Оборотная сторона Луны Эльрида Морозова
        Будущее. Самые опасные заключенные отбывают свое пожизненное наказание на Луне. Они - каторжники, которые добывают серебряную руду, и это единственное, что предстоит им делать всё оставшееся время. Им нечего терять, они готовы на всё, чтобы еще хоть раз увидеть Землю. Выход один - отвоевать своё право оказаться дома. Эл Гордон - один из многих работников лунного корпуса. Она прилетела на Луну и рассчитывает хорошо отработать свой контракт. Но в очередной день раздается сигнал тревоги. Взбунтовавшиеся каторжники вырвались на свободу, теперь в их руках оружие. Лунный корпус захвачен. Жизнь Эл под угрозой - в любой момент она может быть обнаружена. У неё есть только один выход…
        Эльрида Морозова
        Оборотная сторона Луны
        Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо Теренций, из комедии «Самоистязатель»
        Глава 1
        - Можешь открывать глаза, - сказал Дэн.
        Я еще не знала, верить ему или нет, но услышала голос стюардессы:
        - Дамы и господа, наш корабль благополучно совершил посадку в космическом порту «Лунное золото». Сейчас ваши кресла перейдут в вертикальное положение, и вы сможете встать.
        Тишина, царившая в салоне, в один миг была нарушена.
        - Ну, слава богу!
        - Сейчас покурим.
        - Прилетели, надо же! - раздались голоса.
        Я заулыбалась. Оказывается, я не одна такая трусиха, как всю дорогу пытался убедить меня Дэн. Только я хотела сказать ему об этом, как он наклонился к моему уху и зашептал:
        - До сих пор боишься? И не стыдно тебе, трусиха?
        То, что я почувствовала в тот момент, было далеко от стыда. Я метнула на него быстрый взгляд. Он ответил мне очаровательной улыбкой. Я бы даже сказала, чересчур очаровательной. Так вести себя может только Дэн. Дразнит меня, а сам как будто бы не понимает этого.
        - Если кто-то из нас двоих трус, то это ты! - решила я его подколоть.
        - Почему?
        - Потому что боишься сделать мне предложение.
        На секунду Дэн растерялся. Наверное, я попала в точку. Но вместо того, чтобы как-то исправить свои промахи, сейчас он наверняка рассуждает о женской логике. Что-то вроде: «Я ей о космосе, она мне о женитьбе. Вся женская логика крутится вокруг замужества».
        - Сделать тебе что? - переспросил Дэн. Он делал вид, что не расслышал моих слов. Он даже встряхнул головой, будто чтобы лучше слышать.
        - Пред-ло-же-ни-е, - ответила я по слогам.
        - Предложение кому? - продолжал уточнять Дэн.
        Если бы он пошел в актеры, а не в геологи, он мог бы сделать себе отличную карьеру. Играть у него получалось очень хорошо. Я засмеялась.
        - Ну погоди у меня! Вот только приду в вертикальное положение, увидишь, что будет!
        - Я уже готов, - ответил мне Дэн.
        Кресла медленно поднялись. Что-то щелкнуло, и я почувствовала свое тело свободным. Ремни, связывающие мои руки и ноги, спали. Теперь я была хозяйкой сама себе. После того, как ты долгое время болтаешься в космосе, отдавшись чужой воле, ощущать себя свободным было просто здорово. Я встала и с наслаждением потянулась. Пока Дэн доставал ручную кладь, я разминала руки и ноги.
        - Дамы и господа, - снова заговорила стюардесса. - Только что нам сообщили, что база готова принять нас. Прошу перейти в соседний отсек для посадки в автобус.
        - Температура за бортом - минус двести семьдесят три градуса Цельсия, - раздался шутливый голос.
        - Атмосферного давления на планете не наблюдается, - поддержал его кто-то.
        Перекидываясь шутками, пассажиры вставали со своих мест и шли к выходу мимо меня. Я открыла свою сумочку, нашла там зеркальце и оглядела себя. Долгий перелет и перегрузки не испортили мой макияж. Но на всякий случай я поправила прическу и подвела губы красной помадой.
        - Ты идешь? - Дэн взял меня под руку и повел к выходу. Я на ходу запихивала зеркало и помаду в сумочку.
        - Подожди!
        - Вечно этих женщин ждать. Пока не припудрят носик, не выходят из космического корабля. А мы, мужчины, мучаемся из-за этого.
        Я взглянула на Дэна. Его глаза искрились. Он опять дразнил меня.
        Мы вышли в соседний отсек. Я хотела подойти к иллюминатору и посмотреть на лунный пейзаж. Но за стеклом было видно какую-то стену. Когда же я, наконец, смогу посмотреть на Луну? Мне ужасно надоело находиться в замкнутом пространстве, в котором даже мой взгляд ограничен.
        - Шикарный вид, правда? - спросил меня Дэн, делая широкий жест на иллюминатор. - Познакомься, это - оборотная сторона Луны.
        - Какая красота! - поддержала я его игру.
        Интересно, какой действительно покажется мне Луна? Я была на ней первый раз. Конечно, я видела ее в кино и на картинках. Но никогда еще я не видела ее своими глазами.
        - Счастливого пребывания на Луне, - сказала нам стюардесса. - И до встречи на борту нашего корабля через несколько месяцев.
        Двери в отсек плотно закрылись. Люди стояли у иллюминаторов, разглядывая стены, держась за поручни, ожидая дальнейшего. Пол под ногами медленно поехал вниз, за окнами заскользили стены.
        - Давно не ездила в лифте, - улыбнулась я.
        - А я давненько не летал в космическом корабле, - пошутил Дэн.
        Лифт опустился, и мы попали прямиком в автобус. Он тоже был герметичный, но в нем были окна. Можно было посмотреть на лунные пейзажи. Я увидела рядом другой автобус. Он стоял на очереди и ждал вторую группу людей. Но на это можно было посмотреть потом. Больше меня занимала сама Луна. Я жадно смотрела на открывающийся передо мной вид.
        За окном простирались бескрайние лунные долины, покрытые толстым слоем пыли и мелкими камнями. На горизонте вздымались ноздреватые, как пемза, горы. И казалось, что у всего этого нет конца и края, оно не подвластно времени. Тысячи тайн хранил здесь каждый камень, каждая трещина, каждый кратер. Неизведанный, удивительный мир.
        - Как красиво! - прошептала я.
        - Да. Говорят, именно там и нашли залежи золота, - тихо пояснил Дэн, указывая пальцем на ноздреватые горы.
        Я смотрела в окно, стараясь запечатлеть в памяти этот величественный образ. По залитой солнцем площадке автобус медленно ехал к горам. У их подножия стоял огромный корпус - правильный, прямоугольный, длинный, восьмиэтажный. В нем не было ни единого окна, кроме последнего этажа, который полностью был застеклен. Все это выглядело здесь ненужным, неправильным и инородным. Корпус портил собой весь лунный пейзыж.
        - Какая гадость! - сказала я. - Не правда ли, он напоминает длинного червяка?
        Дэн засмеялся и потрепал меня по плечу:
        - Вы, женщины, излишне впечатлительны.
        Автобусы подъехали к самому корпусу. Навтречу нам открылись стальные двери. Я думала, что сразу за ними увижу что-то, похожее на цивилизацию. Но автобус заехал в небольшое помещение, и дверь за ним плавно закрылась.
        - Шлюзокамера, - объяснил Дэн. - Эти двери не могут открываться одновременно. Как, например, мужчина и женщина не могут одновременно мочиться в один унитаз.
        Действительно, когда дверь за нами закрылась, впереди образовался проход. Мы въехали, наконец, в корпус. И только здесь я вздохнула свободно.
        Когда мы выходили из автобуса, я обратила внимание на то, что из женщин я тут одна. В основном, на другие планеты летают мужчины. Они обживают неизведанный мир новых миров. Женщины изначально считаются хранительницами домашнего очага. А наш дом, все-таки, - это Земля. Поэтому женщины в основном остаются на Земле. Я была одной из немногих, которые бросают свой привычный мир и едут за любимым мужчиной в иные миры.
        Если бы я не знала, что это лунный корпус, я бы подумала, что нахожусь на Земле. Все здесь было как обычно. Огромный пустынный зал, от стен которого раздавалось эхо, ровные ряды кресел, родные надписи, показывающие, где выход, где туалет.
        Я думала, мы не будем долго задерживаться в зале для прибытия. Мне не терпелось осмотреть весь лунный корпус. Но мои расчеты оказались неверными.
        В зал для прибытия вышли врачи. Нужно было убедиться, что после перелета все чувствуют себя нормально. Так что все-таки этот зал отличался от земного, там не было обязательного медицинского осмотра.
        Каждый по очереди подходил к медицинскому аппарату и клал свою ладонь на столик с прозрачной поверхностью. Экран компьютера тут же показывал врачу температуру, давление и функционирование внутренних органов.
        Как истинный джентльмен, Дэн пропустил меня к столику вперед. Доктор, стоящий за компьютером, окинул меня взглядом и учтиво сказал:
        - Раздевайтесь.
        - Что?! - возмутилась я такой наглости.
        - Ну, если не хотите, можете просто положить руку на этот столик, - уступил доктор.
        Когда мы получали багаж, служащие не преминули заметить, что у меня много чемоданов, ни один мужчина так много с собой не берет. Я поняла, что это только начало. Подобные шуточки будут преследовать меня и впредь. Здесь слишком мало женщин, это планета мужчин. Я оглядела весь зал. Кроме меня, здесь не было больше никого женского пола. О ком же еще шутить, как не обо мне?
        На секунду мне стало просто страшно. Я подумала, какой черт дернул меня лететь сюда? Потом я вспомнила этого черта. Это было Дэн. Я любила его, я хотела быть с ним. Я обняла его одной рукой, чтобы все видели, что это мой парень.
        Может, тогда шуточек в мой адрес станет меньше?
        Глава 2
        Мы прошли в соседнний зал, где нас встретил комендант базы «Лунное золото». Его звали Арнольд Рассел. Я думала, хотя бы этот высокопоставленный человек не будет городить глупости. Но, увидев меня, он широко заулыбался, и я поняла, что ошибалась в своих расчетах.
        - Очень рад, что на нашей базе появилась новая дама, - сказал он. - Но, к сожалению, в ближайшее время нас покинут две женщины. Неравноценный обмен.
        Это было неприятно, но я сдержалась. Я думала о том, что база сильно распущена. Но не дефицитом женщин, а развязностью мужчин.
        - Эта женщина должна стоить двоих, - сказал кто-то.
        Давно я не чувствовала себя так отвратительно. Мужчины уставились на меня, видимо, прикидывая, чего я могу стоить.
        Дэн обнял меня одной рукой.
        - Хватит оценивать мою девушку, - сказал он. - На самом деле она бесценна.
        Многие рассмеялись. От меня отвернулись и стали слушать приветственную речь коменданта. Я как будто бы была не здесь. «Зачем, зачем я сюда приехала? - размышляла я. - И как теперь мне жить здесь дальше?»
        Мне не нравилось все здесь: скопище мужчин, холодные стены, вентиляционные решетки на них, крутящиеся камеры, развешанные по углам, отсутствие окон. Внутреннее устройство корпуса я примерно себе представляла, так как видела фотографии и видеозаписи. Но к подобному настроению в Лунном корпусе я не была готова. На Земле об этом не говорили. Мне и в голову бы не пришло, какая здесь может царить атмосфера. А мне придется терпеть эту грязь по контракту целый год. Мне этого очень не хотелось.
        Нужно было подняться на шестой этаж, там нас должны были расселить. Мы зашли в лифт, и я обратила внимание, что там отсутствует цифра «два». После первого этажа сразу же шел третий.
        - А где второй? - спросила я у стоящего рядом человека.
        Тот махнул рукой:
        - На втором этаже находится каторжное отделение. Они изолированы от всего мира.
        Я подумала, что это очень плохо - быть изолированным от мира. Вроде как ты есть и тебя нет в одно и то же время. Может, для каторжников следовало построить отдельный корпус? По-моему, это было бы лучше. Во-первых, безопаснее: мало ли что может случиться. Во-вторых, если уж вы изолируете людей, так делайте это по-настоящему. Мы же не делаем тюрьмы смежными с детскими садами и школами. Тюрьма должна быть огорожена со всех сторон. А то получается, что ты стоишь на третьем этаже этого корпуса и знаешь, что под твоими ногами находятся преступники - убийцы, воры, наркоторговцы и жулики.
        Может, здесь были предусмотрены все меры безопасности. Но просто находиться рядом с преступниками и знать об этом было как-то неправильно. Нужно не просто изолировать преступников. Нужно, чтобы нормальные люди не думали о них. А как ты тут не будешь думать, если каждый раз, когда заходишь в лифт, ты видишь несуществующую цифру два?
        - А это ничего, что каторжное отделение так близко к нормальным людям? - спросила я.
        Человек ответил, что только слабонервные женщины могут спрашивать такие глупости. А Дэн засмеялся и обнял меня одной рукой:
        - Я же говорил, что ты трусишка…
        Наша комната была под номером шестьсот тридцать восемь. Нам с Дэном выдали ключ от нее.
        - Вам повезло, - сказали на ресепшене. - Обычно здесь селят по одному. А у вас семейная пара. Таких у нас всего одиннадцать.
        Мы с Дэном пришли в выделенную нам комнату. Я не стала разбирать чемоданы, а оставила возле порога, чтобы в любой момент можно было схватить их и бежать отсюда. Арнольд Рассел говорил, что двое женщин скоро покинут этот корпус. Можно ли лететь с ними?
        Я представила, как снова сажусь в космический корабль и претерпеваю этот страх: болтаюсь привязанная по рукам и ногам к креслу, несусь куда-то по космосу, как травинка, подхваченная бурным потоком. И рядом даже не будет Дэна, чтобы подбодрить меня.
        Господи, что я наделала? Зачем я здесь? Почему бросила все привычное, устоявшееся, спокойное? Зачем я увязалась за Дэном в это путешествие на оборотную сторону Луны, в затерянную среди пустыни базу, да еще сроком на один год? Мне хотелось приключений. Казалось, это так романтично: поехать с любимым парнем зарабатывать на другую планету. Это можно было бы назвать медовым месяцем, если бы не напрашивалось название: «годовой контракт».
        Я старалась найти здесь плюсы. В данное время я их не видела. Вспомнила только, что в каторжном отделении, должно быть, еще хуже, чем мне сейчас. Так что не стоит переживать.
        Дэн как будто бы тоже чувствовал угрызения совести.
        - Дорогая, не принимай все близко к сердцу, - уговаривал он меня. - Ну, ляпнули они что-то невпопад, это случается.
        - Ты их защищаешь?
        - Нет, просто пытаюсь тебя успокоить.
        - И ты думаешь, тебе это удастся?
        Я отвернулась. Мне хотелось кричать на Дэна и обвинять его во всем: «Зачем ты потащил меня сюда? Ты ведь должен был знать, как тут ужасно!» Но я молчала. Откуда ему было знать о здешней жизни? Он не виноват в моих проблемах, так что нечего выливать на него свою злость. Лучше подумать о дальнейшем и изучить всю здешнюю обстановку, чтобы окончательно решить: остаться здесь на год или все-таки сбежать.
        Дэн повернул меня к себе и поцеловал.
        - Дорогая, все зависит от тебя. Как ты себя поставишь, так к тебе и будут относиться. Если ты сразу дашь отпор этим глупостям, они прекратятся.
        Я горько усмехнулась:
        - Это напоминает мне школу. Там были примерно такие же условия.
        - Да, говорят, что вся наша жизнь - школа. Век живи - век учись.
        Глава 3
        Я без труда добралась до наблюдательного пункта, где должна была работать. Он располагался на восьмом этаже. Рядом были только оранжерея и обсерватория. Верхний этаж отличался от других тем, что в нем было окно - огромное, широкое, во всю стену.
        Я радовалась. Я нашла какой-то плюс в своем пребывании здесь. Если я сильно устану от этой обстановки, то смогу смотреть в окно на лунные пейзажи. И даже Лунный Корпус не испортит вид, так как я буду смотреть изнутри и не увижу его.
        Я зашла на наблюдательный пункт: везде компьютеры, провода, мониторы. Единственным, кто был похож на живого, оказался манекен в углу комнаты. Он был одет в какую-то странную робу, а на голове была широкополая шляпа. Выглядело все это очень странно.
        - Тут есть кто живой? - спросила я в пустоту.
        - Привет, - тут же раздался голос.
        Из-за каких-то коробок появились две девушки. Они помахали мне рукой и пригласили:
        - Иди сюда!
        Они снова спрятались за коробки. Между столов и наваленной на нее техники я стала пробираться к ним. Я шла и думала, что перед тем как приступать к работе, нужно будет навести тут порядок.
        Неподалеку от окна стояли два компьютерных стола. За ними работали две девушки. Одна сидела за компьютером, положив на крышку стола свои длинные ноги. Видно, она чувствовала себя хозяйкой в этом мире техники. Другая была поскромнее.
        - Привет, - сказала я и представилась: - Элис Гордон. Можете звать меня просто Эл. Я новый наблюдатель-оператор.
        - Синти Макфедден, старый наблюдатель-оператор, - сказала скромная девушка.
        - Мэриан Соммерсет, - сказала вторая. - Мы будем работать с тобой на соседних компьютерах. Ты будешь сидеть за тем столом и следить за системами жезнеобеспечения, а я здесь - за преступниками каторжного отделения. Ну, как тебе здесь нравится?
        Я замялась немного, и Мэриан продолжила:
        - Смотрю, ты привыкаешь к здешней жизни. Да-да, камеры натыканы тут по всем углам. Я наблюдала за тобой тоже.
        Мне стало неприятно, что за мной наблюдали, в то время как я вообще ничего не подозревала. Было в этом что-то унизительное, неравноценное.
        Синти заступилась за нее:
        - У нее просто такая работа.
        - Да, я слежу по камерам, что здесь происходит, - подтвердила Мэриан. - Но много наблюдательности не надо, чтобы заметить: девушкам здесь приходится очень трудно.
        Синти поддержала ее:
        - Помню себя в начале. Все казалось мне ужасным. Теперь я привыкла.
        - Тебе повезло, что ты прилетела сюда с парнем, - добавила Мэриан. - Это твой муж?
        Я почувствовала, что напряжение уходит. Как бы ни осведомлен был наблюдатель, он не в силах узнать о тебе все. Можно видеть, что я делаю, но не что я думаю.
        - Он не муж. Просто мой парень.
        Я взяла новый стул и села напротив девушек.
        - И как долго вы привыкали?
        Синти пожала плечами:
        - Где-то около месяца.
        Мэриан засмеялась:
        - А у меня вообще была странная ситуация. Я приехала сюда с семьей: муж, сестра, ребенок. Они не дали мне раскиснуть. И вообще, к даме с ребенком обычно испытывают уважение. Хочешь посмотреть на моего сына?
        Она говорила о нем с гордостью. Я кивнула. Я думала, что сын сейчас появится откуда-нибудь из-под стола или просто войдет в комнату. Или она сейчас вытащит его фотографию, вставленную в медальон. Вместо этого Мэриан ткнула пальцем в один из многочисленных экранов. Там был коридор, по нему шли люди. Какой-то мальчик забегал на эскалатор, едущий вниз, и бежал по нему вверх.
        Я засмеялась:
        - Разве так можно? Я думала, тут очень строгая дисциплина.
        - Строгая дисциплина в отделении каторжников. А здесь - обычная жизнь.
        - Твой сын не учится в школе?
        - Крис учится там экстерном.
        - А сколько ему?
        - Восемь лет.
        - Как ты отважилась ехать сюда с ребенком?
        - Сама удивляюсь, - засмеялась Мэриан.
        Я посмотрела на Синти.
        - А ты замужем? - спросила я.
        - Нет. Но женихов у меня здесь хоть отбавляй. Встречаюсь сразу с тремя. Остальным даю отбой, потому что не успеваю. К тебе тут еще никто не начал клеиться?
        Я покачала головой.
        - Скоро начнут, - сказала Синти.
        - Но у меня есть парень.
        Девушки рассмеялись так, будто я сказала глупость.
        - Здешних женихов это не останавливает, - сказала Синти. - Ты только представь себе размах: тут около шести тысяч человек, из них около ста женщин, а остальные - мужчины. Ну и как ты думаешь теперь: станет их смущать какой-то парень?
        Я не успела ответить. Мэриан вдруг защелкала языком:
        - Опять каторжники что-то не поделили. Драки устраивают каждый день, только успеваю посылать солдат разнимать их. А когда они находятся в корпусе, просто обливаю их слезоточивым газом. Говорят, настоящие мужчины не плачут. У меня они плачут каждый день.
        - Трудно следить за каторжниками?
        Я встала со стула, подошла ближе и заглянула в мониторы. Странная картина открылась мне.
        Эти камеры были установлены не внутри корпуса, а снаружи, где работали каторжники. Неуклюжие в своих скафандрах, арестанты медленно ползали по скалам. Кто-то дробил камень, кто-то нагружал его в тележки. Были и такие, что мирно разговаривали, а не работали. Если бы дело происходило на Земле, можно было бы назвать это перекуром: несколько мужчин встали в кружочек и о чем-то беседуют. Но на Луне не бывает перекуров. Курить в гермошлемах невозможно.
        Груженные золотой рудой вагончики направлялись в сторону Корпуса по железной дороге. Там уже не использовался ручной труд, а только автоматический.
        - За ними нужен глаз да глаз, - пояснила Мэриан. - Все эти люди - преступники. Большинство из них - с психическими сдвигами. Иногда такое вытворяют… Порнуха в интернете просто отдыхает. А видишь, как медленно работают?
        - Кажется, некоторые вообще ничего не делают.
