Охота на некроманта Саша Молох
        Пожарный борется с огнем, спасатель приходит на помощь в момент смертельной опасности, полицейский охраняет от преступников. А некромант? Некромант делает все, чтобы наши мертвые оставались мертвыми. Чтобы они не перешли из первой формы нежизни в третью, и не превратились в смертельно опасных костяных тварей. Тварей, которые умеют только одно - убивать.
        ОХОТА НА НЕКРОМАНТА
        САША МОЛОХ
        ПРОЛОГ
        1998 ГОД. РАЕВСКОЕ КЛАДБИЩЕ
        «Первая форма - начало вашей работы. Тело. Оно может дать ответы, оно может убить, оно может стать просто прахом. Все зависит от вас и от того, откуда у вас растут руки. И где находятся мозги.
        Вторая форма - склад памяти. Там нет личности, души и прочего. Вторая подконтрольна, но никогда не упустит шанс вас угробить. Не теряйте контроль. Память дает второй форме возможность манипулировать вами. Помните: единственное, чего они хотят - согреться. Утратите контроль - станете грелкой сами.
        С третьей формой еще никому не удавалось договориться. Если произошел выворот и вы упустили контроль - бегите. У третьей формы нет памяти, личности и жалости. Только инстинкт: уничтожить того, кто когда-то навредил исходному телу. И она задавит всех, кто встанет на пути. Обычно первым на ее пути попадается некромант. Запомните! Третья форма на свободе - это ваша четвертая форма. И правило тут одно: ноги в руки и звать на помощь.
        Ну и четвертая форма. Самое приятное. Она постоянна. Четвертая форма не отвечает, не способна на передвижение и подвержена распаду.
        Четвертая форма - это ваша хорошо проделанная работа.
        Ну, или плохо проделанная работа, если в четвертой форме вы сами».
        Отрывок из лекции Петровского «Введение в основы некромантии»
        ***
        От облупившейся трубы колонки, из крана которой капала ржавая вода, до ворот было ровно тридцать два шага.
        Егор уже пять раз прошел туда-обратно и теперь прикидывал, сколько сантиметров в его шаге. Ну, чтоб потом пересчитать все в метры и предъявить этому полудурку Роме за каждый.
        Гребаное солнце еще не село и даже не собиралось - казалось, так и зависло над горизонтом. Последних лучей как раз хватало, чтобы плечи знатно жгло под темной формой, а по спине струями сбегал пот.
        Пекло сегодня с самого утра стояло адское. Для мая и здешних мест - необычное. Кликуши по местным каналам немедленно принялись орать про конец света, скорый потоп, метеорит и казни египетские. Особенно уличные проповедники. Эти были самые громкие. Правда, завидев Егора в форме, они затыкались, но стоило ему пройти мимо, как за спиной снова слышалось «Покайтесь!».
        На завтра по телику опять обещали тридцать шесть, а значит, нагревшийся асфальт точно округлит до сорока. Но завтра хотя бы можно отсидеться дома или, плюнув на все, укатить с Серегой купаться на озера - тот давно звал с собой, вроде у него как раз выходные по нечетным.
        Егор еще раз дошел до ворот и обратно и уселся на низкую кирпичную кладку, отделявшую колонку от аллеи. Вода в натекшей из крана луже отчетливо воняла канализацией, и запах напрочь отбивал желание освежиться.
        Рома опаздывал на час, и Егор даже предполагал, что могло задержать этого мудака. Наверняка тот никак не мог распрощаться с Катькой. Еще бы! Если б Егору привалило такое счастье, он бы ее на службу с собой брал, чтоб не отрываться, или вовсе бы уволился. Но ему не свезло, хотя он старался, да! Катя долго мялась, а потом выдала натужное про друзей и «хорошего человека». Как будто ему легче должно стать от того, что он хороший. Хотя, может, так и есть - у него даже разозлиться на Катю не выходило.
        Зато добрые люди вчера рассказали, кому удача привалила.
        Егор сначала не поверил - все переспрашивал, как дебил: мол, точно видели, не перепутали? На что его сочувственно хлопали по плечу и клялись мамой, что да, своими глазами, по Новаторов шли, за руки держались.
        Егор к Роме ходить не стал. И звонить - разговаривать тоже. Чего тут ходить и о чем говорить? Был друг - теперь нету. Была любовь - теперь тлен.
        Напился вчера, конечно, до белых глаз. Вроде как до полночи с кем-то разговоры тер, но проснулся почему-то дома - с тяжелой, как чугунное ядро, башкой и желанием вылакать если не Онзу, то два ее притока точно. До смены, правда, пришел в себя, даже побрился не порезавшись. И на Раевском стоял ровно в семь.
        Один, как идиот, стоял, а Ромы не было. Потому что тот наверняка торчал у Катьки на кухне и пил чай, который она заварила. С мятой. Она всегда делала мятный чай, и это единственное, что не устраивало в ней Егора. Мяту он не любил.
        Зато теперь чай ему не грозил - весь чай был готов выхлебать Ромыч. Удобный парень.
        Часы на запястье пиликнули, отмеряя очередной час.
        Егор пятерней зачесал назад светлую челку и открыл папку с разнарядкой.
        И дел-то было - всего ничего: поговорить с уже почившим свидетелем. Сам мужик помер от цирроза пару месяцев назад, поболтать с ним надо было про налет на ювелирный, тоже несвежий - двухгодичной давности. В управе очередное перетряхивание старых папок - начальник сменился, лютует.
        Егор проверил шнуровку на берцах, не выдержал - стянул форменную куртку и остался в майке. Все равно никто не увидит, дураков нет - в такую жарищу по погосту шляться.
        Рома тоже не дурак - вот, не пришел.
        Егор снова прогулялся до ворот, в очередной раз убедился в отсутствии присутствия напарника и, сплюнув в пыль, зашагал к указанному в разнарядке месту.
        Разнарядка была простая, и второй некромант требовался только для галочки и соблюдения техники безопасности. А какая тут безопасность, когда хочется Ромку под ближайшую плиту подсунуть и домкраты выдернуть?
        Лучше уж Егор сам, потихоньку, не торопясь…
        На нужной могиле торчал покосившийся временный крест с табличкой, под которым стояли в трехлитровой банке почерневшие гвоздики.
        Егор уселся на низкую соседнюю оградку, повесил на зубцы куртку, автомат поставил рядом и постарался целиком поместиться в реденькую тень от куцей березки. В глубине кладбища тени были куда гуще, перспективней и даже на вид значительно прохладней, но работа, к несчастью, лежала с краю - на обочине главной аллеи, на самом солнцепеке.
        Уже потянув молнию на сумке, Егор понял: просто сегодня не будет. От жары все заготовки расплавились, и теперь вместо дежурных покрышек в сумке катался единый глиняный ком: жирный и липкий с одной стороны и крошащийся в рыжую пыль с другой.
        - Твою ж в доску…
        Что такое «не везет» и как с ним бороться?
        Сейчас еще по закону подлости Рома припрется и по вечной своей привычке начнет смеяться. Всегда смеется сам и других смешит. Катьку вон насмешил.
        До горизонтального состояния. Козел.
        Гвоздики отправились догнивать в дорожную пыль, а остаток воды из банки помог привести глину в нужное состояние. Не идеал, конечно, но идти до колонки было лень.
        На верхнюю покрышку Егор потратил больше пяти минут - так долго он не возился даже на первом курсе училища. Злость здорово мешала, еще больше мешал пот, который тек со лба на глаза. Вышло криво - в идеале глиняная основа под печать должна быть ровной и красивой, но на деле с ними особо никто не возился - энергетический контур помогает формировать, и хорошо.
        С нижней покрышкой промучился еще дольше. Хорошо хоть солнце окончательно скрылось за деревьями.
        Жаль, духота никуда не делась.
        Егор проверил раскладку, раскрыл пробирки с раствором. На минуту прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться.
        Клиент лежал уже два месяца и говорить через рот точно не мог. Значит, станет мысленно орать - они все орут с непривычки, пока поднимаются во вторую форму, а потом у бедного некроманта будет раскалываться голова.
        По чесноку, в такую погодку, с такими дерьмовыми покрышками, остатками похмелья в башке и отвратным настроением работать в одиночку не стоило. И будь сегодня в напарниках кто другой - Егор бы дождался. Наорал бы за опоздание, однако дождался.
        Но человек предполагал, а бог располагал: дежурный, как обычно, впаял ему в пару Рому. Друзья же - не разлей вода. Напарнички!
        Егор еще раз сплюнул горькую слюну, резко выдохнул и открыл верхнюю покрышку.
        Мертвец откликнулся мгновенно - заорал как неисправное радио, да так, что Егор схватился за виски: почти уснувшая головная боль разом воскресла и засверлила затылок.
        - Кто тут?! - надрывался клиент, и ему вторило басовитое гудящее эхо - словно пчелиный улей азбуку учил. - Почему ничего не вижу?! Ты где, падла? Я тебя щас достану, гнида... Щас-с-с глаза протру и достан! Почему ж так темно-то! Слышишь меня, урод…
        Клиент ревел белугой, не давая вставить ни звука, и Егор решил переждать - должен же этот блатной рано или поздно выдохнуться?
        Странное эхо перестало делиться на звуки, менять тональность и превратилось в монотонное мычание.
        Егор с таким раньше не сталкивался, но у клиентов бывали особенности.
        В прошлом месяце свежего самоубийцу не смогли поднять даже силами всего отдела - покойник фонил, звенел, как комар, но не вышло.
        А недавно в морге ЧП случилось: дед-ветеран, от инфаркта померший, сам пошел во вторую форму выворачиваться - оказывается, там диагноз с психиатрией был, и вторая личность решила, что его глава собеса отравила, чтоб квартиру отнять.
        Этот вот, уголовник, дополнительно фонил, как трансформатор. Лучше бы вообще только гудел, а не орал - цены б ему не было.
        Клиент в голове завопил особенно пронзительно, и Егор сильнее прижал руки к вискам. Что-то щелкнуло, и с запястья исчезла привычная тяжесть японских часов. Батя подарил их на совершеннолетие, и они жутко раздражали всю семью ежечасным тонким писком.
        Вслед за щелчком раздался треск и звон - пронзительный и режущий. Тяжелые часы, падая, угодили точно в центр рабочей раскладки и ударили по краю верхней покрышки. От толстой, в пять сантиметров, глиняной печати отломилась разом треть. Егор успел подумать, что нормальная покрышка такое бы точно выдержала, а значит, это он сам облажался, когда лепил. Да Винчи недоделанный.
        Голос клиента стал нестерпимо громким, а потом резко оборвался, точно его ножом обрезало, и Егор осознал: пять минут назад день был еще не таким дерьмовым. А вот сейчас наступил полный звездец.
        Счет шел на секунды.
        Куртку натянуть он уже не успевал - схватил только автомат и передернул затвор.
        Вовремя.
        Временный крест подлетел вверх, словно его пнули снизу, врезался в березу и рассыпался щепой. Впрочем, его и пнули. Хорошей такой лапой, толщиной с две человеческих ноги. Времени определять, передней или задней, у Егора не осталось - мертвец показался целиком.
        Скорость выворота была безумной, видимо, сказалось хреновое настроение клиента и жара. Встал, зараза, как по учебнику, будто рядом топтался наблюдатель от книги рекордов Гиннесса и фиксировал время.
        Третья форма. Вставший на ноги клиент. Или просто - вставший.
        Егор пересчитал лапы - восемь. Арахна. По-простому - паук. Жаль, что простого в нем - только название.
        Тварь выбиралась сосредоточенно, быстро и молча. Почему молча - Егор сразу разглядел: человеческая часть, росшая из паучьей спины, башку себе оставила, а вот рта в ней не прорезала - вместо него белела полированная кость.
        Зато что-то вроде пасти разместилось ниже, как раз на паучьей части, там, где положено быть хелицерам - кривая щель со смещением под брюхо. Тонкие передние лапки, растущие по бокам от нее, с огромной скоростью стригли воздух. Здоровущие серповидные когти на концах основных опорных лап взрывали рыжую землю, загребая под себя.
        Глаз у вставшего снаружи не наросло: видимо, сидели глубоко под броней, а на человечьей башке их затянуло ороговевшей кожей. Но зрение твари было без надобности: Егора она учуяла мгновенно и рванулась из могилы, осыпав все вокруг комками глины, песком и мелкой гнилой щепой от гроба. Зацепилась лапой за синтетическую тряпку, которая была когда-то частью похоронного декора, затормозила, выпутываясь, но еще больше намотала ткань на себя и начала заваливаться на бок.
        Ни рабочих сторожевых печатей, ни готовых покрышек в запасе не имелось: первых Егор не прихватил, а вторые испортила жара. При себе оказалась только слабая печать на удачу в ладанке на груди - ее Егор сразу пульнул твари на задние лапы, стягивая их между собой. Оставалось только стрелять, рассчитывая на стандартные печати, вложенные в патроны на заводе, лишать клиента подвижности и делать ноги.
        Вставший с тканью разобрался быстро, выправился, распределяя вес на оставшиеся шесть лап.
        Первая очередь легла удачно - ровно по животу человеческой части, почти оторвав ее от паучьего основания. Печати срабатывали с небольшой задержкой, но исправно.
        Со второй не повезло: с виду мягкая и вроде бы не покрытая костяной броней, паучья бочина оказалась твердой и многослойной - пули увязли в ней с глухими чавками и пробить не смогли. Раскрывшиеся печати сожгли только верхний слой мертвой плоти, не достав глубже. Даже дискомфорта не доставили: клиент увлеченно старался выпрямить поврежденный торс и заращивал свежей броней дыру.
        Повторно стрелять в панцирь Егор не стал - проще разнести верх, где располагалась основная чуйка, потом заняться лапами, а там уже ноги в руки - и до ворот. К машине и рации.
        На охрану кладбища надеяться не приходилось. Контора на Раевском стояла вдали от основных аллей, у северной части ограды, мордой на проспект, и с таким прикупом на хвосте добираться до нее - дело гиблое.
        Егор угадал.
        Чуяла и слышала арахна человекообразным верхом: после третьей очереди в упор клиент заметался, потерял ориентиры, натыкаясь на ограды. Но потом предсказуемо перестроился, завалил бесполезный корпус на паучью спину, передвинул что-то внутри себя, нарастил - и молниеносным скользящим движением ушел влево, обходя Егора по кривой и выбираясь на открытое пространство аллеи.
        Перекрывал самый простой путь к отступлению, тянул время.
        И отпускать не собирался.
        Егор попятился, прикидывая, куда бы еще врезать, и тоже пошел по дуге, стараясь оставить между собой и клиентом хоть пару оград - авось лапами зацепится, даст лишнюю долю секунды.
        Вставший полз гигантским крабом: не спешил, двигал пластины брони под плотной как брезент кожей, и так увлекся укреплением себя с фасада, что про брюхо забыл. Егор вскинул автомат, поблагодарил собственное предвидение за то, что прихватил расширенный магазин, и задержал дыхание, выцеливая.
        Но в четвертый раз выстрелить не дали: сбоку мелькнуло, осыпало землей, запорошив глаза, и тут же вслед за этим, пока он протирал зенки, врезало со всей дури по ногам.
        Боли почти не было - так, отголосок от удара. Только стоять почему-то сразу стало невозможно, и Егор упал ничком на пыльную дорогу, едва успев выдернуть автомат из-под живота.
        Сзади защелкало, хрустнуло, и левое плечо пробило насквозь костяным шипом.
        Кажется, Егор заорал, потом захрипел, когда расширяющийся к основанию шип двинулся дальше, разрывая мышцы и разрубая с хрустом кость.
        В голове сквозь пелену боли всплыло то самое гудение и вспомнились слова одноногого лектора, который читал им в учебке вводную в некромантию:
        - На погосте должно быть тихо. Тогда там порядок. Есть звук - есть клиент. Прохлопал звук - считай, помер. В учебниках про это вам не напишут, это слышать надо. Ушами, которые под ребрами. Не услышал - сдох. Ну, или как я…
        Прав был умный одноногий лектор. А двуногий Егор - нет. Отвлекся, проморгал, прослушал.
        И вопил первый клиент не просто так - глушилкой, гад, сработал. Закрыл второго, замаскировал, паскудина костяная.
        Выходит, Егор, как лох из гражданской СПП, на одну печать двоих цепанул - под новой могилой лежало еще тело. И встало.
        Вот почему аверс лопнул - на двойной подъем совсем другой запас прочности нужен, да и категории у Егора не хватало - тут требовалась стабильная пятая, а он только месяц назад шестую получил. С испытательным сроком.
        И теперь станет он со своей условной шестой стабильным покойником - ни поднять, ни уложить.
        Самый важный вопрос сейчас: в кого вторая тварь вывернулась? Если встала на четыре лапы или на восемь - еще есть шансы. Четырехлапый хоть и сильный, но спросонок медлительный: закогтить может, но размажет не сразу, будет долго собираться, вес наращивать. Да и паук к четырехлапому близко не подойдет - будет держать дистанцию. Не любят они рядом стоять.
        Егор нащупал курок и приготовился к рывку: шансов было с гулькин хер, но скопытиться вот так, по собственной глупости - да пошло оно все! Он еще Роме морду не набил. Только ради одного этого стоило побарахтаться.
        Шип двинулся обратно и вышел с мерзким чавканьем.
        Егор заорал, дернулся вперед, рванулся и, уже падая на спину, почти не глядя, наугад выпустил очередь в темную тень перед глазами.
        Тень качнулась, наклонилась и потянула автомат на себя, ухватившись прямо за ствол.
        Металл застонал, заскрежетал.
        Егор снова нажал на курок, уже обреченно, заранее зная - бесполезно. Такую патроном на пять сорок пять не успокоишь. Эту заразу вчетвером берут, на измор. С высшей категорией.
        У тени на голове ветвилась корона, прорастая сама в себя. Острые зубцы находились в беспрерывном движении и напоминали змей, сновали туда-сюда, подныривали друг под друга, изгибались. На тонком скуластом лице застыло выражение полнейшего удивления. Голубые, кислотно-яркие глаза смотрели с детской обидой. Короткая, закрытая броней шея немного портила общую картину - словно вставшая клиентка сильно замерзла и изо всех сил втягивала голову в плечи.
        Не четыре и не восемь. Две ноги. Дама в полном вывороте.
        Определенно, сегодня самый дерьмовый день. Дерьмовей не придумаешь. Зато перед смертью у Егора есть все шансы полюбоваться на один из самых редких видов вставших. Правда, опытом поделиться будет не с кем.
        Вторая пара когтистых рук, не обращая внимания на плюющееся свинцом оружие, ухватила Егора за бедро и рванула вверх, подбрасывая.
        Полет был коротким и закончился прямо у паучьего брюха.
        Автомат остался лежать там, у ног твари.
        Дама оказалась высоченной, под два метра, и шестирукой, как индийская богиня на обложке книжки с мифами. Две руки - анатомически верные, две росли из живота, там, где у нормальных людей печень, и еще одна пара - мощные и короткие - по бокам на поясе. Все шесть заканчивались конусами шипов, один из которых был уже бордовым от крови.
        Обычные пули для такой гадины - что щекотка, и заводские печати ее даже не замедлят.
        А ведь Рома носил с собой бронебойку… Все хвастал: мол, у меня на все случаи, хошь на даму, хошь на короля. Гребаный придурок, не мог прийти вовремя!
        Зато пришла боль.
        Егор даже сначала не понял, что это она - словно молотом ударило в открытую рану, мгновенно перекрывая дыхание. Перед глазами потемнело, затошнило, а потом все внезапно прекратилось. Боль осталась, но из безумной стала терпимой, только под переносицей зачесалось, точно туда пуха засунули, и под задницей стало мокро.
        Егор сплюнул кровь в серую дорожную пыль.
        Паук зашелестел броней, переступил лапами, пятясь, будто тоже опасался дамы. Как оказалось, правильно: она бесшумно и молниеносно возникла сбоку, и Егор сквозь муть увидел второе редчайшее зрелище за сегодняшний вечер - как вставший размазывал вставшего.
        Дама управилась быстро, секунд за двадцать. От бывшего блатного клиента остались только куски панциря и куча пульсирующей слизи, которую все равно следовало упокоить. Но делать это предстояло явно не Егору.
        Потому что его схватили и швырнули еще раз, опять на живот. Сверху зашелестело, заскрипело, раздался легкий неритмичный стук, и следом за ним в уже развороченное плечо снова ударил шип.
        Егор захрипел и выгнулся. Почему-то никак не удавалось потерять сознание. Или он уже потерял его, и ему все мерещилось? Ресницы слиплись, их залило чем-то густым. С трудом получилось раскрыть глаза, но мир оказался перевернут. Откуда-то из невообразимой дали к нему по аллее бежал Рома и, похоже, что-то орал.
        Это он зря силы тратит, отвлечь не выйдет. На то она и дама. Целеустремленная сука.
        Рома, не притормаживая, сдернул с плеча автомат. Бежать ему оставалось метров пятьдесят.
        Со звуками творилось странное, уши словно ватой заткнули. Егор слышал, как бьют тяжелые ботинки Ромы по гравию, поднимая пыльные облачка, как со свистом дышит напарник, как со скрежетом меняется стандартный рожок с патронами на тот, особенный, с синей печатью, а вот крика не слышал.
        Что-то сильно ударило сзади по плечам.
        Опять стало очень-очень больно, а потом темно.
        И все закончилось.
        ГЛАВА 1. ЛУКА
        Заснуть не удавалось.
        Грыз назойливый червяк беспокойства. Не проходило ощущение: где-то что-то случилось, или скоро случится, или случается прямо сейчас. Что-то фатальное и непоправимое, после чего небо покажется с овчинку, а жизнь с фитилек.
        А он тут пьет, вместо того чтобы разруливать.
        Лука снова плеснул себе на два пальца коньяка в чайную чашку и нажал кнопку включения на пульте телевизора. Топать через полквартиры до бара за бокалом было лень. В таком возрасте и статусе можно себе позволить пить коньяк из чего угодно, хоть из блюдца - репутации не испортишь.
        На экране замелькали яркие кадры рекламы. Звук Лука включать не стал. От голосов тошнило. Начальство сегодня так качественно вытряхнуло из него все нервы, что даже напиться теперь по-человечески не получалось.
        Павел, директор ЗАО «Служба Последнего Пути», вызвал его с раннего, по рабочей мерке, утра - около трех.
        И начал компостировать мозг с абсолютно несвойственной ему европейской педантичностью. Сначала порешали стандартные вопросы по поводу снабжения. Потом сверили графики отпусков, чем сроду не занимались. А уж когда дошли до обсуждения заказа канцелярии для бухгалтерии, Лука не выдержал. Встал из неудобного, но модного кресла, открыл дверь, проверил, на месте ли секретарь и не топчется ли кто на пороге, и захлопнул замок. Дошел до единственного в кабинете окна, осмотрел стекла и рамы, потом достал из кармана подаренную приятелями коробочку «с шумом», включил, развел руками и сказал:
        - Уж извини, вентиляцию проверять не полезу, но вроде с этим нас никто не прослушает. Излагай. Ты чего дерганный? Конкуренты? Хреновый заказ? А то я не понял - ты работу обсуждаешь или завещание пишешь?
        Лука уселся обратно, приняв вид доброжелательной акулы.
        Павел, напротив, из своего директорского кресла выполз и залез в сейф, который служил по совместительству баром. Ибо ценнее коллекционного виски в кабинете директора коммерческой СПП ничего не водилось: важные документы хранились в бухгалтерии, доклады работников - в виртуальном учетнике, деньги - на счетах в банке. Еще ценным было содержимое головы Павла, но оно хранению в сейфе не подлежало по причине постоянного использования.
        - Кажется, чисто в вентиляции . Никто не слушает.
        - А чего ты мне тогда уже сорок минут солому в уши пихаешь? Давай еще расход мыла и туалетной бумаги на каждого сотрудника посчитаем. Тоже дело. А то чего у нас подтирание задниц на квадратный метр рабочего времени не посчитано.
        - Да прах его знает. Ощущения поганые, - признался Павел и пригладил волосы.
        Толку от этого было чуть - короткий белобрысый ежик как стоял вертикально вверх, так и остался. Внешность у директора была совершенно противоположной должности. Такому бы не в кресле сидеть, а лет двадцать назад в трехсотом мерсе дела решать - широкий, с шрамованной переносицей, почти отсутствующей шеей и ломанными ушами боксера. Парадоксально было то, что к внутреннему содержанию внешность не имела никакого отношения. Павел, кроме армейской службы и КМС по боксу, имел еще две вышки - по некромантии и юриспруденции - и второй упокойный разряд. То есть стоял на шажочек позади начальника местной некроментуры.
        - Вроде и говорить нечего. Я ж не баба - делиться с тобой дурными предчувствиями. Дорогой, мне приснилась красная лошадь...
        - Не баба однозначно, не перепутаешь даже в темноте, - Лука демонстративно показал руками директорский размах плеч. - Заканчивай душу ковырять, директор. Не первый год работаем. Что за лошадь тебе покоя не дает?
        Работали вместе действительно долго - двенадцать лет.
        Павел родился тут, потом рванул учиться в столицу, а спустя девять лет вернулся. Вернее, его «вернули». Отсадили блондинистого широкомордого крокодила от золотых рыбок. Во избежание.
        Одна из тамошних СПП, размером с градообразующее производство, не выдержала веса его дарования. Придя туда после армии, Павел планомерно сожрал всех начальников отделов, доказав в сжатые сроки их некомпетентность. Где нахрапом, где шантажом, где интригами. Некромант он был прирожденный, из университета на службу уходил с третьим разрядом, из армии пришел со вторым: мог хоть Пушкина поднять на беседу, хоть Гоголя. Лежал бы потом на откате пластом месяц, но поднять бы поднял. Стал замдиректора в двадцать четыре, хапнул медных труб и развернулся. Прогнул под талант всю административную часть.
        И зря.
        Как руководитель Павел был плох. Всех мерил по себе, гениальному, совал в зубы девятой категории задания для пятой, а пятую мог отправить бумажки перекладывать. От предложенных им новаторств затрещала традиционная схема работы. Пошли срывы у сотрудников, а следовательно - косяки на работе. Раз косяк, два косяк, и сразу закопошились и подняли уши коллеги из полиции. Этим только дай повод: вроде и не конкуренты, а руку вмиг откусят и свою родную лапу на место отгрызенной прикрутят.
        Владелец прикинул, что к чему, и настоятельно рекомендовал Павлу уволиться. В других СПП о нем уже были наслышаны и резюме разворачивали на подлете под благовидным предлогом. Столица сделала морду кирпичом, и Павлу пришлось вернуться на историческую родину, в Усольск. Вроде и город-миллионник, и СПП крупная, и место - сразу директорское, выше по здешним меркам только силовики, которым гражданские дела до лампочки, а все-таки глушь и провинция - не особо развернешься.
        Самое любопытное, что развернуться согласно натуре Павел попытался и тут, но уперся в Луку, который стал на его пути если не железным занавесом, то бетонной стенкой точно. Луке-то было одинаково положить что на столичные заслуги Павла, что на его же столичные грехи.
        После первой же пачки новаторских распоряжений Лука, бывший тогда начальником смены, недолго думая взял Павла за шкирятник и отвозил носом по всему кабинету, как кутенка. Без травм, но предметно. И это несмотря на директорское богатырское телосложение, армейский опыт, разряд и ежедневное посещение навороченного спортзала. Потом усадил в кресло, напоил виски и планомерно объяснил: где, что и как пойдет под плиту, если эти новаторства пустить в ход.
        Павел, при всем гоноре, дураком не был, усвоил с первого раза. Да и изгнание из столичного рая даром не прошло - отложилось. Подумал, выпил. Луке налил. Еще подумал. И стал с Лукой не то чтобы дружить, скорее, приятельствовать. И прислушиваться. Поставил на пост второго заместителя и даже выбил у владельца тройной оклад.
        А два года назад отказался подписать Луке увольнение - тот хотел карьеру закрыть и уйти в полные частники. Вместо этого снял с общей работы, пихнул в офис и навесил должность консультанта с правом отказа. Проще говоря, все дела о подъеме, которыми занимались в СПП, сначала проходили одобрение у Луки.
        И завернуть он мог кого угодно - даже золотую клиентуру, если ему там померещилась пакость.
        Сначала Лука смеялся: мол, Павел его талисманом держит.
        Директор покивал, сказал «угу» и подкинул пару новичков, чтоб дела помогали сортировать. На обучение премудростям. Сотрудники выли и желали Луке четвертой формы, но через три месяца стали человеками.
        Лука вновь написал заявление.
        Павел снова угукнул, пожал плечами, потыкал пальцем в потолок, намекая на давление обстоятельств и происки высших сил, дал еще два оклада сверху, неограниченные полномочия и назначил заместителем директора.
        Как он протаскивал все почести через хозяина конторы - Лука не знал. Но в результате рядовые работали, старшие смены контролировали, Лука отбирал, кого, где и почем поднимать.
        И пока еще ни разу не ошибся.
        Заполненный третий бланк с заявлением ждал своей очереди в ящике стола. Не дождался - Павел оказался хитрей: добавил свободный график последним кирпичиком. Просто сладкий сон некроманта третьего разряда. От такого не отказываются. Пришлось остаться.
        - Говорю ж, не знаю. Предчувствие. Вроде все по мелочам. Тут сплетня, там шепот, - Павел по въевшейся столичной привычке тянул гласные, отчего речь становилась обманчиво ласковой.
        Красноречиво забулькало.
        Лука от предложенного стакана отмахнулся, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Пить с утра - хуже не придумаешь. Но у Павла были свои привычки и особенности. К примеру, долго и нудно излагать горы пустяков и выдать тайну вечного двигателя в последнем предложении. Навострился на совещаниях в штирлицев играть. И Луку втянул. Удобно тренироваться: усадил зама в кабинете и полируй навыки.
        - Мне недавно Полинка рассказала… - тут директор замялся, а Лука насторожился.
        Кому Полинка, а кому - Полина Семеновна, видная женщина средних лет, весом в сто двадцать кило. Под ее килограммами стонал, но работал как атомные часы весь упокойный секретариат МВД. Ее собственный начальник - Каин, полицейский некромант первого разряда - Полины Семеновны откровенно побаивался, как капитан Флинт корабельного кока Сильвера. К ее пухлым цепким ручкам прилипали все сплетни, витавшие в родной структуре. Кто, где, с кем и зачем, почем купили и когда развод, будет ли приказ на повышение и премия - Полина знала все, но делилась картой зарытых сокровищ только с избранными. К Павлу она благоволила, почему - тот не рассказывал. И правильно делал: секрет хорошего отношения «Полинки» на черном рынке мог по цене составить конкуренцию чертежам новейшей боеголовки.
        - Говорит, статистику перекосило за последние два месяца. Не парадную, сам понимаешь. Реальную. Выворот в третью форму. Несанкционированный, разумеется. И город, и область. Динамика прет по кривой и не останавливается.
        Лука поморщился от казенной формулировки «несанкционированный выворот в третью форму». Будто клиент, прежде чем вывернуться, разрешения спрашивает! Потом прикинул отчеты по отделам и заметил:
        - На нас не отразилось. Покрышки ребята стабильно приносят. Можно в учетник глянуть, хотя я тебе и без него скажу: две несданных покрышки за это время. Самоубийца, которому приятель помог, но по воле покойного. Тут скорее эвтаназией пахнет: у мужика рак в четвертой стадии нашли. Заказ на подъем был как раз от приятеля - чтобы невиновность доказать. И второй случай - действительно криминал: муж супругу порешил и в бега подался. Скорая след от инъекции не заметила, решила - сердце. Родственники что-то заподозрили, к нам пришли за день до похорон. Я заказ взял, потому что платили по-царски, да и бабка надвое сказала - криминал или нет. Чистиков клиента поднимал, я страховал, при свидетельстве патологоанатома. Тот мужик опытный, оформил как надо. Законсервировали, аверс в прокуратуру, все чин-чинарем. Дальше парни Каина работали - если там клиентка и встала, то я не слышал. У нас чисто. Может, напутали девочки из отдела статистики? Там не сильно умненькие цыпочки работают. Пятым размером на клавиатуру легли - цифры и скакнули.
        - Осторожнее надо. Нас пока не коснулось, потому что на отрубленную топором голову СПП не позовут. Мы ж коммерческий сектор: наследство, страшные семейные тайны, богатые, но мертвые идиоты и толпы жадных родственников. А там все случаи прямые: огнестрелы, ножевые, имитация самоубийств. Начинают с клиентами работать - а они в третью. Каин забеспокоился.
        - Может, просто увеличение общего количества, вот и по третьей статистика скакнула? Типа больше зерен - больше плевел? Районы кто-то делит, а это эхо.
        Лука не понимал, к чему клонит Павел. То, что покойники с насильственной смертью в анамнезе сами встают во вторую форму - знают даже дети. То, что вторая без контроля выворачивается в третью - тоже всем известно. А рост статистики означает одно: некроментов в училище стали учить совсем плохо, если у них вторая форма без контроля болтается.
        - Лука, вот ты тут живешь чуть ли не с десяти лет, а все как чужой. Если бы бандиты войны устроили - Каин бы первый знал. К нему бы все конкурирующие стороны по очереди бегали, тряслись в приемной и ботинки целовали. А те, кто до Каина не успевал - у нас бы на пороге торчали с чемоданом денег. И катался бы ты на работу на феррари, прямо по купюрам. Тут уже двадцать лет тихо, как в лесу. Кому надо, чтобы во время разборок свежий покойник вдруг встал - ну хотя б костяным валетом? И порешал бы все территориальные споры одним махом. Это на твоей исторической родине такое нормально. Горячая южная кровь - крестные отцы, виноградники, и у каждого клана свой упокойник первой категории на прикорме на всякий случай. А у нас СПП только в девяностых появились, до этого одна некроментура и была.
        - Ну ты-то у нас свой, везде был, все знаешь и послать тебя некуда, - Лука не любил, когда ему тыкали в «неместность». Это пахло последним доводом гопника. Родной южный город он помнил смутно: вернуться сначала не позволяли обстоятельства, теперь к обстоятельствам прибавилась работа и печать о невыезде, как у всех некромантов. Но все чаще мечталось рвануть туда, где солнца и моря поровну, а воздух такой прозрачный, что аж звенит. - Так объясни мне, собаке иностранной, с чего народ друг дружку режет в таких количествах, что полиция не успевает под контроль брать?
        - Без понятия. Мое дело - предупредить. Кстати, если б не Полинка, я б про это не знал. За чутких женщин надо выпить, - Павел отсалютовал стаканом, приложился и продолжил. - Лука, ты старый кобель третьего разряда. В некроментах походить успел, в частниках тоже. У тебя опыт, связи, знакомства. На каждом кладбище в три могилы тебя если не сторож, то бабка-плакальщица привечает и пирожков дает. Поспрашивай. Мне меньше всего хочется, чтобы наши офисные незабудки под раздачу попали. Им на всех одного клиента в третьей форме хватит - сразу контору прикрывать можно... Пить-то будешь?
        - Нет. Мне еще разнарядки давать. Хочу перетасовать. А то девочки засиделись - когти на рабочем месте мажут, не продохнуть от вони. Пусть в область едут.
        - Они тебе этими когтями глаза и выцарапают. Область… Ладно, я в твою кухню не лезу. На мне решение вечных задач - буду думать, куда ушли мамонты, - Павел потер шрамованную переносицу - память об армейской службе - и махнул рукой. - Иди, правь народом железной рукой, товарищ диктатор.
        - А ты будешь мыслить?
        - Пить я буду. А потом документы готовить - ежегодный отчет.
        - Кстати, а кривая раскрываемости тоже вверх ползет? - спросил Лука, вставая.
        - Нет, глухари - птички певчие. Еще немного такого хорового пения, и нашего Каина дернут в столицу на пару с Авелем. Будут учить сольфеджио.
        Лука с сомнением покачал головой и отправился раздавать задачи.
        Но поселившееся после разговора внутри беспокойство не дало в полной мере насладиться воем тройки фурий, мановением начальственной руки посланных на сельский погост, до которого час на электричке и еще два километра пешком.
        Пришлось браться за телефон и ворошить старые связи. Со связями выходило интересно: все что-то ощущали, но без конкретики, на каком-то метафизическом уровне.
        Стопроцентно плохие новости удалось добыть из двух мест. Неожиданных.
        Первая птичка прилетела из Ельска, областного городка-спутника. Забавно, что городок был официальным побратимом известного университета. Откуда у заграничной альма-матер это позорное родство, никто не знал, но факт оставался фактом.
        В ельском морге работал Степан. Фамилию его Лука запамятовал. Парень был пару лет как после вуза. Очень хотел из медиков уйти в некроманты, но талант подкачал. Полный ноль.
        Когда Лука по договору привез в морг новичков на стажировку, Степан ему только что ковры не постелил. Поил кофе, таскал пироги. Стажеры ржали, что за их старшим решили приударить: свободу свободным отношениям! Лука подначки пропустил мимо ушей, спокойно, как удав, стрескал подношения, выпил годовой запас кофе и в качестве оплаты нарассказывал Степану пачку баек из жизни некромантов и собственного боевого опыта.
        Степан смотрел на него глазами влюбленной таксы и мотал на ус. Потом пару раз звонил, консультировался по поводу подозрительных случаев. По пустякам не беспокоил. Толковый парень, хоть и фанат. Жаль, что бездарный.
        Как оказалось, Лука не зря его приручал - интуитивно подстеленная соломка внезапно сработала.
        Степан звонку и пошлому вопросу «не вставало ли у вас что?» не удивился, а сразу спросил, надежно ли говорить об этом по телефону. Лука, прикинув счет к расходу, сказал подождать минуту. И перезвонил с запасного телефона, зарегистрированного на одну мимолетную, но приятную знакомую. И дальше только матюгался вполголоса, слушая новости.
        С месяц назад в Ельске случилось ЧП. Такое, какого лет двадцать не видывали.
        Порешили пятерых - троих выпотрошили, двоих застрелили. Все местные, не старше тридцатника. Нашла их пацанва в яме, на заброшенной стройке, в километре от закрытых шахт. Полиция, срочный транспорт, привезли к Степану в морг.
        Подумали на аборигенные разборки: у всех пятерых и алкоголя в крови больше, чем самой крови, и репутация так себе. Двое уже по тройке лет отмотали за кражи, остальные шли к отсидке семимильными шагами.
        Из центра срочно вызвали упокойника, хотя все пятеро пока лежали тихо и во вторую форму не торопились. Полицейский некромант приехал час спустя в компании двух судмедэкспертов. Степана вежливо попросили погулять, пока взрослые дяди будут работать. Степан был понятливым, а после знакомства с Лукой - еще и не обидчивым: взял чаек и ушел в вестибюль почитать книжку.
        Через час его аж подкинуло от грохота - в подвальной комнате, где, собственно, и располагался морг, кто-то играл столами в боулинг. Степан спустился вниз вместе с прибежавшим на шум дежурным санитаром.
        Вовремя.
        Очень вовремя.
        Там как раз пятеро покойников в третьей форме уже оприходовали некроманта и добивали второго эксперта. Первый успел не только умереть по причине разорванного горла, но и встать. В компанию к остальным. Как он сумел в течение нескольких минут из первой формы войти в третью - Степан объяснить не мог, но по его описанию глаза у первого эксперта были уже как фонари и ног насчитывалось четыре.
        Опознал его Степан по остаткам халата.
        Санитар, с разбегу влетевший в комнату, получил на излете когтями и сполз по стенке.
        Степан остатками сознания сообразил, насколько близок к собственным торжественным похоронам, дрожащими руками захлопнул двери и задвинул засов в приваренные снаружи толстые скобы, оставив внутри шестерых полноценно вставших в третьей форме, размазанного по стенам некроманта, одного потенциального вставшего и еще живого, но по сути уже мертвого санитара.
        Благо, в подвале морга двери ставили еще по общим городским нормам - глухие и металлические, с запорами на всю ширину. Как раз на случай такого ЧП.
        Закрыв третью дверь и активировав охранную печать, Степан вспомнил про рассказы Луки и пробежался снаружи здания, развесив слабые дежурные печати на подвальные продухи: через них, конечно, крупной твари не пролезть, но третья форма бывает разная. Червем выворачивается, правда, редко, но береженого бог бережет.
        Лука хмыкнул, мысленно погладив себя по интуиции - не зря он этому вчерашнему студенту упокойницкие байки травил. Парень - молоток, сделал все правильно. Хорошо, что коллегу не принялся сдуру вытаскивать - и сам бы не выжил, и вставших запереть стало бы некому. Раскатали бы пару домов точно!
        Потом Степан хряпнул спирта и под скрежет когтей и грохот таранных ударов в металлические двери дозвонился в МВД. А дальше пил и молился, чтобы двери, засовы и печати выдержали до приезда помощи.
        Из города прибыла уже полная штурмовая бригада с начальником. Шесть точно вставших и один предположительный - это тревога областного масштаба.
        Судя по краткому описанию главного - молчаливый, около шестидесяти, седина пятнами, - на место выезжал лично Каин.
        Зачистили быстро, за полчаса. В газеты и интернет про бойню ни звука не просочилось, только короткая заметка в полицейской сводке про найденные на пустыре тела.
        Со Степана взяли пачку подписок о неразглашении, похвалили за сообразительность. Откуда взялась такая грамотность в экстренной ситуации, выяснять не стали: то ли знали про знакомство с Лукой, то ли местечковый анатом мало кого волновал.
        Скорее, второе.
        Под подпиской про двойную бойню в Ельске он мог рассказать только кому-то с допуском. У Луки такой допуск был. С тех самых времен, о которых сегодня почему-то вспоминалось все чаще.
        Вторые хреновые вести пришли от тети Лиды, которая на добровольных началах присматривала за погостом в деревне Шушенки.
        Деревня была большая: жилых домов штук десять плюс дачи - этих в три раза больше, но чем холоднее, тем реже там появлялись жильцы. Еще столько же пустующих покосившихся домов, чье население уже давно обреталось поровну в двух местах - в городе и на кладбище.
        Лука тамошний погост знал как свои пять: портреты древних старушек, помнивших еще ужасы царизма и принципиально докоптивших до ста лет, чередовались с фотографиями мужиков лет тридцати-сорока, которых сжил со свету зеленый змий. Погост как погост, да и Шушенки были знамениты среди знающих людей не этим. А тем, что за местным кладбищем, через полкилометра жиденького овражистого леска, лежала знаменитая Рассоха.
        Место было бедовым. И получать подтверждения директорским предчувствиям с той стороны не хотелось совсем, однако пришлось.
        Тетя Лида жила в Шушенках круглый год, к Луке относилась с доброжелательным кокетством - приметила его еще давно, когда их вывозили на Рассоху с первым курсом ментовского училища. Тогда на обратном пути отпаивала его и Егора сначала чаем, а когда куратор с группой уехал - самогоном. Потом устроила ночевать в чердачной комнате, где пахло валерьяной.
        Наутро устроила экскурсию по погосту, подробно рассказав о каждом покойнике как о местной достопримечательности. Надо отметить, через некоторое время это здорово помогло. Лука, уже работая в СПП, поднимал там мертвеца годичной давности по наследственной тяжбе - что-то там его дети не поделили. Сплетни от тети Лиды оказались кстати: покойник послушно пробудился, услышав знакомые имена, пришел в хорошее настроение, подробно все расписал и мирно перешел в четвертую форму. Всегда бы так.
        Потом тетя Лида отпаивала уже подопечных Луки из СПП, которых он серыми выводил с Рассохи и подпихивал заботливой тетке под крыло. Правда, в отличие от полицейских кураторов, имел совесть и приют своих стажеров оплачивал. Хотя имелось у него подозрение, что постой полицейских курсантов тоже был не бесплатным, а за ставку. Тетя Лида там явно не просто так жила.
        Зато звонку обрадовалась, деловито сообщив, что сама собиралась позвонить на днях, потому что на кладбище стало худо. Где? Да в Шушенках. На Рассохе? Нет, туда не ходила, а за лесом не видно. Когда? Так два месяца назад и стало, но ей все не до того было - спина подвела. Прихватило здорово, пришлось в больницу ехать. Неделю назад выписали. А на погосте неспокойно, да. Светится погост. Некрасиво светится, зеленым. И вчера светился. Нет, сама не пошла и бабкам местным запретила, они пуганные. Дачники все уже уехали, только в коттедже семья, но они фасадом в поле стоят - им не видно. Батюшке, который из волостной церкви, рассказала. Он вроде передать должен был куда надо. Статус гособъекта с Рассохи-то два года назад сняли, стажеров не возят, охраны нету - пожаловаться некому. Думала, батюшка рассказал, пока в больнице лежала, а он забыл, наверное, закрутился.
        Тетя Лида, чувствуя за собой вину, примолкла.
        Пришлось утешать и строго-настрого запрещать туда соваться.
        - Лидия Петровна, дорогая, пожалейте свой радикулит. В третьей форме он, конечно, пройдет, будете там бродить молодая, здоровая и зубастая. А мне вас потом упокаивать.
        - Так светится ж, Рома. Всегда в разное время. Мигает. Ладно я - не дурная, не полезу. А дачники эти из коттеджа? Дочка у них, сразу видно, шебутная, как попугай. И ухажер у нее вида бандитского - вдруг решит поглазеть, что да как… Вот прокляну я этого склеротика, а еще рясу надел, пузо отрастил…
        Лука терпеливо дослушал весь диагноз, поставленный местному батюшке, попрощался, нажал отбой и постарался припомнить, какая из многочисленных пословиц подходила к ситуации. Мозг транслировал только мат.
        Лука выглянул в коридор и затребовал у секретаря Инги кофе, мельком отметив, что большая часть некромантов, разобрав заявки, расползлась по кабинетам творить отчеты за вчерашние подвиги, а отдел сбора заказов уже скинул добытое в учетник и собирался домой.
        Илона, Вика и Слава роились в конце коридора, поджидая Луку на расправу.
        Роение предрекало нарушение мирного пакта о субординации и тяжелые, но бесполезные залпы флирта. Тройка фурий наперегонки пыталась забраться в его постель с самого начала совместной работы. Наверное, поспорили друг с другом.
        Иллюзий об обалденной привлекательности сорокалетнего мужика для вчерашних студенток он не испытывал - к такому возрасту верхний мозг думал быстрее спинного. Сегодня оставалось только порадоваться своему внутреннему кодексу, запрещающему служебные романы. Кодекс был написан давно, не столько кровью, сколько нервами, но соблюдался свято.
        Нет служебным романам. Категорическое.
        Шашни были под запретом давно.
        Сразу того, как еще в полиции за ним закрепилась говорящая кличка «Ромео». Не так чтобы совсем незаслуженно. Ну, почти.
        Помер владелец одного из авторынков. Фигура знаковая для города: спонсировал мэра и активно участвовал во всем, что приносило доход. Естественно, некроментуре дали заявку на проверку - тут хоть сто патологоанатомов скажут, что у мужика инфаркт от роскошного образа жизни и никакого следа криминала, а поднять все равно требуется. Чтоб сам покойный во второй форме подтвердил.
        Совсем зеленого тогда Луку назначили на подъем ассистентом.
        К несчастью, покойник был женат на молодой и красивой, а от предыдущего брака у него еще и дочка была, тоже весьма миленькая. Дочке Лука приглянулся, и та начала флиртовать - названивать вечерами, обещая море удовольствия. За нужное экспертное заключение, разумеется.
        Вдова, тоже не промах, пользуясь своей очаровательной внешностью, задурила Луке голову за пару якобы случайных встреч, а потом позвала к себе домой. Чтоб между делом получить и удовольствие, и новости. И все было бы славно, если бы не одно «но» - в ту самую квартиру в самый интересный момент заявилась дочка покойного.
        Чтобы разнять драку, пришлось вызывать наряд. А наряд затребовал объяснений. В итоге Каин, пользуясь тем, что он начальник, ржал аки конь, а «Ромео» к Луке приклеился намертво.
        С тех пор Лука крайне осторожно относился к женщинам с работы, работе с женщинами и прочим конструкциям, которые содержали оба этих слова вместе. Только вот боевая офисная тройка об этом не знала, и попыток своих пока не оставляла.
        Ну, не все коту масленица: пусть фурии прогуляются в область. Там, конечно, и скучно, и распутица, и чаевых от родственников с гулькин хрен, зато хоть какая-то практика и шанс на мелкие неожиданности. А то девицы благодаря своей внешности с выпускных экзаменов, считай, тяжелее своей смертью ушедшего богатого дядюшки никого не поднимали.
        Надо признать, с клиентами мужского пола фурии работали филигранно - что с живыми родственниками, что с уже почившими. Первые выбирали самые дорогие услуги по прейскуранту, вторые охотно болтали с милыми девочками о семейных тайнах. Вот и верь после этого церкви, что души внутри первой формы нет… Хотя, может, и нету - сплошная память и рефлекс на красивых баб стойку делать.
        Секретарша сочувственно брякнула чашкой с кофе по столу и предложила бежать через пожарную лестницу. Лука отмахнулся. После разговора со Степаном и тетей Лидой офисные фурии становились меньшей из проблем.
        - Павел у себя?
        Секретарь Павла - Инга - своим существованием нарушала все профессиональные стандарты: пухленькая, с пирсингом и татуировками на оголенных частях тела и с феньками на всем остальном. Как работник она была золотом настолько высокой пробы, что Павел простил ей даже два месяца хождения на службу с ирокезом, выкрашенным в изумрудный цвет. Тем более редкие посетители пугались, и в приемной Павла всегда царила уважительная тишина. На данный момент прическа у нее была, как у пони из мультика - чистая радуга. И заколочки с какими-то котиками. Чувство юмора у Инги было странное, с уклоном в такой цинизм, что ее шутки Лука расшифровывал через раз.
        - Минут десять, как уехал. Куда - не сказал. Зато перепоручил вас мне. Приказал беречь, холить и не допускать покушений. Поэтому предупреждаю - сидеть вам тут еще с полчаса, пока вражеская конница не угарцует, - поставила в известность Инга.
        В восемь по офису пронесся дробный топот - коллектив разбегался по заявкам. Многообещающе злобно процокав каблуками мимо кабинета Луки, унеслась выполнять неприятное тройка девиц.
        Стукнув два раза для приличия, в дверь заглянул старший смены Чистиков - ему сегодня для разнообразия перепало тихое Скворцовское кладбище, а в морг на обычное обслуживание уехали четверо других, с седьмым разрядом. Пусть берут количеством.
        - Лука, есть что поверх? - привычно спросил Влад.
        - Кроме дурных предчувствий - ничего, - честно признался Лука. - Мне тут нервы накрутили будь здоров. Так что осторожней.
        Влад удивился, но кивнул, приняв к сведению. Из-за его плеча высунулась Настя Князева и неуверенно уточнила:
        - А мне точно на Раевское? Там же девочки обычно.
        - Точно. Перетопчутся девочки.
        Все-таки не самый лучший из него руководитель, прикинул Лука. Фурий в пригород отправил он, а отольются кошкины слезы Насте. Загрызут девку. Жалко.
        А девка, в отличие от этих, цокающих, хорошая: тест на скорость соображалки - фишку с псевдонимами у высших некромантских разрядов - прощучила сразу, и первым же делом спросила настоящее имя. Фурии, к примеру, до сих пор думали, что он Лука по паспорту. Ну, правда, ноги у них от этого хуже не становились, мда.
        А Настя была милой, симпатичной и неуверенной в себе. Как все хорошие люди. С крепким седьмым разрядом, с видом на шестой - лет через пять. После Влада Чистикова - самой надежной, а уж у Влада опыта и самообладания было как у сенбернара.
        Настю обычно заказывали к пожилым клиенткам. Старушек скромная Настя не раздражала, и шанс получить нужный результат вырастал разом вдвое. А отправь, к примеру, Илону к такой вредной бабке, которая по забывчивости завещания не оставила или по слабоумию переписала все на ушлую сиделку, - так тут родственники рискуют вообще с пустыми руками остаться, а СПП гонорара лишится.
        В одиннадцать вечера, так и не надумав ничего путного и не дозвонившись до Павла, Лука выбрался из конторы и удалился в сторону дома, где и остался: с коньяком в чайной чашке и с клубком хреновых предчувствий под сердцем.
        Телефон молчал. Павел как под плиту канул.
        Когда к двум часам ночи от принятого на грудь клубок не только не расплелся, но и начал обрастать колючей проволокой, пришлось пойти навстречу своей паранойе и открыть программу учетника на планшете.
        Программа была толковой, особенно если учесть, что сделала ее государственная контора. Но, видимо, фактор «Memento mori» сработал - напряглись и для некромантов смастерили прилично, просто и надежно.
        Таблица учетника фиксировала привычное. Но… не для этого времени суток. Лука на всякий случай бросил взгляд в угол планшета, где мигали системные часы - они отмерили четверть третьего.
        Сейчас большинство сотрудников должны были закончить работать на месте и настрочить краткий отчет, а такие как Чистиков или Князева - уже отоспаться в конторах и ехать домой.
        Учетник же показывал дурное: все заступившие на смену двадцать человек из Правобережной ССП еще не закончили первый подъем.
        Кто-то начал в девять, кто-то в начале одиннадцатого, Настя почему-то позже всех - в полпервого, но графу никто из них не закрыл.
        А это значило, что дело плохо...
        У Луки судорогой свело предплечья, и он с трудом отлепил пальцы от планшета - так и раздавить технику недолго. Выдохнул, размял руки.
        Перезагрузил программу, надеясь, что это ее заглючило, быстро создал новый профиль и ввел данные на три подъема и укладки. Данные учетник сожрал и послушно показал новую строку, в которой отчитался за хорошо проделанную работу только что созданный анонимный некромант. Остальные строки остались в прежнем состоянии: словно вся СПП в полном составе, пробудив первого покойника, послала работу лесом и разъехалась по домам.
        Лука заблокировал планшет, закинул его в тревожную сумку, которая всегда висела на вешалке у входа. И вопреки законодательству содержала в себе не только усиленный набор для некромантской работы, но и готовое к употреблению оружие: терять время на открытие сейфа в экстренных ситуациях было чревато. Да и на нарушения такого плана в полиции смотрели сквозь пальцы. Свой же. Хоть и бывший.
        Лука по-армейски за тридцать секунд нырнул в старую военную форму и разгрузку, схватил с вешалки теплую куртку, а с тумбочки ключи от машины и, перепрыгивая через пять ступенек разом, ссыпался по лестнице на улицу.
        ГЛАВА 2. НАСТЯ
        Согласно древней грамоте, хранящейся под стеклом в запасниках Центральной библиотеки, «шептуна народного и мертвяков держащего» Симеона задрали на Опольном погосте. В одиннадцатом веке, с утра пораньше.
        По берестяным воспоминаниям современников, Симеону не стукнуло еще тридцати весен, когда его размазала третья форма. Очень сомнительно, что в процессе размазывания, а также по окончании, Симеон был счастлив.
        А еще был такой Федул, стрелец на государевой службе.
        Прославился тем, что в одиночку упокоил растревоженный стараниями коварных врагов сельский жальник. Тридцать мертвецов разом, правда, во второй форме, не в третьей, но тут уже количество перешло в качество. Тридцать первый мертвяк затянул-таки Федула под крышку и отогрелся. Зато стрельца наградили по-царски: и золотом, и соболями, и женой. Но посмертно.
        А вот в третьей Арктической экспедиции помощник контр-адмирала упокойник первой категории лейтенант Дубровин ухитрился поднять померших сотню лет назад северных аборигенов.
        Вечная мерзлота здорово помогла, сохранность - будто вчера на моржа ходили. И не только поднял, но сумел разговорить, перевести и расшифровать их речь. Лингвист прирожденный.
        Благодаря указаниям мертвецов корабли «Чабрец» и «Цесаревич Николай» смогли вырваться из ледяного плена и первыми пройти ранее неизвестным проливом. Был ли лейтенант Дубровин счастлив от того, что пролив назвали его именем - кто знает? Аборигены своего не упустили.
        В сравнении с поучительными историческими примерами Настя была вполне счастливым некромантом. Ну, как минимум - живым.
        Но тут, как в пошлом анекдоте, имелись нюансы.
        Потому что самой Насте казалось, что несчастнее ее никого не найдется.
        Началось все с внезапно заклинившего движка у безотказной старой «Вольво». Настя бестолково пропрыгала около машины примерно час, пытаясь воскресить сдохший движок. Не вышло. Машина признаков жизни не проявила. Еще час пришлось потратить на поиск эвакуатора, поездку в сервис и переговоры.
        Там кричали, что они ей не некроманты - такой хлам чинить. Настя послушно кивала, делала большие печальные глаза и особенно четко ощущала, как в кармане джинсов колет уголком удостоверение некроманта-упокойника седьмой категории. В итоге тачку удалось пристроить в надежные руки только к девяти вечера. И то - без гарантий.
        Еще тогда стоило включить мозг и позвонить Луке. Придумать благообразную причину для отгула - протекшую батарею отопления, проверку счетчиков, пожар, в конце концов. Или прямо сказать: машине кирдык, на улице пакость, а я не железная. Лука бы вздохнул, но смирился. В конце концов, отработать завтра четыре подъема за пропущенные сегодня - ну нет проблем!
        Но Настя же порядочная, у нее же - ответственность, ей же больше всех надо!..
        За первым знаком судьбы был дан второй. Лужа сразу по выходу из сервиса, по которой проехалось колесо КамАЗа, окатив куртку грязной водой.
        Но Настя не вняла: отряхнулась и пошла работать. Не в область же ехать, а на Раевское. В черте города, недалеко. Успею просохнуть!
        Зря!
        Дальнейшее только подтвердило общую тенденцию. Судьба как могла предупреждала в открытую, но Настины твердолобость и трудоголизм перевесили чашу весов.
        После грязевого душа несчастья пошли кучно, обстрелом. Зонт, как оказалось, Настя забыла в машине. Потом порвались лямки у рабочего рюкзака - сначала левая, потом правая. Пришлось тащить тяжеленного монстра за короткую петлю, которая тоже угрожающе потрескивала.
        Заказ на такси сорвался: таксист перепутал район и двадцать минут промурыжил, заставляя бродить в поисках мифической машины, которая на деле в это время находилась в другом конце города. Телефон устал от общения с таксистом и сел.
        Хорошо, подошел автобус, который так спешил закончить последний рейс, что едва не прищемил ее дверью.
        А на задней площадке ехала пивная компания, с наслаждением обсудившая Настю и ее жалкий вид. Выводы были неутешительные: шмотки - фуфло, прическа - отстой, и сама она страшная. Очень хотелось вынуть корочки и нагрубить в ответ, но компания в такой степени подпития могла и не распознать удостоверение, а бить стали бы не по пропуску, а по морде. А у Насти отлично работал инстинкт самосохранения. Как у всех некромантов.
        Пришлось терпеть молча. Но от обсуждений настроение окончательно свалилось куда-то автобусу в выхлопную трубу.
        У ворот кладбища дебелая тетка, торговавшая пластиковыми цветами и уже паковавшая товар в большую клетчатую сумку, хмуро сообщила: ночной сторож ушел. То ли к приятелю, то ли в магазин. Когда вернется - не сказал. И ключа тоже не оставил. И вам, девушка, конечно, видней, но на вашем месте я бы не торчала тут, как береза во степи, а ехала бы домой. Вам еще рожать.
        На массивных чугунных воротах злорадно поблескивал новый синий замок. С печатью на боковинке.
        Настя в красках представила себе ближайшее будущее.
        Последний автобус тю-тю, телефон разряжен, значит, такси не вызвать. Добраться до дома - часа полтора. Зарядить телефон, позвонить Луке и сообщить, что всю работу заперли на замок, цена которому - три рубля в базарный день. Получить нагоняй за то, что не позвонила раньше, разнос за невыполненный план, выговор за нерешительность, а под конец контрольным выстрелом прозвучит тоскливое: «Анастасия, я же на тебя так рассчитывал…».
        Последнее было самым страшным. От такого сердце позорно капитулировало в желудок, а самой Насте хотелось провалиться под землю. И не на стандартных два метра, с которых ее любой стажер поднимет, а километра на полтора, чтоб с гарантией.
        Разочаровать Луку или получить воспаление легких от ноябрьской холодрыги - это не выбор. Выбор - он между односторонней и двухсторонней пневмонией.
        В результате Настя проигнорировала теткино бурчание и спряталась под узким жестяным козырьком ворот.
        Положенную по закону крытую остановку, в которой убитые горем или алкоголем граждане могли бы прятаться от непогоды, городская управа зажала.
        Раевское кладбище не относилось к элитным, располагалось хоть и в городской черте, но на окраине: аккурат между мусороперерабатывающим заводом и серыми лентами гаражей. Не до остановок тут.
        Тетка шумно откашлялась, взвалила на плечо сумку и побрела по лужам в сторону жилого квартала. Видимо, жила неподалеку.
        Настя завистливо вздохнула. Нет, она не мечтала торговать красными синтетическими гвоздиками, но жить рядом с работой для любого некроманта было сказкой. Недостижимой. Потому что люди категорически не хотели хоронить своих в одном месте, а упорно расползались по всей обширной географии.
        Кладбищ в городе насчитывалось шесть плюс крематорий, плюс больничные морги, где шла основная работа, и периферийные могильники. В области каждый населенный пункт, имеющий на балансе три избушки - три старушки, тоже считал долгом иметь собственный погост.
        Упокойников туда звали, понятное дело, из города. В сельской местности некроманты не приживались. Даже те, кто работал с ВИП-клиентурой и мог себе позволить прикупить там поместье за месячный заработок. Стоило пожить неделю-две в местах, где мало людей - начинались помехи. Талант сбоил. Сначала усиливался, так что могила лесника в трех верстах от дома звенела, спать ночами не давала. Потом приходили головные боли. Заканчивалось все срывами и долгим лечением.
        А вот жить в городской толкучке - было самое то. Масса живых срабатывала глушилкой, не давала впадать в рабочую концентрацию.
        Но на день-два природа не мешала. Напротив, на любом погосте, кроме уж совсем новых и лысых, природы было - хоть ногами отпинывай: деревья, кусты, грибы, ягоды, крысы лесные и городские, мыши, белки, ласки, коты бездомные и домашние, стаи собак особой кладбищенской рыже-серой масти. Словом, полная пищевая цепочка с некромантом на вершине. Правда, некроманты предпочитали жевать на работе бутерброды.
        Настя за город выезжала чуть ли не через день. И на выходные, на дачу к друзьям, тоже выбиралась без всякого дискомфорта и со здоровой головой. Лука как-то упомянул, что это связано с категорией, но подробности зажал. Настаивать на ответе показалось неудобным. Не хотелось выглядеть в его глазах дурой.
        Ведь если бы не Лука, то она сто лет как ушла бы с этой работы - в архивы, в экспертизу, в музей или еще куда-то. Туда, где мозги и знания требуются каждый день, а умение разговаривать с почившими бабками - никогда.
        Но Луки в архивах не было, он был только в Службе Последнего Пути.
        Мелкий дождик, притихший было на полчаса, зарядил опять, постепенно усиливаясь.
        Настя подождала, пока тетка растворится в осеннем сумраке, порылась в рюкзаке. Как назло, складной нож провалился на дно, да еще зацепился продетой в рукоятку веревкой за какую-то мелочевку. Пришлось разгружать рюкзак, а потом складывать успевшие намокнуть вещи обратно.
        Могла и не заморачиваться - с замком не повезло. С печатью разобралась без проблем - та была рассчитана только на то, чтобы не пропустить внутрь обывателя и не выпустить наружу мертвеца. А вот сам замок оказался добротным и не поддался. Зато хороший нож сломался у самой рукояти.
        Сил и нервов на переживания не осталось. Настя выкинула испорченный инструмент, застегнула куртку под самое горло, затянула завязки капюшона и принялась ждать. В конце концов, еще теплилась надежда, что сторож пошел до ближайшего магазинчика и вот-вот появится.
        Согласно инструкции по пользованию «мест захоронений со средней степенью риска» охраннику покидать оберегаемый объект в ночное время категорически запрещалось: мало ли что могло встать и пойти гулять-убивать, пока сторож бегает за сигаретами.
        Штрафы за отлучки назначали драконовские, но человеческий фактор никто не отменял.
        Незнакомый охранник появился только к полуночи..
        Вместо извинений потрепанный жизнью усатый тип в черной форме ЧОПа с желтой нашивкой на рукаве окинул мокрую упокойницу мрачным взглядом и позвенел ключами в кармане.
        - Бумаги покажь, - недовольно потребовал он, заправив руки за форменный ремень.
        К этому времени Настя промокла и продрогла до состояния собственной клиентуры, так что ей было начхать на вежливость. Она ткнула типу под нос черный пропуск с серебристыми буквами «СПП» и сложенный вдвое путевой листок.
        - Да на кой мне твои корки? Может, они пять раз на принтере откатанные. Ты мне запрос от прокуратуры дай, с подписями! А то вперлась на ночь глядя на подотчетный объект, а мне отвечать.
        Настя аж икнула от удивления. Кладбищенская охрана никогда не требовала показать что-то, кроме пропуска!
        - А вы трезвый? - осторожно спросила она, делая шаг назад.
        - Дыхнуть? - набычился мужик.
        Нюхать сторожа не хотелось, но ситуация складывалась откровенно диковинная.
        Полицейские бумаги на руки гражданским упокойникам не выдавались - не возникало нужды. Их привозили из ведомства прямым курьером сразу на порог кладбищенской конторы. И принимали под роспись. Потому что полицейскими делами занимались исключительно некроманты из полиции. Некроментура, проще говоря.
        СПП же являлась службой гражданской и никакого отношения к уголовщине не имела.
        Ночному охраннику при заходе на смену должны были показать запись, кого и где будут поднимать и укладывать. Если коллеги из полиции - то как раз то самое разрешение с подписями, а если из коммерческой СПП - то путевой лист.
        В нем проставлялся номер договора с родственниками и причина обращения: тяжба по наследству, подозрения в неверности и прочие пакости, которые не давали покоя живым до такой степени, что они продолжали доставать мертвых.
        Закончив, гражданский некромант сдавал сторожу копию листа, верхнюю «покрышку», так называемый аверс, которые уезжал обратно в ведомство специальным курьером.
        Полиции гражданские «чистые» аверсы были нужны, как Настиным клиентам зонтик - они копились в течение года, а потом официально уничтожались. Но порядок есть порядок. Если что-то случится, по покрышке прочтут всю информацию о проделанной работе.
        Путевой лист, запись беседы и реверс - нижняя «покрышка» - сдавались старшему смены в СПП. Это в стандартном случае, когда без криминала. Если ж дело оказывалось нечисто - подъем консервировали, вызывали полицию, и на место выезжала уже следственная бригада со своим штатным некромантом. Такого счастья Насте, слава граниту, не перепадало. Она традиционно сдавала покрышки и с чистой совестью шла домой спать.
        Сегодня по листку планировались два подъема. На каждый - три с половиной часа плюс час на отдых, час на отчет, и первым автобусом - домой. Но тут судьба подкинула идиотизм со сторожем, который сначала шляется тлен пойми где, а потом требует от нее полицейский ордер.
        Может, наркоман? Вроде бы не похож...
        - В конторе посмотрите, - тут уже Настя вызверилась. Целый день - сплошная невезуха, а теперь еще этот саботажник хочет выставить ее виноватой. - Если сейчас же не допустите меня до могил - я звоню начальнику, он свяжется с полицией. Пусть там разбираются, за какой плитой вам от гражданского некроманта полицейские ордера понадобились.
        Про то, что телефон разрядился еще час назад, Настя скромно умолчала.
        Вопреки тенденциям дня и общей ауре невезения, блеф удался. Охранник сдал назад:
        - Резвая какая, - пробурчал он, но половину гонора растерял. Шагнул к воротам, долго шуршал и звякал замком, наконец расстегнул и положил в карман форменной куртки вместе с цепочкой. - В каком квадрате работать будешь?
        Настя заглянула в уже размокшую путевку:
        - В одиннадцатом и сорок седьмом. Второй и седьмой ряды. Места шесть и двадцать три.
        - Ну иди. Работай…
        Насте послышалось тихое «курица мокрая», но ругаться не хотелось. Хотелось побыстрее закончить и уехать домой.
        Часовой отдых, положенный после подъемов, похоже, накрывался. Обычно отдыхали в фойе контор. Там, где для посетителей ставили короткие диванчики и кресла. Только вот скорбящие родственники старались внутри не засиживаться, и мебелью пользовались в основном дежурные некроманты. Но рядом с этим типом и лишней минуты находиться не улыбалось.
        Настя напрягла память, вспоминая, кто тут работал раньше.
        На Раевском она бывала нечасто, последний раз - месяца три назад. В основном сюда катались три конторские фурии - Илона, Виктория и Святослава.
        Погост считался беспроблемным, хоронили тут редко и богато. Клиенты были сплошь мужчины самого почтенного возраста, которые и на том свете, и на на этом на фурий реагировали одинаково благосклонно.
        От такой работы маникюр не портился, а денег в кошельке прибывало. Мнительные и состоятельные родственники почему-то считали, что если дать упокойнику на лапу лично, а не только уплатить по договору в СПП, то их усопшего поднимут и уложат по-особенному: то ли с танцами, то ли под музыку. Проверять никто не проверял, смотреть на работу некроманта желающих не находилось. Рассеивать миф дураков не было: в конце концов, чем упокойники хуже могильщиков? А тем за каждый гребок лопаты копейка капает.
        Сегодня предстояло поднимать кого-то классом пониже, иначе бы фурии загребли разнарядку себе. И терпит же их Лука!
        А может, и не терпит. Может, наслаждается…
        Насте в клиенты доставались сплошь и рядом женщины. В основном пожилые и ворчливые. Когда она на втором месяце работы попробовала возмутиться такому однообразию, Лука завел ее к себе в кабинет и без обиняков дал расклад.
        Безопасность - на первом месте. Если к тебе благосклонны клиенты с двумя высшими образованиями - то работай с ними и не чирикай. Хорошее настроение клиента - половина дела.
        А то лежала себе тетя, которая при жизни на дух невестку-блондинку не переносила, и тут к ней на беседу является Святослава - ноги от коренных зубов, мозгов как у гуппи. Дело выйдет рисковое - и Славу под крышку затащат, и СПП обязательств не выполнит. Не зря же профайлеры в договорном отделе стулья просиживают. Ты пожилых сварливых ведьм раздражаешь меньше? Вот тебе, некромантка Князева, очередная бабка, иди ты к ней Красной Шапочкой и возвращайся с пирожками, то есть нужной информацией.
        А то, что у тебя категория выше, чем у той же Святославы - такова несправедливая жизнь, ты не в полиции - разрядом меряться. Тут все клиенты максимум пять дней возрастом. Им что седьмой разряд, что девятый - без разницы. Не устраивает - пиши по собственному и выход там.
        Настя тогда чудом не разревелась, хотя Лука был прав по всем пунктам. Но от этого обида меньше не становилась. Да, по утрам в зеркале отражалась не модель, но вполне себе симпатичная девушка. И стопроцентная уверенность Луки, что Настя Князева как женщина малоинтересна даже дохлой мужской части человечества, по самооценке вдарила.
        Самолюбие страдало, но работать в полиции желания не возникало, а больше мест, куда мог податься некромант ее категории, в Усольске не имелось.
        Всю научную часть перевели в соседнюю область. Поговаривали, будто за границей с карьерой складывалось веселее, но заграниц Настя опасалась еще больше, чем полицейской работы. Да и по-честному - скажи ей все это директор СПП, Настя бы и не подумала страдать, а вот от Луки услышать правду оказалось неприятно.
        Лука тогда вроде тоже понял, что перегнул: через неделю притащил какую-то раритетную методичку со штампом еще императорской некрослужбы и подсунул Насте вместе с шоколадкой. Методичку Настя сгрызла, а шоколадка так и осталась лежать в ящике стола напоминанием.
        Впрочем, это было давно, и на месте ранки уже намотало много бинтов опыта. Иногда выпадало поднимать не только свой размерчик, но и дедушек, зрелых мужчин и женщин. И со скрипом пришлось признать: с бабушками выходило легче всего.
        Но вот фурий Настя с тех пор невзлюбила вдвое сильней.
        Кажется, охранника, который раньше работал на Раевском, звали Николай, припомнила она. Такой веселый, низкорослый. Все жаловался на преподавателя по сопромату в законченном год назад университете. Все уши прожужжал.
        Видимо, жизнерадостный Николай не выдержал и уволился, а управа наняла новых сторожей.
        Хорошо хоть план кладбища Настя помнила: не потребовалось уточнять дорогу.
        Оставив за спиной бурчащего охранника, который возился с замком и даже не подумал пригласить ее в контору высушиться и согреться, Настя, подсвечивая себе дорогу фонариком, зашагала вперед по самой левой из аллей, что веером расходились от главного входа,
        Не ошиблась: одиннадцатый участок находился в старой части кладбища. Часть захоронений здесь потихоньку переходила в разряд заброшенных, превращаясь в занесенные осенней листвой холмики, зато деревья стояли здоровенные, в два обхвата. Сплошь старые тополя. Шумели над головой голыми ветвями.
        Под ногами хрустели сбитые прошлым ураганом сучья - валежник перед зимой убрать еще не успели.
        Хорошее место для работы, удобное. И просторно: увлекшись, не прихватишь лишнего - кусты, старые ржавые ограды и деревья помешают.
        Ограды в этом плане работали лучше всего: чем старше и изношенней они были, тем лучше и четче ощущались границы.
        Раскоп нашелся быстро: кто-то из работников заботливо оставил около ямы светодиодный фонарь. Наверняка доброжелатель из дневной смены.
        В сердечность ночного сторожа Насте не верилось.
        Могила оказалась неглубокой, клиента добавляли к уже почившим родственникам. Настя уселась на корточки у края, расстелила клеенку, прижала парой камушков. Из отсыревшего рюкзака на свет показались рабочий планшет с программой учетника, два комка рыжей глины, которым предстояло стать покрышками, потрепанная страховочная тетрадь-конспект и одноразовый комплект пробирок.
        Куртку пришлось снять и накинуть на две сучковатые палки.
        Во-первых, она стесняла движения, капюшон ограничивал обзор, а во время работы нужно смотреть в оба. Волосы по этой же причине Настя собрала в пучок: сейчас не до красоты, лишь бы в глаза не лезли.
        Во-вторых, рабочее место стоило прикрыть от воды, чтобы непрекращающийся дождь не размочил глину в жижу. Перчатки тоже стянула - при замешивании состава требовалась точность, рука в перчатке могла соскользнуть.
        Настя торопилась. По ее расчетам, было уже за полночь. Нехорошее время.
        Всегда лучше работать до двенадцати - клиенты спокойнее и настроены доброжелательней. Чем ближе к рассвету, тем больше проблем обещал подъем. Клиенты нервничали, ругались, а то и пытались открыть гроб. Иногда успешно.
        Одного такого сердитого типа Насте пришлось успокаивать минут пять, еле управилась. Тип внял и улегся обратно, но еще полчаса ворчал о бестолковых дурах, которых ничему не учат в «ихних тухлых СПП». О том, как потом до утра тряслись поджилки, Настя не рассказывала никому: мужик был крупный, всю жизнь работал грузчиком, и уволочь с собой хилую некромантку для него проблемы не представляло. Хлоп крышкой - и конец карьере.
        Учитывая сегодняшнюю череду умопомрачительного везения, Настя заставила себя открыть страховочный конспект и начала замешивать состав, поминутно сверяясь со старыми записями.
        Не хватало еще вдобавок ко всем несчастьям в классическом растворе напортачить! Хорошо тем, у кого категория выше - меньше возни. С шестым разрядом распечатки не нужны, и замешивать составы тоже. А выше пятого - и лепка глиняных покрышек сплошная условность. Все, что надо - там, в голове.
        Когда в общей пробирке заплескалось черным, а воздух вокруг пропитался лавандой, Настя чуть расслабилась и выдохнула. Вылила часть жидкости на глиняную заготовку и сосредоточилась. Над покрышкой медленно проявилась печать - тонкая серебристая геометрически правильная сеть. Мигнув пару раз, сеть стала ярче и развернулась рисунком полноценной печати на пробуждение - не слишком сложной, на обычный подъем.
        Настя, еще раз сверив все с конспектом, направила печать на гроб. Сеть скользнула вниз, легко прошла сквозь крышку, на мгновение высветив контур лежащего внутри тела, и поблекла.
        Настя прислушалась. На самой грани слуха и интуиции возник тонкий звук, точно где-то далеко летел комар: покойная начала «фонить», переходя во вторую форму. Значит, все было проделано верно.
        Настя открыла планшет, протерла рукавом запотевший экран, ткнула в иконку программы учетника, развернулась к могиле и перегнулась через край.
        Гроб родственники выбрали из дешевых - тонкая бордовая ткань, покрывавшая доски, успела порваться в нескольких местах, а бахрома распушилась.
        - Екатерина Григорьевна Филатова, - позвала Настя, сверяясь с учетником. - Екатерина Григорьевна, я вас беспокою по долгу службы. Меня зовут Анастасия Князева, я некромант седьмой категории, служба СПП. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
        В ответ из могилы дохнуло холодом и сыростью.
