С первого аккорда Татьяна Нартова
        Никогда не слушайте друзей! Они помогут вам завязать сомнительные знакомства, потратить кучу вашего времени на бесполезные походы… и, наконец, осчастливить вас на всю жизнь.
        
        Нартова Татьяна
        С первого аккорда
        Часть первая. Вишня в шоколаде.
        Желтый бок гитары служил удобным ложем повистнувшей руке, пальцы которой неспешно перебирали струны. Тонкие медные проволочки и нитки в благодарность музыкально позвякивали, словно инструмент был мурлыкающей кошкой, покоящейся на коленях у задумчивой хозяйки.
        - Эй, в каких небесах ты на сей раз летаешь?! - я перевела взгляд на Аринку, пытаясь выяснить, что от меня хотят. Темные брови подруги возмущенно сошлись на переносице, - Такое ощущение, что ты живешь где-то в другом мире, а к нам только изредка прилетаешь.
        - Я тебе не показывала свои последние стихи? - больше по привычке спросила я, прислоняя уставшую спину к прохладной стенке и прекращая мучить гитару.
        - Какие? Если ты имеешь в виду те два четверостишия, от которых меня мороз по коже продрал, то, наверное, показывала.
        - Не говори ерунды, - кружка с остывшем кофе перекочевала с прикроватного столика ко мне в руки. Первый глоток прошел на ура ничего не соображающим организмом, и только после второго я соизволила сморщиться, - господи, и почему я пью эту гадость?
        - А чего ты у Господа спрашиваешь? - хмыкнула Аринка, со всего маха приземляясь рядом со мной, так, что пружины в матрасе загудели. Девушка бесцеремонно отодвинула меня, вырывая из рук драгоценный инструмент, и начиная что-то наигрывать.
        Я только трагически скосила на подругу глаза, следя за тем, что бы она в порыве ехидства не скрутила на нем все колки,
        - В твоем случае для роли ответчика больше подходит какой-нибудь древний бумагомаратель.
        - Неужели тебе так не нравятся мои стихи? - без всякого внутреннего сожаления уточнила я. Косые лучи солнца, разбитые тюлевой шторой на сложный узор, неровно ложились на покрывало. Где-то в гостиной тикали часы, заунывно бухтел холодильник. Казалось, что сонное оцепенение не выпустит меня из своих цепких лапок еще долго. Поэтому-то я уже целый час так лениво переругивалась с Аринкой, абсолютно не тронутая отсутствием ее жалости ко мне.
        - Нет, нравятся, хотя иногда они больше подходят на некрологи. Веселенькие такие, с самоиронией, но все же некрологи. Лучше бы ты оставила свою балалайку и вышла погулять. Лето ведь на дворе, все цветет и благоухает. А ты уже неделю здесь сидишь и мучаешь себя неизвестно чем. Брось, сама же говоришь, что вдохновение - это состояние души, что-то приходящее неожиданно, легко, как полет бабочки. И тут же пытаешься убить в себе это настроение, а заодно и мозг иссушить.
        - Мозг у меня и так скоро высохнет от жары, а настроение, к твоему сведению, разное бывает, - парировала я, с легким сердцем отставляя полупустую кружку на место. Тяжелая голова окончательно притянулась к стенке, присоединившись к спине, глаза закрылись, но ощущение странного присутствия осталось, - Арин, мне что-то нужно.
        - Что? - непонимающе уточнила подруга, обводя меня подозрительным взглядом серебристых глаз:
        - Не знаю, что-то, что вернет меня к жизни и возродит из пепла.
        - Или кто-то, - улыбнулась подружка, откидывая одним жестом от себя гитару. Даже с закрытыми глазами я видела ее весьма многообещающую улыбку.
        - Нет, что-то, а не кто-то. Это разные вещи. И уж поверь мне, что я знаю о моих потребностях больше, чем кто-либо. Только вот не могу конкретно понять, что это должно быть. Но мне нужен толчок, встряска. Во мне живет какая-то полу смазанная, эфемерная идея. Она будто еще в эмбриональном состоянии, куча слов-клеток, объединенных одним смыслом. Но у этой идеи нет ни ног, ни рук, ни сердца. Нет ни порядка фраз, ни ритма, ни рифмы. И если сейчас что-то произойдет, что-то ненормальное, красивое, важное, то, возможно я поймаю этот ритм.
        - Ритм? - переспросила Аринка неожиданно серьезным голосом. Я открыла глаза, вглядываясь в ее лицо. Подруга смотрела на меня в первый раз не как на ненормальную графоманку, а как на какого-то ученого, выдвинувшего неожиданную гипотезу. От моих дальнейших слов, от умения объяснить, что я хочу сказать, будет зависеть, продолжит она реагировать так же, или как всегда расхохочется мне в лицо. Я привыкла к первому, но предпочитала все же второй вариант.
        - Да. Стих и музыка - это две неотделимые, по крайней мере для меня, вещи. Знаешь, вот идут два человека, вроде абсолютно никак не связанные, но посмотришь на них, и сразу приходит на ум мысль: "Какая бы вышла красивая пара, как они подходят друг к другу!". Такие люди везде: на вечеринках, званных ужинах, в толпе. И если слова сливаются с музыкой, если они сочетаются с ней, то значит, это были правильные слова и именно та мелодия, которая подходит им. Когда я сочиняю, то в моей голове вертится простая, возможно, расхожая музыка, ненавязчивая, но именно под нее слова ложатся легче всего. А сейчас я не могу поймать эту мелодию. Слова есть. Но они не становятся по местам. Словно… строй солдат, который остался без командира. Они разбрелись, и не могут собраться и идти в ногу, а бредут разрозненным стадом овец. И если не придет командир и не отдаст приказ, если не случиться что-то необыкновенное, то солдаты просто разбредутся и не будут вместе уже не когда.
        - Да, - вымолвила Аринка, - тяжелейший случай в моей практике. Подожди!
        Я даже не успела сообразить, как подруга легким движением руки вырвала листок прямо из моей записной книжки, нацарапала несколько слов карандашом и сунула мне его под нос. Я нахмурилась, пытаясь разобрать неровный почерк со множеством завитушек:
        - Рецепт: прогулка на свежем воздухе ежедневно после еды. Это что?
        - Как что? Ты что, не понимаешь, что тебя лечить нужно. Я только первый пункт в лечении обозначила. По хорошему тебя еще надо загрузить по маковку общественно полезной работой, что бы не оставалось времени на глупые мысли.
        - Тогда я совсем помру. Доктор из тебя, как из козла вешалка.
        - Обижаешь, работа - это самое лучшее средство от депрессии.
        - У меня нет депрессии, у меня творческий ступор. Но, может, насчет прогулки ты права, - смилостивилась я, вставая с кровати. За окном проплывали тонкие перышки облачков, голубое небо резало глаза своей яркостью, а ветер, игриво трепавший верхние ветки тополей, так и звал пройтись, размять затекшие мышцы. Ничего, лучше немного отвлечься, а иначе, и правда, свихнуться можно.
        Аринка довольно запихнула "рецепт" в карман брюк, не забывая при этом стащить из вазочки на столе конфету. Я вздохнула… подумала, и присоединилась к ней.
        Теплое дыхание июня окутало полупустые улочки. В середине дня город слегка сбавил обороты своей нервной жизни, предпочтя хоть на часок замолкнуть и переждать пик жары. Аринка, понимая всю подлость моей натуры постоянно уходящего в себя существа, потащила меня не в парк к пруду с лебедями, а в самую гущу шумного базара. Тут уж приходилось думать не о лирике, а о вполне конкретной прозе. То есть о тряпках, украшениях, всевозможных вкусностях, а чтобы особенно не радовалась, о ценах и толпящемся везде народе. Мы обходили ряд за рядом, внюхивались в ароматы абрикосов, персиков, застенчиво лежащих посреди краснощеких томатов и молоденьких огурцов. Пестрые лотки с дарами юга, такие, что хоть натюрморт рисуй, перемешивались с полупустыми платками с зеленью. Я чуть не задохнулась от своеобразного аромата специй, но только чихнула. Рынок кипел. Уставшие продавцы каждую минуту обливали водичкой лучок и укропчик, пытаясь при этом как можно выгоднее тебя обмануть. Мысли попытались сначала свернуть на ставшую привычной колею размышлений, но подружка ловко развернула их в противоположном направлении.
        - Слушай, ты говорила, что должно что-то случиться, может, ты не там ищешь? - начала она издалека, прицениваясь к винограду. Я покосилась на небольшой картонный ценник, едва удерживая свои глаза от попытки вылезти из орбит. Цены не просто кусались. Они подобно голодным пираньям раздирали тебя если не до костей, так до трусов.
        - А где, по-твоему, я должна искать? - быстренько отводя подружку от нитратных фруктов, возразила я. - Мне кажется, что произошла остановка в моем творческом развитии. Словно я завязла как в жидкой болотной жиже, словно я уже не смогу писать.
        - Да брось ты! - легкомысленно махнула она рукой, - Ты каждые пять дней это говоришь. И тут же через час садишься создавать новый шедевр рифмопл…. поэзии.
        Последняя фраза ничуть меня не задела, потому на глаза мне попался киоск, за стеклом витрины которого так заманчиво мерцали оберткой конфеты. Какой-то толстый мужик недовольно попытался протиснуться между нами и лотком, фыркая и понося нас себе под нос. Аринка отступила на шаг, пропуская очередного добытчика современного типа, и тот продолжил свой ежедневный набег на магазины, потрясая объемистыми сумками. Один вид этот сумок еще более настроил меня на покупательскую волну. Заметив смену моего настроения, подруга без лишних слов поспешила за мной к кондитерской точке. На несколько минут все наши речи смолкли, остались только звуки, в основном присвисты и разочарованные вздохи. Я выкопала со дна сумки кошелек, пересчитывая финансы. Потом снова взглянула на полочку с карамельками, прошлась глазами по другим разноцветным фантикам. Но замены любимым орехам в шоколаде так и не нашла, - Ариночка, ты не одолжишь мне рублей пятьдесят, а?
        - Бери сто грамм, - отрезала подруга, видимо, поняв мой замысел.
        - Они маленькие. Что там сто грамм, есть нечего, - захлопав глазами, как можно жалостливее промолвила я. Конечно, на такие дешевые фокусы подружка ни за что бы не купилась. Зато она отлично знала, что последует за отказом. Уж что-что а ныть на ухо я умела. А если и это не помогало, то в бой шла тяжелая артиллерия в виде очередной лекции о высоком с периодическими вставками, типа: "А вот ты даже полсотни для родной подруги пожалела!".
        - Поделишься? - недоверчиво промолвила Арина, как морально, так и физически припирая меня к стенке киоска. Я опрометчиво закивала головой, прикидывая, сколько может съесть подружка. Я человек не жадный, если это не касается нескольких вещей: орехов в шоколаде, хорошего чая и томатного сока. По моему беглому анализу выходило, что не более десятка конфеток. Терпимо… Что не сделаешь ради лучшей подруги! - На!
        Я с трепетом приняла голубенькую бумажку, едва дожидаясь своей очереди. И только после того, как вожделенные кондитерские шедевры оказались в моих руках, вздохнула полной грудью.
        - Знаешь, наверное, мне нужен шоколад, - брякнула я, после того, как первая конфета окончательно упала в желудок. Аринка бросила взгляд на мешочек в моих руках, а я предупредительно замахала свободной рукой, - Я имею в виду, что мне надо что-то, что я люблю, что близко моей душе и что случается в моей жизни редко, порционно, как эти конфеты.
        - Значит, тебе нужно на концерт, - просто ответила подруга, пожав плечами. От такого заявления я остановилась, как вкопанная. Народ, недовольно двигавшийся сзади, недовольно выразился в наш адрес.
        - Какой концерт? Я же отродясь ни на какие концерты не ходила. Если ты об очередной вашей самодеятельности, то я пасс. Фальшивые голоса и древние записи меня как-то не воодушевляют.
        - Причем здесь наша самодеятельность? - подружка смогла таки вывести нас из основного людского потока, и теперь мы продолжали свой неспешный путь по обочине дороги. Солнце, отражавшееся в тысячах лобовых стекол машин, в стеклянных панелях современных зданий, в очках прохожих заставляло горло судорожно сжиматься от желания пить. Шоколад - коварная вещь. Вкусная, замечательная, тающая, обволакивающая и манящая, как красивый мужчина. А потом мужчина уходит, и ты понимаешь, что осталась с разбитым сердцем, а иногда еще и с пустым кошельком. А когда кончается шоколад, ты остаешься наедине с сумасшедшим желанием его запить, словно зализывая сладкие раны от любви.
        - Ты же хронически пытаешься затащить меня на всякие ваши внутрифакультетские капустники, или как там они у вас называются?!
        - Но тебе же прошлый раз понравилось!
        - Потому что прошлый раз выступали талантливые люди, а не обычный состав бесталанного, но наглого сброда.
        - У нас каждый талантлив! - обидевшись за свой факультет, ответила Аринка. И что бы показать свое возмущение, выхватила из мешочка еще три конфеты. Сердце жалобно екнуло от такого произвола, - Я тебе предлагаю сходить на концерт Берестова.
        - Кого?
        - Он на два года старше меня, учиться на нашем же факультете. Но поет… думаешь, просто так человеку дали отдельный концертный зал в центре города. Единственный концерт, наши все уже давно билеты раскупили. А главное, сам пишет тексты. Уверяю тебя, поднимет настроение за пять минут даже такой хмурой личности, как ты.
        - Что песенки про то, как хорошо живется студентам, какие они дружные и какие у них замечательные преподаватели? - хмыкнула я.
        - Нет, милая. Любовь, смерть, общечеловеческие ценности. Короче, по всем законам жанра. Но хоть не в такой мертвецкой форме, как у тебя.
        - Думаешь, я выдержу такое испытание?
        - Не испытание, а удовольствие! - ответила подружка. Я только вздохнула, следя за тем, как еще один орешек исчезает за белыми зубами Аринки.
        - Ладно, - согласилась я, - В чем являться?
        - Без разницы. Главное, что бы было удобно и практично. Шикарных вечерних платьев не требуется.
        - Вот и отлично, - В любом случае, хуже от этого не будет. А в крайнем, я с чистой совестью смогу стребовать с подружки плату за моральный ущерб в размере трехсот грамм хорошего шоколада.
