Чужой Виктор Михайлович Мишин
        Моя война (Мишин) #3
        Андрей Морозов волею случая и стечения обстоятельств оказывается во вражеском тылу. Благодаря удачному внедрению в подразделение вермахта, он проворачивает опасные и необходимые для страны диверсии. Захват вражеских офицеров и выявление диверсантов - все это приближает Великую Победу. Но какой ценой все это дается Андрею?
        Виктор Мишин
        Моя война: Чужой
        Серия «Военная фантастика»
        Выпуск 192
        

* * *
        Сколько времени прошло, не знаю. Вверху шумели кроны деревьев, более ничего не нарушало тишину. Лежу, смотрю в небо и медленно умираю. Боль была сильной и страшной. Страшно было от мысли, что ранение тяжелое. Крутило все тело, что такое, я не понимал. Через несколько минут тело начало приобретать чувствительность, и я понял, что весь мокрый. Весь - это полностью. Чуть поводив глазами, понял, что лежу в луже, а вокруг болото. В стороне, метрах в десяти, лежало что-то похожее на человека.
        - Эй, - тихо позвал я и вновь закашлял. Никто не откликнулся. Надо попробовать доползти.
        В час по чайной ложке я все же преодолел такое огромное расстояние, что разделяло меня с этим неизвестным. Убит. В первую же секунду стало ясно. Недавно, тело еще теплое. Лежит так, словно пуля настигла его во время бега. Оружие, а рядом валялась винтовка, было целым на вид. Подтянул к себе, но затвор сдвинуть не смог. Пальцы не слушались.
        - Да что же такое-то, куда силы делись? - чуть не взмолился я шепотом. Кашель вернулся, крутило очень сильно. Боль в груди, точнее, где-то внутри тела резала как ножом. Где-то впереди раздался легкий шум.
        Так, а если вспомнить… На нас напали в момент прохода по болоту, помню. Упал с носилок, видимо бросили. Бойцы наверняка устремились назад и вступили в бой с фашистами, а меня оставили… Стоп, там же еще Олежка был, его тоже на носилках несли.
        Оглядев все вокруг, нашел и свои, и Олежкины носилки. Но вот самого его не было. Черт, надеюсь, он в болото не упал, жаль парня. Не заслуживает он такой смерти.
        Тропа была очень узкой, человек, упавший с носилок, запросто мог скатиться в воду, и все, поминай как звали. С винтовкой в руках был недолго, бросил. На кой черт она мне, все равно не смогу выстрелить. Вернулся к своим носилкам и, чуть передохнув, дополз до вторых. Олега нигде не было. Но далее шли следы волочения, все интереснее.
        Напрягаясь изо всех сил, пытался продвинуться ползком еще хоть несколько метров. Не вышло. Вновь потеря сознания и довольно быстрое пробуждение. Сил не было совсем. Почему так? Никогда не был в подобной ситуации, чтобы вот так, совсем не было сил. Просто улегся на бок и смотрел в одну точку. Где-то, совсем недалеко, судя по звукам, кто-то шевелился. Может, Олежка?
        - Мельник? - вновь тихо позвал я, боясь повысить голос. В ответ пришли чуть более громкие звуки шевеления. Точно человек, но кто? Олег или еще кто жив остался?
        Голоса ненавистных фашистов раздались громко и где-то рядом. Черт, неужели выдал и себя, и того, кто прячется где-то неподалеку? Захрустели палки под ногами, звонко, громко. Тот, кто двигался где-то совсем рядом, явно был уверен в своей безопасности. Где бы укрыться…
        - Ханс! - протяжно и мягко произнес кто-то буквально в нескольких метрах от меня.
        - Что, Руди? - этот где-то чуть дальше.
        - Смотри-ка, тут живой красный! Уж не его ли тащили бандиты, пытаясь уйти от нашего взвода утром? - Этот Руди стоял совсем близко, но не трогал меня пока.
        - Осторожно, он может быть опасен! - отвечал второй.
        - Да он, похоже, не жилец уже. Добить?
        - Приказ был доставить русского офицера, который командовал группой диверсантов.
        - Думаешь, это он?
        - Ну а кого еще бы потащили через болото на носилках, прикрывая и неся такие потери? Партизаны тут почти взвод потеряли, - говоря последние слова, тот, которого назвали Хансом, подошел вплотную.
        - Что, предлагаешь тащить? - грустно спросил Руди. Пожив немного среди немцев в Ровно, я легко различал нотки эмоций в голосе.
        - Не знаю, он как решето. Не доживет…
        - Пусть подыхает, скажем, что не нашли.
        - А если кто другой из наших здесь пройдет? Нам влетит. Давай уж лучше утопим, так будет наверняка.
        И тут же сильные руки двух солдат вермахта подняли меня с земли, и я полетел в воду. Черт, как холодно… Плюх раздался совсем тихий, и я пошел ко дну. Но что-то было не так… Довольно быстро я осознал, что меня не затягивает. А это значило только одно: это была чистая вода. Посреди болот встречается и такое. Лужицы, ничем не отличимые на вид от трясины, но не засасывающие.
        Стараясь не дергаться, я задержал дыхание насколько мог. Хорошо еще, успел вдохнуть, перед тем как упасть в воду. Тело гудело от боли, голова начала звенеть от недостатка воздуха, но я упорно не выныривал. Сколько просидел так, не знаю, может, минуту, а может, и все две, для меня это показалось вечностью. А затем… Затем я почуял, как меня вновь схватили, только в этот раз за ворот комбеза.
        - Командир, ты живой? - живой и смертельно бледный Валерка смотрел на меня, удерживая за воротник.
        - Д-да, - выдохнул я и набрал полную грудь воздуха. Так хотелось дышать, что я забыл обо всем на свете. Кашель сорвался с моих губ, но его заменило бульканье воды. Я вновь был под водой, на этот раз меня там еще и удерживали. Я совсем уже отчаялся, кашель выкручивал меня наизнанку, заставив захлебнуться. Грязная болотная вода хлынула внутрь, и я задергался. Кажется, меня рвало прямо под водой, отчего стало невыносимо больно, и я стал терять сознание.
        - Мороз, ну, давай, очухивайся! - услышал я и тут же почувствовал удар в грудь. Несильный, только для того, чтобы я выплюнул воду, этот удар привел меня в чувство. Только я вновь закашлялся. На этот раз мне просто прикрыли рот ладонью, и попытался сдержаться.
        - М-м-м…
        - Терпи, командир, терпи! - голос Веревкина был умоляющим. - Терпи, иначе конец! - И я сделал над собой невероятное усилие. Наконец, першение в горле и боль в груди начали отступать, и я уже спокойно открыл и вновь закрыл глаза. Валера убрал ладонь от моих губ, дав спокойно вдохнуть, но неглубоко.
        - Ушли? - только и спросил я.
        - Кажется, - кивнул Веревкин. - Ты как?
        - Удивлен, что еще жив, - прохрипел я шепотом. - Ты один?
        - Здесь да. Олега утащили ребята из отряда, хотели вернуться за тобой, но фрицы раньше пришли. Тропка узкая, не разойтись, а его первым тащили, вот и понесли дальше. Я за тобой вернулся, скоро еще боец будет.
        - Что вообще творится вокруг? Немцы тут бродят, ты приполз…
        - Да ударили они по тропе из минометов. Много утонуло, кого-то просто убило. Меня только оглушило чуток.
        - Ты же раненый был?
        - Да фигня, почти не болит. Олег тяжелый. Не знаю, выберется или нет. Да и тебе скорее к доктору надо. Крови потерял ведро, наверное…
        - В человеке столько нет, - успокоил я друга. - Слышь, чего делать-то будем? Как выходить, да и куда? Я ж вообще не понимаю, куда нас утащили партизаны.
        - Где-то на севере от Воронежа. Сколько до наших, не знаю. Командиры партизан полегли, а только они знали дорогу. Этот, что со мной, простой рядовой. В окружении был, попал к партизанам, да так и остался. Четверо нас всего и осталось.
        - То есть еще один из наших пропал, так? Партизаны говорили, что четверых нашли…
        - Да, трое нас осталось. Но если подумать, то я вообще один, и два полуживых еще, - усмехнулся Веревкин.
        - Да уж, - грустно качнул головой я, - чего делать-то будем?
        - Как-то вылезать надо. Точнее, залезать. Выбор-то небольшой, на болота, туда, где поглубже и побольше комаров.
        - А я их чего-то и не ощущаю, - задумался я, - мертвых, наверное, не кусают.
        - Сплюнь, на фиг! - выругался тихонько Веревкин.
        - Да я скоро кишки выплюну, Валер. Сил нет, от слова совсем.
        - Я ж говорю, крови много потерял. Спина-то как дуршлаг. Но вроде же тебе все вытащили?
        - Да ни фига, - я опять кашлянул. - Валер, кажись, где-то один глубоко застрял. Может, какой глубоко ушел, а вы не заметили, когда вытаскивали. Крови было много, могли и пропустить…
        - Да если бы и заметили, мы ж не хирурги. Наших навыков хватает только для быстрой обработки мелких ран. А у тебя, если и правда куда-то далеко влетело, нам не вытащить.
        Подтягивая меня, как и прежде, за ворот, Веревкин двинулся в глубь болот. Деревья вскоре стали более толстыми, а чавкать подо мной стало меньше. Никак в сторону ушли? Только вот куда, ведь вроде говорили, что тут кругом болото? Периодически покашливая, стараясь прижимать ворот комбеза ко рту вовремя, я стонал, но держался. Сил помочь Валерке так и не появилось. Ноги чую, но какие-то они ватные. Как штаны. Спина зудит и ноет. Внутри, может уже мерещится, как будто что-то ворочается.
        Сколько меня так тащил Валерка, не знаю, вроде не терял сознания, а как стемнело, даже и не заметил. Вокруг стало так жутко, что становилось даже страшно.
        - Слышь, Веревкин! - шепнул я.
        - Да уж тут не шепчись, - усмехнулся напарник, - далеко уползли.
        - А ведь фрицы не зря на меня вышли, - вдруг подумал я.
        - Почему?
        - Говорили между собой, что приказ доставить командира диверсантов. Это раз. А вот как они меня нашли, это уже два!
        - Не понял, ну нашли и нашли, что в этом такого? Искали же.
        - А ты послушай вокруг, - заметил я, - если бы я искал кого-то в этом лесу, сто процентов бы нашел.
        - Тихо, - прислушался Валера.
        - Вот именно. Тихо! Ни тебе чириканья птичек, ни зверюшки какой. Тишина! Значит, люди рядом, живность боится и молчит.
        - О, блин. А ведь и правда. Я ещё подумал, надо бы на жратву кого поймать, так нет никого. Тогда, помнишь, зайцы хоть были, а тут…
        - Или это из-за нас, или… - я попытался всмотреться в темень вокруг, - за нами идут.
        - Только если они по воздуху летят. Бесшумно невозможно. Тихо ходить по лесу и мы умеем, но бесшумно никак!
        - А мы разве сейчас шумим? - удивился я.
        - Так я же стараюсь потише…
        - Ты не понял меня. Мох под нами, вот и тихо. Так и у преследователей такой же мох. Вот их и не слышно. Одна надежда, что без фонарей они идти испугаются.
        - Да уж, я-то уже здесь был, вот и иду пока. А как они могут? Не, думаю, все проще. Живности на болоте нет, потому как место гиблое, да еще и людьми пахнет.
        - Может, - я вздохнул и вновь кашлянул, - ты и прав.
        Было страшно и странно как-то. Тишина, я едва ли не впервые, как попал сюда, слышу такую тишину. Бывал уже не раз и в лесах, и в полях. Эх, да где я уже только ни был за это время. Легче сказать, сколько я в городе дней провел, чем в лесах. Но нигде не было такой тишины. Самое подходящее слово - мертвая.
        Олега и еще одного бойца мы нашли вскоре. Оба спали. С Мельником было непонятно, то ли спит, то ли в отключке. По словам Веревкина, у Олега было тяжелое ранение в голову, вон, лежит, а головы почти не видно. Замотан весь как мумия.
        Несмотря на май месяц, было холодно. Да мы еще и мокрые все, как выдры. Плюнув уже на всю конспирацию, тем более, если не от ран, так от холода я точно сдохну вскоре, я попросил развести костер. Дров тут было не найти, болото, да и темнота как-то не сильно этому способствовали. Но Валера быстренько пошуршал вокруг нашего лежбища и чего-то насобирал. Пару раз треснул особенно сильно, видимо сухостой ломал.
        - А спички-то тю-тю… - развел руками Веревкин. Мне хоть и было его плохо видно, но я разглядел. Глаза понемногу привыкали к полной темноте, очертания человека видно.
        - У меня зажигалка в кармане, только, наверное, тоже сырая. Хотя она немецкая, вроде как плотно закрывается. Посмотри, - я хлопнул себя по карману на груди. Точнее, карман был внутренним, но располагался он именно на груди.
        Валера быстро достал зажигалку и, зачем-то встряхнув ее, высек искру. Видно было, что огонь у нас, скорее всего, будет. Еще пару минут повозившись с ветками и мхом, напарник все же разжег небольшой костерок. Свет больно резанул по глазам, и ночное зрение сразу пропало. Ну и шут с ним, только бы тепло стало. Мох, который Веревкин приготовил для розжига, оказался более сырым, чем мы думали, только дым от него, поэтому костровой начал зажигать тонкие веточки, которых, к нашей радости, было много. Спустя пять-семь минут у нас наконец что-то получилось. Валера начал добавлять веточки потолще, а они занимались от небольшого огня все веселее.
        - Ой, зря, - выдохнул мой друг, когда огонь уже устойчиво горел, а меня подтащили поближе к нему.
        - По хрену, - неопределенно качнул головой я. - Я уже готов был в болоте утонуть, а ты костром меня напугать решил?
        - Не костром, а теми, кто на него притащиться могут.
        - Спасибо, кстати, что вытащил. В голове уже звенело, захлебнулся бы.
        - Я видел, как тебя бросили. Ждал только, пока хоть чуток отойдут. Хорошо, что не всплыл сразу, они чуток постояли и ушли. А я ползком к тебе. Боялся еще в воду лезть, не знал же, что там не засасывает. Как нащупал тебя, так и вытянул.
        - Я и говорю, спасибо, - протянул я руку другу, но тотчас ее опустил. Сил так и не было.
        Проснулся боец, что остался одним из выживших партизан. Сначала испугался, чуть не закричал. Это на него и костер подействовал, да и мой видок. Ему что-то приснилось, проснулся, говорит, а тут огонь, думал, его сейчас жечь будут. Посмеялись, правда я недолго. В придачу к общей слабости и боли во всем теле пришла головная боль. Башка просто гудела, как пустой чугунок, готовая лопнуть. Как же мне плохо-то! И ведь никто не пожалеет… Ладно, сам себя любимого буду жалеть, что еще остается.
        От новой вспышки боли, или от общей усталости, но я вновь провалился в небытие. Очнулся, укрытый какой-то хламидой вместе в Валеркой, разглядел, потому как уже светало. Рядовой боец, что сидел перед костром сейчас, бодрствовал. Оказалось, сев к костру, он отправил Веревкина спать и укрыл своей шинелью.
        - Не холодно? - спросил я тихонько, боясь напугать бойца.
        - Ой, товарищ старший лейтенант, вы очнулись? - вздрогнул все же боец и вскочил.
        - Лейтенанты на фронте, а мы в жопе. Андрей я. Как тебя?
        - Леша, - неловко опустился на пятую точку боец и тут же поправился: - Рядовой Матросов. Алексей.
        - Ты вот что, Лешка, перестань тянуться. Устав дело хорошее, да только где армия, а где мы. Все понял?
        - Да, - вновь кивнул парнишка. Молодой он совсем. Едва ли больше восемнадцати.
        - Какого ты года? - задал я следующий вопрос.
        - Двадцать третьего… - увидев мои глаза, споткнулся и поправился: - Двадцать четвертого.
        Опустив голову, неловко было за такую маленькую ложь, Алексей замолчал.
        - За романтикой пошел? Думал, фрицев гонять на фронте будешь, да? А тут вон она, война-то какая. Алеша. Тут грязно, страшно и больно…
        - Я не струсил, товарищ лейтенант. Просто заблудился. Все уходили по лесу, кто куда. Сам не понял, как остался один. Меня что теперь, под трибунал? - боится парнишка, аж трясет его.
        - Дурной, что ли? - удивился я. - За что? Ты вон, даже с оружием идешь. У меня и такого нет.
        - Это не мое. Потерял где-то в лесу. Эту винтовку уже здесь, на болотах подобрал. Патронов, правда, нет совсем.
        - Ничего. Авось найдем. Не боись, Лешка, ещё повоюем.
        И тут очнулся Олег! Господи, как он закричал. Если бы я был не в таком тяжелом состоянии, наверное, подпрыгнул бы. Вон Лешка как взлетел. Я думал, на дерево заберется от страха.
        - Да прикрой ему рот уже, чего испугался-то! - шикнул я на рядового. Тот несколько поколебался, но подошел и быстро прижал ладонь ко рту Мельника, стал упрашивать того быть потише.
        Олег внял, но стал выть. Больно ему, а что делать? Я и сам как овощ, Валерка тоже вон раненый, а храбрится. Один Матросов у нас целый.
        - Олежка, ты как, живой? - спросил я. Лежали-то рядом, так что даже голос не повышал.
        - Ой, млять! Как же больно-то! - вылетело у него. - Убейте меня уже, что вам стоит? Сколько мне мучиться еще?
        - Мельник, мать твою, ты чего захлюпал тут, как баба на сносях? - пришлось рявкнуть и придавить авторитетом. Хотя хреновый у меня сейчас авторитет, сам чуть жив.
        - Командир, не могу больше. Как стерпеть такое? Почему я не вижу ничего?
        - Олежка, я не знаю, что у тебя с головой, сам не ходячий, лежу бревном. Но у тебя повязка на глазах, вот ты и не видишь, - спокойно пояснил я второму своему другу. Мы с ним многое прошли, так что, конечно, он мне друг.
        - Зачем глаза-то замотали? - вдруг как-то разом успокоился он. - Мне же куда-то по затылку прилетело?! Мина хлопнула сзади, я даже не сразу сообразил, что мне больно.
        - Лешка, ты тоже не знаешь, чего у него с головой?
        - Нет, товарищ лейтенант, не знаю. Я его не бинтовал, таким и нашел.
        - Развяжи, хоть глаза освободи! - немедленно потребовал Олег.
        - Так у тебя руки-то целые… - недоуменно произнес рядовой.
        - А, вашу маман! - Олег злобно фыркнул и начал едва ли не рвать тряпку, что закрывала глаза.
        Он, видимо, так испугался темноты, не понял даже, что с руками-то все в порядке. Дойдя до последних слоев тряпицы, которая играла роль бинта, Олег взвыл, видимо, тряпка присохла, а он рванул.
        - Алексей, глянь, чего у него там, а то сейчас и голову-то себе открутит! - шепнул я. Рядовой сел рядом с Олегом и попросил того убрать руки. Аккуратно, я все это время наблюдал, Валерка меня удачно расположил, Лешка отделил тряпку от раны. Олег ее уже надорвал, так что получилось легко. По лицу рядового стало понятно, что ничего хорошего там нет. Точно, побежал блевать…
        - Б…! - выругался Олег. - Да что там такое-то?
        - Сейчас посмотрю, - встал Валерка. Ему по фиг на вид раны, мы с ним еще когда всякого нагляделись. Точно, подошел, спокойно наклонился и даже хотел, наверное, поковырять. А, нет, взял тряпку и промакивает.
        - Ну, млять, не томи уже! - Олег что-то разошелся. Надо урезонить, а то точно фрицы придут.
        - Мельник, твою мать, заткнись уже, а! - рявкнул было я, и кашель скрутил меня в дугу.
        - Ну, - задумчиво произнес Валера, - рана, конечно, большая, но, думаю, не опасная. А повидал уже всякого, так, командир? - Я в это время сплюнул тягучей слюной и кивнул, а Веревкин продолжил: - Тут площадь раны большая, но сама она не глубокая. Если бы глубже чуток, он бы уже не кричал.
        - Так чего я, жить-то буду? - спросил вдруг успокоившийся Олег.
        - Да будешь, куда ты на фиг денешься. Ты вот что, по нужде не хочешь?
        - Чего? - удивился Мельник. Казалось, вопрос был не в тему. Но я сразу понял. Мы еще тогда с Валеркой через такое прошли, когда впервые по лесам блуждали.
        - На тряпку помочись и приложи, а я перебинтую. Правда, нечем…
        - Возьми у меня кусок рубахи, - сказал вдруг вернувшийся после облегчения рядовой Матросов. С этими словами он задрал гимнастерку и оторвал подол своего нательного.
        Валерка распустил этот кусок на лоскуты, делая подобие бинта, и скрутил их в рулончик. Так удобнее потом бинтовать. С помощью двух бойцов Олег встал, но было видно, что и сам бы справился. Его, конечно, мотало еще как, но держался. Если судить по словам Валерки, то там больше контузия виновата. Ранение оказалось скальпированием, содрало здорово кожу с головы, ну, может, чуток глубже. Рана была обширной, поэтому и крови много.
        Олег закончил с пропитыванием тряпки самым лучшим антисептиком и сам же приложил последнюю к ране. Валерке даже поправлять не пришлось. Брезгливости не было у нас, здесь не до нее. Веревкин был опытный в ранах, да и в школе его немного натаскали, видя то, что парня не пугают раны. Аккуратно забинтовав голову Олегу, он перешел ко мне.
        - Надо смотреть, командир, как хочешь, иначе… - Что иначе, я понимал. Сепсис, гангрена и прочие радости воспалившейся раны.
        - А толку-то? Все равно инструмента нет, чем доставать, даже если и нащупаешь? - передернулся я.
        - Там видно будет, - многозначительно произнес мой товарищ. - К немцам надо…
        - Чего? - возмутился Олег.
        - Помнишь, старшой, как нам здорово их аптечки помогали?
        Я кивнул.
        - Да где их тут брать? Немцев много, вам одним с Лешкой не справиться. Но вот валить отсюда нужно, это точно. Лес тут редкий, это не в Белоруссии. Обложить нас, как два пальца…
        - Немчура не сунется в болото, хоть оно и небольшое на самом деле, - заикнулся Валера.
        - Валер, да им это и не нужно, - я поднял глаза к небу, - с голоду помирать начнем, сами выйдем.
        - Я найду чего-нибудь… - уверенно заявил Веревкин.
        - Да я не сомневаюсь. Только поймают тебя, и баста.
        Это было правдой. У партизан всегда львиная доля времени уходит на поиски еды. Питаться ведь нужно каждый день, а где ты в лесу еду возьмешь, скажем, зимой? Вот-вот. Сейчас хоть и не зима, май стоит во всей красе, но от этого не легче. Идея у меня была, конечно, но она настолько авантюрная, что боюсь ее даже озвучивать. Вдруг ребята не поймут, что тогда?
        - Командир, в санбат надо, если выжить хочешь! - тихо сказал Олег. Я его понимаю, он и сам хочет скорее к врачам, жить-то хочется.
        - Выход только один… - начал я издалека.
        - И какой? Немцам сдаться? Будут они нас лечить, ага, петлей, ну, или пулей! - фыркнул Мельник.
        - Почему сразу сдаться? - делано удивился я. - Может, вспомним прошлое?
        - Как это? - встрял в разговор Валерка.
        - О вас с Матросом речи нет. Вы не подойдете…
        - Что, опять? - едва не закричал Олег. Прошлые наши похождения в Ровно дались ему очень трудно. Нужно быть очень устойчивым психологически, чтобы находиться во вражеском окружении.
        - А почему нет? Пару фрицев нам ребята организуют, прикинемся бессознательными, и здравствуй, госпиталь!
        - Так документов же нет, о чем ты вообще думаешь? - Олег не унимался.
        - Это единственная возможность, и ты это знаешь, - строго ответил я, - нам не добраться до своих. Мы черт знает где, сколько ехали, убегали, потом партизаны… Да они нас могли вообще под Курск затащить, или еще куда!
        - Вообще-то, отряд в Курской области действовал, - подал голос рядовой Матросов.
        - Во! А я о чем? Ты представляешь, где наши? Мы сдохнем скоро. Я не хочу гнить заживо, как хочешь! Лучше уж пулю в лоб.
        - И как мы к ним попадем? - вдруг изменил тон Олег.
        - Это на ребятах будет. Нам нужны два фрица, пофиг какие, сейчас не до того, чтобы легенды сочинять и подбирать подходящую кандидатуру. Кто будет, под тех и играть будем. Тут дело только в наших силах. Если фрицы будут откуда-то поблизости, надо уйти чуть дальше, чтобы попасть в другое подразделение. Тогда шансы есть, и неплохие.
        - Командир, ты о чем вообще?
        - К немцам пойдем, Валер. Как думаешь, сможете вы с Лешкой нам двух фрицев притащить? Можно дохлыми. Даже не так, полную форму, документы, жетоны. Все!
        - Если просто одежку, без самих трупов, то, думаю, можно. Только не знаю, как наш новенький?
        - Я помогу, эти места немного знаю. Я постараюсь. Только как вы сами-то?
        - Тебе позже Валерка все объяснит. Дело такое, по-другому никак. Умирать еще рано, война идет, мы еще не все в этой жизни сделали. Так, ребят?
        После таких речей меня поддержали все. Валерка с новичком ушли через полчаса, получив полные инструкции. Мы же занялись немецким и легендой. Идеально будет, если ребята найдут немцев из оцепления. Можно будет сослаться на то, что мы попались партизанам и те нас хорошенько потрепали. Но, как и говорил, нужно попасть в чужое подразделение. А как иначе, свои-то сразу раскусят, просто по внешности.
        Боль то возвращалась, то немного отходила. Олег тоже мучился, видно было, что ему больно, но терпит пока. Господи, сколько раз я в этом времени уже шкуру драл, а? На мне живого места нет. Не прет мне на ранения. Нет бы полегче как, а каждый раз как в последний. Едва успевал из-за края вылезти.
        Мы всерьез проголодались, но это даже хорошо. Для легенды хорошо. Когда будут в госпитале осматривать, по ранам поймут, что им несколько дней, где ж мы были? Вот и надо соответствовать внешне. Легенда будет простой. Гонялись за партизанами, получили ранения, вылезали долго, пока не наткнулись на «своих». Получится или нет, я уже не думал, это реально единственный шанс выбраться. По-другому никак. Парни-то без нас выберутся, Валерка сможет, я верю. Но вот нам, лежачим, без срочных операций никак.
        Ребята вернулись почти через десять часов. Уже вечер был. То, что они приволокли, меня удивило на все сто. Это были два живых фрица. Сильно побитые, но целые! Да какие фрицы! Загляденье просто. Один унтер-офицер, и с ним рядовой. Комплекции, рожи…
        - Валер, ты меня просто удивил! - восхитился я. - Ты специально таких искал? - Фрицы здорово были похожи на нас самих с Олегом. Ну, относительно, конечно. Нельзя найти своего двойника так просто. Похожих людей, конечно, много, это ученые так говорят, но найти их в одном с собой месте - это вряд ли. Тем не менее фрицы были и правда очень даже похожи. У рядового даже рост мой и цвет волос. Жаль, носы не такие, нос здорово привлекает внимание. Но что поделать, если у «истинных арийцев» такие хрюпальники.
        - Ну а смысл брать кого попало? - удивился Веревкин, шумно проглатывая воду, которую пил из фляжки. - Рядовой, думаю, тебе больше подходит…
        - Да и унтер на Олега похож, - кивнул я. - Раздевай, и так уже времени прошло черт знает сколько.
        Готовили фрицев недолго. Те слушались, на удивление безропотно выполняли наши приказы. А они были на первый взгляд странными. Раз уж живых притащили, нужно выспросить побольше, прежде чем в болото их загнать.
        Кто и где родился, как звать родителей и близких людей. Кто друзья, а кто достоин только удара в зубы. Много было вопросов, да и ответы нас удовлетворяли. Фрицы боялись, серьезно так боялись. Оказалось, они только две недели как из запасного полка, в Польше отдыхали. В местных реалиях еще ни в зуб ногой. Друзей на фронте пока не завели, так, приятельствовали, но не более. Подразделение оказалось охранным, но не жандармы, а простой вермахт. Этих двух отправили в оцепление одной деревни, там вроде как партизаны «завелись». Их было неполное отделение, когда пришел приказ оставить позиции и вернуться в расположение. Немцы, привыкшие выполнять приказы, вопросов не задавали. Вчера вечером и вышли. По пути на них налетел шальной отряд партизан, и почти все полегли. Этим удалось скрыться, так как шли с краю, вот и нырнули к озеру, там по воде свалили. На выходе к своим их тут же развернули и в составе взвода пригнали туда, откуда их выкрали мои архаровцы. Километров десять отсюда. Взвод немчуры оказался опытным, и солдаты не собирались просто так умирать в здешних болотах. Они ушли подальше от места, где
в последний раз видели партизан, и затихарились, разбившись на пары.
        Эти двое были просто клад. Мы можем пойти практически в любую сторону и примкнуть к любому подразделению. Оказалось, у немцев такой же бардак. Если какому командиру срочно понадобятся люди, а под рукой будут чужие, он, несомненно, их прихватит. Одна с нашими разница, обязательно сообщит в родное подразделение, что взял себе чужих солдат. Но это нормально. Никто нас проверять не станет, думаю. По идее, да и пленные это подтвердили, нас должны сразу отправить в тыл, госпиталь по нам плачет. Проблема была в одном - раны. Если верить фрицам, они только недавно призвались, а мы? Особенно я, все тело в шрамах. Но выбора нет.
        Врать фрицам нужды не было, вон их как колотит, боятся, понимают, не маленькие, что их ждет. Умоляют оставить в живых, семьи у них и прочее. Кстати, меня уже давно не раздражает нытье врага. Помню, в сорок первом, когда слышал такие речи, сразу заводился, а теперь… Да пофиг на них. И на речи, и на немцев.
        - Командир, этих чего, валить? - спросил Валерка.
        - А ты с ними выйдешь? - просто спросил я.
        - Ну, можно попробовать, - задумчиво ответил друг, - грохнуть их никогда не поздно, если что.
        - Хотите, тащите, - просто сказал я, - только толку-то от них. Чего они смогут рассказать?
        - Старшой! - привлек мое внимание Олег.
        - Чего?
        - Валите их. У наших они сами и расскажут, как двое чуть живых русских надели их форму. Опять вопросов будет столько, что заманаемся отбрехиваться.
        - Олежка прав, - кивнул я. - У меня и для вас целая лекция. С тобой-то все понятно, а еще ведь Матросов есть…
        - Меня не надо валить! - робко произнес Лешка. - Я ничего не скажу.
        - Тут наоборот нужно. Необходимо сказать именно то, что нам не сможет повредить, точнее даже, должно помочь. Убалтывать вас будут ой как серьезно. У Валерки спросишь, он уже опытный.
        - Вот почему я и остался у партизан, не хотел на допросы попасть… - севшим голосом ответил рядовой.
        - Ну а как без допроса? - пожал я плечами, что причинило мне новую боль. Прокашлявшись, продолжил: - Ты из вражеского тыла идешь, обязаны допросить. Но вы помните, что я рассказывал. Если пойдет все не так, как я говорил, можешь мне не верить. Хорошо?
        - Да все я понял. Сам понимаю, что будут пряник сулить, чтобы сдал остальных.
        - Конечно. Главное, не заикайтесь даже, что мы к фрицам собрались. Твердите, как «Отче наш»: командир, будучи тяжело ранен, отправил на выход из окружения. Никакого смысла вам умирать вместе с нами нет. Если следак нормальный попадется, то сам поймет, ну а дурак помучает немного. Главное, Валер, весь расчет на тебя!
        - Да, я все понимаю. Левитин заступится, своих он не сдаст.
        - Максим Юрьевич как отец родной, главное, доберись до него. Вот тому уже можете говорить всю правду.
        Я долго и обстоятельно инструктировал бойцов, что и как говорить. Как вести себя на допросах, а будет их немало. Ведь отсюда нет прямого пути в нашу школу. Сколько будет особых отделов по пути к дому, даже предположить не возьмусь.
        Хотел, чтобы новичок, рядовой Матросов, сам убил фрица. Но тот сник, понимаю, убить безоружного, да еще и полностью раздетого человека, очень тяжело. Все сделал Веревкин. Валерке с недавних пор это не трудно. Пока отправлял на тот свет одного фашиста, второй начал причитать и, увидев возвращающегося с болота нашего бойца, заверещал. Валера быстро прыгнул к нему и вогнал штык в живот со всей своей пролетарской ненавистью. Матросов стоял рядом и не смог сдержаться.
        - Ну, отошел? - спросил я, когда Лешка прокашлялся и вытер рот. Рвало его минуты три без остановки, чем хоть, жрать-то давно нечего.
        - Да, извините, товарищ командир. Больше не повторится…
        - Да брось, - качнул я головой, - у всех такое было. Это реакция нормального человека, если хочешь. Ты думаешь, мы нормальные? Забудь об этом, парень, война ломает людей, обратной дороги нет.
        На сборы парней ушла вся ночь, а под утро, когда они уже собирались уходить, мы увидели свет фонариков. Черт, немцы упредили нас и все же залезли в болото.
        - Так, меняем план! - выдохнул я. - Валер, уходите по кочкам, как и показывал Лешка. Так уж получается, что не вы будете отвлекать, а мы. - Я хотел, чтобы парни, пошумев в стороне, увели фрицев отсюда. Мы хотели попасть к другому подразделению немцев, чтобы в нас не признали врагов. Но теперь уже не знаю, как получится. Главное, чтобы парни ушли, все же я почти дохлый, Олег немногим лучше, а они целые, от них еще будет польза.
        Ребята рванули в глубь болота, благо уже было достаточно светло. Свет фонариков тоже становился невидимым, а может, уже и повыключали их фрицы. Хлюпанье под ногами наших бойцов быстро исчезло, мы с Олегом осмотрели друг друга в который раз и разом застонали.
        Услышали нас не сразу, еще минут двадцать ничего не происходило. Мы ползли в направлении фашистов, Олегу чуть проще, у него раны немного легче, а вот мне было очень больно. Рана, видимо потревоженная моим движением, стала обильно кровоточить. Ощущаю себя буквально в луже. Хотя я и так в луже. Вон, вся форма немецкая уже промокла. Но внутри, под бельем, я точно ощущаю противную липкую влагу. Эх, получится что-то или нет, решится, я думаю, в ближайшее время. Если нас разоблачат немцы, то просто пристрелят, и баста. Но если прокатит и нас отправят в госпиталь… Блин, хоть это и будет вражеским тылом, но что-то я прям хочу туда! А знаете, почему? Да потому, как прекрасно представляю себе перспективы оказаться сейчас в нашем госпитале. Думаю, сдохну я там быстро и надежно. А вот на фрицев надежда есть…
        - Кто тут?! - голос. Грубый, настороженный голос, вещавший на немецком языке. Фрицы появились как-то внезапно, может, я отвлекся и не заметил, не знаю.
        - Унтер-офицер Шлоссенбах, - первым подал голос Олег, у него и речь намного лучше, я хоть и стал отлично говорить на немецком, но все же Олег говорит как-то свободнее, что ли. - Помогите, мы немецкие солдаты!
        Реакция немцев мне понравилась. Они не побежали опрометью, а осторожно, страхуя друг друга, стали выходить из-за деревьев. Было их трое, я почти не могу их разглядеть, лежу неудобно, но вроде простые солдаты вермахта, не эсэсовцы. Почему появилась надежда? Думаю, если бы тут были фрицы, которые знали тех немцев, под чьей личиной мы сейчас, пошли бы более уверенно. Тут же они осторожно подошли и осматривают нас, но оружием не бряцают. Не опасаются то есть.
        - Вы ранены, унтер-офицер? - наконец произнес один. Здоровый такой детина, наверное, под метр девяносто будет, лежа на земле точно не разглядишь, подошел и присел над Олегом.
        - Помогите, у меня ранение в голову, у рядового Блюма пробита спина, да и вообще он серьезно пострадал… - да, это, кстати, было еще одним слабым местом в нашей афере. Форму фрицевскую нам Матросов с Валеркой, конечно, постарались привести в похожий на нашу вид, но несоответствия ранений и дыр на одежде не скрыть.
        - Вы можете идти? - спросил детина.
        - Я, наверное, смогу. Рядовой точно нет… - Олег попытался встать, немец ему помог. Выпрямившись, мой друг достал документы и предъявил фрицу. Затем с видимым усилием проделал это с моими. Будем надеяться, что фрицы не разглядят неточность фотографии, да и кровушкой они заляпаны, как бы случайно.
        Надо отдать должное фрицам, бумаги хоть и просмотрели, но быстро. Вопросов не возникло. Были они по другому поводу.
        - Унтер-офицер, как вы здесь оказались? - фрицы уже сооружали носилки для меня, но тот здоровый так и продолжал общаться с нами. Точнее, с Олегом. Я играл близкого к смерти солдата вермахта.
        - Нас взяли русские партизаны. Мы были в поисковом отряде лейтенанта Гроссе… - номер части Олег не говорил, фриц видел его в документах, - выдвинулись на поиски партизан, оцепили участок. Нас трое было, одному солдату не повезло, партизаны убили его самым первым. Черт возьми! - выругался Олег, как же натурально у него это получатся! - Эти бывшие колхозники научились так тихо ходить по лесу, нас застали врасплох.
        - Если они не бегут как лоси по лесу, спасаясь от наших солдат, то могут быть очень скрытными и опасными, - соглашаясь, кивал здоровяк фриц. - Меня зовут Отто, фельдфебель Отто Хайфельдт, вас далеко утащили, унтер-офицер. Здесь в районе пяти километров ответственность нашего батальона, а мы с вами даже не из одного полка. - Ладно хоть не Ником его зовут. Был в моем времени гонщик один, с такой же фамилией. А, да ладно, я вон, пока в Ровно тогда сидел, собственными глазами видел гауптмана Шумахера, чего уж тут какой-то Хайфельдт.
        - Я даже не знаю точно, куда нас утащили. Был без сознания, как и мой солдат, - Олег указал на меня.
        - Я что-то слышал о вашем подразделении. Кажется, ваш полк располагался южнее нас, дивизия-то одна.
        - О, я надеюсь, что вы поможете нам туда добраться, господин фельдфебель? - закинул удочку Олег.
        - К сожалению, господин Шлоссенбах, мы пеший патруль, наши машины далеко, а вам нужно скорее к врачу. Мы доставим вас в расположение своей части, это гораздо ближе. Но госпиталя у нас нет, а батальонная санчасть вам, я думаю, не поможет. Особенно рядовому. Хороший госпиталь только в Курске. Извините, но когда вы в него попадете, я не знаю, - фельдфебеля окликнули, и он кивнул в ответ. Носилки были готовы. Ох, что я испытал, когда меня, как цацу, водрузили на носилки двое немцев и понесли… Только за это уже можно помирать. Враги бережно таскают, где бы записать? Это было бы смешно, если б не было так грустно. Просто больно уж очень, в груди просто огонь. Я и так был без сил, а тут еще с этими приготовлениями вообще ослаб. В общем, я тупо вырубился уже через несколько секунд. Куда нас тащили, сколько времени, понятия не имею. Очухался только от тряски. Было очень неприятно, что сдавливало меня с обеих сторон, и, открыв глаза, я попытался посмотреть. Стоны и скулеж были мне ответом на мои вопросы. Я был в кузове грузовика, а рядом лежали раненые немцы. Ого, где это их так славно потрепали? В кузове
штабелями лежало по крайней мере человек пятнадцать. Все в бинтах, у кого-то ноги, у кого-то головы. В общем, фрицы были изрядно побиты. Осмотревшись, покрутив головой, не обнаружил Олега. Стало немного страшно, как-то мы это не учли. Неужели ранение у моего товарища несерьезное и его не отправили со мной вместе? Тут кто-то похлопал меня по плечу, и, превозмогая сильнейшую боль, я машинально задрал голову, чтобы посмотреть.
        - Лежи, Блюм, лежи, все хорошо. Тебя немного почистили, скоро будем в госпитале, и ты поправишься. Твоя мама еще увидит тебя, если все будет хорошо, получишь отпуск в родной фатерлянд и отдохнешь как следует! - Олежка чешет, как по писаному. Оказывается, я лежу где-то в центре кузова, а впереди, у меня за головой, еще были немцы.
        Выдохнув в ответ, я прикрыл глаза. Боль была, да, но мне стало явно лучше. То ли это чистка ран помогла, то ли отдых, все же в беспамятстве я был долго. У нас одна проблема сейчас, Олег-то не вырубается, а вот я… Кто знает, как я себя поведу, когда буду вновь отключаться? Раз до сих пор меня еще не пристрелили, значит, пока не бредил, этого я очень боюсь. А ну как на русском вдарю, что тогда?
        Грузовик сильно трясло, ладно еще хоть дождя нет, погода радует. А то бы еще и буксовали в грязи, то еще удовольствие. Водитель вел машину быстро, словно не раненых везет, а дрова. А объяснялось все просто, позже Олег сказал. Наши самолеты частенько летать стали, а едем днем, вот фриц и гонит, чтобы побыстрее уехать подальше. Как и предположил тогда в лесу на болоте фельдфебель, везли нас в Курск. Не скоро еще отобьем наш старинный город у врага. Вот же гадство, сколько я бумаг отправил, рискуя попасться своим же, но все тщетно. Нет, какие-то подвижки были, мелкие, но, судя по ним, я понимал, что материалы получены. Еще улетая на это задание, я слышал, что сняли Тимошенко. Уж чего-чего, а это точно был знак, что мои бумаги дошли туда, куда нужно. Здесь не случилось харьковской бойни, так как не было Барвенковского выступа вообще. Может, тем самым я сделал только хуже, в плане территории мы потеряли больше, чем в это же время в моей истории. Но, думаю, количество жертв будет меньше, так как не случилось котла. Наши выстроили оборону, но удары Вейхса с севера, а Гота и Паулюса с запада отбросили
нашу группу армий сразу к Воронежу. Думаю, что хреново подготовились наши к обороне, только этот вывод напрашивается. Теперь-то я немного по-другому на эти вещи смотрю. Мое вмешательство сыграло на руку немцам, они провели свою операцию, как и задумывали, не отвлекаясь на Барвенково. А наши войска, как ни крепили оборону западнее Воронежа, но немчура прорвала ее. Нас ведь и закинули сюда именно из-за того, что фронт рухнул, да так стремительно, что, думаю, в ставке сейчас ад! Таким образом, немцы еще летом могут подойти к Сталинграду, что будет… Главное, вряд ли теперь мои «записки» будут воспринимать всерьез. Но я все же напишу. Напишу именно то, что я думаю о подготовке к обороне, ведь ее по сути и не было. Сука, там наверняка опять Хрущ делов наделал, как и тогда под Харьковом. До последнего сидели с Тимошенко и рапортовали Сталину, что все в порядке и силы немцев преувеличены, вот и получили тогда минус почти триста тысяч солдат. Сука кукурузная, сто процентов он повлиял на эту ситуацию. Или виноват я сам. Теперь продвижение фрицев хоть и не было таким быстрым, как в сорок первом, но они уже на
тех позициях, где должны были оказаться гораздо позже.
        Если все пойдет хорошо с немецким госпиталем, то есть если нас не раскроют фрицы, представлю информацию как добытую в тылу врага. Надо будет расписать все так, будто бы немцы нахваливают наших генералов за то, как они плохо воюют. Упирать на то, что не была создана нормальная оборона.
        Во всем этом радует пока только одно: людей потеряно гораздо меньше. Не было котлов, не будет тысяч пленных и убитых, а это все чуть позже сыграет на руку уже нам. Если, конечно, командование правильно все рассчитает. А то ведь наши могут запросто похерить людей и в другом месте. Да, дел я, похоже, наделал немало, как знать, что будет, но надеяться будем на хорошее.
        От размышлений меня отвлек Олег. Наклонившись ко мне, что-то прошептал на нашем языке. Мне даже страшно стало, а ну как немцы услышат, вон их сколько в кузове. Но на деле оказалось, что шептал Олег так тихо, что я и сам не мог разобрать.
        - Я тебя не слышу, - ответил я на немецком, но так же тихо.
        - Говорю, - Олег приблизил свои губы вплотную к моему уху, - жопа будет в Воронеже! Ты не видишь, а мне все видать, тут степи, солдат немецких… тьма просто, да и танков до хрена!
        Я просто кивнул в знак того, что понял. Хотелось самому взглянуть, да никак. Спеленали врачи фашистские так, что еле дышу.
        В груди так и полыхал огонь, разве что чуть-чуть послабее. Было больно, и стало ясно, зачем скрутили. Если бы руки были свободны, я бы уже весь извертелся, а так сил нет даже с боку на бок повернуться. Да и фрицы давят с обеих сторон. Хорошо их где-то покрошили, вон как стонут. Ничего, это вам, суки, еще повезло, дружков ваших мы тут и похороним. В этих степях, лесах и оврагах!
        Как привезли в госпиталь, я не видел. Очнулся позже, видимо опять вырубало. То, что это был госпиталь, сразу стало понятно. Более или менее чисто, и пахнет так, как только в больнице может пахнуть.
        Руки были свободны на этот раз, так что первым делом почесался. Вши зажрали тогда в болоте, хоть и привыкаешь к ним со временем, да полностью все равно не забудешь. Уж жрать-то в нас нечего, а всю пьют, собаки кусачие. Огляделся, насколько смог. Палата небольшая, коек много. Я лежу практически возле двери, и обзор приличный. Тихо, у немцев тут «тяжелые», что ли, лежат, или спят все? Вроде за окном светло…
        - Рядовой! - услышал я чей-то голос. Довольно грубый, надо заметить, голос. Повернув голову в направлении этого самого голоса, увидел солдата в форме. Сидел себе на стульчике, книжку читал.
        - Да? - еле слышно, сиплым голосом ответил я.
        - Очнулся? Сейчас доктора позову. Он приказал сразу его звать, как очнешься. Ну ты и спать! Двое суток, как операцию сделали, а он все не просыпается… - солдату эта собственная речь, видимо, юмором казалась, а мне было больно и страшно. Не в первый раз у фрицев в тылу, но настолько в беспомощном состоянии еще не бывал.
        Я просто еле заметно кивнул ему и прикрыл глаза. Только было подумал о так надоевшем кашле, как тот не замедлил вернуться. Казалось, от боли глаза выскочат. Я пытался унять кашель, но становилось только хуже. Меня вырвало прямо на свою же грудь и кровать. Рвало кровью и какой-то тягучей слизью непередаваемого цвета.
        Спустя какое-то непродолжительное время заявился, видимо, врач. Он быстро и решительно сунул мне в рот какую-то трубку, или шланг, я даже не понял, и я почти сразу почувствовал облегчение. Затем осознал, что мне внутрь качают воздух. На другом конце шланга виднелись меха, наподобие тех, что в кузнице стоят, только очень маленькие.
        - …внутреннего кровотечения нет, но через перебитые органы попало много крови. Слишком долго его сюда везли, - распознал я речь врача, говорившего кому-то обо мне.
        - Они с еще одним бойцом долго пробыли в болоте у русских в плену. Когда их нашли, то сразу сюда доставили. Раньше не могли, - это был еще один незнакомый мне голос.
        - Ясно. Так что вы хотели, герр Шульц?
        - Мне нужно допросить его, в тех местах, откуда их доставили, работала диверсионная группа противника, нужно знать точно, погибла ли она…
        - От него вы этого точно не узнаете, по крайней мере в ближайшие две, а то и три недели. Он потерял много крови, ранения очень серьезны. Да, думаю, недели три он точно ничего вам не сообщит.
        - Жаль, это могла быть очень ценная информация, - тот, которого обозвали герром Шульцем, расстроился. Это было отчетливо слышно по интонации в голосе.
        - А как же второй? Тот ведь вполне в здравом уме. Да, у него также тяжелое ранение головы, частичное скальпирование, но он в сознании.
        - Ссылается на провалы в памяти. Говорит, что долго был в отключке, даже не помнит, как их тащили в болота. Нападение помнит, да и то не совсем все ясно. То ли бой был, то ли к ним подкрались, ничего определенного.
        - Я все понимаю, герр Шульц, - вновь заговорил док, видимо придумал, что сказать, - но тут вам не повезло. Да и думаю, какая уже разница? Ведь прошло много времени.
        - В той местности погиб мой родственник. Сами понимаете, когда мне по службе доложили о новых раненых, сообщив, откуда они, я сразу заинтересовался. Мой кузен был танкистом в четвертой армии, они стояли в готовности «один», когда на них упали диверсанты. Там мутная история, расследуют ее не наши, армейские. Все прибрали себе парни из ведомства Гиммлера.
        - А что там черным надо? - Ух ты, в вермахте тоже не слишком любезно отзываются об эсэсманах.
        - Говорю же, там дело темное. Похоже на предательство. Полк стоял в лесу, укрытый со всех сторон. Разведка красных вряд ли его могла обнаружить. Это был резервный полк, очень сильная группа. Штурмовики, истребители танков. Их готовили на случай флангового удара красных. А тут диверсанты. Они смогли уничтожить несколько машин, перебили кучу солдат и растворились. Нет, они тоже понесли серьёзные потери, но кто-то уцелел. Вот «черные» и копают, кому бы из наших статью навесить! - Блин, да у фрицев, похоже, в карательных органах такой же беспредел, как и у нас. Наверное, везде одинаково.
        - Так, солдат, если больше не потеряешь сознание, то через часок прикажу покормить. Только пока бульон, думаю, ты и ему сейчас будешь рад. Хотя рвать тебя все же еще будет часто.
        - Если будут изменения в его здоровье, дайте знать, герр Кроппе.
        - Хорошо, герр Шульц. Как всегда, был рад с вами поговорить. - Глаза у меня были прикрыты, но казалось, я даже увидел, как эти двое пожали руки друг другу. - Столько ран, - это док уже, похоже, сам с собой говорит, - и все какие-то странные. Словно он не обращался за помощью даже тогда, когда был серьезно ранен…
        - Что вы говорите, док? - вновь донесся голос Шульца. Блин, он, похоже, еще не ушел.
        - Да отметин на нем много, давно воюет?
        Твою маман, док, ты не мог это сказать чуть позже, когда исчезнет из палаты этот дотошный фриц!
        - Странно, в документах сказано, что его совсем недавно перевели на Восточный фронт. Он был в Европе, а там уже давно не стреляют особо.
        - Да тут и осколочные есть, и пулевые. Да, интересный экземпляр!
        Сам ты экзема. Ботаник очкастый. Лять, он сейчас этого особиста немецкого точно заинтересует.
        - Я проверю, когда и где он был, может, что узнаю. Но вы правы, док, странно это…
        Я вновь лежал и молчал. Скучно, до неприличия. Час назад в меня пытались влить бульон. Пах он… Но не вышло. И сразу плевался, в горле ком стоял, не лезло ничего, так еще и вырвало в итоге. А запах у бульончика был и правда очень хорош.
        Дни потянулись один за другим, похожие друг на друга настолько, что казалось, это и вовсе один и тот же день. Было скучно и совсем не страшно. Немцев то выписывали, то добавляли новых. Новые досаждали, орут, мать их, так, что мне и самому пришлось делать то же, чтобы не выделяться. Вроде я и рад должен быть, вон как наши их калечат, но, видимо, не все во мне еще сломалось. Было даже жалко их. Особенно, когда двух танкистов привезли. Мать моя женщина, как они орали, когда с них одежку срезали… Не забуду, наверное, никогда. А ведь по другую сторону фронта еще хуже! Там с нашими ребятами особо не церемонятся, терпи, и баста! Тут, конечно, более человечные врачи. Вон, хоть меня взять, переворачивают регулярно, осторожно, спокойно, даже неудобно от такой заботы. Тем более, я ж им не свой. А первое время после операции, думаю, вообще наркоту кололи, легко как-то было, хорошо.
        В госпитале ничего не происходило. Пару раз были вербовщики, интересные люди. Солдаты еще чуть живые, палата-то у меня для только что оперированных, а они уже объясняют все прелести возврата на фронт. Хорошо работают. Те фрицы, кто более или менее в чувствах, даже приободряются. А пропаганда у них какая! Ух. Оказывается, русские чуть ли не за Уралом уже, осталось чуток, вы уж давайте, камрады, выздоравливайте скорее, а то вам и войны-то не останется, не успеете заработать свой «Э-Ка». И ведь раненых пробирало, многие подтягивались и принимали воинствующий вид. Но как я понял из разговоров, это были в основном всякие артиллеристы, минометчики и прочие, кто на переднем крае и не бывал. Они тут почти все с осколочными. Кто под бомбежку угодил, кто еще как. Нет, не спорю, это тоже очень страшно, я вот и сам так попал, признаюсь, если бы сразу не зацепило и был бы в сознании, вряд ли смог бы удержать штаны от намокания. А то и похуже чего. Но было показательно, когда один сапер не выдержал и заорал на этих пропагандистов:
        - Вы, сволочи тыловые! Вы сами-то были на передовой? Когда иваны в атаку идут, там не об «Э-Ка» думаешь, а как бы не обделаться. Слышали их «ура»? - он это по-русски сказал. - Вот! Что вы тут людям головы морочите? Оклемаемся и вернемся, куда мы денемся! Там войны еще не на один месяц!
        «О, фриц, даже не на один год!» - подумал я и чуть не улыбнулся.
        - У вас какое ранение? - спросили возмущавшегося фрица.
        - Пулевое, в грудь навылет. Снайпер, наверное. Мы переправу наводили, когда мне прилетело. Как кувалдой в грудь на! Еле выловили из реки, унесло на несколько метров.
        - Вы вернетесь в строй?
        - А куда я денусь? Дырку заштопали, двигаться смогу, и вернусь, конечно. Хотелось бы домой съездить, мать увидеть, сестренку обнять, но вряд ли будет отпуск…
        - Вам положены десять дней, они предусмотрены уставом…
        - Уставом много чего предусмотрено. А где было то, что предусмотрено, зимой под Москвой? Мы там чуть не в лед превратились, одеваясь кто во что мог!
        Это, фриц, ты зря, поставят тебе отметку в личное дело, что ругаешь устав, а следовательно, и того, кто его писал.
        Вот примерно такие разговоры шли, пока я был совсем бревном. Об Олеге думал, конечно, мы на такой случай договорились еще там, на болоте, чтобы каждый показывал себя максимально тяжелым раненым. Это чтобы, не дай бог, на фронт не послали. Вот умора-то будет, уйти в немецкую армию! Друга я не видел, но знал, что он должен быть тут, где-то в госпитале. Нас же вместе привезли, вряд ли он уже оклемался.
        С удивлением узнал, что девушки санитарки были нашими, русскими. Два фрица, во время выноса уток, попытались заговорить с сестрами. Те молчали, две их было, а когда выходили из палаты, то одна и бросила тихо:
        - Не добили гадов, скоро ручонки загребущие распускать начнут.
        Как они тут оказались, неизвестно, но то, что они этому не рады, это точно. Наверное, в приказном порядке заставили, ведь я нахожусь в бывшей нашей советской больнице, девчонки, наверное, тут работали раньше, вот и сейчас трудятся. Осуждать их не стану, жить-то как-то надо. Им же с Большой земли продовольствие не шлют, есть что-то нужно. Да и не больно их спрашивали, как я думаю, приказали и пригрозили, вот и все. Но относятся к раненым они хорошо, на себе почувствовал. Хоть и без сочувствия в глазах, но делали все осторожно. Хотя их не допускали до чего-то серьезного. Перевязки, уколы, все делали врачи немцы, девушки же выносили утки, переворачивали солдат с боку на бок, и все, пожалуй. А, еще обтирали время от времени, не давая вонять. Главврач, серьезный такой мужик, на Эйнштейна чем-то похож, следил за этим всерьез. Да уж, отличия с советскими госпиталями налицо, как говорится. Чем чище пациент, тем больше вероятность его излечения.
        Через четыре скучных, опостылевших недели мне разрешили попробовать встать. Не получилось. Сил не было, представьте! Ноги тупо не держали. Врач тогда прописал мне усиленное питание и ежедневные тренировки. Ко мне стал каждое утро приходить специальный человек, даже не в солдатской форме, и заниматься со мной и, как оказалось, с еще кучей солдат. Это был не массаж, а что-то вроде сидяче-лежачей аэробики. Сначала тупо поднимал ноги и руки по очереди. Через несколько дней эскулап заставил попробовать проделать упражнение, вроде как на пресс. Это я прямо в постели складывался пополам. Да, мне подсунули щит из тонких досок под матрас, спать теперь ужасно тяжело, зато вроде как стало что-то получаться. Еще через две недели я уже вставал. Но только для того, чтобы делать наклоны, приседания - блин, как у немцев все интересно! Меня как будто в олимпийскую сборную готовят.
        Говорили фрицы мало, что мне было на руку. Да я еще и ссылался на то, что слышу неважно, да старательно заикался в разговоре. Делал это настолько натурально, что за этот месяц, даже чуть больше, привык это делать не задумываясь. Главное же для меня в этом бесполезном лежании было то, что я стал отлично понимать речь. Говорят-то вокруг много, я уже и думать начинаю на немецком.
        Через полтора месяца моего нахождения в госпитале в саду на прогулке меня нашел Олег.
        - Твою мать, наконец-то! - чуть не вскрикнул я.
        - Тише ты! - шикнул мой друг. - Беда, командир.
        - Чего еще-то случилось? - насторожился я.
        - Меня выписывать собираются…
        - Хорошо, чего ты переживаешь? Свалишь, будешь ждать меня где-нибудь поблизости…
        - Ты не понял, Андрюх, меня на фронт выписывают!
        - Как это? Мне и то уже объявили, что будет отпуск. Даже бумаги показывали. Я с этим чуть не спалился, правда, предлагали домой написать, еле отбрыкался. Сослался на то, что хочу сделать сюрприз. Так я рядовой, почему тебе не дают отпуск?
        - Вот именно, что рядовой. У фрицев не хватает младшего командного состава, я ж унтер, помнишь?
        - Млять! - только и выдохнул я.
        - Вот и я о том же. Чего делать-то?
        - Все будет зависеть от того, как тебя отправят, - начал я, - если поедешь один, сам понимаешь, вали куда хочешь. Если командой…
        - Да мне уже отделение подобрали, из таких же, выздоравливающих. Они из отпусков возвращаются прямо сюда. Ну, не в госпиталь, в город. Получают предписание и ждут отправки. Так что я, блин, далеко не один. Как свалить?
        - Слушай, ну а что, за тобой постоянно следят? Можно попробовать свалить на вокзале, а еще лучше - во время следования. Ехать-то далеко, поезда будут останавливаться, да и просто ход замедлять. Слушай, Олежка, да справишься! - я реально считал, что это не проблема.
        - Так я без тебя не хочу… - вдруг заявил друг. - Представляешь, даже если и получится, то что я нашим-то скажу?
        - С этим и правда хреново. Там мурыжить будут будь здоров!
        - Вот, а я что говорю.
