Тихий дом Альбина Нури
        За пределом реальности
        Молодая пара, трое подростков и пожилая женщина оказываются в старинном заброшенном здании, прозванном горожанами «Тихим домом». Прежде в усадьбе, которая сейчас считается зловещим, дурным местом, жил скандально известный художник Николай Валахов, потом была больница, но уже много лет здание пустует, а внутри царит странная пугающая тишина.
        У каждого из пришедших сюда поздним вечером людей своя цель, но никто не был готов к тому, что случится с ними в проклятом доме. Проведенная там ночь изменит всё, останется лишь один вопрос: кто сумеет выжить?
        Альбина Нури
        Тихий дом
        Часть первая
        Дом собирает гостей
        Артем
        Трубку снова - уже в восьмой раз! - не сняли. Тоскливые длинные гудки текли и текли в ухо сплошным потоком, и звук этот разливался в груди ледяным холодом.
        Часы над входом в зал показывали шесть двадцать шесть. До конца рабочего дня - чуть больше получаса, но сил ждать уже не осталось. Бросить бы все, пропади они пропадом - клиенты, документы, счета, продажи! Невозможно дольше оставаться здесь, сидеть, оставаясь в неведении, не понимая, где она, что с ней?
        - Да ничего с ней особенного не происходит! В первый раз, что ли? Хватит дергаться!
        Слова эти были настолько созвучны его мыслям, что поначалу Артем решил, будто слышит внутренний голос. И только потом сообразил: это же Егор сказал.
        Артем, Егор и Света работали в отделе оптовых продаж компании «Мир инструментов». Сидели в выставочном зале, напротив входа, словно члены приемной комиссии, а покупатели бродили по залу, придирчиво приглядываясь к отверткам и электродрелям, покачивая головами, как дрессированные медведи.
        Сейчас зал был пуст, а настроение, как сказала Света, чемоданное. Она уже достала косметичку, прихватила расческу и отправилась в туалет - приводить себя в порядок перед выходом на улицу. Вечером у нее намечалось свидание.
        - Я не дергаюсь, - отозвался Артем. Вышло задиристо и вместе с тем жалобно. Он сам услышал это и рассердился - на себя, а заодно и на Егора.
        - А то я не вижу, - не заметив его настроения, снисходительно усмехнулся тот. - Все телефоны оборвал, мессенджеры дымятся.
        «Раньше с ней такого не было!» - хотел сказать Артем, но промолчал. Потому что было.
        Дана запросто могла забыть о встрече, не перезвонить, не предупредить, уехать, не сказав, куда направляется. Она всегда была непредсказуема: Артем не мог ни разобраться в мотивах ее поступков, ни объяснить их, ни предугадать.
        Считается, один из двоих всегда любит сильнее. Или даже так: кто-то любит, а кто-то позволяет любить себя. В их паре с Даной все предельно ясно, никаких вопросов. Но это не имело для Артема значения.
        Почти не имело.
        - Нельзя позволять женщине садиться тебе на шею, - глубокомысленно изрек Егор, и Артему внезапно захотелось ему врезать.
        Видимо, эта мысль отразилась у него на лице, потому что Егор примирительно вскинул ладони и поспешно добавил:
        - Извини, брат, ничего такого! Просто мнение.
        Артем знал, что Егор не собирался его подкалывать. Такая уж натура: говорит, что думает, но разве это плохо?
        - Проехали, - устало сказал он.
        - Серьезно, Арчи, зря ты киснешь. Может, она телефон где-то забыла. Или на беззвучку поставила.
        - Все может быть, - прохладно ответил Артем. На самом деле он так не думал.
        Зазвонил колокольчик над дверью, на пороге возник покупатель. Егор устремился ему навстречу, бодро застрекотал о чем-то, убедительно изображая радушие. Артем, как ни старался, не мог вникнуть в смысл их разговора и только мысленно вознес хвалу Господу, что на свете есть Егор, поэтому ему не пришлось самому объясняться с клиентом.
        Света вернулась в зал, одернула короткую юбку и уселась за стол, изящно скрестив длинные ноги. Достала из сумочки пузатый флакончик, подушилась и нетерпеливо поглядела на часы. Светочка была простовата и грубовата, если не сказать вульгарна, но обычно Артем относился к этому спокойно: главное, что работала быстро, запоминала все с лету.
        Однако сегодня ее беглый вороватый взгляд, брошенный в сторону циферблата, накрашенные блестящей коралловой помадой губы, а особенно сладкий удушливый аромат, повисший в кондиционированном воздухе, разозлили Артема, и он поспешно отвернулся от Светы, чтобы не сорваться и не наговорить грубостей.
        Механически, почти не отдавая себе отчета, вновь набрал номер Даны, уже не рассчитывая, что девушка ответит.
        Но она в очередной раз сделала не то, чего он от нее ждал.
        - Привет, - услышал он чуть хрипловатый голос.
        От неожиданности Артем ответил резче и громче, чем собирался:
        - Я сто раз звонил. Ты почему трубку не берешь?
        Света покосилась в его сторону и приподняла тщательно прорисованные брови. Артем этого не заметил.
        - Извини, Тёма, я… Я не могла говорить. Была в ванной. - Ее голос звучал непривычно - подавленно, вроде бы робко.
        Он испугался:
        - Что-то случилось?
        - Да, - тихо проговорила Дана, и Артему показалось, что она сдерживается, чтобы не заплакать. - Они отказали. На этот раз все кончено.
        «Слава богу, только в этом дело! А я уж подумал, что-то произошло!» - чуть не ляпнул Артем, но вовремя прикусил язык.
        - Все-таки отказали? - сочувственно протянул он. - Почему ты не сказала, что все должно было решиться сегодня?
        - Я говорила. Ты просто забыл.
        Теперь в голосе Даны прозвучали нетерпение и недовольство. Артем знал наверняка, что ничего она ему не сказала, намеренно или случайно, но спорить не стал.
        - Об этом даже в Интернете уже написали. Больше никакой надежды, - добавила она с ноткой враждебности, как будто Артем был виноват в произошедшем.
        - Не говори так. Погоди, я сейчас приеду и… - начал он.
        - Нет! - это прозвучало как вскрик. - Нет, не нужно, - уже спокойнее добавила Дана. - Я собираюсь выпить успокоительное или лучше снотворное, лечь пораньше. Мне нужно прийти в себя. Ты же понимаешь.
        Артем понимал. Они поговорили еще пару минут и попрощались.
        - Все окей, Арчи? Нашлась пропажа? - весело осведомился Егор, довольный, что спровадил дотошного клиента.
        Артем кивнул, убрал телефон в карман и выключил компьютер. Ему удалось сохранить невозмутимый вид и даже отшутиться, когда Света прощебетала что-то вроде «милые бранятся».
        Спустя десять минут он сидел в машине, нервно постукивая пальцами по рулю. Выйдя из офиса, Артем сорвал с шеи и зашвырнул на заднее сиденье галстук-шнурок, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, достал платок и вытер влажный лоб.
        Стоял июль, и, хотя синоптики обещали с вечера дождь, грозу и резкое похолодание, верилось в это с трудом. На небе - ни облачка. Правда, в воздухе ощущалась влажность, была страшная духота. Как многие полные люди, Артем плохо переносил жару. Он немедленно вспотел, по спине побежали противные струйки.
        «Надо взяться за себя, сбросить пару килограммов», - подумал Артем, точно зная, что ничего предпринимать не будет. И что лишнего веса у него намного больше.
        Кондиционер барахлил, а он так и не собрался заехать в сервис. Пришлось открыть окна, чтобы хоть как-то освежиться. По игровой площадке в парке на противоположной стороне улицы носились малыши, и детские голоса напоминали Артему пронзительные крики чаек.
        За Светой заехал какой-то хлыщ на пижонской двухместной машине, и они умчались на поиски приключений. Егор, как обычно, отправился домой пешком: он жил в двух кварталах отсюда.
        В то, что Дана будет паинькой, выпьет успокоительные пилюли и преспокойно уляжется в кроватку, Артем не поверил ни на секунду. Врать она не умела - просто потому, что не имела такой привычки и не практиковалась. Ей не нужно было: она могла позволить себе все - даже говорить неудобную правду.
        На фоне их беседы Артем четко слышал уличный шум. Никакую ванну Дана не принимала, ее и дома-то не было, что бы она ни говорила. Артему казалось (точнее, он был уверен), что знает, где она сейчас. Или куда направляется. Он собирался пойти следом, хотя понятия не имел, что Дана намерена делать в этом проклятом доме, будь он неладен.
        Она что-то замышляет и, разумеется, будет в ярости, когда увидит, что он собирается ей помешать. Дана не терпела, когда кто-то вмешивался в ее дела. Что ж, пускай. Артем всегда позволял девушке вести себя, как ей вздумается, но сейчас не собирался оставаться в стороне, не мог допустить, чтобы она вляпалась во что-то противозаконное. В конце концов, Дана - его будущая жена. У них скоро свадьба, через пару месяцев она будет носить его фамилию.
        Артем повернул ключ зажигания, и автомобиль мягко тронулся с места.
        Костя
        Идея пойти в Тихий дом, как и почти все удачные идеи, принадлежала Аделю. А они с Марго, как обычно, с восторгом ее поддержали.
        Хотя на этот раз никакого восторга у Кости не было. Он не разделял страсти Аделя к заброшкам - опустевшим, покинутым людьми сооружениям, не видел ничего интересного в том, чтобы таскаться по мертвым, безлюдным заводам, складам и домам, где никто не жил, лазить по пыльным чердакам, заглядывать в вонючие сырые подвалы.
        А уж туда, куда Аделя понесло в этот вечер, и вовсе идти не хотелось.
        Но во взгляде Марго читалось такое неприкрытое обожание, что ему пришлось изобразить энтузиазм. Не отпускать же их одних!
        - Круто, - через силу произнес Костя.
        - Что с собой взять? - спросила Марго.
        Она густо подводила большие голубые глаза черным карандашом, и от этого они казались почти прозрачными, хрустальными. Ассиметричная стрижка, которую Марго недавно сделала, безжалостно обрезав густые каштановые волосы, делала ее нежное лицо взрослее, строже, но вместе с тем придавала облику ранимость, беззащитность.
        Сердце Кости кувыркнулось в районе горла. Нет, конечно же, он не влюблен в Марго! Может, лишь чуточку. Но это точно не на всю жизнь.
        Костя отвел глаза и услышал, как Адель небрежно бросил:
        - Себя не забудь.
        Друзья сидели на лавке в школьном дворе и потягивали энергетик. Адель предложил выпить пива, но потом отмел эту мысль, заявив, что вечером нужна свежая голова.
        Они с Аделем дружили с детского сада. Все кругом удивлялись, что могло свести их вместе: впечатлительного отличника Костю Барышникова и заводилу-хулигана Аделя Амирова. Однако чужое мнение ребят не волновало.
        - Туда еще никто из наших не ходил, - возбужденно сказал Адель. - Никто, ясно? Это будет бомба, отвечаю! Миллион просмотров!
        Под «нашими» Адель подразумевал таких же помешанных на полуразрушенных брошенных зданиях ребят, которые называли себя диггерами или сталкерами. Они постоянно общались, в основном на форумах и в соцсетях, делились видео, фотографиями и впечатлениями.
        Недавно Адель создал канал на YouTube, куда выкладывал видео своих походов по заброшкам. Костя, который время от времени ходил с другом, внимательно следил за тем, чтобы ненароком не попасть в кадр. Если мать узнает, где он бывает, поднимет вой.
        К великому сожалению Аделя, снятые им здания были вдоль и поперек исхожены другими диггерами, поэтому популярностью его канал не пользовался. Просмотров было мало, подписчиков и того меньше. Костя знал, что друг буквально бредит идеей снять нечто особенное.
        И вот теперь Адель полагал, что нашел такой объект.
        Костя, как и многие жители Казани, знал об этом месте. В народе усадьбу, принадлежавшую до Октябрьской революции Николаю Валахову, называли «Тихим домом». Наверное, из-за расположения: дом стоял на высоком холме, посреди огромного парка, и, несмотря на то, что географически это был центр Казани, городской шум сюда не долетал.
        Прежде весь парк был частью усадьбы, сейчас же большой кусок его превратили в зону отдыха, понаставили лавочек, качелей, дурацких гипсовых скульптур и фонтанов. На огороженную территорию, примыкавшую к усадьбе, никому ходу не было.
        Последние лет десять или около того здание пустовало. По поводу него шли дебаты: городские власти продали дом какому-то богачу, а тот вздумал снести дом Валахова, чтобы построить не то ресторан, не то гостиницу. Деятели культуры возмущались и заявляли, что это объект исторического наследия, который нужно реставрировать и охранять.
        - Почему туда раньше никто из сталкеров не ходил? - спросила Марго.
        - Наверное, из-за охранников, - неопределенно ответил Адель.
        Костя полагал, что дело совсем в другом, но, разумеется, промолчал.
        Марго тоже не стала уточнять, переспрашивать. Она ушла домой: матери пора было на работу, а значит, ей нужно вернуться к шести. Работала мать в ресторане, и когда трудилась во вторую смену, настаивала, чтобы дочь к ее уходу была дома.
        - Как будто я не могу смотаться хоть на всю ночь, когда она свалит! - закатывала глаза Марго.
        Однако же никогда не «сматывалась». Костик подозревал, что в глубине души она была дисциплинированней, чем хотела казаться, и гораздо больше похожа на него самого, нежели на бунтаря Аделя. Впрочем, сегодня Марго собиралась проводить мать, а потом потихоньку уйти.
        Аделя никто никогда не контролировал, он делал что хотел. За Костей приглядывали, да еще как, но на выходные родители уехали на дачу, поэтому он был свободен.
        - Никого в дом не приводи и чтобы не позже девяти вернулся! Не дай бог приеду и увижу, что ты притон устроил - пеняй на себя! - Мать говорила сердито, будто сын уже проштрафился. Суровая и гневливая, она старалась держать Костю в строгости, хотя он не делал ничего, что могло бы заставить ее не доверять ему.
        Отец, ничего не говоря, стоял за спиной матери. Костя подсознательно ощущал, что ему неловко за ее слова, что его строгий непроницаемый вид - сплошное актерство. Просто отцу кто-то когда-то внушил, что родители должны выступать в вопросах воспитания единым фронтом, потому он и не поддерживал Костю. Только разве семейная жизнь - это война? Может, если бы отец хоть раз вмешался, одернул мать, принял сторону сына, они смогли бы стать ближе друг к другу, как это было давно, когда Костя был маленьким.
        - Чего тебе приспичило пойти в Тихий дом именно сейчас? - спросил Костя, когда они остались одни.
        - Не откладывай на завтра то, что хочется сделать сегодня, - отшутился Адель.
        Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем. В этом и состоит отличие настоящей дружбы от приятельства: можно молчать, не испытывая неловкости.
        На квадратных школьных клумбах цвели нарядные бархатцы. Пустой и притихший двор выглядел покинутым и забытым, как это всегда бывает во время каникул, и сам Костя показался себе таким же брошенным, никому не нужным.
        - Она тебе очень нравится? - неожиданно для себя спросил он. Дыхание сбилось, сердце заколотилось так, что Костя был вынужден напомнить самому себе: неважно, что скажет друг! Пусть Марго с Аделем хоть поженятся - ему-то какая разница!
        - Кто? Марго? - зачем-то уточнил Адель.
        Косте показалось, что щеки его слегка порозовели. Хотя, возможно, это был просто отсвет закатного солнца.
        - Угу, - качнул он головой.
        - Не знаю, не думал, - сказал Адель, отвернувшись в сторону, и Косте сразу стало ясно: думал как миленький. - А тебе, значит, нравится?
        Адель быстро переходил в атаку, заставляя другого оправдываться. Костя не умел реагировать и отвечать, как Адель, но глухая тоска, которая охватила его, придала злости, поэтому он огрызнулся:
        - Я при чем? Твоя девушка!
        Адель повернул голову и пристально посмотрел на друга. Судя по всему, увиденное его удовлетворило, потому что он не стал больше играть в словесный пинг-понг и проговорил:
        - Раньше думал, да. А теперь не знаю.
        Марго училась в параллельном классе, встречаться с Аделем они начали в марте.
        - Что так? - спросил Костя и вдруг с удивлением осознал, что прежде Адель проводил с Марго наедине почти все время, а теперь они все чаще оказывались втроем, словно общество девушки стало его тяготить. Марго никогда не выказывала неудовольствия, не фыркала, увидев Костю, не давала понять, что он третий лишний. Вроде бы принимала его присутствие как должное. По крайней мере, делала вид.
        В ответ Адель только пожал плечами.
        - У вас… было уже? - решился Костя.
        Он никогда не задавал этого вопроса. Наверное, боялся услышать положительный ответ, подкрепленный детальным рассказом. Но Адель вдруг помрачнел, покраснел - сейчас Костя был в этом уверен, губы его искривились, словно он хотел сказать что-то, но не смог. А потом расхохотался злым смехом и издевательски процедил:
        - Хорош, Костарь! В твоих умных книжках разве не пишут, что невежливо задавать взрослым такие вопросы?
        Костя задохнулся от обиды. Адель все равно что назвал его «ботаном», да еще и выставил малолеткой, сующим нос в чужие дела!
        «Никуда я с ними не пойду! - промелькнуло в голове. - Вообще больше близко не подойду к этому уроду!»
        Он вскочил с лавки и хотел сказать что-то веское, чтобы сразу поставить Аделя на место. На ум ничего подходящего не приходило, да это и не потребовалось, потому что друг тоже встал рядом и тронул его за плечо.
        - Костарь, я скотина. Честно, не знаю, зачем я это сказал. Извини. - И улыбнулся обезоруживающей, слегка сконфуженной улыбкой.
        Злость на Аделя мигом прошла.
        - Ладно, - буркнул он и снова сел на скамейку. Опасную тему решил больше не затрагивать. Захочет - сам скажет.
        Адель одним легким движением смял банку из-под энергетика и метким броском отправил ее в урну. Костя ощутил укол зависти - знакомое с детства ощущение, смешанное с восхищением.
        Ловкость, изящество, грация были у Аделя врожденными. Любая одежда на нем казалась модной, и даже волосы, которые он с зимы стал осветлять, всегда, в любую погоду, лежали так, будто он пять минут назад вымыл их и уложил. Все у него получалось само собой: не нужно было часами тренироваться, чтобы, непринужденно дернув плечом, сбрасывать куртку, или заплывать дальше всех, или забивать мяч в ворота.
        Костя же был сутуловатым, длинным и худым, как полвесла. Знал, что может жизнь положить, работая над собой, но все равно будет спотыкаться на ровном месте, задевать и ронять хрупкие предметы и выглядеть так, будто только что встал с постели и не успел привести себя в порядок. Хорошо, хоть прыщи с физиономии сошли. У Аделя, понятное дело, их и не было.
        «Конечно, Марго выбрала его», - пришла мысль. Костя тут же затолкал ее подальше, на задворки сознания.
        - А вот и я!
        Марго подошла неслышно, со спины, и он вздрогнул, услышав ее голос.
        Они с Аделем обернулись, и что бы Костя ни говорил себе, в чем бы ни пытался себя убедить, но в эту минуту отчетливо понял, что ему мучительно, до зубной боли хочется оказаться на месте Аделя - быть самым крутым, спортивным и красивым парнем в классе. Чтобы Марго смотрела на него так, как сейчас глядит на Аделя.
        Девушка улыбалась горделивой, торжествующей улыбкой, сознавая, что хороша как никогда. Адель велел им одеться попроще: не в театр собрались, запросто можно испачкаться или порвать одежду. Но Марго, как истинная королева, была бы прекрасна в чем угодно, хоть мешок на нее надень, хоть телогрейку.
        Вытертые синие джинсы и кофточка василькового цвета подчеркивали каждый изгиб ладной фигуры. Рыжее закатное солнце золотило каштановые волосы - казалось, в них вспыхивают и тают искорки. Хотелось обнять Марго, прижать к груди и не отпускать, и желание это было таким мощным, что Костя опешил. Пытаясь скрыть неловкость, он поспешно отвел глаза и поднялся на ноги:
        - Мы идем или нет? - Голос его охрип, в нем звучало отчаяние, которое можно было принять за нетерпение. Адель удивился: знал, что Костя не особенно приветствует походы по заброшенным домам, но ничего не сказал.
        Троица вышла со школьного двора, направляясь в сторону станции метро: Марго - в середине, Костя и Адель по бокам, словно телохранители. Оказаться в усадьбе Валахова они должны с наступлением сумерек. Адель сказал, им придется пробыть там час или два: этого времени хватит, чтобы осмотреться и снять видео.
        - К одиннадцати уже будете дома дрыхнуть, - со смешком сказал Адель.
        Марго улыбнулась, а Костя не смог. От мысли, что темнота застанет их в Тихом доме, стало не по себе. По спине побежали мурашки, он изо всех сил старался подавить страх, но вышло плохо.
        Дана
        Окончив разговор, она выключила телефон и бросила его в бардачок, больше не отвлекаясь от дороги. Поначалу не хотела брать трубку, но потом сообразила, что Артем не успокоится, и сочла за благо ответить.
        «Поверил или нет?» - подумала она, но отмахнулась от этой мысли. Какое это имеет значение? Если Артем и вздумает приехать к ней домой, что с того? Позвонит, постучит и уберется восвояси. Русским языком было сказано, что она выпьет лекарство и ляжет спать.
        В последнее время Дана все чаще спрашивала себя, зачем ей понадобилось связываться с Артемом, да вдобавок обещать, что выйдет за него замуж. В том, что они сошлись, был виноват случай. Точнее, злой рок, и она не заблуждалась на этот счет, не пыталась убедить ни Артема, ни себя, что любит его.
        Дана подавила горький вздох - что толку в сотый раз бередить рану? Но избавиться от воспоминаний не получилось, и в памяти возникло бесконечно любимое лицо.
        Впервые Дана увидела Вадима, когда им было тринадцать. Он вошел в класс и, стоя в дверях, обвел новых однокашников взглядом. Не робко, как подобает новичку, а по-хозяйски уверенно, и с той самой минуты навсегда воцарился в ее сердце.
        Они дружили втроем: Дана, Вадим и Артем. Но она всегда знала, что рано или поздно они с Вадимом будут не только друзьями, и позже он признался ей, что тоже был в этом уверен.
        - Нам нельзя друг без друга, - сказал он однажды. - Мы навсегда вместе, веришь?
        Дана верила: у них была идеальная совместимость - физическая, духовная, эмоциональная. Подобное возможно лишь раз в жизни. Да и то не в жизни каждого.
        Знала Дана и про то, что Артем тоже влюблен в нее. Умненький пухлый мальчик ходил за ней по пятам с начальной школы, но шансов завоевать ее любовь у него быть не могло. Они оба были уверены в этом, а вот поди ж ты…
        Когда Дана и Вадим стали встречаться, Артем безропотно отошел в сторону, оставаясь другом и ему, и ей. Иногда, когда давала себе труд думать об этом, она спрашивала себя: как же он может? Но, с другой стороны, Вадим был его лучшим другом, Дана - недосягаемой звездой, так что он вполне мог общаться с ними, возведя каждого на отдельный пьедестал.
        После школы Дана стала искусствоведом, Вадим - геологом. Артем подался в финансисты. Этот парень запросто мог всю жизнь просидеть сиднем в кабинете, сводя отчеты, занимаясь продажами, методично карабкаясь по карьерной лестнице. Вадиму же было тесно в скучном офисе, его манили простор и небо.
        …Заманили и сбросили…
        Дана сжала пальцы в кулаки с такой силой, что суставы хрустнули, а ногти вонзились в кожу. Невозможно, невыносимо. Высота скалы, с которой упал Вадим, не оставила ему возможности спастись.
        Она знала, что он думал о ней, летя навстречу смерти. Всей душой рвался к Дане, но, обладая жаждой полета и сердцем орла, не имел крыльев, так что не смог подняться. И просил прощения, что оставил ее одну.
        Оставил, а ведь говорил, что им нельзя друг без друга.
        Наверное, поэтому Дана и сошлась с Артемом. Во-первых, он был близким другом Вадима, так что Вадим в каком-то смысле принадлежал им обоим. А во-вторых, пришлась кстати приземленность Артема: он не знал неба, взлеты были ему неведомы, но это означало, что и упасть он не мог, не мог оставить ее одну.
        В тот момент, два года назад, это казалось единственным выходом. Ни с кем больше Дана быть не смогла бы. Некоторое время постоянные разговоры о Вадиме служили ей пусть малым, но утешением. Она проявила слабость, сдалась. Решила, что Вадима не вернуть, а Артем, который был рядом, сколько она себя помнила, станет хорошим мужем.
        Теперь это казалось глупостью, несуразицей. Сидя в своем автомобильчике и готовясь пойти в Тихий дом, Дана призналась себе, насколько тяготят ее отношения с Артемом. Все в нем раздражало: негромкий бархатистый голос, светлый ежик волос на круглой, как апельсин, голове, близорукость и нездоровая полнота.
        Дана взглянула на наручные часы. Девятнадцать двадцать. Пора идти, чтобы часам к восьми, как стемнеет, быть на месте. Никто не должен видеть, что она заходит внутрь. Свидетели ни к чему: за незаконное проникновение можно запросто попасть в полицию, и тогда пиши пропало. Все планы псу под хвост.
        Она подхватила с соседнего сиденья кожаный рюкзачок и выбралась из машины. Захлопнула дверцу красной Kia Picanto и с удовольствием оглядела автомобиль. Ей казалось, они с машиной похожи: маленькие, хрупкие на вид, но сильные, энергичные, яркие.
        Дана ласково похлопала ладонью по крылу автомобиля и включила сигнализацию. Машина ободряюще подмигнула фарами: «Не волнуйся, все будет тип-топ!»
        - Обязательно, - прошептала Дана и зашагала прочь.
        День клонился к закату, однако зной и не думал рассеиваться. После искусственной прохлады салона жара казалась особенно раздражающей. Тонкая футболка и льняные брючки быстро прилипли к телу.
        Девушка подняла голову к небу: ясное, как чело младенца, ни малейшей тучки. Но к ночи, конечно, польет - духота была влажной. Кажется, воздух можно выжать, словно мокрое белье.