        Я едва смогла войти в просторный зал одного из самых дорогих ночных клубов города. Несмотря на позднее время и достаточно большие цены на входные билеты, здесь не было места даже для маленького яблочка. Аринка возмущенно протиснулась следом, едва не сбив меня сзади. Я обернулась, бросая на нее грозный взгляд, но девушка только скорчила очередную гримасу и ткнула пальцем в направлении сцены:
        - Берестов, - я проследила за линией тонкого пальца с серебряным колечком и уперлась глазами в несколько человек на широком возвышении. Люди беспокойно суетились, вытаскивая аппаратуру, переговариваясь и смеясь.
        - Кто именно? - среди вполне однородного комплекта музыкантов нельзя было выделить солиста. Парни были просто одеты, и больше походили на приятелей по подъезду, нежели на серьезную группу. Аринка мечтательно закатила глазки и протянула:
        - Прямо по центру рядом с микрофоном, - я оглядела сцену внимательнее, натыкаясь на далекий взгляд изумрудных глаз одного из ребят. Так, судя по всему, подружка не только в нем голос оценила. Аринка тем временем тащила меня поближе к сцене, стараясь какими-то знаками что-то пояснить Берестову. Парень подружкины сигналы увидел не сразу. А как увидел, одним рывком спрыгнул со сцены, подходя к нашей парочке. Я заметила, что Берестов слегка прихрамывал на одну ногу, что совсем не мешало ему ловко отталкивать от себя особенно назойливых поклонников.
        - Арина, думал не придешь, - почти правдоподобно произнес парень. От этой фразы потянуло какой-то холодной официальностью. Но удивительный, парящий голос Берестова перекрывал это ощущение на корню. А широкая улыбка и вовсе разогнала все лишние мысли прочь.
        - Конечно, такую цену за билеты заломил! Неужто ваше поющее высочество уже считает себя величеством? - усмехнулась подружка. Уж на нее-то никакие чары не действовали. Парень только хмыкнул:
        - Нет. И вообще, сии вопросы не по моей части. Концерт устраивал Колька, так что ему и отвечать.
        - Ох, горазд перекладывать ответственность на чужие плечи, - в тон ему протянула подруга, - Кстати - это Вишня.
        - В каком смысле? - по лицу музыканта прошла легкая волна изумления, - Пьяная, зимняя или еще какая?
        - В шоколаде, - от чего-то плюхнула я, немного кривясь. Ненавижу, когда народ так реагирует. Ну что прикажете делать, если три слова в паспорте, которые должны играть роль моего наименования меня совсем не радуют? Уменьшительно-ласкательные синонимы - наводят мысль о маленькой девочке, которой еще в песочнице сидеть? Остается только псевдоним.
        - Вот, значит как… А я уже думал, что ты, Аринка мне ягодок купила, так сказать, в честь удачного выступления.
        - Вишня - это дословно значит: возвышенная, искренняя, широкая, необыкновенная я, - расшифровала я. Тон музыканта с каждой секундой начинал нравиться мне все меньше, зато голос притягивал все сильнее.
        - Аббревиатура… - протянул Берестов, - И что же сия вишенка скрывает под сладкой мякотью: червивую косточку или настоящий бриллиант?
        - Берестов, не нервируй девушку, - Аринка даже бровью не повела, шутливым жестом отталкивая парня подальше от меня, - Она у нас впечатлительная. Потом спать не сможет, да еще меня совсем стихами заест, сочиненными на почве сдвигов в ЦНС.
        - Ага. Значит, Вишня стихи пишет. Это хорошо, - певец едва окинул меня взглядом, так, словно был лет на тридцать старше меня. В его холодных глазах, казавшихся в пятнистом свете похожими на поверхность замершего озера читалось откровенное снисхождение. Из серии: "Пиши девочка, пиши. Развивай пальчики!". Я почувствовала, как у меня непроизвольно приподнимается верхняя губа в презрительном оскале.
        - Пишу. И пока никто не жаловался на качество содеянного мной.
        - Хорошо, - отступил на шаг Берестов, - Тогда, думаю, нам лучше поговорить после концерта. Подождете меня на выходе. А сейчас приношу извинения, но мне пора начинать отрабатывать те деньги, которые были вложены в это мероприятие.
        Новый скачок на сцену, легкий поклон зрителям. Волна оваций, закружившаяся в воздухе хлопающей крыльями птицей, резанула мой тонкий слух. Первый аккорд смертельно ранил ее, и она тут же смолкла. Толпа заворожено уставилась на солиста, которого теперь было не узнать. Изумрудные ледышки вдруг превратились во вполне человеческие глаза, а еще через несколько секунд растаяли окончательно. Осталась только чересчур яркая зелень, словно холодная зима сменилась теплой весной с распустившимися листьями. Да и само выражение лица потеряло весь оттенок самолюбования, ехидства и хвастовства. Не разговаривай я с ним минуту назад, ни за что бы не поверила, что этот человек может проходить по тебе глазами, как по асфальтовой дороге. Или Берестов был слишком хорошим актером, или он, и правда, не так безнадежен. Музыкальные переливы синтезатора, гитары и ударных инструментов смешались в какой-то однородный, перетекающий рекой звук. Сначала мне даже не сразу удалось вычленить из него тихий, почти невнятный шепот парня. Но голос набирал силу, стал возвышаться, укореняться, как рвущийся в бездну поток. И зазвенел над
залом почти материальным существом. Он и правда, был изумительным. Текст песни дошел до меня какими-то урывками, толчками. Я только чувствовала, что песня веселая, зовущая за чем-то вперед. Аринка рядом блаженно закрыла глаза, растекаясь на моем плече. Я хотела последовать ее примеру, влиться в музыку, но глаза все равно цеплялись за лицо парня. Странное ощущение того, что он пел не о своих чувствах, а о чем-то не вполне ему знакомом не покидало меня.
        - Арин, он точно сам тексты пишет? - прошелестела я в ухо подруге.
        - Ага… я видела, как он при мне лично малевал слова этой песенки. Ты даже не представляешь, какой он замечательный сочинитель. Пять минут - и песня готова!
        Я только пожала плечами, продолжая вслушиваться, анализируя каждый звук, а за переделами сознания сами по себе возникали стройные ряды новых строчек. Толпа за нами и перед нами оживилась, разноголосо и фальшиво подбадривая певца. В голове щелкнула назойливая мысль о том, что не всем дано летать, когда над правым ухом кто-то немузыкально заорал. Отогнав от себя лишние умозаключения, я продолжила вливаться в хрустальный поток голоса Берестова. И судя по всему я до того заслушалась, что едва не уснула. Аринкины встряхивания привели меня в чувство, да так быстро, что первое время я не могла сообразить, что произошло:
        - Ты чего уснула? Совсем того? - поинтересовалась подруга, - Не нравится?
        - Почему, нравится, - пожала я плечами, - Вот поэтому и уснула.
        - Ничего не понимаю, - Аринка медленно вздохнула, пытаясь найти логику в моих действиях. Зато я в тысячный раз получила подтверждение, что мы с подругой абсолютно разные люди.
        - А я не понимаю вот этих воющих, - попытавшись обобщить взглядом весь зал, произнесла я, - Если тебе песня нравиться, зачем перебивать исполнителя своими руладами, а? Нет бы послушать, войти в песню, разобраться в смысле…
        - Судя по всему, ты хорошо в нем разобралась… - не удержалась от колкостей Аринка.
        - Да. Когда музыка несет тебя куда-то, когда каждая нотка доходит до твоего сердца, тебе не надо не видеть, не ощущать что-то еще. Ты просто оказываешься парящим над всем миром, влекомый ее ветрами, словно крыльями искусства. И естественно, доходишь в соединении с ней до состояния полного расслабления и душевного равновесия. А как ты думаешь, что такое высшее душевное равновесие? Сон - легкая полудрема без лишнего груза волнений и тревог.
        - Ага, - Аринка с самым серьезным видом покачала головой, - Слушай, давно ты готовила сию прочувственную речь, а?
        - Экспромт, - обиделась я, ловя краем уха что-то совершенно новое. В подтверждение моей догадки зал смолк, не нарушая гармонии следующей композиции. Аринка хотела что-то еще высказать в мой адрес, но, видимо, заметив выражение моего лица, так и не решилась на дальнейшую полемику. Веселая задорная музыка, больше похожая на гимн сменилась воздушной композицией. Синтезатор и барабан уступили свое место флейте и перебору гитары. Я уставилась на инструмент, по инерции следя за пальцами играющего. Взгляд поднялся выше, и я с изумлением узрела лицо Берестова. Спокойное, наполненное одухотворением с полуопущенными веками, из-под которых все равно блестели два изумруда глаз. Но сейчас меня совсем не беспокоили ни они, ни восхищенные вздохи девушек в зале. Меня интересовала песня. Первый аккорд ее, брошенным камнем породил более мощные круги. Я вслушивалась в текст, и отчего-то чувство недопонимания не оставляло меня. Берестов, музыка, слова… все вместе прекрасно, но как-то не сочетаемо. Словно на побеге лилии распустились листья шиповника и бутоны астр. Все вместе - один цветок, но вылепленный из
чужеродных частей. Я замотала головой, стараясь забыть лишнее и до меня, наконец, дошли первые строчки в своей первозданной полноте. Мне даже не нужно было закрывать глаза, что бы влиться в эту песню, с первого аккорда, с первой строчки:
        Дыхание птицей с ветрами на маховых перьях лазурных
        Пришлет для тебя комментарий забытой отвагой души,
        Тонкие, острые крылья, разрезающие над улицами свежий майский воздух. Почему-то перед глазами мельтешили не голубые перья, а вполне даже себе нормальные, черные брови Берестова. Нет… не идут они сюда.
        Раскроет его лепестками мгновений прошедших сумбурных,
        И начатый поздно гербарий ты вдруг собирать завершишь.
        Цветок. Обязательно жасмин, полузасохший, но еще не сдающий своих позиций. Он удушает своим запахом. Белые лепестки не вызывают отторжения, брезгливости, неприятия, но этот запах и желтая, осыпающаяся везде пыльца нервируют. Лучше засунуть его подальше, окончательно засушить и вставить между листами старого альбома. Что бы не вспоминать… что бы не трогать. Сумбурные, серые дни, удушающие, как резкий запах цветов.
        Дыхание утренней ранью осознанным шепотом-бредом
        Потребует руки до боли озябшую плоть согревать.
        Осознанный бред? Я даже проморгалась как следует, в глаза продолжал литься пятнистый свет зала ночного клуба, смешивая мысли в единую кашу. Нет, не бред это. Просто не все можно передать, выразить. Но тот, кому надо, поймет. Даже утренней ранью, даже ночью. Шепот. Потому что любые крики не приводят ни к чему хорошему, кроме страшного гула. Да и зачем орать на весь дом, если тебя и так услышат?
        За прочною кованой гранью в глазах с затухающим светом
        С утраченным медленной кровью ты сны всегда можешь читать.
        Вспомнилось, как я болела. Аринка тогда пришла ко мне, села на кровать и произнесла: "Н-да, такое ощущение, что в тебе кровь остановилась", - а после этого рассмешила так, что, даже, по-моему, температура спала. Только она, да еще пара человек в моей жизни способны на такое: даже за красными, гриппозными глазами, за глазами полными тоски и скорби найти драгоценный плод надежды.
        Хоть белым мерцающим солнцем, увы, никогда я не стану,
        Но лучики-вспышки улыбок до капли последней твои.
        Интересно, и кому же Берестов не собирается становиться светом, а? Хотя какая мне разница? Такие как он одни не остаются.
        Тебе моя птица дыханья сигналы простые доставит,
        Что снегом замерзшие пальцы лишь перья с пушинкой внутри.
        У, да тут повеяло глубоко скрытым развратом! Мой хмык возымел свой отклик в виде недовольно ворчания подруги:
        - Слушай, Вишня, хватит у меня над ухом фыркать, словно лошадь товарища Пржевальского!
        - Я не фыркаю, я хмыкаю, - лениво отозвалась я. Аринка только вздохнула, окончательно отворачиваясь от меня и едва что уши не закрывая. Правда, поняв, что так она и музыку не услышит, девушка отказалась от этой идеи.
        Дыхание чувствует эхо и с каждою новою драмой
        Срывается с неба на волю в потоках забывчивость ждать.
        Цветы засыхают, и это заслуга той птицы упрямой,
        Что горькой не ведает соли и заново учит летать.
        Меня хватило ровно до половины куплета, потому что никакого эха я не чувствовала. Следующий хмык превратился сам собою во всхлип, а по щеке почему-то покатилась слеза. И тут только я поняла, что она не первая. И не последняя. Минорные настроения текста и музыки довели меня до кондиции. И если бы мне дали шанс послушать эту песню еще раз, я бы ответила решительным "да". Что-то в ней скользило между строк, неуловимое, словно кто-то писал этот текст, как сигналы SOS, а не рассказ о чем-то. Как будто его писали без эха. Словно это был преувеличенно оптимистичный разговор, да что там, вранье. Откровенное. Типа, у меня все хорошо, я люблю. Я летаю. Только, пожалуйста не надо подробностей, а то я боюсь, что не смогу их придумать.
        - Эй, Вишня, ты чего? - далекий голос Аринки заставил меня вздрогнуть.
        - А?
        - Бэ! У тебя такое лицо, словно тебе прочитали стишок про зайчика Блока. Чего ревешь?
        - Да так, - я автоматически похлопала Берестову, обмениваясь с ним взглядом. То есть, это он со мной обменялся, а я тупо посмотрела сквозь него, - И, вообще, не надо о грустном.
        - О Берестове?
        - О зайчике, - смысл сказанных подругой слов дошел после моего ответа, - А он-то тут причем? Ты песню-то слышала?
        - Да.
        - Ну?
        - Что?
        - То! Какая-то она грустная и, вообще, словно это не песня, а оболочка какого-то другого послания.
        - Ясно… - подруга кивнула, - значит Берестов совсем не при чем?
        - Арина, почему тебе все время кажется, что реветь, переживать и радоваться можно только из-за любви?! Разве нет ничего, кроме химической реакции в мозгу? Удовольствие от работы, дружбы, общения? Почему все твои мысли сводятся только к парням?
        - А твои не сводятся? - искренне удивилась подруга.
        - Мои… мои в последние дни сводятся к проблеме самовыражения. И уверяю тебя, нереализованные замыслы причиняют не меньше страданий, чем красивые парни.
        - Кому что, - философски заметила подруга. И я не могла с этим не согласиться. Действительно, кому-то вишня пьяная, кому-то зимняя, а кому-то просто… в шоколаде.
        Часть вторая. Печатная машинка.