        - Они просто ждут звонка, когда можно будет идти на отдых. Хоть тут часов и нет, но они нутром чуют время обеда. Но пусть терпят, еще две минуты.
        Я глянула на часы: без двух минут два.
        - Это земное время? - спросила я.
        - Конечно. Если пользоваться лунным, можно умереть без обеда. Лунные сутки идут двадцать девять с половиной наших дней. Если разделить их на завтрак, обед и ужин, то не протянешь долго. Покушаешь однажды и умрешь до следующего раза. - Она засмеялась собственной шутке, потом снова посмотрела на каторжников. - Черти, они совсем перестали работать. Откуда, спрашивается, им знать, что уже время обеда? Все часы у них отобрали, снаружи корпуса тоже нет часов, по солнцу ориентироваться невозможно.
        - Правда, как же они понимают? - удивилась я.
        Порой и на Земле не ориентируешься во времени, а тут - на Луне.
        - Думаю, что эти люди уже полностью утратили свое человеческое обличье. Превращаются в каких-то животных. А у тех есть инстинкты, как у собак Павлова. Они просто знают, что им надо жрать. Вот и все. Что ж, дадим им эту возможность.
        Мэриан нажала какую-то кнопку. Мне не было слышно сигнала. Но я видела, как каторжники заспешили к корпусу.
        - Может, правда дело в условных рефлексах? - сказала я. - Их же кормят в одно и то же время. Наверное, пора бы к этому привыкнуть. Может, у них слюна вырабатывается так же, как у собак Павлова? Ты нажимаешь на звонок - выделяется слюна.
        - Слюна-то ладно, это еще можно объяснить. Но откуда у них вырабатывается столько спермы?
        Я не поняла, куда зашел разговор и откуда Мэриан может знать про чужую сперму.
        - Они насилуют друг друга просто повально, - объяснила она. - Ни дня не проходит без инцидентов. И это в любое время суток. Кроме, наверное, когда они на работе в скафандрах. Но сейчас они идут переодеваться. Так что начинается самое интересное.
        Я смотрела по камерам слежения, что происходит в каторжном отделении. Сначала Мэриан проверила, чтобы все вернулись в корпус. Каторжники проходили мимо солдат с автоматами, те считали их. Потом Мэриан дали знак, что, мол, все в порядке. Тогда она отключила камеры с внешней стороны корпуса и подключилась к тюремным помещениям.
        - Здесь восемь групп каторжников, - по ходу объясняла она. - Из виду упускать никого нельзя. К тому же, надо следить за туалетами. Там тоже часто происходят инциденты.
        Мне было неприятно.
        - Камеры установлены и в туалете? А как же они…
        - Очень просто. Если там не поставить камеры, они там друг друга поубивают, а ты будешь виноват. Это самое основное место, за которым нужно следить.
        - А как же право человека на частную жизнь? - вспомнила я.
        Мэриан усмехнулась.
        - Романтик! - обвинила она меня. - Это преступники-психопаты. У них нет права на частную жизнь. Иначе оно превратится в право частного убийства.
        - Неужели все они совсем пропащие люди?
        - Да. Все сволочи и подонки. Смотри, если не веришь.
        Мэриан ткнула пальцем в экран. Какой-то каторжник стоял перед камерой, корчил рожи и показывал непристойные жесты. Другие каторжники шли мимо него. Кто не обращал на него внимания, кто посмеивался, а кто подбадривал. Мне было очень неприятно.
        - Тебе не нравится этот придурок? - искренне удивилась Мэриан. - Если хочешь, можно обдать его порцией слезоточивого газа, только зачем? Этот милашка ничего плохого не делает. А я гуманный наблюдатель.
        Я не знала, что и сказать. Луна казалась мне еще хуже, чем вначале. А Мэриан не замечала моего настроения и продолжала:
        - Я называю его «Милашка». У него есть мания. Он не может пройти мимо камеры, не выкинув какой-нибудь номер. У нас с ним сложились неплохие отношения. Он веселит меня во время работы. А я не обливаю его слезоточивым газом. А вот посмотри, что творится в туалете седьмой группы!
        Я глянула на экран и пришла в ужас. Двое каторжников держали за руки третьего и били его с разных сторон. Тут же возле унитаза стоял еще один и спокойно делал свое дело, посматривая на дерущихся через плечо.
        Пальцы Мэриан забегали по клавишам. И тотчас же с потолка на дерущихся повалили клубы дыма. Каторжники отцепились друг от друга. Кашляя и зажимая рты руками, они побежали к выходу. Один на ходу застегивал брюки.
        - Какой ужас! - не удержалась я. - Ведь это люди, а не животные! Разве можно с ними так?
        - С ними только так и надо, - жестко объявила Мэриан. - Да ты не думай, что все каторжники такие. Среди них есть и скромники. Они ходят в туалет, когда там мало народу, и отворачиваются от камер. Могу показать тебе моего любимчика. Я так и называю его - Любимчик. Он тоже из отряда скромников. Не правда ли, он очень мил? Только ты это моему мужу не говори.
        В который раз я подумала: зачем я сюда приехала? Я буду работать в этом же помещении, в котором осуществляется контроль над каторжниками. Я буду работать на соседних компьютерах, а рядом со мной Мэриан будет обливать людей газом и смотреть живую порнуху.
        Я не хотела вообще здесь оставаться. Я перевела глаза на Синти: разделяет ли она мое настроение. Она смотрела в свои экраны, но мой взгляд поймала и поняла по-своему.
        - У меня тоже есть любимчик. Я называю его Мой.
        Мэриан засмеялась:
        - Ей не хватает трех парней, с которыми она встречается одновременно. Она еще смотрит на каторжников.
        Я криво улыбнулась этой шутке. Мне казалось неправильным, что контроль над каторжниками осуществляется здесь. Если они изолированы от общества на втором этаже, почему бы там и не следить за ними? Почему наблюдатель над системами жизнеобеспечения должен находиться рядом и смотреть на это извращение? И что же - неужели я буду работать в том же помещении, где показывают эти дикие кадры?
        Я решила спросить об этом у Мэриан:
        - Если преступники живут на втором этаже, почему бы там и не сделать контроль над ними?
        Мне казалось, что очень логично. Но почему-то Мэриан возмутилась моим словам.
        - Еще чего не хватало! - сказала она. - Я нормальный человек, к тому же, семейный. Не пристало мне ходить на второй этаж, к этим идиотам и извращенцам. К тому же, каторжное отделение очень хорошо изолировано. Просто так в него не проникнуть. Так что я лучше буду работать среди нормальных…
        Тут она заметила, что мне совсем не по себе. Она потрепала меня по коленке и миролюбиво сказала:
        - Ничего, привыкнешь. Раньше я тоже думала, что это люди, что их надо уважать…
        - А что ты думаешь сейчас?
        - В принципе, они сами виноваты. Не надо было совершать преступления, тогда бы они сюда не попали. Отворачиваться от экрана или закрывать на это глаза - просто глупо. В жизни это есть, не зависимо от того, знаешь ты об этом или нет. Да ты посмотри на моего любимчика.
        Она ткнула пальцем в экран, и я посмотрела. Парень, которого она показывала, был молодым и симпатичным. Я с укором взглянула на Мэриан.
        - Ты говоришь, что все сволочи и подлецы. Как же ты выбрала тут себе любимчика?
        - Ну, надо же кого-то любить. Пока мужа нет рядом.
        - А ты и своего Любимчика обливаешь слезоточивым газом?
        - Очень часто, - сказала Мэриан без тени стыда. - Ты же видишь, какой он привлекательный. На него постоянно наседают, мне приходится их разнимать. Знаешь, я с детства любила порнуху. И вот дорвалась до бесплатного. Могу даже выступать в роли режиссера. Знаешь, как потешно выглядит, когда они убегают от газа, а сами отлипнуть друг от друга не могут?
        Мне казалось, что это совершенно не потешно. Мне казалось, что это мерзко и пошло.
        - Раньше и мне хотелось отворачиваться от экрана, - продолжала Мэриан. - А потом я сказала себе: «Что естественно, то небезобразно». А у меня работа такая - наблюдать за этим. Так что на меня уже не производят впечатления их драки, изнасилования, туалеты… Знаешь, иногда встаешь по утру с опухшими глазами, и противно смотреть на себя в зеркало. А краситься надо, ведь на работу идти. И когда начинаешь делать макияж, уже не думаешь, что глаза опухли: у тебя другая цель. Так и здесь.
        Я криво усмехнулась.
        - Не переживай, - сказала мне Мэриан. - Ты тоже скоро привыкнешь. Спорим, через несколько дней ты тоже выберешь себе какого-нибудь любимчика и начнешь следить за ним, пока твой парень не видит.
        - Этого не будет, - твердо ответила я.
        - Думаешь, не сможешь полюбить кого-то из этого сброда?
        - Я не считаю, что это любовь. Смотреть на кого-то в тот момент, когда он не может тебя видеть, да еще и скрывать это от своего парня. По-моему, это лучше назвать извращением.
        Мэриан пожала плечами.
        - Как хочешь, - равнодушно сказала она.
        Синти глянула на часы:
        - Сейчас время обеда. Сходи в ресторан. А потом возвращайся. Можно будет приступить к стажировке.
        Глава 4
        Я шла по коридору и думала: наверное, зря я так разоткровенничалась с девчонками. Не надо было говорить им о том, что я думаю. Надо было сдержаться. Может, и правда потом привыкну ко всему этому?
        - Какая красивая девушка! - не преминул заметить идущий мне навстречу мужчина.
        - Мы с вами раньше не встречались? - спросил второй.
        - Это та самая, которая прибыла только сегодня, - пояснил третий своему спутнику. - У нее уже есть парень.
        Внимание было со всех сторон. Меня это раздражало. На Земле совсем не такие порядки. Казалось бы, те же самые люди приехали сюда из Америки. И стоило им пожить здесь некоторое время, как начались эти пошлости, подколки, намеки. А вернутся они на Землю, неужели это пройдет? Или они вернутся навсегда испорченными? И не испорчусь ли я от пребывания здесь?
        - Мисс Гордон! - услышала я за своей спиной.
        Я не знала, кто бы это мог быть. Я повернулась и долгое время смотрела, как меня догоняет какой-то человек. Лицо его казалось мне незнакомым.
        - Мисс Гордон, очень приятно с вами познакомиться! - сказал он, протягивая мне руку. - Меня зовут Киф Каннингем.
        - Откуда вы меня знаете, Киф Каннингем? - холодно сросила я.
        - Так вас уже все знают.
        Мне стало жутковато. На Земле я привыкла к тому, что была на виду. На меня многие обращали внимание. Но ведь не до такой степени!
        - А я работаю рядом с вами, на восьмом этаже, - рассказывал Киф Каннингем. - В обсерватории, знаете ли. Наблюдаю за звездами. Давайте пообедаем вместе, и я расскажу вам о своей работе.
        Только тут я немного опомнилась.
        - Мистер Каннингем, я обедаю со своим парнем. Так что извините.
        Он все еще продолжал стоять возле меня. Тогда я достала свой телефон и позвонила Дэну.
        - Дорогой, приходи в ресторан. Я уже направляюсь туда.
        Но Дэн ответил мне в трубку:
        - Дорогая, я сейчас осматриваю кабинет, где мне предстоит работать. Не хочу уходить, пока мне не дадут полный инструктаж. Ты пообедай без меня. Я скоро.
        Потом он догадался просить:
        - Как ты?
        - Ужасно, - ответила я ему и выключила телефон.
        Ощущение было такое, что сердце мое разбито. Да еще рядом стоял этот ужасный улыбающийся Киф Каннингем.
        - Ну что, пойдемте со мной, - сказал он. - Я вижу, ваш парень сейчас занят. Я могу составить вам компанию.
        - Нет, - ответила я.
        Проходящий мимо меня мужчина бросил через плечо:
        - Тогда пообедайте со мной.
        - Нет, я пойду к себе в номер!
        Мне не хотелось общаться ни с кем. Я развернулась и спешно направилась в свою комнату. Киф Каннингем закричал мне вслед, что мы увидимся на работе.
        Вот она - оборотная сторона Луны. Извращенный ментолитет людей, запертых в замкнутом пространстве. Мой первый день приносил одни только огорчения. А что будет дальше? Мне было жутко представить себе дальнейшее.
        Я почувствовала себя спокойнее, когда пришла в свою комнату. Оттуда я заказала себе обед с доставкой. Лучше поесть в одиночестве.
        Перезвонил Дэн. Спросил, почему оборвалась связь. Я ответила:
        - Не думай, что мне сильно ужасно. Все в порядке. Когда-нибудь я все-таки возьму себя в руки.
        Лучше не думать о плохом, а успокоиться и, как обещала Дэну, взять себя в руки. И лучше всего начать с осмотра комнаты, в которой мне предстоит жить.
        «В прошлый раз я больше была готова бежать, чем сейчас, - поймала я себя на мысли. - Наверное, чувства постепенно теряют свою остроту, уступая место разуму. Ведь это неразумно: срываться с места, лететь черт знает куда, чтобы один день побыть там, разочароваться и сбежать с позором. Нет, это просто глупо. Мне это не подходит».
        Я обошла кругом комнату, потом скинула туфли и с размаху плюхнулась на кровать. И вдруг дикая мысль: а что если по углам развешаны камеры? И кто-то сейчас видит, как я тут валяюсь? Мой взгляд прошелся по всему периметру комнаты. Камер нигде не было. А вдруг они встроены в зеркало? Или спрятаны в шкафу? Или в постели под одеялом?
        Или у меня всего лишь приступ паранойи?
        И все же я была убеждена, что у человека должно быть право на тайну. И никто никогда не должен подглядывать за другими. Это подло и мерзко. И я прекрасно понимала Милашку, который корчил рожи перед камерами и выделывал всякие непристойности. Это была его защита, его протест постоянной слежке.
        Мне вспомнилось лицо Мэриан, которая говорила: «Что естественно, то не безобразно». Я мысленно спорила с ней. В этой ситуации безобразно не то, что каторжники ходят в туалет. Все мы люди, и делаем это. Безобразно наблюдать за этим. Безобразно говорить об этом, как о порнухе. Безобразно смеяться.
        Но, с другой стороны, как же иначе? Пускать все на самотек тоже нельзя.
        Я не понимала, как мне относиться к этому.
        Глава 5
        Пообедав, я вернулась на наблюдательный пункт. Сытый желудок обычно повышает настроение. И я чувствовала себя вполне нормально.
        Но возле наблюдательного пункта стоял Киф Каннингем. И я поняла, что он поджидал здесь меня.
        - Мисс Гордон, хотите, я покажу вам свою обсерваторию?
        - Мне бы сначала со своей работой разобраться, а потом уже ходить на чужую, - сказала я и, считая разговор оконченным, зашла на наблюдательный пункт. Специально громко хлопнула дверью перед носом у Кифа. Может, тогда до него что-то дойдет?
        Мэриан встретила меня словами:
        - Почему ты не пообедала в ресторане? Там очень хорошая обстановка. Если тебе не с кем идти, то на ужин я тебя приглашаю.
        - Откуда ты знаешь, что я обедала не в ресторане? - с подозрением спросила я, хотя уже знала ответ.
        - Я наблюдала за тобой. Да не обижайся. Это такая работа. Ничего зазорного тут нет.
        Я не обиделась. Я просто устала от постоянного внимания к себе.
        - Спасибо, но сегодня я ужинаю со своим парнем, - ответила я.
        Дэн приготовился к этому ужину основательно. Он надел костюм, повязал галстук и пригласил меня в ресторан.
        - Хорошо, только, пожалуй, я пойду туда в джинсах и футболке, - сказала я.
        - Нет-нет, надень что-нибудь получше и поторжественней. Сегодня особый случай.
        - Какой?
        - Пока не скажу.
        Я догадывалась, куда он клонит, но мне не хотелось даже думать об этом всерьез. Я все еще сопротивлялась:
        - Пойми, на меня тут все смотрят больше обычного. А я еще буду выряжаться в красивые платья? Чем тебе не нравится, как я выгляжу в футболке и джинсах?
        - Мне нравится, как ты выглядишь в любом виде. Особенно без футболки и джинсов.
        Я постаралась одеться попроще. И волосы завязала в узел, чтобы на них не глазели так сильно. Рядом со своим кавалером я выглядела простушкой. Мне было бы комфортнее поужинать в комнате, но Дэн слишком уж настаивал и говорил о каком-то особом случае.
        Особый случай состоял в том, что я пришла в ресторан. В корпусе обо мне говорили, а теперь приходили и посмотреть. Я слышала обрывки разговоров и ловила взгляды, направленные на меня. Мы ждали заказ, и мне казалось, что когда его принесут, я могу подавиться от такого внимания к своей особе.
        - Я долго думал о нашем сегодняшнем разговоре, - начал Дэн.
        - О каком?
        - Ну вот, ты уже и не помнишь, - расстроился он.
        Я вспоминала всяческие фразы и обрывки, что мы сегодня сказали друг другу. Я много раз говорила ему что-то типа: «Зачем ты меня сюда привез?» Наверное, именно это его расстраивает. Он хочет убедить меня не разрывать контракт, а остаться здесь. Поэтому и надел костюм и пиджак и повел меня в ресторан.
        Дэн заметно волновался:
        - Если для тебя это так же важно, как и для меня, то мы можем пожениться.
        Тут только я вспомнила, что ляпнула в космическом корабле о том, что Дэн трусит сделать мне предложение. Теперь он доказывал мне обратное. Он достал коробочку с кольцом и протянул мне:
        - Это очень ответственный шаг, но я уже думал об этом. Честно говоря, я считал, что ты сама этого не хочешь. Но когда ты согласилась ехать со мной черт знает куда и подписала контракт черт знает где и черт знает насколько, я все решил. Я думаю, что нам надо пожениться. Мы просто должны быть вместе после всего этого. Кольцо я купил еще на Земле…
        Я засмеялась от радости. И в этот момент не было важно, что кто-то смотрит на меня, что у меня дурацкая работа и что повсюду натыканы камеры. Если человек решит быть счастливым, он может быть им в любых условиях.
        Рядом со мной Дэн. Разве может что-то омрачить это?
        - Ты не представляешь, как я счастлива, - сказала я. - О замужестве я не думала. Но, черт возьми, это так приятно!
        - Как же ты не думала, когда говорила об этом?
        - Со мной такое бывает, - махнула я рукой.
        Принесли наш заказ. Теперь можно было есть и не давиться от чьих-то взглядов. Я была слишком счастлива сейчас, чтобы обращать внимание на такие мелочи. На моем пальце красовалось подаренное кольцо.
        - Ты не ответила мне, - напомнил Дэн.
        - Конечно, я согласна, - сказала я. - Хоть обычно в таких случаях и надо подумать. Но я довольно долго думала, ехать мне с тобой на Луну или нет. Хватит уже всяких размышлений. На самом деле я давно уже все решила.
        Дэн делано обиделся:
        - Давно? Как же так? Я только сегодня делаю ей предложение, а она, оказывается, уже давно все решила. Где же справедливость в этом мире?
        Несмотря на несправедливый мир, мы решили быть очень хорошей семьей, жить дружно и воспитать хороших детей: мальчика и девочку.
        - Поженимся, как только вернемся на Землю, - сказал Дэн. - А этот годовой контракт будем считать началом медового месяца.
        Глава 6
        Моя работа была довольно неплохой. Я следила за обогревом, водо- и воздухоснабжением и электропитанием всего корпуса. Эти данные поступали на мой компьютер, и я регулировала, чтобы атмосфера в корпусе была приятной.
        Кое-что я могла делать и для психологической атмосферы в корпусе. В мои обязанности входило включать музыку в коридорах. Мэриан постоянно просила меня поставить тяжелый рок. Я ничего не имела против рока. Но мне казалось, что в коридорах закрытого корпуса должно звучать что-то успокаивающее, а не бодрящее. Здесь и так не слишком добрые нравы, не нужно искусственно накалять страсти. Я ставила классическую музыку, как это принято делать в дорогих отелях.
        И все же психологическая атмосфера зависит не от музыки, а от внутренних мотивов. А на них влиять очень трудно. Но мне кажется, что через несколько дней моего пребывания здесь сократились насмешки, шуточки и всякие пошлости в мой адрес.
        А может, я просто перестала обращать на них внимания. Дэн говорил, что это очень легко объяснить. Он приводил целую теорию на этот счет. Когда ты перестаешь обращать внимание на плохое, оно перестает существовать. Оно тебя больше не трогает.
        - А как же быть с каторжным отделением? - спорила я. - Даже если я перестану обращать на него внимание, оно не перестанет существовать. И все эти безобразия там будут продолжаться.
        - Думая об этих безобразиях, ты как будто придаешь им силу, - поучал меня Дэн. - Перестань думать о них. Увидишь, станет легче.
        - Мне, может, и станет. А им?
        - А почему они тебя так волнуют?
        Я не знала почему. Но каждый раз приходя на свою работу, я по возможности отворачивалась от рабочего стола Мэриан и ее напарницы. Не хотелось даже близко находиться к тому, что связано с каторжным отделением. Может, тогда я стану меньше думать о них?
        Я старалась по возможности не общаться с Мэриан. Здоровалась, отвечала на ее вопросы, но встречных не задавала. Синти нравилась мне гораздо больше. С ней можно было нормально поговорить. Я понимала, что Мэриан не виновата в том, что на свете есть такая система. Но она была причастна к ней. И она поддерживала ее и даже получала от этого какое-то удовольствие.
        Мне нравился сын Мэриан, живой пытливый мальчик по имени Крис. Я часто видела его балующимся на эскалаторе. Странно было видеть ребенка, одиноко играющего среди взрослых. Если женщин в Корпусе было мало, то дети вообще были на пересчет.
        Как-то я спросила, нравится ли ему здесь.
