Микулишна Борис Немировский
        Борис Немировский
        Микулишна
        Было, стало быть, дело в те незлопамятные времена, когда Русь Святую на удельные княжества делили. Делили по-простому, не чинясь: кто кого уделает, тот, значитца, и князь. А кто уделывать не умел - оставался не у дел. Ну и вот, Русь Святую разделили, тут бы вроде и зажить, как оно водится, припиваючи да призакусываючи - ан нет, не тут-то было. Явилось откуда-нито Чудище Партивное, село на гору высокую, да с горы вниз манифест спускает:
        - Ща вот маленько дух переведу, да и сожру вас перво-наперво всех. А уж дале посмотрим.
        Народ сперва и не понял. Ну, сидит там чегой-то сверху, так мало ли их таких на нашем веку сверху-то посидело? Авось, всех и не сожрет - не переизберут, поди. Но допрежь до кого дотянется - того жалко, самим, эвон, закуси не хватает. А тут пришел с деревеньки Сочи, что у самого Черного моря, вещун один, волхв и кудесник по прозвищу Прикупной Туз. Покорен Перуну старик одному, поэтому такое городит, что и Вещий Олег помрет. Вот дедунюшка и объясняет:
        - Это, говорит, правило такое. Кто на высокой горе сидит - тому взятка надобна большая, чтоб закрыться без чреватых последствий.
        Призадумались мужики. Надобно, видно, взятку собрать, да поболе, чтоб уж закрылось Чудище Партивное и не открывалось. Да только чем давать-то? Злато-серебро припрятано, деньги Чудище не жрет, деньги инфляция жрет… Один очкарик заикнулся было: «Водка, мол, жидкая валюта», да на него так цыкнули, что он, сердешный, до смерти потом заикался. Ишь ты, таракан очкастый! Да чем водку налево переводить - лучше пусть его всех нас лопает, авось желудок испортит!
        Долго ли думали, коротко - наконец догадались. Кликнули Данилу-мастера, да и вышел у него для Чудины цветок не цветок, а орден персональный - «Охреновительнейшая Мерзопакость» называется. Хороший орден, массивный - одного дерьма сколько извели, не считая позолоты. А из остатков медаль получилась - «Тридцать лет в одном месте». Вот ужо, думают, порадуется Чудище почету, да и пожалеет кого… Может быть…
        Не тут-то было. Пришла делегация гадину награждать, а гадинато орден проглотила, медалью закусила, а тогда уж и распробовала, чем ее хозяева-то потчуют. Ух и осерчала!
        - А-а, - завопила, - сами дерьмо хлебаете и мне подаете?! Да я вас, пасюков, таперича не просто съем! Я вас съем, потом до ветру схожу, а потом по-новой съем, ясно?
        - Не серчай, милостивец! - взмолились тут народные избранники, падая на колени (рефлекс у них такой - на колени падать).
        - Не мы это виноваты, мол. Мы злато-серебро для ордена твоего из-за бугра попросили, гуманитарную помощь там али кредит МВФ, значит. Да только разворовали его по дороге злые бяки-буки, а остаток какой-то Соловей-Разбойник уже на месте свистнул. Уж не обессудь - чем богаты, того и принесли, не поскупились…
        Помыслило Чудище Партивное, да вдруг главного и спрашивает - фамилие твое какое будет?
        - Бякины-Буковичи мы будем. Бояре-середняки, сочувствующие… - Тут Чудище все и поняло. Раскрыло было все три пасти - схавать всех на месте, да подумало: «Понять - значит, того… простить!» Не чуждо было хвилосохвии. И говорит:
        - Ин ладно. На первый раз - идите. Милую я вас, обещаюсь вдругорядь не кушать. Будет с вас и одного разу.
        С тем и пошли бояре Бякины с горушки вниз. А Чудище вдогон еще и Указ спускает:
        - Завтра, мол, с утра подавать мне первую порцию на-гора. Да с музыкой чтоб и нарядные были, во!
        Закручинился народ, чего делать - не знает. И тут, откуда ни возьмись, выползает давешний очкарик и ну заикаться:
        - Жид-жид-жид…
        - Ну чего тебе? - спрашивают, - Опять, что ли, водку не по делу отдавать?
        А ему все едино - тужится, бедняга, аж очки с него сползают:
        - Жид-жид-жид…
        Стукнули его по спине, чтоб слова проскакивали. Он и заговорил:
        - Глу-упые вы! Ч-чудище-то - оно ить не к-кто другое, как Юдище! Опять, мол, на нашу голову с-село! В-в-воевать его надо, спасать Расею!
