Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Неволина Екатерина : " Дороги Колдовства " - читать онлайн

Сохранить .
Дороги колдовства (сборник) Екатерина Александровна Неволина
        «Наследница тьмы»
        Мы с родителями уже устали колесить по Черноморскому побережью, когда нашли этот милый город. Чистые пляжи, приветливые жители и удивительно мало туристов. Просто идеальное место для отдыха! Только… мне здесь почему-то тревожно. Все время чувствую на себе чей-то взгляд. И, кажется, люди вокруг - совсем не те, кем хотят выглядеть. Неужели приезд в это райское место был ошибкой?!
        «Город оживших снов»
        Марина не ждала чуда, она и сама не знала, зачем согласилась на поездку. Наташка с Юркой будут ходить по новогодней Риге обнявшись, а она окажется третьей лишней. Ненужной. Никому не интересной. Но все получилось иначе. Впервые попав в сказочный, словно сошедший со страниц старинной книги город, девушка почувствовала, что является здесь не просто гостьей. Кажется, она уже видела этот величественный собор, эти старые дома, эти узкие средневековые улочки… Кажется, город хранит тайну, разгадка которой очень важна для Марины!
        «Дочь крестоносца»
        Маша сразу выделила этого человека из толпы, хотя на первый взгляд в нем не было ничего необычного. Не очень молодой, не особенно красивый, он казался странным и даже страшным. Когда незнакомец поймал ее взгляд, Маша словно упала в бездонную пропасть… И пришла в себя в непонятном месте, совсем непохожем на больницу. У кровати сидела девушка в странной одежде, которая явно принимала Машу за кого-то другого. Теперь девочка должна выяснить, где очутилась и что происходит…
        Екатерина Неволина
        Дороги колдовства (сборник)
        Наследница тьмы
        Глава 1 Дорога без конца
        По стенам старого дома змеились глубокие трещины, крыльцо давным-давно поросло высокой травой, от выщербленной двери веяло могильным холодом, а бурая облупившаяся краска на ней казалась пятнами засохшей крови.
        - Ну вот мы и приехали, - сказала мама, улыбаясь. - Здесь и остановимся.
        Папа, хлопнув дверцей машины, вышел на улицу и с удивлением оглядел серый замшелый дом.
        - Ты уверена, дорогая? - спросил он скорее для порядка. В конечном счете он всегда соглашался с мамой, хотя временами они спорили.
        Я, наблюдавшая за ними с заднего сиденья машины, вся сжалась от страха. Если не каждому, то уж мне безусловно было ясно, что входить внутрь этого дома нельзя. Нельзя - и точка. А лучше вообще держаться от него подальше. Как можно дальше - километров, скажем, за тысячу.
        Ну чем маме не понравился тот милый курортный поселок, который мы проезжали часа полтора тому назад?.. Ну, подумаешь, грязновато. Подумаешь, куры и утки. У нас в деревне их тоже полным-полно. Однако мама нахмурилась и сказала: «Ни за что». Именно так и сказала - протяжно и очень весомо. Папа даже возражать не стал. Когда мама говорит таким тоном, это совершенно бесполезно. Ну мы и приехали…
        Девяносто процентов моих любимых фильмов ужасов именно так и начинаются - с того, как какие-нибудь не слишком умные люди лезут туда, куда соваться вовсе не следует. Но разве маме объяснишь? Нет, она опять скажет, чтобы я меньше всякую ерунду смотрела, а больше занималась, например, алгеброй. Для нее трояк по этой самой алгебре, неожиданно вылезший у меня за год, - вот настоящий ужас. Стивену Кингу и не снилось.
        - Хозяева! Кто-нибудь есть? - крикнула мама, изо всех сил стуча в массивную дверь.
        Дверь скрипнула - так, словно бы застонала, - и открылась!
        А там… там…
        От ужаса я даже проснулась. Адски болела шея. Нет, все-таки заднее сиденье машины не лучшим образом приспособлено для хорошего, здорового сна.
        - Ну чего, соня, с добрым утром? - окликнула меня мама, оглянувшись на мой горестный стон.
        Папа, не отвлекаясь от дороги, подмигнул мне в зеркале.
        - Ага, поспишь тут, - буркнула я, пытаясь устроиться поудобнее.
        Ехали мы на вожделенный юг уже немногим более суток. Разумеется, прекрасная идея - сразу же по окончании учебного года всем втроем отправиться на машине отдохнуть в какое-нибудь райское местечко, где не будет туристов (разумеется, кроме нас), и вволю насладиться морем, солнцем и красотой горного края.
        К морю я пока не попала. От солнца, безжалостно палящего, усиленного, словно линзой, стеклом машины, давно уже хотелось забиться куда-нибудь под сиденье. А красоты горного края были представлены исключительно великолепной горной дорогой: с одной стороны гора, с другой, разумеется, бездонная пропасть. И не забудьте еще бесконечные повороты, от которых тебя швыряет по всему сиденью - из одного угла машины в другой. Влево-вправо, вправо-влево. Не правда ли, очень романтично! От этой карусели у меня кружилась голова, а желудок неприятно дергался.
        Я снова вспомнила тот милый поселок. Хорошее было место. А мама уперлась.
        До этого селения было еще штуки три - ничуть не хуже, но и они не вызвали у нее доверия. Здесь грязно, там многолюдно - и вот результат: мы бесконечно катаемся по этой дурацкой дороге. И не мудрено, что всякие кошмары снятся.
        А вдруг дорога вообще не кончится? Так и будем ехать целую вечность: вправо-влево, вниз-наверх по огромному-огромному кольцу. Вдруг мир уже исчез, остались только дорога и едущая по ней одинокая синяя машина? Представляете: в целом мире - только мы трое?..
        В салоне играло радио. Родители молчали. Похоже, мама уже понимала, что была ммм… не совсем права, но отказывалась признавать из чистого упрямства. А, заметим, еще потом спрашивает, и в кого это я такая пошла?.. По-моему, ответ очевиден.
        Кстати, а когда нам в последний раз попадались навстречу машины?
        Я посмотрела на пустую дорогу. Приехали! Ну здравствуй, Стивен Кинг!..
        Думать обо всем этом - значит опять, как любит говорить мама, загонять себя в дебри воображения. Уж лучше заняться чем-нибудь и перестать пялиться в окно, словно трусливая дура.
        С этой мыслью я извлекла из сумки книгу ужастиков Стайна и открыла ее там, где между страниц была вложена открытка - подмигивающее и улыбающееся сердечко, похожее на смешную рожицу с красными пухлыми щечками. Глядя на него, я тоже невольно улыбнулась, а потом вздохнула. На это у меня были весомые причины. Открытку мне подарил Вадим. Пытаться описать Вадима - все равно что описывать солнце. Он - самый лучший мальчик в нашей школе, а вполне может быть, что не только в ней. Вообще-то Вадим Краснов учился на класс старше, и мы, восьмиклашки, смотрели на него снизу вверх. Девчонки перешептывались и вздыхали, разумеется, без всякой надежды на взаимность. И кто бы мог подумать, что он обратит внимание на меня?! На День святого Валентина Вадим прислал мне по школьной почте вот эту открытку и пригласил в кино. Это был незабываемый, волшебный день. В темноте кинотеатра он держал меня за руку и кормил попкорном из своего ведерка… Это было так романтично!
        А потом… потом сказка закончилась. Вадим стал отворачиваться от меня, когда мы встречались в школьных коридорах, и проходил мимо, будто мы и вовсе не знакомы. Думаю, кто-то из девчонок наговорил ему про меня гадостей. Однако я все равно не теряю надежды, что мы еще будем дружить, назло всем завистницам. В залог прекрасного будущего у меня осталась улыбающаяся открытка.
        Когда я подняла взгляд и посмотрела в окно, то увидела, что мы въехали в какой-то небольшой городок, производящий неожиданно приятное впечатление. Ровные улочки с чистенькими домами. У каждого - нарядная кирпичная крыша и палисадник с цветами и фруктовыми деревьями. Что ни говори, радостная картина после долгого и трудного пути.
        Даже воздух казался чистым и приятным, а солнце палило не так безжалостно.
        Этот городок словно возник из мечты моей мамы - невероятной чистюли и аккуратистки. Чем дольше я смотрела на него, тем яснее понимала: ничего лучше мы просто не найдем! А когда дорога привела к пустынному пляжу, засыпанному бледно-золотым, как старое золото, чистейшим песком, ощущение переросло в уверенность.
        Представьте себе курорт без отдыхающих, мусора, яркого мельтешения, шашлычных и громкой навязчивой музыки - именно такой и был у меня перед глазами! Если есть на земле райское местечко, оно точно здесь. Теперь неудивительно, что путь оказался тяжелым: чтобы попасть в рай, нужно пройти серьезные испытания.
        Пока мы с папой разинув рты смотрели на чистые улочки и аккуратно подстриженные газоны, мама уже сделала стойку, словно натасканная охотничья собака.
        - Какой милый городок! - воскликнула она заметно повеселевшим голосом. - Давайте здесь и остановимся!.. Если только найдутся свободные места… - добавила она тоном пониже.
        - Отличная идея, дорогая, - обрадовался папа. По-моему, он готов остановиться в любом захолустье, а живописные горные дороги нравились ему немногим больше, чем мне.
        Мы затормозили у опрятного домика. В саду росли вишневые деревья. Папа с мамой вышли из машины. Я смотрела на них с заднего сиденья, вспоминая сегодняшний сон. Но нет, ничего похожего, даже наоборот. Глядя на огромные глянцевые вишни, темно-пурпурные, отражающие солнечные лучи, я невольно сглотнула: вот бы попробовать хоть одну! Нет, лучше поедать горстями - так, чтобы густой сладкий сок стекал прямо по подбородку. Мама бы, конечно, упала от этого в обморок, но зато вкуснотища непередаваемая!..
        - Хозяева! Кто-нибудь есть? - крикнула мама, и я вздрогнула: точь-в-точь как в моем сне!
        Тщательно выкрашенная веселой голубой краской дверь открылась, и на пороге появилась… полная добродушная женщина.
        Я вздохнула, сама не понимая, от облегчения или от разочарования. Тетенька имела не больше отношения к таинственным мистическим силам, чем, скажем, дежурящая в нашем подъезде консьержка.
        - Добрый день! - женщина смотрела дружелюбно.
        Когда она подошла к воротам, поближе к нам, я заметила, что на ней фартук, а руки испачканы чем-то белым. Наверняка мукой. Вот сейчас она уже замесила тесто для пышных сладких пирогов…
        - Мы - отдыхающие, - мама показала на папу и на нашу машину, - нам очень понравился ваш город, мы хотели бы здесь остановиться. Если можно, - она улыбнулась немного смущенно и с надеждой посмотрела на полную тетеньку. На ее фоне она казалась тростинкой. Кстати, мама у меня молодая и вполне симпатичная.
        - Конечно-конечно! - разулыбалась тетенька. - И вправду, у нас тут тишь да гладь, да божья благодать. Только вот, сами понимаете, городок маленький, тихий, развлечений немного. Только море, солнце и горы.
        - Как раз то, что надо! - кивнула мама.
        - А рыба есть? - поинтересовался папа. Он заядлый рыбак.
        - Рыбы здесь целое море! - развела руками тетенька, будто щедро предоставляя всю окрестную рыбу в полное папино распоряжение. - Мы, видите ли, живем в стороне от основных туристических путей, немногие отдыхающие сюда добираются. Так что всего в изобилии. И моря, и рыбы, и фруктов… Ой, чего же мы стоим! - спохватилась она, всплеснув руками. - Скажете ведь: ну совсем дикие люди. Пойдемте в дом! Я как раз пироги в печку поставила. С капустой, грибами и с вишней.
        Я опять сглотнула.
        С самого утра во рту у меня побывал только батончик «Сникерса», так что ароматные пироги с вишней, возникшие в моем воображении, ослепили и оглушили меня. Замечтавшись, я не слышала, о чем мама разговаривает с хозяйкой домика.
        - Эй, выходи! Что ты там застряла? - мама помахала мне рукой, и я, вздохнув, вылезла наружу.
        От густого запаха солнца и переспелой вишни закружилась голова, и я блаженно улыбнулась: как же хорошо, что мы все-таки куда-то приехали!
        - Вот и наша Ирочка! - представила меня мама.
        - Какая у вас большая дочка! - всплеснула рыхлыми сдобными руками тетечка, явно давая маме понять, как молодо та выглядит.
        Мама польщенно улыбнулась, и они с папой, тем временем поставившим машину на сигнализацию, дружно двинулись по аккуратно посыпанной бледно-золотым песочком дорожке к хорошенькому домику, казалось, перекочевавшему сюда из сказки то ли про Белоснежку, то ли про Ганселя и Гретель [1 - Гансель и Гретель - персонажи сказки братьев Гримм «Пряничный домик».].
        А я замешкалась, ясно почувствовав, что на меня кто-то смотрит. Вот именно: почувствовала. Взгляд острый, точно бритва. Я даже прикоснулась к щеке, будто проверяя, нет ли на ней пореза, и лишь потом обернулась.
        Это был мальчишка примерно моего возраста. Очень загорелый, со взлохмаченными светлыми волосами, цвета песка на пляже. Одет он был в кошмарные ярко-синие джинсы, наверное, принадлежащие к прошлому веку и уже ставшие исторической реликвией, и дурацкую светло-зеленую майку. Рядом с ним сидела, вывалив набок язык, огромная белая собака. Такая махина весит небось раза в два больше меня. Серьезный аргумент для того, чтобы держаться от обоих подальше.
        Незнакомец смотрел на меня с явной неприязнью и осуждением.
        Я поджала губы и тоже уставилась на него: нечего пасовать перед мальчишками. А с такой псиной на поводке каждый почувствует себя хозяином положения. Тоже мне король джунглей!
        - Ира, ну где ты там?! Ты сегодня прям спящая королевна! - мама пыталась шутить, но я, прекрасно зная ее, понимала: она начинает сердиться.
        Пока я отвлеклась на нее, противный мальчишка куда-то смылся, и я, пожав плечами, тоже пошла к дому.
        Глава 2 Вишневый лес
        Тетечку, которая позвала нас в гости, звали Нинель Ивановна. Нинель - это грузинское имя, а отчество - совершенно русское. Здесь, в горах Кавказа, смешалось множество народов и национальностей. Из истории я смутно помнила, что были даже древние греки, а возможно, и римляне. Но, понятно, важно вовсе не это, а то, что пирожки, которые печет Нинель Ивановна, оказались действительно необыкновенно вкусными. Я съела, наверное, штук восемь, а может, даже десять, под поощряющие комментарии радушной хозяйки - мол, кушай, деточка, тебе поправляться надо. Я и кушала.
        Папа даже подмигнул мне: желудок у котенка не больше наперстка, но жрет он… А что, у меня, может, всё еще в рост идет. Поэтому я высокая и… нет, вовсе не тощая. Слово «стройная» нравится гораздо больше.
        После еды нас окончательно разморило и потянуло в сон.
        К этому времени мама знала о местечке, в которое мы так неожиданно попали, если не всё, то почти всё. Назывался городок странно - Луноморск. Необычное такое название. По словам хозяйки, жителей здесь немного, зато все друг друга знали и прекрасно между собой ладили. «Тишь, гладь да божья благодать», - любила повторять Нинель Ивановна. По крайней мере, я слышала от нее эту фразу раз пять. Места эти обладали богатой историей. Когда-то здесь была какая-то греческая колония, сюда же, но уже значительно позже, приезжали преследуемые церковью старообрядцы и политические ссыльные. Я подумала, что, может, где-то здесь бывал Лермонтов. Стоял на вершине горы в косматой черной бурке - и сочинял, скажем, «Мцыри». Почему бы нет?.. А еще хозяйка сказала, что в горах есть дольмены - сооружения, где древние хоронили своих мертвых. Мистическое место, и я решила, что обязательно доберусь до него!
        В общем, то, что мы остановились именно здесь, оказалось неожиданной удачей. Покормив или, вернее, перекормив, Нинель Ивановна отвела нас к гостевому домику. Едва взглянув на него, мы согласились его снять. Он был небольшой - всего две комнатки и крохотная кухонька, зато очень чистый и уютный. И стоял посредине самого настоящего вишневого леса!
        Мама тут же отсчитала хозяйке деньги, и мы, напутствуемые словами о том, что вишню можно есть в любых количествах, приступили к отдыху.
        Я думала, что просплю после тяжелой дороги, наверное, целые сутки, но, как оказалось, проснулась уже через час, когда на наш вишневый лес еще не пала ночная тень.
        Было семь вечера. За открытым окном пели птицы, тихонько перешептывались, секретничая, деревья, а воздух пах так сильно и необычно, что я тут же вскочила на ноги и бросилась разведывать окрестности.
        Сказочный мир начинался сразу же за порогом. Я вступила на траву, мягкую, как шелк, и смешно щекочущую пятки.
        Несколько шагов я прошла словно исследователь, впервые очутившийся на непознанных землях, и остановилась. Прямо перед моим носом с ветки свешивалась целая гроздь вишен. Чуть приподнявшись на цыпочки и не прибегая к помощи рук, я тут же принялась есть их, срывая ртом. Обхватишь вишенку губами, потянешь на себя - и она оторвется от ветки, а в рот брызнет терпковато-сладкий сок. От удовольствия я даже зажмурилась…
        Я шла по вишневому лесу, мечтая об одном: пусть этот день никогда не кончается, и вдруг заметила, что мимо, на пределе видимости, промелькнула тень. Кто бы мог ходить здесь? На хозяйку не похоже.
        Я сделала вид, будто у меня расстегнулся ремешок босоножки, и нагнулась, исподволь осматриваясь и прислушиваясь. Никого. Возможно, мне лишь померещилось, но дальше я на всякий случай пошла помедленней. Легкий шорох за спиной окончательно убедил в том, что за мной действительно кто-то идет. Но кто и, главное, зачем?
        Пару раз я хотела подловить своего преследователя, останавливалась и оглядывалась, будто выбирая самые сочные вишни, но попытки не увенчались успехом. Пока что противник оказывался более ловким, чем я. Честно сказать, не попадись его тень мне на глаза совершенно случайно, я бы вообще не знала о том, что здесь есть кто-то еще, кроме меня.
        Выйдя за калитку, я двинулась по дороге к морю.
        Городок действительно очень красивый. У оград аккуратных домов росли чудесные розы - разные-разные - от нежно-белых до насыщенно-бордовых, почти черных, в воздухе сладко пахло цветами и солью.
        «Хорошо иметь домик в Луноморске», - подумала я, переиначив известную фразу из рекламы. А что, от дома у моря я ни за что бы не отказалась. Прожить здесь всю жизнь, готова спорить, тоска смертная, но вот приезжать ненадолго, скажем, на несколько месяцев, было бы действительно здорово. К тому же, как и обещала Нинель Ивановна, жители городка оказались на удивление радушны. Те, кого я встретила на улице, улыбались, и у меня отчего-то создалось впечатление, что они искренне рады меня видеть.
        Увлеченная красотами, я на время позабыла о своем преследователе, однако вскоре он напомнил о себе сам. Когда я вышла на пляж и подошла к самой кромке воды, то увидела, что на влажном песке что-то написано.
        «УЕЗЖАЙТЕ ОТСЮДА!» - с удивлением прочитала я.
        Пока я размышляла, что бы это могло значить, набежавшая волна смыла буквы. Я сразу подумала, что автор этой надписи и тот, кто преследовал меня от самого сада Нинель Ивановны, - одно и то же лицо. И даже подозревала, какое именно. Наверняка тот самый противный мальчишка, что так странно смотрел на меня сегодня. Не знаю уж, чем именно я заслужила столь негостеприимный прием, но, судя по всему, это серьезно. Может, просто псих, который ненавидит девчонок? Вполне вероятно. Так или иначе, в этом милом городке у меня уже появился недоброжелатель.
        Я сняла босоножки, в которые уже все равно набился песок, и вошла по колено в воду. Волны набегали и отступали, а я стояла на пляже, в полосе прибоя, и счастливо улыбалась. Плевать на мальчишку. Ему не удастся испортить мне каникулы. Нам с ним делить нечего. Я просто не стану обращать на него внимания - вот и всё. Бывает же паршивая овца в стаде, вот и он такая паршивая овца среди прочих милых и гостеприимных обитателей Луноморска. Нормальных людей значительно больше, и это внушает оптимизм.
        Погуляв по пустому пляжу и подобрав несколько красивых ракушек, я пошла к дому. У калитки стояла, разговаривая с симпатичной аккуратненькой старушкой, наша хозяйка Нинель Ивановна. Заметив меня, она так и расцвела улыбкой.
        - Вот дочь наших дорогих гостей. До чего славная девочка! - сказала Нинель Ивановна своей собеседнице с таким умилением, что я смутилась, а старушка, глядя на меня с ласковой улыбкой, одобрительно закивала.
        Вот что значит доброжелательность. Можно подумать, будто они не встречали никого милее меня. «Наверное, до них и вправду редко доезжают туристы, и они очень рады всякой возможности подзаработать», - подумала я.
        В вишневом саду, неподалеку от нашего нового дома, висел гамак. Очевидно, Нинель Ивановна повесила его специально для нас, и я тут же улеглась на упруго пружинящую сетку. Лучшего места во всем мире и не сыскать. Глядя в голубое безоблачное небо, я почувствовала, что бесконечно счастлива. На меня буквально снизошли покой и умиротворение, которых не бывает в большом городе. Учеба и бесконечные дела просто не оставляют времени, чтобы вот так поваляться где-нибудь, глядя в небо.
        Из домика выглянула мама. На ней был легкий льняной сарафан с маками по подолу и соломенная шляпка, украшенная алой, под цвет маков, лентой. В этом наряде она казалась особенно молодой и красивой. Мне такой пляжный вид понравился гораздо больше, чем ее обычный городской.
        - Отдыхаешь? - спросила она, улыбнувшись. - А мы с папой хотели к морю прогуляться. Ты с нами?
        - Нет, я уже была, - беспечно отозвалась я.
        - Повезло нам, - заметила она, завязывая шнуровку сандалий, - здесь очень приятное местечко и люди такие замечательные.
        «Даже слишком», - подумала я, вспоминая, с каким умилением взирали на меня хозяйка домика и ее собеседница, но говорить ничего не стала.
        Через пару минут из дома показался и папа - в свободной футболке со смешным принтом, изображающим пальмы и пляшущих вокруг них папуасов, и шортах, и они с мамой отправились на пляж.
        Кажется, я задремала.
        Мне снилось, будто я танцую на усыпанном ромашками лугу, кружусь и со счастливым смехом падаю в густую мягкую траву. Надо мной - безоблачное синее небо. Я открываю рот, и туда прямо с неба падают сочные спелые вишни. Я ем их, а по лицу течет густой и сладкий вишневый сок. Вдруг лакомство застревает в горле: прямо передо мной, словно из-под земли, появился светловолосый мальчик. Он осуждающе смотрит на меня.
        - Уезжайте отсюда! - беззвучно произносят его губы. - Немедленно уезжайте отсюда! Вам здесь не место!
        Я пытаюсь что-то возразить, но он, не слушая, достает из кармана веревку и принимается связывать меня по рукам и ногам. Гладкая холодная веревка скользит по телу, вызывая инстинктивное отвращение, я пытаюсь вырваться, кричу и просыпаюсь…
        Пробуждение нельзя было назвать приятным. Оказалось, мой сон основывался на реальности: по моим рукам и ногам скользили… небольшие темно-серые змейки.
        Я заорала и, выскочив из гамака, принялась судорожно отряхиваться. Какая мерзость! Змей было, наверное, штук пять, но со сна мне показалось, будто больше десятка. И как же они, спрашивается, могли забраться так высоко?
        - Что-то случилось? - Нинель Ивановна выскочила во двор, обеспокоенно глядя на меня.
        - Змеи! Тут полным-полно змей! - сообщила я с крыльца нашего домика.
        Хозяйка приблизилась.
        - Где? - с удивлением спросила она. Твари к этому времени уже расползлись, выпав из перевернутого гамака.
        Как раз в эту минуту одна из оставшихся ткнулась головой в ступеньку, и я снова завизжала.
        Нинель Ивановна шагнула ко мне, нагнулась и вдруг ловко ухватила змею двумя пальцами и подняла.
        - Не бойся, это всего лишь ужик! Он не причинит тебе зла, - она попыталась успокоить меня. - Погляди, видишь, на голове желтое пятнышко?..
        С этими словами она сунула извивающегося ужа почти что мне в лицо. Но разглядывать его, выискивая пятнышки, вовсе не хотелось.
        - Я, пожалуй, пойду, - поспешила сказать я и скрылась в доме, хлопнув дверью перед носом у хозяйки.
        Ну вот, скорее всего, она решила, что я ненормальная: увидела одного ужика - и в крик. Но ведь кто-то подкинул мне змей в гамак, пока я спала. Не поленился наловить побольше…
        Начало отдыха можно счесть не слишком удачным. Похоже, кто-то поклялся испортить мне поездку к морю. Вопрос «почему» оставался за кадром. Может быть, этому «кому-то» не понравился мой нос или цвет майки. Кто этих психов поймет?
        Когда мама и папа вернулись с пляжа, искупавшиеся и довольные, я рассказала им и про преследование, и про змей.
        - Опять ты все выдумываешь, - укорила меня мама. - Ну сама подумай, кому нужно следить за тобой и делать гадости?
        - Значит, кому-то нужно, раз делают, - резонно возразила я. - Подозреваю, что это все дело рук одного противного мальчишки. Не замечала? Когда мы приехали, он крутился неподалеку. Загорелый такой, белобрысый, моего возраста.
        - Нет, не заметила, - пожала плечами мама. - А может, змеи тебе приснились? Солнце на юге жаркое, сама и не заметишь, как напечет голову…
        Ну здравствуйте, мама еще скажет, что у меня глюки. И спорить совершенно бесполезно - себе дороже, как я знала по опыту.
        В общем, разговор мы замяли, а после ужина почти сразу легли спать. Я долго ворочалась, раздумывая о событиях прошедшего дня, и наконец махнула рукой: подождем, что будет завтра. Может, это что-то вроде своеобразного местного приветствия. Ну как в фильмах - бывает, что, когда кто-то приходит в новый коллектив, сотрудники устраивают какую-нибудь подлянку и наблюдают, как он себя поведет. Не исключено, что и белобрысый испытывает меня. Кто знает, может, мы еще подружимся. Последняя мысль не внушала доверия даже мне самой, однако я не отбросила ее, решив, что пока что рано делать какие-нибудь выводы.
        А на следующее утро, когда я вышла в дышащий свежестью вишневый сад, похожий на таинственный сказочный лес, в дерево, в полушаге от которого я стояла, с тонким противным свистом вонзилась самодельная стрела!
        Совсем близко от моего лица. Я разглядела белое оперение, испачканное чем-то бурым, и клочок бумаги, обмотанный вокруг древка…
        Так это же записка! Мне прислали записку! Осторожно вытащив из дерева стрелу, я развернула бумагу и прочитала четкие, написанные ровными печатными буквами строки:
        «УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА, А ТО ХУЖЕ БУДЕТ».
        По спине пробежал холодок. Если это шутка, то совершенно дурацкая. Значит, вчерашняя игра продолжается. Не смешно. А если бы он попал мне в руку? Или в глаз?! Я кровожадно скрипнула зубами. Все, с меня хватит! Пусть только этот хорек еще хоть что-нибудь выкинет, посмотрим, кому из нас будет хуже! Лет до двенадцати я спокойно дралась наравне с мальчишками и, если потребуется, легко вспомню былое и накостыляю гаденышу по загорелой шее!
        Вокруг по-прежнему пели птицы и темнели роскошные, налитые соком вишни, однако настроение было уже не то, и я, вздохнув, пошла к дому.
        - Ну что, Иринка, дуем на пляж?! - спросил папа.
        Они с мамой, уже переодевшись в яркую пляжную одежду и прихватив сумки с полотенцами и водой, собирались к морю.
        Оставаться в саду в одиночестве мне расхотелось. Мало ли что: уж лучше пойти с ними.
        - Да, иду! - поспешно отозвалась я и кинулась в комнату за купальником.
        Про стрелу я решила пока не говорить. Чего доброго, мама решит, будто я играю в приключения и сама сделала ее, чтобы убедить в правдивости своих слов. Ничего, я уже привыкла, что мне не верят. А насчет неуловимого шутника… Если так будет продолжаться, то я, честное слово, приму серьезные меры.
        Следующий день мы тоже почти целиком провели на пляже. Море оказалось теплым и совершенно изумительным. Меня не переставало удивлять, как чисто и аккуратно все в этом городе. Нигде не валялись ни пакетики от чипсов, ни банки из-под пива. Отдыхающих, кажется, не наблюдалось. Местные жители были приветливы и дружелюбны. В общем, не город, а мечта. Портил картину только белобрысый мальчишка. Пару раз он попадался мне на глаза, и я даже думала, что он следит за нами, однако поймать его пока не удавалось, а когда я как-то направилась к нему, чтобы серьезно поговорить, он сбежал, как последний трус.
        В обед мама послала меня к нашей хозяйке за молоком. Нинель Ивановна встретила меня, как всегда, приветливо.
        - Проходи, Ириночка, сейчас налью! - ее круглое добродушное лицо было похоже на блин.
        Я зашла на кухню и застыла в дверях, переминаясь с ноги на ногу.
        - Ну рассказывай, как учишься, - сказала Нинель Ивановна, доставая из холодильника пластиковое ведерко с натянутой поверх марлей, и принялась осторожно переливать молоко в большой глиняный кувшин.
        - Нормально, - без всякого энтузиазма ответила я.
        Ну почему взрослые обязательно спрашивают об учебе?! По мне так если других тем нет, то вообще лучше помолчать.
        - Небось отличница? - продолжила беседу хозяйка.
        Я вздохнула:
        - Нет, по алгебре тройка.
        - А остальные четверки-пятерки?
        - Ага, - мрачно согласилась я, думая, когда же меня, наконец, отпустят на свободу.
        Но Нинель Ивановна, похоже, настроена на беседу. Поставив кувшин на стол вместо того, чтобы отдать его мне, она принялась сосредоточенно расспрашивать меня о здоровье, то и дело качая головой и сетуя на экологию, неправильное питание и то, какой хилой и болезненной стала нынешняя молодежь.
        - И вовсе я не болезненная! - не выдержала я. - Нормальное у меня здоровье.
        - Вот и молодец, - обрадованно закивала головой Нинель Ивановна. - А что худая - это ничего, откормим. Ты сейчас, главное, больше на воздухе будь. Отдыхай, загорай, купайся, кушай хорошо. Вот я тебе пирожков напекла. Не думай, свежие, не вчерашние. Горячие еще. Кушай, деточка, на здоровьечко.
        И она принялась наполнять тарелку пирожками.
        Честно говоря, я впечатлилась. Даже мама не бегала вокруг меня подобным образом. Выходит, не зря говорят, что люди, живущие вдали от крупных городов, добрее, чем жители столиц.
        - Спасибо, - сказала я, принимая из ее рук кувшин и тарелку с пирожками. - А… скажите… я видела мальчика… Загорелый такой, светловолосый, моего возраста…
        - Так это наверняка Сашенька! - улыбнулась Нинель Ивановна. - Сиротинушка он у нас. Одна бабушка осталась, зато души в нем не чает!
        Так, значит, сиротинушка?.. Ну понятно, выходит, хорошим манерам обучить его некому. Ну ничего, только попадись мне - дам урок-другой.
        - А. Ну я пошла, - сообщила я хозяйке и с облегчением покинула ее дом.
        Вроде она и хорошая, вот только какая-то излишне прилипчивая, приторная, как засахарившееся варенье. И смотрит так умильно, как будто я пухлощекий пятилетний ангелок - еще чего не хватало!
        Ближе к вечеру, когда старые механические часы с кукушкой, живущие в нашем временном доме, прокуковали пять раз, мы всей семьей собрались на пляж. Мы уже вышли за калитку и двинулись по дороге к морю, когда я вспомнила, что оставила дома книжку. Если кто не понял, это настоящая проблема: мама любила проводить на пляже много времени, стремясь загореть так, чтобы каждому с первого взгляда стало понятно: она побывала на юге, а не на какой-нибудь подмосковной даче!
        В общем, пришлось попросить у мамы ключ и вернуться. Я открыла дверь, взяла книгу и на минуту остановилась, чтобы раскрыть ее и взглянуть на вложенную между страниц открытку.
        «I love you, baby!» - подмигнуло мне веселое сердечко. Даже не сомневаюсь, все у меня будет в порядке. Вот вернусь с юга - загорелая, повзрослевшая - и столкнусь где-нибудь с Вадимом. Совершенно случайно. Скажем, по пути в магазин. Я буду идти - вся в белом, такая легкая и необыкновенная, а он навстречу - с тяжелыми сумками. Увидит меня - и так и замрет! Наверное, даже сумки выронит. Оттуда выкатятся ярко-оранжевые апельсины и разбегутся, как мячики, по дороге, но он этого даже не заметит, потому что будет смотреть только на меня. А я улыбнусь - и пройду мимо…
        По правде говоря, мне ни разу не доводилось видеть Вадима с сумками, но уж больно красивая картинка получалась… Я так и представила хмурое московское небо, Вадима, глядящего на меня растерянно и потрясенно, рассыпавшиеся апельсины…
        Воображая все это, я стояла посреди комнаты и улыбалась как последняя дура. Случайно заметив отражение своего лица в висевшем на стене зеркале, даже расстроилась: нашлась мечтательница! Нос длинный, вон, уже и облупился - какой там красивый загар, а волосы торчат, будто жесткая солома… красавица!..
        Я решительно захлопнула книжку и пошла к двери: мама с папой наверняка меня уже потеряли.
        Выйдя из домика, я повернулась, чтобы закрыть дверь, и остолбенела.
        Сердце подскочило и тут же ухнуло в пятки, а горло перехватило спазмом, точно тугой петлей: к двери большим ножом была прибита мертвая летучая мышь с растопыренными крыльями и листок клетчатой бумаги, на котором оказалось написано всего одно слово:
        «УБИРАЙТЕСЬ!»
        Буквы были неровными, с подозрительными подтеками…
        «Мамочки! Это же кровь!» - сообразила я.
        И тут меня прорвало.
        С громким «А-а-а-ааа!» я сломя голову бросилась куда-то. Я мчалась, пока кто-то не схватил меня за плечи. Закричав еще громче, я попыталась вырваться, но меня крепко держали чьи-то сильные руки.
        Не помня себя от страха, я подняла голову и встретилась с недоуменным взглядом… папы.
        - Ира, что с тобой? - спросил он, видимо, искренне напуганный моим странным поведением.
        - Там… там… - я замолчала.
        - Ну и что там? - спросила мама усталым голосом.
        По ее лицу было заметно, что ей ужасно стыдно за меня.
        Я огляделась и заметила хозяйку, у которой мы снимали гостевой домик, и еще одну женщину. Они стояли и, даже не пытаясь скрыть любопытство, глазели на нас.
        - Там к двери была пришпилена летучая мышь! - выдохнула я.
        - Мышь? Что за ерунда? Зачем бы это? - удивился папа.
        - Он специально пугает меня. А вдруг он маньяк? Ну чокнутый? - предположила я.
        - Кто «он»?! - потеряла терпение мама. - Объясни все по порядку!
        Запинаясь и то и дело неуверенно глядя то на маму, то на папу, я снова рассказала и о надписи на морском берегу, и о змеях, добавив на этот раз пару слов о стреле с запиской и приколотой к двери летучей мыши. Постепенно брови мамы поднимались все выше и выше, и наконец, когда они совсем взмыли вверх, исчезнув под челкой, я выдохнула: «Всё!»
        - И что, все это, по-твоему, проделал тот белобрысый мальчик, о котором ты говорила в прошлый раз? - уточнила мама.
        - Именно он! - без тени сомнений отрапортовала я.
        Мама нахмурилась.
        - Пойдем! - сказала она сурово. - Сейчас я сама во всем разберусь!
        Мы подошли к дому. Дверь, как и прежде, распахнута, но… на ней ничего не было.
        - Ну? - спросила мама, требовательно глядя на меня.
        - Она была здесь! Честное слово! - я беспомощно перевела взгляд на папу.
        - А теперь нет, - развел руками он, подтверждая мамину правоту. - Но ты можешь показать нам хотя бы стрелу. Если ты ее, конечно, не потеряла.
        - Сейчас! - обрадовалась я и, кинувшись в комнату, принялась рыться в своих вещах. Она была где-то здесь. Она должна находиться здесь. Но ее не было!
        - Ну? - повторила мама, и в голосе ее зазвучал арктический холод, от которого моя спина, несмотря на жаркий летний день, вновь покрылась мурашками.
        Я молчала, и они с папой многозначительно переглянулись.
        - Понимаешь, Иришка, - нерешительно начал папа, - ты слишком даешь волю воображению. Нет, воображение - дело хорошее… Когда оно применяется должным образом. Скажем, изобретатели…
        - Это все твои глупые книжки! - перебила его мама. - Читала бы лучше то, что по школьной программе задано. А еще налегла бы на алгебру. Кто-то обещал мне заниматься летом, чтобы на следующий год исправить тройку. Все, с этого дня будешь решать по пять заданий ежедневно. Слышишь меня, ежедневно!
        Я прекрасно ее слышала, поэтому опустила голову.
        - Что-нибудь случилось? - спросила хозяйка.
        Подошла она совершенно бесшумно и теперь стояла за нашими спинами - эдакое упитанное привидение.
        - А? - вздрогнула мама, но тут же взяла себя в руки. - Нет, ничего, спасибо.
        Иногда она отлично умела без слов объяснить, что нечего вмешиваться в наши дела. Хозяйка удалилась.
        - И чтобы такие истории не повторялись! - строго заявила мама. - А то, помнишь, в прошлом году кто-то уверял, будто наши соседи по лестничной клетке - бандиты и наркодилеры?
        Можно было меня и не добивать. Я и так уже размазана по стенке, раскатана, точь-в-точь пласт теста для пирожков, и лежала где-то там, ниже плинтуса. Что делать, но наши соседи действительно казались такими подозрительными… А не ошибается лишь тот, кто ничего не делает! Вот даже доктор Ватсон ошибался, принимая Шерлока Холмса за бандита.
        Но стрела и мышь… нет, это не могло мне привидеться!
        Я непременно подловлю этого подлеца Сашку и, глядя в его наглые глаза, прямо спрошу обо всем!
        Глава 3 Сумеречные тени
        Он сидел на скале, прямо над морем, беспечно свесив босые ноги и глядя куда-то вдаль, и вовсе не подумал обернуться на звук моих шагов. Мне даже показалось, что он ничего не слышал, но он сказал:
        - Ну садись, раз пришла.
        Я оторопела. Ни тебе «здрасьте», ни извинений. Просто «садись» - не потрудившись обернуться, даже не взглянув мне в глаза!
        Разумеется, сесть я не могла - это означало бы, что я готова вступить в мирные переговоры, а я пришла сюда совершенно за другим! Поэтому я и осталась стоять за его спиной, нелепо переминаясь с ноги на ногу. Он по-прежнему смотрел куда-то в синюю даль.
        - Скоро совсем стемнеет, - снова заговорил он, - знаешь, как быстро солнце у нас садится? Буквально несколько минут - и оно уже скрылось за морем.
        Сказать, что я обескуражена, - значит не сказать ничего!
        Я стояла за его плечом, не зная, что делать.
        А солнце действительно садилось. Огненно-красный шарик, словно бусина на нитке, движущийся между небом и морем. И небо, и море были невероятными - ярко-розовое с ярко-голубым. А по морю прямиком к солнцу пролегла дорожка. Вот бы пройти по ней туда, за горизонт!..
        Солнце действительно садилось невероятно, фантастически быстро. Вот уже виден всего лишь краешек, еще буквально минута - исчез и он. Только море оставалось все таким же алым, будто солнечный свет расплескался по его поверхности.
        - Вот и всё, - послышался мальчишечий голос, и я вздрогнула, потому что успела забыть, что не одна.
        Злость куда-то ушла, будто исчезла за горизонтом вместе с солнцем. Я хотела опять разозлиться, но никак не могла. Наверное, это звучало в моем голосе, когда я сказала белобрысому Сашке, что он негодяй. По крайней мере, на него это заявление не произвело ни малейшего впечатления. Он пожал плечами - и только.
        - Скажи, зачем ты устраивал все это? - спросила я, обращаясь к его узкой загорелой спине. Повернуться ко мне он так и не соизволил.
        - Уезжайте, - сказал он тихо.
        Я даже усомнилась, произнес ли он это или то, что я слышала, было лишь плеском волны.
        - Но почему? Объясни, почему мы должны уехать? Может, нам здесь нравится?
        Он промолчал, и я все-таки начала закипать.
        - Ну хорошо, - сказала я, тоже отворачиваясь от него, - раз ты не хочешь разговаривать со мной, я поговорю с твоей бабушкой!
        Конечно, жалобы - это не мой стиль, но что делать, если тебя просто-напросто игнорируют, а с сидящим спиной человеком невозможно ни нормально поговорить, ни даже стукнуть его хорошенько. И что еще мне оставалось?..
        - Не надо! - он прыжком поднялся на ноги и наконец-то обернулся ко мне лицом. - Пожалуйста, не ходи к бабушке! Не надо!
        Я торжествовала. Похоже, его слабое место обнаружено, и мне остается лишь ударить по нему посильнее.
        - Я так и знал! - выдохнул Сашка, и я увидела, что его лицо на глазах окаменело, словно он нацепил на себя маску, и только в глазах раненой птицей метнулся страх.
        По тропинке по направлению к нам шла старуха. Легкий морской ветерок трепал седые космы и края широких черных одежд. В одной руке она держала деревянный посох, в другой - пучок какой-то травы с мелкими желтыми цветами.
        Мы молчали все то время, покуда она двигалась к нам.
        Теперь, когда старуха приблизилась, я смогла ясно разглядеть ее лицо. Темно-коричневую, изрезанную многочисленными морщинами кожу, напоминавшую старую пиратскую карту, провалы щек - Мариинские впадины, лоб и подбородок - континенты, крупный крючковатый нос - горный пик. И наконец - глаза. Нет, самое главное - глаза. Ясные, морские, неожиданно синие и пронзительные. Острые, как иглы. Сейчас эти две иглы впились в меня по самые ушки. Старуха смотрела на меня так, будто видела насквозь, словно погружала в меня исследовательские зонды.
        Она медленно, не говоря ни слова, прошла мимо, и мне показалось, что теплый июньский вечер вдруг наполнился холодом.
        - Это твоя бабушка? - потрясенно спросила я, когда старуха скрылась из вида.
        Белобрысый мальчишка кивнул.
        - Убирайтесь отсюда. И чем раньше - тем лучше, - сказал он сухо и зло и, никак не объяснив очередную перемену своего настроения, зашагал по тропинке в сторону, противоположную той, куда ушла его бабушка.
        Честное слово, истерик какой-то! Психолога на него не хватает, а то даже и психиатра.
        Ну что же, разговора не получилось, однако идти жаловаться на мальчишку мне почему-то совершенно расхотелось. Странная старуха, наверное, сама маленько того… Вот и не следит за внуком. Небось, это у них вообще семейное.
        Может, просто не обращать на психа внимания и не вестись на его дешевые пугалки? В конце концов мы уедем отсюда. Не когда он нам велит, а когда сами захотим, а все чудаки пусть себе живут как им вздумается. Мне-то что.
        С этой мыслью я села на камень, еще хранящий тепло недавно погасшего дня, и стала смотреть на море. Было в этом месте что-то спокойное, что-то правильное.
        Глупый мальчишка умел выбирать места.
        Почти весь следующий день провела на пляже. Купалась в море, валялась с книжкой, подставляя солнцу то спину, то бока, и напоминала себе пригревшуюся на солнце кошку. Все тело наполнилось блаженной ленью, не хотелось лишний раз шевелиться. Вечером мы, одолжив у хозяйки переносной мангал, снова пришли к морю, чтобы запечь на огне рыбу, которую с самого утра наловил папа.
        - Как хорошо здесь! - вздохнула мама, глядя в стремительно темнеющее небо. - Вот бы поселиться здесь навсегда!..
        - Ага, - усмехнулся папа, целиком насаживая рыбину на выструганную из вишневой веточки шпажку, - это ты, Наташенька, сейчас говоришь. А сама бы, небось, через месяц от скуки взвыла. Вот погляди на Иришку. Здесь почему-то немного детей, она не знает, куда себя деть. Все с нами ходит.
        - А может, ей с нами интересно? - предположила мама.
        - Ага, - равнодушно кивнула я. На самом деле мне, понятно, хотелось бы с кем-нибудь подружиться, но, как справедливо заметил папа, детей в этом городке почти не наблюдалось, а мой ровесник, кажется, был вообще один. Тот самый Сашка, дружить с которым я вовсе не собиралась.
        - Да вы только посмотрите, какие здесь звезды! А луна?! Через несколько дней она будет совсем круглой, - мечтательно проговорила мама, глядя на небо. Приятно пахло морем и костерком - легко, едва уловимо, и от этого волнующего запаха немного кружилась голова.
        - Гм… - сказал папа. - И вправду красиво. Только хорошо бы к рыбе лимончик… Ирин, будь другом, сгоняй к хозяйке!
        - Романтик! - возмущенно воскликнула мама и нахлобучила папе на глаза кепку. - Я о звездах, а он!
        - А что я? - папа озорно сдвинул кепку куда-то на затылок. - С лимончиком-то вкуснее.
        В общем, идти за лимоном мне все-таки пришлось. Я мигом добежала до дома Нинель Ивановны и нетерпеливо забарабанила в дверь. Тщетно: никого, только залаяла во дворе собака.
        Возвращаться с пустыми руками мне показалось обидным, и я пошла стучаться в соседний дом, где жила милая добродушная старушка, с которой мама частенько останавливалась обсудить погоду и московские цены. И опять никто не открыл. Окна были темными, слепыми.
        Странно, куда они подевались?.. И тут я буквально физически почувствовала, что в городе что-то не так. Не так, как должно… Очень тихо, а еще - темно! А ведь точно: по всей улице ни одного освещенного окна! Пораженная этой догадкой, я застыла. Мне вдруг показалось, что я совершенно одна - на пустой улице пустого вымершего города. А еще… еще за мной кто-то наблюдает. Чьи-то недобрые, пронизывающие глаза неотрывно следят за мной, заставляя холодеть кровь в жилах. Сердце стучало испуганно и неровно. Громко - слишком громко в этой ужасающей тишине. Вдруг этот звук услышит тот, кто скрывается в темноте?!
        Я зажмурилась.
        «Это - дурацкие книжки, - сказала я себе, - мама права. Вот сейчас открою глаза - и всё будет нормально».
        Я открыла глаза, но ничего не изменилось. Темные - без единого светлого окна - дома стояли молчаливыми стражами. Они показались мне живыми.
        - Хозяева! Есть кто-нибудь?! - закричала я, изо всей силы заколотив в ближайшую калитку.
        Тишина, только опять залаяла собака.
        Я бежала по пустой, темной улице и до хрипоты срывала голос, зовя людей. Ну хоть кого-нибудь! Город совершенно пуст и безмолвен.
        Почему я не направилась к морю - туда, где остались мои родители? Я боялась. Боялась, что их тоже не окажется на месте, и тогда я останусь совсем-совсем одна. Не в силах решиться проверить это, я села на траву, прислонившись к одному из заборов, и принялась ждать. Чего - и сама не знаю. Время застыло, вернее, ползло медленно-медленно, будто истекало крохотными каплями - кап, кап, кап…
        И тут я увидела их. Серые молчаливые тени шли по улице прямо ко мне. Их было много - целая толпа. Постепенно от этой толпы-реки отделялись маленькие ручейки, разливаясь по соседним домам. Толпа редела… Я сидела затаившись, как мышка. Несколько теней прошли совсем близко от меня.
        - Скоро время придет. Великая Мать уже почти полностью показала свое лицо. И тогда… - услышала я.
        - Замолчи! Не здесь, - резко прервал второй голос. Я узнала в нем голос нашей хозяйки. Да и по очертаниям крупной массивной фигуры можно было понять, что это Нинель Ивановна.
        Я старалась не дышать. Что же здесь все-таки происходит? Что за Великая Мать и что должно случиться потом?.. Чего они ждут? А вдруг они все маньяки? Это же ненормально - шляться вот так по улице и говорить какую-то ерунду? Вот повезло! Знала же, что мамина разборчивость к добру не приведет! Вот-вот, мне же сразу показалось странным, что здесь такой покой и порядок. Это же ненормально, если во всем городке нигде не валяется мусор! Даже обертки от мороженого днем с огнем не найдешь! А еще дети. Вот почему здесь так мало детей? И отдыхающих? Может, белобрысый мальчишка прав и нам действительно нужно бежать отсюда - пока не стало хуже? То есть пока какая-то Великая Мать не показала лицо?.. Я совершенно запуталась и сочла за лучшее отложить свои соображения на потом. Главное - добраться до папы с мамой и предупредить их!
        Дождавшись, когда все разойдутся по домам, я побежала на место нашего пикника.
        - Явилась - не запылилась. Тебя только за смертью посылать! - проворчала мама. - Ну, давай сюда.
        - Что? - я судорожно дышала, пытаясь восстановить дыхание после быстрого бега.
        - Ну конечно же, лимон. За чем тебя еще посылали? Судя по времени твоего отсутствия, ты бегала за ним куда-нибудь в Африку.
        Точно! Лимон! Я совершенно забыла о нем, в чем пришлось тут же признаться.
        - То есть как забыла? - удивился папа. - А где ты была так долго?
        - Я ходила за лимоном, но потом… но там… - и я рассказала родителям про пустой город.
        Папа с мамой выслушали меня молча, не перебивая. Взгляды их оказались красноречивее любых слов. Они не верили мне! Просто отказывались верить!
        - Ира, ты теряешь чувство реальности, - укорил меня папа. - Сначала стрела, затем летучая мышь, и вот теперь - пожалуйста - город, полный маньяков или космических пришельцев. Мы же с тобой уже об этом говорили! Вспомни: литература - одно, а жизнь - совсем другое.
        Не поверить мне легко. Каждый мог решить, ведь это так прекрасно все объясняет: у девочки богатое воображение, наверное, девочка сама немножко тю-тю!
        - Ну хорошо! - выпалила я. - Тогда идите и спросите у Нинель Ивановны, где она сейчас была!
        - Ира, - мама горько вздохнула. - Ну почему тебе нужно все испортить?! Мы собирались устроить пикник, посидеть всей семьей, глядя на звезды!.. А ты… Хорошо, я поговорю с Нинель Ивановной, хотя мне, конечно, неудобно ставить тебя в неловкое положение. Но пусть лучше это выяснится сейчас, чтобы ты еще раз убедилась в своих ошибках и не упорствовала в нелепых - я повторю: нелепых - фантазиях!
        Я молча опустила голову. Все против меня. Если Нинель Ивановна и вправду замешана в чем-то подозрительном, она, конечно, не признается в этом маме, а напротив, придумает какую-нибудь отговорку. А кому поверит мама? Не мне - это факт. Почему-то считается, что взрослые всегда говорят правду, а вот дети такие фантазеры!..
        - Давайте есть рыбу, а то остынет, - разрядил напряженное молчание папа. - Бог с ним, с лимоном - свежезапеченная рыба и без него фантастически вкусна. Ну, попробуйте! Чего сидеть с такими скучными лицами?..
        Мы с мамой взяли по ароматному горячему кусочку. Рыба и вправду просто таяла во рту. Я тщательно облизала пальцы и потянулась за вторым куском.
        Мама, все еще сохраняющая обиженное выражение лица, тоже взяла добавки.
        - Выходит, и от твоей рыбалки есть польза, - задумчиво сказала она.
        - А то! - гордо ответил папа и засиял, точно солнце.
        Глава 4 Лестница в небо
        Разумеется, хозяйка все объяснила. Вчера у них проходило собрание совета города. Поскольку городок маленький, то, как сказала Нинель Ивановна, все у них решается коллегиально. Это значит, что каждый житель может высказать свое мнение и поучаствовать в управлении.
        Очень убедительно, не правда ли? И я бы подумала так, если бы не случайно услышанные слова. Я совсем запуталась и не знала, кому верить, но мама с папой конечно же удовлетворились полученным объяснением, и мне досталась очередная порция упреков, а также наказание, заключавшееся в том, что у меня были отобраны (надеюсь, временно) романы, а взамен предоставлен задачник по алгебре.
        - Все беды идут от праздности ума, - заявила мама, вручая мне книгу. - Сон разума рождает чудовищ.
        Видела я такую картинку. Там был нарисован заснувший за столом человек, а за ним и над ним копошились всякие твари типа летучих мышей и странных животных.
        - Главное, чтобы эти воображаемые чудовища однажды не съели тебя, - решила пошутить я.
        Но мама сегодня не была расположена к шуткам.
        - Вижу, что они уже почти съели твои мозги, - заявила она и тут же добавила: - Успехов в алгебре. Как выполнишь дневную норму - покажи мне, проверю.
        Мама - бухгалтер и обожает всякие циферки, а меня при одном взгляде на них тянет в сон.
        В общем, добрая половина дня оказалась совершенно загублена. Покончив с задачками и получив от мамы нагоняй за обилие допущенных ошибок, я с облегчением вздохнула и приступила к выполнению придуманного вчера плана. А он заключался в том, чтобы пошататься по городу и повнимательнее приглядеться к его жителям: вдруг замечу еще что-нибудь подозрительное?..
        Жизнь города текла размеренно и неторопливо. Странным оказалось то, что я не встретила ни одного праздно шатающегося человека. Каждый был занят делом, даже немногочисленные дети - все-таки они здесь есть - вместо того, чтобы носиться по улицам с криками, гонять мяч или заниматься чем-нибудь столь же приятным и полезным, помогали взрослым, трудясь в саду или огороде. Посмотришь: малявка малявкой, а туда же - с сосредоточенным видом тащит огроменную лейку или, согнувшись в три погибели, очищает грядку от сорняков.
        Подозрительно? Еще как!
        Покрутившись то тут, то там, я заметила, что один из домов почему-то пользуется особой популярностью. Сначала мальчик принес туда большую корзину, накрытую белым полотенцем, затем женщина притащила банку молока и большой сдобный пирог, а спустя некоторое время другая прошла внутрь с полной сумкой.
        «Наверное, тут живет какая-то важная птица», - подумала я, но тут из дома вышел знакомый белобрысый мальчишка.
        Вот это номер! Неужели он или та странная старуха, его бабушка, уважаемые в городе люди? Или им помогают просто потому, что у него нет родителей и они с бабкой не могут прокормить себя сами?.. Тоже вполне может быть, раз они здесь все такие трудолюбивые и правильные.
        День прошел очень быстро, и вот я уже лежала в кровати, от нечего делать придумывая сюжет для фильма ужасов. Местом действия можно было бы взять небольшой городок, удаленный от крупных населенных пунктов. Туда случайно попадают герои - прекрасная и отважная девушка и влюбленный в нее благородный молодой человек (здесь я, разумеется, представляла себя и Вадима). Довольно быстро выясняется, что населяют город вовсе не люди, а вампиры. И вот безлунной ночью они приходят к дому, где поселилась героиня, чтобы выпить ее горячую юную кровь…
        В это время от окна и вправду донесся странный шорох, а потом тихий противный звук - как будто кто-то царапал когтями по стеклу.
        Сердце тут же тревожно забилось, а я зажала руками рот, чтобы не закричать. Вот заору, разбужу всех, а потом выяснится, что царапает стекло ветка, - позору не оберешься.
        «Спокойствие!» - сказала я себе и замерла в надежде, что все образуется.
        Разумеется, надежда оказалась тщетной. Новый скрежет, чуть более громкий, чем раньше, показался мне звуком трубы, созывающей на Страшный суд. Я подскочила, радуясь тому, что сплю с закрытым окном, а форточка слишком мала, чтобы что-нибудь из сада могло туда пролезть… В любом случае, если бы оно могло проникнуть в комнату, оно бы уже было здесь. Эта мысль несколько ободрила меня.
        За окном было темно, где-то в густых вишневых ветках проглядывал краешек почти округлившейся луны. Южные ночи вообще темней привычных мне московских, а тут еще вишневый сад, дающий густую тень. В общем, разглядеть что-либо за окном почти невозможно.
        - Кто там? - тихо спросила я и, вспомнив о том, что вампиры не входят в дом без приглашения, тут же добавила: - Убирайтесь! Я вас не приглашала!
        - Это Саша! Я хотел с тобой поговорить! - услышала я знакомый голос.
        Ну конечно, Саша. Днем он со мной говорить не хочет, но зато явился среди ночи… Наверняка исключительно для того, чтобы пожелать мне хороших снов!
        - Я тебя не приглашала, - повторила я на всякий случай. - Ты не можешь войти сюда без приглашения.
        За окном молчали, а потом я услышала хихиканье.
        - Ты что, и вправду думаешь, что я вампир? - ехидно поинтересовался голос.
        Теперь растерялась я. Любой ответ - и положительный, и отрицательный - прозвучал бы глупо.
        - Ну хочешь, перекрещусь? - шепотом спросил Сашка, правильно истолковав мое молчание. - «Отче наш», извини, наизусть не знаю, но, если у тебя есть крестик или что-нибудь такое, можешь попробовать приложить его к моему лбу.
        То, что он говорил, звучало довольно здраво, однако сомнения еще оставались.
        - А зачем ты сюда пришел среди ночи? - поинтересовалась я тихо, стараясь не разбудить спящих за тонкой перегородкой родителей.
        - Говорю же: мне нужно поговорить с тобой наедине. Так, чтобы никто нас вместе не видел.
        - Ладно, - согласилась я. - Сейчас оденусь.
        Я нащупала сброшенную перед сном длинную футболку, натянула на себя и, не включая света, тихо двинулась к двери. Видок, должно быть, у меня был еще тот. Растрепанная, в длинной смешной футболке. Ну да ничего. Сойдет. Не на свидание собралась.
        Выбравшись из дома, я вдохнула свежий ночной воздух. Сладкий аромат вишен и легкий привкус моря. Непередаваемое сочетание. Однако разнеживаться было вовсе ни к чему, и я огляделась в поисках Сашки.
        - Эй! Где ты там? - тихонько позвала я.
        - Здесь, не ори, - прошипел он, выступая из тени дерева.
        Честно говоря, какой-то оттенок романтики в этом был. Ночной сад, огромная луна и поджидающий меня под вишневым деревом мальчик. И почему это не Вадим?.. Хорошо бы он оказался сейчас на Сашкином месте, протянул мне руку и сказал: «Нас пытались разлучить злобные завистницы, но я разрушил их мерзкие интриги, и теперь мы навсегда будем вместе!» А я бы…
        - Ну чего встала, - на корню разрушил все зачатки романтики Сашка, - пойдем, пока нас никто не услышал.
        Мне и самой не слишком нравилась идея разговаривать почти что под окнами родителей (у которых, конечно, тоже открыта форточка, а значит, с большой вероятностью они нас услышат), однако поведение местного мальчишки оставляло желать лучшего. Пора было поучить его этикету.
        - Может, у вас принято разговаривать с девушками подобным образом, но у нас в Москве… - сказала я, придав лицу надменное выражение и смутно жалея, что Сашка, похоже, не сможет по достоинству оценить его из-за царящей в саду густой чернильной тьмы.
        - Ира! Ты с кем это там? - послышался из окна встревоженный голос мамы.
        Белобрысый укоризненно покачал головой и отступил обратно в тень.
        - Сама с собой, - буркнула я. - Вышла перед сном немного свежим воздухом подышать.
        - Подышала? Ложись немедленно, - велела мама.
        - И другим спать не мешай. Кому-то завтра чуть свет вставать, - добавил папа.
        Вставать он собирался, разумеется, на рыбалку.
        - Да, уже иду, - отозвалась я и тихо хлопнула дверью, как будто возвращаясь в дом.
        Минут пять я выжидала, затаив дыхание: все ли в порядке. Дом погружен в тишину, и только в гуще вишневых деревьев что-то шуршало и похрустывало. Ночной сад полон своей жизни.
        - Идем, - еле слышно прошептал Сашка, снова высовываясь из-за дерева.
        И я, решив на этот раз не спорить, последовала за ним.
        Когда мы вышли за калитку, белобрысый тихонько свистнул. И тут я увидела, что на меня несется что-то огромное. Понятно, что мне никогда не доводилось стоять на путях перед паровозом, но, думаю, ощущения сходные. Не успела я сообразить, что происходит, как оказалась лежащей на земле. Надо мной нависла громадная белая туша. Чудовищная пасть раскрылась… и шершавый теплый язык прошелся по моему лицу.
        - Фу! Пес! Что ты себе позволяешь! - окликнул кого-то Сашка.
        Ну конечно, собака! Та самая белая собака, которую я видела в день приезда. Пес как-то очень по-человечески, будто с сожалением, вздохнул, но все-таки оставил меня в покое. Обескураженная и напуганная, я поднялась на ноги.
        - Ты извини, - наконец-то соизволил сказать Сашка - я уж думала, что он отродясь и не слышал такого слова. - Пес не злой, даже совсем наоборот. Он играть очень любит…
        - Я заметила, - сухо ответила я, отряхивая футболку.
        Я понимаю, что на мне не парадный наряд, однако кому приятно, если на него наскакивают и роняют в дорожную пыль, к тому же на миг мне показалось, что эта собака легко и непринужденно откусит мне голову. И, между прочим, даже не подавится. Учитывая нашу разницу в весе.
        - Он и вправду хороший. Ты ему понравилась, - мальчишка принялся чесать зверя за ухом, а тот, явно довольный, скалил пасть, будто улыбался.
        - И что, его так и зовут: Пес? - поинтересовалась я, убедившись, что непосредственной угрозы для моей жизни в данный момент все-таки нет.
        - Так и зовут. А что, хорошее имя… Тем более если вспомнить, как его называли раньше.
        - И как же?
        Сашка смутился.
        - Песик, - выдавил он из себя, спустя, наверное, минуты три.
        - Ка-ак?! - переспросила я, давясь от смеха. Такая махина - и вдруг Песик. Действительно достойное имя. - И кто же его так назвал?
        - Я, - неохотно буркнул Сашка. - Ну, я еще тогда маленький был. И он тоже.
        Между тем Пес потихоньку обнюхивал мою руку, видимо, продолжая проявлять ко мне живой интерес. На всякий случай я немного отступила.
        - Говорю же: не бойся, он не кусается. Это все в округе знают, - кажется, Сашка был рад увести разговор подальше от странного имени собаки.
        Не то чтобы я боялась собак. Просто предпочитала держаться от них подальше - с тех пор как одна из таких псин порядком напугала меня лет в восемь, когда я, никого не трогая, бежала к дому. В общем, несмотря на все Сашкины уверения, я постаралась держаться от его лохматого друга на максимальной дистанции, и мы продолжили путь.
        Сашка провел меня мимо домов, избегая улиц и освещенных фонарями участков дороги, прямо на берег моря и молча опустился на камни. Пес тут же с деловым видом умчался куда-то, а я села рядом с мальчишкой.
        Внизу плескалось море, темное-темное. Пахло солью. Огромная луна наклонилась над землей, будто с любопытством глядя на нас.
        Если бы вместо Сашки здесь был Вадим, он, может быть, даже поцеловал бы меня…
        - Красиво. Луна здесь совершенно необыкновенная, - сказала я, прерывая затянувшееся молчание.
        - Есть одна старинная легенда. Хочешь послушать? - спросил Сашка.
        - Хочу.
        Он немного помолчал, будто собираясь с мыслями, и заговорил. Его история, рассказанная под негромкий аккомпанемент разбивающихся о камни волн, показалась мне похожей на сказку.
        - Давным-давно были у Хаоса две красавицы-дочери. Старшую звали Солнцем, а младшую - Луной. Вот призвал их однажды отец и говорит: «Дочери мои хорошие, которая из вас удивит меня сильнее своим мастерством, та и будет царить над миром».
        Долго думала старшая дочь, чем бы поразить своего отца, и придумала. Замесила она тесто и вылепила из него звезды и планеты и поместила на небесный свод. «Вот, - подумала гордая Солнце, - теперь сестре никак не сравниться со мной!»
        Увидела Луна то, что сделала ее сестра, и рассмеялась. «Неужели, - говорит, - это настоящее чудо? Это просто нелепые бездушные игрушки». Разозлилась Солнце так, что даже покраснела от гнева. Так от нее жаром и повеяло.
        «Ну хорошо, - говорит она сестре, - а что сделала ты?»
        И тогда Луна показала Солнцу людей, которых она родила и наделила душами, сотканными ею из собственного света.
        Нахмурилась Солнце: «Совсем зазналась, сестрица! Разве могут какие-то жалкие людишки сравниться с целыми планетами, которые я создала?!»
        «Что стоят твои планеты, когда на них нет жизни?» - возразила Луна.
        Слово за слово, они поссорились и решили идти к отцу Хаосу, чтобы он рассудил их. А отец присудил победу Солнцу, потому что любил старшую дочь сильнее.
        Возрадовалась Солнце, но уж очень ее раздражали люди, созданные сестрой. Вот и решила она их сжечь. Но Луна поклялась не оставлять своих детей без помощи. Целый день жгла старшая сестра землю, пытаясь уничтожить людей, а ночью Луна подарила им свежесть и прохладу. Повинуясь ее зову, нахлынули волны на иссушенную, растрескавшуюся почву и охладили ее, заструились по земле многочисленные реки, способные утолить жажду и напоить усталого путника. Кроме того, научила Луна людей тайным искусствам, в которых была большой мастерицей. В те времена волшебство наполняло всю землю, и дети Луны могли творить настоящие чудеса - щедро поделилась с ними мать, ничего не пожалела.
        Узнал об этом отец Хаос, разозлился и накинул на лицо младшей дочери темное покрывало. Теперь ей пришлось носить его постоянно, снимая только изредка, всего лишь раз в месяц, показывая миру свое лицо.
        Тем временем Солнце, видя, что ей силой не совладать с сестрой, прибегла к лести да хитрости. Пришла она к людям и уговорила следовать за собой, забыв о собственной матери. И многие поверили и пошли за ней, лишь некоторые оказались тверды и не отступились от той, кто их действительно любила. Горько заплакала Луна, видя предательство своих детей, и упала одна ее слезинка на землю, и появилась из нее бессмертная душа, которая из поколения в поколение, меняя телесные оболочки, оберегает немногих верных Матери людей. Также говорят, что душа Хранительницы в момент смерти старого тела вселяется в новое, подходящее для нее, и этот круговорот будет продолжаться до тех пор, пока живы люди, помнящие и почитающие Великую Мать.
        - Красивая легенда, - сказала я. Теперь Луна и вправду показалась мне живой. - Но объясни все-таки, почему ты хочешь, чтобы мы уехали?
        - Ты не знаешь местных обычаев. Просто ни во что не вмешивайся, и уезжайте как можно скорее. Завтра же, а то будет поздно, - и он с беспокойством посмотрел на луну.
        - Но почему я должна тебе верить? Ты даже ничего не объясняешь! Просто заладил как попугай: уезжайте, уезжайте!..
        Сашка поднял небольшой камушек и с размаху бросил его в море.
        - Я не могу ничего тебе объяснить. Не имею права, понимаешь?! Просто уезжайте - и всё. Вот, кстати, можешь почитать на досуге, - он протянул мне сложенный листок бумаги.
        - Что это? - полюбопытствовала я, пытаясь разглядеть отпечатанный на листке текст, но не слишком преуспев в этом.
        - Почитай. И подумай над моими словами. Лучше бы вы на какой-нибудь курорт поехали. И зачем вам понадобилось останавливаться здесь?..
        Галантности и такта, как я уже замечала, в нем не было ни грамма.
        Ну и пусть. Мне-то что за дело?! Я поднялась на ноги и пошла в сторону, где должен был находиться наш дом.
        - Погоди, не туда идешь. Я провожу тебя, - окликнул меня Сашка.
        Уже хорошо. Честно сказать, я этого не ожидала.
        Мы молча дошли до вишневого сада, сопровождаемые огромным Псом, который обладал необычайной способностью исчезать и появляться совершенно бесшумно. И, разумеется, так неожиданно, что я каждый раз вздрагивала, когда в мою ладонь вдруг тыкалось что-то мокрое.
        - Дальше дойдешь сама, - буркнул белобрысый и опять нырнул в тень.
        А вдруг со мной что-то не так? Почему мальчишки не хотят со мной общаться? Вдруг я веду себя странно, и они сторонятся меня?.. Но Сашка сам какой-то не от мира сего. И к чему история про Луну и Солнце?..
        Я медленно-медленно потянула на себя входную дверь. Главное, чтобы не проснулись мама с папой, а то мне серьезно влетит. Дверь, к счастью, не скрипнула, и я почти беззвучно добралась до своей комнаты, где могла вздохнуть с искренним облегчением: кажется, обошлось.
        Я зевнула. Так, посмотрим, что дал мне Сашка, и спать!
        Я включила свет и, развернув листок, принялась читать убористые строки.
        «Народ, прозванный таврами (это имя было дано ему греками предположительно в связи с жертвоприношениями Деве - верховной богине древнего крымского населения), делился на две ветви. Первая, наиболее многочисленная и известная, поклонялась Солнцу - воплощенному образу богини. Те же греки утверждали, что тавры нередко обманывали путников, привлекая их к своему берегу, и без жалости приносили их в жертву. Подножие главного алтаря Девы, расположенного где-то на мысе Фиолент, частенько обагряла кровь не только быков, но и чужестранцев. Вторая ветвь, малоизвестная, представлена отступниками, поклонявшимися темному образу богини - Луне. По другим источникам, Луна считается сестрой Солнца и покровительствует магическим сакральным искусствам. - Споткнувшись на незнакомом слове „сакральным“, я продолжила чтение: - Эта ветвь тавров отличалась особенной жестокостью. Особенно кровавыми были жертвоприношения, случавшиеся на полнолуние, когда, по их верованиям, богиня, называемая ими Великой Матерью или Белой Госпожой, полностью открывала свое лицо…»
        Погодите! Я уже слышала что-то про Великую Мать!.. Не может быть… Я еще раз пробежала глазами весь текст. «Позже народ тавров был полностью истреблен или ассимилировал, - надо же, опять странное слово. - В пользу последней гипотезы говорят упоминания о таврах, относящиеся к I в. до н. э., где их часто называют тавроскифами. - Понятно, отметила я про себя, ассимиляция, должно быть, означает смешение народов, и продолжила чтение: - Талантливый исследователь Крыма Петр Кеппен писал: „Мне кажется вероятным, что в жилах обитателей тех областей, что богаты находками дольменов, еще и теперь течет кровь древних строителей дольменов“.»
        Да нет же, совершенная ерунда! Глупо думать о том, будто ветвь древнего народа сохранилась на этих землях и вот сейчас готовится принести нас в жертву своей бледнолицей богине. Просто быть такого не может! Скорее всего, Сашка подшутил надо мной и придумал всю эту историю просто так, чтобы попугать.
        Как там говорит мама: утро вечера мудренее?.. Я положила листок на тумбочку и снова легла в кровать. Сон бежал от меня, а слабый свет луны, уголком заглядывающий в окно, почему-то казался таинственным и пугающим.
        Не знаю, как долго я пролежала без сна, ворочаясь на застеленной свежим бельем кровати, прежде чем незаметно для себя провалилась в мир сновидений.
        Во сне я поднималась по огромной винтовой лестнице к вершине высокой пирамиды, на которой стояла наша хозяйка Нинель Ивановна с огромным ножом для разделки мяса в руках.
        - Я, конечно, не люблю любопытных девочек, - сказала она ласково, - но дело в том, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УМЕЮ ИХ ГОТОВИТЬ!..
        Тут же застучали барабаны, а я проснулась.
        Глава 5 Лунное обострение
        Монотонный стук в дверь (вот откуда странные барабаны!) наконец прекратился, и послышался бодрый мамин голос.
        - Давай вставай, соня-засоня! Иришка-глупышка! А то, глядишь, весь день, как медведь в берлоге, проспишь!
        Я потерла глаза и громко зевнула. Интересно, во сколько же я вчера заснула?..
        - Да встаю уже, - крикнула я маме: все равно ведь не оставит в покое, несмотря на то что сейчас каникулы.
        Нехотя сползя с кровати, я подошла к окну и вдохнула свежий, пахнущий травой и спелой вишней воздух. Радостно пели птицы - получился многоголосый птичий хор, жужжала лениво ползающая по подоконнику огромная муха. Солнце уже давным-давно взошло, и ночные страхи показались мне неуместными, ненастоящими. Права все-таки мама, никаких монстров и тому подобных вещей просто-напросто не существует. Вернее, существуют только на страницах моих любимых книг, а самым большим персональным ужасом для меня станут пять обязательных задачек по алгебре. Вспомнив об этом, я действительно испугалась и невольно поежилась. Хорошо бы все обошлось! Может же случиться в моей жизни чудо, и мама позабудет о наказании? Решение задачек иначе, чем жестокое наказание, я, понятно, не воспринимала.
        Одевшись, я вышла в кухоньку, где уже кипел на плите чайник, а на сковородке сердито шкварчала поджаривающаяся яичница.
        - Ну как спалось? - спросил меня папа. - А я уже на рыбалку сходил, пока ты дрыхла!
        Если учесть сегодняшний странный сон, спалось не очень, однако зачем пугать родителей - они у меня и без того нервные. Поэтому я пробормотала что-то типа «путем» и, сев за стол, придвинула к себе миску с вишней.
        - Мам, а ты знаешь, что был такой народ, назывались таврами, который пленников в жертву своей богине приносил? - спросила я, выплевывая вишневую косточку.
        - Да когда это было! - отмахнулась мама. И тут же опомнилась: - Лучше скажи мне, почему ты даже из истории выбираешь самые мрачные и кровавые страницы? Это что, мода такая у молодежи пошла?
        - Ну… прикольно, - растерялась я. - А вообще я моде не следую. Я сама по себе. Личность!
        - Вот что, личность, не забудь про свою сегодняшнюю норму, - мама налила в мой стакан кофе и шмякнула на тарелку яичницу. - Ешь давай, а то правильно Нинель Ивановна говорит: худющая, кости торчат.
        Вот и заводи после этого со взрослыми разговоры! Обязательно на свою тему выведут. А чудес, однако, не бывает.
        Пытаясь потянуть время перед тем, как браться за ненавистную алгебру, я долго ковырялась в яичнице, пока мама не раскусила мой хитрый план и не надавила на меня своим родительским авторитетом и обещанием после этого сразу же отправиться купаться.
        Позанимавшись алгеброй, мы пошли к морю. Потом гуляли по городу. Магазинчиков здесь немного, что объяснялось малочисленностью доезжающих до Луноморска туристов. Зато мы наткнулись на очень милую лавочку, где продавали красивые свечи - причем не заводские, а отлитые вручную, пряные аромамасла, статуэтки, большей частью изображающие красивую статную женщину с месяцем во лбу, каменные чаши и украшения. Продавщица - немолодая грузинка, такая же внимательная и милая, как и все в округе, объяснила, что все эти предметы являются копиями старинных культовых предметов.
        Маме очень понравились чаши, и она пообещала, что обязательно купит такие перед отъездом, а пока приобрела себе и мне одинаковые, вырезанные из дерева браслеты. На них так же были изображены луны. Любезная продавщица тут же позвала мастера, который их вырезал, и он дополнил браслеты первыми буквами наших имен. На моем он вырезал буковку «I» - Ира, на мамином - «N» - Наташа.
        - Спасибо за покупку! А вот подарок от фирмы! - сообщила продавщица, протягивая мне амулет в виде подвешенной на шнурочке луны. - Позвольте, я сама надену на девочку?
        Я колебалась, вспоминая историю, рассказанную Сашкой.
        - Конечно! - ответила за меня мама, широко улыбаясь продавщице. - И вам спасибо! Обязательно заглянем еще!
        Тем временем женщина, выйдя из-за прилавка, надела на меня шнурок с подвеской, и ничего страшного не произошло. Обычное украшение, забавное.
        Мы вышли из магазина, и, оглянувшись, я заметила, что продавщица наблюдает за нами. Вероятно, от скуки: других посетителей в ее лавке в этот момент все равно не было.