        - Очень, - охотно ответил тот. - Мои одноклассники до сих пор учатся в школе, как последние лохи. Они даже не знают, что такое космос. А я живу на Луне, хожу где хочу, общаюсь с одноклассниками по интернету. Они мне страшно завидуют.
        Интернет здесь был особый. Все-таки это не Земля, где спутники натыканы везде по орбите. На Луне был один центральный компьютер, который устанавливал связь с единственным спутником над планетой. В корпусе была локальная сеть, связывающая все компьютеры внутри. Наш сервер назывался «www.moon», и он находился на наблюдательном пункте. Но на связь с Землей мог выходить только один компьютер - мой. Так что в мои обязанности входило так же переправлять чужие письма на Землю и обратно. А так же получать приказы от правительства и передавать их Арнольду Расселу, коменданту лунного корпуса.
        - Я пишу много писем, - хвастался Крис. - Почти всем ребятам из класса. И еще девочке-соседке. Когда я вернусь, я буду рассказывать им, как тут было здорово.
        - А чем ты здесь занимаешься?
        - О, чем хочу, тем и занимаюсь. Меня все любят, все разрешают, угощают чем-нибудь. Мне нравится кататься на эскалаторе, смотреть, как трудятся рабочие. Они там чинят всякие механизмы. Я тоже уже кое-что умею. Еще я люблю ходить в ресторан, мне там дают что-нибудь вкусненькое. Повариха, тетя Хизар, угощает меня конфетами: «Только маме не говори!» Она как будто не знает, что моя мама видит все. Хотел бы я, как мама, поработать надсмотрщиком. Прикольно - наблюдать за всеми, когда они этого не знают. Мама рассказывает, что много смешного можно увидеть. Особенно в отделении каторжников.
        - Что именно там может быть смешного? - сухо спросила я.
        - Ну не знаю, - отмахнулся от меня Крис. - А еще я люблю ходить в оранжерею. Ты уже была в оранжерее? Меня там часто угощают фруктами.
        Оранжерея была особым местом в Лунном Корпусе. Она была огромна и занимала почти весь верхний этаж. Кроме нее здесь находились лишь наблюдательный пункт да обсерватория. Оранжерея призвана была прокармливать такую ораву людей. Выращивали не все, а самые основные овощи и фрукты. А также грибы, так как они содержат большое количество белка. Все растения росли на грядках, очень плотно друг к другу. А грибы - прямо по стенам, чтобы не так много занимать места. Вместо потолка над оранжереей был купол. И это было очень красиво. Я радовалась одному окну на своем наблюдательном пункте, а тут - целый купол. Красота!
        Если сильно устанешь или начинают донимать плохие мысли, надо было просто собраться и сходить в оранжерею. Мы же иногда на Земле выезжаем на природу, чтобы отдохнуть. Здесь происходило то же самое. За исключением одного: вход в оранжерею был строго по пропускам. Каждый человек имел право посетить оранжерею в выходной день, но не чаще. Мало ли кто что вздумает там сделать? Может, нечаянно оторвет от дерева листик. А потом мы не досчитаемся урожая. С пропитанием здесь шутки плохи.
        Но оказывается, Криса пускали в Оранжерею просто так. За то, что он ребенок. Говорят, что единственные дети в семье вырастают эгоистами из-за того, что им достается все внимание. Что же тогда сказать о Крисе? Он был единственным ребенком на весь Лунный Корпус. Просто сплошное внимание со всех сторон. Не испортит ли оно мальчика? Он уже думает о том, как потешно было бы наблюдать за каторжниками.
        - Ты жалеешь, что не общаешься со сверстниками? - спросила я.
        - Нет. А что зря жалеть? Все равно же оно так, как есть.
        Ответ показался мне очень разумным. Это мы, взрослые, частенько начинаем цепляться за прошлое и думать, как можно было бы переиграть его по-другому. Дети на этом не зациклены.
        Глава 7
        Была в Лунном корпусе и женская коалиция. Это было неформальное объединение женщин. Всего лишь три женщины со всего корпуса не принимали участие в этой тусовке. Это была жена коменданта - Элизабет Рассел, злая уборщица Хелен и красивая блондинка Шейла. У каждой из них были свои причины, чтобы не общаться с остальными женщинами.
        Меня приняли туда хорошо. Сначала посочувствовали:
        - Всем нам приходилось туго первое время.
        - Я от огорчения даже забывала делать маникюр на ногтях! - сказала Келли.
        - И я была в небольшом шоке, но потом привыкла, - продолжила и Тесс. - С этого все начинают свою карьеру здесь.
        - Главное: запасись терпением, - советовала Эстелла. - Продержишься здесь год и уедешь домой сказочно богатой. Лично мне эта мысль очень помогает. А там уже уедешь, и можно будет вспомнить о маникюре.
        - Здесь мало женщин, - продолжала Джилиан. - Вокруг одни мужики. И есть соблазн тоже превратиться в мужика.
        Я не понимала, что она имеет в виду. Джилиан объясняла:
        - Здесь ты слишком избалована мужским вниманием. Перестаешь заботиться о себе по-настоящему. Правильно говорит Келли: даже маникюр забываешь делать. А потом и краситься перестаешь. Потом как-нибудь причесаться забудешь. И сама не заметишь, как превратишься в мужика. А где стимул, чтобы не превращаться? Оборотная сторона Луны - это же край света. Может, звучит, нелогично, но чем дальше ты от Земли, тем приземленнее становишься. Этот закон я вывела сама.
        - Наша Джилиан превращается в мужика, - шутила над ней Келли. - Она уже стала придумывать законы. На Землю вернется с законченной диссертацией. И мужиком впридачу!
        - А лично мне здесь нравится, - сказала Тесс. - Мужчины всегда услужливы и любезны. Они не избалованы женским вниманием. Они все для тебя сделать готовы. А что еще женщине для счастья надо?
        - Может, любви? - спросила я.
        Тесс засмеялась:
        - Этой любви тут хоть отбавляй. И самое главное… - Она понизила голос до шепота. - Нет страха заразиться чем-нибудь. Все проходят медкомиссию, прежде чем лететь сюда. Так что все мужчины здесь здоровые!
        При этом у нее было такое счастливое лицо, что все рассмеялись.
        - А особенно повезло Мэриан, - продолжила Тесс.
        - Почему?
        - У нее есть возможность смотреть такие картинки! Она сама говорит, что порнуха в интернете отдыхает. А я несколько раз просила ее: «Пусти меня на наблюдательный пункт, раз там так интересно, и дай посмотреть». Так нет же: не пускает!
        - Что поделать, - смеялась Мэриан. - Это не предусмотрено инструкцией.
        Впервые я почувствовала расположение к Мэриан. Наверное, я зря от нее отворачиваюсь и стараюсь меньше общаться. Она не падший человек, а обычный наблюдатель, который делает свою работу. Каждый может пошутить над чем-то в своей работе: полицейский, врач или строитель. Так же делает и Мэриан, и в ее работе тоже есть какие-то плюсы, какие-то минусы, и даже какие-то смешные стороны.
        После этого разговора я стала относиться к ней намного лучше.
        Как-то Дэн меня спросил:
        - Я слышал, что в корпусе есть женская коалиция?
        - Верно. Как ты узнал? Подсмотрел по какой-нибудь встроенной камере?
        Он засмеялся. Вид у него был очень довольный.
        - Как я понимаю, камеры смотрят только на наблюдательном пункте. Остальные не пользуются этой привилегией.
        Я начала объяснять:
        - Я и моя напарница Синти следим за приборами и показателями. За камерами смотрит Мэриан и ее напарница Джилиан. Пора бы уже разобраться в том, что делает твоя девушка!
        - Прости, милая, - засмеялся Дэн. - Я узнал о коалиции из других источников. Не подглядел, а подслушал. Один человек сказал другому, что в женской коалиции сейчас самая симпатичная - это новенькая, Элис Гордон. Ты, моя дорогая. Мне было очень приятно подслушивать такое.
        Глава 8
        Предназначение странного манекена на наблюдательном пункте я узнала не сразу. Моя напарница Синти очень любила шить. И хоть по инструкции это делать запрещено, она приносила свое шитье на работу. Она успевала за всем следить, а когда выдавалась свободная минутка, она занималась своим любимым делом.
        Днем она не наглела. Но когда ей выпадала ночная смена, то спокойно доставала свое шитье из ящика стола и принималась за дело. Мерила она все это на манекене, а не на себе. Говорила, что так «лучше видно со стороны». Естественно, когда она надевала одежду на себя, то вообще не могла увидеть ее со стороны. Так что все было правильно.
        - А что за странная роба у этого манекена? - спросила однажды я.
        - Не узнаешь? - подключилась к разговору и Мэриан. - Это же арестантская одежда. Смотри, если не веришь.
        Тогда я второй раз заглянула к ней в экран, чтобы сравнить. Действительно, на каторжниках были точно такие же темно-серые комбинезоны, только более запачканные и помятые.
        - Похоже, но как отличаются, - удивилась я.
        - Чем особым отличаются? - спросила Мэриан. - Просто те уже поношенные, а на манекене все новое. Видишь ли, манекен не потеет, не пачкается, не работает в пыли, от него не воняет. И вообще он гораздо лучше человека, особенно если сравнить его с этими отбросами общества. Роба на манекене смотрится практически выглаженной. А на людях она кажется старой и помятой, хотя за ней следят. Ее стирают, дезинфицируют, гладят. Но каторжники - такой народ. У них все плохо. Ты замечала когда-нибудь, что человек не может быть хорош в одном, а плох в другом? Если он начинает деградировать, то он деградирует полностью. По всем параметрам. И один из них - это одежда. Есть старое древнее изречение: «Покажи мне свой гардероб, и я скажу, кто ты».
        - Не такое уж оно и древнее, - разоблачила я ее. - Ты придумала его минуту назад.
        - Зато ты прекрасно поняла меня.
        Джилиан тоже вступила в разговор:
        - Видишь ли, здесь обычно мужчины хорошей комплекции. Я взяла со склада робу самого маленького размера. Мне сказали, что они совсем не пригождаются. Так что это тоже может вносить некоторые отличия.
        У манекена было имя. Ее звали Ульрих, по имени шведской портнихи, которая его вообще сюда привезла. Джилиан откуда-то достала для нее парик, и Синти сшила шляпу на голову.
        - Ульрих выполняет не только функции манекена, - рассказывала мне Джилиан. - Это своего рода календарь. Когда у нас на Земле наступает зима, я вешаю на нее шарфик ручной работы. Когда у нас жарко, я наряжаю ее в купальник. Все равно тут негде купаться. Хоть и планируют на третьем этаже сделать бассейн, да до него все руки не доходят. Что же зря пропадать моему купальнику?
        - Но и это еще не все, - смеялась Мэриан. - На Рождество мы наряжаем нашу Ульрих в мишуру. И она у нас стоит вместо новогодней елки. Где же нам еще взять елки на Луне?
        Я была потрясена всем этим. Чего только не сделаешь ради того, чтобы приблизить себя к привычной атмосфере?
        Я думала, что теперь уж точно смогу протерпеть здесь год. Подумаешь там - плохо далеко от дома. Зато как весело будет праздновать новый год у разряженого манекена!
        Вечером я рассказала об этом Дэну.
        - Интересно, - сказал он. - А эта ваша Ульрих входит в коалицию женщин на Луне?
        Глава 9
        Выходные здесь давали раз в месяц. Считалось, что человек приехал сюда работать, а не отдыхать. За это и платят ему так много. Так что лучше использовать это время для дела, а не для отдыха.
        Многие жаловались на то, что ждут выходного, чтобы отдохнуть, а потом маются бездельем. Во-первых, тут даже не предусмотрены места для отдыха. А во-вторых, за эти дни ты так привыкаешь работать, что без этого уже не существуешь.
        Своего первого выходного я ждала как праздника. Я планировала сходить в оранжерею. Она была так рядом, за стеной от моего рабочего места, а я все никак не могла туда попасть.
        Но Дэн сказал, что у него есть предложение лучше.
        - Что может быть лучше оранжереи? - не верила я ему. - Это же природа!
        - Да, обычная земная природа. А я предлагаю тебе посетить кое-что другое, - ответил Дэн. - Неужели ты не хочешь выйти из закрытого корпуса и погулять по поверхности Луны? Ведь это природа другой планеты. Это будет так здорово!
        Я знала, что выходить из корпуса можно. Иногда здесь специально устраиваются экскурсии. В план входит осмотр каньона, где добывают золотую руду, прогулка на вездеходе и смотровая площадка. Эти экскурсии проводились довольно редко. Лунной ночью на поверхности было очень холодно: температура около ста шестидесяти градусов ниже нуля. А лунным днем стояло настоящее пекло: плюс сто двадцать. Так что наиболее благоприятным временем были утро и вечер. А здесь они наступали раз в пятнадцать земных суток. И выходные подгадывали под эти условия.
        - Это все, конечно, очень здорово, - говорила я Дэну. - Но, может, выйдем на Луну в следующий раз?
        На самом деле я просто боялась. Выходить из корпуса нужно было в скафандре. А доверить свое тело и свою жизнь этой странной одежде мне казалось страшным. Одно дело, когда я летела сюда в космическом корабле. Там атмосфера была приближена к нашей. А скафандр? Я слышала, он раздувается на человеке, когда он выходит в вакуум. Наверное, это неприятное ощущение.
        Я сказала об этом Дэну. Он начал смеяться:
        - Ну почему вы, женщины, такие трусихи? К тому же, верите всяким слухам. На Луне есть атмосфера. Там не вакуум.
        Я еще могла стерпеть, что он называет меня трусихой, но в легковерности он обвинял меня совершенно напрасно.
        - Я знаю, что там не вакуум. Я даже могу назвать тебе точные цифры. Лунной ночью в атмосфере содержится двести тысяч единиц на квадратный сантиметр. Днем - примерно четыреста из-за дегазации грунта. Но и это больше похоже на вакуум, чем на земную атмосферу. И никогда в жизни больше не говори, что я не владею информацией, ясно?
        - Но ты не можешь знать все, любовь моя.
        - Зато я знаю, где достать нужную информацию. И я никогда не доверяю ложным источникам. Это называется компетентность. И хватит упрекать меня в том, что ко мне не относится.
        Дэн понял свою ошибку.
        - Ладно, прости. Я знаю, ты очень умная девушка. Просто мне иногда нравится дразнить тебя.
        - А как ты думаешь, мне это нравится?
        - Судя по твоему злому лицу, нет. Я угадал?
        Я не могла больше сердиться на него и засмеялась. Дэн поцеловал меня и сказал:
        - Ну что, мы с тобой договорились: на выходной идем гулять по Луне?
        И как-то так получилось, что раз я больше не сержусь на Дэна, значит, приняла его приглашение.
        Я опомнилась только, когда наступил выходной. С самого утра мне стало нестерпимо страшно. От одной только мысли о том, что надо будет выйти на поверхность Луны, под небо, напоминающее открытый космос, у меня обрывалось сердце.
        - Дэн, может, мы отменим наши планы на сегодняшний день? - спросила я.
        - Эл, но я так мечтал об этом!
        - Тогда ты можешь пойти погулять по Луне один. Я не буду против. А я бы лучше сходила в оранжерею.
        - Но я мечтал погулять по Луне именно с тобой! Почему ты лишаешь меня этого удовольствия?
        Его упрек был справедливым. Если я боялась идти, надо было отказаться сразу, а не подавать напрасные надежды.
        Все было как во сне. Я надела на себя неудобный громоздкий скафандр. Проверила, что рация работает там нормально. Взяла Дэна за руку: через два слоя материала я почти не чувствовала его. Баллоны с кислородом ощутимо давили книзу. Скафандр был моделью космического корабля, уменьшенного до размера человека и подогнанного под его фигуру.
        - Ну как ты? - спросил меня по рации Дэн.
        Я видела, как он артикулирует это, и с небольшими помехами слышала его голос в наушнике.
        - Пока ничего, - ответила я. И подумала, что он видит и чувствует то же самое.
        Рядом с нами в скафандры облачались другие люди. Вдруг я услышала чей-то голос у себя в наушнике:
        - Смотри, с нами новая девочка, наблюдатель. Правда, платье ей шло больше, чем скафандр?
        - Заткнись, идиот, она же слышит! - раздался в наушике второй голос.
        Я оглянулась на них. Лицо одного было злым. Лицо второго - явно смущенным. Теперь я слышала в своем наушнике несколько голосов одновременно.
        - Точно слышит!
        - Я же говорил, идиот!
        - Эл, не слушай этих придурков.
        Я снова повернулась к Дэну.
        - Насколько я поняла, мы все настроены на одну волну. И будем слышать голос каждого.
        - Да. Именно поэтому гид советует не говорить много, чтобы не забивать эфир.
        Группа была небольшой: всего восемь человек, но эфир был забит до предела. Я была среди них не единственной женщиной. Гидом была уже знакомая мне Тесс.
        - Привет, подруга, - сказала она мне в наушник. - Очень рада видеть в наших рядах хоть кого-то нормального.
        Так весело у нас началась экскурсия по Луне.
        Глава 10
        Когда мы вышли из корпуса, случилось то, чего я так боялась. Скафандр начал разуваться прямо на мне. Хоть я и была готова к этому теоретически, но мне показалось, что ткань сейчас разлетится в разные стороны, я останусь беззащитной перед природой Луны и погибну на месте. Я хотела крепче вцепиться в руку Дэна, но раздувшиеся перчатки не давали мне как следует обхватить его.
        Усилием воли я удержалась на ногах. Кажется, ничего страшного не происходило. Ткань была на месте. Я была жива. Дэн был рядом.
        Мы пошли прочь от корпуса. Там была вытоптана целая дорога. Я видела одинаковые отпечатки следов на реголите1. Они отличались только размерами, но не отпечатками рисунка. И вдруг я поняла:
        - Так вот что в действительности обозначает фраза: «Здесь не ступала нога человека». На Земле такого уже не осталось. Разве что где-нибудь на Антарктиде. А здесь, на Луне, это можно увидеть своими глазами. В стороне от дороги нет человеческих следов. Там никогда в жизни не ступала нога человека. Это поистине удивительно!
        - Да, - ответила Тесс. - Если хотите оставить свой след в истории, можете сойти с тропинки и оставить его где-нибудь в стороне. Так делают почти все.
        - Я думаю, входить в историю нужно другими способами, - сказала я. - Но для начала подойдет и этот.
        Я сошла с дорожки и сделала небольшую петлю. На меня глядя, другие члены нашей группы тоже стали оставлять свои следы. Я попробовала сделать «тракторную колею», ставя ноги определенным образом. Потом - рождественскую елочку. Я думала, что завязала с этими забавами лет тридцать тому назад. Но стоило прилететь на Луну, как я вспомнила об этом. Было весело, как в детстве. Только там я лазала по снегу, а здесь - по реголиту.
        Дэн рядом со мной попытался сделать лыжню. Это плохо выходило. Один из людей просил разрешения лечь на грунт и сделать «ангелочка», отпечатав свой силуэт и сделав руками крылышки.
        - Успокойтесь! - останавливала нас Тесс. - Эти скафандры не ваши, они общественные. И очень дорого стоят. Не следует их пачкать. Приедете на Землю, пойдете на снег и сколько угодно будете валяться там. Но здесь - я вам не разрешаю!
        Это было обидно. Сделать «ангелочка» очень хотелось. Но правила есть правила, их нарушать нельзя.
        Услышав, что валяться на грунте нельзя, мы начали прыгать. Здесь это получалось по-особому. Тесс объяснила нам, что сила тяжести на Луне в шесть раз меньше, чем на Земле. В корпусе условия приближены к нашим, там включена так называемая искусственная гравитация. А вне корпуса условия естественные.
        Мы с Дэном взялись за руки и старались прыгать как можно выше. А потом стали брать в свой круг и других людей. И не успокоились, пока не ввязали в это дело Тесс. И напрасно она передавала нам по рации:
        - Я гид, а не посетитель! Не путайте меня!
        В моих наушниках стоял смех сразу нескольких людей. И я подумала, что это самый счастливый мой день на Луне.
        Но это было еще не все. В конце программы было посещение смотровой площадки. Там открывался шикарный вид. Такого не увидишь ни в одном месте Земного шара. Это было поистине чудесно.
        Казалось, время застыло. Веками и тысячелетиями на Луне происходили какие-то процессы, чтобы в эту секунду я на все это посмотрела. Передо мной как на ладони лежал не просто лунный пейзаж. Можно было ощутить величие человека, который смог покорить другие планеты, построить поселение в безвоздушной среде. И главное - соорудить не только материальное, но и что-то для духовной потребности. Смотровая площадка была именно этим - она отвечала духовным потребностям. Оранжерея тоже была красивой, но кроме того она была еще элементарным огородом, с которого собирали урожай. На третьем этаже строили бассейн, и он должен был получиться очень красивым. Но он строился не для эстетического удовольствия, а чтобы люди могли там плавать и поддерживать свои тела в хорошей физической форме.
        А площадка была только для этого: наслаждаться красотой. В ней не было никаких других функций. И на Луне это было большой редкостью. Это была единственная вещь на Луне, которая не несла в себе никакой материальной пользы.
        Я хотела поделиться своими мыслями с Дэном, но вспомнила, что это будет слушать вся наша группа. Я ограничилась лишь словами:
        - Очень красиво.
        А потом спросила у гида:
        - Как же наши догадались построить площадку? Ведь идет освоение планеты, здесь очень ограниченные и жесткие условия. Тут строятся объекты первой необходимости, и вдруг - смотровая площадка.
