Встречный марш Александр Михайловский
        Александр Харников
        Путь в Царьград #3 Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, чудесным образом оказалась в 1877 году неподалеку от входа в Дарданеллы. Уже шла очередная русско-турецкая война, и выбор наших моряков был однозначен. Взяв лихим налетом Стамбул и разгромив армию и флот Османской империи, наши современники, попавшие в XIX век, на обломках поверженной Турции основали новое государство - Югороссию.
        Но можно выиграть войну, но проиграть мир. Чтобы защититься от стран, которые тоже хотели бы что-то отщипнуть для себя из «турецкого наследства», надо было искать союзников. Германия Бисмарка, Дания, ирландские фении, мечтающие о свободе своей страны, и даже конфедераты, не смирившиеся с поражением в Гражданской войне, - все они могут стать надежными союзниками России и Югороссии. Гром пушек умолк, но тайная война продолжается.
        Александр Михайловский
        Александр Харников
        ВСТРЕЧНЫЙ МАРШ
        Авторы благодарят за помощь и поддержку Юрия Жукова и Макса Д (он же Road Warrior)
        Пролог
        Отгремели сражения на суше и на море. Еще бродят по тому, что осталось от когда-то могущественной Османской империи остатки ее армии, давно уже превратившиеся в вооруженные банды мародеров, грабящие и своих и чужих. Новое государство - Югороссия - твердой ногой стало на берегах Босфора, установило дипломатические отношения с большинством европейских стран.
        Началось мирное строительство. Настало время налаживать экономику, открывать новые предприятия и университеты. Но порох все равно надо держать сухим. Враги не дремлют, да и с тобой начинают считаться всерьез лишь тогда, когда видят за тобой силу.
        Очень трудно военным людям заниматься дипломатией, думать о том, где добыть продовольствие, топливо, да и сами деньги, без которых не может существовать ни одно государство. А как без них? Ведь людям хочется есть, пить, растить детей - словом, жить нормальной человеческой жизнью.
        Люди есть люди, и между пришельцами из будущего и теми, кто родился в XIX веке, возникает чувство, которое во все времена называли любовью. Появляются и первые семьи. Словом, все идет согласно законам природы.
        Дипломаты Югороссии ищут новых союзников, которые могли бы помочь им добить ненасытную хищницу - Британскую империю, которая словно спрут раскинула свои щупальца по всему земному шару. Почему бы не помочь угнетенным ирландцам обрести наконец свободу от английского ига. Не стоит забывать о растущем и набирающем силы заокеанском вурдалаке - САСШ, который еще пока не набрался сил, чтобы подмять под себя страны и континенты, но уже готов лить кровь за интересы американских толстосумов.
        А пока янки-саквояжники, закончившие период Реконструкции, разорившие и обобравшие побежденный ими Юг, продолжили истреблять индейцев, одновременно подыскивая для себя новую добычу. В общем, все как всегда - закон джунглей царит и в политике, и в экономике. И чтобы выжить в этом мире, надо всегда иметь под рукой оружие.
        Часть 1
        ЦАРЬ-ОСВОБОДИТЕЛЬ

25 (13) июля 1877 года. Лондон, Букингемский дворец
        Королева Виктория и премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли
        Закутанная в мешковатые черно-серые одежды, королева Виктория напоминала старую толстую крысу, завсегдатайку городской помойки. В течение последнего месяца после исчезновения ее русской невестки она все больше и больше впадала в глубокую меланхолию. Дела шли из рук вон плохо. Пользуясь состоянием необъявленной войны, русские захватили контроль над Суэцким каналом и полностью разрушили идущую через него британскую торговлю. Русскими же вспомогательными крейсерами блокирована Мальта, и совершенно не известно, что там сейчас происходит. Может быть, остров-крепость тоже уже пал. Романовы, наверное, считают Мальту своей личной собственностью, унаследованной ими от Павла I и узурпированной Британией. Эти проклятые русские с такой легкостью разгромили Османскую империю, будто это не страна с многовековой историей, а какое-то первобытное племя из джунглей Амазонки. И самое главное, впервые за много лет Британии от этого ошеломляющего успеха русских не перепало ни кусочка.
        Желая победить хандру, ее королевское величество все чаще и чаще заглядывала в рюмку с виски, но как ни странно, помогало это мало. Настроение улучшалось ненадолго, зато устойчивый запах спиртного говорил всем придворным, что королева Виктория уже подшофе.
        Вот и в этот раз сэр Дизраэли настороженно заглянул в личный кабинет ее величества. Он втянул воздух длинным носом и поморщился. Похоже, что королева с утра уже опрокинула рюмочку-другую. Сейчас она сидела и бормотала что-то себе под нос. Дизраэли прислушался - Виктория поминала свою непутевую русскую невестку, которую месяц назад сожрало морское чудовище, и трех пропавших вместе с нею внуков. Та, чье имя дало название целой эпохи - викторианство, - вслух беседовала с покойницей, жалуясь на свою печальную судьбу.
        К превеликому огорчению, у юркого Дизи были совершенно другие сведения о судьбе невестки королевы и ее детей. Поэтому он, прикрыв осторожно дверь, тихонечко постучался и, дождавшись ответа, вошел.
        - Ваше королевское величество… - тихо сказал он.
        - А, это ты? - Виктория посмотрела на своего верного премьера красными от бессонницы глазами. - А я тут эту русскую вспоминаю. Сожрал ее морской змей. Черт бы с ней, да внуков жалко. Хорошие были внуки, здоровые. Эта дура их грудью кормила, не жалела, не то что некоторые - фигуру боятся испортить.
        - Ваше королевское величество, - тихо, но настойчиво сказал Дизраэли, - у меня есть сведения, что ваша невестка, которую вы так горько оплакиваете, в настоящий момент находится в Константинополе. Она жива и здорова…
        - Что-о-о-о?! - королева буквально взревела. - Это точные сведения?!
        - Да, ваше королевское величество, - поклонился ей Дизраэли. - Совершенно точные. Наш агент видел ее прогуливающейся по парку бывшего султанского дворца в обществе вашего сына Альфреда и ваших внуков. Также при них была девушка, по описанию - крайне похожая на пропавшую вместе с вашей невесткой горничную-шотландку.
        Королева как подкошенная рухнула обратно в кресло.
        - А как же морской Левиафан? - удивленно спросила она.
        - Никакого морского Левиафана нет! - отрезал Дизраэли. - Есть принадлежащий югороссам подводный корабль, похожий на тот, что выдумал этот француз Жюль Верн, и банда отчаянных головорезов, по-русски именуемая… - Дизраэли достал из кармана бумажку и по слогам прочел: - «Спе-тц-нас». Этот «спе-тц-нас» перебил всех ваших слуг, похитил вашу невестку, взорвал яхту и на подводном корабле доставил пассажиров в Константинополь, где находится - то ли в плену, то ли в гостях - ваш сын. Трогательное воссоединение любящих супругов. А организовали все это отец герцогини - император Александр Второй, и дьявол во плоти - адмирал Ларионов.
        Наступила тишина. Лицо королевы стало наливаться краской, словно помидор, спешащий достигнуть финальной стадии зрелости. Дизраэли испугался, что Викторию сейчас хватит удар. Потом ее величество начала кричать. Она проклинала всех на свете: невестку, сына, внуков, адмирала Ларионова, русского царя и весь этот варварский народ, который лишил ее покоя и сна.
        Тайфун бушевал минут пятнадцать, потом венценосная фурия начала выдыхаться - все-таки возраст уже не тот.
        - Ваше королевское величество, - сказал ей Дизраэли, - мы могли бы попытаться похитить вашего сына, его супругу и ваших внуков и вернуть их в Лондон. Но к сожалению, это сделать очень трудно, почти невозможно. Константинополь буквально кишит агентами КГБ. Наш человек сообщает, что ему порой мерещится, что каждый продавец в лавочке, каждый трактирщик и контрабандист - все они работают на эту всевидящую, как мифический Аргус, организацию.
        Еще когда вы в первый раз высказали пожелание наказать этих дерзких русских, я начал искать соответствующих людей. Самое главное, чтобы даже в случае неудачи и провала операции никто бы не смог связать их с Британией вообще и вами лично. Если русские узнают, что мы в этом замешаны, то их ярости не будет предела. Даже безвольный принц Владимир, которого мы планируем оставить в живых, чтобы он мог занять трон, не сможет простить убийц отца и брата.
        Поэтому, ваше величество, ничего британского: никаких отставных офицеров, обитателей лондонских доков, гурков, сипаев и прочей экзотики. Я бы предпочел набрать турок, только где же их взять. Они бестолковы и упрямы, и к тому же они сразу попадут в поле зрения этого КГБ.
        Но мы нашли выход и из этой ситуации. Наш агент в Нью-Йорке вступил в переговоры с неким отставным полковником армии северян Дэвидом Бишопом. У этого полковника подобрана неплохая команда головорезов. Он берет подряды на очищение земель, понравившихся нанимателю, от индейцев, мексиканцев, скваттеров, золотоискателей и прочих нежелательных элементов. Как говорится, нет человека - нет проблемы.
        Так вот, три недели назад полковник, вместе со своим небольшим отрядом, отплыл из Нью-Йорка на корабле, идущем в Бремен. Оттуда он через Берлин и Дрезден выехал в Вену…
        - Скажите, - язвительно произнесла королева, - а если этого вашего Бишопа поймают русские, он же все равно расскажет их палачам, что его наняли британцы. Какая разница, в конце концов, американец он или турок, и стоило ли ради этого искать подобных типов в Нью-Йорке?
        - Ничего подобного, ваше королевское величество, - скромно потупившись, сказал Дизраэли. - Дело в том, что мои люди вели с ним переговоры от имени императора Австро-Венгрии Франца Иосифа. У того тоже очень большие разногласия с русскими, наступившими на его любимую балканскую мозоль. Так что мотив в наличии, ссылка на него будет весьма правдоподобной. А мы останемся в стороне. В общем, все наготове, осталось только дать сигнал к действию.
        - Лорд Биконсфилд, - торжественно заявила королева, - вы гений! Действуйте! Я верю, что именно вы сможете нанести смертельный удар этим русским, которые возомнили о себе слишком много!
        Дизраэли кивнул и, низко поклонившись, выскочил из кабинета. А королева, вздохнув, взяла с полки начатую бутылку джина. Ей захотелось выпить, только на этот раз - на радостях.

26 (14) июля 1877 года. Вена, Восточный вокзал
        Бывший подполковник армии САСШ
        Джон Александер Бишоп
        - Эй, ты! Да поосторожней, кому говорю! Ты что, английского не понимаешь!
        Полковник Бишоп с неудовольствием следил, как флегматичный носильщик складывал багаж на полках купе в допотопного вида вагоне.

«Эх, что за город… Что за страна… И зачем мы сюда приперлись…»
        Месяц назад они сидели в салуне в Канзас-Сити, штат Миссури, после очередной успешно проведенной операции. На этот раз все было просто: территория расчищена, индейская деревня сожжена, старики и дети перебиты сразу, скво тоже - после употребления их по назначению. Тут он самодовольно усмехнулся, вспоминая те последние два дня. Приглянулась ему там одна, молодая и стройная, все чего-то там просила на своем языке, даже не противилась, когда ее провели по кругу во второй раз. Бишоп еще раз усмехнулся, вспомнив удивленное выражение на ее индейской роже, когда эту краснокожую красотку потом зарезал Джек Стэнтон, специалист по работе ножом. Помогло, конечно, и то, что все воины племени отправились на встречу с местным армейским начальством, о чем ему шепнул один знакомый лейтенант, а двоих, оставленных в деревне, застрелили его снайперы - братья Алекс и Питер Джонсоны.
        Это была уже одиннадцатая деревня, которую они таким образом зачистили. А армия им только спасибо за это скажет - самим не пришлось руки марать.
        Бишоп вспоминал, с чего все начиналось - с падения Атланты, которую, после того как из нее были изгнаны все мирные жители, попросту сожгли. Да так, что ни единого здания не осталось.
        Сначала ее обстреляли зажигательными ядрами, потом, после пожара, тогда еще лейтенанту Бишопу (впрочем, у него тогда была другая фамилия) поручили сжечь несколько чудом сохранившихся домов на юго-западе. Как обычно, задача была решена образцово, и Бишопа даже повысили в звании до капитана.
        Но в одном из этих домов они обнаружили двух девочек лет пятнадцати и шестнадцати. По молчаливому согласию Бишопа, солдаты пропустили их по кругу, перерезали им глотки и оставили гореть в одном из домов. А то как же - уже месяц не забавлялись с бабами. Генерал Шерман, конечно, не церемонился с мятежниками, но такого не прощал. Хотя это был не первый и не последний раз, но никто ничего вроде не заметил.
        Годом же позже, когда они стояли гарнизоном в новоотстроенной Атланте, ничем уже не похожей на ту, старую и прекрасную, какая-то негритянка опознала двоих из его команды. Нет чтобы сказать спасибо за то, что ее, свинью черную, освободили. А она возьми и доложи его начальству. К тому же один из его солдат на допросе раскололся.
        Когда к нему прибежал молодой солдатик и срочно позвал к командиру, Бишоп, на тот момент уже подполковник, срочно взял оставшихся в живых подельников и покинул расположение части. Через месяц они оказались в этом самом салуне в Канзас-Сити. Он решил тогда, что фамилии можно и поменять, ведь на Западе никто про документы не спросит, да и искать их особо не станут.
        Однажды к ним подошел хорошо одетый человек средних лет и заказал всем по стаканчику виски. После второго и третьего он, наконец, рассказал, что ему от них нужно. Ему были нужны земли для выпаса скота, а на них нахально расположилась индейская деревня.
        - Ребята, вы, - сказал он им, - судя по выправке, армейские, не могли бы помочь мне с этим делом?
        Первая операция прошла далеко не так гладко, как последующие. Двух из своей команды он потерял тогда убитыми, троих индейцы ранили, но, к счастью, несильно. Их новый знакомый не только щедро им заплатил (присовокупив, что не такой уж он дурак, чтобы недоплатить таким нужным людям), но и замолвил слово, чтобы их не трогали местные власти. Более того, он рассказал своим знакомым об успехе операции, и Бишоп с парнями начали получать один заказ за другим.
        Еще трое с тех пор погибли в разных операциях. Двоих застрелили местные ганфайтеры (обоих обидчиков Бишоп с компанией уничтожил, и больше местные их не задирали), и у него оставалось всего шестеро. Братья Джонсоны были его снайперами, Стейплтон - бывший Стэнтон - оказался ножевых дел мастером. А нынешние Смит, Браун и Шерман - последний взял фамилию в честь их тогдашнего генерала - весьма неплохо стреляли из револьвера. Впрочем, и Стейплтон, если было надо, мог попасть из кольта в подброшенный серебряный доллар.
        А вот недавно к Бишопу подошел щегольски, не поместному одетый человек и сказал с каким-то акцентом, весьма смахивавшим на немецкий:
        - Мой херр, не могли бы вы мне уделить минуту внимания?
        Они проследовали в отдельный кабинет, который, как оказалось, был предварительно заказан херром Штиглицем - так назвал себя его собеседник. Тот рассказал, что путешествует по Америке, и что ему порекомендовали херра Бишопа как человека, который может много чего порассказать про местный колорит и нравы.
        Бишоп захотел послать его подальше, но его собеседник неожиданно добавил, что ему про Бишопа рассказал Альберт Браун, бывший заказчик, и что возможно, у него будет к Бишопу задание, если он тот человек, который ему, Штиглицу, нужен. И после кое-каких рассказов Бишопа предложил ему и его команде огромные деньги за выполнение деликатных поручений его, Штиглица, родной Австро-Венгрии. Причем пообещал задаток, поистине царский, плюс деньги на дорогу до Будапешта, которые готов был выдать на месте, частично ассигнациями, а частично и золотом, причем часть - «на дорогу по Европе» - во французской, немецкой и австрийской валюте.
        Бишоп еще тогда заметил, что собеседник коверкает простые английские слова, а вот длинные произносит без единой запинки и со вполне ясным британским прононсом. И более того, некоторые гласные он выговаривал так, как их произносят лишь английские аристократы. Ему приходилось пару раз встречаться с представителями этой касты, да и непосредственный начальник его в Гражданскую был из таковых - по слухам, бежал в Америку от карточных долгов. Так что сразу было ясно, откуда на самом деле этот «Штиглиц». Ну да ладно, главное, чтоб платил хорошо и вовремя.
        И вот они в Вене, где остановились в отеле «Европа», в котором Штиглиц, как и обещал, зарезервировал номер. Ребятки Бишопа пропадали в местном борделе, а к самому ему пришел некий «херр Шмидт», обладатель примерно такого же акцента, что и «херр Штиглиц».
        После сытного обеда, принесенного прямо в номер, «херр Шмидт» перешел к делу. Русскую армию в Болгарии уже не остановить. Кайзер, которого он здесь представляет, боится, что после Болгарии русские начнут захват земель, по праву принадлежащих австрийской короне: например, таких как Хорватия или Галиция. Поэтому русских надо во что бы то ни стало остановить. И сделать это можно лишь одним способом - обезглавить азиатскую империю, благо их император не признает мер безопасности. Желательно также убить его наследника и других членов семьи. Только тогда Австро-Венгрия будет в безопасности.
        Бишоп сначала решительно сказал нет. Одно дело индейцы, другое - император самой могущественной на сей момент державы. Но тут Шмидт намекнул ему, что знает его настоящее имя и осведомлен про некую историю в Джорджии, присовокупив, что девочки эти были племянницами человека, который сейчас, после Реконструкции, занимает не последнее место в иерархии штата. И добавил, что, конечно же, он не собирается делиться этой информацией с американскими коллегами, и что за выполнение работы готов предложить поистине астрономическую сумму в фунтах стерлингов, то есть, конечно, в австрийских гульденах. Четверть этой суммы, равно как и средства на дорогу в Софию, болгарскую столицу, им предоставят немедленно.
        Русский император вскоре должен торжественно въехать в Софию, и именно тогда можно будет совершить этот подвиг во имя свободы народов Австро-Венгрии. Более того, в Бухаресте их встретит Саид Мехмет-оглы, болгарский турок, который поможет с организацией покушения и последующего отхода через Сербию в Будапешт, откуда можно будет вернуться в Вену.
        И вот они на вокзале, при посадке в вагон первого класса. Полученные деньги уже переведены в банк в Нью-Йорке - Бишоп не доверял «Шмидту» и вытребовал половину вместо четверти обещанной суммы. Он не удивился, когда его собеседник вытащил из портфеля аккредитив на «Винер Кредит» именно на эту сумму. А своя команда ему доверяет. И правильно делает - он их еще ни разу не обманывал. Бишоп не сомневался, что в Австро-Венгрии их потом тихо уберут, поэтому он планировал вместо Будапешта рвануть через Адриатику в Италию, и дальше из Неаполя в Нью-Йорк. Для этого и купил справочник Томаса Кука обо всех железных дорогах и пароходных линиях Европы.
        Но первый шаг - вот этот поезд в Бухарест.

26 (14) июля 1877 года, утро.
        Болгария, окрестности Софии
        Освобождение Болгарии можно теперь уже считать свершившимся фактом. Сегодня на рассвете русские войска с трех сторон вступили в Софию. Комендант Софии бежал после того, как стало понятно, что с востока, севера и юга вверенный его попечению город обойден русскими войсками. Причем с востока и севера, прорвав турецкие позиции на Арабаконаке и тесня растрепанные таборы Шакира-паши, на Софию движется элитный русский Гвардейский корпус.
        Можно, конечно, бросить против них последние свежие, остающиеся в Софии двадцать пять таборов и попытаться задержать лавину русских еще на несколько суток в предгорьях. Но зачем?
        С юга по открытым дорогам к Софии движутся непобедимые шайтан-аскеры в своих железных боевых повозках. А за их спиной пылит по дорогам русская регулярная кавалерия. Они уже полностью уничтожили войско Сулейман-паши. Гарнизон Пловдива бежал, только завидев на горизонте пыль, поднятую повозками шайтан-аскеров. Еще день-два, и они полностью отрежут софийскому гарнизону все дороги к отступлению. И вообще, куда отступать бедному турку - русские повсюду. Открыта только дорога на запад, в сторону Албании, и туда толпами бегут проживающие в Софии черкесы и турки. Они справедливо считают, что после прихода русских войск их болгарские соседи посчитаются с ними за все время притеснений и унижений.
        Сводный конно-механизированный отряд остановился на ночевку у села Нови-Хан. До Софии было уже рукой подать.
        Рано утром полковник Бережной в бинокль обозрел подступы к городу. Рядом с ним тем же самым занимался генерал-майор Леонов. Зрелище было страшное. Город горел. Вслед за отступающей турецкой армией в бега бросилась часть мусульманского населения. Уходя из города, они поджигали свои дома. Весь горизонт затянуло дымом.
        Было видно, что дорога на Скопье забита беженцами, обозами, остатками беспорядочно отступающих войск. Выделенные в отдельный отряд два эскадрона астраханских драгун, усиленные тремя бэтээрами и одной батареей Нонн-С, на параллельной дороге сбили турецкий заслон у Ташкесена (в наше время Саранцы) и зашли во фланг и тыл главной турецкой позиции. Гаубицы отряда приступили к бомбардировке турецких редутов у села Потоп.
        Когда же смолкли гаубицы, к турецким позициям под развернутыми знаменами и с барабанным боем двинулся Преображенский полк. Но турки этого уже не видели, ибо на затылке глаз нет, а они в это время бежали без оглядки. Следом за преображенцами походными колоннами к Софии двинулась вся 1-я гвардейская дивизия: Семеновский, Измайловский, Егерский полки.
        Русская армия решительно спускалась с прохлады Балканских гор к Софии, навстречу жаркому мареву долины и дыму пожарищ. Внизу, в долине, по параллельной дороге пылили бэтээры, за которыми на рысях шли драгунские эскадроны. Туркам как бы напоминали, что стоит чуть-чуть замешкаться - и пенять потом они смогут только на себя.
        Хотя они и так уже были не жильцы на этом свете. Потому что тот, кто бежит с поля боя, тоже вряд ли уцелеет. Только стоит русской гвардейской пехоте спуститься в долину как из-за их спин на оперативный простор вырвется 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия. Если посмотреть на поле боя с высоты птичьего полета, то можно будет увидеть следующее.
        Беспорядочные толпы бегущих с поля боя аскеров, ровные колонны русской гвардейской пехоты, поблескивающие штыками вздетых на плечо винтовок. Вслед за ними на рысях пылят ощетинившиеся пиками колонны гвардейской кавалерии. Стоит им выйти на равнину, и они развернутся страшным веером поперек дорог и полей, и не будет тогда спасения бегущим без оглядки туркам.
        Наследник престола цесаревич Александр Александрович двигался на Софию в первых рядах, вместе с преображенцами. Русская гвардейская пехота осваивала новый прием совершения ускоренных маршей, который командующий ими наследник привез из Константинополя. Сто шагов бегом, не ломая строя, сто шагов быстрым шагом, чтобы перевести дух. Физически крепким, хорошо кормленным гвардейцам наука сия давалась - пусть и не легко, пусть и через пот и тяжелое дыхание сквозь стиснутые зубы. Ротные и батальонные командиры по обычаю того времени двигались в одном строю с солдатами, и только полковники величественно восседали на лошадях.
        Были слышны команды:
        - Братцы, бегом марш!
        И через некоторое время:
        - Шагом марш. Раз, два!
        И иногда:
        - Пошевеливайся, братцы, а то турка сбежит!
        Сбежать у турок явно не получалась. К тому моменту, как основная часть волны отступающих дойдет до Софии, вдоль пути их отступления успеет развернуться механизированный отряд югороссов и два полка русской регулярной кавалерии. А сзади буквально наступает на пятки Гвардейский корпус в полном составе.
        Теперь, двигаясь на массивном коне среди упрямо сжавших зубы русских гвардейцев, Александр Александрович поверил в слова полковника Бережного о том, что правильно обученная и натренированная пехота по скорости передвижения на поле боя ничем не уступит кавалерии.
        Не добежав до Софии, отступающие турки свернули на дорогу, ведущую в Скопье. Время от времени среди толпы солдат в синих мундирах и красных фесках вставал разрыв фугасного снаряда, поторапливающего турок продолжать свой марафонский забег до самой Албании.
        Дело в том, что в северные предместья болгарской столицы в это время уже входил осетинский конный дивизион под командованием князя Алексея Церетелева, а в городе жители сбивали замки с брошенных турецких складов и спешно вооружались. В Софии располагались крупнейшие в Болгарии склады оружия и военного снаряжения. Зато теперь у великого князя Болгарии Сержа Лейхтенбергского не будет болеть голова о том, чем вооружать новую болгарскую армию.
        Из числа бежавших с перевалов турецких аскеров спастись не удалось никому. У южных окраин Софии они попали под перекрестный пушечно-пулеметный огонь подошедшего и развернувшегося в боевой порядок механизированного отряда югороссов, что затормозило их бегство, проредило ряды и отняло последние остатки мужества. Потом в конном строю на неуправляемое человеческое стадо обрушились гвардейские кавалерийские полки: лейб-гвардии Конногренадерский, лейб-гвардии Уланский, лейб-гвардии Драгунский, лейб-гвардии Казачий - и вырубили всех турецких аскеров под корень. Руки у людей в красных фесках были в крови не то что по локоть, а и по самое плечо. После освобождения Константинополя и особенно после форсирования русской армией Дуная турецкие аскеры как будто сорвались с цепи, вымещая бессильную злобу на мирном населении. В первые же дни продвижения по Болгарии, когда стало ясно, что развернут настоящий геноцид, по русской армии была отдана негласная команда - пленных не брать!
        А на северной окраине под барабанный бой в город вступал Преображенский полк при развернутом знамени. Что называется, «по главной улицей с оркестром». Тут же рядом с первыми рядами, на громадном, как танк, вороном коне ехал будущий император Александр III, уже начавший отпускать свою знаменитую бороду. По узким кривым улочкам встречать русскую армию высыпали, казалось, все пятнадцать тысяч населения Софии.
        Надо сказать, что еще десять дней назад население города превышало пятьдесят тысяч человек, но беспощадный террор турецких властей, а главное, бежавших с Кавказа черкесов уменьшили население города почти в три раза. Теперь вчерашние палачи сами уносили ноги от наступающей русской армии.
        Собравшиеся горожане метали в густые колонны русской пехоты букет за букетом. И откуда они взялись в количестве, достаточном, чтобы устлать мостовую под ногами солдат сплошным ковром?
        Кроме ликующих горожан победителей встречал весь имеющийся в наличии дипломатический корпус. В городе находился ряд консульств. Русские войска встречали вице-консул Франции - Демеркур, Австро-Венгрии - Вальхарт, Италии - Витто Позитано… По лицам господ консулов было видно, как неприятен им этот триумф России. Особенно кислый вид был у господина Вальхарта. Его император еще не оставил надежд наложить свою лапу на все Балканы. То есть, конечно, Болгарию от турок освободить было необходимо, но лучше бы, чтобы это сделали цивилизованные европейцы, а не эти русские дикари.
        А над зданием конака - турецкой администрации - уже развевались два флага. Черно-желто-белый с двуглавым орлом - Российской империи, и Андреевский, пока служащий официальным флагом Югороссии. Тут же стоял БТР, гарцевали горячие осетинские всадники, а князь Церетелев беседовал со старшим лейтенантом Бесоевым. Восставшие жители открыли ворота тюрьмы Чернаджамия, и бывшие узники присоединились к импровизированным торжествам. В центре города у церкви Святого Стефана, перед отступлением разграбленной черкесами, состоялось нечто вроде торжественного митинга. Сначала произнесли речи самые почтенные горожане, потом выступил и сам Александр Александрович, поздравивший жителей Софии с обретением долгожданной свободы.
        Война за освобождение Болгарии была фактически завершена, русская армия пересекла Балканский хребет на всем его протяжении и приступила к зачистке болгарских земель от разрозненных остатков турецких войск. Освобождение Софии послужило сигналом для Афин, и уже на следующий день, согласно достигнутым с Российской империей и Югороссией договоренностям, греческие войска двинулись на север - в Македонию и Албанию, в последние территории в Европе, пока еще находившиеся под властью турок…

26 (14) июля 1877 года.
        Константинополь, дворец Долмабахче. Госпиталь МЧС
        Василий Васильевич Верещагин
        Иногда я считаю удачей то, что был ранен и повстречался с этими удивительными людьми. Я имею в виду югороссов, которые, если говорить честно, спасли мне жизнь.
        Зато я стал свидетелем таких событий, сделал столько эскизов, что мне теперь потребуется не менее года работы в студии, чтобы превратить увиденное мною в полноценные картины.
        А какие типажи! Какие лица! Да любой художник, наверное, отдал бы полжизни, чтобы иметь возможность написать их на своих холстах. Одни греки-корсары чего стоят! Живописные одежды, выразительные разбойничьи физиономии, роскошная южная природа - и синее-синее море.
        Взять хотя бы морских пехотинцев югороссов! Таких людей мне еще не приходилось встречать. Это выходцы из другого мира! В их лицах нет забитости и робости, как у наших солдат. Они готовы в любой момент вступить в бой, невзирая на то, сколько противников им противостоит.
        И женщины у них тоже необычные. Я сделал несколько портретов Ирины Владимировны, невесты герцога Лейхтенбергского и, как поговаривают, будущей великой княгини Болгарии. Как она не похожа на наших девиц, которые упали бы в обморок при виде того, что довелось пережить ей! И в то же время она удивительно прекрасна и женственна. Словом, идеал, к которому должны стремиться все представительницы прекрасного пола.
        И что интересно - общаясь с Ириной, некоторые наши современницы изменились, да так, что их теперь трудно отличить от женщин Югороссии. Пример у меня перед глазами. Это внучка нашего поэта Александра Сергеевича Пушкина и Мерседес - сеньорита, дочь испанского негоцианта, убитого в Константинополе во время резни европейцев. Жаль девушку, но она нашла себе друга среди югороссов - морского пехотинца Игоря Кукушкина. Они так любят друг друга! Я несколько раз писал их - какие у них замечательные и ясные лица! Одну картину я хочу подарить им на свадьбу. Не привык хвалить свои работы, но эта оказалась очень выразительной, и все, кто ее видел, в один голос восхищались ею.
        И Ольга Пушкина, совсем еще юная девушка, тоже влюбилась в одного из югороссов. Какая у них чистая и светлая любовь! Мой новый приятель, Александр Васильевич Тамбовцев, дал мне почитать книжку неизвестного мне писателя Александра Грина «Алые паруса». Удивительная книга. И как Ольга похожа на главную героиню, девушку по имени Ассоль! Правда, на ту, которая дождалась все-таки своего капитана Грея. Под впечатлением этой книги я нарисовал картину, на которой юная и воздушная Ольга стоит на берегу моря и вглядывается в даль, ожидая корабля, на котором к ней приплывет ее возлюбленный. Если у Ольги с Игорем Синицыным будет все хорошо и дело дойдет до свадьбы - а я в этом не сомневаюсь, то эту картину я подарю новобрачным.
        Иногда я встречаю в госпитале МЧС знаменитого врача-хирурга Николая Ивановича Пирогова. Он приехал в Константинополь на пару дней, но остался здесь надолго. По секрету он сказал мне, что узнал за считанные дни от медиков из госпиталя столько, сколько не узнал за всю предшествующую врачебную практику. Он даже помолодел, несмотря на то что работы в госпитале непочатый край.
        Дело в том, что русские войска и сводный механизированный батальон Югороссии под командованием полковника Бережного сейчас добивают турок в европейской части бывшей Османской империи. Я видел, как уходил в бой батальон Бережного. Весьма впечатляющее зрелище. Особенно потрясли меня их бронированные машины на широких стальных гусеницах и на больших каучуковых колесах. Это настоящие колесницы смерти - быстрые, вооруженные мощным оружием и неуязвимые. Я понял, что туркам не выдержать удара этой грозной силы - их просто сметут с лица земли.
        Александр Васильевич Тамбовцев шепнул мне, что в арсенале армии Югороссии есть и более страшные «изделия уральских мастеров». Боже мой, что же это такое? У меня даже не хватает фантазии представить, как они могут выглядеть. Я понял, что югороссы, если бы они захотели этого, могли бы завоевать всю Европу. А может быть, и весь мир…
        Турки, впрочем, сопротивлялись отчаянно. Они дрались до последней возможности, зная, что им не будет пощады за то, что они натворили в Болгарии. Турки цепляются за каждую удобную позицию. Они с самого начала готовились воевать именно от обороны, рассчитывая продержаться до тех пор, пока в конфликт не вмешаются страны Европы. Русская армия штурмовала Балканские перевалы, и мы уже знали, что на помощь туркам никто не придет. Слишком велики были их зверства, и слишком страшно было вступать в конфликт с югороссами, которые одним ударом с воздуха способны испепелить целые армии.
        Но все равно у нас было много раненых, причем большинство из них нуждались в срочной медицинской помощи. Медики госпиталя МЧС работали не покладая рук. Я как их бывший пациент знал, что большинство раненых, которые в наших госпиталях давно бы умерли, в госпитале югороссов будут спасены.
        Чтобы поддержать страдальцев, проливших кровь за освобождение Болгарии, я выделял время, чтобы побывать в палатах и утешить наших раненых солдат и офицеров. Я рассказывал им о том, как сам не так давно, так же, как и они, лежал на кровати с трубкой и иглой, которую мне ввели в вену. По этой трубке из прибора со смешным названием капельница в мою кровь поступали лекарства. Они спасли меня, хотя врачи госпиталя в Бухаресте и посчитали меня безнадежным.
        Раненые, слушая мои рассказы, сразу же становились бодрее. И действительно, искусство медиков югороссов и лекарства творили чудеса. Люди быстро шли на поправку, смертных случаев почти не было, и наши раненые были готовы молиться на своих спасителей.
        Здесь, в госпитале МЧС, я встретил еще одного интересного человека. Звали его Андрей Желябов. Как мне рассказал по секрету всезнающий Александр Васильевич Тамбовцев, этот молодой человек в России был арестован за участие в тайном обществе, целью которого было свержение самодержавия. Я издали видел, как господин Тамбовцев несколько раз беседовал с Желябовым, что-то ему объясняя. Молодой нигилист иногда соглашался с Александром Васильевичем, но чаще всего начинал с ним спорить. Говорят, что в спорах рождается истина, если, конечно, оппоненты спорят не из чистого упрямства. А спорить с господином Тамбовцевым из упрямства просто бесполезно. Человек он поживший, много повидавший, так что непримиримо поначалу настроенный Желябов к концу разговора переходил на точку зрения Александра Васильевича.
        Сейчас, когда раненых поступало много и каждый человек был на счету, Андрей Желябов выразил желание поработать санитаром в госпитале. Он взялся за незнакомое для него дело с горячностью и старательностью. Надо сказать, что работы было очень много, и даже такой богатырь, как он, к концу дня буквально падал с ног от усталости. Но Желябов - упрямый человек. Немного отдохнув, он снова шел в палаты к раненым, чтобы помогать санитарам переносить больных на носилках, укладывать на операционный стол. А в редкие свободные минуты он беседовал с ранеными и писал под диктовку послания на родину. Каждый день из Константинополя в Одессу уходил пароход, который увозил выздоравливающих раненых и гражданских пассажиров. Заодно он прихватывал и почту.
        Андрей Желябов терпеливо писал нехитрые послания наших раненых солдатиков из далекого Константинополя своим близким. В них российские воины помимо обычных поклонов всей родне рассказывали о далекой стране Болгарии, о ее жителях, которые перенесли ужасные страдания от «безбожных агарян», и о чудесных докторах, которые спасли их от смерти.
        Часто после того, как послание было написано, начинался разговор о жизни, о нелегком крестьянском труде, о родных селах, куда раненые надеялись вернуться после войны, конец которой уже был виден.
        А сегодня я и сам поговорил с Андреем Желябовым. Раненых в этот день было мало - наверное, на фронте наступило затишье. Выкроив часок, я решил посидеть в садике у госпиталя, делая наброски с выздоравливающих, которые неловко ковыляли на костылях по дорожкам бывшего сада турецкого султана. В этот самый момент ко мне и подошел Желябов.
        - Все рисуете, Василий Васильевич? - спросил он меня.
        - Рисую, Андрей Иванович, - ответил я. - Каждый делает то, что может принести пользу людям. Вы вот тоже помогаете этим несчастным, и может быть, именно благодаря вам кое-кто из них остался в живых.
        - Я как-то не думал об этом, - растерянно произнес Желябов. - А ведь мне всегда казалось, что помощь людям, народу заключается в несколько другом. Боже мой, как я заблуждался всего несколько месяцев назад! Как мало я знал народ, хотя и родился в семье крепостного. Но родители мои были дворовыми, а не крестьянами, которые изо дня в день работали в поле. Мы пошли «в народ», но опять-таки так и не поняли ничего. И лишь здесь, в госпитале, повседневно общаясь с мужиками, по приказу царя надевшими солдатские мундиры, я начал их немного понимать.
        И получается, что вся наша работа, все труды, все жертвы были абсолютно бесполезны. Ну не хотят мужики бунтовать! Да и сам бунт бессмыслен! Жаль, что это я понял лишь сейчас…
        - Андрей Иванович, - сказал я, - вы правы, несправедливостей в мире много. Но бороться с ними посредством бунта - это как тушить пожар керосином. Бунт способен лишь умножить число несправедливостей.
        Вспомните, что натворили французы со своей Великой революцией. Свобода, равенство, братство… А чем все кончилось? Гильотинами на площадях. Вандеей. Горами трупов вершителей справедливости и их противников. Революционный задор вылился в желание завоевать мир, и взбесившуюся Марианну, сменившую фригийский колпак на солдатский кивер, пришлось останавливать уже русским воинам под Смоленском, Бородином и у Малоярославца.
        Будьте осторожны, Андрей Иванович, не принимайте опрометчивых решений, ибо благими намерениями устлана дорога в ад. Может быть, вам лучше попытаться разобраться с жизненным укладом югороссов? Ведь это тоже русские люди, но в то же время они совсем другие.
        Я, может быть, чего-то не понимаю в социальных теориях, но как художник я внутренне чувствую, что общество их построено на совершенно иных принципах, чем Российская империя. Андрей Иванович, попытайтесь вникнуть в их мироустройство. Может, это подскажет вам путь построения такого же общества и у нас в России?
        - Хорошо, Василий Васильевич, спасибо за совет, - ответил мне Желябов.
        В небе опять раздался гул вертолета. Похоже, что в госпиталь скоро привезут очередную партию раненых. Последнее время среди них стали попадаться болгары, извлеченные русскими солдатами из турецких застенков, а также потерянные, оставшиеся без родителей дети-сироты. Война продолжается.
        Желябов с кряхтением поднялся со скамейки и походкой усталого человека побрел к госпитальным палаткам, над одной из которых развевался флаг Красного Креста…

27 (15) июля 1877 года, утро. Болгария, София
        Полковник ГРУ Вячеслав Бережной
        София медленно приходила в себя после вчерашней эйфории освобождения. Такое же невнятное тяжелое похмелье обычно бывает на следующее утро после праздника, когда выпито все вино, сказаны все тосты, разбита вся посуда и заодно лица. Вчера тоже - сперва русские и болгары вместе тушили пожары, причем русских солдат в городе оказалось как бы не больше, чем местных. Потом на улицах зазвучала музыка, появились бутыли с ракией и вином, вспыхнули высоченные костры, разожженные из брошенных турками поломанных повозок, и начались вполне стихийные народные гуляния.
        Со всей своей балканской бесшабашностью София праздновала день своего освобождения. И вместе с жителями веселилась русская гвардия: семеновцы, преображенцы, павловцы, гренадеры пешие и гренадеры конные, драгуны, уланы, казаки. Лейб-гвардии Казачий полк после того, как город был освобожден, не удержался от соблазна и, в полном соответствии с марксистским лозунгом «грабь награбленное», бросился в погоню за удирающими в Македонию обозами черкесов. Уже в потемках они вернулись, хвастаясь трофеями - узлами разнообразнейшего хабара и молоденькими девицами.
        Но бог с ними, с казаками. Такими они были, такими и останутся. Недаром их любимая пословица гласит: «Что с бою взято, то свято». А на войне, как известно, как на войне, и черкесы совсем не те люди, по которым стоит плакать. Особенно когда еще не остыли тела последних замученных ими болгар.
        Утро встретило нас прохладой, чириканьем птиц и неистребимым запахом гари и мертвечины. Начинался новый день, первый день новой жизни, когда оплакав и похоронив погибших, болгары должны будут приступить к строительству новой жизни. В этой новой жизни не должно быть места Берлинскому конгрессу, прогерманской политической ориентации Болгарии, ее войнам с православными, а уж тем более славянскими соседями. Иначе все труды Югороссии пропадут зря, и все вернется на круги своя.
        Об этом, и не только об этом, я, полковник ГРУ Бережной, собираюсь утром вполне серьезно поговорить с будущим государем-императором Александром III. Проделав несколько энергичных упражнений, чтобы разогнать кровь, я уселся в позу лотоса и погрузился в размышления.
        Много хорошего сделал царь-батюшка за двенадцать лет своего правления, но и немало дурного тоже. Одно «подмораживание» России чего стоит. Загнали все проблемы вглубь, и получили в ответ такое, что и на голову не налезло. Четверть века без войн вымыли из состава русской армии и флота офицеров с боевым опытом, заменив их паркетными шаркунами. Прекрасный лейтенант или поручик через тридцать лет может оказаться совершенно негодным адмиралом или генералом. Рождественский и Куропаткин, будучи младшими офицерами, честно, кровью и отвагой заработали свои боевые ордена. Но это ничуть не прибавило им ни способностей управлять людьми, ни тактических и стратегических талантов.
        Но мирная передышка не бывает вечной. И Русско-японская война, уничтожив все плоды трудов царя-миротворца, положит начало краху империи. Но еще ничего не предрешено, и всех этих ошибок можно избежать. Благо цесаревич - человек неглупый, патриот, и почти такой же трудоголик, как и еще не родившийся товарищ Сталин.
        У Александра Александровича есть только одна, почти неразрешимая проблема, и зовут ее Ники. Мальчику всего девять лет, и он еще не сформировался как личность. Надо им плотненько заняться, может быть что-то и получится. Иначе в надлежащий срок обязательно появятся и Алиса Гессенская, и русская генетическая рулетка, и «хозяин земли русской», и «не заслоняйте меня»…
        По большей части именно этот факт и стал причиной того, что мы дистанцировались от России, начав создавать свое государство. Безусловно, мы патриоты и порвем любого, кто наедет на нашу родину. Но! Мы должны иметь возможность влиять на ситуацию в России извне, не заморачиваясь подчинением властям в Петербурге или Москве. Власти-то могут оказаться того, некондиционные.
        А вот и сам цесаревич - тоже ранняя пташка. Ходил в сопровождении двух казаков из лейб-конвоя умываться к колодцу. Мои люди тоже рядом, но их так просто не увидишь. Они контролируют все происходящее, как правило, не показываясь на глаза.
        - Доброе утро, ваше императорское высочество, - приветствую я цесаревича.
        - И вам доброго утра, господин полковник, - отвечает он. - Не помешаю?
        Я киваю, и он, кряхтя, усаживается радом со мной по-татарски. Вздохнув, он вдруг спрашивает:
        - Мечтаете?
        - Нет, - отвечаю я, - размышляю.
        - А в чем разница? - искренне удивляется цесаревич.
        - А вот представьте, - говорю я, - полководец перед сражением. Например, Кутузов перед Бородином. Сидит он всю ночь над картой и размышляет о завтрашнем сражении. Все его мысли воплощаются в конкретный план. И назавтра, согласно этому плану, загрохочут пушки, двинется вперед инфантерия и кавалерия, будет победа или смерть. А вот теперь представьте, что полководец просто мечтает о победе над врагом?
        Казаки, слушавшие наш разговор чуть поодаль, невольно прыснули в кулаки, не удержался от усмешки и сам цесаревич.
        - Уели, - сказал он, отсмеявшись. - Как есть уели. Разъяснили досконально. Теперь я буду видеть разницу между мыслителями и никчемными мечтателями.
        - Ну, мечтатели бывают и не совсем никчемны, - возразил я. - Вот, к примеру, писатель-мечтатель Жюль Верн. Он сейчас находится в Константинополе, все бродит, удивляется, наблюдая за нашими чудесами. Ничего он такого не сделал, кроме того, что написал большое количество книг, в которых мечтал: о подводных лодках, летательных аппаратах тяжелее воздуха, полетах к другим планетам и много о чем еще.
        А что из этого получилось? Будущие мыслители в юном возрасте прочли эти книжки, потом выросли, выучились и начали искать способ, как бы все это со страниц любимых книг воплотить в жизнь. То же самое можно сказать и о социальных мечтателях. Только вот результаты экспериментов их последователей могут оказаться просто жуткими.
        - Вы о социалистах? - посерьезнев, спросил цесаревич.
        - И о них, и о анархистах, и о прочих «истах», ибо имя им легион, - ответил я, - и в основе любого из этих учений лежит мечта о справедливости.
        - А что такое справедливость? - пожал плечами цесаревич. - Я уже много думал о том моменте, когда приму Россию из рук моего папа. И мне хотелось бы стать справедливым государем. Но как этого добиться?
        - Э, нет, ваше императорское высочество! - ответил я. - В основу государственного управления справедливость ставить нельзя. Тут ее роль вспомогательная. Стержневой идеей государственности является Ее Величество Целесообразность, и только она.
        Можно долго спорить, справедливо или нет нынешнее нищенское положение российского крестьянства, до нитки обираемого выкупными платежами. Но я точно могу сказать, что это мало того что нецелесообразно, ибо замедляет рост мобилизационного ресурса армии, но еще и прямо опасно, поскольку рано или поздно приведет к одному большому или многим малым крестьянским бунтам. А вольное дворянство, искусственно поддерживаемое за счет мужиков, уже начинает воротить нос от службы в любой ее форме, становясь обычными паразитами.
        Я знаю, что выкупные платежи в иные годы составляют почти половину государственного бюджета, но ведь эти деньги, оторванные от нищих мужиков, просто тупо проедаются. - Я махнул рукой. - Можно сколько угодно мечтать о том, что Россия станет самой промышленно и научно развитой страной. Но и профессора, и инженера, и техника, и рабочего, и даже адвоката кормит русский мужик. Если Россия не сможет обеспечивать себя продовольствием, то плохо будет всем. Вы уж поверьте, было у нас такое, пшеничку в Канаде и Австралии покупали.
        - Я обдумаю ваши слова, - серьезно сказал цесаревич. - Так вы считаете, что для России главные - это мужики?
        - Не главные, а основные, - ответил я. - Дворянство для России тоже необходимо, но именно как служилый класс. Однако довольно быстро из служилого класса оно превратилось в паразитов. Запомните, паразит - это всегда зло. Особенно если это бывшая опора государства.
        - Я обдумаю ваши слова, - еще раз сказал Александр Александрович и, после некоторой паузы, когда к нам подвели лошадей, добавил: - А пока давайте объедем город и посмотрим, что достанется моему другу, Сергею Лейхтенбергскому, который начнет здесь править…

27(15) июля 1877 года, полдень. Константинополь
        Сержант контрактной службы
        Игорь Андреевич Кукушкин
        Ну, вот и все… Кажется, уже не осталось никаких препятствий, способных помешать мне и моей ненаглядной Мерседес стать мужем и женой. Точнее, уже не Мерседес. Вчера она крестилась по православному обряду в одной из греческих церквей. И теперь она Надежда - Эсперанса по-испански. Крестным отцом ее стал Николай Иванович Пирогов, а крестной матерью - Ирина Владимировна Андреева.
        Моя любимая активно учит русский язык и старается как можно чаще говорить по-русски со мной, с Ириной и Ольгой Пушкиной. А через неделю у нас венчание. Мы готовимся к свадьбе. Хочется пригласить много гостей, но большинство из них в делах, в боях, в разъездах. Вчера наши освободили от турок Софию, и в городе весь вечер гудел праздник. Гуляли как проживающие тут болгары, так и греки, забывшие о вчерашних недоразумениях с братским православным народом. И лишь турки притихли и были незаметны. Впрочем, у них еще есть возможность без проблем выехать в Анатолию.
        Подошло время поговорить с Надеждой Николаевной (отчество, по обычаю, она взяла от крестного отца) о самом сокровенном. О том, откуда мы и кто мы. Впрочем, похоже, что моя милая уже кое о чем догадывается. Но у Наденьки хватило терпения и ума не доставать меня вопросами, на которые я не мог ей дать ответа. За что я был ей очень благодарен.
        Получив несколько дней отпуска на устройство личных дел, я с головой зарылся в подготовку семейного гнездышка. В свою квартиру, где мы с ней познакомились, Надя ехать категорически отказалась. Я понимал ее - трудно чувствовать себя счастливой в том месте, где был убит отец и где так внезапно и страшно закончилось ее детство.
        Переговорив с комендантом города Дмитрием Ивановичем Никитиным, я получил ордер на довольно уютный домик на берегу Золотого Рога. Совсем недавно в нем жил кадий - судья одного из районов Стамбула. После захвата города служащий султанской Фемиды драпанул от подведомственных ему горожан в неизвестном направлении, и домик стоял пустой. Теперь у него будут новые хозяин и хозяйка.
        Надюше наш дом очень понравился. Она по-женски, тщательно осмотрела его, заглянула во все закоулки, что-то бормоча себе под нос. Потом повернулась ко мне сияющим лицом и спросила:
        - Игорь, мы здесь будем жить всегда?
        - Всегда-всегда, дорогая, - ответил я. - Не считая, конечно, того времени, когда я буду вынужден отправиться туда, куда прикажут мои командиры. Извини, но ты должна все время помнить, что твой муж - кадровый военный, и не всегда ему приходится делать то, что ему хочется. Привыкай…
        После этих моих слов Надежда немного пригорюнилась, но видимо, внутренне смирившись с ролью жены служивого, не стала больше продолжать разговор на эту тему.
        Мы вышли в уютный тихий садик на берегу залива. Где-то в кустах жасмина чирикали птицы. Синее море, синее небо… Красота. Мы присели на маленькую скамеечку и немного помолчали. Потом я, вздохнув, начал разговор, которого внутренне побаивался, но без которого нам обойтись было бы невозможно.
        - Знаешь, Надя, я давно хотел тебе рассказать о себе, - начал было я.
        - Знаю, Игорь, - тихо сказала моя любимая. - Я уже заметила, что вы, люди с эскадры, не похожи на других людей. Вы не такие, как все…
        - Вот именно, - ответил я. - Мы совсем не из этого мира. Мы пришли издалека, из другого времени, из будущего…
        Надежда внимательно посмотрела мне в глаза. Она, наверное, посчитала, что я шучу. Видимо, ожидала, что я расскажу ей о каких-то далеких и загадочных землях, где живут такие же люди, как и я. Но мысль о том, что мы пришли из будущего, не приходила ей в голову.
        - Игорь, а ты меня не обманываешь? - осторожно спросила она. - Ты только не обижайся, я знаю, что ты всегда говоришь правду. Но я не могу понять, как можно путешествовать во времени.
        - Надя, я не обижаюсь, - сказал я. - Мне и самому непонятно - как мы попали в ваше время. Все произошло очень быстро, словно какая-то могучая сила перенесла нас сразу в девятнадцатый век из века двадцать первого.
        - Игорь, - серьезно ответила мне Надежда, - это мог сделать только Господь, - и она перекрестилась, но уже не слева направо, по католическому обычаю, а по православному - справа налево. - Только Всевышний способен совершить подобное. И я знаю, что наша встреча с тобой предначертана именно им.
        - Возможно, что ты права, - сказал я. - Мне и самому кажется, что без Промысла Господня здесь не обошлось. И потому мы должны сделать этот мир лучше.
        - Скажи, Игорь, а какое оно, будущее? - немного помолчав, спросила меня любимая. - Оно лучше нашего времени или хуже?
        Я замялся с ответом. Трудно было ей так сразу сказать. Не все у нас мне нравилось, точнее многое не нравилось. Впрочем, и тут, в XIX веке, тоже хватало всякого… Так что работы у нас хватит на всю жизнь, и даже больше.
        Не рискнув рассказать словами о том, что Надя не смогла бы понять, даже если бы ей русский язык был родным, я пригласил ее в домик, где в вещмешке лежал ноутбук, для такого случая одолженный у Иры Андреевой. Положив его на стол, я откинул крышку-монитор, включил загрузку и постарался доступно рассказать Наде о том, что собой представляет этот девайс. Не знаю только, поняла ли она хотя бы четверть того, что я ей рассказал.
        Тем временем ноутбук загрузился, и я, щелкая мышкой, запустил фильм, который наши ребята из «Звезды» специально смонтировали для хроноаборигенов-неофитов.
        Не отрывая глаз от монитора, Надя смотрела на чудесные картинки, которые двигались, жили внутри небольшого ящичка, лежавшего на столе. Ей было порой трудно понять, о чем говорили герои этого фильма. В таких случаях она нахмуривала свои черные бровки и, страдальчески глядя на меня, бормотала: «Но компрендо…» Тогда я останавливал фильм и медленно, стараясь подбирать русские слова попроще, объяснял ей то, о чем шла речь.
        Так мы просидели с Надей над ноутбуком несколько часов, пока на улице не сгустилась тьма, а батареи ноутбука почти полностью не разрядились. Потом, при свете свечи, я еще долго рассказывал любимой о своей семье, которая осталась в той версии будущего, которую мы уже пустили под откос, о родителях, брате, знакомых. Моя любимая слушала внимательно. Ей было интересно все, что касалось меня. И это, как я понял, был не праздный интерес. Она как губка впитывала знания о моем прошлом, чтобы они стали и ее знаниями. Только сейчас я понял, что означает это выражение - «моя половина». Действительно, я, находясь рядом с Надеждой, чувствовал, что она часть меня, родная и любимая.
        Тут я понял, что не смогу передать словами то, что хотел бы ей выразить. Поэтому, взяв гитару, которую выпросил у той же Иры Андреевой, и немного попробовав настройку, решил спеть Наденьке песню, которую любил петь мой отец.
        Ночь коротка,
        Спят облака,
        И лежит у меня на ладони
        Незнакомая ваша рука.
        После тревог
        Спит городок.
        Я услышал мелодию вальса
        И сюда заглянул на часок.
        Пусть я с вами совсем не знаком,
        И далеко отсюда мой дом,
        Я как будто бы снова
        Возле дома родного.
        В этом зале пустом
        Мы танцуем вдвоем,
        Так скажите хоть слово,
        Сам не знаю о чем.
        Как ни странно, но Надя поняла, о чем эта песня. Она зарумянилась от смущения и нежно прижалась к моему плечу. Когда я допел до конца, она посмотрела мне в глаза и сказала:
        - Игорь, я такая счастливая… Как хорошо, что мы с тобой встретились!
        Я тоже был счастлив. Ведь все мои родные остались далеко-далеко от меня, и я знал, что больше их мне никогда не увидеть. До встречи с Мерседес-Надеждой на душе у меня было пусто и тоскливо, и эту пустоту заполняла только война. А теперь у меня есть любовь, есть самая-самая красивая на свете невеста (без пяти минут жена), есть свой дом, есть хорошие друзья, и есть земля, которую я буду защищать от врагов, если кто-то вздумает на нее напасть…
        В этот вечер мы с Надей больше не говорили ни о чем. Мы обошлись без слов - все что требовалось, сказали наши руки и губы… Это был самый счастливый вечер в моей жизни… Надеюсь, что не последний…

27 (15) июля 1877 года. Где-то в Атлантическом океане.
        Борт атомной субмарины «Северодвинск»
        Джон Девой, авантюрист, романтик и борец за свободу Ирландии
        В отведенной мне маленькой каюте рядом со мной сидит человек, с которым предстоит серьезный разговор, и в котором я вижу собрата по духу. Он такой же патриот России, как я Ирландии. Только моя Ирландия - это маленький зеленый остров, а его Россия раскинулась непобедимым исполином на половине Евразийского континента. В ней есть и ледяная тундра на севере, и знойная пустыня на юге, непроходимая тайга в Сибири и высокие горы на Кавказе.
        А самое главное то, что в этой стране есть люди, развеявшие в битве у Нового Саламина миф о непобедимости британцев и теперь готовые помочь моей любимой Ирландии в борьбе за ее свободу.
        За последний месяц мир уже необратимо изменился. Пала под натиском русской армии турецкая империя. Гордые британцы разгромлены и унижены, в России громят их фактории и изгоняют купцов. На море русские и греческие каперы захватывают британские торговые корабли. Суэцкий канал перешел под контроль России. Так почему бы Ирландии тоже не стать свободной? Мы могли бы предоставить русским в качестве военной морской базы на выбор Дублин или Белфаст. И тогда нам не были бы страшны эти надутые и спесивые британцы.
        Говорить с моим новым знакомым мы будем по-английски, ибо русский офицер не знает ирландского, а я русского. Но это ничего не значит - ненависть к нашему общему врагу поможет нам понять друг друга.
        - Добрый день, мистер Девой, - вежливо сказал русский офицер. - Мое командование поручило провести с вами беседу о возможности создании в Ирландии сил национального сопротивления. Мое командование готово обучить костяк этих вооруженных формирований, предоставить им вооружение и на протяжении определенного времени снабжать всем необходимым. Условно назовем эти отряды Новой ирландской армией.
        Душа моя тут же воспаряет к небесам. Еще вчера ни на что подобное я не мог бы и рассчитывать. С пересохшим от волнения горлом я киваю головой - пусть будет Новая ирландская армия. Главное, что она - ирландская!
        - Очень хорошо, - отвечает русский офицер. - Ирландия будет свободной, если найдутся те, кто не побоится пойти в бой за ее свободу.
        - Ирландия будет свободной… - как эхо отвечаю я. - Но что мы должны для этого сделать?
        - Все очень просто, - сказал мне русский. - Ирландцы должны быть готовы сражаться. Вспомните, как сражались с непобедимыми войсками императора Наполеона Бонапарта испанские гверильяс и русские партизаны. У англичан на вашем острове под ногами должна гореть земля. В каждом графстве должен быть командующий отрядами сопротивления. И их приказ будет законом для всех ирландцев, любящих свою родину.
        Я понимаю, что прямого столкновения с британскими войсками эти отряды не выдержат. Да и такой задачи перед ними не будет стоять. Даже безоружные ирландцы могут нанести немало вреда британцам.
        Например, чтобы свалить телеграфный столб и оборвать провода, достаточно одного мужчины с топором или пилой. Но лишив британцев связи, они помешают войскам захватчиков действовать согласованно, обмениваться информацией.
        Двух-трех человек достаточно, чтобы сжечь мост, дюжины - чтобы за ночь перекопать в нескольких местах дорогу. Вроде не такое уж эффектное это дело, но передвигающиеся по вашему острову британские полки не смогут протащить по таким дорогам артиллерию и обозы. А в обозах - боеприпасы и продовольствие, которое английским солдатам придется нести на себе.
        - Вы понимаете, о чем идет речь? - спросил русский офицер. Я кивнул, постепенно вникая в его замысел. - Да, действительно, для того, чтобы превратить жизнь британцев в Ирландии в сущий ад, не нужны ружья и пушки.
        Я сказал ему об этом, но русский поморщился и покачал головой.
        - Нет, мистер Девой, сражаться с врагом все же придется. Но делать это будут хорошо подготовленные и обученные нашими инструкторами боевые группы. Они будут мобильными, обеспеченные связью, умеющие вести бой с регулярными частями британцев. Только их задача будет заключаться не в том, чтобы убить как можно больше англичан, а в том, чтобы в нужный момент - допустим, когда они получат условный сигнал… - тут русский офицер на мгновение замолчал, а потом хитро улыбнулся: - Ну, скажем: «Над всей Ирландией безоблачное небо», - так вот, по получению этого сигнала они одновременно нанесут удар по британским войскам, дислоцированным в Ирландии.
        Причем в первую очередь будет выведена из строя связь, перехвачены вражеские коммуникации, уничтожены командиры английских войск, взорваны и сожжены склады с вооружением и боеприпасами. Британская армия на вашем острове будет парализована. И вот тогда…
        Тут русский офицер хитро посмотрел на меня и неожиданно подмигнул.
        - Мистер Девой, давайте на этом закончим пока нашу беседу. Я больше пока ничего не могу вам сказать. Одно лишь добавлю - если все будет, как я сказал, Ирландия освободится от своих поработителей в течение нескольких дней. И больше на ее земле не появится ни один англичанин с оружием в руках.
        Я слушал рассказ русского, как чудесную сказку со счастливым концом. Я был готов на все, и еще раз посмотрев в уверенное и мужественное лицо моего собеседника, задал ему один, самый последний, вопрос: - Почему именно я, мистер Федорцов?
        - В общем-то, все просто, мистер Девой, - ответил он мне, - именно вы как бы случайно встретились на пути мистера Семмса-младшего. Ведь мы не искали контактов с ирландскими эмигрантами, нашей целью в этой операции было лишь организовать возрождение КША. Вы понимаете, о чем я говорю? Ирландией мое командование собиралось заняться на следующем этапе. А тут такая нужная встреча с нужным человеком… Можно посчитать это просто случаем, а можно…
        Я снова вздрогнул и прочитал про себя Pater Noster. Действительно, я встретился с Оливером Семмсом совершенно случайно. Но ведь на самом деле случайностей не бывает, на все есть Промысел Господень. Я так много молился о свободе для своей родины, что Он наконец услышал мои молитвы и дал мне шанс. Да, я не слышал гласа из огненного куста, и ко мне с облаков не обращались ангелы, но вот этот сидящий передо мной крепкий немногословный человек вполне мог быть зримым земным воплощением одного из небесных воинов, например архистратига Михаила.
        А русский офицер тем временем продолжал говорить, спокойно и буднично.
        - Мы знаем, что вы один из самых авторитетных представителей ирландского сопротивления, и наше командование будет работать именно с вами. Но как у нас говорят, один в поле не воин, и поэтому необходимо расширять движение. Для борьбы нужны люди, деньги и оружие. Вы найдете людей, мы дадим вам все остальное. - Он встал. - Через несколько дней вы будете в Константинополе и встретитесь с нашим адмиралом. У вас есть эти несколько дней, чтобы подумать и решить для себя все вопросы. Честь имею, мистер Девой, наш разговор окончен!
        Русский ушел, а я остался, мучительно соображая - с кого бы я мог начать, и кто именно из моих товарищей никогда не предаст меня и останется верен общему делу и в беде и в радости. Ведь победить - это будет меньше половины дела, главное, чтобы потом победа не обернулась поражением из-за склоки вождей. Принцип британцев - разделяй и властвуй. И в этом они большие мастера. Поэтому к подбору соратников надо отнестись особенно тщательно, как и к защите от возможной измены. Пусть не каждого можно купить, но зато любого могут продать его друзья, как Иуда продал Спасителя за тридцать сребреников.
        Действительно, те несколько дней, что остались у меня до прибытия в Константинополь, я должен посвятить тщательному обдумыванию того, что я скажу русскому адмиралу, и что потом скажу товарищам по борьбе. Но несомненно только одно - мы должны победить. Ирландия должна быть свободной!

28 (16) июля 1877 года. Атлантический океан,

110 миль к западу от Гибралтарского пролива
        Майор армии Конфедерации Оливер Джон Семмс
        Мы провели несколько дней на борту русской субмарины «Северодвинск». Обстановка была спартанской, но моих спутников поразило гостеприимство русских моряков. Да и кормили вполне сносно. Вскоре после погружения нас пригласил на ужин капитан субмарины кэптен Верещагин, который так тепло принимал меня по дороге в Америку. После сытного обеда он охотно ответил почти на все наши вопросы. Капитан изящно обошел вопрос происхождения субмарины, а также большинство технических вопросов, ссылаясь на военную тайну. Зато он рассказал про скорость субмарины - подумать только, до тридцати пяти узлов в подводном положении! - а на вопрос о мощи сказал только, что весь английский флот они потопить не в силах, но на все броненосцы боезапаса хватит без проблем, и еще останется на всякий случай.
        После этого так получилось, что кэптен Верещагин беседовал в основном с президентом Дэвисом, а Джон Девой проводил немало времени в компании старшего лейтенанта Федорцова, который, как я понял, командовал на этом корабле абордажной партией. Нас же с генералом Форрестом развлекал то один, то другой офицер. Но большую часть времени мы были предоставлены самим себе. Как сказал нам кэптен Верещагин, людей, которые хотели бы с нами поговорить, мы увидим в самое ближайшее время.
        И наконец, сегодня нам объявили, что «карета подана», и что нам предстоит пересесть на ожидающий нас надводный корабль, носящий название «Североморск». С такими названиями несложно и язык сломать… Я спросил тогда, не означает ли «Северо» что-нибудь типа ship, на что ответом были дружные улыбки наших хозяев, после чего мне объяснили, что это всего лишь названия городов, а «север» по-русски означает North.
        Вот субмарина, к гостеприимству которой мы привыкли, всплыла (так как в ней нет иллюминаторов, здесь мы поверили нашим хозяевам на слово), открылись люки, и мы поднялись по лесенке к ожидавшей нас шлюпке. А в небольшом отдалении стоял самый большой корабль, какой мне довелось когда-либо видеть. Длиной не менее пятисот футов, без единого паруса, с железными мачтами, на которых было установлено множество непонятных приборов… Еще меня поразил тот факт, что на бортах корабля не было пушек; как сын морского офицера я привык к ряду орудий на каждом борту. Да и на «Дайане», которой мне довелось командовать в тех памятных боях, немногочисленные пушки тоже были расположены по бортам, а носовую пукалку можно было всерьез и не принимать.
        Шлюпка, в отличие от тех, к которым я уже привык на субмарине, была железной, и она домчала нас до «Североморска» за какие-то пару минут. Другие шлюпки в это время подходили к «Северодвинску» и что-то туда загружали. Скорее всего, это было продовольствие. Ведь как я успел узнать, подводный корабль при всей своей мощи не нуждался в бункеровках углем и пресной водой и зависел только от наличия свежих продуктов.
        На борту «Североморска» нас тоже приветствовали как самых желанных гостей. Командир корабля кэптен Перов лично встретил нас у трапа и предложил отвести в наши каюты. Но мы попросили разрешить нам попрощаться с «Северодвинском».
        И вот тот начал погружаться в морскую пучину. Мы махали ему вслед, хотя, как с улыбкой пояснил нам мистер Перов, после того как там задраили люки, они нас уже не видят.
        После этого мы заселились в каюты, хоть и не роскошные, но намного более уютные, чем на субмарине. Как сказал наш любезный хозяин, «Североморск» как раз передавал дежурство в этих водах другому кораблю, носящему имя древнего русского правителя «Ярослав Мудрый», после чего и направлялся прямо туда, куда нам и было нужно - в Константинополь. Прошло совсем немного времени, и наша «карета» двинулась на восток, в направлении бывшей столицы Османской империи.

