Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Моргун Леонид : " Проблема Смазки " - читать онлайн

Сохранить .
Проблема смазки Леонид Иванович Моргун
        Леонид Моргун
        ПРОБЛЕМА СМАЗКИ
        Подлетая к окрестностям Альтаира, выйдите на смотровую палубу вашего звездолета и поглядите в район звездного скопления NGС-552. И когда корабль сбавит скорость, обходя область влияния нейтронной звезды А 233-16, на самом краю скопления вы сможете заметить крошечную блестящую точку. Это и есть НИ-КБ (научно-исследовательская космическая база) № 19. При желании вы сможете подробнее рассмотреть ее в сильный телескоп. 180 лет тому назад она походила на клубок серебристой пряжи, пронзенный спицами причалов. Клубок, диаметром 4 километра, и причалы по 7 километров каждый. Но время шло. Люди рвались в глубины галактики, а база оставалась в тылу, расширялась, ремонтировалась и еконструировалась, и постепенно превратилась в то, что вы можете видеть сейчас - уродливое, беспорядочное нагромождение коробок и куполов, похожее на порождение фантазии пьяного кубиста. Пустуют запыленные причалы. База давно уже утеряла научное и исследовательское значение. Сейчас она превратилась в чисто административный городок, где работают конторы нескольких институтов, трестов, региональная инспекция по охране окружающей
среды, отделение галактического банка. Есть общежитие для рейсовых челночных бригад. Когда они прилетают, гулкие коридоры наполняются грохотом подбитых магнитными подковками ботинок, жизнерадостными веселыми голосами и здоровым молодецким смехом. Но кончается пересменка и вновь Базу окутывает сонная тишь. Шуршат листы отчетов и справок. На дисплеях перед бледнолицыми сонными девушками приплясывают колонки голубоватых цифр, мерно гудят компьютеры, извлекая из недр своих трилионы бит потребной кому-то информации. А затем кончается условный день и начинается не менее условный вечер. Для трех с половиной тысяч человек населения Базы он обычно бывает заполнен танцами, кино, флиртом, для кого-то щемящей тоской, для кого-то бурной радостью. В такие-то вечера и появляются на свет личности, днем обычно незаметные, в силу того, что и должности они на Базе занимают самые невзрачные - пожарные, вахтеры, технические исполнители, был даже один комендант общежития. Все это были люди пожилые, чтобы не сказать старые. В молодости они прилетели на Базу, мечтая посвятить жизнь исследованию и освоению необъятных
галактических пространств, принести свет человеческого разума в самые глухие закоулки галактики. И им это удалось, долгие годы они возвращались на Базу, опаленные светом невиданных солнц, на зубах их хрустела пыль таинственных планет, они громко смеялись и шагали, неуверенно ставя ноги, отвыкшие от гравитации. Они были живой легендой, покорителями и первооткрывателями, и подвиги их были описаны в очерках и романах и сняты в кино. Но когда глаза их стали слабеть, а руки потеряли твердость, когда они начали терять сознание во время перегрузок и долго и шумно скандалить с врачами, начальство стало вежливо, но твердо вычеркивать их из списков экспедиций. И они стали оставаться на Базе, томясь от сознания собственной никчемности и с завистью провожали в дальние рейсы бодрых и подтянутых новичков. Они же оставались. Надолго. Навсегда.
        По вечерам они порой появлялись на «бродвеях» центральных ярусов, временами маячили на спортплощадках, забредали в кинозал, кое-кто захаживал в бар, но итогом их прогулок был всегда этот уголок по соседству с комнатой дежурного электрика.
        Этот закуток в шутку прозвали Старой Хрычевней. Располагался он в самом конце сорок седьмого яруса, под пожарной лестницей. Одна его стенка приятно грелась от соседства уранового котла, а под потолком висела маленькая тусклая лампочка, которая начинала угрожающе раскачиваться всякий раз, когда База совершала очередной маневр в пространстве.
        Обычно там было туманно от дыма безникотиновых сигар, шла ожесточенная игра в нарды или домино, в неимоверных количествах выпивался чай, и над всем этим витал неторопливый разговор.
        Я работал тогда старшим инженером в управлении геологических изысканий, днем корпел над отчетами экспедиций, составлял сводки, сочинял справки, а по вечерам писал рассказы. Раз в месяц на меня возлагались обязанности ночного дежурного по Базе, как, впрочем, и на остальных специалистов среднего звена.
        В одно их таких дежурств и забрел я в Старую Хрычевню. И… остался там. С тех пор я почти каждый вечер забирался в уютный уголок под лестницей и слушал, слушал рассказы ветеранов. Многие из них я потом записал. Недавно, перебирая свои архивы я наткнулся на один из этих рассказов, который и предлагаю вашему вниманию.

* * *
        Ко дню рождения Акакия Евграфовича Борзого вся База начинала готовиться загодя; начальство посылало в Центр очередное представление к очередной награде; в АХО лихорадочно готовился приказ о приличной премии; киберхудожник Рубенчик спешно стряпал транспарант с портретом ветерана. В знаменательный день все свободное от работы население Базы собиралось в конференц-зале и получало редкую возможность лицезреть Акакия Евграфовича за столом президиума, гордо несущим на широченной груди массу отечественных и инопланетных орденов от дырявой раковинки, надетой ему на шею свирепым вождем племени галактических призраков Тамбы-Намбы, до Ордена Беспримерного Героизма с Бантами, Мечами, Лентами и Лавровыми Листьями, который мало того, что был изготовлен из золота, отороченного платиной с брильянтовыми вкраплениями; мало того, что при ходьбе наигрывал какой-то весьма своеобразный пикантный маршик; мало того, что умел изменять свою форму и светимость, чтобы не проигрывать в соседстве с другими орденами, - но еще и издавал тонкий, но чрезвычайно своеобразный запах (смесь пороховой гари и паленой резины), что должно
было напоминать всем присутствующим, что за здорово живешь и кому попало такие награды не даются. Однако все это было лишь официальной частью, вызванной не столько почтением, сколько желанием умилостивить грозного отставника. Всем было известно, что Акакия Евграфовича чрезвычайно любят и ценят в Совете Ветеранов Галактики и что он, обнаружив где бы то ни было неполадки и нарушения, сразу же пишет жалобу и не кому-нибудь, а прямиком министру обороны, который некогда хаживал в походы под его началом. Однако министр перебрался в столицу, дважды женился, дважды развелся, подавил две попытки военного переворота и два десятка заговоров, а Борзой так и остался доживать век в глубоком космосе, в должности стармеха на громадной и неказистой с виду пустотелой стальной болванке, именуемой Базой, а молодняк вообще окрестил её «бузой», ну да их дело молодое, а базовские старики никогда свою обитель в обиду не давали. И в день рождения Борзого закуток под лестницей у комнатки дежурного электрика, именуемый также Старой Хрычевней, просто преображался. Для этой цели туда единственный раз в году приглашалась техничка
со швабрами и пылесосом, она всё утро ползала по потолку и стенам, сдувая пыль и паутину, вытряхивая пепельницы и с характерным для роботов этого класса ворчанием выгребала пустые бутылки из-за пожарного щита. А вечером старики устраивали торжественный банкет (куда, кстати, совершенно случайно забрел и автор этих строк), где и чествовали «дорогого Каку», поднятием многочисленных тостов. Впрочем, самому юбиляру усердствовать не разрешали, ибо он должен был сохранить себя в трезвом уме и здравой памяти до конца вечера, когда ему придет пора поведать собравшимся свою единственную и неповторимую, волнующую и захватывающую, умопомрачительную и невероятную Историю Ордена, которым, кроме него, могли похвастать разве что еще два-три человека во всей Галактике. Мне также посчастливилось её услышать и теперь я передаю эту историю вам, дорогие мои друзья, со всей возможной точностью.