        Мороженое было практически съедено, истекая последними молочными каплями из прохудившегося вафельного стаканчика. Вечер плавно перекатился в ночь, оставив после себя необычайную жару и кучу ярких звезд на небе. Собственно за ними я последние пятнадцать минут и наблюдала, так как смотреть больше не на что было. Прохожие, в основном молодые парочки, державшиеся за руки, да старенькие собачники давно уже не привлекали моего внимания. Мороженое помогло немного скоротать время, но от проклятий в сторону Берестова не отвлекло. Но если я стоически молчала, приканчивая свою внеплановую порцию крем-брюле, то Аринка буквально кипела от злости:
        - Нет, если он явиться, если он все-таки явится, ему не жить! - проорала она мне в ухо, одновременно всплескивая руками. По лицу девушки начинали блуждать красные пятна, а на ее мелькания туда-сюда по ступенькам ночного клуба я уже не обращала внимания, лишь изредка посматривая ей на ноги, и удивляясь, как на таких каблуках можно так ловко вышагивать.
        - Тогда какой смысл его ждать? - логично протянула я, - Можно просто поймать его в темном переулке, а потом там же его и прикопать. А сейчас можно спокойно идти домой, набираться сил для этого благого дела. Месть - блюдо, которое подают в холодном виде.
        - У меня желудок слабый, - сквозь зубы отозвалась подруга, - а нервы еще слабее.
        - Это у кого нервы слабые? - над моим левым плечом раздался знакомый голос музыканта. Я медленно повернулась к Берестову, едва удерживаясь от желания размазать о его джинсовку остатки мороженого. Но, подумав о почти десяти потраченных на крем-брюле рублях, передумала.
        - Если бы ты спросил минутой позже, были бы у тебя. Потом. Зато на всю жизнь, - Подруга даже не соизволила изобразить на своем лице подобие равнодушия, - Между прочим, это мы должны опаздывать, а не ты.
        - Извините, меня задержали в самый неожиданный момент. Я уже уходить собирался, но нельзя же отказывать поклонницам в раздаче автографов? Могу, кстати, и вам подписать.
        Судя по дальнейшим метаморфозам лица Аринки, она с радостью это сделала бы сама. Правда не ручкой на бумаге, а кулаком по носу. Я едва заметно качнулась в сторону разъяренной девушки, почти нежно шепча той на ухо:
        - Спокойно, синяки заживут, а вот отвечать в суде за моральный и физический ущерб не очень приятно. И вообще, стипендию нам дадут только в конце сентября.
        Последняя фраза слегка остудила пыл Аринки, и она с неохотой произнесла:
        - Ладно, прощаем. Надеюсь, ты нас сюда вытащил не для того, что бы трепаться о поклонницах?
        - Нет, конечно. Просто меня очень заинтересовал то, что Вишня пишет стихи. Думаю, мы смогли бы найти общие точки соприкосновения в этом вопросе. Так сказать, рыбак рыбака…
        - Дурак дурака… - тихо прошипела подруга.
        - Писать писателя, скорее уж, - прервала я ребят, - Кстати, раз пошла такая пьянка, в смысле, дискуссия, так может, мы устроимся где-нибудь в более комфортном месте, а?
        - Где. Выбирайте. Я сегодня богат и щедр. А это, к вашему сведению не очень часто случается.
        - Учтем, - мстительно улыбнулась подружка, - "Красный закат".
        - Ресторан? - брови Берестова с феноменальной скоростью поползли вверх. Я нервно кашлянула. "Красный закат" был одним из самых дорогих заведений города. Правда, и работал он круглосуточно. А нас с Аринкой устраивало и то и другое. Парня это не устраивало, но после своего широкого жеста расточительства он уже не имел права отступать, - Хорошо, пойдемте.
        Ловко подхватив меня под локоток, Берестов направился вниз по улице. Аринка, не долго думая, пристроилась с другой стороны, дабы музыкант не смог в случае чего, бежать. Я же сразу перешла к делу, немного неловко ощущая твердую ладонь парня на своем предплечье. Темные волосы Берестова были аккуратно уложены, и даже простая джинсовка смотрелась на нем как-то даже празднично. Правда, хмурое выражение лица делало его лет на пять старше, а глаза снова превращало в льдины. Но "Красный закат" звал, и я млела от его зова еще больше, чем даже от чистого голоса музыканта.
        - Неужели ты можешь мне что-то предложить? - начала я как можно вежливее, при этом очень надеясь на то, что за этим не последует очередная тирада о крутости и знаменитости Берестова.
        - Смотря, что ты хочешь и на что ты способна, - неопределенно ответил парень, косясь в мою сторону. Я только вздохнула с облегчением. Значит, и правда, не безнадежен.
        - Что я хочу? Наверное, чтобы меня услышали. Без этих шумных оваций, чтения стихов со сцены, бесконечных сборников на полках магазинах. Просто донести часть моей души, моего отношения к жизни до простого человека.
        - Без чтений на сцене и сборников? - удивился парень, - Не смеши меня, Вишня. Любой человек мечтает о славе, признании, деньгах. Только не притворяйся ангелом, едва спустившимся на землю.
        - Да деньги меня не волнуют, - абсолютно откровенно ответила я, - Чего-чего, а этого добра в моей жизни столько, сколько надо. Мне не нужны миллионы долларов за контракты со знаменитыми издательствами, роскошные коттеджи, машины и так далее. Слава. Ну, если когда-нибудь я буду ехать в транспорте и услышу разговор о моей книге или увижу у кого-то томик моих стихов, что ж, было бы не плохо.
        - Или так, - не выдержала Аринка, - Вишня болтает с кем-то из знакомых. Ей говорят: "Тут я такие стихи вычитала!" - и начинают цитировать что-нибудь ее. А она так ненавязчиво: "А это я написала. Это из раннего!".
        Я едва не покатилась со смеху, когда Аринка приложив руку тыльной стороной ко лбу, томным голосом произнесла последнюю фразу. Да уж, единственное, в чем была не права подруга, так это в подражании моей интонации.
        - И все? - Берестов скептически усмехнулся.
        - Да, все. Я не хочу узнавания на улицах, автографов и всего того, что полностью искореняет талант и делает его рабом рыночных отношений. Талант нельзя заставлять работать на себя. Делать его предметом продажи. Выпустить небольшой сборник, пожалуйста. Но не корпеть ночами над толстыми книгами ради того, чтобы заработать на жизнь. Бездушие, ограничение во времени, гонка за капиталом убивают самое главное зерно дарования - душу. Душа становиться механической прялкой, а не руками мастерицы, которая с любовью вышивает платок любимому…
        - Понеслось, - вздохнула Аринка. Я пропустила ее замечание мимо ушей, да и Берестов, похоже, тоже. Он только обернулся ко мне, внимательно рассматривая мое лицо, словно пытаясь найти в нем что-то новое. Я даже не выдержала:
        - Что? Надеюсь, у меня уши не стали острее, а во рту лишних зубов не прибавилось? Нет? Странно, ты так на меня внимательно смотришь, словно в первый раз видишь.
        - Второй, - поправил музыкант, - Я даже имени твоего настоящего не знаю. Ни кто ты, ни откуда ты. Я не слышал ни одного твоего стиха, но уже чувствую, что в тебе это самое зерно есть.
        - Я, кстати, твоего имени то же не знаю.
        - Это я виновата, - призналась Аринка, - значит, знакомьтесь: Константин Берестов, Вероника Сомнева.
        Мы с Берестовым протянули друг другу руки, практически одновременно произнеся:
        - Очень приятно, - и мне действительно стало приятно, и не только потому, что прямо за поворотом возвышалось здание ресторана "Красный закат".
        Полутемный зал, освещенный только розоватым светом уютных ламп на столиках мог навеять романтическое настроение даже на бездушные камни. Я же почувствовала себя настолько хорошо, словно не первый раз сюда зашла. После шума толпы в ночном клубе убаюкивающая мелодия казалась спасением от всех бедствий. Берестов галантно отодвинул мне стул, потом то же проделал со стулом подруги. Я уселась, по привычке кладя руки на стол и пытаясь подсесть ближе. Мебель с грохотом и скрипом проехалась по блестящему полу, и я в ужасе обернулась. К счастью, никто не заметил или не захотел замечать моего вмешательства в тишину "Красного заката". Аринка хмыкнула, легким движение пододвигая стул к столику. Локти ее изящно оперлись о столешницу, спина выпрямилась и даже в лице появилась какая-то светская отметина высшего общества. Константин осторожно присел на краешек стула, комкая салфетку и не решаясь даже взять в руки меню. Молчание затягивалось, так что выручать ситуацию пришлось мне:
        - Думаю, что надо начать с ознакомления моим творчеством, если никто не возражает, - парень кивнул, Аринка даже бровью не повела, прячась за обтянутой кожей папкой. Правда, судя по доносившимся оттуда звукам, подруга не только изучала блюда, но и с искренней радостью просматривала цены. Что-что, а мстить она умела. Это меня называли милым ребенком за мою вечную неспособность врать, мстить и портить народу жизнь. Не потому что я была хорошей, просто обычно смелости на подлость не хватало. Ко всему прочему у меня давно был принцип, что все плохие люди - дураки, а на дураков, как известно, не обижаются. А вот про Аришку такого даже в бреду не могу ляпнуть. Может быть, именно поэтому я так прикипела к ней, словно принимая в качестве щита. И девушка никогда меня не подводила, вечно отдуваясь за двоих, утирая мне сопли и слезы или наказывая наших неприятелей. За это мне приходилось терпеть ее хронические эмоциональные взрывы, иногда доходившие до легкого рукоприкладства и хлопанья дверьми.
        - Да, - отрешенно произнес Берестов, наконец, включаясь в диалог, - Я бы хотел послушать, что тебе самой нравиться.
        - Буду выглядеть не скромной, но мне нравиться почти все, что мной сделано. Есть некоторые вещи, которые вышли плохими или же я так долго над ними мучалась, что теперь недолюбливаю. Но основную массу стихов я люблю. Это все-таки я, а себя любить надо, это необходимо. Самоуважение и любовь к себе прежде всего нужны, чтобы любить других, - я медленно осматривала глазами огромный зал, людей, сидящих за столиками. Тени и свет создавали причудливые маски на их лицах, словно здесь сидели не люди, а добрые феи и волшебники. Круглые столы с фигурными ножками, застеленные скатертями цвета слоновой кости с кремовым рисунком. Мраморный, отражающий розовые блики, пол. Казалось, что сам воздух наполнился не запахом куриных ножек и соусов, а легкой дымкой хорошего кофе и сладких специй. Почти ощутимая атмосфера неторопливости обступила со всех сторон, живым официантов встав за спинкой кресла. Я перевела взгляд на Берестова. Задумчивая пелена его глаз постепенно рассеивалась. Теперь музыкант смотрел на меня с полуулыбкой ожидания чуда, ну, или хотя бы бесплатного зрелища. На ум не приходило ничего подходящего к
сложившейся атмосфере. Первые строчки поймались на крючок моего настроения, и я уже тащила их из воды слов, как тащат большущую рыбину. Губы разомкнулись сами собой, и меня понесло по волнам рифмы. Я поняла это, только прочитав первый куплет:
        Фонари, несущие зарю, разыграли на лице улыбку,
        Не беда, я снова повторю, все слова сошью одною ниткой.
        Этот зал не душный, а живой. Дымкою мелодии чуть слышной
        Как твоя изящная ладонь он укроет тень разлуки лишней.
        Аринка выглянула из-за меню, удивленно глядя в мою сторону. Я уловила выражение ее лица, стараясь не отвлекаться на него. Свой собственный голос казался осипшим, в горле появилась какая-то пробка, не дающая словам нормально выходить. А они все толпились, стараясь как можно быстрее родиться в новое стихотворение. Запоздавшая мысль о том, что надо было его записать, мелькнула и тут же пропала. В любом случае, сейчас это было не столь важным.
        В этот час я мимо не пройду заплутавшим где-то в мире взглядом,
        Этот зал мой стул, как западню, отодвинет для чего-то рядом.
        Шепот теплый тоненький бокал мне вином наполнит первосортным.
        Сколько песен свет мне напевал, но пропала с первого аккорда.
        Шоколадной краской по стенам, горьким, черным шоколадом свежим,
        Нарисует мне портреты зал, сквозь окошки с бликами надежды.
        Фонари, хозяева ночи, залетели бабочкой под крыши.
        Этот зал с улыбкою молчит, и со мною в проигрышах дышит.
        - Вишня, ты мне этот стих читать не давала, - оторопело произнесла подруга, как только я кончила декламировать. Константин приподнял одну бровь, с какой-то грустью косясь то в мою, то в ее сторону. Краем глаза я увидела, что он уже успел занять все сидение. Спина его немного сутулилась, но с каждым мгновением эта сутулость исчезала, словно с парня снимали огромную тяжесть.
        - Это, вообще-то, экспромт, - брякнула я, чем окончательно доконала Аринку. У девушки, казалось, глаза вылезут на лоб, да так там и останутся.
        - А повторить можешь? - после нескольких секунд молчания процедила подруга. Я честно пожала плечами. Когда меня действительно посещало вдохновение, настоящее, которое не надо было высасывать из пальца, нельзя было терять ни секунды. Посему очень многие вещи просто пропадали. После таких вот "озарений" я не могла восстановить ни строчки, словно мозг на время отключался, оставляя работать только зону выдумывания. Так что сейчас я бы и сама хотела знать, что я такого наговорила.
        - Нет, - мое признание еще более потрясло Аринку.
        - Зато я могу, - откликнулся с другой стороны Берестов, подкладывая мне под нос исписанную салфетку. Ровный почерк парня построчно расписал все мои слова. Я с благодарностью посмотрела на музыканта, а тот только улыбнулся, - Подпишешь?
        - А надо?
        - Ты, и правда, так не любишь давать автографы? - вопросом на вопрос ответил Константин. Я потянулась было к ручке, но кинув взгляд в сторону певца, приостановилась в миллиметре от салфетки:
        - Просто так не подпишу, - Берестов хотел возмутиться, но я прервала поток его мыслей, - напиши мне текст той песни про дыхание. Так сказать, бартерный обмен плодами творческих потуг.
        - Ладно, - Константин одним движением выхватил у меня ручку, быстро черкая знакомые слова на второй салфетке. Аринка следила за нами, как за двумя ненормальными. Зато я была в своей тарелке. Теперь я знала, как выглядит чудо.
        Ранний звонок застал меня с занесенной над полом левой ногой. От неожиданности я вздрогнула, но ладонь уже сама потянулась к аппарату.