29 (17) июля 1877 года.
        Константинополь. Комендатура
        Член-корреспондент Императорской Академии наук и профессор общей химии
        Дмитрий Иванович Менделеев
        Дмитрий Иванович попал в Югороссию, как Чацкий, прямо с корабля на бал. В 1876 году он был направлен Министерством финансов Российской империи и Русским техническим обществом в командировку в САСШ. Дело в том, что наплыв дешевых американских нефтепродуктов на мировой рынок в середине 1870-х годов привел к падению цен на нефть и продукты из нее и к сокращению числа нефтеперегонных заводов в Баку со ста до двадцати, а потом и до четырех. Это нанесло огромный ущерб нефтепромышленникам России. Их беспокойство передалось правительству. Для выяснения причин падения цен на нефть и получения сведений о положении нефтяного дела было решено послать за океан экспертную комиссию. Самым подходящим поводом стала организованная в Филадельфии Всемирная выставка, приуроченная к 100-летию независимости США.
        Дмитрий Иванович вспомнил, как неприятно поразил его внешний вид и благоустройство городов САСШ. Улицы Нью-Йорка были узкими, вымощены булыжником и убраны чрезвычайно плохо, хуже, чем окраины Петербурга или Москвы. Дома кирпичные, некрашеные, неуклюжие и грязные; по самим улицам грязь. Магазины и лавки напоминают уездные города России.
        Словом, первое впечатление при въезде было не в пользу города с миллионным населением. Поначалу он подумал, что это окраины. Впоследствии, однако, оказалось, что и весь Нью-Йорк, прославившийся своей роскошью, не щеголяет внешней опрятностью.
        Менделеева удивил тот факт, что ему не удалось обнаружить даже интереса к проведению глубоких научных исследований. С явным недоумением он писал в дневнике: «Научная сторона вопроса о нефти, можно сказать, в последние лет десять почти не двинулась. Есть работы, но от них дело не уясняется, да и работ-то мало. Будь в какой другой стране такая оригинальная и богатая промышленность, какова нефтяная, над научной ее стороной работало бы множество людей. В Америке же заботятся добыть нефть по возможности в больших массах, не беспокоясь о прошлом и будущем, о том, как лучше и рациональнее взяться за дело; судят об интересе минуты и на основании первичных выводов из указанного. Такой порядок дела грозит всегда неожиданностями и может много стоить стране».
        В нефтяных районах Питтсбурга Менделеев тщательно изучал технические и экономические аспекты постановки нефтяного дела в США и снова с сожалением отмечал отсутствие научных исследований в этой области. Но любое практическое новшество, будь то оригинальное устройство какого-либо механического агрегата или решение технологического процесса, получало высокую оценку русского ученого и тут же бралось им на заметку с намерением применить на Бакинских промыслах.
        Из САСШ Менделеев вернулся убежденным в том, что Россия вполне может соревноваться в развитии нефтяного дела с американцами, хотя накануне его поездки там добывали нефти в четырнадцать раз больше, чем в России. Но разочаровала великого химика неистребимая косность российской бюрократии. Когда в высших сферах Петербурга он высказал мнение о том, что Россия должна обогнать САСШ по нефтедобыче, министр финансов Российской империи Михаил Христофорович Рейтерн воскликнул:
        - Да что вы, батенька! Да где же это нам тягаться с американцами-то! Мечтания это все, профессорские мечтания!
        И вот тут он совершенно неожиданно получил довольное странное приглашение посетить Константинополь. Подписано оно было новым канцлером империи графом Николаем Павловичем Игнатьевым. В приложенной к приглашению записке некий господин Тамбовцев написал с ужасными орфографическими ошибками пожелание побыстрее встретиться «с гениальным русским химиком» и «первооткрывателем Периодического закона химических элементов». Этот самый господин обещал продемонстрировать Дмитрию Ивановичу нечто, что должно его заинтересовать.
        Менделеев решил съездить в Константинополь, несмотря на то что он едва успел отдохнуть после только что завершившейся заокеанской командировки. Тем более что ему давно хотелось посмотреть этот древний город и на то, что сейчас происходит на Босфоре. Слухи о таинственной Югороссии и тамошних константинопольских чудесах успели добраться и до Нового Света.
        Несколько дней путешествия сначала по железной дороге, потом по морю - и вот, с запиской господина Тамбовцева, который оказался кем-то вроде канцлера Югороссии, Дмитрий Иванович оказался в приемной коменданта Константинополя.
        Здешние чиновники, не в пример российским, дело свое знали хорошо. Едва увидев почерк и подпись автора записки, они немедленно засуетились, очень быстро выправили Дмитрию Ивановичу все необходимые документы и дали провожатого, который и отвел его в бывший султанский дворец, занимаемый новой властью.
        Господин Тамбовцев оказался мужчиной среднего роста, с небольшой седой бородкой и усталыми глазами. Несмотря на свой возраст - он был как минимум лет на десять старше Дмитрия Ивановича - Тамбовцев первым поднялся из-за большого письменного стола, заваленного бумагами, и с уважением пожал руку Менделееву.
        - Дмитрий Иванович, разрешите представиться: Александр Васильевич Тамбовцев. Я очень рад, что вы нашли время и приехали к нам. Думаю, что вы не пожалеете об этом. У нас есть, что показать такому талантливому ученому, как вы.
        - Вы преувеличиваете мои успехи в химии, - сказал Менделеев. - Ну, а насчет того, что бы вы хотели мне продемонстрировать, скажу прямо: любое новшество, пусть даже и не касаемо химии напрямую, всегда для меня любопытно.
        - Нас сейчас занимает то, что вы изучали во время вашей командировки в САСШ. А именно - добыча и переработка нефти. Точнее, с добычей мы уже вроде бы решили проблему. Югороссия подписала договор с великим князем Румынии Каролем о поставках нефти, добываемых на нефтепромыслах Плоешти. Три железнодорожных батальона русской армии, работая ударными темпами, построили ветку Плоешти-Констанца. Мы планируем протянуть трубопровод, по которому добытая в Плоешти нефть пойдет к нефтеперерабатывающим заводам к Констанце. Дмитрий Иванович, нам нужна нефть и продукты из нее!
        - Гм, а зачем вам столько нефти? - поинтересовался Менделеев. - Ведь, если мне помнится, в Плоешти добывают ее ежегодно около девяти миллионов пудов.
        - Это, по-вашему, много?! - воскликнул господин Тамбовцев. - Для нас это капля в море. Запомните, нефть и продукты ее переработки - это кровь машинной цивилизации. Я не говорю уже про смазочные масла, без которых невозможна работа никаких машин.
        Но давайте по порядку. При помощи самой тяжелой фракции нефти, асфальта или битума можно мостить дороги - с покрытием более качественным, чем булыжные мостовые. Следующая по весу фракция - мазут. Это топливо, на котором работают двигатели наших кораблей. Еще более легкая и летучая фракция - дизельное топливо, или соляр, служит горючим для наших наземных машин, которые вы тоже скоро увидите. Без керосина, который для вас не более чем горючая жидкость для новомодных керосиновых ламп, не поднимутся в небо наши летательные аппараты тяжелее воздуха. И наконец, бензин, который сейчас во всем мире используют как чистящее средство и для медицинских целей, тоже пригоден в качестве топлива для моторов и для производства страшного зажигательного оружия - напалма. Все это нужно нам просто в огромных количествах, по сравнению с которыми румынские девять миллионов пудов - это, повторюсь, капля в море. А через не такое уж большое время все это понадобится и в самой России, только в объемах многократно превосходящих наши. Мы сейчас строим нефтеперегонные заводы, на которых добытая в Румынии нефть будет
перерабатываться во все эти продукты. Хотите поучаствовать в их строительстве?
        К чести Менделеева, он практически сразу же принял предложение господина Тамбовцева - понял, что здесь сокрыта какая-то великая тайна. А раскрывать тайны - это огромная радость для ученого.

29 (17) июля 1877 года. Румыния, Бухарест
        Бывший полковник армии САСШ
        Джон Александер Бишоп
        Хуже города Бишоп еще не видел.
        По расписанию, поезд должен был прибыть в Бухарест в 8:00. Бишоп уже знал о том, что нужно переставлять стрелки, и попытался объясниться с проводником, чтобы узнать - на сколько именно. Но проводник, как назло, совсем не говорил по-английски. К счастью, один из его людей, Джон Шерман, урожденный Иоганнес Швеннингер из Германии, смог-таки объясниться с проводником, хоть и с огромным трудом.
        Оказалось, что Шерман говорил на швабском диалекте, а проводник на австрийском, которые хоть и родственны друг другу, но на слух очень мало похожи. Часы в конце концов переставили, а проводник обещал сказать, когда они будут в Бухаресте, присовокупив, правда, что это все равно конечная станция.
        Но вот уже восемь, девять, десять часов - и никакого Бухареста. Наконец, почти в одиннадцать поезд пришел на вокзал какого-то большого города. На вывеске значилось что-то вроде «Бьюкурести». Бишоп расслабился, когда вдруг в купе вошел проводник и спросил что-то у Шермана. Тот перевел:
        - Бухарест. Конечная. Пора сходить.
        Кто ж мог знать, что румыны даже название своей столицы не могут правильно написать…
        На перроне их уже ждал человек, с виду похожий на турка. Увидев их, он подошел и спросил на неплохом английском:
        - Полковник Бишоп? Здравствуйте, меня зовут Саид Мехмет-оглы. Добро пожаловать в Бухарест. Эй, куда?!
        Бишоп обернулся и увидел, как какие-то смуглые и совсем молодые люди убегают с двумя чемоданами. Он и его люди привычно потянулись к кобурам, но их на боку не оказалось; им было сказано еще при высадке во Франции, что в Европе оружие можно держать только в багаже. Братья Джонсоны побежали за ворами, но куда там… Те даже с чемоданами бежали быстрее американцев, потом юркнули в какой-то проход, как крысы в нору, и потерялись из виду.
        Один из чемоданов, в котором была запасная одежда, было не очень жалко. А вот в другом были винтовки братьев, как раз те самые, с которыми они прошли всю Гражданскую войну. В части, которой командовал полковник Бишоп, эти двое были шарпшутерами - снайперами. И это были те самые винтовки, из которых они потом отстреляли столько индейцев.
        Саид отвез их в отель «Атене-Палас» и отъехал, обещав найти замену винтовкам.
        Гостиница была действительно неплохой, но вот обед… Какая-то желтая каша, непонятное мясо и никому не нужные овощи. Виски не было, зато вино понравилось всем, кроме Шермана: оно было очень сладким.
        После обеда все ретировались в номер Бишопа, который на прощание спросил у метрдотеля, нет ли газет на английском. Таковых не было, но вот немецкоязычная Bucharester Zeitung нашлась.
        В номере Шерман погрузился в газету. Потом вдруг посмотрел на Бишопа:
        - Полковник, вот здесь интересная информация. Видите?
        - Вижу, и ребята, думаю, видят, - ответил полковник. - И что же там написано?
        Шерман постучал пальцем по газете.
        - Русские взяли Софию, и третьего августа туда торжественно въедет новоиспеченный великий принц Болгарский с невестой. А присутствовать будут и русский император, и ихний кронпринц, и еще куча самых важных лиц. А еще пишут, что война закончена, а потому особых строгостей быть не должно.
        - Интересно, - задумался полковник. - Ну что ж, значит, нам нужно туда попасть не позже первого. Где же этот проклятый Саид?
        Тут послышался стук, и вошел Саид с каким-то длинным свертком.
        - Купил две винтовки Снайдер-Энфилд, - сказал он. - Неплохие, как меня уверили. Там же и тридцать патронов к ним. Надеюсь, вам хватит. Больше патронов не было.
        Бишоп посмотрел на проводника.
        - Саид, нам нужно уже первого числа быть в Софии.
        Собираясь с мыслями, Саид поднял глаза к небу и начал перебирать четки.
        - До Бекета можно будет доехать на поезде за полдня. Вот оттуда будет сложнее, ведь поезда в Болгарию еще не ходят. Надо будет переправиться через реку в Оряхово, там купить коней и поехать через горы, через Врацу и Мездру. Будем на месте не раньше вечера первого. Ничего, дом для вас уже приготовлен, и из окон видна улица, по которой будут проезжать русские свиньи.
        - Похоже, вы их не любите? - хмыкнул Шерман.
        Саид по-восточному экспрессивно всплеснул руками:
        - А за что мне их любить? Моей семье раньше принадлежали земли в Валахии и в Болгарии. Из-за русских мы сначала потеряли первые, потом вторые. И если они получат свое, то я плакать не буду. Ладно, не надо об этом. Билеты я сейчас куплю. Завтра в девять утра заеду за вами, первый поезд на Бекет уходит в десять. Если, конечно, уйдет вовремя.
        Тут вмешался Алекс Джонсон:
        - А далеко от дома до той самой улицы?
        - Метров двести. По-вашему, около семисот футов.
        - А где можно будет пристрелять винтовки? - не отставал снайпер.
        - Лучше всего в Болгарии, там по дороге будут безлюдные места, - ответил Саид.
        - А какая скорость перезарядки? - вступил в разговор второй Джонсон.
        - Десять выстрелов в минуту - значит, около шести секунд на один выстрел, - терпеливо отвечал Саид.
        Джонсоны кивнули.
        - Потренируемся, спасибо, - ответил Алекс. - Патронов должно хватить.
        Когда Саид вышел, Бишоп задумчиво сказал:
        - Боевой порядок обсудим после рекогносцировки. Одеться нужно будет по-разному, но за местных мы никак не сойдем, поэтому будем изображать из себя путешественников. Шерман, купи себе одежду, какую носят немцы. Думаю, для тебя это будет несложно. Братья будут стрелять издалека, оденетесь, как обычно. Смит и Браун, будете изображать из себя богатых туристов, таких здесь немало, да и одежка соответствующая имеется. Стейплтон, будешь изображать пьяницу-ирландца, найдешь что-нибудь подходящее в городе. Я же буду контролировать все издалека, думаю, оденусь как болгарин, одежду добуду там. Ужинаем здесь же, в отеле, хоть тут и отвратно кормят. По бабам не шляться, по злачным кварталам тоже, задержки и проблемы нам не нужны. Все свободны. До вечера!

30 (18) июля 1877 года, полночь.
        Курорт Бат на Эйвоне
        Королева Виктория
        Забывшуюся тяжелым, полным кошмаров сном королеву внезапно разбудили шум и суета. На мгновение ей вдруг почудилось, что служащие русскому царю морские демоны, больше месяца назад выкравшие ее невестку, снова выползли из моря, и на этот раз пришли уже за ней. Правда, не было слышно ни выстрелов, ни звуков борьбы…
        Виктория на ощупь быстро накинула на тело халат, сунув в карман вытащенный из-под подушки револьвер системы Адамса. В последнее время без этого револьвера под подушкой королева не могла уснуть. Ей все чудились крадущиеся по коридорам дворца люди в черных плащах, с большими ножами в руках, жаждущие отрезать ее голову и отвезти ту русскому царю.
        Гвардейские караулы в здании, примыкающем к «Королевскому полумесяцу», были удвоены, по соседству расквартировали несколько полков, в чьей лояльности Виктория не сомневалась. Но все равно кошмары приходили к ней каждую ночь: иногда убийцы выбирались из-под воды в одном из горячих источников курорта, иногда прилетали на своих плащах, похожих на крылья летучих мышей, а иногда и выбирались из-под земли, как ожившие мертвецы. И вот теперь эта внезапная побудка!
        Чиркнув спичкой и самостоятельно запалив свечу, королева позвонила в колокольчик. Минуту спустя прибежал слуга, которого Виктория знала с того самого дня, когда юной восемнадцатилетней девушкой взошла на британский престол. Он был взволнован. Увидев знакомое лицо, королева немного успокоилась, хотя и не разжала пальцы на рукоятке спрятанного в кармане револьвера.
        - Джон, - строгим голосом спросила она, - что там за шум, и по какой причине все так бегают и орут?
        - Ваше величество, - заикаясь от волнения, сказал слуга, - там… там, на западе, сильное зарево от большого, очень большого пожара… Мы думаем, что это горит Бристоль. Мы не осмелились побеспокоить ваше величество.
        - Вы уже меня побеспокоили - этой ерундой! - рявкнула королева на втянувшего голову в плечи слугу. - Сейчас я сама пойду и посмотрю на этот ваш пожар.
        Виктория вышла на лужайку перед «Полумесяцем». На горизонте королева заметила страшный багровый отблеск, не похожий на обычный лунный свет. Как будто распахнулись врата в пекло. Вблизи, на багровом фоне, были заметы черные силуэты людей, словно вырезанные из картона. Шум уже стих. Все молча смотрели на то, что творилось где-то далеко на западе.
        Королева подошла к окну и тут же испуганно отпрянула. Посмотреть действительно было на что. Зарево пожара, подсвечивающее багровым цветом низко нависшие облака, само по себе было жутким зрелищем. Но прорезающие время от времени небо бело-голубые вспышки, как молнии озаряющие горизонт, окончательно добили королеву. Она поняла все.
        Там, где сейчас бушевал этот огненный ад, должен был находиться флот Канала, ее последние корабли, уцелевшие после гибели Средиземноморской эскадры.
        Семь лет назад пруссаки разгромили Францию, тем самым устранив угрозу для Британских островов со стороны флота императора Наполеона III. С тех пор флот Канала находился в постоянном небрежении и медленно приходил в упадок. Все новейшие корабли шли на Средиземное море, укрепляя эскадру, которая должна была подпереть слабеющую Турцию в ее неизбежном противостоянии с Россией.
        Подперли. Сначала турки натворили в Болгарии таких зверств, что даже британская палата общин освистала премьера Дизраэли, когда тот лишь заикнулся о военной помощи османам. Потом появились эти проклятые югороссы и легко, играючи, словно ребенок оловянных солдатиков, смахнули Блистательную Порту с политической карты мира.
        Не успокоившись на этом, новоявленные конкистадоры в битве при Саламине одним кораблем уничтожили британскую эскадру, которая состояла из лучших кораблей с лучшими командами. После этого печального события, вспомнив, наконец, про флот Канала, королева Виктория приказала срочно привести его в порядок и подготовить к походу. Первоначально планировалось управиться за месяц. Но в ходе работ всплывали все новые и новые проблемы, и выход флота в море отложили сначала на неделю, потом еще на одну, а потом еще и еще.
        Очередной срок готовности должен был наступить послезавтра - 1 августа. Во всяком случае, это клятвенно обещали лорды Адмиралтейства. Королева решила двинуть свои корабли в Балтику и на руинах Петербурга принять капитуляцию Российской империи. Ее мозг, воспаленный ночными кошмарами и жаждой мести, абсолютно не воспринимал тот факт, что с моря российская столица надежно прикрыта мощными фортами Кронштадта. А Балтийский флот, хоть и слабее британского, но все же находится в значительно лучшем состоянии, чем четырнадцать лет назад. Один броненосец «Петр Великий», поддержанный береговой артиллерией, в бою стоит едва ли не половины всей британской эскадры. А ведь по дороге на Балтику англичанам придется прорываться через Датские проливы, чего тамошний король обещал не допустить.
        Ладно бы если он только подписал эту бумажку, в которой говорилось о запрете прохода в Балтику боевых кораблей небалтийских государств. В конце концов, британский флот всегда делал то, что ему было выгодно, не обращая внимания на разную дипломатическую возню.
        Этот датский безумец стал лихорадочно строить на побережье проливов береговые укрепления, а русским как-то удалось уговорить немцев поставить туда новейшие одиннадцатидюймовые орудия Круппа, только-только принятые на вооружение германской армии. Теперь прорываясь в Балтику, британскому флоту придется понести немалые потери, за что придется еще раз в воспитательных целях сжечь Копенгаген.
        Теперь же, глядя на зарево, королева Виктория поняла, что у нее больше нет флота. Там, на горизонте, подожженный каким-то адским оружием, пылает портовый город Бристоль: его доки, верфи, угольные склады и арсеналы. Это адское багровое зарево висит над горизонтом оттого, что сейчас в пожаре бессмысленно сгорают миллионы стоунов угля, приготовленные для снабжения флота. Яркие вспышки - это взрывы пороховых картузов в арсеналах и в артиллерийских погребах гибнущих кораблей.
        Это означает конец всем мечтам о реванше. Конец флоту, конец Британии, которая со времен Френсиса Дрейка и королевы Елизаветы неколебимо опиралась на мощь своих эскадр и мужество моряков. Все началось при одной королеве, и все закончилось при другой. После особо сильной вспышки Виктории стало нехорошо и, придушенно захрипев, она тяжело сползла на пол.
        Тогда же. Бристольский залив, 70 миль западнее Бристоля, АПЛ «Северодвинск»
        Та же картина с заревом пожара и отсветами взрывов наблюдалась и с мостика атомной подводной лодки «Северодвинск», четверть часа назад отстрелявшейся по британским кораблям и береговым сооружениям крылатыми ракетами «Калибр». Только тут главными эмоциями были не страх и растерянность, а удовлетворение тем, что сорваны очередные планы «англичанки» нагадить России. Собственно, эта самая картина на горизонте и говорила о том, что операция прошла успешно и флот Британии придется строить заново.
        Теперь, когда русские захватили Суэцкий канал, а к антибританскому союзу присоединились Испания и Португалия, Британские острова могут оказаться начисто отрезанными от своих традиционных морских маршрутов. Мадрид и Лиссабон предоставили русским рейдерам возможность заходить в свои порты и пополнять запасы угля, воды и продовольствия в расчете на то, что в дальнейшем удастся присоединить к себе кое-что из британских колониальных владений. С другой стороны, на севере, в «благодарность» за былые «копенгагирования» такое же решение приняла Дания, и теперь русским клиперам и броненосным фрегатам не нужно для пополнения запаса возвращаться в Ревель и Кронштадт. После гибели остатков британского флота рейдерские действия русских крейсеров обороны грозят превратиться в удавку на шее Британии. А на западе, пока еще медленно-медленно, начинал закипать «ирландский котел».
        Люди, стоящие на мостике «Северодвинска», все это прекрасно знали. Им было известно и то, что теперь ситуация в Британии изменится необратимо. Власть королевы Виктории рухнет, и, как водится, ей на смену придет хаос. Но, как говорится, проблемы бриттов русских не беспокоят.
        Убедившись, что операция прошла успешно, старшие офицеры подводной лодки покинули мостик. Лязгнули задраенные люки, и «Северодвинск» скрылся под водой, словно его здесь никогда и не было.

30 (17) июля 1877 года, полдень.
        Константинополь, дворец Долмабахче
        Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
        Вчера мне довелось поручкаться с живой легендой - самим Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Он совсем недавно был в САСШ, где изучал постановку там дела в области нефтедобычи и нефтепереработки. Умнейший дядька, все схватывает на лету. Мы через «полковника Александрова» вызвали его из Петербурга. Он прибыл и сразу же загорелся нашей идеей строительства в Югороссии современных нефтеперегонных заводов для массового производства бензина, керосина и дизельного топлива.
        Похоже, что Менделеев с самого начала догадывался о нашем происхождении. Как я уже говорил, он был умным человеком и, естественно, не мог не сделать определенных выводов, увидев все наши югоросские «технические чудеса». Я, как умел, отвечал на его бесконечные вопросы, пока он, видимо, созрев, не задал мне прямо в лоб свой самый главный вопрос:
        - Александр Васильевич, пожалуйста, скажите честно - кто вы и откуда?
        Я тяжело вздохнул. Опять придется рассказывать человеку историю с нашим переносом в прошлое из XXI века, выслушивать кучу ахов и охов, а потом успокаивать нервы ошеломленного хроноаборигена валерьянкой или чем покрепче.
        Но к счастью, с Дмитрием Ивановичем было совсем не так. Узнав о нашем иновременном происхождении, он сразу же взял быка за рога и стал выспрашивать меня о наших успехах в области химии. А я, как человек, разбирающийся в этой науке в объеме знаний, полученных в средней школе, как мог отвечал на вопросы великого ученого.
        В конце концов, мне надоело выглядеть двоечником, отвечающим урок преподавателю, и я свернул нашу научную беседу, обещав Менделееву дать почитать на сон грядущий учебник химии, который вроде бы хранился в нашей библиотеке.
        Устроив его в нашей гостинице, сооруженной в помещении бывшего султанского гарема - прежние жители его давно уже разбрелись по белу свету, - я зашел к адмиралу Ларионову и доложил ему о прибытии Менделеева и о состоявшейся беседе. Виктор Сергеевич, твердо решивший учредить в Константинополе свой университет и сейчас подыскивающий подходящую кандидатуру руководителя для этого учебного заведения, оживился и спросил у меня:
        - Александр Васильевич, а как вы смотрите на то, чтобы предложить Менделееву возглавить наш константинопольский универ? Фигура-то мирового масштаба. Да и как прикрытие он для нас лучшая кандидатура. Если он будет ректором, то никто не удивится, когда отсюда одно за другим пойдут открытия да изобретения…
        Я почесал затылок.
        - Видите ли, Виктор Сергеевич, - сказал я, - как ученый Дмитрий Иванович, безусловно, фигура первой величины. И дел для него у нас бы нашлось сколько угодно. Переработка нефти, производство столь необходимых нам машинных масел, создание бездымного пороха, наконец. Но ведь в свое время он принимал деятельное участие в разработке проекта создания в азиатской части России университета в Томске. Его даже предполагалось назначить ректором этого университета, но по каким-то личным обстоятельствам Менделеев в Томск не поехал.
        - Ничего, - кратко, по-военному ответил мне Ларионов. - Разберемся! Так что, Александр Васильевич, я полагаю, что Менделеев - это именно тот человек, который нам нужен, и попрошу вас пригласить его завтра ко мне… Ну, скажем, к полудню.
        Попрощавшись с адмиралом, я отправился в библиотеку, нашел там в разделе технической литературы «Основы общей химии» - трехтомник, учебник для вузов, и отнес его Менделееву. Тот вцепился в эти тома, словно ястреб в добычу, и чуть ли не вытолкал меня из своей комнаты, спеша ознакомиться с попавшим к нему в руки сокровищем.
        А сегодня я зашел к нему в начале двенадцатого. В комнате было накурено так, что можно было вешать топор, а Дмитрий Иванович, похоже, так и не спавший ни минуты, с воспаленными до красноты глазами листал учебник, делая пометки карандашом в своей рабочей тетради. Мне стало его жалко.
        - Дмитрий Иванович, - сказал я, - отдохните хоть немного. Посмотрите, на кого вы сейчас похожи. Поверьте мне, вам будет предоставлено достаточно времени для того, чтобы освоить все наши знания. Если, конечно, вы согласитесь остаться в Константинополе и поработать в нашем университете.
        - А разве в Константинополе есть университет? - удивился Менделеев. - Я ничего о нем раньше не слышал.
        Я немного замялся.
        - Видите ли, Дмитрий Иванович, своего университета у нас, действительно, пока еще нет. Но наш командующий уже твердо решил, что он нам необходим, а значит, он обязательно будет. Как вы понимаете, тому, что будут преподавать в Константинопольском университете, не научат больше нигде. В остальных подобных учебных заведениях мира эти знания пока еще не даются. А знания - это, как говорится, сила, особенно сейчас - на заре машинной цивилизации, в век железа и пара. В связи со всем этим мы хотим предложить вам возглавить Константинопольский университет, став его ректором. Впрочем, более подробно на эту тему с вами и хочет лично побеседовать адмирал Ларионов.
        В течение четверти часа я проветривал комнату Менделеева от ядреного табачного дыма, а великий химик приводил себя в порядок, готовясь к встрече с главой Югороссии. Потом, еще немного передохнув, ровно к полудню мы отправились на рандеву с адмиралом.
        Виктор Сергеевич сердечно поприветствовал Менделеева и радушно пригласил его за стол. Адмирал с любопытством смотрел на живую знаменитость. Дмитрий Иванович был не похож на свои портреты, к которым мы все привыкли. На них он обычно изображался пожилым седым человеком, а здесь сидел еще крепкий и моложавый сорокадвухлетний мужчина с едва заметными залысинами и острым взором.
        - Дмитрий Иванович, - начал Ларионов после несколько затянувшейся паузы, - как я понял, Александр Васильевич уже рассказал вам - кто мы и откуда?
        Менделеев кивнул и, в свою очередь, спросил:
        - Господин адмирал, как рассказал мне Александр Васильевич, вы хотите предложить мне место ректора Константинопольского университета. Не так ли?
        Адмирал Ларионов бросил на Менделеева внимательный взгляд:
        - Да, Дмитрий Иванович, вы все правильно поняли. Мы считаем, что вы как раз тот человек, который сможет сделать наш университет лучшим в мире. Вы понимаете, насколько это дорогое удовольствие с финансовой точки зрения - содержать подобное учебное заведение. Но это необходимо, в том числе и с точки зрения политики. Пусть это будет и не очень скоро, но чем больше студентов из других стран мы обучим, тем больше у нас будет искренних друзей, смотрящих на мир так же, как и мы.
        Кроме того, мы сможем отбирать для работы на наших заводах самых лучших выпускников нашего университета. Соединив имеющиеся у нас знания, ваши талант и авторитет, мы сможем сделать так, чтобы Константинопольский университет стал действительно лучшим из лучших.
        Дмитрий Иванович кивнул.
        - Господин адмирал, я тщательно все взвесил и хочу сказать вам, что принимаю ваше предложение. Не скрою, для меня это большая честь. Теперь хочу спросить - каким вы видите этот университет, какие в нем будут факультеты и на каких условиях будет проходить обучение?
        Адмирал Ларионов пожал Менделееву руку.
        - Я очень рад, что вы, Дмитрий Иванович, согласились с моим предложением возглавить наш университет. Поверьте, что и для нас ваше согласие - большая честь.
        Теперь о том, какие здания будут вам предоставлены. Поговорите с нашим комендантом Константинополя, вашим полным тезкой - Дмитрием Ивановичем Никитиным. Он подберет вам один из брошенных хозяевами дворцов. Но это все временно. Потом мы построим университетский городок где-нибудь в пригороде Константинополя.
        Для начала мы хотели бы, чтобы в нашем университете были следующие факультеты: естественный, медицинский, инженерный, военный, юридический, философский и богословский. Этот список пока не окончательный, в дальнейшем он может быть и расширен. Кстати, в качестве руководителя медицинского факультета я бы предложил вашего старого знакомого, Николая Ивановича Пирогова. Он сейчас здесь и практикует в госпитале МЧС вместе с нашими хирургами.
        Учиться в Константинопольском университете в первую очередь будут граждане Югороссии и подданные Российской империи. Для способных, но малоимущих студентов будут учреждены стипендии. Мы хотим, чтобы наши студенты были самыми знающими и самыми талантливыми в мире. Также, скорее всего, в вашем, Дмитрий Иванович, университете будут учиться и иностранные студенты из дружественных нам стран. Но этот вопрос мы еще будем решать отдельно…
        Кроме того, Константинопольский университет не должен быть сугубо академическим учебным заведением, занимающимся только чистой наукой. В его лабораториях студенты должны иметь возможность на практике применять свои знания. Также в ходе обучения на старших курсах должна иметь место производственная практика… У медиков своя, у инженеров своя. После окончания университета ваши выпускники будут уже вполне способными стать ведущими инженерами на заводах и фабриках России и Югороссии, конструкторами, врачами - одним словом, ценными специалистами.
        А вам, Дмитрий Иванович, надо помнить и о том, что наши знания - это не только огромная ценность, но и обоюдоострое оружие. Мы не хотели бы, чтобы люди, получившие эти знания, изменили своему Отечеству и, перебежав к нашим противникам, помогли бы им ковать оружие против нас…
        Поэтому не обижайтесь, но в структуре будущего университета должна быть служба, аналогичная жандармской, которая не допускала бы к секретным знаниям лиц, не внушающих доверия, и предотвращать утечку на сторону особо ценной информации. Поверьте, стоит вам начать работу, и тут же, как мухи на мед, налетит множество непраздно любопытных субъектов. А ценой утечки всего лишь одного секрета могут оказаться тысячи русских жизней. Мы знаем, о чем говорим.
        После этих слов адмирала Ларионова Менделеев поморщился, но тем не менее вынужден был признать его правоту. На этом официальная часть была закончена, но мы, попросив принести чаю, еще больше часа беседовали просто так, за жизнь…

31 (19) июля 1877 года, утро.
        Пролив Босфор, Константинополь
        Старший лейтенант Игорь Николаевич Синицын
        Наш «Североморск» идет домой. Теперь этот старинный город, лежащий меж двух частей света, стал нашим новым домом. Именно здесь остались те, кто верят в нас и ждут. Пусть совсем немногие пока обзавелись дамами сердца, но за время стоянки их количество должно вырасти. Все, от командира до молодого матроса-срочника, уверены, что XXI век остался в прошлом. Пора перестать тосковать о нем и начинать врастать в здешнюю жизнь. А это значит - жениться, обзавестись домом, семьей, детьми. Но при этом не забывать про службу, чтоб никто и никогда больше не мог диктовать миру свою волю, исходя из своих, сугубо меркантильных интересов.
        Еще ночью, ориентируясь по огням маяков и данным корабельной ГАС, мы прошли Дарданеллы и Мраморное море. И вот теперь в первых лучах восходящего солнца перед нами появился Константинополь. Восточные города просыпаются рано, и на набережных уже полно празднично одетого народа. Напротив Долмабахче, где сейчас разместился штаб адмирала Ларионова и резиденция руководства Югороссии, стоит на якоре винтовой корвет Русского императорского флота «Аскольд», зашедший в Константинополь для устранения повреждений, полученных в морском бою с британской эскадрой у Пирея. С его борта, салютуя нашему Андреевскому флагу, палит пушка. В ответ Алексей Викторович приказывает выстрелить из нашей салютной 45-миллиметровки. Бе рег приветствует нас холостым выстрелом из трофейной турецкой пушки, мы опять отвечаем. И вот уже можно вставать на якоря. «Североморск» на месте.
        По-настоящему мы не отдыхали на берегу с того самого момента, как покинули свою базу в городе, одноименном названию нашего корабля, в таком далеком теперь XXI веке. Не считать же те два дня, что мы простояли в Золотом Роге, между разгромом турецкого флота в Черном море и выходом в Атлантику для каперских операций. Ну, и еще один день в Одессе.
        Также нельзя считать за полноценный отдых короткие увольнительные в Картахене, Кадисе, Виго, Лиссабоне, куда наша эскадра заходила с призами и для пополнения продовольствия. После уничтожения британского Средиземноморского флота в Саламинском проливе и захвата нами Суэцкого канала пиренейские государства быстренько вспомнили все обиды, нанесенные им англичанами со времен Дрейка, Великой Армады и Моргана, и от осторожного подобострастия быстро перешли к откровенной враждебности. Британский гарнизон в Гибралтаре еще сидит, но ни одного корабля в базе нет. С суши он блокирован испанцами, а с моря нашей эскадрой. Сидеть им там осталось ровно до тех пор, пока последний солдат не сгрызет последний сухарь, а за ним свой кожаный ремень и башмаки. Все попытки снабдить «Скалу» подкреплением, продовольствием и снаряжением обычно заканчивались потоплением судов-блокадопрорывателей.
        На Мальте картина была аналогичная. Блокада с моря, с которой легко справляются несколько наших «пароходов активной обороны», и никакой надежды у англичан. Гарнизон, насчитывающий всего шесть тысяч солдат-сипаев, ненадежен. Как сообщили нам перебежчики-мальтийцы, покинувшие остров под покровом ночи, там растет напряжение между нижними чинами - индийцами, и офицерами - сагибами. Еще чуть-чуть, и солдаты взбунтуются и выкинут белый флаг.
        Британские корабли из Средиземноморья выметены начисто. Франция же предупреждена, что одно их враждебное нам движение - и немцам будут развязаны руки. Кто за них сейчас заступится? Канцлера Горчакова, носившегося как дурак с писаной торбой с идеей «европейского концерта», уже нет. Чуть что, и прусские гренадеры браво промаршируют по уже знакомому пути к Парижу. И Бисмарк теперь не ограничится Эльзасом и Лотарингией.
        Наш командир сказал, что нынешний французский президент Мак-Магон, между прочим «герой осады Севастополя», обливается холодным потом, наблюдая, как Железный канцлер шушукается с нашими и российскими дипломатами в Константинополе. О дальних рейдах наших бомбовозов все уже достаточно хорошо наслышаны. Мак-Магон, наверное, боится, что однажды мы навестим его резиденцию в Елисейском дворце. Знает кошка, чье мясо съела, вот и нервничает. Не полезли бы тогда французы под Севастополь, типа мстить за Бородино - может быть, и спали бы сейчас спокойно.
        Но мне сейчас надо думать не о высокой политике. На берегу меня наверняка ждет Оленька, а в моей каюте разложены в аккуратные коробочки - приготовленные ей в подарок безделушки. Кое-что - это результат наших лихих каперских набегов на британские коммуникации. Рэкетиры из Туманного Альбиона, даже несмотря на опасность напороться на наши крейсера, продолжали грабить несметные богатства Индии.
        Все, наверное, помнят про золотые и серебряные галеоны, отправлявшиеся из Нового Света в Испанию. Но грабеж британцами своих колоний, если и не сопровождался такой резней и беспределом, как походы конкистадоров, по количеству трофеев мало чем от них отличался. Просто джентльмены не любили афишировать свои преступления. Откуда-то в британской казне появлялись новые драгоценные камни, а в Британском музее - новые произведения искусства, законные владельцы которых и до наших дней не могут ни в одном международном суде доказать свои права на имущество.
        Вот и нам удалось перехватить один быстроходный клипер, перевозивший награбленное в Индии по трансафриканскому маршруту. Пароходам из эскадра Макарова нечего было и тягаться с ним в скорости.
        Но вот от вертолета с вооруженными до зубов морскими пехотинцами на его борту даже быстроходный клипер не смог уйти. После сброшенной прямо перед его форштевнем глубинной бомбы и пары предупредительных очередей из пулемета клипер спустил паруса и лег в дрейф. Потом подоспели катера, а за ними «Североморск», и, в самом конце, Макаров со своими архаровцами.
        Добыча была сказочной. Слитки золота, серебра, шкатулки с жемчугом, драгоценными камнями и готовыми ювелирными изделиями. Три четверти всей добычи было перегружено на «Североморск», а остальное распределено между кораблями макаровской эскадры. Таковы были условия договора, заключенного правительством Югороссии и каперами.
        Ну, и поскольку нам уже было пора возвращаться домой, командование решило премировать нас ценными подарками. Две с лишним сотни драгоценных безделушек, примерно одинаковой стоимости, получили условные номера лотов. Все, от командира до простого матроса и морпеха, тянули, как на экзамене, билет, а затем получали из рук корабельного финансиста пару серег, кольцо с камнем или жемчужное колье - кому как повезет.
        Хотя, если сказать честно, в нашем прошлом такие вот безделушки с брюликами могли позволить себе не иначе как дочки олигархов или содержанки миллионеров - безголосые поп-звезды. Мне для подарка Оленьке достались парочка миленьких золотых сережек с голубыми камушками и нитка жемчуга. Два предмета, потому что непосредственные участники захвата, прыгавшие в подвесных системах на палубу клипера, получили право вытянуть по два билета. Так что мне есть чем порадовать моего чертенка.
        В первую очередь к борту «Североморска» подошли два больших катера, на которых прибыла специальная команда по осмотру и учету нашего драгоценного груза. Обратным рейсом на берег отправились первые отпускники, в том числе и я. Весь наш взвод был отпущен на берег, а в противодиверсионный наряд заступили бойцы из состава гарнизона базы.
        Вот все ближе и ближе набережная. Я уже вижу Ольгу, приплясывающую от нетерпения у самого парапета. Рядом с ней журналистка Ирина и еще какой-то высокий статный военный, похоже из местных. Так, вспоминаю здешние сплетни - это же Серж Лейхтенбергский, сердце которого наша телезвезда разбила вдребезги с первого взгляда. Красавец, храбрец, рубака, в нашем времени павший от пули в голову на поле боя. Одним словом - наш человек, хоть и внук императора Николая I. Чего у местных не отнять, это того, что дети элиты тянут лямку, как все, и не дрогнув идут под пули. Пока еще идут.
        Когда до набережной остались считанные метры, в нашу честь духовой оркестр грянул гимн Югороссии - еще одна переделка с гимна СССР: «Союз нерушимый народов свободных сплотила навеки Великая Русь…» Правда, на этот раз обошлось без Михалкова-старшего…
        Женщины притихли, а мужчины сняли головные уборы. Вот так, под наш старый-новый гимн мы и ступили на берег. Ольга, никого не стесняясь, с детской непосредственностью сразу же подбежала ко мне и схватила за руку. Крепко, крепко, как будто я куда-то собирался от нее убежать. Серж и Ирина смотрели на нас со снисходительными улыбками, как умудренные жизнью взрослые родители на проказы детей. Всем своим видом моя ненаглядная показывала, что теперь она меня никуда-никуда не отпустит.
        Когда отзвучал гимн и все немного расслабились, я аккуратно высвободил руку и в первую очередь надел на тонкую шею Оленьки сложенную втрое нить индийского розового жемчуга, а потом вручил ей коробочку с сережками.
        - Это тебе, Оля, - сказал я, - в знак любви и за то, что ты меня ждала и верила.
        Она сначала порозовела, почти в тон этим самым жемчужинам, потом, привстав на цыпочки, тихонько чмокнула меня в щеку. Очевидно, более бурные выражения эмоций отложены на потом, когда вокруг будет не так людно и рядом останутся только свои. Закончив с поцелуйным ритуалом, она спрятала коробочку с серьгами в свою сумочку и снова клещом вцепилась в мою руку.
        Как я понимаю, официальная часть на этом еще не была закончена, и мне предстояло первое в моей жизни знакомство с августейшей особой. Ну-с, посмотрим, каков он, императорский внук?
        - Здравствуйте, Игорь, - как-то немного робко и неловко обратился ко мне он. - Ольга мне о вас все уши прожужжала.
        - Здравствуйте, Сергей, - в тон ему ответил я. - О вас и вашей невесте нам все уши прожужжал солдатский телеграф. Берегите Ирину. Она делала то, на что способен не каждый мужчина, безоружная, только с одной камерой, шла вместе с такими, как мы, прямо в огонь.
        - Я знаю это и восхищаюсь ее храбростью, - ответил Серж. - Но сейчас есть еще одно дело. Поскольку я нахожусь здесь, ее отец, полковник Пушкин, просил меня проследить за тем, чтобы с его дочерью ничего не случилось. К себе в полк он ее забрать не может, а отправлять ее в имение тетки - это напрасный труд, ибо она все равно сбежит, или прямо с дороги, или на второй-третий день по прибытии на место. Тем более что такая страсть. Если Ольга вобьет себе что-нибудь в голову, ее совершенно невозможно переубедить.
        Вот Александр Александрович и просил меня глянуть на новоявленного жениха. Теперь я спокойно могу отписать ему, что партия Ольги выше всяких похвал. Жених храбр, умен, красив. Совсем молод, а уже поручик гвардии и замечен начальством. С дамами обходителен и галантен…
        С каждым словом Сергея Лейхтенбергского обращенные на меня глаза Ольги раскрывались все шире и шире, а рука сжимала мою все сильнее и сильнее. Наконец она раскрыла рот и произнесла:
        - Серж, скажите папА, что Игорь мой, и только мой, и я его никому ни отдам. Он самый лучший, самый красивый, самый умный и самый, самый… Я буду ждать, когда мне исполнится шестнадцать и когда мне можно будет выйти за него замуж. А пока я буду учиться, чтобы у моего любимого была умная жена. Вот! - Сказав это, она потащила меня с набережной в парк. А Серж и Ирина, посмеиваясь, пошли за нами следом.
        На этой оптимистической ноте и завершилась наша первая с Ольгой встреча после моего возвращения из похода. Я шел рядом с ней, и мне было хорошо только от ее присутствия рядом. В этот момент я ощутил, что я тоже ее люблю, люблю спокойной нежной любовью к юному невинному существу. Если надо ждать - подождем. За эти два года чудесный бутон должен превратиться в прекрасный цветок…

31 (19) июля 1877 года, полдень.
        Пролив Босфор, Константинополь
        Джефферсон Финис Дэвис,
        первый и пока единственный президент Конфедеративных Штатов Америки
        Еще недавно я думал, что мне так и не удастся когда-нибудь оказаться за пределами американского континента. За всю свою долгую жизнь мне довелось побывать лишь в САСШ, Техасе, который вскоре стал одним из американских штатов, Мексике. Ну и, конечно, в нашей горячо любимой и, казалось, навсегда ушедшей в небытие Конфедерации.
        Мы стремительно пересекли Атлантику на русской субмарине. Но, увы, из субмарины не было ничего видно - мне иногда казалось, что мы просто находимся в каком-то помещении без окон и дверей. Когда мы переходили на «Североморск», меня поразила и даже немного испугала бескрайняя морская стихия вокруг. Нигде поблизости не было даже намека на землю. Когда я поделился этой мыслью с майором Семмсом, тот улыбнулся и сказал, что страшно, когда пересекаешь эту бездну на утлом парусном суденышке, а не на русском плавучем стальном Левиафане.
        Гибралтарский пролив мы тихо и незаметно прошли ночью. Так что узнали мы об этом лишь из рассказа кэптена Перова. Англичане в крепости еще сидят, но русские корабли блокировали ее с моря, а испанская армия с суши. Потом на горизонте, на пределе видимости, то и дело появлялись смутные очертания каких-то островов.
        И вот, наконец, миновав Сардинию и Сицилию, мы прошли проливом между Критом и Пелопоннесом и повернули на север. То и дело то слева, то справа возникали гористые коричневые острова, так непохожие на те, что я видел у нас. К склонам лепились ослепительно-белые домики и церкви, а дальше на север и мечети, которые можно было отличить по стреловидным минаретам.
        Один раз мы обогнали маленький пароходик под бело-синим греческим флагом, битком набитый греками, гречанками, курами, козами и всякой всячиной. Ну, точно такие же пароходики ходят у нас вверх-вниз по Миссисипи. Увидев русский флаг, люди высыпали на палубу, что-то радостно кричали и размахивали руками.
        И тут я понял, что русских здесь по-настоящему любят. Придя из будущего и обладая огромным могуществом, они не стали корчить из себя олимпийских богов, а засучив рукава, взялись за грязную работу. И вот теперь, кто бы что ни говорил, именно они решают - каким быть миру. О Боже, если ты есть, пусть эти русские будут добры и к нашему милому Диксиленду!
        Когда вечером мы прошли узкие и длинные Дарданеллы с обугленными развалинами фортов по обоим берегам пролива, майор Семмс сказал мне, что на следующее утро мы уже будем в Константинополе. И тут я понял, что сказочное путешествие заканчивается, и что завтра на берег должен сойти уже не пожилой путешественник, а президент страны, которая пусть временно и прекратила свое существование, но вот-вот должна получить шанс на возрождение.
        В тот вечер, после ужина в компании капитана Перова, майор Семмс, генерал Форрест и ваш покорный слуга уединились в моей каюте с бутылочкой русского коньяка - подарком капитана, который называл его почему-то армянским. Сей благородный напиток был вкуснее любого бренди, который я когда-либо пробовал, и привезенная с собой сигара изумительным образом сочеталась с его утонченным вкусом. И тут мы в последний раз перед приходом в Константинополь обсудили перспективы возрождения нашей многострадальной родины, а также те вопросы, которые необходимо было обсудить с властями Югороссии. Мы надеялись добиться аудиенции с адмиралом Ларионовым в самое ближайшее время.
        И вот рано утром на берегах сужающегося пролива мы увидели огромный, экзотически выглядящий восточный город, куда больший по размерам, чем Вашингтон-Сити. Огромные и прекрасные мечети, деревянные и каменные дома, дворцы и башни… Над самой большой мечетью, по углам которой стояло четыре минарета, я вдруг увидел - да, самый настоящий православный крест. Майор Семмс подсказал мне, что это и есть та самая знаменитая Святая София, которую турки переделали в мечеть, а русские снова сделали христианской церковью.
        Тем временем наш корабль обменялся салютом с берегом и стоящим на якоре кораблем под Андреевским флагом. Потом он бросил якорь прямо напротив большого и красивого дворца. Майор Семмс на правах человека, уже однажды побывавшего в этих краях, пояснил мне, что это Долмабахче - еще недавно главный дворец турецкого султана, а ныне - резиденция правительства Югороссии.
        Мы почти прибыли. На набережной у дворца стояла толпа людей и махала руками, шапками и флагами. Это так они встречали вернувшихся из похода своих моряков. Кэптен Перов сказал нам, что поскольку наша миссия тайная, то лезть сейчас в толпу было бы неосмотрительно, чтобы не вызвать ненужных вопросов. Потом, когда толпа разойдется, за нами прибудет катер, и нас доставят прямо в наши апартаменты, расположенные в этом же дворце. А пока мы можем понаблюдать за сценами народного ликования.
        Когда люди, встречавшие из похода моряков, разбрелись и набережная опустела, нашу делегацию, наконец, пригласили в катер. Мы распрощались с кораблем, доставившим нас сюда, его гостеприимным командиром и любезными русскими матросами. И через несколько минут мы уже сходили на ту самую набережную, только в дальнем ее углу, в стороне от того места, где собирался народ. Кроме нашего катера тут были пришвартованы несколько рыбацких лодок и шлюпка. Это место явно служило для доставки во дворец свежей рыбы и прочей провизии.
        Встречал нас моложавый седобородый мужчина в сопровождении двух человек в пятнистой униформе. Когда мы сошли на берег, он отвесил нам легкий поклон и сказал:
        - Президент Дэвис, генерал Форрест, майор Семмс, мистер Девой. Добро пожаловать в Константинополь. Позвольте представиться - Александр Тамбовцев, министр иностранных дел Югороссии. Прошу прощения, что я встречаю вас здесь, а не у парадного подъезда, по всем правилам протокола. Но будет лучше, если ваш приезд к нам останется незамеченным теми, кому не следует об этом знать. Прошу вас следовать за мной, адмирал Ларионов и адмирал Семмс ждут вас.
        Дальше нас повели по дворцу длинными и прохладными переходами, что контрастировало с царящим на улице зноем. Нас ждала встреча с человеком, который мог изменить и нашу судьбу, и судьбу миллионов южан, страдающих под бесцеремонным игом наглых янки-саквояжников. Еще ничего не было решено…

1 августа (20 июля) 1877 года. Плоешти.
        Штаб 2-го железнодорожного батальона
        Дмитрий Иванович Менделеев
        Да, задал мне задачу адмирал Ларионов! Вызвал, оторвав от изучения достижений потомков в области химии, и сказал:
        - Уважаемый Дмитрий Иванович, я понимаю, что вам больше по нраву занятие чистой наукой, но сейчас идет война, и наука должна работать на повышение боеспособности армии и флота. Как у нас когда-то говорили: «Все для фронта - все для победы!» И я попрошу вас, Дмитрий Иванович, отправиться в Румынию, чтобы помочь в строительстве там нефтеперерабатывающего завода. Нашей технике нужно горючее. Нефть добывается в Плоешти, а в Констанце нужно ее превратить в бензин, керосин и солярку. Со временем мы построим трубопровод между двумя этими городами, а пока 2-й железнодорожный батальон строит железную магистраль для перевозки нефти из Плоешти в Констанцу. Точнее, до того самого нефтеперерабатывающего завода, который в самое ближайшее время будет построен рядом с портом.
        - Дмитрий Иванович, - продолжил адмирал после небольшой паузы, - вы ведь недавно вернулись из САСШ, где изучали работу тамошних нефтеперегонных заводов?
        Я кивнул, а он продолжил:
        - Что, по вашему мнению, можно использовать из заокеанского опыта в наших условиях? Есть ли у американцев какое-либо преимущество перед нами?
        На мгновение я задумался. Мне вспомнились нефтеперегонные заводы в Питтсбурге, где поступающая с мест добычи нефть перерабатывалась в керосин. Сказать по чести, ничего такого особенного я у американцев не увидел, лишь отметил их размах и деловитость. Вот это нашим промышленникам не мешало бы перенять.
        - Видите ли, Виктор Сергеевич, - начал я, - нельзя считать наши нефтеперегонные заводы в чем-либо хуже заморских. Если бы государство уделяло им больше внимания и больше бы денег давало на их строительство, то нефтепродуктов мы могли бы добывать и перерабатывать гораздо больше, чем САСШ.
        - Отлично, - сказал адмирал Ларионов, - к завтрашнему дню изложите в письменном виде свои соображения на этот счет и передайте их Александру Васильевичу. Мы прикинем, чем вам можно будет помочь, и какие силы мы можем привлечь к строительству нефтеперерабатывающего завода и причалов для танкеров.
        Увидев мой недоуменный взгляд, Виктор Сергеевич усмехнулся:
        - Дмитрий Иванович, танкер - это корабль для перевозки наливных грузов, в том числе и нефти. Первое в мире подобное судно будет построено в будущем году в Гетеборге по заказу бакинского «Товарищества братьев Нобель» для перевозки керосина по Волге из Баку в Царицын. Мы хотим заказать несколько танкеров для нужд Югороссии на Херсонских судоверфях.
        А в помощь вам я дам несколько своих офицеров, знакомых с вопросами нефтепереработки, а также сводный отряд матросов, обладающих профессиями сварщиков, механиков и слесарей. Естественно, с соответствующим оборудованием. Ну, и взвод морских пехотинцев, которые обеспечат вашу безопасность. Я считаю, что наши враги, узнав о строительстве завода, сделают все, чтобы не дать ему заработать на полную мощность.
        - Понятно, - сказал я, - постараюсь к завтрашнему дню подготовить памятную записку.
        И вот я уже в Плоешти, куда меня доставили вертолетом. Летел я на этом виде транспорта потомков впервые, и был в восторге от ощущений во время полета. Единственно, что мне не понравилось - это страшный шум мотора вертолета, от которого у меня потом долго болела голова.
        В Плоешти меня уже ждал командир 2-го железнодорожного батальона полковник Генерального Штаба Александр Карлович Тимлер. Его подчиненные вот уже вторую неделю прокладывали путь в сторону Констанцы. По штату батальон состоял из четырех рот. Две из них - строительные - предназначались для «исправления и разрушения» железных дорог, а две другие - эксплуатационные - для «усиления эксплуатации».
        Всего в батальоне было два штаб-офицера, двадцать два обер-офицера, четырнадцать инженеров путей сообщения, три чиновника телеграфного ведомства, шесть гражданских чиновников, тридцать один специалист, принятый по вольному найму, среди которых четыре техника, двадцать два машиниста (всего же по штату полагалось сорок четыре машиниста), два котельщика, три водопроводчика.
        По штату в строительные роты входило: десять офицеров, врач, пять инженеров путей сообщения, четыре техника, а также нижние чины различных специальностей, в том числе дорожные мастера, десятники земляных, телеграфных и плотничных работ, путевые рабочие, плотники, гальванеры, телеграфисты, машинисты, кочегары, кузнецы, слесари и другие - всего сто девяносто шесть человек двадцати пяти специальностей. Кроме того, строительные роты имели свой подвижной состав: четыре паровоза, два вспомогательных вагона, четыре платформы, тридцать два вагона для нижних чинов и два вагона для офицеров. Для подвоза инструмента и материалов имелось четыре повозки.
        По штату в эксплуатационных ротах состояло четырнадцать офицеров, девять инженеров путей сообщения, пять гражданских чиновников, врач, четыре чиновника телеграфного ведомства, а также машинисты, их помощники, кочегары, составители поездов, прицепщики, смазчики, слесари, телеграфисты и другие, всего триста тридцать семь военнослужащих тридцати двух специальностей. Эксплуатационные роты имели принадлежностей поездной прислуги в расчете на десять поездов, инструмент для ремонта пути, смазочные материалы, принадлежности для телеграфной службы, а также девять повозок.
        Казалось - сила немалая. Но милейший Александр Карлович жаловался мне:
        - В состав железнодорожных команд поступали нижние чины далеко не из лучших. По прибытии из частей они распределялись для обучения по железным дорогам, от которых получали содержание. Будучи разбросаны по всей линии, живя с простыми рабочими из крестьян и часто подчиняясь последним в лице старших рабочих, они утрачивали воинский вид и представляли собой рабочую команду. К тому же многие нижние чины поступали полуграмотными, а потому для обучения непригодными…
        Да-с, такова была наша российская действительность. Но строить было надо, и солдаты трудились не покладая рук. Конечно, им одним построить железную дорогу было просто невозможно. Тут никак не обойтись без вольных рабочих и подрядчиков.
        Пришлось прибегнуть к помощи небезызвестного «железнодорожного короля России» Самуила Соломоновича Полякова, которому покровительствовал сам государь. Ходили слухи, что покровительство это было небескорыстным. Нет, сам царь взяток не брал, но вот его морганатическая супруга Екатерина Михайловна Долгорукова, она же светлейшая княгиня Юрьевская… Впрочем, это не моего ума дело.
        Так вот, как я слышал, хотя и воровал Поляков отчаянно, но и строил железные дороги он чрезвычайно быстро. Во время строительства он денег не жалел, зная, что потом за все получит сторицей. Вот и сейчас, едва получив подряд, приказчики Полякова развили бурную деятельность.
        Дорогу протяженностью более трехсот верст строили со скоростью пять верст в сутки. Строительство велось круглосуточно (ночью - при свете факелов или костров) и одновременно на нескольких участках. Всего на стройке было занято около одиннадцати тысяч румын и солдат железнодорожного батальона. Кроме того, в распоряжении руководства имелся резерв в четыре тысячи человек. Доставка материалов для строительства полотна осуществлялась на пяти с половиной тысячах подвод.
        В общем, работа здесь кипит, и даст Бог, через месяц-два можно будет в специальных емкостях для перевозки нефти доставлять ее в Констанцу. Такие емкости, которые называются цистернами, я уже видел в САСШ. Да и у нас их начали строить лет пять назад в мастерских Московско-Нижегородской железной дороги. Ну, а когда заработает железная дорога Плоешт-Констанца, тогда можно будет подумать и о трубопроводе.
        Самое смешное, что идею строительства трубопровода для перекачки нефти предложил ваш покорный слуга еще в 1863 году, когда посетил нефтеперегонный завод господина Кокорева близ Баку. Я предложил ему использовать трубопровод для перекачки нефти от нефтяных колодцев до завода и от завода до причала на Каспийском море. Тогда над моим предложением просто посмеялись. А всего через два года в САСШ фирмой «Стандарт ойл» был построен первый в мире нефтепровод диаметром полтора с лишним фута и длиной шесть верст. «Американцы как бы подслушали мои мысли», - писал я из Америки нашим бюрократам, для которых нет пророка в своем Отечестве.
        Ознакомился я и с тем, как добывают нефть в Плоешти. Надо сказать, что здесь этим делом занимались с незапамятных времен. Валахи черпали ее из колодцев глубиной до тридцати саженей, огороженных лишь плетнем. А в начале 1857 года братьями Мегединцеану в Плоешти был построен первый в Европе нефтеперерабатывающий завод, на котором начали промышленное производство нового осветительного материала - керосина.
        Вскоре вместо выкопанных лопатами колодцев появились пробуренные скважины, из которых нефть стали добывать все в большем количестве. В прошлом году в Плоешти добыли более ста десяти тысяч баррелей нефти. Или 15 тысяч тонн, по единицам измерения наших потомков. Много. Но в Баку нефти еще больше. Только вот транспортировать ее оттуда накладно - морем до Астрахани, потом по Волге до Царицына, а оттуда по железной дороге до портов Черного моря.
        Но все же, как ни крути, а придется завозить керосин и бензин оттуда. Как сказал адмирал Ларионов, Югороссии горючего надо много.
        Разобравшись с состоянием дел в Плоешти, я отправился на пароконной коляске в Констанцу. Туда должен был прийти корабль, на котором Виктор Сергеевич обещал прислать своих специалистов. Надо будет начать строительство завода и причалов. Время не ждет…

1 августа (20 июля) 1877 года. София, Болгария
        Бывший полковник армии САСШ
        Джон Александер Бишоп
        Дорога сюда была долгой и сложной. В Бекете на вокзале нас встретил человек Саида, который провел нас на паром. Оттуда мы перебрались на болгарский берег, в Оряхово (ну и названия у этих болгар, попробуй выговори…) Там нас уже поджидал другой человек Саида с лошадьми, кстати, совсем неплохими. Но в ответ на слова благодарности он потребовал, чтобы мы ему заплатили такую астрономическую сумму, что Шерман его даже переспросил дважды, сначала подумав, что плохо понял его ломаный немецкий. Ничего не поделаешь, пришлось заплатить, после чего этот вор отдал нам лошадей и показал дорогу, которая вела на Софию через горы.
        Ехали мы долго, причем практически без остановок. Только когда лошади стали спотыкаться от усталости, пришлось дать им часок отдохнуть на поляне около дороги. Пока лошади отдыхали, мы пристреляли наши новые ружья. Братья Джонсоны сказали, что их не сравнить со старыми, украденными, но стрелять из них все же можно. Ночевать нам пришлось в жуткой дыре под названием Мездра, в самом настоящем клоповнике, носившем гордое название «Отель Ритц». Потом последний рывок через горы, и после полудня мы увидели Софию.
        Такое красивое название, и такой неказистый городишко… Кривые улочки, маленькие домики, кое-где небольшие, вросшие в землю церкви и мечети. По сравнению с этим убожеством даже Бухарест - это как Нью-Йорк. Да что там Бухарест - Канзас-Сити и то дал бы сто очков вперед этой болгарской Софии…
        Граница города пролегала по речушке, через которую перекинут убогий мостик; потом мы узнали, что именуются они Владайска река и Шарен мост. У моста было здание стражи, которое сейчас пустовало - после победы над османами турецкие стражники попросту разбежались, а новых, болгарских, пока еще не набрали.
        Дом Ахмета Мехмет-оглы, брата Саида, находился напротив места, который назывался Баши-хамам - Саид написал это слово на листке бумаги и приложил схему. Нам нужно было следовать по той же дороге, по которой мы въехали в город, никуда не сворачивая. И этот «хамам» должен был быть первым крупным светским зданием по левой стороне.
        Однако после первой же развилки мы заблудились и вдруг, совершенно неожиданно, оказались в лабиринте маленьких улочек. Попытались вернуться на прежнюю улицу, но получилось совсем плохо - заплутали еще сильнее. Не раз мы спрашивали у людей про Баши-хамам, но они лишь с улыбкой кивали нам головой, ничего не говоря. Лишь через час нам повстречался человек, немного говоривший по-немецки, который нам не просто указал путь к этому самому проклятому «хамаму», но и привел нас к самому дому Ахмета. В Румынии за самую маленькую услугу с нас непременно требовали денег, а этот болгарин гордо отказался от вознаграждения. Какие же они странные, эти славяне!
        Ахмет нас поначалу встретил настороженно. Но когда я передал ему письмо Саида, он сразу подобрел и пригласил нас в дом, распорядившись, чтобы принесли еды и чаю - турки, как оказалось, не употребляют алкоголь. Он хорошо говорил по-английски - сказал, что провел несколько лет в английской школе под названием Регби, и явно этим очень гордился. Сказать честно, я про нее никогда не слышал - да мало ли какие школы есть у этих лимонников.
        Ахмет сказал, что дом, из окон которого хорошо видна Цареградская дорога, уже готов, и что сразу же после трапезы он нам его покажет, благо дом этот был недалеко. Потом пригласил меня полюбоваться коллекцией эстампов с изображением его британской школы. Но когда мы вышли в другое помещение, он сказал:
        - Саид пишет, что вам необходим еще один дом, для страховки. И что про него не должен знать никто.
        - Да, уважаемый Ахмет, это так, - ответил я.
        - У нас есть еще один дом, - задумчиво сказал мне хозяин, - с другой стороны дороги, из которого так же хорошо просматривается путь, по которому будет въезжать в наш город император этих русских шайтанов. Я вас туда приведу сегодня же ночью. Еще одно ружье у меня тоже есть. И оно, и патроны к нему уже находятся в этом доме.
        - Спасибо, Ахмет, - сказал я и добавил ему на ухо: - Вы просто прочитали мои мысли.
        Турок бесшумно прошелся по комнате взад-вперед, потом цокнул языком:
        - После всего, что должно произойти, мне будет необходимо так же, как и вам, покинуть город. Ведь направляясь ко мне, вы на каждом углу спрашивали о том, где находится мой дом. Мне уже об этом успели доложить.
        В любом случае, когда вы убьете и императора и его наследника, русские и болгары будут в такой ярости, что мне и моим соплеменникам не миновать беды. Так что мы пойдем вместе. Ваших людей выведут к месту встречи мои верные слуги, а вас я проведу лично. Вам придется заранее переодеться в местную одежду. Потом мы, как и планировали, доберемся до западной границы - до нее отсюда не более сорока миль.
        - Благодарю вас, уважаемый Ахмет, - кивнул я. - А может так случиться, что все мои люди, скажем так, погибнут от рук местных жителей? Ведь болгары и русские - варвары, которым ничто не доставит больше радости, чем убить иностранцев. Ну, а если русские власти будут считать, что все те, кто покушался на жизнь их императора, мертвы, то нас с вами не должны так уж сильно искать.
        Ахмет сначала удивленно посмотрел на меня, а потом зловеще улыбнулся и прикрыл глаза.
        - На все воля Аллаха. И на это, думаю, тоже…

1 августа (20 июля) 1877 года, полдень.
        Константинополь, дворец Долмабахче
        Два человека разговаривали, прогуливаясь по тенистой аллее дворцового парка. Они беседовали, не замечая яркого южного солнца и шума волн, разбивавшихся о мраморные ступени пристани. Глава Югороссии Виктор Сергеевич Ларионов учил уму-разуму будущего великого князя Болгарии Сержа Лейхтенбергского.
        - Поймите и запомните, Сергей, - говорил адмирал Ларионов, - Болгария - это страна, к которой Россия во все времена относилась по-братски. А в ответ получала плевки и оскорбления.
        - Я уже слышал об этом, - кивнул герцог Лейхтенбергский. - Когда стало известно, какую должность сосватал мне дядюшка, Ирина поспешила рассказать мне кое-что из вашего прошлого, а нашего будущего. Но почему так случилось, Виктор Сергеевич?
        - Видите ли, Сергей, - ответил адмирал, - сейчас в отношениях болгар и русских царит эйфория. Своего рода медовый месяц. Пока еще слишком свежа память о турецких зверствах, и воздух свободы одинаково пьянит интеллигенцию, купцов и простой народ. Но пройдет время, и это опьянение пройдет. И в том, что так произошло, в прошлом во многом была виновата сама Россия. Вместо того чтобы захватывать командные посты в экономике страны, назначенные Россией чиновники уповали на грубую силу, административные методы управления. А экономика - это базис, на котором базируется политика и идеология. Но это еще многим в этом времени не известно. Мы же через это уже прошли.
        Так вот, в Европе уже начали завоевывать страны не с помощью оружия, а с помощью денег. Зачем убивать влиятельного человека, если его можно просто купить? И еще, страны, которые желают подчинить себе другую страну, находят представителей так называемой «национальной интеллигенции», которая глупа и продажна. В их головы исподволь вкладывают мысли о том, что «культурная Европа» лучше «дикой России». Сама же Европа будет всеми силами раздувать эту мысль среди тех, кто будет получать образование в ее университетах и элитных школах.
        В качестве противовеса этому влиянию мы будем развивать экономику Болгарии, привязывая ее к Югороссии, и создадим у себя Константинопольский университет. Надо формировать как можно быстрее сильную прорусскую партию в Болгарии, которая не даст вашей стране сползти во враждебный России альянс.
        Прежде всего, не спускайте глаз с Австро-Венгрии. Правда, сейчас Двуединая монархия серьезно ослаблена тем, что Германская империя отказалась следовать в одном строю с Веной. Но ведь канцлер Бисмарк не вечен, и пришедшие ему на смену германские политики могут снова переориентироваться на союз с Австро-Венгрией.
        Скверно, что у Болгарии с самого начала стали складываться плохие отношения с православными соседями. И тут Австрия подгадила - правящий Сербией князь Милан Обренович смотрит в рот австрийскому императору Францу-Иосифу. И в нашей истории сербы в 1881 году заключат с Австрией тайную конвенцию, направленную против России, а еще через четыре года нападут на Болгарию. Вот так-то, Сергей… Наши недруги будут раздувать вражду между балканскими славянами, всячески противясь их союзу.
        - Виктор Сергеевич, неужели все так плохо? - расстроенно спросил Серж Лейхтенбергский.
        - Не все, и не так уж плохо, - ответил адмирал Ларионов. - Просто я изложил вам стартовую диспозицию, чтобы вы с первого дня не расслаблялись, а засучив рукава, брались за дело всерьез. От всякого яда есть свое противоядие. И наше появление в вашем мире снимет многие проблемы.
        К примеру, Англия сейчас практически выведена из игры. После того как у Пирея была уничтожена их Средиземноморская эскадра, когда британцы потеряли контроль над Суэцким каналом и вот-вот потеряют Мальту и Гибралтар, мощь империи, «над которой никогда не заходит солнце», подорвана надолго, если не навсегда. Наши крейсера активно действуют на торговых путях, ведущих в британские колонии.
        Что же касается Австрии, то без поддержки Германской империи она неопасна. Конечно, Вена будет интриговать и натравливать друг на друга вновь появившиеся балканские страны, но не более того.
        - Вы полагаете, что австрийцы не решатся начать войну с Болгарией? - с сомнением спросил у адмирала будущий болгарский великий князь.
        - Это маловероятно, - ответил Ларионов. - Не беспокойтесь. Максимум, на что они способны - это сделать попытку аннексировать Боснию и Герцеговину, в которую, кстати, уже вошли сербо-черногорские войска, соединившиеся с местными повстанцами. Как докладывает русская разведка, Франц-Иосиф рвет и мечет. Ведь именно он планировал забрать эти территории себе. Вы думаете, почему мы попросили престарелого канцлера Горчакова уйти в отставку «по состоянию здоровья»? Его маниакальное желание участвовать в «европейском концерте» привело императора Александра Второго в Рейхштадт и Будапешт, где граф Андраши сумел вынудить канцлера и государя дать согласие на аннексию Боснии и Герцеговины.
        Правда, теперь, когда занятие нашей эскадрой Константинополя и создание Югороссии фактически поставило крест на всех притязаниях австрийцев, они могут забыть о Боснии и Герцеговине. В случае же военного столкновения с нашими объединенными армиями, разгром австрийцев будет еще более сокрушительным, чем битва при Кёниггреце.
        - Скажите, Виктор Сергеевич, - замялся Серж Лейхтенбергский, - Османская империя, Британия, а теперь вот Австрия… Вы рушите империи, как карточные домики. Есть ли где предел этому разрушению, и какой во всем этом высший смысл?
        - Вы хотите спросить - не настанет ли когда-нибудь черед и Российской империи? - вопросом на вопрос ответил адмирал Ларионов. - Нет, Сергей, не настанет. С нашей матерью Россией мы твердо намерены договариваться. И нынешний император Александр Второй и будущий - Александр Третий, как мы надеемся, сохранят с нами дружеские, союзнические отношения. Еще не поздно мягко и деликатно исправить ошибки, сделанные в 1861 году и направить Россию по новому, куда более правильному и бесконфликтному пути развития.
        Что же касается наших действий в Европе, то поймите, Сергей, мы пытаемся установить в ней как можно более длительный и прочный мир. И ради этого мы стараемся разрядить все известные нам из нашей истории политические мины, устраняя потенциальных зачинщиков будущих войн. Мы миротворцы, и хотим, чтобы после того, как мы закончим переформирование Европы, в ней больше никогда не звучали выстрелы. Поверьте, рано или поздно любая большая европейская война обязательно докатится до России, сея смерть и разрушения.
        В нашем прошлом Россия пережила два похода объединенной Европы против нее. И мы не хотим, чтобы это повторилось и в вашей истории. Ради этой цели мы сделаем все зависящее от нас. Если надо, мы будем поступать жестко, даже жестоко. Мы не будем мягкосердечными, как мать Тереза. В данном случае цель действительно оправдывает средства, и горе тем, кто попытается поднять руку на Россию или Югороссию. А так же, Сергей, на союзные с ней страны… - и адмирал многозначительно посмотрел на будущего великого князя Болгарии.
        - Да-а, - только и смог выговорить Серж Лейхтенбергский. - Ну и цели вы поставили себе, Виктор Сергеевич. И кстати, кто такая мать Тереза?
        - Цель поставлена по средствам, мой друг, - ответил адмирал. - С нашими возможностями было бы стыдно ограничиться захватом проливов и набивать сундуки, собирая пошлины с проходящих судов. Как учили меня в молодости, «будь реалистом - требуй невозможного». Тем более что когда начинаешь всерьез работать, то невозможное быстро окажется не просто возможным, а еще и тем, что потом покажется в порядке вещей. Как говорится, дорогу осилит идущий.
        А мать Тереза - была в нашем мире такая известная своей благотворительностью католическая монахиня. Она считалась эталоном доброты и смирения. Но, в общем, это к нашим делам не относится, - адмирал посмотрел на часы. - Идемте, Сергей, время обеденное, и нас уже, наверное, заждались…