        - Ну, не за фрицев же воевать! - удивился я. - Надо к своим, там главное - связаться со школой…
        - И как я это сделаю? - скорчил гримасу Олег. Словно я хрень несу.
        - Куда бы ни попал, требовать связи с представителем нашей бригады. Мы ж спецы все же, мало ли где ты был. Тебя на задание отправили…
        - Которое мы не выполнили!
        - Ну, шухер-то мы знатный учудили. Авиацию да, не вызвали, но сам понимаешь, не всегда идет, как планируешь.
        - Короче, я не знаю, что делать! - твердо заявил Олег.
        - Устав немецкий учить, а то спалишься, со своим отделением!
        - Да его я наизусть помню, еще в школе ОМСБОН учил.
        - Блин, Олег, - меня вдруг осенило, - ты ж, вообще-то, у нас штатный радист!
        - И?
        - Так тебе ж только станцию найти, сам свяжешься с кем нужно. Позывные знаешь, частоты тем более. Выкрутишься, я верю в тебя.
        - А ты?
        - А что я? - удивился я. - Как получу направление в фатерлянд, дорожные документы, так и свалю на хрен отсюда!
        - Как добираться будешь?
        - Да я сейчас как новенький буду, пешком дойду, если нужно будет. Не ссы, радист, прорвемся!
        Как оказалось, я рано радовался. Нет, Олег уехал, с этим все нормально было. Уж не знаю, как там дальше, надеюсь, выйдет к своим. У меня же черная полоса явно задержаться решила. Мне как будто небеса решили отомстить за что-то. Мои надежды и планы рухнули в один миг, когда я услышал слова:
        - А кто это? - Их задала одна женщина в штатском.
        Я находился в госпитале уже больше трех месяцев, сентябрь начался, когда меня вызвали к коменданту госпиталя. Я-то шел, думал, документы готовы, довольный был. У меня тут вообще дружба с немцами шла, за своего меня принимали буквально все. А что, рядовой, окопник, ранен серьезно, значит, свой в доску парень. Даже пил с ними тайком принесенный кем-то шнапс. Но особистам об этом знать не обязательно, умолчу в будущем.
        Постучав в дверь на втором этаже, я толкнул ее на предложение войти. А когда вошел, сразу и радость исчезла.
        - А кто это? - она стояла возле стола коменданта и смотрела на меня. Женщина не старая, лет сорок пять, довольно привлекательная. Высокая, стройная, в строгом костюме и со значком на лацкане пиджака.
        - Рядовой Блюм, по вашему приказу явился! - отрапортовал я, почти не заикаясь. Комендант был спокоен до этого момента, но после слов женщины навострил уши и встал.
        - Это не мой сын! - вновь подала голос женщина. Вот это я попал!
        - Как, вы в этом уверены? - комендант вышел из-за стола. - Он сильно похудел, ранения никого не красят, фрау Блюм…
        - Да что же, я сына не узнаю? Он ведь не мертвый стоит здесь. Он чем-то похож, но это не Эрих!
        То, что я ей незнаком, было понятно без слов. Разве так встречают собственную мать? Блин, а ведь этот Блюм, которого мы утопили в болоте, что-то говорил о матери, вспомнить бы, что именно, я тогда ни хрена не соображал… А, точно, он говорил, что она какая-то заслуженная, в смысле, член партии не из последних. Вот почему она тут. А еще потому, что я, как мудак, не стал писать ей письмо. Она-то ведь их присылала, ей сразу сообщили о ранении сына и о том, что он в госпитале. Я боялся писать, ведь она бы поняла, что пишет не сын, но никак не думал, что она сюда притащится.
        - Рядовой, как вы объясните это? - очнулся, наконец, комендант.
        - А что тут объяснять? - я сделал вид, что удивлен. - Мое имя Эрих Блюм, но это не моя мать.
        - Но в ваших документах указано, что вы из Мюнхена, есть полный адрес… Да мы ведь и с родственниками связались по данному вами адресу! А вы еще не хотели им отвечать, - черт, припомнил сука, - теперь понятно!
        - Что вы сделали с моим сыном? - тетка едва не накинулась на меня с кулаками. Боевая фрау. Я отшатнулся и хотел открыть дверь, но ствол «вальтера», направленный на меня, заставил передумать.
        Фрау отошла в сторону и упала на стул, а комендант уже куда-то звонил. Через минуту в палате были четверо солдат и главврач. Тот тоже, блин, подлил масла в огонь.
        - А еще думаю, откуда у него осколочное ранение, причем, по виду, так от авиабомбы, да и все тело в шрамах, как будто он несколько раз уже был серьезно ранен. А в личном деле ничего нет…
        - И вы молчали? - взревел комендант. - Впрочем, теперь с ним будут разбираться другие люди. Ефрейтор! - Один из четверки солдат вытянулся в струну. - Взять! - как собаке приказал.
        И меня взяли. Случилось то, чего я так боялся с самого начала войны. Черт, боюсь пыток. Боюсь, что не выдержу и начну говорить. А сказать у меня много чего есть…
        В гестапо был выходной. Ну, это я так решил, потому как меня не повели сразу на допрос, а сунули в камеру. Это была одиночка, холодная и сырая, но я теперь не тот умирающий лебедь из болота. Меня так отреставрировали, что я теперь надеялся пожить. Как быть, что делать? Извечный вопрос.
        Ночь прошла быстро, я заставил себя поспать хоть немного, а то сонного завтра быстро утомят на допросе. Заявились за мной ближе к обеду. Готовились, видимо. Вопросы посыпались, как из МГ-34.
        «Кто? Что? Когда и куда?» - ну и в том же духе. Отвечал спокойно, как мог.
        - Рядовой Блюм. 314-й пехотный…
        - Зачем ты врешь, тебя же признали самозванцем? - со мной пока еще спокойно говорили.
        - А что, воевать за фюрера преступление? - попробовал я.
        - Что? - следак так удивился ответу, что было даже смешно.
        - Ну, а что я сделал-то? Почему в гестапо? Я воевал, выполнял свой долг, да, загремел в госпиталь, но не по своей воле, иваны постарались…
        - Кто ты такой? - повторил уже более нервно следователь. И я плюнул в сердцах. Все равно уже взяли, не отвертеться. Коси не коси, а самозванец я, тут и доказывать ничего не нужно. Шлепнут, и будут правы.
        - Да обычный солдат. Красной Армии солдат, - уточнил я. Ну, а что мне, дальше скрывать? Смысл? Отхрерачат так, что буду просить пулю. Зря, что ли, восстанавливался? А так, может, еще и поживу чуток.
        - Кто? - аж поперхнулся следак.
        - Ну я же сказал, - пожал я плечами.
        - Как, как ты здесь оказался? - следак судорожно расстегивал ворот кителя.
        - Ой, да это та еще история… Я был серьезно ранен, одежка пришла в негодность. Кто-то из бойцов предложил переодеть меня в форму вермахта. Это бойцы между собой говорили, я был практически все время без сознания. Очнулся, а тут солдаты вермахта. Обыскали, нашли документы этого Блюма, ну и отправили в тыл. Что, мне нужно было кричать на весь свет, что я русский? Зачем?
        - Я такой наглости еще не встречал! - выдохнул следак.
        - Ага, - кивнул я, - я тоже. Ну сами посудите, как мне было поступать?
        - Значит, простой солдат? - вошел в роль следователь.
        - Ну да, - кивнул я.
        - Так могли поступить только со старшим по званию!
        - Ну, я и был старший среди них. И по возрасту, и по званию. Ефрейтор я. Мы в лесу сошлись с несколькими бойцами, что также выходили из окружения, ну и…
        - Ты не похож на обычного солдата, я их много видел! Ты комиссар?
        - Упаси бог! - аж перекрестился я. - Какой я, на хрен, комиссар? - возмущению моему не было предела. - Да комиссара бойцы в такой ситуации просто бросили бы, а не стали бы слушаться.
        - А слушались?
        - Ну, на рожон не лезли, и то хлеб, - я перешел на русский, так как фриц, называя меня комиссаром, говорил на моем языке. - Сидели тихо, жрать только нечего было. Ребята сходили на промысел, добыли чуток еды и притащили форму с документами того Блюма.
        - Ты все врешь!
        - А зачем мне это? - я пожал плечами. Вообще, я старательно настраивал фрица говорить со мной спокойно, то есть как мне надо. Пусть забудет на время свои гестаповские замашки. - Вас смущает мое знание немецкого языка? Или еще что? Ну, так я и не деревенский парень. Вырос в городе, получил перед самой войной неплохое образование в Москве. Когда набирали добровольцев на оборону города, пошел сам. Вся семья у меня погибла в Калуге. Ваши солдаты там серьезно порезвились.
        - Ты убивал солдат вермахта? - прямо спросил фриц.
        - В рукопашной не сходился, а так, все стреляли, я тоже. Может, кого и убил. - Хлесь! Фриц перегнулся через стол и ударил меня кулаком в скулу. Не больно, силенок маловато будет. Мне после спаррингов в школе такие удары по фигу.
        - Ты будешь расстрелян! - фриц собрался, застегнул ворот, расправил китель.
        - Как вам будет угодно, - только и сказал я.
        - Что, не боишься смерти? - ехидно так оскалился фашист.
        - А чего ее бояться? Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Все там будем.
        - Ты будешь гореть в аду, как и все русские!
        - После такой бойни, думаю, никто в рай не попадет, господин следователь. Передайте женщине, раз уж она тут, что ее сын погиб как солдат. Пусть знает, что он не сгинул без вести, как это бывает. Лучше уж знать правду, чем всю жизнь мучить себя догадками.
        - А как он погиб? - фриц остановился. Даже, я бы сказал, заинтересовался.
        - Он был в оцеплении района, где мы прятались, когда наши бойцы пошли добывать еду. Он их увидел, застрелил одного, потом второго, ну и, - я сделал паузу, - его срезали.
        - Встать, лицом к стене!
        Я послушно встал.
        Через пять минут меня, даже не побитого, заперли вновь в камере. Что будет, теперь меня интересовало все меньше. Вот оно как бывало на этой войне. Наверняка ведь и такие случаи происходили, всяко может быть. Что ж, я сделал что смог, значит, такая уж судьба. Валюшку с Катериной жалко, одни останутся. Я пропал, вряд ли пенсию дадут. На что жить станут? Валя, конечно, пока на службе, не пропадет, но как же ей будет тяжко одной… Эх, сказал бы, что парни помогут, так нет больше никого. Вся наша группа, так долго глумящаяся в немецких тылах, погибла на фиг. Есть, конечно, надежда, что Веревкин тогда смог выйти, да, все же есть. Я его, кстати, просил приглядеть за девчонками, авось не оставит. Если сам жив останется. Олега также пока не стоит списывать со счетов, может, еще выберется.
        А наутро ко мне пришли! Да, именно ко мне, а не меня куда-то потащили. В камеру вошли давешний следак и мамаша Блюма.
        - Расскажите, - ого, даже на вы, - как погиб мой сын? - Она теребила в руках белоснежный платок, и в глазах ее были слезы. А она не такая и железная, какой показалась мне при первой встрече. Вообще, женщина она статная, не отнять.
        - Er starb wie ein echter Soldat!.. - произнес я на немецком и повторил для нее всю историю, рассказанную накануне следователю. Она молча слушала, затем произнесла короткое слово, в котором я с трудом расслышал:
        - Danke… - а обернувшись к следователю, на выходе произнесла что-то очень тихо. Я не расслышал ее слов, но, думаю, ничего хорошего там для меня не было. А сказал я очень просто, что сын ее погиб как солдат.
        В камере я пробыл еще почти сутки. Новыми лицами, вошедшими в камеру, были два дюжих фрица и следователь. Меня просто и без затей отпи…ли, ну, побили то есть. Не жестоко, скорее для порядка. Выплюнул один зуб, у меня их и так мало оставалось, так вот еще один потерял. Так как я был не измотан и сносно откормлен, то боль быстро ушла. Часа через три я уже перестал растирать ушибленные места. Фрицы, когда побили, сразу ушли. Вернулись к обеду и повели куда-то. Уже усаживая меня в кузов машины, следак бросил в мою сторону:
        - Благодари фрау Блюм, иначе тебя бы уже расстреляли!
        Я недоуменно хлопнул глазами и был потороплен пинком под зад.
        Везли недолго, минут тридцать, может сорок. Это было где-то в окрестностях Курска, я так думаю. Лагерь, а это был именно лагерь для военнопленных, располагался в чистом поле. Колючка в несколько рядов, вышки, все как я видел не раз, но только серьезнее. Это уже не те времянки, что устраивали немцы в сорок первом, когда пленных было некуда девать. Здесь все было серьезно. Караул с собаками обходит периметр, часовые бдят в четыре глаза. В общем, зона. Стояли бараки, вид у них был плачевный, бои наверняка здесь проходили, стены просто прозрачные. О, кажется, я понял, это какая-то ферма была, скорее всего. Немцы только забор соорудили да вышки воткнули. А так да, скорее всего, ферма.
        Интересно было, за что я должен благодарить эту фрау? Уж не за лагерь ли? Сомневаюсь, что она просила отпустить меня, может, попросила не расстреливать? Тогда да, спасибо ей огромное. Скажете, предатель? Трус и все такое? Да, согласен. А вы как бы поступили?
        Оформили быстро. Так как я был довольно чистый, из госпиталя все же, то просто раздели и, швырнув мне какое-то рванье, в котором с трудом угадывалась красноармейская форма, заставили одеться. Я все время думал об одном, почему меня не спрашивают об Олеге. Ведь наверняка есть информация, что я был не один. Или они решили, что он был не со мной? Ведь тогда нас привезли в госпиталь с еще дюжиной солдат вермахта… А, впрочем, это уже не важно. Главное, я жив, а выбраться я попробую, не думаю, что до победы тут сидеть буду.
        Лагерь оказался трудовым. Но это полбеды. Здесь почти не кормили, вот в чем была тяжесть. Так-то, если разобраться, ну гоняют на работы, плевать, не привыкать. А вот то, что после четырнадцати, а то и больше часов работы тебя еще и не кормят… Все встало на свои места, понятно, почему столько пленных не решались бежать годами. Если сразу это не сделать, потом банально нет сил. Я хоть и был пока крепким, все же немчура молодцы, подлатали хорошо, да и потом ломать не стали, но и то начал уставать.
        Контингент в лагере был разный. Есть отчаянные храбрецы, неунывающие, все время говорящие о том, как они станут воевать вновь. Только вот толку от слов-то нет. Работают, как и все, бежать не пытаются. А есть и такие, что тихие, ни с кем не общаются, но за неделю двое пытались «уйти». Поймали, конечно, одного. Второго убили. Кинулся на солдата, когда загнали, его и пристрелили. Неправильно кинулся, не вовремя и не в том месте.
        Вообще, насколько я уже огляделся, из лагеря уйти очень сложно. Охрана приличная, а главное, собаки. Свора овчарок, злющих, аж жуть. Пулеметчики на вышках ни фига не спят, часовые гуляют. Может, с приходом холодов что-то изменится, но пока… Нет, свалить, я думаю, можно только по пути на работы, или обратно. Водят не далеко, час туда, час обратно. Тут недалеко есть лесок, тоже с болотцем, как и тот, в котором я попался, но погуще будет. Вот и рубим его помаленьку. Видно, что начинали тут без меня с того, что делали зачистку возле путей железной дороги. Боятся немцы партизан, зачищают все. А заодно тащат весь лес к себе в Германию. И ведь надо же, выстроили такой порядок, охренеть. Казалось бы, все дороги перегружены, логистика ужасная. Но это, блин, у нас. У этих же гадов все в норме. И на фронт эшелоны идут, с оружием, техникой и солдатами, и обратно не пустые. Раненых вывозят, а заодно и все, что можно украсть и вывезти. В этой местности и так с лесом не очень хорошо, очень небольшие массивы, так и те скоро вывезут.
        В бараке все спали, можно сказать, вповалку. Кто где упал, тот там и спит. Ладно хоть фрицы разрешили соломы сюда натащить, причем немало. В углу возле дверей была приличная куча. Когда я вошел и, перездоровавшись со всеми «домочадцами», сел, мне и подсказали, чтобы нагреб себе соломки. Я и нагреб. Ночами было вполне сносно, еще не зима, так что терпимо, но, думаю, уже скоро станет неуютно. Все бойцы были в одной форме. Ни нательного ни у кого, ни шинелей. Да, думаю, замерзнем мы тут. Поговорили с одним, он тут давно сидит, говорит, зимой кинут шинель. Уже лучше, хотя до зимы я тут как-то не рассчитываю задержаться.
        - Слышь, Мороз! - окликнули меня. Вот же, блин, фамилия у меня, да? Везде одна и та же погремуха.
        - Чего? - ответил я. Мы сидели после трудового дня и отдыхали. Немцы сегодня сухарей мешок дали, но похлебку зажали. Я сидел и старательно пытался размочить во рту сухарь, зубов-то мало. Припрятал себе пару горстей на будущее. Хотя, думаю, съем я их уже сегодня. Жрать-то хочется. Вода еще эта… Пьем дождевую, когда сухо, немчура дает пару ведер набрать из колодца. Вчера вот лил полдня, так хоть помылись, пока шли с работы. А что? Тепло сейчас еще, а после активной работы так даже жарко. Прямо на ходу снимали с себя одежду и под дождем растирались. Хоть так, а то живность-то совсем достала. Жрут, суки, гребаные вши, надоели до жути.
        - Сашка, когда побежал, видел, кто в него стрелял? - Я кивнул. - Этот у них прям чемпион. Иногда в лесу стреляют, по бутылкам, этот лучше всех. - Я вновь кивнул, показывая, что принял информацию.
        Мы постоянно делимся наблюдениями, мало ли пригодится. Да, о контингенте немного. Самый старший тут старшина. Мужик из обоза санитарного батальона, взяли при отходе, у него даже оружия не было. Пятьдесят годов мужику, какой из него вояка. Весь такой уставший и больной, думаю, долго не протянет он здесь. На работы его не водят, максимум метелку дают, дорожки мести. Остальные… Да все разные. В основном пехтура, пара пушкарей была, подносчики. От восемнадцати до сорока. Старшина один такой старый был.
        Все думал, заточку бы какую сделать, железки иногда попадаются под ноги, можно найти, так фрицы постоянно шмонают. Идем с работы, выстроят, и полный шмон. Не пронести ничего. Насчет оружия была идейка, пока наблюдаю и делаю выводы. Главное, заставить себя немного потерпеть. Хоть и понимаю, что валить надо, пока есть силы, но наобум тоже идти неправильно.
        В конце сентября я предпринял первую попытку. Дурак! Решил все же свалить по пути, не вышло…
        Бежалось довольно легко, прыти было хоть отбавляй, прибавляло сил чувство близкой свободы. Но собачки оказались быстрее. Все бы ничего, если бы одна, но фрицы пустили двух. Итог печален. Пробежал я метров триста, уже на входе в лес меня нагнала собака. Как и говорил, была бы одна… Били меня немцы за порванную собаку долго. Суки, всерьез так воспитывали. Мелькнуло даже, лучше бы пристрелили. Да-да, собачку я их порвал. Просто, когда она кинулась, я успел подставить руку, левую, а когда псина вцепилась, правой со все дури дал ей в нос. Как собачка заскулила… Но я не дал ей мучиться, быстро взялся за челюсти, она в это время терла больное место, и рванул. Скулеж быстро кончился, силы у меня хватило такое сделать. Но я не успел среагировать на вторую псину. Та впилась в ногу так, что я взвыл и упал. А когда пинками свободной ноги удалось, наконец, освободиться, собака-то не железная, да и попал ей, видимо, удачно куда-то в морду, мне в грудь прилетел затыльник приклада.
        «Догнали…» - мелькнуло в голове, но я не вырубился.
        Месили знатно. Я проклинал себя за такую тупую попытку. Теперь за мной будет усилен надзор, если не забьют.
        - Уй, суки! - провыл я. Попали в пах, и я, наконец, отключился. Сколько охрана еще так развлекалась, не знаю, но очнулся, когда меня тащили другие пленные по дороге в лагерь. Странно, что не грохнули, очень странно. Я понял одно, что в следующий раз такого уже не будет.
        В лагере меня не оставили в покое и потащили к начальнику. Это была та еще сука. Жирный ублюдок, в очках, с усиками этими дебильными под фюрера, издевался как мог. Он попросил четырех охранников подержать меня и затушил мне об щеку сигарету. Было очень больно. Ощущения, как от пули, только там быстро эта начальная боль уходит, меняясь на ту, что начинается внутри тела, а тут… Ожоги - это очень больно и страшно. Ревел я так, что, казалось, готов руки себе вырвать, чтобы освободиться от захвата. Но держали очень крепко.
        После нескольких пинков, один из которых заставил меня крутиться и ползать по полу кабинета начальника, был особенно болючим. Мне второй раз за день прилетело между ног. Как это больно… Не передать. Мне и после того, как очнулся, уже казалось, что там все опухло, а уж теперь…
        - Я все понял, господин начальник, я все понял! - заорал я, не выдержав. В голове так и стучало, я больше так не поступлю. Так не поступлю. Я сделаю все умнее!
        Отлежаться почти не дали. Спасло немного то, что между ног все и правда опухло, думал, писец, больше у меня яиц нет, но пощадили все же. Три дня не трогали, и то хлеб. Ребята поделились хавкой, а то тем, кто не работал, вообще почти не дают. Через три дня опухоль не спала, но боль притупилась, стало легче, и меня выгнали на работу. В лес больше не водили, всучили метлу, и целый день мел дорожки, больше создавая видимость работы. Надо же было показать, как мне плохо.
        Еще через неделю меня вызвали к начальнику, где тот подробно объяснил, почему меня не пристрелили.
        - Ты поступил очень нагло, когда воспользовался нашим госпиталем. Нас попросили продлить тебе мучения перед тем, как ты сдохнешь, только поэтому ты еще жив, - а я-то думал, фрау попросила из жалости, а тут… Да они, наоборот, считали, что лагерь причинит больше вреда, это значит, хотели, чтобы я помучался. Ну что ж, ладно!
        На дворе конец октября, погода пока радует, дождей мало, но уже заметно менее приятно находиться постоянно на воздухе. Ушибы прошли, немного болели рука и нога, которую покусала собака, но благо порвать та ничего не успела, просто вцепилась, прокусив, так что небольшая хромота да чешется постоянно, но не болит. Каждый день делал примочки мочой, оторвал все карманы на форме и прикладывал. На вонь в бараке никто не жаловался, здесь вообще такой дух стоит, что хоть стой, хоть падай. Я еще в самом начале думал, чего дырки в крыше не заделывают, а потом дошло. Задохнемся на фиг.
        Буча, что я поднял, немного улеглась, я вновь хожу со всеми на лесозаготовки. Этому помог еще и случай побега одного бойца, вот от меня пока и отцепились.
        За то время, что я тут, ни разу не было нападения партизан. А я, надо признаться, на это всерьез рассчитывал. Все же, раз делают просеки возле железки, значит, бывали случаи? Но так и не дождавшись, решил все же пробовать уйти сам, во второй раз. Нужно торопиться, а то скоро снегу навалит, и будет уже труднее что-либо сделать. Вот и готовился. Сейчас как раз делаю последние приготовления. Приметил местечко, где попытаюсь «соскочить», уж больно удобное. Метров сто от железной дороги, еще не лес, но уже прилично густой подлесок. Охраны в зоне досягаемости, три солдата с винтовками. Стрелять немцы умеют хорошо, успел убедиться. Как раз неделю назад именно тут парнишка «сорвался», но поступил неправильно. Без оружия не свалить, это точно. Немец положил его одним выстрелом, буквально через двадцать секунд. Нет, я буду делать по-другому. Во-первых, нужно оружие, а оно, я думаю, у меня будет. А во-вторых… А во-вторых, я устрою панику, ломанусь я не один, тогда и будет шанс. Вообще, нашу бригаду из двадцати пяти человек охраняют восемь солдат. Есть еще мотоцикл, ага, на нем пулемет. Но он всегда остается
возле насыпи, к лесу ему не проехать, а стрелять оттуда он может сколько угодно, трудно будет пулеметчику. Я в этом убедился, когда тот паренек сиганул. Пулеметчик даже не начал стрелять, ему оттуда банально неудобно это делать.
        Почему я решил бежать в том же месте, где уже была попытка? Думаю, что немчура этого не ждет. Они после того побега даже как-то расслабились. Бить перестали, почти не орут. Раньше постоянно прилетало. То прикладом, а то и просто ногой дадут под зад, пока бревно поднимаешь. Молодняк здесь, даже удивительно, что держат таких на охране пленных, а не на фронте.
        Рабочий день приближался к концу, фрицы все больше курили и болтали. Я сегодня был на обрубке сучков, поэтому вооружен маленьким топориком. Ну, а как немцам лес валить, руками? Да, они выдали некий шанцевый инструмент, но сами стараются держаться на таком расстоянии, чтобы успеть вскинуть винтовку. Немного нервничал, фриц, что должен был сыграть главную скрипку в моей партии, заболтался со своим коллегой и стоял далековато. А мне нужно, чтобы он был почти рядом. Говорю же, без оружия я не пойду. А вы думали, что это я о топорике? Зря…
        Наконец этот сраный Вилли, что был мне нужен, оторвался от разговора и решил сделать обход. Они всегда так гуляют, подгоняя нас. Ну, я был готов. Была, не дала!
        - Н-на! - Топорик, пролетев три метра, вошел точно лезвием в спину немца. Вскрикнул я для того, чтобы привлечь внимание других заключенных. Ох, как я переживал на этот счет. Чего-чего, а с топором я почти не умел обращаться, как с оружием, я имею в виду. В школе ОМСБОН учили, но не преуспел. Лопатка была чуть лучше, нож вообще хорошо, а вот топор… Редко когда удавалось воткнуть хорошо, так, чтобы наверняка. Вот, помню, Бортник швырял… Эх, жаль парня. Борт кидал на силу, у него ее было как у быка, он мог попасть и обухом, но гарантированно упокоить противника.
        Фриц еще не успел полностью осесть на землю, как я был возле него и в одно мгновение освободил его от оружия. Раньше я видел, что, стреляя, фрицы не дергали затвор, значит, патрон должен быть в патроннике, поэтому присел на колено, поймал ближайшего ко мне немца на мушку. Тот уже вскинул винтарь, но упал с простреленной грудью. Здесь, на насыпи, немцы находились в линию, поэтому третий, что был также рядом, не мог выстрелить, не зацепив своего же. А вот когда тот осел на землю, третьему уже летела следующая пуля.
        - Да хватайте вы стволы, идиоты! - заорал я на пленных, которые, надо признаться, разочаровали меня. Никто никуда не кинулся, а я так на них рассчитывал!
        Я плюхнулся на насыпь, прикрываясь трупом первого убитого мной немца, и вовремя. Охрана начала стрелять, орали-то они давно. Что удивило, собак пока не спускали, видимо, жалко стало, я ж с оружием. Отсюда мне было хорошо видно мотоцикл, пулеметчик все пытался выцелить меня, возможно, фрицы пока не хотели убивать всех пленных, оттого и не начали шмалять куда попало.
        Я же тем временем потратил несколько секунд на то, чтобы освободить немецкие подсумки от патронов. В винтовке оставалось всего два, так что…
        Я едва успел затолкать недостающие в приемник и захлопнуть затвор, как фрицы решились. Это они увидели, как пленные схватились за оружие. Пулемет застучал, точно, блин, швейная машинка. А я ловил его на мушку. Ракурс оказался неудобен и для меня самого. Я видел только вспышки выстрелов, пули уже ложились рядом, когда я, наконец, смекнул. Коляска-то не бронирована, какого хрена я думаю? Выстрел, второй, блин, третий! Но пулемет заткнулся.
        - Ты идиот, Мороз! - услышал я слева и мельком взглянул туда. Рядом со мной упал мужик средних лет, о, это, блин, хороший мужик. Упал он не просто так, а направляя немецкую винтовку в сторону охраны. Те вовсю стреляли, я даже видел, как кто-то из пленных падал, как сломанная кукла, даже без крика.
        - Степаныч, позже меня обматеришь! - прокричал я и, вновь загнав три патрона, начал стрелять.
        Степаныч поддержал, а через несколько секунд и третья винтовка заговорила. Я вдруг вспомнил о собачках, но оказалось, их уже кто-то положил. Мужики понятливые, знают, на что те псинки способны, вот и постарались.
        - Все! - встал я, осматривая округу. Немцы были убиты, сам застрелил минимум троих, а то и четверых.
        - Один убег, - крикнул кто-то из мужиков. Там двое устремились к немцам за оружием, вот и увидели, значит.
        - Ну так стреляйте! - крикнул я в ответ. Мне отсюда было не видно, что там происходит. Пришлось бежать к ним, но справились ребята без меня.
        - Мороз, ты придурок! - вновь начал меня песочить Степаныч. Мужик он интересный, думаю, врет засранец, что рядовой. Умный не по званию, смеюсь. Лет ему тридцать пять, тридцать шесть. Крепкий, невысокий, лысый в ноль. Большой нос, карие глаза странно намекают на известную нацию, но, блин, светлые волосы говорят об обратном. Умный он, я повторюсь, наблюдаю за ним с самого начала. Просто он, как и я сам, постоянно задумчив, рассматривает все внимательно, словом, подготовка видна, не скроешь.
        - Да что ж ты меня все чихвостишь? - выругался я, набивая немецкий ранец патронами. Точнее, в коляске был цинк с лентами, вот их я себе и прибрал. Три короткие, на пятьдесят патронов, ленты весят уже немало. Да и нас много, всем нужны боеприпасы. Пулемет я брать не стал, штука классная, не спорю, да вот только таскать его на себе по лесам и болотам, ну его на хрен. Тем более, нашелся один крепыш, пулеметчиком воевал, он его и прибрал.
        - А предупредить нельзя было? - Степаныч подошел ко мне и, кажется, хотел ударить.
        - Тебе-то что? - спросил я в ответ. - Я не собирался здесь жить до конца войны, да и не доживу я. Вы как партизаны, все молчите, вот и я молчал. Ладно, разбирайте, кто что хочет, и расходимся.
        - Как это расходимся? - не поняли парни, что стояли ближе всего.
        - Да так. Я - знаю, куда идти. Согласны следовать за мной? Пошли вместе, нет - выбирайтесь сами.
        - Мороз, я был командиром взвода, пограничник… - начал Степаныч. Понятно, энкавэдэшник, блин, сейчас будет пытаться построить. Тем временем мы уже полностью обобрали фрицев и устремились к лесу. Точнее, заходили все глубже. - Лейтенант Кривошеин. Думаю, вы все обязаны подчиняться старшему по званию. Это в плену я никто, как и вы, а тут…
        - Старший лейтенант Морозов, - просто бросил я в ответ, пришлось раскрыть свое инкогнито, а то ведь этот погранец начнет строить и требовать идти за ним. А мне это надо? Как я уже обмолвился, я знаю, куда идти, чтобы быстрее выйти к линии фронта, да и безопаснее там, потому как любимые мной леса полностью не перекроешь. - Командир группы диверсантов отдельного мотострелкового батальона специального назначения. - Это так, чтобы звучало внушительнее. Пусть подумают на досуге. Степаныч сделал удивленные глаза, но взял себя в руки.
        - Куда идти-то? - спросил он, уже не глядя так грозно и властно.
        - Степаныч, я же сказал, расходимся! - бросил я. Ну блин, я хотел один идти. Теперь что, всех тащить? Нас тут двадцать рыл, пятерых немцы застрелили. Семь человек ранены, вооружены всего восемь из всей группы. Кстати, все до единого последовали моему примеру и, раздев фрицев, переоделись в их одежку. Форма того фрица, что я выбрал для себя, была самая неповрежденная. Я ему в грудь попал, прострелил навылет. На спине пятно было больше, спереди вообще почти чисто, а вот сзади пришлось в луже, уже в лесу, застирывать и надевать сырую.
        - Это неправильно, товарищ командир, вы несете ответственность за бойцов… - продолжил Степаныч.
        - Я уже всю свою ответственность прое… - рявкнул я, - у меня вся группа погибла под Воронежем. Все, я больше ни за кого не хочу отвечать, хватит. Если ты считаешь нужным так поступить, то вперед, командуй, но не мной. Я ухожу. Данные у тебя мои есть, выйдешь, можешь жаловаться!
        - Скажешь тоже, жаловаться! - вскинулся Степаныч. - Чего, с дуба рухнул? Мы все в жопе были, я так же весь свой взвод потерял, что теперь, плакать?
        - Давайте вы уже решите, куда и кому идти, а? - я и не заметил, пока застирывал китель, что все бойцы рядом и слушают нашу перебранку.
        - А-а-а, - выдохнул я. Ну почему я не мог делать то, что хочу, а? - Хрен с вами, идем вместе. - Бойцы, кажется, даже заулыбались. Ну, я сейчас остужу быстро. - Форму привести в порядок - немецкую, разумеется. Проверить оружие, подвести итоги, сколько и чего кто надыбал. Пулеметчик?
        - Я, товарищ старший лейтенант! - отозвался парнишка с МГ.
        - Еще хоть раз кто по званию назовет, дам в зубы, ясно? - спросил я серьезно.
        - Так точно! - ответ был стройным, но тихим. Понимают и не орут, уже хорошо.
        - Обращаться, как и раньше - МОРОЗ. Иди сюда, как тебя звать-то, позабыл я.
        - Рядовой Анютин, пятьдесят…
        - Да вы будете до завтра ваши полки перечислять. Отставить! Анютин, имя есть?
        - Василий…
        - Слушай меня, Вася. Ты патроны россыпью взял?
        - Одна лента заряжена в пулемет, одна запасная. Патроны в ранце россыпью. Количество неизвестно, не считал…
        - Высыпай их мне. Я тебе ленты отдам. У меня три штуки. Далее, у кого что?
        Выяснилось, что из оружия у нас были шесть винтовок Маузера, один пистолет-пулемет МП-40, пулемет МГ-34 и два пистолета. Также были гранаты, двенадцать штук, шесть штык-ножей, два перочинных, небольшая кучка патронов, да, в общем-то, и все. Также присутствовала кое-какая провизия, немцы с собой брали, даже костер всегда разводили, чтобы подогреть. Несколько банок с тушенкой и сосисками, сухари, хлеб, три куска сала, лук и огурцы. Был шнапс, воды немного, сахар и чай в пачке. Котелки, как оказалось, были во всех ранцах. А их было столько же, сколько и немцев. Лишь мотоциклист оказался запасливым. У него жратвы было больше всех. Может, это ему все остальные сдавали для того, чтобы не таскать с собой? Там из коляски много чего вытряхнули. Также был плащ мотоциклиста, накидки на случай дождя у всех остальных немцев. В общем, хорошо мы их тряхнули. Кто-то из парней даже в пустую бутылку из-под вина бензину нацедил. На мой вопрос «на хрена» ответил, что костер разводить из сырых веток пригодится.
        Но самая главная находка была также в коляске мотоцикла. Это была небольшая, по нашим меркам, человек на десять, армейская палатка. Убей не знаю, зачем ее фрицы таскали в мотике. Может, стырили сами где-нибудь, да так и таскали? Ну и ладно, нам же лучше.
        - Карты, жаль, нет… - проговорил Степаныч через два часа нашего похода по лесу.
        - Это да, - согласился я, - было бы легче.
        Все устали очень быстро, я первый предложил привал. Все-таки мы работали весь день, хоть и несильно стараясь. По-другому не выходило, фрицы были более расслаблены именно под вечер, да и близость ночи нам сыграла на руку. Вон, пока никакого преследования. А может, его и не будет. Ребята рассказывали, что если кто-то убегал и его сразу не ловили, то потом никаких специальных поисковых партий не посылали. Может, конечно, у немцев есть специальные команды для этого, да и странно было бы, если бы охрану лагеря снимали для поиска беглецов. Но, думаю, по крайней мере самолетов не будет. Вряд ли. Все же не такие мы нужные люди, да и самолетов у фрицев сейчас не как в сорок первом.
        Возникла было идея остаться в тылу у немцев и начать партизанить, но отклика у других бойцов я не нашел, а в одиночку оставаться не было смысла.
        Отдохнув ночью около трех часов, выдвинулись дальше. Леса здесь плохонькие, но уже лучше, чем под Воронежем. К утру вышли к полю и рванули назад в лес. Впереди была голая местность, но главное, мы увидели дорогу, по которой двигалась колонна фашистов. Большая, только танков около тридцати. Куда это они? На большие расстояния фрицы танки поездами-эшелонами везут, значит, просто перебрасывают куда-то для удара. Что у нас тут? Если я не сбился с пути, то впереди, на северо-востоке, Ливны. Орел почти за спиной, это с него, наверное, идет колонна.
        Хоть и опасно было, но решили следовать пока по кромке леса, с целью проследить за колонной. Через пару километров вынуждены были оставить эту затею, лес кончился. В небе то и дело появлялись самолеты, вылезать нам вообще было никак. Решили ждать ночи и на рывок пересечь огромное пустое пространство. На горизонте виднелся лесной массив, но рассмотреть было сложно, слишком далеко.
        - Куда они ехали, как думаешь? - тихо спросил подошедший ко мне Степаныч.
        - Да откуда я знаю? - удивился я. - Мало ли. Но точно не по нашу душу, слишком много их.
        - Полк минимум. Я вот думаю, наверняка где-то встали на ночь, возможно, и неподалеку.
        - Ты к чему это? - не понял я.
        - Может, сходить, разведать?
        - И что, вызовешь авиацию? - усмехнулся я. - Посмотреть, конечно, можно, да толку-то?
        - Нашим потом передать, вдруг важное направление?
        - Все бы ничего, да только мы до наших можем неделями добираться, как думаешь, нужны им будут такие сведения? - Пограничник скривился, а я добавил: - Вот и я так думаю. Да и не проследишь скрытно, опасно. Нам сейчас только здесь попасться не хватало. Не наша это забота, Степаныч, но в голове держать надо. Хреново то, что мы сами не знаем, где мы, к месту не привязаться.
        Ночью, собрав все силы в кулак, раненые здорово связывали, мы рванули напрямик через огромное поле. Из-за перепада высот было не видно, какое оно, а оно, блин… Километра четыре точно, это так, приблизительно. Не пробежав и до середины, устали как собаки, да и раненые измучились.
        - Как хотите, но здесь нам оставаться точно нельзя, - выдохнул я.
        - Мы сможем, командир, - ответил за всех один из наших раненых бойцов. Он был, кажется, тяжелее всех ранен, в ногу. Ему помогали все по очереди, что ж делать-то, не бросать же людей!
        - Дойдем как-нибудь, - заключил я, - все же осталось меньше, чем было. Время есть, разве что поедет кто.
        - Чего, они по полю, что ли, поедут? - удивился Степаныч.
        - Зачем? Тут дорога идет, я отсюда вижу, вон, внизу, - я указал рукой на темную ленту дороги. Луна светит вовсю, вот и видно.
        - Да ну, не разглядят. Темно же, даже и с луной.
        И правда, отойдя чуть позже на сотню метров от бойцов, я их не увидел. Это хорошо. Правда, я их все же обнаружил, гремят так, как будто Т-34 едет, гремя своими гуслями. Вернулся и приказал всем подтянуться и переложить вещи. На этом также потеряли немного времени. Но так или иначе, а поле мы успели пресечь до того, как начнет светать. Правда, появилась еще одна проблема. Между нами и лесом, причем на вид серьезным, текла река. Не очень широкая, но от этого она не становилась лужей.
        - Как быть, даже плот собрать не из чего? - спохватился пограничник Степаныч.
        - У нас выбор есть? - хмыкнул зло я. - Плыть надо…
        - Товарищ командир, я плавать не умею… - тут же тоскливо заметил кто-то, а за ним повторили еще несколько человек. Мы стояли все в куче, поэтому в диалоге участвовали все.
        - Ребят, значит, будете стараться не мешать вас тянуть! Как так, взрослые мужики и плавать не умеют? - я, блин, был зол и растерян.
        - Одному со сбруей не вытянуть, - заметил Степаныч.
        - Давай так… - я высказал то, что придумал.
        В воду заходили втроем. Двое по сторонам не умеющего плавать брали за одежду. Неумеха к тому же и сам цеплялся со всей дури за пловцов. Распределились как смогли, те, кто был без ноши, тащили оружие. Тяжко будет, река еще и течение имеет неслабое.
        Вода для конца октября была уже очень холодной, градусов десять-двенадцать, наверное, вряд ли больше. Погода стоит хоть и сухая, но холодная. Поэтому было страшно вдвойне. Мне, как командиру, разрешили плыть одному, но я взял у пулеметчика его оружие. Совместно со своей винтовкой груз оказался пипец какой тяжелый. Тут даже речи не было о том, чтобы не замочить. Вылезем на тот берег, почистим. Надеюсь, патроны не отсыреют. Я сложил свои на всякий случай в немецкую каску, а ее в тюк с формой. Пулемет привязал на спину, была веревка небольшая, разделил с другими. Ох, ну и неудобно же…
        Дно оказалось очень илистым, засасывало знатно, да и ноги сводило. Идти до глубины не решился, а, присев, опустился и поплыл. Тянуло вниз сильно, сначала даже захлебнулся. То есть хлебнул воды и окунулся с головой. Но ничего. А вот другие ребята, увидев мои старания, начали гундеть. Не умеющие плавать стали причитать, что утонут, да еще и других за собой утянут. Короче, дал транды прямо из воды, не поворачиваясь к ним. Обматерил хорошо, крепко. Выплыл я метрах в двухстах от места захода в воду. Снесло несильно, но все же и немало. Посмотрел назад и, увидев, что делалось в воде, решительно скинул все с себя и вернулся в воду. Пришлось, правда, пробежать по берегу выше, чтобы вынесло как раз на ребят. Вовремя. Парни выбивались из сил, таща раненых и тех, что висели как камни.
        - Как хотите, товарищи, - резко буркнул я, - если еще будет преграда, сами поплывете! Как хотите, ясно?
        Переправлялись мы весь остаток ночи и даже тогда, когда уже взошло солнце. Часы у меня были, сняли с фрицев пять штук, так что видел, во сколько закончили. Десять утра было. А в одиннадцать, когда мы уже убрались в лес, до него еще было с полкилометра, услышали гул в небе.
        Самолеты были немецкими. Кресты отчетливо видно, хоть и высоко шли. Было их немного, тяжелые бомберы, не «штуки». Значит, куда-то далеко пошли. Переждали не двигаясь, хоть кроны деревьев и скрывали нас, да и вряд ли немцы с такой высоты разглядят что-то, но все же лучше было переждать. Лес уже был почти голым, так сказать, листва еще держалась, золотая, красивая, но ее уже мало. Конечно, октябрь кончается, скоро уже и снегу навалит, вот тогда станет тяжко. Развели костер и начали сушку, а то так и топали мокрые насквозь. Еще заболеть не хватало. К ужину мы преодолели несколько километров, по лесу это делать тяжело, буераки, лесные озера, болотца, все это не способствовало быстрому перемещению. Небо затянули тучи, вот-вот польет, а мы в тощих фрицевских шинелях, да и то не все. Шинели отдали раненым, хоть они и возмущались, зато получилось одеть почти всех. Восемь человек в форме, восемь в шинелях, еще у пары бойцов были плащи мотоциклистов. Да, у немецких мотоциклистов были и плащи, и шинели. Решили, пока не начался дождь, немного отдохнуть и поесть. Съели все, что было в заначке после ограбления
немцев. Больше взять негде, придется выкручиваться. Тихого оружия нет, попробуем силки поставить. Пару раз бойцы зайцев видели, может, поймаем.
        К вечеру чуть не спалились на фиг. А дело в том, что пришлось стрелять. Аж три выстрела потратили на лося, когда тот выперся прямо на нас. Мы отдыхали в очередной раз, все же раненые у нас быстро уставали, да и остальные не железные. Лосяра, здоровый гад, вышел и, пофыркав, попер прямо на одного из бойцов. Едва не засадил того рогами, когда еще один парень, вооруженный винтовкой, выстрелил в первый раз. Эта лесная корова как заорет! И ходу от нас. Ну, мы же не могли упускать такую возможность, да и подранок он уже, нехорошо. Двумя выстрелами его все же успели положить прежде, чем он сбежал бы от нас. Эти твари носятся по лесу как по дороге, все им нипочём. Мослы длинные, перепрыгивают через завалы и буераки только дай. Резали и потрошили долго. Оказывается, никто этого делать не умел, окромя одного из бойцов. А он был ранен, вот и мучился в одиночку. Я да еще один боец ему помогали, ворочая тушу. Уже ночью, в темноте, наконец зажарили один окорок и, использовав всю соль, что имелась, съели. Часть из нас повалилась спать, а те, кто остался в дозоре, должны были закоптить еще мяса на дорогу. Утром
оказалось, что мяса у нас много, но жрать его без соли тяжело. Сладкое какое-то, да и жесткое. Это, наверное, мы еще не совсем оголодали. То ли еще будет.
        Выстрелы, да и запахи в лесу никого, слава богу, не привлекли. Утром мы спокойно продолжили путь, по лесу ночью идти очень тяжело, не видно вообще ни фига. Лес, как я говорил, был серьезным, так что не боялись быть увиденными.
        Только на третьи сутки мы оказались на какой-то проплешине в лесу. Видимо, ураган когда-то был, деревья навалены в огромные кучи, видно, что не вчера, возможно, даже еще в прошлом году, уж больно сухими были деревья. Время было обеденное, поэтому оставил всех ждать, а сам с пограничником двинули дальше. Дело в том, что увидели просвет. Так и оказалось позже, даже более того. Мы вышли почти к деревне, что стояла на окраине леса в километре от нас.
        - Как думаешь, есть немцы? - тихо спросил Степаныч.
        - Вот пойду вечерком и посмотрю, - так же тихо ответил я.
        - Вместе сходим, - заключил погранец.
        Мы не стали даже возвращаться к нашим бойцам, а устроились прямо на окраине, забравшись на поваленное дерево, что застряло верхушкой на другом и представляло собой хороший такой наблюдательный пункт.
        Начинало темнеть, но ничего особенного мы в деревне не видели. Нет, не так. Вообще ничего не видели. Ни немцев, ни местных жителей.
        - Что-то у меня гадкое предчувствие… - обронил я.
        - Думаешь, пустая деревня? - пограничник не отрывал взгляда от домиков.
        - Да хрен знает, надо смотреть.
        Итог ясен. Поперлись. Деревня и правда оказалась пустой, вообще. Думали, может, что пожрать найдем да обстановку узнаем, а тут никого. А чуть позже все дружно матерились. Кто-то из ребят, обходя округу, дошел до околицы. Там, в небольшой ямке, лежали бывшие жители этой деревеньки. Эх, сколько я такого уже повидал… А все равно избавился от остатков пищи. Люди, расстрелянные немцами, лежали вповалку уже не первый день. Вонь стояла такая… Отправили со Степанычем нескольких парней по домам, найти огородный инвентарь.
        Работа спорилась, к одиннадцати вечера мы закончили закапывать трупы местных жителей. Конечно, не размещали всех в отдельных могилах, но хоть так, все упокоены.
        - Да что же они творят-то, старлей? - сплюнул пограничник, когда мы закончили.
        - Возможно, где-то рядом партизаны орудуют, вот людей и наказали за сотрудничество, - выдал я. Скорее всего, так и было.
        Задерживаться не стали, решили уходить дальше в лес, видневшийся неподалеку. Кстати, в домах нашли кое-какие тряпки и перевязали заново наших раненых. Один уж больно плох, сначала храбрился, говоря, что у него царапина. У парня пуля где-то в животе, ранение слепое, черт его знает, что кусочек железа мог сделать внутри. Мы бойца несем по очереди, но ему больно от любой тряски, скорее всего, не донесем. Остальные побитые, крепились, но шли сами. Даже один мужичок, что в ногу ранен был. Он себе еще на первом привале соорудил костыль, используя сосновый сук. Подобрал этакую рогатину и приспособил для нужд. Нормально так ходит, но тоже ему нужно скорее к врачу, не потерять бы ногу.
        Ночью идти, как и ранее, не стали. Зашли в лес поглубже, поклевали уже надоевшего сухого лосиного мяса, осталось чуть-чуть всего, мы не всю тушу зажарили, да улеглись спать. Под утро пошел довольно холодный и противный дождь, пришлось в спешке рубить ветки, лапник и устраивать шалаш. Получилось хорошо. Мы использовали поваленное дерево как опору, на него набросали прутьев и веток, уложили немецкую палатку, а сверху укрыли лапником. Навалили густо, несмотря на то что все в лесу было уже сырым, внутри нас не мочило. Я выкопал небольшую ямку и развел костерок. Мы в настолько глухом лесу, что никто нас здесь никогда не увидит, бояться нечего. Когда наш навес просох окончательно, с лапника перестало течь, а потом и капать, стали раздеваться и сушить одежду. Да уж, можно сказать, баню соорудили, только воды не хватает. Хотя вон ее снаружи, хоть залейся! Так и поступил, и другим пример показал. Взял отличное домотканое полотенце, что в деревне прихватили, и вылез наружу. Положил его на плечи и стал ждать. Намок быстро, минут через пять я уже энергично растирал тело, понимая, что могу замерзнуть. Быстро
проведя эту процедуру, забрался внутрь, передав полотенце кому-то из бойцов, уж больно удобно его использовать вместо мочалки.
        Разомлели в тепле так, что на утро решили никуда не идти, тем более дождь так и шел. Не хотелось мокнуть, только все высохли. Среди нас был один мужик неопределенного возраста, сходив куда-то, притащил двух зайцев. После расспроса выяснили, что тот умеет ставить силки, вот и умудрился поймать ушастых, несмотря на дождь. Как он их выманил из норы? Не понимаю. Впрочем, было наплевать. Разделал тот их там же, где поймал, а когда принес, тщательно промыл. Я долго ругался на него за то, что он не участвовал в разделке лося. Тот обрехался, говоря, что был не в себе, а я успокоился.
        Подставляли немецкие котелки под кончики еловых лап, по ним медленно, но верно мы набирали дождевую воду. Хоть собрать удалось и немного, но отдали ее повару. Да-да, мужик еще и готовить сам взялся. Едва дождавшись, когда вновь накапает достаточно воды, он поставил их на огонь. Просто решили, что уже наелись сухого мяса, как бы заворот кишок не случился, поэтому мужик варил похлебку. Насобирал в округе каких-то сухих листиков, чернику я распознал, как и бруснику, да и поставил варить. После деревни у нас оказался приличный запас соли, а кто-то еще и более запасливым оказался. Мужики нашли остатки крупы в одной хате, так-то в деревне как Мамай прошел, ничего не было, но ищущий да обрящет! И крупа была, и соль, даже несколько луковиц и головок чеснока, жаль, солений никаких не нашлось, обыскали все подполья, ничего. Но и это было царской пищей. Через час с небольшим все валялись кверху пузом и радовались ужину. Столько времени не видели горячей пищи, точнее, именно бульона. Надеюсь, на этакий аромат не выйдет какой-нибудь мишка…
        Дождь лил сутки, бесконечно лежать тоже надоело, поэтому, даже не сговариваясь, собирались в путь. Да, была и еще одна причина. Тяжелораненый боец скончался. Он перед этим съел несколько ложек бульона, поблагодарил всех, а через пару часов «ушел» навсегда. Бойцы с горечью смотрели на застывшее в спокойной позе тело, прикрыли глаза мертвому, и, наверное, каждый в этот момент мечтал об одном, чтобы его такая судьба обошла стороной. Ведь этого бойца никто и никогда не найдет. Его могила сровняется с землей уже к весне, и все, считай и не было никогда такого человека. А сколько их, таких бедолаг, по лесам и полям лежит с сорок первого…
        Похоронив его, уже ставшего другом, отряд выдвинулся в путь. Лес был очень заросшим, хорошо хоть травы почти уже нет, вся черная и лежит давно, а то она так ноги вяжет, что идти бывает невозможно. Спасало еще и то, что все же осень уже поздняя на дворе. Растительность если и есть, то сильно прибитая дождем и почерневшая.
        Поход выматывал и отнимал силы. Лес оказался еще и прилично захламленным. Наткнулись аж на три самолета. Два наших истребителя лежали, скорее всего, с прошлого года, так как вросли прилично. Третий был немецким бомбовозом, а вот он был свеженьким. Его мы нашли по огромной поляне в лесу. Издали разглядели большой просвет и вышли к нему. Оказалось, кучу деревьев повалил именно бомбер.
        Самолет был подбит, именно так. Он не взорвался ни в воздухе, ни на земле. С трудом оторвали дверцу и внутри обнаружили совсем свежие трупики немецких летунов. Те, что находились в носу, в кабине, были просто раздавлены в лепешку. Самолет и деревья сбивал, да и в землю воткнулся носом. Даже не понятно, сколько там было членов экипажа. На местах стрелков нашли двоих. Одного, видимо, очередью авиационного пулемета достали, а второй, скорее всего, поломан при посадке. Обыскали весь самолет от носа до хвоста. Забрали все, что могли, к сожалению, пулеметами было не воспользоваться, в хлам испорчены. Зато личное оружие забрали. Правда, у летунов патронов к нему было мало, всего по магазину в пистолете да по одному запасному на брата. Негусто. Нашли почти не пострадавший паек. А там и шоколад, и орехи какие-то в пакете. Галеты и шнапс во фляжках стали приятным бонусом. Также забрали с немчуры документы и награды. Один, тот, что был в кабине, скорее всего командир экипажа, был в звании гауптмана. Неслабо так. У него я, кстати, фляжку с коньяком отжал, вкусный, собака.
        Немцев здесь встретить мы не боялись. Самолет хоть и упал не так давно, но все же лежит здесь уже какое-то время, не вчера упал. Следов, что кто-то к нему подходил, мы не обнаружили, да и заперт был самолет-то. Трупы внутри, следов нет, только противный запах стоит теперь и возле самолета, дверь-то мы сломали.
        Уходили впопыхах. Если бы мы, как дураки, не полезли бы сразу внутрь, а осмотрели самолет, может, убежали бы раньше. Дело в том, что в отсеке для бомб мы нашли то, что эта падла притащила на нашу землю. А точнее - кучу бомб. Как эта лайба не взорвалась при падении, уму непостижимо. По смыслу, на его месте должна была быть большая воронка, а тут почти целый самолет.
        Как только один из бойцов обнаружил смертоносное хозяйство, мы поспешили свалить. По направлению падения посчитали, откуда он вылетел. Выходило, что шли мы немного в другую сторону. А может, это компас на щитке наврал нам такое положение.
        Перекусив в паре сотен метров от туши бомбера, пошли дальше. Скука, простое хождение по лесам начало сказываться на бойцах. Некоторые стали шептаться о том, что мы сами не знаем, куда идем. Нельзя солдату давать свободное время, нельзя. Спать сегодня устроились засветло, так как собирались идти ночью, но проснулись почти сразу от грохота и вони. Сильно тянуло гарью, вдвоем с погранцом Степанычем дернули на шум, а спустя всего час мы оказались на окраине леса. Самое хреновое в этом было то, что мы оказались практически возле деревни, да еще и с немцами, квартирующими в ней. Точнее, квартировавшими тут ранее. Сейчас, в темноте тут стоял аврал. Даже думать долго не пришлось, чтобы понять, тут порезвились наши летуны. Что тут за часть стояла у фрицев, пока не понятно, вроде как стволы большие виднеются, валяющиеся раскуроченными. Выходит, наши летуны артиллеристов накрыли, скорее всего гаубичные позиции. Так, это уже хорошо. Или тут где-то поблизости партизаны прячутся, или разведка. Уж больно точно летуны разнесли в темноте эту часть. Фрицы бегают как наскипидаренные, пытаются что-то тушить, хотя и
так ясно, амба им. Нет, солдат-то тут много, техники вот почти не видно.
        - Слышь, старлей, - позвал меня тихо Степаныч.
        - А? - не отрываясь от созерцания деревни, ответил я.
        - Надо назад и крюк делать…
        - Думаю, надо рядом пошукать, может, тут какие партизаны есть? Кто-то же навел бомберы, да еще так точно!
        - А что нам партизаны? Они же нас не смогут вывести! Вот если бы твои собратья, разведка…
        - Может, и они, мало ли кто тут работает, но нужно поискать. Налет был совсем недавно, могут быть поблизости наблюдатели, результат зафиксировать.
        Это так. Проведя такую операцию, необходимо убедиться в результате. Судя по панике у фрицев, тут явно расхреначили не батарею. Судя по пожарам, да и по площади возгораний, как бы не артполк тут стоял. Хорошо фрицев приложили, знатно. Но нужно было уходить. Немцы далеко не дурни, могут так же подумать, как и мы, и начать осматривать округу.
        - Ночью не полезут, - словно услышав мои мысли, произнес Степаныч.
        - Чего? - удивился я.
        - Говорю, если фрицы и начнут поиски наводчика, то в лес ночью не сунутся.
        - А-а-а, - кивнул я, - тоже так подумал.
        Мы двинули назад, но сделали небольшую петлю, осмотрев деревню, насколько можно было, не выходя из леса. Нам их отлично видно, пожар подсвечивает так, что светло в деревне как днем. Горят постройки, горят склады боеприпасов, горит даже земля.
        - Замри! - выдохнул я на ухо Степанычу. Шорох в кустах справа заставил замереть и меня самого. Показываю палец, прижатый к губам, и понимаю, что пограничник меня не видит. Точнее, не видит мой жест, так как начинает спрашивать:
        - Ч-чего…
        Затыкаю ему рот ладонью. Наши глаза встречаются, и я делаю свои зверскими. Давлю товарищу на плечи и сам опускаюсь на землю. Среди деревьев, на фоне горящей деревни, вижу силуэт. Рядом еще один. Черт, никак фрицы прочесать местность решили. Хреново, тут и парни наши не так и далеко, но вряд ли немцы пойдут глубоко в лес, боятся.
        - Видишь? - шепчу я.
        - Да, - кивает и так же шепчет напарник.
        - Сколько?
        - Двое, больше не вижу.
        - Смотри за этими, сюда они не пойдут, между нами овраг с водой. Пойдут прямо, а значит, мимо. Я погляжу левее, вдруг там еще кто.
        - Хорошо. Только не стреляй, их тут явно немало.
        - Да уж не тупее паровоза, - хмыкаю я и отползаю.
        Уполз от товарища я недалеко, метров на тридцать. Тут обзор был как в кино, поэтому убедился, что рядом никого. А что, если…
        Вернувшись к пограничнику, тот так и лежал на том же месте, спросил, где немцы.
        - То ли присели, то ли вовсе улеглись, не видно. Сначала слышал разговор, потом стихли.
        - Чего говорили?
        - Да шут их знает. Я не понимаю по-ихнему.
        - Эх ты, граница, а как же знание языка врага?
        - А ты что, понимаешь их? - даже удивился Степаныч.
        - Надо будет, даже и поговорить смогу, не хуже, чем они сами, - вновь усмехнулся я.