        Я видела, как Тесс улыбнулась мне:
        - У человека в природе есть такая функция - получать удовольствие. И это тоже первая необходимость. Эта площадка построена относительно недавно, пять лет назад теми же каторжниками, что добывают сейчас золото. Этот проект…
        Я перебила ее:
        - Теми же каторжниками? У них разве не такой же срок, как у нас - один год по контракту?
        - У всех разные сроки, - ответила Тесс. - И я не слишком вдавалась в подробности. Но, кажется, многие проводят здесь по несколько лет своей жизни. Так вот, этот проект…
        Она рассказывала что-то об этом проекте, но я не слушала. Раньше я не задавалась вопросом, сколько здесь находятся каторжники. Я приехала сюда на один год. И я могла бы продлить контракт еще на год, если в конце срока работодатель предложит мне это. Но это было огромный промежуток времени. Выдержать его было очень сложно. А сколько тут сидят каторжники? Тюрьма сама по себе является ограничением в пространстве. А тут еще закрытый лунный корпус. За год можно с ума сойти. А за пять лет? По-моему, в этом есть что-то неправильное.
        Я твердо решила узнать у Мэриан, сколько здесь находятся каторжники. Ведь наверняка среди них есть свои старожилы и свои новички. Я считала, что именно Мэриан лучше всех ответит мне на этот вопрос.
        Когда мы вернулись в корпус, Дэн спросил, не пожалела ли я, что пошла на эту экскурсию.
        - Нет. Спасибо, что вытащил меня туда, - сказала я.
        - Ты просто трусиха, Эл, - ласково ответил он мне.
        - Говорят, что смелый человек - это не тот, который ничего не боится, а который может перебороть свой страх.
        - Ну, с учетом этого, ты очень смелый человек. Взять хотя бы то, что согласилась выйти за меня замуж. На это нужно определенное мужество. Если я даже до свадьбы зову тебя на Луну, то представь, что будет после! Юпитер, Сатурн, другая система? И ты полетишь со мной туда?
        И хоть на эти далекие планеты люди пока еще не летали, я поддержала его шутку:
        - Я буду очень сильно бояться, но я все равно полечу, потому что люблю тебя и хочу быть с тобой.
        1 Реголит - смесь тонкой пыли и скалистых обломков, образованных при столкновении метеороидов с лунной поверхностью. Его толщина от долей метра до десятков метров.
        Глава 11
        У Джилиан тоже был любимчик из каторжного отделения. Она называла его Мой. Она так и говорила про него:
        - Посмотрите, что вытворяет Мой. Он опять дерется. Если бы я могла, я сказала бы, что нельзя связываться с плохими мальчиками и нашлепала бы его по заднице.
        Но это было не в ее компетенции. Единственное, что она могла - это обдавать его порцией слезоточивого газа.
        Из-за этого каторжника у Мэриан и Джилиан часто возникали споры.
        - Смотри, что опять делает Мой, - говорила Мэриан, указывая на экран.
        - Он не твой, а мой! - начинала спорить Джилиан.
        - Я и говорю: «Мой», а ты не веришь!
        Это была их любимая шутка.
        Однажды я спросила Джилиан, как давно она знает Моего.
        - Во-первых, не твоего, а Моего, - поправила она меня. - А во-вторых, он был здесь еще до моего появления. А я отрабатываю уже второй контракт.
        - Джилиан, сколько тут вообще работают каторжники?
        - Каждый по-разному.
        - А сколько больше всего?
        Я с волнением ожидала ответа. Я боялась, что Джилиан загнет слишком большую цифру.
        Ее ответ просто поразил меня:
        - Тут есть совершенно разные люди. Это вам не просто поселение, где самые смирные каторжники могут работать на тех же правах, что и свободные граждане. Здесь есть многие очень серьезные преступники. И самый большой срок, который они здесь сидят, - это навечно. Да, да, тут есть какой-то процент из тех, кто осужден пожизненно.
        - Но ведь это ужасно!
        - Ужасно вообще быть за решеткой. Хоть где: на Земле или на Луне. А у них был выбор: гнить в тюрьмах на Земле или сделать что-то полезное здесь. Они выбрали второе. И я рада за них. Хоть будут знать, что их жизни не прошли даром.
        - А ты не знаешь, сколько людей на пожизнненом заключении здесь находятся?
        - Понятия не имею. И не советую узнавать. Я вижу, у тебя вообще нездоровый интерес к каторжникам. Тебе надо было приехать сюда не как наблюдателю за системами жизнеобеспечения, а как мне или Мэриан - наблюдать за каторжниками.
        - Нет уж, спасибо. Хватит с меня того, что я вижу это рядом с собой.
        Разговор оставил после себя осадок. Мне казалось, что Америка злоупотребляет каторжными работами. Я понимаю, есть категория людей, которую нужно изолировать от остального общества. Но привозить их на другую планету, чтобы они пожизненно отбывали тут свой срок - это казалось мне кощунственным. Когда-нибудь они захотят увидеть голубое небо, землю, траву, воду, а все это будет недоступным. Когда человека казнят, ему выполняют последнее желание. А тут они начисто лишены этого права. Нет, это казалось мне несправедливым.
        И в который раз я решила поговорить об этом с Дэном.
        - Дорогая, я начинаю ревновать, когда ты так часто говоришь о каторжниках, - сказал он. - Ты обо мне думаешь меньше, чем о них.
        - Их четыре тысячи человек в восьми отделениях. А ты один, - попробовала я отшутиться.
        - Но я ведь тебе дороже, чем любой из этих четырех тысяч.
        - Конечно.
        - Тогда перестань о них думать. Если бы ты была конгрессменом или депутатом, ты смогла бы выступить в защиту их прав. Но ты всего лишь наблюдатель.
        Он был чертовски прав. Я почувствовала свою никчемность. Я всего лишь наблюдатель. Но почему же тогда конгрессмены и депутаты не видят того, что вижу я?
        Через несколько дней я случайно столкнулась в коридоре с Арнольдом Расселом, комендантом корпуса. Я бы не заговорила с ним первая. Но женщины тут были напересчет, и он меня запомнил. К тому же, мы часто общались с ним по местному интернету. Ведь я была связующим звеном между Луной и Землей.
        - Как вам в нашем корпусе, мисс Гордон? - спросил он.
        - Сказать вам честно или по-доброму? - ответила я вопросом на вопрос.
        Арнольд чуть усмехнулся:
        - Да, условия здесь тяжелые. Я вас понимаю.
        - Меня это не волнует. Мне не нравится то, что наряду с мирными жителями в корпусе есть каторжное отделение. И, как я узнала, некоторые из них здесь пожизненно. Они даже перед смертью не смогут увидеть солнце. Я считаю это несправедливым.
        - Никто не загонял их сюда насильно, - ответил Арнольд Рассел. - Они сами изъявили желание поработать на Луне. Без каторжного отделения нам бы пришлось туго. Наш корпус поставляет стране золото. А большую его часть добывают именно каторжники. Без них мы бы не сделали и десятой части этого объема работы.
        - Однако мы получаем большие деньги, если подписываем контракт на Луну. А они? Особенно те, которые находятся здесь пожизненно? Они не получат ни гроша. Разве что бесплатное питание и проживание в закрытом корпусе.
        - Зато они осознают, какую роль в развитии страны они играют.
        - Да. «Оставьте след в истории, наступив за край дорожки», - процитировала я слова Тесс. - Эти преступники не осознают, какую роль играют. Нет у них и гордости за страну. Они американский закон не уважают, раз стали преступниками. А вы думаете, что они будут гордиться, что Америка добывает на Луне много золота?
        Арнольд Рассел мило улыбнулся:
        - Мисс Гордон, не будем с вами спорить. Людей устраивает то, что происходит в этом корпусе. Если вы боитесь соседства каторжного отделения, то могу вас успокоить: оно находится за плотно запечатанными герметичными дверями. Конвой хорошо охраняет каторжников. У нас все под контролем. Так что никаких эксцессов не произойдет.
        - Я не этого опасаюсь, - махнула я рукой. - Я говорю о том, что в принципе не должно быть каторги на другой планете, особенно пожизненной.
        - Но, согласитесь, это ведь лучше смертной казни?
        Ответить на это мне было нечего. Да, я считала, что пожизненная каторга намного гуманнее смертной казни. Арнольд Рассел одержал верх в этом споре.
        В этом споре я вообще всегда проигрывала: Мэриан, Дэну, теперь вот Расселу.
        «Я не продлю контракт еще на год, - решила я. - Даже если Дэн будет настаивать. Сыта по горло здешними порядками!»
        Глава 12
        Понемногу я привыкала к здешней атмосфере. Я сама не понимала: то ли я сдаюсь и смиряюсь с этой ситуацией, что говорит о моем падении. То ли я наоборот становлюсь умнее и возвышаюсь над ней. Но факт остается фактом: я больше не чувствовала приступов тошноты, когда случайно заглядывала в комьютер Мэриан и Джилиан. Я не чувствовала острой злости, когда видела улыбающееся лицо Арнольда Рассела. Даже когда он говорил о том, что заботится обо всех людях в этом корпусе. Мне не хотелось бежать отсюда. Мне не хотелось выть, как волку на луну.
        Я привыкла к повышенному вниманию со стороны мужчин. Разговоры за моей спиной не стихали. Я относилась к ним как к должному.
        Особо за мной пытался ухаживать Киф Каннингем. Практически каждый день он пытался пригласить меня на свидание. Я пыталась отшучиваться, избегать его, напрямую говорила, чтобы он от меня отстал. Но все это не помогало. Его не останавливало даже то, что у меня есть другой парень. Я просто не знала, что делать с этим Кифом.
        А потом у него появилась дурацкая привычка: он встречал меня у дверей наблюдательного пункта и пытался пригласить к себе в обсерваторию.
        - Ты, наверное, думаешь, что я пристаю к каждой девушке, - говорил мне Киф. - Но это не так. Ты понравилась мне сразу же. Можно сказать, это любовь с первого взгляда.
        - Как мне не повезло, - отвечала я.
        Однажды я спросила у Синти, что она думает о Кифе Каннингеме. И та ответила:
        - Положительный молодой человек. Серьезный, вежливый, не пристает к девушкам, как большинство здесь.
        Мне было удивительно это слышать. И после этого я решила тоже стать серьезной, вежливой и популярно объяснить, чтобы он держался от меня подальше.
        - Киф, я очень польщена твоим вниманием, - сказала я ему однажды. - Но должна сообщить тебе, что у меня есть парень. Я дорожу им, я хочу выйти за него замуж. И я не стану изменять ему с другим. Пойми меня правильно, Каннингем. Я отказываю не потому, что ты мне нравишься или не нравишься. Просто меня не интересуют другие мужчины.
        - Я не прошу тебя изменять своему парню. Я тоже против измен. Но согласись хотя бы пообедать со мной. Мы бы просто поговорили.
        - О чем?
        - Обо всем. О чем могут разговаривать люди за обедом?
        Я не знала, что ему ответить. Что еще сделать, чтобы он отвязался. И вдруг мне показалось, что я придумала гениальный план.
        - Хорошо, Киф, - сказала я. - Давай поужинаем с тобой. Мы с моим парнем подойдем в ресторан к семи часам вечера. И прошу без опозданий.
        Я думала, хоть это его остановит. Но не тут-то было. Киф заулыбался так, словно добился своего:
        - Я буду очень рад тебя видеть, Эл.
        - А моего парня?
        - Меньше, чем тебя, - признался он. - Но я хотел бы лично посмотреть на парня, которого ты предпочла мне.
        Его напористости не было предела. Я позвонила Дэну и сказала:
        - Дорогой, нас с тобой пригласили на свидание.
        - Кто?
        - Местный астроном Киф.
        - Я его знаю?
        - Познакомишься за ужином.
        Я недоумевала: зачем Киф пошел на это? Наверное, ему просто некуда было отступать. Он сказал все это, лишь бы отвязаться. А на свидание не придет.
        Но я ошибалась. Вечером я увидела Кифа стоящим возле ресторана на шестом этаже. Он поджидал нас. Увидев меня, он широко заулыбался и пошел навстречу. Я постаралсь убрать с лица все чувства, потому что они могли бы оскорбить Кифа.
        - Я уже заказал нам столик, - сказал Киф, подходя ближе и протягивая Дэну руку.
        Мужчины познакомились. Мы зашли в ресторан и сели за столик. Я видела, что Киф искренне пытается понравиться. Он рассказывал о своей работе, о Луне, о телескопах. Я бы поняла его, если б он хотел произвести впечатление на девушку. Но рядом был мой парень. На кого была рассчитана эта речь?
        - Хотите посмотреть как-нибудь в мой телескоп? - предложил вдруг Киф.
        Этот вопрос явно адресовался девушке, чтобы привлечь ее внимание. Но мне было неинтересно. На мое удивление, Дэн согласился:
        - Я очень бы хотел глянуть. Говорят, что эта обсерватория - самая лучшая из нынесуществующих. Это правда?
        Киф как будто бы ждал этого вопроса. Он с удовольствием принялся рассказывать:
        - Да, моя обсерватория самая лучшая. На Земле тоже может быть хорошая аппаратура, но земная атмосфера сильно мешает. А на Луне атмосфера так разрежена, что не мешает смотреть. Обсерваторию могли бы построить на той стороне Луны. Но там есть существенный минус: мешает Земля. Она отсвечивает солнечные лучи. А радиопомехи, идущие с Земли? Знаете, как они влияют на точность наблюдений? На оборотной стороне Луны самые оптимальные условия. Здесь нет атмосферы, нет лишнего света и нет радиопомех. Это самое лучшее место для установки лучшей аппаратуры. И я горжусь, что здесь работаю. И горжусь, что именно на американской базе есть самая лучшая аппаратура.
        - Я вижу, вы любите свою работу, - заметил Дэн.
        Киф улыбнулся и признался:
        - Очень.
        Я впервые почувствовала, что мне нравится этот Киф Каннингем. Когда человек искренне любит свою работу, это всегда вызывает уважение. Теперь я видела в Кифе не только навязчивость и желание понравиться, но и вполне нормальное и достойное уважения чувство: интерес к своей работе.
        - А как тебе атмосфера в этом корпусе? - задала я интересующий меня вопрос.
        - Я уже привык. По началу меня очень угнетало отсутствие Земли. Знаю, звучит это странно. Другие жалуются на плохие бытовые условия, что некуда сходить погулять, что мало людей, что в замкнутом пространстве развивается клаустрофобия. Но меня все это не трогает. Мне важнее, что нет Земли. До этого я уже летал на Луну, на лицевую ее сторону. Там было все нормально: я видел Землю. Я знал, что она рядом. Достаточно было посмотреть на небо, чтобы увидеть ее. Она выглядела почти так же, как Луна с Земли, только в три с половиной раза больше, и на ней было видно атмосферу. Я знал, что достаточно сесть в корабль, и через одиннадцать часов я буду дома. А здесь этого не чувствуется. Да, я знаю, что Земля так же рядом, как и на той стороне Луны. Да только я ее не вижу. И от этого как-то пусто на душе.
        - У вас просто началась ностальгия, - сказал Дэн.
        - Вполне возможно. Я давно уже понял, что человеческая натура немного чудаковата. Можно не объяснить что-то логикой, но это требует сердце.
        Тут Дэн посмотрел на меня и сказал:
        - Слушай, я бы очень хотел взглянуть на этот телескоп. Давай примем приграшение Кифа.
        - Ладно, - легко согласилась я.
        Если рядом был Дэн, я была не против пойти и посмотреть на лучший телескоп из всех когда-либо созданных.
        Так я нашла еще одно место, которое мне очень понравилось. Я смотрела в телескоп на планеты и звезды. Я видела даже небольшую комету на орбите Юпитера. Я даже не могла предположить, насколько это может быть захватывающе. Все, что я видела в телескоп, казалось мне волшебным. Мне хотелось изучать это, смотреть на это больше, узнать его тайны. Почему же я раньше не приходила в обсерваторию? Ах да, Киф приглашал меня одну, а сейчас я настояла на том, чтобы рядом был Дэн.
        Я смотрела на мужчин, и мне казалось, они весьма неплохо поладили друг с другом.
        - Вы знаете о том, что оборот Луны вокруг себя и ее оборот вокруг Земли совпадают по времени? - рассказывал нам Киф, когда мы с Дэном по очереди смотрели в телескоп. - Именно поэтому и получается, что Луна всегда повернута к Земле только одной стороной.
        - А почему так произошло? - спросила я.
        - Гипотезы есть разные. Многие утверждают, что так сделал Бог. Есть предположение, что притяжение Земли так повлияло на Луну, что у нее синхронизировались эти два оборота. Но если быть более точным, то можно сказать, что они совпадают не идеально. Вокруг Земли Луна обращается с переменой скоростью: вблизи перигея движется быстрее, а вблизи апогея - медленнее. А вокруг собственной оси вращение происходит равномерно. Это позволяет увидеть с Земли западный и восточный края оборотной стороны Луны. Это явление называется оптической либрацией по долготе.
        - Интересно, - сказал Дэн. - А я не знал, что мы можем наблюдать с Земли восточный и западный края.
        - Кроме того, мы можем увидеть южный и северный края оборотной стороны.
        - А это почему? - спросила я.
        - Из-за оптической либрации по широте. Видите ли, у Луны есть ось, вокруг которой она вращается. И она немного наклонена. Благодаря этому мы и можем увидеть южный и северный края Луны.
        - Наверное, совсем чуть-чуть? - спросила я.
        Я помнила, как выглядит Луна с Земли. На ней можно разглядеть темные пятна. И я всегда видела их в одних и тех же местах. Я бы не сказала, что они сильно сдвигались в стороны.
        Ответ Кифа удивил меня.
        - Вместе эти явления позволяют увидеть нам 59 процентов поверхности оборотной стороны Луны.
        - Но это же больше половины!
        - Так и есть. Просто мы на Земле не слишком отличаемся наблюдательностью. Если бы у нас хватило ума больше смотреть, люди замечали бы это. Кстати, первым открыл это явление небезызвестный вам Галилео Галлилей. Семнадцатый век. Допотопная технология. Высочайшая наблюдательность, жажда знаний. И вообще - величайший ум в истории человечества. Нынешняя астрономия многим ему обязана.
        - «И все-таки она вертится», - вспомнила я.
        - Именно так.
        Сейчас я видела в Кифе не просто человека, любящего свою работу. Я видела перед собой ученого, в лучшем смысле этого слова. Который опирается на труды других и продолжает их дело. Который требует от себя и от других именно этого: высочайшей наблюдательности и жажды знаний.
        А я считала этого человека последним придурком? Конечно, я не должна была бросаться ему на шею, но нужно было вести себя с ним немного повежливей.
        - Огромное вам спасибо за лекцию, что вы нам тут прочитали, - сказала я, когда мы уходили.
        - И за телескоп, который вы нам показали, - добавил Дэн. - Было очень интересно.
        - Моя обсерватория для вас всегда открыта, - сказал он.
        И я обрадовалась:
        - Значит, к вам можно придти еще?
        Теперь я понимала, что без этой обсерватории мне будет очень сложно. И время от времени я заходила туда, чтобы посмотреть в телескоп на бескрайний мир, о котором мы знали так мало.
        Глава 13
        Другим моим любимым занятием стало смотреть на взлеты и приземления космических кораблей. Я радовалась, что на наблюдательном пункте есть окно, охватывающее всю стену и часть потолка. Космодром «Лунное золото» я видела полностью. Мне доставляло огромное удовольствие видеть, что люди могут отсюда улетать. Я от души радовалась за них. Приземление кораблей я встречала не так восторженно. Я чувствовала жалость к тем, кто прилетел сюда и пока еще не знает о наших порядках.
        Расписание кораблей я выучила полностью. Они прибывали и улетали отсюда каждые три дня. Мне было странно, что Мэриан почти не обращает на это внимание.
        Она лишь однажды ждала космического корабля, практически не отлипая от окна.
        - Ты знаешь, кто там должен прилететь?
        - Нет.
        - Известный музыкант Рикардо Гомес. О, я его обожаю!
        Рикардо знали все. Он был очень известен.
        - Зачем он сюда летит? Давать концерт?
        Я подумала, что это очень хорошее развлечение для нашего корпуса. Мы все тут так заработались, что пора бы уже устроить какой-то отдых. Я бы с удовольствием сходила на концерт. И тем более, Рикардо Гомеса.
        - Нет, - сказала Мэриан. - Он едет на съемки нового клипа. Я так рада быть с ним в одном здании!
        Вместе с Мэриан я наблюдала за приземлением корабля.
        - Ах, он уже здесь, так близко от меня, мой любимый Рикардо Гомес! - таяла Мэриан.
        - Не боишься, что я расскажу все твоему мужу?
        - Он тоже любит Рикардо Гомеса. Правда, не до такой степени, как я.
        Мэриан хотела увидеть его в автобусе. Но сделать это издали было почти невозможно.
        - Ах, если бы у меня был бинокль! - вздыхала Мэриан.
        - Или даже телескоп Кифа, - усмехнулась я. - Говорят, он самый лучший из существующих.
        На следующий день Мэриан пришла на наблюдательный пункт в прекрасном расположении духа.
        - Я самая счастливая девушка на свете! - сказала она.
        - Почему?
        - У меня есть автограф моего любимого Рикардо Гомеса! - закричала она и запрыгала на месте. А потом добавила шепотом: - Только ты не говори об этом моему мужу.
        Она могла бы не предупреждать об этом. С мужем Мэриан я никогда не общалась.
        Зато с Крисом мы подружились. По вечерам он повадился ходить в нашу с Дэном комнату. Он с деловым видом заявлял, что пришел в гости, и ждал, когда мы его чем-нибудь угостим. Без этого он не уходил.
        Я видела, что этот ребенок очень похож на взрослого.
        - Я принес вам яблоко, - говорил он, доставая его из кармана. - Я же знаю, что без гостинцев к друзьям не ходят.