        На круглосуточной бесплатной стоянке возле супермаркета, где Дана решила оставить машину, было полно народу. Одни спешили к зданию торгового центра, другие, катя перед собой нагруженные тележки, направлялись к своим автомобилям. Дана лавировала между ними и вскоре оказалась за пределами паркинга.
        Дорогу она знала отлично, так что почти не обращала внимания, куда идет, снова погрузившись в размышления. На этот раз не о Вадиме.
        Тихий дом, как его называли казанцы. Это место было средоточием ее мыслей уже больше года. Не само строение, конечно, а то, что она надеялась там найти.
        Окончив университет, Дана осталась на кафедре, писала кандидатскую диссертацию о творчестве малоизвестных казанских художников, творивших на рубеже девятнадцатого - двадцатого веков. То есть поначалу писала о нескольких, но потом сосредоточилась на одном - на Николае Валахове.
        Правда, теперь научный руководитель не понимал ее одержимости, а также того, что Дана слишком мало времени стала уделять написанию работы и чересчур много - общественной деятельности. Замечания его Дана игнорировала. Делала вид, что слушает, кивала, улыбалась, но поступала по-своему. Она точно знала, чего хочет: изменить свою жизнь. Вернее, вернуть ее себе, начать жить в унисон своим желаниям, а не по инерции.
        Если все получится, так и будет. Дана ускорила шаг. Ей не терпелось поскорее оказаться в Тихом доме и взяться за поиски.
        Тамара Сергеевна
        За десять минут до окончания серии снова началась реклама, и Тамара Сергеевна досадливо поморщилась. Рекламный блок вставляли каждые десять минут, если не чаще.
        Вообще-то она не любила сериалы: жалко тратить время, которого и без того осталось мало, на эту жвачку. Но как-то нажала на кнопку, по дурости посмотрела серию - и, пожалуйста, втянулась. Вроде и надоело, и сюжет избитый, а все-таки любопытно, чем закончится история про деревенскую девушку, приехавшую покорять столицу.
        Тамара Сергеевна покрутила головой, потерла затекшую шею. Тело казалось деревянным: надо бы делать гимнастику по утрам, только лень. Да и к чему? Здоровее вряд ли станешь, в шестьдесят-то шесть лет.
        Телевизор стоял на древнем комоде, зажатом с двух сторон книжными шкафами. Журнальный столик, скрипучий диван, кресло - все потертое, старое и, несмотря на попытки поддерживать порядок, какое-то неопрятное. Пенсия - возраст дожития. Не важно, где она прочла или услышала эту фразу, важно, что слова эти ножом полоснули по сердцу. Теперь у нее есть только прошлое, а будущего - нет.
        Герои и героини, наконец, вернулись на экран, но тут в прихожей нетерпеливо задребезжал телефонный звонок.
        «Неужели из Саратова?» - подумала Тамара Сергеевна.
        Там жила двоюродная сестра, единственная родственница. Обе были одинокими - ни детей, ни мужей, и Зоя часто предлагала съехаться. Тамара Сергеевна отнекивалась: не хватало еще ежедневно выслушивать бесконечные жалобы сестры на судьбу и людей, избитые суждения о ценах и погоде.
        Она и Зоя всегда были разными, и преклонный возраст не мог исправить этого факта. Сестра обижалась на отказ, но потом звонила как ни в чем не бывало и вновь заводила старую песню.
        «Господи, лишь бы уж ничего не случилось!» - перекрестилась Тамара Сергеевна, вставая с кресла. Рано или поздно случиться должно было, либо с ней самой, либо с Зоей, но думать об этом не хотелось.
        Квартира была крохотная - комната, тесная кухонька и такая же, не повернуться, прихожая. Тамара Сергеевна нашарила выключатель на стене, сняла трубку с допотопного телефонного аппарата.
        - Слушаю, - настороженно проговорила она.
        Однако ей не ответили - трубку на том конце провода положили. Что делать? Перезвонить Зое? А если просто номером ошиблись и она понапрасну разбудит сестру? Не избежать тогда потока излияний на тему «лучше жить вместе».
        Нечего голову забивать: кому надо - перезвонит! Приняв это мудрое решение, Тамара Сергеевна подняла руку, чтобы погасить свет в прихожей, но так и не донесла ее до выключателя, глядя на собственное отражение. Она смотрела на себя каждый день, но тут словно увидела впервые за долгое время.
        Седые волосы коротко острижены: практичная прическа, которую можно обновлять раз в два месяца. Морщины глубокие, как канавы, лицо сухое и угловатое, но глаза яркие, без стариковской тусклости. К щеке, словно нарост к стволу дерева, прилепилась крупная коричневая родинка овальной формы, похожая на жука.
        «Я совсем старуха!» - подумала Тамара Сергеевна, будто это было нечто неожиданное и состариться ей пришлось за несколько часов. Выражение лица показалось загнанным, жалким, как и вся ее квартира.
        Погасив свет, она вернулась в комнату, но по экрану уже ползли титры.
        «Что ж, выпью чаю с вареньем, для поднятия духа, - и на боковую».
        Чайник уже громко ворчал, закипая, и Тамара Сергеевна подошла к плите, собираясь отключить газ. По привычке бросила взгляд в окно. Там было темно, если не считать скудного света, что разливали вокруг уличные фонари и окна соседних домов, которые с двух сторон подступали к блочной пятиэтажке, где она жила.
        Впереди раскинулся парк, который сейчас казался огромной черной кляксой. Неизвестно по какой причине, но на его территории фонарей не было. Где-то там, как паук в центре паутины, притаился, поджидая добычу, Тихий дом. Так его называли все, но Тамара Сергеевна знала, насколько мало соответствует истине это название. Тот дом никогда не был тихим, безобидным. Он был опасен, как тарантул. Как человек, который владел им когда-то.
        Оказываясь возле кухонного окна, она всякий раз смотрела в ту сторону. Ей часто казалось, что вся ее жизнь, так или иначе, была связана с усадьбой Валахова. Тридцать восемь лет проработала она в больнице, которая располагалась в Тихом доме. Потом вышла на пенсию, клиника переехала, а дом заколотили, не зная, как с ним поступить, но Тамара Сергеевна все равно не могла отделаться от ощущения, что рано или поздно ей придется туда вернуться.
        Однако долгое время все было спокойно. Опустевший, ставший ненужным Тихий дом, обнесенный высоченным забором, неприступный и наглухо запертый, торчал в центре парка, как гнойник, однако ничьего интереса не вызывал. Даже бомжи и мальчишки из окрестных домов туда не лазили: не проберешься, да и слава у этого места дурная.
        Здание потихоньку ветшало, пока не появился бизнесмен, пожелавший выкупить его. Пошли разговоры, будто Тихий дом скоро снесут, а на его месте построят гостиницу. Или еще что-то - Тамаре Сергеевне не было до этого дела. Главное, дом будет стерт с лица земли.
        А потом объявилась Дана Казинская и начала мутить воду. Собирала пресс-конференции, писала протестные статьи в местные газеты, выступала на радио, однажды даже пикет организовала.
        Тамара Сергеевна видела Казинскую и в новостях по телевизору, и возле Тихого дома во время пикета. Невысокая субтильная блондинка была преисполнена решимости спасти старое здание.
        История тянулась довольно долго, пока, как раз сегодня, по радио не объявили, что судьба Тихого дома решена окончательно. Культурно-исторической, архитектурной или еще какой-либо ценностью его не признали. Посему владелец был волен делать с приобретенным в строгом соответствии с законом объектом все, что его душе угодно.
        У Тамары Сергеевны отлегло от сердца. Отличная новость! При мысли о том, что усадьба Валахова исчезнет, она ощущала себя освобожденной. И надеялась, что прекратятся жуткие сны, которые периодически мучили ее.
        Бросив мимолетный взгляд на место, где, укутанный тьмой, стоял Тихий дом, она совершенно не ожидала увидеть того, что увидела. Чайник дребезжал и плевался кипятком, и она машинально выключила конфорку. Отодвинула тюлевую занавеску, приблизилась к стеклу.
        «Может, померещилось? Или это не в доме, а на одной из аллей?»
        Тамара Сергеевна развернулась и с неожиданной резвостью поспешила в комнату. Выдвинула ящик комода, достала армейский бинокль, доставшийся от отца, и вернулась на свой наблюдательный пост.
        Прижала бинокль к глазам, пригляделась. С высоты пятого этажа парк просматривался отлично. Сейчас было слишком темно, но за долгие годы Тамара Сергеевна изучила каждую тропинку, знала местонахождение каждого деревца. Поэтому сейчас, всматриваясь в пляшущий узкий луч, точно знала: в Тихом доме кто-то есть!
        «А если это опять оно?»
        В желудке похолодело от ужаса.
        «Прекрати! Этот свет другой - живой. По дому бродит человек!»
        Неужели ребятишки умудрились туда пробраться? Или неугомонная Дана Казинская что-то затевает?
        Луч погас. А если все-таки почудилось? Может, не было ничего - лишь отблеск какой-то?
        Трель телефонного звонка заставила ее подпрыгнуть на месте. Тамара Сергеевна бросилась в прихожую и рванула трубку с рычага.
        - Похоронное бюро, я правильно попала? - спросил недовольный женский голос. - Звоню, звоню, никто не подходит. У вас разве не круглосуточно? Люди в любое время умирают.
        Тамара Сергеевна, с трудом переводя дыхание, нажала на кнопку отбоя. Не нашла сил ответить.
        «Люди в любое время умирают».
        Слова показались многозначительными, зловещими.
        Полицию, что ли, вызвать? Можно, но что сказать? Что вроде бы видела луч света в окне дома, предназначенного под снос? Скорее всего, от звонка полоумной старухи отмахнутся, а если и нет, когда еще приедут! Торопиться не станут.
        Но оставить как есть тоже нельзя. Вдруг там дети? Нужно сходить, найти непрошеных визитеров и заставить их уйти. Хотя бы попытаться.
        Позабыв погасить всюду свет, зато прихватив зонтик, Тамара Сергеевна вышла из квартиры. Лишь выйдя из подъезда, обнаружила, что не сменила домашние тапочки на уличные туфли, но решила не возвращаться.
        Пожилая женщина быстро пересекла улицу и вошла в безлюдный парк. Темнота мягко обхватила ее за плечи, увлекая за собой. Пустые скамейки казались осиротевшими, и только поднявшийся к ночи прохладный ветер, единственный обитатель парка, насвистывал монотонную заунывную песню.
        Небо осветила слепящей вспышкой зарница, через мгновение вдалеке заворчал гром. Гроза вот-вот начнется. Температура была, наверное, не выше пятнадцати градусов, и она поежилась в своей тонкой хлопчатобумажной рубашке с короткими рукавами.
        С того места, где находилась Тамара Сергеевна, усадьбы Валахова не было видно. Но ей все равно казалось, что Тихий дом уставился прямо на нее всеми своими окнами, похожими на тусклые, остекленевшие глаза мертвеца. Ее пробрала дрожь, не имевшая никакого отношения к вечерней прохладе и надвигающемуся дождю, но она не замедлила шага.
        Часть вторая
        Я иду искать!
        Дана
        В старый парк на высоком холме, где располагалась усадьба Валахова, можно было попасть с двух противоположных сторон. Над центральным входом, которым чаще всего и пользовались горожане, располагалась каменная арка. Оттуда открывался красивый вид на примыкающие к холму улицы. Эта часть парка была облагорожена: вдоль аллей стояли удобные лавочки, замерли в живописных позах скульптуры, возносили прозрачные струи к небу небольшие фонтанчики, имелись детские горки с качелями. Тут любили играть дети, назначали свидания влюбленные, неспешно прогуливались пенсионеры и приходили поваляться на травке студенты.
        Дана предпочитала заходить в парк с другой стороны. Дорожки тут были не заасфальтированные и узкие, газоны заросли травой, никаких скульптур и развлечений для малышей, а кусты и деревья образовывали густые тенистые заросли. К Тихому дому отсюда можно было попасть никем не замеченной. Но все же она решила подстраховаться и пробраться на территорию усадьбы, когда стемнеет.
        Она медленно шла по аллее к одной из пустых скамеек. Небо наконец-то нахмурилось, поднялся ветерок - пока легкий, освежающий, но грозивший вскоре стать пронизывающим, холодным. Приближающееся ненастье отпугнуло посетителей: не было слышно детских голосов, смеха, разговоров, собачьего лая. Даже городского шума - автомобильных гудков, музыки, шороха шин - не доносилось.
        А в доме, наверное, и вовсе полная тишина. «На то он и Тихий», - вскользь подумала Дана, усаживаясь на потемневшую от времени щербатую скамью и доставая из рюкзачка сигареты. Курила она мало, не больше двух сигарет в день, и могла бы бросить совсем, но не хотела отказываться от этой привычки. В ее жизни и так не много удовольствий.
        Дана считала себя едва ли не аскетом: мало ела - только для поддержания сил, не чревоугодничая; была равнодушна к алкоголю, не любила бегать по магазинам, скупая шмотки и разные побрякушки, как другие женщины. А с недавних пор у нее и вовсе осталось одно главное устремление.
        Картина.
        Беда в том, что Дана понятия не имела, где ее искать, к тому же на поиски осталась всего одна ночь. За свою многолетнюю историю здание было перерыто сверху донизу, но тайник всякий раз ускользал от внимания. А ей должен был открыться: Дана верила в свою удачу. Надеялась, что внутреннее чутье или интуиция подскажут ей, где спрятан портрет.
        Прежде девушка была в усадьбе всего пару раз, и то недолго, но по описаниям и снимкам знала расположение комнат и коридоров так, как будто ей довелось там жить.
        Она ужасно жалела, что стала изучать творчество Валахова слишком поздно, только когда у дома появился новый владелец. Будь усадьба по-прежнему в собственности у города, она нашла бы способ беспрепятственно бывать там. Теперь же, когда дом стал частным владением, вторжение без спросу могло обернуться серьезными проблемами. Видит бог, Дана надеялась выиграть эту битву, добиться признания исторической ценности Тихого дома. Тогда она получила бы возможность находиться там и спокойно вести поиски под благовидным предлогом.
        Теперь это уже невозможно. Хозяин собирался в ближайшее время снести дом, что означало катастрофу, крах всех надежд.
        Погрузившись в свои мысли, девушка не заметила, как к лавочке, на которой она сидела, приблизился человек. Только когда он покашлял, привлекая ее внимание, Дана вскинула голову.
        - Что ты здесь делаешь? - сердито спросила она.
        - Могу спросить тебя о том же, - ответил Артем.
        - Нет, не можешь, - вспыхнула Дана. - Я ведь ясно сказала…
        - Ты сказала, что расстроилась, хочешь принять таблетку и лечь спать. Где, на парковой скамейке? - Он покачал головой и, не дожидаясь приглашения, сел рядом. - Ты меня обманула. Я хочу знать зачем.
        У Даны с языка готовы были сорваться злые слова, но она вовремя сдержалась. Насколько она знала Артема, он не отстанет. Спровадить его резкой отповедью не получится, он все равно увяжется за ней и может помешать. Поэтому девушка глубоко вздохнула и посмотрела на Артема.
        - Хорошо, Тёма. Да, я соврала. Мне просто нужно было побыть одной. И не хотелось тебя волновать. Я собираюсь кое-что предпринять.
        Он придвинулся ближе, коснувшись ее бедром, обнял за плечи. Его прикосновение было ей неприятно, но она не стала отодвигаться, рассудив, что накалять обстановку ни к чему.
        - Даночка, мы родные люди. Почти муж и жена, - проникновенно произнес Артем. - Ты знаешь, как я тебя люблю. Не отталкивай меня, я хочу помочь. - Он помолчал. - Я сразу понял, что ты пойдешь сюда. Собираешься забраться в Тихий дом?
        Она неохотно кивнула. Сумерки постепенно сгущались. Темно-синие тени поползли по дорожкам, залегли под деревьями, напоминая лужи, наполненные темной водой. Усилившийся ветер гнал по аллее фантик от мороженого.
        - Что ты там забыла? Ты понимаешь, что это незаконно? Как ты собираешься туда попасть - двери будешь выламывать?
        - Сколько вопросов, - усмехнулась Дана. - Да, незаконно. Но кто об этом узнает? Здесь никого, кроме нас. - Она развела руки в стороны. - Ты, что ли, полицию вызовешь?
        - Не говори ерунды!
        - Сигнализации там нет. Зато у меня есть ключи от ворот и от входной двери.
        - Где ты их взяла? - Артем закинул ногу на ногу, при этом чуть отодвинувшись от Даны, что ее вполне устроило.
        - Мне дали. По знакомству, - туманно ответила девушка, умолчав о том, что сделала копии ключей, договорившись с человеком, которого новый владелец Тихого дома назначил кем-то вроде завхоза, а после уволил за пьянку. Обошлось ей это в пять тысяч рублей.
        - Хорошо, внутрь мы попадем, дальше что?
        - «Мы»? - опешила Дана.
        - Само собой. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя туда одну?
        Дана лихорадочно обдумывала ответ. Мозг ее работал как часы. Попросить Артема посидеть на скамейке и подождать - бесполезно. Он ни за что не согласится, да и потом, она, наверное, пробудет внутри несколько часов. По доброй воле он не уйдет. Если она поссорится с ним и прогонит, он может разозлиться и… И что сделает? Кто его знает, но испытывать судьбу не стоит.
        - Ладно, - решилась она. - Мы пойдем вместе.
        Артем с облегчением вздохнул и улыбнулся.
        - Извини меня за настойчивость, - он протянул руку и погладил ее по щеке. - Знаю, ты сильная, независимая и все такое. Но я твой будущий муж, так что должен быть всегда рядом, защищать тебя. Кто, если не я?
        Дана выдавила улыбку.
        - Так что мы собираемся делать в Тихом доме?
        Она уже знала, что ему скажет. По крайней мере, это будет доступно его пониманию.
        - Мне нужно найти одну картину. Я знаю, что она может быть только в усадьбе. Изучила все источники и пришла к выводу, что Валахов мог спрятать ее только там.
        - Погоди, погоди… Но ведь известно, что до наших дней не дошла ни одна из его картин! - удивился Артем. - Несколько репродукций в книгах - и все!
        - Вот в этом-то и суть! - воскликнула Дана. - Считается, что после революции те из его полотен, которые находились в усадьбе, были уничтожены. В картинные галереи и музеи они никогда не передавались. Что же касается частных коллекций, куда ушло написанное на заказ, то и тут ничего не осталось. Поддавшись суевериям, хозяева избавлялись от портретов, написанных Валаховым. Представляешь, какое это будет громкое открытие, если я все-таки сумею найти хотя бы один из них!
        Артем помолчал, видимо, подбирая слова, а потом осторожно проговорил:
        - Даночка, я, конечно, ничего не понимаю в живописи, но… Ты лучше меня знаешь, что вклад Валахова в мировое изобразительное искусство, мягко говоря, спорный.
        - Прекрати! - отмахнулась она. - Вот именно, что ты ничего не понимаешь. Да, широкой популярности Валахов не обрел, его манеру и технику многие называют спорной. Плюс самоубийство художника, да еще эти разговоры про проклятие его картин. Мистическая чушь - это каждому здравомыслящему человеку понятно! - Распалившись, Дана сбросила его руку со своего плеча. - Все это сослужило дурную службу. Но я уверена, что деление творцов на художников первого и второго ряда - не более чем условность. Сейчас Валахов считается одним из многих, художником средней руки, да к тому же с утерянным наследием. Но я покажу миру гениальную работу Николая Федоровича, и ошибочное мнение будет изменено! Валахов встанет в один ряд с признанными мастерами. Между прочим, известный искусствовед того времени Федор Ласточкин отмечает художественную манеру Валахова, которая «останавливает взгляд и не может не восхищать». Я докажу всем, что его творчество, его авторский почерк следует тщательно изучать и что я была права, когда требовала признать Тихий дом объектом, подлежащим охране!
        Артем взъерошил короткие волосы - жест, выдававший замешательство. Его обескуражила ее горячность. Должно быть, он не догадывался, насколько это важно для нее: она ведь прежде не спешила делиться с ним своими честолюбивыми мыслями.
        - Ладно, я понял, тебе виднее. Ты специалист, - примирительно проговорил он. - А что за картина? Портрет какой-то женщины?
        Ему показалось, что Дана слегка смутилась, когда он спросил.
        - Нет, это автопортрет. Незадолго до смерти художник изобразил сам себя. - Она посмотрела на часы, хлопнула себя ладонями по коленям и встала, подхватив рюкзак. - Думаю, нам стоит поторопиться. Темно уже.
        Солнце зашло, и в парке стремительно темнело. Занятые разговором, они этого не заметили.
        Не оборачиваясь, девушка пошла в сторону Тихого дома. Обутая в кроссовки, она ступала почти беззвучно, но в окружающей их плотной тишине каждый шаг казался оглушительно громким, звуки усиливались тяжелым, давящим безмолвием, и Артему внезапно захотелось попросить ее двигаться еще тише, чтобы никто не услышал.
        «Да кто услышит?!» Он сам смутился нелепости своего порыва и догнал Дану, думая, что она возьмет его под руку. Однако она не стала этого делать.
        - По-моему, сейчас ливень начнется, - робко сказал Артем, желая нарушить невыносимое молчание.
        Дана не ответила, давая понять, что не в настроении поддерживать пустые разговоры, и он умолк, устыдившись банальности сказанного.
        До Тихого дома они дошли, не перебросившись ни единым словом. Усадьба вывернулась им навстречу из-за следующего поворота. Большое двухэтажное здание, огороженное высоким забором из чугунного литья, выглядело едва ли не угрожающе, казалось неприступной крепостью.
        Тихий дом охранял свою тайну, неприязненно взирая на непрошеных гостей. Некогда желтая краска, которой был выкрашен фасад, облупилась и облезла: тут и там проглядывали серые островки штукатурки, напоминающие трупные пятна. Острый шпиль на крыше пронзал воздух, большие пыльные окна были надежно забраны решетками. «И все же, думаю, мы поладим, - подумала Дана, - и ты отдашь то, что мне нужно!»
        Они подошли к воротам, запертым на массивный висячий замок. Справа была калитка, тоже закрытая. Дана вытащила связку ключей, нашла нужный и вставила в скважину. Повернула, но замок не поддался. Она принялась судорожно дергать дверь, чувствуя нарастающее напряжение, но ничего не получалось.
        - Дай-ка попробую, - предложил Артем, и она уступила.
        Он повернул ключ, слегка надавил. Раздался негромкий щелчок. Калитка почти сразу, без малейшего скрипа, открылась, как будто петли регулярно смазывали, и Артем распахнул дверь перед девушкой, пропуская ее вперед.
        Дана выдохнула. «Пожалуй, хорошо, что он за мной увязался, - подумала она. - Иногда без мужской сноровки не обойтись».
        На просторный двор было больно смотреть: квадратные каменные плиты, которыми он был вымощен, заросли травой, так что их сложно было разглядеть. Всюду виднелись какие-то железки, коробки, кирпичи, кучи мусора и прошлогодней листвы, облетевшей с дубов, что росли по периметру участка.
        Аккуратно обходя все это безобразие, чтобы не повредить ноги и не запачкаться, Дана и Артем подошли к парадной двери. Дана знала, что в доме имелась еще и задняя дверь, в прошлом предназначенная для прислуги, но она была наглухо заколочена досками.
        Над крыльцом нависал козырек, тоже украшенный чугунным литьем в виде виноградных гроздьев. Когда-то, должно быть, это выглядело изящно и нарядно. Ключи были по-прежнему в руках Артема, и он, не дожидаясь просьбы со стороны Даны, отпер дверь.
        Замок поддался легко, но старинная дверь была очень тяжелой, так что Артему пришлось навалиться на нее плечом, чтобы открыть. Наконец, они вступили в холл: Артем впереди, Дана - за ним, след в след.
        - Осторожно! - шепотом предупредил он. - Не видно ничего, не споткнись.
        - У меня фонарь есть, - спохватилась Дана, достала его и передала спутнику.
        Желтый луч осветил просторное, гулкое помещение с пустыми стенами и высоченным, в два этажа, потолком. Наверх убегала широкая мраморная лестница с деревянными перилами, покрытая вытертой, заплесневелой ковровой дорожкой, чей первоначальный цвет уже невозможно было определить. Слева было огромное, от пола до потолка окно, за которым плескалась тьма. Начался обещанный ливень: капли дождя забарабанили по стеклу, сначала легонько, потом все громче и громче.
        Справа виднелись двустворчатые распахнутые настежь двери, впереди - коридор, уводящий вглубь первого этажа.
        Пахло сыростью и запустением. Некогда величественное здание сейчас производило гнетущее, жутковатое впечатление, и Дана, сама того не заметив, вцепилась в руку Артема, ища защиты.
        Здесь не было сторожа, никто не мог помешать им, но они, словно воры, забравшиеся в квартиру, где спали хозяева, старались двигаться как можно тише. Однако каждый звук испуганной птицей взлетал под потолок, разбивался и, рассыпавшись на миллионы осколков, сделавшись пугающе громким, вновь возвращался к ним.
        - Куда пойдем? - наклонившись к уху Даны, спросил Артем. - Ты знаешь, где примерно может быть спрятана картина?
        Дана понятия не имела, что ему ответить. Интуиция молчала, и, судя по всему, единственное, что им оставалось, - обойти все комнаты, по очереди, чтобы найти тайник, который до этого никому не попался на глаза.
        - Начнем с бывшей спальни Валахова, - прошептала она в ответ. - Это на втором этаже.
        Артем кивнул и направился к лестнице, крепко сжав правую руку Даны и увлекая девушку за собой. Они крадучись, стараясь не оступиться, дошли почти до середины лестницы, как вдруг над их головами раздался какой-то звук.
        Дана не сразу сообразила, что именно услышала, но в следующую секунду до нее дошло: это был тихий скрип. Так могли бы скрипнуть рассохшиеся доски под чьими-то шагами. А сразу следом послышалось нечто напоминающее смех или свистящий шепот.