* * *
        Весь день я выглядывала белобрысого Сашку, но его, как назло, нигде не было видно. Это все больше меня беспокоило. Кругом, конечно, настоящая идиллия, но мало ли что? Вдруг здесь все как в американских фильмах? На самом деле жители городка - фанатики и маньяки, и они убили Сашку или заточили его в мрачном подземелье, приковав к сырой стене тяжелой ржавой цепью?.. Может, он страдает сейчас, лишенный еды, воды и солнечного света, и запекшимися, растрескавшимися губами шепчет мое имя…
        Луна сегодня была видна, наверное, часов с четырех пополудни. Это увеличивало мое беспокойство. Как и вчера ночью, она показалась мне живой, с холодным интересом наблюдающей за мной. Интересно, неужели то, что рассказал Сашка, может быть правдой?
        Когда мы собрались за ужином, к нам заглянула Нинель Ивановна, и я, наконец, не выдержала.
        - А где тот белобрысый мальчик? Кажется, вы говорили, что его зовут Сашей? - спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушней: ну мало ли зачем мне он понадобился, может, просто интересуюсь. От скуки.
        Хозяйка сверкнула темными колючими глазами, и мне вдруг подумалось: почему это толстых всегда считают добродушными? Странно, но я впервые заметила, какой у нее неприятный взгляд.
        - А, Сашенька, - она тяжело вздохнула и, обращаясь уже почему-то к моей маме, продолжила: - Он ведь сирота. У нас его все так любят… так любят… Уж ему-то, горемычному, от жизни досталось. С тех пор как его родители как раз на полнолуние и погибли, бедняжка немного рассудком и тронулся.
        - Как?! - испуганно вскинулась мама. - Здесь что, ходит сумасшедший?
        - Нет-нет, - поспешила заверить ее хозяйка, еще раз тяжело вздохнув, - он тихий. У него вообще приступы только периодами случаются. Как раз на полнолуние.
        - Тихий?! - переспросил папа. - А Иринка рассказывала, как он ее пугал: то стрелу в нее выпустил, едва не попал, то летучую мышь к двери ножом приколол…
        Нинель Ивановна тяжело опустилась на стул, печально заскрипевший под немалым весом.
        - Вы уж не серчайте на сиротинушку. Должно быть, он, как увидел вашу дружную семью, о своих родителях вспомнил и совсем расстроился.
        Ненавижу, когда говорят про дружную семью. Нет, дело вовсе не в том, что мы не дружные, но как-то это не по-настоящему, искусственно звучит.
        Но маму, похоже, не смутила речь хозяйки. Напротив, она тут же закивала.
        - И вправду, я слышала о таком по телевизору. Бедный мальчик! Какая тяжелая психологическая травма! Не мудрено, что он… - она смутилась и замолчала.
        - Так что с ним сейчас? - спросил папа, пододвигая к хозяйке чашку с чаем.
        - В больницу отвезли сердечного. Во время тяжелых приступов его в больницу отправлять приходится, - и она снова, уже в который раз за сегодня, громко вздохнула.
        - Спасибо, - сказала я и встала из-за стола, не в силах больше видеть Нинель Ивановну. Она казалась мне какой-то фальшивой и очень противной. Может быть, виной тому ужасный сон, а может, и нет. Есть такой китайский божок Хотей - его нужно гладить по огромному брюху, чтобы у тебя были деньги, так вот, Нинель Ивановна была таким же Хотеем, только не добрым, а злым.
        - Что же у вас дочка такая худенькая! - послышался мне вслед голос хозяйки. - Со здоровьем-то у нее в порядке?
        - Спасибо, не жалуемся, - ответила мама, и они заговорили о чем-то другом.
        А я прошла в свою комнату и проверила наличие странички, которую дал мне вчера Саша. Страничка, к счастью, была на месте. Вот оно - доказательство! Ну погодите еще, я всех разоблачу и спасу Сашу, которого насильно заточили в сумасшедший дом!
        Когда Нинель Ивановна наконец ушла, я честно рассказала маме с папой про разговор с Сашкой. И про Луну с Солнцем, и про страничку про тавров - всё.
        - Так вот, думаю, они запрятали Сашу в сумасшедший дом для того, чтобы он не смог предупредить нас. Он не такой, как они, - закончила свою речь я.
        И тут мама вздохнула. Совсем как Нинель Ивановна.
        - Горе ты мое луковое, - сказала она, гладя меня по голове. - Опять перепутала реальность и сказки. Саша действительно отличается от других… и в этом не его вина, скорее беда. Не будем строгими к больному мальчику, к тому же у него, как и у тебя, богатое воображение. Больные люди часто считают, будто окружены врагами. А еще подумай: мог ли нормальный мальчик убить летучую мышь? Нормально это - убивать животных?
        - Но теперь-то ты мне поверила, что я и вправду видела мышь? И стрелу? - уточнила я. - В прошлый раз ты говорила, что это у меня богатое воображение.
        - Да, теперь поверила, - согласилась мама. - Тогда я не знала, что мальчик… что у мальчика… Хотя это, конечно, не оправдывает патологической жестокости. Если его… выпустят, на всякий случай держись от него подальше. Ты мне обещаешь?..
        Мамины слова разрушили все мои хрупкие доказательства. Даже печатный листок, доставшийся мне от Сашки, потерял свое значение: ну написано там про какое-то древнее племя, ну и что с того?.. А Сашка и вправду странный. И невоспитанный. И как я могла повестись на его байки? Небось пугал меня и сам радовался. Вот и не жалко мне его. Пусть сидит в своей больнице. Может, там его хоть каким-то манерам научат.
        После ужина, по-быстрому искупавшись, я пошла к дому, где жил Сашка. Он так и не показался, зато в сад соседнего дома вышла симпатичная тоненькая и загорелая девочка лет двенадцати на вид. Светлые волосы, рассыпанные по плечам, отсвечивали в лучах заходящего солнца золотом и с виду казались мягче пуха. У девочки было нежное кроткое личико и такие огромные, цвета прогретого солнцем моря глаза, что она показалась мне ангелом.
        - Привет! - окликнула я ее, подходя поближе. - Меня зовут Ира. Я здесь отдыхаю, а ты?
        Девочка посмотрела на меня с испугом и промолчала.
        - Эй, ты что, немая? - снова спросила я. - Как тебя зовут?
        - Ма-ша, - по складам произнесла девочка и снова замолчала.
        - Ты, Ма-ша, здесь живешь?
        Странная девочка. Словно маленько тормознутая. Маша подняла на меня огромные лучистые глаза.
        - Жи-ву, - согласилась она, склонив голову набок.
        Видя, что особого толку от нее не добьешься, я решила перейти сразу к делу.
        - Ты знаешь Сашу? Ну, мальчишка такой… белобрысый… Вон в том доме живет? - для доходчивости я показала рукой.
        - В до-ме, - повторила девочка. - В доме живет Муд-ра-я.
        Мудрая?! Та старуха с пронзительными сумасшедшими глазами, бабушка Сашки, и есть Мудрая?
        Девочка все больше пугала меня. Она была похожа на механическую куклу - красивую, но абсолютно неживую. Вот закончилась батарейка, и она застыла, глядя на меня громадными пустыми глазами.
        - Ладно, я пойду… - сказала я, пятясь от куклы Маши.
        - Она видит тебя. Она ждет тебя. Время, время… - вдруг заговорила девочка, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.
        Невероятное зрелище, забыть просто невозможно: громадная луна, монотонный голос, круглые безжизненные глаза на красивом кукольном личике…
        Господи! Да здесь все сумасшедшие!
        Зажав руками уши, я побежала прочь и бежала, пока совсем не выбилась из сил, а потом упала на жесткую сухую траву, которой порос нависший над морем склон, и долго лежала, не решаясь даже пошевелиться.
        Огромный безумный глаз луны наблюдал за мной. Я ощущала его буквально физически.
        Страх терзал меня тончайшими колючками, вцепившись в сердце, как репей. «Время… время…» - будто повторял за странной девочкой морской прибой. Шумел ветер, растрепывая мне волосы, проводя холодной шершавой ладонью по открытым плечам. Как же здесь холодно! Как страшно! И почему мы сразу не догадались, что этот идеальный чистенький город с улыбчивыми милыми жителями не может быть настоящим?
        Постойте, но если они все ненормальные, значит, Сашка как раз нормален?! Он же пытался предупредить нас с самого начала, только мы ему не верили! Наверное, эти люди и вправду сделали с ним что-то плохое. Или еще не сделали, и можно попытаться его спасти.
        Я села и, прижав колени к груди, съежившись, постаралась немного согреться и подумать.
        Так и представляю наш с мамой разговор. Приду и расскажу ей про кукольную девочку, и про сон с участием нашей хозяйки, и про луну, которая все время следит за мной с неба хищным злым глазом. И что скажет мама? Правильно, что я опять выдумываю. Это в лучшем случае. А в худшем решит, будто я двинулась умом. Что же делать?
        От холода и, чего уж там скрывать, страха у меня зуб на зуб не попадал. Чертова луна! Как она меня раздражала! Наверное, сейчас я предпочла бы самую темную ночь - лишь бы закончился весь этот ужас.
        А что если сумасшедшая здесь все-таки я? Вот приехала - и сдвинулась, придумав для себя страшную сказку и, хуже того, полностью поверив в нее?.. А вдруг на самом деле ничего нет и, возможно, даже не было? Ни странного городка, ни девочки с остановившимся взглядом, ни Сашки? Что, если я заснула в машине и мы сейчас все еще едем по горной дороге?
        Я поднесла руку ко рту и с силой прикусила кожу. Больно! Если это и сон, то весьма правдоподобный. Наверное, это луна пугает меня и навевает странные мысли. Пора возвращаться домой, покуда родители не подняли тревогу, а завтра, уже с новыми силами, придумать, как найти и освободить Сашку. Родители, конечно, поверят, когда я приведу его к ним и он расскажет, как все происходило на самом деле. И тогда мы уедем отсюда. И никто не сможет причинить нам вред.
        Я поднялась на ноги, отряхнулась и быстро зашагала в направлении, где должен находиться наш дом.
        Глава 6 Просто я работаю спасателем…
        Мама с папой и вправду уже вовсю искали меня. Но вдаваться в объяснения я не стала. Буркнула, что гуляла, и отправилась в свою комнату.
        Однако со сном оказались нелады. Я ворочалась как заведенная. Свет луны сегодня легко проникал сквозь ветви вишневых деревьев и льнул к щеке, словно настырная жирная муха. Простыни были слишком жаркими. А воздух - тяжелый и влажный - с трудом проходил через горло.
        Кроме того, вскоре мне почудилось странное пение. Будто где-то далеко пел хор - без музыки, протяжно и уныло. Песня звучала где-то на грани восприятия, порой мне казалось, что она всего лишь мерещится мне. Унылая мелодия, то и дело повторяющаяся, напоминала морской прибой. Она то накрывала с головой, то отступала.
        - Что же это такое?! - шептала я, поворачиваясь на скомканной простыне. - Что же здесь все-таки происходит?..
        Что-то жгло грудь. Сунув руку под ночнушку, я нащупала медальон в виде луны, подаренный продавщицей-грузинкой. Сейчас медальон отчего-то нагрелся. Я с раздражением сорвала его с шеи и, приоткрыв окно, выкинула на улицу.
        Ничего мне от них не нужно! Ничего! Лишь бы самой убраться подальше!
        Как будто стало легче. Только заснуть все равно не получалось.
        До самого рассвета я боролась с собой в надежде, что мне все-таки удастся заснуть, но часов в пять, когда запели ранние птицы, а ужасный глаз луны перестал пялиться на меня с такой тупой откровенностью, я сдалась и встала с кровати.
        Приближался восход солнца. Тихонько выскользнув во двор, в сероватом предутреннем свете я знакомой дорогой направилась к Сашкиному дому. Городок еще спал. План мой был идеален в своей простоте. Сейчас, пока все тихо, пройдусь вокруг его дома и загляну в окна. Если Сашка внутри, есть шанс, что я его замечу. Главное, чтобы Пес пропустил. Впрочем, для него у меня имелся подарок - половинка свиного языка, выуженная из холодильника и завернутая в уже промокшую от сока и жира салфетку. Если вспомнить размеры Пса, кусок казался совсем небольшим, но, надеюсь, главное для него не подарок, а внимание. И вообще, я бы на его месте доверяла такой хорошей девочке.
        Занятая подобными мыслями, я приблизилась к нужному дому и остановилась у забора. Пес негромко и хрипло гавкнул, тут же узнал меня и подошел, изо всей силы виляя лохматым хвостом. Если бы не разделяющий нас забор, он, чего доброго, еще кинулся бы лизаться.
        - Привет, Пес, - сказала я собаке и, развернув салфетку, протянула на открытой ладони угощение.
        Громадный зверь взял мясо, заодно обмусолив шершавым горячим языком мою руку. Один глоток - и подачки как не бывало.
        - На здоровье, - я с надеждой поглядела на Пса. Со здоровьем у него явно все в порядке. - Ты же меня впустишь, правда? Ты хорошая собака?..
        Пес лизнул мою руку - то ли подтверждая, что он действительно хороший, то ли еще чувствуя аппетитный запах свиного языка и надеясь на новое подношение.
        - Я тебе потом принесу. Честно-честно, - пообещала я и взялась за калитку.
        Щеколда у калитки была совсем слабая, и калитка распахнулась. Пес не издал ни звука, и я, вздохнув с облегчением, вступила в чужой двор.
        «Я только посмотрю - и все. Заглянуть в окна - это же совсем не страшно», - убеждала я себя.
        Шаг за шагом я подходила все ближе и ближе к небольшому ухоженному дому. Спина подозрительно намокла. Я вообще-то почти не потею, даже на физкультуре, но тут чувствовала, что пот льется градом, противными струйками стекает по спине…
        Из-за волнения я едва не пропустила момент, когда входная дверь вдруг распахнулась. Еле-еле успела спрятаться за кустом смородины до того, как на улице появилась старуха. Сегодня она показалась мне еще безумнее. Глаза широко раскрыты, но они словно глаза сомнамбулы, погруженной в глубокий сон, такие же пустые и неподвижные. Старуха прошла совсем близко от меня, бормоча себе под нос что-то непонятное, похожее на молитву.
        Пес проводил ее настороженным взглядом, но она не обратила на него внимания. Неужели они не очень ладят? К чему бы, Сашка же говорил, что зверь добродушный?.. Тем временем Пес устремился обратно ко мне, ткнувшись мокрым носом в плечо. Я замерла, косясь на старуху: неужели он меня выдаст?..
        «Пусть он уйдет! Пусть она меня не заметит!» - как заклинание, повторяла я.
        Мне действительно повезло. Тихий стук калитки слился с радостным стуком моего сердца: старуха ушла!
        - Давай, Пес, гулять! - велела я, стараясь, чтобы голос звучал как команда.
        Преданные собачьи глаза вопросительно взглянули на меня, а хвост на всякий случай опять пришел в движение, больше всего напоминая в этот момент огромную лохматую метелку.
        - Гулять! - повторила я потверже, и собака, видимо, поняла меня или вспомнила о каких-нибудь неотложных собачьих делах. Главное, что я опять осталась одна.
        Я огляделась. Никого. Соседние дома молчали. В это время их обитатели должны досматривать десятый сон. Это только я шляюсь по чужому городу ни свет ни заря. Нормальные люди еще спят. Впрочем, о чем это я? В городе как раз полным-полно ненормальных, так что лучше не рисковать. Вдруг кто-нибудь увидит, как брожу вокруг окон старухиного дома. А хозяйка, между прочим, ушла и дверь не закрыла. Вроде бы не закрыла. Может, мне лучше войти внутрь и все быстренько проверить?.. Если дверь открыта - войду. Нет - ухожу.
        Решив это, я шагнула на крыльцо. Дверь оказалась открыта.
        Я остановилась, собираясь с силами и… шагнула.
        На застекленной веранде дома густо пахло сухими травами. Они висели вокруг огромными душистыми вязанками. На прибитой к стене полке стояли глиняные горшочки. Из любопытства я приподняла крышку одного из них и увидела внутри густую мазь.
        «А старуха-то, наверное, колдунья! - догадалась я, не к месту вспоминая сказку про Ганселя и Гретель. - Надеюсь, у нее хотя бы печи нет».
        Осмотр дома не занял у меня много времени. Здесь почти совсем не было вещей. Правда, в одной из комнат обнаружился странный предмет - вырезанная из куска белого камня фигурка женщины. Мне показалось, что она очень старая. У женщины было круглое лицо и закрытые лунообразные глаза. Сложенные на огромной груди пухлые руки напоминали позу то ли спящего, то ли умершего.
        Статуэтка почему-то производила такое омерзительное впечатление, что я поспешила выйти из комнаты. Мне казалось, что ужасная женщина следит за мной сквозь опущенные веки.
        А вот другая комната наверняка принадлежала Сашке. Небольшой диван, полки, все заставленные книгами, на столе - старенький компьютер с крохотным монитором (такие сейчас и не делают). На столе лежала книга про капитана Блада.
        Глядя на все это, я невольно улыбнулась. Казалось, Сашка только что вышел из комнаты и вот-вот вернется, чтобы дочитать про удивительные приключения отважного капитана и красавицы Арабеллы.
        Ну разве он может быть сумасшедшим?! Нет и еще раз нет! Тогда куда же они его дели? Неужели и вправду заперли в больницу? Может, у этих чокнутых есть специальная больница, куда они запирают всех нормальных людей?.. Я осмотрела уже все комнаты… Хотя… В таких домах наверняка бывают подвалы. Тем более если старуха - ведьма. Что, если у нее есть подвал, где стоит огромный котел, в котором она…
        «Стоп! - скомандовала я себе, чувствуя, что еще немного, и я напугаю себя до дрожи в коленках. - В конце концов, я главная героиня. А во всех ужастиках с главной героиней не случается ничего плохого».
        Выглянув в окно и убедившись, что старуха не возвратилась, я принялась искать вход в подвал. Люк действительно обнаружился в старухиной спальне - той самой комнате с ужасным идолом. Под тяжелым слепым взглядом скульптуры я отодвинула большой сундук и потянула за кольцо скрытого в полу люка.
        Люк открылся неожиданно легко. Внизу тьма. Тьма самой глубокой ночи.
        - Эй! - крикнула я вниз. - Ты там?..
        С полминуты все было тихо, а потом послышался легкий шум и недовольный голос отозвался.
        - Я-то да, а что здесь делаешь ТЫ?
        Вот так и спасай кого-нибудь. Людская благодарность вообще чувство очень трогательное. И редкое.
        - Как это что делаю? - удивилась я. - Тебя спасаю, если ты не понял!
        - Я же сказал тебе: уезжай из города!
        Наверное, у Сашки был строго определенный набор фраз, и его программа пошла по второму кругу. Нечто подобное я уже когда-то от него слышала.
        - И кто бы тебя спас, если бы я уехала? - прокричала я в темноту, встав на колени перед люком.
        Интересный у нас получался диалог.
        - А меня и спасать не нужно! - ответил Сашка. - Я, между прочим, у себя дома. А вот зачем ты сюда пришла - совершенно непонятно!
        От подобной наглости я на миг онемела.
        - Как это у себя дома?! - наконец смогла проговорить я. - Ты хочешь сказать, что сидишь в подвале ты просто потому, что тебе нравится?!
        - Это мой дом! Где хочу, там и сижу! - тут же отозвался белобрысый.
        Мне захотелось прямо-таки поаплодировать его наглости.
        - Значит, тебе там так нравится, что ты залез туда, закрыл за собой люк и еще сундук сверху придвинул? Для большего кайфа, да? - Сашка молча сопел где-то в темноте. - Ну тогда, - продолжила я, - мне тоже здесь нравится и я не уйду отсюда, пока ты не вылезешь.
        - Дай руку, - кажется, его голос немного потеплел.
        Я протянула вниз руку, и вокруг нее тут же сомкнулись холодные пальцы.
        - А не боишься, что я утяну тебя сюда, в подвал? - поинтересовался Сашка, выбираясь на поверхность.
        Шутка была вполне в его духе. Дурацкая.
        - Я рада, что с тобой все в порядке, - отозвалась я, - по крайней мере, убийственное чувство юмора тебе не изменяет.
        Вылезший из подвала Сашка был всклокочен и отчаянно лязгал зубами. Потертые старые джинсы и растянутая бледно-голубая майка явно не защищали от холода, царящего в подземелье. Сразу видно, что не на курорте побывал. Но в том и весь юмор: я-то на курорте, а тоже впору забиться куда-нибудь и лязгать в свое удовольствие зубами. Пока за мной не придут.
        - Пойдем, - проговорил Сашка, немного придя в себя. - Бабки нет? Она наверняка в своей пещере. Готовится…
        - К чему? - спросила я, ощущая, как по спине действительно пробежали ледяные мурашки.
        - Некогда сейчас болтать, - отрезал он. - Хочешь, чтобы она вернулась и застала нас здесь?..
        Глупый вопрос. Я поспешно замотала головой, и Сашка осторожно подошел к окну и поглядел на улицу.
        - Кажется, никого, - сказал он, - за мной!
        Он крался к входной двери как индеец, подкрадывающийся к лагерю бледнолицых. Я шла за ним, невольно тоже привстав на цыпочки, будто мы могли разбудить кого-то в пустом доме.
        Вот мальчишка остановился и, приоткрыв дверь, осторожно высунул наружу лохматую голову.
        - Тихо. Идем, - обернулся он ко мне.
        Мы вышли, и, разумеется, на нас тут же набросился Пес. Упустить такой прекрасный случай облизать кого-нибудь он просто не мог. Между прочим, не слишком приятно, когда на тебя прыгает такая туша. А еще визжит от радости и лижется.
        - Сидеть! - прикрикнул на собаку Сашка и для острастки даже щелкнул ее по чувствительному носу.
        Пес обиженно заскулил.
        - Хороший. Я тебе потом вкусненького принесу, - тихо, чтобы не расслышал Сашка, пообещала я собаке.
        И Пес, который, кажется, в принципе не умел надолго обижаться, снова радостно завилял хвостом.
        - Не отставай! - шикнул на меня мальчишка, уже добравшийся до калитки.
        Мы вышли на улицу и побежали прочь. Разумеется, огородами, а вовсе не по главной улице, как кто-нибудь мог подумать.
        В этом затерянном местечке куда ни побежишь, попадаешь либо к морю, либо в горы. Поэтому ничего удивительного в том, что вскоре мы оказались на гористом морском берегу. Сашка еще раз огляделся и, кивнув мне, присел на камень отдышаться.
        Я тяжело опустилась рядом. Физическая подготовка никогда не была моей сильной стороной. Как и алгебра, если уж говорить честно.
        - Ну теперь рассказывай, - потребовала я, когда, наконец, мне удалось выровнять дыхание. - Кто тебя запер и что у вас вообще происходит?
        Сашка замялся, глядя куда-то себе под ноги.
        - Понимаешь, мы здесь живем сами по себе. Давно. Я бы сказал, что с незапамятных времен. И у нас есть… гммм… определенные… традиции. Моя бабушка, она, в общем…
        - Колдунья? - подсказала я.
        Сашка кивнул:
        - Что-то вроде того. Хранительница рода. Мы живем здесь как будто на самом краю мира. Думаю, таких, как мы, больше нет нигде…
        «И не надо», - хотела добавить я, но вовремя удержалась.
        - Бабушка говорит, что мы - истинные дети Луны. Помнишь, я тебе рассказывал, - продолжил Сашка, наконец-то посмотрев на меня, и я кивнула: да, помню. - Только вот в последнее время все у нас стало плохо. Ты, наверное, сама видела, как здесь мало детей, а многие из тех, что все-таки рождаются, либо живут недолго, либо того… - он покрутил пальцем у виска.
        И я снова кивнула, вспоминая кукольную девочку Машу.
        - В общем, они решили, что богиня отвернулась от них и ее нужно умилостивить…
        Я молчала. Сказать было нечего.
        - А я хотел предупредить, но не мог сказать прямо. Я все-таки… Ну ты понимаешь? Здесь мой дом. Другого у меня нет…
        - И бабушка посадила тебя в подвал за то, что ты рассказал обо всем мне? Ты ради меня рисковал?
        - Ну не то чтобы очень, - смутился он, - что бы со мной сделали? Ну подержали пару дней, а потом все равно бы выпустили.
        В общем, все было понятно. Кроме одного.
        - И… что мне теперь делать? - спросила я.
        Наверное, это все нервы, но мне казалось, что даже сейчас, средь бела дня, за мной неотрывно наблюдает бледный глаз луны. Я чувствовала его затылком. А может, дело в том, что я просто-напросто не выспалась этой ночью?..
        - Сегодня, - тихо произнес Сашка. - Все должно случиться сегодня. Очень жаль, что ты не уехала раньше… Хотя… возможно, еще не поздно. Если прямо сейчас…
        Я вскочила на ноги:
        - Пойдем. Заберем моих папу и маму - и прочь отсюда. А ты поедешь с нами. Когда мама узнает, что ты нас спас, она совсем не будет против, чтобы ты жил с нами, - я старалась говорить уверенно. Скорее всего, убедить папу и маму в том, что это не мои фантазии, окажется очень трудно. Они опять подумают, что дело в моем буйном воображении. Им потребуются доказательства. Интересно, какие? Может быть, моя кровь на алтаре?.. Это станет достаточным доказательством?
        - Ты знаешь, где находится пещера, в которой они собирались?.. - спросила я Сашку. В моей голове уже начал складываться план.
        - Знаю, хотя никогда внутри не был. Богине должны служить только женщины… Хорошо, что я не родился девчонкой, иначе бы бабушка… Погоди, - он остановился так резко, что я едва не налетела на него. - Ты же не собираешься идти туда?!
        - Мои родители потребуют доказательств. Нинель Ивановна сказала, будто ты того… ну больной, и вроде тебя даже в сумасшедший дом заперли. Они не поверят нам просто так, а если мы покажем пещеру… Там, наверное, должны быть всякие штуки… ну… жертвенный камень, к примеру. Или огромный котел… - Я вспомнила фильм про Индиану Джонса и затерянный храм, где собирались принести кого-то в жертву. Никогда не думала, что нечто подобное может произойти со мной!..
        - Да, - неуверенно произнес Сашка, - там должна быть статуя богини. И камень. Однако… Бабушка очень опасна. Ее силы превышают… ну, обычные. Особенно в полнолуние.
        - Так мы не будем ждать, пока наступит ночь! - воскликнула я. - Прямо сейчас пойдем к маме с папой и покажем им то место. Тогда они поверят нам, и мы сможем уехать из этого города еще до того, как взойдет полная луна.
        - Она и сейчас над нами, она смотрит на нас, - голос Сашки был тих, но мне показалось, будто совсем рядом грянул гром.
        Тот взгляд, что я ощущаю на себе почти постоянно! Значит, это не просто так. Опасность даже больше, чем я только могла себе представить.
        - Впрочем, если бабушка еще не поняла, что я сбежал, а ты узнала обо всем… возможно, у нас есть шанс. По крайней мере, стоит попробовать, - Сашка хмуро взглянул на меня.
        Сидеть и ждать, пока за мной придут, чтобы умилостивить моей кровью богиню и послужить на благо загнивающему жалкому роду, живущему… как там сказал Сашка? - в общем, где-то на отшибе, - я вовсе не собиралась. Ну разумеется, попробовать стоит. Еще как стоит! Я должна поговорить с родителями и во что бы то ни стало доказать им правоту моих слов. Как же мне надоело то, что мне никто не верит! Сегодня или никогда! Либо мне удастся убедить их и, с помощью Сашки, представить требуемые доказательства, либо мне уже никогда никто не поверит. Пусть же все решится сейчас! Мама с папой должны принять всерьез тот факт, что их единственной дочери и им самим угрожает реальная опасность!
        - Пойдем! - повторила я, и мы снова зашагали к дому, где остались мои мама и папа. Они - родные для меня люди, и все-таки я всегда могу на них положиться. Раньше я просто сама не была уверена, что здесь происходит. А теперь мне, конечно, удастся убедить их. И мы уедем - все втроем. Нет, вчетвером. С Сашкой. Характер у него не сахарный, но при такой-то бабушке… Ладно, мама перевоспитает. Она у меня такая, что перевоспитает кого хочешь!
        - Слушай, - сказала я Сашке, пока мы еще не добрались до дома, - а что с той мышью? Зачем ты убил ее?
        - С какой мышью? - удивленно переспросил он.
        - Ну с летучей. Вспомни, ты повесил ее на нашу дверь.
        - А!.. - Сашка засмеялся. - Да не убивал я ее! Просто нашел дохлую, уже высохшую мышь и решил использовать… во благо.
        Я хмыкнула.
        - А кровь?
        - Краска, - признался он, - я решил, что так страшнее. А ты ведь и вправду испугалась!
        - Ну не то чтоб очень, - соврала я, и Сашка ничего не ответил, хотя, кажется, все прекрасно понял.
        Проскользнув по улицам пробуждающегося городка… сколько же сейчас времени: шесть? семь? восемь?.. - мы, минуя калитку, выбрались к вишневому саду.
        Запах вишни показался мне сегодня запахом крови. Несмотря на ранний час, было жарко, вернее - душно. Тяжелый застывший воздух обжигал мои легкие.
        - Стой здесь, - велела я Сашка. - Я сейчас… подготовлю родителей…
        Не заявляться же к ним с самого утра в компании того, кого они считают опасным сумасшедшим.
        - Отойди от него, Ира! Я тебе говорю: немедленно отойди от него!
        Мамин голос был холоден и спокоен, но я слышала скрытые от постороннего уха тревожные нотки.
        - Мам!.. - я обернулась к ней, пытаясь изобразить на непослушных губах улыбку.
        Наверное, получилось не очень, потому что она еще больше нахмурилась. Напряженное лицо и чуть сдвинутые брови не сулили ничего хорошего.
        - Та-ак… А это, как понимаю, ТОТ мальчик… - она смотрела на Сашку так, словно перед ней была гадюка. Или смертельно опасный микроб.
        - Все в порядке, - я развела руками, словно в подтверждение своих слов. - Да, это Саша. Не бойся…
        Мне показалось или за деревьями и вправду промелькнул силуэт? Если Нинель Ивановна бдит и засекла нас - будет беда. Скорее уводить отсюда Сашку. Немедленно! Почему же у героев книг и фильмов все всегда получается легко?!
        - Мам, можно мы зайдем в дом? - я снова попыталась улыбнуться. - Нам нужно рассказать кое о чем тебе и папе… Вернее, предупредить. Это не мои фантазии, пожалуйста, отнесись к тому, что я говорю, серьезно! Ну поверь мне! Хотя бы один-единственный раз! Очень прошу!
        Сложив на груди руки в умоляющем жесте - глупая детская привычка, так и не изжитая мной до сих пор, - я смотрела прямо в ее глаза.
        И мамины глаза потеплели.
        - Ну хорошо, Ирина, если это действительно для тебя важно…
        Пока мы шли к домику - молча, как на параде, я внимательно смотрела вокруг. Хозяйки нигде не видно. Сомневаюсь, что она сумела спрятаться за деревом - габариты не те. Выходит, мне все-таки померещилось. Надеюсь, что так.
        - Вот, полюбуйся, - сказала мама, открывая дверь нашего дома.
        Папа как раз наливал себе кофе, но при виде Сашки плеснул воду вместо чашки на стол.
        - У-у-у! - взвыл он, дуя на ошпаренную левую руку.
        Мама молчала.
        - Сейчас я все объясню, - пообещала я и, выглянув за дверь, чтобы еще раз убедиться, что поблизости никого нет, плотно закрыла ее. - Саша вовсе не сумасшедший. Вернее, все как раз наоборот, - начала я с самого главного и, добившись внимания слушателей, продолжила: - Не перебивайте меня. Это кажется совершенно нелепым, но жители этого города - сумасшедшие. Они поклоняются странной богине и, кажется, хотят принести ей нас в жертву.
        - Только тебя, - буркнул Сашка.
        - Какая чушь! - мама от возмущения даже всплеснула руками. - Это вы так играете, ведь правда?
        - Мы не играем, - резко ответила я. Убедить маму показалось мне действительно очень важным. Взрослые на самом деле очень не любят слышать правду и часто прячутся за пустыми, ничего не значащими словами, делая вид, будто все, что происходит вокруг, - всего лишь игра, фантазия, выдумка.
        - И я не сумасшедший, - тут же добавил Сашка. - Моя бабушка - хранительница рода, который живет здесь. И на самом деле мы уже, кажется, несколько сотен лет не приносили человеческие жертвы. Но теперь, когда все ухудшилось, она решила, будто богиня отвернулась от нас и надо умилостивить ее так, как это делали прежде.
        - Разве вы не обращали внимание, какие все здесь странные?! А эта липкая сахарная любезность?! Видно же, что она не настоящая! - я горячилась, понимая, как невероятно звучат слова Сашки. Главное - убедить моих родителей хотя бы посмотреть на ту пещеру!
        - Ну да, они и вправду странноваты… - неуверенно начала мама.
        - Вот! - перебила я ее. - А еще ты заметила, что у них почти нет детей, а какие есть - все тю-тю, с приветом!.. Кроме Сашки, конечно, - поспешно добавила я, заметив его взгляд, искоса брошенный на меня.
        - Но этого недостаточно, чтобы обвинять людей черт знает в чем! - воскликнула мама.
        Папа все дул на обожженные пальцы и смотрел на нас скептически.
        - Я… то есть он, - для убедительности я ткнула пальцем в сторону Сашки, - может доказать свои слова. У них есть пещера, где стоит их идол!
        Мама с папой переглянулись.
        - Знаешь, дорогой, а я им почти верю. И вправду все вокруг какие-то приторные, лживые. А еще сегодня ночью я слышала странную песню…
        Папа хмыкнул.
        - Песню?! - оживилась я. - Да! Я тоже слышала. Необычная такая мелодия, то нарастала, то почти совсем исчезала…
        - Точно, - мама вздрогнула, - было в ней что-то такое… чужое… мерзкое…
        Папа перестал дуть на руку и вопросительно взглянул на маму:
        - Ну знаешь ли, дорогая, я ничего не слышал.
        - Еще бы. Ты так храпел, что это вовсе не удивительно, - отрезала она. - И вообще. Ира - наша дочь, мы должны доверять ей.
        Я едва могла поверить собственным ушам. Почаще бы так!
        - Хорошо, - сдался папа, - что может быть полезней утренней прогулки, раз уж вы так хотите на нее отправиться.
        Ура! Мы с Сашкой обменялись быстрыми взглядами. Полдела сделано.
        - Только мы пойдем не через калитку. Чтобы Нинель Ивановна нас не увидела. Хорошо? - уточнила я.
        Родители неохотно кивнули, и мы двинулись в путь.
        - Саша, а ты учишься? - спросила мама, пока мы шли за ним какими-то окольными тропами.
        - Нет.
        Мама с папой многозначительно переглянулись.
        - Сейчас каникулы, - флегматично пояснил белобрысый, и я, не удержавшись, хихикнула, за что тут же получила укоризненный мамин взгляд.
        - А вообще, - продолжил Сашка, - конечно, да. Всех тех, кто учится в школе, дядя Эдик отвозит и забирает на своей «Газели». У него дела в соседнем городе.
        - И как ты учишься? - не отставала с расспросами мама.
        - Нормально, - пожал загорелыми плечами мальчик. - А вы так спрашиваете, словно сами собираетесь меня в жертву принести.
        - А при чем здесь жертва? - удивилась мама.
        - Как это «при чем»: абы кого в жертву богам не приносят, - авторитетно пояснил он. - Нужно, чтобы у жертвы не было душевных и физических изъянов. Например, если двоечник, сразу можно подумать, не дебил ли…
        - Постойте! - Я замерла, пораженная внезапной мыслью. - Так Нинель Ивановна меня о школе и здоровье не просто так спрашивала?..
        - Глупости, - отмахнулась мама, - все взрослые спрашивают детей о школе и о здоровье.
        Саша опять пожал плечами и взглянул на маму, признавая за ней главенство над нашей маленькой экспедицией:
        - Идем дальше?
        Она вздохнула, кивнула, и мы пошли.
        Я плелась позади всех, понурив голову. На душе было очень скверно. «Ничего, поправится», - говорила наша радушная хозяйка, подсовывая мне очередной ароматный, буквально тающий во рту пирожок с вишней. Она откармливала меня как поросенка, которого готовят к рождественскому столу!
        - Ира, не отставай! - крикнул мне отец.
        Я молча кивнула. В горле стоял противный комок.
        Остальные тоже приумолкли. Говорить было не о чем. Тропинка, ведущая к вершине горы, была узкой и круто поднималась вверх, петляя между скалистыми горными выступами. Вокруг нее стелилась низкая колючая трава, вся выгоревшая от солнца, кое-где яркими пятнами пестрели цветы и что-то похожее то ли на мох, то ли на лишайник - ярко-желтые, сиреневые и белые вкрапления. Идти было сложно, несколько раз мы останавливались передохнуть, и Сашка ждал нас, безмолвно стоя на краю тропинки и всем видом торопя продолжать путь. Видно, что подъем давался ему легко - у него даже не сбилось дыхание.
        - И как они сюда вообще поднимаются?! - не выдержала мама, имея в виду жителей городка.
        - Храм должен находиться высоко в горах, близко к небу, а значит, к богине. Жители гор привыкают к подъемам с детства, так что дойти до святилища без труда могут и дети, и старики, - объяснил Сашка, и мы пошли дальше.
        Наконец он остановился.
        - Теперь вот по этой терраске - направо. Там будет пещера, - сказал он.
        Горы в этих местах были старыми и слоистыми, как пирог с кремом, который печет на Новый год мама. А еще они напоминали пирамидку или огромную лестницу, приспособленную для каких-нибудь великанов.
        Вслед за Сашкой мы пошли по терраске - так он назвал одну из ступеней-выступов.
        - Прибыли. Нам сюда.
        Пока он не указал рукой на вход в пещеру, я упорно не замечала его, так удачно он располагался, скрытый от посторонних глаз огромным поросшим мохом валуном.
        Стоя у входа в пещеру, я оглянулась и увидела лежащий в низине город: аккуратненькие игрушечные дома с ярко-оранжевыми крышами, зеленые квадратики садов, прямые линии улиц… Казалось, это крохотная волшебная страна, где живет народец фей - крохотные, примерно с ноготок человечки. Идиллию картины нарушал лишь обращенный на меня сверху взгляд - недобрый, ожидающий… голодный.
        Их божество жаждало моей крови, как ребенок сладостей, - так же жадно и неприкрыто-откровенно.
        - Сюда? - недоверчиво переспросила мама, заглядывая в полумрак пещеры.
        - Сюда, - кивнул Сашка. - Я пойду первым, - и тут же исчез в проеме, напомнившем открытый голодный рот.
        Сердце болезненно сжалось. Может, не входить? Может, лучше держаться от этого места подальше?.. Нет, поздно. Все уже скрылись в пещере.
        Я судорожно вздохнула и вошла вслед за ними.
        Глава 7 Полнолуние
        Пещера была довольно большой. Первое, что поразило меня, - огромное количество оплывших свечей по всему периметру. Обильные восковые подтеки на стенах свидетельствовали о том, что жгут свечи здесь давно и часто. В воздухе, кстати, витал запах разогретого воска и каких-то незнакомых пряных трав. Я принялась обходить пещеру, завороженно глядя на темные стены, испещренные странными символами и узорами.
        - Что это? - спросила мама, видно, не до конца верящая в реальность происходящего.
        - Здесь собираются жители города, пока бабушка и ее помощницы находятся в святилище, - Сашка указал в сторону темного угла.
        И, только подойдя ближе, я обнаружила, что в стене имеется завешенный темной бархатистой тканью проход.
        - Туда могут входить только женщины, избранные богиней, - предупредил мальчик.
        - Чушь какая! Мы должны это увидеть! - твердо сказал папа и рывком отдернул край портьеры.
        Я сделала еще шаг и заглянула за его плечо.
        Вход вел во вторую пещеру, гораздо меньше прежней. Центральное место в ней занимал огромный черный камень, положенный перед провалом. У камня стояла большая круглая чаша - кажется, серебряная - и лежали свежесрезанные цветы.
        - Что за черт?! - выдохнул папа, входя в святилище.
        Мы с мамой шагнули туда вслед за ним, а Сашка остался ждать нас в большой пещере.
        Здесь запах пряных трав усилился настолько, что у меня сразу же заболела голова. Я покачнулась. Возможно, сказывалась бессонная ночь. Я медленно подошла к алтарю. Теперь не оставалось никаких сомнений, что замеченный мною камень и был алтарем.
        На верхней, обращенной к своду пещеры, поверхности камня были нанесены старые, полустершиеся символы, а по краю пролегала небольшая бороздка, уходящая вниз - к месту, где стояла чаша.
        «Сток для крови», - внезапно поняла я.
        Обмирая от страха, я заглянула за камень в провал. Там, далеко-далеко внизу, пенилось море. Ужас переполнял все мое тело, струился потом по спине и лицу, проникал в каждый пальчик, в каждую клеточку.
        Я с трудом отвела взгляд от бурлящей бездны и почувствовала, что богиня смотрит мне прямо в глаза.
        - Я ожидала тебя.
        В мелодичном хрустальном голосе не слышалось ничего человеческого. Только сталкивались с тонким серебряным звоном крохотные искристые льдинки. Лицо незнакомки было очень бледным и почти прозрачным, а кожа испускала неяркое матовое сияние. Темно-синие глаза цвета ночного неба глядели не мигая.
        Она была красивая, нечеловечески красивая и очень чужая.
        Я догадывалась, кого именно вижу перед собой, однако сделала удивленное лицо.
        Богиня рассмеялась - целый водопад серебряных льдинок.
        - Ты обещана мне. Глупо пытаться спрятаться от своей судьбы, - произнесли бледные губы, безупречности линий которых позавидовала бы любая земная красавица.
        - Я не глупый баран, чтобы идти прямиком под нож мясника, - ответила я, нахмурившись.
        В этом странном месте мы будто повисли где-то в пространстве между небом и землей. Вокруг пустота. Даже не знаю, как объяснить. Казалось, кроме нее и меня, в этом мире ничего не было - ни единого предмета, ни пылинки - ничего. Очень тусклый и скучный мир. Очень холодный.
        - Однако ты пришла, - возразила богиня. - Я позвала тебя - и ты пришла.
        Кажется, я и вправду сглупила, попавшись в расставленные сети. Но теперь поздно жалеть об ошибках, нужно думать, как выкрутиться.
        - Тебе не удастся уйти, - прозвенел холодный голос. Она без труда читала мои мысли. - И ты, желаешь этого или нет, послужишь мне и моему народу.
        Она была отвратительна. Хуже извивающихся змей! Хуже скорпионов! В тысячу раз хуже!
        Богиня рассмеялась.
        - А ты необычная девочка. Довольно храбрая - по вашим, человеческим меркам. Может, я и вправду найду тебе лучшее применение? Что бы ты сказала, если бы я дала тебе свою силу? - она посмотрела на меня, но в прекрасных глазах не было ни тени любопытства, только равнодушие и холод.
        Я стояла в полушаге от нее - совсем близко. Она изучала меня, словно бабочку под микроскопом, так равнодушно, будто делала привычную работу. Я молчала. Зачем разговаривать, если она и без того знает каждое движение моей души? И к тому же я не верила ей, не хотела служить ей и быть такой же, как она.
        От нее веяло космическим холодом. Такого холода не бывает даже самой студеной зимой. Это истинный, первозданный холод, вцепляющийся в вас и промораживающий насквозь - до самого сердца.
        Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на нее. В бледном лице и ночных глазах таилась смерть - равнодушная, беспощадная. Однако какая честь мне оказана! Интересно, все ритуальные бараны напоследок удостаиваются разговора?..
        - Мне скучно, - объяснила она, - а ты меня забавляешь. Пока мы с тобой говорим, слуги уже приготовились к ритуалу. Сегодня будет славная ночь, не правда ли? Ну все, просыпайся! Они не начнут без тебя, ведь ты - главное блюдо на пиршественном столе!
        Я вздрогнула и пришла в себя. Все тело болело. С удивлением я обнаружила, что, связанная, лежу на ледяном полу, а через проем в стене на меня смотрит круглая холодная луна. Оглядевшись, насколько это было возможно, я поняла, что нахожусь в небольшой пещерке, скорее всего, она представляет собой нечто вроде ниши. Рядом со мной валялся знакомый браслет. Точно такой же, как у меня, только с литерой «N» - первой буквой маминого имени. Что-то случилось. Наверное, нас схватили в то время, пока мы были в пещере, в святилище… Но тогда было утро, а сейчас, судя по всему, уже ночь! Неужели тот разговор, что привиделся мне, продолжался целый день - до самого восхода луны?.. Такое ощущение, что мы попались в ловушку, как мыши, пришедшие на запах сыра. Что же с нами теперь будет?
        Я попыталась извернуться, чтобы добраться до браслета. Почему-то оставлять его здесь казалось неправильным - примерно так же, как если бы я бросила в беде друга. Сантиметр за сантиметром я ползла, извиваясь, как большой слепой червяк. Голова кружилась. Что с нами сделали? Еще одно усилие, и мне удалось дотянуться до браслета. Я сжала его в слабых, едва повинующихся пальцах. Руки туго стянуты веревкой. Я не смогу сопротивляться, когда ТЕ придут за мной. Нет, надо посмотреть правде в глаза: я не смогла бы одолеть ИХ, даже если бы меня не связали. Они - взрослые, я - тощий неуклюжий подросток.
        И еще. Их много. Этих безумных фанатиков целый город!
        В глазах защипало. Это были слезы отчаяния и злости. ОНИ откормили меня, связали и… праздничный стол уже ждет. Луна пялилась с неприкрытым торжеством. Ну ничего, я постараюсь продать свою жизнь как можно дороже.
        - Ну вот, девочка, время и пришло, - услышала я за спиной знакомый голос, и надо мной наклонилась огромная, как гора, фигура.
        Белый балахон сделал фигуру Нинель Ивановны невероятно объемной. Я с ужасом взглянула в добродушное круглое лицо, и его спокойствие еще больше меня испугало.
        Нинель Ивановна не волновалась, не находя в готовящемся действе НИЧЕГО ОСОБЕННОГО. Ну подумаешь, как говорят: жила-была девочка, сама виновата…
        - Так надо, - объяснила Нинель Ивановна, перехватив мой взгляд. - Ничего личного. Ты хорошая девочка.
        Она попыталась протереть губкой, удушливо пахнущей какими-то травами, мое лицо, но я не далась и зубами вцепилась в студенистую мягкую руку.
        Нинель Ивановна вскрикнула и выронила губку.
        - Что случилось? - тут же послышался незнакомый голос.
        - Она кусается! - хозяйка вырвала руку и ударила меня. По ее ладони стекла струйка крови. - Бешеная, честное слово!
        Шаги послышались уже рядом, появилось второе лицо. Я вспомнила, что уже видела эту женщину в городе. Как и Нинель Ивановна, она была облачена в белый балахон.
        …Одним прыжком я вскакиваю на ноги, бью новоприбывшую головой под дых, затем оборачиваюсь к остолбеневшей от неожиданности хозяйке, расправляюсь с ней и, нарядившись в один из белых балахонов и глубоко надвинув на голову капюшон, спасаю родителей и Сашку…
        …Финальные кадры. Конец фильма…
        …Однако это всего лишь мечта. Реальность выглядела иначе: вставленная в рот толстая палка, так туго закрепленная веревкой, что челюсть свело от острой боли.
        Обе женщины в полном молчании раздели меня, протерли тело и лицо губкой и облачили в широченную белую рубашку, расшитую серебряными лунами.
        - Ну вот, девочка, ты и готова, - объявила Нинель Ивановна голосом, в котором мне послышалось скрытое удовольствие: мол, отольются тебе теткины слезки.
        Достойно ответить ей я не могла. Собственно, я не могла ответить вообще. Наверное, мне даже польстило, что они переоценили мои силы. Сделать хоть что-нибудь было немыслимо. Оставалось только покрепче сжимать мамин браслет. Пульс гулом стучал в висках. Возможно, все мое тело содрогалось в такт ему.
        Вторая тетка поправила мои волосы, и обе, подхватив меня за руки, потащили в святилище.
        Я не сразу узнала помещение. Ночью оно казалось другим. Наверное, в этом виновата полная луна. Искусственного освещения здесь не было: ее света оказалось достаточно. Было видно всё - до самой распоследней трещинки на полу пещеры. Символы на алтаре светились холодным серебристым светом.
        Посреди зала стояла старуха, Сашкина бабушка. Ее фигура казалась целиком окутана серебряным маревом. Длинные, расшитые серебром одежды, серебряно-седые распущенные волосы… даже глаза сияли ярким серебряным светом.
        За старухой застыли в почтительных позах еще с десяток человеческих фигур. На них белые балахоны с капюшонами, низко надвинутыми на голову, лица полностью скрыты.
        «А хорошо бы, - промелькнула в голове мысль, - чтобы, как в фильме, под одним из этих капюшонов оказалось знакомое лицо. Пусть я не буду главной героиней. Пусть я буду глупой блондинкой, которую спасает герой…»
        - Все готово, сестры. Приступаем, - проговорила старуха сухим трескучим голосом.
        Вот сейчас одна из белых фигур откинет с лица капюшон…
        Те, кто стояли за спиной старухи, откинули капюшоны…
        Мама?!
        Честно говоря, я ожидала, что это будет папа или Сашка. Ну ничего, мама тоже справится. Не зря же у нее железный характер. Вот она им сейчас покажет…
        Но мама безмолвно стояла среди прочих женщин, лицо ее походило на застывшую маску, а на лбу, как я разглядела, серебряной краской был нарисован круг, символизирующий полную луну.
        Тогда-то мне и стало по-настоящему страшно.
        - Сегодня, - снова заговорила старуха, - значимая ночь для всего нашего рода. Наша Великая Мать получит то, что ей обещано, а в наших рядах станет на одну сестру больше. Подойди, дитя.
        Мама, склонив голову, приблизилась к старухе.
        Этого просто не может быть! Все это - не на самом деле!
        - Сестра, - проскрипел старческий голос, - знай, что ты избрана. Великая Мать даст тебе счастье послужить вместилищем будущего сосуда Ее благодати. После церемонии на тебя падет ее милость, и ты родишь ребенка, девочку, которая станет носителем бессмертной души хранительницы рода. Моей души.
        Мама опустилась перед старухой на колени, и та надела на ее шею какой-то амулет.
        Я обмякла в руках своих сторожей. Что же произошло, пока я была без сознания? Моих родителей схватили, одурманили, заколдовали и теперь заставляют служить жестокой, безжалостной богине с хрустальным голосом и холодным сердцем?..
        Луна смотрела на меня с насмешливым торжеством: ну что скажешь теперь, глупая девчонка?.. Что скажешь в свой последний час?..
        Мир плыл перед глазами. Сказать мне было совершенно нечего. У меня не оставалось сил, чтобы сопротивляться, - жажда жизни утекала из меня, как вода из разбитого сосуда. Мой мир был разбит на кусочки, его уже никогда не склеить. Мамин браслет выпал из разом ослабевшей руки и покатился по полу. Я следила за ним бессмысленным взглядом.
        Оставалась одна-единственная надежда, что Сашка все-таки спасся, сумел сбежать и поможет нам…
        Наверное, старуха опять прочитала мои мысли, потому что подошла ко мне и взглянула сумасшедшими глазами прямо в лицо.
        - Мой внук молодец. Он ловко обманул вас, ведь правда? Мы опасались, что вы о чем-нибудь догадаетесь, поэтому у нас был запасной вариант. Саша. Его задачей было войти к тебе в доверие и в нужный момент привести вас всех сюда, прямиком к нам в руки.
        Надежды не осталось. Бледная луна торжествующе смеялась надо мной: глупая девчонка! Глупая маленькая мечтательница!
        - Развяжите ее, - велела старуха своим помощницам. - Теперь можно.
        Они развязали меня и вынули изо рта кляп. И вправду можно. Всякая мысль о сопротивлении исчезла из моего сознания. Поскорей бы все это закончилось. Не важно, что будет, лишь бы поскорей…
        Старуха взяла меня за руку и повела к алтарю, а женщины в белом - и среди них моя мама! - что-то монотонно запели. Эту мелодию, или нечто очень похожее на нее, я слышала прошлой ночью. Она качала меня словно на волнах, в груди было пусто и удивительно спокойно. Наверное, я уже умерла. Остались пустяки - только формальности.
        Символы на алтаре вспыхнули ярко-алым и закружились перед глазами в бесконечном хороводе. Я чувствовала, что время остановилось, и сама легла на леденящую поверхность камня. Он был холоден как лед, нет, гораздо холоднее льда. Холод заполнял меня, проникая в кровь, расползался по всему телу. Я закрыла глаза, укачиваемая на волнах монотонной мелодии.
        - Сопротивляйся! Не дай ей запугать тебя! Беги! - прорвался вдруг сквозь пение звонкий мальчишеский голос.
        Я вздрогнула и открыла глаза. Старуха стояла надо мной с большим ножом в руках, и ее глаза горели нетерпением.
        - Пес! Вперед! Взять ее! Беги, Ира! - снова закричал Сашка.
        Я скатилась с алтаря, сильно оцарапав обо что-то ногу. Впрочем, что там нога - речь шла о моей жизни!
        Старуха, не выпуская из рук нож, бросилась за мной. Но тут ее настигла огромная косматая туша. Верный Сашкин друг, Пес наскочил на старуху, та отступила, и они вместе, вдвоем, рухнули вниз - в провал, где кипело и бесновалось море.
        Старуха закричала. Так отчаянно и громко, что я невольно зажала уши - лишь бы не слышать этого ужасного вопля.
        И в тот момент, когда ее крик достиг немыслимых высот и внезапно оборвался, на меня словно обрушилась вся боль и усталость последних дней. Она давила, пригибая к земле, вонзалась в тело тысячью отравленных стрел. Согнувшись от невыносимой боли, я хватала ртом воздух, который вдруг превратился в расплавленный тугой металл. Перед глазами потемнело, и я упала на алтарь, не чувствуя уже больше ничего.
        Глава 8 И было утро…
        Женский плач…
        - Ира! Ира! Ну пожалуйста, пусть только она придет в себя!
        Кто-то тормошил меня, растирал виски и уши.
        Я открыла глаза. Медленно, словно они были засыпаны песком. Резкий свет солнца ударил прямо по глазам, и я снова сомкнула их. Солнце - мой враг. Я знала это.
        - Иришка! Ну что же с тобой! - воскликнул рядом со мной мужской голос. Папин голос.
        - Я уже… мне уже… лучше… - прохрипела я. Голосовые связки почти не подчинялись мне. Чтобы говорить, приходилось делать огромное усилие.
        - Ирочка! Мы так волновались!
        К щеке прикоснулось что-то мокрое. Это мамино лицо, холодное от слез.
        Все в порядке. Теперь все будет в порядке.
        - Мы уедем отсюда! Сейчас же, и больше никогда не увидим этих ужасных людей! - взахлеб говорила мама.
        Я немного приоткрыла глаза. Абрис полной луны на ее лбу смазался, но еще был различим.
        - Что случилось? - пробормотала я, уже догадавшись, что жертвоприношение прошло не так, как планировалось. Но, разумеется, все получилось даже лучше…
        - Не знаю, мы с папой ничего не помним. Мы пришли в ту пещеру… святилище… А дальше не знаю… Потом… потом, когда очнулись, люди бежали оттуда, а на мне была странная белая одежда и на шее висела какая-то гадкая штука. Я выбросила ее в море. Тут меня и отыскал твой папа, и еще мы увидели тебя. Тебя принес Саша. Ты была без сознания, - сбивчиво принялась объяснять мама. - Не знаю, что это было, но, слава богу, все закончилось! Мы уедем отсюда, и все снова станет хорошо.
        Я кивнула.
        - А сюда, - мстительно добавил папа, - приедут компетентные люди. Уж они-то наведут порядок! Готов поспорить.
        На его лбу тоже была нарисована луна.
        Я тихо вздохнула, будто учась дышать заново. Хорошо, что они сейчас заслонили меня от солнца. Мне нужно немного побыть в тени.
        - И Саша поедет с нами. Он спас тебя и всех нас. Знаешь, ты была права - он действительно хороший мальчик, - сказала мама, и только теперь я заметила Сашку, стоящего чуть поодаль. Он ободряюще улыбнулся мне.
        Я тоже попыталась улыбнуться в ответ, но губы, кажется, так и не сложились в улыбку.
        - Пойдемте отсюда. Я понесу Иришку, - сказал папа и поднял меня на руки.
        Сейчас мой взгляд словно прояснился. Я видела медленно кружащего в облаках орла, и огромное море, бережно обнимающее скалы, и маленький городок, примостившийся как раз между горами, небом и морем. И в этот момент меня охватила необыкновенная нежность. Она была всегда - в моей душе, в моем сердце, но сейчас буквально выплескивалась наружу. Она стала такой большой, что телесной оболочки не хватало для того, чтобы удержать ее.
        Теперь все будет хорошо. Теперь я знаю, что мне нужно делать. Эти люди блуждают во тьме, словно слепые жалкие котята. Но я еще вернусь в этот город на самом краю огромного мира. Я спасу их и приведу к свету. Теперь я знаю…
        Мы спустились со скалы, не встретив никого. Город затих. Молчали даже собаки, чувствуя, должно быть, повисшее над ним ожидание.
        Вот и наше временное пристанище. Мама распахнула калитку, и мы через вишневый сад, не останавливаясь, прошли к домику.
        Папа внес меня в комнату и уложил на диван.
        - Тебе лучше? - заботливо спросила мама.
        Я кивнула.
        Они и сами выглядели неважно. Оба бледные, с покрасневшими глазами. Сутки действительно выдались тяжелыми. Особенно ночь.
        Я приподнялась и тяжело оперлась на спинку дивана. Тело еще плохо повиновалось, а в голове была необычайная легкость.
        Мама и папа собирали сумки.
        - Вот, возьми, - отчего-то виновато сказала мама, подавая мне несколько книг в ярких глянцевых обложках.
        Я открыла одну из них там, где в нее была вложена закладка - глупо ухмыляющееся сердечко. Какое же оно яркое! Цвет неприятно раздражал глаза, и я, вынув открытку, бросила ее на пол. Маленький кусочек картона медленно спикировал вниз. Прекрасно, будет привет для хозяйки дома. Нинель Ивановна любит яркие вещи.
        Я с грустью посмотрела на сумки. Пора в дорогу. Но перед отъездом у меня было еще одно дело…
        - Ира, ты куда? - окликнула меня мама, застыв посреди комнаты с вещами в руках.
        - Я ненадолго. Попрощаюсь только, - сказала я, выходя из домика.
        За моей спиной царило удивленное молчание.
        Путь до обрыва оказался неожиданно коротким. И вправду, расстояния - вещь относительная. И когда я успела забыть? Привыкаешь, ко всему привыкаешь, и в какой-то неуловимый момент оказываешься вдруг накрепко заперт в своей телесной оболочке, вырастая, успеваешь забыть, что когда-то в детстве, давным-давно, умел летать. Сколько же всего я не замечала в последнее время?!
        Подойдя к краю обрыва, я остановилась. Любимое место Сашки. И не зря - здесь и вправду есть сила. Я чувствую, как она густым медом разлита в воздухе. Она проникает в меня, вместе с кислородом растекаясь по всему телу.
        У ног плескалось море. Древнее море, скрывающее в своих глубинах затонувшие корабли, сокровища, чудовищ… Сегодня оно пело только для меня, провожая меня в дальнюю дорогу.
        - Я еще вернусь, и все будет хорошо, - пообещала я ему, и море плеснуло мне в лицо соленые брызги.
        С неба уже давным-давно исчезла луна - закрыла свое белое лицо густой чадрой, однако я ясно ощущала ее присутствие. Теперь она будет со мной, где бы я ни находилась…
        Звук шагов за моей спиной почти полностью потонул в плеске волн, однако мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это.
        - Ира! Я искал тебя, - тихо произнес Сашка. - Как ты себя чувствуешь?
        - Спасибо, хорошо, - ответила я, по-прежнему глядя на море.
        - Я хотел объяснить тебе, - зачастил он. - Бабушка сказала, будто я предал вас. Но это не так. Они выследили нас и схватили меня. Я… отвлекся и не заметил, как они подошли. Иначе я бы справился с ними. Честно-честно! Ты мне веришь? - И, не дожидаясь ответа, тут же продолжил: - Я не знаю, что бабка сотворила с твоими родителями. Иногда она проделывает невероятные вещи и заставляет людей подчиняться своей воле. Знаешь, если честно, я не уверен, что она погибла… Помнишь, я рассказывал, что душа Хранительницы может переселяться в другие тела…
        Он говорил что-то еще. Но я смотрела на море и на небо и пыталась впитать их в себя, чтобы они оставались со мной долгие годы на чужбине. Для того чтобы вернуться, нужно уехать…
        - …ты очень смелая девчонка. Я даже не знал, что такие бывают на самом деле, не в романах!.. - долетали до меня обрывки фраз.
        У него есть способности, я почувствовала это сразу. Однако даже не подозревала, что дар так силен… Та собака в пещере… Все то, что я пережила сегодняшней ночью, вспоминалось смутно. Сознание двоилось… Это он позвал Пса и скомандовал ему напасть на старуху. Он очень сильный мальчик. Неудивительно, что прошлая жрица решила оставить его у себя, когда много лун назад кровь его родителей обагрила священный алтарь богини. Нужно принять какое-то решение. И срочно, прямо сейчас. Это не слишком мне нравилось, и потом, в будущем Саша мог бы еще пригодиться… Но нет. Нельзя рисковать, а он слишком своеволен. Другого выхода нет. Я нахмурилась.
        - Ира! Что с тобой? - крикнул Сашка мне в спину.
        Я медленно обернулась и взглянула ему прямо в глаза.
        Он побледнел, несмотря на свой загар. А затем отступил на шаг и произнес лишь одно слово. Так тихо, что я не расслышала бы его, если бы не знала точно, что именно он сказал. Его губы двигались бесшумно - как в черно-белом кино. Всего три слога - «Ба-буш-ка»…
        Город оживших снов
        Глава 1 Чемоданное настроение
        - Свитер взяла? А теплые колготки?
        Я поспешила закрыть сумку, чтобы не было заметно, что там сплошь легкие кофточки. Мама думает, что если зима, то нужно носить страшные теплые вещи. Ненавижу свитера, потому что кажусь себе в них толстой и неуклюжей. А мама не понимает, как будто сама была молодой не меньше чем сто лет назад, и уже не помнит, каково это - быть шестнадцатилетней.
        - Марина! Я тебя спрашиваю!
        - Да, мам, взяла, конечно! - крикнула я, застегнув последнюю молнию.
        Хорошо, если обойдется без досмотра. Таможенники всего мира спасовали бы перед моей мамой. Год назад я начинала курить. Даже не начинала, а так, баловалась. Чтобы компанию поддержать. А что такого - мальчишки почти все давным-давно курят. Так мама ухитрилась обнаружить единственную завалявшуюся в кармане куртки сигарету и подняла такой скандал, что просто туши свет. Пришлось тогда сказать, что сигарета Мишкина, и поклясться, что не буду курить как минимум до окончания одиннадцатого класса. На самом деле я даже не соврала. Сигареты действительно были Мишкины, просто он угостил меня, а я с тех пор и вправду не курю и ничуть не жалею, так как действительно не понимаю прелести вдыхания дурно пахнущего дыма, от которого першит и сушит горло.
        Но все это - к слову. На самом деле речь совершенно о другом. А именно о Рождестве и новогоднем празднике.
        В нашей школе каждый год два старших класса отмечают Новый год где-нибудь за границей. В прошлом ездили в Прагу, в этом году наш десятый попадет в Ригу. На целую неделю, потому что в программу войдет все праздничное время от католического Рождества до Нового года, то есть с 24 декабря по 1 января. Нас даже от занятий ради этого освободили. Разумеется, при условии, что с учебой все нормально. У меня, к счастью, в порядке. Была, правда, случайная пара по физике, но учительница, конечно, не стала портить общую картину и, помучив немного, исправила двойку на четверку и вывела четверку за полугодие.
        Я очень волновалась перед поездкой, хотя это уже второе школьное путешествие, в которое меня отпустили. Первое было этим же летом, когда мы ездили в Карелию. Жили в палатках, купались в озере и даже сплавлялись по порожистой речке. Очень здорово и романтично, особенно вечерние костры и песни под гитару. Тогда некоторые наши парни вдруг раскрылись с незнакомой стороны. Например, Юрка. Ему удивительно идет гитара и мягкий свет костра, зажженного скорее от желания романтики, чем по необходимости, - в июле в Карелии удивительно светлые ночи. Уже полночь, а видно как днем. Тогда Юрку заметила не только я, но и Наташа - моя лучшая подруга. С ней-то мы неразлучны с самого первого класса. Эта дружба получилась совершенно случайно - мы обе недавно переехали в новый район и не знали никого в школе, а поэтому растерялись. Учительница посадила нас за одну парту. Так и подружились. А сейчас я со страхом думаю, что случилось бы, если бы нас вдруг рассадили по-другому? Не представляю себя без Наташки. Когда мы с ней с кем-нибудь знакомимся, то частенько даже представляемся сестрами, и нам верят, хотя внешне мы
не похожи: она - темноглазая шатенка с легкой рыжиной в волосах, я - зеленоглазая, очень светлая блондинка.
        Дороже Наташки у меня нет никого. Мы с ней везде ходили вдвоем. До той самой поездки в Карелию. Теперь нас трое.
        Вот уже полгода Наташка и Юрка вместе. А я при них третьей лишней. Разумеется, Наташка меня не гонит, хотя я частенько ощущаю себя непонятным и ненужным придатком. Наташка вообще добрая. Она всегда зовет меня, когда они собираются в кино или, скажем, в парк Горького. И я по малодушию частенько соглашаюсь, хотя сама же страдаю. Если хорошенько подумать, то видеть, как Юрка обнимает Наташку за талию, кормит из ложечки мороженым и целует - удовольствие небольшое. Наташка отталкивает его, притворно сердится, но, когда считает, что я не обращаю внимания, с удовольствием льнет к нему.
        Мне от ее жалости только горше. Но что делать - сама нарываюсь. Вот кто тянул меня за язык, когда я соглашалась на поездку в Ригу? Теперь, так и чувствую, испорчу им праздник. Над нами уже в классе смеются и святой троицей называют… Сидела бы уж лучше с родителями дома…
        - Марина, и запомни, ты будешь в чужой стране, поэтому особенно следи за своим поведением, - заглянувшая в комнату мама отвлекла меня от тягостных раздумий. - Не отставай от группы, не оставляй без присмотра вещи и деньги. И еще не забывай, о чем мы с тобой договаривались.
        Это она о курении. Целый год прошел, а ведь помнит.
        - И не ввязывайся ни в какие авантюры, - добавила она.
        - Хорошо, мам. Ты не волнуйся, - я отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Какие там авантюры - так и стану ходить за классной как привязанная все то время, когда не буду досаждать Наташке и Юрке, таскаясь за ними и мешая целоваться в самых романтичных местах города.
        - Как же не волноваться? Ты у меня еще глупенькая, - мама потрепала меня по волосам. - Даже завидую тебе. Старая Рига - сказочный город. Все эти черепичные крыши, узкие мощеные улочки, флюгеры… Я видела Ригу давным-давно, еще до твоего рождения. Знаешь, именно там мы и познакомились с твоим папой. Мы оба были тогда совсем молодые и сумасшедшие!..
        Мама задумчиво вздохнула, присаживаясь на мою кровать, и лицо ее от прекрасных воспоминаний будто озарилось внутренним светом.
        - И что, тогда папа не пропадал целыми днями на работе? - с подозрением спросила я. Историю про Ригу я уже слышала, но все равно с трудом могла представить своих родителей молодыми и беззаботными.
        - Что ты! - Мама положила подбородок на скрещенные руки и мечтательно подняла глаза к потолку. - Тогда мы оба были студентами, в Ригу приехали отдохнуть. Твой папа был душой компании, и я влюбилась в него сразу же, как только увидела. Я с первого же взгляда поняла, что мы всю жизнь проживем вместе. Он был таким романтичным! Мы много гуляли по старым улицам, держась за руки, бесконечно целовались… - Мама снова вздохнула. - Впрочем, тебе об этом думать еще рано, - опомнилась она. - Но Рига тебе непременно понравится! Даже не сомневайся! Жаль только, мы с папой будем скучать…
        - А хочешь, я останусь? - вдруг предложила я, отставляя в сторону дорожную сумку. - Мне на самом деле не так уж и хочется.
        Разумеется, я лукавила, испытывая скорее сложные чувства: то мне казалось, что я умру от тоски и ревности, если останусь дома, то понимала, что это случится, как раз если я поеду.
        - Не выдумывай, Марина! - рассердилась мама. От былого романтичного настроения не осталось ни следа. - Ты же видишь, что отец целыми днями на работе, деньги достаются ему нелегко, чтобы транжирить их просто так и оплачивать поездку, которая даже не состоится!
        Ну вот, как всегда. Мама только и думает, что о деньгах, приличиях и прочей чуши, считая это главным в жизни. Никогда не стану такой! Если у меня будет ребенок (что навряд ли, потому, что, наверное, я умру в одиночестве старой девой), я не стану сводить все проблемы к простым и материальным, а постараюсь разговаривать с ним как с равным. Это вовсе не сложно.
        - Не волнуйся, мам, я пошутила, - ответила я, оборачиваясь к ней. Слезы на глазах уже высохли.
        - Глупые у тебя шутки! - Мама и не думала успокаиваться, мои слова будто рассердили ее еще сильнее, и она, обиженно хлопнув дверью, ушла на кухню.
        А я легла на кровать и уткнулась носом в подушку. Если в жизни и был какой-то смысл, он все время ускользал от меня.
        - Тебя к телефону! - как ни в чем не бывало заглянула в комнату мама.
        Я поднялась на локте и неохотно взяла трубку.
        - Привет, Маринка! - послышался веселый Наташкин голос. - Ты как, подруга, уже собралась?
        - В процессе, - сообщила я.
        - А что так мрачно?
        Сама Наташа так и излучала радость. Еще бы - это будет самый прекрасный Новый год в ее жизни: зимняя Рига, любимый человек рядом - что еще нужно! Она и представить не может, что кто-то чувствует по-другому.
        - Да ничего. С мамой немного поссорилась, - ответила я - не признаваться же подруге в истинной причине расстройства. В моем голосе искренности было не много, но Наташка, как все счастливые люди, оставалась слепой и глухой.
        - Ну это у вас всегда! - засмеялась она. - А я уже подарки купила. И тебе, и Юре. Про свой и не спрашивай, все равно не скажу. А ему - туалетную воду. «Адидас». Очень миленькая.
        Я тоже купила Юрке в подарок туалетную воду. «1881» от Черутти. Выбирала, наверное, целый час. Перенюхала весь ассортимент «Л’Этуаля», и этот запах - с легким-легким оттенком дыма - показался мне необыкновенным.
        - Отличный подарок. Ему наверняка понравится, - ответила я, расстегнула кармашек сумки и выложила подарок. Действительно, дурацкая идея. Пусть Юрке его девушка туалетную воду дарит. Два парфюма - явный перебор.
        Мы еще немного поболтали с Наташкой, и я, сославшись на массу дел перед отъездом, попрощалась с ней.
        Глава 2 Ангел Рождества
        Ну вот, наконец позади суматоха проводов, полный перрон родителей, дающих последние наставления своим чадам, классная - Галина Дмитриевна, носящаяся от одного к другому и постоянно пересчитывающая нас. Подумаешь, высшая математика - четырнадцать человек.
        И вот я уже машу из вагона. Поезд разгоняется, стучат колеса, и родители остаются далеко позади. Мы сидим в купе. В нашем отделении, кроме нас четверых - меня, Наташки, Юрки и Юркиного друга Мишки, того самого, который угощал меня сигаретами, - набилось еще пятеро. Большая часть всех поехавших. Мишка рассказывает анекдоты, все смеются и болтают, перебивая друг друга. Альтернативная компания завидует нам. С их стороны - напряженная тишина, прерываемая отдельными репликами.
        Я сижу во втором ряду, у самой стенки. Рядом - Наташка, прильнувшая к Юркиному плечу. Они тоже смеются. Он не болтает так много, как другие мальчишки, выпендривающиеся перед девчонками. Ему не нужно - стоит только запеть, и внимание гарантировано. Но Юрка вообще не интересуется другими девчонками. Он смотрит только на Наташку. Она сказала, он признался, что добивался ее внимания аж с третьего класса, и теперь, глядя на них, я в это верю. Кстати, делал он это так ненавязчиво, что ни я, ни Наташка толком не догадывались ни о чем до самой Карелии.
        Там, после первого вечера у костра, Наташка сама подошла к Юрке.
        - Здорово поешь, - сказала она небрежно и улыбнулась.
        Я наблюдала за ними, прижимаясь щекой к шершавому, остро пахнущему смолой и хвоей стволу сосны, и видела, как Юркино лицо вспыхнуло от радости - как будто внутри вдруг включили лампочку ватт на триста. Уже тогда я прекрасно поняла, что мне ничего не светит.
        Только не думайте, будто я такая дрянь, что стала бы отбивать у лучшей подруги парня. Наташкин друг - это святое. Я не стала бы с ним даже разговаривать, если бы он вдруг решил переметнуться ко мне, но все равно как-то неспокойно и больно. Может, я и дрянь.
        - Эй, Маринка, чего такая смурная? Нам ли быть в печали?! - орет Мишка, обнимая меня за плечи.
        Я осторожно высвобождаюсь. Когда-то мы с ним встречались. Совсем непродолжительное время - месяца два, наверное. Мне тогда ужасно хотелось встречаться хоть с кем-то. С первым, кто этого захочет. Подвернулся Мишка, но я быстро поняла, что мы с ним друг другу не подходим, и пресекла отношения в самом начале. Вот только Мишка до сих пор не понял, из-за чего мы расстались, парни вообще частенько бывают тугодумами.
        Вот и сейчас Мишка сделал вид, будто не замечает, как я ненавязчиво высвобождаюсь из-под его тяжелой руки, по-хозяйски обнимающей мои плечи, и прижал меня к себе еще сильнее. Пришлось прикрикнуть. Он явно обиделся, но тут же снова включился в беседу, перетягивая на себя внимание общества. Ненавижу парней, которые думают, что весь свет должен вращаться вокруг них. Я узнаю их по громкому голосу, неумению слушать собеседника и обилию разнообразных историй, которые случились с ними или, на худой конец, с их друзьями или соседями и которые всенепременно должны услышать все. Такое ощущение, что их бывает слишком много. Вот и без того не маленький Мишка словно занял собою весь наш отсек. Не люблю показушников, работающих на публику, хотя многим девчонкам такие нравятся. Вот, к примеру, наша одноклассница Юлька глаз с Мишки не сводит, с готовностью смеется над каждой его шуткой и, кажется, вот-вот захлебнется от восхищения. Вот пусть Мишка с Юлькой и водится. Я уж точно обойдусь. Лучше остаться одной и стать старой девой, чем связываться абы с кем, просто так.
        - Ребята, у вас все нормально? Не шумите, вы мешаете соседям! - строго объявила классная, проходя мимо. Она и тетя Лена из родительского комитета, которая тоже поехала с нами, расположились через два купе от нас.
        - Что вы, Галина Дмитриевна?! - бодро отозвался все тот же Мишка. - Мы тише травы!
        И Юлька с готовностью захихикала.
        - Смотрите, ребята! И помните: завтра у нас очень насыщенный день. Будем много ходить по городу, так что отдыхайте и набирайтесь сил, - закончила классная.
        - Набирайтесь сил, ребята, - шепотом передразнил ее Мишка. - Как насчет того, чтобы набраться? - спросил он, многозначительно похлопывая себя по карману.
        У него там две банки коктейля. Это знают все, кроме сопровождающих нас взрослых.
        Мы с Юлькой ответили одновременно.
        - Нет, спасибо, - это я.
        - Да, пойдем! - она.
        Почти все ребята отправились за Мишкой в тамбур - выпить коктейля и покурить. Остались только мы втроем. Я, Наташка и Юрка - неразлучная троица.
        - Ты и вправду какая-то грустная. Что-то случилось? - спросила Наташка, когда мы остались без лишних свидетелей.
        - Да нет. Все в порядке, - ответила я, поплотнее закутываясь в одеяло. В вагоне было не то чтобы жарко.
        Мы помолчали.
        - Тебя Мишка достает? Только скажи, и я поговорю с ним по-мужски, - предложил Юрка.
        - Нет, спасибо, - я отвела взгляд.
        Его благородство - вот что меня убивает. Даже жалко, что я не разглядела Юрку до Карелии, до Наташки. Тогда у меня еще был шанс все изменить.
        Наташка сердито отстранилась от Юрки и, передвинувшись поближе ко мне, обняла за плечи.
        - Не расстраивайся. Все будет хорошо. Я знаю это совершенно точно, - пообещала она, заглядывая мне в лицо. - Вот ты веришь, что под Рождество случаются чудеса?
        Я помотала головой, не в силах ответить.
        - А вот я верю. И знаю, что с тобой обязательно произойдет какое-нибудь чудо.
        В проходе послышались голоса и смех.
        Возвращалась Мишкина компания.
        Ну сейчас начнется «Что за секреты?» и тому подобное.
        Наташка тоже поняла это, потому что, погладив меня по плечу, вернулась к Юрке и демонстративно занялась своим чаем.
        Рождество, Новый год, чудеса… не скажу, чтобы я в это верила - мне все-таки, слава богу, не пять лет, а шестнадцать. Однако в эти дни вдруг совершенно независимо, отключив мозги, начинаешь на что-то надеяться. Как будто простая календарная дата может изменить твою жизнь. Сегодня - 23 декабря, и поезд мчит нас в один из самых красивых и сказочных городов. Так почему бы и не понадеяться на чудо?..
        Я засыпала под мерный стук колес, думая о том, что дорога всегда дает надежду и новые горизонты, а двигаться куда-то все-таки лучше, чем оставаться на месте.