* * *
        Обведя всех собравшихся своими удивительными чисто-голубыми глазами, поразительно гармонирующими с кипенно-белыми волосами, легкими, как пух, на сухощавом розовом лице, озаренном кроткой улыбкой, Борзой покачал головой и сказал:
        - Всё это конечно, прекрасно, но мне никогда не забыть дня рождения, который я провел на «Лёгкой СКУКЕ». Сейчас-то таких астрогробов уже не строят, а в моё время Легкий Стратегический Космический Универсальный Крейсер-Автомат считался основой боевого флота Галактики. Когда же к этому кораблю придавался еще и СКАТ (Самонаводящаяся Космическая Атомная Турель), то командир крейсера поневоле начинал себя чувствовать царём и богом на участке во много сотен тысяч космических километров. Но как бы то ни было, а назначение на «Легкую СКУКУ» считалось почетной ссылкой, куда меня и упекли за то, что я повздорил с комполка, и не только упекли, а приставили ко мне еще в придачу Валюту Шпокина (или Шмякина? Не помню!), этакого бесцветного малого, который день-деньской решал шахматные задачи и вел бесконечные турниры с электронным мозгом СКАТа, хоть я его и предупреждал, что характер у нашего компа воинственный и манеры агрессивные. И вот мы дождались дня моего рождения, в который этот звездонавт собачий умудрился сделать СКАТу вечный шах. Вот ведь умник! Я как раз заканчивал отчет о первой неделе дежурства
(нам выпало патрулировать в местах глухих и мрачных, где-то в районе Черного Пояса Карлайля, где турбулентные гравитационные вихри ежеминутно могут закрутиться в пространственно-временные смерчи и забросить вас по ту сторону Бытия…) - и вдруг в мой отсек с истерическим воплем влетает Валюха.
        Я глянул в иллюминатор и остолбенел. Прямиком на нас были направлены страшные самонаводящиеся атомные торпеды СКАТа. Он ведь был боевой машиной и запрограммирован на битву до победы любой ценой. Я знал, на что способны такие турели, и потому, приказав своему сменщику немедленно соглашаться на проигрыш, быстро собрался, перешел на СКАТ и перекрыл подачу энергоснабжения к электронному мозгу. Теперь оставалось повозиться с час-другой и переключить управление турелью на бортовую ЭВМ «СКУКи». К сожалению, прошлая смена повредила рацию в скафандре. Из-за этого я не услышал, как вопил, призывая меня, Валька, ибо именно в этот праздничный день на меня свалилось одно за другим сразу два несчастья.
        Второй бедой оказался НЛО, который тихонько подобрался к нам, пока я был на СКАТе, и доброй старой морзянкой потребовал, чтобы мы отключили рацию, сложили оружие и предъявили корабль для досмотра.
        В полутора километрах от нас пираты остановились, и тут только я смог как следует разглядеть их корабль. Это была внушительная махина, по сравнению с которой наша «Скука» казалась утлой шлюпкой рядом с могучим линкором. Но до чего же этот корабль был дряхлым, обтрёпанным, покорёженным - ужас! Я мог бы держать пари, что после последнего капремонта он слонялся по космосу не менее трех столетий.
        Я велел Вале надеть тяжёлый скафандр, дал ему плазменную горелку для сварки, вооружился сам и отключил гравитатор. Когда я прилаживал ему и себе реактивные ранцы, юноша посмотрел на меня так, как если бы я с бубном в руках собрался пошаманить. Я подмигнул ему и велел опустить светофильтр. Тем временем пришельцы пришвартовались к СКУКе, от люка из корабля к нашему поплыла переходная «гармошка». Когда она присосалась к нашему люку, я отворил двери шлюза и принялся ждать. Впрочем, ожидание продлилось недолго. В скором времени проём осветился, и напротив нас обозначились несколько человеческих фигур. Они тоже увидели нас, но… просто не могли предположить, что в ту же секунду их противники (то есть мы) сорвутся с места и, опрокинув нападавших, ворвутся сами на территорию захватчика. Вид у нас в этих громадных никелированных скафандрах, похожих на доспехи исполинских рыцарей, с горелками, которые в невесомости казались похожими на огромные шаровые молнии, с реактивными струями, бьющими из кормы - видок этот, конечно, был отменный!
        - Бросай оружие! - рявкнул я в мегафон. Двухсотваттный усилитель разнес мой голос по всем закоулкам пиратского корабля. Неожиданно я услышал детский плач и женские крики.
        Я сбросил пламя горелки, притушил дюзы, поднял светофильтр и обнаружил в одном из коридоров толпу женщин с детьми. Я приказал Вале собрать оружие, которое в панике побросали незадачливые вояки, и потребовал, чтобы ко мне вышли капитан и его помощник. Никто не отозвался. Но меня это не смутило. Настроение у меня было хоть куда, а голове вертелась генеральская диссертация на тему «Практика абордажа в космических условиях».
        - А известно ли вам, господа, - сказал я спустя некоторое время, - что ваши действия попадают под статью 242 подпункт «в» Международного космического кодекса?
        Ответом мне было молчание.
        - А известно ли вам, - продолжал я, дождавшись, пока вся серьезность предыдущей фразы не уложится в их мозгах, - что в соответствии с этим кодексом ваши действия квалифицируются как космическое пиратство и наказуются пятьюдесятью годами освоения сибирских пустынь без замены штрафом?
        Тогда вперед выступил некий дряхлый старец и воскликнул:
        - Как? Неужели на Земле еще живут люди?
        - Не только живут, но даже пытаются сами на ней что-то вырастить для пропитания, - ответил я, пораженный его неосведомленностью. - Когда же вы ее покинули?
        - О, давно, ужасно давно! - заскрипел старец. - Я тогда был еще совсем крохотным ребеночком. Мы странствовали между звёздами по меньшей мере полтора века.
        - На таких-то вот посудинах? - изумился я.
        - Да, мы - последние из Великой экспедиции Лейстнейра. Нам повезло больше остальных. Покинув умирающую родину, мы отыскали новый мир, прелестную маленькую кислородную планетку, на которой и живем теперь припеваючи, не боясь ужасов атомной войны, перенаселения и экологических, равно как и экономических кризисов.
        Тут я им впервые по-хорошему позавидовал. Так сказать, белой завистью. И от этого еще больше рассердился.