        - Алло?! - мой полувопросительный утренний сип не достиг адресата с первой попытки. Пришлось, слегка откашлявшись, повторить его.
        - С добрым утром, Вишня, - поприветствовал меня отдаленно знакомый голос на том конце провода. Я тупо уставилась прямо перед собой, пытаясь определить, кого это угораздило меня побеспокоить. Густой перелив в моем втором имени мгновенно помог мне это сделать. Откуда только Берестову мой телефон известен? Неужто дорогая подруженька поспособствовала? - Как спалось?
        - Спасибо, плохо, - мрачно отозвалась я, не слишком настроенная лгать. После вчерашних посиделок я чувствовала себя разбитой и уставшей, словно муха, прибитая газетой. Ко всем бедам добавилась бессонница, так что пять часов весьма нездорового сна не смогли снять ее симптомы.
        - А я спал всю ночь как убитый, - радостно доложил Константин.
        - Угу, только не говори, что я тебе снилась, - еще более мрачно протянула я. По гнусному откашливанию стало ясно, что не угадала. Мне так и представилась довольная рожа Берестова, крутящаяся в разные стороны в отрицательном жесте.
        - Нет, мне снилась не ты, - признался парень, - Точнее, ты тоже, но в основном мне снились твои стихи. Мне кажется, я даже придумал к ним музыку. Как ты думаешь, мы можем встретиться где-нибудь вечером, дабы обсудить этот вопрос?
        У меня честно отвалилась челюсть. Интересно, с какого это перепуга он решил, что я за просто так отдам ему мои произведения?
        - Я не думаю вообще, - выдавила я.
        - Это как? - удивилась трубка.
        - Понимаешь, Берестов. Одно дело, что я тебе свои стихи продекламировала, а совсем другое отдавать их в пользование. И, если уж на то пошло, так я пришла вчера на твой концерт исключительно для поднятия настроения, а не для раскрутки моих стихов. Это уж ты к нам подошел и начал все эти свои приглашения, допросы и все такое, - в голове что-то злобно гудело, да так, что совесть на пару с разумом просто не смогли ко мне пробиться. Никогда меня еще не заносило на такие откровения. И сейчас я чувствовала, как с каждым словом мне становиться все более стыдно, но одновременно и легко.
        - Значит, я тебе совсем не нравлюсь? - вопрос парня застал меня врасплох и оборвал мой монолог на полуслове. Несколько секунд я отчаянно моргала, стараясь поверить в происходящее. Или он и правда такой непосредственный, или у него тоже есть привычка наглеть по утрам?
        - Почему, - сразу пошла я на попятную. Грозные нотки в сипе куда-то исчезли, на их место пришло удивление, - У тебя очень красивый голос, ты талантливый…
        - И?
        - Что, и? - я почувствовала, как у меня загораются кончики ушей. Вчера в ресторане обстановка сама настраивала на романтику, а сейчас я даже не знала, что ответить. Константин был по моим меркам слишком самоуверенным, отчего его красивое лицо казалось холодным, и вся красота медленно преобразовывалась в надменность. Когда же он "таял" и начинал просто улыбаться, то красота его больше клонилась в сторону детского очарования. Если он был задумчив, то тонкие черты лица становились еще тоньше и острее, а сам Берестов - обыкновеннее. Да и вообще, меня это волновало меньше всего. Вот его голос, его умение петь - это было важнее.
        - Как что? У меня складывается такое ощущение, что ты все меряешь талантом, как универсальной мерой, - в интонации парня зазвучали ироничные нотки, - Теперь понятно, почему тебя называют возвышенной: ты слишком высоко летаешь и нас смертных не видишь. У тебя вместо чувств- рифмы, а вместо сердца- печатная машинка!
        - Ах так?! - взревела я. Теперь пылало все лицо, - Знаешь, ты ничем не отличаешься от меня. Только я насаюсь со своими стихами, а ты со своей популярностью и неотразимостью, вот! - трубка полетела обратно на рычаг, я вскочила одним рывком к окну. Небо затянули черные тучи. Ветер качал верхушки деревьев, а по оконным стеклам уже начинал барабанить дождь. От увиденного у меня само собой вырвалось, - Ничего себе, доброе утречко!
        Взгляд упал на ноги, да так на них и остановился. Новая волна злости на музыканта накрыла меня с головой. Ладно, что настроение испортил, так я еще и с не с той ноги встала! Дурацкая привычка вставать с левой ноги укоренилась уже давно. Вопреки приметам, именно левая конечность, первой опушенная на пол, приносила мне удачу. Как только я забывала это и вставала с правой ноги, весь день катился в тартарары. Устало выдохнув, я отправилась на кухню завтракать, уже заранее зная, что обожгу палец, разобью стакан или что приключиться еще что-то. Я не настраивала себя на этот лад, просто чувствовала, что так оно и будет.
        Пока я ставила чайник на плиту и включала газ, мысли потихоньку возвращались на места. Возможно, Берестов прав? Может, мне и правда надо перестать кичиться своим даром, и просто отдать ему стихи в качестве текстов для песен. Я ведь все равно не смогу с ними пробиться в издательство. Так что лучше пусть он разносит мои произведения, станет проводником между мной и миром, чем толстые тетради со строчками будут вечно пылиться в столе. Или нет? Ведь Константин не имеет права использовать меня как поставщик ресурсов. Может, он совсем даже забудет сказать, что это мое. Что, если он присвоит эти стихи себе, а я опять останусь ни с чем? Меня не узнают, никто не узнает, что я есть, что это я все выдумала…
        Кипяток из кружки плеснул на пальцы, так что я едва удержала ее в руках. Да… похоже он прав. Я тоже хочу денег, славы, признания. А строю из себя невесть что. И Берестов отличается от меня лишь тем, что не возводит себя в ранг святош, а открыто заявляет о своих возможностях и желаниях. Может, перезвонить, извиниться?
        Первые поползновения броситься обратно в комнату и взяться за телефон увяли на корню. После моей вдохновенной речи и думаться не могло, что он меня выслушает. Лично я бы не стала.
        - Молодец, опять по себе меряешь, - хмыкнула я, отпивая чай, - скоро начнешь считать себя эталоном нравственности. А если он не такой? А если он хороший, добрый парень, который всегда может принять и простить? Ага. С такими-то ледяными глазками… Эх. А глазки, между прочим, весьма ничего.
        Последняя фраза подобно удару топора вернула меня в реальность. Какую чушь я несу? Начинаю думать совсем не в том направлении. Обычные зеленые глаза, обычное симпатичное лицо… обычный го… Нет, не обычный голос. И дальше что?
        - А дальше рынок, - мрачно добавила я. В холодильнике заканчивались продукты. Родители, уехавшие на пару дней, по головке не погладят, если к их приезду он совсем опустеет.
        Пришлось бодрой рысью доедать завтрак и запаковываться в прогулочную одежду. Деньги были аккуратно уложены в старый кошелек, и глядя на них, я вспомнила о долге. Пятьдесят рублей! Аринка давно должна была проснуться, но судя по гудкам никто не собирался брать трубку. Еще раз набрав номер подруги, решила, что в крайнем случае никто меня прогонять не станет, если я приду без предупреждения. Не на посиделки, авось, иду. Передача денег займет максимум пару минут.
        С такими соображениями я и выскочила из подъезда. Целесообразнее было сразу заскочить к Аринке, чем тащиться к ней с полными сумками, взмыленная, как лошадь. К счастью мы жили в одном доме, несколько метров по двору, и я уже поднималась на восьмой этаж. Площадка встретила меня неприветливой темнотой (окно над ней было заколочено) и прожженной кнопкой вызова лифта. Под пальцем звонок затренькал, и дверь незамедлительно открылась.
        - О, Вишня! - подруга с сияющими глазами бесцеремонно втащила меня в квартиру. Я даже ничего сказать не успела, - Это ты, наверно, звонила, да?
        - Да. Ты трубку не брала.
        - А! - махнула рукой Аринка, буквально силком валя меня на низкую скамеечку у входа, - Не хотела, что бы кто-нибудь с утра доставал. Да и родителям я сказала, что поеду сегодня к Соньке на день рождения. Кстати, если будут спрашивать, ты там тоже была.
        - Это еще зачем? - удивилась я. Обычно подруга не страдала приступами вранья, если на то не было серьезных причин. Отчасти из-за того, что правда обязательно всплывала, отчасти из-за того, что она всплывала из-за меня. Ну не могла я с наглым лицом заявлять родителям Аришки о том, чего не было. Все мои знакомые наперебой говорили, что таким нервно бегающим глазкам только дурак мог поверить. Родители подруги не могли относиться ни к этой категории.
        - Понимаешь… - Аринка растерянно обернулась на звук шагов, я автоматически повторила за ней, впиваясь взглядом в высокого парня. Губы непроизвольно растянулись в понимающей усмешке. Предок подружки такого произвола не допустил бы. В его понимании совершеннолетняя дочь была еще слишком мала для таких отношений. Мнение же самой Аринки никто не спрашивал.
        - Егор, - протянул мне парень руку.
        - Вишня, - на автомате ответила я. Как это ни странно, новый знакомый даже бровью не повел.
        - В таком случае, Сорел.
        - Кто?
        - Сорел, - повторил парень. Я только кивнула. Не я одна свой паспорт не уважаю, - Ничего не означает, просто понравилось сочетание звуков. Кстати, Аринка мне о тебе говорила.
        - Да неужели? - мой гневный взгляд буквально прибил подругу к стене.
        - А что? - выдала она. Я попыталась не зарычать, хотя при новом знакомом это было сделать достаточно легко. Открытое выражение его лица заставляло сердце хоть на мгновение смягчиться. Ко всему прочему, раздувать скандал в присутствии посторонних было мне не свойственно, - Нет, просто у меня скоро появиться такое ощущение, что со мной уже всех познакомили, а я при этом никого не знаю.
        - Бывает, - сочувственно протянул Егор, усаживаясь рядом на скамейку. Я невольно оглядела его и Аринку, пытаясь понять, что собственно такого необыкновенного подруга в нем нашла. Приятное, но не блистающее красотой лицо, самая средненькая фигурка. Правда, несколько необычные глаза, меняющие цвет от глубоко-синих до темно-голубых, опушенные длинной густой щеткой ресниц, повергали в некоторую прострацию. Ко всему прочему, они выглядели удивительно честными. В голове мелькнула странная мысль: "И без всяких примесей льда!", - сминаемая легким уколом вины,
        - Я вообще-то деньги просто занесла, - буркнула уже более мирно я, вытаскивая кошелек.
        - Да ладно тебе, не стоило, - подруга, однако, купюру сграбастала не раздумывая.
        - Не хочу вам мешать, пойду, наверное, - я встала, пятясь к двери.
        - Звонил? - голос подруги так и не дал мне открыть дверь.
        - Берестов? Ага. Ладно, потом расскажу, - я все же юркнула в проход, захлопывая за собой дверь. Нет, не надо было приходить. Теперь я чувствовала себя совсем неуютно. Еще раз припомнив Костика и правую ногу, я понеслась за покупками.
        Часть третья. Считая грани.
        Все последующие дни погода упорно пребывала в хмуром настроении. Ливень медленно переходил во мглу, та становилась густым туманом, выпадавшим на землю грибным дождем. Злость и обида на Берестова сменились раскаяньем, но как объясниться с ним, я не знала. И вот после целой недели серости и слякоти произошло настоящее событие. Я проснулась утром, потягиваясь в кровати, и радостно обнаружила что вышло солнце. К этому моменту я уже настолько отчаялась его увидеть, что не сразу поверила в просветы в тучах. По такому случаю кувырком вылетела из-под одеяла, буквально вопя на весь дом от радости. Радостное настроение не позволяло найти нужное занятие. И вдруг я поняла, что хочу увидеть… Егора. После нашей последней встречи я даже ей не позвонила. Да и Аринка названивать мне отчего-то не жаждала. Едва пересилив себя я набрала знакомый номер. Несколько коротких гудков и веселый голос подруги окончательно вернули мне по-настоящему летнее настроение:
        - Привет, чего-то ты не звонишь, не приходишь? - удивилась Аринка.
        - Да так, - неопределенно протянула я.
        - Берестов звонил, - не обращая внимания на мой ответ, продолжила подруга, - Хотел узнать, как ты. Рассказал про вашу милую беседу.
        - Я уже и сама сожалею, что нагрубила ему, - услышав саркастические нотки в голосе Аринки, предупредительно бросила я, - Он прав.
        - Ничего он не прав! Неужели ты поверила ему? Мало ли что человек может в гневе крикнуть. Я вот иногда так расхожусь, что потом сама не понимаю, как могла наговорить столько гадостей, о которых я даже не думала.
        - Да нет, Арин. Человек только в пьяном и рассерженном виде говорит правду… Ладно, мне самой не очень удобно ему звонить, но если Берестов еще раз с тобой начнет говорить, извинись за меня.
        - Хорошо. Судя по его голосу, он уже тебя и так простил.
        - А как там Егор? - я попыталась придать голосу менее заинтересованный оттенок.
        - А что Егор? Мы с ним вчера ходили в кино, пока папа обитал у друзей. Он за порог, я сейчас же вслед за ним. И то боялась даже на пять минут опоздать, вдруг приду, а предок уже дома? Такой скандал поднял бы, ну ты же знаешь!
        - Знаю, - хмыкнула я, - А у вас с Егором серьезно?
        Я так старалась сказать эту фразу холодным голосом, что похоже переборщила с равнодушием. Аринка, знающая меня еще со школы, рассмеялась прямо в трубку и даже всхлипнула:
        - Успокойся, у тебя куча шансов. Нет, - уже спокойнее произнесла она, - просто он парень хороший, вот всех за свой счет и таскает по ресторанам, кино и все такое. Я думаю, вы бы отлично сошлись. Ты вечно в себе копаешься, он тоже где-то летает.
        - Может, мы с ним птицы разного типа? - на сей раз я не удержалась от сарказма.
        - Нет уж. У меня мнение такое, если глаза людей блестят одинаково, значит - они друг другу отлично подходят. Так сказать - глаза - это зеркало души. Что, он тебе понравился?
        - Слушай, хватит меня сватать за всех подряд, - неожиданно разъярилась я, - То ты меня знакомишь с Берестовым, все поешь, что дурак дурака, то теперь Егора ко мне прицепить пытаешься, как консервную банку к кошкиному хвосту. Чего ты добиваешься? Что бы я влюбилась и сошла с ума от мук неразделенного чувства? Тогда бы спокойно смогла сказать: "Я так и думала, что у нее крыша едет!".