        Осторожно, стараясь перемещать тело очень медленно, я стал огибать овраг. Ни фига себе! Да их тут в охранение поставили, вот чего они тут делают! Место было и впрямь хорошее. Не зря мы и сами тут сидели. Небольшой пригорок давал возможность наблюдать все подходы к деревне с этой стороны. А на фига их сюда сослали? Ведь тут явно не диверсанты глумились, бомбили же! Ничего не понимаю.
        Фрицев было двое, а третьим их другом был МГ-34. Ребятки свили себе гнездышко и, кутаясь в свои тощие шинели, пытались вести наблюдение. Да, холодно уже ночами, скоро совсем мороз будет. Даже когда мы сбежали, несколько дней назад, уже холодало. Днем-то еще ничего, когда нет дождя, даже тепло, а вот по ночам…
        - Эй, камрады! - спокойно окрикнул я фрицев, держа на изготовку штык. Да, я вышел к ним почти открыто, правда, сзади, но не скрывался. Форма на мне такая же, как у них самих, думаю, шмалять не станут.
        - Стоять, руки вверх, кто такой? - черт, уж больно громко они лают. Испугались, гады, я ведь со спины зашел, их от моего окрика даже подбросило.
        - Спокойно, ребята, не стреляйте. Ефрейтор Мале, пятая охранная…
        - Выходи сюда, оружие брось! - немцы приказывали жестко, лучше не спорить. Сбросив винтовку, с которой был, и спрятав в рукав нож, я вышел из кустов и оказался рядом с врагами.
        - Вы чего, ребята, я же свой! - спокойно бросил я, наблюдая за реакцией.
        - Документы! - потребовали у меня.
        - А ваши? - ехидно спросил я.
        - Ты что, не слышал? Предъяви документы! - черт, да они сейчас орать начнут.
        - Да слышу я, слышу. Вот, держите, - я сунул руку в карман и достал трофейные документы.
        Один из фрицев направился ко мне, второй же стал его прикрывать, направив пулемет на меня. Чего-то жутко это, чувствовать на себе «взгляд» калибром семь и девяносто две сотых.
        Я уже передал документы фрицу, тот достал фонарик и начал их листать, когда все чуть не сорвалось. Степаныч выскочил откуда-то как черт из табакерки и понесся на пулеметчика. Времени более не было, нужно глушить фрицев не откладывая. Шевельнув рукой, заставляя штык лечь мне рукоятью в ладонь, делаю взмах и попадаю на блок винтовкой. Это несколько удивило меня, подготовка у фрица хорошая. Он пытается направить поднятую винтовку на меня, но я быстрее. Чуть присев, а был я к нему очень близко, наношу сильный, режущий удар в область предплечья, пришлось хорошо вложиться в удар, чтобы разрезать шинель. Вскрик, который быстро тонет после удара рукоятью по голове фашиста. Бил осторожно, хоть и сильно, но надеялся только «выключить» врага. Тем временем замечаю, как Степаныч буцкает пулеметчика. Это хорошо, что он успел. Но зря выскочил, все бы и так получилось, как надо.
        - Фу-у-у! Я думал, сейчас тебя и расстреляют! - выдохнул пограничник, когда и подбежал к нему.
        - Ты на хрена полез? - беззлобно спросил я. - Я же сказал, сам справлюсь.
        - Так он это, документы же проверял, ведь понял бы, что ты не свой!
        - Я в Кенигсберге среди них жил, никто не признавал, а ты… - блин, сболтнул, а это запрещено.
        - Где?
        - Забудь, тебе же лучше будет. И я хорош, разболтался.
        Обобрав этих засадников, мы утащили их в лес. Моему еще пришлось добавить, а то очухался что-то раньше времени и принялся стонать. Протащили мы их метров триста и встали. Ну его на фиг такие марш-броски. Быстро привели в чувство фрицев, на этот раз мой долго «плыл» и не соображал, что происходит. Заткнув им рты, пустили впереди себя.
        Вернувшись к ребятам, а те уж заждались, принялись потрошить. Погранец немного все же понимал немецкий, но очень плохо. Основные вопросы о части, звании и как звать, не более того. Я же работал со всей тщательностью, как учили. Информации было не то чтобы много, но хватало.
        - Ну, чего? - встретил меня вопросом Степаныч. Я отходил в сторону, чтобы наши не видели всех моих ухваток для допроса. Незачем им это видеть, а то еще спать перестанут.
        - Хреново дело, - сплюнул я и попросил бойца, дежурного по кухне, полить мне воды на руки. Кровь смыть надо, пустил я ее прилично у немца.
        - Блин горелый, да рассказывай!
        - Не ори, - спокойно бросил я, - наши сдали Воронеж. Немцы держат его в кольце, как Ленинград, блин. Еще плохо то, что выперлись мы близко к немецким позициям. Как-то я сплоховал. Нет, на север-то мы ушли хорошо, да вот мало. До Воронежа далеко, но вот от фрицев мы ни фига не оторвались. Они тут кругом. Вторые и третьи эшелоны, но все же.
        - Воронеж, - махнул руками пограничник, - как же так?
        - Фронт посыпался. Наши после весеннего наступления мало сил подготовили, точнее, как фриц сказал, оборона у красных была плохой, неподготовленной. Короче, как год назад. Только отличие в том, что дальше фрицы не пошли к Москве. Летом сами подкопили сил, а вот наши почему-то прошляпили.
        - А куда?
        - Они бросили все силы на Сталинград, - выдохнул я. Черт возьми. Вот ведь хотел как лучше, а получилось как всегда. История все равно делает то, что предначертано. Может, хоть жертв будет поменьше, ведь Барвенково не было… Хотя я уже ни в чем не уверен. Наши долбаные генералы вполне могут просрать людей и под Воронежем. Хрен ли им, все хорошо, немец выдыхается, но, товарищ Сталин, дайте подкреплений! Ведь это реальный факт из моего прошлого. Тимошенко с Кукурузником так и делали. Эх, хоть ничего больше не пиши. Думал ведь ограничиться техникой и тактикой применения этой техники, так нет, стал писать о развитии событий. Дурила, блин.
        - Ну, уж Сталинград-то точно не возьмут! - твердо и уверенно сказал Степаныч.
        - Ни в чем нельзя быть уверенным на такой войне, но думаю я точно так же. Сталинград будет их могилой. Немцев, разумеется.
        - Куда теперь? Этих ведь хватятся.
        - Уходим на север, так короче всего. Да и немец сказал, что там где-то партизаны орудуют. Может, найдем.
        - Хорошо. Командуй.
        - Это уж ты сам, - выдохнул я. - Настала пора расходиться.
        - Чего?
        - Ты хороший командир, лейтенант. Ты выведешь ребят. Удачи!
        Я просто развернулся и пошел прочь. У меня свой план, он созрел во время допроса фрица. Меня пытались окликнуть, но я лишь помахал рукой, не оборачиваясь. Дело было в информации, я не мог сказать ребятам о том, что узнал, все вместе мы только завалим дело. У меня впереди несколько километров до села Андреевка, где расположен штаб второй пехотной армии немцев. Именно координаты штаба этой армии мне выдал фриц, так как он был из сорок пятой дивизии, что находится в подчинении этой армии. Какого лешего штаб так далеко от передовой, я так и не понял. Фриц тоже ничего конкретного не пояснил. Говорит, что вроде как ходят слухи, что вторую армию Гитлер вновь на Москву нацеливает. Вот командующий и отвел свой штаб в тыл, а армию скоро передислоцируют севернее. Что я хочу? Да хрен его знает, но вот только такой шанс я упустить не могу. Ребят специально готовят и пытаются забросить в такие места, а тут я уже на месте, да и готов, в принципе. Нужно работать, это может спасти тысячи жизней, стоит ли думать об одной своей? Ведь зная, где и какие силы тебе противостоят, можно и оборону наладить, и наступление
спланировать.
        - Обер-лейтенант Шульц. Явился по предписанию после излечения в госпитале! - отрапортовал я довольно бодро. Эх, риск - благородное дело.
        Неделю я караулил возле нужного села. Ну, не совсем возле него, километров пять до него, но все же близко. Три дня ушло на наблюдение, затем сделал вылазку и оставшееся время провел в компании этого самого Шульца. Было очень трудно его добыть, фрицев здесь, в этих местах, как под Москвой в прошлом году. Да еще и местность уж больно открытая.
        Придумал я вот что. На третий день я заметил, как многие из фашистов добираются до села на перекладных. То есть в одиночку. Реже группами по три-четыре человека. Захватив одного такого, выяснил, что это раненые из госпиталей так следуют для продолжения службы. У немчуры почти как у нас в армии, выдали предписание в госпитале, топай к месту службы. С одной лишь разницей. У немцев солдат или офицер обязан явиться в свою часть. Вот это и было самым рискованным в моем деле. Ведь фактически донора должны знать в лицо, то есть меня опознают как самозванца.
        Трижды обдумав, как поступить, я решительно принялся за его исполнение. Во-первых, нужно найти такого фрица, что служил где-нибудь подальше от штаба армии. Понимаю, что непросто, для этого мне нужно убрать кучу немцев, подбирая нужного. Что, впрочем, я и осуществил. Всего в небольшой рощице я закопал семерых. Тут реально повезло. После пятого я уж было думал, что весь вермахт тут придется положить. Ну, хотя бы эту группу войск, что здесь стоит. Но седьмой оказался идеальным вариантом. Возраст, правда, не мой, но я выгляжу старше благодаря войне. В остальном рост, комплекция, все подходило, опять немного подкачал нос, ну не ариец я ни разу, что поделать. Зато фриц был из пехотной части, располагавшейся далеко на востоке, почти в самом Воронеже. Ранили его еще под Курском, кстати, в спину, жаль, что не осколочное, но и пулевое подходило. Вот же живучая тварь, прям как я.
        Согласно уставу вермахта, я обязан явиться в штаб своей дивизии, чтобы получить новые документы и возможное изменение в предписании. На что я и надеялся. Ведь как, когда фрица ранили, его место кто-то занял? Вот. И я о том же. Вдруг возьмут, да и назначат куда-то в другое место. Было бы хорошо. Об этом мне также поведал донор моей новой личности. Не, мне так-то пофиг, я не собирался никуда ехать. Мне просто нужно обоснование для нахождения в нужном селе. Тут показания пленного немца, что я допросил тогда еще с ребятами, не подтвердились. В селе был действительно штаб, но штаб одной из дивизий второй армии. Эх, почему я не Терминатор, а?
        - Что с вами, обер-лейтенант? Почему в таком виде? - гауптман, к которому меня направили на первом же КПП, строгим голосом сразу дал понять, что просто не будет. Этакий мелкий засранец в чистой форме вермахта сидит и корчит из себя большое начальство.
        - Виноват, герр гауптман! По пути сюда подверглись нападению бандитов, пришлось серьезно постараться, чтобы выкрутиться и сейчас иметь честь предстать перед вами.
        - Да уж, эти красные бандиты совсем обнаглели, - живо поддержал мою сказку гауптман. - Где это произошло, далеко?
        - Нет, километров пять на запад, там между двух деревень дорога проходит через лес, вот там и напали. Кинули гранату перед мотоциклом.
        - Как же вы добрались? - даже немного удивился офицер.
        - О, это чистая случайность, герр гауптман. Из госпиталя я напросился к двум жандармам. - Гауптман поморщился, у них в армии тоже не очень любят полицию. - Да-да, - кивнул я. - На удивление, солдаты не отказали, все же добираться было далековато. Любезно предоставили мне люльку, сами сели верхом. Когда прилетела граната, водитель сразу погиб, - уж я-то знаю, сам и кидал эту гранату, - второго солдата немного зацепило, он начал отстреливаться, когда из кустов ударили первые выстрелы из винтовок. Я сумел выбраться из коляски и взялся за пулемет…
        - Да вы герой, обер-лейтенант! - чуть ехидно произнес офицер.
        - Что вы, герр гауптман, это было единственным способом остаться в живых. Так или иначе, но мы со вторым жандармом смогли если и не убить всех нападавших, то хотя бы разогнать. Камрад оказался ранен всерьез, помимо осколочного ранения словил еще две пули, как он мог продолжать бой, даже не представляю себе. Я погрузил его в мотоцикл, тот оказался на ходу, только колесо переднее было пробито, и привез сюда. До госпиталя было далеко, жандарм, к сожалению, не вынес и этой дороги. Вот уж кто сражался как герой!
        - Это действительно так! - согласился гауптман. - Но я вижу, вам тоже досталось? - Ну а как же, я себе, можно сказать, в голову выстрелил, надо же легенду поддержать. Прислонил ствол пистолета к голове, наклонил так, чтобы пуля прошла вскользь и только содрала кожу. Боялся, конечно, вдруг чего, но зато у меня теперь рана так рана, вся голова замотана. Выстрелил я удачно, ранка была такой, как я и хотел, но контузило меня неслабо. Удар вышел даже и при таком ранении, я и сознание терял на несколько минут. Форму для правдоподобности портить не пришлось, тот офицер, под чьей личиной я сейчас находился, словил шальной осколок в плечо, ничего серьезного, тоже только кожу да форму попортил. Я дополнительно кончиком ножа продрал царапину на своем плече, теперь все совпадает.
        - Есть немного. Если позволите, я обращусь в санчасть, чтобы сменить повязку. Рана, я думаю, пустяковая, хотя…
        - Вот же! У нас нехватка командиров рот и батальонов, прислали одного, так он даже доехать не смог нормально! - Я думал, гауптман на меня так разошелся, но: - Чертовы бандиты! Ну что им неймётся? Уж ясно всем, мы выигрываем войну, чего они сопротивляются, ведь все это бессмысленно! Напрасно кладут свои жизни, ничего не сделав взамен стоящего!
        - Они убили двух солдат, это уже много, герр гауптман, - заметил я.
        - Да, конечно, вы правы, лейтенант. Так, сейчас же направляйтесь в санчасть. Пусть вас осмотрят, после отправитесь в штаб своей дивизии и получите документы и предписание. Да-да, штаб вашей дивизии находится здесь рядом, а вы не знали? - Черт, ранен фриц был два месяца назад, откуда он мог знать это? А этот гад прочитал мои бумаги и узнал, откуда я.
        - Никак нет, герр гауптман, ранен был два месяца назад. Не знаю, где сейчас штаб дивизии. В госпитале сообщили только, что моя часть где-то на Дону. В Воронеже, кажется.
        - Была, обер-лейтенант, была, - фриц уже сверился с какими-то документами. - Штаб дивизии сейчас здесь. Ее отвели на отдых, вашим камрадам здорово досталось на Дону. Вы ведь командовали ротой пехотинцев?
        - Так точно, герр гауптман, - я даже каблуками чуть щелкнул.
        - Если у вас все в порядке со здоровьем, то вы получите новое предписание. Сразу говорю, не пытайтесь просить вернуть в вашу часть. Командного состава среднего звена сейчас не хватает, так что пока ваш полк на пополнении, вы, скорее всего, отправитесь на передовую. И не вздумайте спорить в штабе! На днях командующий армией вернется сюда, у него сейчас выезд в войска, а штаб уже здесь. Нужно, чтобы все было в порядке.
        - Да я и не собирался спорить, герр гауптман. Разрешите идти?
        - Да, идите.
        - Герр гауптман, мои документы несколько испорчены…
        - Сейчас сразу в санчасть, затем в штаб дивизии, - повторил офицер. - Не забудьте зайти перед этим в канцелярию и получить новое удостоверение. Там нужно фотографироваться, правда у вас повязка…
        - Ничего страшного, попрошу врачей снять на время.
        - Хорошо, мне нравится ваш настрой, обер-лейтенант. К сожалению, не у всех он сейчас такой…
        Фу-у-у! Я выдохнул, когда вышел на улицу. Блин, народу вокруг, вроде никто не обращает внимания, но все же надо быть осторожнее. Суеты у фрицев нет. Все строго по уставу. Каждый занят делом, а не просто так болтается, вот же, блин, роботы!
        В санчасти понравилось, но не удивило. Доктор, довольно молодой, но с огромными очками на носу мужчина, аккуратно срезал повязку, выстриг волосы вокруг раны и начал обработку. Естественно, он не забыл спросить о том, как я получил это ранение.
        - Всякое на войне бывает, но все-таки, как вы получили рану, герр лейтенант? - а спрашивает с хитрецой в глазах. У-у, гестаповец! Правду хочешь? Да на!
        - Большевик выстрелил почти в упор, я просто голову в плечи втянул, больше ничего сделать не успел…
        - Так больше и не надо, удачно у вас все вышло, - но вижу по глазам, донесет сука. Дело было в том, что близкий выстрел, а точнее, тот, что я произвел вообще в упор, опалил волосы, и на них остались частички пороха, их здорово видно, если приглядываться. Помыть голову я не мог, смыл бы весь страшный вид, поэтому доктор так и возбудился.
        - Не дай бог кому увидеть ствол револьвера так близко, док! - бросил я и сделал такую убедительную гримасу, что эскулап закончил, перейдя на другую рану. На руке была такая же по сути царапина, только рваного вида. Больно было, когда я ее ковырял, но что поделаешь? Хорошо еще, врач не заставил меня раздеться, так осматривал, я лишь китель снял, а то было бы вопросов! Последний шрам еще не такой старый, видно, что он сделан совсем недавно, замучают вопросами.
        Но и без того на моем многострадальном теле было столько отметок, что я понял одно: задерживаться здесь не стоит. Бежать, зря я вообще все это затеял. Но судьба решила наконец надо мной сжалиться.
        - Обер-лейтенант, вы мне как раз нужны! - едва я переступил порог штаба дивизии, как меня словно припечатали к полу чем-то тяжелым. Зашел-то я для сдачи документов, да сфотографироваться нужно, а тут… Весь в крестах и с такими красивыми витыми погонами, на меня смотрел какой-то хмырь. Хмырь был уже немолод, но от него так и перла энергия. Деятельный дядя. Так-то тут еще были фашисты, но, кажется, на меня они не обратили внимания, лишь поздоровались, кивая. Были заняты работой с картой и не стали отвлекаться, когда мы с этим офицером вошли в кабинет. Он поймал меня прямо у входа и притащил с собой в кабинет.
        - Обер-лейтенант Шульц, сорок пятая…
        - Я и так знаю, какая у меня в подчинении дивизия, - оборвал меня тут же прыткий немчик. Кстати, генерал. - Мне доложили, что вы прибыли после госпиталя и полны сил. Несмотря на то что уже успели влипнуть в историю. Как ваше самочувствие? - Ух ты, просто так интересуется или тут подвох? У меня вообще вся речь построена на простых словах. Говорю я медленно и чуть заикаясь, специально для того, чтобы было время подготовить фразу. А то у фрицев есть такие слова в обиходе, что, пока выговоришь, можно случайно на русский перейти.
        - Уже лучше, господин генерал! - я вытянулся в струну и всем видом показывал свое почтение и готовность к службе.
        - Отлично, отлично. Слушайте, Шульц… Вы еще не вернулись в свой полк, но я даю вам новое назначение. Забудьте пока о прежнем месте службы. У нас с недавних пор случается всякое, людей не хватает. Так что я лично ставлю вам задачу. В тридцати километрах отсюда на север, - генерал подошел к столу и взял короткую указку, - на наших людей напали красные бандиты. Их еще партизанами зовут, так вот, - он ткнул в лежащую на столе карту, - вот в этом районе они сожгли наш склад боеприпасов. Туда выдвинулась группа для их поиска и нейтрализации. По прибытии в нужное место наши люди были атакованы отрядом бандитов, и командир, лейтенант Блюмме, был убит. Шальная пуля, сразу насмерть. Вы должны немедленно выдвинуться с группой поддержки и уничтожить вражеский отряд. Вам дается взвод неопытных солдат, из запасного батальона, надеюсь, вы их подтянете, выдвигаетесь прямо сейчас. Там старшим унтер-офицер, но опыта у него нет нисколько, вы самая подходящая кандидатура, так как не заняты. Скоро предстоит серьезная операция, а у передовых частей склад уничтожен. Командующему это не понравится, а он обязательно
спросит о готовности. Вопросы? - немецкий генерал оторвал взгляд от карты и уставился на меня. Значит, такая шишка, как командующий армией, и правда приедет сюда. Значит, Гитлер опять намылился на Москву, что ж ему неймется-то? И опять под самую зиму. А впрочем, это ведь его шанс. Шанс отвлечь значительную часть наших войск от Сталинграда. Таким макаром он ведь, сука, и захватит город на Волге…
        - Господин генерал, я не успел поменять удостоверение, фотографии не готовы. А вопрос… Где я могу найти нужных людей? - ответил я на вопрос.
        - Они собраны возле казармы квартирующего здесь сорок пятого запасного батальона. Вы же знаете, где казармы? - Твою мать, фриц, откуда я, на хрен, знаю? Лихорадочно соображая, я решил, что здесь меня на вранье не поймают.
        - Так точно, господин генерал!
        - Я позвоню в канцелярию и прикажу поторопиться с бумагами, в течение часа они будут готовы. Что-то еще?
        - Транспорт, господин генерал? - не думаю, что выбиваюсь из роли.
        - «Ганомаг» и грузовик, все уже должно быть готово. Поторопитесь, обер-лейтенант, и… - я уже было хотел козырнуть, но этот хмырь махнул рукой, недоговаривая что-то, и уставился на меня в упор. Пришлось вновь делать противный жест.
        - Хайль Гитлер! - я вскинул руку, увидев одобряющее выражение лица генерала и его короткую отмашку.
        - Удачи! - напоследок все же произнес командир дивизии. Сказать, что я был удивлен, не сказать вообще ничего.
        Я, блин, зарвался. Мало того что пролез сюда, так еще и с командиром дивизии пообщался, да еще и приказ получил, личный, минуя всех возможных начальников и командиров, а их немало в иерархии. О как! Что ж, будем выдвигаться куда назначили, а там посмотрим. Главное, не нарваться на пулю партизан. Конечно, это получилось только благодаря тому, что, как и сказал генерал, я был пока не занят, то есть не прибыл еще в свою часть, а значит, он имеет все права назначить меня, куда считает нужным.
        Выйдя из штаба, потопал к комендатуре, в которой после короткого звонка в штаб дивизии у меня приняли старые и обещали быстро сделать новые документы. Попросил принести их к месту дислокации батальона.
        Искал казармы недолго, поспешил узнать у ближайшего солдата, где они, а им оказался водитель одного из грузовиков, что ждал свою машину с разгрузки. Тут, на другой стороне улицы, всего в нескольких домах от штаба, был расположен склад. Возле него стояли три автомашины, правда, одна почти сразу отъехала, давая возможность грузиться остальным. Да, кстати, штаб этот был вовсе не дивизионный, а именно полковой. Высшее командование занимает несколько другие апартаменты. Командир дивизии просто посетил штаб моего полка с проверкой, так сказать, вот я и попался ему на глаза. Что, наверное, даже к лучшему. А быстро тот гауптман передал данные о моем прибытии в часть, времени-то прошло всего ничего.
        Водитель грузовика подсказал, как мне найти казармы запасного батальона, и я отправился туда. Это также оказалось рядом. Солдаты, которыми мне предстоит командовать, находились возле машин. Увидев меня, подтянулись и поправили форму.
        - Кто старший? - окинул я взглядом немцев, смотрящих на меня с интересом.
        - Унтер-офицер Нойер, господин обер-лейтенант! Взвод построен, разрешите отдать команду на погрузку?
        - Не так быстро, унтер-офицер. Вы получили снаряжение? - я вновь окинул взглядом солдат вермахта.
        - Так точно, герр обер-лейтенант, - кивнул, а затем так же вытянулся унтер.
        - Доложите по вооружению.
        - Ротный миномет. Два пулемета МГ-34, шестнадцать карабинов и четыре пистолета-пулемета МП-40. Снаряды к минометам, гранаты, боекомплект в двойном экземпляре. Солдаты полностью экипированы!
        - Тогда по машинам…
        - Герр обер-лейтенант, разрешите вопрос?
        - Пожалуйста! - кивнул я. Ох и доиграюсь я до того момента, что меня возьмут за хлястик.
        - До нас довели только то, что нужно найти партизан, как мы будем действовать? Извините, но здесь собраны не егеря, мы простые пехотинцы вермахта…
        - С каких это пор пехотинцы вермахта стали хуже егерей? - нахмурив брови, спросил я. И попал в цель! Солдаты тут же приободрились, как же, новенький командир, а верит в них, солдатам любой армии такое польстит.
        - Виноват, господин обер-лейтенант! Солдаты рейха лучшие в мире! - унтер аж захлебывался от восторга. Ну-ну. Я устрою вам Сталинград, только дайте найти партизан. К сожалению, в одиночку не смогу.
        Солдаты вермахта довольно быстро оказались в машинах. Сам я, чуть помедлив, все же пошел в бронетранспортёр. Хоть и слабая, но все же лучше хоть такая броня, чем тонкое железо грузовика.
        Ждали мы только одного, посыльного из канцелярии с моими новыми документами. Вот же, блин, наделал дел, да? Теперь, с новой фоткой на удостоверении, я вообще буду настоящим фрицем. Свое испорченное удостоверение, оно было залито кровью, хрен там по фото отличишь меня от оригинала, у меня забрали. Его требовалось заменить в любом случае, непорядок же! Пугало только одно, да и то до определенного момента, как бы фрицы в канцелярии не стали отмывать фотку от крови. Я сам попробовал, увидел, что с кровью исчезает и изображение, поэтому и успокоился немного.
        Фрицы быстренько уступили мне место. Я расположился на небольшом топчане, напоминавшем лавочку. Прямо надо мной был установлен МГ-34, и если он начнет стрелять, гильзы посыплются прямо на меня.
        Когда начали движение, я осторожно рассматривал солдат. Враги, а они, несомненно, были для меня врагами, но, черт возьми, они такие же солдаты, как и наши красноармейцы. По крайней мере в этой обстановке они отличаются от советских бойцов только формой. Субординация по отношению к старшему по званию хороша, сидят вон, стараются не смотреть на меня. Зато мне это дает возможность разглядеть их. Унтер-офицер был каким-то невзрачным. Тощий, длинный, с усиками как у Пуаро, разве что концы не так закручены. Он не производил впечатления опытного бойца. Надо будет разузнать о нем побольше, если будет время.
        Остальные солдаты… Да разные все. Один, тот, что на пулемете стоит, вроде выглядит внушительно, но выражение лица и глаза навыкате навевают мысли о сходстве с не очень умным человеком. Второй номер расчета выглядит более нормальным, ну, по внешнему виду, зато он какой-то дерганый. Все время теребит ленту на МГ, чего он так волнуется?
        - Унтер-офицер! - крикнул я, пытаясь говорить громче, чем рычит «Ганомаг». Унтер подорвался и сел рядом, один из солдат быстро уступил ему место.
        - Да, господин офицер?
        - Давно в строю, на передовой бывали?
        - Нет, - и вижу, что он честен, а также стесняется. - Две недели в этой армии. Но в окопах вообще еще не был. Как перевели сюда, я служил в Бельгии, до передовой еще не добрался. Почти сразу дали вот этих парней, - он окинул взглядом кузов «Ганомага», - приказали поддерживать дисциплину и тренировать, по мере умений.
        - А что, они тоже еще не воевали? - удивился я.
        - Это третий эшелон, - начал пояснять ситуацию фриц, - роты формируются здесь, далеко от фронта, затем, когда поступит приказ, выдвигаются к месту боев. Нам пока такового не приказывали. Зато на поимку партизан едем уже во второй раз. В первый, правда, никого не поймали, но пострелять смогли все.
        - Хорошо, - кивнул я, - держитесь группами по три-четыре солдата, чтобы всегда один мог помочь другому. - Я, конечно, понимаю, что даю советы врагу. Но этого требует ситуация, и для лучшего устройства во вражеской армии я буду делать все, что считаю нужным.
        - Наш погибший командир говорил так же, - чуть расстроился унтер, - извините.
        - Да все нормально, - махнул я рукой, - как ваше имя, унтер-офицер?
        - Нойер, герр обер-лейтенант, - он даже хотел вскочить, чтобы представиться по всем правилам, но я поймал его за рукав шинели и одернул, - Петер Нойер.
        - Отлично! Мое имя вам не довели? - Унтер отрицательно покачал головой. - Генрих Шульц. - Я козырнул обычным армейским приветствием, на что унтер ответил таким же жестом.
        - Вы уже повоевали, герр Шульц?
        - Вас смущает мое заикание? - я усмехнулся, а фриц смутился. - Иваны угостили чем-то крупным, долбануло хорошо, в голове, наверное, месяц звенело. Да и спину распахали хорошо.
        - У вас есть опыт, это хорошо, для солдат это послужит примером, - заключил унтер.
        Дальше ехали молча, да и не больно хотелось общаться. Они-то меня за своего принимают, а я их резать хочу. Точнее, уже не хочу… Блин, нельзя быть таким сентиментальным, аж зло на себя берет. Когда ты в бою, или как недавно в плену, это одно, там я их валю и не думаю, отвык думать, в сорок первом еще. Но совсем другое дело, когда с ними вот так запросто общаешься. Обычные люди. Со стороны они всегда казались такими страшными и злыми, как, наверное, и мы им, а на деле… Так же трусят, переживают, в общем, такие же люди. Вот и чую, что мне их как бы уже и не жалко стало… Вон, я и в Ровно к тому водиле привязался, даже сманил с собой. Интересно, живой он или шлепнули? Жалко его, нормальный был парень, выпивоха, но адекватный.
        Из кабины что-то закричали, и унтер склонился к ней. Я чуть привстал и стал разглядывать окрестности. Мама моя, да я ж тут сам был недавно!
        - Водитель говорит, что точка, которую ему указали на карте, в километре отсюда. По идее, нас должны встретить… - фриц не договорил. «Ганомаг» внезапно клюнул носом и встал как вкопанный. Унтер, а с ним еще пару солдат встали и выглянули наружу.
        - Что там такое, Петер?
        - Патруль, кажется, приехали.
        Опознание прошло быстро и без эксцессов. Хватило только моего новенького удостоверения, чтобы встретивший нас патруль выложил нам суть проблемы. А она была банальна: вон там лес, идите и уничтожьте партизан. Сколько там их, какое вооружение, ничего не знают. Думаю, они даже и не видели этих партизан.
        Покатили дальше, ибо не фиг доблестным немецким солдатам пешком топать до леса, а тут до него было прилично. Кстати, в этих местах я тоже вроде был, леса здесь уже реже, чем на севере, в районе города Ливны. А у самого леса к нам присоединились еще пятнадцать солдат вермахта. Это, стало быть, оставшиеся в живых после обнаружения партизан. Командовал этим отрядом важного вида фельдфебель. Я быстренько построил солдат и, прохаживаясь вдоль шеренги, напомнил о действиях.
        - Фельдфебель, вы лучше меня знаете своих людей, разбейте их на три пятерки, мы сделаем так же. Каждая пятерка берет сектор в пятьдесят метров, думаю, этого будет достаточно. Что-то хотели сказать? - это зашевелился фельдфебель.
        - Так точно, господин обер-лейтенант. Разрешите уточнить?
        - Конечно.
        - Нам вступать во взаимодействие с другими группами?
        - Какими именно, фельдфебель? - не понял и поэтому удивился я.
        - Так мы же здесь не одни… - как-то растерянно ответил солдат.
        - Не понял? - я сделал крайне удивленное лицо.
        - Лесной массив здесь максимум километра три в ширину, вокруг только поля, и в одном месте очень топкое болото. Везде наши солдаты, партизаны тут в кольце. В общем, именно поэтому мы и попросили подкреплений, потому как знаем, что враги не ушли, а спрятались…
        - Меня только что сюда назначили, я не в курсе происходящего. Это немного меняет дело, фельдфебель. На каком расстоянии друг от друга находятся наши посты?
        - Многовато, около полукилометра. Лес тянется влево на шесть километров, а вправо на пять. Мы почти посередине.
        - Ясно. Тогда порядок не менять. От нас одна пятерка идет к вам, направляетесь вправо, думаю, достаточно. Мы пойдем влево. Я думаю, всем ясен приказ? - Солдаты подтвердили мое мнение. - Тогда разобрать боеприпасы, и вперед!
        Миномет пока не берем, он остается здесь, в «Ганомаге». На охране техники только ее водители. Один в грузовике, второй в бэтээре. Штатный радист идет в лес, как все. Я только попросил его попытаться связаться с другими отрядами, чтобы обезопасить наш маршрут от дружественного огня. Но рация молчала, никто почему-то не ответил на запрос. Чтобы далеко не ходить, я двинул в лес прямо отсюда, идя вслед за ушедшей в этом месте пятеркой. Недалеко, метрах в десяти шел. У меня, кстати, личный МП-40, мне его унтер вручил, как и четыре магазина. Самого унтер-офицера я отправил с той командой, что должна идти по самой кромке нашего отряда слева. Пусть командует там, где меня нет. Аналогично поступил с фельдфебелем, только этого направил вправо. То ли я делаю, пока не знаю, но, как уже говорил, приходится соответствовать, иначе все зря. У меня была карта, задержавшись возле техники, я внимательно изучил ее и быстро понял, что именно эта карта, как трофей, не очень ценна. Здесь совсем маленький кусочек той местности, где мы, собственно, и находимся, да и нет на ней ничего, никаких обозначений, пару батальонов,
что совсем близко находятся, и все.
        Просто идти мне быстро надоело, наползался уже по лесам по самое не могу. Я уже было совсем отчаялся, мучаясь от скуки, когда раздались первые выстрелы. И были они не немецкими. Затрещали винтовки Мосина, трёхлинейку я от маузера пока отличаю. Где-то слева, кажется, я даже услышал свист пролетающих пуль, и немного пригнулся. Вообще, я сейчас еще тот фрукт. Несмотря на довольно прохладную погоду, я иду в фуражке на затылке и с распахнутой шинелью. Кожаный плащ фрица, который мне достался вместе с пленным, я пока держал в бэтээре. Ни к чему он мне тут, надел чью-то шинель, найдя ту свернутой на сиденье «Ганомага», владелец не откликнулся, я и забрал. Солдаты тогда кивали дружно, поощряя мое решение.
        Тем временем бой разгорелся прилично. Значит, здесь все же кто-то есть. Уж не знаю, пресловутые партизаны или еще кто, но стрельба была довольно яростной. Вот было бы весело, перебей фрицы друг друга из-за неразберихи и отсутствия радиостанции.
        Вышло все даже лучше, чем я мог сам мечтать. Следуя за солдатами, приказы отдавать необходимости не было, я просто наблюдал. Четверо в серой форме вермахта были метрах в пятидесяти впереди, для леса это большое расстояние. Прислушиваясь к выстрелам, я не обратил внимания на движение слева, а в следующий момент раздался призыв на таком знаком языке…
        - Хенде хох, сука фашистская! - Я аж завис на секунду. Отвык уже, вокруг только «гав-гав», да «гав-гав», а тут! Приказывающий поднять руки время не терял, а может, их было больше одного. Удар ноги под колено, и я, присев на одну ногу, стал уязвим. Следующий удар был просто традиционным. Такая плюха прикладом в голову прилетела, что дух вылетел из меня…
        Как же это противно, очухиваться после того, как тебе зарядили прикладом в башку. Че-е-ерт, голова сейчас лопнет, а действия партизан прямо под копирку, мне прошлый раз точно так же зарядили. Обижаться в этот раз было не на что. Одет я в форму офицера немецкой армии, сам бы так же поступил, если б шел на захват «языка». Но, думаю, прикладом бы все же бить не стал, убить вообще запросто.
        - Очухался, товарищ командир! - услышал я голос над собой. Тряска еще какая-то… О, теперь различаю, что это за гул стоит. Так это партизаны наш грузовик угнали, вместе со мной болезным.
        Схватив под мышки, четыре руки прислонили меня к переднему борту. Голова не держалась, так и норовила упасть на грудь. Мало того что боль адская, так еще и слабость дикая.
        - Эй, не придуривайся тут! - да, проблемка у партизан с кадрами, языка не знают, что ли? Ну, мне сейчас нет смысла показывать то, что я их понимаю. Раз уж взяли в плен, нужно ждать допроса в особом отделе, ну или куда приволокут. А наглые ребятки, прям как мои в конце того - в начале этого года. Мы все так же делали. И технику угоняли внаглую, и офицеров выкрадывали. Нет больше моей группы, пропали все парнишки. Может, только Веревкин остался, да Мельник. Да уж, Мельник! А я ведь, вообще-то, знаю его новое имя у фрицев. Где он, ушел ли к нашим, или погиб? Жаль парня, мы с ним столько прошли. Да, как и с другими, но…
        - Слышишь меня? Отвечай! - вновь расслышал я приказ неизвестного мне партизана. Осторожно и медленно покачав головой, всем видом даю понять, что мне плохо и я не понимаю его речь.
        - Давайте я его по печени, товарищ командир, сразу, сука, заговорит! - в разговор вступил третий голос. Черт, а ведь и правда заговорю. Кто думает по-другому, попросите ударить вас в печень. Мне было бы интересно на вас посмотреть.
        - Погоди ты, Мазякин, он, похоже, правда не понимает. Да еще и Лысенко его так отоварил, что долго будет отходить. Как не помер-то, почти в висок ударили. Вон сколько крови натекло, вся форма пропиталась. Ладно, шут с ним, в лагере допросят, положите его!
        Меня вновь уложили на подпрыгивающий пол кузова. Надо отдать должное бойцам, уложили бережно, не бросили. Мелькнула мысль, которая напугала. Только бы тех бойцов, с которыми я сбежал из лагеря, не было бы у партизан. Тогда точно - жопа.
        Тряска продолжалась долго, везли куда-то явно далеко. Я то проваливался как в яму, теряя сознание, то вновь выныривал на свет. Чего-то плохо мне, блин, как же зарядили-то серьезно.
        Очнувшись в который раз, я почуял, что больше не трясет. Хорошо. Медленно открыл глаза, боль оставалась, но, кажется, стало легче. Скосив глаза в сторону, голову было больно поворачивать, я с удивлением увидел девушку. Да-да, это была молодая девушка. В ватнике и в теплой зимней шапке, она выглядела как-то нелепо, принимая во внимание то, что явно была красива. Эх, везет мне на красоток… Отставить, о чем это я? Видимо, мозги мне хорошо встряхнули.
        Оглядел помещение. Да, низкий бревенчатый потолок отчетливо говорил о том, что я в самой настоящей землянке. Интересно, куда меня увезли? Самочувствие все еще оставляло желать лучшего, мутило немного, да и в животе что-то было нехорошо. Ой блин, только подумал, как вновь вырвало. Успел немного повернуть голову, чтобы на себя не попасть.
        Когда перестало рвать и я вернул голову в изначальное положение, заметил, что девушка исчезла. Когда это она успела выскочить? Так, что же тут происходит, где я и что теперь делать?
        - Очнулся? - услышал я голос и повернул голову на звук. Слева от меня был вход в землянку, прикрытый брезентом, возле него стоял человек. Спустя секунду полог откинулся и появился еще один.
        - Товарищ комиссар, Быхова не будет пока, в нужнике застрял…
        - Чего, опять что-то сожрал и обосрался? - спросил этот самый комиссар. А вообще, интересно было слушать этих людей, они-то не знают, что я их понимаю.
        - Ну чего глазами хлопаешь, очухался, спрашиваю? - вновь задал вопрос комиссар. Я хотел было опять жестами объяснять, что я их не понимаю, но меня опередили: - Чего ты молчишь, ведь ты же знаешь наш язык, несколько раз в беспамятстве болтал, правда, непонятное что-то…
        - Товарищ комиссар, вы можете наладить связь с кем-нибудь из особого отдела фронта? - решил сразу закинуть удочку поглубже. Раз я проболтался пока был в отключке, чего уж тут юлить. Даже если он меня на понт брал, смысла врать уже не было.
        - О как! - воскликнул тот боец, что докладывал комиссару о Быхове.
        - Заговорил, а ты не верил! - поучительно поднял палец к верху комиссар. - Люда же говорила, что он по-русски разговаривал, только она не поняла, о чем.
        - Так что, Быхов не нужен?
        - Думаю, уже нет, пусть отдыхает, - комиссар подошел ближе и встал возле нар, на которых я лежал.
        - Что ж ты так мало просишь, отдел фронта, а почему не Москву?
        - Думаю, с Москвой у вас связи нет, - просто ответил я тихим голосом.
        - А с особым отделом фронта, значит, есть? - прищурился комиссар.
        - Я не знаю, - чуть пожал я плечами. - Можете дать воды?
        - А чего ж не дать, - комиссар прошел к небольшому столику, на нем стоял глиняный кувшин. Плеснув в жестяную кружку немного воды, он вернулся и протянул мне. Я думал, будет издеваться и не даст попить, но он спокойно передал мне посудину и дал выпить всю воду, что в ней была. Закончив пить, чуть отдышался и посмотрел на комиссара.
        - Спасибо.
        - На здоровье! - усмехнулся комиссар. - Так что, поговорим или не станешь?
        - Поговорим! - кивнул я, опуская взгляд. Ситуация поганая, надо как-то выкручиваться. Черт, на фига я тогда пошел к немцам? Ведь все равно не сделал даже попытки выкрасть что-либо из документов в штабе или еще чего-то важное. Хотя когда бы я это сделал? Я у немцев и был-то чуть более суток.
        - Фамилия, имя, номер части? - комиссар достал блокнот и приготовился писать, но все закончилось, едва начавшись.
        - Не имею права, товарищ комиссар. Спросите что-то другое.
        - Так как же я спрошу, не зная даже, кто ты и откуда.
        - Оттуда я, оттуда, - качнул я головой и указал рукой наверх. - Если у вас есть связь, лучше ей воспользоваться, вам же самому легче станет. Ну не имею я права рассказывать о себе. Не немец я, если вас это волнует…
        - Дезертир? - все же не оставил попыток комиссар, только вопросы задает осторожно.
        - Почему? - удивился я.
        - А как еще? Ты руководил отрядом егерей, ловил нас, партизан. Только не знал, видимо, что силы неравны, вот и попался.
        - Каких егерей, о чем вы? Это ж салаги, третий эшелон, некоторые из них и оружие-то первый раз в руках держали. Дезертир и руководил? Кто-нибудь выжил? - комиссар сразу понял, что я о немцах.
        - Двоих допросили и в расход. Остальные погибли в перестрелке. Чего, жалко их?
        - Ясно. Нет, не жалко. Так тоже нормально. Товарищ комиссар, свяжите меня с особистами, хоть с кем-нибудь…
        - Да что ты заладил! - оборвал меня комиссар. - Говори, а то я парней крикну, они тебе объяснят, как нужно вести себя в плену.
        - Да не станете вы меня дальше месить. Зачем вам это? Если б я был каким майором или оберстом, еще можно было бы тряхнуть, а так… - я махнул рукой. - Вы же должны быть проинструктированы на случай появления в отряде неизвестных лиц, требующих связи с особым отделом. Ведь так?
        - Слушай меня, не знаю, кто ты, предатель или немец, мне все равно. Связь у меня только по расписанию. Нарушать порядок я не стану. Мы и так потеряли много бойцов…
        - Назовите представителю особого отдела не ниже дивизионного уровня имя Адам Лескофф. Если спросят, что можете сказать помимо имени, расскажите, что я у вас. Дальше, думаю, вам все объяснят. - Если посчитают нужным, конечно. Вообще, Левитин давно нам объяснял, что в каждом особом отделе дивизии есть данные на нас, на каждого, это для того, чтобы мы могли возвращаться. Ведь как, иногда у диверсантов «командировки» были длительными, как вернуться? Вот. Только у меня на этот раз не было пароля. Тот, что был, давно перестал действовать, сроки вышли. Назвав имя того, под чьей личиной я был в Ровно, я рассчитывал со временем довести сведения о себе как в школу Левитину, так и, надеюсь, Судоплатову.
        - Я подумаю, - помолчав, произнес комиссар. Было видно, что человек он неглупый, просто верить вот так сразу тоже не собирался. - Есть хочешь? - А вот это уже хороший знак.
        - Если можно, - помялся я, - что-нибудь бы съел. А то после такой плюхи не могу в себя прийти.
        - Сам виноват, кем бы ты ни был. Бойцы злые были, пятые сутки в лесу сидели, пока смогли нащупать дырку в вашем кольце. А тут ты, да еще и отряд большой притащил. Вот и отвели душу. Вообще, конечно, я уже сделал выговор за это. Разве «языка» так берут? Ты чуть живой был, как не помер, непонятно.
        - Если честно, то думал, сдохну. Переборщили ребятки. Можно было и аккуратнее, я ведь не стрелял никуда.
        - Это да, рассказали, что просто шел позади цепи. Но солдаты твои, которых в плен взяли, указали на тебя как на командира.
        - Я им и был, аж несколько часов. Блин, товарищ комиссар, ну не надо, а? Ведь я же понимаю, что вы меня на разговор выводите. Не нужно это вам, поверьте. Передайте, что я прошу, увидите, спасибо потом скажете, что я ничего вам не рассказал. И, для общего блага, бойцам в отряде также ни слова.
        - Ладно, но, как и говорил, нарушать распорядок я не стану. Нам и так приходится за двадцать верст уходить, в болото, чтобы на связь выйти.
        - А вот тут ваше право. Я не тороплю. Правда, поторопить потом захочет руководство…
        - Сеанс завтра, рано утром. Так что жди. Сейчас принесут поесть и воды. Не вздумай дурить, отряд большой, незаметно не уйдешь. Людмилу позову, пусть рану тебе еще раз осмотрит. Может, перевязать надо, рассадили серьезно.
        - Хорошо, - просто ответил я и откинулся на скатку, что служила мне подушкой.
        Хорошенькая девушка по имени Людмила пришла через минуту после выхода комиссара. Возле входа опять стоял наготове боец с оружием. Осторожно, значит, что-то ей сказали, приподняла мою голову и положила скатку так, чтобы голова оказалась выше. Так же осторожно размотала тряпку, что служила бинтом, и под мой легкий вскрик оторвала тампон. Это оказался еще один кусок тряпки, свернутый на манер ватного тампона. Девушка встала и взяла со столика поднос. На нем я разглядел инструменты и чистые тряпки. Людмила бережно, я бы даже сказал нежно, промакивала рану, смачивая чем-то пахучим. Убрав капельки крови, скорее всего вытекшие после отрыва тампона, она вновь наложила повязку, правда, тампоном была уже вата.
        - Спасибо, - неожиданно даже для себя произнес я. Как мне показалось, девушка даже вздрогнула. Но, ничего не ответив, вышла из землянки.
        Часов не было, партизаны сняли все, так что времени я не знал. Сколько я так лежал, не знаю, но когда уже хотелось спать, вновь пришел комиссар.
        - У немцев шум стоит, ребята вернулись. Говорят, там целую операцию развернули, надеясь поймать тех, кого ты ловил. Только вот там нет уже никого. Да и немцам самим досталось, налет был.
        - Я никого не ловил. Давайте уже не будем, а? Какие у вас там силы были, что так прошли по немцам, как катком?
        - Рота, по армейским меркам. Нам кровь из носу нужно было выйти, вот и вышли. Так что думаешь, не тебя там ищут?
        - Откуда мне знать? - удивился я вполне натурально. - Может, и меня. У немцев нехватка среднего комсостава, но я сомневаюсь, что поиски ведут именно из-за меня. Не та фигура.
        - А себя ты к ним не причисляешь? - хитро так посмотрел на меня комиссар.
        - Когда был у них, причислял. Но я же не там? - усмехнулся я.
        - Ладно. Спи давай, два часа ночи уже. В четыре выходят наши связисты, им еще дорога предстоит дальняя, вернутся к полудню. Надеюсь, тогда и поговорим.
        - Вряд ли, - пожал я плечами. - Они ведь только запрос отправят, когда еще информация дойдет до нужных людей.
        - Думаешь, дойдет? - вновь лукаво посмотрел комиссар.
        - Сомневаюсь, - честно сказал я, - времени прошло много.
        - А что же ты тогда тут устроил? - начал слегка заводиться комиссар.
        - Я поступил так, как предписано в подобной ситуации. Проще скажу, - я пожевал губами, - если все пойдет как надо, то ждите гостей с Большой земли. Вряд ли будут указания по радио.
        - Не слишком на себя берешь?
        - В самый раз. У вашего отряда это постоянное место дислокации?
        - Ха! - засмеялся комиссар. - Так я тебе и сказал!
        - Ваше право.
        - Кто же ты такой, обер-лейтенант Шульц? Или Адам Лескофф?
        - Скорее, третий вариант, - улыбнулся я.
        - Какой же? - с живостью приготовился слушать комиссар отряда, думая, что заговорил мне зубы.
        - Может, Адольф Гитлер, - откровенно заржал я.
        - Тьфу на тебя! - выругался комиссар. - Дошутишься, шутник. Расскажу сейчас бойцам, они тебе быстро покажут, что у них припасено для Гитлера.
        - О, наверное, теперь ударят сразу «Максимом». Чтобы два раза не бить. - Комиссару понравился ответ, и он также засмеялся.
        - Спи давай. Завтра поговорим.
        Наутро меня разбудили. Спал на удивление крепко, сказалась усталость накопленная, или просто организм решил отдохнуть, не знаю. Принесли нехитрый завтрак, кашу, но вкусную. Наелся, слопал огромную миску и выпил два стакана чая. Бормотуха, конечно, но ничего, вкусно даже. Откуда у них настоящий чай, его и на Большой земле днем с огнем не найдешь, а тут лес. Ожидание длилось томительно, комиссар появился уже после обеда. Все это время я тупо лежал.
        - Отправили информацию по тебе. Ответа, конечно, не было, но что удивительно, приняли без вопросов, наш радист даже удивился, что не переспросили. Даже уточнил, хорошо ли поняли, ответили, что все получено.
        - Стало быть, ждем следующего сеанса? Завтра?
        - С чего ты взял, что завтра?
        - Ну, - загадочно ответил я. - Просто так подумал.
        Конечно завтра, когда же еще. Даже удивительно, что отряд выходит на связь каждый день. Видимо, серьезные задачи у них, как иначе? Поразмышляв, я пришел к выводу, что отряд тут далеко не просто так расположен. Хотя и не знаю, где мы находимся, но то, что вокруг лес, причем глухой, это точно. Как узнал? Я моторы слышу постоянно. Это не трасса, проходящая рядом, как вы себе это представляете? Лагерь партизан возле дороги? Как кафе? Нет. Источник шума здесь, в лагере, а он, стало быть, хорошо укрыт, раз здесь есть машины. И ведь они куда-то ездят!
        На следующий день ничего не произошло, а вот на третий…
        - Чего-то не то происходит, - задумчиво высказался комиссар при нашей новой встрече.
        - Что не так? - поинтересовался я. Мы вообще, кажется, нашли с ним общий язык. Мужик он умный и невредный. Общаемся помаленьку на общие темы.
        - При последнем сеансе приказали готовить встречу. Кого-то пришлют. Хоть бы намекнули, кого и зачем! Мне людьми рисковать, полосу готовить, а это всегда риск.
        - Думаю, это по мою душу.
        - Нескромно.
        - Но это так.
        И это оказалось именно так. Прилетел на удивление целый «Дуглас». Это мне позже стало известно, когда самолет уже вылетал обратно. Пока же я сидел в своей землянке и занимался тем, что общался с переводчиком отряда, тем самым Быховым. Он попросил у комиссара разрешения, и тот дал добро еще на второй день. Я подтягивал знания немецкого у этого бойца. Не самого языка, а именно того, как общаются немцы между собой. Опыт-то у меня уже о-го-го какой. Вот мы так и сидели в землянке, гавкая друг на друга на языке Гете, когда в землянку ввалились комиссар и еще несколько человек. Комиссар был чем-то всерьез озабочен и выглядел пришибленным.
        - Вот ни на минуту не сомневался, что ты, гад такой, выберешься, - передо мной стоял сам Левитин. Странно, он уж давно сам никуда не летал, школой же руководит, точнее, подготовкой.
        - И вам не хворать, Максим Юрьевич, - грустно произнес я, повесив голову. - Врете вы все, давно уж похоронили, наверное.
        - Так все же, комиссар, как вы так «языков» берете, что они у вас несколько дней без сознания лежат? - усмехнулся Левитин, протягивая мне руку.
        - Да переборщили, товарищ старший майор. - Ого, Левитин уже Судоплатова в звании догнал. Однако! Помнится, чуть более полугода назад был всего лишь капитаном.
        - Оставьте нас, пожалуйста, нам нужно поговорить…
        - Вы так и не показали его документы, товарищ старший майор… - комиссар перегибал палку.
        - Вот его документы, - Левитин протянул папку для бумаг комиссару. - Вам достаточно прочитать первую страницу.
        - Так все же Адам…
        - А вот вслух говорить не нужно, - отрезал Максим Юрьевич, - вы узнали, а более никто не должен. Вам ясно?
        - Все ясно. Я вас покину.
        Когда все вышли, кроме Левитина и еще одного человека, начался разговор. Нет. Для начала бывший учитель налетел на меня и крепко обнял, молча, без слов. А вот потом началась беседа.
        - Рассказывай, - просто махнул рукой новоиспеченный старший майор и сел на табурет. До этого я, конечно, сто раз обдумывал, что говорить, а что нет. Все же про плен решил не скрывать. Мало ли что? Вдруг кто из ребят вышел и донес, врать не хотелось. Вот и вывалил весь свой рассказ на Левитина.
        - Это очень хорошо, что ты решил идти к немцам. Просто отлично, главное, смог устроиться, - высказался Левитин после того, как я закончил. Он даже не остановил меня ни на секунду, когда я рассказывал про плен.
        - Максим Юрьевич, я не знаю…
        - Тебя таким ответам не учили. Ты влился в подразделение, тебе ставил задачу напрямую командир немецкой дивизии, значит, тебе поверили, и ты именно влился. Знаешь, сколько уходит времени и сил на подготовку к такому внедрению? Месяцы! А то и годы. А ты, везунчик хренов, на шару пришел, и с немцами как с давними знакомыми. Павел Анатольевич не зря всегда говорил, что ты лучший у нас. Тебя только направить нужно, а дальше ты сам все сделаешь. Итак, сможешь вернуться?
        - Куда? - не понял я.
        - Брось. Все ты понял! Андрей, мы не можем упустить такой шанс внедрить к немцам своего человека.
        - Да что я там смогу сделать? Это ж обычное подразделение третьего эшелона. Какие там секреты? Меня только и могут, что привлечь к поиску партизан, - усмехнулся я. - Да и то неудачно!
        - Очень удачно. Очень! Как мы тебя ждали, ты бы знал…
        - А что в том лесу делали партизаны, да еще и таким количеством?
        - У них «язык» был, правда, чуть живой и сдох по дороге, но им нужно было выходить. И они вышли. Заодно и тебя притащили. Ну, так что?
        - Да вернуться-то, я думаю, не проблема. Раны есть, сошлюсь на то, что сбежал. Помурыжат, конечно, но, думаю, и в этот раз прокатит…
        - Что сделает?
        Опять я ляпнул.
        - Ну, думаю, никто не прочухает о том, что я подставной. Этого Шульца когда допрашивал, специально вызнал, есть ли семья, кто они, есть ли друзья на фронте. Короче, если удастся отвертеться от своей бывшей роты, которой командовал Шульц, то никто меня на фиг не узнает. Но, конечно, риск есть всегда. Все же я ненастоящий Шульц. Да и язык у меня далек от совершенства. Спасает только заикание, пока в госпитале лежал, привык так, что уже почти не слежу за собой, на автомате получается.
        - Ты даже сейчас иногда заикаешься.
        - Будешь тут, когда в тебя столько всего прилетает, - возмущенно выдал я. - Эти, вон, вообще чуть башку не отбили. Надо же так ударить, меня полоскало три дня.
        - Ладно, я уже обматерил партизан и их усердие. Они на рывок шли, не злись на них.
        - Да все я понимаю. Обидно просто. Юрич, на мне уже клеймо ставить некуда, - поплакался я, но сменил тему сам: - Задача-то какая?
        - Просто добыча сведений, любых, что посчитаешь важными. Даже информация о количестве и роде войск, что рядом с тобой, и то важно. Нужно, чтобы ты как можно дольше там служил. Правда, был бы ты там в какой-нибудь нестроевой должности, нам было бы спокойнее, мало ли куда тебя могут послать. Но и так нужно держаться столько, сколько сможешь. Там ведь железная дорога проходит, так?
        - Это в том селе, где штаб дивизии? - увидев кивок, продолжил: - Да.
        - Вот. Какие эшелоны, сколько. Какие части проходят мимо. Связь через этот отряд. У них есть люди во всех деревнях поблизости от твоего места службы, договоритесь, как передавать.
        - Вот на этом и спалимся! Всегда найдется какая-нибудь гнида. Чем больше посредников, тем хуже. Надо как-то минимизировать общение с партизанами. Точнее, лучше бы вообще никто из них так и не узнал бы, кто я в реальности. Возьмут кого за жопу, сдаст, и будет нам кисло. Ладно, если меня просто грохнут, так могут заставить работать на них. Даже сейчас, если кто-то из партизан попадется, наверняка на допросе сольет данные о том, что в отряде был немец, но его отпустили…
        - Ты разве такое допускаешь - работать на немцев? - насупился Левитин.
        - А вот сами-то как думаете, товарищ старший майор? Если б я проявил усердие и свернул себе головенку в первый же раз, когда попался немцам, что бы было? Умер бы господин Кох, там, в Кенигсберге? - Юрьевич молчал, даже взгляд отвел. - Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Нельзя заранее готовить себе могилу. Голову свернуть не сложно, или у фрицев пулю выпросить. А что дальше? Какая польза от этого людям, стране?
        - Ты не зазнавайся тут, о стране он заботится. У нас есть кому о таком думать. Мы лишь выполняем приказы.
        - Конечно, но по таким приказам в начале войны сколько расстреляли? А ведь люди могли пользу принести. Не спорю, есть гниды, но ведь не все же?
        - Ладно. Что ты хочешь? - сдался Левитин.
        - Из моих кто-нибудь остался? - спросил я с надеждой.
        - Никого. Даже на тебя Валентине похоронку отправил, сам лично писал. Времени-то сколько прошло!
        - Как дочка? - раньше не спрашивал, потому как разговор был о другом, а теперь можно.
        - Растет. Я заглядываю раз в неделю. Кстати, ты так и не сказал, как вы все потерялись?
        - Борт, Макс, Сережка и Борян погибли еще под Воронежем, практически там, где высадились. Далеко не ушли, ждали нас, задание, кстати, мы тогда выполнили, склад был уничтожен, да и фрицев мы покрошили немало…
        - Узнали от партизан, это вы молодцы, вовремя. Наши там успели немного собраться, хоть сразу не отступили. А остальные?
        - Валерку я отправил на прорыв с одним окруженцем, Матросовым, кажется. Вы бы объявили его в розыск по пехотным частям, может, куда прибился? А может, как окруженца… того, шлепнули уже не в меру ретивые особисты. Оставался один Олежка, мы вместе в госпитале лежали, только в разных палатах. Его раньше выписали и, мать их немецкую в одно место, отправили на фронт…
        - Как это? - аж охренел Левитин.
