Мишин Виктор, Боги Войны- библиотека РусЛит

Боги войны Виктор Михайлович Мишин
        Их службу обычно не видно. Об их существовании узнают позже, когда видят результат. Они в тылу, но всем нужны. Кто подавит вражеское наступление, кто уничтожит укрепленную огневую точку или танк противника? Они - артиллеристы. Боги войны.
        Иван Некрасов, обычный молодой человек восемнадцати лет, живет в провинциальном городке. На дворе июнь 1941 года. Иван отправляется на фронт, но попадает вначале на курсы подготовки артиллеристов. Спустя несколько месяцев заряжающий тяжелой гаубицы Некрасов, наконец, оказывается на фронте. Впереди у него суровые годы войны, тяжелый труд и опасные испытания. А главное, Иван не местный, ведь он человек из двадцать первого века.
        Как быть, что предпринять? Вопросов множество, а ответ для Ивана очевиден - воевать. Воевать так, чтоб не было стыдно смотреть в глаза предкам, рядом с которыми ты оказался.
        Виктор Мишин
        Боги войны
        Иллюстрация на обложке Владимира Гуркова


* * *
        - Мам, да все будет хорошо, что ты! - мягко положив руки на плечи уже немолодой женщины, высокий и крепкий парнишка прижал ее к себе. Нет, скорее, прижался сам, невольно задев головной платок, от чего тот соскользнул с головы женщины и мягко опустился на землю. Сколько сейчас таких парнишек и женщин? Сотни тысяч по всей стране, как бы не больше. И каждый говорит одни и те же слова. «Все будет хорошо». А сам думает о другом… Мысли только одни:
        «Больно ли будет, когда в тебя стреляют?»
        «Погибну или вернусь?»
        «Не опозорюсь ли я?»