        Я разрезала яблоко на три части, а сама доставала конфет. Я тоже знала, что если гости приходят к друзьям с гостинцами, то и хозяева должны угостить их чем-нибудь вкусным.
        Иногда я думала: почему Крис так похож на взрослого? Может, он просто давно не общался с себе подобными? С кого ему брать пример? Детей вокруг нет, приходится брать со взрослых.
        - Тебе не скучно здесь одному? - спросила я его однажды.
        - А я не один, - ответил он. - У меня очень много друзей. Ты, Дэн, Келли, Харви…
        Он долго перечислял своих друзей, загибая пальцы. Я видела, что он гордится тем, что общается со взрослыми людьми. А я все думала: он хоть чем-нибудь детским тут занимается?
        - Ты во что-нибудь тут играешь? - спросила я.
        - Да. Моя любимая игра - прятки. Я этот корпус очень хорошо знаю. И могу спрятаться так, что меня никто не найдет. Спорим, ты бы не смогла меня найти.
        Я засмеялась:
        - Не буду с тобой спорить. Проигрывать неохота.
        Когда он ушел, Дэн сказал мне:
        - Знаешь, почему он хорошо знает устройство корпуса? Взрослые пускают его туда, куда не следует. Мы, например, пускаем его в химический отсек. Повара пускают на кухню. В оранжерею он вообще ходит за здрасьте. Хорошо, что Мэриан не пускает его на наблюдательный пункт. А то насмотрелся бы картинок с каторжниками и начал бы сходить с ума, как делаешь ты. Я всегда говорил: до шестнадцати нельзя смотреть на плохое.
        - Мне больше шестнадцати, - напомнила я.
        - Только твоему телу. Твоя душа так молода, что почти не отличается от ребенка.
        - А ты так любишь меня дразнить, что сам похож на пацана, - ответила я. - Из всех нас Крис тут самый серьезный.
        Глава 14
        Однажды, когда мы работали с Мэриан вдвоем, она громко сказала:
        - Кто бы мог подумать? Четырежды убийца, а его тут мочат, как мальчишку.
        Я посмотрела на нее.
        - Откуда ты знаешь?
        - Его знают все. Показывали по новостям. «Маньяк-убийца бродит по городу» - кажется, так назывался репортаж. И вот пожалуйста - теперь я сижу тут и наблюдаю, как его самого мочат.
        Я подошла ближе к экрану. Я видела, как в углу туалета один каторжник держал другого, а третий бил его.
        - Почему ты не вмешаешься? - спросила я.
        - Надо, конечно.
        Мэриан нажала кнопку. Слезоточивый газ клубами стал спускаться с потолка. Первый каторжник отпустил второго, и тот сполз на пол, но другой продолжал его долбить. Он как будто бы не обращал внимания на то, что с потолка на него идет слезоточивый газ. Казалось, он должен это понять и отстать от своего противника. Но он этого не делал.
        - Мэриан, сделай что-нибудь! - взмолилась я.
        - Ничего страшного. Иногда преступники ведут себя, как тормоза. До нормальных людей быстро доходит, что это слезоточивый газ. До других это доходит туго.
        Действительно, тот каторжник все-таки схватился за свои глаза и выбежал из помещения. «Маньяк-убийца» на четвереньках пополз оттуда тоже. Было видно, что он кашляет. Он не ориентировался, куда ползти, и врезался головой в унитаз. Потом пополз дальше и, наконец, скрылся с экрана.
        Только тут я вздохнула свободно. И тут же осознала, что все это время, пока наблюдала за ним, не дышала. Я как будто была с ним заодно. Ему нельзя было продохнуть в этом слезоточивом смраде, и я вроде как не имела права. Но теперь все позади.
        Но откуда же у меня такое болезненное переживание к неизвестным мне каторжникам? И что мне дальше с этим делать? Правильно говорит Дэн: не думать об этом, и все. Но как можно об этом не думать?
        - Почему ты сразу не выпустила газ на этого маньяка-убийцу? - спросила я Мэриан, делая свой голос спокойным.
        - Я подумала, что ему будет немного полезно. Он убил четыре человека! В основном, детей. Может, до него дойдет, что нельзя решать вопросы насилием?
        Золотые слова: насилием действительно не решишь вопросы. Но что делает Мэриан? Как это назвать по-другому, если не насилие?
        - Думаешь, ему это поможет что-то осознать? - спросила я.
        - Пусть попробует. Я дала ему такой шанс, - в голосе Мэриан было злорадство.
        - Он осознает, как к нему несправедливы и как ему было больно. Вот и все, что он осознает, - сказала я.
        - Не надо было убивать детей, - жестко ответила она.
        И я вперед догадалась, чем получила подтверждение:
        - Ты его знаешь лично?
        Лицо Мэриан немного дернулось. Она ответила:
        - Нет. Но я немного знала ребенка, которого он убил. Тот учился с Крисом в одной школе. Он был старше его на три года. А теперь я должна защищать этого мерзавца от насилия? Пусть попробует его на собственной шкуре. И если его убьют, я буду только рада!
        В этот момент у меня просто заболело сердце. Я могла понять Мэриан, которая сейчас мстит убийце за невинного ребенка. Но, с другой стороны, у каждого из этих людей свои грехи. Попалась бы им в наблюдатели не Мэриан, а кто-нибудь еще, она бы мстила кому-то другому. Наблюдатель - это профессия. И эта профессия требует непредвзятости. Иногда это сложно. Гораздо сложнее, чем судьям судить человека или арбитрам - матч между командами. Сюда нельзя примешивать свое личное.
        Я хотела сказать все это Мэриан, но подумала, что она вряд ли меня поймет. Сейчас она была рада, что хоть немного ущемила того человека. Но можно ли это назвать хотя бы местью? Тот человек убил четырех. В ответ его перестали избивать минутой позже, чем могли бы. Все это была какая-то вошкотня, которая в принципе не может быть на этом рабочем месте.
        - А может, кто-то из них убил пятерых или шестерых? - спросила я. - Разве этим можно мерить вину человека?
        - У этих подонков нет чувства вины. У них оно напрочь отсутствует.
        - А у тебя, Мэриан?
        Может, я зря задала этот вопрос. Мэриан вспыхнула:
        - Отстань от меня!
        Она просто не могла ничего ответить. Ей казалось, что это разные вещи: насилие, которое сделал этот человек, и насилие, которое позволяет с ним делать она. Да, это были разные вещи. Да только корень один и тот же.
        - Последи за ними, - сказала Мэриан. - Я схожу в туалет.
        Иногда мне приходилось это делать. Я очень не любила, когда Мэриан или ее напарница отлучались. На мне лежала ответственность за все отделение каторжников. И если бы кто-то там подрался, я вынуждена была бы обливать их слезоточивым газом. Пока еще ни разу этого не случалось. И я молила бога, чтобы этого никогда не было и дальше.
        Я смотрела на них, несколько экранов хорошо отражали жизнь, которой они тут живут. Все уголки каторжного отделения: спальни, туалет, столовая, библиотека - все, как полагается. Каторжники бесцельно ходят из угла в угол, играют в карты, смеются друг с другом, ругаются. Все это напоминает муравейник: много движения без цели. У каждого из этих людей нет определенной цели, к которой бы они стремились. Может, всего лишь провести время? А потом все повторяется сначала: один день сменяется другими таким же. Единственная цель: дождаться отдыха, потом - дождаться ужина, потом - дождаться сна, потом - дождаться нового дня. А смысл всего этого?
        Редкие единицы ходили в библиотеку и читали там книги. Были и такие, кто делал физические упражнения. И скорей всего, они делали это не от особого интереса, а чтобы просто занять свое время. Как ужасна должна быть такая жизнь.
        Вернулась Мэриан.
        - Ничего интересного? - спросила она.
        - Ничего.
        - Ты прости. Я, наверное, погорячилась. Я просто вспомнила этого человека, и очень уж мне захотелось, чтобы ему досталось от кого-то… Эти воспоминания все еще живы во мне.
        - Интересно, - сказала я. - Тут есть кто-нибудь из моих знакомых?
        Почему-то сейчас это показалось мне реальным. Если Мэриан тут знает кого-то, то могу знать и я.
        - Можно проверить это по спискам арестантов, - предложила она. - Хочешь?
        Я кивнула головой. Стала просматривать списки, которые были на компьютере. Там были только имена и фамилии. Все были незнакомыми.
        И вдруг я увидела имя, которое мне о чем-то говорило. Джон Торренто.
        - Не может быть! - сказала я.
        Потом подумала: мало ли на свете может быть Джонов Торренто? Может, это просто тезка? Но память упрямо выдавала мне факты о моем бывшем однокласснике Джоне Торренто. Он пил, баловался травкой, плохо учился, хулиганил и как-то остался на второй год. Именно тогда я и вздохнула свободно, так как в классе от него мне житья не было. Некоторые девочки говорили, что завидуют мне: «Как сильно он тебя любит!» Но вряд ли им бы понравилось, если бы к ним относились так же. Джон всячески старался меня подколоть, съязвить в мой адрес и норовил пригласить в клуб или на вечеринку. От его приглашений я постоянно отказывалась, но он продолжал и продолжал их делать. Пока не остался на второй год. Я была очень рада. И я практически не вспоминала о нем после того, как закончила школу. Пару раз слышала о нем новости, которые передавали одноклассники. Вот и все.
        Теперь увидела его в списках каторжников Лунного корпуса. Что ж, в принципе, не удивительно было бы, если бы он скатился до самого дна. И все равно было немного жаль. Какой бы он ни был плохой ученик и школьный хулиган, но видеть его в тюремном отделении было тяжко.
        - А можно на него посмотреть? - спросила я Мэриан.
        - Конечно. Какая группа?
        - Пятая.
        Мэриан сразу же ткнула пальцем в экран:
        - Кто-то из них. Либо здесь, либо в библиотеке.
        Но в библиотеку я даже смотреть не стала. Джон Торренто был не из тех, кто дольше минуты может держать книгу в руках. Если бы тут была комната для курения кальяна, его можно было бы попытаться найти там.
        Я всматривалась в каждого каторжника, пытаясь найти знакомое лицо. Ругала себя: зачем мне это надо? Со времен школы прошло уже десять лет. Разве есть мне дело до Джона, если даже тогда я не знала, куда от него деваться? Но ведь мне надо было убедиться, что это он.
        Я его нашла. Он сидел на нарах в кругу людей и мирно играл в карты. От былой красоты на лице не осталось и следа.
        - Он называл себя Красавчиком, - вспомнила я.
        - Хорошо знаешь его?
        - Мой одноклассник. Не виделись лет десять.
        Мэриан усмехнулась:
        - А теперь представь этих людей лет тридцать-сорок тому назад. Новорожденные детишки. Лежат себе, играют, ползут куда-то, смеются. Ведь, понимаешь, они были способны на все это. Они так же радовали своих мам. Дарили им самодельные открытки на праздники. Искренне ждали Санта Клауса на рождество. И наверняка у них были какие-нибудь коты или щенки, о которых надо было заботиться. И они были неплохими детьми. Ты когда-нибудь видела плохих детей?
        Я покачала головой.
        - Вот и как так получается, что из нормальных, хороших детей вырастают отбросы общества? - закончила Мэриан свою речь.
        Я этого не знала. И ответить ей ничего не могла.
        В этот день вечером я рассказала Дэну о своем открытии. Он слушал меня внимательно, но почему-то не понял. Он попытался разыграть сцену ревности:
        - Как, говоришь, его зовут: Джон? У тебя с ним что-то было?
        - Дэн, глупо ревновать к парню десятилетней давности! Я его даже своим «бывшим» не могу назвать.
        - А настоящим?
        - Не смешно! - отрезвила я его.
        - Я пошутил, - спешно оправдался Дэн. Он сделал заинтересованное лицо: - И что же этот Джон? За что он сидит?
        - Не знаю. Там есть поименные списки, а за что - я не смотрела. И честно говоря, не очень хочется.
        Была у меня еще одна проблема, о которой хотелось поговорить с Дэном.
        - Я не первый раз замечаю, что Мэриан злоупотребляет своим положением. На кого-то она сразу же спускает слезоточивый газ, а на кого-то нет. И мне кажется, это неправильно.
        - Это просто скорость реакции, - сказал Дэн. - Иногда получается лучше, иногда хуже. Не обращай на это внимание.
        - Нет, дело не в этом. У нее есть любимчики и нелюбимчики.
        - Она всего лишь человек. У учителя в классе тоже есть такие. И у руководителя в любом коллективе. Любимчики разных полов объединяются в браки. Это естественно для человека - относиться к кому-то лучше, а к кому-то хуже. Мэриан не робот, а живая девушка. Так что все нормально. У тебя ведь тоже наверняка есть любимчики, правда?
        - Среди каторжников нет.
        - А не среди каторжников?
        Дэн сказал это особенным голосом, а потом заиграл бровями: явно намекал на себя. Я засмеялась и поцеловала его. Конечно, у меня был любимчик. И я собиралась за него замуж. В объятиях Дэна я уже не чувствовала себя плохо. Забылись все проблемы и все каторжники на свете.
        Но ненадолго.
        Глава 15
        Это случилось двадцать первого ноября.
        Ульрих уже стояла в теплом шарфике и без очков для солнца. Джилиан поговаривала о том, что скоро рождество и надо будет принести мишуру, чтобы нарядить наш манекен. Лунный день был в самом разгаре. Мы с Дэном отметили четыре месяца пребывания на Луне. К этому времени мы тут хорошо освоились. Дэн нашел себе друзей. Я охотно посещала собрания женской коалиции. В общем, жизнь шла своим чередом, пока одно событие не показало оборотную сторону этой жизни.
        В этот день Рикардо Гомес должен был выехать из корпуса на съемки своего нового клипа. Мэриан толклась возле окна.
        - Я его увижу! - говорила она. - Ты понимаешь, я всегда смотрю его клипы. Но никогда еще я не видела, как проходят съемки. А они будут вон там, за окном, я увижу отсюда все! Ну, или почти все.
        - Мэриан, лучше следи за каторжниками, - напомнила я ей.
        - Фу, какая ты скучная, Эл! - ответила мне Мэриан. - Я посмотрю: у тебя вообще нет никого любимого. Среди каторжников ты не нашла себе любимчика, Рикардо тебе не слишком нравится. У тебя есть хоть кто-то, кого ты любишь?
        - Ну да. Дэн. Я собираюсь за него замуж.
        - У всех есть жены и мужья. Я не об этом. Я говорю о простой симпатии к кому-то. У тебя она напрочь отсутствует. Ты больше любишь морали читать, чем завести себе какого-нибудь душку и любить его потихоньку.
        - Прости, Мэриан, я тебе плохо понимаю, - призналась я.
        Мне всегда казалось, что быть фанатом - плохо. Что ими бывает молодежь в период взросления или недалекие взрослые. Упрекать меня за то, что у меня хватает ума не создавать себе кумиров? Нет уж, спасибо. Работа с Мэриан в паре никогда мне особо не нравилась. Сейчас я чувствовала особое раздражение из-за нее.
        - А я вот признаюсь, - сказала она. - Я храню на компьютере фотографии Рикардо. Некоторые даже в обнаженном виде. Я не виновата, что он выложил их в интернет. И я поистине восхищаюсь этим человеком. И это прекрасное чувство. И совершенно не мешает моей любви к мужу. Скажу тебе честно: иногда Рикардо наполняет смыслом мою жизнь.
        - Это как?
        - А ты слышала песни, которые он поет? Иногда они заставляют посмотреть на жизнь по-другому. Иногда они радуют, иногда расстраивают. Но всегда ты чувствуешь себя обновленным из-за них. Иногда мне кажется, что никакой любви-то и нет. А потом послушаю его песни. Он говорит, что любовь есть. И ее начинаешь видеть. И я люблю своего мужа больше, чем любила бы без песен Рикардо.
        Я с трудом понимала ее, но пыталась вникать в смысл слов.
        - А сейчас? - продолжила Мэриан. - Я считала свою работу здесь каторгой. Отбываю свой срок контракта, как каторжники, за которыми я слежу. Мне тут ничего не нравилось. Я считала это место не оборотной стороной, а задницей Луны. Просто по типу: если та сторона является лицом, то противоположная ей является задницей. Разве я не права?
        - Может, логичнее было бы сказать: затылок?
        - Может, и логичнее. Но на задницу это похоже больше. И вдруг появляется Рикардо Гомес. Парень моей мечты. И мы находимся с ним в одном здании. И он дает мне автограф. И он снимает клип у меня на глазах. Моя жизнь наполняется другим смыслом, понимаешь?
        - Да, - осторожно сказала я. - Только, Мэриан, не пора ли тебе вернуться к своим компьютерам? Ты же сама говорила, что каторжников нельзя оставлять без присмотра. Особенно в обеденный перерыв?
        - Ничего с ними не случится. За ними слежу не только я, там у них есть конвой.
        Я отвернулась к своим компьютерам. На душе был осадок. Я знала, что Мэриан злоупотребляет своим положением. А может, то же самое делаю и я? Наверное, надо написать на нее доклад. Или сказать о ее поведении начальнику. Покрывая ее, я сама становлюсь на нее похожей. А с этим мириться нельзя.
        Я с облегчением вздохнула, когда Мэриан отлипла от окна и вернулась на свое рабочее место.
        И моя совесть тут же успокоилась. Я сказала себе, что писать доклады или разговаривать с начальниками надо лишь в том случае, если не получается урегулировать вопрос на местном уровне. Я делаю Мэриан замечания, и она прислушивается к ним. Так что незачем бить тревогу.
        Глава 16
        Рикардо и его съемочная группа выехали из корпуса после обеда. Это было согласовано с Арнольдом Расселом. Он сказал, что лучше всего будет загнать всех каторжников на обед, чтобы они не глазели куда не следует и не тратили понапрасну время. А потом уже выпустить из корпуса Рикардо со съемочной группой. На съемки клипа они должны будут отъехать за пределы видимости из каньона. Так что когда каторжников поведут на работу после обеда, никаких казусов не произойдет.
        План был бы блестящим, если бы сработал.
        Началось все с того, что Мэриан бегала от компьютера к окну и наоборот. А когда ей стало скучно смотреть на то, как оборудуется съемочная площадка, она отошла от окна и занялась своими ногтями.
        У Мэриан была скверная привычка: красить ногти на рабочем месте. Она говорила, что в свободное время у нее слишком много дел, а на работе как раз выдается свободная минутка. Так почему бы ее не использовать? Она не думала о том, что люди, которые находятся в этом помещении, тоже вынуждены слышать запах лака. А не всем он нравится.
        - Опять ты развонялась, - упрекнула я ее.
        - Что поделаешь: натура такая, - ответила она.
        Некоторое время работали молча: я над своим компьютером, Мэриан - над своими ногтями. Вдруг я услышала приглушенный вскрик. Я обернулась. Мэриан привстала со стула, подавшись к экрану. Видно, там творилось что-то неординарное. Потому что она выругалась, спешно кинула кисточку в пузырек с лаком и даже не заметила, что та попала мимо и покатилась по столу.
        - О боже! - закричала вдруг Мэриан и с ожесточением стала нажимать кнопки на клавиатуре.
        Я поднялась со своего места и поспешила к ней. Мне казалось, что ей нужна помощь.
        Я даже не могла предположить, что там творится. А когда глянула на экран, дыхание у меня перехватило.
        У некоторых каторжников были автоматы. Как они их раздобыли, я не видела. Но они держали их и стреляли. Перед ними уже лежало несколько убитых солдат. С потолка на них струились клубы слезоточивого газа. Каторжники как будто бы не обращали на них внимания. Они не просто стреляли. Они шли вперед. Они напирали. И вот они сносят дверь в соседнее помещение и толпой бегут туда.
        Дрожащими руками Мэриан включила громкую связь.
        - Капитан! Капитан Смит! Каторжники, они взбунтовались! Прием!
        На мгновение она сделала паузу. Хотела услышать ответ. Но вместо этого там была слышна пулеметная очередь и чьи-то крики.
        Это был не обычный бунт, что бывают в этом отделении каждый день. Это было что-то серьезное. И он достигал таких масштабов, что слезоточивый газ уже не действовал.
        Были некоторые каторжники, которые начали прикрывать глаза и подались в стороны. Но большинство как будто бы проигнорировали его. Они бежали дальше, стреляли, орали что-то.
        «Что же будет, если они убьют всех солдат?» - пронеслось в моей голове. И только тут я поняла, что это очень реально. Это не просто дурная мысль, а то, что может случиться по-настоящему.
        Я подумала, что после этого комендант корпуса, наверное, отправит каторжников обратно на Землю. Поймет, что нельзя держать их здесь.
        Следующая мысль была еще хуже. Она была такой плохой, что я боялась ее думать. Я просто отметила, что она была, и проигнорировала ее так же, как каторжники игнорировали слезоточивый газ.
        Мои глаза бегали с одной камеры на другую. Там всюду творилась неразбериха. На одной из камер несколько каторжников корчились от слезоточивого газа. На другой - каторжники бежали по трупам солдат в соседнее помещение. На третьей - падали убитые. Милашка стоял перед четвертой камерой, широко улыбаясь, и показывал в экран средний палец. Видно, ему нравилось то, что тут происходит.
        И вдруг камеры начали гаснуть одна за одной. Это каторжники стреляли по ним из автоматов и выводили из строя.
        - Мэриан! - опомнилась я. - Сделай же что-нибудь!
        - Не могу! - закричала она с надрывом в голосе. - Это уже помещения для солдат. Тут нет слезоточивого газа!