        - А как меня послали командовать отрядом? Так же и его. Он был с документами унтер-офицера, дали ему отделение, из таких же оклемавшихся, и отправили. Мы с ним пообщались немного перед отъездом, я объяснил ему, как сообщить о себе.
        - Никто не выходил на связь, по крайней мере мне ничего не известно. А давно?
        - Теперь уже да, летом еще. Я после того в лагерь попал, а как сбежал, так и… Дальше вам уже известно.
        - Вот черт, где ж мне его искать-то?
        - Его я сам попробую отыскать. Через немцев.
        - Чего еще придумал?
        - Вернусь, как с меня слезут гестаповцы, отправлю запрос на поиск. Данные-то у меня есть, если жив, найду и вытащу к себе. Вы попробуйте Валерку найти, хотя сгинул, наверное, где-нибудь в болоте. А если вышел к нашим, то еще неизвестно, что лучше.
        - Ну, ты уж сейчас наговоришь…
        - Максим Юрьевич, да меня самого, как под копирку, два раза подряд партизаны так берут. Под Воронежем почти дохлого прикладом по башке, тут точно так же, а она у меня не железная ни разу. Я скоро отстреливать этих олухов начну, хотя и мотивы понимаю.
        - Не кипятись. Как возвращаться-то будешь? - «страшный» майор посмотрел мне в глаза.
        - Да как… - дернул я щекой. - Как и обычно, нагло. Фрицы вообще интересный народ, я об их порядке и прочем. Я приехал в новую часть, с заляпанным фото в документах. Кровью залил, пришлось, правда, в башку себе стрельнуть, зато повязка на голове здорово помогла.
        - Да уж, наглости тебе не занимать. Анатольевич рассказывал, как ты костерил наших полководцев, что танками «бросаются», я аж не верил вначале. Но он подробно описал, какие ты предложения внес.
        - Да хрень это все, - махнул я рукой, - пока сами воевать не научатся, ни фига их не пропрешь. И надо уже с вооружением что-то думать, я вам еще в прошлый раз большую выкладку сделал. Помните, по танкам?
        - Да уже проперли, - загадочно заметил Левитин. - Верховный, говорят, такую взбучку устроил некоторым генералам, это после разговора с Судоплатовым, что мало не показалось никому. Все твои соображения, а также данные, что ты добыл в Ровно, были представлены Павлом Анатольевичем лично Верховному. Могу заверить, работа идет.
        - Ну, может, чего и изменится. Как там, на фронте-то?
        - Тяжко. Воронеж так и держим наполовину. На реке немцы, мы в городе. Сейчас чуть лучше стало, выпуск артиллерии наладили наконец, начались поставки по всем фронтам. Так что будем долбить их, пока в землю не вдолбим.
        - А на юге? - я старательно обходил тему Сталинграда.
        - Чуть похуже, - поморщился мой командир, - Сталинград почти с землей сровняли. Суки. Но город наш. Немчура хитро его взять хотела, не пошли напрямую.
        - А как? - заинтересовался я.
        - Пытались окружить, да мостов-то нет, встали вокруг на левом берегу и долбят суки. Сначала авианалеты были, ужас что творилось, Паша ездил туда, рассказывал. Весь город сожгли, а теперь артиллерией разрушают.
        - Наши выдержат?
        - Должны. Там что-то у нас готовится, я не знаю, что именно, но, думаю, скоро немцам кисло станет. Буквально со дня на день, видел приготовления.
        - Я тут краем уха слышал, что они танки Гота на юг поворачивают, из-под Воронежа. Разбить их, наверное, не получится, но вот воспользоваться этим и вломить им в Воронеже… Из тех же разговоров в штабе немцев, - я сочинял на ходу, точнее, давал информацию из своей прошлой жизни, - Вейхс очень медлителен, его постоянно костерят Паулюс и Гот. Тот же Зальмут, командующий второй армией, намного ретивее, так что Вейхсу можно вломить, если нормально подготовиться.
        - Вот и узнай это точно! Если все так, как ты говоришь, это будет просто отлично. Можно будет ударить на юг от Воронежа, и тогда Паулюсу кирдык.
        - Там еще Манштейн где-то в Ростове сидит, разведка нужна, хотя чего я тут придумываю…
        - Да все ты верно говоришь. Жаль, людей у нас маловато сейчас…
        - А что в школе?
        - А что в школе? Мы скоро всех спортсменов, со всего Союза, угробим! - вскипел Юрьевич. - Группы пропадают одна за другой, готовить не успеваем. Уж насколько твоя хороша была, да и… - что «и», было понятно.
        - А скажите, Максим Юрьевич, могу я вновь этим интендантом стать?
        - Не понял? Это ты о чем?
        - Ну, Адам Лескофф…
        - Нет, братишка, даже не пытайся, раскроют мигом. Времени очень много прошло, он пропал. Тогда была легенда, все было четко как по нотам. Предписание явиться в Ровно, где его никто не знал, ранение, все было как надо. Единственный риск был с задержкой по времени, на сколько ты «опоздал» тогда? На сутки, двое?
        - Где-то так.
        - Вот, а уж как выкрутился, это сказка просто. Тут же такое не пройдет. Тебя никто не знает - это плюс, но в Ровно тогда не было интенданта, ты и ехал к немцам как настоящий. А тут? Нет, однозначно нет. А почему тебе не нравится быть обер-лейтенантом вермахта Шульцем? - Гад, еще и лыбится.
        - Во-первых, мне нравится быть лейтенантом Красной Армии. А во-вторых, спалиться боюсь. Здесь близко та часть, в которой служил этот самый Шульц, что будет, если меня отправят туда? Или кто-то из штаба полка приедет, а меня не узнает? Чем и был хорош Лескофф, его никто не знал, вероятность быть пойманным процентов пять. Тут же… Блин, да стремно это. Меня так и в госпитале раскрыли, матушка немчика, удавленного нами, приехала, и амба, ходи в гестапо.
        - Как это - стремно? - не понял Левитин.
        - Да вот так, - бросил я, не объясняя. - Думаю, что служба моя на немцев, - усмехнулся я, - будет в этот раз короткая. Не потому, что раскроют, нет, просто личность эта подходит только для короткой акции. О, товарищ старший майор!
        - Чего-то мне не нравится такой возглас, - нахмурился Максим Юрьевич, - чего-то опять наглое придумал!
        - Давайте я вам грохну кого-нибудь из штаба, даже, если постараться, армии?
        - Сдурел? Сам же говорил, войск тут как грязи, как уйдешь? Да и толку-то? Пойми, нам нужны глаза и уши у врага, вот что важно. Знание даже не планов врага, а хотя бы расположение основных сил, подходы резервов, вот что важно. Все это сыграет огромную роль в планировании операций. Думаешь, у нас от немцев никого нет? - усмехнулся Левитин. - Да регулярно отлавливают.
        - Да все я понимаю, устал просто, отдохнуть бы немного. Только очухаешься, тебя по башке и в дерьмо, надоело уже. Ладно, зовите этого комиссара, наверное, весь там от любопытства извелся.
        - А что такое?
        - Да он меня все эти дни обхаживал, чтобы я проговорился, как кот вокруг сметаны, ходит и ходит, устал объяснять ему, что не надо ему много знать.
        - Да уж, я оценил, хитрый мужик. А зачем его звать-то решил?
        - Так нужно хоть узнать точно, где мы, где фрицы, как мне вернуться?
        - А, так ты даже не знаешь, куда тебя притащили? - усмехнулся Левитин.
        - Понятия не имею. Везли на машине, без сознания был, могли куда угодно отвезти. Тут у них машины постоянно шумят, значит, немцы не близко.
        - Наблюдательности тебе не занимать, молоток, - похвалило начальство, сейчас чего-нибудь ляпнет такое, что охренею. - Только увезли тебя и правда далековато… - даже задумался Левитин. - Брянские леса тебе в сорок первом нравились?
        - Ч-чего? - я уже и на русском заикаюсь. - Б-брянские? Да вы чего, охренели, что ли? - сказать, что я обалдел, вообще ничего не сказать. Брянщина - это же хрен знает сколько километров от того села, куда мне нужно вернуться.
        - Кто это - мы? Я тут ни при чем! - смешно выставил перед собой руки Левитин.
        - Будет сложно, но нужно попытаться. Зовите комиссара…
        Обсуждали мою идею долго. Я думал, командир прилетел ненадолго, все же вражеский тыл, но нет, партизаны уверили, что все будет спокойно, фрицев рядом нет, самолет надежно укрыт, улетят тогда, когда будет нужно. Засиделись до середины ночи. Даже коньячку дернули, Левитин притащил с собой. Только у меня не пошел он после очередного сотрясения, вырвало тут же. Пил дальше воду и ел кашу с мясом. Больше не рвало.
        Обсуждали мы, как лучше всего вернуть меня к немцам. Комиссара посвятили в план, так как без него не справиться. Решили все же устроить мне побег, да еще и натуральный. Черт, я сам и ляпнул, что так нужно сделать.
        На следующий день к вечеру мы выехали из лагеря в сопровождении шести бойцов партизанского отряда. Меня должны доставить практически на то же место, откуда забрали. Рискованно, конечно, там войск полно, но того требовала легенда. По ней, бойцы уверены, что это чистая правда, меня едут менять на одного командира Красной Армии, который попал в плен. Парни немного опечалились, что меня не забрали в Москву, но им рассказали о том, что они едут выручать очень хорошего командира, поэтому они даже заважничали. Еще бы, едут практически в логово к врагу, рискуют очень сильно.
        У меня были связаны руки, но комиссар лично подрезал веревку, и держалась она на честном слове. Я должен применить все свои навыки, чтобы совершить побег, но это должно выглядеть натурально. К счастью для меня, одним из конвоиров, и к его несчастью, был именно тот боец, что врезал мне прикладом по голове. Ох и оторвусь я сегодня!
        Под утро мы были на месте, точнее, километрах в десяти, но это место выбирал комиссар как самое подходящее. Немцы тут есть, не совсем рядом, но очень близко. Леса тут не было, рощицы жиденькие, и поля, луга и тому подобное. Хорошо, что есть перепады высот, холмы, овраги и низины, это мне все же поможет скрыться. Привели меня сюда двое, один из которых был тем здоровяком, к которому я питал «нежные» чувства. Остальные держат нас на прицеле, правда, почти в полукилометре. А негде больше спрятаться. Деревенька, в которой, по данным партизан, находились враги, стояла где-то в трех верстах, будем надеяться, что они услышат выстрелы. Моим тюремщикам отдан приказ грохнуть меня, если немцы не привезут нужного человека, или если что-то пойдет не так. А именно так и пойдет, главное, чтобы они начали стрелять, вдруг не захотят шум поднимать и просто свалят? Это будет уже хуже, но не смертельно.
        Когда мы оказались у подходящего, на мой взгляд, оврага, я одним точным ударом между ног отправил на землю идущего впереди бойца. Эх, знаю, братишка, что больно, но что поделаешь, правдоподобность нужна. Второй, он же большой любитель бить прикладом, даже не понял, что произошло. Я сначала рванул веревки, а затем стал его месить. Бил, конечно, не в полную силу, но и этого оказалось достаточно. Скорее, я разыгрывал тут сцену из голливудского фильма. Удары есть, соперник, ну или противник, пытается защищаться, но получает транды. Хорошо еще, его дружки все же не сплоховали. Первый выстрел раздался после того, как я уже уложил здоровяка на землю и пинал. Тут же рухнул на землю и я сам. А вдруг перед выходом кто-то из парней заменил патроны в винтовках? Им комиссар заменил боевые на холостые, но все же… Это было очень тонко, с нашей стороны, такое придумать и надеяться на лучшее, но вроде все предусмотрели.
        Быстро перебирая руками и ногами, я, как собака, на четвереньках удалялся в сторону оврага. Метров тридцать до него. Упав, скатился по склону и услыхал еще несколько выстрелов. Из автоматов не стреляли, далеко для них, но винтовки били, и все же кто-то из партизан был ответственным бойцом. Я четко разглядел на вершине оврага пылевые облачка, которые поднимались при попадании в землю пуль. Значит, хоть кто-то относится к делу как положено, уважаю. Только бы не пристрелили. Бежать нужно было в сторону деревни с фрицами, но вот беда, овраг в ту сторону не вел. Решил пока бежать по нему, а чуть дальше вылезу и сменю направление. Там как раз низинка будет, уйду.
        Петлял я как заяц, один раз уж очень близко просвистела пуля, страшно стало, залег. Наконец случилось то, на что я и надеялся всей душой. Резкая, длинная, патронов на двадцать очередь из пулемета. Быстро-быстро, так хреначит только МГ. Чуть поднял голову, и да, вот и они, бравые «доичен зольдатен». БТР показался именно со стороны деревни, там рощица и была. Два мотика также приняли участие в ловле русских стрелков. Интересно, а они хоть понимают, в кого тут могут стрелять партизаны? Надо бежать, чтобы заметили. Черт, а вот о том, что могут пристрелить свои же, на данный момент немцы, я как-то и не подумал. Вот всегда так и бывает…
        Что подумал немецкий пулеметчик, я не знаю, но огонь на меня он перенес крайне быстро. Как я смог укрыться, понятия не имею. Но после этого я так заорал! Ой, вы бы слышали! Мой учитель немецкого, в школе ОМСБОН, сейчас поставил бы мне пятерку. Как же я кричал!
        Стрельба прекратилась как-то сразу, со стороны партизан ее вообще не было давно, откатились парни, наверное. Интересно, успели те двое свалить? Или их отход так долго и прикрывали? Не знаю, если погибли, это будет на моей совести. Наконец я услышал то, что хотел, а именно, окрик на немецком языке:
        - Выходите, оружие на землю, руки вверх!
        Я медленно, стараясь не спровоцировать пулеметчика на выстрел, поднялся из какой-то ямы, в которую упал, укрываясь от огня.
        - Не стреляйте, я офицер вермахта! Не стреляйте! - повторял я, естественно, сильно заикаясь при этом.
        Не выстрелил никто. Уже хорошо. Медленно поднявшись, я мысленно простился с этим светом. А ну как сейчас для профилактики шмальнут, и баста.
        - Подойдите сюда! - донеслось до меня. Разлепив глаза - ага, зажмурился, когда поднимался, - я осмотрелся и направился к немецким солдатам. Вот кто бы раньше мне сказал, что я буду радоваться, когда их увижу, порвал бы!
        - Кто вы такой? - вопрос последовал немедленно, как только я оказался возле ближайшего мотоцикла.
        - Обер-лейтенант Шульц. Сорок пятый запасной батальон сорок пятой дивизии вермахта, - видя недоверие и злобу, продолжил: - В штабе полка вам подтвердят мои данные. Если вам нетрудно, доставьте меня сразу в штаб дивизии. Я выполнял приказ командира сорок пятой…
        - Куда вас доставить, - говоривший фриц ухмыльнулся, - мы решим сами. Эй, Курт, обыщи его!
        А вот это уже наглость. Что я и поспешил сказать фрицам.
        - Вы не слишком много на себя берете? Не вижу вашего звания! - жестко сказал я.
        - В самый раз! - и мне тут же прилетела плюха. Ударили кулаком в живот, дыхание мгновенно сбилось, не ожидал.
        - Вы за это ответите! - прошипел я.
        - О да, конечно! Грузите его!
        Меня, уже в который раз, только теперь уже солдаты немецкой армии, грубо впихнули в кузов бэтээра. Ладно хоть не положили на пол, а посадили на скамью. Стиснув меня с двух сторон, устроились два солдата. Эти будут посерьезнее, чем те, которых мне дали для поимки партизан.
        - Что у вас за подразделение? - спросил я, впрочем, не ожидая ответа. Вопрос был не просто так, фрицы были в камуфляже! Знаков различия на плащах нет, совсем. Кто это, хрен их знает.
        Ответа, как я и думал, не последовало. Зато через несколько минут пути я сам уже понял, к кому попал. Зондеркоманда. Только что она делала в этой деревне? Она же пустая, нечем тут поживиться. Как узнал о фрицах? Один, что сидел напротив меня, расстегнул плащ, чтобы достать сигарету, и тут и показались знаки различия, нашитые на китель. Екарный бабай! Эсэсманы! Какая мне, на хрен, теперь дивизия, они меня сейчас в гестапо увезут.
        Ехали, на удивление, недолго. Примерно через полчаса болтанки бэтээр остановился, и меня подтолкнули к выходу. Это был полевой лагерь. Рощица, а кругом палатки. Кухня дымится, солдаты снуют туда-сюда, и я такой красивый, вышагиваю вслед за одним из эсэсовцев. Обнадеживало то, что меня не связывали и не угрожали оружием, так, рукой чуть направляли.
        Возле одной из больших палаток стояли два часовых, и мой конвоир, перекинувшись парой фраз с часовым, зашел внутрь. А спустя несколько секунд туда же завели и меня.
        Бац! Голова, резко откинувшись назад и в сторону, медленно возвращалась на место. Тягучая слюна, кровь этому способствовала, медленно стекала из уголка губ. Я сбился со счету, какой это был удар, но от этого он не был слабым. Нет, бьют-то не в полную силу, уже бы забили, но крепко.
        - Что вы делаете? Я же все сказал! Свяжитесь с моей частью, она ведь недалеко здесь, вам все обо мне расскажут…
        - Я хочу, чтобы ты сам все рассказал, большевистский прихвостень! - мягким, противным голоском ответил человек с погонами лейтенанта СС.
        Били и допрашивали меня уже второй час, а до этого два дня продержали в неведении. На удивление, кроме обычных ударов, ничего не применяли. Это вселяло в меня некоторую надежду, что я все же выдержу. Если смогу убедить этих дебилов, конечно. Смешно это все. Хотя и грустно. Я, похоже, уже для всех чужой. И свои бьют, и чужие. А ведь, если разобраться, я и есть - чужой.
        - С каким заданием послан, где расположен отряд партизан, говори! - я слышал этот приказ уже не в первый раз. Черт, а если они меня колют как завербованного офицера рейха? Тогда хреново, не смогу я доказать обратное.
        - Я уже устал повторять вам, вы не имеете права так поступать со мной. Верните меня в часть. Если там сочтут нужным, меня все равно вам отдадут для проведения следствия. Но, думаю, этого не произойдет. Моя совесть - чиста!
        - Я тебе не верю. Ты лжешь, - офицер был злым и невоспитанным. Может, это служба в СС их такими делает? Ну, тем хуже для них самих. Такое обращение только сделает меня злее.
        - Это ваше право, - кивнул я, - только ведь вам достаточно сообщить обо мне в часть, как все станет явным. Почему вы так ведете себя, я такой же, как и вы, солдат рейха. Причем я старше вас по званию!
        - Был, пока не перешел к Советам!
        - Да что вы такое говорите? - искренне, как я полагал, возмутился я. - Как вы смеете? Я требую удовлетворения! - да-да, у фрицев, в офицерских кругах до сих пор принято, хоть и негласно, вызывать наглеца на дуэль. Хоть фюрер их и запретил. Фриц заржал.
        - Да я из тебя котлету сделаю, хренов запасник. Здоровый такой, - я и правда выглядел вполне нехило, - а служишь в запасном полку.
        - Я там, куда меня направили партия и фюрер! - выдал я. - Сколько еще мне повторять? Я вернулся из госпиталя, получил назначение, и вот я тут. В госпиталь попал с передовой, что еще вам нужно?
        - Мне это надоело! - подытожил лейтенант и вновь ударил. В этот раз попал как-то уж очень неудачно для меня. Дух вылетел вместе с очередным осколком зуба. Да, у меня их скоро совсем не останется.
        Очнулся я, лежа на земле в палатке. Болело все, хорошо хоть не ранен, а то бы вообще было плохо. Огляделся, палатка маленькая, не чета той, в которой допрашивали. В этой максимум человека четыре уместилось бы. Никого вокруг, но с улицы звуки доходят хорошо. Лежать и думать - это хорошо, но надо что-то делать!
        Через полчаса за мной пришли. Два солдата в знакомых пятнистых куртках. Подхватив, но не грубо на этот раз, меня потащили из палатки. А там! Эсэсовский лейтенант, который меня бил и допрашивал, решил, вот черт, расстрелять меня прямо тут.
        - Поставьте его! - он приказал солдатам, и те поспешили исполнить приказ. Видя, что я не держусь на ногах, он добавил: - Да пусть на коленях стоит, сути не меняет.
        Этот хрен подошел ко мне вплотную и достал из кобуры пистолет. Медленно оттянул затвор, кажется, я даже звук досылаемого патрона услышал, и поднял руку, приставляя ее к моей голове.
        - Вот и все, партизан! Думал, мы не раскусим тебя? Ошибаешься. Что, страшно? - он упивался своей властью над избитым человеком.
        - Нет, - качнул я головой, - не страшно. Стреляли уже. Если внимательно смотрел, то у меня шрам через всю голову, вообще-то. Так же в упор стреляли. Только большевик какой-то неловкий попался, не пристрелил, - я чуть склонил голову, чтобы палачу лучше видно было. А затем посмотрел ему прямо в глаза. А он ведь ссыт! Вот ей-богу, боится, от того и злой как черт. Он думал, я тут кипятком писать буду, а мне пофиг уже, устал, год назад я бы в штаны навалил, а сейчас… - Стреляйте же, вы ведь только это и умеете, на передовой-то хоть раз бывали? - И он выстрелил. Но куда! Пуля прошла так близко к моей голове, точнее к уху, что, кажется, даже задела меня. Больно не было, скорее всего, не задела, но черт, это было страшно.
        - А вы молодец! - вдруг услышал я и поднял глаза. Эсэсман уже убирал пистолет в кобуру и снимал перчатки. Протянув мне руку, уж не знаю для чего, тот улыбнулся. - Вы должны понимать нас, обер-лейтенант. Партизаны обнаглели всерьез, мало ли, вдруг они вас завербовали? Экспресс-допрос был попросту необходим. Да и столько развелось драпальщиков… То потеряли часть и ищут, то еще что-то. А у нас приказ, жесткое дознание и… Приношу наши извинения. - О как. Но я еще поиграю в эту игру, раз уж так вышло. Я слишком много пережил, чтобы вот так вдруг стать серой мышкой.
        - Свои слова о сатисфакции я не заберу назад! - строго сказал я.
        - Дуэли запрещены фюрером, вам ли этого не знать. Но если вы хотите, я к вашим услугам. Что предпочитаете?
        - Кулачный поединок, - выдохнул я. - Только он может заставить одного человека уважать другого.
        - Я к вашим услугам! - ухмыльнулся лейтенант. Он думает, что легко сломает забитого и почти расстрелянного солдата?
        - Утром. Или вы рассчитывали побить меня прямо сейчас, не давая мне отдохнуть? - Его солдаты стояли рядом и все слышали. Если он не согласится на мои условия, потеряет авторитет.
        - Хорошо, - кивнул лейтенант, - в восемь утра вас устроит?
        - Вполне. Я могу рассчитывать на скромный ужин? Или это не в ваших правилах?
        - Не пытайтесь вывести меня из себя. Конечно же, вас накормят и окажут медицинскую помощь. Ступайте к себе в палатку, солдаты вам помогут. Ужин принесут прямо сюда, никуда ходить не придется. Увидимся утром, господин обер-лейтенант! - и офицер, развернувшись на пятке, ушел прочь.
        Поединка, конечно, не случилось. Вместо этого меня разбудили с раннего утра двое фельджандармов и попросили, да-да, именно попросили одеться. Не спеша собравшись, вещей-то нет, я умылся принесенной одним бойцом водой и вышел к жандармам. Те ожидали возле мотоцикла.
        - Герр оберлейтенант, нам приказано доставить вас к нам, - немного ехидно заявил один - толстый, высокий фриц, у которого каска на голове выглядела как детский чепчик.
        - Господа, у меня тут неоконченное дело имеется, можете ли вы подождать? Это недолго, - закинул я удочку.
        - К сожалению, вы нам нужны были еще вчера, так что поспешите, герр обер-лейтенант.
        Усевшись в мотоцикл, тело все болит, на самом деле я не знал, смогу ли навалять наглому лейтенанту, просто на понт брал, я вздохнул.
        - Накройтесь, - кивнул один из жандармов, указав на накидку в коляске. Да, я сел именно в нее.
        Ехали долго, растрясло всерьез. Когда въехали в какую-то деревню, еле вылез из коляски. Меня, ненавязчиво так, направили к одной избушке. Жаль, что курьих ножек у нее не было, остальное было похоже. На входе стоял солдат с винтовкой, он же потребовал сдать оружие. За неимением такового, развел руками. Обыскивать не стали, уже хорошо.
        - Проходите, обер-лейтенант!
        Внутри, в маленькой комнатке, меня встретил очередной эсэсовец, да сколько их тут? Мундирчик чистенький, аж блестит.
        - По какой причине меня доставили сюда? - спросил я. Больше ничего в голову не пришло.
        - Вы были в плену, обер-лейтенант…
        - Слава богу, что удалось оттуда уйти, - оборвал я эсэсмана на полуслове.
        - Мне не верится в такую случайность и везение. Наши люди провели проверку, на первый взгляд все чисто, но мы задержим вас на какое-то время, нам нужно собрать сведения.
        - Как скажете. Значит, ваш коллега ушел от поединка чести таким образом? - покачал я головой, а фриц не заинтересовался моими речами, я так хотел сменить тему. - Я уже говорил вашим коллегам, настаиваю на том же и сейчас, - я потер щеку, - поставьте в известность моего командира.
        - В том-то и дело, лейтенант, - бросил довольно фамильярно фриц, - пока вы отсутствовали, был совершен налет на штаб вашей дивизии. Налет был не совсем точным, но досталось многим. Погиб командир дивизии, да и еще много офицеров. В связи с этим у нас есть подозрения, не вы ли навели на пункт дислокации авиацию противника?
        - О да, давайте, вешайте все на меня, нужен козел отпущения, так? Интересно, как я это мог сделать?
        - Не ерничайте, лейтенант. Есть основания так думать, поэтому мы и проводим расследование.
        - Проводите, - кивнул я. - Сколько еще надо выбить у меня зубов, сломать костей, встряхнуть мозгов, чтобы, наконец, пройти проверку?
        - Ничего не поделаешь, война, - задумчиво ответил эсэсовец. Я просто махнул рукой.
        Поселили не в сарае, хоть на этом спасибо. Даже накормили. Но вот наутро я попал в такую ситуацию, что хотелось провалиться на месте. Ну, б… и удружил же мне Левитин. Нам нужен человек у немцев, ты идеальный вариант. А вот проверочку не хотите?
        - Это тот человек, что был в вашем отряде? - Меня привели в уже знакомый домишко, а там… В общем, они поймали двух партизан, что вели меня к немцам. Один был именно тем верзилой, что и приложил меня тогда прикладом, при захвате. Говорили через переводчика, им оказался интеллигентного вида молодой человек.
        - Да, - кивнул именно он. Второй молчал и зыркал злобно на здоровяка.
        - Вы должны были переправить его к нам, с каким заданием?
        - Он должен сообщать обо всем, что у вас происходит, - четко заявил этот хренов партизан.
        - Что ж ты врешь-то, сука? - вдруг подал голос молчаливый партизан. - Ведь мы же его обменять вели!
        - Заткнись! - оборвал его слова эсэсовец. - Все это ложь! Какой может быть обмен, все это вранье!
        - Я слышал разговор в лагере, обмен - это для всех, на самом деле его просто хотели отпустить к вам с заданием.
        - Чушь! - твердо заявил я, прослушав перевод, кстати, довольно точный. - Какой из меня диверсант? Простой обер-лейтенант запасного полка, что я могу разведать? А тем более как передать? - игра была тонкой, надеюсь, удастся сыграть правильно.
        - Молчать! - огрызнулся эсэсовец. - Мы сейчас это проверим! Встать! - До этого я сидел. Пришлось выпрямиться. Офицер подошел ко мне и достал пистолет. - Держи! - Я спокойно, хоть уже и понимал, что будет, взял оружие из рук немца. - Если он врет, пристрели его!
        Приказ был бомбой для меня. Что делать? В голове пролетали мысли одна бредовее другой. Пострелять всех, кто тут есть? Не смешно, только в доме шесть человек. Даже если успею их кончить до того, как самого пристрелят, на улице есть еще солдаты. Придется брать на душу грех…
        Я не спешил. Спокойно взвесил на руке пистолет, словно привыкая, взялся за затвор. Взведя пистолет, я направил его на лоб партизана-говоруна. Второй смотрел внимательно, но ничего не говорил. Времени не было, от слова совсем.
        Выстрел грохнул по ушам, зазвенела нехитрая посуда в буфете. Доносчик повалился на пол с простреленной головой раньше, чем успел еще что-то сказать. Его напарник только глаза отвел.
        - Вот как? - выдохнул эсэсман. - Только это не все. Карл, выпусти второго, пусть уходит. Он доложит о том, как его друга застрелил их протеже.
        - Господин офицер, вы меня утомили этим разговором. Заканчивайте уже, я устал. От прежних допросов у меня болит все тело. Можно мне уже вернуться к месту заточения? - выдохнул я, протягивая пистолет.
        Тот быстро его забрал и, вытащив магазин, ответил:
        - В этом пистолете был один патрон. Думаю, вы прошли проверку. Даже если вы и засланы к нам, то назад вам пути нет.
        И это было правдой. Хоть тот партизан и гнидой оказался, все же он был наш, советский, так что я убил своего. Второй же парень, если дойдет, конечно, обязательно доложит об этом. Так что при возвращении назад будут проблемы. Думаю, меня теперь просто расстреляют. Я стал еще более чужим для своих же, советских людей.
        Освободили меня в тот же день. К обеду я уже был перевезен на новое место дислокации своего батальона. Сейчас, без карты и не зная обстановки, я вообще не понимал, где нахожусь. В штабе меня приняли неохотно, дав распоряжение навестить санчасть, отправили восвояси.
        У немцев же орднунг, как это? Я вообще не знал, что мне делать. Вышел из штаба и, постояв пару минут на улице, вернулся. Уточнил у часового, где санчасть, решил, что нужно сходить. Пока все было спокойно, меня даже удивило то, как легко я себя веду среди немцев. Блин, они же враги, страшные враги, а я привык. Раньше, в кино, да и в книгах, немцы казались какими-то грозными мужиками, убийцами и тому подобное. А ведь они такие же. Такие же парни от восемнадцати и до бесконечности. Но больше все же пацанов. Сейчас, пожив среди них, я уже не воспринимаю их как каких-то очень опасных людей. Они просто солдаты, может, это уже я им кажусь свирепым и жестоким. Они ведь так же боятся нас, русских, как бы не больше, чем мы. Но их организация - это, конечно, вещь. Как так? Сколько вижу их, не устает поражать немецкий порядок. Сука, все-то у них по порядку, никто не шатается без дела, никто не курит посреди деревни, лишь в закутках, да и то, скорее всего, свободные от работы и службы солдаты. Наверное, у немецких командиров даже мысли нет, чем занять солдат, они всегда при деле. А если нет, то праздно
шатающихся все равно не найти.
        В санчасти приняли хорошо, заставили раздеться и немного помыться, дежурный по медпункту солдат даже принес два ведра воды и кусок мыла. Медсестра выдала чистое полотенце, да, и такая тут также была. Полчаса плескался, честно и старательно приводя себя в порядок. На выходе получил «по заслугам» за бодрый вид, несмотря на мои похождения. Даже улыбнулся. Врач осмотрел, что-то помазал, что-то забинтовал, я со счета сбился, сколько у меня разных ссадин и ушибов. Еще больше удивился, когда тот же дежурный солдат притащил комплект формы, так что из санчасти я вышел вполне себе офицером вермахта. Предстояло еще одно сложное дело. Вновь надо в комендатуру, удостоверение-то, согласно легенде, отобрано партизанами.
        К вечеру я, усталый, но вполне довольный жизнью и собой, заправлял кровать в казарме. Мне выделили отделенную ширмой кровать в самом начале казармы, даже шкафчик небольшой был. В казарме я оказался после того, как получил новые документы. Точнее, получу я их утром, пока же встал на учет, там меня еще раз поспрашивали относительно моих похождений, все записали, протокол как есть протокол, и сфотографировали. Вот после всех этих процедур и прочей волокиты меня и представили моему взводу. В этот раз не повезло, попались вполне бывалые. Лишь трое из взвода были новичками, остальные из госпиталей. Чем плохо? Дерзкие больно, они же не знают меня, не знают, на что я способен, чего повидал. Им наверняка сообщили только мое последнее место службы, а был им недавний запасной батальон, одним из взводов которого я командовал аж несколько часов. Ждал придирок и смешков, но их не последовало. Все же субординация у фрицев на высоте.
        Никакого приказа пока не было, меня отпустили из комендатуры просто так. Скорее всего, завтра при получении новых документов я и узнаю, какие планы на меня и «мой» новый взвод у руководства. Да, приставили мне денщика, он придет утром, будет помогать. Взводом меня, конечно, унизили. Дело не в том, что я мечтал о чем-то большем, нет. Просто в моем звании чаще командуют ротой, но мне и так хорошо.
        Спать боялся, если честно. Вдруг чего русское ночью сморожу. Самое сложное для меня - это было изучение всех этих немецких званий. Это ж я тут просто рассказываю легко, а на деле… Думаете, в госпитале я действительно звал доктора доком? Ага, там, блин, такое звание, что проще язык сломать, чем выговорить. Вот вам, например, - оберфельдартц! Это последний доктор, что меня пользовал. Что-то навроде армейского подполковника. Или еще случай, когда ходил в финчасть за жалованьем. Звание - ассистентцальмайстер, во загнули, да? Обычного лейтеху назвали так, что больше на ругательство похоже. Вот так. После всего, что я испытал и через что прошел, будет обидно проколоться на каком-нибудь дурацком звании. Даже глупо. Но сопротивлялся недолго, упал лицом в эрзац подушки и вырубился мгновенно. Проснулся, когда было еще темно, вроде ничего не происходит вокруг, только один хрен из взвода храпит, как последний сапожник. Кто-то на него рявкнул, но так, без злобы, видимо, уже привыкли. Сбегал по нужде и снова забрался в кровать, черт, а холодно, снег еще мелкий такой, колючий пошел.
        Черт возьми, да, это была кровать! Не нары, не солома или еще какая ветошь, - кровать! Разве что из белья на ней была только простынь. Одеяло армейское, почти как советское, вместо подушки мой новый ранец. Пощупал щетину, вроде ничего, вчера же брился в санчасти, не буду пока.
        Через час примерно, я уже начал вновь подремывать, состоялся подъем. Немцы встают бодро, но не скачут как козлы. Все как-то спокойно, уверенно, но в то же время быстро. Мой заместитель, обер-фельдфебель Зиггерс, построил солдат. Я поздоровался и дал разрешение на утренний моцион. Ну, положено так у них, я что сделаю. Вообще, человек, преподававший нам в школе армейский уклад немецкого солдата, заслуживает памятник при жизни. Столько мелочей, на которых легко засыпаться, но пока я внимателен и слежу за собой буквально всегда. Каждый жест, каждое слово я сначала прогоняю в голове. Наверное, вид у меня немного смешной. Подчиненные смотрят спокойно, хотя наверняка уже окрестили меня Тормозом. И были бы правы. Мало того что я делаю вид, что долго соображаю, хотя это так и было, так еще и заикаюсь. С последним стало легче. После всех попаданий по моей многострадальной голове я действительно стал заикаться. А может, это уже привычка? Хрен от нее потом избавишься. Что нравилось всерьез, так это то, что я стал как-то умнее, что ли. Рассудительность, взвешивание всех за и против ранее были от меня далеки.
Скорее делал все на инстинкте, теперь же больше думаю. Не то что на шаг, на три вперед. Иначе среди чужих не выжить.
        - Господин обер-лейтенант? - отвлекли меня от бритья - все же решил поскоблить короткую щетину, не люблю быть небритым. Появился заместитель, видимо какие-то новости притащил.
        - Да, слушаю вас, - я отложил бритву и посмотрел на зама.
        - Солдаты накормлены, распорядок на сегодня прежний?
        - Извините, обер-фельдфебель, напомните ваше имя…
        - Обер-фельдфебель Зиггерс. Вольф Зиггерс.
        - Очень приятно. Генрих Шульц.
        - Я знаю, мне сообщили о вас. Что вы хотели спросить? - О, сразу понял, что я имею вопросы.
        - Вы спросили о распорядке, но так как я только что назначен в ваш взвод, то не имею представления о каком-либо распорядке. Просветите меня?
        - С удовольствием, герр обер-лейтенант. Солдаты у нас в роте из выздоравливающего контингента, поэтому до полного формирования полка мы занимаемся подготовкой. Сюда входит строевая подготовка, стрельба и боевое взаимодействие.
        - Отлично, герр Зиггерс. Думаю, ничего менять я не стану. Это же, наверное, приказ командира?
        - Конечно, герр Шульц. Приказ командира дивизии. В округе, в радиусе пяти километров, расположены точки временной дислокации нашего полка. Конкретно наша рота находится здесь, в этой богом забытой деревне. Правда, до роты нам еще далеко. На другом конце деревни расположен второй взвод, там было подходящее здание.
        - Хорошо. Я в комендатуру, затем увидимся, я поделюсь с вами новостями, если что-то узнаю.
        - Я с утра уже их слышал, - виновато шаркнул ножкой фельдфебель. - По долгу службы я был обязан явиться в комендатуру, чтобы получить указания насчет вас. Извините.
        - Вам не за что извиняться, герр Зиггерс. Это ваш долг. Хорошо, мы позже поговорим, там и станет известно, все ли вы узнали утром, - улыбнулся я.
        Разговор с замом не стал обременительным для меня, все сложилось достойно. Он говорил спокойно, видно было, что ему самому интересно, кого это им прислали. Вот я и поддержал разговор, насколько мог. Выглядел тот так же спокойно и держался чуть отстраненно.
        Закончив бритье, я оделся и тщательно осмотрел себя в небольшое зеркало, предоставленное фельдфебелем. Форма была впору и сидела хорошо. Денщик, которого назначили вчера, прибыл утром, и дело свое он знал туго. На форме красовался черный знак за ранения, теперь, я думаю, солдаты будут более почтительно смотреть на меня. Кстати, мне после того, тяжелого ранения могли бы вполне себе и серебристый дать, но я не в обиде. Ха.
        В комендатуре все прошло быстро и без проблем. Даже представитель гестапо, к которому я был направлен для того, чтобы поставить какую-то отметку, ничего не сказал. Просто подписал бумагу, которую я принес, и поставил печать. Получив новенькое удостоверение, фотографировался я еще вчера, я довольный вышел на улицу. Хотел было уже идти в расположение, но вдруг вспомнил об Олежке. Вернувшись, осведомился у секретаря, где я мог бы решить свой вопрос, и отправился к какому-то архивариусу. Тут пришлось сложнее. Меня замучили вопросами, зачем, почему, с какой целью и тому подобное. Один вопрос повторял другой. Этот гребаный архивариус просто не понимал, зачем мне искать какого-то солдата, пусть и в звании унтера. Объяснял я просто, вместе лежали в госпитале, парень мне здорово помог. Тут я немного струхнул, вдруг сделают запрос в госпиталь, из которого выписался настоящий Шульц, что тогда? С Олегом-то мы вместе лежали совсем в другом. Ладно, увидим, что будет дальше.
        Вернувшись в расположение взвода, застал картину - сборы. Оказалось, что подошло время и солдат нужно вести на стрельбы. Проводились они рядом, в двух километрах от деревни. Осмотрел свой «парабеллум» и кивнул фельдфебелю, чтобы командовал. Денщик, кстати, достал комплект полевой формы, дескать, зачем портить начищенную повседневную? Та, что на мне, не то чтобы какая-то особенная, просто новая, вот он и беспокоится. Послушался совета и переоделся. Это был тот самый комплект, в котором я побывал в плену, только постиранный. Где тот умудрился его привести в порядок, он рассказал позже. Оказывается, у немчуры в этой же деревне стоит их аналог нашего банно-прачечного батальона. В нем работают хиви, обстирывают войска, вот тот и сдал мою старую форму с вечера. Она была серьезно порвана да кровью заляпана, но ничего, бурые пятна хорошо застирали, почти не бросаются в глаза.
        Идти пришлось пешком, сказывается недостаток транспорта в вермахте, вся техника на передовой. Хотя я и не надеялся, что нам дадут машину для такого дела. Вот когда отправят на передовую, или куда-то еще по службе, то там да, должны будут выделить транспорт, а пока пехом. Стрельбище было уже занято вторым взводом, они прибыли раньше. Посмотрел, как стреляют фрицы, впечатлило. Подготовка видна, не зря их сразу на передок не посылают, как у нас. Ребята тренируются здорово, даже засмотрелся. Интересна была тактика, сразу видно бывалых. Никто не стрелял одновременно. Даже не сговариваясь, стрелки открывали огонь по мишеням по очереди, и это давало возможность вести непрерывную стрельбу. Впечатляло. Так, чтобы разом, одновременно, стрелки почти не затихали. Так же по очереди перезаряжали стволы и вновь открывали огонь. Когда рубеж немного очистился, пострелял и я. Попутно познакомившись с командиром второго взвода, мы по очереди выпустили по паре магазинов. Кстати, у второго взвода за командира был унтер-фельдфебель, не прислали им еще офицера. Я чуть не спалился со своей стрельбой. Еще бы, меня ведь
учили стрелять в школе ОМСБОНа, подготовка-то намного серьезнее, чем в линейной части, будь то вермахт или Красная Армия. Фельдфебели, что мой зам, что временный командир второго взвода, были удивлены. Да что там, все стрелки из обоих взводов смотрели раскрыв рты. Вроде и не показывал ничего серьезного, обычная стрельба, из одного положения стоя, но именно результат их поразил. Я укладывал всю обойму в круг диаметром двадцать сантиметров с двадцати пяти шагов, оказывается, это не так и просто. Тот же фельдфебель таким результатом похвастаться не мог. Это хорошо, что я тут не стал крутиться да стрелять в движении, с кувырками и прыжками. Вот бы охренели. Я прекрасно помню, как нас, зеленых курсантов, впечатляло увиденное в школе ОМСБОН.
        - Отлично стреляете, господин обер-лейтенант! - выказал свое признание фельдфебель второго взвода.
        - Стараюсь. Была большая практика, еще до войны.
        Разговоры я старался сводить к минимуму, но все же приходилось отвечать и поддерживать разговор.
        Дни потянулись как-то медленно и скучно. Навалило снегу, приходилось регулярно назначать людей на расчистку. Хорошо хоть для расчистки ближайших дорог и подъездных путей выделили трактор. Откуда его пригнали, не знаю, но работал на нем пленный русский солдат. Вид у него был настолько обреченный и унылый, что вызывал еще большую злость к немцам. А злиться мне нельзя. Вернувшись как-то в расположение, был атакован посланцем из штаба батальона. Скоро уже Новый год, фрицы вовсю готовились его встречать. Как дети прям. Если б мне в той жизни было меньше лет, я, может, был бы тоже в восторге, а так смотрел на подчинённых благожелательно, поощряя их начинания.
        - Получите, господин обер-лейтенант! - мне подали конверт, запечатанный большой печатью, а затем и журнал, в котором я расписался. Подпись была слабым местом в моей истории, я видел только один ее образец. Когда завалил этого Шульца, в его вещах нашел какую-то квитанцию, в ней он расписывался о получении посылки, вот ее, наблатыкавшись, я и ставил теперь везде.
        Конверт я распечатал, вернувшись в казарму, и охренел. Завтра общий сбор батальона. Мы должны выдвинуться утром, в составе роты. В восьми километрах отсюда состоится встреча с командиром батальона, там и получим дальнейшие указания. Ни хрена себе, мне чего, воевать теперь идти? Не, надо валить отсюда. Как дать знать о себе Левитину, я знал, но для этого мне необходимо отлучиться.
        - Я хочу прогуляться, завтра выход, подышу свежим воздухом, - сообщил я денщику и вышел под вечер из деревни. Шел спокойно, это не запрещено, но все же старался быть внимательным. Оказалось, это была не лишняя предосторожность. Я еще до леса не добрался, а уже заметил хвост. И это был не мой денщик или заместитель. Два солдата, абсолютно незнакомых, следовали открыто, но не догоняли. Черт, мне до речки нужно добраться, там еще бревно искать, куда записку заложить. Партизаны указали место, но вживую я его еще не видел. Было очевидно, что спокойно мне это сделать не дадут. Ну и хрен с ними, будь что будет. Да и когда еще партизаны сюда проберутся и проверят нычку? Вот и я думаю, что нескоро.
        Продолжая делать вид, что мне ужасно нравится просто так гулять по округе, я, сделав большой круг, вернулся в ППД. Практически сразу увиденное возле штаба удивило и заинтересовало до крайности. Возле штаба, куда я совсем недавно ходил, стояли несколько единиц немецкой техники. Первым в глаза бросился незнакомый «Ганомаг». Местные-то все мне уже знакомы, а у этого и номер другой, да и эмблема части незнакома. Прямо за ним стояли аж четыре тяжелых мотоцикла и шикарный «Мерседес». Замыкал невиданную ранее колонну небольшой автомобильчик-внедорожник. Есть у немчуры такие, в основном у командиров гренадерских батальонов.
        «Это, блин, кого же сюда занесло на ночь глядя? Точнее, в первом часу ночи?» - мысли скакали, но стоять и разглядывать нельзя, привлеку внимание. Вон сколько охраны незнакомой возле штаба трется. Знаки различия не разглядеть, но это явно не пехотная одежка. Эсэсманы, к гадалке не ходи. Уж не по мою ли душеньку…
        Свободно добравшись до своей казармы, был встречен денщиком. Тот рассказал последние новости, отчего я крепко задумался. Еще бы! В нашу деревню приперся командующий второй армией, еще бы знать, кто сейчас ею рулит. Еще с прошлого года столько изменений, что не уследишь.
        - Я от вестового слышал, что на фронте какие-то проблемы, с этим связан и наш срочный выход, - говорил денщик.
        - Если б что-то серьезное было, нас бы и в ночь погнали, а так, раз дали время до утра, значит, все не так уж плохо, - задумчиво ответил я.
        - Откуда нам знать?! - не унимался подручный. - Завтра сунут в какую-нибудь безымянную русскую дыру, вот и будем затыкать собой прорыв! - О, да он боится идти на передовую, ха, точно, он же еще не нюхавший пороха. Ничего, обсерется разок, и если не сдохнет сразу, то еще поживет.
        - Вот с утра и узнаем, - заключил я и направился в свой закуток. Солдаты давно храпели, я же долго не мог заставить себя «выключиться». И ведь как чуял!
        Часов около четырех, точно не знаю, часы на ночь снимал, я проснулся от того, что слетел с кровати. Эх, блин, только заснул ведь… Но тут же пришлось скинуть с себя сонливость и начинать соображать. К этому очень располагало то обстоятельство, что в дальний конец нашей казармы попала бомба. Да-да, если не поняли сразу, нас именно бомбили. Удар был несильным, но все же меня отшвырнуло на стену, благо стоял возле нее. Дохнуть под своими же бомбами как-то уж очень не хотелось. А кто еще тут может бомбить? Ясно как день, наши, Красная, непобедимая.
        Как я оказался в галифе и кителе, даже не понял. На ходу накидывая шинель и застегивая портупею, я выскочил на улицу. За мной уже выбегали и другие солдаты. Строить их и считать я не стал, зачем? Я и так видел, что треть казармы здесь отсутствует. Вокруг в деревне царил ад. Дома горели, солдаты носились туда-сюда по уже давно не тихой деревенской улочке. Кругом уже были воронки, лежали тела солдат, напоминавшие скорее кукол из театра. Махнув денщику, я поставил ему задачу увести оставшихся от деревни в лес. А у самого мгновенно созрел план того, как убраться отсюда, да с пользой для любимой страны. Именно так, в одиночку не хотелось, «родные» отцы командиры не поймут. Рванув по улочке в сторону штаба, я выхватил из кобуры «парабеллум». Тут все носились со стволами, кто-то даже куда-то стрелял. Стреляли по большей части в небо, надрывно крича сами себе.
        Возле штаба царил переполох. Взрывающихся подарков сюда наши «советские авиаторы» положили более всего. Прежней идиллической картины в виде аккуратно стоявших автомобилей не было и в помине. Кстати, как и охранения. Проверив наличие запасного магазина для пистолета, я рванул прямо в штаб. На что я надеялся? А вот хрен их знает, но прибежал я зря. Никого из высоких командиров не было, хотел уже убегать, как вдруг меня окликнули:
        - Обер-лейтенант! Это вы удачно зашли! - Мать его об угол, да это ж тот эсэсовец, что издевался надо мной, проверяя меня после «плена». Смотрел я на него исключительно как на мишень, попутно отмечая, что тот не один.
        - В чем моя удача? - фыркнул я. - Что нам делать, у меня потери во взводе, бомба красных упала прямо в мою казарму! - прорычал я. Хотелось, чтобы подручные этого козла отвели от меня взгляд, а то их четверо, не успею.
        - Я и говорю, удачно, - кивнул сам себе фриц, - раз живы еще.
        - Зато тебе не повезло, - усмехнулся я и, вскинув руку, выстрелил. Пришлось стрелять очень быстро, так как противников было много. Но я успел. Положил всю свиту, даже не задумываясь. Грохот снаружи придал мне решительности, и думать о последствиях я не хотел. Да и все равно собирался валить отсюда. Снаружи раздался гул, и, шагнув к дверям, я вдруг внезапно полетел как бабочка. Дверь я вынес собой, а от здания штаба почти ничего не осталось. Очухался быстро. Тряся головой, слух куда-то пропал, я пытался понять, где я и что происходит вокруг. Да, вот это пруха! Как меня не завалило обломками, уму непостижимо. Бомба разорвалась прямо за зданием штаба, но с противоположной стороны от меня, поэтому мне и не досталось особо. Так, ушибы, уши заложило, может несколько ссадин, вон, шинель порвана. На ногах у меня валялись несколько расщепленных досок, которые я довольно легко с себя скинул и встал. Норм, живой. О, а это что?
        Через два дома от бывшего здания штаба стоял ранее крепкий такой двухэтажный дом. С большой буквы Д. Кто там жил ранее, непонятно, но домик всерьез выделялся на фоне других. Я еще в первый день подумал, что там наверняка живут старшие офицеры. Вот черт, а на фига я в штаб-то поперся тогда, ведь сейчас практически еще ночь, чего там ночью делать старшему комсоставу? Вот же они где были! На моих глазах со двора дома появлялись люди в форме. Да, белые воротники на шинелях видно издалека, это точно кто-то очень в высоком звании. Черт, а у меня пистолет пустой, пара патронов всего. Что делать?
        - Лейтенант! Подойдите сюда, живо! - О, похоже, за меня уже все решили. Метнув взгляд по сторонам, я направился к «гостям».
        - Обер-лейтенант Шульц…
        - Все позже, обер-лейтенант, нам срочно требуется транспорт, наш уничтожен, как вы видите здесь, - разговор повел непосредственно самый старший по званию, генерал, - найдите нам что-нибудь, немедленно!
        Я кивнул и без слов повернулся к ним спиной. Так, сейчас я найду что-нибудь, если, конечно, осталось хоть что-то целое, а потом сам их и вывезу отсюда. Только не туда, куда они хотят. Мой план затрещал по швам почти сразу, ну не было нигде ни одной целой машины. Вообще! Обежав округу, кстати, отметил, что народу явно стало меньше, и вернулся. Стрельба почти кончилась, так, где-то на окраине деревни еще были слышны редкие выстрелы. В кого они там стреляют? Ведь нас же просто бомбили, а не пехотой штурмовали.
        - Извините, целой техники нет, но я был вчера на стрельбище, а там есть свой грузовик…
        - Где это? - быстро, твердым командным голосом, задирая подбородок к небу, тут же спросил генерал, перебивая меня.
        - Рядом, я проведу, идемте? - я, увлекая за собой офицеров, направился в конец улицы. Те последовали за мной молча.
        «Так, - размышлял я про себя, - четверо офицеров, только один из них в таком же, как у меня, звании, наверное, денщик какой-нибудь, остальные старшие. У них в сопровождении четверо эсэсовцев, вооруженных автоматами, это плохо. Пока я буду стрелять охрану, офицеры успеют выхватить личное оружие. Что же делать-то, не терять же такой шанс? Сам себе не прощу».
        Впереди показалось место, используемое немцами для проведения стрельб. Пока еще темновато, попробую потеряться тут.
        - Подождите тут, господа офицеры, мало ли что, я проверю. Грузовик стоял вон, - я протянул руку, указывая на сарай, - за тем зданием.
        - Давайте быстрее, лейтенант, - встрепенулся генерал. - Хьюго! - тут же один из эсэсманов подскочил к генералу. - Иди с ним!
        Эсэсман не произнес ни слова, да и я не собирался с ним говорить. Просто шел вперед. Вокруг были высокие и густые заросли ивняка, сейчас припорошенного снегом, их необходимо было обойти. Когда мы отошли метров на триста и скрылись с глаз генерала, я, сделав вид, что споткнулся, припал на колено. Фриц-эсэсовец в этот момент сделал еще несколько шагов и поравнялся со мной. Резко разгибаясь, выхватывая из сапога штык-нож, я со всей силы вогнал его в грудь не ожидавшего такой подляны охранника. Тот только тихо охнул и мгновенно сник. Отлично получилось, прямо в сердце. Чуть передернувшись, я уложил труп на землю и быстро обшмонал. Теперь можно и повоевать! Пистолет-пулемет МП-40, три запасных магазина, пистолет в кобуре и запасной магазин к нему. Быстро выщелкнув несколько патронов из магазина к автомату, я наполнил свой в пистолете. Еще не решил, как буду действовать, но, скорее всего, придется стрелять с двух рук из пистолетов, так как у автомата разброс высокий, а стоят офицеры кучно. Мне же нужно убрать только охрану, офицерье я надеюсь взять живыми.
        Вначале хотел было обойти чуток, сделав полукруг и зайти сбоку-сзади, но, подумав, что охрана стоит ближе ко мне именно отсюда, пойду прямо. Черт, какой бы я ни был профессионал, но три эсэсмана, да плюс высшие офицеры вермахта, это много. Что ж, будем воевать как в последний раз.
        Я появился в зоне видимости тех, кого хотел захватить, крайне не вовремя. Рядом с ними уже стояли несколько солдат вермахта, и было понятно, что со всеми я не справлюсь. Но вмешался случай, который и помог, но в будущем обещал доставить больше проблем, чем хотелось бы. Над нами внезапно пролетел самолет. Это был наш советский Ил-2. Самолет горел, зацепили, видимо, где-то рядом, а сюда он прилетел уже падая. Но не это привлекло внимание всех присутствующих. От самолета отделилась фигурка парашютиста. Высота была опасной, летчик хоть и забрал насколько мог выше, но вероятность того, что парашют не успеет раскрыться, все же была высокой. Все фрицы, кроме, конечно, генерала и трех его подручных, рванули в сторону парашютиста. Тот все же успел раскрыть парашют, но вот-вот уже хлопнется. Даже если он видит нас, забрать в сторону не сможет. Ну точно, шмякнулся уже. Солдаты, возглавляемые эсэсовцами, почти добрались до летчика, когда послышалась стрельба. Ух ты, да летчик-то молодец! Едва не разбился, а отстреливается не хуже десантника. Даже отсюда вижу, а мне до летуна метров триста, может больше, как
упали уже двое преследователей. Тихой мышкой я оказался рядом с офицерами так, что те даже не обратили на меня внимания.
        - Руки вверх, господа офицеры! - спокойно сказал я и наставил на них оба пистолета. Они не поняли. Нет, серьезно! Господа офицеры даже не переглянулись между собой. Бросили на меня какой-то отрешенный взгляд и отвернулись. Ну как хотите…
        Ударами рукояток пистолетов я отправил на землю двоих офицеров, не трогая старшего. Вот теперь они зашевелились. Попытки вытащить пистолеты я пресек мгновенно.
        - Вот, правильно, вытаскивайте стволы и бросайте на землю!
        - Что вы себе позволяете, лейтенант? - взревел генерал.
        - Ты тупой? Или глухой? - ухмыльнулся я. Пока солдаты пытаются взять летуна, я тут с этими вопросы решу, успею. - Хочешь, как они? - я указал на скулящих под ногами неудачников, которым я едва не проломил головы.
        - Вы офицер вермахта! Что вы творите? - продолжал не понимать важный фриц.
        - Ага, у меня и документы есть, - кивнул я, чем привел их в еще большее недоумение.
        Тем временем кончилась возня с летчиком. Солдаты его взяли и тащат сюда, представить пред светлы очи большого начальника. Давайте-давайте, вот я вас сейчас встречу, порадуетесь. От всей души.
        - Ко мне! На помощь! - Заоравший генерал вермахта как-то не входил в мои планы, поэтому я также «проснулся» и атаковал. Каждому хватило по удару. Вырубить пришлось только одного, майора, здоровый оказался, его пришлось поколотить на славу. Генерал, получив от меня плюху в скулу, запищал и сложился пополам. Добавив ему на орехи, я быстро перекинул МП-40 на грудь. Используя лежавшего на снегу майора, я открыл огонь по немцам. Кстати, их было мало, едва человек десять. Зацепить нашего летуна я не опасался, повезет, не станет вставать. Да и вряд ли сможет. Отделали его наверняка на славу.
        Немцы даже понять не успели, что случилось, падали сломанными куклами на землю. Поменяв магазин в автомате, выпустил и второй туда же, а вот третьего уже не понадобилось. Стреляю я давно уже не от пуза, как многие неопытные вояки. Прицельным огнем уложил всех до одного, хорошо, что автомат не подвел.
        - Лежите, суки, смирно! - рявкнул я на офицеров и уже было направился осмотреть летуна, когда один из этих долбаных фрицев выстрелил. Как так получилось? Я, наверное, никогда не пойму. Ему бы подождать чуток, пока я начну удаляться, тогда бы меня уже не было в живых. Этот же дернул ствол из-под себя в тот момент, когда я еще стоял к ним лицом. То ли я заметил его движение, то ли просто что-то толкнуло меня, но я банально запнулся и… Пуля прошла в нескольких сантиметрах от меня.
        - Ах ты ж сука такая! - я просто прыгнул к немцу и, выбивая у него пистолет из руки, ударил со всей дури в рожу.
        Увидев, что немец того, в отключке, я встал и оглядел остальных. Спросив на немецком, есть ли еще у них оружие, решил все же обыскать. Результат был удовлетворительным, оружия не было. Как я в первый раз проглядел у этого хмыря ствол, ума не приложу. Решив, что никуда они не побегут, вон, генерал аж скрючился весь, увидев меня в гневе. Надо, кстати, проверить чуть позже, не прибил ли я того резвого фрица…
        Летуну досталось всерьез. На удивление, он был жив, дыхание я сразу услыхал, когда склонился над ним. А когда снял шлемофон, застыл.
        - Вот тебе, бабушка, и пирожки с котятами, - выдохнул я. - Баба!
