивая руками:
        - Молчи, дурак, если не понимаешь! Монета ничего не принесет тому, кто ею завладеет, кроме горя! Она должна быть там, где находится: на кладбищенской освященной земле! Пусть там и остается!
        Произнося это, дед выглядел одновременно перепуганным, странно убедительным и сумасшедшим, как мартовский заяц. Алексей постарался выбросить идею из головы до поры до времени. А теперь-то, как говорится, сам бог велел попробовать. Хотя и жутковато.
        Отправиться на кладбище Алексей решил вечером. Не должно там никого быть в будний день, когда стемнеет. Церковная лавка закроется, салон ритуальных услуг тоже. Сотрудники кладбищенской администрации, торговцы венками, церковнослужители - все уйдут, на территории останется сторож, но вряд ли он будет в темноте обходить кладбище, зачем ему это?
        Алексей все рассчитал правильно. А то, что начал накрапывать дождик, пошло только на пользу: даже редкие желающие навестить дорогие могилы поспешили прочь, и он мог спокойно делать то, зачем явился.
        Работа была не такой уж сложной: лопата легко вгрызалась во влажную землю, никто не беспокоил копателя. На самой могиле, конечно, лежала плита. Ее так просто не сдвинешь, но Алексей приходил сюда, изучил вопрос и понял, что можно попробовать подкопаться сбоку.
        Непривыкший к физическому труду Алексей взмок от пота и скинул куртку. Спину ломило, на ладонях вздулись и готовы были лопнуть мозоли, но он не замечал боли и не чувствовал усталости. К тому моменту, когда наткнулся на то, что искал, прошло около двух часов. Синие сумерки ползли по аллеям, клубясь возле старинных склепов; дождь тихо нашептывал что-то, постукивая тонкими пальцами по памятникам, а внезапно поднявшийся ветер бормотал в верхушках деревьев, нагоняя жути.
        Увидев прямоугольную шкатулку, в которую была запрятана монета, Алексей понял, что, оказывается, не верил, что все получится. В глубине души думал: клад давно похитили те, кому было о нем известно (то есть кто-то из предприимчивых предков).
        Однако сокровище оказалось нетронутым. Ждало того, кто окажется достаточно смелым, чтобы завладеть им.
        «Придурки и в самом деле поверили в чушь про проклятие», - подумал Алексей, стараясь бравадой отогнать неприятное предчувствие.
        «Не тронь шкатулку! Закопай обратно, уходи отсюда, - прозвучал в голове голос покойного деда. - Ты еще можешь все исправить!»
        - Хватит указывать мне, что делать, - вслух ответил Алексей и взял ящичек.
        Холод - вот что он почувствовал. На разгоряченную спину словно бы плеснули ледяной воды, вдоль позвоночника побежали мурашки. Алексей распрямился, хотел взять куртку, но в этот момент боковым зрением увидел неподалеку от себя темный силуэт. Резко обернулся, ожидая, что возле него окажется возмущенный происходящим сторож, но никого не увидел. Показалось, конечно. Он на взводе, потому и мерещится всякое.
        Алексей собирался прибраться на могиле, закопать и утрамбовать землю, чтобы подкоп не был заметен, но понял, что не в состоянии больше находиться тут. Уже почти ночь, а он совсем один на кладбище. Кроме сторожа, который, должно быть, пьет водку или дрыхнет в своей каморке, рядом нет ни единой живой души. Лишь мертвецы, терпеливо ждущие Судного дня в тесных могилах.
        А если они проснутся и поднимутся, возмущенные тем, что он осквернил захоронение? Алексей почти воочию видел костлявые руки, взрезающие стылую землю, открывающиеся двери склепов, бредущие между крестов и памятников скрюченные фигуры.
        Некстати вспомнился жуткий сон, увиденный накануне, и от явственного ощущения, что сотни мертвых глаз и пустых глазниц наблюдают за ним, волосы встали дыбом. Сжав челюсти, чтобы не заорать от накатившего ужаса, Алексей наспех похватал свои вещи и бросился прочь с погоста.
        Дома, загнав машину в гараж, заперев все замки и включив сигнализацию, он немного успокоился. Долго стоял под душем, отогреваясь, потом налил себе коньяку и выпил. Спустя полминуты повторил, щелчком выбил из пачки сигарету и, затянувшись, понял, что его отпустило.
        Что это вообще было? Перепугался, как малолетняя девчонка.
        Измазанная в жирной кладбищенской грязи шкатулка стояла на столе. Алексей взял тряпку, отер ее и осмотрел повнимательнее. Ничего особенного, плоский металлический ящичек с замочной скважиной. Ключа, конечно, нет, но это не проблема: Алексей подумал, как будет вскрывать коробку. Однако этого не потребовалось.
        Он как раз хотел пойти за инструментами, когда за спиной послышался шелест. Звук был такой, словно кто-то прошел мимо кресла, задев его ногой. Параллельно с этим Алексей снова краем глаза увидел быстрое, неуловимое движение. Отпрянув, завертел головой вправо-влево, осматривая комнату, но та была пуста.
        «Конечно, пуста, кретин! Здесь никого нет, кроме тебя!»
        Да и кто пройдет сквозь запертые окна и двери, миновав сигнализацию?
        Сердце колотилось, в желудке было холодно. Алексей уговаривал себя успокоиться, осознать, что ему все только чудится (на нервной почве, должно быть). А потом перевел взгляд на стол… И все мысли вымело у него из головы. Шкатулка была открыта. Алексей не успел взломать замок, но ящичек каким-то образом обнажил свое нутро.
        Разумная, рациональная часть его натуры умоляла поскорее захлопнуть крышку, схватить коробку и унести туда, откуда взял, не притрагиваясь к монете.
        Но это было выше его сил.
        От монеты шло неземное золотистое сияние - теплое, переливчатое, волшебное. Она была древней, пролежала в земле бог знает столько времени, но сверкала так, словно ее только что выковали. Будто завороженный, Алексей сунул руку в шкатулку и осторожно взял монету.
        Наваждение пропало в ту же секунду. Изумленно глядя на свои пальцы, Алексей видел, что они сжимают тусклый металлический кружок, на котором выгравированы какие-то знаки.
        За спиной опять прозвучал шорох. Теперь Алексей точно знал, что это звук шагов. Кто-то приблизился к нему, оказался совсем рядом, а после на плечи ему опустились ладони.
        Мужчина, сидевший напротив священника церкви святой Варвары, выстроенной возле городского кладбища, выглядел ужасно. Немытые волосы торчком, впалые щеки заросли щетиной, руки дрожат. Одежда на нем была мятая, несвежая, а в довершение всего он покусывал губы и ни секунды не сидел спокойно, то и дело оглядываясь по сторонам.
        Было уже поздно, отец Владимир собирался уходить, когда позвонила Наталья, работавшая в церковной лавке. Сказала, что запирала храм, но тут ворвался какой-то сумасшедший, стал требовать встречи со священником.
        Она попыталась выпроводить его, но он повалился на ступени и зарыдал, крича, что не может уйти, пока священник не выслушает его. Перепуганная женщина позвонила отцу Владимиру, и тот велел ей проводить несчастного сюда, в кабинет.
        - Итак, Алексей, вы принесли шкатулку домой, открыли ее…
        - Нет же! - нервно выкрикнул он. - Вы не слушаете, шкатулка открылась сама собой!
        Да-да, конечно, подумалось священнику. И зачем он его впустил? Надо было лучше полицию вызвать, уже давно бы дома сидел, чай пил. Но это, как оказалось, были еще цветочки. Дальше Алексей понес такую околесицу, что отец Владимир только диву давался.
        - Сколько, вы сказали, прошло с того дня? - спросил он, чтобы хоть что-то сказать в ответ.
        - Меньше недели. Пять дней. И все это время он преследует меня, понимаете? Я ни секунды не бываю один! - Алексей обернулся. - И сейчас он тоже тут. Стоит в углу.
        Отец Владимир перевел взгляд на пустой угол и вздохнул.
        - Выходит, все это время вы не спали, но…
        - А кто бы на моем месте смог уснуть? - яростно прошипел Алексей. - Говорю же вам, стоит мне лечь, он ложится рядом или же садится на корточки возле изголовья. Придвигает гноящееся лицо прямо к моему лицу! От него несет смертью. Он ходит за мной по пятам. Я вхожу в пустую комнату, но он все равно оказывается за моей спиной и касается меня. Если собираюсь поесть, не могу проглотить ни куска, потому что он кладет руки мне на горло и начинает душить! Он шепчет в тишине, и то, что он говорит, сводит с ума! - Алексей обхватил голову руками, начал раскачиваться на стуле. - Невыносимо! Я так больше не могу!
        - Что же он говорит? Кто он вообще такой, как вы считаете?
        Несчастный безумец посмотрел на священника.
        - Разве я не сказал? Страж. Он преследует того, кто коснулся монеты. Преследует до самой смерти и рассказывает о муках, которые ждут после.
        Алексей затравленно поглядел вбок и что-то пробормотал.
        - Здесь никого нет, только вы и я. Поверьте.
        - Вы его просто не видите. Ему нужен я, а не вы. Страж пришел не за вами. Возможно, он вас тоже не замечает, как и вы его.
        Повисла пауза, а потом священник сказал, стараясь, чтобы его слова звучали как можно мягче:
        - Послушайте, я понимаю, вам плохо. Вы в ужасе, кажется, никто не может вам помочь, но…
        - А вы? - с надеждой спросил Алексей. - Вы сможете? Есть же, наверное, молитвы против демонов или еще что-то?
        Отец Владимир сцепил руки в замок.
        - Я полагаю, вам нужна помощь иного рода. Мой друг очень хороший доктор и…
        Алексей вскочил так стремительно, что стул с грохотом отъехал в сторону и свалился кверху ножками.
        - Вы что, глухой? - проорал он. - Мне не нужен доктор! Я не болен! Мне нужен священник, специалист по духовным делам, поэтому я к вам и обратился! Если вы не верите моим словам, не верите в темные силы, если вы такой весь из себя рациональный материалист, то и в Бога вы тоже не верите! Зачем тогда нацепили на себя эту хламиду и сидите тут с постным видом? Какое имеете право читать проповеди наивным дуракам, которые жгут свечки перед образами?
        - Успокойтесь, прошу вас, - проговорил священник, слегка напуганный этой вспышкой гнева, но старающийся не подать виду. - Присядьте.
        Тяжело дыша, Алексей поднял упавший стул, придвинул его к столу и снова сел.
        - Давайте попробуем еще раз. Что это за монета?
        - Теперь-то я про нее больше знаю. Знал бы, так и…. Надо, надо было выяснить все раньше, но я бегло просмотрел дедовы бумаги, не вчитывался. Да там толком не было ничего, это я уж потом разузнал. С другой стороны, кто в такое поверит? Вы же вот не верите.
        - Расскажите, что вы там вычитали? - поспешно проговорил священник, стараясь уйти от скользких вопросов, касающихся веры.
        - Эта монета называется «Искушение нечестивых». Металл, из которого она отлита, неизвестен, это не золото, не серебро, не медь.
        Алексей сунул руку в карман и вытащил небольшую металлическую коробочку. Открыл ее и достал монету - маленькую, серую, неприглядную на вид. Показал отцу Владимиру и снова спрятал.
        - Ее нельзя просто найти, можно лишь добыть, причем совершив для этого что-то… что-то плохое. Вроде как хорошему человеку она никогда не попадет в руки, ведь он не пойдет на дурное дело, понимаете?
        Священник неуверенно кивнул.
        - Откуда она взялась, куда пропадает и откуда опять появляется, сказать трудно. Считается, что первый владелец украл ее у святого Домнина Салунского. Вы, наверное, лучше меня знаете, кто это.
        Священник, к стыду своему, помнил лишь, что это греческий святой раннехристианской эпохи, поэтому промычал что-то неопределенное.
        - Языческий царь велел выгнать его из города в поле, отрубить ноги по колено и оставить в одиночестве. Тот истекал кровью семь дней, не ел, не пил, мучился страшно. И вот некий человек, увидев умирающего, вместо того, чтобы помочь, хотя бы дать воды, обокрал Домнина, забрав ту самую монету. - Алексей хмыкнул. - Не знаю, откуда она у Домнина. Но факт в том, что и все последующие владельцы обретали монету ужасными способами: убивали, обыскивали висельников, один даже вырезал из чрева младенца. Монета пропадает на целые десятилетия, даже века, потом выныривает где-то, искушая очередного глупца. Вроде меня.
        - А дальше?
        - Вы не понимаете? Стоит коснуться монеты, как является Страж, адское чудовище, не живой и не мертвый, ходячий кошмар. Он становится твоей тенью, присасывается, как пиявка. Дед устоял, его отец тоже. А я нет.
        Страдалец горестно прикрыл глаза. Священнику было его жаль.
        - Может, вернуть монету на место? Прикопать в могилу? Если хотите, сходим вместе прямо сейчас. Монета при вас, кладбище рядом.
        Алексей невесело усмехнулся.
        - Думаете, я не пробовал? Но дело в том, что, когда я пришел туда меньше чем через сутки, на могиле не было ни малейшего следа от моих раскопок. Она была нетронутая! Как до того момента, пока я там все не расковырял.
        - Возможно, сторож прибрался.
        - Нет, - отрезал Алексей. - Я спрашивал. Если хотите, можете позвонить, вам скажут, что на кладбище не было случаев вандализма. Вы понимаете, что это означает?
        Отец Владимир полагал, что да. Этот псих никогда ничего не выкапывал, приключение на погосте привиделось ему в наркотическом или алкогольном бреду. Однако он ответил вопросом на вопрос:
        - А вы понимаете?
        - Теперь я владелец монеты. Раньше она принадлежала моему предку. Он, видимо, был порядочной скотиной, раз она оказалась у него, но все же сумел каким-то образом спрятать ее, сделать так, чтобы другие не могли найти. А теперь монета моя, и я… - Алексей перегнулся через стол и прошептал: - Я пробовал от нее избавиться! Закопал на кладбище. Бросал в реку с моста. В колодец зашвырнул.
        - И что?
        - Она вернулась. Всякий раз возвращалась. Придя домой с кладбища, я обнаружил ее на столе в гостиной. Второй раз она очутилась у меня в кармане. А когда я забросил ее в реку, то… Стал задыхаться, кашлять и выхаркнул проклятую монету. Она была внутри, прямо в моей чертовой глотке! Мне не избавиться от монеты и Стража.
        Проговорив это, Алексей прижал кулак ко рту.
        «Что ты куришь, парень?» - пронеслось в голове у священника, а вслух он примирительно сказал:
        - Послушайте, вы говорите, монету можно добыть нечестивым способом, совершить страшное преступление. Но ведь вы не так уж виноваты. Да, по вашим словам, осквернили могилу, но никому из живых не причинили вреда, никого не убили…
        - В том-то и дело, что убил, - прошептал Алексей, и священник замер. - У деда было больное сердце, совсем слабое. Два инфаркта, возраст под восемьдесят. Мы в очередной раз поссорились. Мне необходимы были деньги, срочно. Жить негде и не на что. Ему мои нужды - сущие копейки, но он из принципа отказывался дать. Живи, мол, у меня, работу тебе найду. И все в таком духе. Потом про монету речь зашла, тут уж он вообще в ярость впал. А потом раз - плохо ему стало. Такое бывало уже. Надо было таблетку дать, скорую вызвать…
        Алексей умолк, но говорить и не требовалось. Ясно, что он намеренно не дал старику лекарство, не вызвал скорую. Или вызвал, когда было уже поздно. Не убил в привычном понимании, не зарезал, не застрелил, не задушил подушкой. Просто дал умереть. Стоял и смотрел, как дед синеет и задыхается. Радуясь потом, что стал свободным и богатым.
        Когда дверь за Алексеем закрылась, отец Владимир посмотрел на часы. Восемь вечера, все планы коту под хвост. Помочь своему посетителю он, конечно, не сумел, да и чем поможешь? Голову в другом месте лечат, тут не церковь нужна. Все же ясно: совесть человека мучает (и поделом, надо сказать). Вот и напридумывал всякого.
        Священник дал грешнику Молитвослов, показал, какие молитвы следует читать. Господь милостив, простит, если искренне покаяться.
        - А хотите, прямо сейчас я открою храм, мы с вами помолимся вместе, - великодушно предложил отец Владимир напоследок, но Алексей отказался.
        Высказавшись, он весь сжался, сморщился, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
        - Бесполезно. Я ставил свечки. И в вашей церкви, и в других. Думал, может, вы знаете что-то такое, что сумеет…
        Оборвав себя на полуслове, Алексей махнул рукой и вышел вон.
        … Спустя несколько дней священник, который все реже вспоминал об этой нелепой истории, увидел в новостях сообщение о трагической гибели единственного наследника известного коллекционера.
        На экране появилось улыбающееся лицо молодого мужчины, в котором отец Владимир едва признал Алексея. Сообщалось, что он покончил с собой в доме деда, тело самоубийцы не сразу было обнаружено.
        Священник отменил все дела, сказавшись больным, и до позднего вечера читал, искал информацию, говорил с кем-то…
        К ночи он понял, что Алексей говорил правду: легенда о монете, названной Искушением Нечестивых, действительно существовала. Кровавый и мрачный след тянулся в туманную глубь веков; перечислить всех, кто когда-либо завладевал монетой и вызывал из небытия Стража, было невозможно.
        Зато уже очевидно, кем был последний владелец.
        Священник снял очки и потер уставшие глаза. Интересно, подумалось ему, где и когда монета появится в следующий раз?
        Кто из нечестивых не сумеет побороть искушение?
        Гость
        Мать запилила бы до смерти, если бы узнала. Но сама она не узнает, а говорить ей Регина не собиралась. Думала так: если можешь что-то себе позволить, надо позволять. Не всю же жизнь ожиданиями жить. На работе подняли зарплату (ненамного, конечно, но сам факт!), вот и пришло время исполнить мечту.
        Новенький смартфон стоил бешеных денег (по меркам Регины), и в глубине сознания трепыхалась мысль, что этой траты можно было избежать. Но, с другой стороны, если она хочет стать популярным блогером, без телефона с хорошей камерой и прочими возможностями не обойтись.
        Принеся коробку домой, Регина бережно открыла ее и остаток дня провела, разбираясь что и как. Смартфон превзошел все ожидания, фотографии получалось сочные и яркие, видео выглядели сногсшибательно.
        Приложение под названием «Guest» Регина обнаружила ближе к ночи. Или, может, это было не приложение, а программа, девушка не поняла. Как не поняла и того, зачем эта штука вообще нужна.
        Стоило нажать на иконку, как появлялся видеофайл: лес, проселочная дорога, деревья по обе стороны, темень кругом, только луна светит. Кто-то будто бы шел и снимал все, что видел перед собой. Качество картинки отменное, но все равно не разобрать, что за место, а главное - зачем это показывается?
        Регина установила множество приложений, от шагомера и счетчика калорий до социальных сетей, но этого «гостя» (так, кажется, переводится название) не скачивала точно.
        «Удалю и все», - решила Регина. К чему заморачиваться.
        Найдя в списке нужное приложение, девушка нажала «Удалить» и через пару секунд прочла, что дело сделано. Позабыв про дурацкое приложение, Регина легла спать, а утром, едва взглянув на экран смартфона, увидела знакомый значок.
        Приложение было на месте.
        Вероятно, что-то пошло не так. Или, возможно, это системное приложение, которое устанавливает разработчик, и удалить его нельзя, иначе нарушишь работу телефона.
        Настроение испортилось. Вроде ничего страшного, но Регина не выносила вокруг себя ничего сломанного, неисправного: сразу выбрасывала чашку с трещиной, не оставляла порванные колготки, чтобы носить под брюками, отправляла в мусорное ведро чуть подсохшую тушь. А тут - непорядок с новой, желанной, только что приобретенной вещью!
        По пути на работу Регина зашла в салон, где купила смартфон, и показала его продавцу-консультанту, который вчера оформлял покупку. Он сразу вспомнил Регину, на лице появилось выражение вежливой радости, смешанной с недовольством: вдруг покупательница явилась ругаться, сейчас начнет скандалить и попытается вернуть покупку?
        - У меня одно приложение непонятное. Хотела удалить - никак. Оно предустановленное?
        Продавец взял аппарат, заскользил пальцами по экрану.
        - Ага, вижу. Нет, фирма-производитель такие не ставит. Нужно просто удалить. Даже открывать не буду, удалю, хорошо?
        Он поглядел на Регину, и та утвердительно кивнула.
        - Название странное, конечно. Гость.
        К ним подошел еще один парень в фирменной футболке, остановился, заглянув коллеге через плечо.
        - Еще можно перевести как «паразит» или «призрак». - Он нахмурился. - Вы, наверное, скачали что-то, а это приложение прицепилось. Возможно, оно вредоносное. Нужно быть внимательнее.
        Регине стало неловко. Отчитывает ее, как школьницу!
        - Да я вроде и не… - начала она, но тут первый парень вернул ей телефон.
        - Вот, возьмите. Я удалил.
        Выйдя за дверь, Регина почувствовала облегчение. А те двое, разумеется, обсуждают сейчас глупую девицу, которая не успела купить дорогую вещь, как чуть не испортила ее, сдуру полезла в Сеть и напоролась на вирус.
        Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.
        Только вот ничего не кончилось.
        Выяснилось это во время обеда, когда Регина показывала приобретение подруге Ларе, работавшей в бухгалтерии. До этого девушка записала парочку видео, уже и выложить в соцсети успела - все было в порядке. Но когда она демонстрировала смартфон Ларе, приложение оказалось тут как тут. Вернулось.
        «Гость вернулся», - подумалось Регине, и по спине пробежал противный холодок.
        - Ты чего скисла? - спросила Лара, увидев вытянувшееся лицо подруги.
        Регина объяснила.
        - Дай-ка сюда, - решительно проговорила Лара, будто что-то понимала в технике. С серьезным видом повертела телефон в руках и важно сообщила: - Да, приложение. Может, вирусное. Продавцы много понимают, думаешь? Их с улицы берут, с любым образованием. Тут нужен тот, кто разбирается.
        Подруги поглядели друг на друга и хором произнесли:
        - Суворов!
        Суворов был системным администратором в их фирме по оптовой продаже замороженных продуктов. Отловить его удалось ближе к концу рабочего дня, и просьба Регины его явно не обрадовала: коллеги уже замучили своими телефонами-ноутбуками.
        - Только вчера купила, а тут оно, - жаловалась Регина. - Сама удалить пробовала, в салоне продавцы тоже пытались. Но не вышло, снова появляется.
        - «Снова появляется», - передразнил Суворов. - Беда с вами. Накупят дорогих аппаратов, а что с ними делать, не знают.
        Регина не возражала, смиренно ждала. Пускай ворчит, главное, чтобы сделал все по уму.
        - Шоколадка с меня, - сказала она. Знала, что сисадмин обожает сладкое. - Самая большая. С орехами.
        Суворов немного смягчился.
        - Впервые такое вижу, - сказал он. - Нажимать пробовала? Открывала?
        - Да.
        - Не надо было, - раздраженно проговорил Суворов, прочел лекцию о возможных ужасных последствиях этого шага и велел прийти через полчаса.
        Спустя тридцать минут шоколадка оказалась у Суворова, а телефон - у Регины.
        - Удалил, почистил на всякий случай. Больше не лазай где попало, не качай всякую чушь.
        Клятвенно пообещав быть аккуратной и осторожной, Регина забрала смартфон и пошла домой, совершенно успокоенная.
        … Она погасила свет и почти заснула, когда услышала звук пришедшего в одну из соцсетей сообщения. Решила не открывать его до утра, повернулась на другой бок, но тут вспомнила, что отключила Интернет. Сообщение прийти не могло! И все же, судя по звуковому сигналу, пришло.
        Регина нашарила на тумбочке телефон. Глянула на экран и обомлела.
        Это было вовсе не сообщение на мессенджер. На экране высвечивался значок надоедливого приложения, неизвестно как попадающего в телефон.
        «Гость» снова был здесь.
        Не успев сообразить, что делает, позабыв о заветах Суворова, Регина ткнула пальцем в серо-синюю иконку и в ту же секунду увидела видео. Теперь камера показывала не лесную дорогу. Перед Региной была темная, освещенная лишь скупым светом фонарей городская улица. Машины вдоль тротуаров, щербатый асфальт, одинокое дерево… Снова кто-то шел и снимал все, на что падал взгляд.
        Регине стало страшно. Некоторое время она смотрела на движущееся изображение, потом смахнула картинку и выключила телефон. Уговаривала себя выбросить из головы приложение и все с ним связанное, но ей никак не удавалось.
        Что-то ведь стояло за всем этим! Что-то неведомое, потустороннее. Каким образом приложение появлялось вновь и вновь? Почему его невозможно удалить? Что это за видео такое?
        Вопросы жалили, как осы, успокоиться и заснуть не получалось. Провертевшись с боку на бок до самого утра, Регина встала и отправилась в ванную.
        Телефон включить все-таки придется: долгожданная игрушка больше не радовала, но без связи нынче никак. Регина сделала глоток кофе и включила аппарат, втайне надеясь, что приложение пропало само собой.
        Однако оно никуда не делось. Более того, мерцало, давая понять, что появилось что-то новое, на что Регине стоит взглянуть. Почти не задумываясь, девушка открыла его и…
        Сердце перехватило. Камера вновь показывала темную улицу, только теперь Регина была уверена, что знает это место! Это ее город, ошибки быть не может. Тот, кто снимал видео, проходил мимо огромного здания торгового центра, где Регина на прошлой неделе была с Ларой.
        Здание находилось в другом районе, далеко от места, где жила и работала Регина, но ей показалось, что, куда бы ни шел снимающий эти ролики, идет он именно к ней, к ее дому.
        - Что за бред! - выкрикнула девушка, отшвырнув от себя телефон.
        Над ней просто издеваются! Какой-то придурок решил подшутить!
        Из дому она вылетела бледная, позабыв накраситься, едва причесавшись. Хорошо еще, что не в халате. Открыв дверь подъезда, чуть не сбила с ног Валерку, парнишку лет семнадцати, что жил этажом ниже. Тот возвращался домой, держа на поводке лохматого пса по имени Скиф.
        - Привет, - сказал Валерка и немедленно покраснел. Регина догадывалась, что мальчишка влюблен в нее.
        «А ведь подростки всегда в курсе этих вещей: пранки, розыгрыши в Интернете, всякое такое», - пришло ей в голову.
        - Не знаешь, сейчас в ходу какой-то прикол с телефонами?
        Прозвучало сумбурно, но Валерка не засмеялся, а серьезно спросил:
        - А именно? Что за прикол?
        - Я купила смартфон, а там приложение. Его удаляешь, а оно опять появляется. Даже наш сисадмин на работе не смог удалить. Называется…
        - «Гость»? - севшим голосом спросил Валерка, и глаза его округлились.
        «Ага, значит, все-таки прикол!» - подумала Регина.
        - Слышал про него?
        Валерка медленно кивнул, не отрывая взгляда от Регининого лица.
        - Там показывается, как он идет к тебе, так?
        - Примерно. Человека нет, просто улица, дома.
        - Это не человек! - Прозвучало как вскрик. - Это Гость!
        - Я сейчас покажу…
        - Нет! - испугался Валерка. Скиф тихонько зарычал. - Не надо.
        - Что тебе известно? Можешь сказать?
        - Я не… Извини, мне в школу пора.
        Миг - и Валерка забежал в подъезд, хлопнув дверью.
        - Дурак! - вслед ему проговорила Регина.
        Стало быть, не она первая. Такое уже случалось - и чем заканчивалось?
        Придя на работу, Регина включила компьютер и принялась рыться в Интернете, надеясь найти сведения о приложении «Гость». Информация была размытая, расплывчатая: тут фраза, там слово. Приложение существовало, но узнать что-то более определенное не получалось. Кое-как дождавшись окончания рабочего дня, Регина рванула домой, собираясь вытрясти правду из Валерки.
        Приложение подмигивало, давая знать, что обновилось, но девушка не открывала его.
        Парнишка был дома и не обрадовался, увидев Регину на пороге квартиры.
        - Я просто спрошу и уйду, тебе нечего бояться!
        - А я и не боюсь, - соврал он.
        - Тем более. Что ты знаешь про «Гостя»?
        Валерка помялся.
        - Не знаю я. Просто в Интернете есть такое понятие - файлы смерти. Это вроде как приложения, они разные бывают; некоторые пользователи по приколу сами устанавливают их на устройство: посмотреть, что будет. Для контента на канал или еще куда. Сейчас в тренде «Гость», оно самое опасное. Я смотрел видосы, говорят, приложение блуждает по Интернету. Специально его не найти, оно само по себе берет и закачивается кому-то в телефон. Рандом, ну, случайность. Просто не повезло. И больше оно не удаляется.
        - А что потом?
        Валерка посмотрел на Регину.
        - Гость идет к тебе. Он все ближе и ближе, посылает видео: ты видишь, где он, насколько далеко. Когда Гость явится, ты умрешь.
        Регина застыла, не зная, как реагировать.
        - Валера, кто там? - прозвучало из глубины квартиры. - Иди делать уроки.
        - Мне идти надо, - с облегчением проговорил парнишка.
        Хлопок закрывшейся двери. Такая безнадега, словно крышка гроба опустилась. Гость (паразит? Призрак?) идет за нею… Но как можно верить в такое?
        Придя домой, Регина вытащила из сумки телефон, глядя на него так, будто это была ядовитая змея. Правду говорят, мечтать надо осторожно.
        Оставалась слабая надежда, что это розыгрыш; может быть, Валерка ее и разыгрывает! Регина понимала: это полная ерунда, но так хотелось верить в нормальность мира.