1 августа (20 июля) 1877 года, вечер.
        Константинополь, усадьба Йылдыз
        Майор Мехмед Ибрагимович Османов
        А сегодня я провожаю в дальнюю дорогу человека, бывшего совсем недавно моим врагом, а теперь ставшего другом. Отставной султан Абдул Гамид собирался в дорогу. До сего времени он жил вместе с семью женами и детьми в усадьбе своего покойного отца, султана Абдул Меджида I, под охраной наших ребят, которые не столько сторожили почетного пленника, сколько оберегали его от покушений. А желающих прикончить Абдул Гамида было более чем достаточно: тут и упертые мусульманские фанатики-ортодоксы, считавшие, что он предал ислам и перешел на сторону неверных, и их оппоненты, не менее фанатичные христиане, которые желали перерезать глотку бывшему султану и тем самым отомстить ему за убийство буйными башибузуками своих родственников и друзей. Были и те, кто рассчитывал стать правителем пока еще не оккупированной нами части Турции и видевшие в Абдул Гамиде опасного соперника.
        Словом, наши бойцы не скучали. Правда, предотвращать покушения помогали технические средства - вокруг усадьбы установили охранную сигнализацию с емкостными датчиками, протянули колючую проволоку «егоза» и установили видеонаблюдение. Ну, и собачек не забыли - сделали блоки вокруг периметра.
        Результат всего этого налицо - Абдул Гамид жив и здоров, а десятка два несостоявшихся киллеров закопаны на местном кладбище. Наши орлы с такого рода публикой не цацкаются. Бывший султан оценил их старания, долго и пышно благодарил бойцов за очередное спасение его любимого и обещал озолотить. Правда, пока он был несостоятелен в финансовом отношении, так как султанская казна была конфискована.
        Для охраны Абдул Гамида мы отобрали морпехов из числа мусульман. Хотя эти ребята и не были особо религиозными, но молитвы помнили (спасибо их родителям!), и как себя вести в той или иной ситуации тоже знали. Получился своего рода «мусульманский батальон». Хотя, конечно, до батальона ему было далеко - усиленный взвод, не более того.
        По нашему мнению, со временем наши бойцы должны стать командирами во вновь сформированных войсках Ангорского эмирата - так будет называться новое государство. Границы его еще окончательно не определены, но скорее всего, это будет вся территория Анатолии и несколько портов на Черном море. Столицей эмирата станет Анкара (Ангора), а главой - эмир Абдул Гамид I. Государство будет чисто светским, что должно снять острый межрелигиозный вопрос, а также будет провозглашено равенство всех национальностей. И строго будут наказываться любые попытки устроить погром или резню иноплеменников. Ангорский эмират подпишет с Югороссией союзный договор, в котором мы станем гарантом его независимости и целостности.
        В общем, такой вот расклад. Абдул Гамид вроде бы согласился с ним, но по его лицу и поведению я видел, что бывшего султана мучают какие-то сомнения. Вчера вечером, накануне его отъезда в Анкару, у нас состоялся откровенный разговор.
        Неделю назад, в пятницу, Абдул Гамид вместе с моими морпехами отправился в мечеть Султана Ахмеда, или как ее еще называют, Голубую мечеть. После того как над Святой Софией снова был водружен крест, мечеть Султана Ахмеда стала главной мечетью Константинополя. Вот туда-то и отправился на молебен Абдул Гамид со своей свитой.
        Проповедь читал новый мулла, правильный, которого по нашей просьбе прислали из Казани. Так что насчет идеологической составляющей там было все тип-топ.
        Но прихожане были ошеломлены тем, что «грозные московиты», так легко и просто разгромившие армию падишаха, сегодня вместе с ним явились на Джума-намаз (Пятничную молитву), сделали все, как и положено правоверным, омовение и, после провозглашенного муэдзином азана, расстелив в мечети молитвенные коврики, приготовились слушать хутбу - проповедь муллы.
        Совершив двукратный намаз, Абдул Гамид и его охранники - их прихожане тут же стали называть «гвардией», так же степенно свернули молитвенные коврики и отправились в усадьбу Йылдыз. Разговоров потом было…
        Кстати, наш «папа Мюллер» - старый контрабандист Аристидис Кириакос - доложил на следующий день поутру, что по данным его агентов, по всему городу и его окрестностям разнеслась весть о том, что завоеватели не собираются искоренять подчистую всех турок и с уважением относятся к мусульманам. Как следствие - поток беженцев резко сократился, как сократилось количество межнациональных и межрелигиозных конфликтов.
        И вот вчера, опять-таки после пятничной молитвы, Абдул Гамид уединился со мной в саду и решил расставить все точки над «i».
        - Уважаемый Мехмед Хаджи, - сказал он, - мы завтра с вами расстанемся. Сердце мое полно горечи. Я привык к вам, и мне будет очень трудно без ваших мудрых советов. Я мечтал, что вы станете моим визирем и будете подсказывать мне самые лучшие решения в трудных делах становления нового государства турок-османов.
        - Эфенди, - ответил я, - мне тоже очень жаль расставаться с вами. Поверьте, я рад был бы и дальше помогать вам в эти тяжелые для вас дни. Но я человек военный, и служебная необходимость требует моего присутствия в другом месте. Но хочу вас утешить - вместо меня у вас будет советником капитан Фарид Хабибулин. Он человек опытный, прекрасный воин, имеющий боевой опыт, и к тому же мусульманин. При нем будет радиостанция - вы уже знаете, что это такое, - Абдул Гамид кивнул, - и в трудных ситуациях вы всегда сможете связаться со мной.
        - Это хорошо, - задумчиво сказал бывший султан, - но я боюсь, что правоверные и христиане не смогут мирно жить вместе, и снова прольется кровь… Неужели новое государство турок повторит печальную судьбу Османской империи?
        - А почему вы, эфенди, считаете, что все обязательно должно закончиться кровопролитием и взаимным истреблением? - спросил я. - Вот, к примеру, в центре России, можно сказать, в самом ее сердце, два с лишним века существовало мусульманское ханство. Оно называлось по имени его основателя, потомка Чингисхана, сына казанского хана Улуг-Мохаммеда Касима. И не было никаких войн с русскими, окружавшими со всех сторон это ханство. Скорее, наоборот - касимовские татары ходили вместе с русскими полками в походы в составе Московского княжества, а потом и Русского государства. Касимовский хан Саин Булат во время Ливонской войны командовал русскими войсками в Ливонии, а потом, приняв православие, даже был почти год царем Руси. А Иван Грозный, во времена которого это все происходило, называл себя «Иванцом Васильевым» и отдавал царские почести «Царю Всея Руси Симеону Бекбулатовичу».
        Правда, потом Иван Васильевич снова стал царем, а Симеону Бекбулатовичу дал в правление великое княжество Тверское.
        - Вот такая вот история, - сказал я Абдул Гамиду, который внимательно слушал мой рассказ.
        - Да, оказывается, как плохо я знал историю страны, с которой туркам приходилось столетиями воевать, - задумчиво сказал бывший султан. - Надеюсь, что теперь уже больше никогда турки и русские не встретятся на поле боя.
        - Иншалла, - ответил я и поднял глаза к небу.
        - Иншалла, - задумчиво повторил вслед за мной Абдул Гамид и провел ладонью по тщательно выбритому подбородку.
        Мы немного помолчали. Потом бывший султан спросил меня:
        - Мехмед Хаджи, скажите, позволено ли будет новому государству турок иметь свою армию и флот?
        - Думаю, что флот ему вряд ли понадобится, - ответил я. - Берега Ангорского эмирата будут омываться лишь водами Черного моря, полным и единственным хозяином которого станет союзный вам русский флот. Возможно, у эмирата будут небольшие патрульные суда, охраняющие его воды и занимающиеся борьбой с браконьерами и контрабандистами. А вот насчет армии…
        Я внимательно посмотрел на Абдул Гамида. Тот слушал меня с волнением, даже румянец появился на щеках.
        - Без армии, эфенди, никак не обойтись, - сказал я. - Ведь вашим соседом будет Персия, государство, которое на протяжении многих веков воевало с турками. Да и не только Персия. Один Аллах ведает - какие новые государства появятся на территориях бывшей Османской империи. И будут ли они дружественны Ангорскому эмирату?
        Поэтому, несмотря на то что Россия и Югороссия заключат с эмиратом договор о дружбе и взаимопомощи, его армия должна быть достаточно сильной, чтобы отразить первый натиск врага. Пока мы не придем ей на помощь.
        С другой стороны, новая армия эмирата должна быть многонациональной и многоконфессиональной. Опять возьмем в качестве примера русскую армию. В ее составе есть подразделения, сформированные из мусульман и даже буддистов. И ничего, воюют, причем неплохо воюют. И никому не мешает то, что кто-то из воинов крестится, кто-то совершает намаз, а кто-то поклоняется Будде.
        В случае необходимости новая турецкая армия может принять участие в войнах, которые, к сожалению, придется вести России и Югороссии. За это солдаты и офицеры армии эмирата будут получать хорошую плату. К тому же вашим воинам-мусульманам будет приятно участвовать в походе, который, возможно, в самом ближайшем времени совершат русская и югоросская армии против англичан, которые угнетают несчастных жителей Индии. А ведь среди тех немало мусульман…
        Абдул Гамид внимательно посмотрел на меня.
        - Скажите, Мехмед Хаджи, знает ли то, что вы сейчас мне сказали, ваш начальник, адмирал Ларионов? Или это лишь ваши соображения?
        - Виктор Сергеевич думает так же, - глядя в глаза Абдул Гамиду, ответил я. - И он надеется, что новое турецкое государство станет верным другом и союзником Югороссии.
        - Да будет так, - торжественно произнес Абдул Гамид, приложив ладонь правой руки к сердцу, - в ненастную погоду надо искать убежище под высоким деревом. Ангорский эмират готов быть союзником новой страны, которая появилась на берегах Босфора. Мехмед Хаджи, я готов дать в этом клятву на Коране…
        И вот сегодня я с ним прощаюсь. Жаль… Но я почему-то думаю, что наше расставание не надолго. Как говорят в России, гора с горой не сходится, а человек с человеком… В общем, поживем - увидим…
        Часть 2
        ГОСУДАРЬ-БОГАТЫРЬ

3 августа (22 июля) 1877 года. Болгария, София
        Бывший полковник армии САСШ
        Джон Александер Бишоп
        Весь вчерашний день отрабатывали план покушения. Ахмет очень грамотно выбрал оба дома. Они практически ничем не отличаются от окружающих строений и стоят не непосредственно у дороги, а во втором ряду. И оба с надстроенным этажом - так, что дорога очень хорошо просматривается из маленьких окошек под самой крышей.
        Я решил, что достаточно будет, пользуясь фактором внезапности, убить русского царя и, если получится, то и их принца - ведь про других членов царской семьи мнимые австрийцы сказали «по возможности». А мы не самоубийцы, и нам нужно все сделать за считанные секунды, чтобы можно было бежать - по крайней мере мне. Все остальные члены моей команды должны погибнуть во время покушения, и именно для этого я и сидел сейчас на чердаке второго дома.
        Как ни странно, у меня вдруг появились угрызения совести; такого я не помнил уже давно. Но как бы давно я ни знал своих людей, так будет безопаснее. Ведь мы охотились не на мэра заштатного городка в Канзасе, а на самого русского императора. Попади хоть кто-то из моих людей в руки русской охранки, и палачи моментом развяжут ему язык в своих застенках. Более того, хоть мне и полагалась двойная доля, но намного приятнее оставить всю сумму себе, чем получить всего лишь ее четверть.
        Я отдавал себе отчет в том, что Ахмет и его люди могут убить и меня. Но я уже успел принять кое-какие предосторожности, а также оставил часть денег из задатка в одном из венских банков. Таким образом, у меня была припасена и палка, и морковка для Ахмета. Потому своего гостеприимного хозяина я особо не боялся.
        Смит и Браун уже возились со своей камерой. Смит изображал фотографа, а Браун - его ассистента. Револьверы были спрятаны внутри корпуса камеры. Вчера оба мнимых фотографа несколько часов тренировались в скорейшем извлечении оружия. Это было довольно просто, ведь голова и руки фотографа были скрыты длинной черной накидкой.
        Решили, что они будут изображать репортеров-фрилансеров из Канзас-Сити - вряд ли там появятся другие американские репортеры. А если кто и будет, то уж точно не из этого городишки. Их задачей было вмешаться только лишь в том случае, если братья Джонсоны не убьют русского императора и его сынулю. Они должны были бросить оружие и улизнуть через узкий проход между двумя домами, где их встретят люди Ахмета и, по легенде, укажут путь через лабиринт местных домов, а на самом деле просто прикончат на месте. Смит и Браун спросили про одежду, и я велел им сбросить пиджаки при отходе - люди Ахмета якобы снабдят их другой верхней одеждой.
        Стейплтон занял позицию в конце квартала - он должен был добить императора или его сына, если они выживут и попытаются бежать. Как и планировалось, он вылил на себя полбутылки местной ракии и благоухал так, что местные, похоже, приняли его за иностранца, ранее работавшего у турок, а ныне спившегося от горя. Таких людей, судя по рассказам Ахмета, в здешних краях было немало. Болгары, которые уже сейчас занимали места вдоль улицы, смотрели на него брезгливо. Но никому и в голову не придет его в чем-либо подозревать. Пьяница - он везде пьяница.
        Братья Джонсоны еще вчера перенесли ружья в дом, из которого они будут стрелять, и там же заночевали. Сегодня с утра они должны были заранее переодеться в местную одежду, и сейчас, наверное, уже готовы к операции, хотя до церемонии оставалось еще около двух часов. Там же находились люди Ахмета и Шерман, который играет роль переводчика.
        Ведь никто из людей Ахмета не знает английского, а вот на ломаном немецком кое-кто объясниться сможет. После покушения, понятно, их жизнь тоже быстро закончится.
        Мы же с Ахметом сказали всем, что приготовим пути отхода, и что люди Ахмета приведут мою команду в точку сбора, где мы их встретим с лошадьми. На самом деле Ахмет переодел меня в местное платье, и мы пошли переулками ко второму дому, который был практически напротив первого. Как велел Ахмет, я изображал глухонемого - болгары, по его словам, будучи православными, жалеют таких людей, и только так никто из прохожих не поймет, что я не местный. Для этого мне пришлось расстаться со своей длинной шевелюрой - когда все ушли, Ахмет первым делом постриг меня под горшок и сам побрил меня; даже если кто-нибудь из моих людей и выживет, их описание не будет соответствовать моей новой внешности.
        Сначала я думал стрелять через одно из окон верхнего этажа. Но потом остановился на небольшом окошке в торце чердака. Отсюда я не видел окон второго дома, так что и меня не увидят - ведь никто из моей команды не должен знать, что я нахожусь здесь. Зато был очень хороший обзор Цареградской дороги в том направлении, откуда должен приехать царь русских варваров.
        Винтовка, которую для меня добыл Ахмет, была самым настоящим «Спрингфилдом» образца 1873 года. Откуда она здесь, в этой глуши, не знаю - но вещь хорошая, лучше, чем у Джонсонов, да и перезаряжается быстро. Жаль, что не было возможности ее пристрелять. Но я и не собирался расстреливать императорскую семью, а только лишь Смита, Брауна и, по возможности, Стейплтона. Да и то, только если это понадобится. Но это потом. А теперь оставалось лишь ждать.
        Обочины между тем заполнялись людом - кто местный, кто, судя по запыленной одежде, пришел из других мест, кто, одетый победнее, крестьянин или грузчик со здешнего базара. Рядом со Смитом и Брауном расположились еще двое фотографов в одежде явно европейского покроя, что не могло не радовать - поди потом разбери, кто настоящий фотограф, а кто убийца. Народу становилось все больше, хотя рядом со Стейплтоном оставался небольшой просвет - никому не хотелось, чтобы пьяный иностранец запачкал своей блевотиной. Так мы и планировали - намного легче выхватить револьвер, когда тебя не теснят с обеих сторон.
        И тут вдруг народ замахал руками и закричал: «Слава! Слава! Слава на царя!» Я понял: едут - и приготовился.
        Через несколько минут я увидел группу всадников, за которыми следовала какая-то темно-зеленая рычащая повозка, извергавшая сзади дым. Все, что было дальше, терялось в поднятой ею пыли. Возглавлял процессию высокий офицер на белом коне. За ним, также на лошадях, ехали еще два офицера. Один из них был мне незнаком, а в другом я узнал принца, чье фото нам также показывали мнимые австрийцы.
        Я уже хотел было перевести взгляд, ища человека в расшитом золотом кафтане и с короной на голове - ведь я именно так представлял себе русского деспота. Но вдруг неожиданно понял, что первый офицер - это и есть русский царь собственной персоной. Именно его фотографию нам показывали в Вене.
        В этот момент раздались два выстрела из ружья, и русский царь рухнул с лошади на землю. Принц же лишь только покачнулся, но усидел в седле. Секундой позже он соскочил с коня к своему раненому отцу, и еще одна пуля кого-то из Джонсонов лишь бесполезно просвистела в воздухе, сразив стоящего на другой стороне дороги какого-то болгарского пейзанина.
        Смит появился из-под накидки фотоаппарата с револьвером в руке, успев бросить второй Брауну. Но их соседи-фотографы с необычайным проворством подскочили к ним и скрутили обоим руки. Тем временем Стейплтон выскочил на дорогу с револьвером в руке, но не успел ничего сделать и с воем упал на дорогу, схватившись за простреленную ногу. Очевидно, в него стрелял второй офицер, ехавший рядом, который успел спешиться и с ловкостью циркового жонглера выхватил револьвер. Выстрелы его практически не были слышны - просто раздался щелчок, словно кто-то два раза подряд сломал сухую палку.
        Неожиданно на месте покушения, словно из-под земли, появились выскочившие из-за облака пыли солдаты в темно-зеленой форме и в стальных шлемах, напоминающих армейские котелки. Часть из них тут же открыла стрельбу из своих карабинов по окнам чердака, где укрывались Джонсоны. Их позицию выдали плотные облачка порохового дыма. Другие же солдаты бросились в проулок, где через пару секунд тоже раздались выстрелы.
        А я понял, что людей Ахмета уже больше нет, и что русского царя на въезде в Софию сопровождали те самые солдаты из Югороссии, про которых в Европе рассказывали ужасные небылицы. Я решил, что задача-минимум выполнена, а задача-максимум, увы, нереальна. Что сталось с Джонсонами и Шерманом - неясно, а стрелять в Стейплтона, Смита и Брауна - себе дороже, если я не хочу угодить в ужасные застенки югоросского Кей-Джи-Би. Хорошо, что мы приняли меры предосторожности, и эти болваны не знают, где меня искать.
        Ахмет был того же мнения. Он пробормотал под нос то ли какую-то мусульманскую молитву, то ли турецкое ругательство, а потом тихо сказал:
        - Надо бежать, полковник, если вы, конечно, не хотите попасть в руки этих детей Иблиса.
        Оставив бесполезное ружье прислоненным к стене, мы сбежали вниз по лестнице и выскользнули через заднюю дверь дома. В небе раздался оглушительный рев и клекот. Мы с Ахмедом не сговариваясь подняли головы и увидели, как над местом покушения с неба спускается бешено вращающая огромными винтами железная машина. Я поклялся, что если выживу, то обязательно найду того подставившего нас лжеавстрийца, и он ответит мне за все.

3 августа (22 июля) 1877 года. Болгария, София
        Полковник ГРУ Вячеслав Бережной
        Вот те и раз, как говорят в народе: сходил, что называется, за пивом! Торжественный въезд Александра II Освободителя в Софию обернулся вполне удавшимся цареубийством. Пуля попала императору в грудь, пройдя сквозь сердце. Ранение несовместимое с жизнью даже для нашей медицины. С цесаревичем могла приключиться та же самая история, но он, по моему настоянию, поддел под мундир легкий броник, от которого наотрез отказался его отец. Мягкая свинцовая пуля, да еще попавшая по касательной, не пробила кевларовую защиту. Все закончилось огромным синяком на левом боку и, возможно, трещиной одного-двух ребер. Теперь у России новый император - Александр III Сердитый.
        Само покушение было подготовлено вполне профессионально даже для XXI века. Но киллерам удалось выполнить лишь первую часть их замысла. От внезапного выстрела снайпера нет противоядия и сейчас. Но несмотря на случившееся, в том, что произошло, нашей вины нет. Все «особы, приближенные к императору», помнят, как царь упорно отказывался от дополнительных мероприятий по обеспечению своей безопасности.
        Кое-какие меры предосторожности мы все же негласно приняли. Но этого оказалось мало. Шестерых из числа покушавшихся наши люди взяли на месте преступления с оружием в руках, еще один сумел скрыться от преследования. Судя по показаниям террористов, это был их главарь. Вместе с ним Софию должен был покинуть некто Ахмет, богатый турок, принимавший самое деятельное участие в подготовке покушения. Но далеко они не уйдут.
        Мы объявили что-то вроде плана «Перехват» и вертолетами выбросили маневровые группы на все дороги и горные тропы, ведущие из Софии. Задача - взять этих гадов только живьем. Надо будет выяснить у них, кто заказчик. И после принять надлежащие меры…
        Теперь о грустном. Сразу же после убийства Александра II в городе начались турецкие погромы. Ставший неожиданно для себя императором, Александр Александрович, сразу же после оказания первой медицинской помощи, отказался от рентгена и госпитализации и приказал русской армии войти в город и решительно пресечь беспорядки, не останавливаясь перед применением силы.
        На деле же русские солдаты и болгарские ополченцы, командование над которыми принял великий князь Болгарии Серж Лейхтенбергский, действовали деликатно, стараясь не доводить дело до стрельбы. Окончательно прекратить народное возмущение удалось лишь тогда, когда публично было объявлено, что все покушавшиеся - граждане Северо-Американских Соединенных Штатов, а непосредственное участие турок в цареубийстве не доказано. Устроить же американский погром болгары не могли, по причине отсутствия этих самых американцев. А посему волнения затихли сами собой.
        Хорошо, что никто не додумался поджигать турецкие кварталы, а то мало бы не показалось никому. Забегая вперед, скажу, что утром ворота и калитка американского консульства в Софии оказались вымазанными дерьмом, но это уже дело рук подростков-хулиганов, а не буйное проявление народного гнева.
        Едва оправившись от шока, Александр Александрович возглавил следственную комиссию по делу о цареубийстве.
        Сам он, взбешенный случившимся, напоминал разъяренного медведя, от которого стоило держаться подальше. И я разделял его чувства.
        Когда на первом экспресс-допросе прямо на месте преступления насмерть перепуганные американцы начали жалобно блеять про то, что заказ они получили в Вене… Даже мне стало немного жутковато при виде обычно добродушного и спокойного «полковника Александрова». Он тогда этого, как его там, Шермана, чуть не придушил своими могучими руками, не обращая внимания на свои поврежденные ребра. Янки с перепугу даже обгадился.
        Но в любом случае, как нам удалось установить, наиболее полной информацией о заказчике мог владеть лишь главарь банды, поиски которого пока еще продолжаются. На этом первый допрос был закончен, и террористов уволокли со всей возможной бережностью, дабы уберечь их от линчевания. В городскую тюрьму мы их помещать не стали, так как злодеи имели вполне реальный шанс не выйти оттуда живыми.
        Еще утром наши люди заняли большой дом в Софии, принадлежавший одному из бежавших турецких вельмож, и превратили его в представительство Югороссии. Там, в маленьком уютном частном зиндане, под охраной морских пехотинцев убийцы Александра II и будут содержаться до суда, скорого и справедливого. Ведь пока идет следствие, мы еще не раз предъявим их пишущей братии со всех концов света - для создания необходимого нам общественного мнения. И если дело дойдет до войны с Австрией, нужно сделать так, чтобы все в мире смотрели на Вену как на прибежище убийц и смутьянов, рассадник смуты и мятежей. Любому военному наступлению должна предшествовать идеологическая бомбардировка.
        Об этом я сказал Александру Александровичу, когда к нам присоединились срочно прибывшие из Константинополя Александр Васильевич Тамбовцев и контр-адмирал Ларионов. Наш «канцлер» полностью поддержал мою позицию, заявив, что надо сделать все, чтобы в защиту Австрии, если нам, конечно, придется с ней сразиться, не выступил ни один уважающий себя монарх. И чтобы даже Берлин не сказал ни одного доброго слова о своей союзнице. Немного поворчав, Александр III махнул на нас рукой, сказав, что, мол, делайте как умеете… И лишь выразил надежду, что Югороссия до конца выполнит свой союзный долг, поддержав Россию в этот трудный для нее час.
        Виктор Сергеевич сказал, что эсминец «Адмирал Ушаков» и СКР «Сметливый» уже получили команду выйти в Адриатику - для блокирования находящегося в Триесте австрийского флота. Ну а наши бомбардировщики достанут любую цель в Австрии прямо с Босфора, тем более что в Чанак-кале уже началось строительство авиабазы с трехкилометровой бетонированной ВПП. Спасибо англичанам, которые перед самой войной завезли туркам большое количество «портланда» для строительства укреплений.
        Ну а Александру Васильевичу надо убедить Бисмарка в необходимости разрыва союзного договора с Австрией. И тогда мы с немцами можем поставить в позу ротного пулемета это лоскутное недоразумение, после чего начнется веселый дерибан территории Двуединой монархии. Германия тоже не будет обижена, а Габсбургам в качестве утешительного приза можно оставить лишь земли, прилегающие к Вене, и Венгрию, если, конечно, на это согласятся сами венгры.
        Александр Васильевич с сомнением покачал головой и сказал, что Австрия, конечно, заслужила хорошей порки, но есть у него сомнения, что заказчиком покушения является одна лишь она. Австрийцы, при всей своей сволочности, могли и не играть в этом деле первую скрипку. По почерку произошедшее в Софии было характерно для одной зловредной островной империи, которая уже имела немалый опыт в цареубийствах. При этом он добавил, что процесс низведения Британии до уровня второразрядного европейского государства идет вполне успешно, и дополнительных усилий в этом направлении уже не требуется. Если же королева Виктория и лорд Биконсфилд действительно являются заказчиками убийства императора Александра II, то это отразится лишь на их личной судьбе, ибо наказать Британию как государство сильнее, чем уже произошло, невозможно. Так что пусть каждому воздастся по делам их, и никто не останется безнаказанным.
        На этой оптимистической ноте наш разговор о политике и был закончен, потому что выразить свое соболезнование Александру Александровичу пришли лучшие люди города Софии, возглавляемые их новым князем Сергеем Лейхтенбергским и княгиней Ириной. Были сказаны обычные дежурные слова о мире, вечной дружбе и взаимной поддержке. Но я видел, как при этом у некоторых присутствующих воровато бегали глазки. Небось, имеют торговые связи с Австрией и теперь опасаются, как бы чего не вышло. За такими «бизнесменами» нужен глаз да глаз.
        Адмирал Ларионов немного меня успокоил, сказав, что он, словно предчувствуя большие неприятности, на днях имел весьма содержательную беседу с нашим «папой Мюллером» - Аристидисом Кириакисом, который обещал поделиться с Сержем Лейхтенбергским несколькими своими сотрудниками - болгарами по происхождению. Олигархов не любят нигде, так что богатенькие «буратины» и здесь будут на коротком поводке.
        Одним словом, работы впереди невпроворот. Но, черт возьми, оглянувшись назад, можно сказать, что сделанным за два прошедших месяца можно и нужно гордиться. Жаль, конечно, царя-освободителя, но теперь даже его смерть поможет России выбрать правильный курс. В нашей истории цареубийцами были народовольцы, что в конечном итоге привело к жесткой борьбе против любых реформ и общему «подмораживанию» общественной жизни. Казнокрады и бездари окопались во всех государственных структурах и, прикрываясь лозунгами «преданности монархии» и «приверженности традициям», довели страну до отставания в экономическом развитии от более развитых стран и накоплению негатива, приведшего в конечном итоге к поражению в Русско-японской войне и трем революциям.
        В этот же раз убийцами оказались американские наемники, а заказчиками цареубийства - австрийцы и, возможно, британцы, что разворачивает вектор противодействия нового царя в совершенно другом направлении.
        Ну а с самой «Народной волей» и прочими «революционерами» мы еще разберемся. Вполне вменяемых, желающих назревших реформ, мы превратим в своих союзников. Ну, а упертых нигилистов, выступающих против власти как таковой, мы отправим туда, куда Макар телят не гонял. И там они будут вкалывать, да так, что на рассуждения об «общечеловеческих ценностях» им просто не останется ни сил, ни времени. С теми же, кто, находясь в эмиграции, подстрекает несозревшие российские умы к борьбе со своей собственной страной, разговор будет особый. Мы их найдем и накажем. Да так, что другим послужит наглядным уроком.
        Россия должна на этой развилке истории изменить вектор движения, чтобы избежать повторения тех трагических событий, которые выпали на ее долю в кровавом XX веке…

3 августа (17) июля 1877 года. Болгария, София
        Бывший полковник армии САСШ
        Джон Александер Бишоп
        Мы прошли футов триста, после чего юркнули в боковую дверь какой-то развалюхи. Ахмет повел меня в подвал, где хранились бочки, дрова и много другого хлама. Отодвинув одну из бочек, он постучал по стене: три раза, один раз и опять три раза. Вдруг распахнулась маленькая дверца в стене, и оттуда вылез маленький поджарый турок. Ахмет полез в подземный ход на четвереньках, и я, помедлив секунду, последовал за ним. Мне стоило большого труда протиснуться в дверной проем - потайной лаз был сделан для низкорослых местных жителей, а никак не для американца. Но через пятнадцать-двадцать футов мы вдруг оказались в просторной комнате, в которой стояли два низеньких диванчика, низенький же столик, а в углу лежали три тюфяка. Откуда-то сверху дул ветерок; похоже, тут была и вентиляция.
        Человек, открывший нам дверь, не вернулся.
        - Этот дом принадлежал контрабандисту, - улыбнулся Ахмет, - и он приготовил это место, чтобы можно было отсидеться в случае необходимости. Но лучше всего подождать здесь денек-другой, пока страсти не улягутся. Мой человек даст знать, когда будет можно идти дальше. А пока располагайтесь и чувствуйте себя как дома…
        Ахмет достал несколько турецких хлебов, головку сыра и кувшин виноградного сока. Подумав, вытащил и второй кувшин - как потом оказалось, с домашним вином, - Аллах не одобряет винопития, но в данной ситуации, думаю, и мне и вам будет нелишне выпить по глотку.
        Когда кувшин был наполовину пуст, Ахмет еще раз нагнулся над своим мешком и вдруг достал револьвер:
        - А теперь, эфендим (мой господин), скажите, почему бы мне не пристрелить вас здесь как шакала? Мне с моими людьми будет проще выбраться без вас.
        - Ахмет, что ты делаешь, мы же друзья?! - воскликнул я.
        - Нет, эфендим, - ухмыльнулся Ахмет. - Вы, как тот мавр, который сделал свое дело, и который может уходить. Это из пьесы великого Шекспира.
        Я никогда про этого Шекспира не слышал, но улыбнулся ему:
        - Ахмет, если вы меня выведете из Болгарии и доведете до цивилизации по ту сторону границы, то я готов поделиться с вами теми деньгами, которые я получил за покушение.
        - Четверть окончательной суммы, не так ли? - на лице Ахмета было написано воплощенное недоверие.
        - Да, - сказал я, хотя получил тогда половину. - Ну и оставшиеся деньги, когда я их получу.
        Ахмет усомнился:
        - А вы серьезно думаете, что вы их получите?
        - А почему нет? - парировал я.
        Ахмет покачал головой:
        - Полноте, эфендим, думаете, я поверю, что вы такой наивный?
        Я улыбнулся и сказал:
        - Ну, даже четверть от ста тысяч долларов - не такие уж и плохие деньги.
        - От ста тысяч? - недоверчиво ухмыльнулся Ахмет. - Эфендим, за кого вы меня принимаете? Думаю, оговорено было не менее двухсот тысяч. То есть пятьдесят тысяч у вас есть. Так что делим их пополам, тогда и вам достанется достаточно, и мне.
        Мой аккредитив на один из венских банков был именно на пятьдесят тысяч, так что я не стал ему возражать. В Нью-Йорке, конечно, денег было намного больше, но Ахмету нечего про них знать. А про аккредитив я ему рассказал.
        Ахмет кивнул:
        - Хорошо, его мы сможем обналичить в городе Ниш в Сербии - там есть филиал этого банка. И вот еще, эфендим. Если вы меня обманете, то у меня есть ваше описание, а также кое-какая другая информация. И если я погибну или не получу этих денег, то письмо с этими данными уйдет в Константинополь, где будет благополучно передано югороссам. А эти ребятки вас отыщут хоть на краю света.
        - Какое совпадение, Ахмет, - усмехнулся я. - Если я не дам телеграмму в Вену до двадцатого августа, то такое же письмо - с вашим именем, а также именем вашего брата - уйдет по тому же адресу. Да и потом мне необходимо будет давать о себе знать раз в две недели, пока я лично не встречусь с тем человеком, у которого лежит это письмо.
        Я не стал говорить, что человек с письмом был в Бухаресте - зачем Ахмету лишняя информация?
        - А вы незаурядный человек, эфендим, - улыбнулся Ахмет. - Впрочем, я и ожидал чего-то в этом духе. Телеграмму и вы, и я сможем послать из Ниша. Но сначала нужно туда добраться. Помните, вы глухонемой, мой двоюродный брат, скажем, из Юскюпа (Скопье) - не пытайтесь выговорить это название, вам все равно до границы с Сербией можно будет только лишь мычать. А пока располагайтесь поудобнее, нам здесь еще сидеть как минимум до завтрашнего вечера.

3 августа (22 июля) 1877 года, поздний вечер.
        Болгария, София
        Полковник ГРУ Вячеслав Бережной
        - Нет, ваше величество, - устало сказал я, когда наемник, назвавшийся Шерманом, в очередной раз повторил свои показания. Он подробно рассказал нам о том, кто дал им заказ на убийство императора Александра Второго. - Больше мы из этих американских тупиц ничего не выжмем - уже по третьему кругу все пошло. Мерзавцы и наемные убийцы они, клейма ставить негде. Но знают ровно столько, сколько им рассказали их хозяева. Заплатят - и они пойдут убивать того, кого им скажут.
        Александр Александрович медленно повернулся ко мне:
        - И что же вы предлагаете, Вячеслав Николаевич?
        - Этого, - я указал на сидящего на табурету американца, - отправить обратно в зиндан. Наших и ваших людей отпустить на ужин, да и самим было бы неплохо подкрепиться. А потом сесть и еще раз обдумать - что мы об этом деле уже знаем. Есть у меня, знаете ли, предчувствие, что все обстоит не совсем так, как нам рассказывают эти ганфайтеры.
        Император немного посопел, раздумывая.
        - Ладно, давайте так и сделаем, господин полковник, а то и в самом деле уже в животе бурчит. Да и самого главаря поймать пока еще не удалось. Он-то наверняка побольше их знает.
        - Наши люди сейчас ищут того турка, который встретил банду в Софии, - ответил я. - Последний раз этого Бишопа видели именно с ним. Самостоятельно американец из города выбраться не сможет, только вместе с Ахметом. А турок этот, как оказалось, человек в местном уголовном мире довольно известный. Имеет знакомства среди контрабандистов, так что, думаю, через день-два ловить их обоих надо будет уже на границе с Сербией или Румынией…
        - Вы уверены? - спросил меня Александр Александрович.
        - Не совсем, - вздохнул я, - ценного и слишком много знающего американца могут прикопать прямо в каком-нибудь подвале или на огороде, ибо без него выбираться легче. Спасти ему жизнь сможет только то, что он пообещает поделиться с этим Ахметом гонораром за убийство вашего отца.
        - Возможно, возможно, - пробормотал Александр Александрович, наблюдая за тем, как Шермана выводят из комнаты для допросов. - Что ж, Вячеслав Николаевич, пойдемте, вкусим пищи от щедрот ваших, а потом и продолжим.
        После позднего ужина мы вышли на крытую веранду, под яркие южные звезды, и разом закурили, сбрасывая напряжение прошедшего дня.
        - Вы что-то хотите мне сказать, Вячеслав Николаевич? - задумчиво сказал император, выпустив струю дыма после первой, самой сладкой затяжки. - Я слушаю вас…
        - Терзают меня смутные сомнения, ваше величество, - ответил я, - что австрийцев в этом деле или разыграли втемную, или они участвуют в нем в качестве актеров второго плана…
        - А почему вы так думаете? - немного раздраженно спросил царь.
        - В первую очередь заказчик, пожелавший остаться неизвестным, прокололся на подборе исполнителей, - усмехнулся я. - В случае, если бы цареубийство было задумано в Вене, мы имели бы дело с бандой бешеных польских шляхтичей. Этого добра сейчас у австрийцев хоть пруд пруди. Двенадцать лет назад ваш батюшка провел показательную экзекуцию мятежников, надолго отучив ясновельможных панов мечтать о Польше «от моря до моря». Но вместо этого неведомый заказчик нанимает для выполнения задания американцев, которым европейские дела абсолютно до лампочки…
        - Допустим… - сказал император, аккуратно потушив окурок папиросы в стоящей на перилах веранды глиняной пепельнице. - И что же из всего этого следует?
        - А следует то, что заказчик, скорее всего, не австриец, - ответил я. - Или же австрийцы во всем этом лишь на подхвате. Лично у меня пока лишь две версии. Или это англичане, или банкирский дом Ротшильдов… Второе более вероятно. Вы обратили внимание, что всю эту группу кто-то вел по всему маршруту, от Канзас-Сити до Софии? Я проверял - во всех тех пунктах, где головорезы Бишопа делали пересадки, у Ротшильдов имеются свои отделения банков.
        Получается довольно любопытная картина. Англичане - заказчики, Ротшильды - субподрядчики со своими персональными интересами, австрийцы - болваны, разыгрываемые втемную. Франц-Иосиф, хотя, говоря между нами, еще тот мерзавец, но не совсем идиот, и должен прекрасно понимать, что нарываться на ответный удар, который немедленно последует со стороны Российской империи, и который для него смерти подобен.
        Мы, например, тоже понимаем толк в индивидуальном терроре, но того же турецкого султана предпочли взять живьем, а не банально пристрелить.
        - Та-а-ак, значит, Ротшильды? - задумчиво произнес Александр Александрович. - Что ж, это вполне может быть. И что же вы посоветуете сделать с этой подлой Австрией? Ведь она так или иначе, но замешана в цареубийстве…
        - Ну, войска на исходные позиции для проведения Венской операции вывести нетрудно. Займет все это от одной недели до десяти дней. Но так как кровь людская - не водица, то желательно обойтись без войны. Пусть граф Игнатьев и Тамбовцев Александр Васильевич переговорят с канцлером Бисмарком. Он ведь еще не успел уехать в Берлин? Если три наши державы выступят единым фронтом и предъявят Австрии что-то вроде ультиматума о четырехсторонней комиссии, которая проведет следствие по факту убийства русского императора, то, как мне кажется, Францу-Иосифу будет просто неудобно и опасно отказываться от участия в этой комиссии.
        Ну, а далее все будет зависеть от того, что расскажет этот самый Бишоп. И не дай бог выяснится, что Австрия хоть чем-то посодействовала убийцам! Я ей не завидую. Да и после опубликования материалов о работе международной комиссии Вене просто трудно будет надеяться на сочувствие. Цареубийство - это такое преступление, которое может вызвать одобрение лишь у полных отморозков.
        - Хорошо, - кивнул Александр Александрович, - я подумаю над вашими словами…

4 августа (23 июля) 1877 года, полдень.
        Болгария, София
        Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
        Можно называть это как угодно - посиделки политиков, трехсторонняя конференция, сговор великих держав. Но факт остается фактом: в заштатном номере софийской гостиницы три политика сегодня запросто решали судьбу Европы.
        Участвовали в сем действе канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк, глава МИД Российской империи граф Игнатьев и я, представлявший новое, но уже достаточно влиятельное государство - Югороссию.
        Речь шла об убийстве российского императора Александра II и о показаниях убийц, пойманных на месте преступления. Согласно им, в подготовке покушения отметилась и Австрия.
        Я ознакомил с показаниями американцев Бисмарка - Игнатьев о них уже знал. Железный канцлер перечитал материалы следственного дела, специально переведенные для него на немецкий язык. Потом Бисмарк осторожно положил их на стол и угрюмо посмотрел на меня и графа.
        - Итак, господа, что вы предлагаете? - спросил он. - Я нисколько не сомневаюсь в том, что Австро-Венгрия не испытывает нежных чувств к России, но она не настолько глупа, чтобы нанять каких-то заокеанских бандитов и отправить их на Балканы с заданием убить царя. Нет, тут что-то не то. Впрочем, пока еще следствие не закончилось и все обстоятельства этого страшного преступления не выяснены, об участии Австро-Венгрии в убийстве российского императора, который, кстати, был моим другом, говорить преждевременно.
        - Но, господин канцлер, - сказал граф Игнатьев, - вы согласитесь с нами, что австрийский след во всем произошедшем ясно просматривается. И в случае, если участие Австрии в цареубийстве будет доказано, то я не завидую Францу-Иосифу.
        - Я понимаю, - хмуро сказал Бисмарк. - Новый император Александр Третий захочет отомстить тем, кто причастен к гибели его отца. И мировое общественное мнение будет на его стороне. Господа, скажите ради бога, что же вы хотите сделать с Австрией? Нельзя же вот так, запросто, стереть с лица земли державу, которой не одна сотня лет…
        Мы переглянулись с Игнатьевым. Честно говоря, готовясь к встрече с Бисмарком, мы оговорили некоторые нюансы предстоящей беседы, и теперь готовились использовать наши заготовки.
        - Господин канцлер, - сказал я, - мы не настолько кровожадны, чтобы пройтись по Австрии, словно полчища гуннов. Пока в этом нет никакой необходимости. Пусть живет. Но мы должны с вами подумать вот над чем: сможет ли Двуединая монархия сама сохранить себя от распада?
        Вам известно, что этот распад едва не произошел в 1848 году, когда взбунтовались венгры, и тогдашний русский император Николай Первый на свою голову спас Австрию. Сейчас ее положение не менее опасное.
        - Вы имеете в виду то, что Германия не будет ее спасать от справедливого гнева, - если, конечно, появившиеся подозрения станут неопровержимыми доказательствами? - спросил Бисмарк. - Да, несмотря на ранее заключенные союзные договоры, нашему императору будет очень трудно убедить своих подданных, что им надо с оружием в руках защищать страну, которая запятнана соучастием в убийстве русского царя - кстати, племянника кайзера.
        Да и, честно говоря, наш союз с Россией, которому новый монарх, как я полагаю, останется верен, - Бисмарк вопросительно посмотрел на Игнатьева, и тот кивнул в знак согласия. - Так вот, Германия не станет ввязываться в вашу схватку с Австрией и ограничится лишь моральным осуждением кровопролития в самом центре Европы…
        Мы переглянулись с Николаем Павловичем. Так, диспозиция обозначена, самое главное мы выяснили, так что надо ковать железо, пока оно горячо.
        - Господин канцлер, - обратился к Бисмарку граф Игнатьев, - от имени своего монарха я хочу заверить вас, что Россия не планирует воевать с Австрией. Если, конечно, не будет достоверно доказано ее участие в цареубийстве. Но для этого необходимо провести следственные действия, в том числе и на территории Двуединой монархии. Как вы отнесетесь к нашему предложению создать четырехстороннюю комиссию, которая могла бы проделать всю необходимую работу, а потом вынесли на всеобщее обозрение полученные ею результаты? Тем более что, по мнению наших следователей, эти результаты могут оказаться весьма неожиданными.
        Бисмарк на предложение графа натужно улыбнулся. В душе он был рад, что ему не пришлось совершить фактическое предательство и выдать на растерзание русским свою бывшую союзницу. А следственная комиссия - так немецкие следователи тоже примут во всем этом участие, и Берлин будет полностью информирован о том, как идет расследование. В конце концов, комиссия - это еще не война. Ну и если австрийцы действительно нашкодили, не зря же у графа Андраши при последней встрече был вид побитой собаки - явно что-то замышлял и скрывал, стервец, - то тогда немцы могут вспомнить про времена битвы при Садовой. Злодейское убийство монарха не может иметь никакого оправдания.
        - Господа, я считаю предложение графа Игнатьева вполне приемлемым, - кивнул он. - Как я понимаю, в состав этой четырехсторонней следственной комиссии войдут представители России, Австро-Венгрии, Германии и… - Бисмарк вопросительно посмотрел на меня, а я кивнул в знак согласия, - Югороссии?
        - Именно так, господин канцлер, - сказал я. - Мы примем самое непосредственное участие в расследовании, а для начала я предлагаю направить Австро-Венгрии требование предоставить возможность членам комиссии беспрепятственно проводить все необходимые следственные действия на ее территории. Ознакомьтесь с проектом нашего совместного требования.
        И я протянул Бисмарку заранее приготовленную бумагу. Вот что в ней было написано:

«Правительство Австро-Венгерской империи, для успешной работы международной следственной комиссии, расследующей все обстоятельства злодейского убийства российского императора Александра II, и недопущения в будущем каких-либо враждебных действий против Российской империи, должно выполнить следующие требования:

1. Запретить все издания, пропагандирующие ненависть к России и нарушение ее территориальной целостности.

2. Закрыть все организации, союзы и общества, ведущие пропаганду против России.

3. Исключить антироссийскую пропаганду из народного образования.

4. Уволить с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антироссийской пропагандой.

5. Сотрудничать с властями Российской империи и Югороссии в подавлении движения, направленного против России.

6. Провести расследование против лиц, подозреваемых в соучастии убийству в Софии императора Российского Александра II, с привлечением к оному расследованию членов международной комиссии.

7. Арестовать всех лиц, подозреваемых или причастных к убийству в Софии.

8. Принять эффективные меры к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Россию и Югороссию, арестовать пограничников, помогавших убийцам пересечь границу.

9. Дать объяснения насчет враждебных к России высказываний австрийских чиновников в период после убийства.

10. Без замедления информировать Российское правительство о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам».
        На проекте этого документа, больше похожего на ультиматум (я не сказал Игнатьеву, что за основу его я взял именно ультиматум, предъявленный в июле 1914 года Австро-Венгрией Сербии после убийства в Сараево австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда), уже стояли подписи глав внешнеполитических ведомств России и Югороссии - то есть графа Игнатьева и моя.
        Бисмарк, внимательно прочитав сей документ, закашлялся и хотел было что-то сказать, но потом, видимо передумав, взял со стола лежавшее там перо и аккуратно поставил на документе свою подпись.
        Итак, дело было сделано. Процесс мирного разложения того, что сегодня еще называлось Австро-Венгрией, на ряд мелких и безопасных для России и Югороссии государств был начат, а Бисмарк проглотил свою ложку горькой микстуры. Теперь надо было угостить его чем-нибудь сладеньким.
        Но в этом первую скрипку должен был играть Николай Павлович, а ваш покорный слуга, загадочно улыбаясь, на время удалился в тень.
        - Господин канцлер, - торжественно сказал граф Игнатьев, - мы благодарны вам за то, что вы с пониманием встретили наше предложение. И в знак признательности, хотим сообщить вам, что и Российская империя и Югороссия готовы подтвердить незыблемость западных границ Германской империи. Что будет зафиксировано отдельным пунктом в союзном договоре между тремя нашими державами.
        Бисмарк не верил своим ушам - сбывались его самые сокровенные желания. Ведь Россия подтверждала законность перехода Германии Эльзаса и Лотарингии, провинций, отторгнутых от Франции во время франкопрусской войны 1870-1871 годов.
        А Игнатьев, словно не замечая радости на лице Бисмарка, продолжал:
        - Более того, мы будем считать вполне справедливым, если Германская империя примет законные меры самозащиты в случае, если Франция станет серьезно угрожать ее безопасности…
        Это было дипломатически завуалированное, но достаточно четко выраженное разрешение Берлину совершить нападение на Францию.
        Бисмарк расцвел. Он в одночасье получил то, чего добивался от канцлера Горчакова на протяжении многих лет. Правда, он понимал, что ценою этого стала Австрия… Но такова суровая правда жизни - за все надо платить. Так пусть заплатят эти неудачники в Шенбрунне…
        Неожиданно ему на ум пришло одно слышанное в бытность его послом в Петербурге выражение, которое использовали зимой замерзшие извозчики на улицах русской столицы - «сообразить на троих». Оно весьма точно отражало то, что только что произошло в этой комнате.

«На троих» тут сегодня «сообразили» не только Австрию, но и, пожалуй, всю Европу. Русские ненавязчиво дали понять, что не имеют никаких интересов на западе этой части света, за что тактично просят не вмешиваться в их игры со славянами.
        Что же, обмен вполне равноценный, и даже непонятно, кто от этого выиграл больше. Попрощавшись с собеседниками, Бисмарк немедленно направился на телеграф, чтобы дать срочную шифрованную телеграмму в Потсдам.

5 августа (24 июля) 1877 года. Болгария, София
        Бывший полковник армии САСШ
        Джон Александер Бишоп
        Два дня мы просидели в этом проклятом подвале. Человек Ахмета так и не пришел ни разу, и мы коротали время игрой в вист и покер. Я проиграл сто двадцать долларов в вист, в который я никогда раньше не играл, но выиграл сто двадцать шесть в покер - здесь у Ахмета не было шансов.
        А сегодня вечером раздался условный стук в дверь. Ахмет впустил своего человека, и тот разразился потоком их тарабарщины.
        - Ананин ами (примерно «…твою мать!»), - сказал Ахмет, выслушав гостя. Но даже не зная турецкого языка, я все равно понял, что это ругательство.
        - Что случилось?
        - Трое из моих людей погибли в беспорядках после убийства этого короля шайтанов. Дом моего дяди заняли эти иблисы под свое представительство. И самое худшее: ваших людей взяли живыми, всех шестерых. У меня есть человек в городской тюрьме, но он клянется и божится, что их туда не приводили, и где они, никто не знает. Но то, что сейчас они поют соловьями, думаю, понятно и вам, и мне.
        - И что будем делать?
        - А как условились. Завтра в городе базарный день, и после закрытия рынка вся деревенщина уходит из города. Мой человек принесет одежду болгарских крестьян одной из соседних деревень, и мы выберемся с группой этих ишаков. Деревня турецкая, и тамошние люди нас не выдадут.
        На следующий день мы оделись в принесенную одежду, взяли по мешку со снедью и вышли по другому подземному ходу, который вывел нас в дом в каком-то переулке. Мимо проходила группа болгар в такой же одежде, как и на нас, и мы сумели беспрепятственно пройти через ворота - на этот раз там дежурила стража, но из города выходило так много местного быдла, что у них не было времени всех как следует осмотреть.

«Да, - подумал я, - как хорошо, что никогда больше я не увижу этот проклятый городок».
        Дорога проходила через лес из каких-то неизвестных мне широколистных деревьев - у нас в Америке они совсем другие. Вдруг Ахмет дернул меня за рукав, и мы чуть приотстали от массы крестьян и затаились в лесу. Через полчаса на дороге показались два всадника, ведущих в поводу двух коней, навьюченных какими-то мешками. Ахмет свистнул как-то по-особому, и всадники остановились.
        Мы переоделись еще раз - теперь мы, по словам Ахмета, были похожи на местных купцов. Вьюки распределили по лошадям, и мы поехали, судя по солнцу - на северо-восток.
        - Ахмет, а граница-то не в этой стороне!
        - Эфендим, не забывайте, что вы глухонемой! И помалкивайте… Конечно, граница там, на западе, но там нас, думаю, уже ждут. Поэтому мы поедем кружным путем - так, как будто мы не бежим из Софии, а едем в нее.
        Не доехав до городка Орхание, мы повернули налево и поехали в горы, и к вечеру выехали на дорогу, по которой мы когда-то приехали в Софию. Заночевали в какой-то деревушке под названием Зверино, а на следующее утро доехали до городка Своге. Там мы увидели, как местная стража осматривает всех, кто въезжал в город из Софии. Но на нас никто не обратил внимания. Впрочем, если меня о чем-нибудь спрашивали, я лишь мычал и показывал на свой рот, и от меня отставали.
        Далее дорога пошла наконец на запад. Горы были очень похожи на наши Аппалачи - округлые, поросшие лесом. Но чем дальше на запад, тем они становились круче. К вечеру мы наконец-то выехали на равнину и оказались в пыльном городке под названием Годеч, где и заночевали в одном из домов на отшибе. На следующее утро наши спутники забрали всех лошадей, а вместо них нам подвели двух ишаков.
        - Вот на них мы и продолжим путь, - сказал Ахмет. - Те горы, по которым мы прибыли сюда, были так, разминкой. А вот сейчас вы увидите настоящие болгарские горы. Ничего, осталось всего каких-то три-четыре часа, потом мы уже будем в Сербии. А там, в Пртопопинцах, уже ждут наши люди и нормальные лошади.
        Большая часть пути представляла собой то крутые подъемы, то не менее крутые спуски, то еле заметную тропинку над пропастью. Но ишаки неутомимо шли вперед. Иногда по дороге попадались крохотные деревушки, но местные жители смотрели на них хоть и без приязни, но и не враждебно - они уже привыкли к контрабандистам и знали, что если их не трогать, то и они никого не тронут.
        И вот мы увидели очередную деревню. Унылые дома по сторонам дороги, покосившиеся заборы, козы и овцы, пасущиеся на горных склонах, оборванные ребятишки… Но Ахмет мне вдруг шепнул:
        - Это Станинци!
        - Ну и что?
        - Видишь вон тот дуб? Нет, не тот, поближе, раскидистый!
        - Вижу.
        - Так он уже в Сербии! А вон за тем холмом уже Пртопопинци - село, где нас ждут лошади!
        И мы дали пятками в бока наших ишаков, которые чуть-чуть ускорили ход. Да, поскорее бы пересесть на нормального коня…
        У самого выезда из деревни маячили четверо в обычной крестьянской одежде, но с ружьями. Ахмет успел меня предупредить, что это стража, и чтобы я не боялся - неприятно, но можно от нее откупиться. Они привыкли к контрабандистам, и ограничатся лишь тем, что заберут часть ткани из тюков. Как будто нам жалко…
        - Кой сте и къде отивате? (Кто вы и куда идете?) - спросил старший из них.
        Ахмет что-то ответил, из чего я различил лишь «Пртопопинци» и потом «Юскюп» - город, в который, по легенде, мы и ехали.
        Стражник показал на меня и что-то мне сказал. Я показал на рот и замычал.
        Тот улыбнулся:
        - Тъп ли си? (Ты немой?)
        Я понял, что он спрашивает, немой ли я, и закивал. К моему удивлению, дружелюбная улыбка сошла с его лица, и он закричал:
        - Горе ръцете! (Руки вверх!)
        Другие стражники наставили на нас свои допотопные ружья. Казалось, старье, но если хотя бы раз выстрелит с такого расстояния - сделает в тебе немаленькую такую дырку, вряд ли совместимую с жизнью.
        Я увидел, как Ахмет поднял руки вверх, и понял, что нужно делать то же самое - их было четверо, а револьвер у меня был спрятан под одеждой.
        Ахмет попытался еще что-то сказать и показал на кошель с деньгами, висевший у него на боку. Но тут из-за одного дома вдруг вышли двое солдат в странной пятнистой форме, вооруженные короткими карабинами. По тому, как они двигались и как держали оружие, я понял, что это уже не деревенские ополченцы. У нас с Ахметом не было шансов, даже если бы револьверы находились в наших руках. Я понял, что наше путешествие, увы, закончилось.
        Пока один держал нас на прицеле, другой вытащил у меня из-за пояса револьвер и с саркастической улыбкой, на неплохом английском сказал:
        - Добрый день, мистер Бишоп, заставили вы таки за собой побегать. Могу сказать одно - эта стрижка и костюм болгарского крестьянина подходят к вашей наглой рыжей морде примерно так же, как корове седло. А теперь руки за голову - и вперед…
        Уже потом, когда на нас надели легкие наручники из неизвестного мне материала и тщательно обыскали, забрав все, что можно было бы использовать в качестве оружия, я шепнул Ахмету:
        - Что все-таки случилось?
        Тот ответил что, увы, моей ошибкой было то, что в Болгарии кивок означает «нет», а если покрутить головой, то это «да». Кто ж знал, что у этих болгар все не как у людей…

5 августа (24 июля) 1877 года.
        Реакция мировой прессы на убийство русского императора Александра II
        Заголовки российских газет:

«Московские ведомости»: Злодейское убийство императора Александра II! Самодержец пал жертвой злодеев, подосланных врагами России! Вся страна негодует и жаждет мести!

«Северный вестник», Санкт-Петербург: Страшная весть из Софии! Кровь государя обагрила древнюю землю Болгарии! Новый император Александр III обещает, что смерть его отца не останется неотомщенной!
        Заголовки французских газет:

«Фигаро»: Убийство во время парада! Таинственные стрелки сумели обмануть охрану царя! Россия заявила, что организаторы этого покушения не уйдут от ответа!

«Пти Паризьен»: Огромная потеря для России! Император Александр II был убит накануне величайшего триумфа его державы!
        Заголовки австрийских газет:

«Винер Цейтнунг»: Чья рука дотянулась до императора России?! Убийство в Софии послужит предлогом для дальнейшей перекройки карты Европы! Кто остановит русский паровой каток?

«Нойес Фремденблатт»: Таинственная гибель российского монарха! Цареубийцы действовали хладнокровно и умело! Кто ответит за смерть императора Александра II? От имени Австро-Венгрии император Франц-Иосиф принес соболезнование новому русскому царю!
        Заголовки газет САСШ:

«Нью-Йорк Таймс»: Страшное преступление в Болгарии! Император Александр II убит во время его торжественной встречи в Софии! Кто он, новый Джон Уилкс Бут?!

«Чикаго Трибьюн»: Трагедия на параде! Русский монарх был застрелен во время его триумфального вступления в столицу Болгарии. В покушении подозревают граждан САСШ?!
        Заголовки британских газет:

«Таймс»: Выстрелы на параде оборвали жизнь русского властелина! Британия негодует, Королева оплакивает смерть императора Александра II и хочет надеяться на понимание нового русского монарха!

«Дейли телеграф»: Драма в Софии: Злодеи застрелили российского монарха во время его торжественной встречи! Кто направил руку цареубийц? Русская полиция проводит тщательное расследование!
        Заголовки германских газет:

«Берлинер тагенблат»: Чудовищное преступление на пути в Константинополь! Русский император убит таинственными американцами! Кайзер Вильгельм выехал в Софию, чтобы лично выразить соболезнование новому царю Александру III!

«Норд дойче Альгемайне»: Величайшая трагедия для России! Царь, освободивший балканские народы от власти турок, был убит злодеями, подосланными его врагами! Новый русский император Александр III обещает страшную месть тем, кто поднял руку на его отца! Германия скорбит и негодует!
        Заголовки итальянских газет:

«Стампа»: Россия оплакивает своего монарха! Подлые убийцы застрелили Александра II на глазах сотен людей! Нет ли в этом чудовищном преступлении австрийского следа?

«Коррьере делла Сера»: Горе и скорбь обрушились на миллионы людей! Освободитель Константинополя пал жертвой покушения таинственных убийц! Новый русский царь готов страшно отомстить за смерть своего отца!
        Заголовки испанских газет:

«Гасета нуэва де Мадрид»: Кровавое торжество! Русский император Александр II пал от рук убийц из-за океана! Россия и весь мир скорбит! Но кому выгодна была его смерть?

«Диарио де Барселона»: Царь Александр II убит, но еще не отомщен! Новый русский император грозится жестоко покарать тех, кто стоит за покусившимися на его отца! Весь мир замер в ожидании результатов расследования!
        Заголовки датских газет:

«Берлинске тиденде»: Россия и Дания оплакивают смерть русского царя Александра II! Коварные убийцы настигли его во время триумфального въезда в Софию! Дело чести всех найти и покарать тех, кто направлял их руку!

«Юланд постен»: Трагедия в Болгарии! Император России был подло убит злодеями, которые боялись и ненавидели его! Новым русским царем стал муж нашей принцессы Дагмары! Дания скорбит вместе с Россией!

5 августа (24 июля) 1877 года. Югороссия,
        Константинополь, госпиталь МЧС
        Джефферсон Финис Дэвис,
        первый и пока единственный президент Конфедеративных Штатов Америки
        Да, угораздило же меня. Столько лет я практически ничем не болел, хоть и жил на юге штата Миссисипи, в местах, известных и желтой лихорадкой, и малярией, и другими разными хворями. А здесь, в Константинополе, вдруг слег, не успев даже встретиться с местным начальством. Пришел русский врач, сказал, что есть подозрение на воспаление легких, и меня отвезли в местную больницу.
        В моем возрасте попасть в американский госпиталь практически всегда означает билет в один конец - на кладбище. Я уже прожил достаточно, и внутренне был готов предстать перед Создателем. Вот только было жаль, что придется умирать так нелепо, когда я уже находился в шаге от дела всей моей жизни - возрождения моего милого и горячо любимого Юга. Но я немного утешился, подумав, что эстафету подхватят люди помоложе - генерал Форрест, адмирал Семмс, да и младший Семмс, наконец. И смирился со своей судьбой - все-таки я был старым солдатом.
        Но русская больница столь разительно отличалась от тех, которые мне довелось видеть у себя на родине, что я снова воспрял духом. А тут еще и русские врачи определили, что у меня никакое не воспаление легких, а всего лишь грипп, или как его еще называют - инфлюэнца. И меня очень быстро поставили на ноги.
        Пока я лежал в больнице, из Болгарии пришла ужасная новость - русский император Александр был убит в Софии. Причем убили его, как мне рассказали, какие-то янки под предводительством некоего полковника Бишопа. Я про него никогда раньше не слышал, но генерал Форрест, который мне об этом рассказал, добавил, что этот человек пользовался печальной известностью еще во время войны, да и после нее. А еще прошел слух, что убийц наняли австрийцы, но, весьма вероятно, с подачи Англии.
        Мы уже не были уверены в судьбе нашего общего дела после таких ужасных событий. Но вскоре меня навестил человек от адмирала Ларионова, попросивший прощения за то, что наша с ним встреча немного откладывается, но твердо пообещавший нам, что планы Югороссии ни в отношении Ирландии, ни в отношении нашей Конфедерации никоим образом не изменились. Это подтвердил и генерал Форрест, рассказавший, что у него, равно как и у адмирала Семмса, уже прошел ряд встреч с местными военными.
        А сегодня, когда уже солнце клонилось к закату, ко мне пришел адмирал Семмс. Адмирал сказал:
        - Мистер президент, врачи мне сказали, что вы уже пошли на поправку, и что через день-два вас выпишут из госпиталя. А пока предлагаю вам прогуляться по местному парку; жара уже спала, и вам там будет намного приятнее, чем здесь, в палате. Тем более что ваш доктор не возражает.
        День был и правда на удивление прекрасный. Мы были не одни - по тенистым аллеям парка прогуливались другие пациенты, многие из них в бинтах, а некоторые - на костылях.
        Поскольку госпиталь был военным, то большинство здешних пациентов были не больными, а ранеными. Мы присели на лавочку под огромным деревом незнакомого мне вида, как вдруг адмирал встал и поклонился проходившему мимо человеку, с черной траурной повязкой на рукаве, в мундире, не похожем ни на американский, ни на уже виденный мною русский «камуфляж».
        - Ваше королевское высочество, добрый день! - сказал адмирал Семмс.
        - Адмирал Семмс! Вот уж не ожидал увидеть вас здесь! - ответил незнакомец, которого мой друг назвал «высочеством». - А это кто с вами?
        Я встал, и адмирал торжественно произнес:
        - Ваше королевское высочество, позвольте вам представить президента Конфедеративных Штатов Америки, Джефферсона Дэвиса! Мистер президент, позвольте вам представить Альфреда Эрнеста Альберта, герцога Саксонско-Кобургского и Готского, принца Британской короны!
        Принц крепко пожал мне руку.
        - Мистер президент, для меня особая честь - познакомиться с человеком, который олицетворяет борьбу за справедливость, свободу и независимость своей родины. Когда началась ваша война за независимость, я хотел даже отправиться к вам добровольцем. Но мама, узнав об этом, сказала, что не дело британского королевского дома вмешиваться в чужую войну. Мне посчастливилось познакомиться с адмиралом Семмсом, когда он в 1864 году прибыл в Англию после героического боя его прославленной «Алабамы» со шлюпом северян «Кирсарджем». Какая жалость, что в конце концов джентльмены-южане проиграли этим хамам-северянам.
        - Ваше королевское высочество, - ответил я на его рукопожатие, - и для меня большая честь познакомиться с вами. Поверьте, я сожалею об этом не меньше вашего. Надеюсь, что вы здесь не по болезни?
        - Да нет, моя супруга, - ответил принц Альфред, - великая княгиня Мария, сейчас навещает раненых русских офицеров. Я тоже хотел было к ней присоединиться, но поразмыслив, решил, что во мне могут увидеть представителя враждебной державы, и думал подождать ее, прогуливаясь здесь, в парке.
        - Не отказались бы вы посидеть с нами? - спросил я.
        - Сочту за честь, мистер президент, - ответил принц Альфред, присаживаясь. - Полагаю, что вы здесь не случайно. Не буду расспрашивать вас обо всех подробностях, но полагаю, что вскоре Конфедеративные Штаты Америки могут вновь появиться на карте.
        - Ваше королевское высочество, - ответил я, - могу лишь сказать вам, что мы тоже на это надеемся.
        Принц Альфред тяжело вздохнул:
        - Матушка моя в последние годы не склонна поддерживать любую смуту, кроме, конечно, тех случаев, где она выгодна Британской империи. И практически ни разу за все время ее правления англичан не поймали за руку. Но вот сейчас вполне вероятно, что в деле гнусного убийства русского императора и моего тестя ниточки заговора могут привести в Лондон. И я совсем не исключаю того, что если участие правительства моей матушки к убийству русского императора подтвердится, королем вскоре станет мой брат, принц Эдуард. Или я плохо знаю югороссов? Они говорят, что сам Господь Бог назначил их «хорошими парнями», а потому у них на пути лучше не вставать. Иногда мне кажется, что для них нет ничего невозможного…
        А Эдди - единственный член нашей фамилии, кто побывал и на Севере САСШ, и на Юге и знает обстановку там не понаслышке. Точнее, обстановку до начала Гражданской войны, или как вы ее называете, Войны Севера и Юга. В те времена он выказывал симпатии Югу, но сейчас он стал большим сторонником дипломатии. Его мечта - войти в историю как миротворец. И если Конфедерация восстанет, как феникс из пепла, то он, вероятно, приложит все силы ради установления мира между Севером и Югом. Я же, со своей стороны, буду приветствовать подобное развитие событий и тешу себя надеждой, что мне доведется посетить Конфедерацию в качестве вашего гостя.
        Я поклонился:
        - Ваше королевское высочество, для нас это будет огромной честью!
        Тут мы увидели красивую женщину в простом черном платье, приближающуюся к нашей лавочке. Принц Альфред встал:
        - Дорогая Мэри, позволь тебе представить президента Конфедеративных Штатов Америки Джефферсона Дэвиса и адмирала Конфедерации Рафаэля Семмса! Мистер президент, адмирал, позвольте представить вам мою супругу, великую княгиню Марию Александровну!
        Я встал, поцеловал русской принцессе руку и сказал:
        - Ваше высочество, спешу высказать вам свои соболезнования по поводу кончины вашего великого отца!
        После меня ее руку поцеловал адмирал, и в свою очередь выразил ей свои соболезнования.
        - Спасибо, мистер президент, и вы, дорогой адмирал! - ответила нам эта обаятельная женщина. - Я весьма тронута вашим участием и надеюсь еще раз увидеть вас во время вашего пребывания в этих местах - когда вам будет удобно посетить нашу скромную обитель в Константинополе.
        Принц и принцесса тепло попрощались с нами и пошли к выходу из парка. А мы с адмиралом уселись на лавочку и не спеша продолжили наш разговор.
        Но я хорошо запомнил эту встречу, поскольку если с принцем Эдуардом что-либо случится, то на британский престол взойдет король, женатый на русской, или вообще - русская королева. При наших добрых отношениях с Россией и Югороссией такой расклад сулил нам немало заманчивых возможностей.