        Это действительно была женщина, даже, скорее, девушка. Молодая, лицо довольно красивое и свежее, если не смотреть на кровь, которой оно уляпано. Проведя ладонью по ее лицу, стирая кровь, я приложил пальцы к шее, проверяя пульс. Последний отлично прощупывался и был ровным.
        - Вы меня слышите? - обратился я к летчице.
        Та попыталась открыть глаза, и ее мучительно вырвало. Я успел повернуть ее на бок, чтобы не захлебнулась. Отплевавшись, девушка открыла глаза и, уставившись на меня, злобно зашипела:
        - Не трогай меня, фашист! Отпусти.
        - Не нужно судить по одежке, как вы, идти сможете? - спокойно ответил я.
        - Вы кто? - сменила гнев на милость летчица.
        - Какая вам разница? Дед Мороз я, Новый год на носу, вот и пришел. Нам нужно уходить, быстро, немцы совсем рядом.
        - А вы не немец, что ли?
        - Вот блин, ты дурочка? Тебе сказали, не суди по одежке! Повторю, все вопросы потом, сейчас нужно уходить. Идти далеко, техники нет, так что пешочком.
        - У меня с ногой что-то, не успела посмотреть, как эти налетели. Приземлилась жестко, несмотря на снег…
        - Давай посмотрю, - я стал осторожно ощупывать ее ноги. Когда дошел до ступни на левой ноге, девушка вскрикнула.
        - Ой-ой-ой!
        - Черт, хреново, это не вывих. Вроде ничего не торчит, если и перелом, то закрытый, это легче, но тоже хреново. Нам скорость нужна, говорю, немцев здесь как грязи. Правда, с вашей, летунов, помощью стало поменьше. Правда, и меня чуть на тот свет не отправили. Что вы забыли в этом районе? Или спецзадание?
        - Я вас не знаю, не буду отвечать.
        - Как хочешь. Слушай меня внимательно, я сейчас сюда фрицев пригоню, возьмем твой парашют, на нем тебя и понесем. Точнее, фрицы пусть несут, мне еще за ними глядеть, там не солдаты.
        - А кто?
        - А, так, генерал один, командующий армией да его офицеры штаба. - Видя, как округлились ее глаза, решил добавить: - Пленные они, чего ты так удивилась?
        - Так вы наш, советский? - вновь затараторила девчонка. Блин, да она настоящая девчонка, лет, наверное, восемнадцать всего.
        - Нет, блин, китайский! - усмехнулся я. - Ты поняла, что я сказал?
        - Э, да. Ты - китаец, только не похож. - Ну и юмор у нее.
        - Лежи тихо, не дури, - летчица кивнула, и я побежал к немцам. Они ведь у меня даже не связаны.
        Фрицы меня удивили, причем даже генерал. Они все хлопотали возле того фрица, которого я в нокаут отправил. Становилось совсем светло, нужно торопиться. Это во время побега было хорошо, пока шла штурмовка, а теперь немцы начнут порядок наводить, обнаружат отсутствие генерала, и будет плохо.
        - Вы сломали челюсть старшему офицеру вермахта… - начал один немчик, едва я вернулся. Точно, там вроде как майор лежит, не повезло ему.
        - Правда? Могу еще и вам сломать, чтобы ерунду не говорили. Хотите? Мне не трудно. - Видя, как фриц отрицательно затряс головой, я кивнул.
        Дальше мы все делали очень быстро, хотя немцы и сопротивлялись, словесно. Девушку-летчицу погрузили на ее же парашют и потащили в направлении леса. Я уже говорил, что леса здесь редкие, да и просто маленькие по площади, нельзя идти днями не выходя на открытое место. Выбора не было, нужно спешить. Блин, мне даже оставить некого последить за пленными, пока я транспорт добуду, девочка не в счет. Там четверо здоровых мужиков, правда, один без челюсти, ему не до чего пока, но она - девочка совсем юная, что она сможет, если они полезут на нее?
        Леса мы достигли, а только укрывшись под деревьями, услышали в небе гул. Это был нехороший гул, вражеский. Скомандовав привал, немчики, кстати, выдохлись порядком, я вновь осмотрел ногу летчицы. Хреново, ступня опухает, чего делать, не знаю, попробую зафиксировать, может, обойдется. Девчонку срочно надо к врачу, а то еще ногу потеряет, в таком-то возрасте.
        Сделав лубки, забинтовал девушке ногу и спросил, как она себя чувствует. Температуры вроде нет, говорит, что терпимо. Я предложил было осмотреть ее на предмет других ран, но она отпрянула от меня так, будто я предложил что-то непотребное.
        - Не дури, тебя пинали такой толпой, что мужику бы худо было, а ты еще ерепенишься! - фыркнул я.
        - Не надо, я чувствую, что просто ушибы, больше ничего нет.
        - Ага, а нос?
        - Нос болит, да и дышит плохо, - кивнула деваха.
        - Если стерпишь, могу вправить, он у тебя в сторону свернут. Пока мало времени прошло, можно отделаться малой кровью. Как?
        - Больно будет? - робко спросила девчушка. Перспектива жить с носом на сторону ей не улыбалась.
        - Конечно, больно, - не стал скрывать я, - но недолго. Сначала резанет, потом успокоится, так, ныть будет. Но это лучше, чем так ходить. А потом он может срастись неправильно, дышать будет трудно.
        - Давай, - четко сказала она и легла на землю. Надо сказать, немцы очень внимательно смотрели за нами, но помалкивали.
        Вспомнив, как меня самого не раз уже «лечили» окопными методами, я сунул девице в рот палочку, приказал сжать зубами и терпеть. В общем, хоть и вскрикнула она, выплюнув палочку, но все же сдержалась и не заорала. Уважуха такой бравой солдатке! Точнее, летчице. У фрицев на лицах я видел удивление и уважение, что ли. Особенно генерал смотрел на меня уже не свысока. Впечатлило его такое отношение мое к девушке-летчице.
        - Как твое имя? - спросил я после того, как девчонка отдышалась.
        - Ты мне документы еще не показал, не скажу! - вот же упрямая какая.
        - Какие, немецкие? - я усмехнулся. - На, смотри, - я протянул ей свой аусвайс и раскрыл.
        - Ты же говорил, что ты не немец, - врал? - девчонка смотрела с прищуром, глаза слезятся, нос наверняка очень болит, а все туда же, выяснять, кто я.
        - Если б я был немцем, тебя бы не тащил целый немецкий генерал, да еще по моему приказу.
        - Меня Аленой зовут, а тебя как?
        - Я все больше сам прихожу. - В очередной раз увидев улыбку летчицы, добавил: - Морозом зови, этого будет достаточно.
        - Что, у тебя имени нет?
        - Да уймись ты уже, как следователь из особого отдела. Говорю же, не надо тебе знать, кто я. Поняла? Ты кто по званию, Алена?
        - Лейтенант.
        - О, молодец. Так что случилось на фронте-то, откуда вы оказались здесь?
        - Так общее наступление… - девушка чуть задумалась, но продолжила: - Прорвали фронт на север от Воронежа, нас на штурмовку бросили, перерезать пути резервам врага. Наши вот-вот из-под Сталинграда ударят, немцам будет туго! - а глаза горят, как у первоклашки после первого урока.
        - Это хорошо. Давно пора.
        - Ты, - она пожевала губами и вновь спросила: - ты разведчик?
        - Считай так, все равно не скажу. Ты лучше расскажи, как там? Как Москва, Ленинград? Настроение у людей какое?
        - Ага, сам не хочешь ничего говорить, а с меня спрашиваешь! - игриво бросила Алена.
        - Так нечего мне тебе сказать. Я тут сама видишь с кем, а семья там… - я указал на восток.
        - Значит, все же разведчик! - безапелляционным тоном произнесла девушка.
        - Диверсант я, устраивает? - буркнул я.
        - Я слышала о таких. Только почему ты один? Вас вроде группами забрасывают? Я в дальней сначала летала, приходилось парашютистов сбрасывать.
        - Сбрасывают дерьмо в канаву. А нас десантируют, - уточнил я, и девушка засмеялась. Правда, тут же схватилась за нос и запищала от боли.
        - Как же больно-то! - пожаловалась она сквозь слезы, голос был хлюпающим.
        - Терпи, лейтенант, генералом станешь. Пора топать. Ты как, не сможешь?
        - Найди палку, попробую, не прыгать же мне на одной ноге.
        С палкой ничего не получилось, хотя и подбирал ей такую, чтобы как костыль можно было использовать. Пару дней полежать бы ей, может, тогда бы и смогла, но пока сделает только хуже. Порывшись в ранце, что прихватил с одного из фрицев, когда трофеи собирал, нашел небольшой сверток с лекарствами. Найдя среди них аспирин, дал девушке две таблетки и фляжку. Та молча их выпила и через десять минут хлопнулась спать.
        Пройдя этот лесок насквозь, остановились на окраине. Нужно что-то придумывать с техникой, иначе мы так будем пару месяцев идти. Приготовив веревку, срезал стропы у парашюта, и по очереди связал пленных. Рассадив их по отдельности, привязал к деревьям. Чего раньше не догадался? Только бы не замерзли.
        - Лейтенант, остаетесь в охранении. Фрицев никуда не пускать, самой к ним не подходить. Будут проситься по нужде, нехай в штаны валят. Болтать, думаю, тебя и так отучили в армии…
        - А ты далеко?
        - Найду транспорт и вернусь. Я не знаю, что тут и как. Где немцы, где наши. Нас тут собирались передислоцировать, но карты еще не получил, так что да, неизвестно пока, что тут в округе.
        Я ушел. Немцы, правда, возмущались тому, что я их связал, да еще и к деревьям привязал, но я их успокоил тем, что рассказал, зачем иду. Им ведь тоже надоело тут по лесам бродить, да еще и вражескую летчицу таскать. Но ведь отказаться они не могут, так что терпят. Холодно им, конечно, но кому сейчас легко? Идти решил на север, там местность более подходящая для скрытного передвижения. Хотя в этом был и минус, можно протопать очень много и ничего не найти. На запад, в сторону Курска, было бы более практично прогуляться, хотя движение пехом по снегу - то еще удовольствие, хорошо хоть его пока немного. Но в ту сторону опасность попасться возрастала многократно. Можно найти транспорт, а можно и приключений на задницу, мне их как-то и так уже хватает. Фрицев надо срочно передавать нашим, это кровь из носу. Да и вернуться ведь еще надо, правда, не знаю, как объясняться стану, где я пропадал. Но на этот счет есть мыслишки. О возвращении я не просто так, дело есть, причем серьезное.
        Пошел снег, стало немного теплее, градуса три-четыре мороза. Вообще, в последнее время погода радовала, чаще светило солнце, чем было пасмурно, но даже при облаках снег выпадал редко. А сейчас вот потекло, блин. Под ногами уже зачавкало, было неприятно, никогда не любил дождь и холод, а уж как тут оказался, возненавидел всеми фибрами. Постоянная грязь, сырость, холод, это когда идут дожди или снега, конечно, утомляла и напрягала. Уже через полчаса я был сырой, не до исподнего, но промок сильно. Эх, плащик бы, которые у мотоциклистов немецких есть, в том бы еще походил, хоть он и тяжелый и неудобный для боя, но, блин, под ним хоть сухо.
        «Это еще что такое?» - впереди был мост, а под ним еще не замерзшая река. Небольшая «говнетечка», каких у нас в стране много. Но то, что происходило рядом с мостом, меня заинтересовало. Там были фрицы, и было их мало. Точнее, всего отделение, во главе непонятно с кем, то ли унтер там рулит, то ли фельдфебель, отсюда не поймешь. Я сидел в кустах, метрах в ста от моста, и наблюдал, боясь при этом даже чихнуть. У немцев был грузовик и что-то еще. Суета же на мосту меня привлекла тем, что фрицы бегали как наскипидаренные. Ладно, надо выходить, как еще тут что-то узнаешь. Вопросов лишних я не боялся, тут не так и далеко от моего как бы места службы, километров двадцать. Но все же могут и докопаться, чего я тут делаю, да еще и один. Все же отбрехаться я, скорее всего, смогу, все же я целый лейтенант вермахта, а не рядовой.
        - Что здесь происходит? - начал я разговор командным голосом, авось прижму им хвосты сразу. Заметили меня, когда я вышел на открытое место возле самого моста. До этого пробирался кустами, пусть и голыми, но густыми. Делая вид, что отряхиваю сапоги и штаны от налипшего снега, поглядывал на немцев в полглаза.
        - Господин обер-лейтенант, фельдфебель Газзен! - отрапортовал командир этих фрицев. - Мы транспортируем орудие, настил моста был поврежден колонной, мы шли последними, и орудие опрокинулось в реку. Занимаемся подъемом…
        - Все ясно, фельдфебель. Мой водитель не знал об этой переправе и поехал к реке ниже по течению, там еще летом был разведан брод. Конечно, мы застряли, снегу уж очень много на склонах. Пока солдаты возятся с машиной, я решил прогуляться и увидел вас. Нужна ли вам помощь?
        - Мы справимся, господин обер-лейтенант, скоро закончим. Разрешите поинтересоваться, вы сами-то откуда?
        - Двигались из соседнего городка, выполняли приказ командира полка. На нашу часть сегодня утром был совершен налет русских самолетов.
        - Мы тоже слышали об этом, выходит, мы двигались именно к вам. Батальон ушел дальше, наш командир, гауптман Хорст приказал догонять как можно быстрее.
        - Ясно, а вы сами откуда будете?
        - Мы шли из Курска, выехали с самого утра.
        - Я не хотел бы вам мешать, фельдфебель, но если потребуется помощь, то мои солдаты будут готовы вам помочь. Мы примерно в километре на юг. Солдатам я разрешил отдохнуть, когда закончат с машиной.
        - О, это добрый знак, господин обер-лейтенант. Но, думаю, мы справимся…
        - До свидания, господа! - я откозырял и пошел обратно, двигаясь в направлении, которое сам указал фрицам. Надо дать им возможность продолжить заниматься своим делом, а потом и действовать. Да-да, я собирался напасть в одиночку на этих непуганых идиотов. Солдаты были так увлечены своей работой, что не заметили меня, когда я подходил. Да это и немудрено, из всего отделения, занятого подъемом орудия из воды, на берегу, точнее на мосту, был как раз один фельдфебель, остальные или на льду, или на берегу. Оружия у них нет, только командир с пистолетом на поясе, у остальных оно, видимо, в кузове грузовика. Кстати, тентованного.
        Скрывшись с глаз немцев, я приготовил оружие. Да, этих простых солдат можно было бы просто взять в плен, но мне не нужны живые свидетели. Они видели меня, мне нужен их грузовик, да и враги они, чего стесняться-то? Автомат был снаряжен, запасные магазины ждут своей очереди. Начали.
        Быстрым шагом я вновь появился возле моста, но на этот раз просто открыл огонь без разговоров. К чему они, я все для себя выяснил. Первым упал с простреленной грудью фельдфебель. Те из солдат, что поумнее, попытались укрыться под мостом, но я не собирался их оставлять в живых, поэтому планомерно уничтожил безоружных солдат вражеской армии, и ничего нигде не екнуло. Все же они солдаты, а не гражданские, которых такие же немецкие солдаты убивают не раздумывая. Несколько человек вышли, намереваясь сдаться, но я просто их расстрелял. Когда осмотрел все вокруг моста, а укрыться тут было попросту негде, пошел к машине. Это был хорошо знакомый мне «Опель». Заглянув в кузов, обалдел от количества ящиков. Ну, вообще-то все верно, это ж артиллеристы, в ящиках снаряды. Как и думал, винтовки солдат лежали тут же, возле ящиков. Быстрый осмотр принес мне еще один пистолет-пулемет и запасные магазины к нему, а также патроны и с десяток гранат. Орудие на сцепке немцы почти вытащили, оно уже было не в воде, его я просто отцепил, дальше оно съехало вниз в полынью само и погрузилось в воду. Солдаты тут здорово
намесили снег возле берега, судя по глине под ногами, утонет пушка спустя какое-то время, топко тут. Цепи, на которых тащили орудие, а это были именно цепи, а не веревки, я собрал и загрузил в кузов, пригодятся. Хотел было уже трогаться в путь, как мелькнула хорошая мысль. Раз фрицы тут ездят, возят грузы, то есть оружие, боеприпасы, да и солдат на передок везут здесь же, почему бы и не уничтожить этот мостик? Минировать объекты снарядами нас также научили в школе ОМСБОН. Времени только ушло много, обычно такие дела не делаются в одиночку. Я бы и не стал возиться, если бы тут видимость была плохой. Кусты были только по берегу реки, там я и шел, а подъезды к мосту просматривались очень хорошо. Только поэтому и принялся за дело. Сделал все качественно, хотя и торопился. Отогнав машину подальше, я решил не делать закладку, а рвануть мост прямо сейчас. Отбежать успел только-только на безопасное расстояние, когда сзади раздался взрыв.
        - О как! - я пригляделся к результату своей работы и с удовлетворением кивнул сам себе. Моста нет, как не было. Ну и ладушки.
        Двигаясь осторожно, стараясь выбирать участки местности повыше, пробирался к нужному месту. Вот вроде и немного снега в лесу, а колеса то и дело проскальзывают. Вернулся туда, где оставил летчицу и немцев, я уже затемно. Туда не было прямой дороги, искал, как проехать поближе, и спрятал машину в роще. В лагере все было спокойно, правда Алена сразу доложила, что фрицы приставали с расспросами и пытались купить себе свободу. Ну, это я утрирую, девушка не понимала немецкого языка, вряд ли бы они договорились.
        - Есть машина, но ехать нужно будет очень осторожно. Кажется, немцев здесь достаточно, - задумчиво произнес я, рассказывая о своей прогулке.
        - Сюда я не долетала, поэтому не могу сказать, есть тут враги или нет, - чуть растерянно ответила девушка.
        - Да и черт с ними, - махнул я рукой, - прорвемся! На выезде из рощи с машиной схожу осмотрюсь.
        Проще было сказать и придумать, как поступать, но труднее сделать. Как прикажете ехать на машине, везти такой ценный груз по вражеским тылам? Повторюсь уже не в первый раз: здесь не Белоруссия, нету тут путных лесов, по которым можно сотнями верст ехать без остановок. Тут какие-то недоразумения в виде рощиц и жиденьких дубрав. Хорошо, что они хотя бы нередко попадаются. В одном месте очень вовремя попался овраг. Из-за плохой видимости, снег все еще шел, вражескую колонну я заметил чуть позже, чем следовало, помог лишь свет фар, которыми немцы пользовались. Мы-то ехали без света, а это тяжело, не на асфальтовой дороге находимся. Хорошо, нашли овраг и свернули, а то бы выперся прямо на колонну танков. Это уже не те колонны, что были у немчуры в сорок первом, но и десяток танков - это сила. Переждать удалось, я лежал на вершине оврага в сугробе и разглядывал проезжающую примерно в километре колонну техники. Рота, или батальон, не поймешь толком, сосчитать примерную численность смог только по все тому же свету фар. Немцы так и ездят нагло, со всей иллюминацией, не научили наши их еще прятаться. Хотя
наши самолеты сейчас явно на аэродромах, погода совсем швах.
        Немчура зашевелилась. Пленные не дураки, поняли, что я не просто так остановился и не продолжаю путь, хотя должен бежать впереди собственного визга. Пришлось провести беседу, результатом которой я остался недоволен. Фрицы понимали, а главное, знали точно, что до советских позиций отсюда очень далеко. Это не через передок слазать и вытащить какого-нибудь ефрейтора или унтера. Хотя и это невероятно сложно. Но тащить из вражеского тыла генерала, командующего целой армией… Да, сам генерал был спокоен и молчалив, а вот его приближенные явно на что-то надеялись. Пришлось вразумлять.
        - Ваш генерал сейчас удивительно прав, что молчит, - начал я, прервав речи двоих фрицев, третий без челюсти не участвовал в разговоре. - А вот вы поступаете глупо.
        - Глупец ты, что решился на такой безумный шаг. Тебе не вывезти нас!
        - А в ваших умных головах не зародилась такая мысль, что вы мне не нужны? Да-да, именно вы, все трое. Я могу просто свернуть вам шеи и тащить генерала одного, от вас мне проку немного. Думаю, так даже и правильнее будет. Если наступит момент, в который я почувствую явную угрозу жизни, я просто от вас избавлюсь, говорливые вы мои, как-то так.
        Надо заметить, фрицы притихли. Причем им еще что-то добавил от себя генерал, шептал тихо, да и я не слушал, был занят своими делами, но болтовня закончилась.
        - Товарищ Мороз, - блин, она меня так и будет смешить? - Можно ведь вызвать авиацию, если погода успокоится…
        - Ты думаешь, я собирался тащить фрицев через полстраны? - удивился я ее «идее».
        - А как вы свяжетесь с нашими? У вас ведь нет радиостанции…
        - Была бы, давно бы уже связался, - хмыкнул я, - я тащу их в большой партизанский отряд, что мне известен. Там точно есть связь с землей. Только вот одно но…
        - Что?
        - Боюсь, меня там захотят грохнуть… - вздохнул я.
        - Почему? - не унималась девушка.
        - По кочану! - отрезал я. Рассказать ей о том, как сам убил русского солдата? Хоть он и был вредным, но, может, у него в жизни что-то случилось, например, семью всю немцы убили, вот он и мстит… Да, встреча, думаю, будет еще той. А ведь по сути дела он предал меня. Пусть я для него никто, возможно, он и правда считал, что я завербованный немец, но он меня сдал, гад, не задумываясь.
        Колонна прошла, не делая остановок, несмотря на плохую погоду. Вообще странно это, что фрицы идут аж ночью. Видимо, серьезно их наши прижали, что резервы потребовалось тащить с такой скоростью. Вон и те пушкари у моста торопились как на пожар, поэтому и прошляпили меня, не оказав сопротивления.
        Эх, мотик бы сюда, передовым дозором пустил бы. Как же было бы хорошо, а тут… Выезжаю на дорогу, чуть не застрял, еле выбрался, преодолевая колею, еду на свой страх и риск. В кузове под тентом немцы, в кабине русская летчица. Полный набор. Как говорят в Одессе - картина маслом. Одно то, что за рулем грузовика обер-лейтенант вермахта, уже настораживает, не говоря уж обо всем остальном.
        Срочно нужна была карта, а немцев я, как назло, пустыми взял, они ведь просто драпать собирались, выгреблись тогда из дома без всего. Так ехать на авось ужасно не хотелось, поэтому, найдя подходящий съезд на поле, рванули по нему. Забрезжил рассвет, видимость была вполне нормальной, мешал только усилившийся снег, да еще и с дождем. Но если подумать, он же и помогал. Меня не заметят даже с двух сотен метров, видимость из-за непогоды очень низкая. Да и следы потом снег скроет, тоже ведь хорошо.
        - Как ты вообще что-то видишь? - спросила вдруг не выдержавшая попутчица.
        - А я и не вижу, - улыбнулся я, пошутив. Реакция насмешила, девушка рот открыла. - В темноте почти не видел, сейчас уже проще, даже скорость поднял, заметила? - уже серьезно добавил я.
        - Конечно, ты даже по дороге ехал не больше десяти-пятнадцати километров в час, а тут столько же держишь по раскисшей, заснеженной полевке!
        - Вот-вот. Ладно, нам бы до леса добраться. Должен же он где-то быть. Там отдохнем, просохнуть бы надо еще. Если успею доразведать путь, к вечеру выедем дальше.
        - А что ты хочешь разведать? Как и раньше, пройдешь несколько километров вдоль дороги?
        - Ну да, - пожал я плечами. Я и ранее так делал, чтобы убедиться в свободном проезде.
        - Так ведь немцы могут появиться в любой момент. Пока ходишь, они и поедут…
        - Все может быть, но мы и едем не по общим дорогам. Чего немцам по полевым дорогам трястись, тем более по снегу? Тут обычные-то в дерьмо разбиты, а уж что делать на полях и в лесах? Нет, они не сунутся на них, тем более есть риск застрять…
        Только сказал последнее, как мотор взвыл, и мы остановились. Вот блин, не было печали, ведь вроде аккуратно пер, старался внатяг держать, не ослабляя, но чего-то не учел. Выпрыгнув в лужу, я ушел в грязь почти по колено. Сапог едва хватало, чтобы вода не затекла сверху. Ухватившись за зеркало, чуть не оторвал его, пытаясь выбраться. Это куда я заехал, если тут жидко? Машина намесила такую грязь, что стало жутко.
        - Помочь? - услышал я голос из кабины.
        - Сиди уж, а то и ты застрянешь. Выберусь. - Сказать было проще, чем сделать. Грязь засасывала так, что я чуть из сапогов не вылез. Кое-как все же удалось вытащить и ноги, и сапоги. Хуже было другое, задние, ведущие колеса на треть сидели в жиже, почти по ступицу, совсем чуток не хватило до половины. Решение-то было, просто пока не знал, как подступиться к машине, слишком уж топко. Яма тут какая, что ли, была, чего вдруг глина и вода?
        Видя, что творится и на дорогах, и тем более на раскисших грунтовках в полях, я, когда забирал грузовик у немчуры, закинул в кузов цепи, что так удачно оказались под рукой. Откуда они, понятия не имею, но немцы тянули пушку из реки именно цепями. Это был пока единственный вариант вытащить машину, другого не придумал еще. Деревьев поблизости нет, людей, способных помочь, тоже, одно поле во все стороны и снег. А, еще грязь есть, под мокрым снегом.
        Откинув борт и не обращая внимания на немцев, схватил и вытащил на землю цепи. Была еще задачка, чем их скрепить, но тут, думаю, придется использовать веревку, больше нечего. Взяв одну из цепей, длинная она и, конечно, тяжелая, я потянул ее к колесу слева. Хорошо, что это грузовик, доступ к колесам отличный, да хоть кузов снизу ремонтируй, везде подлезешь. Просовывая цепи в диски колес, хорошо еще, что они не «глухие», встречаются здесь и такие, начал наматывать цепи. Пока закончил с одной стороной, упарился так, что уже разделся до кителя. Снег с дождем все идет, разве что чуть слабее стал, а с меня пот водопадом.
        Мучился я около двух часов. Тут и вес цепей сказывался, да и неудобно, одному-то. Фрицев из машины гнать не стал, после того как я мост снарядами уничтожил, тут еще оставалось несколько ящиков, поэтому вес фрицев не критичен, да и наоборот, я думаю. Пустой кузов еще хуже, нагрузки бы не было на ведущую ось.
        Сразу рвать и газовать я не стал. Сначала, отдохнув немного, я нашел в кузове лопату и, сколько мог, откидал грязь из-под колес, а то упираются колеса и не едут. Вычистив, что-то совсем охренел от усталости. Солнце уже, наверное, поднялось высоко, так как было светло, но снегопад хоть и слабеет, но все еще мешает. Выберемся, доберусь до ближайшего леса и… Да ни фига не лягу спать. Размечтался. Сначала нужно машине место выбрать, затем маскировка. С фрицами снова что-то придумывать нужно, неизвестно, сколько я буду спать, а в том, что буду, уверен.
        Начав раскачивать машину, застрявшую в этакой жиже, взад-вперед, удивился, насколько хорошо она пошла. Выбрался довольно быстро, аж сам присвистнул. Проехав буквально метров сто, может чуть больше, понял, на цепях ехать хоть и по заснеженной, проселочной, но дороге нонсенс. Душу вытрясет как пить дать. Надо вновь снимать, но вдруг я грузовик еще засажу так же, что, опять наматывать? Все же решил пока ехать так, а там посмотрим.
        Цепи на колесах здорово гремели, несмотря на то что намотаны на резиновые шины. Снег превратился в мелкий дождь, но и тот вскоре сделался совсем маленьким, кажется, даже солнце позже высунется, но пока было как прежде. Скорость, и так бывшая предельно малой, упала вообще. Тут и дороги нет, и цепи эти… Хотя что бы я без них и делал-то…
        Посмотрев на часы, обалдел от увиденного.
        Ни хрена себе, хотел на дневку встать утром, а время-то к обеду. Жрать нечего, спать охота, усталость просто валит с ног. Леса мы все же достигли, в смысле нашли таковой. Около часу дня, даже не раздумывая особо, просто ввалился под кроны опавших давно деревьев. Все какое-никакое, но прикрытие. Там, где въехал, росли кусты, довольно густые, а за ними сразу небольшой овраг, вот в него я сдуру и съехал. Но ничего, с цепями, а я их так и не снял, вылезу потом.
        - Ален, как хочешь, но я сейчас просто упаду, давай с фрицами что-то придумаем, и я спать.
        - Я выдержу, все же просто ехала, даже вздремнула немного под конец, сморило. Теперь нормально. Нога разболелась, так что не усну все равно.
        - Это хорошо, но немцев, как раньше, к деревьям не привяжешь, дождь теперь вместо снега, но издеваться я не буду, да и заболеют еще. Вот будет обидно, если генерал сдохнет по дороге от воспаления легких, правда? Ведь не знаем еще, когда к нашим выйдем.
        - Так свяжи их прямо в кузове, а тент можно снаружи завязать, я видела, там и завязки есть, не вылезут. Ножей у них ведь нет?
        - Еще бы, там один ухарец ствол утаил, чуть башку мне не отстрелил, так что теперь они точно пустые, даже спички отнял.
        - Помоги вылезти, я с пистолетом постою, пока ты их вязать станешь, вдруг кинутся.
        - Пойдем, - кивнул я.
        Связав пленников, сопротивления они не оказывали, один так и вовсе спал уже, тоже намаялись. Посиди-ка в кузове при такой тряске, все кишки растрясёшь. А еще фрицы сильно замерзли, я видел их синие носы. Черт подери, только бы не загнулись тут у меня.
        Недолго думая, спать больше негде, а девчонку я на улицу не погоню, да и не думал я уже о безопасности, если честно, лег спать. Залез на пол в кабине, чуть подогнул ноги, рычаг коробки только немного мешал, и уснул. Аленка осталась сидеть, вряд ли, конечно, высидит, уснет.
        Так и вышло, проснулся я сам, уже хлеб, причем высшего сорта. На самом деле я хоть и валился с ног перед сном, но все же беспокоился о том, что нас могут найти. Но сил даже поставить пару растяжек не было. Аленка тихо посапывала на сиденье, откинув голову на дверь кабины. Открой кто-нибудь дверь, и она просто вывалится. Выбравшись из кабины, дверь не стал закрывать, чтобы не хлопать, посмотрел на небо. А его и нет. Сколько же я спал? Часы, как назло, стояли, забыл вчера подвести. Было тихо, дождя нет, причем, на первый взгляд, даже подсохло немного. Размявшись и сходив по малой нужде, пошел к фрицам.
        - Сколько вы будете издеваться над нами?! Я старший офицер вермахта, вы не имеете права… - один из прихлебателей генерала открыл рот, когда я выдернул кляп. А что, ну пересохло в горле, я ж не дурень, оставлять им рты не заткнутыми. Дал воды, в кабине нашли с Аленой две фляги, наверное, водителя и фельдфебеля, которых я в расход пустил, когда машину угнал. Отдал одну немцам, вторую нам с девушкой припас. Сам сейчас тоже напился, да и глаза протер. У одного из фрицев на руке часы блеснули золотом. Схватил руку и, посмотрев на циферблат, выставил время на своих. Фриц даже удивился, что я не снял с него часы, а мне по хрен на самом деле было. Подумаешь, золотые «котлы», у меня вон обычные, видно, что дешевка, хоть и немецкая, а идут прекрасно. Не ведусь я на понты.
        Выводить фрицев по нужде пришлось в одиночку. Не был удивлен, что в оставленное ведро немчура не ходила. Во-первых, оно бы потом воняло, а они тут, похоже, все еще и аристократы. А во-вторых, связаны они были всерьез. Если честно, то с моей стороны такой поступок был словно издёвкой, но я как-то и не думал вчера об этом.
        Да, вчера… Шел второй час ночи, я проспал почти двенадцать часов. Жрать хотелось…
        - Товарищ Мороз, - блин, я уже смеяться устал, - у вас, случайно, нет ничего… - девушка замялась, но я-то понял, кушать хочет, причем сильно.
        - Извини, родная, сам пустой, как барабан.
        - А у немцев в машине ничего не было, только вода? - Я аж на жопу сел от осознания своей же тупости. Ну надо же было так лохануться? Фрицы у моста сложили все оружие в машину, в кузове оно лежало. Я себе еще автомат и пистолеты забрал, с одной винтовкой. А вот то, что там и ранцы солдатские лежат, у меня из башки вылетело. Вот же блин, да я бы еще вчера поел, ведь забыл уже, когда и ел в крайний раз.
        - Извини, я осел! - метнувшись к кузову, пришлось там фрицев помять, те гады на ранцах и сидели, пол для них грязный, экие цацы, я выкинул все наружу. Открывая один за другим, вытащил все, что было у бывших солдат вермахта с собой. Оказалось, им, видимо, недавно сухпай выдали, скорее всего, перед дорогой усиленный. Немного послужив у фрицев, я знаю примерный объем пайка, поэтому так и решил. В каждом ранце были четыре жестяные банки, небольшие, конечно, но и то радость. Набор одинаков у всех: тушенка, рыба, сосиски. Последних две банки у каждого. Плюс немного белого хлеба, уже распечатанного, поэтому чуть черствого, ну и галет чуток. Сигареты, чай, сахар и соль не в счет.
        - Я разведу огонь, надо хоть чаю заварить, благо он тут есть. Хочешь, бери вон сосиски пока, а то ждать долго.
        - А ты?
        - Да я еще потерплю чуток, пока чай согреется. Растяну удовольствие.
        Быстренько ощипав сухое деревце, наломал мелких веточек и развел огонь. Низина, в которую я провалился на машине, хорошо укрывала от лишних глаз, ежели они появятся тут. Конечно, в темноте отсветы костра заметить можно, но сложно. Я еще и машиной прикрылся. В темноте видно было плохо, но я нашел фонарик у водителя в кабине, тот еще работал, батареи не сели, поэтому немного подсвечивал мне, помогая. Дождавшись, когда займутся ветки потолще, я срубил подходящий сук и повесил котелок. Черт, это последняя вода, жаль, дальше придется снег топить. Убедившись, что дрова будут гореть минут двадцать, не меньше, я пошел потихоньку в сторону от машины. Хотелось осмотреть окрестности, но, пройдя немного совсем, плюнул на эту затею, темно. Вернулся, когда вода уже кипела. Засыпав трофейный чай, снял котелок и накрыл крышкой, пусть настоится.
        Наевшись, даже досыта, я с удовольствием пил чай и болтал с летчицей. Ехать дальше уже поздно, нужно с утра провести небольшую разведку, а уж потом и поедем. Спать улегся сразу, как составили план на завтра. Хреново то, что так долго везем пленных, ценность их теряется, да и мне возвращаться как? Что я немцам скажу, когда вернусь? Гулял? Смешно. Придется опять в себя стрелять, наверное, да в госпиталь ложиться, только так я смогу не сильно привлечь к себе внимание.
        Утро выдалось хорошим, осадков не было, хоть солнца и не появлялось на небе. Довольно тепло, на удивление, несмотря на конец декабря. Черт возьми, я не был дома чуть не год, как там? Дочурка, наверное, совсем большая. Интересно, Левитин сообщил Валюшке, что я жив? Или решил дождаться окончания моей «командировки»? Черт его знает, но ведь моя служба в немецкой армии может затянуться, если все пойдет как надо. Блин, они там что, думают, я им буду регулярно немецких офицеров таскать? Хотя отставить, они же и сейчас не знают, что я им тащу такой подарок. Кстати, нужно торопиться, а то, как и сказал уже, поздно бы не стало.
        Собирался недолго, взял только автомат, пистолеты и так со мной, да и вышел на прогулку. Фрицев, правда, пришлось предварительно отвести по нужде. Они уже даже не ругались, привыкли. Только тот, со сломанной челюстью плохо выглядит. Потрогал ему лоб и понял, температура высокая. Крякнет он у меня, как пить дать.
        Гулять далеко не пришлось. Как же я охренел и одновременно обрадовался, когда, внезапно выйдя из леса на поле, увидел некоторые знакомые ориентиры.
        - Сто процентов, я тут был, вопрос - когда? - пошел прямо по полю, может, партизаны заметят, если они тут есть.
        Погуляв с полчаса и никого не найдя, даже следов, я отправился обратно. Место тут довольно тихое, можно будет к вечеру прямо на машине ехать, нет тут врагов. Даже самолеты почти не летали, пару всего и видел, да и то в стороне. Главное, из оврага выползти как-то.
        Вечером, проверив цепи, долив в бак топлива из канистры, что была в кузове, двинулись дальше в путь. Из леса я, конечно, вылез, поехал вдоль поля по кромке. Машина шла вполне уверенно, не вязла, ну и я не напрягал ее, земля все же уже схватилась морозом, хоть он и небольшой пока. Уже в темноте мы выехали на знакомое мне поле, где я был утром. Впереди были пару километров открытой местности, затем снова лес, причем с виду очень-таки серьезный лес. Надеясь на скрытность в темноте, пока фонарик еще работает, я решил снять цепи и дальше ехать без них, может, чуток скорость вырастет. Надеюсь, не застряну.
        С помощью летчицы, та подсвечивала мне фонарем, я развязал веревки, которые скрепляли цепи, и, просто съехав с них, убрал обратно в кузов. Поле пересекли быстро, что понравилось, да и тряска уменьшилась. Найдя подходящее место, вновь заехали в лес, укрыться, конечно, как летом не получится, но все же это лучше, чем посреди поля стоять. Но дальше все пошло уже не по моему сценарию. Я-то надеялся, что если нас заметят партизаны, или на худой конец немцы, то обложат и будут предлагать сдаться. Не тут-то было. По нам просто начали стрелять. Прямо так, в темноте! Б… другого слова не находилось. Я так и заорал на весь лес. Представляете, спустя несколько секунд подействовало.
        - Сдавайтесь, вы окружены бойцами Красной Армии! - долетело до нас. Мы с Аленой сидели под машиной, она перевязывала мне руку и мою многострадальную морду лица. Когда ударили первые пули, мы сидели в кабине. Пули, разбивая стекло, летели куда попало. Осколками стекол нам обоим немного посекло лица, а одна пуля засела где-то в бицепсе правой руки. Б… как я матерился!
        - Вы, идиоты, сначала кричите, а потом стреляйте! Суки, своих же крошите!
        Наступила долгая пауза, тишина стояла такая, аж в ушах звенит.
        - Что делать будем? - тихо спросила Аленка.
        - Надо фрицев посмотреть, не дай бог этим долбаным стрелкам убить кого-нибудь. Зубами порву.
        - Иди, я посмотрю.
        - Да чего ты тут увидишь? Сейчас, наверное, к нам выйдут.
        Я немного ошибся. Донесся новый призыв:
        - Сдавайтесь, оружие на землю, кто шевельнется, положим на месте!
        - Ну так подходи, мил человек, хочу в глаза тебе взглянуть! - выкрикнул я. - Если хоть одна царапина у пленного будет, убью.
        - Не пугай, пуганые! - раздался голос совсем близко. Что радовало, с веселой интонацией. Вряд ли это немцы или какие-нибудь «бранденбурговцы». Наши это, партизаны долбаные.
        - Встать не можем, ранены, сами виноваты, - сказал я, уже успокаиваясь.
        А через пару минут нас окружили бойцы и даже сначала не поняли, где мы сидим. Темно, они кабину и кузов под прицелом держат, а мы-то под машиной. Мы с Аленкой переглянулись, и я брякнул:
        - Вот же дурачье, я бы уже половину из вас снял, а вы меня даже не видите. - Партизаны где стояли, там и залегли. - Да вставайте, не собираюсь я стрелять, сказал же, свои!
        Встреча на Эльбе… Ну, то есть в лесу, состоялась. Видимо, командиру этого подразделения надоела возня, и он вышел вперед и назвался. Мы ответили, и бойцы тут же подбежали к нам и наставили оружие на наши тушки.
        - Кто такие? - голос был требовательным, но не злым.
        - Сказал же, свои, - сплюнул я, - разведка…
        - Пароль?
        - Ага, тебе какой, полугодичной давности сойдет? Нет у нас, ребята, пароля. Ведите в отряд, нам связь нужна. Очень срочно, у нас пленные. Срочно нужен вывоз их к нам в тыл, просто очень срочно.
        - Это не тебе решать, - командир, сейчас я его разглядел немного, высокий, в ватнике и шапке, с ППШ в руках, повернулся к своим людям. - Осмотрите кузов.
        - Нет, уважаемый, решаю здесь именно я, - я поморщился, - без меня вы ничего тут не тронете. Если не хотите бойцов по округе собирать. Там две гранаты на борту, хрен снимете.
        - Давай тогда сам показывай!
        - Побежал уже. Вы, гады, чуть нас обоих на тот свет не отправили, подожди, сейчас встану…
        Я медленно поднялся, летчица помогла. Боль в руке разгоралась и становилась все сильнее. Рука немела, пальцы почти не слушались. Подойдя к кузову, я аккуратно откинул тент, показывая партизанам фашистов.
        - Вот документы, - показал я бумаги фрицев, - только из моих рук. Вы немецкий знаете? Тогда чего ручки тянете? - ехидно издевался я.
        - Не умничай, сообразим, - командир отвернулся к своим и отдал какие-то распоряжения.
        - Убедились? - вновь подал голос я.
        - Ваши документы! - Аленка передала свои, я же стоял не двигаясь.
        - А твои, герой? - с ухмылкой посмотрел на меня командир партизан. Молодой, кстати, лет тридцать всего.
        - Откуда они у меня? Немецкие есть. Свои настоящие в части.
        - Стало быть, ты у немцев служил? - посерьезнел командир. Что непонятно, всегда настораживает.
        - Этого вам знать не нужно. Отведите в особый отдел, если такой есть. Если нет, дайте связь. Могу синим платочком помахать…
        - А сразу нельзя было сказать? А то не знаю пароль! - упрекнул меня командир. Это был пароль общий, мне его комиссар партизанского отряда сообщил, на всякий случай. Это когда они мне Левитина вызвали прямо к себе в отряд.
        - Да забыл, если честно.
        - Ну, здарова тогда! - командир протянул мне руку. - Не злись, тебя еще вечером заметили, пока в отряд сообщили, пока сюда прибыли, ночь наступила. Думали, эсэсовцы облаву собрались устроить, вот и напали сами.
        - Умно, если бы дело так и обстояло. В темноте могли всех покрошить. Да только вывод сделали неверный. Надо было плюс поставить, а вы сразу в минус записали.
        - Откуда ж нам знать, кто вы такие, - искренне удивился командир партизан. - Давай мой человек машину поведет. Немцев тут нет, быстро вернемся в отряд, а там уж и поговорим.
        - Да пожалуйста, все равно сам не могу, - поморщился я.
        - Сейчас в отряд вернемся, у нас врач хороший, бывший хирург из брянской больницы, враз починит.
        Доехали и правда быстро. Уже в отряде командир аж охренел, когда узнал, кого я в плен взял. Они тут в лесах и не подозревали, что такое возможно. А я еще похвастался, что это мой второй генерал вермахта за войну. Партизаны устроили классный обед. Оказывается, они полноценная боевая часть. Снабжаются с Большой земли, причем регулярно. Связь была, обо мне сообщили, о грузе так и вовсе в первую очередь.
        Ждем самолет, насчет меня распоряжения будут позже.
        - Товарищ Шульц, - меня в отряде звали немецким именем, настоящее я отказался сообщать. Левитин предупредил, еще тогда, перед командировкой в Ровно, что никто не должен знать истинную фамилию бойца, внедренного так глубоко к врагу, - я обязан вычистить рану, у вас же пуля там! Вы же не маленький, должны понимать, чем это чревато, - это меня местный дохтур пытается уговорить. А как я ему дамся, если мне назад к фрицам идти? Если вернусь раненым, это хорошо, меньше проблем будет, а так?
        - Ждем самолет, - тихо ответил я, сил было очень мало, боль сильная. Может, все же дать очистить рану? - Ладно, док, обработай чем-нибудь вокруг, но шить не смей. Только обработай, не более.
        - Я вас не понимаю… Пулю нужно немедленно удалить… Ладно, давайте, сделаю, что смогу.
        Я вырубился почти сразу, как доктор притронулся к раневому каналу. Очнулся, рука болит, жар сильный, голова раскалывается. Рядом никого не было, пришлось вставать самому. Сполз с нар и шатаясь, побрел к выходу из землянки. На улице была ночь, холодно, но мне от этой прохлады было легче.
        - Куда выполз, а ну марш назад! - услышал я строгий голос военврача.
        - Жарко, дышать нечем, док, дай подышу спокойно. - Меня уволокли назад в душную землянку, не слушая мои протесты. Лег на нары, дали воды и обтерли лоб холодной водой. Стало легче. Врач приготовил какой-то порошок, заставил проглотить и ушел, обещав утром осмотреть. А под утро, около шести часов, появился мой командир. Я даже не сомневался, что он вновь сам пожалует.
        - Ну ты и выдал, черт везучий! - обхватил он меня.
        - И вам здравствуйте, Максим Юрьевич, - вяло откликнулся я.
        - Опять чуть живой лежит. Как не встретимся, так ты какой-то полудохлый…
        - Лучше, если бы был полностью дохлым? Сами засылаете, а потом удивляетесь…
        - Дурак, что ли? - возмутился Левитин, но тут же перешел к делу: - Ты как, что делать думаешь?
        - А что мне делать? Возвращаться нужно.
        - Я, конечно, рад, что ты сам все понимаешь, но все же должен спросить. Ты уверен? Уверен, что выдержишь?
        - Ехать больно уж далеко, - задумчиво ответил я, - вот в госпиталь бы сразу, это было бы лучше. Боюсь без руки остаться.
        - Поблизости только Курск, но там ты уже был, как думаешь, не узнают?
        - А черт его знает. А что, там один госпиталь?
        - Не думаю, что один, но рисковать так…
        - Мне тоже не хочется. Подожди-ка, - Левитин вышел и через минуту вернулся с командиром партизан.
        - Как ты? - спросил партизан.
        - Бывало и хуже, но от этого не легче.
        - Короче, есть тут недалеко поселок. Ну, крупный поселок, Слобода. Наши там бывали, госпиталь там точно есть.
        - Где именно? - спросил мой командир.
        - Верст сто, на машине можно быстро добраться. Это на северо-западе от Курска. Михайловская Слобода.
        - Идет, - выдохнул я и кивнул, - слыхал. Были у меня во взводе солдаты оттуда. В смысле из госпиталя.
        - Так что решил-то? - Левитин смотрел на меня настороженно.
        - Если не сдохну, то я возвращаюсь. Глупо бросать начатое. Но куда я потом попаду…
        - Наступление идет полным ходом, еще месяц-два, в этих местах будем уже мы! - отчеканил Максим Юрьевич. - Основной удар идет в сторону Курска, думай сам.
        - Я думаю, вы торопите события, - покачал я головой, - ранее весны, а то и лета не получится. Я был в этой армии, знаю примерно, какие силы противостоят нашим войскам. Тут с наскока не выйдет. О Курске знаю, на удивление, тут меньше всего сил сейчас. Основные на севере и юге. Юг вроде под Манштейном, тот может и ударить в любой момент, но сейчас вряд ли, немцы тепла будут ждать, когда дороги высохнут.
        - Ты давно не был в нашей армии. Разработки новых видов вооружений идут полным ходом. Войска обучаем теперь как следует. Силенок накопили столько… Короче. В госпиталь ты наверняка не на один день, даже, думаю, месяц. А там видно будет.
        - Во всех ближайших населенных пунктах Курской области у нас есть свои люди. Пароли дадим, связь поддерживать вполне можно. Ничего страшного, найдем друг друга! - это вступил в разговор командир партизанского отряда.
        - Да, товарищ полковник, вы уж постарайтесь, от нас, сами понимаете, любое содействие. Все новости от этого человека, - Левитин указал на меня, - имеют высший приоритет. Да, Андрей…
        - Товарищ старший майор! - укоряюще прервал я командира.
        - О, черт! Ладно. Полковник, - Левитин положил руку на плечо командира партизан, - об этом никому вообще! Вы меня поняли?
        - Конечно, товарищ старший майор. Могила!
        - Так вот, Генрих, - усмехнулся Максим Юрьевич, - хотел тебя порадовать чуток.
        - Так радуйте, не откажусь.
        - Нашелся твой Веревкин. Попал в пехотную часть, получил ранение, два ранения, сейчас в госпитале. С ним еще боец был, того оставили в той же части. Извини, перспектив не вижу, да и Валера не настаивал. Я решил, что так будет правильно.
        - Отличные новости, товарищ старший майор. Еще бы Олежку найти…
        - Найдем. Точнее, думаю, ты сам найдешь.
        - Все возможно, - пожал я плечами.
        - Да, еще, - Левитин сунул руку во внутренний карман своей шинели и достал пакет. - Держи, извини, что не торжественно…
        Развернув передо мной пакет, Левитин достал коробочку и открыл. Орден Красного Знамени, мой, стало быть. Странно, а я уж и забыл, что награды имею, где-то они хранятся и даже, как вижу сейчас, прибывают и копятся, уж и не помню, чего у меня есть.
        - Доставьте туда, где остальные, товарищ старший майор. Зачем он мне тут?
        - Ну, вручить и поздравить тебя я был обязан. Хотя судя по тому, кого ты сейчас припер, мне скоро придется тебя вновь поздравлять.
        - Да бог с вами, Максим Юрьевич, - махнул я здоровой рукой, - лучше бы сказали, как там мои…
        - В порядке все. Я извинился за похоронку. Ва… в общем, поплакала, но обрадовалась. Хочешь что-нибудь передать?
        - Я бы себя передал, - вздохнул я, - а так… Передадите письмо?
        - Конечно, - уверенно кивнул Левитин. - Давай.
        - Напишу сейчас, бумагу дайте…
        Дальше я полчаса выводил левой рукой скупые мужские строки о любви. Любви к жене и дочурке. Писал о том, как сильно я их люблю, как мечтаю увидеть, уверял, что со мной все в порядке, но вырваться пока не могу. Просил ждать и верить. В голове что-то щелкнуло, и я заплакал. Тихо, устало, слезы просто текли по щекам, и я не хотел их вытирать. Левитин и командир партизанского отряда вышли, оставив меня одного, поэтому никто этого не видел. Хотя вернувшийся командир и спросил, что у меня с глазами. Я не ответил. В общем, приключения продолжаются, только вот надо вновь внедряться, пока не представляю как.
        До Слободы меня и правда довезли быстро. Еще перед отъездом с командиром партизан мы решили, как обеспечить мне легенду. Это я подсказал. По идее, почти все, кто знал о моем прошлом пленении партизанами, либо умерли, либо в госпиталях, ну или просто далеко отсюда. Поэтому решили повторить легенду. Тем более генерал и другие офицеры второй пехотной армии действительно пропали. Я лишь выпросил у Левитина того майора, что у меня был со сломанной челюстью. Командир поскрипел немного, но согласился. Ведь совсем другое дело, если я вернусь к фрицам не один, так? Конечно, речи о том, чтобы оставлять его в живых, нет, но я знаю, что нужно сделать. Говорить он не может совсем, челюсть не ворочается, так его еще прямо в отряде ножичком проткнули. Дырку сделали, а вот штопать не стали. Крови он потеряет ну очень много, но медленно. По моим и доктора расчетам, сил у майора должно хватить на дорогу. А потом уже неважно.
        Получилось даже лучше. В окрестностях Слободы нас попытался остановить патруль, водитель, естественно, не подчинился. Началась стрельба, и мы с майором якобы случайно вывалились из кузова. Больно было, даже сознание потерял ненадолго.
        Зато когда очнулся…
        - Как вы себя чувствуете, обер-лейтенант? - голос довольно приятный, несмотря на то что говорит на раздражающем немецком языке.
        - Не понял еще, - помотал я головой из стороны в сторону.
        - Вас прооперировали, жить будете. С вами хотели поговорить, а, впрочем, господин Бергер сам сейчас вам все расскажет.
        Я перевел взгляд на подошедшего фрица, тот был в белом халате, но накинутом небрежно на плечи. Из-под него виднелась форма… гестаповские знаки различия я ни с чем не перепутаю. Причем тут не какой-нибудь инспектор из жандармерии, а эсэсовец, значит, разговор будет серьезный.
        - Добрый вечер, - начал тот спокойным голосом, - обер-лейтенант Шульц? Сорок пятая дивизия?
        - Так точно, герр…
        - Оберштурмфюрер Бергер, - чуть шевельнул бровью фашист. Хреново, если сразу «черные» мной заинтересовались, то надо быть очень осторожным, с моим-то несовершенным языком.
        - Так точно, господин оберштурмфюрер. Сорок пятый запасной батальон…
        - Как вы оказались вместе с майором Ланге?
        - Извините, но мне незнакомо это имя… Хотя постойте, среди офицеров вермахта, с которыми я был в машине, находился один майор. У него еще челюсть была сломана…
        - Это и есть майор Ланге. Штаб-офицер командующего второй армии генерала от пехоты Зальмута.
        - Я понял вас. Мы попали в плен, господин оберштурмфюрер.
        - Расскажите во всех деталях то, что помните. Попрошу как можно тщательнее вспомнить, что и где происходило. Это очень важно.
        - Это случилось в деревне Алексеевка, там расположен… был расположен штаб нашей дивизии. Не знаю, извините, сколько прошло времени, я часто был без сознания, но помню число… Да, это произошло ночью 23 декабря. На деревню был произведен налет вражеской авиации, нас разнесли к чертям, я потерял половину взвода после первой же бомбы. С генералом я знаком не был, но, когда все разбегались кто куда, я оказался рядом со штабом. Хотел получить приказ на дальнейшие действия. Меня да еще пару офицеров с остатками наших солдат перехватил командующий и приказал обеспечить их эвакуацию. К сожалению, целого транспорта не было, и уходить пришлось пешком. Где-то в окрестностях той деревни нас и взяли в плен местные бандиты. Сначала нас долго вели пешком, затем появилась машина, дальше уже везли…
        - Как вы очутились здесь, в районе Курска? - не изменяясь в лице ни на секунду, прервал меня немец.
        - А мы что, в Курске? - я состроил такую гримасу удивления, на которую только был способен.
        - А вы думали где, в Берлине?
        - О, где мы и где Берлин, господин оберштурмфюрер. Извините, но я не знаю, как мы тут оказались. Нас долго вели пешком, потом куда-то везли не менее долго. Несколько раз вставали на дневки. Офицеров постоянно держали связанными. Солдат уничтожили еще там, в районе Алексеевки.
        - Генерал Зальмут был пленен или убит?
        - Генерал был жив, это точно, его вроде даже не ранили.
        - Но как вы с майором сбежали?
        - О, так он тоже спрыгнул? - все продолжал удивляться я. - В кузове мы сидели всего с тремя бандитами, когда началась стрельба, в кузов даже попали несколько пуль, я решился и сделал рывок, выпав из машины. Дальше, извините, не помню. Очнулся только сейчас…
        - К сожалению, майор Ланге скончался, он был тяжело ранен и умер от потери крови.
        - Господин оберштурмфюрер, так мы ж не сами руки подняли, сражались столько, сколько смогли. Нас задавили огнем и взяли в плен чуть живыми. - Эту версию я проработал с Левитиным, поэтому на ходу выдумывать не приходилось.
        - Да, у вас также было тяжелое, а точнее, запущенное ранение. Пулю достали, она от русского пистолета-пулемета.
        - Я не знаю, из чего в меня стреляли, господин оберштурмфюрер. Помню только резкую боль в руке, и, кажется, я потерял пистолет…
        - Хорошо. Мы продолжим нашу беседу, когда вам станет лучше. Выздоравливайте! Кстати, не помните, у командующего был с собой портфель?
        - Кажется, нет, - потряс я головой, - не видел, извините. - Вообще, зря Левитин предложил рассказать немцам, что генерала мы взяли живым. Вдруг фрицы теперь начнут планы менять? Хорошо хоть, что документов и правда не было никаких, а то точно немцы начали бы перегруппировку.
        - Выздоравливайте! - гестаповец ушел.
        «Фу-у-у!» - выдохнул я про себя. Надеюсь, гадина, ты еще не скоро ко мне вернешься.
        - Ну, молодой человек, так как вы себя чувствуете? Рука, голова?
        - Думаю, единственное, что могу с уверенностью сказать, так это то, что лучше, чем с пулей в руке. Однозначно.
        - Хорошо. Вам необходимо выпить вот это и поспать. Завтра с утра я осмотрю вас. Отдыхайте, обер-лейтенант.
        Все вышли, и я откинулся на подушку. Ну, вроде как пока клеймо предателя или еще чего похуже отменяется, не так, как случилось в прошлый раз. Да уж, прошлый раз… Именно тогда и начался мой странный путь в немецкой армии. Точнее, начался он с плена, а вышло вон как.
        Рука болела, но было легче. У партизан я отказался вынимать пулю, это и помогло мне сейчас выглядеть как надо. Да еще и майор этот помог своей «безвременной кончиной». Уж мы позаботились о том, чтобы он сдох гарантированно. Он и сдох. Не представляю, сколько на этот раз мне понадобится времени на заживление моих ран, точнее раны. Усталость еще накопилась такая, что хочется пока просто валяться на чистой постели и вкусно кушать. О, только подумал, сразу в животе заурчало. Наверное, иду на поправку. А вообще, сейчас тут начнется. Откуда у вас столько ран, герр обер-лейтенант, где вы их получили, что-то странная какая-то манера штопки пулевых ран, как бы не русская… Ой, спрашивать и допрашивать будут долго, к гадалке не ходи. Шум, похоже, из-за пропажи командующего второй армией стоит серьезный, а уж меня как не допросить, ежели я с ним и был.
        Уснуть не мог долго, все вспоминал прием у партизан, проводы Аленки, понравилась она мне, что уж говорить, я ж мужик, а она хорошенькая бабенка. Тьфу ты, черт старый. У меня дочурка там растет без отца, видел ее всего несколько раз. Чуть подольше без бабы побыл, и все, увидел смазливую мордашку и сомлел. Ловлю себя на мысли, что не могу перестать вспоминать летчицу. И чего я на ней так зациклился? Она ж малая совсем, я никогда не любил девок моложе себя, ну не нравились они мне. Всегда казалось, что они поголовно глупые. Хотя у меня и Валюшка молодая, да еще какая! О, вот так и надо, подумал о ней, вспомнил первое свое ранение, как она меня выхаживала, баньку, что познакомила нас поближе, и все остальное также вспомнил. Не заметил, как все же уснул.
        Утро было вполне себе добрым. Едва проснулся, меня отлично накормили, а после завтрака отвели в общую палату. Приняли хорошо. У фрицев не больно принято тесное общение, оно возможно только между очень хорошими знакомыми. Со всеми поздоровался за руку и представился. Оказалось, это офицерская палата, самый младший по званию тут лейтеха-танкист. У парня лет двадцати двух отсутствовала нога и сильно обожжено лицо, но он ведет себя довольно бодро. Может, оттого, что уже знает, для него война кончилась, скоро домой, будет как страшный сон вспоминать иванов. С соседом у нас койки стояли рядом, лишь непременная тумбочка между ними, мы все же разговорились.