        «Гость» пульсировал, приглашая Регину открыть приложение.
        - Иди к черту! - вне себя заорала она и ткнула пальцем в экран.
        Тот немедленно отозвался, запустилось новое видео.
        - Нет, - выдохнула Регина, приглядевшись повнимательнее.
        Гость был еще ближе: камера показывала парк, который находился в нескольких автобусных остановках от дома девушки.
        «Надо избавиться от проклятого телефона, - подумала она. - Нет телефона - нет и приложения! Наверное, это что-то вроде пеленгатора, без приложения Гость потеряет дорогу ко мне!»
        «Ты с ума сошла? - немедленно включился голос разума. - Выкинуть?! Как сегодня без телефона? Тебе за него еще кредит платить!»
        - Сдать обратно! Вот что надо сделать!
        Регина снова выбежала из квартиры и вскоре уже была в магазине.
        - Я хочу сдать его! Кажется, это можно сделать в течение двух недель. Обменяйте на другой, этот мне не подошел! - выпалила Регина, отыскав знакомого продавца и позабыв про приветствие. - Купила его и…
        - Телефон сломан? - спросил продавец.
        - Нет. То есть да… Я хочу сказать…
        Подошел администратор.
        - Смартфон, как и другую сложную технику, имеющую срок гарантии более года, нельзя взять и вернуть, если она исправная. Только в случае поломки, после проведения экспертизы. На что вы жалуетесь?
        Регина вышла на улицу. Что делать дальше, она не представляла.
        Поздним вечером, выбросив в мусорное ведро зачем-то приготовленный и несъеденный ужин, девушка пошла в ванную, долго стояла под душем, пытаясь решить, как поступить.
        Нужно мыслить здраво. Никаких демонов, бесов, призраков (словом, Гостей) не существует. Они есть разве что в хоррор-романах и фильмах ужасов. Кто-то ради забавы запустил в Интернет вирус, который сам по себе устанавливается на телефоны к невезучим людям. Наверное, вирус имеет доступ к местоположению устройства, поэтому и генерируются видео близлежащих мест. Люди психуют, нервничают, не знают, что делать, а какой-то псих радуется!
        Регина понятия не имела, возможно ли это технически. Она окончила экономический колледж и работала менеджером, забивала в таблицу данные о продажах товаров, так что ничего не понимала в программировании.
        «Возможно, само собой! Сейчас чего только не делают!» - сказала себе девушка. А потому переживать, чтобы какой-то недоумок порадовался, или выбрасывать телефон не стоит. Она не станет обращать на приложение внимания, только и всего.
        Прошло два дня.
        Спала Регина плохо, не могла заснуть, а если засыпала, ее мучили кошмары, которых она поутру не помнила. В офис приходила с чугунной головой, работала медленно, часто ошибалась, приходилось переделывать, пересчитывать.
        Она всеми силами старалась не замечать приложение, не открывала видео, убрала иконку с экрана. Однако страх никуда не уходил, становилось только хуже. Приложение было, оно все равно жило гадкой жизнью у нее в смартфоне, и Регине постоянно казалось, что за ней наблюдают.
        Она боялась обернуться: вдруг за спиной окажется Гость?
        Боялась услышать чей-то голос, когда была одна в комнате.
        Кто-то смотрел на нее из темных углов, выглядывал из-за поворотов и из глухих подворотен; пялился, прячась за занавеской душа в ванной. Регина физически ощущала этот взгляд: словно насекомое перебирало лапками, ползало по коже.
        Рабочий день тянулся, минуты наползали одна на другую, медленные, как пьяные улитки. Наконец стрелки подползли к шести вечера, и начальница, устав исправлять ее ошибки, отпустила Регину, велев выспаться хорошенько.
        Легко сказать.
        Когда она добралась до дому, уже стемнело. На лавочке возле подъезда, облитый болезненно-желтым светом фонаря, сидел Валерка. Регина подумала, что, увидев ее, сосед бросится прочь, но мальчишка поднялся со скамейки и выпалил:
        - Я тебя ждал!
        - Зачем?
        Растерянный и бледный, как сама Регина, он прикусил губу, не решаясь сказать то, что хотел.
        - Это про Гостя? - поняла она.
        Тот кивнул.
        - Его лучше не упоминать. Никто же не знает, как он находит жертв. Лучше делать вид, что его не существует. Я хочу предупредить: это не прикол. Не развод какой-то. Он… на самом деле есть! - Валерка обернулся, точно Гость мог стоять за его спиной. - Мне один парень в школе сказал. У его двоюродной сестры такое приложение было. Через неделю она… - Мальчишка дернул головой. - Умерла. Была одна в закрытой комнате. Родители тоже в квартире были, не слышали ничего. Кто-то свернул ей шею.
        Регине будто влепили пощечину.
        Разум заверещал: «Зачем ты этого малолетку слушаешь?»
        - Валер, хватит…
        - Я не вру! Так бывает: у кого появляется приложение, тот умирает. Гость приходит и сворачивает ему шею. Двери, замки, засовы - все бесполезно.
        - Что же делать? - прошептала Регина, разом поверив всему, что он говорил. В глубине души она ведь всегда была уверена, что Гость существует!
        - Он знает, где ты живешь. Я понятия не имею, как заставить его забыть.
        Регина сама не помнила, как очутилась дома. Сняла сапоги, села на стул в прихожей, вытащила телефон. Она должна понять, сколько у нее времени. Прятаться от неизбежного, делать вид, что его не существует, бессмысленно.
        «Ты можешь думать, что Бога нет, но он знает, что ты есть», - говорила мама. Хотя тут речь не о Боге.
        Регина нажала на значок и, едва взглянув на видео, не сдержала крика.
        За два дня Гость успел добраться до ее микрорайона. Она узнала аптеку на углу соседней улицы, «Пятерочку» и «Магнит», парикмахерскую «Стиль», жилые дома, детский сад за невысоким забором.
        - Чего тебе нужно? - выкрикнула Регина. - Почему ты привязался ко мне?
        Экран погас.
        Она вскочила со стула, закружила по комнате. Если Валерка сказал правду, прятаться от Гостя бесполезно. Наверное, он попадает в наш мир из другого измерения через телефон, выбирается оттуда каким-то образом. Иным путем попасть в комнату к той несчастной девушке Гость не смог бы, а телефон, видимо, был при ней. Мы же все сейчас днем и ночью держим телефоны возле себя.
        Больше медлить нельзя, от смартфона следовало избавиться уже давно. Какая она идиотка, что тянула с этим!
        Словно откликнувшись на ее мысли, телефон ожил в руке, раздался звук сообщения. Регина, даже не взглянув на экран, знала: Гость дает о себе знать.
        Так и оказалось.
        Только больше не нужно было нажимать на значок приложения, видео показывалось само по себе. Ракурс изменился: прежде Регина видела глазами Гостя, теперь же смотрела на него самого.
        Темная фигура приближалась. Была она похожа на человеческую, но куда выше ростом. Длинное, тощее существо, напоминающее киношного Слэндермена, надвигалось на Регину, будто в замедленной съемке: неуклюже, тяжело. Было в этом движении нечто неостановимое, как в волне-убийце, которая грозит захлестнуть, накрыть с головой.
        За спиной Гостя Регина видела дом, который находился на противоположной стороне улицы. Гость был рядом, счет шел на минуты!
        Девушка метнулась к окну, выглянула. Фонари освещали двор, все было как всегда: припаркованные автомобили, люди… Никакого Гостя.
        Однако на экране телефона картина выглядела иначе: никаких людей, никакой жизни. Никого и ничего во всей Вселенной, кроме Гостя и Регины.
        Она смотрела на него, а он не отводил взгляда от нее (лицо существа было в тени, но Регина почему-то была в этом уверена).
        «Давай же! Надо избавиться от телефона! Срочно!»
        «Поздно, - прозвучал в голове голос Валерки. - Гость смотрит прямо на тебя и видит твое лицо в окне».
        Плевать! Она должна попробовать! Регина дернула ручку на оконной раме. В комнату ворвались звуки улицы и поток холодного воздуха: зима в этом году не желала уходить, сдавать позиции.
        Девушка в последний раз глянула на телефон. Как же она мечтала о нем, какие планы по покорению Интернета строила! А теперь только и желала больше никогда его не видеть. Да и вообще сотовой связью и Интернетом не пользоваться.
        Гость был уже возле подъезда. Времени почти не осталось. Сейчас он войдет в подъезд, поднимется по лестнице, окажется у двери в квартиру…
        Регина размахнулась и изо всех сил швырнула мобильник так далеко, как только смогла. Плоский аппарат улетел в темноту, послышался негромкий хлопок (или ей это просто показалось).
        Пятый этаж, кругом асфальт и бетон. Телефон ударится о твердую поверхность, превратится в кучку хлама; Гость потеряет дорогу и уберется обратно в ад.
        Регина постояла, прислушиваясь. Никто не закричал, что в него чем-то бросили, не разбилось стекло автомобиля. Получается, мобильник упал на землю и умер.
        Вот и все, все закончилось.
        Девушка закрыла окно.
        «А если телефон кто-то найдет?» - подумала она.
        Ну и пусть. Вряд ли удастся его починить после такого падения.
        Весь вечер Регина тряслась, как заяц, каждую секунду ожидая, что Гость объявится, что кто-то позвонит или постучит в дверь. Но никто не пришел.
        Оставалось верить, что и не придет никогда, забудет дорогу.
        А если нет?..
        Скрюченный человек
        - Фу таким быть! Позорище, - скривилась Олечка Зимина, заходя в магазинчик.
        Голубоглазая Олечка была самой красивой девочкой в классе. А бомж, который, покачиваясь, стоял возле магазина, был мерзким и грязным.
        Ребята часто приходили сюда после уроков купить чипсы, колу или мороженое. Бомж вечно тут околачивался: рылся в контейнере за магазином, стоял возле двери, торчал около спуска к метро.
        Женин дом был неподалеку. Иногда бомжа видели и около него, но дом считался элитным, был огорожен забором, ключ от ворот имелся только у жильцов. Внутри, в уютном загончике, находились лавочки, декоративные деревца, детская площадка, парковка. Таким, как этот оборванец, вход в подобные места заказан.
        Нечесаные седые волосы, похожие на свалявшуюся шерсть; отечное, бугристое, похожее на картофелину, лишенное индивидуальности лицо - лица всех пьяниц похожи. Черное пальто с чужого плеча болталось на старике, как на вешалке, ладони не высовывались из слишком длинных рукавов. Брюки, обувь, место которой на свалке, убогая котомка - вид старика вызывал отвращение, а уж исходящий от него запах…
        Женя зашел в магазин вслед за Олечкой, Настей и Никой (на «Колю» друг не отзывался принципиально).
        - Почему его не заберут куда-нибудь? - никак не могла успокоиться Олечка. - У него, наверное, вши. Вдруг он больной, заразный.
        - Он же не чихает на тебя, - резонно заметила Настя.
        Она ревновала: Ника упорно не замечал ее, когда Олечка была рядом. На самом деле он вообще никого, кроме Зиминой, не замечал, был влюблен в нее с шестого класса. Хотя Жене, например, больше нравилась Настя: она, по крайней мере, была живая и смешливая. А Олечка постоянно вела себя так, словно стояла перед зеркалом: никого, кроме себя, не видя.
        И вот бомжа этого еще заприметила.
        - Еще бы он чихнул! - возмутилась Олечка. - Я бы отцу сказала.
        Отец у Олечки - крупный полицейский чин. То ли полковник, то ли целый генерал.
        - Так сказала бы, пусть бы его забрали.
        Олечка высокомерно поглядела на Настю.
        - Делать ему нечего, отбросами всякими заниматься!
        - Кто какие будет? - спросил Ника, подходя к стойке с чипсами. Про бомжа было благополучно забыто.
        Пробежал сентябрь, а вслед за ним и октябрь с ноябрем, заливаясь слезами дождей, канули в прошлое. Декабрь отмерил начало зимы точно в срок, в соответствии с календарем. Аккурат первого числа грянули морозы, замело-завьюжило.
        Бездомный, который постоянно маячил где-то на периферии Жениного зрения, возникая то тут, то там, пропал. Наверное, переместился туда, где потеплее. Может, на теплотрассу подался или облюбовал подъезд дома, в котором нет охраны, консьержки, домофона.
        Женя забыл про него - да и с чего бы ему помнить? Бомж пришел на ум, когда Влас - Стас Власянников - смотрел в Интернете видео со своего любимого канала «Пуся Хомячков» и громко, на весь класс, комментировал. Женя пранкеров не любил: смотреть, как над людьми издеваются, - такое себе. Но, как и все, глянул одним глазом.
        Ролик назывался «Дрессированный бомж», суть его состояла в том, что блогер кидал несчастному мелкие деньги, заставляя выполнять команды: «стоять», «сидеть», «искать пять рублей» и все прочее.
        По мнению Жени это было отвратительно: и придурковатый блогер Пуся бесил, и бомж, который щерился беззубой улыбкой и радостно «служил», теряя остатки человеческого достоинства. Однако Власу, как и многим другим ребятам, было «по приколу». Смешно.
        Вот тут Женя и вспомнил местного бездомного, спросив себя, стал бы тот за малую денежку прыгать и резвиться другим на потеху, и решил, что, скорее всего, да. В какой-то момент человек перестает быть человеком и превращается в животное, подумалось ему.
        Однажды мальчишки помладше окружили того старика, бросали в него пластиковые бутылки, стаканчики, кричали, хохотали, а бездомный притопывал на одном месте, поворачивался, как кошка, которая ловит свой хвост, и тоже тихонько смеялся. Видно, не понимал, что над ним глумятся.
        Противно все это.
        Учебный день пролетел быстро, а после Женя с Никой пошли в кино. Вечером, возвращаясь домой, Женя увидел бездомного. Он, оказывается, устроил себе лежанку из тряпок и рваных одеял под балконом одной из девятиэтажек около Жениного дома. Там было что-то вроде ниши или норы, ветер не задувает. Старик лежал, натянув на голову пальто, уткнувшись носом в стену, подвернув руку под голову.
        Мельком бросив на спящего косой взгляд, Женя поспешно прошел мимо. Никому, конечно, не пожелаешь такого: валяться на картонке в мороз, не зная, удастся ли сегодня поесть. Но, с другой стороны, каждый сам хозяин своей судьбы: не пей, работай, деньги зарабатывай, веди себя нормально, тогда не окажешься в таком жалком положении.
        Проходя по пути из школы мимо того дома на следующий день, Женя бросил взгляд на балкон (точнее, под него). Бездомный ютился в своем гнезде. Поза была та же.
        И на следующее утро - тоже.
        А вечером все и случилось.
        Женя два раза в неделю играл с ребятами в хоккей, и во вторник возвращался после матча. Удачно поиграли, настроение было отличное: их команда победила, а Власа - продула с разгромным счетом.
        Уже стемнело. Мороз царапал острыми коготками щеки. Женя свернул за угол, оказавшись возле дома, где обитал старик. Людей поблизости не было, снег хрустко пружинил под ногами, и это был единственный звук, который слышал Женя, - так тихо было кругом. Прямо как в сосновом бору.
        Свет фонарей освещал дорожку, пустой двор, серебряные ото льда и снега деревья. Под балконом чернела фигура бездомного, и Женя замедлил шаг, хотя собирался пройти мимо.
        Сейчас минус пятнадцать. Лежать на земле в такой холод - это означает все себе отморозить. Старик, видно, спал.
        Женя шагнул ближе, и его словно кипятком окатило. Все эти дни, что он ходил мимо убогого обиталища, бездомный не менял позы! Уже не первые сутки лежал он спиной к улице, укутавшись в пальто, подломив руку под голову.
        - Эй, вы там живы? - Собственный голос показался Жене незнакомым.
        Нет ответа.
        Что делать? Пойти домой, оставить все как есть?
        Вместо этого Женя вытянул вперед руку, в которой держал хоккейную клюшку, и осторожно потыкал бездомного. Каменная твердость - вот что он ощутил. Это было все равно что коснуться большого валуна (Женя видел такие возле моря) или стены здания. Бездомный словно бы слился с местом своего обитания.
        Мертв. Мертв окончательно, бесповоротно, необратимо. Женю, который прежде никогда не видел покойников, приморозило к месту. Он еще не успел подумать, что следует предпринять, как темная неподвижная фигура пошевелилась.
        Женя взвизгнул и отпрянул. Бомж вытянул одну ногу, потом - вторую. Движения были резкие, отрывистые, какие-то механические, а еще Жене почудилось, что ноги у старика чересчур длинные.
        Приподнявшись на локтях, бездомный вывернул голову и уставился на Женю. Мальчик не видел его лица, оно оставалось в тени, но ему казалось, что губы растянуты в безумной улыбке.
        Существо, напоминающее гигантскую саранчу, резво выбиралось из-под балкона. Женя с ужасом видел, что конечности его сгибаются совсем не в ту сторону, в которую должны сгибаться.
        Создание, некогда бывшее несчастным бездомным, очутилось в паре шагов от Жени. Оно казалось припавшим к земле перед прыжком, но уже в следующую секунду стало распрямляться, будто пружина. Изогнутое под невозможными углами тощее тело напоминало складной метр. Существо искривлялось, росло, становясь все выше, и вскоре уже стояло, раскачиваясь на широко расставленных ногах. Шаг, еще - и кошмарное создание нависло над перепуганным подростком.
        А потом, сломавшись пополам, согнулось и наклонилось к Жене. Белые руки, которые теперь высовывались из рукавов пальто, плыли в воздухе, как уродливые змеи. Ухмыляющееся лицо оказалось возле лица мальчика.
        «Что ты такое?» - беззвучно крикнул Женя где-то внутри себя самого.
        И внезапно понял, что знает ответ.
        Рот, растянутый до самых ушей, матовые, но вместе с тем отливающие рубиновым цветом глаза, длинный язык между кривых зубов… Женя почувствовал отвратительный смрад - сладковатый, назойливый запах смерти.
        - Я нашел тебя, - проскрипел Скрюченный человек, самый жуткий Женин кошмар, и в этот миг мальчик наконец-то нашел в себе силы развернуться и побежать.
        Никогда в жизни не бегал он быстрее. В легких полыхало пламя, в боку кололо, но Женя не замечал этого. Каждую секунду он ожидал, что Скрюченный человек окажется рядом, схватит за плечо. Истошно вопя, Женя вцепился в забор, который огибал их двор, и сознание покинуло его.
        Потом была суета. Соседи вызвали скорую и полицию, мама чуть не плакала, отец пытался выяснить, кто довел сына до такого состояния. Жене мерили температуру, совали в рот лекарства, закутывали в одеяла, потому что его трясло, как от удара током.
        Из путаных объяснений Жени стало ясно, что нечто нехорошее произошло в одном из соседних дворов. Кинулись туда, увидели брошенную мальчиком хоккейную клюшку, а потом и мертвое тело под балконом.
        - У него стресс, ты же знаешь, какой он чувствительный! - вполголоса говорила мама, думая, что Женя уже спит.
        - Он никогда не сталкивался со смертью, а тут мертвеца увидел, - ответил отец. - Хотя реакция, надо сказать, чересчур эмоциональная.
        Они перешли на шепот, и больше Женя ничего не мог разобрать. К тому же голова была как будто набита ватой, мысли ворочались тяжело, звуки слышались еле-еле. Вскоре он заснул.
        Ему снилось нехорошее, страшное, хотелось вырваться из этого сна. А когда удалось, и Женя проснулся (мокрый, как мышь, с пересохшим горлом), то никак не мог сообразить, что это уже не сон.
        Он озирался по сторонам, судорожно вцепившись в край одеяла.
        «Комната, это всего лишь моя комната!»
        Но Женя был в ней не один. В углу чернело нечто напоминающее ком белья. Пока Женя не смотрел в ту сторону, оно не шевелилось, но стоило глянуть, как чернота ожила, расползаясь в стороны, словно нефтяное пятно.
        Тень росла, меняла очертания, вывинчивалась. Женя видел длинные ноги и руки, заканчивающие крючковатыми пальцами, насекомообразное, похожее на саранчу тело. Он знал: там, во мраке, светятся багряные глаза и щерится в улыбке рот…
        Женя вытолкнул из глотки вопль (точно пробка вылетела). Он кричал и кричал, даже когда родители ворвались в комнату, включили свет, а мама обняла его, прижала к себе, стараясь успокоить, будто ему было пять, а не пятнадцать.
        На том месте, где минуту назад стояла жуткая тварь, теперь ничего не было. Но это не могло обмануть Женю, носить в себе такой ужас он не хотел.
        - Что ты увидел? Куда все время смотришь? - спрашивал папа, и Женя, слишком слабый и напуганный, чтобы врать, ответил:
        - Скрюченный человек. Он здесь! В комнате!
        Родители поглядели друг на друга, потом на сына.
        Когда Женя был маленький, мама постоянно читала ему вслух. Однажды она прочла «Жил на свете человек, скрюченные ножки…» Забавное детское стихотворение напугало ребенка так, что у него поднялась температура.
        Женя живо представлял себе скорченное горбатое создание с уродливым, растянутым в безумной улыбке лицом и алыми глазами, поселившееся в его комнате. Несколько ночей мальчик почти не спал, но и после, когда пережитый ужас немного забылся, просил не выключать ночник.
        Мама больше не читала ему тот стих, даже книгу выбросила, но Скрюченный человек накрепко врезался в память. Пусть Женя и забывал про него, он все равно существовал где-то рядом, в подсознании.
        А теперь вылез наружу.
        - Тут никого нет. - Мама погладила Женю по голове.
        - Ты же понимаешь, что его не существует, да? - спросил папа. - Скрюченный человек - просто персонаж из детского стишка.
        Когда утром родители предложили договориться с классной руководительницей, чтобы Женя побыл пару дней дома, он отказался. Уж лучше быть в школе, там полно людей.
        Одноклассники откуда-то знали о случившемся.
        - Отмучался бомжик, - весело сказал Влас и закатил глаза: - А некоторые такие нервные.
        Женя, у которого нервы и правда были на пределе, подскочил к нему, впервые в жизни чуть не затеяв драку. Насмешка Власа вывела Женю из себя, и разозлился он не на то, что одноклассник посмеялся над ним, а на слова про «бомжика».
        Их бросились разнимать, прозвенел звонок, и вошедшая в класс учительница истории закричала:
        - Прекратите немедленно! К директору хотите? Вы чего тут устроили?
        Когда ребята успокоились и расселись по местам, кто-то из сидящих на первых партах объяснил, из-за чего началась драка, упомянув про умершего бездомного. Учительница погрустнела, нахмурилась.
        - Я его знала. Раньше, когда он еще не… - Она откашлялась. - Это Владимир Константинович Новиков, он в нашей школе работал.
        - Сторожем? - влезла Олечка.
        - Почему? Нет. Учителем географии. Давно уже, молодые учителя не застали его, а я помню. Он еще меня учил, когда я в эту школу ходила. А потом после вуза устроилась сюда, Владимир Константинович продолжал работать. Лет сорок, наверное, преподавал. Или больше.
        - А потом что? - громко спросил Женя, чувствуя странный холод в груди.
        Вспомнилось некстати, как дети задирали бомжа, а он не злился, смеялся вместе с ними. Дети… Всю жизнь он, оказывается, с ними работал.
        - Потом… Знаете, как бывает. Жена умерла. Внук его уговорил дарственную на квартиру написать. Вот и…
        - А что же никто из учителей ему не помог, когда он на улице оказался? Если знали его? Как же взаимопомощь, взаимовыручка?
        Вопрос был неудобный, учительница покраснела. Потом рассердилась, не ответила Жене, начала объяснять классу новую тему.
        После уроков пришлось остаться на факультатив, а потом - на дежурство, но если обычно внеклассная работа раздражала, то сейчас Женя был только рад отвлечься и потому не торопился домой.
        Давно закончились уроки, школа постепенно пустела, ученики и учителя расходились по домам, смех и голоса таяли в коридорах и на лестницах. На улице стемнело, в школе зажегся свет, и здесь, внутри, было уютно. Наружу, в темень и холод, идти не хотелось. Но надо. Сколько можно тут торчать?
        Решив, что мимо дома, возле которого умер старый учитель, проходить ни за что не станет, Женя закинул ранец на плечо и двинулся к лестнице. Он уже миновал два пролета, оставалось спуститься со второго этажа на первый, когда лампы под потолком замигали, затрещали и погасли. В коридоре свет был, и Женя толком не успел испугаться, но потом увидел тень.
        Нечто приближалось к лестнице, разрасталось, чернильными струями растекаясь по полу. Сначала оно напоминало извивающиеся плети винограда, потом появилось изогнутое, кривое тело… Скрюченный человек - это был он!
        Женя замер на ступеньках, покорно ожидая, когда громадная вывернутая фигура покажется целиком. Страх был невыносим, но бежать - некуда. Ясно уже, что Скрюченный человек везде его найдет.
        - Почему ты преследуешь меня? Что я сделал? - в отчаянии закричал Женя.
        В эту секунду зажегся свет. А вместо Скрюченного человека в коридоре показалась Юлия Семеновна, школьный библиотекарь.
        - Ты чего орешь? - Она, видно, испугалась. - Сердце чуть не выскочило!
        Библиотекарь.
        Библиотека, дверь в которую была видна с того места, где стоял Женя.
        Шестеренки в голове заработали, задвигались. Он начал понимать…
        - А библиотека еще открыта? - спросил Женя.
        - Пока да. До шести, - недовольно проговорила Юлия Семеновна.
        Спустя полчаса Женя листал альбомы с фотографиями. Он и не знал, что в школьной библиотеке хранятся фотоальбомы с выпусками разных лет, с момента основания школы в 1958-м году.
        Вот каким он был, Владимир Константинович Новиков. Пришел в новую школу в начале шестидесятых, преподавал, по всей вероятности, до две тысячи седьмого (после этого года снимков с ним не было).
        С фотографий на Женю смотрел худощавый мужчина с густыми темными волосами - поначалу совсем молодой, потом становящийся все старше, пока волосы его не поседели, а лицо не покрылось морщинами. Учитель географии стоял в окружении учеников и коллег, камера часто запечатлевала его улыбающимся открытой, наивной, немного детской улыбкой. Жене подумалось, что географ, наверное, не кричал на своих учеников и редко их наказывал.
        А потом жизнь наказала его.
        - Вы знали Владимира Константиновича? - спросил Женя.
        Библиотекарь покачала головой: нет.
        - Сегодня в учительской про него говорили. Некоторые знали. Говорят, похоронить некому.
        Женя отдал альбомы Юлии Семеновне и вышел из библиотеки.
        Он знал, зачем приходил Скрюченный человек. И больше его не боялся. Женя, к стыду своему, отлично понимал: если бы не страх, не ужас перед появлением монстра, он забыл бы о существовании несчастного бомжа. Его смерть выветрилась бы из памяти, а подробностями жизни он и не подумал бы интересоваться.
        - Мы должны что-то сделать! - горячо и громко говорил Женя родителям, когда они вернулись с работы. Он рассказал им трагическую историю старого учителя географии, которым оказался умерший бездомный. Изумленные, немного напуганные его напором, слушали они сына.
        - Это страшно, и я рада, что ты хороший человек, что тебя не оставляют равнодушным такие вещи… - начала мама, но отец ее перебил.
        - Скажи, как теперь надо поступить? Чего ты хочешь добиться?
        Он был более прагматичен, сразу перешел от эмоций к делу.
        - Новиков почти полвека проработал в школе, это был правильный, добрый, хороший человек, а что в итоге? Доживал всеми брошенный, голодал, над ним смеялись, презирали, гнали. Замерз насмерть, несколько дней лежал под балконом, хуже собаки. А теперь его похоронить не могут, закопают в общей яме, даже после смерти у него не будет пристанища, могилы не будет!
        Отец внимательно посмотрел на сына, потом коротко кивнул и вышел из комнаты. Он был влиятельным человеком, ему быстро удалось выйти на нужных людей, привлечь необходимое внимание, найти деньги (немалую часть он внес сам), добиться реакции районной администрации.
        Владимира Константиновича Новикова похоронили на городском кладбище. Было и отпевание, и обитый алой материей гроб, и венки, и похоронная процессия, и поминки. Памятник тоже заказали. Школьные чаты бурлили, на городском портале вышла статья. Директор школы объявила день траура: фотографию учителя, перечеркнутую черной лентой, вывесили в холле.
        Все возмущались: как могли допустить столь вопиющую ситуацию? Жаловались на равнодушие, черствость окружающих. Некоторые хвалили Женю. Другие говорили, что Новикову самому нужно было быть внимательнее - образованный же человек!..
        А Женя лишь надеялся, что старому учителю теперь светло и спокойно там, куда он ушел.
        Скрюченного человека мальчик больше никогда не видел.
        Снеговик
        Снеговик стоял в дальнем конце двора - сиротливая фигурка высотой не более полуметра жалась к забору. Морковка вместо носа, угольки-глаза, палочки-ручки… Ведра, правда, не было.
        Сергей увидел снеговика, когда въезжал на подъездную дорожку. Может, даже и не заметил бы, но свет фонаря падал прямо на него.
        «Делать ей нечего», - раздраженно подумал Сергей, паркуя новенький автомобиль, на котором ездил меньше месяца. Давно хотел BMW. И Лесе нравится. При мысли о Лесе, от которой он как раз и возвращался, по телу прошла сладкая волна, и про дурацкую снежную поделку было забыто.
        Нина суетилась у плиты. Готовила она отлично, этого не отнять, но все равно при одном взгляде на ее постную физиономию и плоскую фигуру настроение моментально портилось, ничто не радовало.