        - Тогда какого же рожна вы вернулись обратно и не просто так, а еще и с оружием? Что подвигло вас на пиратство, если у вас так-таки всего хватает?
        Старикан покосился на кого-то в толпе, и тогда вперед вышел красноносый и рыжебородый мужичонка, представившийся как коммодор Блейзер.
        - Почтеннейшие государи! - объявил он со льстивой улыбкой. - Поверьте мне, никто не собирался вас грабить. В конце концов, мы и сами могли бы вас осыпать какой угодно валютой, золотом, уранитом, благо всего этого в избытке на нашей благословенной Плутозии.
        - Чего же вам не хватает для полного счастья?
        - Масла! - воскликнул он и скромно потупился.
        - Че-е-го-о? - хором сказали мы с Валентином.
        - Представьте себе, что прогресс на нашей планете затормозился из-за полного отсутствия на ней нефти. Нет её, нет и бензина, солярки, а самое главное - машинного масла. А без него наши чрезвычайно ценные машины и механизмы портятся, выходят из строя…
        - Вот что, папаша, - решительно заявил я, - морочьте кому-нибудь другому вашими сказочками про сливочное масло, а пока считайте себя арестованными…
        - Но это же самая чистая правда, которую я когда-либо говорил с младенчества! - возопил капитан, оборачиваясь к своим сородичам, каковые и подтвердили эти слова дружным ропотом и кивками. - Самая наболевшая для всей планеты - это проблема смазки. Унифиску она требуется в огромных количествах… - в этом месте он осекся и попытался затесаться в толпу, но не тут-то было.
        Я потребовал от него немедленно выложить начистоту всё про этого Унифиска и все его проделки, и он со вздохом сказал:
        - Это все придумал коммодор Шноркель. После того, как команда против него взбунтовалась, подбив к заговору даже его ближайших сподвижников, коммодор ввел систему тотального наблюдения за благонамеренностью и поручил ее проверять объединенным компьютерным системам звездолетов. С этого-то и началась эпоха кибернетического фискальства. С её введением сами собой прекратились бунты и антиправительственные выступления. Потому-то и теперь, спустя много лет после окончания Великого Перелёта, мы продолжаем пользоваться услугами электронной системы, ласково прозванной в народе Унифиском…
        - Так значит, вы ей во всем доверяете? - запел Валя, кибернетическая душа.
        - А как же? - заявил коммодор. - Как нам ей не доверять, когда и она никому не доверяет, пока не проверит? Унифиск, - неожиданно в голос заорал он, - это наш главный благодетель!
        - Да здравствует Унифиск! - хором грянула толпа.
        - Хорошо, - вмешался я, - мне пока всё понятно, кроме одного. Для чего вашему Унифиску нужно масло?
        - Для смазывания кинематической части, - бесхитростно ответствовал Блейзер.
        - Какая ещё кинематика может быть в электронной машине? - возмутился я. - Никак, кулеры ржавеют?..
        В это время за моей спиной послышалось равномерное жужжание. Я повернул голову внутри своего исполинского скафандра и увидел, как из глубины коридора навстречу нам выехала небольшая чёрная тележка с усиками, с виду чем-то смахивающая на миниатюрный гробик на колесиках. Весь экипаж корабля при виде её пустился в бегство. За ними дёрнулся было и коммодор, но я его удержал и выставил поближе к тележке. Та некоторое время пристально разглядывала капитана своими фотоэлементами, затем на крышке её настойчиво замигал алый глазок. Наш рыжебородый собеседник пал перед ней на колени и затараторил:
        - Госпожа машина! Разве вы меня не узнаете? Я ведь очень лояльный человек, так что если и сказал чего не то, то лишь от недоумия и излишнего радения за дело общественного блага…
        В ответ на все его мольбы на передке тележки отвалился приличных размеров совочек, и послышался отрывистый и требовательный писк.
        - Да-да, понятно, я сейчас… - Блейзер полез в карман, трясущимися руками достал оттуда горсть прозрачных пакетиков, наполненных какой-то жидкостью и высыпал в прожорливо разинутую пасть машины. Совочек захлопнулся, и внутри тележки что-то довольно заурчало. Затем она подъехала к нам, и её глазок снова замигал.
        - А что ей от нас надо? - спросил Валюша, робея.
        - В таких случаях мы стараемся подарить ей немного масла в таких вот пакетиках; это наша основная валюта, мы зовем их баттами. Но, думаю, она согласится и на разливное… Если хотите, я за вас заплачу…
        - Не надо! - отрезал я. - Передайте этой помеси сенокосилки с катафалком, что на свои похороны я приглашу что-нибудь менее прожорливое.
        Бац! - сверкнул разряд. Меня хорошенько тряхнуло. Удар чувствовался даже через скафандр. Не дожидаясь повторения, я схватил тележку за усик и скрутил его со вторым.
        Бац! - второй разряд походил на маленькую молнию с громом. Меня тряхнуло так, что я едва удержал равновесие. Однако цели своей я добился. Тележка замерла. Откуда изнутри ее потянулся легкий дымок.
        - Так-то, дорогуша, - сказал я назидательно. - Минус на минус дает, как водится, плюс. Думаю, что больше вам эта штука надоедать не будет, - сказал я коммодору, однако вид у него был самый обескураженный. На лице его отразились искренняя скорбь и отчаяние. Бросившись к погибшей машине, он попытался ее оживить, но тщетно.
        Из кают высыпали попрятавшиеся было люди. Они глядели на своего черного механического надзирателя с нескрываемой жалостью и состраданием. Захныкал какой-то младенец, за ним заголосили женщины, сильные кряжистые мужчины неуклюже отирали слезы, катившиеся по их щетинистым щекам.
        - Что вы наделали? Как вы могли решиться на такое злодеяние, другого слова не подберу, мистер? - с дрожью в голосе спросил меня коммодор.
        - А в чем, собственно, дело? - удивился я. - Вы же мне должны быть благодарными за то, что я избавил вас от этого сыщика. Как я понял, именно в таких вот приспособлениях и заключается «кинематическая часть» Унифиска?
        - Не только «персонали» приходится смазывать, но в смазке крайне нуждается еще и громадный завод по их ремонту и воспроизводству, - подтвердил Блейзер. - Однако вы напрасно думаете, что мы в обиде на наши славные «персонали». Вы своим поступком оставили меня совсем без рук. Меня теперь просто никто не станет слушаться. А вдруг против меня кто-нибудь затеет бунт - как я про это узнаю? Между нами, - заговорщицки зашептал он мне на ухо, - мой помощник такая бестия!.. Так и метит на мое место. Вот он - настоящий пират. Он, кстати, вообще предложил вас сразу разбомбить, не вступая ни в какие контакты. Так что вы починили бы машинку, а? А мы вас не обидим… - он полез в карман.
        - Я сейчас все твои батты запихну в тебя с другого конца. - пригрозил я и велел Вале разобраться с машиной. Конструкция ее оказалась простой до примитивности: элементарнейший анализатор, соединенный с подслушивающим устройством да варварски неэкономичный электромоторчик. Валя заменил «жучком» сгоревший предохранитель и через минутку машина вновь зажгла свой глазок. Публика наградила нас дружными рукоплесканиями. Тележка проворно отъехала в сторонку и, поманив к себе усиком коммодора, долго с ним о чем-то совещалась.