        - Еще раз приношу извинения за беспокойство и поздний визит, охрана отлучалась - меня раньше не впустили. Но я обязательно напишу на них жалобу, - настучала на сторожа Настя.
        Авось клиентка смилостивится, не станет вредничать.
        Настя заглянула в досье покойницы. При жизни та была филологом, работала учителем русского языка. Шансы на беспроблемный подъем резко упали: учителя - народ тяжелый, а уж мертвые... Иногда Насте казалось, что вся теория некромантии, утверждающая, что у второй формы нет личности, а только память, бессовестно врет. Иначе откуда в клиентах столько вредности?
        В гробу тем временем тяжело заворочалось.
        - Слушаю, - недовольно отозвалась покойница.
        Голос у нее был гортанный, скакал с высоких нот на низкие. Значит, в тканях уже начались изменения. Через три дня речь станет совсем невнятной, а через месяц перейдет в мыслеформу. Но разговаривать с такими мертвецами Насте точно не по чину, тут нужен шестой разряд, не ниже. Вот Лука - тот мог хоть столетнего клиента поднять, расспросить и уложить. А после пойти пить кофе с булочками.
        - Учтите, девушка, вы мне не нравитесь. Никогда не доверяла тем, кто способен вломиться в чужой дом среди ночи, да еще с глупыми вопросами.
        - Екатерина Григорьевна, прошу простить, работа такая. Ваша дочь обратилась в СПП, заключила договор. У нее есть важные вопросы, связанные с имуществом. Я вам их прочитаю. Ну и раз я вас пробудила - нужно удостовериться в естественности вашей смерти.
        - Нет в смерти ничего естественного, - отрезала покойница, качнув гроб. - Отвратительное состояние. Я недовольна. Спрашивайте уже.
        Первые шесть вопросов проскочили без заминки. Личность подтвердили. Скончалась дома. Находилась в сознании. В одиночестве. Около пяти вечера. В воскресенье.
        А вот на седьмом вопросе забуксовали. Неожиданно.
        - Вспомните ваши ощущения за минуту до смерти. Холод? Боль?
        - Не помню, девушка, - покойница внезапно зазвучала тише, в голосе появилась растерянность. - Заканчивайте, мне нехорошо. Что-то происходит...
        - За три, пять минут?
        - Не помню, - уже тверже ответила покойная. Крышка гроба недовольно содрогнулась, словно изнутри по ней гневно стукнули кулаком.
        Что-то шло не так.
        По документам получалось, что родственники просто хотели уточнить какие-то детали, но для помершей своей смертью клиентка слишком буйствовала. Конечно, был один безотказный способ проверить, убили ее или сама умерла: выждать, пока она из второй формы перейдет в третью и пойдет искать виноватого. Жаль только, что рядом стоящего некроманта она первым и раскатает.
        Видимо, чтобы оживить воспоминания покойной, у Насти не хватило разряда. Смесь для поднятия была стандартной, без усиления, пентаграммы - тоже для обычных случаев. Да и когда сам некромант промок, замерз, проголодался, ждать запредельных результатов не стоит.
        В таких случаях следовало работать строго по инструкции: консервировать подъем и вызывать помощь. А еще последние время у Насти отчетливо ломило шею, что было дурным признаком.
        - А за десять минут, Екатерина Григорьевна? - уже готовясь сгрести покрышку в кулак, спросила Настя.
        - По телефону говорила. Душно мне, нехорошо стало. Окно открыла, - пожаловалась покойница и заворочалась. - А дальше не помню.
        Настя досадливо поморщилась - боль с шеи сместилась за уши. Еще минут пять - и начнет бить пульсацией по мозгам, сигнализируя, что пора закругляться и отдыхать.
        Но сначала придется закончить тут.
        Потом идти до конторы, сдавать покрышку и снова топать в другой конец кладбища до второго клиента. А вишенкой на торте станет общение с ночным охранником: ему же незакрытую покрышку принимать.
        День из просто неудачного превращался в лидера отстойного хит-парада. Настя задрала голову и вытерла лицо рукавом - и шут с ней, с тушью, наверняка давно растеклась.
        Если бы не общая усталость и шум дождя, она бы услышала шаги.
        Наверное.
        Во всяком случае, движение заметить Настя успела, но и только: что-то темное, темнее окружающей ночи, мелькнуло справа, а потом со всей дури ударило в спину.
        Настя вместе с большим пластом мокрой земли свалилась в могилу, зацепив и утянув за собой и куртку, и рюкзак, и рабочую раскладку инструмента.
        Вот тут посреди невезения, которое сегодня можно было кушать столовой ложкой, мелькнула удача - раскоп на подхоронение все-таки был неглубоким, метр с небольшим, и лететь пришлось недолго.
        Удача мелькнула и пропала: падать на гроб оказалось больно и вредно не только для отбитого плеча и треснувшей дешевой деревянной крышки, но и для жизни в целом. Клиенты таких вольностей не прощали. Вторая форма нежизни, что с них взять.
        Не зря все религии мира дружно от мертвых открещивались, оставляя некромантам полную свободу действий: мол, мы душой занимаемся, а вы, родные, мясом. Да еще и бешеным.
        Настя живо собрала в кучу себя, куртку и рюкзак. Не обращая внимания на боль в плече и замызганную одежду, метнулась к краю ямы.
        Почти успела - покойница с треском доломала крышку гроба и поднялась в полный рост.
        От обычной первой формы, которая смирно лежит в гробу, вторая отличалась разительно. За бабушку-филолога клиентку принял бы только очень близорукий носорог. И это стало бы последним воспоминанием в его грозной, но короткой носорожьей жизни.
        Единственный параметр, который клиенты сохраняли неизменным во второй форме - рост. Бабушка при жизни была на голову ниже Насти, таковой и осталась. Зато возраст исчез: поднятой можно было дать как сотню лет - за длинные седые волосы, укутывающие фигуру плащом, так и десять - за тонкие, мелкие и хрупкие кисти рук, точеные голени и ступни. Изящество портили прямые когти, скорее собачьи, чем кошачьи, не столько острые, сколько крупные. Лицо помолодело, по-русалочьи раздвинулось треугольником, глаза запали глубже и поблескивали из-под бровей бельмами. Похоронная одежда таяла, втягиваясь внутрь тела. Вместо нее нарастала белая, тонкая как паутина кожа, закрывая всю фигуру многослойным живым саваном.
        Настя взвизгнула и рванула к краю могилы. Если выбраться, то клиента можно еще успокоить. Шансов мало, но есть. Однако чтобы открыть печати, сначала нужно добраться до инструмента.
        Швырнув в клиентку курткой - пусть подавится, Настя ухватилась за край раскопа и рванулась вверх. Под ногами хрупнули доски гроба, и с жалобным ультратонким щелчком раскололась под кроссовкой уже законченная глиняная верхняя покрышка. Аверс лопнул, и печать, пробудившая и контролирующая вторую форму, погасла.
        Звук был страшный, родом из каких-то глубинных кошмаров.
        Когда Настю перевели на четвертом курсе с истфака на первый упокойницкий, этот звук преследовал ее месяца три подряд. С первого же профзанятия, на котором преподаватель прокрутил группе видео о том, что бывает с неосторожными и неуклюжими некромантами. Кадры были документальными.
        Некромант, женщина лет сорока, проводила подъем. Сначала все шло хорошо: обычный клиент, естественная смерть. А потом она зацепила каблуком собственную длинную юбку и упала на раскладку инструмента.
        Снимала происходящее дорожная камера в ночном режиме, установленная через ограду от кладбища. Большинство звуков тонуло в фоновом шуме, но звук лопнувшей покрышки на секунду перекрыл все - пронзительный, тонкий, нетерпимый для уха. Разбуженный клиент поднялся, подумал минуту, пока некромантка пыталась восстановить печать, и встал. На четыре лапы. Следующие пять минут записи были грязными. От некромантки не осталось ничего размером крупнее носового платка. А клиент отряхнулся и пошел гулять. Хорошо, что тошнотворная запись была черно-белой.
        Длинные юбки из Настиного гардероба исчезли навсегда, а звук стал приходить в кошмарах через раз. А сейчас вживую дал по ушам.
        Настя заорала, не оглядываясь, рванулась выше, выбралась из ямы, откатилась в сторону и сунулась в рюкзак в надежде найти хоть что-то, способное остановить или замедлить клиентку.
        Помирать без сопротивления было противно, стоило хоть чуточку побарахтаться.
        Из рюкзака комом вывалились бледно светящиеся размокшие распечатки: суперпрочные пробирки не выдержали падения и последующего топтания и лопнули. Липкий комок бумаги пульсировал нервно и с каждой секундой становился опаснее, чем уже готовая перейти в третью форму клиентка.
        Если бабушка могла и хотела размазать Настю ровным слоем ДНК по площади в три метра, то бесконтрольно перемешанные составы проделали бы то же самое, но на площади в тридцать метров. С воронкой и гарантией. Этакая алхимическая бомба от смертника-любителя.
        - Надоело, - устало констатировала из ямы клиентка.
        И встала в третью форму. Разом, в рекордное время.
        Про такое Лука не рассказывал, это точно. И в книжках этого не писали.
        Хрупанье, с которым растянулись, а потом сжались тонкие кости, продрало аж до печенок. Тварь выворачивалась со звуковыми спецэффектами - скрежетом и визгом.
        В ней прослеживалось что-то от собаки - ну, если бы ту скрестили с Чужим: обтянутый жилами остов, тяжелая морда, зеленые яркие буркала и сплошные зубы, куда ни посмотри.
        И очень, очень много ярости. Когти во второй форме были неспроста, намекали.
        Тварь неспешно прогнулась в хребте и с треском распрямилась. Четыре ноги. Это лучше чем две, но хуже чем восемь. Правда вот это "хуже-лучше" работало для некроментов с оружием, а не для девочки с красным дипломом.
        Настю с одинаковым успехом убьют и арахна с восьмью ногами, и костяной волк на четырех лапах.
        Скорость выворота поражала. Наверняка для такого были причины, но какие - Настя уже предположить не могла.
        Да и не до того ей было.
        Она оттолкнулась ногами от края могилы.
        Бежать - бесполезно: клиент, вставший в третью форму, в десять раз быстрее человека. Посоревноваться с ним может кто-то в полной военной броне и с калашниковым наперевес, но никак не барышня-некромант без инструментов, без оружия и с ушибленным плечом.
        Это вам не вторая форма, которая максимум утащит под крышку, будет вещать, греться, а потом задушит.
        Третья жаждет крови. Не сожрать - раздавить, растерзать, раскатать.
        «Хреновый ты некромант, Анастасия. Уволю по причине смерти», - сказал внутренний голос с интонациями Луки.
        Себя стало жалко до слез. Живо представились и мамино горе, и торжественное прощание в крематории, и сжигание того немногого, что от нее оставит клиентка.
        И никакого тебе посмертия, никаких форм.
        Некроманты поднимают других, но никогда не поднимаются сами.
        Из этого правила нет исключений.
        Пульсация бумажного кома участилась, словно на него кто-то присобачил таймер из дешевого боевика. Оставалось приложить подобное подобным.
        И если не получится спасти свою шкуру, то хотя бы снять часть проблем с тех, кому бардак разгребать.
        Упокаивать вставшего значительно проще, когда ему разворотило грудину и оторвало голову. То есть он даже калечный опасен, но справиться с ним таким куда легче. Единственный минус - сдохнуть вставший никак не может, ибо мертв уже дважды. Только упокоиться через серию мощнейших печатей. Под присмотром трех некромантов.
        Размахнувшись со всей силы, Настя швырнула мерцающий ком в клиентку, неспешно выбирающуюся из ямы. Твари прилетело ровно по загривку.
        Рвануло так, что заложило уши.
        Настю протащило в сторону от могилы, затормозило о заросли кустарника и прогнувшуюся ограду, а в конце, кажется, даже приподняло и приложило животом об землю. Дыхание перехватило сразу, в голове загудело.
        И потемнело в глазах.
        Очнулась она, как ей показалось, почти сразу, но без часов было не определить, сколько провалялась в беспамятстве. Приподнялась на локтях, отплевалась от попавшей в рот листвы, протерла глаза. Зашипела от резкой боли, прострелившей плечо.
        Села и огляделась по сторонам.
        От развороченной, засыпанной наполовину могилы исходило бледное зеленое свечение, словно яма фонила радиацией. Интенсивнее всего светилось где-то в глубине - наверное, туда упала клиентка. К краям могилы свечение бледнело, однако вновь набирало силу у двух соседних захоронений. Следующие четыре - тоже сияли, пятое было темным, потом еще три, и еще.
        «Фонил» огромный кусок кладбища - от аллеи и до ограды, метров сто в поперечнике.
        Почти весь одиннадцатый участок.
        А в центре этой гирлянды из могил сидела Настя, в ужасе прикрыв рот ладонями, чтобы не орать.
        Настя прислушалась - было тихо, никаких посторонних звуков, точно клиентку действительно упокоило взрывом.
        Надо было что-то делать: бежать в контору, вызывать полицию, звонить Луке.
        Но в голове все кружилось, зрение вело себя странно, и предметы вокруг то и дело теряли фокусировку, начиная двоиться.
        - Контузило, - прошептала Настя, но постаралась подняться на ноги.
        Ее сразу занесло влево, и она едва разминулась уже пострадавшим плечом с высокой оградой. Ухватившись за стальной прут, Настя выпрямилась.
        Следовало выбираться из аномалии и звать на помощь.
        А ведь, до кучи, где-то рядом ходит тот, кто все это заварил. Тот, кто толкнул ее в могилу.
        В первую очередь Настя подумала на охранника - подходящий кандидат в злодеи: решил прикрыть свои отлучки, скинув свидетеля клиенту. Идиот. За дисциплинарное нарушение максимум бы уволили, а тут катастрофой в масштабах города пахнет. И еще остается открытым вопрос: что из аномалии полезет? А главное - как скоро?
        Ни на университетском курсе, ни на работе про такие последствия взрыва составов не рассказывали. Хотя клиентка еще до того, как все началось, что-то чуяла...
        Настя еще раз осмотрелась: свечение гаснуть не думало, интенсивность не падала, а кажется, даже возрастала. Хорошо хоть тварь, еще час назад бывшая безобидным телом бабушки-филолога, выкопаться не пыталась.
        Дождь прекратился, ветер стих.
        За оградой проехала припозднившаяся легковушка. Водитель притормозил, заметив зеленоватый свет, а потом так дал по газам, что машину занесло. Резко выправившись, автомобиль с визгом и пробуксовками скрылся.
        Если повезет, этот пугливый вызовет полицию. Но везение сегодня в отпуске…
        Настя отлепилась от спасительной оградки и сделала шаг вперед. Нужно как-то добраться до телефона. Контора отпадала: если на нее действительно напал охранник, то явиться к нему с просьбой «дяденька, мне только позвонить» - опрометчиво. Есть шансы сразу упокоиться, благо, тут кладбище - везде зарыть можно.
        Значит, нужно идти к воротам. Далеко, но иначе никак. Периметр кладбищенской ограды ночью под усилением - не подлезешь и не перепрыгнешь. Зато и неучтенный клиент паркуром тоже не займется.
        Зашелестело за спиной, но обернуться Настя не успела.
        Внезапно под больную руку ей поднырнул кто-то большой, насквозь мокрый, пахнущий листьями и землей.
        Дернул вперед и потащил.
        Плечо сразу отозвалось тупой пульсирующей болью, в голове помутилось, затошнило. Не пойми кто волок Настю настолько быстро, что рассмотреть его никак не получалось. Они на скорости миновали фонящий участок, и вокруг сомкнулась непроглядная осенняя темнота. Ноги у Насти заплетались, она попыталась притормозить, но спутник что-то буркнул и сильнее взвалил ее на себя.
        - Погоди, давай к воротам. У меня телефон сел. Полицию… - Настя попробовала отпихнуть от себя благодетеля.
        С тем же успехом она могла пихать мраморный монумент: ее лишь еще сильнее завалили на спину, в жесткой рифленой куртке, и опять поволокли. Правда, вектор направления сменили - теперь тащили к воротам.
        Мозг включался медленно: с опозданием, но все же заработал инстинкт самосохранения. Так быстро тащить и при этом даже не сбиваться с дыхания - это из области романтических фантазий. А есть ли оно вообще, это дыхание? Может, вторая форма?
        Настя попыталась вырвать руку из хватки, но ничего не вышло. Пнуть похитителя, извернувшись, тоже не получилось: он просто перехватил ее поперек пояса и закинул на плечо, как пещерную женщину. И все это молча, не реагируя на сопротивление.
        Настя замерла, повиснув кулем с мукой, и приложила ладони к широкой спине. Пальцы нащупали вовсе не кожаную куртку, а плотные сегменты костяных пластин. Угадала.
        Ее спаситель потому и не запыхался - не дышал.
        Вторая форма. Теперь орать Настя уже не стеснялась, но тот, кто ее нес, не обратил на крики внимания, как до этого проигнорировал все попытки вырваться.
        Странным было и направление. Любой поднятый тащил бы добычу к себе в могилу, это у них на уровне инстинкта вбито: поймал - неси в нору, крышкой закрой и грейся. Отогреешься - задушишь. Крови вторая форма не любила, брезговала, а теплу вот завидовала. До смерти. Но стоило поднятому осознать, что отогревается он только снаружи, а холод внутри остается - все, готовь второй гроб, Дездемона. Либо душил, либо ломал шею.
        Но Настя была готова поклясться - ее несли к воротам, не вглубь, а с внутренним компасом у нее всегда был порядок. Показалась кирпичная кладка у колонки, которая стояла на входе. Пятно от проникающего через ограду света фонарей.
        Внезапно похититель затормозил, замешкался, поудобнее перехватил, сжав уж совсем немилосердно, так что в глазах почернело, и дернул куда-то вверх.
        Наверное, Настя снова потеряла сознание. И, вероятно, пребывала в этом состоянии достаточно времени, чтобы странный клиент успел пройти со своей ношей несколько кварталов и сгрузить ее на скамейку на остановке у пустынного перекрестка.
        Очнуться Настю заставил холод. Ее трясло крупной дрожью, зубы дробно стучали, а коленки отвечали эхом. Насквозь промокшая, без куртки, в одной кроссовке, без рюкзака, в котором остались удостоверение, кошелек и ключи от квартиры, на лавочке под козырьком остановки. Явно не лучшее пробуждение в жизни.
        Не зря мудрая мама говорила: не ходи, Настя, в упокойники, иди в секретари. С секретарями небось такого не случается.
        А еще в личный топ плохих событий смело можно было записать того, кто сидел перед ней на корточках и внимательно смотрел в глаза.
        От этого взгляда во рту возникал кислый привкус и накатывала тошнота.
        Он сидел, одной рукой упираясь в металлическую лавку, так что та промялась, как консервная банка.
        Огромный, бронзовокожий, широкоплечий и скуластый. Закованный в костяной пластинчатый доспех от середины груди и ниже. С шипастыми черными наростами на ключицах и предплечьях. Весь в грязевых подтеках. К темным, мокрым, точно масляным волосам прилипли березовые листья. Выше медленно и неохотно двигалась тяжелая многослойная корона, то отращивая острые зубцы, то сглаживая их.
        Рядом с виском шипы пробили в двух местах мокрый кленовый лист.
        Надо лбом корона ветвилась особенно густо, выставляя вперед острые иглы рогов.
        А он сидел и смотрел зелеными ясными глазами. Стопроцентно и безнадежно мертвый.
        Не поднятый, нет.
        Вставший.
        Третья форма нежизни в законченной метаморфозе.
        Костяной король в полном вывороте.
        Некроманты в таком не ошибаются. Только не в таком.
        Насте очень захотелось обратно в обморок.
        ГЛАВА 3. ЛУКА
        Белый внедорожник с черно-красной полосой, предупреждающей граждан о своей принадлежности к СПП, завелся без проблем. Уже выруливая с парковки, Лука набрал прямой номер - не из шести стандартных цифр, а из пяти. Трубку взяли мгновенно, даже не дав закончиться первому гудку.
        - Каин.
        - Лука. У меня ЧП - стоп по всем подъемам. Двадцать сотрудников. В плане - сорок восемь клиентов. Последняя отметка, - Лука заглянул в учетник, - на Раевском, в ноль пятнадцать. Некромант Князева.
        - Понял. У нас два сигнала за последние пятнадцать минут. Как раз на Раевском видели зеленое свечение - звонил таксист, мимо проезжал, конкретики никакой, но вроде трезвый. Второй из крематория - общая тревога. Я почти там, через минуту буду на месте. Учетник, как понимаю, тут ни при чем? Программа не сбоит?
        - Нет, проверил.
        - Тогда ЧП, - на заднем плане послышался визг тормозов. - Твою ж под плиту! Кто тебе права, гниде, выдал!.. Лука, общую тревогу я дал. Свяжись со старшими групп, в черте города все будут на местах минут через пятнадцать. Область - подольше. Ты куда сейчас?
        - На Скворцовское. Оно ближе всего, буду там минут через пять.
        - Тогда туда урезанную группу дам. Хоть на тебе людей сэкономлю. Подпевка скоро подтянется, Ромео. Ага, вот и Левобережная СПП трезвонит. Чую, скоро Центральная проснется. Один глубоко не суйся. Понял?
        - По обстоятельствам, - Лука дал отбой.
        У Службы Последнего Пути при всех недостатках мирной конторы было одно достоинство - она являлась службой гражданской, коммерческой, и впрямую командовать здесь Каин, как начальник всей усольской некроментуры, не мог. Но старался.
        Вдавив педаль газа, Лука набрал Чистикова, который должен был работать на Скворцовском. Абонент предсказуемо оказался вне зоны. Потыкав дальше по списку, статистику Лука получил неутешительную: из десяти сотрудников у восьми телефоны выключены, двое не берут трубку.
        В учетнике по таблице пошли цветные волны - подключились полицейские некроманты, отмечали зоны своих групп. Пока хватало на всех.
        На Скворцовское направлялась бригада Марка. Лука его знал, но шапочно. Тот специализировался по массовым древним захоронениям и в основном разъезжал по историческим семинарам да заграничным конференциям. Сейчас, на счастье, оказался в городе. Официально, насколько знал Лука, квалификация у них с Марком была равная - подтвержденный третий разряд. Но на деле выходило иначе: Лука до своего еле допрыгнул, а Марк не так давно собирался брать второй. Может, уже и получил. И бригада, даже усеченная, у Марка наверняка состояла не меньше чем из пяти человек - некромантов шестого уровня и ниже. Но между шестым в СПП и шестым в полиции разница была примерно как между лайкой и кавказской овчаркой, хотя вроде и та, и та - собаки.
        У распахнутых настежь ворот Скворцовского внедорожник затормозил, стирая колодки.
        Выдернув из багажника цепь с мощной печатью, Лука в первую очередь захлопнул за собой чугунные створки, закрутил цепью и запер на замок, активируя. Мертвому выйти за ограду она не даст, но беспрепятственно пропустит живых. Потом прощупал периметр: старые печати работали исправно, через забор ломиться никто не спешил. Запасные выходы с тыльной стороны кладбища тоже были заперты: судя по ровному фону, их никто не взламывал и даже не пытался.
        Ветер швырнул в лицо дождевую пыль и запах гнили из мусорного бака при входе. Издалека приближался звук сирены - видимо, торопилась бригада Марка. На самом погосте было тихо и темно.
        Лука расстегнул сумку, вынул заготовки покрышек, разложил по карманам разгрузочного жилета, сунул туда же пробирки. При его категории глиняные формочки были особо не нужны, но это когда у тебя до хребени времени на то, чтобы четко представить контур печати, а потом его материализовать. А когда на тебя прут, так что лишней секунды нет - с готовой покрышкой, на которой уже закреплена энергетическая печать, проще и надежнее. Здесь работать придется с колес, и хорошо, если при этом получится стоять на месте, а не носиться кругами по погосту от второй формы, которая пошла погулять.
        Для третьей формы, кроме печатей, в кобуре на поясе висел ругер, модифицированный под разрывные пули. Обычные их броню не пробивали. К такому стволу должна была прилагаться полицейская ксива, но для Луки, как и для Павла, надзорные органы делали исключение и старательно жмурились на наличие запрещенных международными конвенциями модификаций. Такие же пушки на поясе полицейских упокойников вообще были штукой, невидимой для зрения.
        Если учетник не врал, Чистикова нужно было искать в четвертом квадрате - это по главной аллее до центра и налево.
        Скворцовский погост размерами похвастаться не мог: его стиснули между собой жилые кварталы с трех сторон и широкий проспект с четвертой. Кладбище было старым, трехвековым. Тут в изобилии водились такие редкие в здешних широтах звери, как склепы. Правда, со скидкой на менталитет - не европейские мраморные домики с винтовым спуском к могиле, а зарешеченные клетушки под крышей.
        Хоронили тут не активно, но стабильно; Лука подписывал по три заявки на выезд в месяц. Место было хлебное. И даже с маслом. В основном, сюда ложились значимые персоны: военные в высоких чинах, политики среднего разлива, светила науки и их родня.
        Лука направился по аллее вглубь погоста. Шел быстро, не давая себе лишний раз притормозить и прислушаться: у второй и третьей формы чуйка куда лучше человеческой, за полкилометра слышат биение сердца. Захотят - сами выползут, а ему важно найти Чистикова, живым или мертвым. И еще охранников. В здешней конторе вроде должны дежурить по двое - все-таки исторический объект, а рисковые черные копатели, ради колечка с брюликом готовые не только землю рыть, но и под вторую форму угодить, попадались часто. Что поделаешь, если на здешней почве дураков на сто лет вперед припасено…
        В обычной ситуации охрана - это хорошо, а вот в случае ЧП - плохо. Если дела пошли по плите - считай, на территории сразу на две вторые формы больше.
        Выйдя на главную аллею, Лука замер.
        Кусок кладбища, на котором располагались с первого по девятый квадраты, сейчас больше походил на Бородинское поле через сутки после сражения: земляные валы в два человеческих роста, какие-то кучи тряпья, гнилые доски, осколки надгробий и плит.
        Две базальтовые колонны от памятника царскому адмиралу валялись брошенные крест-накрест. Сбоку от них, полузасыпанная черной землей и прикрытая вывороченными с корнями двухсотлетними липами, лежала статуя ангела с братского захоронения жертв холеры. Рядом валялась железная клетка от склепа, сплющенная и закрученная узлом. Колумбарий, который стоял раньше позади склепов, раскололо надвое, и вертикальной осталась только одна половина. Вторая лежала, но метрах в двадцати правее.
        Ни следа работы Чистикова: от составов обычно оставался стойкий химозно-цветочный запах, часа два держался. А по записям учетника - Влад успел поднять первого клиента.
        Лука взобрался на ближайший земляной бруствер и посветил фонариком вниз. Тихо, ни движения.
        Если что-то оттуда и вышло, то уже утопало искать пропитания в сторону конторы.
        По идее, Марк должен помнить, поднимали ли общий холерный могильник или там все так и остались лежать в первой форме. Как раз по его профилю дельце. Судя по раскуроченной земле - тут выбралось не меньше десятка, а то и больше. А в холерном рве - около двух сотен. Не факт, что памятник поставили там же, где захоронили. Правда, у холерного давность большая, там прах только, вроде вылезти ничего не должно.
        Лука наугад потянул из разгрузки покрышку. Прикрепленная к ней печать, слабо светящаяся в темноте энергетическими линиями, расправилась и раскрылась, готовая к работе. Лука прикинул, стоит ли сейчас шиковать или поэкономить, но в итоге решил готовые печати сберечь. Вытянул еще одну глиняную болванку - недоделанную, сырую, - долепил, прокинул контур, сконцентрировался и закрепил на ней дублирующую печать. Может, удастся прихватить кого-то бродячего во второй форме. И не одного. Заодно и новостями разжиться.
        Покрышки показательно нагрелись - второй формы рядом было с избытком. Лука уселся на плечо упавшему ангелу с таким расчетом, чтоб оттопыренное крыло хоть немного прикрывало спину. Закрепил фонарь на мраморной оливковой ветви, которая чудом от скульптуры не отломилась.
        Покрутил головой, принюхался и сказал:
        - Выходи, поговорим.
        Слева весело хмыкнули:
        - К тебе, такому красивому, только выйди - сразу упокоишь. Или не сможешь? Ты ж вроде не будил. Так, значит, я сама по себе гуляю?
        - А тебе нравится гулять?
        - Движение - жизнь, - темнота сочилась сарказмом и самодовольством.
        Судя по уверенности в голосе, при жизни вторая форма только-только перепрыгнула пубертатный период. Те, кто старше и опытнее, близко к некроманту третьего разряда не подошли бы. Опознали и перестраховались. Либо попытались взять кодлой.
        Эта, а Лука был готов голову поставить, что вторая форма была когда-то женского пола, прошуршала по краю насыпи и вышла в круг света от фонарика. Так и есть - мелкая клиентка, лет пятнадцать было, наверное, когда откинулась. Любопытная, как енот. Но уже в костяной короне, а это хреновый знак.
        Нет, никакой короной эти наросты по сути не являлись, но издалека напоминали венец - толстые, больше схожие с лосиными рогами пластины обычно вырастали из висков или основания шеи и закручивались вокруг головы, давая лишнюю защиту. Возникали не у всех, но стабильно означали, что из этой второй формы скоро вылупится третья - и из неприятных.
        У восьминогих и змееподобных, вставших в третью форму, короны появлялись зачаточными, почти незаметными. На четырех ногах - уже побольше, но эти ребятки и были поопасней. Ну а самую красоту таскали на себе двуногие вставшие - от валета и до короля. Тут разнообразие было и в качестве, и в количестве. Жаль, что после упокоения короны не сохранялись, рассыпались прахом. Так что полюбоваться ими можно было только в учебниках и исторических трактатах, которые с таким упоением изучала Настя Князева.
        Хотя Лука и тут отличился - настоящую корону на даме успел увидеть. Еще тогда, давно. Повезло, да.
        - Поговорим? - спросил Лука у клиентки и зажал в кулаке горячую покрышку. Хорошо хоть про перчатки не забыл.
        Судя по температуре и неприятным ощущениям под ребрами, клиентов рядом было штуки три. Все во второй форме. Терпимый расклад: случись их больше пяти, пришлось бы туго.
        - А чего мне с тобой болтать? Об тебя не согреешься, ты вон какой сильный, - клиентка опустилась на насыпь, наверняка по ее мнению соблазнительно закинула ногу на ногу и откинулась на костлявых руках, демонстрируя пульсирующую пергаментную кожу на животе. - И старый слишком. Да и брюнетов я не люблю. Не любила. Но я тут не одна такая. Другие придут, когда закончат там, - показательно махнула в сторону кладбищенской конторы. - Хоть погляжу, из чего такие, как ты, состоят. И точно ли не поднимаются? Или у вас чего другое не работает?
        Хорошо, что молодая. Глупая и разговорчивая. С отличной памятью - вкусы свои помнит и пока им следует. Значится, «другие» у нас в наличии. Лука прикинул, что по времени успевает, положил на колено готовую печать, размял двумя пальцами запасной комок глины, мысленно накинул линии пентаграммы и через секунду сжимал в ладони готовую замыкающую покрышку.
        - Что, упокаивать меня будешь? - покойница кокетливо поправила корону. За время разговора на ней понаросло зубцов, и теперь голова клиентки больше напоминала дикобраза. - Не выйдет, гроб-то мой - того, по кускам разнесло. Бездомная я. Несчастная. Может, времяночку найдем и погреемся, дядечка? С облезлого старого упокойника хоть тепла кусочек?
        Говорила клиентка хорошо, четко - значит, умерла не больше двух недель назад. Но с какого перепуга помершая своей смертью шмакодявка явно готовится встать? Девчонку, прежде чем похоронить, наверняка вдоль и поперек проверили - уж больно возраст стремный для кладбища.
        - Может, и погреемся, вон ты какая симпатичная, - покладисто согласился Лука, вылепляя еще две покрышки, потому что запас карман не тянет. Четыре готовы - печати на них развернутся в нужный момент и сделают мертвое мертвым окончательно. - Только я один, а вас трое. Как делить меня будете, девочки? Или там уже мальчики? А если другие подоспеют, вам и вовсе ничего не достанется. Придется сидеть, ждать следующих горячих.
        В горле запершило, дышать стало сложнее.
        Единственное, за что Лука не любил свою рабочую интуицию, так это за ее физические проявления. Чуять приближение третьей формы - полезный талантик. Без него выше пятого уровня не поднимешься. Но хотелось менее жестких проявлений - пусть там загривок чешется или в ухе звенит. Впрочем, тут у высокоразрядных упокойников все было индивидуально. Иногда даже с перебором индивидуальности. Когда-то Лука знавал одного некроманта второго уровня, ощущавшего клиента, готового встать, тем самым органом, на котором половина матюгов основана. Некромант мрачно пил водку на кухне у Луки и жаловался: мол, перед покойниками неудобно. К тому же не дай бог родственники работу проверить задумают, а у нас тут все стоит? И клиент в том числе.
        У Луки было проще и сложнее одновременно. Начинались проблемы с дыханием, и чем ближе был выворот - тем сильнее становились проявления.
        Со спины активно завозились, готовясь к прыжку: кто-то крупный, судя по звуку.
        Дальше лясы точить было рискованно, но маленькая болтливая клиентка всерьез заинтересовала, и ее нужно было оставить напоследок. Лука закончил еще одну пару покрышек, положил печати на колено, сжал в руке набор пробирок, запуская реакцию, и схлопнул печати разом на трех парах.
        Полыхнуло знатно.
        В богатой на неожиданности практике некроманта третьего разряда так сверкало только раза три. На заре карьеры, когда с перепугу вложил тройную дозу энергии в простейшую покрышку. В тот клятый вечер, когда он опоздал и видел, как Егора убивала вставшая дама из неучтенной могилы. И лет пять назад, когда клиентка - трогательная самоубийца - покорно все рассказала, а затем без причины вывернулась и начала вставать. Это потом уже психолог Службы сверился с личным делом и нашел портретное сходство между Лукой и виновником самоубийства. Чистое совпадение, но в копилку опыта легло славно.
        Две пары глиняных покрышек пыхнули жаром так, что прожгли толстые перчатки. Не зря закрестовал печати с запасом и пробирки тоже пустил в ход усиленные: хрен бы что вышло с обычного набора.
        Клиенты попались крупные, больше обычных, этакие братья Поддубные от гробовой доски. Коронованная шмакодявка на их фоне смотрелась Дюймовочкой. Один упал позади, прямо на ангельское крыло, доломав несчастную статую, извернулся в агонии и только потом слег в четвертую форму.
        Второй же просто отряхнулся от печати - сетка сверкнула стальными паутинками и с тонким треском полопалась, - рывком перевалился через подножие статуи и секундой позже жадно водил руками по мрамору, который нагрелся от задницы Луки. Бельма, прикрытые загнутыми внутрь скулами, мешали ему четко видеть цель, а вот тепло он чуял прекрасно.
        Лука предусмотрительно важную часть тела от загребущих лап убрал - обратно за ангела. Начались гонки с препятствиями: клиент бегал вокруг, пытаясь ухватить хоть за что, некромант уворачивался, стараясь вылепить новую пару печатей.
        Кстати, клиент был на удивление молчалив - обычно вторая форма фонтанирует красноречием, чтобы приманить поближе. А этот молчал и пер, как панцирная пехота. Да и походил больше всего на бронированного рыцаря: костяные пластины закрывали его спереди по самую шею, со стуком сходясь и расходясь во время движения. Сзади пластины топорщились гребнем и продолжали расти; минут пять - и клиент станет похож на стегозавра. Тусклые бельма виднелись из-под пародии на рога. Мужик явно готовился встать, но на бегу ему делать это было несподручно. Значит, продолжаем движение, которое жизнь, если верить мертвой шмакодявке.
        - Прям спортивное обозрение. Олимпиада. Сейчас вывернусь и помогу, - голова клиентки уже клонилась вперед под тяжестью костяного частокола.
        Лука почувствовал, как под грудиной, выше солнечного сплетения, разгорается жар - сухой и ровный. Дышать стало в разы сложнее, сырой осенний воздух сразу показался обжигающе холодным. Близко, однако. Пара вариантов на выбор: либо клиентка, либо клиент. И в запасе, судя по интенсивности жжения, не больше двух минут.
        Пришлось накидывать сеть прямо на бегу - еще пару кругов с ощущением крепкого пинка под дых, и ежей, зашитых в легкие, Луке было точно не выдержать. Легло не слишком ровно - в видимом только некроманту диапазоне линии печати почти целиком оплели голову и торс покойника, а вот на ноги не хватило. Лука плюнул на красивости, дослал дополнительную сеть вниз, почти не глядя, и схлопнул покрышки.
        На второй раз сработало - тлен пойми почему, хотя заготовка и была в разы кривее первой. Покрышки нагрелись, запечатывая форму навечно. Клиент свалился как подрубленный, втягивая в себя броню, рога и прочие излишества, четвертой форме не положенные.
        - Ох, прах тебя дери… нашелся его превосходительство, - пробормотал Лука и остановился над телом, упершись в колени руками и пытаясь выровнять дыхание.
        Хорошо, что курить бросил, а то бы сейчас только сипел, как спущенное колесо. Жжение отпустило - значит, с клиенткой можно было не торопиться и позволить себе передышку.
        В четвертой форме легко опознавался адмирал - военный мундир лохмотьями, потемневшие награды, строгая и благородная дохлая морда. Которая прямо на глазах утягивалась, усыхала, съеживалась, с огромной скоростью проходя стадии, которые у природы заняли бы месяцы. Запах гниения ударил в нос - такой сильный, что даже давно привычного Луку скрутило в спазме тошноты. Ударил и тотчас развеялся. Мундир дотлел, остались обрывки. Награды, растеряв каменья и блеск, опустились на землю рядом с ржавой саблей и погнутыми ножнами с кортиком. От второй формы, которая еще минуту назад гоняла Луку, как медведь селянку, остались темные разрозненные кости и зубы.
        Да уж, сто пятьдесят лет в могиле - не фунт изюма, бесследно не проходят. Наконец на ум пришла пословица, которая всю ночь крутилась на периферии сознания:
        - Вот тебе, бабка, и Юрьев день! - Лука с размаху сел обратно на остатки ангела.
        За пределы нормального происходящее выпирало все больше и фактурнее. Как-то сразу перестала казаться странной неучтенная шмакодявка с короной - шут его знает, в каком году ее зарыли. Вопрос теперь был в другом: за каким хреном поднялись давно сгнившие кости? И какая сволочь провернула такой силы обряд? Или это аномалия? Типа пришельцев.
        В пришельцев Лука не верил, но и таланта поднимать то, что стало прахом, за коллегами тоже не замечал.
        Первый разряд подразумевал возможность разговора с давно усопшими. Да, чем опытнее был упокойник, тем больший промежуток времени мог охватить. Лука подозревал, что для Каина не проблема разговорить и опричника, а его близнец по разряду Авель, заседающий в прокуратуре, мог копнуть еще лет на триста глубже - главное, чтоб сохранились какие-то кости, с чистым прахом побеседовать не получится, будь ты хоть трижды первого разряда.
        «Поговорить» - было скорее жаргонным термином, чем фактом. По сути, некромант кости такого возраста читал: вытягивал из останков, поднятых в распадающуюся вторую форму, остатки памяти. Сил на это уходила масса, и при частом использовании такого чтения вероятность инсульта возрастала в сотни раз.
        Сам Лука мог разговорить двухсотлетнего клиента - специально проверял свои пределы. Кстати, пределы были на пятнадцать лет больше, чем положено по разряду. Мелочь, а приятно. А вот поднять, нарастить на кости мясо, да еще и круги заставить нарезать, как молодого сайгака… Здесь пахло или фантастикой, или катастрофой.
        На всякий случай Лука поковырял ботинком останки первого упокоенного клиента: тот в земле пролежал меньше, чем адмирал, но тоже достаточно - такое не поднимается в законченную форму и уж тем более не встает. Иначе бы весь земной шарик с самого появления человечества находился бы на осадном положении, а некромантам ставили бы храмы, резали девственниц и несли в дар последнюю рубаху. Как единственным спасителям.
        Но «невозможное» плевать хотело на свою несбыточность и продолжало происходить.
        Оставалось верить собственным глазам - на Скворцовском поднялись покойники вековой давности. А значит, появились шансы дотянуть до храмов с жертвоприношениями. В красках представив себя на троне с пучком девственниц в одной руке и стопкой последних рубах в другой, Лука ухмыльнулся.
        - Не получается, - пожаловалась клиентка. С короной она перестаралась - тощая шея теперь еле удерживала костяные заросли.
        - И не получится, - заверил Лука, выравнивая последнюю покрышку и накидывая предварительную сетку. - Расскажешь, с чего все началось?
        - Иди ты, дядя, лесом, - тихо отозвалась клиентка, тратя все силы на удержание короны и одновременно пытаясь встать с насыпи. Сетка ее движения замедляла, не давая особо резво скакать.
        Но дело было не в покрышке. Похоже, поднимались все трое покойников в связке, с зависимостью, и упокой адмирала и второго мертвеца шмакодявку ослабил сильнее, чем все ухищрения Луки.
        - Деточка, я дядя недобрый. Могу сделать все быстро, а могу долго. И больно. Давай поговорим. Ты ж понятливая. Хоть и мертвая. В третью тебе уже не перекинуться - я не дам.
        Шмакодявка сдалась, уронила голову на землю и устало прикрыла бельма:
        - И не жалко тебе меня? И не пожила толком, и походить не дали. Холодно очень. Под землей холодно, мерзло. Лежишь там себе, слушаешь, как живые наверху колобродят. Разговаривают, плачут, смеются. Целуются даже. Лежишь и думаешь: почему они там, а я тут?
        Лука на треп не купился - клиенты болтать горазды, на жалость давить тоже. Перекинуться она, конечно, не может, а вот если неосмотрительно ближе подойти - удавить постарается.
        - Вы втроем очнулись? Разом? - начал допрос Лука.
        Со стороны ворот коротко вякнула сирена и замолчала: команда Марка должна была появиться с минуты на минуту.
        - Да. Проснулась в яме. Гроба нет, зато корона и двое рядом. Хорошие, сильные. А ты их…
        - До меня тут работал еще один некромант. Видела?
        - Нет, - клиентка злорадно блеснула бельмами.
        Врать вторая форма не умела, а вот морочить и недоговаривать - запросто. Могла и не видеть, зато слышать и чуять. Стерва мелкая.
        Лука злился - на клиентку, на себя и на ситуацию в целом. А злость работе мешала. Не зря же сам внушал зеленым стажерам: вторая форма - не человек. Там нет личности. Да, клиенты способны говорить и думать, у них есть дар убеждения и стопроцентная память. Помнят все от рождения до полета мухи вокруг лампочки в момент последнего удара сердца. Но хочет вторая только одного - согреться. И желательно о живую грелку. Вот почему близким покойника категорически запрещено присутствовать при подъеме. Начнет деточка жалобно мамку звать, мамка сдуру в могилу и сунется. А через мгновение уже остывать с переломом шеи будет.
        Плита с ней, со шмакодявкой! Сейчас допросит и уложит обратно. С гарантией. Влад и без нее найдется.
        - Третья форма, которая там, у конторы. Сколько их?
        - Других? - клиентка откровенно наслаждалась, тянула слова и говорила нехотя, с ленцой. - Трое. Размажут тебя, как червяка.
        - Как выглядят? На двух ногах, на четырех?
        - Двое - на четырех. Еще один - на восьми.
        Лука ругнулся: четыре ноги - отличная мобильность. Иметь дело со вставшим на восьми ногах проще, чем с тем, кто обернулся в костяного волка или кабана. Хорошо хоть двуногих нет.
        - Имя, фамилия, дата рождения, дата смерти, - Лука сыпанул стандартными вопросами.
        Клиентка не подвела - огорошила. Скончалась в четырнадцать от рака крови, в больнице. Потому и осталась в первой форме: с подтвержденными документами из больницы не поднимают - без претензий к лечению со стороны родственников никто лишней работы делать не будет. В земле провела сорок два года. Подняться сама по себе не могла точно. Однако ж нате вам!
        Лука приготовился закрыть покрышку: тратить и дальше время на шмакодявку не хотелось - юлить будет до последнего. Марк был уже на подходе, и впереди светила разборка с тремя вставшими. Трое - это серьезно даже для полной группы. Да еще невесть сколько второй формы по здешним ямам шатается.
        - Торопишься? Думаешь, я - это проблема? Вот ты сейчас вдаришь - и нет меня. Все сроки вышли, - неожиданно серьезно проговорила клиентка и с усилием вздернула голову вверх. - Я не проблема. Нет, дядя. Но будет тебе проблема. Уж я-то чую. Идет...
        Когтистая лапка вытянулась, указав куда-то ему за спину. На детские фокусы с «обернись» покупаться было глупо, и Лука сначала закрыл покрышку, наблюдая, как болтливая клиентка оседает мусорной кучей, и лишь потом поднялся на ноги.
        Со стороны ворот приближались лучи фонарей. Пожалуй, стоило пойти Марку навстречу. Переть на троих вставших в одиночку - сумасшедших нет.
        Лука обогнул ангела, который сослужил ему такую полезную службу, и только тогда увидел, о чем говорила клиентка.
        Холерный ров действительно существовал, но был не перед, а за памятником. Узкий как кишка котлован начинался почти у самого постамента и тянулся еще метров семьдесят по центру аллеи, как раз между двумя рядами толстенных лип.
        Сейчас ров, отсвечивая бледно-зеленым, медленно проваливался сам в себя. На дне клубилось, трещало и ворочалось. Луч фонарика выхватывал только детали, но и их хватало для того, чтобы ощутить жгучее желание взять ноги в руки и дать ходу. Но Лука застыл, как кобра перед заклинателем. На его глазах рождалась из земли и праха легенда, датированная аж шестым веком, если не подводила память.
        Тогда встала чумная яма, в которую скинули двадцать три тела, умерших якобы от мора. Через три дня весь город был в курсе, что мор тут был ни при чем. Летописец из Византии старался подбирать правильные слова и благодарил Господа через строку, но все послание отчетливо пропиталось пережитой жутью. Тогда победа над бедой стоила империи пяти некромантов и пары кварталов. Вместе с жителями.
        А тут - на тебе! Современность, смартфоны, планшеты - и такой раритет из земли прет. Жаль, Насти рядом нет - у нее весь стол рабочий завален статьями про всякую мифическую клиентуру. Полюбовалась бы живьем.
        Здесь и сейчас холерные останки вставали очень медленно и нехотя. Смерть от болезни была хоть и ненасильственной, но мучительной. Однако, вопреки всем законам, этого хватило, чтобы проскочить вторую форму и сразу трансформироваться в третью.
        Прямо на глазах два обломка кости соединились, крепко спаявшись в единое, подернулись маревом и через миг скреблись уже полноценной лапой, которая ощупывала все вокруг в поисках, куда бы присоединиться. Нашарила тонкие кости и будто втянула в себя, выращивая чуть ниже запястья нечто, напоминающее сегментарный хвост. Через минуту хвостов было уже двенадцать, каждый двоился на конце, а основа растолстела до полуметра в поперечнике. Тварь продолжала притягивать к себе новые и новые кости, превращаясь в жуткое подобие многоножки.
        Хруст и треск стоял, как от горящего шифера. Земляные волны мягко перемещались по дну, выбрасывая на поверхность все новые останки. Костяной пазл собирался с небывалой скоростью. Разрозненные хрупкие черепа объединились в единый гладкий коричневый панцирь, краем задели многоножку и тут же прилепились, давая мощную защиту толстенному хребту.
        Лука, не отходя от края, потянулся к разгрузке за печатями. Холерное умертвие еще вставало, и можно было рискнуть - накинуть на него сетку, замедлить процесс.
        С противоположной стороны рва помигали фонарем.
        Подоспел Марк с бригадой. Привлек внимание и, направив на себя луч, просигналил отойти подальше от края.
        Лука на всякий случай достал пробирки, приготовил сеть, закрутив не только крестом, но и положив еще пару поверх, и только тогда медленно стал отступать. Хватит ли сил у его печати на холерного Червя - понятия не имел, но полицейскую команду нужно было поддержать.
        Марка он знал больше по слухам, и за работой еще не видел. Слухи были разные. Противоречивые. На что способен этот тощий упокойник с обманчивой внешностью вечного студента, Лука предполагал, но точно не знал. Хотя возможная вторая категория, конечно, обязывала.
        Бригада оперативно рассосалась вокруг рва, готовясь то ли блокировать, то ли атаковать. Один из младших упокойников, детина размером не меньше пропавшего Чистикова, обернулся и поманил к себе.
        Получилось, что встали они аккурат напротив Марка по короткой стороне могильника.
        - Марк просит страховать, - клацая зубами то ли от холода, то ли от нервов, пробормотал детина. - Это чего за херня прется?
        - Хреново вас учат. Это Великий мертвый червь. Vermis mortuis. Есть еще малый, из двух-трех покойников, но это не наш случай, - Лука поборол желание сфотографировать лезущий из земли раритет.
        Впрочем, про такое и в его время в учебке лекций не читали - уж больно редкая тварь. Почти как честный политик. Вроде все про него говорят, а никто не встречал.
        - У нас стажировка. Пятый курс. Бригаду Марка в область по тревоге сорвали. Мы на подмене. Не хватает людей.
        Новости были так себе. Но на фоне происходящего вполне смотрелись. То есть опытных упокойников тут насчитывалось двое, остальные - хор мальчиков-зайчиков. Плохо. Каин не сказал, что бригада настолько урезанная. Только б стажеры не побежали…
        - Твою ж мать под плиту! - Лука всунул здоровяку в лапы готовые покрышки с уже накинутыми сетями. - Рисунок сетки прочитаешь?
        Работать по чужим печатям на пятом курсе уже должны уметь.
        Габаритный стажер благодарно кивнул, ощупал покрышку и сосредоточился, расшифровывая. Ну, хоть толковый попался.
        Лука наскоро слепил еще пару и теперь уже не пожалел для печатей энергии. Вынул из кобуры ругер, проверил обойму.
        Марк явно задумал что-то свое: сосредоточенно лепил из темной глины. А как тут не задумать, когда всех активов - стажеры да потрепанный СППшник, хоть и третьего разряда.
        Жаль, Марк стоит далеко, не докричишься, а шуметь рядом с растущим червем желания не возникало.
        Червь практически собрался и теперь наводил марафет: как магнитом притягивал к себе совсем уж мелочь - кости фаланг, осколки и зубы. В длину он стал метров десять и высотой взрослому мужику по грудь. Четыре основных сегмента прикрывали прочные многослойные щитки, загибающиеся под брюхо. Ног было против ожидания немного - по девять с каждой стороны. Тонкие, каждая заканчивалась когтем. Служили они явно не для перемещения, скорее работали гарпунами. Совсем внизу, по центральной оси, наверное, прятались основные ноги.
        Где башка, где хвост - пока не разберешь. Мелочевка, притягиваясь к панцирю, выкладывалась в спиральные маскирующие узоры. С каждой прожитой секундой червь становился все светлее, словно его в чистящую смесь макнули, коричневый цвет на нем вылинял, истончился и перешел в бледно-голубой с прожилками, вызывая в памяти парадный императорский фарфор. Потом стал насыщеннее и перекрасился по бокам в морскую волну.
        - Красивая гадина! - шепотом оценил стажер.
        Лука кивнул.
        Марк поднял вверх руку, готовясь дать отмашку, но червь дал первым.
        ГЛАВА 4. НАСТЯ
        Настя забралась на лавочку с ногами, пытаясь сжаться в комок и стать как можно меньше.
        Некромант, который ошибся - мертвый некромант. Безусловно, он еще двигается и дышит минут десять, но сути дела это не меняет. Живой упокойник, ошибившийся трижды - зверь, науке неизвестный. Мифический, как йети.
        Умирать очень не хотелось. На пятницу планировался поход в кино, подружка обещала познакомить с кем-то приятным и не отягощенным суевериями. Дома в холодильнике ждали загодя приготовленная миска с салатом и тарелка с жареной курицей. Шикарные туфли на среднем каблуке из темно-зеленого бархата с отливом уже три месяца безнаказанно дразнились из витрины и должны были пасть жертвой ближайшего похода в магазин. Какое там умирать, когда столько всего? Да и себя было очень жаль, второй раз за ночь. И маму, которой придется хоронить фарш из любимой дочери. Правда, похороны будут за счет СПП…
        Вставший по-прежнему сидел на корточках и внимательно смотрел: то ли думал, как ее сподручнее рвать, то ли решал, с какой части тела начать.
        Настя мысленно прикинула подходящую схему сетки, добавила от себя старенькую страховочную заготовку и выставила между скамейкой и клиентом. По идее, без глиняных покрышек, без бумажных заготовок и пробирок у нее не должно было вообще ничего выйти, однако едва заметная паутинка появилась в воздухе и даже решительно упала на клиента. Другое дело, что толку от нее было, как от пластиковых пулек при охоте на тигра: вставший встряхнулся, словно собака, сетка распалась брызгами.
        Следовало включать мозги, а вместо них включились голосовые связки и принялись тоненько в такт крупной дрожи подвывать.
        - Чего скулишь, дурррра горячая? - хрипло, словно судорогами проталкивая слова наружу, спросил вставший.
        Настя от шока тут же заткнулась, но на смену скулежу пришла икота.
        В голове завертелось все нажитое за годы работы и изученное в университете. То, что вбивали сначала преподаватели, а потом Лука. Закон третьей формы: не спрашивай, не жди, беги.
        Где-то фоном подразумевалось: данная форма разговаривать не способна вообще. Зачем ей разговаривать, если она человека в три секунды на бутерброд мажет?
        А этот - на тебе, еще и говорит. И обзывается. Икота совместилась с обидой, и Настя продолжила икать, но укоризненно. От холода окончательно в голове помутилось. Может, перепутала? Может, вторая форма, просто клиента с пролитых на месте составов совсем с глузду снесло, вот он и броней оброс, и глазами прояснился?
        Существовало одно серьезное отличие между формами. Насте слабо представлялось, кто, когда и каким путем данное отличие смог обнаружить. И скольким некромантам это открытие стоило жизни.
        Жаль, не обратила внимания, когда на плече у клиента каталась - сейчас бы и сомнений было.
        Засунув поглубже инстинкт самосохранения, Настя наклонилась пощупать клиента - там, где на шее заканчивалась броня и начиналась плотная кожа с бронзовым оттенком. В конце концов, пока что не убил, вдруг и сейчас пронесет.
        Тот отнесся к ощупыванию на удивление спокойно и снисходительно - руку не оторвал. Хотя был горячим как печка. А следовательно, уже без сомнений, третьей формой нежизни.
        - Вставший, - попадая буквами между стуком зубов, констатировала Настя.
        Тот выразительно зыркнул в ответ: мол, ты б еще с градусником подошла, упокойник-новатор.
        - Дом гддде? - слова давались клиенту с трудом.
        Но давались же. Очуметь можно! Все внутренние органы должны были затронуть необратимые изменения, легких там вообще не было - на кой гранит они тому, кто не дышит?
        - Чей? Мой?
        Вставший очень по-человечески прикрыл глаза бронированной рукой, давая оценку могучему Настиному интеллекту.
        - Там. На Чугунной, номер девятнадцатый. Только ключей нет - на погосте остались. Двери не открыть - я одна живу. Вторые ключи у мамы. А мама уехала на две недели в отпуск. Ключи от ее квартиры тоже там, в рюкзаке. Телефона нет, если звонить - то от соседей, и нужно ждать утра, ночью не откроют. И непонятно как добраться до дома, если я без обуви и куртки.
        Разом вывалив все плохие новости, Настя на секунду замолчала, осознавая сказанное, и позорно разревелась.
        Вставший издал какой-то звук, будто поперхнулся, и поднялся на ноги. Он был высок и настолько широк в плечах, что закрывал собой целиком вид на перекресток. Потом протянул руку, сгреб Настю за шкирку и закинул себе за спину, неинтеллигентно поддержав одной рукой под задницу; встряхнулся, распределяя вес, и быстро зашагал вниз по улице.
        В начале жилого квартала, избегая света фонарей, свернул во дворы, утопавшие в тени. И перешел на бег.
        Одновременно реветь и висеть на спине у ожившего кошмара не получалось. Цепляться за броню было удобно, замерзшие руки не соскальзывали и даже согревались. Держал вставший крепко. Спрятав лицо от холодного ветра за широкой, но мертвой спиной, Настя хотела обдумать ситуацию, но обстановка не располагала: как только формулировка «меня несет на спине третья форма» возникала в мозгу, на Настю нападала нервная икота, она дергалась, рука, поддерживающая ее снизу, сжималась сильнее, Настя пугалась, и все мысли исчезали.
        И так по кругу до самого дома. То, что покойник знал, где Чугунная улица, и помнил номера домов, уже не удивило.
        Проблему с дверью, замком и отсутствующими ключами клиент решил кардинально. Заставил показать окна квартиры и, используя швы между панелями дома и оконные отливы, гигантским пауком вскарабкался на пятый этаж. Без усилия выдавил внутрь стеклопакет. Ухитрился одновременно сгрузить окончательно ошалевшую Настю на подоконник и поймать раму, чтоб не разбилась. Вставил ее обратно в окно, заправив до щелчка.
        Опять подхватил Настю, прямо в одежде запихнул в душевую кабину, выкрутил оба крана на максимум и ушел.
        Только что дверью не хлопнул.
        Мокрая, но согревающаяся Настя успела только рот возмущенно открыть, потом стало не до вставшего. Принимать душ в одежде - удовольствие среднее. Пришлось сдирать с себя вонючие и мокрые шмотки и отмываться.
        Где-то между шампунем и гелем для душа на Настю снова нашло, но рев закончился быстро - горячая вода способствовала. Ну и мысль, что за дверью ее ждет работа. В прямом смысле этого слова.
        Новый нежилец в быту оказался неприхотлив, но заметен. Чтобы это понять, надо было всего лишь выползти из душевой. Кое-как отогревшись, отмывшись и замотавшись во все имеющиеся полотенца, Настя осторожно прокралась в кухню. Вставший распоряжался там, как у себя дома: зажег газ, кинул на сковородку разогреваться вчерашние макароны с курицей и теперь методично крошил туда лук.
        При ярком электрическом свете получилось рассмотреть его в подробностях.
        Этот клиент был красивым.
        Настю всегда удивляло, как из обычного, по сути, покойника и, мягко говоря, не сильно эстетичной второй формы выворачивается такое.
        Иногда третья форма была чистым произведением искусства. Или ночным кошмаром авангардиста. И неважно, сколько ног в наличии. Не зря же античные скульпторы ваяли своих богов, беря за основу именно вставших.
        У кого-то из древних есть даже целая глава в мемуарах, посвященная тому, как для изготовления статуй для дворца были убиты и подняты семь воинов-олимпийцев. Статуи и вправду вышли - загляденье: атлеты вывернулись на четыре ноги, в собачью форму - мужские тела с львиными лапами. Сфинксы. Заодно и с жертвоприношением разобрались, когда вставшие разрушили клетки и погуляли по дворцу. Совместили приятное с полезным. Кстати, больше не рисковали. Вплоть до Ренессанса. Ваяли чаще всего с фантазий да с зарисовок некромантов.
        А теперь вот зарисовка курицу разогревает.
        В тепле броня высохла и посветлела. Стали заметны детали. Да, больше всего клиент походил на рыцаря - ну, если бы рыцарь и доспех вдруг стали единым целым. Пластины были и защитой, и кожей одновременно, истончались только у шеи, придавая ей подвижность. Корона, высыхая, спрессовалась плотно, прижав то, что казалось волосами, к голове.
        Лицом вставший походил на картинку-гравюру - линии четкие, резкие, точно рубленные: скулы, надбровные дуги, крылья носа. Гладкие, серо-бронзовые. Дополняли все яркие зеленые глаза, которые при электрическом свете чуть потускнели и перестали отсвечивать. Моргать вставший не мог - век у него было.
        Пришлось смириться с сюрреализмом на собственной кухне и заняться собой: щеголять перед вставшим замотанной в розовое полотенце было неловко, да и перед людьми, которым потом тело осматривать, неудобно.
        В итоге готовы были одновременно - Настя, переодетая в джинсы и футболку, и кулинарный шедевр. Вставший неловко сгрузил макароны на тарелку, погнув при этом сковороду, шваркнул рядом хлеб и миску с салатом. Потом за шкирятник усадил Настю на табуретку и показательно ткнул бронированным пальцем в тарелку.
        Сам уселся напротив и с видом бывалой бабушки начал сверлить взглядом недокормленную внучку. Насте кусок в горло не лез от такого пристального внимания. Она осторожно отложила вилку и, уставившись в макароны, приготовилась поговорить.
        Вставший успел первым. С явным трудом вытолкнул из себя:
        - Не трону. Слабая. Ешь, - тут клиент закашлялся и выплюнул в подставленную ладонь ком земли. И, кажется, еще гравий.
        Настя поняла, что уже не голодна. Совсем. Ни капельки.
        - Там буду, - рыкнул вставший и мотнул головой.
        Отросшие мокрые патлы, которые не прижимала костяная беспрестанно растущая корона, хлестнули по щекам. Еще раз начальственно ткнул пальцем в тарелку и вышел из кухни. Двигался бесшумно и мягко, как огромный кот, хотя весил, наверное, больше сотни точно. А как называют огромных кошек? Правильно, Анастасия, тигры. И тебе на нем верхом скакать, покуда не скинет и не сожрет.
        - Макароны, - сама себе напомнила Настя. Еще не хватало, чтобы внутренний голос тут Луку копировал. - Помирать лучше на сытый желудок.
        Очнулась она, ставя пустую тарелку в посудомойку: видимо, уровень стресса был настолько высок, что порция, рассчитанная на двух здоровых мужиков, влезла в одну худую некромантку.
        Настя вытащила с полки пару чашек, кинула внутрь пакетики с чаем, сгрузила их на поднос, добавила сахарницу и пошла изображать радушную хозяйку перед покойником. Он-то ухитрился позаботиться о ней уже четырежды: с погоста вынес, домой дотащил, в квартиру запихнул, поесть приготовил. Даром что вставший.
        Последний раз по отношению к Насте столько заботы проявлял ее парень. Правда, там все радостные события - тоже числом четыре - растянулись на три месяца и закончились попойкой с подружками и мрачными выводами.
        Так что пусть будет чай. С сахаром. И печеньем. Шмякнув на поднос пачку крекеров, Настя решительно потащилась в комнату - благо в квартире, кроме кухни, санузла, прихожей и комнаты, больше прятаться было негде. По мере приближения к двери уверенность таяла, в итоге на пороге она застыла совсем уж жалко - с подпрыгивающим в руках подносом, на котором истерично позвякивали чашки.
        Вставший сидел на полу, обложившись ее учебниками и тетрадями. Он распотрошил все, что было связано с работой. Запасы составов, листы с пентаграммами, блоки глины, законченные тренировочные покрышки с занятий, почеркушки на салфетках - все равномерно расположилось вокруг него.
        На коленях он держал раскрытый справочник по некроделу Федорова, издание последнее, исправленное. Настя в свое время в него заглядывала только для списывания тезисов - талмуд был настолько всеобъемлющ и подробен, что сон накатывал на втором абзаце. И согласитесь, есть разница между сказанным на лекции «печатай покрышку хлопком, словно комара бьешь» и написанным у Федорова «при изготовлении начальной формы младшей закрывающей пентаграммы в физическом исполнении, так называемый аверс, применять значительные физические усилия нецелесообразно».
        Вставший бросил на Настю короткий взгляд исподлобья и ткнул пальцем в диван, приказывая сесть и не отсвечивать, а потом заметил поднос у нее в руках. На неподвижном статуэточном лице промелькнуло что-то вроде удивления, во всяком случае, броня на лбу приподнялась вверх.
        - Это чай. Ты гость, и я принесла тебе чай, - пояснила Настя, уже устав от идиотизма, происходящего вокруг, но покорно опустилась на диван. - И печенье.
        Вставший издал какой-то странный звук, что-то вроде кашля. Может, засмеялся или опять чернозем внутри застрял. Потом встал с пола и уселся рядом с Настей, засыпав обивку застрявшей между пластинами землей.
        Теперь, когда первый ужас немножко отпустил, Настя нашла в себе мужество не шарахнуться в сторону, а остаться на месте и внимательно рассмотреть клиента.
        Вставший, скорее всего, был молод. И да, определенно очень красив. Костяных королей до этого приходилось видеть только на картинках. Последнее изображение, которое попалось на глаза, было из тридцатых годов - в Париже у местных упокойников что-то пошло наперекосяк. Мутная фотография широкоплечего существа с огромной короной на башке, которого на расстоянии сопровождали два сгорбленных семируких валета. Подойти ближе и сделать четкий снимок фотограф не рискнул, ему и за такой-то памятник следовало поставить.
        Видео с остальными формами нежизни существовали: арахны, змеи, звероформы. Да, и еще замыленное черно-белое видео с Малым червем. Кстати, от первоначальной внешности клиента тут ничего не зависело. Бабушка-филолог, уж на что божий одуванчик, а вывернулась в волчье подобие.
        А тут - король. Редкий случай, когда тело почти полностью остается человеческим. С излишествами, безусловно, но без явных дополнений.
        Например, валеты, которые встречались куда чаще, были кошмарны - одни только клешни, отсутствие голов и живые булавы чего стоили. Дамы были прекрасны лицами, но почти всегда отращивали лишние руки, а в части случаев - еще головы.
        Короли были диковиной, чем-то сродни пролету кометы Галлея: то есть описание в учебнике имеется, а видели ее последний раз при царе Горохе и не факт, что трезвыми глазами. Дополнительных конечностей не имели и больше походили на фэнтезийную картину - только круглого стола не хватает и меча в камне.
        Легенда. С доставкой на дом.
        Уже сухие каштановые волосы (если это были именно волосы, в чем Настя сомневалась все больше) оставались масляно-блестящими: не распушились, а тяжелыми завитками спустились на плечи. Броня охватывала лоб подобием венца - несколько крупных пластин сходились с обеих сторон и замыкались по центру ромбом. Брови отсутствовали. Глаза, большие и выразительные, словно нарисованные, с яркой прозрачно-зеленой радужкой и пульсирующими звездочками зрачков. Тонкий прямой нос, очень широкие, словно высеченные из камня, скулы, на которые заходили пластины брони. Бледные, но полные губы. Чуть усеченный, опять-таки из-за закрывающей шею брони, подбородок. Рыцарь без страха и упрека. Айвенго, чтоб его!
        По корпусу броня шла волнами, действительно как цельный доспех. Настя насчитала четыре слоя на груди и спине. Сразу про себя прикинула - такую не прошибешь и автоматной очередью. Тройная на бедрах и двойная, более подвижная, на руках, стопах и голенях. Пальцы оставались ловкими - там был всего один сегментированный слой, светлее и тоньше остальных. Весь «доспех» несимметрично украшали острые на вид шипы, иногда ветвящиеся, словно оленьи рога. У каждого рога навершие постепенно истончалось, пока не превращалось в иглу.
        Настя задним числом удивилась, как он так ловко донес ее на себе, не проткнув ни одной из них?
        Рассматривать короля было жутко и захватывающе одновременно. Постепенно «жутко» таяло, и на смену нормальному человеческому страху от вида вставшего приходил ненормальный интерес исследователя. Хотелось потрогать, зарисовать, сфотографировать. Авантюрист внутри Насти с разгромным счетом побеждал профессионала.
        - Зачем тебе материалы?
        Клиент поднял с пола одну из тетрадей, карандаш и попробовал что-то написать, но не рассчитал: карандаш, жалобно хрупнув, сразу сломался. Настя достала маркер - в бронированной руке он держался лучше, правда, расход бумаги возрастал, и писал вставший как курица лапой. Впрочем, в его положении плохой почерк - последнее, на что стоило жаловаться. Вставший был разумен, при памяти и желал общаться. Все три фактора ставили привычную картину мироздания с ног на голову.
        «Нужно закрепить форму и память», - печатными буквами красовалось на листе.
        - У третьей формы нет памяти. Это на второй срабатывает, если у нее что-то не так, и то через раз, - на автомате отбрехнулась Настя и только потом поняла, что ей предложили.
        Вставший, который собирается работать сам с собой на упокой, - это даже не безумие, а чистый сюрреализм.
        И откуда обычному человеку, хоть и мертвому, знать принципы печатей упокойников? Некроманты - самая закрытая для зевак каста. Хуже физиков-ядерщиков. У тех хоть видно, когда эксперимент не удался. А тут, если нет таланта - ничего не увидишь: ни печатей, ни сетей.
        - А ты знаешь, как?
        Вставший хмыкнул и вновь уселся зловещей совой в гнездо из учебников. В тетради осталась надпись: «Знаю. Найди лекции Петровского. Если есть. Если нет - достань».
        - Это которого размазал в тридцатых в Маньчжурии бродячий погост? Цикл «Подъем и сопутствующие явления как природный сбой»? - уточнила Настя.
        Вставший кивнул. С задержкой - удивился, должно быть. Книжка была редкой, а автор малоизвестным.
        Настя полезла в недра стола и вытащила тонкую брошюрку в потрепанной обложке.
        - Держи, - шмякнув искомое поверх книжной стопки, Настя плюхнулась на диван, залпом выпила гостевой чай и обреченно захрустела печеньем. А потом до нее дошло, и печенье встало поперек горла.
        Тут пахло покруче, чем пошедшим по плите подъемом клиента. Не мог ее простенький состав такого выдать. Рвануть мог, руки оторвать мог, а такого - точно не мог, хоть литрами смешивай. И бабушку она поднимала прицельно, никого рядом не зацепила. И в выворот клиентка пошла не по Настиной вине, а ведь что-то она там говорила про «странное вокруг»... Может, ее спаситель и есть странное?
        В сказках покойники бывали добрыми. Иногда даже воскресали, чтобы жениться. Настя могла допустить, что цепанула сказочного доброго мертвеца, который вот-вот начнет воскресать и жениться. Но знать про принципы работы упокойников этот мертвец не мог никак. Даже при жизни не мог. Если только он сам не...
        О Петровском Настя - дипломированный специалист, между прочим - впервые услышала, уже год проработав в СПП. Лука рассказал. Ну, как рассказал... Упомянул на планерке: мол, полезная брошюра, изучите. А поскольку любые слова, вылетавшие из его рта, воспринимались Настей как откровение, то книжку она с боем добыла ровно на следующий день и прочла от корки до корки.
        Петровский был анархистом с богатой биографией. Начал карьеру при царе, служил в армии, на Первой мировой получил два Мертвых Креста - второй и седьмой степеней. Примкнул к восставшим, все в той же должности - военным некромантом четвертой категории. В начальники не лез, комиссовался по здоровью после двадцатого года, когда рубка вокруг поутихла. Награжден двумя знаками Савана и одной боевой Звездой. Работал в университете в столице, был отцом-основателем кафедры. Выбил себе группу, с которой колесил по стране, подтверждая или опровергая различные теории. Большей частью безумные: подъем четвертой формы, поиск пятой формы, трансформация третьей формы обратно во вторую и прочие опасные для жизни фокусы. Новая власть Петровского поддерживала двумя руками - стране нужны были прорывы во всех областях. Смелые новаторы, поиски новых путей...
        Судя по книжке, текучка кадров в группе была такая, что сам руководитель, говоря о сотрудниках, даже имен не упоминал - только должности. И в конце концов все пришло к ужасному, но логичному финалу: группу размазал по степи неприцельно поднятый погост. Как установило следствие, Петровский думал, что поднимает кости восемнадцатого века. А оказалось, что рядом, за сопкой, госпиталь утром сделал захоронение пограничников, в которое положили девять тел. Стычка с китайскими контрабандистами, бывает. Даже зарыть не успели, ждали штатного упокойника к вечеру, свой в запое был.
        Военные - ребята серьезные, во вторую форму встали охотно, а пока обходили сопку - уже трансформировались в третью, и группе Петровского вышел большой сюрприз. Дальше красноармейцы ушли бродить и проходили аж три недели, здорово проредив местное население и родную погранзаставу. Потом подоспел спецотряд из райцентра и все решил: запойного некроманта расстреляли за халатность, пограничников упокоили, группу Петровского с честью похоронили где-то на задворках.
        Открытий группа совершила мало, и почти все они были сродни стрельбе из пушки по воробьям. За исключением одного. Кто-то из помощников Петровского экспериментировал и то ли случайным, то ли закономерным для тыканья пальцем в небо путем получил положительный результат: закрепил вторую форму так, что память осталась, а агрессия ушла. Проще говоря, обрезал желание греться, а вместе с ним и ярость, необходимую для трансформации. Идеал - говорливая и безопасная вторая форма. Мечта для допрашивающего. На войне - так и вовсе подарок судьбы.
        Принцип был простой, результат стопроцентный. В книжке примеры печатей приводились, но без основных схем. Потому что у метода обнаружилась мрачная побочка: два-три обряда - и некроманта можно было сдавать в дурку. В итоге так поднимали клиентов только в случаях государственной важности - Лука потом рассказал, когда Настя, начитавшись брошюрки, вопросы задавать стала.
        На этом польза книжки заканчивалась. Оставался только богатый опыт, выраженный одной фразой: «Не делать, как группа Петровского!».
        А теперь клиент в третьей форме хочет использовать печать Петровского для закрепления себя в себе. Мало того, что знает о ней, так еще и в книжке сходу находит.
        - Откуда ты знаешь про печать? Учти, я ее делать не стану - мне рассудок еще нужен. И дома нет пробирок усиленных, там двойная синяя должна быть.
        Вставший, не слушая, отмахнулся и на вопросы не ответил, углубившись в чтение.
        - Почему ты вынес меня с кладбища?
        Нет ответа, только страницы шуршат.
        Настя, как всякая женщина, выводы делала молниеносно, правда, не факт, что верные. В конце концов, по всем законам она уже часов пять должна быть мертвее мертвого, так что терять? Схватила с дивана подушку и запустила в клиента. Подушка цели не достигла, перехваченная в пути бронированной лапой - только ткань треснула.
        - Откуда ты знаешь про Петровского? - повторила Настя, добившись внимания.
        Клиент отбросил подушку в сторону, вздохнул и посмотрел на Настю уже знакомым взглядом «мой некромант - идиот со справкой». Потом черкнул в тетради:
        «Сам сделаю. Достань нужное».
        - Что значит сам? - ошалела Настя. И замолчала. Ее наконец осенило.
        Клиент откашлялся, как-то обреченно пожал плечами, сгорбился и вернулся к чтению.
        - Рехнуться можно. Мы же не встаем, это же закон основной. На нем почти вся структура обучения и работы строится! Мы не встаем, нас нельзя поднять.
        Клиент, видимо, осознал, что в покое его не оставят, раздраженно откинул в сторону брошюрку и взялся за маркер.
        «Знаю. Мне нужны составы. Не только усиленный. Стандартные на восемь и на шестнадцать».
        - У меня таких нет. На шестнадцать - это выше моего разряда. Нужно разрешение от руководителя. На усиленные тоже. Это спецдопуск. Не уверена, что в офисе есть.
        «Постарайся достать. В твоих интересах. Меня сорвет - не думаю, что станешь вторым воскрешенным некромантом».
        Вставший уставился на Настю пристальным взглядом. Зеленые прозрачные глаза завораживали, звездочки-зрачки в них гипнотически пульсировали. Пришлось самой себе силком напомнить, кто перед ней сидит. И будь он при жизни хоть некромантом, хоть голливудской звездой, хоть мистером Вселенная - мертвым он от этого быть не перестанет.
        - Давай так. Я сейчас постараюсь прийти в себя, перестану икать от ужаса и соображу, как достать пробирки. А ты, как коллега, хоть и мертвый, что нереально, но вот ты тут передо мной сидишь… - Настя снова сбилась. - Напиши, кто ты, как зовут, где погиб. Я могу найти документы. Может, с условиями смерти было что-то не так. И надо будет в полицию сообщить, да? Что у меня дома упокойник в третьей форме. Это все равно что про НЛО рассказать. И еще... Спасибо.
        Вставший вопросительно глянул.
        - Что не размазал - спасибо. И что с погоста вытащил. Там клиентка встала, а меня охранник в яму столкнул - больше некому. Он меня за ворота пускать не хотел - замок повесил. А клиентка, филолог, без повода пошла в третью форму. Аверс лопнул, потом пробирки рванули. Кладбище светится, а меня оглушило…
        Вставший решительно поднялся, сгреб с тарелки печенье и невежливо заткнул фонтан красноречия в буквальном смысле. Помогло - Настя подавилась и из модуля истерики вышла.
        А клиент тем временем отыскал у зеркала среди расчесок завязку, с третьей попытки перетянул себе волосы в хвост. Рассмотрел внимательно свое отражение - ту часть, которая помещалась в зеркало. Повертелся, потянул шею вправо-влево, от чего пластины глухо стукнули, с силой загнул выпирающие рогами зубцы короны, чтобы они росли назад, и даже улыбнулся. Улыбочка вышла кривоватая, но впечатляющая.
        - Живой. Практически. Почти, - с трудом вытолкнуло из себя бронированное горло. Речь была ровной, как у робота, интонации вставшему не давались. - Король, значит.