* * *
        Сцена на железнодорожной станции маленького провинциального города выглядела со стороны уже привычно. Не первый день так происходит. Да, не первый, десятый, если точнее. Этот молодой парнишка, которому только два месяца как восемнадцать исполнилось, был я. Женщина, что, плача, прижимала его, то есть меня к груди, моя мама. А провожала она меня на войну. Вокруг стояли, сидели сотни таких же матерей и сыновей. Простые люди, рабочие, колхозники, все как один сейчас тут, да и по всей стране сейчас все одинаково.
        Это было первое июля тысяча девятьсот сорок первого года. Десять дней назад началась война. Фашисты напали на нашу Родину, и долг каждого мужчины - отправиться на эту войну. Только в фильмах в будущем показывали такие кадры, где парнишки весело, с задором прощаются с родными и едут на фронт. На деле же никто туда не хочет. Чего уж врать самому себе-то? Ну, кто-то, конечно, храбрится, улыбается, но что у них в душе? Все хотят быть героями, но умирать никто, а войны без этого не бывает. Ведь и я сейчас стараюсь просто не думать о том, как будет там. А будет страх, голод, холод, жара, смерть…
        Откуда я взял знания о фильмах будущего? Так я не местный. Точнее, не совсем местный. Из будущего я. Живу в этом времени уже год. Работал в колхозе, механиком, ну ежели у меня знания такие, куда деваться? Зовут меня Ванькой, фамилие мое, как у поэта, Некрасов. Сюда попал… Даже и не знаю как. На работе был, что-то случилось, ураган был. Где-то что-то замкнуло, упало, и очнулся я в сарае в этом времени. Очнулся от того, что мне очень больно и тяжело в груди. Рядом суетятся два мужика, пытаясь поднять какую-то приблуду от трактора. Завалило меня. Мне тогда семнадцать было, но здоровья хоть отбавляй. Придя в себя полностью, я поднатужился, и втроём мы смогли поднять эту железяку, что лежала на мне.
        - Ванька, живой? - кинулся ко мне один из мужиков, что спасал меня.
        Ощупав сам себя и тряхнув головой, робко ответил:
        - Да вроде.
        - Как он упал на тебя? Ведь стоял же нормально? - не унимался мужик. Кстати, впоследствии он оказался моим отцом.
        - Я не знаю, - пожал я плечами и медленно поднялся. Отец стоял рядом и смотрел обалдевшими глазами.
        - Видал, Петрович, ни царапины! - батя реально был в шоке более глубоком, чем я.
        - А то ж! - смачно ругнулся названный Петрович, это был второй помогавший мужик, и добавил: - Сам же такого богатыря вырастил!
        А я вдруг только заметил, что оба мужика мне буквально по плечо, а еще то, что рука бати, лежавшая у меня на плече, какая-то маленькая. Скосив глаза вниз, затем в стороны, пытаясь осмотреть себя, я чуть не охнул. Ни хрена себе рама! В прошлой жизни я был среднего роста и такой же комплекции, а тут… Позже в военкомате я узнал свой рост и вес, пока же мог только предполагать. Как оказалось, тело мне досталось знатное, аж гордиться можно. Метр восемьдесят восемь вроде не самый внушительный рост, но ширина плеч… Да уж, если б были развиты мускулы, в смысле прокачаны, думаю, мог бы через несколько лет догнать Шварценеггера. Шучу, конечно, но фигура была очень впечатляющая. Про таких говорят - поперек себя шире.
        - Это он от деда унаследовал, во мне-то столько роста нет, - пояснил батя. - Он и внешне-то вылитый мой батя. Вот уж был здоров как бык, вот и Ванька такой же. Отец на миноносце снаряды огромные в одну харю таскал, этот вон плуг поднял чуть не в одиночку. Коня нашего, Ваську, когда тот колено сломал в прошлом году, кто поднимал? Он.
        - Да уж, знатного хлопца ты вырастил, Василий.
        Вот так я появился в этом мире. Когда узнал, где я и в каком времени, обалдел. Год до войны, что делать, что делать? Я, то есть бывший обладатель моего нового тела, только закончил школу. Хотел учиться дальше, да отец настоял на моей работе. Пришлось согласиться. Мама позже спрашивала, не раздумал ли я в армию идти? Я удивился тогда, как это можно раздумать. Оказалось, я по секрету матери сообщил, что после срочной службы останусь в армии, хочу служить. Пока же помогал отцу, работал как все. У меня здешнего здорово получалось возиться с железками, чинил все подряд, прям как я в своем времени, вот и продолжил это занятие. Как-то быстро обо мне заговорили как о местном Левше. Реальность-то была такова, что уровень развития местной техники сейчас едва ли не в зачаточном состоянии. Все такое примитивное, аж жуть берет. Надо ли объяснять, что у меня получалось буквально все.
        Так, работая, я начал потихоньку писать то, что помнил об истории Великой Отечественной. Труднее всего было с конвертами, деньги все шли в семью, трудно было выкроить что-то для себя, но удавалось. Была мысль тайно отправлять бумаги в Кремль. Получат, не получат, дело десятое, но сам идти к ним не хотел. В той жизни много читал, много размышлял. То, что, придя к сильным мира сего, я больше оттуда не выйду, я понял быстро, поэтому и не шел. Не жаль тысяч жизней таких же парней? Очень жалко, но, думаю, я так больше пользы принесу. Не могу я ничего делать из-под палки, характер не тот. Да и не верю я, что кто-то воспримет меня всерьез.
        Попутно с большим объемом работы я выкраивал время на свое развитие. В городе была хорошая библиотека, я туда записался и каждую неделю набирал кучу книг.
        Не давал я отдыха и своему телу. Ведь знаю, как пригодится мне сила и ловкость. До МТС, где работал с отцом, было несколько километров от дома, с утра и вечером я преодолевал это расстояние исключительно бегом. Во время работы никогда не просил чьей-либо помощи, всегда все делал сам, да еще и другим помогал. Говорю, силушкой-то бог не обидел. Смастерил себе турник, примитивную штангу и скамью, качал мышцы, растяжку делал, грушу, ну, мешок с песком бил нещадно. Тело обретало черты спортсмена, уходила из меня та угловатость и мешкообразность, что была ранее. Походка, все движения стали четкими, плавными, а не шаляй-валяй.
        В семье я был последышем, у меня трое братьев и две сестры, все обычные люди, один я - переросток, как говорила одна из сестер, Верочка, ехидина такая, ужас! Зато как покрутить ее на руках, так первая. Беру их с сестрой Ниной на руки, сажаю на плечи и кручусь вокруг себя, для них как карусель. А вот с братьями мне не повезло. То ли они мне завидовали, то ли я прошлый им чего-то сделал плохого, но любви или еще каких-то родственных чувств они не проявляли. Всегда какие-то мрачные, даже озлобленные, они все работали на заводе в городе. Сестрички также уже трудились вовсю, одна на почте, вторая в больнице. Мама меня очень любила, постоянно норовила приласкать и сказать что-то теплое, но без лишнего фанатизма, а это мне нравилось. Я мгновенно полюбил ее как будто мою настоящую маму, может, еще сказалось то, что в той жизни я потерял маму рано, подростком, вот и хотелось почувствовать, что это такое - любовь матери. Было очень… хорошо, в общем, приятно, когда есть кто-то, кто тебя любит больше жизни. А мама любила именно так.
        Из всей нашей огромной семьи на фронт не ушли только я, отец, так как инвалид, у него позвоночник был поломан, да один из братьев, Толик, у него также проблемы со здоровьем. Сестры, конечно, не в счет, хотя Верка, работающая медсестрой, вроде как намылилась на фронт. Остальные братья уже отбыли. Самым первым ушел Семен. Еще двадцать третьего числа явился в военкомат и через два дня уехал. За ним, с разницей в день, отбыл Василий, теперь и я.
        Появившись в военкомате, произвел неизгладимое впечатление на служащих. Просился в танковые войска, но обломали, сказав, что, куда попаду, они не знают.
        Сегодня я, как и многие тут, прощался с родными на станции, отец вытирал скупую слезу в нескольких метрах от меня, а мама висела на шее. Как же жаль ее, да и батю, конечно, да что поделать. Лично они-то как раз выживут, Ярославская область в войне почти не пострадает, там будет несколько бомбардировок, огромных разрушений они не принесут, так что я был спокоен на этот счет. Но все же расставаться было тяжело.
        Везли нас, а был целый эшелон, примерно человек пятьсот, может, и больше, куда-то на север. С нашего городка только два пути в западном направлении: или на юг в Москву, или на север в Ленинград. Значит, в Ленинград. Лежа на нарах в теплушке, просматривал те из записей, что не отправлял в Москву. Да-да, я много чего отправил. Идея, что глодала меня каждый день как технаря, это танки, самоходы, орудия. Я мечтал создать что-то такое, от чего фрицы, увидев, а точнее, прочувствовав на себе, обделались бы. А главное, конечно, не мечты, а знания, полученные еще в той жизни. В общем и целом было все равно, но жить хотелось, как-то, знаете ли, перспектив в этом времени гораздо больше. Да и просто жить интереснее, ведь здесь все сам, никаких компьютеров и смартфонов с интернетом, где так любит висеть молодежь двадцать первого века. Ведь дожили там до такого, что дважды два считают на калькуляторе, может, и переборщил, но почти так и есть. Здесь же, чтобы что-то сделать, нужно десять раз подумать. Собрался куда-то сходить - обдумай, чтобы не пришлось идти во второй раз. Поэтому люди этого поколения и были
такими умными, что уже через несколько лет, несмотря на то что пройдут через такую войну, в космос полетят.
        На сборный пункт в Бологое мы прибыли поздно ночью. Выгрузились, здесь уже вовсю начали осознавать все «прелести» армейской жизни. Нас очень грубо отчитали за то, что сразу не понимаем, чего от нас хотят. Ну а как иначе? Ведь среди молодежи и сейчас попадаются откровенные раздолбаи. А кто-то просто без образования, поэтому ведет себя как телок. Чуть позже нас всех пересчитали и повели в казармы, что располагались на выезде из города. Около четырех утра, уже светло было, нас, наконец, разместили на ночлег и приказали спать. Грубо сколоченные нары были вместо кроватей, ладно хоть доски тесаные, больше-то ничего. Положив сидор, что собрала мама, под голову, лег и стал размышлять. Продлилось это недолго, сон свое взял, и я вырубился. Кажется, что только глаза закрыл, а уже орут подъем. Вставали все очень тяжко, сказывались и усталость, и просто неподготовленность к такой жизни. Будившие были солдатами с красными петлицами, орали и матом, и просто громко, весьма доходчиво. Новобранцы, будущие воины и защитники страны, бегали в одних трусах и майках, спотыкались, падали, за что получали новые
ругательства вслед. Народа было много, как курей в курятнике, дважды споткнулся и я. Ох кому-то не повезло… У меня масса центнер, мало не покажется.
        - Эй ты, слон! - послышался окрик рядом со мной, со спины. Обведя глазами других новобранцев, отметил про себя, что все уставились на меня. Повернулся. - Чего, не понятно, что тебя зовут? - один из прибывших по наши души красноармейцев выплевывал слова мне в лицо.
        - А вам было бы понятно, назови я вас Моськой? - чего брякнул, я и сам не понял, просто сразу как-то ассоциация прошла с известными персонажами басни.
        - Что? Каким таким Моськом? - Ой да, откуда тут басни кому знать? - Два наряда вне очереди! Пошел на выход, бегом!
        - Не имеете права, я гражданский… - начал я и получил в ухо. Блин, пощечина какая-то. - Легче стало? Пар вышел? Тогда командуйте как следует, тогда и порядок будет.
        Пощечина прилетела бы еще, да и не одна, не появись в этот момент командир. Я так решил по его виду. Впрочем, не ошибся.
        - Ну что, бойцы, готовы Родину защищать? - громогласно рявкнул командир. Вот это правильный клич, а то эти приперлись и орут, как вертухаи на зоне. Понтов много, толку ноль.
        - Готовы, товарищ командир, - прокричала нестройно добрая сотня глоток. Да, среди нас есть и такие, кто всерьез мечтает скорее попасть на фронт. Нет, я не трус, но научить будущих солдат стрелять и вообще воевать нужно? Ведь никто, включая и мое новое тело, в руках винтовку не держал никогда, что уж о большем говорить.
        - Слушайте сюда, товарищи новобранцы. Сейчас на улице состоится построение вашего батальона. Затем каждый пройдет медкомиссию и собеседование. Анкеты, у кого есть, тоже принимаются, но все же военная комиссия будет разговаривать с каждым. Так как вас много, то, возможно, не всех примут сегодня. Придется потерпеть и несколько дней пожить в казарме. Распределять будут только после полного осмотра. Прошу приготовить документы, у кого есть, дипломы и грамоты. Все это поможет нам правильно определить для вас место службы…
        Не знал, что так было. Интересно. Думал, на винтовку, топай и умри за Родину. А тут вон как. Даже порадовался за нас.
        Надо ли говорить, что определили меня именно туда, куда я даже и не думал. Зато на этом месте меня видела наша Красная Армия, точнее, ее представители, и партия Ленина - Сталина. Не угадали, не в пехоту. Записали меня в артиллеристы. Как думаете, кем? Именно, подносчик снарядов к гаубицам. Один из комиссии на осмотре даже пошутил:
        - Ух, вот это воин. Да он же один сможет снаряды таскать, даже лошади не нужны!
        Я только вздыхал и молчал, кто тут будет меня слушать? Да, рассказал о своей увлеченности техникой, но вот бумаги у меня только об окончании школы, так что подтвердить свои знания нечем. Да и не собирались тут чего-то подтверждать.
        Остальных почти всех забрили в пехоту. Несколько человек были недоучившимися студентами, тех завернули, поедут доучиваться. Строго тут. Так что хоть и громко называлась эта комиссия, да итог один. Махра в основном.
        Через два дня, то есть уже пятого июля, я и еще несколько парней ехали в вагоне-теплушке на север. В Ленинград. В этот раз места было гораздо больше, на весь вагон нас и было-то двадцать человек, против недавних пяти десятков. Доехали хорошо, с песнями и веселыми разговорами. На меня сначала смотрели настороженно, я-то привык, на меня все так смотрят, думая, что я какой-нибудь задира и драчун, но вскоре все уже смеялись над моими шуточками. А драться я тоже могу, с такой-то массой, да и технику я подтянул за год жизни тут, удар у меня такой, что кирпичи для меня как орехи. Вот ни грамма не преувеличил, разве что кожу с косточек содрать можно.
        Ленинград встретил нас хорошей погодой и почти полным отсутствием страха в глазах людей. Еще бы, они ведь не знают, что им приготовил Гитлер. Так хочется спасти всех, но что я могу? Стоит только вякнуть, что я что-то знаю, меня, скорее всего, просто удавят где-нибудь в Большом доме или застрелят. Пожалуй, второе будет реальнее, удавить меня тяжело. Ну вот уверен я, что никто меня слушать не станет. Да еще если брякнуть, что Партии в будущем нет, что Союз развалили… ой мама, даже думать не хочу.
        Меня и еще шестерых будущих бойцов доставили пешком в воинскую часть. Специально выбирали самых сильных и здоровых. Гаубичная артиллерия - это, я вам скажу, не детский сад. Видимо, предстоит мне в будущем пойти по пути деда. Деда этого тела, что я занял. Как мой новый батя говорил? Дед был на корабле подносчиком, вот и я теперь буду болванки таскать, только по земле.
        По приезде отправили в баню и обрили наголо. Эх, у меня такая золотистая шевелюра была, да ладно, шучу я так. После помывки выдали белье и форму. Повезло, большие размеры были в наличии, даже треска не было при надевании гимнастерки, хорошо села, а обомнется, вообще красота будет. Пользуясь множеством плакатов на стенах, мы с ребятами быстро привели ее в соответствие с уставом. Уже в форме и почти похожих друг на друга, как и любые солдаты, нас отвели в один из свободных классов и выдали книжки с уставом и присягой. К утру нужно выучить последнюю, а устав зубрить столько, пока не будет отскакивать, как от стенки. Это так выразился старшина, что был над нами поставлен. Да и вообще, устав в армии - настольная книга, всегда должна быть рядом. Если солдату делать нечего, он должен читать устав.
        Присяга как-то незаметно пролетела. Да и была, в общем-то, формальностью. Война идет, какие тут церемонии. Я все удивлялся, ранее считал, что подносчик снарядов - это самая простая специальность у пушкарей, чему тут учиться. Оказывается, это не так и просто. Да, конечно, главное в этом деле - это физическая форма. Но и внимательность нужна, расторопность, мешаться под ногами нельзя. Расчет должен быть всегда при боеприпасах, чтобы не отвлекаться от боя. За ящичным проверять нужно, хорошо ли вытер снаряд. Также в мои обязанности будет входить и маскировка орудия. А вот это уже было не просто, но этому учили всех в расчете. Короче, учеба пошла, радовало одно - недолгой она будет. Хотелось, вот ей-богу хотелось учиться и быть специалистом. Тем более поощрялось изучение и смежных специальностей. У меня, например, обнаружился хороший глазомер. Попросился сам дать мне возможность освоить науку наводчика орудия. На удивление командиры пошли навстречу, и я стал учиться еще больше. Нравилось. Почему все же радовало то обстоятельство, что учеба будет недолгой? Так шагистика достала. Господи, ну зачем она в
военное время-то? Мне что, маршировать с лопатой, роя укрытия для МЛ-20 или М-30? Вы серьезно, товарищи командиры? Спорить тут, конечно, никто не осмеливался, молчали и шагали. Лейтенант, наш наставник по строевой подготовке, был просто повернутым на этом деле. Думаю, он даже в парадах участвует, эк ему нравится маршировать. А еще не нравились бравурные песенки, что заставляли горланить во время марша. Нет бы какую-нибудь «Катюшу», или еще что-то солдатское. Так нет, все чего-то о роли партии и большевиках. Да еще и бойцы у нас через одного с оттоптанными ушами. Горланят, думают, чем громче, тем лучше, так лейтеха их еще и поощряет. Бездарь. Я серьезно, от этого бравого лейтенанта за версту тянет отглаженными портянками и галифе диаметром в метр. То ли дело наставники по технике. Мне достался расчет с опытом войны, финской, ущербной, проигранной, но войны.
        - Слушай, Илья Муромец, - это меня так ласково звали в расчете, командиры все больше слоном или медведем, - ты чего ящики ставишь один на другой? Тебе крикнут нужный тип снаряда, а он у тебя в самом низу, как достанешь быстро? - Я поправлял, как считал удобным, и получал поощрение: - Вот, другое дело! - Видимо, на всякий случай я должен был знать и это, а так это обязанность ящичного, тот должен подать снаряд мне, а я его передаю установщику. Позже объяснили, конечно, что каждый в расчете должен уметь подменить своего товарища. Через пару дней, увидев, как я увлеченно изучаю свое дело, меня вдруг назначили заряжающим. Командир решил, что я лучше справлюсь с этой работой, так как силы у меня немерено, то для меня это будет проще, чем для уже назначенного человека. Того перевели в подносчики, он, кстати, был доволен.
        Очень понравилась работа с прицелом и маховиками. Гаубица - это, конечно, не ПТО, но тоже интересно. Просто я представил, как буду класть снаряды по скоплениям вражеских сил, и от этого получал удовольствие. Особенно после занятий по маневрированию. Думаете, на позиции нас трактор волокать будет? Три раза ха! Есть бойцы, они и должны тягать эту дуру под десять тонн весом. Разворачивать, перекатывать, все мы, ручками, ручками. Я вообще не удивлюсь, если мы и на позиции своим ходом пойдем, вместо тракторов и лошадок то есть. Эх, когда еще новую гаубицу-пушку изобретут да в армию пустят.
        В расчете были еще двое таких здоровых, как я. Вместе мы даже умудрялись поднимать станины и сдвигали орудие, но ведь просто развернуть мало, его нужно откатить, разместить, как необходимо в данный момент, а это уже другая весовая категория. Для этого требовалась сила всего расчета.
        - Красноармеец Некрасов! - Я вытянулся. - Ко мне! - на очередном выезде за город на учебные стрельбы явился капитан Фролов, командир дивизиона. Мужик немолодой, суровый, воевал и в Китае, и в Финскую.
        Подбежав, вытянулся во фрунт, ожидая приказа. Командир, блин, да они все так делают, когда меня вблизи видят, осмотрел сверху вниз и дернул щекой.
        - Завтра стрельбы. Они будут контрольными. Если хорошо отстреляетесь, едем на фронт, а то и так уже засиделись, враг близко.
        - Я понял, товарищ командир, не подведем! - в силу умений я быстро взял авторитет в расчете и считался, как ни странно, старшим. Да, командир орудия есть, но мямля он какой-то, толку, думаю, от него будет мало. Тупо повторяет за старшим командиром приказы, даже не понимая, наверное, что говорит. Не удивительно, впрочем, он ведь тоже недавно призван, всего на десяток дней дольше нас учится. Даже командир дивизиона просил командира нашей батареи подтянуть навыки командира орудия. О, блин, одни командиры кругом, плюнуть некуда, а еще и заместители есть. А вообще поощрялось, если в расчете бойцы с разными умениями, готовы подменить друг друга на любом номере. Конечно, я не рассчитывал командовать огнем орудия, все же я заряжающий, это не совместить. Но вот если встаю за панораму, тут я даже не слушаю, что мне пытается объяснить командир, навожу сам по команде, которую слышу от связиста, и попадаю туда, куда надо. Отмечено уже командиром батареи, и не раз. Сказался даже не глазомер, а умение быстро считать и работать руками на маховиках наводки.
        Сегодня, седьмого сентября, после проведения контрольных стрельб, нам зачитали приказ. Он был простым и в то же время сложным. Простота заключалась в том, что и так было понятно: нужно защищать Родину. А вот сложность… Как ее защитить? Мы выдвигаемся ночью на фронт, орудия мы приняли, их сейчас транспортируют на станцию для погрузки в эшелон. Поедем одновременно, ночью, чтобы избежать бомбежки. Едва огласили приказ, и мы, вычистив до блеска, свернули орудия по-походному, я понял наконец, что будет очень трудно. Оказывается, весь наш гаубичный дивизион, о котором так громко рассуждали командиры, это двенадцать МЛ-20 и две сотни мальчишек к ним в придачу, тут все были: и хозвзвод, и разведка, и технари. Много мы навоюем. Я надеюсь, хоть мы и тренировали прямую наводку, что до нее все же не дойдет. Тягачей у нас аж два, хорошо, что они вообще есть, а ремонтного взвода пока так и нет. Обещали, что он обязательно будет, но только не прямо сейчас. Мы вообще должны влиться в артполк по приезде, там нас распределят по дивизионам, в каждом будет батарея из четырех орудий. Ясно, что вся работа на нас будет,
но все же могли бы и людей побольше подбросить. Полное отсутствие запчастей вообще убивало. Блин, а если колесо повредишь, не говоря о чем-то более серьезном? На себе восемь тонн тащить? Красота, блин.
        Почему-то как только надел форму, страх ушел. Конечно, я отдавал себе отчет в том, что пока я еще не видел ни врага, ни фронта, но на душе как-то спокойно, что ли. А может, это вид наших грозных орудий так действует, экая дура стоит! Я похлопал по рукояти горизонтальной наводки и кивнул сам себе.
        - Большой, чего задумался? - окликнули меня. Это Пашка. Пашка-студент. Сбежал со второго курса ленинградского института и попал к нам. Он основной наводчик, я-то так, только освоил, а так мне снаряды заряжать. Грузчик почти, как меня еще назвать. Ну а на что мне надеяться было? В танк меня не посадят, я туда просто не залезу. В пехоте бы сгодился, так на ту же должность, поставили бы ящики какие таскать или землю копать. Я уже на третий день в учебке стал тихо ненавидеть свой рост и габариты. Сила есть, а толку ноль, - это обо мне. Я же чувствовал, что могу быть более полезным, так нет, извольте снаряды таскать. Но обижаться могу только на себя, сам ведь не захотел выходить на связь с энкавэдэшниками. Вот пришел бы, да хоть в милицию, и сообщил, что знаю много, так как из будущего я, скорее ведите меня к товарищу Сталину… Не, не смешно.
        - Да вот, Паш, думаю, чего я не таким, как ты, уродился? - Пашка был маленьким, не в сравнении со мной, а действительно маленьким. Рост у него метр шестьдесят, тощий, кожа да кости. Но верткий, зараза.
        - Сдурел, что ли? Ты ж у нас главная надежда! - Ага, блин, надежду нашли. - Ты ж в одиночку взвод немцев положишь.
        - Каким макаром? Они что, подойдут и скажут - положи нас? - усмехнулся я. - Зато тебе куда угодно можно идти, в любые войска. А мне? Так и буду до Победы ящики таскать.
        - Не грусти, авось и тебя поставят к прицелу. Ты ведь лучший в батарее. Просто они не могут тебя пока из заряжающих убрать, ты ж вон какой! И так ведь перевели, заряжающий - это гораздо ответственнее, чем просто подносить снаряд. А вообще, ты, я думаю, еще и командовать станешь скоро, ты вон какой умный.
        - В том-то и дело, - вздохнул я, думая о своем.
        Написал перед погрузкой в вагон письмо, успел даже отправить. Мама довольна будет, обещал писать чаще, нужно выполнять. Хороший она человек, я как-то сразу понял, вот и привязался к ней. Она абсолютно не выделяла кого-то из своих детей перед другими, как это любят делать отцы. Напротив, относилась ровно ко всем нам. Семка, старший брат, сильно ее ко мне ревновал, видно было, поэтому, наверное, у нас с ним были натянутые отношения. Поначалу, кстати, все на меня смотрели как с высокой колокольни, хотя это трудно, я ж всех выше. Просто после того случая, как я появился в этом мире или времени, не знаю точно, я ж другим стал. Родные это почувствовали сразу, как ни отмалчивайся. Но позже все привыкли, что я вроде как не от мира сего, да и перестали обращать внимание, привыкли, наверное. Прежний я хотел лишь одного - служить в Красной Армии, тяги к изучению предметов или наук у него не было совсем. Я даже начал было думать, что он был типичным для таких здоровяков лентяем и тугодумом, но это было все же не так. Помните, я о технике говорил? Вот тут парень был на своем месте. Я его переплюнул по умениям,
но просто потому, что знаю больше. Объединившись в этом теле с Иваном Некрасовым, я получил все его знания этого времени и применял на практике довольно успешно.
        Поезд плелся, как побитый женой пьяный мужик ночью. Скорости нет, постоянные остановки, так ещё и штормит, качает, как на волнах, блин. Куда нас везли, было секретом, никто ничего не говорил. Так и вспоминается анекдот из будущего:
        «Вы, товарищи солдаты, все потенциальные герои!»
        «Почему, товарищ старшина?»
        «Попади вы в плен, никому ничего не расскажете, потому как ни хрена не знаете!»
        Хочешь - смейся, а хочешь - нет, но мы и правда не знали, куда нас везут. Ясно, что на фронт, да и направление, в общем-то, известно, на юг куда-то, но точно не знает никто. Думаю, нас где-то под Ленинградом и поставят, там скоро фрицы уже подойдут, сейчас все силы сюда бросают. Войска отступают, разгром за разгромом, когда еще что-то изменится.
        Колеса мерно стучали на стыках рельс, даже убаюкивало как-то, расслабляло. Лежал и думы думал сквозь легкую дрему. Жалел ли я о том, что попал сюда? Нет, ни капельки. А если убьют? Ну, надеюсь, что это произойдет быстро, мучиться, конечно, не хочется.
        За ночь мы успели добраться до места, повезло, бомбежки не было, но вот когда разгружались… Господи, я только сейчас и осознал, что я - на войне! Как же страшно-то, одуреть. «Лаптежники» налетели внезапно, никто ничего не слышал и не видел. Зенитного прикрытия у нас не было, поэтому хлебали через край. Эшелон стоял на путях, платформа была только одна, короткая и узкая, и разгрузка шла очень долго. Мое орудие стояло третьим, но к одиннадцати утра даже до него не дошли. Очень долго. Первые бомбы упали перед станцией, повредив паровоз. Немцев было две пары, да еще и «мессеры» вроде летали повыше. Первая пара, как и сказал, ударила в начало эшелона, а вторая в хвост. Ехали мы прямо с орудиями, поэтому на момент разгрузки уже стояли возле насыпи. Убегали от воя немецких бомберов кто куда в надежде укрыться. Немцы же, поняв, что могут безнаказанно нас дербанить, стали методично нас уничтожать. Я просто одурел от увиденного. Как в кино, ей-богу. Эшелон превращался в пыль на глазах. Когда взлетел на воздух вагон со снарядами, я перекрестился. Как чувствовал, не залег где-то поблизости, как это делали
многие, а отбежал подальше, хоть и страшно было бежать, это ж какая мишень! Когда все с насыпи прыгали, я сразу убежал к роще, метров за двести, так и то хлам, возможно, и осколки даже сюда долетали. Взрыв был такой силы, что образовалась огромная воронка, это мы позже увидели. Вой и рев моторов самолетов, взрывы, огонь, земля брызжет во все стороны, принимая в себя новые и новые снаряды и пули. Черт возьми, немцы, наверное, посмеиваются там, в воздухе.
        Перевернувшись на другой бок, а то карабин сильно упирался в живот, лежа подо мной, я размышлял. Да, на это было время, никто нас не поднимал, в атаку не бросал, все и всё понимали. Тупо ждали, когда у фрицев топливо кончится. Уцелевшие командиры предприняли попытку подойти к эшелону. Зачем?! И так все видно, нет больше эшелона. Зато своей беготней командиры спровоцировали немцев на новую атаку, теперь те работали пушками. Спустились и прошли на бреющем даже «мессеры» прикрытия. Понравилось им, вон как резвятся. А мы лежим, не в силах голову поднять. Немцы расстреливали не только эшелон, проходили и вокруг, пытаясь и нас пострелять, позже стало известно, что им многое удалось.
        Окидывая взором то, что находится вокруг, просто столбенел. Казалось, время остановилось. Вижу, как лежит боец метрах в двадцати от меня, ближе к насыпи. Его грязная и уже порванная в нескольких местах гимнастёрка казалась мешком. Каски на голове нет, как и у меня, а по лбу, стекая, бежит капля пота. Не успеваю подумать об этом, как очередной грохот авиационной пушки, и прямо на моих глазах боец, которого я рассматривал, дергается от нескольких попаданий. Человека буквально разрывает изнутри, обратно на землю он падает сломанной куклой, как будто внутри солома, а не внутренности. Кровь, кровь кругом, просто реки ее, впитываясь в песок, окрашивают всю округу в красный цвет. Нет ни травы, ни земли, все красное, все смешалось. Даже подброшенная взрывом земля падает, будучи красного цвета. Вокруг стоны, крики, боль… Но все это тонет в новых и новых взрывах, выстрелах и реве моторов.
        Как же так, целый эшелон расхреначили с воздуха за пятнадцать минут? Я представляю, сколько таких, как наш состав, было и еще будет уничтожено. Мрак. Как в одной книге, в будущем, главный герой рассуждал? «Если бы это была игра, видя, сколько потеряли в самом начале, я бы уже перестал играть!»
        Это ж, граждане, извините, ни в какие ворота. Стали подсчитывать убитых и раненых, охренели совсем. Из командиров остался лишь один лейтеха, командир батареи, и политрук. Это, кстати, в такой ситуации для них, наверное, даже лучше. Для убитых, я имею в виду. За такой разгром можно и трибунал заработать. А что? Запросто обвинят в том, что не обеспечили маскировку и оперативную разгрузку, вот и потеряли вверенное имущество. Захотят, вообще пособничество врагу припишут. Да, лучше в такой ситуации, наверное, и правда погибнуть.
        А вот из нас, бойцов, на ногах могли стоять лишь двадцать семь человек. Остальные погибли или получили тяжелые ранения. С легкими почти не было, при такой-то бойне. Мертвые всех сильно напугали. Блевали все, я в том числе. Развороченные животы, грудные клетки, кажется, даже голову отдельно от туловища видел рядом с бывшей платформой, руки-ноги валяются везде, и лужи крови. Зрелище тяжкое, для любой психики. Добрая половина бойцов намочили штаны, я был очень удивлен, что остался сухим. Страшно было и мне, но вот удержался как-то, а рвало всех, повторюсь. Никто никого не спрашивал о самочувствии, все какие-то отрешенные, а точнее, наверное, охреневшие. Бойцы растерянно смотрят по сторонам, не зная, что делать, осматриваюсь и я, но понимаю не больше других. Еще час назад была задача, приказ и все дела, а теперь? Да, что теперь…
        Грохот, звон и скрежет металла, они как-то не располагают к спокойствию. А главное, ты ж не видишь ничего, как и что происходит, все на слух. А организм такая зараза, имеет способность бояться. Когда не видишь, откуда идет смерть, слух обостряется и начинает бешено стучать сердце. Тебе страшно, но даже просто поднять голову и посмотреть не можешь. Как не можешь и объяснить себе почему.
        Лейтенант никак не мог прийти в себя и взять командование. Бойцы тупо бродили вокруг разбитого эшелона, не зная, что им делать. Я просто сидел на какой-то деревяшке и наблюдал за всем происходящим. Станция странная, одна платформа, и все. Никаких тут вокзалов не было, о чем вы, обычный такой полустанок. Так как нам не сообщали, куда везут, все были в растерянности от того, что никто не знал, что делать. Куда идти, как быть с ранеными? Полная задница.
        - Товарищ командир, что делать-то? - наконец, нашелся кто-то и обратился к лейтехе. Поглядев в ту сторону, с удивлением увидел Пашку-студента. А я ведь грешным делом думал ему хана, - оказывается, живой.
        - Я не знаю, бойцы. Нас вроде должны были встретить, а никого нет… - Лейтеха мальчишка совсем, чуть старше нас. Разве так отвечает командир?
        - Так уходить надо, вдруг фашисты снова прилетят! - Пашка продолжал доставать командира. Вряд ли фрицы прилетят вновь, чего им тут делать? Специально лететь, чтоб добить два десятка оборванцев? Делать им больше нечего. Была крупная цель, они ее уничтожили, так что да, вряд ли полетят.
        - А куда? - ничего лучше не нашел, чем спросить, лейтеха.
        - Нужно добраться до ближайшей части, - в разговор вступил политрук.
        - А где она, ближайшая часть? Вы вообще тут кого-то видите? - у лейтенанта началась истерика. А политрук молодец, соображает.
        - Товарищ лейтенант, возьмите себя в руки…
        - Да пошел ты, умный, что ли? Куда идти? К немцам? Мы ж не знаем, кто и где. Посмотри, что осталось от эшелона, ни бойцов, ни пушек. Кому мы нужны сейчас?
        - Успокойтесь, товарищ командир, на вас бойцы смотрят, - на удивление спокойно ответил политрук. Он мне нравится все больше.
        - Товарищ политрук, - решительно встал я и подошел к политработнику.
        - Да, боец?
        - Красноармеец Некрасов, заряжающий третьего орудия…
        - Говорите, товарищ Некрасов.
        - А у командира разве карты нет?
        - Товарищ лейтенант, у вас есть карта? - тут же переадресовал вопрос командиру политрук.
        - Наверное, - осекся тут же лейтеха. Начал хлопать рукой по планшетке и вскоре извлек на свет карту.
        - Так посмотрите, у вас же должна быть обозначена хотя бы та часть, в которую нас везли. Это должно быть где-то рядом, ведь лошадей у нас нет, как бы мы орудия доставили на место?
        Лейтеха стал долго что-то искать на карте, но толку не было. Политрук подошел к нему и склонился над картой. Видимо, быстро сообразил, потому как что-то шепнул на ухо командиру.
        - Нужно идти в полк, - вообще без уверенности в голосе произнёс лейтенант.
        - А как же раненые? - спросил опять студент, чего-то он разговорился. - Да и убитых бы надо похоронить…
        Следующие три часа мы усердно копали землю и хоронили наших однополчан. Я все это время только и думал о том, сколько вот так людей закопают на этой войне. Это же потенциальные пропавшие без вести. Если документы, которые, опять же только с подачи политрука, начал оформлять командир, потеряются, кто узнает об этих бойцах и командирах? Господи, сколько же людей… Никогда, наверное, не смогу привыкнуть. Все время себя сам же одергиваю, знаю же, что погибнет в войну очень много, а осознать все никак не могу. Для меня прямо сейчас и один убитый - это много, а уж больше…
        После похорон убитых политрук собрал команду из четверых бойцов и направил собирать все ценное, что осталось целым после бомбежки. Собрали несколько винтовок, патронов в подсумках, снятых с убитых. Еды не было, воды тоже, да ничего не было, если так разобраться. Теперь встала новая проблема. Как мы должны были тащить пушки, я так и не понял. Идти нам километров десять, если верить лейтенанту, а как нести раненых? Поискав в округе, нашли остатки брезента, которым были укрыты орудия. Сами-то пушки перекорежены, просто куски металла, а вот брезент слетел, видимо, теперь пригодится. Спустились с насыпи к роще, что стояла неподалеку, и нарубили толстых сучьев для носилок. Хреново было тем, что раненых около тридцати человек, а нас-то двадцать семь. Как утащить такую прорву народа, я не представлял. Выручил всех политрук.
        - Товарищ командир, думаю, нужно отойти в рощу и встать там. А в полк послать кого-то из бойцов, чтобы вернулись с подводами. Смотрите, на карте, рядом совсем, деревня есть, может, раненых вообще туда удастся пристроить?
        - А кто пойдет?
        - Давайте я схожу в деревню, может, там что-то найду для раненых? По крайней мере узнаю, где наши еще есть, - политрук вызвался сам, это он схитрил, конечно, - а в полк послать двух бойцов пошустрее, не так и далеко тут.
        - Да, хорошо, - согласился лейтеха. Вроде начал приходить в себя, больше не дергается.
        - Некрасов? - окликнул меня политрук.
        - Да, товарищ политрук, - подошел я.
        - Пойдешь со мной в деревню, может, что-то найдем для транспортировки раненых. Или туда их свезем.
        - Есть, - отчеканил я.
        В полк отправили двух ребят, один был Пашкой, мы накоротке перебросились парой слов, обрадовались оба, что живы. Шустрый малый этот Павел, быстро ребята доберутся до наших. Если они, конечно, там еще есть. Мы же с политруком направились по узкой проселочной дороге к деревне. Она была вроде как за небольшим леском, думаю, быстро обернемся. По дороге политрук молчал, ну и я не собирался с ним беседы вести. Нет настроения совсем. Приехал на фронт, вашу маман, топаю теперь незнамо куда. А сколько так протопали наши деды? От Москвы и Ленинграда, от Сталинграда и Курска? До самого, мать его в одно место, Берлина поганого. Сколько пар обуви стоптали, сколько мозолей кровавых натерли? В будущем даже те, кто неравнодушен к прошлому и войне, не представляли себе такой картины. Просто это не представить, сидя в тепле и уюте. Много там развелось всяких либерастов, пишущих, орущих на каждом углу о зверствах Сталина, тупости генералов и кровожадности энкавэдэшников. А что они знали-то? Ведь понять, как было, и то, что по-другому, наверное, не так просто. Достаточно поставить себя на место обычного деревенского
паренька восемнадцати лет от роду, призванного защитить Родину. А что он может-то, этот паренек? Он жизни-то не видел, только-только бриться начал, а его в это дерьмо! Да и командирам не легче, опыта-то нет, связи нет, никто не подскажет, что и как, как тут воевать? Никогда еще в истории не было такой бойни, что назовут Великой Отечественной войной, и опыта, естественно, ни у кого быть не может. Наверное, столько и воевали, потому как нужно было научиться, запустить заново все производства, потерянные в захваченных врагом областях, выстроить всю систему. Как же жалко-то всех этих людей, ведь кому, как не мне, их жалеть молчаливо, с такими-то знаниями…
        Деревня была цела. Даже удивительно, как немцы ее не разбомбили? Рядом летали, а сюда ни одной бомбочки не скинули. Здесь даже не суетился никто особо, живет деревня обычной жизнью, как будто и войны нет, даже странно как-то.
        Встретили нас хорошо, в деревне оказался председатель колхоза, который расположен чуть дальше на север, в одном из сел. Быстро организовав деревенских жителей, в основном стариков, нам передали четыре подводы. Местные вызвались помочь, поехали с нами. Они же и перевезут наших раненых к себе, окажут помощь, а позже отправят дальше в тыл. В общем, обернулись мы с политруком быстро, уже через три часа оказавшись возле разбитого эшелона. А тут… В общем, я наглядно узрел, что такое в эти годы особый отдел. Вовсю шла проверка, или допросы, уж и не знаю, как это назвать. Досталось и мне, но это был просто допрос. А вот лейтехе и политруку не повезло. Обоих строгий лейтенант из особого отдела увез куда-то почти сразу. Тот прибыл на «эмке», в ней же увезли и наших командиров.
        Распекали нас недолго, все же мы простые бойцы. А дальше произошло вновь нечто, от чего не я один опять удивился. Нас просто оставили тут. Уехали все, кто нас только что допрашивал, не сказав ни слова.
        - Эй, Большой, - окликнул меня вновь шустрый парнишка Павел.
        - Чего тебе, Шустрый? - я так и назвал его, поддев в ответ.
        - Чего делать-то будем? - он, кажется, не заметил мою подначку, настолько растерянным выглядел.
        - Ты ж ходил в полк, там что-нибудь сказали?
        - Да на нас сразу эти налетели. Кто, откуда, веди к командиру! Я, блин, даже и не видел толком никого. Одно скажу точно: часть не воюет, они, кстати, тут рядом, едва ли километра четыре будет.
        - Ребят, - подумав, сказал я, вокруг меня уже собрались несколько человек, - видно, часть отступает, раз так близко. Я сам карту видел, дальше они должны быть.
        - Я так и подумал, - в ответ кивнул Шустрый, - уже здесь подумал. Я орудий у них не видел, вот что меня смутило. Там ведь должен быть почти полк, без нашего дивизиона.
        - Хреново дело, - заключил я. - Может, нам и не сказали ничего, рассчитывая, что полк скоро сам тут будет?
        - Не знаю. Может, опять сходить? - Шустрый встал с земли.
        - Пойдем вместе, - кивнул я.
        Оставшиеся бойцы были какими-то растерянными и не проявляли участия в разговоре, хотя сидели все рядом. Люди были в полнейшем раздрае. Никто ничего не понимал, вроде на фронт ехали, а сидим возле разбитого эшелона, и никому до нас дела нет. Ситуация реально была непонятной и оттого еще больше злила людей.
        Все же уйти мы не успели. Внезапно появился какой-то хрен на лошади, боец в смысле, и, не спешиваясь, прокричал:
        - Это вы тут пушкари? - Бойцы кивали, с интересом поглядывая снизу-вверх. - Идите туда! - конный боец указал в сторону, с которой мы и приехали. Туда, куда вели рельсы.
        - Боец, куда это - туда? - бросил я.
        - Пару верст пройдете по шпалам, там встретитесь с полком, точнее с остатками.
        - Так чего, драпаем, что ли? - неуверенно спросил Паша.
        - Немцы нас обошли, быстрее давайте, они скоро уже здесь будут! - и посыльный, а это был он, ускакал.
        - Во млять! - выругался Шустрый и сплюнул в сердцах.
        - Парни, пошли, - просто сказал я громко, чтобы все слышали, а сам был в таких же чувствах, как и Шустрый.
        - О, командир нашелся! - буркнул кто-то недовольно.
        - Я и не терялся! - отрезал я. - К фрицам хотите? Оставайтесь!
        Никто, конечно, не остался, дураков нет. Поплелись, а затем и прибавили шагу. Жаль деревенских, особенно если там наших раненых найдут. Раненых тоже жалко, да только их, может, просто добьют, а вот гражданских… Спалят деревню к чертям собачьим, как пить дать сожгут.
        Наше русское раздолбайство в полку меня не удивило вообще. Догнали мы часть, как и сказал тогда посыльный, через несколько километров. Ни орудий у них, ни техники, да и людей-то - одно название, что полк, даже на роту не потянем. На наше появление реакции ноль. Просто присоединились к толпе, по-другому и не назвать, да и пошли себе дальше. Почти сразу, как догнали, поступила команда свернуть с железки в лес, так как неподалеку в небе самолеты появились, так и пошли лесом. На первый взгляд, бойцов тут сотня, может чуть меньше. Жрать нечего, а мы ели последний раз еще перед отправкой, сутки назад.
        К вечеру все бойцы, да и немногие командиры устали так, что просто падали с ног. Кстати, особистов тут не было, не знаю, куда увезли наших лейтенанта и политрука.
        - Слышь, Большой? - на привале ко мне подошел Шустрый. Он и так не отходил, но тут где-то бегал.
        - Чего? - бросил я. Устал даже я, несмотря на свои ежедневные занятия бегом и физическую форму вообще.
        - Командир тут не лучше нашего лейтехи, которого особисты забрали. Даром что капитан, толку ноль.
        - Хорош, привлекут за болтовню. Выводы не нам делать. По делу есть чего?
        - Я там возле них покрутился, говорят, сами не знают, что делать, - развел руками Шустрый.
        - Придумают чего-нибудь, они ж командиры. Да и, думаю, сами куда-нибудь выйдем, не все же тут лесам да болотам быть. Где-то найдутся и люди, и командиры, те, которые будут знать, что делать.
        Через пару часов возобновили движение. Жрать хотелось, хоть тресни. А мне-то еще и много нужно, да вот взять негде. Зря Шустрый грешил на командира, вел наш отряд тот вполне себе уверенно и к утру вывел. Это был большой поселок, бросилось в глаза многолюдье даже ранним утром. Нас просто остановили всех на окраине, а командир, со своим замом отправились в поселок. Не было их часа два. За это время люди расслабились, начали разбредаться. Мы с Шустрым тоже отошли, но буквально до ближайшего хозяйства с колодцем. Напились воды, умылись. Пришлось отвечать на неприятные и заданные с хмурым видом вопросы хозяев.
        - Все бежите? - Я так и вспомнил старые фильмы, типа «Они сражались за Родину». Стало стыдно, хотя конкретно мы вроде и не виноваты. Но не станешь же объяснять людям, что мы и до фронта-то не доехали.
        - Нет, отступаем, - бросил Пашка.
        - Как же так? - дядька, что спрашивал, был старым, как динозавр, но с таким хитрым прищуром, что становилось не по себе.
        - Орудия, дед, немец разбомбил, артиллеристы мы, - вставил я.
        - Далеко ли немец-то?
        - Рядом уже, - хмуро ответили мы и, поблагодарив за воду, ушли. Дед еще долго стоял и смотрел нам вслед. Что было у него в мыслях? Скорее всего, ничего хорошего. С народа на армию налоги всегда драли, а толку? Пришел вот враг, а армия бежит и ни хрена не может сделать. Ведь гражданским-то обидно вдвойне. Это нас или убьют, или отступим. А им каково? Враг придет, хозяйства разорит, баб снасильничает, мужиков и стариков перебьют. Им это надо? Вот и спрашивают с нас, так как имеют полное право спрашивать. Эх…
        Когда вернулись командир и его зам, новости были не очень радужные. Нам приказали двигаться на запад, пересечь село и присоединиться к полку, который и был расположен поблизости. Полк пехотный, на все увещевания командира о том, что мы вроде как артиллеристы, ответили просто:
        - А где ваши пушки? Нету, вот и будете теми, кем можете! - Это так рассказал один из сержантов, которого поставили рулить нашим взводом. Да, нас, оставшихся от дивизиона, просто сделали стрелковым взводом. Хорошо хоть винтовки у всех были, правда патронов почти нет, обещали помочь.
        Все же не все из остатков нашего полка стали пехотой. Оказалось, у стрелкового полка были аж четыре «сорокапятки», но в расчетах людей не хватало, вот из наших и добавили, сделали противотанкистами. Ну, а все остальные да, стали стрелками. Патроны и правда получили, но это уже было не главным. Нас наконец покормили. Вот уж ребята порадовались, а на меня повар смотрел косо, и когда я подошел к нему во второй раз, отрезал:
        - Добавки не будет!
        Остался я, можно сказать, голодным. Я все больше и больше злился на свои габариты. Ну что я, виноват, что ли, что для меня обычная норма - мало? Должны больше давать, помню по учебке, но тут не учебка, сколько дали - и то хорошо.
        Было грустно и скучно, что ли. Вокруг люди суетятся, а я разглядываю их и не понимаю, чего суетиться, все одно не успеем подготовиться. На запад от села было большое поле, сейчас убранное и голое, так вот где-то за ним, далековато пока, уже виднеются дымы. Хреновые это дымы, как мне кажется. Да и не кажется, танки там идут. Что ж, похоже, тут я и лягу… Жаль, если войду в число тех, кто становился статистикой и погибал в самом начале войны. Гибли ведь не от того, что плохо воевали или трусили. Тут много что сложилось не в нашу пользу. Оружие, боеприпасы, всего очень мало. Нет никакой поддержки с воздуха, нет зениток, о танках и вовсе не вспоминаю. Да, жаль становиться статистикой.
        - Чего хмурый такой, Вань? - подошел ко мне Шустрый.
        - Да с чего веселиться-то, Павлуха? - махнул рукой я. - Ты от штаба? - Он всегда трется поближе к начальству, говорит, любит быть в курсе дел.
        - Окапываться приказывают, ячейки будем рыть. Фрицы вряд ли успеют до темноты подойти, а ночью они не воюют.
        - Они хоть определились, где копать-то? - обвел я округу взором.
        - Да, сейчас сержант прибежит, покажет.
        По приходе сержанта нам поставили боевую задачу. Отойти в сторону на полкилометра, там возле леса идет дорога, вот возле нее и окопаться. Возможно, что вражеские войска пойдут по ней, нам приказано их не пропустить. Всего-то? Да раз плюнуть! Нас ведь здесь целый, мать его, противотанковый полк, а не взвод бойцов с винтовками. Ладно хоть нас туда все же в составе роты отправили, а не одних. Наехали дружно на сержанта, заставив того бежать в полк и выбивать гранаты, хотя бы простые противопехотные, если нет противотанковых.
        Начав рыть ячейку, выбрали себе с Шустрым удачное местечко, низина, но наступающие солдаты противника будут вынуждены в нее спуститься, чтобы пройти, думаю, удачно устроились. Копать было несложно, несмотря на прошедший час назад дождь. Земля тут была песчаная, рылось легко. Не сговариваясь, копали окоп, чтобы можно было перемещаться и хоть как-то менять позиции. К нам присоединились еще трое бойцов из нашего же бывшего дивизиона, все были с моей разбитой батареи. Выкопали ров глубиной в метр и протяженностью десять, когда наступил вечер. Фрицы так и не подошли, за что им спасибо. После ужина, в этот раз накормили, наконец, досыта, пошли с Шустрым к окраине леса и нарезали травы, чтобы присыпать ею наш окопчик. Уже было темно, когда пришли какие-то хмыри из штаба, обходили позиции и сделали выговор за неуставной окоп.
        - Что, отсидеться решили? - спросил один из них. Такая наглая рожа, так и хотелось в нее плюнуть, или ударить! Надо признать, в этот раз мои габариты нам помогли. Когда я, распрямившись, вылез из окопа, хмырь с нарукавными шевронами даже отшатнулся. Еще бы, он меня на две головы ниже и раза в три тощее.
        - Бой решит, кто будет отсиживаться, а кто воевать, товарищ командир, - просто сказал я. Проверка молча удалилась, а парни благодарно похлопали меня по плечам. А мне позже придется расхлебывать свою наглость. Но это будет позже. Пока же мы, обустроившись, готовились по очереди спать. Ну а чего сидеть, глаза драть, у немцев тихо. Пашка сбегал к сержанту узнать обстановку, тот поведал, что фрицы встали на ночевку в трех километрах от нас. Местность там понижается, поэтому их и не видно.
        Спал первым, так как всегда рано вставал, поэтому под утро мне легче не спать. Отдохнул хорошо, даже выспался. Два бойца, что бдели до меня, отправились на боковую, а я, умывшись из фляги, вылез из окопа и отправился к лесу. Тут рядом, всего несколько метров пройти. Опорожнившись, вернулся и застал нашего непосредственного командира. Сержант распекал Шустрого, мы с ним дежурили вместе, за то, что меня отпустил.
        - Мне что, в штаны валить? - чуть зло спросил я.
        - Прикажут, будешь и в штаны, - еще более злобно ответил сержант.
        - Я человек, а не скотина, - ответил я.
        - Ты чего такой борзый? Нагрубил товарищу комиссару, мне дерзишь, устав забыл? Так я напомню.
        - Не трудитесь, товарищ командир, утром мы забудем об уставах…
        Не понравился мой ответ сержанту, ой не понравился. Да мне и наплевать, если честно. Мы тут ляжем все завтра, чего я ж буду язык в заднице держать? Клал я на них вприсядку, уставники хреновы. До Москвы со своими уставами драпать будут. Черт, разозлили все же.
        А приходил сержант вообще-то по делу. Нам гранаты дали, нужно было идти получать. Разбудили двух бойцов, что спали дольше других, а сами с Шустрым отправились вслед за сержантом. Получили гранаты, бутылки с зажигательной смесью, и, увидев на складе мины, не удержался и выпросил. Представьте, дали. Четыре противотанковые дуры и десять противопехотных, да мы богачи! Правда, долго пришлось объяснять, откуда у меня, заряжающего из расчета гаубицы, знания по минному делу. Как будто они есть. Выкрутился, сказав, что научили в учебке. Не проверишь ведь сейчас, так что отбрехался. Таскали долго. Для меня груз был нетяжелым, но габаритным, за раз не упрешь все, но перетащили. Правда, с минами вот еще какой затык вышел. Если вдруг танки пойдут не на нас, то могут приказать снимать их в спешке, а это жопа. Как они себе это представляли, я не знаю.
        - Дорога тут одна, поле раскисло после дождя, так что, Паш, не боись, снимать не придется, - успокаивал я приятеля, - здесь они пойдут, здесь. Главное, чтобы немного их было, глядишь, и отобьемся.
        - Ты правда сможешь их поставить? - чуть недоверчиво спросил Шустрый.
        - Да поставлю, не боись, это не трудно на самом деле. Важнее всего замаскировать как следует, но в грязи это тоже не станет проблемой. А вот предугадать, куда их воткнуть, тут да, пойдем, подумаем.
        У немчуры пока тихо, спят еще, так что гуляли мы спокойно. Присмотрев то, что хотел, я улыбался. Перед нами был хороший распадок, загони немцев сюда и закупоривай дорогу. Если залезут, то им в борта смогут стрелять орудия справа от нас.
        Когда мы вернулись, нас ожидала комиссия. Вновь был сержант, разговаривающий с комиссаром, и кто-то званием постарше.
        - Где шляетесь? - был первый возглас в наш адрес. Исходил он от нашего сержанта.
        - На передовой не шляются, товарищ сержант, а осматривают местность, согласно уставу! - Сержант аж покраснел от злости. Что ж, он сам выбрал стиль общения, нехай расхлебывает.
        - Вот, товарищ капитан, видите, абсолютно ненадежный боец, дерзит, приказы не выполняет… - тут же начал петь комиссар. Господи, да ему-то какая разница, как мы тут и что? Странно, конечно, что он вообще командиру докладывает, а не шлепнул меня сразу.
        - И в чем же моя ненадежность? - вновь открыл рот я.
        - Так это ты, боец, мины выпросил? - задал мне вопрос капитан, не обращая внимания на комиссара и протянув мне руку.
        - Я, - кивнул я и пожал руку командира.
        - Молодец. Немцы, я думаю, именно здесь и пойдут. Полковая разведка ночью ходила через поле, говорят, там не проехать по пашне, дорогой пойдут. Так что ты прав, - капитан вызывал уважение с самого начала. Вроде нормальный командир.
        Комиссар тут же сослался на занятость и свалил, а сержант просто стоял с растерянным видом. Капитан прошелся вдоль окопа, поговорил с бойцами.
        - Можно было бы еще чуть продлить, но уже некогда. - Блин, я как чувствовал, хотел еще в сторону леса прокопать, но усталость сказалась. - Где мины думаешь ставить?
        - Товарищ командир, если вы подскажете, будем рады.
        - Сержант, - тут же обратился капитан к нашему горе-сержанту, - дуй на склад, к старшине, пусть выдаст несколько кусков веревки. Только подлиннее.
        - А он даст?
        - Скажешь, я приказал! - строго сказал капитан.
        - Товарищ капитан, а зачем веревка? - спросил я, хоть и представлял на самом деле зачем. Просто опыта такого у меня нет, как и полных знаний.
        - К минам привязать, - пояснил командир. - Можно будет прямо отсюда их под танки подтягивать, тогда точно сработают как надо. Мы на финской такое видели, у финнов, конечно, ну и переняли.
        - Это как? - мы аж засветились с Пашкой.
        Капитан быстро, указывая на деревья, расположенные близко к дороге, объяснил нам, как именно можно подтаскивать мину к движущемуся танку и по крайней мере повредить ему ходовую часть.
        Паша, стоя рядом, засиял так, словно нашел зарплату, потерянную по пути домой. Видимо, сложив все за и против, он решил, что у нас есть шанс отбиться. Зря он, наверное, радуется, ведь мы даже не знаем сил противника. Но он еще вчера в этом сомневался, а теперь почуял надежду.
        - Это ловко придумано, шансов устоять теперь у нас перед врагом больше, - заметил я.
        - Молодец, товарищ Некрасов. Выражаю благодарность за самостоятельность. А мин я тебе еще пришлю. Тут, я так думаю, самое опасное направление, надо обложить все как следует.
        - Товарищ капитан, тогда и рядом нужно. Ведь если один, ну два танка подрываются, то немцы наверняка отвернут в сторону. Вот там и сделать еще подарок, - теперь уж и сам додумывал.
        - Толково мыслишь, только я это и сам понял, ты здесь делай дальше, мы уж сами.
        Надо заметить, комиссар потерял к нам интерес совсем, а сержант, орущий на меня до этого случая, вообще охренел и боялся теперь подходить.
        - Паш, надо обочину, что у леса, противопехотками засеять, если фрицы пойдут с поддержкой, то там им сюрприз будет.
        - Ты только подскажи как, чтобы самому не взлететь на воздух, а я поставлю, - Шустрый также был впечатлен расположением командира. Еще бы, нам доверие оказано, надо соответствовать. Ведь если облажаемся, капитан первый скажет, что он тут ни при чем.
        - А вот сейчас посмотрим все, да и сделаем, - кивнул я, - пойдем.
        Вокруг было тихо, только звуки окапывающейся пехоты, но это нормальные звуки.
        Мины мы ставили долго, еще и от командира прислали десять штук и двух саперов. Ставили почти все они сами, мы лишь помогали. Из этих дополнительных мин нам дали поставить половину на своем участке, а половину капитан попросил поставить возле оврага, что тянулся правее наших позиций. Там тоже было удобное место для танков, вот и пришлось поползать. Хорошо хоть не под огнем противника, который около восьми утра внезапно начал обстрел. Значит, разведку фрицы провели, а мы и не заметили. Немудрено, конечно, местность более или менее открытая, а у немцев опыт огромный, могут так спрятаться, что и не увидишь. Самое хреновое в этом то, что враг может незаметно для нас корректировать огонь своей артиллерии, а мы будем, как лопухи, сидеть под огнем и сделать ничего не сможем.
        Ударили фрицы по нам нашим же оружием. В смысле по артиллеристам ударили пушки. Ох и страшно же стало, мама дорогая. Я лежал в нашем окопе и, блин, молился я. Перед глазами стоял образ матери, провожавшей меня. Кажется, она тогда уже чувствовала, что со мною будет. Земля летала, падала, вновь устремляясь в небо, и так много-много раз. Грохот стоит такой, что не слышно вообще ничего, что делается вокруг меня. Только чуть высунешь голову над бруствером, сверху падает земля, и ты еще глубже забираешься в окоп. Не хочется думать, что будет, если снаряд или мина упадет прямо в окоп. Думаю, я уже не узнаю, что это было.
        Долбили немцы долго, не меньше часа. Наш окоп частично разрушился и обвалился, но все же мы могли и дальше в нем укрываться. Когда стихли звуки разрывов гаубичных снарядов, бойцы начали перекличку и откапывание самих себя. Но дрожь земли наглядно показывала, что для этого не время. Высунув голову наружу, сразу же убрал ее назад. Танки. Немного, но и этого достаточно, чтобы пройти по нам катком. Как фрицы всегда и делали. Вот черт, почему капитан не догадался разместить орудия в лесу? Подпустив поближе, они могли всерьез вломить противнику в подставленные борта, но вот не поставили. Танков было восемь, и были они пипец как близко. Я впервые в такой ситуации, страшно, в голове пульсирует только одно - что делать?! И это очень здорово сказывается на соображении. Голова просто не думает ни о чем, взгляд прикован к немецким «панцерам». А вблизи они действительно страшные, это не на картинке или в игре. Железная гробина ползет, вибрация идет волной и разносится далеко, заставляя людей бояться и искать укрытия, а не воевать.
        - Ванька! - крикнул Шустрый.
        - Чего? - ответил я, поняв, что немного оглох.
        - Мины ведь совсем близко к нам?
        - Нет, ты забыл, что ли? - удивился я.
        - Я чего-то уже вообще не соображаю. О, наши начали!
        Действительно, ударили одна за другой две пушки. Не понял, их же четыре было? Пытаясь наблюдать и за танками, и вправо на позиции пушкарей, я понял, что пушек у нас всего две и осталось. Танки повернули башни и, чуть сбавив ход, начали стрелять в ответ.
        «Ну, без остановки вряд ли попадете, это не компьютерная игра!» - мелькнуло у меня в голове. И точно, пушки продолжали стрелять и вскоре даже остановили один танк. Немецкий Т-3 сначала провернулся на пол-оборота, подставляя борт, а затем полностью остановился. Его товарищи принялись стрелять прицельнее, для этого им пришлось останавливаться. Наши артиллеристы повелись на легкую добычу и двумя снарядами подорвали все же подставившийся танк, но это были их последние выстрелы. Немцы, остановившись, прицельным огнем всех своих машин тут же уничтожили нашу артиллерию. Результат я не видел, но пушки более не стреляли. Вряд ли расчеты отошли, скорее всего, погибли там все. Правильно говорили о них, ствол длинный - жизнь короткая.
        Я высматривал первые мины, у немцев появилась пехота. Раньше они были скрыты за танками, а теперь смело вышагивали рядом с танками. Послышался приказ:
        - Пехоту, пехоту отсекайте, вашу мать!
        Кричал явно капитан, недалеко где-то сидит. То тут, то там начали раздаваться винтовочные выстрелы. Я тоже пару раз выстрелил, оказалось, у меня винтовка кривая, а я и не заметил. Просто с расстояния в двести метров не попасть в цель и промахнуться на целый метр - надо постараться. Я четко увидел, куда прилетела моя пуля, это был танк, а не шагающий рядом солдат вермахта. Стрельба редкая, поэтому вряд ли я ошибся. Попытался настроить прицел, но понял, что тщетно.
        - Паш, у меня винтовка испорчена, стреляет в сторону…
        - Да хрен с ней, бросай, я тебе сейчас новую притащу! - И с дальнего конца окопа, спустя несколько секунд, прибежал Шустрый с винтовкой.
        - Где взял?
        - Сержанта нашего того, убило, в общем. Его винтарь.
        - Вот как, - покачал я головой, - быстро его. Винтарь-то не повредили?
        - Сейчас и нас, если танки дальше пойдут, - буркнул Пашка.
        - Пойдут, куда они денутся.
        Мины у нас лежат от сорока до шестидесяти метров от окопов. Длиннее веревок не нашли. Да и то, на веревках-то всего четыре штуки, остальные так лежат. Первой рванула именно та, что была не «привязана». Рванула удачно, танк сразу заполыхал, куда ему там так попало, не знаю. Остальные даже не заметили потери товарища и продолжили ехать вперед, не снижая скорости. Когда встал еще один, немцы прозрели. Сбросив скорость до минимума, они стали расползаться в стороны.
        - Вот дурачье, мы вас там и ждем! - я рванул по окопу влево.
        Схватив крайнюю веревку, я стал быстро ее тянуть. Веревка, перекинутая за деревом, натянулась и потащила за собой взрывающийся сюрприз. Танк почти объехал ее, когда последним рывком я успел все же затянуть ее под гуслю. Рвануло почти мгновенно, меня аж осыпало землей, близковато. Гусеница сползла, дым мешал дальше смотреть, да и не до того было, но танк остановился и молчал. Шедший рядом еще один такой же Т-3 шарахнулся в сторону и напоролся на еще одну привязанную мину. Вновь взрыв, на этот раз видел, как отлетел каток, и танк встал. Прикольно, если честно, не ожидал такого. Смотрится как в кино, только с эффектом полного погружения. Мы смотрим на танки, а вокруг пули свистят да земля летит.
        Я давно обратил внимание на идущий последним танк с большой антенной, так что заметил, что тот стоит. Внезапно фрицы остановились и, включив заднюю передачу, поползли к своим позициям. Ага, не привыкли получать. Ну да ладно, приходите еще.
        - Ванька, чего они? - подбежал Шустрый.
        - Сейчас опять пушками долбить станут, шутка ли, три танка потеряли, не дойдя до наших позиций. Так что держи штаны.
        Снаряды вновь посыпались нам на головы, но было уже чуть легче. Мы ждали этого, поэтому и не испугались. Артподготовка на этот раз была короткой, от силы минут пятнадцать. Странно, что у немцев тут всего восемь танков было, я думал, будет больше. Раз есть тяжелая артиллерия, значит, и солдат там много. Как бы не дивизию на нас кинули.
        И тут, блин, мне «повезло»…
        - Боец? - окликнули кого-то из нас справа. Оглянулись оба с Пашкой. - Да, ты. - Паша ткнул себе в грудь пальцем, и капитан, а кричал он, кивнул: - Иди сюда.
        Командир лежал сверху и смотрел к нам в окоп. Павел ужом мелькнул мимо меня, и я услышал:
        - С нами только что связались наши артиллеристы. Сзади гаубичная батарея подошла, в четырех километрах, им нужны координаты противника. Идешь в разведку. - Странно это, там же свои разведчики-наблюдатели должны быть, да и командиров никто не отменял.
        - Товарищ капитан, так я ж не умею… - растерялся Шустрый.
        - Такой шустрый и не сможешь? - О, и командир подметил Пашкину шустрость.
        - А что делать-то нужно? - мой товарищ явно расстроился.
        - Нужно разведать позиции врага, видишь, там горка, за ней они и формируются. Смотри на лес, - указал капитан рукой, - метров через двести хорошая возвышенность и кусты, оттуда тебя не заметят. Ползешь, находишь врага и передаешь координаты.
        - Товарищ командир, - смутился Павел, - так я не умею.
        Надо ли говорить, что тут я высунул язык…
        - Я пойду, товарищ капитан, - сплюнул я от злости на себя.
        - Некрасов, ты такой здоровый, не пройдешь, заметят! - фыркнул командир.
        - Я чуток в лес заберу, глядишь, и пролезу.
        Шустрый смотрел на меня с удивлением и одновременно с благодарностью. Куда меня несет? Нет, я отлично понимал, что это наш шанс. Это еще в учебке проходили. У нас могут быть хоть самые огромные стволы, но без разведки они ничто. Куда стрелять?
        В лес я углубился метров на тридцать, кустарник, хоть и почти голый, скрывал нормально. Плюс дым от горевших танков помогал, стелясь по полю. Телефон, что мне выдали, здорово мешал. Точнее, приходилось внимательно следить за катушкой, разматывая провод, чтобы его не повредить. К позиции я вышел удачно, а точнее, вовремя. Немцы как раз выстраивали танки на дороге и готовились к рывку. Я уже хотел было кричать в трубку координаты, карта у меня также была, как в небе что-то засвистело, и на наши позиции обрушились мины. Вот гадство, они еще и из минометов причесать решили. Где же они? Леса со стороны фрицев не было, ближайшие деревья в километре. Но позиции минометчиков я не видел. Сделал вызов в трубку телефона и услышал в ответ:
        - Какого хрена ты там тянешь? Данные давай!
        - Я не вижу минометы, хорошо укрыты, - попытался оправдаться я.
        - Да клал я на них вприсядку, танки где? - на том конце провода шутить явно не желали.
        - Я не могу определить расстояние, не командовал раньше, а если по квадрату?
        - Тебе дали карту? Ну так и давай квадрат, быстрее, там сообразишь потом!
        - Квадрат четыре, по улитке шесть, один снаряд… - тут я сориентировался.
        - Лови! - был ответ, и спустя несколько секунд рвануло прямо перед позициями танкистов противника.
        - Не знаю, сколько вы поставили, давайте дальше сто, по фронту ноль. Беглый! - кричал я в трубку, а сам аж улыбался. Мне это чертовски понравилось.
        - Ну у тебя и команды! - услышал я в трубке. А чего? Как знал, так и командовал. А, пофигу, поняли, и ладно. Я ж не знаю, где батарея, какой прицел стоит. Если бы они мне сообщили после пристрелки, я бы дал им точное расстояние.
        Восемь тяжеленных снарядов, не знаю, какого калибра, начали падать с неба с приятным уху свистом. Грязью и дымом заволокло мгновенно всю ложбину, в которой укрывались немцы.
        - Вижу огонь и дым. Есть попадание.
        И тут меня хлопнули по плечу. Как же я вздрогнул, кто бы знал!
        - Вань, командир требует уничтожить минометную батарею, немедленно! - Пашу прислали для связи. Все это хорошо, но не знаю, мать их за ногу, где эти хреновы минометы! А сейчас еще и не видно ничего.
        - Млять, куда стрелять? - выругался я вслух.
        - Смотри, правее дымов немцы копошатся, может, там? - вдруг подсказал Шустрый.
        - Даже если и не там, все одно нашим помощь, - буркнул я. - Вправо шесть-ноль, прицел дальше на двести метров, один снаряд! - прокричал в трубку. Спустя полминуты прилетел поросенок и взметнул столб грязи и воды почти там, куда указал мне Паша.
        - Ванька, правее надо…
        - Вправо один-ноль, прицел прежний, два снаряда.
        Не успели упасть новые снаряды, как я уже кричал поправки. Вот теперь я хорошо различал фрицев. Забегали они знатно. Знай наших, не все нас в землю втаптывать. Пушкари стреляли по моим командам аж двадцать минут, а затем просто отрубили связь. Не зная, что мне делать, послал Пашку к командиру. Вернулся тот быстро, уже через пять минут.
        - Давай назад, командир приказывает отход…
        - Как отход? - охренел я.
        - Да так! - сплюнул Шустрый. - Приказ из штаба дивизии. Немцы вроде как левее обошли. Соседи не отвечают, наверняка их разбили. Короче, бежим отсель!
        Сматывая ценный провод на катушку, кстати, повезло, что я его через лес прокладывал, не порвали, мы возвращались. Немцы, когда минами обкладывали, могли и повредить связь, а так все нормально, в лес-то они не стреляли.
        Пока бежали назад, заметил, что стрельбы совсем нет. Затихарились немцы, раны зализывают. Ну или подлянку какую готовят. Может, и правы в штабе, что приказали отойти…
        Только подумал о тишине, как вновь началась пальба. На этот раз гаубицы врага били вразброс по всем нашим позициям. Наверняка корректировщик где-то рядышком засел, когда и успел-то? Но нам было наплевать на это. На огонь противника, имею в виду. Правы все же оказались старшие командиры, отведя наши немногочисленные войска со старых позиций. Да, осталось нас совсем мало. Во взводах человек по десять. Очень много потеряли при последнем обстреле минометами.
        Топать назад, что может быть хуже? В окопе хоть все понятно, либо сдохнем, либо нет, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. А тут… Идем, неорганизованная толпа какая-то. Никто ведь не доводит до нас, что впереди, что позади. Ударить могут отовсюду в любой момент.
        Получилось еще хуже. Ударили сверху. Немцы налетели как-то внезапно, даже «Воздух» никто не крикнул. Вокруг начали рваться бомбы, и в землю впивались снаряды из авиапушек. Близким разрывом меня швырнуло в сторону, и больше я Пашку не видел. Он шел справа от меня, оттуда же и ударная волна пришла. Нет, я не видел, чтобы его убило, просто больше не видел парня. Да и никого, в принципе, из тех, кого знал.
        Очнулся я, когда меня тащили. Господи, чего случилось-то? В голове звон, да, блин, какой! Я заорал, но не слышал сам себя. Тряска прекратилась, кажется, меня положили на землю. Надо мной склонился какой-то боец. Он открывал рот, видимо спрашивая что-то, но я не слышал его. Стало страшно. Что случилось-то? Боли в теле вроде нет, но слух… Полежав чуток, поняв, что ничего вроде не болит, попытался встать. Мне помогли, поддержали, и вовремя. Повело в сторону так, что еле удержался на ногах. Так, придерживая меня за руки и указывая направление, потопали вместе с другими бойцами. Мотало из стороны в сторону как пьяного, с трудом заставлял ноги идти прямо, спасибо бойцам, иногда придерживали. Впереди на носилках кого-то несли, сколько ни вглядывался, никак не мог разглядеть, кого именно, да и в глазах двоилось. Шли мы по окраине леса, укрываясь под деревьями. Погода хорошая стояла, я пришел в себя, но слух не появился. Через пару часов такого движения дорогу нам пересекла речушка. Наш отряд остановился, не зная, как быть. Кто-то рулил нашим сбродом, позже узнал, что это был начштаба полка. Причем не
моего. Как я в нем оказался, вообще не понимаю. Всего тут, на берегу этой речушки, оказалось не больше тридцати человек. Уставшие, многие ранены, обессиленные люди просто упали на траву, не в силах идти дальше. Носилки лежали на земле. Осматриваясь, я добрался до них. На них, весь в бинтах, лежал человек, кто это, вообще не понятно. Даже звания не узнать, формы не видно, часть оборвана, часть скрыта под бинтами. Грязь, кровь, копоть, чего на человеке только ни было, а вот самого человека почти и не видать.
        Кто-то подтолкнул, указывая на реку. Посмотрев, увидел, что бойцы начинают переправу. Те, кто нес носилки, с хмурым видом смотрят на водную преграду. Ясно, боятся люди, самим бы не утонуть, а еще и носилки переть. Чувствуя себя уже неплохо, оглянулся, посмотрел вокруг, нашел небольшое деревце, березку. Сломал ее, даже не обдирая ветки, пошел в воду и прошел всю реку, измеряя дно. Выйдя, направился прямо к носилкам. Взглянул вокруг, да и поднял на руки тело раненого с носилок. Мне не трудно, силушки-то Господь отмерил немало. Почему так поступил? Так глубины тут в речке от силы два метра. Бойцы только на середине плывут, буквально пару метров, весь остальной путь идут по дну. Рост у меня под стать силе, поэтому смело шагнул в воду. Поскользнувшись на скользкой глине берега, чуть не рухнул, но меня кто-то поддержал. Кивнул двум бойцам, что помогли, а те благодарно смотрели на меня. Ясно, из носильщиков. Когда скрыло сапоги и под ногами я уже чувствовал ил, а не скользкую глину, пошел уверенно вперед. На середине, задержав дыхание, я вытянул руки вверх, поднимая раненого, и погрузился с головой. Так
и вышло, как предположил. Несмотря на ношу, я даже на середине не плыл, чуток повело на течении, но удержался и удержал раненого. Да и, помогали мне, чувствовал поддержку. Так, медленно, но уверенно, я выбрался на противоположный берег и, отойдя от кромки воды, опустил на землю свою ношу. Раненый был плох, это видно. К сожалению, не слышу, стонет или нет, но в том, что он еще жив, я был уверен.
        Пока снимал форму, чтобы выжать, меня то и дело отвлекали, похлопывая по спине и плечам. Показывали большой палец, в общем, благодарили. Подошел и начштаба, что-то говорил, но, увидев мой жест, а я указал руками на уши и покачал головой, просто пожал мне руку.
        Рассиживаться нам не дали. Только-только отжал одежку, вылил из сапог воду, перемотал хоть и отжатые, но сырые портянки, и нас погнали дальше.
        На этой стороне реки был сплошной лес, идти стало очень тяжело. Одежка сырая натирала везде, ногам, думаю, амбец придет, уже сейчас чувствую, как саднят пятки, что же будет дальше…
        Слава богу, солнце покатилось на закат, становилось темно, и скомандовали привал. Я не слыхал, мне по плечу похлопали и показали жестом - стой. Увидев, что все падают кто где, тоже опустился на траву. Для привала начштаба выбрал небольшую полянку в лесу, все уже сидели или лежали, никто не хотел что-либо делать. Осмотревшись, подумал, что надо все же сушить одежду, поэтому встал и побрел за дровами. На меня смотрели, но никто помогать не кинулся. Да и ладно, сам справлюсь. Притащив приличную кучу веток, сучьев и даже одну маленькую тонкую, но полностью высохшую ель, я, похлопав себя по карманам, растерянно посмотрел по сторонам. Поймав взгляд одного из бойцов, показал жестом, как будто чиркаю спичку о коробок. Боец сунул руку в карман и бросил мне коробок. Спичек было мало, несколько штук, причем тоже не больно сухие. Собрав мелких прутиков, осторожно, стараясь не испортить спички, с третьей попытки разжег огонь. Прутики занялись весело, начали потрескивать и разгораться. Добавляя уже потолще, я разводил костер. Вскоре он уже горел высоким пламенем, и вокруг начали собираться люди. Срубив
несколько веток с ближайшей сосны, я очистил их от иголок и, воткнув в землю в полутора метрах перед костром, развешивал одежду и сапоги. Вокруг стали за мной повторять. Кто-то брал горящую лесину и разводил новый костер, у одного-то всем сушиться неудобно.
        Жрать хотелось… Блин, вот вроде хорошо, что я такой большой и сильный, но с едой… Вон бойцы схомячили по сухарю и сидят себе, а кто-то и спать завалился. Мне тоже давали, съел два, ни в одном глазу после них, только пить захотелось. Попробовал уснуть, не получалось, голод терзал, ел-то давно, а сил потратил много. Выручил боец, один из тех, кто носилки нес. Это он меня поддерживал на берегу и потом в воде. Протянул мне горсть сухарей и фляжку, блин, как же я был этому рад! Не хотел брать, но тот скорчил злую гримасу, поясняя таким образом, что назад не возьмет, пришлось есть. После этого «застолья» я, наконец, уснул. Только вот проснулся быстро. Растолкали. Оказывается, уже рассвет забрезжил, пора было выдвигаться в путь. Сколько нам так топать, не знал, наверное, никто. Это сколько же вот так с июня топают, по лесам и болотам? Защитники хреновы, имеют нас, а мы только драпать. Недавно еще перед стариком оправдывался, дескать, мы не виноваты, пушек у нас нет… Да все мы виноваты, все. Надеюсь, простят нас те, кто из-за этих отступлений сорок первого остался во вражеском тылу и испытал на себе все
прелести оккупации, а затем допросы НКВД.
        Всю дорогу, а это был путь длиною в двое суток и хрен знает сколько километров по лесам и болотам, я подменял то одного, то другого носильщика. Тогда и узнал, что, оказывается, мы несем аж комдива. Ему перевязку делали, я знаки различия разглядел, а то так и не знал бы, кого несем. Как он оказался среди отступающих, я не знал, а мне не объясняли. Слух так и не появился, зато еще в первый день, когда я сушил одежду в лесу, обнаружил, что весь ворот гимнастерки и нательной рубахи у меня в крови. Из ушей текла. Переживания по поводу потери слуха закончились быстро, сменились тревогой о дальнейшей судьбе.
        Выходили мы, конечно, странно. Начштаба вел нас вроде по карте, а на деле, похоже, сам не знал, куда идет. Ведь мы были, по сути, не в глубоком вражеском тылу, зачем такие сложности? Но спрашивать, конечно, не стал, не мое дело. Но постоянно терзала мысль, почему нас просто не выведут на ближайшую дорогу? Уж по ней-то быстрее, наверное, добрались бы. Или нас снова влили бы в какую-нибудь новую часть…
        Вот так по истечении двух суток мы и вышли к какому-то поселку. Оказывается, забрали настолько далеко на восток, что оказались не так и далеко от Новгорода. Вот это, мля, помотало! Практически сразу, как вышли к населенному пункту, появились какие-то личности в чистой форме, начались построения, козыряния, выговоры за нарушения формы одежды и прочее. Злы ли были бойцы? Да всем поровну было. Лишь бы отстали наконец да накормили. Больше думать пока не о чем было. Тебя матерят по уставу, а ты только стоишь с опущенным взглядом и молчишь. А я так и не слышал ничего, так что все одно было, чего мне говорят. Откуда знаю, что ругали? Ну, так бойцы, кто уже привык ко мне, пояснили на пальцах.
        В санитарную роту меня, как и некоторых раненых из числа отряда, привели только спустя долгую процедуру допроса. Опросом это назвать было нельзя. Около двух часов меня мурыжили только на то, чтобы понять, вру я или нет насчет слуха. Когда, видимо, удостоверились, успокоились немного и стали писать. Я попробовал отвечать, но не слышал сам себя, поэтому отвечал так же письменно.
        После допросов по пути в санроту наконец пообщался с выжившими, до этого и писать было не на чем, да и не время было. Тут, выпросив пару листов бумаги, я их мелко нарезал и сложил в виде блокнотика, огрызком карандаша стал писать вопросы. Бойцы отвечали неуверенно, но одно я понял точно. Меня им передали, когда отряд проходил мимо разбитой части. Видимо, моей части. Кто передал, зачем и почему, не сказали.
        Уши мне осмотрели, чем-то помыли, щекотно было. Слух не появился. Врач, серьезного вида мужик средних лет, долго качал головой и что-то бормотал, я видел лишь шевеление губ. Итогом посещения санроты стало получение бумажки, в которой указывалось, что красноармеец Некрасов направляется в госпиталь. Все. Куда, как добраться? Никто не сказал. Побрел обратно к комендатуре, где допросы проходил.
        Особый отдел, а это оказался именно он, долго меня динамил. Ну, служащие, конечно. Отмахиваются все, всем некогда, бегают, суетятся. Пока сам не встал на дороге у какого-то молодца с кубарями в петлицах и шевронами на рукавах, так бы и не получил вменяемого ответа.
        «С утра пойдет колонна в тыл, примкнешь к ней, вот бумаги», - написали мне и выдали еще одно направление, теперь уже от особого отдела дивизии.
        Вечер близился к концу, всех, кто вышел вместе со мной из окружения, наконец покормили. К сожалению, обстановку на фронте узнать так и не удалось, никто не хотел со мной переписываться. Это немного злило, но я понимал ребят, все устали и на взводе сейчас, а тут еще и я с вопросами лезу.
        Найдя какой-то сарайчик, решил лечь спать до утра. Когда вошел, остановили, выставив кулак. Машинально схватил этот кулак и выдернул из темноты его обладателя. Паренек, средней комплекции, ниже на голову, но как он рвался в бой… Достал свой блокнот и написал, что хотел лишь лечь спать, конфликты мне не нужны. Тот что-то пробубнил, но больше не выступал. Он бы так на фрицев прыгал, как на меня. Короче, прилег в углу и уснул. Мгновенно и без сновидений. Ночью меня никто не зарезал, не пинал. Разбудили уже утром, толкнув в плечо и показав на выход. Там находились два бойца и, как только я вышел из сарая, стали что-то говорить. Написал, что не слышу. Они в ответ приказали идти с ними, так как колонна с ранеными скоро отправится. Пошел за ними. По пути у колодца умылся и привел себя в порядок.
        Не понравилось отношение раненых, злые, откровенно злые взгляды и движения губ, матерят, наверное. Да все я понимаю, на вид здоровый, как Геракл, а иду с ними, но что мне было делать? Зато по пути помогал пересекать ручьи, выталкивал телеги из грязи и оврагов. В общем, мной пользовались вовсю, но я был рад помочь, хоть какая-то польза от моей грубой силы.
        Брести в обозе было скучно, а мне вдвойне. Идешь, как баран, ничего не слышишь, только глазами вертишь, а ничего не понимаешь. Уже к обеду я настолько разозлился сам на себя, что хотел вернуться обратно, просто сбежав. Удержало то, что не было с собой красноармейской книжки. В особом отделе почему-то забрали, выдав направление-предписание в госпиталь. Указали все данные в бумаге, но удостоверение забрали.
        К вечеру вышли к железной дороге и полустанку. Тут было много народу, суета стояла такая, что я чуть не потерялся. Увидев издали бойцов в синих галифе и характерных фуражках, подошел к ним. Показал блокнот, где уже была запись: «Я глухой, вот бумага, что мне делать?» Получил ответ: «Жди тут. Прибудет состав, грузись в вагон».
        Выбрав сухое место на земле, сел и стал ждать. Надоело быстро, да и жрать охота. Побрел искать съестное. Нарвался на очередную грубость в виде выталкивания меня из очереди к кухне. Полевая работала, повар что-то варил, запах стоял такой, что я забыл вообще обо всем. Ругаться не хотелось, да и как себе это представить, я не знал, поэтому просто сунул тому, кто меня выпихнул, известную бумажку. Нервный мужичок, что рулил в очереди, нехотя прочитал, посмотрел на меня, как обычно окинув снизу-вверх, и махнул рукой, разрешая встать в очередь.
        Повар оказался просто зашибись каким хорошим человеком. Навалил мне полный котелок каши, еще и хлеба дал, аж полбуханки. Я ему написал, что сильно благодарю его, а он в ответ - что хотел бы помощи. Я пожал плечами и кивнул. Повар жестом дал понять, чтоб я кушал, а потом подошел, я так и сделал. Наелся… Наконец-то досыта. Вот реально, так хорошо не ел уже давно, аж в брюхе тяжко стало, но это от того, что долго не ел. Жаль, нельзя насытиться впрок…
        Вернувшись к раздаче, узнал, какая помощь от меня требуется повару. Не удивился. Котел отмыть нужно было, а мужик устал и помощников отправил куда-то. Ну что ж, мне не трудно, это ж всем на пользу. Занялся и скреб этакую алюминиевую дуру аж час, но зато после этого получил чуть не полсидора сухарей. В дороге пригодятся. Тем более, когда я заканчивал с котлом, уже пришел состав.
        Напихали как селедку в бочки. Мне еще хорошо, я целый, а вот лежачим… Людей разве что друг на друга не клали, а так пипец как тесно. Состав еще этот… Название только. Семь вагонов-теплушек, что это за состав? Встал возле щели в дверях, так и простоял всю дорогу. А ехали долго. Усталость была, конечно, но здоровьем меня Бог не обидел, выносливостью тоже, вот и стоял. Да и не дали бы упасть-то, если честно, плотно нас тут набили, яблоку негде упасть. Сзади нары были, для лежачих, я к ним спиной прислонился и стоял, даже спал так.
        Везли долго, так как несколько раз меняли паровозы и, как оказалось, направление. Все, амба, колечко немцы сделали на совесть, в Волхов, как говорили ранее, нам не попасть. Это мне паренек один написал, что рядом стоял.
        Привезли в Тихвин, как оказалось, по пути к нам еще несколько вагонов прицепили, тащились больше двух суток. Не успели выдохнуть, всех вновь стали забивать в теплушки. Куда теперь-то едем? Как мне надоело ничего не слышать, кто бы знал. В обычной жизни ведь нет полной тишины. Всегда есть какой-то фон, а тут… Если честно, то даже страшно.
        Утащили нас аж до Череповца. Сгрузили тут самых легких, в их число попал и я, и наоборот, самых нетранспортабельных. Остальных, тяжелых, но не требующих немедленных операций, повезли дальше на восток, в Вологду, Рыбинск и дальше, вплоть до Ярославля. Почему такой разброс? Увы, не представляю.
        Город Череповец в это время не был еще тем металлургическим центром края, каким станет совсем скоро. Пока, думаю, тут и десятка тысяч населения нет. Вскоре все тут круто изменится. Госпиталь был такой же небольшой, пропорционально самому городу. На меня все смотрели, как и ранее, с небольшим презрением. Ну а как еще? В госпитале был свой особист, оперуполномоченный, взялся за меня, приставив к делу. Так как все лечение у меня состояло лишь в том, что мне тупо замотали голову бинтом, я мог делать что угодно. Как пояснил врач, повязка нужна для поддержания сухости внутри уха. Я был спокоен как удав, так как понимал, что если бы что-то серьезное было, то были бы какие-то боли внутри, а у меня, в общем-то, ничего. Лишь голова кружится иногда, да не слышу ничего, а так все в норме.
        Ох и побегал я тут, даже на учебе в артполке так не уставал. Разгрузка раненых, переноска их на операции и обратно, колка дров, блин, да все хозяйство было на мне и еще трех выздоравливающих бойцах. Только через две недели, проснувшись ночью, я понял, что начинаю слышать. Проснулся от стонов и криков раненых. До этого-то мне было легко, не то что всем присутствующим в госпитале.
        Как дождался утра, сам не знаю. Уже в шесть стоял под дверью кабинета дежурного врача, а когда к тому внезапно прибежала одна из сестер, я подорвался пройти вместе с ней. Остановила меня она же.
        - Куда? А ну, назад! Павел Семенович занят!
        - Сестричка, я слышать начал! - запричитал я. - Выпишите меня скорее!
        - Это не тебе решать. Уйди, говорю, давай вниз быстро, там машина с тяжелыми пришла, сейчас срочно оперировать нужно. Помогай давай. - Я поплелся, куда послали. Вроде и рад был, но не покидало тревожное чувство, что нескоро тут мной займутся.
        Во дворе меня ждали крики раненых, ох, как же они кричат, господи! Блин блинский, танкистов привезли, самое страшное, что тут видел. Когда их привозят, у всех сначала ступор. Иногда непонятно, где у них спина, а где грудь. Обгорают так, что трогать их - причинять еще большие страдания. Первого запомню навсегда, двое суток не спал после этого. Привезли тогда так же, на машине от станции четверых бойцов. А они… Блин, теперь я понимаю, почему они просят их пристрелить! Я б, наверное, тоже просил. Доктор тычет мне, бери, мол, и тащи, я тогда еще не слышал, а как? Вроде осторожно так взял одного за руку, чтобы чуть приподнять, надо же было обхватить, а у него кожа слезает пластами, вместе с одеждой. Я тогда сдержался, аж двоих отнес, прежде чем меня так вывернуло, что я не только не спал потом два дня, а еще и не ел ничего. Как же это страшно-то… Воистину врачи - это какие-то особенные люди. Что-то с психикой у них не так устроено, в отличие от остальных людей. Как можно спокойно смотреть на внутренности, а? Ладно убитого, это одно, а раненого? Ведь ты же понимаешь, что он все чувствует, ему пипец как
больно, а ты смотришь… Не понимаю. Поэтому сейчас я и бесился, требуя выписать меня, а то с ума здесь сойду.
        До меня врач добрался только к восьми вечера. Размотал повязку, долго осматривал, а потом кивнул.
        - Что, удрать хочешь? - устало подытожил нестарый еще доктор.
        - А вы как думаете, товарищ военврач? - я говорил весь день без остановки, устал молчать за все время, что был без слуха.
        - А ты нам так хорошо помогал… - скорее для самого себя пробормотал доктор. - Может, мне попросить, чтобы тебя здесь оставили, а, Некрасов? Ну ведь правда, подумай! Точно сам в таком виде сюда не приедешь. Да и пользы от тебя в разы больше будет. Ну сам посуди, засунут в пехоту, и сгинешь через два дня…
        - Док, вы чего? - охренел я и разозлился. А ведь доктор, по сути, хочет мне жизнь спасти. Но я как-то не могу так, неправильно это.
        - Эх, ладно, все ты понял. Тем более разрыв перепонок - это не царапина. Тебе надо быть в тишине, а ты на фронт собрался. Вероятность повторного повреждения очень высока. У тебя и так была опасная травма. Обычно при таком повреждении слух полностью не пропадает. Я ведь вначале думал, что все, у тебя разрушены кости внутреннего уха. А это конец слуху. Но вроде обошлось. Все же я должен оставить тебя еще на пару недель, чтобы быть уверенным в благополучном исходе.
        - Нет, док, меня не поймут, - покачал я головой. - И так смотрят косо, а вы еще подливаете масла в огонь. Выписывайте, и баста!
        - Ты мне тут еще указывать будешь? Поучи меня людей лечить. Сейчас приказ оформлю, получишь тогда! - угроза серьезная, без шуток. Врач может написать в особый отдел все что угодно, хотя бы нарушение дисциплины. Скажет, я тут бухой всегда, и все, пипец! Закатают тогда по полной программе, заманаешься хлебать. А еще хлеще, я тут узнал случайно, военврач вообще может мне ограничение поставить и, согласно ему, оставить меня в госпитале. Пахать! Мне это надо?
        Плюнув на все, отправился к особисту госпиталя. Вроде мужик он нормальный, мы много общались, хоть и посредством бумаги и карандаша. Нашел нужного человека не быстро. Тот где-то бегал весь вечер.
        - Михал Степаныч, - взмолился я, - оклемался я, помогите!
        - Ты чего, сдурел? - отшатнулся от меня особист. - Чего причитаешь?
        - Отправьте меня на фронт, пожалуйста!
        - А что доктор говорит? - лукаво так смотрит, словно издевается.
        - Да разве наших докторов переслушаешь, - развел я руками. - Он много чего говорит, но мне на фронт надо. Ребята там воюют, а я тут…
        - Завтра к обеду найди меня, постараюсь что-нибудь придумать. Я понимаю, тебе надоело раненых таскать да пахать тут, как раб на галере…
        Эка он в точку попал! Хоть и пожилой мужик, а соображает почище любого молодого умника. Может, и впрямь поможет мне?
        Сразу после обеда меня вызвал к себе начальник госпиталя и начал проверку. Тут же присутствовал и особист. Было видно, что осмотр для порядка проводят, они уже явно о чем-то договорились, но я выполнял все, что требовали. Закончив процедуры, меня отправили вон из кабинета. Ждал минут тридцать, прежде чем вышел особист со справкой в руке.
        - Держи! Дуй оформляться, сегодня около семи вечера будет эшелон, едешь на нем!
        - Понял! Разрешите приступать?
        - Беги уже!
        Оформление бумаг заняло совсем мало времени, уже к трем часам дня я был полностью свободен. Чтобы не давать повода военврачу припахать меня еще к каким делам, свалил на станцию. У меня были кое-какие деньги, купил поесть в дорогу, хлеба, пару банок тушёнки и лука.
        Сказать, что я охренел от времени в пути, не сказать вообще ничего. Так долго в поезде я еще не ездил никогда. Оказывается, особист-то не уточнял, едем мы в объезд, а это… Мама дорогая, аж через мои родные места! Ну, почти. Короче говоря, к моему приезду немцы уже взяли Калинин. Охренеть не рассказать.
        Сгрузили нас в Калязине. Нас - это целую дивизию. Весь путь сюда мы собирали людей. Вологда, Ярославль и далее по списку. Я сначала растерялся, но практически сразу узнал, что с моей воинской специальностью меня направят на формирование. Так и вышло. Хорошо хоть вновь ехать никуда было не нужно. Здесь, на окраине города Калязин, укомплектовывался новый артполк, точнее, наш дивизион, как объяснили, остальные батареи где-то рядом. Меня приняли хорошо, привык уже, на мои габариты даже старшие командиры смотрят с уважением. Да уж, не думал, что когда-нибудь буду привлекать столько внимания к своей скромной персоне. Как бы не зазнаться. Шучу.
        К сожалению, в наводчики я опять не попал. Учиться-то я учился, но вот написано в красноармейской книжке - заряжающий, будь любезен, служи, куда ставят. Ладно хоть не ящичным, и то хлеб. А ведь если бы попросил в госпитале особиста, то в новую красноармейскую книжку меня бы записали наводчиком, можно было так сделать, да я чего-то не догадался.
        Тренировок почти не было, да и орудий тоже. Налегали на теорию и постоянно маршировали, чеканя шаг. М… вашу блин в транспорт! Как же так-то? Ладно, я немного опытный. Хотя бы в учебке отучился и стрельбы провел, а многие вообще не представляли, что им делать. Как будем воевать? Таскали телеги, изображая орудия и передки, а как еще? Ой да, навоюем мы тут.
        В середине ноября нас погрузили на машины и отправили куда-то на запад. Ехали почти сутки. Где мы теперь, я уже не понимал. Выгрузили в какой-то дыре, на удивление тут была железнодорожная станция, и оставили ждать орудия.
        Пушки прибыли… Господи, они что, из-под бомбежки, что ли? Все какие-то помятые, щиты пробитые, прицелов нет, в общем - жопа. Оказалось, на этой станции артмастерские находятся. Теперь нас разместили тут, будем ждать, когда закончат ремонт орудий. Ну и дела. Как же наши предки войну-то выиграли, а? Вроде бойцы есть, не хай какие спецы, но полный комплект, так в чем же дело? Работяги в мастерских прояснили ситуацию. Огромное количество артиллерии потеряно на занятых немцами территориях. Вон, мои любимые МЛ-20 вообще почти не попадаются, нет их новых, хоть тресни, зато есть пушки образца восьмого года, с колесами выше щита, такое, млять, удовольствие на них служить, аж за честь принимаем. Еще есть М-30, это пушка сто двадцать два миллиметра, если дадут их, придется переучиваться. Вот и получается, что удается вытащить при отступлении, направляют на ремонт и только потом передают по назначению. Ну не хватает на все новые части новых стволов, что ж поделать!
        А ведь я раньше и не подозревал, что такое война… Да, думал, ушел в сорок первом и либо в землю, либо вернулся в сорок пятом. Казалось, на фронте ты только и делаешь, что воюешь. Стреляешь, взрываешь, наступаешь, отступаешь. А на деле? Если бы нас тогда на станции не расхреначили, может, я и побывал бы на фронте, а так? А ведь числюсь, что я на войне. Мама вон письмо прислала, правда, написано оно еще в августе, но нашло меня оно тут, в Калязине. Прочитал, даже всплакнуть хотелось. Брат погиб у меня, старший, Семен. Хоть и не сложились у меня с ним отношения, да и брат-то он моему новому телу, да только все равно сердце кольнуло как ножом. Еще в августе Семен попал под бомбежку, почти как я. Только я-то цел, а вот он… Мама пишет, чтобы берег себя, служил честно и бил поганых фашистов в хвост и гриву. А я? Мотаюсь тут, как говно в проруби. То учебка, то окружение и драпание. Теперь вот госпиталь, и опять сидим. Тяжко это, а делать что? Тот один день, что я воевал, как-то не хотелось засчитывать себе в актив.
        Через пару дней прислали наконец заместителя командира батареи, звали его лейтенант Васильев. Раньше его обязанности исполнял сержант, командир орудия. Теперь хоть учеба какая-то началась. Прямо в мастерских осваивали орудия, учились разворачивать и менять позицию, изготавливаться к стрельбе. Я-то все это уже проходил, мне чуть легче, а некоторым парням было тяжело. Радовало, что повреждения все же не фатальные, без заводского ремонта обойдемся, главное, пушка та, что я хорошо знал, а вообще батарея смешанная.
        Голод. Черт возьми, кто бы мог подумать, что на войне будет что-то страшнее врага с его оружием. Всем постоянно хочется есть, а мне так и побольше других, наградил же Господь размерами. Нет, может, когда доберусь наконец до фронта, там забуду, что такое страх голода, но сейчас… А еще погода резко испортилась и начались морозы. Нам так и не выдали до сих пор ни ватников, ни валенок. Хотя и обещали. В шинелях холодно, ноги в сапогах мерзнут до боли. После занятий идем в палатку, ага, в них живем, как летом, млять, хорошо хоть печурки в каждой стоят, говорят, нам повезло. Но чтобы она хоть немного нагревала помещение, нужно топить просто без перерыва и сидеть возле нее. Чуть отойдешь к стене - замерзаешь. Спим прижавшись друг к другу и накрывшись всеми шинелями, так теплее.
        - Некрасов, ты мне рассказывал, что обучался на наводчика? - вопрос замкомандира батареи застал меня врасплох. Возились с орудием, а тут, как чертик из табакерки, командир прискакал.
        - Да, в учебке времени было много, освоил и панораму, - кивнул я, распрямляясь.
        - Это хорошо, - покивал головой лейтенант Васильев. На вид, кстати, попутнее моего прошлого командира. Этот с опытом, тоже из госпиталя. Мужик крепкий, невысокий, лет двадцать семь ему, шинель, видевшая многое, такие же сапоги, стоптанные наружу, видно, что служил, а не выслуживался. - Наводчик первого заболел, заменишь его.
        - Ясно, - кивнул я, - разрешите собрать вещи? - Я-то на втором орудии был заряжающим.
        - Давай, - кивнул лейтенант.
        Как это заболел наводчик? Кашляет, что ли? Так тут все дохают, как хор мальчиков-туберкулезников. А чем еще можно заболеть на войне? Привык уже как-то, не болеют тут люди. Как говорили в одном хорошем старом фильме, на войне не бывает бронхита. Удивились и другие ребята, невидаль какая-то.
        Собрав нехитрые пожитки, чего там, сидор да старый карабин без патронов, который выдали уже здесь в рембате, и отправился к расположению второго орудия. Узнал, что буду опять на МЛ-20 служить. А то я таблицы помню только для них, а тут ведь еще и сто двадцать два миллиметра есть. Два таких у нас и два «больших» ствола. Смешанная батарея. Что лучше, вопрос интересный. М-30, например, весит в три раза меньше, это жирный плюс, а по мощности и дальности МЛ-20 выигрывает. Хрен его знает, только повоевав, можно делать заключение. А мы ведь, как правило, даже не видим результатов своей работы. Это на передке командир, разведчики-наблюдатели еще что-то видят, а мы? На позиции только и видишь, что орудие и расчет, более ничего. А вот то, что М-30 часто на передке оказываются - факт. Их иногда используют против танков, это когда совсем труба. Как правило, если до этого доходит, значит, амба батарее и всему полку или батальону, что перед ней стоит.
        Приняли и тут хорошо. Привык уже, меня везде хорошо принимают, это только начальство может быть таким смелым, чтобы докапываться. Рядовые бойцы к этому проще относятся, а уж мои габариты и вовсе вызывают у людей уважение. Просто к рослому и высокому человеку отношение всегда будет чуть лучше, чем к маленькому и тощему. Может, это осторожность, а может, и страх. Хрен их знает. Но вот сколько живу в этом теле, постоянно замечаю такое положение дел.
        Закончили ремонт, дождавшись отправки только в конце месяца. На двух орудиях меняли стволы, а это не быстро, пока их с завода привезут. Да на одном накатник был серьезно поврежден. Так или иначе, но, получив на весь наш третий дивизион лошадей, отправились в путь. Дивизион у нас, как и сказал, третий, всего две батареи. Когда приедем, пушкарей с их семидесятишестимиллиметровками уведут на передок, ну а мы сзади. Говорят, уже недалеко тут фронт стоит, но бои идут страшные. Еще бы, помню я, что такое Калининский фронт, а везут нас, похоже, именно туда.
        Да! Выдали наконец обмундирование зимнее! Точнее, ватники, шапки, свитера, валенки! Красота! Аж меньше стал хотеть есть. Тепло - это хорошо, а вот дорога по заснеженным полям - это пипец! Хорошо еще погода дерьмо, снег валит, а то бы вновь испытал на себе вражескую авиацию. Вот так и противоречишь сам себе, и плохо, что сугробы, и хорошо, снег идет - самолеты не летают. Пипец, блин.
        Так и вышло, екарный бабай, мы приехали под Калинин, в тридцать первую армию. Сразу удивило то, что нас, гаубичников, подвезли к самому городу, дома стоят совсем близко. Удивило расхождение с тем, что помню из истории, ведь в это время Калинин уже должен быть захвачен, а тут немцы под городом, на западе, но взять не могут. Как это? И тут я вспомнил, уж не дошли ли мои писульки и не поверил ли написанному усатый вождь? До этого я как-то различий не видел, да и не слишком-то до нас доводили информацию по фронтам. А тут я уже участник и могу делать выводы. Выходит, данные из моих писем проверяли, а теперь что, наконец, стали действовать? Черт его знает, как так вышло. Посмотрим позже, будут ли еще изменения. Там, помнится, скоро наступление зимнее. Фрицы должны хорошенько нам вломить. Правда, сначала мы должны ударить, отгоним немного, а вот потом начнется… Думаю, сразу станет ясно, приняли мои бумаги или нет. Если начнут войска дербанить, отводить на другие участки, там и увидим. Про тридцать третью я подробно писал, жаль такого командующего, как Ефремов, настоящий мужик.
        Позиции нам командир дивизиона определил знатные, я аж сглотнул от обалдения. Когда уже наш батарейный лейтеха указал место, млять, в чистом поле, я только вздохнул. Они там что курят в штабе, а? И ведь не скажешь вслух ничего, не поймут. Хорошо хоть сам старший лейтенант, командир батареи Иванцов, был не лыком шит.
        - Так, ребята, умирать нам рано, фрицев много, надо убавить, а для этого мы должны как можно дольше работать по ним. Значит… - это «значит» выразилось в смене позиций. Уходить восточнее нам нельзя, не поймут начальники, но с чистого поля отойти в низину, думаю, можно. Тягачей и тут не было, но были лошади и солдаты из батальона пехоты, так что ручками, ручками, лошадками, да по глубокому снежку, десять тонн не сто, херня война, главное - вот это самое: маневры!
        Расчистили площадку под наше орудие. Я возился с прицелом и привыкал к маховикам, один тяжеловато крутился, смазал. Ребята наводили маскировку. Сложность была еще та, нам сети зеленые дали. Во чудо-то, да? Парни натягивали их в струну, а сверху порошили снегом. Снег, в это время тихо лежавший себе на небе, видимо, увидев такую ересь, сжалился и начал падать на нас. Хорошо, что мороз серьезный, а то была бы оттепель, у нас все сети провисли бы. А так хорошо припорошил. Правда, при первом выстреле весь этот пушок улетит…
        Связисты наладили связь, и, как только сообщили замкомандира батареи об этом, нам полетели команды. Вот же, все думал, когда же фронт, когда воевать. А тут едва успели встать, как уже стрелять нужно. Командир батареи ушел с разведкой и связистами на передок, у него служба такая. На переднем крае обязательно должен быть наблюдатель, иначе куда стрелять?
        Через час примерно, как встали, все это началось.
        «Первое… Прицел сто… Осколочным… Один снаряд… Повторить… Влево двадцать-ноль… Батарее…»
        И так далее. Я крутил маховики, дергал шнур, производя выстрел, кричал об этом, бойцы занимались перезарядкой. Интересно, мы хоть попадаем? Так и спросил у командира орудия.
        - Говорят, что накрыли немецких минометчиков, они там нашим жить не давали. Стрелковый батальон там едва дышал без наших стволов, теперь не одни, поможем. Вроде как немцы танки подтягивают. Врагу нужно во что бы то ни стало взять город, вот и рвутся. Давно они тут бодаются, ну ничего, скоро всех расхреначим, - настрой у «замка» хороший.
        Замкомандира батареи был весел и доволен. А с ним и мы. Хлопали друг друга по спине, радовались. Аж целых пятнадцать минут. Когда в сотне метров от нашего бугорка рванул снаряд, никто не обратил внимания. А вот когда второй уже за спинами…
        - В укрытие! - сигнал прозвучал хоть и с опозданием, но все же вовремя. Бойцы, и я в том числе, стали залезать в свои норы, что были выкопаны рядом, когда вокруг наших позиций начали рваться снаряды. Щели, что мы подготовили для укрытия, были очень малы, земля мерзлая, да и времени не было, так что лежать было страшно.
        - Где же наши, почему прошляпили корректировщиков? - крикнул я лейтенанту, он оказался в щели рядом со мной.
        - А ты, боец, как хотел? Если у нас сидит наблюдатель, значит, и у врага он есть, - поучительно, абсолютно спокойно ответил замкомандира. - Как только стихнет все, орудие в зубы и назад, сейчас крикну ящичному, он дальше всех, пусть за лошадьми бежит, они как раз на запасной. Помнишь, где запасную оборудовали?
        - Нет, - крикнул я в ответ, - я там не был, не успел. Пока с прицелом возился, координаты пошли.
        - Ладно, бойцы покажут… - И тут раздался такой взрыв, что нас выбросило из щелей и кинуло на снег. Пытаясь осмотреться, понимал, что из сугроба я ни хрена не увижу.
        - Куда полез? - вновь окрикнул меня лейтенант. Он уже был на ногах, осматривался по сторонам. - В четвертое орудие попали, суки. Точнее, в снаряды! Пушку снесло, расчет погиб. Ждать не станем, вроде немцы начали в сторону уводить. Скорее всего, наше не видно с их позиции. Надо пользоваться.
        Разрывы и правда гремели где-то в стороне. Бойцы нехотя вставали из сугробов и вылезали из щелей. Собирать все манатки было некогда, похватали разбросанные карабины и бросились к орудиям. Слава богу, наше не повреждено, повезло. Кстати, уничтожили немцы то орудие, что было крайним у нас, и, возможно, его было видно, там низина не такая, как у нас.
        Тащили орудие по сугробам все вместе, даже замкомандира батареи помогал. Конягам тяжко было, но все вместе как-то вытянули. На новой позиции, это была окраина рощи, я и еще два бойца начали устанавливать орудие, остальные таскают боеприпасы. Выстрелов мы сделали совсем немного, поэтому боезапас еще большой.
        Не успели толком расположиться и установить орудие, примчался какой-то хрен на лошадке.
        - Лейтенант, какого хрена ты тут валандаешься, а? Пехоте огонь нужен, ждут, их там живьем в землю закапывают, а вы драпаете!
        - Не драпаем, а меняем позицию. Видели, одно орудие прямым накрытием снесло? - орал в ответ наш командир. - Прошляпили немецких корректировщиков, а теперь на нас срываетесь?
        - Давай огонь, иначе… - Что «иначе», понимали все. Но как дать пехоте того, что им нужно при отсутствии указаний по целям?
        - Командир, мне что, по старым данным наводить? - чуть растерянно спросил я, когда орущий хрен на лошади убрался с нашей позиции.
        - С ума сошел? - фыркнул лейтенант. - В кого ты стрелять-то будешь? Так, Марченко!
        - Тут я, - раздался голос нашего командира разведки.
        - Бегом на позицию, отправляй бойца. Радиста с собой, тяните связь, и чтобы через десять минут мне были координаты, понял? - Да, теперь понятно, почему артиллеристов часто ругают. Вот какие, в жопу, координаты он даст через десять минут? Ему только до передка добираться минут тридцать. В лучшем случае. Куда будем стрелять?
        - Может, по проводу пройти? - робко спросил Марченко.
        - Нет, ты на передок, к командиру, вдруг приказ какой, а второго связиста отправь искать поврежденный конец. Если что, рация есть, сейчас радист развернет, будем ждать от вас указаний!
        - Понял, - кивнул разведчик и убежал.
        Мы ждали. Это муторно. Хрен его знает, как там и что на передовой. Ждем данных о цели, а фрицы уже, может, за высоткой стоят, мы ж не знаем ничего. Раз стреляли по нам, а самолеты не летают, значит, у фрицев где-то разведка с наблюдателями и связью сидит. Выходит, фрицы прорвались, а может, это просто отдельная группа…
        Внезапно откуда-то вылез повар и притащил жратву. О, всегда бы так! От страха, или просто забыл про свое варево, но кашу он чуток сжег, но ели все с удовольствием. Еще бы, пока пушку волокли, все силы кончились. Даже я устал, а те, кто поменьше меня, так и вовсе лежат. Тяжела ноша артиллерийская, но кому сейчас легче-то?
        Примерно через час раздался вызов. Молодец связист, не ценят их, а работенка-то у них еще та. Хотя вру, конечно, ценят, еще как ценят. Это ж только в мирное время, да и то простые бойцы могут рассуждать о важности связи. На войне связь нужна как патроны.
        - Да! - прокричал в трубку замкомандира. - Молодец, Петров, много тебе еще?
        Закончив разговор, наш командир выдохнул. Говорит, связист нашел два обрыва, снаряд рванул рядом, оба устранил. Связывался для проверки, идет дальше. Осталось немного. Лейтенант переключил аппарат на новую линию, которую тянули разведчик и второй связист. Ждали недолго, минут через десять раздался вызов.
        - Марченко, какого хрена так долго? Что? - командир отпрянул от трубки. - Батарее… Прицел…
        Команды сыпались как из пулемета. Немцы прорвали наш заслон и входят в город. Танки, а их много, сейчас остановились на заправку возле домов на окраине, и ничто им не мешает.
        - Ближе четыре, влево два-ноль, быстро! - команды летели, я вращал маховики. Выстрел, заряжаем, одновременно ожидая поправку.
        - Командир, а куда этот говорил стрелять, конный крикун? - неожиданно спросил я.
        - Да черт их знает! - выругался лейтеха. - Орут, а толку ноль. Прискакал красавец, орет, так и привез бы координаты! Я должен всю разведку положить, чтоб узнать, куда мне бить?
        - Надо бы узнать, чего с остальными орудиями, - задумался я вслух. - Почему-то никто не стреляет, кроме нас.
        - Так, есть попадание, - обрадовался «замок», услышав что-то обнадеживающее в трубке. - Сдвинь вправо на один, два снаряда, потом вновь столько же вправо и повторить. Я пока старую линию послушаю, вдруг нас командиры ищут, с ними тоже связисты были, должны были навстречу идти.
        Мы стреляли, лейтенант сидел на связи. Раз с кем-то говорил, значит, связист дошел, да еще и связь наладил. Командир что-то черкал у себя в блокноте, потом вновь крутил провода. Отправил всех связистов, теперь самому все делать. Надо бы еще один аппарат выпросить. Да кто ж даст?
        - Из штаба песочили. Правда, потом похвалили за инициативу с разведкой и удар по танкам. Немцы окапываются, больше не лезут в город. Наверное, ждут подмоги. Танкам хорошо вломили, как минимум три штуки сожгли и несколько повредили. Давай, вот тебе новые данные, работай. Сначала, как обычно, пристрелочный. Надо немцам тылы подрезать, снабжение нарушить, готов?
        Стреляли мы еще час, может, чуть больше. Снаряды кончились, за ними отправили бойцов с лошадьми, надеюсь, привезут еще. С оставшимися бойцами я чистил орудие. Нагару прилично так, хорошо постреляли, полуторный боезапас выпустили.
        До ночи с лейтенантом Васильевым не раз кто-то связывался, но он был спокоен, говорил уверенно, а позже даже поведал, что нас благодарили. Значит, хоть какую-то пользу мы принесли? Кстати, чего опасался, не произошло. Новички, которые были обучены на скорую руку, не подвели. Расчет действовал как единый организм, это и радовало. Плохо было в другом. Одно орудие в батарее уничтожено, два оставшихся повреждены. Как так вышло, информации нет, но как-то странно это. Дело в том, что мы располагались по два орудия от каждой батареи. Вот и вышло так, что во второй уничтожили одно и повредили второе, а как умудрились повредить второе орудие в нашей батарее, непонятно, стояло-то оно рядом с нами, а близких разрывов не было. Кому-то попадет, наверное.
        Ночь прошла спокойно, немцы вылазок не делали, наши тоже не лезли. С окраины города фрицев вышибли еще вечером, точнее, они сами отошли, потому как мы им снабжение отрезали. Если сумеют ночью разведку провести, немцы, я имею в виду, то нам с утра поплохеет. Так и сказал командиру.
        - Ты вот что, Некрасов, - задумчиво ответил командир, - давай-ка под утро прогуляемся чуток, надо запасную присмотреть. Я попробую нам бойцов выпросить, для проверки ближайших окрестностей. Где-то же вчера наблюдатель у немцев сидел?
        - Я думаю, они в крайних домах сидят, или сидели. Смотрите, - я указал на темнеющие вдали силуэты домов, - оттуда вид хороший. С оптикой и рацией наводить без проблем можно, хоть и снег шел, но расстояние тут плевое.
        Двухэтажные дома, в количестве сразу трех, стояли не так и далеко, а вот обзор из них, думаю, у немцев отличный. Нас им сейчас не видно, а вот прежнюю позицию они срисовали точно. Хорошо бы, если б дали взвод пехоты, для прочесывания местности, это ведь в общих интересах полка.
        Никого нам не дали, а наш командир батареи отверг мое предложение сходить самим. Решили поступить проще, но от этого мне стало страшно.
        - Как это, товарищ командир? - я аж заикаться стал. Командир высказался в таком духе, что, если будет обстрел, ударим сами и снесем эти дома. Интересно как, если будет обстрел, то от нас ни фига не останется…
        - Да так, боец! Если там немцы, гражданских там все равно уже нет, так что сотрем с лица земли эти дома, да и все.
        Я не мог об этом не думать, как же так? А если там люди? Пока было затишье, я отпросился до ветру, а сам двинул кружным путем к этим самым окраинным домам. Тут недалеко, меньше километра. Ну никак я не хотел стрелять по жилым домам, аж трясло всего. Подошел еще в темноте и, выбрав дом, с которого, по моему мнению, был бы лучший обзор, начал осматривать. К моему удивлению, я и правда не слышал и не видел никого, гражданских я имею в виду. Но откуда-то сверху четко слышалось какое-то движение. Квартиры-то все пусты, даже не заперты, я весь подъезд обошел, никого. Когда выходил из последней осмотренной квартиры, услышал, как что-то брякнуло на крыше, точнее, на чердаке. Подняв голову, увидел люк, крышка была опущена, тихо ее не открыть. Как быть? Патовая ситуация. Идти к нашим? А вдруг уйдут или, еще хуже, заметят, что тогда? Самому лезть? Как-то тоже не улыбается. А, ладно, будь что будет!
        Стволом карабина упираюсь в люк и начинаю давить, идет, но тут же чувствую, как что-то с силой стало давить на него сверху.
        - Ну-ка, вниз, иначе стреляю! - попробовал повлиять я на прячущихся голосом. Но в ответ прозвучала очередь из автомата. Люк был деревянный, как и весь дом, пули пробили его и стали впиваться в пол прямо у меня под ногами. Хорошо, что после своих слов я отошел в сторону, иначе, думаю, меня бы срезали. Посмотрел по направлению выстрелов и, не дожидаясь, когда закончат стрелять, спустил курок и сам. Дернул затвор, еще выстрел. Уже после первого моего выстрела автомат затих, а теперь вообще было тихо. Я осторожно начал пятиться к лестнице, когда люк приоткрылся и из него высунулась рука.
        «Какие бесстрашные!» - подумал я еще, но дальше увидел ее…
        Немецкая граната на длинной ручке скользнула вниз и упала почти к моим ногам. Если б я не знал из историй, читанных мною в будущем, о замедлителе в немецких гранатах, наверное, обделался бы. А так просто, прыгнув на несколько ступеней назад, повалился на них всем телом, стараясь вжаться. Граната упала на площадку выше меня, на ней же и грохнула. Стегануло по ушам не сильно, осколки, взвизгнув, застревали в стенах.
        - Ах вы так, суки, ну ладно! - бросил я в сердцах и бросился из подъезда.
        Самому мне их не одолеть, я ж банально не знаю, сколько там врагов. В доме тишина, так что нужно срочно к нашим. Бежал я по широкой дуге, забирая вправо, там были хоть и пустые сейчас, без листвы, зима все же, но кусты. Впрочем, спрятаться мне не удалось. Раздались выстрелы, как минимум из двух стволов. Винтовка и слышанный ранее автомат. Я вжался в снег, его было много, и за кустами меня, скорее всего, не видно. Но я, блин, большой, так что… Лежу и боюсь дышать, что делать? Сам себя загнал в задницу. Нет бы караулить под люком, так нет, побежал дурень. Выстрелы все же прекратились быстро, немцы, а скорее всего, это были именно они, понимали, что это их выдает. Но уже было поздно. С наших позиций что-то громыхнуло, и я увидел разрыв снаряда возле дома.
        «Выше и дальше давайте, ребята!» - пронеслось у меня в голове.
        И тут же, с разницей в двадцать секунд, начался обстрел. Сначала чердак, а затем и сам дом разлетелись в щепки уже после пяти выстрелов. Как так смогли, я не понимал.
        «Эк его сложило-то! - я аж обалдел от увиденного. В первый раз вот так живьем вижу результат работы моего же орудия. - Интересно, а кто наводил-то?»
        - Живой? - встретил меня командир. - Ты какого хрена туда поперся, да еще и один?
        Я стоял с поникшей головой и виноватым взглядом поглядывал на лейтеху. Выходило смешно, даже опустив голову, я один черт смотрю на командира сверху вниз. Тот, впрочем, не сильно ругался, но все же пропесочил. Наводчиков-то больше нет, не самому же за панораму завтра вставать. Да, это именно командир стрелял, классно стрелял, если честно, в темноте-то! Отбрехался я как-то, вроде сошло, но больше, конечно, так делать не нужно, могут ведь и в особый отдел накапать.
        Утро принесло нам сюрприз в виде командира дивизиона, командира нашей батареи и старшего лейтенанта, что командовал батальоном, который мы прикрывали.
        - Молодцы, бойцы! - скороговоркой пробасил усатый старлей, пожав руку нашему командиру батареи. - Сегодня разведка ночью ходила, немцы будут перегруппировываться, подтянут подкрепление и свои большие пушки. Короче, лейтенант, пойдем, поговорить нужно.
        Когда лейтеха вернулся, все смотрели на него, ожидая рассказа. А он, гад, только улыбнулся и приказал мне, разведчику и одному из связистов идти за ним. Как оказалось, мы идем искать запасные позиции, с которых сможем работать по ширине в километр, а самое главное, в глубину на восемь-десять километров. Именно там сосредотачиваются немцы. Полковая разведка сейчас, рискуя жизнями бойцов, сидит у немцев в тылу. Ожидают лишь одного: когда немцы соберутся с мыслями окончательно. Это, значит, чтобы накрыть их там разом. Я, услышав это, пригорюнился немного. Блин, там работы на целый полк, а у нас? Где орудия-то? То, второе из нашего взвода, починили, конечно, там фигня какая-то была. Но если командир не злой, значит, реально были проблемы, а не трусость расчета. Все равно в два ствола какую плотность мы сможем создать? Вот так прямо и спросил.
        - Пока мы тут бродим, прибудут оставшиеся орудия из дивизиона. Совершенно ясно, где они сейчас нужней, так что будет из чего стрелять, главное - это чтобы разведка смогла выжить.
        Когда мы вернулись из обхода окрестностей, застали на позиции картину маслом. Четыре таких же МЛ-20 готовились занять свои места в укрытиях. И это называется весь дивизион? Так от него же только батарея и осталась! Тремя взводами работать по такому фронту? Дела…
        Около десяти утра подвезли снаряды. Подводы длинной цепью притащились к нам, и началась разгрузка. Потаскали, однако. По два боекомплекта на ствол, и это не все. Снабженцы потянулись обратно в тыл, за новой партией. Прибывшие недавно остатки дивизиона окапывались и обустраивали свои позиции неподалеку от нас.
        Завтрак сегодня был поздним, повар опять где-то пропадал. Наелись и в который раз проверили маскировку позиции. Вокруг, если честно, было очень шумно, но я не переживал, так как до врага все же далеко. Командиры батарей занимались дублированием связи, прокладывали новые линии, которые уходили далеко, через весь город. Около трех часов дня поступил приказ о готовности. Значит, в любой момент может начаться стрельба. Точнее, приказ поступит. Я сначала не понимал, как разведка даст точные координаты, как я когда-то, по карте, что ли? Оказалось, командир дивизиона ушел с ними. Смелый и достойный человек. Это ведь непросто, да, с ним связист и разведчики, но работа у него будет сложная. Так как нас свели всех вместе, то и на передке сейчас сразу командиры обеих батарей. От нашей, правда, всего один взвод, но старлей Иванцов там же. А в разведку ушел, как и говорил, сам командир дивизиона майор Тищенко.
        - Первому! - услыхав возглас нашего замкомандира Васильева, продублированный командиром орудия, я «проснулся» и, прильнув к панораме, взялся за рукояти маховиков. Клацнул рядом затвор, принимая заряд. - Осколочный, прицел сто тридцать… - Дальше было как в тумане.
        Отрывистые команды, приказ шел нам, как первому орудию. Крик замкового о готовности. Приказ на открытие огня и выстрел. Отпустив шнур, кричу:
        - Выстрел!
        Мой крик дублируют, а через несколько секунд, ох и долгих же секунд, следует новая команда.
        - Влево ноль-десять, прицел сто тридцать пять, один снаряд. Орудие!
        Вновь закрыт затвор, установлена поправка, и шнур в моей руке резко натягивается.
        - Выстрел!
        - Откат нормальный!
        А дальше, с небольшими поправками, открывает огонь весь оставшийся дивизион. Эх и грохот стоит! Закончили стрельбу, когда оставалось всего три снаряда. Звучит команда, меняем позицию, и суета продолжается. Стреляли густо, наверняка не остались незамеченными. Орудие сворачивают, внезапно появляются повозки, орудия на передки, цепляемся за лошадок, и вперед, на новое место. Его уже немного подготовили, так что с нас только установка и маскировка. Чуть-чуть все же не успели. Погода сегодня оказалась дюже хорошей. Это помогло и нам, разведчики передали данные без помех, но и сыграло против. Немцы подняли авиацию, а вот у нас прикрытие… Да не было его, чего там, счетверенные установки - это ни о чем. Лейтеха кричал в трубку, требуя от кого-то прислать самолеты, да толку не было. Сначала прибыли два «мессера». Даже не удивился, что фрицы не прислали «раму». Те с остервенением прошли по нам пушками и сбросили по маленькой бомбе. Досталось многим, убитых было человек десять-двенадцать. Мы спешили к лесу, там уже и проход подготовлен, но немцы были тупо быстрее.
        Появившаяся над нами семерка «лаптежников» закрутила свою карусель. Лейтенант уже плюнул на орудия и приказал уходить в лес, что толку спасать пушки, если для врага они и есть ориентир? Разбегались кто куда, надо отдать должное зенитчикам, стреляли долго, пока их не накрыли.
        Толпа разбегающихся бойцов вызывала смех и слезы. Ну вот как? Ведь стоим хорошо, задачу выполняем, сколько мы там фрицев накрошили? Наверняка немало. Что стоило позаботиться о прикрытии с воздуха? Хоть пару стареньких «ишачков» можно было бы прислать? Они бы не дали бомберам противника так резвиться. Ведь нас сейчас попросту всех уничтожат, да и толку от нас теперь пехоте, без орудий-то. Эх…
        В лесу все разбрелись кто куда, стараясь найти хоть какое-то укрытие. Немцы бомбили. Вокруг падали деревья, осколками срезало сучья, и те валились на нас. Я укрылся под одним таким упавшим деревом и затих. Страшно. Реально страшно, что говорить. Вокруг все перемешивалось, падало, визжало и горело.
        На наше счастье, все же кто-то наверху явно за нас. Прилетели аж три наших «ястребка» и довольно быстро отогнали немцев. Тем, правда, и так домой было пора, отбомбились уже, но хоть пушками и пулеметами не станут добивать.
        Когда бой в воздухе ушел в сторону, раздались команды на построение. Это командиры орудий собирали своих подчиненных. Медленно, наверное, целый час, на окраине леса собирался наш недодивизион. Осталось нас… Дай бог, половина. Последовал приказ найти в лесу и на подступах к нему всех раненых и тащить на окраину. В тыл были посланы связисты для установления связи. Нужны подводы для раненых и убитых и для вывоза остатков поврежденных орудий.
        А мое, ну, не личное, конечно, орудие уцелело! Был поврежден только щит, колеса и прицел. Командир батареи быстро приказал переставить все с тех, на которых было целым то, что нужно, и к вечеру наше орудие было готово воевать дальше. Из тех четырех орудий второй батареи уцелело также одно. У него были проблемы только с колесами, их достали быстро, так же сняв с других орудий, правда, пришлось повозиться, заклеивая немаленькие дырки.
        - Васильев! - услышал я голос Иванцова, зовущего своего заместителя. О, «прилетел», значит? И что теперь?
        - Товарищ командир, в строю два орудия, оставшиеся слишком повреждены, требуется серьезный ремонт.
        - Не успели, значит, отойти? - разочарованно проговорил старлей.
        - Да как тут успеешь, товарищ командир…
        - Да знаю я, - махнул рукой комбат. - Задачу выполнили не в полной мере, но радует то, что немцы в атаку теперь точно не пойдут. Потери и у них серьезные, поэтому и долбили вас с таким остервенением. На подступах к городу мы остановили целую дивизию, потрепали их очень серьезно, они там сейчас зализывают раны.
        - Вот бы добить их, товарищ командир! - сожалеющим тоном проговорил замкомандира.
        - Чем? Двумя орудиями? Тут авиация нужна, а ее нет. Истребители дали каким-то чудом, и то хорошо. Издалека летели, вот и успели к шапочному разбору. Слушай приказ…
        Нас вновь отводили на восток. Хорошо хоть недалеко. Два уцелевших орудия объединили в один огневой взвод и разместили в одной деревеньке. Практически на максимальной дальности стрельбы орудий, это на всякий случай, для поддержки обороняющихся в городе пехотинцев. Убитых у нас заменили их товарищи из других расчетов, боеприпасы есть, связь и снабжение налажены, так что остаемся на службе. Деревня была здорово побита, несколько домов разрушены, некоторые сгорели. Мы, немного покумекав, пристроили оба орудия прямо в развалинах домишек. Вышло классно. Наше, первое, так и вовсе стояло закрытое со всех сторон, только с самолета разглядеть можно, но сверху еще и сеть бросили. Стены домика были почти целы, мы разобрали одну сторону, чтобы орудие втащить, так и поставили. Огонь вести будем через отсутствующую крышу, дальность приличная, ствол задрали очень высоко.
        До середины декабря мы оставались на месте и ежедневно стреляли. Нужды менять позиции не было, наши оборонялись, а немцам, видимо, сил не хватало прорвать оборону и взять город. Постоянно шли запросы от пехоты, немцы небольшими силами, но продолжают упрямо рваться в город, мы хоть и двумя стволами, но все же помогали хорошо. Эх, нам бы чуток на запад, километра на четыре-пять, смогли бы и тылы пощипать, а так… Дальности нет, разброс охренеть какой, стволы уже прилично так расстреляли, прицел «ловим» за пять-шесть выстрелов, толку от нас…
        Все же эта безнадега, когда вроде и можешь воевать, да толку мало, кончилась. На наши позиции прибыл новый дивизион, а нас не пристроили к нему, а отвели в тыл. Причем достаточно глубокий. Это вновь был тот поселок, или деревня, где мы ремонтировали орудия перед выездом на фронт. Расквартировали хреново. Опять палатки, домов пустых не было, в этой же деревне стоял пехотный полк на пополнении. Их, конечно, скоро бросят в бой, но какое-то время нам вновь мерзнуть в палатках. А мороз, блин, как на заказ. Тридцать градусов ниже нуля уже третий день, да и до этого был немногим меньше. Землянку не выкопать, только если рвать землю, да и то муторно, промерзла наверняка больше чем на метр. Опять это поганое чувство холода и голода. Кормежка оторви и выброси, проще застрелиться и не мучиться. Ладно хоть нас полностью освободили от обычных обязанностей, тупо сидели в палатках, выходя на свет только на прием пищи, которой почти не было, и до ветру.
        - Слышь, Вань? - в один из дней меня позвали с улицы, кто-то из наших у входа торчит. Я тупо грелся возле печки, не отходя от нее вовсе.
        - Чего? - тихо отозвался я.
        - Может, смотаться куда за продуктами? Сил нет уже! - Ребята с моего взвода как-то незаметно наградили меня старшинством, вот и советуются.
        - А куда? - Хрен его знает, правда, - куда?
        - Я тут с махрой побалакал, говорят, недалеко городок есть, может, там чего найдем?
        - И что, отбирать у населения будем, как фашисты? - вздохнул я.
        - Почему? Люди ведь должны понимать, что нам надо что-то есть?
        - Уж если этого в наших штабах не понимают, или вид делают, то что до нас простым людям? Им ведь также нужно что-то есть, детей кормить, вы об этом не думали?
        И тут в палатку влетел один из наших подносчиков. Парень крепкий, чуть ниже меня ростом, но в плечах довольно широк.
        - Есть, ребята! На севере, километра четыре от нас, ферма!
        - Сдурел? - вновь подаю я голос. - Сразу расстреляют!
        - Вы как хотите, а я с голоду дохнуть не стану, - фыркнул принесший известие подносчик.
        - Не дурите, узнают - сразу трибунал. Вот что, пойду с командиром поговорю, должен он что-нибудь знать или придумать.
        Меня все же послушались и не стали рваться за добычей пропитания. Как ни крути, а это подсудное дело, мигом статью пришьют, и амба. А командир батареи Иванцов был, гад, в стельку пьян, так что разговора не вышло. В печали я возвращался к своим в палатку, когда неожиданно столкнулся в деревне с «замком».
        - Некрасов, ты чего тут? - удивился замкомандира батареи.
        - Ходил к комбату, а он…
        - Да, вторые сутки уже такой. Чего хотел-то? - вопрошающе кивнул головой Васильев.
        - Товарищ лейтенант, да чего нам еще хотеть-то? Жрать нечего, мы от голода скоро сдохнем! - Вот ведь вроде всего десять дней тут, а со снабжением такой швах, что это было правдой. Черт возьми, я, читая в будущем книги о войне, думал, преувеличивают рассказчики насчет голода. Теперь вот думаю иначе, наверное, писатели еще и уменьшали. Ведь, сидя без дела, есть хочется всегда и всем, это не кино, когда главные герои не едят, не пьют, не ходят в туалет. Здесь такая же жизнь, как и на гражданке без войны. Естественные надобности и потребности никто не исключал. Хотя без жратвы мы уже и в туалет не ходим почти.
        - А чем тебе Иванцов-то поможет? - скривил губы Васильев. - Он и так все знает, а толку-то?
        - Мои тут от махры узнали о ферме неподалеку, если что, я ведь не удержу их всех, кто я им? Думайте… - Я был лишь негласным лидером, тем более в расчете не было командира орудия, погиб.
        - Информация точная? - насторожил уши командир.
        - «Одна баба сказала», но почему бы не проверить?
        - Так, говори где, я сам поеду, может, что и найдем.
        Поехали мы вместе. «Замок» выпросил сани с лошадью у местных ремонтников, так что не пешком топали. Ферма оказалась за небольшим лесом, чуть дальше, чем мне рассказали. Километров шесть до нее оказалось, но доехали вполне быстро. Дорога сюда вела хорошо накатанная, ездят сюда, значит. Заявившись прямо на ферму, проигнорировав сельсовет, мы нашли старшего, немолодого уже мужичка, и открыто попросили что-нибудь поесть. Точнее, намекнули, что неплохо был помочь армии мясом.
        - Вы чего, сдурели, что ли, бойцы? - остолбенев от нашей просьбы, начальник всея фермы покрутил пальцем у виска. - Только три дня назад ваши были, шесть коров забили, у нас их что, миллион?
        - Какие наши? - спросил тут же Васильев.
        - Так солдаты. Снабженцы, я думаю. Вы ведь из Проскурово приехали?
        - Да.
        - Вот туда и увезли. Как же так вышло-то, что вы там голодом сидите? Они у нас мясо взяли, да и телеги-то не пусты были, они ж из города шли. Всяко чего-то да везли…
        - Да я, похоже, понял, почему и как, - задумчиво произнес «замок». - Ладно, извините нас. Некрасов, поехали назад.
        Мы уже сидели в санях, когда из барака фермы выбежал давешний начальник. В руках у него был какой-то сверток. Криком привлекая наше внимание, он остановил нас.
        - Вот что, ребята, это из хранилища, только никому, уговорились? - и нам протянули сверток, в котором, судя по очертаниям, была коровья нога. Приняв завернутую в провощенную бумагу ляжку, приятно удивились ее весу. Мы попытались написать расписку, но даритель от нее отказался.
        - Я вижу, что вы бывалые, и вижу, что голодные. Если еще кто-то придет, больше не дам, мне тут всю округу кормить надо, я и так вам половину запасов отдал.
        - Чтоб тебе, батя, лет триста жить, - выдохнул Васильев и поклонился ему.
        - Благослови вас Господь, ребятки. В Калинин-то не пустите? - с надеждой в голосе спросил мужичок.
        - Надеюсь, что нет, бать. Врать не будем, силен немец, но и мы не просто так.
        - Бог даст, разобьете супостата, бывайте, служивые.
        Вернулись в расположение мы злые как черти. Это как же так с мясом-то получается? Воруют, что ли, суки тыловые? А куда его, ведь не сожрать же столько! Найдя нашего повара, поставили задачу готовить скорее еду. Кухня у нас своя была, располагались мы на окраине, вряд ли кто-то нас тут застанет с мясом, хотя, конечно, приготовление пищи не замаскируешь, это не дома на кухне яичницу пожарить. Повар тоже обрадовался, потому как только вернулся от снабженцев, с продовольственного склада, где ему отказали в пожитках, добыл только крупы какой-то немного.
        - Ах вы крысы тыловые! - завелся Васильев, когда услышал историю повара. - Значит, нет у вас ничего, ни мяса, ни тушенки? Некрасов, Вань, - отпустив повара, «замок» уже говорил со мной, - бери карабин в палатке и айда за мной. - Командир хотел лишь посмотреть, что и как, разведать обстановку как бы.
        Заявились мы на склад уже в темноте, поэтому смогли подойти незаметно. Уже шагов за десять до нас донесся громкий смех. Веселится кто-то, везет людям. А когда возле самого крыльца дома, где был расположен склад, мы натолкнулись на пьянющего кладовщика, стало все абсолютно ясно.
        - Веселитесь, гады? - зло бросил ему Васильев. Тот в ответ даже не попытался отдать честь, тупо упал на снег. Этот хрен вроде грузчиком тут служит, видел его уже.
        - Командир, ты чего задумал? - спросил я осторожно. Как бы глупостей не наделал, он тоже у нас горячий парень.
        - Пристыдить немного да в глаза посмотреть, - фыркнул «замок». А у меня возникла мысль.
        - Командир, а склад-то у интендантов сзади вроде? - указал я на темный сарай за домом.
        - Проверить хочешь? Так они небось так запрятали, что и не сыщешь.
        - Ну, хоть увидим сами, правда ли, что продуктов нет?
        - Пошли, - решительно бросил лейтеха, и мы стали обходить дом.
        Первое, что увидели возле дверей склада, так это пьяного часового. Во, блин, служба, дрыхнет, и ведь не холодно ему, прям на улице, разве что под крышей. Обойдя его и откинув засов, замков не было, мы вошли на склад. Конечно, залежей продуктов тут не было, даже при тусклом свете фонарика это легко заметно, но склад определенно не был пустым.
        - Погодите секунду, - шепнул я лейтехе.
        - Ты чего шепчешь-то? Мы ж не воры, - удивился лейтенант.
        - Но и внимание привлекать раньше времени не нужно, если нас тут застанут, думаю, разбираться никто не будет, крайними сделают, да еще и какую-нибудь недостачу повесят. - Я вышел из склада и присел перед часовым.
        - Эй, Семен, где ливер сгрузили? Люди пришли, - спросил я тихо у солдата. Я понятия не имел, как его зовут, но это было и неважно, один хрен не поймет меня, пьянющий в зюзю.
        - Слева, в самом конце, все ж туда сгрузили, забыли, что ли? - о, услышал и вполне четко, почти не запинаясь, лишь икая, ответил часовой.
        - Ага, точно, - бросил я и вернулся на склад.
        - Чего? - лейтеха был внутри и не слышал разговора.
        - В конец идем, по левую руку.
        Мы обнаружили на складе три целых коровьих туши, а также кучу потрохов в больших котлах. А вдоль стены справа стояли, лежали и просто валялись мешки с крупой.
        - Ну и суки! - выдохнул от возмущения лейтенант Васильев. - А где же остальное?
        - Да, похоже, тут, - я указал в самый угол сарая, где виднелись несколько бидонов. Подойдя и открыв один, убедился, что в нем самое стратегическое продовольствие всех времен. Спирт.
        - Поэтому и гуляют, продали гады, вот и жрут в три горла. А ну, пошли!
        - А толку-то, командир, - остановил я за рукав ватника лейтеху. - Наверняка кто-то из штаба прикрывает, так бы не разгулялись. Может, просто взять немного, вон, хоть мешок крупы, да соли.
        - Это кража, как ни гляди. Сам же и сказал, что повесят на нас гораздо больше, заодно свои делишки и прикроют, - покачал головой лейтенант. - Я иду в штаб полка, попытаюсь кого-нибудь из командиров убедить сходить со мной.
        - Зря вы, товарищ лейтенант, самим же достанется. Без высшего соизволения в таких масштабах не воруют, да еще и на войне.
        - Так что - воровать?
        - Да разве это чье-то личное? Или государственное? - возмутился уже я. - Это - украденное у бойцов Красной Армии. Еще товарищ Ленин в войну поощрял девиз: грабь награбленное.
        - Ты тут еще кого вспомни! - шикнул на меня «замок». - Давай уже тырить, что ли!
        Вынесли мы и правда немного. Как и хотели, взяли мешок, килограмм сорок, крупы, мешочек с солью, мужикам прихватили маленький мешочек махорки. Еще был чай, так же россыпью в небольших мешочках, сухари и мясо, конечно. Ничего из потрохов и внутренностей брать не стали, хватит с нас и просто мяса. Отрезали две ноги от одной туши, немного срезали мякоти, да и закончили на этом. Правда, на выходе не удержался уже наш правильный командир и прихватил кусок печенки, уж больно облизывался на нее. За несколько ходок погрузили все «нажитое» непосильным трудом на сани и вернулись в расположение. Единственное, чего брать не стали, так это спирт. Ну, как не стали, фляжки наполнили свои, да и баста. Повязаны мы теперь с командиром одной веревочкой. Если кто-то прознает, хана нам обоим, не спросят, как звать. Ну а как бы на моем месте поступил любой нормальный человек? Я такую байду на гражданке не терпел, а уж на войне… От этого реально зависят жизни людей, неужели кто-то смог бы удержаться и не сделать такого же для своих же товарищей? Это война, ребятки, тут нужно думать не только о себе.