        Она ахнула, похолодев от страха, и ухватилась свободной рукой за перила. Артем быстро обернулся к Дане, слишком сильно стиснув ее узкую ладонь, так что девушка зашипела от боли. На короткое мгновение луч фонаря осветил его испуганное, побелевшее лицо с выпученными глазами.
        - Там кто-то есть, - почти беззвучно выговорил он. - Мы здесь не одни.
        Марго
        Когда они добрались до парка и подошли к Тихому дому, оранжевый шар солнца уже укатился за горизонт. С каждой минутой становилось все холоднее, и тонкие руки Марго покрылись гусиной кожей. Почему ей не пришло в голову одеться теплее? К тому же скоро начнется гроза, дождь пойдет, а ни у кого из них нет зонтика.
        Но ругать себя за то, что согласилась сюда пойти, ей и в голову бы не пришло. Разве у нее был выбор, если Адель позвал?
        - Как мы попадем внутрь? - нервно спросил Костя. - Тут же заперто.
        Марго показалось, он надеется, что они не найдут способа проникнуть в дом и уйдут. По правде говоря, она и сама на это рассчитывала. Ей вовсе не нравилось бродить по мрачным развалинам. Из них троих что-то захватывающее видел в этом только Адель - и этого было достаточно, чтобы они с Костей потащились вслед за ним.
        - Попадем, не волнуйся, - отозвался Адель. - Идите за мной.
        Они, ясное дело, покорно пошли. Адель уверенной походкой подвел их к черному чугунному забору, который ощетинился острыми пиками. Тот, кто стал бы перелезать через него, рисковал напороться на них и серьезно пораниться.
        - Мы что, полезем? - Костя пытался сохранять хладнокровие, но Марго видела, что это дается ему все труднее. Тихий дом, похоже, действовал на него не лучшим образом.
        - Не бзди! - грубовато бросил Адель. - Есть одно место. - Он направился к беседке, которая примыкала к забору. Марго и Костя тоже подошли ближе. - Видите? Можно перелезть. Узковато, но среди нас толстых нет.
        В том месте, на которое он указывал, расстояние между секциями забора и в самом деле было чуть больше, чем везде. Достаточно, чтобы они все сумели пробраться.
        Больше не произнеся ни слова, Адель взялся за чугунные прутья и через секунду уже был во дворе усадьбы. Костя, двигаясь гораздо более неуклюже, последовал примеру друга. Следом за парнями перебралась и Марго.
        Некоторое время они просто стояли, не двигаясь, и ноги их утопали в густой траве.
        - Пока совсем не стемнело, надо залезть внутрь, - нарушил молчание Адель.
        - Вход с другой стороны, - заметила Марго, - там, где фасад.
        - Он заперт, а на окнах решетки. - Костя засунул руки в карманы. Единственный из них, он не смотрел на дом, как будто боялся встретиться с ним взглядом.
        - Вход, фасад… - фыркнул Адель. - Может, вам еще ковровую дорожку расстелить и оркестр подогнать?
        Он решительно зашагал к дому и вскоре дошел до угла. Там он остановился и обернулся:
        - Чего застыли?
        Когда Костя и Марго тоже завернули за угол, то застали его стоящим на четвереньках возле маленького подвального окошка, почти вросшего в землю. Окно зияло чернотой: стекло было разбито.
        - Я однажды уже был тут, приметил его, - пояснил Адель, не глядя на подошедших спутников. - Только внутрь не полез.
        «Почему, интересно?» - вертелось на языке у Марго, но вслух она ничего не произнесла. Адель оглянулся и посмотрел на них через плечо. Сперва на Костю, потом на нее.
        - Надо спускаться, - почему-то шепотом, словно боясь, что его услышат, сказал он. - Я первый, потом Марго. Костарь, ты последний.
        Никто не двинулся с места.
        - Вы чего? Сторожа нет.
        - Может, как-нибудь в другой раз? - словно прочтя мысли Марго, сдавленным голосом проговорил Костя.
        Адель выпрямился и встал с ними рядом.
        - Костарь, что за дела? Ты спросил, почему именно сегодня… Да потому что я по радио слышал: Тихий дом на днях снесут! Суд был или что-то вроде того, и там решили!
        - Снесут и снесут, - упрямо мотнул головой Костя. - Давно пора. Мы-то при чем? В другое место сходим, мало заброшек, что ли?
        Адель едва не задохнулся от негодования.
        - В другое, значит? Да таких домов, как этот… - Он не мог подобрать слов, интонации утратили привычную уверенность и безапелляционность. - Я же объяснял, хочу снять…
        - Снимешь что-то другое, - не отступал Костя. - Не нужно туда ходить.
        Марго склонила голову набок и внимательно поглядела на него. Он стоял, сжав кулаки и стиснув челюсти. Обычно мягкие черты сделались резче, подбородок выдвинулся вперед, брови сошлись на переносице.
        Впервые Марго видела, чтобы Костя возражал Аделю. До сих пор его мнение никогда не оспаривалось, хотя Костя был начитаннее, учился лучше всех в параллели. Мама говорила Марго, что с ним-то ей и следовало бы встречаться, будь у нее голова на плечах.
        - Мальчик умный, семья богатая, перспективы - ого-го! Поступит, образование получит, отец его пристроит куда надо. Будет деньги зашибать. С таким мужем горя бы не знала. А этот твой, кривляка, с крашеным чубом? Толку-то от его красоты! Только бабы вешаются пачками. - Она вздыхала и с жалостью глядела на дочь. - Но нам зачем хорошие-то, так ведь? Нам козлов подавай!
        Воспоминания о бесконечных наставлениях матери промелькнули в памяти за доли секунды, но впервые Марго подумала, что в них есть зерно истины. Поведение Аделя показалось ей ребяческим, и сейчас она всецело была на стороне Кости.
        Парни стояли друг против друга, ни один не желал уступать.
        - Сами за мной увязались, - наконец выплюнул Адель, - а теперь что? В штаны наложил, Костарь? Так дергай домой, к мамочке под бочок!
        Из Кости будто выпустили воздух, и он сник, отошел в тень, снова становясь прежним.
        - Я просто… Подумал, что…
        - Как хотите. - Адель, видно, понял, что победа осталась за ним, обрел прежнюю самоуверенность и, не теряя больше времени, полез в окошко.
        Минута - и они услышали, как он спрыгнул на пол подвала.
        - Мы не можем бросить его одного, - проговорила Марго. Костя, поколебавшись, кивнул.
        - Я пошла.
        - Давай. Я помогу.
        Спускаясь в темный подвал, чувствуя тепло Костиной руки, когда он бережно поддерживал ее, Марго подумала, что уже не хочет, чтобы Костя ушел и оставил их с Аделем наедине, как это было всего полчаса назад. В присутствии Кости было спокойнее.
        То, что их пара в последние две недели превратилась в трио, угнетало Марго, хотя она и не подавала виду. В отношении Аделя произошла ощутимая перемена: он отдалился, замкнулся, стал пренебрежительнее обращаться с ней, и Марго с тоской сознавала, что он, видимо, вовсе не так привязан к ней, как она к нему.
        Теперь, когда они втроем оказались в подвале, Адель вытащил из сумки фонарь и включил его. Широкий луч осветил голые серые стены. Внутри было почти пусто: вопреки ожиданиям, подвал был не так сильно захламлен, как двор. Если бы не дождь и снег, что попадали внутрь через разбитое окно, здесь было бы совсем сухо.
        - Давайте выберемся наверх. - Костя старался говорить невозмутимо, но голос его слегка подрагивал, выдавая волнение.
        - Нет, сначала осмотрим подвал, - возразил Адель. - Тут настоящий подземный лабиринт!
        Он достал видеокамеру, приготовившись снимать. Стоя возле подвального окошка, Марго и Костя смотрели, как Адель пересекает помещение и подходит к распахнутой двери. А спустя мгновение услышали разочарованный голос:
        - Закрыто, блин!
        Они, не сговариваясь, пошли следом и оказались в коротком тупичке с тремя дверями. Две из них, обитые железом, ведущие, очевидно, в подземный лабиринт комнат, куда так хотел попасть Адель, были заперты. Третья выходила на лестницу. Адель устремился туда, прыгая через две ступеньки.
        - Если и она тоже закрыта, - на ходу говорил он, - это будет трындец. О, повезло!
        Подавив вздох, Марго поплелась наверх, Костя не отставал, и вскоре они добрались до приоткрытой двери, подле которой их ждал Адель.
        - Жалко, конечно, что подвал не осмотрим… - начал он, но Костя его перебил:
        - Ничего не жалко! Нечего туда соваться.
        Адель уже собирался толкнуть дверь и выйти в коридор, когда прозвучали эти слова. Он опустил руку и повернулся к другу. Марго решила, что он снова полезет в бутылку, скажет, что нечего было увязываться за ним, если духу не хватает. Костя, похоже, подумал приблизительно о том же, потому что отпрянул. Однако Адель повел себя иначе.
        - Костарь, ты сам хотел пойти, посмотреть. Что случилось? Ты знаешь что-то, чего не знаю я?
        Сбитый с толку кротостью его тона, Костя смешался, прислонился к стене, словно ища опоры.
        - Хотел, - обреченно пробормотал он. - Любопытно же. Но все равно, с самого начала было не по себе. А как сюда пришли, так и вообще… Это место… У меня от него мороз по коже.
        Договаривая, Костя перешел на шепот.
        - Брось, брат! - Адель успокаивающе похлопал его по плечу. - Это всего лишь старый дом. Здесь нет ничего!
        - Есть, - сама от себя не ожидая, подала голос Марго. - Кажется, что тут есть еще кто-то, кроме нас! Как будто этот «кто-то» смотрит мне в спину. Мне здесь тоже не нравится.
        - Да вы что? - Адель растерялся от того, что лучший друг и девушка оказались солидарны, даже вроде бы объединились против него. - Лично я ничего не такого не чувствую!
        - Ты ведь знаешь, что было раньше в Тихом доме!
        - И что? Все знают: художник какой-то жил. После была больница, - пожал плечами Адель.
        - А то! Ты сам говорил, что сюда никто из ваших раньше не совался. Почему, интересно? Да потому, что дом проклят!
        Марго попятилась и закрыла рот руками. Адель недовольно посмотрел на нее и вновь перевел взгляд на Костю.
        - Обычная городская легенда.
        - Я ничего об этом не знаю! Я же не в Казани родилась! - пискнула Марго. Они с матерью перебрались сюда из Зеленодольска в прошлом году. - Что за легенда?
        - Ничего! - отрубил Адель.
        - Костя! - уже тверже проговорила девушка. - Расскажи мне!
        После секундного колебания Костя ответил, глядя куда-то вбок:
        - Говорят, что Валахов, этот художник, был сумасшедший. Он писал только портреты, причем в основном женщин. Сначала все было хорошо, портреты получались удачными. Дамам нравилось, что на картинах Валахова они выглядят настоящими красавицами: он изображал их в самых удачных позах и ракурсах. Валахов стал модным художником, женщины наперебой заказывали ему свои портреты и вешали его работы в своих гостиных. Но потом начался настоящий кошмар. Спустя какое-то время написанные на портретах лица по непонятной причине начали меняться: они становились страшными, кривыми, искаженными, так что женщин невозможно было узнать. Перепуганные заказчики были в шоке, они уничтожали портреты, но было поздно. Все, кого изобразил Валахов, вскоре погибли! Даже его собственная жена. Ему перестали заказывать портреты, люди вообще боялись общаться с ним. Он сделался затворником, прислуга и та разбежалась. Валахов долго жил взаперти, совсем один, а потом умер и его даже нашли не сразу. Только с его смертью ничего не кончилось, стало еще хуже. Здесь была детская больница, и дети постоянно умирали!
        - Костарь, в больницах такое случается! - Адель попытался произнести эту фразу язвительно, но вышло умоляюще.
        «Интересно, сам-то он слышал историю про художника?» - подумала Марго.
        - В этой больнице случалось немного чаще! - отрезал Костя. - Дети не просто умирали. Они жаловались, что по ночам здесь бродит призрак. Заходит в палаты, наклоняется над койками и пристально смотрит на спящих. Проснуться и увидеть его бледное лицо с горящими глазами - то еще потрясение, но гораздо страшнее, что по утрам возле некоторых кроватей находили рисунки. Карандашные наброски. Лица, изображенные на них, были искривленные, жуткие, как будто в агонии. Тех детей, которых изобразил призрак, в ближайшие дни находили мертвыми. Морг в подвале всегда был переполнен. - Он помолчал. - Есть и еще одна вещь, связанная с Тихим домом.
        - Еще одна? - слабым голосом повторила Марго.
        - После революции, до того, как здание отдали детской больнице, здесь были застенки НКВД. В этих самых подвалах, - Костя повел рукой, указывая вниз, - мучили и расстреливали людей. Я где-то читал, что в стенах до сих пор остались кольца, которыми заключенных приковывали…
        - Все, перестань. Хватит уже ее пугать! - перебил Адель. - Марго! - Он приблизился к девушке и обнял за плечи. - Это просто сказки. Выдумки, слышишь? Это всего лишь дом, пусть даже с невеселой историей. Люди, которые тут жили или работали, давно умерли. - Адель улыбнулся и чмокнул Марго в щеку, и ей показалось, что в этот миг он опять стал влюбленным и трепетным, как прежде. - Ну же, детка! Мы просто пойдем и посмотрим. Прогуляемся, полюбуемся на всю эту рухлядь. Я немножко поснимаю, и мы спокойно вернемся домой. А завтра сходим с тобой в кино, хорошо?
        Костя понял, что проиграл, и не стал дожидаться ответа Марго. Он протиснулся мимо них к двери и вышел в коридор. Сзади раздался звук поцелуя, и он прикусил губу.
        - Похоже, это было крыло для прислуги, - услышала Марго. Они с Аделем, взявшись за руки, тоже выбрались наружу, оставив подвал позади.
        Темный коридор перед ними заканчивался большим просторным помещением. Марго подумала, что это холл с парадным входом. Над головами у них нависла лестница с узкими железными ступенями. А вообще потолки в доме были высоченные, так что второй этаж находился, наверное, на уровне третьего, если сравнивать с типовой девятиэтажкой.
        - Куда пойдем - вперед по коридору или поднимемся на второй этаж? - шепотом спросил Костя.
        - Давайте наверх, - предложил Адель. - Осмотрим там все, а потом спустимся обратно, походим тут.
        Никто не возражал, и они стали подниматься. До верха добрались без приключений. Адель держал в руке камеру, снимая все подряд. Марго была под впечатлением от поцелуя, так что даже зловещая легенда, рассказанная Костей, казалась уже не столь пугающей. В конце концов, это ведь только вымысел, городская сказка, как и говорил Адель.
        Выйдя из закутка, что был перед лестницей, ребята очутились в широком коридоре. Слева от них была высокая, от пола до потолка, балконная дверь, запертая и занавешенная пыльной шторой. Адель отодвинул ее и выглянул наружу.
        Уже совсем стемнело. Балкон, размером не меньше, чем комната в обычной городской квартире, был заставлен разномастной мебелью. Слышался шорох дождя - ливень все-таки начался.
        Адель вернул штору на место, и они двинулись по коридору, в который выходили пять дверей - две с одной стороны, три с другой. Далеко впереди коридор сворачивал за угол. Там, наверное, тоже были комнаты. Марго подумала, что для того, чтобы все тут осмотреть, понадобится несколько часов.
        За первой дверью, которую они открыли, раньше, видимо, находилась палата. Железные кровати, некогда расставленные вдоль стен, были сдвинуты в угол, беспорядочно свалены друг на друга. Пахло застарелой пылью, отсыревшей штукатуркой, еще чем-то прогорклым, и Марго почудилось, что сквозь эту вонь пробивается запах медикаментов. На окнах были решетки, отчего комната напоминала тюремную камеру.
        - Зачем тут-то решетки? - Адель, видно, думал о том же, о чем и она. - Чтобы пациенты не сбегали? Ладно, первый этаж - от воров, а тут?
        - Наверное, для безопасности. Чтобы ребенок не вывалился, если к окну полезет, - предположил Костя.
        Он стоял в дверях и держал фонарь, старательно освещая все вокруг. Адель ходил по комнате, снимая увиденное. В какой-то момент он неловко наткнулся на табурет, который почему-то торчал посреди комнаты, едва не выронил камеру и выругался сквозь зубы.
        Ребята снова оказались в коридоре, открыли следующую дверь. Та поддалась с тихим скрипом. В этой комнате, размером еще больше, чем предыдущая, было все то же самое: панцирные сетки, металлические кровати, пыль на полу, узкие грязные подоконники, голые окна.
        На стене сбоку обнаружился выключатель, и Марго машинально протянула руку, чтобы зажечь свет. Раздался негромкий щелчок, но свисающая со шнура лампочка, разумеется, не вспыхнула, озаряя все кругом.
        Костя и Адель подскочили от резкого звука, обернулись к ней.
        - Здесь нет электричества! - сказал Адель.
        - Знаю, - виновато ответила Марго. - Как-то само собой вышло, случайно.
        Волнение постепенно стихло, и она уже твердо знала, что ничего необычного в этом доме нет. Рухлядь, пыль, грязь, потеки на стенах. Никто за ними не следит. Самые страшные из обитающих здесь существ - это мыши. Марго покосилась на Костю, решив, что для мужчины он не в меру впечатлителен. Нагородил страшилок и сам же испугался.
        Друзья выбрались из комнаты, приготовившись открыть следующую дверь, как вдруг услышали шорох и стук. Адель, который шел впереди, замер, Костя и Марго, резко остановившись, чуть не уткнулись носами в его спину.
        - Что… - заговорила Марго, но Адель стремительно повернулся к ней, прижав палец к губам.
        Костя погасил фонарь. На них сразу навалилась тьма: они теперь не видели друг друга. Все трое застыли, прислушиваясь к тому, что происходило внизу. Звуки, что доносились со стороны вестибюля, были тихими, но слышались отчетливо благодаря отличной акустике.
        Открылась дверь - видимо, входная. Затем раздались осторожные шаги, неясные шорохи, приглушенные голоса. Марго, чувствуя, что леденеет от ужаса, нашла руку Аделя и вцепилась в нее, как в спасательный круг. Рука была холодная и чуть влажная. «Он тоже боится!»
        Глаза понемногу привыкали к темноте, и Марго с трудом, но все же различала силуэты Кости и Аделя. Шаги приближались - неизвестный или неизвестные поднимались по лестнице.
        «По ночам здесь бродит призрак. Заходит в палаты, наклоняется над койками и пристально смотрит…» - всплыло в памяти, и Марго, не сдержавшись, охнула, зажмурилась. Адель обнял ее, пытаясь успокоить, но она тряслась, как в лихорадке.
        Все трое скучились возле стены, инстинктивно прижавшись друг к другу, не зная, что предпринять. Лучше всего, наверное, было бы вернуться обратно на лестницу, спуститься по ней и сбежать, выбравшись через подвальное окно, но они боялись пошевелиться, чтобы не быть обнаруженными.
        Вдруг Костя дернул Аделя за руку.
        - Смотри! - прошептал он ему на ухо. Марго, услышав, тоже подняла голову, открыла глаза, завертела головой.
        По стене скользил луч. Тот, кто поднимался по лестнице, освещал себе путь при помощи фонаря - совсем как они несколько минут назад.
        «Это не призраки! Привидениям не нужны фонари. Значит, там люди! Живые люди, как мы!»
        У Марго вырвался истерический смешок, и Адель шикнул на нее:
        - Тише ты!
        - Сторож? - чуть слышно предположил Костя.
        Адель отрицательно помотал головой. Скорее всего, такие же искатели приключений. Только с ключом от парадной двери.
        - Валим? - прошептал Костя, но Адель не успел ему ответить.
        - Кто здесь? - прогрохотало в тишине.
        Шаги теперь слышались более отчетливо: человек, похоже, стоял на одной из верхних ступенек, освещая пространство перед собой.
        - Я знаю, что вы на втором этаже! Предупреждаю: у нас оружие!
        Марго внезапно успокоилась, перестала дрожать. Слова были грозные, но в мужском голосе, который произносил их, несмотря на попытку продемонстрировать властность и решительность, явственно слышалось совсем другое. Растерянность и страх.
        Похоже, неизвестный боялся их не меньше, чем они его.
        Артем
        На другом конце коридора у стены жались друг к другу трое подростков - два парня и девушка. Совсем еще молоденькие, не старше семнадцати.
        Артем злился и на себя, и на этих желторотиков, что так сильно испугался, услышав на втором этаже шорохи и шепот, да вдобавок не сумел скрыть своего смятения. Дана, ясное дело, заметила, что он был напуган до смерти и готов бежать из Тихого дома, сломя голову.
        - Вы кто такие? Что тут делаете? - громко спросил Артем.
        - Фонарь убери! Слепит! - задиристо выкрикнул один из подростков, видимо, тоже не желая терять лица перед своей девушкой.
        Артем, помедлив, послушался, опустил руку и направил луч вниз. Второй парнишка включил свой фонарь. Теперь два луча скрещивались, пересекались, освещая коридор, и пространство вокруг перестало казаться угрожающим - всего лишь ветхий дом, ничего более.
        Дана стояла чуть позади Артема, по-прежнему держа его за руку, но, увидев, что никакой опасности нет, убрала ладонь.
        - Я, кажется, задал вопрос!
        - Мы у вас то же самое хотим спросить! - проговорил первый парень.
        Внешность у него была прямо-таки голливудская: правильные черты лица, спортивная фигура, широкие плечи. Девчонки по таким сохнут, а они знают и пользуются. Артем ощутил зарождающуюся антипатию.
        Однако логика в дерзком высказывании красавчика определенно была.
        - Адель! - предостерегающе проговорил его приятель. Он был такого же роста, даже повыше, но более тонкокостный, худощавый, интеллигентного вида. - Нам не нужны неприятности. Мы сейчас уйдем. Просто зашли посмотреть.
        Дана вышла из-за спины Артема и сделала несколько шагов навстречу ребятам.
        - Как вы сюда попали? - Голос ее звучал совершенно спокойно, в нем слышался доброжелательный интерес. Напряжение заметно спало. - Дверь ведь заперта. У нас-то ключ, а вы как пробрались?
        - В заборе есть щель, запросто можно пролезть. А в подвале окошко разбито, - не слишком охотно, но уже без агрессии ответил первый парень. Волосы у него были светлые и, кажется, крашеные.
        Дана кивнула. Самая маленькая, худенькая и хрупкая среди них, она, как это часто бывало, быстро заняла позицию лидера, вокруг которого группируются все остальные. Артем пошел вслед за ней, подростки тоже приблизились к Дане, словно она была центром притяжения, и теперь все пятеро стояли тесным кружком, приглядываясь друг к другу.
        - Я Марго, - застенчиво проговорила девушка и улыбнулась, отчего на щеках появились ямочки. Она была высокая, большеглазая, с необычной стрижкой. Хорошенькая, подумал Артем, даже красивая.
        Он невольно провел параллель между этой троицей и собой, Вадимом и Даной в далеком школьном прошлом. Интересно, парни тоже друзья-соперники? Добиваются расположения прекрасной дамы, королевы Марго, стараясь при этом сохранить дружбу?
        - Меня зовут Дана Казинская. А это, - она показала рукой на Артема, не глядя в его сторону, - мой будущий муж Артем. Мы… - Дана слегка запнулась, - искусствоведы. Изучаем усадьбу художника, что тут жил, Валахова. Я пишу диссертацию о его творчестве.
        - Слушайте, а я вас знаю! - воскликнул белобрысый. - В Интернете видел. Вы митинги проводили и еще что-то, чтобы Тихий дом не снесли! - Говоря это, он протянул руку Артему. - Адель.
        - Насчет митингов ты преувеличил, но в целом прав. Это я.
        - Здравствуйте, - светским тоном произнес второй парень. - Константин.
        Они с Артемом тоже пожали друг другу руки.
        - Вы нам так и не сказали, зачем сюда пришли, - заметила Дана.
        - Мы по заброшкам ходим. Хобби такое. Вернее, я хожу, - снисходительно пояснил Адель, - а они со мной.
        Похоже, Косте не слишком понравились его последние слова, то, что его просто «пристегнули» к другому человеку. Он нахмурился, но возражать не стал. Артем решил, что в этой небольшой компании рулит Адель.
        - Вам же не удалось, так? Тихий дом снесут.
        - А это зачем? - спросила Дана, указывая на выключенную камеру, которую парень так и держал в руке.
        - У меня канал на YouTube. Я видео с объектов выкладываю, - с плохо скрываемой гордостью произнес Адель.
        Смешной мальчишка. Молчаливый и сдержанный Константин был Артему более симпатичен.
        - Что ж, раз мы теперь все друг про друга знаем, давайте каждый займется тем, зачем пришел. - Артем приобнял Дану, собираясь увести. - Вы снимайте, а мы…
        - А вы нам так и не сказали, что конкретно здесь делаете, - вдруг проговорил Костя. - «Изучаем» - это очень расплывчато. И почему вы пришли сюда ночью? Не хотели, чтобы вас видели?
        Артем опешил, не зная, что ответить. Марго переступила с ноги на ногу, похоже, смущенная бесцеремонностью товарища.
        - Костарь, не нуди! - Адель взял друга за руку повыше локтя.
        - Нет, почему же! - вступила в разговор Дана. - Костя очень умен и проницателен. Мы действительно вам этого не сказали. И мы в самом деле находимся тут не вполне легально.
        По ее голосу Артем понял: она что-то замышляет. И не ошибся. Дана, между тем, продолжила.
        - Мы пришли в Тихий дом, потому что хотим найти одну вещь. В материальном смысле она особой ценности не представляет, но в научном… - Она взмахнула рукой, словно не находя слов. - Найти ее нужно именно сегодня, сейчас. Потом будет поздно, дом снесут. Мне не удалось убедить комиссию, что наследие Николая Валахова нужно изучать, а его дом - охранять. В общем… Уже завтра может набежать куча народу, и тогда все будет потеряно.
        - Что это за вещь? - спросил Костя.
        Дана поколебалась, но, как понял Артем, только для виду. Он сообразил, что она собирается подключить ребят к своим поискам. Впятером будет быстрее.