        Протер зеркальную поверхность, как от инея. Словно это способно было изменить отражение. Уперся лбом и зажмурился.
        Настя смутилась - считалось, что вставшие способны только на ярость - и попросила:
        - Давай по порядку. Как тебя зовут?
        - Позже, - вставший снова закашлялся, сел на жалобно скрипнувший под его весом диван, взял маркер и принялся писать.
        Неповоротливые бронированные пальцы с каждой строчкой становились все увереннее. И Настя готова была поклясться, что еще полчаса назад пластины на запястье даже согнуться не могли, а теперь не только прогибались в нужную сторону, но и смещались, придавая кисти подвижность. Мертвый определенно эволюционировал. В твистер с ним играть, конечно, еще рановато, но пара часов такого развития - и на него можно будет надеть что-то человеческое и выдавать за дальнего родственника. Если спилить корону и накинуть на голову капюшон.
        «Во сколько от тебя ждут отчет, кому и как ты будешь его отправлять?»
        Настя кивнула на ноутбук:
        - Все в учетнике, на компьютере. У меня стоит программа. Могу хоть сейчас открыть и внести. Только не знаю, что мне туда вписать. У меня клиентка в яме осталась в третьей форме, кусок кладбища светится, костяной король перед зеркалом хвостики вяжет. Лука подумает - я с ума сошла. И уволит.
        - Лука? - хрипло переспросил вставший, и теперь Настя была готова поставить зарплату на то, что в его голосе прозвучала эмоция. Нехорошая. - Так ты в полиции?
        - Нет, не в полиции, а в СПП. Ну, частники, коммерция. А Лука - он вроде как замдиректора. Ты его знаешь?
        Вставший замер, обдумывая услышанное. Потом кивнул на ноутбук и написал:
        «Включай. В программу не входи пока. Так можно?»
        - Ну да, - кивнула Настя, уселась в кресло и загрузила машинку.
        Вставший бесшумно возник за плечом, несколько нервируя.
        На рабочем столе развернулись стартовые программы: учетник просигналил об обновлении и затребовал перезапуск. Мессенджеры пестрели непрочитанными сообщениями.
        Настя потянулась к мышке, но бронированная лапа ее опередила: курсор осторожно передвинулся в нижний угол, на системные время и дату.
        - Твою в плиту! - хрипло выругались позади вслух, и спинка кресла жалобно хрустнула, не выдержав давления второй костяной лапы.
        - Ты давно умер, да? - спросила Настя, про себя уже высчитывая: Лука работал в СПП больше десяти лет точно.
        - Ты можешь… найти? Сводки?
        - Скорее, архивы новостей. Если наши гибнут - об этом судачат. Но это редко случается, так что о тебе упоминания должны быть точно. Дату скажешь?
        - Нет. Покажи, как искать.
        Настя, всем видом демонстрируя, что ей вот ни капли не интересно, кто он на самом деле, открыла поисковик, напечатала «некроманты Усольск погибшие при исполнении» и щелкнула кнопкой «искать». Почти синхронно со щелчком ее из кресла вынесло обратно на диван. Когда вставшему нужно было освободить себе пространство, он особо не церемонился.
        - Можно подумать, какая секретность! - буркнула Настя. Сгребла кружку и отправилась на кухню варить кофе, по дороге отметив, что страх, который после кладбища так прочно засел между ребер, потихоньку отпускает.
        Через полчаса обстановка в квартире слегка поменялась: чашки из-под кофе опустели, некромантка почти перестала вздрагивать, а покойник заговорил нормально. Для покойника. Кофе он, кстати, не пил - все досталось хозяйке. Зато, вдоволь покопавшись в поисковике, мрачно утопал в душ и проторчал там минут десять. Настя скромно повесила на дверку чистое полотенце, выбрав самое большое, и метнулась к ноутбуку проверять историю поиска.
        Истории не было. Вот так фокус! Все оказалось стерто тщательно, и теперь с большим трудом верилось, что вставший помер еще во времена, когда интернет был маленьким и медленным. Может, врет?
        - Нужны составы, - выйдя из ванной и старательно портя полотенце об острую броню, сообщил так и оставшийся без имени клиент. Голос у него стал мягче, исчезла хрипота, но легкое порыкивание осталось, словно у киношного оборотня. Броня матово заблестела, впитав в себя влагу, пластины стали двигаться тише, словно их полили не водой, а машинным маслом. - Ты можешь без подозрений взять?
        Настя заглянула вставшему за спину, вздохнула и смиренно приняла правду жизни - такого количества песка и земли многострадальная канализация не вынесла. Засор зловеще побулькивал.
        - После того, как я отметила подъем и не закрыла его? Боюсь, на работе сейчас дурдом. И на Раевском тоже. Там, наверное, уже не продохнуть от полиции. Если, конечно, этот сволочной сторож ее вызвал. Хотя там еще машина от свечения шарахнулась… Моя клиентка встала и наверняка уже выкопалась из-под завала.
        - Та, которая в свежей яме была? Уже не опасна, - клиент окончательно дорвал полотенце, оставшейся ветошью растер голову и вновь затянул волосы в хвост.
        - С чего ты взял?
        - Ты была без сознания. Четырехлапая вылезла. Я разорвал. Обратно не соберется. Без упокоя, но надежно.
        Настя подумала, что без некоторых подробностей она бы прожила.
        - Я, честно, очень благодарна тебе, что ты меня вынес и что вставшую раскатал, но соваться сейчас в офис... Тем более многосоставные пробирки наверняка лежат у Луки в сейфе. А взломщик из меня плохой. Я даже не знаю, что там сейчас происходит. Наверное, все уже на ушах стоят. Незакрытая покрышка и нет второго подъема - это ЧП. Мои телефон и планшет не отвечают. То есть официально - я мертва. Или пропала без вести. Думаю, на погост уже выехала дежурная группа. Или еще раньше - уж больно сильно светилось, да и к ограде близко. Как только я отмечусь в учетнике - сюда приедут, - Насте пришлось терпеливо разъяснять.
        Скептический взгляд ярких глаз клиента всячески показывал, что не только взломщик, но и упокойник из Насти не ахти.
        - Если ЧП и Лука начальник - он уже на Раевском. Ищет тебя. Остальные спят. Конец смены, - вставший замолк, набираясь сил. Речь давалась ему еще с трудом, особенно длинные сложные предложения. - Код от сейфа 22101713. Если цифр больше - то заново. С двоек. Ампулы. На восемь и на шестнадцать. Короткие, как сигаретная пачка. Цвет - коричневый. Синие. Черные, если повезет. Выгребешь все и вернешься.
        - Ты работал у нас? И знаком с Лукой? - Настя решительно ткнула пальцем в броню на груди. - И код от сейфа знаешь. И про коричневые ампулы, про которые даже я не в курсе.
        - Код у Луки всегда одинаков. Дата восстания каких-то кретинов. Ампулы коричневые - для братских могил. У тебя категория семь. Ты с ними не работаешь. Не по разряду, - вставший развернулся и ушел в комнату, давая понять, что сказал все, что хотел.
        Настя, как ослик на веревочке, поплелась следом. Она действительно чувствовала себя обязанной - и за двойное спасение, и даже за ужин, но обносить собственную контору не позволяла совесть. Да и страшно было.
        - Да, я зеленая и категория у меня седьмая, но что сказать Луке, если он меня за руку схватит?
        - Боишься, что поймают? Или боишься, что поймает… Лука? - неожиданно проницательно поинтересовался вставший.
        И помрачнел, словно наткнулся на неприятную мысль.
        - Я боюсь в целом, без конкретики, - отрезала Настя.
        - Неважно. Поймают - скажешь: рядом с клиентом есть братская могила. С гражданской войны. Тебе фонит, боишься без страховки лезть.
        - Не поверят. Лука точно не поверит. Он Раевское вдоль и поперек знает.
        Вставший хмыкнул, ткнул пальцем в выключатель, погасив свет, и раздвинул тяжелые шторы, за которыми серел рассвет. Встал мрачным силуэтом в оконном проеме.
        - Луке скажешь: его ждет кино. Все, как он любит. Боевик с полным комплектом: неизвестный злодей, мертвый напарник, бестолковая, но красивая баба.
        От двусмысленного комплимента Настя забыла, что вообще-то никуда не собиралась, и очнулась уже в коридоре, выбирая между старыми осенними ботинками, картонными сапогами на шпильках, холодным, но симпатичным пальтишком и старым пуховиком для поездок за город.
        - А имя у мертвого напарника есть? - спросила Настя, натягивая сапоги и пальтишко - должность «красивой бабы» теперь обязывала. - Вдруг у него после тебя напарники вагонами дохли.
        Вставший шутки не оценил и промолчал. Корона на его башке медленно двигалась, сплетаясь и врастая сама в себя. Судя по изменениям - броня, речь, голос, - полный выворот костяного короля был вовсе не полным, и предстоящая нежизнь гарантировала сюрпризы.
        - Мне надо как-то тебя называть, - устало проговорила Настя, только сейчас осознав, на какую авантюру она подписалась.
        - Называй Егором, - вставший даже не повернулся, продолжая рассматривать пейзаж за окном - помойку, три тополя и детскую площадку.
        - Ну привет, Егор! - вздохнула Настя, схватила с вешалки шарф и вымелась за дверь.
        Очень хотелось хоть на пять минут остановить происходящий вокруг дурдом и подумать. Ведь было над чем.
        Если сейчас полиция узнает про костяного короля - его будут брать всем составом спецгруппы. Если узнают, что он еще и некромант - даже из столицы подмогу вызовут. А потом запрут его в самом глубоком бункере и станут изучать. Годами. А по соседству запрут упокойницу Князеву, потому что она оказалась в ненужном месте в неудачное время. И какой бы Егор не был красивый, уникальный и удивительный, сидеть в подвале из-за него Насте не хотелось.
        Но как скрыть свечение на Раевском, неудачный подъем клиентки и прочее, голова пока не соображала. Может, поехать сразу на погост и поискать Луку? Это же его знакомый мертвец, в конце концов.
        Напарник, так он вроде сказал.
        Настя в красках представила, как посмотрит на нее Лука. Потом нафантазировала, как эти двое постараются друг друга растереть в пыль. Вздохнула. Жалко стало обоих. За время, проведенное наедине со вставшим, бояться его она уже разучилась, наоборот, удерживала себя от того, чтобы потрогать блестящие пластины или тяжелые пряди волос.
        Поймав себя, Настя тормознула убежавшие куда-то не туда мечтания. Мало ей было безответной любви к Луке, давай теперь еще и в мертвеца вмажемся со всей дури. Чего терять-то?
        Входная дверь, слава всем богам, открывалась изнутри и автоматически захлопывалась. Настя понадеялась, что вставший разберется, как ее открыть, когда она вернется. Запасные ключи взять было негде.
        Захлопнуть дверь она не успела. Только шагнула на лестницу - с размаха влетела в чью-то грязную, но привычно пахнущую землей куртку.
        - Живая, дура, - выдохнули сверху и стиснули так, что обнимашки клиента показались ласковой щекоткой.
        Сговорились они, что ли, обзываться! Ну, хорошо хоть не в пуховике вышла.
        ГЛАВА 5. ЛУКА
        Из всех некромантов червю больше всех глянулся Марк. Словно тот был первой красавицей школы в компании страшненьких подружек.
        Видимо, годы работы со старыми общими могилами оставили на нем невидимый, но легко читаемый для умертвия след или запах. Приманку. И похоже, что Марк об этом прекрасно знал. Мало того - очень на свою «привлекательность» рассчитывал.
        Червь, несмотря на размеры, весил мало, возможно, был даже полым внутри: стуча пластинами, легко оттолкнулся от дна и, используя тонкие лапы-крюки, закинул верхнюю часть на край ямы, изгибаясь в странных, отрицающих его биологическую природу местах - будто фрагменты защитного панциря вовсе не были скреплены между собой.
        Видела и чуяла тварь, судя по всему, преотлично.
        Атаковала разом не только Марка, но и двух стажеров: наверное, где-то в щелях пластин скрывались глаза или нечто, их заменяющее. Как тепловизор, только на упокойников настроенный.
        Низкорослого мужика в коричневом охотничьем камуфляже, который стоял справа от Луки, костяная паскуда подсекла и рванула сразу двумя лапами в двух противоположных направлениях. Среагировать тот не успел - атака была молниеносной: один коготь с легкостью разрезал голень, второй гарпуном вошел в мясо под коленом и застрял.
        Тварь дернула лапу обратно, втягивая ее под панцирь - орущего благим матом мужика поволокло вниз, в ров. Накинутая им слабенькая сетка звонко лопнула, оставив на прочной кости лапы только бледно-коричневое пятно ожога. Судя по печати - словно первый курс, без категории, без таланта, на одной математике. Откуда их только таких вынули и на убой бросили? Совсем Каин двинулся…
        На второго стажера нацелилось сразу три лапы, но тот, предупрежденный ором неудачника, успел откатиться в сторону - первый коготь лишь скользнул по толстой форменной куртке вхолостую и воткнулся в землю. Остальные загребли только воздух.
        Марку, как начальнику, перепали две передние, рекордно длинные лапы и морда, которую тварь все-таки обозначила и расчехлила.
        Рыло у червя оказалось некрупным - полметра в поперечнике, - зеркально гладким, с крохотным кукольным абсолютно не функциональным ртом, словно тот действительно был насекомым типа кузнечика, а не третьей формой с искаженным выворотом.
        Лапы схлопнулись, сгребая Марка в объятия, лишая подвижности, а рыло сначала приподнялось, точно молот над наковальней, а потом с силой опустилось вниз, норовя таранным ударом расплющить некроманту грудную клетку. Однако, в отличие от стажеров, опыта у Марка было хоть заройся: если сграбастать себя он позволил, то рыло остановил печатью еще на подлете. Сетка полыхнула по всему умертвию разом - толстая, с мелкой ячеей и с тяжелыми вторичными печатями на основных стыках. Такую в пять минут не сплетешь - колоссальная работа на месяц, а то и два.
        Запасливость Марка сейчас спасала шкуры всем присутствующим.
        Лука швырнул поверх свою сетку, куда слабее, стягивая вместе и свою, и Маркову печать в узел у червя на предполагаемой заднице. Закрепил концы и прикрыл второй покрышкой. Схлопнул. Сеть сработала, прожигая в теле нежити борозды, но не рассеялась. Впрочем, червю особого вреда тоже не принесла. Тварь судорожно разжала лапы, выпустив Марка, рванулась в сторону в путах, которые становились все толще. Съехала на брюхе обратно в ров, уперлась всеми лапами в дно и защелкала броней, собираясь сама в себя, словно пружина. Видимо, задумала рывком скинуть с себя мешающую сеть.
        Стажер, которому Лука от щедрот отвалил своих заготовок, тоже сообразил, что к чему - спеленал лапы, прежде всего стараясь отсечь и обездвижить ту, которая продолжала тащить раненого мужика под брюхо. Благо тот сознания от болевого шока не потерял, а, достав табельное оружие, палил куда-то в стык панциря и лап. Стандартный патрон червя не брал, но отвлекал. На безрыбье тоже сгодится.
        Вторая атака от Марка пришлась как раз на сочленение лап и бронированного корпуса - в этот раз он бил точно, прицельно, не сетью, а иглой. Лука только языком цокнул - так он не умел.
        В месте, где печать врезалась в червя, что-то заискрило, ярко полыхнуло и задымилось. Черный след быстро расползся обширным ожогом, лапа, цепляющая стажера за ногу, повисла на тонком хряще, а потом и вовсе отпала, рассыпавшись мерцающими углями.
        Двое тут же подхватились вытаскивать раненого из ямы. Того не только порезало, но еще и обожгло печатью: он орал и матерился так, что позади Луки хлопнула крышка какого-то уцелевшего в бардаке этой ночи гроба. Видимо, особо мозговитая вторая форма впечатлилась трехэтажным матом и предпочла переждать.
        Червь защелкал еще быстрее, когда Марк, пошатываясь, с трудом балансируя на краю рва, добавил еще одну печать - в центр хребта, как раз туда, где спиральные узоры были гуще всего. Двое свободных стажеров атаковали с боков. Слабенько, конечно, припечатали. Лука добросил свою, закрепляя и снова стягивая чужое. Сил такие печати отжирали немеряно, куда больше, чем если бы сам бил. Уже не глядя, он скинул левому стажеру еще заготовку - пожиже первой, но получше, чем у полицейских коллег.
        Червь под семью печатями скрутился в плотный шар, словно броненосец, и завибрировал - пошел закапываться вглубь. Кроме щелканья и скрежета к общему хору звуков добавилось мычание, похожее на хоровое пение без слов. Скотина поняла, что проигрывает, и попыталась выиграть время.
        Процесс нужно было срочно тормозить.
        Умертвие рассчитывало отсидеться под землей, пока нехорошие упокойники окончательно не попортили ценную холерную шкурку. Допускать такое было нельзя. Выкапывать тварюку вручную - удовольствие невеликое, а в их положении, когда аларм по всему городу, и вовсе неподъемное: ноги копателям поотрубает живо, а любому экскаватору скрутит гусеницы узлом. А пока сверху будут думать, чем и как выкорчевать паскуду, тот зарастит дырки, разрушит печати и снова выползет на свет. Причем не факт, что из этого рва. Уж больно форма хорошая, практичная - короткий, но широкий. Как пить дать, пророется под ограду и вылезет посреди города, в жилом квартале, где народу завались - дави не хочу.
        Лука пронзительно свистнул Марку и показал пальцем вниз. Тот сквозь вой и щелканье вроде услышал и кивнул. Понял. Во всяком случае, Лука на это понадеялся.
        Он скинул все лишнее, оставив в кулаке только две печати: верхнюю покрышку, которую следовало запихнуть умертвию под брюхо вручную - для надежности, и общий реверс. Кривенький, косенький, но судя по тому, как он чуть ли не прожигал перчатки - вполне себе рабочий. Еще бы, на семь верхних - тут поневоле нагреешься.
        Червь окончательно свернулся колесом и стал похож на гигантскую улитку. Теперь он не мычал, а выл все звонче и выше, одновременно создавая всем телом мощную монотонную вибрацию. Твердая на вид земля от нее послушно расступалась, крошась, и умертвие медленно, но верно погружалось вглубь, словно в зыбучие пески.
        Лука съехал на заднице в ров и почти сразу увяз по бедра в рыхлой земле. Хорошо хоть на такой глубине грунт был сухим и легким - выбраться удалось быстро. Упав ничком, словно под животом была болотная топь, он пополз к червю. Лап уже можно было не опасаться - тварюка втянула в себя все выступающее, а то неровен час - отгрызут злые некроманты.
        Марк швырнул еще одну печать, простенькую, целя чуть ниже, почти в землю. Сеть на мгновение прилипла к панцирю, высветив подземный контур твари - Луке этой секунды как раз хватило, чтобы сунуть руку с нижней покрышкой и палетой черных пробирок как можно глубже, практически вмять их под панцирь, в жесткое холодное брюхо.
        Тварь заверещала совсем уж тонко, предчувствуя недоброе, стала разворачиваться, но не успела - Лука схлопнул покрышки. Восемь печатей громыхнули как салют. Оставалось только порадоваться собственной богатой практике, которая позволила не только свои печати закрыть, но и чужие захлопнуть.
        Радовался Лука ровно долю секунды: червь, вместо того чтобы, как положено, перетечь в четвертую форму и распасться на холерные останки, встал вертикально на дыбы, полыхнул по всей длине и взорвался. Натурально так рванул, как шарик с гелием.
        Лука только ощутил, как ему стукнули по ушам, врезали под дых, и сразу оказался закопан по самые уши в пушистую землю. Забарахтался, пытаясь выбраться, заорал, мгновенно набрав полный рот песка, нащупал чью-то руку и рванулся наверх.
        Вытащил его все тот же дуболомистый стажер: ухватил за разгрузку и выдернул наружу, словно морковку из грядки.
        В глазах у Луки двоилось, в ушах противно по-комариному пищало, остальные звуки сквозь контузию пока прорваться не могли.
        Он устало привалился к земляному валу, пошарил по карманам, нащупал помятую пачку сигарет и без удовольствия закурил. Никотин, как любые другие наркотические вещества, помогал восстанавливаться втрое быстрее, но в силу особенностей некроталанта на вкус и запах ощущался омерзительнее касторового масла в смеси с рыбьим жиром. Сигареты худо-бедно были еще терпимы. А вот трубочный табак оказался совсем непереносим - от него выворачивало.
        Первая же затяжка прочистила голову. Появились звуки, правда, приглушенные, точно Лука сидел в глубоком пруду. Зрение тоже подводило - мутилось. Все вокруг казалось замедленным и неспешным.
        Вот над ним озабоченно склоняется детина-стажер и что-то спрашивает, медленно разевая рот, как рыба. Вот двое других осторожно поднимают раненого, подхватывая под руки и стараясь не задеть покалеченные ноги, и волокут в сторону ворот. Вот Марк по-киношному пафосно салютует ему фляжкой и делает большой глоток. У Марка серое от усталости лицо и лопнувшие сосуды на шее - слишком много вложил в сетки и печати.
        Сердце внезапно сильно грохнуло о ребра, давая знать, что скоро все придет в норму. Лука затянулся горьким дымом и подавил тошноту. Нужно перетерпеть.
        Реальность вернулась резко, с третьей затяжкой, и снова досталось ушам - внутри головы прострелило такой болью, что Лука выронил сигарету и заорал, схватившись за виски.
        Детина-стажер, видимо способный на выражение благодарности не только словами, но и действиями, тут же сгреб Луку за одежду, готовый срочно тащить к воротам, но Марк крикнул:
        - Не трогай, сейчас оклемается. У него третья категория.
        Голос Марка уже был четким, значит, слух восстановился. Перед глазами еще пару раз мигнуло, и мир обрел прежнюю скорость.
        - Порядок, мужик, отпускай. Я в норме.
        Лука утер лицо рукавом, но лучше не стало - форма была покрыта ровным слоем грязи. Подумал, вытащил край майки из-под кителя и прочистил глаза.
        Марк, разминая плечи, обошел ров, внимательно высматривая на дне шевеление, и, нахмурившись, словно недовольный результатами осмотра, тяжело опустился на землю рядом с Лукой:
        - Какая жалость, что я уже давно написал кандидатскую. Такой материал пропадает. Великий червь… на безобидной холере. Бывает же удача. И главное - впустую. Эти парни максимум на девятую категорию вытащат, им кандидатская - как щуке зонтик.
        - Да чтоб твой материал и такую удачу трижды через плиту перекинуло. В гробу в белых тапках я видал такие диссертации. У меня весь состав СПП пропал! Полная дежурная смена.
        - Погоди орать. Ну, не совсем полная. Конечно, не сильно утешу, но все же. Трое твоих в порядке. Мне моя бригада звонила из области как раз перед тем, как мы сюда зашли, - Марк потер щеку. - Там по сравнению с городом - райские кущи. Светилось практически везде разными цветами, звенело вроде как, но до крайностей не дошло. В Ельске только выползла вторая форма. Много, но с ней быстро разобрались: тамошний анатом сообразительнее иных пятиразрядников. Морг перекрыл, твоим по шее надавал и поставил сторожить, Серафима встретил… Ну, ты его должен помнить, синьор Помидор такой, с красной мордой, еще в перманентном разводе третий год, вечно жалуется... Когда с бардаком разберемся, я этого гения ельского к себе возьму, пусть без таланта, зато с мозгами. А то вокруг сплошные питекантропы, никакой эволюции. Так вот. Связь оборвало везде, светилось, видимо, не просто так, а со смыслом. Спутники и вышки перекрыть - что-то мощное должно было сработать. Пока наладили, пока прозвонились. Мои уже обратно летят, говорят, девушек из Правобережной СПП с собой прихватили. Троих. Миленькие. Умненькие. Осторожненькие.
Как засветилось - все побросали и в деревеньку бегом, заперлись вместе с местными и чаи с самогоном потребляли, пока мои не подъехали. Так что троих из своего мрачного списка вычеркивай.
        - И то хлеб, - Лука протянул руку, намекая на фляжку.
        Марк жадничать не стал.
        Внутри оказалась водка. Удивительно. От Марка Лука ожидал как минимум коньяк или что поинтересней.
        Значит, те, кто уехал в область - предположительно в порядке, если не сглупили и не полезли геройствовать. Уже хорошо. Список потерь сократился сразу на треть. И остались от СПП не только ножки да рожки, но хотя бы ляжки. Насчет «миленьких девушек», которых везет бригада Марка, сомнений не было - фуриями любой червь подавится. Хоть обычный, хоть Великий.
        - Питекантропы сейчас битого за ограду вынесут, скорой сдадут и вернутся. Что у нас дальше? Ты ж тут не просто так полчаса гулял.
        - Были трое во второй форме, хотели вывернуться, но не успели - помешал. Двое с давностью больше сорока лет, третьему за сотню. Все - своей смертью. С их слов - у нас трое вставших у конторы. Два четырехлапых, одна арахна. Ну и бродячая вторая форма наверняка. Чую, что такая же древняя, как бабкин сундук. Пока с червем разбирались, я что-то позади слышал, - Лука махнул рукой, указывая за ров. - Там вот.
        Марк лениво кивнул одному из стажеров в том направлении, отобрал фляжку и от души приложился к горлышку.
        - Дела, - задумчиво протянул он, снял очки, протер бархоткой в сальных пятнах и снова нацепил на нос. Линзы Марк не заказывал принципиально. Он вообще весь был какой-то винтажный, будто специализация обязывала его поклоняться старине: фляжки с гравировками, табакерка, хорошо хоть очки, а не монокль. Но Луку не оставляло ощущение, что это все сверху, а внутри под всем налетом старины - очень современные мозги и недобрый характер. - Может, грянул Страшный суд, и боженька решил начать с Усольска? Перевесили грехи усольские чашу терпения: мэр проворовался, молодежь непочтительна в край, а тетя Глаша самогон дихлофосом разбавляет. Вот вековые кости не выдержали и забегали.
        - Нет там костей, Марк. Шелуха и обрывки. Как и с червем. Однако встает, наращивает мясо с броней и питекантропу твоему ноги отгрызть пытается.
        - Это не мой, - открестился Марк. - Мои сроду такими бездарными не были. Общий курс школы полиции. Каин с полгода назад приказ дал на тотальное обучение всего личного состава МВД. У кого хоть на грамм таланта - того в отличники. У кого и этого нет - так хоть теорию пусть учат. Центр распорядился. Беспокоит их там международная ситуация. Перестраховщики. Теперь вроде как пригодилось. Много бы мы с тобой вдвоем навоевали? Если бы червь на троих не распылился - еще бы возились, выкапывали...
        - Усольск как центр мирового некротерроризма. День открытий, - Лука поднялся, чувствуя, что штаны на заднице от сырой земли окончательно промокли. - Пошли террористов наших добивать. Четырехлапых, бронированных. А то у меня тут одних похорон корпоративных на три дня, даже если в области все в ажуре. Только в городском морге, куда Каин рванул, четверо были. Седьмой и восьмой категории. Куда им… Паскудство. Знал бы…
        - Ты учти, я почти пустой. Подстраховать - еще куда ни шло, а вот большую сетку уже не смогу - заготовка на червя почти все забрала. Пару печатей подкину, но не больше.
        Марка в прямом смысле пошатывало. Дуболомный стажер подхватил его под локоть и помог устоять на ногах.
        - Можно подумать, я - полный, - беззлобно отгавкнулся Лука и побрел в сторону конторы.
        Идти было недалеко, но извилисто. Это спасло Маркову бригаду от удара в спину - находись упокойники в прямой видимости, вставшие однозначно рванули бы к ним. А червь при поддержке такой тройки - совсем не то, что одиночный червь. Животные формы между собой ладят. Такое могло вывернуться - представить страшно.
        Все это пришло в голову уже задним числом, по мере приближения к конторе. В голове распогодилось - то ли от водки, то ли от общего стресса и холодного воздуха.
        - Кто у тебя тут был? Девка, парень?
        - Парень, шестой разряд. Самый толковый.
        - Ну, если толковый, есть шансы, - утешил Марк и, как это ни странно, оказался прав.
        Заодно и выяснилось, почему третья форма не пожаловала к холерному рву.
        Один четырехлапый, смахивающий на давно вымершего пещерного медведя, яростно скреб непропорционально длинными лапами по земле, пытаясь выбраться из-под завала. Припечатали вставшего знатно - гранитными плитами, штук пятнадцать одна на другой. Положены были грамотно - от колен задних лап до шеи. На грудину навалили даже с запасом. Весь этот Эверест хрустел, скрежетал, но на толчки снизу не поддавался. Вставший только устало рычал, копал землю свободными передними лапами, сверкал красными яркими углями глаз и щерил дециметровые клыки на короткой рубленой морде.
        Марк кивнул стажеру:
        - Займись, пока клиент под фиксацией. Лучше стреляй, тут стандартных печатей на пулях должно хватить. Не добьешь - скопируй, что Лука давал. Он у нас опытный товарищ, в молодости в одиночку даму завалил. Верно, Ромео?
        Лука сплюнул под ноги. С МВДшными упокойниками он с увольнения был не то чтоб на ножах, но в десны точно не целовался. На его уход обиделись, хотя причину вроде поняли.
        Пожалуй, только с Каином сохранились прежние отношения: тот уважал его выбор, хотя и не одобрял. А вот Марк не посчитал нужным сдерживаться: несмотря на совместно упокоенного червя, фляжку, бродячее кладбище и еще не наступившее утро. Даже кличку старую вспомнил, видно, кто-то из коллег поделился. Хотя история тогда случилась громкая, такая нескоро забывается.
        - Козел ты. Хоть и с диссертацией, - припечатал Лука, обогнул скребущие лапы и прошел вперед.
        Второй клиент лежал на пороге конторы и был безопаснее некуда: четвертая форма. Броня уже всосалась обратно в тело, все наросшие излишества отвалились. Задние лапы стали похожи на человеческие ноги, хотя голова еще оставалась то ли свиной, то ли собачьей. Под такими картинками в желтых газетенках обычно сообщалась о пойманной чупакабре. У этого печать была размазана на полморды, а центр пентаграммы вдавлен внутрь - глину вколотило в пасть вместе с выбитыми зубами. Точно работа Влада: силы у того всегда было немерено, все-таки десантура.
        Так покрышку припечатать мог только он.
        За распахнутой конторской дверью царила темнота. Только в глубине что-то едва слышно поскреблось, потом стукнуло и затихло.
        Лука вытащил из кобуры ругер, проверил обойму.
        Марк остановился между Лукой и стажером, который старательно, хоть и медленно лепил печать и набрасывал на придавленную тварь сетку. Значит, Марк собирается страховать. Забавно: вроде сначала в душу плюнул и растер, а теперь спину прикрывать будет.
        - Вот поэтому я с вами, мудаками, и не работаю, - бросил через плечо Лука.
        Марк хмыкнул с иронией:
        - Обидчивый какой, прям трепетная лань из СПП. Работаю - не работаю… Не зарекайся. Смотри, какое веселье вокруг.
        - Да уж смотрю.
        Лука шагнул к порогу и, не стесняясь, со всей дури рявкнул внутрь:
        - Банзай!
        Вставший, прятавшийся внутри, среагировал мгновенно, высунувшись из-за верхней притолоки. Все-таки паучья форма самая предсказуемая из всех - всегда старается забраться повыше, загнездиться в углу и уже оттуда свалиться как снег на голову. Спасибо болтливой шмакодявке - все уже были в курсе. А кто предупрежден - тот стреляет первым.
        Разрывные патроны оправдали себя и потраченные деньги по полной. Первый же выстрел разнес вставшему крупные жвала и разворотил голову. Не ожидавшая такого отпора тварь шмякнулась с потолка на пол, словно сочная груша. Жаль, не расплескалась. Лука перенес прицел на бронированное брюхо и снова нажал на курок. Чавкнуло глухо. Насколько серьезны повреждения - с ходу определить не удавалось. Для перестраховки Лука выстрелил еще трижды: два раза в брюхо, стараясь уложить пули кучнее, и еще раз - в стык передней, самой длинной лапы. Лапу оторвало, из брюха фонтаном брызнуло что-то слабо светящееся, но сразу застыло, точно воск. Тварь заскребла оставшимися лапами, стараясь перевернуться, но тут из глубины конторы ей на развороченную башку прилетела сетка - слабая, но достаточная для того, чтобы дать Луке пару секунд. Ругер мгновенно отправился в кобуру, а твари на брюхо шмякнулась полноценная печать - в карманах разгрузки эта покрышка была последней из заготовленных.
        За спиной жалобно забахало, взвыло и полыхнуло - стажер справился.
        - Погоди закрывать, - проорал Марк то ли Луке, то ли внезапной подмоге, которая так и скрывалась в темноте конторы. - Дай-ка проверю кое-что.
        Лука хмуро кивнул, не убирая руку с реверсом - вставший был довольно крупным и, несмотря на сильные повреждения, вполне мог еще доставить неприятности. Марк, хоть и сволочь языкастая, но все же коллега, а после сегодняшней ночи коллег и так поубавилось, а тех, кто выше пятого разряда - и вовсе наперечет.
        Лука приготовился прикрывать.
        Марк торопиться не стал, осторожно приблизился, присел на корточки в паре метров от вставшего и достал из кармана какую-то мелкую заготовку - не покрышку, а что-то вроде цветного камушка с резьбой. Лука прищурился, всматриваясь.
        - Точная копия из могильника Рассохи. Оригинал в музее. Всю жизнь мечтал узнать, как эта вещица на них действует. Там таких штук пятнадцать - с гравировкой на все формы. Бусики.
        Лука только у виска пальцем покрутил.
        Не, против полезных экспериментов он не возражал: таких, чтоб в лаборатории, под присмотром, с камерами и охраной. Но вот так, во время ЧП, посреди вставшего погоста...
        Наверное, дело было в возрасте. Лет пятнадцать назад он бы у Марка и себе такую выпросил - интересно же, вдруг жахнет по-особенному. А сейчас было неинтересно. Совсем. Хотелось выковырять из конторы Чистикова, убедиться, что тот живой и не помрет в ближайшее время, завести мотор и поехать на Раевское, там Настя, а потом на Полежаевское, а потом в морг, а потом...
        Камешек сверкнул в воздухе и приземлился вставшему прямо на брюхо, но вместо того чтобы соскользнуть - втянулся внутрь плотной брони. Утонул, как в болоте. Секунду ничего не происходило, а потом вставшего разметало по округе. Тонким слоем.
        Досталось всем: Марка по фасаду оформило с ног до головы; Лука мог теперь работать вывеской на мясной лавке; перепало даже стажеру - полосами на излете. Судя по глухому мату - внутрь конторы тоже залетело.
        - Марк, сука могильная! - Лука вытер обляпанным фаршем с костяными осколками рукавом такое же замызганное лицо и продублировал матную тираду, добавив от себя оборотик. - Я понял, почему остальные с тобой не любят работать. Хорошо, что ты в червя таким не запульнул. Чтоб тебя, козла, под плиту забрало!
        - На червя на Рассохе ничего не было. Редкая тварь, - Марк сплюнул и утерся. - Химчистка за мой счет.
        - Даже не сомневайся, - Лука шагнул внутрь конторы, включая фонарь и нащупывая лучом утирающихся от ошметков людей. - Влад, вылезай, я тебе радоваться пришел!
        На Скворцовском обошлось малой кровью.
        Чистикову сразу же распороли руку почти до кости - плановый покойник оказался резвым и, проскользив за минуту вторую форму, вывернулся в третью со скоростью раскрывающегося зонтика. Владу повезло - охранники от скуки курили рядом: подхватили и поволокли в контору, а когда Влад замедлил и оглушил уже погнавшегося за ними клиента - нагрузили медвежьемордого плитами. Как только грыжу не заработали, такие камни ворочая!
        Сообразительные парни. Поняли, что надо некроманта как зеницу ока беречь. И себе этим жизнь спасли.
        Со вторым, чупакаброй, Влад разобрался уже на пороге конторы. Тот оказался вялым и каким-то недовставшим, иначе б не дался так легко.
        А вот на арахну сил не хватило, пришлось прятаться. Охранники споро перекрыли Владу кровотечение и затащили в контору, во внутреннюю каморку-кладовку без окон, зато с хорошей металлической дверью. Успели прихватить с собой бутылку чего-то крепкого и рюкзак с запасом жратвы на смену. Так что Влада не только перевязали, но и напоили-накормили. Грамотные парни, жизнелюбивые. Правда, вентиляция в каморке была ни к черту, но до утра ребята бы продержались, а по свету уже точно пришла бы помощь.
        Чистикову светил денек в клинике и больничный на пару недель. Ничего серьезного.
        А вот Луке светили примерно трое суток без сна. Сразу тоже захотелось какую-нибудь травму и в больничную палату. Но он же начальник! Вот тебе и плюсы от тройного оклада и свободного расписания. Надо было не слушать Павла и увольняться нахер.
        За голыми деревьями уже вовсю серело.
        Осенний рассвет был под стать омерзительной ночи: с неба вновь принялось накрапывать.
        Лука мысленно внес в список живых сотрудников СПП еще одну фамилию, перепоручил Чистикова Марку и поплелся к воротам. Сил почти не осталось: максимум - загнать вторую форму под крышку, не более.
        Дуболомный стажер, видимо в знак признательности, решил проводить. Тащился в паре шагов позади до самого выхода.
        Уже у самых ворот прокашлялся и скомкано поблагодарил за помощь, потом набрался смелости и решил сунуть нос не в свое дело:
        - А вы правда даму в одиночку упокоили?
        - Тебя как зовут? - Лука шагнул вперед, встав к полицейскому вплотную. Несмотря на разницу в росте почти на голову, получилось угрожающе - стажер отшатнулся.
        - Сергей.
        - Так вот, слушай сюда, Серега, - Лука придержал стажера за форменную нашивку на груди. - У тебя сейчас девятый разряд, неподтвержденный. Самый скромный. Инфузория-туфелька. Ты с моими печатями работал на уровне выпускника-троечника. Тебе потом официально некропечать поставят и будут брать на выезды. Таких в серьезных делах держат за приманку - вставший отлично чует слабого и бьет сначала по нему, чтобы разогреться, а потом с гонором и запасом сил переть на сильного. У меня третий разряд. А у моего напарника, об которого та дама согрелась, был шестой. Яснее стало?
        - Так точно.
        - Вот и хорошо. Ты, когда обратно пойдешь, помни, что у Марка тоже третий разряд. И в конце года ему должны дать второй, если сдаст экзамен. Так что шел бы ты, Серега, отсюда в участковые…
        Лука отпустил несчастного стажера, который от перебора впечатлений стянул форменную кепку и утирал лоб от пота. Все-таки есть вещи, которые лучше не знать.
        Или наоборот - знать. Глядишь, парень теперь будет осторожнее - может, до шестого разряда доползет, перспективы есть. Странные у начальства директивы - всех постовых по некромантии дрючить…
        Лука, пошатываясь, добрел до предусмотрительно незапертой машины и почти вполз на переднее сиденье. Дверь оставил открытой - от грязной одежды несло совершенно нестерпимо: разложением, дешевым дезодорантом и почему-то лилиями. Цветочная часть запаха наверняка была от червя, что-то такое чувствовалось, когда пихал печать под брюхо. Надо ж, какая тварюга забавная, от холеры-то вроде цветами не пахнет, напротив - дерьмом нести должно.
        Теперь и машина воняла Марковым идиотизмом. Стоит с него и за чистку салона содрать. Экспериментатор тленов!
        Лука вытер руки влажными салфетками и запустил учетник на планшете. Не успел еще всмотреться в строчки таблиц, как на торпеде требовательно завибрировал телефон. Звонил Каин. Лука нажал на кнопку вызова и кнопку зажигания одновременно. Слушать плохие новости можно было и в пути.
        Судя по учетнику, к рассвету ситуация не то чтобы прояснилась, но хотя бы обозначился масштаб катастрофы. Лука, правда, другое слово использовал. Более емкое. Особенно когда рулил обратно к дому, а Каин, периодически переходя на матюги, обрисовывал ему ситуацию.
        Луке в кошмарах не виделось, что опять придется рапорты сдавать, хоть и без погон на плечах. Но, похоже, ситуация оказалась еще более хреновой, а с кадрами у Каина был полный швах, раз он до бывшего некромента, который уже лет двадцать на вольных хлебах, снизошел.
        Лука попробовал отбрехаться, что для отчетов есть Павел как директор СПП, но хрен там плавал! Павел, оказывается, с середины вчерашнего дня как в воду канул. Напророчил пакостей, скотина, и сгинул. На общую тревогу не отозвался, хотя должен был. У него ж вторая категория. Телефон не отвечает. В квартире пусто - приехавший наряд не чинясь снес двери, чтоб проверить.
        Судя по всему, Павел уехал с работы и как сквозь землю провалился.
        Их СПП оказалась самой пострадавшей. Остальным - Левобережной, Центральной и Колосецкой - досталось меньше. Да и директора там не пропадали.
        Пришлось Луке быть и за себя, и за пропавшее начальство.
        Каин говорил тяжело, через раз сглатывая и поминая по плите всех и вся. Похоже, его накачали обезболивающим по брови, но вырубить снотворным он себя не давал - держать руку на пульсе было нужнее.
        Из всех, кто ночью пошел наводить порядок в морге, обратно вышли только он и пара ребят из его личной гвардии - не простых, третьеразрядных. Пятнадцать не последних по силе некроментов остались там, это плюсом к четырем дежурным СППшникам. В учетнике напротив их фамилий уже стояло краткое - «выбыл».
        Ребят размазали сразу, они выбраться не успели.
        Самому Каину досталось сильно: уже под финал третья форма успела оторвать ему кисть, благо левую. Правой руки хватило для того, чтобы разобраться с пятью последними вставшими.
        - Буду называть тебя капитан Крюк, - мрачно пошутил Лука, выруливая между полицейскими бобиками и машинами скорой, сгрудившимися у ворот Скворцовского.
        Каин матерно срифмовал и затребовал у кого-то еще укол, рявкнув:
        - Да здоровое у меня сердце, не мнись ты! Лука, пока Павла ищут, проверяй своих и пересчитывай. Вся ваша гражданская СПП на тебе, справишься. Раз уж с Павлом такие дела… Вытряси из тех, кто в сознании, отчеты. Самые подробные, вплоть до того, что жрали на ужин и когда в сортир бегали последний раз. Мне еще час дадут поруководить, потом запрут в госпитале. Авель не выезжал, координировал. Он и перехватит контроль, если из столицы никого не пришлют.
        - А должны?
        - По инструкции - да. Но выборы через пару месяцев грядут. Там сейчас не до нас.
        Каин снова ругнулся, зашипел от боли, которая пробивалась через анестезию и продолжил:
        - Им наше ЧП как кол в одном месте - сидеть будет некомфортно. Отчеты перекинешь Авелю. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что у нас только начало. Вся эта, - Каин с трудом подобрал печатное слово, - хреновая ситуация строго в границах города. Ребят в области пугануло здорово, но не задело. Что у тебя, хотя бы предварительно?
        - Так тебе же рапорты небось шлют пачками.
        - Читать не могу. В глазах двоится.
        - Пусть твои парни...
        - Мои сейчас дыхнуть на меня боятся, чтоб я ласты не склеил. Не то что плохие новости принести. Не телись, Ромео. Докладывай.
        Лука мысленно поставил галочку в графе «кого благодарить за воскрешение старого прозвища».
        - Я от Скворцовского отъезжаю. Мой некромант и двое охранников живы. Повезло - слаженно сработали в начале и успели спрятаться в конце. Из команды Марка один ранен, остальные в норме. Здесь был Великий червь и тройка вставших. Плюс еще вторая форма. Странная.
        - С этим потом. Уже докладывали. Старые кости. Феномен. Обсудим. Дальше.
        Учетник мигнул, обновившись. Лука бросил взгляд на таблицу и свернул на обочину, чтоб ненароком не въехать в столб. Свежие новости были полным дерьмом. Но Каин спрашивал, и нужно было отвечать.
        - У меня: в городе четверо пропали без вести, это не считая Павла, про него я от тебя услышал. Секретарь, которая в конторе оставалась - телефон не отвечает, то ли по тревоге уехала, то ли еще что, но нигде не отметилась. У нее седьмая категория. Дальше - некромант на Раевском: нашли только личные вещи, планшет…
        Лука взял паузу. Выдохнул. Глаза резало - то ли от грязи, то ли от осознания, что разом все пошло по плите. Второй раз в жизни. И опять он виноват. Никуда не успел! Что ему стоило сначала поехать на Раевское и только потом проверить здесь? Рванул на нервах куда ближе.
        Тогда Егор, теперь вот Князева. Забыл, куда Настю послал! Сам же сегодня графики менял, работу перетасовывал. Любимчиков в городе оставил, а остальных в область угнал. А оно вот как вывернулось. Судьба, наверное.
        Марк же сказал - фурии домой катят, а Настя… Хотя тут куда ни кинь - все равно кому-то доска.
        Всех было жалко: и бригаду Каина, и ребят из СПП, но Настю - особенно. Девочка такой смерти точно не заслужила. Понятно - профессиональный риск, но у них же коммерческая шарашка, а не боевой отряд особого назначения. Надо ж в такое угодить!
        В Службы Последнего Пути шли те, кто всячески хотел избежать геройства - порой талантливые, но трусливые. Всех бойких полиция выдергивала к себе еще на первых курсах. А СПП гарантировали хороший доход и уважаемую профессию. Да, не из легких, выматывающую морально и физически, с риском, не зря же некроманты на пенсию выходили в сорок пять. Но главное - Служба Пути гарантировала относительную безопасность. А тут за одну ночь - четверо на том свете, четверо непонятно на каком.
        Из всех сотрудников, если исключить Чистикова, который выигрывал по скорости реакции и физической силе, Князева была самой сообразительной. В отличие от большинства, и в университете училась из интереса, а не ради корочек, и в СПП пришла не только за деньгами. В некроментуру ее звали, но Настя призналась, что жутко боится в самый ответственный момент что-то перепутать. А трясущиеся руки со второй формой, которая насильственной смертью ушла, - дело гиблое.
        Князева рыжей белкой вечно крутилась рядом, задавала сотню вопросов, интересовалась делом, историей, практикой и совершенно не интересовалась самим Лукой, что даже несколько обижало, потому что намекни Настя хоть краешком - и он бы плиту положил на свой зарок не заводить служебных романов.
        А тут вон как получилось. Сам отправил, сам подписал. Все сам.
        - Чего замолк? Кто-то твой погиб?
        - Тут все - мои, - Лука вытряхнул из пачки сигарету, сделал затяжку и сплюнул в окно горькую слюну. - Значит, на Раевском - пока без вести пропавший. Тело ищут. Клиенты могли размазать далеко от раскопа или утащить под крышку. Еще пара - в морге Центральной больницы. Там закрытый подвал. Что внутри - никто не знает. Девять из десяти, что спасать некого. Там были двое седьмой категории - оба в возрасте. Супруги. Опытные, но без изюминки. Если там такой же дурдом, то вряд ли выжили. Под дверью дежурят ваши стажеры. Группа Марка как закончит на Скворцовском - туда поедет. Он уже пометку поставил.
        - От Марка толку сейчас… Еще плохие новости скажешь?
        - Из доказанных невосполнимых, - Лука про себя подсчитал строчки, - четверо в городском морге. Подтверждаешь?
        - Да, там с ходу. Нас вызывали с поста из другого крыла - крик услышали. Один. Еще повезло, что крикнуть успел. Там мрак был полный - потом расскажу.
        - Тогда у меня еще двое - на Троицком погосте. То, что осталось, уже везут.
        Выходит, СПП еще дешево отделалась - судя по тому, что сам Каин потерял до плиты народу. Полностью размазало две группы Правобережного - четверку из морга и двоих на Троицком. Там было большое новое кладбище, сразу за городской чертой. Настолько новое, что ни деревьев, ни кустов, ни укрепленной по традиции часовни - одни могилы. Ни сбежать, ни спрятаться. Да и пара на смене была слабенькая. Земля пухом. Со вставшими эти СППшники имели дело только на учебных материалах. Максимум всех рабочих ужасов - вторая форма в дурном настроении, и то редко.
        В больничном морге, похоже, тоже без шансов. Значит, по трезвому счету - минус девять человек, если не верить в чудеса. Павла и пропавшую секретаршу пока уберем в запас.
        Таблица учетника жила насыщенной жизнью: снова перезагрузилась и открылась заново, уже включив в себя все городские СПП и полицейские участки - данные добавлялись ежесекундно, корректировались и исчезали. Лука погладил себя по интуиции, которая заранее не доверяла навязанному государством софту - не простой учетник, значит, был, а изначально на полный полицейский контроль настроенный.
        Лука напоказ в рассылку поставил письмо с приказом всем, кто на ногах, отписаться на адрес конторы и туда же выслать подробные отчеты. Нужно разбираться с ситуацией, горевать можно и после выяснений.
        Большинство из тех, кто этой ночью работал в области, пересидели за границами погостов или у местных. Но связь отказала у всех - ни планшеты, ни ноутбуки, ни телефоны не работали. С рассветом прозваниваться начали сразу на телефоны экстренной помощи - с местных аварийных номеров.
        - Так, - подытожил Каин. - В столицу доклад уйдет, но, сам понимаешь, особой помощи ждать не приходится. Так что тряси со своих информацию и скидывай нам. Если я не выбью у соседей подкрепление, на ночь твои пойдут к моим прицепом. У нас ЧП и мобилизация.
        - Хреново. Каин. Они - гражданские. Девушки, очкарики, ролевики. Они там тебе только красиво сдохнут. И то не факт.
        - Они, прежде всего, некроманты, а потом уже все остальное. В паре со стажерами, которые хорошо стреляют, под пивко пойдут, - на заднем фоне у Каина кто-то перешел на повышенные тона. - Но это если соседи откажут - у них пока тихо. Так что привыкай к мысли, что кончилась ваша вольная гражданская жизнь, будете на подхвате. От того, что где-то кто-то встает не так, люди мереть не перестанут. Несознательный у нас народ. И, Лука… Личная просьба есть. Найди Павла. Лучше ты первый найди. Есть у меня нехорошее предчувствие. Не исчезают просто так некроманты второй категории перед таким звездецом.
        - Понял. Постараюсь.
        Лука нажал отбой, выкинул потухшую сигарету, достал из-под сиденья флягу с коньяком и от души присосался. На таком расходе сил опьянеть все равно не выйдет, а вот соображения должно прибавиться.
        Про вышедшую в ночь на подмогу полиции смену Службы Последнего Пути Каин может только мечтать - Лука своих знает: все напуганы до усрачки, похватают больничные, отпуска, отгулы и прочее. И он им эти бумажки с превеликим удовольствием подпишет.
        Это в некроментуре все по свистку, а Служба, как бы ее ни прикручивали к органам, - штука коммерческая, бизнес. И пока соответствующий приказ из столицы через все инстанции не проведут, а владелец конторы, который где-то на Мальдивах отдыхает, свое добро не даст - коллектив дружно будет болеть, ухаживать за двоюродными бабушками и отгуливать накопленные отпуска.
        Лука первый же всем расскажет, как правильно заявления писать, потому что ЧП - оно, конечно, ЧП, но своя рубашка ближе к телу, а свои фурии дороже чужих полицейских упокойников. А то знает он их: поставят седьмой разряд щитом против костяного валета, а ему хоронить. Пусть выкусят коллеги бывшие. Хватит с него и девяти покойников на совести.
        Фляга опустела подозрительно быстро.
        Голова прояснилась, память перестала играть в прятки и подкинула дельное: с полгода назад Лука по своей инициативе внедрил на офисные компы программку-липучку. Дорогая штука. Антивирус ее не видел, но к любым флэшкам и телефонам прилипала намертво, а оттуда расползалась и на домашние компьютеры. Вреда особого не приносила - обычная следилка за экраном. Даже запись не вела, только прямой эфир. Как говорится, всех своих надо держать под неусыпным наблюдением, иначе они быстро станут чужими. Коммерческих упокойных контор, кроме их СПП, в городе еще три, и хорошего сотрудника переманить - это как заказ на подъем внезапно почившего мэра увести. После того, как увели, и внедрил. Отловил того, кто слил заказ, за неделю. И уволил с волчьим билетом.
        Сейчас по липучке можно было быстро пересчитать тех из СПП, кто на ногах - наверняка сидят в мессенджерах и следят за новостями, - потому что учетник учетником, но Луке надо знать точно.
        Ожидаемо телефоны всех трех фурий были активны - там мелькали окошки мессенджеров, заглавные буквы и ревущие смайлы. Девочки ехали домой.
        Лука листнул дальше.
        Большинство упокойников, у которых имелись заказы в область, были в пути или вот-вот собирались. Некоторые уже добрались до дома и отписывались по знакомым, сообщая, что целы. Двое сидели в приемном отделении больницы: один вывихнул ногу, второй распорол бок об ограду. Повезло, удрали вовремя - они работали на Никитском, там по полицейским две галки «убыл» в учетнике стояло.
        - Чтоб тебя плитой накрыло!
        Лука даже протер глаза, подумав, что ему мерещится.
        У пропавшей без вести талантливой, но непутевой Князевой, по которой он погоревать толком не успел, мобильник и планшет были вне сети, зато вовсю трудился домашний компьютер. И в поисковую строку вбивалось интересное. Такое интересное, что хоть стой, хоть падай!
        Лука точно помнил: Чистиков рассказывал - Настя жила одна. Во всяком случае, узнать о случившейся с некроманткой беде домашним пока было неоткуда. Да и поисковый запрос, если вдуматься, сегодняшней ночи не касался.
        А касался он Луки и того, что Лука искренне желал забыть.
        Список поисковых результатов медленно двинулся вниз, затем открылась одна из ссылок. На тот самый год. Опять прокрутились строчки, теперь уже с фамилиями.
        Лука очень пожалел, что содержимое фляжки закончилось.
        Хотелось напиться в хлам. Потому что некто, сидящий дома у пропавшей на Раевском погосте Князевой, усиленно и уверенно лез своими руками в его, упокойника третьего разряда Луки по прозвищу Ромео, темное прошлое.
        Точный адрес Насти нашелся в учетнике, благо анкетные данные сотрудников были в прямом доступе.
        Руль Лука вывернул так, что скрежетнуло. Внедорожник развернулся через двойную сплошную. Хорошо, он уже ехал в нужную сторону - до Настиного дома оставалось кварталов десять.
        Больших трудов стоило удержаться и не выжать из мотора все двести, а ехать на разрешенной сотне.
        Дежуривший на одном из перекрестков дорожный инспектор высунулся было помахать жезлом, но разглядел метки на кузове и разочарованно нырнул обратно в салон своего автомобиля.
        Упокойников в Усольске не трогали: ни дорожными штрафами, ни коммунальными платежами. Никто не хотел связываться с теми, кому тебя потом в землю укладывать. Вдруг затаят недоброе. По этой же причине сотрудники СПП не любили направо и налево светить удостоверениями: кому охота жить в социальном вакууме? А он стопудово образуется из излишне вежливых соседей, ласковых управдомов и крайне осторожных в своих высказываниях учителей в школе.
        Но сейчас неприкосновенность играла только на руку. К Настиному дому внедорожник подкатил уже тихо, особо мотором не рыкая. Лука еще раз сверился с программкой - файл с его прошлым уже закрыли, - перезарядил ругер и выбрался из кабины. Стрелять там, может, и не в кого, но вот поговорить по душам волына поможет.
        Кодовый замок на подъезде уступил грубой силе.
        Свет на лестнице горел через раз, поэтому хорошая новость, которая выглядела как Настя, в раздумьях топтавшаяся на площадке пятого этажа, вынырнувшего из тени Луку просто не заметила.
        Пока он не сграбастал ее за шкирку и не прижал к провонявшей лилиями и мертвечиной форме.
        Князева слабо пискнула, заполошно рванулась, но почти сразу узнала и обмякла.
        - Лука, а я подъем запорола, - тихо и горестно призналась она. - Меня чуть не размазала филолог.
        - Эти такие, они могут, - улыбнулся Лука, чувствуя - хоть что-то в этой жизни, несмотря на происходящее вокруг безумие, остается неизменным: например, Настина манера во всем винить себя. - Ты сказала, что пришла ее «улОжить»?
        - «Покласть», - хихикнула Настя и вдруг разревелась.
        Вот только слез его форме сегодня не хватало!
        ГЛАВА 6. НАСТЯ
        В жизни можно жалеть о многом.
        О том, что в десять лет промочила ноги, заболела и не смогла поехать с классом в столицу на три дня. О том, что когда предложили перевестись с исторического на некромантию, весь вечер просоветовавшись с лучшими подружками (кстати, больше этих подружек ни разу не видела), согласилась. О том, что, закончив универ, не плюнула на все и не укатила на восток изучать единоборства и становиться бесшумной ниндзя - таинственной и смертоносной.
        Вот о последнем сейчас сожалелось больше всего: стоило несчастному полу скрипнуть под ногой, ложке случайно звякнуть о край чашки, самой Насте закашляться - как эти двое отвлекались от тихой беседы и начинали пристально на нее смотреть. Словно на лосиху в супермаркете: и мешает, и прогнать страшно - большая тварюга-то. Настя выдержала три таких взгляда и сбежала в коридор - ликвидировать последствия встречи старых друзей.
        Последствий было немного, но все - серьезнее некуда.
        Вешалка разлетелась в щепу, ее проще было смести в кучу, чем склеить. На стене реакцией печати обои прожгло до бетона, а сам бетон точечно выкрошило - это Егор, отмахнувшись, случайно задел ладонью. Именно что задел, а не ударил - Настя четко видела собственными глазами. Хорошо, стену не пробил - объясняли бы сейчас соседской тете Свете, что все в порядке и они так шутят.
        Соседи, надо признать, оказались разумными существами: трезвонить в дверь, спрашивать, что за грохот, не стали. Даже полицию не вызвали. Затихарились по квартирам, как тараканы, и по общей лестнице передвигались так же - бесшумно и молниеносно. Мол, ты тут - некромантка, госпожа Князева. Сама свои проблемы кушай, наша хата с краю.
        Упокойницкая свиданка по шумовым эффектам с легкостью перекрыла отвальную, которая случилась месяц назад у соседей сверху, памятную свадьбу в пятом подъезде и День пограничника в целом. Хорошо хоть продолжалось это недолго.
        А все потому, что Настя не умела быстро соображать и не смогла остановить Луку. Который, подрастеряв первую радость от живой Насти, открыл так и не запертую дверь в квартиру и сделал пару шагов внутрь.
        Уверенно, точно не впервые находился в доме, скинул куртку на вешалку, расстегнул разгрузочный жилет и стянул кобуру.
        Настя попыталась предупредить, но просто не успела.
        Вставший сам нарисовался в дверях - не сотрешь.
        Лука среагировал мгновенно: одной рукой вытянул ругер, стряхнул с предохранителя, второй запихнул Настю за спину и толкнул по направлению выходу.
        - Он с памятью! - успела мяукнуть Настя и как благоразумная девочка ничком свалилась на пол, прикрывая голову.
        Воздух над ней свистнул - несчастную входную дверь снесло с петель.
        Следующей пала вешалка - некроманты, живой и не очень, сцепившись в клинче, просто стерли ее в порошок. Затем пришел черед тумбочки, пуфика и обувной полки. Настю осыпало пылью, щепками, кто-то наступил ей на волосы. Слева раздался треск, а потом запахло паленой проводкой.
        Ругер грохнулся об пол перед Настиным носом, крутанулся и чудом не выстрелил.
        Сразу после этого в квартире установилась тишина, изредка нарушаемая шорохом отпадающей со стен штукатурки.
        На третьем отвалившемся куске, который стукнул по спине, Настя рискнула отлепиться от пола и обозреть поле битвы.
        В целом, все было лучше, чем она рассчитывала. Вставший прижимал к стене Луку, удерживая одной рукой за горло, а второй фиксируя запястье. Костяные наросты на панцире вплотную касались кожи, едва ее не прокалывая. На лице у мертвого никакого напряжения или ярости не отражалось, напротив, выглядел он спокойным: словно ждал именно такой встречи.
        Старший консультант СПП тоже был на высоте - по броне Егора уже растекались три печати, не самые сложные, но мощные - аж сияли. Нижнюю покрышку от всех трех Лука сжимал в левой руке. Той самой, намертво зафиксированной. Было ясно: стоит ему сжать пальцы, как вставший оторвет ему руку или сломает гортань. Успеет перед переходом в четвертую. Хотя не факт еще, что перейдет.
        Ситуация была красивая, хоть и патовая.
        Оба гладиатора косили лиловым глазом на единственную зрительницу, которая была абсолютно не в настроении смотреть сегодня бои.
        - Лука, - имя они со вставшим произнесли одновременно: Настя умоляюще, вставший - задумчиво.
        - Теряешь хватку, Ромыч, - продолжил вставший, покрутил головой, словно сова, будто это помогало ему видеть лучше. Потом наклонился, прижался костяным гребнем ко лбу Луки и добавил: - Постарел. Медленный стал. Еле жопой шевелишь.
        Рука разжалась, незакрытый реверс брякнулся на пол, а Лука громко и продолжительно высказался. Да так, что Настя живо картинку представила и покраснела.
        - Ты.
        Это было первое цензурное слово, которое произнес Лука, не считая предлогов.
        - Я, - согласился Егор и разжал хватку.
        Лука, напротив, рук не убрал, принялся осматривать и ощупывать вставшего, словно тот был дорогим товаром с подозрительно большой скидкой. Прошелся по броне, потрогал стыки и сочленения, попробовал отломать наросты, зашел за спину и там тоже провел полный осмотр. Вставший стоически терпел комиссию, даже поворачивался нужным боком и послушно поднимал-опускал руки.
        - Убедился? Не мерещусь? - Егору все это надоело как-то одномоментно, и он просто отодвинул Луку в сторону, поднял вырванную входную дверь, насадил ее обратно на искореженные петли и прикрыл. Если не особо присматриваться к трем большим вмятинам, можно подумать, что так и было.
        - Да. Убедился, - Лука вышел из задумчивости и переключился на Настю. - Душ там?
        Получив кивок, он молча зашел в ванную и закрыл дверь.
        Настя, ожидавшая бурного спора или еще одного мордобоя, только успела крикнуть:
        - Там сток засорился!
        - Разберусь. Анастасия, у тебя найдется пожрать? - раздалось уже из-за двери.
        Настя удивленно посмотрела на Егора и спросила:
        - Он что, не рад? Я думала, будет иначе.
        Вставший снова по-совиному наклонил голову.
        - Ну, - Настя смутилась. - Ты умер. Давно, верно? Теперь встал. Некроманты не встают, а ты встал. Вы вроде работали вместе. А он даже не поговорил, не спросил: как, почему? Просто ушел мыться. И есть хочет. А ты его не остановил. Вы какие-то черствые. Не романтичные.
        - От него несет мертвечиной, как будто он в ней валялся. Романтика так не пахнет.
        Настя хотела поправить, что не мертвечиной, а землей и цветами, но Лука ее опередил. Из-за двери раздалось:
        - Почти угадал, меня тут окатили... Новатор хренов!.. Анастасия, у меня хороший слух. Накормить черствое начальство в твоих интересах. Не такой злой буду. Да, сантехника вызови, тут намертво ванну забило, а сейчас я и раковину уделаю. У тебя ж инструмента нету?
        Настя представила, как Лука будет у нее подрабатывать сантехником. Фантазия сразу получилась от эротики далекая - на нее наворчали за отсутствие ключа на двадцать пять и небрежную эксплуатацию кранов. Плохо, когда даже воображение против тебя!
        Еду пришлось заказать. Пицца приехала быстро, Лука мрачно сгреб пакеты и захлопнул дверь в комнату, чуть не прищемив Насте нос.
        Вместо законного подглядывания в несуществующую замочную скважину с целью выведывания вселенских тайн пришлось руководить мрачным мужиком из службы «Муж на час», который, увидев засор, посмотрел на нее так, словно она Родиной на развес торговала и смывала следы преступлений в трубу.
        Мужик починил все, но содрал с Насти двойную цену. Видимо, сантехники упокойников не опасались и в форму не вставали, сразу уходили к своему водопроводному богу.
        Настя попыталась помыть посуду, приготовить чай, привести прихожую в божеский вид - в общем, заняться чем угодно, лишь бы не подслушивать под дверью. Хотя очень хотелось.
        В конце концов, ведь с нее все началось, это она чуть не загнулась на Раевском, это у нее дома сидит чудом вставший некромант. А теперь помирай тут от любопытства!
        Часы уже показывали полдень, спать хотелось зверски, болели все ушибленные места, а кровать была недостижима, как поверхность Марса - на ней расположились полчища пришельцев.
        Маленький кухонный диванчик манил безмерно, но был настолько короток и неудобен, что скорее походил на изощренное издевательство. Настя пообещала себе со следующей зарплаты купить большой диван. Раскладной. Да, на кухне будет тесно, зато она сможет на нем спать. Потому что мертвый гость и живое начальство, похоже, решили у нее поселиться.
        И если о выходящем по утрам на кухню Луке честно мечталось уже давно, то мертвый вызывал такой ворох эмоций, что Настя терялась.
        Дверь в тайную комнату открылась, и сытый, но недовольный и черный от усталости Лука, завернувшись в простыню, словно римский сенатор в тогу, прошествовал на кухню.
        Настя немножко зависла, рассматривая. В конце концов, за просмотр денег не берут, а тут было на что поглядеть. На свой возраст Лука откровенно не тянул - ни брюха, ни рыхлости. Впору бы заподозрить стероиды, но на некромантах химия не работала. Так что мощный раскачанный торс, квадратная шея и бицепсы размером с Настино бедро были личной заслугой. Широкие плечи Луки покрывала сплошная вязь татуировки, в которой с трудом читались схемы печатей. Посеревшие от времени рисунки спускались до локтей, оставляя чистыми только предплечья и кисти. Настя по надуманной причине зашла Луке за спину, проверить - да, татуировка была и там: затейливая симметричная вязь вилась вдоль позвоночника, расцветала на пояснице копией аверса и реверса и загадочно уходила куда-то под прикрывавшую бедра простыню. Настя вздохнула - просить размотать ткань, чтоб рассмотреть рисунок, было как-то неприлично. Тем более что Лука стеснительностью не отличался, мог просьбу и исполнить.
        Такая фигура в сочетании с экзотичной южной физиономией, которую морщины скорее украшали, чем портили, и животным обаянием выбивала в женском сердце страйк с первой попытки. Приходилось все время себе напоминать: так откровенно пялиться на собственное начальство - пошло. Но любопытство побеждало скромность. Тем более что раздевалось начальство впервые. На работе как-то не сложилось.
        - Анастасия, давай сверим показания. Что было на Раевском? Е… вставший говорит, но не то. А я клиентам доверять не привык.
        - Даже своим?
        - Тут еще доказать надо - свой, чужой. Некроманты не встают. Пока держим нейтралитет. Вооруженный, - Лука по-хозяйски щелкнул чайником и заглянул в заварник.
        Судя по тому, как он быстро вернул крышку на место - из заварника посмотрели в ответ. Настя вспомнила, что последний раз пользовалась им недели две назад и как-то, закрутившись, забыла помыть.
        - Чай в пакетиках, на полочке, - стыдливо сообщила она и приступила к докладу.
        Лука слушал вроде бы рассеянно, прихлебывая из кружки и накручивая на палец хвостик «тоги». Когда Настя закончила, он шумно выдохнул, двумя глотками прикончил чай и сказал:
        - Погоди пару минут, - натянул на босые ноги ботинки и, как был в простыне, вышел на общую лестницу.
        Вернулся быстро, но если сдавленное «здрассте!» от кого-то из соседей Насте не послышалось, впечатление произвести успел. Как выяснилось, ходил за планшетом, ноутбуком и сумкой.
        Сразу вручил Насте один из запасных телефонов.
        - Загрузи свой профиль, если скопирован, и пользуйся. Твой телефон быстро не получим - он в вещдоках числится, а ты - в покойниках.
        - Вещи остались в могиле. И планшет.
        - Да прах с ним, с планшетом. Новый выдадут, если будет кому. Давай разбираться. Смотри, вот отчет группы, которая искала некую пропавшую некромантку Князеву. Некромантку не нашли, только барахло. Еще троих во второй форме, один очень ругался, что его подняли, но не расспросили.
        - Второй клиент, - покаялась Настя. - Не дошла. Но я не поднимала, никак бы не успела.
        - Значит, сам. Двое попытались встать в третью форму, но бригада успела вовремя. Одного, уже в третьей форме, завалило чем-то в яме, у которой твои вещи нашли - упокоили вслепую, даже раскапывать не стали.
        - Та самая бабушка-филолог. У меня раскололась покрышка, и она встала. Очень быстро. Про такое я даже не слышала - просто несколько секунд. Потом взорвались составы. А Егор сказал, что порвал ее на части.
        - Предположим, - Лука нахмурился и бросил быстрый взгляд на дверь в комнату.
        И правильно. Через миг вставший бесшумно нарисовался на пороге, демонстративно взъерошил броню, точно дикобраз, схлопнул со стуком, добыл себе табуретку и присоединился к совещанию.
        - Я хотел с Настей обсудить…
        - Мне слышно. Всех. И вас. И как соседский пес воду пьет. Как пацаны под окном шепчутся: выйдет Ватикан или нет? Кстати, что за Ватикан?
        - Мальчик с первого этажа, щуплый такой. Приятели его, наверное, ждут, - ответила Настя.
        - Почему Ватикан? - Егор повторил пантомиму Луки с заварником и посмотрел на Настю с уважением, как на почетного селекционера плесени. В итоге каким-то шестым чувством нашел за сотней коробочек с корицей и специями початую бутылку водки, допущенную в дом исключительно для медицинских целей. Отхлебнул, гулко прополоскал горло и выплюнул в раковину с очередной порцией гравия.
        - Прозвище. Пацан привык, откликается. Там семья не особо благополучная. Каждый месяц - новый папа, - пояснила Настя.
        Лука хмыкнул, оценив черный соседский юмор, и поморщился на очередной нецелевой или, вернее, чересчур целевой расход продукта.
        - Не переводи полезную вещь. Пригодится.
        - Кому? Ты пить не рискнешь - чтоб в реакции не потерять на случай, если я буду вас убивать. Она - не умеет, - вставший бутылку отставил, уселся, по-домашнему подпер подбородок рукой. Голос у него стал еще глубже и обрел гипнотическую бархатистость. - Давай поболтаем, как старые друзья. Про родное Раевское, - на этих словах Луку аж передернуло. - Да, четырехлапую я разорвал и под насыпь сунул, чтоб не мешала таскать одну полудохлую упокойницу. Там было еще. Очень большое. Я пил его, пил от него. Чем больше пил, тем сильнее становилась память. Крупное и очень сильное, но не мешало, делилось охотно, а потом исчезло. Я пошел на тепло. Вторая форма ходила рядом, но близко не совалась. И светилось сильно. Там, где светилось, было больно, хотелось уйти. Но от нее было тепло, я сначала это почуял, потом сообразил, кого ищу. Дальше - на ощупь. Я забавно вижу своих. Вас.
        - Как? - заинтересовался Лука.
        - Люди - как пятна: яркие, но бесформенные. Если захочу рассмотреть - нарастает все остальное. С некромантами не так. Тяжело увидеть - мельтешите. Тебя я по походке узнал, услышал. Тепло почуял. Жар от тебя. Увидел, уже когда ты бросился.
        - То есть когда ты Настю тащил, больше никого, кроме клиентов, не засек?
        - Если кто-то и был, то она все перекрывала. Слишком близкий контакт.
        - Хреново. Настя, давай еще раз - от порога работы и до порога дома. На бис.
        Настя выдохнула и начала заново. Слушали ее внимательно, но уточняющих вопросов задали всего два. Лука попросил описать охранника, причем пытал так, что захотелось слиться с интерьером. Как говорил, какими словами, одежда, руки, замашки - Настя вытаскивала из памяти что могла. Но помнилось в основном собственное продрогшее состояние, а не наличие у охранника татуировок на шее. В итоге Лука только недовольно скривился и резюмировал: мол, память надо тренировать.
        А Егор почему-то спросил про торговку кладбищенскими цветами. С ее описанием дело обстояло лучше - на тот момент Настя еще думала о работе, а не о задубевших ногах.
        - Большая тетка. Пуховик длинный, темно-серый такой или коричневый, дождевик из полиэтилена, шапка вязаная темная. Все.
        - А лицо?
        - А лица я не видела - она все время в сумке копалась. В большой такой баул, в клетку, цветы укладывала.
        Лука прикусил губу, потом ругнулся и полез в телефон. Долго там что-то искал, потом набрал номер, коротко пролаял в трубку, что «надо» и «сейчас», дал отбой, дождался звяка входящего сообщения и развернул к Насте экран со снимком.
        - Такая сумка?
        На фото была помойка, рядом с которой стояла большая сумка, облитая сбоку чем-то темным. Еще на кадре присутствовали пара полицейских и полосатая огораживающая ленточка.
        - Да, такая. Похожа. Но таких много, вон на вокзале через одного народ с такими ездит, - растерялась Настя. - А почему там полиция?
        - Потому что это соседний с Раевским двор, а в сумке - сторож.
        - Как сторож? Он же мне сам ворота открывал и хамил. А тетка еще до него ушла - я час под дождем мокла, пока этот хмырь не явился.
        - Сторож, - кивнул Лука. - Настоящий.
        И сунул Насте под нос еще одно фото.
        Тут пришлось взять паузу, пока Настя бегала в туалет. Не сказать, конечно, чтоб некроманта можно было впечатлить покойниками, но работники СПП в основном дело имели с клиентами целыми, не фрагментированными и, чаще всего, уже после подъема - то есть с трансформацией. Которая, будучи даже частичной или прерванной, основные гадости первой формы скрадывала.
        Здесь трансформации не было. Был тот самый Николай, с которым так весело болталось про универ и планы на лето. Значит, он не уволился. Не успел.
        - Узнала? Там лицо, конечно, пострадало, но в кармане документы были. На имя Корсунова Н.С., - Лука сунул Насте в руки кухонное полотенце и стопку салфеток.
        - Да. Это Коля. Из охраны. Я с ним пару месяцев назад познакомилась. Он хороший… был, - Настя салфетки отпихнула.
        Реветь не хотелось, хотелось верить, что где-то в мире есть машина времени, которая поможет исправить неисправимое. Было обидно и как-то горько. От общей несправедливости. И жутко от того, что пока она как дура кляла погоду и сторожа, в двух метрах от нее лежал мертвый Коля. Которого она «прослушала» - из-за плохого настроения, собственной низкой категории и кладбища под боком. Дура бесполезная!
        Егор мельком глянул на снимок и сообщил:
        - Не клиенты. Люди сделали.
        - А за что его так? - спросила Настя. - Его подняли, чтоб спросить?
        - Нет, это четвертая форма, по фото плохо видно. А за что? Прах его знает. Мешал, наверное. Этой тетке и сторожу твоему поддельному. Но бабища сильна - в парне не меньше семидесяти кило, а она его на себе уволокла. Прошлой ночью везде было очень плохо, а на Раевском было не только плохо, но и…
        - Подло, - закончила Настя.
        Лука отмахнулся, всем видом показывая, что Настина наивность - дело проходящее.
        - Не подло. Необычно. Везде встало все, что могло встать - редкое, страшное, очень мощное... но обычное. Великий червь - на Скворцовском, в морге - третья форма такой силы, что Каин еле разрулил, вторая форма - из останков, которым сто лет в обед лежать и не рыпаться. Последнее, конечно, нонсенс, но если покопаться в архивах - найдем чего-нибудь. И только на Раевском - встало то, что вставать не должно никак. И только там у нас вишенкой двое причастных живых. И один мертвый охранник в нестандартной упаковке, - Лука закинул руки за голову и потянулся, в упор глядя на Егора. - И живая некромантка. Хорошо бы ей таковой оставаться. Я сейчас уеду в контору. Постараюсь обернуться быстро. Посмотрю, что к чему, приму отчеты и отпущу народ на больничные. Когда стемнеет - перевезу вас к себе в квартиру. А то у тебя тут, Анастасия, из окон дует и двери плохо закрываются, а нам паники раньше времени не надо. И так город кипит. Я выйду, а ты сиди тихо. Никого не зови, ни курьеров, ни доставку, на звонки не отвечай. Телефон домашний есть?
        - Отключен.
        - Хорошо, - Лука сгреб сумку, удалился в ванную переодеваться и крикнул уже оттуда. - Кстати, забыл тебя спросить, Анастасия, а где кот?
        - Какой кот?
        - Ну, мне казалось, что должен быть кот, - судя по голосу, смутился Лука.
        - Тут даже котам не выжить, - прокомментировал Егор.
        - Это еще почему? - возмутилась Настя.
        - В холодильнике шаром покати, - констатировал вставший. - Мышь недели не продержится - по миру пойдет.
        Настя горделиво фыркнула, не стесняясь отобрала у вставшего водку, поставила ее обратно в полку.
        - Будь паинькой, - теперь Лука обращался уже к вставшему, - и постарайся ни с кем не сцепиться. Хоть ты и костяной король - управа на тебя есть.