* * *
        Как и говорил, располагались мы на окраине, поэтому устроили хороший схрон в кустах возле леса. Мороз сейчас сильный, вряд ли мясо испортится, напротив, замерзнет так, что рубить запаришься. Повар кашеварил всю ночь, бойцы незаметно охраняли, чтобы не просек кто, а с утра мы, наконец, наелись.
        К обеду началась суета в лагере. Вокруг палаток и домов шатались какие-то хмыри, позже разглядели кто. Когда к нашей палатке причалили двое интендантов и без тени смущения спросили, не нуждаемся ли мы в чем-либо, послали их лесом, пригрозив, если не будут кормить, набить им морды. Ушли те быстро, но глазами все рыскали по округе. Лейтеха позже прогулялся, выяснил, что ходили те по всем домам и палаткам. Понятно было, что они ищут, но нам было наплевать. Найдут - ответим, но за нас, думаю, обязательно отомстят.
        Вечером заявился и старший интендант в сопровождении заместителя командира полка по политической работе. Тоже выспрашивали, суки, как мы живем, не голодаем ли? Чуть и этих не послали тем же маршрутом, заявив нагло, что скоро с голоду сдохнем, но те все же что-то у нас усмотрели. Потому как уже почти ночью лейтенанта вызвали в штаб полка. Вернулся тот и злой, и радостный одновременно. Злой, потому как спрашивали его именно о еде. Точнее, эти гады тыловые разглядели, что у нас во взводе многие курят, а еще и сухарями хрустят. Вопрос - где взяли? Лейтенант сказал, что доедаем старые запасы, и сразу перешел в атаку, требуя организовать нормальное снабжение продуктами. Радость же была в том, что ему понравились испуганные рожи интендантов. Боятся гады, как бы не донесли на них. Как боимся мы, так и эти ворюги. Ведь если бы мы могли доказать сам факт кражи у солдат продовольствия, интендантам было бы проще застрелиться.
        - Так что, Вань, есть нам все равно надо помаленьку и аккуратно. Выдают продукты, добавлять немного из запаса и не транжирить. Сто процентов следить будут.
        - Конечно, главное, еда есть, а уж осторожно и понемногу есть мы сможем. Главная проблема не в еде, а в спокойном выражении лиц бойцов, у голодных таких лиц нет. А вообще, я ночью посижу, увижу кого, на раз желание что-то у нас найти отобью, - серьезно заявил я.
        - Только не поломай, а то загремишь! - предупредил лейтенант.
        А ночью отцы командиры, те, что, вероятно, были замешаны в хищениях продуктов, прислали к нам двух дуболомов из интендантского взвода. Те не догадались шарить в стороне, откуда им знать. Но вот облазали все возле кухни, да и вокруг палатки. Я сидел и сдерживал смех, глядя на их потуги, а потом просто вышел из палатки и взял обоих за жопу.
        - Тревога, диверсанты! - крикнул я, но негромко, пусть мои вылезут, да из соседнего взвода ребята, так, свидетелями будут.
        - Мы свои, свои, - пищали отожравшиеся на наших харчах интенданты, когда я их тихонечко буцкал. Бил аккуратно, чтобы следов не оставалось, но в то же время, чтобы поняли на раз.
        - Кому это вы свои? - давил я, тут уже и оба наших командира прибыли. - Свои по ночам не шарятся по лагерю. Или, может, вы украсть что-то хотели? - якобы только заметив заспанных командиров, повернулся. - Вот, товарищ старший лейтенант, были задержаны в ночное время в расположении взвода. То ли диверсанты, то ли ворюги. Может, хотели наше оружие утащить, чтобы врагу сподручнее нас захватить было?
        - Кто такие? - строгим и громким голосом спросил старлей.
        - Красноармеец Пличко, интендантский взвод…
        - Красноармеец Залевайкин…
        - И чего вам тут надо? - еще более строго спросил командир.
        - Ничего, мы просто мимо проходили.
        - Ага, кругами возле нашей палатки, аж шоссе натоптали, - усмехнулся я. - Разрешите, товарищ командир?
        - Чего? - не понял старлей.
        - Эй, Пличко, пойдем-ка со мной, - сказал я, улыбаясь и кладя руку на плечо ночного гостя.
        - К-куда? - у самого аж ноги трясутся.
        - Поговорим о гулянии ночью, о снабжении, о предательстве и службе, да найдем, чего ты, - похлопал я по тому же плечу интенданта. И тот скис.
        - Меня послали, я не виноват, это не я!
        - Кто приказал? - жестко спросил я, не обращая внимания на жест лейтехи.
        - Старший интендант Левченко, а ему замполит полка, это все они, я ни при чем! - А второй, которого мы и не трогали еще, постоянно кивал, поддакивая.
        - Какой был приказ?
        - Найти мясо, украденное со склада вчера ночью.
        - А откуда там мясо, Пличко? Вы ж говорите, что склады пустые?
        - Это командиры приказали так говорить, они мясо отдают кому-то, или меняют, мы не знаем. - О как, второй заговорил.
        - Некрасов, веди их к командиру полка, я за особистом!
        - Мы не виноваты, товарищи, отпустите нас.
        - Вот особистам подтвердите все сказанное, вас и отпустят, вы ведь не воровали продукты, которые нужны армии?
        - Нет, мы только таскаем, мы ни при чем. Нам же приказывают…
        - Вот, значит, и бояться вам нечего. - Приказывают им. Сидят суки на теплом и сытном месте, боятся, что ежели не станут покрывать командиров, то отправятся на фронт, вот и молчали.
        Закончилось все это действо для нас хорошо. Особисты быстро включились в работу, еще бы, этим же тоже надо выслуживаться, а тут такое дело. Нашли и изъяли все продукты, позже их распределили по взводам. Арестовали замполита полка, старшего интенданта, бойцов и правда не тронули, только допросили и отправили в линейные части. А вот командирам не повезло… Нет, расстреливать никого не стали, но увезли отсюда, может, посадят теперь. А вокруг нас следаки тоже походили, все намеками пытались разузнать, не мы ли обнесли склад. Видимо, кто-то из интендантов пытался таким образом купить себе свободу и сваливал вину на нас. Не вышло.

* * *
        Через пару дней пехтуру сняли с теплых насиженных мест и погнали куда-то на запад. На передок, наверное. Теперь уже мы занимали их дома, наконец, нагреемся. А долго тут пехтура квартировала, но все хорошее рано или поздно заканчивается.
        Еще через день, а это уже под Новый год было, в нашу деревню прибыли два неполных артдивизиона, в один из которых вошли и мы. Народу в деревне стало много, что удивило, но снабжение не хромало, еды хватало вполне. Орудий пока не было, да и, если честно, хотелось встретить Новый, сорок второй год не на фронте. А кому ж не хотелось бы?
        Мама прислала еще одно письмо, пишет, что и Васька, еще один мой брат, не миновал немецкой пули. Лежит в госпитале, в Горьком, тяжелое ранение в живот. Мама все переживает, как у меня, надо написать, порадовать, что со мной все в порядке. Оказывается, она знала, что я тоже был в госпитале, сообщили ей, а я-то скрывал. Отругала за то, что не сообщил, но желала, чтобы скорее поправился. А я и не сообщал ей потому, как действительно все было в порядке. Как ни пугал меня в госпитале военврач, рецидивов не было, а уж грохота я наслушался в последнее время. А маме хватает и без меня заботы, чего ее зря тревожить.

* * *
        Новый, тысяча девятьсот сорок второй год мы встретили там же, на постое в деревне Проскурово. Артмастерские заканчивали ремонт наших гаубиц, да привезли еще пару штук, новеньких. Два дивизиона, что были тут расквартированы, уже полностью укомплектовали людьми и противотанковыми пушками, ждали только нас. И вот, девятого января, вся эта армада, почти в три тысячи рыл, тронулась с места. До целого артполка мы не дотягивали, все же только два дивизиона, но уже сила. Правда, непосредственно на фронте сражаться будут всего около тысячи, остальное обслуга. Господи, сколько же в армии дармоедов на один работающий ствол… Охренеть можно, и ведь никого не уберешь, все вроде как при деле. Но как бы хотелось всех этих юристов, финансистов и прочих в окопы посадить… Ну или на худой конец снаряды подавать, так дохлые все, с ограничениями через одного, не придерешься.

* * *
        Топали вновь под Калинин, на этот раз, правда, будем его проходить. Немцев еще в декабре откинули от города, километров на тридцать, наверное, таким макаром, глядишь, и до Ржева скоро дойдем. Только бы не спешили, а то помню я, как фрицы умеют мастерски части с других участков снимать, да в нужное время бить, где нам не надо.
        Прибывшие последними в нашу часть бойцы сообщили о хороших изменениях на фронте. А конкретно, от Москвы наступление шло очень хорошо. Не было бездумного движения только вперед и плевать на фланги. Немцев отбросили, может, и не так далеко, как в моем времени, но зато шли более широким фронтом. Да и у нас, вон, может, не будет такой бойни, какой была Ржевская битва. Гибнут люди, конечно, на то и война, но, кажется, все идет к лучшему завершению этой фазы. Чуть позже станет ясно, чего мы добились за зиму, пока мне такой вариант больше нравится.
        Встали мы в этот раз очень удачно. Тут еще и от разбитого полка нам третьим дивизионом добавили три орудия, теперь вообще силища. Батареей, в которой был я, так и командовал Иванцов. Работать мы будем вновь вместе с батальоном пехоты, прям в центре. Это немного настораживает, всегда волнуешься за фланги, хоть и находишься в отдалении от линии фронта. Но в этот раз я лично видел всю нашу армаду, поэтому было немного поспокойнее на душе.
        По данным разведки мы в четырех километрах, это хорошо. Можем и по передку работать, и ближние тылы обстреливать. Началась служба. Стрельбы - это десятое дело. Сколько всего нужно делать окромя главного, стрельбы по врагу, обалдеть можно. Мороз чуть спал, около двадцати сейчас. После тридцати с лишним уже тепло кажется. Не зря в мемуарах встречались слова о том, что валенки - это наше стратегическое оружие. Мимо нас однажды провели пленных немцев, жалкое зрелище. Я вообще их мало видел ввиду специфики службы, но тут… Если честно, даже жалко стало. Настолько убого одетые солдаты просто не способны воевать. А ведь воюют. Видимо, боятся они в плен идти, так как столько натворили, пока добрались да этих мест, что и стоят до последнего.
        - Некрасов, иди сюда, - позвали меня как-то вечером в землянку к командиру батареи. Я находился рядом, поэтому явился мгновенно.
        - Вот что, Некрасов. Ты отличный наводчик, не знаю, что бы и делали мы без тебя… - началось с дифирамбов, как бы плохо не закончилось.
        - Извините, товарищ командир, чего я такого особенного делаю? - пожал я плечами. Был у меня один страх, что при полном составе батарей могут вспомнить, что я вообще-то заряжающий, а для меня это как приговор, я так полюбил панораму…
        - Вот что, я тут с командиром дивизиона наградные составлял, мы приняли решение повысить тебя в звании. Отныне ты младший командир.
        - Служу трудовому народу! - гаркнул я. А сам думал, с чего бы такая милость, сержантские лычки мне дарят? Да, объем мы выполняем большой, но ничего героического за мной нет. Вот сами командиры, те да! Ведь как ни крути, а они-то на передке всегда. Вон, пошли тут в наступление, вроде как пару деревень отбили, мы то что, просто собираем стволы, и вперед. Сколько сказали, на столько и продвигаемся. А командиры? Они ж в первых рядах идут, вместе с пехотой крутятся. Да уж, опасная служба. А иначе нельзя. Кто, как не командир, артиллерист, даст верные координаты? Вон мы тут стреляли пару дней назад. Пехоту нашу остановили возле речушки, немцы там берег сильно укрепили, не переправишься быстро, хоть речка и замерзшая. Так по команде с передка, именно от Иванцова, мы уже третьим снарядом накрыли минометную батарею врага. Причем первый снаряд полетел через пять минут. А когда выпустили каждым стволом по четыре снаряда, обороняться у немцев было некому.
        - Так что держи, младший сержант Некрасов, служи дальше так же хорошо, - встав, берет со стола какой-то кругляш и прикалывает его мне на грудь. - Это от нас лично, с лейтенантом Васильевым. За то, что не дал взводу умереть с голоду на пополнении. Иногда это важнее, чем служба на передовой.

* * *
        Вау! Не к месту, конечно, это вражеское слово, но эффект тот же. Мне медаль дали, «За боевые заслуги». И тут я вновь вспомнил, я ведь и об этом писал кремлевским небожителям. Писал, что сильно обделяют нашего брата, простого солдата, наградами. Нет, конечно, не ради висюлек мы тут дохнем. Но как же человеку приятно получать хоть какое-то подтверждение того, что он тут делает важное дело. Что боец реально воюет, а не отсиживается в тылу, как некоторые. Блин, если это моя работа, то, как только окажусь в тылу, сразу пойму. Я ведь так и писал Сталину, что получают награды одни тыловики, а бойцы в окопе только вшей своих могут на себе разглядеть. Черт возьми, как же приятно-то! Кажется даже, что раз наградили, то ты что-то важное сделал, а не просто тут вшей кормишь.
        - Служу трудовому народу! - во второй раз прокричал я.
        - Извини, что не перед строем. Просто хотелось лично тебя поблагодарить, так как тогда не смогли. Еще раз спасибо. Мало ли что могло случиться, не найди вы еду тогда. От морального разложения на фронте никто не застрахован. А бойцы уже начинали бузить, я знаю. Все это могло привести к очень печальным последствиям.
        - Спасибо, товарищ командир, - ответил я на этот спич уже просто, не по уставу. Вижу, что командир сейчас от себя лично говорит, а не так, как должен.
        - Завтра перед строем, если время будет, мы обязательно объявим, и тебя в том числе, чтоб не обидно было. А вообще вы все молодцы!
        На следующий день и правда к обеду устроили построение и награждение. Густо, я бы сказал. Вместе со мной на всю батарею пришлось двенадцать наград. Это реально много. А если так во всей армии? Точнее, во всех армиях. Очень хорошо, я думаю, стимул у людей явно появится, а это положительно скажется и на дисциплине. Ведь как ни крути, а бойцы - обычные люди, все друг на друга смотрят, есть и зависть, куда же без нее. Говорю же, мы всего лишь обычные люди, со всеми нашими страхами, предрассудками и прочим.
        Написал маме письмо. Рассказал о многом, в том числе написал о награждении. Пусть порадуется, хороший она человек, добрый. Пожелал всем здоровья и просил писать мне. Письмецо вышло коротеньким, но для родных, думаю, и это хорошо будет, все ж я не с курорта пишу. А еще через неделю пришлось вновь писать. Просто к нам в полк заявились журналисты из армейской газеты, мы с ребятами уговорили их фотографа нас отснять. Те хоть и жаловались, что пленки мало, но все же сделали общее фото всей батареи. Хоть там и мелко будет, народу-то много, но родителям понравится. Фотки нам прислали быстро, фотограф отпечатал их прямо в Калинине, благо город был почти цел, жизнь в нем не останавливалась. Вот и пришлось писать еще коротенькое письмо и прикладывать эту общую фотку, где у каждого бойца лицо не больше ногтя. А меня вообще-то хорошо видно, хрен ли там, самый высокий я тут, выделяюсь на фотокарточке, искать не нужно.

* * *
        В феврале войска подошли к Ржеву. И вот тут началось уже серьезное бодание с врагом. Немцы, гады, устроились так хорошо, что мы застряли. Не потому, что сил не было или боеприпасов. Нет. В городе много местных жителей оставалось, не все убежали, да и фрицы не отпускали. Вот мы и долбили их в час по чайной ложке. Стреляли только по стопроцентно разведанным местам. Хотя все равно, я думаю, люди страдали. Ведь такая мощная штука, как гаубичный снаряд, это вам не пуля.
        Нас расположили всего в двух километрах от города, это чтобы могли стрелять в глубину тылов противника. Что и делали регулярно. К немцам постоянно шла помощь, ее нужно было сокращать еще на подходах. Разведка у нас вообще молодцы, заходят так глубоко в тыл противника, что данные у нас отличные. Вот только и гибнет их очень много. Они и связисты - самые большие потери в полку. А их так просто не восстановить, это не в пехоту бойца взять. Тут научить нужно, да и чутье должно быть природное, иначе долго разведчик не протянет. Один у нас, вон, с самого начала с нами, только ранили один раз легко, а так из строя не выбывал, остальные меняются постоянно. А задачки им ставят… оторви и выброси. Как хочешь, а «языка» штаб требует регулярно, да еще не абы какого, а из нужного рода войск и места службы, тяжел их труд, очень тяжел.
        Жизнь хоть и на фронте, но текла размеренно. Как бы странно это ни звучало. Получили данные, отстрелялись. Закончились боеприпасы, ждем, меняем позиции. Холод вроде немного отступил, скоро весна, конец февраля уже довольно хороший, в отличие от конца декабря. На днях меня пометило чуток. Немцы в ответ на наш огонь прислали бомберы. Четыре «штуки» кружили недолго, мы хоть и с пулеметным, но все же с прикрытием, стояли. Но все же отбомбиться они смогли. Одна из бомб упала метрах в пятидесяти от орудия, осколки уже на излете были, даже щит не пробили, но я, блин, как раз в сторону отбегал, зацепило чуток в ногу. Осколок очень маленький, да еще и вошел-то всего на сантиметр. Военврач, женщина лет сорока, хотела меня в санбате оставить, но, пообещав приходить каждый день на перевязку, уговорил отпустить. Командир был рад, что я не выбыл, долго хлопал по плечу.
        Эта бомбежка была результатом наступления нашей дивизии. Тут местность такая противная, болота, болота и еще раз болота. Наша пехота, наступая на позиции немецкого батальона, что держал оборону возле одной маленькой речки, залегла, не в силах голову поднять. По данным, что нам передали на батарею, наши были на низком берегу, а фрицы наверху, это и осложняло наступление. Для врага наша махра вся как на ладони, а их хрен достанешь. Там еще и лес довольно густой, минометы не помогали, вот мы и ударили. Сложность была в том, чтобы не допустить недолетов. Расстояние слишком мало между противниками, поэтому старались во всю мощь. Это ведь не из винтовки стрелять. Речка всего ничего, переплюнуть можно, недолет в несколько метров - и лучше не думать об этом. А возьмешь чуть дальше, и снаряды просто будут перелетать позиции врага, та еще задачка. Только пристрелочных пришлось выпустить аж четыре снаряда, а это плохо. Когда идет долгая пристрелка, у врага есть возможность отойти. Но в этот раз нам повезло. Позже пленные рассказали, что им запретили покидать выгодный рубеж обороны, вот и сидели под нашими
снарядами. А выпустили мы их… Когда пошла пехота, ребята рассказывали, то шли как по дороге. Участок леса шириной в сто метров выкосили чуть не на полкилометра. Еще бы, такими-то снарядами! Да и отработали знатно, целый боекомплект выпустили. Каждым орудием.
        Все же у нас вывели из строя самого лучшего разведчика. Парнишка словил осколок в грудь, под минометы попали. Все остальные в отделении разведки были молодыми и неопытными, и командир батареи вдруг взял меня с собой. За себя-то мне уже было кого оставить, у нас один расчет без орудия остался, накатник развалился. Возможности вывезти орудие в мастерские пока не было, вот расчет и остался пока с нами.
        Первый раз шел на передовую. Сильно переживал, габариты-то у меня - мечта для снайпера. Но Иванцов грамотно вел наш маленький отряд. Пользуясь складками местности, мы выползли почти на нейтралку, с которой и предстояло работать. Я сидел с биноклем, наблюдая за своим сектором, старлей - за своим. Мне было разрешено отдавать команды на открытие огня без согласования с командиром батареи, ибо некогда. Как назло, я ни фига не видел, но не я один.
        - Где же эти гады? - чесал в затылке командир, сдвинув шапку на лоб. - Пехота наша сзади, а фрицев нет. Кто ж их остановил-то?
        - Товарищ старший лейтенант, справа на два часа деревья поломанные…
        - Вижу, скорее всего, тут наших танк и утюжил.
        Говорим мы о том, что пехота залегла именно из-за танков. До этого все болотом шли, негде фрицам было здесь танки применять, нет подъездов. А вот как выбрались на более или менее твердую землю, тут и начались запросы от царицы полей. У страха глаза велики, это я о нашей пехоте. Точнее, о тех, кто, увидев любую железную колымагу с крестами, орет благим матом на всю округу о том, что на него прут танки. Вот и сейчас - явно вижу следы от одного танка. Переведя бинокль влево, разглядел такие же следы. Что имеем?
        - Судя по всему, тут были максимум двое. Отступили вместе со своей пехотой. Местность впереди не просматривается, а значит - что? - заставил меня думать командир.
        - Овраг? - робко спросил я.
        - Скорее всего. Или просто сильное понижение. Взойдём наверх, и там и накроют. Да еще, скорее всего, там заминировано. Ну-ка, вызови своих орлов, пусть пару снарядов положат сюда.
        - Первому. Влево десять-ноль, прицел сто двадцать, один снаряд! - даю команду связисту. Далековато, однако, разброс будет большой, но пока командир не давал команду подвезти орудия ближе, очень уж неопределенное пока положение.
        - Вот сейчас и увидим, - подводит итог Иванцов.
        - Думаю, ничего мы не увидим. Как отстреляются, туда пойду, - просто сказал я и заметил, как командир просветлел лицом.
        Рванул первый снаряд, затем я повторил, но сдвинул прицел чуть дальше.
        - Вот видишь! - указал командир на разрыв снаряда. Судя по тому, что было видно, снаряд явно рванул где-то в низине.
        - Так я ж и говорил, что там овраг. Разрешите?
        - Давай я бойцов с тобой пошлю, прикроют.
        Мы поползли вшестером. Я, связист и четверо бойцов. До вершины, как мы предполагали, оврага не доползли метров тридцать, когда сверху засвистело. Вот всего ничего воюю, а ведь привыкать стал. Думал раньше, когда слышал о том, что бывалые солдаты не кланяются пулям - это бравада. Так нет, привычка это, ты уже так привык к шуму, к грохоту и вою, что он все больше становится похож на обычный фон.
        - В землю! - крикнул я и сам вжался. Бежать тут некуда, прятаться тоже. Мы явно под прицелом. Если у немцев просто пристреляна местность, это полбеды, а если сидит наблюдатель…
        Мины разорвались рядом, противно просвистели осколки. Совсем рядом. Страшно как-то стало, но не так, как в первые разы. Обернулся практически машинально и встретил взгляд Иванцова. Тот высунулся из укрытия и махал рукой. Не, назад не вариант. Помните, как Жукова было принято ругать за то, что он минные поля пехотой разминировал? А спросите себя, как надо? Если рота, батальон, да хоть полк идет в атаку и попадает на мины или под обстрел врага, остается только одно - вперед. Заляжешь или повернешь, все там и останутся, поэтому был ли Георгий Константинович таким уж монстром?
        - Бойцы, броском вперед, иначе… - Что иначе, я сказать не успел. Новая порция из четырех мин упала прямо впереди нас. Кто-то из бойцов зашипел от злости, видимо, зацепило. - Живой?
        - Хана Харитону, товарищ сержант, в голову, - ответил за раненого ближайший боец.
        - Нам всем хана, если тут останемся. Бегом!
        И мы рванули. Сложнее всего связисту, он же с катушкой. Падая под деревьями, услышали разрывы. Обернулись все, и даже говорить не хотелось ничего. На том месте, где мы только что лежали, разорвались четыре мины.
        - В сторону, по воде, ползком! - приказываю я и первым ползу вправо. Думаю, наблюдатель здесь уже бесполезен, но фрицы могут просто причесать пригорок. Ведь если знают направление движения, нетрудно догадаться, где мы залегли. Уползти смогли метров на пятьдесят, когда пригорок вспучился от разрывов мин.
        - Связи нет, товарищ сержант, наверное, провод перебило, - сообщил радист печальную новость.
        - Млять, - ударил я кулаком по воде. - Боец, как тебя? - обратился я к одному из оставшихся пехотинцев.
        - Красноармеец Никоненко, товарищ сержант, - парнишка был старшим у махры.
        - Ползешь на гребень, видишь, все в кустах, не видно ничего? Надо найти корректировщика. Увидишь - просто стреляй в него или в них. Я в обратную сторону, где-то же он сидит…
        - Товарищ сержант, а мне по проводу? - робко спрашивает связист, а взгляд… Как у кота из мультика «Шрек».
        - Когда наблюдателя уберем, дам знак, бежишь бегом, ясно?
        - Да, я понял, - приободрился связист, поняв, что под пулю его не гонят пока.
        - Бегом, ты понял? - повторил я. - Не ползком!
        - Да-да, конечно!
        - Мне нужна связь, иначе нам тут быстро решку наведут.
        Боец Никоненко уполз туда, куда я указал, я рванул в противоположную сторону. Стрельбы не было никакой. Значит, не видят. Доползаю до того места, где мы достигли гребня. Тут все перепахано минами. Так, здесь уже надо осторожнее.
        Вжих! Чавк!
        Блин, да по мне же стреляют! Кручу головой, стараясь не подниматься. Пули, что пролетели рядом, ушли в воду, отсюда и звуки. Новые выстрелы, чуть оттягиваюсь назад, не попали. Значит, если и видят, то плохо. Тут кочка небольшая. Раз попасть не могут, значит, направление одно. Поворачиваю голову вправо, смотрю на гребень, там густой кустарник. Хорошо. Достаю гранату, есть у меня две. Разогнув усики, вытягиваю кольцо. Так, ну давайте, фрицы, попробуем!
        Швыряю гранату вперед вправо настолько сильно, насколько мог из такого положения. Как только рванула, вскакиваю на ноги и лечу вверх к кустам. Упав, перевожу дух и четко вижу метрах в ста, может, чуть дальше, двух гансиков. Понятно, что гранату я не добросил, но разрыв скрыл от них мой прыжок. Так, у меня карабин хороший, стреляю я тоже неплохо. Но вот если убью одного, второй успеет скрыться.
        Сзади раздается едва слышимый шорох кустов. Оборачиваюсь, беря карабин так, чтобы ударить прикладом.
        - Это я, сержант, красноармеец Никоненко, - упреждает меня мой боец. А что, мой и есть, раз мне подчинили.
        - Фу ты, дурень, нельзя же так! Я ж тебе в лоб бы сейчас засветил прикладом.
        - Там, - кивнул боец назад, не вступая со мной в споры, - чисто. А у вас, я слышу, порядок. Нашли?
        - Вон сидят, на час смотри, - указываю направление. Боец меня не понял, но посмотрел туда, куда надо.
        - Вижу.
        - На счет три убираем сразу обоих. Мой дальний.
        - Принял. Готов.
        Выстрелили мы одновременно, немцы просто уткнулись мордами в землю. Надо же, попали оба. Главное, чтоб там у врага третьего не оказалось.
        - Никоненко, проконтролируй этих, осторожно только, понял? - спрашиваю у бойца, а сам уже ползу назад, к связисту.
        - Конечно, товарищ сержант, - бодро кивает боец и ползет вперед.
        Отсылаю связиста искать обрыв, а сам ползу на гребень. Видимо, увидев в бинокль нашу возню, Иванцов присылает еще бойцов. Отлично, ребята опытные, а может, и старлей все объяснил. Вообще, когда мы выдвигались на эти позиции, у пехтуры на удивление не было своего командира, наш рулил. Видимо, ему придали этот взвод, вот он и командует. Парни расползлись по пригорку, занимая позиции в кустах. Хреновым было то, что из этих кустов нам не видно ни черта. Встречаюсь мимолетно с Никоненко.
        - Товарищ командир, вот, - он протягивает мне немецкие документы и бинокль. На плече висят две винтовки, за поясом гранаты на длинных ручках.
        - У них там рация или телефон?
        - Телефон, я притащил аппарат, вон лежит, - указывает мне боец. - Это, товарищ сержант, а времени сколько? - спрашивает Никоненко и лыбится.
        - Не знаю, а чего, домой опаздываешь? - не понимаю я его радости, но шучу в ответ.
        - Держите, будете знать теперь, - протягивает мне часы.
        - Снял, что ли? - спрашиваю я. Блин, попадусь я с этими котлами.
        - Так трофей же! Эти с вашего немца, мой без часов.
        - Какой ты честный, - удивляюсь я. - Оставь себе, только не свети особо.
        - Нет, у меня точно отберут, а вы все же командир, вам положено. Да, и бинокль возьмите, я поглядел, хороший, светлый такой! - боец рад, видно по нему, что доволен, как слон.
        - Ладно, давай, - беру из руки бойца часы и, поглядев, охреневаю. «Омега», офигеть, откуда у простого бойца такие часы? Открываю документы и мгновенно понимаю откуда. Фельдфебель Грубер, семнадцатого года рождения, опытный гад. О, член партии… Тогда понятно.
        Застегнув часы на руке - хорошо сидят! - повесил на шею и бинокль. Тут же решив проверить, о чем говорил Никоненко, смотрю через линзы на наши позиции. Класс! И правда, очень светлая оптика.
        - Там, где эти лежат, - вновь подает голос мой боец, - немецкие позиции видно.
        - Чего ж ты молчишь? - сплюнул я. - Пошли!
        А уже через пять минут наблюдений я отправил Никоненко к Иванцову. Немцы были метрах в пятистах, порядочно отошли. Нам тут ничего пока не угрожает, поэтому просил передать командиру приглашение занять пригорок.
        Еще через полчаса на гребне уже устраивался наш взвод. То есть взвод прикрытия и мы, артиллеристы. Подготовить позиции или окопаться времени не было, враг не даст нам такой передышки.
        - Смотри, почему они так спокойно отошли, - указывает мне командир. Как он разглядел? После того, как он мне буквально пальцем ткнул на мину, почти не прикопанную, я стал внимательно оглядывать весь склон. Да, только плохо укрытых разглядел три штуки, а сколько их на самом деле? Получается, весь обратный склон, обращенный к врагу, засеян минами. Нормально придумали. Забираются советские бойцы на пригорок, ничего им не угрожает, расслабляются и, начиная спускаться, попадают на мины. Вот немцы суки какие, придумали ведь…
        - Что же делать? Как тут пехтуре идти? Кто не подорвется, немцы перестреляют, как в тире.
        - Задачка. Так, связь есть? - командир спрашивает у связиста.
        - Да, конечно, все исправил, товарищ командир, - связист был рядом и ответил тут же.
        - Первому, - далее пошла команда, а мы вновь ушли через кусты на нашу сторону гребня. Сейчас мои ребятки стрелять станут, как бы под осколки не попасть.
        Стреляли недолго, выпустив около десятка снарядов, стараясь делать поправки только на дальность, командир пробивал тропу. Надо заметить, отлично справлялся. Конечно, сам склон нам не достать, но дальше должны были подчистить. Детонаций было несколько, возможно, что и пройдет теперь пехтура, протралили. Но вот когда мы прекратили огонь, на гребень посыпались мины, а также начали стрелять и орудия. Возможно, немецкие танкисты подключились.
        - Всем укрыться, голов не поднимать! - Команды были всем понятны, так что выполняли их легко. Место было хорошим, мы внизу, чтобы попасть, фрицам надо постараться. Но, конечно, минометом могут.
        Накаркал. Сразу двоих бойцов накрыло одной миной. Командир тут же приказал рассредоточиться, но немцы словно с цепи сорвались. Они вообще не стреляли никуда более, только по гребню. Сразу стало ясно, что нас тут тупо похоронят.
        - Некрасов! - услышал я оклик командира.
        - Тута я, - улыбнувшись, повернул голову я.
        - Давай наверх, вдруг подбираются уже, - показал мне направление старлей. - Связь есть?
        - Исправляю! - донеслось до нас. Блин, опять обрыв.
        - Давай скорее, а то нам тут каюк придет! - торопит старлей связиста.
        Осторожно пробираюсь наверх, обходя чуть левее прежнюю позицию немецких корректировщиков. Кстати, минометный обстрел кончился. Едва оказавшись наверху и выглянув из куста, начинаю просто орать команды для передачи батарее. Немцы шли вперед, да еще интересно так, зигзагом. А, так это они по своим тропкам идут, где мин нет!
        - Чего ж так долго огня нет? - сам себе говорю я и спускаюсь к нашим.
        - Несколько обрывов, старается.
        - Надо вызвать сюда остальных, будут помогать. Товарищ командир, до врага метров триста. Идут медленно, так как проходы узкие. Срочно нужно стрелять.
        - Мне что, к орудиям сбегать? Занимай позицию, будем отбиваться, пока связи нет. Танки есть? - это он о немцах.
        - Да, два. Может, все-таки послать гонца, чтобы положили несколько снарядов, может, задержатся? - О чем я? Тут шесть километров до батареи…
        - Рядом пехота стоит, у них рация, нужно только до них добежать. Говори координаты, - командир достал из планшетки листок бумаги и быстро записал то, что я ему наговорил. - Боец, ко мне!
        Ближайшим, я не удивился даже, был тот самый Никоненко, что уже порадовал меня своими умелыми действиями.
        Через три часа уже темнело, бой окончился. Нет, мы не заняли немецкие позиции в низине, в полукилометре от высоты. Остались на ночь на гребне. Мало ли чего там у фрицев дальше, разведки-то не было пока. А вот тех, кто пер на нас, мы остановили и даже заставили откатиться назад. Причем врага больше не было видно, возможно, отступили дальше. Из двух танков своим ходом уполз только один, второй со сбитой гусенкой стоял полубоком к нам на поле. В дыму от разрывов снарядов мы не видели, успели ли танкисты покинуть машину, поэтому старались не высовываться. Никоненко тогда еще не успел, наверное, добежать до пехоты для связи с батареей, когда Иванцов вовремя вспомнил, мог бы и раньше, что у него ракетница есть. По зеленой ракете уже через десять минут наша батарея открыла огонь. Слава богу, что кто-то следил за направлением и вовремя увидел сигнал. А еще ему же слава, что не накрыли нас свои же.
        - Хорошо повоевали, сержант! - устало рухнул рядом со мной Иванцов.
        - Да уж, - кивнул я. Чувствовал я себя неважно. Странно как-то все происходит. Впереди, как командир сказал, важный опорный пункт немцев, но ни у нас сил нет, ни противник нас не сбивает. Да, странно.
        - Чего задумался? - Высказываю свои мысли командиру. - Да, их там явно маловато, но почему? В штабе вчера, когда задачу ставили, указали на наличие минимум полка пехоты при поддержке танков. А тут…
        Под утро с обеих сторон от нас, но не в прямой видимости, начало грохать. Тут Иванцов забеспокоился всерьез. Да и нам, простым бойцам, стало не по себе.
        - Неужели опять? - задумчиво бормотал сам с собой старлей. Мы не лезли к нему с вопросами.
        Все прояснил Никоненко. Примчался - сырой, грязный как черт и глаза по пять рублей.
        - Товарищ командир, немцы с флангов обошли, наши сворачиваются и отходят. Огня больше не будет… И это, пехота вся ушла, моей роты нет на месте…
        - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - смачно выругался Иванцов.
        - Так и знал, что не все так просто, - добавил я, как оказалось, вслух.
        - Собирай бойцов, сержант, нужно прорываться, - приказал командир.
        - А куда, товарищ старший лейтенант? Если фрицы нас обошли, то мы прямо к ним и выйдем.
        - Вперед пойдем, - отрезал Иванцов. О как. Интересно.
        - А что мы там неполным взводом делать-то станем? - позволил я себе задать вопрос.
        - Там нас точно не ждут, будем крюк делать, собираемся, быстро!
        И ведь командир действительно повел нас вперед, туда, откуда еще вечером фрицы перли, и не зря. Мины немецкие тут уже всерьез пропахали, поле мы пройдем, а вот что дальше будет, пока вопрос.
        Дальше был лесок, так, скорее рощица, но густая. В ней вчера фашисты накапливались. Шли тихо, прямо по следам танка, намял он тут хорошо, но пройти можно было. Под ногами постоянно чавкало, как бы в болото не попасть, оно тут кругом. Озираясь, как воришки, мы топали, ползли, но вокруг так никого и не появилось. Уже через пару часов мы были мало похожи на бойцов Красной Армии.
        «По уши в грязи, в воде до самых глаз» - это как раз о нас. Главное, чтобы дальше по тексту песни сходства не было. Как там?
        Но по уши в грязи, в воде до самых глаз,
        Через какой-то срок враги опять нагнали нас,
        И бьют еще сильней, вот-вот и порешат…
        Деревня показалась слева, когда взобрались на очередной холмик. Разглядеть было сложно, деревья мешают, но суеты никакой нет. Иванцов долго решал, но все же разродился.
        - Так, сержант Некрасов, - он качнул головой, подзывая к себе, - бери двух бойцов - и в деревню. Посмотрите вокруг, много ли немцев, и назад. В саму деревню не входить, в перестрелки не вступать, нас мало, нельзя выдавать свое положение. Как понял меня?
        - Все понятно, - кивнул я, несколько охренев, - разрешите идти?
        - Иди и тихо там, ясно? Не обнаруживать себя. Просто посмотрите, и назад.
        - Я все понял, - был я очень удивлен такой постановкой задачи. Если честно, все ждал, когда же родной командир отправит нас умирать. А тут…
        Взял с собой понравившегося мне своей храбростью и ловкостью Никоненко и еще одного бойца. Вадим, так звали Никоненко, щеголял с автоматом уже, где он его взял, не знаю. Второй боец был невысокого роста, худощавый, на вид лет двадцати. Звали его Валентином.
        - В деревню? - спросил меня Вадим, когда мы отошли от отряда.
        - Ага, - кивнул я.
        - Так ведь там немцы?
        - Вот и узнаем, сколько их и что имеют.
        Говорить не хотелось, да и нельзя было, мало ли где фрицы могут сидеть. Подошли к крайним деревьям быстро, за ними узкая полоска поля и сама деревня. От нас метров триста, как на ладони уже. В трофейный бинокль я долго осматривал подступы и решил все же довериться своим глазам. Просто времени особо не было, нужно двигаться, ситуация может поменяться в любой момент.
        - Вперед, бегом, без остановок. Видите, холм слева от домов, останавливаемся там, - я указал направление и ориентир.
        Рванули мы, как от огня. Что удивило, бойцы даже не возмутились и не спрашивали меня, чего я придумал. А все было просто, я увидел, что фрицев в деревне почти нет. За час наблюдений видел всего троих. А были они танкистами. Вот и посмотрим, прав я или лоханулся, как последний дурак.
        До назначенного местом сбора бугорка добрались за минуту. Бойцы упали, пытаясь восстановить дыхание, я же даже не заметил этой пробежки, легко далась. Сразу высунул голову поверх бугра и осмотрелся. Нормально. Впереди дома, улица, можно сказать, ближе к противоположному концу от нас стоит танк, с ним эти три немца и возятся, которых я ранее срисовал. Больше никого не видно. Ни немцев, ни местных.
        - Идем по этой стороне, за домами. Здесь точно никого. У шестого или седьмого дома танк, не стреляем, попробуем взять фрицев в плен и допросить. - Проход по огородам предстоял нелегкий.
        - А я на ихнем не понимаю, - тут же брякнул Валентин.
        - Я понимаю, - пояснил я. Да, вот и пригодятся теперь мои занятия в прошлом-будущем. Я ведь очень хорошо понимаю немецкий язык, более того, легко смогу общаться.
        Волновало сейчас только одно. У домов окна есть и на эту сторону, если кто-то в них есть, нам хана. Ползком, пригибаясь к земле как можно ближе, проползли один дом. Приусадебные участки тут огорожены плетнями, а то бы вообще была открытая местность, но нормально, не видно нас, думаю. Да и вблизи стало ясно, почему тихо в деревне. Видимо, когда-то тут бои были, дома сильно пострадали, но были и вполне целые на вид. Потратив минут двадцать, проползли до шестого дома, из-за него, высунув голову, увидели танк. Грозная машинка, вблизи так еще страшнее, чем недавно издали. Танкисты деловито возились рядом, как я понял из отрывков речи, доносящейся до нас, что-то с коробкой у них, вряд ли смогут починить. Один уж больно разорялся, заодно выдал нам весь расклад по деревне.
        - Братцы, берем их спокойно. Они тут одни. Где-то с другой стороны деревни отделение пехоты, но они скрыты домами.
        - Точно одни? - хором спросили парни.
        - Один фашист все ругается, говорит, что, если бы бросили машину сразу, могли бы уйти вместе со всеми, а не торчать тут просто так.
        - Танк-то не на ходу?
        - Стрелять сможет, но нельзя допустить их к нему. Быстро выходим, стволы на них, я прикажу лечь. Что бы они ни стали отвечать, главное - сблизиться. Там мы их скрутим, живчики танкисты-то. - Чувствовал я себя вполне уверенно, у нас преимущество - внезапность, а фрицы такие же люди. Думаю, увидев нас, они просто обделаются.
        - Командуй, сержант, - кивнули ребята.
        Я еще раз оглядел из-за угла врагов, махнул ребятам и первый вышел из-за дома. Впервые за войну я вижу противника так близко, да еще и в такой ситуации. Но что-то мне подсказывало, что явно не в последний.
        - На землю, быстро! - негромко скомандовал я, угрожающе направив ствол карабина на ближайшего немца. Те вначале рты разинули, но тут же сообразили и рванули было к танку. Да куда там. Никоненко не зря мне понравился. Рванул он так, что возле танка оказался вместе с одним из фрицев. Оказывается, у тех на броне автоматы лежали, за ними враги и устремились. Удар Никоненко, даже не заметил и чем, фриц прозевал и, схватившись за голову, рухнул на землю. Я тоже успел подскочить к одному и ударить несильно прикладом в спину. Третий был самый умный и задрал руки вверх.
        - Ты глухой? - спросил я, обратившись к фашисту.
        - Не стреляйте, не стреляйте! - затараторил фриц. Говорили мы оба, конечно, на немецком.
        - Я сказал, на землю, свинья! - повел я стволом. Злости не было, первое чувство, что возникло в голове, как ни странно, - отвращение. Почему-то мне даже не хотелось прикасаться к врагу, как будто испачкаюсь.
        Быстро обшмонав фашистов, собрали документы и оружие. Вязать не стали, просто погнали их за тот домик, из-за которого мы и выскочили. Нормально, думаю, сможем добежать. Хотя стоп!
        - Вадик, пулей к лейтенанту, пусть сюда топают, только тихо и так же, как мы. Понял? Нас больше, возьмем оставшихся фрицев, я думаю. Но пусть уже командир там командует.
        - Я мигом! - парень усвистал прочь, как будто ему пинка хорошего дали. А я решил с фрицами поговорить.
        - Сколько вас тут? - достав у одного пилотку изо рта - тьфу, всю слюнями намочил заморыш фашистский, - спросил я. Это был командир танка, я у него «люгер» забрал, может, командир не отнимет?
        - Только мы… - отводя глаза в сторону, врет вражина. Легкий тычок от меня под ребра, и я едва успеваю зажать ему рот. Завопил, гад, так, как будто я ему штык вогнал туда. Вроде несильно ударил, чего это он?
        - Сержант, они у тебя так и не успеют ничего сказать, враз зашибешь! - одернул меня Валентин.
        - Да я ж несильно его, - пожал я плечами. Но решил оставить командира на потом. А то еще заорет. Подхожу ко второму.
        - Орать будешь? - Тот стоит с широко распахнутыми глазами и отрицательно крутит башкой. Как бы шею себе не свернул.
        - Вопрос повторить? - вынул и у этого пилотку из пасти, удивился сухости последней, видимо, во рту от страха пересохло.
        - На краю деревни был штаб, там остались восемь солдат, собирают вещи. Да еще водитель грузовика и два мотоцикла.
        - Мотоциклистов ты посчитал?
        - Да, всего восемь солдат и один водитель.
        - Хорошо. Где ваше подразделение?
        - Сняли ночью. Когда обстрел прекратился, сюда заявились из штаба полка и приказали перегнать технику на пять километров южнее.
        - А у вас что за штаб тут был? - удивился я. - Разве не полковой?
        - Нет, господин офицер, - закачал головой фриц, - тут был штаб нашего батальона. Полк стоит южнее.
        Интересные дела. А как же наши сведения, что тут моторизованный полк врага? Блин, разведка чего-то намудрила. Как можно спутать полк с батальоном? Даже по танкам можно было бы понять, сколько тут и кого.
        - Минометчики где?
        - Уехали еще ночью. Господин офицер, я же говорю, тут никого больше нет. Но дальше вам идти нельзя. Полк хоть и потрепан, но солдат там много.
        - А чего это ты такой сговорчивый? - удивляюсь я. - Я тебя вроде и не спрашивал, а ты мне все выкладываешь.
        - Я, я, - начал, заикаясь, фашист, - я жить хочу, господин офицер.
        - Об этом надо было думать, когда шел на нашу землю. Много наших людей своим танком раздавил, а? - Я не заводил себя, просто это само как-то выходило. Вспоминались разбитые деревни, убитые товарищи, и накатывала злость.
        - Я - нет, господин офицер. - Да он сейчас еще и расплачется. - Я воевал, честно воевал, я не убивал гражданских…
        Врет, конечно, да и как он мог в такой бойне разглядеть, кого он давит? Ведь, наверное, таких деревень кучу проехал. К моменту, когда фриц все рассказал, прибыли остальные бойцы во главе со старлеем. Пересказал нашу беседу, тот улыбался и кивал, а потом приказал сидеть здесь, охранять фашистов, а сам, забрав всех бойцов, кроме Вадика и Валентина - автоматы танкистов пришлись ко двору, - пошел на окраину деревни.
        Раздавшаяся стрельба была короткой. Спустя уже десять минут вернулись бойцы и притащили еще двух солдат вермахта.
        - Поговори и с этими, раз уж у тебя получается, - приказал старлей.
        Поговорил, особо ничего и не сказали. В том смысле, что танкист и так много поведал.
        - Что делать будем, товарищ командир? - спросил я.
        - Говоришь, основные силы на юге? Интересно, но ведь мы же явно слышали стрельбу с двух сторон. Да и Никоненко говорил, что фрицы кольцом охватывают.
        - Это так, только на севере болото большое, фрицам толпой не пройти, да еще и с техникой. Будут разбиваться на группы или делать большой крюк. Точнее, уже сделали, раз окружили наши части. Думаю, если заберем западнее, то сможем прорваться.
        - Так и поступим. Вы втроем - в дозор. Фрицев расстрелять. - А сам, гад, ушел в сторону, проверять якобы трофейное оружие.
        Вот вообще не хотелось убивать пленных. Да, все я понимаю, враги и т. д. Но, блин, они же безоружные, да еще и дрищут вон, боятся глаза поднять. Один так и вовсе плачет стоит. Понимают, что с ними будет. К счастью для меня, Никоненко и еще один боец из нашего взвода не страдали избыточной чувствительностью. Увели фрицев за ближайший дом и несколькими короткими очередями поставили на этом вопросе крест. Меня никто не упрекнул, и то ладно. Жалко мне немцев? Так просто и не ответишь… Скорее всего - да, жалко. Это, наверное, во мне говорит человек из двадцать первого века. Хотя если увижу, например, как фашисты убьют кого-то у меня на глазах, то, возможно, и я остервенею, а так пока сердобольничаю.
        Уходили мы загрузившись трофеями как верблюды. У немцев не только оружие было, но и хавчик, а мы давно без еды. Мне, наверное, помните, так и вовсе постоянно хочется есть. Война войной…