        - Как день прошел? - пискнула Нина, улыбнувшись вечной своей заискивающей улыбочкой, словно спрашивая разрешения.
        Сергей, недовольно буркнув, что все в порядке, поднялся на второй этаж, чтобы принять душ и переодеться.
        «Ты же ее не любишь, почему не разведешься?» - спросила сегодня Леся, и он, как обычно, наговорил ей разной чуши, особо не задумываясь. Всем «Лесям» на свете все мужчины говорят примерно одно и то же: либо жена больна, либо дети еще не выросли, либо (самое универсальное) сейчас не время.
        Время не придет никогда, только тупые бабы не способны понять простую вещь: если мужчина в самом деле захочет уйти, его не остановит ничто. Вообще ничто. А если он вернулся, значит, и не уходил вовсе.
        Короче, жениться на Лесе он не собирался ни секунды, разводиться не собирался тоже. Просто не мог. Но угрызения совести тут ни при чем. Сергей скрипнул зубами и вывернул кран с горячей водой на полную мощность.
        Утром шел снег. Крупные пушистые хлопья густо валили с набрякшего неба, и Сергею пришлось расчищать двор, чтобы выехать. В поселке все дороги были чистыми, снегоуборочная техника работала без продыху: люди тут жили непростые, упаси бог кто-то куда-то опоздает.
        Говоря по правде, Сергей мог и не приезжать в офис: компания работала как часы, система была налажена отменно, на всех местах сидели проверенные, в высшей степени компетентные сотрудники. Чего у тестя было не отнять, так это делового чутья, хватки.
        Но, во-первых, не на Нину же смотреть целый день, а во-вторых, он ей внушил мысль о том, что без него все в компании рухнет, только благодаря его гению фирма еще на плаву. Правда, работать приходится днем и ночью, а иногда и в праздники.
        Нина верила. Благослови бог пустоголовых женщин.
        Расчищая подъездную дорожку, Сергей снова увидел снеговика. Странно, но стоял он дальше от забора и ближе к дому, почти в центре двора. А еще он был побольше. Вчерашнего снеговика Нина, по-видимому, сломала, а этого слепила. Когда только успела? И зачем?
        Едва выбравшись на дорогу, Сергей сразу забыл о снеговике, а вспомнил уже поздно вечером, когда вернулся домой. Снег прекратился еще днем, небо было ясное, заметно подморозило. Синоптики обещали к ночи минус пятнадцать, а поутру и всю следующую неделю и вовсе до минус двадцати пяти.
        В такую погоду хорошо сидеть у камина, закутавшись в плед, и пить коньяк. Впрочем, что угодно хорошо, лишь бы не торчать на улице, как этот несчастный снеговик.
        Сергей натолкнулся на него, когда бежал в дом, и замер, изумленно глядя на снежную фигуру. Три шара, поставленные один на другой, глупая оранжевая морковка… Но почему-то при взгляде на него не хотелось улыбаться. Наоборот, мороз пошел по коже, будто кто-то запихнул снежок за шиворот.
        Черные глаза снеговика казались осмысленными, живыми. Он пялился на Сергея и, кажется, следил за ним взглядом. Мужчина поежился и поспешно поднялся на крыльцо.
        - Какого хрена ты его слепила? Заняться больше нечем? - рявкнул он с порога.
        Нина улыбнулась своей жалкой улыбочкой.
        - О чем ты говоришь, милый? Я не…
        - Ага, как же! А кто тогда, если не ты? Садовник зимой не приходит. Или это уборщица развлекается?
        - Я не понимаю, о чем ты.
        Растерянность Нины выглядела искренней, но сочувствия не вызывала.
        - О снеговике, дура! - заорал Сергей, окончательно теряя терпение. - Это третий уже! Вчера на одном месте стоял, сегодня утром чуть не посреди двора торчал, а сейчас возле дома!
        Сергей схватил жену за руку и подтащил к двери. Распахнул ее, вытолкнул женщину на веранду. Снеговик стоял, растянув рот в бессмысленной улыбке, уставившись на вывалившихся из дома людей.
        - Убедилась?
        Нина закивала, большие коровьи глаза наполнились слезами. Сергей втащил ее обратно в дом. Молча прошел в столовую, сел. Жена, стараясь подавить рыдания, выставляла на стол приготовленную еду: блюдо с жареным мясом, тушеные овощи, печеный картофель, зелень. Сергей любил простую и сытную еду, безо всяких выкрутасов. Он ел жадно - проголодался, а жена сидела на другом конце стола перед почти пустой тарелкой.
        - Сережа, я не лепила снеговика, - тихо проговорила Нина. - Честное слово. Я их и не люблю. Это Николенька любил.
        Николенька. При упоминании этого имени аппетит пропал, и Сергей отшвырнул вилку и нож. Да уж, отсталый братец Нины всегда ждал первого снега, чтобы слепить кособокого монстра. И не унимался до тех пор, пока снег по весне не растает. Тут и там во дворе и в саду всю зиму торчали его уродцы. Сергей успел забыть об этом. Николенька (так называли этого придурка Нина и ее папаша) умер два с половиной года назад.
        А через полгода к праотцам отправился и папенька, встретился там с сынулькой-дурачком и дражайшей женушкой, которая умерла, производя это недоразумение на свет божий.
        Сергей бросил на стол салфетку, отодвинул стул и вышел из-за стола. Уже через пару часов, лежа в кровати, он подумал о том, что Николеньке нипочем не слепить такого снеговика: ровного, гладкого, как с картинки. Даром что двадцать лет исполнилось, разум и умения, как у пятилетнего.
        С этой мыслью Сергей и заснул. Среди ночи проснулся внезапно, и ему пришла на ум одна странность: когда они с Ниной вышли на крыльцо (точнее, он ее туда вывел, как нашкодившего малыша), снеговик смотрел на них. А ведь ранее, когда Сергей шел по дорожке к дому, снежный мальчик стоял лицом к нему и, следовательно, спиной к крыльцу.
        «Выходит, он повернул голову?» - спросил Сергей сам себя. Мысль была настолько абсурдной, что даже не пугала, и он снова провалился в сон, а утром не помнил об этом.
        Снеговика, кстати, около крыльца не было. Похоже, Нина додумалась его сломать, чтобы не нервировать мужа. И правильно. На работу Сергей отправился в хорошем настроении (сегодня предстояла встреча с Лесей).
        - Вернусь поздно, работы много, - небрежно сказал он Нине.
        Когда врал жене, совесть его не мучила. Врет - значит, щадит ее чувства, это даже благородно, если подумать. И милосердно. Мог ведь и не утруждаться. Скажи он правду, Нина все равно смотрела бы с собачьей преданностью и винила себя в том, что муж потерял к ней интерес. Такой уж характер. Прилипчивый.
        Вернулся Сергей ближе к полуночи, оставленный Ниной ужин есть не стал: они с Лесей заказали обед в ресторане, так что он был сытым во всех отношениях. Принял душ и лег спать. Жена, кажется, уже заснула, лежала тихим холмиком, повернувшись к окну.
        Если подумать, все неплохо: она отличная хозяйка, мягкая, послушная. Не надоедает, ни во что не вмешивается. Найти барышню на стороне не составляет никаких проблем. Может, и не стоит…
        Сергей оборвал свою мысль.
        Стоит, конечно же! Свобода и полная уверенность - вот чего не хватает.
        Так что вопрос решенный, дело времени.
        Он вытянулся во весь рост и вскоре уже спал.
        Выспался отлично, а когда встал, почувствовал аромат блинчиков. Нина отменно их пекла. Была суббота, вставать рано не обязательно, на выходных Сергей решил выспаться. Возможно, он проведет эти два дня дома. Или сходит куда-то с Ниной: нужно поддерживать имидж счастливой семейной пары.
        На душе было радостно, Сергей даже пошутил, беседуя с женой за завтраком, и она расцвела от удовольствия, сделавшись почти хорошенькой.
        Все изменилось, стоило ему войти в кабинет. Работать Сергей не собирался, но любил посидеть тут, выкурить сигару, глядя в огромное окно.
        Окно! Не успел он войти, как увидел это чудище.
        - Что за… - дальше последовал поток брани.
        Прибежала перепуганная Нина, вскрикнула, попятившись.
        За окном стоял, заглядывая в комнату, снеговик. Он был огромный, настоящий великан (окно высокое, довольно далеко от земли). Рот - черная линия, прорисованная углем, - кривился в усмешке, а глаза смотрели злобно, ненавидяще. Сергей готов был поклясться, что проклятый снеговик видит его, наслаждается его паникой, непониманием происходящего.
        Именно страх был причиной того, что случилось дальше. Не помня себя от ярости, Сергей набросился на Нину. Они были вместе более пяти лет, и в последнее время ему случалось поднимать на нее руку. Никто, конечно, не знал об этом, да и сам Сергей не считал, что бить женщин - это в порядке вещей, но иногда жена буквально выводила его из себя.
        Сейчас он поколотил ее сильнее, чем в предыдущие разы, с трудом остановившись. Был уверен, что не сломал ей ничего, но все же губа Нины была разбита, и лишь вид крови немного остудил его бешенство. Жена лежала на полу, поджав ноги, и тихонько всхлипывала.
        Сергей выскочил из кабинета и промчался через весь дом, распахнув входную дверь. Схватил стоявшую в гараже лопату, кинулся к снеговику. Наверное, Нина вчера его слепила, а он не заметил, потому что пришел поздно, в кабинет не заглядывал.
        Вчера утром никакого снеговика не было, вспомнилось Сергею, и тут в голову пришла дичайшая мысль. Вдруг снеговик, с того момента, как Сергей видел его в последний раз, шел вдоль стен дома, обходя здание, чтобы в итоге остановиться на противоположной стороне, под окном кабинета?
        Он неуклюжий, движется медленно; ему потребовалось бы время, чтобы добраться от дальней стороны двора до его середины, а потом - добрести до крыльца. При мысли о плетущемся куда-то снеговике стало нехорошо. Только в мультике это выглядело бы забавно, а в реальной жизни казалось зловещим.
        Ледяное существо без сердца, ведомое злой волей, кружит вокруг дома, подчиняясь неведомой силе… Да еще и растет при этом! Когда Сергей увидел снеговика впервые, тот был маленький, теперь же он смотрел на настоящую громадину одного с собою роста, даже немного выше.
        - Ах ты, гад! - крикнул Сергей, стараясь с помощью гнева побороть растущий страх, и замахнулся лопатой, вонзив ее в белый бок.
        Снег оказался плотным, но не настолько, чтобы разрушить снеговика было трудно. Спустя несколько минут от снежной фигуры и следа не осталось. Сергей утрамбовал снег. Сплюнул, отбросил лопату.
        Нина вышла к нему с заплаканными глазами. На щеке виднелась ссадина, губа опухла. Теперь, когда враг был повержен, ярость Сергея улетучилась, к тому же он устал, а вдобавок было немного стыдно за свою вспышку.
        - Я погорячился, - примирительно сказал Сергей. - Свари кофе, будь добра.
        Нина удивила. Прямо и твердо поглядела ему в глаза, не бросилась, как обычно, исполнять приказание.
        - Я не лепила снеговика, - выговорила она разбитыми губами. - Я никогда, ни разу в жизни не сделала тебе ничего плохого.
        «Как будто я тебе делал!» - хотел возмутиться Сергей, но не стал, удивленно глядя на стоящую перед собой женщину, которая невесть почему обрела голос.
        Нина отвернулась и ушла в спальню.
        Остаток дня они провели порознь. Нина ничего не готовила (впрочем, со вчерашнего дня осталось полно еды, Сергей ведь не обедал, не ужинал). Он не стал возмущаться: не хотел провоцировать новый конфликт. Ничего, Нина отходчивая, не сможет долго дуться на любимого мужа.
        Звонила Леся, и он обещал приехать завтра, провести с ней воскресенье. Пусть Нина посидит одна, подумает, поскучает по нему.
        Ночью Сергею снился Николенька. Он катал во дворе огромные комья снега, не обращая внимания на сердитые окрики. А когда чаша терпения переполнилась, и Сергей подошел к Николеньке, взял за плечо, развернул к себе, чтобы проучить как следует, то оказалось, что на придурковатом лице вместо глаз горят черные угли, совсем как у огромного Снеговика.
        Сергей заорал и проснулся.
        Кругом была тьма - непроглядная, плотная.
        Неужто проблемы со зрением?! Ведь даже при выключенном свете и плотно задернутых шторах можно что-то разглядеть, когда глаза привыкают к темноте. А сейчас, сколько он ни моргал, сколько ни всматривался, ничего, сплошной мрак.
        Сергей пошарил рукой по кровати, но жены рядом не оказалось, и ему стало по-настоящему страшно.
        - Нина, - хрипло позвал он. - Что случилось? Почему так темно?
        Сергей почти не надеялся, что она отзовется, однако услышал в ответ знакомый голос:
        - Мы теперь внутри него.
        Нина, очевидно, сидела в кресле.
        - Кого? О ком ты? Чего ты несешь?
        - Снеговик. Сначала он был снаружи. А сейчас мы внутри.
        Сергей оторопел. Она это серьезно?
        - Ты хочешь сказать, что наш дом очутился в сугробе? - уточнил он. - Снега выпало много, нас завалило?
        Сергей вылез из кровати, потянулся к тумбочке, нашарил выключатель, желая включить ночник, щелкнул - ничего. Электричество, видно, отключилось. Сотовый разрядился.
        - Не завалило, я же объяснила, - безмятежно проговорила Нина. - Снеговик проглотил нас. Как крокодил солнце.
        Сергей разозлился.
        - Прекратить пороть чушь! С чего ты вообще это взяла?
        - Николенька сказал. Ты не видишь его, а я вижу.
        Во рту моментально пересохло. Чертова баба сошла с ума!
        А Нина продолжала:
        - Он здесь, с нами. Стоит возле двери. Я его очень хорошо вижу.
        - Нина…
        - Я не чокнулась, если ты об этом. Не думай, я знаю, что Николенька умер. Я теперь даже знаю, как, он сам сказал. Это ты его убил.
        Сердце Сергея рухнуло куда-то к ногам.
        - Ты не хотел. Просто вспылил, толкнул его неудачно, вот он и упал с лестницы. Тебе следовало бы вызвать скорую, Николеньку спасли бы, но ты испугался, убежал. Никто так и не узнал, что ты был в тот день дома и мог помочь. Тебе повезло. Трусам часто везет, ведь они если что и умеют, так это спасать свою шкуру. Грубо прозвучало, извини. Это Николенька так сказал, он теперь говорит куда лучше, чем при жизни. Но я с ним согласна, ты трус.
        Сергей завертелся на месте. Он был растерян, дезориентирован всем этим: тьма, обвинения Нины, мертвый Николенька, стоящий где-то тут…
        Но это невозможно! Ничего такого быть не может! Сергей метнулся к окну. К двери подойти не рискнул, вдруг там и правда призрак? Надо открыть окно, посмотреть, что снаружи. Следующие слова заставили его замереть на месте.
        - Николеньку ты убивать не хотел, а папу - очень даже. Это ведь никакое не самоубийство было, ты ему в виски таблеток насыпал. И снова никто ничего не заподозрил: папа после смерти Николеньки в депрессии был, часто говорил о смерти.
        Сергей почувствовал, что почва ускользнула из-под ног, привычный мир рухнул, пропал. Единственное, что он знал точно, кроме него и Нины тут кто-то есть. Она не врет. Ты можешь не видеть розу, но чувствуешь ее аромат и знаешь, что она рядом. Здесь то же самое. Сергей ничего не видел, но ощущение присутствия было четкое, явственное.
        - Ты не докажешь!
        Он схватился за ручку, повернул, дернул створку на себя. Высунул руку в окно, и она провалилась в нечто холодное, рыхлое.
        В снег.
        Сергей заорал, чувствуя, что теряет рассудок.
        - Не докажу, - легко согласилась Нина. - И то, что ты обдумывал, как меня убить, тоже не доказать. Да и кто поверит? Такой ты для всех хороший, положительный. Достойный продолжатель дела покойного тестя. Когда Николенька мне сказал, я и сама верить не хотела. Измены, пренебрежение, притворство, обидные слова - на это ты способен, но убить? А теперь верю. Я последняя, кто стоит между тобой и большими деньгами.
        Сергей принялся царапать снег руками, пытаясь разгрести его, выбраться.
        - Николенька говорит, бесполезно. Слой слишком глубокий. Снеговик очень сильно вырос. - Она засмеялась. - Я читала: очутившись в снегу, под завалом, не поймешь, то ли выбираешься наружу, то ли закапываешься. Но Николенька поможет, он дорогу отлично знает. Выведет. Зовет меня, я пойду.
        Раздался скрип кресла: Нина встала на ноги.
        - Идиотка! - вне себя завопил Сергей. - И братец твой идиот! С какой стати я соглашусь за ним идти? Так и поверил, что он меня спасет, а не затащит глубже!
        - А тебя никто и не приглашает. - Голос Нины звучал сухо и отстраненно. - Сам себе помогай. Если сможешь. Счастливо оставаться.
        Дверь открылась и закрылась. Ключ повернулся в замке.
        Сергей с рычанием бросился к двери, запнулся обо что-то, полетел на пол. В тишине слышались удаляющиеся шаги.
        Один. Он остался совершенно один, чувствуя, что вот-вот заплачет от ужаса и отчаяния. Дышать становилось все тяжелее, будто вместе с Ниной из комнаты ушел воздух. Сергей физически ощущал, как снег давит на стены и крышу.
        - Вернись! Нина! - Голос упал до шепота. - Прошу тебя. Помоги!
        Но она не вернулась.
        … Сергей скончался во сне от инфаркта миокарда. Врач скорой, которую вызвала Нина, обнаружив, что муж не проснулся поутру, констатировал смерть.
        - Нервное перенапряжение, постоянный стресс. Инфаркт молодеет, - заученно сказал доктор, выразив соболезнования новоиспеченной вдове.
        Нина кивнула, хотя у нее, конечно, была своя версия случившегося, которой она ни с кем не собиралась делиться.
        - Снеговик у вас красивый во дворе, - улыбнулся врач, собирая свой саквояж. - Прямо-таки новогоднее настроение создает.
        - Это мой Ангел-Хранитель, - улыбнулась Нина, и доктор не понял, что она хотела сказать: снеговика слепил Ангел? Или Ангел - это снеговик?
        Посчитав странную фразу следствием затуманенного горем сознания, он промолчал и вышел.
        Нина на похоронах не плакала.
        Старинная картина
        Поначалу у Тины и в мыслях не было покупать ее.
        Зачем тащить картину в съемное жилье, из которого тебя к тому же скоро выставят?
        Черная полоса была не узкой полоской, а широким выжженным полем, через которое Тина никак не могла перейти. Шла, шла, ноги вязли, а чернота не желала заканчиваться, до самой линии горизонта просвета не видать.
        Хотя начинался год вполне счастливо. Встречали они его вдвоем с Сашей, в его квартире, куда он предложил Тине переехать еще прошлым летом. Он поднял бокал с шампанским и произнес задушевный тост о любви, совместном будущем, браке и детях. А через два месяца Тина пришла с работы раньше времени и застала Сашу с молоденькой соседкой.
        Как банально! Даже не трагедия, а водевиль. Фарс.
        Что оставалось делать? Тина собрала вещи и ушла. Поскольку идти оказалось некуда (она была родом из маленького северного городка, откуда всеми силами стремилась уехать), то первое время жила у Лены, институтской подруги, а после сняла квартиру.
        Пока в крови кипели гнев и обида, Тина еще как-то справлялась, старалась доказать себе и всем, что и одна, без Саши прекрасно справится. К тому же втайне верила, что он прибежит просить прощения.
        Но он не прибежал. Саша вымарал Тину из своей жизни, из прошлого и будущего, а потом она узнала, что он женился. Буквально через три месяца. На той самой соседке. При этом с Тиной они встречались почти четыре года, а разговоры о свадьбе зазвучали лишь недавно.
        Известие подкосило Тину, сбило с ног. А дальше все пошло под откос окончательно.
        Она несколько раз не вышла на работу: с вечера перебирала с алкоголем, утром не могла заставить себя сползти с кровати. Ее уволили за прогулы. Шефа не остановило, что Тина всегда была на хорошем счету, семь лет честно отпахала дизайнером в издательстве, не отказывалась работать по выходным и в праздники. Стоило ей попасть в беду, и ее выпихнули, выбросили, как старый рваный башмак.
        Тина снова напилась, и ей пришла в голову «светлая» мысль высказать все начальнику в лицо. Получилось чересчур эмоционально, секретарша вызвала полицию, Тине впаяли штраф.
        Потом была больница - обострился хронический пиелонефрит, а затем - безуспешные поиски работы (шеф постарался, выставив ее алкоголичкой, прогульщицей и дебоширкой) и все более глубокая депрессия.
        Тина проедала последние деньги, засыпала только с помощью алкоголя, не выходила из квартиры, не слезала с дивана. Теперь деньги кончились, платить за жилье уже нечем, так что через неделю придется съехать. Только куда? С Леной поссорилась, других подруг нет.
        Она зарегистрировалась на бирже фриланса, получила несколько заказов, работала за такие копейки, что едва хватало на еду.
        В общем, покупать картину в такой ситуации было бессмысленно и глупо. Но одним дурацким поступком больше, одним меньше… Какая разница?
        Тина шла по улице, и ей на глаза попался магазин, где продавали подержанные вещи. Она уже прошла мимо, но что-то заставило ее развернуться, подняться по ступенькам и толкнуть дверь. Внутри был обычный хлам: поношенная одежда, вышедшая из моды обувь, потертые сумки, посуда, часы, которые правильно показывали время лишь дважды в сутки.
        Девушка бродила по печальному царству вышедших из обихода вещей и чувствовала свое родство с ними, ненужными, брошенными, неугодными. Ей, кажется, тоже следовало встать тут в ожидании нового хозяина, в надежде на того, кто может обратить на нее благосклонное внимание, кому она еще понадобится и сможет послужить.
        От этой мысли стало горько, хоть плачь. Горло перехватило, а в желудке разлился холод. Тина хотела выбежать из магазина, но тут увидела ее.
        Картину.
        Дыхание снова сбилось, но уже не от боли, а от восхищения. Картина в массивной деревянной раме, написанная маслом, изображала городской пейзаж.
        Перед Тиной был старинный город с живописными зданиями. Пронзительно-синий купол неба; в центре - река, а чуть впереди - мост, каменный, но удивительно легкий, с ажурными перилами. Много зелени, света, воздуха.
        Художник обладал незаурядным талантом. Тина разбиралась в таких вещах, недаром окончила художественное училище. Глядя на картину, зритель с головой погружался в нее: шел по выложенной булыжником улице, чувствовал запах реки и тепло солнечных лучей, ласкающих кожу.
        Человека на картине Тина разглядела не сразу, хотя он и был изображен на переднем плане. Стоял спиной, в углу, виднелись лишь плечи и голова в шляпе. Человек точно так же, как Тина, смотрел на мост и улочки, только он был там, внутри, а она - снаружи.
        Он - участник, она - сторонний наблюдатель.
        В этот момент Тине смертельно захотелось перестать быть лишь наблюдателем, плыть по течению, позволять разрушать свою жизнь; а еще охватило желание завладеть картиной. Просыпаться, глядя на нее, засыпать, зная, что на ней солнце никогда не заходит.
        - Сколько она стоит? - спросила Тина у продавца.
        Тот назвал цену. Не очень большую, но у нее и таких денег не водилось. Однако уйти и оставить чудесное полотно на свалке ненужных вещей Тина не могла. И в итоге добилась своего. Отдала все, что у нее было в наличии, выпросила небольшую скидку (хотя прежде ни разу не пробовала торговаться), без колебаний вручила продавцу свое единственное ценное украшение - золотые серьги с топазами, которые Саша в прошлом году подарил ей на тридцатилетие.
        Счастливый был день, и серьги красивые, но расставаться с ними не жаль: Тине казалось, что уйти без картины она попросту не сможет, физически не сумеет с нею расстаться.
        Придя домой, Тина вбила в стену гвоздь (плевать, что скажет хозяйка) и повесила картину. Комната в квартире всего одна, и Тина решила, что картина должна висеть напротив дивана, на котором она спала, любила сидеть с чашкой кофе… или стаканом чего-то покрепче. Если выпить бутылочку вина, то проблемы становятся куда менее страшными, нерешаемыми. Пусть и на короткий срок, но удавка на шее ослабевает, можно сделать глубокий вдох.
        Сегодня вина купить было не на что: деньги ушли на покупку картины. Но Тине и не хотелось спиртного, аппетита не было тоже. Чего хотелось, так это сидеть и смотреть на картину.
        Она забралась с ногами на диван и принялась созерцать, впервые за последние недели ощущая себя счастливой. Картина словно впускала Тину внутрь, раскрывая все новые детали.
        Например, стало ясно, что это весна: Тина увидела цветущие магнолии. А еще ей почудился аромат свежей выпечки, она могла поклясться, что чувствует его, - и тут увидела на одном из домов вывеску, изображающую булочки и хлеб.
        Очнувшись, Тина поглядела на часы и поразилась тому, как быстро пролетело время: уже почти девять вечера. Выходит, она просидела больше четырех часов, но даже не заметила этого. Волшебное полотно!
        Заснула Тина легко. Впрочем, выпив, она всегда легко погружалась в сон, но спала дурно, просыпалась среди ночи от головной боли и долго не могла заснуть. В этот же раз сон ее был невесом, как у ребенка, а проснулась она бодрой и свежей. Даже гимнастику сделала и напевала песенку, принимая душ. В холодильнике оставались пара яиц и полбутылки молока. Тина приготовила себе омлет и сварила кофе.
        Где взять денег на продукты, она не представляла, но это ее почему-то не пугало. Взяв в руки чашку, девушка пошла в комнату и снова уселась перед картиной. Подумалось, что в неведомом городе ночью прошел дождь: крыши блестели от влаги, булыжные мостовые казались свежевымытыми.
        Тина надолго зависла перед картиной, а потом услышала требовательный писк оповещения: на электронную почту пришло письмо. Нехотя отвлекшись, девушка открыла почту и увидела, что ей написал заказчик с сайта.
        Три дня назад она подала заявку на конкурс: требовалось вести большой проект для крупной компании. На удачу Тина не рассчитывала: опыта и квалификации у нее хватало, а вот баллов на сайте фрилансеров - нет, потому что тут она была новенькой. По всем законам жанра «старички» должны были обойти ее на повороте.
        Однако заказчик чудом выбрал именно Тину и оставил координаты для связи. Побеседовав с ним по скайпу (это оказался спокойный и доброжелательный пожилой мужчина), Тина договорилась об условиях, обсудила сроки и даже попросила аванс, который заказчик выписал не моргнув глазом.
        Окончив разговор, Тина прошлась по комнате танцующей походкой и сказала себе, что не все потеряно, поборемся еще, повоюем!
        Следующие несколько дней она корпела над проектом, забывая о сне и еде. Про выпивку и мысли не было. Если чувствовала усталость, то садилась перед картиной и смотрела на город, который стала считать своим, и это придавало сил и уверенности.
        Увидев результат, заказчик пришел в восторг: разработанный Тиной логотип товара и рекламные материалы понравились ему до такой степени, что он немедленно сделал новый заказ. А еще написал хвалебный отзыв и рекомендации для Тины, так что уже в течение пары часов она получила сразу несколько заказов.
        О том, что придется съехать, теперь речи не шло. Тем же вечером Тина полностью рассчиталась с хозяйкой и заплатила за месяц вперед. Когда передавала деньги, хозяйка сказала, внимательно разглядывая Тину:
        - Влюбилась, да? Глаза блестят, прямо светишься.
        Тина отшутилась, а придя домой, подошла к зеркалу, пригляделась к себе и поняла, что хозяйка была права: она и вправду стала выглядеть лучше. Отказ от алкоголя и обжираловки на ночь пошел на пользу: спали отеки, исчезли мешки и темные круги под глазами, кожа разгладилась, вдобавок Тина похудела. Улыбнувшись себе, она подмигнула отражению и пошла к картине.
        Жизнь вошла в ритм, который нравился Тине. Она просыпалась в восемь утра, после гимнастики, душа и завтрака шла работать, потом готовила обед, ела, снова работала до самого ужина. Вечерние часы отводились на чтение или просмотр фильмов. Хотя чаще всего Тина смотрела на любимую картину и мысленно бродила по волшебному городу.
        К сожалению, она могла видеть лишь кусочек, остальное дорисовывало воображение, и Тина с удовольствием фантазировала, представляя себе, что находится за стенами зданий, на другой стороне города, за поворотом реки.
        С деньгами проблем теперь не было: заказчиков становилось все больше, платили они регулярно и щедро. Тина могла выбирать, с кем ей сотрудничать, а кому отказать, какой заказ взять в работу.
        Прошел примерно месяц с того дня, как она купила картину. Можно было выкупить золотые серьги, которыми она рассчиталась за нее: деньги имелись. Но Тина поняла, что не хочет. Не нужны ей сережки, да и человек, который подарил их, а потом предал ее, не нужен тоже.
        Ни обиды, ни горечи, вообще ничего не осталось, даже Сашин голос начал стираться из памяти. Какое это счастье - сознавать, что твоя зависимость от чего-то или кого-то проходит!
        Думая об этом, Тина легла спать, а среди ночи внезапно проснулась. Вокруг нее что-то происходило, она не могла понять, как это расценить. Воздух двигался, словно поднялся сильный ветер. Но Тина помнила, что закрыла форточку: было морозно, с вечера она замерзла. Пахло водой, будто она заснула у реки, слышался плеск волн.