* * *
        - Подъем! Подъем! Через час прибываем!
        Чужой громкий голос ворвался в мой сон, оставив от него одни осколки. А жаль. Мне снилось что-то удивительно красивое и романтичное.
        Пробурчала что-то сонная Наташка, завозился на верхней полке Мишка…
        Мне еще не хотелось отпускать сон, но вторжение реальности уже не остановить.
        - Марина, Юра! Я занимаю вам очередь! Вставайте!
        Верная Наташка потрясла меня за плечо, разгоняя остатки сновидения.
        Пришлось тоже вставать, брать полотенце, зубную щетку и пристраиваться в очередь, где уже стояла Наташка.
        - Пропустите! Экстренный случай! Острая необходимость! - К нам протолкался Мишка и без излишних колебаний встал впереди всех. - Мне сегодня ужасы снились! - глубокомысленно заявил он. - Открываю глаза - и вижу: собака! Огромная. Смотрит на меня и скалится! Я аж чуть не заорал.
        - Миш, так это пограничники были, - улыбнулся Юрка. - Мы же ночью латвийскую границу пересекали.
        - А я что? Я же не сказал, что это была собака Баскервилей?! - оправдывался Мишка. - Хотя, если честно, похожа до жути. И глаза, и зубы знаете какие?..
        Вскоре поезд остановился, и мы вышли на засыпанную снегом платформу. Рига встретила нас хмурым серым небом, чуть оттененным белыми крапинками снежинок. Все сели в автобус, я - за Наташкой и Юрой, одна, Юлька за мной и рядом с Мишкой. Вот, думаю, скоро образуется еще одна пара. Тем лучше. Мишка мне давно уже надоел, да и он, хотя еще на что-то надеется, начинает все-таки понимать, что мы, как сказали бы в романе, не созданы друг для друга.
        До гостиницы на автобусе совсем близко. Минут, наверное, пять, не больше. Гостиница высокая, устремлена в серое небо, мне она очень понравилась, как и церковь напротив. Снежная пелена придает городу романтичный флер, она - словно сказочная вуаль, наброшенная на повседневность. Сквозь нее все кажется загадочным, немножечко потусторонним. Возможно, в этом виноват канун Рождества - время, когда все вокруг вдруг начинают верить в чудеса.
        Женщина на ресепшн показалась мне похожей на подросшую Снегурочку. Наверное, из-за светлых волос, заплетенных в аккуратную косу, и голубого, с белой опушкой, строгого костюма. Хотя странно вообразить себе Снегурочку уже не слишком молодой и к тому же в очках. Но она так по-доброму улыбнулась нам и с легким, едва заметным прибалтийским акцентом сказала: «Добро пожаловать!» - что у меня еще больше поднялось настроение.
        Наша группа устроилась в гостинице. Мы с Наташкой - в одном номере. Юрка с Мишкой - в соседнем.
        Бросив сумки на кровать, мы поспешили спуститься вниз, в холл. Сегодня нам обещана экскурсия.
        Пока мы гуляли по Риге, мне показалось, что я попала в старую книгу сказок. Под ногами лежали булыжные мостовые, улочки узкие, словно средневековые, черепичные крыши припорошил снег… Острые шпили, флюгеры, изящные литые фонари и рождественская мишура - венки или еловые ветви над дверями, большие тыквы и ягоды остролиста усиливали впечатление. Словно ты в сказке Андерсена и все может ожить в любой момент: выгнувшая спину чугунная кошка на крыше - фыркнуть и повести усами, статуя последнего губернатора - улыбнуться и кивнуть, приветствуя гостей города. А еще так и ждешь, что вот-вот из-за угла появится трубочист в высокой черной шляпе и с маленькой лесенкой в руках.
        Ощущение чуда так и висело в морозном воздухе, сияло улыбками на лицах прохожих, звенело в голосе колоколов, далеко разносящемся по радостно гудящему городу.
        Зимние праздники в Риге начинаются с 24 декабря - Рождества, отмечаемого католиками, и продолжаются аж до 7 января - Рождества православного. Таким образом, праздник растягивается. Нам повезло, что мы попали в город как раз на Рождество. Оно в Риге, как и во многих европейских странах, значимее Нового года. Вроде Рождество католическое, до нашего еще далеко, но все равно невольно заражаешься праздничным настроением.
        Погуляв по городу и полюбовавшись на маленькие рождественские базарчики, мы зашли в кондитерскую. Сегодня, как сообщила официантка, говорящая по-русски довольно неплохо, особое меню, и нам непременно нужно отведать рождественское печенье со смешным названием пипаркукас. «Печенье с перцем», - перевела она. Признаюсь, что решилась попробовать эту странную штуку не сразу. Вопреки опасениям, печенье оказалось вовсе не горьким, а сладким, в то же время с ярко выраженным пряным привкусом. Пахло гвоздикой, перцем и еще чем-то неопознаваемым. Мне понравилось.
        Наши печенья были выполнены в форме рождественских звезд, ангелочков и сердечек. Я заметила, что Наташка с Юркой съели одно сердечко на двоих - ровно по половинке, - и отвела взгляд, словно увидела нечто неприличное. Благодаря светлой коже я краснею очень легко по поводу и без него. Вот как сейчас. И ненавижу в себе эту особенность.
        В кафе мы проторчали, наверное, целый час, пока Галина Дмитриевна чуть не силой вытолкала нас оттуда - далее запланирован рождественский концерт в одном из знаменитых соборов. Мы с Наташкой не любители классической музыки, да и среди остальных, пожалуй, нет фанатов. Поэтому мы посмеивались, слушая охи классной, расписывающей, какое нас ожидает чудо. Но стоило войти в собор, как настроение переменилось. Там было очень красиво. Высокие колонны и льющийся через яркие витражные окна свет, тоже казавшийся цветным… Модель рождественского вертепа - с елочными ветками и куколками, изображающими волхвов, пастухов и Мадонну с младенцем… Все вдруг показалось милым и отчего-то таким знакомым, словно я после долгих скитаний наконец вернулась домой… Проходя меж рядов высоких скамеек - в отличие от наших церквей в католических храмах во время службы сидят, - я чувствовала себя странно. Как будто это уже происходило со мною когда-то. Так давно, что и позабылось… А может, я видела это место во сне?.. Трудно сказать.
        - Сосновская! Сядь, пожалуйста! Концерт вот-вот начнется. Ты мешаешь людям!
        Громкий голос классной вернул меня к реальности. Я на миг зажмурилась и тряхнула головой, словно просыпаясь. Придумала тоже: знакомое место! Разумеется, я никогда не ездила в Ригу. А что, если это генетическая память? Ведь мои родители познакомились здесь и наверняка бывали в соборе: ступали по черно-белым плитам пола, истертым сотнями тысяч ног, стояли под этим высоким арочным сводом, смотрели, как трепещет от сквозняка пламя свечей…
        - Марин, что с тобой! Пойдем же, Юра нам занял место! - Наташка нетерпеливо дернула меня за полу дубленки.
        Я села рядом с Наташкой, мельком заметив, что Юрка попытался накрыть ее руку своими пальцами, но подруга, покосившись на меня, высвободилась.
        Концерт, как оказалось, был органный. Огромный орган располагался позади нас, на специальном балкончике, поэтому, когда зазвучала музыка, мне показалось, будто она идет с неба. Звуки были тихими и торжественными, но постепенно темп и громкость нарастали и обрушивались на нас целыми каскадами. Подчиняясь странной магии, я на время забыла обо всем. Сердце билось в такт с мощными аккордами: бах-бах-бах, бах-бах-бах! Я закрыла глаза, сосредотачиваясь на непривычных ощущениях, и мне вдруг показалось, что все набившиеся в огромном зале люди исчезли и я осталась в соборе одна. Время словно остановилось и, неожиданно повернув назад, полным ходом понеслось в прошлое. В те дни, когда этот собор был еще молод. Мне казалось, что я стою на коленях на холодном полу, погруженная в молитву.
        Бам! Особенно громкий аккорд заставил сердце тревожно замереть. Мне почудился стук распахнувшейся двери и странные металлические, лязгающие шаги за спиной - как будто ко мне подходил некто, целиком облаченный в железо.
        Я вздрогнула, открыла глаза и поняла, что снова нахожусь среди людей. Кто-то тихо, но натужно кашлял, скрипела спинка - сидящая передо мной женщина никак не могла устроиться на своем месте. И как же я не слышала этого раньше? Но теперь волшебство рассеялось, словно его и не было, и только Мадонна, прижимая к груди младенца, смотрела на меня печально и пристально. Прямо на меня! Я могла бы в этом поклясться!
        Интересно, что со мной сегодня?..
        Посещение собора закончилось вовсе не на романтической ноте. Когда орган смолк и слушатели стали расходиться, обнаружилось, что Мишка умудрился заснуть и даже сладко похрапывал.
        Мы вернулись в гостиницу, где ждал торжественный рождественский ужин. Признаюсь, я чувствовала себя слишком уставшей и переполненной впечатлениями, чтобы уделить ему достойное внимание, и отправилась спать, едва попробовав замечательную утку с черносливом.

* * *
        Я стояла на башне замка, одетая в старинное платье с широкими летящими рукавами. Волосы тоже свободно летели по ветру светло-золотой волной. Я видела себя одновременно и снаружи, и как бы изнутри.
        Внизу, на дороге, был рыцарь в темных доспехах и на вороном коне, нетерпеливо перебирающем ногами. Кажется, я провожала рыцаря в дальний путь, но при этом никак не могла вспомнить его лица. Я пыталась разглядеть его, но было слишком далеко, к тому же на всаднике - глухой шлем с когтистой птичьей лапой на макушке.
        Была зима, снег лежал на перилах и на открытой площадке у меня под ногами, а снежинки все опускались и опускались, медленно танцуя с легким ветерком. Я захотела поймать одну из них в открытую ладонь, но сделала резкое движение и… проснулась.
        Серый предутренний свет проникал в комнату сквозь неплотно задернутые шторы. Я приподнялась на кровати и удивленно огляделась, вспоминая, где нахожусь. На соседней кровати тихо сопела Наташка, должно быть, видя десятый сон, а на тумбочке возле меня лежал рождественский ангел, сделанный из золотисто-коричневого пряного теста. Наверное, подруга принесла его, когда я уже уснула. Я осторожно взяла хрупкую фигурку и улыбнулась. Рига… Рождество… чего еще можно желать?..
        Глава 3 Снег на старой площади
        А с утра мы уже садились в автобус, покидая город. Несколько дней - до 28 декабря - предстояло провести в Юрмале. Это знаменитый латвийский курорт. Многие приезжают сюда летом, мы попали зимой, однако впечатления от этого оказались не менее яркими. Высокие тонкие сосны, кажущийся нереальным заснеженный пляж и бурное море, темно-серое, как и небо над ним, поразили мое воображение. Мы много гуляли, как в детстве, катались на санях, разглядывали хорошенькие, словно кукольные, домики с черепичными крышами. Дни проходили весело, ночи пролетали быстро - я спала спокойно и, кажется, даже без сновидений. В общем, время пробежало незаметно, и мне было немного жаль покидать уютную Юрмалу. Но и Рига манила к себе - таинственностью и какой-то серьезной торжественностью.
        Мы вернулись в ту же гостиницу, заняли прежние номера, а после обеда вновь отправились на прогулку. В день приезда нам удалось посмотреть только маленькую часть города, поэтому сейчас открывали его для себя заново.
        Рига - очень романтичный город. По нему хорошо гулять вдвоем, взявшись за руки. Как Наташка и Юра.
        Они идут на шаг впереди меня, слишком занятые друг другом и своими впечатлениями, чтобы обращать внимание на что-то еще. И, честно сказать, я их понимаю.
        - Давай отстанем! - шепчет, обернувшись ко мне, Наташка.
        Ее глаза задорно сверкают, щеки разрумянились от мороза, а из-под белой шапочки выбились темные, с проволочной рыжиной, пряди волос. Она сейчас очень красивая. Этот город идет ей, и я понимаю, почему Юрка смотрит на нее, не отводя взгляда.
        Мне бы надо отказаться, но сказка слишком манит к себе, и, не выдержав, я киваю.
        Чуть отстать от группы и нырнуть в узкий проход между домами - несложное дело. И вот уже мы втроем идем по незнакомым улицам среди чужих людей. Вернее, не втроем: их двое и я следом. Мы заходим в кафе, витрина которого украшена разноцветными огоньками новогодней гирлянды, берем горячие вафли и кофе латте в высоких бокалах, о которые можно греть озябшие на улице пальцы.
        - Хорошо, что мы сюда приехали, - говорит Юрка, заботливо подвигая к Наташке тарелочку с вафлями, политыми темным, густым, сладко пахнущим сиропом.
        Наташка смотрит на своего парня счастливыми глазами и кивает.
        А я снова чувствую себя одинокой. Даже когда подруга, спохватившись, заводит общий разговор, расспрашивая меня о чем-то.
        Выйдя из кафе, Наташка и Юрка пошли рядышком, держась за руки. Они даже сняли перчатки, чтобы чувствовать тепло рук друг друга. И только мои пальцы нещадно мерзли, несмотря на дурацкий утеплитель.
        Глядя на идущую впереди пару, я замедлила шаг. Наташка и Юрка не оглянулись. Хорошо… Я остановилась, прильнув щекой к шершавому стволу обмотанного гирляндами дерева, и, словно партизан из засады, наблюдала за их удаляющимися спинами. Они не заметили моего исчезновения. Я знала, что не нужна им. Конечно, через какое-то время они очнутся и даже поорут: «Марина! Марина!» - но мне не нужны жалкие подачки чужого внимания. Резко развернувшись, я пошла прочь.
        Узкие улицы были запружены народом. Щелкали фотоаппараты, рассказывали что-то многочисленные гиды. Рига оказалась полным-полна туристов. Затеряться среди них - проще простого. Я и шла от толпы к толпе, прибиваясь то к одной, то к другой экскурсии, ловила обрывки фраз и историй - то на русском, то на английском. По мне скользили чужие равнодушные взгляды. Я была белой вороной на чужом пиршестве, вороной, которую никто не замечал.
        Старый собор - тот самый, где мы слушали органную музыку, - вырос передо мной внезапно. Такой огромный и красивый, словно он снился мне. Очередной экскурсовод рассказывал что-то скучающим туристам, но я, не слушая, шагнула вперед. Между камнями, составлявшими стену, темнели глубокие щели, похожие на старые раны. Сами камни были словно обкатаны временем. Не в силах удержаться, я сняла перчатку и приложила ладонь к гладкой поверхности. На минуту мне вдруг показалось, что собор живой и дышит.
        Я пошла вдоль стены, очерчивая пальцами свой путь, пока не наткнулась на большую плиту, вмурованную среди прочих камней. На ней был выбит уже почти стершийся, едва различимый, странный крест, напоминающий цветок. Удивительно, но эта плита показалась мне иной, словно бы чужеродной собору. И еще. От нее будто веяло сыростью. Пальцы вдруг обожгло холодом, и я отдернула руку.
        Бывает ли у вас странное ощущение, словно на вас смотрят? Так и казалось, что мне в затылок уперся чей-то тяжелый взгляд. И я застыла у стены, боясь даже пошевелиться. Затылок ломило, но оглянуться не было сил.
        Ерунда. Расскажи я об этом Наташке, она, конечно, посмеялась бы надо мной и сказала, что во всем виновата моя любовь к чтению и обилие новых впечатлений. Ничего необычного, просто порой я бываю мнительна.
        Умом я понимала все это, но рассудок словно отключился, существуя отдельно от меня. Остались только тревога и ожидание. Чего? Я и сама не знала.
        - Тебе тоже нравится это место?
        Незнакомый мальчишеский голос прозвучал так внезапно, что я, готовая к неожиданностям, испуганно вздрогнула.
        Я оглянулась.
        На вид ему было, наверное, лет семнадцать. Серое короткое полупальто, светлые джинсы, небрежно повязанный черный шарф, растрепанные светлые волосы и серые колючие глаза… Не похож на туриста. Скорее рижанин, хотя и говорит чисто, без акцента.
        - Странное место. Стремное какое-то, - ответила я, продолжая совершенно беззастенчиво разглядывать парня.
        - А ты права, - он улыбнулся, и на щеках появились ямочки. Ну точно прибалт - как из старого фильма, который мы с мамой смотрели совсем недавно. - Знаешь, в Средневековье был дикий обычай - те, кто желал возвыситься в Царстве Небесном и пострадать на земле во имя Христа, решались на странный подвиг: велели замуровывать себя в стенах храма и погибали через какое-то время от жажды и голода. Очень мучительная и тяжелая смерть, но люди верили, что после - прямая дорога на небеса, как на скоростном лифте: раз - и уже в раю. Уверен, что в этой стене можно найти не одно такое захоронение. Кстати, места таких погребений помечали особым знаком.
        Я тревожно покосилась на странный крест и невольно отступила от стены, едва не налетев на чересчур умного незнакомца.
        - Зачем ты меня пугаешь? - спросила я.
        - Я не пугаю, я рассказываю. Рига вообще полна тайн. В старом городе, которому уже почти девятьсот лет, каждый камень - это история. Основали Ригу немецкие рыцари, прибывшие сюда во главе с епископом Альбертом.
        Услышав про рыцарей, я насторожилась и стала слушать внимательнее.
        - Они обманом получили у жителей кусок земли, - продолжал парень, - вообще-то такая легенда есть, скажем, и у греков. Когда гости прибывают к чужим берегам и просят у местных кусок земли размером с бычью шкуру. Местные, конечно, смеются и соглашаются, думая, что могут отдать такую малость чудакам-пришельцам. Но не все так просто. Прибывшие разрезают шкуру на тоненькие-тоненькие ремешки, благодаря чему удается окружить и получить в собственное владение весьма солидный земельный надел. А глупым хозяевам остается только кусать локти.
        - Да, здорово, - согласилась я. - И что же после? Неужели обманутые прощают?
        - Нет, конечно. Местные жители вели с орденом беспрерывные бои, а рыцарские замки то и дело подвергались нападению. Так случилось, например, и с замком Бауски. Его строительство рыцари поручили очень известному архитектору. Были составлены планы, закипела работа. День ото дня стены становились все выше и выше, и вот в небо уже поднимались прекрасные башни, однако масштаб работ оказался таким грандиозным, что до окончания было далеко. И вот одной безлунной ночью подкрались литы. Случилось так, что оба стоящих на страже воина заснули, и враги беспрепятственно миновали их, поднялись в башню, нашли и жестоко убили мастера, а после сожгли все чертежи - чтобы замок уж точно никогда не был возведен…
        Он сделал паузу. Я слушала, позабыв о холоде и, наверное, глупо раскрыв рот.
        - Так вот, - таинственно произнес незнакомец, - литы не знали, что в казне ордена меченосцев, так называли себя рыцари, хранились копии всех чертежей, поэтому замок все-таки достроили… Однако судьба его не оказалась счастливой. Его беспрестанно захватывали, жгли, разграбляли, пока не уничтожили ровно через пятьдесят лет. Остались только руины, но есть много свидетелей, уверяющих, будто каждое полнолуние на самой высокой башне замка Бауски появляется человек, укладывающий камни. Это убитый мастер, а оба провинившихся стражника искупают свой грех, подавая ему кирпичи и поднося раствор.
        - Бр-р! - сказала я, зябко поводя плечами. - Мрачная история. Но все это - дела давно минувших дней.
        - Не скажи, - парень хитро покосился на меня. - Ты вот как учишься?
        Не ожидая такого вопроса, я, естественно, растерялась.
        - Нормально. В основном четверки-пятерки, но вот почти в конце четверти, как специально, пару по физике схватила. За невыполненное домашнее задание, - зачем-то призналась я.
        - Пару, говоришь? - он подмигнул. - А вот в рижских университетах в тот момент, когда в городе начинается строительство новых зданий, резко повышается успеваемость.
        Он снова замолчал. Я понимала, что он ожидает от меня вопроса, и собиралась было разочаровать его, но любопытство все-таки взяло верх.
        - Ну и почему? Рассказывай!
        - А потому, что в старину существовал славный обычай: чтобы здание стояло века, нужно замуровать в основание человека. Последняя такая жертва была принесена… в начале двадцатого века. Тогда как раз строился центральный Рижский рынок, и ректор университета, по совместительству - глава тайного общества, предложил принести в жертву самого нерадивого и бесполезного студента. Такой был выбран. Члены тайного общества заманили беднягу к себе, напоили рижским бальзамом и, приковав к стене подземелья тяжелыми цепями, замуровали. Говорят, жители до сих пор боятся спускаться в разветвленные подземные ходы, находящиеся под рынком, поскольку там частенько появляется призрак бедного юноши, который громко стенает, гремит цепями и жалуется, обещая учиться лучше.
        - Врешь! - не выдержала я.
        - Конечно же нет. Такая легенда существует.
        - Ну тогда ее придумали преподы, чтобы поднять успеваемость! А что, удобно! - догадалась я.
        - Не уверен, - незнакомец улыбнулся, и на его щеках снова показались лукавые ямочки.
        - А что с рыцарями?
        - Они успели хорошо погулять в этих краях, прежде чем орден все же распался. Эпоха его владычества закончилась. Местные земли отошли под власть Польши, затем Швеции, а потом уж и России.
        - Откуда ты так много знаешь? - спросила я.
        Он пожал плечами.
        - Просто мне интересно.
        Я хотела спросить его еще о чем-то, но вдруг отчетливо расслышала свое имя.
        - Марина! Марина! - кричал кто-то.
        На другой стороне площади стояли Наташка и Юрка и отчаянно махали мне руками.
        - Это меня, - рассеянно обернулась я к незнакомцу.
        - Ну что же, тогда пока!
        Он отсалютовал мне рукой и двинулся было прочь, но вдруг обернулся.
        - Вспомнил! - воскликнул парень, изрядно удивив меня. - Пока мы болтали, я все пытался сообразить, где мог тебя видеть.
        Я презрительно скривила губы: подумаешь, тоже мне - оригинальный способ знакомства. Тем более что вполне можно было без него обойтись: диалог и так шел.
        - Ну и где? - спросила я скорее из жалости к его повисшей в морозном воздухе реплике.
        - В книге, - ответил он, ничуть не смущаясь нелепости своего ответа.
        Я растерялась.
        - То есть? Ты шутишь?
        - Да нет же. В старинной книге. Она хранится в местном музее. Готов поспорить: в ней есть портрет девушки, похожей на тебя как сестра-близнец, только в одежде века, наверное, пятнадцатого. У тебя не было сестры-близнеца в пятнадцатом веке?
        Кровь ударила мне в лицо, заливая щеки багровым румянцем гнева.
        - Ты издеваешься?!
        - Нет. Не веришь - могу доказать!
        Я перевела взгляд на маячивших вдалеке Наташку и Юру. Мы и так задержались. Галина Дмитриевна наверняка уже заметила наше отсутствие и подняла всех на ноги.
        - Сейчас не могу, тороплюсь. Где мы с тобой сможем встретиться? - быстро спросила я.
        Наташке надоело ждать, она направлялась к нам.
        - Давай здесь же. Приметное место, - улыбнулся парень. - Хорошего тебе вечера и приятных впечатлений!
        - Подожди, а как тебя зовут?
        - Артур, - небрежно бросил он через плечо. И ушел, растворившись в снежной дымке.
        Артур - ну точно рижанин…
        - Маринка, ты куда делась? Мы тебя уже целый час разыскиваем! - затормошила меня подбежавшая Наташка. - А с кем это ты разговаривала?
        - Так, - я махнула рукой, - парень местный. Байки про Ригу рассказывал.
        - Симпатичный? - тут же поинтересовалась подруга.
        - Не обратила внимания.
        Я ответила почти правду. Внешность Артура большого значения не имела, и решить, симпатичный ли он, сложно. Все эти нордические блондины с правильными чертами лица и обаятельными ямочками на щеках - на любителя. Меня такие никогда не волновали. Люблю другой типаж.
        - Как это не обратила внимания?! Куда же ты вообще смотрела? - расстроилась Наташка. Присоединившийся к нам Юрка посмотрел на нее с укором. - Вдруг это настоящий сказочный принц?
        - Если и принц, то не мой, - ответила я раздраженно. Что-то мне стало казаться, что Наташка мечтает подыскать мне пару, чтобы я не таскалась за ними хвостиком. Ей подойдет любой мало-мальски симпатичный рижанин с ямочками. Вот и пусть забирает себе, мне уж точно не надо.
        - Девчонки, пойдемте в гостиницу, а то Галина Дмитриевна уже звонила, интересовалась, где мы, - примирительно сказал Юрка.
        Я вытащила из сумки мобильник. Один пропущенный звонок. Странно, я не слышала вызова. Как будто в тени собора стала недосягаемой, хотя это, конечно, опять фантазии - скорее я просто заслушалась рассказчика.
        Но пора идти. Не нужно обращаться в Гидрометцентр, чтобы предсказать: сегодня нас ждет буря.
        По возвращении нас действительно ждала хорошая выволочка, после которой мы были отправлены сначала под конвоем в столовую, где уже остывал в общем очень даже неплохой ужин а-ля шведский стол, затем - по своим комнатам.
        - И что с вами делать, - вздыхала классная. - О чем только вы думаете! Поймите, вы подводите не только себя, но и меня. Пока мы находимся здесь, я за вас отвечаю.
        - Извините, Галина Дмитриевна, - серьезно произнес Юра. - Больше не повторится.
        Мы с Наташкой молчали. Мне было действительно стыдно. Разумеется, я не хотела никого подводить…
        А ночью мне приснился странный сон.
        Воздух был сер от густого дыма и обжигал огнем легкие. Каждый вдох давался с трудом. Я продиралась сквозь него, едва переставляя отяжелевшие ноги.
        Где-то на горизонте пылал пожар, окрашивая небо в тревожный оранжево-черный. Оранжевое пламя, черный дым. Гул огня, крики людей, лязг металла смешались в один тугой клубок. Все бежали куда-то. Я не понимала, что происходит, но тоже побежала - мимо суматошно мечущихся людей, мимо полуразрушенных зданий, спотыкаясь на выщербленной мостовой.
        И вдруг весь этот шум притих, отошел на второй план, и сквозь него донесся громкий перестук копыт.
        «Это за мной», - явственно, как и бывает во сне, вдруг поняла я.
        Мне стало страшно и захотелось забиться далеко-далеко, в любую щель, лишь бы не попадаться на глаза тому, кто приехал за мной.
        Я повернула, бросилась в какой-то проулок, пытаясь укрыться среди низких полуразрушенных домов… Но было поздно. Дробь конской поступи доносилась уже со всех сторон, и в один миг передо мной вдруг возник огромный, вороной, как мрак ночи, конь. Он поднялся на дыбы и забил копытами перед самым моим лицом. Я вскрикнула. Восседающий на коне человек был одет в глухие вороненые доспехи. На его шлеме красовалась когтистая птичья лапа, а лицо скрывало опущенное забрало.
        Рыцарь протянул ко мне руку в латной перчатке.
        Я отступила и метнулась прочь, но поздно. Сильная рука схватила меня и, подняв, швырнула на седло. Я захлебнулась студеным воздухом и поняла, что не могу дышать от пронзительной боли в груди, и снова закричала.

* * *
        - Марина! Марина!
        Я чувствовала, как чья-то рука трясет меня за плечо, но боялась открыть глаза.
        - Марин, что с тобой?
        Понемногу я начинала понимать, что слышу Наташкин голос. Разомкнув плотно закрытые веки, я убедилась, что нахожусь в гостинице, в своей постели, а обеспокоенная подруга стоит надо мной в одной ночной рубашке.
        - Это ночной кошмар, - произнесла я не слишком уверенно. В груди еще ощущалась смутная боль, а ноздри, кажется, до сих пор улавливали запах дыма и металла.
        - Ты кричала, - пояснила Наташка, усаживаясь на край моей кровати.
        Я молча кивнула, все еще пытаясь прийти в себя. Очень странный сон. Очень живой и яркий. Настолько, что даже реальность после него кажется бледной, будто смазанной. Опять рыцарь. Хотя, если подумать, для сегодняшнего сна есть весьма логичное объяснение. Встреченный парень рассказывал мне о рыцарях-тевтонцах, штурмах и ратных подвигах. Очевидно, истории произвели на меня большее впечатление, чем мне самой показалось вначале.
        - Мне снилось, что меня похитили, - тихо проговорила я. - Рыцарь в шлеме, украшенном птичьей лапой… Он уже снился мне. Сама не знаю почему, но боюсь его до дрожи.
        - Не бойся, это только сон, - успокоила подруга, присаживаясь на кровать рядом со мной. - Мне тоже иногда снятся повторяющиеся кошмары. Один из них - про то, как я застреваю в лифте. Но ничего, пока обходилось…
        Я кивнула, и мы помолчали.
        - Марин, а как ты думаешь, мы с Юркой друг другу подходим? - Наташка зябко поежилась, устроилась на моей кровати, подтянув к подбородку ноги, обхватила их руками.
        Вопрос прозвучал неожиданно. Вот уж о чем не думала сейчас. Хотя лучше уж говорить о Юрке. Вообще о чем угодно, лишь бы позабыть приснившийся кошмар, при одном воспоминании о котором меня начинала бить дрожь.
        - Да, конечно, подходите. Это сразу видно, - поспешно ответила я.
        И Наташка облегченно вздохнула.
        - Ты на меня не обижайся, - продолжала она. - Все так неожиданно закрутилось, я и сама не думала… Помнишь, как мы сидели у костра, а рядом плескались волны озера, и было светло, почти как днем… Я тогда посмотрела на Юрку и поняла, что не видела его до этого времени. Представляешь, мы учились вместе с первого класса, но, чтобы разглядеть человека, потребовалось уехать далеко-далеко от дома! Но я тогда еще не знала, что тоже нравлюсь ему… Я подошла, сказала какой-то пустяк, что-то банальное вроде того, что он хорошо поет, а он вдруг улыбнулся, посмотрел мне в глаза и, взяв за руку, посадил рядом…
        Разумеется, я помнила все. Слишком хорошо помнила.
        - Счастливая ты, Наташка, - выдохнула я куда-то в подушку.
        - Ох, - в голосе подруги опять послышалось беспокойство. - Ты не переживай, Маринка. Ты знаешь, какая ты красивая! Помнишь, как я плакала оттого, что у меня не такие волосы, как у тебя?
        Я покосилась на Наташкины волосы - пышные, блестящие и тяжелые - не то что мои, очень тонкие и легкие. Было бы чему завидовать!
        - Ты самая лучшая и обязательно встретишь свое счастье. Совсем скоро. Скорее, чем ты думаешь, я тебе обещаю! - неожиданно произнесла подруга.
        Я улыбнулась. Иногда мне начинало казаться, что я старше той же Наташки лет, наверное, на десять.
        Глава 4 Осколки мозаики
        На следующий день нас повезли на экскурсию в пригород. Мы побывали в одном из рыцарских замков, принадлежавших когда-то могущественному Ливонскому ордену - или, как его еще называли, ордену меченосцев. Мне всегда нравились такие вещи, однако сегодня я была рассеянна. Рассказы экскурсовода не шли ни в какое сравнение с историями того странного парня, с которым я познакомилась у собора. Думаю, всем нашим понравилось, если бы эту экскурсию вел Артур. Его слова казались живыми и волнующими. А еще в них не было ни одной даты, в которых я вечно путаюсь.
        Но больше всего мне, конечно, хотелось взглянуть на книгу с моим портретом.
        - Марина! Не спи, замерзнешь! - одернула меня Наташка после того, как я задумчиво покивала в ответ на какой-то ее вопрос и не произнесла ни слова.
        - Ты, часом, не влюбилась? - приставала она.
        Я почувствовала, что краснею. Юрка тоже беззастенчиво смотрел прямо на меня. В этот момент я готова была его убить! Или самой выброситься с этой чертовой башни - что угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом!
        - …Во вчерашнего незнакомца, - добавила Наташа, и я с облегчением вздохнула: не догадывается! Какое счастье, что она ни о чем не догадывается!
        - Нет, еще чего не хватало! - легко ответила я, и на лице подруги явственно проступило разочарование. - Но мне все равно надо с ним увидеться. Скорее бы вернуться в Ригу!..
        Я бежала, и в груди колотилась надежда, вместе с сердцем отсчитывая мгновения: тук-тук-тук. Мы не договаривались о времени встречи, и, признаться, я не очень-то верила, что человек проторчит у собора целый день, дожидаясь меня. Если он и приходил, то наверняка давным-давно ушел. Ведь уже поздно, и город стал заворачиваться в вечернюю мглу. Но, так или иначе, я совершенно по-глупому, безрассудно продолжала верить и бежала, бежала куда-то по сказочной, сияющей снегом и гирляндами Риге вечером двадцать девятого декабря.
        В суматохе побега я забыла шапку, и волосы растрепались. Прохожие шарахались от меня. Возможно, оттого, что я бежала слишком быстро, а возможно, оттого, что я была похожа на ведьму.
        Но вот и площадь, и собор, при виде которого у меня замерло сердце и подкосились ноги. Я остановилась, прислонившись пылающим лбом к ледяному столбу чугунного фонаря. В глазах потемнело, я не видела ничего, только тяжело дышала, словно выброшенная на берег рыба. Холодный воздух обжигал легкие. Увидь меня сейчас мама, она наверняка сошла бы с ума - она всегда беспокоилась о моем здоровье, на мой взгляд, чрезмерно.
        Когда я немного отдышалась, зрение вернулось ко мне, я подняла голову и увидела на другом конце площади удаляющуюся маленькую фигурку. «Это он!» Я бегом бросилась через площадь, к счастью, почти пустую в этот час. Бежала так быстро, что сердце колотилось где-то в горле. И вот могла уже разглядеть того, кого преследовала. Темная куртка, светлые волосы. Несомненно, он!
        - Артур! - крикнула я, но парень не оглянулся.
        Я догнала его, схватила за руку. Он удивленно посмотрел на меня незнакомыми чужими глазами и сказал что-то непонятное. Ну конечно, это же Рига, здесь светловолосых полным-полно.
        - Извините, я ошиблась, - пробормотала я и, понурившись, побрела прочь.
        Незнакомый парень что-то говорил мне вслед, но я не слушала.
        Вот и угол собора. Вот плита со странным, похожим на цветок, крестом. Я зачем-то провела по нему пальцем, повторяя причудливые контуры. Плита была холодная-холодная. Холоднее железа. Холоднее всего, к чему я прикасалась в жизни. Или это мне только показалось? А еще мне снова почудилось, будто кто-то на меня смотрит, но, оглядевшись, я никого не заметила. Только одна женщина с лотком собирала свой товар. Я подошла к ней:
        - Здравствуйте. Вы говорите по-русски?
        - Т-та, тевочка, - ответила она с акцентом, мягко произнося все звонкие согласные и немного растягивая слова, отчего они приобретали новый, незнакомый оттенок.
        - Вы не видели парня? Примерно моего возраста. У него светлые волосы. Мы договорились встретиться с ним вон там, - я показала на угол собора. Там, где мы стояли с Артуром в прошлый раз, когда он рассказывал мне легенды о Риге.
        Женщина взглянула на меня. Ее глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, казались очень большими и круглыми, как у рыбы.
        - Как же не вит-тела. Он почти весь тень сдесь простоял. А ведь было стут-тено. Ушел, наверное, уже полчаса как. Чт-то-то ты опоздала, тевочка.
        Мне захотелось плакать. Все вышло так глупо. А еще мне стало стыдно, потому что она наверняка подумала, будто это - любовное свидание.
        - Мы просто друзья, - зачем-то соврала я, хотя друзьями с фактически незнакомым парнем мы не были. - Я не смогла раньше… - Тут во мне вдруг вспыхнула новая надежда. - А вы не подскажете, где находится городской музей? Мы с ним в музей сходить хотели. Вдруг он пошел туда?..
        - В мусе-ей? - медленно повторила женщина и покачала головой: - Эт-то врят ли. Мусей сеготня уже закрыт, надо прихотить раньше.
        И точно! Как я могла забыть, вернее, даже не подумать об этом!
        - Прихотите зафтра, - пожалела меня случайная собеседница, заметив, какое расстроенное у меня сделалось лицо. - Зафтра музей рапот-тает.
        - Спасибо! До свиданья! - обрадовалась я.
        - То свитанья. С наступающим Новым гот-том, - женщина мягко улыбнулась.
        - И вас с наступающим!
        Мне стало немного легче.
        «Положусь на судьбу. Не зря говорят, что Новый год - судьбоносное время. Сложится - значит, сложится, нет - так нет», - решила наконец я, медленно шагая в сторону нашей гостиницы.
        В холл я вошла вслед за какой-то парой. Молодые темноволосые мужчина и женщина смеялись и весело переговаривались по-русски, неся многочисленные нарядные пакеты. И точно, Рига - город для двоих, одиночке здесь не место.
        Я поднялась на наш этаж и сразу увидела Наташку и Юрку в холле, на диванчике под небольшой искусственной пальмой.
        - Так быстро? - удивилась подруга. - Что-то случилось?
        - Нет, все нормально, - я устало опустилась на подлокотник дивана. - Вернее, не все. Встреча не состоялась. Когда я пришла, его уже не было, но торговка с площади сказала, что он прождал меня весь день.

* * *
        Запах конского пота, хруст ледяного наста под копытами…
        Я с трудом разлепила отяжелевшие ресницы. Конь мчался по снежному полю, и перед моим взглядом тянулась бесконечная белая лента.
        Мысли с трудом ворочались в голове, и мне потребовалось усилие, чтобы осознать, что я переброшена через седло. Сердце ухнуло. Вместе с сознанием вернулась способность соображать, и я поняла, в чьих я руках.
        Говорили, что он - один из самых знатных и отважных рыцарей ордена. И это была чистая правда, как и то, что он никогда не знал снисхождения. О, он доказал это кровью. Не своей, конечно. За его плечами - кровавые реки и сожженные города. Его имя звучит как проклятие, им мои сородичи пугают непослушных детей, боясь произносить его в полный голос - чтобы не накликать беду. Если я в его руках - все кончено. Надежды нет.
        Во рту солоноватый привкус крови, голова кружится, и это даже к лучшему, потому что, сосредоточившись на всех этих мелких неприятностях, можно не думать о самом страшном. Можно не думать о нем.
        Но вот стук копыт изменился. Мы въехали на опущенный для нас подъемный мост. С натужным лязгом поднялись массивные ворота, впуская в мощеный двор.
        - Вот и прибыли! - слышу я над собой грубый и звучный, как зов рога, голос.
        Я лечу в снег, больно ударившись коленкой о какой-то камень, и медленно, очень медленно поднимаюсь. Все тело болит, как будто меня не везли в седле, а волокли по камням, и я едва удерживаюсь, чтобы не проверить, нет ли на коже зловещих синяков.
        Взгляд почему-то цепляется за всякие мелочи - трещина в камне, отпечаток копыта в снегу, черные галки, кружащие над самой высокой башней замка… Я даже успеваю подумать, что это плохой знак, - прежде чем снова слышу его голос:
        - Ты действительно думала скрыться от меня?
        Мне сложно поднять на него взгляд. Солнце отразилось от его доспехов, слепя глаза так, что на них выступили слезы. Пришлось опустить голову, чтобы рыцарь не заметил. Мои слезы - слишком роскошный подарок для него. Как-нибудь обойдется.
        Я закусила губу, чувствуя железный привкус крови.
        - Ну что же, у тебя будет время подумать. И не забывай, я умею приструнять!
        Взмах хлыста вздымает снег у самых ног, засыпая меня снежной крошкой. Страх пронзает с ног до головы - да, я в его власти. Но вместе с ним в душе просыпается упрямство. Я не из тех, кто сдается.
        - Ты еще ответишь, придет время, - шепчу я, пока двое дурно пахнущих смердов волокут меня в башню.
        Тяжелая дверь захлопывается за спиной. Холодно. Ужасно холодно. Кажется, здесь одни щели, из которых задувает студеный декабрьский ветер.
        Я колочу в тяжелую дверь ногами - до тех пор, пока еще есть силы, но никто не отвечает мне.

* * *
        Холодно, смертельно холодно!
        Я открываю глаза и сперва никак не могу понять, где нахожусь. Широкое окно, занавешенное дымчатым тюлем, одеяло, упавшее с кровати, тумбочка, вторая кровать, на которой спит кто-то еще… Приглядевшись, понимаю, что это Наташка и я нахожусь вовсе не в продуваемой башне старинного рыцарского замка, а в номере рижской гостиницы. Причина холода - всего лишь упавшее одеяло.
        Но сон… Как странно, что мне опять снился тот же рыцарь. При одном воспоминании о нем меня пронзила дрожь, и я почувствовала, как по спине, по самому позвоночнику, пробежал холодок. Эти сны сведут меня с ума. Но почему, зачем они меня преследуют?
        Я села на кровати, глядя на серую в утренних тенях комнату. За окном - далекие огни неспящего города. Сердце тревожно колотилось, доводы разума казались несостоятельными.
        Глава 5 Зов тайны
        Следующее утро прошло как на иголках. Пока все ходили по магазинам и выбирали сувениры, я просто извелась, думая, как бы незаметнее ускользнуть. Однако Галина Дмитриевна, видимо, всерьез взялась за нашу троицу, потому что рядом с нами постоянно маячил кто-то из взрослых - либо она сама, либо тетя Лена, дама из родительского комитета. Стоило мне сделать шаг в сторону, как за спиной раздавалось грозное: «И куда ты, Сосновская, направилась?»
        Но вот наконец мы набрели на маленький магазинчик, как нельзя больше похожий на лавку чудес. Там было все, что только можно представить: и льняные салфетки с изящными вышивками узоров из диких трав, и розы, вырезанные, казалось, из цельного куска янтаря, и серебряные ложечки с домиками или фигурками ангелочков на черенке, и простые и вместе с тем удивительные деревянные ступки. И пока наши сопровождающие любовались этим великолепием, я выскользнула за дверь. Они, к счастью, даже не расслышали треньканья колокольчика.
        За несколько дней скитаний я уже почти освоила хитросплетение узеньких рижских улиц, однако сегодня заблудилась и едва нашла дорогу к месту встречи.
        Я снова примчалась, едва дыша от быстрого бега. Шел густой снег, и при этом стоял такой туман, что видимость терялась за пять шагов. Я подошла к углу собора, постояла у приметной плиты… Очевидно, сегодня мне повезет не больше, чем вчера, а все героические ухищрения - мои и Наташки (угадайте, кого станут допрашивать, когда обнаружат мое отсутствие) - пропадут даром.
        Я уже собиралась повернуть назад, как вдруг рядом послышался знакомый голос:
        - Привет!
        Артур стоял среди снежной пелены и улыбался. Снежинки запутались в его волосах и белели на ресницах, неожиданно черных для таких светлых волос. Он был одет в то же серое полупальто, а на плече висела сумка для ноутбука.
        - Привет. Хорошо, что ты пришел, - тихо отозвалась я, думая, что если новогодняя Рига - сказочный город, то сам он как нельзя лучше подходит на роль принца.
        Все-таки Артур симпатичный. Им можно любоваться, как красивой статуэткой. Со стороны. А Юра - другой, живой, от него исходит тепло, особенно когда он поет и улыбается. Его можно любить, Артуром - только восхищаться.
        - Ну я же обещал. Пойдем, - Артур протянул мне руку так естественно и просто, что я спокойно вложила пальцы в его ладонь.
        Его рука оказалась теплой-теплой, почти горячей. Мы шли по белому, окутанному густым туманом миру, вдвоем в снежной круговерти, и рижский мальчик отогревал мои пальцы. Он был моим проводником.
        - Вот здесь, - Артур остановился у какой-то двери и, распахнув ее, шагнул внутрь.
        Я вошла за ним, почти готовая к тому, что попаду в сказку… или в свой сон.
        Но нет - за дверью находился обычный холл с большой широкой лестницей, как это и бывает в музеях. Мы сняли верхнюю одежду, купили билеты, и я пошла за своим провожатым через анфиладу залов.
        Артур шел уверенно, ни разу не сбился и не задумался, и я решила: он наверняка бывает здесь часто.
        - Вот, посмотри.
        Мы остановились у стеклянного стеллажа, а в подсвеченной лампой витрине лежала большая книга, раскрытая на одном из разворотов. Говоря о том, что она старинная, Артур несколько преувеличил. Не такая уж древняя - судя по табличке, начала XIX века.
        Я наклонилась поближе, чтобы разглядеть. На странице было немного текста, набранного черным готическим шрифтом с завитушками и красными буквицами, начинающими каждый новый абзац, а еще - небольшой, в четверть листа, портрет, заключенный в рамку из переплетенных линий и странных синих цветов.
        На портрете была изображена девушка с волосами, закрытыми старинным головным убором, однако у самого виска выбивалась легкая светлая прядь. У девушки были тонкие спокойные черты лица, чуть припухшие веки, небольшой аккуратный рот. Одежды полностью закрывали ее тело, не оставляя для обозрения даже кусочка шеи, однако была видна рука - очень изящная и тонкая. Этой рукой девушка держала пеструю змею.
        «Почему змея? При чем тут змея?» - удивилась я и вдруг поняла, что это - всего лишь плетеный пояс. Однако общий замысел это ничуть не проясняло.
        Она действительно была чем-то похожа на меня, но не настолько, чтобы сходство вызывало изумление. Разительнее всего различались выражения наших лиц. У меня никогда не было такого отрешенного, буквально неземного взгляда, да и вообще лицо ее казалось удивительно несовременным - сейчас такие не встречаются.
        - Согласна, что-то общее есть, однако…
        Я не договорила, поскольку случайно взглянула на парную страницу и почувствовала, что у меня подкашиваются ноги. Видимо, я действительно покачнулась, потому что мой спутник бросился ко мне и схватил меня за плечи.
        - Марина, что с тобой? Тебе плохо?
        Я молчала и смотрела только на картинку, где гарцевал на породистом коне рыцарь, облаченный в темные латы и шлем, на верхушке которого красовалась лапа хищной птицы. На лице рыцаря было забрало, однако я узнала его. Это он являлся ко мне по ночам с тех пор, как мы оказались в Риге. Это его голос заставлял меня дрожать от страха.
        Артур проследил направление моего взгляда и снова посмотрел на меня с явным интересом.
        - Ты его знаешь, - сказал он, ничуть не удивившись.
        - Знаю, - я отрешенно, как сомнамбула, кивнула.
        - Пойдем, неподалеку есть хорошее кафе, там можно поговорить.
        Ему пришлось потянуть меня за руку, потому что я так и стояла на месте, словно ноги мои вдруг приросли к полу.
        Перед глазами словно стоял туман. Я и сама не помню, как мы прошли через залы, вышли в холл, застегивала ли я пуговицы своей дубленки, или это сделали за меня… Очнулась я уже на улице, когда в лицо ударил порыв холодного ветра.
        Горсть снежинок упала на губы и растаяла от жара кожи, растекшись по подбородку. Я осторожно слизнула талую воду. Она была чуточку, едва-едва сладкой.
        Вот и кафе со стеклянной дверью и звонким колокольчиком. Народу полно. Но, к счастью, в самом углу как раз освободился столик, и мы сели за него.
        - Что будешь? - спросил Артур, снимая серое полупальто.
        - Ничего, спасибо.
        - Ладно, тогда закажу на свой вкус. Тебе понравится, - пообещал он.
        Я равнодушно пожала плечами и сняла дубленку, пока Артур делал заказ, и вскоре нам принесли имбирный чай и тарелку с яблочным штруделем, на котором медленно таял белый шарик мороженого, кокетливо приукрашенный шоколадной и апельсиновой стружкой. Стол был прозрачный, с двумя черно-серыми льняными салфетками и еловой веточкой в крохотной вазе - видимо, в честь Нового года.
        - Ешь, тебе нужно подкрепиться, - сказал Артур, подвигая тарелку поближе ко мне.
        Я отрезала крохотный кусочек лакомства, окунула в мороженое и положила в рот. Хрустящее тесто было в то же время таким нежным, что буквально таяло на языке, а сочетание горячего и холодного - пирога и мороженого - подчеркивало тонкость и необычность вкуса.
        Мне так понравилось, что я не остановилась, пока не съела все.
        - Ну а теперь рассказывай! - Артур поставил локти на стол и домиком сложил руки над чашкой, из которой поднимался легкий пар.
        Я рассеянно взглянула в окно. Мимо проходили незнакомые люди, разговаривая и смеясь как в немом кино - ведь через стекло их голоса не долетали, и было видно только, как раскрываются и закрываются рты, как кривятся в мимике лица.
        - Тебе это, конечно, покажется ерундой, - пробормотала я, теребя край салфетки, - но дело в моих снах…
        Стараясь вспоминать как можно лучше, я рассказала Артуру о рыцаре, изредка поглядывая: не смеются ли надо мной. Серые внимательные глаза были серьезны. На одну из светлых бровей упала прядка из челки, и это смотрелось так трогательно и мило, что мне вдруг захотелось коснуться этих волос.
        Артур слушал меня с напряженным вниманием, словно боясь упустить даже слово. Чай в его кружке остыл, мой, кажется, тоже.
        Но вот рассказ был закончен, и мы помолчали.
        - Похоже, этот сон что-то означает, - задумчиво произнес он, водя тонким пальцем по краю своей чашки. - Может, это история из прошлого, и все когда-то было именно так, как тебе приснилось?
        - Но почему это снится мне? Что во мне особенного?!
        Наверное, я сказала это слишком громко, потому что сидящая ко мне спиной девушка оглянулась, посмотрела на меня и, смеясь, зашептала что-то на ухо своему парню.
        - Что в тебе особенного?! - Артур засмеялся и небрежным жестом откинул со лба непослушную прядь. - Ты шутишь. Или никогда не смотрела на себя со стороны. Ты самая загадочная девушка, которую я когда-либо встречал. У тебя морское имя и русалочьи глаза. Почему это я не удивлен, что невероятная история произошла именно с тобой?..
        Я покраснела.
        В первый раз представитель противоположного пола сказал, что я красивая, когда мне было лет пять. Это был незнакомый мальчик во дворе. Я тогда очень застеснялась и убежала. С тех пор мне удалось привыкнуть к мысли, что я нравлюсь парням. Это было даже приятно. Но таких слов мне еще не говорили.
        Артур, наверное, тоже смутился, потому что опустил взгляд и отпил из кружки глоток остывшего чая.
        - К тому же ты так похожа на девушку с портрета! Она вполне может быть среди твоих далеких предков. Ты светловолосая. В тебе есть латвийские корни? - спросил он, поперхнувшись чаем и откашлявшись.
        - Кажется, нет. Отчасти польские.
        - Польские тоже подходят! - с готовностью согласился он. - Орден меча воевал и с поляками за эти земли. Но самое главное… - Тут он таинственно понизил голос, так что мне пришлось наклониться к нему через стол, чтобы лучше слышать: - Самое главное то, что сохранилась легенда о ливонском рыцаре, полюбившем прекрасную девушку из лагеря своих врагов.
        - Ну рассказывай! Рассказывай же! - Я подвинулась еще ближе, чтобы не пропустить ни единого слова.
        Девушка, сидящая за соседним столиком, опять оглянулась, но сил терпеть уже не было, и мне вдруг стало безразлично, слышат ли нас окружающие и что они о нас думают.
        - В те далекие времена, когда слава ордена меченосцев уже начинала клониться к закату, был среди братии один прославленный рыцарь. Сильный и отважный, он мог бы стать гордостью ордена, однако сердце его очерствело и превратилось в камень, - начал Артур так гладко, словно читал написанный в книге текст. - Этот рыцарь не знал пощады. Немало испил его верный меч человеческой крови, немало городов и селений было разграблено и сожжено его верной ватагой. Недаром даже звук его имени вселял в окружающих безграничный страх. Он любил рисковать и порой решался на самые отчаянные авантюры. И однажды, тайком проникнув во вражеский город, чтобы лично разведать слабые места в обороне, увидел знатную девушку - такую, что даже камень в его груди дрогнул. И тогда жестокий рыцарь решил, что это - любовь и он должен заполучить красавицу любой ценой. Сначала он послал в замок ее отца своего герольда и даже посватался, хотя это было не по правилам ордена - ливонские рыцари приносили обет безбрачия. Но отец девушки не отдал ее за врага, хотя рыцарь и пообещал перейти на их сторону и защитить город от своих бывших
собратьев. Тогда безумец решил похитить ее. И это ему почти удалось. Однако вмешались братья девушки. Он сражался с ними и безжалостно убил обоих.
        Мне опять сделалось страшно. История становилась все реальнее, наливаясь красками и неизвестными мне подробностями.
        - Затем, видя, что план не удался, рыцарь придумал новый. Говорят, он каким-то обманом выманил девушку из замка в деревушку, бросил на коня поперек седла и увез в свой замок, где заточил в самой высокой башне…
        - В самой высокой башне… - как эхо, тихо повторила я. - Ну что ты молчишь? - в раздражении спросила я, видя, что он не собирается рассказывать дальше.
        - Потому что с этого момента почти ничего не ясно. Девушка исчезла, и ее больше никто не видел. Тут мнения расходятся. Одни говорят, что она то ли бросилась с этой самой башни, другие уверяют, будто пленница сбежала от рыцаря и затаилась где-то. Но, честно говоря, я думаю, что она, скорее всего, погибла. Иначе он бы обязательно ее искал. Но он не искал и, напротив, с этого момента сам очень переменился. Теперь рыцарь целыми днями бился за интересы церкви, а ночи напролет проводил их в соборе, погруженный в молитву. Через некоторое время он умер, завещав во искупление грехов похоронить свое тело в стенах собора.
        - Еще что-нибудь? - У нашего столика возникла официантка и вежливо нам улыбнулась.
        Я непонимающе посмотрела на нее, чувствуя себя так, как будто меня с небес швырнули на землю.
        - Нет, спасибо, - Артур покачал головой. - Разве что счет.
        - Хорошо. Сейчас принесу, - она, постукивая каблучками, удалилась.
        - Эта легенда, которую ты рассказал… Это правда? - Я с трудом находила слова. Они разбегались от меня, словно бусинки. Было однажды такое - у меня порвались бусы, и круглые мелкие стекляшки проворно заскакали во все стороны по полу - и не соберешь.
        Артур растерянно улыбнулся и развел руками:
        - Легенда. Кто знает. Как и легенда о замурованном студенте. Как и многие другие.
        Я покачала головой:
        - Не может быть! Не может быть, что это - всего лишь легенда.
        Музыка песни «Fairytale», звучащая для меня гимном победы, вернула к реальности. Я достала из сумки мобильный.
        - Как у тебя? - раздался взволнованный Наташкин голос.
        - Все нормально, встретилась. Потом в подробностях расскажу, - я покосилась на Артура, который с чрезмерно деловым видом достал свой ноутбук и, насколько я поняла, залез в Интернет, разыскивая что-то.
        - Быстро в гостиницу! Я наплела Галине Дмитриевне, будто тебе срочно потребовалось вернуться и ты уже у себя в номере.
        - И она тебе поверила? Что за срочность такая?
        В трубке послышалось смущенное сопение.
        - Бывает… Ну, в общем, я сказала, что у тебя это… в общем, живот скрутило, - призналась подруга, причем голос ее звучал потише, чем прежде.
        - Ничего получше придумать не могла? - возмутилась я, в то же время чувствуя к Наташке лишь благодарность: убегая, я даже не подумала о прикрытии.
        - Ну, знаешь!.. - фыркнула та. - Давай, бегом! Мы уже возвращаемся!
        Она отсоединилась.
        - Мне пора, - я посмотрела на парня.
        Вот сейчас он спросит, где я остановилась, и попросит у меня номер телефона. Он в целом прикольный. Я бы с ним еще пообщалась.
        - Да? Уже? Ну иди, раз надо, - ответил Артур, по-прежнему не отрывая взгляда от монитора.
        Я почувствовала себя так, словно на меня выплеснули ведро холодной воды, а затем выставили на мороз. Это вполне нормально, что Артур не интересует меня как парень, но то, что я не интересую его как девушка, что ни говори, задевало. Зачем, спрашивается, было плести про русалочьи глаза и отвешивать прочие неискренние комплименты? Может, у них, у рижан, так принято? Тогда у меня есть для него плохая новость: я-то вовсе не рижская девушка и терпеть подобное не собираюсь!
        - Спасибо за историю. - Я натянула дубленку, затем открыла сумку, достала из кошелька двадцать лат и бросила перед ним на стол. - Вот, за чай и штрудель.
        - Эй, Марина, ты что?
        Он вскочил, но я, не слушая, уже выбежала вон.
        Глава 6 Предновогодняя лихорадка
        Деревянная, с металлическими полосами дверь даже на вид была такой тяжелой, что справиться с ней не представлялось возможным. Да я бы, честно говоря, и не пыталась. Какой в этом прок? Я прекрасно знала такие башни. Внизу находится караульное помещение, далее - полный солдат тесный дворик. Затем, как известно, ворота и подъемный мост над глубоким рвом. Сейчас, правда, зима, значит, вода замерзла. Это давало мне лучик надежды.
        Сбежать из башни рыцарского замка - задача непростая. Ну ничего, будем пытаться решать ее постепенно, по частям. Выбора у меня все равно нет. Я медленно обошла помещение. Пусто, только охапка сырой полусгнившей соломы в углу. На стене нацарапано что-то по-немецки. Кажется, проклятие. Что еще могут посылать своему хозяину узники, а судя по репутации владельца замка, здесь их побывало немало. Я подошла к окну и посмотрела через узкий проем на далекую реку, закованную в снежные берега. Солнце низко наклонилось над горизонтом и начертило на земле, воде и небе огромный крест. Я еще никогда не видела такого. Наверное, это добрый знак.
        Надо бежать. Любым способом.
        Меня колотило. В башне было так же холодно, как и на улице. Или даже холоднее - из-за толстых стылых камней. Я попыталась расшатать один, у окна, но только ободрала себе пальцы. Капли крови упали на лежащий в окне белый снег. Алое на белом. Даже красиво.
        Солнечный крест уже исчез, а небо полыхало кровавым закатом.
        Что теперь там, дома?.. Наверное, меня уже оплакивают, как и моих братьев. Братья… В сердце острием отравленной пики вошла боль. Я видела их покореженные доспехи и белые, белее снега, застывшие, испачканные уже побуревшей кровью лица. Мои братья… Он убил обоих. Он - тот, кто привез меня сюда! Как же я его ненавижу!
        Натужно заскрипели тяжелые затворы. Дверь медленно открылась. За ней стоял он. Без шлема. Лицо его в тени, и я никак не могла разглядеть его. Отчего-то мне вдруг показалось, что увидеть его - очень важно.
        - Ну что, ты еще не одумалась? - проговорил человек и нагнулся, чтобы пройти в низкую дверь.
        Сейчас я увижу его… сейчас…

* * *
        - Марина! Марина! Ну вот, ты опять стонешь! Что-то случилось? Все тот же сон? Про рыцаря?
        - Что? А!..
        Я резко поднялась на кровати, дико оглядываясь по сторонам. Рядом со мной стояла Наташка.
        - Ах, это ты? Да, опять все тот же сон. Знаешь, в этот раз я едва не увидела его лицо… Мне все кажется, если увижу - все пройдет, кошмар закончится.
        Наташка присела на кровать и осторожно погладила меня по плечу:
        - Извини, не вовремя разбудила. Но ты так металась, что я испугалась.
        - Нет, спасибо, все нормально. Иди спать, - утешила я ее, опускаясь на подушку.
        Наташка зевнула и легла.
        - Все-таки интересно, что происходит. Мистика какая-то, честное слово, - пробормотала она и тут же заснула.