        - Послушайте, мистер, - обратился ко мне Блейзер. - Она спрашивает, сколько вам нужно дать, чтобы вы покинули корабль, не составляя протокола?
        - Передай ей, - вскипел я, - что после того, как я возьмусь за лазер, ее не сможет восстановить ни одна ремонтная станция.
        Тележка оказалась довольно смышленым созданием и потому укатила, не дожидаясь окончания фразы.
        - Ну хорошо, - сказал какой-то мужчина из толпы, - а может, вы тогда нам продадите немного масла? У вас ведь должно быть настоящее, машинное, а бедняга Унифиск уже с полсотни лет томится на рафинированном репейном. Мы же можем заплатить вам золотом или платиной… а?
        - А много у вас платины?
        - Тонн десять… двенадцать…
        - Десять тонн! - воскликнул я. - Да на эти деньги вы закупите с полсотни станций.
        - А много ли это масла? - сладенько осведомился коммодор.
        - Ну… если в среднем считать на каждой по две ёмкости по двадцать тысяч литров каждая…
        - О боже! - вскричал Блейзер. - Четыреста тонн! Вы слышите? Мы все станем миллионерами!
        Тут на корабле поднялось веселье, какого еще свет не видывал. Все принялись обниматься и целоваться, хором затянули какую-то песню, нас с Валей попробовали было покачать, что в условиях невесомости грозило опасными последствиями, однако нам удалось отделаться от толпы, заявив, что мы должны немедленно связаться с Центром. Тогда же у меня созрела одна идейка, достаточно сумасшедшая, чтобы не дать ей воплотиться в жизнь. Я состряпал текст телеграммы, поручил Вале отправить ее на Базу прямиком начальнику (тогда его резиденция, кстати, размещалась в нынешнем методкабинете), а сам решил отправиться на Плутозию, благо, как я выяснил, находилась она недалеко. Во всяком случае, на астроскуттере до неё можно было добраться дня за два. Световых, разумеется…

* * *
        Вынырнув из антипространства поблизости от звезды, я тут же обшарил эфир и наткнулся на любопытную радиограмму:
        ВЫСШЕМУ СОВЕТУ ПРОЦВЕТАНИЯ ПЛУТОЗИИ ЗПТ ПРЕЗИДЕНТУ ВИЛЬМЕЙЕРУ ТЧК ВАМ НАПРАВЛЯЕТСЯ РЕВИЗОР СОВЕТА ГАЛАКТИЧЕСКИХ ЦИВИЛИЗАЦИИ ТЧК КОНТРОЛЬ РАЗВИТИЯ ПРОГРЕССА НАУКИ ЗПТ ЭКОНОМИКИ ЗПТ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ СОХРАННОСТИ ЗПТ БУДЬТЕ ГОТОВЫ СТРОГОЙ ПРОВЕРКЕ ТЧК
        Стоит ли говорить, что я же и был тем, кто эту телеграмму послал (шифр мне удалось купить у штурмана за пол-литра масла). Дня два у меня ушло на торможение и ориентацию в пространстве. Когда же я приблизился к Плутозии, меня на орбите уже ожидали два звездолета довольно дряхлой конструкции. Они приветствовали меня сорока двумя вспышками боевых лазеров, узрев которые, я слегка струхнул, - как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Посадку я совершал на чистеньком, идеально вылизанном «космодроме».
        Вскоре после того, как опало пламя дюз, на поле высыпали толпы народа с цветами, флагами и транспарантами, на которых архаической вязью было выведено нечто вроде «Привет посланцам большой Земли!», «Душой мы навеки с планетой родной!» - и прочее в таком же духе.
        К сожалению, в моем гардеробе не было ничего более внушительного, чем абордажный скафандр, но в нормальной гравитации я в нем не сделал бы и шага, так что пришлось надеть обычный бронированный костюм, неказистый, но надежный, в карманах которого разместилось достаточное количество оружия, чтобы отражать атаку мотопехотной дивизии в течение часа.
        Мое появление в люке корабля вызвало бурный восторг и нескончаемую овацию публики.
        Мне всё это, конечно, было приятно слышать, я улыбался, раскланивался и старался не думать о том, что произойдет, если кто-нибудь поинтересуется: «А где, молодой человек, ваши верительные грамоты?» Те бумаженции, которые я наспех изготовил на корабле, за версту отдавали фальшивкой.
        Путь мой был устлан коврами, но, пожимая десятки тысяч рук, я сбился с него. Пока я шел по бетону было еще терпимо, но вот я вступил на асфальт и… о, ужас! почувствовал, что прилипаю. День был достаточно пасмурный, значит… черт возьми, не могли же они выстроить и заасфальтировать космодром за один день! Но затем я обратил внимание на горы замаскированного под клумбы строительного мусора, на свежевыкрашенную в ядовито-зеленый цвет траву и кусты, с которых еще капала краска, и понял - могли. Но более основательно поразмышлять над увиденным мне не довелось, ибо я оказался в крепких объятиях румяного здоровяка, президента Вильмейера (или просто Вилли, как он разрешил запросто себя называть).
        Мы с ним публично обменялись любезностями. Потом был устроен парад в мою честь. Мимо трибуны, где стояли мы с президентом и его министрами, прошли три полка чир-лидерш, затем школьники, физкультурники и представители трудовых коллективов. И все подряд распевали песенку со странным припевом: «Ай-лю-лю, ай-лю-лю, я ревизию люблю!» Потом прошли части самообороны, за ними фермеры на тракторах, а потом промаршировало и все остальное население планеты, начиная с дошколят и кончая дряхлыми старцами, которых родственники с неподдельным энтузиазмом катили на инвалидных колясках, увитых праздничными лентами. И все до единого изъявляли самый неподдельный восторг по поводу того, что их посетила первая в истории планеты самая настоящая ревизия. Меня забросали цветами. Малышня одарила меня веночками, скауты - повязками и пилотками, делегация вооруженных сил поднесла коллекцию архаичного оружия - от миниатюрного танка до крохотной атомной бомбочки двухметрового радиуса действия. Потом начались торжественные речи, потом банкет и опять речи, попутно меня сделали почетным председателем сотни всяких общественных
организаций. К восьмому часу торжеств президент предложил мне отдохнуть. Я, не раздумывая, согласился. Выходя с парадного входа здания космодрома, я ткнул пальцем в одну из колонн. Штукатурка и краска, судя по всему, были положены не раньше, чем за час до моей посадки.
        Проснулся я наутро в холодном поту. Мне приснилось, что какие-то почтительно улыбающиеся люди связали меня и собираются утопить в огромной кадке с оливковым маслом. Вокруг было темно и тихо. Мой скафандр аккуратно висел на вешалке, до кобуры даже не дотрагивались. Только во рту было противно и сухо, да что-то монотонно щёлкало в раскалывающейся от боли голове. Решив, что меня все же решили отравить, я принял две таблетки витанора и почувствовал себя еще хуже. По младости лет я тогда еще не знал, что послебанкетную хандру лучше всего лечить рассолом. Однако щёлканье не прекращалось. Встав с постели, я отправился на поиски удобств, но неожиданно за неплотно прикрытой дверью услышал голоса, один из которых показался мне знакомым. Я прислушался.