        - Картина. Портрет. Если удастся отыскать, это будет научная сенсация. Мы войдем в историю!
        - Сенсация, - зачарованно проговорил Адель.
        «Как раз то, чего ты добиваешься, малыш? - мысленно усмехнулся Артем. - Чтобы все тебя узнавали, а твой никому не нужный канал получил миллионы подписчиков».
        Дана улыбнулась и прикоснулась пальцами ко лбу.
        - Но сначала нужно найти картину.
        - Вы уверены, что она тут? - поинтересовалась доселе молчавшая Марго.
        - Больше ей быть негде. Она была написана, это точно. Но до сих пор нигде не «вынырнула».
        - Кто на ней изображен? - спросил Костя, как обычно, ухватив самую суть.
        - Это автопортрет, - ответила Дана. - На картине - сам Валахов.
        - Если мы поможем найти ее, вы обещаете…
        - Разумеется, - перебила Аделя Дана. - Мы теперь команда. Кто бы из нас ни нашел портрет, все узнают о вашей роли, о том, что мы работали вместе.
        Адель не мог скрыть возбуждения, он был двумя руками «за». Да и остальные двое не возражали.
        Дана объяснила, где примерно стоит искать: обращать внимание нужно на то, что находилось в здании при жизни художника. Камины и печи, лепнина, подоконники. Лазать по больничным шкафам и тумбочкам смысла нет.
        - Как только что-то покажется подозрительным, сами не суйтесь, зовите нас, - строго сказал Артем, чтобы обозначить и свою роль в происходящем.
        - Да-да, - подтвердила Дана. - Зовите сразу.
        Решили, что ребята осмотрят первый этаж, а Артем с Даной останутся на втором. Договорившись обо всем, они не стали тратить времени понапрасну и зашли в одну из комнат.
        - Я не ожидал, что ты им скажешь, - признался Артем, когда они остались одни.
        - Пришлось, - пожала плечами Дана. - Чем путаться под ногами, пусть попробуют помочь. Мало ли. Говорят, новичкам везет.
        Произнося это, она тщательно осматривала комнату. Судя по всему, в прежние времена тут была палата, как и в двух предыдущих помещениях, где уже успели побывать подростки.
        - Там картины нет, - уверенно сказал Адель, но Артем думал, что Дана предпочтет перепроверить. Ведь в тот момент ребята еще не представляли, к чему надо приглядеться.
        Артем больше не чувствовал беспокойства. Найдут они картину или нет, ему было, в сущности, все равно, хотя он ни за что не признался бы в этом Дане. Тихий дом больше не вызывал у него трепета и боязни: теперь здесь было довольно шумно, из-за приоткрытой двери доносились юношеские голоса и взрывы смеха. Никто больше не говорил вполголоса, страшась разбудить нечто зловещее, неведомое. Теперь все были заняты поиском сокровищ: это увлекательно, а вовсе не пугающе.
        Спустя какое-то время снова стало тихо: видимо, ребята уже спустились по лестнице.
        - Даночка, как ты считаешь, может быть…
        Договорить Артем не успел. Наступившую тишину разорвал истошный вопль, и слова застряли в глотке. Дана смотрела на него расширившимися от ужаса глазами.
        Кричала женщина. Наверное, Марго: больше некому. Артем выскочил за дверь и помчался по коридору со всей возможной для его комплекции скоростью. Дана не отставала. Они неслись к лестнице, не глядя под ноги, в любую минуту рискуя наткнуться на что-нибудь и упасть. Луч фонаря бешено скакал по стенам.
        Марго больше не кричала, зато снизу, из холла, слышались громкие взволнованные голоса.
        Добравшись до лестницы, Артем взялся за перила и, нагнувшись, спросил:
        - Что у вас там случилось? Все живы?
        - Почему Марго кричала? - Дана начала спускаться, опередив Артема.
        - Все хорошо, - смущенно ответила девушка. - Не ожидала, вот и испугалась.
        Шаги Даны эхом разносились по всему дому: она почти бежала вниз. Наверное, решила, что Марго что-то нашла, подумалось Артему. Он последовал за ней.
        - У нас гость! - послышался насмешливый голос Аделя.
        Артем, не останавливаясь, посветил вниз, туда, где стояли ребята. Парень не соврал: рядом с ними был еще один человек. Секунду спустя к компании присоединилась Дана. Артем, почти так же быстро, как она, преодолел последние ступеньки и очутился рядом с нею.
        Вновь прибывшей оказалась женщина в клетчатой рубашке и брюках. В руках она держала мокрый зонт. Пожилая, лет семидесяти, с коротким седым ежиком волос и тонкими, сжатыми в нитку губами. Самой запоминающейся деталью ее внешности была примостившаяся на щеке овальная родинка. На ногах у старухи почему-то были домашние тапочки.
        - Для Тихого дома здесь стало чересчур многолюдно и громко, вам не кажется? - заметил Артем.
        - Я как раз говорила молодым людям, что вам всем нужно немедленно покинуть это здание, - глядя на него в упор, грозно сказала старуха.
        - Почему ты кричала? - спросил у Марго Артем, подчеркнуто игнорируя старухины слова. Кто она такая, чтобы им указывать?
        - Мы шли вон туда, - девушка указала на двустворчатую дверь в дальнем конце холла. - Адель с Костей уже внутри были, а мне послышался шум сзади, возле выхода. Я обернулась, а там она. Стоит, как… - Марго задохнулась, видно, вспоминая пережитое потрясение. - Я подумала, это призрак!
        Адель расхохотался, а Костя успокаивающе взял Марго за руку. «Все вы, бабы, дуры, - с неожиданной злостью подумал Артем. - Видно же, кто стоящий парень, а кто так, пустая картинка. Но она как пить дать выбрала этого блондинистого позера!»
        - Каким образом вы вошли? - сухо спросил он, обращаясь к старухе. - Кто вы такая?
        - Сторожиха? - добавил Адель.
        - Нет. Я живу неподалеку. Поглядела в окно, поняла, что тут есть кто-то, - ответила женщина таким тоном, будто это все объясняло. На самом деле стало понятно лишь, почему она в тапочках: так спешила, что забыла переобуться.
        - Интересно, как это вы поняли? - ехидно спросил Адель.
        Старуха смерила его презрительным взглядом.
        - Фонари ваши, - сказала она. - Свет видно.
        - Ладно, бог с ними, с фонарями. Объясните, как вы попали… - начал Артем.
        - Открыто было. И калитка, и дверь.
        Дана и Артем переглянулись: «Вот растяпы! Не заперли!»
        - Ясно, - вздохнул он.
        - Все? Больше вопросов нет? Теперь уходите отсюда! - опять сказала старуха.
        Адель отвернулся от нее, всем своим видом давая понять, что большей глупости в жизни не слышал. Остальные смотрели на странную женщину, ожидая, что еще она скажет. Но та молчала, решив, очевидно, что все необходимое уже произнесено, теперь они должны сделать, что им велено.
        Пауза затянулась. Наконец, Дана решила взять ситуацию в свои руки.
        - Извините, как вас зовут? - осторожно и ласково, словно беседуя с опасной сумасшедшей, спросила она.
        - Тамара Сергеевна.
        - Уважаемая Тамара Сергеевна, понимаете, мы здесь по делу.
        - Не может у вас тут быть никаких дел, - отрезала старуха. - Хотя я предполагала, что это именно вы сюда явились! Вы - Казинская!
        Дана растерянно умолкла. Происходящее нравилось Артему все меньше.
        - Видела, как вы шныряли возле этого дома. По телевизору вас показывали. Знаю, чего вы добивались, и очень рада, что ничего не вышло!
        - Я не «шныряю», как вы выразились. Это моя работа, - с обидой сказала Дана, но сконфузить Тамару Сергеевну оказалось непросто.
        - Вы хотите спасти дом, а спасать его не нужно. Это чудовище, которое давно следовало умертвить!
        От этих слов всем сделалось не по себе. Даже Адель перестал усмехаться и строить из себя мачо.
        - Может, объясните, в чем дело? - спросил Артем.
        - Если скажу, вы уйдете?
        Никто не ответил, но Артем, если говорить честно, готов был уйти прямо сейчас, не дожидаясь ее рассказа. Обведя взглядом их маленький коллектив, он увидел, что как минимум двое - Марго и Костя - думают точно так же.
        Тамара Сергеевна тем временем подошла к дивану, что стоял под лестницей. Вернее, не диван, а то, что от него осталось: темный от грязи, весь в пятнах, продавленный остов, лишенный спинки и ножек. Никто не садился на него уже лет сто, но старуха уселась, невзирая на пыль и грязь, не выказывая брезгливости.
        - Ноги больные, - пояснила она, - тяжело.
        Остальные развернулись к ней, продолжая стоять, где стояли. Никто не последовал ее примеру. Костя и Артем держали фонари у бедер, чтобы они освещали пространство, но не били людям в глаза. Адель, кажется, незаметно включил камеру. Артем решил ничего не говорить по этому поводу. Хочет - пусть записывает.
        - Я с этим домом с детства связана, - задумчиво произнесла Тамара Сергеевна и подняла лицо к потолку, словно вспоминая, как здесь было раньше. - Дед с бабушкой служили у Валахова.
        - Что? Как? - Дана подалась вперед. Артем понял, насколько сильно она потрясена.
        Тамара Сергеевна кивнула.
        - Сама без малого сорок лет проработала тут, в больнице. И живу рядом всю жизнь, как будто дом не отпускает от себя. Страшное место.
        - Правда, что тут людей расстреливали? В подвале? - выпалила Марго.
        - Каких людей? - удивилась Тамара Сергеевна. - Нет, конечно. Тут до больницы бюро по инвентаризации было.
        Адель торжествующе улыбнулся. Марго недовольно поглядела на Костю - тот выглядел смущенным. Артем не понял, что все это значит, но ему стало жаль парня.
        - Про дом многое болтают, и в этом отчасти бабка моя виновата. Всякое люди говорят, правда и выдумки перемешались, одно от другого не отличишь, но расстрелов точно не было. Зато кое-что похуже - было.
        - Дети умирали? Из-за призрака? - снова встряла Марго. - Того художника, который свою жену убил?
        Старуха негромко хмыкнула и всплеснула руками.
        - Не было у него никакой жены, - сердито сказала Дана, недовольная тем, что Тамару Сергеевну все время перебивают. - Валахов всю жизнь оставался холостым.
        - Правда, - подтвердила старуха. - Ни одна женщина в здравом уме не стала бы выходить замуж за этого типа. Так до самой смерти и жил один, даже слуги под конец разбежались. Кроме моего деда да бабушки.
        - Это из-за его картин? - спросил Костя.
        - В каком-то смысле, - подтвердила Тамара Сергеевна. - Но картины, как бы сказать, побочный продукт. Валахов в юности съездил куда-то на Восток и увлекся оккультизмом. Кажется, пытался вызвать дьявола, мечтал заключить с ним сделку. Бабка говорила, он знал какие-то богопротивные заговоры, проводил обряды и писал дьявольские картины. Вроде бы с их помощью он отнимал жизни у тех, кто там изображен, похищал невинные души и отдавал Рогатому. Сатане.
        - Чушь какая-то! - сказал Артем.
        - Я тоже так думала, когда бабушка в сотый раз об этом рассказывала. Но кое-что оказалось правдой. Например, что Валахов перед смертью писал свой собственный портрет, а когда закончил, то прямо перед ним и повесился. И запретил слуге - моему деду - сообщать о его смерти до истечения трех дней.
        - Зачем?
        - Валахов был уверен, что если все сделать, как надо, то он воскреснет, сделавшись могущественным и бессмертным. Сатана должен был даровать ему это за многолетнюю верную службу.
        - Ваш дед что же - согласился? - с отвращением спросил Костя.
        Тамара Сергеевна вздохнула.
        - Хозяин пообещал ему деньги и все, что тот пожелает, взамен на помощь. Только вмешалась моя бабка. Она боялась находиться в одном доме с висящим на крюке трупом, проболталась и… В общем, тело сняли и увезли, а после захоронили. Деда забрали. Подробностей толком не знаю - бабушка каждый раз выдавала новые версии. Мать говорила мне, что она немного не в себе, нечего ее слушать. Но вообще-то в те годы многие исчезали: началась революция, следы людей часто терялись.
        Тамара Сергеевна замолчала. Больше никто не перебивал ее, не спрашивал ни о чем. На камере Аделя мигал огонек, и взгляд парня, направленный на старуху, был жадным и нетерпеливым.
        «Предвкушает, как смонтирует и выложит все это, - подумал Артем. - До чего же некоторые люди жаждут дешевой популярности!
        - Я окончила училище и устроилась сюда лаборанткой. Когда бабушка узнала, у нее случился припадок. Она уже была лежачая, ничего не понимала. Но как услышала об этом, вроде бы пришла в себя. Кричала, чтобы я не смела переступать порога проклятого дома. Мы ее еле успокоили, пришлось соврать, что я уволюсь. На другой день бабушка умерла. Я, конечно, никуда уходить не собиралась, продолжила работать. Говорю же, не воспринимала ее слова всерьез. Что взять с умалишенной? Но потом выяснилось, что не так уж она неправа.
        - Вы сталкивались с чем-то необычным? - спросил Костя. - Видели что-то?
        Марго шумно вздохнула и поглядела в сторону входной двери. Должно быть, ей не терпелось уйти прочь.
        - Плохое происходило по ночам, а у меня не было ночных дежурств. Но многие медсестры и врачи поговаривали… - Тамара Сергеевна склонила голову. - Мало кто работал тут долго, в основном люди увольнялись, не продержавшись и года. Моя подруга рассказывала, что по ночам тут слышатся шаги - тяжелые, как будто человек нарочно топает. А еще будто бы кто-то стучит в стены и стонет. Но главное даже не это: шаги могли померещиться, или же кто-то подшучивал. Была еще ординаторская на втором этаже, прямо перед лестницей… - Тамара Сергеевна поежилась и перевела дух. - Самая жуткая комната во всем доме. Бывший кабинет Валахова, где он малевал свои картины и в конце концов повесился. Прямо об этом никто не говорил, но врачи старались не заглядывать туда, особенно поодиночке, никогда не находились там во время ночных дежурств.
        - Почему? Вы знаете? - отрывисто спросила Дана.
        - Голубое свечение, - вполголоса произнесла старуха непонятную фразу. - Одна из стен по ночам иногда начинает мерцать тусклым голубым светом. Вроде кладбищенского блуждающего огонька. - Ее голос упал до шепота.
        - Вот оно что, - пробормотала Дана.
        - Свечение не может причинить вреда, - сказал Костя, желая успокоить старуху.
        - Это не просто мерцание! Один молоденький доктор рассказывал главврачу, когда увольнялся, а я случайно услышала. Самонадеянный был, не верил, остался там переночевать, хотя его предупреждали. Волосы… Господи боже мой, его волосы были седые! Поседели за одну-единственную ночь. Сияние, говорил он, пронизывает холодом до костей, парализует, подчиняет. Он не мог пошевелиться, не мог сказать ни слова и никогда раньше не испытывал такого страха. Еще этот взгляд! Ему чудилось, будто кто-то смотрит на него сквозь свечение. Про взгляд, кстати, не он один говорил. Не только в той комнате, но и по всему дому бывает: иногда кажется, будто кто-то смотрит на тебя, сверлит взглядом спину. - Тамара Сергеевна взглянула на Марго. - Ты про детей спросила… Да, здесь они умирали чаще, чем в других больницах. Я-то знаю. Всегда - ночью, и причина была одна и та же: остановка сердца. Ни с того ни с сего. Как будто они внезапно просыпались ночью, видели перед собой что-то страшное, дикое, и сердца разрывались от ужаса.
        Она умолкла, и воцарилась долгая пауза, которую никто не решался нарушить. Артем подумал, что больше Тамара Сергеевна ничего не скажет, однако женщина вновь заговорила:
        - Видела ли я что-то? Это вы хотели знать? Окно той комнаты видно из моей квартиры. Сколько говорю себе: не гляди туда! Не смей! Но все одно - взгляд тянется. Порой по ночам я до сих пор вижу там голубоватое ледяное сияние. До сих пор! Хотя дом много лет стоит пустой! Увижу, а после никак не могу заснуть, трясусь, как собачонка побитая. Кружу по квартире, окна зашториваю, лекарства глотаю… А если все же уснешь, такие кошмары мерещатся, что лучше бы и вовсе глаз не закрывать. Когда я думаю, что за нечисть зажигает этот мертвый огонь…
        Все молчали, потрясенные, не зная, что сказать, как реагировать. Артему, который всегда считал себя скептиком и рационалистом, сложно было поверить словам мистически настроенной старухи. Ему хотелось взбодрить остальных, произнести что-то веселое, чтобы они вместе могли посмеяться над нелепыми россказнями. Однако неподдельный ужас в голосе Тамары Сергеевны не позволял подшучивать над ней: как бы там ни было, она верила в то, что говорила.
        - Мы же с вами взрослые люди. Давайте мыслить здраво. Тут, конечно, многое из области фантастики… - рассудительно начал Артем, собираясь всех успокоить.
        - Но я думаю, мы услышали достаточно, - не дав ему договорить, твердо сказал Костя. Прежде никто не слышал, чтобы он говорил так решительно. - Нужно уходить отсюда. Как можно скорее.
        - Да-да, пойдемте, - поддержала его Марго. - Я хочу домой. Мне больше не хочется искать эту картину. Особенно если перед ней еще и художник повесился.
        - Лично я бы… - начал Адель, но никто так и не узнала, что он «лично», потому что Тамара Сергеевна вдруг поднялась с дивана и громко вопросила:
        - Где она?
        - Кто? - спросил Артем, но в тот же миг понял, о ком речь.
        Дана. Девушка все время стояла возле него, однако теперь ее рядом не было. Еще не вполне понимая, что происходит, Артем волчком завертелся на месте, оглядывая вестибюль. Костя и Адель, как по команде, тоже принялись озираться. Они светили во все стороны, лучи беспорядочно скользили и метались, вспарывая брюхо темноте.
        - Дана! - звал Артем. - Дана, ты где?
        - Куда она подевалась? - раз за разом, чуть не плача, спрашивала Марго.
        Никто не отвечал. Дана бесследно пропала.
        Дана
        Поначалу появление Тамары Сергеевны не вызвало у Даны ничего, кроме раздражения. Что за невезение, еще один лишний персонаж! К тому же назойливая пенсионерка принялась требовать, чтобы они ушли - с нее станется, может и полицию вызвать.
        Но потом, когда Дана узнала, кто эта старуха, как она связана с Тихим домом, мнение изменилось. Это был знак, рука судьбы, не иначе. Поиски должны вот-вот увенчаться успехом - сомневаться больше не приходилось.
        А уж когда старуха завела речь про свечение стены в ординаторской, Дана моментально догадалась, где искать картину. Ей не нужно блуждать по комнатам, заглядывая во все дыры - теперь важно лишь, чтобы никто не помешал, не влез в самый неподходящий момент.
        Девушка тихонько оглянулась по сторонам. Артем и другие разинув рты слушали Тамару Сергеевну. Но, хотя они и были сосредоточены на ее словах, пройти мимо них, подняться по парадной лестнице, оставшись при этом незамеченной, вряд ли получится. Кто-то да увидит. К тому же с самого края, ближе всех к ступенькам, стоял Костя, а Дана уже успела увериться, что паренек он глазастый и наблюдательный.
        Оставалась лестница для прислуги, которой воспользовались подростки. Дана медленно и аккуратно, стараясь двигаться беззвучно, сделала пару шагов вправо. Никто не обратил внимания на ее маневр, и она засеменила по коридору к лестнице, ежеминутно рискуя напороться на что-нибудь в темноте. К счастью, этого не случилось.
        Дребезжащий голос старухи разносился по всему дому, и, насколько Дана могла судить, пока ее отсутствия никто не заметил. Свернув за угол, девушка рискнула включить фонарик. Он был совсем маленький, не такой мощный, как тот, что остался у Артема, но она порадовалась, что догадалась взять его с собой на случай, если другой сломается.
        При свете двигаться было куда легче, и до лестницы Дана добралась в считаные секунды. Взлетела на второй этаж и пересекла коридор, где совсем недавно они все вместе стояли и решали, кто где будет искать таинственный портрет.
        «Идиоты, - презрительно подумала Дана, - и ведь купились на сказочку про гениальную картину! Проглотили, не подавились».
        Разве стала бы она с ума сходить, если бы дело было в автопортрете, который написал заштатный, не признанный ни современниками, ни потомками художник? Какую ценность могла иметь такая работа?
        Это ерунда, в которую не поверит ни один разумный человек.
        Бывший кабинет Валахова был перед ней. Голоса людей, оставшихся внизу, здесь слышались очень четко.
        - Да-да, пойдемте. Я хочу домой. Мне больше не хочется искать эту картину, - сказала милашка Марго.
        «Роскошная мысль! Идите по домам и оставьте, в конце концов, меня в покое!»
        Девушка взялась за ручку, и дверь отворилась без малейшего шума. У нее и мысли не возникло, что появятся какие-то проблемы: запертый замок или сбитый косяк, из-за которого дверь не откроешь. Нечто, чему она не решалась дать названия, вело ее в верном направлении, направляло в нужную сторону.
        Оказавшись внутри, Дана прикрыла за собой дверь и принялась осматриваться. Комната была просторная, но захламленная, как и все остальные помещения в Тихом доме. Кучи грязных тряпок, дырявые матрацы, сломанные стулья, горы отсыревших, почерневших от плесени документов и изъеденных мышами книг.
        Она оглянулась в поисках чего-нибудь подходящего из мебели - комода, например: надо бы подпереть дверь, чтобы никто не побеспокоил, не прервал. Но ничего подходящего не нашлось, и Дана решила не сосредотачиваться на этом. Главное - найти портрет. Она была уверена, что знает, где искать.
        Не нужно шарить по щелям, заглядывать в камины и простукивать стены в поисках пустот. Почему она решила, что холст будет свернут и спрятан в тайнике? Все совершенно по-другому, это же так очевидно!
        По архивным фотографиям Дана представляла, как выглядел кабинет при жизни Валахова, где находилось окно, где письменный стол и книжные шкафы, а где стоял обитый коричневой кожей диван. Та стена, что светилась глухими ночами, выдавая местоположение портрета, скорее всего, была справа от входа, и Дана решительно подошла к ней, тронула пальцами поверхность.
        Выцветшие обои отслоились, в некоторых местах висели неряшливыми лохмотьями, обнажая куски серой штукатурки, и девушка, не медля больше, схватилась за лоскут и рванула вниз.
        Сухой треск, с которым бумажная полоса отошла от стены, оказался неожиданно громким. В нос ударил неприятный запах, и в горле запершило от пыли. Дана отвернулась на мгновение, но тут же вскинула руку и посветила на стену. Вместе с обоями отвалилась и штукатурка, а под ней…
        - Не может быть! Неужели?
        На стене виднелось изображение. Дана пока не могла понять, какую именно картину видит, но сомнений не осталось: она смотрела на фрагмент написанного красками рисунка.
        Девушка убрала на подоконник фонарь, сняла с плеч, положила туда же рюкзак и принялась за дело. Рвала и швыряла на пол обрывки обоев, освобождая то, что скрывалось под ними. Куски штукатурки летели ей под ноги, пыль стояла столбом, забивалась в нос, заставляя морщиться и чихать. Невысокий рост не позволял отодрать верхнюю часть обоев, и Дане пришлось взобраться на шаткий колченогий стул.
        В некоторых местах штукатурка отходила от стены с трудом, и ей пришлось расковыривать и отскребать ее щипчиками для бровей, которые нашлись в косметичке. Но в целом все удавалось легче, чем можно было ожидать. Хотя, конечно, Дана вся взмокла от усилий и напряжения, по спине сбегали струйки пота.
        «Ничего, еще чуть-чуть, еще немножко - и все будет кончено». Стена постепенно освобождалась, обнажалась перед нею, сантиметр за сантиметром открывая искательнице свою тайну.
        Ей смутно слышались голоса - судя по всему, Артем и все прочие окликали ее, искали. Слышали ли они шум, который она производила, сражаясь с обоями? Или Тихий дом помогал ей, оберегал, прятал звуки? Возможно, и сам ход времени тут был иным: почему-то ведь никто до сих пор не потревожил Дану, не ворвался в эту комнату и не начал одолевать вопросами.
        «Спасибо!» - мысленно обратилась она к… кому? Не важно.
        Дана работала сноровисто и быстро, как не знающий устали механизм. Так, словно всю жизнь была не гуманитарием-искусствоведом, а специалистом-отделочником. В какой-то момент в голову пришла мысль о том, как она, без пяти минут кандидат наук, человек, всю жизнь занимающийся научными исследованиями, может верить во все это?
        …А ведь поверила, сразу и безоговорочно. Морок, наваждение - как хотите, назовите. В Бога поверить так и не сумела, а вот в иные силы - смогла. Может, потому, что Бог однажды подвел ее, позволил Вадиму уйти. Тогда Дана решила, что его и вовсе нет, раз он настолько жесток и безумен, чтобы отнимать у людей их близких, любимых.
        Она с головой ушла в науку, заперла себя в архивах. Зарылась в бумаги, книги, письма, альбомы с репродукциями. Решила, что только так сможет отвлечься, забыться. Отношения с Артемом - вынужденные, не приносящие радости - не могли избавить от тоски.
        Как ни удивительно, но оттуда, из бумажного царства, и пришла помощь. Одна из родственниц известного татарского писателя первой половины двадцатого века передала Дане оставшиеся от него бумаги - облезлый черный чемодан, доверху набитый старыми снимками, дневниками, заметками, письмами, документами.
        Разгребая эти залежи, Дана наткнулась на обрывок послания. Она так и не узнала, кто был его автором, кому оно адресовано. Имя Валахова неизвестный упоминал с ужасом и омерзением.
        По словам писавшего выходило, что художник предлагал ему (впрочем, безуспешно!) все земные блага, исполнение любых желаний взамен на одну услугу. Ту самую, как позже поняла Дана, которую впоследствии согласился оказать единственный верный слуга.