* * *
        Настало утро. Дымчатое, взъерошенное, словно невыспавшаяся кошка. Тридцать первое декабря… Самый долгожданный день в году. Я всегда любила его больше дня рождения. Из-за острого, щекочущего нос запаха смолы и хвои, из-за загадочного блеска шаров и ожидания чуда. Из-за того, что в этот день наша семья всегда собиралась вместе, даже вечно занятой папа оставлял дела, чтобы побыть с нами. Это время принадлежало только семье.
        Как жаль, что мама сейчас так далеко. Мне хотелось бы, как маленькой, придвинуться к ней, положить голову на плечо и молча посидеть рядом - ни о чем не спрашивая, ничего не объясняя. Просто согреться немного от ее тепла и забыть, навсегда забыть поселившийся во мне страх.
        Ближе к полудню, когда мы гуляли по полному ожидания предновогоднему городу, мама словно услышала мои мольбы и позвонила.
        - Ну, Марина, как там в Риге? - бодро спросила она.
        А я вдруг поняла, что ничегошеньки ей не расскажу. Да и что я могла рассказать, кроме глупого сна?
        - Что с тобой? Все в порядке? - заволновалась мама, услышав в трубке мое хилое «нормально».
        - Ага, - ответила я, но тут же опомнилась и, чтобы не вводить маму в нехорошие подозрения, тут же заговорила с преувеличенным энтузиазмом: - Здесь действительно здорово. Это сказочный город, как ты и говорила!
        - Вот и славно! - Мама, похоже, поверила, по крайней мере в голосе ее прозвучала радость. - А следующий Новый год мы всей семьей встретим в Париже. Договорились?
        - Ага, - снова вяло ответила я. Париж, честно говоря, меня мало волновал.
        Передо мной лежала старая Рига, и я постепенно все больше проникалась магией зимнего города. Деревья, засыпанные снегом и увитые яркими новогодними гирляндами, веночки над дверями, наряженные стильными одноцветными шарами елки снова погрузили меня в атмосферу сказки. Зима в Риге не такая, как в Москве. Мягче, тише и в то же время чуть более промозглая из-за большой реки, протекающей прямо посредине города. Мы поднимались на колокольню и смотрели на Даугаву, через которую перекинут огромный мост, а затем вновь бродили по нарядному городу, окунувшись в его веселую многоголосицу.
        Попадающиеся навстречу люди были полны радостного ожидания. Они переговаривались, смеялись, выбирали последние подарки и всякие приятные мелочи, чтобы порадовать друг друга.
        Мы остановились у лотка с милыми безделушками. Я тоже отыскала красивые расписные колокольчики с видами Риги и купила один для мамы, другой для Наташки. Для Юрки выбрала глиняную тарелку с изображением одной из самых известных рижских достопримечательностей - Дома Черноголовых. У них на гербе - мавр. Черноголовые были купцами, у них имелись свои правила и традиции, а их главное здание действительно примечательно и романтично - со множеством шпилей и декоративных выступов, перед ним на каменном постаменте стоит знаменитый рыцарь Роланд с обнаженным мечом.
        Мы вернулись в гостиницу обедать.
        Как ни странно, несмотря на проведенное на свежем воздухе утро, есть не хотелось. Я налила себе кофе и взяла мягкие, обсыпанные пудрой булочки. Воспоминания о сне до сих пор не отпускали меня. Поэтому я даже порадовалась царящему в столовой галдежу. Что угодно, только не думать о кошмаре. Так что я не возражала, когда за наш столик шлепнулся Мишка. Причем именно шлепнулся, а не сел - он обладает воистину впечатляющей способностью даже самые простые вещи делать громко, обращая на себя всеобщее внимание. Мишка притащил поднос, уставленный самой разнообразной едой. На его тарелке превосходно уживались красная соленая рыба, белый сыр моцарелла, куски помидоров, поджаренные сосиски, кусок мяса с черносливом и сладкие круассаны с шоколадом и джемом. Мишка ел все это одновременно и с видимым удовольствием. Я даже засмотрелась на него, залюбовавшись его аппетитом. Он казался просто переполненным жизнью.
        Наконец мое внимание заметил даже Мишка. Он подавился засунутым в рот куском и растерянно посмотрел на меня.
        - Чего? - пробормотал он, кажется впервые смутившись.
        - Ничего, - улыбнулась я. - Аппетиту твоему завидую.
        - А ты не завидуй, а ешь. А то вон тощая какая, - Мишка неодобрительно посмотрел на мою тарелку, где лежали одна целая, а вторая наполовину раскрошенная булочка. - Как ты, к Новому году готовишься?
        - Приготовилась уже, - отмахнулась я, отпивая глоток кофе и отщипывая кусочек от своей булочки, кстати, вкусной - с корицей.
        - Да, - Мишка вздохнул и, запихнув в рот целую сосиску, закусил шоколадным круассаном. - Танцевать небось будешь? Все девчонки обожают танцевать.
        - Буду, - я не понимала направление его мыслей.
        - А медленные? - продолжал расспрашивать Мишка.
        - Медленные? Ну разве только с тобой, - пошутила я и, подняв взгляд, заметила Юльку. Ее серые глаза буквально побелели от ненависти, став бледно-серебристыми - такими, как бывает иногда небо в непогоду.
        - Ну так договорились! - довольно хрюкнул Мишка, выпивая залпом стакан сока.
        Не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг ужасно захотелось позлить Юльку. Под удивленным Наташкиным взглядом я подвинулась поближе к Мишке и принялась оживленно обсуждать с ним предстоящий праздник.
        В разгар беседы я вновь посмотрела туда, где стояла Юлька. Ее уже не было. Моя болтливость иссякла так же внезапно, как и возникла. Я еще немного покивала вошедшему в раж Мишке и тихонько выскользнула из-за стола.
        Юлька поджидала меня в коридоре, небрежно опершись на подоконник.
        Я сразу так и поняла, что она ждет именно меня, но попыталась было проскочить мимо.
        - Постой, Сосновская, - остановила меня Юлька. - Поговорить нужно.
        - Разве?
        Я сделала большие глаза, мысленно обзывая себя дурой. Мне еще разборок из-за парня не хватало! Причем из-за совершенно ненужного мне парня! И зачем я вмешивалась?
        - Знаешь, Сосновская, пословицу: «И сама не ам, и другим не дам»? - холодным шепотом осведомилась Юлька.
        - Ну знаю. Только не пойму, к чему это ты. - Я прислонилась спиной к стене и сложила руки на груди, бессознательно занимая оборонительную позицию.
        - Это я о тебе. Ты вроде Мишкой не интересовалась.
        - Ах, Мишкой! - воскликнула я преувеличенно бодро. - Конечно, не интересовалась, и не интересуюсь, если ты об этом.
        - Так нечего глазки ему строить! - Юлька отлепилась от подоконника и угрожающе шагнула ко мне.
        - Я и не знала, что вы теперь вместе, - ответила я, злясь на то, что оправдываюсь. - Разве просто поболтать уже запрещено?
        - Болтай, но не зарывайся, - угрожающе произнесла Юлька и шагнула в подъехавший лифт.
        Я тоже поднялась к себе. В комнате было жарко, и мне ужасно захотелось побыть на воздухе. Я влезла в сапоги, надела дубленку и спустилась в холл, где неожиданно столкнулась с подругой.
        - Что случилось? Ты, я слышала, с Юлькой поругалась? Она что, из-за Мишки бесится? - обеспокоенно спросила Наташка.
        Нет, у нас решительно ничего не остается тайной. Все про все слышат и все обо всех знают.
        - Ага, она Мишку ко мне приревновала, - мрачно бросила я.
        - Ну, знаешь, я тоже удивилась, когда ты ему улыбаться начала и вообще так… - подруга смутилась.
        Наверное, раздражение копилось во мне уже давно и теперь выплеснулось, вспыхнув пожаром в груди.
        - И что вы все ко мне привязались?! - крикнула я прямо в лицо Наташке. - Отстаньте, а? Можете хотя бы ненадолго оставить меня в покое? С кем хочу - с тем и общаюсь! Понятно?!
        Наташка смотрела на меня, словно баран на новые ворота.
        - Ладно, как знаешь, - произнесла она наконец, отведя от меня укоризненный взгляд.
        Я отвернулась и услышала за спиной шум подъезжающего лифта.
        Подруга вошла в кабинку, и лифт снова загудел.
        Я стояла, не зная, что делать. Может, пойти за Наташкой и попросить прощения? Мне уже стало стыдно за свою выходку. Наверное, из-за тех ужасных снов я стала такая нервная.
        - С наступающим! - знакомая женщина с ресепшн улыбнулась мне. Сегодня, благодаря надетой на голову пушистой серебряной гирлянде, она еще больше казалась похожей на Снегурочку.
        - И вас, - рассеянно буркнула я.
        - Поссорились с подругой? - спросила она, но так дружелюбно, что я даже не обиделась на ее любопытство. - Ничего страшного - помиритесь. Лучше сделать это сегодня, чтобы не вносить в новый год ссоры. Но что я тебя учу, сама все знаешь.
        Я кивнула, а она вернулась к своей работе.
        Выйдя на улицу, я остановилась у подъезда и жадно вдохнула морозный воздух. Мне полегчало.
        Сегодня - тридцать первое декабря, последний день старого года. И вправду нужно войти в новый год с добром. Я вспомнила натянутый разговор с мамой, перезвонила ей и сказала, что люблю ее. Мама удивилась и растрогалась - я никогда не была особо ласковым ребенком, скорее замкнутым, себе на уме.
        Теперь вопрос с Наташкой. Даже пять минут ссоры показались мне невыносимыми. Наверняка она уже простила меня и так же, как и я, желала примирения. Надо бы вернуться и поговорить с ней, но самое трудное - первые слова после ссоры. Очень сложно и страшно подойти к человеку и сказать: «Прости меня, я была не права». Поэтому я медлила, набираясь храбрости.
        И вдруг мимо меня прошел Юрка. Он целенаправленно шагал куда-то, не замечая меня. Совсем один. Сосредоточенно думая о чем-то.
        С минуту я колебалась, а затем последовала за ним.
        Он еще не скрылся. Его спина маячила на фоне падающего снега, и я двинулась следом. Шла аккуратно, стараясь спрятаться среди случайных прохожих, но Юрка, похоже, был слишком погружен в себя и ни разу не оглянулся.
        Мы перешли улицу и через парк двинулись по направлению к центру.
        Что же ему понадобилось в городе? Почему он один? Все таинственнее и таинственнее.
        У одной из витрин Юрка остановился, разглядывая нечто, и я поспешила укрыться за деревом: возможно, его заинтересовало вовсе не содержимое витрины: в шпионских фильмах так выявляют слежку. Не знаю, заметил ли меня Юра, но, постояв совсем немного, он пошел дальше. Я за ним.
        Так мы добрались до уже знакомого мне собора. Я только на минуту отвлеклась, уставившись на мрачные старые камни, а когда вновь обернулась, Юра уже исчез. Наверняка нырнул в одну из узких, мощенных камнем улиц.
        Я побежала за ним, но знакомой фигуры не было видно. Еще надеясь отыскать Юрку, я металась между переулками, налетая на прохожих, которых вдруг, как специально, набежала целая толпа, но тщетно.
        Я проходила среди путаницы окрестных улочек, наверное, целый час, прежде чем поняла, что все бесполезно. Похоже, у Юрки есть какая-то тайна. А вдруг он обманывает Наташку и встречается с кем-то еще?.. Не может быть. Но тогда что? Зачем вся эта таинственность?.. Я решила при встрече напрямую спросить Юрку. Возможно, все объяснится просто, а если он вдруг начнет юлить, я сразу пойму.
        Погруженная в размышления, я шла вперед, не глядя куда.
        - С наступающим, девушка! - закричала мне проходящая мимо веселая компания. В Риге, кстати, часто слышится русская речь.
        Незнакомые парни и девушки улыбались, а кто-то накинул мне на плечи пушистую золотую гирлянду-елочку.
        - Спасибо! И вас! - ответила я и помахала им рукой.
        Все-таки Новый год - совершенно необыкновенный праздник. Он, как никакой другой, сближает людей, объединяя общим настроением. Даже незнакомые поздравляют друг друга и искренне желают добра, передавая улыбку и прекрасное настроение от одного к другому.
        Я стянула перчатку и погладила пушистую мягкую гирлянду. Настроение как-то само собой улучшилось.
        К гостинице я пришла замерзшая, с раскрасневшимися щеками, но улыбающаяся. Атмосфера всеобщего праздника захватила и меня.
        Едва войдя в холл, я увидела группу ребят, среди которых был Юрка, успевший добраться до места раньше меня. Не мудрено - учитывая, сколько я блуждала по путаным рижским улицам.
        - Привет! Где ты был? - спросила я Юрку, подойдя к компании.
        - Я? - Он заметно смутился и отвел глаза, избегая встречаться со мной взглядом. - Да здесь. А что?
        - Все это время?
        - Ну да… Только подышать свежим воздухом выходил. А в чем, собственно, дело?
        Он врал, я прекрасно чувствовала. Врал и не краснел.
        - Да так, - я уничижающе посмотрела на него и пошла прочь.
        - Марина!
        - Что? - Я оглянулась.
        Он потерянно стоял среди нарядного холла, такой нелепый и милый среди сверкающей мишуры и пышных гирлянд.
        - Нет, ничего…
        - Ну тогда с наступающим, - сказала я, сняла с себя подаренную незнакомцами гирлянду и, надев ему на шею, нажала на кнопку вызова лифта.
        Юрка больше ничего не сказал. Ни единого слова, так и стоял застывшим изваянием, а на волосах его еще не растаял снег.
        Глава 7 В западне
        Когда я вошла в номер, Наташка вертелась перед зеркалом, пытаясь уложить непослушные тяжелые волосы. На часах было половина седьмого. До начала новогоднего вечера оставалось совсем немного.
        - Привет, - тихо сказала я, замерев на пороге. - Прости, я не хотела тебя обидеть.
        Наташка вспыхнула от радости и, кинув расческу на кровать, бросилась ко мне.
        - Глупая ты, Сосновская! Я без тебя скучала, - сказала она. - Я уже беспокоилась. Смотрю, тебя все нет. Постучалась к Юрке - он тоже не открывает. Отыскала Мишку, а он уверяет, что ни тебя, ни Юрки не видел.
        - Юра тоже вернулся. Я его в холле только что заметила, - ответила я, делая вид, что полностью занята, отряхивая от снега дубленку и сапоги.
        Если у меня еще оставалась надежда на невиновность Юрки, с каждой минутой она становилась все призрачнее.
        - Здорово! - обрадовалась Наташка и метнулась к двери, но, взявшись за ручку, одумалась. - Нет, не буду показываться ему сейчас лохматой. Лучше причешусь и переоденусь. А ты видела, как я ему подарок запаковала?
        Она подбежала к своей кровати, на которой лежал нарядный сверток, украшенный еловой шишечкой и серебряной лентой.
        - Да, очень красиво, - пробормотала я, возясь со ставшими вдруг непослушными пуговицами.
        Рассказать Наташке о странном поведении ее молодого человека или не стоит? Она казалась такой беззаботной. Сразу было заметно, что она вся во власти любви, я, пожалуй, никогда не видела ее такой счастливой.
        И все же… Что, если он обманывает ее?.. Или хуже: что, если у него тут какие-то темные дела? Но какие? Я обмерла. А вдруг он перевез через границу что-то запрещенное? Нас ведь и не обыскивали, считая, что мы еще дети… А что, если наркотики? Нет, только не Юрка! На миг перед глазами встало высокое карельское небо, трепещущее пламя костра и рвущие душу глубокие гитарные аккорды. Кто угодно, только не Юра!
        Или все-таки он? Как известно, в тихом омуте черти водятся.
        - Марин, что случилось?
        Оказывается, Наташка, не спеша вернуться к наведению красоты, встревоженно наблюдала за мной.
        Я стянула полосатую водолазку и, взлохматив и без того растрепанные волосы, села на кровать.
        - Нет, ничего.
        Подруга тут же подошла ко мне и, обняв, ткнулась подбородком в плечо.
        - Не обманывай, Маринка, я-то тебя знаю. Говори прямо.
        И тут я, конечно, не выдержала. История в моем изложении звучала несколько путано, но, разумеется, странно.
        Наташка выслушала меня, не перебивая и хмуря аккуратные брови.
        - Ты ошиблась, - твердо проговорила она, когда я закончила.
        - Да нет! - Я волновалась, а поэтому начала горячиться. - Это был именно Юрка. Тебе не кажется странным, что он отрицал, что ходил куда-то? Значит, ему есть что скрывать.
        - Глупости! - Наташка отстранилась и, встав, заходила по комнате. - Я уверена, этому есть объяснение.
        - Я тоже так думала - до тех пор, пока не встретила его в холле! Он врал мне в лицо! Ты просто не хочешь смотреть правде в глаза!
        Я тоже вскочила и остановилась напротив Наташки.
        Ее глаза расширились, как будто ее неожиданно ударили.
        - Ты… Да ты просто нам завидуешь! - выкрикнула она зло и, пробежав мимо меня, выскочила, хлопнув дверью так громко, что стекла в окнах жалобно задребезжали.
        Вот и помирились!
        - Наташа! - Я бросилась к двери, но подруги уже не было видно, и только гудел опускающийся лифт.
        Дверь номера напротив распахнулась.
        - Марина! Нельзя ли потише! Помните, вы здесь не одни! - сердито сказала классная, запахиваясь в шелковый цветастый халат. Видимо, и у нее приготовления к новогоднему вечеру шли полным ходом.
        - Хорошо, Галина Дмитриевна, - буркнула я - что мне еще оставалось - и закрыла дверь.
        Ладно, пойду приму душ, а Наташка остынет и вернется, ничего не случится. Распсиховалась, понимаешь ли, из-за пустяков.
        Намыливаясь ароматным ежевичным гелем, я все время прокручивала в голове наш разговор. Две ссоры за один день - не многовато ли? Наверное, пора бить тревогу: наша с Наташкой дружба начинала трещать по швам и, возможно, не без моего участия.
        Я вылезла из душа, вытерлась пушистым гостиничным полотенцем и уставилась на себя в запотевшее зеркало. Виден был лишь смутный силуэт.
        Новый год получался странным. Я думала, встретить его с классом будет прикольно и здорово, но на деле постоянно случалось что-то незапланированное - то эти ужасные сны, то ссоры с Наташкой буквально на пустом месте.
        Заглянув в комнату, я увидела, что Наташкино вечернее платье исчезло. Видимо, пока я была в ванной, она вернулась, переоделась и ушла, не дожидаясь меня. «Ну и ладно. Что мне, бегать за ней, что ли», - подумала я и тоже стала собираться.
        К новогоднему вечеру у меня было приготовлено особое платье. Мы с мамой обошли, наверное, магазинов десять, пока отыскали его. Длинное, до самого пола, серебристо-зеленое, словно покрытое изморозью, с лямкой на одно плечо, оно сидело на мне идеально. Цвет как нельзя лучше подходил к моим глазам, тоже изменчивым - от дымчато-серого, полынного, до зеленого. Я надела платье и минут десять мучилась с застежкой - не предполагала, что придется управляться с нею самой. Затем достала из сумки туфельки, состоящие из множества серебряных ремешков, на небольшом каблучке, очень изящные и удобные, и села к зеркалу. Чуть-чуть пудры, чтобы придать коже матовую бархатистость, совсем немного серебристых теней - тут главное не переборщить, тушь, коричневатая помада и сверху - блеск для губ.
        Нехитрые манипуляции, но из зеркала на меня смотрела загадочная незнакомка. Губы чуть приоткрыты, в глазах - ожидание чуда.
        Теперь немного духов, и я готова.
        Уже у выхода я еще раз оглянулась на себя в зеркало и потянула дверную ручку.
        Дверь не поддалась. Не понимая, я подергала сильнее. Заперто! И точно, ключ не торчал из замка. Значит, кто-то вынул его и запер меня снаружи.
        И я даже догадывалась, кто.
        Один взгляд на часы подтвердил мои худшие предположения: вечер начался, все наши, живущие в этой части коридора, наверняка уже внизу, в праздничном зале, одна я - в своем нарядном платье и блестящих туфельках - вынуждена торчать здесь, в номере.
        На всякий случай я все же поколотила в дверь. Мертвая тишина. Даже музыки, которая наверняка грохочет внизу, не слышно.
        Заперта!
        Ну Наташка! Подруга, называется! Ну нет, я не позволю так над собой издеваться.
        Что же делать?
        Самый логичный выход - позвонить на ресепшн. Я подняла телефонную трубку. Тишина. Абсолютная тишина - ни единого гудка. Я схватилась за мобильный и набрала поочередно номер классной, затем Мишку и, наконец, Наташку. Ни один телефон не отвечал.
        Я с горечью швырнула телефон на кровать. Западня захлопнулась.
        Я огляделась. Взгляд тут же уперся в большой прямоугольник окна, подернутый полупрозрачной пеленой воздушного тюля. Метнувшись к окну, я отодвинула занавески и потянула шпингалет. Рама раскрылась с большим трудом, и мне в лицо ударил порыв ветра, принесший множество мелких царапающих снежинок.
        Я встала на подоконник и посмотрела вниз, на заснеженную улицу, освещенную яркими огнями. В комнату ворвались звуки музыки.
        В приключенческих фильмах герои легко ходят по карнизу, спускаются по водосточной трубе и проделывают другие акробатические фокусы. Однако одного взгляда хватило, чтобы понять: это абсолютно не мой вариант. Ни карниза, ни водосточной трубы поблизости не было.
        Снизу донесся громкий смех, и меня буквально захлестнуло горькое чувство чужого праздника - того, на котором мне нет места.
        В бессилии я опустилась на подоконник и заплакала. Что, если обо мне так и не вспомнят и всю новогоднюю ночь мне придется провести одной?
        Ветер трепал мои волосы, а снежинки таяли, опускаясь на обнаженные плечи, кололи щеки, путались в волосах.
        Мне было холодно и бесконечно одиноко.
        Обхватив озябшие плечи руками, я наблюдала за идущими вдалеке компаниями. Люди смеялись, зажигали бенгальские огни и всячески дурачились. А я оставалась одна. Одна!
        Не знаю, сколько я просидела на подоконнике. Я успела ужасно замерзнуть - так, что кожа покрылась мурашками, а зуб на зуб не попадал. Вдруг послышался звук открывающегося замка. Дверь скрипнула.
        Я медленно повернулась.
        На пороге застыла Наташка.
        С минуту мы смотрели в глаза друг другу.
        - Маринка, что ты делаешь? - она шагнула ко мне, протягивая вперед руку. - Погоди, не надо.
        И тут я взглянула на себя словно со стороны: зареванная девица с размазанной по лицу косметикой, распахнутое окно, влетающий в комнату снег. Она же подумала, будто я собираюсь покончить жизнь самоубийством!
        Мне вдруг стало так смешно, что я громко и хрипло расхохоталась.
        Подруга подбежала ко мне, обняла за плечи и стала оттаскивать от окна, повторяя что-то успокаивающее, а я смеялась и смеялась, не в силах остановиться.
        - Я все ждала, когда ты спустишься, а тебя нет и нет, - рассказывала Наташка, когда я успокоилась и мы закрыли окно. В комнату нанесло уже довольно много снега. - Решила подняться сюда. Вдруг, думаю, ты на меня обижаешься, а Новый год нельзя встречать в ссоре. Как встретишь - так и проведешь. В общем, поднимаюсь, смотрю, из двери ключ торчит. Я очень удивилась, думала, ты его там забыла, а сама ушла, но все же решила заглянуть в комнату. Открываю дверь - а тут такое! Ну сама представь.
        - Мне казалось, это ты меня закрыла, - сказала я, кивнув, так как прекрасно представляла себе увиденную Наташкой картинку.
        - Нет, конечно. Ты же моя подруга! - Она посмотрела на меня с таким ужасом, будто я сморозила абсолютную чушь. - Как тебе вообще пришло такое в голову?
        Я отвела взгляд, мне стало действительно стыдно. Думать плохо о той самой Наташке, с которой мы росли буквально бок о бок, с которой делили все неприятности и детские проблемы? О верной Наташке, которая, когда меня однажды выгнали с урока… надо сказать, было за что… ушла вслед за мной, беспокоясь обо мне и не желая бросать меня одну?!
        - Извини, - прошептала я, чувствуя, что на щеках разгорается пожар стыда. - Но кто тогда это сделал? Кто-то должен был заглянуть сюда, вынуть из двери ключ и закрыть меня с другой стороны?
        - И вправду, кто?
        Мы с Наташкой переглянулись.
        В дверь постучали, и мы вздрогнули, ожидая, что сейчас появится кто-нибудь способный прояснить загадку.
        - Войдите! - крикнула Наташка, косясь на меня.
        Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Юрка.
        - А я вас потерял. Вы идете? Там все уже в полном разгаре… Что-то случилось? - Он только сейчас заметил мою размазанную косметику и мокрые волосы.
        - А ты не знаешь? - подозрительно сузила глаза Наташка.
        - Нет, - парень беспомощно огляделся. - Что произошло?
        Он выглядел растерянным и либо очень хорошо притворялся, либо действительно не понимал, в чем дело.
        - Потом разберемся. Иди пока, скоро будем, - отмахнулась Наташка.
        - Но… Может…
        - Иди-иди!
        Она выпроводила его, взяла ватный диск, смочила его косметическим молочком и принялась стирать с моего лица разводы туши.
        - Сиди ровно, - строго приказала она мне. - Сейчас все поправим.
        Я послушно закрыла глаза. Мне было приятно, что она заботится обо мне и что у меня есть такая подруга, на которую всегда можно положиться. Наши ссоры - ерунда и пустяки. Очень хорошо, когда рядом с тобой понимающий и надежный человек.
        Глава 8 И грянул бал
        Музыка волнами выплескивалась нам в лицо. В первую минуту, выйдя из лифта, я замерла, ослепленная и оглушенная. В холле царила праздничная суматоха, искрилась мишура, перемигивались гирлянды. Огромная красавица-елка, уходящая под самый потолок, была разукрашена синими шарами и бантами. Люди, одетые по-праздничному, стояли или прогуливались группками.
        - И все равно мы здесь самые красивые, - шепнула Наташка, беря меня под руку.
        Я мельком взглянула на наши отражения в огромном зеркале. Мой макияж совместными усилиями удалось восстановить, былые переживания исчезли, оставив только легкий неприятный осадок. Но я решила не думать об этом сейчас. Если кто-то хотел сделать мне гадость и испортить настроение, пусть его планы потерпят поражение. Тем веселее и беззаботнее должна я выглядеть. Как говорится, всем врагам назло.
        Наташка в бордовом кружевном платье тоже была очень хороша. По-моему, мы с ней неплохо смотримся. Когда-то мне хотелось, чтобы нас принимали за родных сестер, ну и что, если внешне мы совсем не похожи. Юрка в новом черном костюме-тройке, очень элегантный и стильный, галантно сопровождал нас обеих. Однако между ним и Наташкой чувствовалась некая напряженность, и мне было неловко, так как я точно знала, из-за кого она возникла.
        Многие из наших уже танцевали. Я заметила Мишку с Юлькой. Она положила голову ему на плечо, он крепко обхватил ее за талию. Все бы ничего, но я поймала уже несколько Мишкиных взглядов. Он искоса поглядывал на меня, и в голову нет-нет да и закрадывалась мысль, что, ухаживая за Юлькой, он банально старается спровоцировать меня на ревность. Ревности не было. Глядя на эту пару, я не испытывала чувств, ну разве что жалость к Юльке, и то не слишком острую - надо быть умнее и не позволять использовать себя. Впрочем, кто знает, может, у них еще все сладится. Бывают же чудеса, тем более в новогоднюю ночь.
        Латвийский новый год наступает на час раньше, поэтому мы встречали его дважды - по рижскому и по московскому времени.
        Нам принесли поднос с шампанским - его было чуть-чуть, буквально один глоток, зато в красивом хрустальном бокале. Столкнувшись, наши бокалы издали мелодичный звон. Шампанское, пузырящееся в наших бокалах, оказалось с легкой кислинкой, но все равно очень вкусное.
        - Счастливого Нового года! - говорили мы друг другу, глядя, как в темном небе расцветают салюты.
        Я вытащила из сумки подарки - колокольчик и футболку для Наташки, декоративную тарелочку для Юрки, всем остальным - красивые наборы конфет. Наташка подарила мне митенки и косметичку, Юрка - янтарный брелок для ключей.
        - А это - тебе, - сказал Юрка, протягивая Наташке маленькую коробочку.
        Она, покраснев, раскрыла. Внутри лежали золотые сережки с янтариками.
        - Я не могу принять! Это слишком дорогой подарок! - испугалась подруга.
        - Не можешь? - он растерялся. - Но это же из Риги. Я отыскал их специально для тебя. Все ювелирные в центре обошел.
        Я слушала их, и меня мучили смутные, но все более крепнущие подозрения.
        - Ты за этим выбирался сегодня в город? - тихо спросила я, пока Наташка, еще более разрумянившаяся, вдевала серьги в уши.
        - Ага, - кивнул Юрка. - Я так испугался, когда тебя в холле встретил, а Наташка потом спросила, куда я ходил. Ну все, думаю, сюрприз сорвется.
        - Понятно, - кивнула я, чувствуя себя абсолютной дурой.
        А все моя тяга к таинственным историям! Напридумываю себе черт знает что, а самое простое и логичное объяснение даже в голову не приходит.
        - Очень красиво, - кивнула я Наташке, выжидательно на меня поглядывающей. По-моему, прежние серьги больше подходили к ее платью, но ведь это такие мелочи. Главное - что подруга рада подарку и глаза ее сияют ярче новогодних звезд.
        - Потанцуем? - Юрка протянул Наташе руку, и она с испугом посмотрела на меня. Ей ужасно хотелось танцевать, но было жаль оставлять меня одну.
        - Все в порядке. Идите, - милостиво разрешила я, чувствуя себя как минимум королевой.
        Наташка в избытке чувств поцеловала меня в щеку и пошла танцевать с Юркой.
        Я смотрела на них - как счастливо улыбается Наташка, как нежно ведет в танце Юрка, - и вдруг меня словно молнией стукнуло. Сама не знаю, отчего, но я вдруг поняла, что больше ничуть не завидую Наташке и искренне рада, что они с Юркой вместе. Раньше я пыталась убедить себя, что счастлива за них, но только теперь осознала: они - идеальная пара и во мне нет больше горечи. Чувство к Юрке, если оно и было, растаяло как свеча, погасло утренней звездой. Меня словно отпустили на волю, и все вокруг как будто стало ярче, вспыхнуло новыми праздничными красками.
        Сегодня действительно особая ночь. Я вдруг поняла, что пришло время загадывать желание, и загадала: пусть Наташа и Юра навсегда останутся вместе. А еще мне очень захотелось, чтобы рядом со мной был кто-то особенный. Мне отчего-то представились серьезные серые глаза и засыпанная снегом светлая челка.
        «Вот дура, - обругала я себя, - он о тебе уже и думать забыл. И вообще, почему он? Что в нем особенного?.. Неужели я думаю об Артуре только из-за того, что он пренебрегает мною? А если бы Мишка не смотрел на меня, я бегала бы за Мишкой?..»
        Эта мысль заставила меня похолодеть. Неприятно узнавать о себе подобные вещи. Но нет - вон Мишка кружит с Юлькой, а я не испытываю ни малейшего укола ревности.
        Кто-то в упор смотрел на меня, и я с досадой оглянулась, намереваясь сказать что-то резкое, и растерялась, потому что на миг мне показалось, что все это - не наяву. Персонажем ожившей сказки передо мной стоял Артур.
        Не может быть! Как он здесь оказался?! Мысли промелькнули стайкой птиц. Но я почти не удивилась. Наверное, потому, что ждала от новогоднего вечера чуда - и вот оно, пожалуйста!
        Я уже не сердилась на Артура. На него, кажется, вообще нельзя было сердиться.
        - Ты так быстро убежала, что я не смог догнать тебя, - сказал он, протягивая мне ладонь, на которой лежало маленькое янтарное сердечко. Прозрачное и нежное, как слеза. - Это сердце Риги, - добавил он. - Теперь оно принадлежит тебе.
        Я молча взяла протянутое мне сердце. Всякие слова вдруг показались излишними. Все было просто, хорошо и отчего-то очень правильно.
        - Пойдем танцевать, пока музыка еще не закончилась.
        Музыка и вправду была волшебная. Под нее можно танцевать, не задумываясь о правильности движений или о том, чтобы не наступить партнеру на ногу. Она кружила и вела так, что все получалось само собой. А может, дело было в колдовстве новогодней ночи.
        Мы танцевали, и я боялась произнести хотя бы слово, чтобы не разрушить магию.
        Танец закончился, но мы застыли посреди зала друг напротив друга.
        - И все-таки глаза у тебя русалочьи. Ты уверена, что ты не из подводного царства? Имя у тебя тоже морское - Марина, - сказал Артур. Его серые глаза, как всегда, смотрели серьезно и даже строго.
        Я опустила голову, чтобы скрыть дурацкое ощущение счастья. Ну точно, день сегодня совершенно бешеный. Стараясь взять себя в руки, я заговорила о другом - не о том, о чем думала.
        - Как ты здесь очутился? - спросила я.
        Артур пожал плечами:
        - У меня в этой гостинице тетя работает. Когда она давала мне приглашение, я долго сомневался, идти или нет, и даже не предполагал, что встречу тебя.
        - И как, не жалеешь, что пришел?
        Я сама смутилась от своего вопроса и почувствовала, как к щекам прихлынула кровь. Он, улыбнувшись во все свои кокетливые ямочки, ответил:
        - Ну еще бы! Конечно, не жалею!
        Мы стояли совсем близко и буквально кричали друг другу в ухо: заиграла новая мелодия, и люди вокруг принялись танцевать.
        - Ты веришь в сны? - снова спросила я, стараясь перекричать музыку.
        - Верю. А еще - в сказки и в то, что у грустной русалки все будет хорошо.
        Я с опаской заглянула в его глаза, боясь увидеть там насмешку, но, напротив, взгляд был серьезным и даже строгим.
        - Я хотел тебе кое-что сказать… - Артур поморщился, когда в уши ударил очередной залп громкой музыки. - Но, наверное, не здесь и не в спешке. Ага… Уже звонят…
        Он вытащил из кармана джинсов мобильный и нахмурился, взглянув на экран.
        - Извини, русалка, мне пора! - повернулся он ко мне, еще не нажимая на клавишу приема. - Мне нужно поговорить с тобой. Придешь завтра к собору? Обещаешь?
        - Да… - ответила я.
        - Да, тетя Линда, да никуда я не пропал, уже иду! - заговорил он в трубку, поворачиваясь ко мне спиной.
        Вокруг меня танцевали. И я мешала, похоже, абсолютно всем! Кто-то задевал меня локтем, кто-то наступал на ногу. Пора перестать изображать из себя статую и убираться из эпицентра боевых действий, пока моему организму не нанесены серьезные повреждения.
        - Вот ты где! - Налетевший на меня вихрь разговаривал Наташкиным требовательным голосом. - Пойдем! Ты непременно должна узнать! - кричала она, таща меня куда-то.
        Сначала я сопротивлялась, но затем поняла, что с Наташкой подобный номер не пройдет, и сдалась.
        - Что случилось-то? - поинтересовалась я, когда подруга вытащила меня из зала.
        - Сейчас все узнаешь, - загадочно ответила Наташка.
        У стойки ресепшн стояла наша одноклассница Аня. Подруга торжественно подвела меня к ней.
        С Аней мы никогда не общались особенно близко, и я с удивлением уставилась на Наташку, которая наслаждалась, поддерживая интригу.
        - Ань, расскажи Марине, что ты видела, - торжественно заявила та.
        Аня рассеянно улыбнулась.
        - Да ничего особенного. Я задержалась в номере, собираясь на вечеринку, а когда вышла, увидела Юльку, закрывающую ключом одну из дверей. Я не обратила на это особого внимания, так как была не уверена, чей именно это номер, решила, что Юлькин.
        - А на самом деле это была наша дверь? - уточнила я.
        - Конечно, наша! Юлька живет на четной стороне, в номере рядом с Галиной Дмитриевной! - разгоряченно заговорила Наташка.
        - А как ты смогла открыть дверь? - Мне уже начинало казаться, что я попала на страницы детектива.
        - Я же говорила тебе: ключ торчал снаружи! К счастью, она его не забрала! - объявила Наташка, облокачиваясь о стойку.
        - Но зачем… - Я не договорила, потому что уже начала догадываться о причинах, хотя никак не могла поверить.
        Неужели из-за той дурацкой стычки, когда Юлька приревновала ко мне Мишку, она решилась на неблаговидный поступок? Что, если бы Наташка не вернулась за мной? Я так и просидела бы взаперти всю новогоднюю ночь?
        - Ну она и дрянь! - воскликнула я. - Разве можно так поступать?
        Наташка обняла меня.
        - Что за секреты? - к нам подошел Юрка.
        - Погоди, - отмахнулась Наташка. - У нас серьезное дело.
        - Такое нельзя оставить без наказания, - заявила Аня. - Надо бы ее проучить.
        - Точно! - оживилась Наташка. - Давай ее тоже где-нибудь закроем? На всю ночь! - Она торжествующе посмотрела на меня и очень удивилась, когда в ответ я лишь покачала головой.
        Я не из тех, кто готов безропотно терпеть обиды, и не такая рохля, чтобы не уметь постоять за себя, но мстить Юльке, тем более в праздничную ночь, противно.
        - И ты готова ее простить? - спросила Аня.
        - Простить - нет, но мстить не буду.
        - Давай я! Уж я ей устрою! - загорелась Наташка.
        Я задумчиво посмотрела на нее. Мстить вообще, по-моему, глупое дело, но сваливать это на других - еще хуже.
        - Не надо. Я прошу тебя как подругу, - я заглянула в серьезные Наташкины глаза, и та поняла меня и кивнула.
        - Спасибо, - поблагодарила я и направилась в сторону зала, откуда доносилась веселая музыка.
        У самого входа меня догнал Юрка.
        - Марин, - окликнул он меня. - Ты молодец. Честно говоря, не ожидал от тебя. Ты отличная девчонка.
        - Спасибо, - я улыбнулась ему, - иди к Наташке. Сегодня волшебная ночь, не нужно тратить ее попусту.
        Юрка кивнул и, сияя, умчался прочь.
        Забавно, теперь он казался мне чуть ли не братом. Немного несмышленым, но очень хорошим. Рада, что у них с Наташкой все складывается.
        У входа в зал я чуть не столкнулась с Юлькой.
        Она бросила на меня один-единственный взгляд и, гордо вздернув подбородок, прошла прочь. Ну точь-в-точь рассерженная кошка, разве только не фыркнула.
        - Маринка! Ты где скрывалась, радость моя? - Мишка, как всегда шумный и громкоголосый, схватил меня за руки и закружил. - Новый год - время веселиться.
        От него попахивало шампанским. Я ничуть не сомневалась, что Мишка нашел возможность раздобыть его даже перед носом классной.
        - Миш, сколько раз тебе повторять, что я - не твоя радость? - Я попыталась высвободиться из его медвежьих объятий, но это было вовсе не легко.
        - Девушка может ошибаться. И я прощаю девушке ошибки, - заявил Мишка, которого, похоже, ничуть не смущало то, что кто-то может думать не так, как он сам. Его собственное мнение всегда было для него главным.
        - Я думаю, ты меня кое с кем перепутал, - многозначительно произнесла я, в то же время выискивая среди толпы веселящихся ребят светловолосую голову - вдруг Артур все еще не ушел.
        - Да ты, Мариночка, ревнуешь! - обрадовался Мишка, еще сильнее стискивая меня в объятиях. - Не ревнуй, ты всегда будешь главной в моем сердце. Юлька - это так, мимолетное увлечение.
        - Вон оно, твое мимолетное увлечение, как раз к нам идет, - сказала я и, воспользовавшись секундным Мишкиным замешательством, вывернулась из его рук.
        Мне показалось, что где-то у входа мелькнуло знакомое лицо. Я хотела броситься туда, однако за моей спиной происходило что-то странное.
        - Отстань от нее.
        Оглянувшись, я увидела, как Юрка схватил друга за рубашку и хорошенько встряхнул.
        - Эй, убери от меня руки! - Мишка обиженно рванулся, от его рубашки оторвалась пуговица и, подпрыгнув на полу, замерла у моих ног, словно охотничий трофей.
        - Ты испортил мою рубашку, а еще лезешь не в свое дело! - Мишка набычился и стукнул Юрку кулаком.
        - Ребята! Ну что здесь происходит! Как же вы можете! В новогодний вечер! - Через мигом собравшуюся вокруг нас толпу протиснулась классная. - Шустов, Семенов, ну-ка расцепитесь!
        Ребят растащили по разным углам, а классная, которой кто-то донес о причине конфликта и которую та истолковала по-своему, укоризненно посмотрела на меня.
        - Стыдно должно быть, Марина! Девочки, которым нравится, что мальчики дерутся из-за них, немногого стоят.
        Глава 9 Алое на черном
        В зале горел камин. Ярко плясал и плескался огонь, комната была полна дыма - должно быть, с дымоходом что-то не так. Я стояла, опираясь одной рукой на массивный деревянный стол, выщербленный и почерневший. А спиной ко мне, лицом к камину, сидел он.
        Рыцарь, казалось, задумался и забыл о моем присутствии.
        После башни зал показался теплым, больше всего хотелось подойти к камину и присесть возле, вытянув к огню озябшие пальцы, и довериться его обманчивому уюту. Так хотелось отдохнуть… Но, разумеется, это была непозволительная роскошь. Я смотрела на его плечи и думала, что когда-то он даже нравился мне, вернее, интриговал своей силой и отчаянной храбростью. Возможно, я сбежала бы с ним сама. Если бы не братья. Они остановили меня и показали истинное лицо этого человека… Человека ли? Разве люди бывают такими жестокими?
        - Я понимаю, просить бесполезно, - произнесла я устало. - Как и говорить о моем старом отце, разом лишившемся всех детей.
        Он промолчал. Ну что же, вполне понятный ответ. На другой я и не рассчитывала.
        - Но я могу выкупить свою свободу. У меня есть что тебе предложить, - продолжала я. Теперь все зависело от того, насколько твердо и убедительно будет звучать мой голос.
        «Матерь Божья, помоги», - взмолилась я мысленно.
        - И что же?
        В его голосе звучал неприкрытый сарказм. Однако он откликнулся, и уже это было хорошо.
        - Вот это, - я сняла с себя плетеный нарядный пояс и протянула ему на вытянутых руках.
        Он полуобернулся. Теперь мне был виден его профиль, темнеющий на фоне огня.
        - Это? - повторил он, должно быть считая, что от страха у меня помутился рассудок.
        Я закусила губу, почувствовав во рту едва солоноватый вкус крови. Сейчас или никогда.
        - Это, - твердо подтвердила я, и мой голос не дрогнул. - Этот пояс - главное сокровище нашей семьи. Отец всегда носил его на себе и поэтому не был ранен ни в одном из многочисленных сражений. Он хотел передать его старшему сыну, но… - горечь подкатила к горлу, и я судорожно вздохнула, преодолевая боль и страшное, сосущее чувство утраты, - но не успел. И тогда отдал его мне. Понимаешь? Мне, своему единственному оставшемуся в живых ребенку! Это очень древняя и сильная вещь. Его нельзя отнять силой, можно только подарить. И я хочу подарить его тебе. А ты подари мне свободу.
        Он смеялся долго, и эхо отдавалось под каменными сводами зала. Огонь в камине тоже дрожал, словно от гомерического хохота.
        - Ты думаешь, я тебе поверю? - спросил рыцарь, отсмеявшись.
        Ногти впились в деревянную спинку. Я не чувствовала боли. Я вообще не чувствовала ничего.
        - Я представлю тебе самые убедительные доказательства.
        Мой голос слишком тих для этого зала, он теряется в настороженной глухой тишине.
        - Ну что же. И каковы будут доказательства?
        Похоже, в его голосе появился интерес.
        Для этого были основания. Мой отец, храбрый рыцарь и участник многочисленных походов, уже успел стать легендой благодаря тому, что, дожив до седин, не получил ни единой серьезной раны. «Заговоренный» - говорили о нем. А иные пытались узнать нашу семейную тайну. Разумеется, безуспешно.
        Я глубоко вдохнула пропахший дымом, пылью и железом воздух. По углам метались тени, а там, за стенами замка, сияло золотыми звездами ночное небо. Как бы мне хотелось оказаться под ним и вдохнуть наконец пьянящий ледяной воздух - воздух свободы… Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.
        Рука казалась ватной, когда я туго завязывала пояс у себя на талии.
        - Вот. Пояс на мне. Ударь меня мечом - увидишь, что будет.
        Пояс казался радужной змеей, пригревшейся на мне и задремавшей.
        Тяжелое громоздкое деревянное кресло заскрипело.
        Рыцарь встал и шагнул ко мне.
        - Это правда? - зачем-то спросил он.
        - Пока не испробуешь - не увидишь.
        Я заставляла себя смотреть прямо на него - на высокий темный силуэт на фоне беснующегося в камине огня.
        - Ну что же… - В пламени блеснула сталь меча.
        Меч был старым. Побывавший в многочисленных сражениях, выпивший уже столько крови, что, должно быть, даже уже пресытился ею.
        Я смотрела на старый клинок, не в силах отвести взгляд.
        Рыцарь занес меч и остановился, выжидая.
        Я засмеялась:
        - Ну же! Мы что, всю ночь будем так стоять? Я хочу отдать тебе мой подарок и уйти домой, к родным. Они заждались.
        И он поверил.
        Тяжелый меч ринулся на меня. И я, приближая столкновение, шагнула навстречу. На мгновение раньше груди коснулась волна воздуха и… удар, отбросивший меня к стене, расплавленным железом влившийся в мою кровь.
        Мои родные действительно ждали меня. Мама, которую я почти не помнила - потому, что она умерла, когда мне едва исполнилось пять. Оба брата, которые брали меня к себе в седла, учили держать поводья, заряжать арбалет и пускать в нацарапанную на толстом дереве мишень тяжелую стрелу. Они ждали…
        - Ты обманула меня!
        Его вопль был страшен, однако теперь-то мне нечего бояться. Губы попытались сложиться в улыбку. На них тоже выступила кровь… Кровь… она теперь была всюду вокруг меня. Куда ни погляди - все красное!
        - Проклинаю, - прошептала я запекшимися непослушными, словно чужие, губами, - проклинаю! Не будет тебе успокоения даже в смерти.

* * *
        Я открыла глаза. В окно вовсю сияло солнце.
        То, что случилось, опять было всего лишь сном.
        «Только сон, Марина, ничего больше», - сказала я себе, поднимаясь с кровати.
        Первое января выдалось солнечным и морозным. Выглянув на улицу, я увидела, как ярко, по-новому сияет свежевыпавший чистый снег. Немногочисленные прохожие не спешили по делам, а прогуливались по парку среди переплетения темнеющих дорожек.
        Из ванной доносились плеск воды и негромкое пение - подруга уже встала. Было понятно, что у нее отличное новогоднее настроение.
        - Проснулась? - из ванной комнаты выглянула Наташка. От влаги ее волосы немного завивались, а глаза радостно блестели. - Что тебе снилось в новогоднюю ночь?
        То, что я умерла. Я до сих пор чувствовала в груди отголосок той боли. Это первый раз, когда меня убили во сне. Обычно, когда становится совсем худо, просыпаешься от страха. А тут - нет.
        Наташка в нетерпении ждала ответа. Видимо, ей хотелось рассказать о чем-то своем.
        - Ничего хорошего, неважно, - отмахнулась я.
        - Правда? - Наташа расстроилась, однако ей так хотелось поделиться, что она не смогла сдержаться. - А мне снился Юрка, - заявила она после небольшой паузы. - Мы были в Москве и танцевали вальс прямо на улице, и машины объезжали нас. Представляешь? Это значит, что мы с ним весь год будем вместе. Это верная примета!.. - Она вновь вспомнила о моем сне и нахмурилась. - Конечно, бывает, снится абсолютная ерунда, которая не сбывается, - поспешила успокоить она.
        Я натянуто улыбнулась и в свою очередь пошла принять душ.
        Выйдя из ванной, я достала подаренное мне янтарное сердечко, всю ночь пролежавшее под подушкой. Продела в петельку серебряную цепочку, застегнула на шее.
        - Красиво, - заметила Наташка. Оказывается, пока я возилась, она стояла у меня за спиной - уже готовая, причесанная и одетая в узкие джинсы и белый облегающий свитер с высоким горлом.
        Я молча кивнула.
        - Подарок? - попыталась вызвать меня на откровенность подруга.
        Но говорить о том, кто подарил мне сердечко… сердце Риги… кажется, он сказал именно так - я не хотела. Как не хочется иногда касаться чего-то очень хрупкого - того, что может разбить малейшее прикосновение.
        - Угу, - ответила я, засовывая медальон под полосатую веселую кофту - у нас в классе народ зоркий, сразу углядят.
        Я надеялась, что подруга поймет меня и не станет приставать с вопросами, и оказалась права. Наташка кивнула и позвала меня завтракать.
        В столовой Мишка и Юрка даже не взглянули друг на друга, а Юлька вообще не вышла к столу. Возможно, ей стало стыдно, хотя я на это не слишком рассчитывала.
        Сжевав аппетитно пахнущий свежеиспеченный блинчик и запив его щедро заправленным молоком кофе, я почувствовала себя лучше. История закончилась. Я досмотрела ее до конца, словно приключенческий фильм о проклятом рыцаре. Очень в духе всех этих рассказов Артура.
        Артур… Интересно, что он хотел мне сказать?.. Сердце взволнованно билось, подсказывая варианты один фантастичнее другого. Мне ужасно хотелось увидеть Артура. Чем-то он привлекал меня. Может, отчасти причина крылась в его загадочности и удивительной способности неожиданно возникать в самых невероятных местах, словно Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», а потом столь же непредсказуемо исчезать. А еще в его историях. Он не похож на знакомых мне мальчишек. Тот же Мишка рядом с ним смотрится как грубо вытесанный столб на фоне изящной античной колонны. Даже Юрка при сравнении с ним начинает уступать.
        Но едва я подумала об этом, как ужасно на себя разозлилась. Разве можно хотя бы сравнивать Юрку с едва знакомым парнем! Того Юрку, который не побоялся вступиться за меня, хотя сам на целую голову ниже Мишки и гораздо уже его в плечах!
        Почувствовав себя неблагодарной предательницей, я покраснела.
        - Догадываюсь, о ком ты думаешь, - шепнула мне Наташка.
        - Ну и о ком? - буркнула я, не поднимая головы и уставившись в пустую тарелку.
        - О том странном парне, с которым ты танцевала вчера. Кажется, ты говорила, его зовут Артур. Ну что, я угадала?
        Наташка попыталась заглянуть мне в лицо, но я отворачивалась, раздосадованная - как легко подруга прочитала мои мысли!
        Мы снова подобрались вплотную к теме, которая так занимала Наташку и была столь же тяжела для меня.
        Видя всю бесперспективность разглядывания пустой тарелки, я наконец подняла взгляд и огляделась в поисках темы, которая могла бы отвлечь Наташку от расспросов.
        К счастью, тема как раз шла по направлению к нам. Наверное, я впервые обрадовалась, увидев Юльку.
        - Ты только посмотри, кто идет! - шепнула я подруге.
        Наташка, сидевшая ко входу спиной, оглянулась.
        - Ну надо же! - проговорила она, приподнимаясь на стуле. - Зря ты вчера не разрешила мне набить ей морду. Таких, как она, надо учить, иначе они не понимают.
        - Наташ, - робко попытался остановить девушку Юра, но не тут-то было.
        Наташа уже разозлилась, а в такие моменты лучше не вставать у нее на пути.
        - Хорошо ли тебе спалось? - поинтересовалась подруга, заступая путь Юльке.
        - Спасибо, прекрасно, а что? - ответила та, делано позевывая.
        - А то, что совести у тебя совсем нет! - отрезала Наташка, угрожающе наступая на противницу.
        Юлька отступила на шаг и, как щитом, загородилась подносом.
        Классной и тети Лены в это время в столовой не было - они уже поели и пошли переодеваться на прогулку.
        Наташка и Юлька стояли друг напротив друга, словно боксеры на ринге, а все наши, бывшие уже в курсе ситуации, боюсь, не без помощи свидетеля происшествия Ани, с интересом наблюдали за ходом событий. Просто как в кинотеатре, только попкорна и колы не хватает!
        - А у тебя совесть есть? - парировала Юлька, нагло прищуриваясь, но не забывая по-прежнему предусмотрительно укрываться за подносом. - А у твоей подруги? Думаете, самые умные? Знаете, кого я больше всех терпеть не могу? Того, кто и сам не «ам», и другим «не дам»! Таких, как твоя лиса Мариночка!
        Мальчишки засмеялись. Я взглянула на Мишку. Он сидел, развалившись на стуле, и, похоже, вовсе не собирался приходить новой подружке на помощь. Роль зрителя, а возможно, и объекта спора его вполне устраивала.
        - Ты Маринку не трогай! - Наташка подтвердила свои слова ударом кулака по подносу.
        Но тут Юлька, воспользовавшись моментом, ухватила Наташку за волосы.
        Этого уже не смог вытерпеть Юрка.
        Он вскочил, с грохотом отшвырнув стул, и бросился на помощь любимой.
        Мишка, еще не забывший недавнюю драку, тоже словно ждал сигнала и в свою очередь кинулся на Юрку.
        Я в ужасе закрыла глаза. Так и знала, что выйдет только хуже! Когда я вновь подняла ресницы, вокруг дерущихся толпился местный персонал, а в столовую входила вызванная кем-то классная. Один ее глаз был накрашен темно-синими тенями, второй накрасить она не успела. Смотрелось это устрашающе.
        - Ну это не дети, а сущее наказание! Ни на минуту нельзя оставить одних! - причитала Галина Дмитриевна, растаскивая забияк по разным углам. - Что на этот-то раз случилось? Из-за чего переполох?
        Наташка гордо промолчала, зато Юлька молчать и не собиралась.
        - Из-за нее! - с готовностью сообщила она, кивнув в мою сторону.
        - Врет! - взвилась Наташка, и щеки ее тут же запылали от гнева.
        - Погоди! - Классная властно отстранила Наташку и, приблизившись, посмотрела на меня, как исследователь на экзотического жучка ужасно редкого и неизвестного ему вида. - Это правда, Сосновская?
        Я машинально взяла со стола салфетку, покрутила ее зачем-то в руках и положила на тарелку, которую еще так и не унесли.
        - Отчасти, - выдавила я, сообразив, что пауза уж слишком затянулась и становится угрожающей.
        - Отчасти? - Ровные, красиво выщипанные брови классной возмущенно приподнялись. - Ты понимаешь, Марина, за те несколько дней, что длится наше путешествие, ты умудрилась влипнуть во все возможные неприятности. Сначала сбежала, потом спровоцировала мальчиков на драку, затем…
        - Не все, - пробормотала я в тщетной попытке отстоять собственную честь.
        - Что значит «не все»? - В голосе классной звучал брезгливый ужас.
        - Не все неприятности, - закончила я, уже чувствуя себя ужасно глупо.
        - Ах так! - Классная уперла руку в бок и обвиняюще уставилась на меня. - Так ты планируешь еще что-то? Приберегла напоследок?
        Я молчала, чувствуя поражение.
        - Это несправедливо, Галина Дмитриевна! - вступилась за меня Наташка. Ее голос дрожал от гнева и волнения. - Один человек поступил вчера с Мариной очень подло, а она, между прочим, даже отказалась мстить.
        - Какой человек? Как это подло? Что у вас вообще здесь происходит?! - воскликнула классная, хватаясь за голову и без сил опускаясь на подставленный ей Юркой стул.
        - Пусть этот человек сам объяснит! - заявила Наташка, глядя исподлобья на недавнюю противницу.
        Юлька, поджав губы, молчала.
        - Нет, это ты мне, Ромашова, объясни! Сказав «а», говорят и «б»! - настаивала Галина Дмитриевна.
        - Я «а» не говорила! Пусть тот, кто сделал подлость, и объясняет! - выпалила Наташка. Уже все ее лицо было красным.
        - Ну подумаешь, я пошутила, а они из этого целую историю раздули, - Юлька с независимым видом пожала плечами. - Они, Галина Дмитриевна, меня не любят, вот и пытаются выставить дурочкой.
        - Что тебя выставлять, когда природа и так постаралась?! - не выдержала Наташка.
        - Ромашова! Молчать! Иначе до отправления поезда просидите с Сосновской в своей комнате под замком!
        - Подождите, Галина Дмитриевна, я вам сейчас все объясню. Дело как раз и началось с комнаты и замка, - и Юра спокойно и рассудительно вкратце пересказал всю новогоднюю историю, игнорируя как возмущенные протесты Юльки, так и многословные Наташкины дополнения.
        - Ну хоть один разумный человек среди вас нашелся! - похвалила классная, дослушав Юркину речь.
        - Я только хотела пошутить! Ничего плохого! - тянула свою песню Юлька.
        - Это неудачные и несмешные шутки, - Галина Дмитриевна в упор посмотрела на нее. - А теперь ты должна извиниться перед Мариной, и вы помиритесь.
        - Я… - Юлька в свою очередь уставилась на Наташку. - Я-то извинюсь, но пусть Ромашова сначала передо мной извинится! Все видели, как она на меня сегодня набросилась.
        Наташка молчала.
        - Ну, Ромашова, она права. Не задерживай класс. Пока ты не извинишься, мы никуда не пойдем. А сегодня наш последний день в Риге. Ну же!.. - Галина Дмитриевна поощрительно улыбнулась.
        - Я не буду перед ней извиняться, - едва слышно проговорила подруга.
        - Что? Я не расслышала? - Классная, похоже, отказывалась верить собственным ушам.
        - Я не буду перед ней извиняться, - повторила Наташка уже громко и четко. - Юля не права.
        - Ромашова, ты забываешься! - Галина Дмитриевна возмущенно хлопнула ладонью по столу, да так, что моя тарелка, тихонько звякнув, подскочила.
        Наташка молчала, упрямо уставившись в пол.
        В столовой царила абсолютная тишина. Про такую говорят, что слышно, как муха пролетит. Только мух здесь не было. Наверное, на зиму заснули, а может, в Риге их и отродясь не водилось - кто знает.
        - Ну же, Ромашова? Ты видишь, что подводишь весь класс. Пока ты не извинишься, никто на прогулку не отправится. И виновата в этом будешь только ты!
        Наташка молчала, как партизан на допросе у фашистов.
        А я смотрела на нее и гордилась, что у меня такая подруга. Я бы, наверное, никогда не смогла проявить такую самоотверженность и твердость духа! А мальчишки еще как-то смеялись, что между девчонками не бывает настоящей дружбы - мол, только похихикать вместе да о тряпках поболтать, а если до серьезного дойдет - то и дружбе конец.
        Но вот Наташка готова защищать меня и с радостью принимает удар на себя. Что они скажут на это?!
        - Не заставляйте Наташу! Она - благородный человек и никогда не пойдет против своей совести! - выдала вдруг я.
        Галина Дмитриевна снова с удивлением посмотрела на меня: а эта, мол, лучше бы вообще помолчала.
        Я разом вспомнила обо всех своих грехах и сконфуженно замолчала, уставившись на накрашенный глаз классной - он упорно привлекал мое внимание, возможно потому, что темное пятно на одном веке удивительно напоминало фингал и было просто завораживающе отталкивающим.
        - Та-ак, - произнесла классная, поочередно оглядывая меня и Наташку. - На сегодня экскурсия отменяется. Все останутся в гостинице до вечера, а затем вас отвезут на вокзал, и все, что вы не успели посмотреть в Риге, вы уже не увидите. Благодарите за это Ромашову и Сосновскую.
        Сделав это заявление, она с достоинством поднялась и вышла.
        В столовой воцарилась тишина, через минуту взорвавшаяся возмущенными криками.
        - Извините, вы уже закончили? Не могли бы вы вести себя потише и дать нам возможность прибрать здесь? - с певучим акцентом осведомилась девушка в белоснежном, украшенном кружевом фартучке. За ее спиной многозначительно маячил охранник, наглядно демонстрируя, что все, даже балтийская вежливость, имеет свои границы.
        Честно говоря, я покинула столовую без малейших сожалений.
        Глава 10 Когда замыкается круг
        Мы втроем - я, Наташка и Юрка - сидели в нашем номере. Вернее, мы с Юркой сидели, а Наташка расхаживала по комнате, то и дело останавливаясь перед кем-то из нас.
        - Как она могла! - взволнованно говорила подруга, имея в виду, разумеется, классную - Юлька, значит, вроде как ни при чем, а мы теперь во всем виноваты!
        - Наташ, лучше бы тебе не дразнить ее. И успокойся, садись с нами, - Юрка приглашающе похлопал ладонью по закрывающему кровать покрывалу.
        - Не могу! Понимаешь, не могу! - ответила Наташа разом на оба вопроса.
        - Да, паршиво вышло, - мрачно согласилась я.
        Сидеть взаперти в первый день нового года - хуже и не придумаешь. Вот ведь точно: как Новый год встретишь - так его и проведешь. Я представила, что целый год буду томиться в какой-нибудь гостинице или, как в этом ужасном сне, в каменной башне. Положение не из приятных. А еще… еще мне хотелось увидеть перед отъездом Артура. «Он же не знает, что я сегодня уезжаю! - кольнула неожиданная мысль. - И теперь мы можем уже никогда не увидеться!»
        - А теперь еще и свои нас заклюют. Как они все возмущались и орали: «А что это мы из-за Ромашовой и Сосновской здесь сидеть будем? Они виноваты - их бы и наказали!» - поморщилась Наташка. - Трусы и тихушники. Хоть бы кто за тебя вступился!
        - Может, пойти к Галине Дмитриевне, поговорить с ней, извиниться? Она наверняка этого и ждет, - задумчиво сказал Юрка.
        - Никогда! - воскликнула Наташка в то время, как я раздумывала, не согласиться ли на этот не слишком приятный, но все же полезный вариант.
        - Ну нет - так нет, я просто предложил, - поспешно замахал руками Юрка.
        В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь легким звуком Наташкиных шагов.
        - А помнишь, - вдруг спросила Наташка, останавливаясь передо мной, - тебе сегодня что-то нехорошее снилось. Это опять про того рыцаря?
        Я, поежившись, кивнула.
        - В чем дело? - поинтересовался Юрка. Он до сих пор ничего не знал о моих снах.
        Я рассказала все с самого начала, добавив услышанную от Артура легенду.
        - Интересно, - даже сквозь опущенные ресницы я чувствовала, что Юрка смотрит на меня. - Наверное, это необычный сон, раз он преследует тебя. Какое-то зашифрованное послание?
        - Да какое там послание! Просто ночной кошмар, - пытаясь убедить прежде всего саму себя, ответила я.
        - И ты говоришь, что ни разу так и не видела лица этого рыцаря? - уточнила Наташка.
        - Не видела, - подтвердила я, - хотя и очень хотела. Мне казалось, все кончится, стоит только мне увидеть его лицо.
        - Точно, - подтвердил Юрка, - не зря говорят, что главное - взглянуть своему страху в глаза. И вообще я считаю, что этот сон связан с чем-то реальным. Ну, например, он предвещал сегодняшние неприятности, так что самое страшное уже позади.
        - Я тоже так думаю, - согласилась я. - Но все равно боюсь. Давайте не будем говорить об этом.
        Наташка и Юрка переглянулись, а по комнате вдруг ни с того ни с сего пронесся порыв студеного ветра.
        - Ладно, пустяки, - быстро сказала подруга, переводя разговор на другую тему. Я заметила, что даже ей стало не по себе. - Расскажи лучше о своем таинственном поклоннике. Вот он вроде вовсе не похож на призрака.
        Я почувствовала, что щеки покраснели, и невольно покосилась на Юрку.
        - Ладно, девчонки, не буду вам мешать. Вижу, вы хотите посекретничать, - Юрка поднялся и вышел из комнаты. Между прочим, молодец. Мишке такое даже в голову не пришло бы.
        - Ну что, рассказывай! - торопила Наташка.
        Я вздохнула, понимая, что проще сделать так, как подруга говорит, чем пытаться свернуть ее с намеченного пути.
        - Артур не поклонник, - объяснила я, сдаваясь. - Просто случайный знакомый.
        - Случайный знакомый? Понятненько… - произнесла подруга голосом, исполненным самого злокозненного коварства. - Телефонами и электронными адресами уже обменялись?
        Под тонкой кофточкой дрогнуло и забилось янтарное сердце Риги.
        - Нет. Он из Риги, так что это все равно бесполезно. Вот уедем - и забуду о нем.
        - Ага, - кивнула Наташка. - Высокие отношения!
        Наташка, кажется, собиралась задать еще какой-то вопрос, но тут в дверь постучали.
        - Входи, открыто! - ответили мы в один голос, считая, что это вернулся Юрка.
        Однако дверь распахнулась, впуская внутрь Галину Дмитриевну.
        - Вот что, Ромашова и Сосновская, - проговорила классная, грозно хмуря брови, и в воздухе сразу запахло грозой, - я долго ждала, что в вас проснется сознание. Но нет, вы слишком гордые, и достучаться до вас невозможно. Однако из-за вас страдает весь класс. Этого допустить я никак не могу. Так вот, я изменяю ваше наказание. Сегодня мы отправимся на прогулку, и только вы двое останетесь в гостинице. Я предупредила портье, чтобы он вас не выпускал.
        - Вы не имеете права! - вскочила возмущенная Наташка. - Это мы сообщим все родителям и директору школы!
        - Вокруг вас постоянно происходят неприятности, вы никого не слушаетесь, и я не могу вас контролировать, а поэтому снимаю с себя всяческую ответственность! - торжественно заявила Галина Дмитриевна и, словно актриса, отыгравшая свою роль, развернулась и деревянной походкой вышла из комнаты.
        - Вот и заточение! - воскликнула Наташка. - Ну ничего! Мы найдем на нее управу! - и она схватила мобильный. - Мама! Привет! - закричала она в трубку, когда на том конце ответили. - Ты не представляешь, какое самоуправство учинила наша классная!.. А?.. Что, представляешь?.. Нет, почему это мы должны просить у нее прощения?.. Ты кому больше веришь: ей или мне?.. Ах так? Тогда нам разговаривать не о чем!
        Наташка швырнула мобильник на кровать и сама грохнулась рядом.
        - Ты представляешь, эта кикимора уже успела нажаловаться маме!
        - Да уж, - я чувствовала себя так, словно на меня опрокинули ведро с лягушками. - Теперь уж точно все пропало.
        - Что пропало? - Наташка приподнялась на локтях. Любопытство в ней было воистину неубиваемо.
        Целую минуту я колебалась, рассказывать или нет, но затем, обругав себя за недоверие, призналась подруге, что пообещала Артуру прийти к собору.
        - Артур - это, если не ошибаюсь, тот «просто приятель», о котором ты собираешься забыть, едва сядешь в поезд «Рига - Москва»? - деловито поинтересовалась Наташка, и я опять отчаянно покраснела. - Ну что же, - теперь подруга вновь выглядела спокойной и уверенной. - Тогда дело действительно не терпит отлагательств. Пока ты о нем еще помнишь, нам с Юркой нужно устроить тебе побег.
        - Что? - переспросила я, не веря собственным ушам.
        - Побег! - торжествующе провозгласила она. - Кто знает, может, нас действительно продержат взаперти до самого поезда. Кстати, времени осталось совсем мало. В общем, нам обязательно нужно что-то предпринять. Мы найдем способ незаметно вывести тебя из гостиницы, а сами останемся прикрывать тебя, если вдруг наведается Галина.
        - И вы сделаете это ради меня?
        - Не сомневайся, подруга!
        Наташка, явно воспрянув духом, выглянула в коридор и поманила слонявшегося там Юру:
        - Иди сюда! Срочно требуется твоя помощь!
        Вскоре план побега был утвержден, и мы, все трое, вышли из номера. Наташка с Юркой с независимым видом направились к выходу, а я спряталась за колонной, постаравшись как можно плотнее закутать лицо в длинный шарф.
        - Вы это куда?
        Классная не обманула. Портье действительно перегородил Наташке с Юркой дорогу, не выпуская из здания.
        - Погулять! - не моргнув глазом ответила Наташка.
        - Этот вопрос решайте с вашим классным руководителем. Я получил очень четкие предписания, - ответил портье.
        Я осторожно шагнула в сторону двери, прикидывая, смогу ли незаметно проскочить за его спиной.
        - Ну и ладно. Не очень и хотелось. Но тогда помогите нам. Мы поспорили, где в Риге главная площадь, - Наташка достала из кармана смятую карту города и принялась тщательно расправлять ее, - вот здесь или здесь?
        Портье пришлось приблизиться к ней еще на шаг и склониться над картой. И тут пришло мое время действовать.
        Словно выпущенный из пушки снаряд, я проскользнула за спиной портье и выскочила через вращающуюся стеклянную дверь на улицу.
        Ура! Свобода!
        Глава 11 Это он!
        Я бежала по заснеженной улице, иногда оскальзываясь, падая, но снова поднимаясь. Через парк, где уже засияли переливающиеся неверным светом гирлянды, похожие на длинные сосульки, таких в Москве нет. Через мостик с чугунными перилами, о котором нам рассказывали, что его построили для сына какого-то богатого горожанина, чтобы тому не пришлось обходить речушку по пути в университет (по моим прикидкам, минуты две-три он на этом точно экономил). По немноголюдной, мощенной крупным булыжником улице, словно взятой сюда прямиком из сказки. Мимо немногочисленных прохожих и нарядных зданий.
        Как Новый год встретишь - так его и проведешь. Пожалуй, меня ждал непростой и суматошный год, да что попишешь.
        Вот площадь, вот торговка, с которой мы разговаривали.
        Я огляделась в поисках Артура. Его не было. Еще не пришел. А может, просто забыл о своем приглашении. И только я, как дура, привыкшая исполнять обещания, примчалась сюда и торчу у собора, словно черная галка на белом снегу.
        Я прошлась вдоль стены. Вот знак креста на плите. Это место и пугало и манило меня одновременно. Где-то здесь, под ним, должно лежать тело рыцаря ордена меча. Тело моего убийцы.
        То есть, конечно, не моего. Я не верю в переселение душ и прочие глупости. Но сон казался таким реальным, что всякий раз, едва я вспоминала о нем, мне становилось страшно.
        Прикоснувшись ладонью к плите, я вновь почувствовала тот же зловещий холод. А еще мне почудился отдаленный конский топот, лязг металла и звуки труб. И вдруг реальность дрогнула перед глазами, и показалось, будто на меня несется отряд тяжело вооруженных рыцарей, во главе которого скачет рыцарь со знакомой скрюченной лапой на шлеме.
        Это было так правдоподобно, что я вздрогнула, моргнула и… не поверила собственным глазам - прямо на меня, выписывая странные петли, двигался огромный черный автомобиль.
        Я стояла и смотрела, словно завороженная, чувствуя, что не в силах пошевелить даже рукой.
        «Это конец. Сон в руку», - подумала я, чувствуя, как по телу расползается противный липкий ужас. А еще успела подумать о родителях. И о том, что скажет обо всем Галина Дмитриевна, а скажет она наверняка: «Ну вот, Сосновская опять в неприятности вляпалась! Она просто-напросто решила свести меня с ума!»
        Эти мысли ворочались в голове, словно клубок змей. А я все стояла и смотрела.
        Но тут кто-то толкнул меня в сугроб, затем взвизгнули тормоза, загрохотало железо - так громко и яростно, что мне показалось, будто у меня сейчас лопнут барабанные перепонки.
        - Ты что?! Ты хоть понимаешь, что едва не погибла!
        Артур кричал и тряс меня за плечи так, что у меня лязгали зубы.
        Я даже не удивилась его неожиданному появлению.
        Автомобиль замер совсем неподалеку от нас, въехав бампером в стену собора - как раз на том месте, где я стояла буквально минуту назад.
        Глядя на все это, я постепенно стала приходить в себя и почувствовала, что меня бьет дрожь, а на глазах закипают слезы.
        - Я… Я… Не надо кричать на меня, понял?! - заорала я Артуру, вырываясь из его рук.
        Но он перехватил меня и с силой прижал к плечу, гладя по голове.
        - Все хорошо, все уже хорошо! - он пытался успокоить меня, как ребенка.
        Хлопнула дверца, и из черной машины выскочил мужчина. Невысокий, довольно плотный, в одной рубашке. У него дрожали руки, когда он, подскочив к нам, принялся ощупывать нас, все время повторяя:
        - Вы целы? Все в порядке?
        Артур, отстранившись, посмотрел на водителя. Его лицо побелело от ярости.
        - Ты что, придурок, не видишь, куда едешь?! - закричал он, и я удивилась, потому что прежде считала его мягким интеллигентным парнем.
        Мужчина застыл, словно пораженный молнией.
        - Я не знаю, - забормотал он, - все вышло так неожиданно. Сначала на меня выскочил этот рыцарь на вороном коне, а затем машина потеряла управление…
        Вокруг нас начинали собираться любопытные.
        - Какой рыцарь? - переспросил Артур, чуть не вцепившись водителю в ворот рубашки.
        - Ну ролевик, или реконструктор, как их там называют - тех, которые одеваются в костюмы прошлых эпох. Этот был в латах, с глухим шлемом на голове. Он только что был здесь, - мужчина растерянно оглядывался.
        Потрясенная услышанным, я тоже посмотрела по сторонам, ожидая увидеть того, кто убил меня в сегодняшнем сне и едва не сделал это только что в реальности. Но ничего подобного не было видно, и только полицейский спешил к нам с другой стороны площади.
        Появление полиции ничего хорошего не означало. Для меня оно оборачивалось большим скандалом с привлечением классной и дистанционно - родителей. И больше никаких поездок с друзьями. До конца моей несчастной жизни, если я правильно представляю себе собственную маму. В общем, пожизненное заключение мне в этом случае гарантируется.
        - А что, ничего страшного не случилось! Все нормально! - Я отряхнула от снега дубленку, оглядывая собравшихся прохожих.
        Те галдели, осуждая водителя, пророча ему страшные наказания, и уже заговаривали о том, что нужно отвезти меня на освидетельствование в больницу и вызвать на место происшествия моих родителей. Вот еще чего не хватало! Я так и представила, как папа с очередного делового совещания несется на самолет, чтобы прибыть в Ригу.
        - Я свидетель, давайте расскажу вам, как все было, - вмешался Артур и сделал шаг, загораживая меня.
        «Он же отвлекает их!» - сообразила я.
        - Смотрю, значит, машину ведет. Наверное, на лед попала, а на углу - девочка стоит… - рассказывал Артур.
        Воспользовавшись тем, что никто уже на меня не смотрит, я проскользнула между прохожими и бросилась прочь.
        Я бежала до самой гостиницы и лишь там, убедившись, что за мной никто не гонится, смогла перевести дух. Присев на диван в одном из укромных закутков холла, постаралась привести чувства в порядок. Денек получался насыщенным. Такого у меня еще не было.
        Но хотела бы я все же знать, что здесь происходит! Все очень странно - и сны, и портрет в старинной книге, и появление рыцаря. Я не спросила водителя, однако что-то подсказывало мне, что у того ролевика, что выскочил навстречу его машине на вороном коне, был шлем с навершием в виде изогнутой птичьей лапы. Просто спорить готова!
        - Что-то случилось? - спросил мягкий голос с едва уловимым прибалтийским акцентом.
        Я подняла взгляд. Надо мной заботливо склонилась женщина с ресепшн. Сегодня в ее волосах уже не было серебряной короны.
        - Нет, спасибо, все в порядке, - пробормотала я.
        Не рассказывать же незнакомому человеку о своих проблемах. О том, что меня преследует уже несколько веков мертвый рыцарь. В лучшем случае она решит, что у меня богатое воображение, в худшем - вызовет неотложку, и я попаду в ту же больницу, которой мне сегодня уже угрожали.
        - Ну смотри, девочка. Если тебе потребуется помощь - обращайся, всегда помогу, - пообещала женщина, поправляя очки.
        Она ушла к конторке, а пока я пыталась привести свою одежду в порядок, вернулась, неся здоровенный сочно-оранжевый апельсин.
        - Это тебе. С наступившим! - сказала она, протягивая мне фрукт.
        - Спасибо.
        Я взяла апельсин, чувствуя исходящее от него тепло чужих рук. Все-таки в Риге очень много хороших людей.
        Однако сейчас, немного отдышавшись, я вдруг поняла, что больше всего меня волнует не мысль об угрожавшей опасности, а то, что мы так и не поговорили с Артуром.
        Он хотел мне что-то сказать, но вот что?.. Воображение услужливо рисовало всякую чушь, и я рассердилась на себя. Оказывается, я на редкость ветреная девица.
        В моем укромном уголке царил уютный полумрак, и меня уже начало клонить в сон. Пожалуй, нужно было бы отыскать Наташку и Юрку, а еще лучше - подняться к себе в номер и собрать сумку, ведь еще несколько часов - и мы уезжаем. Но я ждала и ждала чего-то.
        И дождалась.
        - Вот ты где! Еле тебя отыскал! - ко мне подбежал запыхавшийся Артур.
        Я кивнула ему на диван, и он сел рядом со мной.
        - Как там, на площади? - осторожно поинтересовалась я.
        - Не знаю, я тоже сбежал от этих разбирательств. Но мне кажется, водитель не виноват. Дело кое в чем другом.
        - И в чем же?
        Сердце тревожно замерло.
        - Я покопался в Интернете и выяснил довольно интересную вещь. Ты представляешь, у всех древних народов есть поверья, связанные с наступлением Нового года, - пояснил он. - Пусть Новый год у них приходился на разное время - у кого на осень, у кого на зиму, у кого на весну, но в основном люди верили в одно и то же. Древние кельты считали, что в канун Нового года умирает старый мир, а новый еще не родился, поэтому во времени образуется дыра. То же думали и в Древнем Вавилоне, а вавилонский царь со своей свитой уезжал из города на все время праздника, чтобы затем вернуться и начать жизнь заново, с чистого листа. Скандинавы называли главный праздник года Йолем и верили, что в эту ночь открыты врата всех миров, а землю часто навещают души умерших, поднимающиеся из Нижнего мира…
        - Подожди, - остановила я, - но первый сон приснился мне, когда мы только приехали в Ригу. До Нового года была еще целая неделя.
        - И это только подтверждает мою теорию, - улыбнулся Артур, - временной разрыв, о котором я говорил, приходится на пик зимы - время самой долгой ночи. Ворота в другой мир открываются примерно на католическое Рождество и стоят распахнутыми еще некоторое время после Нового года. Кстати, знаешь, кто первым придумал отмечать Новый год первого января?
        Я сосредоточилась, вспоминая историю:
        - Петр Первый?
        Артур улыбнулся.
        - Ну, разумеется, нет. Петр Первый только обратился к так называемому юлианскому календарю. Этот календарь ввел Юлий Цезарь, и именно тогда Новый год стали отмечать в первый день января. Что интересно: январь назван в честь римского бога Януса. Это бог времени. У него два лица. Одно из них смотрит в прошлое, другое - в будущее.
        - И что это все значит? - не выдержала я.
        - Это значит, что ты почему-то вдруг оказалась на самой границе времен, заглянула в прореху мироздания.
        - Но почему именно я? - снова, как тогда в кафе, спросила я.
        - Может, ты просто восприимчива к таким вещам, - выдвинул Артур новую версию.
        - Ага, ну конечно! - расхохоталась я. - Не раз видела призраков и полтергейст… - я выдержала зловещую паузу, - в кино!
        Артур серьезно покачал головой:
        - А я бы не был так уверен. Во всех этих разговорах о призраках, безусловно, что-то есть. И недаром водитель увидел именно рыцаря. Кстати, тебе сегодня что-нибудь снилось?
        - Да. Во сне я умерла, - призналась я Артуру, который не сводил с меня внимательного настороженного взгляда.
        - Как? - выдохнул он.
        Я сухо изложила подробности, а он, вскочив с дивана, взволнованно заходил по холлу.
        - Надо что-то делать! Я не уверен, что опасность миновала, - сказал он, останавливаясь передо мной.
        - Кстати, давно хотела сказать, что сегодня мы возвращаемся в Москву.
        - Правда?! Как здорово!
        Он обрадовался так неприлично, что мне стало больно. Мне, конечно, приятно, что он волнуется за мою жизнь, но все же мог бы не столь бурно радоваться моему отъезду. Кажется, я за ним не бегала, не надоедала.
        - Это именно то, о чем ты хотел со мной поговорить? Ну, вчера, когда мы прощались на балу? - поинтересовалась я тоном похолоднее.
        - Да, именно об этом, - с готовностью подтвердил он.
        Все то, что я себе напридумывала, лопнуло с громким треском. Бывают же такие дуры, которым не везет ни в чем! Похоже, я из их числа. Или я все-таки уродина, которая не может понравиться ни одному парню, кроме Мишки. Но Мишку, конечно, можно не считать, потому что теперь я бы не выбрала его, даже если бы мы с ним вдвоем оказались на необитаемом острове.
        - Артур! Ты где? - послышался женский голос, и в наш закуток шагнула моя знакомая с ресепшн.
        - Здесь, тетя Линда! - отрапортовал Артур.
        Но тетя Линда удивленно переводила взгляд с племянника на меня.
        - Так это та самая девочка, о которой ты рассказывал? - воскликнула она удивленно.
        «А вы, оказывается, та самая тетя?» - могла бы в ответ спросить я. Но не стала.
        - Очень рада! - Женщина улыбнулась так солнечно, что засияли даже ее очки. - Знаешь, Марина, ты мне сразу понравилась.
        Я наклонила голову. Это смешно: нравиться тете и не нравиться племяннику.
        - Спасибо, - я попыталась ей улыбнуться. На Артура я даже не смотрела.
        - И как тебе Рига? Не хочется хвалить этого повесу, - тетя Линда кивнула в ту сторону, где, я знала, стоял ее племянник, - но Артур неплохо знает город. Наверняка рассказал тебе уйму всяких историй.
        - Да, спасибо.
        Я начинала напоминать себе китайского болванчика, который только и умеет, что кивать, улыбаться и говорить «да» и «спасибо».
        - Предупреждаю сразу: верить можно далеко не всему. Половину Артур обычно придумывает сам. Воображение у него богатое, - предупредила женщина.
        - Ну вот, тетя Линда, вы меня разоблачили и опозорили!
        Судя по голосу, Артура только веселила вся ситуация.
        - Я предупредила. Марина - девочка умная, она разберется, чему верить, а чему нет, - заявила тетя. - Извини, Марина, я вас покидаю - у меня работа. А ты, Артур, не забывай о времени! Я тебя знаю - без опозданий никак!
        - Время для меня святое. Честное слово, тетечка Линдочка! - заверил парень, и она ушла.
        - Кстати про время, - добавил Артур уже серьезно после недолгого молчания. - Мне кажется, что самый опасный момент уже прошел. Но на всякий случай не покидай гостиницу до самого отъезда и все время держись рядом с кем-нибудь. Хорошо?
        Наверное, он считает меня полной дурой, поэтому и взялся опекать. «Я выглядела такой жалкой, что он пожалел меня тогда, на площади, поэтому и подошел! - неприятно кольнула неожиданная мысль. - А зачем все эти комплименты? Про глаза и так далее?.. - продолжала размышлять я. - Ну конечно, по той же причине! Он просто старался поддержать меня. Хороший, воспитанный европейский мальчик, достойный племянник доброй тети Линды, угостившей меня в тяжелую минуту апельсином. Европейцы - они вообще такие галантные. И это ровным счетом ничего не значит. Никакого интереса».
        - Марин, что с тобой? Почему ты не отвечаешь?
        Я сделала вид, будто ищу что-то в сумке.
        - Нет, ничего. Просто мне пора собираться, - ответила я, изо всех сил стараясь, чтобы он не заметил, как на глазах медленно, но верно выступают предательские слезы.
        Сама виновата. Это у Артура богатое воображение? Ну нет! Навряд ли оно сравнится с моим! Глупая девочка придумала себе сказку, купившись на дурацкие предательские ямочки!
        - Марин, ты обещаешь, что не будешь рисковать и останешься в гостинице до самого отъезда? - настойчиво повторил он.
        - Обещаю.
        Иногда лучший и единственный способ избавиться от кого-нибудь - соглашаться во всем.
        - Ну хорошо, - похоже, он успокоился. Пост сдан, пост принят. Теперь мое благоденствие, слава богу, не его забота. - Хорошего пути, Марина!
        И он ушел. Конечно, так и не попросив у меня ни номера телефона, ни адреса электронной почты. Наташка скажет «высокие отношения», и будет абсолютно права. И я забуду о нем, едва сяду в поезд «Рига - Москва». Забуду навсегда. Легко и непринужденно.
        Почему же мне так странно? Артур вовсе не нравится мне. Я сразу знала, что это несерьезно. И ямочки у него дурацкие, и рассказы о замурованных студентах. Я ведь сразу поняла, какой он, но потом почему-то поверила и купилась. Вот ведь дура!..
        Глава 12 Поезд «Рига - Москва»
        - Ты тоже не найдешь себе покоя! Ты, которая меня прокляла! Ты еще ответишь за обман!
        Я, словно со стороны, как зритель из зала кинотеатра, смотрела на задрапированный в дымную завесу зал. В очаге все так же потрескивали дрова. Высокий темноволосый мужчина стоял у грубо сколоченного деревянного кресла, сжимая спинку так, что костяшки пальцев на большой сильной руке побелели.
        Он был абсолютно один и обращался то ли к самому себе, то ли к неровному пламени, жадно обгладывающему лежащие в камине бревна.
        Рядом с ним, прямо на полу, валялся знакомый шлем с кривой птичьей лапой.
        - Ты еще поплатишься за все!
        Теперь я без труда могла увидеть лицо рыцаря. Однако мне потребовалось собрать всю свою волю, чтобы наконец сделать это. Больше всего я боялась, что оно окажется знакомым… Но нет - я не знала этого человека и могла поклясться, что вижу скуластое горбоносое лицо впервые.
        И тут я вспомнила себя. Я - Марина Сосновская, и если я снова очутилась в этом зале, значит, я опять сплю!
        Стоило мне подумать об этом, как я оказалась в знакомом соборе - том самом, где в день приезда мы слушали органную музыку…
        Теперь я была там одна, шагая по проходу между деревянными скамеечками к алтарю. Мадонна, прижимающая к себе святого младенца, смотрела на меня грустно и укоризненно. Я словно бы вернулась в то Рождество, когда впервые увидела рыцаря, вернее, даже почувствовала его приближение. Как же давно это было! Кажется, несколько жизней назад…
        В моей руке подрагивала свеча, а в душе крепла уверенность. Рождество - время прощения.
        - Я прощаю тебя. Ступай с миром, - прошептала я, склоняясь перед алтарем.
        Теперь я могла простить его - того, кто убил меня во сне и едва не сделал этого в реальности.
        Словно в ответ, по помещению вдруг пронесся порыв ветра, зазвучавший под высокими сводами тяжким вздохом. Огонек свечи резко взметнулся и погас…

* * *
        Я открыла глаза и обнаружила, что заснула сидя, положив голову на уже собранную сумку.
        Наташка, лежа на своей кровати, читала какую-то книжку.
        - Уже проснулась, - заметила она, услышав, как скрипнула подо мной кровать, когда я пошевелилась, чтобы сменить положение. - Хочешь, поспи еще - до отъезда час.
        - Да нет. Я как раз выспалась.
        Я встала и потянулась.
        После того как я убедилась, что лицо являющегося во сне рыцаря мне незнакомо, я почувствовала огромное облегчение. Я отпустила его и чувствовала, что поступила абсолютно правильно, интуитивно выбрав верное решение. На душе было удивительно легко.
        Подойдя к окну, я взглянула на огни вечерней Риги. Здесь я провела всего несколько праздничных дней, а казалось - полжизни. Это время получилось неожиданно насыщенным. Я узнавала о себе и других то, о чем даже не подозревала, совершила невероятное путешествие в прошлое, почувствовала, как это - быть на волосок от смерти, и, самое главное, пережила неожиданный всплеск чувств. Думать об Артуре не хотелось. Я убрала его образ куда-то далеко, на задворки сознания. Было почти не больно. Только едва ощутимо щемило в груди. Со временем, безусловно, пройдет и это. Так утверждают мудрецы. А кто я такая, чтобы с ними спорить?..
        - Знаешь, о Риге у меня останутся самые теплые воспоминания, - сказала Наташка.
        Она тоже подошла к окну, и теперь мы стояли рядом - плечо к плечу.
        Я промолчала, и только приложила ладонь к стеклу, словно прощаясь со сказочным городом.
        - Я хочу открыть тебе одну тайну… - нерешительно произнесла подруга.
        Я кивнула.
        - Рига - особенный для меня город еще по одной причине… - продолжала она медленно, словно собираясь с силами признаться. - И, в общем, здесь мы с Юрой пообещали друг другу, что никогда не расстанемся и всегда будем вместе, - быстро закончила она.
        Я по-прежнему не знала, что сказать. Разумеется, я была рада за Наташку и с радостью ощущала, что из-за этой новости в сердце не всколыхнулась даже легкая тень былого чувства к Юрке. Оно растаяло, исчезло, как снег весной. Однако говорить что-то вроде «как я рада» казалось мне ненужным и банальным.
        - Ты думаешь, это несерьезно? - Наташка, не понявшая моего молчания, заглянула мне в лицо.
        - Нет. Я думаю, это будет как у моих родителей. Они тоже познакомились в Риге, и теперь вместе уже целую вечность… Только, надеюсь, Юрка не станет таким же трудоголиком, как мой отец, которого и дома-то застать трудно, - добавила я.
        - Ну этого я ему не позволю! - азартно крикнула Наташка.
        А я по-хорошему позавидовала ей. Все-таки замечательно, что у нее все так хорошо. А у меня оставалась моя тихая, почти незаметная грусть. Кому-то выпадает встреча, кому-то разлука. Наверное, в этом есть свой смысл.