        - Но ведь он грабитель и убийца! - бушевал президент. - Сколько он заплатил вам за молчание? Ну, смелее!
        - Пол-литра… - пробормотал незнакомец.
        - Растительного?
        - В том-то и дело, что нет! На такое бы я не купился. Я в свое время немного изучал химию и подозреваю, что это нечто, похожее на нефтепродукт.
        - А ну-ка покажите? Хм! И в самом деле похоже. Где он, интересно, нашел нефть?
        - Может, прикажете отдать эту бутылочку на анализ?
        Президент немного помолчал, потом заключил:
        - Хорошо. Отдам. Однако, милейший, я думаю, он дал вам не одну, а по меньшей мере десять бутылей, а то бы вы с этой так легко не расстались, а?
        Пауза. Вздох.
        - Еще две мы нашли у него при обыске.
        - Уж лучше скажите двадцать две, вернее будет. Хорошо, пришлете их мне для анализа. Я тоже в детстве баловался химией. И точка. Не возражать. Получите их обратно, когда узнаете, где этот Манчено берет нефть и где перегоняет. Идите, господин прокурор, и упаси вас бог в дальнейшем вести со мной двойную игру!
        Я быстро прошел в свою комнату и сел на кровать, задумавшись. Чертовщина какая-то!
        Президент - и продается за бутылку масла… Однако что это у меня в голове все щёлкает да щёлкает?
        Оказалось, что это даёт о себе знать счетчик Гейгера на моем воротнике. Я прекрасно знаком с его капризами, но в это утро он тарахтел так, словно я по меньшей мере сидел на атомной бомбе.
        Так оно и оказалось. Под подушкой я нашел роскошный портфельчик из легкого и сверхпрочного сплава, на передке коего была укреплена пластинка полированного золота с надписью «Дорогому другу из Солнечной системы на память о Плутозии». Я открыл портфель. Он был доверху набит плутониевыми батарейками в стандартной нейтритовой оболочке, предмет безумного дефицита во всей Галактике.
        Меня начали покупать. Напрасно я вооружался, опасаясь за свою жизнь. Меня никто не собирался убивать, боясь гнева моих мифических покровителей. На этой планете не было вояк. Здесь жили торговцы. И подлецы. Мне вспомнилась безмолвно отворившаяся в ожиданий подачки пасть электронного сыщика, и на сердце у меня похолодело от нехорошего предчувствия. Я понял, что работать здесь мне будет гораздо сложнее, чем мне думалось вначале.
        Из размышлений меня вывел ласковый голосок президента:
        - Мы уже сделали баиньки? Может, покушаете?
        - Нет, спасибо, - со всей возможной твердостью ответил я. - Мне необходимо немедленно приняться за дела.
        - Ох уж эти мне дела, дела… все мы деловые люди. Но надо же когда-то и отдыхать, тем более, что по нашему календарю сейчас уикенд, да и парламент до осени распущен на каникулы. - И не слушая моих возражений, Вилли отвел меня в бассейн, оттуда на завтрак, а потом мы с ним полетели осматривать планету на персональном президентском истребителе.
        Плутозия размерами не превышала Луны и вся была покрыта полями и лесами. За день мы совершили посадки по меньшей мере в пяти деревнях и поселках городского типа. Меня восторженно встречало население, одетое в яркие колоритные одеяния. Любопытно, пожалуй, будет отметить, что основными украшениями костюмов были вышедшие из употребления деньги. Из монет женщины носили мониста, браслеты, серьги, из долларов и фунтов скручивали бумажные цветы и носили в волосах, рублями пользовались для растопки праздничных костров. И в каждой деревне для меня придумывали что-то особенное. В одной, скажем, для меня устроили охоту на «папонта» (мохнатое травоядное с восемью лапами величиной с земного бегемота); в другой - конкурс лизоблюдов, которые ухитрялись до блеска оттирать самые запаршивевшие тарелки при помощи одного лишь языка; в третьей я попал на торжественное богослужение, посвященное 3000-й годовщине торговой сделки Иуды с Каифой. К слову сказать, Искариот был одним из объектов поклонения на этой планете, и все жители свято верили в его скорое второе пришествие. Насколько я понял, верхом неприличия на
Плутозии было отказываться от подарков, так что Вилли набивал себе за мой счет карманы обеими руками. Мы с ним произнесли чертову уйму речей, обращенных друг к другу, и в каждой живописали, какая радость ожидает народы наших стран, наконец-то узнавших друг друга. Наконец, я предложил ему читать одну и ту же речь во всех деревнях. Он, оказывается, тоже начал об этом подумывать и с восторгом принял мое предложение. Нет, если бы не его продажность, если бы не та алчность, с какой он прикарманивал подношения деревенских депутаций (и свои, и мои), если бы не открытая продажа должностей, которой он, не стесняясь, занимался в моем присутствии, он, наверное, был бы отличным парнем. Он буквально предугадывал все мои желания. Охота, концерты, танцы, пиры, корриды и петушиные бои двигались нескончаемой чередой. И даже черные тележки, которых было по две-три в каждой деревне, на время моего присутствия прятались, видимо инстинктивно чуя во мне чужака.
        Спустя неделю пиршеств, слившихся в одну беспробудную крутоверть тостов и развлечений, я очнулся от странного монотонного голоса, который вдруг начал вещать с громоздкой тарелки правительственного репродуктора, подвешенного на информационном столбе (такие имелись в каждой деревне на центральном площади). При звуках этого голоса все население деревни (и всех прочих деревень, а точнее - всей планеты) высыпало к подножию столба и стало внимательно слушать. Я взглянул на Вилли. Вид у него был совершенно подавленный.
        - Эйк, - сказал он трагическим тоном. - Кажется, началось что-то ужасное. Нам нужно срочно возвращаться в столицу.
        Всю дорогу, ведя самолет, он рыдал как крокодил перед обедом и ничего не отвечал на мои вопросы. Наконец, он сам обратился ко мне.
        - Эйк, дружище, ты один можешь меня спасти. Если ты срочно не одолжишь мне литров пятьсот машинного масла, то я, то мы… меня, очевидно, переизберут. Понимаешь, этот подлец Манчено, трижды судимый за грабеж и пять раз за убийство, подал свою кандидатуру в президенты. И Унифиск, представь себе, оказался не против. Этого, конечно, не случилось, если бы этот узурпатор не нашел где-то нефть и не начал гнать из нее машинное, масло, которому Унифиск отдает предпочтение перед всеми прочими сортами.
        - Я одного не понимаю, - сказал я, пробуждаясь к мрачной действительности после почти недельной эйфории праздников в честь моей персоны. - Я не понимаю, где вы сами берёте бензин для ваших самолетов и автомобилей?