        Прочтя горячечное, сбивчивое, полное смятения и страха письмо, девушка решила поближе познакомиться с творчеством и биографией художника-оккультиста, чья фигура до того времени была ей не слишком интересна. Стала изучать - и нашла немало загадочного, того, от чего другие исследователи отмахнулись.
        Выяснила, что до памятной поездки в Индию Николай Валахов был обычным юношей - беспечным, веселым шалопаем, который не желал учиться и трудиться, волочился за девицами, беспробудно пил и играл, проматывая немалое состояние, доставшееся от родителей и дяди.
        Путешествие изменило юного повесу. Он сделался замкнутым, мрачным, одержимым странными идеями о темных силах и бессмертии. До той поры равнодушный к живописи, Валахов вдруг объявил себя художником и принялся писать картины - исключительно портреты. Причем у него открылся настоящий дар: люди на его портретах выглядели удивительно живыми и очень привлекательными. Дамы охотно позировали, заказывая свои изображения; портреты, написанные Валаховым, украшали стены многих знатных домов.
        А потом все, кого он изображал, начали по разным причинам погибать. Являлось ли это случайностью? Никто не был настолько наивен, чтобы верить в такое.
        Новоявленный художник отошел от общества, которое, впрочем, само в испуге отторгло его, и заперся в своей усадьбе. С годами и слуги оставили Валахова, потому что боялись: сутки напролет помешанный барин читал толстенные тома, рисовал бесовские смертоносные картины и почти не спал, вместо этого разгуливая ночами по дому и бормоча что-то на незнакомом языке.
        Все, что она сумела узнать о жизни Валахова, привело Дану к мысли: либо он был сумасшедшим, либо же действительно нашел способ связаться с силами, обитавшими на другой стороне бытия. И с течением времени пришла к выводу, что второе - вероятнее.
        Идя по следам Валахова, девушка выяснила, что за ритуал он пытался совершить, долгие годы вознося жертвы Хозяину, как он называл Сатану в редких заметках, которые Дане удалось отыскать.
        До самой смерти Валахов занимался лишь одним - поиском пути в вечную жизнь. Изучал древние трактаты, экспериментировал, а напоследок готовился добровольно лишить себя жизни перед собственным портретом: мятущаяся, жаждущая познания душа должна была перейти в него. А через трое суток - вернуться.
        Имелась лишь одна маленькая загвоздка: было нечто, что Валахов не мог сделать сам, без посторонней помощи. Ему требовалось доверенное лицо для завершения ритуала.
        Валахов не знал сомнений, не ведал страха - ни тогда, когда обрекал на смерть других, творя зловещие обряды, ни тогда, когда готовился умереть сам.
        Все было продумано - и должно было пройти безупречно, будь у него умный и надежный помощник. Такой, как Дана, например. Однако все пошло наперекосяк. Буквально за несколько часов до окончания обряда в кабинет ворвались полицейские и прервали действо.
        Не хватило совсем немногого, но оставалась надежда, что ритуал можно продолжить - с того самого места, на котором его остановили…
        Дана не знала, сколько времени прошло с той минуты, как она вошла в кабинет Валахова. Она трудилась без устали и остановилась только тогда, когда в тусклом свете лежащего на подоконнике фонаря разглядела: портрет, который она так долго искала, предстал перед ее взором.
        Девушка схватила фонарик, отступила назад и направила луч на стену.
        Валахов запечатлел себя стоящим в полный рост, опираясь на трость. Лицо его, начисто лишенное привлекательности, с грубыми, тяжелыми чертами, нависшими бровями, было тем не менее величественным. Значительным.
        Похороненный под обоями и толстым слоем штукатурки, портрет не потерял красок, не потрескался и выглядел так, будто его написали совсем недавно. Взгляд художника, устремленный прямо на Дану, казался живым. Глаза сверкали яростным блеском, требуя, вопрошая.
        - Сейчас, - вслух произнесла она, обращаясь к нему, будто он мог ее слышать. - Я все сделаю.
        Дана взяла с подоконника рюкзак и достала оттуда большое, около тридцати сантиметров в длину, зеркало. Включенный фонарик скатился на пол и погас. Ничего, теперь уж неважно.
        Вот он - тот самый миг, ради которого все затевалось! То, ради чего она бегала по инстанциям, сражалась с тупоголовыми чиновниками, часами корпела над бумагами и в итоге пошла на риск, забравшись в Тихий дом.
        Дана взялась за зеркало двумя руками, повернув его таким образом, чтобы в нем отразился портрет, подошла ближе к стене и медленно подняла высоко над головой. В зеркальной поверхности должно было отразиться лицо Валахова. Ритуал, который с перепугу прервала глупая невежественная бабенка, завершится прямо сейчас!
        Девушка надеялась, что Валахов, вернувшись из места, где он, как джинн в бутылке, был заточен все эти годы, выполнит свое обещание: тому, кто согласился помочь ему воскреснуть, будет даровано многое. Всё! И она знала, о чем попросит.
        Но минуты шли, однако ничего не происходило. В комнате было так же темно и абсолютно тихо. Тишина казалась неестественной: ни единого звука из коридора или других помещений, как будто она была в доме совсем одна.
        «А если ничего не выйдет? Если все это ошибка, иллюзия? Что мне тогда останется? Уйти отсюда, выскочить замуж за Артема, нарожать ему детей, защитить диссертацию и до конца дней жить скучной, убогой, зависимой жизнью?»
        На душе сделалось так тоскливо и муторно, что даже волнение куда-то пропало. Дана перестала верить, что задуманное осуществится. Поднятые кверху руки затекли, и она уже собралась опустить их, как обстановка вокруг начала меняться.
        Это была все та же комната - грязная, заставленная ненужными вещами, - но стена, перед которой навытяжку стояла Дана, внезапно завибрировала, загудела, словно была под электрическим напряжением. В следующее мгновение из глубины ее заструилось призрачно-голубое сияние, туманным облаком окутавшее изображение Валахова.
        Дане показалось, будто фигура художника ожила, задвигалась. Происходящее было настолько прекрасно и вместе с тем жутко, что у Даны перехватило дыхание.
        - У меня получилось! Я вернула тебя! Воскресила! - хотела сказать она, но не сумела вымолвить ни слова.
        Так и стояла с поднятыми руками, крепко сжимая зеркало. Завороженная, безмолвная, парализованная увиденным. Испуганная, ожидающая того, что должно произойти.
        Воздух, наэлектризованный, как перед грозой, готов был заискриться. В комнате становилось все холоднее, пока Дане не начало казаться, будто температура упала до минусовой отметки. Конечно, теплой летней ночью такого быть не могло, но при дыхании изо рта вырывался пар. А когда Дана делала вдох, в легкие проникал стылый, промозглый воздух, вымораживающий нутро.
        Дышать стало больно, словно горло раздирали острыми крючьями. Руки и ноги ныли, и само биение сердца причиняло физические страдания. Тело словно не принадлежало ей, кожа горела ледяным огнем.
        «Я умираю! Не могу пошевелиться!»
        Восторг и предвкушение растворились, пропали. Остались лишь нестерпимая, жгучая боль в каждой клеточке и страх - такой огромный и всеобъемлющий, какого она прежде не знала. Ей хотелось отбросить зеркало, расколоть на тысячи осколков, убежать отсюда, чтобы никогда не возвращаться.
        В эти мгновения, которым суждено было стать последними в ее короткой земной жизни, Дана думала только о том, какую ошибку совершила, и понимала, что ошибка - непоправима.
        В угасающее сознание ворвались чьи-то голоса, крики. Она была уже не одна: Артем, старуха, ребята-подростки здесь, с ней! Дана хотела обернуться, позвать на помощь, объяснить, что не подозревала, чем все закончится.
        Но у нее ничего не вышло.
        Чьи-то безжалостные железные пальцы стиснули ее изнутри, и Дана в последний раз попыталась закричать, выпустить из себя боль и ужас. Крик так и не вырвался из сжатого предсмертной судорогой горла - он взорвался вспышкой бледного голубого огня, который растворил Дану в себе, как серная кислота.
        Она еще успела услышать звон зеркала, которое выпало из ее рук и разлетелось на сотню осколков, а после провалилась в гулкую черноту коридора, оказавшегося на месте проклятого портрета; полетела в бездонную дыру, что разверзлась перед ней, и все, чем прежде была наполнена жизнь, навсегда перестало иметь значение.
        Адель
        В комнату, где когда-то был кабинет Валахова, а после - ординаторская, Адель ворвался первым, опередив Артема, который раньше всех сориентировался и помчался наверх.
        Сначала они все бестолково озирались, стоя в вестибюле, окликали Дану по имени, ходили по коридору. Дана не отзывалась, и Костя с Артемом заговорили о том, чтобы разбрестись по Тихому дому, поискать в разных комнатах. Но пойти никуда не успели, потому что Марго заверещала:
        - Смотрите! Там свет!
        Первое, что Адель ощутил, когда услышал ее вскрик, была досада. Он и сам не мог понять, почему любые слова и поступки Марго в последнее время вызывали у него именно это чувство.
        Раньше ему казалось, что он влюблен в эту девушку, но теперь Адель видел, что Марго - совсем не его вариант. Ему скорее могла понравиться такая, как Дана (хотя по возрасту, ясное дело, она старовата). Аделя влекло к девушкам независимым, с перчинкой, острым на язык.
        А с такой овцой, какой оказалась Марго, тоска смертная: бегает за ним, как собачонка, в глаза заглядывает. Пни ее как следует - отойдет в уголок, поплачет и снова прибежит. Вдобавок Марго постоянно норовила напомнить, какую жертву она принесла ради Аделя - не терпелось покрепче его к себе привязать. Ей и в голову не могло прийти, как сильно это его бесило. Переспать с кем-то, пусть и в первый раз, - это что, великий подвиг?!
        В общем, Марго завопила, а все головы запрокинули и увидели, куда она пальцем тычет. Сквозь дверь, что прямо напротив лестницы, пробивалось голубое свечение, о котором только что рассказывала старуха.
        Зрелище было волшебное: казалось, дверь парит в пространстве, в полной темноте, и при этом сияет. Полный сюр! Адель немедленно вскинул видеокамеру, направил в ту сторону. Ролик должен получиться просто огонь, подумалось ему: зловещий дом, старухины жуткие байки, темнота и призрачный свет!
        Артем, не теряя времени на разговоры, ломанулся по лестнице, все остальные - за ним. Адель скакал через две ступеньки, не глядя под ноги. Ему хотелось первым забежать в комнату, чтобы не пришлось разглядывать происходящее через чье-то плечо, и заснять все как можно отчетливее и полнее.
        Однако Артем, даром что жирдяй, развил спринтерскую скорость, и ни за что бы Аделю не обогнать его, если бы перед самой дверью тот не споткнулся и не повалился кулем на пол.
        Адель не остановился - сам поднимется, не маленький! - рванул дальше. Схватился за ручку, дернул дверь на себя - и застыл на пороге. Никогда в жизни ему не приходилось видеть ничего подобного. Всем остальным, подбежавшим вскоре, - видимо, тоже.
        В комнате пахло озоном или чем-то вроде того, словно после грозы. Слышалось непонятное гудение, как от высоковольтных проводов. Вроде бы даже искры проскакивали время от времени, но разглядеть их толком не удавалось, так что, может, это просто померещилось.
        По комнате волнами разливалось голубое сияние: было светло как днем, без преувеличения. Светло и очень холодно. Такое ощущение, что стоишь зимой на улице раздетый или что рядом огромная глыба льда. Свет шел от стены, с правой стороны. Точнее, не от самой стены, а от картины, от портрета, нарисованного прямо на ней. Мужская фигура - большая, в полный рост, вроде бы двигалась, колыхалась. Хотя, наверное, так только казалось из-за свечения.
        Дана стояла напротив картины. В отличие от портрета она не шевелилась, застыла столбом. Если не считать того, что ноги ее вдруг стали отрываться от пола. Медленно-медленно, не издавая ни единого звука, поднималась она все выше, держа во вскинутых над головой руках какой-то прямоугольный предмет.
        От увиденного Аделя мороз продрал по коже. Марго снова принялась кричать что-то нечленораздельное, впившись ему в плечо тонкими пальцами, а он был так заворожен происходящим, что не сбросил ее руку, хотя камера завибрировала от прикосновения, и это могло отразиться на качестве съемки.
        - Что с ней такое? - простонал Артем, но никто не мог ему ответить.
        - У нее зеркало! - услышал Адель голос Кости.
        Все причитали да тупо смотрели, что происходит. Ждали, что будет дальше.
        А дальше начался настоящий кошмар.
        Дана, висящая в воздухе уже на расстоянии примерно метра от пола, дернулась, как в эпилептическом припадке, тело ее выгнулось невозможной дугой.
        - Господи! Позвоночник сейчас сломается! - проскрипела старуха за спиной Аделя.
        Затем Дана, по-прежнему в полном молчании, вытянулась в струну, как будто что-то одновременно тащило ее разные стороны - вверх и вниз. То, что произошло потом, было настолько невероятно, что Адель впервые в жизни заорал от ужаса. Услыхал хриплый крик - и только тогда понял, что это его собственный вопль. Рядом кричали остальные.
        Дана, все так же ровно, навытяжку висящая перед портретом, теперь оказалась соединенной с картиной чем-то наподобие голубой сверкающей пуповины, которая тянулась от ее солнечного сплетения. Было похоже, что какая-то неизвестная субстанция перетекает из нее, вливаясь в портрет. Казалось, девушку засасывает, затягивает в картину! «Как пылесосом», - черкнула мимолетная мысль, и Адель с трудом удержался, чтобы не разразиться сумасшедшим хохотом.
        Он не знал, сколько это длилось, а потом случились сразу две вещи.
        Артем, похоже, не в силах больше выносить безумное зрелище, отпихнул стоящего в дверях Аделя и протиснулся в комнату. Подволакивая ногу, двигаясь неуклюжими рывками, он довольно сильно толкнул парня («Бегемот хренов!»), и Адель выронил камеру, от неожиданности не сумев ее удержать.
        Но как только Артем оказался внутри, зеркало выскользнуло из рук Даны, разбилось с оглушительным звоном. Секунду спустя девушка рухнула прямо на осколки. Одновременно с этим погас голубой свет.
        Все бестолково засуетились, в темноте натыкаясь друг на друга.
        - Осторожно! На камеру не встаньте! - выкрикнул Адель. Он опустился на четвереньки и стал шарить руками по полу.
        - Тут человеку плохо, а этому - камера, - послышался возмущенный голос Тамары Сергеевны.
        - Я сейчас свет включу. - Костарь из последних сил пытался сохранить самообладание.
        И на фоне всего этого - протяжные, горестные выкрики Артема, который звал и звал свою Даночку.
        Как будто неясно, что это бессмысленно и звать уже некого!
        Как будто она не лежала безвольной грудой прямо перед ним!
        Наконец вспыхнул свет: Костя зажег фонарь. Адель тут же увидел лежащую у стены камеру и схватил ее, поднимаясь на ноги. Осмотрел, стараясь разглядеть повреждения, насколько это было возможно при таком скудном освещении. Вроде трещин и сколов нет, но камера не включалась.
        - Черт! - выругался Адель.
        - Совсем ума лишился - нечистого поминать, - змеей прошипела старуха.
        Адель хотел было ответить, но передумал связываться: все равно виноватым останешься. Ладно, будем надеяться, камера не сломана. Может, просто контакт какой-то отошел, дома разберемся. В любом случае он сумеет скачать записи на компьютер. Адель убрал камеру в сумку, что висела на плече. Снять больше ничего не получится, да и не надо. Хватит на сегодня впечатлений.
        Вчетвером - Адель с Марго, Костя и старуха - они столпились возле двери. Никто не решался подойти к неподвижно лежащей Дане и к Артему, который сидел возле нее, раскачиваясь, как еврей во время молитвы.
        - Что это было? - прошептала Марго, придвигаясь ближе к Аделю.
        - Откуда я знаю? - огрызнулся он. - Я видел то же, что и ты!
        - Помогите! - неожиданно громко и четко проговорил Артем. Он будто очнулся и осознал, что происходит. - Кто-нибудь может подойти и осмотреть Даночку? Моей невесте нужна помощь!
        Костя, поколебавшись секунду, подошел к Артему и Дане. Направил свет фонаря прямо на нее - и тут все увидели такое…
        Адель чуть не брякнул, что никакая помощь ей больше никогда уже не потребуется. Марго вскрикнула и отвернулась. Покачиваясь, отошла в угол комнаты, и Адель с отвращением услышал, что ее рвет.
        - Тамара Сергеевна, - все тем неестественно спокойным голосом продолжил Артем. - Вы же медработник. Помогите Даночке.
        Старуха дернула подбородком, как будто отгоняя муху, но послушалась, подошла. Вслед за ней, двигаясь как во сне, приблизился и Адель.
        То, что осталось от Даны, походило на бесформенную кучу. Одежда и обувь валялись отдельно от всего остального. Не было крови, ран. Казалось, кожа чулком сползла с костей, да и самих костей не осталось, будто бы их раздробили, провернули через мясорубку.
        Адель стоял и смотрел на бежево-розовую, напоминающую резину массу, поверх которой лежало что-то светлое, мягкое на вид. Артем, как будто не замечая ничего необычного, ласково перебирал пушистые хлопья, погружая в них пальцы.
        «Волосы! Это же ее волосы!»
        Паника окутала, подступила к горлу, и не успел Адель отбежать на пару шагов, как его вывернуло вслед за Марго, которая теперь судорожно всхлипывала, спрятав лицо в ладони.
        - Вы должны срочно сделать Даночке искусственное дыхание! Что вы стоите как истукан? Я на вас в суд подам, если вы так и будете стоять тут! Вы клятву Гиппократа давали! - Артем уже не говорил, а кричал, и голос его, срываясь на визг, наотмашь бил по оголенным нервам.
        - Заткнись! - прохрипел Адель.
        Старуха быстро наклонилась к Артему и коротко ударила по лицу. Он опешил и тут же замолчал, прижав ладонь к щеке.
        Однако лицо его, освещенное фонарем, стало принимать осмысленное выражение.
        - Извините, - сухо проговорила Тамара Сергеевна. - У вас истерика началась. Нужно было как-то остановить. - Она помолчала. - Мне жаль. Правда, очень жаль. Я и пришла сюда, чтобы ничего подобного не случилось, но… Теперь вашей невесте уже ничем не поможешь. Вы сами видите.
        - Боже мой! - Артем обхватив себя руками. Плечи его задрожали, и Адель понял, что он плачет.
        - Вы знаете, что тут произошло? - спросил Костя. - Что убило ее?
        Тамара Сергеевна покачала головой.
        - Я вам рассказала все, что знала. Делайте выводы.
        - Вы хотите сказать… Что этот художник ожил и… - Недоговорив, Марго снова зарыдала в голос.
        Костя кинул быстрый вопрошающий взгляд на Аделя. Убедившись, что друг не собирается успокаивать ее, подошел к Марго, стал гладить по голове, как маленькую девочку, ласково приговаривая что-то.
        Аделю частенько казалось, что Костарь неровно дышит к Марго, а теперь он убедился в этом окончательно. Ну, так пусть забирает ее себе. Отличная получится парочка: нюни мягкотелые! Он сам удивился, откуда в нем столько злобы по отношению к Косте: они ведь дружили с детства, Костарь отличный парень. Наверное, просто нервы шалят.
        - Судя по всему, Дана потихоньку сбежала сюда, когда мы были внизу, и попыталась завершить обряд, - продолжала старуха, словно и не заметив слез Марго. - Нашла портрет. Видели - у нее в руках было зеркало!
        - С помощью зеркала можно вернуть Валахова с того света? - сам поражаясь невозмутимости своего голоса, спросил Адель.
        - Понятия не имею. Никогда не интересовалась, - брюзгливо ответила старуха. - Но это единственное, что приходит на ум. Что она тогда здесь делала? С зеркалом? Зачем откопала портрет?
        На полу под стеной валялись куски штукатурки и обрывки обоев. Когда только Дана успела это сделать? Как ей хватило времени? Они ведь быстро нашли ее!
        Или время в Тихом доме течет по-другому?
        - Вы нам тут такого наплели! Думаете, я поверил? А Даночка ученый. Она тем более не стала бы верить в такую ересь! - больным голосом проговорил Артем. - Ей хотелось найти автопортрет, доказать, что Валахов гениальный художник. Это чисто научный интерес. Она сама мне говорила.
        Ни у кого, даже у Аделя, не хватило духу сказать этому несчастному, что обожаемая невеста, судя по всему, бесстыдно лгала ему. А заодно и всем им.
        Марго и Костя подошли к тому, что осталось от Даны. Костя обнимал девушку за плечи, и это почему-то выглядело совершенно естественным. Даже для Аделя. Марго, похоже, не возражала или попросту не замечала ничего вокруг.
        - Но ведь у Даны не получилось? - нервно спросила Марго. - Вернуть этого… Валахова?
        - Конечно, нет! - категорично проговорил Костя и, подняв руку, направил луч фонаря на стену.
        - Что за… - Адель нечасто матерился, считал, что это удел тупого быдла. Но тут не смог выразиться иначе.
        - Батюшки! - выдохнула Тамара Сергеевна.
        Остальные так и не сумели ничего сказать, продолжая глядеть перед собой. На гладкую, пустую, без признаков каких-либо изображений, стену.
        - Он ведь был здесь? - потрясенно спросил Костя. - Вы же все видели портрет?
        Адель посмотрел на него и кивнул.
        - Да, - подтвердила Тамара Сергеевна, - но куда же…
        - Нужно сваливать! Сейчас же! - Адель больше не намерен был здесь оставаться. Он забыл, что сам привел друзей в Тихий дом и не позволил уйти, когда Костя предлагал сделать это. Оставаться в темном, сыром, пропахшем пылью доме с каждой минутой было все невыносимее. - Здесь творится какая-то хрень!
        - Но Дана…
        - Ваша драгоценная Дана заварила эту кашу! И теперь, кстати, единственная, кому больше уже ничего не угрожает! - бросил Адель. - Или вы хотите торчать возле нее и закончить так же?
        Замечание, верное по сути, но жестокое, ошеломило всех. Даже безъязыкая дурочка Марго укоризненно пролепетала:
        - Не надо так, Адель.
        - Как ты смеешь… - заговорил Артем.
        - Замолчите! - властно оборвала его Тамара Сергеевна. - Нашли время спорить. Не хватало еще переругаться. Нам и вправду нужно уходить отсюда, я давно твержу! Выйдем на улицу и решим, что делать.
        Адель услышал в голосе непреклонной старухи явственные нотки ужаса.
        Больше говорить было не о чем, и все развернулись в сторону двери. Все, кроме Артема, который так и сидел на полу.
        - Нельзя просто взять и уйти! - сказал он. - Разве вы не понимаете? Здесь произошло преступление! Даночка мертва… убита!
        Адель не мог поверить своим ушам.
        - Вы что, слепой? Мы все видели, как она умерла! И вы думаете, что ее убил обычный преступник?
        Артем упрямо мотнул крупной и круглой, как мяч, головой.
        - Вы наслушались сверхъестественного бреда… Извините, Тамара Сергеевна, я уважаю старость, но всему есть предел! Я, знаете ли, современный образованный человек. Оживающие картины? Возвращение с того света? Дьявольские ритуалы? Художник был не в себе, история обросла домыслами, но верить в это… все равно что верить в Кощея Бессмертного!
        - Но вы же видели…
        - Не знаю, что я видел! И вы не знаете! Это могло быть что угодно! Специалисты разберутся. - Артем не желал сдаваться. - Картина, которую обнаружила Дана, могла быть написана какими-то особыми красками, которые вызывают коллективные галлюцинации, временное помутнение, расстройство сознания! Возможно, это сильный яд! Вредное вещество попало в воздух, мы все надышались испарениями. А Даночка стояла ближе всех, вдыхала ядовитые пары дольше, поэтому на нее подействовало настолько… - Он запнулся. - Может, картину специально упрятали под штукатурку, чтобы люди не подвергались химическому воздействию!
        Нельзя не признать: то, что говорил Артем, звучало убедительно.
        - А где же портрет теперь? - спросил Костя.
        - Говорю же, это химическая реакция! Картина испарилась…
        - Артем! - громко перебила старуха. - Я понимаю, вам непросто смириться со всем этим, вы пытаетесь найти научное объяснение, но его не существует! Дана… - Она запнулась. - Взгляните на ее останки. Как человеческое тело могло превратиться в… такое? И это уж точно не галлюцинация.
        - Прекратите! - выкрикнул Артем. - Я не могу, как вы не понимаете?! Я не верю в такие вещи, даже если…
        - Даже если они происходят на ваших глазах, - устало проговорила старуха. - Что ж, ваше право. Не буду больше вас убеждать. Что вы предлагаете?
        Артем тяжело дышал, как от быстрого бега. Адель почувствовал брезгливость: толстяки - одышливые, потеющие, краснолицые, неуклюжие - часто вызывали у него это чувство.
        - Вызову полицию. Это их дело, пусть выясняют, что произошло.
        - Полицию? - переспросил Костя.
        Похоже, он тут же представил себе разборки с родителями. Да и Марго достанется: мамаша всыплет по первое число, вообще из дому не выйдешь.
        - Вы все можете уходить! - сказал Артем. - Я не скажу, что видел вас. Скажу, мы с Даночкой были вдвоем. Или что тут были незнакомые ребята-подростки, но мы их прогнали задолго до того, как случилось несчастье.
        - Дождаться полиции можно и на улице, - возразила старуха. - Дети пускай идут, а мы с вами останемся. Я подтвержу все ваши слова, расскажу, что видела.
        - Спасибо, это было бы здорово, - сказал Артем. Должно быть, ему было неудобно, что он чуть ли не назвал старуху чокнутой маразматичкой, а она собирается остаться с ним и помочь. - Но оставаться здесь не обязательно. Идите с ребятами, проводите их до выхода и стойте снаружи, а я побуду возле Даночки. - Он помолчал и добавил: - К тому же без меня вы будете передвигаться быстрее.
        - Это еще почему?
        - Ногу подвернул.
        - Дайте посмотреть. - Старуха присела возле Артема, с видимым трудом опустившись на колени. - Сильно болит?
        Артем промычал что-то неопределенное.