        Она открыла глаза, вглядываясь во мрак, который был слишком плотным, точно где-нибудь в лесу, далеко за городом. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Тина заметила, что возле дивана кто-то стоит.
        Она видела общие очертания фигуры: высокий рост, долгополое одеяние и голову… Голову странной формы. От ужаса Тина боялась вздохнуть, лежала, застыв, глядя на ночного гостя. Тот, кажется, не желал ей зла, он лишь стоял, не делая попытки приблизиться.
        «Кто вы?» - подумала Тина, не решившись произнести вопрос вслух, но ее услышали.
        - Не бойся, - прошелестело в ответ. - Спи.
        Страх отступил.
        «Это сон», - пришло Тине на ум, она закуталась в одеяло и заснула.
        Утро принесло сильнейшее потрясение. Тина открыла глаза, по привычке посмотрела на любимую картину, и то, что увидела, поразило ее.
        Человек на картине. Мужчина, который стоял спиной к зрителю и смотрел на город. Тина решила, что это художник, хотя, конечно, не могла знать в точности.
        Его положение изменилось. Он словно бы шагнул вперед, оказавшись ближе к мосту. Теперь Тина видела его в полный рост: длинный темный плащ, широкополая шляпа.
        «Шляпа! - осенило девушку. - Форма головы ночного пришельца была нормальной, просто на ней была шляпа!»
        Могло ли быть, что мужчина выбирался из картины, подходил к спящей Тине, смотрел на нее? А потом вернулся обратно в свой нарисованный город, но не рассчитал, оказался чуть-чуть не на том месте?
        Но это же просто бред! Такого не бывает!
        Однако следом Тина приметила еще одну деталь: в углу картины, где мужчина стоял вчера, до загадочного перемещения, теперь красовалось невысокое деревце с узкими длинными листьями. Прежде его не было видно, но мужчина отошел и…
        - Прекрати! - громко сказала Тина. - Ты просто не разглядела, ты ошиблась!
        Не разглядела? Ошиблась? Ради всего святого! Как, пялясь на картину часами, она могла чего-то на ней не заметить?!
        Тина забежала в ванную и заперла за собой дверь. Пока умывалась и чистила зубы, немного успокоилась: привычные движения помогли прийти в себя, перестать бояться.
        «Картина у меня больше месяца, ничего плохого за это время не произошло», - убеждала себя она.
        Ага, кроме галлюцинаций!
        Может, она написана какими-то особыми красками?
        Как бы то ни было, нужно во всем разобраться. Тина оделась, сняла картину со стены, упаковала ее в целлофан, попыталась найти квитанцию о покупке, но не сумела. Выбросила, наверное.
        Она собиралась спросить продавца, кто принес эту картину, кто ее прежний владелец, хотела выяснить что-нибудь, способное пролить свет на ситуацию.
        Но светлее не стало. Наоборот, мрак сгустился. Тина подошла к пятиэтажному зданию, на первом этаже которого находился комиссионный магазинчик, но вместо него увидела парикмахерскую «Фея».
        - Какая еще фея? - пробормотала Тина, озираясь по сторонам.
        Может, она ошиблась, перепутала дома? Нет, дом тот же самый, с торца - цветочный магазин, рядом - автобусная остановка. Значит, комиссионка закрылась? Переехала?
        На крыльцо вышла девушка в накинутом на плечи пуховике, достала пачку сигарет и зажигалку, закурила. Судя по всему, парикмахер. Возможно, она в курсе дела.
        - Простите, можно вопрос?
        Девушка затянулась и кивнула.
        - Здесь раньше была комиссионка, вы не подскажете, она теперь по другому адресу?
        Парикмахерша нахмурилась.
        - Комиссионка? Когда?
        - Примерно месяц назад.
        Собеседница Тины покачала головой.
        - Вы что-то путаете. Мы тут уже больше трех лет. До нас зоомагазин был. Никакой комиссионки.
        Тина растерялась.
        - Но как же… Я же купила тут картину, я помню!
        Девушка щелчком отбросила недокуренную сигарету.
        - Извините, мне пора. Вы просто напутали, бывает. Если что, заходите, у нас недорого, а стригут хорошо. На окрашивание скидки.
        С этими словами девушка скрылась за дверью, а Тина так и осталась стоять с раскрытым ртом. Принеся картину домой, она хотела вернуть ее на прежнее место, но передумала, убрала в шкаф.
        Все было странно, необъяснимо, но сидеть и раздумывать некогда: заказчики ждать не будут, а снова остаться без работы никак нельзя. Тина трудилась до самого вечера, чувствуя, что тревога постепенно отпускает: процесс работы помогал привести мысли в порядок.
        Ближе к ночи, отправив готовый эскиз клиенту, она встала из-за компьютера и привычно поискала глазами картину, однако той, конечно, на стене не было: Тина сама сунула ее на полку.
        Сердце кольнуло, остро захотелось увидеть чудный город; она скучала по нему и лишь усилием воли не достала полотно, не повесила обратно на гвоздь.
        Вяло поужинала, расправила диван, улеглась. Сон не шел, на душе было тяжело, словно она совершила плохой поступок. Захотелось выпить (такого не было уже давно). Однако спиртного в доме не водилось, пришлось довольствоваться стаканом воды с мёдом.
        Тина заснула под утро и увидела сон, в котором блуждала по незнакомым улицам и не могла понять, куда ей нужно, что или кого она ищет. Настроение не улучшилось, вдобавок заказчик оказался вредный, высказал кучу необоснованных претензий, попросил все переделать. Весь вчерашний труд насмарку, а ведь были новые заказы, которые требовалось выполнить в срок!
        Девушка едва не плакала, не понимая, что не так, в чем конкретно проблема, ведь она все сделала в соответствии с техническим заданием. В итоге сорвалась, резко ответила клиенту, тот в ответ пообещал пожаловаться на нее. В довершение всего компьютер завис и не желал включаться.
        Но хуже всего было даже не это.
        Картина. Желание увидеть ее стало нестерпимым.
        Тоска была жалящей, мучительной, это было все равно что долго не иметь возможности увидеть, обнять своего ребенка, мать, отца или любимого человека - того, дороже которого для тебя и на свете нет.
        Тине не хватало воздуха и света, который лился с полотна неизвестного художника, не хватало ощущения полета и сбывшейся мечты, мир сделался серым и враждебным.
        - Какого черта! - воскликнула Тина.
        Картина не пугала, не причиняла боли, она лишь дарила радость. Зачем отказываться от того, что делает тебя счастливее?
        Не рассуждая, не задумываясь больше, она подошла к шкафу, распахнула створки и вынула холст на свет божий. Водрузив его на место, Тина отступила назад и полюбовалась картиной. В душе немедленно воцарился покой.
        - Пока ты тут, все будет хорошо, - прошептала Тина, и ей показалось, что изображенный на картине человек легонько кивнул.
        Компьютер заработал спустя пять минут, когда она, словно напитавшись энергией добра, отошла от картины. Через некоторое время пришло письмо от недовольного заказчика, только теперь он был всем доволен, пояснял, что получше изучил детали, и ему очень нравится предложенный Тиной вариант, а вдобавок извинился за то, что сорвался и испортил ей утро.
        Следующие недели были на редкость плодотворными: Тина много работала, но все успевала, репутация ее на сайте росла, число довольных клиентов увеличивалось.
        В воскресенье неожиданно пришла Лена и предложила помириться.
        - Ты здорово выглядишь, - восхитилась подруга. - Появился кто-то?
        Тина покачала головой.
        - Работаю на себя, сама свое время распределяю. Так здорово, что не надо каждый день в офис ходить и перед всякими идиотами стоять навытяжку.
        - Кстати, - осторожно сказала Лена, - об идиотах. Видела твоего бывшего. О тебе спрашивал.
        Тина равнодушно пожала плечами и прислушалась к себе. Ничто не отозвалось в душе, ничто не дрогнуло.
        - Бог с ним. Пройденный этап.
        Они долго разговаривали, и в какой-то миг Тина поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы Лена ушла. То ли привыкла к своему одиночеству, то ли сердилась: Лена отвернулась от нее, когда она была на грани отчаяния.
        Но потом Тина поняла: ей попросту скучно, общество подруги тяготило, ее присутствие мешало. К счастью, та засобиралась домой, довольная, что дружба возобновилась. Тина же, обещая звонить и забегать, чувствовала, что кривит душой. Не хочет она этого, не станет первой напоминать о себе.
        - Зачем тебе это страшилище? - внезапно спросила Лена.
        Тина проследила за ее взглядом и с удивлением обнаружила: та смотрит на прекрасную картину.
        - Страшилище? Что ты имеешь в виду?
        - Мазня какая-то. Не рассмотреть ничего, сплошное темное пятно. Домишки кособокие, мостик… Человек в черном балахоне стоит спиной - кто так рисует? Ты же сама художник, как это может тебе нравиться?
        Выпроводив Лену, Тина подошла к картине и взглянула на нее с новым интересом. Сказанное подругой ничуть ее не испугало: она уже успела понять, что перед ней крайне необычное полотно.
        - Ты, оказывается, с характером, - задумчиво проговорила Тина. - Кому хочешь - показываешься. А от других прячешься.
        Жизнь потекла дальше, и в ней появилось еще кое-что особенное. Сны. Теперь они были яркими, цветными, захватывающими. Проснувшись поутру, Тина не могла сказать, что ей снилось, в памяти оставался запах воды, аромат цветов и свежего хлеба, ощущение речной свежести, спасающей в жару, сознание того, что она была не одна.
        Девушка поднималась с кровати, испытывая двоякие чувства: радость, что побывала в месте, где ей хорошо, и тоску из-за невозможности вернуться туда снова прямо сейчас.
        Тина много работала и зарабатывала, но тратить деньги не хотелось. Лена звала то в кино, то в кафе, то в гости, но Тина все яснее понимала, что ее тяготят люди, суета, общение. Окружающие казались раздражающими, шумными, разговоры с Леной - глупыми и бессмысленными, развлечения - грубыми.
        Она спешила домой, в свою раковину, к картине, на которую готова была смотреть часами. А еще хотелось подольше спать, чтобы видеть сказочные сны. Пробуждение становилось все более мучительным, необходимость отвлекаться от созерцания картины удручала сильнее и сильнее.
        Как-то Тина встретила на улице бывшего шефа, который с треском уволил ее. Оказывается, он видел ее новые работы, знал, насколько заказчики довольны сотрудничеством с нею. Некоторые отказывались от услуг издательства в пользу работы с Тиной.
        - Может быть, вернешься? - предложил шеф. - Ты погорячилась, я тоже. Прости, мне не стоило так поступать.
        - Вы знали, как мне плохо, могли отправить в административный, но вместо этого…
        - Мне жаль, - перебил начальник, проникновенно заглядывая Тине в глаза. - Очень-очень жаль. Правда. Но все можно исправить. Я буду платить тебе… - Он назвал очень приличную сумму. - Работать сможешь дома, не обязательно приходить в офис.
        Шеф долго перечислял, что получит Тина, согласившись вернуться, и привилегий было немало. Но все равно она, выслушав, отказалась.
        - Хотя бы обдумай мое предложение.
        Тина кивнула из вежливости, точно зная: думать не о чем. Она сознавала, чего хочет: быть рядом с картиной. Мечтать о дивном городе. Видеть сны.
        Вернувшись домой, сбросив сапоги, подошла к картине и увидела, что та снова изменилась. Мужчина в плаще и шляпе теперь стоял возле самого моста, собираясь перейти его.
        Голова была повернута влево, Тина видела профиль. Мужчина был молод и красив: правильной формы нос, волевой подбородок, благородные черты. Тина подумала, что лицо это ей знакомо.
        «Сны. Я видела тебя во сне», - улыбнулась она.
        Сашино лицо, которое Тина прежде считала привлекательным, теперь стало казаться крысиным: мелкое, остренькое, гаденькое.
        Девушка тронула холст. Ладонь ощутила тепло, на мгновение представилось, что мужчина обернется. Но этого не случилось. Стало грустно, невыносимо грустно.
        Шеф звонил еще дважды, но Тина была непреклонна.
        Лена тоже звонила, болтать с ней не хотелось, Тина отговаривалась занятостью. Кажется, в последний раз голос ее звучал суховато, но Тине было плевать на обиды Лены.
        Заказы сыпались, она выполняла только те, которые могли хоть немного заинтересовать ее, вырвать из состояния, в которое она погружалась все глубже. На депрессию и апатию оно похоже не было, ведь желание у Тины имелось - всего одно, вытеснившее прочие устремления: смотреть на картину, на город, мечтать, спать и видеть во сне, как она гуляет по нему в компании мужчины, что был изображен на полотне.
        Ей захотелось узнать побольше о картине и написавшем ее художнике. Тина несколько часов провела в Интернете, пытаясь отыскать хоть какую-то информацию, но так ничего и не нашла.
        А когда уже собралась прекратить поиски, наткнулась на старинную легенду о жившем некогда художнике, создававшем настолько реалистичные и прекрасные картины, что они обладали способностью оживать, а еще могли затягивать зрителей в нарисованный мир, за предел реальности. Будто бы несколько человек бесследно исчезли, в их пропаже винили художника, собирались судить его, обвинить в колдовстве и казнить, но он пропал и сам. Легенда гласила, что творец переместился в одно из своих полотен.
        Тина посмотрела на картину и спросила:
        - Это ты? Ты тот художник?
        Ответа, разумеется, не последовало, но следующим утром, пробудившись от грез, Тина глянула на картину - и сердце ее забилось, затрепетало. Изображенный там мужчина стоял к ней лицом и был прекрасен, как молодой бог. Шляпу он снял и держал в руке. Глаза его смотрели в глубину ее сердца, и Тина провела перед картиной несколько часов, не в силах отвести взор.
        Заказчики, проекты, компьютер, оплата квартиры, Интернет, заработки, покупки, встречи, новости - все, чем прежде была наполнена жизнь Тины, перестало иметь значение. Это было настолько мелко, скучно, пусто, что думать об этом лень.
        Серый холодный город, который выпивает из человека соки; жизнь, наполненная тоской и беготней по кругу… Все опротивело Тине, она не могла понять, как считала такую чушь смыслом бытия.
        - Скажи мне свое имя, - попросила она мужчину с картины.
        Он выбрал ее, и Тине хотелось знать, кто он. Вместе с тем она поняла, что скоро узнает все. Он расскажет ей сам, когда они встретятся.
        Через два дня, с трудом разлепив глаза поутру, она поглядела на картину.
        - Наконец-то, - прошептала Тина и тихонько засмеялась. - Я согласна.
        На телефоне была куча пропущенных: от матери, Лены, бывшего шефа, от клиентов, желающих сделать заказ, узнать, когда будет готов их проект.
        Тина безучастно посмотрела на экран и выключила сотовый, небрежно бросив его на тумбочку. А после снова улеглась в кровать и закрыла глаза.
        Изображенный на картине мужчина протягивал руку, приглашая пойти за собой, и взгляд его обещал, что это будет незабываемое путешествие.
        … Лена звонила и звонила. Не получив ответа, обратилась в полицию. Там долго раскачивались, но все же откликнулись.
        Квартирная хозяйка попыталась отпереть дверь своим ключом, но у нее ничего не вышло: та была заперта изнутри на задвижку. Лена заплакала, предчувствуя, что их всех ждет. Однако, когда стражи порядка попали в квартиру, взломав дверь, внутри оказалось пусто.
        Тела, которое все приготовились увидеть, не было.
        - Куда она подевалась? - отчего-то шепотом спросила хозяйка.
        Участковый и еще один полицейский обошли квартиру, осмотрели все углы, заглянули в ванную и даже в шкаф, вышли на маленький балкон. Тины нигде не было, как не было и следов борьбы. Крошечная квартирка дышала теплом и покоем; казалось, Тина вышла на минутку и скоро вернется.
        Она даже кровать не застелила (явно не готовилась к приему гостей). Уезжать тоже не собиралась: все вещи на своих местах, разряженный телефон покоился на тумбочке, кошелек и карты - в сумке.
        - Судя по всему, квартиру девушка не покидала. Но и здесь ее нет, - с умным видом произнес участковый.
        Лена еще раз оглядела комнату, точно они могли не заметить спрятавшуюся Тину, и натолкнулась взглядом на уродскую картину, которую подруга невесть зачем притащила и повесила на самое видное место. Лена любила все яркое, светлое, а тут - сплошная темнота и эта зловещая фигура!
        Впрочем, почему «фигура»? Силуэтов было два. Лена нахмурилась. В прошлый раз она видела лишь одного человека.
        Или все-таки их и тогда было двое, просто она не заметила?
        Так и не сумев вспомнить, Лена отвернулась от картины.
        Незачем ломать голову. Разве это могло иметь хоть какое-то значение для разгадки тайны исчезновения бедняжки Тины?..
        Умертвия
        Марине снился кошмар, и она проснулась от собственного вопля.
        Ночная рубашка была мокрой от пота, сердце молотом грохотало в груди, тело била мелкая противная дрожь. Едва открыв глаза, Марина уже знала, что не одна: кто-то из них снова явился к ней из небытия. С покорностью обреченного поняла она это по могильному холоду, что растекался по комнате, по гулкой тишине, пожирающей звуки, по животному, сумасшедшему ужасу, который не давал пошевелиться.
        Так и есть. В углу комнаты застыла темная фигура. Они всегда выглядели по-разному, неизменным было лишь зловещее уродство. Явившийся этой ночью был высокого роста, почти касался головой потолка. По-обезьяньи длинные руки свешивались вдоль костлявого тела, обряженного в черный балахон. Марина глядела на него, словно загипнотизированная, хотела отвести взгляд, но не могла.
        - Смотри на меня! - раздалось не то наяву, не то в воображении. Голос был ликующим и злобным. - Смотри! Я хочу, чтобы ты видела свою смерть.
        Существо резко подалось вперед и вскинуло руки, желая ухватить девушку. Марина завизжала и зажмурилась-таки, успев перед этим увидеть, что пальцы адского создания были длинными и узловатыми. Больше она ничего не услышала и не увидела, потому что сознание покинуло ее.
        Утром, проснувшись или очнувшись от обморока, Марина заставила себя сползти с кровати. Ее мутило, голова гудела, как колокол, руки тряслись, будто у алкоголика с сильного похмелья.
        Как в таком состоянии работать?
        Граф, огромный роскошный котище, спрыгнул с кресла, в котором спал, и потерся о ее ноги. Пока кормила кота, умывалась, варила кофе, мерила температуру, немного взбодрилась. На работу идти придется: температуры нет, ничего не болит, а вялость и дурные сны - не настолько веские причины, чтобы ломать рабочий график.
        Марина, конечно, знала: никакие это не сны. Но кто поверит, если сказать, что всю последнюю неделю к ней по ночам являются чудовища?
        Хорошо еще, что Граф рядом. С ним немного спокойнее: обнимешь, прижмешься, зароешься носом в густую шерсть…
        - Вы же вроде видите привидения и всякую нечисть, - укоризненно сказала Марина коту. - Почему не шипишь на них, не защищаешь меня?
        Кот поглядел равнодушными зелеными глазами и отвернулся.
        Марина поехала на работу на автобусе. Всего две остановки, часто она ходила пешком, это для здоровья полезно, особенно при ее сидячей работе, но сегодня не было сил. Она чувствовала себя разбитой и несчастной, а еще ведь целый день с клиентками общаться, попробуй сделай что-то не так: маникюр - дело тонкое.
        Ее салон «Марина» располагался с торца пятиэтажки, в спальном районе. Проходимость, как говорила хозяйка помещения, хорошая, к тому же сарафанное радио работало на славу: Марина делала дизайн ногтей с душой и с выдумкой, подходила к делу аккуратно и творчески, недаром с отличием окончила художественную школу. Запись к ней была на месяц вперед, и около года назад Марина взяла на работу второго мастера.
        Сейчас можно было бы передать клиенток коллеге, а самой отдохнуть, но сотрудница находилась в отпуске, поэтому придется как-то справляться. Впрочем, работа всегда отвлекала Марину, главное, чтобы клиентки попались хорошие, без особых придирок.
        Привычный ритм и в самом деле успокоил. Время до обеда пролетело быстро, Марине даже удавалось забывать о своих проблемах. А к трем часам пришла Ксюша - приятельница, бывшая одноклассница, которую всегда приятно было повидать, и которая никогда не заказывала вычурный дизайн.
        - Ты какая-то неживая сегодня, - заметила Ксюша. - Приболела?
        - Спала плохо, - обтекаемо ответила Марина. - Голова тяжелая.
        - Я сама плохо сплю, - призналась Ксюша. - Ворочаюсь, ворочаюсь… А знаешь, какое самое верное средство от бессонницы? Муська!
        - Муська? - подняла глаза Марина.
        - Кошка моя. Я ее беру под бочок, она мурчит и на меня сон наводит, - улыбнулась Ксюша. - Тебе тоже надо завести кошку или кота.
        - У меня есть. Временный, правда. Графом зовут.
        - А почему он временный?
        - Стася попросила у себя подержать. Она на две недели улетела в Италию, а Графа оставить не с кем.
        Марина, Ксюша, Стася учились в одном классе, дружили и когда-то жили в одном дворе. Потом судьба разбросала, так вышло, что Марина продолжала общаться и с Ксюшей, и со Стасей, а те между собой отношений не поддерживали.
        - Странно, конечно, - фыркнула Ксюша. - Как она кота решилась завести? У нее же аллергия. И вообще она животных не любит.
        А ведь верно, вспомнилось Марине, Стася кошек и собак не жаловала. Насчет аллергии Марина забыла или никогда и не знала.
        - Люди меняются, - пожала она плечами.
        Марина не стала говорить этого Ксюше, чтобы не сплетничать, но ей подумалось, что Стасе было одиноко, требовалось забыть о неудачных отношениях с бывшим мужем. Ситуация там вышла крайне неприятная, вспоминать о ней, а уж тем более рассказывать Ксюше не хотелось.
        Подруга давно ушла, после нее пришла и ушла еще одна клиентка. Пора было собираться домой. Впервые в жизни Марина поймала себя на мысли, что идти туда нет никакого желания. Обычно она радовалась возможности побыть дома: прийти вечером, приготовить что-то вкусное (она обожала готовить), поужинать, просматривая что-то в Интернете, почитать на ночь книгу.
        Теперь все изменилось. Слова «вечер» и «ночь» наводили ужас, оставаться одной в темноте было страшно. Но куда деваться? К тому же она и не одна: есть еще Граф, которого надо накормить.
        Марина вздохнула и вышла из салона.
        Возле дома она оказалась, когда уже почти стемнело. Не успела открыть дверь подъезда, как та неожиданно распахнулась, едва не ударив Марину по лбу.
        Она отскочила, а мужчина, который не просто вышел, а вывалился из подъезда, похоже, споткнувшись, смущенно забормотал извинения, глядя себе под ноги. Марина узнала его: этот человек жил этажом выше. Его считали странноватым; старушки-болтушки, перемывающие кости жильцам, сидя на лавочке, не стесняясь, называли «чудиком».
        Мужчина и вправду был весьма колоритной личностью: кудрявые волосы до плеч, небрежно забранные в хвост, очки в диковинной оправе, нервные движения и явное нежелание общаться с людьми, граничащее с нелюдимостью. Марина слышала, что он ученый, а им положено быть не от мира сего.
        - Ничего страшного, - приветливо отозвалась Марина и хотела зайти в подъезд, но «чокнутый профессор» поднял на нее глаза и уставился так, словно перед ним был призрак. Губы его кривились, он хотел сказать что-то, но у него не получалось.
        Так и стоял, прижимая к груди коричневую кожаную папку, глядя на Марину круглыми, как у филина, глазами.
        - В чем дело? - спросила она. - Вам плохо?
        - Умертвия, - наконец выдавил он. - Почему вы ими отмечены?
        Тут уж пришла очередь Марины вытаращить глаза.
        - Отмечена? О чем это вы?
        - Вы в опасности, понимаете? В большой опасности! - вскричал мужчина.
        Марина рассердилась. Без того тошно, еще этот тип беду накликает!
        - Вы бы следили за тем, что говорите! Я же…
        - Простите! - Он смешно мотнул головой, будто отгоняя муху. - Я не должен был.
        Сосед круто развернулся и кинулся прочь, еще раз извинившись на ходу. Марина в полном смятении поплелась в свою квартиру.
        Граф встречал ее возле двери. Вился вокруг, громко мяукая и припадая на одну лапу: она у него была искривлена от рождения.
        - Сейчас, сейчас. Погоди, дай хоть разуться, - проворчала Марина. - Ты, кажется, меня готов слопать.
        Кот ел, а Марина смотрела на него и думала, что у нее аппетита нет. Она чувствовала усталость, но боялась ложиться спать, поскольку знала: среди ночи непременно проснется и поймет, что они снова явились.
        Кто? Зачем? Марина понятия не имела, она никогда не верила в мистику и потустороннее. Только как не верить, если собственными глазами видишь доказательства?
        Зазвонил телефон. Стася. Она звонила регулярно, справлялась о своем любимце.
        - Все в порядке. Это точно кот? Ест много, как слон, - пошутила Марина.
        - А как ты? Что-то голос уставший. Сердишься, что я тебе слона навязала?
        - Нет, ты чего! Наоборот, мне с ним хорошо. Спала неважно.
        - А что такое? - встревожилась подруга. - Надо ко врачу!
        - Чего сразу ко врачу-то? - удивилась Марина, думая, что врач может помочь лишь один. Психиатр. - Пройдет. Стресс, наверное. Кстати, о докторах и болячках. У тебя аллергия была на кошек, как же ты решила Графа взять?
        - Аллергия прошла, - после секундной заминки ответила подруга.
        Они поговорили еще немного. Стася расписывала Италию, синее небо и белозубых итальянцев, Марина восторженно ахала. Прощаясь, Стася сказала, что уже через неделю вернется, и повесила трубку.
        Второй звонок раздался сразу же, не успела Марина убрать телефон от уха. Звонила Ксюша. Неужели ноготь отвалился? Этого еще не хватало.
        Но дело было не в ногте.
        - Слушай, я Стаську видела! - заявила подруга.
        - Ты сейчас в Италии?
        - Я в торговом центре «Солнечный», в Московском районе. Мы в кино пришли. Я видела, как она из магазина выходит. Живет же неподалеку, да?
        - Этого не может быть. Она только что мне звонила и… Ты ошиблась.
        - Наверное, - с сомнением протянула Ксюша. - Мы давно не виделись. Ладно, пока. Сеанс начинается.
        Она, конечно, обозналась, но неприятный осадок остался. Как-то все странно в последнее время, запутано.
        Марина не ложилась спать, пока глаза не начали слипаться от усталости. Понадеявшись, что заснет быстро и проспит до утра, она, по совету Ксюши, взяла в охапку кота и отправилась в кровать.
        Надежды оправдались лишь наполовину. Заснула Марина быстро, но вскоре проснулась. Электронный будильник подмигивал из темноты зеленым глазом, извещая, что сейчас половина первого ночи.
        Возле кровати, в паре шагов от Марины кто-то стоял.
        Существо было невысоким, и в первый момент она решила, что перед ней ребенок, но потом поняла, что это создание скрючено, согнуто, а на спине - огромный горб. Капюшон скрывал лицо, казалось, что лица и вовсе нет, просто черный провал на его месте.
        «Не могу больше!» - в отчаянии подумала Марина.
        В предыдущие ночи, проснувшись и увидев зловещих гостей, она не могла отвести от них взгляда, смотрела, смотрела, а потом теряла сознание от липкого, накатывающего волнами ужаса. Ее выключали, будто лампочку. Но сейчас Марина намерена была бороться.
        Эти существа хотят, чтобы она их видела? Не дождутся! Девушка плотно закрыла глаза, отсекая себя от пришельца, вскочила с кровати так, чтобы оказаться от него подальше, и, не глядя по сторонам, наощупь выбралась из комнаты, благо что она была крошечная, дверь всего в двух шагах.
        Марина ждала, что горбатый карлик схватит ее стылой рукой, вся сжималась от страха, но ей повезло. Очутившись за пределами спальни, включив свет в прихожей, Марина рванула с вешалки первую попавшуюся вещь (ею оказалась ветровка) и выбежала из квартиры.
        Только тут она вспомнила про Графа, который остался в спальне, но вернуться за ним было выше ее сил. Руки тряслись, в горле пересохло, дыхание никак не удавалось выровнять.
        Куда теперь? У кого искать помощи?
        Решение созрело моментально, и Марина стала подниматься по лестнице. Конечно, в столь позднее время приличные люди в гости не ходят, тем более к малознакомым, но выхода не было. Да и псих психа всегда поймет.
        Минуту спустя она звонила в дверь «чокнутого профессора». Он открыл почти сразу, вид у него оказался ничуть не озадаченный, словно принимать посетителей в час ночи было обычным делом.
        - Добрый вечер, - вежливо поздоровался он, глядя на соседку, стоящую перед ним в домашних тапочках и накинутой на ночную рубашку бирюзовой курточке.
        - Я… Мне… - Марина запуталась в словах, не зная, с чего начать, и в итоге выпалила: - Расскажите мне про у…как вы сказали? Слово незнакомое.
        - Умертвия. - Он посторонился, пропуская ее в квартиру.
        Вскоре она сидела в большой комнате, уставленной книжными шкафами, и пила крепкий чай с лимоном. В квартире, вопреки ожиданиям Марины, было уютно: красивая мебель и подобранные со вкусом детали интерьера; порядок тут царил почти идеальный. «Чокнутый профессор» представился Дмитрием и при ближайшем рассмотрении оказался моложе, чем думалось Марине: чуть старше ее самой.
        - Кто такие умертвия? - спросила она. - Мне кажется, я видела что-то. Оно было в спальне, стояло возле моей кровати.