        - Побойся бога, Эйк, какой еще бензин, мы не так отсталы, у нас работают гравитационные двигатели, и если б не эта извечная проблема смазки… Смазка нужна всем и в первую очередь заводам Унифиска. Все это прекрасно понимают, и в том числе сам Манчено. Он перекупил моих министров, судей, полицию, так что если сейчас мы не перемаслим Унифиска, меня просто-напросто отдадут под суд и этот прожжённый тип пролезет в президенты.
        - Вилли, дружище, - фамильярно осведомился я, - а ты случайно никого не зарезал? Иначе откуда ты нашел средства на приобретение президентского кресла?
        - Ах ты, господи, да я по сравнению с Манчено агнец божий. Я был честным, но бедным пилотом и всего-то навсего угнал самолёт, на котором перевозили заплату для всей армии. Потом я скрывался, меня поймали. Чуть не расстреляли; я честно отсидел десять лет, дождался, пока не истек срок давности и тогда уж подал свою кандидатуру…
        - Да, Вилли, - признал я скрепя сердце, - ты, конечно, сукин сын. Но, как говорил один твой коллега на Земле, «ты наш сукин сын», и поэтому я, так и быть, помогу тебе.
        От радости он бросился ко мне на шею. Самолет от этого вошел в пике, и мы едва не врезались в землю, но Вилли уверенно вывел его из опасного положения и всю оставшуюся дорогу горланил развеселые песни. Уж что-что, а пилотом он, надо признать, был классным.
        На космодроме было пусто. Только репродукторы назидательно вещали громыхающими металлическими голосами:
        - …за годы своего гнусного правления президент Вильмейер совершил множество ужасающих преступлений…
        - Скорее! - заорал Вилли, прыгая в автоцистерну, - он перешел к постановительной части, еще четверть часа - и я погиб!..
        Мы быстро наполнили цистерну остатками моей гидравлики и помчались за город. Не успели мы выехать на шоссе, как обнаружили, что на нашем пути выстроился тройной кордон из автомобилей.
        - Проклятье! - заорал Вилли. - Они перекрыли дорогу к Унифиску! Это же прямое нарушение конституции! - не успел я и глазом моргнуть, как он увел машину в кювет, промчался мимо остолбеневших бородачей с автоматами и снова вырулил на дорогу. Вслед нам затарахтели автоматные очереди.
        - Возьмите это, Эйк, - Вилли протянул мне небольшую базуку. - За нами, кажется, началась погоня.
        - Обойдемся, - ответил я, достал из кобуры лазерный пистолет и срезал лучом могучий дуб, стоявший на обочине. Дерево повалилось на дорогу, загородив всю проезжую часть. Президент с уважением покосился на моё оружие.
        - Не продается, - отрезал я, предупреждая возможные вопросы.
        - Ах, дружище, я охотно верю, что у себя на Земле вы занимаете высокий пост, но жизни вы, честно говоря, не знаете. На этом свете всё имеет свою цену и всё продается. Любовь, честь, дружба, совесть - даже такие, казалось бы, абстрактные категории имеют свою вполне определенную стоимость, ну а что же тогда говорить о каком-то куске железа с рубиновыми кристаллами и ядерной накачкой средней сложности… Скажите честно, что вы хотите за эту игрушку? Килограмм золота? Два?
        - Я хочу, чтобы меня поцеловали в зад! - заорал я. - Смотри куда едешь, мы сейчас врежемся в ворота!..
        Цистерна подъезжала к огромному бетонному кубу, вокруг которого возвышался пятиметровый забор с наглухо закрытыми сталекерамзитовыми воротами.
        - Перекрыть ворота! - возмутился Вили. - Какое вопиющее нарушение законов о смазке! - и достал заранее припасенный пулемет.
        Не дожидаясь, пока он попросит, я выпустил из базуки три снаряда, которые снесли ворота, как ветром, и мы ворвались во двор. Навстречу нам летели пули. Выкатились с десяток тележек, стреляя разрядами. Я сжег штук пять, остальные разъехались. Цистерна въехала в здание Унифиска.
        - Скорее, - закричал Вилли, посылая пули веером по двору. - Суньте рукав вон в ту дыру с надписью «для смазки». И не забудьте сказать, что Вильмейер хочет остаться президентом.
        Я потащил тяжеленный рукав вглубь помещения. Репродукторы тем временем грохотали:
        - На основании вышеизложенных тягчайших преступлений…
        Я открыл кран и пожелал остаться президентом. Масло хлынуло в ненасытную глотку Унифиска. В передаче наступила пауза и - продолжалась до тех пор, пока все пять тонн не ухнули в отверстие. Потом репродукторы на той же ноте продолжили:
        - … за истекшие годы в стране произошло значительное повышение благосостояние населения, улучшились условия труда и быта народа, окрепла экономика, повысился оборонный потенциал государства. Всё это произошло благодаря личной инициативе президента Вильмейера, его неустанным трудам на благо отечества…
        Мы вышли во двор. К нам уже шли наемники, только что поливавшие нас свинцом.
        - Три-четыре, - сказал их главарь, верзила с черной повязкой на глазу, увешанный оружием, как рождественская елка игрушками.
        - По-здрав-ля-ем! - браво гаркнули сорок бандитских глоток.
        - Хорошо, - процедил сквозь зубы президент, - с вами мы разберёмся позже. А пока арестуйте Манчено и доставьте его в тюрьму живым или мертвым. Возможно, он попытается бежать. Ну, да не мне вас учить.
        К крыльцу подъехал роскошный черный лимузин. Вилли направился к нему, приветливо распахнув передо мной дверцу.
        - Кстати, насчет лазера, - сказал он, дружески похлопав меня по плечу, - как я понял, ты пошутил насчет стоимости, но если тебе и в самом деле так этого хочется…
        - Чего? - я и в самом деле не понял.
        - Ну… чтобы тебя поцеловали… - он осекся и захлопал ртом, как рыба, выброшенная на берег из воды. Возможно, мне и не стоило бы так распускать локти, но в такие минуты не очень-то получается сдерживаться, и если лупишь, то от души… Ну да вы меня понимаете…

* * *
        На следующий день Манчено застрелили «при попытке к бегству», но напряженность в столице не спала. Вилли в честь своего переизбрания (и вручения очередной награды) устроил грандиозную иллюминацию, раздачу денег, еды и подарков, бесплатные представления и беспроигрышные лотереи, а сам уселся обсуждать с парламентом вопрос о создании Центрального геологического бюро. Вечером я вышел прогуляться по городу. В чистом умеренно влажном воздухе рассыпались разноцветные звезды салюта. На площадях гремела музыка. Толпы народа высыпали на улицы столицы. И лишь в тот вечер понял я, до какой же степени были развращены все эти люди атмосферой узаконенного взяточничества. Они подкупали не только президентов, министров, шерифов, судей, но и друг дружку. Взятки давали и получали буквально на каждом шагу. В ресторанах посетители подкупали официантов, чтобы их лучше обслуживали; музыкантов, чтобы те играли то, что им угодно; швейцаров, чтобы те ниже поклонились им на глазах у других. Все вокруг переплачивали за проезд на такси, за стакан прохладительного напитка, за сигареты, кружку пива и прочие продукты, причем
попросить у продавца сдачи считалось признаком дурного тона, а дать денег под расчет - символом вульгарнейшей провинциальности.