        «Чем больше шкаф, тем громче падает», - подумал Адель.
        - Перелома нет. Вывиха тоже, - сказала Тамара Сергеевна, ощупывая ногу Артема. Он при этом морщился. - Вообще никаких видимых повреждений. Но есть отек. Скорее всего, сильное растяжение. Оно может вызывать острую боль.
        - А если носилки соорудить? - предложил Костя.
        - Совсем дурак? - вырвалось у Аделя.
        «Такая туша! Как мы его потащим?»
        Костя и сам сообразил, что ляпнул не то, и добавил:
        - Можно под костыль что-то приспособить.
        - Хватит вам! - прекратил дискуссию Артем. - Сколько можно обсуждать? Я намерен вызвать полицию и дождаться ее в этой комнате. Что тут непонятного? Вы делайте что хотите: идите или оставайтесь. - Он повернулся к Косте. - Спасибо за предложение насчет костылей и носилок. Ты хороший парень. Постарайся больше не встревать в такие истории.
        - Все правильно! Пошли отсюда! - поспешно проговорил Адель и увидел, что Костя слегка поморщился от этой торопливости.
        «Плевать! Подумаешь, тоже мне, герой! А сам мамочки боится!»
        - Позвоните сейчас, пока мы тут. Вдруг со связью проблемы, мало ли, - проговорила старуха.
        Артем вынул из кармана телефон и набрал нужные цифры. Пошел гудок, и все услышали строгий деловитый мужской голос:
        - Дежурный слушает.
        - Слава богу! - выдохнула Марго, и это был редкий случай, когда Адель оказался с ней солидарен. На короткое мгновение ему пришло в голову, что связи не будет.
        Артем тем временем диктовал адрес, объяснял, что с его невестой несчастье, а сам он повредил ногу и ему сложно передвигаться. Он говорил практически спокойно, внятно, без запинки, и Адель невольно спрашивал себя, смог бы он проявлять такое хладнокровие в подобной ситуации.
        Дежурный сообщил, что вызов принят, велел ждать. Артем отключился и опустил руку с телефоном.
        - Все, можете спокойно идти.
        - Фонарь! - вспомнил Костя. - Где он? Был же у вас!
        - Да, точно! Выпал, по-видимому. Я все время держал его, а потом…
        Скоро он нашелся и, к счастью, включился, заработал. А то пришлось бы оставить Артему фонарь Аделя, а самим спускаться по лестнице в кромешной темноте.
        - Буду ждать полицейских с комфортом, - сказал Артем.
        Тамара Сергеевна похлопала его по плечу.
        - Я встречу их внизу. Все будет хорошо.
        Все заспешили к двери. Костя шел с неохотой, как будто ему не давало покоя, что Артем остается.
        - До свидания, - неловко сказала Марго.
        «Дай бог, чтобы не пришлось свидеться», - подумал Адель.
        Он хотел сказать что-то Артему на прощание, но не знал что, поэтому только помахал, изобразил улыбку и поспешил вслед за ними.
        Тамара Сергеевна
        До вестибюля добрались без приключений. Тамара Сергеевна шла впереди всех, держась за перила. Костя нес фонарь и старательно освещал лестницу, чтобы другим было удобнее идти.
        Подростки за ее спиной переговаривались вполголоса. Тамара Сергеевна думала, что хотя они и очень молоды, совсем дети, но уже видно, кто чего стоит.
        Меньше всех симпатии вызывал у нее красавчик Адель, крашенный под блондина. Слишком уж капризный, себялюбивый, эгоистичный. Может, имя - женское, французское - виновато, что он такой? То, что в Татарстане любили называть мальчиков Аделями, казалось Тамаре Сергеевне странным.
        - Как жалко Дану! Такая милая, молодая, - сказала Марго.
        «Добрая девочка. Почему такие, как она, вечно влюбляются в таких, как Адель, и не замечают, что рядом есть надежные, порядочные Костики?»
        - Может, хватит об этом, а? Капитан Очевидность.
        - Ай! - вскрикнула девушка.
        Тамара Сергеевна, которая была уже в самом низу лестницы, поспешно обернулась.
        - Чего орешь! - рассердился Адель.
        - Споткнулась, - пробормотала Марго.
        - Под ноги бы лучше смотрела, чем чушь нести.
        - Не ушиблась? - спросил Костя. Марго ответила, что все в порядке.
        В конце концов вся небольшая компания добралась до последней ступеньки. Входная дверь была близко, но прежде чем открыть ее, они невольно прислушались к тому, что происходит в доме и на улице.
        Дом оправдывал данное ему прозвище: тишина здесь царила поистине гробовая. Тамаре Сергеевне захотелось крикнуть Артему, что они уже добрались до выхода, что все хорошо, как-то успокоить парня, который сидел там, во мраке жуткой комнаты, наедине с телом невесты.
        Однако делать этого она не стала. Нарушать тишину вдруг показалось… страшным? Опасным? Опрометчивым? Как бы то ни было, Тамара Сергеевна промолчала.
        - На улице тихо. Полиция, видно, еще не подъехала, - вполголоса сказал Костя.
        В самом деле, снаружи не доносилось никаких звуков, что было немного странно, если вдуматься. Когда Тамара Сергеевна вошла в дом, уже вовсю лил дождь, началась гроза. Однако сейчас ливень не стучал по крыше, молнии не сверкали огненными змеями в черном небе, да и громовых раскатов слышно не было. Дом как будто поглощал все звуки не только внутри, но и снаружи. Впитывал их в себя и гасил. Проглатывал.
        «Как проглотил нас!»
        - Что стоим, кого ждем? - нетерпеливо проговорил Адель.
        - Пропустите-ка. Сначала я. А вы светите!
        Тамара Сергеевна, не дожидаясь ответа, прошла к двери мимо ребят. Те без возражений расступились, пропуская ее.
        «Сейчас окажется, что она заперта!» - мелькнуло в голове. Тамара Сергеевна тут же отогнала нелепую мысль: кто стал бы запирать дверь? Да и ключ был только у бедной Даны. Наверное, и теперь лежит в ее рюкзачке.
        Тяжелая входная дверь повернулась в петлях с трудом, но без скрипа. Не выдавая их намерения покинуть Тихий дом. Тамара Сергеевна открыла ее пошире и вышла на крыльцо.
        Она приготовилась вдохнуть полной грудью, почувствовать свежесть и прохладу влажного ночного воздуха. Хотелось как можно скорее стряхнуть с себя, смыть запахи затхлости, разложения, годами копившейся пыли.
        Но ничего не изменилось. Воздух был такой же - застоявшийся, без малейшего намека на ветерок или влагу. Тамара Сергеевна прошла немного дальше, стараясь ступать осторожно: впереди ступени, спуск с крыльца.
        Однако она быстро поняла, что никакого спуска нет. Вместо заваленного мусором двора и чугунного забора перед ней по-прежнему был холл. Вот сломанный диван, на котором она недавно сидела, а вот мраморная лестница.
        Костя, стоя за ее спиной, направил луч вперед, осветив то, чего быть не могло.
        - Не понимаю, как это возможно, - потрясенно прошептала Тамара Сергеевна.
        - Мы что, опять очутились в доме? - помертвевшим голосом спросила Марго.
        - Мы из него и не выходили! - зло ответил Адель, и за ожесточением легко угадывался страх.
        - Попробуем еще раз, - решительно сказал Костя.
        Луч фонаря, скользящий по стенам, погас. Тамара Сергеевна оглянулась и увидела, что парень повернулся спиной и толкает дверь, которая еще пару минут назад была перед ней самой. Она открыла ее, вышла наружу и… оказалась внутри!
        - Что там, Костарь?
        «Ничего. Ничего у нас не выйдет, - со всей ясностью поняла Тамара Сергеевна, хотя и пошла вместе со всеми в сторону двери. - Там будет то же самое - вестибюль Тихого дома».
        Судя по возгласам, что вскоре раздались, она оказалась права.
        - Мамочка! Что нам делать? Как мы отсюда выберемся? - Марго снова заплакала, и даже Костя не нашел утешительных слов.
        - Но ведь полиция обещала приехать, - с внезапно проснувшейся верой в помощь правоохранительных органов сказал Адель. - Подождем, они скоро будут здесь!
        - Нельзя ждать! - окрик Тамары Сергеевны прозвучал резко, как удар хлыста. - Никто не приедет! Нужно срочно найти выход!
        - То есть как это - не приедет? - удивился Адель. - Все слышали…
        - Да знаю я, что слышали! - едва не срываясь на крик, ответила Тамара Сергеевна. - Сами видите - это ловушка! Мы можем хоть сто раз открыть эту дверь, но все равно окажемся тут! А что, если полиция тоже не сможет попасть сюда? Или же они… - Пораженная внезапной догадкой, она замолчала.
        - Что - «они»? - Марго обхватила себя руками, стараясь согреться.
        - Или они уже в доме, только вот нас там нет. Они не видят нас, а мы - их, - договорил за Тамару Сергеевну Костя. - Вы ведь это хотели сказать?
        Она не смогла ответить, только кивнула.
        - Это что - долбаный «Сайлент Хилл»? - Глаза у Аделя были бешеные и в то же время жалобные.
        Тамара Сергеевна не поняла, о чем он, но это не имело значения.
        - Никто нам не поможет. Придется самим найти выход отсюда.
        - Задняя дверь заколочена, а на окнах решетки, - упавшим голосом сказала Марго.
        - Не на всех, - заметил Костя, и Адель подхватил:
        - Подвал! Окно разбито!
        - А если там так же? - спросила Марго. - Тоже нет выхода?
        - Пока не проверим, не узнаем. Надо хоть что-то предпринять, - как можно увереннее проговорила Тамара Сергеевна, хотя боялась того же.
        Костя пошел вперед, освещая коридор перед собой. Остальные - следом, причем Марго взяла Тамару Сергеевну за руку. То ли как перепуганный ребенок, который цепляется за старшего, умудренного жизнью, то ли наоборот, желая поддержать пожилого, слабого человека.
        - Тут хлама много, не споткнитесь, - тихо сказала Марго, и Тамара Сергеевна поняла, что верным оказался второй вариант. Да, хорошая все-таки девочка.
        Дверь, ведущая в подвал, была приоткрыта. Подростки попали внутрь через нее, и сейчас каждый наверняка думал, что, окажись она запертой, им ничего не оставалось бы, как выбраться через подвальное окно обратно во двор и уйти.
        Или у них уже не было выбора?
        «Да и есть ли он у каждого из нас? Может, все предначертано, как только мы появляемся на свет. Рождаемся в муках, обреченные на страдания и боль. А потом идем в заданном направлении и тешим себя иллюзиями, что сами принимаем решения, которые часто нас убивают».
        Никто ничего не говорил, слышалось только дыхание - шумное, тяжелое, щедро сдобренное страхом. Каменные ступеньки убегали вниз. Куда они вели - к спасению или к очередному тупику?
        Они уже одолели лестницу и стояли на пятачке, куда выходило несколько дверей. Две из них, обитые железом, ведущие, насколько знала Тамара Сергеевна, в лабиринт подвальных комнат, были заперты. Но это и не важно: им-то нужна была третья.
        Костя повернулся в ту сторону, протянул руку к нужной двери, чтобы толкнуть ее и войти, но в этот момент случилось непредвиденное. Стало темно: луч, освещающий им дорогу, погас. Все замерли в испуге, очутившись в плотном густом мраке.
        - Что за фигня, Костарь? Включи!
        Костя постучал по фонарю, пытаясь оживить его.
        - Не включается! Наверное, батарейки сдохли!
        - Вот гадство! Я же новые ставил! Как они могли…
        - Ладно вам, ничего страшного не случилось. Мы уже пришли, два шага осталось, - проявив несвойственное ей спокойствие, рассудительно сказала Марго.
        Адель отпихнул Костю и, пробормотав что-то невразумительное, рывком открыл дверь. Та скрипнула и с гулким стуком ударилась о стену. В лицо остро пахнуло сыростью, и Тамара Сергеевна невольно поморщилась. Все четверо так и топтались у входа, не решаясь зайти внутрь без фонарика.
        - Есть же телефоны! Сейчас посвечу, - спохватился Костя и полез в карман.
        Где-то в глубине подвала капала, стекая по стенам, вода. Марго тоже услышала этот звук.
        - Когда мы пришли, ничего не капало, помните?
        - И что? Какая разница? - проворчал Адель. - Как будто больше думать не о чем.
        - Нет, это как раз важно, - возразил Костя, доставая телефон. - После того, как мы забрались сюда, пошел дождь, вода залилась в открытое окно. А значит…
        - Точно! - ликующе крикнул Адель. - Значит, окно все еще открыто! Мы выберемся!
        Наконец зажегся экран Костиного телефона, и все приободрились от того, что снова могли видеть друг друга. Какой пугающей может быть темнота, подумалось Тамаре Сергеевне.
        Марго и Адель тоже достали сотовые, и в подвале стало еще светлее. Мальчики устремились к окну, которое черным провалом маячило впереди, под самым потолком. Просто так до него не дотянешься.
        - Подсади-ка меня! - попросил Адель. - Я вылезу, вытащим Марго и стар… Тамару Сергеевну. Потом ты.
        «Вот ведь ушлый какой! Плевать ему на друга! Да и вообще на всех».
        - Нет уж, давайте найдем что-то вроде стула или ящика, - решительно воспротивилась Тамара Сергеевна. - Как Костя-то потом выберется? А меня как поднимете?
        Адель недовольно скривился, но промолчал. Костя и Марго принялись озираться в поисках подходящей подпорки, которая нашлась почти сразу.
        - Смотрите, стол! - обрадовалась Марго, и они с Костей подтащили к окошку полусломанный письменный стол, давно лишившийся ящиков.
        - Я первый! - Адель не желал сдавать позиций.
        На сей раз никто не стал возражать. Парень засунул телефон в задний карман джинсов, ловко вскарабкался на стол и оказался прямо напротив окошка. Остальные стояли внизу, напряженно наблюдая за его действиями. Экраны-светлячки в руках Марго и Кости освещали Аделя, но окна видно не было. С минуты на минуту он должен был выбраться наружу, но вместо этого обескуражено проговорил:
        - Что за… - Следом раздался осторожный стук.
        - Адель? Что ты делаешь? Что-то не так? - почти одновременно спросили Марго и Костя.
        - Вот именно, не так!
        Они увидели, что Адель снова схватил и включил телефон, посветил в сторону окна.
        - Блин! Блин! - Он шарахнул кулаком по стене и топнул ногой с такой силой, что стол едва не развалился.
        - Что…
        Адель обернулся к ним, и, глядя сверху вниз на товарищей по несчастью, выкрикнул:
        - Тут стекло, вот что!
        - Не может быть! - быстро сказала Марго.
        - Хочешь залезть, проверить? Валяй!
        - Я не…
        - Да хватит вам собачиться! - Тамара Сергеевна почувствовала, что грудную клетку внезапно сдавило. «Только не это! Не сейчас!» В памяти всплыли предостережения кардиолога о предынфарктном состоянии и необходимости поберечься, не допускать стрессов.
        - Не могло тут быть стекла! - как заведенная, твердила Марго.
        - Остального тоже не могло быть, - сказала Тамара Сергеевна, преодолевая усиливающуюся боль и подступающую панику.
        - Я сейчас выбью его! Дайте что-нибудь тяжелое. Кирпич или палку!
        Марго и Костя снова взялись за поиски, Тамара Сергеевна пыталась унять сердцебиение, успокоиться. «Можно ли купировать приступ без таблеток? Просто усилием воли?» Кажется, боль отступила - или ей просто хотелось в это верить?
        - Вот, возьми! - Костя протянул Аделю камень. - Отвернись только, аккуратнее, не поранься.
        Марго встала на цыпочки и подняла руку как можно выше, стараясь светить прямо в окошко. Адель отвел руку назад, размахнулся и ударил камнем в стекло.
        «Не получится! Оно не разобьется!» - подумала Тамара Сергеевна, но оказалась не права: раздался звон, окно разбилось. Вот только никто не успел ни обрадоваться, ни сказать что-нибудь.
        Дальнейшее происходило как в замедленной съемке, когда зрителю во всех подробностях демонстрируют особо эффектные моменты.
        Рядом с Аделем, из ниоткуда возникла темная фигура, очертаниями смутно напоминающая человеческую. Послегрозовой запах, монотонное гудение, как вблизи трансформаторной будки, призрачный ледяной свет…
        - Спускайся! - заорал Костя и подскочил к другу, пытаясь схватить за ноги и стащить со стола, но не успел.
        В мерцающем голубом свете, наполнившем подвал, было хорошо видно, как осколки стекла, которые должны были высыпаться наружу - да что там, они и высыпались уже! - вдруг влетели обратно. Зависли в воздухе на долю секунды, нацелившись остриями на онемевшего, застывшего от ужаса мальчишку, а после с бешеной скоростью устремились к нему.
        Словно заточенные ножи, осколки вонзились в глаза, лоб, щеки, горло Аделя. Он вскинул руки в последней безнадежной попытке защититься, но все было напрасно. Кровь хлынула сквозь пальцы, заливая лицо и грудь.
        «Это сон! Я сплю и вижу это во сне!» Тамара Сергеевна, как сквозь плотную завесу, слышала крики Марго и Кости, которого неведомая сила отбросила на пол. Сама она застыла изваянием, зависла где-то между реальностью и ночным кошмаром, почти спокойная, позабыв о боли, не понимая, жива она или уже мертва.
        Ноги Аделя оторвались от поверхности стола. Он не кричал и не бился в агонии. В жутком безмолвии, как Дана совсем недавно, он плыл, скользил по воздуху к своему мучителю, и в этом зрелище было что-то завораживающее, прекрасное.
        «Прекрасное? С ума ты сошла, старая дура! Это существо сейчас присосется к мальчишке, выпьет из него все соки, а потом примется за остальных!»
        Мысль бомбой взорвалась внутри ее головы, заставив действовать. Тамара Сергеевна повернулась к Косте, который сидел на полу, безумными глазами уставившись на Аделя. Взяла парня за подбородок, развернула лицом к себе и отвесила пощечину.
        «Весь день сегодня бью людей!»
        - Надо уходить! Пока чудище занято Аделем, мы должны бежать!
        - Как? А как же… - Голос его был тонким, как у совсем маленького мальчика.
        «Бедный ребенок, он сейчас упадет в обморок или свернется калачиком, засунув большой палец в рот».
        - Ты влюблен в нее? Значит, должен спасти! - выпалила Тамара Сергеевна, указывая на Марго.
        Произнесенные наугад слова возымели действие. Костя поднялся на ноги и, не говоря больше ничего, обхватил девушку за талию и поволок к выходу. Она брыкалась, продолжая вопить и вырываться. Уже возле двери Марго с неожиданной силой вцепилась в косяк, вывернув голову в сторону окна.
        - Мы должны помочь ему! Сволочи! Куда вы меня тащите?
        Тамара Сергеевна не хотела оборачиваться, но, не давая себе отчета, тоже оглянулась. Адель и адская сущность, которую освободила Дана, почти прилипли друг к другу в зловещей пародии на любовные объятия. Если несчастный мальчик и был еще жив, то жизнь по капле утекала из него, переливаясь, как из кувшина, в демона, который питался его болью. Оставалось только надеяться, что Адель уже ничего не чувствует.
        - Мы не сумеем ему помочь! - Тамара Сергеевна теперь смотрела на Марго, пытаясь поймать ее взгляд. - Если останемся, все умрем!
        - Нет! Нет!
        - Шевелись! Из-за тебя мы погибнем!
        Неизвестно, поняла ли что-то Марго или у нее просто закончились силы сопротивляться, но она позволила увести себя, и Тамара Сергеевна закрыла за ними дверь.
        «Телефоны они, конечно, побросали, - подумала женщина, - теперь мы без света». Но Марго удивила:
        - Сейчас посвечу, - охрипшим, но в целом нормальным голосом сказала она, и экран ее телефона озарил лестницу.
        - Умница, - с благодарностью проговорил Костя, - я свой уронил.
        Они поднимались наверх со всей возможной скоростью, еще немного - и вновь окажутся в холле.
        - А дальше куда? - спросила Марго. - Куда нам идти? - И столько было безнадежности в этом простом вопросе, что у Тамары Сергеевны слезы подступили к глазам, хотя она и забыла, когда в последний раз плакала.
        Она хотела сказать девочке что-то оптимистичное, но грудь в районе солнечного сплетения ошпарило такой болью, что она не смогла выговорить ни слова. Сердце затрепыхалось, как рыбка в садке, и Тамара Сергеевна осознала: это конец.
        Сколько бывало в ее жизни ночей, когда она лежала в кровати, прислушиваясь к биению собственного сердца, ощущая, как оно то колотится с отчаянной обреченностью, то пропускает удар, замирает, словно решая - стоит ли продолжать? Оно билось то быстрее, то медленнее, и в такие моменты Тамара Сергеевна гадала, умрет ли прямо сейчас, в эту минуту, или же сердце ее снова стукнет, разок - другой и сумеет вернуть ее к жизни.
        «Аритмия» - красивое, звучное слово. Оно означает, что ты каждый день балансируешь на грани, привыкнув к этому состоянию, как игрок в рулетку.
        Будь здесь сейчас ее кардиолог, он пожал бы, наверное, плечами: что вы хотите, голубушка? Помирать пора, куда ж деваться! Вам говорили: высокое давление, аритмия, сердце изношено, сердечная мышца - вялая, как застиранная тряпочка… При таком раскладе инфаркт может случиться в любую минуту.
        Тамара Сергеевна на миг вновь вернулась к недавним мыслям о том, сами ли мы принимаем решения или же все делается свыше, решается за нас.
        «Как бы то ни было, сейчас я точно сама сделаю выбор!»
        Они уже выбрались в темный и заброшенный вестибюль: ребята шли впереди, она старалась поспеть за ними. Тамара Сергеевна задержала взгляд на удаляющемся лучике света, на двух тоненьких ребячьих фигурках. Она всего лишь одинокая, никому не нужная старуха, которая прожила уже более чем достаточно. Если ее не станет, это никому не причинит боли.
        А у этих птенцов есть родители.
        У них есть будущее - долгие годы впереди.
        Почувствовал что-то, Марго остановилась и оглянулась.
        - Тамара Сергеевна! Где вы? - Девушка увидала, что та неподвижно стоит возле двери, ведущей в подвал. - Идите сюда, скорее!
        - Я не пойду! - отрывистым, придушенным голосом крикнула она. - Бегите! Быстро! Спасайтесь! Пока оно будет занято мной - у вас есть шанс!
        Тамара Сергеевна проворно отступила назад, в темноту и ужас, и захлопнула дверь, задвинув засов. Отсекла себе путь к спасению, втайне надеясь лишь, что душа ее отлетит к Богу раньше, чем до нее доберется слуга Сатаны, таящийся внизу.
        Боль все жарче разгоралась внутри, разливалась огненной пылающей рекой. В глазах было черно уже не только из-за непроглядной подвальной тьмы. Руки и ноги сделались непослушными, тяжелыми и в то же время мягкими, будто бы бескостными. Дышать стало трудно, почти невозможно, каждый вдох вызывал новую волну боли.
        Голова кружилась, и Тамара Сергеевна прислонилась к стене. Постояла немного и медленно осела на пол. Больше не было страха - только сознание того, что она все сделала правильно.
        «Смерть придет так просто, в свой черёд», - всплыли в голове неизвестно где и когда вычитанные строки, и Тамара Сергеевна улыбнулась.
        …Вскоре темная бесплотная фигура нависла над ней и пробудившееся от векового сна чудовище приготовилось расправиться с новой жертвой, но Тамара Сергеевна этого уже не увидела.
        Артем
        Все ушли, и Артем остался один. Сразу стало тихо - буквально в ту же минуту, как захлопнулась дверь. Хотя, по логике, и должны были доноситься снаружи хоть какие-то звуки - голоса, шаги четырех человек в коридоре. Только ничего этого не было.
        Темнота, которая воцарилась в комнате после их ухода, была такой же абсолютной, как и тишина. Глаза никак не желали привыкать к чернильному мраку. Странно, конечно, в городе не может быть такой тьмы: мерцают уличные фонари и рекламные вывески, светятся окна домов, автомобильные фары. Но Тихий дом, стоящий в парке на холме, и в этом был исключением. Артему казалось, он сидит на дне бездонного колодца.
        Хорошо, хоть фонарик есть. Вот только светить им страшно. Ненароком направишь луч в правую сторону, а там…
        «Дана, Даночка, как же так?»
        Запретив себе думать о трагедии, которая только что случилась, Артем положил фонарь рядом с собой на пол и включил телефон. Зарядка скоро закончится - всего тридцать процентов осталось. Но это не страшно, полиция приедет намного раньше, чем разрядится сотовый.
        Боль в ноге нарастала. Он старался не обращать на нее внимания: подумаешь, растяжение! Но общее самочувствие тоже ухудшалось: лоб покрылся испариной, капли пота стекали по спине, ладони были ледяными. Должно быть, температура поднимается. Однако было в физических страданиях и кое-что хорошее: они отвлекали от мыслей о смерти Даны, о чудовищных обстоятельствах ее гибели.
        Артем поднапрягся и отполз подальше от Даны, сел поудобнее, прислонившись к стене. Прикрыл глаза, запрокинул голову. Никогда бы не подумал, что сможет заснуть в подобных условиях, но вскоре почувствовал, что сознание затуманивается, и он уплывает куда-то, качаясь на волнах.
        …Ему чудилось, будто он снова мальчишка-пятиклассник. Приехал на дачу и сразу рванул на пляж, на Волгу. Позади и дачный поселок, и сбегающая с холма тропинка: спуск крутой, запросто можно споткнуться и кубарем полететь вниз! Но все равно дети спускались к реке только по ней, а не шли чинно по широкой, выложенной камушками дороге, как взрослые.
        Вот он на пляже: горячий песок обжигает пятки, покусывает их, как игривый зверек, но это не больно, а приятно. Артем летит стрелой, несется к реке со всех ног, мечтая с разбега врезаться в воду, веером рассыпая фонтан сверкающих на солнце брызг. Он предвкушает, как окунется с головой, вынырнет и поплывет уверенным кролем.