* * *
        Отойдя на три километра западнее наших бывших позиций, командир вдруг остановился и задумался. Поделился своими мыслями со мной и сержантом из пехоты. Есть ли смысл забирать так глубоко в немецкий тыл? Чего нам там делать-то? Воевать как полноценное боевое соединение мы все равно не сможем, мало нас, всего семнадцать человек, да и командир - артиллерист, как и я сам вообще-то. Думать долго не пришлось, Иванцов скомандовал поворот, и пошли мы туда, где труднее. На север.
        - Тихо как, - констатировал старлей, когда мы сделали привал, уткнувшись в болото.
        - Да уж, какая-то мертвая тишина, - кивнул я, - даже птицы не кричат, как на кладбище. Жутко как-то на самом деле. Место гиблое, болота. По своей воле сюда не пойдешь и в мирное время, а уж сейчас… Но мы тут, обстановка того требует, залезешь и не в такие дебри.
        - Надо искать тропу, судя по следам - а они были, - здесь все же кто-то ходил, значит, пройти можно.
        Срубили каждый себе по слеге и начали, как котята, тыкаться во все стороны. Пока наконец сам командир не отыскал следы. Судя по отпечаткам на голой земле редких кочек, немецкие сапоги вместе со всем содержимым проходили именно тут. Пошли, так же тщательно прощупывая почву. Местность была не голой, и то хорошо, хоть со стороны никто не увидит. Лес довольно густой, а главное, конечно, болотистый. Движение по лесу никогда не бывает легким, даже когда ты просто за грибами идешь, а уж тут… Сделаешь шаг, слушаешь и ни фига не слышишь, так как вокруг тебя люди так же идут и шумят. Беззвучно ходить по лесу, я думаю, это из области фантастики. Нет, конечно, если никуда не торопишься и идешь в одиночку, это вполне возможно, но очень трудно. Даже когда идешь по мху, ступая очень аккуратно, все одно какая-нибудь веточка да треснет. А разносится шум далеко, правда, иногда трудно определить сторону, где находится источник шума. Кажется, буквально со всех сторон, а это в пяти метрах от тебя твой товарищ на сучок наступил.
        Когда впереди показался просвет, был уже вечер. Мы даже обрадовались, думали, тут и переночуем. Но выходя из крайних кустов, чуть не влипли. Тут были немцы, немного, но и этого бы хватило, чтоб нас серьезно потрепать. Отряд человек двенадцать, может, чуть больше, сам не считал, расположился здесь же на привал. Откуда они тут и что делают, стало понятно, когда послушал разговоры. Их командир, фельдфебель, завел их сюда тем же путем, каким шли и мы, похоже. Но вот впереди было сплошное болото, и деваться фрицам было некуда. Они тут, наверное, весь день сидят, ибо и палатка стояла, костры горят.
        - Ну, чего там, Некрасов? - нетерпеливо спросил меня старлей, когда я вернулся после подслушивания. Он же меня туда и посылал. Фрицев видели только мы двое да Никоненко.
        - Они здесь случайно, задерживаться не хотят, - предположил я, - но и ночью никуда не пойдут. Застряли, связи у них нет, жратва кончается. Двое рядовых ругались за палаткой, пока командир в стороне был, говорили, что идиот Блюм, их фельдфебель, завел солдат в эту глушь. Надо было идти со вторым взводом, который двигался параллельно, но Блюм свернул не туда, и вот они тут сидят теперь.
        - Еще что-нибудь?
        - Фельдфебель у них и правда малахольный какой-то. Все бегает, суетится, хотя и немолодой уже.
        - Думаешь, могут и ночью выдвинуться?
        - А вот это вряд ли. Он боится.
        - Чего?
        - Болота. Они потеряли тут пятерых, причем не в бою. Пять солдат утонули в болоте, пока они сюда выбрались, вот и боится он.
        - Как думаешь, сможем мы их одолеть? - О, блин, Иванцов себя диверсантом возомнил.
        - Сложно, - задумчиво ответил я, - там два пулемета, миномет, хотя он и бесполезен здесь, но силы там приличные. Причем они там не просто спят.
        - А что они делают? Не в карауле же стоят! - даже удивился старлей. А вот я был настроен не так оптимистично.
        - Врагов у них тут нет, ведь так? - Старлей кивнул. - Но пулеметы они установили очень грамотно. Один вперед смотрит, один назад. То есть на нас. Даже если снесем первым же залпом первого, второй из глубины сможет нас здорово причесать, укрытий-то нет.
        Я говорил всерьез. Из леса, то есть укрываясь за стволами деревьев, стрелять мы не сможем. Банально не видно противника. Мы именно так и выперлись почти к ним в лагерь только из-за того, что кусты тут густые и не видно ничего вокруг. Следовательно, чтобы напасть на них, мы должны будем выйти на поляну, а это уже метров пятьдесят до противника, всего! Может, у нас тут все отличные стрелки, но я как-то не считаю себя таким. На таком расстоянии целиться нужно очень быстро. Во мне сейчас артиллерист говорит, а это тот же снайпер. Мне нужно время, чтобы все просчитать, прицелиться и попасть куда нужно. А тут придется чуть ли не в упор бить, а это чревато. Так и сказал командиру. Тот задумался, но, похоже, поведет нас на врага.
        Все же Иванцов не был ни авантюристом, ни дураком. Мы тихо отползли назад и ушли. Решили вернуться немного назад, а потом заберем еще больше на север. Может, там повезет больше.
        Дорогой один раз Иванцов все же упрекнул меня, но не за трусость, а за излишнюю, на его взгляд, расчетливость.
        - Товарищ старший лейтенант, - немного виновато отвечал я, - я не трусил, реально на вещи смотрю. Там пехотное отделение, даже больше. Вояки фрицы неплохие, иначе досюда бы не дошли. Лечь там, конечно, мы бы могли, а толку? В лучшем случае уничтожили бы противника, но остались бы у нас несколько бойцов, плюс появились бы раненые. Но, думаю, скорее мы смогли бы лишь уполовинить отряд немцев, а оставшиеся нас положили бы там. А главное, на шум ведь их друзья могут подтянуться, тогда точно трындец. Думаю, оставшись живыми, мы больше пользы стране принесем, как мне кажется.
        - Ладно уж, сам не дурак, понимаю. Только об этом никто не должен знать, понял меня? - серьезно, с прищуром во взгляде произнес командир.
        - А то, - кивнул я.
        - И Никоненко скажи. Хотя я сам скажу! - тут же поправил сам себя старлей.
        Вновь устало бредем по болоту, стараясь слушать вокруг, но выходит хреново. Под ногами постоянно что-то хрустит, плюхает. Замерзли уже так, что ног не чуем. На одном из небольших островков старлей командует привал. Все просто повалились там, где стояли. Тяжело уже даже мне, но надо что-то думать с костром, иначе тупо замерзнем тут. Нехотя встаю и начинаю ломать сухие ветки. Благо что на болоте много деревьев мертвых. Собрав целую охапку, а она вышла большой, вернулся к месту привала и обнаружил раздувающего огонь Вадика Никоненко.
        - Молоток, дружище, держи! - я свалил кучу веток рядом и тоже сел.
        - Вижу, ты ломаешь, решил пока развести, - пожимает плечами Вадим.
        - Я и говорю, молодец, - люблю, когда понимают с полуслова.
        Когда костер был уже большим и жарким, скинул ватник и повесил его на кол, срубленный тут же. Все нехотя начали подыматься и подтягиваться ближе к костру. Усталость была просто запредельной. Из боя, почти не отдышавшись, сразу в такое турне по болотам, это непросто.
        Бойцам становилось жарко, все стали раздеваться, чтобы просушить одежку. Жратва фрицевская у нас еще была, стали греть на костре, горячего хотелось, изнутри-то тоже нужно греться. Командир разрешил выпить немного трофейного шнапса.
        - Знаю, наверняка ведь припрятали. Но увижу пьяными, мало не покажется, - погрозил, но лениво старлей.
        От первого костра развели еще один, а затем и еще, чтобы в лагере теплее стало, мы ж на открытом воздухе, хоть и в лесу. Это вон мы зимой на постое в деревне, когда в палатках жили, обкладывали их снегом, было теплее, сейчас так не сделаешь. Сырость добавляла холода, а что поделать? Вот и сидели так, чтобы почти со всех сторон грело. В общем, к утру полностью просохли, хорошо, дождя или снега не было, а вот спать было некогда. Буквально по часу, может, по два вздремнули, и то хорошо. Дело было в том, что если те заблудившиеся фрицы пойдут поутру искать путь, могут выйти аккурат на нас. Тем более что если приглядеться, то за нами целая тропа осталась. Земля не везде была усеяна прошлогодней листвой, была и грязь, а значит - следы.
        - Товарищ командир, разрешите обратиться? - спросил я перед выходом. Уже затушили костры и собирались выходить.
        - Говори, - кивнул в ответ Иванцов.
        - Я ночью вроде тропу видел, правда, она на запад шла, поэтому и не обратил на нее внимания…
        - А сейчас что?
        - Может, по ней пройти немного, вдруг фрицы по нашим следам пойдут…
        - Я тебя не понимаю, - чуть рассердился старлей.
        - Сюда дойдут, вряд ли решат возвращаться, даже если поймут, что мы обратно пошли. Скорее, вперед пойдут. Тем более если тут последить так, чтобы у них в головах картинка сложилась.
        - Предлагаешь кого-то вперед пустить, а остальным по той тропе?
        - Ну да, - пожал плечами я.
        - Кто пойдет?
        - Да я могу, - спокойно так бросил Вадик.
        - Вот мы вдвоем и сходим, разрешите?
        - Так, а где встретимся? Ты же не знаешь, куда ведет тропа?
        - Ну, я думал петлю сделать, да по воде на запад забрать. Где-нибудь с вами и пересечемся.
        - Надо точно решить, а ориентироваться здесь вообще никак, - мучился думой командир.
        - Да заберем влево и встретимся, - подытожил Никоненко.
        - Хорошо, надеюсь, не потеряем друг друга, - кивнул Иванцов, - если что, ищите деревню Заболотное, там наши были, хотя…

* * *
        Мы разошлись. Точнее, отряд пошел назад, искать тропу, а мы с Вадимом принялись следить - оставлять следы, конечно, для фрицев. Ходили задом наперед, имитируя отход всей группы, да попросту затаптывая все вокруг.
        - Ну чего, как думаешь, ушли? - спросил Вадим у меня спустя четверть часа.
        - Надеюсь, по крайней мере, пока тихо, - пожал я плечами. - Пошли давай и мы.
        Взяв в руки по длинной слеге, начали осторожно прощупывать местность. Воды было много, но и кочки присутствовали в большом количестве. Прыгать будучи сухими и немного отдохнувшими было уже веселее. Вдвоем, не оборачиваясь, как вчера, на бойцов отряда, мы как-то быстро преодолели приличное расстояние и решили, что пора уже поворачивать. Тем более, пройдя немного по воде, мы окончательно, я думаю, запутали следы.
        Забирали больше, чем нужно, в надежде найти тропу, по которой должна была идти группа, и нагнать их. Вот кто бы сказал мне, что я ошибся в предположении, я б не поверил. Нет, тропу-то мы нашли, и даже ту, что нужна. Просто вместо наших бойцов и командира мы наткнулись на немцев. Эти гоблины и не пошли к нашему ночному лагерю, а направились аккурат за группой. Вадик первым обнаружил немцев, мы, блин, даже и на землю не смотрели, перли, как у себя дома. Два солдата в серой форме медленно плелись вперед по тропе, а мы оказались всего в тридцати метрах позади. Что делать? Конечно, сразу приникли к земле и частично укрылись за тонкими деревьями. Немцы издавали много шума, поэтому, думаю, нас они и не услышали.
        - Чего делать-то будем, сержант? - спросил Никоненко, видя, что я молчу.
        - Хрен его знает, братуха. В бой вступим - хана. Не вступим - они парней нагонят, и хана им. Раз уж взялись за отвлечение, так давай отвлекать.
        - Нам легче будет, если назад побежим. Мы-то там уже были, пройдем, - согласился Вадим.
        - Иди первым, подбери наши шесты и жди меня.
        Вадим не стал спорить и тихо пошел назад, фрицы, кстати, уже скрылись за редкими деревьями. Как привлечь их внимание, так чтобы они гарантированно бросились за нами? В руках у меня карабин, более одного выстрела делать нельзя, не успею убежать. Так что да, хотя бы один!
        Я продвинулся по тропе еще немного, шагов на сорок, когда вновь показались спины в фельдграу. Теперь я видел аж четверых, поэтому даже не целился особо, в кого-нибудь уж точно попаду. И тут остановился. У меня же граната есть!
        Веревка, точнее, тонкий грязно-белого цвета шнурок у меня и так всегда с собой. Мало ли чего подвязать нужно. Иногда штаны, иногда стереотрубу к дереву. Соорудить растяжку - дело одной минуты, фрицы даже из поля зрения не ушли. Когда закончил, то уже встал во весь рост и крикнул:
        - Хальт!
        Фрицы остановились просто мгновенно. Но ни один не упал на землю. Просто остановились как по команде и стоят. Я стоял с винтовкой у плеча и ждал, когда они обернутся. Есть контакт. Но вражины не делают пока ни одной попытки пойти в мою сторону, поэтому нажимаю спуск.
        Выстрел бухнул громко, но быстро утонул в тишине болота. Я видел, как один из солдат противника упал на спину, но я пока не бежал, рано. Машинально передернув затвор, в учебке приучили, я все же решился еще на один выстрел. Это меня мысль о растяжке грела. Итог был отличным. Убить не убил, но два солдата противника на земле, а остальные начинают движение, что и требовалось проделать.
        Карабин давно за плечами, несусь как слон, о, вон моя слега торчит из воды, а Вадик где? Сзади громко бухает мой «гостинец», а я все же замечаю Никоненко. Ушел вперед по воде, метрах в двадцати идет. Тот обернулся и машет рукой, иду к нему. Стрельбы нет, какие-то звуки сзади есть, скорее всего, стоны раненых, значит, кого-нибудь да задел все же.
        - Ты чего, гранату кинул? - встречает меня Вадим.
        - Ага, - кивнул я в ответ, не вдаваясь в подробности, - бежим отсюда!
        - Давай левее забирай, - шепчет мне боец, а я и сам так же думал. Плевать, что местности там мы не знаем, зато уйдем из прямой видимости для врага. Делая крюк, думал сейчас только об одном. Как бы, услышав стрельбу и взрыв, старлей не повернул парней назад, к нам на выручку. Вот будет беда…
        Минут через двадцать внезапно лес, а с ним и болото кончились. Вот так, резко, вышли из очередных кустов, а перед нами поле. Небольшое такое, километра, наверное, в ширину не будет, видел и больше.
        - Куда теперь? - спрашивает Вадик, оглядываясь по сторонам.
        - А вон, сейчас командир расскажет! - киваю влево я. И действительно, на противоположном краю поля двигаются фигурки наших ребят. Машу рукой - нет, не видят.
        - Давай наперерез, в открытую?
        Поддерживаю Никоненко кивком, и мы бежим. Где-то на середине были, когда нас наконец заметили. Весь отряд сначала застыл, а затем упал на землю. Ага, испугались наконец.
        - Свои! - тихо кричу я, озираясь. Вроде никого нет рядом. Чужих, я имею в виду.
        - Как вы тут оказались? - недоумевает Иванцов.
        - Вас догоняли, а там уже фрицы идут, - поясняю я, - думали, они прямо у вас на хвосте.
        - Мы их видели и в болото ушли. Немцы мимо, а мы стороной и вот сюда выбрались.
        - Вот же, - усмехнулся я, - мы прям так же, один в один. Куда теперь, товарищ командир?
        - Идем прямо на восток да опять через лес. Судя по карте, он тут небольшой, а там еще вчера наши стояли. Посмотрим.
        И вновь лес, чавкающая почва под сырыми насквозь сапогами. Черт, сколько же можно так? Я даже скучать по орудию начал, там сейчас сухо и относительно тепло. Правда, если атака немцев была сильной, то наши могли и отступить, тогда долго нам еще топать придется.
        Лес и правда оказался небольшим. Ладно хоть болота тут не было, и шли более или менее спокойно. Но вот результат…
        - Черт! - в сердцах воскликнул Иванцов. - Ведь тут танкисты Климова должны были стоять! Неужели их всех уничтожили?
        - Товарищ старший лейтенант, - оглядываясь, произнес я, - если бы уничтожили, были бы сгоревшие танки. А тут… - я провел рукой в воздухе, обводя округу.
        - Ты прав, - кивнул Иванцов. - Давай назад.
        Мы наблюдали из кустов остатки деревни, что находилась тут когда-то. По ней уже два раза прошли войска обеих армий, сейчас в ней опять немцы. Видны были немногочисленные машины, меньше десятка, снующие туда-сюда солдаты, орудия. «Большой» артиллерии не было, противотанковые пушки - и все. Старлей рассудил, что если грузовики как-то приехали, то здесь должна быть дорога. А я подумал еще: «Конечно, дорога. Тут хоть и не город, но деревня большая, дорога должна быть. Да и танки наши здесь были, вряд ли они по болотам и лесам сюда перли».
        Вновь делаем большой крюк, уходя в сторону. Надоело уже жуть как. А что делать? Нас мало, патронов почти нет, да и сколько мы тут навоевать сможем? Наконец, выходим к дороге. Тихо, даже странно. Командир приказывает двигаться кустами вдоль нее, так и тащимся. От усталости бойцы уже не смотрят по сторонам, дойти бы. Мимо только один раз, в самом начале, когда мы только вышли к дороге, проехал немецкий бронетранспортер, и все. Сколько мы так прошли, может, два километра, а может, и все пять, не знаю, пока на одной опушке слева от дороги не увидели солдат. Точнее, бойцов. Наших бойцов, красноармейцев.
        Как позже узнали, тут располагалась воинская часть отошедших из виденной нами недавно деревни танкистов. Смех, конечно, три танка без снарядов, но ребята держали себя гордо. Иванцов нашел их командира, им оказался молоденький лейтенант, и командиры уединились для разговора. Мы с бойцами наконец упали возле одного из костров. Танкисты выручили, накормили чуток, дали возможность обсохнуть. А к вечеру меня, спящего, нашел Иванцов.
        - Некрасов…
        - Да, товарищ старший лейтенант? - вскочил я от легкого пинка в бок.
        - Тут у Приходько рация есть, попробуем связаться с нашими и узнать, что нам делать дальше.
        - Хорошо, - кивнул я, не понимая, зачем командир меня-то разбудил.
        - Ты вот что, - чуть замялся старлей, - сможешь до фрицев сползать, посмотреть, что у них и как? Без боя, только посмотреть.
        - Да схожу, чего уж там, - вновь киваю и опускаюсь на землю.
        Я уже уходил, когда прибежал посыльный от командиров. Те срочно к себе звали.
        - Ну, - нахмурился я, - чего еще-то? - Идти не хотелось хоть тресни, наверняка хрень какую-нибудь задумали. Уж не ударить ли захотели по деревне? Ага, три десятка бойцов и три танка чуть живых.
        Возле одного из танков была установлена палатка, в нее меня и провели. Оба командира смотрели на меня не мигая.
        - Вань, - начал Иванцов, - рация есть, более того, мы докричались до наших.
        - Так это же хорошо, - удивленно вскинул я бровь.
        - Да, наших мы нашли, но они требуют координаты фашистских позиций.
        - А на фига? У них там что, карты нет? - удивился я.
        - Ты не понял, мы до батареи докричались. Они примерно в шести-семи километрах восточнее. Батарея готова к бою, требуют координаты.
        - Товарищ командир, а как я их дам? - не понимаю я. - Я ж не знаю, где они точно, какое расстояние.
        - Говорю же, шесть-семь километров.
        - Это я должен сам догадаться - шесть или семь? А может, там всего три? Положим снаряды на своих же? Как вообще это сделать?
        - Так, боец, ты не понял? Артиллерии нужны координаты вражеских позиций, приказываю обеспечить!
        - Я вообще-то наводчик, это вы меня с собой потащили…
        - Ты мне тут еще поговори, наводчик он! - Иванцов словно белены объелся. - Мне виднее, куда тебя поставить, хоть опять заряжающим воткну. Приказ ясен?
        - Ясен, - кивнул я устало. Как это сделать? Не представляю.
        - А положишь снаряды не туда или по своим, пойдешь под трибунал, все, выполнять!
        Вот это вообще как? Пытаясь осознать, во что я вляпался, просто дурел. Ну ничего, выкручусь. О сроках он ничего не сказал, а значит…
        - Никоненко, дуй сюда! - позвал я Вадима, найдя того в расположении.
        - Что, товарищ сержант?
        - Вадик, нам тут такое приказали, хоть стой, хоть падай. Нужно дать координаты противника нашей батарее, а я не знаю, где она, какое расстояние для прицела передавать. В общем, я ухожу сейчас, твоя задача - прикрыть меня, делая вид, что я где-то ползаю, пытаюсь разведать позиции врага. Понял?
        - Товарищ сержант, так, может, я сбегаю к нашим?
        - Не, надо самому. Нужны точные координаты, не дай бог положить снаряд не туда. Всем будет кисло!
        И я просто убежал. Расположение своих-то я выяснил, точнее, направление, вот и ищу. Бежать было на удивление легко. Дышалось хорошо, где-то справа шел серьезный бой, но от меня далековато, километра два, наверное. Не прошло и двух часов, как я нашел позиции. Надо ли говорить, что дали мне абсолютно неверные координаты. До позиций батареи было чуть более восьми километров. Что вышло бы, прими я на веру расстояние, указанное мне Иванцовым? Быстро перекинувшись с замкомандира батареи, тот пытался выяснить, где мы были и где сейчас, я перекусил и побежал назад. С собой взял двух радистов и парня из разведки. Тянуть провода на восемь с лишним километров не стали, рация есть, да мы еще одну взяли с собой, так что приказ выполним, думаю. Кстати, у нас в батарее были серьезные потери. Погиб командир моего бывшего орудия, пара человек из расчета. Пополнили бывшими пехотинцами. В расчетах других орудий тоже не все хорошо.
        - Первому, прицел сто семьдесят… - Через несколько секунд, удивительно долгих секунд, впереди, метрах в семистах, грохочет разрыв снаряда. Перелет, все же перестраховался я, да и по фронту сдвинуть нужно, первоначальные установки оказались неточны. Но это и понятно, я ж практически наобум диктовал.
        Сделав нужные поправки, передаю координаты и вновь прошу один снаряд. А впереди совсем беда. Немцы, поняв, видимо, что им сейчас будет грустно, пошли в атаку. Вновь вношу изменения в данные и ору связисту поправки. Пока снаряд летит, немцы пройдут несколько десятков метров, хоть их и пытается сдерживать пехота. Но у врага танки, причем около десятка.
        - Батарее, беглым… - а вот и наш гостинец немцам. Ой, как им поплохело-то… А хорошее это зрелище, радостное даже - смотреть, как враг бежит, можно бесконечно.
        - Товарищ сержант, посыльный от командира батареи… - орет мне в ухо Никоненко.
        - Вадим, чего так орать-то? Я ж не глухой! - отвечаю, вздрогнув, я.
        - Товарищ сержант, приказ выдвинуться вперед со взводом пехоты и не дать врагу уничтожить мост через реку.
        - Какую, в жопу, реку? Какой мост? - обалдело смотрю на посыльного.
        - Впереди, километра полтора, как сказали, - пожимает плечами посыльный.
        - Ладно, Юрка! - кричу связисту. - Сворачивай шарманку, Вадик, дуй вперед, возьми трех бойцов, дозором будешь. Немцы откатились, но могли оставить заслон, осторожнее!
        До моста мы не дошли. Немцы вызвали авиацию, и уже нам пришлось бежать. Да-да, именно бежать. Рассыпались в разные стороны, но эти долбаные стервятники словно специально гонялись за нами. А мне так и вовсе казалось, что именно за мной. А чуть позже вновь вылезли танки. Да уж, мост фрицы будут уничтожать, кто и придумал-то такое? Он им и самим нужен. На нас перли двенадцать танков противника, а сделать мы ничего не могли. Связь просто пропала. Причем это на батарее не отвечали на вызовы, рация-то у нас в порядке пока.
        - Вадик, дуй к лейтехе, чего нам делать-то?
        - Уже бегу, - кивнул боец и рванул. Молодец, отличный боец, надо попросить командира, чтобы представление на него написал, таких трудяг нужно поощрять.
        Мы с оставшимися бойцами медленно пятились ползком, собирая на себя, будучи и без того грязными, килограммы глины. Танки и пехота противника шли чуть в стороне, не прямо на нас. Мы располагались не по центру, а немного правее их фронта. Непосредственной угрозы пока нет, но это только пока. Фрицы, прорвав заслон, развернутся, и тогда будет жопа. А точнее, самый ее центр.
        - Приказ отойти на два километра назад, вам прибыть на КП батальона, - выпалил мне в лицо запыхавшийся Никоненко.
        - Давай рули тут сам, я пошел, - кивнул я и направился в сторону КП. Это, кстати, не близко. Почти те же два километра, на какие приказали отойти. Я, кстати, был очень удивлен, когда после разведки и пристрелки к нам не явился командир батареи. До этого он всегда был на передке. А тут… Словно свалил все на меня, так думалось мне, но хотелось прогнать эти мысли.
        Мои шатания по округе заняли около часа. Что делать, когда у тебя под боком вражеское наступление? Командир отчитал за нерасторопность, не вспомнив даже о выполненном задании.
        - У меня приказ остановить врага любой ценой! - орал тот, а я лишь молчал. А что говорить? - Немедленно на позицию и накрыть огнем танки противника. Приказ ясен?
        - Куда ж яснее… - пожал я плечами. - Разрешите выполнять?
        Лейтеха замахал руками, но я уже развернулся и побежал назад. Черт возьми, неужели деды так и воевали? В который раз уже ловлю себя на такой мысли. Ведь Никоненко приказали отойти на два километра, а мне открыть огонь по врагу. Значит, ребят уже там, на поле, нет. Бегу вперед, одновременно забирая влево. Нашел. В небольшой очередной рощице меня окликнул сам Вадим.
        - Вадик, связь есть? - выпалил я.
        - Нету, - развел руками боец.
        - Млять! - только и смог что сказать я. Хоть разорвись на четыре части, по числу сторон света, что делать-то?
        - Оставаться тут нельзя, не выйдем. Пока отходили, видел фрицев, - Никоненко почесал кончик носа, - много их. Танков вроде бы больше не стало, десяток где-то, а вот пехтуры у них тут прилично, полк, не меньше.
        - Вадик, у лейтехи совсем с головой туго стало, приказ отдал, а как его выполнить, я не знаю, хоть стреляй.
        - Рация работает, может, все-таки докричимся? - с надеждой в голосе проговорил боец.
        - Мля, ты гений! - выдохнул я. Чего-то я совсем в панику ударился, разум потерял.
        - Ты чего, командир? - удивился моему возгласу Вадим.
        - Юрка! - кричу связисту.
        - Тута я, - отвечает радист из кустов.
        - Батареи живы? - Тот высунулся и кивнул. - Гоняй по всем частотам, ищи хоть кого-нибудь, не только батарею. Понял?
        Ожидание длилось недолго. Минуты через три радист вдруг закричал:
        - Есть связь, товарищ сержант!
        Подскочил к нему.
        - Кто на проводе? - спрашиваю без всяких кодов.
        - Здесь Ольха, вы кто? - в ответ летит запрос.
        - Дуб я, млять, гнилой, - ору в трубку, - командир батареи, полк не скажу, можете ударить по координатам? Или свяжите меня с артиллерией!
        - Ты чего, сдурел, что ли?
        Ну, вопрос закономерный, откуда мне знать их гребаные позывные?
        - Срочно! Нахожусь непосредственно рядом с врагом, до полка пехоты, танки, могу дать точные координаты, иначе они до вас дойдут! - выдыхаю я.
        - Кто говорит? - вдруг слышу другой голос. Серьезный, требовательный.
        - Сержант, наводчик первой батареи…
        - Ты как там оказался, возле врага, сержант?
        - Извините, товарищ командир, не знаю, кто вы, я получил приказ, пытаюсь выполнить. На вас вышли, вызывая на всех частотах…
        - Ориентир!
        - Левее десять деревни Красное, большое количество солдат и техники противника…
        - Нашел! От нас далеко, радист уже связывается с ближайшей батареей… - был ответ, а вдогонку я услышал: - Держитесь, ребятки, помощь будет!
        Связь оборвалась, а я так и не понял, чего делать. Господи! Я ж в открытую орал на весь эфир!
        - Вадик, наблюдение со стороны врага, удаление сто метров, бегом! - Никоненко тут же исчез, а я взглянул на связиста.
        - Что, товарищ сержант, послали? - разочарованно смотрел на меня Юрка.
        - Да лучше бы послали, все хоть как-то яснее было бы, - вздохнул я и сел на землю. Сел только для того, чтобы тут же подпрыгнуть как ужаленный. Рация. Юрка ответил быстро, и на его лице было такое удивление, что я тут же выхватил у него трубку.
        - Гнилой дуб, гнилой дуб, ответьте Березе!
        - Гнилой дуб, слышу хорошо.
        - Координаты! - требовательно запросили на том конце.
        Через несколько минут по приказу уже неизвестной мне Березы мы выдвинулись на сближение с врагом. Цель была установить постоянный визуальный контакт. Пристрелка будет очень долгой, ведь я не знаю, где батарея, что запрашивает у меня координаты, а они толком не знают, где я.
        Бой между тем разгорелся не на шутку. Из-за грохота выстрелов и разрывов снарядов я даже думал, что фрицы ближе, но оказалось, ушли в сторону еще на километр. Быстро сориентировавшись, даю первую команду и охреневаю от того, куда упал снаряд. Во-первых, упал он правее нас, примерно в сотне метров от того места, где мы вышли на связь, нехило я обмишурился. А во-вторых, снаряд прилетел очень быстро. Батарея наверняка где-то рядом, вряд ли больше трех километров, снаряд летел около пяти секунд, я считал, привычка уже.
        Новые поправки - и новый разрыв, уже лучше, хотя я боялся, как бы на голову себе не положить такой подарок. С пятого выстрела мне удалось наконец влепить туда, куда нужно. Не по танкам, конечно, они уже слишком близко к нашим пехотным порядкам, но все же мы попали.
        - Немецкая пехота разбегается, танки пока идут вперед, там у наших заслон жидкий, орудий только два слышал… - кричит Вадим.
        - Батарее, беглым… - ору в трубку я и отдаю ее Юрке-связисту.
        Сколько там было у немцев сил, не знаю, но наступление на этом конкретном участке мы сорвали. Даже пару танков зацепили, а так как враг бежал, то поврежденные машины остались на поле боя.
        - Ну, сержант, я такого еще не видел! - выдыхает мне прямо в ухо Никоненко. Канонада уже смолкла, и эта близость была излишней.
        - Да сам обалдел, такая мясорубка. Выходит, все верно высчитали…
        - Так ты и считал, я-то тут при чем? - удивляется боец.
        - Все хорошо, что хорошо кончается. Интересно, что нам скажут о таком сеансе связи? Прямым текстом на поле боя - это нечто!

* * *
        А не сказали ничего. Точнее, наоборот. Когда мы выползли к своим, оказалось, что все мы сделали правильно. А вот нашему командиру влетело. Он оставил батарею, сам был неизвестно где, а батарея как боевая единица просто отсутствовала. Ребята снялись, так как узнали о наступлении, и отошли, прервав с нами связь. Те же, кто откликнулся на наш истеричный вызов, были соседями. Командир полка, а именно он был со мной на связи, быстро сообразил, что если не поможет нам, то окажется у немцев в мешке, вот и помог. Меня и Вадика проводили к нему в блиндаж, и тот долго тряс нам руки, благодаря за смелость и находчивость.
        - Так управлять огнем не каждый комбат сможет, а ты всего лишь наводчик! - удивлялся комполка. Дифирамбы - это, конечно, приятно, но меня волновала дальнейшая судьба. Так и спросил.
        - Войска отходят, сил нет. Немцы прорвали нашу оборону южнее Ржева, приказ нам уже дали, ночью снимаемся, - рассказал майор Беляев, тот самый командир полка.
        - А нам куда? - робко спросил я.
        - Догоняйте своих, недалеко, наверное, ушли, рад был познакомиться, сержант! Мне бы такого бойца, я б тебя на батарею поставил!
        Лестно, но пора было топать. Быстро распрощались с командиром и бойцами полка и ушли догонять своих. Где наша батарея, не знаю, нам дали только примерное местоположение. Уставшие, голодные и грязные как собаки, мы к ночи все же вышли куда надо. Вышли только для того, чтобы вновь топать. Нас отводили на юго-восток, поддержать фланг дивизии, которая еще держится западнее Ржева. Командира Иванцова нигде не было видно, да и плевать на него, сильно я на него обиделся, если можно так сказать в этой ситуации. Подставил он меня серьезно. Точнее, чуть не подставил. Если бы я сам не сбегал тогда на батарею, пипец бы что вышло. И так в пехоте ругают пушкарей за «дружественный огонь», так еще и я бы подлил масла. Ударь я тогда по данным командира, четко накрыл бы целый батальон нашей пехоты.

* * *
        Под утро заняли новые позиции. Сил копать землю не было, да меня и не заставлял никто. Я тупо уснул там, где упал, есть же предел человеческим силам. Разбудили меня суета и грохот металла поблизости. Не успев протереть глаза, уже бежал к заместителю командира батареи.
        - Товарищ замкомбатареи…
        - Брось! - одернул меня командир. - Пошли в штаб полка, меня как раз вызвали, причем приказали тебя привести.
        - А чего я такого сделал-то? - обалдел я.
        - Не боись, если б что-то плохое было, то не вызывали бы, а сами приехали. Пошли!
        В штабе артполка дивизии меня ждало очередное удивление. Тут было довольно много командиров, всю землянку прокурили так, что хоть топор вешай. Сразу огорошили, причем нас обоих.
        - Сержант Некрасов, принимайте полномочия заместителя командира батареи! - был четкий приказ. Хрена себе, не командира орудия, а сразу «замком» ставят, одуреть можно, как бы головокружение не случилось…
        - Слушаюсь, - вытянулся я.
        - А вы, товарищ лейтенант, с этой минуты командир батареи. Все ясно? - говоривший это аж целый генерал-майор вздернул брови.
        - Ясно, товарищ комдив! - отчеканил новоиспеченный командир батареи.
        Дальше нам минут десять на карте показывали и обрисовывали ситуацию на фронте. Точнее, указали, где окопалась наша пехотная дивизия, будем работать по их запросам.
        - Как думаешь, где Иванцов? - спросил меня комбат, когда возвращались на батарею.
        - Понятия не имею, - пожал я плечами. - Слышал только от того майора, я вам рассказывал, что ему влетело за халатность. Так что…
        - Нам бы так не влетело, - устало проговорил лейтеха.
        - Он сам виноват, - набравшись смелости, высказался я.
        - Поясни, - остановился лейтенант. Ну, я и выдал все, что думал об Иванцове. А что, впрок будет наука новому командиру, что нельзя все скидывать на подчиненных, на то он и командир, чтобы руководить, а не самоустраняться.
        На новых позициях мы пробыли ровно неделю, после чего нашу батарею вновь отделили от основного полка и перебросили на несколько километров в сторону. Опять будем работать в узком коридоре, прикрывая батальон. На этот раз в нем даже пяток танков есть, не только пехтура. Тут у меня вышла небольшая размолвка с танкистами.
        - Лезет он, значит, из-за пригорка, мы ждем, - возле костра вечером танкисты травили байки о своих боях, - замер гад, нас увидел и давай лупить. Мы ему один снаряд, рикошет, второй, отскакивает, как от стенки горох. Фриц стреляет и тоже прям в башню нам, на! В ушах звенит, но мы отвечаем и снова не пробиваем башню фашиста…
        - А зачем в нее продолжать стрелять, если не пробиваете? - спросил я, так, ни к кому особо не обращаясь. Ну ведь очевидный момент, правда, зачем?
        - Как это? - не поняли меня.
        - Так корпус-то у них слабее, - пожимаю плечами, - в башне, поди, самая толстая броня, - отвечаю развернуто.
        - Умный самый, что ли? - фыркает танкист. Такой же сержант, как и я. - А ты иди попади ему в корпус! Башня высоко, в нее целиться проще…
        - Поэтому на ней и брони столько, - киваю вновь я, - в нижний лист надо, наверняка с одного выстрела бы пробили, так и времени бы меньше затратили, чем сто раз в башку пихать, которая не пробивается.
        - Да пошел ты, - вскидывается танкист, но надо отдать должное его экипажу, остальные молчали.
        - Да я-то пойду. Только вот фрицы в следующий раз могут не дать вам времени столько раз стрелять и не пробивать. Видел я наши танки, у большинства пробития именно по корпусу, немцы не дураки, воевать умеют.
        Драки, конечно, не вышло все же, габариты мои опять сказались, танкист мне чуть выше пупка, головы на две ниже, куда ему. Посмотрел, пошипел злобно и, махнув рукой, дескать, чего с вас взять, вернулся к костру.

* * *
        Под конец марта в нашей батарее оставалось лишь одно исправное орудие. Одно было уничтожено во время налета немецких самолетов, два просто пришли в негодность. Причем одно выбыло по неприятной причине, и даже мне, как заместителю командира батареи, влепили выговор. После смены позиции во время одного боя расчет третьего орудия забыл снять чехол со ствола. Да на орудии разорвало ствол. А наказали меня и Васильева за плохую подготовку бойцов. В расчете-то кого наказывать, командира орудия? Там один ящичный жив остался, остальным не повезло.
        Отводили нас в тыл очень неохотно, высказывались даже версии, что мы умышленно повредили орудия. Нам было смешно слушать такие обвинения, но оказалось, шутки кончились с началом войны. По очереди то Васильева, то меня, то оставшихся командиров орудий вызывали на допросы, несмотря на то что все мы вообще-то были ранеными. По-другому эти расспросы и не назовешь, допросы как они есть. Мурыжили, мурыжили, ладно хоть действительно искали виновных, а не просто назначали. Да и, думаю, заступился в дивизии кто-то, больно уж легко мы отделались. Но виновным назначили командира орудия, наверное, ему даже повезло, что он погиб, иначе…
        В этот раз формирование было вообще каким-то жестким. Отвели нас аж к городу Иваново, поселили на какой-то богом забытой ферме и забыли. Хорошо хоть раны у тех, кто тут был, были легкими. Можно сказать, царапины, поэтому в госпитали не попали, но выздоравливать в таких условиях - это жестко. Жрать нечего, делать также нечего, народ стал бузить. Вот откуда в нас такое умение водку доставать? Жрать нечего, жилья поблизости нет, а расчеты пьяные. Командир ругался, а толку не было. Пришлось мне включаться, портить отношения с личным составом.
        - Так, ребята, все понимаю, но раз вы не хотите понимать, будем говорить по-другому…
        - Чего, старшой, морды бить будешь? - ехидно спросил кто-то из бойцов.
        - Зачем? Руки ломать буду, чтобы стакан держать нечем было, - вроде и шутил, но как-то я не внушал людям смеха. Сказано было вполне серьезно, поэтому притихли на время. А спустя два дня я все же поймал одного гонца, что возвращался ночью с промысла. Поймал и, как и обещал, сломал обе руки. Старался осторожно, все же и мне за это могут кое-чего сломать, но зато в расположении сразу ввели сухой закон. Вывод из строя бойца на войне - это преступление. Могут и не обратить внимания на то, что я командир, а он подчиненный.
        - Спасибо, конечно, - вызвал меня тогда к себе лейтенант, - но, Вань, за такое по голове не погладят. Тем более я обязан доложить…
        - Кому? - спросил я спокойно.
        - Командованию полка…
        - А где оно? Ты бы лучше жратву нашел для людей да занятие какое, моральное разложение у бойцов. Они на войне, а тут такая запара, люди не могут сразу переключиться на отдых. Нужно срочно их чем-то занять.
        - Ты выражения-то выбирай, заместитель командира. - Я подобрался. - Завтра съезжу в город, может, удастся связаться с полком. А то и правда с ума сойти можно, неделю уже сидим и ничего не делаем. Как же так?
        Командир больше сам с собой беседовал, чем со мной. Он не меньше этих самых бойцов был озадачен, вот и мучился.
        Уехав, командир вернулся через сутки в сопровождении пары энкавэдэшников, и нас вновь заставили сменить место дислокации. На этот раз на само Иваново. Здесь находились артмастерские, тут же казармы, вот мы наконец осели. Меня, так как ранее у меня не было подходящего образования, отправили на учебу, хорошо хоть тут же, в Иваново. После прохождения курсов буду полноценным замкомандира батареи, а при необходимости смогу заменить и Васильева. Или получить свою батарею.
        Учиться нравилось, много, конечно, теории, но она действительно нужна. Но и практика не подкачала. Стрельб, конечно, не было, но я хотя бы осваивал управление артбатареей по науке. Здорово помогало то, что у меня уже был реальный опыт, а не бумажный. Были вместе со мной ребятки, учились также на командиров, было страшно смотреть. Некоторые вообще не понимали ничего, приходилось помогать. А помощь обычно сводилась к рассказам о фронте. Пацаны вроде, как и я, даже старше есть, но смотрят буквально в рот, ловя каждое слово. Наивные… На одном из уроков преподаватель задает вопрос:
        - Курсант Ивченко, поступил приказ сменить позицию на запасную, ваши действия? - Встает курносый парнишка, молоденький, даже усов не пробивается, и начинает шпарить по учебнику:
        - Командую свернуть орудия, приказ водителям подогнать тягачи… - Я засмеялся, а преподаватель, хмуро взглянув на меня, предложил выйти. Вышли вместе.
        - Я понимаю, что вы, товарищ сержант, с фронта, но не нужно здесь проявлять такое отношение к учебе и курсантам.
        - Извините, я не хотел, просто вспомнил, что тягачей почти не видел за столько времени, вот и не сдержался.
        - Постарайтесь впредь держать язык за зубами, ясно? - Спорить не хотелось, препод все же в звании майора, поэтому просто кивнул, и мы вернулись в класс.
        Вот так и проходила учеба, но мне все же нравилось.