        - Ты чего, Вишня? - опешила Аринка, - Просто Егор, правда, хороший парень. А с Берестовым я тебя познакомила из-за того, что ты была в творческом ступоре. Я же не думала, что он нас в "Красный закат" потащит, да еще звонить тебе начнет. Прости уж, если что.
        - Да, ладно. Просто… странное у меня ощущение. Может, у меня, действительно, с головой не все в порядке. Понимаешь, мне кажется, что Егор с Берестовым находятся на разных полюсах. Берестов такой красивый, уверенный в себе, глаза опять же… зеленые, дьявольские какие-то. А Егор - мягкий, спокойный, без всяких эгоистических замашек. Я их видела-то по одному разу в жизни, но у меня сложилось именно такое ощущение. А еще мне кажется, что Егор тоже талантлив.
        - Ну, подруга! - протянула Аринка, - Насчет последнего не уверена. Петь он не поет, картин не рисует, да и стихи свои мне не читал. Конечно, может, еще до этого дойдет. Но это вряд ли. А вот то, что они на разных полюсах, - это ты в самую точку. Константин с Сорелом на одном факультете, даже в одной группе учатся. И главное, недели не проходит, что бы они не поругались. Слышала в конце мая о драке в столовой?
        - Да, что-то было такое, - припомнила я.
        - Так вот это они учинили. Меня там лично не было. Но те, кто присутствовал, рассказывают, что видели, как у Берестова от злости аж искры из зрачков летели.
        - Да ты что? - удивилась я, - Вроде Егор мне таким спокойным показался.
        - Так он спокойный. Со всеми, кроме Костика. И, знаешь, почему тогда до серьезных травм не дошло?
        - Почему? - на автомате спросила я.
        - Ножей не было. Только одноразовые вилки. И два старшекурсника, вовремя разнявших парней.
        - И не известно, из-за чего они так?
        - Нет. Хоть бы из-за девушки, я бы поняла. Но у Егора никаких пассий не наблюдается, а у Берестова их столько, что одной больше, одной меньше, - не велика потеря. И не деньги тут замешаны. Парни состоятельны, могут себе иногда даже позволить то, что среднему студенту только снилось. Да и, вообще, пересекаются они редко. Ребята рассказывают, что они между собой никогда не разговаривают, сидеть стараются на максимально далеком расстоянии друг от друга. Короче, странно все это. Ну так что, тебе он нравиться?
        - Берестов или Сорел?
        - А что, оба?
        - Не знаю. Берестов как магнитом притягивает.
        - Ага, - это точно, - встряла подруга, - Я сама от него начинаю сдавать все позиции.
        - А вот от Егора ничего в моей памяти такого не осталось, кроме глаз.
        - Вот, зеркало души.
        - Птицы одного полета, - хмыкнула я, - Нет. Они мне не нравятся. Ну то есть, нравятся, но исключительно как две личности. Так что пока с моим сумасшествием можно повременить.
        - Так и запишем, - весело хихикнула подруга. Я только молча покачала головой, - Телефон-то дать?
        - Нет.
        - Как знаешь, - Аринка не стала настаивать. Поболтав еще минут десять о моих новых творческих порывах, литературе и прочей ерунде, мы с Аринкой повесили трубке, вполне довольные друг другом.
        Теперь из моей головы не выходили странности в поведении Берестова и Егора. Все это как-то настораживало. Конечно, мало ли из-за чего не могут договориться два крепких привлекательных парня. Но уж больно странно щемило сердце, словно разгадка этой истории лежала гораздо глубже, чем казалось с первого взгляда.
        Я выглянула из окна. Легкие перистые облачка медленно парили в лазурной вышине, настраивая только на приятный лад. Со всего размаха плюхнувшись на стул, я быстро пододвинула к себе свои "рабочие инструменты" - ручку и тетрадь. Снова посмотрела на улицу, ловя едва уловимый запах сирени, доносившийся из раскрытой форточки. Лето только началось, но она уже отцветала, прощально махая своими пушистыми кистями. Зеленые кусты под окном оглашали окрестности своим волнистым шепотом. Теплые лучи солнца так и тянули свои ладони, лаская даже через два стекла своим теплом.
        Надо только поймать…
        Зеленые льдины, мгновенно превращавшиеся в изумруды и сладчайший голос, пролетающий над сценой. Легкая издевательская снисходительность в уголках губ…
        Цветы, лето. Теплые лучи, бьющие по листьям порывами ветерка. Их нежные прикосновения, от которых кожа начинает немедленно краснеть.
        Но перед глазами вставала зима. Занесенные снегом поля, сверкающие алмазами. Голубоватые иголки инея, тонкий ледок на реке, и все то же самое бездонное небо, облаченное в мантию облачков. От мороза щеки начинает щипать, но ради веселого катания на санках или игр в снежки можно потерпеть. Солнце, играющее со снежными сугробами, рисующее блики в почти что взрослых глазах. Мудрых, но открытых и веселых. Голубые глаза с темной каемочкой, две ямочки на щеках, как у ребенка…
        Я невольно улыбнулась, зачеркивая снова и снова одно и то же слово: "Дар". Потом резко выдохнула и понеслась галопом по строчкам, словно боясь опоздать, не записать все мысли, что витали в воздухе, словно знакомый запах уходящего мая.
        Зеленые петляющие тропы, заснеженные просеки в лесу.
        Мерцает снег, ручей судачит снова и колется снежинка на носу.
        Покрытые холодною хвоею, и тонкою зеленой бахромой.
        Кто любит свет сиянья над собою, тот с летом не поссориться зимой.
        Цветочные, пятнистые поляны, и запах белоснежной чистоты.
        Тому все будет хорошо и прямо, кто видит каждый день лазури сны.
        Жемчужины вишневые соцветий, и горный льдин оплавленный хрусталь.
        Течение небрежное столетий. Лишь в сердце не мешает злобы сталь.
        Зимой согреться можно от движенья, в июле освежиться под дождем.
        И только солнца ждут все с нетерпеньем, касания его косым лучом.
        Что карие, что сочно-голубые, зеленые. С улыбкою глаза
        Красивые, когда они живые. И любят все, пока в них есть весна.
        После этого я довольно откинулась назад, твердо принимая решение пройти, прогуляться. На горизонте начинали собираться тучи, так что если я не наслажусь всеми благами погоды, придется еще несколько дней тосковать по ним. А так хоть может даже и загар какой появиться.
        С такими размышлениями я и отправилась на лифте вниз. Денек обещал быть еще более жарким, чем все предыдущие. Ветерок, едва шевеливший веточки кустов окончательно стих, и воздух стал буквально окутывать меня своей влагой. Земля была мокрой, черной и неприятно похлопывающей под ногами. Небольшие лужи еще не успели испариться, и теперь сияли на солнце осколками волшебного зеркала. Перейдя двор, я свернула на улицу и едва не столкнулась с кем-то лоб в лоб. Потирая ушибленное плечо, я подняла глаза и встретилась взглядом с двумя половинками неба.
        - Егор? - больше для себя спросила я, только после его кивка додумавшись извиниться, - Прости, я такая растяпа.
        - Вечно летающая над землей, - улыбнулся парень.
        - Точно. Это все говорят, хотя я больше предпочитаю выражение: "Иногда отрывающаяся от земли".
        - Что, так далековато от полетов? - в голосе Сорела не скользнуло ни тени иронии. Как-то незаметно мы пошли дальше по улице.
        - Не знаю. Многие считают, что я только и делаю, что вечно пребываю в мечтах и размышлениях.
        - А ты как сама думаешь?
        - Там легче, - я обернулась к парню, вглядываясь в его лицо, Правда, не всегда тебе дают возможность налетаться вдоволь. Говорят, вы с Берестовым общаетесь как кошка с собакой.
        - И кто же из нас кто? - сразу помрачнел Егор.
        - Он кот, ты пес. Он гуляет сам по себе, а ты нет… Чушь, наверное, - я сама не поняла, почему я начала этот разговор и почему решила именно так.
        - Нет. Ты права, - парень продолжил двигаться, а я послушно засеменила за ним, - Не лезла бы ты в это дело, Вишня. Скажем так: мы с ним законченные враги. И не надейся узнать что-то большее.
        - Хорошо. Раз такая секретность, - разочарованно протянула я. Интересно, а чего еще можно было ожидать? - Ты к Аринке шел?
        - Нет. Просто гулял, решил зайти в ваш двор. Или это считается преступлением?
        - Да нет.
        - Ну, раз мы встретились, думаю, надо познакомиться поближе. Я все-таки видел тебя всего раз и мельком, так и не успел ничего выяснить.
        - Что выяснить?
        - Ну как же?! Чем ты увлекаешься, как живешь, что любишь.
        - А зачем это тебе? - подозрительно прищурилась я.
        - Ну а как же без этого? Все-таки я же должен знать хоть что-то о своей новой знакомой. Или тебе не интересно, кто я? Если нет, так и скажи. Произнести: "Пока", - никогда не поздно. Или ты в этом грех видишь?
        - Никого греха я не вижу. Просто не станет ли тебе скучно, как только ты все выяснишь. Вдруг я тебя разочарую. Но если тебе так хочется, давай, начинай свой допрос, я не против.
        - Ой, хватит тебе! Не собираюсь я допрашивать. Просто всегда интересно поговорить с новым человеком.
        - Ага, - хихикнула я, - пока он не станет старым! Не моя шутка, сразу предупреждаю.
        Егор пожал плечами, как-то уж слишком серьезно. Мы направлялись в сторону парка. Жгучее солнце оставалось позади, нависая над серыми многоэтажками, словно мощная электрическая лампочка. А впереди раскинувшись на весь горизонт, стремительно порхали яшменные кроны деревьев
        Как-то совсем не заметно Сорел увлекал меня все дальше от дома.
        - Если человек действительно интересен, он никогда не станет для тебя старым. Ты будешь открывать в нем все новые грани, как в драгоценном камне.
        - И сколько же у тебя граней? - с вызовом произнесла я.
        - Сам не в курсе. Возможно, именно ты сможешь посчитать их.
        - Возможно. Ты этого хочешь? - я судорожно сглотнула, сердце резко дернулось вниз, а потом вверх. Уж не накаркала ли мне подруга и впрямь, душевных мук от любви?
        - А почему нет. Давай так. Пока мы гуляем, ты считаешь мои грани, я твои. Выиграет тот, у кого их окажется больше. В качестве приза, любое желание.
        - Не слишком ли, а? Ты едва со мной знаком, а уже условия ставишь! Вот и первая твоя грань: наглость.
        - Не наглость, а решительность. Так что счет ноль-ноль, - издевательски протянул Егор. В голубых глазах заиграли настоящие морские волны. Мне оставалось только смириться.
        - Ладно, - махнула я рукой, искренне надеясь, что окажусь более многогранной.
        Солнце уютно усаживалось подобно Жар-птице на верхушку березы. Жара и не собиралась спадать, свет рисовал под нашими ногами причудливые тени. Я чувствовала себя просто великолепно, словно и не болтала несколько часов с Егором, а лежала дома с книжкой в руках, или сидела перед телевизором. Мне казалось, что от разговора с ним мои силы умножаются. Как парню удавалось не только вызвать меня на откровенность, но еще при том не заставлять смущаться, было непонятно. Казалось, Сорел повернул внутри меня невидимый кран, выпуская все ощущения и слова на волю. Мне даже показалось, что никогда раньше я столько не говорила, как в этот вечер. Правда, вопросы парня быстро кончились, и теперь пришла моя очередь брать у него интервью на свежем воздухе. Солнечные лучи вырисовывали на его узком лице удивительную картину, в центре которой сияли голубые глаза. То смеющиеся, то грустнеющие, словно они жили отдельной жизнью от всего остального организма.
        - Неужели тебе никогда не было страшно? - изумилась я от очередной фразы Егора.
        - Нет. Люди всегда бояться двух вещей: боли и смерти. У меня очень высокий порог чувствительности, так что я могу даже кипяток пить, а смерть - это, вообще, не страшно.
        - Интересно, - протянула я, размахивая в воздухе полузавявшей веточкой акации, - Я вот, например, боюсь остаться одной. Боюсь предательства, высоты, немного пугаюсь замкнутых пространств. А ты говоришь, что причин бояться всего две.
        - Я не говорил, что причин две, не перевирай мои слова, - спокойно парировал Егор, наклоняясь вперед, - Причин уйма. Высота, темнота, насекомые и так далее. Но, смею тебя спросить, почему именно ты боишься остаться одной?
        - Не знаю, - честно ответила я, - Мне легко провести в одиночестве целый день, я мало говорю. Но… если в моем окружении нет ни одного человека, это страшно. Словно… словно меня никто не любит. И тогда на душе становиться очень гадко, плохо…
        - Больно. Тебе страшно подниматься выше, потому что ты боишься упасть и разбиться. Многие бояться пуков, змей. Точнее того, что их могут ужалить или укусить. Яд, боль, смерть.
        - Возможно, ты прав. Но тогда скажи: почему смерть для тебя не страшна?
        - Потому что после нее я уже перестану бояться стопроцентно, - немного криво усмехнулся Сорел, - Ладно, все эти разговоры как-то не способствуют хорошему самочувствию.
        - Да уж. А чем ты увлекаешься? Надеюсь, надеюсь не коллекционированием бабочек.
        - А что плохого в бабочках?
        - Ненавижу их. Не знаю, почему. Наверное, это впечатления детства виноваты. Когда-то давно к нам залетела то ли моль, то ли просто, ночной мотылек. Он летал, садился на стены, потолок. Мне было ужасно страшно, словно это была не бабочка, а летучая мышь или большущая птица. Я не думала, что она меня укусит, но ее крылья, пролетающие совсем рядом доводили меня до состояния оцепенения. Я могу наблюдать за капустницами, павлиньим глазом и прочими представителями чешуекрылых. Но только когда они летают в нескольких метрах от меня на свободе. А близко! Их мохнатые толстые тела, громадные глаза и это судорожное трепыхание крыльев… даже не знаю, как объяснить. Я слышала, что многие люди бояться бабочек. Мне как-то от этого даже легче. Всегда хочется верить, что ты нормальный человек.
        - Нормальный? А что в твоем понимании значит нормальный?