        Но долгожданная кромка воды почему-то не приближается - наоборот, удаляется все дальше, дальше с каждым шагом, пока не превращается в ослепительно сияющую узкую полоску где-то вдалеке, у линии горизонта. Ступать по песку теперь больно. Это все равно, что идти по горячим углям.
        Ноги, вернее, почему-то одну, левую, словно режут тупыми раскаленными ножами. Болит не ступня, а лодыжка, и вот уже иглы боли врезаются в голень, подбираются к колену.
        Артем застонал, не в силах больше сдержаться, и открыл глаза. Дернулся, ударившись затылком о стену, возле которой сидел.
        Сколько же он проспал? Каким облегчением было бы очнуться дома или, на худой конец, в больнице, в тепле и покое, и чтобы вокруг метались врачи со шприцами наперевес.
        Но он по-прежнему в Тихом доме, и рядом - никого. Тишина, темнота, одиночество. Похоже, жар усилился: тело ломило, мышцы ныли.
        - Где полиция? - проскрипел Артем.
        Губы были сухие, как бумага, в горле саднило. Он медленно повернул голову, но, разумеется, ничего не смог разглядеть. Телефон был в руке, и он поднес его к лицу, включил.
        На экране высветилась фотография Даны. Она смотрела, прищурив орехово-карие глаза, улыбалась холодно, загадочно и, как показалось Артему, с издевкой. «Ты тоже умрешь! - предрекал ее взгляд. - Говорил, что жить без меня не можешь, скоро придет время доказать это».
        Ему впервые неприятно было смотреть на нее. Она умерла, но сама накликала свою смерть. В голове стучало: если бы не Дана, не ее одержимость, своенравие, бесконечные тайны, он не оказался бы здесь, не лежал сейчас беспомощный, разбитый. Это были бесполезные, никчемные мысли, но он не мог заставить себя прогнать их.
        Усилием воли Артем оторвал взгляд от лица Даны и посмотрел в правый верхний угол. Маленькие циферки, обозначающие время. 01:26. Много это или мало? Не удавалось вспомнить, во сколько они пришли сюда, сколько длились их злоключения в Тихом доме. Он даже не знал, во сколько остался один и заснул. Ясно одно: ему становится хуже. Нечего гадать о времени, необходимо позвонить еще раз, узнать, когда придет помощь. Услышать человеческий голос.
        Артем набрал нужные цифры и поднес телефон к уху, приготовившись слушать гудки в ожидании, пока на том конце снимут трубку. Однако ждать не пришлось. Раздался шорох, и мужской голос, низкий и скрипучий, словно его обладатель был простужен, произнес:
        - Слушаю вас.
        Не ожидавший столь быстрого ответа, Артем растерялся, но поспешно ответил, забыв поздороваться:
        - Я звонил вам, вызывал полицию. Давно… не могу точно сказать когда, но времени, по-моему, прошло прилично. Никого так и нет! Почему никто не приехал? Моя невеста мертва, у меня температура! - Он чувствовал, что говорит сбивчиво, плаксиво, но держать себя в руках не получалось. - Я… мне плохо. Какого черта происходит? Мне сказали, экипаж уже выезжает!
        - Не волнуйтесь. Ждите. Скоро за вами придут.
        В голосе говорившего послышалась непонятная усмешка. Что за чудная формулировка - «за вами придут»? Разве так обычно отвечают полицейские? Артем не успел задуматься, что это означает, и выпалил:
        - Почему вы не спрашиваете, кто я и где нахожусь? Откуда вы знаете?
        - Я отлично знаю, где вы, милейший Артем! На втором этаже особняка, известного в городе, как Тихий дом. В бывшем кабинете Николая Валахова, где позже обустроили ординаторскую. Сидите у стены, вытянув ноги, трясетесь в ознобе и сходите с ума от страха. А если посветите фонарем в сторону, то увидите выпотрошенный труп своей дражайшей невесты! Которая, кстати, плевать на вас хотела, пока была жива!
        Чем пронзительнее, громче звучал отвратительный каркающий голос, тем менее он напоминал нормальную человеческую речь.
        - Заткнитесь! Кто вы такой? - вне себя взревел Артем, понимая, что вовсе не хочет слышать ответа. Но ответ прозвучал, желал он того или нет.
        - Скоро познакомимся поближе. Я иду искать, - сбавив тон, вкрадчиво проговорил его зловещий собеседник. - Кто не спрятался, я не виноват!
        Артем отшвырнул от себя сотовый, словно это была мерзкая жаба или ядовитая змея. Телефон упал на пол, заскользил вбок, крутясь и глумливо подмигивая экраном.
        «Этого не может быть! Ничего такого не существует!»
        Может, все только показалось, пригрезилось из-за высокой температуры - и голос в трубке, и угрозы? Какая спасительная мысль! До чего соблазнительно было бы ухватиться за нее и расслабиться, снова провалиться в забытье!
        Но смерть Даны, ее изуродованное тело - это было реально. Как реально и то, что полиции давно следовало добраться сюда - если он действительно говорил с дежурным.
        «Я иду искать!»
        Как Артем ни старался оставаться в сугубо практических, логических рамках, он вынужден был признать: в Тихом доме происходило что-то ненормальное, жуткое, и жуть эта не имела отношения к криминалу, неподъемным долгам, кредитам или безработице - всему тому, чего привык бояться современный человек.
        «Если хочу выжить, надо выбираться. Нельзя сидеть и ждать, когда существо, которое говорило со мной, кем бы оно ни было, придет сюда».
        Для начала нужно встать на ноги. Рядом стоял стол, а в паре метров - стул, на котором, по всей вероятности, стояла Дана, отдирая обои. Опираясь на него, Артем запросто сможет передвигаться. На вид стул, правда, не больно-то надежный, но ножки не сломаны.
        Эх, как опрометчиво он отклонил предложение Кости насчет костыля! А ведь мог бы уйти вместе со всеми, если бы не взялся настаивать на своем, убеждая себя и других, что случившееся не выходит за пределы обычного понимания. Но он всегда так старательно верил, что мир сугубо материален, так яростно гнал малейшие намеки на существование чего-то иного, что в итоге сам себе подставил подножку.
        Что ж, содеянного не воротишь, теперь придется справляться самому. Зажав в руке фонарь, Артем пододвинулся ближе к столу, заодно прихватив с пола телефон. Перенеся вес тела на здоровую ногу, опираясь на столешницу, он сумел встать. Маневр дался нелегко, Артем весь взмок, руки тряслись от напряжения. Никогда еще он так сильно не сожалел о лишних килограммах. Будь он в хорошей форме, подъем дался бы куда легче, да и сама травма, наверное, оказалась менее тяжелой.
        Артем немного постоял, привыкая к вертикальному положению. Голова слегка кружилась - должно быть, из-за подъема, но в целом он чувствовал себя лучше, чем мог ожидать. Адреналин, бурливший в крови, придавал сил и решимости.
        Он дотянулся до стула, облокотился на него и передвинул вперед. Раздался скрип ножек по полу - противный звук, который он с детства не выносил. Что поделать, это самая меньшая из неприятностей сегодняшнего вечера. А точнее, уже ночи.
        Сколько на самом деле сейчас времени? Можно ли верить цифрам, которые он видел на экране телефона? И где все-таки остальные? Разошлись ли по домам подростки?
        «Если бы у них все было нормально, то Тамара Сергеевна, проводив ребят и постояв на улице, но не дождавшись полиции, скорее всего, отправилась бы за помощью. Она живет в двух шагах, знает, куда идти и к кому обратиться. Однако машины с мигалками не приехали, так что вывод напрашивается неутешительный», - констатировал внутренний голос.
        Но если они не сумели выбраться, имея все возможности для быстрого передвижения, то как это получится у него, увечного?
        «Не думать! Не думать об этом!»
        Артем сжал челюсти. Стул вперед - следом подтягиваем тело, стараясь как можно легче ступать на больную ногу, поменьше на нее опираться - секундная передышка. И еще шаг, и еще… «Я как старик на ходунках». Но без опоры было бы сложнее и дольше.
        Вот он и добрался до двери. Что ждет его снаружи? А если там окажутся мертвые тела? Или то существо?
        «Не думать! Не думать!» - как молитву, как заклинание твердил про себя Артем. Главное, не терять головы.
        Сжав волю в кулак, приготовившись увидеть самое страшное, он распахнул дверь и направил луч фонаря в сторону коридора. Перед собой, влево, вправо - луч плясал по стенам, но не натыкался ни на растерзанные фигуры людей, ни на чудовищного монстра.
        Коридор был пуст, и Артем рискнул выбраться из комнаты.
        Часть пути, пусть небольшая, была пройдена. А значит, он и дальше справится. До лестницы нужно пройти совсем короткий отрезок.
        Предательский скрип ножек о пол разносился, кажется, по всему дому! «Надо пошевеливаться, пока тварь не услышала». Артем жалел, что позвонил, напомнил о себе, но тут уж ничего не изменишь.
        Он гнал себя вперед и вскоре добрался до лестницы. Спуск - а там и до входной двери всего ничего. Но десятки уводивших вниз ступенек…
        «Прекрати ныть, как баба!» - приказал себе Артем.
        Скорее всего, это даже легче, чем идти. Можно ведь опираться на прочные перила, а не на шаткий стул. Или лучше попробовать сползти, сидя на заднице? Или опуститься на четвереньки? Нет, это не годится.
        Оставив стул, Артем убрал фонарь в карман, покрепче взялся за перила и отважился ступить на поврежденную ногу, чтобы после скачкообразным движением переместиться на ступеньку.
        Не было бы у него температуры и слабости, будь он худым и спортивным, все наверняка получилось бы. Но…
        От сотрясения и толчка кровь гулко застучала в висках, уши заложило. Подступило головокружение, да такое сильное, что перед глазами все завертелось в сверкающем вихре. Покачнувшись, Артем изо всех сил вцепился в перила. Понимая, что сейчас упадет в обморок, в последней попытке сохранить ясность сознания он сделал глубокий вдох и попытался присесть.
        Видимо, и это было ошибкой. Не удержавшись, Артем рухнул с самой верхней ступеньки. Ослепительная боль накатила тяжелой душной волной, на голову словно набросили темный мешок, и Артем, больше уже не сопротивляясь и не пробуя удержаться, прокатился до подножия лестницы.
        Артему было восемь, когда он попал больницу с приступом аппендицита. После операции он оказался в палате с другими детьми, среди которых была маленькая девочка, не старше шести лет. Он не помнил ни ее имени, ни того, что у нее болело, помнил лишь огромный, раздутый живот и то, как она просила поиграть с ней.
        Все - пациенты, их родители, врачи и медсестры - знали, что несчастная девочка обречена. То, что поселилось внутри бедняжки, медленно, но верно сводило ее в могилу.
        Вскоре ей стало совсем плохо, она оказалась в реанимации, а за день до того, как Артема выписали, умерла. Он услышал, как одна из медсестер сказала: «Не успела повзрослеть, так и умерла малышкой».
        Через две недели, когда Артем уже давно был дома и думать забыл про операцию и больницу, девочка вернулась. Она была теперь совсем другая, но ей все так же хотелось поиграть с Артемом.
        Впервые он заметил чуждое присутствие, когда положил открытую книгу на стол, вышел из комнаты, а вернувшись, обнаружил ее в кресле. Книга оказалась закрытой, а в качестве закладки между страниц был вложен листок бумаги, на котором неуклюжим детским почерком было написано одно слово: «Поиграем?»
        Дальше - больше. Вещи стали передвигаться по комнате, когда их никто не видел, в зеркале мелькали быстрые тени, а за спиной Артема то и дело раздавался топот невидимых ножек и приглушенное хихиканье. Он оборачивался, холодея от ужаса, но рядом никого не было.
        Несколько раз мальчик слышал голос: детский, тонкий, но в то же время старчески надломленный. По-другому существо говорить и не могло: ведь это был ребенок, который умер, не успев повзрослеть. Смерть состарила девочку, превратив в Серую Старушку - так Артем называл неведомое создание.
        Мама с папой не верили сыну, когда он пытался сказать, что больше не один в своей комнате. Они находили его состоянию кучу объяснений: стресс, богатое воображение, удар от пережитого, жалость к умершему ребенку, неприятие смерти… Верным было только одно: Серая Старушка существовала на самом деле и желала забрать Артема с собой. Но никто не воспринимал этого всерьез.
        Он стал бояться оставаться один дома, но хуже всего было по ночам. Скрипела и открывалась дверца шкафа, шорох и шепот звучали все ближе с каждым разом, словно нечто шаг за шагом придвигалось все ближе, пока однажды не оказалось возле кровати. Приставленный с вечера к шкафу стул не помогал: каждое утро он неизменно оказывался у стола.
        Разглядеть Серую Старушку Артем сумел дважды. В первый раз, когда она еще не успела подобраться к нему совсем близко, это был лишь смутный сгорбленный силуэт, стоящий в предрассветных сумерках в углу комнаты. Наткнувшись на существо взглядом, мальчик так завопил, что перепуганные родители прибежали и не могли успокоить его до самого утра, а после разрешили не ходить в школу. К счастью, мама тоже не пошла в тот день на работу, и он весь день просидел возле нее.
        Вторая встреча была еще кошмарнее. Артем проснулся среди ночи и увидел Серую Старушку в нескольких шагах от кровати. Маленькая, не выше семилетнего ребенка, скрюченная, замотанная в тряпки пыльно-серого цвета, она потирала сухонькие ручки, будто предвкушая радостное событие, и что-то бормотала, уставившись в пол. Лица, занавешенного нечесаными космами все того же мышиного цвета, было не разглядеть.
        Внезапно, почувствовав его взгляд, Серая Старушка вскинула голову и посмотрела на Артема. Никогда в жизни - ни в ночных кошмарах, ни в фильмах ужасов - он не видел ничего страшнее этого лица. Искореженное, оплывшее, как восковая свеча, сморщенное, безносое, с черными дырами вместо глаз… При этом в жутком, обезображенном смертью облике угадывались черты умершей девочки. Серая Старушка растянула в широкой улыбке рот, и Артем увидел, что он полон мелких острых зубов.
        На этот раз ужас был таким сильным, что закричать ему не удалось. Горло сжалось, перед глазами все поплыло, в голове будто погасла лампочка. Но перед тем, как провалиться в темную яму, Артем услышал ломкий старческий голос.
        - Я приду за тобой! - сказала Серая Старушка.
        Шел июнь, и на следующий день Артема отправили в лагерь, где он пробыл почти месяц, а после они с бабушкой уехали к морю и до конца каникул прожили в Анапе.
        Папа с мамой за это время закончили ремонт в их новой квартире, в другом городе, так что в родной Барнаул Артем больше не вернулся. Переехал в Казань.
        Серая Старушка пропала и забылась.
        Может, не смогла отыскать дороги к новому жилищу Артема, а может, решила остаться в старой квартире, где поселились другие люди. Но скорее всего, как по прошествии времени убедил себя Артем, он просто повзрослел, а ведь ночные монстры и чудовища живут под кроватями только в детских комнатах.
        Не было никакого перехода от сна к яви, никакого осторожного знакомства с реальностью. Артем пришел в себя резко, в одно мгновение - и прекрасно знал, помнил, что произошло. Он в Тихом доме, свалился с лестницы. «Что ж, проблема спуска решена», - невесело усмехнулся он, чувствуя, как подступает тошнотворный страх.
        Со всех сторон его окружала темнота, а в темноте мог обитать кто угодно. Артем хотел достать фонарь или телефон (лишь бы не разбились при падении!), включить свет, осмотреться. Но в тот же миг понял, что не может пошевелить руками. Как, впрочем, и ногами.
        «Сломал, что ли?» - пытаясь подавить панический ужас, подумал Артем. Но сразу понял: все гораздо хуже. Намного страшнее.
        Сейчас он был бы согласен на любую, самую сильную боль - приветствовал бы ее, радовался ей. Но нога больше не болела. Он вообще ничего не чувствовал. Не было никаких ощущений ниже шеи. Тело не слушалось его, потому что при падении Артем сломал позвоночник.
        Свыкнуться с этим, хоть как-то обдумать создавшееся положение он не успел. Сделав ужасное открытие, Артем услышал чей-то голос. Звук шел сверху, со второго этажа: кто-то мелко хихикал, тихонько бубнил себе под нос, спускаясь по лестнице.
        «Тамара Сергеевна!» - хотел позвать Артем, потому что голос вроде бы принадлежал пожилому человеку, но тут же понял, что это вовсе не его новая знакомая. Тамара Сергеевна не стала бы бродить в темноте, посмеиваясь и нашептывая что-то.
        Спустя миг пришло осознание того, что тьма больше не была непроглядной и плотной. Приподнять голову не получилось, Артем мог лишь скосить глаза, но этого было достаточно, чтобы увидеть: существо, которое спускалось по лестнице, направляясь к нему, было окутано облаком голубоватого тумана.
        «Серая Старушка!» - эта мысль была сродни удару под дых.
        Давно забытое и похороненное в глубинах памяти воспоминание ожило, расцвело в его сознании с потрясающей ясностью. Артем словно опять превратился в маленького мальчика, напуганного, дрожащего от страха и безнадежности. Снова он лежал в своей кровати, а нечто из иного мира - злобное, уродливое существо, желающее забрать его в запредельную вселенную, приближалось к нему.
        «Я приду за тобой!» - пообещала Серая Старушка и все-таки нашла Артема. Разница была в том, что тогда, двадцать лет назад, в соседней комнате спали родители, и он мог позвать их на помощь. А еще Артем мог вскочить и убежать.
        Теперь никто не мог помочь ему, и даже собственное тело, грузное, обездвиженное, искалеченное, подвело его, предало. Он знал, что ничего уже не сможет предпринять, не сумеет спастись, не вернется к жизни. Выходит, оставалось лишь смиренно ждать, что ему уготовано?
        Не желая признавать поражения, Артем попытался уцепиться за собственное неверие, за трезвый и практический взгляд на мир - словом, за то, что всю жизнь было его надежной броней. Якорем, позволяющим удержаться в правильном, прочном материальном мире. Пережитое в детстве настолько потрясло его, что все последующие годы он убеждал себя, будто никакой Серой Старушки никогда не существовало.
        «Она всего-навсего плод моего воображения, обычная детская страшилка, глупая выдумка! Я давно не ребенок и не верю в подобную чушь».
        - Я пришла за тобой! - услышал он спустя мгновение.
        Артем не хотел смотреть в глаза своему безумию, но не смог удержаться. Возле него стояла Серая Старушка. Такая, какой он ее представлял - скорченная, безобразная, мерзкая пародия на ребенка.
        - Уходи! Тебя нет! - прошептал он, отводя от нее взгляд, и Серая Старушка заколыхалась, захихикала в ответ, суча ручками.
        «Если не смотреть на нее, не верить в нее, она уйдет».
        - На самом деле я тебя не вижу! Мне все кажется! Тебя нет!
        - Ты мне еще про свое высшее образование расскажи! - раздался низкий глуховатый голос.
        Тот самый голос, который он слышал недавно в телефонной трубке.
        Артем увидел, что Серая Старушка и вправду исчезла, а может, ее здесь и не было. Над ним склонилась воскрешенная Даной демоническая сущность, богомерзкая тварь, вернувшаяся с того света. Ледяная темная тень, окутанная призрачной голубоватой дымкой. Слышалось тихое гудение, пахло свежестью, как после грозы. Артем вспомнил, что уже вдыхал сегодня этот запах…
        - Хватит играть в «верю - не верю». Не наигрался за всю жизнь? Кто не спрятался, я не виноват! - ухмыльнулось существо, некогда жившее в Тихом доме. Мертвый художник, стремящийся к бессмертию.
        Чувствуя неминуемое приближение конца, в последние свои секунды Артем делал то единственное, на что еще был способен. Вжимая голову в пол, силясь избежать неизбежного, он кричал - кричал изо всех сил, срывая связки, раздирая глотку. Кричал - и толстые каменные стены Тихого дома поглощали его крики.
        Костя
        - Мы не можем ее бросить! Надо вернуться! - Марго рванулась обратно, к захлопнувшейся двери, за которой осталась Тамара Сергеевна.
        Костя схватил ее за руку, чтобы удержать, и при этом резко дернул, так что девушка оказалась совсем близко к нему. На мгновение его обдало жаром, и он позабыл, что с ними происходит. Но наваждение быстро растаяло.
        - Нет! - сказал Костя и умолк, подбирая нужные слова.
        Она тяжело дышала, глядя на него, и он чувствовал, что Марго держится из последних сил - он и сам был на пределе.
        - Нам нельзя туда, - тихо проговорил Костя, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и увереннее. - Помочь ей мы уже не сможем. Она осталась, чтобы спасти нас. Если мы вернемся, то тоже умрем. Получится, что она погибла зря.
        Костя не видел ее лица, но ему показалось, что Марго сейчас заплачет, а он ни за что не сумеет успокоить девушку, заставить идти, и они так и останутся стоять тут, пока воскресший мертвец не придет за ними.
        Но Марго, к счастью, не заплакала. Она кивнула - покорно, обреченно, и сердце у Кости сжалось.
        - Какая разница… Куда нам пойти? Разве отсюда есть выход?
        - Нам нужно наверх, к Артему, - сказал Костя. Эта мысль пришла ему в голову только что. - Может, все вместе сумеем придумать, как быть.
        Марго послушно кивнула.
        - Только не по центральной лестнице пойдем, а по той, запасной. Так вроде бы короче. Дай мне его, хорошо? - Он взял у Марго телефон, чтобы светить им под ноги, и они двинулись по коридору.
        - А может, в полицию позвонить еще раз? - с надеждой предложила Марго.
        - Я не уверен, что нам ответит человек, - не сбавляя шага, ответил Костя, - и что Артему, когда он звонил, отвечал полицейский.
        Девушка вздохнула и промолчала. Они уже подошли к лестнице. Целую вечность назад стояли тут, думая, какое увлекательное приключение их ждет. По крайней мере, Адель с Марго думали. А Косте и тогда не хотелось идти. Если бы он только смог найти нужные аргументы, чтобы убедить друзей отбросить эту затею!
        Чего уж теперь… На этот раз подъем показался короче: наверное, потому что путь был знаком. Костя держал Марго за руку: ее ладонь была похожа на лягушачью лапку. Его, впрочем, тоже. Страх, стресс. «Как мы до сих пор не спятили?» - подумал Костя.
        Лестница вывела их в коридор второго этажа.
        - Еще немного - и всё, - бодро сказал он.
        - Ты так говоришь, как будто нас в той комнате спасатели заждались!
        Он покраснел: правда, глупость сморозил. Но ей тоже стало неловко от собственной грубости.
        - Извини, Костик. - Она легонько сжала его руку.
        Он почувствовал, как горло перехватило.
        - Мы выберемся, вот увидишь. Я… - Он сглотнул. - Я сумею тебя защитить.
        Марго внезапно остановилась, и Костя тоже замер, повернувшись к ней. Теперь они стояли лицом к лицу, и девушка смотрела на него, словно ждала чего-то.
        И тогда он решился. Сделал то, чего прежде не посмел бы сделать. Еще несколько часов назад и помыслить не мог о чем-то подобном, но сейчас, после пережитого ужаса, отчаяния и боли, он мерил все другой меркой.
        Не случись всего этого, его полудетская влюбленность, наверное, вправду прошла бы, оставив после себе тихую светлую грусть. Но за несколько истекших часов она переродилась в нечто взрослое, серьезное, то, о чем нельзя молчать. Страх заговорить о своих чувствах исчез, на смену ему пришел страх не успеть сказать о главном.
        «Но ведь Адель… Он только что погиб, а я…»
        - Я люблю тебя, - признался Костя.
        - Знаю, - шепнула она в ответ. - Давно догадалась. Я и сама… дура была, многого не понимала, а сегодня…
        Недоговорив, девушка подошла к нему так близко, что их тела соприкоснулись, и обвила его шею руками. Костя не успел опомниться, он вообще ничего больше не мог понять, знал только, что тоже обнимает Марго, прижимает к себе, как бесценное сокровище.
        Внутри все пело, лучилось и расцветало, как те яркие бархатцы на школьной клумбе. Здесь, в темном пыльном коридоре Тихого дома, под крышей которого обитала жуткая потусторонняя тварь, в двух шагах от собственной смерти, он чувствовал себя живым как никогда.
        Впервые он целовал девушку - ту, о которой мечтал, которую всеми силами пытался выжечь из своего сердца, и жалел лишь о том, что признание его, наверное, слишком запоздало.
        - Мы умрем?
        - Мы спасемся, - твердо сказал Костя. - Ничего не бойся. - Он снова легонько, будто на прощание, прикоснулся к ее губам. - Нам нужно идти, хорошо?
        Марго улыбнулась новой, особенной, предназначенной только для него улыбкой, в которой пряталась их общая тайна, и кивнула.
        Они подошли к комнате, в которой оставили Артема. Костя набрал в легкие побольше воздуха - почему-то показалось, что там, внутри, их не ждет ничего хорошего - и открыл дверь.
        - Артем, - позвал он, но никто не ответил.
        - Господи, - нервно сказала Марго, - почему он молчит? Он что…
        Костя сделал шаг вперед, но потом вспомнил про телефон и поднял руку, освещая комнату. Луч скользнул по стенам, отскочил от окна.
        В отличие от остальных окон, которые они видели в Тихом доме, это было не зарешечено. Решили, видать, что ни к чему устанавливать решетки в ординаторской.
        - Его нет, - сказала Марго. Костя и сам это видел. Печальные останки Даны оставались там же, но Артема не было.
        Они гуськом, держась друг за друга, как перепуганные дети, вошли внутрь. Дверь за их спинами закрылась с негромким хлопком, который в обступившей со всех сторон тишине показался громоподобным, и Костя с трудом удержался, чтобы не заорать.
        - Полиция что, все-таки приезжала?
        Костя, не говоря ни слова, продолжал двигаться к месту, где они оставили Артема. Осмотрел все внимательно, насколько позволяло скудное освещение.
        - Я не думаю, что полиция здесь побывала, - сказал он. - Мне кажется, они бы оставили какие-то следы. Тут пыль, их было бы видно. Да и Дана… они бы забрали ее.