* * *
        Сюда же, в Иваново, вскоре передислоцировали и все остатки нашего артполка. Остались совсем крохи. Но зато я уже через два месяца знал точно, что замком мне более не быть. Ага, полноценно утвердили на должность командира батареи, и мое обучение дополнилось еще и знаниями и обязанностями командира. К июню, так уж «быстро» тут комплектовали, мы выдвинулись на фронт. Я уже был полноценным командиром батареи в звании младшего лейтенанта, вот так. Васильев только печалился немного, что мы теперь не вместе, нравилось ему со мной служить, у меня всегда порядок был в расчетах. Ничего, мне вон тоже нелегко, дали батарею, а там… Через одного новички, убыль-то в войсках огромная, поэтому, сколько еще я буду их дрессировать, одному Богу известно. Ладно хоть за три месяца их немного научили, не совсем от сохи теперь, да и повезло, что язык все понимают. О чем я? Так у меня, как в Библии, каждой твари по паре. Наводчики - казахи. Командиры орудий - русские и украинцы, подносчики, от которых требуется сила и ловкость - грузины и татары. В общем и целом народ хороший, но только бои покажут, чего мы стоим вместе.
        - Товарищ командир, у меня колесо вертикальной наводки не крутится… - Это у меня расчет первого орудия принимает матчасть.
        - Как это - не крутится, Абаев? - Подхожу и спокойно кручу колесо. - Ты чего, с луны свалился? - Не злюсь, но вид у меня самый серьезный.
        - Так не крутилось ведь, - растерянно произносит наводчик.
        И вот так и учимся, каждый день что-то новое. Вообще меня так полностью устраивает тот факт, что дали возможность подтянуть людей в службе, все же это не землю копать. Первым делом подтянул безопасность, а то помню, как чехлы не снимали на орудиях, да, печальный опыт, хорошо, что не на моем орудии.
        Перекидывали полк на Воронежский фронт. Зря я надеялся на свои письма к Верховному, почти все так же идет, как и в моей истории. Уже скоро, думаю, Сталинград начнется, не вышло у меня изменить историю. Подо Ржевом казалось - вот, нет той мясорубки, какая произошла в моей истории, удалось! Так ни фига. От города тогда откинули фрицев, причем нормально так откинули, но немцы собрались, и наша армия вновь на прежних позициях. Да и чего я хотел-то? Ну не мог Сталин взять и поверить в мои писульки, пусть даже многое там и сошлось, как предсказывал. Изменения были, но столь незначительные, что их не хватило на перелом ситуации. Вот хоть Харьков взять. Вновь устремились вперед, не продумав все и вся, и что? Получили транды так, что откатились до Воронежа, с одним лишь исключением - не допустили котла, а соответственно, и пленения той оравы войск, какая попала фрицам в моей истории. Уже хорошо. Под Воронежем выстроили оборону и стоят пока, но немцы, на мой взгляд, поступят, как и тогда - пойдут на Сталинград, а не на Москву. Опять будут у нас срочные переброски войск южнее, неразбериха и огромные потери.
А пока все предпосылки для удержания Воронежа у нас есть, сил явно больше, чем в прошлый раз, когда немцы Чижовку заняли в июле.
        - Некрасов, на КП полка, быстро! - вызвали меня по связи. Мы уже полдня окапывались на восточном берегу Дона, выбрав хорошую позицию. Работать я буду с пехотным батальоном старшего лейтенанта Васюченко. Они сейчас с западной стороны Воронежа, можно сказать, сидят на окраине, готовятся к наступлению. На днях ждем приказа, так как войск тут много скопилось, поэтому и вывод сам напрашивается. Я тут, кстати, случайно оказался, в смысле - на позициях батареи. Мое место сейчас на КП Васюченко, на переднем крае. Я ж теперь командир батареи, с меня разведка и целеуказание. Пока еще состав батареи полноценный, и разведчиков хватает, и связистов. Вот бои начнутся, пойдут и потери, такова война.
        - Сейчас буду! - ответил я в трубку и, собравшись, побежал.
        На КП полка царил аврал. Все чего-то суетятся, бегают. Пришлось ждать разрешения войти около двадцати минут. А когда вызвали…
        - Младший лейтенант, ты охренел? - вопрос сбил меня с толку.
        - Виноват! - бросил я и сделал удивленное лицо.
        - Почему ты еще не с батальоном? Связь не установлена, утром наступление, как пехота пойдет? - орал на меня командир полка, за которым числилась моя батарея. Полк опять весь раздергали по большому фронту, вот и справляйся как хочешь. А предупреждали меня еще в Иванове - не будет как по учебнику, привыкай, да и сам я это знал. Тогда бывалые командиры мне подробно описывали, как работает артбатарея. Поддержка батальона? Три раза ха. Орудий так мало, что придется отрабатывать за целый полк, а надо будет, будешь и дивизию обслуживать. Все орут, всем огонь нужен, хоть разорвись, но дай.
        - Я устанавливал батарею, собирался выезжать буквально через час в город…
        - Знаю я, как вы там собираетесь. Живо на тот берег, быть готовым к шести утра. Приказ передадут по связи, смотри, чтобы она была, иначе…
        Что иначе, было понятно. Связь мои связисты тянут с утра, кабель говно, размокает быстро - и привет изоляции. Ладно, как-нибудь справимся!
        - Разрешите выполнять? - спрашиваю я.
        - Дуй давай, - был ответ.
        Вернувшись в расположение батареи и все еще раз проверив, беру своих разведчиков, связистов, и на машине, благо она есть, едем в Воронеж.
        На подступах было горячо. Переправы забиты, немцы летают и пытаются сорвать переброску, но воздух все же не под ними. Советские самолеты также в небе и стараются изо всех сил не дать немцам тут хозяйничать. Порадовало немалое количество наших танков, силы все же есть, так что не с голой жопой наступать будем. Да и переправы целы, не уничтожены, как в известной мне истории. Взорвали только одну, остальные работают.
        Прибыл к Васюченко, встретили нормально. На мой вопрос о жалобах в полк тот ответил отрицательно. Говорит, не его инициатива. Вроде не врет, нормальный парень. Чуть старше меня, да и повидавший уже, он сразу пытается узнать о наших совместных действиях.
        - Какие тут действия? - удивляюсь. - Пойдешь вперед, там видно будет. Меня другое беспокоит.
        - Чего?
        - Дивизион раздергали, вторая батарея в двух километрах от меня, а значит, мало артиллерии для наступления. У тебя разведка ходила?
        - Да, спрятаться тут негде, нам еще и авиаторы подкинули данных. Фрицы закапываются, подозрительно, но мало танков.
        - Ой, чую, не зря их мало. Наверняка какую-нибудь пакость замыслили.
        - Слышал, южнее на Дону суета какая-то началась.
        - Еще бы, там Сталинград не так и далеко, не удивлюсь, если немчура туда танки перебросила.
        - Тогда плохо будет, - заключает старлей.
        - Разберемся. Как думаешь, фронт тут у фрицев глубокий?
        - По данным авиаразведки, три линии окопов, что дальше, не знаю.
        - Тебе уже участок указали?
        - Да, смотри, - лейтеха указывает на карту, лежащую на столе. Только склоняемся к ней, как снаружи раздается грохот.
        - Вот блин, - ругаюсь я.
        - Пойду посмотрю, - кивает старлей и выбегает из блиндажа.
        Оглядываю позиции, нанесенные на карту, и понимаю, что не зря волновался. Хоть и мало танков у немцев тут, но вообще войск хватает. Цель моего батальона - высота сто тринадцать, отличный укрепрайон противника, поляжет тут наших… Умеют фрицы оборону выстраивать, укрылись за высотой, и попробуй их оттуда выбей.
        - Немчура по переправе отбомбилась, застопорили переброску танков, - вернувшийся старлей рассказывает, что узнал.
        - Они и будут это делать, сами не пойдут, сто процентов, - киваю я.
        - Конечно, не пойдут, укрепились так, гады, что замучаемся ковырять. Ты как, опыт-то есть, поддержишь?
        - Да повоевали немного, но расчеты все из новобранцев, да и я начинал полгода назад наводчиком.
        - Хреново, - даже расстроился старлей. - Поляжем все…
        - Не дрейфь, давай лучше ночью на передок сползаем, мне ориентиры нанести нужно.
        - Давай, - кивнул Васюченко.
        Конечно, я прекрасно представлял и понимал, что никто до нас не доведет обстановку на фронтах, тем более мне было страшнее, чем другим. Все вокруг просто думают о том, как выполнить приказ, поставленный именно здесь и сейчас, а у меня мозг кипит. Ощущения не из приятных, когда знаешь, что вокруг творится, и сказать никому не можешь. Плюнуть, что ли, на себя и попробовать, так сказать, объявиться? Сколько ни думал по этому поводу, ничего хорошего не придумал. Мало того что меня просто уберут по-тихому, это-то как раз полбеды, важно другое, что ничего не будет сделано. Вот в чем затык.
        Ночью под редкие хлопки осветительных ракет и такие же редкие пулеметные очереди противника я лежал в низком и каком-то колючем кустарнике и наблюдал за нужной высотой. Дело для нашей батареи дрянь, если честно. Мы расположены почти по прямой по отношению к немцам и никак не сможем достать их артиллерию. Мы ее просто не увидим никогда. А вот фрицы будут долбить и по пехоте, и дальше вглубь нашей обороны. Ладно, саму высоту мы, конечно, перемешаем, в этом, думаю, проблемы не будет, а дальше? А в то же время, если пехтура не подведет…
        - Чего думаешь, младшой? - Васюченко над ухом дышит.
        - Думаю, что ежели твои орлы не смогут быстро пробежать эти шестьсот метров, - до высоты примерно столько и было, - тяжко будет.
        - Я слышал, что гвардейские минометы будут, батарея.
        - Это хорошо, конечно, но и им не достать вражеских пушкарей. Именно высота и мешает. Корректировщика бы туда… Я, конечно, постараюсь закинуть туда своих «поросят», но гарантии, как понимаешь…
        - Да понимаю. Ладно, пошли поспим чуток, а то уж скоро вставать, а мы и не ложились еще.
        - Ляжешь тут… - пробурчал я.
        Утро началось бодро, и не скажу, что приятно. Нас опять, бойцов, я имею в виду, никто не предупредил об ударе «катюшами». Пехтура лежала в окопах, вжавшись в комок, боясь пукнуть, ну и мы рядышком. Вой проносившихся реактивных снарядов будоражил все внутри. Высота сто тринадцать окуталась пылью, дымом и огнем. Недолго думая, а то еще фрицы начнут артиллерийскую дуэль, приказываю связисту вызвать батарею. Они в трех километрах сзади, за городом и рекой.
        - Есть связь, товарищ командир.
        - Никоненко! - Да, бойца мне удалось к себе перетащить, он у меня главный разведчик.
        - Тут я, товарищ лейтенант.
        - Смотри, мне нужно узнать, где у фрицев стоят орудия, слева, думаю, можно немного пройти, пошли бойца.
        - Понял, связиста с ним посылать?
        - Да, пожалуй, чего сто раз ходить, - кивнул я. - Приказ на батарею…
        - Говорите, товарищ командир, - готов к передаче связист.
        - Ты куда стрелять собрался? - вдруг вклинивается старлей, командир стрелкового батальона.
        - Да вот, думаю упредить немцев, - прищурившись, напряженно размышляю вслух, - сдается мне, что, как «катюши» закончат, фрицы ударят в ответ, чтобы твою и соседей пехоту не подпустить.
        - А-а-а. Понятно. Пристрелять хочешь?
        - Конечно, грех не воспользоваться суетой, - киваю я.
        Пока идет пальба, я смогу сделать два-три выстрела «бесплатно», чтобы понять, куда вообще стрелять. Передавая координаты, я ждал, наблюдая в бинокль. Первый мой снаряд упал с приличным недолетом, как же хорошо, что я решил пристрелять орудия! Вот бы во время атаки пехоты я бы им на головы «поросенка» положил!
        - Влево пять-ноль, прицел шесть-пять, первому, один снаряд, - кричу связисту и жду.
        - Выстрел! - кричит в ответ радист, а через несколько секунд замечаю разрыв прямо на высоте. Аккурат где ночью видел фрицев. Точнее, примерно оттуда запускали осветительные ракеты ночью.
        - Ты гля, как у тебя стрелять-то умеют! - восхитился пехотинец.
        - Главное, чтобы во время боя так же стреляли, - киваю своим мыслям я. А вообще молодцы ребята, это у меня ведь первый бой с этим новым составом, да и в качестве командира батареи.
        - Батарее ждать, всем орудиям прицел по первому. - Вообще-то я так делать не должен был. Орудие должно быть готово к бою, но снаряд загонять нельзя, вдруг надо изменить прицел, или заряд, да мало ли что. Но пусть будет как решил, чуйка у меня.
        И она не подвела. Уже минут десять как замолкли «катюши», пыль осела почти, батальон уже выдвинулся, да и соседи, слышу, также побежали, я всматривался в высоту до рези в глазах. И началось. Прямо с вершины забили пулеметы врага, как они смогли пережить обстрел реактивных минометов, вопрос…
        - Прицел прежний, батарее, беглым, четыре снаряда…
        Шестнадцать разрывов за три минуты - это немало. Вновь пыль, огонь на высоте, грохочет там знатно. Пехтура поднимается и вновь броском вперед пытается сократить расстояние. Но взрыв, второй, третий, мать моя, да там же мины! Млять, ну как так-то? Почему в штабе не предупредили? Пехота залегла, кто-то даже повернул назад ползком. Но и высота на удивление молчит. То ли ждут фрицы, то ли мы их все же накрыли, не знаю.
        - Ваня, расчисти мне проходы! - врывается комбат в блиндаж.
        - Как? - охреневаю я. - По твоим бойцам ударить?
        - Сейчас вернутся в окопы, и бей! - Действительно, ерунда какая. А дадут ли немцы им отойти?
        - Первое и второе, прицел прежний, интервал минута. Третье и четвертое, шрапнель, прицел шесть-два, шесть-три, по два снаряда, огонь! - через несколько минут орал я радисту.
        Не успел еще рассмотреть работу батареи, как связист тянет трубку.
        - Кто на связи? - слышу я.
        - Командир батареи младший лейтенант Некрасов!
        - Ты что, твою мать, там задумал? Дави немецкие позиции, куда стреляешь? Ты командир или кто? - Ох, вот это мат! Таким меня здесь еще не обкладывал никто.
        - Там мины, - пытаюсь оправдаться я, но меня грубо прерывают:
        - Ты, что ли, по ним идешь? Какого хрена тебя поставили на батарею? Немедленно перенести огонь на высоту и быть готовым помочь батальону справа! - Пипец, начинается. И каким макаром я его поддержу? Мне ж его банально не видать, они в стороне наступают.
        - Понял, - крикнул я в трубку, но там и не ждали моего ответа. - Батарее, прицел прежний. Первому влево один-ноль. Четвертому вправо один-ноль. Два снаряда, беглым…
        Рвутся наши снаряды, пехота пошла. Подрывается и она, но уже легче стало, все же мои выпустили несколько снарядов, перепахав минное поле хоть немного.
        - Мамлей, чего, пожалел снарядов, что ли? - вновь врывается ко мне комбат. И чего он не с батальоном?
        - Мне сейчас так по шее прилетело, вот, думаю, как бы тебе командира батареи нового не пришлось встречать.
        - Вот уж не надо, меня и ты устраиваешь. А кто песочил?
        - Да я и не понял. Позвали к телефону и давай орать.
        - Подставил я тебя, извини.
        - Как-нибудь выкрутимся, давай к батальону, свяжешься со мной, когда на высоте будешь, приду помогать. Если увидишь чего серьезное, дай сначала координаты или ракету в сторону цели. А то пока бежать будем, вдруг там чего важное.
        - Все, я убежал. Вернулся-то за планшеткой, забыл, блин.
        - Возьми моих связиста и наблюдателя, если что, хоть задержки не будет.
        Рубились наши пехотинцы на высоте несколько часов. Мы помогали. Меня уже через час после ухода комбата вызвали к ним. Разместился в бывшей немецкой траншее, трупов кругом… Мясо одно, изломанными куклами валяются те, кто еще вчера был человеком. Ну, фашистом, точнее. На обратном склоне оказались запасные позиции врага, и достать мы их никак не могли. Высота мешала, стреляли мы в глубину, не давая немцам подтянуть резервы, а также уйти с позиций. Пришлось пехоте самим, без нашего огня штурмовать траншеи. А это страшно, скажу я вам. Уже через минуту я перевел бинокль выше, то есть стал смотреть дальше вперед, а то невыносимо было видеть, как наши гибнут. Здесь, на высоте, я понял, как выжили немецкие пулеметчики, классные они тут ходы отрыли, по ним можно туда-сюда бродить, никто и не зацепит. Так что артиллерия хорошо, но без мужества пехоты ничего бы не сделать.
        Спасли батальон к вечеру наши танкисты. Внезапно окружив высоту, восемь «тридцатьчетверок» с двух сторон ударили по траншеям врага, а затем сблизились и стали вдавливать их в землю. Из глубины было ударили орудия, пытаясь помешать истреблению, но тут уже мы выступили. С высоты видимость была хорошей, а впереди практически «стол». Разглядев в бинокль вспышки выстрелов, я обнаружил батарею врага в замаскированном овраге и ударил.
        Завершив свою миссию, танки ушли, а наша пехота заняла немецкие окопы, те, что не обвалились. Собирали трофейное оружие, приводили себя в порядок, благо на сегодня бой окончен.
        Мы сидели в блиндаже с комбатом и ужинали. Повар припер на передок горячее, лопали с удовольствием, ели-то последний раз чуть не затемно.
        - С утра, наверное, с воздуха ударят, - размышлял комбат, - странно, что сегодня их не поддержали, даже удивляет.
        - Видел, правее летал кто-то, но далеко, не разобрал. А к нам - да, не залетали. Слышь, старлей, я твой мотоцикл возьму? - У комбата мотик-одиночка стоял возле прежнего КП, его я и просил.
        - Если он живой еще, бери, - махнул рукой Васюченко, - а куда собрался?
        - На батарею надо. Доклады докладами, надо глазами посмотреть. Как там что…
        - Поезжай, к утру вернись только.
        - Да я туда и назад, - махнул я рукой.
        Но, как обычно, гладко было на бумаге. Уже на переправе в Воронеже меня тормознули. Проверка документов, посещение комендатуры, на позиции батареи попал только в середине ночи. Ребята обрадовались, даже удивился, знакомы-то недавно, но я с ходу их поблагодарил от себя и пехоты, и они были рады. Отдал небольшие распоряжения, проверять работу командиров орудий я не собирался, вроде люди вменяемые, сами справятся. Рассказали, что у них днем были проверяющие, спрашивали, где командир батареи, ребята недолго думая послали их в город. По уставу послали, те и уехали ни с чем. Наверное, это после того, как на меня из штаба полка собаку спустили за то, что по минному полю стрелял. Возвращение вышло спокойнее, смена на мосту была та же, поэтому не шмонали, пропустили быстро.
        - Как твои, трезвые? - встретил меня комбат.
        - Да, а что?
        - Да вон у меня двое наклюкались, пришлось выговор объявить.
        - Отходняк у ребят после мин-то, - заметил я, - может, не стоило грубо?
        - Да я устно, чего, не понимаю, что ли? Утром будет хреново, мне тут приказ передали продолжить наступление. А как? У меня личного состава чуть более половины, но не в этом дело.
        - Что-то случилось?
        - Я с соседями связался, слева еще ничего, а вот справа остались на своих позициях. Как мне наступать, если фрицы могут во фланг ударить?
        - А ты в штаб докладывал?
        - А то нет. Сказали, не мое дело, справа тоже будет наступление.
        - Там сплошное поле, судя по карте, как стол.
        - Да, но и у нас дальше, за рощей, то же самое, до самого Дона.
        - Ладно, посмотрим. Я ж с тобой буду, снаряды нам подвезли, стрелять есть чем, прорвемся. Но мне теперь точно достанется, ведь мне что-то говорили о помощи батальону справа, но от них данных нет, разорваться же я не могу?
        Спать легли, но всего на два часа. Немец с утра вел себя подозрительно тихо, что не понравилось нам с комбатом. Послали разведку, от меня Никоненко пошел, Вадик устал сидеть, я его и отпустил. Через час, около семи утра, парни вернулись бегом.
        - Командир, там танки, много! - выдохнул Вадим и залпом выпил стакан воды.
        - Много - это сколько?
        - Спрятаться негде, насчитали двадцать штук, они уже выдвигаются, мы быстрее назад.
        - Молодцы.
        Комбат доложил в штаб, там похвалили и приказали стоять, а мне - жечь танки. Пофиг, что у меня не ПТО батарея, пушки и пушки.
        Бой начался внезапно, хотя и ждали. Сразу удивило отсутствие у немцев артиллерии. Били по нам минометы, но густо. Я находился с комбатом и пытался засекать цели, выходило хреново, укрылись немцы хорошо. Впереди рощица небольшая, похоже, за ней и стоят.
        - Вань, дай им прикурить! - не выдержал Васюченко.
        - Рано, видишь, сместили огонь в тыл, сейчас танки полезут.
        - У меня люди гибнут от этих сраных минометов!
        - Ты же сказал, чтобы укрывались, щели отрыли? - В этот момент рвануло очень близко к нам, и мы оба забились в свои норки.
        - Да разве тут надо еще что-то говорить! - сплевывая землю, выругался Васюченко.
        Минометы стихли так же резко, как и начали. Еще отряхивались бойцы, вылезая из своих укрытий, а я уже смотрел в бинокль, хотя тоже не мешало бы глаза протереть. Некогда. Танки были уже близко, и много их. Батальон, который я прикрываю, в пятидесяти метрах впереди, а до танков всего ничего, но мы выше, и обзор чудный. Начинаю орать связисту координаты, снаряды летят очень быстро, так как там ребята просто ждут, их не бомбили.
        Наступали немцы ударным кулаком, шли, как и всегда, «свиньей», это мне помогало. Беглым огнем своих гаубиц мы превращали поле боя в ад. Там, внизу, слилось все воедино.
        - Я переношу огонь дальше, надо минометы нащупать! - кричу Васюченко, тот побежал поднимать в атаку бойцов.
        - Давай, но за танками пригляди, мало ли сколько их там осталось!
        Конечно, гляжу, куда я ж денусь-то! Захлопали винтовки, застрочили автоматы и пулеметы. Это пехтура открыла огонь по пешим немчикам. Те идут, значит, чувствуют поддержку, поэтому - внимательно. Между нашими войсками меньше ста метров, артиллерия уже не может им помогать, но я все же смотрю. Кстати, бойцы Васюченко хорошо так прибарахлились за счет немцев. Пулеметов много, автоматов, все это дает хорошую плотность огня.

* * *
        - Черт! Так и знал, - воскликнул я вслух. Из костра, в который мы превратили поле боя, все же выныривают танки.
        - Один, два… пять… восемь… Товарищ лейтенант, восемь штук! - орет Вадик Никоненко, он рядом со мной.
        - Да умею я считать, умею, толку-то? - Машу рукой. Наши залегают, отстреливаются. Кто-то даже назад ползет. Отдаю команду на открытие огня по танкам, хотя и понимаю, что, скорее всего, опоздал. Слишком близко они к нашим позициям.
        В траншею влетает комбат и орет:
        - Ты какого хрена еще здесь? Не хватало мне еще без пушек остаться. Марш назад, на прежние позиции!
        - Не ори, как батальон?
        - Нету больше батальона, сейчас остатки фриц на траки намотает!
        - Если лежать будут, то да! Ты сам-то чего прибежал? Поднимай ребят, танки не будут за ними гоняться по полю, на меня пойдут, я сюда огонь вызываю!
        - Сдурел? - охренел Васюченко.
        - Да не ссы, отойду я. Мне разведчики нашли местечко слева, оттуда и высоту видно хорошо, да и танки не пойдут.
        - Я пошел. - Как-то виновато пожав плечами и опустив голову, комбат выскочил из траншеи.
        - Вы и правда так решили? - спрашивает Никоненко.
        - А разве ты мне позицию не нашел? - ухмыляюсь я. Тот кивает, понял меня. Даю приказ связным следовать за мной и начинаю пробираться по траншее левее. Метров через пятьдесят останавливаюсь и вскидываю бинокль. Вот, а говорил - хана батальону! Сразу два танка горят, осталось шесть. Немецкие панцеры уже на позициях бывшего батальона, собственная пехота отстала, да и наши вдруг рванули вперед.
        - Ничего себе замес, - пробурчал я себе под нос. Танки идут прямо на высоту, а пехота рубится позади. Насколько мог определить, бойцов у Васюченко осталось едва ли не полроты. Ну, может, чуток больше. Немецкие танки выкатываются на позиции, которые солдаты оставили только вчера вечером, и тут я их и крою! Четыре гаубицы - это, ребята, четыре гаубицы. Шестнадцать снарядов за три минуты, да каких снарядов! Если ад на земле возможен, то он в том месте, куда попадает столько снарядов одновременно. Уничтожили или только повредили, но мы остановили все танки противника, отбив атаку. Пехтура немецкая побежала давно, наши не преследовали, некому. А вот я перенес огонь, догоняя убегавших. На нас полетели мины, но я уже понял откуда, да и разведка шепчет на ухо, тоже не просто так наблюдает. В общем, от немецкого батальона, усиленного танками, остались рожки да ножки. Нашим тоже досталось так, что сил уже держать высоту нет. По траншее рассаживались, разбредались жалкие остатки батальона.
        - Двадцать восемь бойцов, - констатировал Васюченко, когда я нашел его в траншее. Мой санинструктор бинтовал ему грудь.
        - Как он? - не глядя на комбата, спрашиваю у санинструктора.
        - Две пули, грудь и живот. Тяжелый он, - выдыхает старый санитар.
        - Организуй вывоз раненых, я сейчас свои грузовики вызову, - отдал я приказ по связи.
        - Взгреют тебя, вот увидишь, - пытается шутить Васюченко.
        - По фигу. Молодцы вы, комбат. Твои парни просто из стали!
        - Да вот, видишь, сколько этих самых стальных осталось, - кивает и морщится от боли старлей.
        - Да уж, - снимаю я каску, а пилоткой вытираю лицо. Только сейчас заметил, какая жара стоит.
        Никто мне плохого за грузовики не сказал и не отчитал. Главное, успели вывезти всех раненых, а было их много. Связался с полком, попросил указаний. Ответ озадачил:
        - Держать высоту, стоять насмерть. Соседи продвигаются, скоро будет легче.
        - Товарищ командир, так у меня некого поддерживать, от стрелкового батальона осталось двадцать восемь бойцов…
        - А ты что, не боец? Оружие есть? Вот и держите оборону, наступать вам и не приказывают! - прокричали в трубку.
        Хорошо ему, «держите оборону!» А как, простите? С кем?
        - Вадик, собирай всех наших, разведку, связистов, да всех, кто не у орудий, и сюда! - Никоненко, как старший разведчик на батарее, связался по связи и отдал приказ доставить всех свободных бойцов сюда. Чтобы они не потерялись по дороге, разрешил взять машины. Водилы, наверное, страх как сейчас меня костерят. Им-то - сиди себе в тылу, еще дальше, чем позиции батареи, а тут…
        А тут началось. У меня вот-вот прибудут грузовики с бойцами, а в небе появились самолеты противника. Надеюсь, водилы не слепые, увидят, что здесь творится, и не поедут дальше. Бомбили нас с таким ожесточением, что было страшно всем. Я лежал в своей щели, которую мне отрыл утром Никоненко, и подпрыгивал всем телом. Земля так трясется, что даже в узкой щели тебя кидает туда-сюда. Несколько раз приходилось откапывать себя, стенки окопов осыпались.
        - Потери! - кричу я, когда самолеты улетели. Разведчик у меня был рядом, его укрытие было тут же, поэтому выскочил он мгновенно и побежал вдоль линии окопов. Я отряхиваюсь и вновь приникаю к биноклю. Ан нет, в этот раз немцы не шли, видимо, мало их там было. Но с другой стороны, двадцать танков-то были! Справа от высоты, в километре, может, чуть дальше, тоже стоит стрельба, да и самолеты врага туда ушли.
        - Пятнадцать бойцов из батальона, из них трое ранены. Наши все в норме, кроме связиста Пчелкина. Здорово зацепило, товарищ командир, надо в санбат.
        - Надо, так отправляй, - ругаюсь я, - машины-то где?
        - Не знаю, послал бойца найти. Да, связи нет.
        - Связисты, - кричу я, - исправить связь, немедленно! Рация рабочая?
        - Да, товарищ командир, - отзывается кто-то из «маркони».
        - Передайте в штаб полка обстановку, добавьте, что просим подкреплений.
        Суета на войне, наверное, всегда, несмотря на то что пока затишье и вроде делать ничего не надо. Осмотрели позиции, поправили кое-где обвалившиеся стенки окопов, чтобы можно было передвигаться быстро. Бойцы чистили оружие, собирали боеприпасы. Разведчики мои проверили танки, в одном были раненые немцы, их достали и потащили к нам в тыл. Никоненко осмотрел все танки, что были остановлены на высоте, два были в порядке, только гусли сбиты. Их экипажи уничтожили еще во время боя, когда они покидали машины.
        - Вадик, как думаешь, сможем исправить? Все же танки. Хотя бы просто развернуть их и закопать, противотанковая точка получится.
        - Если ничего более, окромя гуслей, не повреждено, то запросто! - радуется мой разведчик. Киваю ему, он убегает заниматься танками.
        Да, гляжу, как ребята споро орудуют внутри и возле танка, и понимаю: эти люди выстоят. А с танками нам и правда повезло, сразу две «четверки» - это очень хорошо. У них и броня какая-никакая есть, да и орудие в порядке. Кстати, об орудии, попросить в полку танкистов, что ли? Хотя ну на фиг, отберут попросту машины, и баста. Сами справимся.
        Побегав по траншеям, все же никого, кто смог бы справиться с танковым орудием, не нашел, и решил сообщить в штаб. Но чуток приврать.
        - Младший лейтенант Некрасов, товарищ командир…
        - Некрасов, я тебе подкрепление послал, из ополченцев, правда, но с ними будет кадровый командир, капитан Колесников, передай батальон Васюченко ему, ну и сам помогай, как и прежде. У тебя задача прежняя.
        - Товарищ командир, я попросить хотел…
        - Чем смогу.
        - Пару человек бы, кто с немецкими орудиями знаком, я о танках. Мы смогли развернуть две машины, они неисправны, но стрелять можно, хорошо бы кого-нибудь туда посадить. Тогда точно удержимся.
        - Найду, сразу пришлю, я понял тебя, молодцы. Танки закопали?
        - Именно.
        - Ждите. И это, лейтенант, представление мне к завтрашнему утру на своих и на бойцов Васюченко, раз уж он сам не может пока.
        И ведь прислали. Причем, как я понял, в надежде угнать у нас танки. Потому как прибыли сразу два полных экипажа. Я быстро переговорил с парнями, объяснил им, что нам самим нужны эти машины, они меня поняли прекрасно.
        - Не суетись, бог войны, все поняли, заводить не станем, башню можно и так крутить, справимся.
        Ночь была неспокойной. Немцы периодически стреляли из минометов, пускали, как всегда, осветительные ракеты. Было видно, что готовятся. Если не изменяет память, то на Воронеж шла элитная часть, вроде «Великая Германия», танки там еще есть, это точно. Но и без немцев работы было много. Пришло подкрепление, да, ополченцы, но люди очень серьезные, рвущиеся в бой, хоть и молодых много. Всю ночь с новым командиром бегали по высоте, проверяя и подсказывая бойцам, что им делать.
        Капитан, пришедший с пополнением, привез с собой мины, противопехотные, правда, но и это хлеб. Заслали саперов на поле, нехай работают, сеют.
        - У тебя полная батарея? - когда мы часам к трем присели в бывшем немецком блиндаже отдохнуть, спросил капитан.
        - Да, четыре гаубицы сто пятьдесят два миллиметра.
        - А где дивизион?
        - Да нас раскинули на шесть километров, зря, думаю.
        - Не зря, соседям тоже поддержка нужна, сегодня на севере от города очень крепко нажимали, думал, прорвутся.
        - Вы там были, товарищ капитан?
        - Был, и хватит уже на «вы». В штабе будем докладывать, можешь на «вы», тут просто Андрей.
        - Хорошо, Иван.
        - У меня батальон почти в ноль, шесть атак сдержали, но сил больше не было. У самого ни царапины, вот и отослали к тебе все остатки, да еще и ополчение добавили. А на мое место, где я оборонялся, новый батальон пригнали, из резерва.
        - Жарко было?
        - Да, там местность уж больно хреновая. Огромный овраг у немцев, они там копятся, а потом лезут, суки. Плюс артиллерии много, головы не поднять.
        - А у нас вроде одни минометы были, большого ничего не падало. Но как видишь, чуть танками не укатали. А артиллерию, мы, похоже, у них еще вчера выбили.
        - Да уж, я даже не поверил сначала, когда мне в штабе рассказали, как вы тут два десятка танков уничтожили.
        - Кучно шли, а у меня же здесь было пристреляно, вот и дали шороху. Правда, если бы немцы подольше минами кидали, то и не успели бы мы, так что они сами дураки.
        - Пусть и дальше так дурят, я только за.
        - Аналогично.
        Пошутили, перекусили, да легли вздремнуть немного. В который раз я уже сплю урывками. Под утро еще и по связи из штаба разбудили, гады. Приказали встречать противника, стоять насмерть. Ладно хоть наступать пока не заставляют. Капитан, кстати, объяснил, зачем нас вчера гнали вперед. Все именно из-за высотки. Пока фрицы на ней, у них была возможность сосредоточить силы для броска к городу, а теперь это сложно. И от этого и наша задача будет сложнее. Немцы очень захотят отбить высоту, она им очень нужна. Да и занятие этой высоты вновь позволит им ударить во фланги тем нашим частям, что прорвались слева и справа от нас. Именно поэтому вечером была сильная заруба у соседей, фрицы пытались прорваться к нам, чтобы окружить с двух сторон. Но вроде как соседи выстояли и удержались. А вообще хреново это, когда зависишь от кого-то.
        Капитан объяснил приказ и велел спать, сам же вылез в траншею. Июнь, тепло, сухо. Сон слетел, есть хотелось. Позвал Никоненко и попросил чего-нибудь раздобыть. Ответ меня не то чтобы удивил, но порадовал.
        - Да все есть…
        - Экий ты у меня справный, все-то у тебя есть, даже поругать не за что, - смеюсь, наблюдая растерянно глядящего на меня бойца.
        - Кофе хотите, товарищ лейтенант? - Ого, а вот этого точно хочу.
        - Кого надо убить? - делаю серьезное лицо, но быстро киваю, соглашаясь. Не поймет еще юмора мой разведчик.
        - Тут у немчуры много чего было, вот держите. - С этими словами мне передали термос с кофе. Пусть уже холодным, но, блин, настоящим кофе. Цедил я его долго, аж минут пять, пока не началось.
        Грохот, взрывы, свист пролетающего чего-то снаружи заставили сначала пригнуть голову, а затем заорать:
        - По местам!
        Уже в траншее встретился с капитаном. Тот с шальным взглядом, но с улыбкой на губах стряхивал с себя комья земли. Иногда казалось, что все как в кино, только с эффектом присутствия. Разрыв мины, дым, осыпающаяся земля - нет, это была реальность. Вой пуль, осколков, снарядов и мин, все это только усиливало этот самый эффект присутствия. Я даже стал различать, пуля из какого вида оружия пролетает где-то рядом. Автоматная летит с более низким звуком, а винтовочная или пулеметная визжит, скорость больше, калибр меньше, сопротивление воздуха слабее, вот она и визжит. У осколков вообще звук какой-то рваный, даже не с чем сравнить. На излете, когда он уже кувыркается, так и вовсе на все лады переливается. Жутко? Скорее да, чем нет.
        - Ну что, мамлей, поживем или как? - Комбат взглянул мне в глаза, а я начинал распаляться.
        - Хрена им лысого, мы еще их всех переживем, - выругался я и потребовал связь с батареей.
        - Нет связи, товарищ командир… - растерянно проголосил связист.
        - Так исправляй, немедленно! Рацию на прием, вдруг из штаба будут искать!
        Мои радисты и разведка забегали. Я уже был с биноклем в руках, наблюдая окрестности и изредка приседая, когда звук летящего смертоносного железа был уж совсем рядом. Правильно говорили опытные люди, если пулю, или мину, неважно, что именно, слышишь, она не твоя. Так и тут. Когда внезапно справа лопнула мина прямо в траншее, я слышал, как она летела. А вот как вжикнули по траншее осколки - нет. Что-то сильно ударило в ногу, уже присев, осматриваюсь, но взгляд быстро устремляется дальше. Вижу два тела, один из связистов и парнишка из ополчения лежат друг на друге в трех метрах от меня. Попробовал встать, получилось, но больно. Опускаю глаза, вся штанина ниже колена в крови, и в сапоге уже чавкает. Все же решительно иду к телам, увы, два трупа, причем связиста моего вообще нашинковало как капусту. Форма лохмотьями висит, лицо все в крови. Парнишка ополченец с виду вообще цел, а вот на деле… Одна дырочка на спине, одна-единственная, но, похоже, прямо напротив сердца.
        - Некрасов, чего у тебя тут? - подбегает капитан.
        - Да вот, ребят накрыло прям в траншее. Сука, надо же так попасть! Где связь? - ору я подбегающему Никоненко.
        - Исправляют, товарищ командир, разрешите, я вам ногу посмотрю? - деловито указывает мне на рану разведчик.
        - Тебя чего, тоже ранило? - только сейчас замечает этот факт комбат.
        - А, задело немного, Вадик, найди санинструктора, от тебя больше пользы в наблюдении, так что смотри за немчурой, а то уже подкрались, наверное. И найдите, млять, корректировщика, ему тут и спрятаться-то негде!
        - У меня два снайпера есть, - вдруг предложил комбат, - пусть твои найдут этого фрица, наблюдателя, а мои снимут.
        - Отлично, Вадик, ты все понял?
        - Конечно, уже бегу, товарищ лейтенант, все сделаем.
        Через пару минут меня уже раздевал, точнее, снимал мне сапог санитар, а я слушал радиста. С нами связались сначала из штаба полка, приказав подавить немецкие минометы, а затем на связь вышла батарея. Позвал Вадима.
        - Тут я, товарищ командир! - бодро подскочил боец.
        - Нужно огонь открыть, Вадик, меня еще пять минут не будет, есть что-нибудь?
        - Можно проверочный сделать?
        - Нужно! - киваю я. - Ты нашел корректировщиков?
        - Вроде да, хочу проверить.
        - Бери радиста и командуй, я скоро, - махнул я рукой. - Брат, долго еще? - а это уже санитару.
        - Товарищ младший лейтенант, имейте совесть, я еще до раны не добрался!
        - Ты и не доберешься, если продержишь меня тут еще пять минут, давай быстрее, вяжи уже, потом посмотришь, если будет возможность! - ругаюсь я.
        - Рана слепая, нужно вытащить осколок…
        - Так тащи!
        - Я… я не умею, товарищ лейтенант, простите.
        - Да Евпатий Коловрат, а какого хрена ты тут делаешь тогда? А? Быстро взял свой долбаный инструмент и достал эту хренову железку, а то пойдешь в атаку сейчас!
        - Я п-пойду, если надо, - заикаясь, качал головой санитар, а я видел, что ему просто страшно.
        - Так, браток, мы сейчас все тут сдохнем, ты меня понимаешь? Слышишь, как долбят? Парней там убивают, а я тут валяюсь, сделай же уже что-нибудь! Немцы пройдут по нашим трупам и убьют всех в городе, захватят его, ты понимаешь? Давай, давай, работай, друже…
        И он сделал. Подействовало, видимо, внушение. Осторожно взял пинцет и полез в рану.
        - Ты хоть его протер? - смеюсь я, но на самом деле не до смеха.
        - Конечно, пока вы кричали, - кивает санитар, и тут у меня в глазах темнеет. Привык, блин, что у меня болевой порог высокий да здоровья до хрена, а тут чего-то поплыл…
        - Вы как, товарищ командир?
        Выныриваю, возвращаясь в сознание.
        - Нормально, это чего у тебя? - указываю на вату в руке.
        - Спирт, вы отключились тут…
        - Ты дело сделал?
        - Да, вот. - Мужик протягивает мне маленький, какой-то деформированный кусочек металла.
        - Маленький зараза, а болючий, - вздыхаю я. - Приходил кто-нибудь?
        - Нет, но обстрел вроде стихает, - замечает санитар.
        - Хорошо. Помоги сапог натянуть.
        Выбежать в траншею не получилось, вышел, прихрамывая. По-хорошему, нужно в санбат и рану чистить, это не двадцать первый век, из-за этого клочка металла, что залез мне в мышцу, могут и ногу отпилить. Но пока не до нее.
        - Вадим, что тут? - ору разведчику, он стоит в пяти метрах от блиндажа, связист рядом в траншее сидит.
        - Выкурили гада, вон в тех кустах сидели двое, - указывает куда-то Никоненко. - Два снаряда выпустил, чтобы пристреляться, они, видимо, поняли - и бежать, а тут третий прилетел, и в ошметки их. Красиво.
        - Как они там оказались, ведь тут до нас всего метров триста? - спрашиваю я.
        - Так ночью, наверное, залезли, кто ж их заметил бы? - удивился разведчик.
        - А ты что, вчера эти кусты не видел? - начинаю заводиться, но понимаю, парень-то не виноват. - Ладно, проехали. Твои ходили?
        - Да, еле вернулись. Немцы в роще, танки опять, пехоты до батальона, но танки в двух местах стоят, странно это.
        - Да уж, чего-то задумали. Кстати, обстрел кончился. Ты огонь по выявленным позициям открывал?
        - Нет, боялся, что промахнусь, спугну еще.
        - Что со связью?
        - Восстановили, все в порядке, - подает голос связист.
        - Говори, где там фрицы…
        И тут они вылезли. Да как! Немцы разделили танки на две части и вылезли на нас с двух сторон. Между ромбами было около километра, не накроешь уже, как вчера. Когда они к нам подползут, конечно, сблизятся, но пока…
        - Первому, влево десять-ноль, прицел шесть-пять, один снаряд! - ору я, связист дублирует, через несколько секунд кричит в ответ:
        - Выстрел! - Я жду разрыва, дождавшись, вношу изменения и отдаю приказ на открытие огня, а сам бегу искать капитана. Нахожу его возле танков, укрыли их хорошо, фрицам подарок будет.
        - Ты как? - встречает комбат меня.
        - Да в норме, - слегка кривлюсь, - бери группу справа, там танки легкие, остановишь, я начал другую группу работать.
        - Меня не забывай.
        - Не боись, комбат, я сейчас по взводам разделю, хватит, наверное. Не думаю, что они все силы вложили в этот рывок.
        Как же я ошибался! Тридцать шесть танков противника на наш куцый батальон, даже и с поддержкой батареи гаубиц, это много. Мы не удержали высоту. Честно стояли несколько часов, отбивали атаку за атакой, но… На батарее кончились снаряды, а было их штук триста. Танки наши, захваченные у фрицев, уничтожили вообще довольно быстро. Ну, а пехоту… Да и было-то там той пехоты кот наплакал. Меня, контуженого, с пробитой пулей рукой и утренним ранением в ногу, вытащил все тот же Никоненко. Я очнулся только на переправе, где нас остановили. Полковник из штаба дивизии орал так, что у меня уши закладывало. Не знаю, что теперь будет, неудачный у меня дебют в роли командира батареи вышел.
        В санбате было хорошо. Чисто относительно и не стреляют. Я серьезно переживал гибель всех бойцов на высоте под Воронежем, впервые у меня такое. Погибли ведь почти все. Новый комбат под танк бросился с гранатами, остановил, но погиб, конечно. Да что говорить, даже санинструктор погиб, правда, от случайного снаряда, что разворотил блиндаж, в котором тот перевязывал раненых. Те, кто вышел из этой бойни в город, все были ранены, даже мой дружбан Вадим. У него тоже рука прострелена была, но меня вытащил. Лежу вот теперь, думаю, Никоненко рядом. Санбат не так и далеко, километра четыре от передовой, но все же здесь значительно спокойнее.
        - Младший лейтенант Некрасов? - В палатку заглянул какой-то командир, а с ним еще двое.
        - Да, это я. - Я уже мысленно был готов к наказанию, приказ-то был один - стоять.
        - Ваше дело рассмотрено…
        - А на меня уже и дело собрали? - аж перебил говорившего я. Как-то сразу поплохело, раны заныли и стало грустно. Вот, еще и так бывает. Не убили враги, так свои накажут. Чувствовал ли себя виноватым? Наверное, все же нет. Одно дело, если у тебя бойцы бегут и ты бросаешь позиции, а тут… Считаю, что упрекнуть нас с Колесниковым не в чем.
        - Ваше дело рассмотрено, и состава преступления не выявлено. Батальон сражался геройски, сожгли много танков, отошли, когда не было возможности обороняться. Это все кратко, конечно.
        - Я…
        - Выздоравливайте, всего хорошего.
        О как. Даже в дерьмо не макнули для порядка. Вот и думай тут.
        - Чего, командир, обошлось? - подал голос Вадик.
        - Кажись, да, - пожал я плечами.
        - И что теперь?
        - Ну, сказали же выздоравливать, вот и будем лечиться.
        Прооперивали нас обоих в один день, точнее, в тот же день, как привезли сюда. А отход нам «простили» уже через три дня. Снова были какие-то важные военные, жали руки, хвалили. Состояние мое только меня бесило. Вадик хоть встает, жратву носит, а мне пока никак. Нога болит жуть как. Кажется, у меня там, на высотке, она меньше болела. А вот рука нормально, пуля насквозь прошла, ничего важного не задела, только меня, а уж я для себя - важный, что звездец.
        Через неделю уже начал вставать, но только для того, чтобы до ветру сходить, не более. Вадик вообще был вполне бодр и весел. Он два дня назад выяснил, где наша батарея, и сходил туда, тут всего-то пара верст. Говорит, нового командира поставили, но я не удивился. Было бы странно, если бы не поставили. Вообще командир батареи, как и командиры пехотных взводов, рот и батальонов, долго не живут, передовая, где там жить? Сам удивляюсь, что выбрался. Конечно, был и другой вариант, почему я и опасался быть осужденным. Ведь если подумать так немного, то чем я лучше того же Колесникова, что под танк бросился? Вот об этом и говорю. Мог бы так же, почему не стал? Почему позволил своему бойцу отойти и дать себя вынести? Чай, не генерал какой! Это все было в голове, когда лежал и раздумывал. Всяко ведь могло быть, могли и осудить. А еще немного терзал другой факт. Смог бы я и правда, как капитан Колесников? Вот так, просто дернул кольцо на противотанковой гранате и… Не, братцы, не смог бы, чего уж врать-то. Страх бывает и таким, что ты его просто не осознаешь, делаешь что-то машинально, а понимание приходит
позже. Ведь бросься я под танк, да Никоненко так же, глядишь, польза была бы. Да, надо поправляться, а то сгною сам себя.

* * *
        Раненых постоянно прибавлялось, вскоре в нашей палатке уже было десять человек, а места в ней максимум на шестерых. Промучившись еще неделю, я уговорил военврача меня отпустить. Тот грозился мне карами, дескать, я его на преступление толкаю, но все же отпустил. Почти три недели я провалялся, но ничего, худшее позади, долечусь как-нибудь, если в пехоту не отправят. Раны закрыты, зарастают нормально, заражения нет, так что только небольшая боль и дискомфорт при резком движении.
        Ушли из санбата мы вместе с Никоненко. Возвращались в часть, не зная толком, что нам делать и как быть. Штаб полка был на том же месте, это радовало, но приняли нас не сразу. Еще на подходе к городу было понятно - проблемы тут серьезные. Так и вышло. Переждав несколько дней сильных дождей, немцы ударили так, что заняли Чижовку. Все как в моей истории, чуть-чуть позже вышло. Это нам поведал в штабе заместитель командира полка.
        - Батарея тебя ждет, Некрасов, ты удивительно вовремя. Еще день, поехал бы в другую часть. Вчера вечером нового командира твоей батареи убило, в городе. Ты сам-то как? Понимаю, что сбежал, но все же?
        - Да не сбежал, просто уговорил военврача, - честно ответил я, - сил не было там лежать. Столько тяжелых, а я чего?
        - Ну, молодец, кстати, на тебя тут бумаги лежат, привезли из дивизии, когда ты еще в санбате валялся. Тебе лейтенанта дали. Так что с тебя магарыч!
        Ух ты, в звании повысили, даже не верится.
        - Да не вопрос. Сейчас дела приму, вечером можно и магарыч.
        - Не выйдет, братец, не выйдет, только после победы, хотя бы тут. Слышишь канонаду?
        - Ну так, конечно, слышу.
        - Бои идут не переставая, но, кажется, немцы что-то задумали. Они больше удерживают западный берег, чем хотят отбить город целиком. Сил у них заметно меньше стало, и это не наша заслуга. В штабе дивизии говорят, будто фрицы что-то замышляют, но вот толком ничего не сказали.
        - Они на Сталинград пойдут, - выдал я. Видя удивленно-недоверчивый взгляд замкомандира полка, я добавил: - Помните, мы вам радировали, что пленный у нас был, правда, сдох, собака?
        - Это фельдфебель-то? Которого вы из танка вытащили? - Да, в тот день и такое было. Несколько машин врага залезли к нам на высоту, мы их встретили, вот пленный и образовался, только, как уже сказал, сдох он.
        - А почему ты до сих пор рапорт мне не сдал? - завелся командир.
        - Сдал, - кивнул я, - вот он. - С этими словами я достал из планшета рапорт, который писал в санбате. - Никто ж не приходил, как я его сдам?
        - А как я его теперь выше передам? - почесал лоб командир.
        - Так и скажите, доставила разведка из города, фриц сдох, ни дна ему…
        - Ты на что меня подбиваешь? - Вот все меня хотят обвинить в том, что я их подбиваю.
        - Товарищ командир, ну я ж не виноват, что я в санбате был, а штаб здесь, как бы я передал?
        - Ладно, давай сюда, что-нибудь придумаем, когда командир вернется.
        - Можно просьбу, товарищ командир?
        - Ну ты и наглец, - выдохнул замок.
        - Я своего разведчика в батарею возьму? Он у меня старшим был, не отдам теперь.
        - Да куда его пристраивать, конечно, себе бери. Все, дуй на позицию, а, черт, ты ж не знаешь, где она. Червиченко! - В помещение вбежал боец.
        - Тут я, товарищ командир.
        - Отведи лейтенанта на вторую батарею, тут недалеко. Да, Некрасов, зайди к старшине на склад, форму в порядок приведи. Да и бойца твоего это касается, ему ведь тоже звание дали. Медали позже повесим, не обижайся.
        Ишь ты, щедрые больно начальнички. Вадик сиял, как натертая бляха.
        - Доволен? - спросил я, когда мы вышли.
        - Даже не ожидал такого, это что ж я, младший командир?
        - Ну да. Будешь так и дальше воевать, глядишь, еще и меня перегонишь.
        - Да разве ж в этом дело, - махнул с грустью рукой Вадим, - поскорее бы супостата выгнать с земли родной. Я с Брянщины, мамка под немцем теперь, вот…
        И он ведь прав, какие, к черту, звания и медали, врага надо гнать в шею.
        - Не скоро, братец, мы его выгоним, не скоро, - задумчиво ответил я, скорее для себя.
        - Товарищ командир, а правда, что на Гитлера вся Европа работает? - Это-то он откуда взял?
        - Правда, Вадим, правда, - киваю я.
        - Вот же гады, нет бы били его там, глядишь, он и к нам бы не полез.
        - Тем, кто задумал эту войну, это и было необходимо, чтобы он к нам пришел.
        - Это кому же? - с интересом спросил боец. Блин, скользкие разговоры…
        - Очень давно, наверное, лет двести назад, один ушлый англичанин сказал, что тяжело жить, когда с Россией никто не воюет. Вот так, братец.
        - Так и знал, что это поганые империалисты!
        Дотопали до хозчасти, там старшина какой-то неправильный был, все выдал, даже переспросил, нужно ли еще что-нибудь. Мой, в моей прошлой батарее, снег бы зимой зажал. Попросили оружие, и дали ведь, свое-то у нас забрали, когда в санбат отправляли, а тут выдали. Никоненко был рад и «мосинке», а мне только ТТ был положен. Автоматов не было.
        Решили вместе с новоиспеченным сержантом привести в порядок форму прямо тут, благо в полку документы выдали. У того же сговорчивого старшины выпросили ниток и пришили знаки различия, я еще и медаль повесил на грудь. Кстати, те трофейные часы, что мне притащил когда-то тот же Никоненко, прекрасно работают и до сих пор со мной, хоть и видел я, как на них особисты смотрят. Ни разу, кстати, не спросили, откуда такая цацка. А они и правда приметные. Циферблат белый, деления мелкие, но четкие, а уж как ходят…
        - Здравия желаем, товарищ лейтенант. С возвращением! - радостно приветствовала меня моя интернациональная батарея.
        - И вам не хворать. Не уберегли командира? Это я не о себе.
        - Так, товарищ лейтенант, такая буча тут… - воспринял меня всерьез замкомандира батареи.
        - Да шучу я. Рассказывай, что и как, что нужно, а что сами бы выкинули.
        - Выкинуть мы бы снаряды с удовольствием хотели, на головы фашистам, товарищ командир! - радостно скалился замок. - На батарее все по штату, снарядов двойной боекомплект, готовы полностью!
        - Молодцы. Слушай, старший сержант, а дай-ка ты мне свой автомат, а? Тебе он тут все одно не нужен, а мне пригодится.
        - Так у вас свой есть, - удивил меня замок. - Он еще от вас остался, его сюда кто-то притащил. У нового командира был свой, ваш так и лежит. Его Абаев, наводчик со второго орудия, почистил и смазал. В порядке он.
        - Это хорошо, а то с одним пистолетом как-то стыдно к немцам идти, засмеют, - улыбаюсь я, и вся батарея ржет.
        - Прикажете построить батарею? - вытянулся замок.
        - Да, давай, нужно познакомиться с новенькими, радисты, разведка, ведь я их не знаю.
        Дальше мы быстро перезнакомились все, разведку подчинил Никоненко, связистов было по штату. Чуть позже притащился повар, посмеялись над ним, я заметил, что тот толще стал. Мужик застеснялся, а я ведь просто шутил. Поели, связались со штабом. Там были довольны, что я уже вступил в должность и готов к выполнению заданий.
        - Некрасов, прибудешь в город, найди командира 384-го отдельного стрелкового батальона старшего лейтенанта Иволгина, он там командует. Поддержишь его, ваша задача держаться, ну, тебе не впервой. Подробности у старлея. Все понял?
        - Есть, - ответил я.
        До города было недалеко, те же три километра, как и были, поэтому транспорт не стали брать, пошли пешком. Расстояние-то не изменилось, а вот место… Весь правый берег реки Воронеж у немцев. Наши сопротивляются лишь небольшими очагами, да и то мало их там осталось.
        Связисты шли пустые, на КП батальона связь есть, но я их предупредил, чтобы позже дублирующую протянули. И да, заставил менять позицию, оказывается, батарея уже сутки с места не двигалась, непорядок, мне она еще нужна, а воздух пока, к сожалению, не наш. Бойцы немного поворчали, но собрали пожитки, прицепили к повозкам орудия и переехали на двести метров в сторону, там запасная была оборудована. Копать-то не надо, так что быстро вышло.
        Комбата получилось найти не сразу, где-то бегал. Познакомились, серьезный, строгий командир.
        - Сегодня у нас не лезут, соседям не дают покоя, - рассказывал он, - а вчера весь день твои долбили, вон видишь тот дом? - указал мне на один из низких домиков комбат.
        - Вижу, - кивнул я.
        - Там бывшего командира батареи и накрыли. У немцев где-то пушка стоит слева, ни хрена засечь не можем. Комбат перебегал со связистом, их и накрыло. Один точный выстрел, и баста.
        - Судя по земле и самому дому, сюда не раз стреляли?
        - Да, два танка сожгли пару дней назад.
        - Ну так чего ж вы не нашли эту гребаную пушку? - удивляюсь я. - Она вам жить не дает, а вы тут сидите.
        - Ты самый умный, что ли, лейтенант? Ползали здесь кто только мог, не могут понять, откуда бьет.
        - Так тут же не лес, домишки, сарайчики, кустов и тех почти нет, мест-то немного.
        - Вот именно, где она, хрен ее знает, столько хламу, что хрен разберешь в такой кутерьме.
        - И выстрела не видели?
        - Тут такая пальба стоит, чего тут разглядишь? - машет рукой комбат.
        - Тогда просто бы обработали все подряд, чего думать-то?
        - Вот ты и займись. Нам обещали танки сегодня к вечеру, в полку хотят отбить у фрицев этот участок, уж больно удобно там накапливаться, надо убрать этот сюрприз в виде пушки.
        - Сделаем, - сказал я твердо. - Никоненко?
        - Я тут, товарищ лейтенант.
        - Пойдем-ка погуляем.
        Из пролома на первом этаже мы вылезли на битый кирпич и залегли. Я долго и тщательно осматривал всю улицу, дом за домом. Внимательно изучал характер повреждений на стенах напротив, там, где погиб бывший командир моей батареи. И меня осенило.
        - Вадик, так они же с нашей стороны бьют! - тот обежал глазами округу и не понял.
        - Как это, товарищ командир?
        - Смотри на дом, где комбата накрыли, чего видишь?
        - Ну, куска стены нет, выбоины…
        - А как, млять, они бы появились, если бы пушка стояла на той стороне?
        - А может, это наши, в смысле от наших орудий выбоины?
        - Может, - скорчил я гримасу, - да ни хрена не может. След от попадания, видишь, в метре от земли слева на доме. Да под окном.
        - Точно, слева били! - понял наконец мой разведчик.
        - Вот. Давай к комбату, спроси, кто у нас на левом фланге?
        Вадик умчался, а я продолжил смотреть. Странно это, как такое вообще может быть? Пушка стреляет два дня из-под носа, а ее не видят? Ну, выстрел, сидя в доме, где я сейчас нахожусь, не увидишь, но все же? Это же грохот какой, нет, надо искать.
        - Слева, метрах в двухстах, в пока еще не совсем разрушенном доме наша же рота, ну, этого батальона.
        - А дальше?
        - Дальше никого, несколько домов разрушенных, там никого нет. Но фрицам там не пройти, за развалинами еще рота стоит.
        - А фрицам там ходить и не надо. Ну, молодчики, надо же такое учудить! - воскликнул я. - Не, я слыхал, чтобы пулемет протащить да во фланг стегать. Но чтобы орудие, да еще и не бояться стрелять по одиночным бойцам… Сильны фрицы. Но мы, Вадим, хитрее.
        Я вышел из дома, где был КП, и направился к соседям слева. А дойдя, нашел младшего лейтенанта, который тут ротой и рулит, и стал «пытать» его.
        - Да нет, товарищ лейтенант, не видели мы ничего. - А сам глаза отводит.
        Я и у бойцов спрашивал, тоже твердят, что ничего не видели. А когда я вылез практически к развалинам домов, то все понял. Пушка, если она еще там, не за развалинами. Она прямо там, где кучи битого кирпича, обломки досок и прочий хлам. А бойцы этой роты ее якобы не видели и не слышали именно из-за этой позиции. Любые подступы к развалинам простреливаются с той стороны улицы, а немцы там есть, нашим бойцам тут просто не пройти, как и немцам, издалека видно. А вот пушку, похоже, как-то смогли ночью протащить, вот и сидят там.
        - Все понятно, Вадик, надо выкуривать их оттуда. Если, конечно, они еще там.
        - А как, товарищ командир?
        - Каком кверху, - выругался я. - Снарядами нам их не достать, просто не попасть туда, придется так.
        - Товарищ лейтенант, так мы ж не пехота, чего мы сможем сделать?
        - Отставить, сержант! - рявкнул я. - Ты боец Красной Армии, какая разница, в каких войсках ты служишь? Знаешь, как товарищ Сталин говорит?
        - Э-э-э, нет, - аж начал заикаться Вадик.
        - Нужно быть очень храбрым человеком, чтобы быть трусом в Красной Армии, понял? - о, ввернул я знакомое изречение, как специально.
        - Я понял, - твердо кивнул Никоненко и стал еще более серьезным.
        Комбат Иволгин долго не хотел мне давать людей, но все же согласился. Я его прекрасно понимал, но что делать-то? А пушка, как и сами немцы, все еще там. На нашу улицу, правее КП, вылезла какая-то шальная полуторка. Метрах в двухстах от нас, предупредить не успели. Выстрел, грохнуло, и грузовик, задымив пробитым мотором, встал. Практически тут же раздался вызов по радио Иволгина, и на того так наорали, что он тут же и согласился дать мне людей.
        - Товарищ командир, ну давайте я сам схожу с бойцами, куда вам с ногой?
        - Как-нибудь дохромаю. Да и не полезу я на немцев-то! У меня для этого ты и бойцы есть, - усмехнулся я. Иволгина также предупредили, что танки у него будут уже скоро. Попросил его встретить их и не выпускать на улицу.
        Пробираться было откровенно тяжело, нога ныла, да еще и норовила соскользнуть с какого-нибудь камня. Развалины, хлам кругом. Вокруг еще и стреляют. Но надо, Федя, надо. Вылезли мы, как я думал, позади позиции врага. Вот он, нужный домик, два этажа когда-то было, сейчас и одного-то, похоже, нет. Осторожно, идя тихо, след в след, мы замерли возле него. Показываю Никоненко, что нужно пройти слева, тогда, скорее всего, выйдем к врагу за спину. Ребята пошли, а я следом, и тут…
        Стрельба началась внезапно, но было слышно, что людей с оружием в руках там немного, выстрелы редкие. Вываливаюсь из-за стены и вижу картину маслом. Наши лежат, фрицы хорошо укрыты за кучей кирпича, и все действующие лица пытаются не умереть. Выперлись мы не сзади, а прямо перед фрицами. Вон и пушка эта гребаная стоит, укрыта хорошо, издали и не разглядишь.
        - Вадик, гранатами, быстрее! - кричу я и сам кидаю первую. Бойцы у меня рассосались, так что из пушки по нам точно стрелять не станут. Но ведь могут с той стороны улицы сыпануть!
        - Командир, назад, - орет Вадим, толкая меня обратно за стену. Вовремя. Со стороны немцев застучал МГ. Крошево из стены полетело во все стороны.
        - Срочно сближаемся, могут минами накрыть, наверняка за этой точкой у фрицев особый пригляд, - ору я в ухо Никоненко. Поднимаем бойцов и, укрываясь за теми же кучами кирпича, прорываемся вперед. И вдруг хлопает негромко что-то рядом, вжикают мимо осколки, а на землю метрах в семи от меня падает боец.
        - Мины! - орет кто-то. Суки фрицы подходы минами обложить успели. Да что же за жопа-то такая! Смотрю под ноги, черт, бойцов теперь не поднять.
        - Вадик, кидай гранаты в сторону пулеметчика, тут недалеко. Эй, славяне, думаете, дольше проживете, если на пузе лежать? Вперед, за мной! - И я дернул вперед. Ну а что было еще делать? Как-то же надо было фрицев уничтожить.
        Угол бывшего дома, за ним уже и пушка. Слышу, как фрицы орут, стреляют. Граната в руке, Вадик аж с двумя, винтовка за спиной. Показываю, чтобы кинул гранаты за угол, но вперед не лез. Два бойца у меня так же с автоматами, как и я. Машу им рукой, показывая, куда встать. Вадик швыряет гранаты по очереди и уходит в сторону. Дальше как в компьютерной игре или кино.
        - Ахтунг, гранатен! - Ага, так и вспомнил, блин, народную стрелялку из детства. Звучат хлопки гранат, и мы с автоматчиками вываливаемся из-за угла. Стреляем, стреляем, стреляем. Фу, вроде все…
        - Командир, чего с пушкой делать?
        Резонный вопрос. А что с ней сделаешь, вытащить не сможем все равно, надо взрывать.
        - Минируй ее и боекомплект.
        - Так у меня ж взрывчатки нет! - вскидывается Никоненко.
        - Мля, да гранатами обложи снаряды, рванет, я думаю.
        Конечно, тут бабушка надвое сказала, рванет или нет, но попробуем. А когда выйдем отсюда, накрою эти развалины парой снарядов с замедлением, завалим здесь все, да и баста.
        Но вышло и без стрельбы батареи. У немчуры тут была канистра с керосином или бензином, хрен его тут разберешь, воняет жутко. Подожгли какие-то тряпки, туда же гранаты кинули и бежать. Рвануло хорошо. Сначала обычные приглушенные хлопки гранат, а потом, после небольшой паузы, долбануло знатно. Поднялся столб пыли, кирпичи пролетели, и все затихло. Но лишь на несколько минут. Мы еще на КП не дошли, как по всей улице начали рваться мины. Немцы, похоже, разглядели со своей стороны улицы уничтожение своего засадного полка и начали кидать мины. Укрывшись в доме, где расположен КП Иволгина, мы были в безопасности. Мины хлопали сверху, с боков, но не причиняли нам вреда.
        - Слышь, комбат, как закончат, я уйду туда, где фрицы сидели. Если дом полностью не рухнул, то с него отличный обзор. У тебя телефона нет запасного, чтобы прямую связь протянуть?
        - Да, сейчас своего телефониста крикну.
        Немцы долбили наш участок минут тридцать, вот озверели. А правее и вовсе танками нажали, это комбату по радио сообщили, просили помочь. Вражеские танки увидели вскоре и мы, те давили хорошо, соседям явно тяжко сейчас. Ну, тут я уже смог по специальности отработать. Два пристрелочных и затем по четыре снаряда на ствол в направлении врага. Потеряв одну машину от прямого попадания, немцы отступили. А мы, Вадик, два связиста и еще один разведчик отправились в развалины.
        - Левее десять-ноль, еще снаряд! Куда ты наводишь? - ору в трубку уже сам. Мы уже два часа молотим по улице, где располагаются фашисты. Когда их танки отступали, по городу заработала артиллерия, и мы ее нащупали. Только вот что-то наводчики у меня дурят. Три снаряда мимо положили. Вроде уж до метра высчитал все, а не попадают. Позиции врага были хорошо укреплены, но и их можно и, главное, нужно уничтожать. Вот и долбим. Батальон Иволгина выполняет задачу по захвату улицы, как ему и приказали ранее. Соседи не отстают, это радует.
        - Вот так, теперь всей батареей, беглым…
        Попали наконец. Немцы отходят, теряя людей и технику, а мы рады. Новые позиции, которые почти зачистили бойцы Иволгина, были гораздо лучше. Общая картина была похожа на ту, в июне, когда мы заняли высоту. Оттуда, правда, вообще обзор был шикарный, но и здесь хорошо. Нащупали и хорошенько вломили нашим «коллегам» с большими стволами. Танков больше не сожгли, но и это хлеб. С утра, думаю, наши танкисты пойдут, вот там уже поддержим как следует, если нужно будет.