        Маленькие дети стонали: «Мама, я хочу пи-пи!», но мамы не обращали на это внимания и снимали карапузам штанишки лишь получив от них чисто символическую сумму в один «игрушечный» батт. Как мне объяснили, это был воспитательный прием. Дети постарше покупали друг у друга оловянных солдатиков, машинки и пластиковые модели, покупали учителей и школьных директоров, медали и аттестаты. Я видел матч по футболу между двумя университетскими командами. На глазах у всего стадиона одна команда подкупила другую и беспрепятственно забила ей пять мячей, недостающих для выхода в финал. Но они пожадничали и не подкупили судью, так что он им просто не засчитал эти голы. Однако больше всего я был поражен, узнав, что взяточничество на Плутозии было строжайшим образом запрещено и каралось законом! Некоторых прощелыг даже арестовывали, если они забывались и настолько наглели, что забывали подкупить и полицию. Но как только они исправляли эту ошибку, их отпускали. Но даже если им приходилось садиться в тюрьму, для них были подготовлены особые, превосходно обставленные и расположенные в курортных зонах тюрьмы со всеми
мыслимыми удобствами. И никого это не удивляло. И тогда я понял, что на мою долю выпала величайшая историческая миссия - освободить несчастный народ Плутозии от многовековой заразы коррупции.
        На следующее утро я торжественно разругался с Вилли, выгнал пять торжественных делегаций с подарками и потребовал все расчетные книги за последние двести лет. Спустя пять часов перед моей резиденцией выросла гора бумаг. Вся эта макулатура наглядно отражала развитие экономики, науки и культуры, промышленности и энергетики, сельского хозяйства и образования на Плутозии со дня ее открытия. Вершина этой горы равнялась с крышей пятиэтажного дома, она запрудила целый проспект, а грузовики с гроссбухами всё прибывали.
        - Не будете же вы, дорогой друг, - саркастически спросил меня Вилли, - копаться во всех этих отчетах и нарядах?
        - Я - нет. Но компьютер моего звездолета располагает неплохой аналитической программой. И уж он-то во всём этом как-нибудь разберётся…
        Недолго думая, я приказал отправить все бумаги на космодром. Затем я приладил один транспортер к основанию этой горы, второй транспортер подавал бумаги на сканер компьютера, а третий от сканера шел к запасному люку и выбрасывал переработанные бумаги на поверхность. И работа закипела!
        Компьютер работал со скоростью хорошего жернова, перемалывая тонны обрушившейся на него информации. Пока мы трудились, мою «СКУКУ» ежеминутно навещали делегации фермеров, старост, учителей, школьников, писателей, студентов (а что творилось на сессиях - вообще уму непостижимо, это тема для особого рассказа). И каждая делегация оставляла мне что-нибудь на память. Как правило, это были плутониевые батарейки. Эти батарейки являются вечным двигателем для работы персональных компьютеров, они вставляются в бытовых роботов и прочую электронику. Однако в столь больших количествах на них можно просто взлететь в воздух. Тогда мне пришлось облачиться в свой суперскафандр и заявить, что еще одного такого подарка достаточно, чтобы отправить к праотцам всю столицу. Золота и брильянтов я не принимал из принципиальных соображений. Тогда мне стали преподносить цветы. Их я до сих пор не переношу. С женой развелся из-за того, что она взяла за моду по вечерам мазать за ушами розовым маслом. А весной, когда всё в природе благоухает, на моем столе обязательно стоит открытый флакончик с бензином. Он мне слегка напоминает
о благах нашей цивилизации.
        Однако цветочки-цветочками, а работу свою я всё-таки проделал до конца. Спустя сорок семь часов машина выложила мне все итоговые данные - и я просто остолбенел от изумления. За время своего существования эта конопляно-хлопково-подсолнечная планета ухитрилась провороваться насквозь, и всё по вине Унифиска. Вот кто вызывал во мне наибольшее негодование! Президент, парламент, законы, суд, конституция - всё это было лишь ширмой для того, чтобы прикрыть самое наглое и вопиющее беззаконие. Истинная же власть была сосредоточена в руках Унифиска и его окаянных фискальных тележек-персоналей, которые сновали буквально на каждом шагу. Эта в общем-то неглупая машина, призванная заботиться о людях и давать им полезные советы, совершенно зациклилась на самовоспроизводстве. Завод-автомат выпускал тележки, которые собирали масло, которое поступало на завод, который вновь расплавлял старые и выпускал все новые и новые партии кибердоносчиков, которые вновь и вновь бежали за новой порцией подачек. Унифиск буквально грабил всю планету, вынуждая население вырубать леса, осушать моря и засевать миллионы гектаров
подсолнухом, соей, коноплей, короче, любыми масличными культурами. Правда, существовали и крупные плантации хлопка, но и их рассматривали с точки зрения получения хлопкового масла.
        Все это не могло меня не тревожить особенно если учесть, что и у нас на планетах, входивших в галактический союз Интерспейс, после раскрытия последней аферы в Верховном Галактическом Суде все громче и громче стали раздаваться голоса о передаче судебной власти в руки электронных машин.
        Все хорошенько подсчитав, я отправился на прием к Унифиску, одев тяжелый антиметеоритный скафандр и прихватив с собой оружие. Меня начинали побаиваться, так что я должен был быть готовым к любым эксцессам. Во дворе перед зданием супермашины уже столпились в ожидании меня десятки людей и с каждой минутой подходили еще, пока не заполнили весь двор. Как я потребовал заранее, для меня была сооружена трибуна (я лелеял надежду, что не заминированная), были приготовлены микрофоны и телекамеры. Речь моя должна была транслироваться на всю планету.
        Я говорил битых три с половиной часа. Я рассказал о семи смертных грехах, о взяточничестве, которое со времен фараонов считалось тягчайшим из пророков, о симонии и коррупции как родимых пятнах и пережитках самых отсталых экономических формаций. Я показал народу всю глубину пропасти, в которую он скатился по вине своего кибервластителя; я пригрозил карами виновным, обличил ничтожество и подлость того образа жизни, который вел приниженный и обираемый народ Плутозии, я призвал их к свободному труду на благо общества, а в заключение сказал:
        - На основании всего вышеизложенного я приказываю вам, Унифиск, немедленно самозаконсервироваться, прекратить производство и перепрограммировать завод на производство товаров народного потребления…
        В толпе заволновались.
        - В случае же неподчинения, - я поднял манипулятор с боевым лазером, - вы, Унифиск, будете немедленно уничтожены. Выбирайте!
        Я же говорил, что он был машиной вовсе не глупой, инстинкт самосохранения сработал в нем правильно. За стеной тот час же прекратился гул станков, трубы перестали дымить. Одна за другой к моим ногам стали подъезжать тележки и тут же самодемонтировались. В толпе рыдали.