6 августа (25 июля) 1877 года, полдень.
        Югороссия, Константинополь, дворец Аолмабахче
        После того как четвертого и пятого августа в Софии болгары попрощались с телом царя, который дал им свободу и оставшийся в истории как Освободитель, гроб с покойным на вертолете доставили в Константинополь, где в Святой Софии заупокойную службу по погибшему монарху отслужил новый Константинопольский патриарх. Плыли над Босфором густые залпы орудийного салюта, и рыдал собравшийся на площади православный народ.
        Потом, отдавая последнюю дань покойному, над храмом низко-низко пролетела тройка «сушек», и все стихло. Завтра тело императора перевезут в Одессу, где его уже ждет траурный поезд. Ну, а всем теперь надо жить дальше, перевернув эту страницу истории.
        Политика и природа, как известно, не терпят пустоты и требуют непрерывного движения. Поэтому сразу же после траурной церемонии адмирал Ларионов и теперь уже император Александр III уединились в бывшем султанском кабинете во дворце Долмабахче. За прошедшие два месяца этот кабинет утратил большую часть своей аляповатой роскоши, обретя стиль того сурового минимализма, который позже окрестят «югоросским».
        - Прошу, ваше величество, - адмирал Ларионов пропустил вперед нового русского императора. - Давайте помянем вашего батюшку по старому русскому обычаю, как солдата, павшего на поле брани, - достав из бара бутылку, он разбулькал водку по трем рюмкам. - Ваше величество, светлая ему память и царствие небесное…
        - Царствие небесное, - самодержец опрокинул микроскопическую для его телосложения дозу. Потом поставил рюмку на столик и повернулся к адмиралу Ларионову: - Ну-с, Виктор Сергеевич, скажите мне, как человек многоопытный и который к тому же знает о нас почти все: случившегося как-то можно было избежать?
        - Чего именно? - спросил адмирал Ларионов и указал на два больших кресла у окна рядом с журнальным столиком: - Присаживайтесь, Александр Александрович, поговорим как люди, а не как кони.
        - А при чем тут кони? - не понял шутки император, тяжело садясь в кресло.
        - А потому, что они едят, пьют, спят и даже любят стоя, - ответил югоросский адмирал, - и при всем моем уважении к этим благородным животным, я не собираюсь им подражать.
        Ответом ему был богатырский хохот царя-богатыря.
        - Надо будет рассказать эту шутку нашим гусарам, пусть конь действительно благородное животное, но подражать ему не надо, - отсмеявшись, царь вдруг неожиданно стал серьезным: - Понимаете, Виктор Сергеевич, со времен войн с Наполеоном Российская империя постоянно влезала в европейские дела, и получала от этого одни неприятности. Взять тот же поход Суворова в Италию. Спрашивается, чего мы там забыли? А ничего - только людей зря губили. Да и Европа не оставалась в долгу - лезла все время в наши дела.
        Соглашусь, что мой прадед был не самым идеальным человеком на свете, но ведь это не давало англичанам права устраивать против него заговор. Потом был позор Аустерлица, потом доблесть Бородина пополам с пожаром разоренной Москвы.
        Выгнав Наполеона из наших пределов, мой двоюродный дед опять по уши влез в европейскую политику, и даже учредил «Священный союз», который завел нас в дипломатический тупик и закончился Крымской войной. У меня кулаки сжимаются от мысли о том, как австрийцы обманули моего деда, отплатив ему черной неблагодарностью за то, что спас их империю от мятежа венгерских гонведов. И они во время Крымской войны готовы были ударить Россию в спину из-за Дунайских княжеств.
        Да и в этот раз, вы думаете, я не знал, что при нашей попытке занять Проливы, на нас поднялась бы вся Европа, включая Германию и враждебную ей Францию? Сколько мы в этих европейских делах ни участвовали, наградой нам всегда были одни неприятности.
        - Хорошо, Александр Александрович, - ответил адмирал Ларионов, - давайте поговорим о делах европейских, да и не только о них. Нашим появлением здесь Господь смешал все карты и раздал европейскую колоду заново, с учетом нового игрока, то есть нас.
        Вы правильно сказали - России абсолютно нечего делать в европейских делах, ибо Европа в большей или меньшей степени России враждебна. Менее всего враждебны к нам сейчас немцы. Они даже способны жить среди нас, причем не только в столицах, жениться на наших женщинах и русеть в течение одного-двух поколений. Вспомните вашу прабабку Екатерину, которая из немецкой принцессы стала русской императрицей. Все это дает нам с немцами надежду на долгий мир, если в дело не будут вмешиваться ненавидящие русских англосаксы.
        Конечно, и в Германии есть персоны, мечтающие о расширении жизненного пространства на Восток. Но если Россия будет сильной и единой, то мечты эти так и останутся мечтами.
        Император неловко повернулся в кресле всем своим большим телом.
        - Гм, Виктор Сергеевич, кажется, в вашей истории между Россией и Германией была одна большая война. Значит, не все так уж просто, как вы мне сейчас рассказываете.
        - Действительно, не все так просто, - ответил адмирал Ларионов. - Ну, а что касается русско-германских войн, так их вообще-то было две. Но причинами этих войн служили не какие-то фундаментальные русско-германские противоречия, а сиюминутные политические нюансы, возникшие под влиянием английских интриг и ощущения временной слабости России. Поэтому я и упомянул о том, что в глазах немцев славянский колосс на Востоке должен выглядеть как несокрушимый монолит, который бессмысленно пытаться разрушить.
        Ну, и второй составляющей европейской безопасности для России должна стать задача низведения нынешней Британской империи до просто Англии, которая станет обычным европейским королевством вроде Дании или Бельгии… Чем мы сейчас, собственно говоря, и занимаемся.
        - Виктор Сергеевич, вы забыли упомянуть про Францию и Австрию, - сказал Александр III, - хотя я и понимаю, что в зловредности с Британией им трудно сравниться, но австрийский император вполне мог бы оспорить это утверждение.
        - Что Франция, что Австрия - это две совершенно отдельные темы, - ответил адмирал Ларионов, - и по ним работа тоже уже начата. Хотя и тут не все так просто. Есть фактор, который объединяет их между собой, а также с Великобританией и САСШ…
        - И кто же этот фактор? - с легкой усмешкой спросил император. - Я его знаю?
        - Знаете, - усмехнулся адмирал Ларионов, - потому что этот фактор называется «Банкирский дом Ротшильдов» - это название носит одна из самых могущественнейших на данный момент финансовых корпораций. И если попробовать разобраться детально, то войну Россия ведет не с государствами, а с интересами ростовщического капитала, жаждущего мирового господства. По данным наших спецслужб, дом Ротшильдов оказался замешанным и в покушении на вашего батюшку…
        - Да я этих… - взорвался император, - в порошок сотру! Чтобы по приказу Шейлоков русских царей убивали! Не бывать этому!
        Адмирал Ларионов тяжело вздохнул:
        - Александр Александрович, не надо рубить с плеча. Тут тоньше надо действовать и тщательней. Внутри России вне закона надо поставить вообще весь ростовщический капитал как таковой. Функции кредитования передать Государственному банку, а для сбережения народных средств - Сбербанку. Именно так мы и собираемся устроить у себя в Югороссии финансовую и банковскую систему. Только если вы это сделаете в то время, когда мы будем рубить головы этой гидре, то охотиться на вас будут активней, чем на вашего батюшку. Ибо деньги тут замешаны огромные.
        Ну, и вам надо пресечь транжирство денег дворянским сословием и вывоз средств за границу. В Ниццу и Висбаден утекают деньги, полученные помещиками в Дворянском банке под залог имений. Я знаю, что лично вы живете очень скромно, так сделайте так, чтобы из и так не богатой России в Европу не утекали бы миллионы золотых рублей.
        Император вздохнул:
        - Прожектер вы, Виктор Сергеевич. Ну как же такое возможно пресечь? А то я бы и сам не прочь это сделать.
        Адмирал Ларионов покачал головой:
        - Ну, в России есть Крым, Кавказ и другие не менее приятные для жизни места, где можно было бы организовать свои Висбадены и Ниццы, при изрядном участии государства. А ведь это прямой доход казне. Ну а для тех, кто вывозит рубли за границу, надо сделать так, что на один вывозимый рубль еще один рубль должен быть положен в казенный банк на его счет. Тогда число желающих пошиковать на заграничных курортах резко уменьшится. Эту течь следует перекрыть. Иначе все попытки в этом направлении будут напоминать переноску воды решетом.
        - Ну-ка, ну-ка, Виктор Сергеевич, - оживился император, - поведайте мне - как можно решить проблему нашей извечной бедностью?
        - Не скажу, что это будет просто, - задумчиво сказал адмирал Ларионов. - Причина бедности государства - в нищете подавляющей части его населения. И она не в извечном пьянстве и лени нашего народа, как порой думают на западе. Нищета рождает нищету. Интересно, вы знаете, какая часть крестьянских семей безлошадная, а у какой части - только одна лошадь? Или какова урожайность и сколько народу элементарно умирает от голода? А ведь дальше будет только хуже - наделы нарезают по едокам, отсюда и высокая рождаемость, и не менее высокая детская смертность. Трое из четырех младенцев не доживают и до трех лет. И все равно население растет, как на дрожжах. Во времена Бориса Годунова для наступления голода потребовалось три полностью неурожайных года подряд. Сейчас же в России голод может наступить от любого каприза погоды. Народу стало вдесятеро больше, а на полях все та же соха, да и самих полей не сильно прибавилось. Вся Российская империя стоит на плечах у мужика, который и без того изнемогает. Выкупные платежи, если не ошибаюсь, это ведь две трети доходов не такого уж и богатого бюджета…
        - Что же вы предлагаете? - спросил русский император. - Вы ведь не просто так завели этот разговор. Значит, у вас есть какой-то план…
        - План есть, - кивнул адмирал, - точнее, пока еще не план, а лишь общее понимание - в каком направлении надо двигаться. И у вас, и у нас есть уникальная возможность избежать старых ошибок и постараться не наделать новых.
        Необходимо возместить доходы казны, которые образуются после отмены выкупных платежей. Таким финансовым источником может стать международная торговля. Прямо на наших глазах умирает крупнейшая торговая империя в мире - Британская. Мы с вами имеем все возможности унаследовать ее торговые пути и рынки сбыта. В этом нам поможет уже обретенный контроль над Проливами. Суэцкий канал тоже находится фактически в наших руках, что позволит флоту российскому осваивать дороги к Индии и Китаю. В качестве опорных баз в Индийском океане рекомендую, как у нас говорят, «отжать» у британцев острова Цейлон и Сингапур. К формированию эскадры, которая двинется в том направлении, рекомендую привлечь капитан-лейтенанта Николая Михайловича Баранова. Того самого, который сейчас командует вооруженным пароходом «Веста».
        Часть кораблей можно взять с Балтики, а в качестве транспортных единиц привлечь призы, захваченные каперской эскадрой Степана Осиповича Макарова. Но я вас умоляю, не надо пока лезть в Индию. Пусть индусские раджи сами разберутся с англичанами - при этом наши руки будут чисты. Да и сама Индия уже переварила стольких завоевателей…
        В качестве замены индийскому направлению можно предложить персидское. В принципе взять Персию под свою руку будет не сложнее, чем Бухару, а вот богатств там гораздо больше. Сейчас в стране полнейшая анархия, и шахи из династии Каджаров не могут справиться с самовластием племенных вождей бахтиаров, курдов, луров и шахсеванов.
        Персидский залив надо обязательно застолбить за Россией. Это прямой выход к теплым морям и нужные в будущем нефть и газ, и ключевая с точки зрения стратегии территория. С другой стороны, Россия должна начать строительство железной дороги от Оренбурга до Владивостока. Без этого все наши богатства Сибири так и останутся недоступными для хозяйственного использования. Причем строить надо сразу путь повышенной прочности, в две колеи, и поверьте, что и этого будет мало.
        Китай сейчас уже полностью разорен англичанами и французами, поэтому лезть туда пока не надо. У японцев за сущие гроши можно выкупить еще мало освоенный Хоккайдо, и арендовать морскую базу на острове Цусима - вы помните, нам в свое время почти удалось это сделать, но из-за протестов англичан пришлось бросить уже построенные на Цусиме портовые сооружения.
        Корея сейчас - вассал слабеющего Китая. Так что со временем, усилившись в тех краях, Россия сможет переключить ее вассалитет на себя и использовать в своих интересах как незамерзающие порты этой страны, так и ее многочисленное и трудолюбивое население, которое вполне готово к обращению в православие.
        И вообще, пусть церковь тоже поучаствует в колонизации Дальнего Востока, но без лишней суеты. Обращение тамошних народов к православной вере вполне возможно. Просто к этому надо тщательно подготовиться.
        Для создания на Дальнем Востоке Тихоокеанского флота я посоветовал бы вам направить туда нынешнего управляющего Морским министерством адмирала Лесовского. Рекомендую создать специальное Министерство Дальнего Востока и назначить Степана Степановича вашим наместником в тех благословенных краях. Он справится. Во всяком случае, в нашей истории он принес много пользы, будучи отправленным на Дальний Восток.
        Будущее России, все ее богатства и союзники находятся именно на Тихом океане. Очень жаль, что ваш батюшка продал Аляску, а дедушка - форт Росс в Калифорнии. Одного золота в Сакраменто и прилегающих к нему районах было найдено на миллионы рублей. А на Аляске золото найдут лишь через двадцать лет. Так что, наладив торговые маршруты, можно будет попытаться честно выкупить обратно Аляску. Да, и необходимо обратить внимание на Гавайи. Когда Россия твердо станет своей ногой на Тихом океане, это будет прекрасная военная база и перевалочный пункт для морской торговли. Кроме того, это отличный курорт.
        Другое направление для торговли - это Южная Америка. Тут нам необходимо обрести базы в Гибралтаре и на Азорских или Канарских островах. После этого наши корабли смогут прокладывать дальние маршруты по всей Атлантике, от Ла-Платы до Майами и Нового Орлеана. Для того чтобы наметить все эти пути, нам пока хватит уже имеющихся в наличии кораблей. А вот для того, чтобы все это по-настоящему освоить, потребуется строить по-настоящему большой торговый флот…
        - Чтобы построить большой флот, нужны большие деньги, - задумчиво сказал Александр, - и вы, наверное, знаете, где их взять?
        - Знаю, - кивнул адмирал Ларионов. - Самый дорогой товар в мире - это алмазы. Максимум цены при минимуме веса. Самое крупное месторождение алмазов находится в Южной Африке, в пустыне Намиб, у так называемого Берега Скелетов. Сейчас это месторождение еще никому не известно, поэтому алмазы там можно ковырять просто палкой из земли.
        Но если подойти к делу серьезно, то там хватит денег на все - и на флот, и на новую крестьянскую реформу, и на индустриализацию всей Руси… Там этих алмазов тысячи пудов… И, кстати, огранку тоже надо будет делать свою. Она как минимум удваивает доход… Как для вас звучит: Санкт-Петербургская бриллиантовая биржа? Когда кончатся запасы в Африке, можно будет вскрыть свои кладовые в Восточной Сибири и в Якутии.
        Ошеломленный император еще немного посидел в кресле, а потом встал и прошелся по кабинету:
        - А может, Виктор Сергеевич, с этой Южной Африки и начнем? - спросил он. - А остальное пока подождет?
        - Нет, Александр Александрович, - ответил адмирал Ларионов. - Начинать надо все понемногу, лишь тогда будет возможность скрыть наш истинный интерес от тех же недобитых Ротшильдов или немцев, которым очень быстро станет интересно, откуда мы берем деньги. Тем более что для того, чтобы Германии было не до расширения на восток, мы должны скормить ей Францию и все ее колонии в Африке. На это у немцев лет сто будут уходить все силы и средства. Вообще, пусть забирают себе всю Африку целиком, оставив нам только порт на мысе Доброй Надежды и ту самую алмазоносную пустыню. А чтобы никто как можно дольше ни о чем не догадывался, можно будет начать потихоньку ковыряться в Сибири, и при этом выдавать африканские алмазы за сибирские. По крайней мере, у нас будет время, чтобы укрепиться.
        Кроме всего прочего, контроль над торговыми маршрутами - это огромное богатство само по себе. Алмазы от переизбытка их на бирже могут подешеветь, но транспортные пути будут всегда приносить прибыль. Притом учтите, что новые корабли мы собираемся строить уже по нашим проектам, быстрые, вместительные, способные без бункеровок пересекать океаны, и при установке вооружения легко превращающиеся во вспомогательные крейсера.
        Но прежде чем мы займемся африканскими делами, нам нужно закончить с делами в Европе. Так что, Александр Александрович, терпение и еще раз терпение.
        Нам еще предстоит тихо разрядить австрийскую мину, стать свидетелем экзекуции, которую учинит Германия Франции, превратить Англию в обычное добропорядочное королевство и сделать всю Европу лояльной по отношению к нам. А пока можно рассылать так называемые научные экспедиции и вбивать заявочные колышки. Время больших денег и больших дел еще придет. Россия должна быть великой, и она будет таковой…
        - А что же вы, Виктор Сергеевич, отделяете себя от России? - спросил император.
        - Ничуть, - ответил адмирал. - Мы не собираемся вечно быть суверенными. Просто время формального воссоединения Российской империи и Югороссии придет чуть позже, когда мы сможем хоть немного подтянуть матушку Русь к нашему уровню. Возможно, это случится еще при нашей с вами жизни, возможно, что и нет… О сем ведает лишь Всевышний…
        - Аминь, - перекрестился Александр. - Надеюсь, что так оно и будет, - он пожал своей огромной лапищей руку адмиралу: - Спасибо вам за сегодняшнюю беседу. Теперь я знаю точно, о чем мне следует говорить с германским императором Вильгельмом…

6 августа (25 июля) 1877 года, полдень.
        Вена, Бааль-плац, Министерство иностранных дел Австро-Венгерской империи
        Граф Дьюла Андраши
        Я сидел за столом в своем кабинете и тупо смотрел на лежащий передо мной лист бумаги. Только что его вручил мне посол России Евгений Новиков. Этот проклятый славянофил торжествовал, плохо скрывая свою радость. Но глаза его лучились, как звезда ордена русского святого Александра Невского на фраке этого неотесанного русского варвара. Он прекрасно знал, что принес мне.
        А принес он не что иное, как смертный приговор Двуединой империи. Да-да, иначе расценить то, что было написано во врученном мне документе, назвать было невозможно. По сути это был ультиматум, принять который было нельзя, но и не принять - тоже. Это все проделки проклятого русского канцлера, графа Игнатьева. Но как Бисмарк мог поставить подпись под этим возмутительным документом?!
        Да, русский император был убит в Софии, но Австрия-то тут при чем?! Правда, Новиков показал мне еще один документ - копию протокола допроса пойманного русскими цареубийцы. Этот злодей сам был гражданином САСШ, но из его показаний следовало, что его нанял для совершения покушения на царя какой-то австриец. Я-то прекрасно знал - что это был за «австриец». Но как доказать всем, что наша империя причастна к убийству Александра II лишь косвенно? Так что формально русские могли потребовать от наших властей полного содействия международной комиссии, которая будет долго искать этого «австрийца» на территории Австро-Венгерской империи и, вполне естественно, так и не найдет его.
        Да и другие условия, которые русские и пруссаки поставили в своем, прямо скажем, ультиматуме, по отдельности были вполне приемлемыми. Ну, прекратим мы агитацию против России - на время, или уволим несколько наших чиновников, самых отъявленных русофобов - тоже на время.
        Но все условия вместе… Если мы примем их, то можно смело утверждать, что с этого момента наша империя выпала из числа великих держав и стала одним из обычных государств, пусть даже и со славным прошлым.
        А не принять ультиматум… Вызвать послов России и Германии, при них порвать эту проклятую бумагу и швырнуть ее в ненавистные мне лица этого надменного пруссака Генриха Рейсса и варвара-славянина Новикова? А что потом?
        Такой поступок стал бы косвенным признанием нашей вины, и Австро-Венгрию ждала бы показательная порка. Ничто так хорошо не укрепляет союзные отношения, как совместное избиение третьей стороны. И в данном случае мальчиком для битья будет моя империя.
        Я даже не пытался себя обманывать - мы не могли оказать никакого сопротивления, к примеру, одной лишь Германии. Ведь всего одиннадцать лет назад Пруссия, которая теперь называется Германской империей, наголову разгромила наши войска в Богемии. А ведь после этого их армия закалилась в большой войне против Франции и стала воистину непобедимой. А теперь к германцам присоединятся еще и русские. Я помню их казаков в Пеште, а пехоту - в Дебрецене. И хотя это было в 1849 году, но ведь это было… А совсем недавно их армия разгромила турок и освободила Болгарию, понеся при этом на удивление малые потери. Кроме русских армий на Балканах на наших восточных границах стоят еще несколько русских армейских корпусов, в любой момент готовых начать против нас войну. Александр III наверняка жаждет крови и не помедлит ни на мгновение, стоит нам дать ему повод к началу военных действий. Не надо забывать и про их союзников - сербов, черногорцев и румын, которые тоже не испытывают к нам добрых чувств, ибо австрийская оккупация для славян ничуть не лучше турецкой.
        А эта проклятая и ужасная Югороссия! Меня просто бросает в холодный пот, когда я слышу рассказ о чудовищных боевых машинах этих выходцев из ада. Один их корабль, подошедший к Триесту, способен играючи, как на маневрах, расстрелять весь наш флот с безопасного для себя расстояния.
        Нет, воевать мы сейчас не в состоянии. Можно, конечно, поискать союзников, чтобы вместе с ними сразиться с русскими и пруссаками. Но где ж их взять-то, этих союзников… Османская империя перестала существовать, и вместо нее мы видим скопище каких-то средневековых образований, воюющих уже между собой. Британия сейчас переживает, пожалуй, самый драматический период в своей истории, и никому уже помочь не в состоянии…
        Франция? Я был стопроцентно уверен, что каналья Бисмарк, подписав этот проклятый ультиматум, наверняка выторговал для себя у русских право на новую победоносную войну с Францией. И сейчас положение этих лягушатников просто отчаянное. Похоже, что на этот раз пруссаки обкорнают Францию еще более основательно, чем это было в не столь далеком 1871 году. Нет, Париж скоро сам начнет отчаянно взывать о помощи и унижаться перед русскими, чтобы те замолвили за них словечко перед этим солдафоном Бисмарком…
        Кто еще там остался - Италия? Так эти макаронники спят и видят, как бы отобрать у нас Триест. Испания? Там на Пиренеях сейчас только-только очухались после затяжной гражданской войны. Да и к тому же, воспользовавшись временным бессилием Британии, испанцы под шумок собираются отобрать у нее Гибралтар. Нет, две этих страны сейчас сами заглядывают в рот Югороссии, надеясь с ее помощью округлить свои владения. Испания - за счет Британии, а Италия - за счет нас.
        Так что куда ни кинь, везде или враждебные нам державы, или те, кто и готов был бы нам помочь, но возможности такой у них нет. Так что деваться нам некуда, и придется принимать этот мерзкий ультиматум. Я еще раз перечитал его и, вздохнув, положил в кожаную рабочую папку.
        Теперь мне предстояло самое неприятное - ехать на доклад к императору и зачитать ему эту бумагу… Я собирался года через два-три подать в отставку, уйти с поста министра иностранных дел империи, чтобы засесть за мемуары. Похоже, что теперь мне придется заняться этим гораздо раньше…

6 августа (25 июля) 1877 года, двумя часами позднее.
        Вена, дворец Шенбрунн
        Граф Дьюла Андраши
        Император Франц-Иосиф буквально был вне себя. Я его редко видел в таком состоянии. Он кричал на меня, словно на нашкодившего мальчишку:
        - Андраши, я не понимаю, чем вы занимаетесь в своем министерстве?! Вы ухитрились за столь короткое время перессорить мою империю со всеми ее соседями! Кем мы теперь стали?! Мы превратились в посмешище для всего мира! Неужели нет никакого выхода, и мы будем вынуждены согласиться со всеми требованиями, изложенными в этой бумаге?! - Франц-Иосиф потряс перед моим носом листком с текстом ультиматума.
        - Ваше величество… - я попытался вставить пару слов в гневную тираду императора, - нам все же придется принять возмутительные требования русских и пруссаков. Это все же гораздо лучше, чем видеть на нашей территории войска иностранных держав. Пусть их сыщики ловят убийц императора Александра Второго. Мы окажем им в этом всю необходимую помощь и тем самым докажем, что не имеем никакого отношения к преступлению в Софии.
        - Значит, «пусть ищут»? - зловещим шепотом произнес Франц-Иосиф. - Граф, вы в своем уме? А если они что-нибудь найдут? Я слышал, что кое-кто из моих подданных действительно отметился в этом убийстве. Вы понимаете, граф, что будет со мной и моей империей, если об этом узнают русские или пруссаки?
        - Ваше величество, - ответил я, - мною приняты все необходимые меры, чтобы этих людей никто никогда не нашел… Ну, вы меня понимаете… Гм…
        Император подозрительно посмотрел на меня:
        - Граф, - сказал он, немного помявшись, - а вы полностью уверены, что этих людей никто уже никогда больше не найдет?
        - Уверен, ваше величество, - загадочно сказал я. - С ними теперь можно будет побеседовать лишь на Страшном суде, - на самом деле я блефовал, ибо сам и понятия не имел, кто именно из австрийских подданных был замешан в цареубийстве.
        - Хорошо, Андраши, - проворчал Франц-Иосиф, опускаясь в кресло и закрывая глаза. - Пусть все идет, как идет. Только каков мерзавец этот Бисмарк! - сменил он тему разговора, немного помолчав. - Как быстро этот пруссак переметнулся к русским. Конечно, мы ему теперь не нужны, - сказал с горечью император, - русские поманили его, пообещав закрыть глаза на то непотребство, которое он собрался совершить в самое ближайшее время с Францией, и, возможно, предложили Германии продвинуть свои границы на юге - естественно, за счет наших территорий.
        - Не исключаю такой возможности, - сухо ответил я. - Многие из прусских генералов не забыли нашего позора под Кёниггрецем и бивачных костров своих гренадер у ворот Вены. Вот это меня и беспокоит.
        - Да, граф, - уже спокойным тоном сказал император. - Надо любой ценой попытаться оторвать Германию от ее случайного союза с Россией и снова перетянуть наших, скажем так, двоюродных братьев, на нашу сторону. - Но, Андраши, - продолжил со вздохом Франц-Иосиф, - этим придется заняться уже совсем другому человеку. Вам следует подать в отставку. А на ваше место я назначу горячего сторонника союза с Германией, бывшего нашего посла в Турции и Италии Генриха Карла Хаймерле. Только не обижайтесь на меня, граф, - император дружески пожимал мне руку, - вы много сделали для нашей империи, но сейчас пришло время для совсем других людей.
        - Ваше величество, - сказал я, стараясь сохранять спокойствие, - свое прошение об отставке я готов написать прямо здесь, в вашем кабинете. Разрешите мне присесть за ваш стол?

7 августа, полдень. Париж, Елисейский дворец
        Президент Французской Республики
        маршал Мари-Эдм-Патрис-Морис де Мак-Магон,
        герцог Маджентский и министр иностранных дел Франции герцог Луи Деказ
        - Господин президент, - герцог Деказ был мрачен, как священник при отпевании, - мы обречены. Наш агент в Берлине сообщает, что русские собираются заключить союз с Германией.
        - Которые из них? - встрепенулся Мак-Магон. - Луи, поясните мне, о чем, собственно, идет речь?
        - Ваше превосходительство, - официально заявил министр иностранных дел Третьей республики, - я имею вполне достоверные сведения о том, что на переговорах министров иностранных дел Германской и Российской империй, а также Югороссии, прошедших в Софии сразу после убийства русского царя Александра Второго, достигнуто принципиальное согласие на заключение между этими державами самого тесного союза, так называемого Евразийского союза.
        Одним из пунктов этого соглашения является признание обеими русскими державами западных границ Германской империи и ее права на превентивную оборону, в случае если Франция будет угрожать ее безопасности и территориальной целостности.
        - Как?! Не может быть! - прохрипел вскочивший с места Мак-Магон. При этом на его лице было написано выражение «а нас за что?». - Скажите мне, герцог, как такое могло случиться?! Что тогда там, в этом Стамбуле-Константинополе, делает этот бездельник Жюль Верн? Мы его для чего туда посылали?
        - Жюль Верн вдохновенно пишет свои книги, - с грустью в голосе ответил Деказ. - Югоросское правительство подарило ему большой дом с прислугой на берегу моря. Он прислал нам на Кэ де Орсе большое письмо, в котором отказывался от дальнейшего сотрудничества с нами ввиду его полной бесперспективности и выражал искреннее сожаление о том, что его любимая страна отдана на растерзание алчным Шейлокам-банкирам и беспринципным политикам. Последнее, господин президент, как я понял, о нас с вами.
        Я не знаю, что русские сказали такого месье Жюлю Верну, но все, что сейчас происходит в Константинополе, не сулит нам ничего хорошего. О чем-то подобном нам надо было задуматься четверть века назад, когда ваши солдаты отчаянно лезли на стены русского Севастополя.
        - У Севастополя не было стен, - машинально отозвался Мак-Магон, - там были бастионы и… - он обреченно махнул рукой. - Наши солдаты тогда защищали просвещенную Европу от диких азиатских варваров.
        - Дикие азиатские варвары, господин президент, - немедленно откликнулся Луи Деказ, - тогда ходили в наших союзниках, помните таких - в красных фесках и шароварах? Наш император тогда допустил большую глупость, что поддался на уговоры этих проклятых британцев. Если бы не эта Восточная война, сейчас бы мы спали спокойно. Это Наполеон Третий завел нас в тупик. Он уже в могиле, а мы продолжаем разгребать те кучи дерьма, в которые он завел Францию…
        Во времена его корсиканского дядюшки русские в ответ на наш захват Москвы через два года взяли Париж. А сейчас… Англия уже почти уничтожена, ведь вы знаете, что после Афинского инцидента русские окончательно добили британский флот и накинули на Британские острова удавку морской блокады.
        - Это не русские, а югороссы, - отмахнулся Мак-Магон от министра иностранных дел.
        - А какая, собственно, разница? - иронически отозвался герцог Деказ. - Помяните мое слово, лет через десять-пятнадцать эти две державы сольются в одну, и или Югороссия станет Россией, или Россия превратится в огромную Югороссию. Они даже особо и не скрывают своих намерений.
        С присоединением к этой дружной русской парочке Германии, угроза, которая нависла над Францией, стала вполне реальной. Сейчас, после отставки нашего друга Горчакова, Россия не будет уже ссориться из-за нас с Германией. Господин президент, вспомните ужас Седана, осады Меца и блокаду Парижа. Все эти кошмары могут повториться вновь!
        - Не дай бог! - воскликнул Мак-Магон. - Но что мы можем сделать, чтобы этого не произошло?
        - Мы можем попытаться войти в создаваемый Югороссией Средиземноморский союз, - вкрадчиво сказал герцог Деказ. - Кроме Югороссии в него собираются войти Сербия, Черногория, Болгария, Греция и Италия… Да-да, наш старый друг, пройдоха Виктор-Эммануил Второй уже понял, с кем ему выгодно дружить. Членство в этом союзе не вернет нам Эльзас, но защитит Францию от возможной агрессии Германии. Правда при этом нам придется кое-чем пожертвовать.
        - И чем же? - поинтересовался Мак-Магон.
        - Не чем, а кем, - ответил с кривой усмешкой Луи Деказ, - этими толстосумами Ротшильдами. Русские обвинили их в организации убийства императора Александра и потребовали головы виновных. Если Третья республика и вступит в союз с Югороссией, то только после того, как мы полностью избавимся от присутствия их банкирского дома на нашей территории.
        - Но это же невозможно! - воскликнул Мак-Магон. - Ротшильды - одно из могущественнейших семейств банкиров…
        - Возможно, - отозвался герцог Деказ. - Австро-Венгрия уже получила ультиматум трех держав, который требует от правительства в Вене допустить на территорию их империи германских, русских и югоросских следователей и оказывать им полное содействие. В противном случае три указанные державы обещали лоскутной империи крупные неприятности. Когда эти люди закончат свою работу в Вене, то вполне вероятно, они заглянут потом к нам. Вы собираетесь ждать, когда это произойдет, или предпочтете действовать на опережение?
        - Естественно, не стоит ждать, - воскликнул французский президент, - но что именно мы можем сделать? Ротшильды - это богатые и влиятельные люди во Франции, и если они узнают…
        - Вы предпочтете капитулировать, когда вам прусский гренадер приставит к груди штык, или русский казак пику? - спросил герцог Деказ. - Или будете ждать, когда по этому прекрасному дворцу нанесут удар своими бомбами эти ужасные югоросские «сушки»? Если хотите, я могу дать вам почитать свидетельства очевидцев, недавно полученные нами из Константинополя. В ночь захвата Константинополя в своих казармах так была уничтожена вся султанская гвардия - восемь тысяч штыков. Разбор завалов был закончен лишь недавно, и правительство Югороссии заявило, что на месте этих казарм будет построено здание для Константинопольского университета.
        - Это невероятно! - удивленно воскликнул Мак-Магон. - Но вы мне так и не сказали, как мы сможем уберечься от гнева Ротшильдов, пока они еще у нас во Франции обладают богатством и влиянием.
        - Ротшильды обречены в любом случае, - ответил герцог Деказ. - Бисмарк любит их не больше, чем русские, и если Францию оккупируют пруссаки, они просто конфискуют все их банковские активы. При этом банкирский дом чрезвычайно богат, и в случае его ликвидации может изрядно поправить свои дела государственная казна и те, кто… ну, вы меня понимаете - нельзя держать во рту мед и не попробовать его.
        Вспомните судьбу тамплиеров и то, что с ними сделал король Филипп Красивый, когда они, по его мнению, стали слишком богаты и независимы. Господин президент, если вы дадите команду, то мои люди начнут зондировать почву насчет улучшения отношений с Германией и Россией. В противном случае примите мое прошение об отставке.
        Я не желаю иметь ничего общего с тем, что могут устроить пруссаки в нашей милой Франции, если мы экстренно не предпримем неотложные меры против их возможного вторжения.
        - Да, конечно, - сказал Мак-Магон, - действуйте… В смысле, начинайте свой зондаж. Но, Луи, прошу вас, пусть ваши люди будут предельно осторожны. Если Ротшильды пронюхают о чем-либо, нам с вами не сносить головы. Это я вам могу сказать точно.

7 августа 1877 года. Лондон, Букингемский дворец
        Королева Виктория и премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли
        Букингемский дворец был словно погружен в траур. Придворные тихо ступали по гулким коридорам и разговаривали только шепотом. Хоронили не королеву, которая еще была жива, хоронили саму Великобританию, потерпевшую полное поражение в борьбе с союзом России и Югороссии, и теперь схваченную за горло тугой петлей морской блокады. Уже почти две недели в английские порты не приходили корабли. Страховки сначала взлетели до немыслимых высот, а потом было заявлено, что на время блокады страховка полностью отменяется. Цены на колониальные товары - чай, специи, сахар - выросли в десятки раз. Разорялись не только торговцы - из-за отсутствия сырья остановились текстильные фабрики, на улице оказались тысячи голодных ткачей. Прекратили свою работу верфи. Рыбаки боялись выходить на промысел. Над Британией, никогда полностью не обеспечивавшей себя ни сырьем для промышленности, ни продовольствием, нависла угроза голодных бунтов.
        По приморским городам ходили какие-то люди и агитировали переселяться в Югороссию. Условия для отчаявшихся безработных и голодных британцев были просто сказочные: восьмичасовой рабочий день, бесплатное жилье каждой семье, бесплатная медицинская помощь и бесплатное образование для детей. Многие верили, и через Канал на рыбацких баркасах уже отплыли первые смельчаки. В основном это были выходцы из Шотландии и Ирландии. Полиция сбилась с ног в поисках агитаторов, но во время облав народ прятал их, и вскоре они вновь продолжали свою деятельность.
        Государство как беспрерывно и четко функционирующий организм постепенно умирало. По еще действующей переправе через Канал из Европы поступали малоприятные вести. Русского императора убили, но вместо него на российский престол взошел его старший сын. Медведь сменил на троне старого и осторожного лиса.
        Что ни делается, все к худшему. Если Александр II относился к идее тесного союза с Югороссией и тем более с Германией весьма прохладно, то его сын, подружившись с югороссами, показал себя во всей красе.
        Не прошло и двух суток после смерти его батюшки, и на просторах Евразии, от Страсбурга до Владивостока и от Петербурга до Константинополя, возник Евразийский союз, как воплощенный кошмар британцев, и поставил крест на их планах достижения мирового господства. Ультиматум, предъявленный тремя державами Австро-Венгрии, тоже имел для Британии весьма неприятные последствия. Пусть австрийцы слишком мало знают о том, кто и как организовывал цареубийство, но если мстительные русские, хитроумные югоросские и дотошные немецкие сыщики докопаются до некоторых вещей, то мало никому не покажется.
        Рано или поздно оборванные ниточки приведут следствие в Лондон, и тогда на дом Саксен-Кобургских обрушится несмываемый позор участия в цареубийстве. Со всеми вытекающими последствиями.
        Забыв о том, что она сама была инициатором и вдохновителем этой акции, королева Виктория яростно орала на своего премьера. Ей уже виделись тысячи германских солдат, высаживающихся с русских кораблей в устье Темзы. Одного юридически доказанного соучастия в организации убийства русского монарха хватило бы для того, чтобы королеве Виктории было отказано от дома всеми царствующими семействами Европы.
        Вдоволь накричавшись на своего премьера, королева Виктория успокоилась и начала отдавать Дизраэли более-менее внятные распоряжения, от которых у того встали на голове редкие волосы.
        Самой главной и самой большой угрозой для королевы был ее старший сын, принц Уэльсский Эдди, будущий король Эдуард V. Он вполне мог отстранить от власти свою мать и тем самым заслужить прощение со стороны нового русского императора. Как-никак он был когда-то с ним в хороших отношениях, можно сказать даже дружил, и вряд ли Александр III будет карать своего старого друга Эдди за грехи его непутевой мамаши. Заговор казался ей таким вероятным и неминуемым, что ее помраченный кошмарами мозг был убежден в его реальности.
        В припадке безумия Виктория потребовала от своего верного слуги, чтобы он как можно быстрее организовал физическое устранение ее старшего сына и всей его семьи, свалив это злодеяние на ужасных югоросских агентов.
        Выслушав эти распоряжения, лорд Биконсфильд сказал, побледнев:
        - Слушаюсь, ваше величество, - повернулся и, по-стариковски шаркая, вышел из кабинета королевы. Там, в приемной, прямо на глазах ошарашенной охраны, он вытащил из кармана сюртука небольшой однозарядный пистолет, который он стал носить с самого начала этого безумия, сунул ствол себе в рот и нажал на спуск.
        Грохот выстрела, облако едкого дыма и кровавое пятно на золоченой алебастровой лепнине… Через несколько секунд в приемную вихрем влетела королева. Увидев труп своего премьера, она мешком повалилась рядом с ним и забилась в истерике. Что же делать бедной королеве, когда даже самые верные и преданные уходят прямо в ад, предпочитая общество обитателей пекла общению с ней?

7 августа (26 июля) 1877 года, вечер. Югороссия, Константинополь
        Майор армии Конфедеративных Штатов Америки
        Оливер Джон Семмс
        Как гром среди ясного неба на нас обрушилась весть об убийстве русского императора в Софии. Наша делегация даже начала опасаться, что она зря прибыла в Константинополь - русским, после таких трагических событий, возможно, будет просто не до нас.
        Действительно, нашему президенту так и не удалось пока встретиться ни с таинственным адмиралом Ларионовым, ни с новым русским императором. От огорчения он даже приболел и попал в больницу, а мы всерьез начали опасаться, что не только русские потеряют своего правителя. Но здешние врачи оказались на высоте, Дэвис быстро пошел на поправку, и, по рассказам генерала Форреста, его вот-вот выпишут.
        А тем временем русские военные начали активно работать с генералом Форрестом и моим отцом. Сначала предполагалось назначить меня помощником к нему, но я им рассказал, что когда мне пришлось стать командиром канонерки «Дайана», я приказал написать на левом и правом борту слова «port» и «starboard» - так в английском именуются левый борт и правый борт - ибо я все время забывал, какой из них какой. Русские посмеялись над этим, рассказав, что в стародавние времена к ногам солдат-новобранцев привязывали сено и солому, чтобы они знали, с какой ноги шагать - правой или левой, и попросили меня поприсутствовать при обсуждении армейских дел. Тем более что генерал Форрест проникся уважением ко мне и ничуть не возражал.
        Нашим хозяином стал полковник Бережной - командир югороссийских сухопутных сил и человек, о котором уже слагали легенды. Со своей стороны, он с подчеркнутым уважением относился не только к генералу Форресту, которого почитал за гениального полководца, но и к моей скромной персоне.
        Разговор шел об организации новой армии Юга, о ее вооружении и подготовке. Нам показали тренировку одной из частей русской морской пехоты. Это зрелище было настолько впечатляющим, что генерал Форрест потом шепнул мне на ухо, что если бы у него был хотя бы один такой батальон, то он разбил бы всю Армию Миссисипи без особого труда. Но даже мне было ясно, что так обучить наших солдат было бы практически невозможно. К тому же такого оружия, по словам полковника, не хватало даже для новых частей югоросской армии.
        На мой вопрос, на что же можем рассчитывать мы, полковник предложил мне понаблюдать за тренировками Национальной гвардии Югороссии, которую как раз создавали в Константинополе и других городах нового государства. И познакомил меня с капитаном Рагуленко. Представьте себе человека размером с бизона и с подобным же темпераментом, одетого в такую же пятнистую форму, как и большинство русских солдат. Как я узнал позже, русские солдаты между собой метко называли его «капитан Слон». Он, как оказалось, неплохо говорил по-английски, и мы очень быстро нашли общий язык. Но обо всем по порядку.
        Меня заинтересовал короткоствольный карабин, который висел у него через плечо. Это было небольшое по размерам оружие со складным прикладом и с такой изогнутой длинной штукой для патронов спереди и маленькой пистолетной рукояткой сзади.
        - Это автомат Калашникова. Хочешь из него пострелять? - спросил он меня.
        Какой же южный джентльмен откажется от подобного заманчивого предложения! Мы пошли в тир. Сергей (так звали капитана) продемонстрировал, что из этого карабина можно стрелять по многу раз подряд, и что перезарядка необыкновенно проста - достаешь эту переднюю штуку, которую русские называют магазин, меняешь ее на другую такую же, но полную патронов, и стреляй дальше. Только не стоит держать карабин за нее, патрон может перекосить. Для удержания при стрельбе существует такая штука, которую русские называют цевье.
        А еще из него можно стрелять так, что выстрелы следуют один за другим без перерыва, что, конечно, очень важно, если на тебя напало множество врагов. Тогда каждый солдат на какое-то время становится равным трем, а то и четырем стрелкам.
        Сперва я попробовал стрелять одиночными выстрелами. Это было восхитительно! Отдача намного мягче, чем у наших ружей, точность не в пример выше, а то, что после пятнадцати выстрелов все еще не нужно было ничего перезаряжать, меня поразило до глубины души. К тому же из-за пистолетной рукояти держать это оружие очень удобно, и рука совершенно не уставала.
        - Оливер, попробуй теперь очередью, - предложил нависший надо мной капитан Рагуленко.
        Вот здесь, увы, я не был готов к тому, что ствол начал задираться - хотя об этом меня честно предупредили. Вторая очередь - я опустошил при этом магазин до конца - была уже более кучной. Тут надо было лишь приноровиться. Но все равно, если противник идет на тебя плотным строем, то это страшное оружие, и при достаточном количестве патронов вооруженный такими карабинами взвод сможет остановить и рассеять вражеский полк.
        - Ну, что скажешь? - спросил меня мой новый друг, когда я вернул ему карабин.
        - Эх, будь у нас такое оружие в Войне Севера и Юга, победа была бы за нами… - ответил я.
        Увы, Сергей сказал мне, что пока может предложить нам лишь трофейные американские винтовки Ремингтона (Rolling Block Rifle) и Винчестера (модели 1866 и 1873), которые в большом количестве находились на турецких складах и которыми вооружают сейчас Национальную гвардию Югороссии. Ими же русские планируют вооружать как ирландцев, так и нас, если, конечно, не найдется более совершенного оружия, или не наладится выпуск новых моделей.
        - Завтра в семь утра я за тобой заеду, - сказал он мне, - посмотришь своими глазами, как мы делаем настоящих воинов из вчерашних крестьян.
        На следующее утро мы отправились на полигон рядом с городом. Народ в Национальной гвардии был весьма пестрый. Как мне рассказал Сергей, среди них были греки, сербы, болгары - кто из Константинополя, кто из приграничных районов. Не брали туда только турок.
        Все солдаты - Сергей называл их бойцами - были одеты в темно-коричневую форму. Как сказал мне капитан Рагуленко, очень важно, чтобы форма издалека не бросалась в глаза. Солдат, оставшийся незамеченным, имеет шанс убить своего противника раньше, чем тот убьет его.
        Когда мы пришли на место, Сергей сказал:
        - Оливер, оставайся тут на наблюдательном пункте, отсюда тебе все хорошо будет видно.
        - А можно мне тоже поучаствовать? - спросил я. Ибо как понять, насколько хороша их подготовка, если не попробовать все на своей шкуре?
        Сергей посмотрел на меня с уважением:
        - Оливер, так ты давно уже не воевал. И годков-то тебе не меньше, чем мне.
        Но я настоял на своем. Сергей распорядился, чтобы мне выдали такую же форму, как и других гвардейцев, а также винтовку Ремингтона. На форму надевался жилет с множеством карманов, в которых чего только не было - в том числе и трубки с ручкой, которые капитан называл «гранатами». На учения нам выдали деревянные макеты, но мне показали, как выглядит настоящая граната, и как ее использовать. Ничего сложного, никаких фитилей - выдергиваешь из рукоятки шнурок запала и бросаешь. Команды капитан отдавал по-русски, но специально для меня он повторял их и на английском.
        Я ожидал, что мы будем маршировать на плацу, но этого практически не было. Вместо этого тренировка началась с бега с оружием при полной экипировке. Потом нас заставили преодолеть полосу препятствий - я уже, конечно, уже не первой молодости, и это было очень непросто, но все равно я смог оценить, насколько это было полезно.
        Потом были стрельбы. Я из такой винтовки никогда не стрелял, но это оказалось намного проще, чем энфилды и спрингфилды, хотя, конечно, приходилось перезаряжать винтовку после каждого выстрела. И хоть я и был артиллеристом во время войны, да и стрелял в последние годы только на охоте, но все же показал им, на что способен офицер армии Конфедерации - если первые три выстрела были семеркой и двумя восьмерками, то последующие были девятками и десятками.
        - Да, стреляешь ты неплохо, - сказал мне Сергей. - А не хочешь потренироваться с гранатами? Попробуй попасть вон в тот круг.
        Здесь у меня точность оказалась не на высоте, и две из трех гранат упали довольно далеко от круга. Только третья оказалась внутри белой окружности. Впрочем, подумал я, если я никогда раньше не играл в бейсбол, то современная молодежь очень любит этот вид спорта, а там важна точность броска. Думаю, что им будет намного проще.
        После обеда мы стали работать над формациями. Как ни странно, я ничего принципиально нового не увидел. Ближе к концу войны и мы перешли со стрельбы залпами шеренгами к рассыпному строю, да и короткие перебежки вытеснили атаку в полный рост после битвы при Геттисберге и жутких потерь нашей армии.
        Но меня поразило, как это доводилось русскими до автоматизма. У нас обычно сержант проводил инструктаж перед боем, и многие новички погибали еще до того, как, наконец, начинали понимать, чего же от них хотят.
        Здесь же в первом же бою эти гвардейцы будут действовать не хуже ветеранов. Если посмотреть со стороны, то передвигающиеся по очереди короткими перебежками фигуры, одетые в сливающиеся с местностью мундиры, были малоприметными. В них будет очень сложно целиться - противник едва успеет взять на прицел одного из них, как тот заляжет, а где-то рядом появится еще один, и все надо будет начинать сначала.
        Мой новый друг предложил мне не участвовать в последней пробежке, но я не счел для себя возможным уронить честь армии южан и честно пробежал с прочими гвардейцами до самого конца, хоть это и было нелегко.
        После учений капитан Рагуленко сказал, пожимая мне руку:
        - Эх, Оливер, попади ты к нам в чуть более нежном возрасте, я б из тебя такого отличного морпеха сделал… Кстати, тебе понравились наши учения?
        - Знаешь, - ответил я, - все, кажется, было очень просто, но вот я подумал, что не хотел бы воевать с этими ребятами после двух-трех месяцев подобных тренировок.
        Он засмеялся.
        - А тебе и не придется с ними драться. А вот когда подойдет черед готовить ваших парней, то я надеюсь, что они продемонстрируют еще большие успехи. Основная проблема греков, сербов и болгар заключается в том, что у них хромает дисциплина. А если все ваши парни такие, как и ты, то мне уже заранее жалко янки. Ну и пес с ними! Ну что, пойдем к нам, отметим твое, так сказать, боевое крещение?
        - Знаешь, - честно отказался я, - давай как-нибудь в другой раз. А то знаю я уже, как русские празднуют. А мне нужно сегодня на трезвую голову рассказать обо всем, что я видел, генералу Форресту. Мне кажется, что теперь у нас есть шанс на успех…

8 августа (27 июля) 1877 года, утро. Константинополь,
        дворец Долмабахче
        Александр Васильевич Тамбовцев
        Сегодня ночью из Анкары в Константинополь примчался новоиспеченный эмир Абдул Гамид вместе с сопровождающим его капитаном Хабибулиным и морпехами охраны. Он получил по рации печальное известие об убийстве русского императора и тут же спешно отправился в Константинополь, дабы выразить свое соболезнование новому царю и засвидетельствовать ему свою верность и преданность. Тем более что бывший султан и Александр III в свое время даже подружились, и их связывали гораздо более тесные отношения, чем сюзерена и вассала.
        Встреча Абдул Гамида и Александра Александровича состоялась в одном из залов дворца. Она была трогательной. Бывший султан и император крепко обнялись, после чего Абдул Гамид витиевато на неплохом французском языке выразил свое сочувствие по поводу злодейского убийства «русского падишаха» и обещал, что «все население Ангорского эмирата разделит горе, обрушившееся на подданных, лишившихся своего властелина». Ну, насчет последнего - всеобщей скорби турок - у меня, старого циника, возникли некоторые сомнения. Но то, что Абдул Гамид искренне огорчен случившимся, было видно невооруженным глазом.
        Чуть позднее, за завтраком, на который в качестве переводчика был приглашен наш уважаемый майор Османов, Александр III рассказал о подробностях цареубийства. Бывший султан, услышав их, разошелся не на шутку и, разразившись проклятиями, потребовал, чтобы пойманных злодеев после суда предали самой страшной казни. Он даже пообещал царю найти какого-то знаменитого заплечных дел мастера - старого палача, который служил еще султану Махмуду II. Несмотря на преклонный возраст, этот мастер своего дела, со слов Абдул Гамида, еще вполне мог лихо содрать кожу с приговоренного к смерти или посадить его на кол.
        Не знаю, сказал ли это бывший султан в шутку, или всерьез хотел, чтобы те, кто поднял руку на коронованную особу, были подвергнуты такой страшной казни, но у меня от его слов мурашки побежали по коже. К чести Сан Саныча, он не стал развивать эту тему и сухо сказал Абдул Гамиду, что все виновные будут строго наказаны. Кого-то из них повесят, а кого-то пожизненно отправят туда, куда Макар телят не гонял, и где живые будут завидовать мертвым.
        Пока майор Османов, тщательно подбирая слова, переводил все сказанное, я вспомнил о каторге на Сахалине и в Нерчинске, а также о знаменитом «каменном мешке» - камере в бобруйском форту «Фридрих Вильгельм». Она была построена немецкими инженерами по образцу средневековых темниц Европы. В этой яйцевидной камере невозможно было ни сесть, ни встать, ни лечь. Поворочавшись несколько дней в таком «каменном мешке», узники так и не могли найти нормальное положение для тела и сходили с ума. Об этой камере в свое время писал Герцен, заявив, что «лучше отбывать наказание в Сибири, но не в страшной тюрьме на реке Березине».
        Потом, когда эмоции немного улеглись, пошел более конструктивный разговор. Император рассказал своему собеседнику о ходе следствия и о предварительных его выводах, а также о предполагаемых заказчиках убийства Александра II. Зная нравы своих бывших британских союзников, Абдул Гамид был как-то не очень сильно удивлен услышанным. Ну, а австрийцев, которые по своей алчности и глупости вляпались в это гнусное дело, бывший султан не по-восточному коротко охарактеризовал - «шакалы».
        - Мой дорогой друг, - сказал Абдул Гамид императору, прихлебывая душистый кофе по-арабски из маленькой фарфоровой чашечки, - я прошу тебя запомнить, что ты можешь полностью во всем полагаться на меня. Хотя сейчас мое новое государство еще слишком слабо, и вооруженные силы его только-только начали формироваться, но даже тот неполный батальон, который вооружили и начали обучать мои уважаемые советники из Югороссии… - тут бывший султан с благодарностью взглянул на меня и на майора Османова, потом кивнул нам и прижал правую ладонь к сердцу, - даже он будет направлен в твое распоряжение, чтобы вместе со славными русскими войсками поучаствовать в наказании подлых британцев и трусливых австрийцев.
        - Спасибо, друг, за добрые слова, - ответил ему Александр, с аппетитом уминая шербет, - только я думаю, что с теми, кто оказался замешанным в убийстве моего отца, я разберусь сам. Но сказанное тобой я запомню, и в случае необходимости войска Ангорского эмирата получат возможность сразиться, вместе с доблестными русскими войсками, с нашим общим врагом. А подобный вариант развития событий, - добавил император, - вполне возможен. Великобритания потерпела сильное поражение, но еще не раздавлена окончательно. Силы ее достаточно велики, и если дать ей передышку, то боюсь, что нам снова придется ставить на место этих подлых бриттов. А как следствие - новая кровь и новые потери.
        - Мой друг, - сказал Абдул Гамид, печально глядя на русского императора, - я все это прекрасно понимаю. Я внимательно ознакомился с документами, которые предоставили мне Тамбовцев-эфенди и Мехмед Хаджи, - после этих слов последовал вновь вежливый полупоклон в нашу с Османовым сторону, - и из них я узнал о планах отторжения от Османской империи Кипра и о последующей аннексии Египта, который формально находился под моей властью. Как говорит мой новый советник Фарид-паша, «с такими союзниками и враги не были нужны».
        Я решил вмешаться в задушевную беседу бывшего султана и нового русского императора.
        - Скажите, уважаемый Абдул Гамид, а как себя ведут ваши соседи? Не пытается ли кто-нибудь из них под шумок отщипнуть кусок территории вновь образованного Ангорского эмирата?
        Бывший султан не спеша допил кофе, после чего поставил пустую чашечку на перламутровый столик, пригладил свою черные усы и, с хитрой улыбкой взглянув на меня, сказал:
        - Эфенди, я не хочу вам лгать и рассказывать, что дела в моем новом государстве идут блестяще и все мои подданные живут, как в раю. Это совсем не так. Мне уже пришлось строго наказать некоторых местных беев, которые не захотели признать мою власть. Сложные у нас отношения и с персами, которые натравливают диких курдов на деревни, в которых живут турки.
        Ну, ничего, и до них дойдет черед. Необходимо наладить пограничную службу, связь, и тогда разбойникам будет труднее грабить моих подданных.
        Император с сочувствием посмотрел на бывшего султана. Он прекрасно понимал, что все происходящее сейчас на территории нового государственного образования - Ангорского эмирата - во многом следствие крушения могучей Османской империи. И произошло оно не без помощи России и Югороссии. Впрочем, как еще древние говорили, Vae victis! (Горе побежденным!).
        - Дорогой друг, - сказал Александр III, обращаясь к Абдул Гамиду, - к сожалению, вскоре я буду вынужден попрощаться с тобой. Мне предстоит долгий и печальный путь в Санкт-Петербург, где мой бедный отец, убитый злодеями в Софии, будет похоронен в Петропавловском соборе - нашей родовой усыпальнице. А пока христианский (и не только) народ тут в Константинополе все идет и идет к его телу, выставленному в храме Святой Софии, чтобы с ним попрощаться. Когда закончится траур, я буду рад встретить тебя в качестве своего гостя в столице Российской империи. Там мы более подробно поговорим обо всех наших государственных делах. Я надеюсь, что наша дружба со временем станет еще крепче, ибо, как говорится, нет лучшего друга, чем бывший враг…
        Император встал из-за стола и, выпрямившись во весь свой огромный рост, обнял за плечи худощавого и невысокого Абдул Гамида. От избытка чувств Сан Саныч даже смахнул со щеки слезу. Бывший султан тоже расчувствовался.
        Мы с майором Османовым переглянулись. Похоже, что в самое ближайшее время взаимоотношения старых извечных врагов - турок и русских - станут действительно дружескими. Ну, до определенного предела. В конце концов, сейчас им стало уже нечего делить. О принадлежности Константинополя и Проливов никто больше не спорил. Лезть же в глубину Анатолийского нагорья, где на протяжении уже нескольких веков жили турецкие крестьяне, нам тоже не было никакой необходимости. Попробуем, может быть, в этой реальности все со временем наладится, и на Черном море уже больше никогда не будет литься кровь и греметь выстрелы…

8 августа (27 июля) 1877 года, полдень.
        Константинополь, дворец Долмабахче
        Адмирал и генерал Конфедерации Рафаэль Семмс
        Позавчера президент Дэвис наконец-то выписался из больницы. И вчера он несколько часов беседовал с адмиралом Ларионовым.
        А сегодня нас пригласили к пяти часам в один из залов дворца Долмабахче, где пройдет торжественная церемония подписания договора о восстановлении Конфедерации. Именно то, для чего президент Дэвис и генерал Форрест прибыли из-за океана в этот далекий город.
        Я человек военный, и для подобных мероприятий полагается парадная белая форма. Но вот незадача - она у меня осталась в здании, где разместили американскую делегацию. А до часу дня я еще встречался с русскими морскими офицерами, ведь к договору прилагаются весьма обширные военные протоколы, и нужно было все подготовить так, чтобы мы знали, что именно получим от русских - и как мы сможем со своей стороны им помочь.
        И вот, наконец, я побежал за своей парадной белой формой. Переоделся, выхожу из комнаты - и кого я вижу? Генерал Грант собственной персоной. Еле стоит на ногах, держась за стену, покачиваясь, а утонченный «аромат» русской водки вырывался из его рта, как пар из судовой машины.
        - Адмирал Семмс! Как раз вас нам и не хватало. Заходите, мы все уже в сборе…
        Пришлось зайти. Передо мной тут же поставили целый стакан водки, и Грант сказал:
        - Пейте, адмирал!
        Пришлось сделать вид, что пью - и украдкой вылить полстакана в стоявший там цветок в горшке. Цветок, увы, уже успел завянуть - видимо, я не был первым, кто использовал его для этой цели. Хотел встать, но кто-то из команды Гранта мне сказал:
        - Куда это вы собрались, адмирал? Веселье только начинается, ик! Мы же не можем ударить в грязь лицом перед этими русскими, - и он показал на троих русских в военной форме, сидевших за столом. Меня схватили за рукав и не выпустили из-за стола.
        Бедный цветок получил еще с пинту водки, а мне никак не удавалось сбежать с этой попойки. Даже когда я намекнул, что мне нужно выйти в туалет, один из собутыльников Гранта заплетающимся языком сказал, что я еще не выпил за вице-президента, и еще крепче вцепился мне в рукав. С другой стороны ко мне придвинулся сам Грант, так что я даже не мог теперь повернуться к спасительному цветку. Пришлось сделать глоток водки.
        Меня спасло то, что в другой ситуации вызвало бы только омерзение. Еще одного из пьяных дружков генерала вырвало прямо на стол, да так, что его брызги попали и на мой белоснежный китель.
        Я сказал, что негоже адмиралу сидеть в грязной форме, и Грант, сам бывший военный, велел отпустить меня, «пусть переоденется и возвращается». И что он, мол, подождет меня в коридоре.
        Прибежав к себе, я надел синюю форму (менее соответствующую сегодняшнему торжеству, зато чистую и выглаженную) и бросил загаженную белую в корзину, поставленную для грязного белья. После этого я выбрался через окно, ухитрившись не испачкать и не помять мундир. И это в моем достаточно почтенном возрасте! Что бы сказала об этом моя бедная мама, если бы узнала? Позор!
        К подписанию договора я прибежал за три минуты до начала церемонии. В небольшом зале за изящным резным столом - по слухам, его изготовил лично бывший султан Абдул Гамид - уже сидели президент Дэвис, генерал Форрест и рядом с ним мой сын Оливер, его ассистент. Место с другой стороны от президента пустовало, и я, поклонившись присутствующим, занял его.
        С другой стороны стола уже находились адмирал Ларионов, полковник Бережной и канцлер Тамбовцев, а также его начальник штаба кэптен Иванцов, с которым я столько времени обсуждал военно-морские вопросы.
        На столе стояли бутылка шампанского и восемь стаканчиков, а перед каждым из нас лежала папка с текстом договора на русском и английском языках.
        Не буду цитировать весь текст, ограничусь лишь основными положениями договора:
        - Югороссия признает Конфедеративные Штаты Америки независимым и свободным государством в границах тех штатов, которые послали своих представителей в Конгресс Конфедерации в 1862 году (Вирджиния, Северная Каролина, Южная Каролина, Джорджия, Флорида, Алабама, Миссисипи, Арканзас, Луизиана, Техас, Теннесси), а также южных штатов, которые были сразу оккупированы Севером (Миссури, Кентукки, Мэрилэнд, Делавер), и территорий, находящихся к западу от этих штатов, а также штата Калифорния от южной его границы до города Сан-Франциско включительно;
        - Югороссия также не признает отделения Западной Вирджинии от Вирджинии, происшедшего под властью Севера в 1862 году;
        - переход любого из этих штатов и территорий под юрисдикцию САСШ или любой другой державы возможен только при согласии КША;
        - Югороссия приложит все усилия для признания этих территорий Российской империей, а также другими странами мира;
        - Конфедеративные Штаты Америки, в свою очередь, признают Югороссию в ее фактических границах;
        - Конфедеративные Штаты Америки также признают Северную Калифорнию, территорию Орегона (включая нынешние штаты Орегон и Вашингтон, а также Британскую Колумбию), Аляску, территорию Юкона, Гавайские острова, а также атолл Мидуэй, территориями, принадлежащими Российской империи;
        - в случае присоединения Югороссией одного или нескольких островов Карибского бассейна или Атлантики, Конфедеративные Штаты Америки признают означенные острова территорией Югороссии;
        - Конфедеративные Штаты Америки выделят для Югороссии территории под военно-морские и военно-воздушные базы во Флориде, Луизиане или Техасе, Калифорнии, а также Вирджинии или Мэрилэнде;
        - между КША и Югороссией заключается договор о дружбе, союзе и взаимопомощи, а также о помощи со стороны Югороссии в деле освобождения Конфедерации от оккупации со стороны САСШ. Для этого Югороссия обязуется обучить новую армию КША, а также поставить ей вооружение и боеприпасы;
        - флот Югороссии защитит берега КША от нападения флота САСШ, а также поможет КША обзавестись собственным флотом;
        - между КША и Югороссией вводится режим свободной торговли;
        - КША обязуются не вступать ни в какие союзы и соглашения, а также не производить никаких действий, направленных против Югороссии, Российской империи или их интересов;
        - содержание этого договора будет держаться в тайне до начала освободительной войны.
        Ко всем пунктам прилагались развернутые протоколы, над созданием которых мы и работали все эти дни. Единственным исключением был экономический блок, который еще предстоит детально проработать, но основные пункты были прописаны и здесь.
        Президент Дэвис взял перо и поставил свою подпись под одним из экземпляров договора. Одновременно то же сделал и адмирал Ларионов, после чего они обменялись экземплярами и снова поставили свои подписи.
        И наконец, все прочие присутствующие, в том числе и я, подписались на обоих экземплярах в качестве свидетелей.
        Адмирал Ларионов открыл бутылку шампанского и разлил по бокалам.
        - Увы, время фейерверков еще не пришло, но по стаканчику шампанского выпить стоит. Так выпьем же за Конфедеративные Штаты Америки и за их вечную дружбу с Югороссией и Российской империей!
        Никогда еще я не получал такого удовольствия от скромного бокала шампанского…

8 августа (27 июля) 1877 года, полдень.
        Югороссия, Константинополь, германское консульство
        Канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк
        Свершилось. Русские дали понять, что не будут возражать, если мы еще раз хорошенько накажем эту скандальную и лживую Францию. Фактически нам предложен раздел мира. Мы не будем лезть в их дела в Восточной Европе, а они закроют глаза на наши отношения с лягушатниками. Тем более что британский лев в глубоком нокауте, и неизвестно, когда придет в себя. Но как говорят русские, «аппетит приходит во время еды», и у нашего старого императора совсем зашел ум за разум. Он, видите ли, захотел прикарманить французские и британские колонии в Африке. Пока только в Африке.
        С ума сойти. И еще он хочет окончательно оккупировать Францию - аннексировать у нее хотя бы север, до Луары включительно. В конце концов, французы на севере являются потомками древних франков, и вполне могут быть онемечены. При этом Германия получит парочку великолепных океанских портов с выходом в Атлантику и вполне развитую судостроительную промышленность.
        Действительно, не можем же мы воевать с этими лягушатниками каждые десять лет, лишь для того, чтобы чувствовать себя в безопасности.
        Но колонии! Колонии требуют флота, которого у Германии пока еще нет. Строительство флота потребует от Германии огромных денег. И это даже в том случае, если флот будет только торговый, а не военный. Но огромные расходы сегодня и завтра обещают еще большие доходы завтра и послезавтра. Тем более что не останутся в стороне и германские промышленники, которым строительство большого флота сулит невиданные барыши. Поскольку корабли теперь строятся из стали, то самым первым колониальную программу будет поддерживать семейство стального короля Круппа. Стали для постройки флота потребуется не просто много, а немыслимо много.
        В то же время непреложным фактом является и то, что русские уже убрали с карты мира такую великую державу, как Великобритания. А если Германия справится с Францией?.. Кто тогда будет делить их наследство? Если его не возьмут себе немцы, то это сделают русские. Ими уже захвачен Суэцкий канал, их морские рейдеры блокировали Гибралтар, они ведут переговоры с Испанией о создании на Канарских островах военно-морской базы…
        При этом я не настолько наивен, чтобы отделять друг от друга Российскую империю и Югороссию. Они как двуликий Янус - внешне разные, но на деле - единые. Где будет предел их расширению?
        Я задумался. А что, если поступить наоборот, и поддержать Австрию? Но нет - это полное безумие. Воевать сейчас с русскими немыслимо, особенно после того, что югороссы проделали с турками и отчасти с англичанами. Александр III, который и так недолюбливает немцев, может вспылить, адмирал Ларионов его поддержит, и максимум через полгода в пылающий Берлин вступят русские войска. Бессмысленно создавать против них военный союз, ибо все наши соседи в Европе так же бессильны, как и трусливы. А Франция еще и ненавидит нас за позор Седана.
        Поскольку наш император Вильгельм развязал мне руки для заключения приемлемого для Германии политического и военного альянса, то надо воспользоваться этим. Понятно, что границы Германии на юге и западе изменятся, а насчет колоний надо еще раз все тщательно взвесить.