* * *
        - Опять нет связи… Блин блинский, это потеря потерь! - кричал я связисту. - Исправлять, бегом. Ребятки, давайте живее, там наши гибнут!
        Ору не просто так. Ночью, точнее еще поздним вечером, нас отбомбили. Темнеет-то поздно, вот немчура и воспользовалась случаем вдолбить нас в землю. Самолетов было много, страшно. Вой от летящих бомб ужасный, прячешься, а все равно мысль в голове дурная: «Пробьет потолок или нет?»
        Укрылись в подвале дома и сидим, нос не высунуть, а наши танкисты там пытаются фрицев бить. Атака началась утром, а мы после новой бомбежки опять без связи. Радисты скачут как кузнечики по развалинам, ища перебитые провода. Что-то исправят, но тут же появляются новые обрывы.
        Вообще меня вся это суета в Воронеже заставила вспомнить историю. Ведь, блин, почти все, как и там или тогда, черт, я уже запутался вконец. Нет, понятно, что планы у немцев прежние, я ж Гитлеру-то не писал. Но наши-то! Постоянные бесконечные атаки одна за другой уносят жизни бойцов тысячами. Понимаю, что нужно, нужно атаковать, раздергивать силы врага, не давать ему перегруппировываться и прочее, но… Особенно прискорбно это для меня, ведь я-то знаю масштабы. Это вон Никоненко у меня воюет как ни в чем не бывало, геройски воюет. Да сейчас все так. А как иначе? Каждый боец отдельно и все вместе знают одно - фашисты пришли убивать и уничтожать всех нас. Всех, малых и старых. С сорок первого уже все, наверное, нагляделись на творения рук гитлеровцев, поэтому никого уговаривать не нужно. Но как же больно это видеть и знать об этом! Да еще и чинуши наши партийные подливают маслица в огонь своей тупостью. Да и командиры, те, что совсем высоко сидят, не лучше. Кидают сюда танковый корпус, а вводят в бой его по частям, еще бы по штуке отправляли, идиоты. Сколько уже парней погибло, сколько техники
уничтожили, а все туда же. Я-то понимаю, Москва пытается заставить фрицев увязнуть тут и не дать подкреплений шестой армии, но, черт возьми, как же тяжело быть разменной монетой. И ведь нам тут минимум до января так бодаться с фашистами, то они к нам, то мы к ним.
        В первых числах августа я попал в задницу. Не себе или кому-то, а вообще. Сначала, как часто бывает, пропала связь с батареей, а через час выяснилось, что ее попросту нет. Во время очередного налета под бомбежкой погибла вся батарея, причем не одна моя, а почти весь дивизион. Орудия в переплавку, люди погибли чуть не все. Я сидел на КП батальона и - нет, плакать не плакал, но очень хотелось. Уже привык к парням, жалко их. Да и самому что теперь делать, ума не приложу. Комбат отправляет в полк, там, дескать, все и объяснят, а я сижу. Но долго так не могло продолжаться, уже через несколько часов меня все же нашли по рации батальона и вызвали в штаб. На передке у меня остались три связиста и четверо разведчиков, с Вадиком вместе. Всех взял с собой, и пошлепали через разрушенный город на КП полка.
        В штабе, как всегда, аврал. Долго не принимали, но все же хотя бы песочить не стали, и то хлеб. Здесь оказался командир дивизиона, в который входила моя гаубичная батарея, так он даже пожалел меня.
        - Нечасто так бывает, что командир на передовой живет дольше, чем батарея, стоящая в тылу, - похлопал он меня по спине, обнимая. Правда, коряво у него вышло, обхватить-то меня толком не может. Вот ведь, в который раз уже вспоминаю, что часто говорю о своих габаритах. А как иначе? Меня ведь даже ругают с осторожностью. Кроют матом, а сами на расстоянии держатся. Хрен меня знает, чего у меня в голове. Дам разок в бубен, и баста, откачать не успеют. А то, что могу так сделать, уже доказал. К нам тут с неделю назад на батарею хрен какой-то заявился, форма энкавэдэшная, а кто такой - непонятно. Вопросы задает, лезет везде. Ребята выдернули меня с передка, вызвав по радио. Прибегаю, четыре километра пробежал, а это, оказывается, какой-то долбаный корреспондент. Парням не назвал свою должность, только звание, им и давил, заставляя все ему показывать и рассказывать. Ну, значит, представился он мне, а я ему спокойно так:
        - Ты, капитан, меня выдернул с передовой, прямо из боя для того, чтобы заметку написать? - Тот, улыбаясь, кивает. Говорит, что это лучше всего подходит для освещения именно в условиях боя. - Ну, так я тебе приближу условия.
        Тот и не понял ничего, а я рывком развернул его спиной да влепил под жопу такой смачный пинок, что этот долбаный журналюга аж подпрыгнул.
        - Духу твоего чтобы тут не было, нашел время, твою мать! Иди на передок, там к бойцам поприставай, они тебе быстро объяснят, как и что мы делаем на войне. Да и сам все увидишь, или трусишь? - Вопрос мой был не просто так задан. Был уже у нас корреспондент, летом приезжал. Так тот везде за нами лазал, точнее, за комбатом, писал о буднях пехоты. А этот хлыщ, мать его, приперся тут, да еще и меня из боя вытянул, идиот.
        Ничего мне за это не было. Вызвали в штаб полка, расспросили. Я честно объяснил, что вынюхивающий таким образом человек похож больше на шпиона, чем на корреспондента газеты. Поэтому проявил бдительность. Правда, пожурили немного, спросив, почему я его тогда не арестовал и в штаб не доставил. Я что-то брякнул, типа:
        - В следующий раз таких любопытных расстреливать буду. - Мне показали кулак и велели возвращаться на позиции.
        Вот и сейчас командиры показывают всем видом, что поддерживают меня, а я почему-то им не верю.
        - Значит, у тебя семь человек сейчас? - задал вопрос начштаба полка.
        - Со мной восемь. Три связиста, четверо разведчиков. Почти все выполняли поиск разрыва и возобновление связи, вот и оказались живы.
        - Ну, связистов мы раскидаем по подразделениям, тем более, в артиллерии они быстро гибнут, людей со специальностью не хватает. Разведчиков твоих тоже можно пристроить. Ну, а ты сам встанешь на стрелковый взвод…
        - Виноват, товарищ начштаба, а что, командир гаубичной батареи уже не специалист? Да и какой из меня командир взвода? Я ж не пехотное училище оканчивал. Понятия не имею, как нужно воевать.
        - Ты такой же командир, как и любой другой. Должен воевать там, куда тебя поставят, и выполнять приказы. Ясно? - тут же взвился начштаба.
        - Яснее не скажешь, - буркнул я. Я вообще за это лето прослыл у командиров ярым нарушителем устава. Даже назвали однажды не совсем благонадежным, вот как.
        - Привык, лейтенант, в своей батарее своевольничать? Так мы тебя на место быстро поставим.
        - Да место у меня сейчас одно, как и у всех. Только вижу, что не каждый это осознает.
        - Что ты сказал? - О, сейчас, наверное, харя от злости треснет. - Коровин! - В помещение влетел дюжий молодец и вытянулся в струну.
        - Под арест лейтенанта, живо!
        - А за что? - спокойно спросил я.
        - Я тебе скажу за что. Неподчинение приказам старшего командира, невыполнение приказов, саботаж и измена…
        - Ты охренел, что ли, полковник? - вот так прямо бросаю я. - Ты на свою морду в зеркало глянь, а потом на мою тушку. У меня три дырки уже в шкуре, а ты только мозоль на жопе натер за всю войну. - Все присутствующие замерли, вызванный Коровин сунулся было ко мне и взял за руку. - Ручонки убери, а то сломаются еще.
        Дальше пошло действие. Полковник выхватил пистолет, Коровин поднял и наставил на меня автомат, а я расстегнул портупею, ремень, швырнул все в сторону и пошел на выход, сложив руки за спину.
        Да, ни черта у меня не вышло. А все мое иновременное происхождение. Ведь местные-то как боятся все до одури начальства, а мне пофиг. А тут так не привыкли. Тут если тебе какие-то полномочия даны, то для подчиненных ты царь и бог. Хотя это у нас в России повсеместно. Каждая уборщица на своем месте себя начальником считает. Что поделать, такова у нас природа. Вот и говорю, ничего я не смог изменить, да и себя угробил. Жаль родителей, когда узнают, поседеют.
        - Некрасов. На выход! - Притащился конвой, открыли в камере дверь и зовут. Раз о вещах не сказали, значит, на допрос. Уже в шестой раз так вызывают. С самого первого дня ареста шьют вредительство и службу врагу. Это по моей вине, оказывается, батарея была уничтожена. То есть не из-за отсутствия авиации или зенитных средств, а из-за меня. Вот так. С первого же допроса ничего не говорю, молчу. Сразу заявил следаку:
        - Хотите, чтобы одним командиром в армии стало меньше, стреляйте так. Подписывать ничего не буду!
        Первый допрос так и закончился. А вот на втором я уже увидел картину, которую так часто у нас там, в будущем, любили описывать в книгах и показывать в кино. Приводят меня в кабинет, а там уже два амбала стоят, рукава закатывают.
        - И что, бить будете?
        Ухмыляются, показывая полное свое превосходство.
        - Это зависит от твоего поведения. Будешь отвечать на вопросы - эти меры не пригодятся. Продолжишь упорствовать - будут работать они.
        - Вы хоть сами-то понимаете, что, поступая вот так, вы подрываете боеспособность армии? Это ваши действия больше тянут на вражеские… - Ох. Ударить не смогли. Я просто решил с ребятами поиграть. Было весело. Все их неловкие попытки я с легкостью парировал, даже не напрягался. Комната тесная, им толком не развернуться в ней, мешают друг другу. Хотят схватить, я выворачиваюсь, пробуют ударить, мягко отбиваю удары, а сам не отвечаю.
        - Я так долго могу развлекаться. Прекратите, гражданин следователь. Если вам просто нужно дело состряпать, так и делайте это. Ломать себя я не дам. Можете стрелять.
        - Мы еще посмотрим, как ты запоешь, - прошипел следак и прекратил попытки амбалов меня скрутить.
        - Ой, пою я неважно, никому не нравилось, - пошутил я. - Гражданин следователь, давайте объективно разберемся в деле? Вы сами поймете, что я невиновен.
        - Да только за твою дерзость старшему командиру тебя уже расстрелять нужно.
        - А, так бы и сказали, что это у нас в армии так командиры обижаются за свою тупость и наглость. Вы хоть понимаете, что однажды и вас вот так в оборот возьмут? Просто за превышение или когда этот командир в немилость попадет. Ведь у вас в вашей организации такое случалось, ведь так?
        - Чего ты несешь? - кажется, даже побледнел следак.
        - Да ладно, подумай сам, а потом поговорим, - махнул я рукой, - отведите меня в камеру уже.
        Таких допросов было еще три, а вот сегодня шестой.
        - Ну как, поумнел? - новый подход следака заинтересовал.
        - Если вы о том, чтобы я себя оговорил, то нет, не поумнел.
        - Слушай меня. - Следователь был удивительно вежлив и, кстати, опять в одиночку меня принял, с того раза, как два ухарца пытались меня помять, я их больше и не видел. Может, именно поэтому я был немного расслаблен и не ждал чего-то хренового. - Ты какой-то неправильный, что ли. Тебе бы бояться нужно, а ты гонор показываешь. Сломать тебя, если надо, один хрен бы сломали, ты и сам это понимаешь. - Я кивнул. - Думаешь, чего это я такой добренький? Да просто все. Дело твое я рассмотрел, да-да, ты думал, что мы тут только расстрелы подписываем? Ошибаешься. Вообще-то нам за каждого отчитаться нужно. Был сигнал, сам понимаешь, мы обязаны были отреагировать. Тебя задержали, а я выяснял подробности дела. Ты прав, конечно, был, когда утверждал, что никакой ты не враг. Да я и не настаивал, понимаю, откуда это пришло. Но, парень, ты как в другом мире живешь. Ты ж в армии, тем более на войне. Ты давал присягу, а ведешь себя как махновец какой-то. Вон, выучили тебя, за год уже лейтенантом стал, батареей командовал, награжден. Чем ты думал, когда с начштаба сцепился? Невыполнение приказа - это уже статья.
        - И что мне будет за это, расстрел? - ухмыльнулся я.
        - Зря ерничаешь, если б полковник нажал куда нужно, могли бы и расстрелять. Да только он нормальный мужик. Уже на второй день он сам меня и просил с тобой разобраться как следует, а не гнобить. - Сказать, что я удивился, вообще ничего не сказать.
        - Ну…
        - Да молчи ты, уже наговорил. Короче, дело я закрываю, но запомни, если еще не понял, ты обязан выполнять приказы, ты - командир Красной Армии. Какой ты пример показываешь подчиненным? Они же видят все и делают выводы. Ты хочешь бунта в армии во время войны?
        - Я одного не пойму, гражданин следователь, - помялся я, - почему это вы со мной так обращаетесь?
        - Я уже объяснил почему. Потому как мне не нужно расстрелять как можно больше людей, воевать-то кто будет? Ты едешь сейчас в Воронеж, подвезут, попутку найдешь, и извиняешься перед начштаба. Если он примет твои извинения, то воюй дальше, а уж если нет, то извини, ход делу мы дать сможем всегда. Да-да, ты именно на крючке, так что не заставляй подсекать, лады?
        - Я понял, - кивнул я. Вот так, я-то думал, что я такой герой и посылаю тут любого, ан нет, предки далеко не дураки. Тот же начштаба… Мог бы спокойно попросить, чтобы меня закатали по полной программе, но нет. Он знает, что я вроде неплохой командир, вот и простил как бы, заодно взяв меня за хлястик, так что буду теперь сам в бой рваться, лишь бы трусом не прозвали. Или предателем.

* * *
        В Воронеж я вернулся к утру следующего дня, далековато меня утащили доблестные энкавэдэшники. Решив не затягивать, а закончить дела сразу, направился прямо к КП полка, где и произошел инцидент. Город сильно бомбили, несколько раз приходилось нырять в ямы и подвалы, какие-то щели, чтобы не заметили враги. Понимаю, что за одиночкой вряд ли станут гоняться, но подсознание работает само. Слышишь вой сверху - прячься. В итоге на КП полка прибыл только к десяти утра. Здесь стоял аврал, рядом что-то чадит, дым, вонь…
        - Лейтенант Некрасов, к начштаба полка… - проговорил я часовому, и тот скрылся в подвале. Через несколько секунд он появился передо мной, а за ним и мой обидчик. Или это я его обидчик?
        - Явился, значит? - спокойно так спросил полковник.
        - Товарищ полковник, разрешите обратиться? - козырнул я.
        - Ну, пойдем отойдем, - кивнул начштаба.
        - Я бы хотел обратиться к вам при всех, то есть в штабе полка, - ответил я.
        - Зачем? - удивленно поднял глаза на меня полковник.
        - Так нужно, товарищ командир, поверьте.
        - Ну, пойдем, - он махнул рукой, увлекая за собой в темный провал в стене.
        Спустившись на несколько ступеней, мы оказались возле двери. Полковник шел впереди, я с понурым видом сзади.
        - Товарищи командиры! - произнес начштаба, обводя взглядом подвал. А я охренел, тут, похоже, даже командир дивизии присутствует. Народу…
        - Здравия желаю, товарищи командиры, лейтенант Некрасов… - Прав был начштаба, нужно было наедине поговорить.
        - Ну, здравствуй-здравствуй, нарушитель устава, - на правах старшего по званию ответил командир дивизии, - что скажешь?
        - Я пришел, чтобы извиниться перед товарищем полковником, был неправ, погорячился. Признаю вину, прошу наказать так, как посчитаете нужным.
        - О как, Василий Андреевич, одумался твой обидчик?! Или это так камера и угроза трибунала подействовала?
        - Никак нет, товарищ командир, я осознал.
        - Ну, Василий Андреевич, что скажешь? - Блин, ну на кой ляд я в штаб полез, а? Теперь мою судьбу решает уже генерал.
        - А что говорить? - пожал плечами полковник. - Если осознал, значит, совесть есть.
        - Что делать будем, товарищи командиры? - вновь подал голос генерал-майор.
        - Во второй батарее убило командира Силантьева, можно назначить туда. Его-то батарея тю-тю, - развел руками Василий Андреевич.
        - Ну, вы тут главные, - генерал указал на командира дивизиона и начштаба, - вам и решать. Это вообще не мое дело.
        - Лейтенант! - Я выпрямился и замер. - Сейчас дам бойца, проводит тебя на батарею. Она севернее нас, принимай обязанности. Дивизион потрепан, но рядом стоят еще два, один на севере, второй южнее. Силы есть, боеприпасы тоже, нужно биться. Между тобой и соседом справа железнодорожный мост. Держать любой ценой, а также не дать противнику его подорвать, мало ли что удумают.
        - Есть! - козырнул я. - Разрешите идти?
        - Семенов, приказ напиши! - Дождавшись, когда писарь закончит, его подписал сначала командир дивизиона, затем и полковник, и приказ лег мне в руки. - Пойдем, я бойца дам, - кивнул полковник, и я, козырнув еще раз, развернулся к двери.
        - Воюй, как и раньше, лейтенант, - услышал я за спиной и козырнул не оборачиваясь.

* * *
        - Все понял? - спросил меня на улице полковник.
        - Все, - коротко ответил я.
        - Я не обращаю внимания на личные оскорбления, не девушка, чай, - продолжил начштаба, - но ты понял, почему я дал приказ на арест?
        - Понял, товарищ командир, - вновь кивнул я, - из-за моего отказа выполнять приказ.
        - Именно, лейтенант. Именно так. Ты просто представь себе, что твой приказ обсуждают подчиненные и не идут его выполнять. Ты ведь так же посылаешь людей на смерть, так?
        - Да.
        - А вот пошлет тебя разведчик-наблюдатель или радист не побежит восстанавливать связь, что тогда?
        - Попытаюсь выяснить причину и решу…
        - Мы на войне, сынок, - по-отечески положил мне руку на плечо командир, рост у него тоже немалый, лапа тяжелая, - здесь нет времени что-то выяснять и церемониться. Любое промедление смерти подобно. Если бы в то время, пока ты тут права качал, немцы прорвали бы нашу линию обороны? Именно в том месте, где должен был быть ты. Если бы это случилось, тебя бы просто расстреляли, никто не стал бы ничего выяснять. Я знаю, что тебе было тяжело и ты только что потерял боевых товарищей, но нет времени, помни. Любые выяснения личных дел после победы, если доживем. Можешь мне в морду дать, если будешь считать нужным, но после победы. Ты меня понял, сынок?
        И я, то есть мой гонор кончился. Первый раз со мной говорили с таким теплом и так честно.
        - Я все понял, товарищ полковник, извините меня, больше такого не повторится, клянусь, - и я вскинул руку к пилотке.
        - Воюй, Некрасов, хорошо воюй, я верю тебе, ты отличный комбат. А о моих штанах, протертых, как ты говорил, в штабе, не волнуйся. У меня третья война, в штабе я только полгода, и дырок у меня на шкуре также хватает. Вот так-то. Грицко!
        - Я тут, товарищ командир! - появился посыльный.
        - Отведешь лейтенанта Некрасова на вторую батарею, быстро. Сам назад, тут есть и другие дела. Счастливо, лейтенант!
        - Спасибо, товарищ полковник! - козырнул я уже в который раз. - Разрешите один вопрос?
        - Ну, чего там у тебя?
        - А где мой сержант, командир разведчиков-наблюдателей? Вы не в курсе?
        - Да на той же батарее, куда тебя и назначили. Там командир погиб вместе с разведкой и радистами. Все с точностью до наоборот, чем у тебя. Найдешь его там.
        Добежали мы быстро, посыльный показал мне расположение издали, но батарею было видно, хреново это. Чистое ровное место, даже следов маскировки нет, орудия стоят открыто. В штабе мне выдали приказ о назначении, а кому его предъявить, если я тут как бы старший?
        - Здорово, бойцы, - появился я между двух орудий. Подходя, разглядел у одного петлицы старшего сержанта, вот и шел прямо к нему.
        - Здравия желаем, товарищ лейтенант. - Все выпрямились и козырнули.
        - Я ваш новый командир батареи, лейтенант Некрасов. Любить не заставляю, а вот жаловать необходимо, - улыбаюсь я. Ребята серьезные, почти не улыбнулись. Надо немного смягчить обстановку, перед тем как я начну их песочить за такую установку орудий.
        - Так, ребята. Говорю сразу, требовать буду серьезно, без обид, моя батарея погибла именно от того, что мой заместитель не уделил внимания маскировке. Первый вопрос, почему стоите открыто?
        - Разрешите, товарищ командир? - приложил руку к виску сержант.
        - Докладывайте.
        - Старший сержант Буркевич, заместитель командира батареи…
        - Не нужно, товарищ сержант, мы не на плацу. Да и знаю я, какой мы полк, дивизия и армия. Я ж с соседней батареи.
        - Разрешите ваш приказ? - не отнимал руку от пилотки сержант. Блин, сказал про строгость, теперь и он так будет ко мне относиться.
        - Пожалуйста, - кивнул я и передал бумагу сержанту. Тот быстро пробежал короткий текст и выдохнул.
        - Выполняем приказ командира дивизиона, велено сменить позицию.
        - Сержант, но останавливаться в таком месте…
        - Виноват, товарищ командир, но бойцы устали… - повесил голову мой новый зам.
        - Почему вручную ворочаете, где ваши машины? Или лошади, на худой конец.
        - Если честно, не знаю, товарищ лейтенант. Я посылал бойца в тыл, но он вернулся и сообщил, что машин нет. Тащили вручную…
        - Это просто звездец какой-то, - выругался я. - А боеприпасы?
        - Только то, что оставалось. Половина боекомплекта. Больше нет.
        - Ладно. Слушай, сержант, а где разведчики, связистов только двоих вижу?
        - Разведчики ушли вперед, присмотреть будущую позицию, у нас новый командир разведки, сержант Никоненко, он так решил, я посчитал, что это будет правильно.
        - Отлично. Связи с ними нет? - Это я уже обратился к связистам.
        Связи, конечно, не было. В общем, были бы мы на передке, пришлось бы продолжить движение. А так я разрешил отдохнуть. Дал людям полчаса, надеюсь, я поступил правильно, видно, что бойцы очень устали. Лишь бы фрицы не прилетели, а то это будут последние наши полчаса.
        Не дождавшись разведку, а я очень хотел поскорее увидеть друга Никоненко, мы все же пошли дальше. Я отправил в тыл еще одного бойца - искать транспорт и боеприпасы. Что мне в штабе говорили, снаряды есть? А где они? Через полчаса тяжелого труда - ворочать гаубицы вручную то еще удовольствие - появились разведчики. Вадим как меня увидел, бросился обниматься. Шепнул ему сразу, что поговорим потом.
        - Подобрали позицию?
        - Да, - кивнул он, - как вы учили, товарищ лейтенант. Овраг хороший, узкий, не каждый летчик попадет, если такое будет. Вокруг кусты и небольшая роща, есть где укрыться.
        - Отлично. Вадим, к тебе отдельная просьба. Я уже послал бойца искать транспорт, да и заместитель мой новый также посылал, но ничего не нашли. Надо что-то придумать обязательно. Как хочешь. Сам не найдешь, иди в штаб полка и от моего имени затребуй боеприпасы.
        - Есть, товарищ командир, вы на позиции будете?
        - Нет, отправлюсь в батальон, там поддержка нужна, а огня нет.
        - Все понял, я вас найду! - подытожил сержант и, козырнув, убежал.

* * *
        Установили орудия, разрешил бойцам передохнуть, правда, только после маскировки. Выслушал доклады разведки и связистов, выдвинулся в город. Батальон нашли легко, тут такая бойня шла, что звездец. Полчаса не могли приблизиться. Немцы постоянно бьют артиллерией. Батальон сильно прорежен и укрывается в развалинах.
        - Никак пушкари наконец соизволили появиться? - язвительно пробасил высокого роста командир батальона, когда я его все же нашел.
        - И вам добрый день, - ответил я. - Только вступил в командование, товарищ капитан, обстановку разъясните?
        - А ты что, слепой? - Блин, сразу не заладилось у меня с новым комбатом. - Не видишь, фашисты-то вон там.
        Указывать мне расположение противника он не потрудился, только зло ухмыльнулся. Я взял с собой разведчика и одного связиста, полез на большую кучу битого кирпича. Уже немного отойдя, услышал в спину:
        - Сейчас и этого срежут… - Обернувшись, бросил в ответ:
        - Если будем и дальше как враги друг с другом общаться, то не только меня убьют.
        Комбат не ответил и ушел куда-то за развалины. Я лежал на груде камней, справа меня прикрывала какая-то деревянная дверь - вся в дырах, но еще сохраняла целостность. Слева был большой осколок кирпичной кладки.
        - Связь с батареей!
        - Есть связь! - почти сразу ответил связист. Ничего такой, расторопный.
        - Первому, прицел сорок пять… - Да, близковато стоим, ну ничего. Команду я отдал, а вот выстрела, как у меня всегда происходило, не последовало. - В чем дело, боец?
        - Говорят, не готовы еще…
        - Так, я не понял, они что там, белены объелись? Ведь все обсудили, орудия готовы были? - Я впервые за все время на войне сталкиваюсь с таким.
        - Передают, что орудие неисправно…
        - Млять, их четыре! Немедленно открыть огонь! - это я уже кричал. Впереди, в трех сотнях метров от меня среди куч такого же мусора показались танки врага. Они ловко маневрировали, продвигаясь вперед. По обеим сторонам машины обтекала масса пехоты.
        - Есть выстрел! - Считаю в уме. Разрыв. Сильно вправо. Черт, немцы явно заметили, теперь или рванут вперед, или будут осторожнее.
        - Левее пять-ноль, прицел сорок, один снаряд, - попробую чуть ближе долбануть, фрицы явно увеличивают скорость.
        - Выстрел! - Опять мимо, да что же там за расчет-то? Просто вскипаю я. Ну, я же вижу, что даю правильные координаты. В чем проблема?
        - Правее один-ноль, прицел сорок…
        - Выстрел! - Ну, уже вроде рядом. Так, немцы нажимают.
        - Прицел тридцать пять, четыре снаряда, батарее, беглым! - Так, орудий у нас три, если я правильно понял, значит, ждем двенадцать чемоданов…
        Разрывы снарядов вздыбливали землю, разбрасывали камни и всякий хлам по округе, пыль поднялась столбом. Почему пехота не поддерживает, ведь давно можно начинать отсекать пехоту?
        - Боец, как фамилия? - ткнул я рукой в плечо разведчика.
        - Красноармеец Васютин, товарищ командир.
        - Наблюдай, я на КП.
        Комбата нашел не сразу, сидел, гад, курил в сторонке.
        - Товарищ капитан, почему ваши бойцы не выступают? Для кого работает артиллерия? Пехоту давно надо бить…
        - Это ты должен нас поддерживать, огня нет, вот и мои не лезут.
        - Я давно открыл огонь, танки близко…
        - Ну, так и уничтожай, - не глядя на меня, ответил комбат.
        - Комбат, в чем проблема, ты воевать будешь? - вскипел я.
        - Вояка нашелся, нет сил у нас, не видишь? У меня рота осталась…
        - Комбат, ты охренел? У меня тоже неполная батарея и снарядов на пять минут, поднимай бойцов. Там узко, танкам не развернуться, отсеки пехоту, танки я раздолбаю.
        - Да не суетись ты, сейчас посмотрю.
        - Да сиди уж, смотритель, бля! - выругался я и побежал к укрывшимся тут рядом бойцам. Надо отдать должное, бойцы, в отличие от своего командира, не прохлаждались.
        - Бойцы, танки мы остановили. - На самом деле я понятия не имел, что там с танками, из-за поднявшейся пыли было ни черта не видно. - Нужно остановить пехоту. Если они сюда дойдут, их потом не выкурить будет, вперед, за мной!
        На что я рассчитывал, приказывая не своему подразделению? Да вообще не думал об этом. Но бойцы, как уже заметил, были сознательные. А может, им уже свой командир надоел своей апатией, вот они и поднялись. Первым рядом со мной оказался лейтеха, командир роты, странно, живой еще, они тут быстро кончаются.
        - Вперед, соколики, ура! - Ну, вот это лишнее!
        Сам, с автоматом в руках, я побежал вперед, обегая стену бывшего дома. Только и успел, что крикнуть связисту продолжить огонь. Вынырнув из-за укрытия, увидел оседающую пыль и несколько горящих танков, два или три, не считал тогда. Рядом находились и пехотинцы противника, кто-то лежал, целясь в нашу сторону, кто-то осматривался по сторонам. Вскидываю автомат и пытаюсь прицелиться на ходу, не выходит, но один черт стреляю. Слева и справа слышу такую же стрельбу. Хорошо, значит, не один. Впереди, всего в сотне метров от меня, рвется снаряд, немчура, начавшая было отстреливаться, вскакивает и пытается найти укрытие.
        - Ложись! - кричу я и подаю пример. О, а так стрелять проще, да и толку больше. Как высадил весь диск, не заметил. Раздались еще два разрыва, а меня дернул за ногу мой связист.
        - Товарищ командир, сколько стрелять?
        - Табань огонь, - бросаю я, - тут уже близко.
        А сам вновь поднимаюсь. А вокруг стреляют, и не только свои. Пули с диким плюханьем впиваются в кирпичные обломки, брызгая крошевом вокруг. Левой рукой протираю глаза, попала пыль все же, быстро начинаю стрелять. Но меня вновь кто-то дергает.
        - Товарищ лейтенант, мы сами, помогите огнем! - О, да это ротный, молодец!
        - Давай, родной, вперед, я на ту кучу залезу, там фрицев лучше будет видно, - указываю в нужную сторону.
        Вскарабкавшись на кучу битого кирпича, я чуть не улетел обратно. С той стороны на нее так же лезли фрицы. Ах вы, суки, не хотите бежать? Ну, тогда получайте! Видимо, все произошедшее со мной за последние дни наконец выплеснулось наружу. Думаете, я фашистов из автомата на весь диск положил? Зря, хотя я тоже от себя не ожидал. Я просто прыгнул на них. Не к ним, не подскочил ближе, а именно сверху, как орел, бросился, бросив в сторону «папашу».
        Их было четверо. Четверо здоровых, сильных мужиков, которые притащились сюда, на нашу землю, пришли, чтобы убивать. А я убивал их. Что происходило вокруг, не видел и не хотел видеть. Ударом кулака в лицо я просто размозжил первому врагу челюсть. Даже восстанавливать нечего будет, в крошки. Удар-то у меня о-го-го какой. Второй успел поднять автомат. Не отбивая его в сторону, просто рву на себя за ствол и выдергиваю его чуть не с руками. Немец орет, трясет руками, а я стволом его же автомата бью его в голову. И этому разворотил всю морду. Следующие двое были с винтовками и они… побежали. Но от меня уже было не убежать. Со всей силы швыряю трофейный МП-40 в спину одному, а сам кидаюсь на второго. Обхват головы моими ладонями-лопатами, резкий поворот, хруст, отшвыриваю обмякшее тело и перевожу взгляд на того, что был сбит мною автоматом. Он сидит на жопе и пытается отползти от меня, выставив руки перед собой. Сквозь грохот боя едва различаю просьбу не убивать, но не могу с собой ничего поделать. Просто хватаю немца в охапку и со всей дури опускаю вниз, одновременно приседая и выставляя колено. Снова
хруст, на этот раз спины немца. Жестко? Было не до этого. Было бы их тут с десяток, положил бы и десяток. Злость, воспоминания о прошлой жизни, все свои знания и ненависть я выплескивал сейчас на этих, говоривших на чужом языке, людей. Перед глазами кровавая пелена, я хочу убивать!
        В меня со всего маха влетает Никоненко, пытаясь сбить с ног, ага, только сам упал. Но все же обращаю на него внимание, а он что-то орет. Когда он успел вернуться?
        - Чего? - рычу я, удивляясь собственному голосу.
        - Товарищ командир, ложитесь, пулемет! - только и различаю я, но успеваю упасть на колено, прежде чем пули из МГ проносятся рядом.
        Только сейчас, лежа на земле, прихожу в себя и осматриваю округу. Залегли уже все. Кто-то навсегда, кто-то еще шевелится. Живые вроде наши, немцев таковых не видно. Одни трупы. Понимаю, что сейчас отходняк пойдет, но держу себя в руках.
        - Вот вас вообще нельзя одного оставлять, - причитает Вадим, - куда вы полезли?
        - Не знаю, Вадим, не знаю, а где мы? - реально потерялся в пространстве.
        - Зачем в рукопашную полезли? Немцев же здесь больше было!
        - Да ну, не заметил, чего там наши?
        - Вон ротный ползет, сейчас узнаем.
        Ротный ухмылялся и плакал одновременно. Рассказывая взахлеб, он плакал, оттого что роты у него больше нет. Можно сказать, что в этом виноват я. Куда я полез, какая рукопашная? Нам повезло сейчас, что вокруг много укрытий и пулемет нас просто не может достать. Но могут минометы!
        Командую отход, а сам еще раз поднимаюсь на кучу. Отходят. Еле-еле, постоянно оглядываясь, враги бегут к спасительным траншеям под прикрытие пулеметов. А те хреначат только дай.
        - Я тут буду, - бросил я ротному. - Вадик!
        - Здесь я.
        - Давай радиста сюда, прицел…
        Мы долбили немцев, пока не кончились снаряды. А было их… Мало, в общем. Только сейчас я вспомнил, что посылал Никоненко именно на поиски снарядов.
        - Нашел я этих соплежуев. Сидели в лесу, даже машины укрыли, хрен разглядишь. Четыре машины там, водители, техники, даже пехтура была, но мало.
        - Снаряды будут?
        - А то как же, - с важностью замечает сержант.
        - Водил, да и всех остальных на батарею, бегом!
        Сам перекинулся парой слов с ротным командиром, тоже вышел из боя, так сказать. К комбату не пошел, ну его на хрен, нужен буду, сам пусть ищет.
        На батарее царила идиллия. Расчеты таскают снаряды, чистят стволы. Да, уже можно, притихли фрицы, да и темнеет уже, наверное, на сегодня - все.
        - Так, я не понял, бойцы? - я крикнул своим пушкарям. Те вытянулись во фрунт, ожидая команды. - Куча дармоедов, что при первой же стрельбе разбежалась в леса, сидит, а мои герои пашут как кони.
        - Э-э… - заблеял один из водителей.
        - Уле - э? Вас шестнадцать рыл здесь, справитесь. Быстро подхватили орудия, мои бойцы их сейчас свернут. Меняем позицию, метрах в четырехстах стоит роща, туда! - Я указал направление.
        Озлобленность моя просто перла наружу лавиной. Видимо, я столько сдерживался, что рано или поздно это должно было случиться. Потеря батареи, спор с командиром, арест, эта бешеная атака… Похоже, есть пределы терпению. И, наверное, мне именно это и было необходимо. Я изменился, очень изменился.
        - И куда вы поперлись? - видя, что водилы начали отход к машинам, я одернул их. - Я сказал - бегом к орудиям, хоть чуток поймете, что мужики на себе испытывают.
        - Но, товарищ лейтенант, мы должны были укрыть машины…
        - Во время боя - да. А когда прозвучал приказ сменить позицию, вы обязаны были быть с расчетами. Где вы были? Где снаряды? Вы понимаете, дурни, что вам пособничество припаяют?
        - Какое пособничество? - самый смелый из мужиков-водителей не унимался.
        - А как еще рассудить ваш поступок? Батарея без боеприпасов, а немцы прорывают нашу оборону. Пособничество и есть. Так что, работать будете или мне особый отдел вызвать?
        Бурча недовольно, опустив головы, виновники торжества впряглись в упряжки. Конечно, я не стану требовать их присутствия на батарее всегда, но, может, хотя бы добьюсь нормального подвоза боеприпасов.

* * *
        Роща и кусты перед ней были обалденным укрытием для орудий. При полном подъеме стволов даже дульный тормоз было не видать. Но стрельбе это никак не мешало, сами стволы ничто не перекрывало. Переговорив с замком, выяснив причины поломки одного орудия, приказал немедленно отбуксировать его в мастерскую. Это далеко, километров тридцать. Водителю приказал привезти еще боеприпасов и на всякий случай заявку на замену орудия. В нашем накатник потек, не починить на месте. Если в мастерских есть что-нибудь после ремонта, может, выдадут?
        Теперь ситуация была лучше. Снарядов - хоть жопой ешь, вот орудий только три, но ничего. Связался с дивизионом, объяснил потерю одного орудия. В трубке немного поскрипели зубами, но ничего плохого не сказали. Как бы невзначай упомянул о роли пехотного лейтехи, что участвовал в контратаке, о комбате промолчал, да и не спрашивал никто.
        К вечеру в округе немного стихло, слышно только редкие разрывы снарядов, немцы бьют артиллерией, но, скорее, для порядка. Сел писать рапорт и отчеты, а также представления к наградам. Я и раньше это делал, да вот жмут нас, а может, просто не до этого. Пару раз всего бойцов награждали, кстати, сам и вручал, даже самому было приятно.
        Бойцы обиходили пушки, я проверил. Рассказал им, как они удачно танки остановили, пообщались немного. Бойцы хоть и видели мою заботу о них, но пока держались холодно. Ну ничего, споемся, если служить будут как надо.
        Закончив с бумажной волокитой, вызвал к себе старшего шофера, поговорить нужно.
        - Вызывали, товарищ лейтенант? - подошел ко мне усатый мужик в возрасте.
        - Как ваше имя, младший сержант? - поднимаю на него глаза.
        - Савелий Молотов. - Ух ты, какая фамилия.
        - Садись, Савелий, ты постарше будешь, как отчество?
        - Борисович я.
        - Так вот, Савелий Борисович… - я взял паузу и сделал вид, что задумался. - Ты уж не молод, видел всякое, наверное. Как так вышло, что увел машины? Оставил батарею без боеприпасов.
        - Товарищ командир, виноват, такой был приказ погибшего командира батареи.
        - Он что, приказывал вам не подвозить боеприпасы? Что за бред?
        - Он приказывал беречь технику…
        - Да, ее нужно беречь, - киваю я, - можешь в землю ее закопать. Ты хоть понимаешь, что ты тут не просто так, для мебели, а вообще-то должен помогать бойцам. А помощь твоя им была нужна, так как десятитонную гаубицу далеко на горбу не утащишь.
        - Виноват, товарищ лейтенант…
        - Да что ты заладил, виноват, не виноват? Я тебе не трибунал, сам себя суди, а я не стану. С этого момента подвоз боеприпасов должен быть постоянным. Если у тебя что-то неисправно в технике, сообщай лично мне, сразу, будем решать, - выдал я порцию люлей старшему шоферу.
        Уже ночью с батареи сообщили о подходе отряда пехоты. Велел направить их к нам. Сам находился вместе с Никоненко и радистом не на КП батальона, да и не было его, в общем, а вместе с тем ротным, с которым в рукопашную ходили. Понравился он мне как человек, как боец и командир. Сразу видно было, любили его люди. А вот комбат обиделся. Когда я сообщил ему о выходе из строя одного орудия, пробубнил что-то вроде:
        - Что четыре, что три, все равно толку нет.
        Я не стал тогда с ним спорить, бесполезно, упрямый как осел, так еще и борзый. Если б я имел здоровья поменьше, он бы, наверное, уже на меня с кулаками налетел. Так видно в его глазах желание дать мне в бубен…
        - Слышь, лейтенант, - обратился я к ротному, пока ужинали, - а чего у вас командир батальона такой грубый и злой?
        - Да потеряли много, прошлый комбат плохо помогал, огня по полдня не было. Комбату влетело сильно за потерю батальона и невыполнение приказа. До трибунала не дошло, но орал на него комполка крепко. Да еще и при всех. Мы прозевали, а затем не смогли пресечь переправу врага, да еще и с танками. После этого и началось здесь. Атака за атакой, то танки, то минометы, то авиацию пришлют.
        - Понятно, - задумался я.
        - Ты где воевал раньше? - задал уже свой вопрос лейтенант.
        - Да рядышком, в паре километров отсюда на юг. Мы в городе бились, все ничего, но у меня авиацией всю батарею разбили. Да-да, - видя, как он удивился, покачал головой я, - и так бывает. Знаю, что чаще связисты и наблюдатели на передовой гибнут, но бывает и вот так.
        - А разведчик твой, сержант, хорош! - сделал уважительную гримасу лейтенант.
        - А то! - кивнул я. - За ним я как за стеной. Мы еще в районе Ржева друг друга нашли. У него подразделение выбили, со мной остался. Потом повоевали чуток, я и попросил командование о переводе. Он в пехтуре служил, был простым красноармейцем, теперь вот у меня старший разведчик, сержант.
        - Молодец. Слушай, лейтенант, - уставился на меня ротный, - а сколько вас вообще? Ну, в смысле пушек сколько? Почему так мало стреляете?
        - Здесь, - я обвел округу глазами, - только наша батарея. Сейчас еще и неполная. В километре на юг еще одна должна быть, на месте моей бывшей. Ну и севернее где-то третья. Это от нашего дивизиона. А так еще должны быть, снарядов вот только мало, да с подвозом беда.
        Болтали мы так недолго, я еще раз решил сходить к комбату, нужно выяснить все, чтобы не было грызни завтра, нам с ним еще воевать вместе. А ротного, кстати, звали Александром Матросовым, представьте мое удивление, когда услышал. Не, не тот, который грудью амбразуру дота закрыл, тезка просто.
        - Товарищ капитан, разрешите доложить? - Я пролез в низкий вход в подвал, где оборудовал себе КП командир батальона.
        - Да говори уже, раз пришел, - устало, но вроде без злобы проговорил капитан.
        - Вы на меня не злитесь, лично я вам ничего плохого не сделал.
        - И хорошего тоже.
        - Зря вы так, товарищ капитан, мы сегодня хорошо немцам вломили, Матросов у вас отличный командир.
        - У меня людей почти нет, лейтенант, как дальше воевать? С меня требуют занятия завтра больницы, а там фрицев тьма. Как я ее отобью? С кем? - капитан в сердцах аж ногой топнул. - Завтра-то хоть поможете, есть снаряды?
        - Да, привезли, и много. Огонь будет.
        - Хорошо. А твой предшественник не больно помогал, постоянно у него не понос, так золотуха. Его ведь и убили-то случайно… А, ладно, не хочу об этом. Ты вроде чего-то докладывать хотел?
        - Скоро прибудут люди, мои передали, что на батарею пришел отряд пехотинцев, послали к нам.
        - Да ладно! А много?
        - Извините, товарищ капитан, понятия не имею.
        - А ты фартовый, лейтенант, - вдруг просиял капитан, - нам уже вторую неделю людей не дают. Только о выполнении задания спрашивают. А у меня нет сил что-либо выполнять. Я за полгода шестой батальон под ноль стираю, знаешь каково?
        - Представляю, сам похоронил не меньше. Ничего, завтра мы дадим фрицам прикурить, - подытожил я.
        - Посмотрим, да только не взять нам больницу, я ж не дурак. Мы с двух сторон к ней шли, два батальона, батальон Еремейцева сразу уничтожили, там танки были, а он пер по дороге, как на параде. Теперь мы одни…