        - Ну, это тот, кто не выходит из общепринятых норм, не имеет отклонений, не свойственных остальным
        - Х-м, - Егор кашлянул, пряча усмешку, - А почему ты думаешь, что другие нормальные. Может, все общество нездорово? Ты знаешь, но я думаю, что нормальный человек - это тот, кто не делает умышленно зла. Все остальное - это такие мелочи. Ведь у каждого существа есть свои особенности, и вывести общую формулу нормального поведения не возможно. Это все равно, что сравнивать картины разных художников. Каждая картина хороша по-своему. Каждый человек по-своему ненормален или же, наоборот, нормален в пределах своего характера и темперамента.
        - Так ты не ответил, чем увлекаешься? - напомнила я.
        - Литературой. Особенно стихами современных авторов, - на полном серьезе заявил парень.
        - Издеваешься? - не поверила я в его честность.
        - Нет. Если ты про то, что ты пишешь, извини: не думал к тебе подлизываться. Это у меня уже давно. Направления, возраст писателя, тематика - любые. Что называется, главное, чтобы цепляло. Сам же немного владею пианино.
        - А у меня дома гитара, - пробормотала я, глядя на землю. Егор нагнулся, укладывая руки на колени. На миг мне почудилось, что его тень окуталась полупрозрачной дымкой, словно пытаясь изменить очертания. Я моргнула, и видение исчезло. Видимо, солнцепек не прошел без последствий для моей головы, - Значит, ты бесстрашен. Вот еще одна грань. Или ты опять скажешь, что это не считается?
        - Нет, не скажу. А ты жуткая скрытница и врушка.
        - Я?
        - Причем, врешь сама себе, - чуть наклонив голову, не остался в долгу Егор. Я даже язык прикусила от таких заявлений. Парень, заметив выражение моего лица, кивнул, - Я знал одну девушку. Она была такая же молодая, как ты. И тоже вечно летала где-то далеко отсюда. И также умела хорошо себе врать. Ты пытаешься убедить себя в том, что отлично проживешь, поверхностно общаясь с людьми, что учеба - это главное и все такое. Врешь ведь? И не говори, что смотришь сейчас на меня исключительно как на собеседника.
        - Интересно, а как же я на тебя смотрю? - я мгновенно почувствовала, что он прав.
        - Пока мы тут с тобой сидим, у тебя глаза начинают гореть все ярче, руки начинают дрожать все четче. Я уж не говорю о голосе. Ты не заметила, что пытаешься не смотреть мне в глаза, что постоянно заикаешься, когда все-таки посмотришь в мою сторону.
        - Уж не преувеличивай свою значимость! - хмыкнула я.
        - Ни капли. Уверен, что с тем же Берестовым у тебя так же. Ты же не камень! - Егор улыбнулся.
        - Нет, вы все-таки жутко похожи! - рассержено выдала я, - Только ты начинаешь мне доказывать, что я нуждаюсь в любви, в парне, в друге. А он - то, что мне нужна слава, деньги и другие привилегии знаменитости. Такое ощущение, что вы знаете меня лучше, чем я сама, или, по крайней мере, искренне в этом убеждены.
        - И мы правы. Вишня, умоляю тебя, прекрати глядеть на себя только отрываясь от земли. Многие люди бояться сказать себе всю правду. Вот для этого и нужны друзья. Хороший друг - это твое зеркало с плоской, идеальной поверхностью. И как бы не было тебе противно твое отражение, но ничего ты поделать не можешь. Сам человек смотрит на себя подчас субъективно, наносит тушь, тени. Замазывает морщинки и прыщики. А потом наклоняется к луже, и пытается подправить прическу. Конечно, я тоже иногда неумышленно стараюсь не акцентировать свое внимание на чем-то, что считаю не слишком… приглядным в моем поведении. Но насколько я успел убедиться, все комплексы возникают оттого, что мы отворачиваемся от зеркал, и продолжаем рассматривать себя на дне кривого половника.
        - И ты хочешь стать моим зеркалом? - продолжила я мысль Сорела.
        - Если боишься, так и скажи. Не все любят свои отражения.
        - Но иногда ведь надо смотреть правде в глаза, - грустно усмехнулась я. Егор только откинулся на скамейку, потягиваясь. Солнце уже почти окончательно спряталось за зеленые ветви березы, освещая их изнутри. Воздух стал наполняться прохладой, и только теперь я заметила, что потихоньку покрываюсь пупырышками. Я зябко потерла руки, пытаясь как можно меньше привлекать внимания. Хотя Егор и затрагивал достаточно неприятные для меня темы, но прервать разговор сейчас было нежелательно. С каждой новой фразой Сорела я все больше утверждалась в мысли, что он или давно все про меня разузнал у Аринки. Или же видит насквозь. Иначе, как бы он всего за несколько часов смог бы проанализировать мою личность так, как я бы и сама не смогла?
        - Замерзла? - заботливо спросил парень.
        - Да нет. Просто как-то неожиданно похолодало.
        - Может, тебе домой пора?
        - Хочешь отшить по-хорошему? - съехидничала я.
        - Нет. Но должен же быть повод для еще одной встречи.
        - Тебе обязательно все делать правильно, обязательно надо иметь предлог, что бы что-то сделать?
        - Он нужен тебе, - улыбнулся Егор, - А за меня можешь не беспокоиться. Для меня достаточно одного желания.
        - Значит, ты импульсивный человек? - попыталась сделать я вывод.
        - Возможно. А возможно и нет. Частенько мне приходиться выливать на себя целый ушат ледяной воды, чтобы прийти в себя и не делать глупостей. В эти моменты я закрываю глаза и начинаю убеждать себя остановиться, подождать, остыть.
        - И что, получается? - заинтересовалась я.
        - Бывает, что и не справляюсь. Так что если не хочешь, что бы я потом себя корил, - иди домой.
        - А если не пойду? - это был не вызов, и тем более не соблазнение. Просто хотелось узнать, что тогда будет. И, вообще, причем здесь я. Но голос вышел уж очень вкрадчивый. Так что пришлось срочно добавить, - Ну, мне же надо знать, чисто теоретически.
        - Тогда ты задержишься здесь до темноты, замерзнешь и заболеешь. Я так увлекся разговором с тобой, что даже не заметил, как солнце садиться.
        - Я тоже, - Сорел встал, протягивая мне руку для прощания. И тут только я вспомнила, - А как же наш договор?
        - Грани.
        - Да!
        - А ты их считала? - подозрительно протянул парень, отводя глаза. Я только прикусила губу:
        - Я на тебя надеялась.
        - А я на тебя. Ну, раз так вышло, давай считать, что получилась ничья. Если не возражаешь, конечно?
        - Давай. И какое же желание ты просишь? - брови Егора сдвинулись. Я даже стала волноваться, не выдумывает ли он что-то ужасное, но парень вдруг произнес:
        - Я хочу, что бы ты согласилась еще раз со мной прогуляться.
        - Мог бы и не просить, - облегченно вздохнула я, - Я хотела того же самого.
        - Как говорит Аринка: "Птицы одного полета"? - усмехнулся Сорел.
        - Пока не пнут, - не полетим?
        - Нет. Если уж полетим, так не остановимся, пока куда-нибудь не врежемся.
        - А что, ты врезался? - удивилась я. Лицо Егора стало мрачным. Он только кивнул и добавил:
        - И прошу тебя, не повторяй моих ошибок, - Сорел пожал руку и, даже не попрощавшись, пошел по аллее к окраине парка. А я так и осталась стоять, смотря, как медленно уплывает его тень.
        Но ни завтра, ни на следующий день мы не встретились. Всему виной были нескончаемые дожди. Темные тучи осадили город, как полчище голодных волков, нападающих на одну овцу. Пару раз заскакивала Аринка, мы молча сидели рядышком, смотря, как ветер качает деревья. Настроение ползло вниз вслед за свинцовым небом, подчас опускаясь ниже плинтуса. Дней через пять, вечером я сидела, перечитывая в очередной раз одну из самых моих любимых книг, как вдруг до меня долетело треньканье дверного звонка. Учитывая, что дома никого не было (родители еще не вернулись с работы), идти открывать пришлось мне. На пороге стоял мокрый с головы до ног Берестов, едва ли не освещая темную площадку своей улыбкой.
        - Привет, зайти можно? - поинтересовался он, опираясь плечом о косяк. С черных прядей копало, тонкая рубашка и джинсовая куртка прилипли к телу.
        - Теперь Аринка и адреса дает? - недовольно произнесла я.
        - Это не она, это я сам.
        - И не жалко тебе потраченного времени на поиски моих координат, а? Неужели решил посмотреть, как живет печатная машинка?
        - Вишня, извини меня. Я был не прав, - как-то сразу поник Костик. В зеленых очах отразилось самое настоящее раскаянье. Я только улыбнулась.
        - Да ладно, шуток что ли не понимаешь. Сама дура. Наорала на тебя. Это ты меня должен простить.
        - Я простил.
        - Я тоже.
        - Тогда, значит, впустишь. Я когда выходил, дождь только накрапывал, думал, доберусь до тебя раньше, чем ливень начнется. Ну, как видишь, не успел.
        - Конечно, проходи, - я закрыла за Берестовым дверь, оглядывая его с ног до головы, - Тебе бы переодеться и выпить чего-нибудь горячего. Все-таки погода далеко не июльская. Вообще, в этом году подозрительно паршивое лето.
        - Ага. То жара, то ливни. Прямо-таки тропики! - развел руками Костик, - Так где переодеваться прикажешь и во что?
        - Даже не думай, что разрешу тебе устраивать здесь стриптиз! - усмехнулась я, отворачиваясь от парня. По спине замаршировали мурашки, - Ванна в конце коридора. Там же висит халат. Думаю, разберешься. А я пока чайник поставлю.
        - Чайник? - Константин легко развернул меня к себе, на лице так и застыло знакомое ядовито-ироничное выражение лица, - А я так надеялся на что-то более горячительное.
        - Коньяк? - предположила я.
        - Боишься, что родители заметят?
        - Нет, - бросила я ему в лицо, разворачиваясь на кухню. За спиной раздался сдавленный хмык и отдаляющиеся шаги. Быстро подойдя к шкафу в гостиной, я вытащила початую бутылку, раздумывая, сколько бокалов брать. Потом подумала, и решила, что один. Хоть я и стараюсь выглядеть в глазах Берестова старше, но решиться самой, без ведома предков, пить, было выше моих сил. Так что чайник все же ставить пришлось.
        После того, как чай для меня был приготовлен, а Берестову налит коньяк, появился и сам Костик.
        - Я вещи в сушилку бросил, думаю, должны высохнуть быстро. Если ты, конечно, меня не решишь выставить через пять минут.
        - Все зависит не от меня. Так, зачем я тебе понадобилась? - отпивая из кружки крепкий напиток, перешла я к сути дела.
        - Хочу пригласить тебя на мой концерт. Он будет несколько скромнее, чем первый. Но уверен, ты не пожалеешь. Там соберутся только почетные гости. Вы с Аринкой входите в список. Ей я уже приглашение отослал, а вот тебя решил пригласить лично. Как коллега коллегу.
        - Даже так? - удивилась я. Берестов потягивал коньяк, даже не морщась. Меня обычно на такие подвиги не хватало.
        - Потом можем сходить куда-нибудь. Если дожди кончатся.
        - На следующей неделе обещали потепление и прекращение этой ерунды. Думаю, я приду. - А что одевать надо? - последнюю фразу Берестова я старательно обработала, выловив из нее только самую корректную информацию. Конечно, мне было лестно, что он так относиться ко мне. Но вот ни на какие встречи, не связанные с творчеством, он мог даже не рассчитывать.
        - Что хочешь. Никаких ограничений. Это же не светское мероприятие общегородского масштаба. Человек пятьдесят, не более. Однокурсники, друзья. Познакомлю тебя кое с кем из нашего ансамбля. Хорошие ребята, я с ними с первого курса дружу.
        - Весь курс придет?
        - Нет. Намного меньше. Там помещение маленькое выдали, как бы я не старался, все не влезут. Я не волшебник, раздвигать пространства не умею.
        - Да ну? А я думала, что ты все можешь, - хмыкнула я. Парень закатил глаза.
        - Почто со мной ты так жестока, а? Я все для нее, а она мне - шиш.
        - Да ладно тебе, - махнула я рукой, - Не обращай внимания. Желчь - это единственное вещество, пребывающее в моем организме в избытке.
        - Угу, жалко, что некоторым товарищам этого не докажешь. Я вот тоже не такой плохой. Просто у меня повышен уровень самооценки и самоуважения. Это у меня от мамы. Но отчего-то другие принимают особенности моего характера за высокомерие и презрение к другим.
        - Да, я тебе показать кое-что хотела. Как коллега коллеге, - Берестов улыбнулся, - надеюсь, понравится.
        - Я тоже надеюсь, - я шмыгнула в комнату, доставая из укромного уголка свою потрепанную тетрадь. Уже через минуту она лежала на кухонном столе, а Константин внимательно вглядывался в мой корявый почерк. Я ждала его реакции, покусывая губы. Лицо парня с каждой секундой становилось все серьезней, сосредоточенней и мрачнее. В конце концов он заговорил, осторожно выцеживая каждое слово, словно взвешивая его на весах:
        Боясь подходить к зеркалам, боясь навсегда их разбить,
        На сотни кусков, пополам, теряя заветную нить.
        В прозрачной воде, где камыш закрыл легкий след от руки,
        Ты снова и снова глядишь, и губишь поверхность реки.
        Закатное солнце ушло, и звезды лучи растеряв,
        Уходят на чистое дно, с себя обязательства сняв.
        Закроешь глаза, только свет и крики далекой совы
        Обнимут тебя на послед, ломая о стекла персты.
        Виновен ли тот, кто не зряч, что видит одну пустоту?
        Разбей, если хочешь, и спрячь, а ветер развеет вину.
        Круги по воде к берегам расплещут подробности все.
        А зеркало будет лежать, и память хранить о тебе.
        И в первый предутренний час дойдут до него облака.
        Одна одинокая часть, без сносок и скобок штриха.
        Ударь кулаком, не беда. Обратно вернется удар.
        Не бойся разбить зеркала, река превращается в пар.
        - Интересно, и где же ты таких идей набралась? - протянул Берестов, - Был у меня знакомый, который тоже обожал такие вот рассуждения. Лично я всегда придерживался другой точки зрения.
        - Какой же? - прищурилась я.
        - Никто не может видеть тебя лучше, чем ты сам. И иногда надо себе врать, потому что иначе ты начнешь себя очень недооценивать. Вряд ли есть человек, который не имеет скелета в шкафу. И каждый раз, наталкиваясь на очередную косточку этого скелета, ты начинаешь все более себя ненавидеть. Так, может, принять все как есть? Скажем, если ты знаешь, что не должен кого-то любить, быть с кем-то, надо зарыть на это глаза ради этого человека? Как ты думаешь?