        Она застучала пальцами по клавиатуре. Я не понимала, что она делает. Но только тут масштабность всего произошедшего начала доходить до меня. Если каторжники уже ворвались в помещения для солдат, где им быть не следует, разве не пойдут они дальше? Весь беззащитный корпус открыт перед ними, как на ладони. Тысячи мирных жителей, которым даже бежать негде в закрытом пространстве. И что же теперь делать? Должен же быть какой-то выход?
        Я все еще была уверена, что Мэриан знает его. Но сейчас она соединилась с комендантом Арнольдом Расселом и закричала ему по связи:
        - Мистер Рассел! Они уже ломают дверь из каторжного отделения!
        Значит, эта дверь была единственным, что отделяла толпу озверевших каторжников от свободы. И что отделяло невинных жителей от верного убийства. Если каторжники поубивали всех солдат, разве будут они щадить других людей?
        «Дверь должна быть очень крепкой, - успокаивала я себя. - В каторжные отделения не делают плохих дверей. Они не смогут сломить эту защиту».
        Они обстреливали ее из нескольких автоматов сразу. А потом начали долбить ее столом, как тараном. Я не слышала, о чем говорили Мэриан с Арнольдом Расселом. Все мое внимание было приковано к экрану. Казалось, это страшный сон. Ты видишь его, но ничего не можешь сделать. Все не в твоей власти.
        Потом кто-то из каторжников догадался выстрелить в камеру, и этот экран погас. Что там творилось, было одному богу известно.
        Тут включилась сирена, оповещающая об опасности. Она завыла уныло-протяжно. Это было похоже на похоронные вопли. Как ужасно будет умирать под такие звуки. То, что дело кончится смертью, было очевидно. Я уже поставила себя перед этим фактом. Правда, сердце отказывалось в это верить. Но весь разум как на ладони видел эту истину: взбунтовавшиеся каторжники передушат всех людей в корпусе. Это очевидно. Несправедливо, нереально и просто глупо. Но очевидно.
        Мэриан посмотрела на меня. В глазах ее стояли слезы. Она думала о том же, что и я. И когда она схватилась за телефон, я поняла, что она собирается делать.
        Она набирала номер Криса, когда дверь из каторжного отделения не выдержала натиска. Она упала, и каторжники хлынули наружу сплошным потоком. Это было как прорыв плотины. Только последствия были ужаснее.
        - Крис! Крис, ты где сейчас? - кричала Мэриан в трубку. Взгляд ее метался от одного уцелевшего экрана к другому. Она надеялась увидеть там сына. - Крис, сейчас же срочно поднимайся ко мне… Ничего не случилось, потом объясню…
        Она не договорила. Даже я услышала взрыв каких-то звуков, доносящихся из трубки. Крис закричал. Связь оборвалась. Из телефона доносились лишь гудки.
        - Крис! Крис! - закричала в трубку Мэриан.
        Потом она отшвырнула от себя телефон и побежала к выходу. Я смотрела вслед ее удаляющейся спине. Ничего сделать я не могла. Пока Мэриан была рядом, мне казалось, что я хоть в какой-то безопасности. Но если наблюдатель бежит со своего места, чтобы спасть ребенка из рук бешенных каторжников, то дело совсем плохо.
        Я осталась одна.
        - О боже, - прошептала я.
        Я понимала, что бог тут не поможет. Я осталась совершенно без какой-либо опоры. Ноги меня не держали, и я села на стул. Я тупо смотрела на экраны. Они показывали помещения всего корпуса. И можно было видеть, как туда врываются каторжники с автоматами и стреляют по всем подряд. Люди бегут от них, падают, а по их трупам бегут другие. А потом кто-нибудь из них стреляет в камеру, и экран тут же потухает.
        Такое увидишь разве что в страшном сне. Или в плохом триллере. Но почему-то это происходило на самом деле.
        Я подумала о Дэне. Я тоже могла бы побежать, как Мэриан, надеясь найти его где-нибудь в этих закоулках. Но это значило бежать навстречу озверевшим каторжникам. Я не могла сдвинуться с места. Здесь я пока еще была в безопасности. Отсюда я могла видеть их продвижение по корпусу. Но если я уйду отсюда, то потеряю связь с этим. Я не буду знать, насколько они далеко или близко. Я буду не готова к их вторжению. Уж лучше оставаться здесь.
        Наблюдательный пункт - это последнее место, куда они доберутся. Мы находимся на верхнем этаже. Рядом с нами только оранжерея и обсерватория. Но как бы далеко я не была сейчас от каторжников, я знала, что когда-нибудь они доберутся и досюда.
        Максимально далекое расстояние, куда я могла от них убежать, было окно. Я действительно подбежала к нему. Была бы я на Земле, я бы не раздумывая выпрыгнула в него и разбилась насмерть. Тогда я убила бы себя сама, а не позволила сделать это кому-то другому. Я не оставила бы им свое тело на потеху. Но здесь окно не открывалось. Оно было герметично. Стекло, наверное, с палец толщиной. Его ничем не разобьешь. Было бы так хорошо - разгерметизировать корпус, чтобы все тут задохнулись. Все равно нормальных людей скоро здесь не останется, а озверевших каторжников надо кому-то остановить.
        Стекло очень обманчиво. Мы настолько привыкли к тому, что оно хрупкое, что уже по-другому его не воспринимаем. Я стучала по стеклу кулаками и била стулом. Я знала, что это не поможет. Но слабая надежда все-таки была. Иного выхода я вообще не видела.
        Поняв, что стекло мне не разбить, я снова подскочила к экранам. Уже половина из них не работали. Значит, каторжники на полпути сюда. Надо что-то делать. Времени остается все меньше и меньше. Надо придумать, куда можно спрятаться.
        Я стояла посреди комнаты, кружась во все стороны, приглядывая себе угол. Не может быть, чтобы в таком огромном корпусе негде было спрятаться. Тут есть какие-то переходы, коридоры, шкафы…
        Здесь было целых два шкафа. Я подскочила к одному из них, распахнула дверцу. Но ведь каторжники не дураки. Они прочешут всю эту территорию. От них в шкафу не спрячешься. Надо придумать что-нибудь другое.
        Мой взгляд снова прошелся по всему пункту. И вдруг остановился на Ульрих.
        Мысль была ужасающей и просто глупой. Но другого выхода не было. Зато я могла хотя бы попытаться.
        Глава 17
        Ноги были словно ватными. Не знаю, как я добралась до манекена, дрожащими руками сняла с него комбинезон каторжника. Пальцы так тряслись, что не желали слушаться. Замок я расстегнула с большим трудом. Надо было спешить, а у меня так медленно все выходило. Я кое-как расстегнула замок на спине своего платья, сняла его и бросила на пол. А сама облачилась в комбинезон каторжника и застегнулась до самого ворота.
        Теперь надо было что-то решить с волосами. Они у меня почти до талии. Хорошо, что Мэриан держит здесь все принадлежности для маникюра. Я точно знала, что у нее где-то были ножницы.
        Я открыла ящик и, разгребая помады и духи, стала там шарить в поисках ножниц. Они были маленькие, но других я бы вообще не нашла.
        Я бросилась в санузел, который располагался прямо здесь, на наблюдательном пункте. Там был унитаз, раковина и даже ванна. Ей пользовались редко. Но когда надо было взбодриться в ночную смену, то лучшего средства не было.
        Я остановилась перед зеркалом. Оттуда на меня глянули безумные затравленные глаза. Я не ожидала увидеть себя в таком ужасном виде, и испугалась. Я даже вскрикнула. Я не кричала, даже когда видела, как каторжники убивают людей. А тут почему-то не могла сдержаться. А ведь пугаться здесь нечего. Это всего лишь я, единственный уцелевший человек из этого несчастного корпуса. И я должна выжить. Я не хочу, чтобы меня убили или изнасиловали обезумевшие каторжники. Я этого не допущу.
        Ножницы не слушались. Они дрожали в руке, стригли неровно и очень медленно. А я даже не знала, где сейчас свирепствуют каторжники. Может, они уже близко. Может, уже на подходе сюда. А если они обнаружат меня здесь, за этим занятием?
        Я остригла себе волосы. Получилось неровно. Сзади я вообще не смотрела, так как не было времени. Но это лучшее, что я смогла сделать.
        Я собрала волосы с полу, кинула их в унитаз и смыла. Когда-то я слышала, что унитазы могут засоряться, если смываешь в них что-то постороннее. Но сейчас меня это не тревожило. Мне так нужно было убрать подальше следы своих улик, что все барьеры просто исчезли. Было ощущение, что я могу сделать все, что только пожелаю. Захотела бы я сейчас разбить окно с палец толщиной, и оно бы меня послушалось.
        Мне просто нельзя было допускать никаких ошибок. Малейшая из них могла обернуться смертью.
        Я открыла воду. Набирала полные пригоршни воды и смывала краску с лица. В рукава комбинезона стекала вода. Тем лучше. Джилиан говорила, что этот комбинезон выглядит совсем новым и потому отличается от тех, что носят каторжники. Если у него будут вымокшие рукава, то я меньше буду отличаться.
        Можно было проклясть человека, который изобрел водостойкую тушь. Но я все-таки сумела ее смыть. Потом вытерлась полотенцем, висевшим на двери. Все, я почти готова. Надо только спрятать куда-то свое платье с туфлями и подыскать себе другую обувь. Не буду же я ходить тут босиком.
        Выручила опять Мэриан. Она приносила на работу домашние тапочки, переобувалась и тут ходила с удобством. Я открыла шкаф, вытащила ее тапочки и надела.
        Затем подалась к экрану. Я думала, у меня еще есть время, а его практически не было. Во всем корпусе осталось только три работающие камеры: над западной лестницей, в оранжерее и в коридоре восьмого этажа. Камеры над центральной и восточной лестницей были разбиты, и это значило, что на восьмой этаж по ним уже поднялись.
        Я замерла. В этой тишине, казалось, работает только одно мое сердце. Оно стучало даже не в груди, а где-то в висках.
        И вдруг я явственно услышала шум из коридора. Так шуметь могли только каторжники, идущие сюда.
        На мгновение я замерла, вообще не в силах пошевелиться. Я тупо смотрела на экран и слышала шум, доносящийся из коридора. Я стояла посреди наблюдательного пункта с платьем и туфлями в руках. И я даже не могла пошевелиться, чтобы предпринять что-то. Как будто бы какой-то комок застрял в горле, даже дышалось с трудом. Время во мне как будто застыло, погруженное в один сплошной парализующий ужас. Сквозь красную пелену перед глазами я смотрела на экран. Еще никем не разбитая камера в коридоре показывала, как сюда неровным строем идут каторжники. У лидеров наготове автоматы. Сейчас они зайдут сюда, увидят меня.
        Я вздрогнула, услышав автоматную очередь. Экран компьютера тут же погас. От камеры до наблюдательного пункта всего несколько шагов. Сейчас каторжники будут здесь.
        Медлить было просто самоубийством. Я открыла ящик стола и запихала туда платье и туфли. Затем бросилась к ванной и закрылась на защелку. Ждать оставалось совсем немного.
        Глава 18
        - Эй, встречайте гостей! Кто тут есть? - услышала я голоса из-за двери.
        Вместе с голосами ворвались и другие звуки. Шаги по полу, шорохи одежды, чье-то дыхание, стуки. Это был один сплошной гул. И он уже ворвался на наблюдательный пункт. Теперь надо выходить из ванной комнаты. Нужно открыть защелку, выйти к ним и притворяться такой же, как они.
        - Неужели из людей никого уже не осталось? - слышала я голоса.
        - А я бы с удовольствием еще кого-нибудь убил.
        - А если бы встретилась девочка!.. Но почему-то баб тут мало.
        Как после этого можно было добровольно выйти к ним? Я смогла только открыть защелку на двери, но все остальное было выше моих сил. Я бросила взгляд в зеркало. На кого я похожа? Неужели они признают в этом маленькой скрюченном человеке с мокрыми рукавами и кривой стрижкой своего парня? Да разве же я похожа на них? Глупо было даже предполагать такой вариант!
        Мне казалось, я сейчас заплачу. Но это было совершенно бессмысленно. Это разрушило бы все мои планы. Может, мои планы и были глупыми, но они давали хоть какую-то надежду.
        Вдруг произошло что-то страшное. Кто-то нажал на ручку с другой стороны. Сюда кто-то входил. Я не смогла удержаться и вскрикнула.
        В ванную вошел какой-то человек в комбинезоне каторжника. Через раскрытую дверь сюда волной хлынули звуки. Стараясь не смотреть на человека, я схватилась за полотенце и стала делать вид, что вытираю лицо. На самом деле я просто хотела спрятать свое лицо так, чтобы его никто не заметил.
        Но вечно вытираться было бы подозрительно. Постепенно я перестала прятать свое лицо в полотенце и занялась руками. С каждым ударом сердца, с каждой секундой я ждала разоблачения. Казалось, что человек сейчас посмотрит на меня, узнает во мне некаторжника и убьет на месте.
        Но проходили секунды. Пока ничего не происходило. Потом я услышала журчание. Я нашла в себе силы оглянуться и посмотреть на человека. Тот равнодушно стоял у унитаза и делал свое дело. Он совершенно не обращал на меня внимания.
        В ванную зашел еще один каторжник. Я опять вздрогнула, но на этот раз сдержала крик ужаса. Видно, я уже начала привыкать к здешней обстановке.
        Ни на кого не глядя, я вышла из ванной. Перед глазами стояла сплошная красная пелена. Даже если бы я захотела, не смогла бы увидеть то, что тут творилось. Внутреннее напряжение не давало мне распрямить плечи и поднять голову. Я шла, как зомби. Каждое движение, включая вдох и выдох, давалось мне с трудом. Их приходилось контролировать. И это единственное, что я могла - дышать, идти и смотреть на пол под ногами.
        Каторжники в основной массе заходили на наблюдательный пункт. Я умудрилась оттуда выйти. Остановилась в коридоре, так как совершенно не знала, что делать дальше. Может, я сохранила свою жизнь на минуту или две. Но не смогу же я вечно прикидываться каторжником! Хоть один из них обратит на меня внимание, и все пропало. Если мне зададут вопрос, я не смогу на него ответить. Я не смогу даже посмотреть в глаза этим людям. Короче, я только продлеваю себе муку, а не отстаиваю жизнь.
        Глава 19
        Я остановилась на лестнице и чего-то ждала. Я понимала, что заходить на наблюдательный пункт опасно, так как именно там сейчас собрались самые агрессивные из всех каторжников. Но уходить отсюда было тоже нельзя. Все шли в одном направлении. Если бы я пошла в обратном, это могло бы вызвать подозрения.
        Странное это было ощущение. Я все слышала и все видела, но это как будто проходило мимо моего сознания.
        - Смотрите: компьютеры! - слышала я голоса.
        - Тут есть «Гугл»?
        - А компьютерные игрушки?
        - Давайте поиграем!
        - Нет, лучше посмотрим порнуху!
        Я вздрогнула, когда раздалась пулеметная очередь, но опять сдержала крик. Я поняла, что громят компьютеры. Это было плохо, очень плохо. Именно они отвечали за жизнеобеспечение корпуса. Свет горел, вода текла из кранов, работала система вентиляции - все это благодаря им. Если все компьютеры будут уничтожены, все эти функционирования прекратятся. И все мы умрем, потому что выдышим весь воздух, находящийся в корпусе.
        Этого никак нельзя было допустить. Я повернула обратно и на ватных ногах вошла на наблюдательный пункт. Так и есть: центральный каторжник, который всегда шел впереди всех, строчит по компьютерам. И его не остановишь! По крайней мере, не я. Но ведь должен же хоть кто-то понимать, что нельзя этого делать!
        Действительно, один из людей неподалеку взял главаря за локоть и постарался успокоить:
        - Остынь, Волк. Это всего лишь железки. Не люди.
        - Может, хочешь, чтобы я пристрелил тебя? - переключился на него Волк.
        - Ты ж прекрасно знаешь, что не хочу. Просто это могут быть важные вещи, понимаешь? Компьютеры… Мы можем переговариваться с Землей. Для чего мы устроили все это, как ты думаешь?
        В лице Волка было сомнение. Он понимал, что его товарищ прав, но не хотел признавать это.
        - Заткнись! - сказал он и выдернул свой локоть. - И если ты не сможешь переговорить с Землей, я первого тебя урою.
        - Тут негде рыть, - спокойно ответил его товарищ. - Луна.
        Этот человек показался мне более-менее думающим. И он имел влияние. Самым главным тут был, несомненно, Волк. И его товарищ мог на него воздействовать. Сейчас он остановил всеобщее самоубийство. Но кто знает, может, он так воздействовал на Волка раньше, что тот поднял этот бунт?
        Я стояла в дверях наблюдательного пункта. Многие каторжники ходили по нему, открывали столы, вышвыривали на пол вещи, опрокидывали стулья. Им было мало того разрушения, что они устроили в Корпусе. Они все никак не могли остановиться.
        И вдруг я боковым зрением увидела красное пятно. Оно ослепило меня, и в следующее мгновение я поняла, что это мое платье. Я сняла его и засунула в ящик тумбочки. Там же были и туфли. Но любой разумный человек может догадаться, что наблюдатель не должен так делать. Он приходит на работу в платье и работает в платье, не снимая его. У нас не химическая лаборатория, где требуется униформа. Мое платье доказывает, что наблюдательница переоделась в форму каторжника и сейчас притворяется им. И беглого взгляда на трясущуюся меня будет достаточно, чтобы определить предателя.
        Нужно уходить отсюда. Немедленно. Но ноги с трудом слушались. Тело как будто бы стало ватным.
        Каторжник потрясал над головой моим платьем:
        - Ну-ка, кто хочет примерить?
        - Лучше бы ты нашел бабу без платья, чем платье без бабы, - засмеялся кто-то.
        Мгновенного разоблачения не последовало. Наверняка оно последует после. Я и так продержалась в этом корпусе дольше всех. Все равно я не смогу жить после всего, что увидела. Надо просто привыкнуть к мысли, что рано или поздно меня разоблачат и убьют. Ведь по-другому просто не получится.
        Кто-то из великих когда-то сказал: «Умереть не страшно, умирать страшней». Само по себе небытие не нагоняет ужаса. Ведь до рождения меня тоже не существовало. Я не знаю, что было до меня и как. Сколько витков вокруг Солнца сделала планета, сколько тысячелетий пролетело, сколько взрывов, войн, катастроф окропляли Землю. А потом родилась я и стала свидетельницей всемирной истории. Словно увидела мир под микроскопом. Все детали, невидимые частицы, скрытые от общего хода времени. А после моей смерти все снова понесется с космической скоростью. Будут накручиваться тысячелетия, пройдут новые войны и катастрофы. Но я больше этого не увижу.
        Все это похоже на аттракцион в диснейленде: огромная тарелка, вращающаяся в вертикальной плоскости. Она вращается с одинаковой скоростью. Но почему-то когда ты внизу, кажется, что ты пролетаешь там быстро. А когда вверху - еле через него переваливаешься.
        Так и идет наша жизнь.
        Глава 20
        Я заметила, что каторжники, которых я видела поблизости, куда-то перемещались. Никто не стоял посреди коридора, как я. Так что надо сделать вид, что и у меня есть какая-то цель. Лучше всего примазаться к какой-нибудь группе каторжников и пойти за ними. Это был бы оптимальный вариант.
        Мимо меня прошли Волк и несколько его товарищей. Я подождала, когда они отойдут на приличное расстояние, и двинулась за ними.
        - Неужели тут все кончилось? - спросил по пути Волк.
        - Да нет. Есть еще кое-что.
        Двери в оранжерею были открыты. Это было очень неправильно. Раньше туда заходили только по пропускам. Просто так туда никого не пускали. Каждый выходной я старалась пойти в оранжерею и отдохнуть там на природе.
        Сейчас я зашла туда в рабочий день.
        Мне было жаль оранжерею так же, как было бы жаль живого человека. Деревья обстреливали, сбивая с них листья. Яблоки сыпались вниз и сравнивались с землей. Огромные стены с грибами в один миг были разрушены. Через них надо было пробираться, чтобы пройти дальше. Кто-то придумал стрелять по помидорам. Кто-то говорил, что сейчас сделает из них кетчуп.
        Я перелезла через грибные барикады обратно к выходу. Мне больно было смотреть на то, как тут все разрушают.
        Коридор был относительно пуст. Далеко от меня, почти у самой лестницы, сидел какой-то человек, опираясь спиной о стену. Больше никого не было.
        Я заглянула в обсерваторию. Гордость Америки - лучшая обсерватория из когда-либо существующих - вся была разгромлена. Телескоп был покорежен. Какие-то сломанные детали от него валялись на полу.
        Я не могла на это больше смотреть. Вышла из бывшей обсерватории и остановилась на пороге.
        В коридоре у лестницы сидел какой-то человек, прислонившись спиной к стене. Я подумала, что он убит, как и все мирные жители. Но он был в сознании.
        - Пить, - попросил он.
        Только тут я узнала его. Это был Киф Каннингем, астроном. Все его лицо было в крови, одежда на нем порвана. В нем с трудом узнавался знакомый мне человек.
        - Пить… - снова попросил он.
        Я остановилась, не зная, что делать. Мне хотелось подбежать к нему и чем-то помочь. Это был единственный человек из всего корпуса, который уцелел здесь. Надолго ли?
        Я понимала, что мне нельзя подходить к нему. Я надела на себя костюм каторжника. И вместе с ним надела эту роль. Выходить из нее было смерти подобно. Я должна была играть ее до конца. Если я хочу остаться в живых еще на какое-то время, я должна сделать то, что сделал бы рядовой каторжник, а не переодевшаяся в него девушка. Лучше всего было бы взять и уйти отсюда. Но это значило бы, что я бросаю своего товарища на произвол судьбы.
        Дилемма казалась мне не разрешимой. И я продолжала стоять в коридоре, совершенно не зная, что делать.