* * *
        Я стояла в тамбуре у окна, глядя на почти неразличимый в темноте лес. Было жарко. Похоже, проводник переусердствовал с отоплением, но делать нечего - мне бы все равно не позволили открыть окно, так что приходилось терпеть. Я не спешила вернуться к своим. Пусть Наташа и Юра побудут вдвоем - они явно еще не сказали друг другу все, что хотели, а я побыла «хвостиком» - и, наверное, хватит.
        Все не так плохо. Скоро я увижу маму, а если повезет, даже и папу. Меня будут ждать подарки и замечательные зимние каникулы. Все вовсе не так уж плохо, вот только… Но об этом я дала себе слово забыть. И я, без сомнения, забуду. Поезд «Рига - Москва» уже в пути, а значит, полдела сделано.
        Хлопнула дверь между вагонами, и кто-то остановился прямо за мной, почти дыша мне в затылок. Ненавижу, когда люди так поступают.
        Я оглянулась и решила, что в вагоне, должно быть, натоплено сильнее, чем я предполагала, и я, должно быть, сошла с ума от жары. На меня смотрели серьезные серые глаза, в глубине которых (и как я раньше не замечала?) на самом донышке плясали чертенята.
        - Отчего ты не спросишь, что я здесь делаю? - ехидно поинтересовался Артур.
        Я сморгнула. Галлюцинация оказалась слишком разговорчивой.
        - А зачем мне помогать тебе выкручиваться из затруднительного положения? Сам затеял игру - сам и выкручивайся. - Я снова отвернулась к окну, чувствуя неожиданную обиду. Тогда, в гостинице, он уже знал, что поедет в Москву, но специально не сказал мне, возможно ожидая, что я как-то выдам свой интерес: попрошу телефон или, на худой конец, разрыдаюсь. Не люблю, когда надо мной ставят такие эксперименты. Никто такого не любит.
        - Я, кажется, тебя и вправду обидел. Извини, Марин.
        Артур коснулся моей руки, и через тонкую ткань водолазки меня огнем обожгло тепло его пальцев.
        - Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто поступил по-глупому. Думал устроить сюрприз. Все представлял себе, как ты удивишься, когда вдруг увидишь меня в поезде. Ну извини! Хочешь, я сейчас вниз головой на руки встану? Я умею!
        Нет, сердиться на него было решительно невозможно.
        - Прямо здесь? - уточнила я, стараясь говорить строго, но, по-моему, получалось не очень.
        - Без проблем!
        Артур подул на ладони и приготовился становиться вниз головой, как вдруг межвагонная дверь снова открылась, и в тамбур ввалился плотный лысый мужчина.
        - Молодежь-молодежь, - укоризненно произнес он. - Поезд - это вам не игрушки.
        Вроде бы ничего смешного, но, услышав эти слова, - может, все дело в голосе, которым они были сказаны, - мы с Артуром переглянулись и расхохотались. И от этого у Артура на лице заплясали ямочки, а сидящие в серых глазах бесенята радостно запрыгали. Честное слово, я смогла разглядеть даже их хвостики!
        - А как ты здесь оказался? - все-таки спросила я, когда мы, хохоча на весь вагон, сбежали от чудаковатого дядьки.
        - Элементарно, Марина, - Артур поглядел на меня чуть прищурившись. - Я тоже возвращаюсь домой.
        - Домой? - переспросила я. - А ты разве не из Риги?
        - Нет, в Риге живет моя тетя, и я иногда приезжаю к ней в гости. На самом деле я - обыкновенный москвич. Ты разочарована?
        - Нет, не очень… Но все-таки объясни, почему ты поверил мне? Все эти истории со снами мне самой кажутся странными и запутанными.
        - Просто поверил - вот и все. Люди должны друг другу верить, - в глазах Артура мелькнули искорки. - А еще я открою тебе тайну: я давно влюблен в девушку с того портрета. Когда я увидел тебя, даже не поверил своим глазам.
        - Влюблен? - подозрительно покосилась на него я. - Что-то не слишком-то похоже. Мне показалось, что ты, напротив, не слишком интересуешься мной. Скорее своими историями.
        - Не знаю, что на меня нашло. Я все боялся показать свою слишком большую заинтересованность.
        - А если бы мы разминулись?
        Артур вдруг покраснел и смешался.
        - Ну, говори же! - ободрила я.
        - Ну… - Он уставился в темное окно, избегая встречаться со мной глазами. - Ну, понимаешь, на этот случай у меня был твой московский адрес. Я выписал его из карточки, пока тетя не видела.
        - Что?! - переспросила я.
        - Извини, - он порылся в кармане джинсов и достал аккуратно сложенный вчетверо листок. - Если ты против, я верну его тебе и больше не стану надоедать. Но я подумал, что тебе нужен человек, который будет объяснять твои сны и спасать тебя от потерявших управление машин…
        - Ну, допустим, нужен…
        Я удивлялась сама себе. Кажется, я опять его простила. Ух и ушлый же типчик! Надо быть поосторожнее!
        - Тогда, если это место еще не занято, я бы предложил на него очень хорошую кандидатуру. Свою.
        Вот теперь Артур шутил, но глаза его почему-то казались серьезными, а бесенята попрятались где-то на дне, чтобы вновь выпрыгнуть оттуда в самый неподходящий момент.
        - Я рассмотрю твое предложение, - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как у папы, когда он решает по телефону деловые вопросы.
        - Понимаешь, у меня нет недостатков, и я очень терпелив, так что даю тебе массу времени на раздумья. Целых полторы минуты, и отсчет уже пошел.
        - Ну что же, тогда придется соглашаться, - я состроила озадаченное лицо, и мы с Артуром опять расхохотались.
        - Бывают же такие девицы - прямо липучки! Ко всем без исключения парням пристают! - послышался вдруг громкий высокий голос.
        Я вздрогнула. В проходе, с ненавистью глядя на нас, стояла Юлька.
        - Да как ты смеешь так говорить!
        Дверца купе раскрылась, и оттуда выскочила Наташка, с ходу занимая боевую позицию, чтобы встать на мою защиту.
        Мамочки! Похоже, мы с Артуром разговаривали на виду у всего моего класса!
        - На себя посмотри! Из-за кого-то мы в гостинице целый час недавно просидели! - тут же переключилась на Наташку Юлька.
        Мне бы очень хотелось осадить Юльку, но спорить с ней - себе дороже. Такой крик поднимет - только держись. Помощь пришла с той стороны, откуда не ждали.
        - Помолчала бы! - мрачно бросил ей Мишка, и Юлька вдруг, ко всеобщему изумлению, заткнулась. - Марина, Наташа, извините ее. Все, девчонки, базар окончен.
        Мишка поправил свой коричневый объемный свитер, делавший его еще больше похожим на медведя, и в сопровождении притихшей Юльки вернулся в купе.
        А мы с Артуром все стояли в коридоре и молча смотрели в темное окно.
        В этот миг мы точно знали, что новый год обязательно будет счастливым.
        А темный рыцарь в зловещем шлеме с птичьей лапой с тех пор больше ни разу не тревожил меня, и иногда я думаю, что это всего лишь игра воображения, хотя Артур продолжает упорно спорить. Не знаю. Да и не так это, наверное, важно.
        Дочь крестоносца
        Ранее повесть выходила под названиями «Дыхание смерти» и «Ядовитый поцелуй»
        Пролог
        Маша выделила этого человека из толпы с первого же взгляда, но теперь, рассматривая его, даже не могла сказать почему. Вроде бы обычный мужчина, уже не очень молодой, лет, наверное, тридцати, с резкими чертами лица, похожим на клюв ястреба носом, черными волосами чуть длиннее, чем обычно бывают у мужчин его возраста. Если рассматривать каждую деталь его внешности - ничего необыкновенного. Но все вместе отчего-то рождало в ее душе чувство настороженности. От него веяло… какой-то чужеродностью, словно он был сделан из иного теста, чем прочие посетители кафе, словно он очутился здесь случайно, по недоразумению, занесенный в наш мир бродячим ветром иномирья.
        Маша осторожно огляделась. Похоже, больше никто не обратил внимания на странного незнакомца. Люди, в основном молодежь, сидели за столиками или стояли у стойки, ожидая, пока им сделают кофе, болтали, смеялись, разговаривали о чем-то.
        Рядом с мужчиной, привлекшим Машино внимание, сидела девушка лет на десять-пятнадцать младше его - очень красивая, с длинными золотистыми волосами, прекрасной кожей - бархатисто-розовой, удивительно приятного цвета. Она пила латте из высокого бокала, увенчанного горкой нежных взбитых сливок, на вершине которых красовалось поджаренное кофейное зернышко, и смотрела на своего спутника так нежно, будто это он был королем красоты.
        Перед мужчиной тоже стоял бокал с кофе, но Маша не видела, чтобы незнакомец хотя бы прикоснулся к нему. Отношение к явно влюбленной девушке тоже было странным - эдаким холодно-пренебрежительным. Он принимал внимание юной красавицы словно нечто само собой разумеющееся, не ответил ни на одну ее улыбку, и девушка заметила, как его тонкие губы изогнулись в недовольной гримасе, словно он только что разжевал нечто кислое.
        Светловолосая сжала пальчиками с безукоризненным маникюром руку мужчины, что-то говоря ему - взволнованно и страстно, но Маша готова была поклясться, что тот почти ее не слушает.
        «Наверное, какой-нибудь олигарх, а девушка - манекенщица, мечтающая заполучить его в свои сети», - решила Маша.
        Но тут ее глаза встретились с глазами незнакомца, и она почувствовала, что все тело вдруг пронзили острые иглы безотчетного страха. В глубине холодных чужих глаз было нечто странное и завораживающее… На миг Маше показалось, что там клубится тьма, затягивая в спиралевидный зрачок, словно в черную дыру. Еще немного - и все, пропала!..
        Маша сморгнула, и наваждение исчезло, словно его и не было. И с чего это она решила, будто зрачок у мужчины похож на спираль? Как она вообще могла разглядеть его с такого расстояния?!
        Что-то обожгло грудь. Девушка протянула руку и нащупала украшение, висящее на тонкой серебряной цепочке.
        Это был подарок от папы. Еще до того… как все случилось. Папа ездил в командировку в Англию и привез оттуда странный презент: неброский с виду серый камень, в котором лишь на свету можно было разглядеть золотистые искорки. Камень был почти что не обработан, в нем только просверлили дырочку и продели тонкую, как паутинка или лунный луч, серебряную цепочку. Маша не знала, чем именно зацепил ее подарок, но, едва взяв его в руки, она поняла, что это ее вещь, абсолютно и безусловно ее. Она тут же надела украшение на шею и никогда не снимала. Кроме одного-единственного раза… Когда случилась та история, Маша была очень зла, она сорвала с шеи медальон и сказала, что больше не наденет его, но не продержалась и дня: неброское украшение так и манило, словно звало: «Ну надень же, надень меня, видишь, как нам с тобой хорошо». С тех пор она не снимала амулет, даже когда ложилась спать.
        «Это все игра воображения. Пора сказать себе „стоп“», - решила Маша, отодвигая на противоположный край стола уже давно пустую чашку.
        Девушка часто приходила в это кафе, почти каждый день по пути из школы домой. Особенно осенью, когда под ногами шуршат опавшие листья, а в груди появляется смутное чувство печали, когда хочется согреться глотком горячего кофе и подсмотренными украдкой кусочками чужих счастливых жизней. Сама Маша назвать себя счастливой никак не могла.
        В этом году ей исполнилось пятнадцать, но ей казалось, что ничего хорошего с ней больше не случится. Ровно год назад она оказалась вычеркнута из жизни, словно одним резким росчерком пера. Год назад у нее было все - и родители, которые, казалось, любили ее, и подруги, и мальчик, с которым они медленно шли из школы, почти не решаясь взглянуть друг на друга, и отчаянно краснели, случайно соприкоснувшись рукавами. Тогда у Маши было все. Только она не осознавала этого.
        Все рухнуло в один момент. Казалось, ничто не предвещало беды, когда в один из вечеров к ним в дом явилась чужая женщина. Она пришла, чтобы увести отца Маши.
        - У него уже давно другая семья. Вы не нужны ему, - сказала она тогда холодно и четко.
        И отец, не глядя ни на жену, ни на дочь, ушел с незнакомкой. Не слишком красивой, довольно неприметной шатенкой с презрительной улыбкой.
        В темных стеклах отражались огни неспящего города, а мама сидела у окна. Она не плакала. Просто смотрела в пространство неживыми глазами. Ее взгляд застыл, словно внутри ее навсегда выключили свет.
        Целый год Маша прожила с этой ношей. Отец так и не вернулся, а мама словно бы превратилась в куклу. Маша плакала, старалась привести ее в чувство. Но вскоре не осталось ничего, даже жалости, только тягостная атмосфера в квартире, дышать в которой было невозможно, - будто сам воздух давил на грудь. Дом превратился в Северный полюс. Минус пятьдесят на градуснике - никак не меньше!
        Девушка тоже замкнулась. Самым страшным ее кошмаром стало то, что о произошедшем узнают в школе. Каждый день на протяжении всего этого невероятно длинного года она ожидала, что кто-нибудь крикнет ей в лицо: «Тебя бросил отец!» И Маша вся сжималась от предчувствия боли.
        «Ты проклята, деточка! Ты умрешь, когда тебе исполнится пятнадцать!» - сказала ей однажды сумасшедшая старуха в нелепых, словно опереточных, лохмотьях и расхохоталась хриплым каркающим смехом.
        «Ты умрешь! Ты умрешь!» - настойчиво врывался в Машины сны ужасный голос, и тогда девушка просыпалась в холодном поту и сжимала зубами подушку, чтобы не закричать от отчаяния и безнадежности. Круг замкнулся, и она металась в нем, уже не веря, что можно найти выход. Но иногда приходили и другие сны - не менее странные и тревожные. Маше снилось, будто она идет по узким глухим коридорам здания, выложенного из огромных серых камней. Эти камни обступали ее, и ей казалось, что она лежит в саркофаге, а потом в конце коридора вдруг показывался свет и оттуда доносилось негромкое ритмичное пение. «Ближе! Подойди к нам ближе! Дай на себя взглянуть!» - будто требовали чужие настойчивые голоса, звучащие так странно, что Маша, скорее, не понимала, а догадывалась о смысле слов. И девушка просыпалась, растерянная и напуганная, все еще чувствуя на себе тяжелый нечеловеческий взгляд.
        Маша сторонилась одноклассников и держалась на переменах одна, а каждый день, сразу после окончания занятий, спешила уйти из школы, чтобы долго бродить в одиночестве по улицам, заходить в кафе и приглядываться к людям, воруя кусочки чужой жизни… Мальчик, с которым она едва не начала встречаться, сначала пытался заговорить, смотрел на нее с недоумением, но вскоре уже ходил с Машиной одноклассницей. Не удивительно: не одна - так другая. Все мужчины - предатели. Как отец.
        Мужчина за соседним столиком наклонился к своей спутнице и прошептал той что-то на ухо. Светловолосая кивнула, отодвинула от себя бокал с латте и блюдечко с пирожным. Они встали и стали одеваться: девушка - в темно-зеленое короткое пальто, удачно оттеняющее медный цвет ее волос, мужчина - в черную куртку.
        Маша не решалась глядеть прямо на них, но наблюдала за парой из-под полуопущенных ресниц. Красивая девушка казалась ей бабочкой, угодившей в паучьи сети. Почему? Незнакомец медленно подвинул стул. Все, даже скрип стула, казалось Маше зловещим дурным предзнаменованием.
        Мужчина оглянулся на Машу, и девушка зажмурилась. А когда открыла глаза, пара была уже у стеклянных дверей кафе. Всего-то начало восьмого - а какая темень!
        Можно было задержаться еще на какое-то время, купить еще одну чашку кофе, понаблюдать за счастливо воркующей в углу парой и успокоиться, немного согревшись их сияющим очевидным счастьем… Но Маша поднялась и вышла во тьму как раз вовремя, чтобы увидеть силуэты двоих удаляющихся людей.
        Она не могла сказать себе, зачем следует за ними и что она сможет сделать, если проснувшееся чувство опасности найдет подтверждение, но ведущий ее инстинкт оказался сильнее, и Маша шла, обгоняя случайных прохожих, поскальзываясь на мокром от луж асфальте.
        Вот парочка приблизилась к переходу через дорогу. Здесь мужчина оглянулся, и Маша сразу поняла, что он ее заметил. Заметил, несмотря на тьму, и то, что она успела нырнуть за спину какому-то коренастому полному субъекту в длинном пальто.
        «Что я делаю?! - испугалась девушка. - Еще не поздно повернуть!»
        Но было уже поздно. Она ступила на белые линейки перехода.
        Незнакомец, бывший уже на другой стороне улицы, снова обернулся. На секунду Маше вдруг показалось, что его глаза сузились, а губы искривила торжествующая улыбка. Но разве могла она разглядеть все это при тусклом освещении редких фонарей?
        Впрочем, времени на раздумья у нее не осталось. Прямо перед ней вспыхнули хищно-желтые глаза неведомого чудовища. Натужно заскрипели тормоза, а затем что-то огромное ударило ее.
        Маша почувствовала, что летит, словно выпущенная на свободу птица. И падает, падает… Очень долго падает. Наверное, целую вечность, проваливаясь в вязкий жадный мрак. Она не ощущала ни боли, ни удивления, только странное тепло в груди - там, где прильнул к коже серый камень, там, где билось ее сердце.
        Глава 1 Двери старого замка
        Тихое, словно вкрадчивое постукивание пробивалось сквозь плотную пелену тишины. «Я жива», - подумала Маша и осторожно открыла глаза.
        Мир вокруг оказался странным. Девушка лежала на кровати, отгороженной от остальной комнаты плотной занавеской.
        Это была не ее комната. Маша сморгнула, но ничего не изменилось, и монотонное приглушенное постукивание мешало думать, действуя раздражающе. Память возвращалась понемногу - словно глоток за глотком.
        Маша сдвинула брови, напряженно припоминая. Странный мужчина в кафе… И зачем она только пошла за ним?.. Огромные глаза чудовища, оказавшиеся фарами приближающейся машины… Удар или только предчувствие удара…
        «Ну конечно! Меня сбила машина, и я теперь в больнице!» - наконец догадалась девушка. Она осторожно огляделась и, к собственному изумлению, не увидела капельницы. «Надеюсь, ничего не сломано», - подумала Маша, с ужасом вспоминая одноклассницу Ольгу, которая целый месяц проходила с гипсом на ноге.
        Маша пошевелила руками под тяжелым шерстяным одеялом, попутно удивившись, что оно не заправлено в белоснежное больничное белье. С гигиеной в этой больнице, судя по всему, определенно имелись проблемы. Впрочем, это нестрашно. Главное, что руки шевелились. Маша попыталась сесть на кровати. Тело с трудом повиновалось ей, а голова тут же закружилась, так что пришлось привалиться плечом к холодной стене, а с губ невольно сорвался тихий стон.
        Постукивание тут же прекратилось, а занавеска у кровати отдернулась, и Машиному взгляду предстала добродушная, чуть глуповатая физиономия медсестры. Она оказалась совсем молоденькой, лет, наверное, восемнадцати. «Практикантка», - сразу же решила Маша. В комнате было довольно темно, но девушка разглядела, что у практикантки длинные волосы, заплетенные в две спускающихся на грудь косы, вздернутый нос и большие, широко распахнутые глаза.
        - Госпожа! Наконец вы очнулись! - выпалила та и, умильно сложив на животе руки, посмотрела на Машу. - Мы уже боялись, что вы не поправитесь!
        Халата на странной девице тоже не оказалось. Вместо него - какое-то тусклое длинное платье весьма странного покроя, а на волосы был накинут кусок ткани.
        Больше всего эта одежда напоминала облачение монашки, хотя и не была черной. Маша не слишком разбиралась в монастырском укладе и уж совсем не понимала, каким образом оказалась в монастыре и отчего монашка… или ее называет послушницей?.. именует ее госпожой.
        «Ты умрешь, когда тебе исполнится пятнадцать!» - вспомнились вдруг слова странной старухи. А что, если она действительно умирает и ее не стали держать в больнице и отвезли туда, где лежат безнадежные, за которыми ухаживают монашки, готовя их к смерти? В какой-нибудь хоспис или как там это называется?!
        - Где я? - пробормотала Маша и вдруг поняла, что собственный голос тоже отчего-то кажется ей чужим и каким-то странным.
        - Вы у себя дома, в своей комнате, госпожа. Вы долго болели, но, хвала Господу, пошли на поправку. Господин аббат так и говорил, что вам станет лучше. Слава милосердной Заступнице Деве Марии, так и случилось, - радостно зачастила послушница.
        Из этой речи Маша поняла только одно: это действительно монастырь. Но почему его тогда называют ее домом? Новая мысль пронзила девушку: а что, если ее саму упекли в монастырь, как в каком-то дурацком фильме?! Что делают, когда отправляют в монастырь? Кажется, стригут в монахини.
        Маша подняла руки, чтобы ощупать, на месте ли волосы. К счастью, на месте. Вот они пышными волнами лежат на плечах, разметались вокруг по кровати… Но постойте! У нее же каре - стрижка, едва доходящая до шеи!
        Пальцы дрожали и путались в пышных волосах. Девушка дернула одну из прядей и почувствовала боль. Похоже, это ее собственные волосы, не парик. Но тогда выходила совсем уж полная чушь: пока она лежала без сознания, сбитая машиной, кто-то притащил ее в монастырь и полил голову чудодейственным составом для роста волос, от которого они тут же принялись расти с сумасшедшей скоростью, превращаясь в косы сказочной красавицы Рапунцель. Так что теперь она вполне сможет свешивать их из окошка какой-нибудь высокой башни, чтобы втаскивать к себе прекрасных принцев.
        Маразм!
        - Что это? - спросила она, ткнув в волосы.
        Послушница недоуменно уставилась на них.
        - Госпожа желает, чтобы я заплела ей косы? - наконец предположила она, расплываясь в улыбке. - Так я сейчас…
        - Нет! Я желаю знать, откуда это взялось на моей голове!
        Девушка замолчала, хлопая большими глупыми глазами.
        «Вот дура», - разозлилась Маша. Разговаривать со странной, видимо, умственно отсталой (вот потому ее и отдали в монастырь) послушницей было глупо.
        «А камень? Сохранился ли камень?» - с волнением подумала она, ощупывая шею. Камень, к счастью, оказался на месте, и Маша с облегчением перевела дух. То, что любимое украшение никуда не пропало, ее успокоило. Ей сразу же стало легче. Под рукой обнаружилось еще что-то. Потянув за шнурок, девушка вытянула нечто вроде маленького ящичка с изображением креста, сделанного из не покрытой лаком древесины, уже изрядно грязной. Брезгливо поморщившись, Маша стащила с себя эту гадость под полным самого неподдельного ужаса взглядом послушницы. Та смотрела так, словно Маша сейчас прямо у нее на глазах превращалась по меньшей мере во Фредди Крюгера.
        «Ну точно сумасшедшая», - решила Маша, сунув под подушку найденное оригинальное украшение. Однако налаживать контакт как-то было нужно. Девушка вдохнула, выдохнула и снова обратилась к послушнице.
        - Моя мама здесь? Ты можешь ее позвать? - медленно, чтобы бедняжка смогла понять смысл задаваемых ей вопросов, проговорила Маша.
        - Мама?.. - повторила послушница - ну совсем тю-тю! - Нет… Ваш батюшка сейчас на охоте, а матушка… Матушка… - Она замолчала.
        - На какой охоте? - осторожно переспросила Маша.
        - Они изволят охотиться на кабана, - тут же ответила послушница.
        О, Маша прекрасно представила себе эту картину: ее отец, невысокий и щуплый менеджер торговой фирмы, несется по лесу за огромным кабаном, сжимая в одной руке мобильный телефон, а в другой - ноутбук, собираясь запустить его в голову клыкастому чудовищу.
        «Все страньше и страньше», - подумала она цитатой из «Алисы в Стране чудес».
        - А мама? Что мама? Она тоже на охоте? - уточнила Маша ласково, уже не сомневаясь, что имеет дело не только с умственно отсталой, но и с сумасшедшей.
        - Но как же, госпожа! - Послушница нелепо взмахнула руками, словно собираясь взлететь. - Ваша матушка умерла.
        Маша почувствовала боль - будто ее изо всех сил ткнули в грудь и из легких вдруг исчез весь воздух. Она судорожно вздохнула. Голова кружилась, отказываясь хоть как-то воспринимать происходящий абсурд. Наверняка это просто ночной кошмар, отражение ее самых сильных страхов. Надо взять себя в руки. Сейчас все непременно разъяснится.
        - К-когда она… - выдавила из себя девушка и замолчала, не в силах произнести страшное слово.
        - Так вы ничего не помните, госпожа! - воскликнула умалишенная почти радостно. - Ваша матушка преставилась, когда вам было два дня от роду!
        Боль отступила. Ну, слава богу, все в порядке. Это она сама дура, что вздумала расспрашивать больную на всю голову сиделку.
        Лучше всего было встать, но тело по-прежнему плохо слушалось, и, когда Маша попыталась подняться, лишь бессильно упала на подушки.
        - Лежите, госпожа! Доктор запретил вам подниматься! - испуганно воскликнула сумасшедшая.
        Это было уже кое-что.
        - Позови, пожалуйста, доктора! - попросила Маша, чувствуя, что ее голова вот-вот лопнет.
        Несчастная девушка опечалилась, и Маша уже мысленно подготовилась к тому, что она ответит нечто вроде: «Доктор умер вместе с вашей матушкой», или «Доктор составил компанию вашему отцу в охоте на кабана» (кстати, было бы логично, у доктора хотя бы скальпель имеется - на худой конец, чем не холодное оружие?!), или даже: «Доктор изволил скончаться вместе с вашей матушкой, а потом они, вместе с вашим отцом, все трое, отправились на охоту». Но все обошлось.
        - Его нет в замке. Он вернется только к вечеру, - пробормотала сумасшедшая.
        - Ну хоть кого-нибудь ты можешь позвать? - в тоске спросила Маша. Ее силы исчерпались этим странным и бессмысленным диалогом. Хотелось отвернуться к стене, закрыть глаза, заснуть и проснуться уже у себя дома.
        - Да!
        Занавеска дернулась, скрывая за собой круглое растерянное лицо, и Маша закрыла глаза. Она бы заснула, но что-то не давало ей покоя. Ну конечно, сумасшедшая произнесла слово «замок»!
        И тут Маша вдруг все поняла. Ее заперли в сумасшедшем доме. Они воспользовались ее бессознательным состоянием и поместили ее с опасными сумасшедшими! И, что самое печальное, похоже, мама даже не заметит ее отсутствия!.. Ей же сейчас ни до чего.
        - Ваша тетушка леди Роанна! - объявил тем временем уже знакомый голос.
        - О моя милая бедная девочка! Слава милостивому Господу, ты жива! Мы уже боялись, что потеряли тебя! - послышался густой, словно старый мед, женский голос.
        Маша застонала. Она оказалась права в своих последних предположениях!
        Меж тем занавеска отодвинулась, и перед девушкой появилась еще нестарая женщина. На ее голове был странный белый платок, закрывающий щеки и пропущенный под подбородком, а сверху накинут еще один, вышитый продолговатыми жемчужинками и перехваченный витым обручем.
        - Бедная пташка! - провозгласила незнакомка, хватая Машу и прижимая ее к себе так крепко, что девушке показалось, что у нее треснут ребра. - Ты заставила нас поволноваться! А господин аббат! Вот уж святая душа: ночей не спал подле твоей постели! Сегодня тебе было совсем плохо, мы уже уверовали, что Господь призовет твою душу, но, к счастью, все обошлось!
        Маше подумалось, что ей приходится принимать участие в дурном спектакле. Может, она попала в лапы мошенников? Но чего они добиваются: хотят получить за нее выкуп? ставят сомнительный эксперимент?
        - Простите, я вас не знаю, - проговорила она, отстраняясь.
        На круглом лице самозваной тетушки возникло выражение недоумения, тут же сменившееся гримасой трагической скорби.
        - Как же тебе плохо, бедная девочка! - воскликнула она голосом, от которого у Маши заложило уши. - Но не волнуйся, отдыхай. Я попрошу отца Давида отслужить за твое выздоровление службу, а как солнце пойдет к закату, явится и господин аббат. Святые угодники наделили его великим искусством врачевания, и в пускании крови ему нет равных.
        Маша поежилась. Абсурд, пожалуй, дошел до своей верхней точки. Ей вовсе не хотелось, чтобы пускали кровь, без разницы кто - отец Давид, аббат или сама громкоголосая пухлая лжететушка.
        «Надо срочно бежать от этих сумасшедших! - колотилась в голове одна-единственная мысль. - Куда угодно, только бежать».
        Девушка испуганно огляделась. Единственный путь к спасению был отрезан. Приходилось прибегать к военной хитрости.
        - Ну конечно, тетушка… Роанна… - кажется, так называла эту первая сумасшедшая. - Конечно, я вас узнала, - Маша отерла рукой лоб, на котором выступил холодный пот. - Только, простите, я что-то устала. Так голова кружится…
        Ей почти не пришлось притворяться. Девушка действительно снова рухнула на подушки.
        - Отдыхай, моя птичка, - с готовностью закивала самозваная тетушка. - А я пойду помолюсь за твое здоровье. Пусть святые угодники ниспошлют тебе окончательное исцеление!
        Маша закрыла глаза, притворяясь спящей. Она слышала, как ее собеседница вышла за дверь. Затем раздался скрип и знакомый мерный стук: тук-тук-тук, тук-тук-тук. Этот стук был таким монотонно-усыпляющим, что Маша едва не заснула. К счастью, звук прервался и следом за ним послышался храп.
        Девушка поднялась с кровати. Ноги едва держали ее, а под руками постоянно путались невероятным образом отросшие волосы. Как выяснилось, они были ужасно длинными - почти до колен.
        Маша осторожно выглянула в щель между закрывающими кровать занавесками. Перед ней оказалась небольшая комната с белеными стенами, украшенными какими-то странными коврами. Мебели здесь почти не было - только деревянная лавка и два больших, окованных железом сундука.
        На лавке, привалившись лбом к странному деревянному станку, сладко спала девушка с косицами. Из ее опущенной руки выпал деревянный поплавок, обмотанный толстыми нитками. Видимо, стук, который Маша слышала, производил именно он. Послушница, или кто она там, спала сном праведника и даже похрапывала.
        «Интересно, она здесь затем, чтобы караулить меня?» - подумала Маша и на всякий случай выждала несколько минут, напряженно приглядываясь. Незнакомка спала или изображала сон так искусно, что уличить ее не было никакой возможности.
        Маше было очень страшно. В груди комком стояла пустота. Вакуум, как говорили им на физике. Пришло время рискнуть.
        Стараясь не дышать, девушка осторожно двинулась к выходу. От слабости ее качало, так что приходилось опираться о стену. Босые ноги холодил каменный пол - ковер лежал только в середине комнаты, ближе к кровати.
        Девушка огляделась - ни обуви, ни одежды ее нигде не было. На Маше оказалась только длинная, до щиколоток, полотняная ночнушка, стянутая по бокам шнуровкой. Не лучшее облачение для бегства, но что поделать - каждая секунда дорога, и девушка решительно вышла из комнаты, к счастью, не запертой на скрипучую дверь, а лишь задернутой плотной грубой тканью, на которой были вытканы павлины и розы.
        Сразу за порогом начинался узкий коридор. Если в комнате имелось хоть немного света благодаря узкому, похожему, скорее, на бойницу окну, то в коридоре царила темнота. Она была густой - хоть ножом режь - и словно бы упругой на ощупь. Маша почувствовала себя отрезанной от всего мира, угодившей в какое-то особое пространство, где нет ни красок, ни звуков. Все это напоминало ей тот странный сон. И точно: коридор оказался в точности таким, как и снился. Девушка протянула руку и коснулась каменной кладки стены, показавшейся ей обжигающе-ледяной.
        «Пусть это будет сном! Ну пожалуйста, пусть это окажется всего лишь простым безобидным кошмаром! - взмолилась про себя Маша. - Сейчас я увижу свет, услышу странное пение и проснусь!» Она брела в темноте, спотыкаясь, кажется, целую вечность и едва не закричала, когда рука угодила во что-то противное и липкое - кажется, в паутину. Девушку замутило. Ей показалось, что она сейчас же упадет в обморок и ударится головой о холодные каменные плиты, лежащие под ногами. Дыхание с трудом срывалось с ее губ, а сердце колотилось уже где-то в горле.
        «Все хорошо. Я справлюсь. Ничего страшного. Это всего лишь сон!» - пробормотала Маша, закрыв глаза и сжимая виски руками.
        Она постояла некоторое время, пытаясь прийти в себя, нащупала под ночнушкой свой камень-амулет, и ей действительно стало легче. Тогда девушка осторожно разлепила ресницы. Все оставалось по-прежнему. «Постоянство - тоже в своем роде признак надежности», - пробормотала Маша. Она вздохнула и медленно двинулась дальше. Коридор изогнулся, а рука наткнулась на плотную материю, за которой была пустота.
        Маша нащупала край занавеси и осторожно, боясь привлечь внимание людей, находящихся внутри, заглянула в помещение.
        Перед ней оказалась комната. К счастью, совершенно безлюдная. В углу стояла большая кровать, занавешенная тяжелой бордовой тканью, очень ветхой, почти сплошь состоящей из прорех. Словно причудливое кружево, этот балдахин украшала паутина. У стены, под узким окном, примостилась скамья и большая деревянная рамка на высокой ножке. На рамке было натянуто незаконченное вышивание, все серое от пыли и местами истончившееся от времени. Казалось, неведомая мастерица только-только отвлеклась от работы, но за эту секунду в комнате промчались годы, подернув все предметы сединой пыли, отметив их глубокими морщинами-трещинами…
        Эта пустая комната внушала Маше ужас. Ей вдруг показалось, что стоит войти туда, как запястья коснется чья-то бесплотная леденящая рука, а шелестящий голос шепнет на ухо: «Ты наша! Ты останешься здесь навсегда!»
        Не помня себя от страха, девушка поспешно опустила занавеску и быстро зашагала дальше.
        Куда же она попала?! Может, в самый страшный из своих снов? Ну вот, она уже чувствовала на себе чужой внимательный взгляд. Этого и следовало ожидать: чего боишься - то и случается.
        «Только бы проснуться!» - прошептала она, до боли вонзая ногти в ладони. Хоть где! Хоть в больнице, хоть на кладбище!
        Но проснуться не удалось.
        И как раз в тот момент, когда ее душу захлестнуло отчаяние, девушка поняла, что тьма немного рассеивается и там, впереди, становится светлей.
        «Вот и конец сна!» - обрадовалась она и побежала, не обращая внимания на царящую вокруг тишину: странного пения, вопреки обыкновению, не было слышно.
        Источником света служили два огромных факела, висевшие по обе стороны дверного проема, заглянув в который Маша увидела уходящую вниз винтовую лестницу.
        Сон приобретал странные черты: но выбор у Маши был небогатый - либо сесть и ждать, пока она проснется, либо спуститься по лестнице и посмотреть, что там, внизу. И девушка выбрала последнее.
        К тому же, кто знает, если она все-таки не спит (а даже щипки не помогали проснуться), вдруг лестница - это выход, а выход - это спасение.
        Маша вдруг уверилась, что стоит ей сбежать из этого странного места - и все будет хорошо. Она обязательно проснется или найдет дорогу домой, а там… там произойдет чудо - и мама, уже отчаявшаяся найти ее, бросится навстречу. Или нет, они встретят ее оба: и мама, и папа, а былое окажется нелепым сном. Они будут счастливы как прежде, как во времена Машиного детства, и забудется весь этот последний год, полный холода и отчаяния. Все непременно будет хорошо, нужно только выбраться.
        Высокие узкие ступени уводили все ниже и ниже. Маша так устала, что опустилась на одну из них и, прислонившись горячим лбом к холодному камню стены, застонала. Ей казалось, будто она идет уже очень долго. Может, целый год, может, целую жизнь. «Я дойду, я сильная», - повторяла она, но слова теряли смысл, превращаясь в бессмысленный набор звуков. Она сама не узнавала их.
        «Кто я? Зачем я здесь?» - спрашивала себя девушка, но не находила ответа. Единственное, что она сейчас помнила, - это то, что нужно идти вперед, нужно спускаться.
        Сжав зубы так, что стало больно, Маша поднялась с холодной ступеньки и, пошатываясь, двинулась дальше. Сейчас ее вела только воля. Именно она заставляла двигаться непослушные окоченевшие ноги.
        Площадка и новый вход, ведущий куда-то в глубь здания. Оттуда доносились чьи-то голоса.
        Лестница закончилась, а выхода так и не обнаружилось.
        Душу охватило чувство безнадежности. Выхода нет! Она попала в ловушку!
        От отчаяния Маша ударила по стене кулаком, словно надеясь пробить в ней выход, но, конечно, только в кровь разбила костяшки пальцев. По-настоящему больно! И кровь настоящая, чуть солоноватая.
        Неподалеку засмеялись. Кто-то направлялся в ее сторону, и девушка едва успела нырнуть в тень. Затаившись в темном углу, она настороженно следила за появившимися на площадке женщинами.
        Одна из них была постарше, вторая помоложе, но обе одеты в грубую невзрачную одежду. Женщина постарше несла большой таз с водой. Ее спутница - какие-то тряпки.
        - Счастливица Берта, - говорила та, что помоложе. - Господин аббат ее отличает. Я сама видела, что он удостаивал эту замарашку беседой.
        - Не о том думаете, - вздохнула старшая. - И Берта, и ты заняты пустяками. Надо думать о том, как лучше услужить господам. И о своей бессмертной душе. Ох, молодежь ныне совсем испортилась. То ли было в мое время?! Видать, конец света совсем близко.
        - Да ладно тебе, Этель, брюзжать, - отмахнулась собеседница, - авось еще поживем. К тому же мы ничего плохого не делаем…
        Они поднялись на следующий этаж, и голоса перестали долетать до Маши.
        Затаившись в своем углу, девушка немного успокоилась.
        «Да что это такое, - подумала она, вспоминая недавнюю панику. - Я просто устала. Выход есть. Надо только пройти по коридору».
        И Маша направилась в проход, из которого появились чудаковатые женщины, и чуть дальше действительно наткнулась на еще одну уводящую вниз лестницу.
        Тут девушка снова остановилась, чтобы собраться с силами.
        Отдышавшись, Маша продолжала спуск. Она сама не знала, как преодолела последние ступеньки, вышла из дверей и вдруг оказалась на залитом солнцем дворе, где на нее обрушился каскад разнообразных звуков: лай собак, ржание лошадей, звон металла, крики людей… Все это оглушило и ослепило ее. Она застыла у входа в башню - босая девушка в длинной полотняной рубашке, с распущенными волосами, искрящимися на солнце золотисто-рыжим.
        - Посмотрите, это же моя малютка-дочь! - раздался рядом громоподобный голос. - Что же ты вышла босая?
        Чьи-то сильные руки подхватили Машу и приподняли над землей. В нос ударил запах мокрой шкуры и металла.
        Девушка открыла глаза и увидела перед собой лицо мужчины. Черты этого лица словно вырезали из темного старого дерева: высокий лоб, перерезанный упрямыми морщинами, большой, с горбинкой, нос, квадратный подбородок, четко очерченные скулы… Кожа была темной, словно продубленная солнцем. Только глаза - светло-голубые, словно выцветшие, казались неожиданно добрыми, не подходящими к этим суровым чертам. Волосы у мужчины, черные с сединой, что называют соль с перцем, были подстрижены коротким ежиком.
        - Ну и куда же ты? - спросил незнакомец. - Ты же еще не оправилась после болезни. Эх, была бы жива твоя матушка… Ну пойдем, отнесу тебя в постель. Ты, дочь крестоносца, должна быть выносливой и сильной!
        С этими словами мужчина зашагал вверх по лестнице, неся Машу так легко, словно она стала невесомым перышком.
        От него веяло силой и спокойствием, и девушка вдруг почувствовала тепло. То тепло, которого так не хватало ей весь этот долгий год. Словно она уже и вправду вернулась домой, словно этот незнакомый седой мужчина и впрямь был ее возвратившимся отцом. Она прислонилась головой к его широкому плечу. Мерные шаги убаюкивали, а глаза слипались, словно намагниченные.
        - Да ты же совсем спишь. Эй, Берта, куда же ты подевалась, бесовское отродье! Видишь, госпожа спит! - звучал где-то рядом раскатистый голос.
        Потом Маша поняла, что ее опускают на кровать и накрывают тяжелым теплым одеялом. Больше она уже ничего не чувствовала, потому что крепко спала.
        Вампир
        - Сэр Роджер, к вам человек, которого вы ждали! - доложил слуга и тут же поспешил убраться восвояси, чтобы не докучать господину, с крутым характером которого ему уже пришлось познакомиться, несмотря на то что рыцарь приехал в их дом всего пару дней назад.
        Невысокий темноволосый человек с ранними залысинами, нервно расхаживающий из угла в угол, удовлетворенно кивнул.
        Тем временем в комнату уже входил его гость, с головы до ног закутанный в темную одежду.
        - Садись, - нетерпеливо кивнул хозяин на кресло, не утруждая себя словами приветствия.
        Гость, ничуть не удивившись, сел и замер, сложив на груди руки.
        - Как продвигаются наши дела? - спросил сэр Роджер, усаживаясь напротив.
        - Девчонка все еще без сознания. Я не трогал ее несколько ночей, чтобы она немного окрепла, - ответил посетитель холодно.
        - Да, она еще нам нужна, клянусь всеми демонами! Смотри не переусердствуй! А уж потом… потом я, как и обещал, отдам ее тебе. Главное - уладить все формальности.
        Посетитель кивнул.
        - А этот… барон? - снова спросил сэр Роджер. Теперь в его голосе звучало неприкрытое раздражение. Будто само слово «барон» жгло его язык, причиняя боль.
        - Я уже сообщал, что у него есть защита от меня, - спокойно отозвался собеседник. - К тому же меня подозревают. Лучше еще немного выждать.
        - Как же мне надоело ждать! - Хозяин вскочил с неудобного кресла и шагнул к своему гостю. - Иногда мне кажется, ты вообще ни на что не способен!
        - Попридержи язык, - отозвался тот.
        - Как ты разговариваешь со мной? - вскинулся сэр Роджер.
        И тут его посетитель словно превратился в темный вихрь, мгновенно схватив хозяина за грудки и прислонив его к стене комнаты.
        - Да, я служу тебе, - произнес он тихим, похожим на шипение змеи, голосом. - Но я не подчиняюсь тебе. И буду служить, пока это выгодно нам обоим. Надеюсь, ты не совсем еще ополоумел при дворе, чтобы забыть, как недорого стоит твоя жизнь, человечишка?
        Из-под темного капюшона сверкали глаза, а тонкие губы приподнялись, открывая длинные белые, как у волка, клыки.
        - Я тебе нужен! - едва прохрипел сэр Роджер. Собеседник сжал его горло слишком сильно.
        - Да, ты мне нужен и мне выгодно наше… совместное дельце, - согласился гость, язвительно улыбаясь. - Но, прошу тебя, не забывайся, благородный сэр. Не играй с огнем. Он может и обжечь.
        - Я понял, - прохрипел хозяин.
        Гость разжал руку, сжимающую горло сэра Роджера, и тот медленно сполз по стене, держась за грудь и судорожно пытаясь отдышаться.
        - Ну что же, мы опять пришли к взаимопониманию. Можем продолжить наш деловой разговор. - Незнакомец в плаще вернулся в свое кресло и замер там - неподвижный, словно статуя. Глядя на него сейчас, нельзя было заподозрить, каким чудовищно сильным и быстрым он может быть.
        Глава 2 Перчатка господина аббата
        И снова этот взгляд. Холодный мертвенный взгляд, пришпиливающий к постели, как пришпиливают булавкой глупую бабочку, заставляющий содрогнуться в ознобе под теплыми одеялами.
        От этого взгляда болела грудь, а дыхание замерзало на губах.
        Неужели вокруг нее опять эти серые стены?
        - Нет! - вскрикнула Маша и распахнула глаза, надеясь, что тяжелое чувство исчезнет после пробуждения, как всегда бывало с ней раньше.
        Но нет.
        Черные, почти лишенные радужки, глаза неотрывно смотрели на нее, рождая смутное чувство тревоги и… узнавания.
        Маша уже видела этого немолодого мужчину с резкими чертами лица, похожим на клюв ястреба носом и длинными черными волосами. Только на лице теперь появились морщинки, а в волосах сквозило несколько седых прядей.
        Заметив, что девушка проснулась и теперь в ужасе уставилась на него, гость улыбнулся. Маша отметила, что у него узкий, неприятный рот и очень белые зубы, мелькнувшие на мгновение в кривой гримасе, в которой только человек, наделенный определенной долей воображения, мог бы признать улыбку.
        - Хвала… хмм… Господу, леди Мария, вот вы наконец и пришли в себя, - произнес мужчина сухим, будто каркающим голосом. - Ну-ка, позвольте вашу руку.
        Его рука в черной перчатке, напоминающая птичью лапу, протянулась к ней.
        Маша невольно отпрянула, прижавшись спиной к стене.
        - Не волнуйся, дитя мое, ты долго болела, но теперь все будет в порядке. Уж я-то позабочусь, чтобы все было так, как должно, - продолжал мужчина хрипло, словно с угрозой.
        - Господин аббат, леди Мария пришла в себя днем и даже пыталась ходить в бреду. Позаботьтесь о ней, пожалуйста, - послышался громкий женский голос, и за занавеску заглянуло лицо той, которая сегодня называла себя Машиной тетушкой.
        - Я позабочусь о ней, - сухо произнес аббат и, ловко подхватив Машину руку, сжал пальцами ее запястье.
        Заметив кровь на костяшках пальцев девушки, он ощутимо вздрогнул. Кадык на длинной тонкой шее медленно поднялся и опустился, словно мужчина с усилием сглотнул.
        - Пульс нормальный, ей уже лучше, - глухо произнес незнакомец.
        Даже сквозь перчатку девушка почувствовала, до чего ледяные у него пальцы.
        Сейчас, глядя в темные холодные глаза знакомого незнакомца, она вдруг ясно поняла: это не сон и не сумасшествие. Все это - по-настоящему!

* * *
        Они сидели в нетопленом пустом зале за столом, представляющим собой положенные на козлы доски: старый рыцарь с добрыми глазами, называвший себя Машиным отцом, во главе стола, рядом с ним - пустое место, далее - Маша, женщина, называвшая себя ее тетей, господин аббат, так и не снявший своих перчаток, и сухопарый мужчина неопределенного возраста с беспокойным взглядом, которого представили девушке под именем отца Давида.
        На столе стояла громадная, грубо вылепленная миска, на которой лежала часть туши какого-то животного, и жир капал прямо на стол, на некрашеные, плохо обструганные доски.
        В тушу был воткнут нож, и все отрезали им себе куски и, держа мясо пальцами, жадно ели.
        Машу замутило. Наверное, ей не стоило выходить к столу, но она побоялась остаться в комнате наедине с аббатом.
        - Ешь, тебе нужно набираться сил, - сказал старый рыцарь Маше, отрезая себе новый кусок. - Видишь, какая слабенькая, не скажешь, что дочь крестоносца.
        Маша сглотнула. В горле стоял противный комок. Капля жира, упав с мяса, распласталась на столе, блестя в свете висящих на стенах факелов.
        - Спасибо, мне не хочется… - пробормотала девушка.
        Рыцарь скорбно покачал головой.
        - Не заставляй ее, брат, - вмешалась в разговор тетушка, леди Роанна. - Бедняжка едва-едва оправилась. Она ведь была на самом пороге смерти. Что ты видела, дорогая? Приходили ли к тебе ангелы? - Она с любопытством уставилась на Машу, не забывая откусывать от своего куска. Ее губы и подбородок блестели от жира.
        - Нет, я не видела ангелов, - ответила Маша, ежась под холодным изучающим взглядом аббата. - Последнее, что я помню, - это то, что меня едва не переехала повозка… То есть не повозка… - Девушка задумалась. Она прекрасно помнила мчащуюся на нее машину, только вот никак не находила слова, ее обозначающего. - Ну, похоже на повозку, только движется без лошадей и возницы… То есть возница там есть… он называется как-то по-другому, не знаю, как, он крутит… колесо…
        Маша окончательно запуталась и замолчала. Все нужные слова исчезли… И вообще ей казалось, будто она говорит на чужом, едва знакомом языке.
        - Вот чудеса-то! - удивилась тетушка. - Но крутить руками колесо неудобно. На лошади быстрее будет.
        - Когда я был у стен Иерусалима, - задумчиво произнес старый рыцарь, - моего товарища, сэра Уолтера, ранили в живот. Ох уж мучился, бедолага, весь огнем горел и говорил что-то о водопаде и о розах. А вокруг - песок, и солнце печет, только мы и собаки эти, сарацины… Славное же было времечко, - вздохнул он, словно не рассказывал только что о смерти товарища.
        - Так бывает, когда в теле бродит дурная кровь. Иногда еще не то померещится, - вмешался отец Давид, но тут же стушевался, замолк и уставился в стол, стоило только аббату слегка повернуть в его сторону голову.
        Сам аббат почти ничего не ел и только крошил, размачивая в бокале с вином, краюху серого хлеба.
        В это время в зал вошел слуга, неся в одной руке блюдо с птицами - Машу передернуло, когда она поняла, что это запеченные целиком голуби, а в другой - корзину с яблоками и грушами.
        - Слабая ты у меня вышла, - с сожалением добавил хозяин замка, глядя на Машу. - Надо бы тебя замуж скорее выдать…
        Маша, которая как раз решилась откусить кусочек от груши, подавилась и закашлялась.
        - Что? - спросила она, отказываясь верить собственным ушам.
        - Все честь по чести. Устроим турнир, соберем женихов. Не бойся, Мария, я тебя в обиду не дам! - заверил рыцарь. - Давно тебе бы замуж пора, видать, я плохой отец, раз до сих пор не позаботился об этом.
        - Да, - вмешалась тетушка. - Уж послушались бы господина аббата. Господин аббат давно уже говорил…
        - Хватит! - вдруг рявкнул рыцарь и ударил тяжелым кулаком по столу так, что тот закачался. - Я и так слишком много слушаю вашего аббата и тебя, сестра!
        Его лицо побагровело от гнева, а на виске явно проступил уродливый багровый шрам, пересекающий голову наискосок и заканчивающийся где-то в районе щеки.
        Леди Роанна вскочила, кинувшись к брату, прижала его седую голову к своей необхватной груди.
        - Все хорошо, все хорошо, - повторяла она, гладя рыцаря по колючим волосам.
        - Вы, сэр Вильгельм, страдаете полнокровием. Вам бы кровопускание для здоровья сделать, - произнес аббат.
        В его голосе не было ничего угрожающего, тем не менее Машу каждый раз, как она слышала его, пробирала дрожь. Она взглянула на священника, отца Давида, и увидела, что тот сидит, опустив глаза и вцепившись побелевшими пальцами в стол.
        Такое ощущение, что над сидящими пронесся порыв ледяного ветра. Что за место такое, что за люди?..
        - Я не свинья, чтобы проливать кровь под ножом, а не на поле брани, - презрительно ухмыльнулся рыцарь, отводя руку сестры. - Да сядь же, Роанна, все в порядке.
        Тетушка, качая головой, заняла свое место на скамье.
        - Ну и ладно, - миролюбиво согласился аббат. - Не желаете, сэр Вильгельм, партию в шахматы?
        Они пересели поближе к громадному камину, где горели огромные поленья, слуга притащил небольшой столик с причудливо вырезанными из камня фигурками - белыми и красными.
        Подошедшая поближе Маша с трудом узнала некоторые из знакомых ей шахматных фигур. Пешки здесь выглядели как воины с большими щитами. Король был королем - в короне и со странным мечом в руках. Кони представляли собой конных рыцарей, а вместо королевы была мужская фигурка, которую игроки называли советником, причем, как заметила девушка, это была самая слабая фигура и ходила только на одну клеточку по диагонали.
        Но гораздо большее внимание, чем шахматные фигуры, привлекали сами игроки.
        Хозяин замка играл увлеченно. Он горячился и то и дело потирал уродливый шрам на виске. Его противник же казался его полной противоположностью. Господин аббат сидел на жестком кресле, отодвинувшись от рыцаря и шахматной доски на максимально приличное расстояние. Его лицо казалось застывшим, совершенно безжизненным, а гибкие пальцы, закрытые плотной перчаткой, двигали фигуры быстро и уверенно. Между тем он не казался целиком поглощенным игрой, и Маша то и дело ловила на себе все тот же холодный тяжелый взгляд. Аббат словно прощупывал ее, проверяя на прочность. Кто этот человек и почему она видела его там, в своем мире? Маша решила, что на всякий случай будет держаться настороже и делать вид, будто ничего не помнит.
        Леди Роанна устроилась неподалеку от играющих, занявшись вышиванием, но больше поглядывая на игроков, а отец Давид, пробормотав какие-то извинения, удалился сразу же после ужина.
        Девушка изо всех сил сжала руки. Глядя на склоненную голову старого рыцаря, она вдруг подумала, что хорошо бы, если бы он действительно являлся ее отцом. Ей нравилась даже его грубоватость, даже большие руки с распухшими костяшками и уродливый шрам… Ей так хотелось, чтобы у нее был отец, - тот, который не бросит ее и станет заботиться о ней, что бы ни случилось.
        Девушка снова взглянула на доску. Ей очень хотелось, чтобы хозяин замка выиграл. Это означало бы, что все сложится хорошо. Но даже Маша, не разбирающаяся в шахматах, видела, что положение белых - ими играл сэр Вильгельм - крайне тяжелое. Красные теснят их, оставляя все меньше пространства для маневров.
        И вот старый рыцарь резко отодвинул стул и встал, нависая над своим тщедушным противником.
        - Должно быть, тебе сам рогатый помогает! - воскликнул он с горечью.
        - Не богохульствуй, брат! - тут же отозвалась леди Роанна.
        Аббат сплел пальцы и выгнул их так, что суставы едва слышно хрустнули. По его лицу нельзя было прочесть, доволен ли он победой.
        - Вы слишком горячитесь, сэр Вильгельм, - произнес он, глядя на Машу. - Смотрите, так и все проиграете.
        - Не проиграю! - Рыцарь отвернулся к Маше. - Ложись спать, дочка, ты еще очень слаба.
        В его голосе было столько теплоты и заботы, что девушка едва не заплакала.
        - Леди Роанна, проводите, пожалуйста, леди Марию, - обернулся хозяин замка к сестре, которая, оставив нитки, мило улыбалась аббату, тщетно пытаясь поймать его взгляд.
        Маша поднялась наверх. В коридорах чадили факелы. По стенам в беспорядке метались тени, и отблеск огня, падающий на неровные серые камни, показался девушке угрожающим.
        Где она? Что происходит? Как, а главное, зачем она очутилась здесь? Что, если она прошла в какую-то дверь, ведущую в прошлое. И, наверное, не случайно девушка вспомнила теплый взгляд и ласковый голос старого крестоносца - того, кто считал ее своей дочерью. Как же она стосковалась по искреннему человеческому теплу! Возможно, она здесь для того, чтобы помочь ему? О, ради этого стоит рискнуть.
        - Леди Роанна, - оглянулась она на тетушку, - скажите, а какой сейчас год?
        - Год? - тетушка задумалась. - Ты это лучше у отца Давида спроси, я в книжных науках несильна. Мне это без надобности, раз на мне все хозяйство замка лежит. Лучше спроси о наших запасах зерна, или о численности стад, или о полотне.
        - Нет, пожалуй, не надо. Ну а… - девушка обрадовалась пришедшей в голову мысли. - А… сейчас же кто-то правит?..
        Она не слишком хорошо знала историю, но отчего-то надеялась, что знакомое имя развеет тьму и поможет хоть немного сориентироваться.
        Тетушка горестно покачала головой и взглянула на племянницу настороженно.
        - Ах, бедное дитя, - вздохнула она, - неужели память твоя настолько ослабла, что не может удержать уже ничего?..
        Возражать было бесполезно, поэтому Маша тоже горестно вздохнула.
        - Ах, - сказала она не менее скорбным тоном, - моя память пострадала от тяжелой болезни. Однако Господь не дает человеку более того, что он может вынести, поэтому, надеюсь, с вашей помощью мне удастся вновь вернуться к полноценной жизни! Вы ведь мне поможете, тетушка?
        Леди вздохнула, и Маша подумала, как органично звучат эти вздохи в атмосфере старого замка.
        - Конечно, бедное дитя, я сделаю все, что в моих силах!
        Она расчувствованно обняла девушку, прижав к обширной груди, и Маша задохнулась от запаха дыма, пота и каких-то удушливых благовоний.
        - Так кто сейчас правит в… у нас? - напомнила она.
        - Ну да наш король Генрих Третий [2 - Леди Роанна говорит о сыне Иоанна Безземельного, Генрихе III Плантагенете, который правил Англией с 1216 по 1272 год. (Примеч. ред.)], да продлит Господь его дни! Не все почитают его как должно, однако при отце его было и того хуже. Пусть нынче не все бароны признают королевскую власть, но, к счастью, нашу добрую Англию не так терзают внутренние войны. Вот уж при прежнем-то было действительно несчастливое время! Может, говорить так и грех, но я уверена: никто из королей более не назовет своего сына Иоанном.
        Тетушка, похоже, любила поговорить, однако из ее слов Маша извлекла немного пользы. Она ничего не помнила ни о Генрихе Третьем, ни о его отце, судя по всему, зовущемся Иоанном.
        «Надо было слушать внимательнее на уроках истории», - с запоздалым раскаянием подумала девушка. Но уж одно Маша поняла точно: она каким-то образом умудрилась перенестись в средневековую Англию.
        Но почему?
        Ей вспомнился аббат - вернее, тот человек, удивительно похожий на него, увиденный в кафешке на Тверской. Он это или все-таки не он?
        - А давно ли господин аббат в замке и почему он не в монашеской одежде? - спросила она, надеясь, что если начать расспросы с этого края, то что-нибудь прояснится.
        На лице тетушки появилось задумчиво-мечтательное выражение.
        - О, господин аббат - святой человек! - заявила она. - Он светский аббат - то есть тот, кто получает доход от аббатства, не неся обязанностей духовного лица. Он не принял пострига, поэтому живет не при монастыре, но принимает на себя все тяготы монашеской жизни: известен поведением скромным и тихим - по праву он мог бы сидеть по правую руку от моего брата, и только собственная скромность велит ему сесть ниже по столу. Он ежедневно держит строжайший пост: ест, бывало, одну крошечку, пьет одну капельку, словно божья птичка, уж чем только дух держится! Видно, сам Господь его питает!.. А с какой самоотверженностью господин аббат приходит на помощь всем страдающим - будь то благородная леди или последняя девка! Как он добр и бескорыстен! Пока ты страдала на ложе болезни, милое мое дитя, он проводил у твоей постели ночи напролет!
        Маша вздрогнула, вспоминая холодный бесчувственный взгляд аббата. Она вовсе не верила в его мнимую святость. Леди Роанна же, без сомнения, полностью попала под его обаяние - сложно будет убедить ее в чем-либо.
        «Надо будет получше присмотреться к нему и понять, что происходит в замке», - решила девушка.
        Меж тем они дошли до Машиной комнаты.
        - Сейчас, деточка, пришлю к тебе Берту, она поможет приготовиться ко сну, - пообещала леди Роанна на прощание.
        Минут на пять Маша осталась в комнате одна. Едва светила зажженная тетей лучина, по углам стояла густая тень, было холодно, несмотря на то что окно в комнате закрывал толстый кусок ткани с изображением какого-то старинного города.
        Поставив лучину на лавку возле сундука, девушка обеими руками подняла тяжелую крышку. В сундуке лежала целая гора какой-то одежды (то платье, что было на ней сейчас, доставали как раз оттуда), а сверху - маленькое тусклое зеркальце. Маша приметила его еще днем, но не решилась заглянуть в него при свидетелях. Вот и сейчас, взяв зеркало в руку, она с минуту стояла неподвижно, боясь поднести его к лицу, затем резко подняла его. Разглядеть что-либо в полутьме было сложно, но даже робкого света лучины хватило, чтобы убедиться: в зеркале отражалось совсем другое лицо. Не то, которое Маша привыкла видеть с детства!
        Хотя девушка ожидала чего-то подобного, на секунду все потемнело перед ее глазами. Ей захотелось бросить зеркало и завизжать - громко-громко и… проснуться от собственного визга.
        В коридоре послышался шум шагов. Маша сжала зубы и всего лишь на миг закрыла глаза. Усилием воли взяв себя в руки, она положила зеркальце в сундук и закрыла крышку, и тут же в комнату вошла уже знакомая ей девушка, принятая ею сначала то ли за послушницу, то ли за монахиню.
        - Сейчас, госпожа, помогу вам раздеться, - приветливо защебетала служанка.
        Маша равнодушно кивнула. Она чувствовала себя подвешенной на ниточках марионеткой. Поднять руки, нагнуть голову, опустить руки, перешагнуть через опустившееся на пол платье…
        Постель была холодной и сырой, и, сжавшись в комок, девушка долго думала, что не заснет, но сон, подкравшись на мягких бархатных лапках, сморил ее так внезапно, что она сама того не заметила.
        Маше снова снились узкие коридоры из серого камня, и свет, и тихое пение. Только теперь слова были другие. «Ты пришла! Ты наша!» - слышался ей голос.
        А еще Маше казалось, будто некто невидимый наблюдает за ней, затаившись в темноте, там, за границей света. Его неподвижные мертвые глаза похожи на угли погасшего костра. Этот взгляд промораживал девушку насквозь, до самого сердца. Под его властью казалось, что ночь будет вечной, солнце не взойдет и утро не наступит больше уже никогда.
        Все еще чувствуя на себе этот безжалостный взгляд, Маша открыла глаза. Сердце бешено колотилось, словно было намерено пробить себе выход на свободу и вылететь в небо вольной птицей. Было темно. Чуть колыхалась занавесь у кровати - то ли от сквозняка, то ли потревоженная чьим-то прикосновением. И эта мысль приводила девушку в ужас.
        Она долго лежала, прислушиваясь к тишине. Ни звука. Но беспокойство не оставляло ее. За это время глаза успели немного привыкнуть к темноте, и Маша поняла, что в одном месте у подножия кровати тень более густая и странная.
        Девушка, клацая зубами от страха и холода, поднялась со своего ложа и протянула руку к тени. Пальцы коснулись мягкой материи, а в руке оказалась перчатка. Та самая, которую Маша видела на аббате!
        Вампир
        Тьма уже давно была его привычным убежищем. Она была с ним всегда: и снаружи, и внутри его. Он никогда не задумывался над этим, но такое единство можно назвать гармонией. Он уже забыл, как выглядит солнце, и ненавидел день, когда этот пылающий шарик висел в небе, вынуждая укрываться в помещении с плотно завешенными окнами. В это время он чувствовал себя узником, слабым и бессильным. «Скорее, скорее! Чтоб ты сгинуло!» - торопил он солнце.
        Но наступала долгожданная ночь, и все менялось. Теперь он становился королем мира: мог легкой бесшумной тенью скользить во тьме - быстрый и самовластно-смертоносный. Ему нравилось читать в глазах людей мгновенное осознание неминуемой смерти, от которого их зрачки расширялись и застывали, словно вобрав в себя вселенский ужас. Он был их богом - тем, кто распоряжается никчемными жизнями и решает, кому жить, кому умирать. Выпивая их жизнь - глоток за глотком, - он чувствовал не только живую силу крови, но и пьянящее могущество.
        Он почти не верил в то, что его могут когда-нибудь разоблачить, - репутация его казалась безупречной, а церковь создавала надежное прикрытие. Он был очень доволен собственной задумкой укрыться за церковной стеной. Бог, без сомнения, оценил бы его чувство юмора.
        И он играл, получая от своей игры ни с чем не сравнимое наслаждение.
        В замке он пока еще не развернулся в полную силу, время торжества еще впереди. Предвкушение казалось столь же сладостным, как и власть. «Они будут моими! Все они будут моими!» - думал он, глядя на обитателей замка, а пока, прикрыв глаза, словно наевшаяся сметаны кошка, вспоминал как об изысканном лакомстве о крови девчонки-наследницы. О, он только пригубил ее - наслаждение еще впереди, а пока нужно лишь терпеть и предвкушать.
        Вот и сегодня он долго бродил по коридорам и комнатам, наслаждаясь своей тайной властью, и покинул замок перед рассветом, чтобы успеть в деревню, в которой у него были кое-какие дела.
        Симпатичная вдовушка, присмотренная им несколько ночей тому назад, сама вышла из дома, услышав тихий стук в окно. Грубая крестьянка - не то что изнеженная баронская дочь, но пока сойдет и это. И он, припав к призывно белеющей в темноте шее, с жадностью пил горячую человеческую кровь.
        - Спасибо тебе, Господи, что наполнил для меня этот сосуд! - расхохотался он, когда трапеза была окончена, а обмякшее тело крестьянки упало на тронутую первыми ночными заморозками землю.
        Вот теперь можно и вернуться к себе. Предстоял долгий день, полный тоскливого напряженного ожидания. Но за днем всегда приходит ночь, и уж тогда наступит его время!
        Глава 3 Знак беды
        Дни шли за днями. Жизнь замка подчинялась строгому порядку, и поэтому здесь ничего не менялось. Иногда Маше казалось, что она наблюдает из окна поезда за однообразным скучным пейзажем. Вставали в замке довольно рано. Затем нужно было идти на службу в небольшую церквушку, расположенную во внутреннем дворе неподалеку от замка. Здесь отец Давид читал на латыни текст службы, а Маше вместе со всеми приходилось повторять иногда «Амен» и креститься. К ее счастью, обитатели замка, похоже, не отличались излишней религиозностью, да и сам священнослужитель относился к обряду как к формальности, торопясь закончить его как можно быстрее.
        Следующим пунктом был завтрак, и Маше удалось договориться, чтобы к столу ей подавали молоко и хлеб. Хлеб, кстати, ничем не напоминал тот, который она ела раньше, - теперь ей казалось, что это было давным-давно, еще в прошлой жизни. Местный хлеб оказался серым, из муки очень грубого помола, с толстой хрустящей корочкой и плотным мякишем. На стол его приносили сразу из печи, поэтому он был еще обжигающе горячим и распространял вокруг себя густой сдобный запах. Кружки молока и горбушки хлеба вполне хватало девушке, чтобы наесться, остальные ели с утра более тяжелую пищу.
        После завтрака все расходились по своим делам, и Маша вместе с тетушкой и служанками отправлялись в комнату, где служанки ткали и пряли, а они с леди Роанной занимались вышиванием. Вернее, вышивала тетушка, а Маша, держащая в руках иголку едва ли не впервые в жизни, только пыталась освоить это искусство, безнадежно портя вышивку, которую начинала, видимо, еще настоящая Мария. Впрочем, стоило девушке задуматься, вышивка сразу же начинала получаться лучше, стежки ложились ровно и гладко - видимо, ее пальцы помнили эту работу.
        Потом был обед, а после него Маша отправлялась гулять в сад у стен, огораживающих внутренний двор замка. Сад, похоже, носил не столько декоративное, сколь практическое назначение, и среди яблонь и груш то и дело встречались грядки с пряными травами, заросли лука и чеснока. Впрочем, в саду Маше нравилось, тем более что дни, несмотря на раннюю осень, стояли теплые и погожие. Единственное, чего ей не хватало, - это компании. Разговаривать с леди Роанной оказалось не слишком интересно, а служанки, среди которых были девушки, близкие с ней по возрасту, в ее присутствии робели и говорили одни глупости. Даже прислуживающая ей Берта пока что пугалась и вздрагивала всякий раз, стоило Маше сделать резкое движение.
        Ближе к вечеру, когда солнце уже почти исчезало за горизонтом, приезжал аббат и после краткой молитвы в церкви все усаживались за ужин, после которого следовала неизменная партия в шахматы. Маша, наблюдающая за игрой, видела, что как игрок аббат намного превосходит старого рыцаря, но тянет время, забавляясь с ним, точно сытая кошка с глупой мышью. Заметила девушка и еще одну особенность. Поддразнивая крестоносца, аббат тем временем старался держаться от него как можно дальше. За шахматной доской он всегда сидел на максимальном расстоянии, с выпрямленной, словно окаменевшей, спиной. А однажды, когда владелец замка неожиданно наклонился к своему гостю слишком близко, аббат резко отпрянул, а по его всегда застывшему спокойному лицу пробежала судорога. Все это произошло так быстро, что, похоже, никто, кроме Маши, не обратил на происшествие внимания, да и девушка усомнилась: действительно ли она видела или это всего лишь игра ее собственного воображения. На всякий случай она наблюдала за ним: вдруг с ним что-то нечисто, но аббат больше ничем не проявлял своей странности, и постепенно Маша стала
успокаиваться.
        Чем дольше она жила в замке, тем больше ей начинало казаться, что все так и было всегда. Она уже поверила в то, что старый рыцарь - ее отец, и прошлая жизнь казалась привидевшимся когда-то сном. Очень странным сном, полным самых невероятных вещей, дать название которым Маша не могла. Она уже начинала сомневаться, что существуют автомобили, и компьютеры, и книги, не переписанные от руки, а отпечатанные в типографии, и яркое искусственное освещение, и подземные туннели, в которых мчатся похожие на чудовищных гусениц поезда… Все это не имело в ее нынешнем языке названия и казалось полузабытой странной сказкой.
        Она привыкала к жизни в замке, запоминала имена и расположение комнат, наблюдала за отношениями. Ей нравился грубоватый и простой, но, без сомнения, добрый и честный рыцарь. Его управляющий - сэр Саймон - походил на своего господина. Он сильно хромал на правую ногу, но был готов дни напролет носиться по всему замку, строгим взглядом наблюдая за порядком. И хотя Маша не слышала, чтобы он на кого-либо кричал, при его появлении служанки замолкали и принимались за работу с утроенным пылом и усердием. Как узнала Маша, сэр Саймон был из обедневших рыцарей и ездил со старым бароном в Палестину, где отличился в бою и был ранен столь опасно, что долгое время сомневались в том, выживет ли он вообще.
        Изучая замок - не очень старый, построенный всего лишь при деде нынешнего владельца, Маша видела перед собой целый мир. В центре всего было старое здание высотой в пять этажей. На первом этаже располагалась кладовая, на втором - кухня, далее шел этаж, целиком отведенный под приемный зал. Там обитатели замка собирались на обеды и ужины. Над залом были жилые помещения, а на самом верху - комнаты слуг, где девушка еще не бывала, как и в подземной части. Вход на этажи был затруднен. Попадали туда только через особое крыло с винтовыми лестницами - там, где девушка бродила в первый день своего пребывания в замке.
        У подножия замка кипела жизнь. Там находились псарня и конюшня, какие-то хозяйственные помещения, часовня и сад. Все это было обнесено высокой и мощной крепостной стеной, за которой пролегал глубокий ров. Завершали внутренний двор две башни - круглая, новой постройки, и старая, квадратная. Там жил управляющий и несли караул солдаты. Чуть ниже основного двора располагался так называемый большой двор, тоже находящийся под защитой крепостных стен. Самым примечательным в той части был огромный луг, на котором паслись животные и тренировались лучники. Ежеутренне сэр Саймон обязательно созывал солдат и, заставив их разогнать тревожно гогочущих гусей и упирающихся овец, устраивал упражнения по стрельбе. Сам он, как видела Маша, стрелял отменно. Лук послушно гнулся в его руках, а стрела летела в цель.
        Однажды девушка попросила управляющего научить ее стрелять из лука, но тот, к сожалению, отказался, твердо заявив, что дочери барона пристало ткать и вышивать, оберегая свои нежные пальчики, но никак не ранить их о жесткую тетиву лука.
        Машу это расстроило, впрочем, она еще не потеряла надежды повернуть дело так, как хочется именно ей.
        Также во внешнем дворе были мельница, дом мельника, где тот проживал со своей женой - грузной румяной женщиной, работающей на кухне, и, наконец, две башни. Одна предназначалась для лучников, другая служила воротами из замка. Ров вокруг внешнего двора был неглубок и постепенно сходил на нет. Очевидно, его просто не успели достроить.
        Все это время девушка наблюдала за аббатом, однако пока что не заметила ничего, что могло бы подтвердить ее подозрения. Большая часть обитателей замка относилась к аббату едва ли не восторженно. Леди Роанна то и дело хвалила его благочестие и с удовольствием внимала каждому его слову. Служанки смотрели на него как на божество и в беседах между собой даже называли его красивым, чего Маша уж точно не могла понять. Отец Давид слушал его, склонив голову, и никогда не оспаривал сказанное, тем не менее девушке отчего-то казалось, будто священнику неуютно в присутствии аббата и он, при первой же возможности, спешит покинуть общество. Разве только сам барон относился к гостю без всякого пиетета, однако, видно, не мог без ежевечерней партии в шахматы, так что не доводил дело до открытого противостояния. Господин аббат держался со всеми ровно и снисходительно: был добр со служанками, галантен с леди Роанной, прям и насмешлив с бароном (тому, как старому вояке, даже нравилось такое обхождение). С Машей он говорил редко, но всякий раз с участием справлялся о состоянии здоровья, а иногда девушка ловила на себе
его тяжелый холодный взгляд, который словно придавливал ее к полу, но это случалось все реже и реже.
        Она долго приглядывалась к нему, пытаясь понять, узнает ли он ее, но все больше приходила к мнению, что нет. Похоже, аббат видит перед собой все ту же Марию, дочь барона, что и раньше. Ей хотелось расспросить его, но она боялась. Кто знает, к чему приведут расспросы и не лучше ли просто промолчать. Все принимают ее за Марию - ну и ладно, даже она сама почти привыкла к новому отражению в зеркале.
        Тем временем Маше стало гораздо лучше. Слабость отступила, а на щеках стал появляться румянец. Но, странное дело, чем лучше ей становилось, тем хуже ощущала себя Берта, приставленная к ней в качестве служанки.
        Это была совсем еще молодая девушка с молочно-белой кожей, забрызганной многочисленными веснушками. Маша почти что подружилась с ней, насколько это позволила сама Берта, вечно краснеющая и повторяющая: «Простите, госпожа!»
        Уже несколько дней Берта была словно сама не своя. Она еще больше побледнела и осунулась, так, что кожа казалась почти прозрачной, а на руках и шее отчетливо виднелись тонкие синие жилочки. Особенно плохо чувствовала себя девушка по утрам. Иногда, когда она приходила в Машину комнату, ее качало от слабости, а сев за работу, служанка постепенно погружалась в прострацию и могла долго сидеть, уронив на колени челнок, глядя неподвижными глазами куда-то в угол.
        - Что с тобой? - спрашивала Маша.
        Берта вздрагивала, будто разбуженная посреди сна, и лепетала свое обычное:
        - Простите, госпожа! Сейчас все сделаю.
        Маше было жаль бедную девушку, и она не раз отправляла ее отдыхать, чем провоцировала гневную отповедь со стороны тетушки.
        - Слуги должны работать! - говорила леди Роанна, хмуря широкие, словно меховые, брови. - Они по натуре бездельники и лодыри, а ты поощряешь в них самое дурное! Милое дитя, если бы ты была доброй и рачительной госпожой, то, напротив, заставляла бы их работать, ради их же пользы!
        - Но вы же видите, что Берта ослабла! - возражала Маша.
        - Глупости! - громогласно возражала тетушка и уверенно, словно мечом, рубила воздух ладонью. - Слабость - болезнь благородных. Не выдумывай, дите, то, чего нет! Однако… - Леди Роанна замолчала.
        - Что «однако»? - переспросила Маша.
        - Странно на тебя болезнь повлияла. Ты словно стала совсем другим человеком, - задумчиво проговорила тетушка. - Ну да все в руках Божьих. Может, так оно и лучше.
        Состояние Берты по-прежнему беспокоило Машу. И однажды, перед ужином, она подошла к барону, отдыхающему перед камином в неудобном кресле с высокой спинкой, закрытом для мягкости какой-то шкурой.
        - Я хотела поговорить с вами, сэр, - неуверенно произнесла она.
        Старый рыцарь кивнул.
        - Говори, не бойся, - велел он. - Чего ты хочешь: новое платье, расшитое жемчугом? А может, плащ из животов белочек? Ну конечно, - он громко хлопнул себя рукой по лбу, - близится зима, а у тебя нет новой одежды! Я плохой отец, если не забочусь о своей дочери!
        Маша опустила глаза.
        - Нет, вы - очень хороший отец, - едва слышно произнесла она. - Я хотела поговорить о Берте.
        - Берта ведет себя с тобой дерзко? Я велю ее выпороть.
        - Да нет же, вы опять все не так поняли! - воскликнула Маша, теряя терпение. - Берта очень робка и почтительна. Однако в последнее время она, должно быть, больна. Можно ли освободить ее от работы?
        Барон нахмурился.
        - Дочь моя, подойди с этим к моей сестре. Всем хозяйством в замке заправляет леди Роанна. Я не стану влезать в хозяйственные дела. Но если ты все-таки хочешь плащ или платье…
        - Нет, спасибо.
        Рыцарь взял Машу за подбородок и, повернув к свету, долго вглядывался в ее лицо.
        - Я вижу, дочь моя, что ты по-прежнему печальна, - вздохнул он наконец, выпуская девушку. - Я слишком долго бился в Святой земле за Гроб Господень, я умею сражаться, могу скакать на коне через пустыню, не думая о голоде или жажде, могу один выйти против десятка неверных. Однако, уж прости, не умею угождать дамам. Но все-таки я позаботился о тебе. Мои верные слуги отправились в окрестные замки. Скоро у нас начнут собираться гости.
        - Гости? - удивленно переспросила Маша, не понимая, какое отношение прибытие гостей имеет к ее собственной судьбе.
        - Да, - подтвердил барон. - Мы устроим турнир и, клянусь мечом моих предков, я наконец подберу для тебя подходящего жениха!
        Маша попятилась. Она совершенно забыла о том давнем разговоре, сочтя слова про жениха всего лишь шуткой. Неужели ее и вправду хотят выдать замуж?! Ведь ей всего лишь пятнадцать!
        Признаться, в этот миг судьба Берты вылетела у нее из головы.
        Опечаленная, девушка вышла из зала. Накинув на себя обшитый мехом куницы плащ из какой-то плотной ткани, Маша поднялась на крепостную стену.
        За лесом уже садилось солнце, окрашивая небо в ярко-алый. Казалось, оно истекает кровью. Такого пронзительного заката девушка еще не видела.
        - Кровь… Всюду кровь… Вижу, что всходит над нами знак беды, и храни нас Господь в эти тяжкие времена! - послышался позади хриплый низкий голос.
        Девушка быстро оглянулась.
        У входа стоял управляющий, сэр Саймон.
        Маша шагнула к нему навстречу.
        - Вы что-то знаете? - спросила она, и в глазах преданного слуги метнулась тревога. - Умоляю вас, сэр Саймон, расскажите мне, что здесь происходит?!
        Жизнь замка, конечно, казалась монотонной и даже скучной, но предчувствие беды не оставляло Машу. Она так и ощущала опасность - как тот тяжелый взгляд из сна. И случайные слова управляющего всколыхнули в душе опасения.
        - …И погрязнут люди в грехах своих, и опустится на них длань карающая, и отвернется от них Господь и отдаст их на забаву нечистому… - пробормотал мужчина.
        - Что? Что вы говорите! - Маша, уже не замечая этого, кричала.
        - Я говорю, что Господь отвернулся от нас за грехи наши, - повторил сэр Саймон, глядя на девушку блестящими, как уголья, глазами. - Это место проклято!
        И в этот миг внизу, у ворот, послышались трубные звуки рога.
        - Ступайте к себе, юная леди, вечер сегодня студеный, простудитесь, - на этот раз голос управляющего звучал совершенно обычно, чуть приглушенно.
        Сэр Саймон устало вздохнул и, хромая, направился прочь, а от ворот уже спешил один из солдат, чтобы сообщить о том, что в замок пожаловали гости.
        Вампир
        - Мой господин, отчего же ты не смотришь на меня? Ради тебя я предала свою молодую госпожу и совершила страшное богопротивное деяние, о котором мне даже думать страшно! Посмотри же на меня с милостью, мой господин. Ты теперь мой единственный повелитель, и душа моя в руках твоих!
        Юная девушка, чьи длинные косы разметались по полу, стояла перед ним на коленях и простирала тонкие, почти детские руки. Она была даже трогательна, только вот беда, он уже давным-давно позабыл, что такое умиление, сострадание или жалость. Слова эти стали для него всего лишь набором звуков, ледяной стеной, за которой ничего нет. Уже почти сто лет самым главным его чувством была жажда. Она вела его с тех самых пор, когда он, эсквайр, происходивший из старинного, но не очень богатого рода, обладатель трех деревенек и небольшой рощицы на холме, встретил в своих владениях странного человека.
        Этот человек, одетый в лохмотья, передал ему свой страшный и могущественный дар и стал его проводником в мире тьмы.
        - Весь мир принадлежит нам! - сказал учитель.
        И, как выяснилось, солгал.
        Опьяненный новыми возможностями, почувствовав силу, он первое время наслаждался новым существованием, с упоением бросаясь в кровавые пиры.
        Протрезветь пришлось внезапно.
        Однажды ночью они, как всегда, отправились на охоту в ближайшую деревню. Однако там их уже ждали. Дом, куда они вошли, оказался ловушкой. Дверь тут же захлопнулась, а вслед за тем послышался жадный треск разгорающегося огня. Огонь - страшный враг вампиров. Это то немногое, что, как и кол в сердце, несет им истинную смерть. Оба кинулись к окнам, но там стояли мужики с кольями.
        Новообращенному вампиру удалось уйти почти что чудом, а вот учитель погиб. Его растерзала толпа крестьян, которых оказалось слишком много на одного…
        Молодой вампир смотрел на это от кромки леса. Ужасная картина, освещенная заревом пожара, была видна как на ладони. «Вернуться и помочь», - мелькнула в его голове мысль, но тут же была подавлена голосом рассудка. Разве учитель вернулся бы за ним? Он учил его наслаждаться, а уж какое наслаждение в мучительной смерти. Нет, он поступил правильно. Их слишком много. Они всего лишь люди, но, как показала действительность, сбрасывать со счетов их все же нельзя.
        Страшная гибель учителя, растерзанного крестьянами, его отрезвила. И тогда он понял: выживает не самый сильный, а самый хитрый. Нужно уметь притворяться, подделываясь под людей, казаться таким же, как все, а если возможно, благочестивей других. Именно тогда он уехал из родного края и некоторое время скитался, пока не нашел идеальное для себя прикрытие: место, называемое Божьим домом. Ведь если есть надежные люди, всегда можно устроить так, чтобы святое место сохранило святость лишь в названии.
        Тогда он впервые поселился в этих местах, приехал в замок и тут едва не выдал себя: молодая хозяйка была так прекрасна, что на какой-то миг забилось даже его скованное вековечными льдами сердце.
        Впрочем, это дела давно минувших дней.
        Его взгляд обратился к преклонившей колени девушке.
        «Она стоит передо мной, как перед распятием, - с мрачным удовольствием подумал вампир. - Не этого ли я хотел?..» Не совсем. Он хотел бы, чтобы на месте Берты оказалась та, другая, но это было невозможно. Она ускользнула, и только иногда в мрачных коридорах замка ему вдруг казалось, что она совсем рядом, что она смотрит на него. Но, видно, чувства обманывали, потому что он не видел ее ни разу - даже бледной мимолетной тени. Ну ничего. За нее заплатит ее дочь - девушка с удивленными глазами. Придет время, и она расплатится сполна.
        Но - терпение, ему пока требуется терпение.
        - Ты избрана, Берта, - ласково произнес он, поднимая служанку с пола. - Ты станешь моей бессмертной спутницей и достигнешь таких высот, каких никогда не достигала девушка твоего происхождения.
        - Но когда же? Мой господин, я устала ждать! - Она вцепилась в рукав его черной одежды, и он невольно поморщился: девушка все еще казалась слишком живой, и эта живость его ужасно раздражала. Как же выигрышно выглядят на фоне объятых эмоциями людей такие совершенные существа, как он сам.
        - Потерпи. Придет время…
        Где-то послышался легкий шум, и вампир насторожился: ему вовсе не хотелось быть застигнутым здесь, на верхнем этаже для слуг… Но нет… ложная тревога. В это время все слуги хлопотали, готовясь к приезду новых гостей.
        - Но мне так тяжело ждать! Я хочу служить тебе! Только тебе! Знаешь, как тоскливы дни, ведь мне приходится исполнять свои обязанности и не выдавать тоски в то время, когда я скучаю по тебе!
        Он осторожно отвел ее руки.
        - Но ведь тебе хорошо в замке? Никто не обижает тебя? - спросил он с показным вниманием. - Твоя госпожа добра к тебе?
        - О да, - на лице девушки промелькнула печаль. - Госпожа очень изменилась после болезни. Говорят, она потеряла память. Я простая девушка, господин, и не знаю, как это объяснить, но она как будто стала другой. Никогда не кричит на меня, ничего не требует и ни разу за все это время не ударила меня. Мне кажется, будто болезнь пошла ей на пользу, а потому очень стыдно ее обманывать. Но ты же обещал мне, что никакого вреда не будет?! - Берта просительно заглянула ему в глаза.
        - Никакого вреда, - ответил он, в очередной раз удивляясь легковерию людей. Знатный лорд, рыцарь или девушка из народа - все были поразительно легковерны и готовы проглотить любую, даже самую нелепую ложь. Просто потому, что не хотели, боялись знать правду.
        Вот и Берта, сразу успокоившись, заулыбалась.
        - Я голоден, покорми меня, - попросил он, чувствуя, как скручивает узлом внутренности знакомое чувство жажды.
        - Да, мой господин! Сейчас!
        Путаясь в одежде, девушка принялась торопливо обнажать шею.
        «А она стала совсем слаба. Долго не протянет. Ну и ладно. Все, что нужно, она уже выполнила. Останется только избавиться от тела», - подумал вампир, припадая к яремной жилке.
        Всего лишь несколько глотков, чтобы немного приободриться и выдержать присутствие барона с этой его ужасной штукой на шее. Всего лишь несколько глотков для поддержания сил. Вволю он напьется потом, в деревне.
        Глава 4 Каков господин, таков и слуга
        Благородный сэр Чарльз, на гербе которого изображался хищный сокол и алая роза, как почетный гость восседал по правую руку барона и пил уже не первый кубок, вытирая рот рукавом.
        Разговор за столом шел о каких-то совершенно странных вещах: количестве припасов, необходимых при осаде, глубине рва, расстоянии от стрелковой башни до ворот. Барон заметно оживился, похоже, найдя себе собеседника по вкусу. Зато Маша откровенно зевала.
        Сэр Чарльз не понравился ей. Во-первых, он был старым, наверное, лет тридцати, а то и больше; во-вторых - грубым; в-третьих - просто некрасивым, с грязными волосами, неаккуратными прядями свисавшими вокруг длинного несуразного лица, чем-то отдаленно напоминавшего лошадиную морду. Невоспитанность так и перла из него, хотя Маша уже начала привыкать к тому, что в баронском замке не знают этикета и ведут себя, в том числе за столом, не так, как она привыкла.
        В общем, гость оказался вовсе не во вкусе девушки, остальные же, похоже, отнеслись к его визиту с радушием и неприкрытой радостью. Машину точку зрения разделял лишь один из присутствующих за столом. Это был господин аббат. Девушка поймала несколько быстрых острых, как отточенный кинжал убийцы, взглядов, который светский аббат кинул на сэра Чарльза.
        Вечер сегодня пошел необычным порядком. В честь прибытия гостя к столу было подано больше блюд, а слуга то и дело подливал в кубки вина. Маша пригубила свой, но чуть не выплюнула: вино оказалось очень кислым и противным. Пришлось тихонько попросить слугу принести воды. Тот удивился, но все же принес кувшин холодной родниковой воды. Похоже, слуги, как и все в замке, списывали все странности поведения молодой госпожи на ее долгую изнурительную болезнь, и Маша была этому только рада. Из всех присутствующих произошедших в ней перемен не заметил только владелец замка. Похоже, он любил свою дочь слепо и не разбирая ее достоинств и недостатков. И Маша успела полюбить его в ответ, словно настоящего отца.
        В обычный час, когда барон с аббатом садились за шахматы, все еще сидели за столом. Барон побагровел от выпитого и уже перешел к воспоминаниям о кровавой резне, случившейся где-то среди бескрайних песков Палестины. Леди Роанна тоже оживилась и по части вина ничуть не отставала от мужчин.
        У Маши разболелась голова от громких голосов, грохота кубков, которые пирующие ставили на стол с такой силой, словно забивали ими гвозди, и лая охотничьих псов господина барона, которые носились под ногами, выпрашивая куски.
        Пользуясь тем, что никто на нее не смотрит, девушка выскользнула из-за стола и вышла из залы.
        Ей хотелось немного развеяться, и она снова поднялась на крепостную стену, откуда наблюдала сегодня зловещий кроваво-красный закат.
        Однако удобная галерейка оказалась уже занята. Там по-хозяйски расположился незнакомый парень примерно Машиных лет, с растрепанными волосами, в тусклой, покрытой пылью одежде. Он с деловитым видом, не смущаясь скудным освещением, начищал короткий меч, напевая что-то сквозь зубы.
        Маша хотела было уйти, но парнишка заметил ее и уставился на девушку с ничуть не меньшим любопытством, чем она на него.
        «Я дочь владельца замка, я здесь хозяйка. Нечего смущаться», - напомнила себе девушка.
        - Ты кто? - спросила она, стараясь держаться как истинная леди, вынужденная заговорить с человеком гораздо ниже себя по социальному положению - надменно и немножечко снисходительно.
        - Эльвин, миледи. Прибыл сюда с сэром Чарльзом, - представился парень.
        Маше не понравился его резкий голос.
        - Ты его оруженосец или слуга? - уточнила девушка, уже начавшая разбираться в сословном неравенстве.
        - Слуга, миледи, верный и преданный слуга!
        Ну теперь-то в его голосе точно чувствовалась издевка. Да кто он такой, чтобы разговаривать с ней подобным образом! Хотя и сэр Чарльз, похоже, недалеко ушел. Ну что же, каков господин - таков и слуга.
        Маша хмыкнула, а парень сделал вид, будто полностью погружен в свою работу и стал начищать лезвие с такой силой, будто собирался протереть в нем дырку.
        «А ведь он - первый нормальный человек, которого я здесь встретила», - подумала девушка. Этот парень мог быть ее одноклассником - только подстричь немного и переодеть в футболку и джинсы вместо того странного, похожего на женское платье наряда, который на нем сейчас.
        Уходить отчего-то не хотелось.
        Маша переступила с ноги на ногу, пытаясь получше разглядеть парня.
        Теперь на его лицо неровными прядями падала густая отросшая челка, и совершенно было непонятно, симпатичный он или нет. Из-под волос виднелся только прямой правильный нос и упрямый подбородок.
        - Первое твое путешествие? - спросила Маша, чтобы прервать неловкое молчание.
        Парень поднял на нее глаза. В свете факела они казались темно-серыми и глубокими, как лесные озера.
        - Можно и так, сказать, миледи, - отозвался он, немного помолчав. - Если не считать Святой земли.
        - О, ты тоже был в Святой земле! - оживилась Маша, поклявшись себе, что разговорит этого молчуна.
        - Тоже? - переспросил парень. Он, не робея, смотрел ей прямо в глаза, совсем не так, как слуги, живущие в замке.
        - Как сэр Вильгельм и сэр Саймон.
        Тонкие мальчишечьи губы вдруг исказила странная гримаса, и он поспешно склонился над мечом и ничего не ответил.
        «Как он смеет так себя вести! Он же слуга, а я дочь барона!» - разозлилась Маша, но тут же сама удивилась собственным мыслям: она жила в замке едва ли неделю, а надо же как привыкла, даже назвала себя дочерью старого рыцаря… А парень наверняка расстроился. Тут и без нее хватает желающих указать ему его место. Она-то сама небось не благородных кровей.
        - Не обижайся, пожалуйста, - попросила она, присаживаясь рядом с ним на корточки. - Я не хотела тебя обидеть.
        Эльвин взглянул на нее с удивлением. Теперь, видя его лицо ближе, Маша решила, что он все-таки симпатичный - не сладкой девчачьей красотой, а настоящей мужской. Твердые, резкие черты, похоже, только украшали его. На щеке был отчетливо заметен небольшой шрамик. «А ведь этот парень наверняка видел столько, сколько не приснится в мое время мальчишке его возраста», - подумала она и улыбнулась.
        - Шутите, миледи? - подозрительно спросил он. В серых глазах - недоверие.
        - Нет, просто прошу у тебя прощения. Уверена, что из тебя получится хороший рыцарь, - зачем-то добавила девушка.
        На миг глаза парня словно затянуло корочкой льда, а уголок рта дернулся, как от боли.
        - Клянусь всемогущим Господом, - тихо произнес Эльвин, - я стану рыцарем и заслужу эту честь, чтобы восстановить… - Он вдруг замолчал и резко поднялся, отходя к проему в стене.
        - Что восстановить? - спросила Маша, вставая вслед за ним.
        - Простите, миледи, заболтался. Позволите уйти? Хозяин наверняка уже ищет меня.
        - Конечно, иди.
        Он ушел, а Маша смотрела ему вслед, кутаясь в теплый плащ.
        Парень казался колючим, как ежик. «И все равно рано или поздно я его разговорю. Клянусь всемогущим Господом!» - передразнивая его, пробормотала Маша.
        Маша шла по коридору, возвращаясь в свою комнату. Теперь, когда она уже почти освоилась в замке, переходы не казались ей такими запутанными и пугающими, как было, когда она попала сюда впервые. Но все равно даже сейчас глухие каменные стены, пространство, едва освещенное тусклым светом факелов, которые, казалось, не рассеивают, а словно сгущают тени, внушали чувство тревоги.
        Девушка проходила мимо занавеси, отделяющей пустую заброшенную комнату. Теперь она знала, что здесь жила мать Марии, супруга барона. Рыцарь, видно, до сих пор любил ее, потому что место баронессы за столом по правую руку от него оставалось вакантным, а слугам строжайше было приказано не прикасаться ни к чему в ее комнате.
        Эта пустая пыльная комната внушала Маше смутный ужас, и она всегда прибавляла шагу, проходя мимо нее. Вот и сегодня она пошла быстрее, но тут вдруг услышала тихий, едва различимый голос.
        - Мария! Мария! - донеслось до нее глухо, будто издалека, а пыльная занавесь качнулась то ли от порыва ветра, то ли от прикосновения чьей-то незримой руки.
        - Иди ко мне, - шелестел голос.
        И Маше казалось, что она видит перед собой прозрачную, словно сотканную из воздуха и пыли, фигуру. Позабыв обо всем от ужаса, девушка кинулась по коридору - куда угодно, главное, как можно дальше отсюда.
        Забежав за угол, она чуть не налетела на владельца замка, но была вовремя остановлена. Его руки мгновенно опустились на ее плечи, и девушка поняла, что, несмотря на возраст, барон очень силен и у него железная хватка.
        - Что ты здесь делаешь, дочка? - спросил он, разглядев наконец, кого схватил, и тут же ослабляя хватку. - Ты убегаешь? Кто-то посмел тебя обидеть?
        Маша смутилась. Она уже сама не знала, где заканчивается реальность и начинаются фантазии. Все, что происходило с ней, было слишком необычно. Прочитай она о таком в романе, наверняка ни за что не поверила бы.
        - Мне… Мне показалось, будто там кто-то был… - нерешительно призналась она.
        - Ну что же, - сэр Вильгельм отодвинул девушку себе за спину и решительно направился вперед. - Посмотрим, кто это может быть. Если это человек, ему не справиться со старым крестоносцем, закаленным палящим солнцем Иерусалима. Если порождение тьмы - тем хуже для него: у меня есть ладанка с куском дерева, на который упала животворящая кровь Христова. Никакой нечисти не устоять против нее!.. А ты носишь ту ладанку, которую я повесил тебе на шею, когда ты болела?
        Маша промолчала. Странную штуку на засаленном кожаном шнурке она сняла сразу же, как только пришла в себя, оставив на груди только привычный серый камень.
        - Никогда не снимай ее! Она принадлежала еще твоей матери, - сказал барон. - Она сохранит тебя.
        - Хорошо, - пообещала Маша.
        - Ну тогда пойдем.
        - Может быть, мне только померещилось… - пробормотала девушка, но барон уже ушел вперед, и ей пришлось ускорить шаг, чтобы его догнать.
        Вместе они дошли до покоев, принадлежащих покойной баронессе.
        - Здесь, - прошептала Маша, с удивлением понимая, что у нее сел голос, понизившись до хрипа.
        Сэр Вильгельм широко перекрестился и решительным жестом отдернул занавесь.
        По комнате гулял ветер. Сундуки, старая кровать, заброшенный вышивальный станок с незаконченной работой… все выглядело в точности так же, как и запомнила Маша.
        И никого. Ни единой живой души.
        - Хотел бы я увидеть ее, - глухо произнес барон, и Маша поняла, что он говорит о покойной жене. - Хотел бы снова встретиться с ней перед престолом Господа. Одна осталась у меня теперь забота - наша дочка. Вот найду для нее мужа, а для замка - защитника, там и на покой можно после трудов праведных.
        - Но вы… вы не можете умереть! - испуганно отозвалась Маша.
        - Что ты, девочка, все мы смертны перед Господом Богом. Но не бойся, я испугал тебя. Все будет хорошо, не бойся, - он неумело притянул ее к себе и погладил по голове жесткими мозолистыми ладонями, привыкшими сжимать рукоять меча и не привыкшими к ласке.
        От этого скупого, но искреннего жеста Маша почувствовала, что в носу отчаянно защипало, а на глазах выступают слезы. Ей показалось, что эта ласка - ворованная и она, Маша, не имеет на нее никакого права, как и на любовь этого сильного усталого человека.
        Вампир
        День подходил к концу. К счастью, осенью темнеет раньше, и он с тоской ожидал декабря, когда ранние глухие вечера переходят в долгие темные ночи.
        Сейчас было еще слишком светло, поэтому он оставался у себя, в комнате, где все окна были тщательно зашторены гобеленами, которые он выбирал сам. Гобелены были его особой гордостью. Каждый из них - образец искусства ткачихи. На одном - Авраам приносит в жертву Исаака, на другом - Каин, убивающий Авеля, на третьем - Моисей, закалывающий перед алтарем барашка. Вроде бы правильные картины, свидетельствующие о глубокой вере и религиозности, и в то же время на каждой из них - насилие и кровь.
        Он облизнул тонкие бледные губы в предчувствии скорой трапезы.
        Он всегда точно чувствовал время и мог с точностью до минуты определить, когда сядет солнце или, напротив, начнется рассвет.
        В коридоре послышались легкие шаги. Обычный человек и не услышал бы их, но он-то не был обычным.
        Пришла пора выслушать доклад о дневных делах.
        Уже некоторое время он являлся светским аббатом - то есть тем, кто управляет аббатством и получает с него доходы, не принимая при этом церковного сана. Прикрытие было столь идеальным еще и потому, что светскому аббату не нужно было даже жить в своем аббатстве или присутствовать при службах - все делали за него доверенные лица. Оставалось лишь принимать отчеты и деньги…
        Вампир занял свое место за столом за минуту до появления визитера.
        Вошедший принадлежал к числу духовенства и был ответственным за хозяйственные дела в аббатстве. О его незаурядных способностях по хозяйственной части свидетельствовал выпирающий из-под рясы живот, больше напоминающий котел, из которого можно накормить не меньше дюжины голодающих собратьев.
        - Благословите, господин аббат, - привычно пробубнил посетитель с порога.
        - Благословляю. Можешь пройти, сын мой.
        Келарь сел напротив хозяина и завозился, пытаясь устроиться как можно удобнее.
        Хозяин комнаты не смотрел на него, полуприкрыв глаза.
        - В аббатстве все благополучно, господин аббат, - начал свой доклад толстяк, незаметно утирая со лба пот. - Только что прибыл оттуда. Урожай собран, и вскоре вам доставят превосходную пшеницу и эль. Ваши пивовары превосходно знают свое дело, - сообщил келарь, без сомнения, большой знаток и ценитель производимого в аббатстве эля, - не зря этот славный напиток пользуется такой популярностью в округе.
        Аббат промолчал. Он знал напиток более крепкий, сладостный и будоражащий, чем тот, которому отдавал предпочтение его собеседник. О! Если бы толстый келарь отведал его хоть раз, он возненавидел бы прочие яства и напитки!
        - Что касается скота… одна из ваших коров пропала с пастбища… Поиски ни к чему не привели. Должно быть, волки…
        Аббат чуть приподнял веки.
        - Разумеется, пастух наказан, - торопливо уточнил келарь. - Получен большой заказ на шерсть, - продолжил он, стремясь поскорее уйти от щекотливой темы.
        Аббат кивнул.
        - Хорошо, я рассчитываю, что и далее мои дела будут находиться в порядке. А случаев, подобных сегодняшнему, не повторится, - произнес он, глядя в глаза собеседнику.
        Тот заметно побледнел и словно даже осунулся.
        - Приложу все старания, господин аббат!
        - Хорошо, ммм… брат мой, можешь идти.
        После того как келарь поспешно удалился, вампир подошел к окну. Проклятое солнце еще не село. Он чувствовал это даже через плотную завесу.
        Он снова отступил подальше от окна и задумался. Знакомство с сэром Роджером открыло для него блестящие перспективы. Рыцарь был близок к королю, что сулило новые привилегии и расширение сферы влияния, а затем - и новую жизнь. Он через сэра Роджера уже готовил для себя новое место проживания. Еще несколько лет - и задерживаться здесь будет нельзя. И сейчас ему уже приходилось прилагать значительные усилия, чтобы казаться старее, чем он был на самом деле. Когда с бароном будет все решено, сэр Роджер получит свои деньги и владения, а он сам - дочь Элеоноры, миссию можно будет считать завершенной. Долгое время все доходы от аббатства усердно накапливались, теперь их хватит, чтобы, переселившись, вести достойную жизнь с достойной личиной. На этот раз он станет сэром - рыцарем. Не так уж плохо для обедневшего эсквайра, которым он был когда-то.
        Вампир с удовольствием потер руки. Все разворачивается по плану. По его плану.