8 августа (27 июля) 1877 года, вечер.
        Югороссия, Константинополь, дворец Долмабахче
        Император Всероссийский Александр III,
        глава Югороссии контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов
        и канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк
        Три человека в тихом кабинете за задернутыми шторами делили мир. При этом Бисмарк яростно дымил своей сигарой, и в воздухе слоями плавал табачный дым, который медленно выходил в приоткрытое окно. Все говорили по-русски, лишь иногда переходя на немецкий. Бисмарк неплохо освоил язык Пушкина и Лермонтова во время пребывания в Петербурге в качестве посла Пруссии.
        Первым камнем преткновения оказалась Австро-Венгрия. Немецкий канцлер не очень настойчиво, но достаточно твердо попросил гарантий со стороны Российской империи и Югороссии в том, что вопрос Двуединой монархии не должен быть решен с помощью силы.
        В ответ русский император, пожав плечами, заметил, что у него нет никакого особого желания воевать с австрийцами. Но если вдруг выяснится причастность Габсбургов к убийству его отца, то он будет просто вынужден потребовать сатисфакции у императора Франца-Иосифа.
        Подумав, Бисмарк сказал, что следствие едва только началось, и этот вопрос ставить сейчас преждевременно. Но если вина австрийского правительства будет доказана, то Германия, подобно Понтию Пилату, будет вынуждена умыть руки, предоставив Австро-Венгрию собственной судьбе.
        При этом адмирал Ларионов добавил, что в случае мирного распада такого искусственного образования, как Австро-Венгерская империя, Югороссия не будет возражать, если немцы из Австрии решат мирно воссоединиться с немецкими братьями в Германской империи. Александр III, кивнув, добавил, что ему тоже нет никакого дела до выбора австрийских немцев.
        Что же касается всех прочих территорий, входящих сейчас в состав Австро-Венгрии, то Россия не собирается присоединять их к себе и никому не советует делать этого. Пусть все эти малополяки, чехи, словаки, венгры, хорваты, словенцы живут своими маленькими и компактными мононациональными и никому не опасными, кроме них самих, государствами. Россия, конечно, будет присматривать за ними, чтобы ее младших братьев-славян никто не обижал, но лишь одним глазом и постольку-поскольку…
        Таким образом, вопрос об Австро-Венгрии был отложен на будущее, до окончания следствия по делу о цареубийстве или до ее естественной кончины. С Францией же решили так: Российская империя и Югороссия не будут возражать против возможной оккупации части территории Франции севернее Луары. Но лишь при условии, что на этой территории не будут применяться массовые репрессии против мирного населения, как это было во время франко-прусской войны 1868-1870 годов. Ну, и будет также полностью прекращена деятельность банкирского дома Ротшильдов, чья причастность к убийству российского императора Александра II уже почти не вызывает сомнений. Кстати, тот же вопрос должен быть поставлен и перед властями Австро-Венгрии. Но это также вытекает из условий предъявленного Австро-Венгрии ультиматума.
        Вопрос о принадлежности нынешних французских колоний в Африке и Латинской Америке опять же будет решен между участниками договора, но Российская империя и Югороссия не возражают, если большая часть французских колониальных владений перейдет к Германской империи. Югороссия оставляет за собой право претендовать на Новую Каледонию, Французскую Полинезию и еще некоторые другие. Германия в свою очередь не будет возражать, если колониальные владения Британской империи частью получат независимость (Индийские княжества, Австралия и Новая Зеландия), а частью перейдут к Российской империи и Югороссии (Цейлон и Капская колония). При этом Суэцкий канал будет считаться общей собственностью Континентального Альянса. Германия обязуется взамен считать общей собственностью еще не построенный Кильский канал. Германские корабли смогут пользоваться Суэцким каналом на тех же основаниях, что русские и югоросские, то есть бесплатно и в первоочередном порядке.
        Все. Каждый откусил ровно столько, сколько может проглотить в ближайшее время. Уходя со встречи, Бисмарк решил, что приложит все силы, чтобы французские колонии в Индокитае или так и остались французскими, или стали ничьими. Дай-то бог Германии переварить хотя бы лежащую почти под боком Африку. Вот русские тоже отбросили из британского наследства самые крупные и неудобные куски. Почему же немцы должны быть глупее? Но за это предстояла еще отдельная битва, причем не с французами или с русскими, а со своим родным императором Вильгельмом, у которого, кажется, начался очередной приступ жадности. Он еще того и гляди потребует всю Францию до Марселя и еще полмира в придачу. Но не надо быть жадным слишком, а надо быть жадным в меру, иначе может получиться несварение желудка.
        Император же Всероссийский и адмирал Ларионов после ухода Бисмарка задумчиво посмотрели друг на друга.
        - Ну, что скажете, Виктор Сергеевич, - пробасил царь-богатырь, - клюнули немцы?
        - Клюнули, да еще как, - ответил контр-адмирал Ларионов, открывая пошире окно, чтобы ветерок вытянул сигарный дым. - К началу двадцатого века в этой Германии, пусть даже вместе с Австрией, чистых немцев, считай, что и не останется. Африка всосет их всех и не подавится. Будет сплошная дойче-франко-африканская помесь. Да и вам в империи надо постараться, активнее вербовать немцев для переселения на российские просторы. Так, глядишь, настанет момент, когда в России будет жить больше немцев, чем в самой Германии.
        Вместо классической империи с единым народом, у немцев получится химера, где метрополии наплевать на нужды колоний, и наоборот. Как говорит исторический опыт, такие государственные образования долго не живут. Так что, Александр Александрович, за этот договор потомки нам еще большое спасибо скажут. Тем самым мы создаем условия для предотвращения большой войны в Европе.
        - Дай-то Бог, - сказал Александр III и перекрестился, - вашими бы устами да мед пить. Но, наверное, вы правы, французам, как гласит ваша история, эти колонии много счастья не принесли. Не принесут они пользу и германцам. Так что давайте, по русскому обычаю, отметим это дело. Не пьянства ради, а токмо пользы для…
        Часть 3
        БОЛЬШИЕ ХЛОПОТЫ

9 августа (28 июля) 1877 года, за час до полудня.
        Югороссия, Константинополь, набережная у дворца Долмабахче,
        БПК «Североморск»
        Император Александр II, которого народ уже начал называть Освободителем, покидал Константинополь после долгого и скорбного прощания, которое ему устроило христианское население Константинополя и окрестностей. Каждый день толпы народа приходили в собор Святой Софии. Люди шли из Южной Болгарии, из Македонии, шли пешком, шли днем и ночью. Они спешили увидеть того, чьи войска принесли им освобождение, чтобы потом рассказать о нем детям и внукам. Приходили корабли с паломниками из Греции, Кипра и даже из еще охваченных смутой греческих городов южного побережья Анатолии.
        Царь-освободитель покидал город, из которого на Русь пришел свет христианства. Впереди траурной процессии телеграфной молнией было отправлено распоряжение нового императора. Любовница Александра II, княгиня Екатерина Долгорукова получила пожизненную пенсию, но жить она со своими детьми должна теперь вне пределов Российской империи.
        Ровно в полдень, при большом стечении народа, гроб с телом покойного императора, доставленный от Святой Софии на орудийном лафете, запряженном восьмеркой коней в траурных попонах, был погружен на катер и переправлен на борт большого противолодочного корабля «Североморск». Несмотря на изнуряющую августовскую жару, народу на набережной было столько, что яблоку негде было упасть. Рыдал траурными маршами духовой оркестр, бились на ветру приспущенные андреевские флаги. Вместе с телом бывшего императора на борт «Североморска» поднялся его преемник, царь Александр III, а также адмирал Ларионов.
        Впереди был Петербург, где начиналась Большая Дипломатическая Игра. Захваченное в бою надо было защитить и укрепить, а полученные преимущества - реализовать. Вместе с российским императором и главой Югороссии в Санкт-Петербург отправлялись несколько специалистов из ведомства полковника Бережного и приписанный к «Североморску» взвод морской пехоты, по «совокупности дел» поголовно блистающий новенькими георгиевскими крестами, врученными императором Александром III. Не был забыт и их командир, старший лейтенант Синицын, которому император лично повесил на грудь орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени.
        - Так ему потом легче будет разговаривать с будущим тестем, - заметил потом император адмиралу Ларионову. - И кроме того, этот молодой человек мне нравится. Заслужил. Храбр, умен и в решительный момент не мешкает. Быть ему, Виктор Сергеевич, генералом, если, даст бог, доживет. А какие шекспировские страсти, какая горячая любовь. Невеста мила, а жених отважен и умен. Будь у Шекспира такой Ромео, то все кончилось бы благополучно.
        - Да и наша Джульетта не похожа на шекспировскую, - пожал плечами адмирал Ларионов, глядя на уходящий вдаль Константинополь. - Впрочем, годков ей столько, сколько было невесте Ромео. Но это в Италии четырнадцатилетняя девица считалась уже невестой на выданье. А Ольге пока рановато думать об этом. Поэтому-то я и взял Игоря с собой. Пусть они побудут в разлуке. Недолгой, но все же… Как сказал кто-то из наших современников: «Не бойтесь расставаний! Разлука уменьшает умеренную любовь и увеличивает сильную, подобно тому, как ветер тушит свечу и раздувает пламя».
        - А ведь хорошо сказано, - восхитился император. - Вы, Виктор Сергеевич, как всегда, правы… Похоже, что и вас в свое время коснулась пламенная страсть?
        - Было, - лаконично ответил царю адмирал, - когда-нибудь я вам расскажу эту историю… Сейчас что-то нет настроения… Что же касается наших влюбленных, то пусть они потерпят еще годика два, уму-разуму наберутся…
        Я вот слышал, что образование у Ольги домашнее, а значит, ей не только надо повзрослеть, но и подучиться, - адмирал усмехнулся. - Великая княгиня Болгарская возится с ней, как со своей младшей сестрой, да и в госпитале ее любят. Добрая она…
        - А зачем женщине образование? - удивился Александр III. - Они и без него прекрасно обходятся.
        - Эх, Александр Александрович, - усмехнулся адмирал, - вы не знаете, что две самых важных в жизни государства профессии в наше время - медицинская и учительская - почти исключительно женские. Ведь и Еву Господь сотворил последней, с учетом ошибок, допущенных при изготовлении Адама. Если женщина не показывает своего ума, то это не значит, что она глупа, это значит, что она умна вдвойне.
        Тем более что все те планы индустриализации России потребуют ликвидации неграмотности по всей стране. Переход от сохи хотя бы к двухлемешному плугу потребует всеобщего начального образования. Учиться, учиться и еще раз учиться - так говаривал известный у нас классик, который здесь готовится к поступлению в гимназию. Чем сложнее мир вокруг, тем большее от людей требуется образование.
        - Вот, Виктор Сергеевич, - пробасил император, - как вы ловко свернули на всеобщее образование. Хоть я и понимаю вас - без машин теперь никак, но все же не по душе мне это. Хотя, наверное, придется учиться. Даже мне. Царям многое приходится делать из того, что им не по душе. Но и опасности нигилизма тоже недооценивать не стоит.
        - Конечно, нигилизм и терроризм, который выйдет из этого самого нигилизма, не стоит недооценивать, - согласился адмирал Ларионов, - только мы с этим явлением знакомы и знаем, откуда оно взялось. Правда, называлось оно в наше время либерализмом, толерантностью и прочими красивыми словами, а так суть и совсем не изменилась. Порядочного человека образование никогда не испортит, а вот мерзавец - тот, скорее всего, подастся в нигилисты. Ведь ломать - не строить. Кроме того, пока образование является платным товаром для избранных, нигилизм среди этих избранных будет процветать пышным цветом. Берите пример с Пруссии. Канцлер Бисмарк после австро-прусской войны сказал, что ее выиграл прусский учитель. Школа должна не только образовывать, но и воспитывать… Как в армии…
        - Вы хотите переделать моих генералов в учителей? - саркастически спросил император. - Только это уже было… Помните, как у Грибоедова:
        Фельдфебеля в Вольтеры дам,
        Он в три шеренги вас построит,
        А пикнете, так мигом успокоит…
        - Нет, я имел в виду совсем другое, - ответил адмирал Ларионов. - Учить наукам детей в школах и гимназиях надо преподавателям, хорошо знающим свой предмет. Но кроме них неплохо бы, чтобы существовал предмет, который назывался «Первоначальная военная подготовка». Нет, это не гимнастика, которую сейчас преподают в некоторых школах. Тут нужна не только тренировка для тела, хотя и она не помешает. Нужна закалка духа, умение подчиняться и сдерживать свои эмоции и желания. И вот здесь очень пригодились бы бывшие офицеры, вышедшие в отставку по возрасту или ранению. Пусть они своим поведением подадут личный пример юношеству. Поверьте мне, те юноши, которые научатся любить свою Родину, гордиться ею и уметь ее защищать, уже никогда не подадутся в нигилисты.
        - Возможно, Виктор Сергеевич, что вы правы, - задумчиво проговорил император, глядя вдаль. - Этот вопрос важен и неизбежен, и стоит его как следует обдумать…
        Адмирал Ларионов немного помолчал, а потом сказал:
        - В общем, Александр Александрович, берите за основу прусскую систему образования, которую впоследствии превратили в советскую систему. Не прогадаете. Она как раз заточена под быстро растущее государство. Именно она помогла нам создать систему образования, которую считали в свое время лучшей в мире. Работа гигантская, но без нее у России не будет ни нормальной промышленности, ни армии, ни флота, ни даже нормальной деревни. Без нее нас просто сомнут - не поможет никакой Континентальный Альянс. Иначе опять кому-то придется за десять лет пытаться пробежать столетний путь. А учительский корпус мы вам обучим, тем более что и в Югороссии и в Болгарии проблемы схожие.
        Император щелкнул крышкой часов.
        - Да, Виктор Сергеевич, вы меня убедили. Буду думать о сказанном вами. Но хоть и занятно было с вами поговорить, а время обеденное. Ведите на камбуз, будем снимать пробу.

9 августа (28 июля) 1877 года, два часа пополудни.
        Югороссия, Константинополь, дворец Долмабахче
        Рафаэль Семмс, адмирал флота Конфедеративных Штатов Америки
        После того как меня вынудили участвовать в пьянке с президентом Грантом и его прихлебателями, югоросский канцлер Александр Тамбовцев распорядился выделить мне во дворце Долмабахче рядом с апартаментами президента Дэвиса и генерала Форреста гостевую комнату и перенести туда практически все мои вещи. До меня тут жил какой-то британский советник султана, так что обставлено все было в соответствии со вкусами истинного джентльмена.
        Придя на новое место жительства, я обнаружил там большую часть своего гардероба и, между прочим, белую парадную адмиральскую форму - чистую, выглаженную и, как положено, накрахмаленную. Она висела на своем месте в шкафу.
        Судя по всему, моим переездом занимались люди из югоросского Кей-Джи-Би, поскольку на старом месте в живописном беспорядке были оставлены кое-какие мои старые вещи - так, чтобы для посторонних создавалось впечатление, что я все еще там живу. Большие хитрецы, и не этому алкоголику Гранту их раскусить.
        Вот так было и сегодня, когда я вернулся из их правительственной столовой, которая, между прочим, не уступит лучшим ресторанам Нового Орлеана. По крайней мере, у нас на Юге вас не обслуживают высокие и стройные девицы с ногами, начинающимися прямо от шеи, вежливые и соблазнительные, как гурии в мусульманском раю. Надо будет подсказать идею какому-нибудь ресторатору, конечно за соответствующий процент - отбоя от клиентов не будет. Красивых девок на Юге у нас много, но правильно их использовать мы, кажется, не умеем. Даже я, старый конь, при виде местного персонала начинаю испытывать нездоровое возбуждение.
        Так вот, вскоре после того, как я вернулся к себе из этого гибрида ресторана и балета, в дверь постучали.
        - Войдите! - я привстал с кресла с еще не раскуренной сигарой.
        Дверь открылась, и бесшумно появился мой добрый гений - югоросский канцлер Тамбовцев.
        - Здравствуй, Рафаэль, - сказал он, снимая шляпу. - Как тебе сегодняшний обед?
        Мы с ним как-то незаметно перешли на неформальный стиль общения. Югороссы называют это «быть без галстуков». Александр как-то рассказал мне, что в русском есть разница между «ты» и «вы». Но зато для нас, южан или янки, важен вопрос - обращаешься ли ты к человеку по фамилии с указанием титула (мистер X, адмирал Y, президент Z) или по имени в частной беседе. У русских, правда, тоже обращение по фамилии считается официальным.
        - Рад тебя видеть, Александр! - сказал я, указывая на соседнее кресло. - Обед, как всегда, бесподобен, как и те красавицы, которые его приносят. Где вы их только находите?
        - Стоит лишь внимательно посмотреть по сторонам, - хитро улыбаясь, сказал он мне, садясь в кресло и ставя на колени свой неизменный портфель. - Рафаэль, это же земля Древней Эллады! Кстати, после такого обеда не хочешь ли ты попробовать настоящий армянский коньяк?
        - Уже пробовал, - ответил я, предвкушая. - Угощали, оценил, но не откажусь еще от рюмочки.
        Канцлер достал из портфеля бутылку, две пузатые рюмки и налил нам примерно на один палец. Я уже понял, что он пришел не просто так поболтать за обед и красивых девок - этот человек ничего не делает «просто так». И не ошибся.
        После первого тоста - который ни он, ни я не выпили до дна: такой напиток можно только смаковать маленькими глоточками, - он улыбнулся и сказал:
        - Рафаэль, а не хочешь ли ты съездить со мной в испанское посольство? Мне надо встретиться по одному делу с послом, и я ему дал понять, что приведу с собой тебя.
        - И какое же это дело? - поинтересовался я, отставляя рюмку.
        Александр хитро улыбнулся.
        - Видишь ли, Рафаэль, Испания просит нас о содействии в возвращении Гибралтара. Мы не против, но с парой условий. Одно из них - Гибралтар переходит под юрисдикцию Испании, но мы получаем там, или в другом месте, порт для пассажирских лайнеров, он же военно-морская база. Но у нас есть и второе условие, которое заинтересует лично тебя, президента Девиса и всех патриотов КША.
        - Какое же? - заинтриговано спросил я, не понимая, какая связь может быть между Испанией и возрождением нашего милого Юга.
        Югоросский канцлер побарабанил пальцами по полированной поверхности столика.
        - Мы хотим взять в долгосрочную аренду бухту Гуантанамо на юго-востоке Кубы. Официально - для создания там курорта и яхт-клуба. На самом же деле - для того, чтобы начать выполнять наш договор с КША. Возить ваших молодых джентльменов на обучение в Константинополь будет крайне далеко, сложно и накладно. А в случае с Кубой им надо будет лишь пересечь пролив. Но, - он поднял вверх палец, - тут имеется одна загвоздка. Если аренда будет оформлена на Югороссию, то в Вашингтоне даже ваша Бабушка Хейз (такое прозвище было у нынешнего президента САСШ) что-нибудь да заподозрит и завопит, будто под ее зад сунули ежа. А вот если арендатором официально будешь ты, как частное лицо, то в крайнем случае подумают, что ты просто сошел с ума.
        - Да, кому нужен яхт-клуб на Кубе, причем так далеко от наших берегов? - удивился я. - Хотя чудаков среди нас, южан, вполне хватает. Может, никто ничего и не заподозрит.
        - Вот-вот, - кивнул Александр, - при этом в секретном дополнительном протоколе будут еще три пункта. Во-первых, у тебя будет полное право как передать договор об аренде третьим лицам или структурам, так и разрешить использование курорта другой организации. А также будет разрешена любая деятельность, не нацеленная на отчуждение Кубы от Испании. Со своей стороны, мы гарантируем сохранение Кубы за Испанией, что для них тоже немаловажно, ведь, кроме Кубы и Пуэрто-Рико, они потеряли все колонии в Америке.
        И только тут до меня начало доходить, и я спросил:
        - И эта бухта и прилегающие территории станут центром для подготовки новой армии, а также создания нового флота Конфедерации?
        Да, крепкая штука этот армянский коньяк!
        - Вот именно, Рафаэль, - подтвердил югоросский канцлер. - Как видишь, мы уже начали исполнять наш договор. Будь готов через два часа.
        Через два часа, одетый в ту самую многострадальную белую парадную форму, я подошел к одной из боковых дверей дворца, где меня уже ждал Александр.
        Увидев мою форму, он сказал:
        - Рафаэль, визит неформальный, и лучше бы тебе было надеть партикулярное платье… Но так тоже неплохо.
        Югоросский канцлер позвонил кому-то по штуке, называемой телефон, и мне вынесли неприметный серый плащ, полностью скрывший мою форму от посторонних глаз. После чего мы вышли из дворца и сразу же уселись в ждавшую нас русскую самодвижущуюся коляску.
        Через пять минут мы уже находились в здании испанского посольства, где Сервандо Руис-Гомес и Гонсалес-Льяно, новоназначенный посол его величества Альфонсо XII, короля Испании, лично встретил нас и провел в небольшую, но весьма пышно обставленную комнату на втором этаже резиденции испанского дипломата.
        - Это мой личный кабинет, господа, - сказал посол, - я распорядился, чтобы нас здесь никто не тревожил. Позвольте мне налить вам по стаканчику хереса - это от моего собственного поставщика, вы такого еще не пробовали.
        Хереса пришлось пить больше, чем коньяка, но напиток и в самом деле был восхитителен. И после тостов за русского императора, за испанского короля, за прекрасных дам, за всех присутствующих и после того, как нас угостили бесподобными кубинскими сигарами, причем, к моему удивлению, Александр отказался от предложенной ему «гаваны», мы наконец перешли к делу.
        - Сеньор Тамбовцев, вы, наверное, поняли, о чем я собираюсь вас просить? - спросил испанский посол.
        - Думаю, что о Гибралтаре, сеньор Руис-Гомес и Гонсалес-Льянос, - кивнул канцлер Югороссии.
        - Вы не ошиблись, - вздохнул испанец. - Именно о Гибралтаре - этой крепости, захваченной проклятыми англичанами в начале прошлого века и до сих пор пребывающей под их властью.
        - Господин посол, - вежливо, как истинный джентльмен, ответил мистер Тамбовцев, - Югороссия заинтересована в самом тесном сотрудничестве с Испанским королевством. И там, где можно восстановить справедливость, мы, конечно, будем учитывать интересы наших испанских друзей. Все испанское, несомненно, должно принадлежать Испании.
        - Господин канцлер, а как Испания может выразить вам свою благодарность?
        - Господин посол, у меня всего лишь две просьбы, - ответил югоросский канцлер. - Во-первых, официально Югороссия заинтересована в долгосрочной аренде порта в районе Гибралтарского пролива. Это может быть сам Гибралтар или любой другой порт - такой, как, например, Рота, где мы смогли бы построить как пассажирский порт, так и военную базу. В договоре мы укажем, что наша база будет гарантией прав Испании на вечное владение Гибралтаром. Объект официально останется частью испанской территории. Более того, если Испания построит туда железную дорогу, мы готовы участвовать в финансировании и постройке такого проекта - даже если эта дорога будет обслуживать и какие-либо другие испанские порты.
        - Хорошо, сеньор, - кивнул испанский посол, - я доведу это предложение до сведения его превосходительства Мануэля Силвелы и Ле Вьеллёз, министра иностранных дел Испанского королевства. Со своей стороны хочу добавить, что, действительно, присутствие югоросской базы в той части Испании может умерить аппетиты других держав в отношении Гибралтарского пролива. Надеюсь, что Югороссия согласится с тем, что и африканский берег пролива - неотъемлемая территория Испании.
        - Мы готовы согласиться с подобной формулировкой, господин посол, - утвердительно сказал мистер Тамбовцев.
        Сеньор Сервандо Руис-Гомес и Гонсалес-Льянос покивал головой и спросил:
        - Сеньор канцлер, вы упомянули о том, что у вас есть и вторая просьба?
        - Да, сеньор посол, - кивнул канцлер Югороссии. - Мы заинтересованы в неофициальной аренде бухты Гуантанамо на юго-востоке Кубы. Мы не просим в аренду сам город Гуантанамо, а всего лишь близлежащую бухту с тем же названием и землю вокруг нее. Официальным арендатором будет сеньор адмирал, но с правом передачи аренды или субаренды другими лицами и структурами. Такими, например, как Югороссия. Со своей стороны мы гарантируем, что наша деятельность на арендованной территории не будет направлена во вред испанскому королевству.
        - Я вас понял, сеньор, - ответил посол, - но зачем вам это забытое Господом место? Там же ничего нет, только плантации табака, да и то не самого лучшего.
        - Сеньор посол, - улыбнулся югоросский канцлер, - сеньор адмирал хотел бы там устроить яхт-клуб и курорт для состоятельных людей. Место, где настоящие джентльмены смогут проводить время вдали от жен и детей. Солнце, море, красивые девушки…
        Испанский посол задумался.
        - Сеньор канцлер, мне необходимо будет довести и этот вопрос до его превосходительства, но позвольте одно небольшое уточнение. Будет ли это означать, что Югороссия будет рассматривать и Кубу как неотъемлемую часть Испании?
        - Да, господин посол, - кивнул мистер Тамбовцев, - я уже сказал, что вы можете исходить именно из этого. Если у вас возникнут проблемы с Кубой, то наши люди вполне смогут провести с этими проблемами конфиденциальные беседы и убедить их не делать глупостей. Можете считать эту аренду нашим гарантийным письмом.
        Испанец прижал руки к груди:
        - Тогда, господа, я немедленно передам эту информацию в Мадрид и дам вам знать, как только получу инструкции от его превосходительства.
        Югоросский канцлер встал.
        - Сеньор посол, в таком случае позвольте откланяться, и надеюсь вас увидеть в ближайшие два-три дня. И постарайтесь сохранить наше второе дело в тайне. Для всех нас будет очень нехорошо, если это условие где-то выплывет.
        - Я понимаю, - поежился испанец, - и со своей стороны обязуюсь приложить все усилия, чтобы этого не произошло…

10 августа (29 июля) 1877 года, утро.
        Одесса, городской вокзал. Царский поезд
        Император Александр III, контр-адмирал Ларионов
        и уполномоченный Российского общества Красного Креста
        князь Михаил Иванович Хилков
        Князь Хилков был озадачен приглашением в вагон нового императора России, следующего в Петербург с печальной миссией. Нет, Михаил Иванович как человек, окончивший Пажеский корпус и принадлежащий к высшему свету, был хорошо знаком не только с покойным императором, но и со многими членами царской фамилии. Он хорошо знал и великого князя Александра Александровича, и его супругу Марию Федоровну. Она, кстати, была попечителем санитарного поезда, на котором князь Хилков исколесил всю Болгарию и Румынию, развозя по госпиталям раненых и больных русских солдат и офицеров.
        Но став самодержцем, он мог перестать быть тем самым простым и любезным в общении цесаревичем. По счастью, так не произошло.
        Император находился в вагоне не один. С ним рядом сидел знаменитый адмирал Ларионов, глава Югороссии, о котором люди рассказывали разные невероятные истории, больше смахивающие на небылицы. Но этот человек в своей простой светло-кремовой рубашке без галстука, с адмиральскими погонами, на которых вместо орлов были звезды, не был похож на грозного флотоводца, чье воинство с легкостью истребляло эскадры британских и турецких броненосцев и шутя захватывало столицы империй.
        - Доброе утро, Михаил Иванович, - поприветствовал адмирал Ларионов князя Хилкова, после того как тот почтительно поклонился императору. - Я знаком с вами заочно и должен сказать честно, восхищаюсь вашей работой в Министерстве путей сообщения. Ведь вы уже успели поработать на Курско-Киевской и Московско-Рязанской дороге…
        Князь Хилков был удивлен и польщен тем, что глава Югороссии так досконально знал его биографию. А адмирал Ларионов продолжил начатый разговор и в очередной раз удивил князя:
        - Михаил Иванович, - сказал глава Югороссии, - я слышал, что в молодости вам довелось поработать в САСШ на строительстве Трансатлантической железной дороги, причем начинали вы свою трудовую деятельность простым рабочим, а закончили заведующим службой подвижного состава и тяги. Наверное, в Российской империи сейчас нет такого служащего Министерства путей сообщения, который лучше вас знал бы, как организовать строительство железных дорог в такой огромной стране, как Россия.
        Князь даже опешил, услышав эти слова. А тот, загадочно улыбаясь, продолжал хитро поглядывать на Хилкова.
        - Простите, Виктор Сергеевич, - князь, наконец, вспомнил имя и отчество адмирала, - не скрою, я весьма удивлен как вашей информацией о моей скромной персоне, так и вашей идеей об организации строительства железнодорожных магистралей в нашем государстве. Насколько я знаю, в последние годы были построены такие железные дороги, как Москва-Курск, Москва-Воронеж, Москва-Нижний Новгород. Новые линии были проложены в морские порты на Балтийском и Черном море - в Одессу, Ригу, Либаву. Этого разве мало?
        - Мало, ничтожно мало, князь, - вмешался в разговор император Александр III, - сейчас по железной дороге невозможно добраться до очень важных, но отдаленных территорий нашей огромной империи. Особенно это касается территорий за Уралом и в Туркестане.
        Царь взял с вагонной полки свернутую в рулон карту Российской империи и развернул ее на вагонном столике.
        - Вот, посмотрите, - сказал он, положив огромную ладонь на карту. - Сибирь, Дальний Восток - до наших портов добираться посуху долго и опасно. Без железной дороги, которая соединит европейскую и азиатскую части Российской империи, нам никак не обойтись. Можно сказать, что это вопрос жизни и смерти.
        Поэтому, князь, своим именным указом от сегодняшнего числа я создаю новое министерство - Железнодорожного строительства, которое на регулярной основе займется проектированием и строительством железнодорожных магистралей. Мы не имеем права отдавать этот важнейший вопрос на произвол частного капитала, а уж тем более иностранного. И именно вам, князь, я хочу предложить возглавить это новое и очень важное министерство…
        Пока князь Хилков приходил в себя после такого неожиданного предложения, император, посмотрев на продолжавшего хитро улыбаться адмирала, еще раз любовно провел ладонью по карте и потом, взяв со стола карандаш, стал им, словно указкой, водить, показывая трассы будущих магистралей.
        - Самое главное для нас, князь, - сказал он, - это построить Транссибирскую магистраль. Ее протяженность - шесть тысяч верст, и она соединит Москву и Владивосток, пройдя через всю Сибирь и Дальний Восток. По мере строительства от нее будут отходить ветки в Туркестан, Среднюю Азию.
        Помимо этой магистрали необходимо строить железные дороги, скажем так, промышленного значения. Магистрали должны связать крупные европейские города империи с промышленными районами: Донбассом, Криворожьем, Уралом. По Закавказской железной дороге Баку-Тифлис-Батуми будет перевозиться нефть в черноморские порты и в Югороссию…
        Князь Хилков зачарованно слушал императора. А тот, войдя в раж, продолжал:
        - Поймите, князь, железные дороги - это кровеносные сосуды, которые пронизывают все тело империи и несут жизнь. Будущие станции должны стать центрами цивилизации в забытых богом районах нашей страны. В них будут построены рудники, заводы и фабрики. Там образуются новые промышленные районы, появятся школы, больницы, университеты. Вы понимаете, князь, как важно то, что я хочу вам поручить?
        Князь, наконец обретший способность говорить, стал благодарить императора за оказанное ему высокое доверие и честь.
        А адмирал, согнав улыбку с лица, добавил:
        - Михаил Иванович, я тоже хочу поздравить вас с новым назначением и сказать, что должность у вас будет хлопотливая, а работы, как говорят у нас, выше крыши.
        Вы настоящий профессионал и прекрасно понимаете, что строить железную дорогу - это значит своими силами изготовить нужное количество рельсов, станционного оборудования, проложить сотни мостов через реки, мелкие - безымянные, и такие огромные, как Обь и Иртыш, соорудить тоннели вокруг Байкала - словом, провести грандиозную работу с рабочими, которые лишь вчера были крестьянами и не слышали ни разу паровозного гудка… Все это - самый настоящий подвиг, по сравнению с которым строительство Трансатлантической дороги в САСШ - обычная рутинная работа.
        - Как говорил великий Суворов, - ответил Ларионову неожиданно повеселевший князь Хилков, - «Мы - русские! С нами Бог! Нам все по плечу!»
        - Похвально, - пробасил император. - Михаил Иванович, я рад, что не ошибся в вас. И еще прошу вас запомнить: я верю вам и буду внимательно наблюдать за работой вашего министерства. Если вам нужна будет поддержка - вы всегда найдете ее у меня.
        - А я хочу добавить от имени руководства Югороссии, - сказал адмирал Ларионов, - что вам, Михаил Иванович, надо будет встретиться с нашими специалистами, которые готовы поделиться информацией о новых методах строительства дальних магистралей. Поверьте, им есть, что вам рассказать… Да и с помощью наших карт можно будет найти наиболее оптимальные маршруты для строительства новых железных дорог. Я думаю, вам стоит как можно скорее отправиться в Константинополь и обратиться к нашему канцлеру Александру Тамбовцеву. Время не ждет.
        Адмирал опять хитро улыбнулся и посмотрел на императора. Тот неожиданно для князя подмигнул адмиралу. Хилков понял, что они знают что-то, что неизвестно ему. Причем то, что касается именно его. Вот только что именно?..

10 августа (29 июля) 1877 года, утро.
        Одесса, городской вокзал. Царский поезд
        Император Александр III, контр-адмирал Ларионов
        и вице-адмирал Андрей Александрович Попов
        Едва князь Хилков покинул императорский вагон, как в салон вошел следующий визитер, приглашенный к новому императору России. Не оставляя на потом важнейшие начинания, Александр III стремительно брал вожжи в свои руки. Многое нужно было сделать еще вчера.
        Одним из важнейших искусств, которое должно было превратить Россию в по-настоящему великую морскую державу, было кораблестроение. С этой целью в Одессу был вызван вице-адмирал Андрей Александрович Попов, лучший русский кораблестроитель второй половины XIX века, автор проекта броненосца «Петр Великий», который сыграл в военном судостроении столь же эпохальную роль, как и британский линкор «Дредноут» и первая американская атомная подводная лодка «Наутилус» после него.
        - Здравствуйте, Андрей Александрович, - первым поприветствовал вошедшего адмирала император и указал на стоящего в глубине вагона человека в незнакомой, но несомненно морской форме: - Знакомьтесь, контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов. В настоящее время он в некотором роде коллега, исполнивший вековечную мечту России и утвердивший в Черноморских проливах Андреевский флаг.
        - Здравствуйте, ваше императорское величество. С господином Ларионовым я уже заочно знаком по нашим газетам, рассказывающим о его героических делах. - Попов замялся: - Но, ваше величество, разве Югороссия - это Россия?
        Император Александр III и адмирал Ларионов переглянулись, потом российский самодержец погладил свой, в отличие от известных портретов, гладко выбритый подбородок и сказал:
        - Андрей Александрович, то, что я вам сейчас скажу, должно остаться между нами. Для всех иностранных держав Югороссия в настоящий момент не является Россией, что автоматически снимает с нас немалое количество дипломатических и юридических проблем. Уж слишком много ненужных бумаг подписали мой покойный папа и канцлер Горчаков, желая задобрить старушку Европу. Кроме того, разгребать оставшийся от турок тлеющий костер на Балканах удобней людям, напрямую не связанным с Петербургом, но тем не менее являющимся русскими по духу и крови.
        Да и слишком много еще предстоит сделать и в самой России, для того чтобы ее объединение с Югороссией не вызвало в стране ненужных волнений. Пока наша раздельность устраивает обе стороны. Но могу вас заверить, что наше внутреннее единство не может подлежать никакому сомнению.
        И вам, Андрей Александрович, тоже предстоит внести свой вклад в те изменения в нашей империи, которые позволят ей взять у Югороссии все наилучшее и обрести мощь, какой еще не знало ни одно государство в мире.
        - Андрей Александрович, речь пойдет о постройке флота, - коротко заметил адмирал Ларионов, когда российский император замолчал, уступая ему инициативу. - В первую очередь строить надо торговые и рыболовные суда с возможностью их превращения во вспомогательные крейсера и патрульные корабли. И лишь потом заняться регулярным военным флотом.
        Дело в том, что Британия как главная морская держава мира нами уже повержена, и сейчас идет речь об использовании ранее принадлежавших ей морских торговых путей и прокладке новых. Кроме того, для постройки серьезного броненосного военного флота необходимо создать мощную судостроительную промышленность, которая сейчас в Российской империи просто отсутствует. Поэтому мы с его величеством пришли к тому, что надо будет начинать с малого, постепенно увеличивая масштабы работ.
        - О постройке каких торговых судов идет речь? - заинтересованно спросил адмирал Попов.
        Адмирал Ларионов усмехнулся:
        - Боюсь вас шокировать, Андрей Александрович, но корабли, которые вам придется строить, превосходят всякое воображение. - Он взял со стола лист бумаги и начал зачитывать: - Скоростной грузопассажирский лайнер, стандартное водоизмещение пять тысяч тонн, полное - восемь тысяч тонн. Наибольшие измерения - семьдесят шесть саженей на восемь с половиной, размерения по КВЛ - семьдесят одна сажень на восемь. Силовая установка паротурбинная, трех-четырехвальная, общей мощностью в сто тысяч лошадиных сил. Экономическая скорость - восемнадцать узлов, крейсерская - двадцать четыре узла, полная скорость - тридцать узлов. Требуется дальность плавания без дополнительной бункеровки в десять тысяч миль и полезная нагрузка в тысячу тонн груза и четыреста пассажиров первого-второго класса.
        Адмирал Попов и в самом деле был шокирован, хотя и пытался это скрывать.
        - Постройка корабля в восемь тысяч тонн полного водоизмещения не представляет какой-либо особой технической проблемы, вопрос только во времени и материалах. Но ради всего святого, какая, вы сказали, должна быть у него полная скорость - тридцать узлов? И что это такое - паротурбинная силовая установка?
        - Андрей Александрович, - спросил адмирал Ларионов, - вы о паровых турбинах раньше что-нибудь слышали?
        - Вроде было что-то у Гиерона Александрийского, - ответил адмирал Попов, - но это же была игрушка такая…
        - Когда окажетесь в Константинополе, - неожиданно вмешался в разговор император, - обязательно побывайте на «Адмирале Ушакове». Этот боевой корабль имеет полное водоизмещение в восемь тысяч тонн, и на нем как раз и установлены две таких «игрушки», мощностью по пятьдесят тысяч лошадиных сил каждая, что позволяет ему развивать тридцать узлов. Это я вам говорю как человек, лично побывавший на эскадре адмирала Ларионова и видевший все своими глазами.
        - Уважаемый Андрей Александрович, - снова вступил в разговор адмирал Ларионов, - турбины, установленные на «Адмирале Ушакове», очень далеко ушли от игрушки Гиерона, хотя и используют тот же принцип работы. Отсутствие преобразования возвратно-поступательного движения поршня во вращение вала через кривошипно-шатунный механизм резко увеличивает КПД турбин, по сравнению с паровыми машинами. Мы понимаем, что задача по копированию корабля с паротурбинной машиной, стоящая перед вами, пока неразрешима, но со временем… Тем более если за это возьмется такой энергичный человек, как вы.
        - Мы надеемся на вас, - сказал император. - Каждый из нас несет свою ношу, несите же и вы свою. В Константинополе вам окажут всю возможную помощь и содействие. Но такие корабли, быстрые и вместительные, способные проходить Суэцким каналом, нам крайне нужны.
        - И прошу учесть, - добавил адмирал Ларионов, - паротурбинная установка есть техническое достижение сама по себе. Ее можно использовать не только на кораблях, но и на берегу, для производства электричества в промышленных масштабах. А то, что электричество крайне необходимо, вы тоже скоро увидите.
        Но это еще не все. Кроме турбин, в Константинополе вы получите чертежи самой совершенной из возможных паровых машин - компаунд машины тройного расширения. Торговые суда, которые будут оснащены такой машиной, должны будут иметь меньшую скорость, но зато большее водоизмещение и грузоподъемность. Скажем, десять тысяч тонн стандартного и двадцать тысяч тонн полного водоизмещения, при шестнадцати узлах полной и десяти узлах экономичной скорости. Требование к их безбункеровочной дальности составляет те же десять тысяч миль. Эти корабли предназначены для массовой перевозки несрочных грузов.
        - Интересно, - пробормотал Попов, - и на каких же маршрутах вы собираетесь использовать сии скоростные и вместительные суда?
        На вопрос ответил сам Александр III:
        - Андрей Александрович, в основном наши планы связаны с южными морями. Поэтому считайте, что ходить наш торговый флот будет в основном из Одессы в направлении Нового Орлеана и Гаваны в Северной Америке, Сан-Пауло и устья Ла-Платы в Южной Америке и Кейптауна в Африке. Кроме того, через Суэцкий канал мы планируем установить регулярное сообщение с Индией, Китаем и нашими владениями на Дальнем Востоке.
        Из Владивостока рейсы могут быть на Гавайи и дальше, в сторону Америки на Сан-Франциско. Торговых судов нашему Доброфлоту понадобится не просто много, а очень много. Это десятки судов разных типов, не считая тех, что предназначены для промысла морского зверя и рыбной ловли. Но о них потом будет особый разговор.
        Мы тут с Виктором Сергеевичем посоветовались и решили, что поскольку прототипом нашего быстроходного лайнера является военный крейсер, то с самого начала каждый четвертый или пятый корабль такого типа будет нести артиллерийское и минное вооружение для поддержания порядка и безопасных условий плавания на коммуникациях.
        Привыкайте, господин адмирал - Россия выходит в Мировой океан всерьез и навсегда. И без этого нам никак не обойтись. Не сумеем сами подобрать британское наследство - найдутся желающие и тут же его прикарманят. Взять, например, ту же Германию. Кайзеру Вильгельму уже захотелось колоний, а это уже сигнал всем нам.
        - Ваше величество, - спросил адмирал Попов, - могу ли я рассчитывать на Николаевскую верфь?
        - Для выполнения этой работы вы можете использовать любые казенные заводы империи, если только они не заняты другими, не менее важными заказами, - ответил император и, неожиданно задумавшись, повернулся к адмиралу Ларионову: - Как же быть, Виктор Сергеевич, ведь кроме флота у нас есть и железные дороги, да еще и перевооружение армии. Как бы не получилось так, что мы просто надорвемся, не выполнив ни одной из поставленных задач.
        Адмирал Ларионов ответил:
        - Для устранения неразберихи Российской империи лучше всего обзавестись Госпланом, а также единым экономико-хозяйственным планом, где на определенное время - скажем, на пять лет - расписать все стоящие перед страной задачи. Ну, и заодно предусмотреть ведомство, которое будет расследовать случаи казнокрадства и разгильдяйства на казенных предприятиях. Без этого никак.
        - Пятилетние планы, - задумался император, - помнится, я читал, что эта идея вышла у вас не очень удачной.
        - А я и не предлагаю планировать на пять лет вперед производство дамского нижнего белья и модных мужских штанов, - ответил адмирал Ларионов, и император невольно усмехнулся. - Любую идею можно довести до абсурда. Под планирование должны попасть поставки для армии и флота, большая судостроительная и такая же железнодорожная программы. То есть это должны быть проекты общегосударственного значения, потребность которых в чугуне, стали, меди, бронзе исчисляется миллионами пудов, в рабочей силе в десятки тысяч человек, для которых, возможно, придется переоснащать старые и строить новые верфи, заводы и фабрики… А дамское белье пусть идет сверх плана.
        - Вот видите, какой масштаб, - император снова повернулся к Попову, - нам придется обзавестись еще и Госпланом. Но если ничего не делать, то будет еще хуже. Вы, Андрей Александрович, пока езжайте в Константинополь, составьте там свой первый проект. И чем скорее, тем лучше. Как будет готово, сразу же прошу ко мне на доклад. Виктор Сергеевич гарантирует вам всяческое содействие.
        - Вот, - адмирал Ларионов протянул адмиралу Попову запечатанный конверт, - это мое письмо государственному канцлеру Югороссии Александру Васильевичу Тамбовцеву и моему начальнику штаба и заместителю капитану 1-го ранга Сергею Петровичу Иванцову. Они вам все организуют. Крейсер «Североморск» на рейде Одессы, он сразу же по вашем прибытии на борт отправится в Константинополь.
        - Ну, с богом, Андрей Александрович! - подвел итог император, посмотрев на часы. - А сейчас не обессудьте, аудиенция закончена, через пять минут наш поезд отправляется.

10 августа (29 июля) 1877 года. Константинополь
        Джон Девой, председатель «Гэльского клана» (Clan na Gael)
        Злодейское убийство русского императора заставило югороссов поначалу отложить все назначенные встречи. Я уже стал было опасаться, что зря приехал в Константинополь. Но югоросский канцлер Александр Тамбовцев принял меня неделю назад и сказал, чтобы я не сомневался - Югороссия сейчас больше чем когда-либо заинтересована в свободной Ирландии. Но люди, с которыми мне предстоит встретиться, такие как полковник Бережной, в данный момент отсутствуют. Дело в том, что за убийством русского царя, скорее всего, стоит Соединенное королевство. А это, в свою очередь, позволяет Российской империи занять более недвусмысленную позицию в отношении свободной Ирландии.
        Между тем мой старый друг Оливер по секрету сообщил мне, что Югороссия признала Конфедерацию, и что Конфедерация, в свою очередь, готова признать независимую Ирландию сразу же после ее провозглашения. И что, как мы и договаривались, соединения Конфедерации примут участие в борьбе за нашу независимость.
        Кроме того, Оливер рассказал мне о своих впечатлениях от тренировок Национальной гвардии Югороссии, на которых он побывал по приглашению местного командования. После чего я тоже выразил страстное желание посмотреть на это своими глазами. В ответ на что майор Семмс познакомил меня с югоросским капитаном Рагуленко, и мы договорились, что такая возможность у меня появится после моей беседы с его командованием.
        О, этот Рагуленко, судя по любви к выпивке и способности при этом быть трезвым, вполне мог бы быть настоящим ирландцем. Засиделись мы с ним тогда сильно за полночь, и именно тогда я понял, насколько мы, русские и ирландцы, близки.
        И вот, наконец, сегодня я получил известие о том, что меня примет сам полковник Бережной, главнокомандующий сухопутными войсками и разведкой Югороссии, а фактически негласный вице-президент этой молодой, но очень могущественной страны.
        Полковник оказался сорокалетним, гладко выбритым мужчиной с короткой стрижкой и жестким взглядом профессионального солдата.
        - Мистер Девой, - сказал он мне, - простите, что принимаю вас только сейчас. Последнюю неделю мне пришлось заниматься координацией проведения следственных действий, связанных с убийством российского императора Александра Второго, и дел при этом, увы, было невпроворот.
        - Полковник, я очень благодарен, что вы нашли возможность принять меня в это непростое для вас время, - ответил я. - Думаю, что несколько дней в наших делах ничего не решают. Ирландия ждала свою свободу значительно дольше.
        - Полноте, мистер Девой, - сказал мне полковник, - русские с большой симпатией относятся к ирландцам и к их борьбе за независимость. Мы надеемся, что Ирландия станет верным другом и союзником Югороссии и Российской империи, и мы готовы оказать вашему народу любую посильную помощь в деле обретения свободы.
        - Полковник, - кивнул я, - смею вас заверить, что ирландцы, в отличие от англичан, умеют ценить дружбу. Если Ирландия станет независимой, то мы будем готовы всемерно поддержать Югороссию и Россию. Например, мы можем отдать России территорию под военные базы и торговые фактории в одном или нескольких портах. Кроме того, у нас и сейчас лучшие верфи в Соединенном королевстве, и они будут к вашим услугам. У нас в стране есть уголь, железо, медь…
        Полковник Бережной с интересом посмотрел на меня, а потом сказал:
        - Мистер Девой, я полагаю, что наше политическое руководство не преминет обсудить с вами эти и другие вопросы, а также полагаю, что мы найдем по ним взаимопонимание, причем таким образом, что это будет выгодно и Югороссии, и Ирландии.
        Должен сказать, что и я об этом подумал, хоть вслух ничего не сказал. Ведь даже простое присутствие хотя бы одной русской или югоросской базы кроме вооруженной гарантии нашей независимости обернется еще прибылью для местных предпринимателей, которые будут ее обслуживать. А если к тому же Ирландия станет и одним из центров русской торговли, или если русские разместят свои заказы на верфях и заводах, то это поможет нашему молодому государству пережить разрыв с Англией и даже увеличить свое благосостояние. Но приступим к делу.
        - Полковник, - сказал я, - а теперь я бы хотел ознакомить вас с моими соображениями по созданию Ирландской Республиканской армии.
        Полковник Бережной снова пристально посмотрел на меня:
        - Мистер Девой, у меня лишь одна небольшая просьба. Скажите, не могли бы мы назвать эту армию Ирландскими Королевскими Стрелками?
        - Полковник, а почему именно королевскими? - удивился я.
        - Видите ли, мистер Девой, - ответил мне полковник, - Югороссия заключила самый тесный союз с Российской империей. И для императора Александра Третьего будет весьма сложно поддержать новоявленную республику против древней европейской монархии. Ведь и в России есть определенные силы - финансируемые, кстати, в том числе и Британской империей, которые желают свергнуть самодержавие.
        Позиция России заключается в том, что мы против революций - мы за восстановление справедливости, освобождение или помощь в освобождении народам, которые находятся под игом чужеродного правительства. Чуть позже эту позицию вам разъяснит канцлер Тамбовцев, а я, увы, не дипломат, а всего лишь солдат.
        Но именно по этой причине Российская империя не смогла официально поддержать американских колонистов сто лет назад. И вы должны помнить, что случилось с королем Франции, все-таки оказавшим Вашингтону свою поддержку. Если я не ошибаюсь - ему отрубили голову французские же республиканцы.
        Это плохой знак. Нельзя бороться за сохранение монархии у себя дома и одновременно за установление республики у соседей. К тому же мы бы хотели, чтобы в Ирландии с первых же дней установления независимости действовал твердый закон и порядок, и не было бы никаких произвольных действий во имя революционной целесообразности.
        Отпив воды из стакана, полковник Бережной продолжил:
        - Я, конечно, плохо знаю историю Ирландии, но насколько я помню, ваша страна первоначально была единым королевством, состоявшим из пяти провинций. Потом, когда появились свои, местные короли, и провинции начали воевать между собой, сначала викинги, а потом англичане постепенно прибрали к рукам всю Ирландию. Но до того как на Европу опустились Темные века, Ирландия была цветущей страной с высокой культурой, и даже, насколько я помню, население Ирландии было всего лишь в три раза меньше теперешнего.
        Кстати, в те времена мы с вами были единоверцами, поскольку Зеленый остров был крещен православными миссионерами, прибывшими из Александрии, и уже сильно позже англичане насильственно переподчинили Ирландскую епархию власти римского папы.
        - Полковник, позвольте выразить свое восхищение, - сказал я, выслушав эту действительно замечательную лекцию по истории моей страны, - вряд ли в Ирландии найдется человек, который знал бы столько о российской истории.
        А вот что насчет новой ирландской монархии, боюсь, ирландцам будет сложно на нее согласиться - ведь вся наша освободительная борьба идет под знаменем Ирландской Республики. Впрочем, если Россия согласилась бы на создание конституционной монархии, то, думаю, ирландские борцы за свободу могли бы согласиться с таким предложением. Если, конечно, король будет не из рода Ганноверов, или даже Стюартов.
        - Конечно, мистер Девой, - ответил мне полковник, - выбор короля - это исключительно прерогатива ирландского народа. Россия поддержит Ирландию, и если королем станет потомок одной из ирландских королевских династий, такой, например, как О'Нилы.
        - Боюсь, в таком случае, может начаться междоусобица, - вздохнул я, - ведь королевских родов было много, да и в каждом из них окажется немало претендентов.
        Полковник опять побарабанил пальцами по столу.
        - Жаль. Среди выходцев из Ирландии в России были некоторые, достигшие высоких постов на службе царю. Один из них - граф Петр Петрович Ласси, стал даже российским фельдмаршалом. Он воевал с турками и шведами, брал Крым во времена императрицы Анны Иоанновны.
        А портрет генерала от кавалерии графа Иосифа Корниловича О'Рурка висит в царском дворце в Петербурге в галерее портретов героев войны с Наполеоном. Граф сражался с турками под командованием фельдмаршала Кутузова и с Наполеоном. Он отличился при Лейпциге и Краоне. Впрочем, потомков этих русских ирландцев мы не сможем предложить в качестве кандидатов на ирландский престол по вышеуказанной вами причине. Жаль, конечно…
        Если хотите, можете позвать на царство кого-нибудь из представителей знатных не ирландских родов, состоящих в российском подданстве.
        - Думаю, это будет лучший вариант, - кивнул я, - тем более если монархия будет конституционной. Только желательно, чтобы наш новый король согласился выучить гэльский язык и принял католичество.
        - Хорошо, мистер Девой, - ответил мне полковник Бережной, - думаю, что мы найдем подходящего претендента на ирландский трон. А что касается католичества, так среди российских аристократов есть и католики.
        Впрочем, подробности вам лучше обсудить с канцлером Тамбовцевым.
        Я кивнул:
        - Конечно, я должен буду посоветоваться и с другими борцами за свободу Ирландии. Но думаю, что большинство из них согласится на эти условия. В конце концов, пусть даже будет король, но он будет нашим королем. Ирландским, а не чиновником, присланным из проклятого Лондона. Например, нынешний король Греции - датский принц, а его супруга - внучка русского царя. И ничего, правят Элладой - страной древнейшей демократии, и никто их там не считает чужими.
        Как бы то ни было, это для нас единственный реальный на данный момент шанс получить свободу. Думаю, что король независимой Ирландии лучше, чем зависимость от британской короны.
        А теперь давайте все-таки обсудим проблемы создания Ирландских Королевских Стрелков. Очень многие фении сейчас в Североамериканских Соединенных Штатах. И резонно было бы создать первые отряды именно из них. Тем более что нас обещала поддержать армия Конфедеративных Штатов Америки. Но, конечно, заниматься этим на территории САСШ мы не сможем.
        - Мистер Девой, - ответил мне полковник, загадочно усмехнувшись, - не могу вам пока рассказать всех подробностей, но вполне вероятно, что у нас в ближайшем будущем появится место, где мы будем готовить армию Конфедерации. Оно же как нельзя лучше подойдет и для создания полков из американских фениев. Думаю, что касается бойцов из самой Ирландии, то обучать их можно будет или там же, или где-нибудь в Европе. Просто Константинополь, вероятно, для этого не самое лучшее место - он и далеко от Ирландии, и перемещение большого количества ирландских борцов за свободу не останется незамеченным со стороны других держав.
        Возможно, нам придется, обучив особым образом некоторую небольшую часть ирландских патриотов из самой Ирландии, вернуть их обратно в Ирландию для организации местной поддержки Ирландским Королевским Стрелкам. Это тоже важная работа, ибо, как говорит классик, все настоящие крепости берутся только изнутри. Скорее всего, мы именно так и сделаем, скомбинировав удар регулярной армии извне и партизанскую поддержку изнутри.

11 августа (30 июля) 1877 года, утро.
        Константинополь, госпиталь МЧС
        Андрей Иванович Желябов
        И все же цареубийство произошло! Но я рад, что никто из российских революционеров к этому оказался не причастен. Даже те из моих товарищей, которые мечтали убить Александра II, остались в стороне. Как сказал Александр Васильевич Тамбовцев, к этому преступлению приложили руку британцы. Ну, они душегубы еще те. Я читал, как они расправлялись над захваченными в плен мятежными сипаями: привязывали человека к дулу пушки, а потом выстреливали холостым зарядом. Особенно веселило этих джентльменов то, как разрывало выстрелом тело несчастного индуса, а его голова взлетала вверх и, кружась, падала на землю. Мне это рассказал наш замечательный художник Василий Васильевич Верещагин. А какое у него было лицо при этом!
        Работы у нас в госпитале стало поменьше. Боевые действия в основном закончились, и раненые поступают теперь редко. Чаще всего это местные милиционеры и ополченцы, которые воюют с еще рыскающими в округе шайками турок-дезертиров и черкесов. Те зверствуют ужасно, но и наши, если настигнут шайку, то в плен никого не берут. И правильно делают.
        Один раз довелось видеть человека, которому не посчастливилось попасть к ним в плен - греческого милиционера, у которого эти изверги отрубили руки и ноги, после чего бросили умирать. Даже югоросские медики не смогли его спасти. Может, это и к лучшему - страшно подумать - как жил бы такой человек, и каково было бы его родственникам. Теперь и я бы, при всей моей доброте, задушил бы собственными руками этих зверей в человеческом обличье!
        А насчет того, что у меня стало поменьше работы - это я говорю неспроста. У меня появилось что-то вроде личной жизни. Познакомился я с одной женщиной из будущего. Зовут ее немного странно - Жанна Владиленовна. Имя ее мне знакомо, хотя у русских оно употребляется довольно редко. Ну а имя ее отца - я такого вообще раньше никогда не слышал. Когда я спросил, что оно обозначает, Жанна долго смеялась, а потом объяснила мне, что ее батюшку так назвали в честь великого революционера - Владимира Ильича Ленина. От первых слогов и получилось - Владилен. Я читал в книгах, которые мне давал Александр Васильевич, об этом человеке, но первый раз услышал, что его именем в будущем называли людей.
        Ну, а фамилия у моей новой знакомой была обычная - Герасимова. Она работала на плавучем госпитале «Енисей» операционной медицинской сестрой. Что такое медицинская сестра, я уже знал, а вот насчет операционной… Жанна объяснила мне, что профессия ее очень важная, и ни одна хирургическая операция без ее помощи не состоится.
        А познакомились мы с ней, когда госпиталь принимал очередную партию раненых. Среди прочих оказался молоденький солдатик с тяжелой контузией. Он был без сознания и бледен до синевы. И вот, когда мы перегружали раненых с носилок на каталки, у этого солдатика остановилось сердце. Я пощупал его пульс - сердце у бедняги не билось. Машинально я снял с головы белую шапочку, которую носил во время работы вместе с белым халатом.
        В это время ко мне и подскочила Жанна. Боже мой, какой она мне показалась красивой в том момент! Светло-русые волосы выбились из-под шапочки, на щеках румянец, синие глаза сверкали, как топазы. Она гневно посмотрела на меня и употребила выражение, которое я раньше слышал только от извозчиков и одесских грузчиков-биндюжников.
        - Что стоишь …! - крикнула она. - Надо спасать парня! Непрямой массаж сердца делать умеешь?
        Я машинально кивнул, слегка опешив от всего происходящего. А про массаж сердца я немного знал - доктор Сергачев мне уже показывал, как это делается, да пару раз я видел, как врачи из будущего проводили это действо.
        Ничего сложного нет, но необходимы определенные навыки. Человека надо положить на твердую поверхность и ритмично нажимать на его грудную клетку. Одна ладонь кладется на нижнюю половину грудины, поверх помещают другую руку. Массаж производят быстрыми толчками, тяжестью всего тела, не сгибая руки в локтях.
        Я кивнул Жанне, и она скомандовала мне:
        - Делай массаж, а я буду делать искусственное дыхание. - И, нагнувшись над лежавшим неподвижно солдатиком, приникла своими прекрасными губами к его посиневшим устам. Честно признаюсь, на мгновение мне захотелось оказаться на месте этого несчастного.
        Как умел, я начал делать массаж сердца, а Жанна буквально вдыхать в него жизнь. Не знаю, наше ли усердие или воля Господня, но старания мои и Жанны оказались не напрасными. Солдатик ожил. Жанна, державшая свои тонкие изящные пальчики у него на шее, почувствовала, как запульсировала сонная артерия. Тут подбежали коллеги Жанны со своими приборами и лекарствами, оттерли нас от него и продолжили борьбу за его жизнь.
        Мы отошли с Жанной в сторону. Только теперь я почувствовал, как устал. У нее тоже слегка побледнело лицо и тряслись пальцы.
        - Ну вот, коллега, кажется, мы с тобой еще одного пациента вытащили с того света, - сказала Жанна своим мелодичным, слегка хрипловатым голосом. - Жалко было бы мальчика, совсем еще молодой… Ему еще жить и жить…
        Вот так мы и познакомились. Когда я назвал свое имя и фамилию, Жанна очень удивилась и сгоряча спросила меня:
        - Слушай, Андрей, так тебя вроде бы должны были повесить за убийство царя Александра Второго…
        Потом она, правда, долго извинялась за свою бестактность, сказав, что все то, что было в их истории, теперь не обязательно должно повториться. Знала бы она, каким глупцом я себя чувствовал, когда читал о своих несостоявшихся деяниях в учебниках истории. Позорище…
        Затем Жанна понемногу стала рассказывать мне о себе. Как она окончила медицинское училище, как поступила на военную службу вольнонаемной. Ну, и как отправилась в дальний поход, чтобы, по ее словам, «увидеть мир и набраться новых впечатлений».
        Впечатлений оказалось более чем достаточно. Вместо Сирии будущего, где шла война с наемными бандитами, ее плавучий госпиталь оказался вместе с эскадрой адмирала Ларионова в нашем времени у входа в Дарданеллы. Увидев перед собой врага, военные тут же начали «исполнять присягу», стирая с карты мира Оттоманскую Порту - ну а все остальное мне уже было известно.
        Познакомившись, мы стали регулярно встречаться, правда, времени на это у нас было не так уж много. Как я понял, Жанна тоже была рада меня видеть. Из ее рассказов я узнал, что у нее в прошлом - то есть в их будущем - остался молодой человек, но теперь их разделяют даже не версты, а годы. Их же, как известно, преодолеть не то чтобы нелегко, но и просто невозможно. Ну, да и бог с ним. Он там, а я здесь.
        У меня тоже осталась жена с сыном - как и я, Андреем. С женой Ольгой я уже несколько лет не жил вместе. Мы оказались разными людьми. Она мечтала о тихой семейной жизни, я же… Я желал изменить мир. Ну, в общем, разошлись наши пути-дорожки…
        О своих взаимоотношениях с Жанной я решил поговорить с Игорем Петровичем Сергачевым. Он был не только прекрасным медиком, но и замечательным человеком. Очень добрым и простым в общении. Я честно рассказал ему обо всем и спросил, как мне быть.
        Игорь Петрович подумал немного, а потом, улыбнувшись, сказал:
        - Андрей, все нормально. Считай, что тебе повезло. Жанна неплохой специалист и, по-моему, хороший человек. К тому же она красивая… - Игорь Петрович лукаво посмотрел на меня. - Так что, Андрей, как говорят в народе - совет вам да любовь. Если захотите потом узаконить ваши взаимоотношения - подойдите ко мне, я думаю, что этот вопрос мы решим без проблем. Я очень рад, Андрей, что в этой истории ты не бросишь все свои силы и способности на достижение ложной и вредной цели - убийство царя. Поверь мне, из тебя получится неплохой врач. Ведь ты же закончил несколько курсов университета…
        Я сказал, что все верно, но я учился не на медицинском, а на юридическом факультете. Но сейчас, после всего, что я здесь увидел и узнал, я был бы счастлив получить медицинское образование. Что может быть лучше, чем спасать человеческие жизни!
        - Хорошо, - сказал Игорь Петрович, - у нас скоро в Константинополе откроется университет, где будет факультет военной медицины, на котором я буду преподавать. Скажу честно, я был бы рад видеть тебя среди моих слушателей.
        На мой вопрос о значении слова «слушатель» Игорь Петрович объяснил, что так будут называть военных студентов. Они будут находиться на полуказарменном положении, а после окончания университета получат диплом врача и офицерское звание.
        - Так что, Андрей, ты можешь со временем стать военным медиком и служить в югоросской или русской армии, по твоему выбору. Если хочешь, можешь прямо сейчас пойти и рассказать Жанне все, о чем мы с тобой сейчас беседовали.
        И я, как обрадованный мальчишка, побежал на свидание с Жанной, чтобы обнять ее и обрадовать последними новостями от доктора Сергачева…

11 августа (30 июля) 1877 года, утро.
        Киев, городской вокзал. Царский поезд
        Император Александр III, контр-адмирал Ларионов и генерал Скобелев
        Государь в присутствии генерала Скобелева был сама любезность. Герой Туркестана, за постоянное ношение белого мундира известный там под именем Ак-паша (Белый генерал), а также обладатель особой медали «За покорение Ханства Кокандского», стремительно вошел, почти вбежал в царский вагон.
        - Здравия желаю, ваше величество, - поприветствовал Скобелев Александра III.
        - Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, - улыбнулся самодержец. - Проходите и чувствуйте себя свободно. Разговор у нас с вами будет обстоятельнейший. Да, кстати, Михаил Дмитриевич, вы уже знакомы с Виктором Сергеевичем Ларионовым? Если нет, то можете считать, что я вас друг другу уже официально представил.
        - В мое пребывание в Константинополе я не имел чести быть представленным Виктору Сергеевичу, - ответил Скобелев, пожимая руку контр-адмиралу Ларионову, - признаюсь, мои интересы были далеки от морских дел, я в основном интересовался новинками сухопутной тактики, имея наставником известного вам полковника Бережного.
        Император кивнул:
        - Прекрасно, Михаил Дмитриевич. Будем считать, что вам повезло с наставником. Есть у нас для вас задание, которое очень важно для нашего государства.
        - Индия?! - встрепенулся генерал, для которого индийский поход стал уже просто идеей фикс.
        - Не совсем Индия, но очень близко к тому, - уклончиво ответил император. - Я полагаю, что Виктор Сергеевич объяснит вам лучше…
        - Слушаю вас, господин адмирал, - генерал Скобелев повернулся к Ларионову.
        - Видите ли, Михаил Дмитриевич, поскольку так получилось, что вы уже посвящены в большинство наших тайн, то буду с вами откровенен. В настоящее время мы считаем нужным взять под контроль другую стратегически важную страну. К тому же она непосредственно граничит с Российской империей. - В ответ на недоуменный взгляд Скобелева адмирал Ларионов пояснил: - Я имею в виду Персию.
        - Персия?! - переспросил Скобелев. - А почему не Индия?
        - А зачем нам Индия? - вопросом на вопрос ответил контр-адмирал. - Все ее несметные сокровища, сильно преувеличенные к тому же, давно вывезены в Лондон. За что Россия должна платить там жизнями своих солдат? С разрывом морских связей с метрополией, из сферы влияния британской короны эта территория выпадает в любом случае.
        Год или даже полгода изоляции от Британии - и там произойдет очередное сипайское восстание, которое и поставит жирную точку на английском владычестве. Кроме того, прямой путь в Индию по суше лежит через Афганистан, и все снабжение войск может идти только по узким горным дорогам. Поверьте, как бы вы ни договаривались с афганским эмиром, Афганистан станет местом, где придется начать новую «Кавказскую войну». Причем вместо одного Шамиля мы получим их множество. В каждой долине, на каждом перевале наши войска будут иметь дело со своим «Шамилем».
        - Полковник Бережной мне уже рассказывал об Афганистане, - задумчиво сказал Скобелев. - Наверное, со временем мы смогли бы примучить и афганцев, ведь получилось же у нас с Кокандом и Бухарой. Но думаю, что, действительно, это будет очень непросто и потребует долгого времени и большого количества войск, ну и жертв, конечно. А что предлагаете, вы, Виктор Сергеевич?
        Ларионов кивнул:
        - Оставим пока Афганистан в покое и вместе с ним, соответственно, Индию. Мы же предлагаем совсем иной план. В первую очередь России необходимо закрепить выход к Индийскому океану, попутно установив контроль над Персидским заливом. В отличие от Индийского, этот проект не требует вторжения в Афганистан, да и пути снабжения войск будут в несколько раз короче. Поход в южную Персию с основанием там крепости на берегу Индийского океана даст нашему флоту удобную базу, опираясь на которую, мы сможем в дальнейшем оперировать по всему океану.
        Контр-адмирал подошел к расстеленной на столе карте и стал показывать карандашом:
        - Начинать будете с Туркестана, повторяя свою Ахал-Текинскую экспедицию. Надеюсь, вы с ней уже ознакомлены? - Скобелев только молча кивнул, и Ларионов продолжил: - Потом необходимо выйти вот сюда, в самое горло Ормузского пролива. Уже в наше время иранцы построили там порт Бендер-Аббас. Сейчас, в ваше время, там нет ничего, кроме нескольких рыбацких деревушек. С одной стороны, это упрощает задачу, а с другой - наоборот, усложняет, ибо все придется начинать с нуля.
        Достигнув сего места, вы будете взаимодействовать с готовящейся сейчас к походу эскадрой Индийского океана под командованием Николая Михайловича Баранова. Самое главное для нас - это возможность закрепить свое присутствие закладкой там порта и проведением к этому порту железной дороги. И тогда не важно, что в дальнейшем случится с Суэцким каналом, который нам будет достаточно сложно защитить, Россия при любом исходе дел все равно сохранит выход к Индийскому океану…
        - Кроме того, - вставил император, - Персидский залив богат залежами нефти и горючего газа. А как мы уже убедились, без нефти нам никуда. Пусть у нас уже есть Баку, но Персия во много раз богаче. Придет время, когда тот, кто контролирует нефть, будет контролировать весь мир. Вы меня поняли, Михаил Дмитриевич?
        - Разумеется, ваше величество, - кивнул Скобелев. - Если России будет нужна Персия, то отправимся добывать Персию.
        - Важно не только добыть, важно закрепить за собой эту территорию, - сказал Ларионов. - Но тут именно вам, Михаил Дмитриевич, и карты в руки. Вы человек опытный, в Туркестане прекрасно себя показали, так что подумайте, что еще можно сделать, чтобы уменьшить риск возникновения народных волнений.
        Население там весьма религиозное, причем вера у них не та, что в Туркестане или у турок с татарами. Аятоллам своим народ верит истово, и если начнется какая-то смута, то без большой крови не обойтись. Тут политический подход нужен. Но вы все равно попробуйте.
        - Самостоятельности своей персам все равно не удержать - не мы, так германцы влезут, - вздохнул Александр III. - Конечно, хотелось бы сделать все по-хорошему и без войны, но вряд ли владыка Персии Насреддин-шах Каджар будет слушать наших дипломатов, пока не загремят пушки.
        К тому же шахское правительство фактически правит лишь Тегераном и прилегающими к нему окрестностями. А в провинциях - останах - власть, по сути, принадлежит губернаторам, которые присваивают собранные там налоги, «забывая» отправлять их в казну шаха. Ну, а армии в Персии как таковой нет. Есть плохо обученные сухопутные части и конные ополчения племен, которые слушаются лишь своих старейшин.
        - Все понятно, ваше величество, - сказал Скобелев, внимательно слушавший императора. - Персидское государство - это что-то вроде Хивинского ханства, только более обширное по размерам.
        А что касается пушек, о которых вы только что сказали, то в условиях Туркестана куда лучше годятся ракеты Засядько. Весьма грозное и, я бы даже сказал, ужасающее оружие, способное создать невиданную для других видов артиллерии плотность огня. Конечно, эти ракеты давно нуждаются в совершенствовании, но как я уже знаю, и в будущем для некоторых видов боя они считаются куда предпочтительнее обычной артиллерии.
        - Да, - подтвердил Ларионов, - если на какой-то территории надо уничтожить все живое, то реактивные системы залпового огня действительно предпочтительней ствольной артиллерии.
        - Вот, ваше величество, - Скобелев достал из кармана мундира сложенный вчетверо чертеж, - вот, конный станок для залповой стрельбы двадцатьючетырехдюймовыми ракетами сразу. Это как одновременный залп пяти батарей обычных пушек того же калибра.
        - Это кто ж вас так надоумил? - покачал головой император. - Дорогое это удовольствие - стрелять ракетными залпами… Хотя, - Александр III повернулся к контр-адмиралу: - Виктор Сергеевич, что вы скажете?
        - Проиграть битву, а то и войну стоит еще дороже, ваше величество, - ответил Ларионов. - Михаил Дмитриевич находится на правильном пути. Просто такой тяжелый молоток не стоит применять всуе, а только по достойной для этого цели. Зато результат в случае правильного применения будет гарантирован. - Контр-адмирал немного помолчал и добавил: - Насколько я помню, год назад с вооружения русской армии были сняты скорострельные пушки Гатлинг-Горлова и Гатлинг-Барановского с передачей их в арсеналы и на вооружение крепостей. Было бы неплохо передать часть этих пушек в распоряжение Михаила Дмитриевича из расчета хотя бы одну-две такие скорострельные пушки на пехотную роту или кавалерийский эскадрон.
        Противник там привык атаковать толпой и другой тактики не знает. Так что несколько таких атак на достаточное количество картечниц - и атаковать там больше будет некому.
        - А вы не преувеличиваете, Виктор Сергеевич? - усомнился император.
        - Я вам дам потом почитать мемуары о том, что должно было бы случиться через тридцать пять - сорок лет, во времена Первой мировой войны. Там впервые в большом количестве применили следующее поколение этих картечниц - пулемет «Максим». Утром был полнокровный полк в две тысячи штыков, а вечером из него делают сводную роту…
        При правильном применении оружие это страшное, и противник будет просто сметен с поля боя. Так что, ваше величество, картечницы для этого похода, пожалуй, стоит выделить. Ну а Михаил Дмитриевич не посрамит славу русского оружия.
        - Хорошо, - резюмировал Александр III, - уговорили вы меня. Только сделаем так: возьмете с собой офицера из Главного артиллерийского управления, и по окончании похода мне нужен четкий и ясный рапорт о том, в каких условиях, какое оружие и как оно себя показало - поскольку есть у нас любители гвозди табакеркой с бриллиантами заколачивать. Никакой казны не хватит.
        - Так точно, ваше величество, - ответил Скобелев, - рапорт будет.
        В этот момент где-то впереди взревел паровоз, и император поморщился:
        - Все, Михаил Дмитриевич, закончилась наша беседа. Через пять минут отправляемся. Вы сядьте, составьте план и телеграфируйте мне - какие пехотные и кавалерийские части, и какое дополнительное вооружение и снаряжение вам понадобятся для похода. И учтите, что выступать вам придется из Ташкента уже в ноябре-декабре, так сказать по холодку, - Александр III крепко пожал руку генералу Скобелеву. - Ну, Михаил Дмитриевич, давайте, с богом!
        - С богом, ваше величество, - ответил Ак-паша, пожимая руки Александру III и контр-адмиралу Ларионову. - Времени осталось действительно совсем мало, так что ждите мою телеграмму уже через неделю.
        Еще раз прогудел паровоз, и генерал выскочил из царского поезда. Впереди у него было много дел и длинная дорога, которая только начиналась на Киевском вокзале. И, даст Бог, изменится судьба этого по-настоящему великого полководца и не придется ему умереть при весьма странных обстоятельствах в московской гостинице с символическим названием «Англия» в постели проститутки Ванды.