        - Ты насчет чего? - изумилась я.
        - Это я так, для примера, правда. У меня никогда таких проблем не было. А вот у моего приятеля, о котором я до того упоминал, были.
        - И что он сделал? - я вся напряглась, стараясь не выдавать волнения.
        - Он честно собрал все косточки и даже потом гордился этим, - Берестов допил последний глоток, отставив бокал, - Так где ты таких идеек набралась?
        - В воздухе витали, - с самым невинным видом сообщила я. Но почему-то лицо Костика стало еще серьезнее. Мне даже показалось, что он так и шарит глазами по стенам, мебели и потолку, словно пытаясь эти самые мысли найти. Но в кухне ничего не летало, кроме пыли, которая, в прочем, без солнца не была видна, - Слушай, а во сколько концерт-то и когда?
        - Точно, - парень рассмеялся, звонко шлепая себя по лбу, - в следующее воскресенье, в актовом зале института. Значит, ты согласна прийти?
        - А как же.
        - Что ж. Думаю, я смогу тебя удивить.
        - Ты и так удивляешь меня все больше. Вот вдруг появился у меня дома. Ты знаешь, мне даже без всяких сюрпризов приятно будет тебя послушать. Я когда прошлый раз была, мне очень понравилось.
        - Правда? Ты льешь бальзам мне на душу.
        - Это точно, - вздохнула я, убирая посуду со стола, - Бальзам на душу и коньяк в желудок.
        Берестов весело рассмеялся, утирая слезы. Я только хмыкнула, отворачиваясь в сторону раковины. На какой-то момент мне показалось, словно по кухне прошел ветер. Я даже огляделась, но ничего не заметила. И только на холодильнике пугливо притаилась странная тень. Осторожно отложив чашку и бокал, я повернулась на Константина. Но ничего странного в его внешнем виде не заметила. Парень сидел, прикрыв глаза и только пальцы судорожно сжимали полу халата.
        - Пойду я, наверное, - произнес он, вставая.
        - А одежда?
        - Ничего страшного. Я горячий, да и она уже высохла.
        - Не заболеешь? - попыталась уговорить я его. Но Костик только покачал головой.
        - Нет. Не в первый и не в последний раз промокаю до нитки. К счастью, в данном случае у меня еще есть теплая компания и халявная выпивка. Не пропаду!
        Я пожала плечами. Пока Берестов переодевался, я пыталась как можно более аккуратно запихать пузатую бутылку в шкаф, что бы скрыть следы моего вмешательства в ее покой. Кажется, мне это даже удалось, так что провожала я Костика с легким сердцем:
        - Значит, до встречи?
        - Ага, - подтвердила я, - Удачи тебе.
        Дверь за Берестовым закрылась, и только на кухне остался висеть запах алкоголя и чая.
        Часть четвертая. Муз
        Звонок в дверь едва не довел меня своей неожиданностью до разрыва сердца. Полудрему сразу унесло куда-то в поднебесье. Книжка, с которой я лежала в обнимку почти час, отлетела в сторону. Подскочив на месте, я понеслась к двери, попутно пытаясь вспомнить, кого же могла посетить столь чудная идейка- припереться ко мне в такое время. На пороге стояла Аринка:
        - Ты еще не готова? - начала она, не здороваясь.
        - А к чему я должна была готовиться? - не поняла я, на всякий случай пятясь подальше от подруги, которая начала все больше злиться.
        - Вообще-то, к концерту Берестова. Но судя по тому, что ты этого не делала, придется теперь только к казни, - жестко выдала девушка.
        - Сколько у нас времени? - приступила я к делу, начиная потихоньку соображать. Этому очень способствовало выражение лица Арины, больше напоминавшее тяпку. И ее очень выразительное пыхтение.
        - Ровно полчаса на то, чтобы доехать до института, - не часто мне приходилось видеть подругу в таком состоянии. И если честно мне даже думать не хотелось, до чего она может дойти, если я сейчас же что-нибудь не сотворю.
        Вздохнув, едва успела закрыться дверь за Аринкой, я понеслась в комнату. На этот раз не было засовывания по три раза двух ног в одну штанину, и даже напяливанья блузки наизнанку. Подруга стояла рядом, с некоторым сарказмом и раздражением поглядывая на то, как я пытаюсь влезть в летние брюки. В серебристых глазах девушки отражался килограмм непонимания и целый воз осуждения.
        - Я не понимаю, как можно было забыть о таком событии. Между прочим, не каждого Берестов пригласил на свой концерт, тем более лично. И вообще, вид у тебя такой, словно ты уже готова опоздать.
        - Да нет, - расчесывая волосы, произнесла я, - просто пытаюсь следовать мудрому совету Егора. Ты знаешь, он сказал, что если ты куда-то торопишься, не надо считать минуты, представлять, как они быстро утекают. Наоборот, надо думать, что у тебя целая вечность впереди.
        - К сожалению, вечности у нас нет, - парировала подруга, - Я смотрю, он произвел на тебя большое впечатление.
        - Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна, - я бросилась обнимать Аринку, - В прошлый раз, когда мы почти целый день сидели с ним в парке, он едва из меня душу не вытряс. Все спрашивал, анализировал, рассуждал. И самое странное, что мне это очень помогло. Я теперь могу смотреть своим комплексам и страхам в глаза. Я перестала бояться чего-то неизвестного.
        - Это любовь? - хмыкнула девушка. Она уже начала отходить, но раздраженность в интонации никуда не ушла.
        - Нет. Это дружба, самая настоящая. Я раньше никогда не встречала человека, с которым мне бы было так легко, как с Сорелом.
        - А я так, больше не нужна…
        - Аришка, как же я могу тебя бросить? Ты самая классная девчонка, которую я знаю.
        - Да ты тоже ничего, - улыбнулась подруга.
        Несколько мазков помады и теней, и мы с Аринкой вылетели из дома, не теряя ни одной минуты. В итоге, нам не только удалось не опоздать, у нас остался еще небольшой запас времени, чтобы не торопясь добраться до актового зала. Правда вот нормально сесть мы уже не смогли. Пока Арина широким жестом расталкивала народ, я тихой мышкой проскальзывала за ней, стараясь случайно не наступить кому-нибудь на ногу. Путь до удобных кресел в третьем ряду был труден и тернист. Но благодаря недюжинной физической подготовки подружки, и тому, что половина находящихся в зале состояла из наших приятелей, мы смогли успешно его преодолеть. Уже издали я заметила, как на сцене суетятся парни из знакомого ансамбля. В углу притулилось пианино, на стуле разлеглась гитара. Только теперь я сразу вычленила из толпы Берестова. Белая рубашка и новые джинсы, на лице неизменная улыбка, - обязательные отринуты его творческой деятельности. Аринка тоже увидела Костика, буквально вперившись в него взглядом. Я проследила за ним, утыкаясь глазами прямо между двумя зелеными изумрудами. Свет над сценой, полутьма над остальной частью
помещения создавали еще более красивые декорации, чем были поставлены людьми на сцене. Несколько подготовительных минут, и мы с Аринкой замерли на креслах, прислушиваясь к старым и новым песням. Одной из первых зазвучала композиция, текст которой хранился у меня дома, написанный на салфетке. Наверное, я слишком заслушалась ее, как и в прошлый раз. И, как и тогда, меня не переставало преследовать ощущение, что Костик не мог создать такие вещи. Не в его это характере. Может быть поэтому я не сразу расслышала среди торопливой мелодии режущие слова уши:
        Фонари несущие зарю, разыграли на лице улыбку,
        Не беда, я снова повторю, все слова сошью одною ниткой.
        На меня словно вылили кипяток. Лицо мгновенно загорелось, подобно елочной гирлянде. Я почувствовала, как внутри клокочет необузданная злость и обида.
        - Здорово, - раздалось рядом, - а почему ты мне не сказала, что дала Берестову свои стихи, чтобы он музыку к ним подобрал?
        - Я не давала, - прохрипела я.
        - То есть?
        - Не давала! Он просто их украл у меня, как последний мерзавец.
        - Только прошу тебя, не устраивай здесь скандал, пожалуйста, - беспокойно осматриваясь, прошипела Аринка. Я только устало обхватила голову руками, растирая лоб и щеки.
        - Не собираюсь я ничего устраивать. Дождусь перерыва, и тогда выскажу ему все, что о нем думаю.
        - Да уж, а я еще и добавлю, - мрачно протянула подруга.
        Как это не странно, но ждать целый час оказалось проще, чем мне казалось в начале. За это время я придумала, наверное, с десяток версий своей пламенной речи. Музыка по-прежнему лилась мне в уши, но я не воспринимала ее, больше по инерции хлопая музыканту вместе со всеми. Свой же стих я дослушала, теперь еще строже анализируя его, чем всегда. Похоже, меня в тот вечер покусала неправильная муза, раз в моем сознании зародилась подобная мерзость.
        Как только прозвенел звонок на перерыв, и Берестов с поклоном удалился в свою гримерку - небольшую комнатку, пристроенную к актовому с залу, мы с Аринкой, не сговариваясь, встали и направились следом. Константин сидел на стуле, перелистывая стопку разнокалиберных листочков. При нашем появлении он попытался как можно быстрее спрятать ее, но Аринка оказалась быстрее, железной ладонью перехватывая запястье музыканта:
        - Что вы делаете?! - не своим голосом, срывающимся на писк, проорал парень. Я молча отобрала записи, мельком пробегая по ним глазами. Но уже с первого взгляда стало ясно, что я оказалась в который раз права. В толстой стопке рядом с тетрадочными перегнутыми листами с неровными краями соседствовали альбомные половинки и даже просто обрывки бумаги. Исписанные разными почерками и пастой. Попались, правда, несколько вполне схожих, заполненных черной ручкой мелкими ровными буквами, - тексты самого Берестова. Я откинула еще один стих, впиваясь глазами в смятую салфетку.
        - И что, ты всех по ресторанам водишь? Или это участь для избранных?
        - Плагиатчик! - поддержала меня подруга, заглядывая через плечо.
        - Ничего вы не понимаете! - рявкнул парень так, что я невольно отшатнулась, - Все эти люди боялись открыто выразиться, поделиться своими идеями и мыслями. Я лишь помогаю им. Для меня это не просто путь к славе и деньгам. Если я не смог спасти того, кем дорожил, так хоть не мешайте мне спасать других.
        - А тебе не кажется, что вмешиваешься в чужие дела, а? - удивилась я.
        - Нет. Лучше уж попытаться хоть что-то делать, чем сидеть сложа руки, пока твой любимый человек готовит мыло и веревку, - уже более спокойным тоном парировал Берестов.
        - Ты это о чем? - ошарашенно произнесла Аринка.
        - О нем, - Константин ткнул пальцем куда-то за наши спины. Я резко обернулась, едва не вскрикнув от удивления. На пороге гримерки стоял Егор. Голубые глаза были неправдоподобно темными, напоминая грозовое небо. Кожа выглядела настолько бледной, словно парня тщательно обсыпали мукой. Длинные пальцы сделались еще длиннее, приобретя когти. Волосы стали дыбом. И лишь вокруг фигуры закручивалась полупрозрачная дымка, чуть светящаяся золотом и топазами. Я почувствовала, как начинают подкашиваться ноги. Воздух заискрился, когда позади меня встал Берестов. От прежнего Костика в нем не осталось ничего, кроме рубашки и штанов. Напряженное лицо выглядело величественно, глаза превратились в осколки чуть тронутого зеленью льда. И если от тонкого туманного кокона Сорела хотелось сейчас же писать о чем-то грустном, то рядом с Берестовым я почувствовала просто внеземную радость и легкость. В следующее мгновение меня сбило с ног, так, что я оказалось на полу. Я смотрела на ребят, абсолютно не понимая, что происходит, но продолжая отходить подальше. Несколько секунд оба противника рассматривали друг друга, будто
впервые видели. Но не успел Берестов сделать последнего шага, как между ними встала Аринка, разводя руки в стороны:
        - Прекратите немедленно! Потом будете выяснять отношения, - как ни странно, парни только пожали на это плечами и сразу обмякли, - Берестов, иди к зрителям и выступай. Они тебя, между прочим, уже десять минут ждут. Так что если ты этого не сделаешь, ручаться за твое здоровье я не смогу. А тебе я очень советую покинуть нас как можно быстрее и в ближайшие лет сто стараться не попадаться нам на глаза.
        Берестов хмыкнул, проскальзывая за дверь. Егор только закатил глаза и произнес:
        - Как скажешь.
        - Стой, - с трудом произнесла я. Ноги не слушались, перед глазами все плыло. Подружка, заметив всю плачевность положения, бросилась ко мне. Но первым рядом со мной оказался Сорел. Едва он вцепился мне в руку и опустил мое бренное тело на колченогий стул, как я заорала:
        - Не трогай меня! - по лицу текли соленые слезы. Я хотела их стереть, но еще громче заревела, начиная сотрясаться от рыданий. Егор незамедлительно сунул мне бутылку минералки. Дрожащими руками я попыталась удержать ее ровно, едва не расплескав на пол. Первый же глоток жидкости пошел не в то горло. Закашлявшись, я вздохнула, но все же смогла собрать мысли в кучу и глухо спросить:
        - Кто ты?
        - Муз.
        - Кто? - удивленно переспросила Аринка.
        - Муза мужского пола, - пояснил Егор, садясь подле меня на корточки. Я посмотрела на него, вглядываясь в светлеющие глаза. Темные волосы его по-прежнему стояли дыбом, но к щекам уже возвращался прежний румянец.
        - А где же твои крылья? - глупо произнесла я.
        - Какие еще крылья?
        - Ну как же? Музы ведь должны по идее носить на своих эфирных крыльях вдохновение, как высочайший подарок простым смертным. Прилетать в образе пышнотелых девиц и шептать на уши сладчайшие речи и рифмы, - простенько объяснила подруга. Лицо Егора вытянулось:
        - Я что, так похож на пышнотелую девицу, скрещенную с бабочкой?
        - Да нет, - пожала плечами Аришка, - просто не совсем ясно, как же вы… работаете?
        - Музы - очень древние существа. В своем обычном бестелесном состоянии мы напеваем песни, которые слышны лишь тем, кто обладает хоть каплей таланта. Они не воспринимают ее ушами, у этих людей словно есть особые органы восприятия, интуиция, сверхсознание, называйте этот как хотите. Думаете, почему у Берестова такой голос?