        - Куда же тогда подевался Артем? Он же не собирался уходить. И нога у него болела…
        - Мне кажется, что-то напугало его или он понял, что никто не придет, чтобы его спасти.
        - Наверное, звал нас.
        - Это Тихий дом, - задумчиво сказал Костя. - Он хоронит в себе звуки. Здесь никто никого не слышит. Можно долго звать на помощь, но никто тебе не ответит.
        Нутром, всем своим существом он знал, понимал: так оно и есть, и ему стало жутко от собственных слов.
        - Слушай, Костик, возможно, он где-то в доме! Нужно найти его! - воскликнула Марго и двинулась обратно к двери.
        - Не стоит. Тому молодому человеку больше не требуется ваша поддержка. Да и вообще ничья, - раздался насмешливый голос.
        Девушка вскрикнула и оглянулась в ту сторону, откуда он исходил. Костя тоже развернулся и направил туда луч. Темная тень, которую им уже доводилось видеть, переливалась маслянистой чернотой, наплывая на Марго.
        В комнате постепенно разгорался бледно-голубой призрачный свет. Легкие наполнил знакомый острый запах. С ужасом понимая, что за этим последует, Костя рванулся к девушке.
        - Не тронь ее! - крикнул он.
        Но приблизиться к Марго ему не удалось. Натолкнувшись на невидимую преграду, Костя полетел на пол. Ударился о стол, но вскочил на ноги и снова ринулся к девушке.
        - Оставь ее, засранец! Отпусти! Возьми меня!
        - Придет и твой черед, юноша. Всему свое время, - ответило чудовище, больше не обращая внимания на Костю.
        «Потерять ее именно сегодня, именно сейчас! Я не могу, не могу!» Он метался вокруг Марго, кричал и тянулся к ней, только все было напрасно. Она тоже пыталась пробиться к Косте, но не могла: то, что их разделяло, было непреодолимо.
        Тогда Марго попыталась выбежать из комнаты и бросилась к двери. Однако и это оказалось бесполезно: невидимый круг, очерченный вокруг нее, не давал вырваться.
        От отчаяния, не зная уже, что делать и как спастись, Марго схватилась за маленький нательный крестик, который висел на серебряной цепочке у нее на шее. Дрожащие пальцы нащупали застежку, и Марго, сорвав крест, выставила его перед собой.
        - Уйди от меня! Убирайся! - завопила она.
        Мертвенное сияние уже окутывало ее всю, наподобие савана, белесые щупальца-нити тянулись к телу. Костя замер, с колотящимся сердцем ожидая, что будет дальше.
        Показалось - или свечение действительно немного потускнело? Марго тоже так подумала, потому что воспряла духом. Голос ее зазвучал более уверенно:
        - Ага! Испугался! Проваливай обратно в свою картину!
        Сияние меркло, и Марго почувствовала близость избавления. Она засмеялась, продолжая торжествующе кричать:
        - Видишь, Костя! Оно боится меня! Давай-давай, убирайся отсюда!
        Парень подбежал ближе и протянул руку, почти уверенный, что преграда между ним и Марго растаяла. Удар, отбросивший его прочь, был такой силы, что Костя отлетел к окну, хотя на этот раз сумел не упасть, чудом удержавшись на ногах.
        - Чтобы крест стал твоим оружием, необходимо выполнить одно маленькое условие. Нужно верить в Того, чьим именем пытаешься одолеть врага. Без истинной веры ее символ - не более чем ничтожная побрякушка.
        Свечение стало настолько ярким, слепящим, что у Кости заболели глаза, и он зажмурился, отвернулся, прикрывая их руками, машинально отбросив телефон в сторону. Однако раздавшийся крик Марго был полон такой муки, что он распахнул глаза и посмотрел на девушку, больше уже не отводя взгляда.
        Крестик в ее руке увеличился в размерах и заполыхал огнем. Марго силилась отшвырнуть его в сторону, но он словно приварился к ее ладони. Она вертелась, перебирая ногами в жутком смертельном танце, и размахивала им из стороны в сторону, расчерчивая пространство вокруг себя огненными штрихами.
        - Оставь ее в покое, - только и смог прошептать Костя.
        Больше ему не удавалось выдавить ни звука, зато Марго кричала за двоих. Из горла ее вырывались бессвязные вопли: она не звала Костю на помощь и не просила мучителя оставить ее в покое. Почти потеряв рассудок, Марго кричала, срываясь на визг.
        Потом, подчиняясь неведомой силе, что управляла ею, как марионеткой, девушка замерла на месте, а рука ее начала снова подниматься вверх, будто кто-то тянул ее. Теперь Марго опять держала полыхающий крест высоко над головой, наподобие факела. Ноги ее судорожно дергались, но подошвы оставались прижатыми к полу: она не могла сойти с места, как ни старалась.
        Пламя тем временем разрослось, будто костер, в который подбросили дров, и начало сползать с креста. Веселые золотистые змейки устремились вниз по руке девушки, перекинулись на тело, волосы, лицо. Огненный кокон опутал ее в мгновение ока. Марго горела заживо, продолжая стоять, как привязанная, и держать вскинутую руку в подобии безумного приветствия.
        Все закончилось неестественно, фантастически быстро. Последняя яркая вспышка - и огонь погас, будто его и не было. Ни дыма, ни гари. Крики смолкли, воцарившаяся тишина - привычная зловещая тишина Тихого дома - была такой тяжелой, что барабанные перепонки грозили лопнуть. На том месте, где только что стояла Марго, осталась лишь кучка пепла.
        Голубоватое свечение погасло, и комната вновь погрузилась во мрак. Костя не видел демона, но чувствовал, что он здесь, по холоду, который от него исходил.
        - Сгорела в пламени сомнений. Думаю, теперь она поняла, что нужно внимательнее и серьезнее подходить к вопросам религии и веры, - прозвучал глумливый голос, который выдернул Костю из шокового состояния, в котором он пребывал.
        - Дана ведь воскресила тебя. За что же тогда… Зачем ты делаешь это с нами? - заторможенным слабым голосом спросил он.
        Ответ ничего не менял. Понятно, что ему не спастись, и некуда бежать. Все равно, где умирать. Марго оказалась права - отсюда не выбраться.
        «Марго!» - имя отозвалось болью, но боль была тупой, тянущей, как будто у него не осталось сил чувствовать ее и горевать.
        Костя стоял, опираясь спиной на стену возле оконного проема, и ему хотелось лечь на пол, свернуться калачиком и пусть бы больше ничего не было: ни мучений, ни страхов, ни воспоминаний, ни надежд.
        - Она завершила ритуал, но времени прошло слишком много. Ждать пришлось чересчур долго, я ослаб, требовалось восстановить силы. Помимо жизненной энергии я забрал у твоих товарищей то лучшее, что они могли дать - знания, умения, воспоминания, опыт. Все это теперь во мне. Может, и не нужно было столько… материала, чтобы вернуться, но коль уж вы все оказались тут, грех было не воспользоваться. И потом, зачем нам свидетели?
        Голова гудела, одолевали странная слабость и сонливость. «Он меня гипнотизирует?» Костя плохо соображал, и никак не мог понять: какие свидетели? Почему это существо сказало «мы»?
        - Собираешься убить меня, так давай быстрее, - пробормотал он.
        - Убить? Зачем мне твоя смерть?
        Костя потряс головой, пытаясь отогнать морок. Что-то изменилось вокруг него - он это чувствовал, но не мог сообразить, что конкретно.
        - Хочешь сказать, отпустишь меня?
        - Почти так, но не совсем, - с едва заметной усмешкой произнес Валахов. - Мы выйдем отсюда вместе. Я выбрал тебя, потому что ты молод и перспективен. Хотя мог остановиться и на этой зажигательной - прошу прощения за невольную остроту! - барышне, но существовать в мужском облике мне привычнее.
        За окном сверкнула молния, прогремел гром - раскат был такой свирепый и громкий, что на мгновение заглушил шум ливня. В свете молнии, которая на миг озарила комнату, Костя увидел в двух шагах от себя неясный колеблющийся силуэт - более густой и черный, чем окружающая темнота.
        В голове у него начало проясняться. Гром, молния, дождь… Всего этого еще недавно не было слышно! С той поры, как Дана вернула Валахова, вытащила из небытия этого монстра, окружающий мир сузился до размеров Тихого дома. Город, парк, улицы, люди, дома - все исчезло куда-то, пока они бродили по этим развалинам, надеясь спастись от чудовища.
        Но теперь, когда все мертвы, а Косте предстоит уйти, все стало как обычно. Мир за окном снова тот, что прежде.
        «Только что мне дает этот факт?»
        - Ты убил всех, сожрал их души, а теперь собираешься… стать мной? Забраться в меня?
        - По сути верно. Ты быстро схватываешь.
        Как это произойдет? Останется ли Костя в своем теле, после того, как там поселится гость? Или они с Валаховым поменяются местами?
        «Где же буду я - я сам, Константин Барышников?»
        - Уж лучше умереть!
        Голос, звучавший в темноте, задрожал от бешенства:
        - Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, юный глупец! Не знаешь, что такое смерть, как она уродлива и жестока! Мне хотелось жить вечно, а вместо этого… Мой помощник не сумел завершить все, как нужно. Я застрял между мирами, блуждая в холоде и мраке. Я был - и в то же время меня не было! Я не мог уйти - но не мог и остаться в мире живых! Убогое, сумеречное существование! Люди в Тихом доме чувствовали мое присутствие и боялись. А я все это время мечтал об одном - вернуться. Обмануть смерть и больше никогда не умирать! - Какое-то время он молчал, Костя слышал лишь шум непогоды за окном. - Потребовалось больше времени, чем я предполагал, чтобы сделать все, как нужно. Но ничего. Скоро я все наверстаю. Ты мне поможешь.
        Он говорил, а в Костином сознании всплыло: «Окно. Подумай об окне». Туман в голове окончательно рассеялся. Теперь Костя мыслил ясно как никогда.
        - Но ведь тела обнаружат, - сказал Костя, чтобы потянуть время. Время ему нужно было, чтобы кое-что обдумать, решиться.
        - Тебя ни в чем не заподозрят. Ты вернешься домой и ляжешь спать. Скоро станет ясно, что Маргарита пропала, ее объявят в розыск, но никогда не найдут. От нее, как ты мог заметить, ничего не осталось. Твой дружок полез в заброшенный дом и порезался, истек кровью. Старуха тоже за какой-то надобностью забралась в дом, наткнулась на мертвого мальчишку, и у нее случился сердечный приступ. Артем пришел вслед за неугомонной невестой и неосторожно упал с лестницы. Останки самой Даны могут, конечно, вызвать вопросы, они выглядят весьма специфично. Но в любом случае это вопросы не к тебе. Полицейские придумают что-нибудь, дабы закрыть дело, я в них не сомневаюсь.
        «На этом окне нет решеток. Второй этаж высокий - как третий. К тому же я могу порезаться о стекло… Вряд ли выживу. Но ведь мне и так уже не жить».
        - Не проще ли уничтожить и остальные тела, чтобы не осталось никаких следов?
        - Может, ты и прав, но мне некогда прибираться. Начатое следует завершить как можно скорее. Пора поторопиться, мой срок истекает: я и так излишне долго нахожусь вне тела. Мне требуется вместилище.
        «Вместилище! Это ведь он обо мне!»
        Костя очень боялся передумать. Но тут темное небо разорвала очередная вспышка молнии. Свет ее озарил комнату, и Костя увидел, что темный силуэт движется, плывет в его сторону.
        Если он собирается сделать это, другой возможности не будет. Когда тварь окажется близ него, он не сможет сопротивляться. Не подозревая в себе такой силы и стремительности, Костя схватил один из стоящих рядом стульев за спинку и метнул в окно.
        На долю секунды в памяти всплыло прекрасное нежное лицо Марго, ее глаза и улыбка. Разом вспомнилось все, что было между ними… и все, что могло бы быть, но так и не сбылось. Будущее, которое у них отняли. Счастье, которое оказалось таким коротким.
        - Вот тебе! - крикнул он, словно удар пришелся по Валахову.
        Звон бьющегося стекла слился с громовым раскатом, в комнату хлынул свежий влажный воздух. Ветер ворвался внутрь, и сразу стало холодно, но это был не мертвенный, исходивший от адской сущности могильный холод, а бодрящая, сладкая прохлада летней ночи.
        «Ты ошибся с выбором «вместилища». Я не тот, кто выведет тебя из Тихого дома! Сдохни здесь, сволочь!»
        Не давая опомниться ни себе, ни чудовищу, которое было уже совсем рядом, Костя ловким движением («Даже Адель так не смог бы!») вскочил на подоконник и, помедлив мгновение, прыгнул навстречу ночи, дождю, ветру.
        Навстречу смерти, дарующей свободу.
        Эпилог
        - Я знаю, что ты не спишь. Веки подрагивают, - услышал Костя и по голосу отца понял, что тот улыбается.
        Притворяться дольше не имело смысла, и он открыл глаза. Отец сидел на стуле возле кровати и смотрел на него. В глазах и вправду притаились смешинки. Костя вымученно улыбнулся в ответ. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, даже с отцом.
        Больничная палата, в которой Костя провел десять дней (и неизвестно, сколько еще пробудет), была малюсенькая и тесная. Зато он тут один, без соседей - мать договорилась. Чего-чего, а уж договариваться, настаивать, добиваться своего она умела виртуозно.
        Кровать была придвинута к стене, справа от кровати стояла тумбочка, заставленная так, что не оставалось ни сантиметра свободного места. В углу примостилась крошечная раковина.
        - Приоткрой окно, пожалуйста, - попросил Костя. - Душно.
        Отец встал, потянул на себя ручку. Теплый летний ветерок немедленно принялся трепать штору.
        - Ничего, скоро бегать будешь, - пообещал отец.
        Костя уныло посмотрел на растяжки и приспособления, похожие на средневековые орудия пыток, на которых была подвешена сломанная в двух местах нога. Правая рука тоже покоилась в гипсе, а помимо этого было сотрясение мозга, синяки, порезы, ушибы и трещина ребра.
        Лежать на спине, в одной и той же позе было трудно, но необходимо. Да и вообще ему, как говорил лечащий врач, нечего на судьбу жаловаться. Радоваться надо и боли, и любому неудобству.
        - Да, конечно, - сказал Костя. - Скоро заживет все как на собаке.
        Они помолчали.
        - К тебе из полиции хотят зайти, поговорить. - Отец бросил взгляд на экран телефона. - Скоро уже, часам к четырем. Я попросил, чтобы после тихого часа.
        Костя вздохнул.
        - Знаю, тебе нечего сказать им, - торопливо проговорил отец, - но, сам понимаешь, обстоятельства.
        Обстоятельства были ужасные и загадочные. Косте не разрешалось ни читать, ни смотреть телевизор (которого в палате и не было), ни пользоваться Интернетом. Новости он узнавал от отца с матерью.
        Синоптики тогда не ошиблись: гроза в ту ночь, почти две недели назад, была сильная, да к тому же поднялся ураган. Три человека пострадали - к счастью, не слишком сильно; упавшее дерево расплющило два автомобиля, повалились несколько заборов, сорвало крышу со старенькой лачуги в частном секторе. Однако эти разрушительные последствия разыгравшейся стихии меркли перед главным событием.
        В Тихий дом ударила молния, и он загорелся - вспыхнул так, словно был облит бензином. Пожарные приехали быстро, но затушить пламя им не удалось, и окутанная всевозможными тайнами и слухами усадьба Николая Валахова сгорела дотла. Кажется, новый владелец не слишком огорчился: Тихий дом все равно был обречен на снос, а тут сама природа позаботилась.
        Костю - переломанного, полумертвого - обнаружили возле горящей усадьбы. Ему несказанно повезло: чуть левее была груда кирпичей. Упади он на нее, неминуемо разбился бы насмерть. Однако парень, как говорится, в рубашке родился: свалился на кучу мусора, которая смягчила падение.
        Нашелся и свидетель произошедшего: подвыпивший мужичок, который под дождем бежал домой через парк, случайно увидел, как из окна второго этажа заброшенной усадьбы выпрыгнул человек.
        Мгновенно протрезвевший от потрясения мужчина вызвал полицию. Почти сразу шарахнула молния, начался пожар, так что вслед за полицейскими и скорой к Тихому дому прибыли пожарные.
        Костя пришел в себя в больнице на следующий день.
        - Что ты там делал? Зачем вообще туда пошел? Как там оказался? - причитала мать, заламывая руки. Костя впервые увидел, как она плачет. Отец стоял рядом с ней бледный, потерянный, с помертвевшим лицом.
        Ему нечего было рассказать, нечего ответить. Падение, удар о землю, шок, боль, а может, все вместе, говорили врачи, привело к тому, что события той ночи оказались стертыми из Костиной памяти. Были - и нет. Так ластик стирает карандашный набросок с листа бумаги.
        И неизвестно, временно это или навсегда.
        Дальнейшие события посыпались, словно грузди из дырявого ведра.
        В подвальных помещениях сгоревшего дома, которые меньше всего пострадали от пожара, обнаружились останки двух человек. Вскоре стало ясно, что это Адель и пожилая женщина, Тамара Сергеевна Королева, которая жила неподалеку и неизвестно за какой надобностью отправилась ночью в усадьбу.
        Кроме того, пропала Маргарита. Ее мать сходила с ума от переживаний: когда она пошла вечером на работу, дочь оставалась дома. Вернувшись утром, женщина обнаружила пустую квартиру.
        Были и еще два странных исчезновения, связанных с Тихим домом. Дана Казинская, молодой ученый, искусствовед, которая активно выступала за реставрацию усадьбы, бесследно пропала - как и ее жених, Артем Липатов. Их автомобили обнаружили недалеко от усадьбы Валахова: ее - на стоянке возле торгового центра, его - на соседней улице. Теоретически оба могли оказаться тем вечером в Тихом доме, но никаких следов их присутствия найти пока так и не удалось.
        - Зачем опять полиция? - вяло спросил Костя.
        Отец помялся, поправил очки и ответил:
        - Еще какие-то кости нашли. На пожарище.
        - Кости? - вскинулся парень, и конструкция, удерживающая его ногу, затряслась. - Чьи?
        Сердце заколотилось, забилось пойманной в силки птицей. «Марго? Нет, нет, пожалуйста, пусть это будет не она!»
        - Тише, тише, не волнуйся так, - отец торопливо протянул руку и погладил сына по плечу, укладывая обратно. - Это не Марго, точно. Мужчина. Может, бомж какой-нибудь. Возможно, он давным-давно умер и лежал там.
        - Где же тогда… она? - безнадежно прошептал Костя.
        Это был не вопрос, и отец промолчал. Никто не знал ответа.
        Сердце перестало трепыхаться, но душевная боль никуда не делась. Костя отвернулся к стене, стиснул челюсти. Смириться с потерей лучшего друга было нелегко, но его хотя бы можно было оплакать и отпустить.
        С исчезновением Марго свыкнуться оказалось тяжелее: в нем была трагическая неопределенность. Девушка растворилась, пропала, словно ее никогда и не было. Костя столько раз говорил себе, что после окончания школы они разойдутся в разные стороны, Марго уйдет из его жизни, что в итоге это стало правдой. Она ушла.
        Он вспомнил, какая она была красивая - там, на школьном дворе, когда подошла к ним с Аделем в их последний общий вечер. Вспомнил, как ему хотелось провести рукой по ее густым каштановым волосам, обнять, поцеловать. Как он тосковал по ней, ревновал и боялся, что Адель это заметит…
        Костя понятия не имел, откуда это знает, но тем не менее знал: ему не суждено увидеть Марго. Можно пытаться взращивать надежду, но на самом деле нет смысла ждать.
        Марго никогда не вернется.
        - Сынок, послушай-ка, - позвал отец.
        Оборачиваться Костя не стал: не хотел, чтобы отец заметил выступившие на глазах слезы.
        - Что, пап? - глухо спросил он.
        - Погляди на меня, - попросил тот, и Костя, помедлив, повернулся.
        Теперь они смотрели в глаза друг другу.
        - Я хочу, чтобы ты сказал мне одну вещь. Только мне - никто больше не узнает. Даже мама. Понимаю, тебе сложно довериться, я никогда… - Отец сморщился, но договорил начатую фразу: - Я никогда не пытался быть твоим другом. Знал бы ты, как я жалею! Стоит только подумать… - Он запнулся и снова на некоторое время замолчал. Костя ждал, не отводя от него взгляда. - Теперь все изменится, поверь. Но сейчас… Мне необходимо знать, чтобы я смог помочь.
        - Что ты хочешь узнать, папа?
        Отец бросил взгляд в сторону двери, желая, видимо, убедиться, что их никто не подслушивает. Дверь была закрыта. Он наклонился к Косте и сказал едва слышно, почти шепотом:
        - Ты действительно ничего не помнишь о том вечере? Не помнишь, как погиб Адель? Не знаешь, куда делась Маргарита? Почему ты выпрыгнул из окна?
        Костя молчал, по-прежнему неотрывно глядя на отца. Впервые он по-настоящему заметил, что они очень похожи. Все об этом говорили, но раньше он как-то не задумывался, что с годами будет выглядеть точно так же, как сейчас выглядит отец. Оба они были худощавые, сутуловатые, высокие. И цвет глаз, и тонкие, немного неопределенные черты узкого лица - все у него от отца. Правда, папа носит очки, а Костя нет, но зрение у него тоже не стопроцентное, так что и в этом есть сходство.
        Как же много седины стало в его в висках! Что и говорить, нелегко им с матерью пришлось. Как бы они пережили потерю, приземлись он на десять сантиметров левее?
        - Я и вправду ничего не помню, пап, - сказал Костя. - Я не вру, поверь. Последнее, что помню, как мы втроем забрались в окно подвала. Не знаю, что случилось в Тихом доме. И женщину эту, Тамару, как ее там по отчеству, вспомнить не могу. И двух других, которые пропали, не видел. Если они там и были, я этого не помню. А Марго… Я хочу, чтобы она нашлась! Хочу, но… Но понятия не имею, куда она исчезла.
        Отец сжал его ладонь, пытаясь успокоить.
        - Все хорошо, сынок, я…
        - Ты должен мне верить! - с отчаянием проговорил Костя, вырывая руку. - Думаешь, я сам не хочу вспомнить? Зачем мне обманывать? Или ты думаешь, что я взял и убил их всех?
        - Что ты! - испугался отец. - Не говори глупостей! Никто этого не думает! Ни мы с мамой, ни полиция - никто! Ты сам еле выжил! - Он перевел дыхание и решился сказать то, что мучило их с женой сильнее всего: - Я боюсь того, кто стоит за всем этим.
        - Кого боишься?
        - Откуда мне знать! Эти смерти, исчезновения… Ты ведь не просто так решился выброситься из окна. Наверняка спасался от кого-то! Может, видел преступника, и теперь он боится, что ты можешь его опознать! Или тебя вытолкнули, пытались убить!
        - Разве можно опознать, если ничего не помнишь?
        - Сынок, память может вернуться! Ты и твои воспоминания представляют угрозу для преступника!
        Внезапно Костя почувствовал, что очень устал, и у него не осталось сил поддерживать этот бессмысленный разговор.
        - Ты хотел знать, не вру ли я, папа. Я ответил - и больше мне сказать нечего. Правда в том, что я знаю о той ночи не больше тебя.
        После секундной паузы отец кивнул, поднимаясь со стула.
        - Так им и говори - всем, кто станет спрашивать.
        Он направился к двери.
        - Наверное, будет лучше, если так все и останется. Есть вещи, которые лучше забыть. Воспоминания ведь могут быть мучительными, жестокими. Опасными. - Помедлив, отец сказал: - Мы с мамой подумали, не переехать ли нам? Я имею в виду, в другой город, навсегда. Меня давно в Москву приглашали - ты знаешь, по работе. А я все не решался. Теперь вот думаю, пришло время. Новая жизнь на новом месте - что скажешь?
        Костя не знал, что ответить. Ему надоели бесконечные расспросы, сочувственные и настороженные взгляды, перешептывания. Но хуже всего было ощущать внутри себя что-то темное. Какое-то знание, которое он не мог вытащить из глубин памяти. Что-то настолько тяжелое, невыносимое, что мозг предпочел заблокировать это.
        Оставаясь здесь, в родном и знакомом с детства городе, Костя был обречен снова и снова воскрешать в памяти ушедших друзей, пытаться вспомнить, что с ними стало.
        - Разумеется, нельзя ничего решать впопыхах. Тебе надо как следует все обдумать, - сказал отец, выходя их палаты. - Ты поразмысли, сын, не спеши.
        Погрузившись в свои мысли, Костя не заметил, как остался один.
        Он не сказал отцу - да и никому не говорил, и вообще не был уверен, что это имеет хоть какое-то значение. Но если думал о той страшной ночи, когда чудом остался жив, в голове постоянно всплывало странное слово - «вместилище».
        Костя не понимал, к чему оно относится, что должно обозначать.
        Чье вместилище? Вместилище чего?
        Однако стоило Косте начать размышлять об этом, пробуя вызвать в памяти хоть какие-то ассоциации, как ему становилось дурно. Это был не страх, не физическая боль - скорее, неприятные, невнятные ощущения. Он вдруг чувствовал резкий, свежий запах озона (видимо, напоминание о той грозовой ночи?); ему становилось холодно - все тело застывало, леденело, будто он голышом стоял на январском морозе.
        Понять, что все это значит, не удавалось. Да и стоило ли пытаться? Отец прав: есть воспоминания, которые способны причинить страдания, покалечить. Или даже убить.
        Аделя больше нет рядом. Марго тоже. Пустота в том уголке души, который они занимали, и горечь потери останутся с ним навсегда. Этого не изменить, не исправить. Но ведь Костя выжил той роковой ночью - а значит, нужно жить дальше.
        «Пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов», - написал однажды Дейл Карнеги. Жесткая, но точная и справедливая фраза.
        Живя прошлым, человек лишается будущего. Никогда не следует пытаться воскресить то, что умерло, вернуть то, что однажды ушло в небытие. Двигаться нужно только вперед - и по возможности не оглядываться.