* * *
        Все же нашли мы с комбатом точки соприкосновения и друг друга поняли. Немцы к двум часам ночи попритихли, или спать завалились, или снарядов мало. В темноте было видно пожары вокруг и в самом городе. Стоим мы почти на самом севере города, немцев тут немного, поэтому и задачу комбату ставили такую. Фашисты переправились сюда, на наш берег, три дня назад. Постоянно атакуют, пытаясь расширить плацдарм, а наши бойцы им не дают. Немцы действуют, как и всегда. Артподготовка, танки, пехота. Угрозы на переправе для них почти и не было, авиация наша вся где-то не тут. Редко мы ее видим. А если бы вовремя разбомбили переправу, может, нам бы сейчас было легче… Эх, все нам «бы» мешает.
        К утру капитан уже сформировал роты из тех немногочисленных пополнений, что шли к нам всю ночь. Нормально так вышло, около шестидесяти человек в каждой роте, уже не хухры-мухры. К девяти прибежал Никоненко, доложил, что нашел хорошее место для наблюдательного пункта.
        - Все видно, больницу, Воронеж, переправу через нее, - запыхаясь, говорил он без остановки.
        - Вот тебе, лейтенант, прямое задание! - тут же встрепенулся капитан.
        - Слушаю, - кивнул я.
        - Уничтожь к чертям собачьим переправу. Не будет у немчуры пополнений, а главное, танков, мы их здесь быстро удавим. Много по железнодорожному мосту они сюда не доставят, там и соседи не дадут. А тут низина, они по своим понтонам катаются, а мы сделать ничего не можем.
        - Слушаюсь, - козырнул я. - Вадик, показывай!
        Вместе мы прибежали на то место, что он приглядел. Так-то нормальное, вид и правда хороший, но очень близко к немцам, а главное, между нами много разбитых домиков. За каждым из них может спрятаться до взвода пехоты противника. Сами мы засели в таком же разрушенном доме, на него дерево рухнуло, частично обвалив, зато это давало возможность нам хорошо укрыться.
        - Вадим, давай одного из своих наблюдателей, задача проста, смотреть в шесть глаз, чтобы к нам не подкрались, сами мы сверху не увидим. Ясно?
        - Понял, связист! - Никоненко по связи вызвал к себе одного из своих подчиненных. Связисты вообще молодцы на этой батарее. Шустрые, как понос. Мы тут пока присматривали цели, они уже связь наладили, даже дублирующую ветку протянули.
        Немцы начали с артиллерии. Артподготовка у них была что надо. Стволов шестнадцать лупило по нашим позициям, хорошо, что вчера мы отошли назад после схватки. Впереди, в ста метрах от меня, земля менялась с небом местами. Мы укрылись за домом с обратной от Дона стороны. Немцы долбили методично и явно с хорошей корректировкой. В наш дом тоже попали. Снесло остатки чердака, они осыпались прямо перед нами. Повезло. Когда огонь противника сместился чуть в сторону, забрались наверх. Связист тут же доложил о потере связи, перебили. Отправил одного восстанавливать, а по рации передали на батарею, чтобы шли навстречу. Связисты, идя навстречу друг другу, сделают все быстро.
        - Да, Вадим, тут бы не переправу, а пушки бы у них выбить, вот было бы дело… - мечтательно проговорил я.
        - А как, это ж на тот берег надо идти, чтобы узнать, где они стоят.
        - Если прикажут, то и придется идти. Это пока командирам еще не надоело под обстрелом сидеть. А как дойдет до них решение проблемы, нам будет кисло.
        - Только вы, товарищ командир, не подсказывайте, - засмеялся Вадик. А смешного-то мало.
        - Мы попробуем так их накрыть, - вдруг решил я. - Смотри, даже по нашему дому можно определить, примерно, конечно, где фрицы сидят. Слишком настильное попадание, это правда. Если бы фрицы стреляли издалека, то, скорее всего, снаряд упал бы более вертикально и развалил дом. А так лишь зацепил. Когда ошметки чердака летели, там и осколки снаряда были, слышали свист и вой. Да и повреждения были характерные.
        - Думаете, получится?
        Договорить мы не успели, как и попробовать нащупать артиллерию врага. Поперли немцы. При поддержке танков, штук пять было, на нас шло до двух рот пехоты противника. Умело прячась за грудами хлама и за своими танками, пехота быстро продвигалась вперед.
        - Бьем сначала по скоплению, место узкое, грех не воспользоваться, - я начал говорить команды связисту, тот быстро передавал их на батарею. Рация шипела, связь была ужасная, но пока работает, и то хлеб.
        Начали рваться уже наши снаряды. Немцы встали сразу, как только с неба упал первый «чемодан». Танки еще катились, а вот пехтура замерла. Закинув им шесть снарядов, заставили дать задний ход и танки.
        - А вот теперь, пока они там перегруппировываются, огонь на переправу.
        Команды на пристрелку полетели из меня как из автомата. Если честно, то переправу было все же плохо видно. Но с пятого снаряда мы ее накрыли. Дальше дело техники. Не каждым снарядом, но выстрелы были довольно точны, мы били и били. А вовремя-то как, там как раз шли самоходы и танки. Одни упали в реку, другие замерли на уцелевшей части понтонной переправы.
        - Стоп огонь, укрыться всем! - кричу радисту приказ. Со стороны врага идут бомберы. Ага, немцы докричались до своих, теперь нас будут бомбить.
        - Товарищ лейтенант, вас комбат! - кричит радист.
        - Нашел время. Ответь, после бомбардировки приду, - я еще раз поглядел на позиции врага, не лезут ли. - Вадим, все, укрыться…
        Бомбы уже падали рядом. Немцы не дураки, понимают, что у нас тоже где-то корректировщик сидит, раз по переправе отработали. Только они думают, мы ближе, раз сыплют все на стоящие ближе к реке строения. Точнее, развалины.
        Отсидевшись в подвале, проверили связь, не было ее. Отдал распоряжение Никоненко следить за фрицами, по необходимости открывать огонь. Расстояние определять тот умеет, тем более что я дал ему примерные точки для прицела.
        - Лейтенант Некрасов, - доложился я, придя к комбату. А у того гости. - Здравия желаю, товарищ полковник… - Начштаба полка прибежал, чего ему тут надо?
        - Молодцы, ребята. - О как, хвалить, что ли, будет? - Вчера отлично немцам вломили.
        - Да, спасибо, товарищ командир, артиллерия у нас хорошая, жаль, пушка одна пришла в негодность, - тут же подпел ему комбат.
        - Пока свободных орудий нет, хорошо хоть снаряды еще везут, - ответил полковник. - Сегодня как?
        - Нормально. Мы даже в атаку подняться не успели. Некрасов фашистов так угостил хорошо, что отошли с потерями. Один танк в хлам, даже тащить не стали. А еще два побитые, но откатились.
        - Давайте, ребятки, стойте на совесть. Справа вашему соседу так не повезло. Батальона Рогожина больше нет, - полковник снял фуражку. - Немцы на них бросили два десятка танков, а остатки на вас. Я о чем сказать хотел… - задумчиво произнес начштаба. - Немец может ударить во фланг, с позиций погибшего батальона. Мы сейчас как раз латаем дыру, но смотрите в оба. Ясно?
        Проводив начштаба, мы с комбатом присели к карте. Дела плохи, немцы, укрываясь за домами, могут вообще к нам в окопы пожаловать, а мы их, скорее всего, и не увидим.
        - Сюда надо пост поставить, с радиостанцией и хорошим наблюдателем, - подытожил комбат.
        - Так я и присмотрю, раз такое дело, - вздохнул и пожал плечами я.
        Взял я на себя задачку, думал - все, последний день живу. Но немцы, вопреки здравому смыслу, подарили мне жизнь. Нет, они очень хотели нас уничтожить, да вот только не придумали ничего лучше, как просто отбомбить. Самолетов было много, мы полчаса, наверное, не могли и головы поднять, зато, когда они ушли к себе, наступающих фрицев ждал сюрприз. Они-то думали, что тут уже никого нет, а тут не было никого, кроме меня с радистом. А уж мы-то их встретили как надо.
        Радист только-только успел вновь закинуть антенну повыше, как появились танки. В этот раз место было более удобное для наступления, но один черт городские кварталы не приспособлены для этого. Мы сможем вести огонь в очень узком коридоре, если не сделаю все правильно, нам будет кисло. Фрицы смогли поставить в ряд три танка, за ними шли еще три. Разрыв между танками всего несколько метров, ну мы и дали им прикурить. В этот раз немчура не полезла на рожон. Как только грохнули первые разрывы, они быстренько засуетились и стали сдавать назад. Но мои ребятки на батарее не просто так выпустили три снаряда. Я посчитал и двумя новыми выстрелами закупорил немцам отход. Ах, как они засуетились! Пехтура огрызалась, стреляя по сторонам, а мы, укрывавшиеся в развалинах, кидали и кидали им подарки.
        - Товарищ командир, вас! - внезапно радист передал мне наушники.
        - Лейтенант Некрасов!
        - Ваня, прекращай свой балаган, мы пошли. Нужно добить фрицев!
        - Как прикажете, товарищ комбат, - ответил я, пожав плечами, и добавил уже радисту: - Отбой на батарею, но быть в готовности.
        Вот и еще один трудный день прошел. Сколько их еще предстоит? Может, и нисколько, кто его знает. Сегодня комбат словно извинялся за недобрый прием, проставился мне водкой. Намахнули всем командирским составом, каждому вышло по сто грамм, но не для этого пили.
        - Отлично постреляли, лейтенант. - Еще бы, из дивизии приезжали, комбата к награде представляют. А я на своих написал, особенно на Вадима. Он у меня так побегал, пехтуре не угнаться. Сидим вот, пьем, перекусываем, чем бог послал, а Вадим на батарею ускакал, проверять. Позже и сам туда двину, чего я тут с пехотными командирами высиживать буду. Они отдыхают, а мне все проверить надо, чтобы завтра орудия были готовы к стрельбе.
        Через час еле смог выкрутиться, ушел из батальона к своим. Вместо себя и радиста оставил смену на ночь. На батарее было суетно. У одного орудия проблему нашли, но устраняют сейчас, к утру все будет нормально. Позицию я менять не стал, мы и так тут хорошо укрылись, две бомбежки немцев пережили, а живые, значит, немцы не обнаружили пушки, иначе давно бы уничтожили. Замок мой рассказывал, что ближайшая бомба, которую они видели, точнее разрыв, был в километре от батареи. Ну не нашли немцы ее пока, не нашли. Надеюсь, что так и не найдут. Очень обнадеживало то, что роща немаленькая, да и вокруг всяких кустов полно, мало ли где тут пушки стоят. На каждый куст бомбу не бросишь, все же наши летуны тоже присутствуют, так что поживем еще.
        - Командир, мы сегодня, когда третью атаку отбивали, чуть стволы не перегрели. Не слыхать, будет четвертое орудие или нет? Нагрузка-то возросла.
        - Да я понимаю, - кивал я, - да только где его взять-то?
        Утром вызвали в штаб полка. Собрался, Вадим за мной было пошел, но я его оставил, приказав идти на передок и внимательно следить за обстановкой, отмечая все важное. В штабе все то же самое. Стоять, бить врага и прочее. Лучше бы пушку подогнали. Почти так и сказал, за что и получил…
        - Та батарея, что прикрывала батальон Рогожина, осталась на месте. Выезжай к ним, тут рядом, - приказывал мне командир артполка, - тут все рядом. Батарея не в порядке, может, еще и поэтому Рогожину не удалось устоять. Оценишь, как там и что, и присоединяй орудия к своей батарее. Можешь вместе их ставить, а можешь другую позицию выбрать. Но чтобы сегодня работали более качественно. Ясно?
        - Ясно, - козырнул я. Чего ж тут неясного. Иди, хреначь врага как хочешь, но мы с тебя спросим результат. Вот и вся ясность.
        Отправился искать проблемную батарею. Да, обалденное усиление. На позициях - да кто ж тут такой командовал-то! - в открытую, разве что в овраг забрались, стояли два орудия. Еще два дымились кучками почерневшего металла. Встретил меня сержант, командир одного из орудий.
        - Товарищ лейтенант, во время бомбардировки самолетами противника батарея была выведена из строя…
        - Не удивлен, - перебил я сержанта, - вы что, так тут и стояли?
        - Ну да, - поник сержант.
        - Товарищ сержант, вы что-нибудь слышали о маскировке орудий? - говорил я спокойно, не повышая голоса, но сержанту от этого было не легче. Так как погибли все командиры, он один вынужден тут отдуваться. - Все орудия повреждены?
        - Два, как вы видите, уничтожены. Вот рапорт, - он протянул мне бумагу, - еще одно можно починить. Одно работоспособное.
        - Хорошо. Транспорт у вас есть?
        - Лошади.
        - Давай запрягай, и все уцелевшее к нам на батарею. Да, с поврежденным орудием справимся своими силами?
        - У вас в батарее ремонтники есть? Наши погибли.
        - Есть. Начинайте погрузку.
        Мыслей о том, чтобы использовать это орудие на прежней позиции, даже не возникло. Ко мне однозначно. Даже если не сможем починить поврежденное орудие, все же у меня вновь будет четыре ствола, а не три.
        - Эй, Якушев! Просил орудие, принимай, - вернувшись с новыми подчиненными к себе в батарею, я обрадовал заместителя. Теперь, правда, была еще проблема. Лишний расчет. Я ж не могу у новеньких просто отобрать пушку и отдать своим. Ладно бы у них людей не хватало, а так…
        Порадовали ремонтники, заявив, что с поломкой справятся, но нужно время. Главное, запчасти есть, уже хорошо, там что-то с сошками. Оставив всю работу на заместителя, отправился в город. А дел на батарее немало. Нужно установить новое орудие, притереться к новым подопечным, отправить ремонтников с орудием глубже в тыл, чтобы не мешали и не демаскировали наши позиции. Ну, и лошадок с обслугой туда же.
        В городе было удивительно тихо. Даже испугался, когда вернулся. А ну как сейчас на КП приду, а там немцы. Во будет потеха им и беда мне… Но все было гораздо проще. Наши соседи раздолбали последнюю переправу, что имелась на этот момент, вот немчура и притихла пока. Резервов-то нет, они на том берегу, да и там ведь наши дерутся. Наши командиры не были бы нашими, если бы мгновенно не приказали пододвинуть пушки ближе к реке Воронеж и начать обстрел того берега, то есть позиций врага в городе на правом берегу Воронежа.
        - Они чего там, налакались, что ли? - в сердцах выругался наш комбат. - Немцев здесь еще до хрена, а мы к ним поближе пушки подгоним? Для того чтобы они их с удовольствием уничтожили? Вот же…
        Лучше и не скажешь. Я как услышал это, вообще охренел. Вообще, пока были на пополнениях, слыхал о таком, люди рассказывали, что и на прямую наводку гаубицы ставят. Но это уж полный бред. Жизни у батареи будет один-два выстрела. А потом? Как воевать пехоте без поддержки?
        - Комбат, как хочешь, я батарею немцам сдавать не буду, - жестко заявил я.
        - Ты же понимаешь, что это неисполнение, сам же недавно из-под следствия. - Я рассказал ему о себе.
        - Да. Но я могу стрелять и на десять километров, а сейчас орудия всего в трех отсюда. Поеду на тот берег, это без вопросов, но орудия сюда не потащу. Можешь расстрелять.
        - Дурак, что ли? А то я сам не понимаю. Но что делать-то будем?
        - Приказ выполнять, - махнул я рукой. - Раз немцы притихли и не хотят пока атаковать, боясь, что без резервов не удержатся, то пойдем мы.
        - Там застройка была плотная, сможешь орудиями помочь?
        - А почему нет? Как раз с прежней позиции вполне. Да и стреляли уже, вспомни переправу. Тебе их выдавить надо правее, если слева нажмешь, то сами и подставятся, тогда мы их всех тут и похороним. Уничтожим плацдарм, можно и орудия ближе подтянуть, а нет, тогда отвечу сам.
        По-быстрому накидали план контратаки, это для отмазки перед командованием. Объясним все просто. Немцы начали атаку, мы отбивались, поэтому… Что поэтому, думаю, понятно. Вот если удастся опрокинуть немцев тут, на левом берегу, тогда можно и орудия сюда подтащить.
        Батальон у комбата был полон, бойцов хватает. Жаль, но автоматов мало, один на четверых, не больше. Первым иду я со своими наблюдателями и связью, а после работы батареи пойдет и пехота. Опасность, в принципе, была одна, но весомая. С флангов нам может так прилететь… Но, блин, зато выполним то, что от нас требуют. А вообще в башке не укладывалось. Подтянуть пушки к берегу!
        Пробирались осторожно, и не зря. Немцев было хоть и мало, но были они с танками. Да, каких-то пять штук, но это танки. Между делом отметил про себя, что на том берегу работы не возобновляются. Не дают наши немчуре переправу наводить по новой. А повредили мы ее так себе, некритично, максимум на полдня работы.
        На правом берегу шел сильный бой. Уличные вообще всегда сложные, а тут… Ребята из пехоты по крайней мере на нашем участке прижаты к берегу, один хороший удар - и амба.
        Прямо возле нас, а мы засели в развалинах в нескольких метрах от противника, от силы метров пятьдесят, началась стрельба.
        - Командир, в кого они там стреляют? - тихо спросил меня Никоненко.
        - Да шут их знает, упырей, - сплюнул я, - сползай, глянь.
        - Связь в порядке, тянуть «нитку»? - это на другое ухо зашептал связист.
        - Да, давай команду, все же телефон надежнее. - Телефонная связь надежнее в том плане, что нет таких диких помех, орать не надо. - Но если перебьют провод, тогда вновь на рацию сядем. И давай приказ на готовность. Надо начинать.
        - Товарищ лейтенант, они тот берег причесывают. Нашим там совсем плохо, чуть не в воде стоят. Эти и рады, поливают их с этого берега, суки!
        Странно, конечно, расстояние-то большое, неужели немцы отсюда попадают в кого-то? Или стрельбу ведут танки? Как-то Вадик не уточнил.
        - Первому, прицел восемь-ноль, один снаряд, огонь! - быстро приняв решение, отдаю команду.
        - Выстрел, - откликается связист через минуту, и тут же вижу попадание снаряда в один из домов на том берегу. Черт, относительно старых пристрелянных позиций мы сместились в сторону.
        - Вправо десять-ноль, прицел прежний, один снаряд…
        И понеслась! Почему я решил открыть огонь по тому берегу, а не по «своим» фрицам? Да черт их знает. Жалко парней стало, они там в такой каше, а мы рядом и не помогаем. Дома мешали, очень мешали. Помочь прямо отсюда батарея могла только причесывая берег и метров на сто - сто пятьдесят в глубину, не больше. Ведь я ж не знаю расположения наших войск, ударим так по своим, вот будет работенка особистам.
        Никоненко ползал где-то справа, я ждал его, но кричать же не станешь. Послал его пять минут назад узнать, что у нас на флангах. На том берегу наши отходили вправо, причем видно было, что их туда не гонят, значит, там действительно мало врагов.
        - Товарищ командир, комбат! - мне сунули в руки трубку радиостанции.
        - Некрасов…
        - Лейтенант, когда мне своих поднимать? - был вопрос на засыпку.
        - Да сейчас и поднимай, - уверенно ответил я, - немцы пока увлечены стрельбой по правому берегу, нас не ждут.
        - Выдвигаемся.
        - Только это, спокойно пройдите, не нужно орать и привлекать фашистов. Тихо подошли и ждите, когда дам отмашку.
        - Отбой!
        Сильно прижав на том берегу вражеские силы, я вновь ударил по остаткам пехоты и таким же немногочисленным танкам на нашем берегу. Фашисты забились в свои окопы, даже не пытаясь контратаковать, и я понимал их. Разрыв даже рядом такого снаряда, какой летит из МЛ-20, то еще удовольствие.
        Мои гаубицы обрушили на позиции врага столько снарядов, что волновавшийся комбат разом повеселел. Батальон пошел в атаку даже охотно, давно ребяткам хотелось поквитаться с фрицами, но были вынуждены сидеть и копить силы, а тут… Я выпустил целый боекомплект и, пока шла атака пехоты, приказал пополнить боезапас. Грузовики выехали к складам, а мы остались ждать. Если что-то серьезное, то у нас еще есть полбоекомплекта, стрелять можем, но пока не лезем. Да и нет нужды, как говорится. Комбат провел людей очень грамотно, не в полный рост, а перебежками, аккуратно. У фрицев, конечно, наблюдатели есть, заметили, но серьезного урона пехоте нанести не сумели. Доставил немного хлопот лишь экипаж одного вражеского танка, что не был мной выявлен, поэтому пришлось бойцам там побегать, но ничего, и эту железную дуру спалили.
        - Некрасов, - новый вызов из штаба, - ты уже выдвинулся? Батарея на марше?
        - Никак нет, товарищ командир, враг предпринял атаку, успел отдать команду на открытие огня, батарея уничтожила атакующих, сейчас батальон пехоты добивает врага в окопах. В их окопах. Больница будет взята, - отвечал я твердо и уверенно.
        - Молодцы, быстро сообразили. Тут вот какое дело, Некрасов, надо ударить по тому берегу, там пехота помощи просит. У меня вторая батарея без снарядов, а третья отведена, орудия потеряли, ты один остался.
        - Товарищ командир, у меня с орудиями порядок, вот только снарядов полбоекомплекта. Сами понимаете, толку немного будет.
        - Давай, лейтенант, хоть сколько помоги бойцам. Иначе потеряем позиции на берегу, и тогда немцам никто не помешает навести переправу.
        - Я понял, выдвигаюсь на тот берег, но нужно время.
        - Скорее, вся надежда на тебя и твоих батарейцев!
        Передал заму на батарею приказ быть в готовности, встретился с комбатом и попросил у него взвод стрелков, дал, но без командиров, и то хлеб. Больницу они утром сами возьмут, сил хватит, фрицев там мало, техники нет, справятся. Вадику не очень понравилась идея переправляться на берег, занятый врагом. Конечно, прямо к ним мы и не пойдем, чуть в стороне переправимся, но неплохо бы связь наладить. Наши на том берегу есть, в бинокль хорошо видно, как там то и дело вспыхивают перестрелки, но вот как связаться?
        - Вадик, у тебя будет самая трудная задача, - я положил руку на плечо своего друга и подчиненного. Он вздохнул.
        - Да, командир, я понял.
        - На берегу, я думаю, есть немецкие лодки, нужно найти и отогнать выше по реке. Район железнодорожного моста пока наш, надо этим пользоваться.
        - Хорошо, мне ждать вас или самому переправляться?
        - Найдешь лодку, сообщишь, вместе пойдем.
        Ночью, около двух часов было, когда мы отчалили от левого берега реки Воронеж. Нас провожал лично комбат, потому как Вадик нашел сразу две большущие лодки целыми. Погрузились в них всем кагалом, а это почти тридцать рыл, да и поплыли.
        Гребли спокойно, иногда отвлекаясь на вычерпывание воды, все же лодки были потрепаны, возможно, даже нами, точнее стрельбой. Но не тонули, и то хорошо. Немцы не беспокоили, люстры да, висели, но стрельбы не было.
        Через два часа медленного хода по реке мы наконец причалили к правому берегу. Встреча была горячей. К нашим лодкам тут же подлетели какие-то бойцы и попытались нас разоружить.
        - Э, царица полей, вы тут не охренели от вседозволенности? - рявкнул я, и мне в лицо уставились сразу три автомата и столько же винтовок.
        - Оружие на землю, сами назад, в лодку! - рыкнул один из бойцов, самый здоровый из них. В его руках «папаша» смотрелся игрушкой. Ну, не один он тут такой.
        - Ты мне его давал? Звание, боец? Перед тобой командир Красной Армии!
        - Ага, а я папа римский. Оружие на землю говорю, иначе…
        Что иначе, договорить он не успел. Вадик, сидевший с краю и ближе всех к наглому бойцу, прыгнул с лодки, хватая того за ноги. Ну, а остальные бойцы как один подняли стволы.
        - Дальше будем письками меряться или наконец поговорим? - спросил я спокойно. Никоненко возился на земле, пытаясь вырвать у солдата автомат. Не выходило. Бойцы, что так неприветливо встретили нас, начали голосить и попытались помочь своему заводиле.
        - Э, братец, тебе помочь? - спросил я, вставая во весь рост.
        - Немного, товарищ лейтенант, - прошипел Вадик.
        - Так, бойцы, пошутили и хватит. Кто старший? - рявкнул я и тут же добавил: - Да расцепите их уже, еще поломают друг друга.
        Дело сдвинулось с мертвой точки, когда за спинами бойцов на берегу появился еще человек. В темноте не было видно толком формы, но это был командир.
        - Что тут такое на хрен происходит? Кто такие? Несмеянов, прекратить немедленно! - Здоровый боец опустил руки, перестав сопротивляться Вадиму, а тот сразу слез с него.
        - Лейтенант Некрасов, полковая артиллерия, с кем имею честь говорить? - козырнул я.
        - Лейтенант Светлов, сто тридцать четвертый отдельный стрелковый полк, - так же отдал честь лейтенант.
        - Ну и звери у вас, лейтенант, а не бойцы Красной Армии. Ни документы проверить, ни представиться. Стволом в морду тычут, чего хотят - непонятно. - Я протянул документы Светлову, а он мне свои. Подсвечивая фонариками, просмотрели их.
        - Несмеянов, что происходит? - переадресовал вопрос Светлов своему бойцу.
        - Мы приказали сложить оружие и оставаться в лодке. А эти…
        - Боец, ты не охренел? - повысил тон я. - Тебе было сказано, кто я. Посмотрел бы документы, не пришлось бы валяться.
        - Извините, товарищ лейтенант, - начал Светлов, - тут немцы недобитые с того берега регулярно переправляются, вот бойцы и злые.
        - Дисциплину надо блюсти, - буркнул я, - есть же порядок. Мы ж на передок идем, а не в тыл, да и вы не особисты.
        - Виноват, товарищ лейтенант, - встал по стойке смирно тот самый Несмеянов.
        - Ладно, проехали, - махнул я рукой, - но сидел бы с краю я, тебе бы попало! Давайте уже уберемся с берега, а то как на ладони.

* * *
        Вытащив лодки на берег, всей толпой потопали за пехотой. Ребята уже перебрасывались между собой, налаживая контакт, да и мы со Светловым не молчали. Вели нас бойцы во главе с лейтехой к своим позициям. Пока шли, немного разузнали обстановку. Немцы рядом, буквально в нескольких домах отсюда. Здесь, на берегу, был наш плацдарм, который бойцы старались еще удержать, но сил почти нет.
        - Давай, Светлов, на «ты». Показывай, что тут у тебя и как, - предложил я. - Иван.
        - Сергей. - Пожав руки друг другу, мы пошли к крайним развалинам, бывших недавно большим домом. Да, тут похлеще будет, чем на оставленном нами берегу. Домов, целых домов, таких, чтобы вообще можно было назвать домом, не было. Остовы, развалины, стены с рухнувшими лестничными пролетами. Частный сектор - вообще почти одни трубы стоят. От зданий побольше, типа больницы, Дома культуры, еще что-то стоит целое. Картина мрачная в общем и целом, лейтенант Светлов мне обрисовал, что и как. Приглядел позиции, отправил Вадима и еще одного бойца осмотреть немецкие укрытия поближе. Тот неожиданно пропал до утра, я уже волноваться начал, а вдруг в плен взяли, как Никоненко явился. Весь в грязи, в кирпичной крошке, но радостный.
        - Ты, екарный бабай, еще раз так пропадешь, можешь не возвращаться, - встретил я его ласково. Ну, это чтобы улыбку стереть.
        - Разрешите доложить, товарищ командир? - вытянулся друг и встал по стойке смирно.
        - Да рассказывай уже, не видишь, заждался я уже тебя!
        - Одну секунду, товарищ лейтенант. - И выскочил из блиндажа на улицу. Вообще-то это был не совсем блиндаж, подвал дома скорее, но если честно, похож именно на блиндаж. Мы со Светловым переглянулись, а я пожал плечами.
        - И часто у тебя так? - усмехнулся Сергей.
        - Вадик? - Лейтеха кивнул. - С этим бывает. Почему и переживал за него, боец отличный.
        - Во, товарищ лейтенант, спрашивайте! - ворвался обратно в подвал Никоненко и с этими словами втащил внутрь… немца.
        - Эт-то чего? - охренел лейтенант Светлов.
        - Товарищ сержант, потрудитесь объяснить, - кивнул я, прекрасно поняв, что передо мной. А точнее, кто.
        - При проведении разведки был обнаружен немецкий пост. Точнее точка корректировщиков. Принял решение о захвате, один немец убит, второй перед вами. Забрали все их пожитки…
        - Только хотел спросить, - перебил я его. - Подчистил?
        - А то как же! - важно заметил Вадик.
        - Иван, они чего, у фрицев наблюдателя выкрали? - Только сейчас до лейтехи дошло, что вообще происходит.
        - Поясни нормально, - киваю я.
        - Ну да, - кивнул в ответ Светлову Вадим. - Они там вообще мышей не ловят, этот курил на посту, а второй, извините, товарищи лейтенанты, облегчался рядом. Мы его и увидели, точнее услышали. Сидит, кряхтит. Поглядели по сторонам, никого рядом, за стеной этот курит. Ну мы и… Прыгнули к этому, думали, он самый опасный, оказалось, что засранец с пистолетом сидел, но ничего, скрутили. В общем, рацию я нашим связистам отдал, а этого к вам. Второго кончили и оттащили подальше, к нейтралке. Товарищ лейтенант, - это уже ко мне, - вы ведь по-ихнему балакаете, спрашивайте. Он всю дорогу причитал про какие-то киндеры-шминдеры, ни хрена не поняли, но видно, что боится, поэтому все расскажет.
        - Эх ты, сержант, - вздохнул я, - он тебе о детях говорил, видимо, просил не убивать. Вы засранца при нем грохнули?
        - Ага, пусть видит, что его ждет.
        - Ну вот, он и увидел, - я перевел взгляд на немца. Унтер-офицер, кстати, не рядовой. Тот сидел на земле и смотрел исподлобья на нас. Гадает, по лицу видно, что с ним будет. - Имя, звание, номер части, - четко проговорил я.
        - Унтер-офицер Пенске, господин офицер, семьсот пятый артиллерийский полк…
        - Коллега, значит, так-так. Расположение на карте указать сможете?
        Я разговаривал с немцем подчеркнуто вежливо, хотя при моем внешнем виде это было затруднительно. Фашист весь жался, мялся, но все же, хоть и трясущимися руками, но сделал пометки на моей карте. Только взглянув на нее, я крякнул от удивления.
        - Однако…
        - Чего там, лейтенант? - спросил стоявший рядом Светлов.
        - Да хреново, Серега, если этот хлыщ не врет, то тяжко нам будет. Слишком уж больших стволов много, раскиданы по округе веером, достать могут кого угодно. Связь у них хорошо налажена, могут в любой момент с любой точки стрелять, под любыми углами. - Почесав затылок, я продолжил допрос: - Унтер-офицер, где располагаются танковые части, какие и сколько?
        - Могу указать только те части, что расположены на участке моего полка, господин офицер. Завтра наступление, командование требует усилить нажим, говорят, что ваших сил здесь мало… Извините, но я штабной офицер, это не моя компетенция… - фриц говорил уже более спокойно, видимо, осознал, что ценен для нас, раз мы его до сих пор не съели. Им же твердят это повсеместно.
        - Укажите, и мы отправим вас в наш тыл, война для вас закончилась, поверьте, вы еще будете мне благодарны.
        - Конечно, конечно. - Унтер схватил карандаш и быстро начал делать пометки, да подробные какие, молодец, заслужил себе жизнь хотя бы до завтра. - Вы можете гарантировать мне жизнь, господин офицер?
        - Я могу лишь гарантировать, что доставлю вас своему командованию, думаю, им также не будет смысла вас расстреливать, вы - военнопленный.
        Фриц вновь поник, повесив голову на грудь, лишь перед тем, как Вадик его вывел из подвала, окликнул меня, попросив сигарету. Я перевел вопрос, глядя на Никоненко. Взгляд мой был красноречив. Знаю, что у бойцов всегда проблема с куревом, поэтому предположил, что Вадик стырил сигареты фрица. Я не промахнулся. Долго хлопая себя по карманам, Вадим все же выудил из одного мятую пачку и передал ее фашисту. Унтер жадно схватил курево и попытался достать вонючую палочку, но трясущимися руками сделать это было трудно.
        - Сержант, да достань ты ему эту злосчастную папиросу, - захохотал лейтенант Светлов, - может, хоть трястись перестанет.
        Фрица увели. Я приказал Вадику лично доставить того в штаб полка и возвращаться сюда. Склонившись над картой, мы, два лейтехи, как какие-нибудь генералы пытались сообразить, что делать.
        - Ты понимаешь, если они сегодня ударят вот отсюда, - Сергей указал точку на северо-западе города, - нам хана? Даже с учетом помощи других частей, что рядом еще держатся, нам не выстоять.
        - Не суетись, Вадик же сказал, что их немного.
        То, что указал фриц, меня обнадеживало. Дело в том, что хоть и много артиллерии у врага, но она вся расположена в доступности для поражения нашими стволами. Причем стоит для этого очень удобно. Вся ствольная артиллерия крупного калибра стоит за городом чуть не в чистом поле. Это было очень хорошо, главное, как-то подобраться поближе.
        - Вань, ты уверен? - спросил у меня Светлов, когда я рассказал ему о своих планах.
        - Ну, а как еще их накрыть? Ударят тут, выбьют нас от моста, сам понимаешь. Да и допросят сейчас немчика в штабе и прикажут сделать то же самое, что я и хотел. Так что да, жду Вадима, и уходим. Ты, главное, скорее по другим отрядам информацию передай, чтобы готовы были, хорошо?
        - Да уж постараюсь, - кивнул в ответ лейтеха.

* * *
        Немцы зашевелились лишь к обеду, начали обстрел артиллерией, но били куда-то по левому берегу. Видимо, опять закинули корректировщиков. Наверное, именно по этой причине утром обстрела не было.
        Вадим явился лишь спустя шесть часов. Говорит, не пробраться теперь. Немцы перемалывают наши позиции, которые мы вчера отбили у врага. Приказ найти и уничтожить вражескую артиллерию - ага, не батарею, не дивизион, а именно артиллерию - принес Никоненко аж в письменном виде. Я даже удивился. Или это специально для строптивого меня? Чтобы отказаться не вздумал? Так и не собирался.

* * *
        Немцы под прикрытием больших стволов медленно продвигались к железнодорожному мосту. Светлову удалось убедить командиров соседних подразделений не открывать огонь, более того, отойти и спрятаться. Ведь как - начни наши отбиваться здесь, на берегу и ближних к реке кварталах, фрицы точно перенесут огонь сюда, а нам этого не нужно.
        Выдвинулись аж вшестером. Два радиста, Никоненко с подчиненным наблюдателем, я и боец автоматчик - так, на всякий случай. Уже здорово стемнело, когда мы выбрались на окраину города. Изучив еще у Светлова карту, я двигался по памяти, не было нужды в остановках и работе с картой. Где ползком, где перебежками, но мы вышли к первой батарее фрицев спокойно. Охрана была, но небольшая. Немецкая гаубичная батарея расположилась в одном из оврагов, довольно широком, накрыть их, я думаю, удастся без труда. Осмотрели подступы, отметил для себя расположение тягачей для гаубиц, точнее, узнал, что пушки быстро передвинуть невозможно. Отослал Вадима искать остальных пушкарей, приказал радисту наладить связь.
        - Первому, прицел сто шестьдесят, заряд полный, один снаряд…
        Пристрелку я решил начать без поправки по фронту. Для этого была причина. Разорвись пристрелочный снаряд где-то рядом с немецкой батареей, те переполошатся. А так снаряд лопнет где-то в стороне, но я узнаю расстояние, что позволит мне быстрее пристрелять орудия на дистанцию. Ведь у меня нет лазерного дальномера, поэтому методом научного тыка будем выяснять.
        «Поросенок» весом в полтонны рухнул и разорвался почти в километре позади оврага с артиллерией врага и сильно левее. Там, кстати, также должны быть враги, но это забота соседей.
        - Вправо два-ноль, прицел сто пятьдесят пять, один снаряд…
        - Выстрел, - шепчет мне в ухо радист.
        В этот раз был недолет, а вот по фронту почти нормально. Делаю очередные поправки, немчура пока не бежит, надо успеть ее накрыть. Начинается бой. Серьезный, без дураков. От нас много чего сейчас зависит, поэтому тороплюсь и стараюсь все делать правильно, опыт-то уже есть, и даже приличный.
        - Командир, танки слева, шесть штук, идут прямо к нам, - принес дурные вести Никоненко. Ну еще бы, фрицы умные, понимают, что здесь где-то разведка работает, а рисковать не хотят, кинули серьезные силы. С танками наверняка еще и до роты пехоты, кисло нам будет сейчас…
        Мы находились в разбитом строении, какая-то водокачка или что-то подобное. Это единственное место, откуда можно было разглядеть позиции врага. Поэтому и для немцев это не стало проблемой. Вычислили нас на раз-два. До подхода танков фашисты начали минометный обстрел, причем сзади, из города.
        - Вадик, минометы не видел?
        - Нет, а вот танки уже рядом, гляди! - Никоненко протянул руку и указал на двигающиеся в полукилометре железные коробочки. Прошедший недавно дождь превратил пыль в грязь, и это нам несколько помогало. Танки двигались очень медленно, было видно, что чернозем, слипающийся и забивающий траки, мешает им, но все же они ползли.
        - Прицел сто пятьдесят, влево пять-ноль, два снаряда! - может, хотя бы заставим немца притормозить?
        Рвались снаряды, танки встали, после нескольких удачных выстрелов наших гаубиц один даже загорелся. Но тут в здание ударило что-то очень тяжелое, и мы, стоявшие на коленях, попадали кто куда.
        - Это чего было, командир? - ошарашенно спросил Вадим.
        - Коллеги, - сплюнул я кровь. Губу прикусил. - Ребятки, отход. Так и знал, что толком ничего не выйдет. Ладно хоть батарею одну уработали, и то хлеб. Хотя…
        - На батарею, координаты… - А дальше я быстро передал координаты для стрельбы без корректировки. Пусть мы уйдем, но моя батарея еще даст им тут прикурить. Снарядов много, пусть перепахивают тут все. Я быстро перечислил все точки, что были у меня на карте после допроса пленного. А вот теперь дёру.
        - Все передал, просили быть осторожнее. Там комбат был…
        - Уходим, ребятки, живее…
        Немецкие артиллеристы тем временем открыли шквальный огонь по нашему многострадальному зданию. Мы же, спустившись, оказались еще и под пулеметным огнем из кварталов города. Но оглянувшись на мгновение, увидел то, что и хотел. Разрыв за разрывом, долбят мои пацаны. Выберусь, всем медалей выбью!
        - Командир, влево давай, там канализация, уйдем! - кричит Вадик, а я в этот момент подхватываю падающего связиста.
        - Саня! - тормошу его, но вижу прекрасно, как у него изо рта идет кровь. Вся спина липкая, мои руки срываются, и я падаю на землю вместе с ним. Лицо радиста застыло, глаза закрыты. Пытаюсь нащупать пульс и понимаю - поздно. В трех метрах от меня рвется земля, вскидывая липкую жижу вверх от разрыва мины, и один из стрелков прикрытия падает замертво.
        - Бежим! - орет Вадик. Вскакиваю, зачем-то хватая разбитую рацию, и тут же падаю. Прямо между нами с Вадимом рвется еще одна мина. Чувствую, что в который раз уже что-то сильно бьет меня в грудь, но пытаюсь встать. Смотрю вперед, боль еще не пришла, поэтому вскакиваю и устремляюсь к Никоненко. Тот лежит тихо, не двигаясь. Падаю рядом и липкими от крови и грязи пальцами пытаюсь нащупать пульс. У Вадика кровь на груди, вижу рваные раны на гимнастерке и штанах. Раздается стон…
        - Лейтенант… Вань, хана мне, беги! - шепчет сержант.
        - Да хрен тебе по всей морде, вместе уйдем! - я хватаю Вадика за руку и тело и под громкий крик от боли вскидываю его на плечо. Второй разведчик и один из стрелков еще живы, пытаются мне помочь, второй связист тоже погиб. Втроем ковыляем туда, куда указывал ранее Вадик. Тут какие-то сараи, что скрывают нас от немцев, давая хоть какую-то передышку.
        - Давайте вперед, я сам, - приказываю бойцам, и те устремляются вперед. Несу Вадима, сознание он потерял тогда, когда я грузил его к себе на плечи. Ну и хорошо, меньше криков. Делаю несколько шагов и понимаю, нога отказывает, но все же держусь. Канализация, к которой вел Никоненко, оказывается почти рядом, развороченная труба видна, чуть не падаем в нее. Плюхая по воде и тому, что было в трубе, уходим все дальше на восток, надеюсь, немцы в такой кутерьме не заметили точного места нашей пропажи, авось уйдем.
        - Никифоров, дуй вперед, а то выйдем прямо к врагу! - приказываю оставшемуся разведчику. Тот устремляется вперед по трубе, а я так и иду сзади. Через несколько пройденных мною метров возвращается боец.
        - Товарищ командир, можно выйти в домах, почти там, где мы шли сюда. Тогда прошли, можно и выйти, наверное. Немцев-то там не было…
        - Проверяй, чего стоишь, я иду, - киваю в ответ.
        Выбрались мы и правда в развалинах, которыми пробирались сюда. Вокруг стрельба, но это нам даже на руку. От стены к стене, не опуская Никоненко, я уже запинался, но шел вперед. И вот наконец внезапно возвращается из дозора Никифоров, а с ним два бойца.
        - Товарищ командир, давайте поможем? - предлагают парни. Но я мотаю головой.
        - Поможете, когда выйдем, пока несу, идем!
        Оказалось, здесь стояли наши, почти целая рота пехоты держала несколько домов, они нам и помогли. Как мы оказались в отряде Светлова, я не помню, очнулся, будучи уже на берегу. Лейтенант был рядом, я лежал на досках.
        - Ну и здоров же ты, паря! - воскликнул он, когда я закашлял.
        - Вадим где?
        - Да рядом твой сержант, рядом. Живой, спас ты его, лейтенант. А сам-то?
        - Чего? - не понял я.
        - Ты сам-то чуть живой, еле дотащили тебя сюда, тяжелый уж больно. Вот же вырастили тебя родители.
        - Ага. Есть на чем переправить бойцов?
        - А тебя не надо? - усмехнулся Светлов.
        - Я… - задумавшись, я мысленно пробежал по телу, - я не знаю.
        Я не чувствовал ногу, и правая рука была какая-то ватная, как не своя. Видимо, меня тоже зацепило, причем в этот раз серьезно.
        - Грузите, ребята, - раздался голос Светлова, - да осторожнее, не растрясите!
        - Куда меня? - с каким-то детским страхом спросил я. Видимо, все же попер отходняк, и появился страх. То самое противное липкое чувство, что забивает все мысли, и ты уже ни на что не годен.
        - Нога и грудь, - дернул щекой Светлов, - ничего, Вань, сюда дошел - выживешь. Давай, братец, удачи тебе. Поправишься, бей фашистов до конца, все бы так воевали, как твои бойцы!
        Сильно сказано. Причем это не штабная крыса хвалит лишь затем, чтобы оправдать свою неграмотность в управлении войсками. Хвалил такой же боец, как и я сам, а это приятно. Это и есть настоящая похвала, за которую и самому не стыдно. Значит, хоть что-то сделал правильно, раз хвалят такие люди.

* * *
        Как переправились, я не помнил. Очнулся ненадолго на левом берегу, смутно знакомые бойцы перегружали меня на повозку, удалось разглядеть, что был я не один, раненых было много. Шума вокруг хватало, где-то слышна стрельба, где-то канонада орудий. Никто ко мне не обращался, да и незачем было. Несут, и то хорошо. Только сейчас я понял, как устал. Тело ныло и гудело, но больше от усталости, чем от ран. Хотя и раны беспокоили, я все ж не железный, хоть и крепкий.
        Спустя какое-то время я периодически просыпался, тряска усилилась, а облака на небе, в которое смотрел, проносились быстрее, чем до этого. Сделал вывод, что везут на грузовике. В следующий раз, когда очнулся, кстати, реально спал, а не в отключке был, почуял, как меня вновь тащат. Несли, видимо, в санбат, видел сестричек и бойцов, которые и несли носилки.
        - Ну что, лейтенант, все же уложили тебя в госпиталь немцы? - На операционном столе было холодно, это первое, что я почувствовал. Раздели, голый лежу, стыдно как-то. А врач знакомый, встречались уже.
        - Ага, - кивнул я и сжался.
        - Э, нет, братец, давай-ка не напрягайся, а то у меня не получится тебе и рану-то вычистить. Такой большой - и боишься? - А я вдруг осознал, что и правда боюсь. Боюсь, что калекой стану, почему-то именно такие мысли в голове. Ведь я-то знаю уровень здешней медицины. Сейчас распашет вдоль и поперек и скажет, что так и было. Черт возьми, легко сказать - расслабься. Как?!
        - Стараюсь, - кивнул я вновь. Подумал о матери, об отце, как они там? Как воспримет мама, если принесут похоронку. Почему такие мысли в голове, откуда это все?
        - Вот, другое дело, сестра, промокни! - Видимо, размышления о родных подействовали на меня, и я расслабился. Но почуяв, как внутри что-то скребет, задевая за какой-то предмет, чуть не вскочил. Держали крепко, а позже понял - привязали. И это правильно, иначе меня отделением держать нужно. Под первый же бряк под столом я отключился. Мыслей никаких не было, просто темнота, тишина и все.
        Вновь очнулся от тряски. Тело ноет, но теперь уже в определенных местах. Сильно зудит грудь, нога на фоне этого зуда не ощущается. Скосил глаза, ага, ясно, куда-то вновь перевозят, вроде опять грузовик.
        - Эй, браток, помочь? - кто-то справа спросил, а затем навис надо мной.
        - Где мы? - тихо, как оказалось, спросил я, пришлось переспрашивать.
        - На станцию едем, в тыл вас везем. Шестеро вас таких, тяжелых.
        - Чего, совсем худо? - спросил я с надеждой в голосе.
        - Ну, врач сказал, раз выжил, значит, должен поправиться. Молчи теперь, нельзя тебе болтать, швов много, как бы не разошлись, вон бинты и так намокли.
        Каких швов, о чем он? Многое хотелось спросить, но решил все же последовать совету, хотя глаза скосил как мог, хотелось посмотреть на грудь. Правду сказал, все красное. Старался лежать спокойно, терпел и молча наблюдал. Вскоре стали доноситься звуки, слышимые всегда на железной дороге. Свистки паровоза, грохот колес по рельсам, гул, звон и еще что-то. Сотни звуков. Машина останавливалась, вновь двигалась. После очередной остановки меня стащили на носилках вниз и положили на землю. Кто-то что-то говорил, я не слушал, не до этого было. Затем была долгая погрузка в поезд, короткое ожидание отправления и ровный, спокойный перестук колес. Ехать в санитарном эшелоне то ещё удовольствие. Вокруг суета, стоны, иногда крики, стараюсь быть овощем и не думать об этом. Эх, ребята скоро в наступление пойдут, а я неизвестно где и насколько выбыл. Как Никоненко, выжил ли? Черт, в санбате не спросил, теперь уж и не узнать, наверное. Но попытаюсь, конечно.
        В пути поезд провел трое суток. Я аж охренел от длительности путешествия. Куда хоть утащили-то? В Казахстан, что ли? Спрашивал и у сестер, что ухаживали за ранеными, те молчали. Точнее, заговаривали зубы, не отвечая на прямые вопросы. Пробовал быть строгим, не помогало. Но наконец путешествие закончилось. Разгрузка шла быстро, но аккуратно. Кругом была суета, голоса множества людей, ржание лошадей и брехня собак. Мы приехали в старинный город Казань. Вот, ни больше ни меньше. Осмотреть, что происходит вокруг, никак не удавалось, все лежа и только выворачивая шею с риском ее свернуть. Дорога до госпиталя оказалась короткой, и вскоре я уже глазел на белый потолок медицинской палаты. А ничего так, после эшелона с ранеными - рай. Тишина, легкое шуршание халатов бродивших людей поблизости и более ничего.
        На повторной операции я не смог вырубиться. Лежал и орал, когда меня резали. А резали всерьез. Врач ругался, все время говоря, что я так напряжен, что не даю ему сделать нормальный разрез.
        - Если не перестанешь сопротивляться, я тебя всего исполосую тут. Давай, боец, возьми себя в руки, право слово. Что ж ты такой нервный? Уложили немцы, так лежи и терпи, когда ранили-то, наверное, больнее было?
        Мучили часа три, затем унесли в палату, где, дав какое-то снадобье, оставили в покое, а я вскоре заснул. Сколько спал - неизвестно, разбудили осторожно и попытались покормить. Не лезло. Впервые в этом времени я не хотел есть. Точнее, голод-то чую, а вот заставить себя есть не могу. Меня не рвало, не мутило, просто кусок в горло не лез.
        - Сегодня вторая операция. Грудь больше трогать не станут, а вот ногу чистить нужно, а то гангрену подхватишь, - кто-то взялся за разъяснения. Человек был в халате, по виду и не поймешь, врач или кто там еще.
        Все время молчать совсем не надоедало. Делал все, что требовали, а требовали немного. Перевернуться, повернуться, не сжиматься, расслабиться, терпеть. Ногу закончили терзать через час, может, чуть больше, не замечал время. Боль была, куда без нее, но терпимая, гораздо сильнее саднило в груди.
        - Ну что, лейтенант, повоюем еще? - утром следующего дня на обходе мне наконец ответили на вопросы.
        - Конечно, - кивнул я. - Что со мной, товарищ военврач второго ранга?
        - Слепое в грудь, осколок. Точнее, не один, а два. Один достали, второй слишком глубоко в легкое ушел, вынимать - опасно…
        - Только не списывайте… - оборвал я врача.
        - Да нет, даже не собирался. Пока выздоравливаешь, будем наблюдать. Если, как я думаю, он не будет себя проявлять, то выпишем и вернешься на фронт, небольшая доза металла в организме даже необходима. - Это он так шутит? А, ладно.
        - А с ногой что?
        - Тоже осколочное, навылет, рана чистая, все будет в порядке. Первое время похромаешь, конечно, но жить и ходить будешь. Даже бегать. Ранение мягких тканей, кости не задеты, поэтому не напрягайся.
        - И, - я пошамкал губами, - как долго это?
        - Что, - уставился на меня врач, - выздоровление?
        - Ну да, - кивнул я.
        - Уж это от тебя зависит, лейтенант. Парень ты крепкий, здоровья у тебя немерено, думаю, месяцев пять-шесть, и будешь на ногах.
        - Сколько? - аж подскочил на кровати я.
        - А ты как хотел? Это тебе не та царапина, следы которой вижу на ноге или вон на руке. Тут дело серьезное. Куришь? - Видя, как я отрицательно качаю головой, врач кивает, - Уже хорошо, а то было бы тяжелее. А так - лежи, восстанавливался. Пей дрянные микстуры и таблетки, да-да. - Видя, как я сделал возмущённое лицо, врач добавил: - Я знаю, что они невкусные, но что делать, это ж лекарства. Вкусно всегда только то, что вредно. Так уж заведено.

* * *
        И потекли однообразные, скучные, серые дни и ночи. Каждый новый день был похож на предыдущий с разницей лишь в цифре на отрывном календаре в вестибюле госпиталя. Очень хотелось выйти отсюда, просто пипец, насколько невыносимо было лежать. Раненых - море. Тяжелых более половины. Мне самому почти месяц приходилось ходить в утку, а это здорово меня терзало. Ну, стыдно мне, здоровый детина, видели бы вы, как хрупкая такая бабулька ворочает меня, подтирая и вынося предмет туалета. Эх, лучше бы в окопы, привык уже.
        Как и говорил, через неделю с груди сняли панцирь, оказывается, у меня еще и пара ребер были сломаны, но теперь уже намного лучше. В туалет хожу все так же, но санитарке хотя бы не нужно меня ворочать теперь, сам переворачиваюсь. Да и уколы - только успевай задницу повернуть. Так вот, как стало немного полегче, принялся узнавать о судьбе Никоненко. Сначала никто не обращал внимания на мои потуги, до одного случая.
        - Лейтенант Некрасов? - Дверь в палату была открыта, нас тут восемь рыл лежит, трое вообще не поднимаются, поэтому дверь всегда открыта, чтобы санитары услышали, если звать будут.
        - Да, это я, - кивнул я, пытаясь сесть повыше на кровати, а то лежу как овощ, а передо мной важный чин в форме энкавэдэшника. Заявился он через полтора месяца моего нахождения в госпитале. Стоит тут - красивый, чистый…
        - Капитан Вяземский, мне поручено вам передать вот это. - С этими словами он тупо протянул мне красную коробочку, лист бумаги и спустя несколько секунд добавил: - Вы награждены за успешные действия в бою с немецко-фашистскими захватчиками в городе Воронеж. В результате действий вашей батареи, а также бойцов и командиров стрелкового батальона было сорвано серьезное наступление противника. Благодаря вашим действиям противник не смог заполучить контроль над переправой, а впоследствии был откинут от реки. Враг понес колоссальные потери и сейчас зализывает раны. Но ничего, скоро, уже скоро вышвырнем его из города вообще, а затем и вообще из страны. Согласен, лейтенант? - почти без пафоса, даже что-то живое в голосе слышно.
        - Согласен, - кивнул я, не в силах моргнуть. Ущипните меня, значит, наши бойцы отдали жизни не зря? О, как же я рад такой новости, кто бы знал!
        - Выздоравливайте, старший лейтенант, желаю всего наилучшего. Надеюсь, скоро вернетесь в строй! - быстро добавил капитан-энкавэдэшник и, отдав честь, вышел из палаты.
        - И чего это было? - прошептал я. Как оказалось, меня услыхали.
        - Братцы, нашего Илью Муромца наградили, вот это да! - кинул клич кто-то из раненых бойцов, и меня обступили все, кто мог ходить. Кто-то жал руку, кто-то трепал за плечо, а я только лыбился как идиот, не в силах что-то ответить. Когда вся палата, а за ней и санитары поздравили, я наконец очнулся.
        - Эй, ну вы чего? - чуть насупился я. - Ничего такого важного я вроде не совершал, точнее, это мои бойцы стояли насмерть, а я…
        - Хватит прибедняться, - жестко заключил один из вояк. Он у нас самый старший в палате, как по возрасту, так и по званию.
        - Слушаюсь, товарищ капитан-лейтенант, - да, самым старшим был моряк с Балтийского флота.
        - Ну-ка, дай почитаю, - каплей протянул руку и взял у меня бумаги. - Лейтенант Некрасов, будучи командиром гаубичной батареи, умело отражал атаки танков и пехоты противника. Во время вылазки в тыл врага метким огнем своей батареи уничтожил тяжелую артиллерийскую батарею противника, два танка и до роты пехоты. Так же из личного оружия группой бойцов под командованием товарища Некрасова было уничтожено два десятка вражеских солдат. Благодаря смелым действиям группы, было сорвано наступление врага… - Далее описывался очень подробно подвиг отряда. Я немного отвлекся, но услышал слова: - …будучи тяжело раненым, вынес с поля боя разведчика-наблюдателя сержанта Никоненко, тем самым сохранив ему жизнь.
        - Жив? - воскликнул я.
        - Ну, в приказе значится, что жив, но что с ним, здесь, конечно, не напишут, - кивал головой каплей.
        - Ну и хорошо, еще бы найти его…
        - Поможем, - уверенно заявил каплей, - обещаю.
        И ведь сдержал слово. Уже на следующий день меня навестил местный комиссар и попросил указать данные Вадика, которого я ищу. А я затупил, ведь кроме того, что Никоненко из Брянска, я ничего и не знал. Так и сказал, расстроившись. Но комиссар был человек умный и сообразил быстро.
        - Скорее всего, всех, кто был с тобой в немецком тылу, за такой подвиг должны были наградить. Твою награду я вижу, а о сержанте узнаю. Выздоравливай, старлей, когда узнаю что-нибудь, сообщу.
        Как-то приятно сразу стало выздоравливать. Правда, это никак не сказалось на самом здоровье, но все же, все же… Орден Красной Звезды, да еще и две медали, первая - «За боевые заслуги», вторая, уже в Воронеже - «За отвагу», плюс в звании очередной раз повысили, что-то будет…
        В госпитале, как начал помаленьку вставать, нашел себе дело, точнее развлечение. Здесь был небольшой красный уголок, а в нем два баяна, гитара, пара балалаек и даже контрабас. Взял в руки, ни разу в этой жизни не державшие, гитару и, твою мать, как же мне, оказывается, этого не хватало! Играл, казалось, целую вечность, на самом деле лишь десять минут. Даже грубые пальцы этого тела были слишком нежны для игры на струнном инструменте. Подушек на пальцах нет, заныли та-а-ак! Решил, что буду играть столько, сколько смогу каждый день, тем более место было практически уединенным, и никто не садился на уши с требованиями песен - разных и много. Просто бренчал для себя, вспоминая то, что нехотя всплывало из той жизни. Через две недели уже мог играть примерно по часу, это вода помогала. После каждой «репетиции» замачивал пальцы в холодной воде. Они и отходили быстрее, да и укреплялись. Как же мне хотелось еще и спеть чего-нибудь, но мурлыкал про себя, дыхалка после операции на легких как-то не способствовала пению.
        А через месяц, блин, сам дурак, меня повторно резали. В этот раз был какой-то новый врач, светило науки аж из Питера. Его сюда в эвакуацию выслали, вот он и трудится. Узнал обо мне, когда с моим врачом заявился на очередной обход, и начал мурыжить. Ну я и ляпни тогда:
        - Дышать глубоко не могу пока, больно… - лучше бы я молчал. Но если честно, то реально хотелось вылечиться. Я ж не думал тогда, что это приведет к новой операции.
        - Кровью не харкаешь? - спросил меня светило.
        - Сначала было, теперь вроде нет, - я не врал.
        - Давайте его на повторный рентген, посмотрим, - светило отдал приказ моему врачу.
        Короче. Сделали снимок, этот, блин, профессор чего-то там разглядел, хотя чего там разглядывать, ежели внутри железка немецкая торчит, ну и решился на операцию. Мой врач меня успокоил тогда, видя мою нерешительность.
        - Аркадий Моисеевич - доктор наук, профессор с огромным опытом. Он точно сможет сделать все, как говорит, поверь. - Ну и поверил, чего мне оставалось?
        Конечно, хотелось излечиться, но смущало только затянувшееся восстановление. То есть теперь меня еще тут продержат неизвестно сколько, а между тем скоро Новый год. Надо вспоминать, что там у нас по сорок третьему году. Все же переломный год, тут и Сталинград закончат, и Курск будет, и, как обычно, Харьков возьмем, а потом вновь сдадим, но уже ненадолго. Короче, много чего нас ждет, но изменения есть, вижу их сам и читаю в газетах. Одно то, что член военного совета Сталинградского фронта сейчас не Хрущ, уже хорошо. С чего в газете вдруг такая информация? А-а-а, тут все было вообще интересно. Хруща сняли со всех постов, турнули из членов и даже вроде как из партии. Он под следствием сейчас, причем именно за то, что шил, сука, Сталину в свое время. А именно - за репрессии. Я-то прекрасно помню данные из открытых архивов, как он стрелял людей у себя на Украине, выполнял, гад, задание партии, реально думая, что чем больше убьет, тем лучше. Ну вот сейчас и узнает, лучше будет стране, если его самого кончат.
        Были и другие изменения, где-то важные, где-то не очень, а где-то и в обратную сторону. Например, чего-то не учли под Ленинградом, и немцы даже чуток расширили участок у Шлиссельбурга, когда теперь его прорвут? Неизвестно. Зато в районе Ржева у наших вновь выступ, причем широкий, хрен срежешь просто так. Воронеж, опять же, неделю назад полностью освободили. Немцы кинули под Сталинград больше сил, чем в моей истории, ослабив Воронежскую группировку, ну и получили по щам между Доном и Воронежем.
        Хоть мне еще не скоро на фронт, по самым оптимистичным прогнозам три месяца, но я уже размышляю о том, куда пошлют. Интересно же, войне-то не скоро конец, хотелось бы и дальше воевать, главное, я ж теперь далеко не пушечное мясо, призванное гнить в окопе. Да, конечно, артиллеристов гибнет так же много, но все же, служа в таких войсках, более ощущаю значимость своей службы. Да и в звании-то я теперь ого-го. Думаю, если все нормально, могут и на дивизион поставить, если будет, так сказать, вакансия, а то, что она скорее будет, чем нет, я уверен.

* * *
        На дворе двенадцатое марта, продержали меня в госпитале почти полгода. Теперь, зная, как могут ранить и сколько от этого лечиться, я буду осторожнее. Главное, правда, при такой осторожности, не прослыть трусом. После операции мне почти месяц было очень плохо. Возникло осложнение, рану вновь вскрывали, что-то чистили. Да уж, если б не тот светило, я бы не выбрался из госпиталей. А может, первый мой врач и прав был, решив, что и с осколком можно жить. Кто знает? Профессор очень убедительно описывал, что со мной будет, не проведи он операцию. Калекой или инвалидом я становиться категорически не хотел, поэтому поверил ему. Но все плохое тоже имеет свойство заканчиваться. Уже к концу января я резко пошел на поправку, но держали еще полтора месяца, давая возможность полностью оклематься. А при выписке получил предписание в Москву. Удивился тогда, решил, что просто в запасной полк, а оказалось, мне составили протекцию старые боевые товарищи, причем главным инициатором был тот полковник, начштаба, которого я обидел. Вот и еду сейчас в столицу на, ага, учебу. Секрета тут не было, поэтому узнал, что точно в
будущем получу дивизион, но для этого нужно подучиться. Насколько смог узнать, это займет еще три месяца как минимум. Все эти подсчеты не просто так, я все гадаю, куда пошлют воевать. Судя по тому, как идет война, я уже и не могу так прямо сказать куда. Сталинград закончили в первых числах января, на месяц раньше. Курск наш, Харьков взяли и не отдали в этот раз, правда, и далеко не отогнали, стоят обе армии сейчас где-то под городом. Курской Дуги, скорее всего, не будет, ну, под Курском, я имею в виду. Какое-нибудь танковое побоище все одно случится, больно уж с обеих сторон техники много, только вот где на этот раз, вопрос. Насколько мог разузнать - что-то от комиссара госпиталя, что-то от новых прибывающих в госпиталь раненых - танков у нас в армии явно меньше, чем у немцев. Плюс у тех поперли новые, а наши все телятся. Правда, активно внедряются самоходки, причем различных видов, похоже, сказывается большое количество старых танков, которые можно переделывать в эти самые самоходы. Бойцы говорят, что всякие есть, и с орудиями от «тридцатьчетверок» - быстрые, маневренные, но абсолютно беззащитные
перед танками врага. А также тяжелые, огромные, хорошо бронированные мастодонты на базе «КВ», с огромным дрыном в рубке. Наверное, о СУ-152 говорят. Так или иначе, но когда-то две армии должны схлестнуться в жестокой битве. И, скорее всего, она предрешит исход войны, так же, как и в моей истории Курск.

* * *
        - Поздравляю вас, товарищ старший лейтенант, с успешным окончанием обучения, вы будете направлены в действующую армию…

* * *
        Выпуск был веселым, экзамен я сдал на отлично, еще бы, с таким-то опытом. Направлялся я сейчас для начала в город, погулять, надо же столицу посмотреть! У меня увольнительная до восьми утра завтрашнего дня. Отпуск не дали, а я ждал. Все хотелось родителей навестить, а то только письма. Правда, мама пишет часто и, что удивительно, письма меня находят. Чуть с задержкой, но находят. Вот работала же почта как надо, а в будущем? Только ленивый не пинал почту России. Дома вроде все в порядке, сестренки, намылившиеся в армию, обломались, обеих приставили к госпиталям, служат, можно сказать, дома. В нашем городе аж четыре крупных госпиталя, работы непочатый край. Описал в ответном письме все, что со мной происходило, немного упростил ранения, не надо маме переживать, и так волнуется.