* * *
        Следующее утро оказалось сырым и туманным. Туман, похожий на густые взбитые сливки, наползал на замок со всех сторон, норовя взять его в кольцо осады.
        Проснувшись, Маша оделась сама, без помощи Берты. Служанка опять чувствовала себя так плохо, что едва держалась на ногах, а цвет ее лица напоминал беленую ткань. После завтрака, состоящего из молока и ноздреватого хлеба с хрустящей запеченной корочкой, Маша дотронулась до висящей на шее ладанки. Девушка не слишком верила в ее волшебную силу, но кто знает, вдруг и вправду поможет… Отговорившись от леди Роанны тем, что собирается прогуляться в саду, Маша отправилась в часовню, расположенную в верхнем дворе замка.
        Отец Давид, недавно отслуживший утреннюю службу, заботливо тушил свечи, чтобы не расходовать их без лишней на то надобности.
        Девушка негромко окликнула его, и священник вздрогнул всем своим худым тщедушным телом, будто его застали врасплох за каким-то предосудительным занятием. Маше казалось, что он вообще все время настороже и нервничает, словно боится чего-то, словно опасность дышит ему в затылок.
        - Я хотела бы поговорить с вами, отец Давид, - произнесла девушка, останавливаясь перед ним.
        - Слушаю, дитя мое, - священник сложил руки на животе, глядя куда угодно, только не на нее.
        Маша заколебалась. Впрочем, она уже начала разговор, отступать было поздно.
        - Скажите, отец Давид, что происходит в этом замке?
        Худые пальцы с крупными суставами, обтянутые сухой желтоватой кожей, нервно забегали, перебирая пояс, перехватывающий рясу.
        - О чем ты говоришь, дитя?
        - Здесь происходит нечто непонятное.
        - Разве? Не волнуйся, дитя, Господь не допустит, чтобы случилось что-то плохое…
        Его голос звучал спокойно, но Маша обострившимся восприятием вдруг поняла, что на дне этого спокойствия - глубокий неизбывный страх.
        - Отец Давид…
        - Молись, Мария, и Господь убережет тебя. Он спасет безгрешную голубку и сурово покарает волков. Но знаешь, - священник вдруг снова обернулся к девушке, и в глазах его сверкала сумасшедшая вера, - знаешь, кого Он накажет строже всего? Тех, кто мог спасти, но струсил и поддался власти нечестивых заблуждений. Тех, кто знает тайну, но боится за свою жизнь и тем губит собственную душу! Нет им прощения! И мукам их в адском пламени не будет предела!
        Священник говорил быстро и исступленно, словно пророк, предрекающий неминуемый конец света.
        - Молись, Мария, ибо ныне ты во царстве тьмы, и только твоя чистота может вывести тебя на свет Божий!..
        Он поднял к низкому потолку иссохшую руку и вдруг замер, словно прислушиваясь к чему-то, а затем быстро отошел от девушки.
        - Отец Давид, - снова окликнула она.
        - Ступай, дитя мое, тебе здесь делать нечего, - отрезал священник и, больше не говоря ни слова, вышел вон.
        Глава 5 Кровь и серебро
        Приехавший в замок рыцарь, сэр Чарльз, быстро освоился, найдя общий язык и с хозяином, и со слугами. Особенно со служанками. Маша видела, как они смотрят на него и хихикают, прикрывая рты ладошкой.
        Ей же самой сэр Чарльз не нравился чем дальше, тем больше, хотя Маша уже начала опасаться, что, должно быть, что-то не так с ней самой, не зря ей не нравятся самые популярные в замке люди: аббат и сэр Чарльз. С приездом рыцаря распорядок изменился. Теперь здесь больше пили и ели, а еще устраивали увеселения. Как оказалось, слуга рыцаря Эльвин умеет петь.
        Он пел в совсем непривычной для Маши манере, аккомпанируя себе на незнакомом струнном инструменте. Голос у мальчишки оказался глубокий и мягкий, петь ему, определенно, шло больше, чем говорить. Несколько песен говорили о любви к прекрасной даме, одна - о долгом пути к Граду Господнему Иерусалиму, но последняя из спетых Эльвином баллад выделялась из всех других. Она была о мертвеце, явившемся за своей невестой.
        Мое дыханье тяжело
        И горек бледный рот.
        Кого губами я коснусь,
        Тот дня не проживет[3 - «Клятва верности» - шотландская народная баллада в переводе С.Я. Маршака.], -
        пел мальчик.
        При этих словах Маша почувствовала, будто по плечам пробежал холодок. Она взглянула на гостей. Отец и сэр Чарльз не слушали певца, переговариваясь о чем-то. Аббат все так же, не снимая перчаток, крошил в вино все тот же кусок хлеба, что был при нем с начала ужина, тетя позевывала, разморенная обильной трапезой, а вот священник, отец Давид, смотрел на Эльвина во все глаза, словно увидел перед собой привидение.
        Когда парень закончил, ему разрешили удалиться, и Маша последовала за ним.
        Она догнала его у лестницы, идущей вниз, во внутренний двор.
        - Постой, Эльвин!
        Он оглянулся, похоже, ничуть не удивляясь тому, что дочь владельца замка вновь удостаивает беседой простого слугу.
        - Да, госпожа, - ответил он холодно.
        - Не называй меня госпожой. Я Мария, - ответила Маша.
        - Хорошо, леди Мария. Чем могу служить?
        Маше стало до слез обидно от этой холодной замкнутости и явного желания удерживать как можно большую дистанцию. Видно же, что Эльвин не такой, как другие слуги, что он слуга только по названию, а в душе наверняка настоящий рыцарь, гораздо более достойный этого высокого звания, чем его господин.
        Девушка закусила губу и отвернулась, скрывая слезы. «Он не стоит этого. Нужно просто оставить его в покое. Ему не нужно ни мое общество, ни моя жалость», - в панике думала она.
        - Ничем, ступай, - пробормотала Маша, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
        Но он не уходил, а стоял за ее спиной, словно приклеенный к каменным плитам пола.
        «Я здесь госпожа, а он слуга, - в который раз напомнила себе Маша. - Я могу крикнуть на него и даже ударить, как леди Роанна, которая отвесила пощечину своей служанке. Вот сейчас обернусь и крикну, чтобы убирался отсюда и не смел больше попадаться мне на глаза».
        Глаза отчаянно щипало от слез, вызванных несправедливой обидой.
        - Вы плачете? - спросил Эльвин мягко и вдруг, развернув Машу к себе, отер со щек слезы своей горячей рукой. - Простите, го… Прости меня, Мария, я не хотел тебя обидеть, но до сих пор не могу поверить, что ты, баронская дочь, снисходишь до разговора с обычным слугой.
        - Ты не слуга! - быстро возразила Маша. Слезы уже высохли, будто их и не бывало. - Вернее, слуга, но это же временно. Мне казалось… Мне кажется, ты особенный…
        Эльвин грустно улыбнулся.
        - Я еще не знаю, что будет, но ты права, мой отец действительно был рыцарем, но…
        Он замолчал, и девушка заметила, что кулаки парня сжались, а между упрямыми бровями вдруг пролегла сердитая складочка.
        - Что случилось с твоим отцом?
        Они так и стояли у входа на лестницу, и в любой момент их могли здесь обнаружить.
        Эльвин рассеянно огляделся.
        - Пока я не могу тебе этого рассказать. Как-нибудь потом.
        - Хорошо, - с готовностью кивнула Маша. - Я еще хотела расспросить тебя. Ты ответишь на мои вопросы?
        - Если смогу. Только не здесь. Мне кажется, я слышал чьи-то шаги…
        - Но я ничего не слышала, - удивилась Маша.
        - Когда от этого зависит твоя жизнь, учишься слушать по-настоящему, - объяснил парень. - Возьми свой плащ и спускайся в сад, я буду ждать тебя там.
        - Хорошо!
        Маша взбежала по лестнице на жилой этаж и, достав из сундука плащ, побежала вниз. По пути ей встретилась Берта. Девушка, как никогда, казалась похожа на призрак, глаза ее были широко раскрыты, а взгляд остекленел.
        Маша хотела было спросить, что с ней, но времени не было: в саду ждал Эльвин, не стоило разрушать только что завязавшуюся беседу - кто знает, вдруг в следующий раз он снова окружит себя непробиваемой ледяной стеной.
        Выбежав в сад, Маша остановилась, оглядываясь. Парня нигде не было видно. В недоумении она пошла между темными деревьями, и вдруг кто-то схватил ее за руку.
        Девушка вздрогнула, но не успела закричать, услышав знакомый голос.
        - Тсс! - прошептал Эльвин. - Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Негоже госпоже якшаться со слугами.
        Маша кивнула и отступила в тень.
        - Ты кого-то боишься? - напрямик спросила она парня, видя, как напряженно он всматривается в темень.
        - Лучше быть настороже. Я слишком долго жил в военном лагере, чтобы не знать, как обманчив покой.
        - Но здесь же замок! Солдаты и толстые стены!
        Сад был полон звуков: чуть слышно шелестела листва, копошился в траве какой-то ночной зверек, поскрипывали ветки деревьев… Все вокруг казалось напоено покоем и негой.
        - И все равно мне не нравится здесь, - покачал головой Эльвин.
        - И тебе тоже!
        Он кивнул.
        - Не знаю, откуда взялось это чувство, но в вашем замке что-то неладно…
        - Ты специально спел ту балладу про мертвеца? А видел, как на тебя смотрел наш священник? - снова спросила Маша.
        Эльвин помолчал.
        - Видел, - наконец произнес он. - А еще слышал, как идет служба в вашей церкви. В Иерусалиме я жил у рыцаря, прибывшего из Лангедока, поэтому знаю провансальский диалект. Он похож на латынь, по крайней мере, в достаточной степени для того, чтобы разбирать слова церковной службы. Возможно, я не слишком усерден в служении Господу, однако могу понять, что молитвы, которые читают в вашем замке, искажены.
        - То есть как? - удивилась Маша.
        - Там переставлены слова, поэтому служба лишена божественной святости, - нехотя признался Эльвин.
        - Может, священник просто перепутал? - предположила Маша.
        - Возможно, - Эльвин пожал плечами, - английские священники иногда неграмотны, не знают латыни и заучивают тексты наизусть, не понимая их смысла. Отсюда может пойти искажение. Но нельзя упускать из вида, что такое может быть сделано нарочно…
        - Но как и зачем…
        Маша недоговорила, потому что в этот момент вдруг послышался слабый крик и что-то тяжелое рухнуло неподалеку от них.
        Эльвин тут же бросился вперед, и Маше, боящейся остаться одной в темноте, не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
        У подножия замка темнел какой-то предмет, и, только подойдя совсем близко, Маша поняла, что это человеческое тело…
        Нагнувшись, она разглядела распущенные длинные волосы и смутно белевшее в темноте лицо. Рука девушки коснулась чего-то влажного и липкого. На пальцах чернела чужая кровь.
        Маша отпрянула, и в тот же миг Эльвин зажал ей рот.
        - Тссс! - снова прошептал он. - Не надо кричать. Молчи! Обещай мне, что будешь молчать!
        Девушку била крупная дрожь. Она отчетливо слышала, как стучат ее зубы. «Сон! Хорошо бы все это оказалось всего лишь сном!» - молилась она.
        Эльвин, обняв Машу за плечи, повел ее прочь, в глубь сада.
        - Мы ей уже ничем не поможем, - говорил он, успокаивающе гладя Машины плечи.
        Девушка чувствовала себя так, словно попала в самый худший из своих кошмаров. Несмотря на тьму, она узнала погибшую. Это была Берта, та самая Берта, с которой Маша столкнулась буквально пять минут назад. И почему у нее не нашлось тогда времени?! Всего минута, и все, возможно, обернулось бы по-другому.
        - Сейчас главное - не привлечь внимание. Он может нас заметить, - продолжил меж тем Эльвин.
        - К-к-то он? - выговорила девушка, все еще продолжая трястись.
        - Тот, кто столкнул ее с верхушки башни.
        Вампир
        Она умерла. Она лежала у него на руках, как сломанная игрушка. Увлекся. Не рассчитал. Берта всегда казалась крепче и здоровее, чем есть на самом деле. Ну да ничего, разве сожалеют об осушенном кубке? Нет, просто берут новый.
        Не очень хорошо, что произошло все это в замке, но поправимо. Вампир сбросил ее тело из окна: теперь никто не догадается о причине смерти, разве что этот… священник. Но уж его-то он точно не боялся. Отец Давид давно уже был слепым орудием в его руках, и иногда вампиру начинало казаться, что Богу даже нравится его чувство юмора и он смотрит на него если не с одобрением, то с явным интересом.
        Сбросив тело, вампир еще стоял на галерее, укрывшись в тени и напряженно наблюдая за садом. Было слишком темно, и даже его обостренное зрение не могло помочь разглядеть то, что происходит внизу, в деталях, однако он смог уловить движение. В саду кто-то был. Возможно, кто-то видел снизу, что случилось. Нужно спуститься и разобраться. Проблемы, по его искреннему убеждению, следовало решать раньше, чем они возникнут и заявят о себе сами.

* * *
        Сердце тревожно колотилось в груди. Раньше, читая приключенческие книги, Маша часто считала героинь то слишком трусливыми, то чрезмерно неосторожными и вот теперь сама оказалась на их месте. Теперь-то она понимала, что все, что происходит именно С ТОБОЙ, здесь и сейчас выглядит совершенно иначе, чем со стороны - когда читаешь это, лежа на диване и завернувшись в теплый мягкий плед.
        Опасность, казалось, грозила отовсюду. Темные силуэты деревьев, тонущие во тьме наступающей ночи, казались зловещими. Сквозь ветки, словно в обрамлении изящной решетки, просвечивала луна. Полнолуние еще не наступило, но луна уже округлялась, тускло поблескивая в разрывах туч.
        Покосившись на Эльвина, Маша порадовалась, что не осталась одна. Сейчас ей, как никогда, было необходимо присутствие рядом живого существа.
        - Что произошло? - тихо спросила она.
        - Я не знаю, - покачал головой парень. - Но не думаю, что служанка выпала из окна случайно.
        - Ты говорил про отца Давида… А если он…
        - Никогда не обвиняй никого, не получив прямых доказательств его вины! - резко бросил Эльвин. - Погубить человека легко - достаточно сущей малости…
        Последние слова он произнес с такой отчаянной горечью, что Маша поняла: она нечаянно коснулась чего-то глубоко личного. Должно быть, этот мальчик пережил нечто страшное. Он видел и умеет гораздо больше, чем его сверстники в том времени, из которого прибыла сюда Маша. Он опытнее, умнее и словно бы старше их. Именно это и притягивает ее к Эльвину - его настоящая, не показная взрослость.
        - Я тебе не враг, - сказала Маша и положила свою руку на пальцы Эльвина.
        Он вздрогнул и посмотрел на нее.
        Серые глаза в темноте ночного сада казались почти черными.
        - Да, ты права. И я попытаюсь помочь вам. Ради тебя. Не ради твоего отца.
        - Моего отца? - удивилась Маша. - Но разве ты его знаешь? Он тоже был в Святой земле… Он сделал тебе что-то плохое?
        - Клянусь Пречистой Девой Марией, что никогда не встречал его в Святой земле, - ответил Эльвин сухо. - Пойдем в замок. Оставаться здесь рискованно, к тому же тебя могут хватиться. И будь осторожна. Опасность рядом - буквально за нашей спиной.
        Словно в подтверждение его слов в саду глухо заухал филин.
        Маша обратила внимание, что Эльвин не ответил на ее вопрос. Вернее, ответ его звучал так, что его можно было толковать по-разному, но не стала настаивать: видимо, время для откровенности еще не пришло.
        Вместе они дошли до входа в замок. Маша стала подниматься по лестнице, а Эльвин остался внизу. Оглянувшись, она увидела, что он стоит, задумчиво глядя ей вслед.
        Из пиршественного зала по-прежнему доносились голоса. Исчезновение Берты, похоже, прошло незамеченным.
        - Где Берта? - спросила Маша одну из служанок.
        - Не знаю, миледи, должно быть, пошла спать, - равнодушно отозвалась девушка.
        - Так посмотрите! Найдите ее! - велела Маша. Ей стоило большого труда, чтобы не проговориться: но нет, она не может подставлять под удар ни себя, ни Эльвина, поэтому никто не должен узнать, что они были в саду и видели падение тела. - Найдите ее немедленно!
        - Да, миледи!
        Служанка убежала, явно испуганная, а Маша пришла в свою комнату, зажгла свечи и села на кровать, глядя на оставленный Бертой ткацкий станок. Этот предмет притягивал ее взгляд словно магнитом. Она смотрела на незаконченную работу, понимая, что Берта уже никогда не придет, чтобы ее доделать, не будет стучать челноком и не задремлет, уронив на пол недопряденные нити… Неужели и вправду смерть ходит совсем близко, а жизнь подобна трепетной свече: малейшее дуновение - и она погасла.
        Взяв в руки свечу, Маша подошла к станку. На отполированном руками Берты дереве темнели пятна. Что это? Неужели тоже кровь?
        - Позвольте войти? - послышался от двери голос.
        Маша вздрогнула и оглянулась. В дверном проеме стоял аббат.
        - Я пришел справиться о вашем здоровье, дитя мое, - проговорил он, сплетая на груди пальцы, - мне показалось, что вы сегодня бледны и выглядите уставшей. Помните, что лишь недавно милостью Божьей оправились от тяжелой болезни, поэтому поберегите себя ради вашего отца.
        - Я так и сделаю, - согласилась девушка.
        - И поменьше гуляйте в саду… Ночи в это время такие холодные, так что прогулка может оказаться опасной.
        Что это - предупреждение или открытая угроза? Неужели аббат следил за ними и видел их с Эльвином? Не может быть!..
        Маша пристально вгляделась в лицо аббата, но оно по-прежнему оставалось бесстрастным. Глаза смотрели все так же холодно и отчужденно, тонкие губы сжаты… вот только на щеках аббата, похоже, появился легкий румянец, заметный в ярком свете множества свечей, - хотя, скорее всего, это от тепла очага и выпитого за ужином вина.
        - Вы не видели Берту? - прямо спросила Маша и замерла, ожидая ответа.
        - Твою служанку? Слуги всегда так нерадивы, вечно не дождешься их, когда они нужны. Я велю кому-нибудь прислать ее к тебе.
        Аббат, как и прежде Эльвин, не ответил на вопрос. Видимо, здесь принято изворачиваться и мудрить.
        - Господин аббат?.. - в комнату заглянула леди Роанна. - Как хорошо, что я вас встретила. Мне как раз хотелось с вами посоветоваться по одному деликатному вопросу.
        - К вашим услугам, миледи, - он поклонился.
        - Ну пойдемте же, не будем беспокоить мою дорогую племянницу. - Тетя кокетливо улыбнулась и поправила волосы, выбивающиеся из-под наброшенной на голову накидки.
        Они ушли, а Маша вернулась к кровати. На одеяле лежал массивный серебряный перстень. Взяв его в руки, девушка разглядела, что на украшавшем его кроваво-красном камне выбито изображение странного трехлепесткового цветка.
        Откуда эта вещь взялась в ее спальне? Похоже, вокруг происходит столько таинственного, что не стоит удивляться уже ничему.
        Глава 6 За Иерусалим!
        Тело бедной Берты обнаружили только утром.
        Всю эту ночь Маша провела без сна. Иногда она впадала в странную полудрему, больше всего похожую на прострацию, и просыпалась, когда ей начинало сниться падающее с башни тело. Иногда с лица Берты смотрели глаза Машиной матери - пустые, какими они стали после ухода отца.
        Во время утренней службы в церкви, когда о гибели Берты уже стало известно, отец Давид прочитал молитву за упокой души бедной служанки. Маша не сводила с него глаз, но, если священник и был причастен к гибели девушки, он умел ловко притворяться. По крайней мере, Маша читала на его лице лишь растерянность и страх.
        После вчерашнего разговора с Эльвином она смотрела на церковь другими глазами. Теперь все здесь казалось ей зловещим: и трепет толстых, собственноручно отливаемых отцом Давидом свечей, и мрачные стены, расписанные уродливыми картинами, изображающими большей частью мучения грешников и смерть в виде скелета, победно шествующую среди людей, и бледное лицо священника, избегающего встречаться с ней взглядом.
        - Бедная Берта! Вы об этом говорили мне в прошлый раз? - спросила Маша по окончании службы.
        Отец Давид отпрянул и торопливо перекрестился.
        - Я не говорил этого! Я ничего не говорил! - торопливо забормотал он, отступая от девушки, словно она была разносчицей чумы.
        Оглянувшись, Маша поискала глазами Эльвина. Он стоял у колонны, у самого входа, и наблюдал за ними.
        Воспользовавшись тем, что девушка отвернулась, отец Давид поспешил укрыться в ризнице. Не возникало сомнений, что он знал нечто, но не хотел делиться своей тайной. По его ли вине происходят все беды в замке, или он только молчаливый напуганный свидетель. Увы, ответа на эти вопросы не было.
        Маша хотела подойти к Эльвину, но тот поспешно вышел из часовни, и девушка вспомнила, что он говорил ей вчера. Ну конечно, это в ее мире они были бы ровней, а здесь он - обычный, на посторонний взгляд, слуга, который не имеет права разговаривать с госпожой. Да и дамы обычно не снисходят до слуг.
        Выйдя во двор, Маша заметила что-то синее, мелькнувшее между деревьями сада. Она поспешила туда и увидела поджидающего ее Эльвина.
        - Доброе утро, госпожа, - сказал он осторожно, и Маша чуть не расхохоталась: он и вправду думает, что она - совсем чокнутая и уже забыла, что еще вчера общалась с ним почти на дружеской ноге.
        - Доброе утро, Эльвин, - ответила она, улыбаясь, но тут же снова нахмурилась. - Отец Давид что-то скрывает. Я пыталась поговорить с ним сегодня, но он стал уходить от ответа, а потом вообще сбежал.
        - Да, я видел. - Эльвин поднял с земли золотистый яблоневый лист и заткнул его себе за пояс. - Мне кажется, он чего-то боится.
        - Но чего?
        - Это и предстоит нам узнать. Я слышал разговоры слуг о погибшей девушке. Говорят, ее зовут Бертой и в последние дни она была сама на себя непохожа.
        - Она была моей служанкой, - тихо сказала Маша, идя среди рядов яблоневых деревьев, на некоторых из них еще висели крупные осенние яблоки, пахло яблоками и едва уловимо - осенью и тленом. - Мне кажется, она болела в последнее время. Я видела, Берта несколько раз едва не упала в обморок, все валилось у нее из рук… Ты и вправду думаешь, что ее кто-то сбросил с башни? Что, если ей стало плохо и она упала сама, без чьей-либо помощи?..
        - Может, и так, - согласился Эльвин. - А может, и нет. Мне все равно не нравится то, что здесь происходит.
        - Ах да! - оживилась Маша. - Только посмотри, что я нашла вчера у себя на кровати!
        Она достала привязанный к поясу вышитый кошелек и извлекла из него серебряный перстень.
        Эльвин осторожно взял украшение, касаясь его лишь кончиками пальцев, будто кольцо несло на себе смертельную заразу.
        - Красивая штука, - произнес он после того, как тщательно осмотрел перстень, - ты хочешь сказать, что никогда раньше его не видела?..
        Маша замялась. Она не представляла, знаком ли этот перстень настоящей Марии, дочери сэра Вильгельма. Она сама видела его впервые.
        - Кажется, да, - произнесла она.
        В ее голосе была лишь капля неуверенности, но Эльвин внимательно посмотрел ей в глаза.
        - Я… не помню. Я многое забыла после болезни, можно сказать, что стала… ммм… другим человеком, - пояснила Маша, с ужасом представляя, как будет объяснять ему, откуда она взялась, а Эльвин, судя по нравам и вере своего времени, сочтет ее каким-нибудь порождением ада.
        Однако он не задал больше ни одного вопроса, а только кивнул. У него есть свои тайны, возможно, именно поэтому он и уважает чужие.
        - Посмотри, на перстне вырезан узор, - задумчиво проговорил Эльвин, все еще вертя украшение в руках. - Это трилистник. Сейчас его считают символом Святой Троицы - Отца, Сына и Святого Духа, однако он был известен и раньше. Еще задолго до принятия учения Христа трилистник считался особенным знаком. Люди говорили, что он олицетворяет круговорот - жизнь, смерть и новое возвращение к жизни. Это волшебный защитный символ, - парень осторожно провел пальцем по граням камня. - А еще узор вырезан слишком выпукло… - добавил он, - однажды, еще в Святой земле, я видел, как таким перстнем открывали некую дверь, вкладывая его в соответствующее место так, чтобы рисунок совпал. Тебе нигде не встречался этот символ?
        Маша беспомощно развела руками…
        Шорох листьев предупредил, что кто-то подходит к ним со стороны замка, и девушка едва успела взять из ладони Эльвина странный перстень и на всякий случай отступить на шаг, как среди деревьев появился сэр Чарльз.
        - Вот ты, бездельник! - крикнул он, заметив слугу. - Везде тебя разыскиваю! Ну-ка марш, приготовь мои доспехи. На нижнем дворе устраивают тренировку, пора бы и мне немного поразмяться!
        - Слушаюсь, господин, - отозвался Эльвин и мгновенно, едва слышно, исчез за деревьями.
        Маше только оставалось удивляться, как ловко и быстро он двигается.
        - Простите меня, миледи! - обернулся к девушке сэр Чарльз. - Слуги такие ленивые!.. Но довольно о них. Ваша красота слепит меня точно солнце. Вы похожи на прекрасную статую Мадонны, которую я как-то видел в Вестминстерском аббатстве!
        Маше стало неловко в присутствии рыцаря, к тому же от него пахло потом и вином… не слишком приятное сочетание.
        - Благодарю вас, сэр, вы слишком… любезны, - вовремя подобрала она достойную замену слову «навязчивы».
        - Через несколько дней в вашем замке состоится турнир, и я буду иметь честь сразиться в вашу славу конным и пешим, чтобы вас заслуженно назвали прекраснейшей… Но полно, я не сладкоголосый менестрель, мне больше по душе сражаться, чем говорить галантные речи, - добавил рыцарь после небольшой заминки.
        - Благодарю вас, - повторила Маша. - А давно ли при вас Эльвин? - вдруг спросила она.
        Сэр Чарльз нахмурился.
        - Этот негодный мальчишка уже успел оскорбить вас, миледи?! Клянусь Святой Девой Марией, я из него всю дурь выбью!
        - Нет, что вы, - поспешно заверила Маша, направляясь к выходу из сада, - он был очень… ммм… предупредителен. Я просто хотела узнать, давно ли он у вас.
        - Нет, совсем недавно, - отвечал сэр Чарльз, размашисто шагая за ней, - мне нужен был слуга, а он сказал, что прибыл из Святой земли, умеет снарядить и распрячь лошадь, надеть на господина кольчугу и всякое такое, ну я его и взял.
        - Спасибо, - поблагодарила Маша. - Мне пора. - И ускользнула, оставив рыцаря одного посреди двора.
        Итак, об Эльвине тоже ничего толком не известно, и еще вопрос, стоит ли ему доверять… Но Маше казалось, что стоит. Нельзя сомневаться во всех. Сэр Вильгельм и Эльвин, пожалуй, единственные здесь люди, в которых она не хотела бы сомневаться. «Нужно просто верить», - сказала себе девушка.
        В такт ее мыслям стучали молотки. Внизу, за оградой, у подножия замка, сооружали трибуны. Барон уже разослал гонцов, сообщая соседям о дне начала турнира, и замок ожидал наплыва гостей.

* * *
        На нижнем дворе, там, где обычно паслись овцы и домашняя птица, уже собрался гарнизон замка. Солдат было не так много, человек двадцать. В стороне толпились любопытные: мельник, весь, словно пудрой, обсыпанный мукой; скотник, несколько служанок, мальчишки-конюхи.
        Маша встала среди зрителей и стала наблюдать, как солдаты усердно целятся в мишени. В основном в их руках были большие неуклюжие луки, только у двоих она заметила более компактные, крестообразной формы устройства, кажется, их называли арбалетами.
        Стреляли солдаты плохо - никакого сравнения с любимым Машиным фильмом про благородного разбойника Робин Гуда, только двое с арбалетами попадали куда лучше и дальше. Видимо, они являлись элитой местного воинства.
        После стрелковых тренировок пришла очередь тренировки с оружием ближнего боя. Почти все вооружились секирами или странной разновидностью копий с длинными широкими лезвиями на конце. Гость замка, сэр Чарльз, тоже принял участие в тренировке. Сражался он весьма неплохо, и Маше, втайне надеющейся на то, что он окажется обыкновенным хвастуном, даже стало стыдно. За прошедшие дни она стала всерьез опасаться, не сэра ли Чарльза прочит барон ей в женихи…
        После сэра Чарльза на поле вышел сам старый барон. В длинной кольчуге и с огромным мечом он смотрелся сурово и внушительно. Маше показалось, что при виде его высокой фигуры солдатам стало немного не по себе.
        Начался второй этап тренировочного боя. Сэр Вильгельм махал мечом направо и налево, и постепенно даже Маше стало понятно, что происходит что-то не то.
        «Иерусалим! - кричал старый барон, бросаясь на солдат, в панике разбегавшихся с его пути. - Не уйдете, неверные!»
        - Ну вот опять, - послышался рядом с Машей вздох, - бедный братец.
        Девушка оглянулась.
        Леди Роанна, как всегда, в своем привычном траурном убранстве, стояла рядом с ней и, глядя на лужайку, где еще недавно мирно паслись овцы, а теперь гонял несчастных солдат старый крестоносец, скорбно качала головой.
        - Что опять? - осторожно переспросила девушка.
        - Ах, милая, - тетка снова вздохнула, словно собираясь сообщить, что на их голову обрушились все казни египетские разом, - мой несчастный брат был тяжело ранен во время Крестового похода. С тех пор как он вернулся домой, он… периодически забывает, где находится. Вот и теперь вообразил, будто сражается с неверными у стен Иерусалима. Однажды он случайно убил одного из солдат, изо всех сил ударив его мечом. Меч сейчас у барона, конечно, незаточенный, но, увы, это не всегда спасает, учитывая силу моего брата. Пойдем, милая, нам здесь делать нечего.
        Она обхватила Машу за плечи и повела к внутренним воротам.
        Девушка оглянулась. Солдаты теперь наседали на барона со всех сторон, силясь отнять меч, а рыцарь отчаянно защищался. Должно быть, сейчас он видел перед собой выжженные солнцем земли Иерусалима и коварных врагов, окруживших его на поле боя…
        «Так вот откуда тот чудовищный шрам на голове!» - догадалась Маша.
        На помощь солдатам уже спешил управляющий, сэр Саймон.
        Девушка отвернулась, чтобы не видеть, как барона одолеют несравнимые по силе, однако значительно превосходящие числом противники. Ей стало до слез жалко старого рыцаря.
        И, увы, она так и не успела поговорить с ним о странном поведении священника.
        За обедом сэр Вильгельм не появился.
        - Барон плохо себя чувствует, - объяснила леди Роанна, взявшая на себя управление замком. Она же приняла новых гостей, которые стали съезжаться на турнир.
        Болезнь хозяина вовсе не помешала гостям чувствовать себя как дома, пить вино, хохотать так громко, что, казалось, обрушатся стены, и сыпать такими шуточками, что краснела не только Маша, спеша укрыться в своей комнате, куда доносились только отголоски творящегося внизу бесчинства. Девушка уже всерьез думала, что сэр Чарльз еще наиболее скромный и тихий из всех присутствующих.
        Вечером прибыл господин аббат, однако он пробыл в покоях старого рыцаря недолго и, выйдя оттуда, был еще бледнее обычного.
        Маша, волнуясь за барона, поджидала аббата в коридоре. Впервые за долгое время у нее появился любящий отец, и ей не хотелось терять его, а поэтому, преодолев неприязнь и страх перед аббатом, она подошла к нему, чтобы спросить о здоровье сэра Вильгельма.
        - Барон ослабел после приступа, - проговорил аббат, опершись рукой о стену. Маше казалось, что он смотрит на нее как-то странно… - Господь посылает ему испытание, не в человеческих силах помочь ему.
        - Но вы же можете?.. Помогите, умоляю! - Маша, не отдавая себе отчет, молитвенно сжала руки и шагнула к аббату.
        Тот резко отвернулся.
        - Ты не знаешь, о чем просишь, дитя, - бросил он через плечо и быстро пошел по коридору.
        Глядя на развевающиеся черные одежды, Маша невольно отметила, что движется аббат очень плавно и совершенно неслышно, как кошка, ступающая на мягких лапах.
        Она осторожно заглянула в покои барона.
        Владелец замка лежал на огромной кровати. Черты его лица заострились, а взгляд был полон ужасной муки.
        Он что-то проговорил, но Маша не могла расслышать - его громкий уверенный голос казался теперь едва слышным шепотом ветра. Она приблизилась и склонилась над ним.
        - Все хорошо, не волнуйся, дочка, - прошептал сэр Вильгельм растрескавшимися губами. Машу обожгло его горячее прерывистое дыхание. - Мне надо только отдохнуть…
        Он замолчал, словно вдруг обессилев, а ведь еще недавно поднимал громадный меч и, ничуть не устав, мог на руках отнести по неудобной высокой лестнице Машу.
        Девушка опять почувствовала на глазах слезы.
        - Ты не оставишь меня! Ты не можешь этого сделать! - прошептала она, сжимая безвольно лежащую поверх мехового одеяла руку.
        Ее настоящий отец ушел, оставив ее и мать, и теперь, когда она впервые почувствовала чье-то тепло и заботу, им снова грозила разлука. Только бы барон не умер! Только бы он поправился!
        Выйдя из комнаты, Маша, даже не удосужившись взять теплый плащ, спустилась на улицу и вошла в часовню, где в этот час было пустынно и темно. Одинокая свеча тлела перед алтарем. Здесь девушка, встав на колени на каменный пол, казалось, впитавший в себя весь холод мира, долго молилась. Она не знала молитв, но слова сами собой приходили ей на ум - возможно, не слишком канонические, зато искренние, идущие из самой глубины сердца.
        Выйдя из часовни, Маша встретила Эльвина.
        - Мой отец очень болен, - сказала она, рассчитывая на сочувствие.
        Губы Эльвина дрогнули.
        - Господь знает, за что наказывает, - сухо ответил он и отвернулся.
        Забравшись в кровать, Маша долго плакала. Холод, царящий в комнате, наполнил ее душу липким страхом, расползаясь по всему телу: неужели она осталась одна?!
        Вампир
        Дела со старухой тоже продвигались нормально. Вдове явно льстило оказываемое ей внимание. Аббат замечал, что она всегда прихорашивается перед его приходом, и эта чисто человеческая глупость его тоже весьма веселила. Однако к разговору о сэре Роджере он подходил осторожно.
        - Приятно наблюдать, леди Роанна, как вы заботитесь о своей племяннице. Сразу видно, что вы души в Марии не чаете!
        Вдова скромно потупила глазки, хотя он-то прекрасно знал, что для нее нет ничего дороже собственного комфорта и удовольствий. Раньше отношения между ней и племянницей были довольно напряженными, но после болезни Марии даже улучшились, хотя совсем близкими так и не стали.
        - Меня очень беспокоит ее судьба, - вздохнула леди Роанна. - Вы же знаете, мой брат… Ах, мне тяжело об этом говорить… Но бедной девушке давным-давно пора подыскать хорошего мужа.
        В тот вечер, в ожидании ужина, они медленно прогуливались в саду. Леди Роанна опиралась на его руку и вздыхала, должно быть, ощущая себя романтичной прекрасной девой.
        Аббат тоже вздохнул ей в унисон.
        - Да, найти хорошего мужа весьма непросто. Мужчины портятся, они уже не такие, как были раньше… слишком изнеженные и легкомысленные. Вот, к примеру, сэр Чарльз. Ничего не хочу сказать о нем плохого, весьма достойный рыцарь, но какой из него владелец замка?! - Аббат закатил к небу глаза, словно призывая Господа в свидетели своих слов. - Замку требуется рачительный хозяин, способный его защитить. А сэр Чарльз при первых звуках труб унесется в далекие края - и поминай как звали. Вот уже сейчас в Иерусалим рвется… Разве это надежность?..
        Тетушка согласно закивала.
        - А сэр Эдвард? - задумчиво продолжил аббат, продолжая перебирать ближайших соседей. - Тоже вроде бы благородный рыцарь, хотя и помельче, чем сэр Чарльз будет. И, уж простите, прекрасная дама, мою откровенность, но слишком много бросает слов на ветер. Нет, боюсь, и его не могу назвать надежным…
        - Вы совершенно правы! - леди Роанна с чувством сжала локоть своего спутника. - Но что же делать? Есть ли у нас выход?!
        Аббат замолчал, сделав вид, что погружен в глубокую задумчивость.
        - Разве что… - начал он после глубокомысленной паузы. - Вот если бы нашелся достойный человек, скажем, из родни. И замок бы перешел не в чужие руки, и о вас самих он бы наверняка позаботился. Хотя вы, леди, еще так молоды и прекрасны, что, конечно, при малейшем желании найдете себе нового мужа.
        - Ох, что вы говорите, господин аббат! - Леди Роанна кокетливо замахала пухлой ручкой. - Об этом не может быть и речи! Видите, я уже десять лет не снимаю свою траурную вуаль и не решусь сделать это ради какого бы то ни было славного рыцаря!.. В мои годы пора думать лишь о домашнем уюте и… о душе, разумеется!
        Она кинула на аббата косой взгляд и кокетливо сложила губки.
        - Конечно, о душе, - поддакнул аббат, - тем более она у вас не менее прекрасна, чем тело.
        Тетушка зарозовелась, точно юная девица.
        - Ах, вы слишком добры, - выдохнула она, с обожанием уставившись на спутника. - Но вы правы, хорошо бы подыскать для Марии кого-то из родни… Но кого?.. Сэр Фердинанд слишком стар, Оливер, наверное, слишком молод…
        - Позвольте совет, - вмешался аббат, видя, что умственные усилия оказались слишком велики для леди Роанны. - Может быть, среди ваших родичей есть особы, близкие к королю? Это было бы всем только на руку…
        - Ах, конечно! Сэр Роджер! Как же я забыла?! - Леди Роанна остановилась, пораженная своим открытием. - А ведь правда, это была бы замечательная пара! Насколько я его помню… - произнесла она несколько неуверенно, потому что хранила о сэре Роджере весьма скудные воспоминания, - он серьезный и благородный человек… Спасибо, господин аббат! Как же вы заботитесь обо всех нас! Даже не представляю, что было бы с нами, если бы не вы! Нечасто встретишь такое участие в чужом по крови человеке!
        «Глупая гусыня!» - подумал аббат и склонился с поцелуем к пухлым розовым пальчикам.
        Глава 7 Турнир
        В день, на который был назначен турнир, в замке проснулись, пожалуй, раньше обычного. Самым радостным для Маши оказалось то, что барон наконец поднялся с постели и смог присутствовать на церковной службе, а затем за завтраком. За время болезни он сильно похудел, на лице резко выступили скулы, а в волосах, пожалуй, добавилось седины. Хозяин был молчалив, но любезен со своими гостями. Девушка замечала, что иногда, когда гости становились слишком шумными, он едва заметно кривился, словно скрывая боль, но тут же брал себя в руки, не выдавая более ничем плохого самочувствия.
        После легкой трапезы, прошедшей на удивление быстро, все разошлись, чтобы приготовиться к турниру.
        Маша вымылась в большой бочке - так всегда мылись в замке, затем на нее надели ослепительно-белую рубашку, доходящую до лодыжек, по вороту и краю рукавов украшенную изящной золотой вышивкой. Сверху шло ярко-синее платье, стянутое на талии шнурками, с длинными расширяющимися рукавами, из-под которых выглядывали рукава нижней рубашки.
        Служанка, помогающая ей после гибели Берты, тщательно расчесала Машины волосы, скрепила их синей лентой и накинула на плечи девушке мягкий плащ из горностая.
        Маша взглянула в мутную поверхность зеркала. Она уже почти привыкла к своему новому облику и даже находила его красивым.
        - Ах, дитя мое! - громоподобно воскликнула леди Роанна, появившаяся на пороге комнаты. Тетушка была одета в ярко-красное платье, украшенное горностаевыми хвостиками такой сочной расцветки, что даже рябило в глазах. - Как ты хороша! Почти как я в твои годы! Помню, я была тогда уже замужней дамой, однако многие рыцари смотрели на меня с восторгом и желали служить мне и прославлять мое имя по всему королевству! Вот однажды…
        - Пойдемте, слышите, трубят рога, сейчас все начнется, - поторопила тетушку Маша. У нее не было настроения слушать длинную историю из молодости леди Роанны. По крайней мере, не сейчас, когда впереди настоящий турнир.
        - Пойдем, - вздохнула тетушка, и они, в сопровождении служанок, двинулись вниз.
        Турнир должен был проходить на большом поле за пределами крепостной стены. Там в течение нескольких дней уже велись подготовительные работы, были поставлены деревянные трибуны, палатки, огорожено место, предназначенное для боя.
        После того как дамы и владелец замка заняли свои места, начался турнир.
        Вопреки всем Машиным представлениям, он напоминал скорее большую свалку. Ей всегда казалось, что рыцари бьются один на один со своим противником. Но тут, особенно попервоначалу, ничего невозможно было понять: на поляне их оказалось не меньше десятка. Ржали кони, бряцало оружие, стучали щиты.
        К счастью, стоящий у трибуны герольд, трубивший в рог о начале схватки, выступил теперь в роли комментатора.
        - Сэр Чарльз храбро мчится навстречу врагам, поднимает копье и наносит сокрушительный удар! - кричал он, перекрывая шум битвы. - Его противник покачнулся… Удержится ли он в седле?! Нет, благородный сэр Эдвард падает на землю, запутавшись в стременах своего коня. Обезумевший конь вновь влечет его в гущу схватки… Уцелеет ли он? Слава Деве Марии, верные оруженосцы успевают вовремя! Сэр Эдвард спасен! Тем временем сэр Редиг угрожает сэру Уильяму. Сэр Эдвард снова в седле и несется на них…
        Было во всем этом нечто смутно знакомое. Маша вспомнила, как давным-давно, еще в другом мире, ее отец смотрел по телевизору футбол: «Мяч оказывается у Аршавина! Он ведет его к воротам соперников! Внимание, напряженный момент! Гол! Мяч в воротах!»
        Девушка огляделась. Похоже, остальные получали от этого зрелища истинное удовольствие. Леди Роанна даже нагнулась вперед, чтобы не упустить ни единого острого момента. Хозяин замка сидел с удивительно прямой спиной, накрепко сжав руки. Только по его напряженной позе видно было, как хочется ему очутиться там, в самой гуще сражения, как страдает он от того, что вынужден оставаться на месте.
        Она отыскала глазами Эльвина. Парень стоял в толпе других слуг, сжав кулаки, он не отводил взгляда от поля боя. И он был всей душой там…
        «Может, я чего-то не понимаю», - подумала Маша и попыталась сосредоточиться на сражении, но в этот момент кого-то выбили из седла, человек неуклюже рухнул на землю, и девушка закрыла глаза: нет, это зрелище вовсе не для нее!
        Ей казалось, что турнир никогда не закончится. Уже вся трава на лужайке была безжалостно вытоптана конскими копытами, а местами земля оказалась обагрена кровью. Несмотря на то что сражение шло тупым оружием, раны оказались неотъемлемой частью поединка. Но вот, наконец, герольды протрубили окончание первого дня турнира.
        Рыцари расходились, чтобы подлечить раны и завтра вновь сойтись для демонстрации собственной силы, мужества и неукротимости духа.
        - Что-то у меня болит голова, - шепнула Маша леди Роанне, - можно я завтра не приду сюда?..
        Тетушка уставилась на нее так, словно услышала величайшую глупость в мире.
        - Мария! - укоризненно проговорила она, качая головой. - Что это ты удумала?! Как можно пропустить турнир! Я пришлю к тебе Этель, чтобы она растерла тебе виски и приготовила травяной отвар. Конечно, и речи нет о том, чтобы ты не присутствовала. В конце концов, все это затевали ради тебя!
        - То есть как ради меня? - не поняла Маша.
        - А ради кого еще?! - Леди Роанна, приподнявшись со скамьи, уперла руки в бока и грозно посмотрела на Машу. - Разве это мне требуется жених?!
        Такого поворота событий девушка не ждала. С каждым днем обстановка накалялась все больше и больше, и теперь она не знала, чего ей бояться сильнее: затаившегося поблизости злодея - того, кто убил Берту, или предстоящего замужества, которое, похоже, из пустых угроз начинало превращаться в ужасающую реальность.
        - Но я не хочу… - робко возразила она.
        - Замку нужен защитник и хозяин. Бедный брат пока еще справляется с этим, но здоровье его день ото дня становится все хуже, - перебила леди Роанна. - Я уже давно говорила твоему отцу, что тебя следует выдать замуж. Сэр Роджер - любимец короля и стал бы тебе хорошим хозяином и мужем… Даже не понимаю, почему твой отец так противится этому… - Тетка с сожалением вздохнула.
        - Сэр Роджер - это который? - оглянулась Маша на разъезжающихся рыцарей.
        - Ты и этого не помнишь? - подозрительно прищурилась тетка. - Сэра Роджера здесь нет. Он - племянник твоего отца, весьма достойный рыцарь, не из тех, что покидают свои земли, чтобы искать счастья в далеких краях, да только и умеют, что размахивать мечом. Сэр Роджер - человек разумный и здравый…
        Кажется, Маша уже начала догадываться, почему разумный сэр Роджер не по душе прямолинейному барону, к тому же они, кажется, родственники… Ей смутно припомнились строки из учебника про вырождение знатных фамилий, отчасти связанное с практикой близкородственных браков.
        Хотя, честно говоря, ей было все равно, за кого ее хотят выдать: за сэра Роджера, за сэра Эдварда или за другого грубого, отвратительно пахнущего сэра! Ей всего пятнадцать, ей нужно учиться, а вовсе не выходить замуж за кого бы там ни было!
        Участники турнира собрались в пиршественном зале. Сегодня здесь не было ни единого свободного места, а от смеха, гама и лая собак закладывало уши. Маша чувствовала, что ужасно устала. А еще ей надоело выслушивать двусмысленные шутки и преувеличенные похвальбы, сыпавшиеся со всех сторон. Можно было подумать, здесь собрались исключительно величайшие герои, запросто управляющиеся и с врагами, и с чудовищами.
        Хозяин Эльвина, сэр Чарльз, чувствовал себя сегодня царем и богом. После успешного дня, когда ему посчастливилось не единожды выбить противника из седла и должным образом проявить мастерство и храбрость, герольды не раз выкрикивали его имя.
        - Мария, клянусь Господом, скоро вас назовут прекраснейшей! И горе тому, кто решит с этим поспорить! - объявил сэр Чарльз, оглядываясь по сторонам и жадным взглядом пытаясь отыскать среди собравшихся спорщиков.
        Маша не отвечала, да рыцарю и не требовалось ответа - ему вполне хватало ощущения собственной непобедимости.
        - Ты славный рыцарь, сэр Чарльз, клянусь Гробом Господним! - произнес барон, поднимаясь со своего места. - Выпьем за тебя, достойного наследника великих предков! И я надеюсь, что вскоре… Впрочем, рано пока об этом. За тебя, сэр Чарльз, и пусть твоя рука будет всегда тверда!
        Рыцари загалдели, послышался стук тяжелых кубков.
        Кажется, всеобщий восторг распространился повсюду, не затронув только Машу. Она тоскливо оглядела собравшихся и наткнулась на столь же, а то и еще более угрюмый взгляд.
        Господин аббат, приехавший, как всегда, вечером, уже после окончания турнира, и из скромности разместившийся в тени, на самом дальнем конце стола, смотрел на героя дня тяжелым мрачным взглядом.
        - Отчего ты, племянница, сидишь с таким лицом, будто проглотила лягушку? - шепотом поинтересовалась леди Роанна, сидевшая слева от девушки, справа от нее разместился сэр Чарльз.
        - Голова болит, здесь слишком шумно, - нехотя ответила Маша.
        Тетушка взглянула на нее укоризненно.
        - Я в твои годы была не такой, и у меня никогда не болела голова в присутствии отважных рыцарей, - заявила она, откусывая половину от запеченной перепелки и запивая мясо большим глотком вина. - Можно подумать, будто тебе не нравится все это.
        - Нравится, тетушка, благодарю вас. Позвольте только я ненадолго выйду, подышу свежим воздухом.
        Не дожидаясь позволения, Маша встала из-за стола и вышла из зала. Вслед неслись громоподобные рокоты смеха и восторженные выкрики.
        Девушка поспешно шла прочь, почти не разбирая дороги. Она ужасно устала и чувствовала себя в зале не на своем месте. Уж и вправду лучше бы вернуться в школу. Она впервые за долгое время с тоской подумала об уроках, домашних заданиях и даже контрольных. Все это казалось ей теперь едва ли не раем…
        - Миледи Мария, - послышался из тьмы коридора тихий голос. - Умоляю меня, простите, я был бессердечным чудовищем, когда не посочувствовал вам по поводу болезни вашего отца. Как бы там ни было, грехи отцов да не падут на головы детей, и мне не хотелось бы, чтобы вы расстраивались.
        Маша шагнула и заметила Эльвина. Он стоял, прислонившись к стене, кутаясь в темный плащ.
        - Что тебе сделал мой отец? - спросила она, становясь напротив него и пытаясь разглядеть в сумраке выражение его лица.
        - Мне - ничего, - ответил парень, упрямо наклоняя голову.
        - Ну хорошо, не хочешь - так не хочешь. Прощай!
        Маша развернулась и быстро зашагала прочь.
        - Постой!
        Эльвин догнал ее и робко дотронулся до рукава.
        - Это… это дело чести. Я все еще не готов рассказать тебе об этом, но однажды обязательно все объясню. А пока… пока я хотел сказать, что проследил за отцом Давидом.
        - Да? - Маша с любопытством обернулась. - И что же?
        - Увы, наши подозрения, кажется, находят подтверждение. Пойдем со мной, и ты в этом убедишься.
        - Пойдем, - кивнула Маша, направляясь к лестнице, ведущей вниз.
        На ее плечи опустился мягкий плащ, все еще хранящий чужое тепло.
        - Это тебе, а то замерзнешь, - небрежно сказал Эльвин, спускаясь по ступеням.
        - А ты…
        - Я привык.
        Они вышли из замка. На темном небе бледным пятном сияла полная луна. Сегодня в ней было нечто тревожное и вместе с тем завораживающее.
        - Как красиво, - выдохнула Маша, останавливаясь на ступеньках.
        - Сегодня особенный день. В полнолуние особенно сильны потусторонние силы, - тихо отозвался Эльвин. - Будь осторожна и не отходи от меня ни на шаг. У меня есть освященный у Гроба Господня корд [4 - Корд - короткий меч.]. Он может спасти нас.
        Маша хотела спросить, действительно ли парень верит в оборотней и прочую нечисть, но промолчала.
        - Идем, - Эльвин взял ее за руку, и Маша вздрогнула от прикосновения его пальцев. Тепло руки юноши обжигало ее огнем.
        - Пойдем…
        Не говоря больше ни слова, они приблизились к церкви, и Эльвин стал обходить ее со стороны стены. Остановившись у небольшого окошка, он поманил к себе Машу. Она подошла. Окно было затянуто тканью, но часть ткани отошла, оставляя небольшую щель, сквозь которую можно было заглянуть внутрь.
        Девушка посмотрела на Эльвина. Тот приложил палец к губам и кивнул.
        Чувствуя, что у нее подгибаются колени, Маша прильнула к щели. В нос ей ударил странный тяжелый запах.
        Девушка пригляделась. Сначала она не могла ничего разобрать. В маленьком глухом, как келья, помещении было едва ли не темнее, чем на улице. На противоположном конце от окна стоял стол. На нем едва теплилась лучина, помещенная в глиняную плошку. На столе лежало нечто темное, над которым склонялась облаченная в черное одеяние фигура.
        Фигура, в которой Маша, скорее интуитивно, узнала отца Давида, немного отступила от стола. В руках у священника был нож, на мгновение блеснувший в воздухе и опустившийся вниз. Неторопливо, будто занимаясь обыденной скучной работой, отец Давид резал лежащее перед ним человеческое тело.
        Маша с ужасом вгляделась внимательнее. Длинные волосы, свешивающиеся через край стола, не оставляли места для сомнений: священник истязал тело несчастной Берты!
        Так вот откуда этот странный запах! Господи, что же там происходит?!
        Тошнота нахлынула к горлу, выворачивая наизнанку. Девушка сдавленно застонала, и Эльвин тут же схватил ее за плечи и, повалив на землю, крепко зажал рот.
        Маша лежала на холодной земле, чувствуя себя ни живой ни мертвой. Тихо скрипнула дверь. Чуть повернув голову, девушка увидела, что на пороге появился отец Давид. Несколько минут он напряженно озирался по сторонам, но высокая трава, росшая у стены и еще не успевшая пожухнуть, надежно заслоняла их от его взгляда.
        - Тихо! - прошептал ей в ухо Эльвин.
        Маша и сама боялась даже пошевелиться, только испуганной птичкой колотилось в груди сердце.
        Постояв на пороге пару минут, отец Давид вернулся в помещение и плотно закрыл за собой дверь.
        Выждав еще немного, Эльвин поднялся на ноги, осторожно прокрался обратно к окну, но тут же вернулся.
        - Он закрыл занавеску. Щели больше нет, - прошептал мальчик.
        Несмотря на то что на ее плечи был наброшен теплый плащ Эльвина, Маша чувствовала, что ее начинает трясти, словно в ознобе. Неужели перед ними чудовище! Подумать, сколько времени отец Давид обманывал несчастного барона! Или…
        - Ты думаешь, это он убил Берту? - спросила девушка.
        Эльвин едва слышно хмыкнул.
        - А тебе недостаточно того, что ты видела? - задал он в ответ весьма закономерный вопрос.
        Маша кивнула. Видела она действительно достаточно.
        Вампир
        Бесшумной тенью проскользнув в комнату, он остановился у кровати, вглядываясь в лицо спящей. Ей снился кошмар, и девушка беспокойно ворочалась на кровати.
        Ему было приятно смотреть, как знакомые черты кривятся от боли и беспокойства.
        Вампир нагнулся над ней и вдруг отпрянул. На шее девушки было сразу два оберега. Один - небольшая деревянная ладанка. Второй - неровный серый камень. И он испугал вампира даже сильнее. Этого камня, он знал, не было раньше. Откуда же он взялся?
        «Неужели замок принял ее?» - прошипел аббат, отступая к узкому оконному проему.
        Ситуация начинала выходить из-под контроля, и это ему ужасно не нравилось. Аббат точно знал, что до болезни камня на шее у девушки не было. Значит, он появился совсем недавно. Но когда? И, главное, как?
        От камня исходила древняя сила. Совсем такая, как и от камней, лежащих в основании замка. Давным-давно, еще в своей прошлой жизни, вампир слышал легенды о волшебных камнях эльфов, волшебного народа, жившего в холмах еще издревле. Иногда вокруг таких камней строятся замки и даже города. И тогда над строением витает древняя магия, дающая силы тому, кто может ею воспользоваться. Такие люди, признанные древними артефактами, называются хозяевами.
        Аббат всегда считал эти россказни сказками и не верил в них. Однако вдруг это правда?.. Если сказки не врут и девушка прошла становление и вступила в свои права, его дело плохо.
        Мериться силами с хозяйкой замка, да еще в ее владениях он не мог.
        Тонкие пальцы, обтянутые черной перчаткой, сжались в кулак.
        Надо во что бы то ни стало узнать, есть ли у девчонки сила.
        Он покинул комнату так же неслышно, как и вошел туда.
        Глава 8 Смерть стоит за спиной
        Эта ночь показалась Маше длинной, словно год. В незавешенное окно заглядывала луна, а замок был полон разнообразных звуков, скрипа и шорохов.
        Перед тем как уйти к себе, девушка пыталась поговорить с бароном, но сэр Вильгельм даже не стал ее слушать. Возбужденный от выпитого вина и рассказов о битве за Иерусалим, к которым он приступал уже не в первый раз за вечер, барон лишь поцеловал Машу в лоб и отправил спать.
        Но девушке не спалось. Сегодня ей снова навязчиво мерещился чей-то внимательный взгляд, преследующий ее словно изо всех темных углов замка. Она закрывала глаза и видела свесившиеся со стола волосы Берты.
        - Помоги им! Только ты можешь помочь, замок в страшной опасности! - прошептал на ухо Маше чей-то мягкий голос, странный голос, даже не поймешь, мужской или женский.
        Девушка вскочила на кровати. Оказывается, она все-таки задремала. По комнате скользили тени, и на минуту Маше вдруг показалось, что у ее кровати стоит женщина, завернутая в темный плащ… Но нет, это оказалось лишь причудливой игрой теней.
        Вне себя от беспокойства, не оставляющего ее теперь ни на минуту, Маша встала с кровати. Под ногами был пол, такой холодный, что аж зубы сводило. Девушка поспешно обула мягкие туфли, закрепляя их завязками, накинула плащ и, запалив свечу от смоляного факела, прикрепленного на стене в ее комнате, вышла в коридор.
        Было, наверное, часа четыре - самое глухое предрассветное время. Мрак вокруг казался еще темнее и зловещее, чем обычно. Прикоснувшись к ладанке, Маша медленно двинулась по коридору. Она не знала, поможет ли чудодейственная сила ей. В прошлой жизни Маша не верила в Бога и никогда не ходила в церковь, да и о какой святости и чудодейственной силе можно говорить, если злодеем был священник - тот, кто должен служить Господу. Но все равно вещь, привезенная из Святой земли, придавала ей сил. «Главное - верить, - подумала она, вспоминая виденные фильмы, где силы зла отступали перед истинной верой. - Найдется ли у меня достаточно веры?..»
        Каждый шаг давался с усилием, словно тьма была густой, приходилось идти через нее как через болото.
        «Может, повернуть?» - заколебалась девушка.
        И вправду, кто она, чтобы идти против зла, кто для нее эти люди, живущие в замке? Она чужая в этом мире и вовсе не обязана спасать его обитателей.
        На секунду ей померещилось лицо барона - бледное, со впалыми щеками - таким Маша видела его на ложе болезни… Нет, она просто не могла бросить его, отвернуться и закрыть глаза в надежде: может, обойдется, может, меня не затронет…
        Сжав зубы так крепко, что стало больно, Маша решительно двинулась дальше. Она и сама толком не знала, чего искала. Ее словно влекли куда-то неведомые силы. Спустившись на этаж, Маша различила доносящиеся из пиршественного зала голоса. Кто-то приглушенно разговаривал. Девушка заколебалась: нужно ли входить, мало ли кто из гостей припозднился? И тут до ее ушей донесся тихий вскрик.
        Не думая уже ни о чем, Маша вбежала в зал.
        На стенах догорали факелы. Стол был уже убран, а в кресле, повернувшись к большому камину, кто-то сидел. Может быть, сэр Вильгельм, уставший после пирушки?.. Девушка поспешила к нему, чтобы помочь, но, не дойдя пары шагов, остановилась. Теперь, когда отсветы пламени озаряли сидящего в кресле человека, она узнала его - это был сэр Чарльз. Вот уж с кем встречаться - небольшое удовольствие. Маша отступила, но что-то в фигуре рыцаря приковывало ее внимание. Нечто неправильное, неестественное.
        - Сэр Чарльз! - решившись, окликнула его девушка.
        Темная фигура не шевельнулась.
        Мозг, словно кинокамера, регистрировал подробности: бледная рука, сжавшая подлокотник неудобного кресла… странно выгнутая шея… застывший взгляд… По шее змеилась тонкая алая лента…
        «Это не лента! Это КРОВЬ!» - вдруг поняла Маша и содрогнулась от ужаса.
        Сэр Чарльз был мертв!
        Все происходящее не было похоже на реальность. Скорее - на кошмар, на затянувшийся дурной сон. Сердце словно оборвалось и ухнуло куда-то в желудок. Один из висевших на стене гобеленов, изображающий сцену охоты, весь красный сейчас от всполохов огня в камине, едва заметно дрогнул.
        И Маша вдруг поняла: тот, кто убил сэра Чарльза, еще здесь! Она же слышала чьи-то голоса. Бежать! Немедленно мчаться прочь! Но ноги вдруг стали ватными и едва держали девушку. Вместо того чтобы бежать, спасая собственную жизнь, она, едва переставляя ноги, шагнула еще ближе к креслу. Теперь девушка видела то, чего не заметила вначале: на шее сэра Чарльза темнели две небольшие дырочки, похожие на след от клыков.
        Вампир?! Но это же сказки! Этого просто не может быть!
        И тут гобелен снова шевельнулся, пол под ногами Маши качнулся, и она упала. Пространство перед ее глазами плыло кусками мозаики. Кто-то шел прямо к ней, но девушка уже не могла разглядеть его лица. Вскрикнув, она провалилась в спасительный сумрак.
        Вампир
        Нет, вряд ли она действительно хозяйка. Скорее уж испуганная девчонка. Она боится его, она не может противостоять ему, а значит, она в его власти.
        Она лежала перед ним побледневшая и беспомощная, и от этого стылая мертвенная кровь в его венах начинала течь быстрее. Ему было приятно, что эта девчонка, ее дочь, бессильна перед ним. Время переписать историю и заставить ее идти по своему сценарию.
        Он отогнул ворот рубахи, обнажая еще по-детски тонкую шею. Искушение было так велико, что он едва сдерживался. Живая теплая кровь, к тому же особо сладостная для него, манила, кружа голову, и хотя он был сыт, только что отужинав весьма и весьма плотно, удержаться от того, чтобы отведать изысканное лакомство, едва хватало сил.
        Вампир вспомнил о сэре Роджере и едва не расхохотался. Глупый аристократишка думает, что держит его в руках. Да, он полезен и весьма, но пока, до своего времени. Вампир твердо знал, что доберется и до него. Потом, когда уже обустроится на новом месте и услуги королевского любимчика ему более не понадобятся.
        Нагнувшись, он легко поднял с пола бессильное тело.
        - Смотри! - сказал он, обращаясь то ли к далекому сэру Роджеру, то ли к Богу, то ли еще к кому-то. - Смотри, она в моих руках! Это факел, пылающий на ветру, а я - ветер, и в моих силах его затушить!
        - Нет…
        Услышав этот тихий, едва различимый голос, вампир вздрогнул и пошатнулся.
        Его глаза в ужасе смотрели в угол зала, где застыла, словно сотканная из света и пыли, тоненькая женская фигурка.
        - Нет! Не в твоей!.. - повторил бесплотный голос, похожий на тихий вздох.