        В эту минуту на трибуну забрался президент и закричал:
        - Остановитесь! Эйк, заклинаю вас, не делайте этого! Посмотрите на этих женщин, на стариков и детишек, все они просят вас только об одном - дайте нам жить спокойно, как мы живем уже не одну сотню с лишним лет. Ведь я прав, дети мои?
        Толпа одобрительно зашумела.
        - Вы говорите, что наше общество плохо, - продолжал Вильмейер. - Возможно, оно не идеально. Но пока на белом свете есть вообще хоть какое-то общество, будут существовать выгодные должности, будут и люди, стремящиеся к ним, желающие получить жизненных благ больше, чем все остальные. И как тут прожить без того, что вы называете м-м-м… взятками, а мы попросту дружественными дарами. Да и что может быть ближе, приятнее и нужнее, чем вовремя сделанный подарок? Причем добровольно! От чистого сердца! И вовсе не за какую-нибудь подлость или преступление, а просто чтобы покровитель о тебе помнил, знал твое благорасположение, чтобы просто кивнул, заслышав в общем списке твое имя! И что может быть благороднее, чем щедро одарить наших спасителей? Врача, спасшего жизнь; журналиста, пощадившего репутацию; ревизора, спасшего от позора? Конечно, подобными методами, рядясь в тоги добрых самаритян, порой пользуются и некоторые гнусные проходимцы для достижения своих низменных целей. Но таким наша планета всегда давала и будет давать решительный отпор! И тому порукой все наше славное боевое прошлое, наши доблестные
ветераны, наш верный и непогрешимый Унифиск!..
        Его слушали затаив дыхание. А он, прирожденный демагог и профессиональный оратор, вел свою речь к логическому концу:
        - Милый ты наш гость из космоса! Пришелец ты наш галактический, дражайший наш собрат по разуму! Ни с чем не сравнится наша благодарность тебе за то, что попытался ты образумить нас грешных, обратить в свою веру, научить нас жить по-иному. Да, ты и твои могучие сородичи можете нас принудить и мы согласимся с вами на словах, но в глубине души весь наш народ будет глубоко и искренне скорбеть по утраченным свободам. Прости нас великодушно, но нынешней нашей жизнью мы жили, живем и надеемся жить и дальше. А теперь!.. - блистающим узором он обвел затаившую дыхание толпу. - Нашему дорогому гостю очень нравятся золото и ювелирные изделия, изготовленные нашими чудо-мастерами. Так последуем же, братья и сёстры, древнему обычаю, завещавшему нам ни в чем не отказывать гостю!..
        А потом начался какой-то кошмар. Вся эта огромная толпа бросилась ко мне, мужчины и женщины стали срывать с себя часы, кольца, броши и браслеты и бросать к моим ногам. Быстро росла сияющая груда драгоценностей…
        - Остановитесь!.. - заорал я.
        Последним ко мне подошел трехлетний мальчуган и протянул игрушку - великолепный маленький паровозик. Наверное, это было самой большой его драгоценностью… Я затрясся от ярости и потопал к своему звездолету.

* * *
        На разгон я дал себе всего четыре часа и потому вдобавок к лучевой болезни заработал себе ещё и гипертонию. В антипространстве мне пришлось подзадержаться больше критического времени, и таким образом вышло, что на планете я провел не две недели, а всего сутки или двое, как я, собственно, и рассчитывал. Правда, на корабле еще долго после этого водились фантомы, да и сам я до сих пор не вполне уверен, вернулся ли ко мне мой положительный заряд. Кошки от меня до сих пор почему-то шарахаются.
        Я гнал свою «СКУКУ», ругаясь на всех известных мне языках; так что попавшийся мне было крейсер союзников принял меня за «летучего голландца» космоса и поспешно отслужил по мне заупокойную мессу. В другое время я бы с ними поиграл, но мне надо было поторопиться. По моим подсчетам, в нашей системе вот-вот должна была войти в строй кибернетическая машина Суперюстис, которой предстояло взять на себя основные функции судебного разбирательства, подбора и расстановки государственных деятелей, определения перспектив развития нашего общества. Я обязан был рассказать людям, на что они себя обрекают, предупредить о возможных последствиях.

* * *
        Я вынырнул из антипространства неподалеку от Базы и сразу же отправился на прием к генералу. Но я к нему не дошел. По пути меня арестовали за самовольное оставление позиции, дезертирство и вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Основными свидетелями против меня выступил Валюха и капитан плутозианского рейдера. Когда я узнал, что судить меня будет Электронно-Военный Трибунал, сердце у меня упало. Как и встарь, все гражданские нововведения прежде всего внедряются в армии.
        На глазах у язвительно ухмыляющихся следователей я заполнил анкету со своими показаниями. Затем они заполнили такую же анкету со своими заключениями и вложили оба листка в компьютер. Этого было вполне достаточно, чтобы юридическая программа сравнила доводы обеих сторон и вынесла вполне объективный приговор.
        Меня завели в кабину и усадили на стул. За дверью расположились следователи, генералитет, представители прессы. Сами понимаете, это был первый случай применения электронного судьи. Терминал возвышался невдалеке от меня, громадное хромированное пугало, похожее на некоего идола, этакий тотем нашей грешной цивилизации. К нему нельзя было прикасаться, задавать ему посторонние вопросы, даже источник питания у него был независимый, так что долг свой он исполнил бы даже при полном прекращении подачи тока.
        Минуты две машина считывала программу, мигая глазками индикаторов, бегали стрелки по шкалам вольтметров, наглядно демонстрируя высочайшее умственное напряжение. А потом лязгающий металлический голос принялся перечислять все мои прегрешения от самоволок до дерзостей, от выговоров до беспринципности. Когда кибер перешел к постановительной части, я понял, что обречен.
        - На основании вышеизложенных тягчайших преступлений против нации и всего прогрессивного человечества, - гремел кибер, - вы, Акакий Борзой, признаетесь виновным в совершении преступлений квалифицируемых как особо опасные статьями 218 «прим» и 123 «бис», статьями 432 часть первая и…
        В это мгновение я обратил внимание, на то, как тихонько приотворилась крышечка на передке с надписью мелкими буковками «для автономного питания». Пошарив в карманах, я нашел там последнюю случайно закатившуюся туда плутониевую батарейку, открыл, протер клеммы и… - Акакий Евграфович махнул рукой и поднялся.
        - Что ж ты, Борзуша, на самом-то интересном месте… - дружно завозмущались обитатели Старой Хрычевни. - Ты - дальше, дальше-то давай, ты - про орден свой…
        - А что орден? - Борзой философически пожал плечами. - Я вышел из кабинки генералом-аншеф-фельдмаршалом Всекосмических войск и гипер-адмиралом галактического флота с диктаторскими полномочиями на случай военных действий. Ну и с орденом, само собой. Хотя, конечно, орден - это так… побрякушка. Однако, красивая, - он любовно погладил орден, от чего тот буквально заискрился и начал что-то наигрывать. - Да и титул этот - тоже ерунда, я тут же в отставку подал, ее по-быстрому и приняли, чтобы шума не было… Но главное, вы бы видели, какие у всех этих мерзавцев были рожи…
        Баку
        1976 -1989 гг.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к