        И вдруг Киф посморел на меня.
        - Эл? - узнал он.
        Разоблачение, которого я так боялась. Я ожидала его от любого каторжника, которых считала своими врагами. А оно последовало от человека, который был больше другом, чем врагом.
        «Не долго я смогла продержаться в этой роли, - подумала я. - Меня выдали». Мне можно было бы попытаться убежать отсюда, но я словно приросла к полу. Могла только стоять и смотреть Кифу в глаза. И мне казалось, он может презирать меня за то, что я надела этот костюм. Словно я предала всех мирных жителей и переметнулась на сторону врага.
        - Кто-то тут еще живой? - услышала я голос Волка.
        И в тот же момент за моей спиной кто-то выстрелил. Я только вздрогнула, но даже не попыталась убраться с этого места. Пуля пролетела мимо меня, прямо в голову Кифа. Некоторое время он еще сидел, опираясь спиной о стену, потом повалился на пол. На стене осталась красная полоса.
        Волк и его товарищи прошли мимо меня. И только тут я поняла, что все это время ждала выстрела в спину. Сейчас напряжение отпускало.
        Можно было бы почувствовать стыд за то, что не помогла товарищу, не ответила ему, не попыталась предотвратить его убийство. Но что я могла сделать? Разве что умереть рядом с ним, отдав свое тело на поругание убийцам и насильникам.
        Я сберегла себя еще на какое-то время. Молча я смотрела на теплый еще труп Кифа Каннингема. Когда-то я не знала, куда деваться от этого человека. Потом он начал мне нравиться. Я видела в нем ученого и просто хорошего парня. А сейчас его не стало. И это было очень несправедливо. Если я выжила в этом корпусе, значит, я смирилась с этой несправедливостью. Значит, я стала такой же, как и все каторжники.
        Моего знакомого убили на моих глазах. А я даже не попыталась его ни защитить, ни элементарно - поплакать над его трупом. Единственное, что я могла, это тихо прошептать:
        - Прости, Киф.
        На лбу у меня выступила испарина. Я отерла ее рукой и вдруг замерла на месте. Только сейчас я увидела, что мои ногти накрашены. Да сколько можно терпеть этот страх? Кончается что-то одно, так сразу же начинается другое. Никогда не возможно вздохнуть спокойно и хотя бы немного перевести дух. Каждый риск разоблачения убивает тебя потихоньку. Каторжники убили бы сразу, а это все действует постепенно.
        Ну почему я не подумала сразу, что надо стереть лак? До какой степени нужно быть дурой, чтобы забыть о таком важном деле? Может, было недостаточно времени. Или наблюдательности. Но с этим надо срочно что-то сделать. Ногти красят только женщины, а их не должно быть в среде каторжников.
        Я срочно спрятала руки, зажав их в кулаки, и пошла вниз по лестнице. Теперь у меня появилась цель. Не та, что я разыгрывала, чтобы быть похожей на рядового каторжника. Цель была настоящей. Только бы никто меня не трогал и никто не смотрел. Если спуститься на этаж ниже, можно войти в любую комнату. И поискать там жидкости для снятия лака.
        Но нет, они будут не в любой комнате, а лишь в той, где жили женщины. Ближайшая отсюда - комната Тесс.
        Я пробиралась к ней по стеночке. Когда мимо проходили какие-нибудь каторжники, я сжималась в комок и глубже засовывала голову в плечи. Еще я боялась, что меня может выдать грудь. Я старалась прятать ее по мере возможности. И лучшим средством для этого тоже была сутулость. Я была рада, что костюмы каторжников такие громоздкие и словно надутые. Очертания фигуры просматривались в них очень плохо.
        Вот и комната Тесс. Я отворила дверь и вошла внутрь. Видно было, что здесь похозяйничала вооруженная банда. Везде разгром, мебель сломана, по стене прошлась пулеметная очередь. Я боялась, что могу увидеть здесь Тесс: мертвую и изнасилованную. Но ее тут не было, и я была благодарна за это.
        Однако я едва заметно прошептала:
        - Прости, Тесс, - когда открыла ее тумбочку и вытащила флакон с жидкостью для снятия лака.
        На всякий случай надо было уйти в ванную. Если внезапно откроется дверь в комнату, меня увидят сразу. А если я буду в ванной, у меня еще будет время замести за собой следы.
        Защелка была сломана, дверь пришлось просто прикрыть. Несмотря на разгром, ванная сохранилась довольно неплохо. Только лишь зеркало было разбито да в одном месте отвалился кафель.
        Я быстро стерла лак и подстригла ногти под самый корень, как это обычно бывает у мужчин. Потом подумала немного, убрала отвалившийся кафель и попыталась загрести немного грязи себе под ногти. Все должно было естественно. Я и так выделяюсь маленьким ростом, сжатой фигурой, странной сутулостью и выражением ужаса на лице. Если я могу сделать что-то для моего нового облика, я сделаю это.
        Дело было закончено. И хоть я могла бросить ватку со стертым лаком в мусорное ведро, я предпочла смыть ее в унитазе. Чтобы следы деятельности, произведенной женщиной, не оставались на глазах у мужчин.
        Я оглядела свои ногти. Ни единого пятнышка лака на них не осталось. И вдруг я вспомнила Дэна. «Как ты скрупулезно красишь ногти, - говорил он. - Все равно их не будет никто рассматривать. Зачем так стараешься?»
        Боже мой! Дэн! Как я могла забыть о нем? Его убили, как и всех в этом корпусе. Осталась одна я. И вместо того, чтобы оплакивать своего любимого, я занимаюсь ногтями!
        Мне стало ужасно стыдно. Надо было срочно пойти и найти Дэна. А что, если он жив? Может, как и Киф, он сидит где-нибудь у стеночки и ждет помощи. Самым простым было взять и смириться с его смертью. А если еще есть какая-то надежда? Ведь бывают же случаи, когда выживают и после пулевых ранений? И после автоматных очередей? Я не видела в свои экраны, что произошло с Дэном. Так что может быть всякое. И, возможно, ему требуется моя помощь.
        Надо было идти к нему, хотя больше всего мне хотелось закрыться в этой комнате и сидеть здесь до тех пор, пока Земля не вышлет нам помощь. Ведь не может же такого быть, чтобы нас тут всех бросили на произвол судьбы. Это будет бесчестно, если я выживу, а Дэн нет.
        Несколько раз я пыталась выйти, и несколько раз мои попытки срывались. Я всего лишь подходила, нажимала на ручку, а потом отходила от двери. Здесь, несомненно, было безопаснее. Но это только пока. Если я здесь останусь, а кто-то войдет, то я даже не смогу от него убежать. В этом смысле коридор безопаснее. Лучше находиться там, где есть свобода движения.
        Когда в очередной раз послышались голоса в коридоре, я испугалась, что сюда могут войти, и вышла сама.
        Жалкое зрелище представлял собой коридор. Когда-то пол блестел, в нем отражались лампы дневного света с потолка, на нем стояли кадки с цветами, и под ногами лежали красные ковровые дорожки. Сейчас все было сметено, изуродовано, дорожки сбились в кучу, кадки с цветами повалились на бок. Стены и пол были выпачканы кровью. Красные ручейки текли прямо под ногами.
        Но самое ужасное было видеть трупы людей. Их тут было очень много. Самых разных возрастов, в разной одежде, а кто и без. В разных позах, в невообразимых местах. Какой-то мужчина повис на кадке с цветами. Какая-то женщина распласталась на эскалаторе. Это было ужасно, но я думала: «Слава богу, это не Дэн».
        Нет, смотреть на это было невозможно! Я не буду добровольно здесь находиться. Надо вернуться в комнату и сидеть там. И так понятно, что здесь никто не выжил. Так что лучше спрятаться.
        Я дернула ручку в первую попавшуюся комнату. Отворила дверь и хотела войти туда, но остановилась на пороге.
        В комнате были люди. Странной синевой блеснуло обнаженное женское тело. Над ним склонились сразу четверо мужчин в костюмах каторжников. Они были так увлечены, что даже не заметили моего появления.
        Я подавила в себе крик и спешно закрыла дверь. Кажется, она хлопнула. Может, они не заметили этого, а может, это их разозлило. Если они выйдут и увидят тут меня, они тоже могут убить и изнасиловать.
        Стараясь ни на что не смотреть, я пошла прямо по коридору. Тошнота стояла возле самого горла. Но если меня сейчас вырвет, это будет выглядеть подозрительно. Каторжникам должно нравиться то, что здесь происходит. Никто из них не будет в таком ужасе, чтобы не сдержать рвотный рефлекс. А мне нужно притворяться рядовым каторжником.
        В одном месте я увидела Милашку, которого когда-то показывала мне Мэриан. Он стоял посреди коридора под камерой, кричал в нее матом и выделывал всякие жесты. Я привыкла видеть его таким на пленке. Теперь видела живьем. Его даже не заботило то, что камера сломана и не передает ни изображения, ни звуков.
        Ноги сами принесли меня на третий этаж к химическому отделу. Но чем больше я подходила, тем больше замедляла шаги. Что-то как будто оттягивало меня назад. Пока еще у меня была надежда на то, что Дэн жив. Если я сейчас увижу, что это не так, это будет крах всего.
        Возле химического отдела лежали убитые. Я вглядывалась в лицо каждому, ища Дэна.
        Я увидела его у самого входа в химический отсек. Одна его рука была неестественно вывернута. Остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой.
        Я почувствовала приступ тошноты и согнулась в сухих судорогах. Затем присела рядом с Дэном, долго смотрела на него. Хотела что-то сказать, но не было таких слов, чтобы выразить все, что я чувствую. Затрясла его руку.
        И вдруг услышала над собой чей-то голос:
        - Что такое? Он еще жив?
        Я подняла голову и увидела уставившееся в мою сторону дуло автомата. И я почувствовала облегчение. Мне очень захотелось, чтобы это быстрее кончилось. Мне была суждена смерть, и я желала ее. Как можно и дальше находиться в этом корпусе среди этих диких людей? По плану все должны были умереть. Я уже украла у жизни несколько минут. Хватит. Я умру рядом с Дэном в костюме каторжника. Никто не заподозрит во мне женщину и не станет насиловать. Так что мое тело не будет поругано. Все равно жить после всего увиденного я не смогу. Не смогу жить без Дэна. И не смогу выжить среди каторжников-убийц.
        Автомат застрочил, оглушая меня своим грохотом. Я зажмурилась, ожидая смерти. Но лишь чувствовала под руками дрожание плоти. Каторжник стрелял в Дэна, считая, что тот мог оказаться живым.
        - Что ты делаешь? - услышала я чей-то окрик.
        Очередь прекратилась. Я не понимала, живая я или мертвая. Если бы меня убили, наверное, я бы чувствовала боль. У меня было ощущение, что в меня не попали, только в Дэна.
        Я посмотрела на него. Перед глазами все плыло. Я чувствовала, что теряю сознание. Моим последним усилием было упасть головой не на изуродованное тело Дэна, а где-то рядом.
        Глава 21
        Кто-то хлопал меня по щекам. Возникла надежда, что все это всего лишь сон. Сейчас я проснусь в своей родной кровати рядом с Дэном.
        Я открыла глаза и увидела над собой человека в комбинезоне каторжника. Значит, это был не сон. Все это правда.
        Я застонала от собственного бессилия. У меня ничего не получится тут изменить. У меня даже умереть не получилось, хотя я так хотела этого.
        - Ну что, пришел в себя? - спросил каторжник.
        Он выпрямился надо мной во весь рост. Я молча смотрела на него снизу вверх. «Насиловать будет?» - пронеслось в голове.
        Но этого не последовало. Человек протянул мне руку. Я подала ему свою - скорее, машинально, - и он помог мне подняться. «Значит, отведет в другое место и там изнасилует», - подумала я.
        Человек отпустил меня, а сам присел к Дэну и провел рукой по его лицу, закрывая веки. Затем поднялся, посмотрел на меня, повернулся и ушел.
        Ничего не понимая, я смотрела ему в спину. Что это было? Акт милосердия в среде преступников? Мне помогли, просто так, ничего не требуя взамен? Такого просто не может быть. Все эти каторжники - убийцы и сволочи, последние отродья, которых только можно вообразить. Они не должны помогать кому бы то ни было. Сейчас он вернется и изнасилует меня.
        Я все еще ждала предательства. А человек между тем шел по коридору, глядя по сторонам. Он подошел к какому-то трупу, присел возле него, взял за запястье и пощупал пульс. «Ищет кого-то живого, чтобы изнасиловать», - подумала я.
        Человек отпустил чужую руку и вздохнул:
        - И этот труп. Похоже, тут все…
        Я не верила своим глазам. Среди каторжников нашелся кто-то, кто ходит по Корпусу и пытается найти живых людей? Делает он это профессионально. За запястье берет точно. Веки закрывает, даже не поморщившись. Меня привел в чувство. Этого уж я точно не могла понять.
        Я следила за ним взглядом. Он так и шел по корпусу, походя то к одному, то к другому трупу, и осматривая их. У меня возникло желание идти с ним. Мы действительно могли бы найти здесь кого-то живого. Ради этого еще стоило бы жить. Ради всего остального уже было бессмысленно.
        Я сделала движение вперед, но остановилась. Я представила, что найду кого-то знакомого, он откроет глаза и узнает меня. И тогда все пропало. Мне нельзя было так рисковать собой. Киф узнал меня и чуть не выдал. Это может повториться и с другим. Пусть бы тот человек сам поискал живых, а мне нужно подумать о себе. Как бы эгоистично это ни звучало, но в первую очередь нужно обеспечить безопасность себе.
        Странное дело: я только что думала о смерти, желала ее. А сейчас думаю о том, как бы остаться в живых. Наверное, это одна из функций организма. Так же, как мы дышим, едим, ходим в туалет - точно так же мы хотим жить.
        Я смотрела на человека, пока он не скрылся из виду. Я не пошла с ним. Но от души пожелала, чтобы он нашел как можно больше раненых и привел их в чувство. Пусть у него все получится.
        А мне действительно надо примкнуть к кому-нибудь. Пока я одна, я вызываю подозрения. Каторжники ходят группами: большими или маленькими, но они держатся вместе. Если я одна, я больше на виду. Если кому-то понадобится живое тело для изнасилования, то вперед выберут человека, держащегося особняком. Мне нужно спрятаться за чью-нибудь спину.
        Наверное, все же надо было уйти с тем человеком. Попробовать догнать его?
        Я решила еще раз подойти к Дэну, а потом попробовать догнать того человека.
        С закрытыми глазами Дэн выглядел намного лучше. Как будто бы было в нем какое-то спокойствие.
        «Прости меня, - подумала я. - Я осталась жива, в то время как ты умер. А я не могу даже тебя оплакать».
        Надо было идти. Нет никакого смысла сидеть рядом с Дэном. Это уже был не он. Тут осталось только его тело.
        Мимо проходили двое каторжников. Один из них выглядел вполне миролюбиво. Другой был злой. Я решила, что надо остаться незамеченной, чтобы злой не обратил на меня внимания.
        - … Ведь мне оставалось сидеть всего три месяца! - выговаривал злой своему товарищу. - А теперь что?
        - Ну и теперь посидишь три месяца, - легкомысленно отвечал второй. - За нами прилетят, и все восстановится, как было.
        - Как было? - еще больше разозлился тот. - То есть Волку останется сидеть еще два года, а потом он пойдет на свободу?
        - Ну… Может, не совсем так.
        - Очнись, Брайен! Ты что: не понял, что здесь только что произошло?
        Я посторонилась, чтобы дать им пройти. Но вдруг Брайен изменил направление и пошел рассматривать план эвакуации на стене. Его товарищ остановился:
        - Что тебе все неймется?
        - Жрать хочу. Столовую ищу.
        - И ты можешь думать о еде в это время?
        - А я всегда думаю о еде.
        На плане эвакуации не было написано, где столовая. Там просто были нарисованы помещения. Я знала, где столовая. Но первой заговорить с этими отродьями было страшно.
        - Ну что: нашел?
        - Черти! Они ничего не подписали! - стал возмущаться Брайен. - Они что: не подумали, что можно хотеть кушать?
        Тогда я рискнула сказать:
        - Столовая на шестом этаже, слева по коридору.
        Может, я зря это сказала. Оба каторжника посмотрели на меня, и я с трудом выдержала их взгляды. Однако когда-то это надо было сделать. Мне нужно было найти себе какую-то компанию. Почему бы не этих двоих? Один из них выглядит миролюбивым. Другой хоть и злится, но ему не нравится эта ситуация. Среди этих преступников и дикарей невозможно найти лучших. Они все сволочи. Но есть наименее плохие. Их и надо искать. Наверное, лучшим был тот, который пошел искать по корпусу живых. Но быть рядом с ним все же опасно. Слишком уж он отличался от остальных. Он сам выглядел подозрительно. Если еще я была бы рядом с ним, рано или поздно нас бы разоблачили.
        - Откуда ты знаешь про столовую? - сказал один. - Уже был там?
        Я хотела поддакнуть, но в таком случае осталась бы здесь, а эти бы ушли. А мне надо было бы пойти с ними.
        - Я наоборот иду туда, - ответила я.
        И я пошла впереди, показывая дорогу. А за мной следом шли эти двое. Я удивлялась, как вообще получилась эта ситуация, что я сама вступила в разговор с каторжниками и даже куда-то отвожу их.
        Страха я больше не чувствовала. Наверное, весь вышел. Столько эмоций уже невозможно было вынести. Я не понимала своих чувств, мне казалось, их просто нет во мне. Наверное, это защитная реакция организма. Словно сгорает предохранитель, и человек перестает все ощущать, чтобы не сойти с ума.
        Ведь в моей ситуации вполне можно сойти с ума. Только никому нет от этого пользы. В сумасшедшем виде я натворю глупостей, из-за которых меня убьют. А если все понимать, но ничего не чувствовать, то можно попытаться сохранить себе жизнь. Если уж есть такая функция у тела: хотеть жить, то надо ей пользоваться. И не задаваться сейчас вопросом: а зачем? И что я буду делать дальше без Дэна и остальных? И как вообще можно перенести все произошедшее?
        - Парни, я угощаю! - объявил Брайен, входя в столовую. - Выбирайте свободный столик, а я сейчас принесу на заказ. Лично я люблю устрицы. Вы бы сейчас не отказались от устриц?
        В столовой было мало народу. Столы и стулья были опрокинуты. Хотя за парочкой столиков сидели несколько каторжников и выпивали.
        Холодильники были разбиты. На полу валялись тарелки с едой. Все было размазано по полу. Со стороны поваров была странная тишина. Обычно оттуда доносился говор, смех и тихая музыка. Сейчас ничего этого не было.
        - Какие, к черту, устрицы? - повысил голос второй каторжник.
        Я подумала, что, возможно, зря выбрала себе эту компанию. Брайен хотя бы с виду миролюбив. А его товарищ всегда на взводе. Наверное, надо бы мне примкнуть к другим. Найти бы того человека, который ищет живых по корпусу.
        Злой рванул на себя столик, и тот заскрежетал по полу. Меня передернуло от этого звука. Выпивающие каторжники посмотрели в его сторону с осуждением. Здесь повсюду была злость. Я бы не смогла найти здесь ничего другого.
        Тем же образом злой придвинул к столику три стула. Значит, они взяли меня в свою компанию. Я подумала, что если они будут вести себя слишком дико, я смогу потом уйти.
        Еще я не представляла, как смогу сейчас есть. Когда в мире творятся такие вещи, как смерть, еда казалась лишней и ненужной. Я вообще не понимала, зачем и как можно есть после всего, что я тут видела.
        Появился Брайен. Он нес в руках несколько холодных хот-догов и бутылок с газировкой.
        - Микроволновка сломана, - сказал он. - Вообще-то я хотел устрицы. Еще я люблю мороженое и шоколад. Видимо, в детстве сладостей недоел. Но здесь почему-то их нет.
        - Там что: вообще ничего нормального нет? - спросил его товарищ.
        Брайен покачал головой. Потом сказал:
        - Там стоит кастрюля с супом. Знаете, большая такая. Он был уже готов. Но кто-то запихал туда повариху.
        - Как?
        - По кусочкам.
        Злой ничего не ответил. Отложил хот-дог и просто закрыл лицо руками. Брайен передернулся:
        - Честно говоря, очень неприятно.
        Мы молчали некоторое время. Я не думала, что на каторжников произведет впечатление смерть поварихи. И я поняла, что не знаю этих людей. Не знаю, чего можно ожидать от них. Что они думают, что чувствуют. Мне казалось, что все должны радоваться этому перевороту. А выходит, что все не так, как мне казалось. Есть еще среди них редкие единицы, которые не довольны всем происходящим. И дело тут даже не в том, что парню осталось три месяца до конца срока. А что действительно жаль погибших здесь людей.
        - Ну что ж, - сказал злой, поднимая бутылку. - Они все умерли. Сколько их тут было? Несколько тысяч? Давайте помянем их всех. Может, тогда станет легче?
        - Пусть земля будет им пухом, - сказал Брайен.
        - Какая, к черту, земля? - взорвался злой.
        - Да так, к слову пришлось. - И чтобы не пришлось оправдываться, переключился на меня: - А ты что молчишь? Тебя как зовут?
        - Эл.
        Хорошо, что у меня универсальное имя. Одинаково подходит и для мужчин, и для женщин.
        - Брайен.
        - Лео.
        Мне пришлось пожать им руки. Вот уж к чему я была не готова. Я даже не думала о том, что встречусь с такой проблемой. Женщины не жмут руки друг другу. Это делают только мужчины, и у них это получается естественно. Я бы не хотела, чтобы меня кто-то трогал. Я и выглядела-то подозрительно, а если меня трогать, то еще больше шансов признать во мне женщину. Взять хотя бы то, что у меня маленькая рука. У мужчины ладонь должна быть шире. К тому же, от страха мои ладони вспотели. И я вообще не знаю, как делать рукопожатие. Но, как оказалось, в этом ничего сложного не было.