        - Ты на танкиста так не смотри, не любит парень. Им здорово досталось под Воронежем, русские устроили там филиал ада.
        - Тебе показалось, ничего плохого я не думал… - О, фриц, вот когда вам под Курском наваляют, вот там вы задумаетесь.
        - Да я о сострадании. Парень не любит, когда жалеют его, говорит, сам виноват.
        - Зря он так. Не сам же себя сжег…
        - Да, иваны дали нам прикурить, то ли еще будет… Эх, как все было хорошо год назад, теперь, думаю, нам бы ноги унести… - сосед начал вести речи, за которые легко попасть в гестапо, надо быть осторожнее.
        - Отто, не думаю, что нам нужно падать духом, все же нас не убили.
        - Эх, Генрих, послушай старого вояку, - мой сосед был в звании гауптмана, - я давно в армии. Точно тебе говорю, иванов теперь не остановить. Буквально вчера слышал, что всем госпиталям уже приказ зачитали эвакуировать персонал и раненых на запад.
        - Да ты что, - удивился я, - не слыхал.
        - Вот так, парень, - кивал гауптман, - ты же сам с фронта, или думаешь, что это временные трудности?
        - Я не знаю. Извини, Отто, я не с передовой, нас накрыли в тылу.
        - Странно, ты не похож на тыловую крысу, - поморщился сосед, - откуда ты?
        - Несколько месяцев назад был в районе Воронежа. После госпиталя так и не вернулся, отправили в запасной, да там и накрыли по новой.
        - Партизаны?
        - Сначала попали под бомбежку русских, а потом да, бандиты напали.
        - Бывает, все же я прав, ты окопник?
        - Так-то да, конечно, ты прав. Пехота.
        - Ходить можешь? Пойдем, покурим?
        - Мне бы отлежаться чуток, никак не согреюсь еще, в лесу продрог до костей, постоянный снег с дождем, русские не больно стремились о нас заботиться.
        - Так ты в плену был, что ли? - удивленно, но не брезгливо воскликнул Отто. Я бы даже сказал, что он обалдел.
        - Да, - честно ответил я.
        - Как же ты здесь оказался? Русские же всех убивают? - О, жертва пропаганды.
        - Почему? Нас они не трогали, - пожал я плечами. - Ну, сначала помяли, конечно, потом ничего, вот, даже сбежать смогли. Правда, мне повезло, а майору, который со мной был, нет.
        - Вас там чего, всем штабом захватили?
        - Ой, Отто, там такое было, не хочется даже думать.
        - Забудь, никто не хочет вспоминать, как попался на зуб иванам. Я вот тоже не хочу. Я служил в гаубичном полку, нас накрыли штурмовики. Мне повезло чуть больше остальных, посекло немного осколками, двенадцать штук достали, но живой.
        - Везунчик, - восхитился я. А сам подумал, что его могла и Аленка штурмовать, жаль не убила!
        - Наверное. Бомба упала рядом, между двумя орудиями. Оба расчета в кашу, а мне почти ничего. Только оглох сначала да сознание потерял. Очнулся, а меня вытаскивают с позиций. Ладно, забыли. Откуда ты, Генрих? - Блин, да он почище гестаповца будет.
        - Трир.
        - Я слышу, что говор какой-то странный, южный, да еще твое дикое заикание. Давно у тебя такое?
        - Под Воронежем иваны угостили осколком в грудь, еле выкарабкался. Со здоровьем вроде порядок был, но вот заикание никак не проходит. Да еще когда тебе в лицо смотрит ствол русского револьвера…
        - Бывает, всяких уже видел. Многие, кстати, заикаться начинают. Ты до войны кем был?
        - Так я всю жизнь в армии, - легенду я помнил хорошо, точнее, жизнь того Шульца, чью личину я взял, - правда, в Европе мало воевал, наш полк стоял на границе всю войну с Францией. Потом в Польшу перевели, а уж потом сюда. Вот здесь уже за все прежнее везение я и получил сполна. В общей сложности шесть ранений.
        - Ничего себе, серьезно тебя потрепало. Где бывал кроме Воронежа? - Блин, да он в натуре засланный казачок!
        - Под Гродно, Гомелем, в Лиде, Минск стороной прошли.
        - В Белоруссии, значит, служил? А я по Прибалтике прошел, там хорошо было. Местные лебезят, никто из-за угла не стреляет. Не война, а парад был. А вот потом под Новгородом уже началось, а Вязьма вообще доконала. Потом думал, все, хватит с меня, перевели из бронебойщиков на большой калибр, так и тут достали.
        Разговоры - это хорошо, но не для меня. Спалюсь к чертям, надо прекращать. Что-то еще отвечая, я осторожно заметил этому фрицу, что хотел бы поспать, а то сил нет. Тот не стал возражать и оставил меня в покое, уйдя курить. Опасно это, блин. Мы хоть и разговаривали вполголоса, но ведь наверняка и другие слышали, донесут до гестаповца, будет тому лишняя пища для ума. Да и вообще, не больно и хотелось разговаривать с врагом, пусть он и не знает, кто я на самом деле. Я-то - знаю! Но для развития и общего дела любая информация плюс.
        Как бы я ни переживал, дни потянулись скучные один за другим, но недолго. Новый год встретил в госпитале, кстати, фрицы молодцы, хороший такой праздничный ужин отгрохали. Говорят, продукты из самого фатерлянда прислали! Наелся, наверное, на неделю вперед, только вино не пил. Пришлось, правда, объяснять другим раненым, которые приставали с расспросами, что не переношу алкоголь, тошнит.
        Так вот, ровно через двенадцать дней в госпитале начался аврал. Фрицы все же не удержались, хоть и хорохорились тут некоторые представители доблестной германской армии. Красная Армия прорвала оборону и наступает широким фронтом на запад. На удивление, в немецкой армии очень хорошо с новостями, все всё знают, по крайней мере офицеры. На севере того и гляди лопнет блокада Ленинграда, Калинин и Ржев держатся на соплях. Нас увезли в тыл на сто пятьдесят километров, в городок Трубчевск, а значит, вот-вот Курск станет вновь нашим. Когда уезжали, пришли новости о наступлении Красной Армии на Орловском направлении, так что война, похоже, все же свернула на нужные рельсы. И где наши столько сил взяли? Или это из-за того, что знают, как и где нужно бить? Скорее всего, именно последнее. Ведь пленный генерал лучше любой разведки.
        Да, черт возьми! Сталинград вновь показал Паулюсу, что он слабак, и предложил генерал-полковнику пожить в плену, дескать, так спокойнее. Как и в моей памяти, Сталинград сломал шестую армию, пленных - фрицы, конечно, приуменьшили потери - было около пятидесяти тысяч. В реальности, думаю, раза в два больше.
        А новости радовали, хоть я сам пока нахожусь в стане врага, но, блин, как же радостно-то! Ведь такой порыв Красной Армии лично для меня означал одно: пленник мой пришелся кстати. Зальмута, видимо, трясут как липку, на основании данных и формируется сейчас план разгрома фрицев. Конечно, не окончательный, но хотя бы начать, а дальше… Эх, да еще кого-нибудь притащим, только бы не раскрыли меня раньше времени. Да и не один я такой герой тут в тылу, людей много, все работают, так что лиха беда начало.
        Для меня переезд на новое место оказался удачным. Прежний представитель гестапо остался на старом месте, ну или отозвали куда, не имеет значения. Главное, тут меня вообще никто не знает, поэтому я начал потихоньку поиски Олега. Обратился к служащему архива в госпитале. Тот попросил подождать несколько дней, так как из-за переезда он вообще пока не понимает, где и что. Оставил ему все данные Олега, какие знал, конечно, и вернулся к ничегонеделанию. Свое желание найти человека объяснил архивариусу просто, заявил, что тот мой двоюродный брат, вот и все. Да тот и не задавал лишних вопросов.
        Просто лежать было скучно, в этот раз ранение у меня было намного более легким, чем в последний раз, вот я и шевелился вовсю. Правда, тоже не сразу, мне за пару дней до переезда провели еще одну операцию, доктору заживление не понравилось, так что какое-то время пришлось стонать.
        Помогать работникам госпиталя тут было не принято, ни разу такого не видел. Была как-то разгрузка тяжелых раненых, вот к ней да, подключили всех, кто может уже работать. Но такое было один раз. Что поразило в немецком госпитале, так это то, что даже при отступлении, когда большие потери и много раненых, их не везут всех в один госпиталь. Услышал случайно разговор двух врачей, вот и удивился. Они тут работают как будто в обычной больнице. Никакой спешки, все спокойно и планомерно. Солдаты и офицеры, так же как и врачи, все как один спокойные, просто лечатся, как на курорте. Кто-то, подлечившись, уезжает, кто-то приезжает, да, порядок у фрицев, конечно, серьезный. Зато и раненые выходят из госпиталя полностью восстановившись, насколько это возможно, конечно, а не как у нас. Помню, в наших госпиталях все просто. Кровь не идет? Заражения нет? Ну, так и вали на фронт, не хрен тут место занимать. А разговор двух докторов я услышал, когда меня лично осматривали. Тут было что-то вроде комиссии на профпригодность. Меня позвали из палаты, заставили в кабинете врача раздеться, осмотрели полностью, и далее
начались тесты. Они были легкими, но и по их окончании меня оставили долечиваться. Рука, видите ли, не совсем правильно работает. Ха! Дайте мне пистолет, я вам покажу, как она работает.
        Через четыре недели на новом месте появился новый гестаповец. Ну или хрен его знает, кто он. Форма вроде армейская, а допрашивает как цербер. Все оказалось проще, так они устанавливают моральную готовность. Меня, оказывается, готовят к выписке, вот и проверяли. Дали срок на восстановительные процедуры аж неделю. Протянул и ее, вновь прошел комиссию. А еще через день после нее пришло назначение. Меня командируют в Орел, там я обязан получить под командование аж роту, в дальнейшем получу новый приказ. Рота еще формируется, поэтому мне предоставили десять дней отдыха. Могу съездить даже в фатерлянд.
        Порадовал архивариус. Ему потребовалось две недели, но он нашел Олега. Тот был тяжело ранен еще летом, а на дворе уже февраль. Лежит он в госпитале в Могилеве. О как! Что-то с головой случилось, ничего не понимает, никого не узнает и не помнит. По тем обрывкам данных, что мне нашел архивариус, выходило, что у Олега серьезное ранение в голову. Со всей серьезностью узнал у коменданта, можно ли мне съездить в Могилев, и удивился ответу.
        - Конечно можно, обер-лейтенант. У вас предписание в Орел на десятое число марта, так что да, поезжайте. Отдохнете, наберетесь сил, вам это не помешает после ранения. А зачем вам именно Могилев?
        - Узнал недавно, что брат там находится. Что-то серьезное с головой, никого не узнает, его списать хотят, вот я и хочу навестить, может, меня узнает?
        - Это хорошее желание, поезжайте, я выдам вам проездные документы. В кассе госпиталя сможете получить жалованье за последний месяц, остальное в части. Ну, вы и сами все знаете, обер-лейтенант, желаю удачи!
        Получив бумаги и добрые напутствия, я получил форму, правда оружия не дали, так как моего у меня не было, я ж из «плена», а лишнего тут нет. Меня это немного волновало, поинтересовался у каптера в госпитале, и тот меня научил, как нужно действовать. Офицерского магазина, где обычно офицеры вермахта приобретают себе пистолеты, здесь не было. Но рядом, буквально за углом, располагался гарнизон пехотной части третьего эшелона. Такие же, как я, когда служил в Алексеевке. Надо было занести маленький презент каптеру на склад этой части. Что может послужить в качестве презента, мне также подсказали. Деньги. Куда без них. У меня с собой было жалованье за месяц, а это немало, поэтому воспользовался советом. Сходил, «задарил», получил «вальтер» и пару магазинов, а также сбрую. Спросил еще о ноже, дали в подарок. Во как, у немчуры также сплошная коррупция, только все более изысканно происходит. Видели бы вы эту «операцию», поняли бы, о чем я.
        Внезапно осознал, что понятия не имею, как добраться до Могилева. Пришлось идти в комендатуру гарнизона. После получасового ожидания я попал в нужный кабинет, бюрократия у немцев - это что-то. Зато все же узнал все, что нужно, и отправился в офицерскую гостиницу. Просто сегодня было поздно, а вот с утра, в шесть, отсюда поедет колонна к станции, они возьмут меня с собой и здорово облегчат мне дорогу. Колонна идет на склады за продовольствием, это не далеко, на станции, километров пятьдесят отсюда. Там уже буду пытаться сесть на поезд, любой, они тут все идут или в Гомель, или в обратном направлении. Мне нужно в Гомель, а уж там, думаю, чего-нибудь придумаю.
        Нормально так выспался, было тихо и спокойно, в отличие от госпиталя. С утра успел побриться и прибыл к месту отправления колонны. Здесь познакомился с лейтенантом, который отвечал за автоколонну и груз. Выяснилось, что нужен допуск, но лейтеха пошел на нарушение, взяв меня так. Просто туда-то он ехал пустым, поэтому риск отсутствовал. К сожалению, едут они недалеко, только до железнодорожной станции, склады там, но меня и это удивило, не думал, что фрицы так далеко ездят за продуктами. Все объяснялось просто, разгрузочный пункт был в удобном месте именно для снабжения войск в нескольких направлениях, это просто мне не повезло, что я оказался так далеко.
        Этот же лейтеха сообщил, что, ежели на складах все будет спокойно, он сам проводит меня и поможет добраться до Гомеля. Там уже он мне не помощник, но меня и это устраивало. Главное, чтобы состав, идущий на запад, вообще остановился. Фриц немного обнадежил, говорит, что составы все же останавливаются, хоть и не каждый.
        Дорога заняла мало времени, снег регулярно чистят, фрицы ездят здесь постоянно, и хоть скорость была и невысокой, но доехали быстро, меньше трех часов ушло. На станции я немного струхнул. Фрицев как грязи. Вроде уж привык к ним, а все равно немного шугаюсь. На путях стоял эшелон, идущий на восток, на платформах танки, самоходы, орудия. Несколько вагонов с личным составом. Эх, вот бы его под откос, красиво бы кувыркался… Нет, надо в Гомеле на железнодорожном вокзале искать путеобходчика Степана Аркадьевича. Партизаны дали наводку на нескольких своих людей, в том числе и в Белоруссии. Вот через него и попробую дать весточку нашим. Надо же сообщить, куда и зачем еду, а главное, что я в деле.
        Да, попасть на идущий в тыл состав было делом непростым. Я до вечера слонялся возле станции, пытаясь попасть хоть на какой-нибудь состав. Не выходило, все шли без остановок. Видимо, что-то тот фриц снабженец перепутал, не останавливаются они тут, идут прямиком. Уже стемнело, когда я придумал, как мне действовать. Уйдя чуть дальше в западном направлении, так и шел вдоль линии. Хорошо еще снега не очень на насыпи много, идти было нетрудно, но уже прилично подмерз в своей тощей шинельке. Примерно в километре от станции был небольшой мост, перекинутый через речку. Пропустив один состав, я убедился в своих догадках. Поезда всегда снижают ход в таких местах. И точно, поезд, едва пройдя станцию, начинал тормозить. Не полностью, но этого было достаточно. Дождавшись второго, всего час прошел, я начал действовать. Как мог, а это было трудно, разбежался по снегу и, выровняв скорость, зацепился за один из вагонов и, подтянувшись, забрался. Норма, теперь надо укрыться, чтобы меня не заметили где-нибудь на перегоне, да и от ветра укрыться.
        Вагон я выбрал неудачно, на ходу, используя обмерзшие скобы, попытался залезть на крышу, но чуть не сорвался. Оставил эту затею, найдя укромное местечко возле сцепки. Было холодно, чего говорить. Хорошо еще, что мне удалось выпросить у каптера вязаные перчатки и теплый свитер, а то вообще бы обалдел тут от холода.
        Зря я переживал о том, что меня заметят. Состав пришел в Гомель рано утром, и я просто его покинул, когда поезд здорово снизил скорость перед станцией. Вид у меня был неважный, нужно было немедленно привести себя в порядок. Комендатура нашлась быстро, а вместе с ней и офицерская гостиница. Там, попав в нее легко, документы-то у меня в порядке, я и сделал все, что хотел. А именно, найдя утюг, у фрицев все есть, привел в порядок форму. Сам только умылся и выскоблил еще короткую щетину.
        После обеда, а в офицерском казино кормили прилично, я отправился на поиски пресловутого Степана Аркадьевича. Вот уж у кого конспирация! Три часа за ним ходил, устал даже. Как я его вообще нашел? Так он оказался чуть ли не старшим на станции. Путеобходчик, мужик уже в годах, но серьезный, ужас… Вот я три часа за ним и ходил, мелькал перед глазами, чтобы тот понял: нужно поговорить. Тот сделал шикарный жест, натравил на меня патруль. Проверив документы, солдаты козырнули и ушли, а Степан Аркадьевич все это время наблюдал издали, типа я не увижу его интерес.
        - Что ж ты, дядя, на меня немцев-то натравливаешь, а? - я подкараулил мужичка и зашел со спины.
        - А неча за мной топтаться, че надо? - грозно буркнул путеобходчик.
        - Привет тебе принес, от Митрофана, а ты так встречаешь! Мне сказали, что ты добрый человек, совет дашь, а ты…
        - А ты еще поучи меня, - наставительно вновь буркнул Степан.
        - Даже и не думал, - улыбнулся я.
        - Третий путь, шестнадцатый вагон, через час! - прошептал мне в ухо мужичок и скрылся за углом ближайшего пакгауза.
        Встреча в назначенное время прошла хорошо. Я передал все, что хотел, Степан Аркадьевич обязался довести всю информацию куда надо. Надеюсь, выполнит. Закончив с ним, по его совету направился на поиски транспорта до Могилева. Путеобходчик советовал искать возможность у водителей грузовиков. Сначала так и поступил. Просто спрашивал у водителей грузовиков, тех, что стояли на улицах, конечно, а затем плюнул и потопал назад к станции. Должны же быть какие-то рейсы в Могилев. Поезда не было, хотя такой и ходил из Гомеля на север, а вот пристроиться к колонне из пятнадцати грузовиков прямо на станции я смог. Эх, ну и дорожка тут. Пока водила устало крутил баранку, я чуть кишки не растряс. Взяли в дорогу меня легко, хватило пропуска и отпускных документов, что были выданы в госпитале. Вот только денег у меня мало оставалось, надо как-то экономить. Впереди еще, если найду Олега, путь назад.
        Только на третий день отпуска я прибыл в Могилев и обалдел от того, как фрицы тут все устроили. Да, они явно рассчитывают тут остаться навсегда. Кругом вывески на немецком языке, дороги в городе убирают и даже отремонтированы, на улицах дежурят фельджандармы, и их много. Только по пути к госпиталю прошел три проверки. Удивлялись все, кому я предъявлял бумаги, но не пресекали мои поползновения. На все вопросы отвечал, что ищу брата, и точка.
        Лечебница для недобитых гансиков впечатляла. Тут они так же, как и в других, виденных мною ранее населенных пунктах, заняли местную больницу. Народу… Хоть отбавляй. Пока бродил среди раненых, переживал о моем инкогнито. Конечно, только придя, я Олежку не увидел, смешно было бы думать, что я вот так просто его найду. Поперся к врачам. Первый же увиденный мной человек в белом халате направил меня к главному хирургу. Тот был занят, и я провел почти два часа под дверью в его кабинет. Уже надоело вскакивать и всем козырять, как назло, мимо проходили почти одни офицеры, рядовых бы еще можно было игнорировать. Наконец вышла какая-то барышня и пригласила в кабинет. Кстати, приглашала жестом, думаю, тоже русская, как в курском госпитале.
        - Значит, вас интересует унтер-офицер Шлоссенбах? - на меня смотрел серьезный дядька, лет эдак шестидесяти. Круглые очки, нос прямой и длинный, седые волосы пострижены очень аккуратно. Видно было, что за внешностью доктор следить успевает. А уж какие у него ручищи… Точно хирург, к гадалке не ходи.
        - Так точно…
        - Оберстартц Мозер!
        - Так точно, господин оберстартц. Можно ли чем-нибудь мне помочь?
        - А кем вы приходитесь ему? - а глазами, сука, так и сверлит меня.
        - Он мой сводный брат. Отец прислал мне письмо в госпиталь, рассказал, что парень пропал. Я стал наводить справки, где только смог, и вот я у вас.
        - Ясно, - как-то даже выдохнул доктор, - у унтер-офицера очень серьезная травма. Кстати, вы успели невероятно вовремя. Последний месяц его состояние, кажется, стало ухудшаться, и мы сделали запрос о выведении его из состава действующей армии…
        - Что с ним, доктор? - сделал я испуганное лицо.
        - Он не только не помнит никого вокруг, но еще и себя. А также смотрит на тех, кто подходил к нему пару часов назад, как на нового человека. Ему требуется серьезное лечение, травмы головы очень опасны. Нарушена координация, речь. Очень сильное нервное расстройство.
        - Господин оберстартц… Доктор Мозер, а что же он так долго тут делает? Ведь он же полностью не годен к службе?
        - Он сам первое время просил не списывать его, да и вроде бы все шло хорошо, думали, поправится, а теперь ему хуже с каждым днем.
        - Так я могу с ним встретиться?
        - О да, конечно. Если вы поручитесь, что не бросите его на произвол судьбы, я даже мог бы отпустить его с вами, - видя мое непонимание, хирург добавил: - Чтобы вы отвезли его домой. Думаю, если сможете пристроить его в Берлине в хорошую клинику, ему еще можно будет помочь.
        - О, доктор, спасибо вам огромное. У меня еще шесть дней отпуска, думаю, я успею отвезти его к отцу.
        - У него только отец из близких родственников?
        - Да, его мать умерла… - черт, я надеюсь, Олежка другой истории там не придумал? Когда допрашивали фрицев в лесу, биография была именно такой.
        - Хорошо. Он находится в палате не один, у нас, к сожалению, много таких случаев, ранений в голову, я имею в виду.
        - Вы, кстати, так и не рассказали, что именно с ним случилось? - спросил я и с интересом взглянул на врача.
        - К нам он попал не напрямую, лечился в Курске ранее. Полностью историю его ран я не знаю, но похоже, что он попал под разрыв мины. Множественные осколочные ранения, ноги, спина. Руки, кстати, целы. Ну и голова, конечно. Судя по характеру повреждений, он, скорее всего, сидел в машине в момент срабатывания мины. Уж больно повреждения похожи…
        Если честно, в первую секунду, как я увидел друга, я дар речи потерял. Парнишка был моложе меня, а я увидел перед собой - старика… Но первое впечатление было обманчивым. Седина, он весь седой как лунь, левая рука подрагивает, но глаза…
        - Здравствуй, - я, подойдя вплотную, протянул руку Олегу. Он сидел на кровати, опустив голову. Как сказал врач, пока мы подходили, он так часами сидит. Видимо, плохо слышит еще.
        - У него проблема в том числе и со слухом, - как будто услышал меня доктор Мозер.
        - Здравствуйте, - вдруг произнес Олег, сильно заикаясь, и, подняв голову, застыл. Только бы не выдал свое удивление. Но ничего на лице не происходило. Олег, увидев мою руку, протянул свою и слабо пожал.
        - Унтер-офицер, если вы не против, ваш брат отвезет вас домой, - спокойно произнес Мозер. - Мне нужен час на выправление всех бумаг, поезд будет утром, переночуете здесь, чтобы вам не искать комнату на ночь.
        - Спасибо, доктор, куда мы можем отойти?
        - Можете побыть в коридоре, или выйти на улицу. Снег кончился, достаточно тепло сейчас.
        - Хорошо, спасибо. Будем вас ждать, - этими словами я подталкивал доктора к ускорению дел с бумагами. Хоть он и сообщил, что поезд будет утром и спешить некуда, я все же хотел свалить из госпиталя как можно быстрее. Мне еще придумывать, как Олежку через тылы вывести. По бумагам он не годный к службе, а я… Вот черт, а ведь и пофиг. Сопроводить его в Германию, якобы домой, лишь рекомендация, он может находиться где угодно! Документы у него есть, отбрыкаемся.
        Врач ушел, в палате было людно. Олег сидел все так же, как и до моего прихода, опустив голову.
        - Давай-ка прогуляемся чуть-чуть, - предложил я, подав ему руку. Олег встал с кровати, взял со стула китель, накинул его, натянул и пилотку. У входа стояла вешалка с верхней одеждой, там мой друг забрал шинель. Мы медленно вышли из здания госпиталя и пошли вокруг, там вроде как парк когда-то был.
        - Черт, что они с тобой сделали, братишка? - сказал я больше сам себе, чем обращаясь к Олегу. - Ты ж весь седой. Меня тоже не помнишь, да? - я смотрел на него без надежды.
        - Ты вытащишь меня отсюда? - абсолютно спокойно и четко произнес Олег по-русски. - Я в их армии служить более не согласен.
        - Да ладно?! - уставился я на друга.
        - Х… ладить-то? - выругался Олег. - Задолбало уже тявкать, я уже ненавижу немецкий язык! - Олежка устало закрыл и медленно вновь открыл глаза.
        - Так ты чего, умудрился этого профессора провести? - не верил я своим глазам и ушам.
        - Велик труд, - смущенно заметил Олег. - После такого ранения это легко.
        - Рассказывай, - кивнул я, и Олежка начал. Хотя рассказ был недолгим. Когда его выписали из госпиталя в Курске, где мы лежали вдвоем, он, получив под командование отделение, направился по предписанию в часть. Тогда же и сглупил, а точнее, поступил так же, как и я чуть позже. Он решил задержаться и посмотреть, что да как. Прибыв в часть, их собрали в роту, потом перевезли куда-то в район Воронежа и начали тренировать. Тренировки были обусловлены тем, что их готовили к уличным боям, да и полк еще только пополнялся людьми. Там Олег провел почти два месяца. Несколько раз их собирались везти на передовую, но каждый раз что-то менялось. Как он сам понял, подготовленных солдат командованию было жалко, бои в Воронеже то начинались, то прекращались. Немцы никак не могли зацепиться, наши их постоянно вышибали. Странное решение немецких командиров было на руку унтер-офицеру Шлоссенбаху. Он занимался со всеми вместе и ждал возможности свалить. А когда решился, наконец, то момент оказался неудачным.
        - Первый раз такое видел, наверное, от этого и поседел, - рассказывал Олег. - Ты представляешь? Взрыв точно под кузовом. Вокруг кишки, оторванные руки-ноги, а то и бошки, и я…
        - Да уж, - даже закашлялся я, - не представить.
        - Очухался в госпитале, думаю, все, больше не поеду, как хотят. Ну и начал косить…
        - Ты даже не представляешь, какой ты молодец! Я уж испугался, когда ты на меня посмотрел, думал, все, а ты даже глазом не моргнул.
        - Было тяжело, - кивнул Олег, - я чуть не вскочил от неожиданности. Но со мной ладно. Ты-то как тут оказался? Ты меня искал? - кажется, даже с надеждой в голосе спросил друг.
        - Конечно, искал, Олежка. Несколько месяцев искал, - не надо ему знать пока, когда я и что.
        - Уважение мое, командир, я думал, все, так и сдохну у фрицев. Последнюю неделю вообще трудно было, я решил под психа задурить.
        - И у тебя получилось все как надо. Немцы тебя списали, а я попробую вывезти домой.
        - А как?
        - Пробьемся, друже, пробьемся!
        Мы еще чуток поболтали, но наступала темнота и нужно было идти в госпиталь за бумагами. Доктор не подвел, все было сделано безупречно. Точнее, это Олег не подвел, когда косил. Диагнозы звучат просто зловеще.
        - Как он, вспомнил вас? - встретил нас доктор.
        - Пока нет. Я пытался рассказывать ему эпизоды из его жизни, думаю, со временем память все же вернется. Да и отец поможет.
        - Тогда вот вам билеты, извините, я не знал ваших точных данных, поэтому на вокзале при посадке в поезд нужно будет пройти проверку.
        - Конечно, о чем речь? - я сунул бумаги в планшет. - Во сколько поезд?
        - В шесть утра. Я известил санитаров, они разбудят вас в пять тридцать. Как раз успеете побриться и привести себя в порядок, вокзал здесь рядом.
        - Хорошо, спасибо, господин Мозер.
        - Не благодарите. Кстати, у вас самого похожее ранение, как вышло?
        - Авиабомба, но это также со слов вашего коллеги, я не помню сам факт ранения. Там была серьезная заварушка, красные атаковали внезапно. Налет я помню, а вот очнулся в лесу, ребята вытащили.
        - Ясно. А рука? Вы ее бережете.
        - Это недавно. Наверное, опасаюсь, вот и берегу пока. Пуля в руке была. К медикам попал поздно, чуть заражения не случилось, иначе бы тоже списали.
        - Куда вы после отпуска?
        - Предписание в Орел, а там… - я развел руками.
        - Куда фюрер прикажет, - продолжил за меня врач. Ага, срал я на вашего Адольфа с колокольни.
        - Так точно! - козырнул я.
        Мы решили остаться в госпитале до утра, в принципе, правильно сделали. А с утра, блин, еле отбрехался от провожатых. Доктор решил, что нам необходима помощь, направил рядового, которого я отбрил, и мы затерялись в городе. Нужно сесть на поезд, мы немецкие солдаты, причем не рядовые, не по лесам же добираться. Тем более Олег устроил скандал.
        - Я тебе сказал, что еду с тобой, и точка! - Это я ему сообщил, что вообще-то я на службе.
        - Олег, как ты себе это представляешь? Я легализовался, а ты - списан, - я указал рукой на планшет, в котором лежали бумаги Олега.
        - Значит, нужно найти нового фрица.
        - Олег, я не могу так рисковать. Ни тобой, ни собой.
        - Едем в Орел вместе, я постараюсь сам все устроить. Пока были на пополнении и учебе, я не раз встречал такие ситуации…
        - Какие это такие?
        - Люди часто отбиваются от своих частей, да-да, даже у немцев. Возвращается с госпиталя, а часть уже отвели куда-нибудь, и солдат, написав рапорт, остается в новой части.
        - Ты только одно не учел, - заметил я. - У немцев порядок. Они сделают запрос в твою бывшую часть, а там их ждет сюрприз в качестве демобилизованного солдата.
        - Может, не пошлют? - растерянно ответил Олег.
        - Ага, наградят еще вдобавок, - хмыкнул я. - Так, давай-ка переправим тебя к нашим, а там пусть Левитин решает. Заодно Валерку найдешь, он живой. Максим Юрьевич его разыскал, так что послужите там.
        - А ты про партизан чего рассказывал? - вдруг вспомнил Олег.
        - А чего? - не понял я.
        - Так давай меня к ним тогда. Точно, буду связным. Когда надо, можно надевать фрицевскую форму и встречаться с тобой. Идеально.
        Что говорить, я согласился. Только вот наши там вроде все еще наступают, партизаны наверняка сменили свои насиженные места обитания. Где их сейчас искать?
        К обеду на станции появился эшелон. Шел он по прямой в Орел. Из Европы перебрасывали свежую дивизию, видимо, совсем у немцев пригорает, давят наши, хорошо давят. С утра читали в газетах, ну в немецких, конечно, за Орел немцы пока держатся, Курск уже неделю назад стал вновь нашим, Вязьму отбили. Наступление Красной Армии в центре немного успокоилось, силы, видимо, копят, зато на юге начали щупать Манштейна. У того сил гораздо больше, чем у Моделя на Севере, что из этого выйдет, неизвестно.
        Оставил Олега на месте постоя, нашли в пригороде домик, причем вообще пустой, я ушел на разведку. В доме только окна выбиты, мы их одеялами старыми заткнули, а печь растопили, стало тепло. Я решил искать связи с партизанами через путеобходчиков, такая и договоренность была. Разве что конкретно о Могилеве мы с партизанами не говорили. Но комиссар уверял, что их бойцы есть везде. Тем более в Гомеле получилось.
        Долго смотрел со стороны, а когда совсем уже замерзал, наконец заметил возвращающихся рабочих. Жили они недалеко от вокзала, в старом вагоне, больше, видимо, негде. Сразу не рванул туда, и правильно сделал. Около восьми вечера заявился патруль. Все построились возле своего вагона, а один из немчиков проверял документы. Для верности прождав еще с полчаса, я направился к работягам.
        - Что вам угодно, господин офицер? - спросили меня, когда я постучал по двери вагона.
        - Вы случайно не находили офицерский ремень на путях возле станции? - Вот же придумали партизаны! Какой, на хрен, ремень, как его офицер мог потерять?
        - Никак нет, господин офицер! - отрапортовал один из работяг, по виду старший. Сука, наверняка предатель, или как их там, хиви. Лебезит передо мной, как твой спаниель.
        - Если найдете, сдайте ближайшему патрулю, - сказал я и, развернувшись, пошел прочь.
        Так и было задумано. А вот что подумают фрицевские прихлебатели из числа рабочих, не знаю. В темноте заявляется офицер и спрашивает о ремне… Да, но ничего того, что можно было бы использовать так же легко и непринужденно, на ум не приходило. Придумал бы я что-то лучше? Не факт. Я уже ушел от станции на квартал, когда меня окликнули из темноты:
        - Вот этот ремень на ваш не похож?
        Я быстро огляделся, никого не увидев, посмотрел в сторону одного из разбитых и сгоревших домов. Голос шел оттуда.
        - Нужно посмотреть, - бросил я и увидел говорившего. В темноте оконного провала ближайшей развалюхи вспыхнул огонек зажженной спички.
        - Глядите, вдруг ваш!
        Опознание прошло. Видел я этого мужичка, немолодого уже, среди работяг. Он кивнул сам себе, поглядел по сторонам и махнул рукой, предлагая следовать за ним. Далеко не ушел, буквально рядом оказался еще один домик из уничтоженных, вероятно еще в сорок первом.
        - Здарова! - протянул тот руку.
        - И тебе не кашлять, - ответил я и пожал руку. - Нужен расклад по сегодняшней ситуации. Где наши, где фрицы? Последний отряд, где я был, находился под Брянском. Мне нужно парня переправить, нашего, ну и с командованием связаться.
        - В Орел не суйся, попадешь под наступление. Там сейчас с севера войска подходят, а с юга наши друзья лесные пойдут. Танков там у немчуры мало, пехтура в основном, так что сил хватит.
        - Мне к фрицам надо возвращаться, причем именно в Орел, - задумался я.
        - Говорю же, забудь. Попадешь прям в мясорубку. Есть наши неподалеку…
        Мы разговаривали с полчаса. Удалось договориться, что этот партизанский засланец посадит нас в эшелон. Должен сегодня ночью пройти грузовой состав. Мужичок срисует, где располагается охрана, и даст нам знать. Дальше, примерно на границе Белорусской республики, нам нужно спрыгивать. Как, не знаю. Но вроде сейчас поезда со скоростью восемьдесят километров в час не передвигаются. Дай бог километрах на сорока пойдет. Подробное место, конечно, он не указал, но как выйти на очередного связного, объяснил. Вроде все выходило хорошо, да и мне лучше, если и правда Орел скоро наши займут. Не нужно возвращаться в «свою» армию.
        Вернулся к Олегу, и уже с ним вместе спрятались возле станции, там, куда указал связной. Оружие было только у меня, да и не собираемся мы тут Сталинград устраивать. Максимум это если кто-то из охраны эшелона нас заметит, тогда да, придется пострелять.
        Прошло все как надо. Эшелон простоял на станции десять минут, пропускал встречный, этого времени хватило для того, чтобы укрыться под тентом, которым были укрыты орудия. Гаубицы, если точнее, везли. Мы, пока ехали, с Олегом откручивали с них прицелы, благо те тут стояли. Выкидывали запчасти прямо по пути.
        Было очень холодно. То ли у меня раны болят, то ли температура опустилась градусов на десять сразу, но мы очень замерзли. Прыгали с состава боясь, что наткнемся на лед и поломаемся. Опасения были не напрасны, Олег вылез из снега довольный, как три рубля нашел, я же был немного удручен. Левая нога при приземлении попала под снегом на камень и поехала, так что подвернул немного.
        - Куда сейчас? - спросил Олежка, когда отдышались.
        - Связной сказал идти назад, как увидим водонапорную башню, то идти строго на восток от нее.
        Вывих оказался сложнее, чем я думал. Нога разболелась, а хромать по снегу, да еще и в сильный мороз, то еще удовольствие. Башню мы заметили и повернули туда, куда было сказано. Впереди был густой лес, хоть и без листвы, но видимость свелась к нулю.
        Никого и ничего тут поблизости не было, хоть трижды обойди. Я уже еле шел, нога совсем онемела, Олежка и так не шибко здоровый, тащил еще и меня.
        - Надо на север загребать, - прошептал я в ухо своему другу.
        - Давай, только не дойдём мы с тобой никуда, надо на отдых устраиваться, а то скоро упадем. - Олежка дело говорил, сил не было. Найдя взглядом густую ель, лет сто стоит, скорее всего, никак не меньше, мы поковыляли к ней.
        Олег сгрузил меня возле ствола елки, а сам принялся рубить ножом лапник с соседних елей. На маскировку тут плевать, главное, срочно нужно согреться. Чуть переведя дух, посидев и поохав, я присоединился к другу. Уже было совсем светло, когда мы, наконец, вновь присели отдохнуть.
        - Как же я устал, - тяжко выдохнул Олег. - Отвык уже так работать-то, ты как, командир?
        - Чувствую себя папой Карло, - фыркнул я. Пред нами лежала огромная куча еловых ветвей, только Буратино не хватало посреди кучи. Оба хором заржали. Пока рубили ветки, согрелись, только ноги всерьез прихватило, на ногах-то сапожки фрицевские.
        - Давай, отдыхай, я начну собирать, - и Олежка принялся за дело. Нас хорошо учили в школе, еще в сорок первом, как не замерзнуть в лесу, даже поблизости от врага. А уж там, где его нет, и подавно. Олег сплел приличный такой шалаш, нам обоим там вполне хватало места, ни снаружи, ни изнутри было ничего не видать, да и плевать нам уже на безопасность. Кто сюда придет? До железки километров пять, не меньше, а уж до ближайшего населенного пункта и того больше. Костер я развел, не дожидаясь, когда Олег закончит с шалашом. Было сложно. Ветки на морозе ломались хорошо, но были сырыми. Дым идет, а огня почти нет, но все же вышли из положения. Олег, закончив с шалашом, притащил полностью сухую березку, сломав ее рядом. Та отчего-то погибла, высохла до звона. Мельник сказал, что, едва ударил по ней, она и завалилась. Разламывая дерево, точнее, отрывая сучья и ветки, подбрасывал в костер, и вскоре тот загорелся как надо, почти без дыма. Олег забрался внутрь, упал на лапник и застыл.
        - Как же хорошо-то!
        - Хорошо дома, а мы черте знает где, - ответил я. Но чувствовал себя так же. Хрен с ними, с врагами, со своими, с войной и прочим. Мы лежим тут, отдыхая, и забыли обо всем.
        Немного погодя я снял опостылевшие сапоги и начал растирать ноги. У Олега была фляга со шнапсом, поэтому, дернув по паре колпачков, пустили ее содержимое на растирание. Не хватало еще обморожение получить. Вывихнутая нога гудела, имела специфический синий цвет, но все же отходила понемногу. Пальцы вроде чую, может, пронесет. Олегу стало жарко, и он разделся, сидел в одном свитере, это хорошо, что мы под шинели свитера напялили. Прям поверх френчей. Если б нас в таком виде застал кто-нибудь из командиров вермахта или СС, взгрели бы за нарушение формы одежды. Я усмехнулся. Вот же вжился, блин блинский. Я ведь даже не вспоминаю о настоящем командовании, думаю уже как фриц. Вообще, война в тылу врага мало походила на тот ужас, что творится на передовой. Даже немного расслаблял факт того, что над тобой нет сейчас строгого командования. Одно дело прятаться и вести подпольный образ жизни, и совсем другое - когда для врага ты свой.
        - Прикинь, уснем, а нас фрицы найдут, во будет юмор! - хмыкнул Олег.
        - Да я с недавних пор наших больше боюсь, - потер я голову. Сколько мне по ней доставалось, а? Ведь в будущем все это скажется, ой чую, помаюсь я с головными болями. Прям как в той жизни. Как и с последствиями ранений. Ведь куда только ни получал, а помню, из той жизни, дед постоянно теребил места ранений, охая от ноющей боли. Да и у самого кое-что было. Внезапно мелькнула мысль…
        - Андрюх, а по каким ранениям списывают? - прервал мои мысли Олег, буквально прочитав мои собственные мысли.
        - Нам рано еще, - поморщился я. Так думать преступно. И не потому, что боюсь особистов. Себя боюсь, вдруг решу, что с меня хватит? - Олежка, ты ж знаешь, долго еще, без нас - никак.
        - Может, все же хоть отдохнуть дадут?
        - А вот это сам выпрошу. У меня там дочь растет без папки, хочется на руках покачать, а то вырастет совсем без меня.
        - А как это, - Олег, подбирая слова, замешкался, - ну, отцом быть?
        - О, - я закатил глаза, - это разве объяснишь? - Перед глазами стояла жена и дочь, а мне вдруг стало так страшно…
        - Не плачь, командир, выберемся! - Ой, даже не заметил, как слезы потекли.
        - Это, братуха, надо пережить. Стать отцом несложно, а вот потом растить ее, помогать жене, это совсем другое дело. Женщинам надо памятники ставить, за их терпение и мужественность. Это очень тяжело, выносить, родить, а потом столько лет кормить, одевать, обувать, обстирывать. А ведь еще и мужику надо внимание уделять, а то знаешь, сколько семей расходится из-за этого? Или из-за пьянок мужиков, которым внимания не уделяют? Мы же, по сути, как большие дети. За нами постоянно присмотр нужен. Накорми, напои, приласкай, обстирай и так далее. Как же, глава семьи. А мы что? Да ни хрена. Да, сейчас хоть воюем, хреново, но воюем. А знаешь, как в будущем мужики изменятся?
        - Как? - Олег слушал меня с открытым ртом.
        - Ой, лучше тебе не знать, - я вдруг понял, что друг не поймет, или не поверит мне. Столько я мужиков встречал в той жизни таких, которым и руку-то подавать было впадлу. Сидящие на шее у бабы лодыри, не желающие делать ровном счетом ничего. А вот спрашивать со своих жен они не переставали. Всегда удивляло, что с маленькими детьми так мало гуляли папаши. Согласен, отец работает и все такое, но я ж тоже работал, но находил время. У меня ребенок гулял исключительно со мной, ну или когда все вместе были. Эх, чего-то меня разморило совсем.
        - Нам жратвы надолго не хватит, - прервал меня, но абсолютно вовремя, Олег. Да, на рывок мы ушли отнюдь не пустые. И сами собрали немного еды, да и партизаны на станции удивили. Снабдили сидором со жратвой. Немного, но и это хлеб. И да, хлеб-то как раз был. А также сало, колбаса, яйца, правда, последние, я думаю, всерьез замерзли.
        - Сэкономим, - махнул я рукой, - мы ведь тут не до победы сидеть станем. Оклемаемся, и дальше в путь. У меня отпуск заканчивается, надо еще тебя переправить, хотя бы партизанам сдать, и назад.
        - Как тебе не страшно? - передернулся Олег.
        - Страшно, дружище, очень страшно, - признался я, но в подробности лезть не стал.
        Конечно, мне страшно, как иначе? Находиться среди чужих людей, настроенных по отношению к твоей стране враждебно, но не знающих, что ты - враг. Я даже представить себе не могу, что меня бы разоблачили и… Что будет, если такое случится? Да пипец будет. Если немцы поступят умно, то заставят работать на себя, так и наши делают. А могут и попросту замучить в лагере, об этом и думать не хочется. Вот Олег и устал, видимо, ярко представил себе последствия разоблачения. Но я еще держусь, просто понимаю, что шанс хороший. Шанс принести пользу своей стране. Это совсем не пафос, ведь моя страна - это и моя семья. Чем легче стране, тем лучше и моей семье. Да и должником я себя считал. Именно как потомок этих великих людей, что сейчас добывают победу для нас, будущих поколений. Это там мы забыли, что такое чтить подвиг своих дедов. Живем как паразиты, на всем готовом, ничего не создаем, только брюхо набиваем. Вот и стараюсь тут, уже почти два года, сделать столько, сколько смогу.
        В шалаше мы пробыли два дня. Еда кончилась, ее и было-то немного, так что нужно все же идти к людям. Нога вроде лучше, боль при ходьбе еще оставалась, но вполне себе терпимая. Собрались и выдвинулись в направлении на север. Все же должны где-то быть наши партизанские товарищи, хоть я к ним и дышу неровно. Нервные они, наглые, ай, да что я говорю, люди прячутся, живут в постоянном страхе, так еще и воюют, поэтому и злые. Просто мне так «повезло» попасть к ним несколько раз в неподходящий момент.
        Шли тяжело. Холодно, снегу много, март уже, но совсем пока не ощущается, что весна скоро. Что она принесет? Думаю, должно, наконец, быть и что-то хорошее. Например? Возвращение в семью, я был бы только рад. Но как это осуществить? Так как я сейчас внедрен, мне нельзя вываливаться из колеи, иначе потеряем персонаж. Можно, конечно, подделать документы и воткнуть меня чуть позже в какую-нибудь часть под предлогом возвращения из госпиталя. Да только стремно как-то. Нужно возвращаться, знаете, как приятно осознавать, что благодаря, возможно, именно тебе на фронте хоть чуть-чуть легче? Если благодаря мне и моим парням кто-то сохранил жизнь, не важно, гражданский человек или солдат, значит, уже все не зря. А мне приятно. Ведь кто, как не я, знает, что ситуация меняется, и меняется к лучшему.
        - Хенде хох! - внезапно откуда-то слева раздался голос.
        - Нашли, - выдохнул Олег. Мы уже прилично устали, столько времени по зимнему лесу в мороз - прогулка не из веселых. Приказ повторили, причем добавили по-русски, что будут стрелять. Это насмешило, и вместо пароля я попытался схохмить.
        - Если я немец, как я должен понять, что ты будешь стрелять? Говоришь-то на русском!
        В ответ раздалось клацанье затворов одновременно нескольких стволов.
        - Пошутить хочешь? - злобно крикнули вновь.
        - Да замерз я уже для шуток. Мы тут от поезда отстали, потерялись.
        - Так и тут путей нет, - интонация в голосе изменилась, игру приняли.
        - Да я бы и пешком дошел, может, дорогу подскажете…
        Братания не было. Приняли прохладно. Но и на этом спасибо, хоть не побили. Как обычно происходит. В отряд попали быстро, оказалось, мы наткнулись на дозор. После разговора с командиром и комиссаром отряда выяснилось, что идти придется дальше. Этот отряд был кочующим, да еще и рации у них не было. Но и эта встреча была не зря, мы хотя бы узнали нормальный пароль для опознания между партизанами. Здесь же решили переночевать, куда тут на ночь глядя топать, а вот провожатого нам не дали, сказали, что людей мало. Мы не настаивали.
        Идти на северо-восток километров двадцать. Прилично, по-зимнему лесу-то. Холодно, мороз градусов семнадцать, ближе к двадцати, наверное, да еще и снег добавлял трудностей. Нам в дорогу дали немного еды, мало совсем, но хоть что-то. От партизан же узнали и о боях за Орел. Мясорубка идет страшная, немцы подтянули свежие силы и упорно сопротивляются. Много танков и самоходок, плюс успели тут, на оккупированной территории, укрепрайонов наделать. Доты, рвы, заграждения против танков, все это здорово им помогало в борьбе с Красной Армией.
        Я уже просрочил свой отпуск, придется доказывать, что я не верблюд, но как-нибудь отбрехаюсь. Шли мы с Олегом целые сутки, если честно, почти падали уже. Мельник начал вовсю стонать, что в гробу он видел такие прогулки, да и я не отставал от него. А на следующий день после встречи с партизанами мы вдруг вышли к дороге, настоящему тракту, и попали на немцев. Нет, это уже непруха какая-то. Мы на хрена от них ушли? Для того, чтобы к ним же и вернуться? Олег аж заикаться начал, как и я. Кстати, я уже и правда заикался, так что косить под заику немца стало чуть легче.
        - Кто вы такие? - нас окрикнули с бэтээра, а вообще здесь стояла целая колонна фрицев.
        Я ответил и, чуть повернув голову к Олегу, шепнул тому:
        - Как будем выкручиваться, демобилизованный?
        Олег лишь вздохнул.
        - Документы!
        Я достал и подал свои, Мельник чуть замешкался и не успел вручить фрицу свои, как тот заговорил.
        - Господин обер-лейтенант, вы опоздали, должны были вернуться в свою часть еще два дня назад! Что вы тут делаете? - немец, хоть и был простым фельдфебелем, но держался надменно. Ах ты выб…ок фашистский, обычный пехотинец, хоть и в звании, а будет меня строить?
        - Разве вы из жандармерии? - я всерьез набрался опыта в общении с немецкими солдатами. То, как разговаривал этот хрен, было в высшей степени хамством. - Представьтесь!
        - Фельдфебель Браун! - немец всерьез на меня разозлился, но ответил. А куда ему деваться?
        - Что это за часть? - продолжил я.
        - Господин обер-лейтенант, вы не имеете права… - начал фриц, но я его заткнул.
        - Кто вами командует, фельдфебель, отведите меня к офицеру!
        С других машин на нас стали обращать внимание, поэтому фриц выпрыгнул из своего гроба на гусеницах и направился в голову колонны. А она была метрах в ста. Фриц шел молча, не обращая на меня внимания, мы, насколько это возможно, спокойно следовали за ним. Возле одной из машин, а это был небольшой внедорожник, видел я такие у немцев часто, тот остановился и, постучав в стекло, дождался, когда оно сползет вниз, и вскинул руку к виску.
        - Господин капитан, из леса появились странные люди, документы офицеров вермахта, требуют командира…
        Дверь через несколько секунд открылась, и изнутри появился мощный такой немчик, при наградах и пьяный. Понятно, почему в этой части такие расхлябанные солдаты.
        - Кто вы такой? - немец выдохнул мне в лицо жгучий перегар, пытаясь настроить зрение.
        - Господин гауптман, обер-лейтенант Шульц, сорок пятый запасной полк, следую в свою часть после излечения в госпитале. Это мой денщик.
        - Господин гауптман, - встрял фельдфебель, - у обер-лейтенанта просрочены документы…
        - Машина, на которой мы двигались из Могилева, пришла в негодность из-за нападения бандитов, мы ушли в лес два дня назад, вышли к дороге только сейчас.
        - И где вы болтались все это время? - пьяно икнул немецкий капитан.
        - Скрывались от партизан, господин гауптман, когда поняли, что те нас потеряли, стали выбираться. К сожалению, на это ушло много времени, немного заблудились, если честно.
        - Я не слышал ничего о том, что где-то в округе есть запасной полк, - немцу трудно давался разговор, он вдумывался в каждое слово, что хотел произнести.
        - Я и не говорил, что мой полк тут, - пожал я спокойно плечами. - Нас разгромили еще в декабре, я был на излечении, унтер-офицер также. Получив направление в Орел, я пытался туда добраться, да только пока не преуспел.
        - Где вы потеряли машину, лейтенант? - ага, опустить хочет, для этого и в звании «понизил».
        - Так прямо и не скажу, мы лесом шли, но где-то по дороге из Могилева. Успели проехать километров тридцать…
        - А на какой машине вы двигались? - ах ты ж гад, значит, на дороге он видел какую-то машину, а теперь проверяет, совпадет или нет.
        - Нас подсадили к саперам, у них был «Опель-Блиц»…
        - С открытым кузовом?
        Не ожидал? Тогда лови!
        - Никак нет, герр гауптман, машина была крытая, - просто я видел в Могилеве саперов, нет у них открытых машин, да еще и зимой.
        - Все в порядке, - вдруг взмахнул рукой фельдфебелю немецкий капитан, - это свои. Извините, господин обер-лейтенант, бдительность никого еще не подводила. Мы видели вашу машину, представляю, как вы устали, отсюда до нее километров пятнадцать. Мы немного не успели к вам на помощь. Когда подошли, партизаны уже закончили потрошить ваш «Опель» и отошли, но у нас был приказ прочесать ближайший лесок, там мы с ними и столкнулись. Я потерял десять солдат, но бандиты не ушли.
        - Отлично, герр гауптман! - воскликнул я. - Ваши солдаты просто молодцы!
        - Да, но напомню, мы потеряли многих.
        - Жаль, от моей первой роты, что я получил еще в Польше, вообще никого нет в живых. Да что там говорить, многих потеряли на этой войне.
        - Так вы двигаетесь в Брянск?
        - В Орел.
        - Давно вы, видимо, в госпитале лежите. Бои сейчас идут в окрестностях, красные выбили нас из города. Но ничего, скоро придет подкрепление, больше ста танков, они сейчас уже в Белоруссии, так что скоро вновь пойдем вперед. Войска готовятся под Брянском, в лесах, так что вы вовремя.
        - Хорошо бы, а то я, пока лежал в госпитале, слышал, как много пришлось оставить русским.
        - Садитесь в мою машину, обер-лейтенант, вашего денщика разместят в грузовике. Мой батальон не входит в состав вашего полка, но мы направляемся именно во вторую армию, подвезем.
        - Спасибо, - спокойно сказал я. - Позвольте узнать, что вы сами-то делаете на этой дороге? Я имею в виду, почему остановились? Это же опасно.
        - Головной дозор долго не возвращается, остановились тут. Вдруг там дальше засада?
        - О, это, конечно, необходимо, - блин, видимо, дальше партизаны орудуют. Скорее всего, передового дозора этой части уже нет, как бы и самим не попасть под нож.
        - Думаю послать еще отделение, на трех мотоциклах, как вы считаете?
        - Я не знаю, могу ли я вам давать советы. Это ваши подчиненные, а не мои.
        - И все же, лейтенант, ваше мнение?
        - Я бы послал людей лесом, пешком. Чтобы осторожно прошли и посмотрели, как там и что. Если головной дозор уничтожен, так же могут уничтожить и следующий. Людей мало, терять их в этих бескрайних лесах жаль, да и просто расточительно.
        - А вы, черт возьми, правы, - немец вдруг вновь расслабился, и стало видно, что он еще пьян. - Я так и сделаю. Фельдфебель!
        Давешний служака подбежал быстро.
        - Слушаю, господин гауптман.
        - Возьми свое отделение и топайте вперед по кромке леса. Примерно на два-три километра. Осмотритесь, пришлешь одного солдата доложить. Как понял?
        - Я все понял, - вновь кивнул фельдфебель.
        Мы остались ждать. Олег тихо возмутился, что его опять со мной разделили, но что поделать. Капитан долго что-то вещал, слушая его бредни, понял только одно: немцы уже охреневают от этой войны. Гауптман ругал командование всех уровней, но Гитлера не задел. Я тихо поддакивал, не вникая особо в суть, все мысли были о двигающейся под Брянск колонне танков. Точнее, их везут на эшелонах, но разница невелика. Нужно доставить сведения нашим, вдруг бы получилось накрыть эти эшелоны с воздуха.
        Примерно через час вернулся один из солдат и сообщил, что путь свободен. Колонна немецкого батальона тронулась в путь. Странно это, дозор, похоже, партизаны «уделали», а потом что, отошли? Нет, понятно, что против усиленного батальона, хоть в нем и было всего четыре танка, причем старые «тройки», но у партизан сил не хватит причинить большой урон. Зачем, в таком случае, уничтожили передовой дозор, заставив немцев нервничать? Ведь этот гауптман вполне может и авиацию вызвать, прощупать эти места. Что тогда? Да, непонятно.
        Вместе с батальоном мы проехали около шестидесяти километров. За то долгое время, что были в пути, мне осточертел гауптман. Плоские шутки, идиотские планы на жизнь вообще и войну в частности достали меня. Когда фрицы остановили колонну и гауптман пояснил, что они уходят южнее, а мне нужно на север, я даже вздохнул свободнее.
        - Удачи вам, обер-лейтенант. Не попадайте под дурные пули! - пожелал мне на прощание немецкий командир батальона.
        - О, вам огромное спасибо, господин гауптман, без вашей помощи мы бы замерзли в этих проклятых лесах! - Тебе удачи я точно не пожелаю, фашист долбаный, подумал я.
        - Всего хорошего, - капитан помахал мне рукой, и колонна продолжила движение, а мы с Олегом остались на обочине.
        - Командир, ты чего такой злой? - вырвал меня из раздумий Олег.
        - А, не обращай внимания, достал этот упырь, - махнул я рукой.
        - Потопали, что ли?
        - Давай, - кивнул я, и мы пошли на развилке влево, как подсказал гауптман.
        Идти пришлось не так и долго. Уже через час мы увидели впереди патруль. Трое немцев на мотоцикле находились на перекрестке и отдыхали. Предъявив документы, Олег показал только свой зольдбух, справку из госпиталя он решил не показывать, по крайней мере пока, нам указали путь, куда следует идти. К сожалению, патруль с КПП я не имею права снимать, поэтому даже не заикнулся о том, чтобы нас подвезли. Фрицы на КПП, кстати, не обрадовали. Идти нам пешком еще порядка пяти километров. Хоть мороз стал чуть слабее, но около пятнадцати градусов все равно есть, поэтому мы вновь замерзли. Хорошо, что на следующем КПП, когда мы миновали примерно половину пути, у патруля оказался бэтээр и те сами предложили нас подвезти до расположения. А не такие и роботы фрицы, все же что-то человеческое и в них было.
        Вот такими путями мы и оказались в полку, в который я не имел предписания, но остались мы именно тут. Точнее, нас оставили. Полк занимал деревню, точнее, эти несколько домишек, чудом уцелевших, когда-то были деревней. Комендатура располагалась в одном из домов, что находился на полянке возле леса. Предъявив документы уже в который раз, проследовали прямо туда. Посещение комендатуры принесло мне выговор в личное дело. Что поделаешь, порядок такой. С Олегом было сложнее. Я решил не тянуть, а прямо у командира полка спросить, как быть моему денщику. Я представил дело так, что якобы столкнулся с демобилизованным солдатом, который хотел вернуться на фронт, а его не брали. Командир полка удивил меня сильно:
        - Вот все бы так рвались в бой, как этот унтер-офицер. Я попрошу осмотреть его нашего доктора, если он не найдет критических нарушений, я разрешу ему вступить в строй. Солдат не хватает, каждый опытный на счету. У вас все, обер-лейтенант? Тогда направляйтесь в казармы своей роты, это недалеко.
        Олег очень переживал за свое будущее. Хотя ему-то как раз и не будет ничего. Он может хоть сейчас взять и уйти, никто и слова не скажет. Но он хотел быть со мной рядом. Теперь нам нужно придумать, что продемонстрировать местному врачу. Если показать себя нормальным, начнутся выяснения обстоятельств демобилизации. Вскроется обман, будут проблемы. Нет, Олегу нужно «косить», но осторожно. Все за нас решил сам врач. Это был молодой парнишка, едва ли лет двадцати от роду.