        - Это я их так называю, название условное, - ответил Дмитрий, а потом резко, безо всякого перехода сказал: - Изучаю квантовую физику, законы микромира, глубоких слоев мироустройства, то, что не видно глазом. Исследования привели меня к четкому пониманию: есть множество миров, помимо нашего. Это не сказка, не чудо. Лобачевский, Эйнштейн открыли пространственно-временной континуум, Хью Эверетт создал теорию множественных миров, так что в научной среде давно говорят об иных измерениях. Мифы, легенды, сказания, все истории, где говорится о встречах с умершими, о диковинных существах, призраках на фотографиях и прочем, правдивы по своей сути. Есть миры, откуда к нам могут выбираться немыслимые твари и жуткие монстры.
        - Я-то тут с какого боку? - Несмотря на горячий чай, Марине стало холодно.
        Он не ответил, вместо этого грустно улыбнулся и проговорил:
        - Я так долго смотрел в бездну, что она узнала о моем существовании. И стала вглядываться в меня. Однажды я увидел тех, кто обитает на той стороне. Это было настолько жутко, что я свернул исследования, уволился, сменил профиль. Прошло больше трех лет, ничего плохого не происходило. А вчера увидел вас. - Ученый поежился. - Просите, повел себя глупо. Но вы были не одна! С вами рядом стояло оно, и я подумал…
        - А сейчас? - испуганно прошептала Марина. - Оно рядом?
        Дмитрий покачал головой.
        - Нет. Сейчас никого не вижу. Умертвия - это люди, которые умерли насильственной смертью и переродились в монстров. Раз они были людьми, то и сейчас ближе всех остальных запредельных существ к нашему миру, а потому опаснее. Они злы и вечно голодны, питаются человеческой силой, хотят умертвить, забрать с собой. Но им крайне трудно пробраться сюда, нужно, чтобы кто-то открыл проход. Вы каким-то образом это сделали!
        - Я?! - Марина поперхнулась и закашлялась. - Я понятия ни о чем подобном не имею! Даже и не верила никогда в такое!
        - Но что-то должно было случиться. Они не могут пройти просто так, иначе границы миров сместились бы, воцарился бы хаос. - Дмитрий задумчиво посмотрел на Марину. - Когда они стали приходить к вам?
        - Примерно неделю назад. - Девушка содрогнулась, вспомнив, как это случилось. - Я проснулась ночью. На моей кровати сидела старуха и смотрела на меня. Луна светила ярко, я хорошо ее разглядела: морщины, уродливая бородавка на щеке. Губы старухи шевелились, она улыбалась! Никогда такой улыбки не видела… А потом она тронула мою ногу. Я сквозь одеяло почувствовала, какая ледяная у нее ладонь.
        - А дальше?
        - Я потеряла сознание. Каждый раз, когда они являются, я смотрю на них, не могу оторваться. Они требуют, чтобы я смотрела! Только сегодня смогла ослушаться и сбежала.
        Физик встал и принялся мерить комнату шагами.
        - Они просто так не отвяжутся. Вы для них - ресторан с кучей деликатесов. Они приходят поесть. Пока вы живы, а проход открыт, так и будут являться.
        - Неужели ничего нельзя сделать? Может, в церковь сходить? Службу какую-то заказать, купить свечки!
        Дмитрий отмахнулся: какие свечки?
        - Или к бабке? Бывают же такие…
        - Надо идти не к бабке, а от начала событий! Проанализировать все, - перебил он. - Что случилось в день, когда умертвие впервые навестило вас?
        - Ничего, - растерянно проговорила Марина. - День как день.
        - А чуть ранее?
        - Тоже ничего, только…
        Тут она осеклась, и Дмитрий прекратил ходить, остановился.
        - Стася принесла кота.
        - Стася?
        - Подруга. Она уезжала в отпуск, Графа некуда было деть, я согласилась взять.
        - Вот оно! - торжествующе возвестил Дмитрий. - Кот! Говорят, коты - единственные животные, которые могут путешествовать между мирами. Кажется, это выдумки, но вы еще недавно и про другие миры так думали!
        Марина молчала, почти не слушая его; мысли прыгали, наталкиваясь друг на друга. Аллергия. Ксюша видела Стасю.
        - Нужно срочно проверить! У тебя есть машина? - воскликнула она, не заметив, что перешла на «ты».
        Машина была, и вскоре они ехали по ночному городу. Молчали. Главное было сказано, к тому же девушка берегла силы для разговора.
        Стася снимала квартиру в новостройке. Дмитрий с Мариной поднялись на нужный этаж.
        - Не волнуйся, я с тобой, - сказал он, и слова его показались ей не только успокаивающими, но и правильными.
        Марина надавила на кнопку звонка. Никто не должен был открыть. Они должны постоять и уйти ни с чем, ведь хозяйки нет дома. Она в другой стране.
        Однако за дверью послышались торопливые шаги. Недовольный голос сонно проговорил:
        - Кто?
        - Соседи. Вы нас затопили! - громко и раздраженно ответил Дмитрий, и старый, заезженный трюк сработал.
        - Как же так? - говорила Стася, гремя замками. - Ведь я…
        Она отворила дверь и увидела Марину.
        Открыла рот, закрыла, перевела взгляд на Дмитрия.
        - До чего же близко к нам, оказывается, расположена Италия, - сказала Марина. - Зачем ты подсунула мне кота? Что это вообще за кот? Отвечай!
        Она ожидала, что Стася начнет извиняться, блеять что-то в свое оправдание, но та перешла в атаку.
        - А ты чего хотела? Чтобы я тебе в ноги кланялась? Королевна нашлась! И салон у нее свой, и все, что хочешь! Деньги лопатой гребешь, хотя ерундой занимаешься! Что за работа такая? Ногти разрисовывать! И мужиков полно! - Она с ненавистью посмотрела на Дмитрия. - Уже и защитничка нашла. Таким всегда легко живется: ноги раздвинула и готово!
        - Полегче! - сказал Дмитрий. - Не смейте говорить такие вещи.
        - А какие? - вызверилась Стася. - Замуж выскочила, так муж через год под машину попал, а квартира ей осталась! Не надо ни по съемным маяться, ни на ипотеку горбатиться.
        - Имей совесть, что ты несешь?
        - А потом и мой муж понадобился! - не слушала ее Стася.
        - Неправда!
        Муж Стаси был, что называется, ходок. Всех женщин, попадавших в поле зрения, считал своими и недвусмысленно намекал на это. Марина не была исключением, но неизвестно почему (скорее всего, потому что давала отпор) заинтересовала его сильнее остальных. Стася нашла в телефоне переписку, но понимала в тот момент, что вины Марины нет, а оказалось…
        - Мы развелись из-за тебя! Я так его любила, а он… - Стася закрыла лицо руками. - Ты во всем виновата! Ты одна! Мне теперь никакой жизни нет.
        - Значит, вы решили отомстить, - спокойно проговорил Дмитрий. - Кто вас надоумил?
        Стася не стала отпираться. У нее будто закончились силы.
        - Я за Графа кучу денег отвалила. Это кот ведьмы. Самой настоящей ведьмы, которая порчу наводит. Она не шарлатанка какая-нибудь, я ее долго искала. Граф умеет переходить границы миров и приводить всяких тварей. Коты охотятся, приносят добычу - вот и Граф так.
        - Выходит, он приводил ко мне… умертвия?
        - Впервые слышу это слово, - равнодушно ответила Стася. - Ведьма сказала, ты долго не продержишься. Максимум дней десять. Никто не может выдержать, если к нему таскаются выродки с того света и жрут его энергию. По врачам ходить бесполезно. Никому о таком не скажешь, кто поверит? Ты должна была или в психушку попасть со страху, или помереть. Меня бы устроил любой вариант.
        - А если бы я не взяла кота? - пораженно спросила Марина.
        Откровения Стаси вызывали у нее оторопь.
        - Взяла бы, - усмехнулась та. - Ты же у нас добренькая. И не догадалась бы ни о чем. Так и зачахла бы, уж не знаю, что пошло не так. Дон Кихот этот, видно, влез.
        Марина хотела многое сказать бывшей подруге, но вместе с тем говорить больше было не о чем. Противно. Поэтому она развернулась и пошла к лестнице.
        На следующий день Дмитрий отвез Графа Стасе. Та молча взяла переноску и закрыла дверь. Марина сидела в машине, ждала, а когда Дмитрий вернулся, обняла его и заплакала.
        - Все хорошо, все закончилось, - приговаривал он, неловко гладя ее по волосам. - Никаких больше умертвий.
        Через месяц Марина переехала к Дмитрию.
        Еще через два они поженились.
        - Знаешь, в чем главный жизненный парадокс? - спросил новоявленный муж.
        Марина улыбнулась и покачала головой.
        - Просвети меня. Ты же у нас профессор.
        - Часто то, к чему мы стремимся, чего страстно желаем, не идет нам на пользу; оно не нужно нам, хотя мы этого не понимаем. Лишь получив, убеждаемся, что зря так жадно ждали. И, наоборот, то, от чего бежим, что отталкиваем, чего боимся, неожиданно приносит пользу и ведет к успеху.
        - Ты гений, - сказала она и подняла бокал с шампанским. - Тогда я хочу выпить за женскую зависть и дурость, за колдовство и квантовую физику.
        - И за кота Графа, - добавил Дмитрий.
        Черная «Волга»
        Вера терпеть не могла родительские собрания и почти всегда пропускала под благовидным предлогом. Но на этот раз пойти пришлось: Сенькина классная руководительница велела явиться всем родителям, сообщение за неделю прислала, так что отвертеться не получилось.
        Застегнутая на все пуговицы, сухая и колючая, как репейник, Ирина Борисовна действовала Вере на нервы. Скрипела про снижение успеваемости, неутешительные итоги контрольных работ и плохую дисциплину, а Вера думала, что напрасно теряет время. Сама она в школе, кстати, училась плоховато - и что с того? Ей это не помешало. Академиком не стала, но ведь и не собиралась, а для того чтобы за прилавком в продуктовом стоять, высшего образования не требуется.
        - Мы должны быть начеку! - громким, по-учительски напористым голосом провозгласила Ирина Борисовна, и Вера, вздрогнув, отвлеклась от своих мыслей.
        - За месяц в городе пропало пятеро детей! Исчезли они бесследно, поиски ни к чему не привели. Это ЧП, вы же понимаете, уважаемые родители!
        Вышеупомянутые родители загудели, принялись качать головами, как игрушечные собачки на приборной панели автомобиля. Конечно, все были в курсе: газеты и телевидение только об этом и кричали.
        - Пропавшие дети были того же возраста, что и учащиеся нашего класса - от десяти до одиннадцати лет. Вы должны быть крайне внимательны! - Произнося это, классная руководительница сверлила взглядом Веру. - Не отпускайте детей одних, не оставляйте без присмотра. Желательно встречать и провождать в школу, не позволять гулять вечерами одним. Предупредите ребенка, что он ни в коем случае не должен говорить с посторонними или садиться в машину к незнакомым людям.
        - Вы слышали? Там, где пропадали дети, видели черную «Волгу»! - сказала чья-то мамаша, дебелая, с неаккуратно прокрашенными волосами, в очках, делающих ее глаза огромными, как у стрекозы. - Многие издания писали!
        Ирина Борисовна слегка поморщилась: не любила, когда говорили с места, не подняв руки, но замечание делать не стала.
        - Районный инспектор по делам несовершеннолетних вчера прошел по классам, провел с детьми беседу. Действительно, некоторые свидетели видели автомобиль темного цвета. Никто не заметил, садились ли в него дети, но это вполне вероятно. Поэтому я и сказала…
        - Еще писали, что черная «Волга» появляется каждые десять лет, - снова влезла «стрекоза». - Всегда пропадают шестеро детей. Значит, еще один пропадет!
        Повисла пауза.
        «Дожили! Еще про красную руку и гроб на колесиках вспомните», - подумала Вера.
        Вскоре собрание закончилось, все стали расходиться, но противная Ирина Борисовна не желала угомониться и попросила Веру задержаться. Та подошла и изобразила вежливую улыбку.
        - Меня беспокоит Арсений, - заявила учительница.
        - Чем же? - спросила Вера. - Учится нормально, по крайней мере, без двоек, но не всем отличниками быть. И ведет себя тихо.
        - Вот именно, - вздохнула Ирина Борисовна. - Он слишком робкий. Его частенько обижают в классе другие ребята. Он не может дать отпор.
        - Вас не поймешь! - возмутилась Вера. - Кто дает сдачи, те хулиганы. Если не дерется - опять не ладно.
        Учительница неприязненно посмотрела на Веру.
        - Он вам ничего не рассказывает?
        - Что надо, то рассказывает, - с вызовом сказала Вера.
        - Послушайте, я вам не враг. Но ваш мальчик очень неуверенный в себе. Он кажется одиноким, потерянным, немного забитым. Это часто происходит, когда родители не уделяют должного…
        - Хватит мне мораль читать, - не выдержала Вера. - Вы знаете, каково это - одной ребенка растить, когда никто не помогает? Я все для него делаю, что положено. Сеня у меня сыт, обут и одет. А вы на что поставлены? Учите, воспитывайте! Вам за это деньги платят!
        Лицо Ирины Борисовны окаменело.
        - Арсению далеко добираться до школы, осенью темнеет рано. Я бы порекомендовала вам встречать его после уроков.
        Вера вышла из здания школы, кипя от возмущения, а дома налила себе вина, чтобы успокоить нервы. Сын сидел в своей комнате с телефоном в руках. Вечно эти телефоны!
        - Уроки сделал? - отрывисто спросила она.
        - Сегодня же последний день каникул.
        - Чего ты там высматриваешь? Одни извращенцы в вашем Интернете!
        - Просто играю, мам.
        Вера допила вино и вернулась на кухню.
        Арсений грустно посмотрел ей вслед. Жалко, что осенние каникулы такие короткие. Вот бы простудиться, затемпературить как следует… Тогда, если повезет, на целую неделю можно дома остаться, в школу не ходить. Сеня специально пил холодное молоко, выходил раздетым на балкон, но ничего не помогало. Даже в горле не запершило.
        Мама у него строгая, много работает, иногда в две смены, потому что денег не хватает. Сенин отец, как говорит мама, скотина безответственная, бросил ее с ребенком на руках. Вот она и мучается с Сенькой, не может из-за него личную жизнь устроить.
        Правда, в последнее время у нее, кажется, получилось. В прихожей послышались голоса - мамин и дяди Андрея, ее нового друга. Он приходил к маме, приносил конфеты, пирожные и вино, иногда оставался ночевать.
        На Сеню дядя Андрей обращал мало внимания, только смотрел иногда странным застывшим взглядом, вроде как сквозь него, и стекла очков загадочно поблескивали.
        Мама от дяди Андрея была без ума (Сеня слышал, как она говорила об этом подруге), потому что он был серьезный, нормально зарабатывал и ездил на солидной машине темно-серого, почти черного цвета.
        - С собрания пришла, устала, не могу прямо, - говорила мама жеманным голосом. - С детьми нелегко, столько забот.
        Дядя Андрей пробубнил что-то в ответ.
        - Вот именно! Они там свои обязанности не могут выполнять, а родители виноваты. Встречайте со школы, говорит, а то черная «Волга» детей забирает! А работа как же? Маньяк у них завелся! Его тоже я вместо полиции должна искать, да?
        Они ушли из прихожей в большую комнату, закрыли за собой дверь, и больше Сеня ничего не слышал. Да и хорошо. Про черную «Волгу» ребята в школе друг другу рассказывали, некоторые боялись. А Сеня не понимал, каким надо быть глупым, чтобы сесть в чужую машину.
        Утром, проснувшись чуть раньше звонка будильника, он прислушался к себе. Ничего не болит. Даже паршивого насморка нет. Придется вставать и идти в школу.
        Когда Сеня одевался в прихожей, туда вышел дядя Андрей. Они поздоровались друг с другом, мужчина уставился на мальчика немигающим совиным взглядом.
        - Соскучился по друзьям, по школе? Дома, наверное, надоело сидеть? - неожиданно обнажив в улыбке крупные зубы, спросил он.
        Арсений поглядел на него, как на сумасшедшего, но ответить не успел. Мама тоже вышла из комнаты и сердито сказала Сене, чтобы шел скорее, не копался. Не хватало ей еще проблем из-за его опозданий.
        В школе все было по-прежнему: постоянное ощущение, как если бы за шиворот засунули снежок - неуютно, противно. Гусаков и компания таких же тупых и злобных троллей, которых он называл друзьями, вышучивали Сеню и еще пару несчастных, придумывая им обидные прозвища, всячески стараясь задеть.
        Учителя доносили разумное, доброе, вечное каждый в силу своего ума и таланта, но мало у кого это получалось интересно и познавательно, поэтому почти на всех уроках, кроме географии и музыки, была тоска зеленая. И хорошо еще, если к доске не вызывали и контрольных не было: в этом случае к скуке примешивался еще и страх
        День катился серым шаром от первого урока к пятому. А под конец случилась катастрофа.
        Сенин класс был дежурным, ребята остались убираться. Сене нужно было вымыть полы на своей половине коридора, и он, раздобыв ведро и швабру, уныло возил тряпкой по полу. Задумался, не заметил Гусакова и остальных. Да если бы и заметил, что это изменило бы?
        Гусаков был свиреп, предсказуем и неумолим, как грамматические правила. Пнул ведро с водой, оно, естественно, опрокинулось, вода разлилась грязно-коричневой лужей. А после наступил на тряпку.
        Сеня, по его задумке, должен был дернуть швабру на себя. У него не вышло бы освободить тряпку из-под ноги Гусакова, и это вызвало бы дружное ржание свиты. Однако этот момент пошел не по сценарию. Сеня дернул швабру, но сделал это чересчур сильно. Мокрый пол был скользким, Гусаков, не удержав равновесия, шлепнулся на попу, нелепо взвизгнув и взмахнув руками.
        Дружки загоготали (тут без неожиданностей), правда, вовремя умолкли, поймав осатаневший взгляд предводителя. Лицо Гусакова сделалось пунцовым, и он, сжав кулаки, рванулся на Сеню, как локомотив.
        Дальше было еще хуже. Драку (точнее, избиение) Сеня пережил бы (не впервой, если честно), но прибежала завуч, потащила его и Гусакова к директору. Последовали долгие нотации, разборки, бубнеж Гусакова, который пытался все свалить на Сеню, угрозы привлечь инспекцию по делам несовершеннолетних. А после их с Гусаковым отправили мыть пол под присмотром дежурного учителя.
        Сеня был как в тумане. Молчал, вжав голову в плечи, не оправдывался. Ему почти не было обидно, что он пострадал ни за что. Хотелось лишь одного: чтобы все быстрее закончилось. При мысли, что и завтра придется идти в школу, и послезавтра, и потом, и еще несколько лет, становилось так тошно, что слезы подступали к горлу, и он изо всех сил старался удержать их. Не хватало расплакаться на глазах у всех, Гусаков потом вообще проходу не даст.
        Ирина Борисовна, классная руководительница, позвонила родителям Гусакова, и вскоре за ним приехал отец - увеличенная копия сына, еще более грозная и несокрушимая. После короткого энергичного разговора в кабинете директора он широким командирским шагом пошел к выходу, волоча за собой понурого Гусакова-младшего.
        Про Сеню на время забыли. Ирина Борисовна велела сидеть возле ее кабинета и ждать мать, которой тоже позвонили.
        - Как придет, пусть зайдет ко мне, я с ней поговорю, - сказала она.
        Ирина Борисовна хмурилась, но не сильно злилась на Сеню. Понимала, наверное, что не так уж он и виноват. Или, может, просто устала, потому и не было сил сердиться.
        Она скрылась в кабинете, а Сеня остался ждать маму. Сидел-сидел, а потом отчаяние накатило с новой силой. Мальчик понял: больше нельзя тут оставаться! Стены надвигались на него, потолок давил, дышать было больно.
        Сеня знал, что вскоре случится, и его подташнивало от страха. Мама, конечно, разозлилась, ведь ей пришлось отпрашиваться с работы и бежать сюда. Она в ярости, а вдобавок ее накрутят Ирина Борисовна и директор, к которому, возможно, ей придется пойти, как Гусакову-старшему. Сеня ничего не сумеет ей объяснить, не сможет рассказать, как все было на самом деле. Она не станет слушать, никогда не слушает. В школе мама будет сдерживаться, но потом ее гнев неминуемо прольется на Сеню, раздавит и затопит, как гигантская волна.
        Он встал со стула и взял ранец. Сделал шаг по коридору, поглядывая на дверь, которая могла открыться в любую секунду. Из кабинета доносился раздраженный голос Ирины Борисовны: она кого-то отчитывала.
        Не медля ни секунды, Сеня побежал к лестнице. Скатился с нее, схватил одиноко висящую на вешалке куртку. Сменную обувь переодевать не стал, слишком торопился. Техничка проворчала, мол, чего торчал в школе, мешая запереть раздевалку, но Сеня не воспринял ее слова, почти и не расслышал их.
        Бежать! Он не знал, куда, важен был процесс. Убегая, двигаясь, можно хоть как-то влиять на ситуацию.
        Сеня вылетел из школы в наползающие фиолетово-синие сумерки, помчался прочь от ненавистного здания. Обычно он шел на остановку, ждал автобус. Иногда приходилось и пешком идти, но тут недалеко, всего четыре остановки.
        Сегодня Сеня не собирался садиться в автобус, он вообще не понимал, что намерен делать. Накрапывал дождик, люди спешили укрыться от него, раскрыв над головами разноцветные купола зонтиков, глядя вниз, чтобы не оступиться. Мальчик сразу же промочил ноги (на нем были тонкие ботинки), натянул капюшон. Ничего, что сыро и холодно. Главное - уйти подальше от всего, что отравляло жизнь. Осень, непогода, дождь, по крайней мере, были честны в своем бессердечии.
        Черную машину, которая притормозила у обочины, Сеня заметил только тогда, когда с тихим жужжанием опустилось стекло.
        - Привет, - раздался негромкий голос.
        Сеня остановился и посмотрел на длинную гладкую машину. Стекла были тонированные, не разглядеть, что внутри. Водителя в открытое окно тоже толком видно не было.
        - Ты куда это собрался, Сеня?
        Мальчик раскрыл рот от удивления: откуда незнакомец знает его имя? И тут понял, что это не незнакомец, а дядя Андрей. Почему-то в первый момент ему показалось, что машина выглядит иначе, вроде она более черная и немного старомодного вида, но теперь стало ясно, что он ошибся.
        - Что-то случилось? - Голос точно принадлежал дяде Андрею. Да и кому еще он мог принадлежать?
        - В школе подрался, - ответил Сеня, хотя это была лишь сотая доля всего, что произошло.
        Прохожие шли мимо, обходя мальчика с двух сторон.
        - Ясно. - Кажется, дядя Андрей улыбнулся. - Ладно, со всеми бывает. Ты же мальчик, а мальчики порой дерутся. Садись в машину, не стой под дождем.
        При этих словах задняя дверца автомобиля открылась. Это было немного странно, ведь дядя Андрей не пошевелился, не протянул руку, чтобы ее открыть. Хотя, может, это какая-то автоматическая дверца.
        Сеня хотел забраться в салон, но остановился.
        - Что же ты? - нетерпеливо проговорил дядя Андрей. - Залезай скорее.
        - Мама, - ответил Сеня. - Ей Ирина Борисовна позвонила, вызвала. Она отпросилась с работы, сейчас придет. Надо ее подождать.
        - Я уже тут! - прозвучало вдруг с заднего сиденья. Голос спокойный, ничуть не рассерженный.
        У Сени отлегло от сердца. Значит, мама позвонила дяде Андрею, тот забрал ее с работы, и они вместе приехали за Сеней. Когда мама была со своим другом, у нее почти всегда было хорошее настроение, поэтому, возможно, Сене не очень влетит. Вот только…
        - А тебе же к Ирине Борисовне надо. Она хочет поговорить.
        - Мы поговорили, не волнуйся. По телефону. Все в порядке. Иди сюда.
        Отбросив последние сомнения, Сеня забрался в машину. Тут было тепло, даже немного жарко, но это хорошо: мальчик понял, что сильно замерз.
        «Вот теперь сто процентов заболею», - подумал он, обрадовавшись, что появился шанс не ходить завтра в школу.
        Дверца за Сеней закрылась мягко, с тихим щелчком, сама по себе. Это было удивительно! Он повернулся к маме, чтобы спросить, как такое возможно. Повернулся - и обомлел. Мамы не было. Он был совершенно один на заднем сидении. Но куда она подевалась? Была же, они ведь разговаривали! В панике Сеня посмотрел на дядю Андрея, и в этот момент машина тронулась с места, поплыла вдоль тротуара, набирая скорость.
        - Где мама? - крикнул Сеня, и дядя Андрей обернулся.
        Голова его повернулась легко, словно соединялась с шеей шарнирами, и угол поворота был невозможным для нормального человека. Взглянув в лицо водителю, Сеня понял, что никакой это не дядя Андрей. И вовсе не человек.
        Существо было сутулым и горбатым, череп его был лишен волос, а кожа - морщинистая и сухая, как папиросная бумага. Сеня смотрел в отливающие багрецом глаза, на узкое бледное лицо, ощерившееся в улыбке, и не понимал, как мог так ошибиться.
        - Не ругай себя, мой мальчик, - проговорило жуткое создание, напоминающее ящерицу. Точнее, древнего ящера. - Ты видел то, что тебе показывали. Люди всегда так и делают.
        Сеня рванулся к дверям, чтобы открыть их и выпрыгнуть наружу. Но дверей не было ни справа, ни слева, руки скользили по гладкой поверхности. Глядя в окно, мальчик видел, что улицы, здания, люди проносятся мимо с космической скоростью.
        - Тебе не выбраться. Не старайся понапрасну, - сказал водитель.
        Тогда Сеня закричал. Никак не мог перестать, захлебывался слезами, вопил и вопил, колотя кулаками по сиденью, выкрикивая, выбрасывая из себя муку, страх, отчаяние, которые переполняли его. А когда ему показалось, что в душе больше ничего не осталось, кроме гулкой пустоты, умолк.
        Черная машина неслась по городским улицам. Ее водитель, вскользь следя за дорогой, наблюдал за Сеней в салонное зеркало.
        - Теперь давай поговорим, - произнес он.
        - Зачем ты меня украл? - охрипшим от слез и крика голосом спросил мальчик. - Убьешь теперь, да?
        Существо за рулем негромко засмеялось и покачало головой.
        - Правда в том, что домой, к прежней жизни ты не вернешься. Никто из тех, кто сидел на том месте, где сидишь ты, не возвращался. Но это не значит, что они несчастны. Или мертвы.
        Сеня напряженно слушал.
        - Однако я могу сказать тебе, что никого из детей никогда не принуждал поехать со мной. И тебя не буду. Захочешь - остановлю машину, ты выйдешь.
        - То вы говорите, что никто не возвращался, а то - что я могу!
        - Так и есть. Никакого противоречия. Ты лишь должен предельно честно ответить на мой вопрос.
        - Всего лишь? - с сомнением протянул Сеня, который стал потихоньку успокаиваться, понимая, что водитель не собирается хватать его и рвать на части.
        - Скажи мне, мальчик, ты и вправду хочешь вернуться и продолжать жить так, как жил до этого дня?
        Сеня хотел сказать: «Да!»
        Но не смог. Ложь комом застряла в горле.
        - Друзей у тебя нет. Школу ты ненавидишь. Матери только в тягость, помеха и обуза, ей нет до тебя дела. Кто заметит, что ты исчез, кто примется горевать? А вернешься - кто будет рад? Гусаков и компания станут издеваться все сильнее. Мать начнет злиться еще больше. К тому же… - Существо покачало головой, скривило в улыбке тонкие губы. - Дядя Андрей только и ищет случая подступиться к тебе. О, это тот еще субчик, между нами говоря.
        Водитель умолк. Сеня тоже молчал, обдумывая его слова. Это существо было ужасным, хуже не придумаешь. Уродливым, страшным. Оно воровало детей, увозило в неизвестном направлении, и делало это долгие годы, даже десятилетия. Но разве Сенино существование было менее уродливым и страшным?
        - Куда мы едем? - спросил Сеня. - Куда ты забираешь детей?
        - Получается, ответ отрицательный? Ты не хочешь обратно?
        Сеня подумал еще немного и покачал головой.
        - Хорошо. Значит, мы договорились. Слышал истории про Питера Пэна?
        - Это же сказка! - удивился мальчик.
        - А я и не говорю, что Питер Пэн существует. - «Ящер» улыбнулся, и на этот раз улыбка не показалась Сене зловещей и неприятной. - Зато существую я. Я нахожу потерявшихся, несчастных детей, которые никому не нужны, и отвожу туда, где они находят друзей. Я сделаю так, что ты никогда не повзрослеешь, навеки останешься юным, будешь жить там, где тебе рады. Ты больше не будешь одиноким и слабым, каждый твой день станет праздничным и ярким. - Он сделал многозначительную паузу. - А если тебе захочется немного порезвиться - скажем, вернуться и преподать кому-то урок, проучить тех, кто плохо с тобой обращался, то я не стану возражать! Даже помогу. А теперь скажи: разве ты не согласен? Это ли не чудо?
        Конечно же, это было чудо.
        И уж конечно, Сеня был согласен попасть в это дивное место.
        Черная «Волга», набирая все большую скорость, летела по вечернему городу.
        … Вера сошла с автобуса и припустила к школе. Ее переполняло бешенство: снова этот паршивец вляпался во что-то! Что за ребенок такой, сплошные неприятности! Опять промелькнула мысль, что мать оказалась права: нечего было рожать, какой отец, такой и сын - ходячая проблема. Но чего уж теперь говорить.