        - Ну что ж, давайте выпьем за знакомство! - предложил Брайен. - А еще можно выпить за какой-нибудь праздник. Кажется, сегодня День Независимости?
        Он засмеялся собственной шутке. Я даже не смогла вымучить улыбку на лице. Лео уничтожающе посмотрел на него:
        - Какой, к черту, день независимости?
        - По лунному календарю.
        - Праздник будет, когда ты заткнешься.
        - Фу, как грубо! Интересно, что мы будем кушать все это время?
        - Какое время?
        - То, которое пробудем здесь.
        Лео усмехнулся.
        - Наконец-то до тебя начало доходить, что здесь происходит. Первый минус в том, что нас перестали кормить по расписанию. Поскольку ты думаешь желудком, а не другим местом, для тебя это реальнее всего.
        - Это я давно уже понял. Как только мы разгромили свою столовую.
        - А теперь подумай вот о чем. Ты собираешься провести здесь какое-то время?
        - Ну да.
        - Вопрос на засыпку: какое?
        Брайен пожал плечами:
        - Ну, я не знаю, когда за нами пришлют корабль. Думаю, за нами должны прислать корабль. Ведь пришлют же? - Голос Брайена становился все менее и менее уверенным. - Я думаю, что Земля должна прислать корабль, чтобы забрать нас отсюда. Ведь не могут же они нас бросить на произвол судьбы.
        Лео жестко смотрел на него. Потом сказал:
        - Вот представь, что ты работаешь за Земле. И узнаешь, что в Лунном корпусе каторжники поубивали всех свободных. Захватили весь корпус и уничтожили все запасы еды.
        - Все запасы еды?
        - Да. И что сейчас у каторжников находится все оружие. Расчет тут прост. Либо ты снаряжаешь на Луну космический корабль с боевиками. Те врываются в корпус, в неравной борьбе погибают еще люди, пусть даже с обеих сторон. Оставшихся берут в плен, везут на Землю и садят там на электрический стул. Либо ты не тратишь лишние ресурсы: ни людей, ни оружие. Просто позволяешь всему лунному корпусу вымереть своей собственной естественной смертью. А потом прилетаешь на освободившееся пространство и очищаешь все от трупов. И на электричестве сэкономишь, так как электрический стул тоже недешево обходится.
        Такая мысль не приходила мне в голову. Из уст Лео она звучала очень правдоподобно.
        - Ну, с чего ты взял, что всех обязательно посадят на электрический стул? - стал спорить с ним Брайен. - Мы же с тобой никого не убивали. И многие тоже. Пусть казнят тех, кто действительно виноват.
        - А кто тут станет разбираться, виноваты мы с тобой или нет? Кто сможет подтвердить это?
        Я подумала, что являюсь единственным свидетелем всему происходящему. Но я и то не стала бы судить, кто виноват, а кто невиновен в этом бунте. К тому же, каторжников несколько тысяч. Я не смогу сказать ничего определенного про всех.
        - Да пойми ты, Брайен. Им проще забыть о нас, чем посылать сюда кого-то.
        Ответить Брайену было нечего. Он молча сидел и смотрел на свой хот-дог. Я решила вступить в разговор.
        - Такого быть не должно. Земля должна прислать сюда кого-нибудь.
        - Кого? - повернулся ко мне Лео.
        - Спецназ.
        - Мы поубиваем здесь этот спецназ. Сколько входов в корпусе?
        - Четыре. Для вновь прибывших, в каторжном отделении и два технических.
        Брайен свистнул:
        - Хорошо же ты план эвакуации изучил!
        Я отметила про себя, что сделала ошибку. В дальнейшем надо быть осторожнее.
        - Ну и смотри, - продолжал внушать мне Лео. - Вход довольно узкий. Туда могут пройти одновременно три, ну, четыре человека. А нас - четыре тысячи. Ладно, сегодня многие погибли. Да и не все могут согласиться продолжать войну. Но даже если пойдет хотя бы половина… Тогда наберется по пятьсот человек на каждый вход. Ну и как ты думаешь, Эл, кто победит в этом бою?
        Я не была сильна в боях. Но я верила, что Земля не может бросить нас на произвол судьбы. Она обязательно что-нибудь придумает.
        - А если они бросят бомбы с нейро-паралитическим газом? Они просто вырубят нас всех. А потом придут и спокойно соберут тела.
        - Хорошо. Даже если принять во внимание бомбы. Заполнить весь корпус газом они не смогут, так как он большой. Кого-то вырубят, а кто-то останется. И он будет сопротивляться. Мы только что вырезали весь Корпус. Ты думаешь, мы не справимся с горсткой людей из спецназа?
        - Но с мирными жителями справиться намного легче, - продолжала я спорить. - У них не было оружия. Они не сопротивлялись. Среди них были женщины и дети. Их взяли голыми руками. Никакой заслуги в этом я не вижу. А попробуйте справиться со спецназом. Это люди, которые специально приедут сюда для этой цели. Они будут вооружены, натренированы, у них будут планы всего Корпуса и все его слабые места.
        Внезапно Лео перестал спорить. Он откинулся на спинку сиденья и сказал:
        - А знаете, какое самое слабое место в этом корпусе?
        - Какое?
        - Отсутствие мозгов.
        Брайен засмеялся.
        - Я не имею в виду тебя, Эл, - продолжил Лео. - Я говорю о том, что когда-то здесь был комендант, при нем был какой-то совет. Они могли выносить решения. Они могли думать. Да, сейчас у нас есть лидер - Волк. И возле него тоже сформирована банда приспешников. Но они не смогут выработать хоть сколько-нибудь правильного решения. Вот наше слабое место. Если бы у кого-нибудь хватило ума как-то связаться с Землей и рассказать о нашей действительной ситуации, может, они бы прислали кого-нибудь наподмогу. Только кому тут помогать? Все невиновные уже умерли. Когда Земля узнает обо всем этом, она заранее подпишет нам смертный приговор. Всем.
        Если бы я действительно была каторжником, может, я бы думала, как Лео. Но я была свободным человеком, мирным жителем. И хотя бы ради меня одной Земля должна придти на помощь.
        Мне надо будет обязательно связаться с ней. Мне надо будет рассказать им всю правду. И умолять их о том, чтобы они прислали кого-нибудь сюда. Если на Земле узнают, что здесь есть один невиновный человек, они могут постараться что-то сделать для меня.
        То, что я осталась жива в этом корпусе, показалось мне очень значимым.
        Глава 22
        Дверь шумно распахнулась и пулеметная очередь прошлась по потолку. Следом раздался смех. На пороге стоял Волк.
        - Ничего, ничего, ребята. Продолжаем трапезу, - сказал он, заходя.
        Следом за ним гурьбой вошли его приспешники. Их легко было отличить. Почему-то они выделялись.
        После них стали заходить и другие каторжники. В один миг столовая наполнилась людьми.
        Через несколько секунд я пришла в себя и стала способна воспринимать то, что здесь происходит. Я могла понять, что Волк и его друзья поубивали мирных жителей в корпусе. Но зачем они врываются в столовую с пулеметной очередью и пугают своих же?
        - Нам пора убираться отсюда, - сказал Лео.
        - Лично я еще не покушал.
        - Тогда давай быстрей.
        - Хорошо. Я принесу себе еще хот-догов. Вам захватить?
        - Мы возьмем их с собой.
        Еще недавно столовая была тихой. Здесь мирно сидели и обедали несколько человек. Сейчас раздавались крики, ругань, смех. На пол опрокидывались столы и стулья. В другом месте их наоборот поднимали. Один каторжник рассказывал анекдот. Другой возмущался, что здесь нет виски, а только пиво. Третий стал лупить автоматом по холодильнику. Многие пошли посмотреть в подсобные помещения. Вскоре оттуда вылетело несколько кочанов капусты и шлепнулось на пол недалеко от нас.
        - Они что: чем кормить нас собирались? Думали, мы козлы, что ли?! - слышала я возмущенный голос.
        Я считала этих тварей гораздо, гораздо хуже. Ни один козел, даже самый сумасшедший, не стал бы причинять такой вред своим собратьям.
        - Они сами себе упрощают задачу, - сказал Лео. - Здесь запас еды ограничен. А они делают его еще меньше. Нам уже завтра нечего станет есть. Хорошо, что Брайен захватит что-нибудь с собой. Продлим немного агонию.
        Он был пессимистом. Во всем видел только плохое.
        Несколько человек сели за соседний столик. Они открыли бутылки с пивом и начали праздновать победу. А один из них притащил из подсобного помещения мертвую обнаженную девушку. Я узнала ее. Она работала здесь на раздаче продуктов. На работе мы с ней не общались, только в женской коалиции. Когда-то ее звали Дженифер. Сердце у меня сжалось, когда я увидела ее труп. Я отвернулась, не в силах смотреть на это. Где же застрял Брайен?
        - Смотрите, кого я привел к нам за столик, - сказал каторжник, показывая всем на тело Дженифер.
        - Официантка! - ржали его дружки. - Она будет обслуживать наш столик!
        - Давай ее сюда!
        - Клади ее на стол!
        Я не понимала только одного: есть ли предел этой дикости. Ведь когда-то же нужно остановиться. Ну, поубивали всех мирных жителей. Ну, изнасиловали всех женщин в корпусе. Но зачем же еще издеваться над мертвыми? Ведь это надо было додуматься: играть в эту игру. Кто-то должен был придумать ее, чтобы другие следовали правилам.
        Тело Дженифер усадили на стул, ноги положили на стол, стали пихать ей зажженную сигарету между ног.
        - Пошли отсюда, - сказал Лео. - Или тебе интересно посмотреть?
        Меня дважды просить не надо было: я тут же подскочила. Но голос Лео прозвучал довольно громко и привлек к себе внимание. Смеющаяся компания смотрела на него. Из-за соседнего столика поднялся здоровый парень. На губах его все еще была улыбка, но глаза были жестокими.
        - Тебе что-то не понравилось, ты? - обратился он к Лео.
        Я поняла, что это крах всего. Мэриан как-то рассказывала, как завязываются драки. Сначала есть предлог, потом идет действие. Она также говорила, что в преступном мире поддерживаются группировки. Делом чести считается вступить в драку, если бьют твоих товарищей. Ни Лео, ни Брайен не были мне товарищами. Но это неизвестно этим извращенцам. И если я только что сидела за столиком с кем-то, то меня будут принимать за их товарища. Так что лучше убежать, пока не поздно. Потому что если меня начнут бить, то от меня совершенно ничего не останется. А если меня ударят по яйцам, которых нет, то это будет полным разоблачением.
        Лео не спешил с ответом. Я была на взводе. Хотелось сорваться с места и убежать. И я была на полной изготовке.
        - Ты что, не понял: я тебя спрашиваю! - повысил голос парень и даже толкнул Лео в грудь.
        - Успокойся, Триппер, - попытался осадить его кто-то.
        И Лео ответил:
        - Вообще-то, да. Мне не нравится то, что вы делаете.
        Наверное, это был не правильный ответ. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела блеснувшее лезвие ножа. Он саданул Лео по плечу. Тот схватился за него и подался назад, но Триппер еще успел полоснуть его по груди. Тут на него сзади навалились несколько товарищей:
        - Давай, давай, Триппер, успокойся. Все нормально. Разве можно расстраиваться из-за этого мешка с дерьмом?
        - Вот я из него это дерьмо выпущу! - кипятился Триппер.
        Лео старался удержаться на ногах, оперся спиной о стену. Весь его рукав был в крови, на груди тоже проступала полоска. Триппер снова попытался кинуться на Лео. Но к счастью, тут подоспел Брайен. Он шикнул на меня:
        - Что стоишь? А ну помоги!
        Он без слов закинул одну руку Лео себе на плечо, другую подал мне. Оставалось только надеяться, что товарищи держат Триппера крепко. Мы вышли из столовой, и только тут можно было вздохнуть свободно.
        Но вместе с чувством облегчения пришло чувство тяжести. Я сгибалась под весом навалившегося на меня человека. Оказывается, это было довольно-таки тяжело. Лео с трудом переставлял ноги и сильно оттягивал движение.
        Я вспомнила о человеке, который пошел по корпусу искать выживших. Если бы он сейчас нам встретился, было бы так хорошо!
        - Слушай, да он истекает кровью, - пробормотал Брайен. - С ним надо срочно что-то делать.
        Он отпустил его у одной из дверей в комнату, открыл ее и попытался с кем-то договориться:
        - Ребята, у нас тут раненный… Да мы ненадолго… Дайте хотя бы тряпку какую-нибудь!
        Я не знаю, что ему отвечали. Об этом можно было только догадываться. Все мои силы были направлены на то, чтобы устоять самой и выдержать Лео.
        В лицо Брайену вылетела какая-то тряпка. Тот в сердцах захлопнул дверь и выругался. Затем пошел в другой номер, в третий.
        - О, тут свободно! - крикнул он мне. - Тащи его сюда!
        Но я смогла сделать лишь несколько шагов. Брайен думал подержать дверь, пока я дотащу туда Лео, но увидел, что мне это не под силу.
        - Вот хлюпик, - обругал он меня и пошел на помощь.
        Вместе мы дотащили Лео до свободной комнаты и уложили на кровать. Брайен принялся его раздевать. Я стояла рядом и не знала, что делать. Старалась не морщиться и не отводить взгляда от кровоточащей раны.
        - Надо как-то остановить кровь, ведь вытечет же вся, - пробормотал Брайен.
        И вдруг я вспомнила, что возле столовой есть медицинский пункт. Там хранятся бинты и жгуты. И можно найти какое-нибудь противовоспалительное средство.
        - Оставайся здесь, я сейчас! - крикнула я Брайену и выбежала за дверь.
        Каким-то странным образом я уже привыкла к этим двум людям. Без них в коридоре я чувствовала себя незащищенной. Казалось, что в любой момент я могу быть разоблачена. Если бы рядом были Брайен и Лео, наверное, такого ощущения бы не было. А ведь я провела с ними всего около получаса.
        Я ворвалась в медкабинет. Там тоже был разгром, как и везде в корпусе. Но среди хлама, валяющегося на полу, я сразу увидела бинты. Жгут мне пришлось поискать. Йод нашелся тоже.
        Я все думала о Брайене и Лео. Повезло ли мне, что на своем пути я встретила именно их? Мне надо было к кому-то примкнуть, и я это сделала. Я бы не смогла вращаться в среде Волка или в группировке Триппера. Там бы я сразу попалась. И меня не спасла бы не моя стрижка, ни маскарад, ни притворство. Рядом с Брайеном и Лео я чувствовала себя почти нормально. Наверное, это была лучшая группировка из каторжников. Они да еще тот человек, что искал по корпусу выживших.
        И все равно все они подонки. Они кажутся неплохими только на фоне всех остальных. По сравнению с Триппером Лео может показаться ангелом. Но окуни его в обычную среду, он сразу откроет свое настоящее лицо - лицо преступника.
        Когда-то Мэриан говорила мне, что все эти каторжники последние подонки. А я спорила и пыталась доказать ей обратное. Я говорила о том, что у преступников должны быть права, что не все они пропащие люди.
        Я ошибалась. Сейчас я признавала свою ошибку. Я своими глазами видела, на что способны каторжники с оружием в руках, если дать им в поле деятельности корпус мирных жителей. Никто из них, ни один человек здесь не может быть хорошим. Иначе он бы сюда не попал. Они все подонки.
        И сейчас я бегу по коридору, сбивая свое дыхание, для того, чтобы одному из этих подонков принести лекарство.
        Глава 23
        - Мы думали, ты не вернешься, - сказал Брайен, когда я вошла в комнату.
        Лео сидел на кровати и зажимал одной своей рукой вторую. А Брайен рвал простынь на полоски. Но почему-то это очень плохо у него получалось.
        - Вот, - сказала я и бросила на кровать жгут, бинты и лейкопластырь.
        Парни посмотрели на них, потом на меня. В их взглядах было удивление. Даже у Лео, хотя он мог бы морщиться от боли и не обращать внимания на всякие мелочи. Мне стало страшно под их взглядами. Я поняла, что опять сделала грубую ошибку. Мне нельзя показывать свою осведомленность, а я постоянно ее демонстрирую. Сначала довела парней до столовой. Потом сбегала на медпункт. Впредь надо быть осторожнее с информацией. Не забывать о том, что я - рядовой каторжник, такой же, как и все здесь. Никто не знает расположение корпуса, даже если тщательно изучал план эвакуации. Надо вести себя так, как вели бы себя они.
        - Заткнитесь и делайте, что говорю! - сказала я. На мой взгляд, рядовой каторжник сказал бы именно это.
        Я вряд ли стала бы разговаривать подобным образом с Волком или с Триппером. Но с Брайеном и Лео было можно. Мне срочно надо было сойти за своего парня.
        - Да мы давно уже заткнулись, - сказал Лео.
        - А ты ничего не говоришь, - добавил Брайен.
        - Да потому что я не знаю, как накладывать этот чертов жгут!
        Я разыграла злость и тут же почувствовала ее.
        - Ничего, - сказал Лео. - Как-нибудь справимся. Я буду говорить, что делать.
        Лео потерял сознание, когда Брайен нечаянно ударил его по больному плечу. Он сразу же начал оправдываться и извиняться, но тот его уже не слышал. Тогда я предложила:
        - Ты держи ему руку, а я буду накладывать жгут.
        Когда-то на Земле я проходила курсы медсестер. Кажется, они назывались «На всякий случай» или что-то в этом роде. Там рассматривались всякие бытовые травмы, порезы кухонным ножом и первая помощь при солнечном ударе. Никогда в жизни я не могла бы даже представить себе, что окажусь в оккупированном каторжниками корпусе среди трупов и раненных. И что при мне будут кидаться с ножом на живых людей. И что я самолично, собственными руками буду останавливать кровотечение какому-то преступнику. А ассистировать мне будет другой преступник. В этой ситуации кроме жестокости была доля иронии.
        Я смотрела на вспоротое плечо и понимала, что по-хорошему тут нужно наложить шов. Края раны расползались в разные стороны. Но я не умела этого делать. Этого не было в разделе «На всякий случай». У меня не было медицинских инструментов для такой операции. И не было времени бегать и искать по всему корпусу того, кто умеет. Поэтому я взяла простой лейкопластырь, сказала Брайену держать края раны, а сама склеила их.
        - Ты представляешь, что будет, когда он захочет отлепить лейкопластырь? - зашипел на меня Брайен. - Он же вспорет себе рану. Он снова откроет ее! Так нельзя делать!
        - У тебя есть идеи получше?
        - Нет.
        - Значит, пусть он не отлепляет лейкопластырь, пока рана не затянется полностью.
        - Ладно, скажешь ему об этом сам.
        Так же я обработала и рану на груди: просто залепила ее лейкопластырем. Это было не лучшее лечение, но хотя бы какое-то. Можно был немного передохнуть. Некоторое время мы с Брайеном смотрели на свою работу.
        - Все хорошо, - сказал Брайен. - Только мне не нравится, что он не приходит в себя. Как ты думаешь, Эл, это нормально?
        - Я не знаю.
        - Тогда нужно продезинфицировать его раны, и он тут же придет в себя от боли. Что ж мы не догадались захватить из столовой спиртное?
        Я хотела сказать, что из спиртного в столовой есть только пиво и что оно вряд ли сошло бы за антисептик. Но вспомнила, что нужно меньше показывать свою осведомленность. Я просто сказала:
        - Лейкопластырь антибактериальный. Он обезвредит микробы. Надо бы еще протереть его от крови.
        - Тебе намочить бинтик водой?
        Этим хитрым вопросом Брайен поставил меня перед фактом: мне придется отмывать кровь. Я как женщина могла бы справиться с этим лучше. Но ведь никто не должен был знать о том, что я женщина. И мне нужно было вести себя, как обычному рядовому каторжнику. А я не представляла, что мог бы ответить на моем месте обычный рядовой каторжник.
        Я протирала бинтом тело Лео и чувствовала тошноту. Не оттого, что я слабонервно испугалась крови. Я ее уже столько здесь насмотрелась, что она больше не производила на меня впечатления. Мне было тошно от самой себя. Я опустилась до того, что ухаживаю за каким-то преступником! На Луну были посланы самые пропащие люди. И теперь я не просто нахожусь среди них. Я делаю с ними общие дела. Я помогаю им.
        Наверное, считается благодетелью помочь раненному, как и любому другому человеку. Но зачем я сейчас сижу и отмываю чужую кровь с чужого тела? Без этого Лео бы не умер. Это уже лишнее.
        Все каторжники участвовали в бунте. Из-за них убили всех мирных жителей в корпусе. Из-за них погиб мой Дэн. И вместо того чтобы оплакивать своего любимого парня я сижу над посторонним человеком и отмываю его кровь? Да, в столовой Лео говорил, что никого не убил в этом корпусе. Но ведь за что-то он сюда попал. И он был с каторжниками заодно. И он шел с ними по корпусу и смотрел на то, как тут всех убивают. И он не попытался сделать ничего, чтобы предотвратить это.
        Лео скорее мне враг, чем друг. Я бы скорее желала его смерти, чем выздоровления. Если бы Лео сейчас внезапно умер, одним врагом у меня было бы меньше. У меня и так их целый корпус: несколько тысяч одинаковых врагов в одинаковой одежде. Я должна ненавидеть его так же, как всех этих людей. Но почему-то у меня не хватило смелости или наглости, чтобы отказаться от этого дела. Я ведь понимала, что смогу сделать это гораздо лучше, чем Брайен.
        6684141)