12 августа (31 июля) 1877 года. Константинополь
        Рафаэль Семмс, главнокомандующий флотом
        Конфедеративных Штатов Америки
        Вот так. Вчера президент Дэвис зашел ко мне и объявил, что я отныне являюсь главнокомандующим флотом Конфедерации. Я поблагодарил, конечно, но про себя подумал: титул пышный, но этого флота, как недавно сказал Александр, пока нет, равно как и самой Конфедерации. На что я ему возразил тогда, что даже если флота нет, но стимул к тому, чтобы он появился, теперь есть.
        Сегодня я, наученный горьким опытом, оделся в строгую тройку при галстуке. В машине, как назвал самобеглую повозку Александр, он меня предупредил - по агентурным сведениям, сегодня будут обсуждаться моменты, которые нужно будет держать в тайне даже от президента Дэвиса и прочих членов делегации. Когда я поинтересовался, зачем же он берет меня с собой, Александр ответил, что пригласили нас обоих, но что в определенные моменты - например, когда речь пойдет о деньгах - вероятно, мне придется их подождать - вряд ли сеньор Руис захочет их обсуждать в моем присутствии. Тем более что согласно той же негласной информации, Испания остро нуждается в деньгах, и поэтому предложит России аренду и некоторых других территорий, включая, вероятно, и кое-какие карибские, а возможно, что и не только.
        И вот мы опять у нашего друга сеньора Руиса-Гомеса и Гонсалеса-Льянос. После бокальчика бесподобного хереса, кофе и сигар мы, наконец, приступили к делу.
        - Сеньор Тамбовцев, мое правительство и лично его католическое величество весьма заинтересовали ваши предложения. Более того, мне поручено обсудить вопрос аренды не только Гибралтара и бухты Гуантанамо, но и некоторых других территорий. Ведь присутствие интересов Югороссии на любых наших землях в наших интересах. В отличие от некоторых других стран, аренда Россией военной базы или порта, по нашей информации, еще никогда не приводила к аннексии территории, на которой этот объект находится. Этим Россия выгодно отличается от некоторых иных стран, и мы надеемся, что и Югороссия будет точно так же уважать территориальную целостность Испании.
        - Сеньор Руис, вы абсолютно правы - Россия всегда неукоснительно следует букве договора в таких делах, для нее это дело чести. Югороссия как часть русского мира тоже будет соблюдать принятые на себя обязательства. У нас есть поговорка: бесчестье хуже смерти.
        - Замечательные слова, сеньор канцлер. Так вот. Испания предлагает Югороссии аренду либо Гибралтара, либо, как вы сказали, бухты Рота. Суммы мы обсудим чуть позже, но это произойдет сразу после возвращения Гибралтара под нашу юрисдикцию. Но вот договор можно подписать прямо сейчас, на этих условиях. Единственное условие насчет Гибралтара - это то, что в городе будут испанский губернатор, испанский гарнизон и испанская таможня. Если же вы решитесь на аренду Роты, то все это там уже имеется.
        - Согласен, сеньор Руис, но эта юрисдикция не должна распространяться на территорию нашей военной базы - доступ туда будет разрешен только по договоренности с командованием, либо для его величества лично как сюзерена, по уведомлению со стороны двора. А что насчет торгово-пассажирского порта, то таможня и пограничный контроль будут осуществляться на сопредельной территории, чтобы транзит пассажиров и грузов не подлежал контролю.
        - Со своей стороны министр мне поручил предложить вам именно такие условия.
        - Хорошо, сеньор Руис. А вот что вы говорили про другие территории?
        - Сеньор Тамбовцев, начнем с Америки. Мы готовы предложить вам на выбор остров Пинос рядом с Кубой и остров Вьекес рядом с Пуэрто-Рико. Это в дополнение к бухте Гуантанамо.
        - Интересное предложение… Мы думаем, что остров Пинос нам подошел бы даже больше, чем остров Вьекес, хотя мы могли быть заинтересованы в аренде обоих островов. По крайней мере, в среднесрочной перспективе. И да, мы готовы в таком случае гарантировать и нашу поддержку Испании в вопросе о Пуэрто-Рико, если какая-либо другая держава поставит эти права под сомнение. Но у меня к вам в таком случае тоже будет просьба.
        Если Югороссия обзаведется собственными островами в Западном полушарии, и если при этом не будут нарушены законные интересы испанской короны, то я надеюсь, что Испания признает право Югороссии на владение этими островами.
        - Сеньор Тамбовцев, если это не будет нарушать наших обязательств по отношению к другим державам, то мы согласны.
        - Сеньор Руис, это, я надеюсь, касается только тех обязательств, которые уже имеют место быть, и Испания в будущем будет учитывать интересы Югороссии при принятии на себя каких-либо новых обязательств?
        - Сеньор Тамбовцев, мои инструкции включают в себя и этот пункт.
        - Хорошо, сеньор Руис. Вы говорили, что Испания заинтересована в нашей аренде территорий не только в Америке и в районе Гибралтарского пролива?
        - Да, сеньор Тамбовцев. Мы могли бы предоставить Югороссии один из портов на Канарских островах - конечно, за пределами Лас-Пальмас и Санта-Крус де Тенерифе. Например, Маспаломас или Санта-Крус де ла Пальма.
        - Сеньор Руис, - ответил Александр, - я полагаю, что в среднесрочной перспективе и это предложение тоже может нас заинтересовать.
        - И еще. Нас очень беспокоят некоторые сообщения из других европейских столиц, согласно которым есть страны, заинтересованные в отторжении Филиппин от испанской короны. Более того, такие же сведения получены нами из некоторых внеевропейских держав, таких как Япония и… - тут он выразительно посмотрел на меня.
        - Вашингтона, я полагаю, - усмехнулся Александр. - Ну что ж, если мы договоримся об аренде одного из островов Филиппинского архипелага, то мы готовы поддержать вас и в этом вопросе. Но и здесь у нас будет весьма конфиденциальная просьба. Если, волею судеб, в будущем возродятся Конфедеративные Штаты Америки, то можем ли мы надеяться, что Испания отнесется к этому благожелательно?
        Сеньор посол на секунду изменился в лице, но практически мгновенно совладал с собой и внимательно посмотрел на меня.
        - Сеньор адмирал, здесь мне необходимо будет связаться с сеньором министром, поскольку никаких инструкций по этому вопросу я не получал. Но я надеюсь, что ответ будет положительным. Испания была готова признать Конфедерацию и пятнадцать лет назад, но тогда, увы, некоторые южные политики выступали за аннексию Кубы.
        Я улыбнулся и ответил:
        - Сеньор Руис, я, конечно, всего лишь отставной моряк, но я готов предпринять все для того, чтобы мы, со своей стороны, гарантировали неприкосновенность испанских территорий в Америках. Кроме того, нам крайне невыгодно ссориться с нашими югоросскими друзьями, которые уже дали вам свои гарантии.
        А Александр добавил:
        - Сеньор посол, как я вам уже говорил, Югороссия выступила гарантом нерушимости испанских границ. Мы, конечно, надеемся со своей стороны, что Испания при этом останется дружественной страной.
        - Конечно, сеньор канцлер, - поклонился сеньор Руис, - в этом вопросе мы с вами одного мнения.
        - Насчет Филиппин, - небрежно заметил Александр. - Есть у вас там такой остров Балабак, у западной оконечности острова Палаван. В среднесрочной перспективе он как раз может заинтересовать или нас, или Российскую империю.
        Испанский посол задумался, а потом усмехнулся:
        - Сеньор канцлер знает больше про Филиппины, нежели ваш покорный слуга. Но насколько я вас понял, это сравнительно небольшой островок между Палаваном и Северо-Восточным Борнео, принадлежащим англичанам.
        - Сеньор посол абсолютно прав, - подтвердил мистер Тамбовцев.
        - Полагаю, и это в пределах возможного, - ответил сеньор Руис. - А теперь, сеньор Тамбовцев, не хотели бы вы осмотреть некоторые другие помещения нашего посольства? Если сеньор адмирал захочет, то он может составить нам компанию.
        Александр выразительно посмотрел на меня, и я сказал:
        - Сеньор Руис, благодарю вас за приглашение, но я немного устал и с удовольствием подождал бы вас здесь.
        - Сеньор адмирал, возьмите тогда, пожалуйста, стаканчик вот этого хереса - это «Пабло Хименес», весьма редкий сорт винограда, из которого делают, вероятно, лучшее крепленое вино во всем мире. Если захотите еще, то бутылку я оставлю на столе. А вот в этом хумидоре подборка лучших кубинских сигар.
        И они вышли. Я попробовал херес - действительно, он был бесподобен, хотя, если честно, мускат из Крыма, который я попробовал на «Североморске», казался мне еще лучше. А вот таких сигар больше нигде в мире не делают. И я с огромным удовольствием посидел полчаса в ожидании Александра и сеньора Руиса.

12 августа (31 июля) 1877 года.
        Константинополь, берег Золотого Рога.
        Дом сержанта контрактной службы Игоря Андреевича Кукушкина
        Надежда Николаевна Кукушкина - в девичестве Мерседес Диас
        Сегодня произошло то, о чем мечтает, наверное, каждая девушка в мире. Я вышла замуж. Наконец-то мы с Игорем обвенчались по православному обряду в самом большом храме Константинополя - Святой Софии.
        Все было очень красиво и торжественно. Пел хор, священник нараспев читал молитвы, а в руке моей дрожала восковая свечка. Стоявшая слева свидетельница Ирина Андреева шепотом переводила слова батюшки со старославянского на обычный русский язык. Потом мы с Игорем трижды обменялись обручальными кольцами, и в центре храма у небольшого столика, именуемого у русских аналой, на котором лежало Евангелие и распятие, священник задал мне самый главный вопрос: «Имеешь ли, раба Божия Надежда, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль взять себе в мужья сего раба Божьего Игоря, его же здесь пред тобою видишь?»
        Пересохшими от волнения губами я прошептала: «Си…» - а потом, вспомнив, где все это происходит, повторила уже по-русски: «Да».
        После наших с Игорем утвердительных ответов батюшка возвестил: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков…»
        Потом принесли венцы. Свидетелями на свадьбе были Ирина Андреева и сам Александр Васильевич Тамбовцев. В толпе зевак шушукались, что жених и невеста, несмотря на скромную одежду - люди непростые. У них в свидетелях будущая королева Болгарии и канцлер Югороссии. От этих слов у меня стало радостно на душе - вот, оказывается, какой уважаемый человек мой муж, если такие люди приняли приглашение быть шаферами на нашей свадьбе.
        Тем временем священник взял в руки венец с образом Спасителя, дал поцеловать его Игорю и, со словами: «Венчается раб Божий Игорь рабе Божией Надежде во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь», надел венец на голову моего любимого. Потом он с этими же словами он поднес венец с иконой Пресвятой Богородицы к моим губам, после чего надел венец на мою голову. Ирина и Александр Васильевич стали сзади нас, придерживая венцы и не давая им съехать набок.
        Надев венцы, священник произнес трижды: «Господи Боже наш, славою и честию венчай их». Как мне объяснили накануне, именно с этого момента мы с Игорем становимся мужем и женой перед Богом.
        Тем временем батюшка взял с аналоя Евангелие и, перекрестившись, начал читать отрывок из послания апостола Павла ефесянам. Вот что говорилось в этом послании:

«Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела.
        Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем.
        Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его.
        Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть.
        Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви.
        Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа…»
        Потом батюшка прочитал рассказ из Евангелия о Чуде в Канне Галилейской, после которого служка принес чашу с вином, из которой мы с Игорем сделали по три глотка. Хор запел молитву, а батюшка, соединив наши правые руки, накинул на них свою красивую одежду, именуемую епитрахилью, положил сверху свою ладонь и трижды, под пение хора, обвел нас вокруг аналоя.
        После этого, собственно, венчание было закончено, и мы с Игорем перед Богом и людьми стали мужем и женой. Батюшка подарил мне икону Богородицы, а Игорю - Спасителя. Как мне объяснили, иконы эти были написаны монахами с Афона и должны были благословить и сохранить наш союз и даровать нам семейное счастье на долгие годы.
        По русскому обычаю мы взяли с собой полотенце, на котором стояли в соборе во время венчания, и свечи, которые держали в руках. Все это следовало хранить до конца нашей супружеской жизни, а свечи зажигать в случае тяжелых родов или болезни детей.
        А потом мы отправились во дворец Долмабахче, где по указанию Александра Васильевича Тамбовцева под свадебные торжества нам выделили целый зал. Как оказалось, приглашенных на нашу свадьбу было много. В их числе были и товарищи Игоря, морские пехотинцы, свободные сейчас от службы, и мои коллеги по службе в госпитале. Пришли даже сам Игорь Петрович Сергачев, знаменитый русский хирург Николай Иванович Пирогов, комендант Константинополя Дмитрий Иванович Никитин, ну и конечно, Ирина со своим женихом герцогом Лейхтенбергским.
        С моей стороны родственников и близких практически не было. Пришел лишь наш старый знакомый Мигель Бланко, торговец коврами, да еще почтил своим присутствием сеньор Руис-Гонсалес и Родригес-Льянос, посол в Югороссии его величества Альфонсо XII, короля Испании. Сеньор посол, правда, пришел на свадьбу, скорее всего, не только для того, чтобы поздравить со счастливым браком бывшую подданную испанского короля, но и чтобы втайне от шпионов о чем-то пошептаться с нашим шафером Александром Васильевичем.
        Хотя пришел сеньор Руис не с пустыми руками. Игорю он подарил бочонок прекрасной малаги и заме нательную гитару, изготовленную в Мадриде. Каким-то образом он разнюхал, что Игорь неплохо играет на этом инструменте.
        Ну а мне сеньор Руис преподнес набор чудесных вееров и изящные, инкрустированные золотом и серебром украшения, изготовленные в Толедо.
        - Это, сеньора Эсперанса, чтобы вы не забывали о своей родине, - шепнул мне на ухо посол Испании.
        Впрочем, во время застолья он в основном выразительно поглядывал на дядю Сашу - Александр Васильевич попросил, чтобы я его так теперь называла, - делая тому какие-то таинственные пассы руками, словно предлагая найти время и место, чтобы переговорить о каких-то важных государственных делах.
        Я даже немного обиделась, но потом, увидев, как дядя Саша, сделав скорбное лицо, развел руками, я поняла, что люди, находящиеся на высоких должностях, не вольны распоряжаться даже своим личным временем.
        А вообще подарков было много. Чувствовалось, что моего мужа здесь любят и уважают. Кстати, герцог Лейхтенбергский передал мне когда-то обещанный презент от нового русского царя Александра III - чудесные серьги с бриллиантами и брошь, а Игорю - погоны подпоручика русской армии, поздравление с первым офицерским чином и кавалерийскую шашку, сделанную в Златоусте. При этом герцог сказал, что еще надеется увидеть моего мужа генералом.
        А сеньор Руис, осмотрев шашку с видом знатока, сказал, что она изготовлена из первоклассной стали, и что она ничуть не хуже, чем оружие, сделанное в Толедо.
        Свадебные торжества длились несколько часов. Много было выпито и съедено. Гости, развеселившись, не только слушали певцов и смотрели на танцоров, но и сами, не удержавшись, начали петь и танцевать. Я услышала много неизвестных мне русских песен. Многие из них мне понравились, особенно те, которые пели пришельцы из будущего. Я не всегда понимала слова, но мелодии были красивые, и исполнялись они так задушевно, что сердце мое само подпевало им.
        И еще мы с Игорем все время целовались. Оказывается, у русских есть такой интересный свадебный обычай - все гости начинают кричать «Горько!» (по-испански: «amargo»), после чего жених и невеста должны встать и при всех поцеловаться. Что мы и делали на протяжении всей свадьбы. У меня даже с непривычки губы опухли, хотя я не хочу сказать, что это было для меня так уж неприятно. Непривычно, конечно, целоваться при всех - а вот насчет неприятно…
        В общем, после того как все нагулялись и навеселились, нас на украшенном лентами и цветами «Тигре» отвезли в наш домик на берегу залива. Друзья Игоря помогли перетащить в дом подарки. Последними с нами попрощались наши свидетели на свадьбе - сеньорита Ирина и дядя Саша, который к концу свадьбы закончил-таки все свои важные государственные дела с сеньором Руисом. Дядя Саша ласково погладил меня по голове и тихо шепнул, что ждет через девять месяцев приглашения на крестины нашего с Игорем сына. Я покраснела, а Ирина чмокнула меня в щеку и сказала, что скоро и она тоже выйдет замуж, и что мы с Игорем можем заранее считать себя приглашенными на ее царскую свадьбу.
        А потом мы остались с Игорем одни, уставшие от всех сегодняшних хлопот, но счастливые. Теперь мы будем всегда вместе, даже когда он будет далеко-далеко от меня. Если бы вы знали, какая я сегодня счастливая!

13(1) августа 1877 года, утро.
        Константинополь, дворец Долмабахче
        Канцлер Югороссии Александр Васильевич Тамбовцев
        и предприниматель-промышленник Николай Иванович Путилов
        Тот, кто встретил бы на улице этого солидно одетого господина в белой фрачной паре и таком же белом цилиндре, никогда бы не подумал, что сей внешне вполне успешный человек на склоне своих лет совершенно разорен. Постройка за свои деньги Морского порта в Санкт-Петербурге и Морского канала совершенно истощили его финансовые резервы, и сейчас Николай Иванович Путилов чувствовал себя, как человек, потерявший смысл жизни.
        Финансирование из казны, по причине интриг завистливых и алчных чиновников, было остановлено, и проект, начатый как государственный подряд, завершался уже на личные деньги Николая Ивановича. А это огромные расходы. Путилов все же был предпринимателем образца конца XIX века, а не олигархом начала XXI. В залоговых аукционах не участвовал и футбольные клубы не содержал.
        И разбогател господин Путилов не за счет выкачанных из недр земли нефти и газа, и не за счет перепродажи импортного ширпотреба, а за счет организованного в порядке импортозамещения отечественного производства высококачественного металла, рельсов, машин и механизмов.
        В общем, основатель широко известного Путиловского (Кировского) завода был до мозга костей государственником, осознающим свою ответственность перед страной.
        Дней десять назад Николай Иванович получил телеграмму за подписью известного русского ученого-хими ка Дмитрия Ивановича Менделеева, которая и позвала его в дальнюю дорогу в таинственный и загадочный Константинополь.
        Сойдя с борта одесского пакетбота, Николай Иванович без большого труда снял номер в небольшой гостинице в европейском квартале и направился по указанному в телеграмме адресу во дворец Долмабахче, на аудиенцию к канцлеру Югороссии Тамбовцеву Александру Васильевичу.
        Назвав себя, Николай Иванович прошел через вооруженную охрану и в сопровождении молоденького солдата в пятнистой форме был проведен в приемную правительства Югороссии, где был несказанно удивлен обилием дамского персонала в этом присутственном месте. Сие Николаю Ивановичу было до крайности непривычно, ибо в его время в государственных учреждениях служили одни мужчины.
        Сверившись с какими-то списками, очаровательная девица сказала, что канцлер Тамбовцев скоро будет на месте, а затем пригласила смущенного Путилова присесть за столик, на котором лежали свежие газеты. Через несколько минут другая, не менее очаровательная, девица принесла на подносе чайничек со свежезаваренным прекрасным цейлонским чаем, чашку с блюдцем, тарелочки с колотым сахаром и свежими бисквитами.
        Не успел Николай Иванович насладиться местным гостеприимством, как ему объявили, что господин Тамбовцев прибыли и ждут. Пришлось господину Путилову прервать чаепитие и идти по прохладным коридорам за цокающей высокими каблучками длинноногой чаровницей. Александр Васильевич Тамбовцев, пожилой мужчина с седоватой короткой бородкой и усталыми глазами, был одет в пятнистый военный мундир без знаков различия. Он встретил Николая Ивановича любезно, усадил в кресло и поинтересовался, как тот добрался до столицы Югороссии, и как у господина Путилова с самочувствием.
        - Доехал хорошо, благодарю вас, - ответил Николай Иванович, - а вот со здоровьем не очень, сердечко пошаливает.
        - То, что доехали хорошо - это меня радует, - сказал Тамбовцев, - а вот здоровье-то надо беречь. Такому человеку, как вы, еще жить и работать. Рекомендую вам заглянуть в наш госпиталь - это неподалеку, я напишу записку главврачу, Игорю Петровичу Сергачеву. Он вас осмотрит и даст рекомендации по лечению ваших недугов.
        - Конечно, спасибо большое за вашу заботу о моем здоровье, - кивнул Путилов, - но может, уважаемый Александр Васильевич, вы все же скажете, чем я обязан вашему столь любезному приглашению, переданному мне через Дмитрия Ивановича Менделеева?
        - Разумеется, уважаемый Николай Иванович, - ответил господин Тамбовцев. - Мы хотели бы поручить вам создание в Югороссии мощной современной судостроительной промышленности и, как легко понять, всех остальных связанных с этим производств, начиная от сталелитейных заводов и заканчивая производством судовых машин и вспомогательного оборудования. Финансирование мы вам обеспечим, для создания вертикально интегрированного судостроительного холдинга от вас нужен только талант организатора. А у вас его в избытке.
        - Создание вертикально… чего? - не понял Путилов. - Поясните, пожалуйста, что означает сие слово - холдинг?
        - Вертикально интегрированный холдинг, - пояснил канцлер Югороссии, - это такой набор находящихся в одних руках предприятий, которые могут изготовлять все или большую часть материалов и комплектующих, из которых собирается конечное изделие.
        В случае с судостроением - от выплавки стали и производства краски до постройки судовых машин и сборки корабля на стапеле. Идеально построенный вертикально интегрированный холдинг не нуждается в поставках со стороны, кроме самого первичного сырья. - Александр Васильевич прошелся по кабинету. - Вот такое вот концентрированное предприятие мы собираемся попросить вас создать.
        - Э-э-э, Александр Васильевич… скажите, а кто будет собственником этого, с позволения сказать, монстра? Идея-то понятна - имея полностью собственное производство, выигрыш можно получить немалый. Но ведь потребуется просто неимоверное количество денег для его создания.
        - Предприятие будет государственным, - ответил Тамбовцев, - по-вашему, казенным. Точнее, со смешанным капиталом - сорок пять процентов средств вложит Российская империя, столько же - Югороссия, и десять процентов - лично вы, Николай Иванович.
        - Боюсь, Александр Васильевич, - сказал Путилов, - что я сейчас не в состоянии найти деньги, необходимые для участия в этом деле. Строительство в порту, знаете ли, съело все наличные средства. Вы уж извините…
        - Да ничего, ничего, - ответил Тамбовцев, - вашим личным вкладом в дело станет ваш талант организатора, а это, согласитесь, тоже дорогого стоит. Российской империи и Югоросии нужен флот на Средиземном море, и я уверен, что вы его построите. Если не вы, то тогда кто же? Вспомните, как во время Крымской войны России срочно понадобились паровые суда на Балтике. Нужно было построить семьдесят пять трехпушечных канонерских лодок и четырнадцать корветов. Причем за короткое время. Строительство поручили вам. Вы из Ржева привезли безработных прядильщиков и расписали их по мастерским. Через три месяца первые тридцать две канонерки уже проходили испытания в Финском заливе, а бывшие прядильщики служили на них машинистами.
        Помните, как вы говорили потом, - Тамбовцев достал из папки бумажку и зачитал: - «Разве этот факт не доказывает способность русского народа к заводскому делу и разве не следует его внести на страницу истории русских заводов?» А сегодня вам предстоит не меньшая по важности и объему работа.
        - А какие корабли вы хотите строить? - спросил заинтригованный Путилов.
        - Прежде всего нам нужны быстроходные грузопассажирские пароходы водоизмещением восемь-десять тысяч тонн, - ответил Тамбовцев, - с новыми машинами, позволяющими развивать скорость до тридцати узлов. Я вообще не специалист в судостроении, завтра сюда, в Константинополь, должен прибыть адмирал Андрей Александрович Попов, конструктор и строитель башенного броненосца «Петр Великий». Он вам хорошо знаком.
        Вот он и будет у вас главным конструктором. С ним вместе вы переговорите с нашими механическими чинами на эскадре. Они люди грамотные, подскажут, что к чему. И приготовьтесь, Николай Иванович, в ближайшее время предстоит вам узнать много нового и удивительного. А пока…
        Александр Васильевич взял со стола колокольчик и позвонил. Дверь открылась, и на пороге появилась высокая брюнетка кавказского типа, лет примерно двадцати - двадцати пяти, с вьющимися черными волосами.
        - Тамара, - сказал ей канцлер, быстро черкая что-то ручкой на листе бумаги, - возьми, пожалуйста, авто и доставь Николая Ивановича Путилова в госпиталь к доктору Сергачеву. Скажи, что этот человек нам очень нужен. Так что пусть подойдет к этому вопросу серьезно. Впрочем, я то же указал в записке.
        - Хорошо, Александр Васильевич, - глубоким грудным голосом сказала брюнетка, - все будет исполнено. Идемте, Николай Иванович. - И, цок-цок-цок, повела господина Путилова. Впереди его ожидала новая работа, способная прославить его на весь мир - такие вещи, как конвертерная плавка стали, конвейер, электросварка и прочее, прочее, прочее.
        В этом мире все это навсегда будет связано с Константинопольским этапом в жизни великого русского промышленника Николая Ивановича Путилова.

13(1) августа 1877 года. Вена
        Барон Альфонс де Ротшильд, директор,
        Banque de Rothschild Freres, Париж
        - Вена! Вена, господа! - кондуктор согнулся в глубоком поклоне с подобострастной улыбкой.
        Альфонс поднял голову, вздохнул, достал бумажку в десять франков и протянул ее кондуктору. Тем временем его слуга Жан, доставшийся ему по наследству от отца, Джеймса Майера, уже доставал чемоданчик, с которым Альфонс всегда ездил в такие поездки. Есть и другой чемодан, побольше, с подарками для семьи, будь они неладны…
        Если б здесь был его брат Гюстав, то и слуг, и багажа было бы намного больше. Альфонс любил путешествовать с Гюставом, с ним можно и поговорить об искусстве, и выпить вина - Гюстав, как и Альфонс, был ценителем. Но телеграмма от его кузена Альберта была недвусмысленной: «Альфонс, нужна твоя помощь! Приезжай тринадцатого в Вену! Ни слова никому, даже Гюставу!»
        Альфонс удивился этой телеграмме и все обдумывал, зачем ему так срочно ехать в Вену. Но тут пришла вторая телеграмма, из Лондона, от кузена Лайонела: «Альфонс, срочно приезжай в Вену к Альберту. Нужно встретиться».
        Так-так, подумал тогда Альфонс. Вена, Лондон. Так ведь русского императора убили люди из банды некоего американского экс-полковника Бишопа. Но также там прослеживался как австрийский, так и английский след. Неужто эти два шлимазла финансировали эту операцию? А теперь запели: мол, братец, приезжай, спасай нас… И главное, придется что-нибудь делать, семья все-таки. Но что?
        И тут, уже перед самым отъездом, пришло письмо из Америки. Писал Соломон Леб, начальник банка Kuhn, Loeb & Со, банка-партнера в Нью-Йорке. Письмо было написано почти три недели назад, и только сейчас дошло до адресата. В нем Соломон писал, что какой-то англичанин по имени Джон Смит (вероятно, псевдоним) приехал к ним в банк с рекомендательным письмом к Джейкобу Шиффу, зятю Соломона, которого Соломон готовил в свои преемники. Шифф был дальним родственником Ротшильдов, эмигрировавшим в Америку. В банк его в свое время взяли по просьбе Ротшильдов, в том числе и Альфонса, и были им вполне довольны.
        Но вот сейчас Соломон написал, что Шифф выдал англичанину кредит на основании гарантийного письма Лайонела. Кредит был, в общем, небольшой. Но вот что встревожило Соломона: под этот кредит был выписан чек некому Бишопу, известному наемному убийце. И когда он напрямую спросил у Шиффа, не знает ли он, почему этот Смит обратился к этому Бишопу, то Джейкоб сказал прямо, что это произошло по его наводке. И добавил, к удивлению Соломона, что он ненавидит русских за погромы и притеснения евреев. При чем здесь русские, Шифф не сказал.
        Письмо было написано еще до убийства русского императора, поэтому Соломон был всего лишь обеспокоен. Но тут Альфонсу все стало ясно. Или здесь имеет место быть дичайшее недоразумение, или пора забывать о родственных связях и рубить концы. Альфонс был на грани отчаяния - почему же эти сволочи, когда затевали такое дело, не спросили его, думал он, меряя шагами свой кабинет.
        После появления на европейской шахматной доске Югороссии Альфонс подумал, что зря их предок не открыл банк еще и в Петербурге. Он и сам подумывал заняться этим делом. Ненависти к России, которая прослеживалась у Шиффа, а также других членов клана Ротшильдов, включая даже брата Гюстава, у Альфонса не было.
        Лет пять назад в Париж приехал один молодой человек - еврей из Москвы, весьма способный художник. Гюстав, ценитель искусства и меценат, решил купить у молодого человека пару картин, а также составить ему протекцию при приеме в Парижскую академию художеств. А еще он решил устроить мальчику выставку.
        На предварительный показ пригласил и Альфонса. Альфонсу картины понравились, и он даже положил глаз на три картины. Но потом произошло вот что. Во время ужина Гюстав начал ругать Россию, на что художник сказал: а я, мол, люблю свою страну и никуда из нее уезжать не хочу. И если евреи научатся жить и приносить пользу родной стране, то нигде им не будет лучше, чем в России. А погромов в Москве вообще не бывает…
        После этого, естественно, никакой выставки уже не было. Молодой человек вернулся в Россию - в академию ему путь теперь был закрыт. Но Альфонс подумал, что, может быть, зря они все так ополчились на Россию? Перед отъездом художника он тайно посетил его и все-таки купил те картины. А еще взял у него адрес отца - московского купца, надеясь открыть дело в России.
        Но когда картины у Альфонса увидел Гюстав, произошел настолько громкий скандал, что они с братом несколько месяцев не разговаривали, а картины пришлось положить в кладовку. И никто из братьев его не понял - для них Россия так и оставалась адом кромешным.
        И теперь, увы, похоже, они совершили преступление против всей семьи, ужасно разозлив русского медведя.
        Вскоре он уже сидел в особняке Альберта, щедро одаривая его домашних привезенными из Парижа подарками (часть он еще раньше передал Лайонелу для родственников в Лондоне). Пусть их, от него не убудет. После обеда, где все расхваливали вино - Альфонс привез несколько бутылок со своих виноградников в Бордо, - они уселись с кофе и сигарами в курительной комнате особняка. И вот тут Лайонел рассказал ему все.
        Однажды, несколько недель назад, как раз после Афинского инцидента, к нему в контору пришел британский премьер Бенджамин Дизраэли, тоже, кстати, еврей, пусть и выкрест, и сказал ему, что правительству её величества необходимо срочно избавиться от русского царя и его щенка. Что только таким образом Россия перестанет постоянно угрожать Великобритании. Он сказал, что как официальное лицо просит помочь как с финансированием, так и с организацией этого дела, тем более что русские - злейшие враги евреев.
        Недолго подумав, Лайонел согласился. Для покушения решили использовать какую-нибудь банду американских ганфайтеров, которых можно потом ликвидировать, и тем самым спрятать концы в воду. Для того чтобы найти и нанять такую банду, Лайонел послал в Нью-Йорк одного из своих людей, который с помощью Джейкоба Шиффа нашел и нанял экс-полковника Бишопа и его отряд.
        Тем временем Альберт по его просьбе связал англичан с Саидом Мехмет-оглы, который обещал все устроить непосредственно в Софии. Кроме того, были наняты люди, которые должны были ликвидировать Бишопа и его людей после операции - кто ж знал, что Бишоп не вернется в Бухарест или в Вену. И наконец, Альберт сумел отследить банк, куда Бишоп перевел деньги, и после того, как Бишопа поймали, сумел договориться об их возврате.
        Но совсем недавно, после того как три державы предъявили Австро-Венгрии ультиматум, в Вену приехал какой-то странный русский дипломат, который буквально за пару дней успел, судя по косвенным признакам, выйти на след Альберта. Поскольку этим делом сразу занимались полиции четырех стран, у Альберта возникло подозрение, что этот господин под странной фамилией Petroff (вероятно, еще один псевдоним, подумал Альфонс) никакой не дипломат, а высококлассный полевой агент югоросской Кей-Джи-Би. По крайней мере, он уже побывал в том банке, который выплатил Бишопу задаток, и там ему рассказали, откуда именно деньги, выданные Бишопу, пришли в их банк.
        Что еще сумел выяснить этот Petroff, никто не знал. Но люди, которые были наняты, чтобы убрать Бишопа и его банду, куда-то внезапно исчезли, и сам Альберт уже не раз чувствовал, что за ним пристально следят.

«Так, - подумал Альфонс, - этот идиот подставил и меня - вполне вероятно, что агенты Кей-Джи-Би уже знают, что Альфонс сейчас у Альберта. Ладно, семья семьей, но сейчас я вижу лишь один выход из ситуации».
        Он сказал, что ему нужно подумать, и что самый лучший способ это сделать - отвлечься на пару часов. Все знали, что Альфонс любит гулять один, и никто не удивился, когда он пошел по магазинам за подарками для жены и детей. Но на площади перед Штефанскирхе он вошел в кабачок - было известно, что хозяин его связан с русскими. Этот адрес дал Альфонсу человек в Париже, через которого он собирался начать свой русский бизнес.
        - Герр Майер? - спросил он у бармена.
        - Да, - ответил тот. - А что вам будет угодно?
        - Вам привет от мсье Жильбера, - Альфонс вежливо приподнял шляпу. - Барон Альфонс Ротшильд, к вашим услугам.
        - А как поживает мой старый друг? - подозрительно спросил бармен, протирая высокий пивной стакан.
        Альфонс вздохнул:
        - Он постарел, но до сих пор здоров и крепок.
        Герр Майер улыбнулся, ведь это и был оговоренный пароль, и спросил Альфонса:
        - И чем же я могу вам помочь, мсье барон?
        Ротшильд нагнулся поближе к бармену и шепотом сказал:
        - Герр Майер, мне нужно срочно связаться с герром Петрофф из русского посольства.
        - Герр Петрофф сейчас в отдельном кабинете, - кивнул бармен. - Подождите немного, и я вас к нему проведу.
        Десять минут спустя Альфонс уже рассказывал русскому агенту все, что знал об этой истории, добавив в конце:
        - Герр Петрофф, я ничего не знал об этом, и парижская ветвь Ротшильдов готова сделать все, чтобы хоть как-то загладить страшный вред, нанесенный моими проклятыми кузенами.
        Герр Петрофф внимательно посмотрел на него и сказал:
        - Хорошо, мсье Альфонс, вы подтверждаете имеющиеся у нас сведения. Если хотите выйти из этого дела без серьезных потерь, не говорите ни слова вашей родне. Вы же хотели уже завтра вернуться в Париж? Возвращайтесь. В Париже к вам придут с инструкциями. Этот человек скажет, что он пришел от меня, и представится как мсье Сидорофф. Но если хоть кто-нибудь хоть что-нибудь заподозрит, то тогда пеняйте на себя. Мы, месье барон, сами злые, память у нас крепкая, а руки длинные…
        Альфонс в растерянности прижал к груди шляпу.
        - Конечно, герр Петрофф, вы можете полностью на меня рассчитывать.
        Закончив этот разговор, Альфонс не спеша вышел из кабачка. До отъезда в Париж нужно было еще накупить подарков для членов семьи, чтобы действительно никто ничего не заподозрил…

14 (2) августа 1877 года.
        Остров Принкипо в Мраморном море неподалеку от Константинополя.
        Частная клиника «Афродита»
        Подполковник медицинской службы
        Игорь Петрович Сергачев
        Большим, однако, прохиндеем оказался мой старый приятель, начальник столичной милиции Аристидис Кириакос. Как не раз говорил мне Шурик Тамбовцев, дело милицейское он знал на ура. Но грек есть грек, и если старина Аристидис видел где-то выгоду, то свое не упускал. Вот и этот проект - во многом его инициатива и заслуга. Ну, не мог бывший контрабандист пройти мимо денег, которые сами текут в руки. Но обо всем по порядку…
        Я уже рассказывал о том, как в наш госпиталь МЧС, едва он только открылся и стал принимать пациентов, валом повалили больные. Причем не только со всех концов Югороссии, но, со временем, даже из Болгарии, Греции, Италии и других стран, включая Германию. Примерно месяц назад, а может и больше, был вообще уникальный случай - один египетский шейх, по совету наших морпехов, которые наводили порядок в зоне Суэцкого канала, привез к нам своего сына. У парня оказалась застарелая язва желудка. Он мучился, не находил себе места. Мы провели обследование и обнаружили причину его страданий. Египтянина благополучно прооперировали, после чего счастливый папаша всучил мне в качестве презента кровного арабского жеребца. Честно говоря, я не знал, что мне делать с этим благородным животным.
        Но плут Аристидис увидел скакуна, закатил глаза и сказал, что подобная лошадка может стоить очень-очень дорого. И назвал примерную цену, после чего настала моя очередь удивляться. В конечном итоге мы решили, что жеребец станет хорошим свадебным подарком будущему царю Болгарии. Как говорится, кесарю кесарево. А господин Аристидис после этого случая и предложил мне получать с некоторых пациентов за оказанные медицинские услуги звонкой монетой.
        Поначалу я возмутился - как можно требовать деньги за излечение страждущих! Но Аристидис довольно доходчиво объяснил мне, что деньги следует брать лишь с тех, у кого их куры не клюют. Они от этого не обеднеют. Тем более если лечение не связано со спасением жизни страждущего, а служит лишь удовлетворению его тщеславия. А с бедных - да, брать за лечение не надо. Тут он со мной согласен.
        Подумав, я вспомнил соответствующий роман Золя, который сам был врачом, и согласился со старым греком. Действительно, почему мы бесплатно должны помогать людям, которые бесятся с жиру и могут позволить себе покупать драгоценности за баснословные деньги, а также строить виллы в Ницце и Биарицце? Ведь мы тратим на них не только свое время, но и драгоценные медикаменты, многие из которых здесь пока еще не производятся.
        Дополнительно я посоветовался на эту тему со своими коллегами из госпиталя МЧС и с «Енисея». Они тоже, в общем, согласились со мной, что было бы неплохо подзаработать немного денег для страны и для себя. Кроме того, от коллег поступило еще несколько дополнительных и очень дельных предложений. Одна из наших врачей-хирургов сказала, что мы, мужики, совершенно не разбираемся в женской психологии. Для иной дамочки прыщ на подбородке или малый размер груди страшнее цирроза печени. Поэтому вместе с платной больницей для богатеньких буратин можно создать что-то вроде такой же платной хирургическо-косметической клиники, где герцогини и графини могут избавиться от двойного подбородка, откачать с талии лишний жирок, удалить бородавки и рубцы - короче, омолодиться.
        У нас было несколько специалистов, которые в свое время занимались подобными операциями. Так что особых сложностей в этом деле быть не должно.
        Сказано - сделано. Следующий, с кем я поделился своей идеей создания платной клиники, или проекта «Афродита» - такое рабочее название мы придумали для нее, был Шурик Тамбовцев. А в это время в его кабинете, рядом с ним, сидела и что-то строчила в блокнот наша красавица Ирочка Андреева, которая, даже будучи царской невестой, не забывала о журналистском ремесле. Она сразу же навострила ушки, услышав о клинике «Афродита». Почесав кончик прелестного носика, она пристально посмотрела на нас и мечтательно произнесла лишь одно слово: «Мода…»
        Я поначалу не понял, к чему это было сказано, но Шурик, прохиндей еще тот, деловой хваткой мало чем отличавшийся от Аристидиса, закричал, словно Архимед, выскочивший голым из ванны:
        - Эврика! Ирочка, ты просто гениальна! Как мы все до этого раньше не додумались!
        Потом они в два голоса стали объяснять мне, что можно было бы устроить в нашей «Афродите» настоящий дом мод! Причем такой, которому в нашем времени позавидовали бы Версаче и Армани. Организацию этого почтенного заведения взяла на себя сама Ирина. Но, конечно, неофициально, потому что, по довольно странным понятиям века девятнадцатого, уважающая себя знатная дама не должна была «грязной тачкой руки пачкать». Даже литературный труд считался здесь чем-то неприличным и предосудительным. А потому барышни и дамы, обладающие литературным талантом, писали сплошь под псевдонимами, причем в основном мужскими. А тут какая-то пошлая коммерция! Фи!
        Аристидис Кириакос, наш «великий комбинатор», сделал нам всем предложение, от которого мы так и не смогли отказаться. Он сказал, что устроить и клинику, и дом мод лучше всего на одном из Принцевых островов в Мраморном море. Места там были сравнительно уединенные - раньше эти острова служили местом ссылки сановников, чем-то прогневавших византийский базилевсов. Потом, уже в турецкое время, османские султаны отправляли туда своих родственников, недостойных, по их мнению, лицезреть светлый лик падишаха.
        Виллы опальных вельмож и султанских родственников сейчас стояли заброшенными. В их помещениях, после небольшого ремонта, можно было разместить и саму клинику, и отели, в которых проживали бы приезжие знатные пациенты. Удобно было и то, что остров Принкипо, с одной стороны, находился неподалеку от Константинополя, а с другой стороны, был изолирован от материка, что могло гарантировать будущим высокопоставленным клиентам безопасность и конфиденциальность.
        Информационную раскрутку нового места, где богатые и знатные люди могли бы в полной мере насладиться красотами Мраморного моря, поправить свое здоровье и внешность, взяла на себя Ирина Андреева. Она к тому времени уже свела знакомство с корреспондентами ведущих европейских (и не только) информационных агентств. Ну, а что такое желтая пресса, она знала лучше любого из своих коллег в XIX веке.
        Через некоторое время сначала в европейских, а потом и в американских газетах появились заметки, подписанные псевдонимом И. А., рассказывающие о том, как приехавшая в Югороссию герцогиня М. сумела в клинике на острове Принкипо избавиться от двойного подбородка, а граф Т. излечил, гм, хроническую гонорею, и теперь был готов к новым сексуальным подвигам. Короче, у кого чего болит…
        Одновременно вышел в свет напечатанный в константинопольской типографии сигнальный номер журнала «Всемирная мода». В ней Ирина опубликовала раскрашенные фотографии красавиц из Югороссии, одетых в платья и костюмы, при виде которых раскрылись от изумления рты большинства законодательниц европейской моды. Это было нечто! Красочные, яркие, смелые для тех времен, но в то же время делающие красивых женщин просто неотразимыми. Неделю этот сигнальный номер был темой для разговоров во всех великосветских салонах Европы.
        А вскоре издатели нового журнала объявили, что открывается на него подписка, которая хотя и будет стоить изрядно, но зато в каждом номере подписчица найдет в виде приложения выкройки модных платьев из таинственной Югороссии.
        И теперь любая уважающая себя леди готова была отдать требуемую сумму и душу в придачу, лишь бы раздобыть себе модную одежду с ярлычком «Сделано в Югороссии» и побывать в полном чудес Константинополе, чтобы воочию увидеть то, о чем писали газеты.
        Ну, все эти дамские штучки-дрючки меня интересовали мало. А с клиникой дела шли неплохо. Мы подготовили прайс-лист с перечнем операций, которые мы готовы были делать в нашей клинике. Аристидис взял на себя обустройство помещений и наем обслуживающего персонала. Задача была непростая. Требовалось, чтобы кандидаты умели не только изъясняться на нескольких языках, были хорошо воспитаны, но и чтобы они могли держать язык за зубами, а также были готовы выполнять некоторые наши особые поручения.
        Шурик Тамбовцев, видимо вспомнив свою прежнюю работу в конторе с трехбуквенной аббревиатурой, решил использовать нашу клинику для вербовки - нет, упаси боже, не каких-то там вульгарных шпионов, а как их называли в наше время, «агентов влияния».
        Надо было сделать все, чтобы те, кто побывал на острове Принкипо, покинув его, остались нашими хорошими друзьями. И при случае, если бы нам вдруг понадобилось, чтобы кто-то из сильных мира сего замолвил за нас словечко, мы могли бы обратиться к ним.
        Но все эти шпионские игрища мне, в общем-то, были малоинтересны. Пусть ими занимаются те, кому это положено по должности. Я же организовал в одной уютной, хотя немного запущенной вилле на острове неплохую клинику, с хорошей диагностической аппаратурой, проинструктировал персонал и приготовился к встрече первых пациентов.
        И вот, после всех мытарств, сегодня клиника «Афродита» должна была официально открыться. Мы, как положено, провели молебен с освящением всех помещений. А потом, под музыку, с давно уже забытым чисто советским шиком, торжественно перерезали ленточку и начали прием больных и тех, кто мечтал стать еще более красивыми. Судя по нарядам и драгоценностям тех, кто прибыл сегодня на пароходе из Константинополя на остров Принкипо, я мог сделать вывод - идея наша оказалась вполне удачной, и пользу она принесет немалую.

14 (2) августа 1877 года, вечер.
        Константинополь, госпиталь МЧС
        Полковник Александр Александрович Пушкин и его дочь Ольга
        Тринадцатый Нарвский гусарский полк, которым командовал полковник Александр Пушкин, расположился лагерем под Адрианополем, что в южной Болгарии, на самой границе с Югороссией. Тут же по соседству расквартировались и остальные части 13-го армейского корпуса.
        Сражение за Болгарию закончилось, и теперь русские солдаты выполняли сугубо полицейские функции, преследуя мелкие банды черкесов-мародеров и делая все, чтобы не допустить вооруженных стычек между турками и болгарами, желающими отомстить былым угнетателям.
        К началу августа все в округе успокоилось, и полковник Пушкин взял несколько дней отпуска по семейным обстоятельствам, испросив разрешение у своего начальника, командира 2-й бригады 13-й кавалерийской дивизии, генерал-майора Константина Константиновича Бодиско.
        По местным дорогам до Константинополя было всего триста верст, или два-три дня пути для конного. Взяв с собой двух гусар в качестве сопровождающих, полковник Пушкин направился в путь. При себе Александр Александрович имел не только подорожные документы, заводных лошадей и пару револьверов системы Адамса, но и гостинцы для находящихся в константинопольском госпитале раненых своего полка. Поскольку в Константинополь направлялись солдаты и офицеры, имеющие исключительно тяжелые, почти безнадежные ранения, то не всех своих сослуживцев Александр Александрович ожидал увидеть живыми. Но про югоросских военных медиков уже ходила слава настоящих чародеев, способных спасти самых безнадежных пациентов. Так что надежда найти своих однополчан на этом свете у полковника была.
        Граница Болгарии и Югороссии проходила по реке Марице. Стоило переехать через мост, как на той стороне приезжих встретил пограничный пост Югороссии. Впрочем, для подданных Российской империи граница эта была всего лишь линией на карте, и пересекали они ее по предъявлению подорожных документов без всяких препятствий.
        Не было проблем и у полковника Пушкина, предъявившего на посту свои документы. Здоровенный югоросский солдат с нашивками старшего унтер-офицера бегло проверил документы Александра Александровича и махнул рукой своему помощнику-греку в мундире национальной гвардии, разрешая открыть шлагбаум.
        Пока шла проверка документов, полковник с любопытством оглядывался по сторонам. Пограничный пост был устроен грамотно и надежно. Укрепление, сложенное из мешков с землей, прикрывало ближние подступы к мосту. С другой стороны, у небольшой казармы, из-за второго такого же укрепления, торчала маленькая башенка самоходной боевой машины, вооруженной крупнокалиберной автоматической митральезой. С бандами полудиких черкесов, переселенных сюда турками с Кавказа, югороссы воевали всерьез до полного их физического истребления или капитуляции. Тех, кто сдавался в плен, вместе с семьями переправляли на другую сторону Босфора и высылали в Анатолию, строго-настрого предупреждая, что если они попадутся еще раз, то пощады им уже не будет. Так что дорога на Константинополь через Чорлу была относительно безопасной.
        Ехали быстро, останавливаясь лишь на короткий отдых и пересадку на заводных коней. Хоть дорога и не была особо оживленной, но полковник и его спутники то и дело обгоняли тяжелые, запряженные медлительными волами телеги, на которых в Константинополь доставлялось продовольствие. Большому городу требовалось много еды. К наступлению темноты, когда ехать дальше было уже не безопасно, путешественники въехали в небольшой городок Чорлу, где по совету пограничного унтера остановились в небольшой гостинице для военных, при комендатуре.
        Основным достоинством этого весьма скромного на вид учреждения были наличие крыши и полное отсутствие в постелях насекомых. Но гусары уже давно привыкли к ночевкам на полевых биваках. Выехав рано поутру из Чорлу, уже вечером полковник Пушкин и сопровождавшие его гусары, миновав пригородную заставу на северной дороге, въехали в Константинополь. Кони и люди устали, светло-синие доломаны стали серыми от пыли. Но они все-таки добрались до цели за два дня.
        Спросив на пригородной заставе дорогу до госпиталя, полковник направился по кривым улочкам Константинополя через весь город к дворцу Долмабахче. Это был типичный восточный город, уже отошедший от первого шока после захвата и теперь заполненный прохожими, лавками и торговцами, среди которых, к удивлению Александра Александровича, было немало турок. Гусары, наверное, заблудились бы в этом похожем на путаницу бараньих кишок хитросплетении улиц, но стоящие на посту городовые помогли найти им дорогу к госпиталю.
        Немного поговорив с одним уже пожилым работником правопорядка, полковник Пушкин узнал, что все они российские греки, которые откликнулись на призыв руководителя югоросского КГБ Аристидиса Кириакоса и коменданта Константинополя майора Дмитрия Никитина - кстати, тоже наполовину грека - вернуться и послужить своей возрожденной родине. Уволившиеся с русской службы офицеры составили костяк Национальной гвардии. Приветствовались также врачи и учителя. Не остались без работы и приехавшие из России полицейские чины, которые были необходимы для наведения в городе элементарного порядка. Правда, кое-где, в самых неспокойных местах, еще стояли армейские блокпосты. Но, как сказал городовой, все это ненадолго. Самые буйные и опасные смутьяны были уничтожены во время штурма города и в первых беспорядках. Остальные уже ретировались на азиатский берег.
        Вот так, от городового до городового, полковник Пушкин и добрался, сначала до европейского квартала, а потом и до госпиталя. Темнота на юге летом наступает быстро, солнце на закате падает за горизонт, как подстреленное. Но на улицах европейского квартала, словно это было не в бывшей столице Османской империи, а в Париже или Петербурге, с наступлением темноты загорелись розоватые газокалильные фонари, так что гусары добрались до места вполне благополучно.
        Сам госпиталь, словно выходец из иного мира, окутанный призрачным бело-голубым светом, был виден издалека. Спешившись, полковник оставил своих гусар присмотреть за лошадьми у коновязи, а сам, объяснив цель визита, спросил дорогу у дежурного по КПП. Тот для начала указал Пушкину на умывальник, где лежали полотенце, мыло и щетки - одна для чистки одежды, вторая для чистки сапог. Когда полковник отряхнул дорожную пыль и умылся, ему дали приготовленный для посетителей белый халат, и он отправился искать свою непутевую дочь и раненых сослуживцев.
        Госпиталь жил своей обычной вечерней жизнью. Закончилась лихорадка боев, когда каждые пятнадцать-двадцать минут на вертолетную площадку прибывали борта с ранеными, и теперь большая часть его обитателей, за исключением самых тяжелых, проходила по категории выздоравливающих. Но для начала полковник Пушкин нашел не свою дочь, а потерянных и уже заочно похороненных офицеров.
        Все трое были живехоньки и находились в офицерской курилке, в компании таких же выздоравливающих. Собственно, полковника Пушкина привлекли гитарные переборы и слова незнакомой песни, и лишь потом он заметил штаб-ротмистра Чагова, а также корнетов Маркина и Зубова. Все трое были веселы и внешне почти здоровы. Они завороженно слушали наигрывающего на гитаре раненого сотоварища, у которого из-под больничного халата выглядывали синие полоски нательной рубахи. Сделав знак встрепенувшемуся при его виде ротмистру, полковник вслушался в слова песни:
        А на войне, как на войне,
        Патроны, водка, махорка в цене,
        А то война - нелегкий труд,
        А ты стреляй, а то убьют…
        - Определенно сильно, - решил он, - хотя, конечно, до папенькиных стихов далеко…
        Александр Александрович тут был не прав. Без Александра Сергеевича в русской словесности не было бы ни Константина Симонова, ни Владимира Высоцкого, ни группы «Любэ», ни «Священной войны», а были бы одни педроидного вида певцы и похабные частушки.
        Перекинувшись несколькими фразами с сослуживцами, полковник возблагодарил Создателя, что его люди живы и, скорее всего, скоро будут здоровы, двинулся дальше в поисках дочери. Ее, как ни странно, Александр Александрович сначала услышал, а потом лишь увидел. Чистый четкий голос Оленьки читал кому-то вслух, на этот раз уже папенькину «Сказку о царе Салтане».
        В большой, заставленной больничными койками надувной палатке было людно. Раненые лежали, сидели на койках и табуретах, стояли, опираясь на костыли, в проходах и как завороженные слушали сказку в исполнении его дочери, сидящей на табурете в середине палатки. У многих из них на халатах были приколоты новенькие георгиевские крестики. Несколько дней назад новый государь Александр III лично посетили сие лечебное заведение, и на раненых воинов всех сословий и рангов пролился щедрый дождь боевых наград и повышений в чине.
        Стоя у входа, Александр Александрович видел только худенькую, обтянутую белым медицинским халатом спину Ольги и белую косынку сестры милосердия, туго стянутую узлом на ее затылке. Рядом с полковником, прямо у входа, стояли две смуглые, восточного вида санитарки или медсестры, то ли грузинки, то ли гречанки - кто их разберет, которые внимательно слушали его дочь. Раненые при виде старшего офицера зашевелились, но Александр Александрович, не желая беспокоить воинов, получивших ранения и увечья на службе России, сделал им знак не обращать на него внимания. Дождавшись конца декламации, он приглушенно кашлянул, привлекая к себе внимание.
        Ольга обернулась, вскочила и с криком: «Ура! Папенька приехал!» - бросилась на шею отцу.
        Такое бурное выражение радости и присутствие посторонних удержало полковника от слов, которыми он хотел выразить свое неодобрение поведению своей непутевой дочери. Александр Александрович видел, как раненые в смущении отводят глаза, некоторые от умиления смахивают слезы, видимо вспоминая своих детишек, оставшихся в России.
        Они вышли из палатки. Тут Александр Александрович снова захотел изобразить из себя строгого отца. Но и тут на защиту Ольги откуда-то на него коршунами налетело местное больничное начальство в лице главного хирурга полковника медицинской службы Сергачева и подошедшего чуть позже начальника госпиталя полковника Антонова.
        В результате потомок великого русского поэта был, если можно так выразиться, «задержан до выяснения» и вместе с дочерью уведен в штабной корпус пить чай. С плюшками. Как он тут же узнал, жених Ольги совсем недавно убыл вместе с адмиралом Ларионовым в Петербург, а ее югоросская опекунша Ирина Андреева, невеста бывшего герцога Лейхтенбергского, а ныне великого князя Болгарии Сергея, находилась сейчас в отъезде и должна была появиться в Константинополе завтра утром. К концу чаепития Илья Петрович Антонов вызвал дежурного и попросил проводить полковника Пушкина и сопровождавших его гусар до ближайшей приличной гостиницы. Как говорится, утро вечера мудренее.
        А вообще, Александр Александрович уже в душе простил свою дочь только за этот возглас «папенька!» и радость, с которой она встретила его. Родные ж люди, куда от этого денешься…

15 (3) августа 1877 года. Константинополь
        Рафаэль Семмс, главнокомандующий флотом
        Конфедеративных Штатов Америки
        Вы верите в Санта Клауса?
        Когда я был маленьким, Санта Клауса звали святым Николаем, но он точно так же, как и сейчас, дарил подарки детям на Рождество. Потом, под влиянием голландцев и немцев, его стали называть Санта Клаусом, после того как появилось стихотворение «Ночь перед Рождеством», которое и я, и моя любимая Энн любили читать нашим детям. Но они выросли и тоже перестали верить в Санта Клауса, приносящего подарки.
        Впрочем, наши внуки все еще так же верят в него, и когда они приезжают к бабушке и дедушке на Рождество, то в канун праздника оставляют ему печенье и молоко, а на следующее утро находят подарки под елкой и крошки от печенья.
        Недавно знаменитый художник-карикатурист Томас Нэст нарисовал Санта Клауса, живущего на Северном полюсе, и с тех пор это стало традицией. Но мне почему-то кажется, что мистер Нэст ошибся. Он живет здесь, в Константинополе.
        Но обо всем по порядку.
        Вчера я получил весточку от капитана Иванова, пригласившего меня на небольшую прогулку - причем особо было оговорено, чтобы я был в форме адмирала КША. И ранним утром капитан за мной заехал - на катере. Там же присутствовала уже известная мне особа - невеста правителя Болгарии герцога Лейхтенбергского Ирина Андреева. И мы отправились в Мраморное море, вокруг стен древнего Константинополя.
        Капитан Иванов показал мне на небольшой монастырь у моря - монастырь у святого источника, как он сказал, и перекрестился - размашисто, справа налево, не так, как крестимся мы - слева направо, в районе сердца. Он рассказал, что тамошний источник чудодейственный, но что мы туда подъедем попозже, сейчас у нас другие дела.
        Сразу за монастырем располагалась небольшая рыбацкая деревня (Кикловион, сказал капитан, а по-турецки - Зейтин-бурну), и за ней мы увидели небольшую верфь. И у нее стоял красавец-корабль, чуть больше моей незабвенной Алабамы, и точно так же с двумя мачтами и с трубой между ними. Он был около трехсот футов, или, как говорят русские, девяноста метров в длину, где-то раза в полтора длиннее Алабамы.
        - Вот, - показал на нее Иванов.
        - А что это за корабль?
        - При рождении это был SS Lesbian, - почему-то усмехнулся капитан, а мисс Ирина смущенно хихикнула. - Полторы тысячи тонн, крейсерская скорость пятнадцать узлов, может на короткие расстояния выдавать до восемнадцати. На парусах около шести, но это не столь важно. Но вот незадача: его зафрахтовали доставить орудия и боеприпас на Мальту, думали, он от дедушки уйдет, и от бабушки уйдет, с его-то скоростью…
        Я не совсем понял, при чем тут дедушка и бабушка, но слушал капитана Иванова внимательно.
        - Правда, хозяева не догадались, что на каждую тетку с резьбою…
        Мисс Ирина снова хихикнула, а я вообще больше ничего не понимал. При чем здесь резьба? При чем тетка? Капитан смилостивился и сказал уже так, чтобы я понял:
        - Ну, в общем, любой из наших кораблей может выдать и побольше, и пришлось ему, родимому, спустить гордый британский торговый флаг. А когда мы нашли контрабанду, то, увы, капитан был препровожден, так сказать, к нам в гости. А корабль - вот он.
        Тут мы подошли поближе, и я вдруг увидел горящие золотом буквы на его борту: Alabama II.
        - Но он еще так не называется. А вот когда его окрестят по старому морскому обычаю, - тут он протянул бутылку шампанского мисс Ирине, - тогда он и будет гордо носить это новое имя.
        - Неужто? - только и смог сказать я.
        - Именно. Это и будет первый корабль нового флота Конфедерации. А в трюме его было семь двадцатифунтовых казнозарядных орудий Армстронга - одно с длиной ствола в тринадцать калибров и шесть штук со стволом в шестнадцать калибров. И в придачу, около трех тысяч выстрелов к этим пушкам. Британцы лет пятнадцать назад отказались от них в пользу дульнозарядных пушек, а вот теперь решили их расконсервировать и переслать на театр военных действий. Конечно, с нашей точки зрения эти пушки далеко не шедевр, но это лучшее, что есть в этом времени, и к тому же мы их уже привели в идеальное состояние. Они намного лучше дульнозарядных орудий, но, увы, требуют правильного и аккуратного обращения. Но этому мы вас научим.
        Мы их, кстати, уже установили. Шесть располагаются по бортам, просто мы замаскировали люки, чтобы корабль не был похож на военный. А седьмое - вон там, на носу, под тем помостом. Мы еще несколько усовершенствовали систему подачи боеприпасов - к каждому орудию ведет механический лифт. Ну и сделали прочие необходимые работы. Кораблю всего три года, так что прослужит он еще долго.
        - От всей Конфедерации огромное спасибо! - промямлил я, до сих пор не веря в подарок от константинопольского Санта Клауса. Этот корабль был и быстрее, и больше моей «Алабамы», и вооружение было не в пример лучше - у таких орудий эффективная дальность более трех тысяч ярдов! Конечно, современный бронепояс их снаряды не пробьют, но далеко не каждый корабль бронирован, и даже у несущих броню кораблей есть незабронированные места. Так что повоюем!
        - Да, и еще канцлер Тамбовцев просил вам передать, что он договорился о том, что аренда бухты Гуантанамо начнется первого сентября, сроком на год. При соблюдении определенных условий… канцлер сказал, вы знаете каких, - я кивнул, понимая, что речь идет о Гибралтаре, - аренда станет бессрочной, а еще к ней добавятся некоторые другие территории, про которые вам тоже уже известно, по крайней мере о тех из них, которые напрямую касаются Конфедерации. Кстати, мы вам передадим команду из русских и греков, которая переправит «Алабаму» в Гуантанамо, и поможет обучить команду из моряков Конфедерации. Вы пойдете с нашим транспортным кораблем, который доставит оборудование для тамошней базы, а по дороге послужит «Алабаме» надежным эскортом. Команда уже готова, и выходить можно будет уже послезавтра.
        Вскоре я уже стоял на носу корабля. Мисс Ирина взмахнула своей прелестной ручкой, и, описав в воздухе дугу, бутылка шампанского разбилась о нос нашего, первого после гражданской войны, военного корабля. Мисс Ирина торжественно произнесла:
        - Нарекаю тебя «Алабамой Второй»!
        Я шепнул потом ей на ухо:
        - Мисс, с этой минуты вы стали не только крестной матерью нашего нового корабля, но и своего рода талисманом всего нашего флота. Наши моряки теперь будут сражаться не только за нашу свободу, но и за честь такой прекрасной дамы, как вы.
        Ирина зарделась и стала еще прекрасней. А я подумал, что этому герцогу, кстати, весьма достойному молодому человеку, очень повезло с будущей супругой.
        По дороге домой мы заехали в монастырь, где я выпил воды из святого источника и вместе с капитаном и мисс Ириной помолился у святых икон (католическая церковь признает их святость), возблагодарив Господа за Его необъятную милость и за моих русских друзей.
        Отдельно я помолился у иконы святого Николая, который не только наш Санта Клаус, но и покровитель моряков, и попросил у святого, чтобы он принял новый флот Конфедерации под свой омофор.