        Краем глаза Вера увидела, как от обочины отъезжает длинная черная машина. Вспомнились недавние слова учительницы и истории про детей, которые садились в черную «Волгу», а больше их никто никогда не видел.
        Вдруг пришло на ум, что у тех историй было продолжение… Родителей пропавших детей находили мертвыми: они умирали по ночам от разрыва сердца.
        Чушь, конечно. Полная чушь.
        Вера проводила черный автомобиль взглядом и отвернулась. На душе стало муторно, подумалось, хорошо все-таки, что Сеня ждет ее в школе, ему не придется одному возвращаться домой. Женщина поднялась по ступенькам и скрылась в здании школы.
        Часть вторая
        Страшные истории про деревни
        Тайна моей деревни
        Дядя Аркадий, мой дальний родственник, в нашей семье считался человеком со странностями. Знаете, бывают такие люди, про которых говорят, что они малость не в себе: вроде и на работу ходят, и одеты нормально (во всяком случае кастрюлю или шапочку из фольги на голову не натягивают), и живут в обычных домах-квартирах, а все же что-то в них есть необычное.
        Вот и дядя Аркадий был из таких.
        Родом он из таежной деревни - уральской или сибирской (там живет какая-то ветвь нашей большой семьи, но ни я, ни родители никого из тех родственников не знаем, никогда там не были).
        Дядя Аркадий работал на заводе, вышел на пенсию. Не женился, детей не имел и вообще людей сторонился, не подпускал к себе никого: в семейных сборищах не участвовал, все свободное от работы время дома сидел. Один да один. Молчком. Сначала в общежитии жил, потом квартиру от предприятия ему дали… В ней и умер, когда ему было шестьдесят семь. А меня, как выяснилось, в наследники записал.
        Так и вышло, что я, разбирая дядины бумаги, узнал его тайну. Жуткую, невероятную тайну. Тетрадка в клеточку с рассказом о тех событиях хранилась в дальнем углу шкафа, дядя убрал ее с глаз долой. Теперь, зная правду, я его понимаю: есть вещи, о которых хочется забыть. Только не получается. Они остаются с тобой навсегда и день за днем отравляют твое существование.
        Итак, рассказ моего дяди.
        «Этот день должен был стать самым счастливым. Я о нем два года мечтал, как и любой солдат-срочник. Два года казарменной жизни, два года не был дома, отца и мать, родной дом, деревню свою не видел. И вот армейская служба позади, и дорога дальняя позади тоже.
        Я вышел из поезда - вольный человек, никто мне не указ! Дальше нужно было еще на автобусе долго ехать до районного центра, а там уж - как повезет. Может, попутку поймаю до деревни, пешком далековато. Хотя я и пешком побежал бы, так сильно меня домой тянуло.
        Однако же шагами дорогу мерить не пришлось: повезло, сговорился с одним мужичком, он обещал подбросить и высадить примерно за километр до моей деревни. Ему по пути было, денег он с меня не взял: мол, сам дембелем был, так же со службы ехал, словно вчера было.
        Он-то первым и заронил в мою душу зерно тревоги. Сказал, у него в нашей деревне приятель живет, и он этого приятеля недели три или больше в райцентре не видел. А обычно тот каждую субботу приезжает.
        Я ведь и сам заметил кое-что, гнал от себя это «кое-что», старался не думать. А после его слов уже не получалось мысли эти подальше затолкать…
        Девушки у меня не было, из армии ждали мать с отцом. Мама писала часто, знала, как я весточки жду. Пусть и не особо много напишет, но регулярно, без перебоев. А тут вдруг писать перестала. За три с лишним месяца - ни строчки, как отрезало. Может, по какой-то причине письма не доходили. Или она решила, что скоро я сам дома буду, но в это верилось слабо. Знала же мать, что последние месяцы - самые трудные, что ждать тяжелее всего, когда сроки на исходе.
        Если бы мама заболела, отец написал бы, но и он молчал. И в их молчании мне чудилось что-то плохое. А уж после сказанных вскользь слов водителя, хотя я и пытался воскресить в душе прежнюю радость, получалось плохо.
        Он высадил меня, как и обещал, у поворота. Помахал рукой на прощание, посоветовал много не пить и покатил себе дальше, а я зашагал к дому.
        Деревня наша небольшая, в низинке лежит, кругом - лес. Свернул я за поворот - вот и она, как оладушка на блюдечке. У меня сердце защемило. Прибавил шагу, чуть не бегом к ней побежал.
        Дома, улицы, палисадники с черемухой… Словно и не уезжал никуда! В крайнем доме живут дед Николаша с бабой Нюрой. Я мимо проходил, увидел, как занавеска шевельнулась в окне. Замедлил шаг, думаю, выйдет сейчас кто-то из стариков на крыльцо, ох и удивятся же!
        Только никто не вышел.
        Небось, не заметили, глаза-то старые, зрение подводит. Я к калитке подошел, позвал их, прислушался. Никто не отозвался. Даже обидно сделалось, но в следующую минуту стало не до обид: понял, когда прислушался, что в деревне тихо. И это странно… Обычно псы брешут почем зря, петухи как начнут перекличку, так долго успокоиться не могут. Где мотор рычит, где люди говорят друг с другом. Радио играет.
        А тут - ничего. Тишина полная, можно подумать, нету нигде никого. Я отошел от калитки, направился к своему дому. Смотрел по сторонам, но никого из соседей не увидел. По домам сидят, что ли?
        Возле дома дяди Паши, милиционера, стоял его мотоцикл «Урал» с коляской, в которую он иногда сажал детвору прокатиться. Тишина давила на уши, она была густая и вязкая, как кисель, пугала меня, хотя я не разрешал себе это признать.
        Справа от моего дома жили Зуевы - отец, мать, две дочери. Проходя мимо их дома, я увидел младшую Зуевскую дочку, Нинушку. Ей было лет десять, она сидела прямо на земле, вертела в руках что-то светлое (не то чашку, не то сахарницу).
        - Нинушка! - окликнул я девочку. - Не признала? Это же я, Аркаша!
        Она медленно повернула голову в мою сторону. Уставилась на меня круглыми глазами, молчит. Наверное, не узнала: ей восемь было, когда я в армию уходил. Но все равно должна была хоть какие-то эмоции проявить: любопытство, интерес. Тем более она всегда вертлявая была, живая девчушка.
        - Мама с папой дома? - спросил я, еще надеясь завязать разговор. - А Любаня?
        Нинушка некоторое время продолжала смотреть на меня, а потом отвернулась и снова принялась разглядывать то, что держала в руках (теперь я видел, что это чашка), будто нечто необычное. Поняв, что ничего не добьюсь, пошел я к своему дому, уже не представляя, что там увижу.
        Скрипнула калитка. Я вошел во двор и огляделся. Все было по-старому, но вместе с тем - не так. В глаза лезли некоторые вещи, которые я не мог не заметить.
        Обычно во дворе копошились куры, но сейчас их не было. Мать что, перестала их держать? Но такого на моей памяти никогда не случалось.
        Дверь в дровяник, что стоял в конце двора, была нараспашку. Прежде мать всегда ее запирала, потому что через дровяник можно выйти в сад, находившийся за домом. Если дверь оставить открытой, куры могут забраться в сад и начать топтать мамин огород.
        Я быстро пересек двор, заглянул в дровяник. Дрова, инструменты отца, разные мелочи - все было на своих местах, это меня успокоило. Я подошел к двери, что вела в огород.
        Мама у меня знатный садовод и огородник, про нее даже статью в районной газете однажды написали. Такой картошки, моркови и огурцов, какие она выращивала, ни у кого в деревне не было. А еще мама растила помидоры в парнике. В наших северных краях лето короткое, скупое, в открытом грунте их не вырастишь, не успеют они созреть. Да и в парнике или теплице не у всех урожай бывал, а у мамы помидоры росли прямо южные: душистые, сочные, с тонкой кожицей. Мама своим садом-огородом гордилась, а потому, увидев перед собой эту картину, я перепугался окончательно.
        Парник был разорван и валялся на земле. Никаких посадок - лишь сорняки, мусор, кучи земли. Мамина скамеечка, которую она ставила между грядок, чтобы присесть во время прополки, если спина устанет, лежала сломанная в углу, возле забора. Кусты смородины смяты, словно по ним кто-то прошел; зелень пожухшая, будто сейчас глубокая осень. И ни одного цветочка, хотя мама их так любила.
        - Что тут происходит? - прошептал я и побежал в дом, призывая их: - Мама! Отец! Вы дома? Где вы?
        Пока бежал, успел вообразить самое плохое, почти поверил, что с родителями что-то случилось, а потому, натолкнувшись на них, вскрикнул от удивления.
        Мать с отцом были в большой комнате, которую мы называли «залой». Сидели на диване, просто сидели, сложив руки на коленях, как послушные детсадовцы.
        Я остановился в дверях, точно споткнувшись.
        - Мам? Пап?
        Мне бы радоваться, что вот они - живы-здоровы, но…
        Родители молча глядели на меня, будто не узнавая. Именно так смотрела Нинушка: не моргая, безучастно, остановившимся взглядом.
        - Это я, Аркаша. Вы что, не рады? Я же писал, что… Мам, а ты почему давно не писала?
        Я говорил, а сам пытался понять, что происходит, что могло произойти с ними. И одеты как-то странно. На маме платье, которое казалось знакомым, но я не мог припомнить, когда она его носила. Отец нарядился в белую рубашку, и она уже успела немного запачкаться.
        Родители вдруг улыбнулись. Синхронно, одновременно растянули губы от уха до уха, как заводные куклы, обнажили десны и зубы, и так это было жутко, что я едва не заорал.
        Мать подняла левую руку и неловко повела ею в воздухе. Искала что-то? Потом ладонь ее натолкнулась на подлокотник, и она словно поняла, что делать: оперлась на него и встала на ноги. За все это время она ни разу не моргнула. Как и отец.
        Все было не так! Никакой радости от моего приезда, а ведь они должны быть такими счастливыми, наперебой меня расспрашивать, хлопать по плечам, обнимать и целовать.
        - Аркадий, - произнесла она, и это был мамин голос, который мне так хотелось услышать. - Аркадий вернулся из армии. Заживем теперь вместе.
        Голос мамин, но интонации, слова совсем чужие!
        Она никогда не звала меня полным именем: всегда или Аркаша, или вообще Аркешик, чего я терпеть не мог. А теперь дорого дал бы, чтобы услышать это прозвище.
        Я хотел обнять маму, но что-то меня остановило. Встал и подошел отец, который всё не спускал с лица клоунской улыбки.
        - Здравствуй, сын, - сказал он и подал мне руку.
        Ладонь его была похожа на мокрую тряпку: вялая, холодная и будто совсем без костей. Не удержавшись, я брезгливо отдернул руку. Отец не обиделся, и они с матерью, отвернувшись от меня, пошли в кухню.
        Я в замешательстве осмотрелся, потом заглянул в свою комнату, в комнату родителей. Везде было пыльно, на полу лежали вещи - мамин платок, газета, отцовские очки для чтения. В комнате родителей валялся опрокинутый стул. Кто-то задел его, уронил, а поднять не удосужился. А ведь родители мои - очень аккуратные люди, они не выносили беспорядка, ни за что не допустили бы такого запустения, тенетушек в углу.
        И рубашка на отце грязная…
        - Аркадий, я приготовила обед, - деревянным голосом сказала мама.
        Я поплелся на кухню.
        Открывшееся мне зрелище заставило замереть на пороге. Дверцы шкафов были распахнуты, посуда сдвинута с места, будто мама искала что-то, не зная, где что лежит. На плите стоял любимый мамин чайный сервиз. Вместо ароматов еды - густой запах свежей земли.
        Когда я увидел его источник, меня замутило.
        Родители сидели за столом, перед ними стояли тарелки, наполненные вырванной с корнем травой, какими-то клубнями - большими и маленькими. Рты отца и матери были испачканы землей, а у отца - еще и чем-то красным. В первый момент я решил, что это кровь, но потом понял: свекла. Он жадно откусывал измазанную землей сырую свеклу, жевал, хрустел, причмокивал, шумно глотал. Земля и кусочки непрожеванной свеклы падали ему на грудь.
        - Что вы делаете? - хрипло спросил я. - Что с вами обоими?
        Они замерли, снова вытаращившись на меня пустыми, как пуговицы, глазами.
        - Все хорошо. А что не так? - спросила мама.
        Я развернулся и выбежал из кухни, выскочил на крыльцо и бросился к Зуевым. Нинушка все еще была во дворе, но теперь рядом находилась ее сестра Любаня. На ней было светлое нарядное платье, в волосах - алая шелковая лента.
        Взгляд - как у всех остальных: отрешенный, стеклянный. Она не моргала.
        - Любаня! - заорал я. - Что вы все такие…
        Я не мог найти слов. Девушка подошла ко мне вплотную, и я ощутил кисловато-сладкий запах, исходивший от нее. Я не мог понять, чем пахнет, но мне немедленно захотелось бежать отсюда куда подальше.
        Однако я не мог двинуться с места, а Любаня открыла рот и проговорила:
        - Мы хорошие. И ты станешь такой. Мы рады, что ты приехал.
        На гладкий лоб ее села зеленая мясная муха, поползла к носу, спустилась к уголку глаза. Любаня не сделала ни единой попытки смахнуть ее, словно и вовсе не замечала насекомое.
        «Муха сейчас заползет ей в глаз!» - с ужасом подумал я. Не в силах выносить этого больше, прогнал муху, и тут Любаня быстро перехватила мою руку. Ладошка ее была влажная, ледяная, как мороженая рыба.
        А после сестры улыбнулись. Увидев их улыбки - механические, резиновые, как у моих родителей, я отшатнулся и выбежал вон.
        Вдалеке показалась женщина. Вышла из какого-то дома, я не узнал, кто это. Она шла медленно, с прямой спиной, при этом покачиваясь, двигаясь, как неисправный механизм.
        Что здесь творится?! Мертвая тишина, запустение. Люди, которые сами на себя не похожи. Я заметался по улице. Толку заходить в другие дома нет: я был уверен, что везде одно и то же. Но что мне делать? При мысли о том, чтобы вернуться домой, остаться под одной крышей с… с ними, меня чуть не вывернуло наизнанку.
        - Аркадий! - раздался голос мамы.
        Хотя у меня язык не поворачивался назвать это улыбающееся во весь рот создание своей матерью.
        - Иди в дом.
        Я подчинился, не понимая, как себя вести. Может, это я сумасшедший, а они как раз нормальные? Размышляя об этом, вошел в дом.
        Дембельнулся, называется. Вот радость-то.
        Я посмотрел на фотографии, что висели на стене. Свадьба родителей - мама в фате, отец в пиджаке, волосы смешно причесаны. А вот мы втроем, я маленький, сижу между ними. А вот мама, папа и я в школе, на выпускном.
        Родители такие, какими я привык их видеть, хотя по особым случаям принарядились, конечно. Главное, улыбки у них - настоящие… Я грустно смотрел на фотографии, и тут в голове у меня словно что-то взорвалось.
        Принарядились!
        Так вот что за платье на маме! Чтобы проверить догадку, я кинулся в их комнату, открыл нужный ящик комода.
        Пусто. Там было пусто!
        - Что ты ищешь? - спросила мать.
        Я медленно обернулся.
        - Почему ты надела «смертное»? - еле смог произнести я.
        На ней было именно то платье (да и туфли, я просто раньше внимания не обратил), которое она приготовила себе на смерть. Так все в деревне делали, ничего особенного, просто предусмотрительность.
        На ее лице появилось что-то вроде смущения.
        - Вы, получается… - Голос мой упал до шепота.
        Я не смог договорить - «умерли».
        В дверях показался отец. В руке он держал лопату.
        - Поздно уже, - сказал папа. - Солнце садится.
        Настенные часы показывали восемь двадцать. Скоро стемнеет.
        Скоро наступит ночь…
        - Ложиться пора, - вымолвил отец, и мама протянула ко мне руку.
        - Что вам нужно? - заорал я. - Зачем тебе лопата?
        - Земля мягкая. Примет, - ответил он, будто это все объясняло.
        - Мы семья, - проговорила мама. - Мы тебя ждали и должны быть вместе. Как всегда.
        Они сделали шаг в мою сторону. Я попятился.
        Понятия не имел, что они намеревались делать, что означали эти слова, но не собирался выяснять. Бежать! Надо бежать!
        Они стояли в дверях, пройти мимо них я не мог, к тому же у отца была лопата, и он…
        «Не думай об этом!» - скомандовал я себе, а затем схватил валяющийся на полу стул, подошел к окну и разбил его. Раздался грохот, звон, и мне подумалось, что сейчас сюда сбежится вся деревня.
        Люди или нелюди, которые старались быть похожими на моих родителей, ринулись ко мне. Я кое-как посшибал осколки, потом швырнул в своих преследователей стул и сиганул в окно.
        Не оглядываясь, выбежал со двора, помчался по улице. Соседи - их к вечеру стало больше, они повылезали из домов - провожали меня взглядами. Люди, которых я знал с детства, но которые больше не были собой, смотрели мне вслед. Нинушка и Любаня стояли, взявшись за руки. Моя учительница истории глядела из-за забора, а потом открыла рот, точно желая сказать: «К доске пойдет…»
        - Убегает!
        Я узнал голос отца и понял, что меня будут преследовать. Но я не собирался сдаться и позволить им сделать меня таким, как они.
        Вот дом милиционера дяди Паши, я и его самого увидел: он спускался по ступенькам, выходя из своего дома. Просить его о помощи я, разумеется, не думал, мне нужен был его «Урал». Оставалось надеяться, что он на ходу.
        Видимо, кто-то наверху сжалился, решил, что хватит с меня на сегодня, потому что мотоцикл завелся с пол-оборота. Спустя несколько минут я ехал по дороге, удаляясь все дальше от родной деревни, от места, куда стремился вернуться, по которому так скучал.
        Сворачивая за поворот, оглянулся и увидел, что жители деревни идут по улице - их была целая толпа… Толпа, в которой я не смог разглядеть мать и отца. И больше никогда их не видел.
        Я добрался до райцентра, поднял всех на уши. Внятно объяснить ничего не сумел, да и что я мог сказать? Конечно, поначалу все решили, что я перепил на радостях или умом тронулся. Но все же поутру в мою деревню поехали. Может, кто-то вспомнил, что никого из деревенских давно не видел…
        В общем, съездили. И потом ездили туда не раз, пытались разобраться, куда подевались все жители. Потому что никого там не нашли - ни взрослых, ни детей, ни стариков, ни даже живности хоть какой-то.
        Дома стояли пустые. Ни малейшего следа людей, живших тут когда-то.
        Удалось ли кому-то докопаться до правды, понять, что произошло в деревне, я не знаю. Уехал из тех краев, чтобы больше никогда не возвращаться.
        Но мне всю жизнь не дает покоя вопрос: куда же они ушли? Может, и по сей день мама с папой и остальные люди, которых я знал и любил, все еще бродят где-то там, в таежных лесах?»
        Существо
        В командировку в деревню Зыково Валя не просился и ехать не хотел. Да и кому бы захотелось на целую неделю отправиться в такую глушь: автобусом от города часа четыре, а потом от райцентра на машине, которую за ним должны были прислать, еще минут сорок езды. Но молодой специалист на то и молодой, что отказаться - никак.
        В той деревне была церковь - старинная, необычной архитектуры. Валина задача заключалась в том, чтобы сфотографировать там все со всех сторон, внутри и снаружи, собрать сведения, подготовить отчет для принятия решения о возможных реставрационных работах.
        Он приехал в понедельник вечером, разместился, где велели, и со вторника приступил к работе. Завершить дела предполагалось к выходным.
        Ехать-то не хотелось, но, очутившись в Зыково, Валя переменил мнение. Работа - одно удовольствие: начальства над душой нет, распорядок рабочий сам себе определяешь, кругом тихо и спокойно. Люди улыбчивые, приветливые, места красивые - лес, речка неподалеку. Не работа, а отпуск.
        Единственное, что показалось Вале странным, так это предупреждение Галины Петровны, пожилой, доброжелательной женщины, у которой его поселили, о том, что поздним вечером из дому лучше не выходить. Она сказала ему об этом в первый же день, едва успев познакомиться с постояльцем. Валя, собственно, и не собирался болтаться по деревне на ночь глядя, но поинтересовался, почему.
        - Не принято у нас, - уклончиво ответила хозяйка. - Мы привыкли по домам сидеть. А чего ходить? Солнце садится, темно…
        - Так фонари же есть!
        - Нету фонарей, - сказала хозяйка. - Не включают освещение. Экономия.
        Валя поразился, конечно, но, с другой стороны, чего со своим уставом в чужой монастырь лезть? Может, в деревнях так принято; откуда Вале, который всю жизнь прожил в городе, знать о подобных вещах?
        Вечером, когда стемнело, он отодвинул занавеску, выглянул в окно. Фонари и в самом деле не горели, лишь светились желтым светом окна домов. Валя прислушался. В открытую форточку с улицы не доносилось ни звука: видимо, народ действительно сидел по домам.
        Валя пожал плечами и отошел от окна. Ладно, и он посидит, тем более и идти некуда, он тут еще почти никого не знает. Впрочем, когда обжился немного, приступил к работе и познакомился с людьми, понял, что все в Зыково поют в одну дуду: вечером ни шагу со двора.
        - Как солнце садится, нечего шарахаться, - отрезал Максим Максимович, поселковый староста или как там его должность правильно называется. - Добрые дела делаются при свете дня.
        Утверждение спорное, однако Валя спорить не стал. Хотите вечерами взаперти сидеть - ради бога.
        Утром и ближе к вечеру он ходил купаться на речку; днем не спеша, в охотку работал. После праведных трудов возвращался домой, где хозяйка кормила его ужином, а после читал, лежа в гамаке в саду. Как вечерело, становилось прохладно, шел в дом и вскоре ложился спать. Такой вот распорядок, разнообразить который Валя решил перед самым отъездом.
        Утром в субботу сказал Галине Петровне:
        - Я последний день в Зыково, завтра уезжаю. Чем у вас молодежь в субботу вечером занимается?
        На лице женщины отразилось замешательство, и Валя пояснил:
        - Может, клуб есть в райцентре? Или еще что. Интересно же, новые впечатления, чего дома сидеть!
        Не успел договорить, как хозяйка выпалила:
        - Вот именно! Дома сидеть!
        Валя оторопел, и она, увидев это, смутилась, прибавила уже спокойнее:
        - Я имела в виду, ты лучше отдохни перед дорогой, телевизор посмотри, ляг пораньше, вставать-то в воскресенье в шесть. Нет у нас ничего интересного. Чего тут может быть? Что в субботу, что в другой день. Деревня она и есть деревня. Тихо живем, скучно, сам видишь.
        Женщина говорила торопливо, щеки ее покраснели; любой бы понял, что она нервничает и, скорее всего, врет. Но зачем? Галина Петровна поспешно перевела разговор на какую-то ерунду, принялась потчевать постояльца блинами.
        Он вышел из-за стола, направился к себе, размышляя о чудной реакции хозяйки. Пока думал, услышал стук в дверь. Это была Галина Петровна.
        - Ты, Валя, не сердись. - Она поправила очки. - Знаю я вас, молодежь: что вам слова стариков! Возьмешь да вздумаешь поехать в райцентр. Не надо, не делай этого. Один вечер остался, одна ночь, так пускай спокойно пройдут. Утром уедешь и забудешь про нас. Обещаешь?
        Валя, обескураженный этой тирадой, пообещал, хотя не мог сообразить, по какой причине Галина Петровна так отчаянно хочет удержать его в доме.
        Но, пожалуй, ее старания были излишни: к вечеру пошел дождь, погода не располагала к прогулкам. Валя после ужина разложил диван и улегся с книжкой. Дождик шуршал за окном, навевая сон, и Валя сам не заметил, как задремал.
        Проснулся внезапно, от глухого стука. Шороха дождя слышно не было, ночник горел. Галина Петровна не обрадовалась бы такому неэкономному расходу электроэнергии. Причину стука Валя понял сразу: он повернулся во сне, и книжка упала на пол.
        Валя поднял ее, положил на тумбочку и собрался выключить свет, чтобы спать дальше, как услышал за окном чей-то голос. Показалось? Он привык, что после заката деревня замирала. Валя прислушался и понял: не почудилось.
        Какие-то люди шли по улице и негромко переговаривались, в открытую форточку долетали тихие мужские и женские голоса. Любопытство подтолкнуло Валю встать и подойти к окошку. Он отодвинул занавеску и выглянул наружу.
        По улице двигалась процессия: человек восемь шли куда-то быстрым шагом. Кто - не понять, на всех были длинные плащи с капюшонами. Двое катили перед собой тележки, наполненные непонятно чем, третий вел на веревке козу, у остальных в руках были сумки и фонари.
        Странная группа прошла мимо дома Вали в сторону центра деревни. Он вернул занавеску на место и задумался. Что за ерунда? Говорили, никто из дому не выходит, а эта компания тогда куда намылилась? Праздник местный? Чужаков не пускают, а сами празднуют?
        Будь Валя не таким любопытным, лег бы и спал себе дальше. Но он был крайне заинтригован и забыть об увиденном не мог. А потому сделал то единственное, что казалось ему правильным: поспешно оделся и выскользнул из комнаты, решив проследить за ночными путешественниками.
        Чтобы выйти из дома, нужно было пробраться мимо комнаты хозяйки, и Валя старался двигаться как можно тише, чтобы не разбудить ее. Каково же было его удивление, когда он, невольно заглянув в приоткрытую дверь, увидел, что кровать пуста! В комнате горела настольная лампа, а Галины Петровны не было - ни здесь, ни на кухне, ни в сенях. Она ушла, и этот факт поразил Валю. Женщина, видимо, была в числе людей, что отправились куда-то ночью!
        На улице было сыро и довольно холодно. Дождь кончился, но под ногами хлюпала жидкая грязь. Валя хотел включить фонарик, однако побоялся, что его заметят, и пошлепал кое-как дальше, моментально промочив ноги.
        Процессию парень догнал, когда она выходила за пределы деревни. Люди шли быстрее, чем он думал. «Куда они идут?» - терялся в догадках Валя, стараясь держаться на расстоянии.
        Вот и деревня осталась позади, и небольшой луг, что был за ее окраиной. Ходоки углубились в лесок, Валя - следом. Он никогда не был в этой стороне: к реке нужно было идти в другом направлении, а сюда Валя прежде не ходил.
        Идти было тяжело: и грязь под ногами, и темень. Он постоянно боялся оступиться, упасть. «Развернуться, что ли?» - думал Валя, уже жалея, что ввязался в это. Но теперь придется дойти до конца.
        Люди стали спускаться под горку, и Валя, подойдя, увидел довольно глубокий овраг. Внизу шумела вода. Изо всех сил стараясь не свалиться - хорош он будет, если кубарем покатится под ноги путникам! - Валя спешил вниз. Тропинка оказалась утоптанная, это была даже не тропинка, а лесенка, вырубленная в холме и выложенная камешками. По всей вероятности, ходили сюда нередко, вот для удобства и сделали ступеньки.
        Валя позабыл про усталость, любопытство вспыхнуло с новой силой. Что им там нужно? Люди шли вдоль ручья, и Валя, сообразив, что шум воды заглушает его шаги, рискнул приблизиться к ним.
        Они свернули влево, и Валя увидел конечную цель пути: высокий холм, заросший травой и кустами, и что-то вроде пещеры, черной дыры.
        Люди в плащах приблизились к лазу и стали проворно выгружать содержимое тележек и сумок на землю. Двое привязывали козу к толстому дереву, растущему возле входа. В свете лучей фонарей Валя видел, что двигаются они быстро, сноровисто, проделывая все явно не впервые.
        - Пора! - громко проговорил кто-то, и это прозвучало как команда.
        Люди развернулись и торопливо зашагали обратно. Тут Валя сообразил, что стоит на узкой тропке у них на пути, и сельчане вот-вот столкнутся с ним нос к носу. Ему не оставалось ничего другого, как нырнуть в кусты и притаиться там. Хорошо еще, что пляшущие лучи не осветили Валю, не выдали его присутствия.
        Деревенские жители протопали мимо, не заметив парня. Правильнее всего, конечно, было бы уйти следом за ними, но ведь тогда он так и не узнает, зачем они сюда приходили. Напрасно крался по кустам, ноги промочил, устал.
        Поэтому, убедившись, что процессия скрылась за поворотом, Валя направился к пещере. Теперь можно зажечь фонарик, не боясь выдать себя, и рассмотреть все как следует.
        Приблизившись к лазу, Валя увидел широкую площадку. Прямо на ней были разложены продукты: караваи хлеба, горы вареной картошки и моркови, капустные кочаны, куски сыра, круги домашней колбасы. Коза, привязанная к дереву, даже не поглядела на Валю, не шелохнулась. Животное было чересчур апатичным: возможно, козе вкололи какое-то лекарство.
        Что все это значит? Для кого деревенские приволокли гору еды? И козу еще притащили. Валя посветил в сторону входа. Черный провал казался бездонным, тьма была непроглядной. Он шагнул ближе и ощутил запах. Пахло отвратительно, каким-то гнильем, замоченным в тазу вонючим бельем, чем-то прокисшим, прогорклым.
        Валя отшатнулся, с трудом подавляя рвотные позывы, а потом услышал шаги. Сначала решил, что кто-то из деревенских возвращается (должно быть, его выдал свет фонарика), но тут же сообразил: звук идет с другой стороны.