        Поскреб народ по затылкам - не-ет, не получается дело. Где ж это видано, чтоб иудейска племени кто в три глотки выступал да силой похвалялся? Их и не громили бы небось, ежели в ответ схлопотать обратно можно было б… Энтот-то очкарик, поди, сам в драку не полезет… Однако мысль все же имеется. Есть тут вроде в запасе тридцать три богатыря - лабазы купецкие от себя охраняют, деньгу варят да в ус не дуют. Таким как бы сподручнее это самое. Порешили сказать им - так, мол, и так, погромчик не устроите ли? Авось, Юдищу-то и не испугаются…
        Так оно и вышло, да только не совсем так. Правда, услыхали богатыри про погром - толпою кинулись, еще и другим-прочим заказали: не суйтесь, мол, наше дело. И двинулись всей бригадой на гору - разборку устраивать. Приехали, значит, Джипку-Чероки расседлали и речь такую с Чудищем повели:
        - Ну ты, компот ты кислый. Ты, в натуре, на гнилой козе подъезжаешь? Ты, блин, завтра чтоб сто косых баксов было, если, блин, хочешь, чтоб головы на месте торчали, понл?!
        А дальше - неувязочка получилась. Посмотрело на них Чудище, да и, слова худого не говоря, чихнуло в три глотки. И унесло богатырей, как и не было вовсе.
        Говорят, зашвырнуло их аж в Крым. О ту пору в Крыму татары жили, сами себе головы, к тому же все сплошь в чалмах басурманских. Они, как удел свой получили, так от всех отделились и хана себе выбрали. Гордились им сперва да поначалу - страсть. «Наш хан, грят, уж такой хан - всем ханам хана!» А хан-то им на чалмы и сел - налоги, поборы, гарем опять же… А недовольных - в Бахчисарайскую степь, Черномор-канал рыть, от материка отделяться, как дяденька-сказочник Аксеныч планировал. Так и жили.
        Богатырей-то сначала туда же отправили, как подозрительных, да позже спохватились - не пропадать же способностям… Назначили их надзирателями и пахана к ним приставили, его еще по старой памяти дядькой Беломором величали, заслуженный был кадр. С тех пор, говорят, стали они остров тот хранить и надзором обходить. А с ними - дядька их мерзкой.
        Но это сказочка другая. Авось, расскажем как-нибудь. А наша сказка продолжается…
        Ой, беда-беда, када голова худа! Думали мужики, думали, как от напасти избавиться - ничего не придумывается. Ордена страхолюдине не надобно, богатырей чихом повалило - зараза, да и только. У некоторых уже и штаны по швам разошлись - знать, не тем местом думать взялись. И что хужее всего - стали промеж них такие заводится, которые Чуду-то во как зауважали. Говорят, мол, хватит-де разброд творить, стране-де нужна твердая лапа. Пуще всех бояре Бякины разорялись, да еще этот, в очках который. Народ и моргнуть не успел, а они тебе уж: одни чудетаты, другие чудернаторы, а очкастый, тот и вовсе подпартивником госбезоюдности оказался. А Чудище еще и поощряет сверху:
        - Верной, мол, дорогой идете, товарищи! А демократию вашу я вам, так уж и быть, оставляю. Жрите ее, как и раньше жрали. Авось, разжиреете. Ведь демократия - это чего? Это когда свобода высказываться. А я такое - я, может, с вашим мнением и не согласное, но чтоб вы его высказать могли, я вас прямо убить готово. Я вам, грит, даже свободу вероисповедания оставлю. Кто исповедаться там хочет сперва, али чего такого - за милую душу. Присылайте ко мне ваших батюшков, хучь ксендзов, хучь раввинов, только позаботьтесь менять их почаще, а то кончатся.
        Тут бы и сказке конец, да только ведь на то она и сказка, чтобы хорошо заканчивалась. Появилась на сходе Василиса Микулишна, девица-краса, на плече коса, в саван одевается, череп оскаляется. Шутка, шутка. Она, Василиса-то, была как раз очень даже очень - мисс Жмеринка черте какого года, это вам не птичка посидела.
        - Эх вы, говорит, мужички-серячки, как же это вы сразу-то не сообразили? Чудищу-то кого на это самое дело вести полагается? Девицу! Меня, то-есть. Оно меня своей женой сделать захотит, ну а я - ни в какую. Тогда явится Иван-царевич, да и спасет меня, а уж заодно и вас. По-оняли?
        Удивились мужики - а и правда, как же это мы? Сказки, поди, слушали, Бояну под гармонь подпевали, а тут - на тебе, опростоволосились… С тем и пошла Василиса в гору.
        Как пошла, с месяц ее не видать было. И Чудище народ не трогало чегой-то, молчало. Только дым с горы коромыслом.
        А через месяц является Василиса обратно, злая-презлая, да и говорит:
        - Тоже мне, монстр! Да кому он нужен, такой-от муж, ни денег, ни стати, одни лозунги первомайские. Все, говорит, забудьте, нету его. Улетел, не выдержал. Ну и…
        - Василисушка, родная, да как же ты, мать, сдюжила-то? - удивляется народ.
        - Как, как… Да так вот. Замуж за него вышла, а оно через месяц и заявляет: «Все, мол, не могу больше. Это, говорит, у меня только головы - три, а все остальное-прочее - одно!». Ну и улетел.
        И живет народ по сию пору на Руси Святой, а как живет - про то неведомо. А в честь спасительницы своей бабу железную с мечом возвели и зовут теперь гору ту - Васи-ЛЫСОЙ. Так-то.