        - Он тоже муз? - уточнила я. Егор кивнул.
        - Вот почему в тот день, когда вы пили коньяк на кухне, он так быстро засобирался домой. Он же ведь со всей серьезностью отнесся к твоей фразе, что слова витали в воздухе. Это ведь для нас не пустая болтовня.
        - Откуда ты знаешь про коньяк? - непроизвольно вырвалось у меня, - Ты был там?
        - Мне не обязательно быть рядом с человеком, что бы видеть, чем он занимается и что у него на душе. Тем более, если я муз этого человека.
        - Ты мой муз? Так вот почему я "случайно" столкнулась с тобой около своего двора, а потом ты так легко смог столько времени общаться! А я грешным делом думала, что тебе все обо мне Аринка выложила.
        - Ничего я ему не выкладывала, - влезла подружка. Мне постепенно становилось легче. Пульс возвращался в норму, дышать теперь можно было свободно, не опасаясь нового приступа необоснованной истерики. Зато теперь все становилось по своим местам: и странные, меняющие форму тени, и мой экспромт в "Красном закате".
        - Ну, раз так, - продолжила я, шмыгая носом. Информация доходила до меня отдельными кусками, и лишь только потому, что я не воспринимала ее отчего-то всерьез, так сильно она меня поразила. Зато вопросы рождались один за другими просто с пулеметной скоростью. Однако самым важным и первостепенным я посчитала именно следующий:
        - Ответь честно: сколько же тебе лет.
        - Двадцать тысяч триста пятьдесят три года. Берестов на пару десятков лет старше меня, -
        Я невольно присвистнула, только теперь понимая, почему глаза двадцатидвухлетнего парня показались мне настолько мудрыми и взрослыми. Да просто потому, что сам парень был в несколько тысяч раз старше, - Мы с ним знакомы с детства. Он был самым лучшим моим другом, почти напарником. Пока в 1937 году мы не познакомились с одной девушкой и оба не распознали в ней талант поэтессы. И я опять наступаю на одни и те же грабли…
        Егор задумчиво уставился на меня, брови его беспокойно сошлись не переносице, но через несколько секунд он продолжил:
        - Мы имели глупость явиться к ней в своем человеческом обличии. Несколько месяцев мы тесно общались, сдружились, у нас появились общие знакомые и интересы.
        - Она знала, что вы не люди? - последнее слово далось с трудом. Сейчас Егор ничем не отличался от остальных моих приятелей.
        - Узнала потом, когда стало поздно.
        - Поздно?
        - К тому времени мы уже не просто стали друг для друга приятелями. Говорят, что высшие существа, такие как музы, феи, боги - не способны переживать человеческие страсти. Если тебе кто-нибудь об этом скажет, знай, что это полная чушь. Ты даже не представляешь, как мне было тяжело, когда она сказала, что любит меня.
        - Но почему? - искренне поразилась я.
        - Потому что я отлично понимал, что не могу быть с ней рядом всю жизнь, все с ней пройти и умереть в один день, как любят писать некоторые впечатлительные особы. Я не хотел лишать ее простого человеческого счастья. Ведь, связав со мной судьбу, она лишалась права материнства, она бы видела, как старится день за днем, а я остаюсь все такой же молодой. Ко всему прочему, я не смог бы все время быть только с ней, как бы я не любил ее. Ведь муз - это абсолютно бесправное существо. Куда прикажет нам двигаться чужой талант, дар, туда мы и спешим. Любое проявление творчества влечет нас, как пчел- нектар. Она обманывала себя, говорила, что кроме меня ей ничего не нужно. Но я отлично понимал, что ни деньги, ни слава ей не чужды. А они, знаешь ли, имеют очень коварное свойство пленить, оглушать человека и бросать его на дно жизни. Они рушат и губят то светлое в таланте, что всегда проглядывается в первых произведениях: наивность, нерешительность, недоделанность фраз, мазков, мелодий. На их место приходит расчетливость и профессионализм. А когда это происходит, то никакая привязанность и даже любовь не
способны удержать музу… Вообще, слава - странная женщина. Она старше меня в два раза, но капризна, как ребенок.
        - Слава - это живое существо? - не поверила я.
        - Да. Надежда, судьба, слава - они всегда живые для нас, пока мы в них верим. Они реальны, пока мы их принимаем. Они умирают, когда мы перестаем им доверять.
        - И что, та девушка, правда, покончила с собой?
        - Да. Повесилась, - Егор опустил глаза, разглядывая плитку на полу. Я судорожно вздохнула, ощущая новый приступ слезотечения, - Берестов тогда обвинял меня в этом, кричал. И вот с тех пор мы целых семьдесят лет не разговариваем друг с другом. Он считает, что я слишком принципиален в своих поступках. А я всего лишь думаю, что для того, чтобы сделать правильный выбор, не надо гадать на колечках и картах. Не советоваться с кем-то. Достаточно просто взглянуть в зеркало.
        Сорел встал, разворачиваясь к выходу.
        - Мне пора. Думаю, мы еще увидимся. По крайней мере, хотелось бы этого.
        - А можно задать еще один вопрос? - парень обернулся уже в дверях, - Тот стих, про птицу дыхание - ее?
        - Да. Она посвятила его мне, когда еще не знала о моем истинном существе.
        - Видимо, она знала, что делает, - пробормотала я, когда дверь за музом закрылась. Сейчас же на меня навалилась непонятная тоска. Воздух буквально искрился от вдохновения. Терять такую возможность было бы просто глупо. К тому же у меня создалось ощущение, что если я не выплесну его на бумагу, то просто свихнусь. - Арин, дай мне какой-нибудь лист почище.
        - Ты что, писать будешь?
        - Ага.
        - Мне уйти? - на всякий случай уточнила подруга, протягивая старый тетрадочный обрезок с полуистершимися клетками. Я схватила лежащую на столе ручку и почти отключаясь от всего мира, ответила:
        - Необязательно.
        Аришка села рядом, внимательно наблюдая за тем, как белая бумага покрывается тонким узором синих букв. Голова начала кружиться с новой силой, так, что пришлось схватиться за столешницу. Несколько минут я выводила слова и строчки, и только после этого позволила, покачнувшись, тяжело упасть на Аринкино плечо:
        Мы верим в закрытые колбы, мы верим в четыре стены,
        Мы тремся по чьи-то законам, что б только не вызвать войны.
        Под звуки протяжного вальса в прожектора белых лучах
        Мы пляшем, забывши про танцы, в костюмах прилипших ветрах.
        Наверно, менять что-то поздно. Наверно, мы после поймем.
        Как в ритмах запутаться просто, но пальцы уже не сожмем.
        Но руки уже не согреем, и в сотый поплачемся раз.
        А кто-то намного умнее, забудет сейчас же про нас.
        Мы верим, что встретиться просто с знакомым, который решит
        Шагнуть нам быстрее ко звездам, или здесь обрести монолит.
        Но где-то, журча за стенами, играют уже нам не вальс.
        И вскоре, гремя каблуками, пуститься должны в дикий пляс.
        И вскоре должны мы решиться. У колбы разбилось стекло.
        Нам надо скорее забыться, но песнею сердце полно.
        Кричать нам, подобно индейцам, иль сложную дробь исполнять.
        Пока не закончиться вечер, нам право дано выбирать.
        Эпилог. Закрытое прочтение.
        Время перевалило за полночь, но сон никак не хотел приходить. Я привычно перевернулась на другой бок, пытаясь хотя бы закрыть глаза, что бы не видеть летящего за окном снега. Последнее время бессонница посещала меня все чаще, становясь едва ли не гостьей в моем доме. Но, если раньше я пыталась выгнать ее, то теперь даже перестала надеяться уснуть раньше часа. Естественно, что после нескольких недель подобного "веселья" народ стал от меня шарахаться, принимая за привидение. Аринка предпочитала молчать, но по выражению ее лица стразу становилось понятным, о чем она думает. С головой зарывшись в конспекты, учебники и методички я старалась заслониться от наступающей действительности. Но иногда между печатными строчками приходили мысли, вовсе не связанные с наукой. Уже полгода я не видела парней. Точнее, если с Берестовым мы иногда здоровались, проходя по одному коридору, то Егор полностью исчез из моей жизни. Иногда, правда, я чувствовала его незримое присутствие, и в эти минуты мне хотелось скулить, как побитой собаке. Месяца полтора назад была идея позвать его, разыскать, поговорить… Но с каждой
новой неделей перспектива взглянуть в голубые глаза начинала все сильнее пугать. Тетради со стихами я засунула как можно дальше, и при любом упоминании литературы кривилась, как от лимона. Конечно, я не могу всю жизнь бегать от своей сущности, но сейчас приниматься за написание было еще рано.
        Ночная тишина гудела в ушах, доходя до пронзительного звона. Даже через опущенные веки я видела падающие снежинки, их размеренный полет в освещенном круге фонаря. Не выдержав завывания ветра на улице, я встала, по инерции придвигая к себе стопку чистых листов. На верхнем красовался мой корявый рисунок, который, как ни странно, оценили на "отлично" в институте. А под ним лежала белая бумага, подобная холодным, мерцающим снежным полям. Рука невольно потянулась к ручке, но я вовремя смогла остановиться и отдернуть ее. Что же тебе нужно, глупая? К горлу подступил удушающий комок, от которого нос сам по себе захлюпал. Бросившись на кровать, я заревела, поминутно вытирая холодные слезы не то злости на себя, не то обиды на жизнь.
        Вьюга сменилась спокойным снегопадом. Краешек неба осторожно посветлел, но я уже ничего не видела, уснув без всяких сновидений.
        Очередная лекция подходила к концу, когда в дверном проеме показалась голова подруги. Я махнула ей рукой, торопливо собирая сумку и выскакивая из аудитории.
        - Вишня, пошли со мной, мне надо чертеж подписать.
        - У меня сейчас пара, так что, наверное, я не смогу, - не слишком уверенно произнесла я. Аришка недовольно скривила губы, - Ну, хорошо, пойдем.
        Просиявшая девушка подхватила меня под локоть, и поволокла в сторону лестницы. Безвольно перебирая ногами, я семенила вслед за ней, едва успевая считать порожки и стараясь не споткнуться.
        - Куда ты так летишь? - невольно вырвалось у меня, когда мы миновали очередной пролет. Аринка молча повернула в узкий коридор, останавливаясь у самых дверей актового зала, - А что, профессор тут принимает?
        - Какой профессор? - нервно рявкнула подруга, - Иди, давай, тебя давно ждут! Мне уже и так надоело тебя вылавливать. Может после этого меня в покое оставят.
        Я удивленно потрясла головой, но Аринка не была настроена на уговоры. Распахнув дверь, она втолкнула меня в актовый зал, заставив остаться стоять с открытым ртом. На сцене, привычно усевшись на высокий стул со спинкой, сидел Берестов. Около него толпилось человек двадцать, затаенно слушая неторопливую речь музыканта. Первую минуту я даже не могла поверить в то, что Костик не поет, а читает. Причем не произведения великих классиков, а мои стихи. Подружка сзади хлопнула меня по плечу, заставив лишний раз подскочить на месте.
        - Что это за вечер поэзии? - повернувшись к Аришке, произнесла я. Девушка улыбнулась во все свои двадцать с лишним зубов, с гордостью заявив:
        - Это в твою честь.
        - Только не говори, что это была твоя идея, - начиная краснеть, откликнулась я.
        - Нет. Это была идея Костика. Правда, он молодец? Кстати, мне выпала почетная миссия привести автора к народу.
        - И что я им скажу? - раздраженно всплеснула я руками.
        - Только не прикидывайся тут, что забыла, как недавно часами могла читать мне лекции о тонкой душевной организации, вдохновении и так далее. Вишня, ты себя в зеркало давно видела? Такое ощущение, что перестав писать, ты перестала жить. Ты же раньше была такой общительной, веселой, ты могла любую беседу поддержать. А сейчас я только от тебя и слышу: "У меня лекции, мне надо готовиться к семинару!" - и все остальное в том же духе.
        Я всхлипнула, беспокойно оглядываясь на толпу. И почувствовала себя упырем, которому срочно нужно несколько миллилитров свежей крови. Словно в другом измерении раздались разрозненные аплодисменты. Я видела, как медленно встал Берестов, поклонился, блуждая по актовому залу зеленым изумрудами глаз. Заметил меня, вытягивая руку в моем направлении:
        - Иди сюда, Вишня!
        - Может, не надо? - из последних сил засопротивлялась я. Но Костик уже спрыгнул вниз, железными тисками пальцев хватая меня за плечи. Аринка усмехнулась, помогая ему дотащить мою безвольную тушку до сцены. Сердце бешено заколотилось, когда несколько десятков пар глаз уставились в мою сторону. Уши, а затем и щеки загорелись, а ноги стали подкашиваться, как у пьяной.
        - Итак, представляю вам автора этих стихов, - с легким сарказмом произнес Берестов, указывая на меня, - Вишенка, ты нам почитаешь что-нибудь. А то, признаться честно, у меня уже горло болит.
        - Костик, - громким шепотом взмолилась я под веселые взгляды ребят, - Прошу тебя, не делай этого.
        - Отлично, я так и думал, - совсем сладко улыбнулся музыкант, сажая меня на нагретый им стул. Потом быстро наклонился, напоследок бросив, - С меня причитается.
        От последней фразы настроение сразу поднялось. Застенчивость куда-то делась, и я нагло выпалила:
        - Полкило орехов в шоколаде. За меньшее и не проси тут трудиться.
        - Чего? - глаза парня округлились, - Я ей тут устраиваю бесплатную раскрутку, а она еще и доплату требует. Ну, Вишня, имей совесть, я не вытяну полкило!
        - Ничего, ты мальчик богатый, а если что, сложишься с Аринкой, - терять мне было нечего. При таком скоплении народа, эти наглые заговорщики и эксплуататоры не посмели бы меня тронуть.
        - А я то тут причем? - возмутилась подруга.
        - А кто, вообще, меня во все это втянул? - парировала я, - Разговор окончен.
        Ребята за моими спинами едва не давились от хохота, зато Аринка пошла красными пятнами. Берестов скрипнул зубами, но от новой реплики благоразумно отказался. Я же повернулась лицом к зрителям и невольно улыбнулась. Прямо напротив меня, в дальнем конце зала, опершись о косяк, стоял Егор.
        - Ну что, Вишня, о чем следующий стих? - заинтересовано спросил он.
        - Еще пока не знаю, - ответила я, готовясь в сотый раз нырнуть в теплую воду вдохновенья.
        3.12.08 - 30.12.08