        Со стороны пещеры! Из глубины, из темноты лаза кто-то шел сюда, к выходу. Парень застыл на месте, продолжая светить фонарем. Шаги приближались - тяжелые, шаркающие, такие жуткие, нечеловеческие. Вале стало страшно, захотелось убежать, но его словно парализовало: он никак не мог заставить себя двинуться с места.
        «Я не хочу видеть его!»
        Того, кто обитает в пещере, кто источает запах смерти и движется так неумолимо…
        Но ему пришлось. Миг - и перед Валей выросла кошмарная фигура. Она напоминала человеческую: голова, руки, ноги, туловище, но была гораздо выше. Уродливая лысая голова на короткой толстой шее, безволосое тело с мощным торсом, состоящее из сплошных мышц, длинные руки, которые заканчивались костлявыми пальцами…
        Существо передвигалось на двух ногах, при этом сильно сутулилось и опиралось костяшками пальцев на землю.
        Валя закричал и рванулся прочь. Жуткое создание, обитавшее в пещере, разинуло пасть, полную кривых острых зубов, и бросилось на него. Валя успел отскочить и, наверное, сумел бы отбежать подальше, если бы не наткнулся на козу. Потеряв равновесие, полетел на землю, чудом не выронив фонарь.
        Впрочем, в каком-то смысле лучше бы выронил, потому что тогда не увидел бы, что стало с несчастным животным. Монстр схватил козу, приподнял легко, точно она была не тяжелее носового платка, и одним движением разорвал на две половины.
        Отшвырнув останки животного, чудовище подскочило к Вале и вытянуло лапы, намереваясь его ухватить. Валя заверещал и шарахнулся в сторону, успев увернуться. Но тварь все же задела его: предплечье обожгло острой болью: кажется, чудище вырвало кусок плоти.
        Валя почувствовал, что голова закружилась, перед глазами все поплыло, и понял: ему конец. Если он свалится без сознания, жуткое существо разорвет его на части, как бедную козу, и сожрет.
        По-видимому, так и случилось бы, но раздался чей-то голос. Слов Валя не разобрал, как не понял и того, кто кричал. Почувствовал лишь, что его потащили куда-то, а перед тем, как потерять сознание, услыхал, что существо взвыло и скрылось в пещере.
        Когда сознание вернулось, Валя обнаружил, что лежит на диване в своей комнате. «Приснилось!» - с облегчением решил он, но тут увидел, что над ним склонились Галина Петровна и Максим Максимович. Оба смотрели сурово, неприязненно. Перебинтованная рука мучительно ныла. Как же он не очнулся, когда они его перевязывали?
        «Я чуть не помер, а они злятся», - подумал Валя, разлепил пересохшие губы и спросил:
        - Как я тут оказался?
        - На тележке тебя привезли. Еле дотащили, - ответила Галина Петровна, а Максим Максимович прибавил:
        - Услыхали твои вопли, вернулись. Хотя надо было там бросить. Пусть бы забрал, поделом тебе!
        - Что это за тварь? - спросил Валя.
        - Упырь пещерный, мы его так называем, а кто уж он, бог его знает, - отрывисто проговорил Максим Максимович. - Сказано тебе было: сиди дома, как солнце сядет, так нет же!
        Пожилой мужчина сунул руки в карманы и отошел к окну.
        Вале было неловко, а еще руку дико дергало болью, но жаловаться совестно: сам виноват, что и говорить.
        - Простите, - выдавил он, и Галина Петровна покачала головой.
        - Чего уж теперь, - махнул рукой Максим Максимович. - Уезжай завтра, чтобы духу твоего тут не было.
        Он вышел, а Валя попытался расспросить хозяйку дома о случившемся, и та нехотя рассказала. Если бы он собственными глазами не видел этого, как сказал Максим Максимович, пещерного упыря, не пострадал от него, ни за что бы не поверил, решил, что у женщины с головой не в порядке. По ее словам выходило, что пещерный упырь обитал тут всегда, с незапамятных времен. Был он одновременно проклятьем и оберегом здешних мест. Предки живущих в этих краях людей научились уживаться с ним и учили этому детей и внуков.
        Уже с давних пор пещерный упырь не ест человечины, хотя прежде утаскивал людей, убивал и пожирал в своем логове. Но больше ста лет назад его удалось как-то обуздать, совладать с ним: вместо человеческой плоти стал упырь есть то, что ему приносили жители деревни. Делать это нужно было раз в неделю, по субботам.
        - То есть вы кормили это чудовище, а оно взамен вас не трогало? - поразился Валя. - А что же вы его не убили?
        - Во-первых, просто так его не убить. Заговоренный он, так моя бабка говорила. А во-вторых, незачем. Говорю же, он оберегает деревню от диких зверей, от… ну, от всего дурного. У нас и неурожая не бывает, и засухи. Нигде, например, нету дождя, а у нас пройдет, если нужен.
        Этому Валя не поверил, но слушал дальше.
        - Пещерный упырь сыт, доволен - и нам хорошо. Но по ночам мы все же по домам сидим, мало ли. Вдруг вздумает прогуляться! Днем никогда не выходит, а ночью - кто его знает?
        - А я? Как вы его от меня отогнали, как меня спасли? - спохватился Валя.
        - Как, как… Солью швырнули, он соли не выносит. Мы с собой всегда берем. Вдруг нападет на кого из наших.
        Она тяжело вздохнула и умолкла.
        - Вы меня простите. Я же не знал. Уеду завтра, дальше будете…
        - Да куда там! - горестно воскликнула женщина. - Давно упырь не пробовал человечьего мяса, отвык. А теперь… - Она поглядела на Валину повязку, на которой проступили пятна крови. - Опять почуял. Беда. Страшная беда.
        Галина Петровна бросила на Валю сердитый взгляд и вышла.
        Утром за ним приехала машина. Попрощаться с постояльцем хозяйка не соизволила. Он видел, что она возится в огороде, крикнул: «Спасибо, до свидания». Ответа не получил, Галина Петровна даже не обернулась: так и не простила.
        До города Валя еле добрался: поначалу еще ничего было, в райцентре сел в автобус, но в дороге подскочила температура. Тело горело, голова разламывалась, рука болела, словно ее одновременно жгли огнем и отпиливали ржавой пилой. Кое-как сойдя с автобуса, он вызвал такси и поехал в больницу.
        На больничной койке Валя провалялся долго. Плохо помнил, что с ним творилось: бесконечные процедуры, уколы, антибиотики, промывания, капельницы. Строгий доктор сказал, что руку еле спасли.
        - Кто вас так? - спрашивали врачи и медсестры, и Валя всем врал, что на него напала бродячая собака. Или бешеная лиса. Темно было, он не разобрал. Верили ему или нет, какая разница.
        Тому, что случилось на самом деле, он и сам почти не верил. Пещерный упырь казался порождением горячечного бреда, и Валя убеждал себя, что так оно и есть, пока…
        Пока на двенадцатый день болезни не выполз из своей палаты и не добрел до телевизора, что находился в коридоре. На стульях перед ним сидели другие пациенты, смотрели вечерние новости.
        То, о чем сказал ведущий криминальной хроники, повергло Валю в шок. Со скорбным лицом диктор поведал, что в N-ском районе (том самом, куда Валя ездил в командировку) пропали два человека: молодая женщина, жительница районного центра, а позже - подросток. На поиски брошены все силы, но найти пропавших до сих пор не удалось.
        «И не удастся», - с ужасом думал Валя, прислонившись к стене, чтобы не упасть. Он точно знал, где следует искать останки. Если, конечно, от жертв хоть что-то осталось.
        Вопрос в другом: то были случайные жертвы? Или же поздними субботними вечерами в жуткий овраг спускалась мрачная процессия, состоящая из жителей деревни?..
        Безымянная деревня
        История, которую я собираюсь рассказать, произошла со мной и моими друзьями в конце семидесятых. Перестройка, гласность, трудные девяностые - все это даже на горизонте не маячило, а мы были обычными подростками, которые думали, что весь мир перед ними открыт и готов завалить подарками, стоит лишь руку протянуть.
        То, что случилось, я вспоминаю с болью и ужасом, потому что причин произошедшему найти так и не смог, хотя прошло уже столько лет. Говорят, если рассказать о случившемся, это поможет вырвать занозу из сердца. Что ж, попробую.
        Мы - я, Саня и Митяй - были, как говорится, летние друзья. Знакомы с самого детства. Всех троих родители отправляли на лето к родственникам в деревню - в те годы многие именно так каникулы и проводили. Первого июня уезжали, а возвращались через три месяца - загорелые, вытянувшиеся, выросшие из всех одежек и немножко чужие в родном городе.
        В тот год, когда это случилось, нам было лет по четырнадцать. Идея сходить на Дальнее озеро принадлежала Митяю, он был у нас самый старший и самый заводной.
        Наша деревня Кузовки стояла неподалеку от речки, так что мы всегда там и купались, и рыбачили. Про озеро Дальнее слышали, конечно, но ходить туда нам строго-настрого запрещали. Мы привыкли к запрету, да нас и не тянуло: зачем, если в речке рыбы полно, пляж песчаный и вода чистая?
        Но если Митяю что-то в голову втемяшится, это ничем не выковырять.
        - Там рыба - во! - убеждал он нас, разводя руки в стороны. - Сядем на велики, час - и мы на месте!
        - Туда нельзя ездить, - нахмурился я, представляя себе выражение бабушкиного лица, если я скажу ей, куда собрался.
        - Как дети малые! В сказки верите? - презрительно скривился Митяй.
        Тут надо сказать, что про озеро никто худого не говорил, озеро как озеро, ничего особенного. Однако дорога к нему вела мимо заброшенной деревни, названия которой я никогда не слышал. А в ту деревню люди не то что заходить боялись - даже говорить о ней избегали. Когда я спросил однажды у бабушки, что с ней не так, она ответила шепотом, оглянувшись по сторонам, словно кто-то мог услышать:
        - Проклятое место. Бабка моя говорила, построили ту деревню на дурной земле, люди там жить не могли. Никто в деревне не живет уже лет пятьдесят. Но если по улице пройдет или, хуже того, в дом заглянуть вздумает, то там и останется. Пойдешь туда - считай, обречен. И думать не смей туда соваться!
        Я и не думал. До того дня, когда Митяй об этом речь завел. Мы с Саней пытались его отговорить, но куда там. Митяй, он такой: прицепится, как репей, не отлепишь.
        Не с первого раза, конечно, но все же смог нас уломать. И вот (в конце июля дело было) решили мы отправиться на озеро Дальнее. Дорогу Митяй знал: один раз ездил с кем-то из взрослых на машине то ли на озеро, то ли в какую-то из деревень в той стороне.
        Никому из родных, понятное дело, не сказали. Санины дед с бабкой, моя бабушка и тетка Митяя такой крик подняли бы, если бы узнали о наших планах! Но они не узнали, и мы встали поутру, оседлали велосипеды и покатили на озеро.
        Перед выездом мы заставили Митяя поклясться, что в сторону проклятой деревни он даже не взглянет, и тот пообещал. Погода была отменная, до сих пор помню, как солнечный свет лился сквозь ветви деревьев, точно жидкий мед, какой малахитово-зеленой была трава, и как смеялись мои друзья, когда мы крутили педали, а ветер трепал наши волосы и гладил нас по щекам.
        Дорога вела через лес, и была она довольно широкой.
        - Вот видите, кто-то ездит к озеру, нам только вкручивают, что нельзя! - сказал Митяй. - Иначе тропа бы заросла. Рыбачат, а нам запрещают!
        Я успокоился: чего бояться? Прекрасный день, солнце светит, что с нами может случиться? Примерно минут через сорок дорога вывела нас на открытую местность: перед нами простирался луг, а на дальнем конце его мы увидели почерневшие от времени дома. Это и была безымянная мертвая деревня. Мне туда и смотреть не хотелось.
        Наш путь к озеру Дальнему лежал прямо, к нему вела хорошая дорога, а в сторону деревни - еле заметная, заросшая травой тропа. Мы с Саней отъехали уже на несколько метров, когда услыхали голос Митяя:
        - Эй! Погодите!
        Мы остановились, и я обернулся, уже зная, что увижу. Митяй стоял на тропе, ведущей к деревне, и махал нам рукой.
        - Заедем на минутку! Неужели не хотите посмотреть, что там?
        - Нет! - решительно проговорил я. Саня тоже отрицательно замотал головой. - Мы на озеро едем!
        Но Митяй не был бы Митяем, если бы просто взял и отстал. Он уговаривал, просил, смеялся над нашей суеверностью. Саня не поддался, у него характер был покрепче моего, он на насмешки не реагировал. А я…
        Саня поехал к озеру, сказал, будет ждать нас там.
        Мы с Митяем двинули к деревне.
        Наверное, это было самовнушение, но чем ближе подъезжали, тем темнее становилось вокруг. Сложно объяснить: день солнечный, туч на небе нет, но вокруг словно бы сгущалась мгла, висела в воздухе, как дым от пожара. Тени ползли из-под земли, наплывали из-за деревьев, окружавших луг, щупальцами тянулись со стороны деревни.
        Хотя, возможно, я это выдумал. Митяй-то крутил педали и в ус не дул.
        Вот и первые дома на окраине деревни. Видно было, что давно уже тут людей нет: все кругом бурьяном заросло, крыши домов и сараев провалились, валяющиеся на земле доски от заборов догнивали среди густой травы. Но по улице можно было проехать, и Митяй, даже не притормозив, покатил вперед.
        А я остановился, не мог пересечь невидимую границу поселения. Бабушкины слова вспоминались, что-то будто не пускало меня, страх железной лапой держал за сердце.
        Мертвая тишина, черные провалы окон… Места, оставленные людьми, всегда выглядят печально и жутковато, но это было нечто совсем иное. Очевидно, что тут никого нет, но вместе с тем я кожей, нутром чувствовал: кто-то все-таки есть! Тот, кто хочет забрать нас, сожрать, не выпустить из проклятой деревни. У меня было явственное ощущение: за мной следят.
        Следят и… запоминают!
        - Митяй! - окликнул я друга, который уехал довольно далеко.
        Он остановился, весело посмотрел на меня.
        - Давай-ка назад!
        - Струсил, да? Нету же никого и ничего! Обычные развалины!
        - Как хочешь, я уезжаю.
        Мне теперь и правда было плевать, что он обо мне подумает. Вообще не стоило сюда соваться. Саня правильно поступил, отказавшись.
        Видимо, решительность моего тона возымела действие. Митяй поколебался немного и развернул велосипед в обратную сторону. Нахохлившиеся дома глядели ему вслед пустыми глазницами окон.
        Митяю оставалось проехать всего три дома, когда он повернул голову и посмотрел направо, а потом резко притормозил.
        - Да что еще? - нервно крикнул я. - Чего ты встал?
        - Хочу сувенир на память взять! - отозвался Митяй. - В проклятой деревне побывал, а уйду с пустыми руками?
        Он спрыгнул с велосипеда и направился в сторону ближайшего дома.
        - Ты совсем спятил? - возмутился я.
        - Не кипятись. - Митяй ухмыльнулся и скрылся из виду.
        Судя по звукам, он пытался открыть дверь, и вскоре ему удалось. Стало тихо. Я не знал, что делать: оставаться ждать? Уехать, пускай сам разбирается? Или за ним сходить?
        Пока думал-гадал, опять раздался скрип двери, а через мгновение Митяй вышел из дому. Живой и здоровый, улыбающийся. У меня от сердца отлегло, даже подумалось: может, напрасно про эту деревню болтают, а я поверил, еще и напридумывал себе страшилок? Обычное заброшенное поселение, только и всего.
        Митяй подъехал ко мне.
        - Смотри, зайчишка-трусишка! - Он вскинул руку, и у него на запястье блеснули часы. - Циферблат треснул, они не ходят, но сам факт!
        - Не надо было там ничего брать, - вырвалось у меня.
        - Это с кладбища ничего нельзя приносить. А тут просто дома и все.
        - Ты где их нашел?
        - На столе лежали. Как будто меня ждали!
        Последние его слова мне не понравились, как и то, что он взял вещь из того дома, но я не стал на этом зацикливаться. Мы поехали к озеру, оставив деревню позади. Удаляясь от нее все дальше, я ощущал, что мне становится легче. Солнце сразу засияло ярче, все вокруг ожило. Я вновь осознал, насколько гнетущей была атмосфера возле деревни, и, по-прежнему не понимая природы этого явления, решил не задумываться на эту тему.
        Мы провели отличный день у озера. Накупались, рыбы наловили. Когда расходились по домам, пообещали друг другу, что завтра увидимся; еще раз уговорились никому не рассказывать про поход к озеру.
        Однако встретиться не получилось: бабушка велела заняться прополкой огорода: день выдался пасмурный, похолодало. Купаться не пойдешь, а вот в огороде поработать - самое то.
        Ближе к вечеру пришел Саня. Сказал, что заходил к Митяю (они в соседних домах жили, я-то подальше), но его тетка заявила, дескать, приболел Митяй. Что ж, бывает. Мы и значения не придали.
        Потом были суббота и воскресенье, приехали мои родители, так что своих друзей я не видел еще пару дней. В следующий раз мы встретились только в понедельник.
        Утром за мной зашел хмурый Саня, позвал к Митяю.
        - Куда он пропал, не пойму. Вообще, по-моему, на улицу не выходит, - сказал Саня.
        Открыв калитку, мы вошли во двор, приблизились к дому, постучали. Стали ждать, когда Митяй откроет.
        Спустя некоторое время послышались шаги, дрожащий голос спросил:
        - Кто?
        Я сразу и не понял, что это голос моего друга.
        - Мы, открывай, - сказал Саня.
        Ключ загремел в замке, скрипнула задвижка. Я припомнить не мог, чтобы кто-то в деревне закрывался на все замки, чаще люди забывали запереть двери.
        Наконец наш друг показался в дверном проеме, и мы оба ахнули, не сдержавшись. Митяй, балагур и заводила, с губ которого всегда готова была сорваться шутка, выглядел ужасно: лицо осунулось и похудело, веснушки выцвели, а нос заострился.
        - Ты еще болеешь? - хором спросили мы.
        Митяй посторонился, пуская нас в дом, и ничего не ответил.
        - Что случилось? - спросил я, проходя в комнату Митяя вслед за ним и Саней.
        Он сел на софу и поглядел на нас, не решаясь ответить. Мы смотрели выжидательно, и Митяй тихо сказал:
        - Вы скажете, я совсем чокнулся, но… Что-то происходит. Тетка ничего не замечает, а я… - Он диковато огляделся и вдруг посмотрел на меня. - Ты тоже там был. В той деревне. Тоже их видишь?
        Его голос упал до шепота, и в нем был такой ужас, что я сам испугался.
        - Что я должен видеть? - так же тихо спросил я.
        - Тени! Они ползут по стенам. Длинные, тощие силуэты.
        Мы с Саней посмотрели по сторонам, но ничего не увидели.
        - Они тянутся ко мне, схватить хотят. Я слышу шепот, но не могу разобрать слов. А по ночам… - Митяй шмыгнул носом. - По ночам я чувствую, что кто-то стоит возле кровати и смотрит на меня. Я думаю, ночью они выходят из стен и подбираются ближе, а как подберутся… Заберут меня!
        Саня, верно, решил разрядить обстановку и хмыкнул:
        - Тебе чудится. Наслушался историй про старую деревню.
        - Не чудится! - воскликнул Митяй. - Что-то там есть! Оно увязалось за мной и пришло сюда!
        - Часы! - осенило меня. - Ты часы взял! Говорил же, не надо было!
        - Может, вернуть? - поддержал меня Саня, а Митяй засмеялся. Смех был похож на хриплое покашливание.
        - Я бы рад. Только нету часов. Весь дом обыскал. - Митяй посмотрел на меня. - Это приманка была, я теперь так думаю. Берешь ее в руки - и все, с той поры нет тебя. Заманили.
        Мы просидели в доме Митяя до обеда, пока не возвратилась с работы его тетка. Она была строгая, не слишком жаловала гостей, и нам пришлось уйти. А на следующий день, когда явились проведать друга, тетка нас огорошила:
        - Уехал Митька.
        - Как уехал? Куда?
        - В город, куда еще. Есть перестал, спать. Серьезное что-то, видать. Матери его позвонила, она сказала, сажай срочно в автобус, пусть домой едет. Я и посадила.
        Тетка скрылась в доме, а мы побрели к речке.
        - С головой у него неладно, - сказал Саня. - Я читал, бывает воспаление мозга. Ты же слышал, что он нес! Здоровый такого не скажет.
        Я не стал спорить, но был уверен: никакая это не болезнь. Что-то вправду прицепилось к Митяю, когда он был в той деревне. Взял часы, а вместе с ними прихватил еще нечто страшное, и оно его не отпустило. Я вспоминал, как темно и сумрачно было возле безымянной деревни, как остро я чувствовал, что там есть некая злая сущность.
        Говорить этого Сане смысла не видел: его там не было, он не поймет. Да и не верили мы никогда в чертовщину. Поэтому я промычал что-то, покивал для виду.
        Без Митяя отдыхалось уже не так весело, хотя мы и рыбачили, и по грибы ходили, и на пляж. А вскоре дожди зарядили, и я попросил родителей забрать меня домой, в город.
        Никогда не признался бы, что мне стало здесь неспокойно. Нет, черные тени не мерещились, шепота я не слышал, ночами меня никто не тревожил, но сознание того, что неподалеку стоит мертвая деревня, опасная, как ядовитая змея, пугало и лишало душевного равновесия.
        Прошел август, наступил сентябрь, начался новый учебный год. В череде разных событий и забот летнее происшествие померкло, стало забываться, и я все реже вспоминал и Митяя, и наш неудачный поход. Страхи теперь казались выдумкой, суеверием, опасения пропали.
        Так что на следующее лето я ехал в Кузовки, не думая о плохом, готовясь увидеть друзей. Вот только никого не увидел… Саня не приехал потому, что бабка его умерла, а дед совсем сдал. Старика забрали в город, теперь он жил с Саней и его родителями. Так мне бабушка сказала.
        А вот Митяй… Митяй пропал.
        - Как? - ужаснулся я. - Не мог же человек взять и исчезнуть!
        - Еще прошлым летом, - вздохнула бабушка. - Мне тетя его рассказала. Приехал он домой, помнишь, заболел? А через два дня исчез.
        Я слушал, затаив дыхание.
        - Утром мать пришла его будить, а комната пустая. Нету никого. Мать в слезы, милицию вызвала. Искали, да только… Как сквозь землю провалился. Так и пропал. Может, сбежал из дому, бывает же такое.
        Я кивнул, но сам ни секунды в это не верил. В душе ожили все страхи, что переполняли меня минувшим летом. Перед внутренним взором встали пустые дома мертвого поселения, перекошенное от ужаса лицо Митяя, когда он говорил про тени… Где же сейчас мой друг?
        В деревне я пробыл в тот год недолго, а больше в Кузовки на каникулы не приезжал. Школу окончил, поступать нужно было, потом пошли студенческие годы… Снова вернуться в деревню довелось лишь на похороны бабушки. Умерла она внезапно, во сне. Мне тогда уже лет двадцать пять было, работал, с девушкой встречался.
        Кузовки были такие же, как и прежде, время тут застыло. Разве что дорогу к озеру Дальнему расширили, заасфальтировали: там, подальше, предприятие какое-то построили.
        На следующий день после похорон я решил съездить к озеру: захотелось взглянуть на него перед возвращением в город. Сел в машину, старую отцовскую «копейку», и поехал. На этот раз дорога показалась куда короче: автомобиль - это же не велосипед. Лес быстро закончился, показался широкий луг. А за ним - озеро.
        Я замедлил скорость и только тут посмел признаться себе, что вовсе не озеро Дальнее было моей целью. Меня тянуло взглянуть на безымянную деревню.
        Вон она, чернеет на другом конце луга, совсем как тогда, много лет назад. В ушах зазвучал голос Митяя: «Заедем на минутку! Неужели не хотите посмотреть, что там?»
        Повинуясь голосу из прошлого, я свернул. Проселок был ухабистый, пыльный, машина переваливалась с кочки на кочку, как утка. Доехав до деревни, я остановился. Заезжать внутрь не собирался, даже из машины не выходил. Просто сидел, опустив стекло, смотрел на улицу, что лежала передо мной, на почерневшие дома, ставшие еще более ветхими. Снова навалилось знакомое ощущение тяжести и тоски, солнце померкло, а звуки стихли.
        «Пора уезжать! Зачем притащился сюда?» - спросил я сам себя, а потом…
        Потом увидел его. Моего друга детства.
        Митяй стоял возле того дома, в который зашел за сувениром. Тоненькая фигурка, зеленая футболка, непослушные вихры - он был таким, каким я его запомнил! Митяю все еще было четырнадцать, он так и не вырос, навсегда оставшись в проклятущей деревне. Он сгинул, чтобы очутиться здесь, застрять в дурном месте, забирающем людей.
        Это пронеслось в голове, пока я, еле живой от ужаса, смотрел на пропавшего друга. А Митяй глядел на меня - и столько безысходности было в том взгляде! А после неведомая сила словно бы обхватила его за плечи и потащила прочь. Короткое мгновение - и я услышал скрип двери, как и в прошлый раз. Митяй исчез в доме, где когда-то взял часы.
        Помочь ему я не мог. Трясущейся рукой повернул ключ, завел двигатель. Кое-как развернувшись, помчался прочь от зловещего места, поедающего людские души. Наспех собрался и уехал из Кузовков, чтобы больше сюда не возвращаться.
        Я долгие годы пытался найти ответ, что случилось, старался убедить себя, что мне показалось: не было Митяя на улице мертвой деревни, и в дом его не затаскивали. Он просто сбежал когда-то от родных, живет сейчас где-то.
        Только на самом деле я всегда знал: Митяй навеки в той деревне.
        Так и блуждает за границей миров.
        А безымянная деревня, черная, злобная паучиха, поджидает новые жертвы.
        Дом на краю деревни
        Парня на обочине дороги было жалко: видимо, он уже отчаялся поймать машину и стоял, понурившись, ежась под проливным дождем, а громадный ярко-оранжевый рюкзак пригибал его к земле.
        Именно потому, что он не пытался голосовать, не вглядывался в проезжающие машины, просто стоял, надеясь на судьбу, Виталий и остановился.
        - Куда тебе? - спросил, опустив стекло.
        Парень, который уже не надеялся на такую удачу, подскочил к машине и ответил, что в Волгоград.
        - По пути, - кивнул Виталий. - Садись. Рюкзак на заднее сиденье, багажник полный.
        Парень закинул тугой оранжевый шар назад, уселся, пристегнул ремень безопасности и широко улыбнулся.
        - Спасибо большое. Я Вовчик, меня все так зовут, - представился он. - Думал, никто не подсадит. В дождь плохо останавливают: боятся, сиденья мокрые будут.
        Кажется, хороший парень, решил Виталий. Не наглый, воспитанный. На вид ему лет двадцать с небольшим, моложе Виталия лет на десять.
        - Чего тебе в Волгограде? К родным едешь?
        Оказалось, что Вовчик, студент третьего курса политеха, сдал сессию и возжелал приключений: решил попробовать путешествовать автостопом, ехал из Кирова в Новороссийск, а после собирался все черноморское побережье за лето объехать. Очень уж хотелось побывать на море: никогда его не видел.
        - Выходит, нам по пути, - проговорил Виталий. - Я в Джубгу на пару недель, у меня там друзья.
        - Ты не думай, что я к тебе прилипну! - испугался Вовчик. - Довези только до Волгограда. Я там переночую, город посмотрю, потом дальше двину. Всегда так делаю, во всех крупных городах по дороге останавливаюсь.
        Вовчик принялся воодушевленно рассказывать об увиденных достопримечательностях. Виталий слушал вполуха, думая, что до Волгограда, где он тоже планировал переночевать, часа четыре пути. Попадут они туда не раньше девяти вечера, как раз поесть и спать лечь.
        Тем временем дождь прекратился, хотя небо все еще оставалось хмурым.
        - Такая дорога жуткая! Яма на яме, - горестно сказал Вовчик.
        - Да уж, - согласился Виталий.
        - Ремонтировали бы, - продолжал разглагольствовать Вовчик и хотел еще что-то прибавить, но тут оба увидели впереди длинный хвост машин.
        - Это еще что? - сквозь зубы пробормотал Виталий, хотя понятно было, что именно.
        Через минуту они намертво встали в пробку. Где-то далеко впереди - не то авария, не то ремонт, не то железнодорожный переезд. Может ли быть на свете что-то более безнадежное, выматывающее, что-то менее от тебя зависящее, чем автомобильные пробки, думалось Виталию. Стоишь, стоишь, конца и края веренице машин не видать, когда двинется поток - неизвестно.
        - Черт! - в сердцах ударил по рулю Виталий.
        Вовчик еле заметно вздохнул.
        Прошло минут двадцать, и за это время они продвинулись вперед лишь на десяток метров. Виталий закипал все больше, к тому же разнылась поясница, радио захрипело и перестало работать, а про Интернет и говорить нечего: его давно не было. Как же обидно тупо сидеть, когда можно ехать, с каждым километром приближаясь к морю!
        - А если объехать? - отозвавшись на его мысли, проговорил Вовчик.
        Виталий хотел саркастически осведомиться, как это он объедет пробку? Машина у него новая, крутая, но летать пока не умеет! А потом глянул туда, куда указывал попутчик, и подумал: почему бы и нет?
        Чуть дальше виднелся съезд с трассы на проселочную дорогу. Один автомобиль уже съезжал, рассчитывая объехать пробку и встроиться в поток впереди. Почему и им так не поступить? Другие автомобилисты не решались спуститься, боялись, наверное, вдруг дорога плохая, тем более после дождя, но Виталия это не пугало: его внедорожник где хочешь проедет.