        - Жизнь покажет, - неуверенно ответил вставший, глянул недобро и ушел в комнату.
        Лука, вышедший из ванной, на этот демарш не ответил, по-военному быстро проверяя содержимое карманов разгрузки.
        - Ждите меня не раньше десяти вечера. Вас закину - и опять уеду. Может, сегодня всех на ночное поднимут.
        - Даже фурий? - скептически поинтересовалась Настя, забыв, что Луке, в принципе, неоткуда знать офисные прозвища.
        Было жутко обидно, что эти пустоголовые цацы поедут вертеть хвостами на работе, где будет происходить самое интересное, а Настя, у которой знаний на пять таких троиц, - сидеть дома. Ну, дома, конечно, есть костяной король и все такое, но на фоне Великого червя вставший некромант смотрелся блекло и немасштабно. А еще им было нельзя похвастаться.
        - Фурии сейчас уже по три больничных листа на нос взяли. У них инстинкт самосохранения преобладает над инстинктом хождения на работу. На то они и фурии... Настя, мне очень не нравится оставлять тебя после ночного кошмара с ним же ожившим, но более надежной охраны нет. Он, если что, защитит.
        - Но почему?
        - Потому что я ему был должен. А теперь должен еще больше.
        - Он твой друг?
        - Был. Прах его знает, кто там сейчас под шкурой сидит и чем думает. Заботится о тебе - и хорошо.
        - А если он специально заботится, чтобы потом меня в жертву принести? Или еще чего выдумать?
        Лука хмыкнул, закидывая сумку на плечо:
        - А не переоцениваешь ли ты себя, некромантка Князева? Жертва из тебя не ахти, увертливая, - внезапно он сбросил с себя веселую маску и стал серьезным. - Настя, ты - единственный живой свидетель того, что на Раевском вся муть началась не на пустом месте. Ты видела как минимум двоих причастных. Тебя простенько, но действенно пытались убить. В совпадения я не верю. Выжила ты чудом, которое одно даже не на миллион, а на миллиард. Осознай, проникнись и стань, наконец, осторожной девочкой. Сиди как мышь под веником у Егора под боком. Когда такая каша заваривается, у меня к мертвецам больше доверия. Ты же знаешь основное правило: клиент всегда прав и мертв, он виноватым не бывает. Виноваты всегда живые. И телефон из рук не выпускай. Я позвоню перед тем, как заехать. Береги себя, - еще раз напомнил Лука, заправил Насте выбившуюся прядь волос за ухо, легко вынул полотно двери из косяка, вышел на лестничную площадку и поставил дверь обратно.
        Настя вздохнула и отправилась на кухню мыть заварник. А то занесет еще кого-то на огонек - снова краснеть придется.
        От перспектив провести ночь дома у начальства голова шла кругом и сладко екало где-то в желудке. Нет, Настя прекрасно понимала, что влюблена давно и совершенно безнадежно. В этой неразделенности даже имелся какой-то мазохистский кайф - на вопросы подруг можно было печально вздохнуть и закатить глаза, объясняя, что «все сложно», а с кем и как - пусть сами додумывают. Закатывания выходили убедительные, подружки жалостливо охали, а Настина жизнь становилась все более безрадостной.
        Случайные кавалеры, которые не шарахались при слове «упокойник», с прекрасным, но недостижимым начальством конкурировать не могли и, поныв по мобильнику раз-другой, аннигилировались. Мама смотрела с сочувствием, но, кажется, уже с трудом удерживалась от собрания консилиума из старшего поколения на тему «Настина дурость и ее лечение». А Настя каждый день, приходя на работу, чувствовала себя хуже некуда.
        Вдобавок ко всем бедам Лука был общительным. Он с удовольствием делился опытом, помогал с документами, отвечал на вопросы, давал задачи, улыбался и делал еще сотню приятных вещей, от которых измученное Настино сердце хотело поочередно то повеситься, то уволиться.
        Она жадно прослушивала очередную сплетню, хотя нового на хвосте офисные сороки приносили мало: замдиректора работал тут давно, в конторе амуров не вертел, чужой личной жизнью не интересовался. В основном обсуждали случайные встречи в развлекательном центре или супермаркете, где он «вел во-о-от такую, с во-о-от таки-ими» или покупал «во-от такенного плюшевого медведя». Из этих фактов делалась сотня выводов, но Настя подозревала, что от истины они были столь же далеки, как сама Настя от осуществления своей мечты.
        Лука был экзотичным для Усольска, словно бенгальский тигр в тундре, и со своей упокойной кличкой ассоциировался, как мастиф с пельменями. То есть никак. Он был откуда-то с юга, с примесью то ли цыганской, то ли какой-то другой весьма горячей крови. В его речи мелькало иногда что-то гортанное, трудноуловимое и чуждое. По-русски он шпарил без акцента, идеально верно, и эта непогрешимость выдавала его куда больше, чем пахнущие южным солнцем интонации. Хотя жаргонами и матом владел в совершенстве: особо заковыристыми оборотами охотно делился с остальными, особенно когда выводил сотрудников-практикантов на первые подъемы.
        Фурии осаждали Луку год. К удивлению всей конторы - безуспешно. Однажды в шутку даже пожаловались Павлу на одном из корпоративов: мол, ваш замдиректора на нас, красавиц, никакого внимания не обращает. Все ли с ним в порядке или, может, ему мужчины нравятся? Павел в ответ заржал, уверил общественность в абсолютной натуральности своего зама, а потом, понизив голос, сказал, что у Луки давным-давно из-за служебной интрижки случились крупные неприятности, и с тех пор он - ни-ни. И, мол, Павел его всячески одобряет и поддерживает, но готов заменить и внести свою лепту в удовлетворение потребностей женской части коллектива. Коллектив информацию на шпильки намотал, но переметнуться под щедро предложенное директорское крыло не спешил. Роман на высшем уровне - дело серьезное: шаг влево, шаг вправо - и расстрел. Ищи-свищи другую работу. А альтернатива - или в полиции, где денег меньше, работы больше и не факт, что возьмут, или в соседнем городе. В итоге плотная осада с Луки была снята, но партизанские вылазки никто не отменял.
        Настя аж зажмурилась от удовольствия, представив, какие лица будут у фурий, если они узнают, что Лука у нее и ужинал, и мылся, и что она к нему приедет...
        - Мечтаешь? - Егор возник за плечом бесшумно, как хищник.
        Единственное, что его выдавало - запах. Едва уловимый. Так пахла земля после долгого дождя. Он чувствовался только на близком расстоянии и с каждым часом становился все слабее, будто вставший высыхал.
        От неожиданности Настя чайник из рук выпустила, и он грохнулся в мойку, разом лишаясь носика и ручки.
        - Домечталась, - констатировал вставший. - Пойдем. Закрепить печати надо. На круг.
        Если в первую секунду Настя хотела мстить за чайник, то после волшебного «круг» повернулась и пошла в комнату, как крыска за дудочником.
        О закреплении печатей таким способом она только читала. И то в книжке про тринадцатый век, когда молитвы во славу божию записывали куда охотнее инструкций типа «закрыл две печати по схеме Цесова и вывел на прямую осевую по основным линиям».
        За последние сутки Настя вообще осознала, что читала-то она до фига, только пользы от этого было с гулькин нос.
        Вставший навел в комнате свои порядки. Испортил новый ламинат метровой схемой печати смутно знакомого типа, при этом чертил не мелом, а черным маркером, который не смоешь, а срединные линии и вовсе прорезал чем-то острым, затейливо так, канавкой.
        - Не земля. Плохо, - прокомментировал он.
        Настя только вздохнула, представляя масштабы будущего ремонта.
        Подключив телефон, Настя запустила копирование профиля, захлопнув все остальные программы. И в который раз порадовалась, что мама в отъезде - она бы сообщением в болталку не ограничилась и уже вовсю бы кохала свою деточку, гоняя уникального вставшего поочередно за веником или вареньем, словно мама дяди Федора кота Матроскина.
        Егор положил на стол заготовку под верхнюю покрышку и заранее разбитую нижнюю, но уже связанную с будущей заготовкой. Рядом выстроились пробирки с составами - один знакомый, стандартный зеленый набор, и два темно-синих. Таких Настя не то что дома не держала, а в глаза не видывала: по всей видимости, эти принес Лука.
        - Что мне делать? - спросила Настя.
        Егор встал в центре схемы и начал старательно чистить сочленения брони на пальцах от застрявшей там глины покрышек, не поднимая глаз. Точно не знал, с чего начать. Начал с азов.
        - Третья форма. Определи, - Егор уставился на Настю пронзительным немигающим взглядом. Зеленые глаза за последний час еще больше выцвели и уже начали отливать серым.
        - Агрессивна, неразумна. Сбоящий выворот при неудачном упокойном обряде пробуждения или при насильственной смерти. Редко - при естественной, но мучительной агонии. Трансформа от минуты и более.
        - Дальше и проще.
        - Жертва убийства или ошибка некроманта. Памятью не обладает. Не разговаривает, - Настя чувствовала себя полной идиоткой, выкладывая прописные истины как раз третьей форме, которая не только разговаривала, но и горло водкой полоскала. - Живых старается раздавить или разорвать на куски. Выворот делят по количеству конечностей и внешнему виду, хотя, по сути, это просто разделение по классу опасности и количеству печатей для упокоя. Классификация: паук, кабан, путник, червь.
        - Великий червь. Он отдельно.
        - Легенды же…
        - Лука этой легендой твои полотенца замазал. Дальше.
        - Путники по виду: король, дама, валет. У четырехногой формы большое разнообразие: кабан может быть и полуволком, и тигром, и крокодилом. Главное, что ног четыре. Двуногие опаснее. Скорость, нюх и повадки - все умножить на три. Король выследит живого даже на камнях, а валет не пойдет в одиночку - будет дожидаться второго вставшего, любит действовать в стае.
        - Как отличить валета от короля?
        - По глазам. У валета - утоплены, частично прикрыты пластинами, иногда под броней. Бельм нет, наросты не выражены. Голова в большинстве случаев гипертрофирована, конечности трансформированы. У короля наоборот: глаза яркие. Рога, корона. Несколько слоев брони, то есть кожных наростов особой плотности, - оттарабанила Настя точно по учебнику. В хорошей памяти были свои плюсы.
        - Определи меня.
        - Третья форма, путник, костяной король, полный выворот.
        - А если так? - костяная броня защелкала, раздвигаясь и перестраиваясь, поднимаясь вверх, превращая тройной слой чешуи на плечах в дополнительные наросты, которые больше всего смахивали на крылья - большие, нетопыриные, с тонкими мембранами из пульсирующей белой кожи.
        Трансформацию Егор до конца не довел, показал только контур, но увиденного было достаточно.
        - Ты первый костяной король, который решил стать клоуном, - вздохнула Настя. - Но я поняла, о чем ты. Типа, все внешние признаки - чушь?
        - Иногда бывают исключения. Вторая форма?
        - Вторая форма. Возникает стихийно в случае насильственной смерти и быстро переходит в третью. При естественных причинах смерти - проявляется из-за действий лица, обладающего навыками некромантии. Стихийная вторая проявляется обычно в течение недели. Реже - до месяца. С помощью специалиста - до двадцати лет, в зависимости от сохранности останков. В вечной мерзлоте - и трехсотлетние клиенты как новые, даже разговаривают.
        - Процент останков для второй формы?
        - Более семидесяти точно. В идеале - более семидесяти пяти процентов тела. Но тут уже прямая зависимость от категории. У меня предел - шестьдесят девять процентов сохранности, седьмая категория.
        - На Скворцовском клиенты столетней давности встали. Во вторую и в третью.
        - Может, торфяная почва? Там сохранность тоже случается. Лука рассказал? Червь ведь тоже там.
        - Торфяники посреди Усольска - новое слово в географии. Клиенты были активны, прыгали, словно вчера умерли. И говорили. Выводы? - вставший неторопливо распаковывал пробирки, сливая содержимое в блюдце.
        Смесь меняла цвет с каждой пробиркой и пахла преотвратно - дохлой лягушкой.
        - Обширная аномалия по всему городу? Какое-то глобальное нарушение. Может, магнитное поле, колебания. Я читала, один из академиков утверждал…
        - Тому, кто тебе седьмую категорию присвоил, надо гроб выдать. На колесах. И академику твоему. С полями. Магнитными, - вставший кинул на Настю мрачный взгляд.
        - Это еще почему? - как-то меньше всего от вставшего ожидалось шуток.
        Но теперь, когда страх уже рассеялся, Настя начала подмечать мелочи, которые и составляют основу общения. Несомненно, у Егора была личность - повторяющиеся жесты, слова, зарождающаяся мимика, которую он пытался соорудить на совсем для этого не приспособленном лице. Он продолжал оставаться мертвым, но при этом становился все более живым. Таким живым, что Настя ловила себя на мысли - встреть она Егора в других обстоятельствах, ей бы захотелось ему понравиться. В том самом нерабочем смысле.
        - Бритва Оккама. Я у тебя зачем обязаловку сейчас спрашивал? Ты же процитировала. Дословно. Кто влияет на клиентов? Управляет оборотом и может что-то сбить в настройках? Чьи кривые руки могут устроить бардак?
        - Я. Ну, то есть некромант, - Настя заинтересованно подалась вперед, чуть не перекрыла начерченные линии и отшатнулась. - Думаешь, ночью кто-то из наших сотворил такое по всему городу? Военные? Полиция? Это ж какая категория должна быть? Первая?
        - Не безнадежна. Соображаешь. Ты видела двоих живых. Всем остальным достались только мертвые. Лука подробности к ночи узнает. А пока - надо готовиться.
        - К чему?
        - Тебя будут искать. Сторожа они не пожалели, убили и упокоили - не расспросишь. Убить тебя, и проблем нет - некроманта для допроса не поднять.
        Настя не стала поправлять, что Егор сам по себе - наглядное отрицание этого факта. В отличие от Луки, он хоть что-то объяснял.
        - Думаешь, начнут искать, когда поймут, что на Раевском меня нет?
        - Сорок квартир в курсе, что ты дома. Зачем искать? Достаточно приехать и спросить, - вставший выдвинул блюдце за пределы круга, начертил в тетради кривые печати - таких раньше Настя не видела: смесь классики и какого-то лютого шаманства. Сложного. Безумного. - Перерисуй. Потом открой на меня печать. Новую. Уже открытой поставишь крестовую связку на эти, - он кивнул на заготовленные покрышки. - Плохо, что мы высоко от земли.
        - Почему?
        Вставший опять посмотрел на нее как на ценное, но неумное животное, типа утконоса.
        Схемы были нестандартные, но подъем уже поднятого шел нормально - линии большого рисунка на полу стали чуть выпуклыми и растеклись. Общая печать у Насти в руке засеребрилась, напитываясь силой.
        - Красивая...
        - Еще насмотришься. Быстрее.
        - Не могу. Схемы незнакомые. Если перекосит, неясно, как выправлять.
        - Не перекосит, живее, я сказал, - Егор беспокойно пошевелился в круге и встопорщил броню. - Идет.
        - Кто там? Лука? - Настя постаралась максимально быстро слепить покрышку - сложность была в том, чтобы зацепить каждый раз все схемы и все печати на новый носитель.
        - Я не слышал мотор. У него громкий, и колодки скрипят. Кто-то другой. Соседа только что спросили. Он ответил «на пятом этаже» и придержал дверь в подъезд.
        - Кто спросил?
        - Не слышу голос. Слух тоже рябит. Кто-то из наших. Настя, - вставший чуть ли не впервые назвал ее по имени, - нужно уходить. Если останемся - кто-то пострадает. Это чревато проблемами. Не для меня - для тебя и Луки, но если нападет - придется. Уйдем в окно.
        - Рехнулся? День на дворе, и я верхом на третьей форме скачу через полрайона? Чтоб полицию люди сразу вызвали?
        - А что со мной сделает полиция? - неожиданно иронично спросил Егор. - Документы спросит? Конец света ночью был. Все приличные упокойники либо отсыпаются, либо раны зализывают. А в гости только… неприличные ходят. Заканчивай. Оставляй открытой первую покрышку и схлопывай остальные.
        Настя заторопилась, неосторожным движением чуть не смазала контур, но в последний момент остановила руку. Верхняя покрышка раскалилась мгновенно, в комнате отчетливо запахло жженой костью.
        У Насти закружилась голова, точно она не спала уже дня три. Сети печатей перед глазами начали двоиться, закололо в основании шеи. Что бы она сейчас не творила с печатями - это не только закрепляло форму Егора, но и ослабляло, выпивало саму Настю. Не до дна, но чувствительно.
        С некоторым опозданием дошло, кем сейчас подпитался Егор.
        Настя как-то по умолчанию уже считала его человеком - воспринимать вставшего как клиента не выходило. Ну, случилась неприятность - и человек стал мертвым, с каждым может произойти... Егор был при памяти, при личности, а всякие материи типа души к личности точно прилагались. Но вот того, что он, пользуясь ее незнанием, с человеческой хитростью через печати качнет в себя энергии - Настя не ожидала.
        Еще обиднее, что где-то глубоко внутри она успела придумать целый романтический, но далекий от реальности сюжет с превращением вставшего некроманта в живого человека и прочими хэппи-эндами. А тут нате вам!.. Мог бы и предупредить.
        Впрочем, мертвый - не значит честный.
        Она уже хотела высказать все, что думает по этому поводу, но не судьба. В дверь позвонили. Повелительно. Настойчиво утапливая звонок.
        Признаться честно, никакого желания открывать двери от такого звона не возникало.
        Егор дождался, пока контур на полу и у Насти в руках потухнет, кивнул, легко поднялся и вышел из схемы. Взял первую покрышку и сдавил ее в кулаке, та лопнула все с тем же мерзким звоном. Уши заложило сразу же.
        За дверью звон услышали - перестали давить на кнопку звонка.
        - Возьми куртку, обувь. Только тихо, - скомандовал Егор. Говорил он теперь четче.
        - Я никуда не пойду. И открывать тоже не буду, - уперлась Настя. - Моя квартира. Частная собственность. Права не имеют - хоть коллеги, хоть полиция…
        - В городе кто-то половину некромантов положил, погосты поднял, меня поднял, а ты - «собственность»...
        В коридоре что-то зашелестело, потом тренькнуло порванной струной и грохнуло.
        Настя попятилась к окну, судорожно вспоминая, что у нее в квартире может издавать подобные звуки. Змей и газовых труб там точно не водилось.
        - Это…
        Егорь соображал куда быстрее - видимо, смерть положительно сказывалась на интеллекте: не таясь, захлопнул дверь в комнату, уронил шкаф, блокируя ее. Прихватил со стола телефон, впихнул Насте в руки, предупредив:
        - Сейчас будет быстро, - и уже привычным жестом подхватил ее поперек талии, закинул на плечо и вышел через окно. Вместе с рамой.
        У Насти в глазах снова потемнело и крутанулось - то ли от скорости, то ли от предстоящих расходов на ремонт.
        Егор, легко касаясь стены и используя балконы как ступеньки, спустился ниже, спрыгнул с высоты второго этажа, приземлившись точно перед соседями - пожилой парой с внучкой, которая тащила ярко-розовый самокат.
        - Дядя - эльф? - обрадовалась девочка.
        - Почти, - просипела Настя, пытаясь выпрямиться у вставшего на плече.
        По остекленевшим глазам соседа стало ясно: никаких ремонтов, придется переезжать.
        И тут откуда-то сверху грохнуло так, что заложило уши.
        Настя задрала голову - из окна спальни с гудением рвалось рыжее пламя. Такое яркое, словно горела не квартира, а склад с керосином. Стеклопакет на кухне помутнел, покрылся сетью трещин и резко стек вниз белесой массой.
        - Уходим, - сообщил Егор, обогнул соседей и рванул вперед, разом перемахнув сразу через три припаркованных у дома авто.
        Оказывается, когда тебя носят на руках - это не всегда здорово.
        ГЛАВА 7. ЛУКА
        Офис встретил запахом костра и тишиной.
        Хотелось бы сказать - гробовой, но таковой Луке при всем богатом опыте не встречалось.
        Для упокойника кладбище всегда полнилось звуками: первая форма чуть слышно фонила, подавая сигнал о готовности к трансформации, вторая сама по себе была шумной и разговорчивой, третья звенела на грани боли в ушах, четвертая - молчала, просто ощущалась. Вот как вошел в дом и знаешь: тут стол, там кровать, здесь буфет. Все на местах.
        Но для обывателей стояла вполне себе гробовая тишина.
        Дверь конторы была прикрыта, но не заперта. На табличку «Левобережная СПП» кто-то из курьеров приклеил желтый стикер с надписью: «Никто не отвечал. Оставил пакет на вахте».
        Охрану СПП не держала - мало кому в голову придет устроить налет на некромантов. Брать с них, кроме проблем, было нечего. Все расчеты с живыми шли через банк, а чаевые упокойникам клали по древней примете под левый угол гроба, в изножье. Мол, сможешь уложить - заберешь. Надо сказать, иногда домовину здорово перекашивало из-за толщины подкладки.
        Свет в коридорах горел, двери у части кабинетов стояли распахнутыми настежь.
        Зато на рабочем месте секретаря царила чистота: компьютер выключен, бумаги разложены по местам, письменные принадлежности аккуратно выглядывают из подставок, и даже монстрообразный фикус полит - с блюдца натекла на стол лужица и еще не успела высохнуть. А ведь именно Инга оставалась на ночное дежурство. Значит, уходила без спешки, за собой прибрала, а за остальными - не посчитала нужным. Странно.
        И двери не закрыла.
        Лука дернул на себя ящик секретарского стола и выудил связку ключей. По очереди отпер все закрытые двери и зажег везде свет.
        Столы сотрудников ничем не выделялись - степлеры, перекидные календари с фэн-шуем, плюшевые игрушки, фото детей, внучат и котят, компьютеры-моноблоки и никаких папок - вся основная документация велась в учетнике. В ящиках стандартное содержимое: разной степени готовности покрышки, распечатки со схемами, составы, пустые флаконы с прошлых подъемов и прочий инвентарь. У кого все разложено по стопочкам, у кого вперемешку. Прям хоть зови психолога и составляй общеофисный психопрофиль.
        В свой кабинет Лука заглянул в последнюю очередь: там все было на своих местах, но зудящее под кожей ощущение чего-то упущенного не давало покоя. Кресло, стол, окно, сейф… Точно, сейф! Который всегда стоял нараспашку, а теперь был стыдливо прикрыт и даже забаррикадирован креслом для посетителей.
        Лука потянул тяжелую дверь с рулем. По сути, прикрывать было нечего - пробирки исчезли все, а папки со статистикой по подъемам за прошлый год ворам на хрен не сдались.
        Те, кто брали, знали, где и что лежит. Не забыли, поганцы, прихватить личный запас Луки - восемнадцать синих ампул, которые там пылились еще со времен его работы в полиции.
        Лука на всякий случай нырнул в сейф чуть ли не целиком и осмотрел все полки, но ничего, кроме свободных от пыли пятен на местах, где когда-то стояли составы, не нашел. Неприятно. Составы он, конечно, добудет, но осадочек от кражи оставался.
        Лука со злостью пнул дверцу сейфа. Нет, если бы кто-то просто обчистил контору - это удивительно, но возможно: дураки водятся везде. Но на фоне происходившей последние двенадцать часов херни пустой сейф смотрелся знаково.
        Так же знаково, как выключенный компьютер замечательной и идеальной секретарши Инги.
        И как пропавший директор самой СПП.
        Кстати, о директоре: может, Павел и взял пробирки? Вернулся, по тревоге выгреб все из сейфа, прихватил Ингу как помощницу - у нее допуск есть и категория, кажется, седьмая - и помчался на растревоженный погост?
        Но если дело обстояло так, почему он молчит и не выходит на связь? Размазали? Павел немногим слабее Каина. Безусловно, разница между первым разрядом и вторым - как между миллионером и миллиардером, но все равно такого беззвучно не размажешь. Шум будет - выноси всех святых, окрестные районы телефоны служб спасения оборвут. Да и Инга, хоть и давно сдавала на разряд и на кладбища не выезжала, хорошая подмога, толковей многих.
        А в итоге у нас - от жилетки рукава: Павел как в могилу провалился и секретаршу с собой, похоже, прихватил.
        Лука задумчиво перебрал в руках связку, отделив массивный ключ директорского кабинета от остальных. Все равно полицейские, когда заявятся описывать ограбленный сейф, потребуют открыть. Часом раньше, часом позже. Так что лучше он сам, без лишней спешки. Тем более Каин сам просил разузнать про Павла.
        От двери воняло гарью.
        Код сигнализации Лука помнил, с этим проблем не возникло. А вот ключ в замочную скважину вошел неожиданно туго, со скрежетом, словно кабинет открывали последний раз пару лет назад. Застрял на половине оборота вмертвую. Пришлось настоять, подкрепив желание войти двумя ударами ботинка в район замка.
        Отщелкнулась заевшая собачка, ключ провернулся со скрежетом. Лука потянул на себя дверь, та неожиданно легко качнулась и чуть не прихлопнула его сверху, полностью отделившись от косяка.
        С обратной стороны искусственный шпон потек и спекся в один слой, который зацепился за косяк и не давал двери упасть, а сейчас от рывка Луки отломился.
        От вони сразу заболели виски.
        Содержимое кабинета от двери отличалось только процентами выгорания: стол полностью - он был из настоящего дерева; вместо кресла - куча вонючего пластика; стеллажи с сувенирами - отчасти, верхние полки уцелели.
        А вот и начальство.
        - Этого еще не хватало, - Лука обтер об штаны внезапно вспотевшие ладони и наклонился, чтобы разглядеть получше.
        Павел, если это действительно был он, никуда не уходил. Его останки покоились рядом с креслом: зубы, ростовой силуэт да черные хлопья. И как раз тут тишина стояла гробовая.
        Нет у некромантов формы, ни второй, ни третьей, никакой - звать некого. Даже ощущения нет, как от четвертой. Просто был упокойник и закончился - никаких следов.
        Это вон только Егор отличился. Впрочем, не факт, что то, что сейчас ходит вокруг Насти, - мертвый друг детства и некромант Егор Подсыпанин.
        Мысли о Настином спасителе сейчас были некстати. Фронт работ для мозга располагался вокруг и хотя уже не дымился, но вынуждал думать активнее. Лука пошевелил носком ботинка хлопья - те растеряли форму и осыпались. На ботинке остался жирный след от копоти.
        Лука, осторожно обходя кучи горелого, уже остывшего пластика, подошел к темной, закопченной коробке напольного сейфа. Код сработал, дверь послушно открылась. Внутри стояла пустая бутылка из-под коньяка. Чистая.
        - Да чтоб вам всем без покрышки…
        Даже не криминалисту было понятно: кабинет выжгли прицельно, и Лука даже знал, чем - активацией больших доменных печатей. Такие есть у крематориев. Дорогие штуки и все до единой строго подучетны. Серьезные вещи, убийственные. Обывателю в руки такие штуки попасть никак не могут, хотя при том бардаке, который везде…
        Срабатывали доменные печати, как и любые некромантские примочки, только на мертвой материи. То есть если в кабинете покойника бы не было, то они попросту бы не активировались. А это значит, что человека убили раньше... Живому сама печать не страшна, а вот пожар, который она вызывает - другое дело.
        Лука прикинул: чтобы тело здорового мужика, весом под сотню, почти в пепел - штуки три нужны, не меньше, а чтоб обстановку задело - еще одна. Много.
        Предположим, захоти Лука - он такие печати достанет. За большие деньги. Нет, за Очень Большие Деньги. Но ведь тут еще важно, чтобы тело было уже в наличии. Тело, а не живой некромант второй категории Павел, который еще к.м.с. по боксу.
        Значит, кого бы тут не грохнули - провернули это заранее и жгли уже с готовым телом. Плохо быть некромантом - не встанешь, не пожалуешься на убийцу. Даже опознают только по ДНК.
        Кабинет вонял знатно, но остыл уже давно. Если останки и есть Павел, а Лука не был в этом уверен, то кремировали его не меньше чем семь часов назад. А скорее всего - еще ночью. Хотя…
        Инга болтала, что директор вчера уехал, когда и пяти вечера не было. Вряд ли кто-то выжигал кабинет при полной конторе народа. Пламя все-таки шумит. Значит, дело было ночью, когда дежурный… а кто у нас дежурный? Все та же Инга!
        Лука крутил мысли и так, и этак, и все равно выходило - разноцветная секретарша по уши замазана в происходящем. Да и в совпадения не верилось: дурдом на погостах, против всех природных законов вставший некромант и, наоборот, мертвый директор СПП - не многовато ли на одни сутки?
        Телефон завибрировал.
        Отчеты начали падать на почту, и оставалось порадоваться собственной предусмотрительности, что не заставил сотрудников докладывать лично. Еще не хватало, чтоб по разграбленному офису с криминальным трупом носился табун любопытных. Лука бегло просмотрел письма, в которых как под копирку было про «светило, звенело, и я убежало», и скопом перекинул их Каину.
        Внимательно прочел письмо от Степана, который переслал данные по статистике смертей Ельска. Намотал на ус, но понял, что сейчас в этом во всем не разберется - слишком много новых вводных, нужно выждать, может, само на место встанет. Но пока странное увеличение смертности в заштатном Ельске ну никак не вязалось с Великим червем на Скворцовском и ожившим другом детства на Раевском.
        Потом вышел из кабинета и добрел до туалета. Пустил сильную струю холодной воды и сунул под нее башку. Боль в висках отступила, но умных мыслей не прибавилось. Вокруг стремительно происходила совершенно невозможная хрень, и он за ней тупо не поспевал, как командировочный за поездом. Нужно было брать паузу, отсыпаться и начинать думать, но перед глазами маячил еще тот, живой Егор, которого с хрустом вскрывала дама.
        Там, на Раевском, двадцать лет назад.
        А теперь этот же Егор таскает на себе Князеву, спасает ее из-под невозможной хрени, частью которой сам и является, и не хочет говорить, за каким тленом из могилы вылез. А главное - как?
        Лука посмотрел на себя в зеркало. Отражение не порадовало: под глазами синяки, сам бледный, волосы дыбом, щетина отросла. Чуть пригладив шевелюру с боков и разглядев очередные седые пряди, он плюнул на бесполезные попытки выглядеть человеком и вернулся в свой кабинет.
        Ноги заплетались - давали о себе знать усталость и бурная ночка. Давно такой не случалось, лет восемь как. Плюс накопленный за предыдущий месяц недосып. Знал бы - дрых тогда, как медведь в берлоге, впрок. Какие твои годы, товарищ Лука, по паспорту еще должен козлом горным прыгать, а ты как кляча дряхлая...
        Он включил мессенджер, быстро сделал рассылку по сотрудникам с приказом болеть-отдыхать ближайшие пару дней, получив в ответ почти физически ощутимый выдох облегчения. На минуту почувствовал себя святым - еще бы, никому из них после полученного ночью стресса на работу не хотелось. А тут начальство само говорит: выходной. Два. А там, глядишь, либо рассосется, либо уволиться можно.
        По номеру Каина ответил кто-то незнакомый, похоже, подчиненным все-таки удалось всадить в неугомонное начальство ампулу со снотворным. Лука не стал разговаривать, сбросил. Прикинул хер к носу, плюсы к минусам и отписался Авелю, коротко рассказав про останки в кабинете.
        Получил в ответ краткое:
        «Плохо. Эксперты - завтра днем. Контору опечатай. Сотрудники пусть дома сидят. В резерве. Соседи ночью помогут. Будь на связи».
        Значит, Авель выгрыз у соседней области запасной состав, и некроменты все-таки обойдутся без гражданских. Хоть тут радость.
        В отличие от Каина, который всегда прогнозировал худшее, его собрат по ремеслу был более оптимистичен. Возможно потому, что, имея первую категорию, на погост не выезжал последние лет тридцать. Авелю перевалило за восьмой десяток еще года три назад, и одна глупая половина управы с нетерпением ждала, когда он помрет, а вторая, предусмотрительная - уже вовсю к этому печальному событию готовилась. Однако Авель раньше срока никого радовать не собирался - ни коллег, ни Пенсионный фонд, и Лука подозревал - панихиды придется ждать еще десяток лет.
        Лука взглянул на часы - натикало пять вечера - и пошел эксплуатировать офисный чайник и доставку пиццы. Перед реализацией вечерних планов следовало хоть немного отдохнуть, в идеале - поспать пару часов, а потом уже вытаскивать Настю и ее мертвого рыцаря из водоворота событий.
        Егора. Вытаскивать.
        Признавать невозможное реальным не хотелось. Мозги категорически отказывались верить глазам, но глаза транслировали факты: костяного короля в завершенном обороте.
        На такое умертвие обычно шли полной командой - восемь упокойников не ниже пятой категории. И, кстати, не все выходили обратно. Короли, при крайней степени опасности для окружающих, были штукой редкой и зарождались при совпадении множества факторов. Мучительность смерти, характер нанесения ран, температура, время года, фаза луны. Лука припоминал какие-то смутные скандинавские легенды про сотворение королей вручную - из лучших воинов, павших в бою. Тамошние безумные шаманы сначала подобную погань клепали, а потом сами же и упокаивали при большом стечении народа. Подавалось все под соусом всеобщей бессмертности и прочей оккультной пурги. Обряду пришел конец, когда кто-то из вставших оказался фартовей шаманов и в силу своей природы сначала размазал их, а потом и остальных поклонников культа. После чего все затухло само собой.
        Раньше Лука с королями дела не имел. Двуногие вставшие вообще были тварями уникальными, и та дама на Раевском надолго оставалась единственной в коллекции. Потом туда попали валет - как последствие скрытия заказчиком всей информации, и еще одна дама - помельче, чем та, первая. Вот и всех богатств.
        А теперь у Луки есть свой костяной король. При полной памяти. И память эта принадлежит лейтенанту некрополиции Егору Подсыпанину. С которым он с седьмого класса делил одну парту в классе, потом одну бутылку вина под столом в аудитории, и хотелось бы сказать, что один кабинет в некроуправе, но нет, не успели они там до кабинета дорасти: один ушел в могилу, второй - на вольные хлеба. Заднее сиденье полицейского бобика они делили, когда на выезды мотались, - это да.
        Факты - вещь упрямая: костяной король опасен, вставший некромант - нереален, а от сложения двух фактов получался Егор. И от одного этого хотелось выть и бить морду. Вот только кому?
        Еще пару часов назад все три факта в одном флаконе, сидя в комнате у Князевой, молча слушали, как Лука, словно идиот, распинается про Егорову семью. Про похороны с салютом. Про то, как вставшую, которая его напластала, Лука в одиночку завалить ухитрился, а упокоил уже приехавший на помощь Каин.
        Егор не перебивал. И хотя взгляда не отводил, смотрел отстраненно, точно и не слышал. А потом спросил:
        - А как Катя?
        - Какая Катя? - Лука тогда опешил и даже не понял, о ком его спросили. У него тут на стуле целый воскресший Егор, чудо чудное - то ли печатью глушить, то ли обнять и каяться, - и вдруг про какую-то Катю спрашивает.
        Вставший тогда отвернулся и к окну отошел. И больше ни слова, зараза, не сказал. Лука еще топтался бестолково по комнате, разговорить пытался, но все как об стенку. В следующий раз Егор рот открыл, когда Лука Настю на кухне расспрашивал.
        Лука только когда в машину сел и в контору поехал, припомнил, что за Катя. Ну да, была такая. Вроде светленькая. Егору понравилась. Кажется, он собирался с ней мутить, а она от ворот поворот дала. В памяти у Луки она сохранилась плохо: слишком близко эта Катя располагалась к смерти Егора, месячному запою и брошенным начальству на стол погонам. И тому, как родители Егора дважды Луку из петли доставали. Из петли в переносном, а с того света - в прямом.
        Оба раза - по случайности. В первый раз батя Егора зашел забрать документы на следующий день после похорон, а Лука как раз только вены распорол и в ванну лег. Дверь, правда, забыл запереть спьяну. Зашили прямо на дому - батя у Егора военным фельдшером был, золотые руки у мужика, такой не то что порезы, голову обратно пришить мог - приросла бы.
        Второй раз, на сороковины, Лука и сделать ничего не успел. Мама Егора сама к нему пришла - увидела на столе ругер начищенный, побелела и, не слушая оправданий, накинулась с кулаками. Била во всю силу, и хоть женщина она была мелкая и слабая, но синяков наставила знатных. Била и кричала, что если один дурак свою жизнь по безмозглости спустил, то второму за первым скакать козлом не надо. А потом плакала, пила чай на кухне, и уже Лука бережно держал ее тонкие руки и бормотал какие-то утешительные глупости, от которых самому выть хотелось. А когда она ушла, оказалось, что ругер пропал. Она вернула его потом, спустя почти год - когда Лука уже обжился в СПП и стал главным смены. Заряженным вернула. И ушла молча.
        Какая уж тут Катя. Тут собственное имя бы вспомнить. Да и на черта она сдалась? Лучше б про семью спросил, баран костяной. Сначала полез куда не надо, потом помер прямо на глазах, теперь встал, будто так положено - и предъявляет Луке за какую-то бабу, которая уже небось с тремя детьми и второй раз в разводе.
        Срочно нужно было отвлечься. Или хотя бы пожрать.
        Наличие за дверью кабинета еще одного покойника Луку смущало мало и аппетита не портило: вставать предположительный Павел не собирался, а значит, проблемы не представлял.
        Пицца оказалась вкусной, и Лука с удовольствием сжевал ее под аккомпанемент вечерних новостей. Потом переключил канал и попал на диспут двух степенных и максимально объемных священнослужителей. Спорили о чем-то теологическом, малопонятном, но стопроцентно связанном с некромантией - недоступное Церкви упокойницкое ремесло святым отцам не давало покоя уже две тысячи лет. Впрочем, собеседники быстро сошлись на классическом постулате: души в мертвом теле нет? Нет. Значит, церкви до некромантов фиолетово. Те же могильщики, только с претензией. Пусть себе работают.
        У Церкви с упокойниками всегда были отношения натянутые: ей очень хотелось подмять под себя некромантов и сделать золотым тельцом, но всегда и во всех странах оказывалось, что овчинка не стоила выделки. Управлять некромантами, не обижая их, у Церкви не получалось, а любому обиженному упокойнику стоило припоздниться на пару часов - и все проблемы решала вторая форма. Или третья.
        В итоге сошлись на нейтральном: упокойники «как бы» Церкви послушны, но она «как бы» не лезет. Этакий вооруженный нейтралитет с уступками. Например, традиция для спецов выше шестой категории брать второе имя - упокойницкую кличку - из Святцев, а второй и выше - библейские имена носить, выросла именно оттуда.
        Луке еще повезло. У некоторых святых были такие имечки - закачаешься.
        Потом такая же солидная, как и спорщики, ведущая предложила церковникам прерваться на прогноз погоды. Лука поневоле сконцентрировался и отложил пиццу в сторону: погода на работу влияла впрямую - вчерашняя мерзкая морось с холодом добавили проблем процентов на десять. В ясную погоду вторая форма пробуждалась менее охотно. Третья, напротив, любила тепло.
        На экране, на фоне погодной карты, возник важный поп, который сказал, указуя на облачность позади себя:
        - На все воля Божия, - и щедро перекрестил аудиторию.
        Камера вернулась в студию. Спор продолжился, перекинувшись уже на заокеанских сектантов.
        Лука поперхнулся чаем и спешно переключил канал: вот после такого и верь людям, что религия - дело серьезное.
        Доесть спокойно не дали - телефон требовательно завибрировал. Лука не глядя нажал кнопку приема, ожидая услышать дополнительные инструкции от Авеля, но вместо этого ему в уши ударил невнятный гул, потом чей-то визг и судорожные всхлипы.
        - Настя?
        - Я за нее, - Егор по телефону звучал точь-в-точь как живой Егор.
        У Луки немедленно запекло и заболело слева под ребрами. Наверное, именно там базировалась совесть.
        Воспринимать его как вставшего глазами получалось, но когда он начинал говорить - Луку клинило всерьез. Сразу вспоминался и тот день. И все длинные дни и бесконечные ночи, которые наступили после: когда он, как скупой монеты, перебирал мгновения кошмара в памяти и все думал, ломал голову, рвал душу: если бы не вправо, а влево; если бы на минуту раньше; если бы заткнул в задницу все инструкции и инстинкт самосохранения и прыгнул. Если бы не задержался у Каина. Если бы пришел вовремя… Сплошное сослагательное наклонение.
        А теперь вот оно, это наклонение.
        И даже телефоном пользуется.
        Глазам Лука не верил, но уши с ними сговорились и подтверждали: это Егор, друг детства, юности, сослуживец, сосед по общаге, коллега, мертвый напарник. Изобретатель прилипшего за один день прозвища.
        С кличками Луке не везло по жизни. В школе дразнили цыганом, хотя к цыганам он не имел никакого отношения. Рабочий позывной по Святцам при получении категории огреб впопыхах - Каин куда-то торопился и просто ткнул пальцем в список, попав на «Луку». А сучье «Ромео» прицепилось сразу, как только Егор прознал про драку клиенток и брякнул. Управа подхватила моментально, точно ветром по всем кабинетам разнесло...
        - Где вы? Настя в порядке?
        - Мы на крыше старого карбюраторного цеха. Заброшенная часть, та, что левее, - Егор говорил в своей привычной манере - неторопливо, с расстановкой, даже с ленцой. В памяти тут же всплыло, как он так же неспешно, под пиво и чипсы, рассказывал когда-то свои армейские байки. - С нами случились... коллеги. Интересные у вас рабочие отношения. Теплые, если не сказать горячие.
        - Мне квартиру сожгли, - громким шепотом в микрофон пожаловалась Настя. - Егор меня на руки, сам в окно вышел, я вверх смотрю - а там горит уже все.
        - Чем жгли? Печатью? - сразу уточнил Лука, косясь на кабинет Павла. - Видели, кто?
        - Ну не огнеметом же, - снова перехватил разговор Егор. - Нет, Настя не видела. Я понял - кто-то из наших приходил. Приезжай прямо сюда. Мы разворошили весь район, но удалось уйти через бывший пустырь - там теперь очень удачная стройка. На территорию не въезжай, за одним из ангаров какие-то фуры разгружают. Вроде бы вечер, но заканчивать не спешат. Встань у забора, подальше от въезда. Я спущусь сам. У тебя есть лежка за городом?
        - Лежки нет, есть дело. В Шушенках. Через полчаса буду - мне из конторы до вас через центр. Постарайтесь дождаться. Если почуешь кого-то, кто не я - хватай Настю и уходи.
        - Стажеров своих учи. Отбой.
        Похоже, вторая пицца отменялась. Сон тоже. А еще, судя по последним новостям, с визитом в собственную квартиру стоило повременить. Кабинет директора и Настину хрущевку выжгли без раздумий. В первом случае - прямо вместе с хозяином. Во втором - печати направляли на Егора, точнее, на его присутствие. И они сработали. Не подсуетись вставший, на пожарище нашли бы Князеву. Теперь в квартиру их везти нельзя. Адрес Луки каждая собака в городе знает, и подготовить ему теплую встречу - плевое дело.
        Некстати. Ни покрышек, ни составов в конторе не осталось. Максимум завалялась парочка по ящикам в столах сотрудников. Значит, к получасу можно смело прибавлять еще десять минут - он не идиот ввязываться в такие дела с пустым загашником.
        Лука залпом прикончил чай и, одной рукой влезая в рукав куртки, другой опять набирал Каина. Если тот в сознании - ответит сам. Если нет - ребят своих насчет Луки он стопроцентно проинструктировал. Так что будут скоро на кармане все пробирки - даже с черной маркировкой, на составных вставших. Элитная некромантия по заоблачным ценам. Но свои, синие, было все равно жаль.
        А вот про налет на Настину квартиру пока лучше не сообщать, пускай некроментура сама туда ножками дойдет - дня через три, когда все уже выдохнется. Хорошо, что соседи у некромантов - народ особенный, лишний раз полицию вызывать не станут, и пока к ним в двери не постучат, про то, что видели, молчать будут.
        И про живую Настю лучше до поры до времени не говорить. Потом ее можно будет случайно найти в удаленном поселке с оправданием: так испугалась, что рванула к тетке на пирожки...
        Егор дождался. Стоило подъехать к серому щербатому забору, как вставший словно соткался из темноты и шагнул к боковой двери, минуя свет фар.
        С момента последней встречи прошло несколько часов, но костяной доспех успел измениться: выглядел более гладким и плотным, точно лакированным. Пластины на лице теперь не выпирали, насильно раздвигая кожу, а словно вырастали из нее. Глаза стали больше, шире, а свечение зеленой радужки - спокойнее. Появился намек на брови - будто кто-то стеком наметил линии. «Забрало» надо лбом приобрело толщину и утратило многочисленные наросты. Шипы остались лишь там, где они могли принести практическую пользу в драке - на плечах, предплечьях и голенях.
        Лука только хмыкнул. Такой понт на вставших он видел впервые: чтоб размазать человека, им шипы были без надобности, силищей и скоростью твари обладали запредельной. Рога и короны же образовывались на них стихийно и чаще мешали, чем помогали.
        Когда-то, еще во времена службы в полиции, гуляла байка о третьей форме, арахне, которая под тяжестью собственных рогов завалилась обратно в могилу, да так неудачно для себя, что расшибла башку, сломала шею и половину лап.
        Лука готов был поспорить, что Егор своими шипами мог управлять, уж больно практично они теперь росли.
        Впрочем, костяного короля, который вот уже сутки не убивает, находится при своей памяти и дважды спас жизнь сотруднику СПП, встречать раньше не доводилось. Никому. Так что хрен пойми, как ему положено выглядеть.
        Сегменты брони на руках Егора теперь двигалась бесшумно, не щелкая и стуча, а будто бы перетекая. Словом, вставший выглядел значительно лучше, словно успел за эти несколько часов хорошенько поправить здоровье в спецсанатории.
        И у Луки возникли нехорошие подозрения, как это было проделано.
        - Через большой круг закрепляли? - уточнил он, опуская водительское стекло и нажимая разблокировку дверей.
        - Да, но схему не знаю. Я такой точно раньше не видела, - Настя нырнула на переднее сиденье и сразу протянула руки к потоку теплого воздуха от печки. - Сначала сделала, потом поняла, что подпитала его собой. Он не предупредил.
        Конечно, не предупредил. Вдруг бы отказалась? Лука, с одной стороны, злился, с другой - понимал, что подохни он сам, а потом встань - вел бы себя не лучше. Но стало иррационально обидно, что Егор не его попросил закрепить форму.
        Князева, в отличие от вставшего, выглядела плохо: бледная до синевы, в ссадинах, часть из которых свежая. В порванной одежде и тапочках с помпонами. На голове у нее царило нечто рыжее и невообразимое, с чем лежащая в бардачке машины простая пластиковая расческа справиться точно не могла, поэтому предлагать ее было бессмысленно. И даже жестоко. Настя в таком виде вызывала нормальное для любого мужчины желание обнять, согреть и защитить. Лука принюхался и мысленно добавил к вышеперечисленному «помыть». Хотя он-то наверняка не лучше пахнет - переодеться в офисе он успел, а вот на душ времени не хватило.
        Егор уселся сзади посередине, стукнул по передним сиденьям, жестом предлагая двинуть их вперед - шипы на коленях скользнули по кожаной обивке, и раздался треск.
        - Ниже опустись, мало ли, дэпээсники стоят на выезде, - Лука настроил зеркало заднего вида так, чтобы оно показывало вставшего.
        - И что они мне сделают?
        - Сделать - не сделают, а шухер поднять успеют.
        - Не успеют, - отрезал Егор. В отличие от живой Насти, от мертвого не пахло ничем. Вернее, присутствовал какой-то оттенок запаха, призрачный - то ли костра, то ли хвои, - но настолько слабый, что казалось - мерещился. - Я, знаешь ли, третья форма. Король в полном вывороте. И твоих постовых положу за четыре секунды, даже если они будут стрелять. Тем более - если они будут стрелять. Так что в их интересах меня не замечать.
        - Дурак ты. В полном вывороте. Придет по твои кости Каин…
        - А ты меня прикроешь, - Егор лениво оскалился и, резко наклонившись вперед, глянул через зеркало в самую душу. Слабое сияние его радужек загустело и стало ядовито-кислотного цвета. - Ты же мой напарник, да? Всегда меня прикрываешь? - потом разом успокоился и откинулся назад, на спинку сиденья.
        Лука не ответил, сплюнул в окно, завел мотор и вырулил на асфальтированную дорогу от завода к объездной для грузовиков.
        На город за спиной тяжело осели влажные сумерки. Снова пошел дождь.
        Встречки попадалось мало - к карбюраторному почти никто не ездил.
        Вставший вопреки всему, что наговорил, сполз ниже по сиденью, так что только зубцы короны виднелись.
        Да, Егор безмозглым не был, ну за исключением той финальной, предсмертной дурости, и прекрасно понимал - лишние проблемы даже костяному королю радости не принесут. Хотя у Луки имелись крупные сомнения в способности Каина, да и всех усольских некромантов вместе, упокоить того, кто сидел на заднем сиденье.
        Все вставшие рано или поздно оказывались в четвертой форме. Иногда на это требовалось часы, реже дни, один случай попал в историю: вставший оказался заперт в одном из бункеров, просидел там год - собачья форма. Стоило бункер вскрыть - сразу кинулся, ни ума, ни хитрости не нарастил. Силищи набрал немеряно - это да, столько продержаться, но от отсутствия подпитки все подрастерял.
        Так, может, некромантов никто поэтому поднять и не пытался? На кой тлен кому-то нужна третья форма с работающими мозгами? Мозгами, которые прекрасно помнят, кто виноват в смерти их владельца? С мозгами, которые помогут вставшему спрятаться, затаиться, переждать и набрать... что? Силу, опыт? Поди разберись с клиентом, который понимает, когда и из чего ты в него палить будешь и какую печать открыл.
        Но когда Егора хоронили на Раевском - прах молчал. Если бы был хоть отзвук, хоть малейшее шевеление поля, мизерный знак - да Лука сам бы той же ночью хоть три, хоть тридцать три печати открыл и поднял. Просто чтобы прощения попросить. Но не было ничего… Ни звука.
        - Мы куда едем? - стуча зубами, спросила Настя, про которую Лука, задумавшись, совсем забыл.
        - В деревню Шушенки, знаешь такую?
        - Это же на севере? Там еще погост больше, чем сама деревушка, - припомнила Настя. - До Рассохи от нее рукой подать. Я там давно была, еще когда училась. Нас возили на Рассоху, по дороге останавливались в этих Шушенках. Там тетка хорошая была. С ней старший договаривался, она нас к себе на веранду пустила, у нее там везде эти штуки из макраме висели. И веники.
        - Тетя Лида, - подсказал Лука и мрачно подумал, что от «тетки» по Настиным меркам он отстал всего лет на пятнадцать. Крутанул рулем, объезжая глубокую лужу, и убавил печку - в салоне уже можно было открывать филиал пекла.
        - Она нас чаем поила. С мятой.
        Настя ударилась в воспоминания, в которых было наверняка тепло и сухо, в отличие от реальности. Лука хотел уже сказать, что в сумке позади есть запасной свитер, правда, не сильно свежий, но почти сразу загривком ощутил тяжелый взгляд.
        - Чай вкуснющий был. И еще леденцы мелкие и кислые. Так мы к ней, да? Зачем?
        - За началом происходящего вокруг бардака. Ну и за чаем заодно.
        В спинку кресла вдарило так, что ремень зафиксировался, не давая Луке упустить руль, машина вильнула раз, другой, удержалась на скользкой от дождя дороге, выправилась. Настя запоздало ойкнула и обернулась назад. Лука перевел дыхание и глянул в зеркало.
        Вставший сидел все так же - обманчиво расслабленно, как будто не бил только что со всей дури по сиденью. Хотя про «всю дурь» - это Лука загнул. Если бы Егор бил в полную силу, то соскребали бы Луку с капота или с асфальта. А здесь так - обозначил присутствие. Все равно что кашлянул.
        Лука хлопнул по кнопке аварийки и свернул на обочину. Разблокировал замки на всякий случай - с ним-то понятно все, Егор - его проблема, а вот Настя ни в чем, кроме своей неудачливости, не провинилась. Вставший на маневры не отреагировал - сидел как сидел.
        Лука отстегнул ремень, подумал, щелкнул кнопкой верхнего света - дорога тут прямая, машины видно издалека, успеет выключить, если что - и спросил:
        - В чем дело?
        Вставший вопрос проигнорировал, смотрел себе в сторону, с виду спокойный, как атомная война. Если бы не сияние глаз - можно подумать, что памятник из мрамора.
        - Я спрашиваю, в чем дело? - Лука хлопнул по карману куртки, цепляя слабую печать-заготовку и с размаху отправляя ее прямо Егору в центр груди. Королю такое что комариный укус, но отвлечь должно.
        Отвлекло.
        Тот вздрогнул едва, обтер сначала грудную пластину, потом подбородок - словно Лука его не печатью приложил, а в лицо плюнул - и наконец посмотрел в глаза.
        - Все изменилось. Дома строят на пустыре, мы там играли раньше. Магазин на углу закрыли. За новостями теперь в телек ходить не надо. Все изменилось. И только в одном у нас стабильность: Лука любит чай с мятой.
        - Что за бред ты несешь?
        - Знаешь, почему они встают? - спросил Егор так спокойно, словно не было пинка, рулежки и удара печатью. - Почему я встал?
        - Почему ты встал - нет. Но я разберусь. При чем тут гребаный чай с мятой?
        - Почему они встают? Ну же, ты ж третья категория, вспоминай.
        - Да дохрена причин: некромант облажался, умирали страшно и долго, есть виноватый в их смерти, и они хотят...
        Лука заткнулся сам. Дошло со всей ясностью.
        - Выходит, ты за мной встал?
        Егор неожиданным жестом, очень по-человечески, потер виски. И тихо признался:
        - Почти. Не так. На тебя смотрю, а меня внутри словно кипятком обдает. Ты, наверное, удивляешься, почему я про семью не спрашиваю. Про маму. Я помню про них. Лица, жизнь. Помню все, и... больше ничего. Если я узнаю, как они - во мне ничего не изменится. Если живы и здоровы - наверное, хорошо. Если нет - наверное, плохо. Но это слова: они не греют, не холодят. Они просто есть. Рядом с некромантами мне теплее. Как к костру подходишь в мороз, и хочется ближе. А от тебя жжет. Я не знаю, за тобой я встал или нет, но от мысли, что ты рядом и я могу тебя убить, когда захочу, - горячо. Горячее, чем от нее, - вставший кивнул на Настю, а потом снова уставился на Луку. - Я почти живой, когда хочу тебя убить. Даже глаза закрываю, а тебя вижу. Словно я стрелка компаса, а ты север.
        - Любопытно, - Лука опешил, пытаясь справиться с потоком сведений и выцепить из них те, что помогут вынырнуть из гнилой ситуации.
        Вторая форма давит, пытаясь согреться. Третья тоже греется, только раскатывает в мясные блины. И он, Лука, для своего ожившего напарника - такая печка на ножках. Прям открытие великой важности, хоть диссертацию пиши.
        - Интересные вы твари. А еще говорят, месть - штука холодная, а она вон как согревает. Предположим, размажешь ты меня…
        - Не размажу. Справляюсь.
        - Я заметил - чуть в кювет не вылетели. Размажешь и…
        - Потеряю память. Наверное. И опять будет холодно. Поэтому я хочу тебя убить и не хочу одновременно.
        - Так что тебя сейчас выбесило так, что ты нас чуть не угробил? Или оно у тебя наплывами?
        Вставший помолчал, подумал и сказал:
        - Чай, - и отвернулся, будто за боковым стеклом показывали специально для него что-то, кроме дождя.
        - Вот и поговорили, - Лука выпрямился на сиденье и размял затекшую шею. - Нет уж. Давай расставим все точки. Да, я виноват. И, видимо, по какой-то мертвой логике я и есть твой убийца. Но, чтоб меня прах побрал, неужели ты думаешь - я тогда специально опоздал? И знал, что ты наткнешься на двойную связку в обычной могиле? Тем более с, мать ее, дамой? Да этих сук лет двадцать никто не видел, на Раевском вообще никогда - там же сплошняком четвертая форма! - Лука краем глаза увидел, как Настя вжимается в кресло, пытаясь слиться с обстановкой.
        Оно и понятно: мало приятного, когда при тебе двое мужиков начинают отношения выяснять. Особенно когда один из них - костяной король, которому все тут присутствующие - на один рог.
        - Я тебя долго ждал. Час, наверное. Жарко было. Она мне нравилась, - Егор теперь говорил тихо и морщился, словно от боли - каменные мышцы лица с трудом двигались, мимика выходила калечной, но мысль доносила. - А ты остался у нее. Чай пить. А я там, на Раевском. Рядом с этой тварью. С арахной я почти разобрался тогда, но она напала сзади…
        - Дама отрубила тебе ногу первым же ударом, - Лука снова полез в те дебри, из которых выбирался через снятые погоны и запои. - Я как раз с аллеи вывернул и увидел. Бежал, но дама добила быстрее. И в глаза мне смотрела, сучка, пока я стрелял. Издалека достал - сначала когти и руки, потом остальное. Довел до неподвижного, вызвал наших, только тогда подойти смог, а ты уже… Нога, плечо и спина - спину она почти вскрыла. С таким не живут, Егор. Ты и не жил. Я ночью приходил в морг, мне все казалось, что ошибся. Сидел под дверью, думал, может, услышу что. Случаются же чудеса. А чудеса вот они - через двадцать лет приходят. Своим ходом. Так что чувствуешь, что я тебя убил - ну вот он я, размазывай. Могу даже побрыкаться для удовольствия. Только дай сначала с этим дерьмом вокруг разобраться. И Князевой дай подальше уйти: она во время наших с тобой разборок еще в песочнице сидела. Да, и последнее желание приговоренного можно? При чем тут чай, ответь, будь ласков, а то у меня башка кругом от твоего инопланетного мышления.
        Вставший от вываленной на него тирады выглядел растерянным, если это состояние вообще было ему доступно:
        - Катя заваривала чай. Мятный. Ты пил.
        - Опять Катя, - Лука уткнулся лбом в руль и прикрыл глаза. Внезапно резко захотелось спать. Вот прям так, не меняя позы. А остальные пусть тут сами разбираются. Имеет он право устать, в конце концов? Он-то не костяной. - Егор, я даже лица ее не помню. Ни лица, ни привычек, ни-че-го. Про чай - тем более. Ну была там какая-то Катя, что ты в нее вцепился? Если надо - закончим с делами, поедем, найдем, поглядишь… Я-то каким боком тут?
        - Ты был у нее, - в голосе вставшего уверенности стало меньше.
        - Когда?
        - В тот вечер, когда я умер. Когда ты опоздал.
        - Да при чем тут Катя?! - удивился Лука. - Я у Каина был. В управе. Он хотел под меня еще двоих стажеров пристроить и тебе пятую категорию дать. Досрочно. Обещал поднатаскать - запас по возможностям у тебя был хороший. Я договорился, меня ребята до Раевского подбросили, а там тебя уже… Да что ж за жизнь такая! - Лука с досадой треснул по двери. - Ты там, в гробу, что ли, все двадцать лет думал, что я у тебя бабу увел, да еще и одного на подъеме с двойной связкой вставших бросил?
        - Я не был в гробу, - вставший тяжело заворочался, сиденье толкнуло вперед, но уже как-то мирно. Точно Егор извинялся. - Вернее - был, но не помню, как будто спал все это время. Сначала умер, а потом сразу встал. И ничего между этими двумя точками. Чувствую только то, что было тогда. И сейчас вот. Остальное - просто помню. Но от этого - никак. А рядом с тобой - горячо, горячей всего, что значит…
        - …я виноват в твоей смерти. Вас же на убийц как магнитом тянет, и у нас теперь есть дневник наблюдений изнутри. Подвожу итог, - Лука опомнился и отпустил руль, который начал под пальцами трещать. - Да, виноват. Не успел. Катю, если нужно, найдем - издалека посмотришь. Вблизи, уж извини, не дам - там наверняка дети, работа, стресс. Хоть я ее и не помню, мне ее жалко заранее. Между мной и тобой все разберем после того, как покончим с делами и поймем, что за гадина тебя заставила встать. Годится?
        Егор помолчал, дождался, пока Лука обернется, жестко кивнул и осторожно погасил лампочку в салоне.
        - Вот и славно, - Лука вывернул на дорогу, и внедорожник покатил, набирая скорость.
        Задним числом удивившись тому, что Настя, не отличавшаяся терпением, весь разговор просидела тише мыши, Лука бросил на нее тревожный взгляд. Тишина объяснялось просто - укатали рыжую сивку крутые горки: Князева, свернувшись клубком, вовсю спала. Вырубило.
        Лука, не притормаживая, стянул с себя куртку и накинул ей на ноги.
        Егор без подсказок сам нашел свитер на заднем сиденье и осторожно прикрыл Насте плечи, ухитрившись не зацепить ни одним из шипов.
        До Шушенок ехали молча.
        ГЛАВА 8. НАСТЯ
        Настя проснулась рывком - машину тряхнуло на переходе с асфальта на грунтовку - и бросила взгляд на таймер на приборной панели. Поспать удалось около получаса, и сон больше походил на беспамятство - отдыха не принес, но хоть немного убавил тяжелую боль в затылке.
        Лука сосредоточенно смотрел на дорогу, иногда растирал переносицу, чтобы прогнать сонную одурь. Под глазами у него залегли темные тени, сразу выдавая настоящий возраст, который по паспорту.
        Настя не припоминала, чтобы Лука выглядел настолько плохо, даже когда у них был завал с отчетностью, и вся команда СПП дневала и ночевала на работе неделю, выправляя косяки. Наоборот, тогда он улыбался, заказывал всем кофе и пиццу, высмеивал тех, кто, сдавшись, засыпал прямо на рабочем месте. Сейчас Луке было точно не до смеха, да и грозили им теперь не штрафы за неотмеченные подъемы, а нечто более неприятное. Жаль, неясно, что.
        Настя плотнее завернулась в свитер - интересно, это Лука побеспокоился или Егор? А кто это вас, сударыня, укрыл пледиком? Ах, это вставший! Прям сказки на ночь для романтичных некроманток.
        Вот уж не думала не гадала, что клиент о ней заботиться начнет. Нет, признаться, любовные романчики Настя почитывала. А там сюжет с прекрасным покойником - чуть ли не второй по популярности после принца на белом коне. Но то романы. А то - настоящий вставший, который скорее озабочен тем, чтобы некромант расположился в пространстве с максимальным удобством - ровным молекулярным слоем, чем тепло ли красной упокойной девице.
        Клиент - это работа, а вставший - брак в работе, и воспринимать его как-то иначе - очень и очень опасно для упокойницкого здоровья.
        Но страх перед Егором, пропавший еще там, в квартире, больше не появлялся. Она уже незаметно сама для себя решила: Егор ей нравится. А бояться того, кто нравился, не получалось. А теперь Егор спас ее во второй раз. Когда спасают дважды - это ведь что-то значит.
        Вынес на спине, спрятал на территории завода, сделав пролом в одной из стенок на уровне второго этажа. Там оказалась заброшенная комнатушка с пыльными козлами и складом ржавых бочек.
        Вставший устроил в углу, подальше от пролома, гнездо из стащенных по дороге с чужого балкона куртки и ковра. Усадил туда Настю. Сам сел рядом и развернулся спиной, закрывая от сквозняков. От брони шло ровное тепло, игольчатые наросты то ли обломились от диких скачек по району, то ли втянулись внутрь. Настя, прислонившись к этому живому обогревателю, благополучно продремала до приезда Луки: благо Егор сидел неподвижно и с разговорами не лез.
        Полицейских сирен или других неприятностей было не слышно. Где-то этажом ниже бряцала об стену железяка, которую шатало ветром. И Насте совсем не хотелось думать над тем, кто открыл на нее сезон охоты и какого праха происходит вокруг. Достаточно того, что она греется о спину того, кого не может быть.
        Красивый, жизнь спас, обряд доверил провести, энергии качнул не спрашивая, куртку спер… Настя чувствовала, что еще чуть-чуть, и она шагнет на путь той самой героини романа - начнет смотреть на вставшего не как на опасную работу, а как на…
        Даже сейчас, в машине, Настя решила не додумывать крамольную мысль. Рядом сидел Лука, который тоже вызывал совсем не рабочие чувства. И Егор памятником самому себе застыл на заднем сиденье.
        Стало ясно, почему Лука так долго рассматривал его там, у стены завода, а ведь не виделись они всего несколько часов. Когда все время рядом, изменения незаметны, а сейчас и проспала-то она всего ничего, а разница ловилась с ходу.
        Бронзовая кожа стала светлее - это было заметно даже в тусклом свете приборной панели. Корона прекратила ветвиться: сплелась, уплотнилась и срослась в подобие шлема с шестью короткими рогами-выступами. Наросты на груди и руках сгладились, и Егор уменьшился в плечах - перестал быть огромным и стал просто большим и высоким.
        Издалека не упокойник мог принять его за ролевика или реконструктора, одного из тех ребят, что так любят наряжаться в доспехи и получать синяки не в подворотне, а от честного удара мечом.
        Настя еще плотнее закуталась в свитер - от усталости познабливало, хотя печка молотила на полную - и снова прикрыла глаза. Говорить с Лукой пока что было не о чем, болтать с Егором при старшем некроманте не хотелось.
        Тетка, которую Лука о визите предупредил, посреди ночи встречать их с фонарем и не подумала. Пришлось колотить в обитую металлом калитку под злобный лай сторожевой собаки. Правда, лай сразу стих, стоило только Егору покинуть машину. Вставший уже потянулся к замку, как дверца скрипнула, открываясь, и за ней мелькнуло хмурое лицо тети Лиды.
        Настя ожидала визга или обморока, но тетка оказалась сделана из прочного материала. Осветив фонарем по очереди застывшего Егора, неловко мнущегося на месте Луку и переступавшую тапочками Настю, тетя Лида поднимать панику не стала, только сглотнула сухо и выдала задумчивое:
        - Рома, я так и знала, что без приключений ты не проживешь, - и кивнула заходить, а сама, опираясь на вполне современного вида костыль, бодро поковыляла к освещенной веранде. - Ноги вытирайте, обувь на коврике оставьте. У кого есть, конечно.
        - Про меня сказал? Когда звонил? - тихо уточнил Егор.
        - Делать мне нечего - по телефону такое говорить. Про тебя лучше молчать. Тут либо психушку вызовут, либо спецуру, - поморщился Лука и прошел в калитку. - Ты как к ней? Ну, по ощущениям?
        Егор пожал плечами:
        - Помнить - помню. Вижу хорошо. Четко. Теплая. Но вас двоих убить хочется больше.
        - И то хлеб, - Лука подхватил ойкнувшую Настю на плечо, перенес через лужи на дорожке, опустил на крыльцо и прошел в дом.
        Со времен студенческой экскурсии Шушенки изменились мало: деревянный мост через реку заменили на бетонный, пара заброшенных домов окончательно просела крышами, на въезде вместо крупной черной лайки вертела хвостом-обрубком рыжая дворняга.
        Саму деревню, впрочем, как и тетю Лиду, Настя помнила смутно. Да, вроде бы куда-то заезжали, там ходила какая-то коротко стриженная бодрая тетка, угощала сушками и наливала всем чай-кофе, воду из колодца. Ледяная вода почему то запомнилась куда лучше самой тетки.
        От Шушенок и до Рассохи ходили пешком - проезжей дороги там не сделали. Местные никакого трепета перед древними могильниками не испытывали, катались по серым гравийным дорожкам на велосипедах - срезали путь до соседнего поселка, в котором работал магазин.
        Сама Рассоха Настю разочаровала. По старым черно-белым фотографиям в учебниках и придыханию в голосе лектора ожидалось нечто колоссальное, схожее по величию если не со Стоунхенджем, то уж с ирландскими дольменами - точно.
        Реальность подвела.
        Во-первых, Рассоха была абсолютно плоской - огромное поле, только вдоль и поперек исчерченное тропинками. Узкими, средними, очень широкими, но все они вели строго прямо, пересекали поле, линуя его на многоугольники.
        Во-вторых, никаких таинственных курганных холмов и гробниц - поле, и все. За ним - лес с комарами.
        В-третьих, Настя в своем разочаровании была не одинока - потихоньку зверевшая от однообразия и жары группа пятикурсников на гида поглядывала недобро, словно он тут все подстроил.
        Разница между учебниками и реальностью объяснялась просто: Рассоха и земля рядом с ней попадали в зону, которую не то чтобы скрывали от посторонних, скорее, просто не орали про нее широким массам. А то массы, они такие - придут, натопчут, подымут кого не надо, а потом одних хорони, вторых упокаивай.
        Книги о Рассохе как раз входили в курс общих знаний, и картинки в них благополучно заменили. Да, как раз на Ирландию. Хорошие там места, и главное, глыб каменных не счесть: обошел кругом - и снимай не хочу, все время разный вид. А здесь скучно: Шушенки с огородами, палисадниками и погостом, который в три раза больше самой деревни; тонкая полоса овражистого леса - группа дыхалку сорвала по этим буеракам скакать; поле с геометрическими дорожками, будто парк начали разбивать, да перемудрили. Для зловещей Рассохи обстановочка не та - вон, у последнего оврага под кустом даже местные на троих соображают. Никакого почтения.
        Гид все это спекшимся на жаре студентам и выложил, явно наслаждаясь их растерянностью. А дальше водил по дорожкам, тыкая указкой в свободные от гравийной засыпки газоны, и перечислял, где кто лежит. И как.
        До того, как ступить на поле, Настя думала, что ее разыгрывают, но стоило сделать шаг вперед, стало ясно - место отвратное, дурное. Драпать отсюда хотелось без оглядки и никогда назад не возвращаться. Земля под ногами чуть заметно вибрировала, иногда переходя на крупную пульсацию, а потом неожиданно сбиваясь на резкие, но сильные судороги. Словно там спал кто-то огромный, ворочался, и сон у него был беспокойный, томный и жаркий.
        После первых же двух перекрестков у Насти заболела шея, потом левое ухо, а это был дурной признак. Остальной народ беспокойства не проявлял, скучал и изнывал на солнце. Только Чистиков недовольно хмурился, все время передергивал плечами и пытался почесать между лопаток.
        Гид занудно цитировал учебник, и мрачная история в его изложении теряла всю зловещую атмосферу.
        Автор учебника красноречием не блистал: весьма скупо и без подробностей описывал массовое убийство некромантов, трагедию, пришедшуюся на одну из многих княжеских междоусобиц. Подробности историк проглатывал, гид тоже, а ведь именно в них крылось самое интересное. Настя в свое время всю библиотеку перевернула в поисках деталей - даже у ректора допуск выпросила, но историю для себя по полкам разложила.
        На деле никакой мистикой и страшными тайнами тут не пахло, пахло идиотами. Благо они не только в современности водятся, но и в средневековье от них продыху не было. А уж когда кретин у власти, да еще с инициативой - жди беды. Дождались быстро.
        Пока два старших князя - Усольский и Крежский - бешеными псами дрались километрах в ста отсюда, выясняя, у кого дружина лучше копьями машет, младший братец одного из них, заручившись полной поддержкой церковников, объявил во всеуслышание: весь вред земле «есть стоит от мертвяков держащих и надобно их усекновить».
        Сказано - сделано. С помощью дружины, попов и молитв. Дело далось легко - все серьезные ребята с червонными упокойницкими гривнами на шеях дежурили на кромке того поля, где старшие терли за Усольск, так что стариков, женщин, калек да детей сграбастать получилось быстро. Дальше и вовсе вышло некрасиво - нет чтоб просто убить, решили, что во искупление мутных грехов надо закопать. Живьем. И закопали. На Рассохе. А то чего поле зря пропадает? Не земля - глина, даже трава не растет.
        А потом вернулся победивший старший князь, который дураком не был и склерозом не страдал - за седмицу не успел забыть пару своих парней, что без присмотра от ран померли, а потом встали и пошли выяснять, с чего это такая несправедливость? Почесал князь бороду, плюнул да и закопал на той же Рассохе и младшего своего, и церковников, и свиту, что первые рвы копала, и еще человек триста про запас, от плохого настроения. Тоже живьем. Для равновесия. Жестокие сердца и нравы соответствующие.
        Некроманты старшего за второй казнью проследили, а если верить летописям, там было человек десять высшей категории и еще с две сотни от третьей и ниже. И слово дали, что из Рассохи ничего ползти не будет. Оно и не ползло. Одиннадцать веков подряд. Просто лежало. Но само место приятнее и краше от этого не стало.
        Теперь сюда водили на экскурсии пятый курс, обязав потом написать эссе про впечатления.
        Настины впечатления были самого мерзкого свойства. Под гравием спало нечто. Оно звучало, дышало, даже иногда шевелилось. Это от него стреляло в ухе и мутило. А еще становилось страшно не по-детски: а вдруг оно как вылезет! Как выпрыгнет!
        Уже в Шушенках гид отвел ее и Чистикова в сторонку. Владу, который к концу экскурсии приобрел модный оттенок морской волны, впихнул в руки фляжку, а Настю заставил выкурить сигарету. И пока она кашляла и давилась дымом, очень буднично сообщил, что категорию им накинут, Чистикову - даже две, но больше сюда приезжать не нужно. А если приезжать, то только в сопровождении особенных людей. И была бы его воля, он бы мозги наизнанку вывернул, но придумал способ определять возможности упокойников без посещения этой сраной полянки. Он так и сказал «сраной», и Насте - поборнице литературной речи - совсем не захотелось с ним спорить.
        Что удивительно, запрет на посещение гражданскими с Рассохи сняли спустя год - то ли отрыли там все нужное, то ли решили, что место не опасно. Решали из столицы - оттуда всегда виднее. Теперь сюда катались свободно, но по-прежнему только свои - до туристов и искателей приключений информация пока не добралась. Правда, ездить на Рассоху желающих было негусто - так, пара экстремалов с палатками и низкой, нечувствительной категорией. Потом болтали, что поле светится, воет и ночами шевелится. Настя на россказни не обращала внимания - нечему там было выть и светиться, хотя место плохое, хуже не придумаешь. Больное место.
        Предложи ей кто прогуляться по Рассохе еще разок - она бы согласилась. За деньги. Такие, чтоб хватило на шубку из голубой норки.
        А теперь она тут бесплатно, и ждут ее сплошные очень глубокие норки, но уже без всякой шубки.
        Тетя Лида хоть и передвигалась с дополнительной опорой, сразу же развила бурную деятельность - переодела Настю в вещи гостившего летом племянника. Кроссовки оказались велики на размер, а джинсы пришлось подвернуть, но в целом настроение сразу улучшилось - встречать судьбу обутой было значительно приятнее. Уже от себя тетя Лида добавила мягкий черный свитер крупной вязки и стеганую непромокаемую жилетку на пуху. Жилетка была лимонная, как цыпленок, и в свете событий - неуместно жизнерадостная.
        Убедившись, что гостья стала похожа на человека, хозяйка проводила ее к Луке и Егору, которые ждали за столом в большой комнате.
        Здесь по обитым старой вагонкой стенам были развешены многочисленные рога и трофейные головы. Олени, кабаны и выдры оловянно пялились на гостей. По носу серого облезлого волка ползала крупная моль.
        - Бывший муж охотником был. До всего, - поджав губы, объяснила тетя Лида, тяжело уселась на табурет, поставив костыль у стола, и сердито уставилась на Луку. - Рома, если я уже пять минут не задаю тебе вопросов, это не значит, что я на старости лет перестала быть любопытной. Вчера-то, когда звонил, все из меня выпытал, а сам…
        - Я сам знаю не больше, чем вчера. Только вот компанией обрастаю.
        - В кои-то веки вокруг тебя приличные люди, - саркастически заметила тетя Лида, повернулась к Егору, подперла рукой подбородок и вздохнула буднично: - Ладно, погиб по-дурацки, а встал-то ты зачем, Егор?
        Егор запрокинул голову, оскалился и закашлял. Насте понадобилась пара секунд, чтобы понять - это он смеется.
        - Не специально, тетя Лида, - наконец выдавил Егор между приступами кашля и скопировал позу хозяйки. - А вы чего от меня в погреб не прячетесь?
        Тетя Лида тряхнула головой, отчего окрашенные в каштановый короткие волосы встопорщились, а удерживающий их ободок съехал.
        - Так лестница там сломалась. По которой в погреб спускаться. Я соседу из коттеджа жаловалась, он обещал прийти починить, но, видно, забыл. Так что негде мне прятаться. Буду здесь сидеть-бояться, - тетя Лида задумчиво отхлебнула из кружки кофе. - Ты мне про другое расскажи. Чем тебя кормить? Что у вас тут происходит? Как напарницу зовут?
        Лука мыкнул, но тетя Лида на него цыкнула:
        - Не тебя спрашиваю.
        Егор открыл было рот отвечать, но так и замер. Словно программа внутри зависла. Потом отвис так же резко, встал и отошел к стене, как можно дальше от стола. Поежился, точно замерз, и наконец сказал глухо:
        - Не ем. Не знаю. Настя.
        - А чего всполошился-то? Вскочил, забегал.