* * *
        Выход в люди завершился так же быстро, как и начался. Едва я слез с трамвая где-то в центре, как захотелось назад, в училище, а то и на фронт. Я в своей повседневной форме, другой у меня тут не было, смотрелся как ворона. Вокруг все нарядные, женщины даже с каким-то подобием макияжа. Мужчины, в основном военные, в парадной форме, с орденами и медалями. И среди них, всех таких красивых, я - как пугало. Медали висят, но форма-то - заплата на заплате, надо хоть новую справить, да все как-то не до этого. За пять минут три патруля с проверками документов прицепились, так что подождет Москва, валить нужно. Дело, ради которого выезжал сюда, в принципе сделал, очередную порцию бумаг закинул в почтовый ящик, так что пора и деру давать.
        Вернувшись в училище, застал пустую казарму, парни все в городе. Занялся сборами, хоть и нечего особо собирать. В училище также был небольшой красный уголок, так что побрякал немного на гитаре, я тут каждый день играл. Все знали мое увлечение, но никто не смог заставить меня петь. Ну, не нравился мне мой собственный голос, хоть тресни. А вот играть… Чуть не каждый вечер, когда пара гармонистов устраивала подобие концерта, я участвовал, подыгрывая на гитаре, делая их песни еще красивее. Уж очень мне нравились сольные импровизации, а гармонь, поющая фоном, для этого была идеальна.
        Направление я получил прям в центр, еду сейчас в Воронеж, а уж оттуда куда кинут, не знаю. Со мной вместе ехали три мамлея, будущие командиры батарей, так что в поезде было не скучно. Набрали на вокзале пирогов, всякой вкусняшки и ехали весело. Ребята уговорили меня взять гитару, представляете, притащили из похода в город отличную гитару, купили специально для меня. В поезде ехать было долго, мы намахнули по стакану водки и свершилось невозможное, я вдруг взял и спел парням песню. Да какую! Под последний куплет весь вагон молчал так, словно мы были на кладбище. Казалось, даже перестука колес не слыхать.
        На теле ран не счесть,
        Не легки шаги,
        Лишь в груди горит звезда…
        - Вань, это что? - первым очухался младший лейтенант Василенко, умный и шустрый парнишка восемнадцати лет.
        - Да фиг его знает, - пожимаю плечами, - песня.
        - А еще можно, товарищ старший лейтенант? - робко спросила стоявшая недалеко женщина лет сорока. Я вновь пожал плечами, склонил голову, перебирая струны, и начал то, чего никак не хотел делать раньше. Ну не время еще для этих песен, куда я лезу!
        «Среди связок
        В горле комом теснится крик,
        Но настала пора,
        И тут уж кричи, не кричи.
        Лишь потом
        Кто-то долго не сможет забыть,
        Как, шатаясь, бойцы
        Об траву вытирали мечи.
        И как хлопало крыльями
        Черное племя ворон,
        Как смеялось небо,
        А потом прикусило язык,
        И дрожала рука
        У того, кто остался жив,
        И внезапно в вечность
        Вдруг превратился миг.
        И горел
        Погребальным костром закат,
        И волками смотрели
        Звезды из облаков,
        Как, раскинув руки,
        Лежали ушедшие в ночь,
        И как спали вповалку
        Живые, не видя снов…
        А жизнь - только слово,
        Есть лишь любовь и есть смерть.
        Эй! А кто будет петь,
        Если все будут спать?
        Смерть стоит того, чтобы жить,
        А любовь стоит того, чтобы ждать.
        Закончив эту удивительно сильную песню, я открыл глаза. Ожидал увидеть, как и после прошлой песни, удивленные взгляды, но… Все, целый вагон людей, а их тут, наверное, больше сотни, сидели и стояли с опущенными вниз глазами и даже не пытались унять текущие слезы. Плакали просто все! Женщины, мужчины, дети и взрослые, все.
        - Извините, - прошептал я и хотел встать, чтобы пройти в тамбур подышать. Тяжко в груди стало, дышать нечем.
        - Вань, а кто это написал, ты? - вновь спросил «мамлей» Василенко.
        - Нет, парень один на фронте. Мы тогда подо Ржевом стояли. Я услыхал и запомнил почти всю песню сразу. Только он ее на гармони играл, а я на гитару переложил. Виктором его звали, фамилию не знаю.
        - Он станет великим человеком, этот Виктор, если пишет такие песни, - проговорил кто-то из пассажиров.
        - К сожалению, вряд ли станет, там такая каша была, скорее всего, погиб он, там мало кто уцелел.
        - Он не мог погибнуть. Вернусь в Москву, обязательно его разыщу. У меня такие связи есть, что я - найду! - заключил тот же пассажир. Я разглядел его, представительного вида мужчина, лет пятидесяти, может, чуть больше. В шикарном костюме. Пенсне на носу и тонкие усики делали его похожим на кинозвезду.
        - Как хотите, - развел я руками и встал наконец. Блин, вот прицепятся теперь ко мне, кто такой этот Виктор, где воевал, кем? А как я скажу? Да уж, подосрал сам себе, придется крутиться. А ведь я и дальше буду играть, так что вопросы будут по-любому.

* * *
        В Воронеже было интересно. Город очень сильно пострадал, но уже вовсю восстанавливается. Людей кругом множество, все что-то делают, работа кипит. Не удалось посетить места, где воевал в прошлом году, немного расстроился, хотелось. Прибыв в часть, доложился и стал ждать своей участи. Пришлось даже искать ночлег, так как обо мне, кажется, забыли. Поутру явился вновь и тут же получил предписание срочно ехать в район Белгорода. Нашим опять там, похоже, эсэсманы люлей дают, как и в моей истории. Получил документы - и бегом транспорт искать. Но успокоили немного танкисты, с которыми пересекся. К вечеру в нужном мне направлении выдвигается танковый полк, поедем по железной дороге, меня взяли с собой и всю дорогу угощали всякой всячиной. Наелся до отвала. Давно так не ел, откуда у мазуты столько жратвы, спрашивать не стал, но удивился. Поезд полз всю ночь, только под утро мы выгрузились на какой-то станции, и дальше танки пошли своим ходом. Смотрел вслед этим веселым парням, что уводили вдаль своих железных коней, и вздыхал. Сколько из них останется в живых? Очень мало. Последние слова командира одного из
батальонов запали в душу.
        - Вы уж, боги войны, не бросайте, помогите пахарям. - Я тогда кивнул, а сам подумал, как? Как вам помочь, родные? Вы ж бегом, вперед, огонь-маневр, а мы? Ну ничего, нехрен сопли жевать, что-то я после ранений и правда как квашня становлюсь. Надеюсь, прибуду на фронт - излечусь.

* * *
        И ведь как чувствовал. На хрена, скажите, я учился столько времени, чтоб вернуться на фронт и получить… батарею. Да-да, свободного дивизиона не было, а батарейные всегда нужны, в резерв меня ставить никто не будет с таким опытом, командиры даже думать не стали, мгновенно выписали предписание заступить на должность командира второй батареи. Поехал принимать, а там… Мама дорогая, даже в сорок первом я такого хлама не видел. Откуда такой раритет взяли, не представляю. Пройдя по позициям расчетов, знакомясь с людьми, только морщился от злости и душевной боли. Сколько этим стволам жить? Не закончится ли моя служба в новом звании после первого же боя? Столько вопросов, а ответов нет.
        - Заместитель командира батареи - ко мне, командиры орудий - приготовить рапорта, - скомандовал я на построении.
        - Товарищ старший лейтенант, заместитель командира второй батареи младший лейтенант Полухин.
        - Имя-то с отчеством есть? - чуть нахмурился я.
        - Виктор Иванович.
        - Виктор Иванович, а чего у вас орудия такие убитые? - спросил я о том, что волновало в первую очередь.
        - Да тут, товарищ старший лейтенант…
        - Иван Васильевич я, между собой на «ты», хорошо?
        - Хорошо, - кивнул Виктор. - Из ремонта пришли орудия, заменили стволы, накатники, а станины и щит, да и все оставшееся - да, старое. Но стреляют хорошо, проверено, не смотрите на внешний вид.
        - Ладно, проехали. Как снабжение, бойцы в строю все?
        - Все в порядке, Иван Васильевич, только командира не было, погиб наш лейтенант Самохвалов. Неделю назад фрицы в контратаку пошли, ну и…
        - Ясно. У меня тоже, Вить, разное было. И меня чуть не убивали, и расчет хоронил. Давай поясняй - кто, где и когда, - кивнул я, показывая карту.
        - Вот тут зона нашей ответственности. Стрелковый батальон наступал в составе полка при поддержке танков. Роту выбили, и немцы ударили с фланга. Танков не осталось, все сгорели.
        - Я сюда с танкистами ехал, вроде как к нам, только могу и ошибиться.
        - Это хорошо, значит, вновь вперед пойдем! - обрадовался замок.
        - Соедини меня с батальоном, узнаю, как там, - попросил я своего зама, а сам начал переодеваться. Мне удалось выцыганить у разведки накидку камуфляжную, по сути кусок масксети, вот и надену на себя. Местность располагает к этому, почему бы и не предусмотреть дополнительные меры безопасности?
        - Батальон на связи, товарищ старший лейтенант, - крикнул связист.
        - Ага, - кивнул я в ответ.
        Узнав обстановку, переговорив с командирами орудий, узнал, что солдаты в расчетах все бывалые, опытные и хорошо обученные, это очень порадовало. Закончив дела тут, осмотрел дополнительно маскировку и выступил перед бойцами.
        - Товарищи, сразу успокою, это не политинформация, сам их недолюбливаю, - вокруг смешки, - меня зовут Иван Васильевич Некрасов, я ваш командир батареи. Так вот, братцы, служу я с сорок первого, конечно, не без перерыва, ухайдокали фрицы по осени в Воронеже, но наша славная медицина меня вернула с того света, а может, я там ангелам не понравился, - вновь смешки, - короче, ребята, шагистики не будет, но порядок я люблю. По приказу первый пристрелочный через пять минут. Если дольше, будем ругаться. Мой заместитель вам знаком лучше, он пояснит, если что-то непонятно. Не терплю раздолбайства и пьянства. Если последует приказ из штаба, а хоть один ствол не готов, пеняйте на себя. Вроде ничего сверхсложного не требую. Всем всё ясно?
        - Так точно, товарищ старший лейтенант! - хором рявкнула вся батарея.
        - Служите честно, братцы, и тогда мы это нацистское говно размажем по земле, чтоб трава сочнее была, - опять смеются. - Разойтись.

* * *
        Отдав после такой беседы последние указания заместителю, убыл в батальон. Через полчаса, а стрелковый батальон стоял всего в двух километрах, знакомился с командиром, старлеем Никаноровым. Приняли хорошо, предложили пообедать, пока не стал, сослался на то, что был не голоден. На удивление это было правдой.
        - Вот и выходит, старлей, что только речушка и стала преградой - как нам, так и фрицам. Они бы нас сшибли еще тогда, неделю назад, да только у них танки увязли в реке, и мы удержались.
        - Это радует. Мне тут в штабе сообщили, что скоро наступление на твоем участке, ты готов?
        - А, - отмахнулся Никаноров, - оно уже два дня идет, а воз и ныне там.
        - Как это? - удивился я.
        - Да вот так. Танков нет, пехоте одной не пройти, пробовали уже. У меня батальон только пополнили, за неделю две роты как корова языком слизала. Изображаем тут кипучую деятельность, но на рожон не лезем. Видишь, как буднично я об этом говорю? А между тем это жизни людей…
        - Так ведь взгреют же? - обалдел я.
        - Да пускай, - махнул рукой старлей. - Ты думаешь, в полку не знают? Да все они знают, только сделать ничего не могут. Под трибунал меня? Пришлют нового командира, и тот угробит батальон, и фланг останется открытым. Комполка не идиот, чем ему затыкать дыру? Вот то-то.
        Даже не подозревал о таком в нашей армии. Да, конечно, все выкручиваются, как могут, ведь правильная война только на бумаге. Меня, помнится, так же заставляли идти вперед, да еще с орудиями. Что я тогда сделал? Правильно, соврал командиру. Вот и тут, похоже, все так же обстоит.
        - Так чего ж делать-то? - даже растерянно спросил я.
        - Да ничего. Я тебе покажу фрицевские позиции, ночью сходим. Можешь обработать, если хочешь. Только вот без танков я все одно не пойду, а в ответ на обстрел немцы самолеты пришлют, и…
        - Ясно. Как-то тут у вас все запущено.
        - А что ты хотел? Мне комполка шепнул, что у нас тут второстепенное направление, видимость наступления создавать, вот и создаем. Сам посуди, разве идут в серьезное наступление одним полком при поддержке всего одной роты танков и двух батарей артиллерии? Фронт только у нашего батальона километр, какое тут наступление? Ведь и фрицы не особо лезут только потому, что знают наши силы.
        - Откуда?
        - Ну, разведка-то не только у нас есть! - даже удивился моей тупости старлей.
        - Я понял тебя, - сказывается мой недостаток опыта именно вот в таких делах. Привык - прицел, заряд, один снаряд, беглый огонь… А вот наступать или вот так как сейчас - в позиционке я не соображаю. Будем наверстывать и учиться.
        - Ну, если понял, делай выводы. Будут танки, будет наступление. Раз ты говорил, что видел танкистов, может, и впрямь дадут коробочки, тогда посмотрим, может, и сшибем немчуру. Разведка еще два дня назад ходила, говорят, немцев немного, но танки, вот в чем беда. Слушай, а может, ты свои пушки на прямую поставишь, а? Полезут немцы, а ты им - на!
        - И через полчаса артиллерии у тебя не станет, так же как и танков. Хочешь? - спросил я, в свою очередь удивляясь дурацкому предложению старлея.
        - Не-не, тогда совсем плохо будет.
        Говорили мы долго, никто не беспокоил. К вечеру пришел приказ явиться в штаб полка. Потопали вместе. Вызвали не просто так. Как я и говорил, танки пришли именно в этот полк. Командиры ставили нам задачу сковырнуть фрицев на противоположном берегу и создать плацдарм. Что-то это все мне напоминало…
        Батальон растянут на огромное расстояние, наступать так - самоубийство. Так и сказал старлею, когда мы вернулись к нему на НП.
        - Ты думаешь, я дурак, что ли? - усмехнулся старлей. - Ночью соберем кулак чуть левее НП, там самое узкое место на реке, плоты готовы, только притащить.
        - А не ударят ли немцы во фланг?
        - Могут, - кивнул старлей, - на стыке нажмут - и амба. Поэтому смотри сюда, - старлей стал вдруг серьезным и наклонился над картой.
        Ночью была движуха, грохоту-у… Фрицы не дураки, наблюдатели, скорее всего, сидят, начали запускать свои «люстры». Еще бы, когда за окопами батальона взревели танковые дизеля, да грохочущие гуслями «тридцатьчетверки» двинулись к реке, не услышал бы, наверное, только глухой. А когда увидел количество коробочек, вообще чуть не прослезился. Точняк старлей говорил, второстепенное! Да тут не то что второстепенное, а вообще обычный отвлекающий маневр. Тупо разменная монета. Как же боялся именно такого, кто бы знал. Помните отличный советский фильм «Батальоны просят огня»? Во-во, один-в-один! Интересно, мне так же запретят поддерживать батальон, как и в кино? Заставят передвинуть пушки в другое место? Хотя тогда зачем тут я? Ведь без командира батарею не тронут… Значит, все же не как в кино, хоть это хлеб.
        Танков было двенадцать, а у фрицев, по данным старлея Никанорова, около тридцати. Что ж, поможем, если сможем. А это значит, что топать мне прямо на тот бережок, вместе с пехтурой, а как иначе?
        - Ну что, родимые, задайте немцам жару, - напутствовал старлей, когда пришел приказ на артподготовку. Как оказалось, наступал весь полк. Правда, у нас артиллерии всего две батареи, но и это хлеб. Стреляли пятнадцать минут, согласно приказу. Еще летели последние снаряды, когда к реке пошли танки, а за ними пехтура тащила плоты. Река небольшая, метров тридцать, но и эта преграда опасна.

* * *
        - Старлей, танкисты помочь просят, немцы танками ударили во фланг слева! - прокричал в трубку Никаноров. Он уже на том берегу. Мне он сам посоветовал пока не переправляться, тут до фрицев всего ничего, уговорил.
        - Сейчас к вам выхожу! - бросил я и хотел отдать трубку радисту, но услышал в ответ:
        - Давай я скорректирую, я ж уже работал с батареей!
        - А если я по своим положу? Сдурел? - бросил я в этот раз трубку и бегом рванул из землянки. Черт, ведь хотел же сразу идти, чего послушался старлея? Просто пока там пехота и танки воюют, наш огонь не требуется, вот и решил, что пока повременю, а теперь как бы поздно не стало.
        Реку я пересекал на лодке, опасности не было, первый эшелон у немцев сбили легко, бои идут сейчас в отдалении, в километре отсюда, можно не беспокоиться. Дальше с разведкой и связистами бежали буквально галопом. Сразу забирал левее, туда, откуда, по данным от комбата, ударили немецкие танки. И не прогадал. Уже в трех сотнях метров, может, чуть дальше, шел бой. Выбравшись на небольшой пригорок, я отчетливо увидел танки с крестами.
        - Первому, влево десять-ноль, прицел шесть-ноль, один снаряд… - ору связисту, тот дублирует команду.
        - Выстрел! - кричит через минуту связист. Разрыв вижу, но также вижу, что совсем не туда выстрелил.
        - Вправо три-ноль, прицел пять-пять, один снаряд! - Попробую «вилку».
        - Выстрел!
        О, точно, как и думал. Еще чуток вправо взять, танки-то двигаются, хоть и медленно, и метров на триста дальше. Командую и фиксирую результат. Вновь кричу команду на открытие огня всей батарее. И началось. Ах, как же я соскучился-то! Уже после третьего залпа всей батареей танки противника начали пятиться. Я не зря говорил, что успел вовремя. Наши танкисты неплохо укрылись, пользуясь складками местности. Поэтому немцы и не смогли их просто сжечь, бой шел позиционный, с той и с другой стороны были подбитые коробочки, но немного. А вот теперь, когда фрицам поплохело от наших стволов, танкисты Красной Армии решили рвануть вперед. Зря они, конечно, но, наверное, им виднее. Угроза с фланга остается, а рывком вперед они провоцируют фрицев подрезать их под корень. Эх, надеюсь, не хватит у врага сил на это.
        Уже через двадцать минут я понимаю, что был прав в своих домыслах. Вражеские танки забирали сильно вправо, буквально прижимаясь к реке, а значит, ко мне, грешному. Хотят подсечь и уничтожить наш плацдарм…
        - Батарее, влево два-ноль, прицел пять-ноль, беглым! - ору я и вжимаюсь в землю. Ох, не дай бог парни промахнутся, мне и всем, кто со мной, будет грустно об этом вспоминать… Я дал практически свои координаты, надеюсь, все же получится. Заодно у врага возникнет уверенность, что тут никого нет, раз бьем практически прямо по берегу.
        Взрывы поднимали тонны земли буквально у нас под носом. Метров сто, сто пятьдесят, очень близко. И очень страшно. Осколки долетают, но лежу в ложбинке. Комбат связывался, благодарил, я же ему в ответ нагрубил, требуя, чтобы тот связался с танкистами и приказал им повернуть. Никаноров выслушал и послал. Ему, дескать, надо взять вторую линию окопов, а не разворачиваться. Я ему ору, что его сейчас окружат, а он в ответ спокойно так:
        - Так вот ты и помоги, жги фрицев, чтобы не вышли на берег.
        - Ты сдурел, что ли? У меня не «катюши» и не ПТО. Сейчас я их придержал, но если вновь соберут кулак, не взыщи!
        Да уж, пехота и танкисты в раж вошли, до Берлина, что ли, собрались ворога гнать? Идиотизм. Но это, блин, наш, родной идиотизм, граничащий с безумием, убийственный, но, черт возьми фашистов, действенный!
        Стрелять пришлось до темноты. Лишь когда стало совсем темно, фрицы отступились. Прекратив свои попытки охватить наш плацдарм, враг попятился. Позже, к утру, стало известно, кто нам помог. Оказывается, соседи слева так же переправлялись и в свою очередь ударили немцам во фланг, те крутились, как могли, но вынуждены были отступить. А наш батальон вместе с танкистами занял-таки вторую линию окопов. Правда, танков половины уже нет, но это была победа. Маленькая, возможно, короткая, но победа. Участвуя с осени-зимы сорок первого года в боях, я еще не ощущал вкус победы. Все в обороне, контратаках, а тут… Да, взяли небольшой кусок земли, пара деревень тут стоит, пустых, но приятно было, как будто город какой важный отбили у врага.
        - Товарищ командир, четвертое орудие вышло из строя, перегрев, ствол повело, - рапортовали мне по прибытии на батарею командиры орудий, вот командир четвертого и огорчил.
        - Отправил уже?
        - Так точно, успел. Обещали быстро сделать, артмастерские тут рядом.
        - Хорошо. Лейтенант Полухин, что со снабжением?
        - Все в порядке, товарищ старший лейтенант. Два часа назад пришли грузовики со снарядами. Кухня также была, бойцы накормлены. Потерь нет. Из полка был вестовой, прибывает еще батарея, переправляться будет выше по реке, у них еще батарея ПТО.
        - Это хорошо, снимет с нас немного нагрузку. Вы с утра сразу не снимайтесь. Сдается мне, немчура утро с бомбежки начнет, больно мы их укололи.
        - Я тоже так думаю. Тем более «рама» вечером была.
        - Да ладно, - даже не поверил я, - а я и не видел.
        - Ну так вы ж на передке были, где там в небо-то смотреть. Наши засекли, предупредили.
        - Тогда вот что, отдых, ребятки, отменяется, сменить позиции. Двигаем ближе к реке, завтра один черт заставят на тот берег плыть.
        - Ясно. Разрешите выполнять?
        - Действуй, лейтенант.

* * *
        Вот так, вместо заслуженного отдыха пришлось сворачивать батарею и тащить орудия на новое место. Хорошо хоть подготовлено было, так что справились даже быстрее, чем думал. К четырем утра все было готово, и солдаты повалились спать, хоть немного отдохнут. Завтра уже такого темпа стрельбы не будет. И орудий не хватает, и усталость скажется. Что делать, иначе нашинкуют в винегрет.
        Сказал бы, что угадал, но не буду. После известий о немецкой воздушной разведке итог был известен заранее. Около девяти утра прилетели штурмовики. Бомбежка началась серьезная, немцы гонялись буквально за каждым солдатом, на нашу беду их тут было немало. Расхреначили пехотный батальон на марше, большие потери, но вот нам повезло. От прежней позиции не осталось и следа, а новую немцы еще не знали. Конечно, кто-то из летчиков, возможно, и разглядел стволы, уж больно они огромные, да вот прилетели наши истребители, и фрицы поспешили улететь. Наши следом, но вот результатов я не видел. Благодаря поспешному отходу вражеских самолетов не пришлось испытать на себе, что значит воздушный бой над позициями пехоты. Рассказывали ребятки, еще в Воронеже, что очень страшно. Каждую секунду в землю рядом с бойцами впиваются снаряды и пули. Ведь выпущенные мимо целей снаряды летели в землю, а не куда-то там. Гибнет и получает раны от такого огня очень большое количество солдат, но как быть? Это только в кино бойцы на земле кричат и радуются, глядя, как над ними идет воздушный бой. На деле же прячутся все, жить-то
всем охота.
        Летчики ушли во вражеский тыл, а мы заканчивали процедуру маскировки. Вызвали на КП полка, пришлось смотаться, а это пять километров на север. У меня, как оказалось, был мотоцикл, а не лошадка, остался от прежнего командира батареи, вот им и воспользовался.
        - Привет, старшой! - поприветствовали меня в штабе полка. Обратившийся ко мне майор был внушительного вида мужчиной средних лет. Сразу бросилась в глаза его седина, здорово, видать, мужику досталось, по лицу-то видно, что он еще не старый. Морщин почти и нет, только закопчённое лицо и серебристые волосы.
        - Здравия желаю, товарищи командиры, - козырнул я. В штабе было немноголюдно, четыре офицера штаба званием выше моего и какой-то лейтенант.
        - Хорошо стреляли вчера, старший лейтенант, опыт большой? - спросил меня тот же майор. Как позже узнал, командир полка.
        - Ну, - пожал я плечами, - довелось немного.
        - Молодцы. Рапорта захватил?
        - Так точно, - достав из планшета листы бумаг, протянул их командиру.
        - А чего наградных не вижу?
        - Виноват, - кивнул я, - вот.
        - Сразу-то чего не отдал?
        - Да как-то опыта с наградами не было. Раньше подавал, постоянно ругали, что я лезу с наградными.
        - Ну так это когда было, - улыбнулся майор, - воевали хреново, не до наград было. Хотя тебя, смотрю, как раз награждали?
        - Есть немного, - потупил я взгляд. - Товарищ майор, как с орудием?
        - С каким?
        - На батарее вышло из строя одно орудие, отправили в артмастерские…
        - Позвоню и потороплю. Я чего тебя вызвал, старлей. Знакомьтесь, это лейтенант Иванов, разведка, - мы пожали руки с лейтехой. - Нужно притащить «языка», а заодно накрыть у немцев склад боеприпасов. Летуны вроде как нашли его, но прикрытие уж больно серьезное, не подлететь. Три машины потеряли, но не смогли уничтожить. Задача такова, пойдешь с разведчиками, они ищут путь и немцев, а также проведут тебя, ты обеспечишь огонь и уничтожение, приказ ясен?
        - Так точно, товарищ майор, когда выходить?
        - Ночью, сейчас к тебе пойдем, оттуда и выдвинемся, - ответил разведчик.
        - Хорошо. Разрешите идти?
        - Давай, старлей, на тебе очень ответственное дело.

* * *
        По дороге с лейтехой не говорили, да и на мотоцикле это сложно было сделать. Разведчик был пеший, вот и поехал со мной. А по приезде отжал у меня мотик и свалил к своим пластунам. Да, в таком деле я еще не был, под Воронежем что-то подобное было, но тут все серьезнее. И идти дальше, и врагов тут побольше будет, и прятаться негде. Развалин домов, канализационных труб тут как-то не наблюдается. Ну ничего, авось сделаем все как надо.
        - Старлей, сюда! - разведчики махали руками, указывая на большую сосну. Ага, хотят, чтобы я именно на нее забрался?
        Мы уже сутки бродим во фрицевском тылу. За спиной днем бой шел, в паре километров, а мы тут шаримся. Ну и работенка у разведки… Переправились вполне спокойно, «люстр» у немцев над рекой не было, плацдарм-то наши вчера удержали, поэтому и переправа была легкой. Дошли до бывшей второй линии немецких окопов, миновали деревню и укрылись в небольшой роще. Дальше двигались уже осторожнее, немцы могли быть везде. Разведчики здорово двигаются, меня постоянно осаживают, из-за размеров моих уж больно меня видно издалека. До села, в котором находились основные силы противника, а также их артиллерия и склады боепитания, было уже недалеко. Блуждающих войск противника тут нет, да и не может быть. Дорога к нашему плацдарму одна, проходит левее нас на километр. И вот что удивительно, фрицев там крайне мало. А если…
        - Слышь, Черный, - такой позывной был у лейтенанта разведчика.
        - А? - обернулся он, отвлекшись от карты.
        - Фрицев мало.
        - Не понял?
        - Смотри, нашим дали закрепиться, выбить не могут даже артиллерией, значит…
        - Думаешь, их тут мало просто? - даже затылок почесал старлей.
        - Думаю, как бы они в другом месте не грохнули. Мы ведь здесь тоже вроде как отвлекающий маневр, наступления-то тут не будет. А что если и фрицы дали нам втянуться, а сами ударят где-то в другом месте, и мешочек затянется?
        - Ну, быть такое, конечно, может, но по сведениям фронтовой разведки в радиусе пятидесяти километров больших сил у врага нет. Чем наступать?
        - Для фрицев и сто не крюк, - отмахнулся я. - С их системой снабжения, порядком, они проскочат сто километров меньше чем за день, тем более что и у нас их нечем останавливать. Забыл, как бывало?
        - И что тогда?
        - Да ничего, мысли вслух. Не нам же бежать проверять. Но есть предложение…
        Я подробно описал лейтехе, как я вижу эту ситуацию, рассказал, что делал так уже. А предложил я простую вещь. Докладываем, что взяли «языка», чуть теплого, поэтому транспортировку он не пережил. Зато поведал, что где-то рядом готовится наступление. Да, безусловно, верить на слово какому-то фрицу, даже не зная, был ли он вообще, нельзя, но проверить-то можно? Самолеты есть, пусть полетают в окрестностях, километров на сто в каждую сторону, глядишь, чего и найдут. Лейтенант даже не думал сопротивляться, только кивал и предлагал, как и чем дополнить сведения. А потом и вовсе заявил, что попробует-таки сам выкрасть немца из деревни. Я согласился с ним, это было бы вообще отлично. Пугало в данной ситуации только одно - как бы это не сказалось на нашем пребывании здесь.
        Под вечер группа вышла в рейд. Меня оставили с двумя бойцами ждать. Я был не в обиде, как-то у меня совсем не было нужных навыков, поэтому легко согласился. На связь не выходил, вдруг у фрицев пеленгатор есть, а мы место выдадим, откуда потом корректировать огонь? Зато, благодаря тому что было свободное время, я успел нанести на карту много чего хорошего для эффективной работы моей батареи.
        Когда ночью вернулась группа лейтенанта Черного, я спал. Разбудили, а когда услышал, о чем речь, даже не удивился.
        - Ну так все об этом и говорит, - пожал я плечами. Немец, которого притащили уставшие как собаки разведчики, сообщил именно то, что я предположил сам. А именно, наступление врага ниже по реке буквально завтра утром, может чуть-чуть позже, ибо идут они именно издалека. За ночь покроют оставшееся расстояние, причем уже на нашем берегу, и с ходу ударят в тыл и фланг той дивизии, в которой я служил. Слушал это и только головой кивал.
        - Чего делать будем? - нетерпеливо спросил Черный.
        - А хрен ли тут делать? Отправляй пленного в штаб, а сами устроим фрицам ночную побудку. Сказано уничтожить склады? Так давай дело сделаем. Тем более, фриц же говорит, что дивизия, которая идет сюда, рассчитывает на боеприпасы, находящиеся именно тут, так как идут налегке.
        - А как ночью стрелять?
        - Да попробуем, чего уж тут. Ничего особо сложного нет, результат-то я буду видеть, главное - связь. Пошли бойцов к деревне, пока темно, пусть присмотрят мне позицию, с которой будет видно деревню и вообще округу. Большое дерево подойдет, удаление метров триста, можно пятьсот.
        - Вон отсюда смотри, роща с западной стороны, видишь? - Хоть и было темно, да только не полностью. В некоторых домишках деревни горел тусклый свет, помогая сориентироваться на местности.
        - Рощу не вижу, но поверю. Выходим!
        Через час мы уже осмотрели все, что нужно. В центре деревни штаб полка, что был тут расквартирован, возле самого здания машина-пеленгатор. Думаю, не надо говорить, куда я пошлю первый снаряд? Распределили цели по важности. Здорово помог недавний рейд разведки, теперь мы точно знали, где и что у немцев в этой деревне.
        - Рацию наладили? - спросил я.
        - Готово, - кивнули в ответ.
        Сосну мне подобрали не просто так. Ближе к немецким складам не подобраться, впереди справа огромное поле, войск тут немного, но никак не подойти ближе. Попробуем накрыть прямо отсюда, благо дальности хватит. Взял в руки веревку, обхватил огромный ствол и поймал на себе удивленные взгляды разведчиков. Ха, а чего, тут так еще не лазают по деревьям? Ну, значит, скоро начнут. До первых толстенных сучьев взбирался минуты три-четыре, дальше легче. Смолы, правда, много, перемазался здорово. Мне закинули провод для антенны, я его повыше подниму, чтобы сигнал был четче.
        - Рассыпались! - слышу, как командир разведчиков отдает приказы. Ага, контролировать подступы будут. Сам лейтеха будет у меня за наблюдателя со стороны. Заметит какую суету нездоровую, сообщит.
        Едва забрезжил рассвет, а он сегодня припозднился, так как небо было в тучах, я отдал первые координаты. Пару выстрелов придется сделать по квадратам, а вот затем я уже скорректирую.
        Немного напряг факт затяжки времени. Первый снаряд рванул через десять минут. Они там что, спят или к комполка за разрешением бегали? Я было вышел из себя от этой задержки, но, увидев, как легли снаряды, оттаял.
        - Отлично! - даже вслух сказал я радисту, а тот тут же машинально передал. Попали в квадрат четко, а за квадрат была деревня.
        - Беглый… - поправки летели из меня как из пулемета, радист едва успевал, а я смотрел на результат и смеялся как мальчишка. Как же я глазомер набил за время, проведенное в боях. Любо-дорого смотреть. Немцы разбегались, вывести немногочисленную технику даже не помышляли, это был разгром. Выпустив, наверное, полуторный боекомплект, мы просто стерли с лица земли деревню. Враги, те, что смогли убежать, удрали куда-то на юг, прочь, подальше от моих «поросят».
        - Товарищ старший лейтенант, не понимаю, приказывают возвращаться, огня больше не будет… - растерянно произнес радист.
        Ясно, кто-то захотел порулить моей батареей, значит, фрицы уже подошли и вот-вот начнут истребление нашей дивизии.
        Было грустно, веселье быстро кончилось, назад возвращался без желания. Разведчики, напротив, были в приподнятом настроении.
        - Слышь, Черный, бой идет, связи нет, но может, рискнуть все же? - предложил я внезапно.
        - Что именно?
        - А давай на восток заберем, по этой стороне.
        - Хочешь немцам во фланг ударить? - мгновенно понял мою мысль опытный разведчик.
        - Именно. Удара отсюда они уж точно не ждут. Конечно, неизвестно, что с батареей, смогут ли стрелять. Связи пока нет, и будет ли вообще, неизвестно. Но надо попробовать. Что если удастся подойти и нанести фрицам визит вежливости?
        - Придется выходить за пределы плацдарма, а там может быть все что угодно. Туда мы не ходили. Нет, вряд ли получится, извини, старлей. Тем более связи нет, может, твою батарею уже развалили?
        - Да, всяко может быть. Но, блин, как же заманчиво это, зайти к немцам с черного хода.
        - Это да, - кивнул Черный. - Ладно, уговорил, черт красноречивый, бойцы, поворот, всем вправо, бегом!
        Понеслись мы по полю таким темпом, что даже мне поплохело. Раны, кстати, сказывались, при долгом нахождении на ногах начинали ныть и тревожить. Но я держался и бежал, не отставая ни на шаг. К реке выбрались, забрав на два километра в сторону от плацдарма и переправы. Здесь, кстати, даже мельче оказалось, спокойно переправились и сразу принялись вызывать батарею, а потом хоть кого-нибудь. Точнее, это мы с радистом занялись вопросом связи, бойцы разведчики устремились по приказу своего командира. В поиске они пробыли час, вернулись не одни. Пленный ефрейтор из моторизованного полка пел соловьем.
        - Старлей, нужна связь, их там много, дивизия, если ударить…
        - Да сам понимаю, но, млять, не отвечает никто! - Мы час потеряли в попытках связаться с нашими. Радист сообщил, что скоро и запасным батареям кирдык, а значит, все будет бесполезно.
        - Чего делать-то? - недоумевал Черный.
        - Идем на сближение с врагом, говоришь, этого у танкистов уперли?
        - Ага, они там заправку устроили, много машин без топлива, бензовозы так и ездят, туда-сюда, срочно нужен огонь!
        - Есть связь, товарищ старший лейтенант! - вдруг закричал радист.
        - Кто на проводе? - бросил я подбегая.
        - Вроде как танкисты, сейчас…
        - И на кой ляд нам трактористы? - впал в ступор я.
        - Сто тридцать восьмой батальон семнадцатого механизированного полка, на связи командир батальона!
        - Повторяй, - начал я диктовать связисту, - нужна связь с артполком, дивизионом или батареей гаубиц, срочно. Имею возможность корректировать огонь, нахожусь в прямой видимости врага.
        - Попробуют что-то сделать, сказали ждать.
        Эх, сколько же нужно вот так сидеть и ждать. Через полчаса прибежали наблюдатели из разведчиков. Немцы ведут к берегу танки, то ли хотят по берегу пройти, то ли еще зачем, но нам нужно укрыться, идут прямо на нас.
        Только начали движение, радист все время был на приеме, ему даже «сундук» помогали нести, поступил вызов.
        - Кто на связи?
        - Командир второй батареи…
        - Ты ж на общей волне, сдурел?
        - Сами же спросили, - удивился я порицанию.
        - Бог войны? Так бы и сказал, еще б фамилию назвал.
        - Я и хотел, - пожал я плечами, прекрасно понимая, что собеседник меня не видит.
        - Что там у тебя, быстро давай, а то некогда, враг жмет, вот-вот оставим подступы к переправе!
        - Дайте огонь, я скорректирую!
        - Куда бить-то?
        - Карта под рукой? - я тут же развернул свою и, найдя квадрат, назвал его.
        - Так это всего в километре от нас! - явно охренели на том конце.
        - Вот и давай скорее! - поторопил я.
        - Батареи отводили, сейчас разворачивают, сможем ударить через десять минут.
        - Скорее, родной, а то и вовсе не ударите! - вновь торопил я.
        - Будь на связи, вызову.
        - Только быстрее, батареи на исходе!
        А через десять минут мы устроили немцам Верден. Такой подляны они никак не ожидали. Нет, конечно, их командование могло предположить наличие у нас тяжелой артиллерии, но вот что мы окажемся настолько точны… В общем, снаряды тяжелых гаубиц выбивали у немцев танки один за другим. Рвали гусеницы, поджигали, иногда курочили прямым попаданием. А потом пошли попадания в бензовозы, и начался ад. Горело все кругом, били мы около получаса, пока батареи в радиостанции окончательно не сдохли.
        - Ну, Ванька, теперь уж мы ничего больше не сможем сделать, - развел руками разведчик.
        - Да знаю, и наши, как назло, прекратили стрельбу. Ну, нет связи, так продолжали бы, прицел-то постоянный был, - разочаровано бубнил я.
        Именно так. Немцы, не имея поддержки с противоположного берега, это мы ночью постарались, встали. Их удар был остановлен, наши уже и танки подтянули, а у врага, наоборот, они начали кончаться.
        - Давай потихоньку, старлей, мои вперед пойдут, мало ли чего. - И как сглазил.
        Нарвались на немцев мы внезапно. Кто-то что-то крикнул, раздался выстрел, затем очередь - и пошло-поехало. Я даже растерялся вначале. Кто в кого стреляет, там уж вроде бы наши должны быть, откуда там немцы? Но стрелять пришлось и мне. Выстрелы, выстрелы, магазин, второй, третий, задержка… Один за другим прекращали стрельбу разведчики. Но не по причине нехватки боеприпасов. Мы нарвались на гораздо более многочисленный отряд врага. Бойцы выбывали один за другим, вот и я, почувствовав удар в голову, упал навзничь. Резкая острая боль пронзила как игла мой правый глаз. Кажется, я что-то прокричал в сторону Черного, он был где-то рядом, но кричал я просто от боли. Дальше - темнота и пустота.

* * *
        Темно, тишина. О-о-о! Как же больно-то! Еле-еле разлепляю губы, склеившиеся чем-то соленым на вкус. Кровь? Ой, блин, куда меня? То, что я ранен, было понятно, вопрос был в другом, болело буквально все. Ничего не вижу и, кажется, еще и не слышу. Зашибись, опять? Да еще и зрение теперь? Пытаюсь плюнуть в руки, чтобы промыть глаза, но слюны нет, во рту сухо как в пустыне. Шарю по телу в надежде найти флягу. Ничего, даже, кажется, ремня нет. А это еще как получилось? Нет ни кобуры, ни тем более пистолета. Так, спокойно, мы у самой реки были, надо только сообразить, в какую сторону ползти… Черт, а и правда, куда? Я же не знаю, как я лежу по отношению к реке. Попытался перевернуться на живот и от боли, пронзившей тело, едва не заорал. Видимо, вновь потерял сознание, когда очухался, боль немного утихла. Начинаю все сначала, где болит, где сильнее болит? Голова, живот, рука, правая… Так, нога ноет, и почему мне так холодно? Буквально трясет всего от боли, злости и холода. Не понимаю, ничего не понимаю. Пробую позвать кого-нибудь, не видя ничего, это, наверное, первый рефлекс ослепшего человека. Понимаю,
что рядом могут быть враги, понимаю, что не слышу даже собственного голоса, но зову, кажется…
        Так, берег был илистый, а подо мной, кажется трава. Попробуем влево, по крайней мере, когда стрелял, вроде был к реке левым боком. Пытаюсь ползти, выходит с огромным трудом. Я едва не ору, сдерживаясь. Нет, черт, уже много прополз, такая же трава под руками. Давай, Вань, обратно. Вновь вытягиваю руки, цепляюсь за траву, землю, чувствую, как срывается один из ногтей, и новая порция боли посещает меня. Но на фоне всего остального эта новая тухнет почти сразу. Рука правая отказывается слушаться, да и саднит ее. Использую левую, сила-то есть, но сил нет. Наконец, кажется, не один час прошел, под рукой оказывается что-то твердое…
        «Камень», - пролетает мысль. Тут же, шаря рукой по сторонам, понимаю, что нет травы. Еще несколько долгих, томительных и болезненных усилий, и вот она, вода!
        Двигаю рукой туда-сюда, разгоняя воду, да, это - жизнь. Вода действует оживляюще. Сделав еще усилие, плюхаюсь лицом в воду и начинаю жадно пить, а затем пытаюсь протереть лицо. Почти сразу приходит осознание, что я вижу. Да! Черт вас всех раздери! Вижу! Но мгновение спустя приходит и новое понимание. Вижу, но только левым глазом. Пытаюсь осторожно ощупать глаз, понимаю, что его больше нет. Обычно ведь как, закрой глаз и, проводя пальцем по векам или ресницам, ты чувствуешь глаз и неприятные ощущения. А тут - ничего… В буквальном смысле ничего. Останавливаюсь, прекрасно осознав, что потерял глаз. Чувство представляете? Да не сможете. Обида. Вот первое чувство. Обида на себя, на весь мир! Как же так? Как жить? Ведь вроде не умер еще, значит, живой? Как жить слепому? Да еще и глухому! Так, уймись, псих, один-то видит! Точно, начинает проявляться благоразумие. Точно - живой.
        Умывшись таким макаром, а заодно выпив полреки, попытался хотя бы сесть. Не получалось. Лежа на животе, понимал, что мне больно, но ползти как-то надо…
        Новая лихорадочная мысль. А куда ползти? А, пофиг, по реке и поползу, нарвусь на немцев, просто добьют. Выйду к нашим… Ну может, что-то и сделают…
        То отключаясь, пытаясь покинуть эту грешную землю, то вновь возвращаясь в это свое новое, но уже не целое тело, я полз и полз. Поневоле вспоминались книги из будущего. Интересно, что чувствовал Маресьев, когда полз к своим? Я ощущал только беспомощность, какой-то животный страх и злобу. Злоба была именно от бессилия что-либо сделать, а также на то, что мне было страшно. Страшно не сдохнуть, а то что ничего не смог сделать в этой новой жизни. А так хотел…

* * *
        - Левченко, смотри, вроде наш…
        - Да дохлый он, сколько тут таких. Еще один, значит.
        Голоса. Видимо, я вновь терял сознание от потери крови и ран, поэтому вообще не понимал, что происходит вокруг, но я обрадовался, потому как слышу, значит, полностью не оглох. Тихо застонав, я пытался привлечь внимание. Даже и подумать не успел, это как-то само получилось.
        - Говорю тебе, живой, - голос надо мной был участливым.
        - Блин, тащить-то уж больно далеко…
        - Ты охренел, Левченко? А если самого так? Смотри, как ему досталось.
        - Так ведь не донесем, умрет один черт.
        - Не важно, надо попытаться, - голос того, кто стоял надо мной, был мне приятен, все же он хотел меня вытащить.
        - Ладно, сейчас носилки разложу.
        Это была похоронная команда, меня нашли спустя сутки, когда зачистили весь берег от фашистов и уничтожили ту лихую дивизию немцев, что так внезапно прорвалась и ударила нам в тыл. Наши победили, да и немудрено, фрицев все же здесь было немного, да еще и мы артиллерией помогли. Дивизия, как пленный поведал, да вот только я знаю, какие бывают дивизии, полки и батальоны. Не удивлюсь, если в этой дивизии была треть от начального состава, ну, может, половина. Сколько сейчас по обе стороны фронта таких частей. Дивизия на бумаге, на деле пара полков, потрепанных.

* * *
        Вновь пришел в себя я в санбате, где надо мной издевались сразу два хирурга. По их словам я понимал картину, и она мне нравилась все меньше и меньше. На списание иду. Глаза нет, слух хреновый, тело все в ранах, жалко себя… А кому не жалко? Своя тушка всегда самая драгоценная. Эх, только на фронтах перелом серьезный пошел, громят наши немцев, а я - всё. И что теперь? Никогда об этом не думал. Считал, что вот пойду воевать - или до победы, или убьют. Но вот так, калекой на всю оставшуюся жизнь… Не хочу. Как жить-то теперь, став уродом в двадцать лет? Как говорят - вся жизнь впереди, вот-вот, и как ее прожить, не спиться, не убить кого-нибудь от бессильной злобы? Вопросов столько, наверное, всю жизнь придется отвечать на них, но станет ли легче? А ведь сколько сейчас таких? По всей стране, наверное, десятки тысяч. Мама дорогая…

* * *
        - Ну что, старлей, оживаешь? - не знаю на какие сутки, вроде на третьи, со мной заговорил врач, осматривавший меня каждый день.
        - Я-я… - О, блин, еще и заикание, да мать вашу немецкую промеж ушей!
        - Чего? Громче можешь?
        - Я не знаю… Больно…
        - Больно? Конечно, больно, - кивал врач. - Тебя с того света вернули. Не успел рассмотреть, как там? Коммунизм построили?
        - Не-а, - вдруг захотелось даже рассмеяться, вспомнил свое будущее. - Жопа там, совсем все плохо.
        - Что, хуже, чем при царе? - серьезно так спрашивает врач и заглядывает мне в глаз.
        Да примерно так же, - отмахнулся бы я, но лишь хлопнул оставшимся глазом.
        - Ну ладно, пошутили и хватит. Где болит сильнее?
        Э-э, док, кто сказал, что я шучу? Но объяснять, конечно, не стану. Не поймут. Да и не до этого сейчас.
        - Голова сейчас лопнет…
        - Голова болит, потому как операцию тебе сложную сделали. Уж извини, пришлось покопаться в твоем черепе. Ты везучий, парень!
        - Это вы так шутите, доктор? - злость вновь закипала во мне.
        - У тебя пуля в голове была. Выбила глаз и застряла. Чуть в сторону или глубже, и давно бы Богу душу отдал.
        - У солдата ее нет, она с началом войны на небо ушла, на хранение. К Богу там или к ангелам, но это факт.
        - Юмор - это хорошо, выберешься, значит.
        - Слышу плохо…
        - Контузия, плюс ранение, точнее ранения. Ранее не было контузий?
        - Была. Терял слух полностью, в сорок первом еще.
        - Значит, рецидив. Повезло, мог бы и глухим остаться. Говорю же, везунчик. В животе пуля, в голове, в ноге. Рука перебита непонятно чем, осколком вроде, куча ссадин, порезов, рваных ран, плюс увечье. Откуда ты сам, богатырь?
        - С Ярославщины.
        - Ну, в госпиталь увезут не знаю куда, но домой попадешь все же. Отвоевался. Удивительный случай в моей практике, никогда такого не видел, обычно и с меньшими травмами умирают. Не отпускает тебя кто-то, нужен, значит. Так что будешь жить, парень, но теперь в тылу.
        - Жаль… - закрыл глаза я.
        - Ну, уж тут ничего не попишешь. Из тебя вояка теперь как из дерьма пуля. Но и так успел немало. Видел твое личное дело, знатным ты воином был. Тебе, кстати, орден дадут, комиссар наш говорил.
        - Хорошо хоть не деревянный макинтош… - почему-то пробубнил я.
        - Хватит сопли жевать, старшой. Ты офицер! Ну, случилась беда, теперь-то что плакать? Поедешь домой, как поправишься, руки-ноги более или менее целы, ранение в живот не опасное, работу найдешь, женишься, все будет как у всех. Ну, а глаз, что ж, один лучше, чем ни одного, ведь так?
        - С вашей логикой хрен поспоришь, - покачал я головой и от сильной боли скривился. Резануло так сильно, что вновь оставил этот мир на неопределенное время.
        Быстро я в этот раз навоевался, только вернулся на фронт и все, списывают. А я ведь после того долгого восстановления мечтал до Берлина дойти, а тут вон как. Может, все же действительно нужно было в сорок первом в Москву ехать, сдаться? Теперь уж чего рассуждать, что сделано, то сделано. Как слышал в будущем одно выражение, что не стоит жалеть того, что сделал. Представь, что ты пытаешься засунуть зубную пасту назад в тюбик, смешно? Вот и не нужно жалеть, а то будешь выглядеть именно смешно. Да и не зря я все же увечье получил, что мог, сделал, много или мало, не мне решать. Родина назвала мои поступки достойными наград, я их получал, стало быть точно не зря.

* * *
        Небольшая деревушка на Рыбинском водохранилище. Вода еще не полностью поднялась, но вот-вот достигнет своей высшей точки. Образовалось водохранилище путем затопления огромной территории. Множество существует мнений на этот счет, однако выгода действительно была. Места здесь настолько красивые, что в двадцать первом веке, когда у граждан столицы будут шуршать в карманах большие деньги - остальной-то стране таких доходов не видать как своих ушей, все берега этого искусственного моря будут скуплены и застроены частными домами и всевозможными базами отдыха. Ну, это будет еще нескоро. Пока же здесь мирно живут простые люди, ловят рыбу, пасут немногочисленный скот и обрабатывают землю. Вот и сейчас - солнце стоит высоко, поэтому людей не видно, каждый занимается своим делом. Да и мало людей-то, война унесла многих, а главное - лучших. Женщины, дети, старики. Очень мало обычных мужчин, в основном калеки. Сейчас, наверное, во всех деревнях одинаково.
        Высокий крепкий мужчина тесал бревно. У него хорошо получалось, бревна выходили ладные. Пот стекал по лицу, но мужчине нравилось его занятие. Все ж для себя строит. А строит он - дом. Дом такой, о каком мечтал всю жизнь, даже больше. Работа спорилась, но было заметно, что некоторые движения для мужчины трудноваты. В движениях иногда проскакивало что-то неловкое, словно ему что-то мешает.
        Участок земли, на котором хозяйничал мужчина, был большой, весь утыкан соснами, большими и красивыми, и выходил прямо на берег водохранилища. Красота… Не описать. Возле одной такой сосны, что росла на краю участка, стоял еще один мужчина, невысокого роста, коренастый. Стоял уже больше часа и наблюдал за работой хозяина участка.
        - Может, передохнешь уже? - не выдержав, все же вышел из-под сосны второй мужчина и, хромая, направился к строителю.
        - Мог бы и раньше подойти, чего стоял-то? - строитель разогнул уставшую спину и вытер лоб рукой.
        - Заметил, значит? - усмехнулся пришедший.
        - Давно уже. Чего нужно? - строитель в упор посмотрел на подходящего и вздохнул.
        - Я думал, ты обрадуешься, - чуть разочарованно произнес пришедший.
        - Да я рад, - смущенно ответил строитель и отвел взгляд. Смущался он своего вида, ибо на пришедшего смотрел только один глаз. Черная повязка на втором скрывала пустую глазницу.
        - Вот, значит, как? - сочувственно покачал головой второй.
        - Да вот так, - кивнул хозяин участка.
        - Здоров, командир. Примешь на постой, или как? - раскрыл свои объятия второй.
        - Спрашиваешь! - улыбнулся наконец строитель.
        Они встретились спустя четыре года. Четыре долгих года они не знали ничего друг о друге. Потерялись два этих мужчины именно на войне. Таких случаев на ней было хоть отбавляй. Служили два товарища вместе, а затем раз, и обоих едва не забирает смерть. Два из этих четырех лет шла война, но вот уже прошло еще два как не летают пули, не грохочут орудия и не падают бомбы. Советский Союз выстоял, выстоял и победил страшного врага, как и всегда было на этой земле. А встретились сейчас два друга, два фронтовых друга.
        - Вот, Вадик, один я остался…
        - Так и я, - развел руками Вадим.
        Высоким мужчиной с одним глазом и повязкой на втором был я, а Вадим - это мой бывший подчиненный, разведчик, сержант Никоненко.
        Мы обнялись. Крепко, как умеют только истинные друзья, прошедшие вместе через горнило войны. Укрывавшиеся одной шинелью и делившие один сухарь на двоих. Они столько повидали вместе, смерть друзей-однополчан, холод, голод, арест. Получали ранения, награды и звания. Но в один миг судьба их разделила и только теперь сжалилась, видимо, и вновь свела.
        - Все погибли у меня, в оккупации, - Вадим, видя мою задумчивость, начал первым.
        Мы присели на бревно и оба, вытянув ноги, вздохнули. Да, даже раны у обоих мужчин были схожи.
        - А у меня сами умерли, - в свою очередь кивнул я.
        - Я вообще никого не нашел, даже следов. Деревню сожгли, не у кого даже спросить, пустырь на том месте, почти и следов нет, а твои как?
        - Семен, старший у нас, погиб в начале войны. Вася был ранен, долго болел и умер. Третий брат, помнишь, я рассказывал, его не взяли в армию, ушел самовольно, партизанил и погиб в Белоруссии в сорок четвертом. Сестры сбежали из дому на фронт и сгинули. Мать не пережила этого, слишком уж она нас любила. Когда я вернулся наконец из госпиталя, меня ждал только батя, но и тот, едва дождавшись, через два месяца помер. Вот так - была семья, большая семья, и нет никого. Я даже взвыл сначала, жить не хотелось, всякое в голову приходило, но отошел понемногу. Ты-то как? Как ты здесь оказался?
        - Так тебя искал, насилу нашел. Знал бы, сколько я времени потратил, сколько ножками протопал, удивился бы. Не прогонишь?
        - Дурак, что ли? - я улыбнулся. - Ты навестить или как?
        - Да вот понравилось мне тут, все утро гулял по окрестностям, тебя искал. Село-то твое узнал в военкомате, а где точно никто же не знает, как, поможешь осесть? А то я как неприкаянный.
        - Да не вопрос. Соседний участок пустой, построим мне дом, затем тебе. Все же я уже свой начал, не бросать же? Перезимуем в моем, я ж все равно один. Поможешь по хозяйству, у меня две коровы и куры.
        - Да я только за, сам же деревенский, эка невидаль - две коровы. А чем вообще жить, только хозяйством? Или ты, а уж я помню, какой ты выдумщик был, еще чего придумал?
        Разговоры двух друзей перескакивали с темы на тему, им слишком многое нужно было обсудить и вспомнить. Вадик поведал, что сам демобилизовался в сорок четвертом. Больше года проведя в госпиталях. Вырезали полживота, и одна нога короче другой. Я о себе говорил.
        Шел тысяча девятьсот сорок седьмой год. Два года как нет войны, но она в наших головах и сердцах. Сколько погибло людей… Сколько друзей и близких потерял каждый житель нашей многострадальной страны - не перечесть. Как рассказал другу ранее, живу я в деревне, перебрался сюда, после того как узнал точно, что больше никого из родни у меня нет. Где-то, возможно, какие-то родственники по родительской линии наверняка есть, да только кому я нужен? Вот и забрался сюда. Не откровенная глушь, до ближайшего города километров сорок, это по дорогам, по воде быстрее. Занялся я выловом рыбы. Тут в соседнем селе был до войны рыбзавод, вот на его останках я и начал. Получил все разрешения, набрал немного людей и стал, блин, директором. Поставляем речную рыбу в ближайшие города и села, а что, рыбы в водохранилище хоть одним местом ешь. Лет сто, наверное, можно ловить, вот и ловим. Другу, старшему сержанту Никоненко, понравилась моя идея, и он с удовольствием согласился остаться здесь. Он позже поведал, что с такими мыслями и ехал ко мне, именно осесть. Больше ему податься было некуда, а мне что, я только рад буду.
Что-то война во мне надломила, нет больше интереса куда-то рваться, хочется просто жить в свое удовольствие, а где это делать, как не в это время? Кто бы и что бы о временах Сталина ни говорил, но если ты живешь честно, никому не пакостишь, то и тебе никто не сломает жизнь. Да, конечно, в тридцатых были перегибы, многое накуролесили товарищи большевики, да только самые отмороженные уже тю-тю, нет их. А расстрелы, репрессии… Конечно, были, все ли осуждены по закону - тайна, но и доносы-то кто-то писал? Много было зависти и лжи, война многое расставила по местам, перековала людей. Да и политика страны серьезно так поменялась. Пока даже слухов о том, что за океаном готовятся к новой войне, нет. Вон на пятидесятый год объявлены Олимпийские игры, да не где-нибудь, а в Москве. На будущий год предстоит серьезное сокращение армии, уже сейчас в ней остаются в основном молодые и здоровые. Ведь как ни крути, а воевавшие люди нуждаются в лечении или хотя бы в хорошем отдыхе. Слишком много человек повидал такого, что нормальной психике вредно. И слишком долго еще будет сказываться на людях страны эта чертова
война.

* * *
        Все эти годы я неустанно писал в Москву все, вообще все, что помнил. По всем производствам, в чем хоть немного понимал. Думаете, все зря? Как бы не так. Гитлеровцев разбили в феврале сорок пятого, капитуляция была подписана первого марта. Что это, как не вклад с моей стороны? Сам не видел, все же не на фронте уже был, но слухи о новых образцах техники дошли и до меня. Да и на гражданском поприще были изменения. В Москве очень хотели меня найти. В первый раз я узнал, что мои идеи точно дошли, прочитав случайно заметку в «Правде». В ней так интересно завуалированно сообщалось, что благодаря одному советскому человеку по фамилии Бесфамильный, в звании аж полковника, наши советские конструкторы создали новое орудие. Затем был танк, самоходка и прочее. Главное в другом. В конце каждой заметки указывалось, что в назначенный день данный полковник приглашается в Кремль для вручения ему очередной награды. Там даже писали, какой именно. Вот, на фронте получил только старшего лейтенанта, пару медалей и пару орденов, последний, кстати, орден Боевого Красного Знамени, а тут… Полковник, звание Героя Советского
Союза и прочие плюшки. Но нет, не смогли меня заманить, как ни пытались.

* * *
        Я, кстати, в письмах сначала ничего не писал об этом, а потом не сдержался и прямо сообщил, что выходить на связь, а тем более являться ко дворцу я не собираюсь. Не нужна мне жизнь в клетке, что бы ни обещали. После того письма разом пропали хвалебные заметки, а в начале этого, сорок седьмого, года вдруг появилась писулька совсем другого качества. В ней сообщалось о безвременной кончине полковника Бесфамильного и о том, что страна будет чтить своего Героя всегда. Я отправил после этого всего одно письмо, написал прямо, раз власти отказываются от моей помощи, то я умываю руки. Лично я воспринял эту статью именно так. Ну а раз никаких других заметок на эту тему в газетах больше не появлялось, ну и я стал забывать о том, что чем-то обязан стране.

* * *
        - Как думаешь, до зимы успеем?
        Шел сентябрь, мы с Вадимом достраивали мой дом и торопились. Холодало уже, а печь и баня еще не были готовы. Делал-то все основательно, не хотел, чтобы через год-другой изба покосилась, фундамент провалился, а бревна разъехались. Пока строили, изобрел кучу приспособлений для стройки, внедрять никуда не стал, пользовался только сам. Чего уж тут из кожи лезть, один хрен скоро все изобретут. Немного обидно было, правда, ведь изобретателем мог бы стать я, но… Надоело присваивать себе чужие заслуги, я и петь давно перестал, чтобы больше не смущать народ песнями не из этого времени.

* * *
        Вот так я полностью и влился в жизнь в прошлом, в которое попал больше пяти лет назад. Мало сделал, много? Неважно на самом деле. Главное, я наконец обрел место и время, где мне - хорошо.

* * *
        Всем тем, кто жил, умирал за нашу свободу и мирную жизнь, низкий поклон…