        - А ты голова! - сказал он Вовчику, и вскоре машина нырнула на узкий проселок.
        Некоторое время ехали вдоль дороги параллельно пробке, потом проселок вильнул вправо, и они очутились у развилки. Можно поехать в сторону трассы (так остальные объезжающие и поступали), вскарабкаться по насыпи и ждать, когда кто-то пропустит, разрешит снова влиться в строй: пробка еще не рассосалась. А можно повернуть в другую сторону: навигатор уверенно показывал обходной путь.
        - Что делать будем? - спросил Вовчик.
        - Обратно в пробку не хочу. Зря съезжали, что ли? До ночи проторчим.
        - Значит, по объездной, - улыбнулся Вовчик. Решение было принято.
        Вскоре трасса скрылась из виду. Мощный автомобиль легко подминал под себя ухабистую колею, по обе стороны тянулись луга, а вдали синел лес.
        Дорога петляла, небо опять приготовилось расплакаться дождем, и Виталий не мог дождаться, когда же они окажутся на магистрали. Навигатор подсказал, что скоро будет озеро; нужно перебраться на другую его сторону, проехать три километра, и они очутятся в поселке со смешным называнием Колобки. Возле этих Колобков и проходит трасса (наверняка уже свободная).
        Однако возле озера их поджидал сюрприз. Моста не было. То есть когда-то он, конечно, имелся, из земли возле берега торчали какие-то железки. Но о том, что по нему давно не ездят, всевидящий спутник понятия не имел, упрямо рисуя стрелку вперед.
        - Вот засада! - воскликнул Виталий. - Теперь что?
        - Эх, блин, - лаконично проговорил Вовчик.
        Делать нечего, придется искать объезд. Не возвращаться же.
        «Ничего, - подумал Виталий, - доберемся. Бензин есть, слава богу».
        Однако через два часа, когда они так и не вырулили на трассу, бодрый настрой стал испаряться. Автомобиль плутал по дорогам, навигатор безбожно врал, точно издевался: советовал ехать то в одном направлении, то в противоположном, а потом сигнал и вовсе исчез. И ни одного поселка или деревушки поблизости, никто не подскажет, куда ехать.
        - Место прямо заколдованное, и жилья никакого, и спросить не у кого!
        Виталий угрюмо кивнул. В довершение всего стало потихоньку темнеть.
        - Девятый час. Где ночевать будем? - Вовчик спросил вроде в шутку, но слишком уж эта шутка напоминала правду.
        - В Волгограде, - коротко ответил Виталий, но через час бесполезного кружения стало ясно: это несбыточная мечта.
        Солнце село, желательно решить, где преклонить голову. Поиски выезда к цивилизации разумнее всего было отложить до утра.
        - Попали мы, - пробормотал Вовчик и попросил остановить машину: очень уж в туалет хотелось.
        Виталий притормозил, Вовчик удалился в кусты, и тут неожиданно очнулся навигатор, выстроив направление движения. Если ему верить, до выезда на трассу было около семидесяти километров. Как они умудрились так сильно заблудиться, забраться так далеко в глушь?
        - Я деревню нашел! - закричал Вовчик, вылезая на дорогу откуда-то сбоку. - Слева дорога, деревня в двух шагах. Можем заночевать!
        - Навигатор включился. Через пару часов будем на трассе, - сказал Виталий, хотя понимал, что ехать в темноте по незнакомой плохой дороге вряд ли стоит.
        - А если навигатор опять забарахлит? Будет ли еще какое-то село на пути? Не факт, это первое, что попалось. А даже если выберемся к полуночи на трассу, где ночевать? Всю ночь без отдыха ехать?
        - Там должны быть придорожные мотели, - слабо возразил Виталий.
        - Есть ли они? И есть ли свободные места? Вопрос. А тут деревня.
        В словах Вовчика был смысл. Ночевать где-то надо, так почему не здесь? А рано утром снова в путь, чтобы к завтрашнему вечеру добраться до места.
        - Ладно, где твоя деревня? Показывай!
        Вовчик залез в машину, мягко захлопнув дверцу.
        Деревня вынырнула из-за поворота неожиданно, точно играла с ними в прятки: только что ничего не было, кроме темнеющего леса, - а вот уже и она. Поселение оказалось небольшое, с десяток домов, и пустое: ни огней в окнах, ни людей на улице. Свет автомобильных фар выхватывал из мрака покосившиеся сараи, повалившиеся на бок заборы, разросшиеся кусты сирени, кривую сливу. Серые кособокие дома с безглазыми окнами были нежилыми.
        - Тут нет никого! - возмутился Виталий. - Только время потеряли!
        - Я тоже сначала подумал, что никого нет, а туда глянь! - торжествующе проговорил Вовчик. - Видишь?
        Виталий теперь и сам видел: в последнем доме, возле леса, горел свет. Автомобиль притормозил, осветив местность фарами, и перед путниками предстал крепкий добротный дом.
        Обнесенный невысоким забором, он был ухоженным, с аккуратными плодовыми деревьями в саду, узорными ставнями на окнах. Ворота для въезда во двор, калитка, дорожка, ведущая к дверям дома, лавочка у стены, светящиеся приветливым светом окошки - все кругом дышало уютом.
        - Как вышло, что в деревне всего один дом обитаемый? - пробормотал Виталий, но Вовчик его не услышал.
        Он выбрался из салона машины, открыл заднюю дверцу и вытащил свой непомерно большой рюкзак. Виталий глазом моргнуть не успел, как парень подошел к калитке, открыл ее и зашагал по дорожке к дому, на ходу окликая хозяев.
        Дверь открылась.
        Прежде чем кто-то показался, у Виталия в голове сверкнуло: «Не надо туда ходить!» Развернуться и рвануть обратно, пока не стало слишком поздно, вот что нужно сделать! Не оставаться в покинутой людьми деревне, где по какой-то причине обитает лишь один житель. Виталий не понимал, откуда взялись эти мысли, что стало причиной тягучего страха, который обуял его, заструился холодом по жилам.
        Он хотел позвать Вовчика, но не успел: тот уже скрылся за открывшейся дверью, а вместо него на пороге возникла женщина, одетая в светлое платье и вязаную кофту. Виталий хорошо видел ее, она была статная, крепкая, молодая еще - не старше пятидесяти, с гладко зачесанными назад темными волосами и улыбкой на круглом приятном лице.
        Женщина махнула рукой, то ли приветствуя Виталия, то ли подзывая его, и он почувствовал себя глупо: кого испугался? Этой милой женщины?
        - Вечер добрый, - радушно сказала она, глядя на приближающегося Виталия. - Друг ваш в доме, а вы что-то медлите.
        Спустя примерно полчаса Виталий и Вовчик сидели за столом, а хозяйка хлопотала возле них. Звали ее Анной, она в самом деле жила тут одна. По словам Анны, соседи перебрались в город, а она решила остаться. Готовила в печи, электричества с той поры, как люди отсюда уехали, не было, но это ничего, и при свечах люди жили в былые времена, не жаловались.
        Они втроем сидели в большой комнате, которая служила одновременно столовой и гостиной. Из нее можно было попасть еще в две комнаты. Двери туда были закрыты, но Анна пояснила, что в одной спит она, а в другой смогут расположиться гости. Деньги за постой она брать отказалась: как можно? Важно ведь помогать друг другу.
        Все в Анне было хорошо: доброжелательные слова, приятная внешность, хлебосольство, готовность помочь, но… Виталий чувствовал: ему все больше становится не по себе. Хотя очевидных причин тому не было, вон и Вовчик ничего не чувствует, весело болтает с Анной, уписывает за обе щеки предложенное угощение.
        - А вы отчего же не кушаете? - спросила женщина. - Все свое, свежее!
        Она не впервые предлагала ему еду, но чем настойчивее делала это, тем меньше Виталию хотелось есть. Он жевал кусочек свежеиспеченного домашнего хлеба (действительно очень вкусного и ароматного), но больше ничего пробовать не стал. Хотя стол ломился от еды и питья: наваристый суп, картошка, хрусткие соленые огурцы, огромные куски мяса в большой плоской тарелке, кисель и молоко, а в высоком кувшине - ягодный морс.
        - Как же вы в город ездите? - неожиданно спросил Виталий.
        Хозяйка умолкла на полуслове, быстро глянула на него из-за плеча.
        - Чего мне в городе-то? - заулыбалась она. - Мне и тут хорошо.
        Вовчика этот ответ устроил, а Виталия - нет. Откуда она берет соль, спички, сахар, свечи, дрожжи? Тоже в огороде выращивает? Что за странная идея: жить одной, без телефона, Интернета, телевидения? Зачем ей это?
        Между тем Вовчика стало клонить в сон. Он осоловело улыбался, отвечал невпопад и подпирал рукой ставшую слишком тяжелой голову. Виталий тоже ощутил усталость, она навалилась резко, будто его по затылку ударили.
        - Сморило вас, гляжу? - засмеялась Анна. - Пойдемте, я все приготовила.
        Вовчик, покачнувшись, безропотно поднялся и дал себя увести. В гостевой комнате обнаружилась широкая кровать, на которую он рухнул, едва успев разуться.
        - А вы что же? - спросила Анна.
        - Кровать одна, пусть он там, а я, с вашего позволения, тут устроюсь, на диванчике, - отговорился Виталий, чувствуя, что язык с трудом ворочается во рту. Надо же, он и не подозревал, что так сильно вымотался.
        Анна не возражала, задула свечи и ушла в свою спальню. Виталий подумал, что тревога его никуда не делась, желание спать лишь притупило ее. Лучше всего было бы не смыкать глаз или уйти ночевать в машину, но сопротивляться воле уставшего организма сил не осталось. Через минуту он крепко спал, накрывшись курткой.
        Когда проснулся, первой мыслью было: «Почему так холодно?»
        Нога затекла, лежать было неудобно. Скверно пахло, точно рядом с диваном стояло открытое помойное ведро.
        Виталий поморщился и открыл глаза. Кругом была плотная тьма, и в этой темноте слышались звуки - глухое урчание и чавканье.
        Собака забежала? Вроде не было никаких собак. Послышался топоток, кто-то перебежал с места на место, и чавканье возобновилось. Виталий понял: звук шел со стороны гостевой спальни. Неужто Вовчик не насытился и решил ночью перекусить?
        Виталий осторожно пошевелился, вытаскивая из кармана сотовый. Включил, надеясь, что аппарат не разрядился. Ему повезло, на экране высветились цифры. Два часа ночи. Спать и спать бы, но Виталий знал, что уже не заснет. Беспокойство вернулось, вспыхнув с новой силой.
        Вонючая тьма, источающая непонятные звуки, таила угрозу. Виталий выпростал руку из-под куртки и посветил вокруг телефонным фонариком.
        «Что за черт? Как я сюда попал?»
        Это было совсем не то место, где он заснул. Вместо обжитого, чистого помещения перед Виталием была убогая сырая комната с отвалившимися обоями и полуразрушенной мебелью. Истлевший ковер висел на стене грязной тряпкой. А на столе… Виталий понял теперь, что так смердело! Там лежали гниющие куски мяса и еще что-то, покрытое пятнами плесени.
        Он вскочил, не подумав, что стоит двигаться тише. Раздался скрип дивана, чавканье в соседней комнате прекратилось. Виталий направил в ту сторону луч (таиться теперь было бессмысленно) и завопил от ужаса.
        Никакой кровати в комнате не было, в спальне царила та же разруха, что и здесь. Прямо посреди комнаты, на голом полу, раскинув в стороны руки, лежал Вовчик. Не было никаких сомнений: парень мертв. Грудь и живот его были распороты, пол залит кровью. А над телом несчастного, скорчившись, сидела Анна и пожирала плоть.
        Увидев направленный на нее луч света, она вскинула голову и уставилась на Виталия, а потом раздвинула окровавленный рот в широкой улыбке.
        - Твой друг очень вкусный! Не волнуйся, сейчас и до тебя очередь дойдет.
        Произнося это, Анна принялась вставать, одновременно меняя облик, превращаясь в кого-то другого. Конечности ее удлинялись, тело вытягивалось. Рот стал огромным, челюсть, полная острых зубов-игл, выдвинулась вперед.
        Чудовище бросилось на Виталия, и позже он сам не мог понять, как не растерялся и сделал то единственное, что спасло ему жизнь: отступив назад, захлопнул дверь прямо перед носом твари. Создание, прикидывавшееся миловидной женщиной, врезалось в дверь с той стороны и злобно заверещало. Виталий рывком придвинул к двери стол: не бог весть какая преграда, но немного задержит монстра. А после не стал терять времени и бросился вон из дома.
        Входная дверь была не заперта. Мужчина в два счета оказался во дворе и кинулся к машине. Ночь стояла ясная: равнодушная ко всему происходящему луна щедро освещала окрестности. Стоило ли говорить, что дом «Анны», который вчера выглядел уютным и симпатичным, сейчас ничем не отличался от остальных развалин?
        Возле машины Виталий очутился быстро, к счастью, припарковал ее с вечера близко. Раздался звон разбитого стекла: тварь выбиралась наружу через окно. Виталий сунул руку в карман, на страшную долю секунды подумав, что ключи могли выпасть. Или «Анна» вытащила их, пока он спал. Ему опять повезло: ключи были на месте.
        - А ну стой! - Черная тень неслась к машине гигантскими прыжками.
        Виталия замутило от ужаса: тварь передвигалась на четырех конечностях. Он заскочил в салон, захлопнул дверцу, завел двигатель, заблокировался внутри. Фары пронзили ночь, ослепив существо, и оно завыло, завертелось, пытаясь прикрыть глаза.
        Машина тронулась с места. «Анна» бросалась на дверцу, скаля зубы:
        - Все равно я тебя достану! Найду! Не спрячешься!
        Автомобиль набирал скорость, и существо стало отставать. Но даже через закрытые окна до Виталия доносились вопли: ему грозили расправой, обещали догнать, сожрать.
        Виталий ехал и ехал, молясь о том, чтобы автомобиль не врезался куда-то, не съехал в яму, чтобы не прокололось колесо. Ничего этого не произошло, и вскоре создание, обитавшее в заброшенной деревне, отвязалось.
        «Вовчик!» - всплыло в воспаленном мозгу.
        Не попадет он в Волгоград, никогда не увидит Черного моря. Все будут думать, что парень сгинул на бескрайних российских просторах, путешествуя автостопом. Стал жертвой воров или под грузовик попал. Только Виталию известна правда, но кому он сможет ее рассказать? Кто ему поверит?..
        Следом пришла мысль: что, если бы он, как Вовчик, поддался дурману, наелся, лег и уснул? Он же лишь кусок хлеба пожевал, укачало его ненадолго. А бедный парень какого только дьявольского угощения не попробовал!
        Что это было за существо? Верно, какой-то демон: внушил им, что дом обитаемый, а после отравил и…
        Виталий всеми силами старался об этом не думать, сосредоточившись на дороге. Примерно часа через два он катил по трассе. Выжил. Надо бы этому радоваться, только вот в голове звучали угрозы демона-людоеда: «Все равно тебя найду! Не спрячешься!» И тошнотворный ужас подкатывал к горлу: а вдруг в самом деле найдет, доберется до него однажды ночью?
        Бабушкин оберег
        После ужина все перешли на веранду пить чай с пирогами. Было уже почти десять вечера, но расходиться не хотелось. Радушные Ковалевы любили и умели принимать гостей, и люди к ним тянулись. Сегодня на даче собрались приехавшие на юбилей к главе семьи родственники, друзья, были и соседи. Те гости, которым требовалось вернуться в город, уже успели попрощаться и отбыть, но человек десять еще оставалось.
        Небо было ясным, серебристый месяц заливал округу иллюзорным светом, и разговоры, повертевшись вокруг сада-огорода и высоких цен, свернули к загадочному, непознанному: инопланетяне, ведьмы, домовые. Как часто и бывает, прямых свидетелей не находилось, люди рассказывали о таком лишь с чужих слов, пока в разговор не вступил Борис Петрович, имевший дачу по соседству с Ковалевыми.
        Дом у него был большой и добротный, а сам Борис Петрович, судя по всему, был человеком обеспеченным, вел какой-то бизнес, ездил на дорогой машине. За такого любая бы замуж пошла, однако Борис Петрович жил одиноко; чувствовался в нем, как любила говаривать Ковалева, некий надлом.
        - А хотите историю, так сказать, из первых рук? Со мной дело было, - проговорил Борис Петрович. Сидел он в дальнем конце веранды, и лицо его оставалось в тени, отчего многим сделалось жутко, словно говорил вовсе не человек, а некое призрачное существо. - Я об этом вспоминать не люблю, но раз уж речь зашла…
        Собравшиеся горячо поддержали его желание, и Борис Петрович начал рассказ.
        - Случилось это около сорока лет назад. Мне тогда только-только двадцать исполнилось. Был студентом, учился на геофаке. Геологом мечтал стать, романтика дорог и путешествий покоя не давала.
        Рассказчик невесело усмехнулся. А Ковалева подумала, что, стало быть, не сбылась мечта-то.
        - Был у меня лучший друг, Степан Мельников. Степа. Мы с ним как на первом курсе познакомились, так и дружили, не разлей вода были. Тем летом сессию сдали, перешли на четвертый курс, и он позвал меня погостить к бабке своей, на Урал. Она в поселке жила, ехать нам пришлось сначала на поезде больше суток до Екатеринбурга, тогда Свердловска, потом электричкой, да на автобусе еще. Далеко, медвежий угол. Но места там… Мало где такую красоту увидишь - величавую, суровую. Навсегда те края в моем сердце занозой остались. - Он помолчал. - Бабушка оказалась женщина бодрая, не какая-нибудь ветхая старушка. Дом, огород ухоженный, хозяйство крепкое - все в идеальном состоянии. Нашу помощь она принимала с благодарностью, но никакой работой нас не загружала, и мы отдыхали на всю катушку: на озеро ходили купаться и рыбачить, в лес за грибами, по вечерам в клуб иногда наведывались, когда кино привозили или танцы были. - По голосу Бориса Петровича было понятно, что он улыбается. - А дней через десять Степа предложил на карьер сходить. Он-то бывал уже, хотел и мне показать. Там рядом и скалы, и леса красивые, есть на
что посмотреть. От поселка далековато было, тем более мы пешком хотели: поход, палатка, вечер у костра. Но расстояния нас не пугали. Я загорелся! Мы подготовились, рюкзаки собрали, еды взяли. Бабушка Степкина была от нашей затеи не в восторге. Чего, мол, мотаться в такую даль. Карьер и карьер, скалы и скалы. Эка невидаль. Для нее-то привычное дело, а для городского парня из средней полосы… Провожая нас, она сказала, что в тех местах есть шаманское кладбище. Места эти прежде населяли вогулы - манси.
        «Если кладбище увидите, бегите, как ошпаренные. До темноты постарайтесь подальше уйти. Не то духи мертвых шаманов заморочат, не отпустят, - говорила бабушка. - Знаю я, вы все Фомы Неверующие, атеисты. - Она произнесла это как ругательство. - Но шаманское кладбище тревожить нельзя».
        Степан только смеялся над всем этим. А когда бабушка повесила ему на шею амулет из разноцветных веревок, кожаных шнурков и тусклых матовых камешков, он его снял, как только от ворот дома отошли, и мне отдал. Я взял, в карман сунул, да и забыл про него.
        Вышли мы рано, едва рассвело, и шли долго. Сосны, ели вперемешку с лиственным лесом, а воздух какой! Даже легкие болели с непривычки, голова кружилась, как от вина. Сперва до скал добрались. Это были остатки какой-то древней горной гряды, на Урале таких немало. Торчат посреди таежного леса каменные пирамиды, плиты плоские, похожие на матрацы, одна на другую уложены - есть совсем низенькие, есть высокие, метров пятнадцать. Мы там несколько часов лазали, пока на все не насмотрелись, снимки делали, привал устроили. Отдохнули немного, а после дальше двинулись.
        К карьеру вышли часам к трем. У меня дух захватило! Мы стояли на самой вершине, под ногами - отвесная стена, а сам карьер громадный, не знаю, с чем сравнить… Если соединить несколько Красных Площадей, то, пожалуй, размер представишь. В самом низу, на дне машинки ездят, копошатся. Крошечные, будто игрушечные. Вот какая глубина.
        Борис Петрович ненадолго умолк, уйдя в воспоминания. Все терпеливо ждали продолжения.
        - Насмотрелись мы на карьер, побродили, пофотографировали, а потом Степан предложил обратно другой дорогой пойти. Если обогнуть карьер, на противоположную сторону выбраться, то можно выйти к электричке. Новая дорога всяко интереснее хоженой. Заночуем, как планировали, в этих местах, а утром на электричке домой вернемся, в поселок. Я согласился, даже и не раздумывал. И вот с того момента и начались наши злоключения.
        Заплутали мы. Вроде шагали вдоль карьера, не теряя разлом из виду, но постепенно углубились в лес, отошли от края. Компас взбесился: стрелка крутилась, моталась из стороны в сторону, как пьяная, мы не могли понять, куда нас занесло.
        Шли по наитию, примерно представляя направление. Устали, конечно, но сильно-то не боялись, молодые были, глупые. Говорили друг другу: если долго идти, рано или поздно куда-то придешь.
        Вечер незаметно подкрался, тени поползли из-под елок, которые были похожи на угрюмых старух, что расправили длинные зеленые юбки. Я заметил, что в тех местах долго не темнело, часов до десяти, а потом резко раз - и накроет тьма.
        Мы этого дожидаться не собирались, решили поискать место для ночлега, а с утра подумать, в каком направлении дальше двигаться. Местечко быстро нашлось, будто само навстречу выбежало. Просторная полянка, деревцами по краям обсаженная. Трава мягкая, как палас. Тут и там из земли торчали гладкие валуны - светлые, а иные потемнее, темно-серые.
        Поставили мы палатку, один из валунов под стол приспособили, между двух других костер разложили, котелок повесили. Пока каша с тушенкой варилась, ягодами лакомились: земляника там росла. Везде отошла уже, а на поляне ее полно было.
        Когда еда приготовилась, ужинали, огурцами хрустели, хлеб такой душистый был, бабушка сама пекла. Кто в поход ходил, знает, что вкуснее походной еды ничего на свете быть не может, ни в одном ресторане так не накормят. Это потому, что вприкуску к картошке ты ешь воздух свежий, свободу от всего, что тебя в городе сковывает…
        Солнце село, стемнело, мы и не заметили. А темень там - хоть глаз коли, не видно ничего в двух шагах. Прохладно стало, даже холодно, мы свитера натянули, куртки взяли. Я, помню, подумал, что спать пора ложиться, огляделся и в свете костра увидел это.
        От валунов поднимался, выползал из-под них белый, как сливки, туман. Сочился из каждой трещинки в земле, струился по траве, растекался по поляне.
        - Что это такое? - спросил я.
        Степан тоже не знал. Мы смотрели на белое марево, а потом осознали, что оно не просто так течет, беспорядочно, но собирается в центр поляны! В этой, понимаете ли, осознанности тумана было нечто настолько ужасающее, что у меня язык прилип к гортани, я не в состоянии был ничего сказать.
        Белесый туман стал густеть. Густеть и подниматься выше, пока в итоге не принял форму высокой белой фигуры, похожей на человеческую! Можно было различить голову, туловище, руки… И руки эти вдруг потянулись в нашу сторону! Мы попятились, я запнулся о рюкзак и упал, а Степан отбежал чуть дальше.
        Диковинное облако подобралось ко мне. Оно было ледяным, влажным, дышать возле него стало трудно: оно воровало воздух, откачивало его из окружающего пространства. Белесая фигура ненадолго зависла возле меня, а потом переместилась к Степану. Я подумал, она и около него не задержится, но случилось иначе.
        Молочный туман окутал моего друга, поглотив, растворив в себе, я даже перестал видеть его на какое-то мгновение. А после… Вы можете мне не поверить, но это марево впиталось в него! Та белая фигура соединилась со Степаном, вросла в него, просочилась в его поры.
        Он задрожал, затрясся, стал кричать. Никогда я не слышал, чтобы люди так кричали - так безнадежно, в таком беспросветном ужасе! Я вскочил, подлетел к нему, хотел обнять за плечи… Но тут конвульсии его прекратились, кричать он тоже перестал, поглядел на меня.
        Трудно объяснить, но то был не его взгляд. Кто-то другой смотрел Степкиными глазами. Злое, безумное существо. На дне этого взгляда горел алый отблеск. Мне показалось, пламя костра отражается, но потом я понял: его глаза светились в темноте!
        Я шарахнулся в сторону. Существо, пробравшееся в Степана, заговорило. Голос был очень низкий, глухой, гулкий, совершенно не Степкин. Но самым поразительным было даже не внезапное изменение тембра, а язык.
        Из горла Степана доносились звуки чужого языка, я не понимал ни слова, но зато понял другое. Дураки, какие же мы были дураки! Ведь мы умудрились разбить лагерь прямо посреди древнего шаманского кладбища! Не обошли его стороной, не сбежали до темноты, как заклинала нас бабушка, но остались ночевать там.
        Существо в обличье Степана, продолжая выкрикивать гортанным голосом неведомые слова, надвигалось на меня.
        Не зная, что делать, я бросился прочь. Знал, что рискую заблудиться в лесу, но не думал об этом. Лучше плутать там, даже дикого зверя встретить, чем находиться рядом с древним ужасом.
        Однако убежать не получилось. Добравшись до края поляны, я обнаружил, что она снова очутилась передо мной! Вот палатка, костер, а вот овальные валуны - могильные камни. И мертвый шаман в теле моего друга.
        Я сделал еще одну попытку, рванул к другому краю поляны. Но снова не смог убежать. Бегал по кругу, как хомяк в колесе. Ясно стало, что мне не вырваться, меня не собираются отпускать, как и предупреждала бабушка. Можно хоть всю ночь кружить.
        - Чего тебе от нас нужно? - заорал я.
        Мне было настолько страшно, что страх придал сил. Я подскочил к костру: возникла мысль поджечь палку, отогнать шамана, ведь нечисть вроде боится огня, но я не успел. Существо оказалось рядом, свирепо глянуло на меня. Я подумал, сейчас оно свернет мне шею или перескочит в меня, выпустив Степку, но оно разгневалось, зашипело, заклекотало на своем языке, швырнуло меня на землю.
        До меня дошло, что оно хотело, но не могло меня схватить. Не выпускало с поляны, но и сграбастать не сумело. Почему? Ведь оно и в первый раз прошло мимо, едва коснувшись. В голову пришло лишь одно объяснение: амулет. Тот самый оберег, который дала Степану его бабушка, и который он, не пожелав носить, передал мне, обладал силой, способной отпугнуть нежить.
        Я вскочил на ноги и бросился на шамана.
        - Отпусти его! Оставь! Убирайся!
        Продолжая кричать, воплями придавая себе храбрости, я кидался на него. Амулет лежал у меня в кармане, и я выхватил его, зажал в кулаке. Нежить застыла на месте, и тогда я прижал амулет к щеке Степана.
        Существо, вселившееся в него, завыло. Оберег словно прожег дыру в коже, белая субстанция стала сочиться через нее. Это ободрило меня, вселило надежду на победу, и я приложил оберег ко лбу. Шаман отпрянул, повалился на спину, а я набросился сверху, прижигая оберегом, точно каленым железом. Не выпускал амулет из рук, прикладывая то к щекам, то к шее. Существо стонало и рычало, и в какой-то миг туман стал выливаться из ушей, глаз, изо рта и носа Степана. Его тело дергалось и выгибалось, он кричал. Сначала чужим, низким, хриплым голосом, а потом уже своим, все более слабеющим.
        Белый туман уходил под землю, впитываясь в нее, как пролитое молоко. Не знаю, сколько это продолжалось. Счет времени там совсем иной. Я лишь чувствовал, что тоже слабею, руки и ноги трясутся. Боялся одного: выронить оберег.
        На востоке стало светлеть, и, увидев сероватый рассвет, я понял, что нам удалось пережить эту ночь. Степан лежал на спине, широко раскрыв глаза, и больше не кричал. Я сидел возле него, ждал, когда взойдет солнце. Никогда в жизни так не радовался восходу…
        Сидевшие на веранде люди молчали, потрясенные рассказом, никто не решался прервать молчание. Даже комары, кажется, перестали звенеть.
        Наконец Ковалев осторожно спросил:
        - А потом что? Степан утром пришел в себя? Как вы выбрались оттуда?
        Борис Петрович рассмеялся коротким сухим смехом.
        - Выбрались… Мне иногда чудится, что я до сих пор там. А Степан и подавно. Он так в себя и не пришел. Никогда. Поняв, что привести его в чувство не могу, взвалил Степку на себя, потащил. Самое интересное, что утром дорогу я нашел легко, ее и искать не надо было: вдали слышался рев моторов. Я пошел на звук и набрел на дорогу, ведущую в карьер. Я волок Степана, и возле дороги нас заметили, подобрали. Дальше… А дальше - милиция, больница, поезд, возвращение домой. Бабушка Степана не плакала, только все качала головой, и такое горе застыло в ее глазах… Спросила меня: «На кладбище забрели?» Я хотел ей амулет отдать, она не взяла. Так и ношу его, ни на минуту не снимаю.
        Голос Бориса Петровича дрогнул.
        - Из института ушел. Геология потеряла для меня всякое очарование. Походы, горы, лес, дикие места - меня туда калачом не заманишь. Степан жив. Навещаю его, как могу, только… Тело-то его в больнице уже долгие годы. А вот душа, которую в ту ночь украл мертвый шаман… Кто ж знает, где она теперь обитает.