        - Вспомнил. Про еду сказали. И я вспомнил.
        - Из тебя клещами тянуть? - Лука расслабленно откинулся в плетеном кресле и даже глаза закрыл. То ли устал слишком сильно, то ли присутствие тети Лиды действовало на него успокаивающе.
        - Я не ем. Но она, - Егор ткнул в Настину сторону пальцем, - говорила про сторожа. Того, что не пускал работать.
        - Ты его съел, что ли? - доброжелательно поинтересовалась тетя Лида. - Учти, голубь мой, у меня таких разносолов нет. Самое большее - кило говядины в морозилке.
        - Не съел, - Егор оперся на стену и съехал по ней спиной вниз, оставляя глубокие борозды на досках. - Раскатал. Почти сразу как встал. Он случайно попался. Я сначала даже не вспомнил, что кого-то чувствовал рядом.
        - Давай по порядку, - попросил Лука. - Как связаны еда и сторож? Пока ехали, ты говорил, что от нас с Настей тебе горячо. Оно? Как голод?
        - Не голод. Похоже, но больнее. Сильнее. Не сразу сообразил. Я проснулся, потому что рядом стало горячо. Даже жарко. Оно мимо меня текло. Как поток. Как лава. Я взял себе, много взял - отогрелся, и мне стало хорошо. Понял, что я есть. Вспомнил себя. Даму вспомнил. Но перед глазами оставалось темно и на спину что-то давило. Я подумал, что все еще там - на Раевском, просто без сознания. Рванулся вверх и почти сразу ударился… как будто вспышка была, но короткая. Опять стало хорошо, но зрение подводило. Сначала не шел - полз на четвереньках. Потом стало легче. Но жар исчез. Я уже на аллею выбрался. Почувствовал, где еще было тепло. Пошел на него, а там она, - палец снова показал на Настю.
        - А с чего ты нарисовал, что это сторож был?
        Егор пошевелился, заставил броню разойтись в районе бедра. На втором слое чешуек, которые были заостренные, зацепился кусок черной ткани и обрывок нашивки с желтым краем.
        - Я подумал - это от формы. Моей. Той, в которой я умер. Решил оставить. А сейчас вспомнил. Про жар. Так что я ем. По-своему.
        - Уроки занимательной биологии, - Лука подошел к вставшему, отцепил обрывок от брони, покрутил в руках. - Нет, точно не от нашей формы - на летней ткань тоньше была. И кровью пахнет свежей. Значит, ты прямо на Настиного убийцу встал. Раскатал и не заметил. Мгновенная карма. Слышала, Насть? Ты отомщена.
        Настю известие не развеселило. Узнать, что рядом с тобой в одну ночь погибли два человека - одного убили, а второго раскатали - приятного мало. Да и растерянного Егора стало жаль.
        - Погоди-ка, юный мститель. Ты сказал, что тебе от сторожа было жарко. А вот от тети Лиды - как? Тепло? - спросил Лука, скомкав лоскуток ткани и пряча его в карман.
        - Ты хочешь, чтоб он меня тут раскатал для сравнения? - поинтересовалась тетя Лида и подлила себе кофе.
        - Думаешь, сторож был из наших? - удивилась Настя. - Вроде вел себя как обычный человек, хамил, да еще такие глупости спрашивал…
        - Вот именно. Может, потому и спрашивал.
        Егор помолчал, потом покачал головой отрицательно:
        - По ощущениям похоже. Но без гарантий. Я целиком себя осознал только когда Настю за ворота вытащил.
        - Вот что, голуби мои, - решительно сказала тетя Лида. - Перебираемся в диваны и кресла, и вы мне рассказываете все ваши страшные сказки. Ты, Егор, на полу посидишь, а то обивку жалко - распорешь.
        Настя почти дремала, свернувшись клубком на диване. Ноги на пол опускать не хотелось - из-под ковров тянуло холодом. Она честно еще раз описала все свои злоключения, теперь уже с пожаром в квартире и бдением на заброшенном заводе. Но эти приключения блекли на фоне рассказа Луки про Великого червя, выжженный кабинет Павла и прочие ужасы. А вот по мнению тети Лиды вся история Луки яйца выеденного не стоила, ну за исключением пропажи Павла.
        - Сам-то как думаешь, что на Раевском произошло?
        Лука пожал плечами:
        - Звучит как фантастика. Тетка-цветочница и сторож совершили подъем. Совершенно запредельной силы. Первая категория, хотя я таких незарегистрированных не знаю. Тем более - в возрасте. Пока они кого-то тащили, очень много распылили и зацепили Егора. Что уж они там творили - я не скажу, но некроманта они подняли на остаточном эффекте. По случайности. Таких проблем, как эта, никому и за миллион не нужно, не то что на халяву. Пока Егор набирался сил и вставал - основной подъем закончили, и они ушли. Сторож остался. Может, прибраться, или следы замести, или Настин труп поглубже припрятать - и попал Егору под холодную руку.
        - Ну и скажи мне, кто ж среди вас такой талантливый? Ну, кроме вашего директора, которому уже царствие небесное? - тетя Лида стукнула ладонью по столу так, что чашки звякнули. - У меня Матфей, тот самый, который всех вас на Рассоху перетаскал, чаи гонял каждый раз. С наливкой. Все ныл, что мельчаете - за последние лет десять ему попался только один новичок четвертой категории. Все остальные - от пятерки и жиже...
        - Тетя Лида, не машите так рукой, - подал голос Егор. - У вас справа, под ребрами, пятно. Оно горячее всего остального. Наверное, врача надо. Со спины мне хорошо видно.
        Тетя Лида мрачно смерила Егора взглядом:
        - Знаю. Через две недели положат на операцию. Рак это, голубь мой. Самый настоящий, - она отвернулась и с преувеличенной тщательность стала нарезать остатки макового рулета. - Зато смотри, какое чудесное применение тебе нашлось. Диагностика без рентгенов. Разберетесь, что к чему, и откроете центр волшебной терапии. А у кого неутешительный прогноз - вот специалист по эвтаназии сидит, броней стучит. Что у вас лица сделались, как будто я уже ваша клиентка? Не дождетесь. У меня еще планов на десять лет вперед. Вот, питомник для рододендронов собираюсь завести. Сосед, который из коттеджа, обещал саженцами поделиться - им от прежних владельцев три куста досталось. Когда цветут - все Шушенки смотреть ходят. Только погляди, я на прошлой неделе сфотографировала, - тетя Лида суетливо полезла в карман кофты, достала телефон и подсунула Луке под нос экран. - Видишь, вот это даурский, а это ледидора.
        Лука телефон взял, состроил понимающее в рододендронах лицо, но на тетю Лиду продолжил коситься с сочувствием. Потом передал телефон Насте, которая из вежливости взглянула на фото. После маминых гераней и фиалок, которые пришлось нюхать все детство, идеальными цветами она считала кактусы: не пахнут, поливаешь когда придется, помрут - не жалко. На фото же было нечто пятнистое и пышное, удивительно яркого цвета. Настя листнула на следующее фото и чуть не выронила телефон - на экране, рядом с высоким зеленым кустом, стоял давешний покойный сторож с Раевского, держал в руках опрыскиватель и смотрел недовольно.
        - Так что рано вы меня в свои списки вносите. Да и упокоя я в завещании не указывала. Полежу еще в первой форме, - устало закончила тетя Лида, убеждая скорее себя, чем собеседников. - Голуба, ты чего там застыла? Цветочки понравились? Вот летом приедешь - я тебе уже свои буду показывать.
        - Это тот самый сосед, который вам лестницу починить обещал и рассаду дать?
        - Да.
        - Не ждите, не починит. Умер он, - Настя осторожно, как гадюку, положила телефон на стол. - Его Егор на Раевском раскатал.
        - Настя, ты уверена? - Лука схватил телефон, отсмотрел фотографии, иногда отрываясь от экрана и щурясь, словно стараясь что-то припомнить. - Это точно тот самый мужик?
        - Уверена. Он под фонарем стоял. Лицо такое недовольное. Усы. Точно он.
        Лука снова сморщился, потом сильно растер виски и несколько раз пятерней прошелся по густым черным волосам, делая из прически воронье гнездо. Потом опомнился, пригладил все обратно, чем дела совсем не поправил. Настя уже потянулась к карману за расческой, потом спохватилась, что карманы не ее, что сама в зеркало последний раз смотрелась еще дома и на ее голове наверняка ситуация еще более плачевная.
        - Не помню. Странно. Он меня старше ну максимум на пятнашку. Должен я его знать, если он категорию получал. Егор, глянь!
        Вставший медленным слитным движением поднялся с пола, заглянул в телефон.
        - Не было у нас такого. Как раскатал - не помню. Может, приезжий.
        Лука прищелкнул пальцами, ухватившись за мысль:
        - Чего мы гадаем, когда у нас тут свидетель сидит. Теть Лида, давайте выкладывайте: откуда сосед, почем купил этот коттедж? Откуда вообще в Шушенках коттеджи? И если вы еще свечение на погосте с этим типом воедино свяжете, я буду биться как лев, но достану вам полицейскую страховку на медобслуживание. Кстати, если не свяжете - все равно буду биться. Мне тут Каин задолжал немного.
        - Нужны мне твои страховки, - отмахнулась тетя Лида. - Значит, так. Коттеджи построили три года назад - землю продали, едва сняли закрытый статус. Всего восемь домов, на окраине, фасадами к шоссе стоят, рядком. Участки там большие. Всю дорогу бульдозерами размолотили, пока строили, но потом асфальт сделали и мост поменяли. Место тут недешевое оказалось: до города сорок минут, лес рядом, озеро. Все скупили. В шести живут - не постоянно, но на выходные приезжают. Еще один - пустует. Который крайний. А у Георгия дом как раз второй, сразу за пустым. Они там владельцы - он и сестра его. Неприветливая женщина, крупная такая… Вообще, если бы не цветы - они к себе и не пустили б никого. Необщительные. Так, поздороваются, кивнут, и все. Я и не навязывалась. А тут месяца три назад шла с магазина, а он у ворот стоял. Разговорились, про цветы вот, про лестницу… Потом еще пару раз встречались - покупки помогал до дома донести, вареньем из роз угостил. Мне он показался таким основательным. Интересным, - тетя Лида немного смутилась.
        - Ну да, Князеву он очень основательно убить пытался. И сестра его, чую я, тоже во всем этом деле по уши замазана. Так, а светилось когда?
        Тетя Лида открыла календарь, сверилась.
        - Началось два месяца назад. Светилось сильно, но не ночью, а под утро, аж туман подсвечивало, который из оврагов шел. Два дня подряд. Потом я говорила - в больнице оказалась. На прошлой неделе еще было, но всполохами - левее, почти у самого конца кладбища. Три ночи - в понедельник, четверг и в этот понедельник, в районе полуночи. Может, и до этого тоже, но по свету не так заметно. У меня окна выходят как раз на ту сторону. Мне-то видно, а вот остальные дома на погост задворками стоят, только если кто ночью выходил, так заметил.
        - А эта чудо-семейка из коттеджа, они постоянно проживали?
        - Нет. Уезжали-приезжали. Там кроме Гоши еще племянник был, сестры сын. И его невеста. Племянника я ни разу не видела - только машину, солидная такая. А невеста попадалась пару раз. Молодая, взбалмошная, веселая. Иногда дня по три пусто было, а иногда все вместе приезжали. Жили день-два, потом опять в город.
        - А вот так, чтоб целую неделю, две, три?
        - Нет, не было такого, - тетя Лида рассеянно повертела в руках чайную ложечку. - В правильную сторону глядишь, голубь. Наблюдательный. А я вот, ворона старая, проворонила, а казалось бы, сколько вас таких перевидала... Значит, коллеги: больше двух суток не оставались. Не могли.
        - Иногда с этим как с инструментом работают, - дополнил Лука. - Усиление дара. Если нужно поднять совсем древние кости. Посидишь в лесу - хорошо получается, но ходишь потом еще пару недель как псих, на всех срываешься. Значит, соседи наворотили сначала здесь, а потом в городе такого, что теперь разгребать пять лет будем. А времени не пойми сколько в запасе. Теть Лида, а сейчас хозяева дома?
        - Вроде нет. Машины с позавчера не видела. Они если приезжают, в гараж никогда не загоняют - оставляют на подъездной дорожке.
        - Пока темно и все спят, надо осмотреться. Настя, раз тебя экипировали, значит, на тебе коттедж. Если хозяев дома нет. Если есть - вернешься. Егора с собой возьмешь. В виде подсобной силы - дверь там сломать, голову кому оторвать. С ним, я думаю, сейчас только кто-то от второй категории справится, и то в количестве пяти человек.
        Егор равнодушно пожал плечами.
        - Ты можешь этими своими излишествами управлять как-то? - спросил его Лука. - Шипы там уменьшить, спрятать. Броню втянуть. Нам лишние панические вопли в Шушенках и вызов полиции совсем не в кассу.
        - Не успеют.
        - И лишние трупы тоже. Так сможешь?
        Егор мрачно кивнул и вышел из комнаты.
        - Лука, а ты разве с нами не пойдешь? - спросила Настя.
        - Ну светился-то не коттедж, а погост. Надо все осмотреть.
        - А если там опасно?
        - С опасным я знаю, как справляться, - Лука залпом допил кофе. - У меня в этом большой опыт. Я бы вообще вас тут оставил, но задницей чую, что времени у нас в обрез. Этим добрым людям понадобилось всего десять часов, чтобы прийти тебя убивать. Как бы они не ускорились. Так что сходите вдвоем. Егор… Егор - он отличный парень. Был. И судя по тому, что он тебя из-под плиты дважды вытащил - таким и остался. Только вперед не суйся. Если увидишь, что жильцы на месте - не рискуй. Вставший крематорскую печать в лоб еще выдержит, а вот некромантка Князева - нет. Все ясно?
        - А что искать-то? Внутри?
        - Да чтоб я знал!
        - Настенька, а ты помнишь, как тебе после Рассохи плохо было? - вступила тетя Лида. - Они ж не зря тут поселились. Скорее всего, оттуда что-то тянули, с могильника. Ты вот на это «плохо» и равняйся, вдруг что учуешь.
        Лука в задумчивости поднял брови, но кивнул, соглашаясь.
        - Тетя Лида, а вы уверены, что вы не упокойник высшей категории? - улыбнулась Настя.
        - Плиту тебе на язык, голуба моя. Только этого геморроя мне в жизни не хватало. Тут от живых не знаешь куда деться, а на тебя еще и мертвые лезут. Познакомилась на старости лет с приятным мужчиной, а он оказался упокойником-рецедивистом, да к тому же еще и помер. Ничего хорошего от вашего брата ждать не приходится. Я уж лучше с рододендронами…
        - Выкопаете на свободной от врагов территории? - не удержался от шпильки Лука.
        - Обижаешь, мальчик. Это будет трофей.
        - Да какой я вам мальчик - десять лет разницы…
        Дальнейшую перепалку Настя слушать не стала, застегнула жилетку, вынула из кармана сложенный дождевик и вышла на веранду. Вставший растерянно топтался перед узким зеркалом, в котором помещался только на верхнюю четверть. Поворачивался то одним боком, то другим, стараясь увидеть, что и как исправить. Настя не выдержала:
        - Острое втянуть можешь? Тетя Лида для тебя куртку оставила - она широкая, но порвется о шипы.
        - Пробую.
        Дальнейшие десять минут были мучительными - Егор пытался перестроить броню. Плечевые наросты спрятались без труда - костная ткань легко нарастала поверх, потом со стуком прижималась к предыдущему слою и словно вплавлялась в него. А вот с пластинами на голове возникли трудности - рогатая корона никак не хотела уменьшаться, трансформировалась, становилась несимметричной, отращивала себе тонкие иглы, но не сдавалась.
        В дверь выглянул Лука, оценил ситуацию, приказал:
        - Замри, - и, тряхнув кистью, запустил в Егора сеткой, небольшой, но с очень густым и частым плетением. Печать на подлете блеснула стальным и начисто срезала корону на сантиметр выше того места, где у вставшего предположительно была сама голова. Упавшие на пол переплетения светлых рогов рассыпались черной пылью.
        Егор гортанно рыкнул, взвыл, оскалился, шатнулся в сторону Луки, сделал один крупный шаг, второй и встал. Еще раз зарычал, только тише. Потом застонал.
        - Сука. Жжется.
        - Ну ясен тлен, не компресс. Остальное перестроишь, или еще подрезать?
        - Иди ты!
        - Обращайся.
        После коновальского вмешательства Луки дело и вправду пошло быстрее: с уменьшенной короной Егор управился быстро - согнал ее на шею, сделав слоистый вороник, словно свитер надел. Волосы, которые раньше сдерживались костяными пластинами, теперь рассыпались по плечам. Вставший, и раньше напоминавший рыцаря, окончательно стал похож на архангела с пылающим взглядом, только меча не хватало. Кстати о взгляде…
        - Ты глаза можешь... ну… убавить? Чтоб не такие яркие были. А то никакая куртка не спасет.
        Егор прищурился, вернее, попытался. Выглядело это потешно: бронзовая посветлевшая кожа пошла складками, изломами, равнодушное неэмоциональное лицо приобрело сначала ехидное, злое, а потом удивленное выражение. С пятой-шестой попытки вставший сформировал подобие век. А через минуту упорных гримас у зеркала радужка потеряла насыщенность и приобрела прозрачность. Глаза оставались по-прежнему яркими, но как минимум перестали бросать отсветы.
        - Хоть сейчас в тыл врага засылай, - прокомментировал Лука, в это время старательно перебиравший содержимое разгрузки.
        Егор, оценив кобуру с ругером, которую Лука перестал маскировать курткой, ровно спросил:
        - Уверен, что тебе надо идти одному?
        - Предлагаешь себя в компанию?
        - Нет. Ее. Пока вы дойдете до погоста, я уже осмотрю нужный дом и вас догоню.
        - Ты двадцать лет пролежал под плитой. Скажи на милость, как ты разберешься, например, в современном компьютере? Или телефоне? Я уж не говорю про сигнализацию, к которой может быть подключен дом. Хотя в ней и Настя не разберется…
        - Нет там сигналки, - из глубины дома отозвалась тетя Лида. - Приезжали из фирмы, договор только весной подписать собирались - все думали, стоит им за эти деньги кататься до нас на тревогу или нет.
        В целом маскировка вышла удачной, думала Настя, уже шагая по проселку в сторону коттеджей. Вставший бесшумно скользил рядом, держась ближе к обочине. Плавность походки изжить не получилось. Зато голова была закрыта капюшоном широкой толстовки, а куртка маскировала корпус и бедра. Со штанами, правда, вышла промашка - они лопнули при натягивании, но Егор максимально наслоил и затемнил броню на ногах, в потемках сгодилось. А вот старые высокие ботинки сели как родные - стопы у вставшего оставались вполне человеческими и даже вменяемого размера. Только без пальцев.
        Переодевались и маскировались не зря: несмотря на позднее время, по пути встретилось двое - дядька-велосипедист с примотанным на руль ярким фонариком, заменяющим фару, и пацан лет пятнадцати с выкрученной на максимум переносной колонкой. Велосипедист особого внимания на них не обратил, а пацану вообще было все фиолетово, кроме музыки.
        Выплывшая на небо луна позволила идти не спотыкаясь.
        Как и говорила тетя Лида, коттеджи выстроили чуть ли не посреди поля - одинаковые, как под копирку: в два этажа, с несимметричными крышами, вытянутыми вдоль гаражей, и балкончиками с белыми перилами. В Шушенках, в отличие от любой другой деревни, на балкончиках можно было чаи гонять все лето - насекомых тут почти не водилось. Рассоха для них, похоже, фонила, так же как и для некромантов.
        Нужный им дом - второй с краю - стоял с темными окнами. На мощеной подъездной дорожке было пусто.
        - Проверю, - сказал Егор, оставив Настю у ограды, ухватился одной рукой за перекладину ворот и легко перекинул себя на другую сторону. На мгновение замер, прислушиваясь, скользнул к крыльцу, но к двери подходить не стал - рывком ушел вверх, уцепился рукой за козырек навеса и подтянулся единым движением, таким, что любой профи паркура удавился бы от зависти. Насте оставалось только любоваться и осознавать собственное физическое несовершенство. Впрочем, и помирать ради такой красоты тоже не хотелось.
        Егор взломал балконную дверь - до Настиного слуха донесся легкий щелчок, - отставил раму в сторону и канул в темноте дома.
        Стоило вставшему исчезнуть из поля зрения, как сразу стало неуютно. В канаве кто-то тихо зашуршал, неподалеку мяукнула кошка, луну накрыло полупрозрачное облако. Ближе к кладбищу громко заорала потревоженная галка. Настя отступила к решетке, прижалась к ней спиной. Дорога в обе стороны оставалась пустынной. Огни в деревенских домах казались блеклыми пятнами.
        Снова заорали галки, теперь уже несколько. Стая скользнула в лунном свете и унеслась в сторону леса. Собака неподалеку коротко взвыла и захлебнулась лаем. Налетел сильный порыв ветра. Холодный и колючий - проник под толстый свитер, словно преграды не было. Где-то со звоном разбилась то ли посуда, то ли оконное стекло.
        - Твою ж в могилу! - прошептала Настя, уже прикидывая, как ей удачнее перелезть через ограду. И ощутила себя бывалым воякой, которому спокойнее спится под канонаду вражеских пушек, чем на пуховой перине: рядом со вставшим она бы на весь этот звукоряд и птичью панику и ухом не повела.
        - Это Лука.
        Голос раздался сверху. Будь Настя напугана чуть меньше, она бы завизжала. Но страха было уже с горкой, поэтому она просто осела у калитки.
        - Вставай. Чего дрожишь? Лука работает - живность беспокоится. Пошли, - Егор сидел сверху на решетке, как коршун-переросток, и протягивал руку. - Время!
        Внутри было странно. Вот прям так - с порога. Настя ожидала увидеть нормальный жилой дом - с мебелью, плетеными креслами и цветами в вазочках. Вместо всего этого весь первый этаж занимали прикрепленные к полу чертежи. И только у стены ютились пара офисных кресел и низкий столик, полный грязной посуды.
        Егор решил маскировкой пренебречь и включил свет - в холле под потолком загорелась обычная лампочка, наскоро прихваченная к проводам изолентой. В двух боковых комнатах были такие же. И только на втором этаже на голой стене, рядом с яркими пятнами невыгоревших обоев на месте когда-то висевших картин, светился легкомысленный детский светильник-лягушка - видимо, остался от прежних хозяев.
        Лестницу на второй этаж перегораживали картонные коробки. Пустые.
        - В комнатах две раскладушки. В сарае - лопаты, фонари, палатка. Наверху - куча битых пробирок, чертежи. Компьютер. Такой же, как у Луки. Плоский. Но очень большой.
        - Планшет?
        - Сама посмотри.
        - Думаешь, там важнее, чем здесь? - Настя окинула широким жестом разбросанные по полу выкладки.
        Даже при беглом взгляде сложность расчетов зашкаливала, а главное - была неясна их цель. Вот под ногами чертеж стандартной малой печати на вторую форму - такую в универе показывали, когда учили материализовать сетки на первом курсе. Но здесь схема разложена на составляющие вплоть до знака. Рядом на пересечении основной оси большая печать на упокой, потом опять малая и снова большая - и все с подробнейшим описанием, сносками, пояснениями. Словно они отличались, хотя на первый взгляд казались просто распечатками с учебника.
        Настя присела, чтобы разглядеть подробности. Да, расчеты точно делал не псих - печати различались, но в таких мелочах, что сразу не заметишь. Вот офисные фурии точно бы не нашли отличий. Да и Настя разницу увидела только потому, что начерталку на третьем курсе сдавала по индивидуальной программе - с расчетом на работу в исследовательском отделе Усольского музея. Но работа плитой накрылась - отделу перекрыли государственные дотации.
        - Там важнее, - вставший поднял с пола пару листов и продемонстрировал отпечатавшиеся на них следы сапог. Судя по размеру - мужских. - По ценному ногами не топчутся. Здесь - считали. Там, - он кивнул в сторону второго этажа, - подсчитывали.
        Плоский и большой «планшет» оказался дорогущим моноблоком, к которому был подключен принтер и тихо гудящий бесперебойник.
        Настя двинула мышкой - удача не подвела, компьютер проснулся и, не требуя пароля, сразу вывел рабочий стол.
        Егор указал на иконку учетника:
        - Там написано, чей компьютер?
        Настя, не давая себе времени на раздумья, щелкнула по иконке. Развернувшаяся программка выглядела нестандартно: показывала колонки с фамилиями сотрудников Службы Последнего Пути. Всех. В одной из строчек был даже Лука, который в Настином учетнике не высвечивался. Вместо имени владельца в заголовке стояла единица.
        Настя вытянула из кармана телефон и набрала Луку. На глухое «алло» быстро спросила:
        - Ты знаешь, у кого ты есть строкой в учетнике? Вместо имени - единица.
        - У Павла, - сразу сориентировался Лука, но голос у него был странный, растерянный. - Но это уже не новости. Тут произошло... всякое. Лучше посмотрите, что там еще полезного: у Егора перед носом прокрути, он разберется. Мне пока не звони, - и дал отбой.
        Настя вопросительно посмотрела на вставшего.
        - Почему не новости? Может, нам надо…
        - Делать, что говорят, - остановил ее Егор. - Лука пусть работает. Пока там... терпимо. Давай к делу. Павел. Ваш директор. Верно? Это ведь его кабинет выжгло?
        - Да, - Настя придвинула к столу кресло для себя и рассохшийся табурет для Егора.
        За Луку, который так быстро скомкал разговор, стало тревожно, внутри поселился мнительный червяк, который кусал за ребра и нашептывал срочно бежать и помогать. Но что тогда с порученным заданием? Еще неизвестно, где информация важнее - на погосте или тут. В конце концов, Лука не новичок - Великого червя на Скворцовском развалил. Да и Егор вроде как не заволновался, наоборот, не обратил на телефонный разговор внимания, хотя все слышал.
        Аргументы были железными, но на душе все равно сделалось муторно.
        - Категория?
        - Вторая. Павел - он классный директор: зарплату индексировал, наворотов не жалел, составы, заготовки - все закупали первосортное. Не жадничал. С владельца вытрясал всякие штуки типа абонементов на спортзал или клубных танцев. К нам из других районов перевестись пытались из-за него. Ну и потому, что Лука у нас... Правобережная СПП самая крутая в городе. Была.
        - Не помню никого с кличкой Павел. Вторую категорию я знал в лицо. Приезжий? - вставший уселся на табурет, оперся локтем на стол, оказавшись как-то разом ближе, и задумчиво посмотрел на Настю.
        - Да. Из столицы.
        Настя пощелкала по каталогам и папкам, не зная, за что хвататься.
        - Ищи, что ближе лежит. И удобнее. Тут чужих не планировалась.
        - Логично.
        Первое, что попалось из полезного - фотографии. Похоже, скопированные с телефона. Лето. Павел. Сидит на корточках, вкручивает в гравий колышек. Гравий знакомый, серый. Рассоха. Будь она трижды неладна.
        - Он?
        Настя только кивнула. Следующие фото были скучными, но, наверное, важными - сплошные дорожки и колышки. На некоторых прилеплены стикеры с яркими черными цифрами.
        Настя присмотрелась к цифрам и предположила:
        - Похоже на координаты, вплоть до метра. Смотри, тут расстояние от каких-то точек, растут по мере удаления от объектива, а следом замеры уже между самими колышками.
        - Модель. Схема. Вычисляли, где, кто и что лежит. Поэтому такая точность, - пояснил вставший, присмотревшись. - Ищи что-то похожее на общий план.
        Настя снова полезла по папкам, а вставший, придвинувшись очень близко, внимательно всматривался в экран.
        От него шло тепло, ровное, как от батареи. В выстывшем коттедже это было очень кстати, но все же смущало. Настя никак не могла оценить собственное отношение - с каждой минутой, проведенной по эту сторону жизни, Егор становился все больше похож на человека. И именно тут крылась главная проблема - как человек он Насте очень и очень нравился.
        - А почему ты такой горячий? Как печь, - спросила она, чтобы отвлечься.
        - Это не всегда так. Когда встал - было холодно. Потом нашел тебя - теплее. Чем дольше рядом - тем горячее. Проще думать, легче говорить. Если я буду далеко - стану остывать. Я не печь. Скорее, камень в печи.
        - А Лука?
        - От него слишком горячо, - вставший прищурился, и Настя только сейчас заметила, что глаза у него стали почти человеческие, даже пушок ресниц появился - тонкой игольчатой каемкой. - Рядом с ним все слишком быстро - слишком много помню, слишком много хочу. Я еще не решил… С тобой проще.
        - То есть у нас обмен. Я об тебя в холод греюсь, а ты об меня. Бартер - это так неромантично.
        - Зато полезно.
        На рабочем столе ничего не нашлось, пришлось лезть дальше. Настя автоматом открывала папки и файлы, обдумывая сказанное. Вдруг у вставших некромантов совсем другой механизм самой нежизни? И вопреки всем церковным уложениям у третьей формы есть душа? И тогда выходит совсем худо: если только у некромантов есть шанс на вторую жизнь - особенную, странную, отрицающую все законы мира, но жизнь… Да их же перебьют от зависти, а потом потонут в собственных вставших мертвецах!
        Егор уже сутки «греется» рядом с двумя упокойниками и все больше становится похож на прежнего себя. А если пойти навстречу - дать больше тепла? С нее ведь не убудет, а процесс ускорится.
        Настя на пробу вплотную придвинула к вставшему локоть, так, что уперлась в горячую броню.
        Выждала и осторожно положила ладонь ему на запястье, провела чуть выше, обхватила за предплечье и раскрыла мелкую печать, простенькую, для подпитки второй формы, когда физическое состояние - гортань сгнила или кости черепа разрушены - мешает той нормально общаться. Покрышка в кармане жилетки сразу нагрелась.
        Вставший продолжил смотреть в экран, только взгляд у него стал рассеянный, расфокусированный.
        - Может, так будет быстрее? - тихо спросила Настя, внутренне сжимаясь от собственной смелости. Видели бы сейчас ее подружки! Хотя нет, лучше бы никто не видел. Особенно Лука. - Ты только не…
        Взгляд Егора утратил любую осмысленность, его качнуло вперед, и Настя неожиданно оказалась очень-очень близко - броня обжигала даже через толстый свитер и жилетку. Быть настолько близко она не планировала, но вставший вроде бы не делал дурного, только смотрел туманным взглядом куда-то Насте в шею.
        - Егор…
        Тот заворожено перевел взгляд куда-то в сторону, на стену, будто Настя внезапно стала невидимкой и он слышал ее, но не мог увидеть.
        Настя положила вторую ладонь на нагрудник и, наплевав на последствия, активировала еще одну печать - не сложнее первой, но с фиксатором. Обе печати тихо гудели и светились под пальцами, отдавая энергию. Покрышка жгла карман.
        Вставший молчал. Настя тоже.
        В голове роились сумбурные мысли: что никто и никогда не подходил к третьей форме так близко; что яркая радужка глаз у вставшего стала темнее, около звезды зрачка появилась желтизна; что печати почему-то берут многовато для своего размера и надо бы убрать хотя бы одну ладонь...
        Стоило об этом подумать, как взгляд у Егора стал совсем мутным, он потянулся вперед, наклонился и уперся точно лоб в лоб. Если бы он дышал, то сейчас она бы чувствовала его дыхание. Но чего не было - того не было. Пока. Настя внутренне сжалась пружиной, ожидая закономерного продолжения. Ну да, никто никогда не целовался со вставшими. В конце концов, и некроманты никогда не вставали, и раз уж произошло одно чудо - почему не случиться второму? Секунды текли, но ничего не менялось - Егор прижимался к ней, молчал и ничего не делал. Настя мысленно сосчитала до трех и, не давая себе больше времени на раздумье, дотронулась до горячей кожи - целомудренно поцеловала в щеку, около самого уголка рта, потом выдохнула и коснулась уже самих губ - легко и невесомо.
        Егор крупно вздрогнул - всем телом, точно его током ударило, страдальчески оскалился и резко наклонился вперед, словно желая вмять себя в Настю или ее в себя. Отшатнулся, снова вжался и опять, явно через силу, отодвинулся.
        Медленно моргнул и нахмурился. Между бровями появилась задумчивая складка, будто он старался вспомнить нечто важное и не мог. Веки дрогнули, опускаясь, прикрыли совсем яркую радужку. И то, и другое далось ему с трудом, но далось же! Настина интуитивная терапия сработала, эволюция третьей формы совершила разом рывок.
        Порадоваться не дали.
        Егор снова качнулся вперед и положил свою руку поверх Настиной ладони, которая так и оставалась у него на груди. Сжал пальцы.
        Рука точно в пресс попала: ладонь Егора весила, как гранитный валун. Настя поморщилась - ощущение, что ты добровольно засунула руку в тиски, было хоть и новым, но неприятным.
        Она отпустила печати, которые с треском распались, оставив щекотные полосы под кожей ладоней, и попыталась освободить руку. Бесполезно. Дернула раз, другой - бронированная перчатка давила по-прежнему и не сдвинулась даже на миллиметр.
        - Егор, отпусти. Больно. Давит.
        - Горячая, - голос Егора опять звучал так, словно ему гортань через мясорубку пропустили, а голосовые связки пересадили от буйвола.
        - Егор, нельзя…
        - Нельзя. Но ты горячая. Очень. Я греюсь. Вспоминаю. Я - почти он. За минуту до смерти. А ты жжешься. Думаю, сожми я тебя сильнее - и разом все верну. Смогу взять больше, стать совсем горячим. Таким горячим, чтобы никогда уже не остывать. Живым. Чтоб никто не мог прийти и забрать. Чтобы никто не посмел! - вставший говорил тихо, тяжело роняя слова, и монолитной глыбой давил, двигался вперед.
        - Егор! - вышло скорее просипеть, чем сказать - зажатая между мощным корпусом и столешницей Настя могла только дышать мелко, через раз. Рванулась испуганной пичужкой, теперь уже всерьез запаниковав. Затевая авантюру, она прекрасно помнила, на что способна третья форма, но Егор казался другим, неспособным причинить зло ей лично. Спасал ведь раньше!
        - Горячая. Хочу, - утвердился во мнении вставший и запрокинул голову.
        Костяная корона стартанула в рост, легко разодрала капюшон толстовки, ткань с треском поддалась. Основные рога сначала стали толще, расслоились на тонкие иглы, которые тончились, тончились, тончились, пока не стали неспособны нести свой вес и не легли на плечи общей копной волос - теперь уже не масляно-гладкими локонами, а нормальной перепутанной отросшей гривой, в которой тут и там виднелись колтуны.
        Оставшиеся свободными рога снова прильнули к голове шлемом. Без защиты вставший оставаться не хотел.
        Это Настя отметила уже краем сознания: в глазах темнело, ребра трещали, еще чуть-чуть - и голова отключится, а спасать ее точно некому: Лука далеко, из вставшего же сейчас спасатель аховый.
        - Катю так же тискал? - выдавила-выдохнула из себя Настя, одновременно без покрышки создавая печать на упокой - кривую, в половину схемы. Зато от души напитанную ужасом близкой смерти от раздавливания.
        Егор остановился, будто его за ручник кто-то дернул. Замычал низко и яростно, как бык на корриде, качнулся еще раз, но не вперед, а назад - отступая, давая вдохнуть драгоценный воздух.
        Настя рванулась в сторону, вывалилась кулем из кресла и совсем не грациозно отползла в угол. Головой она понимала, что расстояние между ней и третьей формой - вещь относительная: захоти он ее размазать, и сто метров не спасут; но в углу было как-то спокойнее. Тем более требовалось заново научиться дышать, а с этим были явные сложности.
        - Не хотел. Я… печати. Слишком много. Не надо, - Егор стоял в противоположном углу и, словно человек с мигренью, держался за виски.
        - Тебе хуже или лучше? - выкашляла Настя, понимая, что ребра, скорее всего, придется показывать врачу, а петь песни она не сможет ближайший год точно.
        - Лучше. Но больше так не делай. Я сильно тебя… повредил? Помял?
        - Нет, - ответила Настя, оценивая состояние. Действительно, могло быть плачевней. Не зная броду - не лезь куда не просят. Говорила же мама: первой к мальчикам нельзя. Кто ж знал, что на мертвых это правило тоже действует. - Но если найдешь пить - будет хорошо. Может, там есть чайник, на кухне?
        - Есть. Я видел.
        Да, можно себя похвалить - за пять минут Настя совершила то, на что у неизвестного науке механизма уходило часов по восемь: Егор стал заметно выше и уже, как будто масса доспеха перераспределилась. Самые толстые пластины стали тоньше, а на руках и вовсе потеряли стыки и сочленения, выглядя теперь как единый странный материал с рисунком из ячеек. Еще не кожа, но уже не броня.
        - Я пока поищу. Схему, общую.
        Егор, уже перешагнувший порог, внезапно остановился, обернулся и произнес:
        - Если бы я был жив - ты бы мне понравилась, - кивнул каким-то собственным мыслям и вышел вон.
        Настя снова впихнула себя в кресло и схватилась за мышку, как утопающий за соломинку. Помереть во цвете лет из-за сомнительных романтических экспериментов - глупее не придумаешь. С чего она взяла, что Егор трансформируется полностью в сторону человека? Вдруг наоборот: откинет лишнее, как гусеница, закуклится и вылупится во что-то совсем жуткое?
        Следовало перестать думать о глупостях и начать решать проблемы. Лука поручил же разобраться, а она со вставшими целуется!
        К тому моменту, когда Егор принес чашку с водой и чайник, Настя уже отыскала нужное: гигантскую подробную карту Рассохи. Специально для ее создания Павел написал какую-то программку, примитивную, но удобную.
        Рассоха оказалась фантастически огромной. Полем она не ограничивалась - в ареал захоронений входил и овражистый лесок, по которому не шлялся только ленивый, и хороший кусок леса слева - соток тридцать-пятьдесят, не меньше.
        Схемки оказались простенькими, но очень «говорящими».
        По сути, Рассоха состояла из непрерывных сот. В центре каждой лежал некромант, а вокруг него кольцом лежали виновники смерти. Иногда в два, а то и в три слоя. Заметки оказались с прогнозом, что оттуда должно встать. Удивительно точным прогнозом.
        Настя успела разобрать только обозначения: Павел использовал для третьей формы стандартные значки, легко разобраться. Карта полнилась цифрами, обозначавшими количество предполагаемых ног у того, что там никогда не должно было встать. Четверки, шестерки, восьмерки так и пестрели. Рядом с некоторыми стояли буквы. Что такое «2В» или «1К» было понятно и без расшифровок - короли, валеты, дамы и прочая двуногая третья форма спала там же вечным сном. Король, кстати, был один. Дам - три. А вот валетов хватало.
        Она так увлеклась разгадыванием схемы, что не заметила Егора. Тот молчаливо застыл за спиной, тоже вглядываясь в экран.
        Настя мрачно кивнула на карту и отъехала от стола вместе с креслом:
        - Вот, любуйся. Интересно, почему с Рассохи сняли гриф «секретно», когда тут лежит такое! И в любой момент может встать!
        - Не может, - Егор поставил чашку и чайник на стол и отошел подальше. Страховался. - Я видел похожую карту. Не такую подробную. У Каина. Наши давно знают, что и как тут лежит. Не секрет. Ваш Павел искал тут не мертвый караул. Если постараться, валета можно поднять методом проб на любом погосте. Для второй категории достать такую карту - дело не трудное. Он искал что-то другое.
        - Что?
        - То, чем караул закрепили.
        - Думаешь, он нашел и забрал? - ужаснулась Настя.
        - Нет. Если бы забрал - тут бы от Шушенок одни трубы остались. Не думаю, что «это» вообще можно забрать. Твой Павел не был идиотом. Зачем ему столько внимания? Сначала от третьей формы, которая выплеснулась бы в таких количествах, что отсюда и отряд некромантов первой категории ног бы не унес. Потом, если бы повезло выжить, от полиции, которая таким сольным номером явно заинтересуется. Это же теракт.
        - Значит, искал и…
        - Сделал копию. Повторил.
        Настя пробежалась по меню программы, убеждаясь, что Егор, который последние лет двадцать в наземной жизни не участвовал, соображает куда лучше некромантки Князевой, которая все эти годы функционировала, но как-то без огонька. Цифры после наложения нужного фильтра исчезли. Появились другие, более сложные изображения - схемы печатей, закрепляющие их связки и прочее, прочее, прочее. Рассоха была не только огромным могильником, но и сложнейшей математической структурой.
        - И чего Павел хотел добиться? - сама у себя спросила Настя.
        Егор усмехнулся, уже по-человечески, и ответил вопросом на вопрос:
        - Для начала подумай, чего он сумел добиться?
        - Тебя поднял.
        - Не поднял, а почти…
        - Воскресил, - с уверенностью закончила Настя и кликнула по крестику, закрывая программку.
        Этот звук словно запустил череду событий. Где-то за стеной гулко ухнуло, будто вдалеке взорвали авиационный снаряд. Стекла вздрогнули, но выдержали. Лампочка на потолке мигнула несколько раз и стала светить слабее, словно кто-то забрал из сети часть напряжения. Под столом мерзко заверещал бесперебойник, давая понять, что если сейчас же все не сохранить, то пиши пропало.
        Снова рвануло - теперь глуше, точно под землей, - дом тряхнуло снизу, от фундамента. Потом в каркасе что-то сдвинулось, застонала лестница, и окна не выдержали - по стеклопластику побежала тонкая паутина трещин.
        Впрочем, им и так оставалось недолго: вставший, экономя время, вынес рамы вместе со стеклопакетами, открывая прямой выход из коттеджа.
        - Лука. На погосте. Дерется, - констатировал он и, вновь подхватив Настю, шагнул на навес гаража.
        - Почему он не стреляет? - удивилась Настя, но ответа не получила и поудобнее ухватилась за горячие пластины брони на плечах.
        Сбоку мелькнуло бледное пятно скрытой за маревом луны, земля рванула навстречу, сделала кувырок. Настя успела только мысленно пожаловаться на судьбу: в кои-то веки попался мужчина, который часами носит ее руках, и тот - мертвый.
        ГЛАВА 9. ЛУКА
        Отправив вынужденных напарников на взлом коттеджа, Лука вытребовал себе еще кофе, уселся на мягкий диван и прикрыл глаза.
        Тетя Лида на кухне негромко звенела посудой и напевала себе под нос что-то ритмичное и попсовое. Фоном радио бормотало рекламу. Очень хотелось уснуть. Хотя бы на пять минут. Но было ясно - пятью минутами дело не обойдется, и придется бедной Лидии Михайловне расталкивать гостя, а то и водой поливать. Поэтому, чисто из упрямства и уважения к хозяйке, Лука заставил себя поднять веки и пялиться в стену.
        Чашку с кофе, от которого отчетливо пахло крепким бальзамом тридцатилетней выдержки, тетя Лида впихнула ему прямо в руки. В довесок бросила рядом на диван розовую пачку тонких сигарет, плоскую сувенирную пепельницу и гламурную малиновую зажигалку.
        - Дочка оставила, - пояснила тетя Лида и с осуждением добавила: - Она иногда покуривает. Не стесняйся.
        Затем отошла к окну, отодвинула тяжелую штору и долго вглядывалась в темноту.
        Лука прихлебывал действительно крепкий кофе и ожидал закономерный нагоняй. От тети Лиды его получать было не обидно, после стольких лет знакомства - тем более.
        - Во что ты влез?
        - В дерьмо, судя по всему. И не я один, - Лука сделал очередной глоток.
        - Это ты другим плести будешь, - тетя Лида расстроенно взъерошила короткие волосы, сведя все усилия своего парикмахера на нет. - Рассказывать, что все - чистая случайность. Особенно то, что именно твой напарник стал первым в истории воскресшим некромантом. Только рассказывать тебе все это придется в очень стесненных условиях - в камере. И хорошо, если тебя выслушают, а то ведь могут сразу... Тот же Каин…
        - Теть Лида, не сгущай…
        - Я шестьдесят один год Лида, а тридцать из них - тетя! Ты думаешь, я вас всех не помню? Помню каждого! Думаешь, ты один такой умный да талантливый в юности у меня желчью все полы заблевал, а потом на чердаке отлеживался? Да вас тут таких было - не перечесть. И Егор - не исключение: сначала тебя на себе таскал, потом сам сидел, зеленый как болото, водичку из ковшичка пил. А лет за двадцать до вас, я еще девчонкой была, мамка моя одного отпаивала - вроде Лешей звали. Каином он уж потом стал. Я видела вас всех и всех знаю. Так вот они... - тетя Лида ткнула пальцем в стенку, за которой предположительно располагался Усольск, - не в дерьме. А ты - в полном. По уши! И ты, и девочка твоя, и твой мертвый приятель.
        - Она не моя, - устало отбрехнулся Лука, нащупывая зажигалку.
        Тетя Лида была права - наличие Егора в мире живых обещало крупные проблемы. И прежде всего - самому Луке. Может, про камеру и допросы она и загнула, хотя… Упокойников разных категорий тетя Лида видела-перевидела, в том числе и тех, которые на безопасность работают. Государственную. Может, и запрут в подвале, только вот не знает он ни тлена, а тех, кто знает, еще поймать надо.
        - И хорошо, что не твоя. Хотя тут ты сам себе дурак. У девчонки скоро косоглазие разовьется - одним глазом на тебя смотреть, другим на Егора. Он хоть и мертвый, а тоже к ней жмется. Заметил, надеюсь? И глаза у него вроде и не людские, а словно больные.
        - Не слепой. Вижу. Он греется, мы ему как коту печка, горячее, чем просто люди.
        - Да, да, да. Именно поэтому он жмется не к тебе, голуба моя, а к девочке. Впрочем, черт с вами, будете живы - разберетесь. Ты мне другое объясни: каким боком тут ваша СПП и Рассоха? Давай, не мнись. Я тебе не твоя юная подчиненная - глаза закатывать не буду.
        - Теть Лид, хоть ты мозг не компостируй. У меня и так ум за разум. Еще и этот ваш хмырь, которого Егор размазал, поверх. Плюс логово злодеев в Шушенках. Прям хоть съемочную бригаду вызывай и снимай блокбастер века «Возвращение некроманта». Впрочем, сюжет популярный, я похожий видел, - Лука затянулся сигаретой, чувствуя, как горький дым жжет горло, и резко выдохнул. - Думаю, проще все: у нас череда очень хреновых совпадений. И Егор в них - неучтенный фактор, но решающий. Он не только нам своим воскрешением жизнь подпортил, но и тем козлам тоже подгадил - одного из них вовсе раскатал, да так, что менты даже следов не нашли. Хотя смотря кто на место выезжал. Там такие шерлоки работают, могли и пропустить. Тем более они же Настю искали. А там, выходит, все аж в трех местах происходило, - Лука уже не столько рассказывал, сколько размышлял вслух. - Совпадение. У Князевой встала бабка, видимо, тоже прихватила от бардака, который рядом развели. Это одиннадцатый квадрат, я путевку помню. Егора хоронили в южной части - это тридцатый. Кстати, плита у него была толщиной сантиметров сорок, а он через нее с
ходу прошел. Силен король. И где-то между ними - от двенадцатого и до двадцать девятого квадрата - кто-то устроил шухер. Да такой, что не только Раевское, а все погосты и морги в городе переколодило.
        - Думаешь, оттуда заразой по городу пошло?
        - Не зараза, скорее выброс. Как на заводе: выпустили газку - город два дня кашляет. Так и тут. Потому что не с чего погостам с ума сходить и вставать через задницу. А тут и червь, и вторая форма просроченная, вековая, и третья, которая руку Каину оторвала, тоже не хрен моржовый…
        - Не ругайся! Ты бы посмотрел, голуба моя, историю за последние лет двадцать - если, конечно, доступ дадут, - тетя Лида поостыла, успокоилась, отлипла от окна и уселась за стол, устало уронив руки на колени. - Они ж не просто так там, на Раевском, куролесили - сторожа убили, Настю почти под покрышку засунули. У них там свой интерес был. Такой, за который сдохнуть не жалко. Да, а с виду этот Георгий такой приятный был мужчина, вежливый…
        - Прям настоящий полковник, - сочувственно покивал Лука.
        - Ой, много ты понимаешь. Поживи с мое! - отмахнулась тетя Лида. - Их ведь четверо там, в коттедже, было? Георгий, сестра его, которая, может, и не сестра, племянник и его невеста. А теперь осталось трое. И все трое где-то ходят. Директора твоего вон на ноль помножили. Насте квартиру сожгли. И вполне возможно, сюда вернутся.
        - С Павлом мутно пока - слабо верится, что он себя просто так спалить дал. Да еще тихо и компактно. Вы ведь Павла не знали?
        - Нет, он же у вас вроде столичный.
        - Заварившие кашу вернутся, если не дураки. Им следы замести надо. Дом, погост, еще не пойми что на самой Рассохе. Я на это очень рассчитываю.
        - Дом спалят наверняка, - брови у тети Лиды изломились трагически: пожар в любой деревне - дело общее, и горе тоже общее. - Эти поганцы огнем же девочкину квартиру жгли? С чего бы им привычки менять?
        - Печатью. Крематорской. Мощная вещь. Но срабатывает только на мертвое, даже на следы. Поэтому у Насти и полыхнуло - там Егор полдня топтался. Коттедж спалить несложно. Основные следы там, на Рассохе. Они же, по вашим словам, чуть ли не целое лето там копались и половину осени. Проверяющие тут точно были - хоть секретку сняли, контроль снизили, но не совсем же забросили. Значит, наши «черные некроманты» под липовыми путевками работали, да такими, что проканали у проверки. От университета или от музея…
        - Или от СПП, - сладко улыбнулась тетя Лида, отпила кофе из чашки и подмигнула Луке. - Из музея-то вроде ничего не пропадало, и тамошнего директора в кабинете не жгли. А по поводу визитеров… Ты поэтому этих двоих в дом отправил? Знал, что там ничего толкового не будет? А сам сунешься туда, где тебе голову отгрызут?
        - Не отгрызут - подавятся. А так мне спокойней - один раз Егор из-за меня уже на тот свет отправился. Мне второго раза не надо, не выдержу - стар уже столько пить. Мы с ним потом сами разберемся, между собой - кто и каким порядком в гроб отправится. Настю я тоже сегодня ночью уже один раз похоронил. И хватит с нее. Похожу, посмотрю, что там наворотили. Если кто на огонек заглянет - на месте и разберемся. Не заглянет - у вашей соседки дом снимем и подождем.
        - У нее печь худая, и не стенки, а вентиляция, - поджала губы тетя Лида. - Она поэтому в конце августа уже в город уезжает. У меня останетесь, если что. Только ждать - это время, голуба моя. А с Егором решать придется. И скоро. Полиция очухается, не быстро, но очухается, разгребет Раевское по камушку и найдет пустую могилу некроманта Подсыпанина...
        - Не каркайте! - Лука затушил окурок, сглотнул горькую от дыма слюну и встал.
        - Разве ж я каркаю? Я рассуждаю, - тетя Лида нахохлилась.
        По всему ее виду было заметно - аферу Луки она не одобряет, но предложить взамен ничего не может. Да и если бы могла… Что с нее взять? Всю жизнь рядом с Рассохой на некромантов полуобморочных любовалась. Надоели ей, наверное, больше новостей по первому каналу. Если только не...
        - Теть Лида, у меня к вам вопрос. Личный. Не ответите - огорчусь. Вы почему про свечение не сообщили куда обычно сообщаете? Почему вдруг церковь, батюшка?
        - А я и сообщила куда обычно, - отпираться тетя Лида не стала.
        Оно и понятно - вряд ли откачивать некромантов после Рассохи поручили бы левому человеку. Скорее всего, наняли давно, платили за труды, а заодно получали сведения - кому уж совсем хреново после поля, на кого особое внимание обратить. Вроде и ненавязчиво, а надежно.
        - Позвонила. А там не до меня. Иди ты под плиту, говорят, тетка, у нас тут дел и без твоих светлячков выше крышки. Не, не такими словами, конечно, - там вежливая дама, но смысл верный. Проверяющий у вас был? Был. Все, сидите, пейте чай с сушками, копайте картошку и берегите нервы. Ну а потом в больницу попала, а дальше ты знаешь.
        - Теть Лида, - Лука почти закончил заряжать разгрузку - масштаб проблемы постепенно вырисовывался, и запасаться следовало основательно. - А куда сообщали-то? Особистам?
        - Нет, голуба моя, ты меня с пьедестала-то спусти. Какие особисты? Нужна им твоя Рассоха, как собаке боковой карман. Звонила как обычно - в полицию, в секретариат. Полине Семеновне. У меня там раньше отчеты принимали по… гостям.
        Лука, уже шедший к дверям, остановился, словно на столб налетел.
        - «Полинке», значит, звонили.
        Происходящее опять порадовало совпадениями: живо вспомнился Павел, который, перебирая в огромных лопатоообразных руках четки из темных камешков, болтал про статистику и кривую насильственной смерти. Предупреждал, поганец, по-дружески… Или просто нервничал и нес чепуху, а принес информацию по Фрейду?
        - Да. Там в секретариате квитки по отчетам делают. Потом уже они в бухгалтерию все отдают. Оплата сдельная: один некромант - один рубль, - шутканула тетя Лида. - С самой Полиной Семеновной я не знакома, мне договор привозил курьер, а в нем прописано, куда и как я отчитываться должна.
        - Не знакомы, значит... А сестру этого ухажера вашего упокойно-покойного вы подробней описать сможете?
        - Да я с ней один раз только и поговорила, - тетя Лида начала убирать со стола, составляя чашки, сахарницу, так и не тронутую вазочку с печеньем на поднос. - Она общаться не рвалась. Крупная женщина, весит больше сотни, в ее возрасте не очень полезно…
        - А какой возраст-то?
        - Около пятидесяти, может, чуть больше. Породистая такая. Волосы высветлены, вьются. До плеч. Брови рисует. Лицо расплывшееся, второй подбородок есть, глаза чуть навыкате, словно щитовидка не в порядке. Но двигается легко, несмотря на то, что крупная. Она при мне землю из тачки высыпала - одним движением. Сильная, может, каким-то спортом в прошлом занималась. Вот я вроде рассказываю, и по описанию она какая-то неприятная выходит, а на деле-то выглядит хорошо, ухоженная. И покраска дорогая, и маникюр. Со мной она не разговаривала почти - так, указала, куда пройти кусты смотреть.
        - Тачку - одним движением. Спортом, значит, занималась. И сумку тяжелую тоже унести может. Клетчатую, - Лука кивнул сам себе и накинул куртку.
        Все сходилось. У тети Лиды явно был талант - ей бы фотороботы для ориентировок составлять.
        Одной тайной меньше, но как пристегнуть ее к происходящему вокруг - пока не ясно. За каким тленом Полине убивать сторожа с Раевского, прятать труп и снимать коттедж рядом с Рассохой, если по мановению ее мизинца весь секретариат МВД джангу спляшет, а Каин кофе сделает? Ради чего рисковать хлебной должностью, репутацией и прочим? Что за «интерес» у нее был на Раевском погосте?
        В том, что это именно Полина, сомнений не осталось - описание сходилось. Полина снимала коттедж в Шушенках. Полина выносила тело сторожа. Полина, о которой вчера болтал предположительно мертвый Павел.
        - Теть Лид, если что пойдет не так, вы за деревню уходите. Прятаться, сами знаете, бесполезно, учуют. Полиция пока доберется - вас уже из любого погреба сто раз достанут.
        - Кого учишь-то? - хмыкнула тетя Лида, унесла поднос на кухню и уже оттуда крикнула: - Дверь захлопни сильнее - замок сработает.
        Шушенский погост встретил Луку неприветливо. Уже на подходе стало ясно - здесь неспокойно. Тревожно, как в больничной палате в ожидании вызова на операцию. Сама язва-то была на Рассохе, а в деревенский могильник отдавало - как прострелом в здоровую ногу от больной спины.
        Лука любил работать за городом. Летом тихо, спокойно, птицы поют. Осенью красотища - воздух аж звенит от прозрачности, комарья нет, вечерний туман и запах листвы. Зимой из птиц оставались одни сороки, но тишины и покоя при этом никто не отменял. Правда, добираться неудобно - особенно когда переметало дороги, - но внедорожник выручал.
        Про шушенский погост можно было сказать только одно - птицы тут были. Какие-то истеричные галки, засевшие в облысевших кронах осин, истошно заорали и взмыли стаей, стоило приблизиться к воротам. На простых деревянных створках висела тонкая цепочка и старый замок с печатью. Лука пощупал - судя по неровности линий, закрывал кто-то из СПП, но почерк не опознавался.
        Лука вскрыл печать и только потом сообразил: слабенький уровень вовсе не гарантировал, что тот, кто повесил замок, работал в Службе. В полиции теперь обучали, как выяснилось, всех поголовно, а значит, последним на кладбище мог побывать какой-нибудь сержант ППС или стажер. Или кто-то из коттеджа, типа покойного Георгия. Как-то фоном подумалось, что со жратвой для костяного короля, в которого вывернулся Егор, теперь нет проблем - хватай любого с корочками МВД и волоки вставшему на завтрак. А если Лука правильно понял систему, по которой вставшие подзаряжаются, - кормить придется скоро. И хорошо бы не собой и не Настей.
        Лука прошел между тщательно выкрашенных оградок. Тетя Лида свою вотчину содержала в полном порядке - ни упавших деревьев, ни сломанных крестов. Городские кладбища такой ухоженностью похвастаться не могли: охрана уборкой не занималась, максимум докладывали в контору - мол, там рухнуло и тут раскололось. Если замечали, конечно.
        Одно время даже выдвигали предложения совсем не пускать на кладбища посетителей, во избежание - все-таки опасная зона. Но перестраховщиков успокоили сами некроманты, заверив, что при нормальной работе там ничего опасного нет. Хорошо, то вытье про запреты затухло еще десять лет назад - случись оно сейчас, под вчерашнее ЧП, точно бы ввели какой-то хрени.
        Вот в данный момент на шушенском погосте вроде и порядок в наличии, и веночки с цветочками, а все равно дышалось хуже некуда. Тут и в прежние времена, даже без этой гниды, которая все разворошила, было хреново. А сейчас стало вовсе мерзко.
        Лука решил для начала осмотреться и в кои-то веки не нестись на амбразуру: прошел погост сначала крестом, потом по периметру, затем осмотрел квадраты поочередно. Гнилых мест нашлось семь - три совсем плохих, четыре терпимых. Четвертой формы тут было мало, с десяток - родственникам не хотелось оплачивать подъем-укладку своей смертью померших старушек.
        Первая форма в остальных могилах пребывала в фазе «дорогой, еще пять минут, и я готова»: земля под подошвами тихо вибрировала от еле сдерживаемой трансформации. Лука постоял, подождал. Ничего не происходило. Земля тряслась, но вставать во вторую форму никто не спешил. Ощущение от такого облома были странные. Внутри под ребрами чесалось, тело чуяло незаконченную метаморфозу, и пришлось даже отдергивать руку от разгрузки - пальцы сами нащупали покрышку и уже почти замкнули контур.
        Мертвым было плохо. Это ощущалось четко, несмотря на то, что с таким пришлось столкнуться первый раз в жизни. Мертвым было очень плохо, и весь талант Луки на это реагировал, вытягивался в струнку, словно сеттер, учуявший зайца. Хотелось поднять и упокоить. Чтоб не зудело так под кожей - ни у него, ни у них.
        Лука закурил и тяжело опустился на ближайшую скамеечку. Затяжка зуд облегчила, но не убрала.
        Дела выходили хреновые - с неспокойным погостом за спиной соваться на Рассоху было опасно: там, на поле, ему нужно точно знать - никто не ударит в спину, никто не зайдет с фланга. А тут навскидку около тридцати тел в готовности к старту. И семь - вот-вот. И поднимать их всех сейчас, а потом укладывать - работы до рассвета. С Настей они бы управились часа за два, но сил все равно бы отъело немерено.
        Время текло, нужно было решаться.
        В кармане штанов нашлась монетка - самая обычная, не памятная. Лука загадал: решка - разгребает шушенский погост, оставляя древний могильник на потом. Орел - идет на Рассоху. Монетка подлетела, крутанулась, скользнула мимо пальцев и, звякнув об оградку, отскочила в темноту. Лука осмотрелся, подсвечивая себе фонарем - улететь монета далеко не могла, наверняка упала в укатанный песок, который вокруг могилы насыпан. И верно - блеснуло совсем рядом с плитой. Пришлось наклониться, балансируя и рискуя свалиться со скамейки.
        Позади глухо хлопнуло. От памятника ударило каменной крошкой и рассекло бровь.
        Со скамейки Лука все-таки свалился - от неожиданности. Спиной упал на плиту, подвернул руку и этаким полускрюченным крабом попытался убраться прочь с линии огня.
        Хлопнуло во второй раз.
        Куда унесло пулю, Лука не понял, поскольку был занят обползанием памятника - не попали в него, и хорошо. Спустя еще секунду он сообразил, что фонарь так и волочет на себе маяком, целься - не хочу, и отбросил его вверх и в сторону. Сам рванулся вбок и замер за одним из крестов, на который был насажен венок из искусственной облезлой хвои.
        Ощущение оказалось крайне интенсивным и непривычным: стреляли в Луку впервые. Клиенты таким не грешили, размазать пытались - было дело, но вот так палить в белый свет как в копейку? Какого тлена тут происходит-то? Ясно, что шмаляет живой, но чтоб с ходу?
        Лука прислушался - стрелок замер где-то позади, в темноте. Затаился. Подставляться под пулю, чтоб определить его точное местоположение, не хотелось.
        Впрочем, можно устроить, что все сделают за него. И даже стрелять в ответ не придется. Рискованно, правда, да и непонятно, что для совести тяжелее - бронебойными палить или клиентов на живого натравливать.
        Он выдохнул, накинул на пальцы сеть на вторую форму и потянул из кобуры ругер. С искусственной метелки капало за ворот ледяной водой, правая нога попала в щель между прутьями ограды соседней могилы и, похоже, застряла - тихо ее вытащить не удавалось.
        Земля под задницей завибрировала отчетливей и перешла на ритмичную пульсацию, словно кардиограмму отмеряла. Со стенокардией. Кажется, создание даже слабой печати провоцировало кладбище на ответ. Очень кстати!
        Повезло, что темнота вокруг стояла - хоть глаз коли. Луна, всю дорогу провожавшая до погоста, как раз нырнула в плотные облака, даже пятна не оставила. Если бы Луке не пришло в голову монетками швыряться и фонарем светить - тлен бы нападающий понял, куда стрелять.
        Сзади зашуршало - стрелок шагнул в сторону и взял правее. Судя по звуку - до него было метров семь-десять, не больше. Плохо, что справа - стрелять будет не с руки. Да и стрелять в людей как-то раньше не приходилось. Лука взвесил на пальцах заготовленную сеть - решая, вправо или влево ее запустить. Поднимать клиента прямо у себя под задницей было не комильфо - хотелось иметь некоторую дистанцию, а то нынче вторая форма пошла агрессивная, только покоить, и то с гарантией.
        Дорешался, додумался, дотянул. Под ребрами кольнуло, дохнуло сухим жаром, и одновременно с этим раздался треск и скрежет - судя по звукам, плотный дерн разорвало на части и, похоже, согнуло кованую ограду. Венок вместе с крестом упали всем весом на плечи.
        Вторая форма поднималась прямо за спиной, и делала это быстро.
        Стрелок, вероятно, запаниковал, мыкнул - то ли от ужаса, то ли от неожиданности - и отступил назад. Плохо. Так себя упокойники не ведут. Значит, вторая форма сейчас попрет на Луку, как на горячий обед, оставляя обычного человека на потом - так гурман предпочитает начать с устриц, а сухари отложить до лучших времен. И пока Лука будет занят клиентом, в него можно хоть всю обойму выпустить - никуда некроманту не деться.
        Пока вторая форма, подвывая обретенными связками, карабкалась наружу, стрелок продолжил пятиться. Под его ногой сухо треснули ветки, и Лука решился - извернулся, падая на левый бок, и практически наудачу выстрелил. Трижды.
        Глухо стукнуло, но все перекрыл шумный клиент.
        Проверять, попал или не попал, оказалось некогда, пришлось почти вслепую, из этой идиотской позы, накладывать печать на бледно светящегося клиента. Тот, щерясь, вырастил себе морду, волчьи зубы и, торча из могилы по пояс, срочно наращивал остальное, судя по сосредоточенному виду.
        Печать легла ровно - тонкие руки пару раз скребанули, зацепились за ограду и замерли. Клиент открыл мутные бельма, готовясь к беседе - память, судя по всему, там была в полном порядке. Как и связки - поднятый мычал и шипел, а в голове стояла блаженная тишина, будто со времени смерти клиента прошла пара дней. Значит, опять аномальный подъем - последний раз тут хоронили весной. И теперь аномалия - за пределами города.
        Лука осторожно потянул из нагрудного кармана вторую покрышку и закрыл реверс. Где-то в подкорке мелькнуло, что может и не сработать, потребуется усиление, как на тех прытких покойниках на Скворцовском, и придется, постоянно ожидая нового выстрела из темноты, ковыряться и кидать еще печати. Но обошлось - клиент замер, потом обмяк и рассыпался. Не то чтоб совсем прахом, но лет тридцать костям точно уже исполнилось.
        Перед мертвым было стыдно - поднял, а поговорить даже не соизволил, как последний скот сунул сразу в четвертую. Но ситуация к допросу не располагала. Теперь счет личных нарушений Луки насчитывал три некрасиво упокоенных клиента: два на Скворцовском и этот вот бедолага. И счету предстояло расти.
        Лука прислушался - вокруг было тихо. По-нормальному. Только галки орали - теперь уже вдалеке, - да где-то в деревне попискивала сработавшая сигналка на авто и брехала собака. Пульсация под землей стала реже, точно с первым «выплеснувшимся» мертвецом общее давление немного стравило, и погост подуспокоился.
        Он осторожно вытащил застрявшую между прутьев ногу и поморщился - похоже, потянул, хоть и не сильно. Потом аккуратно выбрался из-под креста с венком, стараясь не шуметь. Проделывать это, одной рукой продолжая держать ругер, было неудобно, но прятать пистолет казалось рискованней. Стрелок признаков жизни не подавал - то ли затаился, то ли удрал, то ли удалось его подранить.
        Луке мерещилось первое, но если рассуждать здраво - даже самый хладнокровный киллер предпочел бы сбежать при виде поднимающегося клиента. Может, оно и к лучшему: целиться на звук Лука не умел.
        Хотя к общему фону погоста добавилось кое-что. Еще одна первая форма. Стрелок?
        Для верности Лука выждал еще пять минут, но за него все решила луна - выглянула из-за туч краем, и ее тусклого света оказалось достаточно, чтобы понять: опасаться больше некого. Неизвестный стрелок темной грудой лежал между двух крестов - на большой семейной могиле. И фонил, как первая форма.
        Вот и думай - повезло или нет… Лука, однако, радоваться не спешил. Сначала отыскал фонарь. Спрятал пистолет в кобуру, проверил заготовки в карманах. Навесил на запястье страховочную печать. И только после этого рискнул приблизиться к покойнику.
        Который на деле оказался покойницей. Чтобы окончательно убедиться, что не обознался, Лука подхватил тело под руки и стащил со старых цветников. Неудачно стащил: у одного лопнуло бетонное кольцо, а левый крест, державшийся на честном слове, переломился. Неудивительно, куда этому старью тягаться с сотней килограмм Полины Семеновны. Лука опустил тело на дорожку и сам устало плюхнулся рядом.
        - Ну, здравствуй, «Полинка»! Как нынче жизнь в управлении? Что у Каина нового на личном фронте?
        Происходящее больше походило на дурной фарс, чем на криминальную историю. За каким тленом теперь уже мертвой главе секретариата стрелять в мирного некроманта третьей категории на деревенском погосте? Хорошо хоть тетя Лида заранее познакомилась с обитателями коттеджа, а то Лука бы сегодня рисковал еще и инфаркт схватить. От неожиданности.
        Мелкой конфеткой для больной совести служило то, что пистолет покойница из рук так и не выпустила - пришлось силой разжимать пальцы. А это значит, стрельба не приглючилась, и он не совсем еще чокнулся и не стреляет почем зря в невинных людей.
        В кармане завибрировал мобильник и сыграл побудочной трелью. Вовремя. Пятью минутами раньше - и у Полинки был бы чумовой ориентир для стрельбы. На том конце связи что-то лопотала Настя, пришлось ответить на автомате и нажать отбой.
        Звонок сослужил хорошую службу. Напомнил: Лука тут не один такой несчастный, у него еще двое прицепом болтаются. И если он облажается, то прилетит не только ему, но и Князевой, которая останется одна, имея на руках воскресшего некроманта и полный мешок проблем. Про Егора речи не шло: несмотря на все чудовищные возможности, костяной король находился в полной зависимости от странных нитей, которые натянулись между ним и Лукой как между убитым и убийцей.
        Пульсация земли под ногами и снова появившаяся тяжесть под ребрами живо напомнили, что прохлаждаться не стоит - отдохнуть он и на том свете успеет. Бросать шушенский погост в таком состоянии теперь было чистым самоубийством.
        Во-первых, оно все равно попрет. Присутствие некроманта уже сработало как мазь на нагнившем нарыве: один лопнул, значит, полопаются и другие - тут вопрос времени. Процесс не остановить, не законсервировать, уж во всяком случае, силами одного упокойника.
        Во-вторых, дражайшая, но мертвая Полина тоже недолго таковой пробудет, и надо решать: либо он поднимает ее сейчас, разговаривает - наконец узнает, какого тлена ему не дают спать вторые сутки! - и упокаивает, либо она встает сама, и тогда разговора уже не получится. Получится бойня.
        В-третьих придумывать уже не понадобилось - первых двух причин хватало за глаза и за уши.
        Лука закрепил фонарь на ограде, включил дополнительный на мобильнике и теперь уже спокойно осмотрел тело. Подфартило ему по полной - видимо, сука-судьба спешила реабилитироваться за последние пару дней. Первая пуля попала Полине в голову, на границе лба и линии роста волос. Входное отверстие было маленьким, зато выходное - с кулак. Вторая пуля пришлась ниже - в солнечное сплетение.
        Лука пристроил тело прямо там, у цветников, придав ему сидячее положение: как раз пригодился поломанный крест - подпереть. Накинул покойнице на шею печать-удавку с сигнальным маячком, чтоб вовремя учуять изменения, вытер руки о штаны, засек на мобильнике время и пошел разбираться с остальным погостом.
        Никогда в жизни Лука так много не поднимал. Под конец он сам себе казался шахтером, у которого горят все нормы выработки, но угля нет - только пустая порода. Ситуацию спасали только пробирки, которые так щедро отсыпали подчиненные Каина.
        А еще не покидало неприятное чувство непоправимости: вот придет потом какой родственник с вопросом жизни и смерти, на который ответ знает только почивший дядька, а дядька-то уже того… в четвертой форме, без согласия, без беседы, просто во имя техники безопасности.
        От самого себя Луке было тошно.
        Всего на грани трансформы насчиталось двадцать семь тел. Вернее, останков. Какая-то дрянь упорно не давала почтенным костям лежать спокойно и заставляла их идти на противоестественный выворот.
        Первые дались легко - все трое лежали рядом, друг на друге. Родичи. Двое полуторавековых, один - ровесник революции: Ленин влез на броневик, а этот в тот же день откинулся, если даты не врали. Лука использовал состав для братской и положил простую связку. Покойники оказались приличные, ломиться друг через друга не стали, только земля волной пошла, давая знать, что там кто-то ворочается, но голосов не отрастили - загомонили в голове так, что чуть виски не треснули.
        - Кто?! И? Кому? Мамка! - заговорили наперебой, загудели.
        - Спать, мужики. Рассоха рядом, цепануло вас, - Лука успел оправдаться перед тем, как закрыл реверс.
        В голове тройным эхом прозвучало:
        - Нет от вас покоя.
        И стихло.
        Лука только согласно кивнул, чувствуя себя последней сволочью.
        Следующие десять поднялись-легли без приключений - теперь Лука не рисковал брать сразу троих, поднимал парами. На четырнадцатом сбойнуло. Лука чуть замешкался, выбирая, кого из двоих укладывать первым, и второй резво вывернулся из-под аверса и рванул сквозь дерн за ограду. Не рассчитал - напоролся на железные прутья, скрючился и завыл.
        Лука снова расстегнул кобуру и, не прекращая работать с первым, более спокойным, краем глаза отслеживал, как второй спешно отращивал дополнительные руки, чтобы стащить себя со ржавых прутьев. Он с усилием толкал тело вверх, одной парой рук упираясь в землю, а второй перебирал по железным прутьям, но поднимался лишь сантиметров на десять и тут же сползал обратно. Слишком тяжел оказался.
        Лука упокоил первого и спросил у четырехрукого:
        - Давно не спишь?
        Клиент завертел головой, словно принюхивался, и, наконец, открыл глаза. Обычные бельма, без всяких фокусов.
        - Мертво? - строго спросил он, делая странное ударение на первый слог, и оставил попытки сползти с кола. Только буркала свои на Луку вытаращил и слепо треугольной мордой водил из стороны в сторону, словно кобра перед броском - нацеливался, настраивался на тепло.
        - Да. Умер. Помнишь, кто разбудил?
        - Тьма. Йазык чуждой.
        - Да чтоб тебя, я ж не лингвист! - Лука попытался припомнить что-нибудь на старославянском, но в голову почему-то лезла смесь из молитв и частушек. - Поднял кто? Такой, как я?
        - Сребро домовину принеши бех! Мертвяков водяше, - выплюнул мертвец, страдальчески скривился, свернулся вокруг прута и прикрыл бельма веками. Обиделся, даже погреться не захотел.
        Кожа у него на хребте натянулась, выдавая внутреннее перестроение - пока не каскадное, поэтапное. На голове начала расти мелкая колючая корона и сплетаться в два рога. Остатки тряпья живо втягивались внутрь, добавляя массу.
        Галки вдалеке испуганно заткнулись, зато совсем рядом истошно взвыла собака и резко захлебнулась лаем. Луна целиком выглянула из-за туч, освещая разворошенный погост: сломанные кресты, вспученную изнутри землю и погнутые ограды.
        Лука понял, что если ему и ответят - не поймет он ни шиша, а вот если упустит выворот и древний парень встанет в третью форму, то проблем сразу станет в два раза больше.
        - Прости, некогда! - Лука закрыл покрышку разом на двоих, ощутив ладонью, как глина на миг раскалилась сильнее обычного, а потом неожиданно рассыпалась, развалилась прямо в руках.
        Глиняная пыль облепила кожу - не отряхнуть, будто руки покрыты маслом. Лука накинул на пальцы заготовленную на третью форму печать и приготовился к худшему. Не пригодилось. Клиент осел, сдулся, словно под шкурой там не костная масса была, а талый снег. Расплылся в слякоть, заставив прикрыть нос - запах был отвратный, - и впитался в землю, оставив на прутьях грязные подтеки, бледную на вид пленку и пару пятен слишком правильной формы. Лука прутиком подковырнул одно из них, подцепил, поднял и обтер рукавом. Из-под грязи показался неровный край. Монеты. Обе гнутые, темные. «Сребро». Видимо, про них твердил покойник.
        Лука припомнил: то ли в Риме, то ли в Древней Греции была такая традиция - класть на глаза мертвецу монеты. Про Усольск историки ничего не писали. Выходит, не для богов клали, а для упокойников - чтобы поднял хорошо. Или откуп - чтоб не поднимал вовсе. Кто их, древних, разберет? Откуда он вообще такой взялся? Похоже, хрень, которая тут творилась, просочилась глубже и зацепила совсем уж дряхлые кости.
        Дальше дело пошло на лад. Затолкнув совесть поглубже, Лука на полном автомате поднимал и укладывал, пока от северной ограды погоста до южной не перестало звенеть и пульсировать.
        По времени Лука уместился в двадцать пять минут - жаль, зафиксировать рекорд было некому. Достал флягу, хлебнул от души, вытер спиртовыми салфетками руки и лицо и сел рядом с последней на сегодня клиенткой. Которая, чуяло его сердце, окажется самой беспокойной.
        В голове были еще свежи воспоминания о самоубийце, которая приняла его за любовь всей своей жизни и по совместительству - причину смерти. Вставшая тогда рванула к нему на всех парах - хорошо, вывернулась на четыре лапы, а оружие он после гибели Егора брал с собой, даже если просто документы по статистике на погост отвозил.
        Во что может вывернуться Полина, он не представлял даже приблизительно.
        Как-то еще не приходилось самому убивать людей, а после их поднимать. Само собой, у других такое случалось - на войне, к примеру, когда те же некроманты плюс к своей работе еще и по людям стреляли.
        Но мемуаров никто не оставил. Стыдно было. Потому что мертвый - не виноват. Даже если перед этим хотел тебя убить.
        Лука прикинул шансы и решил перестраховаться: - создать видимость, будто некромантов трое и подъем-укладка идут по полному кругу. Фокус был несложный, еще в училище показал один из майоров - аккурат после того, как стало ясно, что абитуриент Роман Сомов точно получит имя из церковных Святцев, а вместе с ним - и категорию выше пятой.