        - Значит, у него полная потеря памяти вследствие серьезного ранения? - тот внимательно осмотрел голову Олега, заглянул в уши, посветил в глаза. - Как же вы будете служить, унтер-офицер? Я не имею права оспаривать диагноз армейского врача.
        - Скажите, герр доктор, но ведь он же может выполнять нехитрые обязанности денщика?
        - А вам самому, обер-лейтенант, такой помощник нужен? Он может что-то забыть или сделать не так, как нужно. Да и помнит ли он, как вообще нужно служить в армии?
        - Орднунг не забудешь, герр доктор, да и велики ли обязанности у денщика командира роты?
        - Что ж, думаю, этот вопрос можно решить. Но только одним способом.
        - Это каким же? - поинтересовался я.
        - Сделать вид, что я не видел его документов о демобилизации.
        - А его в таком случае на передовую не отправят?
        - Если вы быстро оформите его в своей роте, нет, - покачал головой доктор. Нормальный такой парнишка, позже я выяснил, когда проставлялся ему, что его выдернули из какой-то сельской глубинки на севере Германии и послали в армию. Парень был этому совершенно не рад, но сделать ничего не смог. Повезло хоть в том, что отправили по его специальности. На гражданке тот был терапевтом, вот врачом в полковой госпиталь его и забрали.
        Документы Олегу я сделал быстро. Как явился в роту, нашел писаря и просто приказал ему осуществить регистрацию, да-да, они так это назвали, Олега моим денщиком. Звание тому сохранили, на довольствие поставили, так что все получилось. Хотя мы, конечно, охреневали оба. Мало того что сам с липовыми бумагами, так еще и Олежку легализовали. Командир полка больше к себе не вызывал. Приказы я начал получать от непосредственного командира. Им оказался, к моему удивлению, немец в таком же звании, что и я. На мой невысказанный вопрос немец ответил быстро сам.
        - Что ж поделать, большая убыль в войсках. Я сам из госпиталя вернулся две недели назад, получил роту. А тут налет и погибает гауптман Хорш, что командовал батальоном. Через два часа после его гибели я получил приказ принять батальон.
        - Могли и в звании повысить, - заметил я.
        - Да, могли бы, но командиру не до таких мелочей, - подмигнул мне фриц. Вроде адекватный мужик, лет двадцать восемь ему, не молод уже для войны, но и не стар, самый смак, я думаю. Вон, по документам мне даже больше, да и выгляжу, благодаря изматывающей обстановке, ранениям, гораздо старше, чем есть. Да мне как раз можно так думать, в прошлой-то жизни я, по сравнению с этими детишками, старик.
        Через день выдвинулись к месту службы. Оно располагалось на двадцать километров севернее Брянска. Моя рота была направлена не на передовую, а в охрану. Поясню сейчас. Помните танки, что везут сюда из Польши? Так вот, нам было приказано взять под охрану местность, где скоро будут сосредоточены танкисты. Что ж, это почти то, что доктор прописал. Прибыли пешком на какое-то поле, с трех сторон окруженное лесом, а с одной - речкой. Осмотрев ближние подступы, натянув колючку прямо по кромке леса, принялись обустраиваться. Чисто поле, разместить тут роту солдат та еще работенка.
        Дня три ушло, чтобы познакомиться с ротой, немного обжиться на новом месте. Было сложно. Очень сложно. Солдаты попались бывалые, а потому уже не желающие выполнять свои обязанности беспрекословно. Постоянные ухмылки, ужимки, какой-то шепот, пока я типа не вижу. Ну и ко всему прочему, это полное отсутствие хоть какого-то жилья. Мне бы вообще пришлось жить в общей землянке, если бы Олег не подсуетился. У него хватило наглости приказать подчиненным откопать мне личную землянку. На удивление, никто не роптал. И это несмотря на тяжелейшие условия. Земля промерзла, но немцы упорно долбили ее. Здесь даже я сжалился над подчиненными и приказал подорвать пару толовых шашек, чтобы снять промерзший слой земли. Солдаты, что были привлечены к работам, переглянулись и все сделали, как я сказал. А уже вечером отношение ко мне резко изменилось. Они, видимо, поняли, что я опытный и бывалый командир, так как всерьез облегчил им работу.
        Печек у нас не было, ни у солдат, ни у офицеров. Правда, и офицеров почти не было. Кроме меня, был еще один лейтенант, остальные фельдфебели. Костер в землянке еще то проклятье. Тепла почти нет, один дым. Послал обоз, у нас в роте была подвода, назад в деревню с требованием получить хоть что-то. Вернулась та не пустой, хоть и ждать пришлось аж сутки. Были получены три печурки, маленькие, хлипкие, но они уже позволяли хоть как-то отапливать землянки. Понравился подход фрицев в обустройстве жилья для командира роты. Все стены, полы мне отделали деревом. Да, это были сырые ветви и, пока они сохли, было еще холоднее, но потом… Стало даже как-то уютно, что ли.
        - Господин обер-лейтенант, разрешите доложить? - в землянку спустился часовой.
        - Да, Клюге, что там? - Рядовой, что стоял на часах возле моей землянки, носил довольно известную фамилию.
        - Пакет из штаба полка.
        - Давайте, - кивнул я, принимая пакет и подписывая бумаги пришедшему вместе с Клюге посыльному.
        - Что там? - озабоченно спросил Олег, дождавшись, когда все выйдут.
        - Приказ на прочесывание леса, - хмыкнул я. Олежке страх как не хочется оказаться на передке, в смысле в немецкой армии. - Они там охренели, что ли? Это в трех километрах от нас! - я почесал затылок.
        - Пойдем? - спросил Олег, прекрасно понимая, что я отвечу.
        - Клюге! - крикнул я, подойдя к двери.
        - Да, господин обер-лейтенант? - в землянку ввалился рядовой.
        - Командиров взводов ко мне. Через десять минут.
        - Так точно! - Клюге убежал.
        - Олег, ты здесь оставайся, я возьму пару взводов, остальные солдаты останутся здесь.
        - Может, мне с тобой?
        - Да сиди на жопе ровно, говорю, - ругнулся я. - Не думаю, что надолго. Фрицы тоже не дураки, мерзнуть просто так никто не будет. Дойдем до нужного квадрата, прочешем в обратном направлении район, и сюда. Сейчас обеденное время, вернемся, когда стемнеет.
        Прогулка была похожей на издевательство. Но это для меня. Фрицы как один восприняли приказ безропотно и спокойно. Сегодня было чуть теплее, около десяти мороза, но все равно я тут, блин, постоянно мерзну. Рука еще, замерзнув, начинала сильнее болеть. Слишком мало времени прошло после ранения, еще болит. Да и остальные раны болят, просто к ним уже попривык.
        На место мы прибыли вовремя. Тут встретились с еще одним взводом, но из другой роты. Эти были богатыми, на бэтээре, хрен ли так не воевать, не то что мы. У пришлых командовал фельдфебель, поэтому, быстренько построив того, я отправил их на бэтээре в дальний конец квадрата, указанного в приказе. Нехай катаются, а мы пешочком по окраине леса пройдем. Не нам же туда пехом топать. Надеюсь, повторения с захватом меня партизанами не выйдет? В этот раз надо поберечься.
        Немцы мерзли. Да еще как! Через два часа патрулирования я разрешил развести огонь, в смысле, отдал приказ развести костры и греться. Ну, хоть и враги они мне, но я ж не враг самому себе, ведь вместе с ними и я мерзну. Да и пока дело у меня во вражеском тылу.
        Начинало темнеть, и, собрав всех солдат, как своих, так и приданных, мы решили возвращаться в расположение своих частей. Осмотр нужного командованию квадрата произведен, никаких признаков партизан или регулярных частей Красной Армии выявлено не было. Так что приказ выполнен. Конечно, я теперь несу ответственность за этот квадрат, но не думаю, что что-то произойдет.
        В полной темноте и прилично замерзнув, я и солдаты вернулись на пункт временной дислокации. Олег без меня хорошенько протопил землянку, и я, умывшись, воды денщик тоже нагрел, завалился спать. Устал, как собака.
        С утра, около восьми, меня разбудил радист, что квартировал вместе со мной в землянке. Так положено было, командир должен быть со связью.
        - Шульц, вы уверены, что нужное место безопасно? - после приветствия услышал я в трубке. Связь была телефонная.
        - Так точно, господин майор! - коротко ответил я.
        - К вам сегодня прибудут танкисты, хотят сами осмотреть, что и как.
        - И стоило нам морозить солдат, если все равно нам не доверяют? - твердо сказал я. Хотя это трудно, с моим-то заиканием. Правда, как говорит Олег, я стал разговаривать на вражеском языке очень хорошо. Главное, уже строю сложные фразы почти не задумываясь. Именно из-за этого «почти» я и предпочитаю все же заикаться.
        - Приказ есть приказ, Шульц. Учтите, люди там серьезные. Вы в курсе, что танкисты из дивизии СС «Адольф Гитлер»? - Оба-на, вот это новости. Так тут и проверочки могут начаться.
        - Никак нет, господин майор. Но какая разница? Мы вроде общее дело делаем.
        - Это так, но люди там жесткие, мало ли что. Так я могу на вас надеяться?
        - Конечно, господин майор.
        - Вам что-то необходимо, Шульц?
        - Солдаты сильно мерзнут…
        - Холодно всем, чертов русский мороз. Потерпите, обер-лейтенант. Скоро наступление, всем станет жарко.
        О да, чертов русский я. Я ж - Мороз!
        - Да, конечно, господин майор. Вы правы. Ждем гостей.
        - Удачи, Шульц. Хай Гитлер!
        Пришлось вновь прославлять папу Адольфа. А ничего так, я вжился в роль. Вот и не командовал никогда большими подразделениями, а вроде получается. Причем, три раза ха, немецкими!
        К обеду - повар как раз сообщил, что через полчаса все будет готово - заявились танкисты. Да, те еще молодцы. Черная форма эсэсовцев влияла, как красная тряпка на быка, даже на солдат вермахта, что уж говорить обо мне с Олегом. Только заявились, потребовали сразу же доклад и - накрылся обед - выехать на место. Прибыли они на двух бэтээрах, хоть пешком не ходить, поэтому домчали довольно быстро. Указал вживую, да и на карте тоже, где мы были и что осматривали. По итогу немцы остались довольны. Местность им подходила, они тут дорогу собрались накатывать для снабжения танков топливом и боеприпасами. Вообще, как я только сейчас узнал, увидев карты эсэсманов, получалась не очень приятная картина для Красной Армии. Тут, в этой богом забытой дыре, собирались сосредоточить более двух танковых полков и приданных им пехотинцев. Танкисты сразу определили, где будут строиться блиндажи и землянки, где штаб, где расположится пехота. Мне все это нравилось, так как быть в курсе, где и что искать, для разведчика жирный плюс. А суть неприятности для Красной Армии была в том, что отсюда немцы планировали нанести
серьёзный удар с севера по выдвинувшимся, словно клин, русским войскам под Орлом. Наши там вырвались вперед, но встали, подтягивая тылы, вот фрицы и хотят их отрезать, устроив мешок. С удивлением узнал, что, оказывается, до позиций Красной Армии не так и далеко. Это тоже на руку, когда предстоит сваливать, хоть не через полстраны топать. Нужно заканчивать здесь, сделать то, что задумал, и валить к чертям собачьим. Просто передать данные о немецком наступлении мы с Олегом не могли. Нет ни рации, ни позывных, ни частот. Как связаться? Искать партизан? Да вроде, пока исследовали местность, никаких следов не обнаружили. Да и близко тут до регулярных частей, что тут партизанам делать? Могут попасть под удар своих же. Так или иначе, пообщавшись с эсэсманами, не смог выяснить главного: когда все начнется. Танкисты на осторожные вопросы просто не отвечали, но сообщили, что уже завтра утром прибудет саперная рота и начнет обустройство лагеря. Машины, в смысле танки, на подходе. Вот как хочешь, так и думай. Где они, какова точная численность…
        - Андрюх, сдается мне, валить нужно отсюда, - категорично заявил Олег после обеда. Танкисты убрались только к пяти вечера, поэтому обед у меня был поздним.
        - Олег, я знаю, где будут стоять танки, где пехтура и, самое главное, штаб!
        - Значит, все же хочешь выкрасть что-то?
        - Не что-то, а кого-то! - поправил я.
        - Ты сдурел, командир? Их тут чуть не дивизия будет, как уходить?
        - Я из штаба дивизии не так давно командующего второй армией выкрал, а ты говоришь…
        - Андрюх, ты сам говорил, что получилось раз… - сомневался Олег.
        - Если постараться, то получится и еще раз, - усмехнулся я. - Не переживай, друже, я уже примерно знаю, как и что будет. Есть у фрицев, точнее у их командования, небольшой пунктик, им и воспользуемся.
        Да, я хотел выкрасть кого-нибудь из штаба танкистов. А про пунктик, о котором поведал Олегу, я не зря сказал. Судя по масштабности плана, танкистов обязательно навестит высокое начальство. А тут мы…
        Готовность нам поставили через сутки. То есть через сутки рота должна быть готова выдвинуться в указанном направлении. Моя рота идет совместно с еще такой же в подчинение танкистам. Направление получили на самый край северного фланга. Вроде на бумаге все легко, там не должно быть особо трудно, но гладко было на бумаге…
        На две роты пехоты немцы отрядили аж десять танков. Только за два часа до выхода я узнал, наконец, куда и зачем именно мы идем. Оказалось, лесной массив, в котором сосредотачиваются войска СС, тянется на добрых шесть километров в северо-восточном направлении. Вокруг ни одной живой души, в смысле населенных пунктов. А вот как раз на границе лесного массива расположено село. Оно когда-то уже было под немцами, предстояло вновь занять его, чтобы обеспечить фланг для наступающей группировки. По данным авиаразведки выходило, что в селе русские, причем с танками. Вот нам и дали аж десять «четверок» для успешной операции. Олег, когда я ему рассказал, охренел.
        - Ты что, поведешь вражеских солдат в бой на своих?
        Как будто у меня выбор есть.
        - Поведу, - кивнул я. - Только ты забыл о том, что впереди пойдут танкисты из СС, а уж затем мы. Дохнуть никому не хочется, поэтому пойдем осторожно и как можно медленнее. Пусть жалуются, что они нам сделают? А уж если наши постараются и встретят достойно, то вообще заляжем и просто воспользуемся ситуацией. Но это все лирика. У нас задача другая, я тут подслушал, что ожидается приезд командования, кто-то из эсэсовских командиров сюда свалится, вот их я и жду.
        - Я все же не представляю, как мы сможем это провернуть?
        - Я тоже, - усмехнулся я. - Остынь, - видя, как Олег начинает заводиться, я поднял руки, - все получится, отвечаю.
        А перед самым выходом ко мне прискакал посыльный из штаба полка. Передавая конверт, он не торопился назад, и я поспешил вскрыть конверт.
        - Вы должны меня сопроводить? - поднял я глаза на посыльного.
        - Так точно, господин обер-лейтенант. Только я на лошади, у вас есть на чем ехать?
        - Да, хорошо, что нам хотя бы десяток лошадок доставили, так что да, есть. Сейчас прикажу приготовить. - Это для меня было самым страшным мучением. Всего, за все время нахождения в этом мире, или времени, я ездил на лошадях считаное количество раз. Так что наездник из меня, как из говна пуля. Хорошо хоть тут я уже опробовал лошадку и знаю, чего от нее ждать.
        Отдав распоряжение через Олега, через десять минут вскочил на лошадь. Получилось не очень уверенно, на это, кстати, сразу обратил внимание посыльный. Пояснил для него свою нерасторопность недавним ранением. Скакать недолго, вызывали в штаб, странно это все, пару часов назад вроде получил все инструкции, чего им еще нужно?
        Путь до штаба занял четверть часа, устать не успел, как и упасть с лошадки. В общем, добрались нормально. Возле штаба оставив лошадь на попечении посыльного, тот распорядится сам, где ее привязать, я, поправив форму, шагнул к крыльцу избы, в которой был штаб. Еще только въехав в село, я уже обратил внимание на количество машин, стоявших тут, эх, вот бы такой же налет, как тогда, под Воронежем, много бы тут кого побило…
        В сенях меня остановили и попросили удостоверение. Показал, фриц, унтер-офицер СС, пропустил, козырнув. Войдя в дом, обалдел. Начальства, как снега на улице. Эх…
        - Обер-лейтенант Шульц, охранная рота? - окликнули меня откуда-то от окна. Там стоял огромный стол, весь устланный картами. Вокруг стояли и сидели на стульях немецкие офицеры.
        - Так точно, - ответил я, не обращаясь к кому-либо лично, так как не понял, кто меня позвал.
        - Вы на машине? - Теперь разглядел. Задававший вопросы был в звании штурмбаннфюрера СС, чуть полноватый, с лысой башкой и моноклем фриц, уставился на меня.
        - Никак нет, господин штурмбаннфюрер, у нас их нет. Прибыл на лошади, благо хоть их выделили.
        - Ладно. Быстро все равно не проехать, покажете дорогу и сопроводите к вашей части офицеров штаба.
        - Как прикажете, - кивнул я.
        - Ожидайте на улице, мы быстро!
        А вот теперь, кажется, настал тот час, когда я должен решиться действовать. Если у фрицев будет бэтээр, да еще с охраной, для меня это много. У меня и патронов столько нет. Вообще, из оружия только «вальтер» в кобуре, запасной магазин для него и неуставной штык в рукаве, Олег мне подвеску пришил, как я просил.
        Ожидание оказалось долгим, более получаса мерз, хорошо хоть сегодня еще теплее, градусов восемь мороза. Наконец, из избы вывалились немцы. Один другого краше, тут и штурмбаннфюрер, и штандартенфюрер, и еще несколько званием пожиже. Почти сразу зарычал мотором «Ганомаг», что находился неподалеку, и все пришло в движение.
        - Забирайтесь, Шульц, покажете дорогу, - услышал я приказ и забрался внутрь бэтээра. Так, вот сейчас все и станет известно!
        Броневик тронулся, находящихся со мной в кузове закачало, и офицеры вцепились в поручни. Я сидел немного неудачно ближе к водителю, надо мной стоял пулеметчик и озирался по сторонам. Итак, шесть человек, причем убить можно только двоих, солдаты охраны. Ну, еще в кабине водитель и солдат. Впереди по ходу движения идет тяжелый мотоцикл, позади еще один. Значит, плюс четыре бойца, это как минимум. Просто сижу неудачно, не разглядеть.
        - Как ваши солдаты, Шульц? - услышал я сквозь грохот двигателя и лязг гусениц. - Готовы к наступлению?
        - Стараются, господин штурмбаннфюрер, - кивнул я и замолчал.
        - Вы были ранены?
        Ну блин, а вот в деревне это все спросить нельзя было? Я начал отвечать, но бэтээр так трясло, что эсэсман почти сразу сделал знак, чтобы я прекратил. Точнее, он сказал, что выслушает позже, когда приедем на место.
        Нужно решать очень быстро, до лагеря близко уже, а всех мне не сработать. Ладно, едем на место, там буду думать, здесь все равно мне ничего не светит.
        В лагере построили всех, даже повара. Еще бы, начальство из «черных» любит показать свое превосходство над обычными пехотинцами вермахта. Они элита, а мы так, мясо.
        Эсэсманы почти сразу потребовали везти их на место, где уже вовсю работали танкисты. Отвез, все показал, и те остались при своих солдатах. Видимо, что-то в моей кандидатуре привлекло немецкого офицера, и вторую роту, что также располагалась здесь, вдруг передали под мое общее командование. Вот так, уже две роты врага в подчинении, расту, мать их…
        - Андрюх, ты точно решил? - Олежка еще сомневается.
        - Да. Завтра сюда начинают прибывать машины, народу станет как селедок в бочке. Генералов на этот раз нет, придётся обойтись эсэсманами. Думаю, наши и это оценят. Главное, это быстро доставить вражеских офицеров к нашим. Только тогда и будет ясно, помогли мы или как.
        - Пока тебя не было, я тут погулял чуток… - ну наконец-то прежний Олег возвращается.
        - Рассказывай! - кивнул я.
        Мы сидели в моей землянке и ужинали, придавив заодно полбутылки шнапса на двоих. Башка завтра болеть станет, но переживем как-нибудь.
        Олег разведал местечко, через которое можно почти от самого лагеря уйти и «пропасть». Выйдя якобы осмотреть позиции и узнать о самочувствии солдат, прошли с другом по присмотренным местам.
        - Отлично, это то, что надо! - обрадовался я, осмотревшись. - Завтра здесь будет полно эсэсовцев, но в овраг, я думаю, они не полезут, его просто не видно из лагеря. Даже если о нем и узнают, что скорее всего, один черт пост там ставить не станут. Они ведь тут не дивизией со всеми средствами усиления. Так, командование придало полк, надеются, что это все решит в битве. Чушь.
        Я полночи размышлял и строил планы на завтрашний день. Часам к одиннадцати началось движение. Прибыло все руководство танкового полка, во главе с виденным мной ранее штандартенфюрером СС. Этот хлыщ немногословный был очень опасен. Весь вид его просто кричал о том, что человек он очень непростой. Рыцарский крест с дубовыми листьями только доказывал мои предположения, а в штабе я вроде и нашивку на правом рукаве видел. Штаб разместили именно там, где я видел на плане ранее. Это хорошо. Стройка уже заканчивалась, офицеры пока находились в большой палатке, из которой торчала труба и шел дым. Печь у них там знатная, вон выходили один раз в одних кителях.
        А к обеду стали появляться первые танки. Грохоча гуслями, те, проезжая по накатанной дороге, занимали свои места под редкими деревьями и просто в поле. Танкисты очень оперативно принимались за маскировку, служба у фрицев налажена от и до.
        - Как думаешь, будет кто еще выше званием? - спросил тихо Олег.
        - Без разницы. Нам и этот деятель в самый раз, - я указал на заслуженного нациста. - Главное, все сделать как надо.
        - Ой чую, преследование будет такое, что звиздец!
        - Где там по лесу преследовать? Ты с лошадями все продумал?
        - Конечно, - кивнул Олег.
        - Ну и ладушки. Сегодня ночью все решится. Мы либо идем домой, либо…
        - Либо сдохнем где-то в этих заснеженных лесах. А найдут нас, может быть, весной.
        - Примерно так, - покачал головой и я.
        Лагерь не спал, сказывалось близкое наступление, и все к нему готовились. Нет, мои-то подчиненные из пехтуры спали аки младенцы, те, кто не стоял в карауле, конечно. Бодрствовали танкисты. Там и подготовка шла, и проверка техники. Делались запасы запчастей, топлива и масел, боеприпасов. Немцы готовятся как надо. Все это время меня удивляло отсутствие в небе самолетов. Ну не могут же наши прозевать такую армаду немецких танков у себя под носом? На всем протяжении пути от Польши через Белоруссию кто-то же должен был заметить и доложить? Но сегодня вечером, наконец, я увидел разведку. Сначала пролетел высотный разведчик, на удивление быстро к нему наперерез метнулись немецкие самолеты. Значит, у немчуры где-то рядом аэродром и поддержка с воздуха будет. Это и для меня стало неприятным сюрпризом. Но было уже плевать, я все, что мог, продумал, надеюсь, все получится, как и раньше. Так вот, через час после высотника заявились сразу две эскадрильи истребителей. Лучше бы штурмовики послали. Ястребки прошли на бреющем даже не стреляя, просто проверяли квадрат, я так понял. «Мессеры» в этот раз пошли в
погоню, но, думаю, недалеко, так как позиции Красной Армии уже рядом. Значит, все же наши там не лаптем щи хлебают, да я и не сомневался в этом, если честно.
        Около двух часов ночи, когда я уже полностью собрался и был готов выдвигаться, Олег уже на месте в овраге, ждет меня с лошадьми, в небе вновь послышался гул и… Да блин, ну надо же так, а? Нет, мне это все на руку, но на себе прочувствовать бомбежку… В очередной раз… Это мало кого обрадует. Хорошо, наши, пехотные землянки находились на окраине и сюда не попало ни одной бомбы, но, блин, страшно это. Наши бомбили танкистов. Ведь как ни маскируй, а с неба их все равно видно. Другое дело, что ночью видимости почти нет, и бомбили наугад. Немцы, кстати, тоже не дураки и после вечернего пролета истребителей рассредоточили танки гораздо шире, чем было до этого. Не знаю, какой ущерб нанес налет, но в лагере стояли пожары, когда я пробирался к штабу полка. Как же это все мне на руку, а? Есть бог на небе, точно есть. Возле штаба охраны было много, но почти все заняты борьбой с огнем. Оказавшись возле землянки, попросил часового доложить обо мне срочно.
        - Что случилось, обер-лейтенант? Что-то с вашими подчиненными? - встретил меня с озабоченным видом заместитель командира полка, давешний штурмбаннфюрер. Сам командир находился возле стола радиста с телефоном и вел переговоры.
        - Да, господин штурмбаннфюрер, мои солдаты пострадали, а техники вывезти их в тыл нет! - отрапортовал я. Передо мной на расстоянии вытянутой руки только этот хрен, всего в землянке пять человек да двое часовых у входа.
        - Ступайте к своим людям, мы как раз занимаемся эвакуацией, вывезем и ваших людей. Много пострадало?
        - Накрыло две землянки, до взвода примерно, еще разбираются завалы.
        - У нас тоже потери, обер-лейтенант, должны понимать.
        Я играл дурачка лейтенанта, озабоченного только своими подчиненными, но это работало.
        - Конечно, разрешите идти?
        - Идите, обер-лейтенант, идите, - кивнул штурмбаннфюрер.
        Выйдя в предбанник командирского блиндажа, я выхватил два ножа и шагнул наружу. Оба часовых стояли ровно и на меня ноль внимания, я же выходил от командира, а не входил. Одновременный удар с обеих рук, и оба заваливаются с пробитыми животами. Рядом никого, метрах в тридцати идет суета с пожарами, на меня явно никто не обращает внимания. Теперь самое сложное. Один нож пойдет на денщика командира, второй на такого же, но служащего штурмбаннфюреру, остается радист, а он самый дальний в штабе. Работаем. Открыв дверь тихо, сразу поймал взгляд штурмбаннфюрера, тот стоял в двух метрах от меня и, блин, закрывал собой своего денщика.
        - Что-то забыли, обер-лейтенант? - вскинулся эсэсовец.
        - Так точно, - кивнул я и, сделав шаг вперед, без замаха ударил врага ногой в живот. Как давно я уже не бил фашистов, аж ноги зудели от желания. Сложившись пополам, тот открыл мне возможность метнуть нож в своего денщика, который только сейчас вообще повернулся. С разницей в две секунды я отправил два ножа в двух людей. Места было мало, потолок низкий, убить не получилось, но каждый из них был пока неопасен для меня. Дальше были радист и, собственно, командир полка. Вот тут меня штандартенфюрер и удивил. Как в его руке оказался пистолет, я не заметил. Два выстрела, почти в упор. Если бы я стоял тогда, то сейчас бы уже лежал. Задело меня только одной пулей. Левая рука налилась тяжестью, прострелено плечо, хреново. Теперь, после выстрелов, я уже стоял прямо перед командиром и рубанул снизу правой в челюсть. Надеюсь, не сломал. Заметив движение в углу за штандартенфюрером, быстро двинул туда. Связист уже поднял автомат и дергал затвор. Удар ноги, и МР-40 летит в сторону, еще удар, теперь уже мой крепкий такой кулак бьет в челюсть связиста. Даже проверять не нужно. Секунду трачу на осмотр штаба.
Штурмбаннфюрер, вместо того чтобы прийти на помощь своему командиру, пытается убежать. Не найдя ничего более подходящего, между нами было около четырех метров, швыряю в немца стоявший на полу табурет. Немец падает и головой выносит дверь в блиндаж. Там в тамбуре два трупика лежат, на них он и упал. Быстро преодолев расстояние, тюкаю ему по голове кулаком, отправляя в сон. Достав заранее приготовленный кляп, чуть не вбиваю ему тот в рот и возвращаю за ноги в помещение. Тут орут и возятся те два денщика, ну или адъютанта, в которых я ножи метнул. Лечу к ним и, быстро выхватив ножи из ран, у одного тот сидел в животе, а у второго в ноге, добиваю подранков. Оглянувшись на командира, киваю сам себе и втыкаю кляп уже ему. Тот, кстати, без сознания. Чего-то с апперкотом я переборщил. Злой был, тот в меня выстрелил. Вспомнив о ране, тут же взвыл. Не от боли, рука хоть и болела, но было терпимо, от злости выл. Скорее всего, пуля прошла навылет, а может, и вообще только оцарапала, так как я не чувствовал особой угрозы здоровью. Достав веревку, также приготовленную заранее, быстро связал пленных. Отвлечься
пришлось лишь раз, связист все же живучий оказался, начал брыкаться, пришлось успокоить ударом по почкам. Чего-то я без практики навыки теряю, ранее хватало одного удара. Да и немудрено, тренировки проводил больше скрытно, чтобы не вызвать интерес у немцев. А без тренировок и работы в «поле» можно и зачахнуть.
        Сбор всех бумаг, благо портфели были тут же, занял еще пару минут. В этот раз идти без бумаг фрицев я не хотел. Выйдя из блиндажа, осмотрелся. Суета так и стояла, бегает фриц, заботится о вверенной технике. Направился я к «Ганомагу». Водителя не было, помогал танкистам. Быстро запрыгнув в кабину, завел двигатель и подогнал машину к штабу. Вылезая, наткнулся на водителя.
        - Господин обер-лейтенант, зачем вам бронетранспортер? - на меня смотрел высокий эсэсовец с пустыми погонами.
        - Быстро в штаб, к командиру, где вас черти носят! Звали уже, пришлось мне бэтээр пригонять!
        Немец направился ко входу в штаб пулей, я едва успел за ним. Вбежав внутрь, тот встал как вкопанный. Я же сзади дал ему такого пинка в спину, что водитель улетел к противоположной стене и стек по ней. Оставлять в живых свидетелей я не привык, поэтому пошел и добил его ножом.
        Труднее всего было перетащить всех пленных в бэтээр, хоть я и не хлюпик, но таскать людей против их воли довольно тяжело. Да еще скрытно. Загрузив и почти усевшись в кабину, заметил бегущего ко мне немца. Блин, они так и будут сюда бегать?
        - Что вам, лейтенант? - огрызнулся я, когда узнал в немце командира одной из танковых рот.
        - Где командир полка? - затараторил тот. Рывком приоткрыв дверь, так, чтобы та ударила лейтеху, я выскочил наружу и, выхватив в очередной раз нож, нанес один удар. Пришлось потратить время и стащить его в блиндаж. На дверь повесил растяжку, правда, немецкие гранаты для этого не подходят, задержка уж очень большая, да и ненадежные они, наконец оказался в бэтээре. Рыкнув мотором, тот дернулся и потащил меня к лесу, тут буквально сотня метров. Там за деревьями и был овраг, в котором меня ждал Олег.
        Хвоста не было, по крайней мере никто мне вслед не стрелял. Тут еще и повезло тем, что дорога из лагеря в расположение дивизии также была в этом направлении. Может, те, кто меня и видел, не придали значения отъезду машины командира. Олег ждал с тремя лошадьми и очень удивился количеству пленных.
        - Мы чего, пешком пойдем?
        - Садись за руль, фар не включай, жми прямо, как на карте показывал, помнишь?
        - А ты куда?
        - Есть еще идейка, пока рядом, не могу не воспользоваться. Догоню на лошади. Все, с богом. Если что, дуй прямо в Красновичи, там наши.
        - Я на выходе из леса тебя подожду. Если раньше не застряну.
        - Не должен, тут по окраине снег совсем не глубокий, давай, жми!
        Я бегом припустил обратно в лагерь. Здание склада боеприпасов находилось на другой стороне от штаба, пришлось пробежаться. Между тем в самом лагере уже поднимался переполох. Остановил одного танкиста, что пробегал мимо, и спросил.
        - Что случилось, унтер-офицер?
        - Говорят, партизаны напали, перебили весь штаб и ушли! - танкист, явно пересрав через край, рванул дальше, а я к складу.
        Охрана - четыре солдата, пулемет за мешками с песком. Но я по широкой дуге обходил здание и оставался невидим для них. Высунувшись из-за угла, вновь метнул оба ножа с разницей в секунды, на этот раз попав так, как хотел. Выхватив пистолет из кобуры, я приказал вскочившим немцам лечь. А их и было-то теперь только двое. Обоим по голове рукоятью, благо уже лежали, затем добить ножом, который уже выдернул из убитых ранее. Черт, много потратил времени, чтобы найти ключи от склада. Забыл сказать, фрицы под склад вырыли землянку, а сверху построили небольшой сарайчик из тонких бревен, амбарчик такой, но вот ворота и замок повесили нехилый. Наконец попав внутрь, принялся искать взрывчатку, она тут точно была, сам здесь брал, чтобы землю под блиндаж рвать. Найдя, достал отрезок шнура, что также находился на складе, и, отмотав кусок в метр, запалил его. Как бежал прочь, не помню. В сотне метров от склада у меня стояла лошадь, на которую я взлетел как ветер. А еще вчера делал это с трудом. Эх, как я скакал… Будённый бы точно лайк поставил!
        Рвануло, когда я миновал овраг и устремился по колее бэтээра. Лошадка шла легко, даже непривычно было. Радость оказалась недолгой, уже через километр, может полтора, я вдруг вылетел на застрявший бэтээр. Да уж, смешно было мечтать, что мы вот так просто сможем выбраться.
        - Олежка, ты там живой? - окликнул я друга, заметив того, пытающегося лопатой разгрести снег под «гуслями» бэтээра.
        - Да блин, - выругался Олег, - чуть живой!
        «Ганомаг» сидел прочно, слегка накренившись. Тут, видимо, овраг или ручей был, Олежка в него и влетел одной «гуслей», вот и застрял. Немудрено, в полной темноте.
        - Да бросай эту хрень, хорошо хоть лошадей догадался привязать, а не отпустил!
        - Так их всего три, а нас пятеро, - растерянно заявил мой друг.
        - Пехом пойдем, этих козлов грузим, и валим отсюда.
        - Это ты там погром устроил? Зарево было видно.
        - Пошумел немного, больно много фрицы снарядов припасли.
        - Я уж думал, ты там весь танковый полк в одиночку громишь.
        - А, хрен с ними. Я вот думаю, что эта ходка, точнее наша жизнь у врага, последняя. Не хочу больше к ним, пусть на хрен в окопы списывают. У меня уже нервы ни к черту…
        - Тебе еще есть куда стремиться, на мою башку глянь! - указал, сняв пилотку, себе на голову Олег. Да уж, он вообще уже седой как лунь.
        - Давай грузиться, а то еще погоню отправят!
        - Ты ранен? Давай скорее посмотрю! Тут у фрицев в бэтээре где-то аптечка была, я точно видел.
        Рана действительно оказалась неопасной. Пуля, выпущенная хоть и почти в упор, прошла сквозь рукав шинели и здорово ободрала плечо, зацепив вскользь косточку. Боль, конечно, была, куда без нее. Но пока я был на адреналине, не чувствовал ее. Теперь же шел отходняк и стало как-то тошнотно. Мой товарищ обработал мне рану, аптечка и правда была, причем хорошая, и, закончив перевязку, продолжили наше занятие.
        Насколько смогли быстро, мы погрузили немцев на лошадей и поперли вперед, на восток. Где-то там, совсем уже рядом, были наши войска, надеюсь, все получится. Лес становился реже, соответственно, снегу было все больше. Тяжко идти, да еще и не видно ни хрена. Лошади похрапывают, а больше и звуков нет. Лепота. Как по заказу, еще и потепление небольшое было. Последние три дня все к этому шло, сейчас градусов пять всего, по сравнению с недавними морозами под двадцатник - жара.
        - Как-то хреново фрицы карту составляли, - заметил Олег, когда мы вышли на заснеженное поле, оставив лес позади.
        - Блин, мы чего, сбились, что ли? Вроде четко шли, ты ж меня знаешь, я редко в лесу ошибаюсь, - я как-то даже растерялся.
        - Наверное, забрали все же куда-то в сторону. Чего делать будем, светает уже.
        Это точно, время семь утра, скоро солнце встанет, а там… Авиация у немцев хорошая и близко находится. Найдут, и пипец. Одна надежда на погоду, облачность сейчас очень плотная.
        - Давай назад к лесу, будем прятаться. С воздуха мы как на ладони. Я там елки серьезные видел, под ними и лошадей можно скрыть.
        - И что? - требовательно произнес Олег. - Дальше-то чего?
        - Пойду искать это сраное село, будь оно неладно, - развел я руками. - Выходить-то нужно, а то писец придет. До немцев-то тут всего ничего, километров пять-шесть.
        Обустроившись в лесу так, чтобы в случае авиаразведки не быть обнаруженными, оставил друга охранять фрицев, а сам ушел. Приметил, как вставало солнце, хоть на небе и пасмурно, определился, куда нужно идти. Если я хоть чего-то понимаю в ориентировании, то мы действительно забрали чутка на север, поэтому и вышли не там. Определившись по карте, я аж присвистнул. Оказывается, мы отпахали за полночи по лесу около десятка километров. С одной стороны, это хорошо, а вот с другой… На моей карте не были нанесены другие немецкие части, что находились где-то в этой же местности. К счастью, Олег оказался проворнее и вспомнил, что вместе с фрицами я притащил и их портфели. А в них… Вот я балда-то!
        Руку дергало, если б косточку не задело, вообще бы царапиной отделался, а тут все же чуть сложнее было. Кстати, когда надевал шинель, после того как Олег меня перевязал, обнаружил еще дыру. В боку, даже был почти разорван поясной ремень. Дыра была не на моем боку, в смысле тела, а с самого края на шинели. Значит, это хрен, ворошиловский стрелок, мля, попал оба раза, только не очень точно. Сейчас, когда я топаю один и думу думаю, мне невольно стало страшно. А ведь мог бы и сдохнуть там. До этого я как-то не очень задумывался о ранениях. Когда получал их, то, конечно, позже все обдумывал. А тут…
        Шел я по кромке поля, светло уже. Впереди роща какая-то, надо ее пройти. По карте выходило, что нужное село как раз где-то там и будет.
        Вышел, блин, к селу. Ага, десять раз! Издали посмотрел, да пришлось делать дугу, с той стороны ничего не увидел. Обойдя село почти вокруг, вздохнул. Наши явно что-то знают, ну или командир у них серьезный. В селе никого. Я даже зашел в него. Не найдя абсолютно ни одной живой души, внимательно все осмотрел. Собирались явно в спешке, костры оставались тлеть, хоть уже и на последних порах. Никого не обнаружив, я потопал за Олегом назад.
        Вернулись в село где-то через два часа. Осмотрев вновь каждую щель, ну, хаты мы осматривали, конечно, нашли, на удивление, даже еды немного, но людей нет.
        - Чего делать будем? - устало плюхнулся на лавку Олег. Мы разместились в одном из домишек, что был меньше всех разрушен.
        - А что нам еще делать? Выбираться надо. Только куда, пока не представляю.
        Дело осложнялось. Я-то рассчитывал, что в селе наши и путь, наконец, закончится. А вышло все, как обычно, через одно место. Дав немцам немного отдохнуть, да они и не устали, лишь штандартенфюрер все челюсть тер, хорошо я ему врезал, мы направились по селу искать телегу. Просто мелькнула такая мысля, вдруг что-то есть, хоть пешком не идти, а то уже пипец как устали. Хреновым было то, что не знаем в точности обстановку на фронте и передовой. Да, сводки немцев я читал, но у них так же, как и у нас, много путаницы, да и просто вранья. Говоря об усталости немцев, я не так выразился. Не устали они, а замерзли. Хотя на лошади сидеть - это не пешком идти, но все равно зубами стучат только дай.
        Повозку не нашли, но, покопавшись в ближайшем сарае, Олег нашел хорошую замену, и вскоре запрягли лошадей. Хорошо, у Олега был опыт в этом, я бы, наверное, не смог сам. Запрягли двух лошадок, третью привязали сзади, побережем ее. А нашли мы самые настоящие сани! По снегу это гораздо лучше, чем телега, проблем с проходимостью вообще не будет, только если сами лошадки буксовать начнут.
        - Как думаешь, это проверка? - Олег был на грани срыва.
        - Я уже столько пережил, что ничему не удивлюсь, - ответил я и сплюнул кровь изо рта.
        Мы стояли на краю какого-то рва и собирались прощаться с жизнью. Нет, мы попались не фрицам, а опять своим же, партизанам. Ну так уж эти люди «любили» фрицев, что мы готовились разделить судьбу настоящих немцев. Не знаю, что произошло. То ли нам просто не поверили, то ли пароль был каким-то «кривым». Но после того, как мы встретились в лесу с группой лесных бойцов, дела как-то пошли по наклонной. Опознались, назвали пароль, а вместо отзыва получили по роже. Так как знали наверняка, что перед нами наши, советские люди, махать руками и ногами в ответ мы не стали. Пленных у нас отобрали, дали по морде, и вот мы тут, у стеночки…
        - Целься. Пли! - Вместо того чтобы стоять как учили, я зачем-то дернулся, показалось, что стреляли-то по-настоящему. В грудь как кувалдой ударили, раз, и мир как-то помутнел, и мне вдруг стало на все наплевать.
        Как же хреново это - приходить в себя после расстрела… Болело все, но больше всего в голове. Больно было от осознания, что я вновь от вроде бы своих получаю больше, чем от чужих. Да, чужих… Где я, кстати?..
        Повернуться не получилось, от боли в груди всего скрючило, а от этого стало еще больнее. Сил не было, как и желания делать что-либо. Хотелось просто умереть уже, ну правда, сколько можно. Во мне дырок столько, что считать надоело. Проще сказать, куда меня еще не ранили…
        - Очнулся? - голос знакомый и какой-то участливый, что ли. - Слава богу.
        - Юрьич, как хочешь, больше никуда не полезу, хочешь, расстреливай! - узнал я правильно, этот голос я никогда ни с чьим другим не перепутаю.
        - Даже и не собирался. Тем более, ты тут надолго. Тебя в этот раз еле вытащили.
        - Где я?
        - Под Калугой пока, ждали, когда очнешься, повезем в Москву. Судоплатов приказал тебя туда везти.
        - Чего это он? Никак опять какую-нибудь хрень задумал…
        - Человек просто переживает, кстати, не один он. В Кремле тоже ждут.
        - Ой не надо, - двигаться не мог, так хоть глаза закрыл.
        - Я серьезно. Но об этом позже.
        - А сейчас о чем?
        - Так о тебе родном. Ты как, дорогу выдержишь? Отправим самолетом, чтобы побыстрее.
        - Я рукой шевельнуть не могу, о чем вы вообще? - прошипел я. - Лучше бы сказали, что случилось, Олег жив?
        - Жив. Даже цел. В отличие от тебя. Ты зачем под пулю прыгнул?
        - Не знаю, показалось, что стреляют всерьез, - честно ответил я. Хоть с Олежкой все в порядке, и то хорошо.
        - Ты устал, я понимаю. Чуть не целый год среди врагов, у кого хочешь крыша поедет.
        - Я вам еще в прошлый раз говорил, что надоело, а вы…
        - Парень, а кто бы такое дело провернул, если бы не ты? - воскликнул Левитин.
        - Да бросьте, - вновь хлопнул я глазами. - Дайте поспать, устал я…
        Организм словно этого ждал и поддержал меня. В этот раз я просто спал, даже что-то снилось. Проснулся, и появились новые мысли. Что будет после того, как оклемаюсь? Опять война, опять в тыл врага… Сначала, в декабре сорок первого, казалось, что ничего нет лучше спецвойск. На деле же было очень сложно, очень страшно и очень обидно. Обида была на всех: на руководство, на партизан, на немцев и больше всего на самого себя.
        - Вы проснулись? - на этот раз голос был незнакомым и женским.
        - Кажется… - выдохнул я. Боль, как осознал, что проснулся, вернулась дикая боль. - Только кажется, что лучше бы не проснулся вообще.
        - Очень больно? - участливо поинтересовалась медсестра.
        - Да, - просто ответил я и вновь провалился куда-то. Жжение, боль, раздирающие меня изнутри, сводили с ума. Что-то совсем хреново мне, уж не все ли…
        Тряска. Трясёт серьезно, что это такое? Глаза открываться отказывались, губы присохли друг к другу, во рту и вовсе наждачная бумага. Пытаюсь вернуться, получается или нет, но приходит новое чувство. Холод, почти не ощущающийся, но все же холод где-то в районе лба. Дальше - больше. По губам прошло что-то мокрое, пахнущее не очень приятно, но все же это влага, как же она вовремя!
        - Пить, - едва слышно даже самому шепчу я, и тут же прорезается слух. Как-то интуитивно понимаю, что меня, наверное, не слышат. Грохот стоит такой, что тут в мегафон орать надо. Но все же эффект есть. Сначала я почувствовал, как что-то приложили к губам, а затем понял, тряпка сырая. Влага была холодной, но какой-то затхлой, наверное, тряпка грязная.
        - Спасибо, - говорю я и вновь отрубаюсь. Как же хорошо, когда ничего не болит… Правда, это я осознаю на самом краю сознания, позже лишь темнота.
        Тихо. Черт, лучше уж был бы грохот, а так на гроб похоже… Нет, глаза сквозь мутную пелену постепенно начинают видеть. Надо мной белый потолок, лампочка висит, но не светит. А, так свет идет от окна! Поворачиваю голову, точно, день на улице. За окном светло, аж глаза режет. Сильно смыкаю веки, настолько, что появляются слезы. Хлопаю, хлопаю, а вода никак не уходит. Пробую поднять руку, и нет, не получается. Да что ж такое?
        - Лежи, лежи, сейчас протру тебе лицо! - слышу я негромкий голос, и становится легче. Этот голос… Черт, он такой родной и нежный…
        Лицо тщательно обтирают. Лоб, щеки, губы. Затем чувствую, как протирают шею и горло, о, намного легче. Спустя несколько секунд возле рта появляется комок бинта. Его заботливо держат, чуть выдавливая воду мне на губы. Понятно, пить нельзя, опять тряпку сосать. Долго не разжимал губы, глаза прорезались, наконец, и разглядел это.
        - Спасибо, родная, - выдыхаю и прикрываю глаза.
        - На здоровье, любимый! - слышу ответ и понимаю, что она плачет. Она - это Валентина. Моя жена. Конечно, кто как не она так будет со мной возиться.
        - Валюш, не надо, - пытаюсь сдержать слезы. Говорить больно, но как же хочется сейчас говорить…
        - Ты, - она чуть замешкалась, - ты вернулся? Ты с нами?
        - Пока не понимаю, но кажется, что да, - чуть не по слогам, прислушиваясь к собственным ощущениям, произношу я.
        - Слава богу! - шумно выдыхает девушка.
        - Наверное, - моргаю я. - Как вы тут без меня?
        - Думала, не дождусь, - твердо произносит она.
        - А я вот, вернулся, примешь?
        - Дурак! Чтобы больше не слышала! Я тебя уже похоронила раз, точнее, второй уже. Первый еще там, в сорок первом был. Но тогда я просто ничего о тебе не знала, а тут… - она чуть помолчала, - даже похоронку принесли.
        - Я виноват, родная, но так уж случилось. Не мог я вернуться, плохой был. А раз хоронила, значит, я теперь не могу умереть, вот и возвращаюсь в который уже раз. Нельзя умереть дважды.
        - Сколько раз уже оттуда вернулся, а? Андрюш, не могу больше, - она плачет.
        - Ладно, ладно, - пытаюсь успокоить, хотя и понимаю, что любые слова сейчас будут не к месту. - Теперь, похоже, все, добегался.
        - Очень больно?
        - Ага, - не стал я скрывать. - Где хоть я?
        - Под Москвой. Тебя в генеральскую палату положили, отсюда только месяц назад Константина Константиновича выписали, а тебя на его место. Он видел тебя, успокаивал, говорил, что палата волшебная и у тебя все заживет.
        - Хорошо бы, - отвечаю я. Надо же, Рокоссовский, значит, тут лежал, во дела! А кто же сейчас там наступление разворачивает? Брянск кто брать будет?
        - Левитин тебе сообщил, что я живой?
        - Да, чуть не прибила, когда пришел и орден мне сунул в руки. Я его спрашиваю, зачем мне это без мужа? А он в лоб: «Скоро, глядишь, и хозяин ордена появится». Я так и села!
        - Представляю…
        - Ничего ты не представляешь! Знаешь, как мне было страшно? Где ты? Что с тобой? У меня и так молока не было, вечно вся на нервах, а тут такое…
        - Как Катюшка?
        - Растет. Уж скоро годик. Пока не пошла еще.
        - Пойдет, куда торопиться? Находится еще. Как вы живете?
        - Я в госпитале, дочь со мной. Смены мне неполные ставят, понимают. Шесть часов работаю, потом к дочери. Комнату дали тут во флигеле. Мне тут больше нравится, чем в городе. Тихо, красиво, воздух…
        - Ясно. А что ты говорила о генерале? Будто меня ему на смену положили, а выписался он месяц назад… - я пока не въезжал в тему.
        - Так ты уже больше месяца в беспамятстве. Сначала в Москве лежал, там три операции сделали. То придешь в себя, то опять как мертвый. После третьей тебе вроде лучше стало. Температура перестала повышаться, задыхаться перестал. Вот сюда и отправили.
        - Вот это я поспал, на всю жизнь выспался, - аж крякнул я. Боль была, я не лгал жене, но далеко не такая, которую помню. А вообще, охренеть можно, в памяти за все это время ничего не отложилось.
        Тут пришло еще одно осознание. Твою мать, Андрюша, не наплел ли ты чего ненароком в беспамятстве за такой-то срок? Надо продумать варианты, как отбрехиваться стану.
        - Валюш, ты не знаешь, я ничего не наболтал тут, пока валялся?
        - Еще как наболтал! Доктор после первой операции такого нарассказывал, что с него подписку взяли.
        - Ой мля… - только и прошипел я. Пипец, похоже!
        - Поливал дерьмом ты всех. Удивительно, но ни товарища Сталина, ни Левитина не тронул. А так всем досталось. Даже Павлу Анатольевичу.
        - То есть я ругался?
        - Еще как!
        - А о… - я попытался осмотреться.
        - Ты о том, что мне тогда рассказывал? В сорок первом? - Увидев мой кивок, жена продолжила: - Нет, ничего такого. По крайней мере, я не знаю ничего. Но судя потому, что меня к тебе пускают, да и надзора нет, никакой охраны или еще чего, думаю, что ничего не наговорил. Кстати, ты так по-немецки шпаришь, аж заслушаешься, сначала только на нем и говорил, даже переводчика присылали!
        - Поживи среди немчуры столько, родной язык забудешь! - фыркнул я.
        - Вот, теперь будешь дома, вспоминать родную речь!
        - Уговорила, - смеюсь я и морщусь от боли в груди. - Слушай, а если меня уже давно прооперировали, чего я так долго в отключке лежу?
        - Вот в этом и вопрос. Очень долго. Врачи уже через неделю говорили, что ты не выживешь. А ты вон, вылез! А лежишь долго, потому как сил-то, наверное, не осталось. Крови потерял столько, что думали, у тебя ее вообще не останется. Часть легкого тебе удалили, наверное, боли сейчас еще и от этого.
        - Блин, я что теперь, еще и калека? - грустно вздохнул я. Кстати, боли становились сильнее, именно когда вдыхал.
        - Почему калека? - удивилась жена. - Доктор сказал, что если вообще придешь в себя, то жить будешь. Только…
        - Только что? - я вперился взглядом в любимую.
        - Из армии тебя уже списали. Максим Юрьевич сказал, что ежели ты на ноги встанешь, инструктором возьмет, без работы не останешься.
        - Так война же идет… - начал я.
        - Хватит! - жестко и даже зло бросила супруга. - Без тебя справятся! - Как бы это жестоко ни звучало, но да, она права! - Если каждый солдат сделает на войне хоть сотую часть того, что сделал ты, мы победим даже быстрее, чем тогда у тебя, в твоем будущем. Андрей, ты не можешь быть везде и один все сделать, пойми уже. Я тебя еще тогда, в сорок первом поняла. У тебя как будто чувство вины. Ты винишь себя за то, что потеряли страну, за которую столько крови пролили, а теперь пытаешься всюду успеть, словно расплачиваешься за грехи. Ты очень близко воспринимаешь всю эту трагедию, что происходит сейчас, тебе жаль абсолютно всех, но не себя. Не надо так думать, успокойся уже. Там, я думаю, тебе уже засчитали все в «плюс».
        - Да брось, чего я такого сделал-то? Несколько гансиков на тот свет отправил, генерала притащил, эсэсовца? Так его и так бы кто-нибудь взял. Днём раньше, днем позже… - пытаюсь принизить свои заслуги, но врать себе - это последнее дело. Да, черт их всех раздери, этих врагов, думаю, сделал я все же немало.
        - Максим мне рассказывал немного, немецкий генерал и этот еще, из этих, которые каратели, это так, важно, но и окромя него ты сделал очень много. Иначе… - что иначе, я узнал чуть позже.
        - Ну, наконец-то! - в дверях, откуда раздался еще один знакомый голос, стоял Левитин. - А мне врач звонит, говорит, что оклемался, я аж не поверил сначала. Ну, здорова, черт везучий! - Максим Юрьевич протянул руку, но я свою ему протянуть не смог. Сил не было.
        - Да не может он пока ручкаться, откуда силы-то взять? Столько пролежал, смотрите, какой тощий стал! - а я только сейчас взглянул на свою руку и, мягко говоря, охренел. Да от меня осталась половина, не больше.
        - Ладно-ладно, - выставил руки перед собой Левитин. - Я просто удостовериться приехал. Поправляйся, я заскочу еще. Как сможешь нормально говорить, дай знать. Ты тут столько наплел, что теперь с тобой работать надо. И да, Валентина тебе сообщила?
        - Насчет армии? - скривил я рот.
        - Да. Ты теперь демобилизованный. Если интересует, то уволен со службы в звании капитана, пенсия тебе положена неплохая.
        - Когда это я до капитана дорос? - удивился я.
        - Еще когда Зальмута припер, а последняя ваша выходка, думаю, тоже принесет тебе прибыток. Что, любимая жена еще не похвасталась?
        - Чем? - вновь удивился я.
        - Не успела еще… - робко заметила Валюшка.
        - Так она ж теперь жена Героя Советского Союза вообще-то, - выдал Левитин. Вот это номер! Я аж дар речи потерял.
        - Служу трудовому народу! - отчеканил я, хоть и вяло, когда осознал, наконец. - А вообще, герои появляются, когда командование хреновое.
        - Последнего я не слышал. А так, может, еще и послужишь…
        - Что? - взвилась супруга.
        - Мало ли, служба, Валентина, она ведь не только в тылу врага бывает или на передовой. Всякая служба есть. Посмотрим в будущем, - и, чтобы не нагнетать обстановку, Левитин свалил так же быстро, как пришел.
        - Вот увидишь, он тебя опять куда-нибудь засунет! - покачала головой Валюшка.
        - Так сует-то не он, - пожал плечами я. - Да и какой из меня теперь вояка. Вон, с тобой говорю, а дышать нечем.
        - Ой, ты даже не представляешь, как выглядел на операции. Я напросилась на третью, так мне чуть дурно не стало, а уж повидала, как ты знаешь, немало.
        - Даже так? - хмыкнул я.
        Мы еще поболтали немного, а позже я уснул. Валя покормила меня с ложки бульончиком, стало чуть лучше, даже тепло почуял внутри. А хорошо так, как в сказке. Если б не боли, то вообще было бы волшебно. Лежишь себе, любимая женщина тебя кормит, ухаживает за тобой… Да, это, кстати, не совсем приятный момент, для обоих, я думаю.
        Черт, раз я так долго здесь лежу, то, значит, все горячие наступления весны-лета сорок третьего прошли? Я еще в прошлом году отметил, что история явно сдвинулась. Может, Зальмут поспособствовал, может, еще кто. Говорю, я ж не один воюю. Да, скорее всего, захваченный генерал помог. Ведь насколько знание расположений врага может помочь противоборствующей стороне? Вот и я думаю, не зря наши и Курск, и Вязьму, да и Орел отбили раньше, чем было в моей истории. Мог ли я думать там, в июне сорок первого, что доживу в такой войне аж до сорок третьего… А ведь если подумать, то теперь, наверное, смогу и до конца войны дожить. Хорошо бы, хоть и чувствую себя как-то неуютно. Жаль парней моих, тех, что с сорок первого были со мной. Не сложилось, всех растерял. Валерка жив, так он не из первых. Так-то, в принципе, из нас троих, что прибыли тогда осенью в школу ОМСБОН, погибли все, Борт последним. Олежка еще жив, он тоже не из первых, правда, но все же. Не знаю, что с ним будет, один не справится. Он не инициативный совсем. Всегда был с нами, помогал, служил честно, радист хороший, но одного его на задание точно
не отправишь. Нет, если в группе, то без проблем, но так, как меня засылали, точно не стоит.
        Медленно, но неотвратимо наступило лето. Я так и пролежал в госпитале всю весну, да еще и июнь с июлем прихватил. На дворе середина августа, тепло так, лепота, так надоел снег, то ли дело, когда сухо, красиво вокруг. С конца июня я встаю, но и только. Увидев тогда, еще весной, свою руку, я не представлял себе масштаб в целом. А когда увидел в зеркале свое отражение… Валентине пришлось меня ловить, так как я снова чуть в обморок не упал. Вот это, вашу мать, диета! Живот к спине прилип, ноги как карандаши, а руки на спички похожи. А ведь у меня масса была о-го-го, да и мышцы наросли приличные. А теперь что? Да я ж ходить не могу сейчас из-за веса! Меня ветром шатает. Надо что-то делать с собой, да пока не могу. Заниматься точно пока нельзя, сил нет, веса нет. Желания кушать и то нет. Хреново как-то. Левитин помогает, таскает из Москвы дефицитные продукты, один бог знает, где он их берет. Икра, мясо, фрукты! Подозреваю, что с помощью Судоплатова достает, где иначе еще возьмешь такие вещи?
        - Думаю, к осени ситуацию с нехваткой веса мы решим, - строго и исключительно деловито заявил на очередном осмотре врач. - Ходишь уже сам?
        - Ну да, - чуть стесняясь, сказал я. Ага, до уборной и обратно, на улице Валентина держит. Пробовал тут с дочуркой поиграть, так и поднять не смог. А в той и весу-то, курам на смех.
        - Врать нехорошо. Продолжай помаленьку ходить. Не перегружай себя. Позвоночнику тяжко, мышцы атрофировались, да и нет их, считай. Ты ведь все равно что заново родился. Теперь вот учись ходить. Дальше посмотрим. Через пару недель я тебя выпишу, если сможешь уверенно ходить. Долечиваться будешь уже дома. Как дышишь?
        - Одышка замучила.
        - Что ж, братец, - кивнул врач, - а как ты хотел? Сложнейшее ранение, обострения, заражение. Ты ведь еще и курил раньше?