15 (3) августа 1877 года, утро.
        Константинополь, дворец Долмабахче
        Канцлер Югороссии Александр Васильевич Тамбовцев
        Я не стал говорить Путилову, что вскоре в Константинополь приедет его старый знакомый - промышленник и предприниматель Людвиг Эммануилович Нобель. Да-да, старший брат того самого Альфреда Нобеля, «динамитного короля», учредившего знаменитую премию, которую вручают порой людям достойным, а чаще - абсолютным придуркам вроде лопоухого и «загорелого» президента США.
        Людвиг Нобель заинтересовал нас потому, что обладал хваткой и энергией купца и промышленника. Сейчас он занимался налаживанием нефтедобычи в Баку.
        Помимо всего прочего, Людвиг был неплохим инженером и изобретателем, владел пятью языками: шведским, русским, английским, французским и немецким. Словом, этот человек, который, кстати, считал себя патриотом России и просил его называть по-русски Людвигом Эммануиловичем, мог быть нам весьма полезен.
        И вот мы встретились. Передо мной сидел типичный швед - широколицый, с густыми усами и бакенбардами, безупречно одетый. По-русски он говорил с едва заметным акцентом. Нобель с интересом посматривал на меня, словно гадая - зачем он вдруг понадобился одному из руководителей нового государства, появившегося на развалинах грозной Османской империи.
        - Добрый день, Людвиг Эммануилович, - я пригласил его присесть в мягкое кресло у окна. - Нам известно, что вы сейчас с братом Робертом очень заняты делами вашей фирмы в Баку. То, что вы делаете - это, конечно, очень важно и нужно. Но мы хотим предложить вам новое поле деятельности. И поверьте, не менее прибыльное для вас, и очень полезное и для Российской империи и для Югороссии.
        - Я слушаю вас очень внимательно, господин канцлер, - встрепенулся Людвиг Нобель. - Если ваше предложение действительно заинтересует меня с деловой точки зрения, то я с удовольствием его приму.
        - Людвиг Эммануилович, - сказал я, - я думаю, вы оцените то, что мы хотим вам предложить. И еще, можете называть меня просто по имени и отчеству - Александром Васильевичем. В конце концов, мы с вами не на официальном приеме.
        А суть нашего предложения заключается вот в чем. Как вы слышали, флот и сухопутные войска Югороссии совместно с вооруженными силами России разгромили Османскую империю. Не буду вас интриговать и сразу скажу, что двигатели боевых кораблей нашей эскадры, а также боевой техники, которую используют сухопутные силы Югороссии, работают на горючем, изготовленном из нефти, и продуктах ее перегонки. Вы понимаете, о чем я говорю?
        Нобель, слушавший меня с все большим и большим интересом, закивал головой.
        - Так вот, Людвиг Эммануилович, - продолжил я, - подобные двигатели в большом количестве в самое ближайшее время начнут изготовлять, сначала на заводах Югороссии, а потом и в самой Российской империи. Если мне память не изменяет, то вы, Людвиг Эммануилович, владеете в Санкт-Петербурге сталелитейным и котельными заводами, которые не раз выполняли заказы военного ведомства, - сказав это, я про себя подумал, что в наше время этот заводской комплекс на Выборгской стороне называется «Русским дизелем». - Так вот, почему бы вам, Людвиг Эммануилович, не начать производство этих новых двигателей на вашем заводе на Большом Сампсониевском проспекте?
        Нобель задумчиво посмотрел на меня, потом улыбнулся и сказал:
        - Александр Васильевич, я взрослый человек и коммерсант. Я полагаю, что предлагая мне такое выгодное дело, вы обязательно что-то потребуете взамен. Я не ошибся?
        - Вы не ошиблись, - ответил я будущему нефтяному королю России, - но мое предложение будет из категории тех, от которых деловые люди обычно не отказываются. Я знаю, что такой человек, как вы, всегда сумеет получить выгоду даже там, где другие коммерсанты отступятся.
        Давайте вспомним, как вы и ваш брат стали владельцами нефтяного участка в Баку. Итак, четыре года назад вы подрядились поставить для военного министерства двести тысяч винтовок системы Бердана. Для прикладов этих винтовок требовалась ореховая древесина. Вы отправили своего брата Роберта на Кавказ, чтобы он подыскал там необходимое количество ореховых деревьев. Увы, Роберт ничего подходящего там не нашел. Чтобы компенсировать вашему брату зря потраченные средства и время, вы передали ему двадцать пять тысяч рублей. А он, обладая предприимчивым характером, поехал в Баку, где и прикупил на острове Челекен участок, в недрах которого на глубине всего двадцати пяти метров находились большие запасы нефти.
        Вы, Людвиг Эммануилович, узнали, что в то время в Баку добычей нефти занимались две сотни человек, которые в полукустарных условиях добывали нефть и перегоняли ее на керосин. А отходы сжигали или просто сливали в Каспий.
        В этом году вы с братом основали товарищество «БраНобель» - братья Нобель, которое приступило к промышленной добыче нефти и полной ее переработке. Я правильно все излагаю, Людвиг Эммануилович?
        Нобель, слушавший мой монолог с отвисшей от удивления челюстью, судорожно сглотнул слюну, а потом, с неожиданно появившимся скандинавским акцентом, дрожащим голосом спросил:
        - Ваше превосходительство, откуда?.. Откуда вы все это знаете? Ведь то, что вы сейчас рассказали, известно лишь нам с братом…
        - Людвиг Эммануилович, голубчик, да вас лица нет! - воскликнул я. - Успокойтесь вы, ради бога… Давайте я вам успокоительного накапаю… Или вы предпочитаете что-нибудь посущественнее? Могу предложить коньячку…
        Нобель через пару минут пришел в себя и уже нормальным голосом продолжил:
        - Александр Васильевич, спасибо, не надо успокоительного. Поговорим лучше о вашем предложении. Я вижу, что вы человек серьезный, и с вами стоит иметь дело…
        - Так вот, Людвиг Эммануилович, - продолжил я, - предложить мы вам хотим следующее. Нам известно, что помимо Баку на территории Российской империи имеются еще места, где возможна добыча нефти. Это Поволжье и Сибирь. Поволжье - близко, Сибирь - далеко… Но нефти там много.
        И еще, нефтепродукты нам необходимы как можно быстрее. Поэтому первое наше вам предложение - наладить переработку нефти в Констанце, куда она в самое ближайшее время будет поступать из Плоешти. Мы поможем вам в строительстве завода и частично профинансируем это строительство. О деталях совместного проекта можно будет переговорить позднее. Над проектом нефтеперерабатывающего завода трудятся наши специалисты вместе с хорошо известным вам Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Как вам мое предложение?
        - Заманчиво, хотя и коммерческий риск присутствует, - задумчиво сказал Нобель. - Но без риска коммерции не бывает. У меня есть время на то, чтобы обдумать ваше предложение?
        - Время есть, Людвиг Эммануилович, хотя его и не так уж много, - ответил я. - Но чтобы вы своими глазами убедились в том, какие дивиденды сможете получить, если примете наше предложение, вы можете познакомиться с нашей техникой и оценить ее возможности. Мы дадим вам сопровождающего, с которым вас пустят туда, куда обычный приезжий никогда в жизни бы не попал. Вы умный человек, Людвиг Эммануилович, и быстро все поймете.
        И еще. Подумайте вот над каким нашим предложением. Не пора ли русским и югоросским промышленникам и предпринимателям создать некое объединение под условным названием «Российская торгово-промышленная палата», которое бы стало своего рода клубом по интересам, разрешало бы споры между российскими коммерсантами и отстаивало бы их интересы в спорах с зарубежными конкурентами? Мы полагаем, что русским людям, а таковым, как мне известно, вы себя считаете, пора уже начать экономическую и финансовую экспансию по всему миру.
        Я нажал кнопку и сказал появившейся в дверях секретарше:
        - Оформите господину Нобелю Людвигу Эммануиловичу временный пропуск на все наши объекты в Константинополе. И вызовите, пожалуйста, дежурного офицера по комендатуре. Если возможно, попросите, чтобы прислали подпоручика Кукушкина, он вроде сегодня должен дежурить…
        Часть 4
        ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ

15 (3) августа 1877 года, утро.
        Константинополь, госпиталь МЧС
        Полковник Александр Александрович Пушкин и его дочь Ольга
        Невеста великого князя Сергея Лейхтенбергского вернулась в Константинополь только ближе к полудню. Но и это время не пропало у Александра Александровича даром. С утра он нанес положенный в таких случаях визит военному коменданту города майору Никитину, потом снова побывал в госпитале, и уже в более спокойной обстановке встретился со своими находящимися там на излечении офицерами. На этот раз обошлось без концерта. Просто тихо посидели со штаб-ротмистром и корнетами и, втайне от медперсонала, вспомнили и помянули своих павших в боях товарищей. По счастью, Нарвский гусарский полк в особо жестоких сражениях не участвовал. Просто гнал и брал в плен в южной Болгарии деморализованные массы турок. А потому и его потери были относительно невелики.
        Другой разговор зашел о потерях полков, штурмовавших Шипку и перевалы под Софией. Штаб-ротмистр, бывший тут почти с самого начала, рассказал, как один за другим круглосуточно на площадку у госпиталя садились залитые кровью, забитые ранеными вертолеты. И как православный священник отпевал тех, кого просто не успели дотащить до операционной.
        Ирина Андреева в сопровождении Ольги сама нашла Александра Александровича, занятого общением с однополчанами. Полковник Пушкин смотрел на эту одетую в простое белое платье, уверенную в себе темноволосую молодую женщину и, кажется, начинал понимать, что в ней нашел Серж Лейхтенбергский, обычно не отличавшийся стойкостью своих привязанностей. Она была, как кавалерийский палаш - прямой, изящной и полной смертельного очарования. Полуденное солнце изливало на грешную землю потоки света и зноя. Силуэты одетых в белые платья молодой женщины и девочки казались окруженными каким-то неземным сиянием.
        - Добрый день, господин полковник, - сказала Ирина Владимировна, нырнув в прохладную сень беседки. - И вам добрый день, господа офицеры. Кстати, случайно, не вас милые госпитальные сестры разыскивают, чтобы закатать каждому по хорошему уколу?
        - Добрый день, папенька, - пискнула опустившая очи долу Ольга. - Вот… знакомься - Ирина Владимировна.
        - Добрый день, мадемуазель Ирина, добрый день, Оленька, - вежливо ответил поднявшийся со скамейки Александр Александрович, и под его суровым взглядом штаб-ротмистр и оба корнета исчезли так быстро, как будто в этой беседке их никогда и не было.
        - Папенька, - Ольга снова бросилась отцу на грудь, - прости меня, пожалуйста. Я понимаю, что ты сильно-сильно волновался, ведь правда?
        Полковник Пушкин аккуратно отстранил от себя дочь:
        - Правда, котенок, очень волновался. Знала бы твоя покойная мама. Ты же могла исчезнуть навсегда, и мы бы тебя никогда больше не увидели. Ведь это просто чудо, что тебя спасли…
        - Папенька! - снова повторила Ольга, подозрительно шмыгнув носиком. - Ну прости меня, ну пожалуйста…
        - Ладно, дочка, - Александр Александрович посадил Ольгу на скамейку. - Рассказывай, как ты тут живешь. И вы, мадемуазель Ирина, присаживайтесь. Спасибо вам, большое, что Оленька ухожена и под присмотром. Я, сказать честно, ожидал худшего. Скажите, почему вы так улыбаетесь?
        - Вспоминаю себя в ее годы, - вздохнула Ирина, - я ведь тоже чуть не сбежала к отцу на войну…
        - И ваш папа?.. - приподнял брови полковник Пушкин.
        - Командовал полком в первой линии, как и вы, - ответила Ирина, - только не гусарским, а по-вашему - гренадерским.
        - Вот как! - воскликнул изумленный Александр Александрович. - Мадемуазель Ирина, выходит, что и вы тоже когда-то была такая, как моя егоза?
        - Папенька, а я буду учиться! - совершенно некстати влезла Ольга. - Здесь, в Константинополе, в университете, на детского доктора.
        - Да? - полковник Пушкин вопросительно посмотрел на Ирину. - Мадемуазель, соблаговолите мне объяснить - что все это значит?
        Вместо ответа Ирина Владимировна посмотрела на часики.
        - Ольга, - сказала она строгим голосом, - через пятнадцать минут у тебя занятия по биологии. Жанна Владиленовна просила, чтобы ты не опаздывала.
        Ольга опустила голову и поднялась со скамейки.
        - Хорошо, теть Ир. Папенька, так я пойду?
        - Иди, иди, - кивнул Александр Александрович, понявший, что не все вопросы можно обсуждать в присутствии его дочери, уже достаточно взрослой, чтобы все понимать, но все же еще слишком юной, чтобы нести полную ответственность за свои поступки. Все же лучше откровенно обсудить судьбу дочери с взрослой женщиной, имеющей в здешнем обществе определенный и немалый вес.
        - Итак, мадемуазель Ирина, - язвительно сказал он, когда Ольга отошла за пределы слышимости, - я вас слушаю. Так что там об учебе моей дочери на доктора? В Российской империи не дозволяется получать высшее образование лицам дамского пола. И кстати, где там ее так называемый жених? Хотелось бы хоть одним глазком посмотреть на этого молодого человека.
        - Господин полковник, - спокойно и с достоинством ответила Ирина, - давайте не будем спешить с выводами и поговорим обо всем по порядку. Вы согласны?
        - Согласен, мадемуазель, - кивнул Александр Александрович, - так что там насчет жениха?
        - Жених как жених, - Ирина Владимировна пожала плечами, - Игорь Синицын, старший лейтенант морской пехоты, что по вашему табелю о рангах соответствует ротмистру кавалерии или капитану в пехоте. Храбр, умен, на виду у начальства. За личное участие в абордажах награжден императором Александром Александровичем орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени. В настоящий момент находится в служебной командировке, сопровождает вместе со своим взводом адмирала Ларионова в его поездке в Санкт-Петербург…
        - Эка как вы изложили, - вздохнул полковник Пушкин. - Словно мой адъютант в строевой записке. Хотел бы я знать, что за человек этот Синицын, раз уж он хочет просить руки моей дочери. Когда это он успел влюбиться в нее?
        - Ну, это еще вопрос - кто в кого первый влюбился, Александр Александрович, - улыбнулась Ирина. - Начиталась девочка сказок, где отважные рыцари женятся на освобожденных ими из сарацинского плена прекрасных принцессах, увы и ах. Если бы наши рыцари женились на всех, кого освободили, то у них были бы гаремы, которым позавидовали многие султаны и шейхи. Но ваша дочь упряма и влюблена по уши, поэтому адмирал и увез Игоря в Петербург.
        - Значит ли это, что он не любит ее? - переспросил полковник Пушкин.
        - Знаете, это вопрос, на который не сразу дашь ответ, - сказала Ирина Владимировна. - Ольга еще совсем ребенок, и со стороны взрослого мужчины было бы просто неприличным испытывать к ней чувства, как к взрослой женщине или девушке. Как я понимаю, Игорь относится к ней, скорее, как к младшей сестре, чем к предмету обожания. Настоящее чувство еще впереди. Любовь к девушке-ребенку - это не любовь к девушке, которая уже почувствовала себя женщиной.
        Ну а насчет его отъезда… Мы посоветовались с нашим канцлером, Александром Васильевичем Тамбовцевым, и пришли к выводу, что для проверки того - настоящая это любовь или просто детская влюбленность, решили на какое-то время разлучить их. Сергей Викторович - извините, адмирал Ларионов не зря забрал Игоря с собой в Петербург. Думаю, что длинные разлуки и короткие встречи должны помочь молодым людям разобраться в своих чувствах, а Ольге еще и напомнить, что ее будущий муж - это боевой офицер, и в любой момент приказ командира может вырвать его из объятий любимой и отправить на смерть.
        - Понятно, - кивнул полковник Пушкин, - это действительно очень похоже на Ольгу. По-моему, в ней говорит пылкая африканская кровь моих предков по линии отца. И что же вы намерены делать дальше? Ведь нельзя же до бесконечности прятать их друг от друга.
        - Конечно нельзя. И здесь может помочь учеба, - сказала Ирина, - это, пожалуй, то, что может отвлечь ее от дурных мыслей и заставить заниматься полезным и интересным для нее делом. Тем более что наши врачи говорят - у нее есть призвание к специальности врача и искренний интерес к медицине. Так что учеба пойдет ей впрок. Учиться, учиться, учиться, как сказал один умный человек. И это абсолютно верно, поскольку человек, зарывший свой талант в землю, становится несчастным.
        А что касается запрета женщинам получать высшее образование, то во-первых, мы находимся не в Российской империи, а в Югороссии, а во-вторых, и в самой России в ближайшее время положение относительно женского образования радикально изменится.
        - Не знаю, не знаю, - покачал головой полковник Пушкин, поднимаясь со скамейки, - я не могу во всем с вами согласиться, но в одном вы, мадемуазель Ирина, правы. Отправлять Ольгу сейчас в имение ее тети было бы абсолютным безумием. Сбежит, обязательно! Так что будьте любезны, если вас это не очень затруднит, продолжайте и дальше опекать мою дочь. Что же касается ее жениха, то как-нибудь позже я сам встречусь с этим молодым человеком и посмотрю - насколько он подходит моей Ольге. А посему не скажу пока ни да, ни нет. Тем более что и сам влюбленный не торопит пока события, в чем я его всецело поддерживаю. То же самое скажу вам и касательно Олиной учебы. Если ее будущий супруг придется мне по душе, то разрешать или запрещать ей учиться будет уже его личным делом. А пока, мадемуазель Ирина, позвольте мне выразить вам признательность за заботу о моей дочери. Честь имею, - полковник Пушкин, склонив голову, звякнул шпорами и, улыбнувшись Ирине, вышел из беседки под палящие лучи константинопольского солнца.

17 (5) августа 1877 года, утро.
        Николаевский вокзал
        Вице-адмирал Виктор Сергевич Ларионов
        Траурный поезд с телом императора Александра II прибыл в Санкт-Петербург. Все сразу завертелось и закружилось. Существовал довольно сложный и скрупулезно расписанный ритуал похорон российских монархов. И хотя сам Александр II, отправляясь на войну, в своем устном завещании просил наследника обойтись в подобном случае без слишком пышных церемоний, новый царь решил похоронить своего отца со всеми воинскими почестями, как человека, павшего на поле брани.
        Ну, а нам, в общем, начавшаяся суета сыграла на руку. Ведь вслед за траурным поездом в Питер должен был прибыть еще один железнодорожный состав, на этот раз товарный, на платформах которого находилась наша техника: два «Тигра», кунг с радиостанцией и еще один тентованный «Урал». Охраняли все это морские пехотинцы из взвода, которым командовал старший лейтенант Синицын. По договоренности с царем было решено пока наши чудеса из будущего на публике не светить и разгрузить состав глубокой ночью. На станции Санкт-Петербург - Товарная нам был выделен один из пакгаузов, в котором вся эта техника и будет пока отстаиваться.
        А мне как официальному лицу, представляющему союзную Российской империи Югороссию, пришлось поучаствовать во всех мероприятиях, связанных с похоронами.
        На площади перед вокзалом гроб с телом убитого монарха положили на специально подготовленную траурную колесницу. Как я потом узнал, ее изготовила целая бригада мастеров. Колесница была украшена страусовыми плюмажами и покрыта порфировой мантией, расшитой золотом и опушенной горностаями.
        Церемониймейстер, который командовал всем мероприятием, дал команду, и император Александр II отправился в свой последний путь по Невскому проспекту. За гробом следовали латники, облаченные в черные и белые доспехи. За ними шли герольды, возвещавшие о порядке церемонии похорон. Герольды были одеты весьма живописно: супервест - короткая суконная безрукавка без воротника, с круглым вырезом для шеи, с вырезами в виде лепестков ниже пояса; далматик - узкая длинная одежда с широкими рукавами из плотной ткани; черные чулки и сапоги, четырехугольные шляпы с букетом из перьев, перчатки с раструбом из черного бархата с серебряной бахромой, на груди и на спине - орлы, шитые золотом, на груди - белый галстук.
        Процессия двигалась медленно. Вслед за гробом шел новый император, Александр III, и великие князья. От Николаевского вокзала вдоль Невского проспекта до Петропавловской крепости шпалерами выстроились солдаты и офицеры запасных батальонов гвардейских полков.
        За оцеплением из гвардейцев на тротуарах стояла молчаливая толпа. Многие крестились и плакали. Шествие двигалось в торжественном и мрачном молчании.
        Миновав Зимний дворец, траурная колесница проехала по деревянному плашкоутному Дворцовому мосту - постоянный, с каменными опорами, еще не был построен - потом через деревянный разводной Биржевой мост подкатила к воротам Петропавловской крепости. Здесь, в соборе Петра и Павла, гроб с телом императора будет стоять до самых похорон. В соборе круглые сутки теперь несут караул юнкера петербургских военных училищ.
        Ну а мы, те, кто шел пешком за гробом, приготовились отправиться по домам. Кто в свои дворцы, кто в казенные министерские квартиры. Император Александр III пригласил меня быть его гостем в Аничковом дворце, где с нетерпением ожидает его дорогая Минни и детишки.
        После Петропавловской крепости Александр был настолько мрачен и погружен в себя, что никто не рисковал завязать с ним разговор. А я пока осматривался по сторонам. Это был Питер, но совсем не такой, каким я его помнил со времен своей молодости. Город был похож и не похож. Многие здания - Биржа, Ростральные колонны, Адмиралтейство, Зимний дворец - были уже построены, но выглядели они совсем не так, как в веке двадцатом или двадцать первом. Надо будет как-нибудь инкогнито выбраться в город и прогуляться по его улицам, проспектам и набережным. Но это все потом, а пока у нас много дел, причем очень важных.
        Я посмотрел на лица тех, кто стоял со мною рядом. Многих великих князей и министров я уже знал по фотографиям. А вот меня, похоже, мало кто знает. Я заметил, как господа в расшитых золотом мундирах таращатся на меня, удивляясь непривычной для них форме. Еще большее удивление у окружающих вызывали два морских пехотинца, которые следовали за траурным кортежем на почтительном расстоянии. Похоже, что до Питера уже дошли слухи о «пятнистых» бойцах из Югороссии, от которых в панике бежали турецкие аскеры. Удивление вызывала не только необычная форма, морские тельники, черные береты, лихо заломленные набекрень, но и странное для того времени оружие - «ксюхи», или АКСУ-74, небрежно заброшенные на плечо стволом вниз. А наши морские пехотинцы стояли и с чувством собственного достоинства спокойно смотрели на блистательную толпу российских вельмож так, словно в подобном обществе им приходилось бывать чуть ли не ежедневно.
        Я видел, что некоторые из царских родственников просто изнемогали от желания начать со мной частную беседу. Но взглянув на мрачную глыбообразную фигуру нового царя, они очень быстро отказывались от своего желания.
        Вскоре подъехала карета дворцового ведомства, в которую сели мы с Александром. Мои сопровождающие вопросительно посмотрели на меня. Я махнул им рукой, указывая на запятки. Морпехи, словно всю жизнь только этим и занимались, соколами взлетели, заняв указанные им места, и карета тронулась.
        - Ну, как вам наш Петербург, Виктор Сергеевич? - наконец поинтересовался у меня Александр Александрович, когда мы остались с ним наедине.
        - Вы знаете, - задумчиво ответил я, - очень понравился. Это словно любимая женщина, сделавшая новую прическу и надевшая другое, непривычное платье. Вроде знакомая, а вроде и нет. Что-то еще не построено, а что-то, наоборот, еще существует, не снесено и не разрушено.
        - Александр Александрович, - спросил я у царя, - а удобно ли будет обременять вас моим присутствием? Я понимаю, вы столько не видели своих близких. Вам хочется уделить им больше внимания, а тут я…
        - Виктор Сергеевич, - сказал Александр III, - не обижайте меня. Я очень рад, что вы оказали мне честь, став моим гостем. Аничков дворец достаточно большой, и в нем для вас найдут уютные и просторные апартаменты. К тому же вас будут очень рады увидеть Минни, Георгий и Николай.
        - Тогда надо будет выбрать место для установки радиостанции, чтобы поддерживать связь со ставкой и Константинополем, - сказал я, - и, на всякий случай, усилить охрану. Как вы убедились, враги России готовы на все, чтобы не позволить нашей державе стать сильной и могучей. Мы не можем рисковать. И не мешает также позаботиться о безопасности вашей семьи. Вы, слава богу, пока еще не знакомы с такими явлениями, как взятие заложников и выдвижение политических условий для их освобождения. Причем заложниками чаще всего становятся женщины и дети. Помните, что я вам рассказывал про Беслан?
        Александр нахмурился и минут на пять задумался. Когда карета уже почти доехала до Аничкова дворца, он решительно сказал:
        - Знаете, Виктор Сергеевич, как ни печально, но вы правы. Я понимаю свою ответственность перед Россией и ее народом, поэтому приму предложенные вами меры безопасности. Может быть, мне стоит переехать в Гатчину, как это было в вашей истории?
        - Думаю, что не стоит, - ответил я. - Покушение может быть организовано где угодно. Как вы убедились, наш противник не гнушается ничем и применяет прямо-таки иезуитскую хитрость. К тому же для проведения намеченных нами реформ лучше всего, если вы будете находиться в столице, чтобы все министры были под рукой, а информация своевременно и беспрепятственно поступала непосредственно к вам.
        Ну а насчет вашей личной безопасности - об этом мы позаботимся. Вместе с техникой сюда прибудут несколько человек с эскадры, которые кое-что понимают в этом деле. Как говорит наш главный специалист, полковник Бережной, не бывает отдельных разведчиков и контрразведчиков, это всего лишь две стороны одной медали.
        Подъехавшая к Аничкову дворцу карета мягко остановилась. Морпехи резво спрыгнули на землю и, поправив снаряжение, осмотрелись. Мы с Александром Александровичем не спеша покинули карету и степенно вошли во двор, мимо вытянувшихся в струнку часовых и городового. От главного подъезда к нам с криками: «Папа! Папа приехал с войны!» - бежали два пацана в матросских костюмчиках и спешила миниатюрная миловидная женщина, императрица Мария Федоровна…

16 (4) августа 1877 года. Константинополь
        Адмирал Рафаэль Семмс, командующий флотом
        Конфедеративных Штатов Америки
        Я только что вернулся с ужина с капитан-лейтенантом Аксентьевым. Именно последний сколотил команду и подготовил «Алабаму II» к плаванью. Мы решили, что он будет ее шкипером до Гуантанамо, ведь корабль пойдет под российским флагом святого Андрея.
        Тем не менее я сегодня скрупулезно проверил оснастку и снаряжение - все было выше всяческих похвал. Я не смог найти ни единой проблемы - такого я не припомню никогда. Меня поразило еще и то, что во флоте Югороссии были отменены телесные наказания, и что тем не менее все - и русские офицеры, и греки-матросы - поражали своей дисциплиной и знанием дела. Все блистало, все было отремонтировано на совесть, а еще было добавлено множество нововведений - от электрического освещения до автоматической подачи угля и боеприпасов.
        Во время нашего ужина капитан выдал мне увесистый пакет и сказал, что это еще один подарок. В нем оказался набор карт и лоций Средиземного моря и Северной Атлантики. Полиграфия была отменная, и я сразу же посмотрел, есть ли на этих картах та мель, на которую я чудом не попал тогда, у испанского побережья, когда шел на «Самтере» в Гибралтар. На моих тогдашних картах ее не было, а здесь была!
        Капитан мне еще сказал, что все-таки карты отображают несколько другое время, хотя, конечно, кое-что уже и подправили, что с помощью современных лоций, что - по собственным наблюдениям. Еще меня подробно расспросили о Гибралтаре, в котором я в 1862 году провел более двух месяцев и от нечего делать исходил его вдоль и поперек; увы, англичане так и не начали ремонт моего «Самтера», так что нам пришлось его продать и перебираться в Лондон по континенту, в результате чего я в конце концов и стал капитаном моей «Алабамы».
        По дороге в свою комнату я вдруг понял, что забыл о чем-то весьма важном. И вдруг меня как будто током ударило: генерал Грант пусть пьяница, но совсем не дурак, и рано или поздно или он, или кто-нибудь из его шайки задаст вопрос: а куда это запропастился адмирал Семмс? И где он, кстати, пропадал все это время? Тем более что на их регулярных пьянках я отметился всего лишь два или три раза.
        Тут я закашлялся (простыл позавчера, даже странно - тепло, солнечно, а я болею), и решение пришло само собой.
        Через пятнадцать минут я уже вошел в излюбленное логово делегации САСШ. Как обычно в это время, на столах уже храпели двое из собутыльников генерала Гранта, а сам он и большинство других в очередной раз опорожняли рюмки вместе с русскими. Но меня поразило, что взгляд у русских был цепким и почти трезвым, так что мне даже стало стыдно за соотечественников.

«Впрочем, - подумал я, - уже с 1861 года янки мне совсем не соотечественники, и даже после 1865 года я в душе так и не смирился с оккупацией Юга Севером. А посади на их место хиллбилли из Кентукки или Теннеси, я бы еще посмотрел, кто кого бы перепил…»
        - Адмирал, где вы были? - воскликнул изгибающийся, как турецкая сабля, генерал Грант, находящийся сейчас в таком состоянии, что он хотя бы узнавал в лицо присутствующих. - К-как говорят наши русские друзья, вам полагается штрафная рюмка!

«Да, - подумал я, - завтра в море, а мне сегодня, чувствуется, трезвым уйти не дадут».
        Один из русских, казалось бы, наугад взял со стола бутылку водки и налил мне стакан. И я вдруг заметил, что он мне чуть заметно подмигнул. И действительно, водка в стакане оказалась сильно разбавленная. Так вот каков секрет их трезвости! Так что я выпил этот стакан на одном дыхании. Тот же русский сразу налил мне еще один стакан.
        - Вот это уже правильно, - пьяно растягивая слова, сказал генерал Грант. - Адмирал, так все же, где вы были?
        - Ходил, осматривал Константинополь, - ответил я. - Замечательный город, у нас в Америке нет ничего подобного. А вот позавчера вдруг почувствовал, что приболел. И до сих пор болею, - и тут я снова непритворно раскашлялся.
        - Адмирал, так нельзя, за здоровьем надо следить! - сказал Грант, кивая русскому, державшему в руках бутылку. - Выпейте еще одну чарочку. Наши русские друзья говорят, что это универсальное лекарство помогает от всех болезней.
        Пришлось опять выпить рюмку, после чего уже генерал Грант налил мне еще, теперь уже настоящей водки. Но к счастью, никто никаких тостов пока не провозглашал. Кажется, когда начинают пить без тостов, дело плохо. Это уже не просто пьянство, а значительно хуже. А русские его в этом еще и поощряют!
        Тем лучше для Конфедерации: пока Грант тут наливался водкой, мы, кажется, вполне решили свои проблемы. Это наше счастье, что такие, как генерал Грант, вызывают отвращение у всего мира. Быть может, он окончательно сопьется и загнется прямо здесь, за этим столом, но нам, южанам, от этого только лучше. Пусть себе пьет, его скотство ничуть не будет задевать настоящего южного джентльмена, как не задевает его вонь от свинарника на заднем дворе. Пусть весь мир видит, какие же свиньи эти янки, и что с ними совершенно невозможно иметь дело. Тут я еще раз закашлялся, и это напомнило мне о том, что я должен сейчас сделать.
        - Мистер президент, - сказал я (дело в том, что генерал Грант, как любой бывший президент, имел пожизненное право на этот титул), - я сегодня утром побывал у югоросских врачей, и они мне рекомендуют срочно покинуть город. Они говорят, что климат Константинополя мне не подходит.
        Сказав это, про себя я подумал, что действительно, на борту корабля я почти никогда не болел, а тут вдруг подхватил какую-то заразу. Но это, понятно, не от климата, а от расслабления, моряку оно противопоказано, а я уже давно веду слишком уж сухопутный образ жизни, а это значит, что пора в море.
        - И что? - промычал Грант.
        - Мистер президент, - осторожно сказал я, - сегодня мне удалось купить билет на пакетбот «Лион», уходящий завтра с утра в Марсель. Оттуда на поезде в Париж и Брест, а далее на каком-нибудь трансатлантическом корабле обратно на нашу любимую родину.
        - Конечно, друг мой, - пьяно покачиваясь, сказал Грант, - здоровье превыше всего. Я, разумеется, приду вас проводить.
        Я предвидел такой оборот, и поэтому имел договоренность с капитаном пакетбота о том, что я сойду с него во время прохода Проливов, где меня заберет катер и отвезет на «Алабаму».
        Так что я браво сказал:
        - Мистер президент, буду вам весьма благодарен за эту услугу. А теперь позвольте откланяться, мне еще нужно собраться.
        - Выпей стакан, - промычал Грант, - не пропадать же добру. Твое здоровье! - И он вылил содержимое своего стакана себе в рот. Пришлось и мне последовать его примеру. После чего я поклонился всем присутствующим и пошел уже не в свою комнату, а в то крыло, где была моя спальня. Как я и просил наших югоросских друзей, там меня уже ждала часть моих вещей - те из них, которые я завтра возьму с собой на «Лион», а весь остальной багаж будет доставлен прямо на «Алабаму».

19 (7) августа 1877 года, утро.
        Санкт-Петербург, Аничков дворец
        Вице-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов
        Я помню этот дворец с самого детства. Тогда он назывался Городским дворцом пионеров. Сюда меня водили родители на новогодние елки. Сюда я потом ходил один, чтобы заниматься в судомодельном кружке. Вспомнилось, как я пускал в бассейне кружка свою первую модель - торпедный катер, который резво бежал по воде, движимый электромоторчиком. Там же был и «Клуб юных моряков». Как интересно мне тогда было! Но это все осталось в двадцатом веке. А сейчас я в веке девятнадцатом, в гостях у императора Александра III. Расскажи мне кто-нибудь тогда об этом - не поверил бы.
        Позавчера и вчера мы приходили в себя после долгой дороги в Питер. Все эти дни в Аничков дворец шли косяком «ходоки» - лица, допущенные к особе императора, которые всячески демонстрировали свою преданность новому монарху и пытались зондировать - удастся ли им отщипнуть что-нибудь для себя от казенного пирога. Впрочем, были среди них и толковые люди. С ними я бы с удовольствием побеседовал, но в более спокойной и непринужденной обстановке.
        А пока я, не вылезая на передний план, рассматривал, как под микроскопом, весь здешний бомонд и раскланивался с великими князьями, просто князьями, графами и прочими лицами, не ниже 3-го класса Табели о рангах.
        Заодно мне довелось потолковать с теми, кто отвечал за личную безопасность царя. Выводы неутешительные - эти люди явно не на своем месте.
        С генерал-лейтенантом Александром Михайловичем Рылеевым я познакомился еще в Константинополе. Он был комендантом Императорской главной квартиры.
        Чем закончилось его комендантство - всем известно. Сейчас он пока еще продолжал исполнять свои обязанности, но во-первых, мы уже были не на войне, и охраной занимались совсем другие лица, а во-вторых, он уже написал прошение об отставке, и Александр III сейчас подыскивал ему замену.
        Глава когда-то грозного Третьего отделения СЕИВ канцелярии генерал от кавалерии Александр Львович Потапов в настоящий момент был тяжело болен, и работой отделения фактически не руководил. Ну, а если нет начальства… Как там в поговорке, «кот из дома - мыши в пляс»? Начальник Специальной Охранительной команды Третьего отделения Гаазе постоянно пьянствовал, даже на службе часто появлялся под хмельком, присваивал казенные деньги, был груб с подчиненными. Остальные «охранители» были ничуть не лучше.
        Александр Васильевич Тамбовцев, составивший для меня справку о состоянии дел в тогдашних охранных структурах, сделал копию и для императора. Александр внимательно прочитал ее, смачно, по-мужицки, выругался и сказал, что сделает из сего надлежащие выводы. Как я понял, у него уже готовы проскрипционные списки, и вскоре, как говорится, полетят головы. А «ФСО» девятнадцатого века будет не реорганизована, а фактически создана заново, уже с учетом опыта нашего времени. Вместе с техникой из Константинополя в самое ближайшее время должны прибыть специалисты, которые и займутся этим делом.
        Ну, а в свободное от официальных визитов время я мило беседовал с Александром, его очаровательной супругой и их детишками. Николай и Георгий были нормальными любознательными пацанами, которые, как и все их сверстники, расспрашивали отца и меня о войне, о том, как мы «надавали этим противным туркам и англичанам» и «всех-всех победили». Мне было трудно поверить в то, что вот этот девятилетний мальчик в нашей истории доведет страну до революции и будет расстрелян вместе со всей своей семьей в подвале дома горного инженера Ипатьева. Шестилетний Георгий мне понравился больше, чем его старший брат, и я подумал, что надо будет отправить его в Константинополь, климат которого более полезен для человека с такими слабыми легкими, как у него. Во всяком случае, от туберкулеза он в этой реальности не умрет.
        Совсем маленькая двухлетняя дочь Александра Ксения во время взрослых разговоров все больше помалкивала, с любопытством поглядывая на незнакомого дядю, и испуганно прижималась к груди матери, когда ее отец громогласно начинал рассказывать подробности морского боя в Саламинском проливе. Ну а самые младшие, Михаил и Ольга, еще и на свет-то не появились.
        Впрочем, царским гостеприимством я особо не злоупотреблял. Я помнил, что Александр Александрович вернулся домой после долгой разлуки с домом и семьей, и ему очень хочется побыть наедине с любящей его супругой и детьми. Семья есть семья, и даже император, чтобы не сгореть на работе, должен хоть немного времени посвящать личным делам.
        И вот сегодня, после завтрака, я решил прогуляться по своему родному городу, в котором многое сейчас по-другому. С собой я решил взять одного морпеха - старшего сержанта Михаила Павлова, и ординарца царя - старшего урядника Донского казачьего войска Андрея Кудинова. Они были ровесниками - каждому лет под тридцать, оба крепкие и высокие. Они были даже чем-то похожи друг на друга. Только у Михаила не было такой роскошной бороды, как у казака, зато были не менее роскошные усы.
        Втроем мы выглядели как персонажи из журнала, рассказывающего об истории военного мундира. На эту прогулку я надел свой повседневный летний адмиральский китель, а сопровождавший меня старший сержант был в своем обычном камуфляже. Урядник Кудинов же в алом чекмене, в высокой барашковой шапке, с роскошным кавказским кинжалом на поясе и с солдатским Георгиевским крестом на груди - выглядел просто неотразимо. Мы же с сержантом были любопытны только людям военным, которые с удивлением разглядывали нашу необычную для тех времен форму.
        Впрочем, как я подозреваю, наше инкогнито было весьма условным, поскольку уже весь мир знал, солдаты какой армии одеваются в пятнисто-зеленый камуфляж.
        Мне захотелось немного пройтись по Невскому, дойти до Николаевского вокзала, потом по Суворовскому проспекту - сейчас он именовался Слоновой улицей - до Смольного. А оттуда - по Шпалерной, до того места, где в двадцатом веке находился мой дом. Это было совсем рядом с Главной водопроводной станцией Петербурга. Погода с утра была хорошая, и прогулка должна получиться приятная, с легким оттенком ностальгии.
        Мы вышли из ворот Аничкова дворца и, перейдя через мост со знаменитыми бронзовыми клодтовскими конями, неспешно пошли в сторону Знаменской площади. Невский был и похож и не похож на тот проспект, который я исходил в свое время вдоль и поперек. Машин не было и в помине, но зато полно было пролеток, экипажей и карет. Но шуму на Невском от них было не меньше, чем в наше время. Проспект был вымощен булыжником, а потому подкованные копыта коней и колеса тогдашних транспортных средств цокали и лязгали так, что с непривычки звенело в ушах. По ночам Невский в те времена освещался газовыми фонарями, и было любопытно смотреть на скромные столбы с четырехгранными завершениями-домиками, так не похожие на наши роскошные светильники с галогенными лампами. Что поделать, электричество в городе только-только появилось - кстати, рядом со Смольным, на Одесской улице. А на будущий год электричество появится на Литейном мосту. В общем, надо будет поговорить на эту тему с Александром, пусть порадует жителей Питера яркими лампами нашего русского изобретателя Яблочкова.
        Лиговский проспект тогда был всего лишь набережной Лиговского канала, грязной и вонючей канавы, в которой плавал разный мусор и воняло гнилью и затхлой водой. Лет через десять-пятнадцать его закопают и появится та самая Лиговка, о которой будут слагать разные были и небылицы. У Знаменской церкви мы перекрестились на купола, а я с горечью подумал, что все-таки зря ее снесли в начале сороковых, а после войны на месте, где она стояла, построили наземный вестибюль станции метро «Площадь Восстания».
        На Суворовском - ну привычнее мне было называть его так - я обратил внимание на то, что нам меньше стало попадаться навстречу праздношатающейся публики, а больше стало мастеровых, а также тех, кого в те годы называли разночинцами. Некоторые из встречных с восторгом смотрели на нас, приветствовали, снимали картузы и шляпы. А некоторые, наоборот, мрачно зыркали на нас исподлобья и бормотали что-то меньше всего похожее на комплименты. Похоже, что это были как раз «креаклы» и «болотники» того времени. Ага, вспоминается фраза из школьного учебника, уже не помню - то ли истории, то ли литературы: «Декабристы разбудили Герцена». Вот сволочи, ну кому мешало то, что человек спал! Зато теперь этот лондонский русофоб зовет Русь к топору, человекоубийствам и прочим мерзостям.
        Академия Генерального штаба еще не переехала на Суворовский, и того роскошного здания, которое будет построено на ее месте в начале двадцатого века еще не существовало. Как и многих других зданий. Но были уже построены корпуса Николаевского военного госпиталя, из которого год назад бежал помещенный туда знаменитый анархист князь Кропоткин.
        Попадавшиеся нам навстречу люди в погонах, увидев мои адмиральские звезды, понимали, что перед ними большое начальство, становились во фрунт и козыряли мне. В свою очередь, встречных офицеров лихо приветствовал сопровождавший меня Михаил Павлов, поднося ладонь к своему черному берету морпеха.
        Так, не спеша, мы дошли до Смольного, полюбовались на прекрасный собор, построенный архитектором Растрелли, и свернули на Шпалерную. Там, где сейчас располагались Аракчеевские казармы и слобода Конной гвардии, и был построен в конце 20-х годов XX века так называемый Жилкомбинат для работников водопроводной станции. Там я родился и вырос. На всю жизнь мне запомнились огромная красно-кирпичная башня Главной городской водопроводной станции, Таврический дворец и неистребимый весенний аромат свежепойманной корюшки, которая продавалась тогда на каждом углу.
        Я немного постоял у здания конюшен, шибавших ядреным духом лошадиного навоза. Передо мной на мгновение предстали высокие серые корпуса, построенные в стиле сталинского конструктивизма, прозванные в народе «гребенкой», в одном из которых прошло мое детство. В этих домах жили не только работники ГВС. Были там и военные, и прочий люд, работавший в самых разных учреждениях и предприятиях города на Неве. Мой отец, участник войны, получивший ранение и орден Красной Звезды за штурм Кенигсберга, после демобилизации работал в одном из питерских КБ, занимавшихся проектированием и строительством кораблей для советского военно-морского флота. От его рассказов о кораблях и море и появилось у меня желание стать моряком. Если бы не оно, никогда бы я не оказался там, где я нахожусь сию минуту - в Санкт-Петербурге второй половины девятнадцатого века…
        Мимо меня с лязгом и грохотом проскакала полковая фура, принадлежавшая, как я понял, лейб-гвардии Кавалергардскому полку, чьи казармы находились неподалеку. Я посмотрел на своих сопровождающих. Оба, казак и морпех, перемигивались со смазливой девицей, по виду - горничной или кухаркой, которая шла мимо нас по тротуару, неся корзинку со съестным. Должно быть, она возвращалась из продуктовой лавки или рынка. Девица кокетливо поглядывала на моих спутников и постреливала в их сторону глазками. Казак поглаживал свою роскошную бороду, а морпех, гордо подбоченясь, подкручивал свои роскошные рыжие усы. Да, жизнь продолжалась, и надо было воспринимать ее такой, какая она есть.
        Я посмотрел на часы. Однако! Мы гуляли уже без малого три часа. Пора было возвращаться в Аничков дворец. Его хозяева ждали нас к обеду.

19 (7) августа 1877 года. Полдень. Симбирск
        Директор народных училищ Симбирской губернии статский советник
        Илья Николаевич Ульянов
        С самого утра Илья Николаевич пребывал в тяжелом раздумье. Полученная им в десять часов пополудни телеграмма, которая, судя по обратному адресу, вышла из недр Собственной Его Императорского Величества канцелярии, лежала перед ним. Кроме телеграммы на рабочем столе Ильи Николаевича лежали подшивки газет за последние три месяца.
        Господина директора народных училищ давно уже интересовали события в Константинополе и вокруг него. И вот на тебе! В полученной телеграмме Илье Николаевичу предлагалось вместе со всем семейством из Симбирска перебраться в Константинополь для того, чтобы занять там пост министра просвещения Югороссии. На этом поприще, как кратко говорилось в телеграмме, Илья Николаевич должен был заняться развитием всеобщего, сначала начального, а потом и среднего образования. Статский советник прекрасно понимал, что задача сия монументальная и рассчитана на годы, а то и на десятилетия. Тем более что вслед за сравнительно небольшой Югороссией все то же, скорее всего, будет проделано чуть позже и в огромной России.
        Илья Николаевич знал себе цену, но предложенная ему задача немного его пугала. Из провинциального Симбирска в столичный Константинополь, и из директора народных училищ - в министры просвещения. Прыжок, что называется, через несколько ступенек. Тут можно и шею свернуть, если споткнешься. Можно, конечно, отказаться - в телеграмме прямо говорилось, что он вправе согласиться или не согласиться с полученным предложением, но как бы потом не пришлось всю оставшуюся жизнь казнить себя - мог ведь сделать великое дело, а оробел.
        А как ведь иначе, ведь система всеобщего образования, когда во всей стране не будет ни одного неграмотного, была давней мечтой Ильи Николаевича, можно даже сказать, его идеей фикс. Именно у своего отца Владимир Ильич впоследствии позаимствует фразу: «Учиться, учиться и еще раз учиться», ибо господин Ульянов-старший был настоящим фанатиком образования во всех его видах.
        Илью Николаевича не могло не радовать, что молодое, только что народившееся на Босфоре государство в первую очередь начало строить систему образования. Ясно одно - ликвидацию неграмотности правительство Югороссии считает не менее важным делом, чем укрепление своей обороноспособности.
        Конечно, Илья Николаевич в душе уже решил, что поедет, раз уж предложение поступило от самого императора - а кто еще мог прислать его через СБИВ канцелярию? - и в министерстве проблем возникнуть тоже не должно. Только хотелось бы побольше узнать о Югороссии. Именно для этого Илья Николаевич и обложился ворохом газет за последние три месяца, приступив к их тщательному изучению.
        Но повторное штудирование газетных материалов не открыло Илье Николаевичу ничего нового. Да и с чего бы новому взяться - все события были на слуху, почитай каждый выстрел в этой войне был не раз и не два обсужден в газетах. Очевидно лишь одно - Югороссия была какой-то страной чудес, и понять внятно, что там происходит, было мудрено. Все, начиная от прорыва через Проливы и захвата Константинополя в течение одной ночи и кончая разгромом британской эскадры у Афин, было непонятно, необъяснимо, и оттого желание оказаться на берегах Босфора у статского советника лишь усилилось.
        Самым главным и самым непонятным было одно - откуда все это взялось, когда еще три месяца назад совершенно ничего похожего не было?! По своей основной профессии Илья Николаевич был преподавателем физики и математики, окончил Казанский университет с отличием, отчего лучше многих понимал, что два плюс два не может быть равно ни пяти, ни семи, ни уж тем более двенадцати, а только - строго и обязательно - четырем. А когда вы, сложив два и два, получаете пятьдесят шесть, то это уже ни в какие ворота не лезет и требует либо тщательного расследования на предмет неучтенных слагаемых, либо заключения складывавшего в лечебницу для душевнобольных.
        Как человек умный, Илья Николаевич понимал, что целый мир с ума сойти не может. Конечно, газетчики изрядно приврали в стиле милейшего писателя Жюля Верна. Но факт остается фактом: Югороссия существует, Турция разгромлена, британский флот на дне, а совсем недавно еще такие заносчивые пруссаки теперь ищут союза с Российской империей.
        И вот теперь ему, мало кому известному за пределами Симбирской губернии, статскому советнику Илье Николаевичу Ульянову предлагают пост министра просвещения! Или все же он кому-то известен?
        Для себя лично Илья Николаевич уже все решил - он готов принять это предложение и немедленно отправиться в Константинополь. Но как отнесется к этому предложению его супруга, Мария Александровна? Ведь как-никак у нее на руках пятеро детей. Анне сейчас тринадцать, Александру одиннадцать, Владимиру семь, Ольге шесть, а совсем маленькому Дмитрию всего три годика.
        Аккуратно сложив газеты в стопку, Илья Николаевич спрятал телеграмму во внутренний карман сюртука и встал из-за стола. Подошло время обеда, а ему еще предстоял нелегкий разговор с супругой, которая вряд ли будет в восторге от переезда на край света. Что же касается детей, то все они, за исключением разве что самого младшего - Дмитрия, как и другие их сверстники в Симбирске, сейчас буквально бредят Константинополем, сражениями русской эскадры с турецким и британским флотом, разгромом турок под Карсом и лихими рейдами русских крейсеров в Средиземном море. Они даже вместо казаков-разбойников стали играть в морпехов и янычар. Второй месяц в тихом провинциальном Симбирске не утихая идут почти всамделишные детские сражения в садах и на улицах, ну прямо поветрие какое-то. Стоит сказать им лишь одно слово, и они готовы будут бросить все в Симбирске и хоть пешком, хоть ползком отправиться в далекий Царьград. Нет, сначала лучше переговорить с супругой, а уже потом сообщить все детям.
        Разговор с Марией Александровной, состоявшийся сразу после обеда, действительно вышел нелегким. Но знала ведь Маша Бланк, когда четырнадцать лет тому назад, в далеком 1863 году, решилась выйти замуж не за обычного мещанина, а за государственного чиновника, что супруг ее будет трудиться не там, где ему хочется, а там, куда пошлют. Пусть Константинополь - это не Пенза, Нижний Новгород, Самара или Симбирск, но и супруг ее уже далеко не тот скромный учитель математики, с которым она обвенчалась когда-то, а статский советник - чин по Табели о рангах V класса, то есть статского генерала.
        К тому же должность министра просвещения, пусть в маленькой, но расположенной в теплых краях Югорос сии - это вам не пост директор народных училищ в заштатном, хотя и губернском Симбирске.
        Успокоив себя таким образом, Мария Александровна решила не возражать мужу. Договорились, что Илья Николаевич отправится в Константинополь один, разузнает там все, а уж потом даст в Симбирск телеграмму супруге, сказав, что ей делать дальше - оставаться ли на месте или выезжать вслед за ним в Константинополь.
        Делать это надо было в самое ближайшее время, поскольку Мария Александровна уже знала, что уже два месяца носит под сердцем еще одно дитя - скорее всего, из-за возраста, последнее в ее жизни. Уже осенью дальние поездки станут для нее невозможными. А ехать надо было далеко. Сначала на лошадях или пароходе по Волге до Сызрани. Потом оттуда на поезде до Москвы. Из Москвы, опять же поездом, через Киев в Одессу. Ну, а уж из Одессы пакетботом до Константинополя. Все, по расчету Ильи Николаевича, должно занять две недели с гаком как минимум, а то и весь месяц. А если учесть, что путешествие надо совершить, имея на руках пятерых детей-непосед, из которых только одна, тринадцатилетняя Анна, может быть помощницей матери, оно и вовсе превратится в помесь цирка с сумасшедшим домом. Но все это у них еще впереди. А пока Илья Николаевич и Мария Александровна решили начать готовиться к переезду, ничего не говоря пока детям. Так оно будет проще и лучше.

19 (6) августа 1877 года.
        Константинополь, Мраморное море
        Оливер Джон Семмс, майор армии Конфедеративных Штатов Америки
        Ровно в девять утра французский пароход «Лион», дав гудок, с помощью буксира потихоньку отошел от причала в Золотом Роге, развернулся и пошел курсом на юго-запад в сторону Мраморного моря.
        Нас провожали три человека из МИДа Югороссии. Ни канцлер Тамбовцев, ни капитан Иванов, ни мой друг Сергей Рагуленко на причал не пришли - к нашему отъезду нужно было привлекать как можно меньше внимания. Тем более что генерал Грант, в редкую минуту, когда он мог еще соображать, тоже изъявлял желание помахать нам платочком. Но он, к нашему счастью, так и не пришел, хотя и обещал. Похоже, что русская водка опять сделала свое черное дело.
        И вот мы на «Лионе». Нам досталась одна из лучших двухместных кают - резная мебель, большой иллюминатор, позолота, и даже отдельный умывальник. Конечно, на югоросских кораблях есть и туалеты, и телевизоры, но где там найдешь столик с гнутыми ножками времен Людовика XVI, на котором стоит серебряное ведерко с бутылкой шампанского, а также севрская ваза с фруктами? Жаль, конечно, что наше путешествие на этом прекрасном и роскошном корабле будет непродолжительным. Но как ни сладко было наше пребывание на русских кораблях и в Константинополе, а теперь вот на «Лионе», пришло время спускаться с небес на грешную землю.
        Но это уже потом. А пока лощеный стюард в белых перчатках принес нам конверт с золотым тиснением, на котором золотыми чернилами было выведено: М. l'Amiral Raphael Semmes et M. le Commandant Oliver John Semmes. В конверте была записка - тоже на листке с золотым тиснением и тоже написанная каллиграфическим почерком золотыми чернилами, гласившая, что М. le capitaine Etienne Laforge будет весьма признателен, если мы согласимся отобедать в его обществе.
        В небольшой зале, примыкающей к кают-компании, стоял небольшой стол, уже заставленный яствами и бутылками. Увидев нас, из-за него вскочил пузатенький коротышка, подошел - нет, просто подбежал - к нам и долго тряс руку моего отца, говоря, как ему чрезвычайно лестно, что пассажиром на его корабле является человек, которым он безмерно восторгался во время «вашей Гражданской войны». Мне тоже достался от него заслуженный комплимент - месье капитан был рад видеть перед собой «героического офицера галантной армии Юга».
        Обед прошел под нескончаемую болтовню мсье Лафоржа. То он сокрушался, что русские не смогли поставить ему устриц, и поэтому он не может предложить их нам. То рассказывал, насколько проще иметь дело с русскими, чем с этими турками.
        - Вы не представляете, месье, сколько мне приходилось давать взяток, и сколько здесь было бюрократии. И каждому, даже самому маленькому турецкому чиновнику нужно было сделать подарок-бакшиш и наговорить ему кучу комплиментов, получая в ответ от них оскорбления, такие как, например, «христианская свинья» и «неверная обезьяна».
        А сейчас? Все очень быстро, все очень вежливо: «Да, месье… Нет, месье… Заплатите сто франков и распишитесь вот здесь. Вы свободны, месье», - все! А их механики даже устранили все неисправности, и, месье, все было сделано лучше и дешевле, чем даже в нашей благословенной Франции… Если б у них были еще устрицы и фуа гра, я был бы полностью счастлив. Но нет в мире совершенства.
        Soupe aux crustaces (суп с морскими продуктами), салат с омаром, фазан, турнедо, восхитительные пирожные… Я так никогда не обедал, даже находясь во Франции. И полагаю, что пассажиров, пусть и первого класса, тоже так не кормили. А месье Лафорж, при всей его комичности, оказался весьма интересным собеседником - причем, как выяснилось, он очень хорошо знал историю нашей Гражданской войны и симпатизировал тогда Югу. И, главное, он был живым свидетелем последнего боя «Алабамы».
        - Месье, сейчас я уже давно не военный моряк - теперь я капитан почтово-пассажирского судна, ценитель вкусной еды и прекрасной жизни. Но тогда я был лейтенантом на французском броненосце «Куронь», который сопровождал вашу «Алабаму» в ее последний бой у Шербура. Нашей задачей было не допустить, чтобы бой переместился слишком близко к Шербуру. И я до сих пор помню, как небронированная «Алабама», к тому же так и не отремонтированная после дальних походов и сражений, храбро вступила в бой со шлюпом «Кирсардж». Безрассудная, но о-ля-ля, какая храбрая атака! Наши сердца были всецело на вашей стороне, месье адмирал. И когда ваши ядра отскакивали от якорных цепей, которыми этот янки-хитрец Винслоу обвешал борта «Кирсарджа»… Если б не было этой «брони», то вы бы его потопили сразу!
        - Месье капитан, я не стал бы этого делать, если бы знал про цепи на борту «Кирсарджа». Увы, это была весьма дорого стоившая мне ошибка.
        Но вот принесли кофе, коньяк и сигары, и тут месье Лафорж вдруг стал серьезным:
        - Месье, я бы с огромным удовольствием проводил каждый обед и каждый ужин в компании столь замечательных людей. Но, увы, я договорился с русскими, что через два часа, когда из Тристатиса придет катер с лоцманом для прохода Дарданелл, этот же катер заберет вас. Мне не положено знать, куда именно вас отвезут. Но если меня кто-либо спросит, куда вы делись, я сообщу, что месье адмиралу стало плохо, и что мне пришлось отправить его на берег в Тристатис. Это тот самый городок, который при турках именовался Шаркёй. Месье, я могу только догадываться о вашей конечной цели и о том, зачем именно вы посетили Константинополь. Но поверьте мне - если на карте мира вдруг опять возникнут Конфедеративные Штаты Америки, ваш покорный слуга капитан Этьенн Лафорж будет тому несказанно рад.
        Мой отец улыбнулся и сказал:
        - Ну что вы, месье капитан, мы здесь всего лишь частные лица.
        Капитан Лафорж прижал руки к груди:
        - Вижу и молчу, месье!
        Через час наш гребной катер уже отходил от борта «Лиона» и направлялся к стоявшей неподалеку на якоре «Алабаме II». Вместе с нами на ее борт поднялся лоцман, а наверху встречала одна весьма знакомая мне фигура, между прочим, одетая в мундир генерала армии Конфедерации.
        - Генерал Форрест! - воскликнул я. - Вы ли это? И откуда у вас этот замечательный генеральский мундир?
        - Адмирал, майор, доброго вам дня, - поприветствовал нас с отцом генерал Форрест. - Я вот решил, что президент Дэвис пусть пока остается в штатском, а я лучше присоединюсь к вам и снова надену форму. Тем более что на «Алабаме» вместе с нами плывут и русские военные инструкторы, которые будут учить новую армию Конфедерации. Да, кстати, в отличие от вас, адмирал Семмс, я слишком растолстел, чтобы влезть в мой старый мундир, и русские друзья сделали мне подарок - пошили его для меня заново. Так что на борту «Алабамы» присутствует не Нейтан Бедфорд Форрест, частное лицо без особых забот и занятий, а генерал Форрест, которому поручено воссоздать нашу Южную армию, примерно как вам, адмирал, нужно будет создавать заново наш Южный флот.
        После этих слов генерал Форрест и мой отец обнялись, что было раньше нехарактерно ни для того, ни для другого. Когда они закончили приветствовать друг друга, я, наконец, получил возможность осмотреться. В отличие от отца, «Алабаму II» я видел впервые. Красивый корабль… Конечно, это не русский крейсер-убийца, но все же лучшее, что можно было найти под небом этого мира.
        Следующим, кто нас приветствовал, был капитан-лейтенант Аксентьев, который должен был командовать кораблем до тех пор, пока мой отец не наберет себе команду из настоящих южан. Приглядевшись, я не поверил своим глазам. Рядом с ним стоял не кто иной, как мой русский друг капитан Сергей Рагуленко.
        Он заулыбался так, как при виде друга могут улыбаться только русские. Но увидев моего отца и генерала Форреста, капитан сделал серьезное лицо, принял уставную стойку «смирно» и взял под козырек:
        - Здравия желаю, генерал Форрест и адмирал Семмс!
        Генерал Форрест также отсалютовал Сергею. По-моему, они уже успели познакомиться. Мой же отец, так как был не в форме, всего лишь пожал капитану руку. Я, как мог, выполнил долг джентльмена и официально представил всех присутствующих друг другу, после чего Сергей сказал, что для него большая честь находиться рядом со столь замечательными людьми.
        И тут же, как говорят русские, «не отходя от кассы», рассказал очень подходящий к теме анекдот, из которого следовало, что два джентльмена после кораблекрушения провели десять лет на необитаемом острове и ни разу не заговорили друг с другом только потому, что не нашлось третьего джентльмена, который мог бы представить их друг другу.
        Мы вежливо посмеялись, после чего генерал Форрест сказал:
        - Капитан, если то, что мне рассказал про вас майор Семмс, хоть немного соответствует действительности, то этим нам оказана большая честь. С завтрашнего дня мы с вами перейдем к официальной части нашего общения, а сегодня вечером надеюсь видеть вас за ужином.
        Вскоре отец и генерал Форрест, откланявшись, удалились в свои каюты, а меня удержал Сергей.
        - Оливер, ты не слишком устал в дороге? - спросил он, отведя меня в сторону.
        - Да нет, скорее наоборот, - ответил я. - Сказка кончилась, пора, наконец, возвращаться к суровым будням.
        - Тогда, когда устроишься, зайди ко мне, в мою скромную обитель, вон там.
        Через пятнадцать минут мы с Сергеем сидели в его небольшой каюте, которая, в сравнении с выдающимися габаритами моего нового друга, казалась просто крохотной. Он положил тарелку с кусочками сыра и колбасы на стол, разлил по глотку коньяка в серебряные рюмки и сказал:
        - За Конфедерацию!
        Мы выпили, потом закусили, и Сергей сказал:
        - Оливер, нам бы надо обсудить, к какому результату мы будем стремиться при обучении армии Конфедерации. Уже решено, что обучать ваших солдат мы будем в самом Гуантанамо, ну, и еще, возможно, на острове Пинос, если нам посчастливится туда перебраться. Боевую обкатку ваши добровольцы пройдут, как мы и договорились, в Ирландии. Но это все цветочки. - Сергей снова разлил коньяк по рюмкам. - Оливер, я знаю, что ваши южане готовы умереть за свою родину. Но их меньше, чем янки, намного меньше, а потому и обучать их нужно так, чтобы умирали не они, а их противник. А такие навыки за два дня не передашь. Придется нам готовить их долго и упорно. Поступая к нам, каждый джентльмен должен сознавать, что в процессе подготовки мы не обещаем ему ничего, кроме изнурительного труда, пота, проливать который лучше, чем проливать кровь на поле боя. Но только так, сдав все испытания, можно приобщиться к элитному клубу победителей. Своего рода зачет ГТО - «Готов к труду и обороне».
        - А что это означает? - задумчиво спросил я, выпив свой коньяк.
        - Нам надо, - сказав Сергей, - чтобы солдаты армии КША могли весь день быть на марше в полной выкладке и быть готовыми в любой момент вступить в бой. Надо, чтобы они умели маскироваться лучше, чем это делают индейцы. Чтобы в бою умели действовать быстро, решительно и слаженно. Чтобы они стреляли не хуже, а то и лучше, чем ты тогда, на тренировке. Чтобы они умели действовать в любой стандартной ситуации, а уж тем более нестандартной. Чтобы они стали живым кошмаром для любого противника - будь то англичане в Ирландии или янки в Америке. И главное, чтобы не было моментов, подобных сражению при Геттисберге, когда при атаке Пикетта ваши прорвали линию янки, но при этом положили почти всех солдат и ничего фактически не добились. Южан меньше, чем янки - это было прекрасно известно северным генералам. Именно потому они и прекратили обменивать пленных. Поэтому бессмысленный героизм нам не нужен. Героизм должен рождать победу. Ведь как говорил великий русский полководец Александр Васильевич Суворов…
        - А кто это? - перебил его я.
        - Это, Оливер, - ответил мне Сергей, - наш знаменитый военачальник, генералиссимус, который в восемнадцатом веке сражался с турками, поляками и французами, и который не проиграл ни единого сражения. Так вот, он говорил: «Тяжело в учении - легко в бою». Или вот еще: «Ученье свет, неученье тьма!», «Дело мастера боится» и «Крестьянин не умеет сохой владеть - хлеб не родится», «За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай нам шесть! Давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем! Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры - какой восторг!»
        - Неплохо, - сказал я, - а нельзя ли о нем узнать побольше?
        Сергей обещал дать мне почитать его книгу «Наука побеждать», после чего я вернулся к прежней теме:
        - И какие же будут нормы этого вашего ГТО для джентльменов?
        - Ну вот, например, - ответил мне Сергей, - каждый молодой южанин должен находиться в хорошей физической форме. Тут нам помогут нормы по подтягиванию на перекладине, отжиманиям, подъем переворотом, бег на короткие и длинные дистанции, плавание, подъем тяжестей. Рукопашная борьба. Стрельба и бросание гранат - здесь будут важны скорость и меткость. Бег на большие расстояния в полной выкладке. Марш-броски. Ты не поверишь, но хорошо подготовленная пехота может быть такой же подвижной, как и кавалерия.
        Потом мы будем обучать десантированию с плавучих средств и проходу штурмовой полосы препятствий. Но это уже, как говорится, высший пилотаж, как и некоторые другие упражнения. Я составлю для тебя полный список - понятно, что не по нашим нормативам, а по таким, до которых я смогу довести ваших ребят за сравнительно короткое время. Так что готовься, мы сделаем из ваших южан настоящих бойцов, в сравнении с которыми индейские охотники за скальпами будут выглядеть просто молокососами.
        - Очень хорошо, - сказал я. - Я хочу пройти эту подготовку одним из первых. И не только потому, что мне это очень хочется, а еще и потому, что солдаты должны видеть, что их командиры умеют все то же, что и они. Хотя бы частично, со скидкой на возраст. Но это еще не все? Ты же говорил и про инициативу, и про слаженность, и про умение работать в непредвиденных ситуациях…
        - А это уже второй этап. Необходимо время, чтобы его подготовить. Построим штурмовые полосы, всех обучим азам тактики. Построим специальные тиры и спортзалы - на это нужно время, но оборудование мы везем с собой. И главное, обучим сержантов и офицеров, причем отбирать будем по результатам первого этапа подготовки и специальных тестов на сообразительность и профпригодность.
        А теперь знай, есть у меня мечта однажды на заре ворваться в охваченный паникой Вашингтон, и вы, ребята, поможете мне ее осуществить. И на этом поставим точку. Не будет государства-монстра, государства-вампира, который зальет кровью весь мир. Потом как-нибудь я расскажу тебе побольше о моем времени, а теперь давай выпьем за флаги КША над Белым домом и за наши имена, написанные на стенах Капитолия.
        Тут я спросил у Сергея:
        - А что это такое «Белый дом»?
        Тот помялся, а потом сказал, что так в XX веке стали называть The Executive Mansion - особняк президента.
        И мы выпили.