        Лука выставил две печати на малый круг. Так, словно сработал упокойник седьмой категории: минимум линий, сеть с дырами, состоящая только из толстых, как канаты, связей. Выждал пару минут, продублировал, чуть усилив - залатал дыры, усложнил структуру. Делал легко, по памяти: первый аверс при нем неделю назад открывала Настя, чтобы показать, где у нее криво ложится печать, а вторую схему когда-то любил демонстрировать Егор - она была не особо действенной, но очень зрелищной: вся сеть становилась мерцающей паутиной. Клиентам, понятное дело, на спецэффекты было класть, но Егор любил выпендриться.
        Третью покрышку открыл по своей схеме - такой, словно кабана собирался удерживать: все выкручено на максимум, прочное, тяжелое, без изъянов. Снова выждал. Подтащил поближе скамейку, поставил для удобства. Еще выждал, прикурил сигарету, резкими движениями размял кисти рук, навесил страховки, положил единую нижнюю покрышку на все три печати на колено, прижал ладонью, чтоб в случае чего мгновенно их закрыть. И разом активировал все три печати.
        Против всех ожиданий Полина поднималась неохотно, как будто сопротивляясь и не желая входить во вторую форму. Сетки засветились, впитались в тело и погасли. Рябь изменений пошла от колен, достигла живота и остановилась. Лука уже подумал, что потребуется вскрыть еще один синий состав, а они были наперечет, но покойница выждала еще минуту и медленно начала подниматься во вторую форму: истончилась, втянула в себя одежду - сначала джинсы и свитер, потом куртку. Редкий случай, втянула вместе с заклепками и молниями. Последними обхватило белой костяной массой кожаные ботинки, сделав ноги на мгновение похожими на копыта. И снова все замерло.
        Под ребрами сладко защекотало, но тут же стихло. В третью форму Полина пока не собиралась.
        Лука задумчиво курил и ждал, уже смирившись с тем, что все последнее время идет по плите, и даже обычный выворот обычного криминального трупа превращается в цирк. С конями.
        Это уже пришлось добавить, потому что трансформа пошла дальше и теперь уже быстро - быстрее обычного. Полину или то, чем она стала, согнуло, скрючило, а после развернуло. Лука застыл и даже сигарету изо рта выронил. Такой второй формы он действительно никогда не видел.
        Впрочем, удивление не помешало произнести стандартную фразу, внеся изменения согласно обстановке:
        - Некромант третьей категории Лука, поднятие по причине следствия. Полина Семеновна Гришина, вы готовы поговорить?
        Тоненькая фигурка благосклонно кивнула увенчанной огромными оленьими рогами головой и переступила тяжелыми, несовместимыми со всем остальным образом легкой лесной нимфы копытами. Говорить через рот она не могла - самого рта не было, вместо него нижнюю часть треугольного лица закрывало что-то типа повязки, в которой легко угадывалось очертание руки, словно покойная сама себя метафорически попыталась заткнуть. Будь на месте Луки шестая или седьмая категории - могло и прокатить. Мысли такие некроманты ловили урывками. Клиент мог хоть изораться: ор они слышали, а вот отдельные слова - нет.
        - Говорите, Полина Семеновна. Я услышу, - вздохнул Лука. - По протоколу вынужден задать вам вопрос, на который сам знаю ответ. Но спросить я обязан. Ваша смерть была насильственной?
        Рогатая голова еще раз величаво опустилась и поднялась. Полина отступила чуть дальше и оперлась плечом и бедром на крест.
        - Вы знаете, кто вас убил?
        Лука приготовился к обвинительному тычку тонкой двупалой руки и к мысленному крику, но вместо этого его накрыло душной волной чужой безысходности - такой горькой, будто он вернулся в в прошлое.
        Словно опять в день смерти Егора стоит перед дверью в квартиру и не знает, как сообщить его матери, что все, ее сын больше никогда не придет.
        Словно сидит в палате умирающего от рака отца и ничего не может сделать. Даже капельницу с морфием открутить больше - она и так на максимуме. Даже за руку взять - отцу больно от движения воздуха, не то что от прикосновения.
        Словно у него умер сейчас кто-то близкий, и горе как раз успело заполнить целиком.
        - Павел убил, - тихо раздалось в голове.
        А дальше деревенский погост перед глазами исчез, растворился, как в кино сменяясь на другую картинку, подменяя реальность реальностью, в которой царила весна.
        И даже пахло по-особенному.
        На Раевском всегда пахло по-особенному. Весной - сиренью. Летом - пылью и ржавой водой. Осенью - старым деревом и падалицей. Зимой - кострами.
        Сейчас был май, и сирень цвела так густо, что от ее запаха кружилась голова. И очень хотелось умереть.
        Лилю и Котю хоронили в закрытом гробу. В одном на двоих. Бабушка сначала хотела настоять на раздельных гробах, но Павел сказал «нет». И это «нет» было произнесено так, что спорить никто не решился. Они тогда все смолчали. Не возражали, а просто смотрели, как он ходит по фойе морга из угла в угол. Огромный, черный от горя и бессильный. Смотрели и все боялись. И его, и за него.
        Он прилетел из столицы, как только исправилась погода и отменили грозовое предупреждение. Ночью. Взял такси и, силой пересадив таксиста на пассажирское место, почти снес больничные ворота. Потом чуть не убил охранника, который просил пропуск, орал так, что переполошил все больничное крыло.
        Полина услышала его рык из подвала - она курила в узкое окно. Поднялась, успокоила охранника, сунув в карман пару купюр, и увела Павла вниз. Туда, где лежали Лиля с Котей.
        Позвонила родственникам, сказала, что Павел здесь и можно приезжать, свидетельствовать. Вторым звонком подняла с постели Каина. Он только вздохнул: «Еду». Потом все удивлялись тому, какая она была тогда спокойная - все-то ожидали криков, слез, обмороков.
        Каин решил, что работа среди некромантов приучила ее к мысли о смерти. Но нет, она просто ждала. Ждала, когда поднимут Лилю с Котей. Как положено, для свидетельских показаний. Тогда бы она плюнула на все и шагнула к ней. Да, Павел бы не простил, да, попытался бы остановить, орал бы… Но остановить бы не успел - Полина не зря двадцать лет проработала с упокойниками. Точно знала, как, что и где может пойти не так. Знала, на что способен сын со своей тогда еще третьей категорией, и знала, что Каин из уважения к чужому горю будет страховать, но не поднимать, и вмешаться не успеет. Рассчитывала, рассчитывала… звонила всем, координировала, даже завещание успела оформить с утра у нотариуса - и просчиталась.
        Они все просчитались.
        Лилька обвела их всех вокруг изящного пальчика, обхитрила, надурила обожаемых родственников: и мамку, и брата… всех надурила.
        Не встала.
        Павел сначала не поверил. Списал на стресс, на ошибку. Рявкнул на всех, чтоб отошли, достал следующий состав - Полине хорошо запомнилось, как мелькали тогда его руки: смешать, размять, линии, открыть покрышку, сеть… И ничего. Покрышка была мертвее мертвого. Мертвее Лильки, мертвее Котьки, которых на скорости в сотню размазало о бетонное ограждение моста.
        Котьку убило сразу. Скорая только констатировала смерть и сразу запаковала для поднятия - даже сшивать не стали. Лилька прожила еще двенадцать часов, но врачи сразу сказали: таких чудес не придумали. Она даже в сознание не приходила - там и нечему было приходить. Бабушка все крестилась, говорила, что Лилька Павла ждет, чтоб попрощаться, но Полина знала - никого Лилька не ждет. Просто она была сильной и здоровой. И теперь это здоровье выходило ей боком - сердце тянуло на себе гору искалеченного мяса и поврежденные мозги. И если остальные - бабушка, Гоша, который примчался сразу, даже Каин, по первому свистку возникший на пороге, - надеялись, то Полина просто хотела, чтобы Лилька перестала мучиться. Думать о том, что дочке больно, было невыносимо. Хотелось вырвать все эти провода, капельницы, иглы и дать ей наконец уйти. А потом дождаться выворота и шагнуть туда, к ней, чтобы у самой перестало так болеть.
        Павел тогда в третий раз потянулся за покрышкой, но Каин остановил. Ухватил крепко за запястье, встряхнул, оплеуху отвесил - да такую, что Павла в стену почти внесло. Подошел к Лильке, которую прямо из реанимации на стол привезли. Взял с соседнего стола Котьку, легко переложил, перетянул простыней, которая сразу пошла темными пятнами.
        Каин в работе был скуп - ни одного лишнего движения, жеста или линии. Без составов, без глины. Наглядная демонстрация разницы между разрядами. Когда он открыл печать, воздух в комнате дрогнул, поплыл, стал плотнее, и Полине на миг подумалось: а что бы она увидела, обладай хоть крупицей таланта? Что видит ее сын, Павел, смотрящий на невидимые ей сети, которые теперь протянуты от рук Каина к мертвой Лильке? Сама Полина могла только смутно ощущать, как животное ощущает приближение грозы. Весь дар достался Павлу.
        А теперь стало ясно - не ему одному.
        Лилька не встала. И Котька осталась лежать у нее под боком.
        Неудивительно, что первой сообразила бабушка, которая всю жизнь надышаться на Павла и его таланты не могла, все детство водила его по знакомым некромантам, по музеям и архивам:
        - Дуреха скрытная! Как же ж мы... кто ж нам теперь расскажет, как они… - и осела на пол, мутно осматриваясь по сторонам. Ища встречные взгляды. Не менее растерянные.
        Гоша шагнул, легко поднял бабушку с пола, сказал:
        - Уведу, ей не надо тут. Чего уж теперь…
        Каин тоже двинулся к двери, хлопнул Павла по плечу, буркнул:
        - Я задействую связи, опросим свидетелей, поймаем, если там кто-то еще был. Ты ж знаешь...
        Замешкался напротив Полины, хотел что-то сказать, но не выдержал - сгорбился, растеряв весь свой лоск, кивнул и вышел за дверь.
        А они с Павлом остались стоять.
        Он потом все спрашивал у нее: как так? Как у Лильки получилось скрыть талант? Да не только себя замаскировать, но и Котьку. Котьку-то, которая с рук у дяди Каина не слезала, а уж стоило Павлу приехать - так и по нему лазила, как по Эвересту.
        Полина только пожимала плечами. Она не знала как. Да и неважно это было. Какая разница, если теперь придется жить и без дочери, и без внучки?
        Павел тогда отказался от кремации. Каину, который предложил, полез бить морду - насилу оттащили.
        Все кричал:
        - Я ее подниму. Клянусь, подниму. Узнаю, кто убил! Вы же, суки, ничего не можете! Ни свидетелей найти, ни машину эту гребаную разобрать, чтобы выяснить. Ни хера не можете, а хотите ее сжечь, чтоб следов не осталось!
        А потом в лицо Каину плюнул.
        Полина сына понимала. Не одобряла, но понимала как никто. Молча согласилась на похороны на Раевском, на единый на двоих запаянный гроб, изготовленный по специальному заказу - с максимальной изоляцией от протечек, от тепла, от холода, от сдавливания и еще от тысячи вещей.
        Кивала на любое слово сына, как китайский болванчик, и с каждым кивком внутри что-то рвалось. Окончательно порвалось уже на похоронах. Когда гроб закапывали.
        Уж очень сильно пахло сиренью. Голова пошла кругом.
        Очнулась она в больнице. У постели сидел Павел. Непривычно тихий. То гладил ей руки, то хмурился, растирая старые шрамы между бровей, и шептал:
        - Мам, ты сильная. Ты потерпи. Я ж не вру. Говорю подниму - значит, подниму. И срать я хотел, что некроманты не встают. Получу категорию, разберусь. Я не только подниму, но и оживлю. Я ж у тебя талантливый, лучший в классе, ты помнишь, да? Я узнаю, почему они в эту сваю влетели.
        - Каин обещал…
        - Пусто у Каина. Только я звоню вечерами, да этот сукин сын, муж безутешный, который возник, как чирей, в приемной трется. Претендует…
        - На что?
        - Пока - на информацию, но аппетит во время еды приходит, мам. Тебе выздоравливать нужно... Он же не просто так приехал. Полгода ему до жены с дочкой дела не было, а тут примчался комедию ломать. Надо разбираться с наследством. Свидетелей нет, машина в клочья... Вроде кто-то из оперов нашел механика - золотые руки, который внутрь полезет и причину искать будет. Но, судя по всему, установят несчастный случай. И никаких подозреваемых.
        - А этот…
        - Мам, я не знаю. Но Лилька хвасталась, что в машинах он спец, - Павел скривился как от зубной боли и добавил: - Она звонила мне на прошлой неделе, в гости звала, мол, новости хорошие.
        - Я поняла. Не сиди тут. Езжай. Работай. Ищи. Я выправлюсь.
        - Мам, я ее подниму...
        - Сидя здесь - нет. Говорю - уезжай.
        И Павел уехал.
        Полина вышла из больницы через неделю - и сразу на работу. С Каином она больше не встречалась. Он и не настаивал. Бабушка через три месяца умерла от инсульта. Как положено - со второй формой.
        Младший брат Гоша в свою деревню так и не вернулся. С фемерством завязал. Сначала помогал смотреть за бабушкой, потом просто остался рядом. Молчаливый и надежный, как обелиск. Лилькин муж получил в наследство две оформленные на жену и дочку квартиры, капитал проектной фирмы. Вдовцом проходил недолго, с полгода. Еще бы - папа в правительстве. Холостяк. Репутация честнейшего парня. Да еще с такой трагедией в анамнезе - дочь и жена погибли. Очень в интервью красиво звучало. Особенно если с надрывом и глаза утереть украдкой.
        Тот механик, которого полиция сосватала на экспертизу, официально ничего не нашел, но попивая на кухне у Полины крепкий кофе, осторожно заметил: если Лиля имела привычку разгонять машину на прямых участках, то если вот тут и тут подпортить, там перетянуть, а тут ослабить - картина будет один в один. Подпись он под картиной, конечно, не поставит, но уверен стопроцентно. Полина достала кошелек и сказала спасибо.
        А дальше она просто работала. И ждала Павла. Он теперь был для нее только Павел, словно и не существовало времени до того, как он принял имя согласно категории.
        Он вернулся через два года.
        С новой категорией, готовым планом и деньгами для безбедного существования пяти человек в ближайшие сто лет. Ежу было понятно: даже руководя столичной СПП, таких денег не добыть, и дело смердит криминалом и несанкционированными подъемами.
        Но Полина не стала задавать вопросов, она взяла деньги и купила дом. На Рассохе.
        Там было все необходимое: новый коттедж с забором, старый деревенский погост и древний могильник. Шесть комнат, водопровод, много мертвых в первой форме, которых никто никогда не поднимал, и еще больше мертвых некромантов, которые никогда не смогут подняться.
        Она помнила - Павел очень мало кого в этой жизни любил. Всего четверых: маму, дядю Гошу, старшую сестру Лильку и племяшку Катю. А теперь и вовсе любить стало некого: Лилька с Котькой погибли в нелепой, невозможной аварии, веселый дядя Гоша стал угрюмым хмырем, который по заказу племянника осваивал то токарное, то слесарное дело, и даже нелегально смог взять разряд - низший, слабый, но смог. А Полина как-то незаметно перестала быть мамой и превратилась в соратника. В главу секретариата МВД. А если не заострять внимания, то никто кроме Каина и не помнил уже, кем ей приходится директор Правобережной СПП. Может, ухажером - нынче модно помоложе заводить.
        И им сразу стало проще жить. Без любви. Вся любовь осталась там, в водонепроницаемом гробу, сделанном по спецзаказу. Для того, чтобы работать, хватало памяти.
        Они все помнили - и она, и Гоша, и Павел. Очень хорошо помнили, как сильно, до одури пахло сиренью на Раевском погосте в день похорон.
        Луку включило обратно так же резко, как и до этого вырубило. Исчез навязчивый запах, растворились чужие тяжелые мысли, сразу стало легче дышать.
        - Вот ведь погань, - только и сумел выдавить он из себя и шагнул назад.
        Скамья, с которой он, оказывается, успел встать, радушно врезала под колени. Матернувшись, Лука еле удержался на ногах, выровнялся и приготовился бить печатью, если Полина рыпнется в его сторону. Но она не двигалась, по-прежнему стояла на своих копытах, тихо покачивалась и пырилась бельмами куда-то в вечность, не выражая желания ни греться об Луку, ни вывернуться в третью форму. Прям мечта стажера, а не клиентка. Если не считать того кино, которое она щедро прокрутила прямо в голове у Луки.
        С таким ответом при допросе он не сталкивался, и мало того - даже не слышал, что такое возможно. Ну и дела!
        Зато теперь понятно: начальник, сукин сын второй категории, в котором мощи на роту некромантов, крышняком поехал после смерти сестры и собрался ее с того света на этот вытащить. Ну надо же… мама. А ведь Лука действительно думал, что Полина Павлу любовница.
        Впрочем, лимит удивления на ближайший год уже оказался выбран воскрешением Егора. Еще с червя на Скворцовском стало ясно: происходит дерьмо, и добром оно точно не кончится.
        Полина была кладезем информации, которую следовало получить любым путем, словами или галлюцинациями - один тлен. Глюками даже наглядней. Жаль только, что пока он тут кино смотрит, к нему кто угодно может подойти и башку откусить. Пока вокруг тихо, но береженого бог бережет.
        - Полина, - снова позвал он. Называть теперь ее, такую, по отчеству язык не поворачивался. - Полина, что дальше было? Где сейчас Павел? Зачем ты посреди ночи на погост пошла - ты же не упокойник?
        Полина молчала, продолжая покачиваться из стороны в сторону, как пьяная. Импровизированная кисть руки, закрывавшая ей нижнюю часть лица, зарастала поверх новыми слоями, точно кокон наматывался. Рога росли, но медленно и неохотно, словно поднятая была совсем без сил. Что странно, ведь материала на построение она набрала порядочно - собственный солидный вес плюс одежда. Говорить Полина однозначно не хотела. Установка, полученная при жизни, так крепко впиталась, что и после смерти работала. Но и противиться некроманту вторая форма не могла. Отсюда эти вспышки-видения вместо обычных рассказов.
        Лука продолжил сыпать вопросами, провоцируя на новый поток воспоминаний. Вышло, но не сразу. Он даже сам сначала не понял, что сработало: ни место, ни время суток не изменились, просто слева внезапно возник Павел. Не такой, каким его Лука запомнил позавчера - моложе лет на пять и худее килограммов на десять.
        Павел стоял у одной из могил. Рядом на поминальном столике горел фонарь, бросая тени на раскладку.
        Сама Полина, глазами которой Лука теперь смотрел на происходящее, стояла чуть поодаль. Рядом был кто-то третий, но обернуться и посмотреть, кто - у Луки не получилось. Полина и так была в курсе и оглядываться не собиралась. Ее занимало другое.
        Перед ней из-под земли пробивала себе путь на поверхность вторая форма. Клиент шел ходко, дерн прорвало сразу в трех местах. Видимо, силен был неимоверно. Очень крупный, с плоскими мутными буркалами в пол-лица и сохранившейся речью - во всяком случае, рычал гепардом и месил осеннюю грязь, превращая все вокруг в раскисшее болото. Лука навскидку бы поставил, что до оборота в третью мужику осталось всего ничего - верная примета в виде чесотки под ребрами в Полининых воспоминаниях не работала.
        - Павел, он почти вылез, - спокойно заметила Полина, не делая даже попытки отодвинуться.
        - Вижу. Держу. Анализируй.
        Краем глаза Лука успел засечь действия Павла. И в первый раз в жизни позавидовал. Легкость, с которой Павел работал с печатями, потрясала. А от сложности схемы заранее сводило скулы. Лука сумел разобрать только, что основа тут была стандартная, а вот все, что поверх, и сама открывающая печать - нет.
        Клиент выдернул себя по пояс и замер, будто источник, подпитывающий его, затух. Потом медленно вытащил из земли ноги, свернулся клубком и замер - жалкий, сонный и удивительно не страшный. Лука даже уловил момент, в который вторая форма потеряла всякий интерес к живым, - словно струна лопнула. Но странно было другое: ощущение опасности никуда не делось, только сместилось туда, где стоял третий участник происходящего.
        Некромантская чуйка упорно твердила: рядом вторая форма с уклоном в третью. Но поднятый клиент при этом был безобиднее котенка.
        Павел что-то молниеносно перекинул из руки в руку и поставил печать на стабилизацию. Клиент скорчился еще больше, точно сам в себя пытался спрятаться, и заныл протяжно:
        - Больно! Мамочка! Мааама!
        Похоже, для присутствующих такое поведение откровением не стало. Полина очень будничным жестом накинула на плечи второй форме тонкий замызганный плед и тяжело опустилась рядом на землю.
        - Что помнишь последнее? - спросила она у клиента.
        Лука, готовый к тому, что мертвец ее проигнорирует, ошалел - клиент ответил, все так же воюще, жалобно.
        - Снег был. Холод лютый. Жгучий. Я спал, спал. Сугроб. У кума на свадьбе гуляли, хватил лишку. Охолонуть решил…
        Клиент торопливо излагал обстоятельства своей смерти. Естественной, к слову. Ну напился, замерз в сугробе - дело-то не удивительное. Удивительным было полное отсутствие агрессии к теплой Полине, которая кутала мертвеца в плед, - тот не рвался ни греться, ни душить. И одновременно чувство опасности продолжало зудеть комаром.
        - А сейчас ты как? Имя есть?
        - Макаром зовут. Ноги болят. Совсем отмерзли. Я с ног леденеть начал, все проснуться хотел, а никак. Тянуло все, тянуло… Мама! Больно!
        - Макар, у тебя все хорошо. Сейчас ты выпрямишься и посмотришь на свои ноги. Абсолютно нормальные у тебя ноги, не синие. Мне ведь виднее. Давай-ка, выпрямись. У кума-то что на стол подавали?
        Клиент заворочался под пледом, послушно выпрямляясь:
        - Да какой там стол? Времена-то нынче голодные. К бутыли самогона картошку нашли, репу. Рыба была. Да каша с хлебом. Грибки еще. А ноги в порядке, да? Шо ж так больно-то?
        - В порядке, - уверенностью в голосе Полины можно было покрывать суда малого тоннажа от коррозии. - Сам посмотри. А какие времена-то? Год какой?
        - Так двадцатый, - растерянно пробормотал клиент.
        Он наконец уселся, и Полина откинула плед.
        Лука мог бы - крякнул от удивления. Ноги у покойника были обычные, человеческие: мужские, волосатые, размера сорок четвертого, с давно не стрижеными ногтями и грязными пятками. Второй форме данные конечности принадлежать не могли никак. То есть Павел смог провернуть обратную метаморфозу - частичную, правда.
        Полина тем временем, мастерски владея голосом, доказывала мертвому, что с ним - полный порядок. Что он и не замерзал никогда в сугробе, ему все это приснилось. И пальцы на руках тоже не отморожены, а болит все - от долго лежания. Да, в летаргическом сне. Редкий случай, научный феномен. В результате этого воркования вторая форма медленно, но верно преображалась - вместо тонких кожных мембран отращивала нормальные кожу, мышцы и кости. Даже татуировку прижизненную на предплечье обратно вернула. Лицо из скошенного треугольного клинообразного рыла расширилось до прежних размеров, расправилось, даже щетину отрастило, буквально за минуту сплетя ее в усы и бороду. Только глаза оставались по-прежнему мертвыми бельмастыми буркалами.
        - И правда не болит ничего, - обрадовался покойник. - Это ж надо - летаргия! Шурин про такое балакал. В газетенке читал. Из города. А что ж я теперь делать буду? И еще, уважаемая... Вы же докторица, да? Глаза не видят - пятна какие-то: темно, светло, темно… Глаза мне нужны очень.
        Полина накинула на плечи клиенту плед, чуть отодвинулась в сторону, продолжая нести бред про летаргию, и вопросительно поглядела на Павла. Тот коротко кивнул и начал, четко артикулируя, беззвучно отсчитывать секунды. И на десятом счете легким движением закрыл нижнюю покрышку. Звук был плохой, с дребезгом. От такого звука хотелось брать ноги в руки и бежать. Но из чужих воспоминаний не убежишь, пришлось досматривать.
        Клиент резко мотнул головой. От этого движения бельма на его глазах исчезли - будто пленки полопались. И теперь уже абсолютно живой мужик с ужасом оглядел сначала себя, потом видимый в свете фонаря кусок погоста, Павла, Полину. Затем увидел что-то за Полининым плечом, и глаза у него стали еще больше, словно ему показали привидение.
        Он открыл рот для крика и рассыпался прахом.
        В абсолютное стопроцентное ничто. В четвертую форму.
        - Ты знал, что они такие доверчивые? - спросила Полина, без особой брезгливости отряхивая прах с колен. - Надо дальше от них, когда болтаю, сидеть - измазалась. Опять стирать придется.
        - Доверчивость тут ни при чем, - Павел деловито убрал в кейс раскладку, снял одноразовые перчатки и спрятал в карман. Облокотился на столик, приняв излюбленную для беседы позу, растер курносый нос и шрам в межбровье. - Они - послушные. Стопроцентно. Любому упокойнику. Или тому, кому он делегирует. Просто до меня никто не догадался убрать фактор, который мешает им это послушание проявлять. Убираем фактор - вторая форма делает то, для чего ее подняли. Выполняет приказы. А приказы для нее могут быть разными. При этом неважно, кто их отдает - я или ты. Главное, чтобы вторая форма верила в происходящее. Тогда она себе и ноги отрастит, и крылья, и мозги, если ты доступно объяснишь, что она всегда бегала, летала и думала. На сегодня закончили. Идем? Надо заняться…
        Воспоминание закончилось резко. Лука мимо лавки в этот раз промахнулся и здорово отбил задницу об землю.
        Полина стояла там же, истончившись еще сильнее, и походила теперь уже не на сказочного полуэльфа, а на насекомое палочника.
        - Ну вы и сволочи! - констатировал Лука. - Цели великие, а методы скотские. За что мужика-то? Он же живой стал, совсем живой…
        Лука заткнулся сам. Смысл спорить с мертвыми? К гадалке не ходи, никому из этой команды до случайного покойника дела не было - потренировались, уложили в четвертую и дальше пошли. Но с точки зрения Луки это было чистым убийством. Убийством циничным, мерзким. Уничтожением того, кто полностью зависим и тянет мучительное существование именно потому, что его пробудили, а не потому, что ему так положено природой. Это как приручить зверька и снять с живого шкурку. Тошно.
        Категория у Павла явно была уже не вторая. Лука никогда не видел работу высшего некроманта, но предполагал, что это она и есть: после сложнейшего подъема Павел не выглядел уставшим, даже утомленным не выглядел. Сколько бы он ни вложил в тренировочного покойника, у него внутри было еще сто раз по столько.
        Полина на ругань никак не отреагировала, покачиваясь былинкой.
        - Где, плитой тебя прибей, Павел? Кого вы вытащили с Раевского? Вернее, кого - я уже понял. Вопрос - как? Обеих или одну? Где они?
        Полина молчала. Рост рогов у нее прекратился совсем, а истончение приняло каскадный характер - тело таяло на глазах. Но покрышка была в руке у Луки, и как бы поднятая ни хотела уйти от беседы, исчезнуть, раствориться - сделать это у нее не получалось, печать держала покруче стальной цепи.
        Полину потряхивало, лихорадило, бельма то зарастали тонкой пленкой, то открывались снова. Ей было плохо. Она старательно уничтожала саму себя, как храбрый партизан на допросе. Но не успевала.
        Лука продолжал задавать вслух вопросы в надежде на новую порцию воспоминаний, а в глубине души уже безмерно скучал по тем обычным, ничем не выделяющимся покойникам, с которыми приходилось иметь дело раньше. Вот жизнь была: пришел, поднял, поговорил, уложил, поехал в кабак лечить голову или к зазнобе под бок. А сейчас уже не до кабаков - разобраться бы, как выгрести на спокойную воду.
        - Где Павел? - снова рявкнул он, угрожающе шагнув вперед.
        Полина взмахнула руками, которые уже стали тонкими, как паучьи лапы, отшатнулась, заголосила высоко, на грани ультразвука, и тут же выдала картинку. На этот раз смутную, мигающую, но там происходило такое, что на качество трансляции Луке стало сразу наплевать.
        Сторожа на Раевском убил Георгий: вызвал его из конторы, показал поддельные корки СПП, Полину представил как свидетельницу по иску, попросил проводить до квадрата. Потом зашел парню за спину и выстрелил в основание шеи из чего-то небольшого и почти бесшумного. Осторожно подхватил тело за подмышки и отволок к дежурившему на аллее Павлу.
        Павел ждал у гранитного валуна с темной табличкой - у кого-то были богатые родственники, расщедрились. Валун Лука помнил. Если пройти по тропинке слева от него, чуть вглубь и свернуть - можно было попасть к Егору.
        Рядом с Павлом стояла Инга, непривычно сонная и вялая, точно обколотая чем-то. Она все время поправляла волосы, проводя ладонями по лицу, от бровей до висков, словно они закрывали ей глаза, хотя яркие пряди были собраны в пучок на затылке.
        Павел на странное поведение своей секретарши и, видимо, любовницы - иной причины брать ее с собой на дело Лука не видел - внимания не обращал: жадно курил самокрутку, выдыхая густой дым. На остальных тоже не смотрел, готовился и копил силы. Лука первый раз видел его в военной экипировке - обычно директор надевал дурацкие розовые рубашки, которые подчеркивали лишний вес и отсутствие вкуса. Надо сказать, в камуфляже Павел смотрелся естественно, и Луке вспомнилось, что тот никогда не озвучивал, где и кем он служил. Нашивки с формы были спороты.
        Полина, чьими глазами Лука наблюдал за происходящим, в отличие от явно больной Инги была бодра и деятельна. Сунула Павлу под руку термос с чаем, помогла Георгию оттащить тело сторожа чуть в сторону, достала заранее приготовленную сумку.
        Смотреть, как работает Павел, было чистым и незамутненным удовольствием. Второй раз за последние полчаса Лука подивился, насколько быстро, четко, а главное, легко он поднимает: пальцы до глины покрышки не дотронулись вовсе, так, обозначили касание, а сторож уже очухался. Павел не пожадничал - докинул печать, чтобы ускорить подъем, и сразу же, стоило клиенту открыть бельма, закрыл нижнюю покрышку, и не просто, а с рассечением, которое обычно применялось к третьей форме. Поморщился - приятного в таком «открой-захлопни» было мало. У Луки бы голова трещала два дня, а Павел ничего - только губы скривил.
        Георгий занялся телом, которое теперь было еще и фрагментировано - вторую форму рассечение разделило на пять неровных кусков, хотя вставшему бы едва распороло костяную шкуру.
        К тому времени, как сторожа упаковали и отнесли к воротам, уже стемнело. Геогрий ушел к колонке, пока еще не отключенной на зиму, помыть руки, а Полина, протащив сумку через ворота, накинула на створки цепочку, замок и остановилась его подождать.
        Как раз в этот момент на нее вынесло Настю. И тут Лука оценил степень Настиного везения - не удивись Полина так сильно, будь она чуть менее уставшей и соображай получше, подойди Георгий хоть на минуту раньше - Князеву убили бы там же, около ворот.
        Но Полина, увидев Настю, засуетилась, замешкалась, пробормотала что-то в ответ, для маскировки сгребла сложенные у входа мусорные пакеты с полинявшими цветами и венками, уложила в сумку поверх тела и потащила ее в сторону домов.
        Груз она сбросила сразу за углом, за ближайшим мусорным баком. Позвонила кому-то. Что ей ответили, Лука не понял: картинка и так мигала, рябила, а звука не было вовсе - Полина срочно тратила силы, чтобы показать как можно меньше. Сквозь Раевское начинал просвечивать деревенский погост и тонкая, похожая на насекомое палочника, фигурка поднятой.
        Лука сосредоточился.
        Полина дала себе минутную передышку и, сделав небольшой крюк через дворы, вышла к северной ограде Раевского. Там ждал Георгий - разомкнул для нее замок и впустил внутрь.
        Все, что происходило дальше, перед Лукой прокрутилось уже на бешеной скорости, словно киномеханику в будке надоело вертеть один и тот же фильм, и он решил смонтировать его на свой вкус. Лука только успевал шепотом костерить Полину и подкидывать ей вопросы. Картинка мигала, иногда двоилась. Но он выдоил из нее все, до последнего воспоминания - все, что произошло прошлой ночью на Раевском. И понял, что совершенно не знает, что теперь делать.
        Это было ужасно. Это было гениально. Это было просто.
        Павел, которого вела безумная, деформированная любовь к сестре, ухитрился дотумкать до того, до чего не додумались все эти институты и умники с тремя степенями. Вундеркинд хренов, чтоб его плитой. Хотя его и так…
        Полина показала все, а увидел Лука и того больше.
        Например, Егора, который стремительным призраком мелькнул за спиной Инги. Левая рука и бок были у него измазаны чем-то темным - видимо, он уже успел разобраться с Георгием, которого после подсмотренной смерти сторожа было как-то не жаль.
        Егор замер точно статуя рядом с высоким обелиском и смотрел, как Павел поднимает в третью форму своих. Дождался, пока они перестанут корчиться, наращивая на себе мясо и кожу.
        А потом прошел сквозь Павла, как огромный мощный грузовик. От удара того разорвало почти надвое. А Егор обогнул Ингу по широкой дуге, точно чумную, посмотрел на Полину как на нечто несущественное и ушел. Лука едва успел отследить его глазами. Все заняло пару секунд.
        Вот тебе и добрый друг детства. Вот он, стартовый пистолет для стартового капитала. Согреться об высшего упокойника - тут не только память получишь...
        Только что вставший костяной король производил сильное впечатление - огромный, мощный, быстрый как летучая мышь, с фантастической нечеловеческой пластикой. На квартире у Насти он уже и вполовину не был похож на то, что Лука увидел сейчас: наверное, успел впитать ухваченное у Георгия и Павла, да еще от самой Насти подкормиться.
        Лука завертел головой, старательно стряхивая пелену перед глазами: там все еще кричала Инга, сомнамбулически покачивались две вставшие, послушно доращивая на себя мясо, и в ужасе суетилась Полина, хватаясь по очереди то за руку уже мертвого Павла, то за плечи еще мертвой дочери.
        Пелена расползлась неохотно: Лука успел углядеть, как Полина скопом оттащила всех к воротам и усадила в автомобиль. Инга к тому времени уже пришла в себя и помогала маленькой вставшей, которая никак не могла выровнять себе длину конечностей и все время запиналась ногами об асфальт.
        Старшая вставшая вела себя как ростовая равнодушная кукла - шла вперед, если ее подпихивали, села в машину, не противясь.
        Полина вернулась - безуспешно искала Георгия. Звала, кричала. Но могила Егора была в глубине, и тела, вернее его ошметков, она так и не увидела. Потом пришла Инга, и они положили все, что осталось от гениального Павла, в черный мешок, вернулись к машине и...
        …и зазевавшегося Луку ударило сзади по шее.
        ГЛАВА 10. НАСТЯ
        На погосте Егор стряхнул с себя Настю как пушинку прямо на землю, засыпанную палой листвой, рыкнул:
        - Проверь! Чтоб не лезли! - и рванул куда-то вперед, она даже не успела засечь направление. Просто мелькнул светлым силуэтом между стволами дальнего осинника и растаял.
        Стало тихо.
        - Чтоб тебя плитой! - неискренне пожелала Настя, растерла заледеневшие на холодном ветру уши и огляделась.
        Луна на пару с брошенным между могил фонарем давали шанс не свернуть себе впотьмах шею.
        Лука тут явно работал: через пару могил, у развороченного цветника и покосившегося креста кучей лежали его разгрузка, куртка, ботинок и использованные покрышки. Чуть дальше, прямо на дорожке вытянулась вторая форма - странная, полупрозрачная и тонкая, словно лапша. Где голова, где ноги - уже не определишь.
        Клиент вяло шевелился и с каждым движением истончался все сильнее. Настя нащупала в кармане выданную Лукой заготовку и приготовилась работать, причем в неизвестность: закатывать обратно вторую форму, поднятую чужими руками, ей еще не приходилось. Ну, в теории понятно, что и как делать, однако последние пару дней все бесперебойно работающее раньше теперь работать отказывалось.
        Вот и сейчас опять сыграла отрицательная карма творящегося вокруг дурдома: Настя даже открыть печать не успела - клиент совсем уж жалко вытянулся и, истончившись до состояния истрепанных веревок, ушел в четвертую форму. Сухую, ломкую - хоть вшестеро складывай и упаковывай в пакет. Сам ушел. Настя отстраненно прикинула, что зафиксируй она это на камеру - запись у нее бы с руками оторвали. Может быть, даже в прямом смысле. Добровольный уход второй формы без перехода в третью - это как разумный костяной король: в байках встречается, а на практике никто не видел. Правда, сегодня чудеса радости не добавляли. Наоборот, чем больше все шло наперекосяк, тем тревожнее становилось.
        Настя сунула глиняную покрышку обратно в карман, накинула на себя разгрузку Луки. Потом подумала и осторожно взяла пистолет, стараясь держать его на отлете - в оружии она не разбиралась, а прострелить себе ногу хотелось меньше всего. Заряжен он или нет, на предохранителе или снят - прах его разберет, лучше поосторожничать.
        После подхватила свободной рукой ботинок, фонарь и на спринтерской скорости обошла-обежала погост. Везде было здорово натоптано, тихо и пусто. В двух местах четвертая форма лежала поверх могил, но уже прахом. Достаточно старым, но не Лука же его наружу вытащил, значит, тут было как на Скворцовском - солидного возраста мертвецы решили пошалить.
        Истощенной второй формы больше не встретилось, и хорошо: веяло от нее чем-то худшим, чем просто смерть. Какой-то тотальной безнадегой.
        Используя весь талант, Настя прислушалась - кладбище молчало. Ни звона, ни вибраций.
        Зато земля под ногами дрогнула снова, только, похоже, погост тут был ни при чем - дрожало там, на Рассохе. Но отклика здесь не последовало - Лука очень качественно все упокоил.
        Настя заторопилась, закрыла ворота, навесила печать из заготовок - не жадничая, на мощный состав. Потом обошла кругом, проверяя ограду - та на первый взгляд была в порядке. Слабые с виду старые печати Настя заменила на новые, перевела дыхание и с чувством выполненного долга быстро зашагала в сторону Рассохи, иногда почти переходя на бег.
        Бежать по подлеску в чужих кроссовках, которые едва не слетали с пяток, было неудобно - пару раз она чуть не покатилась кувырком, запнувшись о торчащие из тропинки корни. В третий раз, угодив в небольшую, но коварную яму и едва не расплатившись за невнимательность переломом лодыжки, Настя решила скорость сбавить.
        По большому счету, и так было ясно: Егор специально ее на погосте высадил, видимо, знал, что на самой Рассохе опасно. Внутренний подленький голосок предложил компромиссное «переждать в леске», но одинокий ботинок взывал вернуть его владельцу, если тот еще жив. Хотя зарплату можно было поставить, что этот самый ботинковладелец, как и его мертвый друг юности, совсем ее не ждут.
        Окончательно запыхавшись от подъема по оказавшемуся очень крутым склону овражка, Настя по инерции вылетела на поле, где начиналась Рассоха, и даже успела пробежать пару метров, прежде чем притормозила.
        Некстати всплывшая в памяти шутка про изменение за ночь рельефа с целью запутать неприятеля шуткой больше не казалась. Вместо ровного поля с пересечением линий-дорожек перед Настей лежала холмистая местность. Трава, которая раньше росла между дорожками, исчезла вовсе - все холмы состояли из знакомого серого гравия вперемешку с черной жирной землей.
        Внезапная смена пейзажа круто попахивала сумасшествием. Слабый лунный свет и угольные тени придавали невысоким холмикам совершенно неземной вид, будто на Рассоху кусок луны брякнулся. Чувствуя себя астронавтом, Настя осторожно поднялась на верхушку одного из холмов. Гравий оказался рыхлым, ноги увязали по щиколотку, и в кроссовки сразу набилось чуть ли не с горкой.
        Даже вывернувшись наизнанку, созданная с математическим расчетом Рассоха сохраняла в себе подобие порядка. Все холмы - строго одинаковые по размеру и высоте, на одном и том же расстоянии друг от друга. Как чертеж. Но низинки между ними, полные темных теней, выглядели как-то неприятно. Настораживали.
        Настя присмотрелась. Тени там явно были лишние, поскольку отбрасывать их было некому. Узкие, геометрически верные и абсолютно черные. Некоторые короткие, точно школьную линейку кто-то на дно ямы кинул, другие длиннее - до полуметра - и шире. Третьи слипались между собой, как заготовки для чего-то.
        Ползать по холмам, трогать теневую геометрию, да и вообще подходить к ней близко не хотелось. Гнетущее ощущение, которое появилось на самой первой экскурсии, быстренько вернулось. Сразу заболела голова. Настроение окончательно испортилось.
        Еще пару дней назад спроси кто: возможно ли поднять мертвеца на Рассохе? - она бы покрутила пальцем у виска. Здешним жертвам тысяча лет в обед, хорошо если зубы да пара черепков сохранились. Грунт - не болото, не вечная мерзлота, чтобы консервировать. Их и при царе Горохе никто поднять не мог, когда они целые были - не зря же тут древние коллеги математику развели... Но сейчас, после увиденных карт и расчетов, после столетней второй формы, после Егора… Уверенность в том, что Рассоха не встанет, испарилась.
        Гравий с шуршанием стекал вниз по склонам, иногда останавливаясь, а иногда увлекая за собой целые микрообвалы, которые вроде бы случайно по широкой дуге огибали тени. Или останавливались, так и не дойдя до темных линий. Шуршанье обрастало эхом, множилось, и звук сливался в одно долгое «шшшш». И если сначала Настя хотела орать и звать Луку и Егора, то теперь внутри поселилось отчетливое желание помолчать.
        Балансируя, она прошла по гребню, спустилась немного по склону, обходя низину, стараясь не потревожить рассыпающийся гравий, и поднялась на следующий. Никого. Только шорох камешков, неприятные темные полосы на дне, лунный свет на гребнях. И ни следа живых - ни Луки, ни Егора.
        Через два холма ситуация изменилась. Тени тут лежали гуще, почти внахлест перекрывая узкий перешеек. Обойти их стороной не получалось - слишком много их было и слишком плотно они пересекались.
        Настя оглянулась. Возвращаться на предыдущий холм?
        Позади вроде бы стало больше теней. Во всяком случае, ощущение, что соединенных под идеально прямым углом двух широких полос раньше не было, не покидало. Но если вернуться - не факт, что другой путь окажется чище.
        Настя помялась, положила на склон ботинок, пистолет и, выкрутив фонарь на максимум, попыталась осветить пугающую ее аномалию. Однако то ли зрение от усталости выкидывало фортели, то ли батарейки в фонаре оказались слабоваты, но от широкого бледного светового пятна, скользившего по низине, картина не изменилась: грязно-серая земля - гравий, глина и чернозем - и абсолютно черные ровные полосы сверху.
        - Дурдом! - тихо пожаловалась Настя и тут же испуганно зажала себе рот ладонью.
        Поскольку очень живо представилось, как на ее сиплый шепот откуда-то выползает нечто и пытается ее размазать. Да, Егор говорил, что на Рассохе нет третьей формы. Но даже если принять на веру, что закопанные тут - всего лишь пугало для давно померших идиотов, это не отменяет закона подлости, по которому один-единственный выпавший из математического расчета вставший размажет ее ровным слоем.
        Пока ни мертвых, ни живых вокруг не наблюдалось. И это настораживало еще больше, потому что, если верить найденной карте, тут было не протолкнуться. А на деле - холмы, луна и тишина. Такая же глубокая, как черные подозрительные тени. Если сельский погост чуть слышно фонил четвертой формой, то здесь ощущался вакуум. Пустота. Как Настя ни напрягалась, до нее долетали только смазанные расстоянием отголоски из-за леса. Рассоха молчала. И от беззвучия делалось только страшнее.
        Уж лучше бы хоть где-то фонило первой формой. Или тлен с ней, пусть второй. Или чтоб кто-то выпрыгнул с криком… Хотя нет, выпрыгивание - это уже перебор. И так жутко.
        Нужно было идти вперед, искать Луку, а хотелось только одного: сломя голову бежать обратно к тете Лиде. В погреб забраться и крышку захлопнуть.
        Настя ощутила прилив дурноты, как тогда, во время экскурсии. Только вот сердобольного гида рядом не имелось. Пришлось самой справляться: сесть прямо на вершине холма и перестать дышать. Метод был парадоксальный, но действенный. Лука научил, уже давно, когда она только пришла в СПП и от вида несвежей первой формы хотелось бежать в сортир и бросить профессию.
        На двадцатой секунде тело решило, что прах с ним, с головокружением, кислород важнее, и переключилось на желание жить. Дурнота отступила, и когда Настя судорожно вдохнула - не вернулась.
        Бесполезный, но тяжелый фонарь Настя засунула в приспособленный специально под него карман разгрузки. Ботинок все-таки привязала к ремешкам, мельком подумав, что вид у ее бездыханного тела будет комичный. Потом переложила пистолет в левую руку. Толку от него? Стрелять она все равно не умела, а так хотя бы правая рука окажется свободна, если понадобится быстро активировать покрышку. По большому счету, и пистолет стоило засунуть куда-то в разгрузку, но было боязно - вдруг курком зацепится и выстрелит.
        Настя осторожно начала спускаться по склону, рассчитывая обогнуть скопление теней по дуге, а потом подняться на следующий холм, который был ближе к центру неровного поля. Может, оттуда получится увидеть больше?
        План удался ровно наполовину. Стоило спуститься, как стало ясно, что расстояние сыграло со зрением злую шутку - теней оказалось куда больше, и лежали они куда гуще, чем виделось сверху. Или успели сползтись, пока Настя возилась с разгрузкой? Пришлось спуститься еще ниже. Гравий под ногами тек ручейками, а крупные пласты земли, выворачиваясь, норовили утянуть за собой. Благо до начала подъема оставалось всего ничего - метра три, и если хорошо держать равновесие, то дойти будет не сложно. Правда, гравий под ногами стал совсем рыхлым и угрожающе заскользил.
        Настя шагнула вперед, рассеянно мазнула взглядом по оставшемуся до подъема расстоянию и еле успела вернуть назад уже занесенную над темной широкой тенью ногу.
        Тень на ногу никак не отреагировала - продолжила лежать, словно всегда тут была. Четкая, прямая, длинная - сантиметров шестьдесят. И шириной двадцать. Словно черная дощечка. Но без дощечки. И совершенно неважно, что Настя трижды внимательно осмотрела склон и была готова свой разряд поставить, что ничего подобного там еще минуту назад не было.
        - Вы ползаете, что ли? - спросила Настя, не рассчитывая, что аномалия окажется разговорчивой.
        Та ожидаемо промолчала. Не двигалась. Не звучала. Ничего не делала. Была. Но вот трогать ее категорически не хотелось. А от пристального разглядывания этой штуки вновь вернулась тошнота.
        Нужно было или перепрыгивать, или обходить.
        Луна нырнула за полупрозрачное облако, больше похожее на дымку. Ночной воздух с каждой минутой ощутимо холодал - видимо, наступали обещанные заморозки. Мерзкий ветер налетал порывами, бил точно в глаза и настроения тоже не улучшал. Настя уже трижды пожалела, что не попросила у тети Лиды резинку для волос - на голове от ночных приключений образовалось такое, что этим бы побрезговала даже ворона. Пальцы без перчаток окоченели и держать тяжеленный пистолет не хотели, приходилось все время его перехватывать поудобнее.
        Пока Настя раздумывала и жалела себя, за ее спиной, видимо, произошло закрытое совещание аномалий, на котором было решено познакомиться с некроманткой поближе. Во всяком случае, когда она осторожно обернулась, не рискуя шагать назад вслепую, штук десять теней уже лежали поверх ее следов внахлест, перекрывая обратный путь.
        Словно всегда тут были.
        Вот же погань.
        - Ползаете, - обреченно констатировала Настя и сжала в кармане покрышку, потому что эта дрянь, что бы она из себя ни представляла, вылупилась из мертвецов, а значит, должна подчиняться хоть каким-то правилам.
        И некромантам.
        Покрышка не отреагировала - как была холодной глиной, так и осталась. Ни отклика, ни отзвука. Словно тени - мираж. Или напротив, не мираж, а нечто совсем материальное, бытовое. Как те же доски.
        Настя на всякий случай проверила, вытянув из кармана жилетки покрышку - вдруг скололась и стала непригодной?
        Теням было начхать - как лежали, так и остались лежать. И вели себя прилично, пока Настя на них смотрела. А вот стоило хоть на миг выпустить их из поля зрения, как они смещались. И конечная точка их движения была как раз там, где заканчивался гравий и начиналась сама Настя.
        Спустя минуту путь назад оказался уже прочно перекрыт - тени стелились густой решеткой шириной в полтора метра и длиной почти в три. По склону не обойдешь, надо спуститься в низину, а туда совсем не тянуло. Самой не получалось себе объяснить, почему.
        Пока Настя осматривала пути отступления, спереди теней тоже прибавилось: к той, что так коварно залегла почти у носов кроссовок, присоединились еще четыре. Две длинные, как телескопические указки, вытянулись навстречу первой. Еще одна, совсем короткая, расположилась ниже. А последнюю легко было вообще не заметить: она лежала точно на границе склона, где бледный свет от луны переходил в сумерки - длинная и тонкая, как черта, с едва заметной перекладиной по центру. Если бы не перекладина, Настя бы эту тень точно прозевала, уж больно удачно та замаскировалась.
        Дальше тянуть не стоило. Настя сгребла в горсть гравий, стараясь заодно захватить куски земли покрупнее, и качнулась вправо, словно собиралась обойти аномалию, но вместо этого швырнула землю себе под ноги - как раз в первую тень. Звук вышел странный - как серия тихих щелчков, словно пластиковые шарики на пол попадали. Или Егор пластины брони схлопнул.
        Задержав дыхание, Настя бросилась влево, огибая тень по самому большому радиусу, который был возможен. Кроссовки скользили, дважды она едва не съехала по склону, но выправилась и чуть ли не на четвереньках рванула вверх, запретив себе оглядываться.
        Добравшись до вершины холма, по дороге прицельно спихнув в сторону скопища теней пласт земли, Настя разрешила себе вдохнуть - легкие уже жгло - и наконец обернуться.
        Луна, холмы, низины, черная земля вперемешку с гравием, ноябрьская холодрыга, пар изо рта и... никаких теней. Ровным счетом. Только те, что положены физикой - на неосвещенных луной склонах.
        Впору сдаваться в дурку.
        Но различать реальность и глюки Настя умела. Этому упокойников учили. То есть как учили... Сунули в зубы постулат, что если тебе мерещится - тебе не мерещится, и дело с концом. Не умеют некроманты галлюцинировать в свое удовольствие, так что никакого вам волшебного кино - ни от белой горячки, ни от наркотиков.
        Получается, тени были вполне себе существующими в реальности объектами. Может, их отбрасывало нечто, невидимое для глаз, но вот физическим законам на зрение было положить - если свет через объект не проходит, значит, получите тень.
        Настя так и этак крутила эту мысль в голове, но представить, кто или что может отбрасывать такие странные тени, не получалось. Да и уверенности в том, что это именно тени, не было.
        Вид с вершины взятого с разбега холма открывался печальный - никаких признаков Егора и Луки. Ни отпечатков ног, ни пятен от недавних оползней. Тут точно никто не ходил - вон она целую цепочку следов за собой оставила на склоне, темнеют.
        Настя как раз прикидывала, стоит ли запихнуть мешающий пистолет в самый большой карман разгрузки, когда какое-то смазанное движение на периферии зрения заставило обернуться.
        И вот тогда она увидела.
        Парадокс в том, что вставший особо и не скрывался - только глаза прикрыл до узких щелок, которые с такого расстояния выглядели как две короткие бледные черты. Глаза прикрыл и замер: этого оказалось достаточно, чтобы оттуда, снизу, да и отсюда, сверху при беглом взгляде оставаться незамеченным. А вот из позы огородника, в которой Настя застыла, вытряхивая набившуюся в кроссовок землю, вставший был как на ладони.
        Шкура третьей формы практически один в один повторяла расцветку окружающего рельефа - серо-черная, в разводах. Стыки костяных пластин смыкались, не давая разглядеть сегменты и сгибы, но когда вставший чуть смещался - становились теми самыми четкими тенями. Маскировочный окрас сбивал с толку, в глазах от него двоилось, силуэт размывался и сливался с холмом. Вставший снова пошевелился, броня разошлась, появились три черные полосы, и стала видна широкая грудь. Зато общий контур растаял, слился. Хамелеон. Чтоб не потерять вставшего из виду, смотреть следовало не прямо на него, а чуть мимо. Как на стереокартинку в журнале. Страшненькую стереокартинку. Смертельную.
        И что делать? Выстрелить? Накинуть на клиента пару печатей Луки (которые продолжали вести себя так, словно не клиент рядом, а дерево)? Бежать, а потом умереть, или просто умереть сразу на месте от страха? Последнее подкупало простотой исполнения.
        Если считать бабушку на Раевском за первое знакомство, а Егора - за второе, то этот вставший был третьим в Настиной жизни. И от второго отличался сильно.
        Вставший, кажется, понял, что его раскусили, если там было чем понимать: распрямился, раздвинул лицевые кости, открывая яркие глаза целиком. По шкуре прошла короткая волна, морок рассеялся, и вставшего стало видно целиком. Только вот радости это не прибавило.
        Настя навскидку определила тип. Выходило, что на склоне стоял валет, но нестандартно мелкий, с явной нехваткой массы. Хотя делать выводы было рано - слишком уж сильно утопали в гравии его ноги. Вполне могло оказаться, что вставший - как айсберг, и большая часть массы у него под землей. Не красавец - ближе к масленичному чучелу, чем к человеку. Без шеи: бугристая молотообразная голова начиналась сразу от плеч, и оттуда же вырастали конечности - руками эти штуки назвать язык не поворачивался. Тонкие у плеч, облезлые, в отслаивающихся струпьях, к середине они утолщались и заканчивались у самой земли огромными грушевидными наростами - словно к потрепанным резиновым шлангам гири спортивные привязали и покрасили в серо-черный цвет. Ноги, слишком короткие, чтобы прочно удерживать рыхлое туловище, оканчивались круглыми, как у слона, ступнями, утопленными в склоне. Овальная, сплюснутая сверху и снизу башка походила больше на кувалду. Без излишеств - только глаза и закрывающие их то ли пластины, то ли складки. Ни ушей, ни рта, ни носа.
        Настя приготовилась бросить все и бежать, как только вставший придет в движение. Свои шансы она оценивала трезво. Противостоять даже мелкому и слабому валету в лучшем случае получится секунд десять - даже с тем запасом печатей, который распихан по карманам. Да и замечательные заготовки Луки в упор валета не замечают, а ведь должны чуть ли не карманы жечь.
        Вставший если и наблюдал за Настей, то хватать не торопился. Оставался на месте, только тонкие пластины на бугристой морде двигались - то закрывая глаза, то открывая.
        Настя осторожно попятилась за гребень холма, прикидывая, в какую сторону бежать, чтобы быстрее пересечь Рассоху и нырнуть в лес. Не то чтобы лес чем-то выгодно отличался, но быть размазанной по осинкам казалось почему-то приятнее.
        Рыхлая земля подло заскользила, и Настя медленно, спиной вперед, чтобы не выпускать из поля зрения гребень, за которым остался валет, сползла с вершины холма в низину. Тот пускаться в погоню не спешил - то ли действительно был калечным и недоделанным, то ли по свойственной валетам привычке поджидал компанию.
        Некстати налетевший порыв холодного ветра швырнул со склона в лицо мелкую пыль. По закону подлости попала она точно в глаза. Несколько секунд ушло на то, чтобы проморгаться. На гребне по-прежнему было пусто, и Настя решилась - продолжая тереть глаза, развернулась и рванула по прямой на следующий склон. Пробежать удалось от силы метра два - ускорения как раз хватило, чтобы со всей дури впечататься в нечто.
        От удара заломило шею, а в носу мерзко и громко хрупнуло. Боль пришла мгновением позже - сильная, резкая, разом застилающая глаза слезами. Настя, зажав переносицу, чтобы остановить хлынувшую кровь, и пошатываясь, сделала шаг назад, сквозь пелену пытаясь разглядеть, во что ухитрилась так неудачно воткнуться.
        Еще один клиент. И тоже - третья форма. Опять валет. У этого массы хватило, но строение было неверным, избыточным. Он не маскировался, но все равно сливался с холмом. Белый в черных разводах. Пластины на голове разведены в стороны, как жвалы у муравья. Башка мелкая, как кукольная, зато огромная грудная клетка, в которую Настя так неудачно врезалась. В месте удара плоть потеряла натяжение и провисла лохмотьями, но слои были настолько многочисленны, что вмятина вышла несерьезная. Клешни - три штуки. Все три - бессмысленные: огромные, начинающиеся от пояса, но без управляющего сжатием сустава. Две ноги, сросшиеся в единый столб, утопали в земле, пытаясь удержать вес непропорционального торса.
        Вставшие никогда не лишали себя мобильности: ни короны, ни дополнительные ноги-руки-копыта движению не мешали. Здесь же было неясно, может ли валет тронуться с места или способен совершать только короткие выпады клешнями, точно дубинами.
        Настя закопошилась, пытаясь одновременно утереть воротом жилетки текущую из носа кровь и отползти назад, чтобы оказаться как можно дальше, вне радиуса удара клешней. Упрощать вставшему задачу по размазыванию себя не хотелось.
        Слева прошуршало. Хотелось бы сказать, что зловеще, но нет - обычно. Словно кто-то грузный неловко спустился по склону. Настя обернулась на звук, ожидая увидеть первого валета, который наверняка успел уже вскарабкаться вверх и теперь, получив в компанию второго вставшего, готов был атаковать.
        Но нет. На нее медленно, словно раздумывая, в правильную ли сторону идет, надвигался третий валет. Совсем безголовый, для разнообразия. Яркие зенки располагались на бицепсе центральной руки - она росла прямиком из грудины, была беспалой и такой же облезлой, как весь валет в целом. Тут ног насчитывалось две плюс одна ложная, и вставший чередовал их четко, но очень медленно.
        - И сколько вас тут еще?
        Вопрос был риторическим - ей и троих хватало за глаза.
        Удивительно, но запах, всегда сопровождающий рутинную работу с телами - неважно, в первой или в третьей форме, - отсутствовал. От вставших не несло, вернее несло, но не тем - вместо тлена и гниения пахло просто мокрой землей, словно клиенты прошли дезинфекцию.
        Впрочем, о валетах, да и вообще о двуногих вставших рассказывали мало. Фото отличались крайне паршивым качеством - вставшие попадали в объектив камеры случайно, передвигались весьма быстро и не позировали. Записей с валетами Настя видела две - так, мелькнуло на пару секунд нечто приземистое, темное, но несмотря на нескладность очень скоростное.
        Эта же троица ползала улитками. И Настю убивать не торопилась.
        За спиной опять зашуршало. Оглядываться желания уже не возникло. Ну будет там четвертый валет - что, легче станет?
        Настя отняла от лица мокрые от крови руки и нащупала выпавший во время столкновения пистолет. С трудом подняла на уровень груди, нашла задранный флажок предохранителя и попыталась опустить его вниз. С первой попытки не удалось - влажный палец проскользил, сорвался. Пришлось пытаться еще раз. На раздавшийся тихий щелчок валет с клешнями не дернулся, зато безголовый застыл на месте, нелепо задрав одну ногу.
        Настя рассудила, что подвижный значительно опаснее неповоротливого, перевела прицел на него. С такого расстояния промахнуться точно не выйдет - всего-то пара метров.
        За спиной снова зашуршал, осыпаясь, гравий, и появившаяся из ниоткуда рука жестко и профессионально перехватила запястье и забрала пистолет - так легко, словно Настя не сжимала его изо всех сил обеими руками. Очень захотелось заорать и дать деру, но с двух сторон растопырились валеты, а сзади был кто-то, вооруженный пистолетом. А потом раздавшийся прямо в ухе шепот Луки остановил крик где-то на полпути, заставив поперхнуться и закашляться.
        - Спокойно. Не дергайся, - голос был сиплый и задыхающийся, как будто Лука бежал.
        Настя осторожно обернулась, чтобы убедиться, что ей не мерещится и за спиной действительно Лука, а не очередной клиент с сомнительными талантами. И уткнулась взглядом в равномерно измазанную глиной футболку, замызганные штаны и крайне вызывающую ногу в мокром грязном носке. С дыркой на большом пальце. Вторая нога пребывала в ботинке, тоже заляпанном.
        Лука. Живой. Только грязный сверх всякой меры. И пахнет соответственно. Вонища убеждала в реальности замдиректора больше всего.
        Впрочем, непрезентабельный вид не помешал ему прижать Настю спиной к себе, крепко перехватив ее поперек груди, а потом осторожно утянуть вниз, усадив между колен.
        Вставшие на появление Луки не отреагировали - безголовый так и остался стоять с задранной лапой, только корпус чуть отклонил, а валет с клешнями и вовсе тяжело опустился на землю. Оказалось, сразу за ним стоял третий - тот самый, которого Настя видела на гребне холма, с маскировочной расцветкой и яркими буркалами.
        Настя подобралась, готовясь в любой момент бежать, но Лука держал крепко, и похоже, что валеты его волновали в последнюю очередь.
        - А где?.. - начала Настя, не зная, как спросить разом обо всем. И о вставших, и о том, что тут происходило, и почему Лука похож на землекопа, и где ходит Егор, и почему мир сошел с ума.
        Но Лука успел первым:
        - Ты почему в крови? - и принялся утирать Насте лицо оборотной стороной своей футболки.
        - О вставшего ударилась, - в который раз чувствуя себя полной идиоткой, ответила Настя, пытаясь уклониться от процесса вытирания - от футболки несло помойкой. - Увидела первого валета, испугалась, не глядя с холма побежала и во второго врезалась.
        - Талантливая, - вздохнул Лука.
        - Зато обутая, - парировала Настя и осторожно вытащила крепко привязанный ботинок. - И куртку с разгрузкой забери. Тяжелые они.
        Пока Лука одевался, Настя внимательно смотрела по сторонам, хотя толку от этого было с гулькин нос. Валеты стояли как стояли - только переминались изредка с ноги на ногу. Вроде на вершине склона мелькнула еще тень, но спряталась за гребень, не дав себя рассмотреть.
        - Почему они не нападают?
        Лука в ответ пробурчал что-то невнятное, занятый шнурками.
        - Что? - переспросила Настя.
        - Не кричи, говорю, - Лука накинул разгрузку, педантично проверил содержимое карманов, затянул шлевки и засунул пистолет в кобуру, поставив его на предохранитель. - А то сглазишь. Не трогают, и хорошо. Лучше расскажи, за каким прахом ты сюда приперлась? Где Егор?
        - Не знаю, - ответила Настя шепотом. - Бросил меня на погосте и ушел, я нашла твой ботинок и решила, что босиком тебе не очень здорово.
        Лука спорить не стал, накинул куртку и снова сгреб Настю поближе к себе:
        - Значит, так. Расклад херовый, но могло быть хуже. Я насчитал двенадцать вставших: три валета, три арахны мелкие - к собакам по размерам ближе, шесть четырехлапых - тоже некрупные, по коленку, но очень жмутся друг к другу. Рискуют срастись, и учитывая наше везение - так оно и будет. Паучки самые сообразительные - даже пытаются общаться. Во всяком случае, у них хватило разума оглушить меня и притащить сюда. Я так понял, сначала тут только они были. А когда меня втащили - все дыбом встало, и эти калеки выбрались, - Лука кивнул на валетов.
        - Они на тебя напали?
        - Напали. Но нежно. Говорю ж, сообразительные, хоть и недоросшие - вырубили, от оружия освободили, - Лука отогнул верх принесенного Настей ботинка и продемонстрировал одну из скрытых печатей. - Сюда притащили. Только я очухался - все поле как наизнанку вывернуло. Тряхнуло знатно, я думал, лес за границей Рассохи выкорчует, но оно как-то само в себя ударную волну спрятало. Погасило. Может, и началось-то все, потому что я просто подошел близко, а Рассоха уже стояла заряженная. Ну, как ружье на веревочке.
        - И?
        - Они меня не трогают. И тебя. И пока не выходят за границы холмов.
        - То есть мы можем свалить?
        - Оно, конечно, можно, - Лука поморщился и поскреб щетину. - Но не факт, что ребятки не попрутся за нами в Шушенки.
        - А почему они попрутся? - Настя, уже с проснувшимся научным интересом, проследила за мелькнувшим на гребне четырехногим клиентом. Лука был прав: вставшие были очень маленькие по размеру. Даже валеты. Странно. Вторая форма - и то запасливо гребет все, до чего дотягивается: одежду, погребальную утварь, обивку гроба, доски - масса для них важна. А этих словно голыми хоронили, да еще и…
        - Потому что в Шушенках полно теплого народу, - Егор неслышно подошел сбоку и тоже опустился на землю. - И есть о кого погреться. Они сообразят рано или поздно. И попрутся туда.
        - Но нас-то они не трогают, - возразила Настя.
        - Не трогают. Потому что вы с Лукой им родичи. А я так и вовсе - любимый дядька. Только покойный, - Егор очень по-человечески убрал с лица мешающие волосы и откинулся назад, опираясь на локти. В его движениях проскальзывало то, чего раньше не было - лишний жест, более мягкий поворот головы, явная шутка во фразе. Вроде бы мелочи, но не для костяного короля точно.
        Лука, похоже, тоже заметил, но восторга по поводу превращения Пиноккио в настоящего мальчика выразить не спешил. Только на Настю взглянул, нахмурился и пробормотал:
        - Потом расскажешь, чем вы там занимались. Он того и гляди дышать начнет.
        - Не твое дело, - ответил Егор, усмехнулся, но как-то невесело, с надрывом. Мимика на прежде статичном лице пока выходила скованная, но все же выходила. Словно римская статуя оживала на пару секунд и замирала снова. Вот точеные брови сошлись, и между ними даже образовалась складка. Рот изогнулся, верхняя губа приподнялась, демонстрируя белую каемку зубов. Правда, слишком ровных. Веки чуть прикрыли уже не такие яркие глаза. - Лучше решить, что с ними делать.
        Лука утер грязь со лба, еще больше ее размазав, и еще раз почесал зудящую от щетины челюсть:
        - Если я правильно разобрал, то у нас два варианта - плохой и еще хуже. Или мы до самого утра упокаиваем Рассоху. Или мы звоним Каину, прикладная некромантия делает гигантский рывок вперед, упокойники начинают править миром. Паучат запирают в подвалах, нас тоже. За компанию.
        Настя уже открыла рот, сама не зная зачем: задать вопрос или возразить, но остановилась. Происходящее следовало обдумать. С самого начала, когда она еще только шагнула на перекопанную, вывернутую Рассоху, внутренние ощущение оставались неизменными - усталость, какая-то безнадежная тоска, тошнота и головокружение. А вот сводящего желудок ужаса, который накрывал ее на Раевском, когда перед ней вставала в третью форму бабушка-филолог, не было и в помине. Страх рождали скорее неизвестность и ожидание неприятностей, но не бродящая вокруг стадом третья форма. Словно она не третья, а…
        - Это же упокойники, да? - наконец робко сформулировала она вопрос и по очереди посмотрела на Луку и Егора. - Некроманты?
        Егор не счел нужным отвечать, только сгорбился, Лука же коротко, рублено кивнул и полез в карман за чудом уцелевшим телефоном:
        - Почти.
        - Как это «почти»? - переспросила Настя, рассматривая, как безголовый валет осторожно ставит на землю третью ногу, потом бессильно оседает и прикрывает глаза - словно любые движения для него сложны, и после каждого приходится отдыхать.
        - Ну ты же про студента-первокурсника не скажешь, что он хирург или юрист. Как выглядит настоящий вставший некромант, мы с тобой знаем - вон, ходит рядом, глаза мозолит, - на это замечание Егор только голову издевательски наклонил, будто волчара, прикидывающий, куда лучше цапнуть. - А это - дети.
        - Дети? То есть вот те, которых тыщу лет назад поубивали?
        - Верно. Тогда поубивали, сейчас - подняли. Прицельно. Тренировочно. Бедолаги с чего могли на себя массу набрали - много ли там за столько лет сохранилось, - вот и вышло... что вышло.
        - А почему они не нападают? Они же вставшие. Тут же не важен возраст, важна только форма. Или с упокойниками все не так?
        - Они не сами встали, от плохого настроения. Не зря же наш с тобой директор тут все лето ковырялся.
        Настя про директора хотела переспросить подробнее, но Лука продолжил сам:
        - Павел нашел способ, как убирать у них агрессию. Сломать сам механизм. С Егором оно не сработало. Для начала он раскатал поддельного сторожа, - Лука глянул в сторону вставшего недобро и продолжил, - только потом к тебе рванул. Но его прицельно не поднимали, зацепили краем. А тут четко: вытащил останки, поднял, ювелирно изъял желание размазать все живое, зафиксировал и присыпал обратно гравием. Про запас. Упокаивать не стал. Мало ли что… Может, вернуться хотел.
        - А почему не вернулся?
        - Умер, - Лука зло сплюнул, потыкал в экран и приложил телефон к уху. - Сейчас узнаем, что творится в городе, и решим.
        Из динамика донеслись гудки, но ответа пришлось ждать долго. Потом гудки прервались, и кто-то пробурчал недовольное «слушаю».
        - Лука, СПП Правобережная. Каин смо…
        Из динамика донеслось неразборчивое, но Лука нахмурился и начал коротко угукать, словно филин. Спустя с десяток таких «угу» послал по матери, нажал на отбой и стал мрачнее тучи.
        - Самим справляться? - уточнил Егор.
        - Да. Каин в реанимации, в тяжелом. Там зам, который даже если его баба забеременеет, будет восемь месяцев сидеть сусликом в надежде, что все само рассосется. А на девятый уйдет в отпуск по состоянию здоровья.
        Егор спокойно кивнул, принимая к сведению. Его, похоже, вообще не напрягали шляющиеся рядом вставшие. Он задумчиво сгребал в горсть гравий, а потом пропускал его между пальцами. Гравий большей частью падал обратно, но какие-то камешки покрупнее застревали между фалангами или попадали в тонкие стыки брони. Егор с хрустом их сминал и тоже заставлял осыпаться обратно на землю, уже песком. То ли хотел устрашить кого-то, то ли ненароком показывал: если брони на нем меньше, это не значит, что он стал слабее.
        Насте аж засвербело, как захотелось узнать, где эти двое - умные, сильные и знающие - пропадали, пока она тут с ума сходила, сначала от беспокойства, потом от страха.
        Но Лука сработал на опережение.
        - Настя, не смотри так. Тебя бросать никто не планировал. Меня эти безмозглые решили не только уволочь, но и припрятать. Вырубили и прикопали в одном из холмов, только голова наружу. Пока выкопался, пока в себя пришел. Где Егор ходил - у него спрашивай, вы ж сдружились, как я погляжу, - Лука недовольно поморщился. - Я тут гроб к крышке прикинул и, кажется, понял, как все закрутилось. История так себе, грустная, но поучительная. Но сначала эти… дети. Егор, их можно как-то убедить залечь обратно? И вообще, как родственник, объясни, за каким тленом они рельеф сменили?
        - Сам сказал - безмозглые. Ни убедить, ни поговорить. Даже если ты их подпитаешь печатью, - Егор осторожно глянул на Настю, словно предупреждая молчать о том, что она устроила в коттедже. - Про холмы - не знаю. Может, излишек энергии при подъеме. Взрыв наоборот.
        - А почему если дети, то сразу безмозглые? - возмутилась Настя. - Между прочим, недавние исследования показали, что нейронные связи…
        - Потому что маленькие. Совсем, - обрубил Егор. - Валеты - самые старшие. Им месяца по три было. Когда убили. Не наросла там память. Остальные еще младше. Некоторых даже родить не успели. Их подняли, заставили стянуть на себя массу, посмотрели, что вышло, и обратно запихнули. Законсервировали. Остатки печатей похожи, во всяком случае. Не знаю - я отстал на двадцать лет. Не все понимаю. Потом детки учуяли упокойника, заволновались, вырылись, пошли по следу, как собаки. Нашли Луку - он теплый для них, свой. А что делать - не знают. Принесли, бросили. Ты пришла сама, и они поближе подтянулись. Муравьи - и то умнее.
        - Странно. На кафедре никогда не говорили, что если клиент - ребенок, то есть разница.
        - Детские смерти всегда через полицию проходят, - подтвердил Лука. - Но да, чем младше - тем проще.
        - А если мы их начнем.. ну, того, - Настя не решилась вслух сказать про упокоение, - они что, так и будут стоять? Не нападут?
        Егор тяжело качнул головой:
        - Откуда мне знать? Я бы точно не стоял... Лука, ты сказал, что из них вытянули голод?
        - Если ты так называешь желание убивать, то да, - развел руками Лука.
        - На голод больше похоже, чем на злость. Они тебя уволокли, но сами далеко не ушли, рядом трутся - значит, что-то там еще осталось. Могут взбрыкнуть.
        - Тогда надо выбираться на ровное место. Настю отправлять к тете Лиде и зачищать тут все, - Лука поднялся, отряхнул штаны от налипшей земли.
        - Рискованно. Для тебя. Они мелкие, медленные, слабые. Пока. Но их много. Я могу не успеть перехватить одного, и он оторвет тебе ногу. Это будет неприятно. Я помню по себе. Лучше поставь Настю на открытое место. Пусть сползаются на нее. А ты за ней. Она слабее, холоднее, нам на руку: сбегутся не так быстро, как на тебя. Успеешь упокоить.
        - Плохая идея, - Лука набычился и упер руки в бока.
        - Хорошая, - Егор позу не стал зеркалить, наоборот, скрестил руки на груди и расслабился, отчего сразу стал шире и выше. - Если они пойдут на тебя, придется делать два дела разом: и работать, и отбиваться. Да еще стараться не попасть по мне. Не играй в рыцаря. Тем более в доспехах сегодня не ты.
        - Настя…
        - Я останусь. Во-первых, с ума сойду от беспокойства, и все равно прибегу проверять, как вы тут. Во-вторых, так проще. Толку от меня мало, но я могу сделать большую замедляющую печать и держать ее. Недолго, минут пять. Еще могу заранее раскрыть покрышки, правда, только на вторую форму, но вдруг поможет. И еще могу… - Настя уже хотела сказать про поддерживающую печать, которой можно подпитать Егора, но не успела - Лука перебил.
        - Да знаю я, что ты можешь - шиш да ни шиша, две корки для мыша. Вторая форма - не третья. А эти - не клиенты, а считай, коллеги. Уникумы. И если с мозгами там дефицит, то с чуйкой все отлично. Озвереют - прибавят в скорости как гепарды, вдруг Егор не успеет перехватить. Да с десяток «вдруг» наберется. А у тебя седьмая категория. Что ты им предъявишь? Конспекты?
        - Значит, предъявишь ты, - закончил за Настю Егор. - Либо так, либо сам. А мы - к тете Лиде, чай пить. Надеюсь, за то время, пока я был мертвым, ты не совсем сбрендил - кидаться в одиночку на третью форму, как Симеон Весский, витязь-упокойник, не будешь?
        Лука в ответ фыркнул зло, но потом задумался, рассеянно почесал в затылке, словно припоминая что-то, и промолчал. Настя предпочла принять молчание за согласие.
        С Рассохи решили выйти на дальний край поля, чтобы заранее отвести клиентов подальше от деревни.
        Настя вяло плелась позади особо не спешивших мужчин. Воздух ощутимо похолодал, и вместо мороси в свете фонаря, который по-джентльменски достался ей, иногда мелькали снежинки.
        - Когда с этим дерьмом закончим, уйду в отпуск. На два месяца.
        - Лука, а зачем Павел поднимал детей? То есть я поняла, что ему нужно было прыгнуть выше головы и воскресить упокойника. И что с детьми проще. Тренировался, как на кошках? - спросила Настя.
        - Нет. Он хотел поднять своих близких. Сестру и племянницу. Так что скорее испытывал методы в условиях, приближенных к боевым. Ну и справедливо полагал, что могут быть тонкости из-за массы.
        - У него получилось поднять своих? - спросила Настя, наблюдая, как Егор двумя скупыми движениями сломал пару осин, каждая толщиной с ногу, уложил на землю рядом, сбросил на них свою уже разошедшуюся по швам куртку и кивнул Насте на импровизированный насест.
        - Да. Получилось. Но не так, как планировалось. Сработал неучтенный фактор, - Лука высыпал на землю из карманов пробирки и занялся печатями, показывая, что пока сказал достаточно.
        - А почему?..
        Лука не дал закончить, прервал резким жестом:
        - Давай потом, Насть? Мне сейчас как-то нужно упокоить гребаных вставших упокойников, а я не Павел, не Каин, не самородок из деревни Кукуевки, и понятия не имею, как к ним подступиться. И категория у меня не высшая.