        - Ага, - кивнул я. Кстати, как тогда очнулся весной, больше и не курил. Если все вместе считать, так почти полгода будет. - Но после ранения не курил, да и не стану вновь начинать. Слава богу, хоть таким образом удалось бросить.
        - Это правильно, нечего всякую хрень в рот совать. - Я аж засмеялся. - А вот хорошее настроение и смех продлевают жизнь! Живи, парень, у тебя есть ради кого это делать. Да и, - док чуть помолчал, - заслужил ты отдых, честно заслужил.
        - Спасибо, док. Буду, - так же честно ответил я. Валентина была человеком с большой буквы. Столько вынести на себе, просто очуметь можно. Ребенок малой, муж еще хлеще ребенка, все успевает, еще и работает в госпитале. А то, что меня тут в госпитале все через одного хвалят, уже привык и не чувствую себя неловко. Ведь заслужил, а не получил, разница есть.
        Двадцатого заехал Юрьевич. Покалякали немного, только с фронта вернулся. Точнее, от партизан прилетел. Я-то думал наивно, что он тогда ради меня прилетал два раза, ан нет. Оказывается, он частенько туда-сюда летает. В этот раз летал вместе со Стариновым. Наши сейчас Украину вовсю чистят, думаю, через месяц-два Киев вернут. Вот они там что-то все мутят, свое, диверсантское. На западе идут бои, примерно на границе с Белоруссией, это если по моей прошлой жизни судить.
        - Ну, ты как тут, без меня и немецкой госпитальной жрачки?
        - Да и наша хороша, - ответил я на его «укол».
        - Квартиру вам дали, еще зимой все оформили. Дочку в ясли будешь отдавать?
        - А как иначе? Работать-то Валентине надо, я пока не работник. Но скоро уже, я чувствую.
        - Думал уже что-нибудь? - смотрит открыто, не лукавит. Вряд ли что-то плохое удумал.
        - А чего тут думать? - развел я руками. - Если форму наберу, возьмете в школу?
        - Так уж школа-то скоро, глядишь, не нужна станет. Десантники вполне справляются с диверсиями. Уже нет той нужды, из-за которой мы столько спортсменов со всего Союза угробили. Меня, кстати, переводят. Старинов сейчас один остается, все операции на нем.
        - А вы куда? - удивился я.
        - В СМЕРШ.
        Ого, эк его куда заслали.
        - Что за зверь? - натурально так удивился я. Играть давно научился. Был бы плохим актером, не смог бы жить среди немцев.
        - Контрразведка. Вообще, организация большая. Там и в частях на передке служат, и в тылу врага, и в собственном.
        - Серьезное дело, - покивал я.
        - А как иначе? Знаешь, сколько всякой контры и прочих шкур в нашем тылу остается? Охренеешь, когда узнаешь… - вот и проговорился.
        - Хреновый из вас контрразведчик, товарищ старший майор…
        - Видно будет, от тебя я и не собирался скрывать. Да, кстати, забыл? Давно не старший майор. Теперь полковник.
        - Вот оно как. Ну ладно, рассказывайте, товарищ полковник.
        Левитин хочет меня втянуть в СМЕРШ, обещает службу только в нашем тылу. Как будто это менее опасно, насмешил. Еще неизвестно, где проще. Судя по историческим данным, что были в открытых источниках в будущем, работенка еще та. Долго и красочно описывал все перспективы, а я все свое думал. Может, и врали все в будущем, но служить под Абакумовым не хочу. Тот еще палач, хотя кто его знает, как там все на самом деле было. Казнил, не казнил, врал, не врал, правда она такая, хрен ее откопаешь, если с умом прятали. Обещал подумать, на что, с удивлением заметил, Левитин не рассердился. Даже сказал, что отказ примет и поможет устроиться в другом месте. А в каком? Ну вот правда? Меня так хорошо учили думать, воевать и убивать, что я не знаю, где еще себя представить, как не в армии? Точнее, не в спецчастях каких-нибудь. Ну не на зону же идти, вертухаем. Да и в верхах могут перебдеть и… На фиг такой «специалист» неподконтрольный нужен? Такие люди, как я, нужны на войне, после их стараются спрятать. Или вовсе…
        Под конец октября я уже вовсю тренировался. Вес пока маленький, всего около шестидесяти вешу, при росте метр семьдесят пять, но набираю. Зато за счет более легкого веса проблемы с дыхалкой переносятся легче. Бегаю пока мало и небыстро, более трех километров в день пока не могу, задыхаюсь. Как ни ругалась супруга, а все же пошел к Левитину. Тот был рад, а я нет. Отправили учиться, не очень хотелось сначала, но потом втянулся. Думаю, к декабрю уже втянусь. Учился оперативному делу, много читал уголовку, присутствовал на допросах пленных и предателей. Тогда же выяснил для себя, что стал очень стойким ко всей этой гнили. Служба в немецком тылу так повлияла или еще что, но вывести меня из себя непросто. Зато сам стал подмечать такое, чего ранее и не заметил бы.
        Учеба была очень плотной и действительно нужной. Мне даже нравилось, столько всего узнал, думал, голова лопнет, но все в порядке. Полгода был дома, с женой и дочерью, как же это хорошо…
        В середине апреля сорок четвертого простился с семьей, теперь уже и с дочей надо было ритуал соблюсти, уже говорить начала понемногу. Получил назначение, куда думаете? Опять в Белоруссию. Но мне это было на руку, люблю эту республику. Если честно, был рад возвращению на фронт, хоть и не на передок, но все же.
        Еще осенью прошлого года нашел и вытащил к себе Олега и Валерку. Так тройкой мы и поехали на фронт. Все смеялись, что можем приговоры выносить, тройка же. Кстати, многое в будущем неправильно людям подавалось, даже не так, врали откровенно все и всем. Тройка - это вовсе не самосуд, не банда беспредельщиков. Хотя надо признать, что и там были суки, которые выслуживались, а некоторые были откровенно тупыми, считая, что делают то, что надо. Ну да ладно.
        В Могилев, отбитый у фрицев совсем недавно, мы прибыли к двадцатому апреля. Фрицев уже отогнали километров на тридцать, там сейчас жестокие бои, немчура хорошо окопалась, а наши выдыхаются. Это по сводкам видно. Да и понятно было, больше чем полгода наступать, откуда дровишки? Как Левитин объяснял, все прежние успехи дались нелегким путем, в прошлом году оголялись целые области для переброски войск в то место, откуда развивалось наступление. В некоторых таких местах немцы даже вперед немного прошли, осознав, что им почти никто не мешает. Так было на севере и юге. Ленинградскую блокаду прорвали еще в декабре, но фрицы один черт стояли не так и далеко, разве что сообщение с городом теперь нормальное и обстрелы закончились. Волховский, Ленинградский фронты упорно шли вперед. Тяжело приходится ставке, выбирают, чем рисковать. Но факты не оспоришь, на центральном фронте группировка у немцев все одно была самая большая и опасная. После пропажи командующего второй армией, к чему я приложил свои загребущие ручонки, немцы резко усилили центральную группу армий, поэтому наши и стягивали все сюда. Эх, как
боком не вышло, ведь оголили столько, что, узнай немцы, было бы плохо. Но в то же самое время группировка на флангах сейчас такая, что если немцы не станут отходить сами из района Могилева, то их ждет такой котел, замучаются пыль глотать. Смоленск наш, на юге Чернигов, Гомель, подсечь бы этот выступ, но сил нет. Войска остановлены, ведутся локальные бои и идет формирование и пополнение частей.
        Прибыв в особый отдел дивизии, что расположилась в Могилеве, представился командующему самой дивизией, и был направлен к особистам. Встретили, надо сказать, нормально. Быстро вводили в курс дела, пожурив для порядка за нарушение формы одежды. Ну, а что я, дурак, что ли, в форме безопасника тут гулять? Оделись с парнями в обычную форму, петлиц у нас не было, только погоны, а по ним поди пойми, кто мы такие. Для опознания со своими есть удостоверение, да какое!
        - Так что, капитан, подключайтесь к работе, - закончил введение меня в курс дивизионный контрразведчик, - транспорт есть?
        - Так точно, товарищ майор, мы полуторку в Брянске получили.
        - Вот и хорошо, а то у нас тяжко с этим. В общем, смотри сам, я тебе данные дал, две точки сейчас самые тревожные, начинай с любой. Бойцов у меня немного, но троих дам.
        - Думаю, пока не нужно, товарищ майор, чего толпой кататься? - улыбнулся я. - Если что-то найдем, все равно сообщим, тогда и поможете.
        - Хорошо. На рожон не лезьте, люди тут разные, сам понимаешь.
        - Спасибо, товарищ майор, разрешите идти?
        - Да, иди, капитан. Кстати, слышал, что ты у нас - Герой?
        - Да ладно вам, товарищ майор, слухи это, - отбрехался я. Блин, ну вот как тут работать, когда слухи впереди тебя бегут, а?
        - Ладно, иди, скромняга!
        Возле штаба меня ждала наша машина. Водителя нам дали в Брянске вместе с полуторкой, какой он, пока не знаю.
        - Заводи, - кивнул шоферу и прошел к кузову.
        - Куда, командир? - Веревкин высунулся из кузова.
        - Куда Макар телят не гонял, - усмехнулся я. - Олег, ты позывные получил?
        - Да, с радистами все согласовал, можно ехать, товарищ командир.
        Олежка у меня лейтехой стал, а Валерка пока младшой, но довольны парни, по глазам видно.
        - А все же куда, товарищ капитан? - вступил в разговор и водитель.
        - Едем на север, село Вязники, выезжай из города, дальше покажу по карте, - сказал я, садясь в кабину.
        Ехали хорошо, тепло уже, апрель кончается, скоро лето. Это лето я не пропущу, а то постоянно невезуха какая-то, сейчас хоть наслаждаюсь. Слава богу, что зима наконец кончилась, третья на войне, аж сейчас мурашки бегут. Как вспоминаю зимние леса, сугробы и мороз, сразу зябко становится. Форму я набрал приличную, к сожалению, вес все равно небольшой, семьдесят килограмм, удара, как раньше, впечатляющего немцев, уже не было. Да и в спарринге выдыхаюсь быстро. Не боец я теперь, однако расчет только на оружие и парней.
        К первой обозначенной мне в отделе точке подъехали через два часа. На вид все было тихо и спокойно. Местные жители смотрят приветливо, это радовало. Напились у колодца в самом начале села, фляжки налили, водитель в радиатор воды долил, все жаловался, что на наших дорогах у него машина кипит.
        - Здравствуйте, уважаемая, - обратился я к нестарой еще женщине, что также подошла к колодцу.
        - И вам всего доброго, откуда будете, хлопцы?
        - Да из тех же ворот, что и весь народ. Ищем место для расквартирования части, что скоро прибудет. У вас, я вижу, домов немного целых осталось, наверное, дальше поедем.
        - Так у нас и жильцов-то в домах почитай и не осталось, - удивилась моему заявлению женщина. - Крайние, с той стороны, что к лесу, стоят, вообще никого нет. Отсюда их не видно, они там, за оврагом. Мы-то все ближе к полю и дороге живем. Можете заселить их, только они страшные… - а глаза такие испуганные сделала, что стало интересно. Вообще, в отделе это село проходит как возможное место нахождения недобитков. Кто-то что-то видел, а толком информации нет. В округе стреляют, пропадают люди, а след вроде как сюда вел.
        - Чем же они такие страшные? - сделал вид, что удивился, я.
        - Там немцы в прошлом году людей много расстреляли, да и полицаи, из наших, лютовали.
        - Бывает, сейчас везде так.
        - Так, да не так. Там мертвые по ночам ходят, многие видели.
        - Обижают? - всерьез спросил я.
        - Две женщины у нас пропали…
        - А что ж наши? Или не было никого?
        - Да приезжали солдатики, навроде вас, посмотрели и уехали. Да только мертвяки-то все по ночам ходят, днем их не видели.
        - Ясно. Что ж, спасибо вам за предостережение, надо посмотреть, что там за мертвые у вас.
        - Помоги вам Господь! - женщина перекрестила меня, и мы разошлись.
        - Ну, командир, ты ж в деревенские байки не веришь?
        - Смотря что считать байками, - задумчиво произнес я. - Оперативники доложили, что факт пропажи людей был, жалобы на тени по ночам тоже есть, так что надо проверить. Но сдается мне, здесь что-то другое, ребят.
        - Немцы?
        - Да хрен их знает, будем посмотреть, - махнул я рукой.
        Нужные дома осмотрели, что интересно, они были там все целые, а люди живут в полуразрушенных, но сюда не переселяются. О-очень интересно. Сельские люди часто верят в сверхъестественное, потому как редко могут сами себе объяснить то, что видят. Но мы-то знаем, что призраки в сказках, так что засада. Только подумать нужно, а то еще нам засадят.
        Дома как дома, но сразу бросилось в глаза то, что они обитаемы. Да, в них никого нет, все осмотрели, заглядывали куда только можно, но люди здесь бывают. Именно люди, призраки, я думаю, грязь с собой в дом не принесут и печь топить не станут.
        - Так, Валер, ты берешь сектор, - я нарисовал план села и сейчас указывал ребятам, кому и где быть, - два. У тебя будет обзор с фронта. Дома на этой стороне улицы, - я показал на нашу сторону, где мы сейчас находились, - видно далеко, так что вряд ли сюда полезет кто, да и следов нет.
        - Я на чердаке сяду, ладно?
        - Выбирай сам, главное, чтоб тебя не видно было. Олег!
        - Да?
        - Ты займи позицию возле старого кладбища, не боишься?
        - Да нет, чего уж там, - отмахнулся Мельник.
        - Отлично, у тебя подходы с обеих сторон как на ладони.
        - А сам прямо в доме засядешь! - оба парня сказали хором и недовольно.
        - Нет, но рядышком. Смотри, какой там сад хороший, там и буду. Оружие проверить, смотреть в четыре глаза. Разбежались. Скорее всего, придется посидеть, вряд ли заявится кто раньше темноты.
        Самое трудное - это ждать и догонять. Мне немного легче, я могу долго лежать почти не двигаясь, в школе-то меня сразу на снайпера учили, это уж потом я все подряд постигал, но ждать меня научили. В этом со мной схож Олег, тот просто очень спокойный человек, хоть и нервничал последнее время в тылу у врага, но там были обстоятельства.
        Засел я прямо у забора, тут такие кусты шикарные, с двух метров днем не разглядишь, а уж ночью… Сигналы друг другу передаем криком совы. Лучше всего выходит у Олега, радист так угукает, что очень сложно заподозрить в этом человека.
        Как бы ни старались, но ничего ночью не произошло. Тупо просидели до самого рассвета и ни с чем ушли. Понятно, что это не последняя ночь, но надо сделать как-то по-другому.
        - Командир, сегодня опять не спать? - спросил Валерка ближе к вечеру, когда мы отоспались.
        Мы утром демонстративно покинули село, правда, перед этим обошли все жилые дома и познакомились с людьми. В основном одни бабки уже, но были и люди среднего возраста. Особенно удивил мужик. Лет сорок, не старый еще, удивило, что не в армии. Оказывается, он - больной человек. Инвалидность у него с сорокового года, то ли аутист, то ли просто пришибленный какой-то. В общем, юродивый местный. Олег как-то сразу на него стал нехорошо смотреть. А тот даже огрызнулся, видимо, не совсем безумный. Другие местные вроде обычные люди. Жалко было одну бабенку, лет тридцати пяти. Двое парнишек у нее было, малые совсем, одному три, а второй еще младше. Сказала, погибли они, выяснять как, мы не стали.
        Та же самая женщина, которую мы встретили в первый раз, как приехали, дождалась, когда мы станем уходить, и шепнула нам, что не стоит верить всему, что видим и слышим. Сказала как-то боязно, с оглядкой. Обдумаем это. В общем, уехали недалеко и встали на дневку, спать всем хотелось, только водитель у нас, как человек, ночью спал, поэтому днем нас охранял.
        - Именно так, вы ж весь день спали, - подтвердил я.
        - Так надо выезжать тогда, уж скоро стемнеет.
        - Так уже едем, - хмыкнул я.
        Вернулись в село за полчаса до заката. На улице почти никого, только этот юродивый из дома выбежал, посмотрел и назад. Странный он какой-то, одним словом, подозрительный. Оставив машину в самом начале села, возле бывшего магазина, пехом потопали в конец. Церковь и кладбище были именно в конце села. Вчера я у местных спросил, как так вышло, что церковь на отшибе. Оказалось, все просто. В те времена, когда церковь еще была открыта и службы шли, центр села был именно там. Позже, когда попов гоняли, пришла в запустение, да и дома тогда многие погорели, наверняка не сами. Вот новые дома и строили уже ближе к дороге, а от церкви, соответственно, отдалились.
        - Ты видел этого? - спросил Олежка, когда мы прошли хату юродивого.
        - Да бог с ним, может, он и в самом деле слабоумный? - пожал я плечами. - Услышал машину, выбежал, да и обратно в дом забрался.
        - Ага, если только у него вход с обратной стороны! - фыркнул Мельник.
        - В смысле? - не понял я. - Там же двор, обычно там глухая стена…
        - Может, и не глухая, - потер нос кончиком пальца Олег, - а может, он и не домой потопал.
        - В любом случае пока не пойдем за ним. Испугается еще, орать начнет.
        До места дошли спокойно, ничего вообще не происходило. Вновь разошлись и заняли свои места. Скучно, темень опустилась, не видно ни фига! Перемудрил я, сказав, что Олег от кладбища будет видеть все вокруг. Только если те, кто сюда пойдет, будет себе фонарем светить. А так… Думаю, даже если в десяти шагах от меня тихо пройти, я не увижу. Но, может, хоть услышу?
        Уже под утро заорал, именно заорал, а не крикнул как сова, Олег. Что, млять, еще такое?
        - Командир, я, похоже, поймал этого, призрака, в общем, - усмехнулся Мельник. Он держал за шиворот юродивого, а тот стоял и что-то выл.
        - Ты его не бил?
        - Это он меня чуть оглоблей не угостил! Хорошо, я лежал и слышал, как он подкрался.
        - Ты чего тут делаешь? - спросил я у местного. Тот так и продолжал мычать и ничего не ответил. Даже не посмотрел на меня.
        - Отпусти его, пусть домой топает, - бросил Валерка.
        - Так он теперь знает, где я лежку сделал!
        - Да пусть его, - махнул я рукой, - все равно, мне кажется, без толку мы тут время убиваем.
        Вернувшись в управление, доложили по этому месту и поехали спать. Нам выделили цельный частный дом, ну, домик, точнее. Места хватало, пожрать дали нормально, кухня в отделе контрразведки знатная.
        - На вторую точку утром? - спросил Олег, жуя хлеб с копченым салом и запивая чаем.
        - Да не, - отозвался я, - там тоже интересно. Поедем вечером, как проснемся.
        Второй точкой оказалась деревня. В ней во время войны погибли партизаны. Дело было темное, но выходило, что вставших на постой лесных воинов просто сдали немцам местные. По приезде жителей собирать не стали, зачем? Планомерно обошли каждый дом, беседуя и проверяя документы у местных. Тут было более или менее все ясно. Нас тут тупо не любили и не ждали. Ну, всякие ведь люди есть, кому-то и фрицы - это нормально. Тем более, деревня была абсолютно целой, ни одного поврежденного или, хуже того, сожженного дома. Жители как один все нервные, смотрят либо мимо тебя, либо исподлобья.
        - Ничего я не знаю, - орала и охала одна бабенка, - каких таких ваших убили? Знать ничего не знаю!
        - Ну как же, когда армия сюда вернулась, они у вас на столбах висели, - подняв бровь, с интересом в глазах спросил я.
        - Я не видела. - И так они все тут, как сговорились.
        - Чего делать будем, командир? - спросил Олег, когда закончили с опросами.
        - Доложим, как есть, - развел я руками, - предъявить жителям нам нечего, но…
        - Но ты бы просто всех к стенке поставил? - продолжил за меня Веревкин.
        - Ну, не надо так мрачно, - покачал я головой, - побеседовать с каждым вдумчиво и… - я подбирал слова, - доходчиво, думаю, стоило бы.
        - А ты заметил, в синем доме с красной крышей, когда ты с табуретки встал, хозяйка ее протерла и тряпицу в мусор бросила?
        - Не-а, - удивился я, - ты, Олег, последним выходил, я не видел. Чего, правда, что ли?
        - А как старик из первой хаты вслед плюнул, тоже не видел?
        Старею, что ли? Реально не видел.
        - Вот вы, мои наблюдательные, и будете отчет писать. В рапорте все это и укажите, чтобы вопросов меньше было.
        Уехали мы не сразу. В середине деревни нас встретил наш водитель, бежавший навстречу и размахивающий руками. Оказалось, нам баллон проткнули.
        - Как же так-то? - охренел я. - Ты вроде в машине должен был сидеть.
        - Товарищ командир, - замялся водила, - виноват. Выскочил по малой нужде, буквально на минуту, а тут…
        - Ладно, давай запаску ставь, ребята помогут, а я еще посмотрю тут в округе.
        - Да нету у меня запаски, - чуть не заплакал шофер, вину за собой он чувствовал явно, - три дня назад пробил один скат, запаску поставил, а битое из рембата еще не забрал. Не успел.
        - Вот тебе, бабушка, и пирожки с котятами! - выругался я.
        - Как быть-то, может, я на дорогу пойду, остановлю кого-нибудь? - попробовал выкрутиться водитель.
        - Так тебе кто и остановился, у всех приказ, - покачал я головой, - даже если и остановится кто, так тащить все равно не станут.
        Я задумался. Шли мы медленно, но, искоса наблюдая за местными, не раз поймал ехидные взгляды. Вот же гады, ну не любите вы советскую власть, но мы-то вам чем помешали? Наоборот, мы теперь только обозлились на местных.
        - Так, снимайте задний баллон, доедем на одном. - Пробили нам правый передний. Кстати, судя по дыре, точнее четырем, пробили явно вилами. Слава богу, что хоть водиле эти вилы в бок не воткнули.
        Пока бойцы помогали водителю сменить колесо, точнее, переставить заднее вперед, оставив на задней оси лишь одно, я осматривался. И, надо заметить, мне не нравилось то, что я вижу. Во-первых, местные. Люди ходили с довольными улыбками, как будто удовольствие получали от вида мучений моих бойцов. А во-вторых, нет, этого я не видел, но от того было только хуже. Я - чувствовал! Прям все внутри орало - уйди, спрячься! Так ощущаешь себя, когда на тебя смотрят через прицел…
        - Завязывайте уже! - шикнул я на парней.
        - Ты чего, командир? - удивился Валерка.
        - Да так, ничего, - вновь фыркнул я, - нас сейчас тут как зайцев положат.
        На удивление, ничего не произошло. Стрелять никто не стал, видимо, местные не подозревали о том, что нас держат на мушке. Потому как не прекратили свои прогулки мимо нас. А ведь случись стрельба, им точно перепадет. Даже от нас. Не рискнули.
        Уехали мы, словно бежали с поля боя. Чувство такое… Не передать словами. Как будто ты должен остался. Да, за свой страх нужно отомстить.
        По приезде в город отчитался в отделе. Не дав мне даже договорить, начальник отдела контрразведки приказал своим подчиненным собрать отряд, немедленно. Нас туда не взяли, разрешили отдыхать. Было поздно уже, ушли спать. А поутру разбудил майор, приказав явиться к нему в штаб. Через посыльного передал.
        - Товарищ майор?
        - Ну и осиное гнездо ты разворошил! - огорошил меня командир.
        - Я? - только и смог, что сделать удивленные глаза я, уставившись на майора.
        - А кто, я? Наших там не было еще, поэтому тебе и отдали на проверку эти места. У меня пятерых бойцов положили, прежде чем мы в деревню вошли. Представляешь? Хорошо хоть взвод полный был, иначе и нас бы там на столбы подвесили!
        - Ни хрена себе, - почесал я затылок.
        - В том-то и дело! Ладно, баб мы не тронули, но арестовали считай всех. Даже детей сюда приволокли.
        - А кто за ними смотрит?
        - Что, ты думаешь, у нас некому? - удивился майор. - Ладно. В общем, ты не ошибся, там семеро бандитов было, все наши, бывшие военнослужащие. Во втором доме слева «дегтярь» стоял, из него бойцов и срезали, пока в колонне шли.
        - Вот же блин, - выматерился я.
        - Проехали. Я не для того тебя вызвал. Помнишь село, где вам не понравился какой-то псих?
        - И? - еще больше удивился я.
        - Час назад оттуда человек пришел, женщина. Рассказала, что ночью опять призраки ходили, одну вдову с собой увели, а под утро ее на разрушенной колокольне увидели.
        - Чего она там делала? - не понимал я.
        - Висела.
        Я так и сел, где стоял, то есть на пол.
        - К-как это? - я, наверное, на первоклассника сейчас был похож.
        - Да вот так. Повесили ее, суки, вниз головой. Наших ещё там не было, раны зализывают, дуй сейчас же туда. Надо быстро похоронить ее, сняв, конечно, для начала. А затем, - командир почмокал губами и резко закончил: - Найди и убей всю эту мразоту, что нам жизнь портит. Ясно?
        - Так точно! - вытянулся я во фрунт.
        Ни хрена себе задачка. Зато все тузы у меня в рукаве. Могу вообще, как зондер-команда, приехать и сжечь на хрен все село. Да только не поймут меня, свои же не поймут. А чистить нужно. Эх, и это я считал легкой службой? Ну, правда, не совсем, но думал, что не так опасно, как на фронте.
        В селе стоял шум. Местные вели себя по-разному. Кто-то рыдал, причитая, кто-то в доме заперся. Убитой и повешенной женщиной оказалась та самая, что нашептала нам в прошлый раз о доверии к местным жителям. Уж не в отместку ли ее так приговорили?
        Сразу удивило то обстоятельство, что нигде не было юродивого.
        - Командир, это тот дурачок, наверняка он навел! - высказался Олег.
        - Узнаем! - бросил я. - Идем, быстро!
        Мы подошли к дому местного юродивого, на которого все думали. Переглянувшись, вынул пистолет из кобуры и прошел через калитку. Дверь в доме была плотно закрыта, но не заперта. Постучав для приличия и не дождавшись ответа, рванул за ручку. Дверь неожиданно легко отворилась, и мы рванули внутрь.
        - Это как? - ребята стояли посреди комнаты и не знали, что делать. На полу в луже крови лежал наш подозреваемый. Судя по количеству ножевых ран, точнее разрезов, его еще и пытали.
        - Командир, так чего, он не виноват, что ли? - удивился Веревкин.
        - Да вот выходит, что мы, ребятки, как последние остолопы, подозревали не того. Так, помните, что убитая тогда сказала?
        - Не верить местным?
        - Она это сказала после того, как нам поплакалась баба, у которой детей убили.
        - Ты чего, думаешь, она сдала?
        - Быстро к ней, - мы бегом вылетели из дома юродивого и направились к нужному.
        Женщины дома не оказалось. Более того, не было никаких следов пребывания в доме детей. Какая бы беда ни случилась в семье, какие-то детские вещи обязаны были быть, а тут ничего.
        - Командир, смотри! - позвал меня из сеней Валера. В руках у того была фрицевская кепка. Та самая, которые так любили носить всякие власовцы.
        - Твою мать! - только и выругался я. Жаль ту женщину, которую повесили. Видимо, бы-ла запугана и молчала, а как нам рассказала, так…
        - Так и знал, что тут фрицы кормятся, - покачал головой Олег.
        - Уезжаем, - коротко бросил я и пошел к выходу.
        - Командир, а как же осмотр? Вдруг чего найдем? - удивились ребята.
        - Я для себя уже все нашел. Уходим, говорю.
        Под печальными взглядами немногочисленных местных жителей мы загрузились в машину и уехали. Но только для того, чтобы, проехав пяток километров, остановиться.
        - Стой, - приказал я шоферу. Выбравшись из кабины, крикнул в кузов парням: - Готовность один, снаряжение соответствующее.
        Это означало одно: выходим в длинный рейд, берем - все. Экипировка была у нас что надо. У каждого камуфляж и маскхалат, новенькие ППС с глушителями нового же образца, сделанные не без моей подачи. У меня новая винтовка, доработанная СВТ с отличным прицелом. Гранаты, мины, полный набор, ну и сухпай на двое суток.
        - В лес, бегом, марш! - отдал приказ и, крикнув водителю, добавил: - Через двое суток, здесь же. Сейчас шесть вечера, если не вернемся через двое суток к десяти, начать войсковую операцию. Понял?
        - Так точно, товарищ капитан, все передам в слово! - вытянулся водила.
        Мы растворились в весеннем лесу и решили сначала сделать круг. Нужно найти следы тех, кто приходит в село по ночам, они не могут передвигаться по воздуху. А значит, должны быть следы! Забрав правее села километра на три, несмотря на темноту, быстро отыскали то, что хотели. Нет, это были не следы на земле, попробуй их в лесу разгляди. Нашли мы средства передвижения людей. А попросту лошадей. Их количество нас немного озадачило, но решение менять я не собирался.
        - Мороз, не многовато ли для нас троих? - чуть замешкался Олег. Он был в чем-то прав, двенадцать лошадей - это немало.
        - Поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились. Вперед, дистанция десять метров, смотреть в оба!
        На подступах к деревне нас ждали первые враги. Хотя нет, не ждали. Два пьяных часовых, ну или еще кого, хрен их знает, зачем их тут оставили, вроде как дозор, а они лыка не вяжут, даже пикнуть не успели. Мы с Олегом их взяли ножами, метнув последние с десяти шагов. Под каждый труп сунули гранату и пошли дальше. Метров через пятьдесят деревья кончаются, начинаются огороды. Рассредоточившись, проползли к плетню и остановились. Впереди первый дом, засаду тогда мы возле него и делали. Он удачнее всех стоит, да и совершенно целый на вид. Никаких огней нигде видно не было, скорее всего, окна завешены чем-то темным. Я, кстати, видел кучу всяких тряпок, когда дом осматривали. Странно только, что дом тогда был не заминирован, вот бы мы полетали, правда, мы были осторожны.
        - Один у крыльца, - доложил Олег, подойдя ко мне.
        - Еще один у входа со двора, - не отстал от него Валерка.
        - Заходим с разных сторон, и в ножи. Я иду по центру, дадите сигнал, когда уберете часовых.
        Я перемахнул через изгородь и ползком пополз к дому. Ребята будут действовать сами, их этому хорошо учили. Уже через пяток минут я услышал два крика совы, по одному с каждой. Порядок. Встав возле входа со двора, кивнул Веревкину. Тут же появился и Олег. Указав на дверь, что была чуть приоткрыта, я приложил палец к губам. Ребята в ответ кивнули. Черт, видимость совсем плохая, как там в доме, интересно?
        Чуть нажав на дверь, дал возможность Олегу проверить, нет ли растяжки. Когда он отрицательно покачал головой, продолжил открывать.
        - Рябой, чего тебе? - дверь предательски скрипнула, выдавая нас, но находившийся где-то в темноте сеней человек разглядеть пока нас не мог. Как и мы его. Закашлявшись в ответ, получил в ответ «награду»: - Замерз, что ли? Вроде уже тепло. Ладно, заходи, сейчас Митяя позову, сменит тебя.
        Даже на фоне неба, что было у меня за спиной, незнакомец нас не узнал. А когда до него оставалось всего два метра, я его наконец заметил. Тут был нужник, небольшая выгородка, сделанная из струганых досок. Вот прямо возле него и сидел кто-то. Его мешковатая фигура в темноте была бесформенной. А разглядел я его, потому как тот что-то делал с деревяшкой в руках, подсвечивая себе немецким фонариком.
        - Чего молчишь, замерз? - говорил человек, кстати, на каком-то суржике, не то украинский, не то белорусский говор. Стоп! Судя по тому, как тянет гласные… Вашу маман, да это ж прибалт! Уж не «Бранденбург» ли здесь, тогда выйдет труднее. Но судя по часовым, подготовка была никакой.
        Метнувшись к бандиту как молния, я нанес ему удар в живот и тут же заткнул рот. Не разглядел тот меня, потому как его глаза не привыкли к темноте, как у нас. Он-то с фонарем сидит, как крот сейчас.
        Мне мгновенно помогли ребята. Сунув пленному кляп в рот и скрутив руки веревкой, пленника оттащили подальше от хаты, и Олег быстро его расспросил. Хватило всего одного нанесённого на тело врага разреза ножом, как тот вывалил все, что нас интересовало. В доме было семь солдат и двое гражданских. Гражданские - местные, а среди семерых солдат два немца, причем один - офицер. Кто и где сидит, конечно, часовой не знал, но примерно объяснил. Сунув ему нож в печень, оставили там, где потрошили.
        - Наглухо? - прошептал мне Олег, когда мы сосредоточились возле двери.
        - Почти, - так же тихо ответил я, - гранату, кому повезет, тому повезет. Мне по хрену на их сведения, я их хочу уничтожить. - Это вообще-то было неправильно. Нам нужны «языки», мало ли где еще такие вот группы сидят, а тут появилась возможность узнать об этом.
        - Готов, - шепнул Веревкин, приготовив две гранаты. Вряд ли убьем всех, так что риска мало. Я толкнул дверь, Олег страховал с автоматом в руках, а Веревкин, которому я ранее рассказывал о планировке дома, метнул с разницей в две секунды две гранаты. Закрыв дверь плотно и держась за рукоять, переждал взрыв, и толкнул дверь, приседая на колено. Выстрелов сразу не последовало, а вот Олег заорал:
        - На пол, суки, на пол! - и дал очередь в потолок.
        Нашими пленными оказались один немец и двое предателей. К сожалению, офицер сильно пострадал от гранаты, взорвалась в метре от него, поэтому он уже отходил. Из гражданских, а были это местные бабы, не пострадал никто. Визжали только как свиньи, нелестное сравнение, но снисхождения они не заслуживают.
        Немец упираться не стал, как я вначале ожидал, быстро рассказал, что и как. Да, как мы и думали, эти фраера держали село в страхе именно слухами о призраках. Кстати, распространяли слухи именно эти две бабы, что сами обхаживали бандитов. Одна была той, у которой дети погибли, ага, сама их убила, представьте! А вторая просто дура, влюбилась в одного из этих ухарей. Тут такая сборная солянка была, что вообще непонятно, как они вместе оказались. Тут и немцы, и «Бранденбург», и полицаи бывшие. Каждой твари по паре.
        Вот немец и поведал, как они отсиживались по ночам тут, а днем шастали по округе, совершая налеты на малые группы противника, бойцов Красной Армии имею в виду. Информация о возможных других группах также была. Естественно, местонахождение никто не знал, но то, что недобитки в лесах есть, это факт.
        - Заканчивайте здесь, нужно выходить на связь с нашими, пусть работают опера. Тут наверняка надо с местными пообщаться предметно, вдруг еще что-то вылезет, - отдал приказ я.
        - Мороз, может, хоть до утра подождем? Ночь же, - растерянно спросил Валера.
        - А ночевать тут, что ли, среди трупов? Чего-то неохота.
        - Так где связь-то взять?
        - А, черт, - махнул рукой я. - Давайте всех живых в баню, она там целая. Связать, запереть, пусть сидят. Раненым помощи не оказывать, пусть дохнут. Все ясно?
        - Так точно, - отчеканил Веревкин и вдвоем с Олегом принялся за дело.
        А ранним утром, ночевали мы в соседней хате, что также была целой, еще и солнце толком не встало, в село заявились наши коллеги из Могилева. Самое смешное, что приехали они не потому, что решили подстраховать, а за мной.
        - Капитан Морозов? - два автоматчика взяли меня на прицел, а командир, старший лейтенант, встал прямо передо мной.
        - Именно так, - кивнул я, ни о чем еще не догадываясь.
        - Сдайте оружие, вы арестованы. Сопротивляться не советую, у бойцов приказ стрелять на поражение. Вашим бойцам лучше не мешать.
        - Вот так сразу и арестован? - охренел я.
        - Вот приказ, - старлей вытащил бумагу и показал мне, хотя и не обязан был этого делать.
        - Ребята, спокойно, разберемся. Кто-то что-то напутал, наверное, - пожал я плечами.
        - Командир, а с этими что? - Олег кивнул куда-то в сторону.
        - Лейтенант, у нас задержанные бандиты, там и немец среди них есть. Заберите с собой. Вы ведь в Могилев сейчас?
        - Могу только сообщить в штаб об этом, - покачал головой смершевец.
        - Сидите, ребятки, тут, надеюсь, во всей этой чехарде о вас не забудут. Баб не отпускать, вдруг чего учудят еще, все село в страхе из-за них.
        Пока я говорил со своими подчиненными, старлей не вмешивался. Но вот как только моя сбруя легла на стол… Руки мне мгновенно выкрутили назад и повели из хаты на улицу. Ребятки мои вскипели было, но я покачал головой, запрещая. Не хватало еще и им получить.
        В голове шумело. Язык во рту был ободран, и его саднило. Так бывает, когда во рту обломки зубов острые, о них язык и обдирается. Ни хрена себе я угодил… Били очень жестко. Настолько, что уже через пару минут я был без сил. Да и много ли мне надо, калечному.
        Арестовав, меня привезли в управление СМЕРШ в Могилеве. Сначала просто бросили в камеру, одиночку, там и пробыл до вечера. Специально держали весь день, это чтобы я мозг себе сломал, пытаясь понять - за что?!
        - Гражданин Морозов, вы обвиняетесь в убийстве бойца Красной Армии, по законам военного времени… - далее мне просто зачитали приговор, ага, готовый уже. В камере стояли трое, лысый мужик лет сорока пяти и двое бойцов, явно группа поддержки.
        - Я сотрудник СМЕРШа, вы обязаны поставить в известность мое руководство. То есть моего непосредственного командира.
        - Ваш командир в курсе. Он сейчас подойдёт, - был ответ. И правда, пришел. Да вот только это был местный смершевец, начальник отдела.
        - Мое начальство в Москве, вы же знаете об этом, - заявил я.
        - Вы командированы в город Могилев и приписаны к отделу контрразведки фронта. Я, - капитан, начальник отдела, ткнул пальцем себе в грудь, - ваше начальство.
        - Как вы могли позволить себе убийство бойца Красной Армии? - продолжил разговор тот, кто зачитывал приговор.
        - Вы о чем? - устало спросил я. - Фрицев - да, предателей всяких, бандеровцев, полицаев. Своих, - я выделил голосом, - никогда.
        - У нас есть человек, утверждающий, что вы застрелили бойца партизанского отряда. Было это в прошлом году. Когда армия освободила эти территории, партизанский отряд влился в одну из частей Красной Армии. Вот тогда, после фильтрации, один боец и заявил, что был свидетелем убийства.
        - Так вон о чем речь! - обалдело воскликнул я. - Ну, ребятки, об этом случае я написал рапорт моему командиру, полковнику Левитину. Наведите справки, вам все объяснят. Вы ж прекрасно знаете, что такое работа в тылу врага, да еще с внедрением.
        - Нам уже никому и ничего не нужно сообщать, - с довольным видом высказался лысый.
        - Зря, ведь так любого могут арестовать и расстрелять. Хоть меня, хоть вас, - я пытался найти выход из этой дурной ситуации, но в голову ничего не приходило.
        - Мы не убиваем, как ты, наших бойцов! - фыркнул в ответ начальник отдела, перейдя на ты.
        - А сейчас вы что делаете? Я еще раз повторяю: вы не имеете права. Сообщите в Москву, ведь за самоуправство вас потом по головке не погладят. Этот, как вы заявляете, боец Красной Армии, не задумываясь, сдал меня врагу, раскрыл мою легенду, попав в плен. На кону было наступление Воронежского фронта, а это тысячи жизней наших солдат, я не мог так рисковать, поэтому и решился на такой шаг. Да его в любом случае ждал расстрел у немцев, а я убрал предателя и смог выполнить задание. Если вы поднимали мои документы, то знаете, что было и кем одобрено. Вообще-то за ту операцию я имею награды.
        - Ты не достоин этих наград, - вновь злобно фыркнул капитан смершевец и первый ударил меня. Я не сопротивлялся, понял уже, смысла нет. То ли выслуживаются, то ли какая-то личная ненависть ко мне. Даже не знаю, что и как.
        Били очень сильно, а, уже говорил вроде. Отбили все внутренности. Лежа на полу, я не мог шевельнуть даже пальцем. Как там в песне? Целый взвод меня аж бил, аж два раза устал. Точно, так и было. Правда, пинали четверо, но от этого мне легче не стало. Радовало одно, не задавали вопросов, которые касались моего появления тут. Летом, после госпиталя, я выяснил у Левитина, что я там в бреду говорил, оказалось, ничего такого, что могло бы привлечь ко мне внимание, не было. Вот и тут, если бы у палачей был такой приказ, я бы все рассказал. Потому как у человеческого терпения есть предел, кто бы и что ни говорил. Под пытками можно сказать все, что от тебя ждут, даже больше. Тут же меня пытали на предмет службы на немцев. Это для меня было чуть проще, ведь я на них не служил, поэтому не мог себя оклеветать. Как раз это вполне возможно. Я вообще человек, не любящий врать. Одно дело - легенда в стане врага, а совсем другое - врать своим. Я держался, хотя пытали всерьез. Думаю, что еще день-два, и приступят к более жестоким мероприятиям. Это если у них такой приказ есть. А вообще, интересно, конечно, как они
раскопали данные обо мне, о моей «службе» у немцев? Ведь это секретная информация.
        - Ну, очухался? - разбудил меня противный голос капитана, начальника отдела СМЕРШ Могилева. Меня уже четыре дня не трогали, это я потом сообразил, давали время оклематься, чтобы позже смог пытки выдержать, а не сдохнуть.
        - Дышу пока, чего вы медлите? Ведь объявили, что я виновен, и вынесли приговор, так чего ж не расстреливаете?
        - Помнишь, как ты выкрал штандартенфюрера СС? - вдруг спросил капитан.
        - Я-то, - сделал я паузу, - помню. А вот ты откуда об этом знаешь?
        - А с наблюдательностью у тебя совсем плохо, или решил, что немцы тупые настолько, что уже можно расслабиться? Когда ты зашел в штаб в Могилеве, я чуть за ствол не схватился. А ты меня, оказывается, даже и не узнал! Эх ты, капитан Мороз. Боец-то ты хороший, смог вон даже группу уничтожить, что послали специально на тебя, но прокололся.
        - Ты меня совсем запутал, - я лихорадочно соображал, но никак не мог свести мысли к единому целому.
        - Я служил в том танковом полку СС, куда тебя забросили, - усмехнулся капитан. - Не Советам служил, разумеется.
        Вот это я попал! Этот гад меня убирает именно по причине того, что я мог его опознать. Он сейчас в той же епархии, в какой был я у немцев в тылу. Ну вот как так-то, а? Почему он меня не только видел, но и запомнил, гад, а я его вообще не помню?
        - Что, гадаешь сейчас, где я тебя видел? В штабе, за пару дней до того, как ты устроил представление. Побегали мы тогда, - даже задумался гад, вспоминает. - Как вы ушли?
        - Если ты был там, то сам должен знать.
        - Ну, то, что вы ушли на лошадях, мы знали, а вот потом… Следы оборвались, собаки след не брали. Так как, расскажешь?
        - Зачем мне, а главное, тебе самому это? Что это изменит? Не понимаю, чего ты решил меня взять, если я тебя все равно не знал?
        - Мало ли, вдруг вспомнишь, подстраховка.
        - Так чего тянешь?
        - А я тебя сдам, ты будешь моим доказательством того, что я остаюсь в деле и продолжаю работать.
        - Глупо. Можешь попасться, и все. Тем более, я же теперь могу о тебе рассказать…
        - А кто тебе поверит? Я - твой следователь, без меня к тебе даже не зайдет никто. Нет, ничего ты никому не расскажешь. Скоро здесь будут наши люди, они тебя и переправят в рейх. Тебя казнят как военного преступника, сколько на тебе наших офицеров? Это ведь ты выкрал генерала Зальмута, так? Я навел справки.
        - Ты врешь, не нужно тебе меня в рейх отправлять, - усмехнулся я, - на хрен я там кому сдался. На фронтах жопа, меня просто шлепнут, чтобы не возиться, все твои труды насмарку. Тебе нужно что-то другое…
        - Все же ты умная свинья! Как вызвать сюда начальника четвертого отдела? - жестко, буквально скороговоркой вдруг выпалил шпион.
        - Кого? - сделал вид, что удивился, я.
        - Судоплатова! Я знаю, в чьей организации работаю, но он в Москве, там мне до него не добраться.
        - Ты точно идиот, хоть и взял меня. Думаешь, Судоплатов полетит сюда из-за какого-то капитана? Насмешил…
        Новые удары обрушились на меня с такой ненавистью, что я проглотил еще пару зубов. Блин, у меня их вообще скоро не останется. Хотя на фига они мне на том свете? Когда шпион выдохся, я уже не шевелился. Что-то прорычав мне в ухо, он ушел. Теперь я все знал, а вот как использовать это? Были бы силы и здоровье, я бы его заломал и заставил бы вывести меня отсюда. А так… Интересно, сколько он еще так будет меня пытать, чтобы я согласился? Ведь правда, как я могу вызвать Судоплатова? На кой хрен ему ехать? У него куча замов, да хоть тот же Юрьич. Левитин бы приехал, но я не вызову его, буду держаться, как только можно. Это даже чуть легче, если бы врагу нужны были какие-то сведения, то он бы их, вероятнее всего, выбил бы из меня. Но заставить вызвать сюда начальство? Как он себе это представляет? У нас даже на всякий случай такая ситуация не оговорена. Я служу теперь не в диверсантах, где есть какое-то непосредственное командование на Большой земле. Тут я подчиняюсь начальнику военной контрразведки фронта, все.
        Экзекуции продолжались две недели. К концу этого срока я был почти трупом. Когда приходили костоломы, я даже сесть не мог, меня поднимали и били. Капитану, ну или шпиону, уже не нужно было сохранять мою тушку в целом виде. Поэтому издевались надо мной как только хотели. Мясники были знатные, рост под два метра, поперек себя шире, ручищи как моя ляжка, интеллекта в глазах - прорва.
        А через две недели обо мне внезапно забыли. Я уже привык бояться, приходили через два дня на третий, а тут пауза затянулась аж на неделю. Я как-то шевелиться начал даже.
        Еще через неделю в камере объявился конвой, и меня вынесли в душевую. Там немного обмыли, воняло от меня, как от помойной ямы, а затем доставили в лазарет. Осматривали долго, тело - сплошной синяк. Сломаны рука и нога, отбиты внутренности. Как челюсть не сломали, не знаю, зубов почти нет, нос на боку, ухо чуть не оторвано. Я только у врача и смог наконец, одним глазом, второй был намертво заплывшим, взглянуть на себя в зеркало.
        - Это кто его так? - услышал я рядом голос.
        - Начальник Могилевского отдела СМЕРШ.
        - Это тот, что немцем оказался?
        - Так точно, - ответили вопрошающему.
        - Я говорил мясникам, что он враг, так они не слушали, - прошипел я. Слова дались с таким трудом, что даже заскрипел от боли. Что, еще и в горле болит?
        - Смотри-ка, говорит! - удивились присутствующие.
        - Дело его где?
        - Я не знаю, товарищ майор, у меня в лазарете его точно нет, - хмыкнул доктор. Ну а кто еще будет осматривать раны в тюрьме?
        - Ясно, пойду поищу.
        Обратно в камеру меня пока не уводили, точнее не уносили, положили на кушетку. Врач наложил три гипса, оказалось, еще были сломаны три пальца на правой руке, да так и оставили.
        Через какое-то время заявился майор, что заинтересовался моим делом.
        - Доктор, он может говорить?
        - Думаю, попытаться можно. Правда, понять его будет трудно. Это даже не из-за ран на теле, а их много, просто у него зубов почти нет и язык прокушен в нескольких местах.
        - Ты Морозов, ведь так?
        Я кивнул.
        - Зачем своего застрелил? - с интересом продолжил следак.
        - Он был предателем, - выдохнул я так тихо, что меня едва расслышали.
        - Как интересно! Чего-то все у тебя что ни человек, то шпион или предатель.
        - Да, много этих гнид развелось, - я закашлял. Вместе с кашлем летели слюни и кровь. - А то ты сам не знаешь? Мне ли рассказывать о предателях?
        - Откуда ты прибыл в Могилев? - новый вопрос заставил меня попытаться поднять голову.
        - Из Москвы… - выдавил я.
        - Так уж и из Москвы? - надо отдать должное, что на этот раз попался нормальный следак. Спрашивал он хоть и ехидно, но без злобы.
        - Уж как есть.
        - Значит, то, что убил бойца, отрицать не станешь?
        - Я, - прошипел я в ответ, - убил предателя. Если бы можно было, сделал бы это вновь.
        - Экий ты кровожадный, - улыбнулся следак. - И что мне с тобой делать? Доказать, что ты кого-то убил, я не могу, навели справки, нет свидетелей. Но ты сам говоришь, что сделал это…
        - Достаточно просто поступить по инструкции и связаться с моим непосредственным командиром…
        - Так тебя и метелил тут твой же командир, - усмехнулся вновь следак.
        - Это говно мне не командир. Мой непосредственный начальник - полковник СМЕРШ Левитин. Свяжитесь с четвертым управлением и сообщите обо мне, все ваши затруднения, думаю, сразу исчезнут.
        - Не очень ли высокого мнения ты о себе, капитан? - посуровел следак, но было видно, что он колеблется и ему явно интересно.
        - В самый раз, - выдохнул я и поник. Сил не было. Меня еще пытались о чем-то спрашивать, но отвечать не мог, иссяк.
        Пробуждение утром, по прошествии нескольких дней, было чудесным. Просто я услышал то, о чем мечтал все эти недели пыток.
        - Это он, товарищ полковник?
        Я лежал тихо и не реагировал. Но тут в моем поле зрения появился силуэт, который я узнал бы и мертвым.
        - Это то, что осталось от него, - выдохнул Юрьич и, наклонившись, попытался обнять меня. Из единственного не затекшего глаза покатилась слеза, и мне вдруг так стало жалко себя, что я взвыл.
        - Все, все, братишка, все закончилось, скоро домой, - донеслось до меня, когда я прекратил выть.
        - Мы допрашивали этого шпиона, он все рассказал. Просто боялся быть узнанным вашим парнем, вот и… - продолжал следак объяснять Левитину то, что здесь происходило.
        - Он мог бы его просто шлепнуть, сука, зачем же так-то?! - Левитин наконец дал волю чувствам. - Он из вражеского тыла таким не возвращался. Ты знаешь, - командир указал на меня пальцем, - сколько он сделал для страны? Мы с тобой и сотой части этого не сделали. Дважды Герой Советского Союза - это как?
        - Извините, товарищ полковник, но я же…
        - Да знаю я, что тебя только назначили. Вы арестовали члена военного совета фронта, который назначил сюда ту гниду?
        - Так точно, товарищ полковник. Сразу, как поступил приказ. Никаких действий мы не предпринимали, ждали вас.
        - Отправляйте в Москву. С ним будут беседовать там. Как мог немец попасть на такое место? Я не верю в случайности. Вот он, - опять палец тыкает в меня, - тебе бы подтвердил, что такое невозможно. Простой боец, даже офицер особого отдела, и то нереально. А тут! Начальник отдела СМЕРШ. Охренеть!!!
        Надо мной говорили недолго. Левитин еще раз наклонился, сказал, что меня везут в столицу, и ушел. Спустя каких-то двадцать, может, тридцать минут меня уже побрили, переодели и повезли на аэродром. Был Юрьич, был тот второй следак, еще кто-то. Но вот моих ребят почему-то нигде не было. Я уже начал переживать, спрашивать о них было как-то не время, но я искал глазами.
        - Да в Москве твои архаровцы, в Москве! - И как он сообразил? Левитин, поймав мой блуждающий взгляд, понял, что к чему, и рассказал: - Ведь это Олег тебя спас. Когда тебя арестовали, они вернулись с задания. Долго пытались узнать о тебе хоть что-то. Но глухо. Пока случайно этот фашист вдруг не вызвал их к себе на допрос. Представляешь? Тебя он узнал, а Олега - нет. А вот твой друг его узнал.
        - А как? Где он его видел-то? Я ж тогда в штаб один ездил, а как этот фриц сказал, что только там я его и мог видеть…
        - Олег его раньше видел. - О как! - Когда вы еще не нашли друг друга, Олег видел его в Курске. Тот служил в СС, командовал зондер-командой. Волчара еще тот.
        - Ни фига у моего дружбана память!
        - Отблагодаришь еще. Я снял их, хватит вам шкуру портить, пусть инструкторами работают. Так и толк будет, да и до конца войны доживут. А то те, кто вложил столько сил в общее дело, ползают и рискуют сдохнуть где-нибудь от какой-нибудь паскуды. Да, это я так решил, Андрей, я могу это.
        - Это правильно, - кивнул я, благо уже немного мог ворочать шеей.
        ЭПИЛОГ
        Победу я встретил хоть и не лежа, но все еще в госпитале. Капитуляция была подписана 8 марта сорок пятого. Ну, вот сколько смог, столько и приблизил. Думаю, немало успел. Никто, конечно, еще долго не подсчитает потери. Хотя очень бы хотелось верить, что я смог хоть чуточку их уменьшить. Ведь для этого и старался, за это и стал калекой сам. О чем ни грамма не жалею. О Берлине и прочих «радостях» тоже не думал - вообще, наплевал и забыть стараюсь. Если подумать, на мне столько крови, что аж вздрагиваю иногда. Но сплю пока спокойно, хотя сном это не назвать. Раны ноют постоянно, то одно болит, то другое.
        Валентина ухаживала за мной, как всегда, хотя и хлопнулась в обморок, когда увидела. В госпитале я провалялся до декабря сорок пятого года, а выйдя из него, исчез для всех. Чужой я тут, чужой, слишком много мне выпало и от своих, и от врагов. Исчез я для всех, ну, кроме жены и дочери, конечно! Остался я калекой на всю жизнь, но ничего, вон их сколько вокруг, даже радуются жизни. А я? Ну, нога плохо срослась, хромать буду всю жизнь, бегать совсем не могу. Левая рука, что была сломана, зажила. Пальцы, которые, как я думал, мне сломали, на правой ампутировали. Оказалось, три из пяти были раздроблены молотком, в кашу, как говорится. В остальном вроде ничего, но это так, для всех, кто видит. На деле же внутри пипец как все болит. Удалили много чего, что-то удалось восстановить. Но я реалист, вряд ли долго проживу, в таком-то виде и состоянии. Но сколько отмерено, все мое.
        Исчезли мы всей семьей в Сибири. Просто сели на поезд и уехали. Под Новый год были на месте и устроились в одной маленькой деревушке у семьи стариков. Бабуля и дед были в очень преклонном возрасте, под девяносто обоим, но в здравом уме. Дед, увидев меня в бане, вопросов о войне не задавал, как и бабуля. Прожили мы у них в семье аж до ноября сорок шестого, а потом съехали. Все потому, что всю весну, лето и часть осени я строил свой дом. Совсем уж отдельно в тайгу забираться не стал, чай не один, жене и дочери за что такой «подарок» в виде одичавшего папаши и мужа? Но дом поставил на краю деревни, возле озера. Озеро большое, чистое, а за ним сразу лес. Красота! Даже комары с мошкарой не перекрывают всю прелесть этих мест.
        Строил, конечно, не сам. Нанимал в ближайшем городе бригаду, да с техникой. Денег скопилось за войну много, плюс за награды получил очень внушительную сумму, таким образом все и смог осуществить.
        Новоселье справляли всей деревней, за почти год, что мы тут живем, подружились со всеми. Хотя и было-то тут три землекопа. Если точнее, то пять старушек, разного возраста, семь женщин под сорок, три деда, два мужика, вернувшихся с войны, и восемь детишек, включая и мою малую. Валентина сначала переживала, целых пять баб без мужей в такой-то глуши, но женщины оказались приличными и даже намеков на нас, трех мужиков в деревне, не бросали.
        К лету сорок восьмого Валюшка наконец забеременела. Один из стариков в деревне оказался травником, взялся меня лечить почти сразу. Помните, я говорил, что мне все внутренности отбили. Видимо, повредили чего-то важное, и никак не получалось, в общем. Нет, сам процесс-то был, с этим повезло, а вот именно беременность никак не наступала. Но с помощью таежных травок дед меня оживил. Кстати, даже ногу почти в норму привел, хромаю почти незаметно, но, главное, даже бегать вновь могу. Хотя сначала, после его «массажа», я волком выл. Так вот, в начале следующего года ожидаем пополнение в семье. Все бы хорошо, но вот спрятаться совсем все же не удалось. Еще в сорок седьмом заявились дружки, Веревкин с Олежкой. Оказывается, люди Левитина меня пасли, так что родные отцы командиры знают, где я. Но ничего не предпринимают, а это уже хорошо. Нашли, кстати, не просто так. Левитин, через парней, спрашивал, где бюст дважды Герою ставить. Ответил просто: как положено, так и делайте. Через несколько месяцев прислали по почте фото, как в моем родном городе на фоне моего же бюста стоят мать и отец. Не мои, а того
парня, в чье тело я попал, поэтому и не вернулся я к ним. Вид у предков важный, как бы не зазнались от такой радости. А про то, что их сынок даже не приехал к ним ни разу, никто ничего не говорил. А ведь это так и было. Уезжал-то я чуть не врагом для них, вот и не стал возвращаться. Бог судья нам всем.
        Заняться в деревне было чем. Тут тебе и огород, и лес, и рыба. Времени на все не хватало, но я старался. Валюшка просто из золота сделана. Работает на участке, старикам помогает. Колхоза у нас не было, деревня маленькая, перспектив нет, как сказали бы в моем настоящем времени. Поэтому жили в свое удовольствие.
        Охоту я, правда, забросил быстро. Стрелять не могу, жаль зверя. Да и настрелялся я, на всю свою и детей своих жизнь. А вот на рыбалочку подсел плотно. Километрах в десяти от нас протекает приличная река, езжу туда, когда хочется кого-то покрупнее добыть. Так на еду и в озере рыбы хватает. Но на реке это вообще блеск. Я тут уже типа спиннинг изобрел. Всего-то посидел недельку в сарае, подумал, да и склепал на коленке катушку. Отлил блесенки, старушки мне шнур сплели хороший, вот и радую всю деревню отличной рыбой.
        Сколько еще отмерено, неизвестно, но теперь я хотя бы знаю, что уж в этой-то жизни я точно не зря небо коптил. Главное, чтобы потомки здесь не стали такими, как были там, в моем времени. Помнить нужно всегда, что сделали наши предки на той войне.
        Посвящается всем тем, кто приближал великую Победу. Погибшим и вернувшимся, мужчинам и женщинам, старикам и детям. Как бы ни повернулась жизнь в мире, но всегда есть люди, для которых ваш подвиг не просто слова.
        Ваш подвиг - наши жизни!
        Низкий вам поклон.
        Конец книги