* * *
        Перед глазами был уже до боли знакомый полог, закрывающий ее кровать. Маша закрыла глаза и тихонько застонала. Как она очутилась в своей комнате? Ее перенесли сюда, покуда она была без сознания, или все то, что произшло ночью, - всего лишь страшный сон?.. От последней мысли девушке стало легче. Ну конечно, это прекрасно объясняет все: и неестественно выгнутую шею сэра Чарльза, и две крохотные дырочки, из которых еще вытекала кровь несчастного рыцаря… Ну конечно! Она слишком переволновалась вчера из-за того случая с Бертой, неудивительно, что ей приснился кошмар. Ей ведь часто снятся дурные сны, так что ничего странного.
        Маша потянулась, поднимаясь на кровати.
        - Госпожа уже встала? Мне нести воду для умывания? - спросила служанка, заглядывая в комнату.
        - Неси, - ответила Маша, чувствуя раздражение в адрес непонятливой служанки. То ли дело Берта - та бы принесла воду сразу, без лишних вопросов.
        Девушка появилась спустя минут пятнадцать, когда Маша уже успела встать и одеться.
        - Что слышно в замке? - спросила Маша и замерла в ожидании ответа: если в пиршественном зале обнаружено тело одного из гостей, слуги уже непременно знают об этом.
        - Все спокойно, госпожа. Скоро начнется утренняя служба, - проговорила служанка, позевывая.
        - А… гости? Все ли с ними в порядке?
        Девушка уставилась на нее как на сумасшедшую, растерянно хлопая длинными белесыми ресницами… Кажется, тушь еще не придумали, а вот ей бы она была весьма кстати.
        - Все ли гости здоровы?.. - пояснила Маша, не решаясь произнести слово «живы».
        - Сэр Эдвард получил вчера серьезные раны, но его оруженосец сказал, что он по-прежнему рвется в бой. Это такой храбрый рыцарь, миледи, и такой красивый!..
        Служанка вздохнула, и Маше стало ее жалко: ну конечно, благородный рыцарь никогда не обратит внимание на девушку из простонародья, а ведь она не так дурна - вымыть, переодеть и чуть-чуть подкрасить, чтобы стала поярче, - наверное, получится немногим хуже какой-нибудь топ-модели.
        Настроение у Маши поднялось. Окончательно уверившись, что ночное происшествие являлось сном и ничем больше, она умылась и позволила себя причесать, не сердясь на служанку, даже когда та слишком сильно дергала за волосы.
        Вместе с леди Роанной - как и положено любящей тетушке и племяннице, - Маша вышла из дома и отправилась в церковь. Зная, что происходит под ее сводами, девушка уже не испытывала в этом месте того священного трепета, что вначале. «Ну погоди, с тобой мы еще разберемся», - думала она, глядя на отца Давида, и тут же отвела взгляд, устремив его на стоящих на молитве рыцарей. Их было слишком много для небольшой полутемной церквушки, поэтому девушка никак не могла разглядеть, есть ли среди собравшихся сэр Чарльз.
        После утренней службы все покинули церковь. Рыцари торопились, предвкушая грядущие подвиги. Вот сэр Эдвард, а ведь служанка права - и вправду вполне симпатичный, с длинными каштановыми волосами того приятного оттенка, что так и кажется, будто в волосах запутался заблудившийся солнечный лучик. Вот, кажется, сэр Уильям - рыжий здоровяк, совершенно лишенный внешней привлекательности. Судя по виду и голосу - медведь медведем, к тому же галантности ни на копейку… Вот еще один, как же его там…
        Сэра Чарльза среди покидающих церковь не было.
        Может, он остался внутри?
        Маша вернулась в помещение и тут же наткнулась на отца Давида.
        - Что ты здесь ищешь? - спросил священник как ни в чем не бывало. Словно это не он вчера творил то ужасное и святотатственное действо.
        - Ищу сэра Чарльза, - ответила Маша с вызовом. - Может быть, вы его видели?
        - Нет, не видел… - отец Давид огляделся и вдруг, наклонившись почти к самому уху девушки, горячо зашептал: - Он хороший рыцарь. Уезжай с ним отсюда, пока не поздно.
        Маша не поверила своим ушам. Что означает эта странная забота? Или отец Давид хочет избавиться от нее как от свидетеля своих преступлений - от того, кто слишком много знает и может догадаться еще о большем?..
        - Я не понимаю вас, отец Давид, - холодно и нарочито громко произнесла она. - Я вообще вас не понимаю и была бы рада, если бы вы мне все объяснили.
        Она сделала акцент на слово «все», глядя при этом в глаза священнику.
        Тот сокрушенно покачал головой.
        - Не могу, но умоляю, если ты веришь в Господа Бога, уезжай отсюда как можно скорее…
        Возможно, он сказал бы что-то еще, но в этот момент в церковь заглянула леди Роанна.
        - Мария, дитя мое, ну пойдем же! - нетерпеливо позвала она. - Мы не можем опоздать к началу турнира!
        Священник хотел перекрестить Машу, но та, отшатнувшись от него, вышла прочь за недоуменно покачивающей головой тетушкой.
        Во дворе девушка сразу же заметила Эльвина. Парнишка метался, явно разыскивая кого-то.
        - Вы не видели сэра Чарльза? - донесся его обеспокоенный голос.
        - Нет. Должно быть, сэр Чарльз испугался, что не подтвердит вчерашнюю славу, - рассмеялся сэр Эдвард, упирая руку в бок и красуясь перед проходящими дамами. - Если он сбежал, то как раз вовремя. Я, например, никому не намерен давать сегодня спуска!
        - Леди Роанна, мне нужно на время вернуться к себе, - обернулась Маша к своей спутнице. - Не задерживайтесь из-за меня, я догоню.
        Тетушка хмыкнула.
        - Ну хорошо, - развела руками она. - Пропустишь начало - сама будешь виновата.
        - Спасибо!
        Маша бегом бросилась к дому, взбежала на крыльцо и кинулась к лестнице, ведущей на второй этаж. Ей срочно нужно было проверить одну вещь…
        Пиршественный зал встретил ее пустотой и холодом. Никого… Теперь уже пустое кресло все так же стояло у камина. Старое дерево подлокотников все покрыто пятнами - от сырости и от пролитого вина, так что, если здесь даже остались следы крови несчастного рыцаря, обнаружить их не было никакой возможности.
        Девушка уже ничего не понимала. Если все, что она видела, произошло на самом деле, отчего она сама жива до сих пор?.. Или… А что если как в фильме про «Дракулу»: ужасный вампир постепенно пьет ее кровь, желая превратить ее в такого же безжалостного монстра, как он сам?!
        В панике она ощупала собственную шею. Вроде бы следов укуса нет. Или ранки закрылись, и она просто не может почувствовать их? Машу затрясло. Воображение - скверная вещь, и чем дальше, тем больше ей мерещилось, что с ней что-то не так.
        Заливистый лай пресек ее невеселые думы. В зале появился барон Вильгельм со своим любимым охотничьим псом. Кажется, его звали Альдегунд.
        - Мария? - удивился барон, увидев дочь. - Что ты здесь делаешь? Почему ты не на ристалище?
        Вот он шанс, которого Маша так ждала.
        - Я хочу поговорить с вами, - твердо сказала она.
        - Тебе что-то нужно? - с беспокойством спросил старый рыцарь. - Ты как-то жаловалась мне на служанок… Пойдем, дочь моя, скоро начнется турнир, мы не можем задерживать наших гостей. Поговорим после.
        - Нет, сейчас, - возразила Маша, удивляясь собственной твердости.
        - Хорошо, - владелец замка вздохнул и, свистнув собаке, направился к креслу у камина. Тому самому, в котором этой ночью сидел мертвый сэр Чарльз.
        Маша невольно попятилась и закусила губу, чтобы не остановить того, кого она уже считала своим отцом. Ей ужасно не хотелось, чтобы он садился в это кресло.
        Но самое странное, что и собаке кресло не нравилось. Не дойдя до него несколько шагов, Альдегунд остановился и глухо зарычал, обнажая мощные желтые клыки.
        - Эй, что с тобой? - окликнул пса хозяин, но Альдегунд не внял знакомому спокойному голосу. Что-то напугало его так сильно, что собака отпрянула в дальний угол зала и, подняв морду к потолку, вдруг тоскливо завыла.
        - Что это с ним? - недоуменно повторил сэр Вильгельм, так и не сев в кресло.
        «Сейчас или никогда», - решила Маша.
        - Мне кажется, он чует смерть… - сказала она, глядя в глаза отцу.
        Старый барон широко перекрестился.
        - Смерть? Ты хочешь сказать, она вернулась за нами?.. - Он замолчал, будто случайно сболтнул что-то лишнее и теперь корил себя за несдержанность.
        Огонь в камине не горел, и в зале было очень холодно, холоднее, чем на улице, и Маша ужасно озябла. Ее руки и ноги словно заледенели… А может, дело не столько в холоде, сколько в той атмосфере страха, что царила здесь?.. Собака все еще надсадно выла, а из окна, снаружи, слышались звуки рога и бряцание оружия: там полным ходом шла подготовка к турниру, кипела жизнь, словно бы противопоставленная этому безнадежному мертвому холоду.
        - В замок уже приходила смерть? - переспросила Маша, зябко поводя плечами.
        Барон подошел к ней и обнял за плечи. От его тяжелой руки стало немного теплее.
        - Да. Такое уже было. Давно. Когда умерла твоя мать… - тихо, едва различимо проговорил он. - Господь сурово карает нас за грехи… Твоя мать была слишком хороша и добра, чтобы жить на этом свете. Видно, сами ангелы завидовали ей… В тот год на замок словно опустилось темное покрывало ночи. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не умирал. Я в то время был далеко, в Иерусалиме, и вернулся слишком поздно, чтобы ее спасти. Я как раз успел на отпевание. Ты была совсем маленькая и пугливая, как дикая кошка. Помнишь, как я взял тебя на руки и пообещал, что все будет хорошо?..
        Видя его полный надежды и ожидания взгляд, девушка кивнула, и лицо старого рыцаря озарила улыбка.
        - А от чего умирали тогда люди? - спросила Маша, возвращаясь к тому, что ее волновало. Возможно, в давние времена причина была совершенно в другом, но не мешало проверить.
        - Я не знаю, - глухо ответил сэр Вильгельм. - Кто-то упал в колодец, кто-то свалился с крыши. А твоя мать просто не встала со своей постели однажды утром. Она была такая красивая даже после смерти. Ты очень на нее похожа.
        - А отец Давид? Был ли тогда в замке отец Давид? Вы ему доверяете? - задала следующий вопрос девушка.
        - Отец Давид?.. - рыцарь задумался. - Да, был, - произнес он, впрочем, не очень уверенно. - Или это был его предшественник?.. Мальчик в то время ездил в далекие земли. Он мечтал лечить людей, я разговаривал с ним, у него очень интересные и смелые взгляды… Если бы я не побывал на Востоке, то решил бы, что он отступник и еретик.
        - Отец Давид - лекарь? - переспросила девушка.
        - Да. Но почему ты о нем спрашиваешь?..
        Перед глазами Маши вновь встал стол, с которого свешивались распущенные волосы Берты, и фигура с отточенным ножом, склонившаяся над телом…
        А что, если отец Давид - естествоиспытатель? Было же что-то такое в учебнике истории… Если она правильно помнит, там говорилось, что в Средние века вскрытие было запрещено и только самые прогрессивные врачи пытались делать его, тайно изучая строение человеческого организма. Так что, если отец Давид - не чудовище, а ученый?..
        - Просто так, пришлось к слову, - поспешно ответила она.
        - А что ты говорила про смерть? - Глаза отца смотрели встревоженно и напряженно.
        - Я… я видела этой ночью сэра Чарльза. Он сидел в этом кресле. Мертвый, - быстро, чтобы не одуматься, выпалила Маша.
        Барон уже не смотрел на девушку, с выражением истинного ужаса он уставился куда-то в угол у камина.
        Маша тоже взглянула. На полу смутно темнело пятно. Обычное пятно.
        Девушка подошла поближе.
        - Это кровь сэра Чарльза? - спросила она, оглядываясь на барона.
        Тот, не сводя взгляда с пятна, покачал головой.
        - Хуже, - тихо пробормотал он. - Это знак беды.
        Маша вспомнила, как стояла на открытой галерее перед самым прибытием сэра Чарльза и Эльвина, а управляющий, показывая на алое, словно истекающее кровью небо, тоже говорил о знаке беды.
        - Что это означает? - спросила она.
        Барон отвернулся к окну. Его коротко стриженный, покрытый щетиной седеющих волос затылок вдруг показался девушке беззащитным.
        - Это наша фамильная легенда, - глухо сказал сэр Вильгельм, по-прежнему не поворачиваясь. - Этот замок основал твой прадед, человек мужественный и благородный. Он возвел эти стены и собрал окрестные земли под свою руку. В то время между баронами уже начались кровавые войны, и однажды соседи, сговорившиеся против него, хитростью проникли в замок. Мой дед сражался до последнего. И был убит, предательски сражен в спину одним из тех, кому доверял, вот здесь, на этом самом месте…
        Он замолчал. Маша, напряженно слушавшая его, уже не обращала внимания на звуки рога и прочий шум, доносившийся извне.
        - И что дальше? - нетерпеливо спросила она.
        - В то время мой отец был еще очень молодым. Сама Дева Мария, должно быть, хранила его. Но спустя несколько лет он вернулся, заручившись поддержкой короля, и так жестоко наказал обидчиков, что о нем помнят в этих местах по сию пору. Тела его врагов, исклеванные воронами, еще долго красовались на воротах замка, даже когда они основательно подгнили и плоть стала слезать с них, словно перчатка с руки…
        Маша, ярко представившая себе эту картину, поморщилась.
        - Он вообще умел сделать так, чтобы его запоминали и слушались… Его сердце словно вырезали из куска гранита. Но дело не в том, - продолжал тем временем старый рыцарь. - Так вот, мой отец принялся обустраивать и укреплять замок. Но однажды утром служанки обнаружили в зале у камина, как раз там, где погиб дед, бурое пятно крови. В этот же день замок был осажден, и многие его обитатели погибли от голода и страшной болезни, что вдруг поселилась в этих стенах. С тех пор всякий раз, когда смерть подступает к нам близко, кровь деда выступает на каменных плитах пола, предупреждая нас об опасности. Было так и в тот год, когда умерла твоя мать.
        Барон замолчал. Девушка смотрела на его поникшие сильные плечи, и глаза щипало от боли и нежности.
        «А что, если именно мне дано это переменить? Не случайно же я оказалась именно здесь», - подумала она.
        Они молчали. Затем барон медленно повернулся к ней. За несколько минут лицо его словно постарело еще больше, четче обозначились глубокие складки морщин. Честный, храбрый и прямой, он мог одолеть врага на поле боя, там, где все ясно и дело лишь в храбрости, но оставался беззащитен перед необъяснимым.
        - Ну что же, мы встретим испытание, как это и положено. В нашем роду не было трусов, - сказал он, протягивая руку к Маше. - Пойдем, негоже заставлять гостей ждать. Сегодня день веселья, так пусть пока никто не узнает, что у нас происходит.
        «Пусть никто не узнает, что у нас происходит…» - повторила про себя Маша. И ей вдруг подумалось, что это, пожалуй, хорошая идея. Хорошо бы дезориентировать врага, который, несомненно, находился где-то рядом, в замке. Жаль только, что отсутствие сэра Чарльза сразу же заметят…
        Она подошла к окну, у которого стоял сэр Вильгельм, взглянула во двор. Там, почти под ними, сидел на бревне Эльвин. Странная, сумасшедшая мысль опалила ее словно огнем. А почему бы не рискнуть? Что, в конце концов, она теряет?..
        Глава 9 Дорога вниз
        - Сэр Чарльз пошатнулся. Похоже, он ранен. Удержится ли рыцарь в седле?.. О да, не зря его род прославлен храбрыми воинами. Сэр Чарльз, несмотря на рану, перехватывает поудобней копье и устремляется на противников!.. Сэр Редин повержен! - объявил герольд, и Маша почувствовала, что наконец-то может дышать.
        Все это время она сидела, затаив дыхание и вцепившись в край своего мехового плаща так, что онемели пальцы.
        Рыцарь со знакомым гербом, изображающим сокола и розу, уже делал круг, чтобы обрушиться на противников с другой стороны. Сегодня он был даже более проворен, чем вчера.
        Девушка бросила взгляд на сэра Вильгельма. Старый рыцарь сидел, чуть наклонившись вперед, его руки были сжаты. Похоже, он переживал происходящее внизу, на арене, сильнее, чем если бы находился среди сражающихся сам.
        Какого же труда стоило Маше уговорить барона воплотить рискованную задумку, но пока все шло хорошо, даже лучше, чем можно было предположить.
        Леди Роанна, напротив, наблюдала за поединком с неудовольствием.
        - Безусловно, все это очень славно, - проговорила она, чуть повернув голову к племяннице. Маша заметила, что из-под вдовьего убора кокетливо выбивается прядь волос. - Но помни, дорогое дитя, сила не всегда решает все. Мой бедный брат огрубел в дальних странствиях и, боюсь, хочет отыскать тебе мужа такого же сорта, как он сам. Но скажи, какой от них прок, - тетушка кивнула в сторону, где как раз завязалась нешуточная борьба, - их все время тянет на подвиги. Уедут отвоевывать Святую землю, а своя остается без защитника. Каждый норовит урвать клочок, пока хозяина нет, а ты сидишь в своих покоях, словно… словно курица на насесте! - нашла достойное сравнение леди Роанна. - И вышиваешь, вышиваешь, глядя только на иголку да на беленый кусок полотна. И никому не интересно, скучаешь ли ты, тоскуешь ли по мужу… А потом в один прекрасный день оказывается, что он умудрился получить смертельную рану и поспешил к Господу, оставив тебя самостоятельно решать все проблемы!
        Тетушка столь очевидно живописала собственную жизнь, что Маша невольно улыбнулась.
        - А как же иначе? - спросила она, скорее поддразнивая леди Роанну и краем глаза отмечая, что на поле все спокойно, - рыцарь с соколом и розой все еще держался в седле и сейчас умело маневрировал, сражаясь сразу с несколькими противниками.
        - Мария, милое дитя, - всплеснула полными руками тетушка, - разве такой судьбы я хочу для тебя?! Я, которая воспитала тебя, словно родная мать! - Она могла бы добавить «недоедая и недопивая», однако, увы, судя по полной, раздавшейся, точно на дрожжах, фигуре, это прозвучало бы скорее комично, поэтому леди Роанна лишь скорбно покачала головой. - Ты умна, упряма и пошла скорее в деда, чем в отца. - Маша вздрогнула, вспоминая, какую характеристику сэр Вильгельм дал своему отцу. - Тебе нужен в мужья более умный, тонкий человек.
        Кажется, тетушка имела в виду кого-то конкретного.
        Раньше Маша легко пропускала мимо ушей самые очевидные намеки, но за последнее время она значительно повзрослела и поумнела. Человек, брошенный в глубокую воду, либо тонет, либо быстро учится плавать. Так что выбора у девушки не было.
        - Пожалуй, вы правы, - задумчиво сказала она, косясь на тетушку. - Но что же мне делать?..
        Тетушка нахмурила густые брови, словно собираясь с мыслями, но Маша уже окончательно уверилась, что та ведет какую-то свою линию.
        - Пожалуй, я как раз знаю такого человека… - проговорила леди Роанна после раздумья.
        - Да? - Маша поощрительно улыбнулась.
        - Это сэр Роджер.
        Где-то девушка уже слышала это имя… Ну конечно, леди Роанна уже называла его.
        - Мой кузен? - удивленно переспросила Маша.
        Тетушка кивнула.
        Все становилось еще чудесатей.
        - Но мне все-таки кажется, что он слишком близкий родственник…
        - Не волнуйся, дитя, мы можем получить разрешение от самого Святого папы.
        Это было уже совсем интересно: близкородственные браки запрещены, но допускались при соизволении папы.
        Леди Роанна уставилась на Машу с нетерпеливым ожиданием. Знать бы еще, почему она пытается содействовать этому браку. Возможно, сэр Роджер посулил ей что-то в награду, сам мечтая заполучить немаленькое приданое дочери сэра Вильгельма.
        В любом случае выдавать себя было рано. Не лучше ли сделать пока вид, будто она с сочувствием относится к матримониальным планам тетушки.
        Леди Роанна, неправильно истолковав ее молчание, продолжила расхваливать потенциального жениха.
        - Не думай, он вполне знатный рыцарь и близок к королю. Он поддержал государя в это смутное и сложное время, когда многие бароны пошли против престола, и поэтому ожидает теперь достойную награду за свою верность.
        Верность, основывающаяся на ожидании награды, вовсе не казалась Маше образцом добродетели.
        Не зная, что и сказать, она рассеянно посмотрела на поле…
        Рыцарь с соколом и розой, покачнувшись в седле, падал наземь.
        - И вот доблестный сэр Чарльз сражен! - тут же прокомментировал происходящее герольд. - Удар копья достославного сэра Эдварда поверг его на землю. Доспехи сэра Чарльза пострадали. Похоже, он серьезно ранен.
        Маша, вскрикнув, вскочила со своего места.
        Минута растянулась в бесконечность, но вот рыцарь, покачиваясь, поднялся на ноги. Из-под вспоротой копьем кольчуги выглядывало что-то алое, словно вся одежда рыцаря напиталась кровью. Девушка облегченно перевела дыхание: это был всего лишь ее алый плащ, которым пришлось обернуть Эльвина, чтобы его фигура казалась плотнее и мальчика можно было принять за его хозяина, сэра Чарльза.
        Эльвин растерянно оглянулся, собираясь продолжить сражение.
        - Сэр Чарльз! - сказал старый барон так громко, что его расслышали даже сквозь шум битвы. - Вы достаточно потрудились сегодня, дайте и другим показать себя на турнире! Повелеваю вам покинуть поле боя и приблизиться ко мне!
        Неизвестно, как поступил бы в данном случае настоящий сэр Чарльз, но Эльвин, привыкший повиноваться, перелез через заграждение и направился к трибунам.
        Маша поспешно опустилась на свое место - еще не хватало того, чтобы на ее неприличное поведение обратили внимание. Вот и леди Роанна, прерванная на середине похвального слова в адрес своего ставленника, смотрит хмуро и недовольно.
        Эльвин, не снимая с головы шлема, занял место рядом с владельцем замка, а Маша, вспоминая о своих планах, еще раз внимательно оглядела присутствующих. Никто не обращал на мнимого сэра Чарльза особого внимания, а ведь кто-то точно знал, что настоящий сэр Чарльз сейчас мертв… И тело его… Интересно, куда в замке можно спрятать тело?.. Да куда угодно. Сколько здесь всяких подвалов и тайных мест, куда годами никто не заглядывает. Сама Маша была только в верхних помещениях…
        Солнце уже начинало клониться к закату - дни осенью короткие, и герольд объявил окончание второго дня турнира. Решающим должен стать последний, третий день.
        Вечером Эльвин, все еще под видом сэра Чарльза, отправился в отведенные им комнаты и вскоре явился без маскировки, чтобы объявить, что господин не выйдет к столу, и взять якобы для него разных кушаний.
        Расчет был на то, что тот, кто виновен в смерти сэра Чарльза, рано или поздно выдаст себя и захочет взглянуть на воскресшего покойника. Старый барон пошел на это с неохотой.
        «Не годится, чтобы слуга изображал господина и вел себя словно благородный», - говорил сэр Вильгельм Маше. И только кровавое пятно и ощущение нависшей опасности помогли убедить его в этом. Однако после турнира отношение рыцаря к Эльвину несколько переменилось. «Однако из парня выйдет толк, - сказал барон Маше, когда никого не было рядом. - Пожалуй, я оставлю его при себе и, если он не станет лениться и станет служить мне верно, со временем посвящу его в рыцари». Услышав это, девушка обрадовалась сильнее, чем если бы похвалили ее саму. Ей казалось, что из Эльвина получится настоящий рыцарь - не чета грубому сэру Чарльзу или хвастливому сэру Эдварду.
        Итак, Эльвин остался в комнате сэра Чарльза, поджидая незваных гостей, но пока никто не спешил врываться туда. Отец Давид, исполнявший обязанности замкового врача в отсутствие аббата, поинтересовался, нужна ли сэру Чарльзу его помощь, но, получив отрицательный ответ, настаивать не стал, занявшись вывихом руки сэра Рэдинга. Аббат сегодня так и не появился.
        Маше на пиру тоже быстро стало скучно, тем более что рыцари вели себя точно так же, как и вчера, - много пили и хвастались, а трубадуры, призванные развлекать гостей, пели, на взгляд Маши, далеко не так хорошо, как Эльвин.
        Несмотря на то что в замке было принято ложиться рано, время для сна еще не наступило, и девушка решила потратить эти часы с пользой. Еще днем, думая о том, где находится тело сэра Чарльза, ей хотелось осмотреть усыпальницу и подвалы замка. Идти одной в усыпальницу Маша побоялась. Не то чтобы она верила в оживающих покойников, но ей пришлось увидеть уже столько невероятного, что лучше было не рисковать, и девушка, прихватив густо пахнущий смолой факел, спустилась вниз. Под помещением кухни находилась кладовая, где с потолка свисали огромные окорока и остро пахнущие кровью недавно разделанные туши, стояли корзины с яблоками и репой, висели гроздья лука и переплетенный венком чеснок, большие белоснежные головки которого напоминали странные цветы. Еще чуть дальше шло царство сушеных трав. Все это источало разнообразные ароматы, от которых у Маши тут же закружилась голова.
        Искать здесь было бессмысленно, да и кто бы стал прятать тело в кладовой, где его непременно обнаружат то и дело наведывающиеся туда повара.
        Крутая лестница уводила вниз, в темноту. И, немного поколебавшись, Маша направилась туда. Спускаться пришлось довольно долго, и с каждым шагом вокруг словно становилось темнее. Теперь девушку вело одно упрямство: не возвращаться же с полпути, ничего не узнав и ничего не добившись. Но вот лестница закончилась. В ноздри ударил запах земли и сырости.
        Вампир
        Встреча с сэром Роджером предоставила ему прекрасный предлог для того, чтобы не ехать сегодня в баронский замок, и вампир с радостью ухватился за эту зацепку. Появление той, что так много значила для него когда-то, произвело на него ужасное действие. Что же это все значит? Ее не было все это время, он даже не сомневался в этом. И теперь, трясясь в закрытой карете по пути ко временному жилищу сэра Роджера, он все думал и думал.
        Появление призрака мнимый аббат мог объяснить только одним: силой, присущей этим чертовым камням, лежащим в основании замка. Это была сила, ничуть не похожая на его. Сила, изначально скорее равнодушная, не враждебная. Но ровно до тех пор, пока их интересы не пересекутся. Сначала он подумал, что девчонка - проводник этой силы, но теперь не был в этом так уверен. Однако девчонка отчего-то оказалась в пересечении различных интересов… Хорошо, если бы замок побыстрее перешел к сэру Роджеру, а еще лучше, если бы тот сровнял его с землей, разбил и выкорчевал эти дурацкие камни.
        Вампир сжал на коленях руки. Со времени гибели учителя он больше не проигрывал и проигрывать никак не собирался. Да, идеально было бы сделать все чужими руками. Теми руками, которых не жалко.
        - Прибыли, господин аббат, - доложил слуга, и карета остановилась.
        Он рассчитал все точно: солнце уже скрылось за горизонтом, и можно было безбоязненно выходить.
        - Доложите обо мне сэру Роджеру, - велел аббат слуге, останавливаясь на пороге.
        - Хозяин уже ждет вас. Проходите.
        Дверь широко раскрылась перед ним.
        Рыцарь сидел в кресле у камина и зябко грел у огня руки. Озаренное пламенем лицо казалось старше, а под глазами пролегли тени. После прошлой встречи он несколько подрастерял свой пыл, должно быть, вспоминая о положении, в котором тогда оказался.
        - Здравствуй, сэр Роджер, - сказал вампир, усмехаясь.
        Тот немного побледнел, но держался неплохо, со всем присущим ему высокомерием и апломбом.
        - И вам доброй ночи, господин аббат. Надеюсь, у вас есть для меня новости?
        Они, как и в прошлый раз, сели друг напротив друга.
        - О да, я беспрестанно радею о вашем наследстве, господин рыцарь, - заговорил аббат, привычно сложив руки на коленях. - Старый барон совершенно лишился рассудка и пытается подыскать своей дочери жениха.
        - Отчего же не меня? - поднял одну бровь сэр Роджер.
        - Он сошел с ума, но не настолько, чтобы забыть, как вы поступили с собственной матерью. Кажется, она умерла в одном из подвалов вашего замка, не так ли?.. - Сэр Роджер побледнел и приподнялся с кресла, но аббат сделал вид, будто этого даже не заметил. - Но не о том речь. Одного из славных рыцарей, которого барон как раз и прочил в мужья своей дочери, уже, увы, нет на грешной земле…
        - Твоими молитвами, господин аббат? - осведомился рыцарь, опускаясь обратно на сиденье.
        - Моими молитвами. Ибо нет оружия более сильного, чем… ммм… молитва.
        - Тебе ли этого не знать! - хмыкнул хозяин. - Ну что же, пора переходить к более веселым мерам. Может, похищение? Ты говорил, что безумец чрезвычайно привязан к своей дочери.
        - Превосходная мысль.
        Аббат не был уверен, что могут выкинуть эти замшелые камни, если девушку, которая стоит в пересечении их интересов, попытаются похитить. Но в любом случае их возможности сильно ограничены. В конце концов, они - неподвижные каменюки. Все, что они могут делать, - это влиять на людей (он же благоразумно не будет приближаться к ним на опасное расстояние) и создавать призраков, которые, как известно, бессильны и бестелесны. Нет, свобода для маневров тут есть, а игра еще только начата.
        - Только условимся, - добавил он после краткой паузы, - я вытащу девчонку из замка, а дальнейшие вопросы решать тебе.
        - По рукам! - Сэр Роджер улыбнулся, явно придя в хорошее настроение, и отпил глоток вина из стоящего перед ним кубка. - Знаешь, а ведь ты много потерял, не чувствуя вкуса этого превосходного вина, - сказал он, похлопывая себя по животу. - Есть и пить - это удовольствие, данное нам Господом.
        - Ну почему же, - аббат уже поднялся, собираясь выйти, но обернувшись, посмотрел прямо в глаза рыцарю. - Я ем и пью то, что посылает мне Господь. Только это не вино.
        Его уже не было в комнате, когда сэр Роджер с грохотом опрокинул свой кубок на стол.

* * *
        Свет факела выхватывал помещение урывками. Маша разглядела высокий, теряющийся в сумраке потолок, земляной пол и серые стены. Здесь было пронизывающе холодно.
        - Ну вот, когда нужно, у меня всегда нет плаща, - пробормотала себе под нос Маша.
        Звук собственного голоса показался ей одиноким и жалким. В подвале царило первозданное безмолвие, сюда, под толщу земли, не проникал шум веселого пира, и девушка вдруг захотела очутиться там, среди людей… У стен были свалены мешки и стояли бочки. Заглянув в одну из них, Маша увидела что-то темное и отвратительное… Не сразу она поняла, что это - всего лишь засоленное мясо. Бочек было много. Ей пришло в голову, что достаточно спрятать труп в одной из них - и его не найдут еще очень долго. Однако осматривать бочки она не стала, а прошла еще дальше. Дрожащий свет факела выхватил из темноты огромный округлый предмет. Подойдя поближе, девушка поняла, что это цистерна, зарытая в землю так, что торчал лишь обод высотой примерно в половину человеческого роста. В свете факела блеснула темная вода, и Маша поспешила отойти подальше. Она всегда побаивалась воды, а в этой черной подземной воде наверняка должны обитать ужасные чудовища. Воображение услужливо нарисовало клубки отвратительных скользких щупальцев с многочисленными присосками и провалы ртов, в несколько рядов усеянные острыми мелкими зубами.
        Теперь ее трясло уже не только от холода.
        Факел прыгал в руке. Дальше, еще дальше… В темноте девушка чуть не уткнулась в стену. Эта стена отличалась от прочих, так как была сделана из массивных каменных плит. Приблизив факел к стене, Маша разглядела на камне полустершиеся узоры. Кто стал бы украшать плиты, находящиеся глубоко под землей, там, где их никто не видит?! Камни, казалось, были очень древними, полузаросшие белесым, не знавшим света мхом и плесенью. Плавные узоры, перетекающие друг в друга, завораживали. Девушке вдруг показалось, что они источают собственную силу - древнюю и мощную. Словно заколдованная, Маша смотрела на камни, которые уже казались ей самим сердцем замка, словно они были здесь всегда, в основе всего, и уже над ними возвели высокие мощные стены замка… Чем дольше Маша смотрела на них, тем сильнее ей мерещилось, что ничего, кроме этих камней, не существует, что все остальное - лишь мимолетное мгновение, обманчивый сон и только здесь настоящая реальность. Она уже слышала тихое монотонное пение, что раздавалось сразу со всех сторон и охватывало ее плотным кольцом, когда вдруг почувствовала, что что-то жжет ее грудь.
        От боли девушка очнулась. Факел, упавший на землю, едва тлел. Серый камень, висящий на шее на тонкой серебряной цепочке, будто пульсировал. Маша не поняла, то ли он обжигающе холодный, то ли горячий. Она подхватила факел, не давая ему погаснуть. Остаться в этом странном месте в темноте она вовсе не хотела.
        Маша уже хотела уйти, на всякий случай больше не приглядываясь к странным узорам, когда вдруг заметила на одной из плит круг, в который был вписан трилистник. Знакомый узор. Девушка развязала кошель и вынула перстень. Узор на камне повторял узор, нанесенный на перстень, но был словно вдавлен внутрь…
        «Эльвин говорил, что с помощью таких перстней иногда можно открыть что-то, - вспомнила она. - А что, если это ключ и замок?..»
        Еще не до конца отдавая себе отчет в собственных поступках, девушка приблизила руку с перстнем к плите.
        Узоры совпали, и перстень легко вошел в углубление. С минуту ничего не происходило, и Маша уже хотела вынуть его, как послышался странный скрежет, камень дрогнул и стал медленно отползать в сторону, открывая вход в узкий коридор.
        Внутри был темно. Даже темнее, чем в подвале, хотя девушка и не могла представить себе, что такое действительно возможно. Тьма казалась первозданной, и факел не был способен с нею справиться. Темнота словно поглощала его слабый свет. Маша не раз слышала выражение «черная дыра» и теперь почти не сомневалась, что вот она - перед ней.
        Шагнуть туда было слишком страшно. Девушка застыла на месте, не зная, что делать. И вдруг ее ушей коснулся негромкий всплеск, пушечным выстрелом пронизывающий глубокую тишину подвала.
        Маша снова подумала об ужасных существах, несомненно, обитающих в мрачных глубинах. И точно, здесь, в этом подвале - им самое место.
        Напряженные и без того нервы не выдержали. Вскрикнув, девушка выхватила из камня перстень и стремглав бросилась к выходу. Пробегая мимо цистерны, она даже не взглянула в ту сторону.
        Очнулась она уже в кладовой, среди развешанных на крючьях туш. Теперь они уже не казались ей страшными. Не зря говорят, что все познается в сравнении.
        Поиски завершились ничем, но девушка подумала, что вернется в подвалы не скоро. Даже перспектива обследовать склеп показалась ей не такой чудовищной.
        Глава 10 Взлет и падение
        Ночь, как ни странно, прошла спокойно. Эльвин, спавший вполуха, заверил, что никаких гостей у него не было.
        - К счастью, ты ошиблась, - сказал сэр Вильгельм, когда они втроем собрались в комнатах сэра Чарльза. - Возможно, сэр Чарльз уехал по каким-то срочным делам, не успев предупредить нас.
        - Конечно, уехал, - пробормотал, словно ни к кому не обращаясь, Эльвин. - Так спешил, что и кольчугу оставил, и шлем, и коня…
        Маша давно замечала, что ее новый друг испытывает к хозяину замка странные чувства, словно он очень зол и сердит на него. Но какие счеты могут быть у слуги к чужому господину?..
        - Давайте подождем еще день, - торопливо предложила она. - Господин аббат, кажется, обещал приехать сегодня?
        Сэр Вильгельм, забыв об Эльвине, повернулся к дочери.
        - Ты считаешь, что зло исходит от господина аббата? - удивленно спросил он.
        Маша кивнула.
        - Считаю. Он мне давно не нравился и… я замечала, животные сторонятся его.
        - Глупости! - нахмурился рыцарь. - Он непростой человек, но не несет в себе зла. Вспомни, он ведь вылечил тебя. Если бы он хотел убить тебя, он легко мог бы это сделать.
        Это была правда.
        - Но почему он приезжает после заката и никогда не остается до утра? - не желала сдаваться Маша.
        - Он очень занятой человек, - объяснил сэр Вильгельм. - Хотя он не принял церковный сан, на его плечах лежит огромное аббатство, отнимающее много сил и времени. К тому же аббат - лучший из лекарей, которых я знаю. Когда ты болела, он просиживал с тобой ночи напролет, уезжая только под утро. Он посещает церковь, что невозможно для создания тьмы.
        Маша задумалась. Если сказать, что слуга сэра Чарльза Эльвин считает, что церковь лишена святости, барон навряд ли поверит в это. Ему нужны убедительные доказательства. Остается только получить их любым путем.
        - Пожалуйста, давай не будем никому рассказывать об исчезновении сэра Чарльза хотя бы еще один день! - взмолилась она, жалобно глядя на отца.
        И старый рыцарь не выдержал.
        - Ну хорошо, - согласился он. - Однако пусть мальчишка держится подальше от схватки. Нам не хватает только того, чтобы его изобличили прямо в ходе турнира.
        - Мне кажется, я вчера неплохо сражался, - ледяным тоном заметил Эльвин. - Постараюсь не посрамить честь сэра Чарльза и сегодня.
        - Постарайся, - не менее холодно отозвался сэр Вильгельм и вышел прочь.
        А Маша помогла Эльвину обмотаться тряпками, которые не только делали его худощавую фигуру более плотной, но и весьма помогли ему вчера, и надела на него кольчугу.
        - Я в тебя верю, - прошептала она прежде, чем покинуть комнату.
        Ей показалось, что на глазах парня блеснули слезы, но он поспешно взял меч и с деланым безразличием принялся начищать и без того безукоризненно блестящее лезвие.
        - Мария… - Он запнулся, и Маша заметила, что щеки парня порозовели. - Не могли бы вы дать мне что-нибудь на удачу?..
        - Что? - Девушка растерялась, пытаясь представить, что принято дарить в подобных случаях.
        - Ну перчатку, чулок или пояс…
        Маша, тоже смутившись, поспешно развязала голубой пояс - сегодня на ней было ярко-голубое платье с вышитыми птицами и листочками. Пояс тоже украшал узор, сверкающий под проникающим через узкое оконце солнцем золотом солнечных лучей и яркой голубизной неба.
        - Спасибо!
        Принимая дар, Эльвин опустился на одно колено.
        Сегодня на арене не сражались копьями, в ход шли только мечи - ведь только меч может показать истинное мастерство рыцаря, его ловкость, силу духа и выносливость.
        Рыцарь, на щите которого были изображены сокол и роза, появился одним из последних. На нем, как всегда, был глухой шлем.
        - Сэр Чарльз, вижу, вы не торопитесь, - насмешливо приветствовал его сэр Эдвард, проезжая перед трибунами, на которых сидели зрители, так, чтобы показаться им в лучшем свете.
        - Зато я как раз вовремя, для того чтобы продемонстрировать свое искусство сражаться, а не красоваться перед дамами, - послышался из-под шлема глухой голос.
        - Ну вы-то, сэр Чарльз, совсем затворником стали. Может, постриг принять вознамерились и презираете теперь светские увеселения и внимание прекрасных дам вам, должно быть, без надобности? - не сдавался противник.
        - Мне хватит внимания всего одной дамы, - отвечал рыцарь и вдруг, достав из-за пазухи котты [5 - Накидка с гербовыми знаками отличия, надеваемая на кольчугу и скрепляемая поясом.] небесно-голубой расшитый пояс, укрепил его у себя на шлеме.
        Увидев это, сэр Эдвард покраснел от досады.
        - Ну что же, сегодня все и решится, - сухо сказал он, надевая на себя высокий шлем.
        Затрубили рога, и турнир начался.
        Сегодня схватка была особенно ожесточенной. Леди Роанна не заводила речей о потенциальном женихе для Маши, сосредоточившись на наблюдении за действом. Маша тем более не сводила с поля глаз. То, что Эльвин закрепил на своем шлеме ее пояс, было особенно волнующе. Всякий раз, когда ему угрожала опасность, девушка замирала, но пока все обходилось. И вот рыцарь с соколом и розой из глубокой защиты, в которой он находился в начале схватки, когда на него набросились сразу несколько противников, спеша первым вывести из строя наиболее опасного соперника, перешел в нападение. Он легко вычерчивал мечом в воздухе различные фигуры, и рыцари отступали, отчего-то обескураженные его стилем боя.
        На трибунах зашептались.
        - Он дерется не как рыцарь! Это очень странно! - слышалось со всех сторон.
        - Ну почему же не как рыцарь, - вдруг вмешался сэр Вильгельм, заставив замолчать всех сплетников разом. - Так сражаются сарацины. Я видел, что многие рыцари, побывавшие в Святой земле, переняли эту манеру боя.
        - Как, у неверных? - ужаснулась одна из дочерей рыцаря из соседнего замка.
        Но суровый взгляд бывшего крестоносца тут же заставил ее замолчать.
        На этот раз битва продолжалась не так долго, как прежде, но и без того стало ясно, кто побеждает в ней.
        - Это несправедливо! - проворчал себе под нос сэр Эдвард, когда герольды трижды прокричали имя сэра Чарльза, и на рыцаря с соколом и розой посыпался целый водопад из поздних осенних цветов, которые принесли сегодня с собой дамы.
        Но его голос потонул в общем гуле ликования.
        - Приблизьтесь, сэр Чарльз, - повелел хозяин замка, - и выберете даму, из рук которой вы хотели бы получить заслуженную награду.
        Рыцарь подошел к трибунам, не снимая шлема.
        - Мне нечего выбирать, - проговорил он по-прежнему глухо. - Я бы счел за честь услышать из уст той, что подарила мне свой пояс, даже порицание.
        И он встал перед Машей, склонив голову.
        Она поднялась с места, чувствуя, что от волнения у нее пылают не только щеки, но и уши… Что делают в таких случаях?..
        - Почему вы еще в шлеме? - громко спросила леди Роанна, тоже поднимаясь со своего места. - Разве пристало рыцарю стоять перед дамой, не обнажив голову?
        - О, прекрасная леди, простите мне эту дерзость, но я дал обет Господу и Деве Марии, а потому рискую навлечь на себя ваш гнев, но угодить им, - ответил рыцарь.
        Тетушка поджала губы - так, что они превратились в тоненькую алую ниточку, но села на свое место. Меж тем Маше подали лежащую на большом серебряном блюде рыбу… Девушка приняла это блюдо, еще более растерявшись. Что ей с этим делать, при чем здесь рыба?!
        Но Эльвин, опустившись перед ней на одно колено, сам принял у нее из рук это странное вознаграждение.
        - Благодарю вас, леди, за этот чудесный талисман [6 - В легендах о временах славного короля Артура щука выступает символом удачи и зачастую является даром, преподносимым победителю на турнире.]. Он не раз поможет мне в боях, - галантно проговорил он.
        Маша с трудом могла представить, как это рыба… кажется, щука, может помочь рыцарю в боях, но благоразумно не стала озвучивать свои сомнения.
        На этом торжественная часть завершилась, и гости вернулись в замок, где в пиршественной зале уже были накрыты столы, еще более роскошные, чем прежде. И только Эльвин удалился к себе в комнату.
        Ближе к вечеру, когда солнце уже скрылось за горизонтом, в замок прибыл аббат. Маша наблюдала за ним, когда ему рассказывали о подвигах мнимого сэра Чарльза. Бледное лицо аббата даже не дрогнуло, но девушка заметила, как крепко сжались его обтянутые черной перчаткой пальцы.
        Неужели ее подозрения справедливы и аббат - действительно тот, кто им нужен?!
        Она старалась не выпускать его из виду, но старый барон подозвал ее к себе, и когда Маша вновь посмотрела на место, где сидел аббат, то увидела его пустым.
        Девушка уже поднялась, чтобы выйти из-за стола и отправиться к комнате Эльвина, когда в зал вновь вбежал аббат.
        Вампир
        О том, что сэр Чарльз участвовал в турнире и даже умудрился одержать победу, он услышал вечером от леди Роанны. Это не мог быть призрак, созданный самим замком. Где это видано, чтобы призраки выходили посреди белого дня на божий свет, да еще сражались и побеждали - это то же самое, что встретить, скажем, вампира-вегетарианца. Воскреснуть сэр Чарльз тоже не мог - его тело лежало там, где его оставил сам аббат, и он не слышал о случаях воскрешения, кроме разве что Лазаря, воскрешенного Сыном Божьим. Но вряд ли сэр Чарльз столь значимая и безгрешная персона, чтобы Господь лично занялся им.
        Значит, речь идет о делах человеческих.
        Некто догадывается о его присутствии и пытается вести с ним свою игру. Аббат даже предполагал, кто именно. Девчонка и этот жалкий слуга - больше некому.
        «Ну что же, - думал аббат, сидя за столом и размачивая хлеб в безвкусном вине, - теперь, если не ошибаюсь, мой ход, и уж я-то сумею повернуть ситуацию к своей выгоде. Раз вам хочется поиграть со смертью, будет вам игра, да еще какая!»
        Он выскользнул из-за стола так, что пирующие, увлеченные беседой о славных рыцарских подвигах, этого не заметили, и направился прямиком к покоям, выделенным для сэра Чарльза.
        Вход загораживала широкая тяжелая портьера, расшитая сценами охоты. Аббат подошел вплотную и осторожно заглянул внутрь. Он мог бы поклясться, что проделал все абсолютно бесшумно и что тяжелая ткань не дрогнула, но парнишка в комнате вдруг напрягся и повернулся к двери, положив руку на рукоять висевшего на боку короткого меча. Этот парень, слуга сэра Чарльза, был в комнате один, а на сундуке лежала кольчуга и накидка с гербом рыцаря. Наверняка слуга и подменил своего хозяина на арене. Однако у мальчишки большое будущее, если в своем возрасте он способен противостоять настоящим рыцарям и даже одерживать над ними победу. Вернее, у него могло бы быть большое будущее, не перейди он ему дорожку.
        Аббат быстро, но внимательно оглядел парнишку: щуплый, невысокий, но, пожалуй, ладно сложенный и наверняка не столь сильный, сколь ловкий и выносливый. Таких иногда называют двужильными. Парнишка двигался весьма неплохо, однако слегка неуклюже, словно что-то мешало ему. Ах да, за столом же говорили, что вчера сэр Чарльз был ранен. Это значительно упрощало дело. Достаточно нанести удар по ране, не разорвав при этом одежду, и мы получим на одежде кровь - то есть следы преступления. А если обнаружится рана, легко представить ее следствием предсмертного удара бедняги сэра Чарльза. Ну конечно, рыцари поверят скорее этому, чем тому, что проиграли в бою пятнадцатилетнему мальчишке!
        Все складывается самым наилучшим образом! Аббат улыбнулся, потер затянутые в черные перчатки руки и вышел из-за портьеры.

* * *
        - Измена! - аббат, вбегая в зал, закричал так громко, что гости бросили изысканную трапезу и в панике вскочили со своих мест. - Доблестный рыцарь сэр Чарльз, герой сегодняшнего турнира, предательски убит своим слугой!
        - Это ложь! - раздался звонкий голос, и в зал ворвался Эльвин.
        Он был растрепан, а на одежде темнели свежие пятна.
        - Кровь! Вы видите, на нем кровь! - торжествующе закричал аббат. - Хватайте убийцу благородного сэра Чарльза!
        - Это моя кровь! - горделиво возразил мальчик, но его никто не слушал.
        На крик прибежали несколько солдат из гарнизона замка и тут же кинулись к Эльвину.
        - Подведите его ко мне, - устало велел барон, восседающий в кресле у камина.
        Это было тут же исполнено.
        Эльвин стоял перед владельцем замка, не опуская голову. По темным волосам скользили блики от огня, полыхающего в камине, парень казался очень решительным и красивым.
        - Ты слышал, в чем тебя обвиняют? - спросил барон, чуть наклоняясь в кресле и глядя прямо в глаза парню.
        - Это ложь!
        - Ты обвиняешь во лжи человека, которому доверяет король, человека, который носит церковный титул. Отвечаешь ли ты за свои слова?
        Окружающие молчали, наблюдая за происходящим. Маша хотела было выйти вперед и вступиться за Эльвина, но вдруг поняла, что их враг только этого и ждет. Возможно, он специально затеял это разоблачение, чтобы понять, кто еще замешан в этой шутке с воскрешением сэра Чарльза. Нет, оставаясь незамеченной, она скорее поможет Эльвину. Старый рыцарь, похоже, думал так же, потому что не выдал себя ни словом, ни жестом.
        - Отвечаю! Я готов поклясться, что непричастен к исчезновению сэра Чарльза, а, напротив, этот человек, что обвиняет меня, ворвался сегодня в комнату и напал на меня, - ответил парень. Он не суетился и не пытался оправдаться, напротив, держался гордо, но Маша замечала, как раздуваются от гнева и волнения его ноздри.
        - Ты лжешь, и лжешь перед лицом Господа! - насмешливо произнес аббат, поднимая руку, затянутую черной перчаткой, к сводам зала. - И я докажу это. Ступайте в комнату мальчишки и обыщите его вещи. Наверняка вы найдете там что-нибудь интересное.
        - Хорошо, если господин аббат уверен в этом… - согласился сэр Вильгельм. - Ступайте, - приказал он солдатам, - обыщите вещи слуги сэра Чарльза и принесите сюда то, что найдете.
        Солдаты удалились.
        Тем временем управляющий, сэр Саймон, до этого с интересом вглядывающийся в лицо Эльвина, подошел к нему поближе.
        - Клянусь Девой Марией! - воскликнул он. - Поразительное сходство! Я давно думал, кого этот мальчик напоминает…
        - Это же вылитый сэр… ммм… Томас!.. - отозвался один из гостей постарше. - Словно Господь Бог отлил их по одной форме, так как если бы этот парень был его…
        - Сыном, - закончил сам Эльвин. - Да, это так, и стыдиться мне нечего!
        Барон помрачнел. Маша видела, как пролегли на его лице густые тени. Теперь он смотрел на стоящего перед ним парня как на врага.
        - Сын Томаса, неверного вассала, с позором выгнанного из рядов рыцарства! Ну что же, теперь я понимаю, зачем он сюда явился и почему тайком убил своего хозяина, - произнес аббат, самодовольно сложив на груди руки.
        - Поклянись на Священном Писании, что явился сюда не для того, чтобы мстить, - глухо произнес барон, обращаясь к Эльвину. Тот молчал. - Ну что же, все понятно…
        Маше не было понятно ничего! Перед ее глазами происходила какая-то несусветная дикость! Почему отец не заступится за Эльвина, ведь он знает, что тот не виновен! И при чем какая-то месть? Что произошло с отцом Эльвина и почему мальчик не говорит ни слова в свое оправдание?!
        В это время вернулись солдаты. Они принесли дорожный мешок Эльвина, из которого был извлечен почти пустой кошелек с вышитым гербом, на котором были изображены сокол и роза. Слишком известный в этих местах герб…
        - Говорить тут не о чем, - голосом, от которого могли бы покрыться льдом даже дрова в пылающем камине, проговорил сэр Вильгельм. - Уведите его в темницу. К сожалению, решать судьбу того, кто убил благородного рыцаря, не в моей власти. Это дело королевского суда. Но клянусь доставить преступника к королю и проследить, чтобы он получил по заслугам!
        Эльвин по-прежнему не сказал ни слова и молча направился вслед за стражниками. На пороге зала он оглянулся. И, хотя их разделяло расстояние, а освещение кидало обманчивые тени, Маша готова была поклясться, что смотрит он именно на нее, - причем успокаивающе и ободряюще.
        Сжав руки так, что заболели пальцы, она тоже смотрела ему вслед. «Пока еще не все потеряно, - твердила она себе. - Главное, что его не казнят сегодня или завтра, а за это время я смогу либо убедить сэра Вильгельма, либо найти способ вызволить Эльвина. Я обязательно что-нибудь придумаю».
        Глава 11 Тайна старого склепа
        - Много есть на свете ужасающих чудовищ. Это и кровожадная мантикора с головой человека, телом льва и хвостом скорпиона, убежать от которой невозможно, - столь быстро это животное; и василиск с телом змея, головой петуха и птичьми крыльями, одним взглядом обращающий в камень; и ужасный крокодил, целиком заглатывающий своих жертв и обрекающий их на такие мучения, что сам плачет от сочувствия, но страшнее всех… - Сэр Эдвард сделал паузу и обвел взглядом всех сидящих за столом. Гости замерли, нетерпеливо ожидая продолжения. - Но страшнее всех, - повторил он, наслаждаясь всеобщим вниманием, - морской монах!
        - Если этот морской монах так же гневлив, как отец Бернард, понимаю, отчего его боятся! - захохотал один из рыцарей, но на него тут же шикнули, напоминая, что за столом находятся такие благочестивые и уважаемые особы, как господин аббат.
        Господин аббат, пребывавший после ареста Эльвина в самом радужном настроении, благодушно кивнул, разрешая рассказчику продолжать.
        - Так вот, выглядит это чудовище воистину ужасно. Живет оно под водой в холодных морях. Тело у него как у рыбы, а голова - человеческая, как у подстриженного в монахи! А на шею спадает складками капюшон, подобный монашескому! Иногда чудище дремлет на льдине, греясь на солнце, но не дай Господь и Дева Мария потревожить его покой! В гневе он ужасен, а вопль его звучнее голоса рога и устрашает сильнее рычания льва! - торжественно закончил сэр Эдвард.
        Слушающие рассказчика рыцари восхищенно выдохнули и тут же развязали спор, поможет ли распятие при встрече с чудищем.
        Судя по описанию, внушающий им страх монстр был всего лишь тюленем, но Маша не стала озвучивать свои догадки, тем более занимало ее сейчас совершенно другое.
        Несколько раз она бросала быстрые взгляды на аббата, но тот будто не замечал ее. Он вертел в руках чашу с вином, а на тонких бледных губах иногда вспыхивала быстрая самодовольная улыбка. Господин аббат, похоже, был совершенно доволен исходом дела.
        «Еще посмотрим, кто кого», - думала девушка, наклоняясь над куском хлеба, который здесь заменял тарелку. Маша давно бы ушла, но ей хотелось поговорить с сэром Вильгельмом безотлагательно. Она плохо представляла условия содержания узников в замковых темницах, но подозревала, что курортными их никак не назовешь.
        Гости, празднуя окончание турнира, много пили. Вино лилось рекой, и кравчие сбились с ног, едва успевая наполнять кубки.
        Наконец сэр Вильгельм тяжело поднялся со своего кресла.
        - Прошу меня простить, - сказал он, потирая висок - тот самый, на котором косым росчерком белел уродливый шрам. - Я покину вас. Прошу, не прерывайте веселья.
        Барон вышел из зала, стараясь ступать твердо, но Маша заметила, что его немного покачивает. Выскочив вслед за ним, девушка увидела, что хозяин замка стоит, привалившись лбом к стене.
        - Что с тобой? - подошла она к рыцарю.
        Сэр Вильгельм вздрогнул и болезненно поморщился.
        - Ничего, дочка, иди веселись. Мне надо немного отдохнуть…
        Видимо, после ранения рыцаря преследовали приступы чудовищной головной боли, справиться с которыми не мог даже его могучий организм.
        - Я помогу тебе подняться наверх! - сказала Маша, подставляя свое плечо под руку отца.
        Он оперся на нее. Рука была очень тяжелой и какой-то безжизненной. Каждая ступенька давалась им с трудом. Девушке казалось, что лестница никогда не закончится, поэтому, когда они каким-то чудом наконец добрались до хозяйской половины, она едва не рухнула на пол.
        Сэр Вильгельм медленно опустился на кровать.
        - Я отдохну немного, дочка… - снова пробормотал он, закрывая глаза. Его сильное тело сотрясала мелкая дрожь.
        Говорить сейчас об Эльвине было абсолютно невозможно.
        - Спокойной ночи. - Девушка легко коснулась рукой щеки, покрытой жесткой седой щетиной, и вышла из комнаты. Решение она уже приняла: нечего ждать, нужно отправиться в темницу и сегодня же вытащить оттуда Эльвина! Время не ждет, а у аббата за ужином было такое лицо, словно он задумал очередную пакость.
        Но что же теперь делать? У кого спросить, где в замке темница и, главное, как вытащить из нее Эльвина?
        В задумчивости Маша не сразу обратила внимание, что в коридоре кто-то стоит. Темная человеческая фигура пошевелилась…
        Сердце глухо стукнуло у девушки в груди. Если это враг - то все пропало! Ей не справиться с ним!
        Тем временем человек вышел из сумрака на пространство, освещенное смоляным факелом, и Маша с облегчением узнала управляющего, сэра Саймона.
        - Миледи, - старик изящно поклонился. - Как чувствует себя сэр Вильгельм?
        Маша вздохнула, и управляющий понимающе кивнул.
        - Увы, он получил в Святой земле серьезную рану… Другой бы после нее не оправился, - сказал сэр Саймон. - К счастью, барон еще сохраняет рассудок и способен постоять за свои земли… Иначе… - И он безнадежно махнул рукой.
        - Мне так нужно было поговорить с ним сейчас… - пробормотала Маша, теребя широкий вышитый рукав платья.
        - О том, что этот мальчик… Кажется, его зовут Эльвин… невиновен? - хитро прищурился старик.
        - Но… Откуда вы знаете?!
        - Что именно: о чем ты хотела поговорить или о том, что он невиновен в исчезновении своего хозяина?.. Относительно первого несложно было догадаться, глядя на тебя. А второе… Плохой был бы из меня управляющий, если бы я не знал, что происходит в моем замке. Сэр Чарльз пропал два дня назад, и Эльвин искал его повсюду, прежде чем сам надел его кольчугу и взял его гербовый щит… А кроме того, я же говорил, что он - точная копия отца. Сэра Томаса никто не мог назвать ни убийцей, ни трусом… Это был славный рыцарь без страха и упрека, не чета многим нынешним… Впрочем, что же мы здесь стоим. В замке, девочка моя, даже у стен есть уши. Хотя знаю я одно укромное местечко, где нам с тобой можно будет без помех перекинуться словечком-другим.
        Пораженная, Маша последовала за управляющим, который привел ее… в пустующую комнату, принадлежавшую покойной баронессе.
        - Ну вот, дитя, здесь и поговорим, - удовлетворенно произнес он, устраивая на сундуке толстую свечу. - Сюда кто не надо не сунется… Ну спрашивай, вижу же, тебе не терпится задать вопросы.
        У Маши их действительно было множество.
        - Вы сказали, что знаете, что происходит в замке? - наконец задала она самый главный из них, решив, что потом, в более удачное время, обязательно расспросит сэра Саймона об отце Эльвина и о том, что же произошло тогда между ним и бароном.
        - Ну вот, - управляющий улыбнулся, - ты умная девочка. Рад, что не ошибся, когда доверил тебе ключ…
        - Какой ключ? - воскликнула Маша, чувствуя, что от обилия новостей у нее кружится голова.
        - Ключ от потайного хода. Он находится в глубине, в самом сердце замка… Но открыть его может не каждый. Сильный пройдет через врата и еще более укрепится духом, слабый останется там навсегда.
        - Я знаю! - Девушка вскочила с лавки, на которой только что устроилась. - Там живые камни со странными узорами, я слышала, как они поют.
        - Так ты уже добралась туда, - покивал сэр Саймон. - Ну что же, я был прав. Эти камни - средоточие всего замка. Они стояли здесь, когда его еще не было и в помине, и останутся, когда он уже падет в прах… Не всякий сладит с ними, но я чувствовал, что именно ты сможешь. Но что же я, старый, заболтался. Ты же задала мне вопрос! - управляющий хлопнул себя по лбу, словно наказывая за болтливость и забывчивость. - Ответ на него и прост, и сложен. Зло вернулось. Оно всегда было рядом с нами, выискивая малейшую слабинку, запугивая и искушая. Но ныне оно приобрело осязаемый телесный вид и стало опаснее, чем прежде. И кровь сэра Уильяма, построившего этот замок, тому подтверждение. Эта примета никогда не лжет. Зло рядом с нами!
        - Это аббат! - Маша в волнении прижала руки к груди.
        - Тс-с! - шикнул на нее сэр Саймон. - Не зови лихо, пока тихо. Зря барон не верил мне и считал пророком, предрекающим одни лишь беды. Я хоть и стар, а из ума не выжил. Вижу теперь, что вместе мы справимся с ним… Ты же знаешь, Мария, что очень изменилась после болезни?..
        Маша вздрогнула.
        - И как же я изменилась? - осторожно спросила она.
        - Будто другим человеком стала, - искоса взглянул на нее управляющий. - Была злой, капризной, избалованной девчонкой. Избивала служанок и умела любыми путями добиться своего. Мой господин считал дочь ангелом небесным, впрочем, он любил ее до самозабвения. После гибели леди Элеоноры она стала для него средоточием целого мира.
        Густой румянец жаркой волной залил Машины щеки. «Сэр Саймон знает!» - мелькнуло в ее голове.
        - Ну, заболтались мы с тобой! - вздохнул сэр Саймон, разглаживая седые усы как ни в чем не бывало. - А дел-то невпроворот. Вот стражники, что Эльвина сторожат, не ужинали. Пойду отведу их на кухню. А мальчишка за это время никуда не денется. Да и куда деваться-то ему, если он сидит в подземелье и, чтобы вытащить его оттуда, нужно снаружи отодвинуть засов и открыть люк, что в кладовой у лестницы. Так что риска-то и нет…
        - Спасибо, сэр Саймон! - обрадовалась Маша.
        Он снова улыбнулся:
        - Ну, ступай с Богом, девочка из легенды.
        - Как вы меня назвали?.. - замерла Маша, уже собиравшаяся выйти из комнаты.
        Когда прольется небо болью
        И кровь рекою потечет,
        Она надеждой и любовью
        Весь замок от беды спасет, -
        пробормотал управляющий. - Так говорят менестрели… Ступай же с Богом, а я пойду ребяток покормлю. Нелегкое это дело - на посту стоять. Сам молодым был, помню…
        Маша с трудом нашла нужное место. Стражников на посту и вправду не было. Засов, запирающий люк, оказался очень массивным и тяжелым. Маше с трудом удалось отодвинуть его, сломав при этом ноготь и устраивая короткие передышки, чтобы набраться сил.
        - Эй, - крикнула она в темноту, - вылезай!
        Эльвин, появившийся внизу в круге слабого света от факела, удивленно смотрел на нее, задрав голову.
        - Что ты здесь делаешь? - задал он, наверное, самый умный из пришедших ему в голову вопросов.
        - Тебя, дурак, спасаю, - вздохнула Маша, протягивая ему руку и думая, что мальчишки все-таки не меняются и, какой бы век ни стоял на дворе, остаются такими же недотепами, если дело касается самых простых вещей.
        - Но разве ты не считаешь меня предателем?..
        Вот-вот, начинается.
        - Вообще-то я считаю, что скоро вернутся стражники, которых увел на кухню сэр Саймон. А еще думаю, что дел у нас сегодня навалом: найти труп сэра Чарльза, разговорить отца Давида и уличить настоящего убийцу… Впрочем, если тебе понравилось в подземелье и ты хочешь там остаться…
        Она сделала вид, что собирается убрать руку, и Эльвину не оставалось ничего иного, как схватиться за нее.
        К счастью, парень был худощавый, но сильный и легко вылез из подземелья.
        Вместе они закрыли люк и задвинули засов. Теперь бегства пленника не заметят, должно быть, до утра.
        - Куда теперь? - спросил Эльвин, рассеянно оглядываясь.
        - Начнем с церкви, - предложила девушка, и он согласно кивнул.
        Дверь в церковь не запиралась, поэтому Маша и Эльвин легко проскользнули внутрь.
        Было темно. Факел, который нес парень, они прикрыли глиняной плошкой, чтобы не привлечь раньше времени внимание отца Давида.
        К счастью, Эльвин ориентировался во тьме как кошка.
        - Сюда, - поманил девушку Эльвин. Лестница, ведущая вниз, начиналась в одной из арок. На высоких ступенях Маша поскользнулась и едва не упала, больно ударившись коленкой, и в очередной раз позавидовала Эльвину, который уже ждал ее внизу, наконец сняв с факела плошку. Теперь можно было хоть как-то ориентироваться, но Маша опять умудрилась споткнуться. Между прочим, уже второй раз за последние две минуты!
        Пробормотав ругательство, она пнула попавшийся ей под ноги предмет, чем привлекла к нему внимание своего спутника.
        - Что это? - спросил парень, поднимая надетый на кожаный шнурок деревянный ковчежец с крестом.
        Предмет оказался смутно знакомым. Маша пошарила у себя под одеждой и извлекла оттуда ладанку. Вместе они смотрелись словно близнецы-братья.
        - Как странно… - произнесла Маша, разглядывая находку. - Сэр Вильям говорил, что привез оберег из Святой земли… Я не знала, что их два…
        Эльвин нахмурился.
        - Погоди-ка, - пробормотал он, укрепляя факел в специальную подставку на стене.
        Достав из-за пояса небольшой кинжал, Эльвин аккуратно вскрыл находку. Внутри оказался небольшой мешочек с землей и маленьким почерневшим кусочком дерева.
        Эльвин кивнул и осторожно, вернув дощечку обратно, укрепил ее на месте, ударив по ней кулаком.
        - А ну-ка, дай мне свой! - велел он.
        Не понимая смысла его просьбы, Маша сняла с шеи ладанку и протянула ее Эльвину, а парень вдруг вскрыл ящичек со священной реликвией.
        - Что ты де… - только и успела сказать девушка.
        - Посмотри! - с торжеством ответил он.
        Маша взглянула.
        Внутри оберега, который она носила на шее, лежал крохотный скелетик. У него был большой череп, еще покрытый отдельными волосками меха, отвратительные выступающие зубы, маленькие сложенные на ребрах груди лапки. Заканчивался скелет тонким, составленным из хрящей хвостиком.
        - Что это? - в ужасе выдохнула Маша, чувствуя, что ее начинает трясти от страха и омерзения.
        - Это мышь. Вернее, это когда-то было мышью, - спокойно ответил Эльвин и, вывалив скелетик на пол, наступил на него ногой.
        - Но барон… Зачем… - Девушка никак не могла найти нужных слов, мысли путались в ее голове.
        - Думаю, барон здесь ни при чем, просто кто-то подменил твой амулет: выбросил настоящий и надел на тебя подделку.
        - Леди Роанна! - выпалила девушка. - Или Берта… - добавила она чуть тише, в памяти вдруг сам собой всплыл услышанный давным-давно разговор Этель с другой служанкой. Ну конечно, они говорили о том, что аббат удостаивает вниманием Берту. Видно, она помогала ему, пока была нужна, а потом вампир просто выпил ее до дна, заодно избавившись от ненужного свидетеля. Но как же Берта могла предать ее?!. Или не ее, а прежнюю Марию, холодную и злую, если верить словам сэра Саймона. Боже мой, как все сложно и запутанно!
        - Надень вот это, - мальчик протянул Маше поднятую с пола ладанку.
        - Думаешь, поможет? - спросила она, нерешительно теребя грязный шнурок.
        - Ну уж точно больше, чем тот, который был на тебе. С дохлой мышью, - ухмыльнулся Эльвин.
        Машу передернуло.
        - Пожалуйста, не будем об этом, - попросила она.
        - Хорошо, - Эльвин серьезно кивнул. - Ну что, идем вторгаться в твой семейный склеп, да простит нас Господь и всеблагая Дева Мария.
        Он взял со стены факел и пошел впереди. Маша - за ним, старательно обойдя то место, где лежали обломки деревянного ковчежца и растоптанные мышиные косточки.
        Они шли по узкому коридору. Здесь было так же сыро и холодно, как в подвале замка. Но на этот раз Маша боялась не так сильно, как раньше, ведь она была не одна.
        - Кажется, сюда, - обернулся к ней Эльвин, останавливаясь перед входом в какой-то зал.
        Вход был очень низкий и, чтобы проникнуть внутрь, им пришлось нагнуться, словно отвешивая кому-то глубокий поклон.
        Маша никогда не была в усыпальницах. По фильмам ей представлялось нечто странное - готическое и мрачное, и ожидания ее вполне оправдались. Фамильная усыпальница представляла собой зал, очертания которого терялись во мгле. Воздух был спертый и очень тяжелый, так что девушка едва могла дышать. Сразу становилось понятно, что здесь не проветривали добрую сотню лет.
        Направо от входа располагалась первая из могильных плит. Она представляла собой целую глыбу то ли мрамора, то ли какого-то белого камня, на которой было высечено изображение. Эльвин поднес факел поближе, и Маша разглядела довольно условно вырезанную фигуру рыцаря со сложенными на груди руками, сжимающими меч. Рядом располагалась точно такая же плита, только на ней была изображена женщина, скорее всего супруга почившего рыцаря.
        Далее шли несколько небольших плит, под которыми, очевидно, лежали дети. Изображений на них не было - только кресты и розы. Зато следующим стояло воистину роскошное надгробие. В отличие от предыдущих, на нем красовалась выточенная из камня скульптура, изображающая покойного в полный рост и во всем рыцарском облачении, с мечом и щитом, украшенным гербом. Лицо каменного рыцаря было открыто, и Маша с трепетом разглядывала его гордые резкие черты. Судя по изображению, этот человек при жизни был властным и даже жестоким - неизвестный скульптор высек в камне даже упрямую складку, пролегшую между грозно сошедшихся на переносице бровей. Словно рыцарь до сих пор не нашел покой, так и не смог освободиться от земных хлопот.
        «Это дед Марии, - догадалась Маша. - Тот самый, о котором рассказывал сэр Вильгельм!»
        Она поспешила отойти от надгробия, тем более что Эльвин уже продвигался дальше.
        Еще несколько могильных плит не таких роскошных, как захоронение отца нынешнего барона, и Маша остановилась.
        Перед ней лежала еще одна могила - не менее пышная, чем предыдущая, только на этот раз в ней была погребена женщина. Ее фигура, тоже выточенная из белого камня, источала мир и покой. Лицо с закрытыми глазами казалось спящим и удивительно мягким.
        Эльвин, поднеся к ней факел, вдруг обернулся к Маше.
        - Это твоя мать! До чего же вы похожи! - воскликнул он.
        Сердце девушки болезненно сжалось.
        Ее мать… Но что сейчас с ее настоящей матерью? Может, она очнулась от своего безразличия и теперь ищет ее, ждет, не смыкая глаз, глядя в пустое темное окно… Или уже не ждет…
        - Все будет хорошо. Вот увидишь, дитя мое, - прошелестел тихий, едва слышный голос.
        Эльвин отшатнулся, поднимая факел выше, и Маша заметила призрачную женскую фигуру, повисшую над изголовьем каменной женщины.
        Маша уже слышала этот голос и теперь, глядя на белое марево, никак не могла поверить в происходящее.
        - Именем Господа Бога запрещаю тебе к нам приближаться! - крикнул Эльвин, заслоняя собой Машу.
        Призрак молча качнул головой, но девушка уже знала, что делать.
        - Леди Элеонора не причинит нам зла, - сказала она Эльвину, отстраняя его и делая шаг навстречу туманной фигуре. - Она добрая, и еще она слишком много страдала…
        Маша сама не знала, откуда взялись эти слова: просто в ее душе вдруг появилась и окрепла уверенность в том, что все они - правда.
        - Дети мои, - вновь заговорила призрачная женщина, даже сейчас было видно, что лицо ее необыкновенно красивое и кроткое, - вы в страшной опасности. Ваш враг уже близко. Он не человек и не остановится ни перед чем.
        - Я… Мы знаем его. Он называет себя аббатом. Это так? - спросила Маша.
        - Да, - призрак печально кивнул. - Он уже принес много горя и боли этому замку. Не первый раз приводит он за собой смерть…
        - Как вы умерли? Скажите мне, как вы умерли! - взмолилась Маша, скованная ужасом от внезапной догадки.
        Эльвин молчал. Теперь они стояли плечом к плечу, и девушке было приятно ощущать его живое тепло, чувствовать, что он не бросит ее, а придет на помощь. Несмотря на возраст и то, что Эльвин считался всего лишь слугой, он все-таки являлся самым настоящим рыцарем.
        - Он тогда впервые появился в нашем замке. Бледный аббат с галантными манерами и холодными мертвыми глазами. Он не был человеком - он был исчадием тьмы, питающимся живой человеческой кровью. Вместе с ним в наш дом вошла смерть. Он пытался заставить меня полюбить его, но меня не обманула ни его одежда, ни мнимая благочестивость. Должно быть, сама Дева Мария охраняла от него мою душу, потому что даже его дьявольский дар не помог ему сломить меня…
        - И тогда он убил вас, - закончил за нее Эльвин.
        Женщина кивнула.
        - Теперь он вернулся, чтобы погубить и мою дочь… Но ты, девочка, помешаешь его планам. У тебя отважное и мудрое сердце, с тобой благословение Господа.
        «Она знает! Она знает, что я - не ее дочь!» - поняла Маша, а женщина улыбнулась ей так тепло и ласково, что на глазах у девушки навернулись слезы.
        - Ты сама выбираешь свою судьбу и свой дом. Да будет с тобой мое благословение, - произнес призрак, медленно тая в воздухе.
        - Что она имела в виду? - спросил Эльвин удивленно.
        - Это неважно… - тихо ответила Маша. На сердце у нее была тихая грусть - горькая и щемящая, словно прощальная мелодия.
        - Эй, кто там! И что вы здесь делаете?! - послышался резкий голос, и позади них вспыхнул свет.
        Глава 12 Исповедь отца Давида
        - Вот ведь не повезло! - пробурчал Эльвин, доставая из-за пояса нож. - Но ничего, я с ним справлюсь!
        Маша подумала, что священнику вовсе не обязательно подходить к ним близко: достаточно, злодейски расхохотавшись, запереть в склепе и выждать, пока они погибнут от недостатка воды и пищи, а то и от нехватки воздуха.
        Но у отца Давида, видимо, были другие планы. Потому что он приблизился к ребятам, вглядываясь в своих нечаянных гостей.
        - Миледи Мария?! - проговорил он, наконец разглядев Машу. - Ну что же, я знал, что рано или поздно вы придете, чтобы спросить с меня за все…
        - Да! - Маша снова почувствовала приступ вдохновения. - Я пришла, чтобы обвинить вас в предательстве и пособничестве аббату. Этот человек…
        Священник усмехнулся.
        - Он не человек! Он сам дьявол! Посланец Князя тьмы! - резко бросил отец Давид. - Ну что же, хвала Господу, наконец пришел день расплаты! Как же я боялся его наступления! Сколько ночей не спал! Мой страх сожрал меня без остатка. Не осталось ничего! Ни капли! - Он оглядел Машу и Эльвина безумными, наполненными болью глазами. - Ну что же, ступайте за мной. У вас есть право выслушать мою исповедь. О Господи, неужели я наконец освобожусь от этой ноши?!
        Парень и девушка переглянулись, меж тем отец Давид, больше не глядя на них и не беспокоясь, следуют ли они за ним, развернулся и направился к выходу из склепа, неся в высоко поднятой руке факел. Они молча миновали коридор, поднялись по узкой лестнице и вошли в небольшую комнатку, примыкающую к церковному помещению.
        Отец Давид укрепил факел на стене, Эльвин воткнул свой с другой стороны двери, так что теперь комната оказалась освещена достаточно, чтобы разглядеть ее во всех подробностях. Обстановка помещения была скудной: неотделанные каменные стены, старая, истоптанная солома на полу, деревянная лавка, несколько сундуков и, наконец, большой стол, занимающий почти все пространство. На столе стояла чернильница, из которой торчало грязное общипанное перо, лежало несколько книг - очень больших, чуть не в половину Машиного роста. Одна из них оказалась раскрыта, и девушка увидела, что текст на странной желтоватой бумаге написан вручную, с красными заглавными буквицами, украшенными виньетками. Половину страницы занимала иллюстрация, изображающая человеческое тело и внутренние органы. Подписи к картинке были сделаны на неизвестном Маше языке.
        - Это латынь, - сказал Эльвин, проследив направление Машиного взгляда. - И я вижу здесь все основания, для того чтобы отца Давида немедленно схватили и повесили на площади.
        Священник закрыл лицо руками, тяжело опустился на лавку и вдруг захохотал хриплым каркающим смехом. Маша испугалась, подумав, что он окончательно обезумел.
        Наконец, просмеявшись, отец Давид отнял от лица руки и поднял голову. Еще не старый, он казался ужасно уставшим и измученным. Под лихорадочно блестящими глазами пролегли густые тени, лоб избороздили ранние морщины, а уголки губ были скорбно опущены. Заметно, что жизнь священника не была легкой.
        - Повесить, говоришь?! - переспросил он. - Это стало бы для меня облегчением! Вы не знаете, как тяжело жить, постоянно ожидая расплаты! Постепенно даже кара начинает казаться благодеянием - лишь бы мучительное боязливое ожидание когда-нибудь закончилось!
        - Я понимаю, вы - врач от Бога! - вмешалась Маша. Что-то вроде анатомического атласа (за такое сжигали!) на столе отца Давида окончательно утвердило ее в былых подозрениях.
        - От Бога? - переспросил священник, сжимая и разжимая пальцы. - А что, если от дьявола?.. Он явился по мою душу. Посланец Сатаны знал обо мне все, каждую мою мысль, каждое деяние. Он предложил мне страшный выбор. Вернее, тогда мне казалось, что тут нет выбора: на одной чаше весов лежала моя гибель и низвержение грешной души в ад, на другой - еще пять-десять, сколько удастся, лет, когда я мог бы продолжать свою работу, вести исследования, лучше узнавать болезни и пытаться найти против них лекарство… В те дни мне казалось, что выбор очевиден. И еще. Я испугался его. Разве можно находиться рядом с дьяволом и не испугаться?! И я боялся. Он искушал меня. «Оставь церковь, - говорил он, - разве в ней твоя религия? Твоя религия в познании». Я знал, что точно такие же слова говорил Сатана, искушая яблоком с Древа познания нашу праматерь Еву. И я сдался. Я сделал все, что он от меня требовал…
        - Он потребовал, чтобы вы изменили слова церковной службы и, должно быть, еще осквернили церковь, чтобы он мог входить в нее, притворяясь добропорядочным христианином и не вызывая ни у кого подозрений, - договорил за отца Давида Эльвин.
        Священник кивнул.
        - Ну что же, - сказал он пустым, потухшим голосом. - Я вижу, вы и сами все знаете. Мы осквернили алтарь, положив под него то, что он принес мне, и я переставил слова церковной службы, думая, что никто не уличит меня… Среди моих прихожан не было тех, кто понимает латынь… Тогда мне казалось, что будет легко, но постепенно, день за днем, меня все более охватывали ужас и отчаяние. Я видел, что ступил на путь тьмы и Господь Бог в гневе отвернулся от меня, но не мог вырваться из этой чудовищной паутины. Я слаб и грешен. Несколько раз я хотел открыться во всем барону и, как благодеяние, принять мучительную смерть, но ОН всегда оказывался рядом. Один взгляд его холодных мертвых глаз пронзал насквозь и сковывал язык. Клянусь Пресвятой Девой Марией, я не мог произнести ни единого слова!..
        Отец Давид сжал виски руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, словно безумный.
        - Вы предали своего хозяина, дающего вам хлеб и жилье! Вы предали своего Бога! Что же у вас осталось после этого?! - гневно спросил Эльвин.
        Священник глухо застонал.
        - Вы хуже ядовитого скорпиона! - продолжал парень, нахмурив брови и глядя на отца Давида с презрением. - Он кусает того, кто приблизился к нему по неосторожности, потому что это повелевает ему его природа, вы же сделали свой выбор сознательно!
        Отец Давид закрыл глаза. Казалось, он ожидает удара.
        Маше стало его жаль. Да, Эльвин тысячу раз прав: священник принес много зла всем обитателям замка, но, видя его раздавленным и униженным, ей хотелось не карать бедолагу, а, напротив, помочь ему, спасти…
        - Эльвин! - она положила руку на плечо парню. - Остановись! Зачем ты мучаешь человека, который и так казнит себя лютой казнью!.. Успокойтесь, - обратилась она уже к отцу Давиду, - главное, что вы раскаялись. Теперь все будет иначе!
        Отец Давид медленно поднял на нее глаза и вдруг рухнул на пол и, уткнувшись лицом в подол ее платья, отчаянно зарыдал. Рыдания сотрясали все его тело. Маша впервые видела, как тяжело, не таясь, плачет мужчина, и не могла представить себе зрелища страшнее.
        - Успокойтесь, не надо, - шептала она, присев перед ним на корточки и гладя жесткие волосы священника, словно он был маленьким ребенком. - Ну не стоит же! Теперь все будет хорошо.
        И постепенно всхлипы становились все реже и реже.
        - Благодарю тебя, Заступница! - произнес вдруг отец Давид, поднимая на девушку еще затуманенные от обильных слез глаза. - Я не слепой. Я сам давно видел, что в тело злобной девчонки вселилась святая. Теперь я не боюсь его, и теперь я спокоен.
        - Ну что вы, - Маша смутилась. - Не говорите, пожалуйста, так. Вы, стремясь к добру, совершали зло. Но теперь вы раскаялись, и все будет хорошо. Ведь правда?
        Отец Давид поднялся на ноги. Его лицо было полно безнадежной решимости.
        - Клянусь Спасителем, что на этот раз предстану перед бароном и расскажу ему все!
        В этот миг по спине у Маши пробежал холодок. Ей показалось, будто кто-то следит за ними из темноты, но, присмотревшись, она убедилась, что церковь пуста.
        - Я поговорю с сэром Вильгельмом, подготовлю его, а потом пошлю за вами, - предложила девушка.
        - Я все равно не смог бы спать. Вы найдете меня здесь, в церкви, я буду молиться, - ответил священник, склоняя голову.
        Уходя, девушка оглянулась.
        Зажженные свечи освещали неподвижную фигуру. Человек стоял на коленях перед распятием и шептал что-то, истово отдаваясь молитве.
        Его темные, с ранней проседью волосы, худые руки с выступающими суставами на пальцах, бледно-желтый, нездоровый цвет лица, тусклые глаза, напоминавшие пепелище, на котором уже отгорел свой яростный костер, - все свидетельствовало об усталости и обреченности.
        В церкви было тихо, и только Пречистая Дева глядела на отца Давида скорбным всепрощающим взором.
        - Ну ты точно святая! - заметил Эльвин, когда они с Машей выходили из церкви.
        - Ты же видел, что отец Давид раскаялся! Тем более в смерти Берты, сэра Чарльза и… в других смертях виноват не он. Он был лишь слепым орудием аббата, - ответила Маша. - И знаешь, я уверена, он - талантливый ученый. Именно благодаря таким людям в будущем научатся бороться с самыми страшными болезнями, спасать людей, возвращая их от самого порога смерти.
        - Думаешь? - скептически скривился Эльвин.
        - Не думаю, а знаю, - отрезала Маша.
        Дальше они шли молча по темному саду, размышляя каждый о своем.
        Вампир
        Зажженные свечи освещали неподвижную фигуру человека.
        Погруженный в молитву, священник не услышал легких шагов за своей спиной. Или услышал, но не пожелал придать им значения, не выходя из молитвенного транса.
        Рука, затянутая в черную перчатку, опустилась на его плечо. Даже сквозь толстую ткань сутаны отец Давид почувствовал нездешний холод.
        - Ты предал меня! - произнес ледяной, лишенный всяких интонаций голос. - Ты предал меня, и теперь понесешь наказание.
        Сильные пальцы, впившиеся в плечо, причиняли священнику боль, но он не прерывал молитвы, все быстрее и быстрее шепча обращенные к Богу слова. Он знал, что может не успеть, и теперь торопился - нет, не вымолить у Отца Небесного прощение, не исповедаться в грехах, ибо Бог так же легко читает в людских сердцах, как мы в книгах, - он читал Символ веры, как давным-давно, будучи еще совсем мальчишкой, вечно голодным и не нужным никому, кроме Бога, ребенком.
        - Замолчи! - крикнул ледяной голос, и теперь в нем слышалось раздражение. - Неужели ты думаешь, что Он услышит и простит тебя?! Нет, Он отдал тебя мне! Твоя жизнь в моих руках!
        Тонкая рука в черной перчатке легко, словно нашкодившего котенка, подняла отца Давида над землей. И только тогда священник вновь взглянул в мертвенные глаза того, кого в замке называли аббатом, того, кто был любимым детищем самого Сатаны!
        - Я больше не боюсь тебя, - сказал отец Давид негромко, но четко. - Ты пришел слишком поздно! Я теперь свободен!
        Узкие бледные губы аббата дрогнули, обнажая острые белые клыки.
        - Поздно так поздно. Но я еще способен причинить такую боль, которая тебе даже не снилась! - проговорил аббат, свободной рукой неторопливо обнажая шею отца Давида. - Ну что же, приступим…