        Настя кивнула и села на куртку.
        Ветер из холодного становился ледяным. Впрочем, оно было к лучшему - при минусе клиенты замедляются. Вдруг хоть чуть-чуть поможет. Но пока холод только заставлял прятать пальца в рукава и ежиться.
        Лука комбинировал составы, ругаясь себе под нос, Егор стоял монументальной фигурой, как идол на границе древнего поселения. Присматривал.
        Насте оставалось только мерзнуть и гадать, откуда Лука все знает, хотя она не успела ему рассказать ни про карту, ни про схемы в коттедже. Вряд ли Павел написал мемуары некроманта-ренегата и закопал на погосте, а Лука прочел. Директор и в коттедже-то оставил немногое. Распечатки схем без знания, куда именно их применяли, даже полиция приняла бы просто за серию рабочих экспериментов. Решили бы, что кому-то не хватило славы Петровского или что вычисляли, где зарыты некроманты, чтоб потом золотые гривны выкопать. Металл - не кости, не гниет.
        Настя вспомнила круглолицего, всегда приветливого Павла и расстроилась. Директор ей искренне нравился. Может, из-за добродушного вида, а может, потому что был одинаково приветлив и с ней, и с фуриями. И не делал из мини-юбок табель о рангах.
        Чуть погодя Настя поймала себя на том, что придумала для Павла уже три версии, оправдывающие его целиком, а в четвертой он даже выжил.
        - Угу, и премию выписал, - буркнула она себе под нос, но на ее ворчание никто внимания не обратил.
        Мертвые детки сползаться на сомнительную приманку не спешили. Да и возле Луки особо тоже не крутились - нечто мелькнуло на гребне холма, столкнуло вниз пару камешков и исчезло. Даже разглядеть не удалось. Видимо, детишки утащили Луку, когда он был для них максимально «горячим», то есть в процессе работы, а сейчас пара «холодных» упокойников аппетита не пробуждала.
        Настя задумалась, осторожно ощупывая оставшуюся в кармане большую мощную печать. Во втором были еще три такие - чуть слабее, но более точечного действия. Уже с наложенными схемами и пропитанные составами. Если детишки действительно идут только на «горячих», то «холодная»­ Настя на насесте будет им нужна, как прошлогодний снег. Они попрут на Луку. Значит, ей нужно «разогреться» самой. И совсем в идеале - разогреть Егора. Пусть оттянет на себя внимание. Уж в способности костяного короля справиться с десятком мелких вставших она не сомневалась. Забавно, еще три дня назад при слове «вставший» ее озноб бил, а теперь она расчетливо прикидывает, размажет ли современный вставший некромант тысячелетних вставших некромантов. Прям битва года, жаль без ринга и кассы.
        Отвлекать Луку своими рассуждениями не хотелось - он заготавливал какой-то крупняк, связывая воедино три настолько сложных схемы, что сама попытка разобраться уже грозила вывихом извилин. Дело у него шло к концу, и как раз под финал нарушение концентрации могло угробить всю работу.
        Поэтому Настя достала из кармана заготовку, оставляя уже сделанные печати на потом, быстро слепила простенькую покрышку - на подпитку, сползла с бревен и подошла к Егору. Тот молча вопросительно поднял бровь.
        - Возьми, - еле слышно прошептала Настя. - Почти такая же, как я сделала в доме, но слабее. Зато она тебя обозначит, «разогреет». Ты ведь сам говорил, что для вставших главное - согреться. Если ты для этих, - Настя кивнула в сторону холмов, - будешь горячим, меньше шансов, что они навалятся на Луку.
        - Или на тебя.
        - Или на меня, - не стала спорить Настя. - Мне не понравилось, как тебя развезло от печати там, в доме. Постарайся сдержаться. Ты конечно, милый парень, хоть и мертвый. Но быть раскатанной тобой мне как-то не хочется.
        Егор внимательно посмотрел в глаза, нахмурился - бесстрастное лицо все лучше справлялось с мимикой. Потом так же тихо сказал:
        - На землю положи. Меньше риска. И еще пару таких же. Примерно в метре друг от друга, по дороге к бревнам. Я постараюсь не брать больше положенного, - нахмурился сильнее и прикрыл глаза, словно говорить ему было сложно. - Я не хотел тебе вредить. Просто не ожидал, не сумел подготовиться. Как голодный, перед которым положили еду… Рад, что сумел остановиться. Вовремя.
        - Ну, почти вовремя, - Настя вспомнила стальную хватку. - Надеюсь, до еще одной трещины в ребрах дело не дойдет.
        - У тебя нет трещин. Все кости целы. Только ушиб, - внимательно осмотрев ее, сказал Егор.
        Настя почувствовала, что щеки у нее краснеют. Она как-то позабыла, что у Егора зрение сродни рентгену, а быть просвеченной насквозь объектом своих симпатий - точно перебор. Тем более после того, что он сказал там, в коттедже. Сразу захотелось сбежать, и совсем не потому, что через пять минут сюда подтянутся вставшие.
        - Удобно с тобой, - смущенно пробормотала она.
        Егор бросил вороватый взгляд на склонившегося над раскладкой Луку, потом неуловимым движением заправил Насте за ухо выбившуюся прядь. Склонился ближе, словно сказать что-то хотел, но только выдохнул холодный воздух тяжело и хрипло. Словно живой.
        - Хорошо, я сейчас печати положу, - совсем смешалась Настя и отступила назад. - Ты поосторожней там…
        - ...все-таки уникальный экземпляр. А какая диссертация бы вышла! - продолжил Егор и отвернулся.
        - Докторская, не меньше, - отозвался Лука. - Заканчивайте там тайны разводить. Настя - молодец, соображаешь. И рассуждаешь правильно. Только печати чуть ближе друг к другу клади, на расстоянии в шаг. Ему нагибаться может оказаться не с руки. Пусть наступит - эффект одинаковый.
        Настя, окончательно смутившись, в который раз познала, что ее начальник - умный, но абсолютно бестактный тип. Быстро сделала еще две покрышки, активировала, так что над ними бледно засветились печати, и положила на расстоянии шага и двух от первой. Потом забралась обратно на свой насест, вылепила еще одну, побольше и положила на самый край расстеленной куртки. Пока неизвестно, как обернется дело и кому она пригодится.
        На гребне холма проступили тени - точно темная колышущаяся волна прошла. Детишки учуяли некромантию и захотели согреться.
        - Начали! - прошептала Настя и активировала большую печать, которая в радиусе пяти метров должна была оглушить вторую форму.
        Егор, стоявший ближе, только бронированными плечами повел, как отряхнулся. Оно и понятно, третьей форме такое как киту - пиявки. Но задачу свою мощная печать выполнила - приманила.
        Лука оказался прав. Детишки, учуяв некроманта в рабочем, «горячем» состоянии, рванули на такой огонек только что не рысью. Первым с горки скатилось-сползло нечто, в чем и третья форма угадывалась с трудом, - какое-то скопление отростков, полос. Ни рук, ни ног, а точно клубок из ветхой черно-белой пряжи. Что-то на ветру лоскутами полощется, что-то по земле сзади волочится. Если там, между лохмотьями, и были глаза, то рассмотреть их не вышло. Видимо, совсем маленький клиент стянул на себя, что сумел - вряд ли там много за тысячу лет осталось.
        Настя приготовилась открыть мелкую покрышку, но Егор решил дело проще - скользящим движением прижал недоделанного вставшего к земле коленом, а потом чуть качнулся вперед. И сразу поднялся - словно и не делал ничего.
        От клубка остались только разрозненные, слабо трепыхающиеся нити, которые червями растянулись по земле.
        Лука на произошедшее даже головы не повернул - создавал что-то головокружительно сложное.
        Мертвые детки, почуяв, что их младшенького обидели, решили начать войну как-то разом и вдруг. И двигались они действительно быстро.
        Тяга деток к Егору была всем на руку: Лука мог не отвлекаться на оборону и заняться вплотную упокоем. Правда, был риск прихватить по касательной Егора, но тот уже не раз доказал - его уложить с полпинка не выйдет.
        Позже, когда это сумасшествие закончилось, Настя пыталась все вспомнить, выстроить прошлое в четкую линию, но не получалось. Слишком много всего происходило одновременно, и то, что она успевала увидеть, так и осталось разрозненной мозаикой, словно кадры из разных триллеров, склеенные вместе.
        Четко запомнилось, как валеты налетели на Егора. Ни о какой медлительности или тупости речи уже не шло. От звука, с которым встретились костяная броня и ороговевшая кожа, передернуло, и во рту стало кисло. Удар был громкий, глухой и очень сильный.
        Первый валет, воспользовавшись тем, что он ниже и лишен уязвимой головы, врезался вставшему в живот. Пластины брони у Егора частью отлетели, рассыпаясь на мелкие острые осколки, частью вогнулись внутрь, один особо острый кусок прошел насквозь и высунулся из спины, найдя брешь между стыками.
        Настя охнула, а вот Егор даже не поморщился, будто бы не заметил ни удара, ни повреждений. Чуть сдвинулся в сторону, и второй тычок пришелся вскользь по боку. Вместо того, чтобы раскатать по гравию безголового, он дотянулся до второго валета, который еще только замахивался. И разорвал его надвое. Буквально. С хрустом.
        Одна половина повисла влажными лоскутами, из которых сочилась синевато-бурая жижа. Вторая попыталась удержать равновесие и замолотила по воздуху гиреобразной рукой. На третьем взмахе руку поймали, оторвали от корпуса и отправили в полет куда-то за Настину спину.
        Егор старательно разорвал оставшееся от валета еще раз и еще. Планомерно. На мелкие части. Медленно двигаясь по кругу, чтобы вторая «детка» могла только вскользь бить в бок и заваливаться, теряя ориентацию. Словно играл, а не дрался.
        На гладком лице даже эмоций не отражалось, только веки были чуть приопущены. Будто сейчас отдых, а не драка.
        В останки первого валета прилетела неровная, но очень мощная печать: несимметричная, состоящая из тонких паутинистых линий, которые мерцали в нервном, раздражающем ритме. Следом раздался визг расколотой покрышки, и еще один, и еще - Лука силком замыкал сразу два дополнительных контура на первый, создавая видимость работы разом трех упокойников.
        Настя понимала, что тот вытворяет, но повторить такое точно бы не взялась - ее резервов впритык хватало на два обычных подъема в ночь, а тут в ход шла некромантия высшего разряда.
        Когда-то давно у Насти был ухажер - очень воспитанный парень, музыкант, провожал ее домой, дарил цветы в горшках и два раза водил на концерты. А когда узнал, кем она работает, то задумчиво попросил объяснить, что такое упокойницкий талант. Настя тогда долго слова подбирала, во-первых, чтоб не спугнуть, а во-вторых, чтобы объяснить. Нашла правильное, удачное сравнение. Музыка. Некромантия была так схожа с ней, что Настя даже удивилась, почему она раньше не сообразила.
        Ну вот есть Павел, второй разряд - это, конечно, не Моцарт, но Шостакович, у него в голове целые «симфонии» умещаются. Лука - крепкий импровизатор рангом пониже, типа автора саундтреков для эпичных киношек. Настя - максимум выпускница музучилища. По чужим нотам, с помарками - да, а вот так, чтоб свое - нет, еще расти и расти. Фурии - на пианино гаммы сыграть смогут, чижика-пыжика, но выше не прыгнут. Такой вот оркестрик выходит, где некроманты - исполнители, печати - инструменты, а зрители - покойники.
        Ухажер, кстати, вежливо выслушал и даже кофе допил, но потом, правда, все равно испарился. В то, что печати работают только с мертвой материей, он, как и большая часть населения, не поверил. Видимо, побоялся, что Настя по нему «Реквием» исполнит.
        Вот сейчас она впервые видела, как Лука сочиняет и играет свою музыку на полную.
        Грохнуло. Да так, что Настю чуть не смело с насеста. Уже покалеченного валета разметало в клочья, а безголовому вырвало из спины здоровенный кусок панциря, точно его гигантский невидимый крокодил укусил и башкой мотнул.
        Останки первого на землю опустились уже серой пылью, второй зашатался как пьяный, неожиданно тонко застонал и тоже рассыпался - видимо, печать задела что-то важное, какие-то нервные узлы.
        Егора взрывом зацепило, но он отшатнулся назад, четко попав ногой в поддерживающую покрышку с печатью, через которую Настя сразу качнула энергии, используя нарисованные на коленке донорские печати. Ну как качнула - ощущение было, словно она прислонилась грудью к мощнейшей помпе - Егор втянул в себя разом весь ее резерв. Одним махом.
        Настя сглотнула мгновенно подступившую к горлу тошноту, в солнечном сплетении что-то сжалось, сердце бухнуло о ребра, а в глазах потемнело. Но тут к Егору подоспел третий валет - тяжелый, с клешнями - и таранным ударом снес его с печати.
        Вовремя.
        Настя кулем осела на бревнышки. До нее дошло, как бережно с ней обошелся Егор в прошлый раз, в коттедже, насколько хорошо он тогда держал в узде свой «голод». Зато сейчас плотину прорвало, и в горячке боя вставший хапнул столько, что голова у Насти стала пустая, звонкая и легкая, а ноги наоборот - ватные.
        Лука заметил неладное - сразу оказался рядом, сгреб в охапку, зло цокнул языком и с силой вдохнул дым от сигареты прямо ей в рот. А потом заставил затянуться еще раз, до кашля.
        Егор и таранящий его валет удвоили усилия, пытаясь уронить, а после расплющить друг друга. Валет был медлительней. Пропустил толчок в корпус, с хрустом лишился обеих рук и заплакал.
        Детский плач, рыдающий, захлебывающийся, был последним, что сейчас хотелось услышать. То ли от жуткого звука, то ли от мерзкого вкуса табачного дыма и нехватки сил перед глазами помутнело окончательно. В основании шеи стало совсем горячо, и Настя отключилась. Ненадолго, на минуту или две. Во всяком случае, когда зрение прояснилось, оказалось, что пропустила она немного: Егор успел ушатать третьего валета - тот теперь лежал неопрятной кучей. И, к счастью, больше никто не плакал.
        Из-за гребня разом вывалились трое. Арахны. Как и говорил Лука - не крупные, с овчарок или чуть ниже. Но при этом широкие и омерзительно распластанные. Вот про это Лука упомянуть забыл.
        Серповидные ноги заканчивались узкими когтями. Чтобы сохранять равновесие, деткам приходилось очень быстро семенить, иначе тяжелые туловища перевешивали. На распределение брони мозгов не хватило. Зато инстинкты работали на ура: какими бы горячими им не казались Настя и Лука, рванули они прямиком к Егору.
        Самый быстрый ударил тараном в ноги, словно локомотив: раздался глухой удар и следом хруст, точно доску переломили. Не будь у Егора своей брони, остались бы от его голеней одни воспоминания. Но тут шло соревнование не только на толщину костей, но и на мозги. «Детки» в отличие от костяного короля управлять своей броней не могли. Поэтому атакующего просто отбросило от Егора, по толстому панцирю на спине пошла глубокая трещина, и стал виден глаз. Почему-то один. Если бы Насте не было так страшно и противно, она бы даже пожалела вставшего - убогое, несчастное, поднятое против своей воли существо. Хотя какая воля - там и сознание-то зародиться не успело, всех богатств - полтора инстинкта.
        Теперь Егор планомерно, словно киборг, пластал на части наседавших на него пауков. Мелькали лапы и хрустели, расходились и срастались панцири.
        С вершины холма скатились еще двое - для разнообразия на четырех лапах, такие же нелепые и недоделанные, как и арахны с валетами, но от этого не менее страшные и уж точно не менее опасные. Похоже, печальный прогноз Луки сбылся, и пятеро срослись в двоих, став разом втрое опаснее.
        Скатились, загребли лапами и выправились. Неповоротливые туши с огромными рогатыми башками и смещенными к груди центрами тяжести. Крупные и очень тяжелые, выглядящие примерно как дохлые коровы, под шкуру которым напихали сена, да так, что их непомерно раздуло. Полукопыта-полулапы утопали в рыхлой земле под весом туловищ и не давали умертвиям бегать, но ковыляли они быстро.
        Хорошо хоть молчали, не пытались ни стонать, ни визжать, ни плакать.
        С мозгами у деток по-прежнему был тухляк, зато скорость росла на глазах, да и двигать костяные пластины, прикрывая уязвимые точки, они учились быстро. Растрепанные, непрочные на вид ткани на глазах множились слоями, приобретали жесткость и сразу начинали обрастать дополнительными шипами, буграми и жесткими мозолями, которые, не продержавшись и десяти секунд, трансформировались в пластины, а их пробить было куда сложнее, чем прежний легкий костяк. Последнего паука рогатые просто не заметили и втоптали в гравий.
        Лука открыл печать, и на одного из рогатых точно невод накинули. Только ячейки у него были крупнее, чем надо - видимо, Лука опасался задеть Егора. Королю сеть скользнула по колену, не оставив следа, только вынудила очень по-человечески поморщиться, словно после дольки лимона. Лука работал с такой скоростью, что отдельные схемы прочитать не получалось. Да еще и заботливо прикрывал составы от порывов ветра полой куртки, не давая увидеть порядок применения. Но что бы он там ни творил - действовало оно будь здоров!
        Когда он закрыл нижнюю покрышку, трое уже раскатанных в блин пауков разом осыпались прахом. Беззвучно, словно их не упокоили, а в блокбастере спецэффектом пририсовали. С четвероногим вышло похуже: он перестал существовать ровно на половину. Вторая же пошатнулась, мотнула рогами, которые уже начали ветвиться в корону, и невозмутимо продолжила атаковать Егора, на ходу перестраивая тело и отращивая опоры. Выходило у него неплохо. Во всяком случае, пока Егор размазывал по гравию его брата-близнеца, эта тварь ухитрилась добраться до коленей вставшего и с первого же удара пробить броню.
        Егор потерял равновесие, завалился на бок, неловко, словно неповоротливая осадная башня, - при всей мощи, гибкости ему не хватало. Удачно завалился - прямо на одну из двух оставшихся печатей поддержки. Настя ощутила резкий рывок, желудок сделал кульбит, и сразу вернулась тошнота. Перетерпеть не удалось: Настю скорчило в спазме и вывернуло.
        Лука, который сосредоточенно открывал вторую большую печать, теперь имитируя уже целую некробригаду, кажется, даже не заметил, что с ней худо, - продолжал работать.
        Настя едва успела сплюнуть горькую желчь, как желудок подпрыгнул повторно. Похоже, Егор добрался до последней печати-насоса. Теперь усидеть не вышло. Перед глазами мелькнуло сначала светлеющее за ольховником небо, потом бревна, гравий и завершилось все резким ударом под дых. Дыхание сразу встало. Разинув рот, точно пойманная рыба, Настя пережидала, пока отпустит. Сбоку донесся злой голос Луки, который крыл всех подряд. Потом вроде бы немного отлегло, и получилось втянуть немного воздуха. И тут опять ударило под дых.
        Снова заорал Лука, кажется, командовал Егору отвлечь кого-то, но землю колыхнуло, и очень захотелось спать.
        ГЛАВА 11. ЛУКА
        Лука уже в третий раз малодушно порадовался, что Настя, во-первых, невысокого роста, а во-вторых - мало весит.
        Тащить ее, перекинув через плечо, было удобно, и будь у него сейчас побольше сил, прогулка между Рассохой и кладбищем с таким грузом на плече показалась бы ерундовой разминкой. Но вот с силами была напряженка.
        Пришлось потратить на жалкие четыреста метров около сорока минут.
        Он брел, пошатываясь под грузом, а когда ноги совсем подкашивались, останавливался и сгружал Настю на землю, Старался осторожнее, но тут уж как получалось - самому бы не упасть. Отдыхал и снова шел. Хорошо хоть дорогу подсвечивать не приходилось - вокруг медленно и неохотно светало. Вместе с утром пришел холод. Мороз и мешал, и помогал: грязь на тропинке, замаскированную листьями, прихватило ледком - идти стало проще, но руки без перчаток совсем закоченели и ощущались как две литые гири.
        Сначала Лука рассчитывал донести Настю до дома тети Лиды, но вовремя понял: с такими черепашьими темпами зрелищем смогут вдоволь насладиться все Шушенки. Поэтому он дотащился до ворот кладбища, пристроил так и не пришедшую в себя девушку у столбика, укрыл курткой и, не тратя времени на сантименты, быстрым шагом двинулся в деревню. На бег его уже не хватало. Тем более впереди маячили неприятные решения, и ускорять их наступление дураков не было. Позаботившись о Насте, следовало решить вторую задачку, а она обещала быть посложнее и включала в себя такие непривычные в обиходе вещи, как бензин, зажигалку, совесть, чувство вины и желание покончить с проблемой одним ударом. А также прочие философские штуки и достоевщину, которых Лука в гробу видел в тапках с помпонами.
        Честно сказать, и самого-то классика Достоевского Лука всегда считал фантастом-занудой. Это ж надо: выдумать мир, в котором убийца решает, прав он или не прав, а не лежит, раскатанный тонким слоем по трущобам или где он там жил. Хотя что с писателей взять? Напридумывают с три короба. Зато как помрут, ведут себя без выдумок. Вон, Пушкина после дуэли два некроманта из канцелярии Его Императорского Величества укладывали. Еле уложили. Причем «наше все» Александр Сергеич даже еще не встал, а только во вторую форму поднялся. Это дворянству - дуэль, честь, а мертвяку один тлен - убийство. Впрочем, любителей поэзии до отчетов царских упокойников не допускали, это Луке в полицейском училище повезло ознакомиться...
        Стучаться в дом к тете Лиде он не стал, хотя свет в окнах горел. Зачем лишний раз дергать человека? То, что она уже успела позвонить в Усольскую управу кому-то из ребят Каина - к гадалке не ходи. Поверить, что у нее для отчетов был только один контакт, мог только человек, который никогда не носил форму. Лука носил, хоть и недолго. Этот биографический момент лишал жизнь множества красок, зато и разочаровываться потом приходилось меньше. Наверняка после того как он вышел за порог, тетя Лида припомнила телефонные номера нужных людей и уже рассказала, что на Рассохе беда. И что бывший некромент Лука по кличке Ромео эту беду разгребает. И хорошо, если только это сообщила. Хотя тетя Лида женщина умная - про Егора болтать не станет: тут и стучащего могут в утиль. Странно, что наряд задерживается. Тут езды - от силы час, давно бы были на месте…
        А может, Лука просто привык думать о людях только плохое, а в действительности все вокруг уже давно нимбы начищают…
        Стараясь не шуметь, Лука забрался в машину, завел мотор и уже через пару минут тормозил у погоста. Затащить так и не очнувшуюся, белую как бумага Настю на заднее сиденье было делом простым, но прокопался он долго - от холода и усталости руки не слушались.
        Осторожно пристроив Насте под голову обнаруженное на сиденье шмотье, Лука завел мотор, включил печку и позволил себе перекур. Нужно было прикинуть, что и в каком порядке делать дальше. Торопиться или подождать?
        Он закурил, опершись бедром на дверь и рассматривая Настю сквозь грязные разводы на стекле. Меньше всего хотелось, чтобы она участвовала во всем этом дерьме, которое грозило перерасти в какую-то локальную вендетту. Хотя если бы на месте Насти оказался кто-то из косоруких офисных фурий, было бы еще хуже: что-то не представлялось, как Святослава подкачивает Егора своей энергией или помогает упокаивать «детку». Но это не отменяло искреннего желания уберечь от творящейся вокруг хренотени Настю. Лука дал себе зарок: как только все закончится, он обязательно победит черную карму неприглашения на свидания и сводит ее в хороший ресторан, хотя бы в тот, на набережной, с непроизносимым названием и испанской кухней, и будет очень долго перед ней извиняться. И за себя, и за того парня.
        А пока нужно действовать, а не слюни распускать. Сигарета в очередной раз прочистила мозги, хотя эффект вышел уже смазанным. Чем больше себе позволяешь - тем меньше срабатывает. С никотином следовало быть аккуратнее - так и отравиться недолго. Курить больше не хотелось. Идти не хотелось. Решать не хотелось. Катись оно все под плиту!
        Лука достал из багажника канистру с бензином, припасенную на черный день. Однажды он обсох на трассе за шесть километров до ближайшей заправки, и с тех пор всегда возил с собой запас. Сейчас было самое время: день - чернее не придумаешь.
        Обратно на Рассоху Лука вышел, когда солнце уже вовсю маячило блеклым бельмом через осинник. Мороз и не думал исчезать, наоборот, покрыл белесым инеем все вокруг. Зимнего волшебства, правда, не вышло: в желтоватом утреннем свете иней не сверкал и больше походил на плесень. Поле, которое снова стало полем, пусть и перепаханным вдоль и поперек, под бледной пленкой выглядело еще более мерзко.
        Егора он нашел там же, где оставил - у края Рассохи, на островке осыпающейся земли, образованном двумя траншеями. Выглядел тот без изменений. Хреново выглядел, это если мягко. Видимо, сил на восстановление не осталось, хотя Лука почему-то в глубине души был уверен - врет. Но логично обосновать, зачем вставшему лгать и притворяться немощным, не мог. Наверное, упокойницкий принцип «не жди от клиента ничего хорошего» срабатывал. Для Егора все приходилось делать через силу, перешагивая через вопящие инстинкты и бьющую тревогу интуицию. У Насти, которая вставшего не знала при жизни, коммуницировать выходило проще.
        Сила некроманта - в страхе. Не хочешь, чтобы тебя раскатали - стань профи.
        Лука с того момента, как на его глазах дама раскатала Егора Подсыпанина, научился бояться так хорошо, что работал чисто и без ошибок. Страх напортачить и получить третью форму на ровном месте гарантировал качество. Это Настя могла себе позволить роскошь жалеть костяного короля. У Луки не выходило. Даже с Егором. Вернее, тем более - с Егором.
        Хотя и на него вставший тоже повлиял. Усыпил вечный страх, сгладил, за что они все и поплатились час назад.
        Лука должен был помнить азы, помнить, как и в каком порядке атакует третья форма, пусть ее в таком количестве и не видели со времен Второй мировой. Он и помнил. Только вот связать странное поведение валетов с теми знаниями ему в голову не пришло. А все потому, что страх пропал, растворился, надел свитер и сел на заднее сиденье его внедорожника.
        Вот Лука и слажал. Дал слабину, забыл, с кем имеет дело.
        И завертелось. Да в такую карусель, что Лука порадовался, что Настю вырубило раньше старта основного бардака. Хотя пороть ее некому! Это ж надо придумать - впрямую костяному королю подкачивать энергии, как второй форме! И это после того, как он сам рассказал, чем кормится! Лука даже думать не хотел, каких усилий стоило вставшему удержаться и не согреться об упокойницу, раскатав ее в блин.
        Он всего на час-другой выпустил их из поля зрения, но то, как изменился Егор, не заметил бы только слепой. Настя не удержалась и полезла экспериментировать. Тоже страх потеряла. За что и поплатилась. Егор и так неосознанно тянулся к Насте, старался сесть ближе, притормаживая за микрон от контакта. И если после первой печати Егор смог остановиться на самой грани, то на второй не удержался - вытянул из Насти все что мог. Хорошо хоть на расстоянии. Остановить его Лука не успел, слишком занят был накинутой на пальцы почти готовой сетью. Зато хорошо рассмотрел, как Егор, наступив на насосную печать, аж зажмурился от удовольствия, словно кот на солнце. И синхронно с этим Настя обмякла и свалилась на землю.
        Лука вызверился, швырнул в атакующего валета сетью - прихватил его целиком, зацепил еще арахну краем - и закрыл аверс с такой яростью, что тот почти треснул, чуть не похерив всю проделанную работу. Валет осыпался смесью жирной копоти и каких-то полупрозрачных хлопьев, а пауку вырвало три лапы и кусок панциря со спины.
        Вонь поднялась невыносимая, но замотать лицо и рот оказалось нечем. Да и некогда. Тут еще Егор добавил, сминая уже покалеченного паука и разворачиваясь к следующим противникам.
        Надо сказать, согревшийся об некроманта вставший в бою был полезнее некуда. Стоило Насте сползти в бессознанку, как Егор развернулся вовсю, будто до этого стеснялся. А может, действительно стеснялся - он никогда не умел показать другим, насколько хорош. Все мялся, лепетал… Луке пришлось себе напомнить, что сейчас рядом с ним дерется не совсем Егор. Или совсем не Егор.
        Прах его разберет… но силен, зараза.
        Потому что первого попавшего под раздачу валета король в прямом смысле размазал: придавил к земле одной рукой, навалился сверху, прижимая коленом, и как-то хитро двинулся, словно вскользь задел. То, из чего состоял валет, не выдержало - поползло, растянулось и начало рваться, будто ветхая простыня. Сильным рывком Егор закончил - разломил валету пополам башку, отрывая корону, которая тут же осыпалась крошевом.
        И, не останавливаясь, принялся за следующую «детку».
        Что творилось бы на Рассохе, вздумай Павел эксперименты вертеть на взрослых, Лука представить побоялся. И так тошнило от попыток применить абсолютно чужие, ни разу не опробованные расклады на свои старые, привычные схемы. Но криво-косо безумные кадавры срабатывали.
        Трепыхающиеся останки уже раскатанных Егором вставших Лука упокаивал разом, а вот если кто-то оставался на ногах - получалось только частями. Укладывать растерявших всякую форму вставших оказалось куда проще - расход сил был невелик. И счастье, что все эти детки на источник упокоения внимания не обращали, а тупо перли на своего собрата.
        Один из рогатых, который несмотря на большую примитивность соображал куда быстрее только что размазанного по гравию валета, сделал попытку вырваться из общей свалки, но Егор поймал его за один из выпирающих костяков, подтянул к себе и перемолол буквально за секунду. Руками. На ходу втягивая в себя нужные для наращивания брони куски.
        Луке оставалось только стоять разинув рот и размышлять, за каким тленом этот мертвый засранец не дрался так с самого начала? То ли действительно помогла Настина печать, то ли он решил уже не размениваться на такие мелочи, как маскировка своих способностей. А скорее - сработало все вместе. Много потом печальной мордой с неопытной девушки вытянешь, если она видела, как ты голову вставшего ладонями в порошок перемалываешь?
        Последнего Егор догнал уже на склоне холма, поймал за калечную плоскую лапу, поднял над головой и разорвал на две части, посмотрел внимательно на дело рук своих и прицельно запустил обе половины в сторону Луки. Тот едва увернуться успел и уже раскрыл рот, чтобы высказать накипевшее, но Егор внезапно очень быстро оказался рядом - все-таки скорость у костяного короля была запредельная - и прохрипел нетерпеливо:
        - Что застыл? Кидай на останки сетку, чтоб не мешались. Он сейчас полезет!
        - Кто?
        Тут Егор срифмовал матерно, раздраженно отпихнул Луку в сторону, при этом не рассчитав силы - того откинуло метра на полтора, - и начал медленно, стараясь не раздавить ценные пробирки, смешивать состав. Пальцы, утратившие прежнюю толстую броню, действовали четко, но со скоростью был швах.
        - Да за каким тленом…
        Лука оставил возмущение на потом, швырнул последнюю нацепленную на пальцы сеть, переждал волну вони от рассыпающихся останков. Сбоку еще что-то шевелилось, но раскатанных четырехлапых он точно накрыл. Остальная мелочь подождет.
        Лука забрал у Егора составы и сам продолжил начатое. Большая сеть, которую он готовил раньше, чтобы разом ухватить всех «деток», была готова - от нее уже жгло ладони. Эта должна пойти дублирующей. Хотя пока неясно, на кого - больше на них никто переть не желал. Только холод усиливался, и где-то в голых кустах верещала ненормальная галка.
        Егор отдал пробирки без сопротивления - синие, а вот коричневые зажал. И не отошел, остался стоять рядом, загораживая корпусом от Рассохинских холмов.
        Тонкие губы беззвучно двигались, словно считая что-то. Посветлевшие пряди волос совсем растрепались. Вокруг прищуренных глаз залегли тонкие лучики морщин. Если плюнуть на фарфоровую прозрачность лица и некую общую синеватость, Егор сейчас был настолько похож на себя прежнего, что у Луки заболело где-то под левой лопаткой. Еще бы стрижку старую - и словно не было никаких двадцати лет, крови и похорон. Полный откат.
        Лука буркнул, морщась:
        - Хочешь, чтобы я помог - говори, чего ждать.
        - Сейчас полезет старший. Почти готов. Притянет к себе остатки мелюзги и попрет. Он большой. Нужно уложить.
        Лука завершил дублирующую печать, переложил ее в левую руку, принялся за следующую, сморгнув от роя темных точек перед глазами - резерва хватит максимум еще на одну, не больше - и уточнил:
        - Старший - это что? Сколько лап?
        - Не знаю. Не видно. Пока что. Большой. Твой Павел его не поднимал, краем зацепил. А сейчас старший отогрелся…
        - Совсем как ты об Настю? - подковырнул Лука.
        - У нас по согласию, - ощерился Егор. Вспомнилось сразу, как на базе они вместе доказывали дедам, что первый курс - не значит терпилы. Тогда была хорошая драка, Егору зуб вышибли, а он все равно лыбился. - Она сама предложила.
        - А ты взял, - Лука хотел констатировать факт, а получился тон прокурора.
        - Мне нравится быть живым, Ром.
        - Не трогал бы ты ее. У меня мог…
        - Не мог, - отрезал Егор и нахмурился страдальчески. - Я ж объяснял - слишком горячо. Не удержусь, убью. И стану… Да и ты разве бы поделился? Со мной? Костяным королем? Ты все время в голове вертишь, как и где ты меня упокаивать будешь. Да, друг?
        Тут Егор замолчал, прислушиваясь. Потом глухо уронил:
        - Прет. Поторопись, - и сделал пару шагов вперед, вставая между Рассохой и Лукой.
        Ну а дальше начался тот самый дурдом, последствия которого Лука собирался теперь устранять с помощью одной жалкой канистры с бензином.
        В общем-то оказалось, что Рассоха как была полем - так им и осталась. А инфернальные холмы, которыми ее вспучило и по которым они так бесстрашно ходили, ползали и бегали, имели вполне себе логичное происхождение - созревающий старший лежал на поле плотными петлями, виток к витку. Просто выкапываться не спешил, напитывался, погань.
        Лука припомнил, что когда пауки волокли его на Рассоху, пару раз что-то глухо бумкнуло, словно бомбу под водой рванули. Он-то на валетов грешил, думал, они шумели… А это старший ухватил что-то от зазевавшегося Павла и затаился. Вызрел до неприличия, собрал себя прямо под поверхностью и опять закуклился, скотина полосатая.
        Зато теперь выбрался, превратив поле обратно в поле. Только с огромным червем в центре. Великим, разумеется. Как-то глупо было рассчитывать в таком эпохальном месте на мелочь. Миролюбием нестандартных вялых деток тут и не пахло - тварюга была совершенно классическая, агрессивная, хитрая и непрошибаемая. И крупная. Прямо как на заказ. Одно счастье - медленная. Ему бы еще посидеть с месяц - и тогда только всей управой брать.
        Червь двинул кольцами, окончательно стряхивая с себя гравий и землю. Он был, как и валеты, блеклый, серо-черный в тонкую размытую полосу, и с какими-то маскировочными переливающимися пятнами, от которых рябило в глазах.
        Червь завертел слепой огромной башкой, похожей на кувалду - широкой и тупой. Разинул пасть - три гигантских лепестка, усеянных острыми тонкими наростами. Схлопнул, передернулся всем телом и разбух еще больше. Глаза поганец прятал где-то под броней.
        Лука прикинул свои шансы: второй раз за сутки столкнуться с Великим червем - это какое-то особенное счастье. Если он преодолеет и это, то его можно будет в школы приглашать на открытые уроки, как ветерана упокойного труда, или вносить в Книгу рекордов Гиннесса. На Книгу и уроки Лука даже был согласен, главное, чтоб не посмертно.
        Червь был в два раза толще того, что забрызгал его на Скворцовском, и раз в восемь длиннее. Масштаб одновременно и пугал, и вселял надежду: масса мешала твари двигаться быстро. Правда, чтобы кого-то размазать при таком весе, ему было достаточно задеть вскользь.
        - Откуда тварь взяла столько материала, чтоб себя нарастить? Тут же прах сплошной.
        - Жертвенники, - Егор срочно перестраивал и наслаивал броню, однако все равно на фоне огромной хреновины выглядел убого. - Если верить карте Павла, тут еще лет триста подряд местные быков резали. Во искупление. Тайно. И закапывали сбоку. Идиоты. Этот лежал ближе всех к быкам. Притянул. Не наш, не некромант.
        - И как мы его?..
        - А тлен его знает, - пожал плечами Егор. - Можем не лезть, подождать, пока он дозреет и зароется. Вызовешь ментов…
        - А ты? Менты тебя ж первого завалят. Спрячешься у тети Лиды в погребе, пока они тут воевать будут?
        Егор не ответил, присел и закопался пальцами в гравий. Притягивать он, похоже, умел не хуже червя. Во всяком случае, истончившийся за последнее время костяной доспех тут же начал обрастать бугристыми некрасивыми слоями с буро-черными разводами. Зубцы короны на башке утолщились и загнулись вниз. Изменения происходили поверх, не затрагивая старого: лицо по-прежнему оставалось подвижным, волосы спрятались под шлем, но не исчезли, кисти рук обросли словно бронированными перчатками. Из легкого латника вставший становился рыцарем в очень тяжелом доспехе.
        И все равно мерк по сравнению с червем.
        Потуги оставаться похожим на человека Егор бросил - сейчас его интересовали только функциональность и защита. В росте он прибавил разом сантиметров десять, а в плечах раздвинулся чуть ли не вполовину.
        - Скотина, все вытянул. Мало оставил, - посетовал Егор, и ближайшая темная куча праха, оставшаяся от валета, истаяла на глазах, а затем продолжил: - Нет, не спрячусь. Я говорил - не могу далеко отходить. Вернее, могу, но не хочу. Мне нравится быть при памяти. Живым.
        - Хреновый из тебя живой выходит. Тогда отвлеки его, что ли. Я не Марк, у меня в кармане печать стоимостью с район не лежит.
        Лука закончил вторую покрышку и сразу открыл третью, прикидывая про себя, в какую сторону ему бежать или, скорее, ползти, учитывая расход сил, уводя червя от Насти, если тот прибьет Егора.
        Жаль, раньше никто не додумался бои между вставшими проводить - зрелище обещало быть исключительным.
        От нервов линия легла не по плану, и пришлось смять в руке глину и начать заново. Заболела голова. Признаваться, что он боится не только за себя, Князеву, Шушенки, но и за Егора, Лука не хотел. Этак недалеко и до того, что он его человеком считать начнет. А это автоматом крест на карьере некроманта. Потому что упокойник, который не боится вставших, может, и хороший упокойник, но мертвый. Это Насте можно - он ее уволит после того, как вся история закончится, пристроит в НИИ в соседний город, пусть там изучает теорию подъема, диссертации защищает. А самому что делать?
        Подленькая мысль, как было бы чудесно, если б червь с Егором раскатали друга друга, мелькнула, но не задержалась. Уж своего мертвого друга детства он как-нибудь сам уложит. Потому что рано или поздно тот захочет согреться. Полученные свежие знания о механизме существования вставших не радовали и иллюзий не оставляли. Захочет. Гарантированно. Но это будет позже.
        А вот что они с Егором упустили из виду: червь оказался действительно нормальным вставшим червем. То есть не совсем нормальным - из слишком древних останков людей и жертвенных быков, но в отличие от «деток» - классическим. А то Лука разбаловался на нестандартных явлениях, расслабился: раскатывать никто не спешит, на клешнях носят...
        Червь же, не будь дурак, как всякая третья форма, прежде всего попер на упокойника, как гость на пироги с капустой, потому что в гробу он видел переть на костяного короля.
        Сначала Фортуна была на стороне Луки.
        Массу гадина набрала небывалую - это ее и подвело. Как маятником покачивая огромной головой, червь танком двинулся вперед. Боковые костяные пластины мерзко заскребли о гравий - мелкие камни, попадая между ними, перемалывались и высыпались уже песком. Нижний лепесток громадной, но бессмысленной пасти отогнулся, задрожал, и костяные зубы на нем стали расти и утолщаться.
        Егора, который тараном ударил куда-то в центр скопления витков, червь заметил, но проигнорировал. Тут имелось блюдо повкуснее. А часть тела, видимо, было жалко, но не сильно. Лука уже в подробностях представил собственные похороны, но тут скотина тяжелым хвостом зацепилась за нечто, скрытое земляной насыпью. Дернулась раз, другой и собралась обратно пружиной, заодно легко сбросив с себя Егора, который успел проломить в ее боку знатную дыру.
        Лука, бросивший в огромную башку приготовленную печать, тихо выдохнул и отступил назад, запнулся о бревна, рядом с которыми лежала Настя, и отошел левее. Серебристая сеть, соприкоснувшись с башкой, померкла, словно из нее выпили часть энергии - а может, так оно и было, все-таки потребление у умертвия таких размеров должно быть соответствующим. Червь дергался, как припадочный, но то, что вцепилось ему в хвост, держало крепко и отпускать явно не собиралось.
        Лука поспешил схлопнуть покрышки, закрывая аверс. Сеть мигнула и исчезла, оставив светлые полоски. Ни-че-го. Мало.
        Скотина даже не поморщилась. Мало того: тупая башка осталась целехонька, без повреждений, словно Лука твари татуировку сделал, а не упокоить хотел. Схема, подсмотренная у Павла и безотказно сработавшая на валетах и прочей мелочи, на черве дала сбой. Лука с тоской вспомнил веселый камешек от Марка, который разметал вставшего в жижу, и подумал, что не отказался бы от такого же, но хорошо б размером с плиту. Может, если перерыть тут все с лопатой, найдется?
        - Что его держит? - крикнул Лука, четко отмеряя расстояние, на которое хватало длины умертвия, и прибавляя пару метров для страховки.
        Егор как раз выбрался из ямы, куда его закинуло, услышал вопрос, развернулся как тяжелая осадная башня и двинулся к увязшему в земле хвосту, по дороге заращивая на себе повреждения. Червь почти оторвал ему руку - во всяком случае, та повисла на каких-то темных ошметках, - и теперь Егор, используя оторванный от обидчика кусок брони, залечивал повреждения. Довольно быстро по меркам некромантии, и охрененно медленно по меркам самого Луки, наблюдающего сквозь проделанную в центре туши дыру, как истончаются волокна внутри червя, который рывками пытается освободить зажатый хвост. Хвост дергался и пульсировал то увеличиваясь в объеме, то резко сдуваясь. Брони там почти не наросло - сплошное белесое наслоение каких-то толстых тканей.
        - Печать! - Егор наконец доковылял, всмотрелся. - Но она вот-вот…
        Закончить ему не дал треск, с которым червя все-таки разорвало.
        По инерции от рывка покалеченную половину туши бросило вперед.
        Лука откатился в сторону, протер глаза от песка, почти вслепую накинул вторую сеть на обрубок с башкой и схлопнул покрышки. По наитию перекинул пару линий в схеме, припомнив, как в видениях Павел на Раевском делал, и составы раздавил двойные - а вот это уже по случайности, пока катился.
        Усиление сработало - голова червя оплавилась, словно была из пластика, а Лука к ней раскаленную кочергу поднес. Левая сторона осыпалась черной жирной сажей, оставшаяся конвульсивно задергалась. Лука решил, что с печатями потратился достаточно, вытащил ругер, проверил обойму и всадил в червя три пули, стараясь, чтоб легли кучнее. Встроенная внутрь сердечников заводская печать сама знала, что делать: благодаря осколкам распустилась, расправилась внутри и сработала, распылив остаток башки и метра три огромного тела.
        Вот сразу бы так. Но приходилось экономить. В магазине оставалось всего четыре патрона.
        Правда, везение на этом закончилось - печать, держащая вторую половину червя под землей, лопнула. Хлопок был взрывной силы - Луку отнесло назад, словно порывом ветра, и оглушило, а Егора, который стоял рядом, заставило упасть на четвереньки.
        Остаток червя задрожал мелко, будто его током шарашило, развернулся и вытащил из-под земли вторую башку. Такую же громадную, слепую, но более змеиную. И почему-то с вертикальной пастью, перетянутой внутри бледными пленками.
        - Да пасть-то тебе на кой? - простонал Лука риторический вопрос.
        Червь закономерно не ответил, очень занятый заращиванием дыры на месте разрыва. Дела у него шли куда медленнее, чем у Егора, поэтому атаку от вставшего червь пропустил и разом получил широкую прореху у предполагаемой шеи. Но тут его опять спас размер - оставшихся костей, хрящей и мышц, или что там скрепляло мертвые части между собой, хватило, чтобы гигантская голова развернулась и гигантским молотом опустилась сверху на Егора, сминая костяной доспех со скрежетом, точно тот был из жести. А потом снова приподнялась и мотнулась уже в сторону, ударив в грудь Луку.
        Удар пришелся вскользь, но и его хватило за глаза. Лука успел только сгруппироваться и подумать, что везет ему сегодня как утопленнику. Тут сила тяготения доделала свое дело, и земля встретила своего питомца. Неласково встретила, жестко. Но нужно было шевелиться, потому что синяки и вывихи заживут, а вот воскреснуть - не факт, что выйдет.
        Лука поднялся на четвереньки, потряс головой, ощущая, как отваливаются впившиеся в щеки и лоб мелкие острые камешки. Засек краем глаза какое-то движение и уже приготовился драться, когда его запястье перехватили и вывернули, буквально стряхивая с пальцев заготовленные печати. Лука сначала заорал от боли, а потом, разглядев, кто ломает ему руки, - от возмущения.
        Егор на вопли и мат внимания не обратил. Стянул обе готовые печати себе на пальцы, раздавил последний уцелевший коричневый раствор и тремя линиями перечеркнул всю проделанную работу - разомкнул контур обоих печатей так, что они разом потухли.
        - Да за каким!..
        Лука попытался отобрать печати, потому что безумия в происходящем было уже с перебором. Спереди тупым танком надвигался недобитый червь. А рядом костяной король, у которого от левой руки остались только обрывки, а шлем вмяло в голову, зачем-то разрушал последние шансы справиться с агрессивным умертвием, портя печати.
        Или не портя? А выворачивая?
        Погасшие было линии стали ярче, четче, а когда Егор закончил последний штрих - неправильный, искаженный, - налились нездоровой синевой, растеклись по костяной ладони. Затем с огромной скоростью, словно в убыстренной съемке, рванули вверх по руке сплетением линий, то сливаясь в жирные узлы, то вновь разбегаясь. Буквально за мгновения сеть из измененных печатей оплела Егора целиком, померцала неровно и застыла, точно татуировка.
        Егор, пошатываясь, повернулся к Луке спиной, тихо сказал:
        - Когда пройду половину - закрывай покрышки.
        - Половину чего? - переспросил Лука, ощущая себя Алисой из дурацкой сказки.
        Егор не ответил, шагнул к червю.
        Тот еще не пришел в себя после того, как его, на манер дождевых собратьев, раскроили пополам, да и печать, которая зажимала ему вторую башку, была явно не из хилых.
        Сейчас червь медленно «лечился»: метровая голова дергалась, судорогой отмеряя каждый выращенный слой. Вертикальная пасть пульсировала, создавая в висках у Луки знакомую вибрацию, которая шла по нарастающей. На Егора червь по-прежнему не реагировал, а все пытался придвинуться к Луке, медленно смещая то одну громадную петлю, то другую. Ему мешала длина: даже сейчас он путался в себе, не соображая, как заставить свое тело слушаться - толстенные витки не скользили, цеплялись друг за друга острыми пластинами-чешуйками. Те отрывались, движение останавливалось, и червь вновь начинал сам себя лечить.
        Вот туда, прямо в скопление облезлых петель и колец, и вошел Егор. Ворвался с целеустремленностью пушечного ядра, разом прошибая широченнную дыру, и начал двигаться прямо внутри гигантской туши, разрывая собой свежесозданные ткани и мышцы.
        Червь, наконец, среагировал - то ли на критическую массу повреждений, то ли на печати, в которые Егор был затянут: заметался, сжался пружиной, тут же разжался резко, гулко ударил в землю, так что пыль поднялась. Снова сжался, перевернулся брюхом кверху.
        А Егор во время всей этой бешеной пляски не прекращал своего движения, не обращая внимания на облезающую кусками броню, пер упрямо, точно внутри у него была программа заложена, как у терминатора. Пер, пока не встал, вмертвую ухватив червя одной рукой сразу за головой, точно старого приятеля, которого надо с пьянки волочь. Правда, приятелям шею насквозь не пробивают. Второй рукой притянул к себе одну из петель как можно плотнее. Обернулся и кивнул Луке.
        Тот, не давая себе раздумывать, схлопнул покрышки.
        Смотря кино с погонями и драками, Лука всегда возмущался взрывам, с которыми уходили в небытие автомобили. Ну чему там так жахать или гореть? Это ж не нефтяная скважина, не склад пиротехники…
        Вставших Лука знал лучше, чем автомобили. И взрываться в них тоже было нечему: кости, прах, жилы, продукты распада - это вам не тротил. В редких случаях в телах скапливался газ, но в объемах, для бабаха явно недостаточных. Печати же, срабатывая, сжигали или сразу переводили материю в состояние праха. Червь, рванувший на Скворцовском, сделал это от безысходности - от давления печатей по всему контуру, а не в силу своей природы.
        Здесь же жахнуло изнутри.
        Да так, что заложило уши, а глаза, рот и нос сразу забило пылью.
        Когда Лука прокашлялся и продрал глаза, Червь уже заканчивал переход в четвертую форму. Последней с шелестом растворилась раскрытая, вывернутая наизнанку и демонстрирующая безумную анатомию голова. Среди темных хлопьев, пепла и пыли остались только редкие осколки от бычьих костей да одна ключица - судя по размеру, взрослая.
        Лука ботинками поворошил останки. Те разлетались пеплом или рассыпались под подошвами.
        Егор нашелся чуть в стороне - видимо, откинуло взрывом.
        Хотелось бы про него сказать, что краше в гроб кладут, но язык не поворачивался. От короля осталось мало: часть торса, там, где пластины доспеха были толще и прочнее, большая часть головы, за исключением нижней челюсти, и правая нога. До колена. Вместо рук - лохмотья, бедра разворотило в кашу. От короны остались ошметки. Глаза не задело чудом, но они выцвели, поблекли и затянулись катарактной дымкой, словно ослепли.
        Однако даже при таких критических повреждениях Егор упрямо продолжал существовать. Слово «жить» тут не подходило. Беспомощный, калечный, он все-таки был опасным. Ткани на краях разрывов чуть заметно подрагивали, отращивая тонкие новые волокна-паутинки. О прежнем эстетическом виде речи уже не шло, но было понятно - сутки-двое, и Егор встанет на ноги. Обязательно. Если ничего не сделать сейчас.
        Поэтому, разобравшись с Настей, машиной и вернувшись на Рассоху, Лука поставил канистру на землю, сел рядом, посмотрел на Егора и целых две минуты потратил на выбор.
        Спасать или добивать.
        Оттаскивать в сторону или тащить к останкам червя, в общий костер. И если второе, то как после самому не повеситься на ближайшей осине. Тем более что тут приличного сука днем с огнем не сыщешь.
        И что потом сказать Насте.
        И на себя в зеркало как смотреть.
        Решил. Буркнул вслух:
        - Живучие вы твари. Можно подумать, я бы без твоего участия не справился.
        Егор промолчал в ответ - говорить ему было нечем, а может, и не о чем. Только прикрыл потухшие глаза.
        - Чтоб тебя! - Лука зло сплюнул накопившуюся во рту горькую слюну и начал рисовать на уцелевшей грудной пластине печать.
        Все равно канистры хватит только на то, чтобы убрать останки детишек и червя. А он не нанимался тут за бензином челночить. Не мальчик уже, туда-сюда бегать!
        К тому моменту, когда Настя пришла в себя, вокруг все выглядело прилично: Лука успел умыть морду и заклеить особо выдающиеся порезы; Егор восстановился целиком, но убавил в весе, отчего окончательно стал похож на человека; остатки вставших на Рассохе деток стали пеплом. Красота, порядок и благодать.
        Только вот спать хотелось зверски. И это несмотря на то, что Егор, как только вырастил себе ноги - то ли в виде ответной любезности, то ли по старой дружбе, - сам перетаскал останки в единую кучу, полил бензином и проследил, чтоб все сгорело в пепел. На костер Лука любовался из машины - сил наскреблось только на это.
        Насте решил подробности не рассказывать - нечего ей волноваться. Да и непедагогично как-то: сам на нее ругался, что она Егора через печати накачивает, а теперь собственноручно вбухал чуть ли не весь резерв.
        Егор, кстати, даже спасибо не сказал. Словно так и надо. Лука благодарности не ждал, но все равно на дне души остался мерзкий осадок. Стоило признать, что у Насти с костяным королем получалось ладить лучше, чем у Луки с мертвым бывшим другом. Она ему доверяла, Егор ее спасал, а Лука в этой схеме постоянно выглядел каким-то злодеем, который вредит романтической истории.
        Поэтому когда Настя очнулась, внедорожник уже шуршал колесами по проселку, неуклонно удаляясь от Шушенок, Рассохи и несбывшихся на завтрак блинов от тети Лиды.
        Ехали молча, переваривая произошедшее, потом Настя тихо сказала:
        - Жалко их. Растревожили, подняли, силком встать заставили... и ради чего?
        - Павел тренировался, - Лука не любил подобные разговоры. Смысл жалеть тех, кого уже нет? Лучше себя пожалеть, пока живые.
        - Неправильно это. Я вот недавно читала хорошую книжку…
        - О чем?
        - Фантастика. Не сильно научная. Но пишет здорово.
        - Космос?
        - Нет. Мир, где все умирают навсегда. Сразу в четвертую форму.
        - Прям вот сразу? - скептически хмыкнул Лука.
        - Ну да. Автор такой… На волне. Говорит, что создал мир без страха.
        - Дурак твой автор. Мир без страха... Да в этом его мире ровно на второй день от превращения обезьяны в человека кровь потоком будет литься. Водопадом. Где тормоз, стопор? Месть?
        - Он пишет, что помогут воспитание и нравственность, - Настя увлеченно зажестикулировала. И хорошо, пусть отойдет. Не дело ей столько всего за последние два дня увидеть. - Там интересная система внутреннего барьера. Ну, как рефлекс. Привычка не есть себе подобных даже в голод. Вот что-то вроде антиканнибализма, только в моральном плане. Интересно пишет.
        - Чушь собачья. Всех тормозит только страх. Когда ты тыкаешь ножом в человека и знаешь, четко знаешь: через пару дней или позже - через неделю, через месяц… Но обязательно. Неотвратимо. Рано или поздно тот, кого ты грохнул, откроет бельма, поднимется во вторую, а потом встанет в третью форму и пойдет тебя искать… Вот он, адреналинчик. Сразу и тыкается хуже, и пальчики дрожат, - Лука опустил стекло, сплюнул за окно, но закрывать обратно не стал. В глазах стоял туман. В левом так и вовсе поселилось темное пятно, наверху. Исчезающее, стоило только моргнуть посильнее, но проявляющееся снова. - Накопительная совесть. Понапишут херни.
        - Просто в таком мире тебя нет. Ты безработный, - подал голос Егор. - Был упокойник, да весь вышел. Да, Ром? Живет себе, работает инженером, дворником, или фабрикой по пошиву кружевных трусов руководит. Хорошая жизнь. Ни кладбищ, ни мертвецов, ни уважения.
        - А ты в таком мире сдох. Насовсем.
        - Я и так сдох, - Егор удовлетворенно откинулся обратно на сиденье. - Насовсем. Я - погрешность статистики.
        - Начинаю верить. Живым ты такими умными словами не кидался.
        Егор на подначку не отреагировал - уставился в окно. Прям картина «Сэр Ланселот пырится в туманные дали». Даже доспех есть, только меча не хватает.
        - А дальше мы, - Настя замялась, пытаясь сформулировать, - куда? А то нашли мы карту, бедолаг этих на Рассохе, а дальше-то что? Может, закончилось все?
        - Не закончилось. Придется добивать.
        Лука подумал, сворачивать ли на обочину ради гладкости рассказа, а потом решил, что и так сойдет.
        Настя бросила на него быстрый мрачный взгляд. Мол, нечего дразниться - информацией надо делиться с соратниками. И Лука начал делиться.
        - Дальше мы - в Ельск. Вернее, сначала жрать и спать: тут недалеко кафе круглосуточное для дальнобоев. При нем мотель. Нам сойдет. Егор в машине перетопчется. Что произошло, в целом я разобрался. Может, без мелочей каких-то. Цепочка хреновых совпадений, а в итоге: те, кто виноват, уже сдохли, нам же приходится разгребать за ними дерьмо. Дело в том, что у нашего дорогого директора были сестра и племяшка. Разбились в аварии, давно. Смерть мутная. То ли муж сестры все подстроил, то ли само сложилось…
        - А поднять, спросить? - подал голос Егор.
        - Не встают некроманты, ты ж знаешь. Так во всех учебниках написано. В семье у Павла не без урода. В том смысле, что из всей родни упокойником только его маме не свезло родиться. Правда, маме это не помешало секретариат нашей полицейской управы возглавить, в который с Рассохи все отчеты и отправлялись. Полина - гроза. Так вот, сестру и племяшку Павел похоронил. И поклялся - ну, это я, конечно, привираю, может и не клялся, а просто решил: поднимет. То ли оживить хотел, то ли правду узнать и убийцу наказать - кто теперь разберет. Начал учиться. Сначала Москву освоил, деньгами разжился. Сюда его вроде как в ссылку отправили, хотя, думаю, он сам все подстроил - место тихое, хлебное, Рассоха рядом, сестра, опять же, тут похоронена. И мама с дядькой под боком, помогают. Полагаю, у Павла в действительности не вторая категория была, а первая. Или того выше - такое вытворить. Тот же Каин ему в подметки не годится. Первый полигон Павел себе устроил в Ельске. Там он сам убивал, поднимал и упокаивал тех, кого не хватятся. Схемы проверял на стопроцентно насильственной смерти. Начал, кстати, еще пять лет назад
- я своего знакомого попросил статистику поднять. Раз в квартал или чуть чаще появлялись покойники с осмотрами, задним числом сделанными. Там Полина с документами дела проворачивала - проколоться было не страшно, в гробах-то уже четвертая форма лежала. Все полицейские печати в порядке - кто проверять полезет? А потом, как я понял, Павел налажал. Пятерых за раз убил. Думаю, опоил чем-то. Потом уже бессознательных зарезал, но поднять не успел. Спугнули его, похоже. И клиентов отвезли в морг. Там они, конечно, встали и устроили мясные ряды. Каин лично катался на ЧП, укладывал. Видимо, почуял что-то нечистое. Павел затихарился и перешел на Рассоху. Мертвые упокойники - штука нечастая, у нас за последние лет двадцать человек пять только погибли, включая Егора. А тут такие залежи! Секретку сняли, поднимай в свое удовольствие. Ясное дело, что тихо не удалось - Рассоха зашевелилась, тетя Лида забеспокоилась, звонить стала. Но звонила-то она Полине, которая на себя всю историю закольцевала. А Павел детей прицельно поднимал, пока не нащупал нужное сочетание. То самое, которое Егор едва осилил раскатать.
        - А потом они пришли на Раевское? - уточнила Настя.
        - В точку. Только там все у них по плите пошло. Сначала приперлась ты, занудная, как лекция, и вместо того чтобы идти домой, целый час топталась у ограды и мешала прятать тело сторожа. Пришлось впустить, а потом попытаться убить. Кстати, умно попытались. Крупно повезло, что твоя клиентка была на грани третьей формы. От нормальной второй тлен бы ты так живо из ямы ускакала. А твой убийца с чувством выполненного долга пошел назад и не дошел. Потому что Павел подъем начал, но не догадался посмотреть, нет ли рядом еще дохлых упокойников. Один вот нашелся и захапал поток предназначенной для сестренки энергии. И встал. Убил дядьку-сторожа, любителя рододендронов. Еще ты из смешанных через одно место составов устроила локальный взрыв. И все это пришлось на открытые печати Павла. В итоге он поднять своих поднял, сразу в третью форму, а вот завершить дело не смог.
        - Его размазали? - сочувственно спросила Настя, пытаясь перевязать волосы в пучок.
        - Опять в точку. Павел пустой был, весь резерв отдал - его в тот момент что котенка, одной левой можно было, - медленно проговорил Лука и глянул в зеркало на Егора. - Потом тело Павла в офис СПП затащили и кабинет выжгли. Замаскировали. Вернулись на погост - прибраться и поискать дядьку. И его не нашли, и мертвую тебя не обнаружили. Посмотрели через учетник, срисовали адрес. К тому времени уже все погосты переполошило - я не доктор наук, но, похоже, чтобы упокойника с того света выдернуть, слишком много всего нарушить нужно. От Раевского, где аж трех некромантов в сумме подняли, пошли круги. Как от камня брошенного. И пока вся управа в мыле упокаивала кладбища, они к тебе на квартиру рванули - убрать свидетеля.
        - Так, значит, на Раевском было еще двое вставших некромантов? - глаза у Насти стали от шока совсем круглыми. И то верно - то ничего, а то сразу три воскресших упокойника. Прям бинго. - С ними уже полиция разбиралась?
        - Нет. Их забрала Полина. Ей помогала Инга.
        - Наша секретарша? А она-то там откуда? - опешила Настя.
        - Любовь. Босс и секретарша - чем не сюжет для романа? Помнишь, тетя Лида про невесту говорила? Тем более у Инги даже навскидку - категория не ниже шестой. Такими ассистентами не разбрасываются. А Павел был практичный мужик. Только невезучий.
        - Нам нужно искать Ингу, Полину и еще двух вставших? А если они такие же разумные и вменяемые, как он? - Настя ткнула пальцем куда-то в наплечник Егора. - Или нет?
        - Полину не нужно искать. Она уже того…
        - Того? - переспросила Настя, а Егор вопросительно заломил бровь.
        - Ага. На Шушенском погосте. Приехала что-то забрать, похоже. Увидела меня, ну и…
        - …того, - закончил фразу Егор, и Лука выругался.
        Рассказывать мерзкую историю не хотелось, но пришлось.
        - Ты у нее выспросил, что на Раевском происходило? - Егора не взволновал тот факт, что Лука кого-то там убил, а вот подробности, выпытанные у Полины, заинтересовали. Лука знал почему, но делиться не спешил. И Настю огорчать тоже.
        - Не все, - Лука поспешил спрыгнуть со скользкой темы. - Не успел, но про «полигон» в Ельске узнал. Так что теперь надо отоспаться, а потом ехать туда. Там у них второй схрон. Там Инга прячет вставших. И нет никаких гарантий, что она еще жива.
        Лука зевнул так, что едва не вывихнул челюсть, и замолчал. Вдалеке показались огни заправки.
        - Надо остановиться, - подал голос Егор.
        - Не надо. Еще полбака. Или тебе в магазин? - стряхивая сонную одурь, спросил Лука.
        - Тебе надо. Спать. Потому что через десять минут тебя вырубит. И мы на полной скорости влетим в сосны. Мне ничего не будет. А вот у вас все шансы не выжить. Если не хочешь останавливаться - достань составы из кармана. Синие. И черные. Так сподручнее будет вас поднимать. Тоскливо быть уникальным.
        Лука рассудил, что зерно истины в словах Егора есть, свернул на обочину, проехав заправку, и остановился метров через сто.
        - На вот, - он сунул Насте чудом уцелевший в катавасии бумажник. - Купи пожевать что-нибудь. И сигареты.
        Как Настя вышла из машины, он уже не заметил - самым позорным образом вырубился.
        ГЛАВА 12. НАСТЯ
        Жаль, что до мотеля так и не добрались. Вот бы сейчас оказаться в душе, смыть с себя всю гадость, а то одежда испачкана и пропахла гнилью. Про руки и волосы даже думать не хотелось, но пришлось: в таком виде посещать магазинчик на заправке не стоило. Вдруг не пустят.
        Настя пошарила в бардачке, среди чистых покрышек, колб от составов, флаеров с девочками и пустых пачек от сигарет нашла влажные салфетки и привела себя в чуть более приличный вид.
        - Тебе что-то купить? - на автомате поинтересовалась она у Егора и только потом поймала себя на некорректности вопроса.
        Видимо, причина крылась в том, что Егор опять изменился, теперь уже капитально, и стал настолько похож на человека, что делалось не по себе.
        Обыватель бы его с живым не перепутал, шарахнулся, а вот любой упокойник, увидев такого мертвого, точно бы удивился. Как минимум. Из артефактов - только очень бледная кожа, слишком яркие глаза, остатки короны и брони. Только упокойник мог бы оценить, насколько мало осталось в Егоре от вставшего: то ли он научился маскироваться под человека, то ли мимикрировал вынужденно - Настя собиралась его расспросить, но после того, как купит кофе.
        - Воду, - неожиданно среагировал Егор. - Большую канистру. Дотащишь сама? Или...
        - Дотащу. Сиди в машине.
        - Луке сигареты возьми. И горький шоколад.
        - Он любит шоколад?
        - Он - нет.
        Настя от растерянности даже спрашивать не стала, что собирается Егор делать со сладостями. Прихватив бумажник, вылезла из машины, размяла затекшие ноги. Пошла к фонарям заправки.
        Оставалось надеяться, что черная полоса неудач ее покинула и кофейный автомат в магазинчике исправен.
        В такой ранний час клиентов на заправке не было - траффик в область обычно начинался позже, к обеду, а транзитные фуры чесали либо без остановки, либо дальше - до мотеля. Там тоже была заправка - почище.
        Магазин светился окнами, как аквариум, но внутри никто не плавал. Место за прилавком тоже пустовало. Настя быстро собрала по полкам нужное, крикнула:
        - Доброго утра! Есть кто? - и постучала по столу.
        - Сейчас, - глухо и недовольно ответили из-за двери в подсобку.
        Пришлось подождать минут пять, прежде чем оттуда вышел заспанный продавец - худой парень постарше Насти с россыпью родимых пятен на лбу и модной, но какой-то неопрятной бородой.
        Посмотрел хмуро, но внимательно, цепко. Еще один недобрый взгляд достался бумажнику у нее в руках - тот был слишком хорош для такой замызганной клиентки.
        Пока автомат наливал жиденький пережженный кофе, Настя выставила на кассу покупки и открыла портмоне, чтобы достать деньги. Не успела. Поверх пальцев легла рука с давно не стриженными ногтями, под которые забилась грязь.
        - Чего-то я твоей тачки не вижу, - парень не улыбался и явно не шутил. - Мы обслуживаем только тех, кто заправляется.
        Насте спорить не хотелось, как и переть на рожон. Был один простенький выход, но с учетом ее невезения наверняка не сработает.
        - Машина за поворотом, - тут и врать не пришлось. - Бензин закончился. Канистру на десять литров, пожалуйста.
        Продавец как не услышал и руку не отпустил, а продолжил, точно задумавшись:
        - И бумажник у кого-то наверняка сперла…
        - Отпустите руку. В машине меня ждут знакомые. Не думаю, что вам понравится, если они станут вашими знакомыми.
        Настя как никогда остро пожалела о потерянном пропуске СПП. Такому полудурку достаточно было край надписи показать - сразу бы отвял. Некроманты - цех злопамятный, так потом кошке мышкины слезки отольются - не выкопаешься.
        - А че ты мне грозишь, с-сучка? - продавец через прилавок потащил Настю за руку к себе.
        Бумажник упал на пол, Настя попыталась вырваться из хватки, но не вышло. Мерзкая морда продавца внезапно оказалась близко, и стало понятно: он явно не спал там, в подсобке. То ли ширнулся чем-то, то ли таблетки принял. Зрачки у него были огромные даже при ярком свете, и ему никак не удавалось сфокусировать взгляд на Насте, словно она была маслом - взгляд соскальзывал, возвращался и вновь словно скатывался с ее плеча. Но вот рукой впился он сильно, до синяков.
        Тут же подумалось, что в бумажнике денег - на две недели беспробудного наркоманского запоя. Или как там у них это называется. Что Лука вроде и недалеко - метров триста, - но спит крепко, спасать не прибежит и крики с такого расстояния не услышит. Что Егор…
        - Ты чего застыла, падла? Поднимай давай и мне сюда. Воровка. Канистру ей, бензина ей… Щас рыпнешься - будет тебе бензин, - продавец перегнулся через прилавок, сцапал второй рукой Настю за шкирку и потянул на себя.
        И тянул вроде не сильно, но вырваться почему-то не получалось - кроссовки проскользили по плитке, Настя покачнулась и начала заваливаться назад, утягивая за собой неадекватного наркошу. Больше всего ее удивило, что все происходило будто бы в киселе, в каком-то мареве замедленной съемки.
        А потом мир моргнул и завертелся с прежней скоростью.
        Продавца впечатало в витрину с товарами с такой силой, точно его не швырнули рукой, а сбили грузовиком. Что-то хрустнуло - то ли стойка стеллажа, то ли шея наркомана. Полки продолжили стоять, а вот продавец беззвучно сполз вниз. Глаза у него у так и остались открытыми - не успел зажмуриться.
        Егор рывком поднял Настю с пола. И, очевидно забыв о своем желании не подходить ближе необходимого и тем более не дотрагиваться, отряхнул, ощупал, проверяя, не сломала ли она себе чего, осмотрел синяки на запястье. Потом подобрал с пола бумажник, запихнул ей обратно в карман куртки.
        Настя вцепилась ему в плечи, уткнулась куда-то в теплую броню, которая сейчас показалась самым надежным укрытием, всхлипнула и наконец дала себе волю - разревелась, точно ей опять было пять лет и лучшая подружка отказалась с ней играть.
        Егор стоял истуканом, поддерживая Настю под руку, молчал и вырваться не пытался. Потом, словно додумавшись до чего-то, прижал сильнее к себе, чем вызвал обратный утешительному эффект - еще большие рыдания.
        Плакалось хорошо, разом за все дни, которые пришлось провести в компании того, кто так сильно нравился еще пару дней назад, и того, кто вопреки здравому смыслу нравился сейчас. За весь страх, пережитый сначала на Раевском, потом в квартире и после - на Рассохе. И финальной вишенкой - за этого наркомана, которому не повезло обдолбаться и сдохнуть именно здесь и сейчас, окончательно испортив Насте и так плохое настроение.
        Это Егору хорошо - убил и не заметил, а ей каково?..
        Правда, организм был мудрее мозга и долго истерить не захотел - наверное, решил поэкономить силы. Пришлось отлипнуть от брони и заглянуть в глаза своему терпеливому утешителю. Тот смотрел в ответ странно. То ли с грустью, то ли с тоской, но так хорошо запрятанной, что не сразу разглядишь.
        - Что? - тихо спросила Настя. - Уже и пореветь нельзя?
        Егор промолчал, продолжая смотреть все так же серьезно. Потом заправил за ухо выбившуюся из прически прядь и аккуратно, стараясь не оцарапать, провел горячими пальцами по щеке. Медленно, словно не доверяя своим ощущениям. Потом склонился ниже, уперся лбом в лоб и замер.
        Настя тоже замерла, не желая спугнуть момент. Похоже, последние метаморфозы что-то опять сдвинули в физиологии вставшего, во всяком случае, он не пытался сжать ее сильнее или выкачать энергию. Просто стоял, как будто бы тоже устал. Причем куда сильнее, чем живая упокойница.
        Настя осторожно подняла руку и скопировала движение - провела пальцами по щеке, готовая в любой момент шарахнуться в сторону - железные сдавливающие объятия в коттедже ох как хорошо запомнились. Но Егор не двигался - стоял тихо, точно живым был. Только что сердце не билось. Потом склонился, все так же медленно, легко коснулся Настиных губ, замер на мгновение, отодвинулся и выдохнул.
        Обожгло и касание, и горячий воздух. Настя сжала пальцы чуть крепче, чтоб не сбежал - хотя не с ее силами удержать костяного короля, если тот захочет вырваться, - и медленно вернула прикосновение. И получила второй горячий выдох в награду.
        А потом Егор отодвинулся, и получилось спросить:
        - Зачем?
        Егор на вопрос не ответил, сгреб с прилавка покупки, подхватил канистру с водой и буркнул:
        - Тут больше никого нет. Выпей кофе. Съешь чего-нибудь. Я пока отнесу. Потом вернусь - приберемся.
        - Ты его точно убил?
        Егор посмотрел на Настю с удивлением, теперь уже раздраженно, и вышел за дверь.
        Пришлось побыть послушной девочкой, хотя кофе так и норовил пойти обратно. Настя от нервов сыпанула в стакан разом три пакетика сахара и теперь давилась приторной бурдой, пытаясь одновременно прикинуть, сколько могут дать упокойнику за убийство человека с помощью третьей формы, и рассчитать, когда продавца-наркомана должны были сменить. В судах подобного прецедента еще не было - до такого простого и действенного способа устранять врагов пока никто не додумался. Впрочем, может и додумался, да воплощение подкачало.
        Настю потряхивало, и стаканчик с кофе пришлось держать обеими руками. Она попыталась убедить себя, что ничего страшного не произошло, но даже мысль отдавала фальшью. Если раньше вокруг уходили в четвертую форму уже давно мертвые люди, то в смерти этого парня отчасти виновата она сама.
        На двери дважды звякнул колокольчик: это Егор вошел и снова вышел - теперь уже с двумя канистрами.
        Через стекло Настя наблюдала, как он, прежде чем отвернуть крышку, несколько раз промахивался: пальцы короля не были приспособлены для мелкой моторики. Она уже хотела выйти и помочь, но поняла, что в магазинчике изменился звук. Раньше звучали только холодильники, кофейный автомат и радио где-то в подсобке. Теперь к набору добавился мерный гудеж, тихий, но раздражающий. Такой странный - вроде и фоновый, но выделяющийся.
        Настя заставила себя допить омерзительный кофе - потому что надо - и распаковала контейнер с сэндвичем.
        С источником звука все было ясно: убитый продавец из первой формы пошел во вторую. Скоростной какой. Сейчас он окончательно поднимется - хорошо, если у него уйдет на это час или два, - а потом встанет в третью форму.
        С ее седьмой категорией, да с недосыпом и на голодный желудок упокаивать мертвеца, в убийстве которого косвенно виновата, - не лучший сценарий. Тут после отпуска и с подстраховкой не факт, что получится такое провернуть.
        Настя, давясь, прожевала сэндвич, вытащила из холодильника пакет с йогуртом и принялась за него. Еда оседала в желудке холодным комком.
        - Я разбужу Луку, - Егор снова возник за спиной, теперь беззвучно, видимо, снял с двери колокольчик. - Этот козел быстро пойдет в выворот, я чувствую. Я отнес в машину воду, бензин и еду. Пойдем.
        - Не надо Луку, - Настя вытерла рот, потом руки обтерла об штаны, выкинула стаканчики и обертки в мусорку. При всем кошмаре произошедшего удалось не наследить. Только тело и вмятина на витрине. - Еще немного - и нам придется везти Луку в больницу. Он не железный. Возраст. Сердце не выдержит. Пусть спит, нам еще вставших Павла искать. С ними я точно не справлюсь, а с этим... попробую. Вытащи его на улицу и придави чем-нибудь тяжелым.
        - Лука справится лучше, - возразил Егор, но уже поднимая труп за шкирку.
        Для упокоения тело пристроили в стороне, за мусорными баками и линией нестриженых кустов. Егор положил мертвецу на ноги один из бетонных бордюров, оставшихся, вероятно, с времен постройки заправки. Сам сел сверху и уставился выжидающе.
        Подождал, пока Настя разложит составы, а потом предложил:
        - Давай, я его раскатаю? Ну, так, чтоб собраться не смог. В тонкий слой. Или возьми из машины пистолет Луки - там стандартные печати. Все проще, чем так...
        - Не нужно, я справлюсь, - прошептала Настя, сосредоточенно вычерчивая пентаграмму и про себя костеря свою низкую категорию. Хорошо высшим: достаточно всю сетку в голове представить - и готово. А тут возись, рисуй. - Пистолет - это шум, а в компании с тобой нам лишнего внимания не надо.
        Словно в подтверждение ее слов с шоссе донесся звук проезжающего грузовика. Гул мотора приблизился, и на заправку въехала фура с прицепом. Встала неудачно - с того места, где прятались Настя и Егор, кабину оказалось не видно. Хлопнула дверь.
        - Начинай, - поторопил Егор. - Если кто-то подойдет, я разберусь.
        - Не надо разбираться. Просто напугай. Но не до смерти.
        - Сбежит. Вызовет полицию.
        - А если умрет - придется будить Луку, потому что второго я точно не осилю, - нашлась с аргументом Настя, шестым чувством понимая, что понятие морали для Егора сейчас - штука расплывчатая. Взывать к его милосердию бесполезно. Не убивать сейчас он может только потому, что на данный момент это рациональнее, чем убить.
        Егор равнодушно пожал плечами.
        - Смотри сама.