22 (10) августа 1877 года, утро.
        Санкт-Петербург, Николаевский вокзал
        Контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов
        За отсутствием в XIX веке личных самолетов, все VIP-персоны в это время путешествовали на личных поездах или персональных яхтах. С одним таким поездом мне довелось познакомиться во время моего путешествия из Одессы в Питер вместе императором.
        Сегодня же рано утром в Санкт-Петербург на подобном поезде прибывает император всея Германии Вильгельм I, и мы вместе с Александром должны встретить его на украшенном флагами России и Германии Николаевском вокзале. Это пока своего рода «Шереметьево-2». Кроме самого кайзера, к нам прибудет и Железный канцлер Отто фон Бисмарк, с которым нам уже довелось весьма плодотворно поработать. Теперь же переговоры пойдут на наивысшем уровне. В Петербург, на похороны императора Александра II, собираются люди, имеющие право единолично решать судьбы мира на десятилетия, если не на столетия вперед. В прошлый раз такой «съезд», или как на Западе любят говорить - саммит случился в Берлине в 1878 году, после чего последствия этого европейского междусобойчика не могли расхлебать аж до конца XX века. Сейчас нам предстоят очень серьезные переговоры и заключение соглашений, главным из которых должен являться так называемый Евразийский союз.
        Британский лев находится при последнем издыхании, и настало время делить его наследство. Вчера вечером мы с Александром Александровичем подробно обсудили эти вопросы тет-а-тет. А именно: что мы хотим от Германии, что мы можем предложить Германии, что должно случиться с Францией и что с Австрией? Кого брать в наш союз младшими партнерами, а кого просто держать на коротком поводке? И хотя в общих чертах мы это все уже обсудили еще в Константинополе, решено было обговорить некоторые моменты еще раз.
        Например, Российская империя довольно равнодушно отнеслась к складывающемуся вокруг Югороссии Балканскому союзу, конечно при условии, что Румыния попадает в ее сферу влияния, а в Черном море не будет никаких военных кораблей, кроме российских и югоросских. Болгарии, Ангорскому эмирату и Румынии вполне хватит нескольких пограничных катерков, которые будут гонять в прибрежных водах контрабандистов.
        Мы же, в свою очередь, не собираемся никоим образом вмешиваться в движения Петербурга вокруг неформального Союза Балтийских государств, состоящего из России, Германии, Дании и Швеции. Правда, после того как наш «Северодвинск» отработал ракетами по Бристолю, о совместной обороне Датских проливов можно на время забыть.
        Понятно, что узнав о заключении подобного Союза, британцы придут в ярость. Но они вряд ли в ближайшее время смогут предпринять что-либо серьезное, что могло бы угрожать членам Союза. Их главные силы на море разгромлены, метрополия находится в блокаде, а уцелевшие военные корабли не способны противостоять в открытом бою даже дедушке всех русских линкоров, броненосцу «Петр Великий», который «на всякий случай» с дружественным визитом находится сейчас в Копенгагене.
        Но это сейчас. Все-таки британская промышленность пока еще одна из мощнейших в мире, и блокаду поздно или рано придется снимать. Ни у меня, ни у Александра нет никакого желания посылать русских солдат на завоевание Британских островов. Так что какое-то время спустя, после восстановления хотя бы частично боевой мощи британского флота, не исключена попытка реванша. Тем более что строить свои новые корабли британцы будут, уже ориентируясь не на свои утопшие у Афин броненосцы, а беря за образец российский «Петр Великий» - сильнейший боевой корабль этого времени.
        Строить корабли они умеют, и уже через какие-то пять лет Британия снова станет для нас опасным морским противником, но уже на новом техническом уровне. А настоящие политики, такие как ваш покорный слуга и Александр Александрович, должны смотреть вперед больше чем на пять лет. Правда, у товарища Бережного и нашего канцлера Тамбовцева есть планы по отторжению от Великобритании в самое ближайшее время королевств Шотландия и Ирландия.
        Но планы бойцов невидимого фронта пусть претворяются в жизнь сами по себе, а параллельно мы с Александром Александровичем должны будем предпринять соответствующие действия на тот случай, если стремления ирландского и шотландского народов к свободе и независимости вдруг потерпят неудачу.
        В политике, как и на море, есть понятие «обстоятельств непреодолимой силы». Так что на всякий случай не мешает заранее подстелить соломку, дабы не набить себе синяков и шишек.
        Понятно, что непосредственно Россию или Югороссию британцам не достать, даже после возрождения всей мощи их флота. Это не обсуждается - фантастика на втором этаже. Тем более что по причине отсутствия достаточных воинских контингентов и плацдармов для вторжения в наши пределы они не опасны для нас на суше. Возможны только мелкие пакости, вроде организации и снабжения банд кавказских абреков, подстрекательства на теракты разного рода террористов-нигилистов, попыток введения «золотого стандарта» и спекуляции на бирже на понижение курса государственных ценных бумаг и акций российских частных компаний.
        Но вот переколотить всю посуду на датской и германской кухне обновленному британскому флоту будет как раз по силам. Захватить германские и датские порты они, конечно, не захватят, но погромить артиллерийским огнем портовые сооружения и городские кварталы смогут изрядно. Тем более что у британцев опыт в этом деле есть немалый. Вот это мы и должны предотвратить.
        Сами немцы и датчане от британцев вряд ли смогут отбиться. Датский флот в настоящее время представляет собой отряд устаревших парусно-винтовых, а то и колесных кораблей, которые давным-давно устарели, и с точки зрения боевых возможностей не имеют никакой ценности. Ну а в Германии военно-морской флот находится в самом зачаточном состоянии. Все ее ресурсы последнее время вкладывались в строительство армии, для того чтобы разгромить своих сухопутных противников - Австрию и Францию.
        Исходя из этого невеселого расклада сил, помимо кайзера Вильгельма и его канцлера, а также Великого молчальника - начальника германского Генерального штаба Гельмута Карла Бернхарда фон Мольтке-старшего - между прочим, генерала-фельдмаршала Российской армии - в Санкт-Петербург прибыл и наследник датского престола принц Фредерик, брат молодой русской императрицы. Официально он прибыл на похороны русского императора Александра II, а неофициально…
        Дело в том, что король Дании Кристиан IX, как конституционный монарх, вопросы войны, мира и заключения союзов решать не мог. А вот его сын, не привлекая особого внимания мировой прессы и политиков, мог отправиться в столицу Российской империи, дабы отдать последние почести злодейски убитому монарху, который к тому же был свекром его сестры - российской императрицы Марии Федоровны, в девичестве - датской принцессы Дагмары. Он и прибыл вчера в Кронштадт на паровом корвете датского флота. Встречен принц был со всеми положенными его титулу почестями, но общение с ним на этом и ограничилось.
        Так что день сегодня должен быть насыщенным и полным судьбоносных событий.
        Встреча же кайзера и Бисмарка для меня была малоинтересной. Ведь большую часть статей грядущего договора мы уже вчерне отработали с Бисмарком еще во время нашей памятной встречи в Константинополе, чтобы они удовлетворяли обе наши стороны. Вильгельму осталось только уточнить некоторые формулировки и поставить под договором свою подпись.
        Труднее будет вести разговор с датским принцем. Он ненавидел пруссаков, как Гамлет своего дядю-короля. Совсем еще молодым офицером Фредерик участвовал в войне с Пруссией и Австрией, после которой Дания потеряла Шлезвиг и Гольштейн. И нам будет очень трудно усадить бывших смертельных врагов за один стол, для того чтобы заключить трехсторонний союз России, Германии и Дании. Впоследствии к нему надо будет подключить и Швецию, ведь супруга Фредерика принцесса Ловиса была дочерью шведского короля Карла XV. Кроме королевского родства, сама Швеция очень зависит от торговых путей на Балтике, и их безопасность находится среди ее основных приоритетов.
        Исходя из всего этого, мы с императором Александром договорились, что я на Николаевском вокзале чисто протокольно поприветствую кайзера Вильгельма, Бисмарка и Мольтке, после чего, откланявшись, отправлюсь в Аничков дворец, где вместе с императрицей Марией Федоровной встречусь с принцем Фредериком.
        Надо дать императрице возможность ввести своего брата в суть дела - так сказать, подготовить его морально. А уже потом мы вместе отправимся в Зимний дворец на встречу с ненавистными ему пруссаками. Возможно, после нашей совместной беседы с императрицей, поняв все имеющиеся расклады, Фредерик будет более покладистым. Какие бы антипатии ни вызывали у него господа из Берлина, политика, как говорил Бисмарк, это искусство возможного. А новый расклад сил в Европе и мире дает Датскому королевству новые возможности. И грех будет их упустить…

22 (10) августа 1877 года, полдень.
        Санкт-Петербург, Зимний дворец
        Глава Югороссии контр-адмирал
        Виктор Сергеевич Ларионов
        Это был исторический момент. Два императора, два министра, один принц и один военный диктатор - это я - собрались в комнате Зимнего дворца, чтобы решить судьбу мира.
        Принц Фредерик, который поначалу хмуро поглядывал на немцев и особенно на Бисмарка, оживился, когда разговор по поводу практически уже согласованного и готового к подписанию Евразийского союза плавно переместился к теме безопасности Датских проливов и свободы мореплавания и торговли в Балтийском море. Это были вопросы, которые непосредственно касались Датского королевства и которые можно было решить только с участием старых врагов, в данном случае становившимися новыми союзниками.
        Основной доклад делал граф Игнатьев. Он вкратце сообщил всем собравшимся о возможных планах британцев и о том, какие преференции для торговли и промышленности Германии, России и других стран даст заключение договора об особом статусе Балтийского моря в целом и Датских проливов в частности. При этом он многозначительно посмотрел на принца Фредерика. Тот оживился и уже не так сердито стал смотреть на своих бывших врагов.
        А потом слово взял Бисмарк. Боже мой, я не ожидал такого от старого и прожженного политикана. Оказывается, «железный» канцлер может при необходимости быть «бархатным». Как он мастерски вел свою партию! И все-таки он уболтал принца датского!
        Для начала Бисмарк выразил сожаление по поводу того, что Пруссия была вынуждена когда-то вести боевые действия против Датского королевства.
        - Но, - сказал германский канцлер, - нет в Европе таких государств, которые хотя бы раз не воевали друг с другом. Тем более что тогда еще мало искушенная в дипломатии Пруссия, к несчастью, пошла на поводу у прожженной интриганки Австрии. Теперь же двум народам-соседям, датскому и немецкому, ради светлого будущего надо забыть старую вражду и объединиться перед новой опасностью.
        - Причем, ваше высочество, - Бисмарк обратился напрямую к принцу Фредерику, - датчане никогда не забудут пиратские набеги на Копенгаген британских эскадр, которые совершались подло, без объявления войны. Особенно варварской была бомбардировка датской столицы в начале сентября 1807 года, когда погибло несколько тысяч мирных жителей Копенгагена и был разрушен каждый третий дом в городе. А министр иностранных дел Британии Каннинг не постеснялся заявить в Парламенте, что «не слышал ни о чем более блестящем, более здравом и более эффективном, чем эта операция»… Мы, пруссаки, никогда бы не пошли на убийство мирных датчан ради простого удовлетворения своих политических амбиций.
        При этих словах лицо принца Фредерика исказила гримаса гнева. Я усмехнулся про себя. Похоже, что Бисмарк достиг своей цели. Да и куда было деваться бедной Дании? Это судьба всех малых стран - или быть чьей-то союзницей, или быть зависимой, а то и вообще завоеванной более сильными соседями. Без надежных и могучих друзей невозможно выжить в мире, где царит закон джунглей.
        - Господин канцлер, - наконец нарушил свое молчание Фредерик, - я помню и о войне моей страны с Пруссией, и о варварстве британцев, безжалостно сжигавших с помощью ракет Копенгаген. В конце концов, война между Данией и Пруссией давно уже закончилась и вряд ли повторится, - принц выразительно посмотрел сначала на меня, потом на Александра III, - а вот повторное нападение английского флота на Копенгаген, похоже, неминуемо. И произойти оно может в самом ближайшем будущем.
        Сейчас я готов обсудить с вами меры, необходимые для защиты побережья Дании и Германии от возможного набега британских сил. Как я понимаю, кроме Германии, всю возможную поддержку нам окажет и Российская империя? - после этих слов принц Фредерик вопросительно посмотрел на своего шурина, императора Александра III.
        - В случае заключения соответствующего соглашения я готов предоставить королю Кристиану всю возможную помощь в отражении нападения британцев, - огладив свой подбородок, ответил император Александр III. - Для этого в Датские проливы будут направлены сильнейшие корабли российского флота. Сейчас, например, в гавани Копенгагена в полной боевой готовности стоят наш сильнейший броненосец «Петр Великий» и броненосные фрегаты «Князь Пожарский», «Генерал-адмирал» и «Герцог Эдинбургский». Но в случае отражения вражеского нападения в деле будут участвовать корабли не только российского флота… - русский царь многозначительно посмотрел в мою сторону.
        Я понял, что наступило время моего выхода на сцену, и, прокашлявшись, начал свою давно продуманную речь:
        - Господа, должен вас заверить, что вооруженные силы Югороссии не останутся в стороне в случае нападения британского флота или британской армии на Россию, Германию или Данию… - я обвел пристальным взглядом присутствующих, пытаясь понять их реакцию.
        Император Александр, видимо вспомнив разгром британской эскадры у Пирея, сардонически усмехнулся. Бисмарк, уже успевший познакомиться с видеозаписью того морского сражения, пригладил свои роскошные усы и что-то шепнул на ухо Мольтке, а потом победно посмотрел на своего монарха, который, похоже, так ничего и не понял, но тоже заулыбался, словно именинник. Только принц Фредерик, знавший лишь понаслышке о мощи нашей эскадры, растерянно поглядывал на императоров и их канцлеров.
        - Браво, адмирал! - воскликнул Бисмарк. - Зная ваши возможности, я теперь полностью спокоен. Британцы, в случае нападения на нас, потеряют остатки своего флота и станут одной из второстепенных стран мира. Ибо без флота Британия ничто!
        - Не торопитесь хоронить коварный Альбион, господин канцлер, - ответил я. - Британия имеет первоклассную судостроительную промышленность и прекрасных инженеров и рабочих. В течение нескольких лет она сможет возродить флот. При этом я думаю, что их новые корабли уже не будут похожими на те, которые были потоплены одним нашим крейсером у входа в гавань Пирея. Вряд ли британцы повторят свои старые ошибки и снова начнут строить барбетные броненосцы с установкой на них монструозных дульнозарядных орудий.
        Тем более что у них уже есть образец для подражания: сильнейший в мире броненосец, построенный по проекту адмирала Попова - «Петр Великий». И данные нашей разведки говорят о том, что англичане лихорадочно строят на своих верфях корабли, которые фактически являются копиями «Петра Великого». Сколько их будет построено - сейчас трудно сказать, но и Германия, и Дания, и Российская империя с Югороссией должны озаботиться созданиями новых боевых флотов.
        В деле судостроения каждая из присутствующих здесь стран обладает недоступными другим преимуществами. За Югороссией знание прорывных технологий, за Российской империей почти безграничные запасы сырья и резервы рабочей силы, за Германией развитая металлургическая и машиностроительная промышленность, прекрасные рабочие и инженеры, за Данией наличие судостроительной промышленности и большой практический опыт в кораблестроении. Если мы объединим свои возможности, то создадим силу, которая заставит считаться с собой весь мир…
        После минутной паузы все присутствующие одобрительно закивали и выразили на своих лицах одобрение. Непроницаемым осталось лишь физиономия Великого молчальника - фельдмаршала Мольтке-старшего. Но я не очень-то озаботился его реакций. Как известно, создатель германского Генштаба был, по словам его современников, человеком, начисто лишенным всех эмоций. Впрочем, с этим двуногим компьютером мне придется встретиться с глазу на глаз, чтобы обсудить некоторые приватные моменты нашего дальнейшего сотрудничества.
        Дальнейшая церемония была вполне будничной. Подписание прелиминарных статей договора о создании Евразийского союза прошло в рабочем порядке. Полная же версия договора будет подписана в Берлине в конце сентября.
        На ту же конференцию были приглашены и главы государств - стран Балтийского моря. Как я понимаю, скорее всего, тогда же будет подписан договор об особом режиме Балтийского моря и Датских проливов. Я думаю, что российские и германские дипломаты, а также некоторые датские политики приложат для этого максимум усилий.

23 (11) августа 1877 года.
        Средиземное море, «Алабама II»
        Генерал Нейтан Бедфорд Форрест,
        главнокомандующий Вооруженными силами
        Конфедеративных Штатов Америки
        Да, на нашей новой «Алабаме» хоть и тесно, и качало больше, чем на русском военном корабле или, упаси боже, на подводной лодке, зато здесь я находился уже как бы на территории возрожденной Конфедерации, и к тому же проводил время с пользой для нашего общего дела. Каждый день мы часами сидели с молодым Семмсом. Впрочем, и он тоже уже не так молод, да и обсуждали мы самые разные вопросы - от набора в формирующуюся армию и ее обучения до планов грядущих боевых действий.
        Обычно при этом к нам присоединялись то его отец, старый адмирал Семмс, то командир русских инструкторов капитан Рагуленко.
        У русских есть поговорка о том, что рыбак рыбака видит издалека. И мне кажется, что капитан Рагуленко - это человек моей закваски. Насколько я понимаю, он профессионал. В пользу этого говорит и то, что он почти никогда ничего не рассказывает о своем боевом пути. При этом он старается по возможности никогда не акцентировать внимания на своей персоне.
        Зато за обедом, за ужином и часто после него, за чарочкой, Сергей преображался и был неиссякаемым кладезем анекдотов и смешных историй. Впрочем, он все время просил меня рассказать ему тот или иной эпизод из моей биографии - как оказалось, если я почти ничего не знал о его военном прошлом, то он про мое знал очень много и считал меня чуть ли не одним из лучших полководцев нашего времени.
        Зря, конечно. Будь я и впрямь хорошим полководцем, мы бы войну не проиграли. Да и ошибок я наделал множество за те четыре страшных года. Но когда я ему это сказал, он мне ответил, что каждый из нас делает ошибки, но только лучшие в этом признаются. И добавил, что у нас с ним будут все шансы исправить эти ошибки. На что я перекрестился и подумал: дай-то господи!
        А в этот вечер, когда мы выпили по стакану ледяного скотча, разговор у нас зашел о послевоенном устройстве Конфедерации. Капитан мне доказывал, что необходимо найти какую-нибудь форму сосуществования с индейскими племенами. Все-таки наш континент был их родиной на протяжении многих веков еще до Колумба. И вообще, краснокожие, на свой первобытный манер, тоже являются джентльменами, и поэтому мы сможем с ними договориться и соблюдать соглашение.
        А вот о будущем негров мнение у него оказалось несколько иным. Он считал, что нам нужно продолжить дело президента Монро и переселить всех чернокожих обратно на их родину, в Африку. Всех до единого. Черная община, отделяющая себя от белого населения КША, должна перестать существовать.
        Как это ни странно, мое отношение к неграм было совсем другим. Когда-то давно я был работорговцем, но всегда следил за тем, чтобы живой товар был накормлен и содержался в более или менее нормальных условиях. Более того, то, что Харриет Бичер Стоу и ей подобные писали про условия, в которых содержались рабы, не соответствовало действительности, ибо раб стоил таких больших денег, что плохое отношение к нему было по карману лишь очень богатым людям. Да и среди богачей трудно было найти человека, который сознательно пошел бы на порчу собственных капиталовложений.
        Впрочем, я довольно быстро отказался от живого товара и перешел на торговлю только хлопком.
        Во время войны в моем отряде было немало негров - начиная с сорока четырех рабов, принадлежавших лично мне; я им обещал свободу после войны. За всю войну дезертировал всего лишь один, зато в отряд вступали все новые - как вольные негры, так и рабы хозяев, согласившихся по моей просьбе на такие же условия. В конце войны в моем отряде оставалось шестьдесят пять негров. И как я тогда отметил, они принадлежали к лучшим солдатам Конфедерации.
        Да и после войны я поддерживал черных ветеранов и устраивал на работу, как и белых. Три года назад, меня пригласили на собрание International Pole Bearers («Международные носители шестов») - ассоциации черных рабочих, где я держал речь перед ними. И красивая черная девушка подарила мне букет цветов, после чего я поцеловал ее в щеку; об этом «скандале» потом с возмущением писали все местные газеты - как это южный джентльмен может поцеловать негритянку, пусть в щечку!.. Моралисты - они забыли, как президент Джефферсон в свое время сделал своей рабыне восьмерых очаровательных малюток. Или они думают, что мулатов на наш благословенный Юг приносит белый аист в маленьком черном мешочке… Многие джентльмены грешны куда больше, чем я, они лишь не выставляли свои чувства напоказ.
        Но когда я начал говорить, что мы вполне способны ужиться с нашими черными соседями, капитан Рагуленко задумался и рассказал мне две истории из своей прошлой жизни до появления в нашем мире.
        Первая случилась где-то в Африке во времена, когда сам Сергей был еще маленьким, а в русской армии офицером служил его отец, было это в одной из стран, недавно получившей независимость от одной из европейских держав. Как говорится, не будем показывать пальцем.
        - Раньше там все было в ажуре, - рассказывал он. - Красивая, почти европейская столица. Алмазы, золото, нефть, в большой части страны неплохой климат, сельское хозяйство было образцовым. Больницы, школы, театры…
        И вот они стали независимыми. Сначала оттуда выжили всех белых - убивали мужчин и детей, насиловали женщин или просто забирали все, что им принадлежало. Все, кто смог, уехал оттуда, кто не смог, тех уже нет. Ну, экономика тут же накрылась медным тазом, сельское хозяйство тоже тю-тю - одно дело, когда знающие люди обрабатывают земли, другое, когда её раздали дружкам нового президента. То же было и с заводами и фабриками. Представляешь, начала голодать страна, в которой вся земля пригодна для обработки и с полей можно снимать по четыре урожая в год. Говоря по-нашему, один год идет за четыре, и эти люди вдруг голодают и просят международной помощи!
        Потом там, конечно, началась гражданская война. Точнее, даже не гражданская, а межплеменная, так как несмотря на всю цивилизацию и якобы имеющееся у них государство, эти люди до сих пор делят себя по племенам. Тут их президент, почуяв, что лично для него дело пахнет жареным, и обращается к нашей стране за помощью: Россия, помоги!
        Ну, наши и летят туда. Тамошние военные щеголяют в новой форме, но как только становится по-настоящему горячо, убегают куда глаза глядят, а русским приходилось за них отдуваться. С местными-то повстанцами воевать было несложно, а вот когда в дело вмешивались другие игроки, тогда все становилось куда серьезнее. Хорошо еще, наши войска в конце концов оттуда вывели, но сколько друзей моего отца остались лежать в той проклятой земле…
        - Капитан, - возразил я, - но ведь то Африка. А в Америке, надеюсь, они все-таки стали цивилизованными.
        Капитан Рагуленко почесал в задумчивости подбородок.
        - Да как вам сказать, мистер Форрест… Однажды нас пригласили на международные военные соревнования. В вашу тогдашнюю Америку-янки, дери ее за ногу. Ну, наша команда, естественно, получила первое место, торжества там, награждение. Все нормально. Привозят нас потом в Нью-Йорк, откуда мы должны были отправиться домой. И пошли мы с приятелями гулять по городу. Сами понимаете, что у меня там за приятели были, у каждого за спиной небольшое кладбище имеется, а то и два. Афганистан из нас никто, правда, не застал, а вот на Кавказе все потрудились вдоволь. А нам никто не сказал, куда можно, а куда нет.
        И оказались мы вдруг в одном таком мрачном районе. Многие дома - сгоревшие коробки, везде грязь, и какие-то негры шляются, на нас так неприятно посматривают. Потом с десяток черных оболтусов преграждают нам путь и говорят: деньги, мол, давайте. А у самих у кого нож, у кого даже ствол. Придурки!
        - Ну и что дальше? - поинтересовался я.
        - Ну, в общем, мы им объяснили, почему их поведение было неправильным. После этого нас оставили в покое. Аккуратно объяснили, но не без членовредительства, самое главное было никого не убить.
        - А как же полиция? - удивился я.
        - Полиция? - Сергей рассмеялся. - Не было там никакой полиции. Они этих негритянских кварталов как огня боялись - настоящие джунгли, только каменные. А вот по дороге оттуда, уже в хорошем районе, два таких же милых черных набросились на белую девочку, и мы еле-еле успели ее спасти. А потом нас же отправили в полицейский участок. Видите ли, те нас обвинили в нанесении телесных повреждений и расизме. И нам еще повезло, что у родителей той девочки были деньги и хороший адвокат, а то кто знает, сколько бы нам пришлось провести в тамошней тюряге… Ведь расизм у них - самое худшее обвинение.
        - А куда смотрит правительство? - возмутился я.
        - Так они и есть правительство, - ответил Сергей, - с две тысячи восьмого года президентом стал негр, Барак Хуссейн Обама, случайное порождение внебрачной связи белой американки и залетного кенийского студента. Бывший, кстати, сенатор от штата Иллинойс.
        Меня аж подбросило:
        - Негр?! Американским президентом?!
        - Да, негр, - спокойно ответил Сергей. - Как говорят у нас, русских, сбылась мечта идиота. Между прочим, самый бездарный американский президент за всю историю, хуже и придумать было трудно. Дурак и слабак, он обещал прекратить войны, развязанные его предшественником, и постоянно начинает новые. Экономика при этом буксует - а ежегодный дефицит государственного бюджета около триллиона долларов.
        Я подумал, что ослышался и переспросил:
        - Триллиона?! Долларов?!
        - Ага, триллиона, - подтвердил Сергей. - На момент нашего «отбытия» общий государственный долг США составлял семнадцать триллионов долларов, что при населении в триста пятьдесят миллионов составляет почти по пятьдесят тысяч долларов на каждого американца - мужчину, женщину, старика или младенца. И это только государственный долг, если учитывать долги домашних хозяйств и предприятий, то эту цифру можно смело утраивать.
        - А кто был до него? Тоже негр? - спросил я, заранее подозревая, какой получу ответ.
        Сергей в ответ покачал головой:
        - Нет, мистер Форрест, белый. Но тоже дурак, или хорошо им притворялся. С двухтысячного по две тысячи восьмой год Америкой правил один «грузин в кустах» из Техаса с приставкой «младший». А вот госсекретари у него как раз были черные. И если первый был еще ничего, боевой генерал, вроде ваших чернокожих ветеранов, то вторая была настоящая стерва…
        - Неужели женщина стала госсекретарем? - опять возмутился я.
        - Да, - сказал Сергей, - и не она первая в этой роли. Так вот, эта Кондализа Райс была совсем не дура, зато первостатейная гадина. При ней Америка воевала в Ираке, в ваше время это Месопотамия, в Афганистане - это рядом с Индией…
        - Я знаю, где находится Афганистан, - проворчал я. - Это же дыра, где, наверное, не живут даже кошки. Что там понадобилось нашим парням?
        - Не скажу за американских парней, - ответил мне Сергей, - но вот сама Америка во второй половине XX века унаследовала от Британии титул лидера западного мира. И с тех пор, отринув доктрину Монро, занялась глобальным доминированием, суя свой нос повсюду. Тогдашним американским правителям казалось, что таким способом они вредят России.
        Вообще, пакостить нашей стране вошло у них в привычку. Дошло даже до того, что они устроили России небольшую войну с одним из соседних государств, ставшим благодаря их усилиям практически американской колонией. Впрочем, та война продолжалась ровно пять дней, и результаты ее были плачевными для соседнего государства. Если бы не настойчивые просьбы так называемого «международного сообщества», то шестой день той войны стал бы последним днем существования тамошнего псевдогосударства. Наша армия была в пятнадцати километрах от его столицы, а вражеские солдаты разбегались кто куда, скидывая с себя форму и бросая оружие.
        Сергей немного помолчал, потом добавил:
        - Я знаю, что некоторые из ваших сторонников мечтают вернуть рабство. Поймите, генерал, рабом быть плохо, а рабовладельцем еще хуже. От этого нация только слабеет, вспомните римлян. Большое количество дешевой, а то и просто бесплатной рабочей силы тормозило ваш технический прогресс. Я знаю, что с началом Гражданской войны Конфедерация практически с нуля должна была строить свою военную промышленность. А у янки все уже было готовое.
        Причин поражения КША много, и большинство из них вы знаете лучше меня. Янки задавили вас числом и техническим превосходством. Южанам не помогло даже их явное моральное превосходство над янки. Но теперь все будет по-другому. И вам надо будет сделать выводы из сделанных ошибок.
        Что же касается негров… Обрадовавшись нежданно свалившейся на голову свободе, чернокожие американцы захотят равноправия. После того как они вымолят себе равноправие, им захочется привилегий «за перенесенные страдания». И что случится с Америкой, когда они этих привилегий добьются, я вам уже рассказывал. Содом и Гоморра в одном флаконе…
        Я задумался. Да, получается, что нам не нужны ни негры в правительстве, ни отдельные черные кварталы, ни расовые проблемы. Похоже, капитан Рагуленко прав насчет необходимости обратного переселения негров в Африку… Как говорится, с глаз долой - из сердца вон.

24 (12) августа 1877 года.
        Реакция мировой прессы на подписание Евразийского союза
        Заголовки российских газет:

«Московские ведомости»: Рукопожатие двух императоров! Снова, как во времена войны с Наполеоном, Россия и Германия оказались в одном строю!

«Северный вестник», Санкт-Петербург: Берлин стал ближе к Санкт-Петербургу! Новому союзу не страшны теперь никакие враги!
        Заголовки французских газет:

«Фигаро»: Тайный сговор двух тиранов! Острие Евразийского союза направлено против Франции!

«Пти Паризьен»: Пруссаки готовятся к реваншу! С союзной Россией за спиной они чувствуют себя всемогущими!
        Заголовки австрийских газет:

«Винер Цейтнунг»: Ужасное коварство канцлера Бисмарка! В новом договоре императоров не нашлось места для Австро-Венгрии!

«Нойес Фремденблатт»: Германия жаждет новых завоеваний?! Куда двинется объединенная армия двух императоров?
        Заголовки газет САСШ:

«Нью-Йорк Таймс»: Германия и Россия делят земной шар, как хозяйка торт! Вновь вернулось время конкистадоров-завоевателей?

«Чикаго Трибьюн»: Никто теперь не может чувствовать себя в безопасности! Императоры Вильгельм и Александр желают стать повелителями мира!
        Заголовки британских газет:

«Таймс»: Наша империя в смертельной опасности! Безжалостные пруссаки и дикие казаки хотят завоевать Британские острова!

«Дейли телеграф»: Британию вытесняют из Европы! Подданные нашей королевы готовы сражаться до последней капли крови за честь английской короны!
        Заголовки германских газет:

«Берлинер тагенблат»: Великий день для нашей империи! Кайзер и русский царь заключили вечный союз о дружбе и братстве!

«Норддойче Альгемайне»: Триумф двух монархий и народов! Евразийский союз станет залогом тысячелетнего мира в Европе!
        Заголовки итальянских газет:

«Стампа»: Разложен новый мировой пасьянс! Найдется ли в нем место для Австрии и Франции?!

«Коррьере делла Сера»: Грядет смена дипломатических ориентиров? Наше королевство должно найти новых друзей и не заполучить новых врагов!
        Заголовки испанских газет:

«Гасета нуэва де Мадрид»: Великий шанс для Испании! Здравый смысл говорит нам, что наше место в Евразийском союзе!

«Диарио де Барселона»: Британия выброшена с континента! Новый союз России и Германии покончил с гегемонией коварного Альбиона!
        Заголовки датских газет:

«Берлинске тиденде»: Британия бряцает оружием, но мы не боимся ее! Угрозы англичан сами толкают нас в Евразийский союз!

«Юланд постен»: Дания теперь не одинока! Непогоду лучше пережидать под кроной большого дерева!

23 (11) августа 1877 года, час до полудня. Константинополь, набережная неподалеку от бывшего султанского дворца.
        Отставной капитан-лейтенант Российского флота Александр Федорович Можайский Пакетбот из Одессы прибыл в Константинополь рано утром. Александр Федорович Можайский, отставной капитан-лейтенант Российского императорского флота, оставил вещи в недорогой гостинице и вышел на набережную залива Золотой Рог. Он хотел увидеть нечто, ради чего он и приехал сюда из своей усадьбы Вороновица, что в Подольской губернии в двадцати верстах от Винницы.
        По рассказам очевидцев, именно здесь, со специального корабля флота Югороссии, который стоял на якоре напротив бывшего султанского дворца, в небо время от времени поднимались невиданные летательные аппараты тяжелее воздуха.
        Как рассказал ему хозяин гостиницы, грек из Балаклавы, который неплохо изъяснялся по-русски, этим летательным аппаратом чаще всего были небольшие, похожие на больших орлов «беспилотники» - так, по словам грека, называли эти аппараты моряки с этого корабля. Иногда с корабля, который носил имя незнакомого Можайскому адмирала Кузнецова, взлетали огромные, похожие одновременно на стрекоз и на летающих головастиков вертолеты с вращающимися наверху винтами, словно крыльями ветряной мельницы.
        И очень редко, если повезет, взлетали совсем уже невиданные летательные аппараты, смахивающие на сказочного Змея Горыныча. В небо они поднимались со страшным грохотом и шумом. Это невиданное зрелище привлекало к себе не только местных зевак, но и путешественников со всей Европы, к радости владельцев отелей и гостиниц, а также хозяев кафе и ресторанчиков.
        Правда, как узнал Можайский, много народу прибыло в Константинополь для того, чтобы попасть на прием в здешний госпиталь, врачи которого, по слухам, совершали чудеса, излечивая даже безнадежных больных. Немало было и паломников, которые следовали на гору Афон, а в Константинополе считали обязательным посетить Святую Софию.
        Но у Александра Федоровича пока, к счастью, не было проблем со здоровьем, да и хождения по святым местам волновали мало. Впрочем, в Святую Софию он зашел. Постоял перед фресками и мозаиками, вновь открытыми для всеобщего обозрения, поставил одну свечу за здравие оставшихся на родине домашних и еще одну за упокой души убиенного злодеями государя Александра II. Место, где в храме стоял гроб с телом императора, было обнесено красным шнуром, и сколько в Святой Софии ни было народа, никто из богомольцев не заступал на огороженный прямоугольник.
        Выйдя из храма, Можайский еще раз посмотрел на синее небо над древним Царьградом, после чего быстрым шагом направился к тому месту, с которого можно было бы увидеть взлет с палубы югоросского корабля летательного аппарата.
        Отставной капитан-лейтенант немного заплутал в кривых улочках древнего города. Спасибо, дорогу ему подсказал дежуривший на перекрестке городовой - они, правда, называли себя не полицейскими, а милиционерами, и неплохо разговаривали по-русски. На подходе к набережной Можайский встретил югоросский армейский патруль. Коротко стриженные парни в пятнистых мундирах незнакомого покроя, унтер и два нижних чина, внимательно наблюдали за фланирующей по набережной публикой, время от времени что-то говоря в маленькую черную коробочку, которую по очереди подносили то ко рту, то к уху.
        На набережной, несмотря на жару, уже было много народа. Белые платья и кружевные зонтики дам, белые полотняные брюки и легкие куртки мужчин, соломенные шляпы-канотье органично смешивались с живописными одеждами греков, болгар и румын. В толпе мелькали и синие мундиры городовых, которые присматривали за порядком. Можайский слышал, что почти вся здешняя милиция была набрана из одесских и балаклавских греков, а также из казанских татар. Получают они здесь вдвое против того, что получали бы в России, а потому служат исправно, ибо знают: забалуешь - тут же уволят со службы, и чемодан - пакетбот - Одесса.
        Но вот на палубе огромного корабля вдруг началось какое-то движение. Александр Федорович протолкнулся поближе к ограждению. Он увидел, как откуда-то снизу, из трюма, поднимается что-то смахивающее на наконечник огромной стрелы. У себя в имении Можайский начал работу над проектом давно задуманного им летательного аппарата тяжелее воздуха. Но то, что он сейчас увидел, абсолютно не было похоже на его проект.
        Толпа на набережной затаила дыхание, глядя, как поднятый из трюма аппарат зацепила какая-то небольшая механическая повозка и потащила аппарат поближе к задранному вверх носу корабля. Человек, который, должно быть, управлял этим аппаратом, занял свое место в кабине. Александр Федорович рассмотрел, что одет этот человек был в серый облегающий костюм и белый шлем. Потом на кабину опустился стеклянный колпак, а матросы, все это время суетившиеся вокруг аппарата, куда-то исчезли с палубы корабля. Позади аппарата из палубы поднялось нечто вроде невысокого забора. Раздался оглушающий рев, перешедший через несколько секунд в пронзительный вой. Струя прозрачного голубого пламени, бьющая с задней части аппарата в поднятый барьер, была видна даже при свете яркого южного солнца.
        В момент, когда шум перешел в режущий ухо свист, аппарат резко сорвался со своего места, промчался, набирая скорость, саженей сто по палубе. Подпрыгнув на трамплине, под вопль восторга толпившейся на набережной публики, он нырнул в синее безоблачное небо. Вскоре, когда о нем напоминала только блестящая на солнце точка, плывущая высоко над головой, народ стал потихоньку расходиться.
        Как узнал Александр Федорович у немногословного татарина-городового, вернуться этот летательный аппарат, именуемый самолетом, должен был часа через полтора-два, в зависимости от продолжительности полета. А вот о том, где побывал сей аппарат, можно будет прочесть в завтрашних утренних европейских газетах. Он мог появиться над Веной, Прагой, Будапештом, Римом или Парижем. Все зависело от того, куда командир этого корабля послал самолет.
        Размышляя над тем, что ему довелось увидеть, Можайский подошел к кофейной, расположенной прямо на набережной. Легкие столики, такие же стулья, полотняные зонтики над головой. Здесь можно было посидеть, выпить знаменитый кофе по-турецки и полюбоваться красотами старинного Царьграда.
        Посетителей, к удивлению Александра Федоровича, обслуживали не мужчины-официанты, а очаровательные девицы в белоснежных передничках и с кружевами на прелестных головках. Хмыкнув и пригладив бакенбарды, отставной капитан-лейтенант Можайский присел за свободный столик и, дождавшись, когда одна из девиц подойдет к нему, заказал чашечку кофе и парочку бисквитов.
        В кафе было уютно, зонтики защищали от палящего солнца, с залива веял пахнущий морем легкий ветерок. Где-то негромко играла музыка.
        Выпив чашечку кофе и съев вкусные свежие бисквиты, Александр Федорович не спешил покинуть кафе, тем более что никто его не торопил. Он продолжал думать о самолете, который на его глазах взмыл в небо, доказав тем самым, что летательные аппараты тяжелее воздуха существуют. Ах, как бы ему хотелось самому подняться в воздух и увидеть землю с высоты птичьего полета!
        Задумавшись, капитан-лейтенант Можайский не обратил внимания, как в кафе появились новые посетители. В правительственных учреждениях Югороссии наступило время обеда, и служащие этих присутственных мест направились в ближайшие кафе и трактиры, чтобы заморить червячка. Для желающих съесть что-то более питательное, чем бисквиты, в мангале жарились шашлыки. Среди клиентов кафе были и первые лица Югороссии.
        Вот и сейчас, на свободное место напротив Александра Федоровича присел человек примерно одних с ним лет, одетый в обычный здесь пятнистый мундир без знаков различия.
        - Добрый день, - поздоровался он с Можайским, - судя по всему, вы недавно приехали в Константинополь?
        - Вы угадали, господин… - Александр Федорович вопросительно посмотрел на собеседника.
        Незнакомец усмехнулся в седые усы и, кивнув Можайскому, представился:
        - Тамбовцев Александр Васильевич, канцлер Югороссии. А с кем я имею честь беседовать?
        Можайский чертыхнулся про себя и постарался сгладить неловкую ситуацию. Он встал, одернул свой сюртук и представился:
        - Можайский Александр Федорович, отставной капитан-лейтенант Российского императорского флота.
        - Можайский! Александр Федорович! Вы случайно не тот Можайский, который в своем имении под Винницей занимается проектированием первого в России самолета и изучением полетов птиц и воздушных змеев?
        - Да, - удивленно сказал Можайский, - а откуда вам это известно?
        - Нам известно многое, Александр Федорович, - загадочно сказал канцлер Югороссии, - а ведь мы уже хотели послать за вами нарочного. Это судьба, вы не находите?
        Пока Можайский соображал - что, собственно, хотел сказать господин Тамбовцев и при чем тут судьба, его новый знакомый достал из кармана маленькую черную коробочку и нажал на ней какую-то кнопку.
        - Полковник Хмелев, - сказал он в эту коробочку, - это Тамбовцев. Сейчас я к вам подойду с одним очень-очень интересным человеком. Об Александре Федоровиче Можайском вы, наверное, слышали? Да-да, о том самом. Мы через полчаса будем на «Кузнецове». Ждите.
        Спрятав свою черную коробочку в карман, господин Тамбовцев неожиданно улыбнулся и подмигнул Можайскому.
        - Александр Федорович, я вижу, что вам очень хочется поближе познакомиться с нашими летательными аппаратами? Если да, то прошу вас пройти со мной. Вы их не только увидите своими глазами, но и потрогаете руками…

26 (14) августа 1877 года.
        Вашингтон. Белый дом, Овальный кабинет
        Президент САСШ Рутерфорд Бирчард Хейс
        и госсекретарь Уильям Эвертс
        - И что же слышно из Константинополя? - раздраженно спросил президент Хейс, перебирая бумаги у себя на столе.
        Госсекретарь Уильям Эвертс поежился, опустил глаза и сказал:
        - По нашим сведениям, югороссы, русские и немцы готовятся заключить стратегическое соглашение. Его теперь именуют не иначе как Евразийский союз…
        Рутерфорд Хейс скривился словно от зубной боли, взглянул исподлобья на Эвертса и процедил:
        - Интересно, Уилли. А как же тогда наше посольство во главе с экс-президентом Грантом? Чем сейчас занимается этот красномордый бездельник?
        Эвертс с отвращением посмотрел на свой бокал с лимонадом. Эх, что сам Бабушка Хейз, прозванный так за морализаторство, что его жена, Лимонадная Люси - трезвенники. И алкоголь в Белом доме строжайше запрещен. А ему сейчас ох как бы не помешал виски с содовой… А можно даже и без содовой.
        - Мистер президент, - сказал госсекретарь, - от самого Гранта практически нет вестей…
        - То есть как это - нет вестей? - взорвался Бирчард Хейс. - Он что, не доплыл до Константинополя? В тюрьме у русских? Куплен ими? И почему я узнаю об этом лишь сейчас?
        - Мистер президент, все в порядке, - испуганный госсекретарь начал успокаивать своего шефа, - президент Грант добрался туда без приключений, русские радушно приняли нашу делегацию. Мне постоянно докладывает Джон Фостер, которого мы специально для этого отозвали из Мексики, где он был послом, и отправили с генералом Грантом в Константинополь. Джон пишет, что переговоры проходят ежедневно на самом высоком уровне.
        - На самом высоком уровне, говорите? - язвительно откликнулся президент. - Так почему же тогда у немцев все получилось, а у Гранта и вашего Фостера переговоры все проходят на этом самом «высоком уровне», а до сих пор они ни до чего так и не договорились? За целый месяц! Есть хоть одна, хоть самая маленькая договоренность? Хоть какое-нибудь соглашение?
        Уильям Эвертс вытер взмокший лоб платком.
        - Фостер пишет, что все застопорилось из-за убийства русского императора Александра Второго. Но вот-вот будет готов договор между этими югороссами и САСШ.
        Президент Хейс был в ярости:
        - Однако тугодумным немцам это покушение не помешало договориться с русскими, а Гранту, значит, помешало? И о чем же будет этот договор?
        - Не знаю, - растерянно проблеял госсекретарь Эвертс, - об этом Фостер мне не докладывал.
        - А о чем же он вам тогда докладывал? - раздраженно проворчал президент Хейс.
        - О том, что Грант выразил сожаление по поводу убийства их императора американцами… - не задумываясь, ответил госсекретарь Эвертс, чем вызвал небольшой катаклизм в пределах Овального кабинета. Таких вспышек страсти тут больше не будет еще больше ста двадцати лет - до времен великой и обаятельной Моники Левински.
        - Что?! Русский император убит американцами?! - В госсекретаря полетел сначала сломанный пополам карандаш, потом массивное пресс-папье. - Почему вы говорите об этом как о каком-то незначащем эпизоде? В конце концов, почему это не было доложено мне немедленно?! Вы идиот, Эвертс, и это не оскорбление, это диагноз.
        - Не посчитал это столь уж важным, - ответил госсекретарь, подбирая с ковра обломки злосчастного карандаша и пресс-папье, от которого он с неожиданной для себя ловкостью сумел увернуться. - Ведь они действовали не от имени нашего правительства…
        - Час от часу не легче, - проворчал президент Хейс. - А что слышно от адмирала Семмса? Мы надеялись, что именно он сможет наладить контакт с адмиралом Ларионовым - все-таки они оба моряки.
        - Мистер президент, адмирал Семмс уехал обратно в Америку по состоянию здоровья, - испуганно проблеял госсекретарь, ожидая очередной вспышки президентского гнева.
        И он не ошибся. Хейс встал, подошел к Эвертсу и вдруг по-бабьи истерично заорал, брызгая слюной:
        - Эвертс, что у вас за бардак в госдепартаменте? Телеграфный кабель между Америкой и Европой проложен почти двадцать лет назад, а вы не можете даже разузнать, что там происходит? Про то, что их императора убили американцы, я узнаю только сейчас! Кто его убил?
        - Некто полковник Бишоп и его люди, - ответил Эвертс.
        - Не знаю такого, - отрезал Хейс. - Эвертс, немедленно свяжитесь с генеральным прокурором Девенсом и министром внутренних дел, как его там…
        - Шурц, - подсказал госсекретарь.
        - Точно, Шурц, - кивнул президент. - Пусть арестуют всех людей этого Бишопа, которые еще находятся в САСШ, а вы предложите их выдать русским.
        - Господин президент, - ответил госсекретарь Эвертс, - как только я получил сведения об этом Бишопе, я сразу же поговорил и с генеральным прокурором и с министром внутренних дел. Дело в том, что вся банда Бишопа в полном составе выехала вместе с ним в Болгарию, где и была арестована русскими сразу после покушения. Так что арестовывать некого, а раз ни империя, ни Югороссия нам ничего не предъявили, значит, мы тут как бы ни при чем…
        - Так уж совсем и ни при чем? - резко откликнулся Хейс. - Россия поддержала нас во время Гражданской войны, а мы в ответ подложили им такую свинью. Русского императора убили американцы. Сейчас русские помнят только это. В их глазах мы грязные неотесанные янки, которые за добро платят злом. Так что придумайте что-нибудь, чем можно будет перебить такое грязное паблисити! А то там, в Константинополе, непонятно что творится! И зачем Семмс будет возвращаться, если там есть о чем говорить? - президент Хейс остановился посреди кабинета и нацелил в своего госсекретаря скрюченный палец: - A-а, я, кажется, все понял! Похоже, ваш Грант опять злоупотребляет алкоголем, вместо того чтобы заниматься тем делом, для которого мы его туда послали! Да, и ваш хваленый Фостер тоже вместе с ним! Алкоголь - это причина всех бед! Алкоголь - погибель Америки! Алкоголь - вестник Антихриста!

«Да, - уныло подумал Эвертс, - Бабушка Хейс во всей своей красе. Сейчас будет двухчасовая лекция на тему о вреде алкоголя и о необходимости перехода к сухому закону».
        Но через пару минут Хейс вдруг резко сменил тему:
        - Кто у нас сейчас послом в Петербурге?
        - Джордж Бокер, мистер президент, - ответил госсекретарь.
        - А, этот поэтишка… - Президент утомленно опустился в свое кресло. - Я же вам велел найти нового посла. Терпеть не могу этого эстета.
        - Мистер президент, - ответил госсекретарь Эвертс, - старый император, Александр Второй, просил нас его не трогать - у него с Бокером были очень хорошие отношения. Да и новый император за него вступился, еще будучи наследником престола.
        - Ладно, - махнул рукой президент Хейс, - пусть этот Бокер лично отправится в Константинополь и попробует хоть о чем-нибудь договориться с этими югороссами. Похоже, что это наш единственный шанс. Заодно пусть посмотрит, чем там занимается Грант, и какой такой договор они там вот-вот подпишут. И если там еще конь не валялся, пусть он гонит их поганой метлой от моего имени! Все, Эвертс, убирайтесь с глаз моих долой и начинайте действовать! И дайте сюда это дурацкое пресс-папье.

27 (15) августа 1877 года. Испания, Кадис
        Капитан Джордж Таунди Фулдэм

…Все как всегда:
        - Сеньор Фульям, где деньги за квартиру? И за ваших людей?
        Я достал из кармана несколько серебряных монет и отдал их дородной и усатой сеньоре Перес. Та смахнула их в карман передника толстыми сальными пальцами, с презрением взглянула на меня и ушла. А я со вздохом пересчитал остаток наличных капиталов.
        А оставалось их, увы, на месяц, максимум на два. И то если перейти на хлеб и воду. Похоже, придется наниматься на какой-нибудь корабль или боцманом, или вообще простым матросом. Можно, конечно, отказаться платить за своих ребят, но я не янки - эти ребята были со мной на «Самтере» до конца войны. А четверо служили и на «Алабаме», где я был помощником капитана. И выгнали их с «Марлборо» вместе со мной.
        Но обо всем по порядку. После того, как мой любимый Юг сложил оружие, наш «Самтер» - давно уже переименованный в «Гибралтар», но все еще исправно служивший Югу - вернулся в Ливерпуль, где и был продан новым хозяевам.
        Я же пошел служить к старому Бизли, который меня уже давно звал к себе капитаном одного из своих судов. А из моей команды почти все решили возвращаться на Юг. Лишь пятнадцать человек ушли со мной на «Марлборо». С тех пор один из них умер от холеры, двое перешли на другие суда, а дюжина до сих пор ходит со мной. Точнее, ходили…
        Год назад Бизли занемог, и его место занял его сын - Уильям Бизли по прозвищу «толстяк Билли». Если отец был достойным человеком, уважавшим южан и скрупулезно честным, то Билли сразу урезал жалованье команде и потребовал ввести телесные наказания по примеру живодеров из Ройял Нэви. Я отказался, пошел к его отцу, и все вернулось на круги своя. Но как оказалось, ненадолго.
        Месяца два с половиной назад наш «Марлборо» зашел в Гибралтар. Было это аккурат после разгрома британской эскадры у Афин. И как обычно, первым делом моряк, ступающий на твердую землю, идет в кабак. Не для того, чтобы выпить, а чтобы узнать и обсудить последние новости. В море газет нет. Главной новостью тогда и был тот позорный разгром Средиземноморской эскадры Ройял Нэви. Русские уделали хваленые британские броненосцы сразу, не дав им и рта раскрыть. Так что новость про утопление двумя русскими военными кораблями целой британской эскадры у Пирея обсуждалась всеми.
        Я, по своему обыкновению, не лез в разговоры о политике. Но один из моих ребят сказал англичанам, что негоже было нападать без причины на корабль под флагом русского наследника престола. После этого Бизли объявил мне, что если мы не покинем «Марлборо» в течение часа, он передаст нас местным властям по обвинению в антиправительственной агитации. Полагавшихся нам денег, естественно, не выплатили, и мы сошли на берег с тем, что у нас было в тощих кошельках.
        Гибралтар пришлось срочно покинуть - мы на дилижансе направились в близлежащий Кадис. Я рассчитывал получить место или капитана, или его помощника, или в крайнем случае - боцмана. Но испанцы от меня отворачивались, едва лишь я начинал разговор. А все из-за того, что я до того служил у англичан. К англичанам идти было опасно - кто знает, что им наговорил этот сволочной Билли. Немногие же американские суда не хотели брать на борт конфедератов, пусть даже и бывших.
        А тут еще пришла новость о том, что «Марлборо», пытаясь скрыться от русского патруля, разбился о скалы у Сицилии, и что при этом погибла почти вся команда. После чего на меня многие стали смотреть чуть ли не как на виновника этой трагедии, хотя меня там, конечно, уже не было. Говорил же я Билли, что его любимчик Давенпорт никудышный навигатор - а именно его он и сделал капитаном…
        Вот уже два месяца, как ходить по европейским морям под «Юнион Джеком» стало смертельно опасно. Русские объявили Британии так называемую тотальную морскую войну, и в этом нелегком деле к ним тут же присоединились все, кого когда-то обидели или ограбили обитатели Туманного Альбиона. Блокировали они с моря и Гибралтар. Мы еще вовремя оттуда убрались, потому что Испания тут же тоже закрыла сухопутную границу. Чтобы нас не загребли в тюрьму вместе с командами тех английских кораблей, которым не посчастливилось застрять в испанских портах, пришлось долго объяснять, что мы не англичане, и еще дать на лапу жандармам. Но обошлось…
        Сегодня, как обычно, я пошел в порт, чтобы попытать счастья и попробовать поговорить с капитанами вновь прибывших судов. И тут я увидел входящий в порт прекрасный корабль под российским торговым триколором. С русскими я дела никогда еще не имел. Но у них была репутация честных людей, и некоторые мои бывшие соратники давно уже ходили под их флагом.
        Корабль подошел ближе, бросил якорь, и тут я увидел горящие золотом буквы на его борту: «Алабама II».
        Я вздрогнул - отчего у русского корабля такое название? Тем временем от корабля отвалила шлюпка и пошла к пристани. В ней, вместе с несколькими иностранцами, наверное русскими, я увидел человека, которого никак уж не ожидал повстречать здесь - нашего любимого адмирала Рафаэля Семмса.
        Он тоже сразу узнал меня. И вот уже мы с ним сидим со стаканом белого вина в отдельном кабинете в лучшей харчевне этого порта.
        Адмирал первым делом спросил меня:
        - Джордж, хотел бы ты еще раз послужить нашему Отечеству?
        Я ответил, что отечество мое, увы, сейчас под властью проклятых янки.
        Адмирал побарабанил пальцами по столу, хитро посмотрел на меня и вдруг спросил:
        - Джордж, а если оно возродится?
        Я даже остолбенел от неожиданности и обалдевшими глазами уставился на адмирала - тот очень редко шутил, и никогда о таких важных вещах. Действительно, адмирал Семмс был вполне серьезен.
        - Сэр, за это я готов хоть сейчас отдать свою жизнь! - воскликнул я.
        - Жизнь отдавать не потребуется, - сказал адмирал. - Всех подробности я тебе пока, увы, рассказать не вправе. Скажу лишь, что у нас теперь появились друзья. Русские мало говорят, но когда они начинают действовать, то щепки летят во все стороны. Любимая их поговорка: «Кто не спрятался, я не виноват». И они согласны помочь нашему Югу освободиться от власти проклятых саквояжников.
        Я кивнул:
        - Кое-что я уже читал об этом в газетах. Ведь, кажется, именно ганфайтеры-янки убили в Софии русского императора. В недобрый для Севера час им пришла в голову мысль взяться за эту грязную работу.
        Адмирал опять загадочно усмехнулся:
        - Джордж, можешь считать, что ты уже в деле. Первым нашим шагом должно стать возрождение армии и флота. Вскоре после выхода из Кадиса, в Атлантике, мы поменяем русский флаг на звездно-полосатый матрас янки. И ты официально станешь капитаном «Алабамы». После этого мы пойдем на Чарльстон, куда прибудем в качестве обычного торгового судна.
        Но до того нужно будет высадить президента Дэвиса и генерала Форреста на одном из островов Северной Каролины. И, насколько я помню, те воды ты знаешь как свои пять пальцев.
        От волнения я вскочил из-за стола.
        - Сэр, у меня здесь есть еще дюжина ребят…
        - Садись, - сказал мне адмирал Семмс. - Это очень хорошо, что у тебя под рукой люди, которым можно доверять. Они и станут ядром новой команды, которую русские будут обучать обращению с новой техникой и новыми орудиями и новым методам ведения морской войны. Теперь же вот какой вопрос - что именно можно закупить в Кадисе для перепродажи в Чарльстоне? Мы ведь, формально пока еще, торговый корабль и нам не хочется терять такое прикрытие. Но предупреждаю, что места в трюмах у нас не так много. Так что груз должен быть компактным и дорогим.
        - Сэр, - ответил я, - тут один мой знакомый испанец привез партию отменного амонтильядо. Я уже подумывал о том, что если мне удалось бы устроиться на какой-нибудь корабль, то первым делом я посоветовал бы его хозяину купить это вино - качество отменное, да и цена разумная. В Америке такой товар оторвут с руками - и никаких подозрений ни у кого не возникнет.
        На следующее утро, после бункеровки и загрузки бочонков с вином, «Алабама II» взяла курс на юго-запад. Я стоял на мостике рядом с временным русским капитаном и смотрел на удаляющийся берег Испании. И только сейчас я впервые осознал, насколько круто и бесповоротно изменилась моя жизнь.

28 (16) августа 1877 года, утро.
        Константинополь, дворец Долмабахче
        Канцлер Югороссии Александр Васильевич Тамбовцев
        Прошло всего чуть больше двух недель после свадьбы Игоря Кукушкина и его чудесной испаночки. И вот у нас новая свадьба. На этот раз, прямо скажем, мирового масштаба. Узами брака сочетаются его высочество герцог Сергей Максимилианович Лейхтенбергский и наша прелестная журналистка Ирина Андреева. Тут уже не обойтись застольем на несколько десятков человек. Ведь это будет свадьба, считай, без пяти минут царя Болгарии. К тому же Серж не только внук императора Николая I, но и внук маршала Франции Евгения Богарне, пасынка самого Наполеона Бонапарта. Поэтому и гостей на эту свадьбу понаехало немало. Причем весьма и весьма знатных.
        Например, прикатили великий князь Черногории Никола Негоши и сербский великий князь Милан Обренович. В нашей истории сербский князь через пять лет начнет войну с Болгарией, будет разбит, отречется от престола в пользу своего сына Александра и сбежит в Париж. В этой истории, я думаю, ничего подобного не произойдет. Ну, хотя бы просто потому, что идти войной на Болгарию, которая находится «под крышей» Российской империи и Югороссии, было бы просто самоубийством. Хотя дураков в политике хватает, стоит только вспомнить наше время.
        Из ближайших соседей на свадьбу своего кузена приехала королева эллинов Ольга Константиновна. Сам король Георг не рискнул в столь сложное время надолго оставить престол. Зато с собой она прихватила четырех юных сыновей - девятилетнего Константина, восьмилетнего Георгия, семилетнего Александра и пятилетнего Николая. С Ириной Ольга Константиновна уже была немного знакома - в тот памятный день, когда у Пирея ракетный крейсер «Москва» в пух и прах разнес британскую эскадру адмирала Горнби, Ирина снимала это сражение с вертолета, а королева Ольга наблюдала его с берега. Уже на следующий день Ирина и Ольга познакомились поближе во время приема, организованного королем Георгом в честь победителей. И теперь та самая Ирина выходит замуж за кузена греческой королевы!
        Из своей резиденции в Анатолии приехал и эмир Ангоры Абдул-Гамид. Я видел, что ему не совсем приятен тот факт, что в его бывшем дворце по-хозяйски расположились те, кто не так давно изгнал его отсюда. Но как говорят мусульмане, на все воля Аллаха. И бывший султан сумел сдержать свои эмоции. С восточной витиеватостью он приветствовал Сержа Лейхтенбергского и его прекрасную невесту. При этом эмир взглядом знатока оценил стать и красоту нашей Ирочки, и, как мне показалось, даже вздохнул от зависти. Такая прелестная луноликая дева могла бы стать настоящей жемчужиной его гарема. Но как говорится, на этой свадьбе не ему сидеть на месте жениха…
        Из Бухареста приехал великий князь Румынии Кароль I. Он же Карл Эйтель Фридрих Людвиг фон Гогенцоллерн-Зигмаринген. Румыны были союзны России во время только что закончившейся войны, а потому Каролю оказаны все подобающие его титулу почести. Ну, а мне надо будет переговорить с ним насчет нашего дальнейшего сотрудничества в деле нефтедобычи и нефтепереработки. Тем более что господин Нобель находился в Константинополе и тоже приглашен на эту свадьбу.
        Из родственников Сержа были лишь его братья и сестры. От царской фамилии собирался приехать брат покойного царя великий князь Николай Николаевич. Но ему весьма прозрачно намекнули, что при этом он не должен брать в Константинополь свою метрессу - балерину Катерину Числову. Дамочка сия была весьма скандальной и «легкой на руку». Порой великий князь появлялся на публике с роскошным бланшем под глазом. Знакомые Николая Николаевича вздыхали - Катенька опять за что-то рассердилась на своего Низзи и надавала ему пощечин. Поэтому великий князь, по здравом размышлении, не рискнул один ехать на свадьбу племянника.
        Ну а родственники Сержа Лейхтенбергского оказались людьми воспитанными, и хлопот с ними было немного. Отец герцога умер еще четверть века назад, а мать, дочь императора Николая - в прошлом году. Старшая сестра Мария, приехавшая в Константинополь вместе с супругом Вильгельмом Баденским, представляла также и германского императора Вильгельма. Один из братьев жениха, Николай, уже шесть лет из-за слабого здоровья проживающий в Ницце, на свадьбу не приехал, прислав лишь письменное поздравление. А вот другой брат - Евгений, и сестра - тоже Евгения, приехали на свадьбу и сейчас с интересом рассматривали будущую супругу своего младшего брата. Евгения была замужем за герцогом Ольденбургским и славилась экстравагантными нарядами и весьма раскованным поведением. Впрочем, по всей видимости, заранее предупрежденная о соблюдении правил приличия императором Александром III, она вела себя тише воды ниже травы.
        А герцог Евгений Лейхтенбергский мне понравился. Это был лихой кавалерист, участвовавший пять лет назад в походе Хиву и получивший за храбрость, проявленную в боях с «халатниками», орден Святого Георгия IV степени. Перед самым началом этой войны он командовал 5-м гусарским Александрийским полком. Первым браком он женился в 1869 году на внучке великого Кутузова Долли Опочининой. Но счастье его было недолгим - молодая супруга умерла во время родов, оставив ему дочку Дарью. Эта девочка, пережив Первую мировую и Гражданскую войны, вернется в Советскую Россию из эмиграции, и в возрасте 67 лет будет расстреляна в 1937 году ежовским НКВД, якобы за связь с гестапо. Естественно, все эти подробности я не стал рассказывать брату Сержа Лейхтенбергского.
        Были также представители царствующих домов Европы, и даже сын персидского шаха Мохаммад-Али. Молодой и улыбчивый юноша в смешной, расшитой золотом восточной одежде, оказывается, неплохо говорил по-французски. После представления жениху и невесте, он с ходу прочитал на фарси какое-то цветистое стихотворение, восхваляющее красоту русской пери, и тут же довольно сносно перевел его на французский.
        Европейские королевские династии были представлены сыновьями и внуками правящих монархов. Из всех присутствующих меня заинтересовал лишь брат императора Австро-Венгрии эрцгерцог Карл Людвиг, который приехал вместе со своим четырнадцатилетним сыном Францем Фердинандом. Да-да, тем самым, убийство которого в Сараево стало поводом для начала Первой мировой войны. На Карла Людвига стоит обратить особое внимание. Ведь скорее всего, именно он взойдет на австро-венгерский трон, если выяснится, что Франц-Иосиф каким-то боком все-таки замешан в убийстве императора Александра II. Кронпринц Рудольф, сын императора Франца-Иосифа, еще молод - ему всего девятнадцать лет, и по законам Двуединой империи он считается несовершеннолетним.
        Были также представители итальянского королевского дома, испанского, португальского и Франсуа Орлеанский - один из Бурбонов, являющийся депутатом Национального собрания Франции. В общем, присутствовал весь европейский бомонд.
        Такое внимание к свадьбе герцога Лейхтенбергского и нашей Ирочки было вызвано тем, что в лице будущего болгарского монарха на Балканах вызрел новый центр силы, с которым вынуждены будут теперь считаться все государства Средиземноморья. И не только они. Все знают, что Серж - двоюродный дядя нынешнего русского императора, а его невеста - родственница одного из правителей Югороссии. Каюсь, это я распустил слух о том, что Ирочка - моя родственница. Она против этого не возражала, а быть в родстве с канцлером Югороссии - это престижно.
        Ну а сама свадьба была похожа на все свадьбы, только попышнее и поторжественнее, чем обычно. После венчания в храме Святой Софии все отправились снова во дворец Долмабахче, где в зале с огромной хрустальной люстрой были накрыты столы.
        Пир, что называется, был горой, гостей было несколько сотен, и развлекали их лучшие певцы и танцоры, приглашенные на свадебные торжества. Тут были и болгары, которые зажигательно отплясывали свое «хоро», и казачки, которые исполнили удалой танец, размахивая острыми шашками. Моряки с нашей эскадры станцевали «Яблочко». Гости были в восторге.
        Певцы, приехавшие со всех концов Европы, исполняли арии из популярных опер и серенады. Но всех затмил - во всяком случае, мне так показалось - наш Игорь Кукушкин, который был приглашен на эту свадьбу со своей молодой женой. Поначалу он немного робел в окружении знатных персон, но потом, выпив немного, расхрабрился. Взяв гитару, подаренную ему испанским послом, он вышел на середину зала и, сказав, что посвящает песню новобрачным, запел:
        Когда вода всемирного потопа
        Вернулась вновь в границы берегов,
        Из пены уходящего потока
        На берег тихо выбралась любовь
        И растворилась в воздухе до срока,
        А срока было сорок сороков.
        И чудаки - еще такие есть -
        Вдыхают полной грудью эту смесь.
        И ни наград не ждут, ни наказанья,
        И, думая, что дышат просто так,
        Они внезапно попадают в такт
        Такого же неровного дыханья…
        И мы, пришельцы из будущего, и люди XIX века - все затаив дыхание слушали балладу, посвященную тем, кто хотя бы раз в жизни испытал божественное чувство любви. Какие простые и в то же время удивительные слова:
        Но вспять безумцев не поворотить,
        Они уже согласны заплатить.
        Любой ценой - и жизнью бы рискнули,
        Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
        Волшебную невидимую нить,
        Которую меж ними протянули…
        А Игорь продолжал перебирать пальцами струны гитары и, с улыбкой глядя на свою ненаглядную Наденьку-Мерседес, пел:
        Свежий ветер избранных пьянил,
        С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
        Потому что если не любил,
        Значит, и не жил, и не дышал!
        После того, как замолк звон гитарных струн, еще секунд двадцать в зале царила тишина. Потом все взорвалось аплодисментами и криками «Браво!». Игорь поклонился жениху и невесте, сидевшим за отдельным столиком, и, бережно держа в руках гитару, отправился к своей супруге.
        Ну, а потом супруги Лейхтенбергские на свадебном вертолете - правда, без цветов и воздушных шариков - вылетели в Варну. Оттуда они отправятся в Софию, где и начнут обживать свое семейное гнездышко. А для меня началась самая горячая пора. Ведь гости, приехавшие в Константинополь, жаждали общения с человеком, который занимался внешней политикой Югороссии. То есть со мной. И пренебрегать таким общением было просто неразумно.