* * *
        - И что теперь? - спросил Эльвин, когда они, не замеченные никем, проскользнули в замок.
        Несмотря на поздний час, гости до сих пор не расходились, и сверху, из пиршественного зала, слышались песни и громкие крики.
        - Не знаю… - Маша растерялась. Никогда еще ей не приходилось принимать решения, от которого зависела не только она, но и другие люди. - Наверное, мне надо посоветоваться с сэром Саймоном…
        - Ты ему доверяешь? - Эльвин заглянул ей в глаза, и Маша кивнула.
        - Пойдем? - робко предложила она.
        - Погоди… - Эльвин нахмурился. - Помнишь, когда ты придумала, чтобы я изобразил сэра Чарльза, мы хотели поймать его убийцу на живца. И это сработало. Давай поступим сейчас так же: я вернусь в темницу, словно ничего не произошло, а ты иди за сэром Саймоном и… и бароном. Аббат не будет дожидаться, пока меня поставят перед королевским судом, я слишком много знаю. Значит, он нападет на меня ночью, когда те, наверху, угомонятся. Тут вы его и поймаете. Пусть у барона не будет никаких сомнений на его счет. Ведь пока он доверяет больше аббату, чем мне.
        - А это не опасно… для тебя?
        Они остановились у лестницы, ведущей вниз, на самой границе света и тьмы. Эльвин беззаботно пожал плечами.
        - Чему суждено случиться - то случится, - философски заметил он, но, перехватив тревожный взгляд Маши, улыбнулся: - Не волнуйся, все будет хорошо. Только принеси мой корд. Он освящен в Святой земле, так что при необходимости я смогу встретить аббата во всеоружии. Пусть не рассчитывает справиться со мной так же легко, как с беззащитной женщиной или пьяным, едва соображающим человеком.
        Маша тихо покачала головой. Она вовсе не разделяла оптимизма Эльвина. Недооценивать аббата нельзя. К тому же он не человек, а монстр. Она вспомнила леденящее чувство страха, которое охватило ее в зале, рядом с трупом сэра Чарльза, когда девушка почувствовала, что его убийца всего в двух шагах от нее. К тому же она помнила те фильмы про вампиров, которые смотрела еще там, в своем мире. Если фильмы не лгут, аббат очень опасный противник: сильный, быстрый и смертоносный. Да, Эльвин здорово сражался на турнире и вообще показал себя как настоящий герой, и все же он не соперник аббату. Одна надежда: привести как можно больше людей и устроить засаду…
        - Хорошо, - согласилась она. - Я сделаю все, как ты просишь.
        Раздобыть меч оказалось несложно. Вещи Эльвина оставались без охраны. Поэтому, взяв корд, Маша отнесла его поджидающему ее Эльвину.
        - Погоди, - остановила она, когда он собирался вниз, - я пойду первой, посмотрю, все ли в порядке.
        Маша спустилась туда, где находился люк, ведущий в подземелье. К ее удивлению, стражи на посту не было. Должно быть, управляющий задержал их дольше, чем она надеялась.
        - Все спокойно, иди! - негромко позвала она парня.
        Вместе они вновь открыли люк, и Эльвин замер, прежде чем прыгнуть вниз, в сырую яму, из которой тянуло леденящим могильным холодом.
        - Может, все-таки не надо? Давай пойдем к сэру Саймону вместе, - предложила девушка. Смутное беспокойство не оставляло ее. Вроде они все делают правильно, но отчего же так неспокойно на сердце?..
        - Спасибо тебе, Мария. Ты лучшая из всех девушек, которых я когда-либо видел, - сказал Эльвин и вдруг потянулся к ней. Его горячие губы на миг коснулись ее, обжигая и наполняя сердце странным незнакомым чувством.
        Это был первый поцелуй в Машиной жизни. Первый настоящий поцелуй…
        Она не успела ничего сказать, а Эльвин уже сунул ей в руку факел и легко спрыгнул вниз.
        Неужели он и вправду ее поцеловал?! Неужели она ему действительно нравится?!
        Маша чувствовала, как отчаянно бьется в груди сердце. Слишком много всего произошло сегодня - столько, сколько раньше не случалось за целый год жизни! Она даже удивлялась, как не лопнула от распирающих ее разнообразных эмоций.
        Эльвин стоял в темноте, едва различимый, по-прежнему не сводя с нее взгляда.
        - Я скоро! Я сейчас вернусь! - словно очнувшись, крикнула девушка и со всех ног побежала вверх.
        Глава 13 Мир цвета крови
        Она прислонилась к стене, даже не чувствуя ее обжигающего холода. Драгоценное время уходило, словно песок из песочных часов, и Маша ощущала себя растерянной маленькой девочкой. Сэра Саймона нигде не было. Шум в общем зале уже начинал стихать. Многие рыцари, уставшие после трехдневного турнира и сраженные количеством выпитого вина, разбредались по своим комнатам или засыпали прямо на неудобной деревянной лавке, все еще сжимая в руке кособокие глиняные кружки, из которых, словно кровь, красной змейкой струилось на пол недопитое вино.
        Старый барон, все еще страдавший от головной боли, попытался выслушать Машу, однако было видно, что ее слова не доходят до него по-настоящему. Он даже постарался встать, чтобы идти куда-то, но девушка, уже поняв всю тщетность своей попытки, снова уложила его на кровать. Боль превращала закаленного в боях рыцаря в несмышленого ребенка - и правда, зря Маша потревожила его, пусть уж лучше отдыхает.
        Однако самой Маше рассчитывать на отдых даже не приходилось. Несмотря на страх, девушка отважилась выйти из замка и пробежать через темный двор к старой башне, где располагался гарнизон и где, как она слышала, находились комнаты управляющего. Но постовые ничего не знали и отвечали, что сэр Саймон еще не появлялся. Солдаты играли в какую-то странную игру, бросая на расчищенный от соломы пол выструганные из дерева фишки, и со всей очевидностью не желали отвлекаться от своего занятия.
        От ощущения собственного бессилия у Маши опускались руки. Если бы не мысль об Эльвине, она так бы и осталась здесь подпирать стену в ледяной, почти непротапливаемой башне. Однако сейчас на ней лежала ответственность не только за собственную жизнь. Эльвин там, в темноте, совершенно бессильный перед врагом, ждет от нее помощи, значит, нужно забыть о страхах и сомнениях, сосредоточиться и действовать.
        Девушка поглубже вдохнула и обернулась к погруженным в игру солдатам.
        - Вы двое пойдете со мной! - велела она так, чтобы голос звучал как можно тверже.
        - Но миледи… - забормотал один из солдат, только что сгребший к себе все фишки.
        - Что?! - крикнула Маша, чувствуя, как закипает кровь от гнева и бешенства. Эти лопоухие увальни позволяют себе бездельничать, когда жизнь… человеческая жизнь находится в опасности! Да как они смеют!
        Те невезучие, на которых указал ее палец, живо вскочили на ноги. Не подчиниться разгневанной госпоже они не могли. Должно быть, слава прежней, настоящей Марии сыграла Маше на руку. Как бы там ни было, девушка поспешила воспользоваться плодами своей маленькой победы.
        Маша вышла из башни и бегом кинулась ко входу в замок. Теперь ее уже не пугали темнота и тишина двора, она боялась только одного: не успеть, прийти слишком поздно.
        Люк, ведущий в темницу, был по-прежнему открыт.
        - Эльвин! - крикнула она, наклоняясь над черной дырой и пытаясь рассмотреть там хоть что-нибудь. Факел, который девушка сжимала в руке, только слепил ее собственные глаза, а темнота внизу казалась густой и жадной.
        - Осторожно! Он здесь! - послышался в ответ мальчишеский голос.
        Тут же Маше почудилось, что в темноте промелькнуло нечто еще более темное, чем сама тьма, послышался звук удара и сдавленный вскрик.
        Времени на сомнения не оставалось.
        Сжав покрепче факел, девушка прыгнула в темноту, упала, но тут же, вскочив на ноги, кинулась туда, где слышались звуки борьбы.
        - Прыгайте же! За мной! - закричала она солдатам, застывшим на краю ямы.
        Не замечая того, что те так и не двинулись с места, Маша бежала вперед.
        Ее факел высветил страшную картину. У стены, закусив губу, стоял Эльвин. Корд валялся у его ног, а правая рука висела плетью, словно неживая, видно сломанная или вывихнутая. Парень пытался дотянуться до оружия левой рукой, а стоявший перед ним аббат наблюдал за этим, словно сытая кошка, лениво следящая за жалкими попытками мыши.
        При появлении Маши аббат обернулся. Его лицо изменилось, словно с него вдруг сорвали маску. Страшные глаза сверкали, отсвечивая в свете факела алым, кожа казалась еще более бледной, чем обычно, а тонкий рот кривился в издевательской гримасе.
        - Глупая девчонка! - сказал аббат, покачав головой, и Маша заметила, как сверкнули во рту его острые клыки. - Ты должна была умереть, но не сейчас. Пока тебе еще рано. Ты еще нужна мне. Зачем же вмешиваться в чужие дела?
        Он сделал шаг к ней, и в это время Эльвину удалось схватить меч. От резкого движения он болезненно поморщился.
        - Ко мне! На помощь! - закричала Маша, размахивая факелом.
        И солдаты все же решились. Спрыгнув вниз, они бросились на аббата, очевидно, представляющего угрозу их молодой госпоже.
        Аббат расхохотался. Сейчас он как нельзя больше напоминал демона. Его движения были быстры. Вот он схватил одного солдата и изо всех сил швырнул его в стену. Маша услышала звук удара. Бедолага упал как сломанная кукла, даже не успев крикнуть.
        Второй солдат меж тем нападал, неумело махая своим коротким мечом. Отведя меч, словно безопасный деревянный прутик, аббат схватил противника за горло, приподнял над землей, а потом, перехватив его же руку, направил собственный меч несчастному в живот. Солдат закричал и задергался. Густая темная кровь лилась из страшной раны, водопадом орошая все вокруг.
        Не выдержав, Маша дико закричала. Меж тем аббат снова обернулся к Эльвину, атакующему его с другой стороны.
        Вампир оказался невероятно силен и быстр. Они проиграли, и спасение было только в одном: бежать. Но бежать, оставив Эльвина, Маша не могла. Уже не слушая доводов разума, она швырнула на пол факел, кинулась к аббату и зубами вцепилась в его руку.
        Аббат тряхнул рукой, пытаясь сбросить назойливую девчонку, но Маша держалась крепко, изо всех сил.
        - Ну что же, раз ты этого так хочешь, я убью вас обоих, - произнес аббат, легко уклоняясь от очередного удара Эльвина. - Твоя кровь такая сладкая… - ухмыльнулся он, глядя на девушку. - Я уже не раз пробовал ее в те ночи, когда ты болела…
        Резким движением вампир приподнял Машину голову, собираясь припасть к ее шее, и вдруг, словно обжегшись, отпрянул, от неожиданности выпустив девушку, которая отлетела на несколько шагов в сторону.
        - Что это у тебя? - удивленно спросил он.
        - Святая земля и обломок от креста, на котором распинали Господа, а ты думал, дохлая мышь? - иронично ответил Эльвин. - А вот тебе еще один гостинец из Иерусалима! - добавил он, вонзая корд аббату в бок.
        Вампир взвыл и отшвырнул Эльвина от себя так, что тот упал на тело уже затихшего солдата.
        - Неужели ты думаешь, что тебя спасет твой глупый амулет?! - проговорил вампир, снова приближаясь к Маше. - Мне некуда спешить, мне теперь никто не помешает расправиться с вами.
        - Никто, кроме меня! - послышался вдруг смутно знакомый голос.
        В слабом свете догорающего факела Маша увидела, как через люк в темницу спустился рыцарь, облаченный в полный доспех: кольчугу, котту и глухой шлем. Он двигался уверенно, хотя немного неестественно, прихрамывая на левую ногу.
        - Я давно мечтал сразиться с тобой, злобное чудовище! - снова заговорил так своевременно пришедший на помощь защитник. - Я, сэр Саймон, рыцарь, побывавший в Святой земле и Иерусалиме, вызываю тебя на бой!
        - Мне все равно, где ты побывал, глупый человечишко, и сегодня мне нужен вовсе не ты, - возразил вампир.
        Но рыцарь, не слушая его, уже шел на противника, размахивая мечом.
        Управляющий был уже немолод, однако силен и умел, но и аббат оказался непрост. Противники двигались по кругу, словно исполняя странный танец. То рыцарь шел в атаку, то пытался напасть аббат, не прибегая к помощи оружия - используя собственные когти и зубы. Но ни одному из них не удавалось пока одержать верх: вампир двигался слишком быстро, а доспехи сэра Саймона - кольчуга с высокой горловиной и к тому же низкий глухой шлем надежно защищали тело рыцаря.
        - В рукояти моего меча частичка мощей святого Герасима Иорданского, так что тебе не одолеть меня, чудовище! - сказал управляющий, размахивая мечом и наступая на аббата.
        - Как это по-человечески: огораживаться всякими амулетами! - кривил губы вампир, осторожно пытаясь зайти сэру Саймону за спину. - Где же тут рыцарское благородство: искать спасение в берцовой косточке давно покойного человека? Почему бы тебе не рассчитывать только на собственные силы?
        - Потому что ты - создание тьмы и честный бой с тобой невозможен. Чудовищ нужно уничтожать! - Тяжелый меч пронесся совсем близко от головы вампира, но тот легко уклонился.
        - Очень по-человечески! - рассмеялся он и одним прыжком вдруг оказался у сэра Саймона за спиной и, вцепившись в его плечи, попытался добраться до горла.
        Рыцарь крутанулся и сбросил противника с себя, вновь пытаясь достать его мечом.
        - Выбирайтесь отсюда! - крикнул сэр Саймон наблюдавшим за боем ребятам. - Я справлюсь с ним. Приведите сюда рыцарей, чтобы они своими глазами увидели, что за тварь мы изловили!
        Маша в нерешительности взглянула на Эльвина.
        - Идем, - сказал ей мальчик. - Сэр Саймон и вправду справится. Он бывалый воин.
        Из люка, ведущего наружу, торчала веревка. Вот почему сэр Саймон спустился так ловко и быстро. Несмотря на то что у него действовала всего лишь одна рука, Эльвин влез по веревке первым и помог подняться наверх Маше. Однако когда он вытаскивал девушку и сделал слишком резкое движение, то не смог удержать стона. Видимо, боль в правой руке была едва переносимой, потому что Эльвин побледнел, а над губой выступили бисеринки пота.
        - Что с тобой? - с беспокойством спросила Маша.
        - Ничего страшного. До свадьбы заживет, - ответил он и покачнулся, едва удерживаясь на ногах.
        Маша кинулась к нему, чтобы поддержать.
        - Пойдем, все в порядке, - успокоил спутницу Эльвин, но все же позволил Маше подставить свое плечо.
        Так они прошли половину пути. Каждый новый шаг давался Эльвину все с бо2льшим трудом.
        - Голова кружится. Неудачно приложился о стенку, - сказал парень и попытался улыбнуться. Однако улыбка получилась слабой - скорее тень улыбки.
        - Ну, хорошо…
        И в этот момент за спиной Эльвина вдруг мелькнула черная тень, и Маша увидела, как огромная летучая мышь выпорхнула из глубины темницы.
        - Это он! Аббат! Бежим! - закричала девушка и, схватив парня за руку, устремилась к лестнице, ведущей вверх.
        Позади них что-то громыхнуло.
        - Ну вот, теперь у доблестного сэра Саймона будет время в тишине поразмыслить о рыцарской чести! - послышался насмешливый голос аббата, и Маша поняла, что он просто закрыл крышку люка, заперев рыцаря в темнице. - И вы от меня уже никуда не денетесь.
        До выхода было еще далеко. Вампир непременно догонит их, но оставался еще один путь: на нижний этаж, туда, к самому сердцу замка, и Маша, схватив один из укрепленных у лестницы факелов, потянула Эльвина вниз.
        Ей показалось, что они спускались целую вечность. Но вот и подвал. Знакомый колодец… Они с трудом добрались до него. Эльвин уже едва мог двигаться, а Маша устала, хотя парень изо всех сил старался идти сам, лишь слегка опираясь на ее плечо.
        Вампир
        Он был ужасно зол. Сначала мальчишка, оказавшийся крепче и опытнее, чем казалось. Затем управляющий - упертый старый осел, пробить глухую оборону которого оказалось невозможно. А теперь, в довершение всех неприятностей, девчонку понесло вниз. Туда, к проклятым каменюкам.
        Конечно, оставался вариант, что она там и сгинет, но простая предусмотрительность требовала рассмотреть и другие возможности.
        Хотя у аббата был припасен один сюрприз на случай, если девчонка окажется за стенами замка.
        Из входа в подвал тянуло сыростью и плесенью. Аббат по укоренившейся годами привычке потер руки и стал медленно спускаться по лестнице. Ночь только началась, и в запасе у него была уйма времени. Почти что целая вечность.

* * *
        - Все, дальше иди одна, - выдохнул Эльвин, опираясь на край колодца. - Я постараюсь задержать его.
        - Задержать?! - Маша почувствовала, что задыхается от гнева. - Ну конечно, прекрасная идея! Да ты едва на ногах стоишь! Если ты останешься, останусь и я.
        Вокруг было тихо, но эта тишина и тьма пугали еще больше.
        - Хорошо, идем, - проговорил Эльвин сквозь сжатые зубы. - Надеюсь, ты знаешь куда.
        - Да. Там, в глубине, есть тайный ход, он выведет нас из замка… - Маша подняла факел повыше и вдруг увидела в темной глубине воды нечто белое.
        Ей вспомнились прежние страхи. Однако нет, это было не чудовище. Теперь девушка четко различала вытаращенные глаза, темный провал открытого рта, колышущиеся вокруг лица длинные пряди темных волос… В колодце плавало тело утопленника.
        - Сэр Чарльз! - выдохнул Эльвин, тоже заметивший покойника. - Так вот куда подевалось его тело!..
        - Надежное место, не правда ли?.. - послышался тихий, вкрадчивый голос, и из темноты перед ними возникла знакомая фигура. - Не хотите ли составить компанию сэру Чарльзу?..
        Маша не стала отвечать. Она внезапно поняла, как нужно действовать. Теперь все зависело от ее ловкости, а еще - от их везения.
        - Прошу, пожалуйста, пощадите нас! - взмолилась она, позволяя аббату подойти ближе.
        «Терпение. Терпение…» - повторяла она себе, а сердце выбивало в груди бешеную дробь.
        Вот вампир уже в шаге от них. Исходящий от него холод словно сковывает руки и ноги, лишает силы, затягивая в черную воронку.
        Медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, как бывает это в кошмарном сне, Маша подняла руку с факелом.
        - Пусть Бог накажет тебя за все злодеяния! - крикнула она и ударила факелом аббата.
        Его широкие одежды вспыхнули неожиданно легко.
        - Бежим! - Девушка снова потянула Эльвина. Если они успеют добраться до камней, они спасены. Маша верила в это.
        За спиной послышался крик, полный злобы и боли, затем - плеск воды. Вампиру удалось погасить огонь, но они выиграли ту драгоценную минуту, которая бывает дороже всех земных сокровищ, и именно эта минута спасла обоим жизнь.
        Они уже были у камней. Девушка поднесла к выемке перстень, и камень, как и в прошлый раз, отъехал в сторону, открывая дорогу в темный туннель. Одновременно с этим в груди разлилось тепло, а серый камень на шее словно шевельнулся.
        - Туда! - крикнула Маша и втолкнула едва державшегося на ногах Эльвина в коридор.
        Едва она успела шагнуть следом за ним, камень вернулся на место, а факел вдруг погас.
        Несколько минут они стояли неподвижно, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, но оттуда не доносилось ни звука.
        - Где мы? - глухо спросил Эльвин.
        Маша в темноте нашла его руку и сжала ее.
        - Я не знаю. Сэр Саймон говорил, что здесь находится подземный ход. А еще эти камни обладают особой силой. Думаю, здесь мы в безопасности.
        - От вампира - возможно. Но мне так и кажется, будто кто-то смотрит на меня…
        Маша поежилась. Ее тоже не оставляло ощущение чужого тяжелого взгляда. Не враждебного - скорее равнодушного и именно чужого, не человеческого. Такого, что преследовал ее во снах.
        - Это очень древнее место, - сказала она, вспоминая странную музыку, которую слышала, разглядывая узоры на камне. - Ты прав, наверное, нам не стоит оставаться здесь надолго. Тем более что тебе требуется помощь… Ты можешь еще идти?
        - Могу… но, боюсь, не быстро, - отозвался Эльвин. Слышно было, что ему тяжело признаваться в собственной слабости.
        И они пошли по туннелю. Темнота окружала со всех сторон, попадала в легкие, растекалась по всему телу. Только сейчас Маша осознала, насколько устала и как хочется прислониться спиной к камню, закрыть глаза и, погрузившись в приятную полудрему, вслушаться в эту легкую мелодию, похожую на песню ручья и шуршание листьев, стук барабанов и крики птиц…
        Мелодия?.. Но откуда здесь музыка?! Неужели опять?..
        Парень, который шел перед ней, теперь уже почти спал, привалившись всем телом к стене.
        - Эльвин! Не спи! Проснись!
        - Не мешай… - пробормотал он.
        Одно Маша понимала совершенно ясно: спать здесь нельзя ни в коем случае. Что угодно, лишь бы не сон! Неудивительно, если волшебник Мерлин столетия спит в пещере, похожей на эту. Здесь - мгновения, на земле - века.
        - Проснись! - Она трясла мальчика за плечо, но тот лишь сонно бормотал что-то.
        - Не мешай… Музыка… - расслышала Маша.
        - Ах так!.. Ну тогда будет хуже! - Девушка вздохнула и дернула Эльвина за пострадавшую руку.
        Он вскрикнул от боли и наконец-то пришел в себя:
        - Что? Что здесь происходит?..
        - Ты едва не заснул. Здесь нельзя спать, понимаешь? - попыталась объяснить Маша. - Это особое место. Не слушай музыку и делай что угодно, только не спи! Слышишь? Прошу тебя, не спи, ну пожалуйста!
        - Да… Я постараюсь… - теперь его голос звучал бодрее. - Ты права: есть множество преданий, что под холмами находится царство фэйри, людям нельзя здесь ни пить, ни спать. Нам надо говорить о чем-то. Это поможет продержаться в пути.
        - Да! Точно! - обрадовалась девушка. - Помнишь, ты обещал рассказать, что случилось с твоим отцом. Мне кажется, сейчас - самое время.
        - Мой отец был рыцарем и вассалом сэра Вильгельма, - начал рассказ парень, пока они шли дальше по темному и, казалось, бесконечному коридору. Его голос был для Маши путеводной нитью, единственной реальностью в этом странном и страшном месте.
        Глава 14 Узор судьбы
        - Мой отец, сэр Томас, верно служил твоему отцу, - рассказывал Эльвин, пока они, держась за руки, брели сквозь тьму. - У нас был скромный надел в одну деревню и старый дом, небольшой, но крепкий, с высокой башней… По крайней мере, тогда она казалась мне очень высокой. Я смутно помню те времена. Я тогда еще был маленьким, едва доставал до стремени… - в его голосе послышалась тихая грусть. - Отец был хорошим воином, верным и честным. Он воевал вместе с сэром Вильгельмом и сэром Саймоном в Святой земле. Там, под Иерусалимом, твой отец получил страшную рану. С тех пор у сэра Вильгельма стали иногда случаться приступы ярости. Во время одного из них он велел моему отцу предать огню и мечу земли нашего соседа, чем-то не угодившего сэру Вильгельму. Мой отец ответил, что это деяние недостойно рыцаря, и тогда сэр Вильгельм закричал, что он предатель, и, публично ударив его рукой по лицу, велел своим слугам схватить его.
        - Не может быть! - не удержалась Маша. Она не хотела верить в то, что человек, заменивший ей отца, тот, кого она уже успела полюбить всей душой, способен на низость.
        - Так и есть. Возможно, потом, придя в себя, сэр Вильгельм и пожалел о словах, сказанных в гневе. Но тогда были сложные времена, многие бунтовали против своих сеньоров, и нельзя было показать ни тени слабости. Это я так думаю теперь. Тогда я ничего не понимал. Моего отца схватили… Сэр Вильгельм пошел до конца. Моего отца осудили, лишив рыцарского звания за неповиновение сеньору - ибо таково освященное обычаем наказание, - и без промедления привели приговор в исполнение. В тот день я был на площади, заполненной народом, и видел все собственными глазами. Ты знаешь, как происходит изгнание из рыцарей?
        - Нет…
        Больше всего Маше хотелось сейчас закричать: «Замолчи! Не рассказывай мне об этом! Я ничего не хочу знать!» - но не слишком ли долго она закрывала глаза на правду? Еще там, в своем прежнем мире, она не замечала, как отдаляется ее настоящий отец, просто потому, что не хотела этого замечать. Она игнорировала все до последнего, как и мама. Предпочитала не видеть, думая, что, если закрыть глаза, можно спасти свой хрупкий уютный мир. А потом, как возмездие, пришла боль. Нет, на этот раз Маша не отвернется от правды и выпьет чашу до дна, как бы горек ни оказался напиток.
        - Говори, - тихо попросила она.
        - Человека возводят на эшафот, где на виду у собравшейся толпы, под крики и ругань черни, усаживают на бревно и обливают горячей водой, чтобы смыть прежнее посвящение, а его оружие - меч и щит - ломают и топчут ногами… Ты не слышала, как жадно воет толпа, охочая до развлечений, не была свидетелем, как разом стареет твой отец… Когда я увидел его после экзекуции, то едва узнал: передо мной стоял чужой человек с внезапно поседевшими висками и безжизненными усталыми глазами. Мы уехали из этих мест в ту же ночь и долго скитались, пока не попали на корабль, плывущий в Святую землю. За все это время отец едва ли обмолвился со мной парой слов. Он вообще все больше молчал, и, казалось, будто в нем что-то надломилось. И сейчас перед моими глазами - его ссутулившаяся спина и опущенные плечи… Мы уехали в Палестину, - продолжал Эльвин после недолгой паузы. - Там можно было бы начать жизнь с чистого листа и вновь вернуть себе титул и уважение. Но отец так и не оправился от своей беды. Он не хотел жить и спустя некоторое время умер - не на поле боя, а в собственной постели - лег спать и больше не проснулся… Был
жаркий день. Я вышел на улицу. В лицо мне дул сухой колючий ветер, оставляя на губах песок и привкус далекого моря… И я вдруг понял, что остался один, совершенно один во всем огромном мире. Тогда я плакал в последний раз, и еще я поклялся…
        - Что отомстишь обидчику, - закончила девушка. Пока Эльвин говорил, описываемые им картины возникали у нее перед глазами. Она видела поседевшего усталого человека, и растрескавшуюся под палящим солнцем землю, и маленького мальчика, упрямо сжимающего кулаки.
        - Да, я поклялся в этом, как и в том, что заслужу и верну себе рыцарское звание, что не посрамлю честь своих предков! - Голос Эльвина окреп и звучал жаром гнева. - И я добивался этого все эти долгие годы, проведенные в Святой земле, при дворе одного из рыцарей. Не зная отдыха и покоя, я учился преодолевать себя, тренировался в ведении боя, осваивал арбалет, а свободное время просиживал над книгами или беседовал со священником. Я хотел стать идеальным оружием в руках Господа!
        - И чего ты хочешь теперь? - тихо спросила Маша. - Неужели месть успокоит тебя, вернет все, что ты потерял?..
        - Я не знаю! Понимаешь, не знаю! - Эльвин тихо застонал. - Все теперь перепуталось в моей голове, и я не понимаю, что делать. Я приехал сюда, попросившись в услужение к сэру Чарльзу, чтобы отомстить обидчикам отца. Вернее, чтобы присмотреть пути для мести. Но потом все как-то разом стало слишком сложно… И сэр Вильгельм сейчас не такой, каким я запомнил его из детства… Иногда мне кажется, что я слишком слаб и недостоин своих предков.
        - Ты необыкновенный, - сказала Маша, радуясь, что вокруг темно и Эльвин не может видеть ее лица. - Я где-то читала, что самое трудное - прощать.
        - Прощать? - переспросил парень. - Но я не уверен, что смогу простить… Если бы Господь озарил меня светом истины!..
        - Свет! - вдруг радостно закричала Маша. - Видишь, стало светлее. Там впереди должен быть выход!
        Они ускорили шаг и вскоре действительно выбрались наружу. Небо было чистым, и от луны разливался холодный бледный свет.
        Вокруг расстилался лес - темные высокие деревья, уже частично потерявшие листву.
        - Где мы? - спросила Маша.
        - Не знаю. Где-то в окрестностях замка. Лучше не терять время и идти дальше. Сейчас пойдем… только посижу минутку…
        Когда Маша посмотрела на Эльвина, тот уже крепко спал, привалившись спиной к толстому шершавому стволу дерева. Бледное лицо молодого человека даже во сне оставалось сосредоточенным.
        - Ты будешь хорошим рыцарем, - прошептала девушка, устраиваясь подле него. Было холодно, и, чтобы хоть немного согреться, ей пришлось прижаться к парню как можно плотнее. Будить Эльвина Маша не хотела - он и так слишком много вынес сегодня: сражался на турнире, противостоял вампиру, а затем, раненный, долго шел по подземному ходу, не давая древним силам сломить свою волю. Он вышел победителем из тяжелых испытаний, а значит, имел право на отдых.

* * *
        Маше снилось, что она превратилась в птицу и поднялась высоко над землей. Она летела чуть покачиваясь, совершая медленные взмахи крыльями, а внизу проплывали бесконечные леса, пересекаемые извивами рек и голубыми кляксами озер.
        В небесах было тепло и спокойно. Девушке хотелось оставаться там, однако что-то беспокоило ее, тянуло обратно на землю.
        Она открыла глаза и увидела склонившееся над собой лицо. Лицо совершенно незнакомого мужчины с небольшими колючими глазками и ранними залысинами, уже обнажившими часть лба.
        - Леди Мария собственной персоной! - проговорил человек, заметив, что девушка проснулась. - До чего же приятно! Тебя-то мы как раз и ждем!
        Маша удивленно огляделась и увидела, что окружена десятком молодчиков. Двое из них держат связанного Эльвина, очевидно, его застали врасплох, пока тот спал.
        - Кто вы? - Маша постаралась, чтобы ее голос звучал твердо. Как-никак - она дочь крестоносца и ни при каких обстоятельствах не должна демонстрировать страх и тем ронять свою честь.
        - Я? - Мужчина ухмыльнулся. - Считай меня своим будущим мужем и хозяином.
        Вот это что-то новенькое! В чертах лица незнакомца проскальзывало нечто, что Маша уже видела прежде…
        - Сэр Роджер? - предположила она.
        Мужчина издевательски поклонился.
        - Я и мои люди, миледи! К вашим услугам! Встань и следуй за мной!
        Положение оказалось неприятным. «Надо потянуть время, - подумала Маша, впрочем, без всякой надежды. - Как я хочу, чтобы сэр Вильгельм пришел сюда с солдатами!» Ей показалось, или серый камень, висящий на груди, слабо запульсировал…
        - Сэр Роджер, вы поступаете не по-рыцарски! - сказала девушка, не спеша подняться на ноги.
        Рыцарь вновь ухмыльнулся.
        - Мне уже говорили об этом, моя милая родственница, - он словно бы с сожалением развел руками. - Но что делать, если… имущественные интересы порой противоречат интересам чести? Да и что такое честь? Пустой звук! Дохода с нее не получишь! Вот, к слову, не так уж давно казнили мы одного мятежника, задумавшего идти против своего короля, так этого смутьяна и бароны, и чернь образцом рыцаря почитали. Так где он ныне? И не узнать - после того, как тело разделили на части. Но голова-то точно в Лондоне. А я? Жив и полон новых идей.
        - Мерзавец! Такие, как ты, позорят звание рыцаря! - крикнул Эльвин, рванувшись в руках людей сэра Роджера.
        - Спасибо за твое мнение, слуга! Оно очень важно для меня! - расхохотался рыцарь. - Все решает богатство и сила. В нынешние времена нет места глупым сантиментам и устаревшим понятиям! Я, в отличие от вас, шагаю в ногу со временем, а потому и выигрываю!
        Маше стало смешно. Судя по словам сэра Роджера, во времени, откуда она пришла, вообще должны остаться одни мерзавцы.
        - Ну же, моя милая леди! - Сэр Роджер протянул руку.
        Но Маша брезгливо отшатнулась и поднялась на ноги сама, без его помощи.
        - Вы думаете, что вам сойдет с рук это самоуправство, однако ошибаетесь! - сказала она.
        - По коням! Выезжаем! - скомандовал сэр Роджер, не обращая на слова девушки никакого внимания.
        Ну что же, оставался еще один шанс.
        - На помощь! - закричала она, прежде чем тяжелая рука похитителя закрыла ей рот.
        - Идем! - отозвался из темноты знакомый голос.
        - Вот дьявол! - выругался сэр Роджер, отдергивая укушенную руку. - Не доставать оружие без моего приказа! Слушаться меня!
        В это время на поляну уже въезжал сэр Вильгельм и несколько прибывших на турнир рыцарей в сопровождении слуг и солдат. Их численность явно превосходила силы, оказавшиеся в распоряжении сэра Роджера.
        - Дорогой дядюшка! Как же я рад тебя видеть! - воскликнул сэр Роджер голосом, источающим амброзию и мед. Выражение его лица тоже мгновенно изменилось.
        Сэр Вильгельм остановил коня прямо перед племянником.
        - Что здесь происходит? - сухо спросил он, не отвечая на приветствие.
        - Кажется, я только что спас вашу дочь и захватил негодяя, пытающегося ее похитить! - объявил сэр Роджер, кивнув на связанного Эльвина. - Я знаю этого мерзавца! Он сын вашего закоренелого врага, явившегося в замок, чтобы причинить вам вред!
        Маша удивилась осведомленности лживого рыцаря. Должно быть, в замке у него был шпион, успевший передать ему последние сведения. Она огляделась. Аббата не было видно, но, скорее всего, ниточки тянулись именно к нему.
        - Но все было совсем не так! - горячо запротестовала Маша.
        Барон посмотрел на нее с нежностью, смешанной с жалостью.
        - Господин аббат, обнаруживший ваше исчезновение, предупредил, что мальчишка заморочил тебе голову, наврав с три короба. На самом деле он хочет только мести. Он наш давний враг… Я тебе не рассказывал…
        - Ну конечно, я знаю про сэра Томаса! - прервала его девушка. - И вначале Эльвин действительно явился сюда, чтобы отомстить, но потом… Он настоящий рыцарь, благородный и справедливый!
        - Мария, ты еще слишком молода и не знаешь людей! - покачал головой барон.
        Эльвин молчал, не отвечая на несправедливые обвинения. Его лицо казалось застывшим, словно страшная маска. Видимо, он испытывал сильную боль, но держался, чтобы не посрамить себя недостойной рыцаря и мужчины слабостью.
        Маша снова подумала о своих одноклассниках. Разве есть среди них такие, как Эльвин?..
        - Возвращаемся в замок! - велел сэр Вильгельм. - Дорогой племянник, надеюсь, ты и твои люди составят нам компанию? Ты ведь так давно не бывал у меня.
        - Конечно, дядюшка! Буду счастлив вас сопровождать! - Сэр Роджер натянуто улыбнулся и сделал своим людям знак, повелевая следовать за бароном.
        Этой странной компанией они и вернулись в замок. Маша молчала, обдумывая, как убедить сэра Вильгельма в невиновности Эльвина.
        - Эльвин ни в чем не виноват! - твердо сказала она. - И я могу это доказать. Сейчас же. Вели позвать отца Давида!
        Заря только-только начинала разгораться на горизонте, и небо немного посветлело в предчувствии появления солнца.
        - Ну что же, и вправду не будем откладывать. Приведите священника! - велел старый рыцарь, поднимаясь вместе с дочерью в главный зал.
        Гости и солдаты следовали за ними.
        Войдя в зал, барон занял свое обычное место. Эльвина, как и прежде, поставили перед ним.
        Сэр Роджер встал по левую руку от дяди, демонстрируя изрядное хладнокровие.
        Маша огляделась, ища глазами аббата.
        Он стоял среди гостей - как всегда, спокойный. Его лицо не тревожили никакие эмоции, и только мертвые глаза сверкали адским огнем.
        Девушка с тревогой перевела взгляд на барона. Поверит ли он Эльвину? Даже если отец Давид исполнит свое обещание, а она расскажет, что нашла труп сэра Чарльза, не послужит ли это еще одним доказательством вины Эльвина?
        Лицо сэра Вильгельма было сурово и замкнуто, брови сдвинуты на переносице.
        - Спрашиваю еще раз, виновен ли ты в смерти своего господина? - сурово произнес барон.
        - Нет! - Эльвин смотрел прямо в глаза хозяину замка.
        - Виновен ли ты в злоумышлении против меня?
        - Да! - Гости зашептались. - Но эти мысли никогда не станут делами. Я кое-что понял, - сказал парень по-прежнему прямо.
        Маша сложила пальцы в замок. Зря он сказал это! Разве нельзя было промолчать… маленькая ложь, идущая во спасение, - это же не грех?!
        - Ты говоришь правду… - то ли спросил, то ли констатировал барон.
        - Рыцари не лгут. - Эльвин вздернул подбородок, словно находился не на суде, а готовился ступить на ступени трона.
        - Ты рыцарь?
        - В сердце - да!
        В это время в зал вбежал один из стражников, посланных за отцом Давидом.
        - Беда! Беда! - закричал он, задыхаясь от быстрого бега. - Церковь осквернена! Отец Давид убит! Там везде кровь - и на полу, и на стенах! Какое ужасное злодеяние!
        И тут Маша не смогла больше терпеть.
        - Я знаю убийцу, - сказала она, поднимаясь со своего места. - Это он! - И она указала на аббата.
        - Это он! - послышался голос со стороны входа. Припадая на одну ногу сильнее, чем обычно, к барону спешил сэр Саймон. - Он запер меня в темнице, но мои люди были предупреждены и вызволили меня.
        - Взять его! - крикнул сэр Вильгельм, сам вскочив с кресла. - Его и сэра Роджера! Чувствую за этим его руку!
        Аббат отступил.
        - Дядюшка! Я не виноват! Это все он! - Палец сэра Роджера ткнулся в направлении аббата. - Я знаю этого страшного человека и прибыл сюда, чтобы помочь тебе разрушить его козни! Исключительно за этим!
        Аббат бросил на предателя всего один короткий взгляд, но такой, что Маша не позавидовала сэру Роджеру. А затем схватил за шею леди Роанну, отгораживаясь ее телом от хозяина замка.
        - Только попробуйте, и я ее убью, - сказал он, ухмыляясь.
        Сэр Вильгельм остановился и сделал знак своим людям, чтобы те не трогались с места.
        - Двигай лапами, старая курица, - велел аббат леди Роанне, пятясь к окну.
        Она, похоже, находилась в полуобморочном состоянии, даже не сопротивлялась, а только тихо бормотала: «Господи, что же это делается!»
        Добравшись до окна, аббат расхохотался и, толкнув тело своей заложницы навстречу бросившемуся к нему барону, с удивительной ловкостью протиснулся в узкую щель и исчез из виду.
        - Упал! Разбился! - послышались голоса.
        Все бросились к окнам, но разглядеть, лежит ли у подножия замка тело, было невозможно.
        И только Маша увидела огромную летучую мышь, быстро удаляющуюся прочь, в сторону, противоположную той, где уже разгорался рассвет.
        Когда паника наконец немного улеглась, барон расспросил всех, кто что-либо знал об этом деле. Маша и Эльвин в подробностях пересказали все, что узнали от отца Давида, и высказали свои соображения по поводу смерти Берты и сэра Чарльза. Управляющий, уже давно подозревавший аббата в связи с Сатаной, полностью подтвердил их слова. Неожиданно вперед выступила леди Роанна. Ее бледное лицо было все в красных пятнах, а руки неловко комкали вышитый платок.
        - Я знаю, что нужно было здесь этому… - она содрогнулась, не находя эпитета, достойного аббата, - он находился здесь по поручению вашего племянника, дорогой брат. Сэр Роджер давно хочет прибрать к рукам ваше состояние и мечтает взять в жены Марию, чтобы, заручившись поддержкой короля, самовластно управлять вашими землями. Вы были против этого брака, и тогда он связался с аббатом!
        «А вы ему помогали», - подумала Маша, вспоминая, как тетушка расписывала ей сэра Роджера как потенциального жениха. Но вслух этого, разумеется, не сказала. После последних событий леди Роанна наверняка переменила свое мнение, так что же ворошить былое?..
        - Дядюшка! - тут же возразил сэр Роджер. - Неужели вы поверите глупой женщине? Разве они хоть в чем-то разбираются?
        Барон бросил на него тяжелый взгляд.
        - Поверю, - хмуро ответил барон. - Потому что наслышан о тебе, племянник.
        - Ну что же, - сэр Роджер сложил руки на груди. - В присутствии всех этих благородных рыцарей заявляю, что у вас нет права судить меня! Этим правом обладает только мой господин - король! Я требую королевского суда!
        - Уйдет, - зашептались гости, бывшие в курсе, что сэр Роджер - один из приближенных короля и Генрих не позволит предать его заслуженной смерти. Но возразить тут было нечего. Любые неосторожные действия против сэра Роджера развяжут новую гражданскую войну, а страна, и без того измученная постоянными войнами и смутами, этого не выдержит.
        - Ты в своем праве, - мрачно подтвердил барон, не глядя на племянника. - Но ты и твои люди будут взяты под стражу, и навредить мне тебе не удастся.
        - Это мы еще посмотрим, - хмыкнул сэр Роджер, к которому разом вернулся весь апломб после того, как он понял, что его не растерзают прямо на месте.
        Пленных увели. «Пусть он не останется безнаказанным!» - взмолилась про себя Маша. Увы, жизнь устроена так, что главные злодеи зачастую не получают возмездия, укрывшись за чужими спинами и всегда отыскав лазейку, где можно укрыться. «Пусть на этот раз будет не так!» - думала девушка.
        Гости еще горячо обсуждали страшные происшествия и вскрывшиеся так неожиданно тайны, а Эльвин стоял перед креслом барона.
        - А, совсем забыл о тебе, - пробурчал барон, возвращаясь на свое место. - Ну что же, все с тобой понятно. Я разберусь с тобой сам… Принесите мне меч! Я обещал, что мальчишка получит по заслугам. Клянусь Гробом Господним, так и будет!
        - Возьмите, - выступил вперед сэр Саймон, подавая оружие своему господину.
        Не ожидавшая предательства, Маша посмотрела на управляющего с ужасом и презрением. Ну конечно, сэр Саймон ненавидит Эльвина! Он при всех сказал, что тот - сын сэра Томаса, врага барона, и теперь вот…
        - Не надо! Пощади его, пожалуйста! Молю! - вскрикнула девушка, опускаясь на колени.
        - Погоди, - сэр Вильгельм отодвинул ее. Но странно - лицо его не было искажено гримасой ярости, а напротив, оставалось спокойным и сосредоточенным. Неужели он убьет человека осознанно и спокойно, как убивают надоедливую муху?..
        - Я не приготовил меча и шпор, кольчуги и шлема, но все это будет вручено тебе позднее. А пока помни этот день, береги веру и церковь Господню, защищай обиженных и слабых, будь верен своему слову и будь великодушен. Именем Бога, святого Михаила и святого Георгия я посвящаю тебя в рыцари! - торжественно произнес барон и коснулся своим мечом головы опустившегося перед ним на колени юноши.
        Вампир
        Солнце лишь обожгло, но не уничтожило его. Приготовленное в лесу, поблизости от замка, логовище оказалось весьма кстати. Там он прождал весь долгий день, залечивая свои раны и вынашивая в груди планы мести.
        С наступлением ночи он покинет эти края. Без помощи сэра Роджера устроиться на новом месте будет не так просто. Ну, ничего, ему удавалось спасаться еще не из таких тяжелых ситуаций.
        Однако, перед тем как убраться отсюда, у него оставалось одно маленькое дельце. Совсем пустяковое.
        - «Мне отмщение и аз воздам», - процитировал аббат строку из Библии.
        Сейчас, слоняясь по своему тесному убежищу, он знал, что предатель обречен. Кровь сэра Роджера утешит и придаст сил перед долгой дорогой, в конце концов, он уже давным-давно мечтал об этом.
        А поражение?.. Ну, с кем не бывает. За годы не-жизни аббат стал философом. А еще он точно знал, что никогда не поздно начать с чистого листа. Ум и хитрость всегда побеждают, если набраться терпения и действовать разумно.
        Глава 15 Свеча во тьме
        - Что бы ты сделал, если бы я исчезла?
        Эльвин посмотрел на девушку с удивлением. Как и все мальчишки во все века, он не признавал абстрактных вопросов, а данный казался ему не просто абстрактным, но еще и глупым.
        - Искал бы, конечно, - ответил он наконец, пожимая плечами.
        Они стояли в саду. Ветер шаловливым котенком шуршал в опавшей листве. День был солнечный и необычайно яркий - такой, какой и бывает после темной страшной ночи.
        - И от дракона бы спас, и от мантикоры, и от морского монаха? - спрашивала Маша, вспоминая застольную беседу. - Ну да, конечно, ты теперь рыцарь…
        Эльвин нахмурился.
        - Не понимаю, о чем ты? Тебе не нравится, что твой отец посвятил меня в рыцари?
        Маша и сама не могла объяснить своего странного настроения. Она сделала то, ради чего, видимо, оказалась здесь. И что теперь? Девушка из легенды исполнила свое предназначение и может быть свободна. Что, если на этом конец? Что, если этот мир, успевший полюбиться ей мир, в котором она нашла счастье, исчезнет для нее навсегда? Вдруг все это - лишь пустой сон?
        На губах ощущалась горечь. И когда этот старый, продуваемый всеми ветрами замок успел сделаться ей так дорог? Отчего в груди вспыхивает боль, едва она думает о том, что никогда больше не увидит ни барона Вильгельма, ни Эльвина?.. Когда, как весь этот мир сделался ее миром?
        - Нет, извини, просто спросила… - Маша закусила губу, даже не почувствовав боли.
        Эльвин, подпрыгнув, сорвал с ветки маленькое сморщенное яблочко, уже тронутое легким ночным морозцем.
        - Возьми, - протянул он плод девушке, - не смотри, что оно некрасивое, такие самые сладкие, я знаю.
        Маша надкусила яблоко. Оно и вправду было самым сладким из тех, что она когда-либо пробовала. В нем чувствовалась отчаянная прощальная сладость осени. Отчаянная сладость первого чувства, уже тронутая горечью неизбежной разлуки.
        Эльвин еще не понимал этого. Кто знает, может быть, Машино место займет настоящая Мария и он даже не заметит разницы. Или заметит и подумает, что она изменилась к лучшему. А что, если настоящая Мария умерла в тот момент, когда душа Маши вселилась в ее тело? Кажется, Берта говорила, та была на пороге смерти… Слишком много вопросов, на которые нет ответов. Призрак пообещал, что она сможет выбрать. Но как?
        Парень тоже сорвал себе яблоко и сейчас ел его. Глядя на Машу, он вдруг улыбнулся - тепло, необычайно солнечно. И от этой улыбки засосало под ложечкой, а в теле расползлась странная слабость. Нет, Эльвин не предаст. Он из тех, кому можно верить. Как хорошо, что они встретились, пусть и ненадолго.
        - Поцелуй меня, - попросила Маша.
        Он наклонился над ней. Его губы пахли яблоком. Солнце светило прямо в глаза, и девушка, ослепленная, закрыла их.
        Голова кружилась, и шелест сада, и даже Эльвин - все отдалялись и отдалялись.
        Осталось одно солнце. Огромное. Испепеляющее.

* * *
        Сознание возвращалось медленно, как бывает в кино, когда сначала высвечивают только кусочек в центре экрана, затем тьма постепенно отступает, и вот уже перед глазами разворачивается цельная картина.
        Маша открыла глаза. Над ней был белый потолок. Целая комната, наполненная ярким белым светом. Белое одеяло… светло-голубые стены… сетчатая спинка кровати…
        И боль… боль во всем теле - такая острая, что Маше было странно, как она помещается в ней.
        - Машенька! Ну наконец-то! Знаешь, я боялась, что тебя потеряю!
        Мама, сидевшая у ее кровати, сжала Машину руку.
        Девушка смотрела перед собой, но не понимала, никак не могла понять, что происходит. Где старый замок, сад и мальчик с губами, пахнущими ароматным осенним яблоком. Неужели все это было ярким красочным сном?
        - Что со мной? - с трудом разлепив сухие губы, спросила она.
        - Тебя сбила машина. Но ты очнулась, и теперь все будет хорошо.
        Машин взгляд остановился на мамином лице. Ничего не изменилось. Оно по-прежнему напоминало фарфоровую маску. Ну что же, было глупо надеяться.
        Теперь все будет хорошо.
        - Тебе надо отдохнуть, - прошептала Маша и закрыла глаза: свет резал сетчатку, словно острым ножом. Она отвыкла от яркого электрического освещения.
        - Не волнуйся, я не устала, - заверила мама. - А твой отец даже не пришел. Я позвонила и сказала ему, что ты умираешь, а он негодяй. К счастью, доктор здесь очень любезный.
        Шелест осеннего сада и теплая улыбка Эльвина, еще не знающего, что это - его прощальная улыбка… Прощальная!.. Нет, этого не может быть! Этот мир - не место для нее! Она смертельно хочет туда, в тихий осенний сад, где осталось ее счастье.
        Дверь палаты тихо скрипнула.
        - Ну как наша больная? - спросил бодрый мужской голос.
        Что-то настораживающе знакомое было в нем.
        Девушка снова приоткрыла глаза. У дверей палаты стоял доктор, одетый, как и положено, в зеленую больничную одежду. У него было удивительно знакомое лицо и мертвые, похожие на смертельные омуты глаза, сверкающие сейчас неприкрытым торжеством.
        Это были глаза господина аббата.
        Вампир
        Он узнал девчонку. Узнал с самого первого взгляда, несмотря на то что теперь у нее было другое лицо. Много сотен лет он хранил в себе воспоминания о той неудаче. Проиграть девчонке - что может быть позорнее?!
        Он не смог отыграться тогда, но все это время чувствовал, что партия еще не закончена, - и тут какой милый подарок судьбы!
        Много воды утекло, много было пролито крови. Он сменил уже много имен и судеб, и вот, в чужой стране, где все называли его доктором Мельниковым, опять встретил ее и узнал по глазам, а затем - по камню. Проклятый камень, как и прежде, болтался у девчонки на шее.
        Эдуард Мельников - успешный хирург, а вместе с тем подданный Лондонского вампирского Дома, проживал в Москве уже около сорока лет. Еще немного - и придется переезжать. Он подумывал вернуться на родину, где не был уже лет четыреста, можно сказать, соскучился. Хотя сейчас все там, разумеется, не так, как в его молодости. О, былые времена теперь казались почти идеалом. Прекрасная экология, здоровая кровь, краснощекие полнокровные пейзанки - не чета нынешним бледным, истощенным диетами барышням! Нет, он, определенно, скучал не по родине, а по былому. А какое уважение оказывали ему, стоило только нацепить черную аббатскую сутану? Теперь все гораздо сложнее. И электронные паспорта, и необходимость частых переездов.
        Он и сам изменился. Теперь вместо Господа он служил Науке, выступал на научных симпозиумах, поражая коллег-врачей глубокими знаниями во всех отраслях медицины, и даже защитил научную работу «Редкие заболевания крови». Как-никак - нужно как-то тратить свою персональную вечность.
        И теперь девчонка явилась снова. Скорее всего, виноваты в этом были старые подлые камни. А возможно, круг перерождений… Чем дольше аббат жил, тем больше странного видел. Неважно как, но она появилась, важно, что она снова стала угрозой устоявшейся комфортной системе его жизни. Ну уж нет. На этот раз не выйдет!
        Доктор Мельников тщательно промыл руки под струей воды, вытер их полотенцем и натянул резиновые перчатки. Девочка должна умереть, и она умрет.
        - Ну, как наша больная? - бодро спросил он, входя в палату.
        Девочка вздрогнула. Ее зрачки расширились, закрывая почти всю радужку. Узнала.
        Последние сомнения рассеялись.
        Рядом с ней была еще нестарая женщина с застывшим равнодушным лицом, скользнувшая по нему безразличным взглядом.
        Он легко читал ее мысли. Да что там, мыслей почти не было - только злость на кого-то и безграничная пустота. Этой женщине уже наплевать и на свою жизнь, и на жизнь дочери. Внушение ляжет на благоприятную почву, и о девчонке вообще забудут.
        - Пройдемте. - Вампир подхватил ее под руку и повел в сторону двери. - Больной нужен покой. Я опасаюсь, что улучшение может быть лишь временным, такое иногда случается в ее состоянии. Отправляйтесь-ка домой, отдохните. Вам тоже необходим отдых! Это я вам как врач говорю!
        Она кивнула, словно кукла, послушная его воле. Уже завтра она даже не вспомнит, что у нее есть дочь. Будет жить себе дальше, как жила до сих пор, и пути их больше никогда не пересекутся.
        - Да, доктор! - Женщина вышла, не оглянувшись. Программа сработала.

* * *
        Девочка на кровати старалась пошевелиться, но изломанное аварией тело не слушалось. Ни единого звука не вылетало из запекшихся губ.
        «Я так устала. Хочу домой», - подумала Маша.
        Дом отчего-то явился ей ароматом поздних осенних яблок, который она почувствовала вдруг, лежа в палате. Сердце опять болезненно защемило.
        - Ну вот мы наконец и остались вдвоем, - усмехнулся вампир, когда дверь за матерью захлопнулась.
        Он шагнул к ней, искривив тонкие губы злой усмешкой, Маша чувствовала, что боль выплеснулась из тела, заполнив всю комнату кроваво-алым. Она обречена. Нет, не обречена, оказывается, можно сбежать, выскользнуть, оставив здесь это не нужное никому тело. Ведь у нее же есть дом… Тот дом, где ее любят и ждут…
        «Вот и все… Домой», - подумала девушка, чувствуя, как жжет кожу на груди, совсем рядом с сердцем.

* * *
        - Мария! Ну слава Господу, ты очнулась!
        Девушка осторожно открыла глаза.
        Над головой вместо больничного потолка синело безбрежное небо, оттененное золотом осенней листвы.
        Девушка лежала на земле, на расстеленном плаще, а над ней склонялось знакомое лицо с волосами, прикрытыми платком, затканным черными продолговатыми жемчужинками, называемыми «вдовьи слезы».
        - Леди Роанна?! - прошептала Маша, не веря собственным глазам. - Но откуда…
        - Ох и напугала ты нас! - покачала головой тетушка. - Когда Эльвин… сэр Эльвин сообщил, что ты упала без чувств, я сразу кинулась к тебе. - Надо было бы отворить тебе кровь, но… - она запнулась. - Да, конечно, лучше обойтись без этого, тем более что ты и так пришла в себя.
        - Но почему я здесь? - Маша нахмурилась. - А как же больница, и мама, и аббат… вернее, доктор.
        - Бедная девочка! - Леди Роанна закрыла пухлыми руками лицо и горестно покачала головой. - Ну вот опять! Точь-в-точь как в прошлый раз! Неужели ты снова никого не помнишь: ни меня, ни твоего бедного отца?!
        Маша попыталась приподняться на локте и почувствовала, что пока еще слишком слаба для этого.
        Неужели все то, что случилось в больнице, было только сном?
        - А где Эльвин? - спросила она тихо.
        - Я здесь.
        Он наклонился над ней, взял в свою руку ее холодные пальцы, и Маша слабо улыбнулась. Его рука была живой, теплой, настоящей.
        Что же происходит? Неужели ее так и будет бросать между веками, словно мячик - туда-сюда?
        И тут Маша окончательно поняла, что хочет остаться именно здесь. В этом мире и в этом замке, с этими людьми - порою странными, но все-таки отчего-то непреодолимо родными для нее. Именно здесь был ее дом, ее настоящее место.
        - Не уходи, - попросила она Эльвина и закрыла глаза. Усталость навалилась на нее тяжелой гранитной плитой.
        - Я теперь никуда от тебя не уйду. Даю слово рыцаря, - ответил он.
        И тут… тишину сада прорвали странные звуки. До того необычные, что девушка, несмотря на то что веки, казалось, налились свинцом, снова открыла глаза.
        Леди Роанна стояла подле нее на коленях и горько рыдала.
        - Что с вами? - удивленно спросил ее Эльвин, так и не выпустивший из своей руки Машины пальцы.
        - Я была ужасной тетушкой! - сквозь всхлипы проговорила вдова. - Я думала только о себе и поддалась проискам этого… этого… Ах, Мария, простишь ли ты меня там, на небе?!
        Эльвин резко поднялся.
        - Почему на небе? - спросил он, делая к леди Роанне шаг.
        - Ну как же… Бедное дитя умирает! Совсем молодой, как и ее мать! Неужели я извечно должна нести бремя печали и слез! За что Господь так суров ко мне?! - И тетушка вновь разрыдалась.
        - Глупости, конечно, она не умирает. С ней все в порядке, сейчас я отнесу Марию в ее комнату, она отдохнет и придет в себя.
        - Но… - Тетушка подняла залитое слезами лицо. Она и вправду искренне и горько переживала возможную утрату.
        - Леди Роанна, я повидал немало умирающих и могу заверить вас, что с Марией все в порядке.
        Эльвин нагнулся и бережно поднял Машу на руки.
        - Погоди! Я позову кого-то из слуг! - очнулась тетушка.
        - Нет, я сам.
        Маша прижималась к его груди, чувствуя учащенное биение сердца юноши, и ей вдруг стало сладко и легко. Она чувствовала, что находится дома.
        А на ее груди, под платьем, в одном ритме с сердцем пульсировал маленький серый камень.
        Замок признал свою хозяйку.
        notes
        Примечания
        1
        Гансель и Гретель - персонажи сказки братьев Гримм «Пряничный домик».
        2
        Леди Роанна говорит о сыне Иоанна Безземельного, Генрихе III Плантагенете, который правил Англией с 1216 по 1272 год. (Примеч. ред.)
        3
        «Клятва верности» - шотландская народная баллада в переводе С.Я. Маршака.
        4
        Корд - короткий меч.
        5
        Накидка с гербовыми знаками отличия, надеваемая на кольчугу и скрепляемая поясом.
        6
        В легендах о временах славного короля Артура щука выступает символом удачи и зачастую является даром, преподносимым победителю на турнире.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к