        Настя выдохнула, заставила себя забыть про грузовик, водителя и приступила. Воображаемая сетка четко совместилась с начерченной, впитала энергию и закрепилась на покрышке как на якоре. Разговаривать с мертвым она не собиралась, так что подпитывающие вторую форму линии безжалостно убрала. И активировала печать. Сеть налилась энергией неохотно, точно рядом было нечто мешающее. Или некто. Например, Егор. Это ж сколько мощи у Луки, если он с таким магнитом за плечом на Рассохе упокаивать ухитрялся. Или опять во всем виновата Настина низкая квалификация?
        Мертвец, вернее клиент, мысленно поправила себя Настя, печать принял и легко пошел во вторую форму. Втянул одежду даже вместе с металлическими молниями, но словно потратился на это сильно - разом исхудал.
        Живот впал, как у голодающего, запястья и щиколотки стали тонкие, хрупкие. Зато неожиданно увеличилась нижняя челюсть и по-бульдожьи полезла вперед. Волосы исчезли вместе с одеждой. Веки тоже втянулись, открывая мутные классические бельма.
        При желании можно было даже поговорить с ним, да только о чем? Извиниться за то, что убили? Или заставить его просить прощения за нападение? Глупо, бессмысленно, да и жестоко. Мертвый уже мертв и ни в чем не виноват. Память второй формы - это не личность и даже не ее отголосок. Это просто память.
        - Сука, - проговорили тонкие губы. Болтать нижняя челюсть не мешала, наоборот, отклячилась, демонстрируя три ряда пластинчатых зубов.
        Настя зацепила печать за вторую покрышку, подождала, пока наберет энергии, и схлопнула.
        - Сука, - упрямо повторил клиент и попытался сесть.
        Бетонный бордюр чуть приподнялся, но сил у покойника было мало - на то, чтобы скинуть с себя прижимающий вес, их не хватило. Клиент повел головой, точно осматриваясь, и выдал еще одно «сука», только уже полное скулежа и ярости: увидел или учуял Егора.
        Тот невозмутимо продолжал сидеть на блоке, придавливая клиента к земле.
        - Усиль печать и схлопни еще раз, - предложил он.
        - А если не выйдет?
        Тут до Насти дошла простая истина, что если упокоить продавца она не сможет, то он вывернется, и тогда придется разбираться уже с третьей формой. При этом будить Луку и ставить его перед фактом, что некромантку Князеву даже на час нельзя оставить, чтобы она не наворотила дел.
        И то ли от стыда, то ли от злости на саму себя получилось влить в печать энергии в обход этой черной впитывающей все в себя дыры, которую представлял собой Егор. Сеть стала ярче, завибрировала, и Настя решительно и четко закрыла вторую покрышку, давая печати сработать на полную - разорвать связи, заставляющие мертвую материю шевелиться и помнить, а потом и вовсе перекрыть ей все пути получения энергии. Выжечь.
        Клиент выгнулся и покорно вывернулся в четвертую форму. Правда, одежда так и осталась внутри, но мертвец снова стал похож на себя - дурацкая бородка, родинки и четкие следы уколов на обеих руках.
        - Хорошо для седьмой, - снисходительно похвалил Егор.
        - А у самого-то какая была? - обиделась Настя, которая только что не только выше головы прыгнула, но и в прыжке крестиком розу вышила. Конечно, не будь у клиента на ногах бетонного блока, дело могло по-другому закончиться, но все-таки...
        - Пятая, но без подтверждения.
        - А почему?
        - Не успел, - обрубил Егор. - Жди здесь.
        Легко поднял бордюр, аккуратно отложил в сторону, подхватил тело на плечо и скрылся в подлеске.
        Настя, наконец вспомнив про грузовик, осторожно выглянула из-за баков, но заправка пустовала - наверное, водитель не дозвался продавца и уехал, а она не услышала, увлеченная работой.
        К машине вернулись в молчании. Егор тихо открыл водительскую дверь, осторожно подхватил Луку на руки, точно ребенка, и переложил на заднее сиденье. Тот даже не проснулся, только замычал недовольно.
        Егор кивнул Насте на руль.
        - Он еще долго будет спать, а нам надо отсюда убираться. Сейчас пустую заправку пару раз ограбят, но потом найдется кто-то совестливый, и приедут менты.
        - Хорошо, - согласилась Настя и забралась на непривычно высокое водительское место.
        Егор уселся рядом, на пассажирское, и опустил солнцезащитный козырек, чтоб поменьше светить в лобовом остатками анатомии третьей формы.
        - Расскажешь, как ты умер? - тихо спросила Настя, выворачивая с обочины. - И откуда знаешь Луку?
        - Тебе любопытно? - Егор прищурился, как показалось Насте, с раздражением.
        - Да. Хочу понять, чего от вас ожидать. И от него. И от тебя. Особенно после того, как мы разберемся с тем, что натворил Павел.
        - А сама как думаешь?
        - Чтобы хоть что-то думать и делать выводы, надо понимать. А чтобы понимать - надо знать. А вы ничего не рассказываете, только пялитесь друг на друга как два сыча и молчите. Так что рассказывай. То, что помнишь сам. Память у тебя идеальная, я знаю.
        После долгой паузы Егор всё-таки заговорил, скупо роняя слова. Рассказывал ровно, точно не он умирал там на Раевском от шока и потери крови, а кто-то другой, посторонний.
        Настя сбавила скорость, слушая, и до Ельска они ползли улиткой. Как только стали видны крыши пятиэтажек и две шахтные трубы, свернули на грунтовый проселок, объехали гигантскую лужу и остановились.
        Настя достала прихваченный с заправки пирожок. Аппетит возвращался.
        - Думаешь, Лука виноват в твоей смерти?
        - Не думаю. Знаю. Третья форма всегда определяет своего убийцу. Он горячее, жарче. Его хочется убить.
        - А если ты ошибаешься, и твоя сущность так реагирует на категорию? Ну, Лука ведь высокоранговый. Вдруг ты путаешь? Вставшие ведь некромантов раскатывают в первую очередь, сам же говорил, что для вас мы горячее остальных.
        - Не настолько.
        - Предположим, ты убьешь Луку. Чисто теоретически. И меня за компанию, чтоб не проболталась. Что дальше? Кто у тебя есть, кроме нас? - спросила Настя, разламывая пирожок, и только потом поняла, что сказала.
        - У меня и вас нету. Мертвые одиноки. У них только одна сторона - своя. Пока сама не попробуешь - не поймешь.
        - Спасибо, мне пока рановато. Но если Павел нашел способ поднимать некромантов… То почему бы его не доработать? Усилить, улучшить? Вернуть тебе... - Настя запнулась, формулируя, - вернуть все. Жизнь.
        - Ты хорошая - Лука правильно говорит, - Егор рассеянно улыбнулся. Настя не стала ему говорить, что улыбки - прерогатива живых людей, и что он, незаметно для себя, слой за слоем перестает быть мертвецом, отогревается, оживает. Точно бабочка в защитном коконе. Только кокон костяной и бабочка очень опасная. - Павел был готов на жертвы. Любые. Угробил несколько человек - не считая тех, кто ему помогал добровольно - только чтобы проверить свои теории. Представляешь, скольких нужно положить еще, чтобы «доработать» меня?
        - Нет. Зато ты представляешь. Или знаешь, - озвучила свою версию Настя. - Думаю, не так и много. Может, даже одного Луки вполне хватит. Так почему ты не раскатал нас? И не ушел? Нет у тебя никакой «своей стороны». Не старайся казаться хуже, чем ты есть.
        Егор опять раздраженно выдохнул, и Настя с трудом сдержала улыбку - привычку дышать она за Егором заметила еще в коттедже. Тогда это была разовая акция, на заправке повторилась, а сейчас, когда он отвлекался, то вдыхал или выдыхал несколько раз подряд.
        - Я не хороший и не плохой. Я - мертвый. А не раскатал, потому что могу потерять то, что имею. Меня убили из-за Луки. Он виноват. И я не могу сказать точно, что будет, если я разделаюсь с ним. Может, оживу, а может, потеряю память и стану монстром.
        - А для меня какую причину выдумаешь? - спросила Настя, быстро глянув в зеркало заднего вида, не проснулся ли Лука. - Если ты об меня погреешься, то с тобой ничего не произойдет плохого.
        - Ты действительно хочешь знать?
        Настя на всякий случай проглотила откушенный кусок пирожка, чтоб он вместе с новой информацией не встал поперек горла.
        - Хочу. Почему ты меня не убиваешь?
        - Тебя мало. Слишком слабенькая. Смысла нет. А еще ты сама меня «подкачиваешь». Так выгоднее, чем один раз убить.
        - Ну а если я перестану помогать? - Настя порадовалась, что прожевала и ничто не мешало высказывать возмущение.
        - Не перестанешь.
        - Это еще почему?
        - Я тебе нравлюсь.
        Настя мрачно откусила еще кусок, чтобы занять рот более полезным делом, чем отрицание очевидного. Да, Егор ей нравился. Ситуацию несколько омрачало его мертвое состояние, но самого факта не меняло. Чтоб его под плиту!..
        Лука проспал до середины дня и проснулся не в лучшем настроении. Сердито хлопнул дверью, скрылся в придорожных кустах, долго умывался из канистры с водой, которую предусмотрительно захватил Егор. Потом выгнал Настю обратно на пассажирское сиденье и мрачно сожрал всю еду.
        О происшествии на заправке Настя решила не докладывать. Во-первых, Лука и так вымотан, а, во-вторых, нечего волновать. Да и если их будут допрашивать - Луке не придется врать лишний раз. Он и так на себя нацеплял из-за Егора, а так меньше знает - крепче спит. А то от прежнего веселого специалиста по особым вопросам и так осталась всего половина, и та в плохом настроении.
        В Ельск въехали уже в обед. Лука немного покружил по центру, но вроде вокруг было спокойно и сонно, как в любом мелком городке, где днем или работают, или отсыпаются после вечерней гульбы.
        Жители не прятались по домам, нигде ничего не горело, не звенело сиренами и не звало на помощь.
        Местное кладбище стояло запертым. Лука специально остановился напротив, и они понаблюдали из машины. С виду периметр был целым, на главной дорожке пару раз мелькнул силуэт сторожа. Потом к воротам подъехала уборочная машина, и сторож показался целиком, открыл замок на воротах и впустил рабочих внутрь.
        - Вроде тихо, - сам себе под нос сказал Лука. - И как нам найти, где она их заныкала? Или они уже раскатали Ингу и прячутся сами?
        - Если ты про некромантов, то теплее было, когда мы проезжали мимо больницы, - подсказал Егор.
        С тех пор, как Лука проснулся, это были первые сказанные Егором слова. В остальном эти двое зыркали друг на друга, как два очень несчастных оперных злодея, которым очень хочется выяснить взаимоотношения, но сильно мешается свидетель.
        - У Инги не та категория, чтоб ты ее на таком расстоянии чуял.
        - А я не сказал, что чую кого-то слабого, - отрезал Егор.
        Лука фыркнул, прикурил сигарету и крутанул руль, поворачивая к больнице.
        Они успели сделать три круга вокруг корпуса и даже примелькались пожилой тетке, которая ждала кого-то на углу, а потом у Луки зазвонил телефон. Он ответил тремя короткими «да», потом рявкнул «жди, я рядом» и вывернул руль в сторону шлагбаума. Посветил корками охране и на скорости подкатил к двухэтажному приземистому зданию морга.
        - Звонил Степан. Инга внутри. Похоже, что с довеском. Егор, останься в машине. И за Настей присмотри.
        - Я с тобой пойду. Мало ли что, - Настя отщелкнула ремень.
        - Нет, я сказал. Анастасия!
        Но это донеслось уже в спину.
        Настя с удовольствием размяла затекшие ноги, застегнула куртку и прошла под арку, за которой находилось высокое крыльцо. И чуть ли носом не уперлась в стоящего за колонной высокого типа, который, по всей видимости, тут прятался от ветра.
        Тип натянуто улыбнулся, словно Настя была его старой знакомой, встрече с которой он не сильно обрадовался, но встал так, что обойти его, не задев, не получалось.
        - Простите, вы бы не могли…
        - Мог бы, но я, пожалуй, подожду Луку, - тип на Настю уже не смотрел, а, откинув капюшон куртки с головы, вглядывался во что-то за ее спиной. - Ну надо же, а я-то думал, тетка мне врет...
        Настя снова сделала попытку обойти незнакомца с фланга, но теперь ее бесцеремонно перехватили за рукав.
        - Не торопитесь, а то успеете, - тип наконец удостоил Настю внимательного взгляда. - Я же сказал: стоим, ждем вашего начальника и его... приятеля. Давайте пока спрячем истину за эвфемизмом. Вы же знаете, что такое эвфемизм? Ну конечно, знаете... О, ну долго же вы добирались! С машиной нелады, Ромео?
        Тип отпустил Настю и шагнул к Луке, у которого на лице была написана столь сложная эмоция, что приличными словами было ее не описать.
        - Марк.
        Лука выдавил из себя имя, точно нарыв. Но названный Марком тип уже на Луку не глядел, точно забыл о нем, так же как перед этим забыл о Насте. Или сделал вид, что забыл.
        А смотрел Марк во все глаза Луке за спину, потому что там стоял Егор, который не удосужился даже замаскироваться человеческой одеждой. Впрочем, в случае с Марком это бы не спасло.
        То, что Марк - упокойник, Настя уже догадалась, и только теперь разглядела полицейский значок некроментуры на шее. Над значком было две планки. Одну носил только Каин, которого Настя два раза мельком видела в конторе.
        - Вот оно, значит, как, - в голосе Марка удивления не было, там густо смешались опаска, настороженность и ирония, но никак не удивление.
        Лука медленно завел руку за спину и сделал шаг назад, закрывая собой Егора.
        - Не дури, Ромео. Я не собираюсь никого упокаивать, не разобравшись. И бросаться на костяного короля грудью тоже. Хотя могу - сам знаешь. Да и если ты сейчас прикроешь одного, всегда остается второй…
        До Насти дошло, что это про нее. Она попыталась шагнуть в сторону, но у Марка точно глаза были на затылке - не оборачиваясь, он цепко ухватил ее за запястье - не больно, но крепко - и весело закончил:
        - Или вторая. Поэтому давай без глупостей. Как взрослые люди будем решать проблемы, а не создавать их на ровном месте.
        По его тону Настя поняла, что вставшие Павла по сравнению с этим типом - просто ерунда. И лучше пережить еще две Рассохи разом, чем один разговор с ним. И, судя по лицу Луки, угадала.
        Егор чуть прищурился, смотря на Настю, словно спрашивая: пора или нет? Несмотря на человеколюбие и прочие замечательные вещи, в ответ Насте очень захотелось кивнуть. Потому что у них и так проблем под завязку, и этот тип с наигранными манерами дешевого бандюгана тут абсолютно лишний. Но Лука почуял, сделал шаг назад и коротко бросил Егору:
        - Не смей.
        И Егор послушался.
        Марк отпустил запястье Насти и сказал:
        - Ну что, тогда познакомимся?
        ГЛАВА 13. ЛУКА
        - А я все прикидывал, почему мне Лидия Степановна твердила «не торопись»? А оно вот что, - Марк в задумчивости постучал по колонне при входе. - Он все-таки разумный? Особенный? Что с ним сделал Павел?
        - Павел тут ни при чем, - начал Лука, но его перебил сам Егор.
        - Особенный. Разумный. И даже разговариваю. Ты поболтать пришел или помочь? Или за мной?
        - А одно другому не мешает, - Марк пожал плечами, но правую руку из кармана куртки так и не вынул. Судя по тому, как перекошен был воротник, в кармане лежало нечто тяжелое. Лука поставил бы на нестандартный ствол, но Марк оружия не любил. Во всяком случае, огнестрельного. - Лука, так ты нас познакомишь? А то я прям чувствую себя героем анекдота. Возвращается муж из командировки, а у жены любовник в шкафу. Правда, костяной король покруче любого анекдота будет, да и ты на неверную жену не тянешь. Так, может, представишь нас, Ромео? Хотя догадки у меня есть…
        - Это Егор, - Лука настороженно переводил взгляд с кармана Марка на темную арку за его плечом. То, что группа некромантов сопровождения может ошиваться где-то неподалеку, не давало покоя.
        - Да не дергайся ты, - Марк брезгливо скривился. - Ребята остались в городе, дежурят. Последние сутки - полная тишь. И громче вряд ли станет, там уже закатали в землю все что можно... Это Павел такой даровитый? Как же его наши прощелкали? И не просто, а на столичном уровне. Жаль, Каина уже не порадовать...
        - Совсем?
        - Инсульт. Перенапрягся старик. В его возрасте лично вставших класть - всегда риск. Вот Авель - сидит себе в кабинете, чай пьет, зеленый с жасмином, глядишь, до девяноста доживет. Но вернемся к нашим проблемам. Егор, значит… Я только одного Егора знаю, из-за которого ты, Лука, впрягся бы в такой замут и начал бы творить беспредел. Я не путаю формулировки? А то, знаешь ли, этот жаргон из ваших веселых времен достаточно сложный… Так вот, тот Егор похоронен был на Раевском - квадрат семнадцать, номер двадцать четыре, слева от главной аллеи. Теперь там, правда, вместо могилы хорошая такая дыра, по которой ровным слоем размазан слабенький незарегистрированный некромант. И не нужно быть сильно умным, чтобы между этими двумя Егорами увидеть некое сходство.
        - Марк, заканчивай цирк вертеть. Какого тлена тебе надо? Хочешь упокоить Егора - вот он, перед тобой. Можешь рискнуть. Хочешь арестовать меня? Сначала определись, за что.
        - Я похож на идиота? За каким прахом мне класть надгробный камень на свою карьеру и пускать под плиту перспективы? Ты совсем одичал в своей СПП. Вставший некромант - это даже не нобелевка, это куда интереснее. И доходнее. Мне нужна теория. И практика, без которой теория мертва. Хотя она и так мертва… Записи Павла я видел - часть. Эта загородная недвижимость - такой геморрой. Никто не следит за проводкой. Одна искра…
        - Коттедж сгорел? - спросил Лука.
        - Ну, когда я уезжал, там занималось неплохо. Вот вечно ты все не доделываешь. Так что теория у меня есть. А рядом с тобой стоит моя практика.
        - Меньшая часть.
        - Что?
        - Меньшая часть практики. Большая за этой дверью, - Лука кивнул на двери в морг. - Ты же читал записи. Павел все сумел провернуть, но сам скопытился. Главное там, внутри, а Егор всего лишь побочный эффект.
        - Не думаю. Впрочем, что нам мешает во всем разобраться? А то я со вчерашнего дня играю в Шерлока, и уже устал строить догадки. Хотя, признаюсь, больше всего мне помогла наша Лидия Павловна. Если бы не ее звонок, я бы до сих пор рыл землю на Раевском и изучал пепел, который оставили от квартиры условно погибшей некромантки Князевой. А так тетя Лида позвонила - из чистого беспокойства за одного бывшего некромента, ну, и по дружбе. Я, теряя голову, примчался на Рассоху, и что я вижу? От культурного наследия одни ошметки. Впрочем, чтоб им таким наследием подавиться. Там червь встал? Быков притянул?
        Лука неопределенно пожал плечами. Если Марк был на Рассохе, он и так понял, что и как там встало, а также вытряс из тети Лиды все, что она знала.
        - Вы бы хоть заглянули потом к пенсионерке, успокоили, что живые... Ну, насколько это возможно. Глядишь, и меня бы не увидели.
        - Да ты пока не мешаешь.
        - И в дальнейшем не собираюсь, - уверил Марк и тонко улыбнулся. - Я все-таки больше ученый, чем боевик. Правда, проверять мои способности в драке я тут все равно никому не советую. Мы, ученые, народ неожиданный.
        - Ты мне угрожаешь? - набычился Лука.
        По чесноку, ситуация, и без того дерьмовая, с появлением Марка становилась совсем край. Если еще пять минут назад была надежда вытащить из морга Степана, уложить Павловых родичей, разобраться с Ингой и свалить, а потом как-нибудь отбрехаться от полиции или приткнуться Каину под крыло - все-таки это его любовница кашу заварила, - то сейчас все, плита: Марк своего не упустит. Ему теперь Егор вместо солнышка на небе - пока не ослепнет, не налюбуется. И плюс тут только один - такой трофей Марк точно никому не отдаст, и поэтому молчать будет, как четвертая форма. Как же некстати Каина хватил удар! Впрочем, Марк может и врать.
        Тем временем тот со скепсисом на холеной морде осмотрел их компанию и наконец выдал:
        - Нет, я угрожаю не тебе. Твоему мертвому напарнику. Ты, Ромео, при всех своих недостатках - живой человек, и размазывать меня по стене не будешь. А вот твой Егор…
        Егор ни на угрозы, ни на выпад в свою сторону не отреагировал - продолжал стоять монолитом, чуть склонив голову, словно внимательная и очень недобрая собака. И Насте, каким-то образом оказавшейся за его спиной, из-за своего плеча выйти не давал.
        Лука выждал, но, похоже, стороны решили ограничиться предупреждениями и взглядами.
        Марк закурил тонкую женскую сигарету с дешевым табаком и предложил:
        - Пошли к черному ходу. Так поспокойнее будет. Что там, внутри, знаешь?
        - Грустно там. Хороший парень, минут десять назад еще был жив. Глупая секретарша и двое вставших упокойников. Неопределенных.
        - Семья Павла? - уточнил Марк. - Ты знаешь вид?
        Лука замялся - рассказывать про видения, которыми кидалась в него Полина, точно было не с руки, да и классифицировать вставших он не смог.
        - Две ноги. Предположительно.
        - То есть от валета и до короля?
        Лука кивнул, соглашаясь, хотя интуитивно склонялся к даме. Жаль, что при посмертной трансформации пол не имел значения. Было бы значительно проще. Но тут не угадаешь - ни характер, ни темперамент, ни опыт. Никакой логики и взаимосвязи. Из Егора получился мощнейший король, младенцы на Рассохе встали валетами, а какой-нибудь армейский ветеран, у которого силищи при жизни было немеряно, мог встать слабенькой арахной. В сравнении - слабенькой.
        - Не короли. Король, даже почти добитый, полз бы сам. Эти дали себя вести.
        - Уже легче, - Марк похлопал рука об руку, наконец оставив содержимое кармана в покое, и стянул перчатки, демонстрируя настолько увесистую гирлянду печатей, что Лука уважительно присвистнул. - Вот и не шалите, - добавил Марк и спросил: - Ключ есть?
        - Откуда бы? - отгавкнулся Лука и спросил у Егора: - Сделаешь?
        Тот на споры размениваться не стал и дверь черного хода осторожно выдавил, перехватил за искореженные петли и поставил рядом.
        Марк на демонстрацию не отреагировал никак, а просто скрылся внутри.
        - А почему он не удивляется? - тихо спросила Настя. - Я когда поняла, что Егор разумный, еще часа два от шока отходила.
        - Потому что это всего лишь подтверждение одной из множества теорий, Анастасия. Если бы вы продолжили образование - знали бы больше, - откликнулся Марк откуда-то из темноты холла. - Наверху точно никого?
        Лука прошел через холл, взбежал по лестнице и заглянул в распахнутые двери. Везде было тихо, темно и чисто. Только в закутке, где когда-то Степан угощал пирогами и домашним вареньем, в центре стола стояли снятый с подставки чайник и грязная кружка. Лука потрогал чайник - тот остыл уже давно.
        Внизу Марк стянул с головы вязаную шапочку и расстегнул простецкую темную куртку. Потом закурил. Когда огонь зажигалки резко высветил черты его лица, Луке вдруг подумалось - зря он считал Марка младше себя. Если тот и младше, то не больше чем на год или три. Просто из той породы людей, которые с двадцати и до шестидесяти выглядят одинаково. Настоящий возраст проглядывал в мелочах: в уверенности, с которой Марк раздавал команды, в резких, но скупых жестах, в твердой походке знающего себе цену человека.
        - Подвальные двери тебе по силам… Егор? - Марк сделал паузу перед именем, то ли вспоминая, то ли непрозрачно намекая на свое отношение.
        - Разомкни печати.
        - А сам не можешь? - спокойно спросил Марк.
        И тут Егор выдал одну из своих штучек: внезапно оказался рядом с Марком - никто и дернуться не успел, - аккуратно прихватил его за цепочку с жетоном и притянул к себе.
        - Могу. Только это долго. У меня очень неловкие пальцы, - Егор демонстративно перехватил шнурок так, что он треснул и порвался. - Могу начертить лишнего, и умнику из Особого отдела придется исправлять.
        - Объяснения приняты, - Марка ни смутить, ни испугать не удалось. Он все так же спокойно выдохнул Егору в лицо табачный дым, щелкнул ногтем по костяным пластинам и забрал свой жетон. - Не порть вещи.
        Егор нарываться не стал - отошел. Почему он вдруг определил Марка в особисты, Лука спрашивать не стал. Но поверил. Сто к одному, что так оно и есть. Что мешало Марку быть отменным спецом по массовым захоронениям, иметь пару докторских степеней, но основной оклад получать не в полиции?
        - Наверху никого, - коротко доложил Лука и выжидающе уставился на Марка.
        Тот неторопливо прошел к лестнице, которая вела на подвальный этаж, и прислушался.
        - Вроде тихо. Откуда вообще такая уверенность, что вставшие Павла здесь? Я ничего не слышу.
        - Местный прозектор успел сказать, что у него там вставшие, и отключился, - сообщил Лука.
        - Они там, - без эмоций подтвердил Егор. - Нужно торопиться. Будешь снимать печати?
        - Пусть Лука снимает, у меня руки заняты, - Марк продемонстрировал сложную вязь сети, зажатую в кулаке. - Настя, девочка, ты бы отошла назад. Ну, или наоборот вперед выдвинься - так хоть умрешь с пользой.
        - Ну и шуточки у вас, - обиделась Настя, но отошла от лестницы, хотя было видно - первой сунуть нос в подвал ей хочется.
        - Кто здесь шутит? - Марк холодно улыбнулся. - Значит, так. Лука распечатывает, наш бронированный коллега выдавливает двери и входит первым. Живых там уже нет, полагаю, так что стесняться некого.
        Лука согласно хмыкнул, не спеша просвещать, что именно упокойников чувствует Егор, как акула кровь. А раз так - то Инга там пока живее всех живых, и драться будет, как волчица у логова, потому что бежать ей уже некуда, да и незачем. И договориться может не выйти.
        - А что потом? - шепотом спросила Настя.
        - Потом? - Марк обернулся и пристально на нее посмотрел. - Потом будет очень много нудной бумажной работы, отчетов, описаний уникальной усольской аномалии и прочей возни. СПП восстановят через пару недель, будет кому для наследничков старушек поднимать.
        - А мы?
        - Какое слово емкое - «мы»... Мы, дорогая, будем заниматься открытием Павла - и теорией, и практикой. Бессмертье не дается задарма. Это ваш Егор такой везучий, остальным придется попотеть.
        - Я не бессмертен.
        - Правильно. Потому что ты не результат, а побочка. А мы будем работать на результат. Но сейчас не время для споров. Надо основной итог неудачного эксперимента утилизировать.
        - Но там живые…
        - Сомневаюсь. Ваша Инга искала хорошее место, чтобы запереть вставших. Не ради общей безопасности, ради своей. Запереть она их успела и, возможно, успела уйти. Или нет. Сейчас увидим, зачем портить сюрприз отгадками? Лука, что там с планировкой?
        - Коридор - три метра, поворот, два метра, малая прозекторская - метров пятнадцать, квадратная. Из нее две двери - в большую прозекторскую и в холодильник.
        Планировка от типовой отличалась только наличием двух залов. Обычно на такой городок хватало и одного, но Ельск раньше был шахтерским поселком, и при строительстве решили перебдеть.
        Снять большие печати без ключа получилось неожиданно легко - наверняка приезжающие сюда на вызовы полицейские некроманты, чтобы не ждать дежурного, размыкали их часто. Егор осторожно провел руками по петлям, которые, как положено, были снаружи, потом прихватил снизу и рывком качнул на себя. Толстенный металл порвало по сварочным швам, словно он был ветошью. Однако дверь не открылась - сквозь щели просматривался задвинутый внутренний засов. Просвета как раз хватило, чтобы просунуть пальцы. Сталь там была получше - на засов Егор потратил секунд десять: вытянул из пазов, по пути изогнув и измочалив. Освобожденная дверь качнулась и с грохотом упала внутрь коридора.
        - Вот и постучались, - Марк обогнул Егора и быстро скрылся за поворотом.
        При всем раздражении, которое тот вызывал своими манерами и хамством, Луке приходилось признать - трусом Марк точно не был.
        За спиной нетерпеливо зашуршала Настя, дыша куда-то в плечо.
        - Держись позади, - попросил он и тоже пошел по коридору.
        Егор двинулся сразу за ним, не оттирая, но вплотную.
        За поворотом их ждал все тот же кафель и яркие белые лампы дневного света. Вход в малую прозекторскую загородил Марк. На появление Луки он отреагировал хмыканьем и немного подвинулся, давая разглядеть обстановку.
        Выглядело все мирно. Тихо, чисто и пусто.
        Никаких ошметков, размазанных по стенам. Ни растерзанной одежды, ни кровавых брызг на потолке. Две пустые металлические каталки. Кресло чуть в стороне. Из беспорядка - опрокинутая чашка на столе и подсохшее пятно от кофе.
        Обе двери, ведущие в большую прозекторскую и в холодильник, стояли закрытыми. Но дверь в холодильник была заперта на наружный засов.
        - Где? - тихо спросил Марк у Егора, хотя после упавшей внутрь металлической двери стараться не шуметь было как-то глупо.
        Тот бесшумно двинулся в центр комнаты, прислушался и указал на большой зал. Немного подумал и так же беззвучно оказался возле холодильника, замер, а потом поскребся, точно большой кот.
        - Кто тут?
        Шепот, раздавшийся из-за двери холодильника, был гулким и зловещим. Лука сунул руку за ремень, куда заткнул ругер. Марк выронил сигарету и удивленно приподнял брови. Егор единственный из всех перешел к активным действиям - скользнул в сторону и замер сбоку, едва касаясь тяжелого рычага запора. И ответил:
        - Тут мы.
        - А она где?
        Егор пожал плечами, передавая право разговора живым, а сам направился к двери второй прозекторской и осторожно опустил засов в пазы. Правильно, а то кто-то неприятный выскочит, пока они болтают, и голову откусит.
        - Не знаю, - Лука руку с пистолета убирать не спешил, хотя голос вроде опознал. Но за последние пару дней вокруг происходило столько всего из ряда вон, что хотелось не только дуть на воду, но и лед в нее сыпать. Во избежание. - Тут пусто. Степан, ты зачем в холодильник залез? У тебя курс омоложения путем заморозки?
        - Лука, это вы?
        - Кто тут еще может быть? Ты же мне звонил четверть часа назад.
        - А эти?
        - Открывай со своей стороны и говори по-человечески!
        В холодильнике заскрежетало, словно кто-то отодвигал от двери нечто тяжелое. Лука отпер засов со своей стороны. Дверь с опаской отворилась на два пальца - с таким расчетом, чтобы успеть захлопнуться, если снаружи опасно.
        Егору первому надоел этот цирк, он просто толкнул дверь от себя, и стоявший за ней Степан хлопнулся на задницу. Видок у него был тот еще: взлохмаченный, испуганный парень в залитом чем-то коричневым медицинском халате и почему-то в одном ботинке.
        Но вскочил он на ноги бодро, радостно улыбнулся, опознав Луку, потом взял себя в руки и Марку кивнул уже спокойнее, увидел Настю - снова расплылся в улыбке, а наткнувшись взглядом Егора, округлил глаза от ужаса и снова посмотрел на Луку.
        - Спокойно, свои, - тот успел перехватить рванувшего обратно в холодильник Степана. - Дыши, парень. Все в норме. Это со мной. Вопросов не надо. Никаких. Он все понимает, разговаривает и может открутить тебе голову одним движением руки.
        - Еще один! Только совсем живой! - Степан растер и без того красные глаза. - Я думал, с недосыпа… Ладно, Лука, раз вы говорите - в норме, пусть будет в норме. Но с ней-то вы разобрались?
        - С ней? - спросил Марк. - Не с ними? Давайте подробнее.
        Степан разом сообразил, что пугавший его фактор не устранен, побледнел, замельтешил, отшатнулся к выходу из прозекторской, увлекая за собой Луку и почти выталкивая Настю в коридор, и зашептал:
        - Она же могла уйти…
        - Не могла. Входная дверь была закрыта на засов изнутри. Конкретнее и быстрее, что тебя так напугало? Да не мямли ты, - Марк брезгливо поморщился, растеряв где-то свои обходительные манеры.
        - Она, значит, явилась. Я ж ее раньше видел несколько раз - ассистентка, с такой большой дамой из полиции приходила. С виду забавная девушка, яркая. Была. Но тут присмотрелся - глаза у нее плохие, мутные, и вся - словно больная. Или под наркотиками, но я же помню, что вас эта гадость не берет. Шаталась очень, еле шла. Я только рот открыл, чтобы спросить, нужна ли помощь, как она мне сказала идти вниз. Что сейчас будем работать. Я пошел. Сама спустилась через пару минут следом. С ней еще двое - женщина с ребенком, слепые, но шли за ней, как привязанные, не спотыкались. Спросил, почему посторонние, она сказала «надо». Это я потом понял, что не живые, а так очень на людей похожи. Даже теплые. Она ими как-то управляет, только без слов.
        - Дальше, - поторопил Лука.
        - Привела, сказала мне сидеть. Объяснила, типа, в городе ЧП вторые сутки, а это аномалия, которую приткнуть больше негде. Потом ушла туда, слепых за собой увела, - Степан кивнул на вторую дверь, ведущую в большую прозекторскую. - Час прошел. Я сидел, кофе пил. Она велела не уходить никуда. Но я после Луки привычный, что вы со странностями. А потом там грохот, стук такой, будто все дерутся, я в дверь заглянул - и тут она ко мне поворачивается, а у нее глаз нет. Темные, не черные, а… Да не описать мне! В общем, она ко мне, я сам не помню, как выскочил, - и в холодильник. Дверь подпер стеллажом, внутренний засов задвинул - на нем печати, которые после прошлого ЧП проставили. Сижу, трясусь. Слышу - ходит. Я давай с ней разговаривать. Мол, девушка, может, вам помощь там... или кофе. Сначала молчала. Потом говорит: «Хорошо, что соображаешь. Сиди, не высовывайся, печати не снимай», и слышу - снаружи засов опустила и ушла, только дверью грохнула. А как я сниму? Я ж не некромант. На телефоне заряда - два процента, его от холода вырубило. Я через полчаса звал, через час - тишина. Потом снова стук, грохот -
слышу, вышла... Стоит и хрипит под дверью. И опять ушла. А в холодильнике-то холодно. Я сначала прыгал - благо, место свободное есть, - потом ходил. Хорошо догадался телефон подмышку засунуть, отогрел и вам позвонил. Устал, присел в углу - и, наверное, отрубился. От грохота проснулся, но это уже, похоже, вы двери вышибали, - Степан выдал все скороговоркой, в конце подавился, судорожно набрал воздух для вдоха и закашлялся.
        - Еще что-то разглядел?
        - Ну, человек, только страшный. И глаза.
        - Глаза так глаза, - покладисто согласился Марк и, приобняв Степана за плечи, повел того по коридору на выход. - Мы тут пока разберемся, а вы наверху подождите. Нет, на засов не нужно нас запирать…
        Степан обернулся, беспомощно посмотрел на Луку, но тот только руками развел - цивильным тут точно было не место, и чем дальше Степан окажется от двух нестандартных вставших, страшных глаз Инги и прочих радостей жизни типа Егора, тем лучше.
        Егор, кстати, с тех пор, как в прозекторской появился Степан, был на удивление тих - вперед не ломился, стоял беззвучной тенью и лишнего внимания к себе не привлекал. Настя от него тоже далеко не отходила - пряталась за широкой спиной.
        - Что там? - пользуясь тем, что Марк выпроваживал Степана, тихо спросил Лука.
        Егор неопределенно мотнул головой и скривился, словно от омерзения:
        - Упокойник.
        - И? Она опасна?
        Вставший снова поморщился, словно брезгуя, но ответить не успел - Марк вернулся в комнату.
        - Ну что, пошли? Посмотрим в страшные глаза виновницы торжества, - теперь Марк уже не стесняясь вытащил из кармана куртки миниатюрный ствол, который подошел бы больше какой-нибудь дамочке из детективного романа. - Лука, не криви морду, взял что было. Не у всех тут комплексы. А переть с голыми руками на того, кто не постеснялся твоей девочке хату крематорской печатью выжечь, дураков нет. Пуля - она и от живых помогает.
        Дверь в большую прозекторскую вопреки ожиданиям оказалась не заперта, но открылась с трудом - коробка с той стороны была искорежена, и отогнутый край металла мешал. Марк Егора на помощь звать не стал: из того же кармана вытащил короткий стандартный трехгранный ключ, подцепил металл за рваный край, отогнул и толкнул дверь внутрь.
        Та открылась, но неохотно, со скрежетом царапая кафельный пол.
        За порогом поджидала темнота, в которой что-то вспыхивало кратко и искрило - похоже, остатки проводки и розеток. Ворох искр неожиданно сыпанул на Марка сверху, когда он вошел - это послали последний привет потолочные лампы. Проникающего снаружи света хватало только на то, чтобы понять: внутри был погром.
        Сразу при входе друг на друге валялись перевернутые каталки, рядом лежали остатки письменного стола и еще какое-то погнутое железо.
        Лука шагнул вслед за Марком и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку.
        Инга стояла в глубине зала - спиной ко входу, у самой дальней стенки, как раз под узким подвальным окном, сейчас закрытым опущенной стальной ролетой. Одежда - та самая, в которой она явилась на службу три дня назад - висела на ней мешком, словно Инга разом сильно потеряла в весе. Да и узнать ее можно было только по окрашенным в ядовитые цвета волосам, которые свисали теперь сальными прядями, закрывая лицо.
        Спящие вставшие, точно караульные, замерли по бокам. Девочка и женщина. Выглядели они куда лучше Инги: Степан не соврал - действительно, как живые.
        Девочка лет девяти - худенькая и длинношеяя, как жираф. В темном свитерке, джинсах и кроссовках. На щеке ссадина, по центру неловко заклеенная пластырем. Темные волосы тщательно заплетены в сложную прическу и перетянуты яркими резинками.
        Ее мать - во всяком случае, между ней и девочкой наблюдалось явное сходство - молодая, милая. Аккуратно, но просто одетая, причесанная и даже накрашенная - в меру.
        Все впечатление портила абсолютная неподвижность: обе стояли не шевелясь, в расслабленных позах, закрыв глаза. И, разумеется, не дыша. На появление Луки со свитой не отреагировали ни звуком, ни жестом. На уровне некромантских ощущений обе не фонили - будто и впрямь были живыми.
        И если в видениях, которыми швырялась агонизирующая Полина, у обеих вставших просматривался тип, то сейчас Лука бы не взялся определять, кто перед ним. Уже не третья форма точно. А какие-то ожившие ростовые куклы.
        - Эй! - позвал Лука.
        Инга не отреагировала, не пошевелилась, не обернулась - все так же продолжила стоять, вяло опустив плечи.
        Возле ее ног масляно блестела темная лужа. Сорванная с потолка лампа, свисающая на остатках проводки, одним концом в этой луже купалась.
        На стене тикали дешевые пластиковые часы, которых разруха не коснулась.
        - Любопытно, - Марк убедился, что Лука готов прикрывать, и не спеша сделал шаг вперед. - Привет, хорошая моя. Уникальная. Глазки покажешь?
        Инга медленно повернулась, показывая всем желающим темные широкие провалы. Словно кто-то аккуратно ей глаза удалил, а влил на их место гудрон. Черная маслянистая субстанция двигалась, затекала за края глазниц и иногда уходила вглубь.
        У живых таких глаз быть не могло. Впрочем, у второй и третьей форм - тоже.
        Широкую рваную рану на животе и торчащие из нее скобы для канцелярского архиватора, которым, похоже, ее и проделали, Лука заметил уже во вторую очередь. Какое усилие нужно для того, чтобы так себя распороть - он не представлял.
        Одной рукой Инга придерживала края раны, чтобы не расходились. Второй же медленно вкручивала длинный осколок от лампы себе в горло - сбоку, там, где проходили артерии.
        Похоже, из всей компании, которая шалила той ночью на Раевском, умереть тихо и легко не удалось никому: лжесторожа и Павла раскатал Егор, Полину застрелил Лука. Теперь перед ними старательно пыталась умереть Инга...
        - Давай-ка помогу, - Марк невозмутимо откинул с глаз мешающую челку, прищурился озабоченно, поднял пистолет и высадил в Ингу и ее охрану всю обойму.
        Надо сказать, стрелял Марк отменно - четыре пули вошли Инге в лоб почти рядом, только одна сместилась на щеку.
        Ее «телохранителям» досталось каждой по две - одна в голову и вторая в центр корпуса.
        Лука не успел даже выругаться.
        С опозданием на секунду за спиной закричала Настя, а потом сработали печати, единовременно раскидывая сеть по Инге и по живым трупам рядом. Блеснули сталью схемы и схлопнулись.
        Результат от стрельбы вышел неожиданный. Инга так и осталась стоять, только из темных отверстий на лбу стала сочиться кровь. Даже осколок лампы из руки не выпустила. А вот тела качнулись и осели, точно марионетки, которым нитки обрезали.
        Не дожидаясь, пока произойдет что-то еще, Марк вытащил из кармана запасную обойму, перезарядил пистолет и снова прицелился - теперь уже Инге в корпус. Лука хотел остановить его, тронул за плечо, но не успел - у Инги остановилось сердце.
        Ощущение было, словно его грузовиком переехало - больно и громко. Во рту разом пересохло и загорчило, а потом пришла тошнота. Такая резкая, словно соли наелся или тухлятины.
        Лука не удержался, и его вывернуло прямо на пол. В краткой передышке успел вдохнуть и словил новый спазм. Головокружение не дало устоять на ногах, пришлось опуститься на четвереньки. Так было устойчивее, и если что - ниже падать.
        Рядом так же скрутило Марка, только еще похлеще. Он скорчился на полу в луже чужой крови, которая уже смешалась со рвотой, сотрясаясь в коротких судорогах, пытаясь обхватить одновременно и голову, и живот руками.
        Сквозь накатывающие волны дурноты Лука осмотрелся.
        Настя так и стояла в дверях, только за солнечное сплетение держалась, побледнев, но с ног не валилась. Егор маячил у нее за спиной огромной тенью, но вперед не лез.
        - Лука, что такое? - Настя шагнула внутрь, ухватила его за ворот и попыталась выволочь наружу.
        Не вышло - Лука уперся. Говорить он пока не мог, но хотя бы дал понять, что вытаскивать его из прозекторской нельзя, ему надо...
        Он ухватил Настю за руку, мотнул головой в сторону уже НЕ Инги и с пятого раза сумел выдавить:
        - Выворот. Начался.
        Если раньше происхождение термина казалось прозрачным - превращение второй формы в третью трудно назвать иначе, - то теперь слово стало буквальным. Только вот выворачивало окружающих.
        Инга шла в трансформу, и делала это быстро. И ее «звучание» действовало на упокойников не хуже ведра с отравой. И, похоже, чем выше была категория - тем лучше отрава всасывалась.
        Внешне пока ничего не менялось - Инга продолжала стоять, только вот раскачиваться перестала. Но Лука откуда-то знал - времени у них с гулькин хер, а на руках из козырей - только непредсказуемый костяной король. Ну ладно, предсказуемый. Но не до конца.
        Лука, пользуясь тем, что желудок смилостивился, а перед глазами перестали плавать темные пятна, дотянулся до запястья Марка. Тот, казалось, и вовсе ничего не соображал - дышал хрипло да давился слюной, однако заготовленную сеть отдавать не хотел - потянул на себя. Пришлось дернуть.
        Тут еще под рукой мешалась Настя, которая упорно старалась утащить его за дверь и шептала так, словно все подслушивали:
        - Лука, миленький, надо уйти. Он сказал: ему некогда оглядываться будет, когда сцепятся, в драке потянется за подпиткой и размажет. Лука…
        То ли сетка поддалась, то ли Марк, наконец, сообразил отпустить второй конец, но Луке удалось перехватить печать. Уже не стараясь поймать паузу между рвотными позывами и приливами головокружения, он запустил сетью в сторону Инги. Результат увидеть не успел. Что-то грохнулось, покатилось с дребезгом, а потом у Насти все-таки получилось выволочь его наружу и прислонить к стене.
        Луку тут же скрутило снова, сильной злой резью в желудке. Зато после этого спазма - когда организм, казалось, наизнанку вывернулся и сам себя переварил - резко отпустило. До звона в ушах. И несколько секунд он тупо осознавал себя просто счастливым человеком, у которого ничего не болит. Или, во всяком случае, не болит так сильно, что хочется сдохнуть.
        Но реальность долго прохлаждаться не дала, затребовала внимания. Не рискуя подняться на ноги, он, как был на четвереньках, дополз до порога и заглянул внутрь. Чтобы увидеть несколько вещей разом.
        Как Настя медленно отступает к двери спиной назад, стараясь не поскользнуться на залитом дерьмом кафеле.
        Как Егор одним скупым и точным движением огибает ее, не прикасаясь, и встает между ней и тем, что недавно было Ингой, а стало тлен знает чем.
        Как Марк пытается достать что-то из кармана джинсов, но его опять скручивает в очередном спазме, после чего он со стоном затихает, и Луке видно, как закатываются у него глаза - похоже, Марка отрубает.
        Как Инга, словно курьерский до столицы, проскакивает вторую форму, которой у нее и так быть не может, и выворачивается разом в третью, которой тоже быть не должно…
        Окончательная трансформа заняла около минуты, и результат оказался тошнотворен.
        Шмотки разом побледнели, как будто их макнули в хлорку, хотя на деле Инга втянула их в себя и заменила костью, с точностью повторяя фактуру тканей, но с цветом тот же фокус не прошел. Материала ей оказалось мало, поэтому в момент отросшими и получившими лишние суставы руками она дотянулась до своих «телохранителей». Печати на пулях Марка их вырубили, но не упокоили, потому что когда Инга начала втягивать в себя тело девочки, та распахнула глаза - один вполне человеческий, карий, а второй с бельмом второй формы - и конвульсивно дернулась пару раз. Но силы были не равны - тело исчезло с хрустом, то ли врастая Инге в бок, то ли растворяясь в нем.
        В последний момент процесс замедлился, и оставшаяся непереваренной голова девочки медленно приросла к плечу Инги. Раздался еще один хруст, и от головы осталось только лицо. Оно не исчезло, но стало более плоским, а в глаза заполз тот же вязкий черный субстрат.
        На тело женщины у Инги ушло вдвое больше времени, а ее лицо она зеркально поместила себе на левое плечо, заполняя глазницы все тем же гудроном.
        Массу вставшая набрала. Теперь наводила марафет.
        Кожа у Инги стала белой, прозрачной, точь-в-точь дорогой фарфор, который бабушка Луки ставила на стол по большим праздникам. Лука эти чашки ненавидел. От них несло фальшью. От Инги - тоже. В трансформе было нечто спрятанное, но поганое. При массе, которую она притянула, ей полагалось стать в разы больше, но нет, она лишь чуть увеличила рост и раздалась в ширину. Цветные пряди ее прически тоже поблекли, словно отдали часть ярких цветов.
        И все это время она продолжала фонить на всех частотах, вызывая приливы рвоты и головокружения. Все шесть глаз Инги одновременно прищурились, рты растянулись в приветливой улыбке. Улыбка сменилась на оскал. И снова на улыбку.
        Звук нарастал. Инга фонила все громче.
        Луке стало не по себе. Страшно стало. Ему, здоровенному мужику, который чуть ли не с пятнадцати лет имеет дело с мертвыми во всех четырех формах, захотелось скорчиться и заорать. Нет, лучше лежать тихо, тихо, вдруг не заметит, пройдет мимо…
        По спине начал течь холодный пот, хотя, казалось, приступ дурноты уже всю воду из тела выжал. В солнечном сплетении встал жесткий комок, и кольнуло сердце.
        Только инфаркта ему сейчас не хватало!
        Это помогло справиться с волной паники и начать медленно, но соображать.
        Отдельные мысли давались проще, и Лука стал думать короткими предложениями. Словно телеграммы слал.
        Во-первых, Инга осталась на двух ногах. Плохо. Во-вторых, на сложную трансформу ей понадобилась примерно минута. Тоже плохо. В-третьих, глаза у нее не изменились. Тлен его знает, почему. В четвертых, эта зараза «фонила» так, что вырубила Марка и почти вырубила его самого.
        Все и по отдельности было отвратительно, а вместе - еще хуже.
        Печать Марка он кинуть на Ингу успел. Надо доделать.
        Лука, не дожидаясь пока его снова скрутит, захлопнул покрышку. Своего добавлять побоялся - уж больно ювелирными были схемы.
        Сработало. Правда, не так, как ожидалось. Зато стало ясно, что если Инга и нежить, то внеранговая. И разумная.
        Печать, которая попала ей в бедро - Лука малодушно порадовался, что не промахнулся даже в таком состоянии, - сначала расправилась ржавой паутиной, охватывая все тело, читая его, потом разом сжалась и расправилась еще раз, готовясь схлопнуться окончательно.
        Принцип был хорош, Лука оценил мастерство: неважно, на кого заброшена сеть, на валета или на короля. Сама прочтет и сама нужную часть активирует. На короля, конечно, одной такой не хватило бы, а вот на даму или кого поменьше - вполне. Две пульсации, сжатие - и готово!
        Но все пошло по плите. На форму с разумом и упокойницкими привычками Марк не рассчитывал.
        Инга просто ухватила сеть и легким жестом смотала внутрь. Та посопротивлялась пару секунд, но с треском лопнула.
        Покрышка в ладони рассыпалась песком.
        Лука замер, сквозь вновь возникшую дурноту пытаясь понять, что хуже: безумная вставшая некромантка или она же, но разумная. Прах ее побери!
        - Инга…
        Настя, как хороший, но глупый человек, решила поговорить. Луку бы сейчас больше порадовало, будь она умной стервой, как офисные фурии. Те бы живо взяли красивые ноги в не менее красивые руки - и только б двери хлопнули. Но, похоже, не родилась еще та фея, которая Насте инстинкта самосохранения наколдует…
        - Инга, не надо. Мы все знаем. Не надо никого трогать. Это Марк не специально тебя, от неожиданности…
        Да-да, восемь пуль, и каждая - ну по чистой случайности. Чтоб этого Марка под плиту! Хотя все там будем, и в кратчайшие сроки. Пока Инга была живой хотя бы отчасти - с ней можно было договориться. Со вставшими точно не договариваются.
        - Видишь, вот Егор. Он такой же, как ты...
        Инга открыла рты - все три - и попыталась ответить. Рот на правом плече, на лице девочки, артикулировал быстро, но беззвучно. На левом мерно открывался и закрывался, точно у рыбы. А вот со своим собственным она не справилась, и вместо движения нижней челюсти назад откинулась разом половина головы. Лука с трудом удержался, чтобы не выблевать остаток желудка. Внутри распахнутого псевдо-рта натянулись какие-то пленки, и оттуда раздался свист - тонкий, точно от испорченного вентилятора.
        В общем, разговора не вышло.
        Инга захлопнула пасть обратно, но неровно, со смещением сантиметра на три, и стала точь-в-точь похожа на картину одного из этих модных художников, у которых не рисунки, а сплошные шары, кубы и прочая хрень. Потом вытянула вперед шею и наконец выдавила из себя:
        - Ты.
        Звук шел откуда-то из груди или даже ниже. Паршивый, дребезжащий. Верхние рты при этом оставались закрытыми, только лыбились. Значит, трансформа у нее вполне управляемая: захотела рот, вот и вырастила.
        - Послушай, мы поможем... - начала Настя и замолчала. Кажется, до нее начало доходить: разговоры со вставшей некроманткой, которая затейливо пыталась себя прикончить, а потом получила четыре пули в голову - не лучший вариант.
        И закончиться беседа может в любой момент.
        Но Инге на Настю было класть с прибором, она смотрела на Егора. Пристально. У темных глаз отсутствовало выражение, но наклон головы транслировал остатки языка тела.
        Инге было интересно.
        Она чуть наклонилась, и костяные пластины разъехались теперь уже по всему корпусу, открывая темные щели. Там, под имитацией одежды, кожи, волос, таилось нечто черное, чему бы лучше никогда не вылезать.
        - Что сделал Павел? С тобой? - спросил Егор.
        Отвлекает, молодец. Все также на четвереньках Лука вернулся к двери и оперся на нее спиной. Тошнота вернулась. Раздражала, но хотя бы не мешала думать. Зато не давала ходить. Так что предстояло стать мозгом боевой операции, а не руками. Хотя мозг из него тоже не ахти.
        Марк по-прежнему валялся на полу, лицом вниз. Вроде бы еще дышал.
        Оттаскивать его из опасной зоны Настя не спешила. Просто сидела рядом на корточках, напряженно наблюдая за стоящими друг напротив друга мертвыми некромантами.
        Несмотря на паршивое самочувствие, всю иронию ситуации Лука вполне оценил. Что-то на него последние дни все сыплется в двойном размере: то Великих червей аж два, то вот воскресшие упокойники. Тоже два. Нет чтобы чего-то хорошее - деньги, новые тачки, отпуск на море. Два. Так тлен там плавал - сплошные гадости.
        Лука попробовал создать простенькую печать, но стоило только представить первую схему, как стало ясно - не выйдет. Совсем. Полный ноль. Зеро. Пусто.
        Фон, исходящий от Инги, точно выскреб что-то изнутри, оставив вместо упокойницкого таланта черную дыру.
        От шока он разучился дышать. Понимать, что теперь ты полностью беззащитен, было настолько в новинку, что поверить в это не выходило, хоть тресни. Лука прокусил губу до крови, приказывая себе не впадать в панику. Боль помогла. Подсказала, что кроме таланта у некроманта Луки есть внутри еще и человек. С руками, ногами и головой. С некоторым количеством мозгов. А те подсказали: в запасе имеются пара заготовленных печатей, хотя они раз в пять слабее той, что он снял с запястья Марка. И еще остается пистолет.
        Всегда остается пистолет.
        Лука медленно завел руку за спину, но тут Инга «заговорила».
        Рты на ее плечах распахнулись в крике. Беззвучном, мощном. Был это инфразвук или какая-то другая пакость - Лука не знал. Но сдохнуть захотелось сразу.
        Луку скрутило махом, будто, открыв рот, Инга высосала из него силы и заменила их на головную боль и резь в желудке. Поэтому первую атаку Егора он пропустил, а когда глаза перестали слезиться и начали видеть, то вставшие уже сцепились между собой, и момент для выстрела оказался упущен.
        Отдельных движений было не разобрать - только смазанные силуэты, которые перемещались по прозекторской с огромной скоростью. Когда они приближались к стенам, во все стороны летели кафель, штукатурка и искры. Откуда-то из угла ударил фонтан горячей воды, но быстро иссяк.
        И без того разгромленная комната окончательно превратилась в руины.
        Два раза вставшие протанцевали совсем рядом: первый раз из двери над головой Луки вырвало кусок стального косяка, второй раз - ударило в пол в сантиметре от левой ноги, оставив вмятину размером с футбольный мяч.
        Грохот стоял такой, что Луку оглушило, и вместо отдельных звуков слышался звон, словно от тысячи кузнечиков. По шее за ворот что-то потекло. Лука попытался вытереть - на ладони остались бордовые кровяные разводы. Похоже, в левом ухе лопнул какой-то сосуд. Правое было в порядке, но слух не возвращался.
        Лука все-таки выдернул из-за пояса пистолет. Теперь оставалось только сжимать в руке рукоятку и ждать, чья возьмет. Стрелять в мечущийся смертельный вихрь было бесполезно. Не факт, что попадешь - вставшие перемещались настолько неуловимо, что даже силуэтов целиком было не различить. О том, чтобы попасть точно в Ингу, речи и вовсе не шло.
        Лука почувствовал, как что-то толкнуло его в колено: Настя ухитрилась добраться до него ползком и теперь старалась докричаться. Но глухота не отступала. Сообразив, что ее не слышат, Настя с упорством, достойным барана, попыталась вытолкать его прочь из прозекторской. Пришлось перехватить, резко подтянуть к себе и запихнуть за спину. Через мгновение туда, где только что сидела Настя, вдарил мутный вихрь.
        Обе твари были сильны. И выносливы. Лука даже не представлял, что в них кроется такая бездна сил. Сейчас собственная помощь Егору, там, на Рассохе, казалось смешной - наверняка тот бы восстановился в разы быстрее, если бы не притворялся.
        Но у любого существа есть пределы. Силуэты мелькнули раз, еще раз, и с уже различимым грохотом ударили в пол, в метре от Луки и Насти.
        Инга была сверху и разрослась, раздвинулась еще больше. Человеческого в ней не осталось вовсе. Лица родных Павла на ее плечах стали выпуклыми, окончательно раскрыли гудроновые глаза и обрели те же черты, что и Инга. Их рты беспрестанно корчились, и то один, то второй поочередно открывались в беззвучном крике, от которого на Луку и накатывала тошнота, не позволяющая двигаться.
        Дополнительные конечности Инга себе все-таки нарастила. Тонкие, многосуставчатые, напоминающие паучьи, липкие на вид лапы росли откуда-то из спины и загибались над головой. Выпады лапы совершали молниеносные и мощные. Стоило Егору замереть, как они синхронно ударили сверху, пробивая броню на груди и плече.
        Позади шепотом выругалась Настя, а Инга следующим ударом теперь уже человеческой руки врезала Егору в бок так, что его швырнуло прямо на них. Лука увернуться не успел - ногу придавило точно бетонной плитой.
        Егор, ощутив, что врезался в живое, приподнялся на локте и взглянул на Луку. От шлема-короны на его голове остались только обломки, на груди зияли прорехи размером с кулак. На левом бедре почти не осталось материи - словно ему вырвал кусок плоти гигантский крокодил. Из распоротого в трех местах горла вырывался неритмичный хрип, а в глазах не осталось и капли разума.
        Лука прикусил до крови губу, ожидая наступления вселенской справедливости. Вставший не удержится: раненый, крайне нуждающийся в силах, он сорвется, размажет упокойника и получит необходимый для существования жар. Тем более что от Луки жара втройне.
        Нога, которая оказалась зажата между тушей Егора и полом, болела адски. Бежать было некуда, оставалось только принять неизбежное. Ну и немного подрыгаться перед финалом, потому что где-то сзади есть еще Настя, которая точно такого не заслужила.
        Егор почему-то медлил. А может, ему просто не хватало сил.
        Лука попытался снова поднять оружие или хотя бы направить прицел на Ингу, но тут она снова раззявила пасти - все три, и пальцы разжались сами собой.
        Жуткий беззвучный крик все длился, и Луке уже хотелось, чтобы хоть кто-то прервал этот кошмар. Сердце кольнуло раз, другой, и тупая боль разлилась по грудине. Левая рука онемела совсем. Собственная голова стала казаться слишком тяжелой...
        Крик прервался резко, одновременно с выстрелом. Потом снова грохнуло, и от второго выстрела у Луки прояснилось перед глазами.
        Настя, пошатываясь, стояла позади Инги и выпускала в нее пулю за пулей, каждую с паузой в пару секунд. Растрепанная, измазанная в грязи и чьей-то кровище. Зато изящный пистолет Марка пришелся ей как раз по руке.
        Первым выстрелом она попала как раз в центр орущего рта на левом плече, превратив его в ошметки и прервав мучивший Луку звук. Вторая и третья пули вошли Инге в голову и завязли там. Четвертую, пятую и шестую Настя отправила в центр корпуса, где могли крепиться основные центры, отвечающие за движения. Замыкающие седьмая и восьмая попали в правое плечо - одна в лоб корчащейся морде, другая лишь чиркнула по толстой шкуре и ушла в стену.
        Печати, спрятанные в пулях, расправлялись по очереди, срабатывая, и объединялись в единую сеть. Настя выронила бесполезный пистолет и отшатнулась.
        Сеть замкнулась, обхватывая вставшую целиком. Инга забилась в ней, словно акула-молот, заскребла лапами, оставляя в полу глубокие рытвины, попробовала ухватить сеть рукой, но тут следующая пуля ударила ей в голову. Брызнуло чем-то темным, густые капли попали Луке на щеку и обожгли.
        Голос своего ругера Лука бы узнал из тысячи других.
        Стрелял Егор. Наверное, вытащил пистолет из пальцев, пока Луку тут крыло от воплей.
        Теперь он укладывал пули прямо в башку твари, не давая ей передышки. Пули в ругере были, конечно, не чета Марковым - никаких общих сетей, лишь разовые бронебойные армейские печати. Каждая срабатывала и выжигала вокруг себя ткани, обращая в прах. Грохнуло еще раз, и раздался порожний щелчок - магазин закончился. С последним выстрелом от своей головы у Инги ничего не осталось, и Лука почувствовал, как дурнота исчезает, тает, оставляя во рту едкую кислоту.
        Сработала большая сеть - резанула с хрустом, точно стальными струнами рассекая бронированный слой кожи, сжалась и лопнула - Инга все-таки дотянулась до одной из нитей и сдернула с себя печать. Поднялась, разворачиваясь к Насте уцелевшей мордой на правом плече, качнулась, и тут ее смел успевший встать на ноги Егор.
        Они вновь упали, но теперь уже Егор оказался сверху, засунул руки в прорехи, пробитые пулями, и рванул, раздирая Ингу на части, перехватил, рванул еще раз. Внутри у Инги точно бурдюк с жижей лопнул. Остатки панциря Егора залило черным, едким. И тогда он первый раз зарычал, словно от боли.
        Что-то зашипело, снова лопнуло, по ушам резанул еще один крик без звука.
        Луку опять скрутило, слабее, чем в предыдущие разы, но лишив и так небогатых возможностей помочь.
        Инга билась в агонии. Егор размазывал ее, не давая времени срастить хоть что-то. Его самого разъедало, выжигало то, что было у нее внутри. Черная гадость липла к панцирю, пузырилась, меняла цвет на серый. Костная ткань под ней становилась хрупкой, точно стекло, лопалась. Воняло так, что хоть святых выноси.
        А потом Настя докинула печать. Самую простую, на упокой. Примитивнее не придумаешь. Зато вложила туда чуть ли не весь запас таланта. Хотя какой там запас у седьмой категории - так, слезы одни.
        Но, мать ее под плиту, сработало!
        Печать попала прямиком под руки Егору, который вмял ее Инге куда-то в глубину, отшатнулся, и Настя успела закрыть покрышку.
        Инга расползлась в бурую жижу. И наконец зазвучала четвертой формой.
        Лука откинулся на уцелевшую в драке дверь и прикрыл глаза. Если раньше тошнило от воплей Инги, то теперь от ее запаха. Гнилью несло запредельно.
        Наверное, это и стало последней соломинкой на спине его верблюда. Прозекторская резко крутанулась вокруг своей оси, пол поменялся местами с потолком.
        И уже по потолку, пошатываясь, медленно прошел Егор, от которого осталась едва ли треть. Качнулся, огибая растерянно хлопающую глазами Настю, наклонился над лежащим на полу Марком, обернулся, посмотрел Луке в глаза и коротким резким движением оторвал Марку голову.
        Совсем.
        И тут, в конце концов, сверху кто-то поимел совесть, и Лука смог потерять сознание.
        ЭПИЛОГ. НАСТЯ
        2020 ГОД, РАЕВСКОЕ КЛАДБИЩЕ
        В исторической перспективе после времен смутных всегда наступали времена спокойные. Этим усиленно пользовались летописцы, чтобы возвеличить победивших, окончательно втоптать в грязь проигравших, ну и гонорара за летопись слупить, конечно.
        Настя ощущала сейчас себя таким летописцем.
        За последние дни спокойных минут выдалось - по пальцам пересчитать. Все никак не находилось времени, чтобы остановиться, подумать, поискать путь получше, не ломиться сквозь бетонные стены.
        Сейчас у Насти времени на раздумья было сколько угодно. И она уже полчаса усиленно думала, и чем дальше, тем меньше ей это нравилось. Сколько ни напрягай мозги, выхода из сложившейся ситуации не находилось. На шахматной доске был не шах, а мат. Королю. И игроку - тоже мат.
        И что с этим делать - пока было не ясно.
        Настя пошарила у Луки в бардачке, нашла сигареты, повертела пачку в руках, но так и не решилась закурить. Вот всегда с ней так: понравится, возьмет, посмотрит, очень захочет попробовать, но в последний момент испугается и сбежит.
        И ладно бы только в мелочах, но нет. Со всем так: с Лукой, с Егором, с сигаретами этими проклятыми. На курсы, что ли, какие-то сходить? Сказать: здравствуйте, вы знаете, я некромантка, но никак не могу решиться завести отношения или закурить. Кто он? Покойник, конечно. Или коллега. Да какая разница, научите хотя бы курить!
        Настя убрала обратно сигареты и отстегнула ремень. За последнее время внедорожник Луки стал вторым домом. Особенно с учетом того, что первого у нее теперь нет. Правда, Лука обмолвился, что когда все закончится, она поживет у него. Временно, разумеется. Пока он не найдет способа компенсировать ей утраченную квартиру. Ключи вот даже оставил...
        Настя нащупала в кармане связку, на которой болтался брелок-патрон.
        Лука дал ей ключи полчаса назад, здесь, в машине. А Егор ничего не дал. И ничего не сказал. Промолчал. И самое главное, никто из них не знал, что будет дальше. Что делать Насте с этими проклятыми ключами, если Лука не вернется? Тем более - что делать, если вернется?
        Ей, глупой, почему-то казалось, что стоит разобраться с Ингой - и все решится. Как в сказке: вжух - и по местам. А стало еще хуже.
        Нет, что Инга упокоилась - это хорошо. Насте наверняка еще год кошмары будут сниться - страшнее и безумнее в ее жизни еще никого не было.
        То, с какой легкостью она вывела из строя двух высокоранговых упокойников, да так, что один впал в беспамятство, а второй пускал слюни от боли, ужасало. И как просто ей удалось почти раскатать Егора… Вставшая из Инги получилась способностей уникальных. Если это и было заявленное Марком бессмертие, то в баню такое.
        - Павел сливал в нее, знаешь, как в очистную яму, - объяснял Лука, когда они убирали ее останки из прозекторской. - Сделал живой фильтр. Очень удобно. Нужно тебе поднять кого-то в третью форму, а он еще во второй тебе глотку хочет порвать. Ты при переходе вот эту часть, которая отвечает за ярость…
        - За голод, - поправил Егор, вытиравший руки спиртовыми салфетками.
        - Да как не назови! В общем, желание размазать, раскатать. Так вот эту часть пропускаешь через фильтр - и на выходе у тебя третья форма, послушная и не агрессивная. Покорно нарастит на себя, что скажешь, даже мозги.
        - А душу? - спросила Настя, собирая осколки в ведро, которое выделил Степан.
        - Скорее разум, память. Про душу - это к церковникам. Может, и личность нарастит - кто его знает. Павел закончить не успел. Но «фильтр» загадил максимально. Думаю, Инга давно не была в порядке, просто ухитрялась скрывать. Они серьезно экспериментировали с весны, и он успел пропустить через нее тлен его знает сколько дряни. Может, последние дозы чашу переполнили. А может, Инга просто решила, что в третьей форме ей будет проще разобраться с нами… Теперь не узнаем. Четвертую нам не поднять.
        - Ну почему, - Настя сгребла в кучу какую-то мерзость и не глядя запихнула ее в черный непроницаемый пакет, в котором перевозили тела. - Павел нашел способ сделать невозможное. Почему бы не пойти по его стопам - не заставить говорить четвертую форму?
        - Вот из-за таких как ты, Анастасия, и происходит всякое разное. Вместо того чтобы сидеть дома и пить коньяк, вы начинаете любопытствовать. И вуаля - другим тоже становится не до выпивки.
        - Я хочу сидеть дома, только у меня его нет. Благодаря Павлу.
        - С этим разберемся. Нам бы с другим сейчас решить, - Лука выпрямился, зачесал пятерней волосы со лба назад и осмотрелся.
        После произошедшего держался он на чистом упрямстве. И отчасти на злости. Но как-то ухитрялся не сорваться, хотя Настя видела - ему хотелось разобраться со всем прямо сейчас. Но мешали и сама Настя, и Степан, который был так влюблен в их профессию, что оказался готов не только помогать заметать следы, но и лжесвидетельствовать. Благо покойников, на которых можно было свалить всю вину, - хоть отбавляй. И Марк, и Павел, и Полина с Ингой. А главное - шиш кого для расспросов поднимешь. Следователю Настя заранее сочувствовала.
        Но был еще Егор. Который совершенно невозмутимо помогал им во всем, и выглядел… Наверное, покажи ей Лука фото двадцатилетней давности, она бы нашла отличия - в стрижке, в манере улыбаться. Может быть. Но фотографий ей никто не показывал.
        Зато вместе с ними останки Инги в пакет укладывал Егор Подсыпанин, выглядящий как самый обычный человек. Довольно высокий, худощавый, со светлой криво выстриженной челкой, которая была в моде когда-то тогда. Живой неживой Егор.
        Выдавали только глаза - слишком яркие, ясные для человека. А еще он иногда забывал дышать.
        Видимо, смерть Марка дала тому самому плану Павла по оживлению покойников недостающий элемент. То, из-за чего воскресают. Возможность согреться, утолить голод. Только было непонятно - утолен ли голод навсегда или через день, месяц, год понадобится новая порция? От таких мыслей Насте становилась жаль, что она не Павел - у того сомнений не возникало.
        Павел бы не стал сомневаться, закурил бы проклятую сигарету - и все. И не мялся бы, когда Лука очень спокойно спросил, коротко глянув на разместившегося на заднем сиденье Егора в зеркало заднего вида:
        - Так сколько их было?
        - Кого?
        - Упокойников, которых ты раскатал. Давай-ка помогу посчитать… Поддельный сторож - это раз. Это, так сказать, был ключ к успеху. Билет в жизнь. Случайный. Но ты всегда очень быстро соображал, Егор. Кто был вторым? Павел?
        Егор молча откинулся на сиденье и криво улыбнулся, но промолчал.
        Для Насти это стало откровением, а вот Луку, похоже, подтверждение его догадки не удивило. Но и не порадовало. Он устало выдохнул, завел машину и вырулил со стоянки около ельского морга.
        - Ты с ним разобрался. Он был ослаблен подъемом своих родных, да еще прицепом выволок тебя. И ты погрелся? Поел? Как правильно?
        Егор не ответил, но смотреть на Луку не перестал. Только желваки на скулах сыграли.
        У Насти внутри все сжалось от дурных предчувствий.
        - Тебя видели Инга и Полина, но их ты отпустил. Почему-то. Пошел на тепло Насти. Инга не струсила, отследила тебя до Настиной квартиры, за оружием сходила - я-то все думал, за каким тленом ей крематорская печать, с живыми-то она не сработает. Будь Настя в квартире одна - там бы даже не закоптилось ничего. Инга знала, что ты там и что обычными покрышками с тобой не справиться. Мне только одно непонятно - почему ты Настю не убил? Пожалел или невкусная?
        - Похожа, - рубанул Егор. - Я же объяснял про память.
        - Объяснял. Видишь, Анастасия, везучий ты человек! Будь у тебя волосы другого цвета или нос с горбинкой, он бы тебя тоже… в топку... А дальше все просто. И я, и ты рядом. Ты через печать подкачала в Шушенках, я на Рассохе добавил. А на самом деле он куда сильнее и Червя, и Инги. Потому что она, при всем том, что в нее пихнул Павел, все-таки встала валетом. Очень сильным. Очень. Но валетом. Я покопался в останках, пока убирал, там особенности есть, мелочи, которые так сразу не исчезают. А он - король.
        - Егор мог и тебя, и меня сто раз убить, - осторожно возразила Настя.
        - А зачем, если и так все дают? Полный ажур: доноры рядом, а кормовую базу при нашей профессии достать не проблема.
        - Но он же уже почти…
        - Живой? Да. Я заметил. Марк на тебя благотворно повлиял, Егор. Хорошо усвоилось? Не пучит? Есть у меня одна догадка. И думаю, она верная. Да, старый друг? Ключевое слово тут «почти».
        Настя обернулась на Егора. Тот совершенно по-человечески пожал плечами. Не подтверждая, но и не опровергая.
        Настя некоторое время смотрела в темноту за стеклом. Обдумывать тут было нечего, да и все решения сейчас принимала не она.
        Внутри поселилась пустота. Не от обиды даже, просто от усталости. Какая разница, похожа она на ту девушку, из-за которой столько лет назад вся каша заварилась, или нет? Важно другое: это ее Егор спасал из горящей квартиры, прикрывал на Рассохе, защищал от упыря на заправке. Ее, Настю, а не какую-то там…
        - Лука, а куда мы едем?
        - На Раевское. У нас там незаконченное дело, - тон у Луки был такой, что больше задавать вопросов Настя не рискнула.
        Ночь заканчивалась, когда внедорожник притормозил у знакомых ворот.
        - Вылезай, - коротко бросил Лука Егору. - Подожди меня снаружи, я сейчас.
        Тот не стал спорить, открыл дверь и вышел под мерзкую осеннюю морось.
        - Настя, это ключи от моей квартиры. Документы на машину в бардачке. Бумажник, удостоверение, лицензия на пистолет - все там. Что говорить в некроментуре - ты помнишь. Вали все на Павла - мертвые некроманты сраму не имут. Будут цепляться - припомни, что Полина была у Каина самым доверенным лицом. Им это сильно не понравится, но они сразу отвяжутся - им Каина еще хоронить, и компромат сейчас никому не выгоден. Выборы на носу, - Лука пробарабанил пальцами по рулю рваный ритм и усмехнулся недобро. - У нас тут такая ситуация - сама понимаешь. Ворота вроде одни на Раевском, а вот выйти из них может кто угодно.
        - Лука, ты думаешь, что это... не Егор. А некто вместо него?
        - Нет, Настя, - Лука осторожно взял ее за руку, погладил по кончикам пальцев и отпустил. - Самая большая беда в том, что это абсолютно точно, стопроцентно точно - Егор. Который погиб из-за меня здесь двадцать лет назад. Он всегда был именно таким, так что никаких теорий заговоров. Просто долги надо платить, даже старые. Тем более старые. И тут уже не важно, живой ты или мертвый.
        Лука выложил под сиденье ругер и запасную обойму, наклонился, неловко поцеловал Настю в щеку и вышел из машины.
        Сквозь запотевшее, в каплях дождя, стекло виднелся Егор. От машины он не отошел - стоял рядом, смотрел на Настю. Жаль, по глазам было, как всегда, не разобрать, что у него на уме.
        Потом Егор кивнул, прощаясь, подошел к воротам, легко дернул за запирающую их цепь и толкнул створки.
        Лука застегнул куртку, накинул на голову капюшон, догнал Егора, и они вместе, не спеша, пошли вглубь кладбища по центральной аллее. Через полминуты их силуэты уже растворились в предрассветном ноябрьском сумраке.
        Настя опустила стекло, вдохнула влажный воздух и села думать. В тишине и спокойствии.
        Конечно, времени у нее теперь на раздумья было - завались. Только вот ей категорически не нравилось ощущать себя летописцем, который только и может, что написать постфактум: «Оно произошло». Так было неправильно.
        При всех своих недостатках и низком разряде Настя все-таки была упокойником. Да, на данный момент не самым счастливым. Ну, это если, конечно, не проводить исторические сравнения.
        Потому что Исель из Малой Подворошки был значительно несчастнее - у бедолаги некстати встала помершая ночью жена. С учетом того, что померла она от супа, который сварил сам Исель из мелко порубленной цикуты, а бегал Исель не так чтобы быстро, то он в рекордные сроки стал очень мертвым некромантом.
        Или вот братья Рудные из Володирска. Тех вообще на костре сожгли. Перепутали с упокоенными ими же утопленниками, которые повадились ходить греться в деревеньку рядом с рекой. Тоже не самые счастливые люди, если подумать.
        Или вот Маришка из Большой Праги… тоже то еще везение.
        Настя решительно открыла бардачок, сунула в карман пачку сигарет, достала из-под сиденья ругер, вставила обойму. Посмотрела на оставленную на заднем сиденье вскрытую упаковку с горьким шоколадом - все дольки оказались на месте, кроме одной. Потом выдернула ключи из замка зажигания и вышла из машины.
        Снаружи было мерзко, мокро, но значительно лучше, чем внутри. Настя направилась по аллее, потом остановилась, вернулась, старательно прикрыла ворота, замотала цепью и поставила печать. А то мало ли… Если какие-то некроманты несчастны, это совершенно не значит, что кто-то другой должен пострадать.
        Потом поправила куртку, затянула шнурки на кроссовках, чтобы не свалились, и быстро зашагала по аллее вглубь Раевского кладбища.
        Потому что по-настоящему несчастен некромант только в одном случае - когда он умер и ничего не может изменить. Хотя жизнь показывает, что и тут не без вариантов.
        А все остальное исправимо.
        FIN
        2018-2020ГГ